Жизнь Ноя пошла под откос еще до того, как из-за вспышки неизвестного вируса человечество оказалось на пороге исчезновения. Неожиданная встреча с давно потерянной сестрой заставляет героя столкнуться лицом к лицу с призраками прошлого и последствиями тяжелой зависимости. Путешествуя по вымершим дорогам когда-то цветущего мира, Ной пытается отыскать утраченную возлюбленную, попутно стараясь защититься от оживших мертвецов, пирующих на останках цивилизации маньяков и игр затуманенного разума...
Мертвец поднимался по склону так медленно, что казалось, будто он вовсе не движется. С каждым шаркающим, нетвердым шагом он становился лишь на несколько дюймов ближе к хижине. Иссохшее обнаженное тело во многих местах сгнило почти до кости. В каждом его движении сквозила немощь, которая у Ноя ассоциировалась с очень старыми и больными людьми. Хотя кто знает, в каком возрасте эта тварь приказала долго жить? Без сомнения, когда-то зомби был мужчиной. Гениталий у него не было: либо животные оторвали, либо другие ходячие мертвецы, но, даже несмотря на ветхость, мертвец отличался ростом и массивностью. Некогда этот человек наверняка обладал громадными мышцами и силой. Давным-давно. Теперь эту тварь мог бы свалить и сильный порыв ветра.
Ной сидел на верхней ступеньке крыльца и отрешенно жевал кусок вяленого мяса, наслаждаясь соленым вкусом. Его взгляд переместился с зомби на раскинувшуюся внизу долину и возвышающийся по другую сторону от реки, где он обычно рыбачил, горный хребет. Зима прошла, но некоторые самые высокие пики до сих пор покрывал снег.
Хижина Ноя стояла довольно низко, так что последний снег здесь растаял несколько недель назад, однако по ночам было еще довольно холодно, поэтому приходилось топить печь. «И придется еще недели две», — думал Ной. Сейчас, посреди дня, тепла хватало, чтобы комфортно сидеть на улице в джинсах и рубашке с коротким рукавом. До сих пор день казался чудесным, но вдруг смутное ощущение чего-то хорошего, с которым Ной проснулся, омрачила тьма, обычно царившая в его мыслях и чувствах. Радости давно стали редкостью, и теперь Ной жалел, что доверился хорошему настроению.
Он вновь переключил внимание на зомби, которому удалось одолеть очередную пару футов вверх по склону. Ной откусил еще один кусок мяса и стал неторопливо его пережевывать, наблюдая за неуклюжими движениями мертвеца. Зомби неумолимо приближался, и Ной уже мог уловить тихий скрип хрупких костей. Шансы зомби преодолеть оставшееся расстояние до хижины он расценивал как пятьдесят на пятьдесят. Берцовая или бедренная кость в любой момент могла с сухим щелчком переломиться, и тогда тварь кубарем скатилась бы вниз, чтобы уже никогда не встать. Но продолжила бы передвигаться ползком. Как же иначе. Всех мертвецов объединяла одна особенность: пока в них теплилась искра псевдожизни, они оставались рабами неослабевающего инстинкта.
Ной относился к этому с сочувствием. Нельзя винить зомби в том, что они зомби, как нельзя винить акул в том, что они акулы. Что есть, то есть, и инстинкт, толкающий их вперед, никогда не даст им покоя. Интересно, сколько эта тварь бродила по глуши в тщетных поисках теплой человеческой плоти? Судя по всему, очень долго. Мужчина, которым некогда был этот зомби, умер, должно быть, год или даже два назад. Сморщенные лоскутья плоти, все еще державшиеся на костях, навели Ноя на мысль, что зомби был в числе самых разложившихся мертвецов, которых ему удалось повидать. Хотя это мало о чем говорило.
Благодаря отцовской подготовке, Ной со своей семьей смог благополучно спрятаться в горах, когда весь остальной мир полетел в тартарары. Им не пришлось наблюдать худшие проявления хаоса, но потерь они все равно не избежали. Вскоре после переезда жертвой вируса стала его мать. Никто не знал, что она инфицирована: мать скрывала свое состояние. Ной не винил ее. В первые дни чумы никому не было известно, можно ли обратить клиническую смерть и последующее воскрешение вспять.
Оказалось, что нет.
Прошло почти шесть лет, но воспоминания о твари, в которую превратилась его мать вскоре после того, как последняя искорка жизни угасла в ее глазах, все еще преследовали Ноя во снах. Он держал ее за руку и пытался разговаривать с ней, когда она воскресла. И продолжал пытаться даже тогда, когда мать бросилась к его горлу. Если бы отец замешкался хотя бы на секунду, жизнь Ноя тоже оборвалась бы в тот день. Громкий хлопок выстрела и череп матери, разлетающийся на куски, были в числе многих других кошмаров, мучивших его по ночам.
Зомби приближался. К тому времени, как он добрался до вершины, Ной покончил с мясом, вытер рот тыльной стороной ладони, встал и, нахмурившись, присмотрелся к мертвецу. По ровной земле тот двигался быстрее. Ной надеялся, что зомби скатится вниз, но теперь стало очевидно, что придется разобраться с тварью.
Он зашел в хижину, оставив дверь открытой. Места внутри было немного: кухонька, две тесные спальни, погреб и гостиная, занимающая больше всего пространства. Ной пересек гостиную и задержался в кухне, где обнаружил оставленную утром на столе флягу. Сделав большой глоток теплой воды, Ной вздохнул, завинтил крышку и вышел наружу.
К тому времени зомби достиг середины поляны. Его глаза сгнили так же, как и плоть, но все равно складывалось ощущение, что они наблюдали за тем, как Ной спустился с крыльца и встал сбоку от хижины.
Из пня, который Ной использовал для рубки дров, торчал старый топор. Упершись ногой в край пня, Ной схватился за топорище и высвободил лезвие. Закинув топор на плечо, он вернулся на поляну и увидел, что зомби почти добрался до хижины.
В очередной раз тяжело вздохнув, Ной поднял топор, приблизился к зомби и приготовился к удару. Тварь повернулась к нему и обнажила почерневшие зубы. Из пасти с низким хрипом вырвалось прогорклое дыхание. Одна из особенностей зомби, которая загоняла Ноя в тупик, заключалась в том, что сердца у них не бились, но легкие продолжали тянуть воздух. Он не раз задавался вопросом: не разгадал ли какой-нибудь ученый, прячущийся в надежно защищенной лаборатории, хотя бы одну из многочисленных загадок этого вируса? Такое вполне могло произойти. Вот только не имело никакого значения. Мир рухнул, и никто не воспользуется новыми знаниями.
Зомби был менее чем в полудюжине футов от Ноя.
Тот крепко сжал рукоятку топора и замахнулся что было силы. Лезвие рассекло гнилой череп твари, мгновенно ее убив.
Первый увиденный им зомби как минимум за год.
И первый, которого он убил за последнюю пару лет.
Ной вернул топор на место, вогнав лезвие глубоко в пень. Теперь следовало избавиться от тела, но, в отличие от ситуации в первые дни чумы, можно было не спешить. Раньше появление одного зомби часто означало, что неподалеку бродят другие, и предосторожность не была лишней. В эти же дни в мире осталось настолько мало людей, что вероятность встретить кого-либо, как живого, так и мертвого, была ничтожно мала.
Поэтому вместо того, чтобы заняться мертвецом, Ной вернулся в хижину и посидел какое-то время за маленьким столиком в кухне. Он сделал несколько больших глотков из фляги и съел еще один кусок вяленого мяса, глядя в проем открытой двери и думая об ушедших временах.
В первый год после вспышки Ною часто приходилось избавляться от мертвых тварей. Немало других людей, таких же дальновидных, как его отец, перебрались в отдаленные имения в Туманных горах. Однако многие из них прибыли в свои горные убежища уже зараженными. В конце концов все они пали жертвами вируса, многие воскресли и отправились на поиски пищи. Разумеется, какая-то их часть забредала на отцовский участок. Некоторых Ной знал, когда они еще были живы, в основном знакомых отца, его товарищей по бизнесу, владевших участками по соседству.
Отец расправлялся с ними почти без видимых эмоций, будто это была всего лишь еще одна работа, неприятная, но необходимая. Оглядываясь назад, Ной всегда задавался вопросом, не притворялся ли его отец. Неужели он и впрямь ничего не чувствовал, когда расчленял тела своих бывших товарищей? Ведь он не раз преломлял с ними хлеб и выпивал, прежде чем мир канул в пропасть. Отец должен был что-нибудь чувствовать. Он был не роботом, а добрым и заботливым семьянином.
Но также он был не из тех, кто сторонится жизненных трудностей. Ной подозревал, что отец скрывал свое истинное отношение ко многим вещам, и делал он это, чтобы закалить своих детей, особенно Ноя, который, будучи молодым человеком, должен был приготовиться к жизни охотника-собирателя, как его предки когда-то.
По крайней мере, в этом отношении отец преуспел. Он умер несколько лет назад, по-видимому, и за это время Ной не раз применял то, чему отец его обучил. Он обслуживал все свои потребности без чьей-либо помощи. Стал опытным охотником и рыбаком. Приток реки оказался хорошим источником пищи, равно как и окружающие леса. К счастью, рыбы и дикие животные оказались невосприимчивы к вирусу, который стер большую часть населения с лица планеты.
Ной снова вышел наружу, схватил мертвеца за запястья и оттащил в лес. Мертвец оказался легким: сказывалось время и гниение. Ной с легкостью забрался с ним в глубь леса ярдов на пятьдесят. Решив, что этого достаточно, он бросил труп и пошел назад к хижине, но, не пройдя и пары футов, остановился как вкопанный.
Ной развернулся и вновь приблизился к телу. Встал над ним и, нахмурившись, уставился на высохшее, с впалыми щеками, лицо. Кожа сгнила настолько, что трудно было даже предположить, каким покойник был при жизни: уродливым или красивым, смуглым или белым? Теперь никто в целом свете не смог бы сказать, что это был за человек. Может быть, у него, приятного и добродушного мужчины, было много друзей и родных; или он жил затворником задолго до падения цивилизации. Теперь он стал пустым сосудом. Бездушной вещью. Не более того.
Хотя это было не совсем правдой. Сморщенная мертвая кожа, словно маска, скрывала реальную историю человека: он когда-то жил, смеялся и любил, как и многие другие люди. Лезвие топора, рассекшее череп, будто бы вновь обратило зомби в человека. Ной смотрел на мужчину, а не на монстра. Он вспомнил мать накануне и после воскрешения. Она не была чудовищем: как и этот несчастный, просто оказалась невинной жертвой проклятого вируса, лишившего ее жизни и человеческого облика.
Взгляд Ноя затуманили слезы.
Он не помнил, когда плакал в последний раз. Это были тихие слезы, без истерики и лишних эмоций. На последнее Ной уже не был способен, особенно сейчас, оплакивая человека, которого не знал. Для этого он был слишком закаленным, но в то же время его охватила искренняя скорбь по мертвецу. Он будто бы был в долгу перед ним: кроме Ноя, его уже никто не сможет оплакать.
Некоторое время спустя Ной вытер слезы и побрел обратно к хижине. С покойником он еще не закончил. Взяв лопату из сарая, стоящего позади хижины, он вернулся к трупу. Никто не потревожил тело, да другого Ной и не ожидал. Дикие животные никогда бы не позарились на настолько сгнившую плоть.
Он вогнал штык лопаты в землю и покачал черенок взад-вперед, пока не высвободил первый ком влажной земли. Недавно прошел дождь, так что работать было легко. Яма быстро увеличилась в размерах, как и гора земли рядом с ней. Ной работал усердно, пот градом катился с него, и мужчина не раз останавливался, чтобы утереть влажный лоб.
Будь рядом кто-нибудь еще, он бы поинтересовался у Ноя, зачем тот утруждает себя выкапыванием могилы для незнакомца. В конце концов, Ной никогда не делал для мертвых тварей ничего подобного. Сейчас он отчасти отдавал дань уважения мертвецу, но в основном просто коротал время: по большей части дни его были пусты и он с радостью брался за любое занятие. Хотя бы эти несколько минут у него была четкая и ясная цель.
Ной остановился, выкопав чуть меньше стандартных для могилы шести футов: решил, что этого будет достаточно. Он вылез из ямы и сбросил в нее труп. Засыпав могилу и похлопав по насыпи тыльной стороной штыка, Ной вернулся в хижину и умылся. Выполненная работа пробудила у него аппетит, поэтому он развел в кухонной печке огонь и стал готовить еду. Закончив, Ной вынес тарелку с мясом и овощами на крыльцо, сел на верхнюю ступеньку и стал есть в созерцательной тишине, глядя на долину и возвышающийся вдали горный хребет.
Как часто бывало, Ной размышлял о мире, недоступном его взору, лежавшем по ту сторону Туманных гор. Он пытался представить себе, каким тот мог бы быть, старательно отгоняя от себя картины хаоса и разрушений, которые транслировали по телевизору много лет назад. Какая-то часть его души жаждала вообразить мир обновленным. Он хотел верить, что вместо разобщенности люди наконец-то выбрали единение и справились с бедой.
Закончив есть, Ной поставил тарелку на крыльцо и посмотрел в огромное пустое небо. Долгие годы он не видел в нем ничего созданного человеческими руками.
Он смотрел долго.
Но небо оставалось пустым.
После встречи с зомби беспокойство не покидало Ноя до конца дня. Он тревожился сильнее, чем обычно, и боялся чего-то не вполне ясного, смутного. И это была не запоздалая реакция на вторжение мертвеца. Все-таки тот был настолько дряхлым, что не представлял для Ноя угрозы.
Нет, дело, скорее, в непредвиденном нарушении давно устоявшегося порядка. Вот уже много сотен дней ничего не происходило. Он оказался в полной изоляции. Без изменений и примечательных событий. Здоровым такое существование не назвать. Люди — животные социальные, им просто необходимо общение с себе подобными.
Ной не был исключением. Вынужденное отшельничество все чаще доводило его до отчаяния, и он даже подумывал покончить с собой. Ной так часто подносил дуло ружья к своему подбородку, что это стало своего рода ритуалом, но он так и не перешел черту и не нажал на спусковой крючок, несмотря на то, что не мог найти ни одной веской причины продолжать жить.
Он перестал проделывать эту штуку с ружьем, когда наконец понял, что у него мало шансов довести дело до конца, по крайней мере сейчас. Наверняка придет день, когда обстоятельства заставят его пересмотреть свое решение. Ной понимал, что, если проведет остаток своих дней здесь, на горе, старость или болезнь в конечном счете подтолкнут его переступить роковую черту. Подхвати Ной тяжелую болезнь, он не сможет облегчить свое состояние и единственным возможным решением будет выпустить себе в голову пулю крупного калибра.
Но пока он мирился со своим неторопливым и бесцветным существованием. Иногда, чтобы сохранить рассудок, Ной намеренно отвлекался от рутины, но в остальном его распорядок дня не менялся. В это время он обычно сидел в кресле-качалке и ждал заката. Иногда читал книгу, временами набивал трубку марихуаной и ловил кайф. Порой совмещал два этих занятия.
Большая часть книг из его библиотеки перекочевала к нему из соседних хижин. У него было много свободного времени, и Ной не особо привередничал в выборе материала для чтения. Из вылазок он возвращался с бестселлерами прошлых лет, биографиями, любовными романами и руководствами по самосовершенствованию. Последние, учитывая обстановку, вызывали у него горькую, ироничную улыбку.
С самой ценной литературной находкой он столкнулся в подвале домика на вершине соседнего пика: дюжина коробок, набитая старыми вестернами. Чтобы перетащить их к себе, понадобилось целых две недели, но оно того стоило. Он собрал столько книг, что потребность перечитывать старые отпала на многие годы.
Марихуану он также раздобыл во время особенно удачной вылазки. Десятки кустов обнаружились на территории домика неподалеку. При сложившихся обстоятельствах Ной не видел ничего плохого в том, чтобы перманентно находиться под кайфом. Неплохое занятие, чтобы занять время. Скрашивало одиночество, как и уход за растениями. Работа несложная, но умиротворяющая.
Однако сегодня ему не хотелось предаваться обычным развлечениям, особенно баловаться травкой. Кайф наверняка избавил бы его от смутной тревоги, но по причинам, уходящим далеко в прошлое, ему казалось чрезвычайно важным отказаться от искусственного облегчения этого чувства. Такого рода беспокойство сильно отличалось от привычной гнетущей скуки. Ной решил дать ему пространство для маневра и посмотреть, не направит ли оно поток его мыслей в новое, неожиданное русло.
Вероятность того, что ничего подобного не произойдет, была высока. Он полагал, что разочаруется в попытках открыть некую скрытую истину или столкнуться с озарением и сдастся, поддавшись искушению травкой, когда поймет, что подобное откровение не посетит его ни сегодня, ни в любой другой день. В действительности же все оказалось намного проще: скука была настолько велика, что любое отклонение от нормы вызывало у него желание придать событию более глубокий, чем тот, который оно имело на самом деле, смысл.
Но Ной еще не был готов отпустить свое необычное беспокойство.
Вместо того, чтобы сидеть на крыльце и смотреть, как солнце медленно ползет к горизонту, он вернулся в хижину, сел на диван в гостиной и хмуро уставился на большой телевизор, закрепленный на стене. Когда-то это устройство было чудом современных технологий, с потрясающим HD-экраном, но теперь оно превратилось в кусок хлама, напрасно занимающий место на стене. Местная электросеть давно вышла из строя. К счастью, в хижине находился мощный генератор, но топлива для него не было уже несколько лет, несмотря на то что отец Ноя сделал внушительные запасы в самом начале эпидемии.
В первые месяцы пребывания в горах альтернативный источник электричества позволял хотя бы иногда поддерживать иллюзию нормальности. Возможно догадываясь, что им нужно будет как-то отвлекаться, отец Ноя запас большую коллекцию фильмов на дисках Blue-ray. После смерти матери Ной вместе с сестрой посмотрели большую их часть. Они избегали новостных каналов, так как репортажи все больше напоминали фильм-катастрофу. Цивилизация клонилась к закату, и просмотр беспорядочно документированного конца света только удручал. Здесь, в горах, легко было представить, что ничего особенного там, на большой земле, не происходит.
Но потом все изменилось.
Кончился бензин. Они находили что-то, но топлива всегда не хватало. В конце концов остался только неприкосновенный запас в баке внедорожника.
Затем заболела сестра.
Все началось с приступов кашля, дальше — хуже. Ной помнил страх, который испытал, когда впервые увидел на губах у Обри кровь. Кровь служила симптомом чего-то серьезного. Это был не вирус зомби. К тому моменту они находились в горах уже несколько месяцев, и все это время Обри была защищена от контакта с мертвецами, но кровотечения не предвещали ничего хорошего, и вскоре они стали происходить все чаще. Всякий раз, когда Ной видел, как изо рта у Обри капает кровь, его охватывал ужас. В голове возникала картина страшного будущего, пропитанная мрачной неизбежностью.
Он знал, что произойдет: состояние сестры будет ухудшаться и домашнее лечение не принесет никаких плодов. В конце концов обезумевший от горя отец сделает что-нибудь отчаянное и непоправимое.
Ной оказался прав.
Отец посадил смертельно больную Обри во внедорожник и отправился в долину на поиски врача или еще работающей больницы. Ной хотел поехать с ними, но отец настоял, чтобы он остался. Все его внимание будет приковано к Обри, и он не сможет защищать обоих детей. Но к тому времени Ной уже не был ребенком. За его плечами остался первый год колледжа — первый год относительно взрослой жизни. Он пытался уговорить отца, объяснял, что они направляются в невероятно опасный мир, охваченный беспорядками. Им, черт возьми, непременно понадобится его помощь. Но эмоции Ноя лишь укрепили отца в его решении. Он оставил сына, охваченного горем, одного в хижине, затерянной в горах.
И с тех пор Ной их не видел.
Прошло уже больше пяти лет.
Ной встал с дивана, вышел на крыльцо и набил трубку. Желание извлечь из страха какую-либо пользу покинуло его, по крайней мере на какое-то время. Единственное, чего он сейчас хотел, — отвлечься от тяжелых воспоминаний. Сконцентрировавшись на этой цели, он сел в кресло-качалку и выкурил столько травки, сколько не выкуривал уже давно.
Когда несколько часов спустя Ной наконец разлепил веки, он обнаружил, что на долину опустилась ночь. Он по-прежнему сидел на крыльце в кресле-качалке. Видимо, отключился в какой-то момент. Пока Ной был без сознания, стеклянная трубка выскользнула из его пальцев — он потянулся и поднял ее с крыльца. На дне колбы еще оставалось немного травки, и в голове мелькнула мысль докурить ее. Вместо этого он сунул трубку в карман рубашки и, нахмурившись, уставился на темную поляну.
Ной редко позволял себе долго спать на улице. Отец сделал все, чтобы внедрить ему в голову простую мысль: в новом мире, где не работают привычные правила, крайне опасно оставаться открытым и незащищенным. Заснув на крыльце, он превратил себя в лакомую добычу не только для зомби и диких животных. Отец учил его, что человеческие существа могут быть куда более опасными противниками. Теперь, когда не существовало никакого закона, можно было убить или ограбить, не боясь понести заслуженное наказание.
Но Ной давно стал считать, что нападение человека в этих краях — крайне маловероятное событие. Он уже несколько лет не видел ни одной живой души. По первости, однако, Ной еще боялся подступающей ночи. Темнота давила на него, усиливая и без того невыносимое чувство изоляции. Он плохо спал, болезненно реагировал на каждый шорох вблизи хижины. Фантазия превращала любое самое безобидное животное, вынюхивающее что-нибудь в темноте, в коварного разбойника, крадущегося к хижине. Паранойя пошла на спад спустя год одинокой жизни, тем не менее настороженность никуда не делась.
Именно поэтому, выходя посидеть на крыльце по ночам, Ной почти всегда брал с собой ружье, но из-за незапланированной и продолжительной отключки теперь он был безоружен. Ной хотел было сходить за ружьем, но остался сидеть в кресле: он мысленно вернулся к сегодняшнему зомби и его тут же настиг слабый отголосок смутной тревоги.
Однако на этот раз он хотя бы понимал, почему так нервничает. Дело было не в какой-то ничтожной угрозе, которую представлял зомби, а, скорее, в разрушении иллюзии. В некотором смысле это было похоже на то, что он и остальные члены семьи испытали, когда не осталось бензина для генератора. Но новый сдвиг в восприятии был не таким резким и драматичным, как предыдущий.
Ной пробыл здесь, на горе, так долго, что жизнь, известная ему до катастрофы, казалась чем-то похожим на сон или, может, на историю, которую он придумал, чтобы не сойти с ума в одиночестве. Он отдавал себе отчет, что это неправда, но соблазн обставить все именно таким образом был силен, отчего поверить в обман представлялось вполне возможным. Его воспоминания о прежнем мире казались теперь ложью или сказками, до неузнаваемости искаженными вековыми пересказами. Возникавшие перед его глазами образы прошлого напоминали фрагменты фильма про инопланетный мир. До сегодняшнего дня Ной мог представить себе момент, возможно в недалеком будущем, когда утомленный разум утешит его, заставив поверить, что он всегда жил здесь, на горе, что старый мир на самом деле никогда не существовал.
Зомби все изменил.
Мертвец не только напомнил Ною о существовании старого мира, но и послужил свидетельством катастрофической гибели последнего. И это еще не все. Пусть цивилизация и прекратила существовать, но ее следы сохранились. Ной представлял пустые города, лежащие в руинах, темные небоскребы с выбитыми окнами, улицы, заваленные гниющими останками бесчисленных мертвецов.
Ной резко поднялся с кресла-качалки, решив, что ему нужно найти иной способ отвлечься от мрачных дум. Курить, особенно после того, как он отключился на крыльце, не хотелось, поэтому Ной собрался провести остаток ночи за чтением какого-нибудь вестерна при свете масляной лампы.
Он почти перешагнул порог своего дома, когда услышал звук, от которого сердце ушло в пятки. Ной схватился за дверной косяк, чтобы не упасть. Вспышка ужаса превзошла собой все, что он испытал за последние несколько лет. «Не позволяй страху парализовать тебя», — неоднократно втолковывал ему отец.
Ной попятился и повернулся лицом к темному лесу. Некоторое время он стоял в тишине и всматривался в черноту, ожидая снова услышать этот звук.
«Мне показалось, — сказал он себе. — Разум играет со мной по новым, еще более извращенным правилам».
Возможно, он был прав. Черт, да наверняка так оно и было, потому что звук, который услышал Ной — или который ему причудился, — был коротким всплеском смеха.
И этот мелодичный смех, казалось, принадлежал женщине. По крайней мере, он так решил. Но тишина затягивалась, и Ной все больше убеждался, что просто неверно истолковал крик животного. Самое логичное объяснение. Как ни старался, он не мог придумать ни одной правдоподобной причины, по которой девушка или молодая женщина могла вдруг оказаться рядом с его горной хижиной, спустя годы после того, как он в последний раз видел другого человека. И почему, черт возьми, она смеялась? Что тут вокруг могло быть такого смешного? Если только она не была безумна.
Ной вздрогнул.
Весьма «успокаивающая» мысль.
Ной не был экспертом в области психических заболеваний, но готов был поспорить, что любой одинокий человек, смеющийся ночью в лесу, — сумасшедший. А возможно, правда была намного более ужасной и это он начинал сходить с ума. Ной попытался прогнать эту нелепую мысль, но у него не получилось.
Звук повторился.
Ной вошел в хижину и запер дверь. Он заметался в темноте, натыкаясь на мебель, чтобы спешно закрыть окна и опустить жалюзи, затем зажег лампу и оставил ее у камина, где решил провести ночь: лучшей оборонительной позиции в случае нападения на дом было не найти. Забрав из кухни ружье и перетащив стул от стола к камину, Ной сел и положил оружие на колени.
Во второй раз звук был отчетливее. И ближе. Точно смех девушки или молодой женщины.
И в нем явно было что-то издевательское.
Ной уставился на дверь и стал ждать, что будет дальше.
Но ничего не произошло.
Неподвижно просидев больше часа, Ной занервничал. Минуты ползли мучительно медленно, и он уже начал сомневаться насчет того, что вообще что-то слышал. Ной подумывал выйти из хижины и осмотреться, только в этот раз с ружьем наперевес. Даже если там кто-то окажется, этот кто-то точно, прежде чем создавать неприятности, подумает дважды, увидев перед собой оружие. Несмотря на охвативший его страх, идея не казалась Ною такой уж бредовой. Сидеть в темноте ему надоело.
Тем не менее Ной остался на месте.
Он раздумывал над ситуацией. Тишина давила, сомнения одолевали все сильнее. Запираясь в хижине, Ной не сомневался, что звук издавал человек, но теперь стал задумываться, не был ли этот звук произведен животным или каким-нибудь насекомым. Возможно, травка еще действовала на мозг, искажая восприятие. Эта идея понравилась Ною больше всего, и он ухватился за нее. Лучше так, чем представлять таинственную персону, наблюдавшую за ним из леса, может быть, еще до того, как он проснулся.
Идея не выдерживала даже легкой критики. Травка, конечно, крепкая, но кайф не продержался бы так долго. С неохотой Ной признался себе, что звук не галлюцинация, вызванная марихуаной, но он не мог избавиться от мысли, что неправильно его интерпретировал. Многие животные в состоянии имитировать звуки, подражая людям. Это вполне мог быть какой-нибудь попугай, давным-давно, когда все полетело в тартарары, сбежавший из клетки и только сейчас добравшийся до этих мест.
Ной кивнул в ответ собственным мыслям.
Довольно правдоподобное объяснение того, что он слышал. Более рациональное, чем гипотеза о сумасшедшем, бродящем по лесу. Но была одна загвоздка: Ной не верил в то, что услышал попугая или какое-либо другое животное.
В лесу была девушка.
Хохочущая, психически неуравновешенная девушка. Неважно, как или почему она там оказалась, его страх был оправдан: ни один нормальный человек не объявил бы таким способом о своем присутствии. Правда, и понятие «нормальный» в последние годы стало более чем относительным, но все же этот язвительный смех вряд ли издавал психически здоровый человек. Девушка могла быть и безобидной, но лучше предположить обратное, пока не убедишься, что ошибся.
Ной просидел в абсолютной тишине еще какое-то время, возможно даже целый час.
Беспокойство усилилось.
Наконец, не в силах больше сидеть, он снял ботинки, поднялся со стула и медленно подкрался к окну возле двери. Ной не хотел, чтобы незнакомка услышала его шаги, если она успела подобраться к хижине. Выдохнув, он просунул пальцы между планками жалюзи и выглянул наружу.
На крыльце никого не было, и благодаря яркому лунному свету было видно, что поляна тоже пуста. Ной повертел головой из стороны в сторону, стараясь подробно разглядеть окружающую территорию. С ружьем в руках он обошел хижину, выглядывая из каждого окна, пока не убедился, что его посетительница не вышла из леса. Не было никого ни в саду за домом, ни возле колодца или поленницы. Он предположил, что гостья могла спрятаться за грудой дров, но решил не продолжать исследование. Осмотр окрестностей не выявил никаких признаков нависшей угрозы. Пока этого было достаточно.
Ной вернулся к стулу перед камином и снова сел.
Вскоре его веки начали смыкаться. Он еще какое-то время тщетно боролся с усталостью, но в конечном счете сдался, растянулся на полу и уснул, некрепко сжимая приклад ружья.
Открыв глаза, он с удивлением обнаружил, что проспал всю ночь. Лампа погасла, слабый утренний свет просачивался сквозь жалюзи, рассеивая полумрак гостиной. Лежа на боку, Ной уставился на входную дверь. В голове стоял туман, во рту пересохло так сильно, что он не мог сосредоточиться ни на чем другом. Только осознав, как долго он проспал, Ной резко сел и схватил ружье. Поднялся, быстро осмотрел хижину и выдохнул с облегчением, поняв, что за ночь внутрь никто не пробрался.
Со все еще бешено колотящимся сердцем, Ной сел, надел ботинки и отправился наружу.
На крыльце его ждала смеющаяся девушка.
Ной успел переступить порог, когда заметил, что она сидит в его кресле-качалке. Он тут же обругал себя за глупость и беспечность, потому что забыл проверить территорию вокруг хижины перед тем, как ее покинуть. Эта глупая ошибка могла стоить ему жизни.
Однако у девушки не было оружия, если только она его не скрывала. Судя по росту и хрупкому телосложению, физической угрозы от нее тоже не могло исходить. Быстрый осмотр поляны подтвердил, что гостья была одна. Это не оправдывало его беспечности, но потрясение от того, что рядом с ним, после стольких лет, есть еще одна живая душа, быстро смыло горечь допущенной оплошности.
Гостья передвинула кресло к краю крыльца и медленно в нем раскачивалась. Хотя Ной не видел ее лица, он был почему-то уверен, что она очень молода. Ее идеально прямые длинные черные волосы, без единой седой пряди, спускались на хрупкие плечи. Время шло, а девушка продолжала раскачиваться, не обращая на него никакого внимания, хотя слышала скрип открывшейся позади нее двери и тяжелую поступь хозяина хижины.
Ной уже несколько минут молча смотрел на нее, но так и не смог избавиться от шока. Ему было трудно убедить себя, что она настоящая, и он продолжал думать, что девушка вот-вот исчезнет, станет полупрозрачной и растворится, словно призрак из старых фильмов. Но этого не происходило, и Ной нахмурился, когда его стало беспокоить какое-то смутное чувство.
У него округлились глаза.
Ее волосы... в них было что-то знакомое.
Ной покачал головой: «Нет. Этого не может быть».
С трудом сглотнув, он, замешкавшись на мгновение, с усилием выдавил одно-единственное, едва слышное слово:
— Обри?
Ответом стал короткий смешок. Один в один тот, что он слышал накануне вечером.
Собравшись с духом, Ной приблизился к девушке. Встав в паре футов справа, всмотрелся в ее лицо. Сердце бешено заколотилось, когда он понял, что оказался прав.
Его сестра наконец вернулась домой.
— Обри... Я...
Она покачала головой, глядя прямо перед собой и, судя по всему, не испытывая желания обратить взгляд на брата.
— Да, это я, твоя милая сестра. Удивлен?
Ной и представить себе не мог более значительного преуменьшения. Он не знал, что сказать, хотя догадывался, что вопрос, скорее всего, риторический.
— Ты, наверное, хочешь знать, где я была все это время, чем занималась.
Ной опять растерялся и промолчал. Чувства бурлили, и он никак не мог взять себя в руки. Столько лет он считал, что она погибла, теперь ему следовало радоваться неожиданному воссоединению, вопить от счастья, схватить ее и обнять так крепко, чтобы у нее захватило дыхание. На деле же он смутился и совсем не хотел ее касаться.
Обри снова рассмеялась. На этот раз в ее смехе было что-то гадкое.
— Ты так и не пошел искать нас с папой.
— Это нечестно, Обри. Я понятия не имел, где искать, ни черта не знал, куда папа тебя повез. Да я был уверен, что вы оба мертвы.
Она хмыкнула.
— Ты говорил себе это, чтобы спокойно спать по ночам?
— Но это правда.
Наконец она обратила на него взгляд. Светло-голубые глаза глубоко запали, болезненная бледность выдавала человека, давно не видевшего солнечного света. Одета Обри была в старое черное платье, видавшее лучшие времена, и ветхие грязные кроссовки. Некоторые швы на сильно потрепанном платье начали расходиться.
— Мне все равно, и я здесь не для того, чтобы с тобой спорить. Просто хотела вернуться и посмотреть, здесь ли ты еще. Поскольку, если б ты умер или типа того, я бы тебя простила. Но ты выглядишь вполне здоровым, Ной.
Ной почувствовал, как по щеке у него скатилась слеза.
— Обри...
— Не плачь по мне, братец. Теперь, когда я знаю, что ты жив, я буду двигаться дальше. Может, мы еще увидимся, а может, и нет. — Ее взгляд скользнул по пустой поляне. — Скорее всего, нет.
— Тебе лучше остаться со мной.
Обри покачала головой:
— Нет. Ты не захочешь, поверь мне. Однажды ночью я могу убить тебя, пока ты будешь спать.
Они оба молчали несколько минут, наблюдая за тем, как восход окрашивает долину в яркие цвета. Несмотря на заявленное намерение двигаться дальше, Обри оставалась в кресле. В это утро Ною было не до великолепия природы. Жестокие слова сестры смели все его смятение. Из глаз лились слезы, чувство вины терзало сердце.
— Прости. Ты права. Я должен был пойти искать тебя.
Она кивнула:
— Да. Должен был.
— Хотя бы расскажи мне, что с тобой случилось. Папа...
Он замолчал, проглотив остаток фразы.
— Да. Он умер спустя час после того, как ты в последний раз его видел.
Обри произнесла это холодным, совершенно бесчувственным тоном. Ее взгляд был отрешенным, будто мыслями она находилась где-то далеко. Ною впервые захотелось коснуться сестры, как-то ее утешить, но он не стал этого делать, зная, что подобный жест будет нежеланным.
— Из гор мы выбрались очень быстро. Папа несся по пустой дороге как сумасшедший. Но шоссе отсюда до Ноксвилла — совершенно другое дело. Хаос. Бесконечная пробка из разбитых машин. И орды гребаных мертвецов.
Ной покачал головой. Почти так он себе это и представлял.
— Вам следовало вернуться.
— Мы не должны были уезжать, но папу было не переубедить. Он сделал бы все что угодно, чтобы я поправилась. – Едва заметная улыбка коснулась уголков ее губ и тут же исчезла. – Мы проехали пару миль сквозь этот ад, а потом какой-то тип в патрульной машине перегородил нам дорогу. Мы думали, что он собирается помочь, но на самом деле он просто хотел добраться до меня.
В сердце Ноя закрался страх.
— Тебе не обязательно рассказывать.
— Но я хочу рассказать. Хочу, чтобы ты знал, что происходило со мной все эти годы, пока ты наслаждался тихой жизнью в горах.
Ной с трудом сдержал горький смешок. Это были годы сокрушительного одиночества. Он гадал, что подумает Обри, если он попытается рассказать ей о своей полной отчаяния жизни в изоляции. Испытает ли она хоть что-нибудь, кроме гнева и ненависти? Что, если он расскажет ей, сколько раз собирался покончить жизнь самоубийством? Может, тогда она проявит хоть каплю сочувствия? Но Ной подавил желание возразить сестре. Он понимал, что укоренившаяся в ней обида — серьезная помеха логическому восприятию.
Ной ждал, что Обри продолжит, но она молчала. Он взглянул на нее и увидел, что сестра выжидающе смотрит на него, будто надеясь, что сейчас он начнет с ней спорить. Стоило их взглядам встретиться, как ее лицо посуровело.
— Неужели тебе нечего сказать?
— Есть. Много чего. Но ты не станешь слушать.
— Ты прав. Не стану. После нескольких лет, проведенных в подвале извращенца, мне неинтересно, что ты можешь рассказать.
Ной отвел взгляд, больше не в силах смотреть ей в глаза.
— Правильно, отвернись. Ты не должен смотреть на меня, если в тебе осталась хоть капля совести. До того, как наступил конец света, этот извращенец работал копом, потому с легкостью выманил папу из машины. Больной урод продолжал носить форму. Он убил папу и забрал меня. Сопротивляться я не могла. Он запер меня в подвале и скормил мне целую кучу антибиотиков. Мне стало лучше, но вскоре я пожалела, что не умерла.
Ной выдохнул и вымолвил едва слышно:
— Мне очень жаль.
Обри фыркнула:
— Извинения не принимаются. Конечно же, он меня насиловал. Столько раз, что я сбилась со счета. Обрюхатил меня, и я родила. Он убил младенца, едва тот из меня вылез. А я плакала, валялась на грязном полу у ублюдка в ногах и умоляла отдать мне ребенка, потому что того требовали инстинкты. Он только посмеялся надо мной и выкинул труп младенца в лес.
Ной поморщился:
— Господи.
— Господь тут ни при чем.
Обри поднялась с кресла-качалки и сошла с крыльца, встав перед Ноем и уперев руки в бока.
— Все это время лишь одно не давало мне свихнуться окончательно. Вера в то, что ты меня ищешь, что однажды ты освободишь меня. — Рот Обри перекосился от едкой, пропитавшей всю ее суть горечи. — Но ты даже не пытался, верно?
Ной наконец собрался с силами и возразил:
— Я не знал, что с тобой случилось, не знал даже, где тебя искать. Ты должна понимать это. Ты могла находиться где угодно.
Обри еще сильнее скривила рот.
— Мне насрать на твои оправдания, братец. Я положилась на тебя, а ты меня подвел. Точка. Но знаешь что? Пару месяцев назад мистер Насильник умер. Сердечный приступ или вроде того. А я осталась сидеть на цепи, в подвале. Я бы тоже умерла, если бы не пришел Ник и не освободил меня.
Ной нахмурился:
— Что за Ник?
— Мой друг, который держит тебя на мушке, пока мы с тобой разговариваем.
Ной уставился на нее в изумлении.
— Что?
— Ты слышал.
Ной резко повернул голову вправо, всматриваясь в ряд деревьев на краю поляны. Смех, который он слышал накануне вечером, донесся оттуда. Ник вполне мог засесть где-то там, если Обри его не выдумала.
— Выглядишь напуганным. Отлично.
Ной проглотил комок в горле и снова перевел взгляд на сестру.
— Так ты вернулась, чтобы убить меня.
Обри пожала плечами:
— Ник просто защищает меня. Пока что. Я попросила его подождать там, чтобы мы могли поговорить наедине.
— Откуда мне знать, что этот Ник существует на самом деле?
Обри подняла указательный палец по направлению к небу. Громкий выстрел заставил Ноя вздрогнуть. Пуля крупного калибра ударила в край опорной балки в конце крыльца, выбив фонтан щепок.
Ной ахнул.
— Срань господня!
— Сигнал для предупредительного выстрела, если ты не понял. – Обри опустила руку и улыбнулась. – Теперь я уйду, Ной. Я сделала, что хотела. Теперь ты знаешь, как навредил мне. Надеюсь, мы никогда больше не увидимся, потому что я не могу гарантировать, что при следующей нашей встрече не попрошу Ника тебя убить. Хочешь совет? Продолжай торчать здесь и даже не думай уезжать.
Прежде чем Ной смог что-нибудь ответить, Обри повернулась и направилась в сторону леса. Вскоре она исчезла за деревьями. Ной еще долго смотрел ей вслед. Мысли путались, эмоции смешались. Теперь, когда Обри скрылась из виду, Ною казалось, будто все это ему приснилось, что этого разговора на самом деле не было.
Впечатление усилилось, когда он вспомнил о ярких, жутких кошмарах, что снились ему на протяжении месяцев после исчезновения отца и сестры. Обычно они были полны дурных предзнаменований и фокусировались на неожиданном возвращении отца и Обри. Иногда родные приходили в виде зомби, временами — в виде призраков, но были сны, которые начинались нормально, а потом превращались в кошмары. Все это время Ной думал, что разум играет с ним в злую игру.
Теперь ему очень сильно захотелось, чтобы утреннее откровение оказалось тем самым кошмаром. Чтобы Обри, как он и предполагал, умерла где-то там, в большом мире, много лет назад.
Остаток дня Ной провел в хижине и выбирался наружу, лишь когда ему нужно было сходить в туалет. Он несколько часов просидел на диване, курил травку и пялился на экран мертвого телевизора. Мысли по большей части были смутными, и Ной не мог сконцентрироваться. Время от времени он вспоминал колкости Обри, но пропускал их мимо, не уделяя им особого внимания. Буря собиралась глубоко внутри, поднимая вихри тревожных вопросов, с которыми, несомненно, ему предстояло столкнуться в будущем. С помощью травки Ной временно не давал им всплыть на поверхность.
Сперва он решил, что прячется из-за депрессии: он давно считал сестру мертвой, а оказалось, что она жива, да еще и ненавидит его. Позже, отложив трубку и прочистив голову, он понял, что основной причиной тревоги был страх. Ной снова и снова проигрывал в голове хлопок выстрела и звук, с которым пуля вырвала кусок опорной балки. Несмотря на то, что сестра обещала оставить его в живых, если он не покинет территорию хижины, Ной не мог избавиться от чувства тревоги.
Обри сильно изменилась. Место милой девочки-подростка заняла злая и мстительная женщина. Ной решил, что в ее сердце, в том месте, где хранился его образ, не осталось ничего, кроме черноты. Он попытался представить, как со временем она меняется, смягчается, отпускает свой гнев, но не смог. Гораздо проще было представить мужчину по имени Ник, возвращающегося в лес, чтобы сделать очередной выстрел.
На следующий день страх поутих. Ной много времени провел на крыльце. Так себя проявляла его бунтующая часть, после того как он целый день просидел в хижине, дрожа, подобно испуганному зверю. Но страх его не покинул. Несколько раз возникало острое желание вернуться внутрь и запереть дверь. Ной пересиливал его и старался выглядеть беспечным и равнодушным для любого, кто мог за ним следить.
Однако позже он решил, что пришло время заняться делами. Ной поработал в саду, набрал воды из колодца в несколько пластиковых канистр из-под молока, отнес их в кухню и поставил в холодильник, который без электричества служил большим и удобным шкафом или кладовой. Проверив запасы еды, Ной понял, что скоро придется идти на охоту.
На висевшей в хижине книжной полке находилось несколько книг о жизни без удобств цивилизации, которые собрал отец. Ной прочел их от корки до корки, научился искусству копчения и засолки мяса. Эти навыки, как и уроки отца, пригодились ему в годы одиночества. Он гордился собой, применяя знания и вкушая плоды своих трудов. Конечно, работу облегчали найденные в соседних хижинах необходимые материалы.
Идея отправиться на охоту нравилась Ною не только потому, что нужно было пополнить запасы: он смог бы отвлечься от тревожащих его размышлений. Мысли о еде и предстоящей вылазке спровоцировали чувство голода, поэтому Ной открыл холодильник, достал контейнер с вяленым мясом и отрезал длинный тонкий кусок. Он только-только приступил к трапезе, когда услышал стук в дверь.
Отложив мясо в сторону, Ной взял ружье и подошел к окну возле двери. На крыльце стоял высокий, крепкий мужчина, с густой бородой и косматыми жирными волосами. Он был одет в потертую военную форму, а на плече у него висел карабин. На правом бицепсе виднелась татуировка, но она была слишком блеклой, чтобы различить детали. Должно быть, это Ник. Появление второго живого человека казалось чем-то нереальным после долгого времени, проведенного в одиночестве, и Ной разглядывал мужчину несколько секунд, словно необычного дикого зверя, но потом вспомнил, что этот человек стрелял в его хижину, и ярость накатила на него волной.
Он отпер дверь и, резко распахнув ее, направил дуло ружья прямо в лицо мужчине.
— Какого хрена тебе надо?
Как ни странно, мужчина и бровью не повел: ни страха, ни гнева, несмотря на то, что перед его глазами застыло дуло ружья.
— Пожалуйста, опусти оружие, сынок. Я тебя не трону. Просто хочу поговорить.
— Черта с два. Ты должен убраться с моей территории. — Ной слегка дернул подбородком в сторону. — Давай, мужик, вали отсюда на хрен.
Мужчина издал тяжелый вздох, прекрасно дополнивший его усталый вид.
— Я действительно пришел поговорить. Послушай, если б я хотел тебя убить, ты был бы уже мертв. Знаю, у тебя нет причин доверять мне. Я понимаю. Но я здесь потому, что твоя сестра хочет, чтобы я передал сообщение.
— Отлично. Выкладывай и проваливай.
Мужчина снова устало вздохнул.
— Нам правда нужно сесть и поговорить. Поверь, я не опасен, чего нельзя сказать о твоей сестре. Нам нужно поговорить о ней и том, что будет дальше. Я отложу оружие, если тебе так будет спокойнее.
Прежде чем Ной успел ответить, посетитель снял с плеча карабин и прислонил его к перилам крыльца. Затем снял с себя пояс для инструментов и опустил на кресло-качалку, задрал штанину выцветших военных брюк, вытащил из кобуры на лодыжке пистолет и положил его на кресло рядом с поясом.
— Вот, — сказал мужчина, закончив разоружаться. — Теперь я беззащитен. Можем цивилизованно поговорить?
Какое-то время Ной пристально смотрел на него сквозь прицел, все еще не доверяя незнакомцу и сомневаясь по поводу его истинных намерений, но то, насколько спокойно держался мужчина, несмотря на явную враждебность хозяина хижины, в конце концов заставило Ноя изменить свое мнение. Возможно, Ник был мастером обмана и собирался нанести внезапный удар в тот момент, когда Ной потеряет бдительность, но это было маловероятно. К тому же Ною было любопытно услышать другую точку зрения относительно душевного состояния его сестры.
Он опустил ружье и жестом пригласил мужчину войти.
— Садись за стол.
Мужчина кивнул. Он первым вошел в кухню и сел на указанное место.
Ной разместился напротив и положил ружье на колени, сохраняя невозмутимое выражение лица. Он снова оценивающе посмотрел на друга Обри, уделив особое внимание его потрепанной зеленой безрукавке. Спереди была изображена аббревиатура USMC[1]. Футболка и камуфляжные брюки сидели на Нике свободно: Ною показалось, что они как минимум на размер больше, чем полагалось.
— Ты правда служил в морской пехоте или снял форму с трупа?
Мужчина повернул руку и продемонстрировал Ною старую, выцветшую татуировку на правом бицепсе. Символ морпехов: земной шар, орел и якорь.
— Удовлетворен?
Ной пожал плечами:
— Вполне. Какой смысл набивать татуировку морпехов, если не имеешь к ним никакого отношения? Но мне интересно: зачем спустя столько лет продолжать носить форму?
— В этом мире мужчине нужны любые преимущества, которые он только может получить. Даже спустя столько времени военная форма предполагает власть, а люди рефлекторно подчиняются власти, хотят они этого или нет. Форма помогает, уж поверь, даже если висит на мне мешком. — Его губ на мгновение коснулась усталая улыбка. — Все из-за апокалиптической диеты. Теперь давай поговорим о твоей сестре.
Ной вновь пожал плечами:
— Хорошо. Но сперва как насчет того, чтобы выпить?
— Что именно?
— Бурбон.
— Пойдет.
Ной встал и поставил ружье в угол у задней двери. Открыв буфет, он извлек наружу два стакана и бутылку «Мэйкерс Марк». Среди содержимого верхней полки было из чего выбрать. Еще больше, гораздо больше, выбор был в подвале — трофеи из заброшенных хижин. Ной перетащил выпивку к себе несколько лет назад, поддавшись импульсивному желанию сделать запасы, несмотря на то, что бросил пить еще до апокалипсиса.
Даже после столь длительного воздержания он по-прежнему боялся сорваться, опасался возвращения старых проблем. Конечно, большая их часть основывалась на обстоятельствах старого мира, которые давным-давно перестали существовать. К тому же в нынешней ситуации без бутылки виски, вещи, понятной ему на подсознательном уровне, было не разобраться.
Ной плеснул в каждый стакан на два пальца, поставил бутылку в центр стола и сел на свое место.
Мужчина поднял стакан и сделал маленький глоток.
— Хорошая штука. Спасибо.
— Пожалуйста.
— Кстати, я Ник.
Ной кивнул:
— Мое-то имя тебе известно.
Ник глотнул еще.
— Ага, ты Ной. Последние пару месяцев я много о тебе слышал.
Ной поморщился:
— Могу представить.
— Давай-ка проясним кое-что, — сказал Ник, подаваясь вперед и упираясь локтями в край стола. — Ее гнев несправедлив и не к месту, я понимаю. Ты не смог бы помочь ей, ясно как день, и мы оба знаем это, но твоя сестра... — Ник пожал плечами. — Слушай, я не собираюсь причинять тебе вред. Если бы Обри попросила убить тебя, я бы не стал этого делать. Предупредительный выстрел был блефом, чтобы ее успокоить. Черт, мужик, будь моя воля, мы бы стали друзьями и распивали время от времени твой бурбон.
Какое-то время Ной переваривал услышанное, затем сказал:
— Но не тебе решать.
Ник покачал головой:
— Не мне.
Ной махом допил бурбон и налил еще.
— Почему у меня такое чувство, будто сообщение Обри — это какой-то ультиматум?
— Она хочет, чтобы ты ушел. Неважно куда, просто как можно дальше отсюда.
— Вчера она говорила совсем другое.
Ник болезненно скривился.
— Думаю, личная встреча разозлила ее еще больше. Ей понравилась обстановочка твоего дома, и она хочет забрать его себе.
— Я много работал, чтобы сделать это место таким. У нее нет на него никаких прав.
— Я согласен, сынок. — Ник отодвинулся от стола и сложил руки на груди. — Было бы справедливо поделиться с нами частью добра. В конце концов, тебе больше повезло с местностью, припасами и их накоплением. Уверен, ты из порядочных и, вполне возможно, согласишься с этим. Проблема в том, что Обри не хочет делиться. И как я уже сказал, трогать тебя я не буду, но и не смогу помешать ей, если она возьмет дело в свои руки.
— Ты правда думаешь, что она может убить меня? Родного брата?
Лицо Ника помрачнело.
— Думаю, может, ага.
Ной надолго замолчал, затем взял стакан с виски, поставил себе на колено и, прищурившись, вгляделся в янтарную жидкость, словно в ней были скрыты ответы на все его вопросы. Улыбка тронула его губы, и он рассмеялся. Ной смотрел в стакан, пока не заметил, что идеально спокойная маска на лице Ника дала трещину.
— Что смешного, парень?
Ной оторвал взгляд от стакана.
— Кем ты приходишься моей сестре, Ник? Кем именно? Просто доброжелательным попутчиком и защитником или еще и трахаешь ее?
Уголок рта Ника дернулся, глаза превратились в щелки, впервые намекнув, что их обладатель может быть по-настоящему опасен.
— Следи за языком, сынок.
Лицо Ноя посуровело.
— Тебе где-то за сорок? А Обри всего двадцать один. Да, я помню день ее рождения, потому что я ее плоть и кровь, черт возьми. Мы связаны, неразрывно, и неважно, что она там думает. Ты просто старый хищник, который пользуется ею, потому что она думает, что у нее нет выбора.
Ник резко встал из-за стола и уставился на Ноя. Его подбородок дрожал, ноздри раздувались от гнева. Казалось, он вот-вот взорвется, но вместо этого Ник выдохнул и покачал головой.
— Ты расстроен, но я не позволю тебе втянуть меня в то, о чем я потом буду сожалеть. Ты не ошибаешься насчет наших отношений, Ной, но я не хищник. Плевать, веришь ты мне или нет. Мир очень сильно изменился, ни у кого из нас больше не осталось выбора. Обри хочет, чтобы ты ушел отсюда до завтрашнего заката. На твоем месте я бы не искушал судьбу.
Сказав это, бывший морпех развернулся и вышел из хижины.
Пару часов спустя бутылка «Мэйкерс Марк» почти опустела: так сильно Ной уже очень давно не напивался. Он сидел за кухонным столом, прокручивал в голове разговор с посланником Обри и с каждым выпитым стаканом бурбона становился все злее, при этом прекрасно понимая, что совершает ошибку. Если он пил, когда злился, все всегда заканчивалось плохо, иногда даже полной катастрофой, но Ной не мог остановиться. Закипающая внутри ярость требовала алкоголя.
Когда он решил, что больше в него не влезет, на дне бутылки оставалась едва заметная полоска янтарной жидкости. Так мало. Ной даже подумывал допить бурбон, хотя тошнота уже подступала к горлу.
Вместо этого он решил, что пришло время для разнообразия поступить разумно и вздремнуть на диване. Когда в голове прояснится, можно будет глубоко и вдумчиво поразмышлять над ультиматумом Обри. Может, даже получится придумать способ задобрить ее и остаться на горе. Но сейчас, пока голова идет кругом, это не удастся сделать.
Стоило подняться на ноги, как весь мир завертелся. Пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть. И когда голова вроде бы перестала кружиться, вдруг накатила тошнота. Желудок сжался, к горлу подступила желчь. Ной поперхнулся, бросился к задней двери, рванул ее на себя, вывалился в сад и рухнул на колени. Тугая струя рвоты окатила ровную грядку с помидорами.
Спазмы продолжались даже после того, как в желудке ничего не осталось. Когда они наконец закончились, Ной упал на бок, раздавив несколько кустов. Переведя дух, он лег на спину и поднес к глазам ладонь, влажную от томатного сока и покрытую комьями земли. Поморщившись, он с сожалением подумал о том, что устроил беспорядок в собственном огороде.
Попытка встать окончилась неудачей. Веки отяжелели, и Ной понял, что сил на то, чтобы подняться, у него не осталось. Вздохнув, он уронил голову на землю и закрыл глаза. Сознание вернулось к нему спустя примерно час, и, все еще чувствуя опьянение, Ной испытал острое желание вздремнуть в более удобном месте. На этот раз встать удалось, и он побрел в сторону хижины, зашел внутрь и захлопнул за собой дверь, не заметив, что та, отскочив от косяка, осталась приоткрытой. Шатаясь, Ной добрался до дивана в гостиной и рухнул на него. Спустя мгновение он вновь впал в бессознательное состояние и пробыл в нем до заката.
Когда Ной открыл глаза, в хижине стоял полумрак, но естественного освещения все еще хватало на то, чтобы рассмотреть окружение. Он сел, застонав. В голове гудело, и Ной не сразу вспомнил, почему так напился, но вскоре все встало на свои места, и он покачал головой.
— Черт.
Ной злился на себя. Да, было вполне естественно, что он расстроился после разговора с Ником, но пьянство не выход. И никогда им не было. Конец света не изменил этого факта. К тому же годы воздержания сделали Ноя чувствительным к алкоголю. Бывали времена, когда порция и вдвое больше выпитого накануне не могла свалить его с ног. Ною удалось бы вернуться в состояние былой устойчивости к выпивке, продолжай он потворствовать своего пагубной привычке, но это была очень плохая идея по целому ряду причин.
Помывшись и переодевшись, Ной затопил печь и поставил кофейник. Кофе он пил не часто, экономя запасы. Хранил его для особых случаев. Таких, как сейчас. Пока вода закипала, он закрыл заднюю дверь и немного прибрался.
Ной вышел на крыльцо с чашкой кофе в руках и уселся в кресло-качалку, обратив взгляд на поляну. Небо продолжало темнеть, и он был этому только рад. В голове уже не так сильно гудело, но яркого света Ной бы не вынес.
Потягивая кофе, он рассеянно перебирал варианты. Чашка наполовину опустела к тому моменту, когда вдруг откуда-то возникла пугающая мысль. Он даже не поверил, что она зародилась в его собственном мозгу: настолько мысль казалось чуждой и отталкивающей. Гримаса отвращения еще некоторое время не покидала его лица.
Ной всегда считал себя порядочным человеком. Он не был тряпкой, но и черствым, хладнокровным психопатом не являлся. Несмотря на длительную изоляцию, Ной оставался цивилизованным человеком с твердой позицией, от которой и не думал отступать.
И все же он оказался в сложной ситуации из-за несправедливых, капризных желаний других людей. К тому же разве они не подписывают ему смертный приговор, изгоняя с горы? Ной знал, как выжить здесь, в упорядоченном мирке, который он сам для себя создал, но там, в мертвом небытии, все по-другому. Конечно, необязательно выходить в большой мир. Можно найти достойное убежище в другой части Туманных гор, настолько далеко, чтобы ни при каких обстоятельствах не пересекаться с Обри и Ником. Но для Ноя разницы не было. Придется начинать заново на абсолютно незнакомой территории.
Однако был один простой выход. Очень простой.
Убить их.
Выследить сегодня ночью, до наступления часа икс. Найти их лагерь и перерезать Обри и Нику глотки, пока они спят. Или пустить по пуле в голову, если будут бодрствовать. Один безжалостный поступок — и все проблемы решены. Если не считать того, что ему придется мучиться от угрызений совести всю оставшуюся жизнь.
Ной посмотрел на темнеющее небо и почувствовал, как внутрь закрадывается холодок.
Он сидел в кресле-качалке, пока на долину не опустилась тьма. Его одолевали тревожные мысли.
На протяжении ночи Ною становилось все хуже и хуже. К тому времени, как он отнес в подвал масляную лампу, Ной уже несколько часов пребывал в состоянии глубокого уныния, но каким-то образом ему удалось удержаться от соблазна вновь приложиться к бутылке. В прошлом, когда у него были проблемы с алкоголем, накатывающее мрачное настроение подавляло почти любое сопротивление, поэтому он расценивал это как победу. Ной даже к травке не притронулся. Депрессию она не усилила бы, в отличие от выпивки, но он хотел сохранить голову ясной до конца ночи.
Ной стоял на пороге важных жизненных изменений. Было еще не известно, что ждало его впереди, но перемены уже стучались в двери. Он почувствовал, что, чтобы принять сложное решение, необходимо было обратиться к прошлому. Отыскать коробки, к которым он не прикасался с того момента, как начался конец света, и как следует в них покопаться.
Ной брел в полумраке, пробираясь через лабиринт вещей, которые складировал здесь последние годы. Многие из них он добыл во время вылазок. Например, большой надувной плот с веслами, что был в числе вещей, которые Ной никогда не использовал. Рядом стояла сумка с полным набором клюшек для гольфа. Им он нашел применение на какое-то время: разбил небольшую площадку и тренировал удары по мячу, по очереди отправляя белые шарики в долину, но потом мячи кончились, и клюшки переехали в подвал. Как и множество других забытых вещей.
Настоящее кладбище воспоминаний. Некоторые из них не имели особой ценности, но другие были опасны. К последней категории Ной относил причинявшие боль вещи, связанные с его семьей и их жизнью до того, как начался конец света. Долгое время он не мог смотрел на фотографии — тут же впадал в уныние и даже начинал подумывать о самоубийстве. В конце концов он собрал все напоминавшее о прошлом и спрятал здесь, убедив себя в том, что больше никогда не захочет смотреть на эти вещи.
Мудрое решение, по крайней мере на тот момент. Похоронив визуальные напоминания о прошлом, он смог двигаться дальше и научиться мыслить конструктивно. Вероятно, тем самым он спас себе жизнь.
Сестра вернулась, но она уже не была девочкой из его воспоминаний. Мысль о ее убийстве, которую он стал лелеять, к его ужасу, не сразу вызвала в нем отторжение. Напротив, он разглядел в ней быстрый и чистый способ решения проблемы. Но прежде чем решиться на подобный шаг, необходимо было еще раз взглянуть на снимки Обри, сохранившие ее прежний образ. Казалось, это был единственный способ прочувствовать истинное значение того, что он собирался предпринять.
Нужные ему коробки стояли в дальнем углу подвала. Найдя их, Ной поставил масляную лампу на пыльный пол, снял верхнюю коробку и сел на пол, скрестив ноги. Он долго смотрел на мятую сложенную картонную крышку, остро ощущая нежелание открывать ее. Но Ной взял себя в руки, придвинул коробку ближе и открыл.
Коробка была забита альбомами и белыми конвертами, распухшими от снимков — мать просто не успела вклеить их в альбомы. Она была старомодной и не доверяла цифровым носителям, считала, что они не долговечнее напечатанных фотографий. Удивительная предусмотрительность. Ной молчаливо поблагодарил ее за это.
Он взял лежавший сверху альбом и открыл. В нем хранились фотографии, на которых были запечатлены события, произошедшие за год или два до того, как наступил конец света. Первые страницы оказались посвящены вечеринке в честь отцовского сорокапятилетия. Седовласый мужчина в очках улыбался с каждого снимка, демонстрируя фотографу подарки от членов семьи. На одном из снимков была Обри. Она улыбалась, стоя в стороне, и смотрела, как отец распаковывает подарок. Было заметно, что ее лицо светится от удовольствия, несмотря на то что она стояла вполоборота к камере.
Чуть дальше Обри вновь возникла на снимках. Опять же, день рождения. Праздновали ее четырнадцатилетие, судя по количеству свечей на торте. Примерно за год до катастрофы. Ноя захлестнула невыносимая боль, стоило ему увидеть эти фотографии. Когда они были сделаны, его сестра вот-вот должна была превратиться в красивую молодую женщину. Она сияла и была полна жизни.
Воспоминания нахлынули на него: жизнерадостность Обри, ее звонкий, музыкальный смех, братские подтрунивания насчет того, сколько парней за ней ухаживало. Ной продолжал перелистывать страницы альбома и в итоге наткнулся на фотографию Обри, которая вызвала у него смех. На ней они были где-то на пляже, возможно во Флориде, и гримасничали, позируя перед камерой.
К этому моменту Ной уже понял, что не убьет сестру. Неважно, во что она превратилась, что думает о нем, какую угрозу представляет, полагаясь на Ника. Все просто: Обри не отступит и не станет прислушиваться к голосу разума.
Придется уйти.
Правильное решение в сложившихся обстоятельствах. Сомнения исчезли, но перспектива по-прежнему его пугала. Жизнь на горе, пусть одинокая, была довольно комфортной. Он лишится заведенного порядка, всего, что построил. К тому же куда ему идти? Хотя об этом можно подумать и потом. Для начала нужно решить насущные вопросы: собрать припасы, снаряжение, решить, сколько вещей с собой взять.
Ной знал, что нужно немедленно приступать к работе, но что-то удерживало его на месте. Он листал страницы альбома, пока не дошел до конца. В голове оживали давно забытые воспоминания. Некоторые были настолько яркими, будто связанные с ними события произошли совсем недавно. Отдельные воспоминания не имели отношения к тому, что было запечатлено на фотографиях. Они принадлежали другой части его жизни, которую он пытался забыть.
Теперь воспоминания нахлынули на него волной.
Семестр в университете Мемфиса.
Девушка.
Пьянство.
Ной посмотрел на коробку в нижней части стопки. В ней находились немногие сохранившиеся памятные вещи из того времени. Он уже шесть лет не видел их.
И даже сейчас не был уверен, что хочет на них смотреть.
Но, немного погодя, он встал и начал передвигать коробки.
Семь лет назад...
Конец августа, до начала первой недели занятий осталось всего несколько дней. Для Ноя это время было отмечено событием, которого он с нетерпением ждал на протяжении старших классов, — началом учебы в колледже. Впервые сам по себе, без присмотра любящих, но чрезмерно опекающих родителей. Ему не помешало бы больше свободы. Долгое время этого он ждал больше всего, но в выходной, проведенный в кампусе во время дня открытых дверей, ситуация изменилась. Он никак не мог выкинуть ту девушку из головы.
Ее звали Лиза Томас. Она была студенткой университета, только училась уже на втором курсе. В дополнение к широкому спектру других внеучебных мероприятий, Лиза, амбициозная и целеустремленная девушка, была волонтером кампуса, а значит, помогала на различных мероприятиях.
Ной познакомился с ней, когда она как раз помогала будущим первокурсникам. Лиза крутилась на улице среди новых студентов и вдруг заметила его. Он в одиночестве сидел в шезлонге возле бассейна. Его нельзя было назвать угрюмым одиночкой, просто он никогда не был особенно общительным. Ной не знал, как вести себя в компании незнакомых шумных людей. Он предпочитал находиться в центре событий и наблюдать за происходящим, считая, что, возможно, так ему удастся слиться с компанией незнакомцев.
Тут рядом с ним села Лиза, причем не в один из соседних шезлонгов, а на террасу перед бассейном, сложив под собой ноги. Без какого-либо вступления она представилась и принялась расспрашивать Ноя о его жизни и университетских планах. Ной не спешил отвечать, что-то полусвязно бормотал, пытаясь хоть чуть-чуть привести мысли в порядок. Отчасти проблема заключалась в его интроверсии, отчасти в том, что Лиза была самой красивой девушкой из всех, которых он когда-либо встречал.
В его школе было немало симпатичных девчонок, но все они и рядом не стояли с этим сияющим ангелом с медового цвета волосами и загорелой кожей. Как и остальные, Лиза была в купальнике, в ее случае — в синем бикини, поверх которого она надела белую рубашку, оставшуюся расстегнутой. Лиза была стройной, но, как сказал бы отец Ноя, «с округлостями во всех нужных местах».
Ной был уверен, что походит на пускающего слюни идиота и что разговор закончится неловко, но через несколько минут успокоился и стал выдавать связные предложения. Остроумие, как обычно, не подвело, и вскоре она смеялась почти без остановки. Лиза спросила о его интересах и о том, осталась ли у него дома подружка. Тут Ной слукавил: формально они с Кэрри, девушкой, с которой он встречался последний год, так и не расстались, хотя это было неизбежно, но посвящать Лизу во все хитросплетения своей личной жизни он не собирался.
Мысленно Ной уже отметил ее как возможную замену Кэрри. Конечно, на шее Лизы висел бейдж: она была волонтером, а их основная задача — привлекать студентов, которые чувствуют себя неловко. Он все понимал, но в то же время ему показалось, что между ними промелькнуло что-то. Другие волонтеры порхали от человека к человеку, а она проговорила с ним почти целый час, и, даже когда Лиза встала и, извинившись, направилась к основной массе студентов, ему показалось, что уходит она с сожалением. Лиза пожелала ему удачи в наступающем семестре и попросила добавить ее в «Фейсбуке».
Вскоре после этого Ной уехал в общежитие. Он уже думал о Лизе как о девушке своей мечты. Они были похожи, вплоть до некоторых убеждений и общего взгляда на мир. Кроме того, они любили одни и те же фильмы и книги, многие из которых были известны лишь узкому кругу ценителей. Так что помимо красоты у нее были еще и острый ум и потрясающий вкус. Одним словом — идеал.
Позже, оглядываясь назад и пытаясь выяснить, когда именно что-то пошло не так, он убедился, что его судьба решилась в тот самый вечер.
Вернувшись в комнату в общежитии, где он остановился на выходные, Ной достал ноутбук и зашел в «Фейсбук». Как и ожидалось, Лиза Томас — не самое уникальное имя, но «свою» Лизу он обнаружил без труда. Она оказалась первой в списке — возможно, потому что они учились в одном колледже. Ной перешел на ее страницу и не удивился, обнаружив, что она не местная и приехала из Вентуры, Калифорния. Но говорила Лиза чисто, ни следа южного говора.
Ной, чтобы его желание поскорее связаться с ней не было настолько очевидным, хотел было подождать и отправить запрос в друзья на следующий день, но вытерпел только полчаса ожидания и щелкнул по кнопке «Добавить друга». Лиза одобрила запрос почти сразу: не прошло и минуты, как Ной увидел оповещение. Он удивился. Скорее всего, она все еще была на мероприятии для первокурсников, а значит, отвлекшись от дел, потратила время, чтобы ответить на его запрос с телефона. Приняла его не колеблясь. Мелочь, ведь люди сутками не выпускают телефонов из рук, но она вскружила Ною голову, и он готов был в тот же момент вернуться к бассейну, чтобы снова встретиться с Лизой. Однако Ной удержался, потому что не хотел сразу создавать впечатление, будто он ее преследует.
Они переписывались чуть ли не каждый день на протяжении мучительно долгого месяца вплоть до его заселения в Ричардсон-Тауэр. На ранней стадии их отношения были скорее платоническими, но Ной догадывался, что Лиза знает о его чувствах. Она не поощряла его влюбленности, но и не мешала ему проявлять ее. В первый день его пребывания в кампусе она написала сообщение, в котором спрашивала, не хочет ли он «потусоваться» с ней. Это была единственная произнесенная Лизой за все время их знакомства фраза, которую с натяжкой можно было назвать глупой.
На следующий день они встретились в закусочной возле университета, ели гамбургеры и пили шоколадные коктейли в кабинке за потертым пластиковым столиком. Они снова очень быстро нашли общий язык, будто с того вечера для первокурсников прошло всего несколько минут. Как и раньше, Ной смешил ее на протяжении всего разговора. Несколько раз он ловил на себе ее взгляд, в котором сквозил неподдельный интерес. Внезапно Ной понял, что она хочет его, и временно переключился на немногословный режим беседы.
После ужина Лиза отвела Ноя в свою квартирку за пределами кампуса, и там они впервые занялись сексом. Она жила с соседкой, привлекательной блондинкой Мелани, но та сразу ушла после того, как Лиза шепнула ей что-то на ухо. Ной догадался, что это что-то вроде соседского соглашения: квартирка маленькая, а присутствие третьего лишнего совсем не способствует раскрепощению.
То первое быстрое и страстное совокупление задало тон их будущим непродолжительным, но насыщенным отношениям. Они буквально стали одержимы друг другом и старались проводить все свободное время вместе. Поначалу они еще выкраивали время для встреч между занятиями и работой, но уже к середине сентября начали соскальзывать в пропасть: стали пропускать занятия, не выполняли домашние работы. К октябрю они вообще перестали появляться в колледже.
Их одержимость друг другом мало отличалась от наркозависимости. Соседка Лизы заметила это еще в конце сентября, и вскоре Мелани вместе с другими подругами Лизы попыталась вмешаться. Они хотели защитить ее от «негативного влияния». Из прилежной, целеустремленной студентки Лиза в короткий срок превратилась в полную свою противоположность. Ной же друзьями обзавестись не успел, поэтому некому было его удержать. Несмотря на взаимную одержимость, подруги Лизы считали его виновником произошедших перемен. По правде говоря, к октябрю Ноя тоже начало беспокоить положение вещей. Он упускал первый семестр колледжа, но время что-нибудь исправить еще было. Отставание по всем предметам поставило его на грань исключения. Ной пытался обсуждать ситуацию с Лизой, предлагал сконцентрироваться на курсовых работах, пока не стало слишком поздно. В этом не было большой проблемы, они бы все равно готовились вместе, но Лиза увязла гораздо глубже него и отказывалась внимать голосу разума. Она пыталась убедить Ноя, будто их роман — одна из тех историй, которые случаются только раз в жизни, да и то не у всех. Лиза считала, что самым важным было посвятить себя этой любви, не задумываясь о будущем, которое наступит и без их помощи.
Ее было не переубедить, но Ной продолжал настаивать, с каждым разом все более отчаянно. Возможно, в конце концов ему удалось бы убедить ее, не встань пьянство на пути. Лиза уже давно поняла, что может отвлекать его с помощью алкоголя. В октябре она обращалась к этому способу почти постоянно.
До того времени в их взаимной одержимости не было и намека на истинную тьму. Ной понимал, что одержимость со временем ослабнет и скоро они вернутся к некоему подобию нормальной жизни.
Но он заблуждался.
В начале октября пьянство переросло в настоящий алкоголизм. Позже Ной признал, что это было началом конца их отношений. У Лизы была кредитка, которую ей дал отец. Раньше она оплачивала с ее помощью коммунальные услуги, но внезапно стала делать крупные покупки в винном магазине. Они впали в месячный запой, каждый день набирались до чертиков. Лекции даже и не думали посещать. Подруги Лизы вновь попытались вмешаться, но она очень яростно на это отреагировала, чем пресекла все дальнейшие попытки. К середине октября тучи над ними сгустились. Одержимость не только не ослабевала, но все явственнее приобретала болезненный оттенок.
Накануне Хэллоуина Ной впервые за несколько недель вернулся в свою комнату в общежитии, чтобы забрать кое-какие вещи. Недели недосыпа вымотали его, и он решил прилечь. Открыв глаза, Ной обнаружил, что проспал несколько часов и уже наступила ночь. Проверив телефон, он увидел десятки полных отчаяния текстовых сообщений от Лизы, каждое последующее было мрачнее предыдущего, но ни в одном из них она не объясняла, что произошло.
Ной позвонил ей, но она не взяла трубку. К девяти вечера он добрался до ее квартиры. Дверь ему никто не открыл, в окнах не горел свет. «Шеви Малибу» Лизы исчез с парковки. Тогда он направился в паб кампуса, где они часто выпивали. Снова промах. Поспрашивал людей, но никто ничего не знал. Ему ничего не оставалось, кроме как вернуться к двери ее квартиры. Света в окнах по-прежнему не было. Сидя на полу, он вновь достал телефон и проверил поток полных отчаяния сообщений: последнее было отправлено шесть часов назад и перед полосой молчания она слала их каждые пять минут. Чем больше проходило времени, тем сильнее он беспокоился.
В час ночи, не дождавшись ни Лизы, ни ее соседки по комнате, Ной вернулся к себе в общежитие, чтобы забыться беспокойным сном. Проснувшись в восемь утра, он оделся и отправился назад, по-прежнему не обнаружив новых сообщений.
Сердце колотилось как бешеное. Он взлетел по ступеням и забарабанил в дверь. Замок щелкнул почти сразу, и на него волной накатило облегчение. Вот только в дверях его встретила Мелани, а не Лиза. И выражение на ее лице было таким мрачным, что внутри у Ноя что-то оборвалось.
— Где она?
Мелани покачала головой:
— Уехала.
— Что, черт возьми, это значит? — Ной достал телефон и выставил его перед ней в протянутой руке. — Она послала мне вчера сотню гребаных сообщений. В каждом умоляла связаться с ней, а ты говоришь, что она «уехала»? Придумай что-нибудь получше. Я не уйду, пока не узнаю, что за хрень тут творится.
Мелани нахмурилась.
— Ее родители погибли вчера в автокатастрофе. Понятно? Ей пришлось вернуться домой.
Ной почувствовал, будто мир вокруг него пошел трещинами.
— Я должен поговорить с ней. Я должен... помочь ей. Я ведь ее парень.
Мелани покачала головой:
— Ты не сможешь ей помочь, Ной.
— Как думаешь, когда она вернется?
— Не знаю. Возможно, никогда.
Прежде чем он смог еще что-либо сказать, Мелани захлопнула дверь у него перед носом. Ной услышал скрежет замка. Потрясенный, он несколько мгновений стоял у двери, а затем забарабанил по ней с такой силой, что выглянувшая разгневанная соседка пригрозила вызвать полицию.
Ной вернулся в общежитие. Он целый день пытался связаться с Лизой любым возможным способом. Начал с «Фейсбука» и вновь испытал потрясение: она удалила страницу. Ной пытался звонить, но раз за разом включалась голосовая почта. Тогда он еще не знал, что слышит ее голос в последний раз. Попытки узнать что-нибудь у общих знакомых тоже успехом не увенчались. Они даже не стали с ним разговаривать.
Что бы Ной ни пытался делать, он натыкался на одну и ту же непробиваемую стену.
Шли дни, а Лиза словно в воду канула. Ее подруги с ним не общались. В конце концов он осознал жестокую правду: как и сказала Мелани, Лиза уехала и больше не вернется. Возможно, он никогда уже ее не увидит.
И никогда не узнает почему.
Некоторые ребята из общежития замечали, в каком Ной подавленном состоянии, жалели его и поили. Покупали столько выпивки, сколько он просил, а просил он много. Ной целиком забросил учебу и в декабре вернулся домой, охваченный жгучим чувством стыда и всепожирающим отчаянием.
Проснулся Ной рано и потратил несколько часов на то, чтобы собраться. В его распоряжении был только один рюкзак — старый, с большой внешней алюминиевой рамой. Он сложил в него много вещей: палатку, спальный мешок, запас еды и одежды, несколько старых вестернов в мягких обложках, устаревший дорожный атлас, патроны для ружья и двух пистолетов, которые тоже собирался взять с собой, если место останется. Остальное он решил повесить на крепкий пояс для инструментов: две армейские фляги, охотничий нож и другие полезные вещи.
После жестокого внутреннего спора, он открыл уже упакованный рюкзак и втиснул туда две бутылки «Мэйкерс Марк», а также фунт травки. Не самое мудрое решение, но путешествие обещало быть долгим. Нужно будет как-то расслабляться время от времени.
Закончив, Ной вынес рюкзак на крыльцо и прислонил к перилам, надел пояс для инструментов, вернулся в хижину за ружьем. Хватило одного взгляда, чтобы годы одиночества, проведенные здесь, вспыхнули в памяти. Ной с удивлением осознал, что, несмотря на суровую школу выживания, которую он здесь прошел, он не будет скучать по этому месту. Оно не оставило никаких приятных воспоминаний. Печальное убежище отшельника.
Вернувшись на крыльцо, он прислонил ружье к перилам, рядом с рюкзаком, и сел на верхнюю ступеньку. Посмотрел, прищурившись, на яркий солнечный свет, достал из кобуры на поясе револьвер и положил рядом с собой, затем вытащил из заднего кармана брюк единственное фото Лизы Томас, которое у него осталось.
Снимок был сделан в фотобудке. Они с Лизой гримасничали на камеру, как и остальные пользовавшиеся этим устройством молодые пары, но на самом последнем снимке на ленте лицо Лизы почему-то было нормальным. Она улыбалась и была такой же красивой, какой Ной ее запомнил. Он рассматривал фото и гадал, насколько она изменилась за эти семь лет, если осталась жива.
Ной не испытывал иллюзий. Он догадывался, что она почти наверняка мертва, но не мог не строить предположений. Если Лиза пережила конец света, то последние семь лет она провела в отчаянной, бесконечной борьбе за собственную жизнь. Стала более жесткой и суровой. Хотя и без апокалипсиса она наверняка бы изменилась. Внезапная смерть родителей наверняка одним махом разрушила прежнюю Лизу. Он думал об этом в первые месяцы после позорного возвращения домой из колледжа. Ему отчаянно хотелось обнять и утешить ее, подставить ей плечо в трудную минуту.
Теперь он понимал, что не смог бы как следует ее поддержать. Внутри него тогда не было стержня. Скорее всего, он только усугубил бы ситуацию, утянул ее с собой на дно. Оглядываясь назад с расстояния в столько лет, Ной стал слишком цинично относиться к их роману, чтобы видеть в нем масштабную романтическую трагедию. Он даже заподозрил, что история с родителями могла быть уловкой. Было что-то продуманное в том, как резко и бесповоротно она оборвала с ним все связи. Он нутром чуял, что ее родители не погибли, по крайней мере не тогда. Скорее всего, они встретились с кем-нибудь из друзей Лизы и решили пойти на решительные меры. Заманили ее обратно домой и лишили любой возможности связаться с ним. Разлучили их быстро, жестко и эффективно.
Чем больше он думал об этом, тем сильнее убеждался, что это похоже на правду. Часть его существа хотела разозлиться, но мобилизовать нужные эмоции не вышло. В конце концов, мир давно стал другим. Цепляться за старые обиды бессмысленно. К тому же он уже не был ребенком. Если ее родители действительно так поступили, то он их не винил. Они все сделали правильно.
Вместе со снимком он хранил и конверт, что был в посылке, которую родители Лизы прислали дочери накануне ее исчезновения из жизни Ноя. Конверт случайно оказался среди его вещей, но Ной его не выкидывал. Он хранил конверт, на котором был написан домашний адрес Лизы, потому что думал, что однажды сядет на самолет, летящий в Вентуру, и появится у них на пороге. Это было маловероятно, ведь он не настолько сошел с ума, по крайней мере не тогда, но мысль то и дело всплывала из подсознания. Пока не наступил конец света.
Он сунул снимок обратно в карман, когда услышал в кустах, справа от себя, хруст шагов. Взяв револьвер, он поднялся и увидел, как на поляну вышли Обри и Ник. У Ника на правом плече висело ружье. Обри по-прежнему была одета в изношенное черное платье, в котором Ной видел ее в прошлый раз. После прогулки по лесу оно было усеяно шипами ежевики. Когда Обри подошла к крыльцу, на ее землистого цвета лице заиграла самодовольная улыбка.
— Знала, что ты не станешь воевать со мной. Воевать — это не про тебя. — Она рассмеялась и покачала головой. — Нет, определенно не про тебя. А вот убегать, поджав хвост? Вот это — про тебя.
Ной пожал плечами:
— Смотри на это как хочешь. Мне без разницы.
Ник кивком указал на револьвер:
— Пистолет тебе не понадобится, сынок. Я уже говорил, что не причиню тебе вреда.
Ной направил пистолет ему в грудь.
— Очень мило. Вот только я тебе ни черта не доверяю.
Какое-то время Ник спокойно смотрел на дуло, его лицо оставалось непроницаемым. В конце концов он медленно снял ружье с плеча и отбросил в сторону.
— Я за мир, малец, и, к твоему сведению, по-прежнему не одобряю ее решения. Я бы позволил тебе остаться с нами.
Обри ухмыльнулась, не сводя с Ноя глаз.
— Но это не ему решать. — Она посмотрела на рюкзак. — Похоже, ты собрался в путь.
Ной сунул револьвер обратно в кобуру, поднял рюкзак и продел руки в лямки. Он затянул и закрепил их, схватил ружье, спустился с крыльца и, обойдя Обри и Ника, двинулся в сторону дороги.
Обри, быстро двигаясь, встала у него на пути.
— Подожди-ка, братец.
Ной вздохнул и остановился.
— Что еще, Обри?
— Открой рюкзак. Я хочу посмотреть, что в нем.
Ной покачал головой:
— Нет.
— Открывай, если не хочешь, чтобы я заставила Ника убить тебя.
Ной посмотрел на бывшего морпеха, но тот покачал головой и закатил глаза. Лицо Обри оставалось угрюмым и полным ненависти.
— И все же я рискну.
Он хотел было ее обойти, но Обри снова заступила ему дорогу.
— Открой гребаный рюкзак.
Ной застонал:
— Что, по-твоему, я в нем несу? Золото?
— Судя по виду, он сильно перегружен. Думаю, у тебя там есть много чего из того, что может мне пригодиться. Я считаю, ты должен уйти отсюда с пустыми руками.
— Я больше не буду тебе потворствовать. То, что я несу с собой, принадлежит мне и тебе не достанется. Ты должна радоваться, Обри. Я отдал тебе ключи от королевства. Наслаждайся.
Ной снова обошел ее и в этот раз прибавил шагу. Он почти спустился по склону к дороге, когда услышал шаги за спиной.
— Ной, подожди! Пожалуйста!
Услышав в голосе Обри жалобные нотки, Ной, вопреки своей воле, обернулся и увидел, что она остановилась, запыхавшись, в нескольких футах от него. Ник остался стоять на вершине склона, что Ной воспринял как хороший знак. Похоже, мужчина действительно хотел, чтобы брат с сестрой разошлись мирно.
У Обри в глазах стояли слезы.
— Не уходи, Ной, — сказала она. — Пожалуйста.
Ной нахмурился.
— Не уходить? — Он покачал головой. — Да, понимаю. Решила потрахать мне мозги.
Слезы потекли по щекам Обри.
— Я просто проверяла тебя. И наказывала. Но я не хочу, чтобы ты уходил, правда. Пожалуйста, Ной, останься.
Он долго смотрел на нее, пытаясь понять, не притворяется ли она. Наконец Ной решил, что это не имеет значения. Он гнил здесь, на горе, достаточно долго, оставался в живых непонятно ради чего, существовал без какой-либо цели. Что ж, теперь у него есть цель, новый курс, который назначила ему судьба, и он собирался следовать ему как можно дольше. Скорее всего, он понапрасну рисковал, но, по крайней мере, ему будет чем заняться. Он снова выйдет в мир и отправится искать нечто давным-давно потерянное.
Ной отвернулся от сестры и двинулся в путь.
Обри несколько раз окликнула его, умоляя, чтобы он вернулся. Звук ее полного боли голоса бесконечным эхом разносился по долине.
Ной не останавливался.
Спуск с горы занял оставшуюся часть дня. Путешествие по узкой, извилистой дороге, успевшей зарасти за все эти годы, вышло довольно опасным, а на то, чтобы покинуть хребет, уйдет еще больше времени. Ной помнил, что дорога должна вывести его к двухполосному шоссе, петляющему через Большие Туманные горы. Со времен многочисленных юношеских поездок в голове остались воспоминания о пути через живописные места, где природа царствовала во всем своем великолепии.
Дойдя до конца перекрытой горной дороги, он не без удивления обнаружил, что шоссе, которое он не видел уже столько лет, все еще на месте. Ворота, запертые на толстую проржавевшую цепь, ограничивали проход в конце тропы. Рядом стоял лобовым стеклом к шоссе старый школьный автобус со спущенными шинами. Ной обратил внимание на поднятый капот и, приблизившись, обнаружил, что двигателя внутри нет. Кто-то очень не хотел, чтобы автобус сдвинули с места.
Причина тому была очевидна. Пока рушилась цивилизация, многие в этих местах боялись стать жертвой кочующих банд и других хищников, особенно владельцы полезной собственности. В первые дни после краха общественного порядка стычки с подозрительными типами нет-нет да случались, но вскоре пошли на спад. Вероятно, благодарить стоило чрезвычайно быстрое распространение чумы.
Обогнув ворота, Ной прошел мимо автобуса, чтобы взглянуть на шоссе. Дорога изгибалась, так что просматривался только короткий отрезок. Все осталось более-менее таким, каким он его запомнил: отбойник, знак ограничения скорости, асфальт, пусть и потрепанный естественной эрозией и настырной травой. Природа получила карт-бланш, когда все ремонтные бригады побросали инструменты и предпочли ровной дороге попытку сохранить собственную жизнь. Однажды все здесь порастет травой и деревьями, и, если бы Ной верил, что цивилизация снова сюда вернется, он бы, наверное, впал в уныние. Но иллюзий он не питал и потому видел в природе, что отвоевывала у человечества свое и избавлялась от плодов цивилизации, своеобразную красоту.
Признаков катастрофы хватало. Первым, что заметил Ной, стал сгоревший остов пикапа, который врезался в отбойник в ярдах тридцати слева от него по направлению на запад, куда и двигался Ной. Окна вылетели во время удара, шины расплавились. Ной решил, что машина загорелась из-за аварии, хотя все могло быть и наоборот, но это не имело значения: тот, кто сидел за рулем, давно был мертв. В кабине могли сохраниться останки, но Ной не решился проверить. Подняв голову, он двинулся вперед и прошел мимо грузовика.
Ной знал, что избегать подобного бессмысленно. Разбитый грузовик станет лишь первым из бесчисленных напоминаний о том, что мир сгинул в хаосе и огне. Ною придется столкнуться с гораздо более тревожными вещами. В конце концов, он направлялся в мир, устланный миллиардами трупов. Останков будет становиться все больше, а возможностей не обращать на них внимания – меньше.
Он шел по крутому склону дороги, морщась каждый раз, когда алюминиевая рама старого рюкзака била его по спине. Ной хватался за нижнюю перекладину, чтобы прекратить пытку, но придерживать ее все время он не мог, потому что быстро уставал. Ной твердо решил при первой же возможности разжиться более удобным рюкзаком, пусть даже снять его придется с трупа.
Дорога продолжала резко поворачивать и постепенно превратилась в крутой спуск. Приходилось почти постоянно придерживать перекладину. Когда он спустится вниз, на ровную землю, делать это станет намного легче, но пока Ной имел дело с утомительной проверкой на выносливость. Он становился все раздражительнее и, пройдя чуть больше мили, стал подумывать о том, чтобы найти место для ночлега. Собрав волю в кулак, Ной мог бы идти еще какое-то время, но темнота неумолимо наступала. Света почти не осталось, и последние отблески заката стремительно гасли.
Остановиться Ной решил с легким сердцем. Он вышел из дома вечером, не особо надеясь далеко уйти. Завтра на заре он двинется в путь и попытается окончательно покинуть горы. Без исправной машины и тем более без бензина (а его найти наверняка будет сложно, если вообще не невозможно) путешествие на запад обещает быть крайне продолжительным: возможно, оно растянется на несколько месяцев. Что бы он сегодня ни сделал, это не повлияет на срок его странствий.
Куда сложнее было с выбором места для ночлега. Разбивать палатку посреди дороги, несмотря на низкую — почти нулевую — вероятность стать жертвой проезжающей машины, было глупо. Зачем идти на лишний риск? К тому же на открытой местности он бы чувствовал себя незащищенным. Ной уже подумывал перепрыгнуть через отбойник и разбить лагерь в лесу, как вдруг различил впереди очертания еще одного автомобиля.
Древний фургон «Фольксваген», реликт 60-х или 70-х, ставший ретро задолго до апокалипсиса, выглядел, в отличие от пикапа, нормально: никаких следов пожара или аварии. Не будь его шины спущены, можно было бы предположить, что он на ходу, по крайней мере в темноте и с расстояния футов в двадцать. Подойдя ближе, Ной внимательно осмотрел машину и разглядел пулевые отверстия. Зигзагообразная дорожка прочерчивала весь бок. Кто-то не пожалел патронов, оросив автомобиль градом пуль из автоматического оружия, чтобы наверняка убить пассажиров фургона.
Сгорая от любопытства, Ной осторожно приблизился к боковому окну и заглянул внутрь. Обнаружив внутри минимум три скелета в истлевшей одежде, он поморщился. Судя по позам, умирали пассажиры в мучениях. Логично, учитывая количество пулевых отверстий.
Ной рассчитывал, что фургон будет пуст и послужит убежищем на ночь, но спать в гробнице на колесах он никогда бы не стал. Проскользнула мысль вытащить останки из салона, но он содрогнулся от отвращения. Кем бы ни были эти люди, они не заслужили, чтобы их кости выкидывали на обочину, словно мусор. Что ж, такой судьба им выбрала склеп. И тревожить их понапрасну не стоило.
Лагерь в лесу снова стал привлекательным вариантом, но для начала Ной решил проверить передние сиденья. Дверь со стороны водителя была слегка приоткрыта, он потянул за ручку, и скрип ржавых петель показался ему оглушительным. Останков внутри не было. Похоже, водитель попытался сбежать и — чем черт не шутит? — возможно, даже добрался до леса и живет где-нибудь до сих пор. Хорошо, если так, пусть и маловероятно.
Ной расстегнул впившиеся в тело лямки рюкзака, стряхнул его со спины и сунул на переднее пассажирское сиденье, проделал то же самое с ружьем, позаботившись зафиксировать его в безопасном положении, и только затем сам забрался внутрь, закрыл дверь и сел за руль. Действовал он скорее на автомате, еще до того, как идея окончательно оформилась в голове.
Спустя годы существования в горах, он так и не привык спать под открытым небом. В этом и необходимости особой не было, а редкие исключения ограничивались длительными вылазками. Он понял, что даже сейчас не хочет оставаться в лесу. Спать в фургоне в непосредственной близости от останков тоже не лучший вариант, но, в конце-то концов, они всего лишь кучка старых костей. Не стоило их бояться.
Ной закрыл глаза и через несколько минут уснул.
Он проснулся вскоре после восхода солнца, когда рядом что-то щелкнуло. Ной потянулся и сощурился от яркого дневного света, проникавшего через грязное лобовое стекло. Щелканье продолжалось, но было очень слабым, и он не сразу понял, что служило источником звука и какие последствия могло иметь. Но все изменилось в ту секунду, когда его лодыжки легонько коснулось что-то острое.
Нахмурившись, Ной заглянул в проем между сиденьями. Он, раскрыв рот, на мгновение застыл в немом удивлении, а затем закричал, поддавшись слепому инстинкту, заметался и потянулся назад, пытаясь нащупать ручку двери. Понадобилось несколько отчаянных попыток, чтобы дверь наконец открылась, и Ной вывалился на улицу. Он упал спиной вперед и взвизгнул от боли, ударившись затылком об отбойник.
Несколько секунд он сидел, тяжело дыша, не в силах воспринять увиденное. Его охватила паника. Ной рывком выпрямился, не обращая внимания на вспышку боли, и задрал правую штанину. Сорвав носок, он внимательно осмотрел лодыжку, вертя ею во все стороны, и наконец с облегчением выдохнул. Никаких повреждений. Ему только что удалось избежать заражения от самого хрупкого зомби из всех которых он когда-либо видел.
Кое-как оправившись от потрясения, Ной подошел к фургону и осторожно заглянул внутрь. Жалкий мертвец застрял между передними сиденьями, но Ной не дал себя обмануть: несмотря на неподвижность и хрупкий вид, мертвяк представлял смертельную опасность.
У зомби не было нижней половины тела. К сильно истлевшему скальпу прилипли клочки длинных светлых волос. Размер костей указывал на невысокий рост. Ной подумал, что зомби мог при жизни быть девушкой или даже парнем с длинными волосами, но теперь мертвяк превратился в груду костей, слабо скрепленных между собой тонкими нитками сухожилий и кусками гниющей плоти. Никогда прежде Ной не видел таких жалких зомби. Тот, что несколько дней назад приковылял к его дому, выглядел, в сравнении с этим, настоящим крепышом.
Ной снял с пояса охотничий нож и залез в фургон через открытую дверь. Мертвая тварь повернула голову в его сторону, разинула рот, обнажив ряды желтых зубов и сморщенные, почерневшие десны. Челюсти захлопнулись и снова раскрылись. Вытянутый костлявый палец слабо царапал непокрытый пол фургона в поисках добычи.
Ной наблюдал за тварью еще какое-то время, не в состоянии понять, почему искра, оживившая ее, все еще не погасла. Теоретически жизнеспособность вируса зависела от наличия минимально функционирующего мозга. Тварь находилась на такой стадии разложения, что ее высохший мозг наверняка по эффективности мало отличался от камня, и все же она еще жила и подчинялась инстинкту атаковать и поедать плоть.
Ной не понимал, как такое возможно. Он не был ученым, но точно знал, что эту жуткую, несчастную тварь нужно избавить от страданий. Этого было достаточно.
Ной наклонился чуть ближе, и мертвец вновь щелкнул челюстями. Ной поднял нож и всадил лезвие в гниющее темя. Зомби тут же замер. Еще в начале эпидемии быстро выяснилось, что убить мертвеца можно, лишь уничтожив его мозг, и хрупкая тварь, несмотря на состояние, в этом не отличалась от своих собратьев.
Вытаскивая нож, Ной непреднамеренно оторвал твари голову, которая так и осталась насаженной на лезвие. Рассматривал он ее уже снаружи, по-прежнему гадая, почему тварь оставалась живой, несмотря на столь плачевное состояние.
Ной содрогнулся при мысли о том, сколько часов он проспал в фургоне, не подозревая, что тварь выбралась из-под груды останков, чтобы напасть. Ему повезло, что она настолько истлела и ослабла, в противном случае зомби добрался бы до него. Так Ной усвоил первый урок: будь максимально осторожным или долго во внешнем мире не протянешь. Любые останки стоит считать опасными, пока не будет доказано обратное.
Вытащив нож из головы, Ной выбросил череп за отбойник и снова заглянул в фургон. Прежде чем забрать рюкзак из-под пассажирского сиденья, он внимательно осмотрел трупы в заднем отсеке. Они по-прежнему не двигались. Ной убрал нож в ножны, схватил рюкзак и полез обратно, когда вдруг что-то на полу привлекло его внимание.
Медальон на тонкой золотой цепочке. Ной положил ружье и поднял украшение. Он нахмурился, увидев внутри фотографию, на которой была запечатлена привлекательная молодая женщина вместе с мужчиной примерно ее возраста. Ной тут же догадался, кого именно избавил от страданий. Похоже, ожерелье соскользнуло на пол, когда он случайно оторвал зомби голову. Ной предположил, что мужчина — ее парень или муж. Молодые люди, приобняв друг друга, улыбались и выглядели счастливыми. Как и фотография Лизы в кармане Ноя, этот снимок был напоминанием о лучших временах.
Ной закрыл медальон и вложил его в высохшую руку мертвой женщины, схватил ружье и выбрался из фургона. Надев рюкзак, он двинулся дальше.
На то, чтобы покинуть Туманные горы, ушло, как он и ожидал, несколько часов. То и дело приходилось останавливаться, чтобы передохнуть и свериться с атласом. Горный хребет остался позади к началу второй половины дня. На очередном перекрестке вновь пришлось остановиться и заглянуть в атлас. На этот раз Ной тщательно изучил маршрут и запомнил некоторые его участки, чтобы не тратить время.
Пара часов ушла на то, чтобы пробраться через лабиринт улочек небольшого города. Ной шел мимо многочисленных зданий, жилых и коммерческих, некоторые очень хорошо сохранились и выглядели так, будто их обитатели лишь недавно покинули эти места. Иллюзию нарушали только заросшие лужайки и полное отсутствие людей. Относительно хорошо сохранившиеся на вид здания проигрывали в числе перед огромным количеством разрушающихся. Большую часть окон заколотили, остальные оказались разбиты. Сложно было сказать, вандалы были тому виной или сама матушка-природа.
Ной увидел немало машин, продвигаясь в глубь города. Некоторые улицы были буквально забиты автомобилями, особенно те, что вели в сторону гор. Во многих машинах остались останки на последней стадии разложения. Ной размышлял о том, что же могло задержать здесь всех этих людей.
Бока и капоты многих автомобилей украшали дорожки пулевых отверстий, как и бок фургона, в котором Ной по глупости решил переночевать. Отметины шли настолько плотно, что, без сомнения, были оставлены выстрелами из мощного автоматического оружия. Ной представил себе военных с мощными пулеметами на крышах бронированных «Хаммеров». Образ тревожил. Зачем солдаты расстреливали гражданских?
Ной вспомнил новостные репортажи, полные хаоса и безумия, которые изредка смотрел по телевизору в первые месяцы после начала катастрофы. Цивилизация неслась под откос. Повсюду вспыхивали массовые беспорядки. Власти быстро утратили контроль над ситуацией. Вполне может быть, что без командной цепочки некоторые военнослужащие стали ренегатами. Какое-нибудь подразделение могло перекрыть доступ в горы, планируя сделать их своим персональным убежищем.
Теория многое объясняла, но состояла она сплошь из запоздалых предположений, подкрепленных незначительными свидетельствами. Ни в одном из своих дальних походов Ной не обнаружил и следа военных. Впрочем, горный хребет был огромным. Может быть, Ною просто повезло и он избегал встречи с ними, потому что военные поселились от него достаточно далеко. С другой стороны, где военные, там и оружие, а Ной многие годы не слышал выстрелов, не считая собственных, пока Ник не пустил пулю в крыльцо хижины. Военные могли погибнуть спустя какое-то время после устроенной ими бойни. Вирус распространялся как лесной пожар. Вполне возможно, они все были инфицированы.
Ной из любопытства тыкал в останки ружьем, но утреннее происшествие не повторилось. К середине дня он покинул городок и направился в сторону Ноксвилла, первого более-менее крупного города на намеченном маршруте. Миновав несколько проселочных и мелких дорог, держа карту в памяти, Ной в конце концов вышел к крупной автостраде.
После стольких часов ходьбы на него навалилась усталость. Теперь Ной шел по прямой поверхности и рама рюкзака беспокоила его меньше, но сам вес поклажи выматывал. Жизнь в горах без фаст-фуда позволила ему прийти в хорошую форму. Еще пять лет назад Ной не осилил бы и половину пройденного пути, но всему есть предел. Он устал.
Ной остановился посреди шоссе. За его плечами остался долгий путь, на сегодня достаточно. Самое время подыскать место для лагеря. Ной обернулся и посмотрел в ту сторону, откуда пришел. Прикусив губу, он размышлял о том, правильно ли поступил, оставив сестру в компании возможного военного преступника. С одной стороны, Ник вполне мог быть в числе тех, кто расстреливал гражданских на подъезде к горам. С другой — то, что это провернули военные, всего лишь предположение. У него не было никаких доказательств. Расправу вполне могли учинить и обычные гражданские, добравшиеся до военной техники.
И все же чувство тревоги не оставляло Ноя. Пусть Обри презирала его и злилась, но она — его единственная родня, и в день ухода сестра, похоже, изменила свое мнение, однако тогда Ной не уделил этому особого внимания. Сейчас же в ушах стояли ее крики, полные горечи и мольбы.
Впервые он засомневался в правильности собственного решения. Возможно, он совершил ошибку. Перед ним раскинулся огромный мир. Даже если девушка, которую он намеревался отыскать, каким-то чудом пережила хаос последних лет, не было никаких гарантий, что она все еще в родном городе. Шанс мизерный. Но его сестра здесь, в Туманных горах, всего в двух днях пути. Если он повернет назад прямо сейчас, то увидит ее уже через пару суток. И наоборот, чем дальше он уйдет, тем меньше шансов, что он снова увидит Обри. Солнце начнет садиться где-то через час. Возможно, стоит повернуть обратно?
Ной прислонился к бетонной разделительной полосе и погрузился в раздумья. Да, он беспокоился насчет Обри, но, по правде, куда сильнее его пугали собственные догадки о том, что ждет впереди. И вместе с тем он все еще хотел продолжить свое отчаянное путешествие, вдохновленное старыми воспоминаниями. Пускай Ной делал все, чтобы забыть Лизу, глубоко в душе он никогда не переставал надеяться на то, что ему удастся разрешить загадку ее внезапного исчезновения. Даже конец света не изменил этого.
Пустая это была затея или нет, он хотел хотя бы попытаться довести дело до конца.
В итоге Ной решил, что решать что-то сейчас неправильно. Уже поздно. Ему необходимо остановиться и отдохнуть, как следует все обдумать. Оттолкнувшись от разделительной полосы, он начал проверять машины. На шоссе их было даже больше, чем в покинутом им городке. Большая часть из них превратилась в рухлядь, но никаких следов от пуль он так и не обнаружил, зато многие автомобили сгорели и были разбиты. Похоже на следы паники, охватившей людей, когда орда зомби хлынула в этот район. Ной редко видел машины лишь с водителем внутри: большая часть автомобилей принадлежала семьям, отправившимся на поиски убежища и остановленным рукой судьбы.
В конце концов Ной наткнулся на внедорожник с тонированными стеклами, который показался ему отличным временным убежищем. Одно окно было разбито, а дверь со стороны водителя — распахнута настежь, но, как ему показалось, внутри никого не было. Тщательный осмотр подтвердил это: никаких останков и достаточно места, чтобы разместиться на ночь.
Вздохнув с облегчением, Ной расстегнул ремни рюкзака, бросил его в салон и напоследок огляделся, чтобы убедиться, что наблюдали за ним, как обычно, одни мертвецы.
Забравшись во внедорожник, он закрыл дверь.
Ночь прошла без происшествий. Ной проснулся рано утром и выбрался из внедорожника, чтобы размять ноги. В почти безоблачном небе ярко светило солнце. Было тепло, но еще не жарко. К полудню все изменится. Стояла середина мая, и до наступления серьезной, иссушающей силы жары пройдет еще как минимум пара недель. Ной планировал за это время преодолеть внушительную часть своего маршрута. Дорога обещала быть тяжелой, и нужно было пользоваться любым преимуществом.
Ной достал нехитрый паек и забрался на крышу внедорожника. Он хотел было двинуться в путь, но вовремя одумался и решил подзаправиться. Завтрак состоял из вяленого мяса и грибов. Без изысков, но вполне достойно. В какой-то момент ему, конечно, придется выделить время на охоту. Свежеприготовленное на костре мясо стало бы приятной переменой в питании.
Пока Ной ел, его осенило: похоже, вопрос, мучивший его вчера вечером, он решил за ночь подсознательно. Ной проснулся лишь около получаса назад, но все это время думал только о путешествии на запад. Никакого внутреннего сопротивления вслед за этим осознанием не последовало, а значит, решение было принято верное.
Покончив с едой, Ной сделал экономный глоток из фляги, которая уже опустела больше чем наполовину. Еще была запасная, но он уже подумал о том, что нужно бы отыскать по дороге источник питьевой воды.
Настало время отправляться в путь, но Ной задержался на крыше внедорожника, разглядывая забитые машинами полосы. Он вдруг осознал, что не только сидел и завтракал посреди огромного кладбища, но еще и спал на нем. Одинокий странник, бредущий по руинам старого мира, и так не самый приятный образ, но мысль о кладбище по-настоящему его встревожила. Ной почувствовал себя упырем.
Спустившись с внедорожника, он собрал снаряжение и застегнул пояс. В пути его вновь настигло ощущение нереальности происходящего. Он чувствовал себя странно, шагая посреди автострады без страха, что его раздавит грузовик, но еще непривычнее была тишина. Море неподвижных автомобилей ассоциировалось со всевозможными звуками: гудками, рыком двигателей, музыкой, гремящей из открытых окон, воем сирены скорой, прорывающейся по обочине к аварии, что произошла впереди. Но сейчас все молчало, только ветер тихонько вздыхал да подошвы шаркали по асфальту. Ною стало жутко, и он начал насвистывать мелодию, но вскоре перестал. Свист посреди гулкой пустоты казался неуместным.
Солнце припекало все сильнее. Через пару часов Ной заметил вдалеке силуэты высоких зданий — центральную часть Ноксвилла. Поначалу они были лишь пятнами на горизонте, но становились все четче с каждым пройденным шагом. Дорожные знаки указывали на близкий съезд к городу. Ной раздумывал над тем, не заглянуть ли ему в Ноксвилл за припасами. На то были веские основания: мертвый город все еще оставался богатым источником ресурсов, которых у него не будет в пустоши между городами, а если Ною крупно повезет, то он сможет отыскать исправный автомобиль, который, возможно, все это время стоял в гараже и потому был защищен от стихии и хаоса.
Но даже у машины, не подвергшейся воздействию стихии, к этому времени вышел бы из строя аккумулятор. Если Ною и удастся раздобыть рабочий аккумулятор, в чем он сомневался, это не поможет, поскольку бензин, оставшийся в баке столько времени не использовавшейся машины, давно бы уже испортился.
Ной отбросил эту идею и, приблизившись к съезду, не стал сворачивать в город. Он решил, что в итоге потратит впустую кучу времени. У него было достаточно еды и воды, чтобы продержаться еще какое-то время, поэтому он двинулся дальше.
Время шло. Еще несколько миль остались позади. Ной приближался к окраинам западной части города. Ряды навеки замершего транспорта на какое-то время поредели, но впереди он уже видел густое скопление автомобилей, направлявшихся в Чаттануги. Приблизившись и рассматривая нелицеприятную картину произошедшей трагедии, Ной думал о тех, кто решил рвануть из города в последний момент, и не мог понять, почему они так долго ждали, прежде чем отправиться путь. Впрочем, его отец начал действовать гораздо раньше большинства и все равно пал жертвой апокалипсиса.
Ной решил, что нельзя винить этих людей за их недальновидность. Большинство жителей цивилизованного мира просто не смогли принять тот факт, что общество рухнет так быстро. Они слепо верили в способность властей найти решение. Когда наконец выяснилось, что никто ничего не будет решать, было уже слишком поздно.
Ной повел плечами и потянул ремни рюкзака, пытаясь хоть чуть-чуть ослабить давление тяжелой ноши. Пришло время устроить первый за день привал, возможно даже смочить горло, но, прежде чем выпить воды, Ной мысленно перебрал взятые с собой вещи и нахмурился, вспомнив о двух бутылках «Мэйкерс Марк». Ноя тревожило то, как быстро его разум обосновал решение взять с собой выпивку. Учитывая проблемы Ноя, связанные с алкоголем, бутылки в его рюкзаке были бомбами замедленного действия. Будет лучше, если он избавится от них. Дело не только в искушении: рюкзак тоже станет чуть легче.
Пятьдесят с лишним ярдов спустя желание остановиться и отдохнуть стало непреодолимым. Ной снял рюкзак, прислонил его к отбойнику и выпил немного воды. Глотки вышли крупными, жадными, и Ной тут же укорил себя за совершенную ошибку, вызванную, как он решил, тревожными мыслями.
Закрыв флягу и снова повесив ее на пояс, Ной присел, открыл рюкзак, порылся в содержимом и вытащил бурбон. Он долго смотрел на бутылки, пытаясь заставить себя разбить их об асфальт. Через несколько минут в памяти всплыло смутное прошлое. Руки сжимали бутылочные горлышки, пока он вспоминал то, что изо всех сил пытался забыть.
В конце концов он вернул бутылки в рюкзак, обмотав их вещами так, чтобы они случайно не разбились. Сев спиной к отбойнику, Ной обругал себя за слабость.
Шесть лет назад...
Место называлось «Прозрение». Реабилитационный центр для алко- и наркозависимых. Наверное, самый известный в районе. Ной видел, как его рекламировали по телевизору: диктор полумрачным-полуоптимистичным тоном обещал зависимым, что они попадут в место, полное умиротворения, где заново смогут открыть самих себя и встать на «путь выздоровления». Особо подчеркивалось самое низкое число рецидивов по стране.
В юности Ной хихикал над рекламой, уверенный, что и ноги его там не будет, ведь реабилитационные клиники — удел неудачников и слабаков, неспособных справиться со своими привычками. Его жизнь была полна перспектив и привилегий. Отец неплохо зарабатывал и хорошо обеспечивал семью. Они с сестрой никогда и ни в чем не нуждались. Ной был не из тех, кто мог подсесть на наркотики и скатиться вниз без надежды на выздоровление.
Первый год после окончания школы стал годом неприятных открытий. Одно из самых крупных — его эмоциональная слабость перед лицом серьезных неудач. Сперва казалось, что он оправится от «разрыва» с Лизой и проблем с учебой. Вернувшись домой в начале декабря, Ной нашел работу и изо всех сил старался доказать, что справился с пагубной привычкой. У него убедительно получалось водить всех за нос во время праздников и две первые недели после Нового года.
На самом же деле Ной вовсю пьянствовал с новыми коллегами, работая в продовольственном магазине «Уинн-Дикси». Он редко бывал дома и худо-бедно сохранял образ трезвенника в первый месяц. Смена заканчивалась в полночь, он собирался с друзьями и пил до рассвета. Если появлялся кокаин, то вечеринка продолжалась. Его новые друзья вели одинаковый образ жизни: днем спали и вставали только к вечеру, когда надо было выходить в смену. Ной ночевал там, где отключался от количества выпитого.
Он обильно заливал печаль, но ему удавалось обманывать себя и выставлять все это за веселье. Правда открылась тогда, когда он превзошел друзей-пьянчуг: слетел с дороги ночью на своем «Камаро» и врезался в дерево. Машина разбилась вдребезги, и позже Ной осознал, что чудом остался жив. Обычно он не пристегивался, но в ту ночь почему-то накинул ремень. Сбежав с места аварии, он всю ночь прятался дома у друга, а с утра заявил, что машину кто-то угнал, и аварию тоже списал на угонщика. Полицейские и родители с сомнением отнеслись к его словам, но обошлось без тяжелых последствий. Ему повезло.
А потом случилась потасовка в магазине. Он заступил на смену, уже приняв на грудь пару бутылок пива. Вполне нормальное поведение для молодых низкооплачиваемых сотрудников магазина, даже что-то вроде почетной практики. Правда, коллеги Ноя справлялись с ней лучше, зависая на границе легкого опьянения, а вот от него самого в тот вечер разило как от пивной бочки, и он даже не пытался этого скрыть. Несколько покупателей пожаловались руководству. Вспыхнул конфликт. Ной ударил своего начальника, и очевидно, что на этом закончилась его работа в «Уинн-Дикси». Отец каким-то образом договорился с начальником, и тот так и не подал заявление в полицию. Ной догадывался, что вопрос решили деньги.
Отец пришел в бешенство. Следующие несколько дней Ной жил у родителей и участвовал в бесконечном, затяжном скандале. В какой-то момент он в гневе сбежал, сел за руль машины, купленной за счет страховых выплат взамен прошлой, и разбил и ее. Без возможности восстановления. В этот раз избежать ответственности не удалось: пострадала общественная собственность и Ной не смог уйти с места происшествия. Приговор предусматривал отсрочку, если он пройдет восьминедельный курс реабилитации, а дополнительным стимулом послужило обещание отца выкинуть его из дома, если он еще хоть раз почувствует от сына алкогольный душок.
Так Ной оказался в комнате ожидания центра «Прозрение». Вместе с ним были и другие люди — притихшие будущие пациенты вместе с близкими. Ной же сидел один. Родители злились и решили не сопровождать его. Ему казалось, что он понимает их, ведь оказался он здесь не по собственному желанию. Друзья из «Уинн-Дикси» больше с ним не общались. Все от него отвернулись, и Ной чувствовал себя одиноким и никем не любимым. К тому же алкоголь больше не туманил его мозг, и Ной вновь и вновь задавал себе вопрос: «Почему все так вышло с Лизой?» Так несправедливо. Вселенная ополчилась на него. По крайней мере, так ему казалось.
Когда его вызвали в кабинет специалиста по приему, в глазах у него стояли слезы. Консультант спросил, что случилось, и Ной ответил: «Я влюбился в девушку».
Наставник по имени Дуайт Кук кивнул и сказал:
— Может, тебе и кажется, будто все так просто, но по собственному опыту знаю, что у зависимости зачастую есть другие причины, помимо поверхностных провоцирующих событий. В группе мы поможем тебе изучить их, объясним, как с ними справляться. Выйдя отсюда, ты не будешь исцелен. Для зависимых исцеления не существует, но мы сделаем все возможное, чтобы ты нашел лучший для себя способ продолжать двигаться вперед. Обещаю.
Ной кивнул:
— Было бы здорово.
Он солгал. Никогда еще ему не хотелось выпить так сильно, как в тот момент. На протяжении всего пребывания в «Прозрении» тяга к выпивке лишь усиливалась. Временами его даже трясло от желания выпить, но он изо всех сил старался играть по правилам и говорить то, что, как он догадывался, хотели услышать от него наставники. На групповых занятиях Ной, как и все остальные, рассказывал о своих несчастьях, связанных с психоактивными веществами, с тем же сочетанием сожаления и самоуничижительного юмора, свойственным всем пациентам «Прозрения». Ной думал, что хорошо справляется с ролью. Для наставников и других пациентов он был парнем, извлекшим урок из своего печального опыта, искренне заинтересованным в излечении.
Ложь и еще раз ложь.
Многие пациенты играли в ту же самую игру, как он вскоре понял. Они делали вид, что принимают за чистую монету вздор, что звучал на собраниях. Все там были заодно. Почему бы и не приукрасить неприятные вещи, чтобы угодить остальным? Наставник старался как мог, но вывести алкоголиков, привыкших врать себе и окружающим, на честный разговор — задача не из легких. Ной был на одной волне с группой, пока не наступила четвертая неделя.
Тогда-то один из пациентов и раскусил его и вместо того, чтобы, как и остальные, закрыть на его ложь глаза, начал с ним разговаривать. Ной, как обычно, перевел тему на Лизу. Он подчеркивал, что был молод и не подготовлен к эмоциональному удару такого масштаба, намекая, что проблема коренится в его с ней отношениях и полностью разрешится, как только он забудет Лизу.
Ной рассказывал в торжественной атмосфере, которая поддерживалась в группе, когда кто-то из участников принимался «обнажать душу». Но на этот раз новичок, слушавший его уже минут десять, внезапно громко захохотал.
— Знаешь, в чем твоя настоящая проблема, засранец?
Нарушителем спокойствия был худощавый парень с впалыми щеками и растрепанной прической, лет двадцати пяти на вид. Скривившиеся в улыбке тонкие губы выражали скорее злость, чем насмешку.
Ной посмотрел на куратора группы с надеждой, что тот сделает замечание, но наставник промолчал. Блеск в его глазах выдал интерес к тому, что собирался сказать новичок.
Когда после долгого напряженного молчания Ной не ответил, парень продолжил:
— Я расскажу, в чем твоя проблема. Ты думаешь, что отличаешься от всех нас, неудачников. Мы ведь обычные ничтожества, но ты... ты — особенный. Считаешь себя звездой блокбастера, снятого по мотивам твоей офигенной жизни. Нарциссическое расстройство личности — вот как это называется. На самом деле в тебе нет ничего особенного.
Ной покраснел. У него дрожали руки.
— Пошел к черту. Ты не знаешь, о чем говоришь.
Парень снова рассмеялся и пожал плечами.
— Блин, мужик, ты не первый влюбившийся и брошенный телкой мудак. Ты один из миллиона. И ты не кинозвезда. Ничего в твоей истории нет необыкновенного. Ты всего лишь лживый алкоголик, отчаянно пытающийся прикрыть правду этим дерьмом. А правда в том, что ты такой же, как я. — Он обвел руками присутствующих. — Ты такой же, как и остальные. И если не хочешь для разнообразия рассказать немного правды, заткнись хоть ненадолго.
Так состоялось знакомство Ноя с Люком Гэррэти. Позже они сойдутся и после курса реабилитации вместе влипнут в неприятности. Но это случится потом: еще один резкий поворот на его жизненном пути, прежде чем наступит конец света.
После очередной неловкой паузы кто-то прочистил горло и заговорил, делясь своей историей о страданиях, которую Ной потом даже не вспомнит. Все еще потрясенный, он сидел на стуле и смотрел на Люка, а тот глядел на него в ответ с невозмутимой, дерзкой ухмылкой.
Через четыре недели Ноя выписали.
Позже, в тот же самый день, он впервые выпил после курса реабилитации.
Ной все еще витал в своих мыслях, когда раздавшийся рядом звук наконец привлек его внимание. Он отреагировал как раз вовремя, чтобы сохранить себе жизнь: посмотрел вправо, влево, а затем вверх. Мертвец почти перебрался через отбойник. Он балансировал на краю и готовился свалиться прямо на Ноя.
Стоило зомби наклониться вперед, как Ной тут же оттолкнулся от барьера и выскочил на пустое шоссе. Мертвец с глухим стуком рухнул на асфальт рядом с прислоненным к отбойнику рюкзаком. Ружье оказалось под зомби, но Ноя это не беспокоило: оружия хватало, включая револьвер в кобуре и охотничий нож на поясе.
Ной не спешил убивать мертвеца, задумавшись над тем, что в очередной раз оказался близко к смерти. Пусть воспоминания захватили его, но он всегда должен быть начеку. Зомби скрытностью не отличались, а значит, этот типчик все время был неподалеку. Он не мог быть одним из сидевших в машинах покойников: те приказали долго жить несколько лет назад. Этому же зомби едва ли исполнился год — возможно, он восстал лишь несколько месяцев назад.
Мертвец поднял голову и впился в Ноя привычным тупым взглядом, который не выражал ничего, кроме голода. Зомби понадобилось несколько попыток, прежде чем он смог наконец встать. Стоило мертвецу сделать первый нетвердый шаг, как рука Ноя легла на рукоять револьвера. Выстрелом можно было быстрее всего избавиться от ходячего покойника, но смутный импульс заставил Ноя обнажить охотничий нож.
Ной бросился вперед, блокировал слабую попытку зомби схватить его дряхлой рукой и вогнал толстое лезвие в висок мертвеца. Брызнула струйка темной крови. Тварь замерла. Ной выдернул нож, и зомби рухнул на землю. Ни спазмов, ни опорожнений кишечника: это привилегия живых. Останки на земле больше напоминали марионетку на оборванных нитях.
Убрав нож, Ной нахмурился и принялся изучать мертвеца. Плоть была на ранней стадии разложения: примерно так зомби выглядели в самом начале эпидемии. Но были и другие признаки недавней смерти, например одежда, такая же грубая, как и у Ноя, похожий пояс, только без инструментов. Вывод напрашивался сам собой: когда-то этот покойник был мужчиной, который долгое время выживал в новом мире. Ной помрачнел, осознав, что перед ним находится похожий на него человек и разница между ними заключается в том, что последнему изменила удача.
Перед глазами встала картина вполне возможного будущего: он в образе только что убитого ожившего мертвеца глядит в небо невидящими глазами, а над ним стоит, сгорбившись, какой-нибудь парень — или девушка — и думает, кем покойник был при жизни. По телу пробежала неприятная дрожь: картинка была слишком яркой и казалась больше видением, чем плодом воображения.
Охваченный острым желанием выяснить личность мертвеца, Ной присел рядом, чтобы обыскать карманы. Он не ожидал, что найдет что-нибудь полезное. В сложившихся условиях носить с собой деньги или документы было бессмысленно: бумажки ценности не представляли и в случае гибели человека родственников почившего никто бы не стал уведомлять. Поэтому Ной удивился, когда обнаружил в заднем кармане потертый кожаный бумажник.
Внутри, в отделении для наличных, обнаружилась пара выцветших однодолларовых купюр. Поначалу Ною показалось это странным, но потом он решил, что незнакомец, возможно, сохранил деньги как осязаемый кусочек прошлого. Ной вытащил купюру и уставился на знакомое зеленоватое лицо Джорджа Вашингтона, потом сунул ее в свой карман. В остальных отделениях бумажника он обнаружил водительское удостоверение штата Индиана, карту социального страхования и фотографию симпатичной молодой женщины, жены или подружки незнакомца.
Ной вытащил водительские права из пластикового отделения. Лицо мужчины на фотографии расплылось в чрезмерно счастливой улыбке. Никто так не улыбается на официальных документах. По всему выходило, что владелец прав был добродушным парнем с множеством друзей. Звали мужчину Патрик Брэшер, и в год апокалипсиса ему исполнилось двадцать пять, как и Ною в этом.
Ной закрыл кошелек и засунул обратно в карман мертвеца. Пришло время продолжить путь, он и так задержался. Ной закинул на плечи рюкзак, подтянул ремни, взял ружье и двинулся в путь. После встречи с мертвецом он с небывалой бдительностью постоянно оглядывался по сторонам, пробираясь через очередной затор.
Пробка на западе была короче, чем на востоке. Причина вскоре стала ясна: через пару миль Ной обнаружил груду перекрученного, почерневшего металлолома. Мощный взрыв разом покончил с десятком автомобилей и намертво перекрыл дорогу, лишив людей возможности спастись, по крайней мере по межштатной автомагистрали. Присмотревшись, Ной различил остов бензовоза, точнее фрагменты цистерны, так как от машины мало что уцелело. Было не совсем понятно, послужил ли бензовоз причиной аварии или стал очередной жертвой более масштабной катастрофы. Цепная реакция превратила машины в искореженный металл и выжгла дорогу на полмили в обоих направлениях.
Ной снова помрачнел, представив, сколько людям пришлось вынести страданий на этой дороге. Казалось, он слышал отзвуки мучительных криков и стонов умирающих и улавливал в воздухе смрад горящей плоти и бензина. Легко было представить, как нечто подобное происходило в бесчисленных городах по всему земному шару, пока он благополучно прятался в горах.
Миновав обломки, Ной облегченно выдохнул. Удручающе яркие картинки давнего бедствия начали рассеиваться, и он подавил болезненное желание обернуться и еще раз взглянуть на обломки. Дорога впереди была свободна, если не считать нескольких ржавых автомобильных остовов, а значит, не было мест, где мертвец мог бы устроить засаду, чтобы затем неожиданно напасть на Ноя.
Путь до Чаттануги был неблизкий. Потребуется минимум пара дней, чтобы добраться до города. В заднем кармане джинсов Ной все это время держал роман-вестерн. Достав его, он пролистал стертые, пожелтевшие страницы до начала третьей главы.
Продолжая идти, Ной еще раз огляделся, чтобы убедиться, что дорога свободна от зомби и потенциальных угроз.
И начал читать.
Ной шел по автостраде и читал вестерны до конца дня и весь следующий день тоже. Никаких происшествий. Время от времени шоссе сужалось и с обеих сторон к нему подступал лес. Зомби не выскакивали из зарослей и никак не беспокоили Ноя. Кроме насекомых, единственными живыми существами были птицы, сидевшие на дорожных знаках и линиях передач, да собака, которая вышла на шоссе, взглянула на Ноя и бросилась обратно в лес.
Большой черный стервятник, казалось, следил за ним некоторое время, паря высоко в небе и очерчивая огромные круги. Такой наблюдатель слегка нервировал. Ной даже задумался: уж не знает ли птица того, чего не знает он? Может, она видела в нем скорую добычу и ждала его смерти? Так они двигались вместе несколько часов, пока Ною окончательно не надоело и он не выстрелил в птицу из ружья. Пуля прошла мимо, но достаточно близко, чтобы спугнуть стервятника.
Ной прочел три вестерна. Старые книги в мягких обложках были небольшими по объему, около ста пятидесяти страниц. С такой скоростью он исчерпает запас свежего чтива быстрее, чем ему хотелось бы. Ной надеялся, что удастся раздобыть еще книг, ведь они помогали справляться с монотонностью долгого путешествия, не сходить с ума из-за постоянных сомнений и опасений.
К тому же чтение отвлекало от лицезрения опустевшего мира. С тех пор как Ной покинул горы, он встретил только двух мертвецов — ни одного живого человека. Конечно, минимум зомби радовал, но вместе с тем Ной все чаще чувствовал себя так, словно остался единственным живым человеком на планете, хотя и сомневался, что это правда. Он был подавлен.
Сверившись с атласом, Ной узнал, что следующий город на его пути — Кроссвилль, с населением чуть больше десяти тысяч человек, согласно переписи двухтысячного года. Он готов был поспорить, что теперь количество жителей в городке с незатейливым названием близко к нулю, но до апокалипсиса в нем наверняка был хотя бы один книжный магазин. Ной решил заглянуть в городок. Пришло время пополнить припасы.
Когда Ной принял это решение, до Кроссвилля оставалось еще миль двадцать, и он понял, что доберется до города не раньше следующего дня. Ной подумал, что за это время успеет прочитать еще одну книгу, стараясь не думать о многих беспокоящих его вещах.
Спустя несколько миль пути он начал различать впереди нечто крайне необычное. Сперва ему показалось, что это оптическая иллюзия: жара и солнечный свет, отражаясь от дороги, создали мираж. То и дело иллюзия рассеивалась, поэтому Ной уже начал подозревать, что у него от усталости начались галлюцинации, но на деле именно исчезновение миража было обманом. С дорогой в нескольких милях впереди действительно что-то было не так.
Примерно через час он подошел достаточно близко, чтобы понять, что в земле зияет огромная дыра. Она была настолько широкой, что охватывала все полосы и внушительную часть обочины. Это озадачило Ноя. Насколько он знал, Теннесси никогда не славился мощными землетрясениями, которые могли бы нанести такой ущерб. А что еще могло вызвать подобные разрушения? Если бы его заставили отвечать, Ной назвал бы в качестве причины взрыв огромной силы, в сотни раз более мощный, чем тот, с последствиями которого он столкнулся на трассе около Ноксвилла.
Стоило Ною оказаться на краю кратера, как его догадка подтвердилась. Он старался не подходить слишком близко, боясь, что земля по периметру не выдержит его веса. Уже в нескольких футах от обрыва он почувствовал, насколько колоссальным был взрыв. От глубины кратера слегка кружилась голова, и Ной отступил на пару дюймов.
Кратер сильно напоминал отметины от бомб или упавших метеоритов, но вопрос о том, что именно здесь произошло, оставался открытым. Версия о падении метеорита казалась Ною более правдоподобной: кому придет в голову взрывать мощную бомбу в этом районе? С другой стороны, после вспышки чумы невероятные и невозможные события происходили достаточно часто.
Размышления увлекали Ноя, но пришло время решить, что делать дальше. Он огляделся, изучая местность. Кратер простирался далеко за пределы дороги. Слева рос лес. Часть деревьев задел взрыв, но остальные стояли как ни в чем не бывало и ограничивали обзор. Справа же местность выглядела куда более обнадеживающе: по свободной от леса территории легче пробраться. Прищурившись, Ной заметил россыпь маленьких строений. На таком расстоянии было сложно сказать наверняка, но ему показалось, что это дома, а значит, возможные припасы, может быть даже книги.
На самом деле выбор был всего лишь иллюзией. Неизвестность против возможных удобств. Конечно, дома уже могли выгрести подчистую, но ночевать в помещении всегда лучше, чем спать в отвратительной машине, годами ржавевшей под открытым небом.
Ной пошел направо, перелез через отбойник, миновал неплотные заросли и поднялся на вершину холма. С другой стороны обнаружилась грунтовая дорога, заканчивающаяся у электростанции, которую огораживал забор из рабицы. Ной пересек дорогу, увидев, что ведет она прямиком в кратер, и, нырнув в заросли и неплотный строй деревьев, вышел на поляну. Вновь показались строения, и теперь, вблизи, стало очевидно, что это дома. Всего в миле от него.
Первый дом, к которому он подошел, выглядел совершенно нормально: хаос окружающего мира не затронул его, разве что заросшая лужайка выдавала нарушение привычного уклада жизни. Дом напомнил Ною о его хижине в горах. Ной задумался, пережили ли хозяева нашествие зомби, и пришел к выводу, что, скорее всего, нет. Орды мертвецов расправлялись с живыми во всех населенных пунктах, даже в самых маленьких.
Ной осторожно приблизился к дому, держа ружье наготове. Вполне очевидно, что выжившим, если они есть, не понравится вооруженный незнакомец, крадущийся к их убежищу. И только у двери Ной убедился, что дом необитаем. Человек обязательно разбил бы огород, но ничего похожего на грядки Ной не обнаружил, и было хоть и возможно, но маловероятно, что обитатель дома обеспечивал себя охотой. От дома несло заброшенностью, и это играло Ною на руку.
Он опустил ружье и заглянул в окно у входа, ладонями прикрыв глаза от солнечного света. В типичной на вид гостиной располагались диван, кресло и кофейный столик, на стене висели плоский телевизор и несколько книжных полок. Последние поначалу обрадовали Ноя, но радость быстро угасла: они были заставлены бесполезными в постапокалиптическую эпоху DVD-дисками и видеоиграми.
Вдруг Ной краешком глаза уловил какое-то движение справа и потянулся за ружьем. Лязгнул затвор дробовика, и Ной пожалел, что вместо этого не потянулся к револьверу на бедре. Он смог бы достаточно быстро расстегнуть кобуру, чтобы уравнять их шансы, а теперь незнакомец получил преимущество. Ною не оставалось ничего, кроме как замереть с протянутой к ружью рукой.
— Подними руки вверх, подальше от ружья, парень.
Скрипучий голос явно принадлежал старику, и догадка Ноя подтвердилась, когда он посмотрел вправо. По виду мужчине, жилистому, с крепкими мускулами — признаком привычки к изнурительному физическому труду, — было немногим за шестьдесят. Сердце Ноя, и без того бешено колотившееся, едва не вырвалось из груди, когда он увидел бородатую физиономию. Что-то во влажных глазах и острых чертах ястребиного лица выдавало в незнакомце склонность к насилию.
Ной поднял руки вверх и начал пятиться в сторону выхода.
— Не нужно мне угрожать. Я просто пытался узнать, не живет ли здесь кто-нибудь.
— Чтобы ограбить дом.
Ной покачал головой:
— Нет, сэр. Я подумал, что здесь уже давно никто не живет. Я ненадолго в этих местах и хотел переночевать под крышей. Могу поискать другое место. Я правда не желаю вам зла, клянусь.
Старик усмехнулся:
— Ты в этих местах надолго, сынок. Конец путешествия.
Почувствовав прилив страха, Ной задышал так часто, что голова закружилась, и ему стало казаться, будто в любой момент он может потерять сознание.
— Господи. Я ничего вам не сделал. Не нужно меня убивать.
— Давай-ка я сам решу, что мне делать. Будешь слушаться и не создашь проблем — проживешь чуть дольше. А теперь медленно и спокойно достань свой пистолет и брось его на землю.
Ной расстегнул кобуру и медленно вытащил револьвер, держа его за рукоять. Стоило стволу покинуть кобуру, как пистолет тут же с глухим стуком упал на землю.
Старик ухмыльнулся:
— Молодец, парень. Знаешь что? Выглядишь так, будто сейчас расплачешься.
Ной стиснул зубы, изо всех сил стараясь не показывать слабость. Похоже, первое впечатление оказалось верным, а значит, не стоило проявлять перед незнакомцев чувств. Отчасти Ною удалось взять себя в руки: головокружение прошло, взгляд стал суровым.
Но старик не был впечатлен.
— Хочешь поиграть в крутыша, да? Скоро проверим, каков ты в деле. — Он махнул дулом дробовика. – Иди вон туда. Попытаешься бежать — прикончу на месте.
Ной повернулся. Что еще ему оставалось делать?
— Куда мы идем?
— Ко мне домой. Тут недалеко.
Нахмурившись, Ной пошел в указанном направлении.
— Что-то я не понимаю. Если это не твой дом, то чего тебе от меня надо?
— Узнаешь в свое время, парень, а пока заткнись и топай.
У Ноя было еще много вопросов к своему потенциальному палачу, но он прикусил язык и молча двинулся дальше.
Дом старика, как и тот, что они покинули, неплохо перенес тяжелые годы чумы. Он был поменьше предыдущего и без гаража, но кто-то, вполне возможно сам старик, поддерживал двор в хорошем состоянии. У бокового крыльца Ной заметил старомодную ручную газонокосилку. На большой двор, должно быть, уходило много сил и времени, однако если у выживших в новом мире и было чего-то в достатке, так это времени.
«Но не у меня, — подумал Ной. — Мое время на исходе».
Старик повел Ноя к боковому крыльцу и велел остановиться прямо перед ним, снять рюкзак и пояс. Ной сложил вещи рядом с газонокосилкой.
— Иди в дом. Медленно. Дернешься — и ты труп.
Ной поднялся по ступеням, повернул ручку и оказался в большой, окутанной тенями кухне. Жалюзи пропускали достаточно солнечного света. В углу примостился большой круглый обеденный стол. На стене висел календарь, на котором отмечали время за год до того, как наступил конец света.
Пройдя внутрь, Ной против воли подумал: «Вот здесь я и умру».
— Повернись, парень.
Ной вздохнул и подчинился.
Крепкий удар кулаком в живот выбил воздух из легких и заставил упасть на колени. Не успел Ной оправиться от первого удара, как на него тут же обрушился следующий: на этот раз костяшки старика врезались ему в челюсть. Ной рухнул на паркетный пол, голова взорвалась болью. На несколько секунд он потерял сознание. Когда волна боли схлынула, Ной понял, что его тащат по полу, держа за запястья. Старый сукин сын положил дробовик на пол, но Ной не мог этим воспользоваться. Он повернул голову и увидел, что старик тащит его к открытой двери в углу кухни.
За дверью царила чернота. Ной всмотрелся в темный прямоугольник, и у него свело желудок. Когда они приблизились к двери, идеальная чернота уступила место картине тревожной реальности. Ной увидел бетонную площадку, а за ней — деревянные перила лестницы. Когда он осознал, что старик собирается бросить его в подвал, Ной уже был в состоянии собраться с силами. Он попробовал упереться ногами в пол, но старик тут же заметил, что Ной пытается сделать, и пресек сопротивление сильным рывком за запястья.
Они миновали порог. Ной почувствовал, как его зад скользит по бетонному полу, и понял, что время на исходе: если старик запрет его в подвале, не останется шансов на спасение. У Ноя появилось предчувствие, что лучше умереть, чем позволить этому случиться. Старик не был обычным борющимся за выживание человеком: алчный блеск в его глазах красноречиво свидетельствовал о том, что с ним что-то не так. Он оказался садистом и наслаждался страхом Ноя.
В последней отчаянной попытке избежать заключения, Ной зацепился ногой за дверной косяк. Внезапное сопротивление затормозило старика, и он слегка ослабил хватку. Надежда всколыхнулась в груди Ноя, но он не успел воспользоваться моментом. Старик быстро вернул контроль над ситуацией: он резко дернул Ноя за руки и втащил его внутрь.
На площадке старик поднял пленника на ноги, развернул и со всей силы двинул по пояснице. Ной ударился коленями о бетонный край лестницы. Перед глазами у него поплыло. Он вгляделся в темноту и смог различить лишь несколько нечетких темных фигур.
Правая рука нащупала перила, но, прежде чем Ной как следует за них ухватился, каблук тяжелого ботинка ударил его в спину, и он кубарем покатился вниз. Остановился Ной только у подножия лестницы и не смог встать. Сперва он испугался, что повредил позвоночник и его парализовало, но вскоре понял, что еще чувствует конечности: просто Ной был настолько сильно избит, что от боли не мог двигаться. Казалось, что руки и ноги целы, но он не мог в этом окончательно убедиться. На мгновение он почувствовал себя лишь обездвиженным куском плоти, запертым в темном, страшном месте.
Ной услышал тяжелые шаги, спускающиеся по лестнице. Старик шел проверить свой «улов». Дыхание Ноя участилось. Он попытался нащупать вокруг себя что-нибудь, чем можно было воспользоваться в качестве оружия, от всей души заехать по злобной, мерзкой роже старика, но не успел он и на дюйм вытянуть руку, как пальцы обожгла вспышка боли.
Услышав отчаянный всхлип пленника, старик рассмеялся. Неспособность защитить себя разозлила Ноя. В последний раз он чувствовал себя таким бессильным в день, когда вышел из реабилитационного центра. Тогда все закончилось катастрофой, и, похоже, история повторялась.
Еще один звук, донесшийся из темноты, временно отвлек Ноя. Раздалось хныканье, очень слабое, но в нем слышалось что-то женское. Через секунду пришла уверенность: он не единственный пленник в подвале. Рядом с ним находилась женщина, и она была либо сильно напугана, либо ранена.
А может, и то и другое.
«Скорее всего», — подумал Ной.
Почувствовав, что старик встал прямо над ним, он задрожал от страха. Его мучитель сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Затем нога старика коснулась спины Ноя.
— Добро пожаловать в новый дом, сынок.
Он начал давить ногой, вминая каблук ботинка в спину жертвы, отчего Ною стало казаться, что у него вот-вот сломается позвоночник. Ной корчился и молил о пощаде, с отвращением слыша свой собственный жалкий, тонкий голос. Из темноты раздался другой, такой же жалкий звук, и Ной понял, что женщина плачет. Было трудно сказать, боялась ли она за себя или сочувствовала Ною. Наверное, опять и то и другое.
Ной откашлялся и всхлипнул:
— Зачем ты это делаешь?
Старик рассмеялся и ничего не ответил. Давление исчезло со спины Ноя, но облегчение было недолгим, потому что в следующую секунду носок ботинка врезался в его ребра. Еще раз. И еще. Ной кричал. Затем удары неожиданно прекратились, и в воздухе ненадолго повисла зловещая тишина.
Хныканье женщины стало громче: старик переключился на нее. Его безумный смех сопровождал звук ударов об обнаженную плоть. Женское хныканье сменилось болезненными стонами. Старик не торопился и методично наносил удары, делая паузы, будто хотел, чтобы женщина как следует прочувствовала боль, прежде чем получить следующую дозу. Ною казалось странным, что она не умоляла его остановиться. Похоже, старик так долго ее обрабатывал, что женщина и не надеялась на милость, а может, это был своего рода вызов.
Глаза Ноя начали привыкать к темноте. Благодаря клину проникавшего через открытую дверь света фигуры в подвале постепенно обрели четкость.
Обнаженная худая женщина среднего роста была прикована к трубе, проходящей вдоль потолка. Старик выбрал цепь такой длины, чтобы пленница могла стоять только на цыпочках, с вытянутыми вверх руками. Постоянное напряжение, должно быть, причиняло ей страшные муки. Когда Ной смог поднять голову и присмотреться, он различил еще одну деталь.
Рот женщины был зашит.
Ноя посетило чувство, что он где-то ее уже видел, и поначалу он подумал, что ошибся, но спустя мгновение понял, почему она казалась знакомой.
Это была женщина со снимка из бумажника Патрика Брэшера.
Казалось, что старик избивает женщину целую вечность. Закончив, он вернулся к Ною. Вторая экзекуция была не менее жестокой, чем первая. Ной получил столько мощных пинков, что боялся умереть от внутреннего кровотечения, но этого так и не произошло. Вскоре старик перестал наносить удары, и Ной понял по последовавшему затем шуму, что тот переставляет какие-то вещи. Ной решил, что сейчас его вновь начнут бить, но шаги переместились к лестнице. Хлопнула дверь, щелкнул дверной замок.
Ной остался лежать на полу несвязанным. Еще один знак презрения со стороны тюремщика. Старик не видел в нем угрозы. Одной этой мысли хватило, чтобы внутри поднялась волна гнева и Ной захотел собраться с силами, встать и выбить дверь ногой. В голове возникла смутная фантазия: он кулаками забивает старика насмерть, но она стала меркнуть, когда Ной начал терять сознание. После долгой пытки телу необходимо было восстановиться.
Придя в себя, Ной обнаружил, что в подвале горит свет, а он прикован к трубе на потолке. Цепь была такой длины, чтобы ему, как и женщине, приходилось стоять на носках. Руки затекли от напряжения. Любое движение отдавалось болью в спине. К тому же Ной, как и пленница, был обнажен и не увидел рядом своей одежды. Его охватил ужас.
Он попытался осмотреться. Старика в подвале не было, но из открытой двери внутрь падал клин света. Он был намного ярче, чем раньше, поэтому Ной сделал вывод, что довольно долго пробыл без сознания. Старик взял его в плен на исходе дня, а теперь, похоже, уже утро. Было сложно представить, что он столько времени провел в беспамятстве, но виной тому послужили, как догадывался Ной, тяжелые побои, которые пришлось вынести его телу.
Помимо проникающего снаружи света, мрак подвала разгоняла керосиновая лампа. Она стояла на карточном столике у дальней стены. Ной посмотрел на пленницу и тут же пожалел о том, что пришел в сознание. Было тяжело видеть жестоко избитое женское тело. Грудь покрывали багровые гематомы и синюшные отметины, напоминающие следы от зубов. Ной порадовался тому, что она была без сознания. Он не смог бы смотреть ей в глаза, зная, что ничем не может помочь. Вдруг она глубоко вздохнула, напугав его, приподняла голову и посмотрела прямо на Ноя.
Стоило их взглядам встретиться, как из ее глаз потекли слезы. Ноя не покидало чувство, что она жалела его, а не себя. Возможно, он и ошибался, но чем дольше Ной смотрел ей в глаза, тем больше убеждался в правдивости своих ощущений. Похоже, она стала пленницей этого подвала довольно давно и уже смирилась со своей участью. А вот его страдания только начинались.
Ярость вспыхнула с новой силой. Он поднял глаза и посмотрел на трубу, не особо толстую, но прочную на вид, около дюйма в диаметре. Ной приподнялся, насколько смог, и дернул цепь изо всех сил. Труба не шелохнулась. Едва он сделал это, как женщина издала приглушенный, полный тревоги звук и замотала головой с выпученными от ужаса глазами. Ной нахмурился, задавшись вопросом, почему его действия так ее напугали. Ответом стал тяжелый стук ботинок по лестнице.
Ной подавил крик. Мучитель возвращался, чтобы продолжить пытку, а Ной был еще более беззащитен, чем раньше. От несправедливости хотелось кричать. Пережить апокалипсис и потерю семьи, годы выживать в горах совсем одному, чтобы, отважившись вернуться во внешний мир, оказаться во власти психопата в проклятой камере пыток? Беспощадная и равнодушная вселенная показала ему средний палец.
Конец света должен был стереть с лица земли человеческий мусор вроде этого садиста. Но ублюдку удалось выжить. Возможно, именно подобные отбросы, словно тараканы, выживали в самых токсичных и невозможных условиях и выходили на свет, когда их естественных врагов не было поблизости.
Приблизившись к Ною, старик усмехнулся и окинул его взглядом с ног до головы.
— Ты тощий урод, но хотя бы не такой побитый, как она.
— Зачем ты это делаешь?
Старик ухмыльнулся:
— Потому что могу. И потому что мне нравится. Почему же еще?
Ной поморщился.
— У тебя явно с головой проблемы.
Старик ударил его по лицу. Голова дернулась, и Ной вскрикнул от боли, тут же почувствовав презрение к самому себе: крик превратил его в маленького, хныкающего ребенка. Отчасти Ной понимал, что ругать себя за это глупо: он попал во власть невменяемого человека и страх в подобных ситуациях — естественная реакция для людей любых возрастов. К тому же мучитель оказался не просто старым садистом: он владел недюжинной силой и выдерживать сокрушительные удары молча было невозможно.
Несмотря на это, Ной вновь испытал презрение к самому себе, когда из его глотки вырвались пронзительные крики и первые плаксивые мольбы о пощаде, стоило кулакам старика врезаться в его живот.
Мольбы, казалось, успокоили мучителя. Влепив Ною напоследок размашистую пощечину, он отступил на шаг. В небрежном ударе оказалось достаточно силы, чтобы голова Ноя запульсировала от боли. Он крепко зажмурился, и по щекам потекли горячие слезы.
Когда Ной снова открыл глаза, старик сидел на складном стуле между висящими пленниками на таком расстоянии, чтобы можно было видеть обоих одновременно. Он потирал бугор между ног, медленно возбуждаясь. Через некоторое время старик расстегнул штаны, извлек член и принялся мастурбировать.
Ной таращился в пол, не в силах вынести пристальный, похотливый взгляд старика. По коже побежали мурашки отвращения. Тело дрожало от ужаса в ожидании того, что произойдет дальше. Он всхлипнул, несмотря на все попытки сдержаться, когда услышал, как ножки стула скрипнули по бетонному полу. Мгновение спустя подвал заполнили звуки шлепков. Ной продолжал буравить взглядом пол, но по приглушенным всхлипам женщины понял, что старик насилует ее. Слезы облегчения хлынули из глаз Ноя, когда до него в полной мере дошло, что старик выбрал ее. Следом его накрыло волной самого глубокого и мучительного стыда, который он когда-либо испытывал.
Вскоре изнасилование закончилось. Старик застегнул ширинку и подошел к Ною.
— Знаю, о чем ты думаешь, парень. Радуешься, что я засадил не тебе. Ты уж не переживай, придет и твое время. Эта сука долго не протянет. Хорошо, что ты проходил мимо, а?
Ной не ответил.
Старик рассмеялся:
— В мире, вообще-то, осталось не так уж много людей. Черт, да мне ли тебе объяснять? Ты же сам был наверху. В наши дни мужику приходится брать то, что он может. К тому же дырка есть дырка, не так ли?
Старик хихикнул, искренне веселясь и походя на умалишенного ребенка. Ной подумал о том, что в детстве он, должно быть, мучил животных и сжигал насекомых с помощью увеличительного стекла. Старик наверняка держал людей в подвале и до того, как наступил конец света. Он жил в сельской местности, ближайшие соседи, по сохранившимся домам, были далеко — идеальное место для маньяка.
Старик с лукавым видом покосился на Ноя.
— Ух, и громко же шестеренки в твоей башке крутятся, парень. Хочешь что-то сказать?
— Ты рад, что мир погиб, верно?
— С чего ты взял?
Ной хмыкнул.
— Потому что тебе больше не нужно хоронить своих жертв. Зачем? Законы же больше не действуют, верно?
Старик окинул его оценивающим взглядом.
— Похоже, ты умнее, чем я думал. Есть что еще сказать?
— На самом деле, да.
— Что ж, выкладывай.
— Ты гребаный паразит. И как всякого паразита, тебя нужно истребить.
Лицо старика мгновенно исказила холодная ярость. Глаза вылезли из орбит, ноздри раздулись. Он втянул воздух сквозь плотно стиснутые зубы. Ной понимал, что беззащитен перед взрывом бешенства, но ничего не смог с собой поделать. О своих словах он не жалел, несмотря на боль, которая должна была за ними последовать.
К удивлению Ноя, старик не начал месить его кулаками. Через несколько секунд он успокоился, разжал зубы и снова хмыкнул.
— Жить надоело? Меня так просто не проведешь. Ты пробудешь здесь о-очень долго. Может, я возьму нитку с иглой и сделаю с тобой то же самое, что и с ней. Будешь хлебать кашу через соломинку до конца своей жалкой жизни. Как тебе такое?
Ной ничего не ответил. Холодный тон старика сломил его.
Старик ухмыльнулся.
— Так я и думал.
Рассмеявшись, он направился к лестнице. Продолжая смеяться, старик поднялся наверх и исчез в дверном проеме. Через секунду дверь захлопнулась. Ной не мог не думать об угрозе старика. Достаточно было одного взгляда на женщину, чтобы убедиться, что он слов на ветер не бросает.
Ною захотелось кричать.
Но он не посмел издать и звука.
Спустя несколько часов дверь снова открылась. Все это время Ной бодрствовал, возбужденный разум переполняли зловещие картины будущих увечий и издевательств. Крик рвался из глотки, но страх подавлял его. Впрочем, Ною не удалось сдержать робкий всхлип, когда по лестнице затопали тяжелые ботинки.
Ной уставился в пол. Шаги приближались. Его тело охватила дрожь, с языка уже были готовы сорваться первые просьбы о пощаде, но старик прошел мимо него. Он направился к женщине, и та пронзительно завизжала. Цепь загромыхала о трубу, пленница трепыхалась в тщетной попытке отстраниться от мучителя.
Ной приказал себе не смотреть, продолжать таращиться в пол, пока старый психопат готовился к новой порции зверств. И все же что-то заставило Ноя поднять голову.
В правой руке старик держал молоток. Он как раз замахнулся на женщину, когда Ной поднял глаза. В последний момент повернув голову, она избежала мощного удара тупым концом молотка по зубам. Молоток обрушился на подбородок, и пленница завизжала еще громче. От звуков желудок Ноя сжался. Второй удар пришелся по телу, и женщина затихла. Ной в ужасе продолжал наблюдать за чудовищной пыткой.
Старик нанес как минимум дюжину ударов, большая часть которых приходилась по мягким участкам тела, хотя несколько из них попали и по ребрам. Жалобные крики разрывали Ною сердце. В его голове стали формироваться фантазии о мести, но Ной, не в силах вынести того факта, что их невозможно было осуществить, поспешил отогнать смутные мысли.
Очевидно, старик бил не в полную силу. Ной уже знал, насколько сокрушительными могут быть его удары, так что, завидев молоток, он подумал, что психопат решил покончить с женщиной, чтобы целиком сосредоточиться на новой жертве, но, похоже, Ной ошибался. Ублюдок наносил удар за ударом, явно желая максимально продлить страдания женщины.
«Я в аду, — подумал Ной. — Этот подвал находится в аду, а этот человек — дьявол».
Целая вечность минула с момента первого удара, и вот старик закончил избивать женщину и подошел к Ною, который тут же опустил взгляд. Ной вздрогнул, когда старик, ухмыляясь, поднес молоток к его подбородку, чтобы он поднял голову.
— Не думай, что я забыл про тебя, парень. Я тут придумал нечто особенное. Видел, что я только что сделал с девкой? Так вот, ты ей еще позавидуешь. Обмозгуй пока это. До скорого.
Он крепко ударил Ноя молотком по подбородку и хихикнул в ответ на болезненный вскрик. По лестнице старик поднимался, как всегда, неторопливо. Перешагнув порог, он оставил дверь открытой.
Какое-то время Ной слушал, как их тюремщик ходит по кухне, беззаботно насвистывая. Стоило Ною понять, что старик, скорее всего, готовится к особенно изощренной пытке, его дыхание тут же участилось.
Ной дернул за цепь, но она не поддалась. По подвалу разнесся громкий лязг. Ной не сомневался, что старик слышит его, но все равно дернул еще раз, со всей силы. Терять ему было нечего. Старик в любом случае будет его пытать, а возможно, даже изувечит. Если Ною каким-то чудом удастся сорвать трубу с потолка, он сможет дать какой-никакой отпор.
Но как бы сильно он ни дергал, труба оставалась на месте. Старика, судя по всему, не особо беспокоил доносившийся из подвала лязг. Иногда вниз долетало мерзкое хихиканье. Отчаянье Ноя достигло предела, когда он услышал, что старик внезапно перестал свистеть и наверху повисла мертвая тишина.
Природу последовавших затем звуков Ной понял не сразу. Старик пытался двигаться бесшумно. Длинная пауза в его передвижениях заставила Ноя нахмуриться. Возможно, это был еще один изощренный способ поглумиться над пленниками, ведь они могли лишь по звуку угадывать его движения.
Затишье прервал испуганный вскрик старика и звон битого стекла. Кто-то обладавший недюжинной силой выбил боковую дверь одним ударом, затем все потонуло в шуме внезапной жестокой потасовки: рычание, грохот, крики боли. Последние, судя по всему, принадлежали старику. Через несколько секунд все было кончено. Ной не успел понять, что произошло, как сквозь ворох полусформировавшихся мыслей он услышал знакомый голос:
— Ной! Ты где?
От удивления у Ноя отвисла челюсть, и в голове пронеслась мысль: «Обри. Срань господня».
Услышав голос сестры, Ной на мгновение лишился дара речи. Оцепенение спало, когда женщина рядом с ним издала полный отчаяния визг. Обри снова позвала его, и Ной попытался ответить, но вместо слов из горла вырвался сдавленный, еле слышный хрип. Он откашлялся и попробовал снова:
— Обри! Я здесь!
Она влетела в дверной проем и замерла на верхней площадке. Ноя захлестнули эмоции. Он не думал, что когда-нибудь в жизни снова увидит сестру, но вот она, все в том же потрепанном черном платье. Расставание вышло ужасным, но какое это теперь имело значение? Никогда еще он не был так счастлив ее видеть.
Какое-то время Обри неподвижно стояла, вглядываясь в полумрак. Спустившись, она резко остановилась напротив Ноя, и ее глаза округлились от потрясения. Обри беззвучно шевелила губами, пытаясь что-то сказать. Выражение ужаса на ее лице привело Ноя к осознанию, что он ошибся, посчитав, будто сестра ожесточилась сердцем.
Обри выдохнула:
— Я приведу Ника.
Развернувшись, она бросилась вверх по лестнице.
Осторожно высвободив Ноя и женщину из цепей, спасители помогли им подняться по лестнице. Женщина едва могла двигаться. Переступив порог подвала, они осторожно направились в гостиную. Повсюду были разбросаны осколки стекла — последствия выбитого дверного окна.
Одежда Ноя лежала на кухонном столе. Последнее звено в череде нечаянных подсказок: ружья на том месте, где старик наставил на него дробовик, и рюкзака, примостившегося на улице у боковой двери. Похоже, мучитель не торопился избавляться от улик: едва ли кто-нибудь еще мог забрести в эти места. Если бы не самоуверенность старика, Ной наверняка стал бы очередной жертвой, замученной насмерть в подвале.
Отстранившись от Обри, Ной быстро оделся, не сводя свирепого взгляда со старика. Бывший тюремщик сидел за столом, крепко привязанный к стулу. Он был не в лучшем состоянии: лицо превратилось в распухшее багровое месиво, из бесчисленных порезов сочилась кровь. Впрочем, стоило ему встретиться с Ноем взглядом, как на разбитых губах расцвела зловещая усмешка.
— Расскажешь им, как я оприходовал тебя, парень?
— Ни черта ты не сделал.
Старик рассмеялся:
— Ох, не верьте этой маленькой сучке. Пытается сохранить остатки гордости. Я объездил...
Ной заметил лежавший на полу среди осколков стекла у выбитой двери молоток. Без сомнений, именно им старик избивал женщину. Подчеркнуто не обращая внимания на старика, продолжавшего нести чушь, Ной поднял молоток. Старик тут же умолк, увидев, чем занят его бывший пленник, и не смог скрыть страха.
«Отлично», — подумал Ной и посмотрел на Ника.
— Развяжи его.
Ник нахмурился. Женщина из подвала лежала у него на руках, дрожа и тихо поскуливая.
— Хочешь убить его? Валяй. Развязывать для этого не нужно.
Ной покачал головой:
— Не хочу, чтобы он был связан. Это важно. Пожалуйста.
Старик рассмеялся:
— Именно так он говорил всякий раз, когда я ему присовывал. Так сразу и не скажешь, чего он просит: остановиться или продолжить.
Ник помог женщине сесть в кресло и снял с пояса нож. Лицо старика вновь скривилось от испуга, когда Ник принялся перерезать бечевку. Похоже, выбор между весельем и страхом наконец был сделан.
Пошатываясь, старик поднялся со стула. Ной в одно мгновение оказался рядом, занеся над головой молоток. Ножки стула царапнули пол, когда старик попытался отступить. Его рука дрожала, когда он поднял ее в слабой попытке отразить удар. Головка молотка врезалась в висок старика, отбросив его на стол.
Ной стащил его со стола за воротник рубашки. Ноги старика спутались, и он рухнул на четвереньки. Следующий удар пришелся в затылок. Старик упал лицом вниз, Ной перевернул его и с удовольствием увидел, как тот всхлипывает и молит о пощаде.
Вот только пощада не входила в планы Ноя. Он сдерживался, хотел, чтобы старик прочувствовал боль, а не умер в первые же секунды, потому и дальше бил вполсилы. Вскрики звучали музыкой, как и хруст костей, легким контрапунктом влившийся в мелодию, когда молоток встретился с челюстью старика. Поначалу он еще пытался сопротивляться, но в конце концов силы его покинули.
Гнев Ноя пылал все ярче и удары становились все более жестокими. Его лицо перекосило от ярости, молоток взмывал в воздух и опускался все чаще. Старик выл от боли. Он попытался схватить Ноя за рукав и пробормотал что-то неразборчивое, моля о пощаде, но Ной перехватил его руку, прижал к полу и начал дробить костяшки пальцев. Громкий хруст костей заставил Ника и Обри в ужасе замереть. Не обращая на них внимания, Ной продолжал колотить старика по лицу.
Чья-то рука осторожно опустилась на плечо Ноя.
— Прикончи его, Ной. Ты уже достаточно его наказал.
Резким движением Ной стряхнул руку сестры.
— Не трогай меня!
Он зарыдал, и рука Обри снова легла ему на плечо.
Через несколько секунд рядом оказался Ник и, прочистив горло, проговорил:
— Отойди, пожалуйста.
В правой руке он держал пистолет. Ной встретился с Ником взглядом, устало кивнул и отошел в сторону.
Раздался выстрел. Пуля крупного калибра снесла старику полголовы.
Ной уставился на труп своего мучителя, чувствуя, как ярость уходит, уступая место другим, не менее едким чувствам. Он не смог защитить себя без посторонней помощи. Ник и Обри были живым свидетельством того, что он недостаточно силен, чтобы выжить во внешнем мире самостоятельно.
Ной посмотрел на сестру.
— Мой рюкзак, он еще на улице?
Она нахмурилась:
— Да. А что?
Не ответив, он вышел наружу через боковую дверь. Стоило ему оказаться за порогом, как раздался полный печали и тревоги голос Обри, но Ной не слушал. Взявшись за рюкзак, он сел на крыльцо и лихорадочно дернул за ремни.
Обри вышла вслед за ним.
— Что там у тебя, Ной? Что ты ищешь?
Порывшись внутри, он достал непочатую бутылку «Мэйкерс Марк».
— Ной, это плохая идея.
Сорвав с бутылки красную восковую пломбу, Ной открутил крышку и сделал первый большой глоток. Он запрокинул голову и опустошил бутылку на треть, прежде чем убрал ее ото рта.
Поднявшись на ноги, Ной свирепо посмотрел на сестру. На ее лице отразилось страдание, и в этот момент она напомнила ему прежнюю Обри, из тех времен, когда он барахтался в море жалости к себе после разрыва с Лизой. Тогда все переживали за него. Ной помнил, что не раз доводил младшую сестру до слез.
— Какое тебе дело? Ты меня ненавидишь.
Обри вздрогнула от пропитавшего его слова яда.
— Я не ненавижу тебя, Ной.
Горький смех разнесся над округой.
— Да? Ловко ты меня одурачила, гребаная сука. Ты выгнала меня из дома, помнишь? Черт, да ты хотела убить меня! Так что я не поведусь на твою игру в обеспокоенную сестренку!
Обри вытерла слезы.
— Я пыталась сказать, но ты не слушал. Просто я была в бешенстве. Я...
Ной фыркнул.
— Верно. Хотела меня наказать, ведь так?
— Ной...
— Заткнись.
За спиной у Обри возник Ник. В его взгляде читался укор.
— Нельзя так разговаривать с собственной сестрой. Прояви немного уважения.
Ной сделал еще один большой глоток бурбона. Упрек только подлил масла в огонь. Алкоголь, как обычно, распалял гнев, искажая реальность и заставляя воспринимать каждую мелочь как глубокую обиду.
— Да пошел ты! Пошли вы оба!
Ной пожалел об этих словах, едва произнес их. Они были ничем не хуже тех, что он уже наговорил сестре, но Ной понимал, что придирается к мелочам, и ненавидел себя за это. Ник и Обри спасли ему жизнь. Он был обязан им всем. Но алкоголь делал свое темное дело, и Ной уже не мог взять свои слова назад.
Он отвернулся и быстрым шагом пересек задний двор. Участок граничил с густым лесом. У самой границы чащи до него донесся голос Обри, умолявшей его вернуться. Не обращая на нее внимания, Ной нырнул в заросли. Ветки цеплялись за его одежду, под ногами хрустел подлесок. Он то и дело прикладывался к бутылке, понимая, что вскоре алкоголь крепко ударит по организму: голову уже заволакивал туман. Ной поднялся по склону невысокого холма, вышел на поляну и увидел яму, полную тел.
Шесть лет назад...
Водителю такси, забравшему Ноя из «Прозрения», велели везти его прямиком домой, к родителям. Отец заранее оплатил поездку. Никаких остановок или объездов. Ной чувствовал себя террористом, которого перевозят из одной тюрьмы в другую. Впрочем, это ощущение было не так далеко от истины. Из-за жесткого распорядка клиники пребывание в ней было похоже на тюремное заключение, а теперь Ной ехал домой, туда, где отец наверняка глаз с него не спустит и даст хорошего пинка, если он оступится.
В бумажнике оказался ровно сорок один доллар. Ной сдал личные вещи, когда регистрировался в клинике: бумажник, сотовый телефон, ключи. На выходе все вернули обратно. Таксист, мексиканец средних лет, маневрировал в неторопливом потоке автомобилей. Ной предложил ему сорок один доллар за остановку у магазина. Памятуя о строгих инструкциях клиента, водитель поначалу отказался, хотя от Ноя не укрылось, что он счел предложение заманчивым. Призвав на помощь весь свой талант, Ной скорчил гримасу и сделал вид, что ему срочно нужно в туалет. Он поклялся, что пробудет внутри не больше пяти минут, так что отец даже не заподозрит их в отклонении от маршрута.
Таксист убрал деньги в карман и остановился у «Спиди-Марта». Ной вошел, выбрал дальний угол и осмотрелся. В небольшом магазине оказался всего один продавец-подросток, который как раз был занят толстухой в настолько маленьком топике, что на нее было больно смотреть. Судя по всему, она собиралась спустить недельную зарплату на лотерейные билеты.
Оптимальные условия для мелкой кражи. Подойдя к холодильнику с пивом, Ной схватил первую попавшуюся банку и спрятал под куртку. Продавец едва скользнул по нему взглядом, когда Ной выходил из магазина. Забравшись в такси, Ной отработанным движением беззвучно открыл банку, пока таксист вновь встраивался в автомобильный поток. Ной пробыл в магазине минуты две. Водитель встретился с пассажиром взглядом в зеркале заднего вида, всем видом показывая, что уж его-то Ною провести не удалось, но вслух ничего не сказал.
Примерно через полчаса он высадил Ноя возле дома родителей в пригороде. К тому времени Ной уже прикончил высокую банку «Миллер Лайт» и сунул ее обратно в карман куртки. Отец ждал на веранде двухэтажного дома в плантаторском стиле. С бесстрастным лицом он кивнул Ною, прежде чем дать водителю чаевые.
Они стояли лицом друг к другу на полукруглой подъездной дорожке и долго молчали.
Со все еще непроницаемым выражением лица, отец заговорил первым:
— Это от тебя так пахнет пивом?
Ной кивнул:
— Что, выставишь меня на улицу?
Отец покачал головой, бесстрастность сменилась разочарованием, смешанным с грустью.
— Нет, сынок, не выставлю.
— Но я думал, что у меня больше нет права на ошибку. В смысле, ты так сказал. Я запомнил. Такое не забывается.
Отец пожал плечами:
— Я злился. Ты мой сын, и я не собираюсь ставить на тебе крест.
Слова произвели на Ноя глубокое впечатление. Он разрыдался прямо там, где стоял. Отец, обычно скупой на слова, подошел к нему и обнял. Весь яд, боль и обиды, накопившиеся в Ное за последние полгода, хлынули наружу.
Ной действительно попытался наладить свою жизнь, и какое-то время это было несложно. К его приезду родители избавились от всего, что содержало алкоголь: помимо выпивки, в список входили лекарства от кашля, кулинарный херес и медицинский спирт. Пока Ной находился в четырех стенах первые несколько недель после выписки, ему легко было сохранять равновесие.
Проблемы начались примерно месяц спустя, когда через «Фейсбук» с ним связался Люк Гэррэти. Он только что выписался из «Прозрения» и хотел увидеться. Люк и Ной сдружились после стычки на собрании группы. К тому же их роднил возраст: относительно других пациентов клиники они были достаточно молоды. Люк предложил поддерживать друг друга в стремлении оставаться трезвыми. Ной настороженно отнесся к предложению, зная, какой колючий у Люка нрав, но потом счел идею разумной.
Две недели спустя Люк предложил вместе пойти на встречу анонимных алкоголиков. Со слов Люка, после выписки он ежедневно ходил на эти собрания. Ною, однако, еще предстояло побывать на подобном мероприятии. Наставники «Прозрения» неустанно подчеркивали важность ежедневных встреч в первые постреабилитационные месяцы. Когда Ной рассказал родителям о планах отправиться в Нэшвилл, чтобы пойти на встречу с другом по реабилитационному центру, они тут же его поддержали, посчитав, что сын двигается в правильном направлении на пути к избавлению от пагубной привычки.
К тому времени у Ноя появилась «новая» машина взамен второй разбитой «Камаро» — старый рыдван, стоивший меньше двух тысяч. Права ему восстановили после курса реабилитации, и благодарить за это стоило снисходительного судью, который вел его дело. «Понтиак» не отличался комфортом, в нем даже радио не работало, но Ноя это не волновало: главное, что у него были колеса. Впервые за полторы недели покидая родительский дом, он твердо решил посетить собрание вместе с Люком и встать на путь истинный.
Он остановился у светофора в трех милях от дома, посмотрел направо и увидел магазин «Квик-стоп». В следующий момент в голове возник образ Лизы Томас, а в груди появилось странное жжение. До того момента он старался не думать о ней. Впервые со дня выписки из «Прозрения» к нему вернулось старое, хорошо знакомое чувство, будто вся вселенная против него. Некая темная, злобная сила выбрала идеальный момент, чтобы подразнить Ноя воспоминаниями о Лизе.
Зажегся зеленый.
Позади раздались гудки.
Ной вцепился в руль «Понтиака» так, что побелели костяшки пальцев. Водитель позади засигналил настойчивее. Ной зажмурился, досчитал до десяти, а открыв глаза, крутанул руль влево и въехал на парковку «Квик-стопа».
Отец давал ему сорок долларов наличными в неделю, которые в шутку называл «скромной стипендией», на случай, если Ною понадобятся деньги на карманные расходы. И поскольку он не выходил из дома, «стипендия» копилась. Пока Ной сидел, вцепившись в руль «Понтиака», и пытался отговорить себя от того, что собирался сделать, его карман жгли сто сорок долларов.
Более чем достаточно, чтобы уйти в отрыв на одну ночь. Просидев в машине несколько минут, Ной наконец вышел и побрел в «Квик-стоп». Вернулся он с двенадцатибаночной упаковкой «Бада». Первую банку Ной открыл уже в машине и направился в Нэшвилл на встречу с Люком.
К тому моменту, когда он прибыл в пункт назначения, Ной выпил еще три.
Какое-то время Ной ошеломленно смотрел в ясное небо, прежде чем осознал, что лежит на спине и только что пришел в себя. Сперва мысли путались и он не мог понять, где находится и почему так ужасно себя чувствует. Из-за боли, словно шипами пронзавшей голову, Ной не мог выдержать яркого солнечного света и зажмурился. Во рту пересохло, поэтому он догадался, что во всем виноват алкоголь.
Обрывками начала возвращаться память. Всплыло лицо Обри, исказившееся от боли, когда он на нее сорвался. Некоторые полные злобы слова эхом отозвались у него в голове, заставив вздрогнуть. Может, отчасти его гнев был обоснован, но он зашел слишком далеко. В конце концов, сестра пришла к нему на помощь, заслужила благодарность и прощение, а вместо этого ей пришлось вновь пережить старый кошмар — разговор с пьяным братом, как никогда грубым и злым.
«Черт», — поморщился он.
В правой руке все еще лежала бутылка «Мэйкерс Марк». Встряхнув ее и не услышав всплеска, Ной со вздохом опустил бутылку на землю. По крайней мере, у него осталась еще одна в рюкзаке. Или нет? Ноя охватила паника, когда он представил, как Обри осматривает его рюкзак, вынимает бутылку и выливает ее содержимое на землю. Так делали родители, если обнаруживали заначку алкоголя в его комнате. Обри не раз становилась свидетелем этой расправы, выслушивая, как брат и родители осыпают друг друга гневными, полными желчи упреками.
Ной был уверен, что сестра непременно обыщет рюкзак и обязательно выкинет бутылку. Черт, еще более пугала перспектива, что она избавится от травки. Он смог бы обойтись без выпивки, будь у него травка. Марихуановый дурман всегда ослаблял желание приложиться к бутылке.
Нужно собраться с силами, подняться с земли и вернуться прежде, чем разразится катастрофа. Он верил, что если подаст все под правильным соусом, то Обри позволит ему сохранить травку. Вдруг, разминая ноющий позвоночник, Ной понял, что с землей под ним что-то не так.
Он посмотрел в одну сторону, в другую.
После того, как прошел краткий, полный ужаса момент осознания, Ной резко сел, вскрикнув от страха и отвращения. Он лежал в яме с трупами, десятками тел разной степени разложения. Они лежали друг на друге минимум в два слоя. Легкое шевеление где-то внизу указывало на то, что где-то в этой массе гниющей плоти есть и ожившие останки, желающие добраться до него и превратить в еще одну голодную мертвую тварь. Но даже в момент глубокого отвращения Ной пережил близкое к озарению состояние: ситуация повторялась, будто небеса в очередной раз намекали, что ему суждено окончить жизнь при схожих обстоятельствах.
— Я бы сказал, что тебе нужно выбираться оттуда, пока не поздно, но, похоже, ты уже сам об этом догадался.
Ной посмотрел вверх и увидел Ника, стоящего у края ямы. По лицу мужчины было видно, что ситуация одновременно веселит и раздражает его. Он опустился на колено и протянул руку.
— Давай, малец, лезь сюда, я тебя вытащу.
— Где Обри?
— В доме, присматривает за женщиной. Ну же, шевели задницей.
Ной поднялся и начал пробираться к краю ямы. Под ногами хрустели кости, тела смещались и оседали под давлением. Живот одного из мертвецов лопнул под правой ступней Ноя, и она провалилась в месиво из разлагающихся органов. Труп был относительно свежим, и Ною показалось, что на искаженном лице он увидел упрек за надругательство над мертвецом. Из-под груды тел показались костлявые пальцы, вытянувшиеся в сторону Ноя. К тому времени, как он добрался до края ямы и схватил Ника за руку, его сердце было готово выпрыгнуть из груди.
Бывший военный вытащил его без особых усилий. Но прежде чем Ной успел поблагодарить Ника, тот двинул ему кулаком под дых, свалив на землю. Захрипев, Ной перевернулся на бок и едва не скатился обратно. Ник схватил его за руку и оттащил подальше от ямы, почти к границе леса, и только там отпустил.
Ник молча закурил, а Ной еще какое-то время хрипел, держась за живот.
Когда боль и тошнота утихли, Ной сел и посмотрел на Ника.
— Думаю, я заслужил.
Ник бросил окурок и раздавил его ногой.
— Согласен.
Ной протянул руку.
— Поможешь?
Ник легко поставил его на ноги.
Минуту они стояли молча, пока Ник курил другую сигарету. Выдохнув длинную струю дыма, он достал пачку из кармана рубашки и протянул Ною, но тот отказался. Ник пожал плечами:
— Мне больше достанется.
Ной нахмурился:
— Ладно, как скажешь. Возьму одну.
Какое-то время они курили, с отвращением разглядывая яму с трупами. Ной еще и не верил в то, что видит: сказывался посстравматический стресс.
Ник хмыкнул:
— Должен признать, парень, когда я подошел к куче мертвых людей и увидел, что ты лежишь прямо посреди них, я подумал: «Этот идиот слишком глуп, чтобы жить». — Он вопросительно посмотрел на Ноя. — Серьезно, как такое произошло?
Ной глубоко затянулся, закашлялся и ответил:
— Эти твари здесь уже лет сто лежат. Черт возьми! Не могу сказать, как тут оказался. Просто не помню. Правда.
Ник усмехнулся и покачал головой:
— Черт, малец.
— Прошу тебя, перестань называть меня «малец». Меня это бесит.
Ник кивнул:
— Справедливо. Не обещаю, что не буду забываться время от времени, но постараюсь сдерживаться. Послушай, Обри рассказала мне кое-что. У тебя есть свои демоны, у меня — свои. И в мире, который полетел в тартарары, соблазн сказать: «Да катись оно все на хрен» — и перестать контролировать своих демонов очень велик, я понимаю. Но я не хочу, чтобы ты пил, пока будешь с нами. Как уже можно было понять, это слишком опасно.
— Говоришь как мой отец.
— Твой отец, судя по всему, был гением.
Ной рассмеялся.
Лицо Ника посуровело.
— Но я серьезно. Не стоит тебе пить.
Ной выбросил окурок в яму.
— Как ты ответил на просьбу не называть меня мальцом, не обещаю, что не буду забываться время от времени, но постараюсь держать себя в руках. И ты должен дать мне поблажку. В том подвале я пережил настоящее шоу ужасов, черт возьми.
Ник пожал плечами:
— А я и дал тебе поблажку. Почему, думаешь, ударил только один раз? — Он усмехнулся. — Да шучу я, расслабься. И серьезно, я тебя понимаю. Правда. Но все равно никакого алкоголя.
Ной молча кивнул.
Какое-то время они стояли на краю ямы, созерцали пространство вокруг, и оба думали об одном и том же, только каждый смотрел на ситуацию со своей колокольни. Ной знал, что рано или поздно ему удастся раздобыть выпивку. Сложность заключалась в том, что необходимо будет сделать это незаметно для остальных. Ник же почти наверняка понял, что он задумал, и теперь будет следить за каждым его шагом, чтобы не дать Ною сотворить задуманное. Ной понятия не имел, о чем конкретно думал Ник, но он был уверен, что его догадка близка к правде.
Он хмуро посмотрел на Ника.
— Не пойми меня неправильно. Я рад, что все так разрешилось. Ты понятия не имеешь, насколько я рад. Но зачем вы вообще за мной пошли? И как узнали, по какой дороге я спустился с Туманных гор?
— Твоя сестра, Ной. Она настояла, чтобы мы пошли за тобой. С ней невозможно спорить. Маршрут — чистая догадка. Обри порылась в хижине, нашла в подвале какие-то вещи и решила, что ты отправился искать подружку из прошлого.
Коробка с университетскими реликвиями. А что же еще? Покопавшись в содержимом — в старых письмах, тетрадях, кампусных фото и документах из колледжа, — Ной обнаружил обрывки конверта и последние снимки Лизы. В тот момент он потерял интерес ко всему остальному и просто оставил всё на полу. Его сестра обладала феноменальной интуицией.
Он вздохнул.
— Обри — умная девушка.
— Так и есть.
Очередная, более короткая пауза.
Ник признался:
— Я буду приглядывать за тобой. Ты же догадался, верно?
— Ага.
Ник мотнул головой в сторону ямы с телами.
— Как, по-твоему, что это за жуткое дерьмо? Довольно странно, правда? Яма с телами в такой глуши. Имею в виду, я видел подобные. Груды сожженных тел в траншеях, вырытых солдатами, но то были меры по сдерживанию зомби. А это... это что-то совсем другое.
— Старик был серийным убийцей.
Ник взглянул на Ноя, удивленно выгнув бровь.
— Правда?
Ной кивнул:
— Он почти признался. Думаю, если покопаться на заднем дворе, можно найти и другие останки, не такие свежие. Похоже, он промышлял тем же самым еще до того, как начался конец света, а после перестал прятаться. Наверное, старик вырыл яму исключительно для того, чтобы в доме не пахло мертвечиной.
— А когда убивал кого-нибудь, тащил сюда и сбрасывал в нее. Только похоже, что с некоторыми из них он не закончил.
— По пути сюда я наткнулся еще на одного, которого он не прикончил.
— Зомби?
— Ага. Пошарил по его карманам после того, как всадил нож ему в голову. — Ной махнул в сторону дома, продолжая смотреть на яму с трупами. — Та женщина. В бумажнике была ее фотография.
— Господи. Без балды?
— Без балды.
Какое-то время оба переваривали ситуацию, пока Ник не заговорил:
— Нужно возвращаться. Не люблю надолго оставлять Обри одну.
— Ладно. Я все равно уже устал пялиться на мертвяков.
Отвернувшись от ямы, они двинулись в обратный путь.
Ночью они разбили лагерь на заднем дворе старика. Спать внутри никто не захотел. Казалось, будто стены пропитались злобой и отчаянием жертв мертвого серийного убийцы. Можно было найти убежище в других домах, но ни у кого не осталось ни сил, ни желания заниматься поисками, поэтому они решили сперва отдохнуть и набраться сил для следующего дня.
Ник проверил сарай за домом и нашел лопату. Примерно в центре большого двора, подальше от кошмарного дома и границы леса, он выкопал яму для костра. Ной помог собрать дрова. Июнь наступал на пятки, поэтому ночи были достаточно теплыми. Костер же служил другой цели — отгонять тьму, не только ночную, но и ту, что пыталась проникнуть в их мысли. Втроем они собрались у огня, все, кроме Линды, женщины из подвала, которая спала в палатке Ноя, накачанная антибиотиками и обезболивающим.
Обри обнаружила лекарства во время тщательного обыска дома. Старик накопил внушительный запас медикаментов. Некоторые, по всей видимости, были добыты в домах мертвых соседей, потому что на них были приклеены этикетки с разными именами, но большая часть пузырьков и упаковок не имела подписей врачей: в какой-то момент старик, очевидно, опустошил склад заброшенной аптеки.
Ной сидел у костра напротив Ника и Обри, попивая из фляги и то и дело бросая взгляд на палатку. Сквозь треск огня слышалось доносившееся оттуда похрапывание.
Закрыв флягу, Ной посмотрел на Ника.
— Как она?
Здоровяк пожал плечами:
— Сложно сказать. С внутренними повреждениями мы ничего не можем поделать. Надеюсь, антибиотики справятся с инфекцией, но со временем они становятся не очень эффективными. Будем усиленно пичкать ее ими, надеюсь, это сработает. Старый ублюдок крепко ее отделал.
Воцарилась мрачная тишина. Ник и Обри, держась за руки, вглядывались в потрескивающее пламя костра. Ной зажмурился и закусил нижнюю губу, пытаясь сдержать слезы.
Почувствовав привкус крови, он открыл глаза.
— Странно, да?
Обри оторвала взгляд от огня и посмотрела на брата.
— Что именно?
— Ты сделала то, чего не смог сделать я, преодолела бездействие, за которое меня осуждала. Спустилась с горы и спасла меня из ситуации, похожей на ту, в которой сама находилась все эти годы. — Руки Ноя крепко сжали флягу. Сейчас ему отчаянно хотелось держать в руках бутылку виски. — Знаешь, я никогда не верил ни в какие высшие силы. Именно поэтому у меня было столько проблем с алкоголем. Возможно, все это время я ошибался. Возможно, случившееся здесь — урок, который мне преподали эти гребаные высшие силы.
Настала очередь Обри сдерживать слезы.
— Прости, Ной. Этого не должно было случиться. Я не должна была… вести себя так.
— Не извиняйся. Ты права. Я заслужил это. Заслужил все плохое, что когда-либо со мной происходило.
Ник вздохнул.
— Мужик, не стоит искать в том, что здесь случилось, скрытый смысл. Вселенная не пытается чему-то тебя научить. Жизнь — это череда случайных событий. Доказательство этому находится вокруг нас. И иногда все выстраивается таким образом, что мы видим знаки или предзнаменования, которых на самом деле нет. Все произошедшее здесь было случайным стечением обстоятельств.
Ной забарабанил пальцами по фляге и хмыкнул:
— Как скажешь.
Обри бросила на него свой коронный оценивающий взгляд.
— Ты правда хочешь, чтобы во фляге была выпивка, верно?
— А это так заметно?
— Ага.
Ной пожал плечами:
— Знаешь, все те годы, что тебя не было, я почти не пил. Да, я накопил кучу спиртного, но почти к нему не прикасался. Мне казалось, что я преодолел свои проблемы, но похоже, что нет. Неважно, что мир рухнул. В любом случае старые привычки возвращаются. Я безнадежен.
После короткой паузы Ник прочистил горло.
— Что ж, похоже, мы подошли к теме, которую нужно обсудить.
Что-то в голосе бывшего вояки заставило Ноя инстинктивно начать защищаться:
— С меня довольно ультиматумов и лекций. Я все понял.
Ник покачал головой.
— Я свое слово сказал, если уж на то пошло. Мне кажется, мы оба понимаем, какой точки зрения придерживаемся. И я действительно считаю, что ожидать от тебя воздержания глупо. Ты алкоголик. Именно поэтому утром нам нужно двинуться обратно в горы.
Лицо Ноя посуровело.
— Нет.
Ник успокаивающе поднял руку:
— Просто выслушай меня. Знаю, у тебя есть цель, но ты поставил ее от отчаяния. Тебе нужно перестать фантазировать о воссоединении с девчонкой, которая, возможно, давным-давно уже мертва, и сосредоточиться на реальных вещах. Ты воссоединился с сестрой. Ищешь знаки? Начни отсюда. Потому что это настоящее чудо. Тебе нужно принять этот факт и отправиться с нами обратно на гору. Там мы будем в безопасности.
Какое-то время Ной молчал, думая о том, насколько близка была смерть, пока он находился в яме с трупами. Если бы не Ник, какой-нибудь зомби в конце концов вылез бы из месива тел и укусил его. Внешний мир — место опасное. Ник был, несомненно, прав насчет возвращения в горы.
Но для Ноя это не имело значения.
Что бы ни случилось, он наметил себе курс.
— Вы с Обри можете возвращаться. Я и сам справлюсь, — сказал Ной, впрочем, без уверенности в голосе. Пока все его достижения указывали на то, что он плохо кончит, если останется один, но, даже понимая это, Ной все еще намеревался продолжить путь.
— Я не вернусь, и хватит об этом.
Ник разочарованно вздохнул.
— Ной...
— Зря стараешься, мужик. Я пойду до конца.
— Но зачем? — Голос Обри звенел от надрыва, как тогда, в последний день на горе. — Ник прав. Она, скорее всего, мертва. А если и нет, она находится за тысячи миль отсюда. Ты никогда ее не найдешь.
Ной кивнул:
— Ты права. Вы оба правы насчет моей задумки, но, так или иначе, я иду в Калифорнию, чтобы все прояснить.
Обри покачала головой:
— Просто хочу понять зачем.
Ной пожал плечами:
— Если я вернусь с вами на гору, мы долгое время сможем жить там в безопасности. Я в этом ни капли не сомневаюсь. Но вы не принимаете во внимание то, насколько я был одинок. И я говорю о таком типе одиночества, которому соседство с вами не поможет. Вы с Обри есть друг у друга. Это главное. Вы не понимаете, насколько это важно. А что я? У меня никого нет. И если я вернусь на гору, так будет всегда. Возможно, вы правы и Лиза мертва. Но даже малейший шанс, что она все еще где-то там, оправдывает для меня риск. Ничего страшного, если вы не понимаете, о чем я говорю, я все равно это сделаю.
В воздухе снова повисло молчание, но оно было недолгим.
Обри встретилась взглядом с Ноем.
— Я иду с тобой.
Ной решительно покачал головой:
— Ни в коем случае. Спасибо тебе за то, что ты для меня сегодня сделала, но больше ты мне ничего не должна.
— Я иду, черт возьми. — Обри ухмыльнулась. — Я могу быть такой же упрямой, как и ты, братец, если вдруг забыл.
Ник поднял руки в знак капитуляции.
— К черту. Мы все идем. Мне все равно рано или поздно надоест на той проклятой горе.
Спор утих сам собой. По правде говоря, Ной был рад, что все обернулось именно так. Он почти не верил в то, что сможет самостоятельно добраться до Калифорнии, и дело было не только в дополнительной поддержке и защите: главное, что он не будет одинок. Пережитого им одиночества хватило бы на несколько жизней.
Ник встал, потянулся и громко застонал, разминая спину.
— Вы двое поспите, а я постою на часах.
Ной широко зевнул и понял, насколько сильно хочет спать. Он растянулся прямо на земле, подложив под голову рюкзак. Уже через мгновение Ной соскользнул в сон, и снилась ему Лиза Томас. Она улыбалась, стоя на балконе пляжного домика где-то в Калифорнии, все такая же прекрасная, как в его воспоминаниях.
Вдруг ее плоть начала стремительно разлагаться и сползать с костей, а яркое калифорнийское солнце у нее за спиной обратилось кроваво-красным оком.
Через несколько дней они достигли окраины Нэшвилла. Июнь окончательно вступил в свои права, и становилось жарко. Из-за этого они постоянно чувствовали себя вялыми и за день проходили меньше, чем могли бы. Физическое состояние Линды Брэшер тоже не способствовало длительным переходам, особенно поначалу.
С помощью простыней, позаимствованных из дома старика, Ник сделал импровизированную перевязь. Он нес Линду на спине, распределив свое снаряжение между Ноем и Обри. Ник был самым крупным и сильным из всех и лучше других подходил для этой задачи, но даже он мог нести взрослую женщину лишь несколько миль, да и то с передышками.
Они продолжали бороться за здоровье Линды: щедро поили женщину водой и скармливали ей прорву антибиотиков. Иногда удавалось уговорить Линду съесть кусочек вяленого мяса. Губы, освобожденные от швов, все еще не зажили, и сперва было невозможно уговорить ее поесть, но вскоре голод пересилил дискомфорт.
На третий день Линда набралась сил и уже была в состоянии недолго передвигаться самостоятельно. Каждый день она проходила все больше, а когда они достигли окраины Нэшвилла, полноценно встала на ноги.
Более чем за день до прибытия в Нэшвилл они условились заглянуть в город и поискать припасы. Как и в Ноксвилле, все полосы ведущего из города шоссе были забиты мертвыми машинами. Здесь было даже больше следов хаоса и разрушений. Ной никогда еще не видел такого гигантского скопления искореженных автомобилей. Даже хуже, чем взрыв цистерны под Ноксвиллом. Долгое время им встречались только груды перекрученного, почерневшего металла, однажды даже пришлось перелезть на соседнюю полосу: обломки усеивали дорогу так плотно, что пробраться между ними не представлялось возможным.
До цели оставалось еще несколько миль, когда им удалось разглядеть очертания городского центра. Едва силуэты небоскребов проступили сквозь дневное марево, как в Ное проснулся страх. Этот страх не был связан с опасностью, которая могла таиться в городе. Дело в том, что Ной не был в Нэшвилле с того рокового дня, когда они вместе с сумасбродным Люком Гэррэти предались безудержному пьянству.
Стоило приблизиться к городу, как страх сменился смесью ужаса и удивления. В некоторых зданиях зияли дыры, а те, что пострадали сильнее, казалось, вот-вот рухнут. Ной был уверен, что как минимум один небоскреб уже упал, потому что пустое пространство в израненном городском пейзаже противоречило тому, каким он запомнил это место. Ной попытался представить пострадавший район, заваленный грудами щебня, и перед глазами замелькали картинки, близкие по содержанию к смутным воспоминаниям о нью-йоркской трагедии 11 сентября. Оставшиеся небоскребы, скорее всего, превратились в смертельные ловушки. Идти туда за добычей определенно не стоило.
Обри хмуро смотрела на разрушенные здания.
— Напоминает зону военных действий.
Ник кивнул:
— Так и есть. Война, которую мы проиграли.
— Может, продолжим идти по шоссе? — предложил Ной, глядя на Ника. — Найдем какой-нибудь пригородный район. Там будет куда безопаснее и, скорее всего, мы найдем все, что нужно.
Ник задумчиво почесал бороду.
— Соглашусь. Похоже, здесь была та еще заваруха. Использовали серьезные пушки. Военную технику. Эти здания попали под плотный обстрел.
Ной нахмурился.
— Почему?
Ник пожал плечами:
— Думаю, потому что все разваливалось чертовски быстро. Военные теряли связь. Возможно, некоторые подразделения в панике решили воспользоваться самыми смертоносными штуками в своем арсенале, чтобы переломить ход войны с мертвецами. Но имейте в виду, что это просто предположение.
В первые дни своего путешествия Ной, сталкиваясь с подобными картинами, представлял себе тот же самый сценарий. Однако он воображал военных злодеями и теперь подумал, что, возможно, был к ним отчасти несправедлив.
Какое-то время все шли молча, а затем Обри сказала:
— У меня болят ноги. Мне нужна обувь поудобнее.
Ной бросил на нее взгляд.
— Может, нам нагрянуть в магазин велосипедов? Устроим велозаезд через всю страну.
Ник усмехнулся:
— Или найдем лошадей и повозку.
Ной улыбнулся, представив себя и попутчиков в образах ковбоев времен Дикого Запада.
— На самом деле, не самая плохая идея. Если предположить, что где-то еще остались лошади.
— Как только выберемся за город, будем проверять все фермы по пути, — с задумчивым видом произнес Ник. — Конечно, все лошади либо давно мертвы в стойлах, либо выживают где-то на воле. И все же не стоит сбрасывать их со счетов.
Обри застонала, потянув за ремни своей дорожной сумки.
— Ох. Можем мы остановиться на минутку? Иначе я сдохну.
Ник посмотрел на Ноя, тот в ответ пожал плечами.
— Ладно. Привал пять минут. Или десять, если хотите.
Дополнительных объявлений не потребовалось. Все тут же остановились и принялись скидывать с себя ношу. Ной расстегнул ремни рюкзака и небрежно бросил его на землю.
Линда села, устало прислонившись спиной к бетонному отбойнику. Ной с любопытством посмотрел на нее, потягивая воду из фляги. Женщина, похоже, почувствовала на себе его взгляд, но не ответила на него. Линда вообще мало общалась, и то немногое, что она произносила, было адресовано Обри. Ной старался не принимать это на свой счет. В конце концов, ее так долго и страшно истязал мужчина. Да, Ной тоже был жертвой этого монстра, но для ее травмированного сознания это не имело особого значения.
По правде говоря, Ной потворствовал замкнутости Линды, почти с ней не заговаривая. Покинув дом старика, они обменялись максимум десятью словами, и все это были односложные ответы на простые вопросы. Ной присмотрелся к своей роли в этой истории и решил, что ощутимая часть их «отношений» завязана на стыде. Она видела его в самом слабом и беспомощном состоянии: человек на пару десятков лет старше с легкостью избил его до бесчувствия, а теперь ее заставили тащиться за сотни миль в место, которое ничего для нее не значило. Так что, возможно, к общему недоверию к мужчинам прибавилось еще и негодование.
Ной подошел ближе, и она подняла глаза. На ее лице застыло подчеркнуто нейтральное выражение, лишенное следов презрения. И теплоты.
Он протянул ей флягу.
— Воды?
Она кивнула:
— Пожалуйста.
Ной присел и помог Линде удержать флягу, когда ее руки задрожали. Пока она пила, он не мог отвести глаз от ее безымянного пальца. Кольца на нем не было, но вмятина на коже указывала, что женщина долгое время его носила. Наверное, свадебное или обручальное кольцо от Патрика. Ной предположил, что старик сорвал его с ее руки.
Наконец она отодвинула от себя флягу, вытерла рот тыльной стороной ладони, и Ной закрутил крышку.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Он немного помедлил, а затем сел рядом с ней. Она не вздрогнула и никаким другим способом не отреагировала на его действия, и Ной решил, что это хороший знак. Какое-то время они молча сидели рядом. Ник и Обри тихо беседовали о чем-то неподалеку.
Вдруг Линда повернулась к Ною:
— Тебе не нужно себя винить. Ты ничего не мог сделать. Он был сильным. Это не твоя вина.
Ее слова застали Ноя врасплох. Он хотел что-то сказать, но его мгновенно переполнили эмоции, и Ной не смог выразить то, что чувствовал. Линда, казалось, поняла его, взяла за руку и слегка ее сжала. Это длилось не больше пары секунд, и никто из них не нарушил молчания, но для Ноя этого было вполне достаточно. Внезапно он почувствовал себя лучше, впервые с того дня, как старик взял его в плен.
Через двадцать с лишним минут они уже снова шли по дороге.
Через несколько дней неподалеку от Джексона, более-менее крупного города к западу от Нэшвилла, они столкнулись с проблемой. До этого они сто двадцать с лишним миль шли в основном по пустынной территории. Ни других живых, ни зомби они не видели.
По пути они дважды заходили в мелкие городишки, чтобы пополнить припасы. В одном проникли в заколоченный досками магазин спортивных товаров, где Ной наконец смог обменять свой громоздкий старомодный рюкзак на более удобный. Пока другие занимались осмотром магазина, он перекладывал вещи из старого рюкзака в новый. Не спуская глаз с Обри, быстро запихал заначку травки в самый глубокий отсек рюкзака, хотя и думал, что особых причин для беспокойства нет. Как он подозревал еще в Кроссвилле, сестра нашла последнюю бутылку «Мэйкерс Марк» и избавилась от нее, но травку не тронула — возможно, потому что сверток с травкой не особо отличался от свертков с едой.
Оба городка щедро одарили их предметами первой необходимости: консервами, бутилированной водой и туалетной бумагой. Последняя стала для Ноя роскошью, поскольку в течение нескольких лет ему приходилось подтираться старыми губками, а потом промывать их в ведрах с колодезной водой. В пути же дела с гигиеной обстояли хуже. Он взял с собой две губки, но регулярно промывать их, по крайней мере тщательно, не получалось. В особенно тяжелый момент он воспользовался пожелтевшими страницами одного из вестернов. Мягко выражаясь, опыт был не из приятных, поэтому, когда они наткнулись в дальней части разграбленной аптеки на залежи туалетной бумаги «Шармин», Ной понял, каково это — обнаружить Святой Грааль. Единственная проблема — грамотное распределение, чтобы бумаги хватило до следующей вылазки за припасами.
К тому времени Линда уже могла нести легкую сумку. Они положили туда туалетную бумагу, несколько консервов и пару пластиковых бутылок с водой. Не то чтобы это сильно облегчило ношу остальных, но возможность сделать даже столь незначительный вклад в общее дело благоприятно сказалась на настроении Линды. Улыбаться во все тридцать два она не стала, но мрачное облако, окружавшее ее, немного рассеялось, и, более того, с каждым днем она выглядела все лучше. До окончательного выздоровления было еще далеко, но лошадиная доза антибиотиков делала свое дело, и, приближаясь к Джексону, они начали снижать дозировку.
Первым намеком на неприятности послужило нечеткое темное пятно на горизонте. Увидев его, Ной сразу же вспомнил гигантский кратер возле Кроссвилля. Сперва он был уверен, что еще один участок дороги подвергся необъяснимой бомбардировке, но стоило присмотреться к аномалии повнимательнее, как Ной тут же переменил свое мнение. Что бы это ни было, оно было слишком далеко, чтобы разглядеть детали, но даже поверхностного осмотра хватило, чтобы подсознание Ноя выдало нечто невообразимое: аномалия движется.
На мгновение он зажмурил глаза и потер их кулаками. Сказывалась усталость после долгого дня, проведенного в пути. Из-за дневной жары одежда промокла от пота. Снова открыв глаза, он прищурился в надежде, что движение впереди всего лишь навеянная усталостью иллюзия: если нечто подобных размеров движется, значит, стоит ждать беды.
Ник внезапно остановился и поднял висящий на шее бинокль. Остальные тоже замерли. Какое-то время стояла напряженная тишина. Ной, изнывая от желания получить новые сведения, уже обругал себя за недальновидность: ему следовало прихватить бинокль из спортивного магазина. Задним умом он понял, насколько важен бинокль в длительном путешествии, но до этого Ной был слишком занят мыслями о том, как бы получше спрятать травку в новом рюкзаке.
Обри раздраженно топнула ногой:
— Блин, скажи уже, что там?
Ник передал бинокль Ною.
— Придется сойти с дороги.
Какое-то время Ной наблюдал все то же темное пятно, полностью перекрывшее шоссе. Но стоило настроить фокус…
— Ни хрена себе!
Он услышал быстрые шаги, и в следующую секунду Обри вырвала бинокль из его рук, поднесла к глазам, подержала какое-то время, ахнула и опустила. Ной расслышал в голосе сестры страх и мысленно ее поддержал: он и сам порядком испугался.
Ной посмотрел на Ника.
— Как далеко, по-твоему?
Ник нахмурился.
— Пара миль, наверное. Доставай атлас.
Ной снял рюкзак, присел и открыл его, затем сдвинул в сторону несколько вещей и вытащил потрепанный атлас, который уже был сложен подробной картой Теннесси вверх.
Подошел Ник, и вдвоем они начали просчитывать варианты. Бывший военный провел указательным пальцем вдоль красной линии на мятой карте.
— Черт.
В атлас заглянула Обри:
— Что?
— Следующий съезд с шоссе через пять миль.
— А до предыдущего — четыре, — добавил Ной.
Обри раздраженно вздохнула.
— Вот дерьмо. А до Джексона далеко?
Ник снова провел указательным пальцем вдоль красной линии.
— Чуть меньше двадцати миль.
Ной огляделся. Они стояли посреди длинного участка автострады между Нэшвиллом и Джексоном, суженного до двух полос в каждую сторону. Примерно через десять миль дорога снова расширялась до четырех полос, но даже это преимущество не помогло бы им прорваться сквозь такое количество зомби. Оставался единственный вариант — сойти с дороги. Проблема заключалась в том, что этот участок автострады был окружен густым лесом, который определенно скрывал труднопроходимую местность.
Обри оттолкнула руку Ника и провела своим маленьким указательным пальцем по странице, отклонившись от красной линии в северном направлении. Ной увидел, как ее взгляд сместился к масштабной шкале в углу страницы. Затем она постучала пальцем по месту на карте.
— Открытое пространство, меньше чем в миле отсюда. И маленькая линия… — Палец скользнул по странице. — Черт, не уверена, что это дорога. Нет ни названия, ни номера. Может, какая-нибудь грунтовка. И если я права...
Ник кивнул:
— В конце концов она куда-нибудь нас выведет. По крайней мере, мы недалеко от Джексона. — Он забрал у Обри бинокль и повесил себе на шею. — По коням, банда. Сегодня гуляем по лесу.
Ной застегнул рюкзак и снова надел его. Почувствовав на себе взгляд Линды, он повернулся в ее сторону. Не удержавшись, поморщился, представив, как она с трудом перелезает через отбойник и бредет по пересеченной, потенциально опасной местности. С другой стороны, ей пришлось пережить и гораздо более тяжелые испытания.
— Готова?
Она пожала плечами:
— А у меня что, есть выбор?
Ной покачал головой.
— Нет. Извини.
На ее губах мелькнула тень улыбки. Это произошло так быстро, что Ной задумался, не показалось ли ему.
— Это не твоя вина.
Обри уже двинулась к отбойнику.
— Хватит флиртовать. Если вы не заметили, проблема зомби в зомби-апокалипсисе снова стала актуальной. Идем.
Ее попытка сострить заставила Ноя усмехнуться. Похоже, сестра тоже приходила в себя и уже больше напоминала прежнюю Обри. Но ухмылка исчезла, как только до него дошел смысл ее замечания по поводу флирта. Обри частенько болтала всякое, но почему-то именно эти слова, и Ной не готов был пока разбираться в причинах, обеспокоили его.
Линда больше не смотрела в его сторону. Ной решил, что она смутилась. Казалось, в их отношения вернулась неловкость. Обри явно говорила без задней мысли, но Линда была не в лучшей эмоциональной форме, потому даже такая мелочь легко могла свести любой, даже самый незначительный, прогресс на нет. Ной прекрасно понимал, что она чувствовала.
Однако в кризисной ситуации некогда беспокоиться о второстепенных вещах. Ник и Обри уже перелезли через отбойник. Ной бросил взгляд на запад: орда шаркающих в привычном темпе зомби все еще была далеко, но все же на месте мертвецы не стояли. Теперь их можно было разглядеть невооруженным глазом. Задерживаться без лишней необходимости не стоило.
Ной с Линдой поспешили к обочине и перебрались через отбойник.
Как только они пересекли границу леса, земля круто пошла вверх. Им пришлось карабкаться на холм, хватаясь за все, что подворачивалось под руки. Они чувствовали себя альпинистами, обремененными припасами и без подходящего снаряжения. Ружье то и дело соскальзывало с плеча Ноя, а Линда несколько раз теряла равновесие и, не придерживай ее Ной, кубарем скатилась бы под откос. Первые пару раз Линда тихо благодарила его, но потом стала держаться молча. Сначала Ной подумал, что это еще один признак смущения, но затем взглянул на ее лицо и не увидел ничего, кроме суровой решимости. Она старалась изо всех сил, расстроенная тем, что была слабее остальных.
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем они выбрались, задыхаясь, на более-менее ровный участок земли и смогли идти вперед слегка наклонившись, вместо того чтобы подниматься почти ползком. Однако, несмотря на это, Ной продолжал на всякий случай двигаться позади Линды.
Пока они пробирались через густой лес, Ной мысленно вернулся к зомби на шоссе. Еще несколько минут назад он думал, что шанс встретиться с большим количеством мертвецов почти нулевой. Зомби, появившиеся в начале катастрофы, давно разложились, те же, кто еще мог шевелиться, вряд ли ходили бы по шоссе. В мире осталось настолько мало людей, что вероятность появления новых полчищ зомби была крайне мала.
Последний выпуск новостей, который он смотрел прежде, чем отключилось электричество, запомнился Ною изможденной ведущей, которая рассказывала, что человеческая раса оказалась «близка к вымиранию», потому что неутешительные прогнозы предвещали девяностопроцентную смертность среди населения Земли. Другой человек в том же эфире заявил, что более реальная цифра — девяносто пять, а может, и все девяносто восемь процентов. На этом моменте Ной решил погрузиться в отцовскую коллекцию фильмов.
— Эй, Ник?
Здоровяк то и дело исчезал за густой растительностью, но его ответ был громким и четким:
— Да?
— Ты знаешь, что в мире почти не осталось людей?
На мгновение из-за листвы выглянул затылок Ника. Он двигался вперед не оборачиваясь.
— И что с того?
Ной пригнулся под веткой. На мгновение в нем заговорила паника, когда, распрямившись, он понял, что потерял из виду своих спутников. Прямо перед ним вздымалось к небесам огромное дерево — самое толстое и высокое из всех, с которыми он когда-либо сталкивался. Обойдя его и мельком увидев спину Линды, Ной облегченно вздохнул.
Успокоившись, он повысил голос, чтобы снова привлечь внимание Ника.
— Так как объяснить такое скопление нежити на автостраде? Сотни, возможно тысячи. Похоже, они восстали совсем недавно.
Не успел Ник ответить, как раздался голос Обри:
— Разве не очевидно? Где-то пряталась большая группа людей. Долгое время у них все было хорошо, а потом что-то случилось. И теперь они все, мать их, мертвы.
Теория сестры казалась правдоподобной, а выводы из нее — неутешительными и пугающими.
— Вот этого я и боюсь. То, что уничтожило их, может все еще бродить где-то там. И если мы с ним столкнемся...
Обри хмыкнула.
— Нам крышка.
— Да, так и будет.
— Вы оба делаете смелые предположения. — Голос Ника прозвучал ясно и четко, хотя сам он был где-то далеко впереди, скрытый деревьями. — Вспомните первые дни, как быстро распространялась чума. Может, люди из той группы просто утратили бдительность. Хватило одной мертвой твари: она пробралась незамеченной и заразила нескольких людей — вскоре погибла вся группа. На самом деле, я сомневаюсь, что где-то впереди маячит крупная угроза. Я даже готов поспорить, что это не так.
Ной не стал развивать тему. Слова Ника казались ему достаточно разумными, и он надеялся, что бывший военный прав.
Земля продолжала выравниваться. Вскоре густые заросли поредели. Возгласы облегчения возвестили о том, что путники увидели дорогу.
Улыбка застыла на лице Ноя, когда он опустил взгляд и увидел скользящую прямо перед ним змею. Длинная, черная, с желтыми пятнышками, она показалась ему невероятно крупной. Ной резко остановился, испуганно втянув воздух. Линда оглянулась. На ее лице читалось беспокойство.
— Ты в порядке?
Змея промелькнула мимо и исчезла в подлеске. По выражению лица Линды Ной понял, что змею она не заметила. Он тяжело вздохнул и выдавил улыбку.
— Я в порядке. Давай уже выберемся из этого проклятого леса.
Линда пожала плечами и продолжила путь.
Вскоре они вышли на открытую местность, которую Обри обнаружила на карте. Дорога была такой узкой, что больше походила на асфальтированную тропинку, что, возможно, объясняло, почему в атласе ее никак не пометили. По другую сторону дороги раскинулось большое, бесплодное на вид поле. За ним снова начинался лес.
Ник опять попросил атлас.
Ной достал его из рюкзака и протянул Нику. Затем открыл флягу и, делая долгий глоток, окинул взглядом тропу, которая, вполне ожидаемо, за столь долгий срок покрылась выбоинами. Обри изучала карту вместе с Ником. Линда стояла в нескольких футах от остальных, обратив отсутствующий взгляд на отрезок тропы слева от Ноя. Он повернулся в ту сторону, чтобы понять, что именно привлекло ее внимание, но увидел лишь деревья и петляющую ленту потрескавшегося асфальта.
Но тут Ник повернул голову в том же направлении и произнес:
— Думаю, нам туда. Обойдем орду и в конечном счете вернемся на автостраду.
Он показал Ною карту, отметив точку, где волнистая синяя линия обрывалась, возможно заканчиваясь тупиком. Однако с последним предположением можно было поспорить, ведь дорожка заканчивалась перед самым пересечением с пронумерованной дорогой, которая петляла в западном направлении, прежде чем свернуть обратно к съезду с автострады. Важным было то, что съезд располагался в нескольких милях позади орды зомби.
Ной пожал плечами:
— Думаю, может получиться.
Ник вернул атлас Ною, и тот сунул его в рюкзак. Через несколько минут они двинулись в выбранном направлении и не успели заметить, как преодолели первые две мили. Короткий привал пошел всем на пользу, даже Линда двигалась бодрее. Ной начал подумывать, что она сможет полностью восстановиться, по крайней мере физически. С психологической частью все могло быть сложнее, но ее недавние попытки поддержать разговор давали надежду на то, что однажды она будет в состоянии обсудить все с Ноем. Они могли бы помочь друг другу.
Тропа то и дело спускалась, поднималась вверх и резко петляла, напоминая Ною о той коварной дороге, которой он выбирался из Туманных гор. Стоило догадаться, ведь в атласе эту тропу помечала волнистая линия. И это же объясняло, почему они не заметили мертвецов, пока не вышли прямо на них.
Обри двигалась во главе группы. Она была возбуждена от переполнявшей ее энергии, и темп, заданный остальными, ее не устраивал. На какое-то время Обри полностью скрылась за одним из крутых поворотов. Ной не обратил на это внимания, пока не услышал ее пронзительный крик. Ник бросился вперед, окликая ее и на ходу срывая с плеча ружье. Ной и Линда кинулись вслед за ним.
За поворотом все трое резко остановились, едва не врезавшись в Обри. Она неподвижно стояла посреди тропы. Сразу стало очевидно, что дальше двигаться в этом направлении они не смогут: путь преграждала стена мертвецов. Орда простиралась в обе стороны, насколько хватало глаз.
Обри тяжело вздохнула:
— Нам крышка.
Какое-то время все молчали.
— Что, черт возьми, будем делать? — спросил Ной.
Времени на обсуждения не осталось: зомби заметили живых людей. До этого они хранили жуткое молчание, но теперь хор сиплых голодных стонов набирал обороты и зомби заковыляли вперед в более оживленном темпе.
Инстинкт подсказывал Ною, что необходимо разворачиваться и бежать со всех ног, но у Ника созрел другой план. Он схватил Обри за локоть и потянул в сторону деревьев. Перспектива очередного марш-броска через лес угнетала, но других вариантов у них не было. Вскинув ружье, Ной поднял взгляд на Линду.
— В лес. Живо.
Прицелившись в ближайшего зомби, он нажал на спусковой крючок и испытал глубокое, первобытное удовлетворение, когда верхняя часть головы нежити разлетелась на куски. Зомби отлетел назад, сбив с ног другую мертвую тварь, стоявшую прямо у него за спиной. Ной прицелился снова и передернул затвор ружья, досылая патрон в патронник, а затем нажал на спусковой крючок и попал другому зомби между глаз.
Линда вздрагивала после каждого выстрела. Ной на мгновение почувствовал раздражение: она не послушала его и не бросилась в сторону леса, но оно тут же прошло, стоило ему увидеть выражение ее лица. Он положил руку ей на поясницу и подтолкнул в сторону леса, прикрикнув, чтобы Линда двигала задницей.
Мертвые твари к тому моменту успели преодолеть половину отделявшего их от добычи расстояния. Ной уже пожалел, что поддался инстинкту открыть огонь. После многих лет практики он научился быстро управляться с ружьем, но время, потраченное на стрельбу, стоило слишком дорого. Он начал палить от гнева и раздражения, не задумываясь. Теперь эта выходка могла стоить ему жизни.
Вскоре они слепо пробирались сквозь деревья. Этот участок леса был не таким плотным, как тот, что примыкал к автостраде, но это не делало подлесок менее опасным, особенно если бежать через него со всех ног. Несмотря на это, Линда двигалась в довольно быстром темпе. Ной радовался за нее, но уже через мгновение пожалел, что так сильно сосредоточился на ней.
Он наступил в яму, с криком повалился вперед и со всего размаху врезался в землю. Ружье вылетело из рук и исчезло в густой зелени подлеска. По всему телу прокатилась волна боли, остановившись в области лодыжки, но Ной быстро понял, что это скорее сильный вывих, нежели перелом. В любой другой ситуации он бы остался на месте и подождал, пока боль утихнет, но сейчас на кону стояла его жизнь.
И все равно прошло несколько секунд, прежде чем он оперся руками о землю и встал на колени. Поднявшись, Ной осмотрелся в поисках ружья. Сердце пустилось вскачь: он услышал позади неуклюжие шаги. Лес для мертвецов не самая удобная территория, но их огромное количество гарантировало, что некоторые рано или поздно прорвутся и доберутся до Ноя, если тот не пошевелится. Но он отчаянно не хотел терять винтовку.
Ной ползал на коленях, шаря руками в подлеске в надежде наткнуться на ствол или приклад. Шаги за спиной становились все громче, и Ной с тревогой понял, что тварей было несколько. Треск веток за спиной возвестил, что пора смириться с неизбежным: он потерял ружье и потеряет вдобавок жизнь, если прямо сейчас не встанет и не побежит прочь.
К несчастью, при попытке встать ему не удалось снять давление с поврежденной лодыжки. Подтянув под себя здоровую ногу, он оперся на нее и попытался подняться. Новая вспышка боли заставила его снова упасть на колени. Шаги за спиной становились все ближе. До Ноя донеслись стоны. Ужас схватил его за горло, когда он понял, что вот-вот погибнет, но вдруг Ной услышал другие шаги, быстрые, прямо перед собой. Он поднял голову и успел заметить промчавшуюся мимо Линду, вооруженную большим охотничьим ножом — единственным оружием, которое у нее было.
Обернувшись, он с восхищением — и с немалым потрясением — увидел, как Линда бросилась на ближайшего зомби, который находился меньше чем в шести футах от него. Она ловко увернулась от цепких рук мертвеца и, двигаясь с удивительным проворством, вонзила лезвие ему в висок. Зомби сразу же замер и, как только Линда выдернула нож, рухнул на землю. Примерно в десяти футах от них из-за деревьев показались еще две мертвые твари. За ними, несомненно, шли и другие.
Ной повернул голову и наконец заметил ружье. Точнее, дуло, выглядывающее из густой зелени. Схватив ружье, он вновь попытался встать и не смог сдержать стон. Ему удалось подняться, но, зашатавшись, он испугался, что снова может упасть. Однако рядом оказалась Линда. Она крепко схватила его за руку и помогла удержаться на ногах.
— Идти сможешь?
Ной обернулся, чтобы еще раз взглянуть на преследующих их мертвых тварей, до которых оставалось меньше десяти футов.
— Теперь, думаю, да,
— Отлично. Идем.
Они двинулись вперед, Линда продолжала держать его за руку. Ной не возражал. Все-таки без помощи он бы далеко не ушел, хотя и радовался тому, что не сломал лодыжку. В противном случае он бы умер сегодня.
Через несколько шагов боль начала стихать. Это была хорошая новость. Плохая заключалась в том, что он не знал, куда идти. Ной попытался вспомнить карту, но от стресса голову заполонил туман. Из-за его решения поиграть в зомби-тир на дороге они потеряли из виду Ника и Обри, которые могли уйти в совершенно другую сторону.
— Ник! Обри!
Крик эхом разнесся по лесу. Следом закричала и Линда, для начала набрав полные легкие воздуха. Боль, отразившаяся на ее лице, явственно демонстрировала, каких усилий ей это стоило. Ной вспомнил, как старик бил ее молотком по груди. За последние пару дней Линда начала выглядеть лучше, поэтому Ной забыл о ее внутренних травмах, которые наверняка еще не успели зажить.
Как бы то ни было, они продолжали кричать, пока совсем не охрипли. Лицо Линды покрылось потом, хватка на руке Ноя ослабла. Он подхватил ее, когда почувствовал, что она споткнулась, и с тревогой отметил потускневший взгляд женщины. Линда удержалась на ногах, но, как и Ной, перестала звать спутников. Очевидно, Ник и Обри не слышали их.
Пребывая на грани полного изнеможения, Ной повернул голову и бросил взгляд назад. Зомби видно не было. Тогда он, шатаясь и задыхаясь, остановился. Линда навалилась на него, обхватив руками, чтобы не упасть на землю. Ной обнял ее в ответ и грудью ощутил ее бешеное сердцебиение. Лишь через несколько секунд он оценил странность момента: вот уже несколько лет Ной не обнимал другого человека. Первая реакция, неловкость, вскоре сменилась другим чувством, и он обнял ее крепче. Когда Ной наконец попытался осторожно высвободиться из объятий, Линда притянула его к себе, прошептала тихое «нет» и прижалась мокрым лицом к его шее.
Поэтому Ной еще какое-то время обнимал ее, наслаждаясь редким моментом близости и не спеша его обрывать, но все же оставался начеку и бдительно следил, не приближаются ли мертвецы.
Что-то хрустнуло в подлеске за его спиной, и рука Ноя скользнула к кобуре. Через секунду дуло пистолета хищно устремилось в сторону звука. Линду Ной не отпускал.
Обри широко распахнутыми глазами смотрела на пистолет в руках брата. Сразу за ней стоял Ник: стоило ему увидеть оружие, как на его лице тут же отразилась тревога. Ной выдохнул сквозь зубы и убрал палец со спускового крючка.
Спрятав пистолет в кобуру, он сказал:
— Господи, я думал, мы вас потеряли.
Обри хмуро взглянула на подошедшего Ника.
— Я не виновата. Скажи спасибо мистеру Спонтанности.
Ник поморщился:
— Прошу прощения. Я подумал, что нужно попробовать обойти орду, не отступая далеко. Глупый импульс. В следующий раз постараюсь не тупить.
Ной был впечатлен тем, как легко Ник взял на себя вину. По своему опыту он знал, что среди парней-мачо такое случается редко. Уважение к бывшему военному продолжало расти.
Ной пожал плечами:
— Не бери в голову. Главное, что с нами все в порядке. Так что будем делать?
— Для начала повнимательнее изучим атлас.
Линда все еще не хотела отпускать Ноя, поэтому он мягко, но настойчиво высвободился из ее объятий. Снимая рюкзак, он заметил на губах Обри легкий намек на усмешку. Когда они пересеклись взглядами, она подмигнула, но Ной никак на это не отреагировал, опустился на колено и начал расстегивать рюкзак. Несложно понять, о чем она думала. Очевидно, Обри надеялась, что между спасенной женщиной и ее братом вспыхнут романтические чувства.
Ной вытащил атлас и вручил его Обри, а та передала Нику. Когда Ной, морщась, поднялся на ноги, Линда прильнула к нему, положив голову ему на плечо. Ной не смог удержаться и посмотрел на Обри, когда это произошло.
Она улыбалась.
Подумав о Лизе и о своем неослабевающем желании найти ее, Ной нахмурился и хотел было отстраниться от Линды, но понял, что не готов быть таким бессердечным.
Пока не готов.
На обход орды зомби ушла большая часть дня. Ориентируясь по компасу, они снова начали двигаться на запад. В этот раз путники старались держаться леса и не пытались разыскать очередной открытый участок. Иногда они слишком близко подходили к забитой мертвецами тропе и, когда начинали слышать их низкие стоны, переходили на жесты и беззвучно произносимые слова. Они продвигались так медленно, что в скорости сравнялись с чудовищами, которых пытались избежать.
Все жалели о потраченном времени: это отражалось на усталых, напряженных лицах. Ноя переполняло желание перейти на бег. Возможно, как и остальных. Всем хотелось выйти за пределы опасной зоны, и поскорее.
Прошла, казалось, вечность, прежде чем Ник дал знак остановиться. Лес поредел, и бывший военный захотел свериться с атласом. Затем он сказал Ною оставаться с женщинами, а сам пошел в сторону тропы на разведку. Он ушел прежде, чем кто-либо из оставшихся успел возразить. С одной стороны, Ник словно принял это решение под воздействием той же импульсивности, из-за которой они едва не потеряли друг друга в лесу, с другой — в этот раз Ною показалось, что Ник действует осознанно и уверенно.
Вознаграждение за веру пришло двадцать минут спустя. Ник перемещался настолько скрытно, что было невозможно заметить его возвращение. Он был еще одним темным силуэтом в лесу, едва привлекшим внимание Ноя, прежде чем выйти к ним.
— Сюда, — сказал Ник, кивая головой в направлении, в котором они шли. — Почти миновали их.
Некоторое время спустя они вышли на петляющую между редкими деревьями тропу. Завидев усеянный выбоинами асфальт, Ной напрягся, но расслабился уже через мгновение, не обнаружив зомби. Судя по тому, что женщины заговорили вслух, они увидели то же самое.
Ной вспомнил, насколько угнетающе пустым казался мир, когда он только спустился с горы, как он думал о том, что редкие встречи с зомби — не так уж плохо, потому что они разрушают монотонность течения жизни. Теперь Ной был уверен, что эти мысли уже никогда не придут ему в голову.
Понадобилось меньше десяти минут, чтобы добраться до конца тропы. Предположение Обри о том, что она пересекается с пронумерованной дорогой, оказалось верным. Они вышли на нее как раз тогда, когда небо начало темнеть. По положению солнца Ной рассчитал, что светло будет еще около часа.
Пройдя три мили, они оказались на перекрестке: справа дорогу пересекала другая, более узкая. Две асфальтированные полосы, изгибаясь, исчезали в сгущающейся мгле. Остановившись, путники обсудили, что делать дальше. Если продолжить путь, они вновь выберутся на автостраду в обход огромной орды зомби, вот только по пути туда их ждут мили и мили пустоты. После недолгого обсуждения, они решили немного пройтись по ответвлению, всего милю, чтобы разведать, что к чему, и, если не удастся найти ничего многообещающего, вернуться назад и разбить лагерь на ночь.
Удача оказалась на их стороне. На исходе положенной мили они свернули за небольшой поворот и оказались перед жилым массивом средних размеров. Аккуратные ряды домов, что расположились впереди справа, издалека выглядели просто темными силуэтами, сгрудившимися под серым небом. Деталей различить не удавалось, и в этом было что-то зловещее. Похоже, здесь долгое время никто не жил. Ноя тревожил тот факт, что ни в одном из окон не горел свет, хотя он прекрасно понимал почему.
Обри содрогнулась:
— Жутко.
Ник хмыкнул:
— Так кажется, потому что темнеет. При дневном свете это место выглядит как любое другое.
— Наверное, — сказала Обри, пожимая плечами. — В любом случае мне не очень хочется возвращаться к дороге.
Ник кивнул, глядя на Ноя и Линду.
— Как насчет вас? Сюда или обратно?
Ной пожал плечами:
— Здесь нормально. Нужно забраться в один из домов, пока еще относительно светло.
Линда согласно кивнула.
Прояснив ситуацию, они вновь двинулись в путь. Некоторые дома пришли в такое плачевное состояние, что оставаться внутри было небезопасно. Один сохранился лучше других, но он был настолько плотно заколочен досками, что, чтобы попасть в него, потребовалось бы приложить слишком много сил, которых у них почти не осталось после целого дня бегства от мертвецов.
В конце концов им подвернулся приемлемый дом. Пустой, как и его соседи. Проникнуть внутрь было несложно: последний обитатель этого места плотно закрыл входную дверь, но не запер. Беглого осмотра хватило, чтобы понять, что в доме никто не живет. Вскоре все уже сбрасывали рюкзаки и подыскивали место для ночлега. В доме оказалось две спальни: одна большая, с двуспальной кроватью, другая с маленькой односпальной, очевидно детская, судя по плакатам с изображениями диснеевских героев на стенах.
Ник и Обри заняли большую комнату, Ной по-джентльменски предложил Линде занять ту, что поменьше. В гостиной оставался удобный с виду диван, так что, когда все разошлись по комнатам, он растянулся на нем. Сон не шел. Какое-то время Ной таращился в темный потолок и думал о том, что произошло за этот долгий и страшный день.
Вскоре мысли спутались, глаза начали слипаться. Через пару минут он уже спал.
Ной резко открыл глаза, почувствовав прикосновение прохладных пальцев, скользящих по его руке. Спросонья голова была мутной, хотя, по ощущениям, он так и не успел крепко уснуть, иначе и не пробудился бы от прикосновения. Сперва Ной испытал страх и растерялся в царящей вокруг темноте. Потребовалось время, чтобы вспомнить, где он находится и что делает в этом месте. Мышечная память заставила его попытаться нащупать выключатель несуществующей лампы.
Сверху кто-то шикнул и снова погладил его руку. Замешательство усилилось, но уже через секунду Ной уловил в голосе знакомые нотки. Еще через пару мгновений глаза привыкли к темноте и он различил нависший над ним силуэт.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут она наклонилась и поцеловала его. Ной ответил не сразу. Тело напряглось из-за противоречивых эмоций. Позволить Линде целовать себя — предательство, ведь его сердце принадлежит Лизе Томас. Но ведь это нелепо — думать, что его сердце может принадлежать женщине, которую он не видел уже семь лет. Стоило ему представить лицо Лизы, как эта мысль всколыхнула в нем чувство вины. Оно не собиралось покидать его в ближайшее время, но Ной не был готов признаться в этом вслух.
Он чувствовал на губах Линды крошечные, все еще заживающие ранки, оставшиеся от швейной иглы старика. Неожиданно Ной осознал, сколько смелости этот шаг потребовал от Линды. После всего, что она пережила, было бы неудивительно, предпочти Линда до конца жизни избегать близости с мужчинами.
Ной поцеловал ее в ответ. Она отреагировала с большой страстью. Вскоре ее рука скользнула к бугорку в области его ширинки. Она сжала его, и Ной застонал.
Он начал что-то говорить, когда Линда слегка отстранилась. Тогда она прижала палец к его губам и покачала головой. Сжав его промежность еще раз, Линда поднялась с колен и протянула ему руку.
После короткой заминки Ной взялся за нее и позволил поднять себя на ноги. Линда провела его через темный коридор в детскую. Он поморщился от стука собственных ботинок по деревянному полу: Ной старался ступать как можно аккуратнее, но звук казался оглушительным. Он думал лишь о том, что Обри и Ник услышат его и сразу все поймут. Ной тут же смутился, но уже через мгновение задался вопросом: с какой стати это вдруг должно его волновать? Он, взрослый мужчина, идет со взрослой женщиной в постель. Нет поводов для смущения.
Как только они оказались внутри, Линда попросила его сесть на край кровати. Сквозь окно и открытые жалюзи лился мягкий лунный свет. Ной подчинился и теперь наблюдал за тем, как Линда стягивает с себя рубашку. При таком слабом освещении легко было представить, что у нее нет никаких синяков. Когда она полностью избавилась от одежды, перед ним предстал красивый силуэт ее стройного тела. Она была совершенно голой, а он так и сидел в одежде.
Линда мягко уложила его на кровать, снова целуя. Просунула колено между его ног и прижалась обнаженным бедром к эрегированному члену. К тому моменту в голове Ноя не осталось и тени мыслей о Лизе. Он думал лишь о том, как приятно чувствовать на себе медленно двигающееся женское тело. В последний раз Ной испытывал это чувство так давно, что и забыл, насколько это потрясающе.
Оторвавшись от ее губ, он выдохнул:
— У меня уже семь лет не было секса.
Она поцеловала его снова.
— Так давай сделаем этот момент незабываемым.
Слова отошли на второй план. Прелюдия продолжилась, а затем Линда начала помогать ему избавляться от одежды. Штаны оказались на полу, член стоял восклицательным знаком. Она взобралась на Ноя и направила его в свое влажное лоно. Ной вскрикнул, испытав что-то вроде мгновенного катарсиса.
Сказывалось воздержание, но в основном дело было в Линде. Его очаровали ее медленные, ритмичные движения. Ною нравилась ее фигура, и гладить ее кожу подушечками пальцев было приятно. Она вздрогнула, когда он случайно коснулся мест, еще не заживших после побоев. Ему приходилось сдерживать себя, быть нежнее, чем он хотел бы. Чем дольше это продолжалось, тем больше крепло желание перевернуть ее на спину и начать брать по-настоящему. Линда почувствовала его порыв, но мягко отказала. В нынешнем состоянии она могла заниматься сексом только сверху. Ной это понял и подавил желание. Чувство легкого разочарования быстро прошло: Линда знала, как отвлечь его. Она изменяла ритм своего движения, незначительно, на первый взгляд, меняла положение тела, но все это только усиливало ощущения. Пока Линда постепенно доводила его до оргазма, он осознал, что им манипулирует гораздо более опытная женщина, чем те девчонки, с которыми он занимался любовью в юношеские годы. Воспоминания о сексе с Лизой и рядом не стояли, и Ной не стыдился этих мыслей, потому что они были простой констатацией факта.
Когда все закончилось, она осторожно прильнула к нему, все еще задыхающемуся. Немного переведя дух, Ной наклонил голову и увидел ее улыбающееся лицо, озаренное лунным светом. Он нежно коснулся ее волос и медленно погладил их, как часто делал с Лизой. Конечно, волосы Лизы казались невероятно мягкими, но сравнение было глупым: у Линды не было такой роскоши, как регулярный душ. Очевидно, что ее волос давно не касались хитрые средства для ухода. Тем не менее гладить их было приятно. Это успокаивало. И то, что Линда прижалась к нему сильнее, подсказывало: она чувствует то же самое.
Линда первая нарушила молчание:
— Так... стоило ли ждать?
Ной улыбнулся.
— Определенно.
Линда поцеловала его в грудь и улыбнулась.
— Отлично. Я рада.
На этом разговор закончился. Через несколько минут они оба спали. Для Ноя это был самый долгий и крепкий сон за последнее время, а также самый беззаботный. Ему не снились ни Лиза, ни сцены, полные крови и тлена, и, пробудившись, он не мог припомнить посетивших его снов. Осталось лишь затяжное чувство умиротворения.
Когда Ной проснулся, за окном уже светило солнце. Свет был настолько ярким, что пришлось прикрыть глаза. Хотелось встать и закрыть жалюзи, но Линда все еще спала рядом, свернувшись калачиком. Закрываясь рукой от солнечных лучей, Ной посмотрел на безмятежное лицо Линды. Не желая ее тревожить, он очень медленно лег так, чтобы в глаза не бил солнечный свет.
В таком положении Ной провел еще полчаса. За это время Линда не единожды шевелилась, с каждым разом придвигаясь к нему все ближе. Один раз он поцеловал ее и чуть не разбудил, но она только пробормотала: «Спи» — и снова уснула.
Услышав, как где-то в глубине дома расхаживают Ник и Обри, Ной решил, что пора вставать. Лежать в обнимку с Линдой было приятно, но пришло время начать новый день, подзаправиться и двинуться дальше в путь. Кроме того, было еще одно неотложное дело: мочевой пузырь вот-вот готов был лопнуть.
Стараясь действовать как можно осторожнее, Ной высвободился из объятий Линды и перекинул ноги через край кровати. Затем он собрал одежду, поспешно оделся и вышел из спальни, тихо закрыв за собой дверь.
Обри и Ник сидели за кухонным столом. Сестра, как обычно, была в черном рваном платье, босая, Ник — в штанах, но без рубашки. Оба завтракали консервированными бобами, запивая их водой. Стоило Ною войти в кухню, как он тут же заметил почти зеркальные улыбки на их лицах.
Закатив глаза, Ной направился к задней двери.
— Давайте только без комментариев.
Обри хихикнула.
Ной открыл заднюю дверь и вышел на небольшую крытую террасу. Как он и ожидал, двор за домом зарос, но прямо около террасы находился небольшой участок с засохшей травой. Ной подошел к краю, расстегнул ширинку и со стоном облегчения щедро оросил землю.
Справляя нужду, Ной заодно осмотрел ближайшие дома. На востоке будто бы прошел торнадо: домики превратились в сплошные руины. Многие из тех, что стояли поблизости, стихия тоже не обошла вниманием. Взгляд повсюду встречал провисшие крыши и выбитые окна. Компании Ноя явно повезло обнаружить более-менее сохранившийся дом среди всех остальных.
Застегивая ширинку, Ной услышал, как осторожно хлопнула задняя дверь.
— Хороший денек.
Ной не удивился, услышав голос Ника. Он знал, что здоровяк захочет поговорить с ним наедине.
— Денек хороший. Вид только хреновый.
— Курить будешь?
Ной пожал плечами:
— Давай. Почему бы и нет?
Ему не очень хотелось курить несвежие сигареты Ника, но курение способствовало общению. Встав рядом с бывшим военным на террасе, Ной взял пачку «Кэмела», выудил завернутый в целлофан коробок, чиркнул спичкой и закурил. Сунув коробок обратно в пакет, вернул сигареты Нику.
Какое-то время они просто курили и молча разглядывали унылый городской пейзаж. Когда Ник посмотрел на него, Ной понял, что игра в молчанку закончилась.
— Я хочу поговорить с тобой кое о чем.
Ной ничего не сказал.
— Это больше похоже на предложение.
Ной кивнул. Он знал, что за этим последует.
— Выкладывай.
— Давай присядем, — сказал Ник, кивком указывая на стоящие на террасе шезлонги.
Ной пожал плечами.
Холщовые шезлонги чистотой не отличались, впрочем, как и всё в современном мире. Прежде чем сесть, Ной сбросил со своего груду жухлой листвы и другого мусора.
Когда они расположились, Ник окинул Ноя задумчивым взглядом.
— Слышал, сегодня у вас была бурная ночь?
— Извини, если потревожили.
Уголки губ Ника тронула легкая улыбка.
— Тебе не за что извиняться. Черт, я рад за тебя. Но такое развитие событий вызывает некоторые очевидные вопросы.
— Например?
— Черт возьми, ты знаешь, о чем я. — Ник слегка заерзал на стуле, явно испытывая неловкость. Он выбросил окурок и посмотрел во двор. — Мы идем через всю проклятую страну только для того, чтобы ты смог отыскать ту девчонку. Если она вообще жива.
Ной вздохнул:
— И если она еще хочет иметь со мной что-то общее. Да, мы говорили об этом. Ты же знаешь, что я не буду вас останавливать, если вы с Обри захотите вернуться на восток.
— Обри никуда без тебя не пойдет. Ты ведь понимаешь. — Ник снова заерзал на стуле и, морщась, принялся разминать спину. — Послушай, я понимаю, что тобой движет. Ты ищешь то, что наполнит твою жизнь хоть каким-нибудь смыслом. Но, может быть, не стоит впутываться во все эти проблемы? Может, то, что ты ищешь, находится прямо у тебя под носом?
Сигарета Ноя догорела до самого фильтра. Он бросил ее на террасу и обмяк.
— Послушай, я понимаю, в какое непосильное бремя превращается это путешествие. Я не виню тебя за то, что ты пытаешься меня переубедить. Честно говоря, подобные мысли посещали меня сегодня ночью.
Ник изо всех сил старался не подавать вида, но в его глазах совсем не сложно было прочитать некоторое облегчение.
— Так давай примем разумное решение, мужик. Возвращайся со своей новой женщиной на гору и живи там с ней.
У Ноя возле уха зажужжала пчела, и он, дернув головой, отмахнулся от нее.
— Послушай, мне нравится Линда. Ночь была просто замечательная. Но я ее почти не знаю. И мы почти не общались. Мне ничего о ней не известно, кроме ее имени. А теперь скажи мне, насколько умно ставить все свое будущее на темную лошадку?
Теперь маленькая пчела жужжала уже возле головы Ника. Казалось, его это не беспокоило — возможно, потому что он был очень рассержен ответом Ноя.
— В этом суть будущего, Ной. Никто ничего не может гарантировать. Возможно, вы вернетесь на гору и вскоре окажется, что вы не подходите друг другу. Вы слишком разные, или что-то в этом роде. Возможно. Но имей в виду: эта женщина реальна. Она с тобой здесь и сейчас. Ты парень умный, хоть и упрямый. Думаю, ты понимаешь, что это гораздо лучше, чем полная неизвестность, ради которой ты заставляешь нас рисковать жизнью. Все закончится, стоит тебе только захотеть. Мы развернемся и пойдем домой. Давай, мужик. Так будет лучше для всех.
Ной хмыкнул.
— Домой, да?
Ник кивнул:
— Именно так. Домой. Обратно на гору, где мы все сможем в безопасности дожить остаток наших дней.
Ной замолчал, погрузившись в раздумья. Очевидно, Ник был прав. Эта ночь все изменила. Возможно, не настолько сильно, чтобы он прямо сейчас отказался от мечты о воссоединении с Лизой, но достаточно, чтобы задуматься над предложением Ника. Несомненно, он был прав насчет того, что продолжать идти дальше рискованно. Неизвестно, какие опасности их подстерегают на пути через всю страну. Вполне может быть, что они встретят выживших, и не одиночек, а целые группы. Среди них могут оказаться настоящие безумцы, куда опаснее старика из Кроссвилля.
— Дай подумать.
На лице Ника вновь читалось облегчение, в этот раз куда более яркое.
— Об этом я и прошу, мужик. Не торопись.
— Я хочу немного подумать. Но ничего не обещаю.
— Понял.
Пчела вернулась. Ной снова раздраженно отмахнулся от нее, после чего резко встал.
— Если мы возвращаемся, нам нужно хорошенько отдохнуть перед дорогой. Думаю, можно зависнуть тут еще на один день, чтобы полностью восстановиться. Домишко неплохой, воспользуемся им как временной базой, пока я принимаю решение.
Ник, улыбаясь, поднялся на ноги.
— Звучит неплохо, мужик. Знаю, девчонки будут рады это услышать. Что бы ты ни решил, день передышки от этой прогулки очень нам всем поможет.
— Согласен.
Когда Ной вернулся в дом, Обри все еще сидела за столом на кухне. Она оторвала взгляд от книги, которую читала, — романа в мягкой обложке, найденного где-то в доме, — и окинула брата изучающим взглядом.
— Хорошо поговорили, мальчики?
Ной пожал плечами:
— Мы решили остаться здесь еще на день, пока я буду кое-что обдумывать.
Обри отложила книгу и поднялась со стула. Подошла к Ною и обняла его.
— Спасибо, — сказала она, прижавшись лицом к его груди. — Знаю, ты поступишь правильно, Ной. Я люблю тебя.
Ной колебался лишь мгновение, прежде чем ответить:
— Я тоже люблю тебя, Обри.
Они постояли так еще некоторое время, затем Ной сказал, что пойдет и сообщит новости Линде. Он открыл дверь в комнату и увидел, что она все еще лежит, свернувшись клубком. Ноя кольнуло чувство вины. Несколько дней, полных испытаний на выносливость, совсем измотали Линду. Он уже представлял, как она улыбается, узнав о предстоящем отдыхе.
Ной сел на край кровати, улыбнулся и убрал прядь волос с ее красивого лица.
— Линда?
Она не ответила. Даже не пошевелилась.
Нахмурившись, он слегка тряхнул ее за голое плечо.
— Линда?
Ничего.
Ной почувствовал, как крик подбирается к горлу.
Она не дышала.
Шесть лет назад...
К тому времени, когда Ной заехал на маленькую огороженную парковку возле многоквартирного здания, где жил Люк Гэррэти, голова у него уже плыла от четырех банок «Бада». Ему очень нравилось это приятное ощущение легкого опьянения. Идеальное промежуточное состояние, когда все вокруг кажется чудесным. Многочисленные проблемы куда-то исчезли и уже не казались такими важными. Он столько времени отчаянно боролся за трезвость, делал все необходимое, чтобы вернуть жизнь в прежнее русло, что приятно было наконец забыть про мрачную, безрадостную и жестокую борьбу.
В идеальном мире именно таким всегда должно быть опьянение: высшая точка — приятный легкий кайф, причем каждый последующий напиток только поддерживает это чувство, а не ухудшает состояние. К сожалению, этот мир не идеален. Жизнь Ноя — одно сплошное тому доказательство. Даже чувствуя себя превосходно, он знал, что впереди только тьма. Ной продолжал пить, потому что не хотел быть трезвым. Во всяком случае, не долгое время. Замкнутый круг алкоголика: закончишь пить слишком рано — быстро протрезвеешь, а продолжишь — жди в гости отравление и гору неприятных последствий.
Страх Ноя перед отвращением к себе, которое он испытывал постоянно, когда был трезв, оказался сильнее страха перед тем, что произойдет, если он продолжит пить, поэтому Ной достал из упаковки еще одну банку и открыл ее, едва припарковавшись перед зданием. Он не хотел думать о людях, которых подводил, не хотел тратить время на размышления о будущем конфликте с родителями. Когда ему было так хорошо, голова сама собой очищалась от подобных мыслей.
Сделав большой глоток, Ной окинул взглядом заурядный фасад трехэтажного здания, с каждой стороны которого располагалось по шесть квартир. Люк жил недалеко от центра, и рядом было множество потрясающих заведений. Его дом, однако, находился по другую сторону Бродвея, в нескольких кварталах от всех этих заведений, что отражалось на близлежащей территории, которая выглядела крайне подозрительно. На дверях стояли кодовые замки.
Кода Ной не знал, как и того, с какой стороны здания располагалась квартира Люка. После нескольких больших глотков «Бада» он поставил банку, влажную от конденсата, в подстаканник и взял с приборной панели «Понтиака» сотовый телефон. Нашел номер Люка и нажал кнопку вызова.
Люк ответил после первого же гудка:
— Ты опоздал.
— Да, я уже здесь. И я опоздал, как делают все клевые, модные чуваки.
На другом конце трубки возникла небольшая пауза. Затем раздался еле слышный вздох.
— У тебя какой-то странный голос.
— В смысле странный?
— Не знаю, просто странный и все.
Ной схватил свободной рукой банку «Бада» и сделал маленький глоток.
— Как скажешь, мужик. У меня просто странный голос, а ты сам странный.
Люк усмехнулся:
— Знаешь что? Не могу с этим спорить. Сейчас спущусь.
Связь прервалась, и Ной положил телефон обратно на приборную панель. Через несколько минут дверь с правой стороны здания распахнулась и на улицу вышел Люк. Он был одет во все черное, а жесткие светлые волосы успели отрасти. Ной наклонился, чтобы открыть ему дверь, и, когда Люк запрыгнул в машину, повторил движение, чтобы закрыть.
Устраиваясь на сиденье, Люк случайно перевернул ногой наполовину опустошенную упаковку пива. Ной оставил ее на полу: то ли забыл спрятать, то ли решил, что смысла в этом все равно не будет. Он напрягся, ожидая упреков со стороны Люка, но их не последовало, как Ной и предполагал. В конце концов, смысл поездки заключался в том, чтобы пойти на встречу анонимных алкоголиков. Кроме того, это было предложение Люка.
Люк выудил из упаковки влажную банку, открыл и сделал большой глоток, осушив ее наполовину. Затем рыгнул и обмяк на сиденье.
— Ладно, давай начинать вечеринку. Куда хочешь для начала?
Так они пустились во все тяжкие, на языке алкоголиков, без всяких взаимных обвинений и споров на тему «Следует нам это делать или не следует?». О собрании анонимных алкоголиков они вспомнили лишь раз, когда Ной предложил завалиться на него пьяными. Люк со всей искренностью ответил: «Да пошло оно на хрен». Ной с облегчением принял сговорчивость собутыльника, хотя она и показалась ему немного странной. Будто Люк ждал, что так все и случится, даже рассчитывал на это. Наблюдение вызвало в Ное тревогу, потому он решил не заострять на нем внимания.
Знакомство Ноя с барами и ночными клубами Нэшвилла и близко не стояло с глубокими знаниями Люка в области местных забегаловок. По совету последнего они оставили центр и туристические места и направились в Элистон-Плэйс, местечко неподалеку от кампуса Вандербильтского университета. Ной был полон энтузиазма. Ему еще не исполнился двадцать один год, но его всегда пускали в бары. Он выглядел достаточно взрослым. Если кто-то начинал сомневаться, чашу весов всегда перевешивало качественное поддельное водительское удостоверение, которое он умудрился сохранить несмотря на все свои «приключения».
Все началось относительно безобидно в «Золотой лихорадке», где они меньше чем за час выпили по паре кружек пива. За это время Ною пришлось выслушать пламенную речь Люка о том, что раньше в этом месте было больше крутости и меньше пафоса. По его словам, когда-то в «Золотой лихорадке» был второй этаж, с еще одним баром, бильярдными столами, музыкальным автоматом и небольшим танцполом, но с тех пор она переквалифицировалась из дешевой забегаловки в более приличное заведение. Второй этаж, где Люк, судя по всему, провел столько невероятных мгновений, был закрыт для посетителей бара и отдан под офисное помещение или что-то к тому близкое.
Разглагольствования Люка утомляли. Он чуть ли не помешался на этой теме и казался немного озлобленным. Ной подумал тогда, что это странно, потому что в районе было немало других баров, которые более-менее соответствовали «Золотой лихорадке» из прежних времен. Лишь позже его осенило, что Люк одержим желанием вернуть в свою жизнь нечто давно потерянное, нечто важное для него, каким бы банальным это ни казалось другим. Когда до Ноя дошло, он стал проще относиться к Люку. В конце концов, он мог его понять.
Решив двигаться дальше, они напоследок опрокинули по стаканчику текилы. Много позже Ной сравнит их последнюю выпивку в баре с фитилем на динамитной шашке. Разминка закончилась, настало время серьезной пьянки. Выйдя из «Золотой лихорадки», они тут же забежали в «Бар на углу». Атмосфера внутри была более приземленной, чем в «Золотой лихорадке», и Ной сразу расслабился.
Первым делом они выпили еще по стаканчику текилы. Прошлый опыт научил Ноя быть осторожным с текилой, но первый стаканчик зашел так легко, что выпить следующий показалось отличной идеей. Потом они снова на какое-то время вернулись к пиву. Никто из них не хотел напиваться в стельку, пока не стемнеет. Последний рубеж, который они себе выставили в ту ночь.
Затем они отправились в «Сельскую таверну» в Хилсборо Виллидж, еще одном маленьком райончике, примыкающем к Вандербильту. В крошечной таверне наливали только пиво. Она была популярна среди местных, и людно там становилось уже в ранние вечерние часы. Выпив по кружке «Шайнер Бок», Ной и Люк переместились в спорт-бар через пару кварталов от «Таверны». Он был значительно больше, а значит, внутри оказалось намного шумнее и многолюднее. Молодая клиентура не сдерживала себя. Тут-то выпитое начало сказываться на поведении Ноя и Люка.
Ной, напившись, становился неряшливым. Несколько раз он чуть не опрокинул свой стакан. Люка же сильное опьянение делало более агрессивным. Он начал подкатывать ко всем девушкам подряд, даже к тем, что были не одни. И дело не ограничивалось флиртом: действия Люка больше напоминали домогательства. Вспыхнуло несколько стычек, так что Ной в конце концов бросил пару банкнот на стойку и вытащил Люка на улицу.
Они посетили еще несколько заведений в районе Вандербильта, успев достигнуть за это время опасного уровня опьянения. Ною еще удавалось вести машину ровно, и это можно было назвать значительным достижением, учитывая, что ему все время казалось, будто он плавает в море алкоголя.
В конце концов они вошли в бар, где их отказались обслуживать. Бармен предложил вызвать для них такси. Вместо того, чтобы согласиться на жест доброй воли, Люк выскочил на улицу, по дороге сбросив со столов стаканы. Звон битого стекла пробился до сознания Ноя сквозь алкогольный туман. Он понял, что нужно согласиться на предложение бармена, но потом услышал, как Люк зовет его с улицы. Подавив последний порыв поступить правильно, Ной вышел из бара.
Их отказались обслуживать и в следующем заведении. И в следующем. В нарастающем отчаянии, они остановились у магазина. Люк остался ждать в машине, а Ной отправился за пивом. Он старался держаться прямо. Вероятно, помогло и то, что продавец сидел за стеклом и не почувствовал его мощного алкогольного «выхлопа».
Взяв с собой пиво, они отправились в стрип-клуб, куда разрешали приносить свои напитки и куда их пустили, что удивительно. Было уже около часа ночи. В клубе Ной потратил почти все оставшиеся деньги, в основном на потрясающе длинноногую и большегрудую брюнетку, которая исполнила для него приватный танец. Стрип-клуб стал передышкой после баров. Они могли бы напиться еще сильнее, не боясь, что официантки начнут на них жаловаться, но Люк опять все испортил, нарушив строгое правило клуба «Не трогать танцовщиц». На этот раз их не просто выгнали. Здоровенные вышибалы с угрозами вышвырнули их из клуба.
К двум часам ночи Ной решил, что ему уже хватит, и предложил поехать к Люку домой. Но Люк не унимался и настойчиво пытался найти конкретный ночной клуб, где, как он утверждал, у них не будет проблем, потому что там все «на расслабоне». Ной неохотно согласился, но только в обмен на обещание, что оттуда они сразу же поедут спать.
Вот только была одна загвоздка. Они не могли найти этот ночной клуб. Ной раздражался все больше, пока Люк вел его по лабиринту темных городских улиц, пустующих в столь поздний час. Он понял, что потерялся и вряд ли сможет сам найти выезд к автостраде. Ной надеялся, что в нужный момент Люк будет в состоянии объяснить, как добраться назад. В четверть третьего он начал упрашивать Люка показать ему дорогу к дому.
Но Люк проигнорировал его, внезапно выпрямившись на пассажирском сиденье и указав на что-то впереди, пока «Понтиак» влачился по очередной темной улице.
— Там! Это там!
Ной попытался урезонить Люка. Пора было возвращаться, и он отчетливо это понимал, но Люк не желал заканчивать вечер и назвал Ноя «гребаным сосунком». Его обычно бледное лицо невероятно покраснело. Ной даже немного испугался за него, пошел на попятный и покатил дальше по улице. Через полтора квартала они оказались на ярко освещенном перекрестке, где Люк с уверенностью сказал повернуть налево. И Ной доверился ему.
И почти сразу же понял, что они свернули на улицу с односторонним движением и двигались против потока машин. Вдарив по тормозам, Ной переключил передачу и сдал назад. В зеркале заднего вида замигали огоньки. Обрывисто гаркнула сирена.
В тот момент Ноя охватил ужас. Ночь заканчивалась наихудшим образом. Похоже, сама судьба устраивала все так, чтобы пьянки для него всегда оборачивались катастрофой. Не единожды Ной попадался на этот крючок и каждый раз рано или поздно забывал пройденный урок. Он отправится в тюрьму. Снова. Его родители скоро проснутся от очередного позднего звонка из полиции. Будь у него под рукой пистолет, Ной бы не задумываясь вставил дуло в рот и нажал на спусковой крючок.
Вместо этого он остановился в ожидании неизбежного.
Вскоре возле двери появился коп.
Ной опустил стекло.
— Парни, вы пили?
Что-то внутри Ноя — возможно, рожденное из ужаса перед временным заключением, — заставило его сфокусировать внимание с потрясающей, лазерной точностью. Стараясь говорить ровно и отчетливо, он произнес:
— Только по паре кружек пива, сэр. И мы сейчас едем домой.
— Угу. — Офицер нахмурился, какое-то время смотрел на улицу, после чего сказал: — Мне нужны ваши права.
Осторожно достав из бумажника свои настоящие права, Ной протянул их и стал молча ждать, когда коп вернется от своей машины. Он продолжал молчать, игнорируя советы, которые громко нашептывал ему Люк, о том, как справиться с ситуацией. Коп сидел в машине, казалось, вечность, хотя прошло не больше пяти минут. Вернувшись к «Понтиаку», он попросил Ноя выйти из машины.
Снова предельно сосредоточившись, Ной выбрался из машины и вышел на тротуар. Он двигался ровно, не спотыкаясь и никак иначе не проявляя свое опьянение. На тротуаре коп провел полевой тест на трезвость. Ною было велено походить взад-вперед вдоль трещины на тротуаре, что он и сделал, снова идеально выполнив указание. Затем он должен был вытянуть перед собой руки и по очереди коснуться указательными пальцами кончика носа. И снова все идеально. Затем коп попросил его проговорить по памяти алфавит. Ной сделал это, протараторив все двадцать шесть букв за считаные секунды. Не пропустил и не проглотил ни одной.
Коп хмурился все сильнее. В конце концов его лицо скривилось от такого сильного раздражения, какого Ной прежде не встречал. Он ничего не говорил и какое-то время смотрел на улицу. Ной так и не понял зачем: поблизости никого не было.
Наконец он вздохнул и посмотрел Ною в глаза.
— Послушай, я знаю, что ты пьян. От тебя несет как от пивной бочки. Знаю, что, если бы я дал тебе дохнуть в алкотестер, его бы зашкалило. Но ты прошел полевой тест на трезвость. Поэтому вот что мы сделаем. Ты знаешь кого-нибудь, кто может тебя забрать?
Ной замешкался, пораженный словами полицейского. Не говоря уже о сковавшем его страхе, он был полностью уверен, что уж в этот-то раз его пьяная задница точно отправится в тюрьму. Ной совершенно не представлял себе, что сможет каким-нибудь образом выбраться из этой ситуации. Даже мысль об этом казалась абсурдной, учитывая состояние, в котором он находился.
Наконец Люк подал голос из «Понтиака», сказав, что сможет позвонить кому-нибудь, кто их заберет. Офицер послушал, как Люк звонит по сотовому некой таинственной персоне. Переговорив, он сказал полицейскому, что скоро за ними приедет его брат.
Офицер велел Ною вернуться в «Понтиак», что тот и сделал. Почти оцепенев от неверия, он скользнул за руль. Когда Ной закрыл дверь, коп наклонился, чтобы поговорить с ними.
— Послушайте, засранцы. — В его голосе сквозило презрение. Он говорил так, будто хотел избить их, и Ной не мог его винить. — Я возвращаюсь на Бродвей, но через десять минут вернусь сюда. Так быстро вас забрать не успеют. Поэтому лучше оставайтесь здесь, иначе я найду вас и арестую. Понятно?
Ной кивнул.
— Так точно, шеф, — сказал Люк.
Прищурившись, коп задержал на Люке полный злобы взгляд, затем покачал головой и, не говоря ни слова, направился к своей машине. Вскоре он выехал на дорогу и через квартал повернул налево.
Несколько минут они сидели в полной тишине. Люк пару раз пытался заговорить с Ноем, но тот молчал. Отчасти он был зол на Люка за то, что тот так упрямо хотел найти неуловимый ночной клуб, но больше Ной злился на себя. Только он был виноват в том, что постоянно оказывался в таких ситуациях.
Ной сидел, крепко вцепившись в руль, когда вдруг их ослепил свет фар. Ной надеялся, что это брат Люка, но это оказался коп, сдержавший обещание. Он медленно проехал мимо, задержав на них взгляд, затем ускорился, и Ной увидел в зеркале заднего вида, как гаснут вдалеке габаритные огни патрульной машины.
Люк развернулся и тоже посмотрел ей вслед, затем снова сел лицом вперед и взглянул на Ноя.
— Черт, мужик, двинули. Он уехал.
Ной покачал головой:
— Ни за что.
Люк рассмеялся.
— Не понял, что произошло? Он отпустил нас. Он не вернется.
Ной нахмурился.
— Хм.
Он не хотел нарушать слово, данное полицейскому, но томительное ожидание ему тоже уже надоело.
— Ты знаешь, как отсюда доехать до твоего дома?
— Ага.
— Уверен? Потому что я прикончу тебя, если мы снова свернем не туда. Богом клянусь, прикончу.
— Я абсолютно уверен. Езжай.
Ной завел двигатель и отъехал от обочины. Он предложил Люку позвонить брату и сказать, что тот может ложиться спать. Люк захохотал. Оказалось, что у Люка нет никакого брата. Он блефовал с первой же секунды. Ной тоже не удержался от смеха.
— Ты больной ублюдок.
Выехав на улицу, где жил Люк, Ной заметил справа работавший круглосуточно магазин. На парковке стояла только одна машина, принадлежавшая, судя по всему, продавцу.
— Давай туда.
Ной посмотрел на Люка.
— Зачем? Мы почти доехали.
Люк ухмыльнулся и показал Ною телефон. Зажегся экран, а на нем белые цифры: 02:51.
— Через десять минут они перестанут продавать пиво.
Идея казалась безумной после того, через что им пришлось пройти этой ночью.
Ной заехал на парковку. Через пару минут они разжились новой упаковкой «Бада» и вернулись к Люку домой. Он поставил дешевый ужастик, и они продолжили пьянку. В какой-то момент перед глазами Ноя все поплыло, и он отрубился прямо на диване.
Ной пришел в себя через несколько часов, сел, застонал и осоловелыми глазами глянул на часы: почти десять утра. Люка видно не было. Горло, казалось, было покрыто наждачной бумагой. Ной поднялся с дивана и проковылял в кухню. Добравшись до стаканов, взял самый высокий и наполнил водой до краев, быстро опустошил его и снова наполнил, затем отправился на поиски уборной.
Ванная обнаружилась в конце короткого коридора. Дверь слева вела в спальню Люка. Ной заглянул внутрь и увидел распростертого на кровати хозяина. Из комнаты доносился тяжелый запах. Люк обмочился, что было неудивительно, учитывая его состояние. Ной вошел в ванную и долго справлял малую нужду. На обратном пути снова заглянул в спальню и обратил внимание на еще один неприятный запах.
Вероятно, Люк еще и наложил в штаны.
В голове зазвонил тревожный колокольчик. Чем дольше он стоял и смотрел на Люка, тем больше ему казалось, что его собутыльник не шевелится. Совсем. Он лежал на спине. Страх железной хваткой вцепился в горло Ноя, когда тот вошел в комнату. Меньше всего на свете ему хотелось проверять Люка. Ной ужасно себя чувствовал и мечтал вернуться на диван и полежать еще немного.
Но что-то не давало ему этого сделать.
Ной стоял у кровати и смотрел на безжизненное лицо Люка. Глаза и рот последнего были широко открыты; он не дышал, вокруг его рта подсохла желтая пена от рвоты, как и на груди. Еще одно огромное пятно расползлось на простыне под ним.
Люк умер. Без сомнений. И не было смысла набирать 911, потому что никакой скорой не удалось бы его откачать. Ной долго не мог сдвинуться с места от шока: ему еще не приходилось видеть мертвых людей. Поначалу он безумно сильно встревожился, а потом, когда неприятное чувство прошло, решил, что эта трагическая случайность никак не должна повлиять на его дальнейшую жизнь.
Он никогда прежде здесь не бывал, да и знакомые Люка его не знают. Вспыхнувшее было при этой мысли отвращение мгновенно прошло. На секунду он почувствовал себя монстром, но затем подавил эмоции и взглянул на ситуацию с практической точки зрения. Было бы намного проще просто уйти и притвориться, что этого никогда не случалось. Тогда его жизнь стала бы гораздо легче.
Ной вернулся в ванную и принял горячий душ, чтобы смыть ночную грязь. Он так долго стоял под струями воды, представляя, как его организм очищается от токсинов, курсирующих по кровеносной системе, что вода стала теплой. Через полчаса он почувствовал себя более-менее освежившимся и, главное, уже не выглядел таким помятым.
Ной покинул квартиру, даже не оглянувшись.
Крик, застрявший в горле Ноя, наконец вырвался наружу звенящим взрывом отрицания и ужаса. С кухни донеслись торопливые шаги. Он слышал зовущие его голоса, но из-за рева в ушах не мог хорошо их разобрать. В отчаянии Ной склонился над Линдой и начал делать массаж сердца, не обращая внимания на то, как затрещали хрупкие после месяцев истязаний кости. Он продолжал давить на грудную клетку, хотя знал, что Линде уже не помочь.
Ной закричал снова, когда кто-то схватил его за руку и стащил с кровати. Это был Ник, который тут же сам попытался реанимировать Линду. Ной был в ярости. Он отвечал за Линду. Это он должен пытаться спасти ее. Однако быстро стало очевидно, что Ник куда более сведущ в реанимационных мероприятиях. Видимо, его обучали этому. Перед Ноем замаячил маленький лучик надежды. Может, в конце концов Ник совершит чудо и они вчетвером смогут вернуться в горы, где будут жить долго и счастливо, никогда не возвращаясь к печальным руинам цивилизации.
Ник остановился и бросил взгляд на Ноя.
— Извини, мужик. Она умерла. Тут ничего уже не сделать.
Только теперь Ной осознал, что на нем повисла Обри. Она еще крепче вцепилась в брата и попыталась его утешить.
— Мне очень жаль, Ной. Это несправедливо.
Ной стоял не двигаясь. Он с ужасом смотрел на неподвижное тело Линды и не верил собственным глазам. На глубинном уровне Ной отказывался принимать такую реальность, но плотина продержалась недолго. Когда отрицать очевидное больше было нельзя, у него внутри вспыхнуло другое, куда более опасное чувство. Взорвалось огненным шаром в самом центре груди. Жгучая ярость, угрожающая уничтожить все на своем пути.
Ной вырвался из объятий сестры и с силой оттолкнул ее от себя. Она упала на пол, вскрикнув от удивления, но Ной не слышал ее, как и громоподобного окрика Ника. Его ярость продолжала нарастать, пока он медленно и осторожно приближался к кровати. Сжав кулаки, Ной встал над Линдой и посмотрел на ее безжизненное лицо. Стоило Нику коснуться его плеча, как Ноя затрясло.
Здоровяк что-то сказал, но Ной не понял, что именно.
Он медленно повернул голову, посмотрел на руку у себя на плече и перевел взгляд на Ника.
— Убери руку.
Ник смотрел с сочувствием, но настороженно.
— Сделай глубокий вдох и досчитай до десяти. Знаю, ты хочешь взорваться. Понимаю тебя. Но оставь это на потом. А сейчас выйди, пожалуйста, из комнаты, и я все сделаю.
— Что за хрень ты несешь?
Обри встала рядом. Он не слышал, как она поднялась с пола. Все чувства были притуплены яростью. Сестра снова коснулась его, на этот раз осторожнее.
— Ной. Пожалуйста. Ты знаешь, что нужно сделать.
На лице Ноя отразилось замешательство. На мгновение он решил, что они несут полную чушь. Сошли с ума или вновь пытаются неуклюже утешить его. Но в конце концов сквозь ярость проступило осознание.
Ной вздохнул.
— Черт.
Ник поморщился:
— Нужно это сделать. Сам знаешь. Я просто пытаюсь помочь. Выйди из комнаты и дай мне сделать все самому.
Ной покачал головой:
— Они не всегда возвращаются.
Он говорил правду: иногда умершие не оживали. Но чаще всего они возвращались, и причина до сих пор была неизвестна, по крайней мере, насколько знал Ной, никто не успел ее разгадать. В основном вирус распространялся через укус зомби. Просто и понятно. Инфекция вызывала смерть и мгновенное оживление. Случаи отсроченного воскрешения, да еще и без укуса зомби, ставили исследователей чумы в тупик. Такое происходило в пятидесяти процентах случаев, что намекало на еще один способ заражения, при котором вирус активировался после смерти. Одна из множества причин, по которым лекарство так и не было найдено.
Ник кивнул:
— Ты прав. Иногда не возвращаются. Но лучше перестраховаться.
Ной, зажмурившись, тряс головой, когда почувствовал, как чья-то рука крепко сжала его запястье. Испуганно ахнув, он открыл глаза и увидел, что Линда тянется к его руке широко разинутым ртом. В ее остекленевших, как у любого недавно воскресшего мертвеца, глазах не осталось ничего человеческого. Единственное, что читалось на ее лице, — голод. Вечный голод, который испытывали все зомби.
Короткое замешательство чуть не стоило Ною жизни. В последнюю миллисекунду Ник спас его — остановил зомби, перехватив ее за горло своей огромной рукой. Тварь, минуты назад бывшая Линдой, попыталась укусить Ноя, едва не задев кожу зубами. Расстановка сил изменилась, когда зомби резко повернула голову и попыталась скатиться с кровати.
Все недавно воскресшие обладали сверхъестественными силой и скоростью. Только через неделю мертвецы становились медлительными, как те, что встретились им на автостраде, из-за деградации нервной системы, но первые семь дней они были неудержимыми машинами для убийства.
Ной попытался вырвать руку из хватки твари, но тщетно. Она снова повернула голову и громко зарычала. Ной потянул сильнее, и ему удалось немного изменить положение руки, чтобы зомби не смогла его укусить. Боковым зрением Ной заметил, что Обри выбежала из комнаты. Он надеялся, что она принесет оружие. У него и Ника не было ничего подходящего для того, чтобы расправиться с тварью.
Свободной рукой Ник ухватился за волосы зомби и потянул ее голову назад. Комнату сотряс очередной яростный рык. Вскоре тварь одолела их: упершись для устойчивости в матрас, она отбросила мужчин назад с такой силой, что они рухнули на пол. Рука Ника соскользнула с горла чудовища.
Зомби прижала Ноя к полу. Он кое-как смог высвободить руку, но почувствовал зубы на собственной шее и среагировал мгновенно: уперся предплечьем в грудь твари и оттолкнул со всей силы. Вновь на волосок от гибели. К тому же сил на то, чтобы удерживать тварь долго, у него не было. Какая-то его часть, несмотря на борьбу за выживание, испытывала грусть. Он смотрел в лицо злобного, голодного чудовища и видел женщину, с которой занимался любовью прошедшей ночью. Она воскресла совсем недавно, поэтому на ее теле не было и следа разложения. Даже с перекошенным от ярости лицом тварь все еще выглядела как прежняя Линда.
Чья-то тень опустилась на Ноя, и в тот же момент широкое лезвие пронзило висок зомби. Огромный кулак, сжимающий рукоять ножа, замер. Спаситель Ноя ждал, пока тварь окончательно затихнет и перестанет представлять опасность. Лицо зомби застыло в оскале, тело обмякло. Стоило ножу покинуть череп твари, как из уродливой раны на виске потекла струйка темной крови.
Когда тело отбросили в сторону, Ной не удивился, увидев над собой Ника. Здоровяк тяжело дышал, его лицо покраснело от напряжения.
Ной поднялся на ноги и увидел Обри, которая смотрела на брата широко раскрытыми от тревоги и пережитого ужаса глазами. Похоже, именно она принесла нож. У этой парочки, судя по всему, вошло в привычку вытаскивать его из всяких передряг. Он должен благодарить их от всего сердца. Но стоило бросить взгляд на труп Линды, как ярость, едва не поглотившая его ранее, заклокотала внутри с новой силой.
Обри подошла и коснулась его руки.
— Это не твоя вина.
Ник кивнул:
— Во всем виноват тот старый ублюдок. Ее доконали побои. Вот и все.
Ной ничего не сказал, лишь рассмеялся.
Ник и Обри обеспокоенно переглянулись.
Обри сжала его руку.
— Ной...
Он покачал головой:
— Ее убило то, чем мы занимались ночью. Слишком рано. Она не выдержала.
Ник нахмурился:
— Чушь.
Лицо Обри страдальчески скривилось.
— Он прав, Ной. Ты знаешь, что это не так.
Ной рассмеялся.
— Нет, это так. Это стопроцентная, абсолютная правда. Я затрахал ее до смерти.
Комнату огласил громкий хохот.
Ник и Обри снова обеспокоенно переглянулись, временно лишившись дара речи. Казалось, они одновременно поняли, что никакие слова не уберегут Ноя от падения в пучины тьмы.
Прежде чем кто-либо из них сообразил, как справиться с приближающимся кризисом, Ной бросился вон из комнаты. Он широкими шагами пересек коридор и ворвался в кухню, где принялся открывать шкафы и рыться в скудном содержимом. Ной рывками сбросил наружу банки с равиоли и куриным супом, открытый пакет с мукой, который, врезавшись в пол, взорвался белым облаком. Из соседнего шкафа Ной вытаскивал кастрюли и сковороды и бросал их через плечо. Обри, вошедшая в кухню вслед за ним, испуганно вскрикнула от грохота.
Наконец за пыльными стаканами он нашел то, что искал. Тугая струна внутри слегка ослабла, когда он обхватил пыльное горлышко «Джорджа Дикела» с нетронутой пломбой. Божий дар. Или, скорее, чертов.
Обри встревоженно ахнула, увидев бутылку.
— Ной! Нет, даже не смей, мать твою!
Ной резко скрутил крышку и отбросил ее в сторону, зная, что она ему не понадобится, потом сделал первый большой глоток. Когда Обри попыталась отобрать бутылку, вмешался Ник. Он оттащил ее подальше, а Ной сделал еще один глоток, больше предыдущего.
Обжегшая горло жидкость не притушила ярость, совсем наоборот, но в то же время он почувствовал нарастающее облегчение. Подступающая со всех сторон тьма была пугающей, но успокаивающе знакомой. Он встретил ее с распростертыми объятиями, словно вернулся домой.
Обри кричала и рвалась из рук Ника, но он крепко держал ее, тщетно пытаясь успокоить.
— Все нормально. Перестань.
Он повторял это снова и снова.
Наконец она сдалась. С блестящим от слез лицом Обри молила брата вылить виски в раковину.
Вместо этого он сделал еще один глоток.
Обри жалобно взвыла, охваченная отчаянием.
Ник, глядя на Ноя, но обращаясь к Обри, произнес:
— Пусть пьет. Ему нужно.
Усмехаясь, Ной направился к задней двери.
— Послушай его. Он не такой глупый, каким кажется.
С этими словами он вышел из дома, захлопнув за собой дверь.
Ной выпил всю бутылку «Джорджа Дикела», пока бродил по заброшенному району. Хоть он и опьянел, бутылки виски не хватило, чтобы напиться до беспамятства. Похоже, адреналин мешал алкоголю поглотить его целиком, а беспамятства он жаждал больше всего.
Чтобы найти еще виски, Ной решил осмотреть некоторые другие дома, но, даже будучи пьяным, он понимал, что заходить в большую часть из них опасно: непогода превратила их в смертельные ловушки. Особенно это было заметно вблизи.
Ной искал лишь временного забвения. Он не хотел кончать с собой. Пока, во всяком случае. Со смертью Линды цель их путешествия вновь стала важной, важнее, чем когда-либо, но он не мог двигаться дальше, не пройдя через самоуничижение.
Первый дом, показавшийся ему безопасным, Ной обнаружил через три улицы от места ночлега. Подъездную дорожку занимал компактный автомобиль, на котором, очевидно, много лет уже никто не ездил: колеса были спущены, красная краска пошла пятнами. Задний бампер украшала наклейка «Байл Лордс». По пути к дому Ной заглянул в машину и увидел на пассажирском сиденье упаковку пива. Сначала она показалась ему очередным даром с небес (или из преисподней), но, вытащив одну банку и открыв ее, Ной замешкался. Пахло из нее отвратительно. Наконец он сделал глоток и тут же поперхнулся. Пиво безнадежно испортилось.
Он выбросил банку и подошел к дому: входная дверь оказалась заперта. Обойдя дом, Ной разбил окошко задней двери, просунул руку и открыл замок. Виски в доме не оказалось, но в холодильнике, среди кучи сгнившей еды, он обнаружил бутылку дешевого вина. Целую. Открыв ее, он осторожно принюхался и сделал глоток. К его удивлению, на вкус вино было сносным. Ной принялся бродить по дому, то и дело прикладываясь к бутылке. Нашел несколько сильно разложившихся тел, но без признаков воскрешения.
Один из трупов сидел в гостиной, в кресле. Ной плюхнулся рядом на диван. Через некоторое время он начал общаться с мертвецом (Ной решил, что это был мужчина). Стал рассказывать безучастному хозяину дома о том, что случилось с Линдой и как все, к чему он прикасается, превращается в дерьмо, и добавил, что, похоже, он проклят и никто не сможет его переубедить.
Допив вино, Ной провалился в небытие. В себя он пришел на исходе дня. Сквозь закрытые жалюзи проникали последние лучи солнца. Быстро темнело, но об этом Ной думал меньше всего: куда более пугающий факт привлек его внимание.
Мертвец, сидевший в кресле, исчез.
Ной задумался о том, что, возможно, он видит сон, но все вокруг казалось слишком реальным, чтобы придерживаться этой мысли. Он проснулся, а мертвец действительно исчез. Ситуация казалась абсурдной, и Ной засомневался в своем здравомыслии. Он до сих пор не протрезвел, но отчетливо помнил, что тело в кресле однозначно было мертво. Ни малейшего намека на искру жизни. И если он ошибся, то почему тварь, ожив, первым делом не разорвала ему горло?
Какого черта?
Не оправившись от потрясения, Ной поднялся на ноги и, пошатываясь, обошел дом. Трупа из кресла он не нашел, только других, по-прежнему совершенно мертвых членов семьи, которых уже видел раньше. Он потыкал в них пустой бутылкой, запоздало пожалев о том, что отправился на осмотр без оружия. Еще одно звено в длинной цепи глупых ошибок. К счастью, трупы никак не отреагировали на тычки. Недоумевая еще сильнее, Ной вернулся в гостиную и уставился на кресло.
По-прежнему пустое.
Ной посмотрел на бутылку из-под вина и пожал плечами, гадая, не было ли в нем галлюциногенов — настолько странной казалась ситуация. Пломба на бутылке была цела, перед тем как он открыл ее. Мысли бешено вращались вокруг таинственной пропажи трупа, и Ной никак не мог найти ей объяснения. Самым ужасным было то, что он ни секунды не сомневался: труп в кресле был настоящим и не являлся галлюцинацией впадавшего в сон опьяненного сознания.
В этом Ной был абсолютно уверен.
Так или иначе.
Опережая нарастающую тревогу, Ной оставил пустую бутылку на столе и поспешил прочь из дома. Пересекая быстрым шагом подъездную дорожку, он обернулся. Увидев, что жалюзи на большом окне справа от двери частично открыты, Ной споткнулся и едва не упал. Он мог бы поклясться, что, когда уходил из гостиной, видел их закрытыми. Ной никогда не верил в призраков или нечто подобное, но теперь буквально кожей чувствовал источаемое домом злое присутствие. Выбравшись на улицу, он более-менее пришел в себя и припустил со всех ног.
И больше не оглядывался.
Вернувшись в дом, выбранный группой для ночлега, он обнаружил Ника и Обри в шезлонгах на террасе. К кирпичной стене за ними была прислонена лопата. Посреди участка двора, покрытого мертвой травой, Ной увидел большой холм недавно вскопанной земли.
Ник и Обри старались не смотреть на Ноя, когда он подошел к террасе. И ничего не сказали, когда он поблагодарил их за то, что они похоронили Линду. Вместо этого они смотрели перед собой с одинаково пустым выражением на лицах, сидя неподвижно, будто манекены из универмага. Игра в молчанку раздражала, но Ной позволил чувству утихнуть. Они имели полное право злиться на него.
Он прекратил попытки привлечь их внимание и пошел в дом, чтобы вздремнуть.
На следующий день путешествие возобновилось.
Через месяц они были в Генриетте, Оклахома.
— Может, уберешь уже книгу, Ной? Мы почти у съезда.
Голос принадлежал Нику. Ной слышал слова, и какая-то часть его сознания уловила их смысл, но он не сразу обратил на них внимание, поскольку в тот момент был прикован к потрепанному старому вестерну в мягкой обложке, который читал, пока шел по сороковому шоссе. Он добрался до последней главы и был полон решимости закончить завораживающее чтиво. Тонкую книжку напечатали больше шестидесяти лет назад, и, когда Ной переворачивал страницы, они слетали с переплета. Во время этого отрезка пути он оставил за спиной немало пожелтевших страниц.
Ной вернулся к чтению сразу после катастрофы под Джексоном, предпочитая реальности воображаемые миры. Оно отвлекало его от тех вещей, о которых он не хотел думать, и сводило взаимодействие с Ником и Обри к минимуму. В качестве приятного бонуса книга еще и развлекала.
История, которую он читал сейчас, оказалась особенно захватывающей. Книга называлась «Темный всадник», и речь в ней шла о безжалостной банде преступников, захвативших шахтерский городок в Колорадо. Бандиты терроризировали местное население, пока неизвестный мститель не начал отстреливать их из ружья. Как злодеи ни пытались, они не могли выследить стрелка. Он, будто неуловимый призрак, безымянный и безликий, убивал бандитов одного за другим. Некоторые считали, что он не человек. В какое бы время дня или ночи бандиты ни пытались покинуть городок, меткий выстрел сбивал их с седла.
В последней главе единственный выживший член банды сидел один с бутылкой виски в салуне на главной улице города. Звали его Куинн. Он был поджарым сукиным сыном с потемневшей и огрубевшей от дикой жизни кожей. Подлый, как гремучая змея, Куинн убивал людей без всякой на то причины, разве что любил смотреть, как ошметки мозга разлетаются по стене или земле. Посетители салуна стремительно покинули его, стоило Куинну войти внутрь, ногой распахнув дверь. До этого он стоял на улице, освещенный только полной луной, и вызывал неизвестного мстителя на бой.
Ной был в восторге, когда двери салуна распахнулись и в помещение вошел таинственный человек в черном.
Тут его снова настиг голос Ника:
— Ной! Съезд, мужик.
Нахмурившись, Ной оторвал взгляд от книги. Он настолько погрузился в историю, что прошел мимо наклонного съезда с автострады. Ной повернулся к Нику и Обри, которые шли за ним следом и к тому моменту остановились.
После Джексона все изменилось. Сестра ушла в себя. Она не вернулась к прежней враждебности, но его поведение после смерти Линды послужило препятствием на пути к восстановлению их прежних отношений. До Джексона они начали неплохо общаться, почти как в старые добрые времена, теперь же она по большей части игнорировала его и отделывалась формальными фразами. Вместе с Ником они шли на приличном расстоянии от Ноя. Иногда он оглядывался и с трудом различал их далекие силуэты. Временами казалось, будто их никогда и не существовало.
Ной с неохотой закрыл книжку и, сунув ее в задний карман джинсов, вернулся к съезду. Куинну придется немного подождать.
— Нам действительно нужно проверить это место? — Он посмотрел вверх. Стоял полдень, пылающее летнее солнце висело высоко в синем небе прямо над их головами. — Еще рано. Если продолжим идти, к вечеру одолеем еще миль десять.
Ник покачал головой:
— Ты знаешь, что нужно. Припасы почти на нуле. Мы говорили об этом, но ты, возможно, не помнишь, потому что твой нос постоянно в этой чертовой книжке.
Ной вздохнул.
— Хорошо. Ты прав. Я не помню. Напомнишь?
— Сделай одолжение, малец. Проверь свою флягу.
Ной все еще испытывал недовольство, когда Ник называл его мальцом, но он быстро смекнул, что мужчина этого и хотел. Тот явно пытался вывести Ноя из себя, чтобы детали разговора выжглись на подкорке. Не желая играть в его игру, Ной решил подшутить над Ником. Достав флягу, он открыл ее и перевернул вверх дном. Через несколько секунд на асфальт упала капля воды.
Ник не скрывал самодовольства.
— Усек?
Ной молчаливо согласился со здоровяком. Он и без проверки знал, что резервная фляга тоже пуста. Далеко они не уйдут, если не раздобудут где-нибудь чистой питьевой воды.
Ной отвернулся и направился вниз по съезду. Через несколько секунд Ник и Обри поравнялись с Ноем, и все трое пошли бок о бок по извилистой ленте из бетона. Вскоре они миновали поворот и разглядели впереди окраину небольшого городка под названием Генриетта. Впрочем, видеть было особо нечего: небольшой магазин оказался единственным строением на пересечении съезда и узкой дороги.
Ной вспомнил обрывки предыдущих односторонних «разговоров» с Ником. Согласно атласу, в Генриетте до апокалипсиса проживало примерно пять тысяч человек. Такой маленький городишко вряд ли богат на ресурсы, но до Оклахома-Сити оставалось еще почти девяносто миль.
Ник был прав. Придется по возможности пополнить здесь припасы. Дойдя до узкой дороги, они остановились, чтобы оценить ситуацию. Окружающий перекресток лесок ограничивал видимость на четверть мили в любом направлении. Знак на другой стороне дороги указывал, что до Генриетты осталось всего две мили. Для начала они решили проверить магазин.
Его давно разграбили подчистую. Полки с продуктами и холодильники были удручающе пусты, как и витрины и прилавки со всякой мелочью для импульсивных покупателей. Опустошение не обошло стороной и склад, где они обнаружили только труп, сидящий у стены. Судя по всему, мертвец уже долго был здесь, потому что напоминал скорее скелет, обряженный в джинсы и футболку. На груди еще висел бейдж с именем. В черепе зияла дыра, а значит, умер сотрудник магазина не самой спокойной смертью. Ной представил, как банда мародеров нагло грабит магазин, после чего всаживает пулю бедолаге в голову. Если забыть об ордах мертвецов, заполонивших мир, то ситуация сильно напоминала сюжеты некоторых вестернов, которые ему довелось прочитать.
Мысль отрезвляла. Мир стал опасным местом, но в первые дни апокалипсиса царил бесконечный кошмар беззакония и жестокости. И на стороне этого парня не было таинственного мстителя в маске, который отстреливал бы плохих парней и наводил порядок.
Покинув магазин, они довольно скоро добрались до Генриетты. Держа оружие наготове, троица медленно продвигалась по скромной главной улице. Ничто не указывало на то, что недавно здесь кто-нибудь жил, как и во всех предыдущих городках, где им довелось побывать. Улицы обросли мусором, худо-бедно укрывшим следы давнего хаоса: сгоревшие машины, поваленные электрические столбы, полуразрушенные здания. Генриетта была довольно маленьким городом, поэтому дороги на въездах и выездах не были запружены машинами. Тем не менее находиться здесь было не менее жутко, чем в крупных городах.
Тишина сама по себе не сильно беспокоила Ноя. Теперь весь проклятый мир молчал, если не считать голоса непогоды. Но в Генриетте тишина казалась еще более жуткой из-за десятков мертвых тел, висящих на линиях электропередач. Состояние останков указывало на то, что тела болтались на ветру уже долгое время, возможно несколько лет. Как и мертвец из магазина, многие из них больше напоминали скелеты в одежде.
Ной обратился к Нику, не глядя в его сторону.
— Тела — какое-то предостережение?
— Наверное. И отнюдь не дружелюбное. Типа «валите на хрен, или с вами случится то же самое».
Указательный палец Ноя подрагивал на спусковом крючке ружья. С нарастающей тревогой Ной изучал темные окна зданий по обе стороны улицы. Генриетта отчетливо походила на город-призрак, и все же Ной не мог отделаться от ощущения, что за ними наблюдают. Он был почти уверен, что это не так, что это просто паранойя, но беспокойство от этого не становилось менее реальным.
Он не нервничал так с момента осмотра комплекса в Джексоне, хорошо укрепленного лагеря, вероятно послужившего инкубатором для орды зомби, которая перекрыла автостраду. Судя по всему, комплекс долго служил надежным убежищем для большой группы выживших, но потом что-то пошло не так. Неведомая катастрофа погубила всех, кто там жил. Когда Ной осматривал личные вещи погибших, чтобы найти хоть какой-нибудь намек на то, что произошло, его охватил страх: тогда Ноя тоже мучило чувство, будто за ним кто-то наблюдает.
— Может, стоит обратить внимание на предостережение? Не нравится мне это место.
Ник хмыкнул:
— Ты просто напуган, вот и все. Ситуация не изменилась. Нам нужны припасы. К тому же те, кто это сделал, давным-давно ушли.
Ной нахмурился. Слова Ника не убедили его.
— Хотел бы я разделить твою уверенность.
Оборачиваясь по сторонам, он осторожно продолжал осматривать улицу. Пара витрин оказалась заколочена досками, но большинство владельцев магазинчиков не позаботились даже о такой защите. Ной предположил, что некоторые попросту не успели этого сделать, слишком поздно поняв, что мир катится в тартарары. Другие же, возможно, трезво рассудили, что защищать торговую площадь, которая вскоре станет бесполезной, — не самая приоритетная задача.
— Это то, о чем я думаю?
Ной услышал голос Обри, как обычно холодный и безэмоциональный, впервые за долгое время. На ее тонкой шее висел бинокль. Подняв его к глазам, она быстро настроила фокус.
Ной, прищурившись, посмотрел в ту же сторону. Он не сразу понял, что привлекло ее внимание, но вскоре разглядел очертания строения, в разы крупнее всех тех, что они встречали в Генриетте. Оно стояло по правую сторону от дороги, слишком далеко, чтобы понять, что это. Пока они не подошли достаточно близко.
Обри опустила бинокль.
— Срань господня. Это «Уолмарт».
Пройдя чуть дальше, Ной понял, что она права. Строение было похоже на «Уолмарт», с характерной огромной парковкой. На первый взгляд казалось странным, что розничный гигант открыл свое представительство в таком маленьком городке. Ной провел на горе слишком много времени и успел забыть многое из особенностей жизни до катастрофы, включая то, насколько вездесущими могли быть некоторые торговые компании.
— Я же говорил, что нужно сюда наведаться. Вот решение всех наших проблем, — сказал Ник.
Ной не разделял неукротимого оптимизма Ника. Магазин поможет решить лишь некоторые проблемы.
Конечно, если какие-нибудь мародеры уже не разграбили и торговый центр тоже. Ной поморщился. Настроение, едва улучшившись, поползло вниз. Он раздумывал, не озвучить ли мрачное предсказание, но в конце концов решил держать рот на замке. В любом случае магазин либо успели разграбить, либо нет.
Скоро они это узнают.
Один из двух главных входов в магазин оказался забаррикадирован. Другой был открыт, и они ненадолго помедлили на пороге, прежде чем войти. Похоже, однажды кто-то воспользовался большим автомобилем, чтобы пробиться через раздвижные двери. Тротуар перед центром и пол вестибюля покрывал внушительный слой битого стекла. Неизвестный автомобиль раздавил и несколько тележек. Ной представил, как внутрь прорывается тяжелый фургон. Или бульдозер.
Ной снял рюкзак, открыл его, осторожно присев на усыпанный стеклом тротуар, и посмотрел на нахмурившегося Ника, который с беспокойством вглядывался в темноту.
— Что думаешь? Есть чем поживиться?
— Не проверим — не узнаем.
Ной достал фонарик и щелкнул выключателем, проверяя, в порядке ли батареи. К его облегчению, конус света прочертил в густых тенях дорожку. Фонариками они обзавелись в хозяйственном магазине в Литл-Роке. Ной давно не пользовался электрическими приборами, потому особенно им не доверял, даже самым незамысловатым. К тому же батарейки могли разрядиться, столько лет пролежав в упаковке. Опасения Ноя пока не подтвердились, но он все равно продолжал быть настороже.
Ник и Обри включили свои фонарики и направились в магазин.
Закинув рюкзак на спину, Ной, прежде чем нырнуть во тьму, еще раз окинул взглядом парковку. Она выглядела заброшенной, как и весь остальной мир. У основания каждого фонарного столба росли большие пучки травы. На парковке ржавело несколько тележек — возможно, мародеры бросили, прежде чем уехать с кучей ворованных товаров. Их вид удручал: Ной боялся, что внутри не осталось ничего полезного. Но просто так уйти было бы очень глупо.
Ной осторожно пересек усыпанный стеклом вестибюль. Он сменил тяжелые ботинки на кроссовки — они лучше подходили для дальних переходов, но Ной часто боялся распороть подошву стеклом или иными острыми предметами. Меньше всего ему нужна была травма ноги, когда впереди ждали мили и мили дороги до его конечной цели на западном побережье. По крайней мере, здесь не было ржавых гвоздей, которые частенько встречались в заброшенных жилых районах.
Благополучно миновав стеклянное поле, Ной повел лучом фонарика по широкой дуге справа налево. Примерно в двадцати футах от него стоял обшарпанный картонный ящик с дешевыми DVD-дисками, все еще запечатанными в блестящую пленку. Слева расположились кассы самообслуживания, сразу за ними — обычные кассы с подвижными лентами, которые занимали пространство почти до противоположного конца магазина.
Ной подумал, не осталось ли в них наличных. Ему показалось, что кассовые аппараты стояли закрытыми, без следов взлома. Учитывая, что после катастрофы деньги обесценились, это было неудивительно. Может, Ной бы и не подумал об этом, если бы не мятая купюра в заднем кармане, которую он забрал из бумажника Патрика Брэшера. Стоило вспомнить о ней, как мысли вернулись к Линде. Ной так и не рассказал ей, что встретился с ожившим трупом ее супруга. Сперва он гадал, простая ли это оплошность или очередное проявление трусости, но потом утешил себя мыслью, что, даже расскажи он об инциденте, из этого не вышло бы ничего хорошего.
Держа фонарик перед собой, Ной двинулся в глубь магазина. Заметив впереди, в широком проходе, движение, он вздрогнул. Проход загораживало несколько стоек с какой-то мелочовкой для импульсивных покупателей, и то, что двигалось в той стороне, скрылось за одной из них. Вновь уловив движение, Ной посветил фонариком и понял, что это его сестра. Обри порхала между полками, то исчезая, то снова появляясь, словно тень-призрак. Пока Ной наблюдал за ней, она схватила что-то со стенда и бросила в тележку. Предмет не издал ни звука.
Ной подошел ближе, чтобы рассмотреть содержимое тележки. Бесшумный предмет оказался большой упаковкой туалетной бумаги. Хорошая находка. Их запасы недавно закончились, и с тех пор они были вынуждены обходиться тряпками. Помимо нее в тележке лежали и другие вещи.
Ноя мучил один вопрос:
— Как ты собираешься это переносить? Будешь всю дорогу толкать тележку по шоссе?
— А как еще? — раздался из темноты ответ Обри.
Ной нахмурился.
— Черт, не знаю. Но надолго тебя точно не хватит. И тележка рано или поздно сломается.
Обри пожала плечами и исчезла в отделе женской одежды.
Ной продолжил двигаться к задней части магазина и обнаружил отдел электроники. Круглая стойка с сотовыми телефонами в стеклянных ящиках слегка пострадала: один отсек был разбит и опустел, но остальные мобильники лежали на месте. Как и сотни других прежде желанных гаджетов: компьютеры, принтеры и игровые консоли. Среди компьютеров, кстати, потери были куда очевиднее, чем среди телефонов. Похоже, некоторые неисправимые оптимисты верили, что Интернет переживет апокалипсис.
Отвернувшись от всего этого добра, Ной продолжил путь по широкому проходу, идущему параллельно заднему фасаду магазина, и попал в самый обширный отдел электроники. Ряды висевших на стене черных экранов напомнили ему о телевизоре, что висел в хижине. Сколько одиноких часов Ной провел, уставившись на экран и представляя, как тот оживает и проигрывает сцены из его любимых фильмов! Иногда, одурманенное марихуаной, его сознание проигрывало картины целиком, используя воспоминания о фильмах, которые нравились Ною. В трезвом состоянии Ной воспринимал телевизор как бесполезное и скучное настенное украшение.
Последний раз он накуривался несколько недель назад, поэтому не сразу смог объяснить природу того, что заставило его остановиться и повернуться к стене, увешанной мертвыми экранами. Ной долго смотрел на них, затаив дыхание, и пытался убедить себя, что увиденное всего лишь плод его воображения. В конце концов, оно мелькнуло на самом краю зрения. Учитывая, о чем он думал, легко предположить, что это всего лишь злая шутка разума.
Экраны, к его огромному облегчению, оставались черными. Пока Ной ностальгировал о прошлом, ему привиделось, что один из них зажегся и показал кадр из старого фильма: молодой Клинт Иствуд верхом на коне. Он был в шляпе и пончо, а в зубах зажал тонкую сигару.
Изображение появилось на долю секунды.
Единственное логическое объяснение тому — игра разума. Иллюзия слишком точно соответствовала его мыслям. К тому же она объединяла воспоминания о телевизоре вместе с вестерном, который он сегодня читал. Одно наложилось на другое, и образ из «Наездника с высоких равнин» или другого старого фильма с Иствудом появился на одном из экранов.
Едва Ной решил пойти дальше, как экран посреди стены вновь зажегся. Тот же самый кадр: Клинт Иствуд неторопливо скачет по главной улице погрязшего в преступности города на Диком Западе. Только в этот раз кадр не исчез. Ной с трудом сглотнул и с трепетом продолжил смотреть знакомую сцену. Руки и спина похолодели, несмотря на удушающий летний зной, который внутри торгового центра превратился в настоящее испытание. Звука не было, но Ной и так знал каждую реплику.
Он смотрел телевизор целую минуту и только потом смог оторвать от экрана взгляд и обернуться в надежде, что рядом окажутся Обри или Ник. Но в окутанном тенями магазине их не было видно. Ной с неохотой вернулся к просмотру телевизора. Фильм продолжался, и яркого света хватало, чтобы осветить большую часть отдела электроники. Эта деталь тревожила Ноя больше всего. Неужели галлюцинация может быть настолько реалистичной?
Ной решил позвать Ника и Обри, но быстро передумал. Он надеялся, что иллюзия рассеется, стоит им появиться поблизости, но Ной сопротивлялся желанию окликнуть их по нескольким причинам. Во-первых, если иллюзия исчезнет и он попытается все им рассказать, они решат, что он слетел с катушек. Его и так не особо принимают всерьез. А если он продолжит смотреть фильм, в то время как Ник и Обри ничего не увидят, то получит неопровержимое подтверждение тому, что у него серьезные проблемы с головой.
Ной отвернулся и краем глаза заметил, что экран погас. Он двинулся дальше по широкому проходу, не оглядываясь из-за страха, что иллюзия, или что бы там ни было, снова вернется.
Вскоре он оказался в отделе спортивных товаров и услышал знакомый голос:
— Это ты, Ной?
— Ага.
— Подойди на минутку.
Ной двинулся на голос Ника и обнаружил его в узком боковом проходе. Как и Обри, он катил тележку, набитую всякой всячиной, среди которой Ной разглядел алюминиевые бейсбольные биты, ящик с инструментами, несколько мотков скотча, два помповых ружья и коробки с патронами. На нижней части тележки лежали две упаковки бутилированной воды. Дробовики Ноя удивили. Он думал, что мародеры уж точно должны были забрать все оружие.
Ник изучал предметы домашнего обихода, висящие на металлических штырях. Ной не понимал, что из этого может понадобиться пешим путешественникам. Это же относилось и к большей части вещей в тележке.
— Можно вопрос?
— Валяй.
— Зачем нам все это?
Ник бросил в тележку две коробки длинных гвоздей.
— Набираю все, что под руку попадется. Потом разберусь. Выйдем наружу, и проведу сортировку. Скорее всего, большую часть придется оставить.
— Например, бейсбольные биты.
— Биты неплохо подходят для того, чтобы расправляться с медленными зомби.
— Будем экономить боеприпасы?
Ник кивнул:
— Именно. А ты почему без тележки? Обязательно возьми. Но сначала не хочешь прогуляться до аптеки? Если она заперта, мне понадобится твоя помощь.
Ной не возражал. Они направились было в сторону аптеки, когда знакомый, леденящий душу звук заставил их замереть на месте. Где-то в темноте щелкнул затвор дробовика. В следующее мгновение Ной понял, что дробовик не один. Минимум два, а может, и три дробовика смотрели в их сторону. В голове возникла мысль: их хотели напугать, потому и щелкнули затворами. В противном случае их бы просто застрелили. Но в этой ситуации все может быстро измениться.
Ник громко рявкнул:
— Кто там?
Прежде чем прозвучал ответ, Ной рассеянно потянулся к ремню висящего на плече ружья.
— Стой, где стоишь, сынок, — раздался низкий, зычный голос. — Сдвинешься хотя бы на дюйм — и ты труп.
Несколько ярких лучей прорезали тьму. Один бил Ною прямо в лицо, отчего он зажмурился и отвернулся. Сердце пустилось в пляс, когда на место удивления заступил страх. Малая, хладнокровная часть его существа отметила, что по свету можно хорошо найти мишень. Руки с ремня на плече он еще не убрал. Пальцы сами собой обхватили ремень. Невыносимо захотелось сорвать ружье и начать палить во все, что движется. Слева раздался едва слышный звук: Ник шагнул к тележке.
Похоже, перестрелка была неизбежна. К нарастающему в Ное страху добавилось первобытное возбуждение, и он понял, что какая-то его часть — возможно, психически неуравновешенная — с нетерпением ждала начала стрельбы. Единственное, что сдерживало его, — это тревога из-за того, как легко незнакомцы подкрались к ним. Пока не щелкнули затворы, Ной не ощущал даже намека на чужое присутствие. Похоже, умение этих людей приближаться скрытно было почти сверхъестественным.
Ник сделал еще один осторожный шаг к тележке.
Снова прогремел зычный голос:
— Вы, кажется, не совсем правильно нас поняли. Вы окружены. У вас нет против нас и шанса. Это последнее предупреждение. Бросайте оружие и вставайте на колени.
Ной был вполне не прочь попытать счастья в перестрелке. Он ничего не знал о незнакомцах, но чувствовал исходящую от них зловещую ауру. Если они сдадутся, непременно случится что-нибудь плохое. Может, предводитель неизвестной группы прав и у них нет ни единого шанса, но Ною не хотелось сдаваться без боя.
И только тут он осознал, что не слышит Обри. Возможно, она заметила чужаков раньше и спряталась от них?
Невидимка-предводитель будто прочел его мысли и выкрикнул:
— Ваша девчонка у нас, сынок. Маленькая красотка в черном платье, верно? Она на улице. Если хотите снова увидеть ее, делайте, что вам велели.
Ной снял ружье с плеча.
— Спокойно, сынок.
Он осторожно присел и положил оружие на пол. Снял пояс для инструментов и рюкзак. Ной услышал, как Ник, бормоча проклятья под нос, тоже начал разоружаться.
Затем они оба опустились на колени.
Темнота породила нескольких человек, которые тут же обступили Ноя и Ника. Незнакомец не блефовал: их действительно окружили со всех сторон. Теперь Ной понимал, что, попытайся он открыть огонь, его застрелили бы в считаные секунды. Очевидно, что эти люди — опытные охотники: мало того, что они окружили их абсолютно бесшумно, так еще и Обри схватили и обезвредили до того, как она успела поднять тревогу.
— Лучше бы вам не трогать мою сестру, засранцы.
Кто-то влепил Ною жесткую пощечину.
— Следи за языком, парень. Ты не в том положении, чтобы качать права.
Нику и Ною связали запястья за спиной, затем мужчин рывком поставили на ноги и принялись обыскивать. Кто-то достал из заднего кармана Ноя книгу. Бегло пролистав ее, неизвестный выбросил книгу в темноту. Что ж, теперь Ной никогда не узнает концовку «Темного всадника». Еще один повод ненавидеть этих людей. Ной поклялся, что отомстит им за это. И за все остальное тоже.
Обыск быстро закончился, и кто-то объявил, что они безоружны. Лидер, казалось, был доволен. Им оказался тот самый невысокий худощавый мужчина в грязных рабочих брюках и серой вязаной рубашке, который недавно ударил Ноя. На шее у него был повязан платок, а поверх рубашки накинут коричневый жилет. Ной с интересом разглядывал его неуместно доброжелательное лицо, уже представляя, с каким удовольствием будет убивать ублюдка.
Под прицелом их вывели в усыпанный стеклом вестибюль. Ной прищурился из-за яркого солнечного света, проникающего сквозь двери. Тут он заметил Обри, и часть напряжения спала. Руки ей связали за спиной, а высокий бородатый мужчина в поношенной бейсболке с логотипом полиции Нью-Йорка, надетой на, вероятно, лысый череп, направил ствол дробовика на ее затылок. Кто-то сунул Обри в рот кляп.
Ной хотел как-то подбодрить сестру, но не представлял, каким образом мог это сделать. Любой жест или слова утешения в подобной ситуации оказались бы лживыми.
Похитители говорили мало, и по тому, как они держались, были понятны их намерения. Это были безжалостные, агрессивные хищники. В их ледяных глазах нельзя было разглядеть и капли сочувствия.
Большинство из них были молоды: от тридцати до сорока лет с небольшим. Самый старый из незнакомцев, тип с огромным пузом, кое-как прикрытым туго натянувшейся на животе грязной белой рубашкой, в поношенных штанах на красных подтяжках и в черном котелке, из-под которого вылезали седые волосы, держал на плече деревянную биту. На ее конце торчало несколько острых гвоздей. На поясе у старика висел в кобуре револьвер. Заметив на себе взгляд Ноя, он усмехнулся:
— На что пялишься, парень?
Ной хмыкнул:
— Не совсем уверен. Но, по-моему, на какого-то грустного старого клоуна.
Пожилой тип опустил с плеча биту и сделал шаг в сторону Ноя.
— Смеешься надо мной? Как насчет пары дырок в башке, умник? Посмотрим, кто тогда будет смеяться.
Коротышка в жилете встал между ними.
— Довольно, Хэл. Это дело Судьи.
При упоминании Судьи пыл Хэла заметно угас. Он отступил, а бита вернулась обратно на плечо.
— Ну, ладно тогда. Черт, сразу надо было сказать.
Ной мысленно представил слово «Судья» с заглавной буквы. Очевидно, что тот пользовался у этих людей уважением. Ной уже начал жалеть, что Хэл не раскроил ему череп. Шансы на то, что Судья окажется славным малым, были слишком ничтожны. Скорее всего, это очередной садист, захвативший власть после того, как ожившие мертвецы расправились с большей частью представителей власти в Генриетте. Повешенные на главной дороге почти наверняка появились по его приказу.
Человек в жилете положил ружье на плечо, сунул два пальца в рот и громко свистнул. Ной услышал глухой топот. С каждой секундой он становился все громче. Из-за угла здания на другой стороне улицы появились лошади без всадников, позади них другие тащили за собой длинную деревянную повозку, на козлах которой сидел мужчина. Лошади неслись по главной дороге с дикой скоростью, и, когда передние приблизились, Ной заметил на них сбрую.
Часть похитителей забралась на животных, одна из лошадей громко заржала и навалила впечатляющую кучу дымящегося дерьма. Подъехала повозка. Коротышка быстро переговорил с мужчиной, сидящим на козлах, затем начал отдавать приказы:
— Посадите сраных воришек в повозку. Едем прямиком к Судье. Хэл и Скотт, поезжайте с ними и следите за их поведением.
Бурое лицо Хэла растянулось в зловещей ухмылке, от которой у Ноя по телу побежали мурашки.
— Есть, босс. — Он снял с плеча биту и, глядя на Ноя, махнул ею в сторону повозки. — После вас, дамочки.
Остальные похитители засмеялись над его комментарием. Чужое веселье только усилило отчаяние Ноя. Он понимал, что никто из них не будет относиться к ним хотя бы с минимальной добропорядочностью, но почувствовал необходимость предпринять последнюю отчаянную попытку оправдаться и обратился к лидеру:
— Вы, в жилетке, подождите минутку. Вы должны меня выслушать.
Коротышка как раз собирался взобраться на одну из свободных лошадей, но остановился и повернулся к Ною, который сделал в его сторону несколько шагов.
— Если не хочешь неприятностей, парень, держи язык за зубами. По тонкому льду ходишь.
Крепкая рука сжала плечо Ноя и остановила.
— Послушайте. Мы не воры. Мы добывали припасы во многих городах, чтобы продолжать свой путь. Здесь мы делали то же самое. Если бы мы знали, что тут еще остались люди, мы бы поступили иначе.
— Да неужели?
Ной решительно кивнул:
— Богом клянусь.
Лидер долго смотрел на него с вялым, лишенным эмоций выражением лица. Затем он пожал плечами и произнес:
— Не важно, что, по-вашему, вы делали. Закон есть закон. Ты и твои друзья — преступники. — Он подал знак человеку, стоящему за Ноем. — Преподай этому урок. Я сказал тебе не открывать рта, сынок. Нужно было слушаться.
Отвернувшись от Ноя, он забрался на свою лошадь, схватил поводья и натянул, чтобы успокоить заржавшее животное. Ной услышал раздавшийся у самого уха низкий смешок и сразу понял, что боль последует незамедлительно.
Он не ошибся. Мощный удар кулаком в поясницу заставил его упасть на колени. Тот же кулак, словно пушечное ядро, ударил его по затылку и швырнул вперед. Ной повалился на землю, расцарапав щеку об асфальт, и услышал крик Обри. Она взвизгнула от боли, когда ее ударил другой мужчина. Ник, что было вполне предсказуемо, зарычал от ярости, но его оглушил один из охотников на лошади, врезав прикладом по лицу.
Все произошло за считаные секунды, пока Ной лежал на земле, не в состоянии защитить ни себя, ни своих спутников, страдающих из-за его действий. Времени на сожаления не осталось, когда мужчина, сбивший его с ног, поставил колено ему на спину и еще раз врезал по затылку. Последовали еще три сокрушительных удара, после чего лидер остановил экзекуцию.
Ной понял, что человек в жилете отдал приказ только потому, что в противном случае пленник не пережил бы еще одного удара. Хотя лидер едва ли беспокоился о здоровье Ноя: он просто хотел, чтобы тот был жив, когда предстанет перед Судьей.
Голова пульсировала от боли. Рывком подняв Ноя на ноги, один из охотников стал тащить его в повозку. В глазах плыло, но Ной увидел, что Обри и Ник уже сидят внутри, как и здоровяк в бейсболке с логотипом полиции Нью-Йорка. Вероятно, именно его лидер и назвал Скоттом. Он наклонился, схватил Ноя под руки, затащил в кузов и резко швырнул, отчего Ной полетел в заднюю часть повозки и остановился, лишь ударившись головой о деревянную стенку.
Несмотря на новую волну боли, он расслышал щелчок поводьев. Повозка покатила вперед под ржание лошадей, сперва медленно, потом все быстрее и быстрее. Стук копыт превратился в невыносимую какофонию. Через несколько минут зрение прояснилось. Тряска только усугубляла боль. Наконец Ной нашел в себе силы, чтобы сесть.
Он, застонав, перевернулся, чтобы опереться спиной о заднюю стенку повозки. Открывшаяся картина тут же заставила его пожалеть о том, что он не потерял сознание. Ник лежал на полу лицом вниз, дышал, но не шевелился. Ной понял, что после удара прикладом его еще дополнительно избили. Это тревожило, но не так сильно, как то, что происходило с Обри.
Толстяк в котелке сидел, прислонившись спиной к боковой стенке повозки. Между раздвинутыми ногами он держал Обри. Его массивная рука крепко сжимала ее грудь. Подол потрепанного черного платья был задран, и правая рука толстяка хозяйничала у нее между ног. Ной собрался с силами, готовясь броситься на проклятого извращенца.
Скотт хмыкнул и направил на Ноя дробовик.
— Сиди спокойно, малец, а то придется снести твою тупую башку.
Взгляд Ноя переместился с длинного дула дробовика на отрешенное лицо Обри, а затем обратно. Злоба, охватившая Ноя, лишь усиливалась. Его буквально трясло от ярости, но безрассудный героизм ничем бы ему не помог и только приблизил бы смерть. Было бы не так уж и сложно освободиться от опутывающей его запястья старой веревки, но это непременно заметили бы похитители.
Хэл смотрел прямо на него: губы старика растянулись в усмешке, обнажив гнилые, цвета горчицы зубы. Он облизнулся и поиграл бровями.
Ной, поморщившись, отвернулся.
Остаток пути он провел, теша себя фантазиями о том, как убьет всех этих людей.
Дорога не заняла много времени. Сопровождаемая вооруженными всадниками повозка проехала несколько жилых кварталов, небольшой участок открытой местности и наконец добралась до дома, который выглядел куда роскошнее всех тех, что им встречались прежде. К нему примыкала большая покатая лужайка, окруженная забором из кирпича и железа. Решетчатые железные ворота защищали подъездную дорожку, ведущую к дому и сворачивающую обратно.
В центре лужайки стоял большой, богато украшенный и неработающий фонтан. Судя по всему, за лужайкой все еще ухаживали, чего нельзя было сказать обо всех остальных участках, мимо которых они проезжали по дороге сюда, мало отличающихся заброшенностью от тех, что встречались Ною в других городах. У молчаливого фонтана притулился садовый инвентарь для ухода за газонами, в том числе несколько косилок. Судя по всему, Судья не скупился на то, чтобы произвести впечатление, и за лужайкой следила целая команда. Почему-то у Ноя эта мысль вызвала смутное беспокойство. Такое поведение больше подходило Королю, нежели Судье.
Повозка остановилась у ворот. Один из всадников спешился и, подойдя к воротам, быстро переговорил с человеком, стоящим на страже, после чего последний открыл ворота. Кучер щелкнул поводьями, и повозка осторожно двинулась по подъездной дорожке.
Когда она снова остановилась, на этот раз у длинного крыльца, Ник зашевелился. Он поднял голову и, прищурившись, посмотрел на Ноя. Тот насторожился, предчувствуя, что неприятностей им не миновать, стоит Нику увидеть, как Хэл обращается с Обри. На лбу Ника запеклась кровь, вытекшая из раны на голове. Веревка на запястьях ослабла. Стряхнув ее, здоровяк потрогал рану и поморщился. Закряхтев, он уперся руками в днище повозки и принял сидячее положение.
Повернув голову направо, Ник глянул на Хэла и сплюнул сгусток крови. Презрительно ухмыльнувшись, он произнес:
— Ты труп, ублюдок.
Хэл вытащил из набедренной кобуры револьвер и приставил к голове Обри.
— Не думаю, мужик. Только дернись, и трупом станет твоя маленькая шлюшка.
Ник вытер кровь со рта тыльной стороной ладони.
Хэл напрягся и взвел курок.
— Я сказал не дергаться.
Ник опустил руку.
— Расслабься. Я пока не собираюсь тебя убивать. Но твое время придет, толстяк. Обещаю.
Хэл рассмеялся:
— Не обещай того, что не можешь выполнить.
— Это мы посмотрим.
Всадники спешились. Лидер группы подал знак одному из них:
— Скажи Судье, что мы здесь. Объясни ситуацию.
В ответ посланник кивнул и приподнял ковбойскую шляпу, после чего поспешно поднялся по ступенькам крыльца. На его стук в дверь сразу же ответили, и он исчез в доме. Другой мужчина вышел на улицу и обменялся парой дежурных фраз с лидером группы, называя его Коннором. Мужчина на крыльце был одет в брюки цвета хаки, легкие кожаные туфли и тенниску. Звали его Чансом. Такой чистой и опрятной одежды Ной не видел уже многие годы. Русые волосы мужчины были гладко зачесаны назад. От него веяло властью, поэтому Ной решил, что парень — близкий помощник Судьи. Возможно, его личный ассистент или непосредственный заместитель. Всем своим видом он словно говорил, что одна лишь мысль о нахождении в доме его начальника и господина грязных отморозков причиняет ему боль.
Ной возненавидел его с первого взгляда. Прежний цивилизованный мир сгорел дотла, человеческий род оказался на грани уничтожения, а этого типа апокалипсис, кажется, и не затронул. В этом было что-то крайне неправильное, и Ной почувствовал, как из глубин подсознания поднимается страх. Вернулось ощущение, что все не то, чем кажется, — то же чувство он испытывал, глядя на экраны телевизоров в «Уолмарте».
Вскоре посланник Коннора вернулся и что-то тихо сказал Чансу. Тот кивнул. Ноя и его спутников грубо вытащили из повозки и препроводили в дом. Они ненадолго задержались в просторном фойе с полом из мраморной плитки. Над ними с высокого сводчатого потолка свисала сверкающая хрусталем люстра. Винтовая лестница справа вела на второй этаж. Откуда-то сверху до Ноя донеслись приглушенные женские голоса.
Чанс проводил Коннора и его пленников в длинный широкий коридор. Дуло ружья упиралось Ною в спину, агрессивно подгоняя его вперед. Один раз толчок оказался настолько сильным, что он едва не споткнулся. Каким-то чудом Ной устоял на ногах, стараясь не реагировать на издевательские смешки за спиной.
Им то и дело встречались открытые двери. Комнаты за ними оказались просторными и обставленными со вкусом. Одна походила на бальный зал. Ной вдруг осознал, что это не простой дом, а особняк, жилье для высших слоев доапокалиптического общества. Их будто бы королевская семья удостоила аудиенции. Ной задумался, как Судье удалось сохранить за собой такое место. Их похитители явно ребята не промах: у них есть оружие, крутой нрав и умения, так что они легко могли заявить на дом свои права. К тому же что такой роскошный дом делал в захолустном мелком городишке Среднего Запада? Будто его кто-то выдумал, но тем не менее он существовал в реальности.
Миновав высокую арку, они оказались в другой большой комнате, библиотеке. Каждый дюйм стен занимали встроенные книжные шкафы. Большую их часть заполняли тома в кожаных переплетах, но было и одно исключение: полка, заполненная старыми книгами в мягких обложках. Ной сразу заприметил ее и повернул голову влево, хотя дуло ружья толкало его вперед. Названий он рассмотреть не смог, как и имен авторов, но понял, что это было старое доброе бульварное чтиво. Вполне возможно, что его любимый жанр — вестерн — тоже был там представлен.
Справа от Ноя располагался большой камин. Над ним висели портреты сурово выглядящих старцев, ни одного из которых он не узнал, что неудивительно. В центре комнаты находилась кое-какая мебель: диваны, стулья, пуфики и столики были расставлены широким полукругом. На краю каждого столика стояли пепельницы, настолько чистые, будто пепел никогда не касался их стеклянных донцев.
С ними резко контрастировала пепельница, стоящая в центре маленького столика, расположенного у большого окна в задней части библиотеки. В отличие от ее безупречных родственниц, ею явно пользовались регулярно. Внутри лежало минимум полдюйма темного пепла. Из него, словно надгробия, торчали обкусанные сигарные окурки. Рядом со столом стоял стул из темного дерева, с высокой спинкой и велюровой обивкой. Женщина, сидящая на стуле, читала книгу в кожаном переплете и курила недавно зажженную сигару. Она закрыла книгу и подняла глаза, когда Ной вместе с остальными приблизился. Левой рукой женщина прикрывала название, но Ной все равно смог его разглядеть: «В арбузном сахаре».
Чанс поднял руку, приказывая группе остановиться. Он обратился к женщине и быстро объяснил причину визита. Та смотрела на него безучастно и через несколько секунд, прервав Чанса взмахом руки, сказала:
— Я все знаю. Коннор, сделайте шаг вперед.
Лидер группы подчинился и принялся на удивление бурно излагать события. Ной с ужасом понял, что он приукрашивает их, вставляет не только полуправду, но и откровенную ложь. Злость вновь забурлила внутри, но ее слегка приглушило недоумение.
Ему не приходило в голову, что Судья может оказаться женщиной. Фантазия рисовала Ною представителя верховной власти, которого гангстеры боялись и уважали, обязательно седого старика в черном костюме, коррумпированного железнодорожного магната или барона-разбойника из старого киновестерна. Но эта женщина была совершенно не такой. Стройная и изящная, одетая в элегантную одежду для конного спорта, которая у Ноя всегда ассоциировалась с аристократами, она носила очки в тонкой оправе, а волосы убрала наверх и заколола. Ной дал бы ей лет сорок. Ее красота отвлекала, несмотря на то, что его жизнь висела на волоске. Он быстро понял, кого она ему напоминает: учительницу английского из младшей школы, в которую он влюбился в детстве.
Похоже, на Коннора она действовала примерно так же. Он покраснел и нес полную околесицу. По каким-то непонятным причинам лидер бандитов боялся ее и в то же время любил до беспамятства.
Коннор закончил говорить, и повисло неловкое молчание. Наконец женщина выдохнула и посмотрела в глаза каждому из собравшихся. Последним на очереди оказался Чанс, ему Судья кивнула.
— Кто-нибудь, отведите ее, — она указала пальцем на Обри, даже не глядя в ее сторону, — наверх и приведите в порядок. Оденьте во что-нибудь красивое и подыщите комнату.
Говорила она спокойно, но что-то в ее словах встревожило Ноя. Зачем одевать Обри во «что-то красивое»?
Ник бурно запротестовал.
Женщина даже не взглянула на него. С совершенно безмятежным выражением лица она произнесла:
— Здоровяка убейте. Тело повесьте на Мэйн-стрит.
Обри посмотрела на Ника. В ее глазах стояли слезы.
— Нет.
— Все в порядке, — обреченно сказал он. — Все равно я уже мертв.
Судья перевела взгляд на Ноя и улыбнулась.
— Мальчика отведите в сарай и закуйте в кандалы. Завтра мы отправим его на работу.
— Не убивайте нашего друга, — попросил Ной с дрожью в голосе. — Он ничего не сделал. Ничего.
— Ты же слышал его, — произнесла Судья, по-прежнему улыбаясь и глядя Ною в глаза. — Он уже мертв. И меня не волнует, что он сделал, а что нет. Достаточно одного взгляда, и сразу становится ясно, что он слишком опасен, чтобы оставлять его в живых.
Ной покачал головой:
— Безумие. Вы сумасшедшая.
Проигнорировав его слова, Судья обратилась к помощнику:
— Чанс, позаботься о юной даме и новом рабе.
Тот кивнул, ненадолго вышел из библиотеки и вернулся с молодой брюнеткой и коротко стриженным парнем. Они были так похожи, что Ной принял их за близнецов. Одеты они были как слуги в роскошных домах: она — в черное платье до колен и черные же чулки, а ее возможный брат — в белую рубашку и черные брюки.
Чанс коротко переговорил с ними. Ной был слишком встревожен, чтобы расслышать их разговор полностью, но до него долетели отдельные обрывки, и он понял, что близнецы будут обучать их каким-то новым обязанностям.
Судья объявила конец разбирательства и приказала всем покинуть библиотеку. Первым утащили Ника. Следом вывели Ноя в сопровождении его наставника и одного из людей Коннора. Втроем они шли за Ником и будущими палачами. Гнев и отчаяние смешались у Ноя внутри: пусть их с Ником отношения и были далеки от идеальных, он не желал ему смерти.
Но Ной ничего не мог поделать.
Он вздрогнул, услышав за спиной крики. В коридор вышла Обри вместе с надсмотрщиками. Она отчаянно звала на помощь и, как ни странно, выкрикивала имя Ноя, а не Ника. После резкого шлепка крики смолкли. Ною показалось, что это была пощечина, и он разозлился еще больше.
Но Обри он тоже не мог помочь.
Группа Ноя миновала большую кухню и через черный ход вышла на улицу. Задняя часть поместья занимала внушительную территорию. Слева виднелся впечатляющий гостевой домик, за которым Ной разглядел еще несколько строений попроще. Видимо, это были сараи, о которых говорила Судья. Еще дальше виднелись поля.
Ной с растущим отчаянием наблюдал за тем, как Ника валят на землю. Здоровяк упал коленями в грязь и повесил голову. Он попытался встать, но люди Коннора набросились на него и начали бить прикладами по лицу. Ник вновь оказался на коленях, по его лицу текла кровь. Закашлявшись, он попытался поднять голову. Толстяк в котелке, Хэл, встал перед ним, снял с плеча биту с гвоздями и занес ее над головой.
У Ноя свело желудок, когда толстые гвозди с чавканьем вошли в голову Ника. Глаза здоровяка округлились, он оцепенел и в следующую секунду рухнул на землю. Хэл посмотрел на Ноя, подмигнул ему, наступил Нику на горло и вынул биту. Кровь закапала на сухую землю.
Хэл ухмыльнулся:
— Пускай мальчишка первым делом повесит своего дружка на Мэйн-стрит, Шейн.
Молодой парень, которого назначили обучать Ноя, поморщился, даже не скрывая отвращения к толстяку.
— Это твоя работа. Или хочешь, чтобы Судья узнала, что ты отлыниваешь?
Ухмылка Хэла померкла.
— Не говори ей. Господи. Я ж просто пошутил, мать твою.
— Сделай себе одолжение: не шути. Юмор — не твое. — Шейн посмотрел на Ноя и кивком головы приказал идти вперед. — Шагай уже. Представление закончилось.
Сопровождающий их толкнул Ноя в спину. Тот не сразу подчинился, остановившись, чтобы бросить последний взгляд на безжизненное тело Ника. Какая-то часть Ноя все еще не могла поверить, что здоровяка больше нет. Все так быстро произошло. В голове всплыл образ Обри, которая была заперта где-то в огромном доме. Возможно, она еще надеется на чудо, представляет, как ее мужчина освобождается, пробивается сквозь охрану и героически спасает ее.
Но герой не придет к ней на помощь. Ни сегодня, ни когда-либо вообще.
Очередной толчок в спину чуть не сбил Ноя с ног. Он подчинился, побрел вперед и вскоре был прикован к стене в одном из сараев.
Время шло, словно в тумане, каждый новый день не отличался от предыдущего. Дни превращались в недели, а затем, спустя какое-то время, Ною стало казаться, что он провел в этом месте не месяцы, а годы. Однако ход времени являлся лишь малой частью того, в чем он не был уверен. Иногда лучик неприятного осознания реальности происходящего прорезал ментальный туман, в котором находился Ной, и он впадал в состояние парализующей тревоги. Но туман всегда смыкался вновь, спасая его от безумия.
В этом состоянии Ной пребывал даже в светлое время суток. Он день за днем выполнял монотонную работу, находясь в своего рода трансе. Возможно это было благодаря тому, что труд был довольно легким. Мыслями Ной уносился далеко в прошлое, позволяя рукам действовать на автомате. В основном он вспоминал Лизу Томас, что странно. Несмотря на то, что она послужила причиной его паломничества на Запад, в какой-то момент он спрятал все мысли о ней в самый темный и глубокий уголок своего разума.
Теперь же Ной настолько отдавался образам проведенного вместе с Лизой семестра в колледже, что порой ему мерещилось, будто он вернулся в то время. Отключиться от настоящего было несложно. Ной работал во дворе возле особняка, без рубашки, мокрый от пота, а потом вдруг все вокруг исчезало. В следующий момент он уже прогуливался по кампусу с Лизой. Они оба были такими беззаботными и совершенно не думали о будущем. Воспоминания становились настолько яркими, что часто казалось, будто это апокалипсис — длинный кошмарный сон.
Но правда всегда выступала пеной по краям его воспоминаний. Иногда он мог удержать ее наступление, даже придумал альтернативную версию событий, в которой они с Лизой успешно перевелись на следующий семестр. Другая жизнь складывалась более удачно: они справились с пьянством и безрассудством и сосредоточились на учебе и других важных вещах. Конечно, чтобы добавить реализма, он выдумал редкие ссоры, но они и близко не стояли с... ну, с тем, что произошло в другой версии их жизней.
К сожалению, он не мог контролировать ночные кошмары. Мозг беспрепятственно прокатывал ужасы, от которых Ной потел и вздрагивал во сне. Ему часто снилось, что он до сих пор в том доме, под Джексоном. В доме с исчезнувшим трупом. Он снова и снова наблюдал за тем, как теряет сознание в заполненной тенями гостиной. Каждый раз обстановка слегка менялась, как и трупы. Иногда это был тот мертвец, которого он увидел в реальности. Иногда к нему присоединялись другие. Некоторые мертвецы сидели, другие стояли. Казалось, что никто из них не двигался, но в ходе сна они постоянно меняли свое положение, а в конце все смотрели на Ноя. Порой трупы были ему незнакомы, в другой раз он видел Обри и Ника: сестру с проломленной головой, а ее мужчину с перерезанным горлом. Но время от времени Ной оказывался в комнате совершенно один. По непонятной причине именно этот сон пугал его больше всего.
Еще ему периодически снилось, как он находит себе в «Уолмарте» новый экземпляр «Темного всадника». В тех снах он открывал книгу на отложенной последней главе и снова начинал увлеченно читать. Быстро перелистывал страницы, пожирая слова, но всякий раз что-нибудь мешало ему дочитать до конца. Книга становилась длиннее, чем была на самом деле: неважно, сколько страниц он перелистывал, Ной никак не мог добраться до финала. Иногда текст на хрупких старых страницах начинал исчезать или, наоборот, слова расползались, становясь нечитаемыми, чернила размокали и растекались по страницам черными кляксами. Ной понимал, что эти сны — результат глубокого разочарования, но осознание не делало их менее тревожными.
Остальные сны будто бы копировали «Наездника с высоких равнин», который мог отложиться в сознании Ноя после того, что он увидел в «Уолмарте». В них Ной медленно ехал верхом по грязным улицам маленького городка эпохи Дикого Запада. Жители попрятались по домам, дрожа от страха и смотря на него сквозь окна и приоткрытые двери. Почему-то эти сны были столь же яркими, как и фантазии о Лизе. Ной чувствовал жаркое прикосновение солнца к шее, дыхание медленно плетущейся лошади, луку седла под правой рукой. Горло першило после нескольких дней, проведенных в жаркой, пыльной пустыне. Поездка по городу, казалось, не кончится никогда, хотя он знал, что городок небольшой.
Сон про дом в Джексоне был в самом разгаре, когда болезненный пинок в бок вернул его к реальности, где он был рабом в поместье, расположенном в Генриетте. Застонав от боли, Ной перевернулся на спину и уставился мутным взглядом на Шейна, служащего поместья, обучавшего его в первые дни.
Звякнув оковами, Ной поднял руки, чтобы потереть глаза. Несмотря на боль в боку, он еще не отошел ото сна. Снова застонав, Ной сел и посмотрел в единственное, решетчатое окно сарая и, нахмурившись, перевел взгляд на Шейна.
— Еще же темно. Стенсил не трогает меня до рассвета.
Шейн кивнул:
— Можешь забыть про Стенсила. Больше он не играет в твоей жизни никакой роли.
— В смысле?
— Его нет.
Ной нахмурился еще сильнее.
— Что?
— Его больше не существует. — Шейн отошел в центр маленького сарая. — Судьба сделала крутой поворот, Ной, которого, как я подозреваю, ты не ожидал. — Он говорил, стоя к Ною спиной, а когда повернулся, Ной понял, что что-то в его лице неуловимо изменилось. В глазах Шейна появилась легкая желтизна. — Тобой заинтересовалась хозяйка дома.
Ной долго смотрел на него. На лице Ноя, изборожденном морщинами, которые стали отчетливее за время его путешествия, отразилась растерянность.
– Неужели? Почему это?
— Она сама тебе скажет.
Ной задумался. Шейн был прав: поворот неожиданный. Последний раз он видел Судью перед казнью Ника. С тех пор она редко появлялась в его жизни. Насколько знал Ной, Судья никогда не покидала пределов особняка.
Шейн отошел еще дальше. Теперь он стоял в дверном проеме, за ним распускались первые лучи рассвета.
— Перед аудиенцией тебя помоют и приведут в надлежащий вид. Ванная, бритье, новая одежда. Мне же нужно заняться другими обязанностями: ползать и выть в туннелях, пещерах и других темных и злачных местах. Скоро к тебе придут, чтобы помочь.
Договорив, Шейн исчез, оставив дверь открытой.
Как выяснилось, «скоро» для Шейна и для Ноя — разные понятия. Прошло почти два часа, прежде чем за ним пришли. Все это время Ной наблюдал за тем, как светлеет за решетчатым окном. Стояла странная тишина. Он уже должен был услышать грубые окрики охранников, гонящих рабов на поля, но этого не произошло. Возможно, их тоже «больше не существовало», как и его наставника, что бы это ни значило.
Ной надеялся, что ублюдки болтаются на веревках по всей Мэйн-стрит.
Наконец он услышал за окном приглушенные голоса. Вскоре в открытую дверь вошла Альма вместе с еще одной служанкой и рабочим, который сегодня, вооружившись дробовиком, выполнял роль охранника. Альма была скромной сестрой-близнецом Шейна. В последний раз Ной видел ее в библиотеке Судьи. Он так и не понял, откуда знает ее имя. Должно быть, Шейн мельком упомянул его. Или другой раб. Или она навещала Ноя, когда он впадал в привычный транс. Похоже на то. В общем-то, ему было все равно.
Охранник вручил Альме кольцо с ключами, которое она передала другой служанке, стройной молодой блондинке, чем-то напомнившей Ною Лизу Томас. Блондинка подошла к Ною и замешкалась на мгновение, чтобы бросить быстрый, тревожный взгляд на Альму, которая ответила ободряющим кивком.
Тяжело вздохнув, девушка опустилась на колени. Пока она отпирала тяжелые железные кандалы, туго сжимающие запястья и лодыжки Ноя, охранник строгим голосом предупредил, что не задумываясь застрелит его, если он будет вести себя подозрительно или попытается сбежать.
Ной не собирался геройствовать, о чем и объявил. Охранник только ухмыльнулся в ответ и переключил внимание на стройный зад блондинки. Похотливый взгляд заставил Ноя скривиться, хотя он и сам был очарован пышногрудой девушкой. Не удержавшись, Ной заглянул в вырез ее блузки, пока она возилась с замками. Вдруг девушка подняла голову, и их глаза на мгновение встретились. Ной ждал, что наткнется на отвращение, но вместо этого девушка улыбнулась и слегка сжала его запястье, прежде чем отойти в сторону.
Его вытащили из сарая и под дулом дробовика повели через огромную заднюю лужайку. По дороге до особняка внимание Ноя привлекло место, где казнили Ника. По крайней мере, он думал, что это то самое место. Сказать было трудно: никаких следов не осталось, что было естественно, ведь прошло уже столько времени, но Ной все равно почувствовал замешательство, наткнувшись взглядом на этот крошечный участок земли.
Шли они быстро, так что времени на раздумья не оставалось. Заднюю дверь открыли, стоило им приблизиться. Другая служанка, миниатюрная и стройная девушка с тонкими, как у куклы, чертами лица, придерживала ее, пока они входили. Девушка выглядела напуганной и все время смотрела в пол, пока они шли мимо, и, хотя она старалась держать себя в руках, что-то в ее больших ясных глазах указывало на хрупкость, будто служанка могла разрыдаться в любой момент.
Ной расценил это как доказательство в пользу того, что служанкам живется ничуть не легче, чем рабам, над которыми ежедневно издеваются надсмотрщики. Пусть сама девушка и ее одежда были чистыми, но жила она в той же самой неволе, под страхом наказания или смерти.
Во время заточения Ной изо всех сил старался не думать об Обри, сразу уяснив, что это ничуть не помогает делу. Мысли о ее ужасном положении рождали только безумное желание освободиться и прийти ей на помощь, но это было совершенно невозможно.
Сейчас же он дал мыслям о ней волю. Если она не разозлила Судью — к сожалению, это было вполне вероятно, — то, скорее всего, работала служанкой. Ной попытался представить себе Обри в форме горничной, и это потребовало недюжинных усилий. Старомодный наряд вызывал в голове образы из книг и фильмов об эдвардианской эпохе. Ной мог бы поспорить, что если сестру и заставили надеть костюм безропотной служанки, то она не особо этому обрадовалась.
Они быстро шли по уже знакомому Ною длинному, широкому коридору. Когда справа от него появился арочный проем, ведущий в библиотеку, Ной хотел было заглянуть в комнату в надежде мельком увидеть Судью. Но стоило ему дернуться, как мужчина с дробовиком толкнул его, и Ной пролетел мимо арки, не успев в нее заглянуть. Охранник выбрал идеальный момент для толчка. Кто-то, возможно Судья, не хотел, чтобы Ной разглядывал библиотеку, хотя он уже познакомился с интерьером в свой прошлый визит. Как Ной ни старался, безобидного объяснения поступку охранника он так и не смог придумать.
В фойе Альма кивком указала Ною на винтовую лестницу. Только сейчас Ной обратил внимание, насколько в доме тихо: в этот раз сверху не доносились голоса и особняк казался совсем пустым. Девушка у задней двери была единственной живой душой, которую они встретили.
Огромное поместье вдруг разом напомнило ему все заброшенные дома, которые они с Ником и Обри обследовали во время своего долгого и тяжелого пути по сороковому шоссе. Воздух казался спертым, будто здесь давным-давно не проветривали. Ной пальцем оттянул воротник старой грязной рубашки, похлопал тканью по животу, пытаясь хоть чуть-чуть справиться с духотой.
Альма щелкнула пальцами перед лицом Ноя. Он вздрогнул.
— Поднимайся. И не заставляй повторять дважды.
— Хорошо. Извини.
Пройдя половину пути вверх по лестнице, Ной бросил взгляд на пустое фойе. Легкое головокружение заставило его крепче вцепиться в изогнутые перила. Кто-то коснулся его поясницы, и Ной оглянулся: светловолосая служанка вновь встретилась с ним взглядом и тут же отвернулась, но ее губы тронула едва заметная улыбка. Уже второй доброжелательный знак с ее стороны. Ноя захлестнуло волной неуместно глубокой благодарности, и он снова был очарован сходством служанки с Лизой. Она слегка подтолкнула его, и они продолжили подъем.
Вскоре они оказались в комнате на втором этаже. Охранник остался в коридоре, а женщины подступили к Ною. Альма приказала снять всю одежду и положить ее в мешок, объяснив, что старые, грязные тряпки будут сожжены, а взамен ему дадут новый костюм. Пока Ноя все устраивало. Он слишком долго ходил в грязном и устал от постоянного зловония.
Вот только раздеваться ему предстояло под взглядом женщин, которые и не думали отворачиваться. Ною было неловко: они выглядели очень хорошо, чистые и аккуратно одетые, он же был тощим, грязным чучелом. Ной попросил их отвернуться, но этот момент никто не собирался с ним обсуждать.
Поняв, что они могут заставить его подчиниться и более грубыми средствами, Ной уступил. Блондинка открыла мешок, и он бросил в него одежду. Служанка уже начала стягивать горловину мешка, когда вдруг Ной, ахнув, выхватил его у нее из рук.
— Извини, — сказал он, бросая на блондинку виноватый взгляд. — Я забыл кое-что забрать.
Порывшись в содержимом, он достал на свет джинсы. Альма смотрела на него с упреком. Казалось, что она собирается позвать охранника. Не обращая на нее внимания, Ной достал из заднего кармана ветхих джинсов потертую фотографию Лизы и обрывок конверта с калифорнийским адресом ее родителей.
Сунув джинсы обратно в мешок, он протянул его блондинке.
— Это все, что у меня осталось.
Взгляд блондинки скользнул по вещам в его руке. Увидев фотографию, она вновь слабо улыбнулась.
Альма прочистила горло:
— Можешь хранить свои драгоценности вон в том ящике. — Она указала на прикроватный столик. — Миранда сегодня позаботится о тебе. Советую не доставлять ей неприятности.
— Зачем мне доставлять ей неприятности?
Губы Альмы скривились в усмешке:
— Вот и славно. Иначе тебе же будет хуже.
Больше не сказав ни слова, она вышла из комнаты, оставив дверь открытой. Охранник продолжал дежурить в коридоре, спиной к двери. Мгновение Ной раздумывал над тем, чтобы наброситься на него: представлялся хороший шанс застать охранника врасплох и разоружить.
И что потом?
Тут начинались проблемы. Да, сегодня в особняке непривычно тихо, но Ной догадывался, что Чанс и другие люди Судьи прячутся где-то поблизости. Пытаться бежать все еще слишком рискованно, к тому же в заложниках оставалась его сестра. Может быть, он и попробует выбраться, но только вместе с Обри, а значит, нужно узнать, где она.
Отвлекшись от мыслей, Ной взглянул на Миранду. Девушка улыбалась. Жестом она указала на приоткрытую дверь в углу комнаты. Он сумел разглядеть ванную.
— Пойдем?
Ной запоздало отметил, что ее волосы отливали рыжиной, хотя раньше ее не было. Он слышал, что такой цвет называется «клубничный блонд». До сих пор Ной думал, что волосы служанки того же желтоватого оттенка, что были у Лизы. Мгновение это его тревожило, но затем он решил, что просто наложил на Миранду образ своей потерянной возлюбленной. Даже сходство, казавшееся ему таким поразительным, слегка померкло. Ною не нравилось, что одержимость Лизой вновь начинает брать над ним верх. Лучше ему уже забыть про нее.
Но он не мог.
Просто не мог, вопреки здравому смыслу.
Махнув на все рукой, Ной спрятал вещи в ящик прикроватного столика и проследовал за Мирандой в ванную.
Через пару часов Ноя отвели обратно на первый этаж. Несмотря на то, что время перевалило за полдень, в доме по-прежнему стояла гнетущая тишина. Отсутствие звуков в огромном поместье вызывало тревогу, но в остальном Ной чувствовал себя гораздо лучше.
Благодаря времени, проведенному в компании Миранды, он ощущал себя обновленным, больше похожим на настоящего человека, а не на грязного бродягу. Впервые за несколько лет его подстригли и побрили. Сперва Миранда тщательно соскребла с него такой толстый слой грязи, что вода в ванне потемнела. Затем девушка слила воду и наполнила ванну заново. Ной был настолько ошеломлен, что даже не спросил, откуда в особняке работающий водопровод спустя семь лет после гибели цивилизации. Да и не факт, что Миранда смогла бы ответить на его вопрос.
Вторично наполнив ванну, она снова вымыла его, на этот раз медленно и чувственно. Естественно, у него встал. Ной боялся оскорбить ее, но ничего не мог с собой поделать. Впрочем, беспокоился он зря. Миранда взяла его член одной рукой и начала массировать, другой продолжая тереть Ною спину. Почти доведя Ноя до оргазма, она отпустила его член и приказала вылезти из ванны. Ной встал на коврик, и Миранда тщательно вытерла его полотенцем, затем опустилась на колени, взяла его член в рот и начала сосать. Примерно через минуту Ной кончил.
Он почувствовал себя клиентом дорогого борделя. Миранда казалась милой девушкой, но Ной не думал, что она сделала ему минет потому, что не могла сопротивляться влечению. После ванны он выглядел относительно прилично, но все-таки был обычным парнем, а не мачо, перед которым невозможно устоять. Ной не сомневался, что ей приказали сделать это еще до того, как вывели его из сарая. Отчасти он чувствовал себя виноватым из-за роли, которую пришлось сыграть Миранде во всем этом процессе преображения Ноя в нового человека.
Но по большому счету ему было плевать. В целом он получил огромное удовольствие.
И вот Ной, облаченный в чистую одежду, чувствует себя лучше, чем когда-либо. Его ведут в библиотеку на аудиенцию к Судье. Действия Миранды захватили все его внимание, и он не успел даже подумать об опасностях, которыми грозит эта встреча. Теперь ему стало казаться, что так и было задумано.
Переступив, вслед за Мирандой, порог арки, ведущей в библиотеку, Ной почувствовал, как слегка скрутило живот. Охранник шел за ним по пятам, не сводя ствола дробовика с его лопаток. Словно и не было пропасти между этими двумя визитами: в прошлый раз в него тоже целились. Но почему-то отчаянный страх того дня казался далеким и зыбким, словно прошла не пара месяцев, а несколько лет.
Как и прежде, количество книг произвело на него неизгладимое впечатление. Он так долго прятался за историями из дешевых вестернов в бумажных обложках, что долгий перерыв в чтении воспринимался как отдельная пытка. Взгляд Ноя вновь оказался прикован к неуместно выглядящей полке с бульварным чтивом. Ной почувствовал непреодолимое желание подойти ближе, но ствол дробовика за спиной слегка отрезвил его.
Стоило Ною пройти дальше, как его внимание тут же захватил маленький круглый столик у большого окна. Одно из двух стоящих возле него кресел было занято. Над высокой спинкой виднелась копна блестящих черных волос, судя по всему женских, что логично, ведь Судья — женщина.
Только у нее были светлые волосы.
Подойдя ближе, Ной нахмурился. Он увидел бледную тонкую руку, покоящуюся на подлокотнике, определенно женскую руку. На столике находилась открытая бутылка виски и два стакана. Пока Ной стоял как истукан, женщина в кресле взяла бутылку и плеснула понемногу в каждый стакан.
Когда он подошел к столу, женщина повернулась к нему, позволив разглядеть свое лицо. Ной видел его не в первый раз.
— Привет, Ной.
Его глаза превратились в два идеально круглых блюдца.
— Обри?!
Плавно поднявшись с кресла, она шагнула в объятия брата и, обняв его в ответ, прошептала на ухо:
— Я так по тебе скучала. — Она старалась говорить так, чтобы только он мог ее услышать.
— Я тоже по тебе скучал. Обри, что происходит? Где та злая женщина?
Вцепившись в него чуть крепче, она снова прошептала ему на ухо:
— Тебе не придется больше беспокоиться насчет нее.
Эти слова шокировали больше, чем само присутствие сестры. Он знал, что его привели сюда для аудиенции у Судьи, но, судя по всему, выходило так, что его обманули, чтобы устроить сюрприз — воссоединение с сестрой. Однако в словах Обри содержался намек на что-то еще. К тому же охранник и Миранда вели себя в ее присутствии очень почтительно.
Возможно почувствовав его замешательство, Обри разомкнула объятия, взяла его за руки и снова улыбнулась.
— Я все объясню. Многое случилось за время твоего отсутствия. Но сперва отпразднуем твое освобождение. Сядь и выпей со мной.
Замешательство усилилось. Ной бросил взгляд на охранника и увидел, что тот смотрит на него с откровенной враждебностью, держа дробовик наготове.
Пока что Ной не ощущал никакой особой свободы.
Он решил на время отложить размышления по поводу сомнительности ситуации, в которой оказался. Обри успела вернуться в свое кресло. Последовав ее примеру, Ной сел в другое, куда более скромное.
Обри придвинула к нему один из стаканов, взяла другой и слегка наклонила его.
— Тост. Мы выпьем за семью, младший братик. Нет ничего важнее родни. Ничего.
Рука Ноя потянулась к стакану, крепко сомкнулась вокруг него, и он вновь ощутил укол привычной отчаянной необходимости выпить. Как всегда, инстинкт подсказывал залпом опрокинуть виски, но Ной замешкался.
Нахмурившись, он сказал:
— Я старше тебя.
Обри приподняла бровь.
— Прости, что?
Ной так и не поднял стакан.
— Ты только что назвала меня младшим братиком. Но я старше тебя.
Обри улыбнулась:
— Извини, иногда кажется, что все наоборот. Я всегда была самой ответственной из нас двоих, помнишь?
Ной поднял стакан, но хмуриться не перестал.
— Твоя правда. Извини, Обри. Хотел бы я быть хорошим братом, а не таким никчемным придурком.
Обри вздохнула.
— Довольно самобичевания. Я тоже та еще засранка. Но все изменилось, Ной. Теперь все будет иначе. Лучше. За семью!
Ной пожал плечами:
— За семью.
Они оба выпили. Обри взяла бутылку и вновь наполнила стаканы.
Ной взял свой и хмуро посмотрел на янтарную жидкость.
— Господи, хорошая штука.
— Лучшая. В этом доме столько первоклассной выпивки, что можно потопить «Титаник».
— Подожди минутку, — сказал Ной, ставя стакан обратно на стол. — Ты же терпеть не можешь, когда я пью. Так какого черта?
— Сейчас я спокойнее отношусь к этому делу. — Обри пожала плечами и отхлебнула из своего стакана. — Здесь мы в безопасности. Нужно пользоваться этим. Алкоголь для тебя одно из величайших наслаждений. Думаю, пришло время поддаться своим желаниям.
Ной закусил губу и окинул взглядом библиотеку. Ее слова не были лишены логики, но что-то его насторожило. Миранда по-прежнему стояла неподалеку, очевидно ожидая дальнейших инструкций, но охранник исчез. Ной не заметил, как он вышел.
— Что с тем вооруженным парнем?
— Неважно. Забудь про него.
Ной не знал, как относиться к этим словам. С другой стороны, он не скучал по дробовику, направленному в его сторону, потому и спорить не стал.
Обри посмотрела на служанку.
— Можешь идти, Миранда, но хочу, чтобы ты время от времени заглядывала и проверяла, не нужно ли нам чего.
Молодая женщина слегка поклонилась.
— Да, мэм.
Служанка поспешно вышла из комнаты.
Ной взял свой стакан и осушил его. Наполнил снова.
— Это ты попросила Миранду отсосать мне?
— Конечно, я. Ну и как?
Ной сделал глоток.
— Она хорошо справилась с поручением, если можно так выразиться.
— Отлично. Ей приказано выполнять все твои желания. — Ною показалось, что он заметил в глазах сестры похотливый огонек. — Представь, какие возможности перед тобой открыты.
Ной пропустил эти слова мимо ушей. Слишком многое не укладывалось у него в голове.
— Объясни мне кое-что.
Обри улыбнулась.
— Что ты хочешь знать?
Ной не знал, с чего начать. На самом деле его интересовало много вещей. Он снова наполнил стакан. Выпивка заканчивалась быстро, как обычно.
— Что здесь произошло? Где Судья? Почему у меня такое чувство, что сейчас ты тут главная?
Обри взяла бутылку виски. Ной заметил, что та опустела наполовину. Когда он пришел, она была почти полной, а ведь прошло-то всего несколько минут.
— Судья назначила меня работать шлюхой, в основном обслуживать людей Коннора и сотрудников высшего звена вроде Чанса. Днем и ночью. Почти без передышки. Но все это время я разрабатывала план. Некоторые мужчины влюбились в меня, как Ник, после того как продержал все эти годы в подвале.
Ной нахмурился.
— Погоди-ка. Ник что?
— Я уже рассказывала тебе раньше. Ты что, не помнишь? В Джексоне, после смерти Линды.
Ной покачал головой:
— Нет. Я ничего не помню. Ты морочишь мне голову? Господи Иисусе.
Обри пожала плечами:
— Не удивлена. В тот вечер мы накурились, а ты вообще с самого начала был пьян. Я злилась, но пыталась относиться к тебе с пониманием. Ты переживал нелегкий период жизни. Мы оказались один на один, брат и сестра. Я впервые курила травку. Мы много разговаривали, и я проговорилась про Ника.
Ной был в смятении.
— Поверить не могу. Я думал, Ник тебя спас.
— Нет. Разве не очевидно? Каковы шансы, что спустя годы после конца света появится рыцарь на белом коне? — Ее взгляд помутнел. — Он убил папу в тот день, когда мы спустились с горы. Похитил меня. Вылечил, а потом насиловал несколько лет. А я его обрабатывала. Он влюбился в меня. Я заставила его влюбиться.
Ноя затошнило от омерзения.
— Господи. Меня сейчас стошнит. Я думал, что он хороший парень. Ты потрясающая актриса. Я был уверен, что ты влюблена в него.
Обри пожала плечами, отхлебнув виски.
— Так и было.
Ной изумленно разинул рот.
— Да ты шутишь...
— Так и было. — Она вздохнула и сдвинулась в кресле. — Думаю, виноват стокгольмский синдром. Знаешь, когда человек очень долго в плену и начинает сочувствовать своему похитителю?
— Это с тобой и случилось? Ты влюбилась в монстра, который убил нашего отца и несколько лет насиловал тебя?!
— Догадывалась, что ты меня не поймешь.
— Правильно. Потому что я тебя не понимаю.
Обри нахмурилась.
— Что было, то было. Все позади. Теперь, когда Ника больше нет, мне плевать. Я использовала то, чему научилась в подвале, чтобы спровоцировать восстание против Судьи. И план удался. Теперь я Судья, Ной.
Ной бросил взгляд в окно.
— И рабовладелец.
— Рабов больше нет.
— Ты освободила их всех?
Она кивнула:
— Вроде того.
Ной хлебнул еще виски и усмехнулся.
— Да ну? А как же Миранда?
— Считай ее подарком. Утешением для твоей измученной души.
— Она человек.
— Она не имеет значения. Расслабься.
Ной схватил бутылку, сделал большой глоток прямо из горла и утер губы тыльной стороной ладони.
— Что случилось после того, как ты в первый раз рассказала мне про Ника? Наверное, я очень разозлился?
Она кивнула:
— Да. Было страшно.
— Что случилось?
Обри покачала головой, черты ее лица смягчились. В глубине ее глаз отразился намек на глубокое сочувствие.
— Тебе лучше этого не знать.
К своему удивлению, Ной понял, что она права. Он услышал о той ночи все, что хотел, и у него не было желания думать о том, почему он продолжал терпеть компанию Ника. Очевидно, у него случился провал в памяти. И что-то еще произошло. Но ему не нужно знать, что именно. В любом случае все кончено.
Он хмыкнул:
— Я не могу судить тебя, Обри. Мир стал слишком жестоким. Ты поступила так, как сочла нужным. И ты имеешь право на все чувства, которые испытывала. Я люблю тебя, несмотря ни на что. Всегда любил.
— Я тоже тебя люблю, братик.
Глубокая печаль захлестнула Ноя, и он разрыдался. Несколько минут, пока брат плакал, Обри сидела молча. Когда он наконец снова взял себя в руки, то выпил еще стакан виски. Вскоре бутылка опустела, и Обри приказала принести еще одну. Опрокинув внутрь еще два стакана, Ной объявил, что ему нужно в туалет. Обри позвала Миранду, и та проводила его в уборную.
Пока Ной мочился, мозг лихорадочно перебирал все, что рассказала Обри. Ноя покачивало, пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Тошнота накатывала волнами, и лишь чудом он сдержал рвотные позывы и не навел в туалете беспорядка.
Когда Миранда привела Ноя обратно в библиотеку, Обри по-прежнему сидела за маленьким столиком. Он упал в свое кресло и долго таращился на сестру невидящими глазами, после чего произнес:
— Не думаю, что смогу здесь остаться.
В ответ на это заявление Обри поморщилась, но кивнула:
— Может, это и к лучшему. Я буду скучать по тебе, Ной. Правда.
— И я буду скучать по тебе, — тихо произнес он, чувствуя, как эмоции переполняют его. — Господи, может, мне не нужно уходить.
Обри пожала плечами:
— Можешь остаться и гнить в роскоши вместе со мной или продолжить донкихотский поход. Выбор за тобой. Даже если ты уйдешь, я уверена, что однажды ты вернешься. И мы больше никогда не расстанемся.
Ной смотрел в лицо сестре, изо всех сил борясь со слезами. Никогда еще она не казалась ему такой красивой. Ему пришло в голову, что он не видел ее такой с того момента, как наступил конец света, — чистой и одетой в красивую одежду. Тогда она была девушкой, только готовящейся стать женщиной. В каком-то смысле он впервые увидел настоящую Обри.
По его щеке пробежала одинокая слеза.
А затем он нахмурился.
Обри повторила его гримасу.
— Что-то не так?
Ной ничего не ответил. Что-то странное происходило с ее волосами. Сперва он подумал, что ему кажется, но странность повторилась. Что-то шевелилось у нее на голове. Через мгновение появился большой коричневый жук, прополз у нее по щеке и упал на стол. Обри, казалось, не заметила этого и не почувствовала, как нечто копошилось в ее пышных черных локонах.
Но она обратила внимание на отвращение, отразившееся на лице Ноя.
— Что случилось?
Он покачал головой, не в силах что-либо сказать. Жук описал небольшой полукруг и двинулся к Ною. Очередная волна тошноты нахлынула на него.
На этот раз он не смог сдержаться.
Поморщившись, Ной открыл глаза. Голова, пронзаемая пульсирующей болью, будто увеличилась в два раза. Любая попытка даже слегка повернуть ее казалась настоящей пыткой. Во рту пересохло, а язык напоминал кусок мертвой, сморщенной плоти. Осознав, что он держит что-то в правой руке, Ной с трудом разлепил веки, посмотрел в ту сторону и увидел открытую бутылку виски. Совсем немного янтарной жидкости бултыхалось на самом дне.
Это выпивка довела его до такого состояния. Несомненно. Выпивка и непреодолимая тяга к ней. С другой стороны, маленький глоток поможет промочить горло. От этой мелочи ему едва ли станет хуже.
Чтобы поднести бутылку ко рту, потребовалось собрать волю в кулак. Ной почувствовал себя еще более жалким. Бутылка казалась неподъемной, будто весила тонну. Рука так сильно тряслась, что большая часть усилий ушла только на то, чтобы удержать казавшуюся молотом Тора бутылку. Пришлось помочь второй рукой. Любое движение вызывало новые вспышки боли по всему телу. Суставы задеревенели и едва двигались, будто у старика, разбитого артритом.
В конце концов Ной смог поднести горлышко к губам и опрокинул остатки в пересохший рот. Стоило жидкости коснуться языка, как из горла вырвался вздох облегчения, но жажду, конечно, не удалось заглушить. Ной держал бутылку перевернутой, пока она не опустела, а затем бесполезная стекляшка выскользнула из ослабевших дрожащих рук и упала ему на колени.
Совершив подвиг, достойный Геркулеса, Ной снова закрыл глаза. На какое-то время он впал в полупьяную дрему, но часть сознания оставалась начеку, в основном потому, что пульсирующая боль мешала Ною перешагнуть порог храма сна. Но больше всего его беспокоила шея: она чертовски сильно затекла из-за того, что он спал сидя.
Ной нахмурился, почувствовав, что что-то не так. Дрема отступила. Он так хотел выпить, что даже не огляделся. Мутное со сна зрение тоже не особенно помогало. Острое желание узнать, где он, и прояснить обстановку охватило все его существо.
Кое-как разлепив веки, Ной поморщился. Он тут же увидел полку, заставленную дешевыми романами в мягких обложках. Под ней и над ней тоже были полки. На секунду ему показалось, что он снова в библиотеке особняка в Генриетте, но это было не так. Ной давно покинул его. Как давно, он вряд ли смог бы точно сказать, но прошло минимум несколько недель. Время мало-помалу превращалось в абстракцию. Ной не вылезал из алкогольного тумана, приближаясь к своей цели, а дни и ночи сливались в одно сплошное пятно.
Снова поморщившись от усилия, он наклонил голову и осмотрелся. Вернулись обрывки воспоминаний о прошедшем дне. Ной был в маленьком книжном магазинчике, сидел в проходе между двумя стеллажами, опершись шеей на край полки. Не удивительно, что все тело одеревенело.
Книжный магазин находился в одном из маленьких городишек, через которые ему пришлось пройти. Как и большая часть остальных, этот напоминал заброшенный дом с привидениями. Ной слышал призраков, когда шел по усыпанным щебнем улицам. Он и не сомневался, что звуки производят духи, а не выжившие. Чувствовал нутром. Одни только мертвые составляли ему компанию в этом городке, что вполне устраивало Ноя: после пережитого в Джексоне и Генриетте он бы не расстроился, если бы до самой Вентуры не встретил ни одной живой души.
Похоже, отключаясь, Ной уткнулся в один из стеллажей, туго заставленный книгами, спиной и сбил на пол десятки изданий. Теперь он сидел посреди кучи книг. Выудив одну наугад, Ной вчитался в название.
Он долго недоуменно таращился на знакомую обложку, затем рассмеялся, открыл книгу и принялся читать последнюю главу «Темного всадника». Это не заняло много времени, может минут десять, и все закончилось, как надо: одинокий мститель убил главного злодея и растворился в ночи. Никто из жителей больше его не видел. Вестерн так понравился Ною, что он решил сохранить книгу и при случае перечитать.
Ной поискал глазами рюкзак, но его нигде не было видно. Тяжело вздохнув, он решил, что все равно пора поднимать задницу и двигаться дальше. Подъем превратился в настоящее испытание, так что, замерев наконец на своих двоих, он дрожал всем телом и обливался потом. Его мутило и обязательно вырвало бы, останься в желудке хоть какая-нибудь еда, но, главное, он встал. Держа в руке экземпляр «Темного всадника», Ной отправился на поиски рюкзака и обнаружил его на маленькой стойке у входа, вместе с ружьем и поясом для инструментов. Прежде чем убрать книгу в рюкзак, он схватился за флягу — судя по весу, воды в ней осталось мало — и, отвинтив крышку, долго пил, едва не осушив ее.
Стон облегчения вырвался из его горла. Ной оперся на стойку, чтобы не упасть. Его все еще трясло, но вода помогла. Сделав последний глоток, он завинтил крышку и открыл рюкзак. Убрав книгу, Ной не стал закрывать его: он набрел на книжную Мекку и теперь собирался чуть-чуть побродить между полками и набрать чтива в дорогу.
Впрочем, тело по-прежнему одолевали слабость и боль. Необходимо было вернуть себе силы, прежде чем отправляться на поиски книг. Недолго думая, Ной вытащил наружу значительно похудевший пакет с травкой: по виду от фунта осталась треть. Он снова начал часто курить после того, как покинул Генриетту. Учитывая, насколько уменьшилось содержимое пакета, времени прошло намного больше, чем Ной предполагал. Он задумался о том, какой сейчас месяц. Легкий прохладный ветерок скользнул по его лицу: похоже, лето заканчивалось или уже закончилось. Конечно, температура зависела от того, в какой местности он находился.
Здесь Ной столкнулся с еще одной проблемой. Он не просто не мог вспомнить название города. Он не имел представления, в каком штате находится. Вероятно, сказывались лошадиные дозы алкоголя и травка и мозг все хуже обрабатывал поступающую информацию. Возможно, Ной беспокоился бы из-за этого, не занимай его одна единственная цель — добраться до конца пути. На все остальное он давным-давно наплевал. Ему, одиночке, не перед кем было отвечать и незачем следить за собой.
Ной достал трубку и насыпал в чашу немного травки. Закурив, он набрал в легкие дыма, подержал внутри и, закашлявшись, выдохнул. Тут же затянулся снова, откинул голову и закрыл глаза, в этот раз задержав дым подольше. Понадобится время, чтобы его накрыло. Травка была старого урожая и успела выдохнуться, но эффект не заставлял себя ждать, стоило скурить побольше. Сделав еще одну затяжку, Ной отложил трубку.
Поворачиваясь обратно к стеллажам, Ной успел заметить на улице какое-то движение и замер. Размытая фигура маячила за машиной у обочины. Сперва ему показалось, что кто-то следит за ним. Возможно, в городке остались выжившие.
Сердце неистово заколотилось, и Ной потянулся к кобуре, лежащей на стойке. Он прекрасно понимал, что, если начнется драка, он проиграет, но смирился с этим. Внезапная смерть теперь стала бы для него милосердным подарком судьбы. И все же он не собирался сдаваться без боя, несмотря на крайне пессимистичный настрой. Прошлое научило его, что лучше погибнуть, чем попасть в плен. Вытащив пистолет, он осторожно двинулся к двери. Вдруг фигура вышла из-за машины и, шатаясь, двинулась по дороге.
Ной выдохнул.
Зомби. Покинув Генриетту, Ной сталкивался с ожившими мертвецами, но за последнее время этот был первым. Выглядел он относительно свежим, словно умер пару месяцев назад, и тело его было целым: ни оторванных рук или ног, ни страшных ран, сквозь которые можно разглядеть гнилые внутренности.
Тварь перевалилась с ноги на ногу и направилась в сторону магазина.
Ной открыл дверь и вышел наружу.
Первым делом Ной обратил внимание на небо бледно-фиолетового оттенка. Почему-то он не замечал этого раньше, когда выглядывал наружу из грязной витрины. Он никогда не видел ничего подобного и просто застыл, таращась вверх и забыв об угрозе. Ближе к горизонту фиолетовый темнел, становился насыщеннее.
Сперва Ной подумал, что это еще один звоночек: все-таки он повредился головой. В последнее время Ной всегда был в состоянии измененного сознания, но фиолетовое небо — совсем другое дело. Стоило ему подумать о том, что проблемы с восприятием возникли из-за растущей у него в мозгу опухоли, как Ноя охватила паника. От подобных мыслей не так-то просто избавиться. Но всего через несколько секунд паника сменилась дзен-буддистским спокойствием: что бы ни происходило внутри, он ничего не сможет с этим поделать. В новом мире не было ни врачей, ни психиатров, с которыми он мог бы проконсультироваться. Оставалось только идти, пока он еще в состоянии это делать.
Зомби подошел совсем близко.
Ной поднял левую руку, положил ее твари на грудь и с силой толкнул мертвеца. Зомби пошатнулся и сделал пару шагов назад, но не упал. Восстановив равновесие, он снова двинулся на Ноя.
Дуло пистолета уперлось в лоб зомби, и Ной нажал на спусковой крючок. Он давно не стрелял, поэтому оглушительный грохот заставил его вздрогнуть. Из затылка твари вырвался фонтан крови вперемешку с ошметками мозга. Сделав последний, неуклюжий шаг, зомби рухнул на землю, словно мешок с камнями.
Рядом с магазином стояла тележка для продуктов, груженная всяким добром, которое Ной находил по пути: упаковками с бутилированной водой, консервами, коробками с новыми кроссовками — и множеством других вещей. Некоторые из них действительно были нужны, другие, вроде картонной модели в бикини и с банкой пива в руке, просто однажды привлекли внимание Ноя. Он медленно, но верно превращался в барахольщика. Картонную модель Ной тщательно обмотал пищевой пленкой, чтобы защитить от непогоды. Как Ной ни старался, он не смог вспомнить, когда сделал это, и решил, что, видимо, был в невменяемом состоянии.
Подобное часто случалось в последнее время.
Помимо прочего, в тележке лежало несколько бутылок виски.
Ной сунул пистолет в задний карман и достал из тележки бутылку. Сломав пломбу, он как следует приложился к содержимому и снова посмотрел в небо. Ной был уверен, что рано или поздно оно вновь обретет естественный цвет. Что бы ни служило причиной этой аномалии, небо не могло оставаться фиолетовым вечно. Но теперь, когда шок прошел, Ной решил, что этот оттенок неоспоримо красив. Он вспомнил истории о том, что небо меняет цвет перед торнадо, но тогда оно должно было стать зеленым или желтоватым. Впрочем, откуда ему знать? Ной никогда не видел торнадо вживую.
Здесь что-то другое, он был уверен. Во-первых, на горизонте не было грозовых облаков. Во-вторых, явление явно не имело отношения к игре цвета, возникающей на закате, когда горизонт загорается оттенками алого и пурпурного. Такого в природном мире еще не было, по крайней мере в том, который был ему известен раньше.
Он продолжал таращиться на небо с поднесенной ко рту бутылкой, когда раздавшийся откуда-то справа шум вернул его на землю. Посмотрев в ту сторону, Ной закатил глаза. Из открытой двери бутика на другой стороне улицы вывалился очередной мертвяк. Как и предыдущий, этот выглядел довольно свежо. Женщина, в красивом бордово-черном платье длиной чуть выше колена, с черными волосами и в сандалиях, уже начала разлагаться, но Ной подумал, что при жизни она была красоткой. Платье кое-где растянулось, но Ной не без удовлетворения заметил, что тело еще не утратило былых форм.
Выйдя на тротуар, мертвячка повернула голову в его сторону, затем открыла рот и издала обычный невнятный рык. Ной вздохнул, когда она сошла с тротуара и направилась к нему. Сложно было не принять встречу с двумя зомби сразу за знак судьбы, что-то вроде зловещего предостережения, особенно вкупе с фиолетовым небом. Нужно было забрать вещи из магазина и вернуться на автостраду.
Закрыв бутылку, он осторожно поставил ее в задний отсек тележки. Достав из кармана пистолет, Ной двинулся к твари, и та раскрыла рот еще шире и зарычала. Двигалась она изящнее обычных зомби — видимо, сказывалась недавность смерти. С другой стороны, зомби-мужчина, которого он застрелил пару минут назад, был примерно на той же стадии разложения, поэтому походка, возможно, последний признак чудом сохранившейся былой личности женщины.
Приблизившись к зомби и поддавшись странному и, возможно, суицидальному импульсу, внезапно перевесившему здравый смысл, Ной убрал пистолет в карман. Оказавшись на расстоянии вытянутой руки от цели, мертвячка снова зарычала, широко раскрыла рот и потянулась к его горлу. Ной остановил ее толчком, но не таким сильным, как зомби-мужчину до этого. Когда она снова бросилась на него, он положил руку ей на грудь, в районе сердца, а другой приобнял за талию. Тварь зарычала и попыталась укусить его за горло.
На мгновение Ной задался вопросом, действительно ли он собирается сделать это. Никто в здравом уме не додумался бы до такого. Неуместная прихоть могла стоить ему жизни.
Но его уже ничто не волновало.
Ной неловко развернулся посреди улицы, удерживая тварь. Она двигалась вместе с ним, слегка запинаясь, но ему удавалось удерживать ее прямо, усиливая хватку на пояснице. Удовлетворенный тем, что мертвячка не могла выскользнуть из его рук и упасть на землю, Ной снова сделал поворот. В этот раз толика изящества, что Ной заметил ранее, дала о себе знать: женщина-зомби даже не запнулась.
Вскоре они разогнались до хорошего ритма и, плавно кружась, танцевали посреди улицы. Дважды он отталкивал мертвячку, и всякий раз она немедленно бросалась назад в его объятия, так грациозно, будто в действительности была его партнершей. Ной понимал, что его воображение опять разыгралось под воздействием алкоголя и травки, но не настолько сильно, чтобы допустить, будто в мертвячке проснулось что-то от той женщины, которой она когда-то была.
Иллюзия все равно приятно согревала, и Ной решил подольше ей насладиться. Кружа по улице, он даже начал напевать что-то под нос и услышал в голове музыку. Ной представлял, что танцует на торжественном приеме, где все одеты в струящиеся вечерние платья и смокинги. Со всех сторон раздаются смех и обрывки разговоров. На сцене играет струнный квартет. В воздухе разлит дух волшебства.
Ной снова оттолкнул тварь, но на этот раз ему не удалось правильно выставить руку. Мертвячка дотянулась до его шеи грязными пальцами, длинный ноготь до крови расцарапал кожу. Ной вскрикнул и оттолкнул тварь, в этот раз по-настоящему. Когда зомби вновь пошла на него, проснулся инстинкт самосохранения и пистолет покинул карман куртки. Каким-то чудом Ной успел прицелиться и всадить твари пулю прямо в лоб. Смотря на то, как мертвячка падает на землю, он почувствовал облегчение.
Успокоившись, Ной ощутил укол грусти. Он уставился на окончательно мертвое существо и почувствовал, как слезы застилают глаза. Несколько минут он танцевал с ней, сблизился пусть и с мертвой, но все еще похожей на себя женщиной. Конечно, страдать по ней было глупо, к тому же то, как Ной видел происходящее, было весьма далеко от реальности. Но он точно знал, что это больше не повторится. Как и ночь с Линдой, которая теперь, по прошествии времени, казалась чем-то еще более странным, чем вальс с зомби.
Рядом раздался звук движения, и Ной вытер глаза. Обернувшись, он увидел сразу трех зомби, бредущих по центру улицы в его сторону. Ной не имел ни малейшего представления, откуда они могли взяться. Зомби впереди был от него не менее чем в десяти ярдах и выглядел гораздо хуже уже убитых: у него не хватало руки и передвигался он шатко и неуверенно. Двое других шли за ним по пятам. Ной поразился тому, насколько близко он вновь подобрался к собственной гибели. Эти мертвецы вполне могли застигнуть его врасплох. Не вынырни он из пучины меланхолии, уже наверняка был бы мертв.
Ной поднял пистолет и выстрелил в зомби, идущего впереди, затем в остальных. В последнего он не попал, так что понадобилась еще одна пуля. Машинально нажав на спусковой крючок еще раз, Ной услышал глухой щелчок бойка. Обойма опустела.
Из переулка между зданиями вышел еще один зомби.
А затем еще один.
И еще.
На улице собралось более десятка зомби, и все они медленно брели в его сторону. Выглядели мертвецы так, что сразу становилось понятно: умерли они давным-давно. Впрочем, их было так много, что Ной вспомнил орду под Джексоном. Он совершил ошибку, не покинув город сразу же после того, как увидел первого мертвеца.
Из груди вырвался тяжелый вздох.
— Мне пора, ребята.
Ной бегом вернулся к книжному магазину. Он давно уже не двигался так быстро. Виски и марихуана в его организме усложняли задачу. К счастью, путь назад был свободен. Стало темнее, и небо зловеще побагровело — еще один знак. Ной ускорился.
Добравшись до книжного магазина, он вошел внутрь, схватил ружье и пояс для инструментов. Выбежал наружу, бросил ружье в тележку, застегнул пояс. Вернулся в магазин за рюкзаком. Уже взяв его и направившись к выходу, Ной замешкался, чтобы оглянуться на ряды книжных стеллажей.
Помучившись несколько секунд, он выглянул наружу, чтобы оценить обстановку: зомби находились в полуквартале от него — самые медленные из всех, которых он когда-либо видел. Решив попытать удачу, Ной побежал к месту своей ночевки, закинул в открытый рюкзак десяток книг и закрыл его.
Сердце колотилось как бешеное. Выбежав на улицу, Ной забросил рюкзак в тележку, схватился за ручку и оглянулся на преследователей. Зомби оказались ближе, чем он хотел, но шансы уйти, даже с учетом тяжело нагруженной тележки, оставались довольно неплохими. В крайнем случае Ной был готов бросить тележку, но очень надеялся, что до этого не дойдет.
Сделав для храбрости глоток виски, он выкатил тележку на улицу.
Городок находился где-то в Нью-Мексико. В процессе бегства Ной то и дело натыкался на брошенные автомобили с номерами штата. Впрочем, названия городка он так и не узнал. К счастью, район, в котором он очнулся, находился недалеко от автострады: следуя указателям, Ной смог добраться до перекрестка, а оттуда через пару часов выбрался на сороковое шоссе.
Расчеты оправдались: ему удалось оторваться от зомби. Добро было при нем, так что настроение улучшилось. Толкая тележку по заезду на автостраду, Ной то и дело прикладывался к бутылке. Он снизил темп, так как мертвецы остались позади. Отрезок шоссе перед ним оказался относительно пустым: очень мало брошенных машин и ни одного зомби.
Остаток дня Ной провел толкая тележку по дороге и все это время непрестанно пил и курил. Он жалел лишь о том, что из-за тележки невозможно было много читать. Иногда Ной подумывал соорудить упряжь, чтобы тянуть тележку, а не толкать ее, но так этого и не сделал, в основном из-за того, что идея казалась довольно нелепой. Поэтому он довольствовался короткими сеансами чтения перед сном, а чтобы отвлечься во время ходьбы, погружался в мир фантазий.
Ной продолжал идти по сороковому шоссе, а его фантазии становились все более захватывающими и реалистичными. Он представлял себя в этом же месте, только в параллельной вселенной. Стоял ясный летний день, они с Лизой Томас путешествовали по стране в красном кабриолете с опущенным верхом. Ной сидел за рулем винтажной машины, а Лиза закинула голые ноги на приборную панель и откинулась на спинку пассажирского кресла. Он почти чувствовал, как ветер развивает его волосы. Поездка укладывалась в летние каникулы. Они ехали в Калифорнию, где Ной должен был впервые встретиться с родителями Лизы. После экзаменов у них было полно времени, так что они решили смотаться в Вентуру и по дороге посмотреть страну. Блаженная пора. Такими счастливыми они никогда еще не были.
Вечером, закончив читать, он возвращался в мир фантазий. Иногда грезы о Лизе были такими же счастливыми, как и дневные, а иногда приходили жуткие кошмары. Тогда он просыпался, оглашая окрестности криком.
Нередко Ной разбивал лагерь прямо на шоссе: ставил палатку у бетонного отбойника и забирался внутрь с фонариком, книгой и пистолетом. Иногда уходил в поле рядом с дорогой. Бывали дни, когда он был настолько пьян, что просто накидывал брезент на тележку, заползал под нее и отключался. Время от времени Ной вообще останавливался посреди дороги и падал в беспамятстве. Последнее происходило все чаще.
Недостатка в алкоголе не было. Городки по дороге изобиловали местами, где можно было с легкостью добыть выпивку. Порой из глубин одурманенного мозга раздавался тонкий голосок, предлагавший Ною одуматься, но он легко заглушал его очередным глотком виски.
Каждое утро, проснувшись, он выползал из палатки — или из-под брезента — и смотрел на небо, в надежде увидеть, что оно вновь стало светло-голубым. Прошло около трех недель, но этого так и не произошло. Чаще всего небо было бледно-фиолетовым, но порой становилось ярко-зеленым или ярко-красным. Впервые проснувшись под красным небом, Ной подумал, что наконец-то умер и попал в ад.
Возможно, так оно и было.
Дни и недели слились в одно целое. Нельзя было сказать, что они пролетали мимо, потому что это подразумевало бы хоть какое-то ощущение времени. Для Ноя все стало проще, чем когда-либо: он то бодрствовал, то спал. Через некоторое время даже фантазии о Лизе ускользнули от него, и в голове осталось только одна мысль: необходимо толкать тележку вперед.
Однажды он проснулся ночью, а не утром, возле города под названием Затерянная Адская Миля, который, судя по всему, находился в Аризоне. Веки, затрепетав, открылись, и Ной обнаружил себя лежащим на спине посреди пыльной, грязной дороги. Первым делом в глаза бросился дорожный указатель: крашеный щит на двух высоких столбах. В лунном свете Ной не сразу разобрал слова. Он и не догадывался, что пересек Нью-Мексико. Значит, от пункта назначения его отделял последний штат.
Он сел и осмотрелся, поморщившись от мысли, что находится посреди проклятой пустыни. Вокруг деревянного указателя росла полынь, неподалеку возвышалось несколько кактусов. Ной почувствовал, как что-то ползет по его волосам, и его захлестнула паника. Одновременно вспомнился тот странный момент в Генриетте, когда жук выполз из волос Обри, но знания о фауне пустыни тревожили Ноя намного больше. Надеясь, что это не скорпион, он резко провел рукой по волосам и с облегчением вздохнул, когда увидел, как на дорогу шлепнулась ящерица и быстро уползла в темноту.
Ной поднялся и торопливо отряхнулся. Он был рад, что мать-природа одарила его всего одним неприятным сюрпризом, пока он спал, но, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце, Ной решил выпить.
Затем он начал паниковать, осознав, что не может вспомнить, где оставил тележку. Случалось, что Ной засыпал футах в десяти от нее, чтобы всегда держать ее под рукой, но иногда опьянение диктовало свои правила и он плевал на меры предосторожности. Похоже, это был один из тех случаев.
Ной прищурился и стал оглядываться, пытаясь различить тележку в темноте. При этом он увидел скопление огней вдалеке, менее чем в миле от места своего пробуждения, но, прежде чем исследовать их, Ной хотел окончательно убедиться, что потерял тележку.
Почти утратив надежду, Ной вдруг заметил блик лунного света на поверхности металлического предмета ярдах в двадцати от него, в другой стороне от скопления огней. Похоже, он спрятал тележку за кустом полыни. Память не сохранила произошедшего, но Ной легко догадался, что, видимо заметив огни, спрятал тележку от посторонних глаз и решил налегке проверить, что там такое. Но вот незадача: он был так пьян, что провернул свой новый любимый трюк — отрубился посреди дороги.
Пока Ной брел к своему схрону, у него закружилась голова. Влияние алкоголя все еще не ослабло. Впрочем, он теперь почти всегда был пьян. Возможно, живи Ной в прежнем мире, это бы его волновало, но сейчас, оставшись в одиночестве, причем, скорее всего, до конца своей жизни, он мог позволить себе все что угодно. И хотя одинокое существование угнетало, у него были свои плюсы: Ной стал свободнее любого человека, когда-либо жившего на Земле. Прямо сейчас он мог бы напиться до смерти, если бы захотел.
Добравшись до тележки, Ной убедился, что она цела и что он не потерял ничего важного, пока был в отключке. Беглый осмотр показал, что тележка во вполне пристойном состоянии, несмотря на долгий пройденный путь. В темноте ничего не было видно, но Ной решил, что преодолел внушительное расстояние, сойдя с автострады. Он не представлял, зачем сделал это, даже алкоголь не оправдывал этого решения, разве что что-то привлекло его внимание и он решил отправиться на разведку.
Может даже, его привлекло то самое скопление огней. Он непременно его исследует, но сначала нужно слегка подзаправиться, чтобы успокоить нервы. В заднем отсеке тележки стояла на четверть полная бутылка «Джима Бима». Допив оставшийся виски, Ной размахнулся и бросил бутылку настолько далеко, насколько смог. Подлетев в воздух, она отразила лунный свет и в следующее мгновение разбилась о что-то твердое на земле, возможно о камни. Ной подумал, не покурить ли для храбрости, но отказался от этой идеи, решив, что для исследования огней ему понадобится хотя бы относительно ясное сознание. Очевидно, что в этом районе были люди, и, скорее всего, настроены они были враждебно.
Зарядив пистолет, Ной насыпал в карманы патронов и убрал оружие в кобуру. Тележку он накрыл брезентом: ночью с дороги его вряд ли кто увидит, а если и обратит внимание, то точно не поймет, что это.
Убедившись, что сделал все, чтобы защитить свою собственность, Ной направился в сторону Затерянной Адской Мили.
Пройдя полмили, Ной понял, что огней больше, чем он предполагал вначале. На расстоянии многие источники света сливались в нечеткие светящиеся пятна, теперь же они разделились на отдельные яркие точки. Вскоре Ной различил очертания домов. Затерянная Адская Миля оказалась небольшим городком: от протяженной главной улицы с рядами домов по обе стороны отходило несколько мелких улочек, а вдали располагалась пара непонятных строений.
Приблизившись, Ной услышал шум голосов и звуки веселья. Пронзительно пело расстроенное трактирное фортепиано. В другом месте, похоже, кто-то играл на гитаре и пел высоким жалобным голосом. Испанский Ной знал плохо, но даже без перевода было ясно, что песня о тоске и потере, благодаря выразительному исполнению музыканта, которое довольно сильно контрастировало с общей праздничной атмосферой.
Изначально Ной планировал обойти город и украдкой попасть в него через боковую улочку: наверняка обитатели Затерянной Адской Мили с недоверием отнесутся к пришлому незнакомцу. Но, добравшись до города, Ной изменил решение и пошел по главной улице. Постепенно тревога отступила: во взглядах обративших на него внимание жителей он не прочел и тени враждебности, напротив, многие дружелюбно улыбались ему.
Особо это было заметно, когда Ной проходил мимо здания, на крыльце которого несколько привлекательных дам в нижнем белье неторопливо потягивали напитки. Некоторые женщины звали его, будто сирены, приглашая зайти и повеселиться. Несомненно, это был бордель. Несмотря на соблазнительность предложения, Ной не остановился, так как понятия не имел, что от него потребуют взамен.
Пройдя чуть дальше, он обнаружил салун, из которого и доносились пронзительные звуки фортепиано. У конской привязи стояло несколько лошадей. Вывеска гласила, что заведение называется «Рогатый Гремучник». Здание оказалось двухэтажным, с длинным балконом сверху. Судя по звукам, доносящимся со второго этажа, в «Рогатом Гремучнике» тоже оказывали эротические услуги. Похоже, проституцией кормилась вся Затерянная Адская Миля.
Дежавю нахлынуло на Ноя, когда он остановился посреди улицы и уставился на салун. Ему показалось, что он уже бывал здесь, в этом самом месте и в это самое время, далеко не один раз. Смысла в этом ощущении не было: Ной никогда раньше не посещал Аризону, но чувство никуда не делось, и он никак не мог понять его природу. В конце концов замешательство сменилось острым желанием познакомиться с салуном поближе.
Поднявшись по скрипучим ступеням, Ной толкнул качающиеся двери. Внутри оказалось так людно, что никто не обратил внимания на пришлого новичка. Просторный зал был плотно заставлен столами, и большая часть мест оказалась занята. Ной застыл от удивления: он не видел столько людей с самого начала апокалипсиса. До сего момента Ной был уверен, что в мире осталось меньше народа, чем было сейчас в этом зале, но больше его интересовал вопрос, как они вообще все очутились здесь, в крошечном городке посреди пустыни.
Справа от Ноя продолжало надрываться фортепиано, вокруг которого сгрудились мужчины и женщины с кружками в руках. Они горланили какую-то песню, пока пухлый старик в котелке нещадно стучал по клавишам. Со своего места Ной смог разглядеть только фрагмент лица пианиста, но этого хватило, чтобы вспыхнула искра узнавания. Пробираясь между столами, Ной одновременно нащупывал в кармане пистолет. Толстяком за клавишами оказался Хэл, мерзавец, который надругался над его сестрой и убил Ника. Мстить за смерть бывшего насильника и тюремщика Обри Ной не собирался, но того, как Хэл обращался с его сестрой, было вполне достаточно, чтобы устроить публичную казнь.
Каким-то чудом внутренний голос привлек внимание Ноя, напомнив, как далеко он ушел от Генриетты. Вероятность столкнуться в этих краях с человеком, которого он ненавидел, равнялась нулю. К тому же, еще будучи пленником, он краем уха слышал, что Хэла повесили за преступление против Судьи. Решительный шаг сбился, жажда мести поутихла, уступив место сомнениям. Пианист как две капли воды походил на Хэла, но как такое могло быть?
Еще одна мысль пришла ему в голову, настолько поразительная, что Ной застыл между двумя столами, стоящими слишком близко друг к другу. В этом городе хватало странностей, не говоря уже о самом факте его существования. Возможно, название намекало на нечто более зловещее, чем просто мрачное чувство юмора его основателей. Может быть, Ной провалился в щель между мирами и попал в один из кругов настоящего ада? Живший в нем скептик хотел было усмехнуться, но эта теория многое объясняла, особенно обилие людей и мертвеца, который не выглядел мертвым.
Может, эти люди вовсе не были выжившими.
Возможно, наоборот, все они — проклятые души, которых не пустили на Небеса, и постоянное опьянение открыло ему дорогу к тропам, недоступным обычным живым существам, неизведанным путям, по которым он неосознанно путешествовал уже некоторое время, местам, сходство которых с реальными было лишь внешним и разоблачалось с помощью измененного сознания. Это объясняло, почему небо без остановки меняло цвет.
В противном случае Ной получил еще одно доказательство того, что потерял рассудок.
Человек, сидящий за столом справа от него, отодвинул стул и попытался встать, но Ной преградил ему путь. Извинившись, он подошел ближе к фортепиано и встал так, чтобы лучше рассмотреть лицо толстяка. Сомнения испарились: тип не просто сильно напоминал Хэла, это был он.
Ной пошатнулся. Он попятился прочь от собравшейся вокруг фортепиано толпы, чтобы Хэл не увидел его и не узнал. Ной не хотел попадаться ему на глаза: прежде чем устраивать стрельбу, нужно было хорошенько взвесить все за и против, но, пятясь, он едва не столкнулся с официанткой, несущей поднос с напитками. Она бросила на него испепеляющий взгляд и сказала, чтобы он смотрел под ноги. Ной пробормотал извинения и направился к бару.
И там свободных мест не хватало, но он умудрился втиснуться между двумя мужчинами, одетыми как ковбои: кожаные гамаши, рабочие штаны, широкополые шляпы и жилеты поверх шерстяных рубах. Кожа у них была темной и грубой, а одежда — потрепанной, как будто они проскакали в ней много тяжких миль под нещадным солнцем пустыни.
Многие мужчины в «Рогатом Гремучнике» походили на этих двоих. Однако не все ориентировались в выборе одежды на конец девятнадцатого века. Нет-нет да встречались люди в современной одежде: крупный бородатый тип в футболке с логотипом «Харли Дэвидсон» и симпатичная блондинка с принтом «Байл Лордс». Ной задержал взгляд на девушке — та, почувствовав его, прямо посмотрела в ответ, усмехнулась и вернулась к беседе с женщиной в длинном черном платье и вуалью на лице.
Ной отвернулся от переполненного зала и хотел было позвать бармена, но чуть не закричал, когда увидел за стойкой Шейна, смотрящего прямо на него. Он был в белой рубашке, с рукавами, закатанными до локтей. Его предплечья покрывали татуировки, которых раньше точно не было. Ворот рубашки туго стягивал галстук-боло.
Их взгляды встретились, и Шейн усмехнулся. Вытирая руки маленьким белым полотенцем, он спросил:
— Чего желаешь, незнакомец?
Ной уставился на него, не в силах вымолвить и слова. Мозг будто бы полностью отключился. Затем, сипло выдохнув, Ной выдавил:
— Ты разве меня не помнишь?
Шейн нахмурился.
— Нет. Но здесь я постоянно встречаюсь с кучей людей, всех и не упомнишь. Так что прости, дружище. Такая работа.
— Ты жил в Генриетте, в особняке Судьи. Сейчас ее место заняла моя сестра, Обри. Ты должен ее помнить.
Шейн перегнулся через стойку и понизил голос до шепота. Ной едва разобрал слова.
— То было несколько лет назад. Теперь я другой человек. — Снова ухмыльнувшись, он встал прямо, но в его взгляде засквозил неприветливый холодок. — И на этом мы закроем тему, дружище. Так что будешь?
— Несколько лет назад? Не может быть. Прошло всего несколько недель, максимум месяцев.
— Боюсь, ты ошибаешься. — Лицо Шейна помрачнело. — За стойкой места только для платежеспособных клиентов, сэр. Если вы ничего не заказываете, я попрошу вас уйти. Возможно, даже покинуть город.
Мудрое предложение. Ной решил, что стоит принять его к сведению, но случайный импульс заставил его сказать:
— У меня нет денег. Давно уже не приходилось за что-либо платить. Если б я знал, что понадобятся деньги, насобирал бы по дороге.
Шейн поставил на стойку перед Ноем стакан и щедро плеснул в него текилы. При этом он презрительно ухмыльнулся. Ной посмотрел на него и увидел, что черты его лица изменились: лоб будто набух изнутри, а по бокам на пару секунд появились бугорки, похожие на острые кончики рогов, но они тут же исчезли. Ной вновь решил, что мозг играет с ним злые штуки. Рядом со стаканом Шейн поставил бутылку. Жидкости в ней оставалось примерно на треть. Вернувшись к нормальному облику, он сказал:
— За мой счет. По старой дружбе.
Прежде чем Ной успел что-либо сказать, Шейн ушел на другую сторону бара, чтобы принять заказы.
Ной настороженно смерил взглядом стакан текилы. Чутье подсказывало, что доверять бесплатным напиткам в таком месте не стоит, особенно если их предлагает кто-то вроде Шейна. Но алкоголь взывал к нему, уверял, что эта доза необходима, чтобы вернуть ясность рассудка.
Он никогда не умел сопротивляться этой тяге. Подняв стакан, Ной сделал большой глоток, вздрогнул, крепче сжал стакан и одним махом опрокинул остатки. Вновь налил текилы из оставленной Шейном бутылки и осушил стакан еще быстрее. Повторив процедуру пару раз, он почувствовал, что достиг оптимального уровня опьянения.
И, как всегда, не смог остановиться.
Бутылка почти опустела, когда ковбой слева наклонился и прошептал ему на ухо:
— Слышал, ты сказал бармену, что на мели. Хочет заработать пару баксов?
Ной настороженно посмотрел на мужчину.
— Что нужно делать?
— Отсосать мне в переулке.
Ной схватил бутылку текилы, оттолкнулся от стойки и ушел, не удостоив предложение ответом. Стараясь не поднимать головы и пробираясь между столами, он спешил покинуть салун, пока не влип в неприятности, но, не удержавшись, бросил взгляд в сторону фортепиано, где Хэл продолжал стучать по клавишам в дьявольском ритме буги-вуги. На этот раз толстяк посмотрел в его сторону. Их взгляды встретились, и Хэл ухмыльнулся, сжимая гнилыми зубами окурок дымящейся сигары. Ной снова на мгновение представил, как Обри сидит у этого типа между ног, а его толстые пальцы копошатся под задранным подолом ее платья.
Хэл подмигнул ему и отвернулся, заколотив по клавишам сильнее, чем прежде. Собравшиеся вокруг него гуляки заголосили еще громче. Подмигивание привело Ноя в раздражение. Похоже, Хэл узнал его. Мало того, присутствие Ноя совершенно не беспокоило толстяка.
Ной вылетел через двери салуна на крыльцо и какое-то время стоял там, кипя от ярости, делая глотки прямо из бутылки и прокручивая в голове взгляд, который бросил на него Хэл. Опустошив бутылку, он швырнул ее на улицу и принялся расхаживать взад-вперед по деревянному крыльцу. Текила кончилась, и здравый смысл исчез вместе с ней. Голова болталась так, что казалось, будто она едва удерживается на шее.
Ной вернулся в салун, ударив по дверям с такой силой, что от грохота несколько человек повернули головы в его сторону. Некоторые зеваки привлекли внимание собеседников, подтолкнув их локтями в бок, так что вскоре на Ноя смотрели почти все. Разговоры стихли. Даже Хэл прекратил стучать по клавишам, заметив, что пьянчуги вокруг перестали петь. Некоторые руки потянулись к револьверам. Игнорируя все признаки опасности, Ной двинулся вперед через лабиринт столов.
Протиснувшись сквозь толпу у фортепиано, он навел палец на сидящего на табурете типа.
— Этот жирный ублюдок, — сказал он настолько громко, чтобы его услышал каждый в салуне, — не знаю, как он представился, но его зовут Хэл. И некоторое время назад он грязно приставал к моей сестре, так что сегодня хочу расквитаться с ним.
Взгляд Ноя блуждал, то и дело фокусируясь на глазах зевак. Он уверился, что все его внимательно слушают и не воспринимают его слова как пьяный бред бродяги.
Он свирепо посмотрел на Хэла. Насмешливое выражение поросячьего лица сменилось тревожным.
— Вызываю тебя на дуэль. Выходи на улицу, разберемся как мужчины. Если ты, конечно, не чертов трус.
Прежде чем Хэл успел открыть рот, Ной, громко топая, удалился. Выходя из салуна, он прихватил с подноса официантки бутылку виски: девушка была настолько удивлена его поведением, что даже слова ни сказала. Запрокинув голову и хлеща виски из бутылки, Ной с грохотом выскочил наружу. Встав посреди улицы, освещенной лунным светом, он принялся ждать.
Где-то вдалеке завыла стая койотов.
Прошло несколько минут, но из салуна так никто и не появился. Все это время внутри стояла тишина, изредка нарушаемая еле слышными перешептываниями. Наконец створки дверей раскрылись и люди потянулись на улицу. Посетители расходились влево и вправо, образуя что-то вроде трибун. Некоторые из них пересекли улицу и заняли место там.
Ной сделал последний глоток из бутылки, бросил ее к ногам и отпихнул в сторону, когда из салуна наконец вразвалку вышел Хэл. Он успел вооружиться. Его жирную талию опоясывал оружейный ремень. Ной решил, что его сделали на заказ, потому что обычный ремень толстяку просто не подошел бы.
Хэл отошел футов на пятьдесят и повернулся лицом к Ною. Запоздало Ной задумался о правилах дуэли и о том, существуют ли вообще таковые. Почему-то он представлял себе, как секундант встает между ними и начинает проговаривать правила поединка. Ноя осенило, что он в жизни не сталкивался с реальной дуэлью. Пока Ной размышлял, Хэл успел вытащить пистолет. Он прицелился в Ноя, хотя тот еще даже не нащупал рукоятки своего оружия.
Осознав, что в неподвижную мишень попасть довольно просто, Ной отпрыгнул и откатился в сторону. В этот же момент раздался выстрел. Затем еще один. Пуля ударила в грязь неподалеку. Ной схватился за рукоятку, и револьвер плавно покинул кобуру. Хэл выстрелил снова. Пуля просвистела возле уха Ноя.
Он присел на одно колено и выстрелил не глядя, примерно в ту сторону, где в последний раз видел Хэла. Ной и не ждал, что попадет, но крик боли подсказал, что пуля нашла свою жертву. Мгновение Ной боялся того, что попал в кого-то из зевак, а значит, вскоре его самого будут линчевать. От выпитого перед глазами плыло, что делу совсем не помогало.
В конце концов зрение прояснилось и он увидел Хэла, стоящего на коленях посреди улицы: пистолет болтался на дрожащем указательном пальце, пока из раны на животе сочилась ярко-алая кровь. Губы Ноя растянулись в ухмылке, он с трудом поднялся на ноги и двинулся к раненому, едва заметно покачиваясь. Адреналин и радость триумфа заставили алкогольный дурман на время рассеяться.
Ной остановился перед Хэлом и направил дуло на его мокрый от пота лоб. Глаза Хэла блестели от слез, он поднял голову и встретился с Ноем взглядом. Хэл был слишком слаб, чтобы держать пистолет, и тот соскользнул с дрожащего указательного пальца и упал в пыль.
— Пощади, — взмолился Хэл тонким, скрипучим голосом.
— Да пошел ты.
Ной выстрелил ему прямо в лицо, и зеваки вскрикнули от ужаса. Хэл упал на землю, котелок слетел с его головы, обнажив лысину и пару пучков грязных седых волос. Ной жал на спусковой крючок, пуская пулю за пулей в неподвижное толстое тело, пока не услышал сухие щелчки. Барабан опустел.
Воцарилась мертвая тишина.
Затем вдалеке опять завыли койоты.
Первобытный звук будто бы стал сигналом, и толпа зевак обступила Ноя. Множество рук схватили его, и он выронил револьвер, который тут же потерялся под ногами толпы. Разъяренные горожане потащили Ноя по улице. Его голова безвольно повисла и напомнила ему шарик, наполненный гелием, в любой момент готовый улететь в небеса. Нужно лишь обрезать нитку. Он решил, что его ведут на виселицу или, если повезет, в тюремную камеру.
Через некоторое время толпа достигла пункта назначения. Глубоко-глубоко внутри Ной все еще беспокоился о том, что они собираются с ним сделать, но сознание начало ускользать из-за непомерного количества выпитого алкоголя. Ной будто бы плыл на облаке.
Его начал окутывать туман.
Наступила чернота.
В этой черноте он задержался надолго.
Ной пришел в себя несколько часов спустя и тут же понял, что лежит боком на неудобной койке в маленькой камере. Тело болело, голова от тяжелого похмельного синдрома тоже, но это как раз не удивляло. Малейшее движение порождало новую волну боли. Проснувшись, он инстинктивно потянулся и теперь расплачивался за это: боль заставила его вскрикнуть и вцепиться в тонкий грязный матрас.
Тонкие лучики солнечного света проникали в камеру сквозь маленькое зарешеченное окно. Ной увидел кусочек неба знакомого бледно-фиолетового цвета. Все лучше, чем пульсирующее ярко-красное покрывало, которое в последнее время стало даже привычным. Инстинкт снова подвел его, заставив повернуться к свету: лоб тут же покрылся липким потом, к воспаленному, словно во время гриппа, горлу подступила тошнота. Одна лишь мысль о болезни заставила Ноя застонать от страха. Меньше всего ему хотелось еще и заболеть, пополнив список собственных страданий.
Переполненный мочевой пузырь мучительно ныл, как всегда бывало после обильных возлияний. Желание справить нужду стало приоритетным. Ной знал, что будет больно: и от похмелья, и от воздержания, но больше избегать процедуры было нельзя. Единственная проблема — вовремя добраться до унитаза. Окинув взглядом камеру, он обнаружил в углу поцарапанное, помятое ведро. Ной задумался было, не для справления ли нужны оно там стоит, но в следующую же секунду плюнул на это дело: ему нужно было отлить и ведро прекрасно подходило для этой цели.
Ной со стоном сел, скинув ноги с койки. Боль в голове усилилась, а в глазах помутнело. Он надавил на глаза основаниями ладоней и сидел в таком положении, пока боль немного не утихла и перед глазами не прояснилось. Снова застонав, Ной поднялся и заковылял к металлическому ведру.
Расстегнув ширинку, он извлек член и замер в ожидании струи. Когда долго сдерживаешься, она появляется не сразу. Наконец моча полилась слабой струйкой и начала биться о внешнюю поверхность ведра. Со сна, похмелья и непрекращающейся боли, меткость у Ноя страдала, но он быстро выправился, перенаправил струю в ведро, и напор стал сильнее. Как Ной и ожидал, первые несколько секунд было нестерпимо больно. Он зажмурился и захныкал.
Казалось, прошла вечность, прежде чем мощный поток сменился слабой струйкой и боль стала милосердно стихать. Когда Ной стряхивал последние капли, он услышал в коридоре за дверью шаги. Застегнув ширинку, Ной повернулся лицом к посетителям.
В поле зрения появились трое мрачного вида мужчин. Они стояли и смотрели на него с почти одинаковой торжественной решимостью. У двоих на черных жилетах красовались значки. Пузатый пожилой мужчина с красным лицом и густой седой бородой был, очевидно, шерифом Затерянной Адской Мили, а тот, что помоложе, — его помощником. Третий носил белый пасторский воротничок и держал в руках Библию.
Ной хмыкнул.
— Что-то подсказывает, что ничего хорошего мне не светит.
Шериф кивнул:
— Тебя признали убийцей. Мы пришли сопроводить тебя к палачу.
— Признали? Странно. Не помню, чтобы был на суде.
— А он и не потребовался. Полгорода видело, как ты прикончил человека, который больше не представлял опасности. Ты совершил преступление. Тебя повесят.
Ной свирепо посмотрел на шерифа.
— Это была месть. Он надругался над моей сестрой. Урод получил по заслугам.
Шериф пожал плечами:
— Ты здесь чужак, и мы не можем поверить тебе на слово.
— Что ж, звучит здраво и справедливо, и, если вы не поняли — хотя куда вам, тупицам, — это был сарказм! По-моему, то, что вы творите, называется «самосуд».
Шериф и глазом не повел в ответ на оскорбление, только снова пожал плечами.
— Судебная система апокалипсиса. Наверное, особой разницы и правда нет, но нам важно быстро решать вопросы. Промедление никому не поможет, даже тебе.
— Разве что проживу чуть подольше, верно?
Шериф проигнорировал слова Ноя и подал священнику знак.
— Скоро мы отправимся к виселице. Отец Кинкейд пришел тебя исповедать. Если хочешь.
Ной покачал головой:
— Бессмысленно. Я уже на пути в ад.
Губы шерифа тронула ледяная улыбка.
— Это да. — Он посмотрел на помощника. — Выводи его, Дэнни. Что тут откладывать.
Дэнни снял с пояса связку ключей, добрался до нужного и вставил в замок. Повернув ключ с громким щелчком, помощник шерифа открыл дверь и кивком указал Ною выйти.
Ной и не думал сопротивляться, потому без возражений покинул камеру. Помощник развернул заключенного и связал ему руки за спиной. Пока Ноя выводили наружу, он не чувствовал ужаса, хотя понимал, что должен бы. Отчасти Ной ощущал себя оторванным от реальности, будто смотрел один из тех старых фильмов или даже играл в нем роль, а не проживал реальную жизнь, в которой в скором времени его ждало повешение. Сопротивляться было бесполезно. Судьбы не миновать.
На улице его то и дело провожали любопытные взгляды, а у виселицы собралась целая толпа. До эшафота добрались быстро: Затерянная Адская Миля была маленьким городком, но Ноя поразило количество людей. Он не видел столько живых с начала апокалипсиса. Зеваки с интересом наблюдали, как конвой ведет его по ступеням к виселице. Некоторые плакали, другие были торжественно суровы, но в основном все с нетерпением ждали казни, которая для них была скорее развлечением, чем способом восстановить справедливость.
Над центром платформы нависал столб с петлей, под которой располагался люк. Помощник шерифа подтолкнул Ноя вперед. Тот и не думал сопротивляться и терпеливо ждал, когда на шее затянется петля.
Священник зачитывал что-то из Библии. Пусть Ной и отказался от исповеди, таков был порядок. Когда священник закончил, присутствующие затаили дыхание. До главного действа остались считаные секунды.
Шериф встретился взглядом с Ноем, его рука легла на рычаг.
— С богом, сынок.
Ной фыркнул:
— Черта с два.
Пухлая рука напряглась, но, прежде чем он дернул рычаг, толпа вдруг посмотрела куда-то в сторону. Замешательство Ноя было недолгим: воздух наполнил грохот копыт. Сперва появилось облако пыли, потом из него вынырнули две лошади, но всадник был лишь один: вооруженный винтовкой мужчина, одетый в черное, в шляпе и бандане, скрывающей лицо. Женщины завизжали, и толпа поспешила убраться с дороги таинственного незнакомца.
Законники только потянулись к револьверам на поясе, а человек в черном уже прицелился и дважды нажал на спусковой крючок. Шериф и его помощник взвыли, прижимая окровавленные кисти к груди. Третий выстрел перебил веревку, нависающую над Ноем.
Сперва Ной недоумевал, но быстро понял, что такого поворота событий и стоило ожидать, и, возможно, подсознательно он был к этому готов. Чувство, что он актер, играющий в фильме, усилилось до предела, но одновременно Ной осознавал, что находится в реальности, по крайней мере в той ее версии, в которой он пребывал уже второй день подряд. Петля на шее была настоящей и затянутой настолько туго, что мешала дышать, даже будучи отстрелянной от веревки. И в то же время что-то во всем этом было не так, словно все чувства обострились и стали невероятно яркими.
Человек в черном направил ружье на трясущегося от страха священника.
— Развяжи его, падре.
Голос человека в черном показался Ною знакомым, но он не мог понять почему. Нахмурившись, Ной посмотрел спасителю в глаза — лишь часть его лица виднелась над черной банданой. Глаз незнакомца Ной не узнал.
Священник вытащил из кармана складной нож и перерезал веревку. Ной первым делом ослабил петлю и стянул ее с шеи.
Человек в черном винтовкой указал на свободную лошадь.
— Садись, Ной. Нужно ехать.
Ной нахмурился.
— Кто ты?
— Нет времени. Забирайся на проклятую лошадь!
Вздохнув, Ной подошел к краю платформы и хмуро посмотрел на коня. Мелькнула мысль прыгнуть с платформы прямо в седло — он часто видел такое в фильмах, — но слабость все еще давала о себе знать, к тому же он не был каскадером. Спустившись с лестницы, Ной осторожно вдел ногу в стремя и забрался на лошадь.
Они покинули Затерянную Адскую Милю, окутанные облаком пыли.
На безопасном расстоянии от города мужчины перешли с галопа на легкую рысь. Ной снова попытался выведать хоть что-нибудь у своего спасителя.
— Серьезно, кто ты, черт возьми? Куда мы едем? И почему ты спас меня? Конечно, я благодарен, не подумай обратного, но я не понимаю.
Человек в черном смотрел прямо перед собой и ответил все тем же знакомым голосом:
— Не важно. Ты возобновил путешествие, и это главное. Времени мало, Ной. Меньше, чем ты думаешь.
Больше он ничего не сказал, а Ной и не хотел продолжать разговор с человеком в черном, ощутив поселившееся глубоко внутри беспокойство.
Наконец он узнал голос.
Время тянулось, будто резиновое. Прошло уже несколько дней с тех пор, как Ной покинул Затерянную Адскую Милю, и наконец наступил переломный момент. Возможно, прошло даже больше пары дней, неделя или около того. В тот день, когда это случилось, первым, что увидел Ной, открыв глаза, было голубое небо. Он и забыл, когда в последний раз видел его таким.
Но Ной не почувствовал ни облегчения, ни восторга. Он проснулся от мучительной боли, худшей из тех, что испытывал за время утренних похмелий. Желудок словно горел, ноги сводило сильной судорогой. Желчь подступила к горлу, и Ной, поперхнувшись, закашлялся. Он лежал на спине, потому желчь пошла обратно в желудок, кашель стал сильнее. В панике Ной осознал, что вот-вот захлебнется собственной рвотой. В голове промелькнул образ, оставшийся в памяти с другого утра, еще до начала апокалипсиса, и паника разгорелась с новой силой.
Из последних сил он заставил себя повернуться на бок. Судороги не ослабли, а усилия лишь удвоили боль. От отчаяния хотелось кричать. Слезы застилали глаза, когда он вцепился ногтями в асфальт и перевернулся на живот. Собрав остаток сил и помогая себе трясущимися руками, Ной встал на четвереньки и был вознагражден еще более мучительной агонией. Тело, казалось, вот-вот должно было отказать, но инстинкт выживания продолжал работать. Думая лишь о том, как избавиться от комка в горле, Ной закашлялся сильнее и начал колотить себя по груди. Он исхудал и ослаб из-за того, что плохо питался последние недели. Боль от ударов была почти невыносимой, но Ной продолжал бить, потому что альтернативой была смерть.
В конце концов, когда он был уверен, что вот-вот умрет, комок исчез, и Ной с хрипом втянул воздух. Разрыдавшись от облегчения, он понял, что не сможет долго продержаться. Ной снова собрался с силами, приподнялся, откинулся назад и вскрикнул, ударившись спиной о бетонный разделитель. Продолжая дрожать, он вцепился в ноги и принялся массировать их, пытаясь унять судороги. Минула целая вечность, прежде чем боль начала стихать, и Ной вновь расплакался от облегчения.
Слезы хлынули в два ручья, когда он закрыл глаза руками. Тело содрогалось от душевных страданий, и ничто не могло остановить мучительное излияние. Ной даже не знал, почему плачет. Должно быть, виной тому было сочетание утраты, истощения и жалости к себе.
Когда всхлипы начали стихать, он отнял руки от лица и открыл глаза. Дыхание тут же перехватило, и Ной вжался спиной в отбойник: прямо на него смотрел зомби — высокая, тощая тварь с длинными, всклокоченными волосами, торчащими во все стороны. Мертвец стоял посреди улицы, вертел головой и слегка покачивался. Судя по степени разложения, зомби он стал как минимум шесть месяцев назад. Одет мертвец был в длинный кожаный плащ, незастегнутый, так что можно было разглядеть футболку с изображением «Джой Дивижн». Рука Ноя вяло поползла к кобуре. Револьвер, утраченный в Затерянной Адской Миле, он заменил на «Смит-энд-Вессон» 357-го калибра, который недавно раздобыл в оружейном магазине.
По правде говоря, Ной не был уверен, что у него хватит сил выстрелить в тварь, не попав себе в ноги. Проблема вскоре отпала, так как он вспомнил, что так и не удосужился зарядить пистолет. Магазинная тележка с дробовиком стояла слишком далеко, ярдах в двадцати слева, — солнечный луч отразился от упаковочной пленки, которой Ной обернул картонную модель в бикини. С таким же успехом она могла быть и в двадцати милях: сил на то, чтобы подняться, по-прежнему не хватало, не говоря уже о том, чтобы как-то защититься.
Напрягшись, Ной ждал, когда зомби бросится на него. Оставалась надежда схватить его за горло, когда он окажется близко. Если бы Ною удалось достаточно долго удерживать зомби на расстоянии, он, вполне возможно, смог бы собраться с силами и справиться с мертвецом, например размозжив его голову о бетонный отбойник.
Как оказалось, план он разрабатывал зря. Зомби несколько минут таращился на него, затем отвернулся и побрел дальше. Ной нахмурился и недоуменно посмотрел вслед мертвецу. Шок еще долго не давал ему подняться на ноги, хотя силы понемногу вернулись. Он никогда не видел, чтобы зомби отказывался от потенциальной добычи. Сложно было не принять этот эпизод за еще одно зловещее предзнаменование, хотя тяжело было понять, чего именно. Ной долго наблюдал за тварью, пока та не превратилась в зыбкую фигуру на горизонте.
В конце концов он стряхнул оцепенение и поднялся на ноги. Убедившись, что может стоять прямо, Ной подошел к магазинной тележке и уставился на нее. Судороги прошли, но желудок по-прежнему полыхал, а руки нещадно тряслись. Казалось, что внутренности разъело: в последнее время он крайне скудно ел и непомерно много пил. Ной со страхом подумал, что, возможно, у него отказывает печень. Ему хотелось верить, что он слишком молод для цирроза, но, учитывая, сколько алкоголя Ной вливал в себя в последнее время, вероятность такого диагноза была крайне велика. Может, печень пока и не отказывала, но явно была перегружена.
В тележке лежало с десяток бутылок разного алкоголя. Он не помнил, как добыл большую часть своих запасов. Впрочем, в умирающем мире осталось полным-полно выпивки. Покинув Генриетту, Ной взял за правило не отказывать себе в алкоголе. Того, что сейчас было в тележке, хватило бы ему недели на две. Обычно он опустошал две-три бутылки в день, и этого было достаточно, чтобы оказаться на грани острого алкогольного опьянения. Или даже за гранью.
Кроме выпивки в тележке была и нетронутая вода. Целая упаковка воды. Задумавшись над этим фактом, Ной попытался вспомнить, когда пил что-нибудь, кроме алкоголя. Несколько дней назад. Неудивительно, что утренние спазмы стали такими мучительными: организм требовал воды. Каким-то образом Ною до сих пор удавалось проверять себя на прочность, но теперь он понял, что пора остановиться. Вряд ли ему удастся пережить еще один приступ, подобный сегодняшнему.
Порвав упаковку, Ной достал бутылку воды и присмотрелся к ней. Иногда вода в пластиковых бутылках портилась. Бывало, что пластик трескался и она вытекала. В остальных случаях вода оказывалась вполне приемлемой для питья. Судя по всему, дело было в качестве производства, и вскоре Ной выяснил, каким брендам можно доверять. Это как раз был один из них. Открутив крышку, Ной залпом осушил бутылку. Потом еще одну. Самочувствие немного улучшилось.
Следующей Ной достал из тележки бутылку текилы «Патрон». Вскрыв пломбу, он осторожно понюхал содержимое — дурманящий запах вызывал ностальгию. Ной вспомнил мексиканские рестораны, приятно проведенные часы, вкус свежих такос. От яркости воспоминаний он едва не упал в обморок.
Тяжело вздохнув, Ной перевернул бутылку и вылил содержимое на асфальт. Та же судьба постигла и виски с водкой. Он знал, что поступает правильно, но запах пробудил былую жажду. Ной подумывал уже сделать глоток «Джека», чтобы почтить память о прошлом, но понял, что это голос его зависимости. Янтарная жидкость растеклась под горячим солнцем. После этого Ной принялся разбивать бутылки, так как выливать их содержимое было слишком долго.
Уничтожение запасов спиртного заняло несколько минут. Когда он закончил, облегчение внутри граничило с восторгом. Не в первый раз Ной вставал на путь освобождения. Со слезами на глазах он думал о будущем, в котором больше не будет рабом бутылки. Такое с ним уже случалось. Много раз. Зависимость невозможно победить до конца. Она затаится и терпеливо будет ждать подходящего момента слабости.
Возможно, этот момент еще настанет. Черт возьми, скорее всего, так оно и будет. Но Ной заключил сделку с самим собой: стоя над стеклянным побоищем, он пообещал себе, что останется трезвым до Вентуры, ведь цель была так близка. На днях, не вполне этого осознавая, он пересек границу Калифорнии. Если Лиза там и она жива, ему понадобятся остатки здоровья. Он превратился в развалину. Когда-то Лиза его любила, но, если увидит в нынешнем состоянии, вряд ли испытает что-то, кроме отвращения. Поэтому в ближайшие дни он сделает все, чтобы оставаться трезвым, и будет надеяться на лучшее.
Ной взглянул на картонную модель в бикини новыми глазами: ее улыбка показалась ему еще более фальшивой и далеко не такой манящей, как прежде; банка пива в руке девушки скорее раздражала, чем привлекала. Вытащив нож, Ной перерезал веревки, держащие кусок обмотанного пленкой картона, и отбросил его в сторону.
Покончив с этим делом, он занял привычное место за ручкой тележки и двинулся в путь.
Тем же вечером Ной разбил лагерь в поле, рядом с шоссе. Впервые за долгое время он поставил палатку и выкопал яму для костра — совершил начальные шаги на пути превращения обратно в достойного человека. Сегодня вечером он будет спать в подготовленном укрытии, а не отключится прямо посреди дороги. Ной также решил, что с него довольно консервов, и отправился за дичью в ближайший лес.
Ему удалось поймать симпатичного пухлого кролика, которого он поджарил на вертеле. Свежее мясо показалось даром богов, будто Ной ужинал в ресторане, отмеченном тремя звездами Мишлен, где-нибудь на Манхэттене или в Париже.
Ной съел столько, сколько смог проглотить, что, к его удивлению, оказалось внушительной порцией. Для желудка обильный ужин стал испытанием, но не таким тяжелым, как предполагал Ной. Все-таки организм остро нуждался в свежем топливе, и Ной продолжал есть даже после того, как почувствовал насыщение, но все равно осталось довольно много еды, так что он убрал остатки в пакет, в котором раньше хранил травку.
Травки не осталось: Ной развеял ее по ветру, как только закончил разбивать лагерь. Он делал это со смешанными чувствами, ведь все-таки на горе, в изоляции, Ной курил регулярно, и все было хорошо, пока не подключился алкоголь. И это была не попытка оправдаться, а обычная констатация факта. В любом случае Ной понимал, что необходимо избавиться от искушения, потому что он оказался на переломном этапе своего путешествия и теперь ему необходимо было вернуть свежесть и ясность восприятия. К тому же он заключил с собой сделку: воздерживаться от всех искушений, пока не доберется до Вентуры.
Когда Ной закончил есть и убрал остатки, он достал роман-вестерн и немного почитал у костра. Но чтение не вызвало привычных волшебных ощущений, и он остановился после первой же главы. Почему-то читать про преступников и мстящих стрелков было уже не так интересно. Более того, книга настолько сильно разозлила Ноя, что он собрался было бросить ее в костер, как и все остальные романы из рюкзака.
В итоге он этого не сделал, решив, что желание уничтожения связано с недавними событиями. Ной подумал, что в дальнейшем, вполне возможно, будет сожалеть о содеянном: образы горящих книг вызывали ассоциации с различными тревожными историческими событиями, а он не хотел быть похожим на нацистов или жестоких религиозных фанатиков.
Не найдя другого способа скоротать ночь, Ной решил, что пора отправляться на боковую. Он провел множество часов без капли алкоголя — самый длинный «трезвый» отрезок пути после ухода из Генриетты — и чувствовал себя гораздо лучше, особенно после ужина. В действительности же прошло всего полдня с момента самого интенсивного похмелья в его жизни и жажда хоть и стала глуше, но никуда не делась. Руки тряслись, дрожь то и дело добиралась и до других частей тела, и ему не нужна была помощь специалиста, чтобы понять, что это синдром отмены. Пройдет немало времени, прежде чем его организм полностью восстановится. Если это вообще когда-нибудь произойдет.
Ной взял рюкзак с собой в палатку, оставив ее открытой, чтобы свет от костра проникал внутрь. В палатке он достал спальный мешок, которым не пользовался уже давным-давно. Только забравшись в него и положив голову на рюкзак, Ной осознал, насколько вымотался. Ему показалось, что он может проспать несколько дней, а то и недель.
Он уже нырнул в сон и даже начал видеть Лизу, как вдруг раздавшийся около палатки звук вернул его в реальность, и первой реакцией Ноя стало раздражение. Он был на пляже вместе с Лизой. Ее лицо светилось улыбкой, а их пятки погружались в мягкий, шелковистый песок. Она выглядела потрясающе в коротком белом платье. Закат был в самом разгаре, так что от пламенеющего над водой горизонта просто дух захватывало.
Затем он почувствовал страх.
Прежде чем забраться в спальный мешок, Ной снял пояс для инструментов, поэтому теперь, стараясь не шуметь, пытался нащупать его. Ладонь сомкнулась на рукояти револьвера, и Ной бесшумно вытащил его из кобуры. Человек около палатки будто бы и не старался скрываться, как раз наоборот, он распевал ирландскую песенку «Семь пьяных ночей». Ной знал ее благодаря Лизе.
Но сейчас пела не Лиза: голос принадлежал мужчине. Прошло несколько томительных минут, прежде чем Ной понял, что узнает его. Он допускал, что может ошибаться, ведь тот, о ком он думал, никак не мог объявиться у его палатки этой ночью. Во многом потому, что был мертв.
Ной выбрался из спального мешка, выглянул через раскрытые створки палатки и увидел на бревне возле костра мужчину. Из-за того, как тот сидел, Ной не мог разглядеть лица ночного гостя, но фигура, высокая и худощавая, показалась ему знакомой. Окончательно его уверенность укрепили колючие светлые вихры, которые выглядели так же, как и много лет назад.
Гость почти успел допеть песню до конца, как вдруг замолк. Он слегка повернул голову в сторону Ноя, и тот сумел частично разглядеть его лицо. Опасения подтвердились.
Люк Гэррэти усмехнулся:
— Привет, мудила. Будешь всю ночь таращиться на меня или выйдешь и выпьешь со мной?
Ной смотрел на привидение у костра еще какое-то время, не зная, что сказать и как поступить. Он колебался так долго, что Люк устал ждать и вновь затянул ту же самую песню. Гэррэти распевал во все горло, кивая в такт головой и раскачиваясь. Бревно под ним шевелилось, как будто на нем действительно кто-то сидел. Конечно, этого не могло быть, так что Ной счел покачивание частью галлюцинации.
Выбравшись из палатки, он подошел к костру. Разочарование, которое Ной испытал, когда призрак его старого друга по реабилитационному центру так и не исчез, оказалось незначительным. Нужно было просто потерпеть. Ной подумал, что какая-то беспокойная часть его сознания жаждала поговорить с Люком, и не оставалось ничего, кроме как смириться с этим и подыграть.
— Ты умер. Ты ведь в курсе?
Люк усмехнулся:
— Конечно, в курсе. Я гребаный призрак, мужик. Разве ты еще не просек?
— Я бы сказал, что ты скорее голос у меня в голове, который каким-то образом материализовался, и по непонятной причине мой измученный мозг в качестве воплощения для этого голоса выбрал твой образ.
Люк рассмеялся и сделал глоток из бутылки.
— Ты можешь продолжать говорить об этом, братан, но глубоко внутри ты знаешь правду. Я не голос у тебя в голове. Я — то, что осталось от человека, которого ты убил, приняв за мертвого несколько лет назад. Другими словами, я — гребаный призрак.
Ной отвернулся от костра и уставился на галлюцинацию.
— Ты уже был мертв. Это было очевидно.
— А пульс ты проверял?
— А может, тебе поцеловать меня в задницу?
Люк усмехнулся:
— Очень остроумный ответ. Я впечатлен.
— Так будешь целовать или сразу свалишь? Я устал и хочу спать.
Люк сделал еще один глоток. Встряхнув бутылку, он протянул ее Ною и выгнул бровь.
— Выпей со мной, мужик. Один глоток. Ты мне должен.
— Ты ненастоящий, и я ни хрена тебе не должен. Это, кстати, значит, что бутылка тоже ненастоящая. И это хорошо, потому что я завязал с выпивкой.
Люк хмыкнул и сделал еще один глоток призрачного виски.
— Ага, конечно. И давно?
— Со вчерашнего утра.
— Черт, да ты забухаешь уже на следующий день. Кого ты обманываешь?
Прежде чем Ной ответил, его внимание привлек шорох в темноте. Он заметил фигуру, припавшую к земле, длинную мордочку и заостренные уши койота. Пистолет все еще оттягивал руку — Ной сделал предупредительный выстрел, прогремевший громом в тишине ночного поля. Зверь поспешно нырнул в темноту, и Ной стал надеяться, что сегодня койот больше не вернется.
Люк воскликнул в пьяном восторге:
— Ух ты, братан! Да у тебя здесь припрятана серьезная артиллерия!
Ной направил пистолет на привидение и снова выстрелил.
На лице Люка тут же расплылась знакомая ухмылка:
— Ты забыл, что я призрак и поэтому пули меня не берут? На самом деле, одно из преимуществ, которые есть у призраков.
Ной вздохнул:
— Ты не призрак.
— Нет, призрак. Давай уже, мужик. — Он махнул Ною бутылкой. — Выпей со мной. Один глоток. Сделаешь, и я оставлю тебя и больше не побеспокою. Обещаю. Да и какой вред от этого будет? Ты же сам сказал, что бутылка ненастоящая. Так в чем же дело?
Ной с некоторой тревогой посмотрел на бутылку, подумав о том, что она могла не являться частью галлюцинации, каким-то чудом выжив во время «чистки», которую он устроил ранее, и видение представляло собой ловушку его сознания, одну из самых хитрых уловок за всю историю его зависимости.
Он взял у призрака бутылку.
Люк ухмыльнулся:
— Ай да молодец.
Ощущалась она вполне реальной, к тому же края этикетки загибались в тех местах, где старый клей отошел от стекла. Запах дешевого виски был не менее убедительным.
Ной размахнулся и бросил бутылку в темноту ночи.
Люк нахмурился:
— Ну ты и засранец.
Ной кивнул:
— Да, я такой.
Он двинулся обратно к палатке.
— Погоди, мужик. — Люк вскочил и схватил Ноя за руку. — Я с тобой еще не закончил. Помнишь то первое собрание в «Прозрении»? Помнишь, что я тогда сказал тебе?
Ной хмыкнул:
— Как я мог такое забыть?
— Так то дерьмо по-прежнему тебе подходит. Твоя главная проблема в том, что ты считаешь, будто играешь некую важную роль в общем положении вещей. Продолжаешь рассказывать себе байки, придумывать героический миф, который можно назвать «Историей Ноя». И я понимаю, мужик. Серьезно, понимаю. Что у тебя еще есть, кроме лжи, которой ты кормишь себя, чтобы сводить концы с концами? Пришло время вернуться к своему истинному «я».
— Ладно. Я подыграю. И кто я на самом деле?
Лицо Люка стало серьезным.
— Ты всего лишь обычный парень со своими недостатками, который влип по уши. Ты пережил конец света, но не потому, что особенный. Это заслуга твоего отца. И так долго ты продержался исключительно благодаря удаче. Но твоя удача заканчивается, Ной. Тебе нужно идти домой.
Ной хмуро посмотрел на вцепившуюся в него руку. Давление, несомненно, было реальным, как и ледяной холод пальцев. Высвободившись, Ной отступил на пару шагов.
— Я же сказал, что устал. И мне известно, что никакой я не герой. Какого хрена? Мне неинтересно разбираться с тем, какую часть моей личности ты олицетворяешь.
— Снова заблуждаешься, дружище. Я призрак. Сколько раз тебе повторять? И я не первый, с кем ты общался на этом одиноком шоссе. Не так ли, Ной?
Ной замер и посмотрел привидению прямо в глаза.
— О чем ты?
— О том, что ты давно треплешься с призраками.
Сердце Ноя пустилось в галоп.
— Нет. Ты ошибаешься. Я разговариваю сам с собой. Я всегда так делаю. Потому что я сумасшедший.
Лицо Люка изменилось: глаза превратились в щелки, а уголки рта поднялись неестественно высоко. Ной впервые подумал, что за маской Люка может прятаться что-то вполне реальное. Что-то не из этого мира. Едва он подумал об этом, как лицо Люка опять начало меняться, и Ной вновь различил знакомые черты.
Привидение обратилось Шейном, вплоть до татуировок на руках, которые Ной запомнил с тревожной ночи в Затерянной Адской Миле, и новых рисунков, покрывавших его шею. По большей части это были изображения змей. Существо заговорило голосом Шейна:
— Ты должен повернуть назад. Тебе не нужно идти в Вентуру. Ты не вынесешь того, что тебя там ждет.
Ной испугался. Пистолет потяжелел и заскользил в руке.
— Уходи.
— Возвращайся домой, Ной. Избавь себя от душевной боли.
— Да пошел ты, — сказал Ной. Несмотря на страх, в нем закипел гнев. — Серьезно, проваливай отсюда. Я устал от твоего дерьма. Разве тебе не нужно ползать по пещерам или что ты там тогда сказал?
Тут произошло нечто странное. На лице «Шейна» отразилась глубокая печаль.
— Мне нужно идти, Ной. Времени мало. Прислушайся к моим словам.
Затем он исчез. Испарился, будто его и не было.
Несколько минут Ной таращился на пустое место. Голова шла кругом от тревожных намеков. На секунду ему захотелось снова держать в руках ту бутылку дешевого виски, но почти тут же вернулась решимость, подкрепленная гневом.
Ной вернулся в палатку и забрался в спальный мешок. От волнения казалось, что он не уснет еще несколько часов, но он ошибся: усталость быстро сморила его. Сны Ноя были прерывисты и полны образов, которые он не хотел видеть.
Но в ту ночь Ной в последний раз разговаривал с призраками.
Следующим утром он начал заключительную часть своего путешествия.
Давным-давно, накануне апокалипсиса...
Когда лето уступало место осени, в мире происходили странные вещи, и не заметить этого не смог бы и самый невнимательный. Даже Ной, который усиленно игнорировал остальной мир и уже целый год боролся с личными демонами, понял, что произошло что-то серьезное. В последнее время отец не выключал большой телевизор в своем кабинете и постоянно смотрел новости. Звук был поставлен на максимум, так что слышали его все обитатели дома.
К тому времени Ной уже полтора месяца воздерживался от спиртного. Чтобы оставаться трезвым, требовалась такая концентрация силы воли, что ухудшающаяся обстановка в мире какое-то время оставалась лишь бессмысленным фоновым шумом. Иногда, проходя через кабинет, он мельком видел по телевизору репортажи об уличных беспорядках по всему миру. Неизвестная чума набирала обороты, и люди с ума сходили по этому поводу. Правительства некоторых стран пытались подавить панику в зародыше и жестоко наказывали участников беспорядков. Судя по возбужденным голосам дикторов, эффект получался обратный ожидаемому.
Ной смотрел эти репортажи несколько минут, а затем отправлялся по своим делам, полагая, что скоро все стихнет и СМИ, в погоне за сенсацией, раздувают из мухи слона. Ему нельзя было поддаваться тревоге вслед за отцом, если он хотел избежать рецидива. Больше всего Ной боялся, что следующая большая пьянка может стать для него последней. Он то и дело представлял себя на месте Люка Гэррэти.
Также на снижение интереса к мировым новостям повлияло ослабление одержимости Лизой Томас. Его волновало будущее и открывшиеся перед ним возможности. Отсутствие алкоголя очень этому способствовало. Прошел почти год с тех пор, как Ной в последний раз видел Лизу, и иногда он подумывал о том, как здорово было бы вновь с ней воссоединиться, но признавал, что, скорее всего, никогда ее больше не увидит.
Смерть Люка научила его тому, что никаких гарантий нет. Пришло время все забыть и жить дальше: он еще молод, у него полно шансов обрести свое счастье с кем-нибудь еще. Нужно лишь двигаться вперед.
Впервые Ной заподозрил, что надеждам на будущее не суждено сбыться, когда отец приехал домой на новом внедорожнике, нагруженном оборудованием для выживальщиков и провизией. Сзади, в таком же новеньком прицепе, стояли металлические бочки, заполненные бензином, как пояснил отец. Он уже несколько лет готовился к концу света. Их хижина в Туманных горах ломилась от подобного добра, поэтому Ноя встревожило количество свежих припасов. Это было чересчур, и он не постеснялся сказать об этом отцу.
— Через полгода ты будешь думать иначе, — возразил отец, отрываясь от списка припасов. — Мир погибнет, а то, что от него останется, погрузится в хаос. Ты еще поблагодаришь меня за дальновидность и будешь рад тому, что вовремя спрятался и живешь в комфорте.
— Но...
— Никаких но, — сказал отец, закрывая маленький черный блокнот. — Послушай, Ной, мне нужно поехать в горы и все разгрузить. Я буду гнать без остановки и вернусь, как только закончу. На тебе забота о матери и сестре. Здесь ситуация еще не такая плохая, как в крупных городах, но это ненадолго.
Он открыл заднюю дверь внедорожника, достал ружье и коробку с патронами и передал сыну. Тот неохотно взял их.
— Э-э... и что мне с этим делать?
Отец захлопнул дверь багажника.
— Если появится кто-то подозрительный, стреляй в голову. И не трать время на вопросы.
Ной нахмурился:
— Что? Ты же не серьезно.
Мужчина схватил сына за плечи так сильно, что тот поморщился. Отец уже испепелял Ноя суровыми взглядами после алкогольных происшествий, но то, как он теперь смотрел на сына, не шло с ними ни в какое сравнение.
— Сынок, сейчас я очень серьезен. — Выражение отцовского лица немного смягчилось, и Ной прочитал в нем глубокое сострадание и тоску. В некотором смысле это встревожило его больше слов. — Послушай, мир, в котором ты вырос, скоро исчезнет. Возможно, навсегда. Я бы хотел, чтобы все сложилось иначе. Думаю, ты бы справился со всеми своими проблемами и заставил нас гордиться тобой. Я верю в это.
Ной покачал головой:
— Пап, ты меня пугаешь. Говоришь как сумасшедший.
Отец убрал руку с плеча сына и кончиками большого и указательного пальцев потер покрасневшие глаза. И только тогда Ной заметил, какой усталый у него вид.
— Хорошо, тебе и должно быть страшно, — сказал отец, убирая руку от лица. — Я похож на сумасшедшего только потому, что ты в последнее время слишком глубоко погряз в собственных проблемах, чтобы правильно оценить ситуацию. Все серьезно, Ной. Проклятому миру приходит конец. У нас еще осталось немного времени, чтобы подготовиться. Я вернусь завтра, около полудня. Вы должны собрать вещи и быть готовыми к отъезду.
— Что? Куда мы уезжаем?
Отец поморщился, явно теряя терпение.
— В горы, сынок. Господи Иисусе, я рассчитываю, что ты позаботишься о безопасности матери и сестры. Вытащи уже голову из задницы и сосредоточься на том, что я тебе сказал. Заряди ружье и будь готов его использовать. Пока меня не будет, ты защитник семьи. Пожалуйста, не подведи меня.
Ной вздохнул:
— Постараюсь.
Отец кивнул.
— Знаю, что постараешься. И понимаю, что ты не просил этого. Но пришло время делать то, что нужно, независимо от того, насколько это будет тяжело. Раньше тебе никогда не удавалось делать ничего подобного, но теперь придется. Ты готов?
Ной не совсем понимал, к чему именно он должен быть готов, но какая-то скрытая сила, спавшая в нем, вдруг дала о себе знать, и он ответил, крепко сжав приклад ружья:
— Да. Думаю, что готов.
Отец снова похлопал его по плечу.
— Знаю, что ты готов. Этот мир полон глупцов, Ной. Времени осталось мало. Меньше, чем предполагают самые умные из нас. Но я верю в тебя. Ты сильнее, чем думаешь.
На этом отцовские наставления закончились.
Он сел в машину и уехал. Ной следил за ним взглядом, пока тот не исчез из виду, затем сел на крыльцо дома, в котором вырос, и зарядил ружье.
Спустя две недели с небольшим после странного разговора с существом, похожим на призрак Люка Гэррэти, Ной прибыл в Вентуру. Он так и не понял, с кем сидел у костра в ту ночь: с призраком, демоном или оборотнем, принявшим человеческий облик, но странное существо точно не было галлюцинацией.
После той ночи Ной больше не сталкивался с призраками или другими странными существами, если не считать нескольких бродячих мертвецов, но он не мог успокоиться и чувствовал, что ночной гость уже давно его преследовал.
Однако теперь что-то внутри подсказывало ему, что существо оставило его в покое. У Ноя не было никаких доказательств, только слепая вера. Существо прицепилось к нему давным-давно, может еще в Теннесси, и, выполнив свою задачу, важнейшей частью которой стал разговор у костра, оно исчезло. Но Ной, вопреки собственной вере, по-прежнему вздрагивал от каждого постороннего звука по ночам.
Несмотря на тревогу, к цели своего путешествия он не спешил и даже намеренно сбавил ход, оказавшись в Калифорнии. Поначалу Ной каждый день чувствовал, что крепнет, но через три дня после последней выпивки он набрел на заправочную станцию и там, в зловонном туалете, взглянул на себя в зеркало. Он исхудал, глаза запали, кожа приобрела нездоровый желтоватый оттенок: то ли от болезни, то ли от недоедания. Очевидно, времени на восстановление ему нужно было больше, поэтому Ной решил идти медленнее, что в конце концов принесло плоды: добравшись до Вентуры, он выглядел лучше и чувствовал себя уже не так плохо.
Первым делом Ной забрался в супермаркет. В отличие от многих магазинов, которые ему встречались по пути, этот был крепко заперт. На парковке было достаточно привычного мусора и обломков, но сам магазин как будто бы не пострадал. Заглянув внутрь, Ной увидел чистый пол и аккуратные стеллажи, заполненные продуктами. В углу возле холодильников с пивом стояла такая же картонная модель в бикини, как та, которую Ной привязал к давно брошенной магазинной тележке.
Он почти пожалел, что ему пришлось выбить стеклянные входные двери. Интерьер магазина словно застыл в янтаре — идеальный кусочек прошлого, который было стыдно разрушать. При других обстоятельствах Ной прошел бы дальше, но ему нужен был именно этот магазин: на стойке рядом с прилавком было много карт местности. Ной давно уже потерял атлас, с которым отправился в дорогу, и, чтобы найти адрес, нацарапанный на обрывке конверта, нужна была карта.
Чтобы выбить дверь, потребовалось два выстрела из «Магнума». Прежде чем войти, Ной перезарядил револьвер, поглядывая вокруг. В нескольких кварталах от него находился живой мертвец — очень тощий, с трудом передвигающийся зомби. Ной решил, что особой угрозы тот не представляет, и вошел в магазин. Первым делом он взял со стойки карту и разложил ее на прилавке. Нужный адрес Ной нашел через несколько минут: дом родителей Лизы находился примерно в шести милях от него.
Ной сложил карту и засунул ее в задний карман. Выйдя на улицу, он обнаружил, что зомби исчез. Нужный ему дом находился как раз в той стороне, но идти туда ему не хотелось. И не из-за страха перед зомби: Ной боялся того, что найдет — или не найдет, — когда доберется до места.
Вентура — городок прибрежный, поэтому взгляд Ноя то и дело встречал магазины для серфинга и пальмы. Прежде чем встретиться с неизбежным, Ной хотел снова увидеть океан, потому отправился на поиски пляжа. В этом деле можно было обойтись и без карты: хватало указателей. Примерно через час он ступил на песок.
Когда Ной вышел на пляж, поднялся ветер. Ной долго стоял там, загипнотизированный потрясающим горизонтом и неторопливо плещущимися волнами, которые бесконечно накатывали на берег и отступали. Вдруг его охватило чувство настолько чуждое, что он едва узнал его. Это было идеальное спокойствие. Ной уже испытывал его раньше, много лет назад, когда был ребенком, задолго до того, как начали происходить все эти кошмарные вещи.
Он переживал момент умиротворения. Океана, словно существующего вне времени, не коснулась поглотившая человечество трагедия. Как и самой планеты. Она вечно будет вращаться. Вечно будет жить.
Ной сбросил рюкзак и сел на песок. На долю секунды он пожалел, что избавился от травки. Кайф от ганджи прекрасно дополнил бы эту красоту.
Но это чувство вскоре прошло.
Он дал обещание. Не так уж много обещаний он сдержал за свою жизнь, фактически — ни одного, но это было другим. Священным.
Примерно через час Ной со вздохом поднялся на ноги, закинул рюкзак за спину и отвернулся от океана.
Пришло время встретиться со своей судьбой.
Дом в конце Сьерра-авеню был старым, типичным для Калифорнии бунгало, небольшим скромным зданием с остроконечной крышей. В отличие от остальных домов на улице, у этого передний двор был огорожен сетчатым забором. Во дворе росли пальмы. На крыше Ной заметил солнечные батареи. По крайней мере в одной из комнат горел свет.
Ной был изумлен.
Там кто-то жил. Он долго готовил себя к тому, что найдет одинокие, заброшенные руины — так выглядела большая часть домов, которые он видел после спуска с гор. И намека не было на то, что он найдет что-то отличное от миллионов других, пустых и обветшавших, домов.
Но он не мог отрицать того, что видел: ухоженный дом, стриженый газон, забор, обмотанный колючей проволокой — через равные расстояния сверху торчали металлические шипы. Ной решил, что таким образом обитатель дома подготовился к нашествию живых мертвецов. На воротах висела цепь с большим амбарным замком, но он был открыт. Закрывать его не было необходимости: зомби просто не догадались бы снять цепь и открыть ворота.
Учащенно дыша и стараясь не поддаваться волнению, Ной приблизился к воротам. Обитаемость дома еще не являлась подтверждением того, что чудо, на которое он надеялся все это время, все же произошло. Ной знал, что Лиза жила здесь много лет назад, но кто-то другой вполне мог занять этот дом после того, как стихла самая первая и самая страшная волна апокалипсиса. Однако все эти разумные мысли мало его успокаивали.
Едва он положил руку на замок, входная дверь открылась и на крыльцо вышла женщина средних лет с длинными седыми волосами, вооруженная дробовиком. Она дослала патрон в патронник и навела оружие на Ноя. Его собственный пистолет оставался в кобуре. Он не собирался доставать его, понимая, что все равно не успеет.
— Тебе лучше уйти, — крикнула женщина хриплым, прокуренным голосом. — Здесь для тебя ничего нет.
Ной решил, что ей около пятидесяти. Глубокие морщины в уголках глаз и рта намекали на нелегкую жизнь. Но куда сильнее его поразило явное сходство с Лизой, различимое в форме лица и ярко-синих глазах. После десятилетий тяжелого труда на свежем воздухе Лиза выглядела бы точно так же.
Продолжая держать его под прицелом, женщина спустилась с крыльца и дошла до середины дорожки, ведущей к воротам.
— Ты глухой? Я сказала вали. Не исчезнешь через пять секунд, я тебя пристрелю.
Ной выдохнул:
— Вы Синтия Томас?
Женщина слегка опустила дробовик и нахмурилась.
— Откуда ты знаешь мое имя?
Что ж, по крайней мере одна загадка была разгадана. Похоже, родители Лизы не погибли в автокатастрофе, не то чтобы Ной когда-нибудь в это действительно верил. Сунув руку в карман, он достал обрывок конверта.
— Я оторвал этот клочок от посылки, которую вы отправляли своей дочери, когда она училась в колледже.
Женщина опустила дробовик и подошла к воротам. Протянув над ними руку, она выхватила кусок бумаги из рук Ноя. Через несколько долгих минут Синтия Томас подняла на него глаза.
— Будь я проклята. Это ты. Тот чертов парень.
Ной вздрогнул, с удивлением уловив нотки ненависти в ее голосе.
— Я Ной, если вы об этом.
Синтия Томас покачала головой:
— Боже. Что ты здесь забыл? Ты же живешь на другом конце страны, черт тебя дери!
— Да, раньше жил. — Ной крепко сжал кулаки, чтобы унять дрожь. Похоже, женщина была не в себе, и ему нужно было произвести на нее впечатление спокойного и неопасного человека. — После конца света я несколько лет жил совсем один, на горе. Устав от одиночества, я решил найти Лизу.
Синтия фыркнула, уголок ее рта приподнялся в презрительной усмешке.
— Такой долгий путь из-за какой-то прихоти, и это без всяких гарантий того, что ты найдешь ее. По-моему, очень глупо.
Не обратив внимания на ее слова, Ной собрался с силами и заставил себя задать единственный действительно важный вопрос:
— Она еще жива?
Синтия хмыкнула:
— Да, жива. Открывай ворота и входи. Отведу тебя к ней.
Сняв цепь, Ной осторожно открыл ворота, вошел, стараясь не касаться колючей проволоки, и закрыл их за собой. Он обрадовался, что мать Лизы не поворачиваясь вела его к дому: Ной не хотел, чтобы она заметила, как блестят его глаза и губы грозят растянуться в улыбке. Даже в самых смелых мечтах он не надеялся, что это долгое путешествие закончится так. Счастливый конец шел вразрез с его представлениями о постапокалипсисе, особенно после того, как все члены его семьи погибли.
Включая Обри.
Ной едва удержал равновесие от осознания правды, до того момента пребывавшей за непроницаемой стеной, которую он воздвиг в своей голове. Ной был там, когда сестра умерла, но спрятал все страшные воспоминания, не в силах им противостоять. Даже сейчас он оказался не готов это сделать. Стена вновь стала непроницаемой, и Ной знал, что она останется такой навсегда. Сквозь глубочайшую тьму он смог выбраться к свету, и впервые судьба была к нему благосклонна.
Они поднялись по ступеням на крыльцо и вошли в дом. Интерьер напомнил ему о том супермаркете, в который он проник ранее. Идеально сохранившийся кусочек прошлого: пол чистый и блестящий, мебель почти как новая. Семейные фотографии висели на стенах и стояли на кофейных столиках. На многих снимках Ной видел улыбающуюся Лизу, моложавую Синтию Томас и мужчину, видимо отца Лизы.
Синтия заметила, что Ной разглядывает фотографии, и догадалась, о чем он думает.
— Это отец Лизы. Он давно уже нас покинул.
— Мне жаль.
Она пожала плечами:
— Все мы о чем-то жалеем, не так ли? Послушай, буду откровенной. Раз ты прошел весь этот путь, чтобы повидать мою доченьку, думаю, тебе можно доверять. Можешь оставаться столько, сколько захочешь. Не буду возражать, если в доме снова появится мужчина. Мне будет легче, если кто-то будет помогать мне с Лизой.
Ной удивленно выгнул бровь:
— Помогать? Что вы имеете в виду?
Синтия направилась к коридору в другом конце гостиной.
— Иди и посмотри сам.
Радость, которую он испытывал несколько секунд назад, сменилась страхом, что с каждым шагом становился все сильнее. Синтия открыла дверь в конце коридора, и Ной проследовал за ней в спальню. Он не смог скрыть отвращения на лице и едва устоял на ногах, когда увидел фигуру, лежащую под несколькими одеялами на односпальной кровати в углу маленькой комнаты.
По чертам лица он понял, что это Лиза, но не та, которую он помнил. Она стала толстой, ее пухлое лицо покрывали прыщи. Некогда роскошные светлые локоны исчезли, их сменила короткая, неровная прическа. Лиза бодрствовала и, когда они приблизились к кровати, повернула голову в их сторону. Ее взгляд сперва остановился на матери, потом переместился на Ноя. Лиза долго недоуменно смотрела на него, а затем усталая улыбка коснулась уголков ее рта и она попыталась что-то сказать. Слова прозвучали, но Ной не понял их. Лиза тихо рассмеялась и повторила снова.
Наконец до него дошел их смысл.
Ной? Это действительно ты?
Синтия Томас улыбнулась и подошла к кровати. Села на край и убрала редкие волосы со лба дочери.
— Это действительно Ной, детка. Он проделал такой долгий путь ради тебя. Разве это не мило?
Глаза Лизы заблестели, и она попыталась произнести что-то еще.
Я люблю тебя, Ной.
Ной почувствовал, будто пол уходит у него из-под ног. Он заблуждался по поводу того, что вселенная наконец играла на его стороне. Ной пытался подготовить себя к любому исходу, продумывал всевозможные страшные сценарии, уверил себя, что ничто не сможет его удивить. Но такого варианта развития событий он и представить себе не мог.
Ной не считал себя поверхностным человеком. Он высоко ценил прежнюю красоту Лизы, но в мире было много красивых девушек. Помимо внешности, в Лизе было что-то еще, что обратило его влечение в одержимость. Ной знал, что она не будет походить на ту девушку, которую он запомнил, но увиденное не ограничивалось внешним различием. Лиза катастрофически изменилась внутренне.
Ной судорожно выдохнул и произнес единственно подходящую фразу:
— Я тоже люблю тебя, Лиза.
Синтия встала и сказала, снова обращаясь к дочери:
— Отдохни немного, детка. Нам с Ноем нужно кое о чем поговорить. Позже вы сможете поболтать.
Лиза что-то пробормотала в ответ, и ее веки, затрепетав, сомкнулись.
Синтия посмотрела на Ноя.
— Поговорим на кухне. — Она вышла из спальни. — Закрой за собой дверь.
Ной ненадолго задержал на Лизе взгляд. Утер слезы. Ему хотелось закричать, но он сдержался. Прежде чем дать волю чувствам, Ной желал знать, что скажет ему мать Лизы.
На кухне Синтия достала из буфета бутылку виски, два стакана и поставила их на стол. Выдвинув стул и сев, она жестом велела Ною сделать то же самое.
Он подчинился и спросил:
— Что с ней случилось?
Синтия плеснула виски в оба стакана и придвинула Ною один из них.
— Несчастный случай, за пару месяцев до вспышки чумы. Подушка безопасности с водительской стороны не сработала, и Лиза вылетела через лобовое стекло. На самом деле, она должна была погибнуть, но Бог не смилостивился в тот день. Лиза перенесла серьезную мозговую травму.
Ной поморщился и покачал головой.
— Господи Иисусе.
— Ты же знаешь, что это твоя вина.
Ной нахмурился:
— Простите, что?
Синтия кивнула, отхлебнув из стакана.
— После возвращения домой она была сама не своя. Угрюмая и злая. Когда она не кричала на меня, то угрожала сбежать к тебе в Теннесси, а иногда, наоборот, смотрела перед собой или просто отключалась. Мы подозреваем, что именно поэтому и случилась авария. Всей правды, конечно, уже не узнать, но это однозначно твоя вина. До тебя она такой дурной не была.
«Может, просто вы не настолько хорошо знали свою дочь?» — подумал Ной, но промолчал.
Синтия выпила еще виски.
— Как я уже сказала, ты все разрушил. И ты виноват в том, что с ней стало, потому-то ты и останешься и будешь помогать мне ухаживать за ней. Это самое меньшее, что ты можешь сделать.
Какое-то время Ной молча смотрел на Синтию.
— Я никуда не уйду.
Синтия хмыкнула:
— Рада, что в тебе есть хоть крупица порядочности. Боже мой, я все эти годы заботилась о ней и заслужила перерыв. Я люблю ее, но иногда начинаю ненавидеть. За ней нужен круглосуточный уход. Убирать, кормить. Все равно что всю жизнь ухаживать за двухсотфунтовым младенцем. Думаешь, это весело?
Ной посмотрел на стоящий перед ним стакан виски. На мгновение он подумал опрокинуть его себе в горло и налить еще, но вместо этого отодвинул стакан подальше.
— Я больше не пью.
Синтия закатила глаза:
— Хорошо. Думаю, ты будешь жестоко закладывать за воротник после пары дней присмотра за нашей прыщавой, вымазанной поносом принцессой.
— Она слышит нас?
Синтия усмехнулась:
— Сомневаюсь. Даже если бы могла, не поняла бы. Слишком слаба на голову.
Ной окинул взглядом маленькую кухню и задержался на белом холодильнике. Тот низко и ровно гудел. Поднимаясь, он спросил:
— Что в холодильнике?
Синтия пожала плечами и отхлебнула виски.
— Немного мяса, в основном собачье и кошачье. Не смотри так на меня. Мне же нужно что-то есть, да? А здесь можно поймать только такую вот живность.
Ной отошел от стола и двинулся в сторону холодильника.
— Думаю, мы все делаем то, что должны.
Она кивнула:
— Чертовски верно. На самом деле...
Когда Синтия Томас вскочила со стула и набросилась на него с кулаками, Ной сумел устоять на ногах. Отпрянув от холодильника, он скользнул ей за спину и взял ее в удушающий захват. Она была сильнее, чем казалась на первый взгляд, потому он лишь чудом удержал равновесие, когда женщина толкнула его назад. Ной уперся в кухонную стойку. Мать Лизы молотила его по лицу, ее ногти оставляли на коже глубокие царапины. Не обращая внимания на боль, он продолжал держать ее и давить на горло. Она попыталась со всей силы наступить ему на ноги, и он поморщился от боли, когда каблук ее ботинка попал ему по пальцам.
Ной не сдавался, и в конце концов ее сопротивление начало слабеть. Он держал крепко и вместе с ней осел на пол. Наконец Синтия обмякла, и Ной понял, что она мертва. Он осторожно положил ее на спину и для уверенности проверил пульс на шее, затем с размаху всадил нож ей в висок.
Ной поднялся на ноги и вышел из кухни. В гостиной он на пару минут задержался, любуясь фотографиями своей единственной возлюбленной. Его глаза наполнились слезами, и на мгновение Ною показалось, что сил на задуманное у него не осталось.
Однако затем он вытер слезы и направился в комнату Лизы.
Она спала на боку. Не мешкая, Ной перешел к делу, зная, что промедление может поколебать его решимость. Нежно коснувшись губами ее лба, он осторожно взял одну из подушек и положил ей на лицо. Лиза вяло зашевелилась. Ной вытащил «Магнум» из кобуры и приставил дуло к подушке.
— Теперь я знаю, зачем пришел сюда, Лиза. Спасти тебя от жалкого существования. Я люблю тебя. — Слезы двумя ручейками текли по расцарапанным щекам. — Прощай.
Из-под подушки послышалось тихое, бессвязное бормотание.
Ной нажал на спусковой крючок.
Лиза умерла.
Он попятился к центру комнаты, опустился на колени, повалился на бок и свернулся в позе эмбриона. Пистолет выскользнул из его руки и с глухим стуком упал на деревянный пол. Какое-то время Ной выл и кричал, невыносимые муки рвали его душу на части. Они накатывали волнами вновь и вновь, в тот самый момент, когда он думал, что все прошло. Ной до крови разбил кулаки, молотя ими по полу, и без остановки выкрикивал: «За что?!» — проклиная Бога, в которого никогда не верил.
Целая вечность прошла, прежде чем он смог подняться на ноги, подобрать пистолет и, пошатываясь, выйти из дома. Ной сел на верхнюю ступеньку крыльца и устремил на улицу помутневший взгляд. Кричать он уже перестал, и теперь слезы просто тихо катились по его щекам. Положив пистолет рядом, Ной закрыл лицо ладонями.
Он убрал их, только когда услышал рокот работающего на холостом ходу двигателя. Небольшая красная машина, показавшаяся ему смутно знакомой, стояла у обочины дома: у нее не хватало нескольких стекол и красная краска сильно выцвела. Через секунду Ноя осенило, и он понял, откуда ее знает. Даже не разглядев заднего бампера, Ной был уверен, что если обойдет машину, то увидит наклейку «Байл Лорд».
Машина с подъездной дорожки дома под Джексоном.
С места водителя помахал отец. Рядом с ним сидела мама, а на заднем сиденье — Обри. Живые и здоровые. Сестра почему-то опять стала подростком. Она была в наушниках и качала головой в такт неслышной музыке.
Отец посигналил и окликнул его:
— Привет, сынок. Садись в машину. Пора домой.
Ной покачал головой и произнес:
— Уезжайте.
На лице отца отразилось разочарование — выражение, которое Ной видел не единожды, — но в этот раз оно совсем его не ранило: отец умер давным-давно, просто разум снова пытался защититься от трудностей. Однако Ной больше не нуждался в иллюзиях.
Машина исчезла.
У ворот появилась фигура. Ной слишком поздно понял, что не запер их как следует. На тротуаре стоял зомби, которого он заметил возле супермаркета. Мертвец толкнул створку ворот и двинулся по дорожке к крыльцу. Следом за ним медленно брели еще два мертвеца. Ной подумал, что первый зомби был кем-то вроде охотника, ведущего остальных к еде.
Пистолет по-прежнему лежал рядом. Зомби были настолько дряхлыми, что расправиться с ними и запереть ворота не составило бы труда. Однако Ной не стал брать пистолет, думая о том, что ему делать теперь, когда все мечты обратились в прах, когда он совершил то, о чем и помыслить не мог. Здесь будет довольно легко обустроиться и дожить свой век. В доме даже было налажено электричество. В определенном смысле здесь будет даже проще, чем в горах.
Вот только жизнь будет такой же пустой.
Он не хотел снова начинать пить. От одной мысли об этом тошнило, но Ной не желал врать себе: рано или поздно жажда станет такой сильной, что он сорвется. Сегодня, через неделю, месяц спустя, но это случится. Неоспоримый факт.
Зомби приближались.
От первого его отделяли считаные шаги.
Ной не шевелился.
Зомби подошли совсем близко. Он чувствовал исходящее от них зловоние, и у него заслезились глаза.
Ной выдохнул, внезапно почувствовав себя спокойнее, чем когда-либо.
Первый зомби приблизился еще на шаг. Его почерневшие пальцы оказались в нескольких дюймах от лица живого человека.
Ной поднял пистолет и выстрелил.
Перевод: Андрей Локтионов
Корпус морской пехоты США.