Пир друзей

- Джим Моррисон

- Ни за что! Я этого не сделаю.

- О, я думаю, сделаешь, приятель.

- У меня сегодня свидание, Пит. Я иду с Шелли в кино. Мы встречаемся в 10 часов, а сейчас уже половина девятого!

Пит вздохнул.

- Ты мне очень нужен. Это большой заказ, и у меня нет никого другого, кто мог бы его доставить. Придется тебе.

- Пит, пожалуйста. Это мой последний шанс с ней. Ты знаешь, что я все испортил в прошлый раз. Я не могу оплошать и в этот раз.

Пит отложил бумаги, которые держал в своих пухлых ручонках, повернулся лицом к Джеку и сказал совершенно равнодушно:

- Послушай, сынок, я тебя понимаю. Правда. Но у меня тоже свидание; с огромным, мать его, широкоэкранным телевизором, который я купил на выходных, и новеньким блу-рэй плеером. Если я подведу своих дам, они могут никогда меня не простить.

- Черт возьми, Пит. Это просто херня.

Пит рассмеялся.

- Джек, возможно, это и херня... возможно, что есть, то есть... жизнь не совсем справедлива, и прямо сейчас я для тебя большой плохой босс. А в этой маленькой жирной дыре справедливость и правосудие не процветают, мой юный друг. Ты сделаешь эту гребаную доставку, или я сейчас же сниму с тебя эту форму. За дверьми полно отчаянных безработных, которые с радостью наденут ее, а у меня нет времени на твои подростковые закидоны. Ясно?!

Джек осмотрел свою слишком тесную рубашку - ярко-красную с черными рукавами - и на раздражающе веселый логотип над правой грудью, гласивший "Пиццерия Антонио".

Невелика потеря, - подумал он про себя.

Пит смотрел на него с выражением недоумения, словно не мог поверить, что он может бросить работу из-за какой-то девки.

Но это была не просто красивая девушка, а он не просто перевозбужденный подросток. Это была Шелли Рирдон. Глава престижного литературного сообщества школы Хилл-Вейл и единственная девушка, которую он любил всю свою сознательную жизнь.

Речь шла не о плотских утехах, а о настоящей любви - воплощении всех его детских мечтаний.

С того момента, как он впервые увидел ее в возрасте пяти лет, парень понял, что хочет на ней женится. Сначала, конечно, нужно было добиться ее расположения - шаг в его грандиозном плане, на преодоление которого ушло более десяти лет.

Но он смог после стольких лет ожидания пригласить ее на свидание. Удивительно, но она согласилась, и вчера вечером состоялось их первое свидание.

Оно прошло не очень гладко.

Джек слишком нервничал. Он и по жизни был нервным, но когда дело доходило до общения с Шелли, его недуг принимал эпические масштабы.

Когда они были просто друзьями, Джек мог с этим справиться, но вчера вечером, на свидании с ней - это было нервное фиаско века.

Он все время заикался, тараторил, и, пытаясь успокоиться, к тому же немного перепил.

Ну, на самом деле, очень много.

Джека передернуло при воспоминании о свидании, хотя оно и было смутным после алкогольного дурмана.

Там были признания в любви, пьяные попытки соблазнения и блевота – его полоскало, как из шланга.

Худшего он и представить себе не мог...

- Так что, Джек? - спросил Пит, оторвав Джека от его постыдных воспоминаний.

Черт! Ему очень нужна была эта работа. Без нее у него ничего не было. У Джека не было состоятельных родителей; на самом деле все было совсем наоборот. Он был на шаг выше бездомных и на пять пролетов ниже священных высот среднего класса. У его родителей не было ни гроша за душой – они жили на пособие, которое пропивали, как только получали, - поэтому простого удовольствия иметь карманные деньги он никогда не знал, и у него, конечно, не было бы никаких шансов с Шелли, пригласи он ее в парк посидеть на скамейке и посмотреть на уток.

После такого предложения она пошлет его куда подальше.

Поэтому он снова взмолился:

- Пожалуйста, Пит. Я умоляю тебя, чувак. Эта девушка значит для меня все.

Пит был немногословным:

- Да плевать, парень. Что ты решил? Либо ты делаешь свою работу, либо можешь идти выбивать гребаные талоны на еду.

Джек не видел больше смысла в том, чтобы достучаться до босса.

- Господи. Ладно, я сделаю это. Только дай мне пять минут, чтобы позвонить Шелли, хорошо?

- Я даю тебе три.

***

Джек стоял у входа в пиццерию и долго вдыхал прохладный ночной воздух. Небо было чище, чем обычно, несмотря на надвигающиеся тучи над морем, и звезды сияли над всем Лос-Анджелесом. На мгновение он задумался, сколько влюбленных смотрят на эти звезды, идя рука об руку, счастливые и беззаботные. От этой мысли ему стало жаль себя.

Это слишком прекрасный вечер, чтобы грустить, - устало подумал он.

Может быть, она поймет. Она знает, что мне нужна работа, и знакома с Питом-мудаком. Знает, что он не плюшевый мишка. Может, она даст ему еще один шанс...

Чувствуя, что вновь ударяется в уныние, Джек глубоко вздохнул и набрал ее номер. Он знал его наизусть, запомнил c первого раза, как только узнал его.

Ему показалось, что гудки идут вечно, пока Шелли не ответила, и Джеку показалось, что он стоит перед расстрельной командой.

- Привет, Джек.

Она была рада его слышать, он понял это по ее голосу. Хорошее начало.

- Привет, Шелли, слушай, я буду краток. Пит прижал меня к стенке. У нас тут последняя доставка - большая. Больше некому ехать. Он...

Шелли это совершенно не разозлило.

- Ты немного опоздаешь? Если да, то ничего страшного, Джек. Я знаю, как много для тебя значит эта работа.

Парню показалось, что гора свалилась в его плеч. И если бы не вчерашнее фиаско, он, наверное, бы сплясал. Поэтому поспешил оправдаться:

- Мне жаль, Шелли. Я знаю, что облажался прошлым вечером... Я нервничал, выпил лишнего, а теперь еще и это. Я...

Шелли закончила предложение за него, фактически прочитав его мысли.

- ...я тебе очень нравлюсь, ты осознал свое поведение, и больше такого не повторится. Все в порядке, Джек. Я знаю, какой ты на самом деле; мы же не только что познакомились, в конце концов, - засмеялась она, - если учесть, что мы с детства знаем друг друга, то наши совместные свидания, наверное, исчисляются сотнями. Одно неудачное свидание из сотен - не так уж страшно, так что не парься... я не парюсь.

Она потрясающая.

- Спасибо, Шелли. Я постараюсь закончить, как можно скорее. Я бы попросил тебя подождать на месте нашей встречи, но я могу задержаться часа на два. Везти заказ мне очень далеко. Не могу понять, зачем они заказали в "У Антонио". У них должно быть по крайней мере двадцать пиццерий поблизости, но им обязательно нужно было заказать у черта на куличках. Я бы понял, если бы цены у Пита были лояльные, но у него даже дороже, чем где бы то ни было.

Ее смех поднял его настроение. Возможность рассмешить ее всегда доставляла ему удовольствие и повышала собственную самооценку.

- Слушай, не волнуйся об этом. Сегодня выходной, Джек. Я уже большая девочка и могу рано не ложиться спать, - засмеялась она, - и еще одна хорошая новость: мама и папа в эти выходные отправляются к друзьям, так что мы можем потусоваться у меня дома.

Джек сглотнул и забеспокоился, что она услышала звук его непроизвольного рефлекса.

- У тебя дома? – переспросил он.

- Да, Джек... у меня дома. Ты знаешь... где я живу? - поддразнила она парня.

- Хорошо, конечно. Это было бы... здорово. Тогда мы так и сделаем.

- Прекрасно! Мы можем не спать всю ночь и смотреть страшные фильмы. Я пожарю попкорн! Захвати пиво - только не виски!

Шелли балдела от ужастиков. Он не знал никого, кто был бы так одержим ужасами, как Шелли. Джек не мог понять, чем привлекает ее такой тупой и низкопробный жанр, но если ей они нравились, он готов был сутками пересматривать их, лишь был она была рядом и счастлива. На этот раз он рассмеялся сам.

- Никакого виски. Обещаю.

- Куда тебе везти заказ? - спросила она.

- О, в какое-то поместье далеко за городом. У него даже название есть - Дом Атоса - звучит очень претенциозно для Лос-Анджелеса, да? Полагаю, какие-то богачи.

- Дом Атоса? Я знаю это место! Ну, слышала о нем. Они более чем богаты, Джек... они практически купаются в деньгах.

- Откуда ты об этом знаешь? - Джек был искренне удивлен.

- Я не видела дом, но слышала о нем от папы. Он иногда оказывает кое-какие услуги хозяину дома. Ты же знаешь, какой он - мастер на все руки и все такое.

Джек знал.

Как и его собственная семья, родители Шелли жили не в самом благополучном районе. И пусть они жили в Лос-Анжелесе, но ангелы не забирались в их часть города.

Да, они оба были из нижних социальных слоев - жертвы кажущегося бесконечным экономического спада, который пожирал целые поколения без различия цвета кожи и вероисповедания, - но в отличие от матери и отца Джека, родители Шелли были честными, порядочными людьми, которые пытались сделать свою жизнь лучше. Возможно, обе их семьи испытывали трудности, но родители Шелли превратились в алкоголиков, которым было наплевать на свое чадо. Они тяжело работали и пытались обеспечить свою дочь всем необходимым, а дом содержали в уюте и чистоте.

Похоже, по работе ее отце пришлось далеко выбираться, даже за черту города, и Джек подумал, как Шелли повезло, что у нее такие ответственные родители, которые не гнушаются никакой работой и преодолевают жизненные трудности, а не топят свою неустроенность в бутылке.

- Ну? И как там? - спросил он, заинтригованный поместьем.

- Ну, папа рассказывал, что это огромный готический особняк, расположенный глубоко посреди леса. Звучит так, будто он прямо из фильма ужасов, верно? Я бы хотела когда-нибудь увидеть его своими глазами. Папа говорит, что там красивые сады с лабиринтом и даже есть небольшое озеро. Он встречался с хозяевами дома только один раз - во время своего первого вызова - и с тех пор его встречал исключительно дворецкий или какой-нибудь другой служащий.

- У них есть дворецкий? - изумился Джек.

Шелли снова рассмеялась.

- Ага. Самый настоящий дворецкий. Одетый, как пингвин - чопорно и чинно. Прям отель "Оверлук", да?

Шелли никогда не упускала возможности сослаться на свои любимые фильмы ужасов.

- Интересно, увижу я владельцев. Никогда еще не встречался с богатеями.

- Я скрещу пальцы за тебя, дорогой, – сказала девушка со смехом.

Она назвала меня "дорогой".

Сердце Джека учащенно забилось, а настроение взлетело до небес.

- Я лучше поспешу, Шелл. Я позвоню тебе на обратном пути, если Ллойд не прикончит меня!

По тону ее голоса он понял, что она улыбается.

- Обязательно позвони. До скорой встречи, Джек. О, и для справки, в "Сиянии" все убийства совершил уборщик, а не Ллойд. Но на этот раз я тебя прощаю.

Она повесила трубку, смеясь.

***

К тому времени, когда заказ был готов к отправке, "У Антонио" уже почти полчаса как был официально закрыт для посетителей; только неоновая вывеска, мерцавшая то красным, то зеленым, продолжала гореть на фасаде пиццерии - напоминание всем проезжающим мимо о том, что здесь есть закусочная, где всегда рады посетителям. Джек терпеливо ждал на просторной кухне ресторана, наблюдая за шеф-поваром Дэвидом, как наркоман в нетерпении принятии дозы, переминаясь с ноги на ногу, охваченный волнением в предвкушении романтического свидания.

Когда я доставлю этот долбанный заказ...

Он должен был признать, что его заинтриговало поместье, куда он должен был доставить заказ. Шелли с таким энтузиазмом рассказывала про дом, что ему не терпелось его увидеть, чтобы потом рассказать о нем девушке во всех подробностях.

Джек подозревал, что она немного все приукрасила, чем часто грешила. Недаром она была главой литературного сообщества школы Хилл-Вейл. Фантазия у нее всегда била ключом, и он не удивится, если она станет писательницей.

Ее талант, он был уверен, поможет Шелли выбраться из нищеты. А талант вкупе с ее красотой откроет ей двери туда, куда ему не забраться никогда в жизни. Парень верил в это, хотя в глубине души знал, что ни талант, ни красота не помогут поступить ей в высшее учебное заведение, потому, как везде правили деньги.

Скромная, остроумная и обладающая редкой красотой, Шелли была воплощением мечты любого мужчины. Или была бы ею, если бы не социальное положение.

Элитные круги на то и были элитными, что в них не попадали – в них рождались с серебряной ложкой во рту. Шелли не попала в их число.

У Джека разрывалось сердце, когда он видел, как она постоянно становится жертвой финансового положения своей семьи. Она была сильной, гордой девушкой; но какие бы ни были ее успехи в учебе, ее вечно преследовали насмешки и безжалостные издевательства.

Шелли никогда не мечтала влиться в компании тех, кого и она, и Джек считали чванливыми и духовно недокормленными, но невозможно отрицать, что постоянные оскорбления и насмешки причиняли ей душевную боль.

Джек прошел похожий путь в своем собственном мрачном путешествии через образовательную мясорубку, но уже давно перестал переживать по этому поводу. Не было времени на жалость к себе, когда любимая девушка нуждалась в его поддержке.

Он будет держаться за эту работу. Выложится по полной и в один прекрасный день станет менеджером и сменит этого проклятого садиста Пита. Тогда он заработает настоящие деньги и увезет Шелли из нижневосточного района Лос-Анджелеса, который был одновременно их домом и тюрьмой, и даст ей новую жизнь - ту, которую она заслужила.

Но сначала он должен доставить эти пиццы. Еще несколько маленьких шагов к мечте...

Через несколько часов я возьму ее руку в свою. Расскажу ей о своих планах. Я...

- Эй! Ебаный орех! Ты планируешь доставить эти пиццы в этом десятилетии?

Пит - разрушитель вдохновения и всего святого.

- Готов, когда ты будешь готов, Пит.

- Тогда приступай, парень. Не стой тут всю долбаную ночь, мечтая о своей бабе. Вытащи палец из своей дырки и двигайся.

Вздохнув, Джек достал ключи от фургона, подмигнул своему ублюдку-начальнику и направился к двери.

***

Снаружи начался мелкий дождь; на короткое мгновение он остановился, чтобы посмотреть, как капли дождя мерцают в свете уличных фонарей. Словно маленькие бриллианты. Дождь, по мнению Джека, мог бы стать прекрасным романтическим спутником его вечера с Шелли. Однако романтический порыв, который вызвал в нем дождь, было недолгим, когда его взгляд вернулся на землю.

Площадка позади закусочной, где стоял фургон пиццерии, был таким же мрачным, как и все остальные - замусоренный, дурно пахнущий и промозглый переулок, который делил свою гниль и разруху с двумя магазинами по обе стороны от "У Антонио" - "Костюмы М и Дж" и универсальным магазином "У Нины", который славился тем, что продавал самое дешевое пойло в городе.

Сегодня, однако, удушающий запах гниющего мяса и кошачьего дерьма, который так часто напоминал ему о мрачной правде его жизненного удела, не смог испортить Джеку настроение. С шумом дождя в качестве саундтрека и сердцем, полным надежд на сегодняшний вечер, он не обращал внимания на удручающую реальность, которую таили в себе задворки закусочной.

Насвистывая, Джек отпер дверь фургона с водительской стороны, залез в кабину и устроился поудобнее. Ночь была душной, несмотря на прохладу дождя, и он снял куртку, бросив ее на пассажирское сиденье.

Радио было сломано, что было досадно, но Джек не сомневался, что найдет, о чем подумать на протяжении многих миль.

- Эй! Форрест Гамп!? Как думаешь, может, возьмешь с собой эту чертову гору пицц? - Пит стоял у дверей с перекошенным от злости лицом.

Джек вздохнул:

- Извини, босс. Давай их сюда.

- Да тут дождь льет! А ты уже все равно промок. Сам топай за ними!

Вздохнув еще раз, Джек вылез из машины под дождь и направился обратно в закусочную. Пиццы были сложены на прилавке, как он их и оставил.

Насупившись и преувеличенно закатив глаза, менеджер наблюдал за тем, как парень возится с заказом, а потом ушел, бормоча себе под нос что-то о "кисках" на уме". Джек улыбнулся. Пит был засранцем, но он был забавным засранцем.

Ну что ж, поехали, - подумал он, торопясь вернуться в фургон с коробками в руках. Меньше чем через минуту он выехал на дорогу и направился к сказочному Дому Атоса.

Когда Джек выехал из переулка и свернул налево на Примроуз-Драйв, направляясь к шоссе, он настолько погрузился в свои юношеские грезы, что не заметил высокую фигуру - ее лицо было скрыто в тени и заретушировано струями дождя, перешедшего в ливень, - которая стояла неподвижно, как изваяние, прямо напротив пиццерии.

И чьи глаза не отрывались от фургона, удаляющегося вдаль.

***

Огни нижнего Лос-Анджелеса померкли в зеркале заднего вида, как умирающие звезды, когда фургон въехал на холмы, покидая город в кажущуюся бесконечной темноту калифорнийской дикой природы. Постепенно кишащие шлюхами улицы, ночные винные магазины и бесконечный парад захудалых баров и ресторанов уступили место величию американской ночи. Луна, круглая и полная на небе, то показывалась, то освещая извилистые проселочные дороги, то, скрывалась за тучами, обижаясь на непогоду, скрывающую ее великолепие.

Джек ехал сквозь непроницаемую черную мглу. Его фургон был крошечным маяком света и тепла среди моря безграничной тьмы. Когда город остался позади и его вечное покрывало смога отступило, он почувствовал чистую эйфорию. Благодаря скудности дорожного движения в такой удаленности от Лос-Анджелеса, он ехал очень быстро, и если повезет, то к 11:30 уже окажется у Шелли. Все складывалось как нельзя лучше.

Джек тихо напевал про себя, отсчитывая бесконечные одинокие мили через леса и поля, скрытые под яростно льющим дождем и темнотой.

Вскоре холмы полностью скрыли город, а поток машин, едущих в ту же сторону, что и он и в противоположную, сократился до нуля. Он был здесь совершенно один, и Джек удивился, что, несмотря на оптимистичный настрой, начал ощущать первые приступы страха. Точнее, не страх, а тревогу, так как темнота и одиночество навевали смутное чувство какой-то отрешенности от привычного мира.

Он никогда не ездил по проселочным дорогам один, и уж точно не при таких обстоятельствах - без музыки, ночью, в непогоду, и только убаюкивающий гул двигателя фургона и мягкая вибрация колес были его несменными спутниками.

В голову лезли дурные мысли. Такие мысли, которые лучше не пускать в голову, оказавшись наедине с собой в глуши. Но как Джек ни старался отогнать их, непроницаемая темнота начинала принимать в его воображении более зловещий облик. Его размышления медленно и верно переходили в мысли об убийствах, крови и смерти.

Здесь никто никогда не найдет твое тело, если что-то случится, - эта мысль пришла сама собой, и Джек с нервно рассмеялся над своим слишком живым воображением.

Это было совсем не похоже на него – представлять жуткие вещи, подходящие для дешевых фильмов ужасов и дрянных романов. Эта дорога была похожа на любую другую - безопасную и спокойную.

И в самой далекой, самой темной глуши, - домыслил он.

Возьми себя в руки, Джек. Ты едешь не в "Оверлук" или проклятый мотель Бейтса- ты просто доставляешь холодную, дерьмовую пиццу богатому парню. Все в порядке.

Но, все равно, как бы ни пытался себя подбодрить и успокоить, Джек не мог отделаться от тревожного ощущения. Ночь обступала его фургон со всех сторон, словно грозя раздавить, смять его, сожрать, и мысли становились все мрачнее и мрачнее.

- Все будет нормально, - сказал он вслух, но предательская дрожь в голосе сказала все сама за себя – он был напуган до усрачки.

Джек глубоко вздохнул, попытался сосредоточиться на дороге и на предстоящем свидании с Шелли у нее дома. Нужно было доставить пиццу и быстро вернуться обратно, вот и все.

Если ты вообще вернешься, - упорно твердил его разум.

Ладно, черт с ним.

Он позвонит Шелли, просто чтобы немного поговорить и выбить из головы всякую чушь. Был риск, что она сочтет его навязчивым, если он позвонит так скоро, но парень был готов рискнуть. Мысль о ее голосе успокаивала его, и в любом случае она никогда не узнает, что он звонит только потому что на самом деле он испугался собственной тени.

Джек потянулся в карман пиджака за своим телефоном, нащупал твердый, гладкий металлический корпус аппарата и достал его из кармана. Он попытался включить его, но вместо изображения его любимой группы "KISS" экран оставался темным.

Джек мог поклясться, что зарядил аккумулятор перед выходом на смену в пиццерию, а за все это время сделал только один звонок - Шелли, и тот длился всего несколько минут.

Вздохнув в раздражении, он съехал на обочину и заглушил двигатель. Ночь стала смертельно тихой. Парень быстро включил внутреннее освещение, и салон кабины наполнился мягким, приглушенным светом и рассеяв черноту, которая так пугала его.

Господи, как же здесь тихо, - подумал он в беспокойстве.

Джек выглянул из окна в сплошную, кажущуюся живой темноту и быстро отвел глаза. В детстве он смертельно боялся темноты и едва не поддался той же панике, которую по ночам испытывал в детстве.

- Давай просто выясним, что не так с телефоном, и уберемся отсюда, - сказал он себе.

Парень повертел в руках свой мобильный. На экране не было трещин, свидетельствующих о возможной поломке. Никаких следов повреждения от воды, губительной для аппарата. Ничего.

Гадая, почему он не включается, Джек открыл заднюю крышку и застыл в недоумении.

Он был прав - аккумулятор не разрядился.

Его там не было.

Кто-то вынул его.

Оцепенев, Джек окинул взглядом темнеющий лес и почувствовал, как по позвоночнику пробежал холодок - паранойя и страх медленно, но неумолимо сковывали его в свои объятия. В его сознании лес наполнился новыми ужасами - зоркими глазами, демоническими намерениями и убийственными желаниями.

Думай, Джек, вспоминай.

Он попытался упорядочить события.

Ладно, - размышлял парень, - я позвонил Шелли, мы поболтали, и в следующее мгновение Пит уже кричал мне на ухо об этой проклятой доставке...

Что дальше?

Я схватил коробки, отнес их в фургон.

Думай! Когда кто-то мог это сделать? Мой телефон все время был при мне, кроме...

Кроме, когда я возвращался за забытым заказом, оставив куртку в фургоне.

Вот черт...

Кто-то, должно быть, добрался до его телефона за то время, что ему понадобилось, чтобы вернуться в закусочную, схватить коробки и притащить свою задницу обратно в фургон. Сколько это было - минута или две, не больше. Но кто и зачем вынул аккумулятор из телефона? В пиццерии не было никого, кроме него, Пита и их шеф-повара Дэвида, и Джек не видел ни единой души, рыскающей по переулку. Даже бомжей, которые частенько заглядывали в мусорные баки в поисках объедков, не было.

Это было слишком странно. Неужели за ним кто-то следил? Следил за каждым его шагом и ждал возможности залезть в его куртку и вынуть аккумулятор из мобильника. Это казалось неправдоподобным. Вор украл бы сам телефон, а не стал вынимать батарею.

Если только таинственный вор не хотел, чтобы он не сразу понял, что его лишили способа связи.

Если только он не хотели, чтобы я оказался здесь - один и без возможности позвать на помощь.

Нет, - подумал Джек, - это безумие. Зачем кому-то все это проделывать со мной? Это, наверное, шутка. Наверное, один из школьных засранцев увидел его в фургоне, и решил таким образом поиздеваться над ним. Словно ему в школе это дерьма не хватало.

В конце концов, почему они должны становиться нормальными парнями, выйдя из здания школы, - размышлял он. - За ее пределами они оставались теми же ублюдками.

Но как бы ему ни хотелось поверить в это объяснение, что-то противилось этому.

Сделав глубокий вдох, он установил пластиковую заднюю крышку телефона на место, сунул его в карман и уже собирался завести двигатель, чтобы ехать дальше, когда в зеркале заднего вида заметил движение на дороге позади себя.

Точнее, не движение, а очень характерную игру света, которая могла быть только лучом фар, пробивающимся сквозь деревья.

Отблески света проникали сквозь густые заросли, мимолетно освещая дремучий лес. Когда свет заплясал и замелькал среди деревьев, Джек услышал низкий гул двигателя.

Машина приближалась к повороту. Через пару минут она поравняется с ним.

Сердце забилось в груди, и впервые за всю свою взрослую жизнь Джек почувствовал, как его охватывает тисками настоящий ужас.

Что-то было очень не так. Он чувствовал это. Неописуемый ужас, который был так же убедителен и осязаем, как любое другое чувство, которое он когда-либо испытывал. Назовите это инстинктом, трусостью; черт возьми, старым добрым параноидальным бредом, но вся эта ситуация просто кричала ему, чтобы он сматывался.

Дрожащей рукой Джек потянулся и включил зажигание, не отрывая взгляда от зеркала заднего вида. Автомобиль уже катился с холма в пятидесяти ярдах позади него. Он различил силуэт машины, судя по всему, большой. Возможно, кадиллак.

Или катафалк.

Он не собирался задерживаться, чтобы выяснять это.

Когда фары автомобиля осветили кузов фургона, а гул двигателя ревел, заглушая шум дождя, Джек завел свою машину и дал газу.

***

По мере того, как мили отсчитывались в какой-то кошмарной нереальности, вне времени и логики, страхи Джека только усиливались, когда таинственный автомобиль продолжал преследовать его, не пытаясь ни обогнать, и не отставая, держа определенную дистанцию.

Здравый смысл убеждал его, что ничего страшного не происходит, что все это его взбесившееся воображение, но как бы он ни старался, ужас сковывал его, страхи вырисовались в ярких деталях - страхи, которым, как считал Джек, были подвержены исключительно дети; страхи о происках зла - гопниках, голодных монстрах под кроватью и демонах в шкафу, которые только и ждут, чтобы сожрать его с потрохами.

Так что, реальная угроза была или нет, это пугало его... сильно.

Вполне возможно, это просто кто-то ехал домой. А мог быть и какой-нибудь ублюдочный качок из школы, тот самый, который вынул аккумулятор из его телефона, и теперь преследовал его, пугая и угорая над его паникой. Но воображение рисовало ему совсем другую картину развития событий. В машине был маньяк в белой маске, или, что еще хуже... маске клоуна! И у него на пассажирском сиденье лежал топор, размером с его руку, которым ему не терпелось порубить Джека Фрэнсиса на куски, а потом отвезти куски домой и скормить своим бешеным собакам.

Для Джека машина и ее невидимый водитель приобрели размеры кошмара.

Ночь, казалось, тянулась бесконечно, и Джек посмотрел на часы - он был почти у поворота к Дому Атоса, и мечтал как можно скорее оказаться среди людей. Он разогнал фургон до предела, не отрывая взгляда от машины в зеркале заднего вида.

Уже недалеко, Джек. Ты почти на месте...

Прошло несколько минут, показавшихся ему вечностью, пока, как маяк в океанский шторм, он увидел знак на обочине дороги, подсвечивающийся маленькой лампочкой, на котором витиеватым шрифтом было выведено: "Дом Атоса".

И ниже - "Поверните направо".

Он добрался. Добрался до места назначения, вырвавшись из этой всепоглощающей тьмы.

У поворота стоял уличный фонарь викторианской эпохи: две похожие на жемчужины лампочки излучали свет из одинаковых стеклянных колпаков с цветочным орнаментом, которые даже вскользь бросались в глаза изысканным вниманием к деталям. Посреди этой тьмы все выглядело невероятно сюрреалистично, но для Джека это было словно глоток свежего воздуха.

Он снизил скорость, свернул на узкую подъездную дорожку, прорезавшую густой лес и направился к дому.

Глубоко вздохнув, парень поискал в зеркале своего преследователя. Сердце гулко стучало в груди, когда темная машина приблизилась к повороту и едва не остановилось, когда он уже подумал, что машина свернет за ним, почувствовав, как его яички съежились до размера горошин.

Машина проехала мимо.

Таинственный автомобиль, который пугал его практически всю дорогу, просто проехал мимо, удаляясь и исчезая во тьме.

Поймав собственное отражение, Джек с удивлением обнаружил, что ухмыляется.

Если бы Шелли увидела тебя сейчас, она бы не спешила приглашать тебя на марафон фильмов ужасов, Джек, она бы испугалась, что ты обмочишься или у тебя случится нервный срыв.

Он поехал дальше, не гоня машину; с заметно улучшившимся настроением он через минут пять вырулил на большую лужайку посреди леса. Наконец-то луна победила непогоду, выйдя из-за туч, и ее холодное голубое сияние отразилось от глади озера, которое открылось его взору. На вершине холма, возвышавшегося над озером, стоял самый красивый дом, который он когда-либо видел. Огромное готическое чудо с бесчисленными освещенными окнами манило Джека к себе, приветствуя теплом и уютом.

Дом Атоса.

***

Черный "Кадиллак" притормозил у обочины и остановился под массивными ветвями красного дерева. Фары были выключены. В темном салоне крошечное пламя газовой зажигалки отбрасывало пляшущие тени на лицо водителя. Он прикурил сигарету и сделал долгую затяжку, наслаждаясь вкусом.

Он вгляделся в темноту и увидел, как лучи фар фургона парня перевалили через холм и пропали из виду.

Выдохнув с чувством, близким к блаженному удовлетворению, он полез в карман своего пальто, достал телефон и начал набирать номер.

Трубку взяли после первого же гудка.

- Да? – голос был совершенно безэмоциональный.

- Он подъезжает. Будет минут через десять.

Абонент на линии ничего не сказав, отключился. Мужчина сделал еще одну затяжку, откинулся назад и закрыл глаза.

***

Джеку пришлось откинуть голову назад, чтобы заглянуть мужчине в глаза.

Он настоящий великан. Где они нашли этого парня? В цирке?!

Огромная деревянная дверь была довольно зловещей, с рельефным изображением в виде огромной волчьей головы, которая, казалось, смотрела прямо на него, оскалив зубы, словно готовая наброситься, но гигантская фигура, которая распахнула дверь сразу после первого стука медного молотка, была еще больше пугающей. Перед Джеком предстал настоящий атлант, который эпичнее бы смотрелся в виде колонны, подпирающей второй этаж, чем привратником. Мужчина был огромен.

С немалым усилием он встретился взглядом с дворецким, и залепетал, едва скрывая дрожь в голосе, которая взялась непонятно откуда:

- Доставка для господина Атоса.

- Проходите, сэр, - ответила человеческая башня.

У него был сильный французский акцент, и в сочетании с удивительно высоким тоном его голоса манера поведения резко контрастировала с его внушительным физическим ростом. Джек предполагал, что мужчина такого роста и веса – он был ростом не менее шести с половиной футов, и телосложением, как у профессионального футболиста - должен обладать гулким басом, способным соперничать с Дартом Вейдером, но этот парень звучал почти женоподобно. Эта ночь становилась все более и более сюрреалистичной. Чтобы усугубить пугающее и в то же время нелепое впечатление, которое производил гигантский швейцар, он был одет в прямой как бритва черный жилет, строгие черные брюки и белую рубашку; весь наряд завершал галстук-бабочка.

Неужели этот парень - дворецкий семьи Атос? - озадаченно подумал Джек. - Не самый приветливый джентльмен для встречи гостей. Выражение лица у него было, как у неподвижного гранита, а его рост внушал опасения любому мужчине, по крайней мере до тех пор, пока он не открывал рот.

Джеку вспомнился старый фильм, который они с Шелли смотрели несколько лет назад одним зимним вечером. У отца Шелли была огромная коллекция фильмов ужасов, и она использовала их по назначению, как только могла. Ночь у Шелли означала попкорн со вкусом сыра, "Kool-Aid" и жуткий фильм. Джек всегда ценил предсказуемость. В повторении было что-то успокаивающее.

Фильм, который вызвал в его памяти этот массивный дворецкий, был очень-очень старым. Он не мог вспомнить название, но в нем снимался Борис Карлофф - один из любимых актеров Шелли - и действие происходило в старом мрачном доме. Карлофф играл дворецкого и обеспечивал огромную часть страха в фильме. Он не был таким пугающим, как в этом фильме.

Взмахнув рукой, великан приветствовал Джека за порогом, и, наконец, он оказался там - в Доме Атоса. Кошмарное происшествие на задворках было почти забыто, когда тепло и свет дома наполнили его чувства, а когда он окинул взглядом большой зал особняка - он был великолепен.

Весь этот вечер, с самого начала, когда ему подсунули эту неприятную работенку на последок рабочего дня, был странным и даже пугающим; но сейчас, стоя под огромной хрустальной люстрой, сверкавшей, как мириады звезд на небе, и любуясь изящно выточенной мраморной лестницей, Джек действительно чувствовал себя словно внутри какой-то космической шутки. Такой дом Джек видел только в кино: в фильмах о Джеймсе Бонде или, может быть, в одном из фильмов с Кэри Грантом в главной роли. Ему казалось, что это ему все мерещится. Он даже не мечтал когда-либо оказаться в столь роскошной обстановке. Не говоря уже о встрече с Невероятным Халком, правда без своего громогласного голоса. И все же он был здесь, с семью пиццами, едва пригодными для употребления, и чувствовал словно во дворце на приеме королевы.

Зачем людям, живущим в таком месте, заказывать пиццу? - изумился он. – Неужели они будут есть это третьесортное дерьмо, когда у самих наверняка столы ломятся от красной икры и омаров? Или же это были нувориши, которые выбрались из низов, но эти самые низы так и не выбрались из них?

Но умопомрачительный декор дома сводил на нет эту теорию. Слишком изысканно.

Может быть, они под кайфом?

Он улыбнулся.

- Подожди здесь. Я возьму это, - Годзилла кивнул на коробки в руках доставщика.

Джек протянул ему башню с фастфудом. Коробки перекочевали в руки дворецкого.

- Конечно. Я побуду здесь.

Не говоря больше ни слова, великан удалился с заметным изяществом, оставив Джека одного посреди большого зала.

Минут десять Джек выхаживал по комнате, осматриваясь и неловко косясь в ту сторону, куда удалился дворецкий, когда с вершины сверкающей лестницы донесся веселый, грубоватый голос.

- Добро пожаловать в мой дом, сынок, - сказал Бенджамин Атос, - спасибо что доставил мой заказ в такое время и в такую непогоду.

***

Бенджамин Атос резко контрастировал своим обликом со своим дворецким. Он был маленьким, почти невзрачным человеком, с цветом лица, выдававшим в нем пристрастие к спиртному. И только дорогая одежда на нем показывала, что у него есть деньги. Мужчине было где-то около шестидесяти лет, как определил Джек; его длинные седые волосы и окладистая борода придавали ему вид хиппи, ставшего миллионером. В левой руке он держал длинную, тонкой ручной резьбы, деревянную трубку, из которой шел дым от тлеющего внутри табака. Правую руку он протянул Джеку, подкрепив приветствие улыбкой, теплой и дружелюбной, словно он встречал старого друга.

- Очень приятно видеть тебя здесь, эм...?

- Джек, сэр. Меня зовут Джек.

- Джек! Хорошее имя. Сильное. Очень приятно видеть тебя здесь, Джек, и большое спасибо, что ты проделал такой путь с доставкой. Мы очень ждали ее.

- Нет проблем. - ответил Джек. – Это моя работа, мистер... Атос, - это прозвучало как вопрос.

Бенджамин рассмеялся.

- Не стоит нервничать, мой мальчик. Моя дорогая жена всегда говорит мне, что моя несколько чрезмерная манера поведения может быть довольно пугающей; она говорит, что это придает мне вид маньяка.

Джек улыбнулся и кивнул, гадая, к чему он все это говорит.

- Уверяю тебя, я совершенно в здравом уме и не принимаю никаких лекарств, чем могут похвастаться не многие мужчины моего возраста. Однако я обожаю поесть, и когда наступает время ужина, у меня начинается головокружение.

Не зная, как реагировать на этого странного человека, Джек просто улыбнулся и кивнул.

- Да, у меня тоже так бывает, когда прожорливый желудок требует свое.

На это Бенджамин разразился хохотом, совершенно не заслуживающим его фразы, и хлопнул его по руке. Джек испугался и вздрогнул от такой неадекватной реакции хозяина дома.

- Ну же, мальчик, что за лицо? – продолжал хохотать он, теперь явно над нервозностью парня.

Джек заставил себя расслабиться.

- Простите, сэр.

- Зови меня Бенджамин.

- Простите, Бенджамин. Я не хочу показаться скованным, просто я никогда раньше не был в таком доме, как этот, и, если позволите, не встречал такого человека, как вы.

Бенджамин поднял брови в удивлении.

- Такого, как я?

- Да, сэр - Бен – я имею в виду человека высокого социального положения. Просто я живу в таком районе, куда не заходят такие... - Джек замялся.

- Продолжай, парень, ты хочешь сказать... богатые мужчины.

Он улыбнулся, подчеркнув слово "богатые". Мужчина явно наслаждался неуверенностью Джека – то ли ему льстило, что его принимают чуть ли за небожителя, то ли наслаждаясь привилегированностью над остальными, Джек не мог сказать. Но поведение хозяина дома было довольно странным.

Бенджамин продолжил:

- Знаешь, я не всегда был богат - я происхожу из очень бедной семьи. Я вырос недалеко от Детройта, в скромном городке под названием Эллистон. Когда я рос, у меня, как бы это сказать, не было горшка, чтобы поссать!!!

Мужчина снова захохотал, и его раскатистый смех эхом разнесся по залу.

- Нет... Я обрел свое состояние позже. Не буду утомлять тебя обстоятельствами, благодаря которым я получил состояние.

Джек был искренне очарован этим странным человеком, не зная почему, но ему хотелось продолжать с ним общаться.

- У вас прекрасный дом.

- Спасибо, мой мальчик. Спасибо тебе, Джек, - Бенджамин положил руку на плечо Джека и сжал его. Довольно сильно, словно не хотел, чтобы Джек удрал. - Пойдем со мной.

Бенджамин повел его вглубь дома. У подножия парадной лестницы они повернули направо и пошли дальше по коридору, украшенному полотнами, написанными маслом; каждое отдельное произведение искусства освещалось своим собственным верхним светильником. Джек осматривал картины, чувствуя себя в музее. Галерея казалась бесконечной, и Джеку стало интересно, куда именно ведет его хозяин дома. Он как раз собирался спросить об этом, когда Атос опередил его собственным вопросом. Или это было утверждение?

- Как я понимаю, ты тоже выходец из менее привилегированных слоев общества.

Откуда он знает? - подумал Джек. – Хотя, конечно, я же доставщик пиццы; конечно, я беден.

- Да, - ответил парень.

Он надеялся, что собеседник не заметил, как его лицо покрылось красными пятнами. Он всегда чувствовал себя неуютно, когда ему приходилось признаваться в той нищете, в которой он жил.

Пытаясь разрядить обстановку, Джек воодушевленно заметил, хотя совсем не верил в то, что говорит:

- Может быть, когда-нибудь я смогу стать таким же успешным, как вы, Бен. Вы смогли выбраться из бедности, значит, и у меня есть шанс.

Бенджамин похлопал его по спине, как будто они были старыми друзьями.

- О, надежда есть. Не для тебя, возможно, но для тех немногих, кто готов сделать шаг для достижения своей мечты.

Джек был несколько удивлен тем, как легко этот человек отмахнулся от его мечты. Он повернулся лицом к Бенджамину, выскользнув при этом из-под его руки.

- У меня не меньше шансов, чем у других, сэр. Я много работаю, и у меня хорошие оценки.

Джека задело пренебрежительное отношение богача к его амбициям. Он часто слышал такое от своих школьных учителей, но никогда раньше не перечил старшим, но в этот раз не смог сдержаться. И вообще, как этот старик мог высказывать сомнения в том, что он может чего-то добиться в жизни, ведь он его совсем не знал?

- О, я не хотел тебя обидеть, Джек. Я уверен, что ты примерный ученик с высокими амбициями. Я просто хотел сказать, что для того, чтобы подняться по социальной лестнице до самого верха, требуется определенный - скажем так – склад характера. Сила. Воля.

Тон Бенджамина стал серьезным. С его лица пропала улыбка, и это насторожило Джека.

- Возьмем, к примеру, сегодняшние обстоятельства. Ты здесь, за много миль от дома, от любимой девушки...

- Как вы узнали о... – ошарашенно начал Джек.

Бенджамин взмахнул рукой, заставляя его замолчать. Джеку показалось, что по лицу собеседника скользнула ухмылка.

- Это моя работа - знать такие вещи, сынок. И я хорошо выполняю свою работу. У тебя есть девушка, и она ждет тебя дома, сидя в полном одиночестве в своем трейлере, с целым сонмом дешевых фильмов ужасов. А ты торчишь здесь, с каждой секундой теряешь шанс завоевать ее расположение, отрабатывая гроши, угождая боссу, которому, без сомнения, на тебя плевать.

Джек был ошеломлен. Он не мог понять, что здесь происходит.

Кто этот человек? Откуда он все это знает обо мне? И зачем ему это знать?

Машина, - подумал Джек, покрываясь мурашками. - Телефон!

За мной следили!

Он попятился от старика, почувствовав от него угрозу. Улыбка вернулась на лицо хозяина дома, но она теперь она напоминала оскал. Он больше походил на волка, готовящегося к броску, нежели приветливого аристократа.

Я должен выбраться отсюда. Прямо сейчас.

Джек вымученно улыбнулся.

- Сэр, мне пора. У вас прекрасный дом, но мне действительно пора возвращаться.

Бенджамин проигнорировал его.

- Как ты думаешь, почему ты здесь, Джек? Неужели думаешь, что я действительно заказал пиццу?? - Бенджамин выплюнул эти слова с явным отвращением.

- Сэр, я не знаю, что здесь происходит, но я ухожу.

Бенджамин шагнул к нему, и Джек снова отступил от него. На лице хозяина дома теперь явственно читалась злость. Несмотря на превосходство Джека в силе и размерах, он пасовал перед стариком.

- Неужели ты думаешь, что я позволю своим гостям полакомиться чем-то настолько вульгарным, как та помойка, которую ты принес с собой? - теперь он ухмылялся, как акула, уверенно кружащаяся вокруг своей добычей. - Нет, нет - мои гости ожидают от хозяина гораздо более изысканных блюд, ты, глупая маленькая дрянь.

У Джека почти не было времени отреагировать на оскорбление. Однако в последний момент он увидел тень, нависшую над лицом Бенджамина, и заметил, как старик бросил взгляд поверх его плеча. И тут же следом почувствовал сильнейший удар по затылку, после которого потерял сознание.

***

Джек начал приходить в себя. Сквозь темно-красное пятно, которое застилало ему глаза, он смутно различал путаницу силуэтов - силуэтов, которые иногда напоминали человеческие формы, а потом расплывались и принимали сюрреалистические очертания. Он слышал голоса; сначала это были лишь отголоски - полушепот, доносившийся, казалось, издалека, но по мере того, как чувства постепенно возвращались к нему, а голоса становились все ближе, Джек начал различать некоторые слова, хотя в его изломанном сознании все эти разнообразные звуки сливались в одну какофонию. Раздавался смех - веселье, какое можно было бы ожидать на новогоднем празднике или, может быть, на свадьбе. Где бы он ни был и кем бы ни были эти люди, они чертовски хорошо проводили время.

Когда сознание Джека медленно всплыло из мглы, в которую его отправили и которая была его убежищем, ударила боль.

Ослепляющая, колотящая боль. Ему казалось, что его голову зажали в тиски и медленно сжимали, пока она не начала трескаться. Череп, казалось, налился свинцом, а когда он попытался поднять голову, это оказалось практически невозможным.

Где он был? Что случилось? В отчаянии Джек ухватился за память, перебирая в памяти события вечера. Он вспомнил, как звонил Шелли. Вспомнил долгую, жуткую поездку по калифорнийской глуши, и вспомнил...

Воспоминания нахлынули на Джека, как волна, грозившая утопить его. На него кто-то напал, пока он разговаривал с хозяином дома. Возможно, тот громила, который открыл дверь. Кто это был? Дворецкий?

Боже правый, я в полной заднице.

Джек снова попытался приподнять голову, но это получилось у него еще с меньшим успехом, чем в прошлый раз. Кто бы и чем бы его не ударил, удар получился сокрушительным. Он опасался, что у него может быть сотрясение мозга.

Смех утих? Да.

Парень был уверен, что да. В камере, или там, где он находился, воцарилась тишина, которая почему-то пугала гораздо больше, чем предшествующее веселье. Он слышал, как люди разговаривают. Слышал звон бокалов на столах и какой-то вздох откуда-то справа от себя - или слева, голова все еще была настолько затуманена, что он терялся в пространстве.

- Тишина, пожалуйста. Минуточку внимания. Наш гость приходит в себя.

Голос был мужской. Он узнал голос Бенджамина Атоса.

- Рут, дорогая, не могла бы ты вытереть ему лицо? Бедный мальчик, должно быть, очень плохо видит за всей этой кровью.

Так вот почему в глазах все расплывалось - кровь из раны, полученной вследствие удара, должно была попала мне в глаза, практически ослепив меня.

Затем он почувствовал, как мягкие руки осторожно приподняли ему голову, а следом ледяное жжение воды, когда кто-то промокнул его лицо чем-то похожим на тряпку. Парень зажмурил глаза и попытался сдержать крик, когда человек, поддерживающий его голову, провел руками по ране.

- Вот так, Мэри. Будь как можно нежнее. Пусть Рут сделает свою работу. Мы не хотим, чтобы он опять потерял сознание, – Бенджамин руководил действиями женщин. – Ему предстоит испытать сегодня еще столько боли.

Еще!? - При этих словах у Джека сжался желудок.

Девушка - предположительно Рут - сказала:

- Все готово, сэр.

И вдруг ледяная вода сменилась знакомым теплом ткани. С замиранием сердца и трепетом, парень с трудом открыл наконец глаза. Джек нутром чувствовал, что ему не стоит этого делать. Но он должен был видеть. Он должен был знать.

Пока зрение прояснялось, парень пытался собраться с чувствами и осознать увиденное.

Первое, что он увидел, был яркий свет. Всеобъемлющий, он жёг глаза, и головная боль от него только усилилась. Джек вгляделся в белый блик, и, осознав, что видит, застыл в замешательстве. Он смотрел на люстру. Ее сияние, казалось, прожигало все его существо. Он лежал на спине и смотрел вверх на искусный светильник, который казался далеким, как звезды.

- Ты, должно быть, ударил бедного парня сильнее, чем надо, Патрик, - Атос прочистил горло, как бы слегка смущаясь. - Посмотри на меня, сынок.

Джек с трудом повернул голову и увидел Бенджамина. Тот ухмылялся. Слева от него сидела женщина такой красоты, что при других обстоятельствах Джек счел бы ее небесным видением. Однако здесь и сейчас в ее облике не было ничего ангельского, улыбка не излучала тепла, и Джек почувствовал, что его отталкивает ее холод.

Джек перевел взгляд с ледяных глаз красавицы на своего похитителя, ища хоть какое-то объяснение, пока страх холодными осколками струился по его венам, как жидкий азот. Он смутно слышал звуки скрипок. Музыка была печальной и безысходной - что-то вроде реквиема. Парень вгляделся позади Бенджамена и смог разглядеть квартет музыкантов, сидящих в кругу в дальнем конце зала, сосредоточенных и неподвижных. Две женщины и двое мужчин. Женщины были без верхней одежды; их упругие груди торчали под инструментами, покачиваясь, когда они извлекали из струн печальные мелодии. Позади них возвышались четыре огромных окна из витражного стекла. Сердце Джека заколотилось, когда он увидел, что изображали витражи. Извращенные плотские утехи, граничащие с садизмом, и такие акты насилия, от которых застывала в жилах кровь. В одном окне витраж изображал двоих мужчин, сосущих грудь молодой девушки, в то время еще двое всовывают свои члены в еe пустые глазницы. На лице девушки застыло выражение экстаза. В другом окне заключалось изображение двоих мужчин, мастурбировавших над отрубленной головой, а в третьем изображалась какая-то форма сексуальной пытки: обнаженный кричащий мужчинa был нанизан на копье через анальное отверстие. При виде этих гротескных картин у Джека скрутило живот и ему захотелось проблеваться. Снаружи гремел гром, и дождь хлестал по окнам, как тысяча слез.

Оглянувшись на Бенджамина, Джек попытался заговорить, но слова застряли где-то в пересохшем горле.

- Не пытайся говорить, Джек. Это невозможно. Патрик ввел тебе кое-что, чтобы ты молчал. Ты также поймешь, что бессмысленно пытаться пошевелиться, ниже шеи ты не можешь двигать своим телом. Но не волнуйся, ты не парализован, но все еще можешь чувствовать боль. Нам так больше нравится – знаешь ли, утомительно выслушивать мольбы и крики. А кричать ты захочешь.

Вокруг него разразился смех - мужской и женский, взрослый и детский.

- Теперь ты видишь лучше, сынок? Да?

Джек не отрывал взгляда от Атоса, который выражал чистые ужас.

- Теперь, когда ты достаточно пришел в себя и можешь все осознавать, хочу тебе представить своих гостей.

Джек поднял раскалывающуюся голову со стола, на котором лежал, чувствуя, как засохшая кровь на его макушке, отслаивается от деревянной поверхности, и вместе с ней выдергиваются волосы, пристывшие с кровью. Он посмотрел вниз, и с удивлением обнаружил, что совершенно голый и обритый наголо. Удивление сменилось смущением, смешанным с ужасом, когда он понял, что на него смотрят двадцать или более человек.

Что здесь происходит?

Гости, сидящие по обе стороны стола, на котором лежал пленник, были парадно разнаряжены - бриллианты сверкали на лебединых шеях, состоятельные господа улыбались ему, попивая вина разных оттенков. Слева от него маленькие мальчик и девочка, одетые не менее экстравагантно, чем взрослые, сидели между молодым человеком и женщиной, сосредоточенно потягивая прозрачную жидкость из бокалов, сделанных, похоже, лучшими мастерами. Он повернул голову направо, где сидел еще один маленький мальчик, одетый в чистую белую рубашку и галстук-бабочку. Лицо мальчика было надменным и безучастным, словно это было не лицо ребенка, а бездушного демона. Тот пристально смотрел на Джека, и возился со своими столовыми приборами, а стоявшая сбоку от него грузная дама легонько шлепала его по ладони, делая ему замечание. Она посмотрела на Джека и извиняюще улыбнулась, словно стыдясь манер ребенка.

Все взгляды были устремлены на него, и за столом повисло напряжение. Джек скользнул взглядом по столу и обнаружил, что его окружает пиршество изысканной кухни. Здесь были и соусы, и приготовленные на пару овощи, и всевозможные десерты, которые только можно себе представить. Винные бутылки, полные и пустые, возвышались над блюдами. Он лежал на огромном обеденном столе. Столе, накрытом для трапезы

Боже милостивый, помоги мне. Что это?!

Что за больная игра? Что, черт возьми, случилось с этими людьми?

Кавалькада улыбающихся лиц наполнила Джека ужасом. И все же, как олень, попавший в свет фар восемнадцатиколесного грузовика, он не мог отвести взгляд. Его взор перебегал с одного лица на другое, чувствуя в них невыразимое безумие. Только когда Атос заговорил снова, он перестал выискивать в них признаки человечности.

- Приведите Шелли! - громогласно провозгласил хозяин дома.

***

Пожалуйста, нет! Этого не может быть! Как они добрались до нее!?

В смятении и ужасе, Джек чувствовал, как рвота поднимается к горлу, и пытался сдержать ее, зная, что, скорее всего, захлебнется ею, если начнет блевать.

Он снова поднял окровавленную голову и потрясенно уставился вперед.

Шелли стояла во главе стола, полностью обнаженная; ее длинные рыжие волосы струились вокруг небольшой упругой груди. Парню показалось, что ее соски стоят торчком. Джек попытался не разглядывать ее тело, но взгляд то и дело останавливался на гладкой выбритой ложбинки между ее ног. Ее пизденка блестела, сочась влагой, которая тонкой струйкой стекала по внутренней части бедра.

Он c трудом оторвав взгляд от ее "киски" и посмотрел ей в глаза. Выражение ее лица просто потрясло его. В ее глазах не было страха, она довольно улыбалась, словно была виновницей торжества.

- Мне так жаль, что все так получилось, Джек, - сказала Шелли.

Она с ними заодно!

Он почувствовал, что сходит с ума, когда она, улыбаясь, шагнула к столу.

Джек чувствовал, как горячие слезы текут по его лицу, когда Шелли медленно и соблазнительно забралась на стол. Остальные с вожделением любовались ее обнаженным телом, когда она поползла к парню на четвереньках, ее груди плавно покачивались в такт ее движениям, когда девушка ползла между блюдами, не сводя с Джека глаз. Ее взгляд впился в него с безудержным голодом.

Шелли осторожно пробиралась между тарелками, бокалами и бутылками, ее пронизывающий взгляд был прикован исключительно к Джеку. Приблизившись к парню, она склонилась над его членом и втянула вялый пенис в рот, не сводя с него глаз. Джек почувствовал тошнотворный прилив наслаждения, когда ее теплые влажные губы плавно стали водить по его члену, посасывая его. Он с отвращением обнаружил, что его член отвердел. Девушка, которую он любил всю свою жизнь, отсасывала ему, о чем он и мечтать даже не мог. При других обстоятельствах он был бы на седьмом небе от счастью, но когда она делала эта так, прилюдно, на глазах у всех собравшихся, в доме, где он был пленником, до ужаса напуганным и полностью обездвиженным... Парень чувствовал, как пульсирует его член, когда она медленно опускала и поднимала голову, жадно заглатывая его и водя языком по головке. Он был готов кончить, но Шелли подняла голову, и его эрегированный член выскользнул у нее изо рта.

В глазах Джека плескался чистый ужас. Ни сексуального вожделения, ни желания он не чувствовал к ней. К той, которую боготворил еще час назад, к той, с кем мечтал связать свою жизнь. К монстру, который наслаждался его беспомощностью, практически насилуя его. Тем не менее, члену Джека было наплевать на его чувства, он гордо торчал между ног, призывно пульсируя в намерении излиться.

Шелли заползла на него. Он чувствовал, как твердые кончики ее сосков касаются его обнаженной груди, как мягкое тепло ее бедер прижимается к его бедрам. Обхватив рукой его набухший ствол, она медленно ввела его в свое влажное лоно. Джек почувствовал, что вот-вот кончит, когда она опустилась на всю длину его члена. Гладкие стенки ее влагалища сжали его пульсирующий жезл, выдаивая из него все соки.

Джек в ужасе от происходящего и одновременно в полнейшем экстазе от приближающегося оргазма, услышал, как тихо Атос заговорил в благоговейном тоне.

- Важнейшими условиями при прохождении испытания является то, что человек, претендующий на членство в нашем клубе, должен любить жертву, которую выбирает, и что он небогат. Только благодаря этому он или она может достичь просветления и подняться над трясиной бренного существования.

Жертва, - в порыве страсти Джека почти пропустил это мимо ушей. Несмотря на кошмар, в который он оказался втянут, когда Шелли оказалась на нем и стала скакать на его члене, как заправская наездница, все его страхи, тревоги и ужас отступили, уступив место блаженству похоти, жара и плоти. Шелли уже стонала, близкая к своему собственному оргазму. Парень чувствовал, как стенки ее влагалища плотнее смыкаются вокруг его стержня. Сам же он тоже был уже на пределе.

Не обращая внимания на отсутствие реакции Джека на его слова, Атос продолжал речь, произнося ее в задумчивости, словно размышляя вслух.

- Да, - прошептал он, - для женщины, проходящей инициацию, ритуал требует, чтобы она приняла в свое девственное лоно сперму первого мужчины, которым она будет ужинать...

Джек вздрогнул, когда последняя фраза Атоса дошла до него. Шелли закричала, кончая, и в этот миг ужас Джека от последних слов Бенджамина сменился чистым экстазом, когда он кончил тоже, изливая свою сперму глубоко в девушку.

Первый мужчина, которым она будет ужинать.

С последней каплей семени, выплеснувшейся из его члена, Джек почувствовал, как чистый экстаз сменяется чистой паникой, вновь запустившей свои липкие пальцы в его душу. Он всеми силами пытался пошевелить руками, ногами - хоть чем-то, но он был беспомощен, как калека в руках этих психопатов. Парень едва успел осознать сказанное хозяином дома, определившего его участь, как Шелли слезла с его все еще вздыбленного члена...

И потянулась за разделочным ножом.

Сердце Джека стучало так, что эхом отдавалось в черепе, как звуки барабана в пустом амбаре, и он с нескрываемым ужасом смотрел, как Шелли приставляет стальное лезвие к основанию его все еще пульсирующего члена. Он чувствовал прохладу острия ножа, когда оно соприкасалось с его измазанным спермой мужским достоинством. Шелли провела ножом по выступающей на члене вене, и кровь стала выплескиваться из раны в такт пульсации.

Джек мотал головой из стороны в сторону, забыв о боли от раны на затылке, с мольбой глядя на всех и каждого. Но улыбки на лицах присутствующих говорили о том, что помощи ему ждать не от кого.

Их улыбки напоминали оскалы. Звериные, голодные.

У некоторых даже изо рта полилась слюна, как у дикой собаки в предвкушении трапезы.

О Боже, пожалуйста, помоги мне! Помоги мне! - Джек в отчаянии уставился на девушку, и увидел, что по ее лицу бегут слезы, когда она напряглась перед финальным рывком.

Пожалуйста, Шелли! Не делай этого со мной! Пожалуйста!

Глядя ему прямо в глаза, Шелли ухватилась за его член и вонзила нож глубже, перерезая плоть и хрящи. Капли крови оседали на ее лице, подобно красному дождю. Отпиливая пенис, девушка тянула его на себя, чтобы ускорить окончание экзекуции, пытаясь вырвать полуотрезанный орган.

Не добившись успеха, она продолжила резать, с каждым пилящим движением все глубже погружаясь в его плоть, пока только растянутый и окровавленный лоскут кожи не связывал его член с телом. Одним последним рывком она оторвала пенис, оставив на его месте окровавленный обрубок.

Джек не мог кричать вслух, но в своем сознании он вопил так, что если бы неожиданно обрел голос, то все присутствующие и он сам оглохли бы от воплей.

Боль была невероятной. Видимо, в агонии он прикусил язык и стал задыхаться, потому что, когда дворецкий наклонился к его лицу, теплая кровь брызнула изо рта Джека в лицо гиганта. Тот бесстрастно вытер ее и отошел от парня, ухмыляясь.

Ощущение было такое, будто его половые органы подожгли, и Джек отрешенно взглянул на то, что осталось у него в паху.

От его мужского достоинства не осталось ничего, кроме маленького и потрепанного обрубка, просто темно-красное месиво обкромсанной кожи и вывороченной плоти. Кровь все еще медленно и ритмично пузырилась из остатков вен, которые Шелли неумело перерезала. Джек чувствовал, как впадает в безумие, и безмолвно молился, чтобы это все поскорее закончилось. И уже неважно с каким финалом.

Когда Шелли сползла со стола, Джек обвел взглядом людей, ставших свидетелями этого зверства. Многие были в красных брызгах; их дорогие костюмы и платья были испачканы его кровью, которая хлестала из его раны, когда Шелли отпиливала ему член. Один мужчина слизывал его кровь с мягкого изгиба женской шеи, так нежно, как только может любовник. Маленькая девочка смеялась, размазывая кровь по лицу своего смеющегося соседа.

А в конце стола сидела Шелли – глава литературного общества и любительница фильмов ужасов – ее обнаженная кожа блестела от его крови.

Она жевала его отрезанный член; кровь стекала по ее подбородку, когда она пыталась разгрызть хрящ зубами. Ее глаза не отрываясь смотрели на Джека, пока она быстро работала челюстями.

Когда девушка закончила со своей ужасающей трапезой, раздался звон бокалов, и Бенджамин Атос начал произносить тост; его голос звонко звучал в наступившей тишине.

- Шелли Пендл причастилась запретной плотью своей любви. Она показала себя безжалостной, движимой алчностью и во всех отношениях великолепной гостьей. Она станет ценным членом нашего общества.

Джек тонул в бесконечных волнах боли, наблюдая за тем, как мужчина поднимает бокал.

- За Шелли - нашего нового члена! - провозгласил хозяин дома.

В унисон зал взорвался голосами.

- За Шелли! - дружно воскликнули все.

- А теперь пусть начнется пир!

Все гости встали и потянулись за столовыми приборами. Они навалились на стол и начали небрежно вырезать куски из дрожащей, истерзанной плоти Джека. Хотя Джек не мог ни пошевелиться, ни издать ни звука, он чувствовал каждый болезненный надрез, каждый мучительный укол, чувствовал, как его раздирают на куски, нещадно терзают обездвиженное тело.

Две пожилые женщины обрубали ему пальцы тесаком, и Джек удивлялся, как еще не лишился сознания от безумной боли.

Молодая пара смеялась, вскрывая его живот и нащупывая внутри него желанные кусочки. И даже тогда блаженное забвение не желало принимать его с свои объятия.

Мальчик-подросток копался в открытой ране на срезе его отрезанного члена, с любопытством ковыряясь в ней, словно Джек был просто экспонатом на уроке биологии. Он чувствовал, как палец мальчишки проникает все глубже, и несчастному казалось, что ему в рану вставляют раскаленную спицу.

Кто-то вилкой проткнул его мошонку, и вытащил из нее яички. Джек уже не видел, кто это сделал – глаза заволокла пелена слез.

К тому времени, когда глазные яблоки Джека выковыривали из глазниц десертной ложкой, безумие подобралось к нему совсем близко. Но разум еще сопротивлялся, и парень считал это предательством. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы сознание навсегда покинуло его.

А пир тем временем продолжался.

Долго, очень долго.

***

Она лежала на полу в изнеможении, по ее бедрам стекали струйки теплой крови из влагалища и ануса.

Они трахали ее жестко. Болеть будет еще несколько недель.

Девушка встала на колени и вытерла сперму с глаз. Та покрывала ее лицо, волосы и грудь плотной пленкой. Она не успела отдышаться, как еще один мужчина ввел свой пульсирующий член в ее смазанный спермой рот и выпустил горячую струю ей в горло, грубо натягивая ее голову на свой массивный елдак.

Она послушно проглотила его струю и вздохнула. Он был последним. Праздник окончен.

Атос возвышался над ней; его измазанный кровью и спермой член болтался между ног в полуэрегированном состоянии. Пот скатывался крупными каплями по его толстому, обнаженному телу и стекал на тонкий персидский ковер под его ногами, смешиваясь со спермой, мочой, кровью и прочими человеческими выделениями на его коже. Он протянул ей руку, и девушка охотно взяла ее, поднявшись. Она стояла перед ним на дрожащих ногах. В столовой воцарилась тишина, когда масса потных, уставших и изможденных оргией гостей удостоила ее вниманием. В воздухе висела тяжелая вонь секса и смерти. Снаружи завывал ветер, и молнии рассекали ночное небо.

- Добро пожаловать, Шелли. Инициация закончена. Все, о чем ты когда-либо мечтала, будет твоим, и ты и твоя семья никогда ни в чем теперь не будете нуждаться, - oн нежно сжал в ладонях ее блестящее от спермы лицо и посмотрел ей прямо в глаза. - Теперь ты - одна из нас, дорогая. И ты никогда не должна это забывать... Этот мир принадлежит нам. Остальные нужны только для того, чтобы удовлетворять наши потребности. Следить за тем, чтобы наши машины работали исправно. Чистить наши задницы. Вести наши войны. Они - скот. Они - ничто. Они служат только для того, чтобы страдать и умирать, чтобы насытить наш голод, как физический, так и финансовый. Так было веками, так будет и впредь - богатые всегда будут существовать за счет бедных.

Толпа голых весельчаков подбадривала хозяина дома, и зал эхом отзывался их несдерживаемым ликованием.

- Богатые всегда будут пожирать бедных! - ревели они.

Шелли, слушая скандирующие лозунги толпы, уже снова почувствовала голод.