"НЕАДЕКВАТНЫЕ РЕШЕНИЯ", том 1 aнтология
Бентли Литтл "Разговор двух женщин, подслушанный в приемной моего стоматолога"
Откройте глаза, устраивайтесь поудобнее и позвольте трем самым крутым нападающим жанра ужасов прокатить вас. Приготовьтесь, друзья мои, ибо вы отдаете свое здравомыслие в руки этих мастеров ужаса.
Три совершенно новые истории гарантированно вызовут улыбку...
Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено неправильно.
Просьба, сохраняйте имя переводчика, уважайте чужой труд...
Бесплатные переводы в нашей библиотеке:
BAR "EXTREME HORROR" 18+
или на сайте:
"Экстремальное Чтиво"
Фрейт изо всех сил старался сохранить весёлый настрой. На автостоянке, куда он забрёл, прежде чем понял это, он не обнаружил железнодорожную станцию. Рельсы предположительно расходились с главным шоссе, так что Фрейт метнулся назад в лес, где ржавые цвета угасли, потеряв очарование.
Октябрьский ветер, достаточно холодный, чтобы показаться зимним, принял Фрейта в объятия. Затем навстречу попалась парочка, которую тащили лабрадоры. Путники спорили, в какую сторону идти, а за это время собаки успели сговориться между собой и потянули хозяев в сторону. Мужик велел Фрейту вернуться на дорогу. Но он направился по тропинке, усыпанной листьями, где наткнулся на мать с двумя детьми, примерно одного возраста с его внучками. При виде их у Фрейта защемило в груди.
- Опять один гуляете? – спросила женщина.
- Да я всегда так. Даю семье отдохнуть от меня.
- Но они за вами присматривают? Да?
Фрейт не знал на сколько сильно она действительно заинтересована.
- Скорее наоборот, - возразил он.
- Знаю.
Её тон стал более успокаивающим, но не как у нянечки у кровати. Фрейт сообразил лишь спросить, где ближайшая станция.
- А что это за место такое большое? – спросил сын женщины.
- Это была школа, - уведомила его сестра с пренебрежением, свойственным её возрасту и полу.
- Школы давно нет, и не надо вспоминать о ней, - сказала женщина, всё ещё глядя на Фрейта, отчего можно было подумать, что слова сказаны ему. – Кажется, я видела нужный вам указатель, - вспомнила она. – Идите путём, которым мы пришли, а потом сверните на развилку.
- Ребятишки, а вряд ли кто-то из вас видел поезд?
- Они не видели. Уж точно не сегодня, – затем, повысив голос, словно желая упрекнуть, она добавила: - Просто сделайте, как я велела, и найдёте, что ищете.
- Надеюсь, что так, - ответил Фрейт с такой же интонацией. – Мне надо вернуться к дочери. У неё нет никого, кроме меня.
Он надеялся, что его решение вернуться примут с тем же энтузиазмом, как и решение прогуляться. Но неужели нельзя было оставаться ближе к дому и не кататься на поезде? Но, может, Карла хотела провести больше времени с девочками наедине. Он делал всё, что было в его силах, чтобы заместить двоих человек, теперь, когда матери Карлы не стало. Но что, если он перегибал палку? Он спрашивал об этом, когда внучки уже спали, но дочь предпочитала не отвечать, как и её мать когда-то.
Перед тем как уйти, Фрейт спросил у женщины:
- У вас есть отец?
- Был.
- Он теперь живёт с другими дедушками, - сообщил мальчик.
Фрейт не стал заострять внимание на том, что эта фраза могла означать, и ответил пространно:
- Я пока не собираюсь, - сказал он и направился в лес.
Должно быть, он проглядел указатель, о котором упомянула женщина. Солнце уже скрылось за деревьями, но до темноты ещё несколько часов. Закат превратил листву в полыхающие шары, разлился меж деревьев, придав опавшим листьям видимость золотой фольги. Бетонная дорожка вела в никуда и поворачивала каждые сто метров. Он даже считать их не стал, было ясно и без этого, что он повернул чёртову кучу раз, прежде чем выбрался на следующий перекрёсток. Здесь тоже не было указателей.
Вероятно, женщина ошиблась с направлением. Он же знал, что станция вовсе не слева – он пришёл оттуда ранее, - а тропинка сворачивала направо. Он застегнул до конца утеплённую куртку, чтобы скрыться от ветра, хотя и потел от нервного напряжения. Если бы дочери Карлы сейчас были с ним, он бы сказал им, что лучшие дороги ещё впереди, были бы ноги целы.
Вскоре дорожка стала вести только прямо, предоставив путника солнечному свету, который бил прямо в лицо и ослеплял. Наконец тропа, усеянная листьями, снова повернула направо. Фрейт моргнул, силясь разглядеть развилку впереди. Но казалось, что были лишь промежутки между деревьями по обеим сторонам дороги. Хотя нет, поворот всё же был, просто никак не обозначенный.
Он остановился на перекрёстке и осмотрелся. Он весь был липким, во рту пересохло, а биение сердца поначалу мешало думать. Где он ошибся? Он собирался идти круговым маршрутом от станции, но один из мостов над путями оказался перегорожен, а после он потерял основную дорогу. Жаль Карла не напомнила ему взять мобильный, если бы он не оставил его у кровати. Но опять же, он и не предполагал, что телефон понадобится. Может, вернуться на парковку, пока он ещё помнит, как туда добраться, а там, возможно, кто-то подскажет направление. Он уже было повернул назад. Как услышал голоса на дорожке справа.
Они точно говорили не на английском. Как и большинство народу сегодня на улицах – так много, что даже казалось он сам начал забывать родной язык, - молодые люди были откуда-то из центральной Европы. Они выглядели дружелюбно и встали на перекрёстке, когда Фрейт вскинул руку.
- Вы пришли железнодорожными путями? – спросил он.
Двое улыбнулись, остальные нахмурились, и все четверо покачали головами.
- Ну поезд, - повторил Фрейт, изображая ход колёс, не догадываясь, что скорее похож на измученного бегуна. – Чух-чух, - пропыхтел он и выкинул вперёд сжатые в кулаках руки, как будто хотел избить кого-то. – Чух-чух.
Мужчины смотрели так, словно он из спец учреждения сбежал. Также иногда смотрели внучки, когда он пытался развлекать их шутками.
- Ну станция, понимаете?
Трое пожали плечами. Самый взрослый из них перекрестился, поцеловав затем большой палец. Уж не попытка ли это избавиться от сумасшедшего? Больше Фрейт ничего не придумал, а парни тем временем уже свернули на дорожку, по которой он шёл. Пока он стоял и соображал, самый старший обернулся и махнул рукой.
- Нет, - сказал он и указал влево от дорожки, которой шёл Фрейт. – Станция.
Он произнёс слово так размеренно, будто то было два слова. Наверняка он указал верное направление. Ведь если они перешли через пути, то не могли не понять, о чём спрашивает Фрейт. Но опять повернув в указанном направлении, Фрейту показалось, что тень тянет его назад. Стук сердца напоминал дешёвый звуковой эффект из второсортного фильма, во рту снова пересохло. Он добрался до поворота, и впереди разворачивалась ещё одна тропинка промеж полыхающих деревьев. Собственный силуэт прыгал по кривой обочине, точно секундная стрелка вставших часов. И тут раздался другой голос.
Звучание было едва уловимо, но Фрейт знал, откуда оно исходит. Говорила женщина. Голос дребезжал, как голос станционного смотрителя, объявлявшего прибытие поезда.
- Только не молчи, - сказал Фрейт и ускорил шаг.
Но женщина сразу же смолкла. Как будто из вредности, как это делали девочки Карлы. Его тень уже поворачивала, когда голос послышался опять. На сколько он понял, женщина оповещала о какой-то службе, но не стал прислушиваться. Напрягая слух, под грохот сердце, хоть и старался дышать ровно, Фрейт вышел на следующий ровный участок пути. За деревьями как будто бы показалась станция из красного кирпича. Он проделал немалый путь, лишь за тем, чтобы понять, что это мираж из полыхающей листвы.
Но не возвращаться же туда, где он встретил парней. И тут голос объявил о прибытии поезда. Ветер разбрасывал слова. Как животное трепет любимую игрушку, из-за этого Фрейт не мог понять, откуда идёт звук. Но ему точно не показалось.
Он прошёл очередной затяжной поворот, когда женщина объявила номер пути и задержку прибытия. Ну что же, тоже неплохо, может, на поезд успеет. Он ускорился и поскользнулся на мокрых листьях. Ветер отбросил слова, и показалось, что это шепчут верхушки деревьев. Фрейт вдруг испугался – не было ли это объявление последнего рейса?
Но еще не так поздно, судя по тому, где находится солнце, до наступления ночи ещё далеко. Фрейт заторопился, он почти бежал, сбив дыхание. Так, кажется объявили о прибытии почтового поезда? Кажется, ещё сообщили, что пассажиров он не принимает. Фрейт видел за следующим поворотом силуэт здания сквозь листву и между стволов деревьев, пока не приблизился и не увидел, что он слишком зыбкий и дрожит. Здание не было покрыто листьями, оно состояло из них. Он почти повернул опять, когда голос раздался за спиной.
Звук раздался слева, среди деревьев. Фрейт напряг глаза, стараясь разглядеть тропинку, которую проглядел, как он думал, как раздался ритмичный стук и гудок. Наверняка это почтовый поезд едет мимо станции и гудит предупредить ожидающих. Объявили о смене направления на путях, но поезд всё равно проедет мимо. Так что теперь надо ориентироваться на звук и не тратить время на поиски тропинки.
Путь через лес оказался труднопроходимым. Земля вздымалась горбами высотой со взрослого мужчину, и ни одна из троп, ведущая между ними не была проложена человеком. Сначала он угодил в грязную лощину, полную глубоких луж, поверхность которых скрывали листья, выбирался оттуда Фрейт под конец уже на карачках. После такого он старался не спускаться с пригорков, какими бы крутыми те ни были. Неужели он так и не увидит станцию? Стало казаться, что голос насмехается над ним. Но вот он как будто объявил о расценках и прибытии следующего рейса.
- Да что же это? – задыхаясь, выпалил Фейт. – Только не замолкай.
Он едва не рухнул, карабкаясь по склону, укрытому мокрой листвой. Он ухватился за мшистый ствол дерева, чтобы подтянуться, и влажный кусок коры рассыпался у него в руке. Фрейт втянул воздух носом, издав звук, который предпочёл бы не слышать. Наконец он разглядел здание, но оно не имело отношения к железнодорожной станции. Здание, скрывающееся за деревьями, оказалось школой.
Длинный и широкий главный корпус краснел за деревьями. Два крыла тянулись от него, окружая школьный двор, а за его краями стояли вдалеке фигуры и наблюдали за состязаниями в беге. Сразу всё стало ясно. Это был день соревнований, голос объявлял не о номерах поездов, а о победителях под этими номерами, не мешки с почтой, а мешки для бега имелись в виду, не цены, а сцена.
На долю секунды Фрейта посетила безумная мысль вернуться на главную тропу. Он ощутил себя ребёнком, заблудившимся в лабиринте, к тому же, будучи школьником, он ненавидел физкультуру. Не реви, Ревкин, - говорил ему физрук. А Фрейт на самом деле никогда не выставлял слёзы напоказ. Небольшой избыток веса делал его потливым. Не слёзы, пот стекал по его лицу, когда он, пыхтя, под ироничными замечаниями учителя, бежал за всем классом к финишной черте. Теперь преподавателям запрещено измываться над детьми, даже в такой отдалённой школе. Фрейт сделал этот вывод, наблюдая за девочками Карлы.
В школе наверняка найдётся кто-нибудь, кто укажет ему верное направление до станции. Фрейт чуть не скатился с пригорка. Здание школы исчезло из виду, но голос диктора – ведущей состязаний - слышался отчётливо, она говорила что-то о голове. Если ведущая похожа на Карлу, участники могли не слишком напрягаться. По мнению Фрейта Карла могла бы быть и построже с дочками, но видимо считала, что сам он обходился чересчур строго с ней маленькой, потому саботировала сейчас.
Короткий путь до школы показался опасным, и рисковать сломать или растянуть себе что-нибудь Фрейт не стал. Он взобрался на очередное возвышение и увидел здание, скрывшее от взгляда поле. Со следующей вершины было видно только крышу школы над высокой живой изгородью, окружавшей территорию. И прежде, чем добраться до этой изгороди, он миновал рощу, затянутую плющом.
Дорожки как таковой не было, если не считать ею полосу грязи, идущую вдоль тёмной кромки леса. Живая изгородь была на порядок выше Фрейта, и толще в два раза его выпирающего брюха. Просветы были слишком малы даже для маленького ребёнка, чтобы он смог продраться сквозь неё. Вдобавок изгородь не только внутри сверкала остриями шипов, но ещё и ощетинилась ими. В наши дни наверняка следят за тем, чтобы подобного заросшего чудовища не было на территории школ. Но как же давно изгородь посадили, чтобы она так разрослась?
Школьных ворот Фрейт не увидел, и потому пошёл по раскисшей тропинке к школьному полю. Окна здания, мелькавшие в просветы, были черны, как глубина леса. Голос диктора скрежетал, и звучал слишком возбуждённым для скучной картины, представшей перед Фрейтом.
Забег в мешках завершился. Несколько мешков, в которых смог бы уместиться взрослый мужчина, стояли, прислонённые к забору. Голова у Фрейта шла кругом от напряжения, и на миг ему показалось, что участники забега так и остались стоять в мешках, покачиваемые на ветру. Вообще, использовать столь грязные мешки в соревнованиях было бы невозможно. Они годились разве что для сбора мусора. Но Фрейту от этого стало легче на душе – значит, организаторы подошли к спортивному дню без особой строгости. Зрители на другом конце поля играли с потрёпанным мячом для регби, бросали его друг другу. Голос в динамике истерично взвизгнул, стремясь привлечь их внимание к происходящему на поле. Фрейт же увидел на поле только одного бегуна, мчащегося по дорожке из грязных следов и неаккуратной траве. Что бы это ни было за соревнование, ждать его окончания у Фрейта не было времени.
- Извините! – крикнул он через самый широкий пробел в изгороди меньше его большого пальца. – Вы можете помочь?
Скорей всего никто не заметил его, потому что ни один из зрителей, стоявших к нему спиной даже не обернулся. Но тем не менее его должно было быть слышно! Вероятно, детям запретили обращать внимание на то, что творится за изгородью. Для него будет лучше поговорить с кем-то из взрослых, так что он пошёл дальше по дорожке. Но оказавшись у ворот, Фрейт не смог разглядеть никого из персонала, даже того, кто говорил по микрофону.
Ворота были чуть приоткрыты. Что ж, больше не придётся кричать через изгородь. Повернув голову, Фрейт увидел, как бегун споткнулся и упал, а дюжина зрителей кинулась поднимать его. С Фрейтом в своё время поступили бы иначе.
Фрейт стоял рядом с кирпичной пристройкой, примыкающей к главному корпусу, как вдруг услышал громкий оклик, зовущий его обратно.
Затем сказали, чтобы кто-то вернулся в школу, но не команда соревнующихся. Подумав о бегуне, Фрейту вдруг показалось, что тот не выглядел как школьник. Может, это был "день наоборот", когда ученики и учителя меняются местами, и последние участвуют в соревнованиях? Может быть, диктор был одним из мальчишек, у которого ломался голос, и потому он так эмоционально комментировал происходящее?
Солнечный свет пробивался в дырки в изгороди, когда Фрейт приближался к фасаду школы. Дорога вела через лес к воротам, но её перегородили поваленные деревья. В любом случае в проём между кованными остроконечными створками ворот даже машина не проехала бы. Ветки застряли между прутьев и в петлях, в тех местах, где металл касался земли, он покрылся ржавчиной. Фрейту теперь подумалось, уж не угодил ли он в заброшенную школу, куда приехали бывшие ученики на встречу, или даже их дети, когда его отвлёк ритмичный стук и отрывистый крик, пронёсшийся над полем.
Стук точно доносился со стороны железной дороги. Она точно где-то за полем, но какая разница, если он всё равно не знает дороги. Надо скорее найти кого-нибудь спросить. Фрейт юркнул через ворота по дорожке посыпанной гравием. Низкое солнце встретило таким яростным светом, что все окна, в которые оно светило, казались незастеклёнными. Фрейту даже пришлось заслонить глаза ладонью, но и это не дало ему большего обзора. Он заморгал, как животное, вырвавшееся из тёмного логова, как оказался прямиком перед зданием школы.
Фрейту показалось, что комментатор говорит о поездах, о прокладке пути. Возможно, из-за усталости ему почудилась насмешка в голосе, если только комментатор сейчас не говорил об учителях, то звучал именно издевательски. Фрейт потёр глаза, а затем выставил руку перед собой, чтобы увидеть поле, где по траве бежал другой бегун. Он направился к промежутку между зрителями, некоторые из них пошли к полю; без сомнения, они готовились встретить участника соревнований. Фрейт поднес руку к лицу и повернулся, чтобы посмотреть на край школьного поля.
Фрейт не увидел никого из взрослых. Большие мешки, перетянутые верёвкой, продолжали дёргаться, хотя ветра не ощущалось. Цвет самих мешков, и газона под ними показался Фрейту странным, как бы он ни старался усмотреть в окраске влияние осени. При этом зрители продолжали стоять возле мешков. Фрейт, щурясь от солнечного света, прикрывая глаза ладонью, вгляделся в их лица, но так и не разобрал черт ни одного из них.
Теперь зрители встали друг к другу вплотную, отчего бегущего не стало видно, но затем Фрейт рассмотрел фигуру, растянувшуюся на грязном газоне. Бегун поднялся и побежал к изгороди. Но несколько человек выскочили на поле, подхватили его с таким рвением вытурить с поля, что он продолжил бежать прямо в воздухе.
Они собирались вручить ему приз за участие? Кто-то у дальнего угла изгороди шагнул вперёд, подняв против солнца тонкий предмет. За этим жестом последовал пугающе знакомый звук - ритмичный стук в толпе зрителей. Фрэйту пришлось оглядеться. Группа мальчиков стучали друг о друга клюшками для крикета в приветствии. И звучало это не как импровизация, но казалось примитивным. Они стучали до тех пор, пока поднимавшийся в воздухе предмет не раскинул лезвия и не обрушился на бегуна, которого удерживали зрители. Дикий стук прекратился, тут же раздался измученный визг и в миг оборвался. Зрители сомкнули ряд вокруг места действия. Возможно, Фрейт не совсем ошибся, думая о вручении награды, потому что через некоторое время группа мальчиков бросилась прочь, перебрасывая приз друг другу. Это было что-то круглое, напоминавшее мяч для регби, которым они ранее уже играли.
Неожиданно Фрейта пронзила догадка. В надежде, что все зрители настолько поглощены зрелищем, что не заметили его, он сделал шаг назад. Во рту у него стоял кислый и пыльный привкус, каждый удар сердца, казалось, заставлял все его тело содрогаться. Когда два мальчика потащили обмякшее безголовое тело к еще нескольким у дальней изгороди, Фрейт стряхнул оцепенение и попятился к школе. Он все еще был на открытом месте, когда заметил движение у стены школьного двора.
Металлический предмет взмыл и поравнялся с уровнем плеч, а затем выше. Это был старый громкоговоритель, который держал кто-то, стоявший в середине линейки зрителей. Должно быть солнечный свет застилал Фрейту взор, и потому лицо человека показалось ему искусственным, как маска. Голос звучал ровно, хотя в нём сквозила резкость, звучавшая скорее старчески, нежели чем по-детски.
- Проучите их! – взвизгнул голос, а мегафон добавил ржавого скрежета.
Фрейт слышал, что говорит комментатор, и происходящее вокруг становилось яснее. Возможно, именно школа эта особенная, а не день, но Фрейт предпочёл бы обойтись без подробностей. Лучше не вмешиваться, пока он не предупредит власти. Солнце почти скрылось за верхушками деревьев за игровым полем, и Фрейт взмолился, чтобы зрение подвело его, не дав разглядеть фигуры зрителей. У него даже возникла гротескная фантазия, что резкий пронзительный голос принадлежал самому мегафону, учитывая, что рот комментатора не прорисован чётко, что он как бы расплывался. Словно услышав мысли Фрейта человек повернул к нему мегафон.
- Ещё один, - закричал он голосом, который, казалось, царапал громкоговоритель.
Все зрители вдоль стены обернулись к Фрейту, который изо всех сил пытался не видеть ясно их ветхие лица, он чувствовал, что это лишит его воли двигаться.
- Нет, - запротестовал он, осознав ситуацию. - Я, как вы. Я был, клянусь.
Зеваки у стены засмеялись хором, в унисон, и этот пронзительный хохот напоминал скорее пение, чем веселье. Оно даже перекрыло звук мегафона.
- Уже нет, - раздался резкий голос.
Фрейт подумал, что у него один шанс убежать, и развернулся. Полдюжины бывших учеников школы, как змеи, двинулись в его сторону. Кто бы ни ухаживал за территорией, должно быть, у него была целая коллекция инструментов, из которой эти шестеро прихватили лучшие образчики. Если инструменты не устрашали в полной мере, то фигуры, которые Фрейт мог разглядеть теперь во всех подробностях поражали воображение - их рваная грязная одежда, беззубые детские лица напоминали сгнившие фрукты. Морщины вместе со старческими пятнами собирались и разглаживались, словно рябь на поверхности лужи. Фрейт попятился, чуть не упав, и в последний раз обратился к организатору соревнований.
- Я всего лишь ищу поезд, - взмолился он.
Он боялся снова услышать смех, но ответом стала тишина. Комментатор молча поднял мегафон и ткнул им в сторону, указывая на дальний левый угол поля. Возможно, там скрывался кратчайший путь к станции, невидимый на таком расстоянии. Фрейт знал только, что ему нельзя бежать, иначе они могут подумать, что он такой же, как и бегуны. Он сделал вдох, от которого участилось сердцебиение и пересохло во рту, а затем двинулся по утоптанной дорожке через поле. Он не должен был смотреть на зрителей, не должен встречаться с кем бы то ни было глазами. Он поймал себя на мысли, что дочери Карлы подбадривали бы его, чтобы он не вздумал сдаться. Если он когда-либо был слишком суров с ними, он молился теперь о прощении, полагая, что это спасет его. Затем солнце погасло, и он почувствовал, что как будто мир исчез.
Перевод: Виктория Громова
- Приветик.
- Ой. Приветик. Давненько не виделись.
- Ага, давненько...
- Что у тебя?
- Просто обычный осмотр.
- У меня тоже.
- Ну, вообще-то, у меня просто обычный осмотр и ещё один шатающийся зуб. Вот, видишь.
- Ничего себе! Как это тебя угораздило?
- Долгая история.
- Я никуда не спешу.
- Правда хочешь, чтобы я рассказала?
- Конечно.
- Ну, тогда слушай. Знаешь тот дом на Оливковой улице? Здоровенный такой особняк? Тот, что ремонтируют уже последние года три? Я пробегаю мимо него каждое утро, когда делаю зарядку, и тут как-то раз замечаю - не помню уже точно когда, возможно недели три или четыре назад - что они прекратили все строительные работы. Думаю, у владельцев просто закончились деньги. Весь передний двор в сорняках, повсюду кучи мусора и черепица на крыше уложена только наполовину. Окна без штор и даже с улицы видно, что внутри нет и намека на мебель.
- В общем, бегу я в среду утром как обычно мимо этого дома и вижу, что к двери приклеена какая-то бумажка, ну, что-то на вроде объявления. Я сворачиваю на подъездную дорожку и забегаю во двор, взглянуть, что же там такое написано. Ну, знаешь, любопытно. Думала, может дом выставили на продажу, ну или что-то в этом роде, но это оказалась просто листовка областной администрации, с предупреждением, что скоро они начнут опылять в этом районе деревья, чтобы отпугнуть дрозофил. И тут вдруг дверь неожиданно открывается, а за ней - мужик. Совершенно голый.
- И какой он был?
- Худющий, кожа да кости, коротко стриженный, где-то на пару сантиметром выше меня...
- Нет. Я имела ввиду, какой он был у него... там?
- Ой. Он был... твёрдый. Торчал, указывая прямо на меня, потому-то я и споткнулась. Отпрянула от него как ошпаренная, а на земле лежал этот кирпич, в общем, я об него запнулась и стала падать назад. Махала руками, стараясь сохранить равновесие, но в результате все равно грохнулась, только уже вперёд. Я не успела выставить локти, и врезалась в землю прямо челюстью. Зубы клацнули так, что один чуть не сломался. А потом я подняла голову и увидела, что этот мужик стоит на крыльце и... мастурбирует. Рядом, всего в паре шагов. Направив свой член прямо на меня! Если бы он кончил, это все попало мне точно на голову! Я вскочила на ноги и дала оттуда дёру. Бежала так, что земли под собой не чуяла.
- Ну и дела.
- Ага, представляешь?
- Куда катиться этот мир.
- И не говори.
- А знаешь, и со мной ведь на днях случилось нечто подобное. Нет, не в точности прям как у тебя, но в чём-то схожее. Недели две назад. Я тоже по утрам делаю зарядку. Бегаю, как и ты, только по Луговой, ну это та улица, сразу за средней школой, помнишь? Так вот, пробегаю я пару кварталов и решаю остановиться, чтобы немного передохнуть. В горле пересохло. Обычно я беру с собой бутылку воды, но в этот раз почему-то не взяла. Но суть не в этом, а в том, что навстречу мне идёт парень. Где-то среднего возраста, и сходу такой: "Привет". Но, я то знаю, что у него на уме, потому что вижу, как у него выпирает. Там. А дело происходит у того дома, где во дворе выложен из камней, типа, альпинарий, ну ты должна знать этот дом, он там, на Луговой, такой один.
- Ага.
- Так вот, "привет", говорит он мне, подходит почти вплотную, и улыбается, делая вид, что хочет просто пройти мимо. "Отвали, уёбок!", ору я на него. Реально прям ору, громко. Типа, вот так: "ОТВАЛИ, УЁБОК!!!" Потом хватаю первый попавшийся под руку булыжник с того альпинария и хрясь им ему по морде. С размаху, прямо в нос. Он заваливается на оградку, а я еще раз хрясь, и ещё хрясь, хрясь, хрясь, и колочу, и колочу его этим булыжником, до тех пор, пока он не перестаёт визжать и не затихает.
- О, мой Бог. Он умер? Ты что, его убила?
- Угу. И знаешь, чего мне хотелось в тот момент больше всего? Когда он заткнулся? Хотелось взять нож и отрезать ему член. Отрезать под самый корень и швырнуть на дорогу, чтобы какой-нибудь грузовик проехался по нему и размазал по асфальту как повидло. Но, у меня не было с собой ножа.
- И что ты сделала дальше?
- Снова ударила его булыжником. Туда. Врезала так сильно, как только могла. И продолжала бить, бить, бить, пока его яйца и хер не превратились в кровавый студень и не стекли ему в штаны. А потом положила булыжник на место. Я испугалась, что кто-то мог видеть то, что я сделала, ну представь себя на моём месте, поэтому быстро огляделась по сторонам, но вроде как, не считая парочки припаркованных на обочине машин, улица была пуста. Да, кто-то, возможно, мог наблюдать за мной в окно стоявшего напротив дома, но, похоже, не наблюдал.
- В доме никого не было?
- Ну, я не была уверена на все сто процентов, да и мне, собственно, в тот момент было до лампочки. Я просто не могла перестать думать о той выпуклости у него в штанах. Ну, ты же знаешь, как омерзительны эти мужчины.
- Уж поверь, еще как знаю.
- В общем, я затащила его обратно во двор, закрыла калитку, и заглянула в окна, чтобы удостовериться, что в доме никого больше нет. Похоже, там и правда никого не было, но я на всякий случай постучала в заднюю дверь. Никто не отозвался, поэтому я оставила этого мудака лежать, где лежит, и пошла в гараж. Ты, наверное, в курсе, что в тех домах гаражи расположены позади дома, потому, что удобней всего заезжать во двор не с улицы, а с переулка, который с другой стороны.
- Ага.
- Короче, стоит там гараж, тесненький такой, низенький, дверь открыта, ну я и захожу. Не знаю, что я хотела там найти, но тут вдруг мой взгляд цепляется за старую сумку с клюшками для гольфа, прислоненную к стене. Я вытянула из неё одну, вышла во двор, ну и давай молотить ею этого парня по голове. Била до тех пор, пока лицо у него не превратилось в кашу, выбила ему все зубы и вдобавок раскрошила дёсны. К концу утомилась не на шутку, но нашла в себе силы раздробить ему ещё и пальцы - все до единого - колотила по ним, пока они не превратились в лепёшки. Так что, больше никто не смог бы опознать его ни по отпечаткам, ни по зубным слепкам. Думаю, это я умно придумала.
- Еще бы. Очень умно. А куда потом дела клюшку?
- О, просто выбросила её в бассейн.
- Там и бассейн был?
- Ага. Надо сказать, ничего так себе, миленький. Вообще-то, с начала я хотела утопить в нем этого придурка, но, к тому времени он был весь такой гадкий и липкий, а я не хотела пачкаться в его крови.
- И ты... вот так просто ушла?
- Вернулась к пробежке. Добежала до Парковой, и оттуда уже по Косогорной, прям до дома. Ой! Это же объявили мой номерок! Не подашь мне сумочку, она вон там?
- Вот, держи.
- Ну, приятно было с тобой поболтать. Ты уж давай, не теряйся больше надолго.
- Ты тоже.
- И удачи тебе с твоим зубом.
- Спасибо. Пока.
- Пока.
Перевод: Павел Павлов
Странные штуки в последнее время вылезали из моего тела.
Может быть, это как-то связано с тем, что я постоянно находился в состоянии сильного стресса. Но у кого сейчас нет стресса? В этой экономической ситуации? В этом политическом климате? Все застрессованы. Все разваливается к чертям, и никто не знает, как с этим бороться. Я не слышал, чтобы кто-то еще рассказывал о странных штуках, вылезающих из их тел. Но я же тогда ни с кем не говорил об этом, потому что... ну, потому что это просто жутко. Я и рад был кому-то поведать о своем секрете, но это все звучало бы так необычно, что я боялся, что меня примут за сумасшедшего. А больше всего меня пугает то, что я и вправду могу быть безумцем.
Может быть, я на самом деле псих. В последнее время я часто обдумывал возможность этого. Обычно говорят, что если ты допускаешь вероятность своего безумия, то ты никакой не сумасшедший. Хотя, многое из того, что "обычно говорят", не соответствует действительности.
Я изрядно похудел, хотя не предпринимал никаких усилий. Для меня это необычно. Вес я набираю легко, а сбрасываю медленно, к тому же последние десять лет я занимался сидячей канцелярской работой. Разумеется, я ее уже лишился, но разве я тратил высвободившееся время на физические тренировки? Конечно, нет.
Я не могу не задаваться вопросом, имеет ли это все какое-то отношение к штукам, которые выскакивали из меня. Ну, словно они частицы меня самого. Но как такое может происходить, если они сразу убегают прочь? Я стараюсь не думать на данную тему слишком много... о тех штуках, которые я видел и слышал.
Несколько раз я почти собрался рассказать обо всем Карли, но сейчас с ней вообще трудно о чем-либо разговаривать, а о подобных странных и невероятных вещах – и подавно. Однако она отпускала замечания насчет доносящихся из стен шумов, так что я знаю, что не единственный, кто их слышит. Она думает, что это мыши.
Я не знаю, что это такое, но я уверен, что это точно не мыши.
Уже некоторое время между нами... не все хорошо. Все началось, когда мы узнали, что она не может от меня забеременеть. Мы пытались в течение нескольких лет, прежде чем поняли, что проблема во мне. И тогда она стала охладевать. Я предложил взять приемного ребенка, но Карли не проявила интереса, так как хотела своего. Изучив возможность экстракорпорального оплодотворения, я понял, что мы не потянем его финансово. Кроме того, это сейчас незаконно, так что вышеназванный вариант отпал бы, даже если мы и могли себе его позволить. Карли и я перестали обсуждать данный вопрос и больше к нему не возвращались. А потом мы отдалились друг от друга.
Конечно, все это больно, но для меня это не стало большим сюрпризом, так как я всегда считал, что все у нас слишком хорошо, чтобы быть правдой. Судите сами, она - такая красивая, общительная и веселая, такая сексуальная и живая. Я же – неумеха, компьютерный ботаник, застенчивый, замкнутый парень, который никогда не понимал, что она во мне нашла. Она вывела меня из всего этого и капитально изменила. Через несколько лет после нашей встречи я растерял большую часть своей стеснительности и стал более общительным. Но только до тех пор, пока мы не узнали, что она не сможет забеременеть от меня. После этого все изменилось. Я опять стал превращаться в того, кем был ранее.
Мы не стремились заключить брак. Для подтверждения отношений нам не нужна была официальная бумажка. Но мы хотели родить ребенка, а иметь детей вне брака стало незаконным. Мы все еще живем вместе, потому что сейчас разводиться намного сложнее и дороже, чем раньше. Но мы больше похожи на соседей по комнате, чем на семейную пару. И если я не найду новую работу в ближайшее время, все станет еще хуже.
Ввиду того, что добрачный секс стал нарушением закона, а аборты превратились в серьезное преступление, люди повсюду начали жениться. Если бы я был чуток поумнее, то давно бы перестал пытаться найти работу в области информационных технологий и занялся бы планированием свадеб. Вот где можно огрести настоящие деньги. К тому же это госслужба. Но чтобы устроиться на госслужбу, вам фактически нужно продать свою душу, а я еще не до такой степени отчаялся.
До встречи с Карли я чувствовал себя очень одиноко. В последнее время я снова себя так чувствую. Вот почему я начал видеться с Эмбер.
Когда Карли села на автобус и поехала на работу, я одел шлем и отправился в город на велосипеде, намереваясь встретиться в парке с Эмбер во время ее обеденного перерыва. Езда по городу на велосипеде – уже не такое безопасное мероприятие, как раньше, и поэтому я не часто отваживаюсь на него. Но, с другой стороны, бензин сейчас слишком дорогой, и ехать на машине куда-то без крайней необходимости – это расточительство.
Я познакомился с Эмбер на своей старой работе в "Стерлинг Системс". Она пережила первую большую волну увольнений, а также вторую, хотя её перевели на неполную ставку и резко сократили зарплату. Она была чудачкой, как и я, но одной из тех невероятно привлекательных и сексуальных чудачек, которые сами не осознают данного факта. Маленькая, почти миниатюрная, с рыжими волосами и большими зелеными глазами, прищуренными за линзами очков, когда она о чем-то размышляла. Не то, чтобы красивая, но сразу привлекающая внимание. Наверное, я влюбился в нее с первого взгляда. Однако, тогда между мной и Карли все было хорошо. Когда я потерял работу, то больше всего переживал, что не смогу поддерживать связь с Эмбер.
Мы переписывались через Интернет, но я всегда считал, что мы просто друзья. Мне никогда не приходило в голову, что она может питать ко мне какие-то чувства. Но когда я поведал об ухудшении взаимоотношений с Карли, она призналась, что любит меня. Это стало большим сюрпризом, но сюрпризом приятным.
Стояла первая неделя марта, но погода походила на худшую часть августа. День был жарким и пасмурным, и солнце без устали пекло из-за тонкого слоя облаков.
Солдаты и военная техника все чаще стали встречаться на улицах, поскольку, как нам говорили, угроза терроризма возросла. Пару недель назад взорвалась бомба в машине, припаркованной в подземном гараже под торговым центром, в результате чего погибли шесть человек, а еще несколько получили ранения. За несколько недель до этого в уличном кафе сработало самодельное взрывное устройство, убив троих и ранив десяток.
Однако, присутствие военных не слишком обнадеживало. По дороге в парк я увидел двух солдат, избивающих мужчину на тротуаре. Обычно такое происходило с бездомными, вышедшими за пределы палаточных городков. Данный человек не был похож на бродягу, но, честно говоря, в последнее время встречалось и множество прилично одетых бродяг, так что сразу определить, является ли человек бездомным или нет, представлялось затруднительным. Нам постоянно говорили, что бродяги, скорее всего – потенциальные террористы, что они за небольшие деньги соглашаются выполнять любые задания тайно живущих среди нас мусульманских агентов. Но единственные люди, которым бездомные могли навредить, были они сами. Сообщалось, что число самоубийств в палаточных городках по всей стране резко возросло.
Я проезжал мимо пустых зданий с табличками "СДАЁТСЯ" на окнах и еще большего количества, выставленных на продажу по причине закрытия бизнеса, которые скоро также станут пустующими. Казалось, что их число увеличивалось каждый раз, когда я выходил из дома. Улицы были не так заполнены, как раньше, так как цены на бензин кусались, и скудное движение создавало в городе странную атмосферу. Иногда можно было подумать, что происходит эвакуация, или люди бегут по собственной воле. Единственные признаки роста наблюдались только в палаточных городках.
Казалось, что все произошло внезапно, но это было не так. Я вспомнил, как мы выбрали нашего первого чернокожего президента. Данное событие представлялось обнадеживающим знаком, будто нами достигнут такой уровень, о котором мы могли только мечтать. Люди плакали в день его инаугурации, потому что считали, что одержали победу в долгой борьбе за демократию. Полагали, что его избрание устранит часть ущерба, нанесенного предыдущей крайне непопулярной администрацией. Но все обернулось иначе. Урон только усугубился. Затем мы выбрали нашу первую женщину-президента, рассматриваемую, как еще одна веха на пути прогресса, роста и зрелости. Многие думали, что это приведет к волне позитивных изменений в нашей больной стране. О, да, изменения произошли. Большие. Но они только усугубили ситуацию.
На протяжении десятилетий можно было наблюдать все больше свидетельств тому, что никто в Вашингтоне не действовал в интересах простых граждан. Однако, мы занимались видеоиграми, различными появляющимися на рынке забавными гаджетами, просмотрами конкурсов талантов на телевидении, шокирующими скандалами с политиками и знаменитостями, порно-сайтами и прочими вещами, которыми мы обычно занимаемся вместо того, чтобы обращать внимание на мир вокруг нас. А те, кто обращал внимание, как правило искал, у какой из политических партий самый большой член, и не замечал, что делается со страной. Двухпартийная система оказалась эффективным способом отвлечения от насущных проблем. Становилось все более и более очевидным, что простые граждане не только не являются приоритетными людьми, но даже не состоят в этом списке. Слишком много времени понадобилось, чтобы заметить это. А когда мы наконец осознали тот факт, что две политические партии, за которые мы боролись, вели нас в одном и том же направлении, оказалось слишком поздно.
Данные партии никогда не переставали говорить те же вещи, что они твердили всегда, но становилось совершенно очевидно, что все это было написано по сценарию - подобно фальшивым "реалити-шоу", о которых мы знали гораздо больше, чем о действиях нашего собственного правительства, - и никто понимал, кто стоит за всем творившимся безобразием. Казалось, точно не мы. И это не будет длиться слишком долго.
Все кверху тормашками, все шиворот навыворот. Будто мы находимся в эпицентре какой-то крупной реконструкции - страна перестраивается, но во что и кем? Была дана отмашка и... скоро стало слишком поздно думать о том, чтобы повернуть назад.
Происходящее напоминало просмотр фильма на иностранном языке без субтитров, когда пытаешься понять развитие событий, внешне не имеющих никакого смысла. От одной мысли об этом у меня начинала болеть голова и становилось нехорошо в животе. Хотя подобные думы отвлекали от размышлений о штуках, вылезающих из моего тела. Какой бы ужасной ни была ситуация в стране, думать о ней было гораздо легче, чем о непонятных сущностях, выпадающих из меня и плюхающихся в унитаз, а затем выскакивающих оттуда и прячущихся внутри стен, прежде чем я успеваю их разглядеть.
Справа от меня я услышал женский крик и немного замедлился, так как он становился все громче. Женщина выскочила на дорогу, преследуемая полицейским. Он схватил ее за длинные волосы и резко остановил, затем поднял дубинку и ударил по спине. Несчастная стала опускаться, но полицейский не дал ей упасть, вытащив за волосы с дороги обратно на тротуар. Она закричала от боли, а я поехал дальше.
Полицейские и военные отличались между собой только униформой. Я не знал, на чьей они стороне, понимая только, что точно не на нашей.
Эмбер ждала меня на нашем обычном месте - скамейке под огромным старым дубом у пруда с утками, держа в руках обед, упакованный в коричневый бумажный пакет. Я прислонил свой велосипед к дереву позади скамьи, вытер пот со лба тыльной стороной ладони, а затем подошел к своей подруге. Она плакала.
- Что случилось? - спросил я, садясь рядом с ней.
Она попыталась успокоиться, но по-прежнему не могла сдерживать слезы и небольшие всхлипывания.
- Моего брата арестовали, - сказала она. Ее младший брат Роб был геем. - Его отправляют в один из терапевтических центров.
Терапевтические центры являлись заведениями, где "лечили" гомосексуализм с помощью репаративной терапии, когда-то осуждаемой каждой профессиональной медицинской, психиатрической и научной организацией в стране, но теперь полностью признанной и одобренной, даже санкционированной правительством США, в качестве эффективного средства. Располагались они на заброшенных военных базах и в государственных больницах, представляя собой закрытые учреждения. Информации о них было совсем мало, и СМИ не освещали их деятельность. Ходили слухи, что не все, кто попадал в эти центры, возвращались назад, а те же, кто возвращался, становились совсем другими людьми.
Я почувствовал ощущение тошноты в животе, будто находился в падающем лифте. Я знал, насколько сильно Эмбер была привязана к своему брату.
- Я так ждала этого ланча с тобой, - сказала она, - но теперь... это. Я чувствую, что... как будто я разваливаюсь. Как будто я просто распадаюсь на маленькие кусочки. И это даже не самое страшное.
- А что же?
Она встряхнула головой, зажав губы между зубами.
- Это слишком... я не могу... это звучит чересчур безумно. Ты подумаешь, что я... я не знаю... больна, или что-то в этом роде.
Я обнял ее. От прикосновения к ней мне тоже становилось не по себе, но в хорошем смысле. Мы еще не занимались ничем таким, хотя хотели. Отчаянно. Это просто не являлось безопасным.
- Не подумаю, я обещаю. Насколько безумно это может звучать? Я имею ввиду все, что творится вокруг. Теперь все безумно. Стандарт сумасшествия изменился. И в моей жизни тоже происходят определенные ненормальные вещи. Вещи, которые я... держу в себе. Потому что они выглядят слишком... странными. Поэтому я понимаю тебя. Пожалуйста, расскажи мне.
Она повернулась ко мне и приблизилась так, что я почувствовал ее дыхание на своем лице.
- Я просто хочу быть с тобой прямо сейчас. Голыми, в кровати, где мы можем держать друг друга в объятиях. Я хочу отвезти тебя с свою квартиру, чтобы мы могли быть вместе, и на хер возможные последствия. Понимаешь? Но... я не знаю, смогу ли я вернуться в свою квартиру, потому что... из-за того, что там находится.
- Что там находится, Эмбер?
- Если я расскажу, ты подумаешь, что я...
- Нет, не подумаю, - я внезапно почувствовал необходимость узнать все сейчас, а также страх. Повернувшись к ней, я схватил ее за плечи и нежно потряс, прошептав: - Ты должен сказать мне. Сейчас.
Она изо всех сил пыталась выдавить из себя слова.
- В общем, штуки... какие-то странные штуки... в последнее время... вылезали из моего тела.
Итак, я не был одинок. Все, что рассказала мне Эмбер, являлось кратким описанием того, что происходило со мной.
Это началось несколько недель назад со слегка болезненных сокращений кишечника, за которыми сразу последовали шлепки и брызги из унитаза. Поднявшись, я услышал еще один всплеск, после чего раздался звук, будто что-то мокрое передвигается по кафельному полу, выползая через приоткрытую дверь ванной. Подобное происходило не каждый раз, когда у меня сокращался кишечник, да и вообще не укладывалось ни в какую схему. Иногда среди ночи я просыпался от ощущения, что что-то шевелится у меня в горле и во рту, а затем чувствовал, как штука передвигается по одеялам, шелестит по ковру и выскакивает из спальни.
Все то же самое происходило и с Эмбер, но с одним отличием. Она рассказала, отводя глаза от смущения, что однажды ночью, во время мастурбации на диване, ее оргазм сопровождался ощущением чего-то, выскакивающего из влагалища, а затем последовавшими звуками мягкого, влажного шлёпанья по деревянному полу ее маленькой квартиры.
- Теперь я слышу их в стенах, - прошептала она, наклонившись ко мне. - Как будто они... накапливаются там. И ждут чего-то.
- Но чего?
- Я... я не знаю. Чего-то.
- Ты думаешь, они собираются что-то сделать?
- Еще нет.
- А когда?
Она пожала плечами.
- Может быть, когда... их соберется достаточно много.
Мысль об этом повергала в дрожь.
- Я отпросилась с работы на оставшуюся часть дня. Поехали ко мне домой. Я не хочу идти туда одна, и я... я просто хочу быть с тобой.
Мы положили мой велосипед на заднее сиденье ее машины и поехали. Квартира Эмбер была старой, маленькой и загроможденной, но чистой. Моя спутница остановилась в гостиной, прямо за дверью, повернулась ко мне и прошептала:
- Послушай.
Мы замерли секунд на десять, прислушиваясь к тишине, пока...
Что-то зашуршало в стене справа от меня.
Эмбер обвела квартиру взглядом своих больших глаз и прошептала:
- Я слышу их время от времени. Они передвигаются внутри стен.
- Я слышу их тоже. Карли решила, что у нас завелись мыши. Я почувствовал облегчение, узнав, что она их тоже слышит. Я думал, что я... я не знаю...
- Сошел с ума?
Я кивнул.
- Да уж. Я тоже опасалась этого. Поцелуй меня. Пожалуйста.
Я поцеловал ее. Мы целовались и до этого, но сейчас мы первый раз находились в уединении без необходимости осторожничать или спешить. Она внезапно отстранилась и сказала:
- Подожди.
Мы прошли на крошечную кухню, где Эмбер положила сумку и косметичку на стол, вытащила сотовый телефон и извлекла из него аккумулятор. Затем она пошла в гостиную и отключила телевизор и спутниковый приемник.
- Называй меня параноиком, мне все равно, - сказала она. - Если это место прослушивается и нас застукают, то обоих отправят в тюрьму. А тебе придется хуже, потому что ты женат.
Я проделал аналогичную процедуру со своим мобильником и положил его на столик. Считалось само собой разумеющимся, что правительство везде прослушивало, просматривало и отслеживало всех и вся. Эмбер схватила меня за руку и повела в спальню, затем повернулась и поцеловав, принялась лихорадочно расстегивать мою рубашку.
- Подожди, подожди, - сказал я. - Я весь мокрый от пота после езды на велосипеде в жару. Будет намного лучше, если я смогу принять душ.
- О, конечно, конечно, - сказала она, затаив дыхание. - Прямо за этой дверью.
Я улыбнулся.
- Может присоединишься ко мне?
- Этот душ слишком мал для двоих. Так что иди, а я пока приберусь здесь. Полотенца и мочалки находятся на полках над туалетом.
Кабинка была до ужаса крошечной так, что я почувствовал легкий приступ клаустрофобии. Трубы гремели и стонали, потребовалось прилично времени, чтобы вода очистилась от ржавчины, а затем прогрелась. Я нашел бутылку шампуня для тела, намылился, а затем ополоснулся.
Полотенца Эмбер были толстыми, плотными и очень красивыми. Подозреваю, что они хранились у нее с незапамятных времен и сейчас стоят целое состояние. Я вытерся насухо, а затем застыл в нерешительности, раздумывая, одеться ли мне или войти в спальню голым. Подобные вещи всегда сбивали меня с толку. Не имея достаточно опыта, я всегда боялся, что совершаю какое-то нарушение этикета. В конце концов я остановился на компромиссном варианте, надев трусы-боксеры и расстегнутую рубашку.
Войдя в спальню, я услышал странный звук. Он был мягким, но... в то же время каким-то мокрым. Эмбер лежала на кровати. На первый взгляд мне показалось, что она покрыта толстым, смятым одеялом, под которым прослеживались слегка ритмичные движения, сопровождающиеся тихим влажным чавканьем. На мгновение я подумал, что она мастурбирует, но это было не так.
Наверное, я стоял целую вечность, моргая, с отвисшей челюстью. На самом деле прошло всего несколько секунд, показавшиеся мне невыносимо долгими, необходимые для того, чтобы осознать виденное.
Это было не одеяло. Тело Эмбер покрывали маленькие серые существа, похожие на морские звезды, размером с ладонь ребенка. Они блестели, совершая своими телами легкие выгибающиеся движения, и каждое существо издавало слабый шепчущий звук. Тварей было так много, что звук являлся достаточно громким, достаточным, чтобы я услышал его, как только вошел в комнату. Тело Эмбер лежало совершенно неподвижно под слоем маленьких, влажных существ.
Они елозили и двигались по ней, меняясь местами, присасываясь к разным участкам, но никогда не прекращая своих перемещений и не оставаясь надолго в одной точке. Интенсивность их движений усилилась, будто они что-то искали. Увидев два оголенных ребра Эмбер, залитые кровью, я понял, что они пожирают мою возлюбленную так быстро, что постоянно ищут еще оставшуюся плоть, которую они могли бы поглотить.
Вопила ли она? Звала ли на помощь? Выкрикивала ли мое имя? Я не мог представить, чтобы она не кричала, когда существа вылезли из стен и напали на нее. Но кроме шума труб и равномерного шипения душа я ничего не слышал.
Мой желудок, казалось подступил по пищеводу прямо к горлу, когда я наблюдал, как существа медленно, одно за другим, покидают Эмбер. Звук сосания постепенно уменьшился, они переместились на кровать, окружив труп влажной серой лужей. То, что раньше было Эмбер, сейчас представляло собой измазанную кровью груду костей, очищенную от всех остатков ткани. Некоторые из тварей еще оставались внутри - в брюшной полости и под грудной клеткой, все еще что-то высасывая и чавкая, все еще питаясь. Но вскоре они тоже начали покидать скелет и присоединяться к остальным на кровати.
Я ощутил прилив паники, осознав, что стою почти голый и абсолютно незащищенный от этих существ. Но страх, что я стану следующей жертвой, быстро прошел. Я их совершенно не интересовал. Они закончили свое дело. Их голод был направлен только на Эмбер, а акт пожирания являлся тем, чего они ждали... в стенах... в ожидании... в ожидании того момента, когда...
...когда их соберется достаточно много, - вспомнил я слова своей возлюбленной.
На переживания не оставалось времени. Я должен был поскорее убираться отсюда, избавившись от любых следов своего присутствия.
Выйдя из дома на жару, я сразу же почувствовал зуд от пота, образующегося на моей шее и спине. Достав велосипед из машины Эмбер, я поехал прочь, стараясь держаться переулков и боковых аллей, избегая крупных транспортных магистралей. Пока я ехал, мне постоянно приходилось смахивать с лица слезы.
Они вылезали из тела Эмбер, точно так же, как и из моего, а затем прятались в стенах, ожидая, пока их не станет достаточно много для достижения своей цели. И мои... мои... кем бы они ни были, ждали того же. Но Эмбер и я не могли быть единственными. Должны быть другие. Возможно, стены моего дома скрывали и штуки, вылезшие из тела Карли. Штуки, о которых она мне не рассказывала, как и я ей не говорил о своих. Штуки, которые ждали возможности сделать с ней то же, что и с Эмбер... и то же, что они сделают со мной.
Может подобные твари вылезали из всех людей. Может они были везде, прячась и ожидая своего часа. А нас настолько пугало их существование, что мы как бы блокировали в своем сознании все размышления о них. Мы просто занимались другими делами... потому что не хотели признать правду о том, что действительно происходит что-то ужасное.
Некоторое время я бесцельно катался на велосипеде по городу, а затем решил поехать домой. Больше не было смысла откладывать это.
Перевод: Gore Seth
Бесплатные переводы в нашей библиотеке:
BAR "EXTREME HORROR" 18+
или на сайте:
"Экстремальное Чтиво"