Я улыбнулся ей, стоявшей напротив меня, и она улыбнулась в ответ — её глаза ярко сияли любовью, которую она явно испытывала ко мне, как я к ней. Она выглядела потрясающе, стояла там в своём белом элегантном платье. Мне отчаянно хотелось сказать ей об этом, но я не хочу мешать викарию начать. Её светлые волосы были собраны в аккуратный пучок на затылке. Свободные завитые пряди, искусно уложенные, обрамляют обе стороны её великолепного лица. Даже её макияж был идеально нанесён, чтобы подчеркнуть её красоту, а не скрыть её сексуальность под ненужной густой основой и уродливой тяжестью. Самая удивительная женщина, которую я когда-либо видел, и я чувствовал себя самым удачливым мужчиной на планете, когда — в те дни — она согласилась встречаться со мной.
Слова викария вернули меня к реальности:
— Дети мои, мы собрались здесь под знамением Божьим — и перед лицом этих гостей — чтобы соединить этого мужчину и эту женщину в святом браке, который должен быть честным и праведным; и потому никому не следует вступать в него необдуманно или легкомысленно, — но благоговейно, благоразумно, обдуманно и торжественно. В это святое место эти два человека теперь входят, чтобы соединиться навсегда. Если кто-нибудь может назвать уважительную причину, по которой они не могут быть соединены вместе, — пусть говорит сейчас или молчит навеки.
Так было тогда.
Это сейчас, когда я открыл глаза и посмотрел вниз на всё, что от неё осталось — единственная фотография в серебряной рамке, лежавшая в моих усталых руках. Запечатлённый момент из дня нашей свадьбы, отражающий, как мы были счастливы вместе. Были? Если бы не эпидемия — мы бы до сих пор были счастливы. Мы всё ещё были бы вместе. Я швырнул фотографию на ту сторону кровати, где задремал. Проклятые осколки снов дразнят меня счастливыми воспоминаниями, давно заглушёнными ужасами того, что происходит сегодня — как бы напоминая мне, что всё уже никогда не будет прежним. Напоминая мне, что она ушла и не вернётся.
Я не знаю, чем вызван этот новый мир, но я ненавижу его и всех, кто в нём живёт. Даже люди, которые не пострадали, как я, изменились в худшую сторону. Мы продолжаем дышать, но… внутри нас что-то изменилось. Уродливый инстинкт выживания, я полагаю. Кстати, о выживании…
Я перевернулся на бок и потянулся к свече, стоящей на тумбочке, притянув её к себе. Я вытянул губы и задул мерцающее пламя. Если я хочу продолжать выживать, мне лучше перестать засыпать при зажжённых свечах. Это не только опасно, но и расточительно. У меня осталось всего около шести таких больших свечей. Нужно использовать их с умом, так как я пока не хочу выходить из дома. Слишком рано с начала эпидемии… слишком рано, и, наверное, часть меня надеется, что она вернётся ко мне; пройдёт через дверь, незатронутая монстрами снаружи.
Я изо всех сил стараюсь отогнать эту мысль подальше от себя — поскольку я знаю, что вероятность невелика, но, как я ни стараюсь, она продолжает проникать обратно через моё подсознание. Проходит очень мало времени, прежде чем эта мысль возвращается на передний план моего разума.
Прошла всего пара дней с тех пор, как она ушла… пара дней после той летней бури, отключения электроэнергии и того, когда всё изменилось… она всё ещё может быть там… она всё ещё может быть в порядке. Чёрт, вот она — снова всплыла в моих мыслях.
Может быть, я ошибаюсь, оставаясь здесь, прячась наверху своего дома? Возможно, я должен был уже уйти, чтобы попытаться найти её — не говоря уже о припасах… возможно, я мог бы найти её, если бы вышел, как только понял, что она не вернётся домой. Если она… одна из них… если она… это будет моя вина, что я подвёл её. Мне не удалось благополучно вернуть её домой.
Нет, я не могу так думать.
Кто мог знать, что происходит снаружи? Даже если бы новостные программы успели нас предупредить — отключилось электричество… мы были в полной тишине. Наедине с самими собой. Я не мог знать, что с ней будет, когда она выйдет из дома. Не было никакого способа узнать… конечно, я бы пошёл за ней, если бы знал. Конечно, я бы… она любовь всей моей жизни.
Любовь всей моей жизни… Я могу только представить, через что ей пришлось пройти там. Я могу только представить страх, пробегающий по её венам, когда они вонзали свои заражённые зубы в её идеальную кожу, распространяя инфекцию через её собственную чистую кровь. Моя единственная надежда состоит в том, что они съели достаточно её, чтобы помешать ей вернуться в качестве одной из них. Я молюсь, чтобы она была одной из счастливиц, которым удалось упокоиться с миром. По крайней мере, она заслужила это.
Это безумие — что, если она всё ещё там, цела и невредима? Она могла где-то затаиться, быть окружённой… ждать, пока орда разойдётся, чтобы вернуться ко мне. Я теряю время, мне нужно быть там… Мне нужно пойти и найти её, привести её домой. Даже если она мертва или, хуже того, одна из них — мне нужно знать. Я должен знать, или это будет преследовать меня вечно.
Я вскочил с относительно удобной кровати и остановился у окна.
Нет.
Остановись.
Это сумасшествие.
Снаружи всё кажется тихим, сквозь окно глухая ночь, но… это не так. Они там. Скрываясь в тенях, ожидая новой плоти, чтобы полакомиться ею. Они там внизу ждут, и если я выйду в спешке, я наткнусь на них. Мне нужно подождать. Мне нужно ясно мыслить. Мне нужно быть осторожным и планировать, что делать — оставаться в безопасности. Выживать. Я сел на край кровати, подальше от окна. Я не могу быть уверен, что они не наблюдают за мной поблизости. Я не могу позволить им видеть меня. Я не могу дать им понять, что я всё ещё здесь. Это только побудит их попытаться выяснить, как добраться до меня. Конечно, на данный момент они не могут разобраться с дверями, но это лишь вопрос времени. Кроме того, если их будет достаточно, чтобы войти, дверь, вероятно, всё равно поддастся… не нужно придумывать, как пользоваться ручкой.
Нужно придерживаться первоначального плана. Дать себе несколько дней — неделю или около того… пока они будут бродить в поисках еды. По крайней мере, большинство из них. Я могу столкнуться с ними, но это должно быть так. Я могу справиться с одним или двумя, я думаю. Надеюсь. Если я наткнусь на группу — мне пиздец. Я в безопасности здесь, в этом доме. По крайней мере, если я останусь наверху. Внизу им легче увидеть меня через одно из окон. Завтра я продолжу переносить припасы наверх, снизу. Затем, через неделю, я поеду… ещё не решил, будет ли это за дополнительными припасами, или мне следует отправиться дальше и попытаться найти других, таких же, как я… Пока не нужно решать, у меня есть неделя. Буду думать тогда…
А пока мне нужно оружие… Мне нужно что-то, чтобы защититься от них. У меня есть ножи, уже собранные с кухни, но они предполагают близкую дистанцию. Я не хочу приближаться. Это открывает возможность быть укушенным… Нет, мне определённо нужно что-то бóльшее.
Я снова встал и посмотрел в окно, в сторону сарая, в глубине нашего заросшего сада. Там наверняка найдётся что-то, что мне пригодится… и сейчас там тихо…
Возможно, быстрый рывок в сарай и… те припасы более нужные, чем другие… это может быть вопросом жизни и смерти. Они стоят того, чтобы рискнуть, кроме того, я не уйду далеко от предполагаемой безопасности моего дома.
Это не навредит.
Быстрый бег, хватаю то, что мне нужно, и прямо назад.
Где он находится? Где он, чёрт возьми? Я знаю, что у меня был один. Раньше я использовал его на чердаке… куда, чёрт возьми, я его положил? Я вытащил последний ящик из прикроватной тумбочки и опрокинул его на кровать; различные документы… банковские выписки, счета за коммунальные услуги, спрятанные подальше от глаз… какие-то запечатанные презервативы… Никакого фонарика. Где он, чёрт возьми? Хотел бы я, чтобы Дженни была здесь — она бы знала, где он. Блять. Вот она, снова пробирается в мои мысли. Уходи. Убирайся. Пожалуйста.
Я встал и отчаянно оглядел спальню. Где ещё он может быть? Было бы неплохо, если бы здесь был какой-нибудь свет — кроме свечи, которую я только что зажёг. По крайней мере, было бы легче видеть предметы. В двух прислонённых к дальней стене шкафах, заполненных одеждой, его не было. Я уже освободил вторую тумбочку — её тумбочку. Почти пусто, если не считать нескольких фотографий и таблеток от головной боли. Ничего полезного.
Я даже не могу вспомнить, когда в последний раз использовал проклятый фонарик. Я знаю, что это было на чердаке, но было ли это даже в этом году? Не могу вспомнить, работал ли он должным образом — выкинул бы я его в гневе, если бы он не выполнял свою работу хорошо? Это возможно.
Я снова повернулся к окну. На улице темно, но, тем не менее, может быть, будет лучше, если у меня не будет фонарика? Луч только привлечёт нежелательное внимание. Мне такое точно не нужно, особенно если я буду загнан в угол в сарае. То, что у меня будет доступ к чему-то, что я могу использовать для защиты, не означает, что я хочу подвергать себя ненужной опасности.
В любом случае, я должен принять решение в ближайшее время, иначе солнце взойдёт. Не хочу быть там, в дневном свете. Негде спрятаться, как только выглянет солнце. По крайней мере, если я буду вести себя тихо, я смогу спрятаться в тени ночью. Я не уверен, насколько хорошее у них зрение, но… оно должно быть лучше, более чётким и резким на открытом воздухе, особенно в светлое время суток.
Я думаю, что это мой разум тормозит. Иди сейчас. Забудь о фонарике. В любом случае, у меня довольно обсессивно-компульсивное расстройство по поводу сарая, так что должно быть достаточно легко схватить то, что я ищу — лопату, вилы… может быть, даже садовые ножницы? Хватать всё — столько, сколько я могу унести.
Надеюсь, я случайно не схвачу паука. В прошлый раз, когда я был там, на ручке лопаты сидел какой-то огромный. Клянусь богом, он просто смотрел на меня — смотрел на меня… побуждал меня попытаться тронуть его.
Почему я вообще сейчас об этом думаю? Так глупо.
Я схватил один из ножей с того места, где я их ранее бросил на полу спальни — ещё один на её тумбочке, один на моей, один у изножья кровати, один у изголовья кровати, один на подоконнике, с чёрной ручкой, указывающей в спальню, чтобы его было легко схватить — если бы мне пришлось делать это в спешке. Однако у двери нет ножей. На случай, если ворвётся мародёр, я не хотел, чтобы у него был шанс одержать верх надо мной, получив доступ к лезвию.
Нож, который я взял, был разделочным. Странно, последний раз, когда я использовал его, было на жареной курице, которую я приготовил. Я всегда готовил курицу в нашем доме. Дженни нравилась другая еда, но жареная курица… одно из единственных блюд, которые я мог приготовить… и я готовил её хорошо. Моя картошка не разваривалась. Хрустящая снаружи и лёгкая и пушистая внутри. Дженни часто говорила, что это лучшее, что она когда-либо пробовала. Когда мы начали встречаться, я думал, что она говорит это просто, чтобы доставить мне удовольствие, но… отведав картошки её родителей… её друзей… да, она не шутила. Моя картошка не разваривалась. Дженни пыталась смотреть, как я её готовлю, всегда пыталась узнать, в чём секрет, но я никогда ей не рассказывал. Я бы сказал ей сейчас: посыпь кубиком Oxo говядины, даже если у тебя есть курица, картофель после того, как ты сварила его, пока он не пропитается им… затем также посыпь сверху немного муки — выглядит странно в сковороде, но, поверь мне, это помогает ей хрустеть. В качестве масла также важно использовать гусиный жир. Ты начинаешь с гусиного жира. Помести сковороду только с жиром в духовку, пока она не станет горячей, а затем вытащи её. Положи картофель в сковороду и обваляй его в жире. Потом ты должна слить лишний жир. Ты же не хочешь, чтобы картофель готовился в большой луже, потому что это помешает ему должным образом подрумяниться… хотя это не конец света, он всё ещё хорош, но… лучше, когда он хрустящий. А после того, как ты обваляла картофель в жире и слила излишки со сковороды… тогда ты делаешь кусочки с кубиком Oxo и мукой. Духовка выставлена на двести градусов, картошка идёт на самотёк минут двадцать пять — может и меньше, следить за ней не помешает. Затем ты переворачиваешь её на сковороде и снова готовишь столько же времени. После того, как перевернула. Также важно использовать только картофель King Edward для запекания. Остальной картофель хоть и экономит деньги… но вкус у него не тот. Только не пережарь…
Я резко вернулся к реальности.
Картофель? Серьёзно?
Забавно, по чему скучаешь, когда мир катится в дерьмо.
Ладно, хватит бездельничать. Пришло время сделать это. С ножом в руке я задул свечу и осторожно вышел из спальни и остановился, когда оказался наверху лестницы — свободная рука нащупывала путь с помощью стены. Я затаил дыхание и стал ждать. Я ничего не слышу, кроме собственного сердцебиения, потому что оно сильно стучит в груди. Ещё пара секунд… всё ещё ничего… ладно, кажется, я всё-таки здесь один. Я думаю, что да, так как не слышал, чтобы кто-то пытался войти, но лучше перестраховаться, чем потом сожалеть. Я начал красться вниз по лестнице, держась за перила для поддержки, так как в темноте было трудно что-то разглядеть. Медленно мои глаза привыкли к темноте — недостаточно, чтобы ясно видеть, но достаточно, чтобы различать очертания.
На полпути вниз по лестнице я остановился и заглянул в гостиную. Насколько я понимаю, при ограниченной видимости всё на своих местах. Никаких движущихся теней, никаких звуков, кроме обычных ночных скрипов, к которым я привык в своём доме с террасой. Устрашающе тихо и зловеще, несмотря на то, что, на первый взгляд, ничего необычного.
Наверное, хорошо, что отключилось электричество. Уверен, если бы оно работало, я бы не смог доверять себе. К настоящему времени я бы включил свет, просто чтобы успокоиться, что всё в порядке. Конечно, на какое-то время мне станет лучше, но… внимание привлечёт их. С таким же успехом можно просто открыть входную дверь и повесить табличку с надписью «Иди и съешь меня».
Удовлетворённый тем, что из темноты ничего не исходит, в гостиной я рискнул спуститься на оставшиеся несколько ступенек — к задней двери, которая была на дальней стене, рядом с окном с радиатором под ним. Другие дома в этом обычно тихом маленьком районе имели заднюю дверь на кухне — их гостиные в передней части дома выходили на улицу — но мне понравилось, как этот дом был спланирован по-другому — кухня спереди дома, глядя на улицу и задняя дверь в гостиной, ведущая в сад. Это означало, что тёплым летним вечером мы могли сидеть в гостиной с открытой дверью, впуская тёплый, нежный ветерок. С выключенным телевизором можно было сидеть там, на диване, и слушать, как разные насекомые поют свои песни, которые доносились в дом из сада. Это было умиротворяюще… расслабляюще. Иногда, после напряжённого рабочего дня, Дженни и я засыпали вместе на диване, прижавшись друг к другу в объятиях.
Вот она снова, на переднем плане моего измученного разума.
Будь ты проклята.
Я закрыл за собой заднюю дверь, когда вышел в сад. Часть меня хотела оставить её открытой, так что, если бы мне было нужно, я мог бы просто пробежать через неё на огромной скорости, если бы что-то случилось со мной, но… другая часть меня — разумная часть — думала, что это открывает возможности для чего-то другого попасть в дом, пока я был бы повёрнут спиной в сарае. Я возвращался бы, вооружённый тем, ради чего вышел, только чтобы встретиться лицом к лицу с кем-то или чем-то, чего я не ожидал.
Закрыв дверь, я повернулся к саду, всё ещё сжимая нож в трясущейся левой руке. Я рад, что в прошлом году мы с Дженни решили установить более высокие заборы. Когда мы только переехали в дом, в саду были самые маленькие заборы, какие только можно себе представить. Легко перелезть через них, если вы когда-либо захотите. Я это знаю точно, сколько раз мне приходилось перелезать через них, чтобы вернуть кошку из соседского сада, прежде чем сосед увидел, что она снова гадит на его территории. Жалкий ублюдок всегда угрожал нашей кошке, если она не перестанет использовать его сад в качестве туалета. Кошку не видел уже несколько дней, интересно, заразилась ли она у соседа до или после того, как он превратился в одного из них?
Высокие заборы должны были помешать кошке так легко добраться туда, но этого не произошло. Я знал, что кошки могут карабкаться, но не думал, что они будут изо всех сил стараться делать это. Я просто подумал, что она не будет беспокоиться и вместо этого будет использовать наш сад для своего дела. Насколько я ошибался? Хорошо, что высокие заборы были куплены не только для того, чтобы не дать кошке проникнуть в другие сады, иначе это была бы пустая трата денег. Основной целью их покупки было добавить уединения в наш сад. Сосед явно был придурком, и нам всегда было неловко выходить в сад, когда он был в своём, на случай, если он затеет ссору из-за чего-то другого или даже просто попытается вовлечь нас в ненужный разговор. Иногда так хочется выйти в сад за тишиной, покоем и свежим воздухом… Свежий воздух… те дни прошли. Теперь запах смерти витает в воздухе как постоянное напоминание о том, что в мире не всё ладно.
Я стоял, не смея пошевелиться, у задней двери, глядя в остальную часть сада, насекомые поют, блаженно не подозревая об опасностях, с которыми человек сталкивается теперь изо дня в день. Я им завидую. Вдалеке я слышу, как звенит автомобильная сигнализация. Один из них, вероятно, столкнулся с машиной, когда он проходил мимо. По крайней мере, кажется, что это далеко. Эти существа — они такие медленные… пока нет никаких шансов, что они будут поблизости.
Почувствовав, что всё в порядке, я прокрался через внутренний дворик на траву. К сараю ведёт каменистая тропинка, но я буду придерживаться травы, так легче идти спокойно. Ненужный хруст камней только привлечёт нежелательное внимание. Даже если я хорошо спрятался за двухметровыми заборами — сильный ветер прошлой зимой их очень ослабил. Я почти уверен, что если бы что-то захотело пройти… оно бы смогло.
Сад не такой большой, и до сарая не нужно много шагов. Свободной рукой я дотянулся до засова и открыл его, позволив при этом двери распахнуться. Мне даже в голову не приходит, что что-то могло быть внутри — если только им не удалось проникнуть внутрь, а потом там и запереться. Они недостаточно умны, чтобы понять замок с болтовым засовом, не говоря уже о том, чтобы научиться запирать себя. В любом случае, я мог бы поклясться, что почувствовал, как что-то коснулось моей ноги. Я посмотрел вниз, моё сердце чуть не выскочило из груди, но там ничего не оказалось. Слава Богу. Быстрый взгляд через плечо, обратно в сад, просто чтобы убедиться, что всё в порядке. Удовлетворённый, я шагнул в сарай, оставив дверь открытой, держа ногу в щели. Промежуток не помогает проникнуть в него свету извне, но я уверен, что немного предлагаемого лунного света лучше, чем ничего.
Все мои инструменты были аккуратно развешены по всей длине сарая. Ещё раз, я благодарен за мой уровень обсессивно-компульсивного расстройства, за то, что я держал всё здесь организованным. Я не могу всё нести, не с ножом в руке, поэтому я решил засунуть нож между джинсами и ремнём. На данный момент он выполнил свою задачу, но я не хочу оставлять его здесь — он может в конечном итоге понадобиться. Никогда не знаешь. Пока же я выбираю — я протянул руку и взял со стены садовые вилы — вот это. Другой рукой я потянулся и вытащил лопату со стены. Это тоже будет полезно. По-видимому, тупая травма головы этих тварей может убить их так же эффективно, как пуля в мозгу. Это хорошо, учитывая, что оружие в этой стране запрещено законом, и его не так-то просто найти. Интересно, если бы я смог достать пистолет… был бы я всё ещё здесь или я бы выбрал другой, быстрый и лёгкий выход? Я понимаю, что есть и другие способы покончить с собой, но пистолет… это точно и быстро. У меня нет смелости попробовать сделать это каким-либо другим способом. Мне, конечно, не повезёт в процессе этого. Я, вероятно, закончу тем, что обездвижу себя или просто нанесу себе неприятные порезы. Я думал об этом. Вернусь к мыслям о травме тупым предметом… а как насчёт молотка? Опять же, это оружие ближнего боя, но, по крайней мере, я могу держать его заправленным в джинсы — когда придёт время выходить из дома — и если любой из них подкрадётся ко мне… не будет проблемы с размахиванием лопатой или садовыми вилами. Я держал вилы и лопату под правой рукой и неуклюже ощупывал остальные инструменты, пока не нашёл молоток. Я надеюсь, что они не подойдут достаточно близко, чтобы мне это понадобилось, но — если они это сделают — я только пожалею, что не взял его с собой, если оставлю его здесь.
Я сорвал его со стены и пнул дверь сарая, так что она снова полностью открылась, что позволило мне выйти обратно в сад. Используя локоть, я осторожно закрыл дверь, не позволив ей захлопнуться и сообщить кому-либо поблизости, что я здесь. При закрытой двери я остановился и стал ждать… прислушивался… голоса?
Я напрягся, чтобы услышать, откуда доносились голоса. Далеко. Из того, что я смог разобрать, они звучали достаточно по-человечески. Явно не заражённые. Я не уверен, хорошо это или плохо. Я слушал дальше… смех. Я правильно понял? Я напрягся сильнее и затаил дыхание, прислушиваясь так внимательно, как только мог… Снова смех. Определённо, смех.
Блять.
Они всё ещё дышат нормально, но это не всегда хорошо. Видите ли, изменившиеся предсказуемы. Они просто продолжают двигаться — ищут что-нибудь поесть. У них нет другой цели. Никаких других функций. Как будто их мозг работает на самом базовом уровне, давая им одну команду — есть.
Люди, которые живут, имеют мыслительные процессы, у них есть расписание дня. И, в отличие от изменившихся, их мозги работают на полную катушку — с добавленным ингредиентом адреналина — давая им другую команду — выжить. С мозгом, работающим на каждом цилиндре, и отчаянным желанием выжить, это делает их более опасными. По крайней мере, стычки с изменившимися можно избежать, тогда как, если вы встретите живых, избежать разборки будет крайне сложно.
Я не двигался — боялся сообщить им, что я здесь, — надеялся, что они уйдут. Я не мог слышать, что они говорили. С такого расстояния их голоса были просто приглушёнными звуками. Только звук смеха сказал мне, что они живы. Без сомнения грабят один из многих домов на улице. Интересно, сколько времени пройдёт, прежде чем они решат заглянуть в мой дом? Я думаю, одно из преимуществ среднего дома с террасами — есть другие дома, в которые нужно проникнуть в первую очередь. Надеюсь, они найдут то, что ищут, прежде чем доберутся до меня и уйдут. Если они останутся, мне придётся защищаться.
Хлопанье — похоже на дверцы машины. Двигатель оживает, и шины визжат по сухому горячему бетону, когда машина уезжает, теперь я больше не слышу её. Я пока не двигаюсь. Жду. Насекомые поют. Ничего больше. Мёртвая тишина. Они уехали. Слава Богу. Думаю, они нашли то, что искали. Я почувствовал, как моё тело немного расслабилось, и надеялся на Бога, что это была не моя машина. Когда придёт время убираться, мне она понадобится.
Побеспокоюсь об этом ближе ко времени ухода. Очевидно, сегодня ночью небезопасно идти дальше сада — там слишком много активности.
Осторожно, чтобы не слишком сильно лязгать инструментами в руках, я пробрался обратно в безопасное место своего дома. Сегодня хорошая ночь. Жаль, что мне снова нужно зайти — было бы неплохо насладиться воздухом подольше, даже если он не такой свежий, как раньше.
Нет смысла желать невозможного. Чем дольше я останусь здесь, тем больше шансов, что я стану едой или привлеку мародёров. Войти, закрыть дверь, подняться наверх и не попадаться на глаза. Ещё на несколько дней.
Лёжа на кровати, в спальне, с инструментами, разложенными рядом со мной, я не могу не задаться вопросом, что произойдёт, когда я выйду из дома за припасами или попытаюсь найти способ убежать от того, что происходит? Там. Что произойдёт, если я найду другую группу выживших? Весь этот страх перед мародёрами и людьми, которые сами за себя, я так долго был один — как я узнаю, кому можно доверять, а кому нельзя? Конечно, если я ослаблю бдительность в отношении кого-либо, доверюсь людям, это только навредит мне.
Возможно, мне лучше быть одному.
Одиночество, по крайней мере, также сужает шансы на бóльшее горе. Я оплакивал то, что казалось вечностью, когда Дженни не вернулась домой. Иногда, когда я забываю держать свои мысли в узде, я ловлю себя на том, что плачу до сих пор. Я не думаю, что смогу потерять снова кого-то ещё.
Я скучаю даже по чёртовой кошке Нелли.
Не успела кошка промелькнуть в моей голове, как я услышал знакомый звук её кошачьей дверцы, распахнутой и с шумом захлопнувшейся внизу. Шум напугал меня, и я резко сел на кровати — как раз вовремя, чтобы кошка пробежала в спальню, на кровать, по моему телу и на подоконник, где она замерла — за исключением её хвоста. Она махала им из стороны в сторону, свешивая его с края уступа… раскачиваясь взад-вперёд.
— Нелли? — я осторожно позвал её.
Она рычала.
Взгляд был прикован к чему-то в саду.
Это точно Нелли? Здесь темно, и я не могу разобрать кошачью окраску. Если бы это была Нелли, в норме она хотя бы остановилась, чтобы поздороваться со мной. Тем более, что её нет уже несколько дней. Но это должна быть она. Никакая другая кошка не знала бы расположение дома так хорошо, как Нелли, и скорость, с которой она, должно быть, прошла через откидную створку и поднялась по лестнице, чтобы попасть на подоконник. Она точно знала, куда идёт.
— Кыс-кыс! Нелли! — снова прошептал я. — Как дела, девочка?
И снова кошка продолжала рычать, игнорируя меня, глядя в окно. Её уши даже не дёрнулись при звуке моего голоса. Вместо этого они продолжали указывать вперёд.
А если её укусили? Я осторожно постарался оставить между нами небольшую дистанцию, на случай, если она вдруг решит повернуться и запрыгнуть на кровать. Я быстр, когда мне нужно, но никогда не буду быстр, как кошка. Всё, что нужно, это царапина от её когтей, и я буду в дерьме. Я прищурился на её фигуру в темноте, но не смог разглядеть ни пятен крови, ни признаков того, что она вообще участвовала в драке. Так почему она рычит?
Нужно было снова зажечь свечу, когда я пришёл из сада. Было бы легче увидеть её — увидеть, не ранена ли она каким-либо образом, в какой-либо форме.
— Нелли! — снова прошептал я, с уже тянущейся рукой к лопате.
Опять проигнорировала. Я бы хотел, чтобы она была более ласковой по натуре, тогда бы я точно знал, не пострадала ли она. По крайней мере, тогда бы я знал, что такое поведение, как сейчас, было явным доказательством того, что она больше не была собой.
Я даже не могу дотянуться до неё и погладить. Даже когда она была самой собой, было непонятно, не обернётся ли это против меня. Такой она была — темпераментной стервой. Я не могу сказать, что виню её. У неё была тяжёлая жизнь… по крайней мере, если судить по её отчёту — тому, который дал мне «Голубой Крест», когда я взял её из приюта. Если бы я был на её месте — я бы тоже был сварливым.
Ещё один шанс, она этого заслуживает.
— Нелли! — снова прошептал я, и снова меня проигнорировали.
Она так и сидела там, дёргая хвостом, и рычала на бог знает кого в саду. Как только я с ней разберусь, я обязательно закрою кошачью дверцу. До сих пор я даже не думал о том, что животные могут быть заражены тем, что уничтожило человеческую расу. Последнее, что мне нужно, это чтобы появилось больше кошек.
Нужно сначала разобраться с ней, пока она не повернулась ко мне. Медленно, чтобы не спугнуть кошку, я поднял лопату высоко в воздух, прежде чем двигать ею, пока она не оказалась прямо над её головой. Она не заметила. Либо так, либо ей всё равно. Может быть, это часть её незатронутой души… она желает, чтобы кто-то вроде меня пришёл и избавил её от страданий.
Нет.
Она уже ушла. Это сейчас просто оболочка. То, что раньше было моей кошкой, давно ушло, а то, что осталось, не стоит того, чтобы плакать.
— Прости, Нелли, — прошептал я.
Я закрыл глаза и, больше не думая, обрушил лопату ей на голову. Забавный звук лопаты при касании. Как только раздался первый удар, я открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как кошка соскользнула с подоконника и с глухим стуком упала на пол, потеряв сознание. Или уже умерев. Не уверен.
Я вскочил с кровати и встал над ней. Мне нужно быть уверенным. Я не могу так просто оставить её здесь только для того, чтобы она проснулась через час или два и начала царапать меня, заражая тем ядом, который течёт через её пушистое маленькое тельце. Я снова поднял лопату высоко в воздух и снова опустил её ей на голову. Ещё один звук лопаты соединился с её затылком.
Её хвост всё ещё дёргается. Я зацепил нерв или она ещё жива? Я знаю только, что тупая травма вызывает смерть этих… существ… потому что этому научили меня фильмы. Что, если они ошибаются? Что, если единственный способ убить их — пуля в мозг или отрубание голов? Нужно убедиться, что она мертва. Во всяком случае, чтобы избавить её от страданий… сейчас, по крайней мере, у неё наверняка ужасно болит голова.
— Прости, киса, — сказал я, прижимая кончик лезвия лопаты к её шее.
Я поднял лопату вверх и подержал её там минуту. Это не будет красиво. С закрытыми глазами я быстро и сильно опустил лопату. Я почувствовал, как она прошла через её шею так же легко, как нож сквозь масло, и мне захотелось стошнить. Не буду. Перетерплю. Не буду такой неженкой.
Ну, вот и всё. Я это сделал.
Я не смотрел на кошачье тело, когда открыл глаза, просто отвернулся. Мне не нужно это видеть. Чтобы выжить в мире, в этом холоде, нужно самому остудиться. Я не могу позволить себе остановиться и посмотреть на то, что я сделал… что я сделал и кем я стал. Нужно двигаться дальше. Кроме того, глядя на положительную сторону этого, по крайней мере, это сэкономит деньги на кошачьем корме, если всё вернётся на круги своя.
Я бросил окровавленную лопату на пол. Я больше не слышу, как кошка рычит. И я не слышу, как она двигается. По крайней мере обезглавливание точно работает. Кое-что, что нужно помнить, если я вступлю в контакт с кем-либо ещё из этих существ.
Если подумать, начать с кошки было, наверное, лучшим, что я мог сделать. Потренироваться на ком-то меньшем, прежде чем переходить к более крупному. Получить мастерство в совершенстве — чтобы не попасть в беду.
Остаток прошлой ночи я провёл без особых происшествий. Я выбросил тело Нелли из окна, не уверен, что она снова не вернётся к жизни, и изо всех сил старался выкинуть её из головы — вместе с неприятными мыслями о Дженни и о том, что я буду делать, если она вернётся в том же состоянии, что и кошка. Одно дело отрубить голову Нелли, но могу ли я сделать это и с любовью всей моей жизни? Я знаю, что на самом деле это была бы не она… просто её оболочка, но, тем не менее, она похожа на неё, и этого достаточно, чтобы отбить у меня желание перейти этот мост. Надеюсь, если она и одна из них, то её уже давно нет. Спаси меня, Боже, от необходимости что-то делать с ней.
Я проведу сегодняшний день, как и все предыдущие дни с момента эпидемии. Я включу ноутбук — батарея позволяет — и продолжу смотреть фильмы из моей коллекции, посвящённые этой теме. Смотреть ноутбук в светлое время суток безопасно — подсветку экрана практически невозможно увидеть снаружи, так ярко светящее солнце. Я бы не рискнул смотреть на ночь. Не уверен, кого или что привлекла бы яркость. Фильмы хорошие. Каждый из них по-своему полезен с предложениями и идеями о том, как выжить. За исключением «Зомби по имени Шон» — я поставил его просто для смеха, чтобы отдохнуть от холода и суровости этой реальности. Однако вчерашняя ночь посеяла в моей голове новые сомнения. Насколько точны эти фильмы? В конце концов, я ещё ни разу не видел ни одной заражённой кошки. Если бы не тот факт, что я видел это своими глазами, я бы никогда не поверил, что это возможно. Что ещё упустили фильмы? Кошка — не первый раз, когда фильмы ошибаются.
В большинстве фильмов не удаётся действительно объяснить, как начинаются эпидемии — вместо этого они предпочитают давать наполовину сюжетную нить, предполагающую, что ад полон, и поэтому мёртвые будут ходить по Земле. Но это не может быть правдой, потому что я не верю в рай и не верю в ад. Просто хромое оправдание для Голливуда, чтобы вырезать большой кусок повествования, чтобы вместо этого сосредоточиться на крови. Развлекательно да, но, учитывая сегодняшние обстоятельства, не очень полезно.
Другие фильмы, меньший процент, предполагают возможность эпидемии из исследовательской лаборатории, где военные потеряли контроль над новым газом, с которым они экспериментировали. Я могу поверить в это больше, чем в идею закрытия ада для людей. Человек изобрёл СПИД. Более чем возможно, что этот беспорядок тоже создал человек. Почему мы, как вид, не можем просто оставить всё как есть, мне непонятно. Что бы там ни случилось… неудивительно, что причиной тому были мы.
Что касается фильмов, которые не освещала ни одна из других групп, то они, как правило, вообще не объясняют эпидемию. Опять же, их достаточно весело смотреть, но, конечно, не очень полезно.
Ноут загорелся. В любом случае, сейчас вряд ли есть смысл смотреть какие-либо фильмы, которые есть в моей коллекции. Батарея заряжена менее чем на двадцать процентов. Я очень сомневаюсь, что он будет играть первые пять минут фильма. Даже если он зайдёт дальше, он точно не приведёт меня к каким-либо моментам фильма, которые могут быть мне полезны. Я снова выключил компьютер. Сохранить то немногое, что осталось, — оно может понадобиться мне позже.
Я откинулся на спинку кровати и открыл одну из последних упаковок чипсов, которые у меня были. Теперь со вкусом сыра и лука. Я ненавижу сыр и лук — всегда чувствовал, что это обман, даже в мультиупаковках. Помещают туда пару картофелин и чтобы сделать деньги, заставляют нас думать, что мы получаем хорошую сделку. Шесть упаковок чипсов всего за фунт? Это должно быть хорошо, правильно? Неправильно. Шесть упаковок заканчиваются четырьмя упаковками, которые вы съедаете, и двумя, которые вы оставляете в шкафу, пока они не устареют, и вам приходится выбросить их в мусорное ведро. Раньше чертовски по этому поводу раздражала Дженни. Она всегда спрашивала меня, почему я просто не выбирал те упаковки чипсов, в которых мне нравились бы все вкусы, но не всё так просто — с каким бы вкусом ни была упаковка… мне всё равно что-то не нравилось.
Я не могу больше быть привередливым. Не могу позволить себе быть. Нужно есть то, что есть в доме, из-за страха голодной смерти. Конечно, сейчас мне далеко до голодной смерти, но… что насчёт будущего? Представьте, если бы в мире остались только чипсы со вкусом сыра и лука? Мне нужно испытывать себя сейчас. Приготовиться к тому, что я смогу есть любое старое дерьмо, чтобы выжить. Я уже говорил, что сделаю всё возможное, чтобы жить. Если это означает есть сыр и лук… так тому и быть.
Я зашуршал пакетом и невольно напомнил себе о наших с Дженни ссорах, когда она ела чипсы рядом со мной. Должен сказать, по сей день я не думаю, что когда-либо встречал кого-то настолько шумного, когда дело доходит до поедания чипсов. Я часто терпел это так долго, как только мог, пока всё равно не срывался, удивляясь, как она не ломает зубы, когда хрустит ими. Даже когда она доедала всю упаковку — шум там не заканчивался. Нет. У неё был такой небольшой ритуал, когда она складывала пакет несколько раз по длине, прежде чем завязывать его бантом. Я никогда этого не понимал. Все женщины так делают, а мужчины… мы просто отбрасываем пакет в сторону или выбрасываем его в мусорное ведро. Сейчас я бы сделал всё, чтобы увидеть, как она снова завязывает ещё один пакет из-под чипсов красивым бантиком.
Чёртовы воспоминания.
Люди говорят, что вы должны лелеять свои воспоминания, но я не хочу. Хотел бы я забыть их. Стереть всё с доски и создать новые в том дерьмовом мире, в котором я сейчас живу. К чёрту их все. Конечно, я хотел бы сохранить их, если бы всё вернулось к тому, что было прежде, но… так как этого не произойдёт, в ближайшее время я бы предпочёл, чтобы они просто исчезли.
В такие времена хотелось бы держать алкоголь дома. Я бы вымыл воспоминания из своего организма тошнотворным привкусом виски. Мне явно так не повезёт. Я не держу алкоголь дома с тех пор, как бросил пить, пару лет назад, когда у меня случился тяжёлый период. В то время я открывал бутылку ещё до того, как здоровался с Дженни. Раньше она никогда ничего не говорила, она просто сидела и ждала, пока алкоголь смоет дневные стрессы, прежде чем осмеливалась сказать хоть слово. Она знала, что нет смысла говорить что-то, пока у него не будет шанса это сделать. Я всегда был резким и злым. Я всегда был мудаком.
Это из-за Дженни в доме больше нет алкоголя. Когда всё стало совсем плохо, и я был пьян чаще, чем трезв… она воспользовалась случаем, в один из трезвых моментов, чтобы сказать мне, чтобы я выбирал: она или выпивка — что, если я не брошу пить, она бросит меня. У нас был долгий разговор, и я согласился получить помощь — в конце концов, раз и навсегда отказавшись от демонического напитка. Я хотел выпить с тех пор и до того, как мир изменился, но я всегда боялся прикоснуться к нему снова — что, если я не смогу сдержаться и в конечном итоге оттолкнуть её навсегда? Мне повезло, что она дала мне ещё один шанс. Я не заслужил этого из-за того, что говорил ей в пьяном виде. Ни в коем случае я этого не заслужил. Если бы я не завязал с этим, я даже не уверен, что у меня хватило бы сил стоять рядом с ней, пока она приводила себя в порядок или готовила на кухне.
Она простила меня. А ведь я был таким мудаком. Мне нужно было очнуться и вновь стать человеком и, к счастью, с её поддержкой я именно это и сделал… что заставляет меня теперь ещё больше сожалеть о том, что я подвёл её. Она спасла меня, а я не смог спасти её.
Чёрт возьми, почему я снова делаю это с собой? Как я мог перейти от созерцания фильмов ужасов, от советов, как выжить в этой буре дерьма, к размышлениям о том, как я снова её подвёл? Ей всегда это удаётся — всегда удаётся проникнуть в мой разум.
Такая скука. Общая скука дней, которые начинают сливаться друг с другом из-за того, как мало я сплю, добирается до меня. Мне нечего делать, чтобы перестать думать о прошлом. Этот дом всегда был маленьким, но в последнее время он стал чертовски меньше.
Я швырнул пачку чипсов через всю комнату — зачем я вообще ем это дерьмо? Я даже не голоден. Расточительный. Опять таки. Мне нужно остановить это. Мне нужно стать более изобретательным и менее расточительным. Не надо было открывать чипсы, пока я не проголодался. Я открыл их только потому, что мне захотелось что-нибудь пожевать.
Дурак.
Я резко проснулся, поднялся на кровати, где, должно быть, задремал. Странно, я даже не помню, чтобы я засыпал — вот он я. На улице ещё светло. Кроме этого, я понятия не имею, сколько сейчас времени. Меня осенило только после того, как несколько дней назад отключилось электричество, что у меня дома нет часов с батарейками, а мои наручные часы сломались несколько недель назад. Часть меня хотела бы, чтобы я не был ленивым в то время и пошёл в магазин, чтобы заменить батарею, но другая часть меня думает… время сейчас не имеет значения. Теперь всё дело в том, чтобы выжить как можно дольше. Громкий хлопок из-за стены. Не это ли изначально потревожило меня после моего неожиданного сна? Я сел и уставился на стену — возможно, жалея, что у меня нет рентгеновского зрения, чтобы увидеть, что происходит за ней — ещё один громкий хлопок — это не то, что мне действительно было нужно. Я знал, что это было.
Это были они.
Мои соседи с другой стороны дома. Тот придурок с одной стороны, они с другой, а я застрял посередине. Даже зная их нынешнее состояние, я всё ещё думаю, что лучше заскочу к ним домой, чтобы выпить чашку чая и наверстать упущенное, чем проводить время с этим дебилом. Страшно подумать, что, учитывая их состояние, они всё равно будут жаловаться и выглядеть недовольными меньше, чем он.
По правде говоря, я почти забыл о них. Они не стучат уже несколько дней. Я предположил, что они, наконец, сообразили, как выбраться из дома, и отправились на поиски пищи, которой жаждут их больные мозги. Моя ошибка. Интересно, что они там делали с тех пор, как я их в последний раз слышал… на самом деле, я не хочу об этом думать. Давно не слышал их собаку.
Бедный Фидо.
То, как они там стучат, заставляет меня желать, чтобы стены были толще. Я не против их слышать — хотя, если честно, это немного нервирует, — но я боюсь, что стены рухнут, и они окажутся здесь.
Я не уверен, насколько сильны эти существа.
Ещё несколько минут стука вокруг, прежде чем я услышал, что что-то хлопнуло. Одному Богу известно, что это было. Навскидку, я бы сказал, что одному из них удалось открыть дверь. По крайней мере, это означает, что они содержатся в другой комнате. Ещё одна дверь, которую они должны открыть, прежде чем они выйдут на улицу и распространят свою болезнь. Не так уж и плохо.
Моя комната снова погрузилась в тишину, за исключением глубокого урчания. Не монстра. Просто моего желудка. Уже пару дней ничего толком не ел — только случайные перекусы тут и там; пачка чипсов, шоколадное печенье, немного пирожных Яффо… с апельсиновым желе в центре пирожных — интересно, сколько я их съел? Наверное, штук пять.
Я потянулся к сумке, которая стояла у двери в спальню, — различные банки с едой, которые я прихватил с первого этажа, когда впервые осознал, что мир катится к чертям. Моя кухня выходит на улицу, так что продукты я брал оттуда в первую очередь. Так безопаснее. Нет необходимости возвращаться туда. Меньше шансов быть замеченным через окно мародёрами — или того хуже. Меньше причин для них приходить — помог тот факт, что, если они заглянут в окна, они увидят, что шкафы открыты и пусты от любых продуктов.
Быстро покопавшись в сумке, я вытащил банку спагетти с сосисками. Heinz. Ни один другой продукт не сравнится по вкусу с этим. Когда я складывал содержимое из многочисленных банок в пакеты, я помню, что чувствовал себя немного смущённым тем, сколько у меня было банок спагетти с сосисками. Думаю, каждый раз, когда я делал покупки, я брал больше из них, даже не задумываясь.
Я виню свою тётю Кэролайн много лет назад. Однажды она заставила меня нянчиться с моими двоюродными братьями Люком и Ричардом. Она поставила их обед в микроволновку и попросила меня разогреть его, когда они закончат свои игры, — спагетти с сосисками. Помню, в то время я думал, как отвратительно они выглядят — обычные полуфабрикаты — но мне пришлось попробовать их перед подачей на стол, чтобы убедиться, что они разогрелись правильно. Я откусил сосиску, предпочтя её вкусу спагетти. Оказывается, они действительно хороши. Кто бы мог подумать? С тех пор я на крючке — утверждение, подкреплённое количеством банок, которые были у меня на кухне.
Тем не менее, я хотел бы немного изменить диету. Приятно время от времени есть что-то новое — даже если это спагетти с фрикадельками вместо сосисок. Любое небольшое изменение лучше, чем отсутствие изменений. Скоро мне надоест есть и это… особенно вот так… Я открыл крышку банки с помощью прилагаемого кольца и засунул палец внутрь содержимого — холодно. Хотел бы я осмелиться воспользоваться микроволновой печью, но, как я уже сказал, я больше не хожу на кухню. Если бы электричество было включено, я бы подумал взять микроволновку наверх. Но это не имеет значения, электричества всё равно нет. Был этот адский шторм одной ночью, и никто вокруг не мог исправить причинённый ущерб.
Когда я выйду из дома — пойду в лес — я могу разводить костёр в некоторые ночи. Вероятно, у меня не будет большого выбора, если я хочу выжить. Сейчас лето, но это всего лишь означает, что приближается зима. Ночи будут длинными и холодными. В какой-то момент мне определённо придётся зажечь огонь, даже учитывая связанные с этим риски. В эти ночи, по крайней мере, я буду наслаждаться тёплой едой.
Часть меня с нетерпением ждёт этого.
Другая часть боится остаться живым зимой.
— Буэ-э-э… — выскользнуло из моего рта, когда я ложкой проглотил первую порцию холодных спагетти вместе с небольшим кусочком сосиски.
Это вкусно, когда горячее. Вкус дерьма, когда холодное. Не надо думать об этом. Маленькие жизненные роскоши, такие как тёплая еда, теперь остались в прошлом.
Я закрыл глаза, продолжая жевать густую дрянь, как будто закрытые глаза помогут заглушить отвратительный вкус. Даже если бы это замаскировало вкус… это такое слизистое, течёт по моему горлу, я бы всё равно знал, что это дерьмо. Нужно перестать думать об этом — ведь больше я не могу позволить себе быть расточительным.
Дженни всегда ворчала из-за моих привычек в еде. Она говорила, что я плохо питаюсь. Часто предупреждала меня, что однажды это станет моей смертью. Забавно, я бы скорее выбрал быть с обширным инфарктом по сравнению с тем, что случилось с ней — выйти через парадную дверь и попасть в пасть смерти. По крайней мере, обширный сердечный приступ… по крайней мере, это будет более или менее неплохой способ отбросить коньки. Должно быть лучше, чем превратиться в одного из них.
Фильмы показали мне, как это происходит. Инфекция попадает в кровь и заполняет вашу систему, убивая кровяные тела… у вас лихорадка. Горячо. Холодно. Пот. Потряхивает. Рвота. В конце концов, после того, как вы пережили эти ощущения, ваши органы отключаются один за другим… вы впадаете в кому, прежде чем смерть настигнет вас через несколько часов. Не то чтобы смерть с косой держала вас в тисках очень долго. Проходит немного времени, прежде чем вы снова проснётесь. К чёрту это. Я определённо выбираю сердечный приступ.
— Почему бы тебе не взять себе бутерброд, если ты голоден? — всегда спрашивала она, когда я шёл и открывал ещё одну плитку шоколада или упаковку чипсов.
Это сводило меня с ума. Я ел плитку шоколада или чипсы, потому что в то время мне этого хотелось.
И дело было не только в том, что она ворчала на меня. В редких случаях она выбрасывала всё в мусорное ведро, потому что оно уже не было свежим. Обычно это не распространялось только на печенье. Это было применимо ко всему, что брало начало своей жизни, запечатанным в обёртке. Как только обёртка была нарушена — всё, что было внутри… должно было быть съедено в течение нескольких часов. А ещё, конечно, она всегда смеялась надо мной за то, что я отрезал края мясных продуктов, которые я ел, потому что я воспринимал края как заветренные — испорченные кусочки. Ну, извините меня, если я не хочу получить пищевое отравление. С бутербродами у меня тоже было сложно — если я не видел, как их готовили прямо передо мной, какими бы ни были они аппетитными на вид, я не мог заставить себя положить их в рот — не говоря уже о том, чтобы жевать их перед тем, как проглотить. Всё должно быть свежее. По случаю, всё должно быть наисвежайшим. Я запихнул в рот ещё одну порцию спагетти. К сожалению, времена привередливости в еде прошли.
Я скучаю по ним.
День был поглощён тьмой, когда накатила ещё одна буря. Солнце уже садилось, когда чёрные, как смоль облака закрыли когда-то голубое небо. Не выходя из дома, мне было всё равно, что ночь наступает на несколько часов раньше, особенно когда разверзлись небеса и на расколотую землю обрушился сильный дождь. С тех пор, как всё изменилось, шли проливные дожди, я молю Бога, чтобы они вымыли улицы начисто — смыли заражённых и любые следы проклятой заразы раз и навсегда. Оставили свежие тротуары и чистый воздух для тех, кто выжил, чтобы они могли насладиться — дали нам время для восстановления того, что мы когда-то потеряли. Встать снова на ноги.
Желаемые мысли. Это просто буря. Она послана Богом не для того, чтобы исправить наши ошибки. Ничего не изменить. Во всяком случае, штормы могут усугубить ситуацию. Они могут отправить мародёров искать убежище. Они могут форсировать события.
Я прошёл в комнату для гостей в передней части дома и осторожно выглянул из окна на улицы за ним. Там вроде относительно тихо. Во всяком случае, похоже, что в мире ничего не изменилось. Обычная грозовая летняя ночь. Даже машины соседей припаркованы во дворе. Никогда раньше этого не замечал. Бедные ублюдки. Я думаю, вряд ли кто-то из них выжил после того, как сюда попала инфекция.
Не думай так.
Не будь пессимистом.
Это не причина того, что они не ушли. Возможно, они оставили свои машины здесь. Они могли услышать, что главные дороги перекрыты. Я ожидаю, что пробки тянутся на милю за милей, поскольку люди направляются в горы — всё, что нужно, это горстка этих водителей, потерявших терпение, прежде чем бросить свои машины. Несколько брошенных машин — и перекрыть дороги не составит большого труда. Неосмотрительные козлы. Но тогда, возможно, у них не было выбора, оставаться ли им со своими машинами или нет. Нет, если на них обрушится орда. Не то чтобы они могли просто запереть двери и ждать, пока они пройдут мимо. Как только толпа заметила бы их, прячущихся в машинах, они бы уже никуда не ушли. Они бы сделали всё, что им подскажет их ограниченный мозг, лишь бы вытащить людей из машины. Возможно, это то, что произошло. Они не бросали свои машины… их вытаскивали из них… они брыкались и кричали… кричали всё громче, когда каждый укус пронзал их кожу. Бедные ублюдки.
Я беспокоюсь о том, что я увижу там. Что, чёрт возьми, я найду, когда выйду на улицу? Справится ли мой разум с ужасами, которые, несомненно, ждут? Я надеюсь, что это так. По крайней мере, я морально готов. По крайней мере, я так думаю. Как подготовиться к таким событиям? Только фильмы могут научить нас. Это реально сейчас. Нужно убедиться, что я морально готов к этому, иначе я замру на месте, как только увижу что-то плохое.
Я отошёл от окна и вернулся на площадку, где привалился к стене наверху лестницы. Я соскользнул по стене, пока не сел на задницу, прислонившись к ней спиной. Что я делаю? Этот мир не место для таких, как я. Я не создан для этого.
Нет выбора, я должен быть.
Это моя жизнь сейчас. И я должен с этим что-то делать.
Я уже пришёл к выводу, что у меня не хватает мужества идти по лёгкому пути. Ещё больше сожаления. Остановись. Прекрати. Нужно выйти из этой негативной модели мышления. Застрять здесь, смотреть на эти четыре стены, думать о том, что я потерял… мне это ни к чему. Это сводит меня с ума. Нужно выбраться отсюда. Нужно сделать свой ход. Выйти и найти новую жизнь. Шанс сделать это с группой людей — кого бы я ни нашёл, кто ещё дышит — это должно быть лучше, чем провести остаток своей жизни, обитая в одиночестве и сожалениях. Если люди, которых я встречу, окажутся кровожадными, пусть будет так. Нужно что-то делать. Я лучше выйду сам, чем меня вытащит один из них. Один из кусачих.
Да, завтра я ухожу. Завтра… завтра… какой же завтра день? Я остановился и задумался на несколько секунд.
Понедельник. Завтра понедельник.
Идеально. Новая неделя. Новая неделя. Новая неделя.
Новое начало.
Новое начало.
Момент не может быть более совершенным. Завтра день, когда я выйду из дома — однозначно. Решение принято сейчас, назад пути нет. Но нужно убедиться, что я готов. Собрать вещи и отнести их вниз, чтобы утром донести до машины. Машина? Она всё ещё там? Я слышал, как мародёры уезжали прошлой ночью — когда я пошёл в сарай… это была моя машина? Надеюсь, нет. Но не удивлюсь, если это так, с моим дерьмовым везением.
Я встал и побежал в главную спальню, где открыл окно и высунул голову. Наклонившись, я почти мог видеть автостоянку. Вот-вот увижу крышу моей машины за забором этого придурка. Хорошо, она ещё там. Будем надеяться, что они не слили топливо из бака и не нанесли каких-либо повреждений, которые могут помешать её нормальной работе. Надеюсь. Я наполовину испытываю искушение прокрасться туда и убедиться, что всё в порядке, но… всё ещё боюсь привлечь к себе внимание.
Мне нужно избегать контакта как можно дольше.
Чем дольше я откладываю контакт, тем больше шансов, что я буду к нему готов.
Нужно перестать думать о контакте. Сконцентрироваться на подготовке вещей к утру. Уйти, как только взойдёт солнце. Надеюсь, дождь к тому времени уже прекратится, а облака рассеются. Мой первый день на улице, думаю, лучше бы это был яркий солнечный день. Меньше шансов, что кто-нибудь подкрадётся ко мне и застанет врасплох.
Я подошёл к шкафу у дальней стены и открыл двойные дверцы. Мерцающий свет свечи поможет осветить, что внутри и что я ищу… ага… спортивная сумка. Я купил её несколько месяцев назад, когда по глупости присоединился к местному спортзалу после экскурсии. Я присоединился к этому проклятому месту, в первую очередь, потому, что влюбился в их бассейны. У них был как крытый, так и открытый бассейн. Джакузи, за которое можно умереть, парилка… даже хороший бар со спортивным питанием, но там также подавали сырные чипсы по выгодной цене — по крайней мере, выгодной, учитывая стоимость всего остального в чёртовом здании. Я пожалел, что подписал договор со спортзалом, как только деньги ушли из моего банка после первого месяца. Бесполезная трата средств. Что касается спортивной сумки, я подумал, что если бы у меня была правильная экипировка, у меня было бы больше стимула ходить в спортзал, но — не суждено было — я по-прежнему редко ходил туда. А ещё я просто потратил больше денег на что-то другое, на сумку, которая тоже почти не использовалась.
Когда в прошлом месяце меня уволили с работы в офисе, моя жена с удовольствием напомнила мне, какой я глупый в отношении денег. Членство в спортзале было первым, о чём она напомнила. К сожалению, это не единственное, за что она отчитала меня. В то время я сказал ей, что это не помогает, но я думаю, что она чувствовала себя лучше, немного выпустив пар.
Я бросил сумку на кровать, поставив свечу сбоку, и расстегнул молнию до упора, но в меня ударил затхлый запах старых спортивных носков, которые явно я оставил там гнить. Доказательство того, что, по крайней мере, один раз я ходил в спортзал. Хотел бы я, чтобы Дженни была здесь и увидела это.
Я поднял сумку и высыпал содержимое на пол в беспорядочную кучу. Не думаю, что я хочу прикасаться к чему-то из этого множества. Я немного удивлён, что носки не попытались укусить меня из-за того, как тухло они пахли. Должен сказать, я ещё больше удивлён, что не учуял их через сумку. Иисус Христос. Если бы Дженни была здесь сейчас, она бы с ума сходила. Её всегда раздражало, как часто я не кладу грязную одежду в корзину для белья.
Теперь она пустая, я бросил сумку обратно на кровать и сел рядом с ней. Все эти разговоры о том, чтобы выйти из дома и упаковать вещи, чтобы взять их с собой, — но теперь я понял, что я не знаю, что взять с собой…
Наконец я спустил сумку вниз по лестнице при свете свечи, чтобы не споткнуться, и бросил её у входной двери — чуть в стороне, чтобы я мог открыть дверь без помех. Когда время подойдёт — я должен быть в состоянии сделать это без опасности задеть сумку и упасть. Ведь я понятия не имею, что там будет. Или кто. Это могут быть выжившие, отчаянно ищущие помощи. Может быть, это будут мародёры, ожидающие, чтобы ограбить меня, а могут быть они… шаркающие вокруг в поисках плоти, чтобы полакомиться. Падать к их ногам точно не надо.
Я думаю, что теперь всё упаковано.
У меня есть пакеты с едой и все соки в бутылках, которые у меня были в доме — разные вкусы, включая апельсин и тропические фрукты. Наверху, в ванной, я вылил немного сока из каждой бутылки в раковину. Немного… ровно столько, чтобы я мог разбавить то, что осталось, водой. Не уверен, насколько легко будет найти там воду, и я почти уверен, что пить неразбавленный сок вредно. Находчивый и не расточительный, я думаю. Надеюсь. Мне должно хватить на какое-то время — я думаю, там всего около шести бутылок.
Пакеты с едой содержат мою обычную диету — шоколадные батончики, которые, несомненно, растают, как только выглянет солнце, пакеты с печеньем и чипсами, включая дерьмовый сыр и лук. Есть и жестянки. Спагетти с сосисками, естественно, сладкая кукуруза, обработанный горох, разные по вкусу супы… Я даже не забыл взять с собой консервный нож. Однако это не был бы конец света, если бы я забыл. Я упаковал много ножей. Один из них был бы достаточно острым, чтобы разрезать банки, я уверен. Впрочем, не беда, я вспомнил про открывалку. В любом случае лучше с ней, чем без неё. Полегче. Нужно беречь мои силы для любых моментов боя или бегства, с которыми я столкнусь, а я не уверен, что не столкнусь с ними.
Ещё сумка с одеждой. Её было немного сложнее упаковать. Я не был уверен, насколько она важна. Я имею в виду — в худшем случае — я всегда могу украсть одежду из магазинов, которые попадутся мне… в самом худшем случае, если тела не слишком испорчены, я всегда могу снять одежду с любого, кто не смог выжить. Дело в том, что они больше не будут нуждаться в ней и им будет всё равно. Я упаковал недельный запас свежего нижнего белья. Я думаю, что могу менять его каждые несколько дней. Во всех фильмах, которые я видел по этому сценарию, вы никогда не замечаете, чтобы персонажи бросали всё, чтобы переодеться. Они всегда носят одно и то же — изо дня в день. Но это, может быть, потому, что они умирают слишком рано, чтобы беспокоиться об этом?
Неважно, моё решение принято. Буду менять бельё каждые несколько дней. Мыться, когда смогу. Хотя, если подумать — хорошая ли это идея? Запах свежести — чистоты — привлечёт ли это ко мне других? Почувствуют ли они запах жизни, текущей через моё чистое тело? Опять же, в фильмах, возможно, выжившие не моются и не переодеваются, потому что зловоние грязи и застоявшейся мочи помогает держать мёртвых на расстоянии? Или помогает им слиться, как будто они тоже из орды? Это, безусловно, стоит учитывать.
Хорошо, я буду мыться, когда моя кожа будет чесаться, а не раньше. Всё, что угодно, лишь бы держать упырей подальше. Ещё один плюс в том, что если я буду вонять, то ко мне даже мародёры не захотят подходить.
Одежду, в которой я выйду на улицу, выбрать было сложнее. Там жарко, как в аду, но я всё же выбрал одежду с длинными рукавами. Я даже выбрал перчатки, которые до сих пор лежат на кровати рядом с чистой одеждой, которую я приготовил. Я надену перчатки прямо перед тем, как выйду из дома уже через несколько часов. Я хочу быть максимально защищённым, если у меня возникнут какие-либо проблемы. Я не хочу, чтобы на меня попала заражённая кровь. Я не знаю, как это работает — но насколько я понимаю, этого может быть достаточно. Не могу рисковать. Не хочу рисковать.
Что касается мытья, то я также перед уходом вымоюсь. Может быть, это последний раз, когда мне удастся найти чистую, безопасную воду на какое-то время. В последние несколько дней я как бы упустил личную гигиену. Это было неважно — только я здесь был, чтобы кого-то напрягать запахом. Я также игнорировал растительность на лице. Борода уже чешется, так что перед отъездом я также полностью побреюсь. Хватит с меня проблем, чтобы ещё на улице отвлекаться на надоедливую зудящую бороду… в общем, нет смысла откладывать — сейчас займусь, вместе с мытьём.
Быстрая проверка сумок, снова у двери, и я был удовлетворён. Они не будут мешать, когда дело дойдёт до ухода. Я отвернулся от двери, держа свечу, которая прежде освещала мне путь, и увидел старую газету, лежащую на кожаном диване. История на первой полосе намекала на близящийся конец. В отличие от фильмов, в этих историях не обвиняли вирусы, ускользнувшие от правительства или военных лабораторий, и они не делали вид, что ад полон. Они просто обвинили соли для ванн, купленные по интернету.
К сожалению, электричество отключили в тот день, когда пришла последняя газета, так что никто не смог сделать шаг вперёд и отрицать, что это является причиной дерьмовой ситуации снаружи. Если уж на то пошло — они также не смогли это подтвердить. Если только они не выпустили ещё одну газету, а я просто пропустил её из-за ситуации с электричеством.
Я взял газету и поднёс свечу рядом. Когда я впервые прочитал статью — истории со всего мира, в которых люди употребляли соли для ванн, а затем начали убивать… даже пожирали лица людей… нападали на людей… уровень насилия зашкаливал — я просто подумал, что это была ерунда. Журналисты используют авторский вымысел, чтобы продать больше газет. Но потом, в тот же вечер, Дженни ушла и больше домой не вернулась. Мой разум начал беспокоиться и задаваться вопросом: «А что, если…» Вскоре после этого я вышел в палисадник, собираясь пойти и найти Дженни, и услышал странный шум — ощутил странное чувство, пронзившее меня… беспокойство. Я бросился обратно и запер входную дверь. Я знал, что происходит. В газетах появились ранние намёки на это, но в ту ночь всё началось.
Как всё это распространилось так быстро, я не знаю и, вероятно, никогда не узнаю. Первоначальная вспышка вызвана тем, что люди употребляли в пищу соли для ванн, содержащие вредные для нас химические вещества. Вторичная вспышка, я думаю, вызвана укусами людей первой группы. Тем не менее, большинство историй были из Америки. Как, чёрт возьми, это добралось сюда так быстро? Это уже не имеет смысла.
Как и идея о том, что американцы предпочитают есть соли для ванн.
Я прочитал статью ещё раз. В ней рассказывалось о бездомном по имени Рональд Поппо, которому другой человек по имени Руди Юджин отгрыз три четверти лица. Полиция продолжала кричать, чтобы он прекратил то, что он делал, но, в конце концов, они застрелили Руди после того, как он зарычал на них, как дикое животное.
В другой истории в статье упоминается женщина по имени Памела МакКарти. Она употребила соль для ванн и напала на собственного сына, которому было всего три года.
И ещё история — Карл Жакно откусил кусок лица новому любовнику своей бывшей жены, Тодду Кредеру…
Судя по всему, в тот же день, что и нападение Карла, была история другого человека по имени Брэндон де Леон, которого пришлось сдерживать в маске в стиле Ганнибала Лектера, когда он пытался откусить руки арестовавшим его полицейским. Он даже кричал на них, что собирается их съесть.
Подождите, я продолжил читать и… что это?
Газетная статья предполагает, что соли для ванн, хотя и потреблялись в Америке, были куплены в интернете на сайте в Англии. Может быть, инфекция уже была здесь — уже гуляла по улицам — до того, как попала в Америку?
Дерьмо.
По крайней мере, это объяснило бы, как она так быстро овладела обществом. Инфекция уже была. Мы сделали это. Мы выпустили её. Англия. Это мы виноваты.
Чистя зубы, я не мог не думать о том, что, должно быть, чувствовали жертвы нападения людей, отравленных солью для ванн. Когда кто-то, кто выглядит как человек, съедает часть вас. Как ваш разум реагирует на это? Попытка отбиться от кого-то, когда они разрывают вас на куски. Через что должна была пройти Дженни, когда пришло её время? Я сплюнул в раковину.
Я не знаю, действительно ли употребление соли для ванн является причиной этого. Я даже не знаю, верю ли я, что именно мы, англичане, устроили конец света, но — я знаю — я чувствую себя ужасно. Хотел бы я повернуть время вспять, когда всё это началось. Жаль, что я не вышел из дома вместе с Дженни. По крайней мере, что бы с ней ни случилось, мы были бы вместе. И хотя я желаю невозможного, я бы хотел, чтобы у нас вообще не было ссор. Очередная глупая ссора. Если бы она не умчалась — а она ушла из дома только потому, что я отказался уйти, — то всё это проклятое дело было бы уже забыто, и мы бы жили спокойно дальше. Это то, что мы постоянно делали. Точно так же, как я привык слышать, как соседи стучат по стене, когда они были живы, они привыкли к звукам Дженни и моего спарринга друг с другом. Чёрт, весь район, наверное, уже привык к нашим крикам. Но они не были чем-то, что нормальные пары время от времени не делали. Покажите мне любую супружескую пару, которая время от времени не ругается друг с другом? Таких нет.
Я бросил свою зубную щётку в пакет для еды, предварительно ополоснув её под проточной водой из-под крана. То, что мир катится к чёрту, не означает, что я не должен стараться соблюдать гигиену полости рта.
Не хочу, чтобы мой рот вонял, как будто я ел гниющие тела.
Солнце как будто взошло, снаружи. Определённо кажется ярче по ту сторону матового окна ванной комнаты. Хорошо. Я уже начал думать, что эта ночь никогда не закончится. Я наклонился к ванне и задул свечу, которую поставил сбоку. В этом больше нет необходимости. Достаточно ярко, чтобы разглядеть, что я делаю. Скоро пора идти. Быстро побреюсь, накину одежду и готово.
Забавно — побриться перед тем, как выйти из дома, что может быть в последний раз — даже когда в мире всё было в порядке, я редко удосуживался полностью бриться. Вместо этого я предпочитал быстрое подравнивание электрическим триммером для бороды. Полное бритьё никогда меня не устраивало. Я слишком молодо выгляжу, думал я. И это было головной болью в поддержании свежего, чистого вида. Так как потерять работу, тоже казалось бессмысленным. Не нужно быть умным, чтобы пойти и откликнуться на вакансию. Всегда обещал себе как следует побриться, если ещё раз попаду на собеседование. Мне кажется, важно произвести хорошее первое впечатление. Сейчас это не имеет значения. Мне больше не нужна работа. Нет никакой работы. Кроме выживания. Не сказал бы, что это работа. Это больше задача. Необходимость.
Я провёл бритвенным лезвием под проточной водой и начал убирать свою жалкую на вид бороду. Все эти годы, с момента полового созревания, я до сих пор не могу отрастить нормальную бороду — вместо этого моё тело только справлялось с попыткой создания коврового покрытия. Опять же, уже не важно. Не то чтобы это когда-либо было так важно, если подумать об этом. Прошло не так много времени, как волосы исчезли. Быстрый взгляд в зеркало — я уже не выгляжу так молодо, как раньше. Стресс ситуации, очевидно, сказался на мне.
Ну, и ладно. Это наименьшая из моих забот сейчас. Не нужно больше выглядеть молодо. Я уж точно не заинтересован в знакомстве с представителями противоположного пола. Даже если бы я забыл Дженни, а это не так, я не думаю, что сейчас подходящее время, чтобы пытаться начать встречаться с новыми подругами. Не тогда, когда мир заполонили мертвецы.
Я бросил бритву вместе с зубной щёткой в пакет и завязал узел на отверстии. Не хочу, чтобы они выпали из спортивной сумки и путались в моей одежде.
Должен ли я возиться с лосьоном после бритья и дезодорантом? Я думал.
Я не вижу причин, почему бы этого не делать. Я приложил столько усилий, чтобы привести себя в презентабельный вид перед ужасами снаружи, так что я могу пройти последний отрезок. Несколько мазков одеколоном Envy от Gucci на щеках и обильный спрей Lynx под каждой из моих подмышек. По крайней мере, я буду хорошо пахнуть для них, если им удастся загнать меня в угол.
Я не кладу лосьон после бритья и дезодорант в прозрачный пакет с бритвой и зубной щёткой. Сегодня был последний день роскоши для меня. С этого момента я несу только самое необходимое. Кроме того, там, когда я буду бегать с точки на точку… отбиваясь от орды… я очень сомневаюсь, что буду останавливаться, чтобы беспокоиться о том, плохо ли я пахну или нет. На самом деле, по правде говоря, я, вероятно, не стану заморачиваться.
Я схватил прозрачный пакет сбоку от раковины и прошёл в спальню. Определённо, скоро пора уезжать — слышно пение птиц на деревьях снаружи. Мелодичное. Приятное. Однако недостаточно, чтобы заставить меня поверить, что там всё в порядке. Они как насекомые, вот и всё… в блаженном неведении, пока исполняют свои мелодии. Счастливые ублюдки. Их единственной серьёзной проблемой была заражённая кошка, а я позаботился об этом.
Я повернулся к кровати и посмотрел на одежду, которую приготовил за ночь. Это странно — я не могу вспомнить, когда в последний раз выбирал что-то надеть. На моей старой работе, до того, как меня уволили, это были просто чёрные брюки, белая рубашка, чёрные туфли. Даже тогда Дженни всегда готовила это для меня. Она была хорошей девочкой, Дженни. Всегда убирала и гладила за меня. Я жалею, что не делал для неё больше по дому.
Я торопливо накинул одежду. Чёрные джинсы — одна из немногих оставшихся у меня пар без дырок на коленях. Нет смысла выходить на улицу в той одежде. Только порвутся раньше. Белая футболка. Чёрный джемпер надет поверх — толстый, тяжёлый, шерстяной. Я подумал, что если меня прижмут к земле, им потребуется больше усилий, чтобы пережевать то, что на мне надето. К чёрту их. Я не хочу готовить им лёгкую еду. Им придётся драться за это, если они хотят меня съесть. Я буду бороться за то, чтобы они этого не сделали. Перчатки рядом с джинсами — надену в последнюю очередь, перед выходом из дома. Это не толстые перчатки. Конечно, не такие толстые, как хотелось бы, но это всё, что у меня было. Кухонные. Розовые, при том же.
Дженни выбирала их.
Они будут дерьмом, если дело дойдёт до прокусывания зубами, но я подумал, что они, по крайней мере, защитят мои руки от любых случайных брызг крови, с которыми я могу столкнуться.
Я поднял их с кровати и засунул в верхние карманы джинсов. По одной с каждой стороны. Взгляд в зеркало в полный рост, висевшее на стене, заставил меня содрогнуться. Я выглядел как гей-грабитель. Почему она настаивала на том, чтобы всё было розовым? Делают перчатки и другого цвета. Я видел их, когда однажды ходил с ней по магазинам. Их также делают жёлтыми. Даже в зелёном цвете. На несколько пенсов больше — и вы могли бы получить даже сверхпрочные чёрные. Почему она не могла выбрать их? Любые из тех. Ядовитый зелёный или лимонно-жёлтый был бы предпочтительнее розового.
Это не имеет значения.
Забудь об этом.
Я здесь не для того, чтобы заявлять о моде. Нужно помнить это. Скажи всем, с кем ты встретишься, что это называется базовым выживанием, а не «Следующей фотомоделью Англии». Нет. Ничего им не говори. Это не их дело. Даже если они подумают, что я гей — ну и что? Я их не знаю. Если они настолько узколобы, что будут смеяться надо мной из-за розовых перчаток, учитывая состояние, в котором находится этот грёбаный мир, пусть так и будет. Я просто надеюсь, что они не будут ожидать, что я спасу их, если увижу, что они попадут в беду. Пусть гниют.
Может быть, мне просто оставить перчатки дома? Избежать драки.
Полностью одетый. Вот и всё. Я одновременно взволнован и опасаюсь покидать дом. Я знаю, что не могу оставаться здесь. Не с моими мыслями, и только с моими мыслями, за компанию. Они доказывали снова и снова, они не дадут мне забыть прошлое. Они ядовиты. Такие мысли только навредят мне в долгосрочной перспективе. По крайней мере, выйдя из дома, мне будет чем отвлечься. Другие мелочи, на которых я могу сосредоточиться. Это должно быть лучше, чем оставаться дома и сходить с ума. Должно быть.
Я схватил прозрачный пакет с того места, где я его уронил, с кровати, вместе с садовыми вилами — предварительно взяв лопату — и пошёл вниз по лестнице. Хорошо. Подожди минуту. Соберись с мыслями. Убедись, что ничего не забыл.
Хорошо.
Повтори свой план. Так. Я пойду на кухню и быстро выгляну на улицу. Если всё хорошо и спокойно, она будет пустой. Затем, пользуясь случаем, выбегаю через парадную дверь с первой сумкой на плече и ключами от машины в руке. Быстрый рывок к задней стоянке, где я припарковался, отпираю дверцу машины и бросаю туда первую сумку. Не забыть закрыть дверцу машины, когда вернусь домой. Мне не нужны какие-то ублюдки, заползающие туда, или ближайшие мародёры, пытающиеся взять её под контроль. Оставлю машину, побегу домой за остальными сумками, пока не соберу их все. Я знаю, что будет быстрее, если я подъеду на машине к дому, но я не хочу привлекать к себе лишнее внимание, а двигатель машины будет громче, чем мои ноги по асфальту.
Когда машина будет загружена и я закончу в доме, я обязательно закрою и запру входную дверь. Может закончиться тем, что я вернусь домой за чем-нибудь. Если я всё-таки вернусь домой — по крайней мере, я знаю, что там будет безопасно… если только окна или двери не будут разбиты.
Хорошо иметь запасной план.
Ну, в моей голове это идеально, но… что это была за хрень?
Я замер наверху лестницы, моё сердце так сильно колотилось в груди, что я думал, оно вырвется наружу и забрызгает стены. Вот… Вот опять… Словно входная дверь дребезжит в косяке.
Дженни? Она пришла домой?
Нет — это не может быть она. Она знает, как пройти через дверь. Никогда не издаёт столько шума. И опять — дребезжит… как будто кто-то пытается вломиться… мародёры? В это время утра?!
Ублюдки!
Ещё несколько минут, и я бы ушёл. Мне было бы наплевать. Если они попадут сюда, а я всё ещё буду здесь, одному Богу известно, чем всё закончится. Я не вижу возможности избежать боя.
Блять! Ещё несколько минут и всё было бы готово! Я бы ушёл! Плевать было бы на то, что они вломятся. Чёрт возьми! Не могли даже дать мне это время, чтобы позволить уйти из дома. Им пришлось усложнить мне задачу. Что я сделал в своей жизни, чтобы быть наказанным так много раз?
Дверь загрохотала сильнее.
Это мой дом. Их не должно быть здесь.
Я бросил одну из сумок на пол и взмахнул садовыми вилами, схватив их свободной рукой так, чтобы обеими руками размахивать ими, как оружием, которым я их и планировал сделать. Я надеялся убраться из дома — хотя бы посмотреть, что к чему снаружи, — прежде чем мне придётся кого-нибудь или что-нибудь ими проткнуть.
— Надежда, — мой старик всегда говорил мне, что есть два типа «надежды». — Боб Хоуп и никакой надежды, — говорил он, — а Боб Хоуп мёртв.
Я начинаю понимать, что он был прав.
Я пересёк гостиную за считанные секунды и выбежал в передний коридор. Дверь всё ещё тряслась взад-вперёд, когда что-то с другой стороны стекла пыталось проникнуть внутрь. Без малейшего колебания я рывком распахнул дверь — мои глаза временно ослепли от дневного света снаружи… не то чтобы это было так важно сейчас, мне не нужно было видеть. Я доверился садовым вилам, сделал выпад вперёд и почувствовал, как они соединяются с чем-то. Также услышал. Хлюпающий звук, пронзающий гнилую плоть.
Не отступать — продолжать двигаться вперёд. Что бы я ни заколол, оно упало на пол, и я не мог не упасть на него сверху, подавленный своим отказом отпустить вилы, застрявшие в его голове. Теперь он на спине, а я сверху. Быстрее. Я откатился — не уверен, что он ещё может укусить. Не знаю, как быстро они умрут от того, что в их больные мозги что-то впихнули — такое видел только в кино. Если не считать кошки, которой я отрубил голову, это был первый раз, когда мне действительно удалось применить подобные вещи на практике.
Медленно мои глаза привыкли к свету — яркому солнечному свету. Хороший летний день. Я повернулся на бок, чтобы увидеть свою работу… чтобы увидеть мёртвого… почтальона.
Какого хрена?
Чрезмерно большой пакет, в его дёргающихся руках, адресован мне.
Какого хрена?
Кричат. Я слышу крик. Кто-то кричит. Где? Кто?
Я сел и огляделся, чтобы увидеть остальную часть переулка. Ко мне приближаются новые мертвецы — разгневанные тем, что я убил почтальона?
Дети?!
Они играют на улице, одетые в школу, ждут, пока их родители выйдут из домов?
Велосипеды?
Разбрызгиватель, стреляющий струями воды по саду придурка.
Другие соседи через дорогу смотрят — в ужасе — на то, что я сделал.
Голос где-то зовёт вызвать полицию.
Ещё один голос, более ясный, чем предыдущий, говорит, что они могут понять, почему моя жена бросила меня…
Я не понимаю! Где монстры?
— Он сумасшедший! Чёртов псих!
Какого хрена?
ПЕРЕВОД: ALICE-IN-WONDERLAND