Переходить из школы в школу всегда непросто. Вы постоянно пытаетесь не отставать от новой школьной программы. Вы постоянно встречаетесь с новыми друзьями, просто чтобы снова оставить их и найти других в новых школах. Вы постоянно теряетесь в бесконечном лабиринте коридоров, сражаясь за то, чтобы понять, где всё находится…
Но хуже, когда более недружелюбные ученики решают сразу невзлюбить вас. Мучить вас каждый день… Заставляя вас смотреть, сколько осталось времени, прежде чем вы сорвётесь. Интересно, что вы будете делать в ответ на их резкие слова и жестокие розыгрыши?
Вы, конечно, будете им противостоять. Вы будете учителем в очень особенном классе. Классе, об уроках которого услышат во всём мире. Уроках, которые никогда не будут забыты…
Самому большому тирану, которого, к счастью, больше нет в моей жизни:
Гореть тебе в аду вечность и вечность страдать. Моя душа изранена из-за тебя.
Хотя я не считаю, что на насильственные действия следует отвечать ещё бóльшим насилием, я должен сказать, что мне действительно надоело слышать о людях, издевающихся друг над другом. В новостях всё чаще и чаще можно услышать о молодых людях, которые покончили с собой из-за того, что им пришлось пережить от своих товарищей и одноклассников. Они убивают себя, потому что считают, что это их единственный выход. Им кажется, что они не могут пойти и поговорить с друзьями или взрослыми, не опасаясь ухудшения ситуации.
В школе надо мной издевались. Даже сегодня я не уверен, что сделало меня мишенью по сравнению со всеми другими детьми в школе (хотя я не настолько глуп, чтобы думать, что я единственный, кто прошёл через это). Я никогда не ходил и не напрашивался, чтобы надо мной издевались. Казалось, они просто выбрали меня. Я даже не был лёгкой добычей. Они меня обзывали… Я их бил. Чёрт, после того, как один парень неоднократно называл меня геем, я даже несколько раз бил его по голове спортивной сумкой, в которой были ботинки для регби! Теперь я могу оглядываться на это и смеяться, потому что на самом деле никакого ущерба это мне не нанесло, и я не попадал в какие-либо серьёзные проблемы, но в то время это было ужасно… Было только то, что я рассказал сейчас, и то, что я сделал, как акт мести…
Думаю, когда мой отец назвал меня «мерзким, мстительным маленьким ублюдком», он был прав. Ну, что ж…
Помните, я не говорю, что насилие — это ответ. Если над вами издеваются или вы знаете кого-то, кто переживает горе, расскажите об этом кому-нибудь. Не храните это в секрете и, ради бога, не действуйте агрессивно и не совершайте глупостей. Вы, очевидно, любите читать, в конце концов, вы читаете эту книгу, но держу пари, что вам не нравится читать о самоубийствах или убийствах, свидетелями которых являются в различных школах нашего испорченного реального мира.
— МЭТТ
Как и в любой другой день, я приходил в класс последним. Не потому, что я опаздывал. В большинстве случаев я приезжал раньше, потому что выбирал более ранний автобус, чтобы избежать толпы и моих одноклассников. Так было проще — с точки зрения того, чтобы садиться на автобус раньше и приходить в класс одним из последних.
С колотящимся сердцем в груди я вошёл в класс сразу за миссис Прайс, учительницей, которая не обратила на меня особого внимания, когда она быстро подошла к своему столу в своей обтягивающей чёрной юбке-карандаш и белой блузке перед аудиторией учеников. Я закрыл дверь и опустил оконные жалюзи, чтобы люди не могли заглянуть внутрь кабинета. Обычно я этого не делал. Обычно я был счастлив, когда другие учителя совали носы — чтобы убедиться, что мы ведём себя хорошо, в то время как наша учительница стояла к нам спиной, когда она что-то строчила на доске. Однако сегодня я не приветствую их внимание.
К тому времени, как я отвернулся от тяжёлой дубовой двери, миссис Прайс смотрела на меня с презрением на лице; выражение, которое она регулярно принимала, глядя на меня не по моей вине. Я почти уверен, что она довольно хорошенькая, с вьющимися светлыми волосами до плеч, большими голубыми глазами и пухлыми губами, обильно накрашенными соблазнительной красной помадой… Нужно было быть уверенным, действительно ли она красива или нет… под этим суровым выражением. Было бы справедливо сказать, что она была одной из самых строгих учителей. Я не двинулся с места. Часть меня хотела пойти и занять своё обычное место в первом ряду класса; как можно дальше от Пирса и его друзей, практически сидя на коленях у учителя. Другая часть меня хотела продолжать, как я планировал.
Миссис Прайс скрестила руки. Вы уже знали, что она злилась, когда делала так. Сначала последовал смертельный взгляд, который мог проникнуть в самую суровую душу, а затем последовало скрещивание рук. Затем она заговорит таким тоном, который заставит большинство здравомыслящих мужчин бежать в горы из-за страха спонтанно воспламениться при звуке её голоса. Мне жаль её мужа. После нескольких предупреждающих слов, которые обычно сопровождались сарказмом, она внезапно щёлкала пальцами и начинала кричать.
Быстрое сканирование одноклассников показало, что все они смотрят на меня. Некоторые из них выглядели обеспокоенными за меня, а другие просто сидели с садистским выражением радости на лицах, ожидая, чтобы насладиться шоу в классе, которое мы с миссис Прайс собирались устроить для них. Все они были благодарны за то, что не стояли на моём месте в этот самый момент. Я уже пожалел, что не решил опоздать на второй урок сегодня, чтобы сделать задуманное. Мистер Смарт был гораздо более дружелюбным учителем.
— Ой, извини, я не знала, что ты сегодня ведёшь урок, — сказала миссис Прайс примерно с нужным уровнем сарказма, которого я ожидал.
Несколько тихих смешков из класса. Я ничего не сказал. Я просто стоял там, загораживая дверной проём, и размышлял, правильно ли я поступаю. Неужели я действительно всё спланировал? Сейчас уже слишком поздно. Назад дороги нет. Дрожащей левой рукой я полез в свой рюкзак, который был перекинут через правое плечо. Я замер. Я чувствовал его в руке, но часть меня всё ещё кричала, что это было неправильным поступком; кричала, что есть лучшие способы справиться с подобными вещами…
— Заткнись! — прошептал я себе под нос той части меня, которая была напугана.
Я знал, что поступаю правильно. Это продолжалось слишком долго. Они это продолжали. Они всё сделали. Всё, что должно было последовать, когда я вытащу руку из рюкзака, заслуженно, и я не позволю испуганной части меня, тихой стороне моей личности испортить то удовольствие, которое я собираюсь получить.
— Что ты сказал? — спросила миссис Прайс; тон голоса, которого я никогда раньше не слышал.
У остальных учеников была та же реакция. Быстрое сканирование моих одноклассников показало, что все они слегка откинулись назад на своих неудобных серых пластиковых стульях. Те, у кого раньше были радостные улыбки на лицах, теперь сидели с невыразительным выражением лица, чтобы не привлекать внимания миссис Прайс. Их лица были белыми, потому что они боялись того, чему собирались стать свидетелями. Но они даже понятия не имеют. Сегодня им нужно бояться не миссис Прайс.
Им нужно бояться меня.
Я вытащил руку из рюкзака с девятимиллиметровым Глоком моего отца, крепко сжимая ладонь с указательным пальцем на спусковом крючке, а остальными — на рукоятке. Все закричали, даже миссис Прайс. Нужно их контролировать. Нужно заставить их замолчать. Не хочу привлекать нежелательное внимание. Мне не нужно, чтобы это было хуже, чем я уже спланировал.
— Я сказал, заткнись! — прошипел я.
Я сначала направил пистолет на миссис Прайс. Она упала на пол. Я не мог не улыбнуться. Все эти годы, когда она кричала нам о неравенстве… Все эти годы, когда она считала себя неприкасаемой. Приятно было видеть её падение. Я поворачиваю пистолет, чтобы направить на одноклассников. Некоторые из них съёживались за руками, как будто у них была сила остановить пулю, если я решу выстрелить, в то время как другие пытались залезть под их столы. Садистская часть меня была удивлена, что никто не попытался на меня броситься. Никто не пытался отобрать у меня пистолет. Никто не пытался контролировать ситуацию. Я рад. Мне не нужны звуки выстрелов. Ещё нет. Это разрушило бы всё, что я планировал. Тот факт, что они все окаменели… Это должно упростить управление ими…
Было странно видеть миссис Прайс сидящей в первом ряду среди учеников, которые так её презирали. Не только потому, что я привык видеть, как она перед классом кого-то ругает, но… Выражение её лица… Слёзы на глазах, бледный цвет кожи… Дрожащая… Она дрожит. Я такого раньше не видел. Не у женщины, которая изображает себя такой властной. Кстати, говоря о «властности»… Я часто слышал, как Пирс разговаривает со своей маленькой бандой, обсуждая, будет ли миссис Прайс хорошо выглядеть в облегающем латексе с кнутом в руке? Большинство участников группы сказали, что она будет. Некоторые из них даже признались, что мастурбировали при мысли о ней… Один из группы сказал, что выпуклость её пениса портит общий вид. Увидев её, сидящей вот здесь… В ней нет ничего мужественного. Нет ничего властного. Она ничто. Может, мне стоит заставить её встать и доказать Пирсу и его банде, что у неё нет члена, спрятанного под её чёрной юбкой-карандаш? Нет, это нечестно. Речь идёт не о том, чтобы принижать её, несмотря на то, что она заставляет нас проходить изо дня в день. В конце концов, она просто старается держать нас под контролем. Вне школы она, наверное, человек. В глубине души. Где-то глубоко.
— Что ты делаешь? — спросила она кротким голосом.
Должен признаться, она меня удивила. Бóльшую часть времени в её голосе было много мужественности, но не сейчас. Теперь она говорила, как испуганная маленькая девочка. Если бы вы не видели, с кем я разговариваю, вас можно было бы простить, если бы вы подумали, что это говорит одна из многих учениц школы.
Я не ответил ей. Вместо этого я потянулся к стопке её папок, которые она положила на стол, когда впервые вошла в кабинет, и взял ту, которая была помечена как «регистрация». Я открыл её на первой странице; список имён мальчиков и девочек, которые должны сидеть передо мной на этом уроке.
— Когда я назову ваше имя, — сказал я, — скажите, пожалуйста, что вы здесь.
Одно за другим я называл различные имена из списка передо мной, не то чтобы этот список мне был нужен. Я знал их имена; это же мои одноклассники. Люди, которые мучили меня изо дня в день в течение последних двух лет, будь то оскорбления или физическое насилие. Я никогда не забуду их имён. И после сегодняшнего дня они так же не забудут моё имя. Через несколько минут перекличка была сделана. Для разнообразия все присутствовали. Хорошо. Я бы не хотел, чтобы они это пропустили.
Я отложил папку и окинул взглядом класс. Всё же жаль, что некоторые из них здесь и должны быть свидетелями этого. В классе двадцати пяти человек есть такие, как я. Они не заслуживают быть здесь. Они не заслуживают того, что происходит. Однако у меня нет выбора, кроме как включить их. Если я их отпущу, они наверняка кому-нибудь сообщат, что здесь происходит. Если бы я был на их месте, я бы пошёл за помощью, если бы меня выпустили. Мой взгляд остановился на Ребекке Кларк, которая сидела в центральном ряду класса практически у стены. Ребекка была одной из самых обсуждаемых девочек в классе. Она была больше сосредоточена на том, чтобы переспать с как можно бóльшим количеством мальчиков, чем на том, чтобы впитывать полезную информацию. Если верить слухам, а у меня нет причин в них сомневаться, она проглотила больше спермы, чем я проглотил горячей пищи. Конечно, она изо всех сил пытается привлечь внимание мальчиков своей внешностью; длинные тёмные волосы до её миниатюрной талии и большой груди, подчёркнутой обтягивающей школьной рубашкой. В отличие от многих других девушек, которые носили брюки, она всегда выбирала юбку. В перерывах на обед она даже находила время, чтобы немного скрутить её, чтобы показать больше ног. Иногда она закатывала её так сильно, что вы не могли бы подумать о ней как более чем о ремне. Я думаю, она будет беременна к восемнадцати годам.
Ребекка держала в руке мобильный телефон и отчаянно нажимала кнопки. Я взял пистолет со стола и направил его прямо на неё, глядя в прицел. Немного страшно, как можно было легко покончить с её маленькой никчёмной жизнью прямо сейчас. Простое нажатие моего указательного пальца — и её мозги обрызгают Дэвида Барлоу, сидевшего позади неё. Бедный Дэвид. Он один из хороших. Когда я не жалел себя, я жалел его. В отличие от Ребекки, мы оба, по крайней мере, очень старались в классе. Бóльшую часть времени мы просто изо всех сил пытались «понять это». Наша глупость была отличным источником развлечения для других одноклассников — некоторые из них были так же сбиты с толку, как Дэвид и я, тем, чему нас учили. Единственная разница была в том, что им было всё равно.
— Ребекка, — сказал я.
Мой голос был спокойным. Нет смысла кричать. Не нужно. Не всё время у меня есть пистолет. Ребекка подняла глаза и застыла, когда поняла, что смотрит в дуло девятимиллиметрового оружия.
— Будь хорошей девочкой, передай мне свой мобильный телефон…
— Я ничего не делала… — пыталась она мне сказать.
Насколько глупый, по её мнению, я? Что ж, скоро она поймёт, что со мной нужно считаться. Она поняла, что её слова бесполезны, и медленно встала.
— Пожалуйста, не стреляй… — захныкала она.
Она выглядит напуганной, но её трудно жалеть. Каждый раз, когда я смотрю на неё, я вспоминаю ту ночь; её рука на моей ноге, её дыхание на моём ухе, слова, которые она прошептала, блеск в её глазах, когда она сжала мою промежность…
— Я сказал, дай мне свой телефон.
Она прошла по классу и положила телефон на учительский стол, за которым сидел я. Я не сводил с неё глаз. В ту ночь, когда меня действительно пригласили на одну из многочисленных школьных вечеринок, это был редкий случай, и она подумала, что это хорошая идея — притвориться, что хочет меня. Шепча мне на ухо сладкие пустяки, она рассказывала мне, как всегда хотела заняться со мной любовью, но была слишком напугана, чтобы сделать это. Часть меня знала, что она просто обводит меня вокруг пальца, но другая часть меня, одинокая часть, хотела ей верить. Я был глуп. Ребекка не из тех девушек, которым нравится заниматься любовью. Она просто хочет трахаться с разными парнями. Пытаясь вести себя по-умному, она возбудила меня, когда Пирс и его банда ждали снаружи с мобильными телефонами наготове…
— Это всё? — спросила она, её дрожащий голос вернул меня в настоящее.
Я покачал головой. Нет, это ещё не всё.
— Поверь, я не отправляла никаких сообщений…
Я отодвинулся на стуле, чтобы оставить расстояние между собой и столом — достаточно, чтобы она могла пролезть.
— Залезай под стол, — сказал я.
— Что?
Было легко придумать наказание для Ребекки. С той ночи это всё, о чём я действительно думал. Заставляя её делать то, чем она дразнила меня. Сейчас хорошее время, как и всё остальное.
— Залезай под стол, — сказал я.
— Нет…
Я встал и подошёл к ней с поднятым пистолетом. Я прижал его к её голове, и она издала странное хныканье. Оно немного походило на визг собаки, когда вы встаёте ей на хвост.
— Я сказал… Залезай… Под… Под… Стол…
Она кивнула и обошла меня, чтобы добраться до места под столом. Как только она оказалась внизу, я снова сел на стул и подвинулся ближе к столу. Под столом я раздвинул ноги по обе стороны от Ребекки. Я слышал её плач, но меня это не беспокоило.
— Пожалуйста… Это зашло достаточно далеко… — сказала миссис Прайс.
Я бросил на неё взгляд. Я ещё даже ничего не начал. Она замолчала.
Свободной рукой я расстегнул молнию на брюках, чтобы не видели остальные ученики, хотя они знали, что я делаю, и вытащил свой пенис. Уже полутвёрдый. Не уверен, это из-за моего контроля над всеми или из-за того, что я собираюсь получить от Ребекки.
— Знаете ли вы, — сказал я миссис Прайс, — однажды я ходил на вечеринку, и там была Ребекка. Она рассказывала мне, как сильно я ей нравлюсь и что всегда хотела со мной заняться любовью. Она была такой любезной. Я никогда раньше не чувствовал такого от кого-то… До такой степени любезности. Знаете, чувство собственной значимости. Она говорила много хороших вещей. Она трогала меня. Поцеловала меня. Поглаживала меня сквозь брюки. Я искренне думал, что все мои дни рождения наступили сразу, когда она начала расстёгивать мои брюки… — я слышал, как Ребекка плачет из-под стола, говоря, как ей жаль, но мне было всё равно. — Следующее, что я помню, Пирс и его мелкие ублюдки врываются к нам… Смеются… Направляют на меня свои телефоны с камерами… Некоторые из них снимают видео… Я просто сидел там, обнажённый во всех значениях этого слова… Я не знаю, сколько людей посмотрели это видео… Видео, после которого они даже были достаточно любезны, чтобы разослать его по электронной почте… Знаете, в ту ночь, когда я вернулся домой… Я привязал петлю к своей шее и сел на край моей кровати и думал, что это лучшее, что можно сделать… Повеситься… Только мысль о том, что мои мама и папа обнаружат утром, что я качаюсь в петле, не позволила мне на самом деле это сделать. Вы знаете, каково это чувствовать себя так низко? Как будто вы не можете продолжать жить?
— Подумай и теперь о своих маме и папе, — сказала миссис Прайс.
Я покачал головой.
— Я никогда не стану тем сыном, которого они хотят. Теперь я это знаю. Им нужен кто-то умный в учебе. Им нужен кто-то, кто может что-то сделать для них в жизни. Это не я. Я ничто. Я никто. Если бы не то, что должно произойти сегодня — никто бы меня не вспомнил, когда я уйду. Никто… Ребекка, засунь его в рот. Если я почувствую зубы… я застрелю твоих друзей.
— Это не выход, — сказала миссис Прайс, — мы можем остановить их всех, мы разберёмся с этим… Мы можем…
— Ребекка… Чего ты ждёшь? — сказал я, прерывая отчаянное течение миссис Прайс.
Тысячи разрядов электричества пронеслись по моему телу, когда я почувствовал, как пальцы Ребекки коснулись моего затвердевшего члена. Так хорошо, как я всегда представлял. Я не мог не закрыть глаза на кратчайшие секунды, когда почувствовал, как её тёплый рот обволакивает мой член, скользя вниз от головки. Чувствую себя чертовски хорошо. Я знал, что именно так и будет. Слегка взволнованный, я обратился к остальным в классе:
— Один за другим, я хочу, чтобы вы все принесли свои мобильные телефоны к столу… Начиная с тебя… — я направил пистолет в сторону Крейга Клемо, одного темноволосого парня с большими карими глазами, который сидел в дальнем правом углу класса, у стены.
Я не возражал против Крейга. Он немного похож на меня. Но когда хулиганы выходили на тропу войны, он просто опускал голову и не вмешивался. Иногда я задаюсь вопросом, насколько бы отличались мои школьные годы, если бы я тоже выбрал его механизмы преодоления? Если бы я не вступился за Дэвида Барлоу, когда Пирс приставал к нему, узнал бы Пирс когда-либо о моём существовании, или я мог бы просто проложить свой путь без его жизни?
Крейг встал и пронёс свой телефон по классу. Он положил его на стол и вернулся на своё место.
— Ты, — сказал я, направив пистолет на Рэйчел, которая сидела позади него.
Она также встала и положила телефон на стол. Когда она села, следующий человек тоже протянул вперёд свой телефон, хотя я его и не просил. Я улыбнулся и откинулся назад. Пока они это делают, у меня появляется время насладиться тем, что делает Ребекка. Ощущение лёгкого касания на кончике моего члена, что-то вроде её языка. Еле ощутимое щекотание в мошонке. Все эти годы практики наверняка окупились для неё сейчас. Я не мог удержаться от вздоха, когда её рот снова скользнул вниз по стержню, прежде чем снова скользнуть вверх. Быстрее… Быстрее… Медленнее. Поддразнивания. Но это было хорошо. Интересно, так ли хороши другие девочки в классе? Мой взгляд останавливается на миссис Прайс. Интересно, она в этом хороша?
Ощущение покалывания, похожее на булавки и иголки, распространяется вверх по моим ногам. Приятное, знакомое ощущение приближающегося оргазма. Я изо всех сил старался не показывать это на моём лице, продолжая смотреть на миссис Прайс, гадая, каково это — трахнуть её? Я просунул свободную руку под стол и удерживал голову Ребекки на месте. И как раз вовремя. Она попыталась отодвинуться от меня, когда я кончил ей в рот. Но я держал её там. Слушал, как она давится этим, а потом глотает. Хорошая девочка. Я ослабил хватку на её затылке и позволил ей отодвинуться. Я слышу, что она плачет. Неужели всё было так плохо?
Меня охватило чувство вины, когда я внезапно осознал, что все смотрят на меня. Следят за каждым моим движением. Смотрят, как я кончаю. Я засунул свой член, покрытый слюной Ребекки, обратно в брюки и застегнул молнию. Что я сделал? Во что я превратился? Я себя больше не узнаю.
Ещё одна новая школа, к которой нужно привыкнуть. Я люблю своего отца, но не люблю то, чем он зарабатывает на жизнь. Постоянно переезжать из дома в дом, забирая с собой маму и меня, оставляя друзей, которых я только что встретил… Приходится начинать всё с нуля. Я уже не могу успевать на уроках, потому что у них другие книги для обучения, в отличие от последней школы, в которую я ходил. Ненавижу быть аутсайдером. Тем, кто не может найти среди толпы дружеских лиц. Всегда одно и то же. Идти в школу. Блуждать в поисках класса. Приходить в класс поздно или в сопровождении учителя — что намного хуже… Вставать перед классом и представляться. Объяснять, почему вы новичок в этом городе. Садиться на единственное свободное место в передней части класса и чувствовать, как пристальный взгляд каждого ученика устремлён на вас до конца урока, неловко просить книги у тех, кто предпочёл бы, чтобы у вас были свои собственные… Куча домашних заданий, чтобы наверстать упущенное; в основном устные задания, которые, как вы знаете, никогда не сможете выполнить. Да, я люблю своего отца, но ненавижу то, что нам приходится так много переезжать.
— Хорошего дня, милый! — крикнула мама.
Я повернулся к ней, когда подошёл к школьным воротам, и увидел, как она отчаянно машет руками. Я должен помахать в ответ, но это достаточно унизительно, что она назвала меня «милым» в слышимости других людей, которые могут быть или не быть в моём классе. Я слабо улыбнулся ей и повернулся к школе. Снова начинается.
Первые дни всегда самые худшие. По крайней мере, к концу первого дня вы обычно заводите одного друга; кого-то, с кем можно провести время на второй и третий день, пока вы заводите другие дружеские отношения. Когда я рассматривал различные лица в толпе, идущей со мной к входной двери, я задавался вопросом, могут ли они стать моими новыми друзьями? Должен сказать… На первый взгляд, никто из них не выглядит таким уж дружелюбным! Ещё даже не пройдя через входную дверь, я чувствую себя неуютно. Не самое лучшее начало, я думаю, когда я слышу случайное перешёптывание небольших групп, которые я прохожу, всех, кто задаётся вопросом, кто такой «новенький» и насколько он «странно» выглядит?
Как они могут сказать, что я выгляжу «странно», мне непонятно. На другом конце парковки, в углу, я увидел группу людей, одетых в чёрное. Насколько я мог видеть, даже мальчики были накрашены. Другая группа, на той же парковке, все были одеты в одинаковую одежду, и их волосы были уложены в разные разноцветные шипы… И вот я одет в выцветшие синие джинсы, чёрную толстовку с опущенным капюшоном и новые белые кроссовки, которые, по моему признанию, слишком белые, но я ожидаю, что это изменится после пары дней обучения здесь. Мои волосы естественного коричневого цвета, с которыми я родился, я чисто выбрит. У меня глаза такого же тёмно-карего цвета, причём оба, в отличие от девушки, мимо которой я только что прошёл, у которой, казалось, был один голубой глаз, а другой зелёный… Тем не менее, люди говорят, что я странный. Во всяком случае, я думаю, что буду здесь сливаться с толпой. Если, конечно, я не решу в любой момент найти убежище на парковке. Определённо место, куда лучше не ходить из-за того, что я видел.
Я толкнул большие двойные двери и вошёл в своё новое место предполагаемого обучения. Знакомый запах «школы» поразил меня, как только я переступил порог. Я не знаю, что такого в школах, от которых у всех один и тот же старый затхлый запах. Возможно, они работают по старым учебникам? Возможно, это здания, от которых пахнет старостью и смертью, и вы просто привыкаете к этому, потому что вокруг здания ещё больше мусора? Возможно.
Коридор передо мной тянулся настолько далеко, насколько мог видеть глаз. Возле стен стояли высокие деревянные шкафчики с редкими промежутками между ними, через которые проходили двери в разные классы. Готов поспорить, что это похоже на все другие школы, в которых я был, и классы не расположены в каком-либо определённом порядке, несмотря на то, что в расписании они обозначены как «первый класс», «второй класс» и так далее. Последняя школа, в которой я учился, в нескольких городах от того места, где я нахожусь сегодня… Первая дверь, на которую я наткнулся, была под номером двадцать четыре. Несколько дней спустя я обнаружил, что класс номер один застрял в другом крыле, и даже там его не было у главного входа. Вместо этого он был спрятан на верхнем этаже рядом с комнатой шестьдесят пять. В первый раз, когда я заметил это, я даже не мог вспомнить, что это была за школа, я подумал, что это потому, что какой-то скучающий ученик просто ходил вокруг, меняя таблички на дверях, чтобы сбить с толку людей. Я учился в разных школах… Я знаю, что это не так. Нет, если только ответственный человек находится в одной лодке со мной и делает это в каждой школе, которую он или она посещает. Хотя я в этом сомневаюсь.
Я отошёл в сторону коридора, чтобы не мешать нескончаемому потоку учащихся, и полез в карман, чтобы найти своё расписание; небольшой листок бумаги с напечатанными на нём моими уроками и классами, который школа прислала мне домой около недели назад.
— Ты новенький? Ищешь что-то конкретное? — спросил тихий мужской голос позади меня.
Я обернулся и увидел парня примерно такого же возраста, что и я. Мышино-русые волосы и веснушки на лице. Дерзкая улыбка с массивными ямочками на щеках. Я не мог не задаться вопросом, было ли это улыбкой, которой можно доверять, или улыбкой, потому что он собирался отправить меня в совершенно неправильном направлении только потому, что мог?
— Это так очевидно? — спросил я.
— Во-первых, ты носишь рюкзак на обоих плечах. Никто не делает этого в этой школе, если только они не новички. А во-вторых, ты смотришь на своё расписание с растерянным выражением лица. Знаешь… Соединить первое и второе… — засмеялся он. — Куда ты направляешься?
Я проверил своё расписание и сказал:
— Английский с миссис Прайс.
Он улыбнулся шире.
— Точное попадание! Ты можешь следовать за мной, — предложил он.
Я поблагодарил его и сунул расписание обратно в карман.
— Как тебя зовут? — спросил он, сообщив мне, что его зовут Дэвид.
Дэвид смотрел на меня со своего места сразу за сиденьем Ребекки, взглядом в его глазах было предположение, что он понятия не имел, кем я стал. Слушая рыдания Ребекки, когда она садилась, я не мог не задаться вопросом, кем же я на самом деле стал? Я не этот человек. Не я. Я хороший человек. Обычно. Я как мой друг Дэвид. Я один из хороших. Кто же я сегодня? Обычно я не такой. Не я. Они сделали меня таким. Они превратили меня в это. Садист. Ненавистник. Мстительный. Это их вина.
Я оглядел остальную часть класса. Все смотрят на меня так же, как Дэвид. Миссис Прайс смотрит на Ребекку. По её глазам я вижу, что она отчаянно хочет пойти и утешить её. Она внезапно повернулась, чтобы посмотреть на меня, как будто она почувствовала, как мой взгляд обжигает её красивое лицо. Я не узнаю выражения её глаз. Как будто она спрашивает: «Что ты наделал?», но не произносит ни слова. Я даже не понимал, как сильно я ненавидел себя в этот момент, но ответил ей собственным взглядом. Я посмотрел и сказал ей:
— Я сделал то, что она заслужила, и это было только начало.
Я встал из-за учительского стола, чтобы обратиться к классу. Я чувствую, что должен что-то сказать. Хотя я уверен, что некоторые из них знают, зачем я здесь, я уверен, что некоторые из них понятия не имеют. В конце концов, некоторые из моих одноклассников… Я почти не разговаривал с ними, а они, в свою очередь, почти не разговаривали со мной. Это честно, учитывая обстоятельства, я даю им возможность понять, что я здесь делаю. И будет справедливо сообщить им, что они не пострадают.
— Если я назову ваше имя, я бы хотел, чтобы вы встали, пожалуйста… Дэвид Барлоу… — класс замолчал. — Линдси Уэст…
Один за другим, когда я называл их имена, они вставали, как я их и просил. Каждый из них выглядел таким же нервным, как и тот, кого вызывали раньше. Им не о чем волноваться. Всего семь имён — Дэвид, Линдси, Элизабет, Маркус, Саманта, Кейт, Хелен. Забавно, что я называю в основном девичьи имена. Думаю, мальчикам больше свойственно быть жестокими по отношению друг к другу. Но ненадолго. Не к тому времени, когда я закончу. И весть о том, что будет дальше, скоро разнесётся и по городу; суровое предупреждение для других, которые могут совершать те же ошибки, что и Пирс и его мелкие ублюдки.
Я оглядел класс и увидел учеников, что всё ещё сидели. Одним из них был Крейг Клемо. Я также подумывал назвать его имя, но… я помню, как он участвовал в одном из инцидентов, когда я был под вражеским огнём. Он держал голову опущенной. Он не предлагал помощи или чего-либо ещё. Даже когда группа оставила меня в покое, а у меня был кровоточащий нос, он не спросил, в порядке ли я? Он не предлагал помощи. Ничего такого. Просто стоял и смотрел на меня. Он может оставаться сидящим.
— Если вы сейчас стоите… мне жаль, что вы здесь. Если бы был другой путь, я бы принял его, уверяю вас. Я не хочу делать вам больно. Вы не сделали ничего плохого ни мне, ни кому-либо ещё. Если хотите выйти вперёд… Вы можете принести свои стулья… Вы можете сесть в стороне, рядом со мной; в безопасном месте…
Была самая короткая пауза, прежде чем каждый из семи вышел вперёд класса, как я просил. Остальные в классе выглядели нервными и сбитыми с толку.
— Я знаю, что вы не будете, но… Если кто-нибудь из вас попытается сделать что-нибудь странное… Вам придётся присоединиться к остальным своим одноклассникам. Поняли?
Они кивнули. Дэвид выглядел так, как будто он отчаянно хотел что-то сказать, но из его дрожащего рта не вышло ни слова.
Миссис Прайс спросила:
— А как насчёт меня? Что я сделала?
Я бросил на неё взгляд.
— Дело в том, чего вы не сделали…
Я знаю, что изначально думал, что дело не в ней, но миссис Прайс такая же плохая, как и некоторые ученики, сидящие передо мной. То, как она ругала некоторых из нас перед всем классом, во многом влияло на самооценку и смущало нас. Чем больше я вижу её сидящей там… Тем больше я вижу в ней ещё одну форму тирании.
Дэвид провёл меня к моей первой классной комнате. Должен сказать, встреча с ним была моей удачей. Я ненавижу знакомиться с новыми людьми; я всегда чувствую себя неловко… Никогда не знаю, что сказать новым потенциальным друзьям. Обычно я просто слоняюсь вокруг большой компании и иногда смеюсь над шуткой, которую может сказать кто-нибудь из них. Тогда, надеюсь, кто-нибудь из них начнёт привлекать и меня к своим разговорам. Конечно, не всегда получается так. Иногда можно просто сидеть и вас будут игнорировать. Это никогда не бывает весело. Это заставляет вас чувствовать себя никчёмным и незначительным. Столкновение с Дэвидом было определённо удачей. Я только надеюсь, что мы будем в нескольких классах вместе.
— Вот мы и на месте, — сказал Дэвид. Он остановился у двери класса. — Возможно, ты не захочешь пойти со мной? — сказал он.
Что ж, я этого не ожидал.
— Не хочешь, чтобы тебя видели с новеньким парнем, а?
Он не ответил, просто отвёл взгляд с застенчивым выражением лица — некогда нахальная улыбка исчезла. Не могу поверить, что он действительно выглядел обеспокоенным из-за того, что его увидят со мной. Я знаю, что никому на самом деле не нравится, когда его видят с новичком в классе, но это была самая экстремальная реакция, что я когда-либо видел.
— Прекрасно… Неважно.
Я протолкнулся мимо него и прошёл через шумно звучащий класс. В комнате, полной моих новых одноклассников, стало тихо, как только они увидели меня. Не буду врать, это не самый приятный приём. Я чувствовал себя незнакомцем, впервые попавшим в маленький городок… Городок, где не привыкли видеть новое лицо. Они не привыкли к этому и не приветствуют это.
— Привет, — сказал я.
Неудивительно, что никто не ответил. Я повернулся к двери, надеясь увидеть некогда дружелюбное лицо Дэвида. Его там не было. Ну… Тогда я сам.
— Хорошо, тогда я… — пробормотал я более или менее про себя, подходя к одному из свободных сидений в передней части класса.
Я всегда предпочитаю сидеть впереди класса. Я давно узнал, что учителя задирают вас больше, если вы предпочитаете сидеть в глубине комнаты, поскольку они думают, что вы не обращаете внимания на то, чему они пытаются вас научить. Я уверен, что этот учитель не будет исключением.
Я начал копаться в рюкзаке. Я не искал ничего конкретного; просто пытался отвлечься от шёпота, доносящегося за моей спиной. Тихие голоса, спрашивающие, кто я и что я здесь делаю? Один голос объяснял, насколько я сгорбленный. Какая дружная компания. В такие моменты, как этот, к сожалению, не в первый уже раз, когда я испытываю это, я просто должен постоянно говорить себе, что всё будет хорошо, и им просто нужен шанс узнать меня немного лучше. День первый всегда неловкий. Ко второму дню — это всего лишь вчерашние новости. Просто нужно дожить до завтра.
— Педик! — крикнул голос позади меня.
Я отвернулся от рюкзака и посмотрел в сторону голоса. Одно дело шептать у меня за спиной, совсем другое — начать обращаться лично ко мне… Оскорбление исходило от парня из задней части класса. Конечно же, он был сзади. Неряшливый, коренастый парень с растрёпанными светлыми волосами. Однако он не смотрел на меня. Было ли оскорбление предназначено именно мне? Я проследил за его взглядом туда, где Дэвид стоял в дверях класса. Дэвид выглядел встревоженным. Поэтому он не хотел идти со мной? Боялся, что парни пристанут ко мне из-за того, что я был с ним? Это имеет смысл. Я действительно думал, что это было странно, как он из такого дружелюбного превратился в такого холодного.
— Я уже начал думать, что ты сегодня не придёшь, — сказал парень в конце класса.
— Просто ему потребовалось больше времени, чтобы подрочить мистеру Фицпатрику этим утром… — сказал парень слева от того, кто начал оскорбления.
Смех разнёсся по классу от большинства учеников. Дэвид не смеялся. Он просто подошёл к пустому стулу за симпатичной девушкой, которая тоже над ним смеялась.
— Блять, — сказал первый парень, — почему ты такой грёбаный пидор? Твои мама и папа должны быть жутко расстроены, что ты стал их сыном. Ой, подожди, твоя мама умерла, не так ли? Удивлён, что забыл об этом. В конце концов, только вчера вечером я трахал её труп… Тем не менее… Твой отец жив. Наверное, он просто хотел, чтобы ты был чьим-то другим ребёнком. Я думаю, он сидит дома и гадает, почему его сын такой педик…
— Может быть, он использует тебя как образец для подражания? — сказал я.
Я не мог не высказаться. Дэвид был явно расстроен, и это, очевидно, происходило ежедневно. Не успел я произнести слова, как весь класс замолчал. Парень посмотрел на меня; взгляд ненависти в его голубых глазах.
— Чёрт возьми, что ты сказал?
— Ну, мне просто стало интересно, как он стал таким геем… Как он так искусно сосёт члены? Единственный способ у парня его возраста, так хорошо умеющего глотать сперму, — это если бы у него был образец для подражания. Я оглядываюсь вокруг и вижу, что единственный вариант — это ты и твои друзья-голубки.
— Кто ты вообще такой, чёрт возьми?
— Ты меня не узнаёшь? Это я вчера вечером трахал твою мать… Могу поклясться, что видел, как ты прятался в шкафу, дроча свой маленький член при виде моей прекрасной задницы и прыгающих сисек твоей мамаши.
Парень встал и подошёл ко мне. Я думаю, будет справедливо сказать, что мы никогда не станем друзьями, хотя большинство других одноклассников заходились в истеричном смехе.
— Займите свои места! — крикнул женский голос из передней части класса.
Я огляделся и увидел симпатичную учительницу. Я думаю, будет справедливо сказать, что она не смогла бы сгладить ситуацию, даже если бы и попыталась.
Я повернулся к парню спиной. Он не собирался ничего делать в присутствии учителя рядом. Кто знает, может, он успокоится на этом занятии? В любом случае, мне всё равно. Такие хулиганы, как он… Они просто болтают. Я встречал таких и раньше. Я бросил быстрый взгляд на Дэвида и улыбнулся ему. Он не улыбался в ответ. Он выглядел почти извиняющимся.
Я вспомнил, как видел это выражение лица Дэвида в первый день, когда я заступился за него. Он выглядел жалко, думая, что втянул меня в свои проблемы. Я хочу сказать ему, что это не его вина. Я хочу сказать ему, что они сами навлекли это на себя. Я хочу сказать ему, но не делаю этого. Я снова повернулся к остальным ученикам. Все выглядят встревоженными. Без сомнения, они хотели бы, чтобы я тоже назвал их имена. Дал им выход. Оглядываясь на оставшихся одноклассников, я не понимал, за что многие обидели меня. Сейчас я уже ничего не могу поделать, но думаю, что для этого было бы лучше выбрать двойной урок. Когда начать? Когда же начать? Учитывая тот факт, что я не могу добраться до всех… Только до одного для начала…
Когда ещё один кулак прижался к моему уже окровавленному носу, я не мог не подумать — сквозь сильную боль, текущую по моему телу, — второй день был уже хуже, чем день первый.
Я упал на колени на пол в туалете и попытался сфокусировать взгляд. Я слышал крик Дэвида из дальнего конца комнаты, когда он получал такое же наказание. Моё затуманенное зрение вернулось к тому, насколько это было возможно… Как раз вовремя, чтобы увидеть, как Пирс, парень, с которым я столкнулся в первый день, плюнул в меня.
— Не такой уже ты и крутой, да?
Хотел бы я вернуться с остроумным возражением, но мой мозг подсказывает мне, что на сегодня я получил достаточно побоев. Ещё один удар кулаком по лицу сбил меня с ног. Я не двинулся с места. Я просто лежал на кафельном полу рядом с лужами мочи у писсуара, желая, чтобы это закончилось. По крайней мере, я думаю, что это то, о чём я думал. В моей голове крутится столько мыслей, что многие из них трудно разобрать. Ещё один кулак нечётким движением летел ко мне в лицо. Будет больно…
К тому времени, когда я смог расслышать свои мысли достаточно ясно, чтобы понять их, их заглушал звук голоса Дэвида. Он плакал. Мои глаза сосредоточились на моём окружении. Я всё ещё лежу на полу туалета, одну из моих ноздрей наполняет зловоние несвежей мочи. Другая моя ноздря забита кровью. Каждый кусочек меня болит.
— Мне очень жаль, — снова сказал Дэвид.
Он помог мне подняться на ноги. Он выглядел таким же измученным, как и я, хотя, я думаю, будет справедливо сказать, что это я принял основной гнев обидчиков на себя. Наверное, заслужил после того, как вчера заступился за него.
— Тебе не о чем сожалеть, — сказал я. Даже мой голос казался сломленным. — Кроме того, — солгал я, — мне это очень понравилось.
Не знаю, зачем я это делаю, пытаясь выглядеть храбрым и всё такое. Не в первый раз я использую это как защитный механизм от мучительной боли.
— Если бы ты вчера не заступился за меня… — начал он.
— Я был бы плохим другом, — перебил я.
Даже если бы я знал, что мне предстояло вынести побои, я бы всё равно высказался вчера. Ненавижу хулиганов. Они не более чем трусы, прячущиеся за своими мелкими дружками. Обычно придираются к более слабым людям, просто чтобы попытаться почувствовать себя лучше в своей несчастной жизни. Да пошли они нахуй. Мы оба посмотрели на себя в зеркало.
— Помни… — сказал я. — Первое правило Бойцовского клуба… Никому не рассказывать о Бойцовском клубе.
Дэвид засмеялся и внезапно схватился за челюсть, когда его пронзила боль.
Конечно, третий день должен быть лучше.
Думаю, из меня получится хороший учитель. Я считаю, что у меня есть правильный голос. Нужное количество авторитета в моём тоне.
— Пирс, — сказал я тоном своего учителя, — шаг вперёд.
Если времени не хватает, мой урок лучше всего начать с главного виновника. Того, кто постоянно гадит. Чтобы видели, что я с ним делаю… Этого может быть достаточно, чтобы другие научились, если у меня нет времени, чтобы добраться и до них. Пирс не двигался со своего места; его обычное место в задней части класса. Неужели он действительно собирался заставить меня повторять?
— Прошу прощения, — продолжил я, — может быть, ты не слышал меня, потому что сидишь так далеко, — я повернулся к миссис Прайс: — Часто ли вы боретесь с учениками сзади, которые не слышат вас должным образом?
Она тоже не ответила. Не могу не подумать, что это немного грубо. Думаю, это был достаточно вежливый вопрос. Я вернусь к ней позже. Я снова обратил внимание на Пирса. От одного взгляда на его лицо меня тошнит. Воспоминания о том, через что он меня заставил пройти. Я уверен, что Дэвид тоже должен чувствовать то же самое.
— Пирс, не заставляй меня снова спрашивать.
— Да пошёл ты нахуй, — выплюнул он из места, которое по глупости считал «безопасным», в задней части комнаты.
Маленький мальчик явно не понимает, как далеко могут лететь пули. Остальные ученики, особенно те, кто сидел в непосредственной близости, были не такими глупыми, когда между мной и Пирсом образовалась явная пропасть. Я поднял пистолет с того места, где он лежал рядом со мной, на столе, и направил его прямо на Пирса.
— Ты не застрелишь меня, — сказал он.
Блин, а он умён. Стрелять в него будет слишком легко.
— Ты прав, — я опустил пистолет.
— Ты ебучая «киска», — прошипел Пирс.
Его голос так полон яда по отношению ко мне. Как в таком молодом человеке так много ненависти? Я виню родителей. Я встал и прошёл по проходу с деревянными столами и стульями к месту, где сидел Пирс.
— Я забыл, — сказал я, — ты большой чувак, не так ли? Ты тот, кого следует бояться. Ты тот, кто командует и контролирует классы и коридоры… Тех, кто не любит тебя или тебя преследует, ты начинаешь уничтожать… Ты и твоя маленькая банда. Ты думаешь, что ты что-то особенное… Ты правда так думаешь, не так ли?
Он откинулся на спинку стула так, что опирался только на две задние ножки стула; передние ножки были полностью оторваны от пола. Вызывающее выражение на его лице. Я улыбнулся ему. Я должен сказать, если бы ситуация была обратной… Если бы он был тем, кто направил на меня пистолет… Я бы дрожал. Я бы сделал всё, что он попросил, чтобы меня не застрелили. Он храбрый или умственно отсталый?
— Ну, я думаю, мы сможем вернуться к тебе… Знаешь… Когда ты будешь готов выступить, — сказал я.
— Долго ждать, — пробормотал он.
Дерзкий взгляд на окружающих его друзей. Мелкие понты.
— Ну, достаточно, чтобы ты почувствовал себя лучше, — сказал я.
Его вызывающее выражение сменилось замешательством. Я сверкнул ему улыбкой и затем ударил его прикладом пистолета по лицу. Его нос хрустнул и раскололся, когда кровь сразу же хлынула на стол, за которым он сидел. Один из его друзей, темноволосый спортсмен слева от меня, сделал движение, как будто собираясь меня схватить; движение, которое прекратилось, когда он столкнулся лицом к лицу со стволом пистолета.
— Будь умным, — прошептал я.
Я попятился от них… Назад к передней части класса… Назад туда, где я мог всех видеть.
— Пожалуйста, остановись! — взмолилась миссис Прайс.
Я покачал головой.
— Эти люди… Они сделали мою жизнь несчастной… Они не остановились. Я их просил. Дэвид их просил. Они так и не остановились. Даже когда мы просили вас о помощи… Вы отвергли нас. Помните это?
— Если бы я знала…
— Мы пытались вам сказать. Вы не слушали!
— Я бы это остановила.
— Взгляд в прошлое — прекрасная вещь, не так ли?
Оглядываясь назад, я задаюсь вопросом, не ухудшил ли я положение Дэвида и своё, когда я в первый день заговорил? Всё могло бы сложиться иначе, если бы я молчал, как Крейг? Дэвид никогда не говорил, что из-за меня общий уровень жестокого обращения стал ещё больше, но он был из тех людей, которые держат подобные вещи при себе. Может, до моего приезда это было не так часто? Я мог бы спросить его. Но сомневаюсь, что он ответит.
— Это не способ исправить положение, — продолжила миссис Прайс. Можно было подумать, что она заткнётся, но, очевидно, это было против её характера. — Их могут отстранить… Даже исключить…
— Вы действительно думаете, что их волнует, будут они дальше в школе или нет?
На третий, четвёртый и пятый дни было легче. Они даже были довольно приятными. В основном потому, что задний ряд нашего класса был пуст, так как Пирс и его дружки не пришли. Я не знаю, где они были, и мне всё равно. Их отсутствие было, вероятно, из-за избиения, которое они совершили над Дэвидом и мной. Несомненно, они боялись войти, ожидая встречи один на один с директором; не то чтобы Дэвид и я рассказали кому-либо о том, что произошло… Конечно, нас спросили, но… Мы подумали… К чёрту это. Всё закончено. Нужно двигаться дальше. Надеюсь, Пирс и все остальные тоже забудут об этом.
К концу третьего дня я чувствовал себя достаточно комфортно, чтобы самостоятельно перемещаться по школе, не нуждаясь в том, чтобы Дэвид показывал мне всё, но я всё ещё оставался с ним. Определённо, он один из хороших. Кто знает, когда я уйду из этой школы — что, без сомнения, я и сделаю, как только папа скажет, что мы уезжаем — может быть, просто… Может быть, эта дружба останется? Было бы мило. Обычно, когда я ухожу, дружба быстро исчезает. Это всегда разочаровывает.
— Я уверена, что их это волнует, — сказала миссис Прайс, всё ещё пытаясь убедить меня, что этих хулиганов по-прежнему можно было наставить на путь истинный.
Я снова покачал головой.
— Вы знаете, что они говорят о вас?
— Мне всё равно…
— А не должно быть. Половина из них хочет трахнуть вас… Неуважительно высказываются о вас и о вашем муже… Другая половина… Они думают, что у вас есть член…
— Детский сад…
— Вы не отрицаете этого…
— Что?
— Покажите нам.
— Это уже нисколько не смешно.
— Я сказал, покажите нам… Докажите, что они лгут, — я направил на неё пистолет.
— Что я тебе сделала?
Мои мысли вернулись к многочисленным случаям, когда она заставляла меня или одного из моих одноклассников чувствовать себя глупо на глазах у всех. Мы просто стояли там после того, как она велела нам встать, и не могли сделать ни черта, чтобы помешать ей отчитывать нас по малейшему поводу. Разговоры в классе, отсутствие домашней работы, плохая домашняя работа, невнимательность, отсутствие необходимого проходного балла на одном из её многочисленных неожиданных тестов… Всё, что могло её взбесить. Иногда это было оправданно, но в большинстве случаев унижение, которое мы получали, было чрезмерным и, вероятно, противоречило политике школы. Интересно, есть ли у школы какие-то правила, если подумать?
— Давайте, — сказал я. — Мы ждём.
— Чего ты хочешь?
— Чего я хочу? Я хочу, чтобы вы чувствовали себя так же плохо, как вы заставляли чувствовать себя нас…
— Я заставляла тебя чувствовать себя плохо?
— Вы знаете, что это делали, и, что более важно, вы знаете, когда делали это. У вас при этом всегда такая кривая улыбка.
— Если я когда-нибудь заставляла тебя чувствовать себя глупо, извини…
Она выглядит так, словно вот-вот заплачет, но мне всё равно. Она этого заслуживает. Я направил пистолет прямо ей в глаз, чтобы она могла видеть ствол.
— Пожалуйста, не заставляй меня делать это…
Я снова поднёс пистолет, осторожно приставив его ближе. Она заплакала. Я же начал возбуждаться. Ощущение силы, которой я обладаю… Я мог бы привыкнуть к этому.
— Хорошо… — сказала она.
Она встала, дрожа в ногах, и расстегнула молнию сзади своей узкой чёрной юбки. Она замолчала, возможно, надеясь, что я скажу ей, что шучу, и ей не пришлось бы снимать её. Я не буду делать ничего подобного. Я чувствовал, что моя эрекция становится жёстче. Это неправильно — просить Ребекку вернуться? Может, мне стоит проверить миссис Прайс? Ну, если у неё нет члена. Не думаю, что мне понравится минет от женщины с причиндалом.
— Чего же вы ждёте? — спросил я; кривая улыбка на моём лице.
Её лицо краснеет, когда она снимает юбку. Я не могу не чувствовать себя немного разочарованным, узнав, что она носит не чулки, а колготки. С другой стороны, они поверх белых хлопковых трусиков. Не совсем тот ПВХ или латекс, который мы ожидали увидеть. Может быть, она приберегает их для выходных и дней, когда она работает в воспитательной колонии? Ещё один плюс ситуации — отсутствие пениса. Просто красивый холмик там, где у неё лобковая кость. Я бы с удовольствием её трахнул. Бьюсь об заклад, трахается она как хороший человек.
— Счастлив? — спросила она, сдерживая слёзы.
— Как вы думаете, класс? — быстрое сканирование моих одноклассников, которые, как я думал, особенно парни, были бы благодарны за это, показало, что никто не смотрит на миссис Прайс. Все смотрели прямо на меня. — Посмотрите на неё! — я сказал, и они сделали. Я оглянулся на миссис Прайс: — Повернитесь… Пусть вас увидят…
Следуя инструкциям, как хорошая маленькая ученица, она тут же повернулась. Она посмотрела на них… Взгляд в её глазах, предполагающий, что она надеялась, что кто-то из них придёт и поможет ей, возможно, даст ей куртку или что-нибудь, в чём можно закутаться.
— Наклонитесь вперёд, я приказываю.
— Думаю, этого достаточно, — сказала она.
Я покачал головой.
— Ещё нет. Наклонитесь вперёд, — она заплакала, наклонившись ко мне лицом. — А теперь повернитесь, — сказал я.
Она сделала, как ей сказали, пока её сладкая задница не оказалась прямо передо мной. Я мог видеть очертания её половых губ через материал как колготок, так и трусиков. Это заставляет меня задуматься, какова она будет на вкус? Возможно, зашло слишком далеко? Но держу пари, что я не единственный, кто думает в этом направлении. Даже Пирс со своим окровавленным лицом, должно быть, тоже хочет попробовать. Я должен был заставить её повернуться. Я не хотел доставить ему такое восхитительное удовольствие. Я облизнул губы при мысли о том, каков будет вкус её сока, и поёрзал на стуле. Я слышал, как люди говорят, что это вкус рыбы, но я не верю. Я надеюсь, что это не так. Я не любитель рыбы. Надеюсь, на вкус это похоже на курицу, как описал один из моих друзей. Может, я проучусь в этой школе достаточно долго, чтобы завязать отношения с девушкой? Было бы хорошо. Но тогда… Может быть, я мог бы просто притянуть к себе миссис Прайс сейчас… Притянуть её к себе, разорвать ей колготки… Оттянуть её трусики в сторону и лизнуть. У меня текут слюнки. Я испытываю искушение, но не собираюсь этого делать. Не потому, что я этого не хочу, и не потому, что она не привлекательна. Просто… Она старше меня. Может, старовата? Может быть, срок её годности истёк, а сливочные соки испорчены? Возможно, тогда они и пахнут рыбой. Всё это наводит на мысли, какова на вкус… Ребекка… Я готов ко второму раунду…
— Хотя она в хорошей форме, — сказал я Дэвиду.
Он не ответил. Он просто улыбнулся, распаковывая свой обеденный сэндвич.
— Я имею в виду, как мы должны концентрироваться, когда сталкиваемся с этим каждый день? Я бы определённо…
— Я бы не стал, — сказал Дэвид.
Он проглотил свой кусок и сделал глоток из картонной упаковки апельсинового сока.
— Что?
— Я сказал, что не стал бы.
— Ты не хочешь переспать с миссис Прайс? — удивлённо спросил я.
Дэвид покачал головой.
— Ты издеваешься надо мной, да? Я думаю, что ты единственный человек, который не хочет с ней трахнуться… Я имею в виду, если слухи не соответствуют действительности и у неё там не растёт мужское достоинство.
— Не в моём вкусе, — сказал Дэвид.
Я снова посмотрел на него. Было трудно сказать, шутит он или нет.
— Не в твоём вкусе?
— Нет… Ну… Нет, если слухи не верны… — продолжил он.
— Подожди… Что? Ты хотел бы переспать с ней, если бы у неё оказался член?
Он улыбнулся.
— Что? Ты гей?
Дэвид посмотрел мне прямо в глаза, проглотив очередную порцию сэндвича с огурцом.
— Да…
— Оу…
— Это проблема?
Я покачал головой.
— Нет, совсем нет… Просто… Знаешь… Когда Пирс и его друзья называли тебя педиком… Я просто подумал… Ну, знаешь… Я подумал, что они обзывались. Я не понимал, что они констатируют реальный факт. Не совсем моё дело, конечно, но… — последовала неловкая пауза: — Кстати, я не…
Дэвид засмеялся.
— Всё в порядке, я не собираюсь на тебя набрасываться! Я и не думал, что ты догадаешься по нашим разговорам.
— Но… Я имею в виду… Откуда ты это знаешь, если никогда не пробовал? — я посмотрел на него с озабоченным выражением лица.
Он подмигнул мне и внезапно ответил, разразившись смехом:
— Я пробовал… Господи, надо было видеть твоё лицо!
— Да, отлично… Отлично… Ты меня подловил, — я начал смеяться; замедленная реакция.
Меня не волновало, натурал Дэвид или гей. Его сексуальные предпочтения меня не интересовали. То, что он был гомосексуалистом, не означало, что я не мог иметь его в качестве хорошего друга, и, сидя здесь с ним в первую неделю, я чувствовал себя счастливым, считая его другом.
— Расскажи мне об истории с мистером Фицпатриком? — спросил я, когда он перестал смеяться на достаточно долгое время, чтобы я мог вставить слово в разговор.
— Это ложь, — сказал он.
— Я тебя понял…
— Я просто отымел его! — он снова начал смеяться. Его заразительный смех также захватил и меня. — Я имею в виду, в его задницу… Можно умереть за неё… Серьёзно.
— Чувак, пожалуйста, перестань… — сказал я, всё ещё смеясь.
— О, я понимаю, это нормально для тебя обсуждать задницу миссис Прайс, но не нормально для меня обсуждать его тугую круглую задницу… Представь, как эти мышцы сжимаются вокруг твоего члена, когда ты пытаешься не впрыснуть глубоко в него…
— Чувак! Я больше не слушаю…
— И он стонал, и стонал… Умолял даже, чтобы я был глубже в нём… Глубже и сильнее…
Я затыкаю уши пальцами.
— Я не слушаю… Я не слушаю твои отвратительные мысли… Ла-ла-ла-а-а-а-а…
Дэвид рассмеялся и, к счастью, остановился.
— Ты болен, — сказал я ему.
— Над чем вы смеётесь? — спросила хорошенькая девушка из нашего класса.
Я думаю, её звали Ребекка; девушка, которая сидела перед Дэвидом. Как только она привлекла наше внимание своим разговором, Дэвид перестал смеяться и замолчал.
— Ты не захочешь знать, — сказал я.
Я не знал её достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что она оценит комментарии между Дэвидом и мной. Я видел, как она болталась с Пирсом и его недалёкими друзьями, так что…
— Послушайте, я просто хотела сказать, что я думаю, что вы двое действительно классные… — продолжила она.
— Неужели? — спросил я.
— Ну, я не глупая. Никто из нас. Мы знаем, из-за кого у вас эти синяки… И вы не настучали об этом директору… Это было круто… — она улыбнулась мне, и её прекрасные глаза вспыхнули.
— Ну… Спасибо… — сказал я.
Я почувствовал, что краснею; раздражающая привычка, когда со мной заговаривала красивая девушка. Интересно, смогу ли я в ближайшие годы контролировать это? Ещё лучше, интересно, прекратится ли это полностью? Было бы хорошо.
— Кое-кто устраивает вечеринку в эту субботу… Мы будем рады, если вы оба придёте. Покажите, что между всеми нами нет обид. Вы знаете, новое начало… — продолжила она.
Я посмотрел на Дэвида:
— Как ты думаешь, звучит хорошо?
Он не ответил, он просто уставился на Ребекку, как будто ожидал кульминации какой-то удивительной шутки, которую она рассказывала.
— Дэвид?
— Я не смогу, — сказал он. — Занят. Кое-какие дела.
— Это очень плохо, — сказала Ребекка, — было бы хорошо, если бы вы оба пришли… И… Я бы могла узнать тебя немного лучше, — её глаза были прикованы ко мне.
Я изо всех сил старался сосредоточиться на ней, а не на её декольте.
— Послушайте, если вы надумаете… — она порылась в кармане и вытащила небольшую карточку с номером телефона на ней… — Просто позвоните мне, и я сообщу вам адрес… Было бы хорошо, если хотя бы у одного из вас получилось.
Я взял у неё карточку, и так же внезапно, как она и появилась, она снова исчезла в толпе учеников, кружащихся вокруг своих обедов.
Я повернулся к Дэвиду.
— Я знал, что они прячутся от нас. Боялись, не пошли ли мы к учителям… Это хорошо, правда? Она сказала: «Новое начало». Может, они оставят нас уже в покое, нас двоих? Да ладно тебе, будет весело…
— Ты слышал термин «секс-приятель»? — спросил Дэвид.
— Конечно, да, слышал.
— Ну, она в приятельских отношениях с бóльшей частью школы, и… Я думаю, что она и Пирс — нечто бóльшее, чем просто это. Она кусок дерьма.
— Она кажется мне достаточно милой, — сказал я. Я почувствовал запах от карточки в руках. — Даже её карточка пахнет духами… Да брось, это будет весело, — сказал я.
— Ты можешь пойти, если хочешь, но я не хочу. Где бы они ни были, я стараюсь избегать их.
— Ты не возражаешь, если я пойду?
Я не хотел расстраивать Дэвида, но в то же время не хотел упускать шанс наладить отношения со всеми. Было бы неплохо прийти в школу, не думая, собираюсь ли я получить ещё один удар в лицо или нет.
— Делай, что хочешь, — сказал Дэвид.
По его тону я мог сказать, что он не думал, что это хорошая идея, и, что более важно, он действительно не хотел, чтобы я туда ходил, но… Конечно, он не поссорится со мной только потому, что я решил попробовать исправить ситуацию… Шанс облегчить жизнь нам обоим. Насколько это было бы здорово?
Я не мог не подумать, насколько это было здорово, когда миссис Прайс сняла юбку и заняла место среди моих одноклассников. Её лицо всё ещё красное, а слёзы на глазах — не более чем дополнительный бонус. У меня такое чувство, что если она переживёт это, она больше не будет так стремиться принижать кого-либо из своих учеников. Чёрт, она может даже бросить эту работу. Никогда больше не учить. Без потери для системы образования, это точно.
Ребекка тоже всё ещё плакала на своём месте. Двое уже были наказаны, надеюсь, они запомнят это на всю жизнь, и один побит. Я просто разочарован, что его травмы заживут.
— Ну, Пирс, ты уже готов?
Надеюсь, он скажет мне «отвали» или что-то подобное из-за своего недостатка ума; даст мне ещё один повод ударить его по лицу. Обычно я против насилия. Не думаю, что это что-то решает. Отчасти поэтому я никогда не сопротивлялся в тех случаях, когда они набрасывались на меня. Я имею в виду… Всё равно, не обращая внимания на то, насколько он велик по сравнению с моим тощим телом. Даже если бы я хотел дать отпор, я бы далеко в этом не преуспел. Я бы преодолел ещё меньшую метафорическую дистанцию в тех случаях, когда его друзья помогали ему отвешивать мне тумаки. Я никогда не понимал, почему они ему помогают — не то чтобы ему нужны были дополнительные руки.
Пирс запрокинул голову так, чтобы она была обращена ко мне. Из носа всё ещё шла кровь. Какое удовлетворение. Мне это нравится. Меня это почти заводит так же жёстко, как вид пизды миссис Прайс и ощущение языка Ребекки. Убрав руку от лица, он поднял средний палец.
О, счастливый день… Садистская улыбка расплылась по моим губам. Как я уже сказал, обычно я против насилия, но, не буду лгать, оно постепенно начинает распространяться во мне.
— Ты хочешь, чтобы я за тобой заехала? — спросила моя мама.
Проблема с моей мамой в том, что она не пыталась помочь. Она пыталась любопытствовать. Она просто хотела увидеть моих новых друзей. Несомненно, она хотела поблагодарить их за то, что они взяли меня под своё крыло, пока я находил дорогу в новой школе. Она всегда была такой. Было неловко. Друзья, которых я действительно заводил, часто спрашивали, будет ли моя мама дома, прежде чем соглашаться прийти и провести ночь, чтобы поиграть на консоли. Говорили, она их немного напугала. Я не мог их винить. Я её единственный сын, она имела привычку обращаться со мной, как с младенцем. Определённо, неловко. Когда она впервые увидела синяки, нанесённые Пирсом и его друзьями… Она хотела силой притащить меня обратно в школу и потребовать, чтобы директор немедленно всех исключил. Я пытался сказать ей, что в этом нет необходимости. Я пытался сказать ей, что это только усугубит ситуацию для меня, но… Вы знаете, какими могут быть родители, особенно когда у них в голове навязчивая идея.
— Я в порядке, — пробормотал я, доставая чистую чёрную рубашку из гардероба.
— Разве у тебя нет ничего ярче, что ты можешь надеть? — спросила она. — Ты всегда одеваешься в чёрное… Цветное тебе так идёт…
— Я хочу чёрный. Чёрный — это круто, — сказал я.
Я также понял, что это был цвет силы. Мама как-то сказала, что думала, что я гот. Я не мог не рассмеяться. Я вряд ли гот. Не то чтобы я накрашиваюсь, одеваюсь с ног до головы в чёрное и хожу, слушая хэви-метал, пока режу себя… Имейте в виду, я на самом деле не знаю ни одного гота… Может, они этого и не делают? Может, виной просто плохие фильмы, изображающие их в негативном свете?
— Что ж, приятно видеть, что ты так быстро устраиваешься, — продолжила она. — Особенно после того, что случилось в начале недели… Тебя хоть подбросить?
— Всё в порядке, мама, правда. Я могу идти своим ходом.
— Ну, если ты уверен…
Мне правда жаль маму. Я знаю, почему она так хочет быть частью моей жизни. Потому что на самом деле у неё нет собственной жизни. Она так же часто переезжает, как и я, из-за папы. По крайней мере, у меня есть шанс познакомиться с новыми друзьями и разными людьми, ходя в школу. Ей не нужно работать. На самом деле папа сказал, что не хочет, чтобы она этого делала. Он хотел, чтобы она была дома… Держала дом в порядке и готовила еду на стол, пока он выходит на работу и обеспечивает семью. Думаю, старомодные взгляды. В реальности это означало, что маме не удавалось общаться с людьми своего возраста, тем более что ей не хватало уверенности, чтобы присоединиться к местным клубам по интересам, которые открыли бы дверь для встречи с новыми единомышленниками. Она просто оставалась дома и с каждым днём всё больше сходила с ума.
— Спасибо, мам. Правда. Но я уверен.
Она улыбнулась мне и сказала:
— Ну, тогда я оставлю тебя собираться… — и с этими словами вышла из комнаты.
Хотя я люблю её.
Моё сердце билось быстро и сильно, когда я нажал кнопку дверного звонка в дом Ребекки. Я знаю, что это всё к лучшему; новое начало. Шанс превратить ненависть Пирса и других, которые испытывают её ко мне, во что-то более позитивное. Но это не делает меня менее нервным. Нервничать — нехорошо. У меня есть дурная привычка быть крайне саркастичным, нести всякую чушь или быть очень молчаливым. Ни те черты, которые располагают к себе. Я бы хотел, чтобы Дэвид пошёл со мной. По крайней мере, здесь был бы кто-то, кому я определённо нравлюсь.
Шаги из-за двери. Кто-то приближается. Дверь открылась, и там стояла Ребекка. Видение красоты. На ней было короткое чёрное платье, которое, похоже, едва прикрывало её заднюю часть. Я не буду лгать; она выглядит горячей. Действительно горячей. Её лицо было накрашено сильным макияжем. Обычно я предпочитаю «лёгкий», но… Ей это идёт.
— Ты пришёл! — воскликнула она. На самом деле она говорила так, как будто она была рада. — Я надеялась, что ты это сделаешь! — она протянула мне руку и повела в дом.
Я уже чувствую себя не в своей тарелке. Она провела меня в гостиную, где сидели Пирс и его друзья. Всего их было шестеро. В комнате воцарилась тишина, когда они увидели меня. Мне стало плохо, но я не могу этого показать. Пирс первым встал и подошёл ко мне.
— Ты не настучал, — сказал он, — я уважаю это… Послушай, мы оба говорили и совершали глупости, но… Что ты скажешь, если мы начнём всё заново? — он звучал искренне.
— Мне нравится эта идея, — сказал я.
— Договорились, — сказал он.
Он отвернулся от меня и снова присоединился к своим друзьям. Через несколько секунд они вернулись к тому, о чём они говорили, прежде чем я вошёл.
— Видишь, — сказала Ребекка, — новое начало.
Я улыбнулся ей. И это всё? Это всё, что было нужно?
— Могу я предложить тебе напиток? — спросила она.
Ответа она не дождалась. Всё ещё держа меня за руку, она потащила меня в большую кухню, которая была битком набита различными напитками — в основном разновидностью «алкогольных напитков».
— У нас здесь есть почти всё, — сказала она.
— Так много алкоголя, — сказал я.
— Все скинулись.
Упс. Я тоже должен был вкладывать деньги? Немного денег в фонд алкоголя? У меня сейчас ничего нет, кроме наличных денег, которые мне нужны, чтобы добраться на такси до дома. Я мог бы дать ей их. Мог бы позвонить маме, чтобы она забрала меня… Нет. Забудь это. Мне не нужно, чтобы она видела Ребекку. Она, без сомнения, поспешит с выводами, что мы пара. Наверное, в конечном итоге произнесёт речь о безопасном сексе и всё такое. Что ещё хуже, она пригласит Ребекку на воскресный обед… Хотя, это было бы неплохо… С тех пор, как я впервые увидел её, я думал, что она милая.
— Попробуй, — она протянула мне красный напиток.
Понятия не имею, что это и каков будет вкус, но я не хочу показаться некрутым, спрашивая или отказываясь.
— Спасибо, — сказал я.
— Дэвид не смог прийти, да? — спросила она.
— Нет, он сказал, что занят…
— Жаль.
Смех доносился из гостиной.
— Ты хочешь подняться наверх, чтобы мы могли поговорить? Там тише…
— М-м-м, конечно, — сказал я.
Это был первый раз, когда меня приглашала девушка наверх. Я отчаянно пытался говорить об этом спокойно и уверенно, но я почти знаю, что у меня ничего не вышло. Она улыбнулась и повела меня через дом обратно к лестнице. Она поднималась по лестнице впереди меня. Я всегда думал, что я джентльмен, но, глядя на её тугую маленькую задницу на протяжении всего пути… Ну… Думаю, я не такой уж и джентльмен!
— Это вон там, — она указала на дверь напротив лестницы, — я сейчас приду — устраивайся поудобнее.
Она направилась в то, что выглядело как ванная комната, и я пересёк лестничную площадку в то, что оказалось её комнатой.
Странно. Всё было розовое. Не знаю, чего я ожидал, но был уверен, что это будет не совсем розовая комната. Розовые стены, розовое одеяло… Даже ковёр имеет более светлый оттенок розового. Определённо, комната молодой девушки. Вы бы не догадались, что это её комната. Думаю, я наполовину ожидал увидеть здесь фотографии полуобнажённых мужчин поп-звёзд, свисающих со стен, и косметики, разбросанной по всей комнате… Чёрт, я даже думал, что увижу разные наряды, лежащие на полу на том месте, где она примеряла одежду на эту вечеринку. Но в этой комнате, кажется, всему своё место. Кстати говоря, я, одетый в чёрное, действительно должен выглядеть здесь неуместно!
— Извини, что отлучилась, — она появилась в дверном проёме позади меня.
Я повернулся, чтобы посмотреть на неё. Это было странно, но её грудь внезапно показалась… Ну… Больше? Никаких претензий к этому не было. Я старался отводить глаза, чтобы не смутить её и не показаться мерзавцем. Она просто улыбнулась и прошла мимо меня, погладив рукой мою промежность. Это было недоразумением… Но… Этот запах… От неё ещё больше пахнет сладкими духами, которые я почувствовал, когда она впервые открыла мне дверь. Не знаю, что это, но мне нравится. Она села на кровать и похлопала по матрасу рядом с собой. Приглашение присоединиться к ней? Как ни странно, я почувствовал, что мой член становится жёстче. Я могу только надеяться, что она этого не заметила.
Я пересёк комнату и сел рядом с ней. Интересно, выглядел ли я так нервно, как себя чувствовал? Давай, ты должен быть мужчиной. Действуй как таковой.
— Должен сказать, я не ожидал, что твоя комната будет выглядеть так, — сказал я.
— Нет? Чего же ты ожидал? — она повернулась ко мне лицом и положила руку мне на ногу.
Сейчас у меня полная эрекция, и я чувствую себя невероятно неловко.
— Ты хорошо выглядишь сегодня вечером.
— Спасибо, — пробормотал я.
Тупица. Я должен был сказать ей, что она тоже хорошо выглядит, и не только сегодня вечером. Она всегда хорошо выглядела.
Она засмеялась.
— Ты чувствуешь напряжение… Расслабься…
Прежде чем я успел ответить, она наклонилась и поцеловала меня в губы. Через несколько секунд она снова поцеловала меня, засунув язык в мою глотку. Агрессивно… Приятно…
Она слегка отстранилась.
— Ты хорошо целуешься.
Я попытался ответить, но мой рот не хотел работать. Кроме того… Я был уверен, что она это сказала просто так. Чтобы быть доброй. Интересно, могла ли она понять, что это был мой первый поцелуй? Она снова наклонилась, положив левую руку мне на щёку. Продолжала целовать меня, её рука ласкала мою щёку, а ногти нежно царапали меня. Она опускалась ниже… По шее… По груди… Пока не коснулась моей промежности. Она издала забавный звук «м-м-м» изо рта и обеими руками возилась с моим ремнём, пока он не был расстёгнут, что позволило ей сделать то же самое с моими джинсами. Это действительно происходит? Я отчаянно хотел прикоснуться к ней, как она прикасается ко мне… Я хотел почувствовать мягкость и тепло её кожи. Я хотел пощупать её грудь… Хотел, но не мог. Я просто замер на месте; позволяя ей делать то, что ей заблагорассудится.
— О, а ты большой мальчик, — промурлыкала она, высвобождая мою эрекцию из-под моих боксеров.
Я чувствую, что должен её остановить. Может быть, сначала познакомимся с ней немного? Я думал, что правильный порядок: несколько свиданий, держание за руки, ещё пара свиданий, первый поцелуй, ещё держание за руки, а затем, в конце концов, какой-то половой акт. Я не думал, что всё будет так.
— У меня там в ящике есть презервативы… — прошептала она мне на ухо.
К чёрту это. В любом случае подержаться за руки можно и после.
— Конечно, — пробормотал я, всё ещё приковывая руки к матрасу.
Она спрыгнула с кровати и пошла через комнату, на мгновение оставив меня на постели.
— Давай, сейчас! — внезапно закричала она.
В мгновение ока дверь спальни распахнулась, и в комнату ворвался Пирс с мобильным телефоном в руке и огромной злой улыбкой на лице.
— Что за мерзость! Что ты делаешь! Дрочишь в комнате младшей сестры Ребекки? Ты знаешь, как это хреново? Ей всего восемь. Ты долбаный извращенец!
Я не знал, что происходит, и не ждал ответа. Я встал так быстро, как только мог, повернувшись спиной к мобильному телефону, и приспособился, чтобы скрыть свою эрекцию. Звук смеха Ребекки из угла комнаты эхом разносится в моём обеспокоенном разуме…
Вот такое новое начало.
Если бы Пирс сказал, что он имел в виду в тот вечер, о том, что мы начнём сначала… Если бы Ребекка не обманула меня, заставив выглядеть глупо… Прямо сейчас миссис Прайс, несомненно, кричала бы на одного из нас за плохое выполнение домашнего задания. А пока она просто сидела и выглядела расстроенной тем, что только что сделала. Ребекка всё ещё шмыгает носом в углу комнаты, а Пирс всё так же истекает кровью, как он и заслуживает.
— Подумай ещё немного, — сказал я Пирсу, возвращаясь к передней части класса, — и мы ещё немного поговорим, — сказал я.
Вернувшись в начало класса, я повернулся к Бену Гриффину и Дэниелу Гордону. Двое ближайших друзей Пирса. В отличие от физического насилия, которое Пирс любил проявлять, эти двое были слишком слабы, чтобы нанести такой урон. Вместо этого они предпочли проверенный метод обзывания. Тот, кто сказал, что «палки и камни могут сломать вам кости, но слова никогда не повредят вам», явно не был объектом внимания людей, которые проводят бóльшую часть своего времени, используя слова ненависти. За короткое время в этой школе я потерял счёт много раз, когда меня обзывали эти два узколобых придурка. Глупо с моей стороны и других — обижаться на это, но… Вы слышите что-то достаточно много раз и начинаете в это верить. Это вас утомляет.
— Бен и Дэниел, не могли бы вы выйти вперёд класса, пожалуйста?
Не знаю, почему я сказал «пожалуйста». Мне больше не нужно так говорить. Мне не нужно быть вежливым. Я главный. Это была не дружеская просьба. Это был приказ.
Они посмотрели друг на друга, не зная, стоит им это делать или нет. Беглый взгляд на Пирса, который был едва в сознании после последнего полученного удара пистолетом, и они двое встали; ни один из них не желает подвергаться такой жестокости. Интересно, сделали бы они это, если бы знали, что их ждёт? Интересно, предпочли бы они всё ещё встать? Я улыбнулся. Медленно они двинулись вперёд. Оба они были высокими людьми. Оба с тёмными волосами. У обоих тёмно-карие глаза. Такой же размер и по ширине. Вам будет простительно, если вы подумаете, что они братья.
— Вы помните, когда Дэвид рассказал вам о Бене и Дэниеле? — спросил я миссис Прайс.
Она не ответила. Как грубо.
— Вы помните, как он рассказал, что его всё время обзывают? Я помню. Он рассказал вам, как это его расстраивает и как ему это не нравится. Он попросил вашей помощи, и вы сказали ему, чтобы он не был таким глупым. В конце концов, это были всего лишь обзывания. Которые, кстати, до сих пор продолжаются. Вы помните?
— Да, — кивнула она.
— Это была просто игра, — сказал Бен.
— Ну, тогда всё в порядке… Пожалуйста, присаживайтесь… — сказал я.
Мой сарказм снова ускользнул. Бен по глупости пошёл обратно на своё место в конце класса.
— Не двигайся, блять… — прошипел я.
Он замер на месте. Хороший мальчик. Не такой глупый, как кажется.
— Скажи мне, как ты называл Дэвида, когда просто играл? — попросил я.
Ни один из них не ответил. Может, забыли?
— Педик. Хуесос. Гомосек. Гей. Любитель членов… Было несколько названий.
— Это была просто игра…
— Вы знали, что это его расстраивало. Вы знали, что он не воспринимал это как игру.
— Нам очень жаль, — сказал Дэниел.
— Поздно, — я старался не показывать ликование, поскольку они оба выглядели так, словно вот-вот заплачут. — Ну… Я полагаю… Вы могли бы поцеловаться в знак всеобщего примирения…
Они ничего не сказали. Они просто смотрели друг на друга, надеясь, что один из них понимает, о чём я говорю. Они повернулись ко мне с пустым выражением лиц. Наступила пауза.
— Тогда давайте, поцелуйтесь в знак примирения…
После того, как видео, которое Пирс снял на свой мобильный телефон, было отправлено по электронной почте — как выяснилось — всем, кто подписался на школьный цифровой журнал, которым руководили ученики, именно Дэниел и Бен распустили слух о том, что я педофил. Именно они заявили, что нельзя показать всё видео, потому что в нём была показана младшая сестра Ребекки, танцующая для меня в нижнем белье. Они признали, что это была ложь, когда была задействована полиция, но не так, чтобы все могли слышать — только полицейские, моя мама и родители Ребекки. Ребекка отрицала, что находилась в комнате в то время; её отрицанию способствовал тот факт, что звук был приглушён изворотливой «порно» музыкой, наложенной поверх её смеха. Бен и Дэниел так и не извинились за неприятности, в которые я попал. Не помогало и то, что Дэвид дулся на меня. Он предупредил меня, чтобы я не ходил туда, и обижался на то, что я не поверил в то, что он говорил.
— Я не понимаю, — сказал Дэниел.
— Позволь мне объяснить тебе это, — сказал я. — Я хочу, чтобы ты поцеловал Бена.
Дэниел посмотрел на пистолет в моей руке, а затем на Пирса в дальнем конце комнаты. Он повернулся к Бену и наклонился вперёд. Закрыв глаза, он быстро поцеловал его в щёку.
— Что ж, — сказал я, — это было очень мило, но… Я думаю, ты можешь сделать больше, чем это. Поцелуй его, как будто это серьёзно. Я хочу видеть языки. Знаешь… Потому что я такой вот педик!
— Мы не это имели в виду! — сказал Бен; выражение паники на его лице и дрожащий голос. — Пожалуйста… Мы не это имели в виду. Понимаешь?
— Понимаю. Спасибо. Для меня это очень много значит. Теперь целуйтесь. И выглядите так, будто вам это нравится.
Последствия просочившейся видеозаписи более или менее прекратились к третьей неделе. По крайней мере, в школе. Дома мама всё ещё не отпускала эту ситуацию, и она по-прежнему была не совсем довольна случившимся. Я продолжал твердить ей, что это не моя вина, но она просто продолжала говорить, как это стыдно для всей семьи. Для всей семьи? А что я? Я не просил показывать видео везде. Я не хотел, чтобы люди это видели. Я тот, кто должен выходить на улицу и встречаться с людьми, которые смотрели это видео. Не похоже на то, что мама натыкается на людей, которые его смотрели. Мама ни с кем не сталкивается.
— Твой отец будет так разочарован, когда вернётся домой, — постоянно напоминала мне мама.
— Кого волнует, что он думает? Кого волнует, что кто-либо думает? Не то чтобы мы здесь долго пробудем! Никогда такого не было!
— И что она тогда сказала? — спросил Дэвид.
Я сидел с ним в кафетерии. Это был первый раз, когда мы говорили об этом с момента утечки видео.
— Она сказала, что я неблагодарный. Что папа всё это делает ради меня… Командировки… Работа… Что это всё для меня, но это чушь.
— Почему же?
— Если бы они хотели для меня самого лучшего, они бы оставили меня в той школе. Они бы меня не таскали с места на место. Они не хотели бы, чтобы мне приходилось знакомиться с новыми людьми, заводить новых друзей и, что более важно, отец бы оставался с нами! Папа работает, потому что он этого хочет. Ему плевать на меня, на маму. Он делает вид, что это не так, но… У него плохо получается.
Дэвид ничего не сказал. Думаю, он понял, что мне просто нужно дать выход накопившимся эмоциям.
— Что ж, мне жаль, что тебе пришлось через это пройти, — сказал он в конце концов.
— Спасибо.
— Но…
— Не говори этого.
— Я же сказал тебе тогда…
Я посмотрел на него и произнёс:
— И спасибо за это.
Он просто улыбнулся.
— А теперь всё успокоилось? — спросил он. — Я имею в виду, что касается полиции и директора школы?
Я кивнул.
— Но меня чуть не исключили из-за этого.
— Я посмотрел видео… — улыбнулся он, — …впечатляет.
— О, да пошёл ты нахуй.
Дэвид рассмеялся.
— Посмотри… новое видео в процессе создания! — сказал Дэниел.
Я обернулся и увидел Дэниела и Бена за столом позади нас. Они смеялись, как обычно, когда издевались над кем-то или над чем-то. Реальная версия Траляля и Труляля. Дэвид закатил глаза.
— Как вы думаете, кто из вас будет давать, а кто — брать? — спросил Бен.
Я ничего не сказал. Я мог так много сказать, но… В этом не было смысла. Я уже понял, что умные комментарии не заставят их исчезнуть. Сегодня всё располагало к тому, чтобы попробовать что-то новое; игнорируя их. Я посмотрел на Дэвида и надеялся, что он тоже будет молчать.
— Посмотри… Посмотри, как они поедают друг друга глазами… Наверное, они собираются поцеловаться…
— Посмотрите… — сказал я своим одноклассникам. — Посмотрите… Наверное, они собираются поцеловаться…
— Пожалуйста, — сказал Бен. — Мы уже извинились.
— И я ценю это. Теперь целуй, — я поднял пистолет к его лицу. — Я больше не буду повторять…
Бен и Дэниел посмотрели друг на друга. Небольшая пауза, пока они оба обдумывали то, что им нужно было сделать.
— Подождите! — внезапно закричал я.
Они отдалились друг от друга.
— Подождите…
На их лицах появилось облегчение. Я взял с учительского стола мобильный телефон и включил камеру.
— Хорошо, теперь вы можете целоваться, — они знали, что я не шучу. — И… Поехали!
Последовала долгая пауза, пока они просто смотрели друг на друга. Они обратились к камере. Без выстрела я взмахнул пистолетом в воздухе. Они снова посмотрели друг на друга. Они знали, что им нужно делать. Но самое смешное, что они не знают и половины того, что им нужно ещё будет сделать. Сегодня это мои цирковые обезьянки, и я собираюсь извлечь из них максимум пользы.
— Целуй его, педик, — прошипел я.
Миссис Прайс беспокойно заёрзала на стуле. Наверное, вспоминая своё собственное маленькое шоу, продемонстрированное классу. Я бросил на неё взгляд, чтобы она успокоилась. Когда я снова посмотрел на Бена и Дэниела, они уже стояли нос к носу. Интересно посмотреть, кто сделает первый шаг? Мои деньги на Бена. В мелком мудаке Бене есть что-то особенное. Дэниел наклонился вперёд и поцеловал Бена в губы. Я рад, что не поставил на это никаких реальных денег. Они остановились и повернулись ко мне. Я не двинулся с места. Я всё ещё нацеливал на них камеру. Это был не поцелуй. Не тот. Не поцелуй любовников. Я выглянул из-за экрана телефона и строго посмотрел на них… Суровый взгляд, который они оба поняли. Они снова повернулись друг к другу. На этот раз шаг должен был сделать Бен. Он шагнул вперёд и склонил голову набок, приоткрыв рот. Дэниел тоже подошёл ближе, его рот также приоткрылся. Вскоре их губы слились в страстном объятии. Я могу ошибаться, но… Они выглядят так, будто им это нравится. Конечно, это будет забавная съёмка. Интересно, что подумают об этом остальные в школе, когда я отправлю это видео по электронной почте тем же людям, которым написал Пирс, когда сделал своё маленькое видео?
— Пойдём, — сказал я Дэвиду.
Я изо всех сил старался игнорировать комментарии Бена и Дэниела; изо всех сил старался подняться над этим, но они начали меня раздражать, и я знал, что Дэвид чувствовал то же самое.
— Ой, а куда вы идёте? — спросил Дэниел.
— Полагаю, в туалет, — сказал Бен. — Наверное, им было мало их обедов и им захотелось ещё и маленьких колбасок.
Они смеялись. Другие люди, которые сидели вокруг и слушали, тоже смеялись. Очень весело.
Бен и Дэниел оторвались от поцелуя. Маленькая струйка слюны вырвалась из их последних объятий.
— Так как же это было? — спросил я. — Я должен сказать, и я уверен, что не только я подумал так, похоже, вам обоим это понравилось. Правда?
Они не ответили. Впервые в жизни их обоих заставили замолчать. Я должен был сделать это давным-давно.
— Снимите свои брюки.
Оба выглядели поражёнными. Без сомнения, они надеялись, что я позволю им снова сесть. Они ошибаются. Я с ними ещё не закончил. Я ещё далеко не закончил. Дэниел расстегнул брюки и уронил их на пол.
— Что ж, похоже, твои усилия не соответствовали его стандартам, — сказал я Бену.
Бен не двинулся с места.
— Твоя очередь, — и снова он не двинулся с места. — Помоги ему, Дэн… Ты его друг, не так ли? Ты бы не хотел, чтобы ему было больно, верно?
Дэниел повернулся к Бену.
— Пожалуйста… Делай, как он говорит… Не заставляй его…
Бен неохотно спустил брюки, и я не мог удержаться от смеха, когда заметил, что его член твёрдый.
— Я думаю, Дэн целуется отлично, а?
Бен стал ярко-красным, как и Дэниел. Однако мы ещё не закончили.
— Бьюсь об заклад, ты мог бы угостить его маленькой колбаской прямо сейчас, а?
Я шагнул вперёд и стянул с Бена трусы. Его эрекция выскочила вверх, стоя по стойке смирно, вызывая отвращение, чтобы весь класс мог это видеть. Не хочу смотреть слишком внимательно, но держу пари, что всё покрыто пред-кончой.
— Ты всё время говоришь об этом, — сказал я Дэниелу, — поэтому я считаю, что это то, что ты хочешь… Ты хочешь маленькую колбаску для себя?
— Что? Нет-нет…
— Я думаю, ты слишком много протестуешь. Вот твой шанс… Положи его в рот.
— Пожалуйста, нет… Я не гей.
— Я тоже, но вы двое настаивали на том, чтобы сказать, что я им был просто потому, что я дружил с кем-то, кто случайно выбрал этот конкретный путь в жизни. И это не было худшим из того, что вы говорили, давайте не будем забывать об этом… А теперь засунь его в свой грёбаный рот и держи его там…Дэниел не двинулся с места. Я кинулся к нему и приставил пистолет к его коленной чашке, ударил им сбоку. Он вскрикнул и упал на колени.
— Я сказал, засунь его в свой грёбаный рот…
— Просто сделай это, — сказал Бен.
— Видишь, он умоляет об этом. Он хочет, чтобы ты… Вот этот мелкий педик… Чтобы ты сунул его член себе в рот.
Кто-то заёрзал на сиденье позади меня, поэтому я развернулся с пистолетом и нацелил его на них. Они замерли. Я повернулся к Дэниелу и прижал пистолет к его виску.
— Урок почти окончен. Ты можешь почти уйти наказания… Если ты не сделаешь этого… Если ты откажешься… Ты не уйдёшь.
Медленно он придвигался всё ближе и ближе к пенису Бена. Он открыл рот и позволил стержню скользнуть в глубину его рта. Бен застонал. Не уверен, был ли это стон удовольствия или стон, рождённый неудобством.
— И каково это на вкус? — спросил я. — А теперь двигайся вперёд и назад… Ты видел, как женщины это делают в фильмах, которые вы, несомненно, смотрели… Сделай это. Сделай это.
Дэниел начал двигаться взад и вперёд, как я ему и сказал, и стоны Бена стали более частыми. Каждый раз, когда пенис Бена ударялся о заднюю часть рта Дэниела, Дэниел не мог удержаться от рвотных позывов.
— Тебе нравится это? — спросил я Бена.
Его глаза были закрыты. Я не уверен, представлял ли он Дэниела, отсасывающего ему, или, возможно, Ребекку или миссис Прайс. В любом случае, это было для него приятным занятием. Без предупреждения я повернулся к Дэниелу и изо всех сил ударил его между ног. Внезапный прилив боли заставил его зажать челюсть… Я был удивлён, как далеко брызнула кровь от Бена, когда Дэниел оторвался от него. Оба они упали на пол в агонии.
— Кто следующий? — спросил я класс.
Джон, один из самых спокойных членов группы, вскочил и бросился к двери. Я не был уверен в его намерениях. Может, он хотел помочь Бену? Может, он хотел избежать собственного урока? В любом случае… Глупый ход, учитывая, что я был не так далеко, я бы успел добраться до двери первым. Я воткнул пистолет ему в лицо.
— Сядь нахуй.
Я до сих пор удивляюсь, насколько легко управлять небольшой группой с помощью одного пистолета. Неужто они не должны понимать, что у меня на всех не хватит патронов? Думаю, никто из них не желает жертвовать собой, чтобы спасти своих друзей. Трусы. Всё, что им нужно сделать, это вывести меня из себя. Я бы, наверное, даже не успел полностью опорожнить обойму. Мы действительно живём в эгоистичном мире.
— Я ненавижу это место! — воскликнул Дэвид, когда мы были далеко от слышимости Бена и Дэниела. — Повсюду развешаны все эти плакаты против тирании, из-за которых создаётся впечатление, что школе на самом деле не наплевать, но это не так. Им наплевать, что над их учениками издеваются.
Я ничего не сказал. Я просто позволил ему высказать свою маленькую тираду.
— Я бывал у учителей и раньше, но им всё равно. Они не хотят знать. Если они что-то говорят причастным к этому людям… Это нерешительно. Это безучастно и, безусловно, недостаточно, чтобы их отпугнуть. Меня тошнит от этого. Это просто показывает, что ты действительно один.
Он заплакал. Следует ли мне обнять его? Точно сказать не могу. Вдруг он неправильно поймёт?
— Все эти разговоры о палках и камнях, ломающих кости, и о словах, которые никогда не повредят… Сломанные кости зарастают. Синяки заживают. Резкие слова могут иметь длительный эффект.
Я не мог с ним спорить. Он был прав. Он посмотрел на меня.
— Ты не очень хорошо справляешься, чтобы я почувствовал себя лучше.
— Мне очень жаль, — пробормотал я. — Не совсем уверен, что нужно сказать.
— Хоть что-нибудь! — сказал он.
Я сделал небольшую паузу.
— Ну, ну… Всё будет хорошо…
Он не мог не рассмеяться, увидев, насколько я бесполезен. Утешение людей никогда не было моей сильной стороной. Думаю, у меня действительно нет семейного опыта, чтобы позволить себе этот маленький жизненный навык. Папа всегда работал, а мама наоборот всегда окружала чрезмерной заботой, что меня раздражало.
— Так что ты хочешь делать?
— Я просто хотел бы заставить их всех страдать.
— Ну, я уверен, что это было бы здорово, но… Не думаю, что это очень реально. Кроме того, я имел в виду, что ты хочешь делать сейчас?
— Я не пойду на занятия. Хочешь пойти в кино или что-нибудь в этом роде?
Я кивнул. Надеюсь, он заплатит.
Дэниел был на полу перед классом и плакал, его рот залит кровью. Я не уверен, плачет ли он из-за того, что только что откусил член своему другу, или из-за боли от удара ногой. Может быть, понемногу и от того и от другого? Бен, с другой стороны, в бессознательном состоянии мертвецки спокоен. Он выглядит бледным. Интересно, не станет ли он в конечном итоге истекать кровью от травмы? Может быть. Если он это сделает, он сам виноват, сам навлёк это на себя.
— Возвращайся на своё место, — сказал я Дэниелу.
Он медленно встал и пошёл по среднему проходу обратно к своему месту — все его одноклассники смотрели на него. Мне понравилось, как все смотрели на него. Все смотрели… Все судили за то, что он только что сделал. Он не сможет забыть их взгляды. Они будут с ним навсегда… Так же, как вкус человеческой плоти будет преследовать его.
Я оглядел класс. Кто следующий? Мой взгляд остановился на девушке в передней части класса. Она сразу заплакала. Она знает, что теперь её очередь.
— Пожалуйста, я ничего тебе не сделала…
Это правда. Она мне ничего не сделала. Я знал её имя только потому, что слышал его во время множества перекличек, которые мы проходили; Хлоя.
— Пожалуйста…
— Я знаю, что не сделала, — сказал я. — Но речь сейчас не только обо мне.
Я повернулся, чтобы посмотреть на семерых, стоявших позади меня; Дэвид, Линдси, Элизабет, Маркус, Саманта, Кейт, Хелен… Кажется, им всем нравится моё маленькое развлекательное шоу. Я снова повернулся к Хлое… Она сидела там, красиво выглядя со своими короткими тёмными волосами и большими карими глазами, тщательно нанесённый макияж использовался для улучшения её внешности, а не для того, чтобы просто скрыть её за ненужным слоем косметики. Я посмотрел ей в глаза, она уже выглядела так, будто вот-вот зарыдает. Жалкая. Вы могли бы подумать, что люди, которые плохо относятся к другим людям… Вы могли бы подумать, что их будет труднее сломать, но это оказывается довольно легко.
— Выйди вперёд класса, — посоветовал я ей. — Давай поговорим.
Неохотно Хлоя встала. Она взглянула в сторону своих друзей. Несомненно, она надеялась, что кто-нибудь из них выйдет вперёд и предложит ей некоторую помощь. Ни единого шанса. Они не хотели вмешиваться. Они не хотели, чтобы на них обращали внимание. Хлоя стояла в нескольких футах от меня. Я никогда раньше не замечал, насколько она худая. Интересно, была ли она такой худой от природы или она была одной из тех девушек, которые ели пищу, просто чтобы вырвать её позже в туалете, когда думали, что никто не смотрит?
— Линдси…
Всё, что я сделал, это произнёс девичье имя, и Хлоя заплакала. Она знала, к чему всё идёт.
— Ты хочешь рассказать классу, что ты сделала с Линдси?
Хлоя покачала головой.
— Ой, да ладно, давай… Не стесняйся… Ты бы предпочла, чтобы мы спросили Линдси?
— Пожалуйста, прекрати.
Все они говорят одно и то же. Это утомительно. Я не собираюсь останавливаться, как и они, когда их об этом просили. В конце концов, справедливость есть справедливость.
— Ты выглядишь нервной. Не надо. Мы все друзья, не так ли? Вот… У меня есть кое-что… — я полез в свой рюкзак, который оставил у стола перед классом, и вытащил контейнер для еды. Я снял крышку и показал Хлое содержимое. — Шоколадный торт…
— Я ничего не хочу.
— Конечно, ты хочешь, не будь неблагодарной. У меня есть один кусок для тебя и один для твоей подруги Линдси… Ты же знаешь, она любит торты.
— Мне жаль…
— Из-за чего? Тебе не о чем сожалеть… Да? Или я что-то пропустил?
Я ничего не пропустил. Я знал, что сделала Хлоя. Она проводила время со своими друзьями, которые на год её старше, преследуя Линдси, насмехаясь над ней из-за её веса. Линдси — одна из самых толстых учениц школы. Я не уверен, было ли это из-за того, что она постоянно ела, или из-за какой-то генетической особенности, которая сделала её такой. Это было неважно. Последствия их слов всегда имели один и тот же конец; Линдси плакала, пока не засыпала, иногда резала себя перед тем, как забраться в кровать.
— Нам нужно помочь Бену, — сказала миссис Прайс.
Она не наблюдала за Хлоей и мной. Её глаза были прикованы к Бену. Он выглядел бледным, этого нельзя было отрицать.
— Он умирает…
— Я разговариваю со своей подругой. Пожалуйста, не перебивайте меня снова, — сказал я. Я повернулся к Хлое и протянул ей торт. — Съешь это.
— Я не голодна.
— Ты можешь съесть это сама, или я могу тебя накормить. Я не против любого варианта.
Она оглянулась на своих друзей. Никто из них не сделал шага, чтобы помочь ей. Она медленно взяла у меня торт и посмотрела на него.
— Выглядит хорошо, не так ли? — спросил я. — Я сделал его сам.
— Пожалуйста, я не голодна.
— Конечно же, ты голодна. Посмотри на это! Как от такого можно не проголодаться?
Торт действительно выглядел хорошо. Шоколадный бисквит, покрытый шоколадной глазурью. Я бы сам съел его. Если бы я не добавил немного дополнительного ингредиента. Хлоя поднесла торт ко рту. Медленно её рот открылся. Там должна быть начинка. Как могло быть иначе? Торт выглядит потрясающе. Я должен открыть небольшую кондитерскую. Начать их продавать. Я мог бы разбогатеть.
Я сидел с Дэвидом в кинотеатре, ожидая начала фильма. Он заплатил; это был какой-то фильм для девчонок, который он хотел посмотреть. Когда он пригласил меня на фильм, я должен был знать, что это не был бы типичный ужастик для парней. Ну что ж, я не мог возмущаться; полагаю, это было всё же лучше, чем быть в классе. Однозначно.
— Так как бы ты преподал им урок? — спросил я его.
— На самом деле не думал об этом.
— Правда?
— Ну ладно, я бы заставил их поцеловать друг друга, — сказал он через долю секунды.
— Что?
— Пирса и его дружков… Перед всем классом… Я заставил бы их целовать друг друга. Таким образом, они больше не смогли бы называть меня геем.
— Думаешь, они не смогли бы?
— Конечно, нет…
Свет погас, и экран ожил. Дэвид прошептал мне:
— Если все увидят, как они целуются… Они вряд ли смогут продолжать называть меня геем!
Я не ответил ему. Я полагаю, что всё, что было сказано, было правдой.
— Как бы ты заставил их поцеловаться? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Я не знаю… Помахать пистолетом у них перед лицом?
Я засмеялся.
— Ты представлял это, не так ли?
— Очень много раз, — сразу ответил он. — Хочешь моего попкорна? — он наклонил ко мне свой большой стакан с попкорном.
Я покачал головой.
— Нет, спасибо. Ненавижу попкорн. Как дерьмо на вкус.
На моём лице расплылась улыбка, когда по подбородку Хлои потекло свежее собачье дерьмо. Полагаю, это из-за небольшого времени в духовке оно стало жидким? Этого следовало ожидать, но это не проблема. Ей, наверное, было ещё хуже, когда дерьмо стекало по её лицу. Она будет чувствовать его привкус несколько дней. Как только она поняла, что это было, она прикрыла рот ладонью, а потом выплюнула торт на пол.
— Нет! — закричал я. — Ты должна съесть всё это!
Я схватил торт и засунул ей в рот. Моя рука сжала её лицо, чтобы она не выплюнула ещё раз. Она боролась в моих руках, но я не отпускал её, пока не почувствовал, что она проглотила оставшуюся часть этого.
— Вот и всё… Хорошая девочка…
Я не мог не думать о Ребекке, которая проглотила и мой собственный яд. Улыбка расплылась по моему лицу. Как только я отпустил Хлою, её вырвало на пол. Здесь начинает пахнуть… Кровью, рвотой, дерьмом и смрадом страха. Слава богу, урок почти закончился. Приятно будет подышать свежим воздухом.
— Теперь ты можешь сесть, — прошептал я Хлое, когда она закончила рвать тем, что она ела, на пол.
Она встала и пошла обратно на своё место, плюясь на ходу.
— За это ты сгоришь в аду, — сказала миссис Прайс. — Ты знаешь это, не так ли?
Она меня больше не боялась. Она выглядела рассерженной. Знакомое выражение, к которому мы, как класс, привыкли. Может, она знала, что я на самом деле ни в кого не буду стрелять?
— Твои мама и папа будут известны во всём мире после того, что ты сделал. Ты будешь гнить в тюрьме, а потом в аду, и им придётся смириться с последствиями твоих действий.
— Тогда я думаю, ад будет переполнен, потому что все мы будем там.
— Просто отпусти нас, прежде чем ты сделаешь то, о чём потом пожалеешь.
— Я ни о чём сегодня не пожалею.
— Ты говоришь это сейчас, но в ближайшие годы… Ты поймёшь… Это был неправильный путь…
Я повернулся к Дэвиду позади меня. Выражение его лица… Он грустно смотрел. Лицо Линдси… Я только что увидел, как её мучитель ест собачье дерьмо… Я не пожалею о сегодняшнем дне.
— Когда вы закончите, — сказал я, — мы продолжим. Нам ещё многое предстоит сделать.
— Ты псих, — продолжила она.
— Нет. Я продукт своего окружения. Вы… Вы все, кто здесь сидите… Вы все сделали меня таким.
— Это чушь, — сказала миссис Прайс.
Я знал, что могу рассчитывать на неё в том, чтобы испортить мне кайф.
— Над учениками издеваются каждый день. Но где ты видел, чтобы они держали свой класс в заложниках?
— Я никого не держу в заложниках! Как только прозвенит звонок, вы все сможете уйти.
— Так позволь уйти нам прямо сейчас!
— Вы же знаете, что нельзя бродить по коридорам во время уроков. Вас могут отправить в кабинет директора. Вы сможете уйти, как только прозвенит звонок. Это не мои правила. Это правила школы…
— Они позволили бы сделать исключение…
Я впился в неё взглядом.
— Вы снова хотите выйти вперёд класса? Разве вы не усвоили урок?
Она ничего не сказала.
— Я так и думал.
Я повернулся к семёрке позади меня. Линдси, кажется, довольна тем, как я обошёлся с Хлоей. Дэвид кажется более спокойным, чем обычно. Забавно, учитывая, что изначально это был его план. Ещё пять учеников, которым нужен кто-то, кто будет сражаться за них в битвах; Элизабет, Маркус, Саманта, Кейт, Хелен. Я не совсем уверен, что смогу им всем помочь. Не совсем уверен, что у меня будет достаточно времени для рассмотрения каждой из их жалоб. Времени никогда не хватает.
— Где ты был? — спросила мама, как только я вошёл в семейный дом.
Я не сразу ей ответил. Я не ожидал, что меня засыпают вопросами, как только я войду. Не мог же я сказать ей, что был в кино с Дэвидом. Она бы разозлилась, что я не пошёл в школу. Возможно, она всё ещё достаточно сердилась после инцидента с видео, чтобы сообщить об этом и папе — когда он вернётся с работы… Если он вернётся.
— Я задала тебе вопрос — где ты был? Ужин испорчен.
Ужин не испортился бы, сомневаюсь, что она его вообще приготовила.
— Я был в библиотеке с Дэвидом, — соврал я.
На самом деле это было глупо, поскольку она знала, что это было ложью. Не могу вспомнить, когда в последний раз ходил в библиотеку.
— Звонили из школы.
— Что?
— Звонили из школы. Похоже, ты не пришёл на занятия после обеда. Они хотели знать, всё ли в порядке?
— Они правда звонили?
— Да…
— Они так делают?
— Так где ты был?
Лицо мамы покраснело. Я знал, что она злится. Одним из признаков того, что она разозлилась, было то, что её лицо стало ярко-красным; как если бы она была смущена. Дело было в том, что мама злилась только потому, что не знала, где я… Потому что она волновалась за меня… Не потому, что я пропустил занятия.
— Так что ж?
— Я был в кинотеатре…
— С Дэвидом?
— Да, с Дэвидом. У нас были кое-какие неприятности в обеденное время, и мы не могли вернуться в школу после. Мы не думали, что это будет проблемой…
— Скорее, ты не думал, что из школы позвонят?
— И это… Слушай, мам, мне там не нравится. Оскорбления… Издевательства…
— Они успокоятся, ведь ты просто новенький.
— Что? Нет, это не так. Это потому, что я дружу с гомосексуалистом и посмел заступиться за него. Ты помнишь, что случилось с видео? Ты же помнишь. Проблема, в которую я попал… Она будет продолжаться. Одному Богу известно, что они будут делать дальше. Я не хочу туда возвращаться…
— Ты должен вернуться! Я уверена, что им скоро станет скучно, и они перейдут к кому-нибудь другому.
— Это отличается от того, что было, когда ты ходила в школу, мама… Знаешь, когда мир был чёрно-белым, и люди не запирали входные двери на ночь…
— Ну, ты всё равно вернёшься туда завтра. Если хочешь, я могу пойти с тобой.
Я не мог не рассмеяться. Я не хотел.
— Спасибо, но я уверен, что это не поможет!
— Ну, тогда давай им отпор! А теперь пообещай мне, что ты больше не будешь сбегать с уроков.
Я ничего не сказал.
— Пообещай мне.
— Хорошо. Обещаю. Что бы ни случилось.
Я протолкнулся мимо неё, чтобы подняться по лестнице в свою комнату. Я знал, что рассказывать ей о том, что происходит в школе, бессмысленно, но решил, что терять нечего. По крайней мере, нечего терять, кроме моего терпения. Поднявшись наверх, в свою спальню, я закрыл дверь, чтобы уединиться. Я не знаю, как с этим справляется Дэвид. Он занимается этим уже несколько месяцев, у меня это было всего пару недель, и мне это уже надоело. Возможно, это потому, что я устал; устал переезжать из школы в школу… Из дома в дом… Устал от давления, связанного с игрой в догонялки со школьной программой… Устал от необходимости знакомиться с новыми людьми и пытаться заводить новых друзей… Пытаться притвориться, что всё в порядке дома, когда на самом деле… Мне надоела постоянная опека моей мамы и то, что моего старика никогда не бывает дома — всё время работает на Министерство обороны… Я даже устал от того, что не знал точно, чем он зарабатывает нам на жизнь, что заставляет нас так часто переезжать… Я просто устал. С меня было достаточно. И… Я не могу поверить, что из школы позвонили домой в первый же день моего отсутствия. Так много для одного человека, чтобы он время от времени мог убежать и получить тишину и покой. Я не могу допустить, чтобы они звонили домой всё время. Это вызовет проблемы ещё и дома. Тогда выхода не будет.
Дверь открылась, и вошла мама.
— Твой друг Дэвид внизу. С ним всё в порядке? У него ужасное лицо…
— Что? — я спрыгнул с кровати, на которой лежал, и поспешил вниз.
Дэвид стоял у подножия лестницы с разбитым и покрытым синяками лицом.
— Что случилось? — спросил я.
— С меня уже достаточно! — сказал он ещё до того, как я закончил фразу. — Мне, блять, всё это надоело!
Дэвид расстраивался всё больше. Похоже, единственная причина, по которой он уже не плакал, заключалась в том, что он был очень зол.
— Все они… Пошли они нахуй… Я не вернусь… Вот и всё…
— Что случилось? — спросил я снова. — Иисус Христос, Дэвид… Просто скажи мне!
— Пирс… Его дружки… Они случились. Возле моего дома, чувак. Возле моего дома.
— Как насчёт твоих родителей? Они не видели, что случилось?
— Их нет дома. Они никогда не возвращаются домой до позднего вечера. Они, блять, ждали меня у дома.
Позади меня появилась мама.
— Ты в порядке? — спросила она Дэвида.
— Нет, конечно же, он не в порядке! Посмотри на него! — крикнул я. — Вот как обстоят дела в школе. Эти отморозки… Те, про кого ты сказала, что они оставят нас в покое… Вот что они делают… — я почувствовал, что злюсь так же, как Дэвид. — Давай, — сказал я ему, — можешь вымыться в душе.
Я шёл за ним, пока мама просто наблюдала, выражение её лица говорило о том, что она всё ещё не понимает этого. Я не мог не задаться вопросом, что должно случиться, чтобы она поняла?
— Теперь ты в порядке? — спросил я Дэвида.
Мы стояли у его входной двери, нас подвезла мама. Она ждала в машине, пока мы с Дэвидом разговаривали.
— Я в порядке, — сказал он.
Я ему не поверил. Я волновался за него. Он действительно не выглядел так, как будто с ним было всё хорошо; свет был включен, но он дома пока не появлялся.
Я посмотрел на окно гостиной. Свет горел, так что я предполагаю, что один или оба его родителя сейчас были дома.
— Ты собираешься рассказать им, что случилось?
— Не думаю, что я смогу это скрыть…
Его лицо действительно выглядело ужасно.
— Но это не имеет значения. Завтра меня всё равно заставят туда вернуться.
— Им всё равно?
— Папа однажды сказал, что это заслуженно.
— Что? Почему?
— Потому что…
— Ты гей? — спросил я.
Дэвид ничего не сказал, но я догадался, что именно поэтому его отец чувствовал, что Дэвид будто заслуживает время от времени побоев. Была небольшая пауза.
— С тобой всё будет хорошо?
Он пожал плечами.
— А какая альтернатива?
— Всё будет только лучше, — сказал я.
Не то чтобы я верил своим словам, но… Должно стать только лучше. На самом деле мы не заслуживаем того, чему нас подвергают. Дэвид не отреагировал на то, что я сказал.
— Что ж, — продолжил я, — мне лучше вернуться… Увидимся завтра. Никогда ведь не угадаешь, Пирс и его друзья могут больше и не появиться… Могут испугаться, что ты привлечёшь учителей, и они будут исключены.
Дэвид пожал плечами. Я повернулся к маме, которая всё ещё сидела в машине. Я мог сказать, что она становилась нетерпеливой, но ненавидел себя за то, что должен оставлять Дэвида вот так. Думаю, у каждого есть предел, и это должно быть его. Я его не виню. Я не пробыл здесь и вполовину так долго, как он, и уже близок к своему пределу. Я снова повернулся к Дэвиду, чтобы продолжить наш разговор, но он уже входил в свою парадную дверь. Не желая прощаться, он закрыл её. Может, завтра он придёт в норму, после крепкого ночного сна?
Я вернулся к машине и сел на переднее сиденье рядом с мамой.
— Он кажется спокойным, — сказала она.
Я бросил на неё взгляд.
— Что ты делаешь? — спросила миссис Прайс.
Я просто стоял перед классом. Мои мысли были в другом месте. Отвлёкся на минуту. Разочарован, что не хватает времени разобраться со всеми по отдельности.
— Нам нужно оказать помощь Бену.
— Он мёртв, — сказал я.
Я даже не посмотрел на него. Я просто знал, что он мёртв. Раньше его дыхание было шумным. Теперь я его совсем не слышу.
— Ты сядешь в тюрьму… — сказала миссис Прайс, — на очень долгое время.
— Я нет, — я улыбнулся ей и взглянул на пистолет.
— Ты убийца! — продолжила она.
— Пирс тоже! — крикнул я. — Хлоя… — я указал туда, где она всё ещё плакала. — Убийца! Линн… — я указал на девушку, сидевшую в задней части комнаты, рядом с тем местом, где сидел Пирс. — Убийца! Роберт… — один из друзей Пирса. — Убийца! Джон… — другой парень, близкий к Пирсу. — Даже Бен и Дэниел… Они все убийцы! Единственная разница в том, что они не брали в руки пистолет!
Уроки вот-вот начнутся. В классе тише, чем обычно. Похоже, Дэвид делает свой привычный трюк, задерживаясь до последней минуты, чтобы прийти в класс последним. С заднего ряда идёт шёпот. Я не могу его разобрать. Что-то о Дэвиде. Интересно, после вчерашней ночи, вернётся ли он в класс или его мама и папа наконец заберут его отсюда и отправят в другое место?
Я обернулся, чтобы посмотреть на остальных участников класса. Пирс и его друзья снова пропали. С ними та же старая история. Они задираются на кого-то, а затем исчезают на несколько дней. Через несколько дней они снова появляются из той дыры, в которую залезли, как будто ничего не произошло. Куски дерьма. При том настроении, в котором я нахожусь, вероятно, это лучше, что их не хватает. Не думаю, что смогу сохранять спокойствие из-за того, что они сделали прошлым вечером. Было бы не так уж плохо, если бы Пирс был один, но… Он и вся его банда? Я бы закончил так же, как Дэвид вчера.
Моё внимание снова обратилось к задней части класса, когда дверь открылась. Я почти ожидал, что это будет Дэвид, но это был не он. Вошла миссис Прайс; мрачное выражение на её лице. Что ж, это в новинку.
Класс молча смотрел, как она кладёт сумку около стола. Она выглядела так, словно ей понадобится пара минут, чтобы собраться с мыслями.
— Мы только что узнали, — сказала она спустя несколько минут, — что прошлой ночью Дэвид покончил с собой…
— В этом классе нет невиновных! — закричал я. — Ни одного! Никого! — я ткнул пистолетом в каждого ученика. Они изо всех сил старались уклониться от оружия. — Не ты! Не ты! Не ты! Ни один! Никто! Вам всем нужно понять… Вам нужно преподать урок. Здесь стоят только невинные… Я повернулся и увидел Дэвида, Линдси, Элизабет, Маркуса, Саманту, Кейт и Хелен.
— Там никого нет… — сказала миссис Прайс.
— То, что вы их не видите, не означает, что их там нет. Но они всегда здесь. Всегда ходят по коридорам, где их так долго мучили… Что я делаю? Что я здесь сегодня делаю? Кто-то должен был сделать это давным-давно…
— То, что ты делаешь… Это ничего не исправит. Это ничего не изменит…
— Исправит! Вы не понимаете. Люди услышат об этом. Эта история распространится по всему миру… Газеты, телепрограммы… Предупреждение для других, которые могут мучить своих одноклассников…
— Не исправит. Ты просто войдёшь в историю как ещё один психопат, убивающий невинных детей в своей школе…
— Так же, как и Дэвид стал очередным школьником в статистике самоубийств?
Короткие слова миссис Прайс были всем, что упоминали о Дэвиде в школе — по крайней мере, перед учениками. На утреннем собрании не было выступлений с предложениями помощи людям, находящимся в таком же положении, как и Дэвид. Советов по обращению с хулиганами тоже не было. Ничего не было. Даже местная газета почти не вдавалась в подробности об этом, когда она появилась на пороге школы через три дня после этого события.
Моей маме было жаль меня, потому что я потерял друга, но потом она стала говорить, что предполагала, что это может произойти. Она видела в его глазах, что он был обеспокоенным мальчиком; с израненной душой. Учителям тоже было нечего сказать. Очевидно, у Дэвида была затянувшаяся депрессия, которую он принёс с собой в новую школу — это зафиксировано в его досье из предыдущей школы. Я рассказал им об издевательствах, но это было более или менее скрыто. Пирс и его друзья, конечно, всё отрицали. Что было ещё хуже, так это то, что Пирс и его приятели, каждый раз, когда я смотрел на них, смеялись. Не знаю, как насчёт того, что… Неужели никто из них не чувствовал угрызений совести? Неужели они искренне считали, что не виноваты в том, что случилось с Дэвидом?
— Что ты здесь делаешь? — спросила мама.
Я сидел в кабинете отца. Кабинет, который обычно был недоступен из-за секретных документов, которые он иногда имел при себе. Я всегда не мог не задаваться вопросом, почему, если они были такими секретными, он приносил их домой и, что более важно, какая разница, допускали нас с мамой к ним или нет? Не то чтобы он оставлял их на своём письменном столе. Все они были заперты в его большом стенном сейфе. Кстати говоря… Как раз сейчас я отчаянно пытался угадать его комбинацию.
— Я задала тебе вопрос.
С щелчком открылся запорный механизм сейфа. Успех. Попробовав его дату рождения, дату рождения мамы, дату моего рождения… Я был удивлён, когда сейф открылся на дату их свадьбы. В этом дерьмовом мире было приятно осознавать, что папа по-прежнему ценит свой брак — больше, чем можно было сказать о некоторых парах. А может, конечно, он просто не знает, как изменить код комбинации теперь, когда он установлен.
— Уходи отсюда… Твой отец убьёт тебя.
Я сомневаюсь. Его никогда не бывает дома.
Я распахнул дверцу сейфа. Вот он. Как я и надеялся. Я залез внутрь и взял отцовский пистолет. Его любимая штука, когда он подготавливает новобранцев. По крайней мере, он мне так говорит. Насколько я знаю, он мог купить его на чёрном рынке просто как источник защиты для дома. Интересно, знала ли мама, что он здесь? Я узнал это только тогда, когда увидел пистолет через его плечо.
— Положи это! — строго сказала мама, когда я вытащил пистолет из сейфа.
— Я не могу. Мне он нужен.
— Нужен? Для чего?
Я просто смотрел на неё. Она знала, для чего он нужен. Неужели я действительно должен был это разъяснять? Мне он нужен, чтобы преподать им урок. Всем им. Как и хотел Дэвид. Я делаю это для Дэвида…
— Ты не выйдешь с ним из дома, — сказала мама.
Она заблокировала дверной проём. Я могу только надеяться, что она не собирается меня обезвреживать.
— Ты не возьмёшь его в школу, — продолжила она — доказательство того, что она точно знала, для чего мне он был нужен.
— Да, возьму. Мне нужно показать им, что они больше не могут обижать людей. Мне нужно показать им, что их действия имеют последствия. Им нужно знать, что я не боюсь. Им нужно знать…
— Ты не боишься? Тогда тебе не нужно брать в школу пистолет…
— Мне нужно им показать! — закричал я. Я чувствовал, как мои глаза начинают расширяться. — Ты знала, что Дэвид не был первым, кто покончил с собой в моей школе? Были и другие… Другие, над кем издевались, как и над Дэвидом. Впервые я услышал об этом вчера… В кафетерии… Люди говорят об этом… Вспоминая других, которые тоже покончили с собой, потому что над ними издевались…
— Так ты пойдёшь и причинишь вред тому, кто издевался над твоим другом? — сказала мама. — Дальше будет ещё один хулиган. Что бы ни говорили и что бы ни делали, их место всегда займут другие.
— Так не должно быть. Я могу их научить. Я могу показать им ошибочность их пути. Я могу им показать. Они больше никому не причинят вреда. Они этого не сделают. И когда появятся новости о том, что я сделал… Когда появятся новости — никто не захочет снова кого-то обижать…
— Ты глупый, — сказала мама, — мир не так устроен.
— А может, и так? Ещё никто не пробовал.
— Мне жаль твоего друга. Ты знаешь, что это так. Если ты хочешь подумать о смене школы, я поговорю с твоим отцом, когда он позвонит…
— А в чём смысл? Каждая новая школа такая же! Мне нужно это сделать. Не только для себя, но и для таких людей, как Дэвид…
— Но…
— Линдси, Элизабет, Маркус, Саманта, Кейт… Хелен… А теперь и Дэвид. Я нашёл газетные статьи о них на школьном компьютере. Все они покончили с собой разными способами. Все мертвы из-за тиранов…
— Ты не знаешь этого точно, это могло быть потому, что…
— Конечно же, это было связано с этими ублюдками! Возможно, в их жизни было что-то ещё, что расстраивало их, но ты сама понимаешь, что именно такие, как Пирс, довели их до черты. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу их… Стоящих там. Каждый раз…
Я посмотрел на Дэвида и других. Время было на исходе. Я слишком был увлечён спорами с миссис Прайс о том, что я делаю. Как я ошибался. Я не психопат. Я нет. Я невиновен. Дэвид и другие шестеро учеников… Мы невиновные… Загнанные в угол без видимого выхода, кроме того, что я сейчас здесь совершаю, или самоубийства. Мне нужно это сделать. Просто перейти уже к Пирсу. В моих глазах он главный виновник. Преподать ему урок, настолько суровый, что другие запомнят его навсегда.
Вот оно.
То, к чему я стремился.
— Хватит! Хватит! — рявкнула миссис Прайс. — Дай мне пистолет!
Кто, по её мнению, отдаёт такие приказы? Она забывает, что это мой класс. Я главный. Но она права, уже хватит. Я уже дошёл до точки невозврата. Пришло время положить этому конец.
— Дай мне пистолет! — закричала она.
Я никогда не слышал, чтобы моя мама так кричала, и это немного вернуло меня назад.
— Дай мне пистолет! — она снова закричала.
Я прошел мимо неё, но она схватила пистолет. Она кричала, чтобы я отдал его, но я не стал. Какую-то долю секунды мы оба танцевали по комнате, сражаясь из-за пистолета, как вдруг в доме раздался выстрел, эхом отозвавшийся в маленькой комнате, в которой мы находились.
Миссис Прайс выглядела сражённой, когда я посмотрел на неё через дуло дымящегося пистолета. Из дыры в груди сразу же хлынула кровь. Она опустилась на колени, не говоря ни слова, а затем упала лицом на твёрдый пол. Остальные в классе закричали и тут же вскочили из-за своих парт. Кто-нибудь обязательно бы это услышал. Сейчас кто-нибудь придёт.
Неважно, привлечёт ли звук выстрела людей. Меня здесь уже не будет. Я не хотел, чтобы это случилось. Я не хотел, чтобы пистолет выстрелил, но я не могу оставаться здесь, сожалея о случившемся. Когда я посмотрел на маму, которая лежала лицом вниз в луже крови, я понял, что это не моя вина. Я оцепенел от того, что сделал. Это не моя вина. Ничего подобного. Это их вина. Этих тиранов. Пирса. Это его вина. Уроки начинаются менее чем через час. Мне нужно быть готовым. Я только надеюсь, что смогу закончить это до того, как они придут за мной.
Меня не волновала паника в классе. Меня не волновало, что некоторые из них посмели броситься к двери. Они могут уйти. Это больше не имеет значения. Всё, что имеет значение, это он… Пирс. Он всё ещё в последнем ряду класса. Не знаю, слишком ли он ошеломлён, чтобы сбежать, или слишком глуп. В любом случае я благодарен. Я не хотел преследовать его по школе.
Я бросился к тому месту, где сидел Пирс, всё ещё держа в руке дымящийся пистолет, и схватил его за волосы. Он издал забавный тихий вопль, когда я поднял его на ноги и повёл к передней части класса. К тому времени, когда мы туда доберёмся, бóльшая часть класса будет пуста. Только я… Бен, миссис Прайс и Пирс. Даже Дэниелу удалось выбраться из комнаты — без сомнения, он помчался домой, чтобы почистить зубы и смыть запах члена с помощью очень сильного средства для полоскания рта. Грёбаный педик.
— Ты сделал всё это! — я кричал на Пирса. — Ты!
Теперь молчание не имело значения. Я знал, что они идут за мной. Кто-нибудь уже вызвал бы полицию… Кто-нибудь побежал бы к другим учителям. Время против меня.
— Пошёл ты! — прошипел Пирс.
Я ударил его прикладом пистолета по лицу, и он вскрикнул. Два его передних зуба треснули от удара твёрдым металлом. Утром будет больно.
— Нет! Это ты пошёл! Ты всё это сделал!
Я поднял приклад оружия обратно в воздух и снова уронил ему на лицо. Громкий треск. Это его нос? Он выглядел полубессознательно.
— Только, блять, не падай в обморок…
— Остановись! Что ты делаешь? — послышался голос из дверного проёма.
Я поднял глаза и увидел стоящего там директора школы с выражением ужаса на лице. Я направил пистолет прямо на него. Он протянул руки перед собой, как будто они могли остановить пулю, летящую в его сторону.
— Расскажите мне о Дэвиде! — крикнул я.
— Что?
— Расскажите мне о Дэвиде… Что он был за человек?
Последовала небольшая пауза.
— Он был сбит с толку… — начал он.
Я нажал на курок, и он упал замертво. Дэвид не был сбит с толку. Дэвид был жертвой. Мы все жертвы.
— Из-за таких людей, как ты, — сказал я Пирсу, последняя струна моих мыслей прозвучала вслух.
— Пожалуйста… Не убивай меня… — сказал он.
Неужели избиения окончательно сломили его? Или это было из-за того, что директор школы и миссис Прайс получили пулю? Этот «жёсткий человек», создающий образ неконтролируемого, окончательно сломлен? Не буду притворяться, что немного разочарован. Я очень хотел ударить его ещё, но, честно говоря, это, наверное, к лучшему. Я почти уверен, что уже слышу сирены на расстоянии.
— Я не собираюсь тебя убивать, — сказал я Пирсу. — Я хочу, чтобы ты с этим жил. Я хочу, чтобы ты жил с осознанием того, что убил миссис Прайс. Ты убил директора школы. Ты убил мою маму, сукин сын, и Дэвида. Даже Бен умер из-за тебя. Всё, что произошло… Твоя вина. Скажи это…
— Это моя вина, — пробормотал он сквозь сломанные зубы и окровавленные дёсны.
— Громче! — сказал я.
— Это моя вина, — повторил он.
— Кричи!
— Это моя вина! — крикнул он во весь голос.
— Ещё!
— ЭТО МОЯ ВИНА!
Сирены сейчас снаружи. Они уже здесь. Вот и всё. Игра закончена.
— Открой свой грёбаный рот, — прошипел я.
Пирс плакал, открывая рот.
— Шире! — сказал я ему.
Сломленный мальчик сделал, как было сказано.
В коридорах за классом двери бьют по стенам. Вот оно. Урок подошёл к концу. Через несколько секунд в дверях стояли офицеры, нацеленные на меня. Я уверен, что в коридоре есть ещё несколько человек, которые ждут своей очереди.
— БРОСЬ ОРУЖИЕ! — крикнул один из них.
Я прижался головой к лицу Пирса так, чтобы моё ухо оказалось на уровне его рта. Клянусь, несмотря на крики полиции, я чувствовал страх, исходящий от его тела. Даже унюхал его. Сломленный мальчик обмочился? Я улыбаюсь, когда приставляю пистолет к своему другому уху.
Я надеюсь, что знание, что он несёт ответственность за все эти смерти… Надеюсь, оно не даст покоя Пирсу, пока он жив. Если он забудет, я надеюсь, вкус моих мозгов в его рту послужит неприятным напоминанием. Готовясь нажать на курок, я только надеюсь, что пуля не пройдёт сквозь и мою голову, и его тоже. Я не могу обещать, что этого не случится.
А если это и будет так… Это не конец света. Только его. Я закрыл глаза и приготовился. Вот оно. Интересно, будет ли больно?
— Я тебя люблю… — дружелюбный голос, громче звучащий в моей голове, чем крики полицейских и сирен.
Я открыл глаза. Дэвид стоял практически передо мной.
— Я люблю тебя, — сказал он снова, — и всегда любил.
Я улыбнулся.
— Я тоже тебя люблю…
Всё это время я только начал понимать, что живу во лжи. Не было никакой девушки, потому что подсознательно я этого не хотел? Я так и не понял. Теперь это не имеет значения.
— Я тоже тебя люблю, — повторил я.
Я не мог не улыбнуться. Всё это время я пытался преподать урок всем. Пытался научить их чему-то ради их жизни, и именно я в конечном итоге чему-то научился.
Школа, даже город, быстро забыли о семи предыдущих, которые покончили с собой. Бьюсь об заклад, они не так быстро забудут восьмого.
Я проигнорировал крик из дверного проёма и нажал на спусковой крючок…
ПЕРЕВОД: ALICE-IN-WONDERLAND