Польша в 1945 году – чрезвычайно опасное место для жизни. В страну вторглись нацисты, отлавливая евреев и отправляя их в концентрационные лагеря, где их либо казнили, либо заставляли работать до смерти.
Мэри была заключенной в одном из таких лагерей. Но в этом лагере было что-то особенное; с каждым днем туда прибывало все больше и больше нацистов. И по мере того как становилось больше нацистов, все больше заключенных исчезало. И теперь, если верить слухам, сам фюрер нанесет им визит.
Мэри и ее друзья должны найти способ вырваться за пределы этого лагеря, прежде чем их пригласят на ужин к Гитлеру. И нет, они не будут с ним ужинать – они будут основным блюдом.
Перевод: Грициан Андреев
Редактор: Александра Сойка
Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено неправильно.
Просьба, сохраняйте имя переводчика, уважайте чужой труд...
Бесплатные переводы на сайте:
"Экстремальное Чтиво"
Или в нашей библиотеке:
BAR "EXTREME HORROR" 18+
Эта книга – художественное произведение. Все имена и персонажи – плод воображения авторов. Любое сходство с реальными людьми, живыми или мертвыми, совершенно случайно.
Это художественное произведение. Хотя эта книга и содержит ссылки на реальных исторических личностей, они упоминаются только по имени. Нет никакого намерения, чтобы что-то на этих страницах представляло историческую точность. В этой книге есть неточности. Однако я полностью осознаю эти неточности и предпочел проигнорировать их, чтобы рассказать свою историю.
Ноги Мэри горели. Ее колени тряслись так сильно, что почти стучали друг о друга, угрожая рухнуть под ней. Она могла просто сдаться, позволить ногам подогнуться и рухнуть в грязь. Это было бы намного проще. Но она не могла позволить случиться этому – она точно знала, что произойдет, если она это сделает.
Было холодно. Шел мелкий дождь. Эти два фактора, конечно, не помогали Мэри сохранять вертикальное положение. Она больше не была уверена, какая сегодня дата, но точно знала, что сейчас уже ранняя весна. Солнце только-только взошло, заливая желто-оранжевым светом весь двор. Если бы она попробовала угадать, то сказала бы, что сейчас было не позже семи часов утра.
Но они пробыли тут уже по меньшей мере два часа. Сейчас их было, должно быть, около четырехсот человек, разделенные поровну на мужчин и женщин. Женщины стояли слева от двора, а мужчины – справа. Они стояли совершенно ровными рядами, их спины были выпрямлены, руки опущены вдоль туловища, лица обращены вперед. Мэри стояла в шестом ряду.
Она была рада этому; это означало, что она была менее заметна для охраны.
Этот процесс был известен как "построение". Они делали это каждый день.
Задолго до восхода солнца охрана яростно будила их, крича, чтобы они вставали с кроватей и выходили во двор. Выстроившись там в идеально ровные ряды, они должны были стоять неподвижно, как статуи, пока не придет время, когда их поведут выполнять ту работу, которую они должны были выполнить в этот конкретный день.
Иногда это могло продолжаться часами.
Мэри до сих пор помнила тот день, когда ее впервые привезли сюда. Он непрерывно прокручивался в ее голове, образы были ясными как день. Она была дома, спала в своей постели, рядом с ней был ее муж Маркус. Их обоих разбудил звук стрельбы снаружи.
Маркус встал, чтобы посмотреть, что происходит. Когда он отдернул занавески, откуда-то из глубины дома донесся громкий треск. Послышались крики и снова стрельба. Маркус снова посмотрел на Мэри. Он поднял руку, словно приказывая ей молчать. Но тут дверь спальни распахнулась, и комнату наполнил рев такой силы, словно прогремел гром.
Мэри все еще видела силуэт Маркуса, танцующего в лунном свете, льющемся через окно, когда пули разрывали его тело, а его кровь забрызгивала занавески.
Она закричала. Чья-то рука схватила ее за лодыжку и стащила с кровати.
В этот момент она потеряла сознание. Когда она пришла в себя, то обнаружила, что находится в кузове грузовика в окружении других женщин из ее деревни. Многие из них плакали. Некоторые из них были в крови и синяках – Мэри могла только предположить, что они пытались сопротивляться.
Их привезли в этот лагерь и с тех пор держат здесь в заключении.
И все из-за их веры.
По правде говоря, Мэри давно знала, что этот день настанет.
Нацистское вторжение в Польшу уже унесло жизни тысяч людей; казалось неизбежным, что они в конце концов прибудут в ее деревню.
Она только жалела, что они убили Маркуса.
Но она должна быть благодарна, что ей сохранили жизнь. Погибло много людей; она была свидетелем бесчисленных казней в лагере, рядом с ней. Некоторые из них даже были ее друзьями.
Но больше всего ей было жаль родителей. Многие из присутствующих здесь были матерями и отцами. Было очень мало пар, которые не были разлучены нацистами, но они были. Одной из таких пар были Роза и Стефан. Мэри сблизилась с ними. Роза рассказала ей, что в последний раз видела их дочь, когда немецкие солдаты оттащили ее, брыкающуюся и кричащую, и насильно запихнули в кузов грузовика (вместе с дюжиной других детей). Они знали, что ее больше нет в живых – дети были бесполезны для нацистов, и ходили ужасающие истории о том, как их увозили в другой лагерь, где их уничтожали, а их маленькие трупики хоронили в братских могилах.
Сердце Мэри разрывалось от жалости к ним, но она была рада, что ей не пришлось испытать те же мучения.
Она была жива, и это было самое лучшее, что можно было сделать для нее или для любого другого в лагере. Конечно, им приходилось работать до изнеможения и кормили их только слабым овощным супом и небольшим куском хлеба (которого, по скромному мнению Мэри, едва хватило бы, чтобы накормить крысу), но, по крайней мере, они все еще были живы.
До тех пор, пока они будут подчиняться правилам, они будут распоряжаться своей жизнью. Однако если они когда-нибудь нарушат правила, их убьют, даже не задумываясь.
Одно из правил состояло в том, что во время "построения" они не должны двигаться. Даже на полдюйма. Они не должны были говорить. Они не должны были смотреть на своих товарищей по заключению. Они должны были стоять совершенно неподвижно, лицом вперед, и хранить молчание. Это было легче сказать, чем сделать, хотя иногда можно было ожидать, что они будут стоять там часами.
Икроножные мышцы Мэри ныли. Она не знала, как долго сможет продолжать в том же духе. Это звучало нелепо; все, что ей нужно было делать, это стоять неподвижно. Но когда минуты превращаются в часы и когда холодный дождь начинает пронизывать до костей, все становится чертовски сложнее. И Мэри точно знала, что не она одна это чувствует.
К счастью, кто-то сдался раньше нее.
"Благодарность", вероятно, было неправильным словом – благодарить было не за что.
Мэри сначала не разглядела, кто это. Она знала, что это был один из мужчин; приглушенный звук панических криков доносился с их стороны двора. Послышались крики – охранники сердито рычали, а заключенные отчаянно умоляли их.
Женская группа немного разошлась (несмотря на крики охранников и нацеленные на них винтовки), позволив Мэри более четко увидеть, что происходит.
Это был Петр.
Мужская группа расступилась, когда нацисты пробились сквозь толпу. Некоторые из других мужчин пытались защитить Петра, который в данный момент лежал на земле, отчаянно пытаясь приподняться на предплечьях, но безрезультатно; охранники отбивались от них, угрожая насилием. Это просто не стоило того, чтобы подставляться под пулю.
Двое охранников подхватили Петра под мышки и выволокли во двор, где стоял в ожидании Герман Шульц.
Шульц был начальником лагеря. Он был высоким, ростом около 6 футов 2 дюймов. Он был худощав, но широк в плечах. Его форма всегда была безупречна. Шульц медленно обошел Петра, который смотрел на него печальными глазами.
- На самом деле все очень просто, - сказал Шульц с ненавистью в голосе. - Все, что вам нужно делать, это стоять по стойке смирно. Чего ты во всем этом не понимаешь?
- Простите, - сказал Петр. - Мои ноги... Я не могу так долго стоять.
- Ты можешь. Ты справился с этим вчера, не так ли?
- Я так устал.
- Усталость не оправдывает такое неуважение. Все, о чем мы просим, это чтобы вы встали по стойке смирно и проявили к нам уважение, которого мы заслуживаем.
- Я не хочу выказывать вам неуважение.
- И тем не менее ты это делаешь.
Мэри чувствовала, как бешено колотится ее сердце. Она почти слышала, как оно бьется о ее грудную клетку сквозь ошеломленный ропот тишины, который обрушился на толпу.
- Пожалуйста, - сказал Петр. – Это больше не повторится.
- В самом деле, - сказал Шульц, глядя на Петра. Он перестал маршировать и теперь стоял перед Петром. - Ты этого больше не сделаешь. Встань.
- Пожалуйста, - взмолился Петр. - Мои ноги... Я не знаю, если...
- А теперь встань.
Петр заплакал. Мэри было так жаль его. Он выглядел таким слабым. Если бы она была более жестоким человеком, то могла бы даже сказать, что он выглядит несколько жалко. Он перекатился на живот и поджал под себя колени. Он едва мог поднять голову, так как его искривленная и выгнутая спина, казалось, отказывалась выпрямляться. Все это выглядело очень жалко.
Очевидно, Шульц тоже так думал.
- Ты жалкий дурак, - сказал он, подняв колено и ударив подошвой своего начищенного сапога Петра по голове. Петр рухнул в грязь, когда по толпе пронесся раздраженный вздох. Шульц продолжал:
- Что за человек не выносит, когда ему приказывают? Я скажу тебе, что это за человек, который на самом деле вовсе не человек. Ты – таракан. Знаешь, что я делаю с тараканами?
Петр посмотрел на Шульца. По его подбородку текла слюна. Его дыхание было медленным и прерывистым.
Шульц согнулся в талии так, что оказался почти лицом к лицу с Петром. С того места, где стояла Мэри, казалось, что он рычит.
- Я раздавливаю их сапогом.
- Пожалуйста... - Сказал Петр.
Шульц проигнорировал мольбы Петра. Он поднял ногу и наступил Петру на голову.
Петр ничего не мог сделать, чтобы остановить его, так как Шульц продолжал наступать на него снова и снова.
Никто другой тоже ничего не мог сделать: нацеленные на них винтовки не давали им прийти на помощь Петру.
Примерно через минуту Шульц перестал наступать Петру на лицо. Но к тому времени оно уже превратилось в кровавое месиво – его левая бровь была широко рассечена, нижняя губа разорвана, а нос был сильно сломан, придавленный к лицу.
Но его испытание было еще далеко не закончено. Шульц кивнул горстке охранников, и те по очереди принялись избивать Петра. Один из них ударил Петра прикладом винтовки в череп. Мэри могла поклясться, что услышала, как у Петра разлетелась челюсть.
Примерно через минуту Шульц подошел снова.
Остальные стражники быстро разошлись. Мэри потребовалось мгновение, чтобы понять, что теперь у него в руках маленький пистолет. И все же она ничего не могла поделать; любая попытка протеста привела бы к ее собственной мучительной казни.
- Как еврей, ты понимаешь, почему мы это делаем, не так ли? - спросил Шульц, глядя на Петра.
Петр поднял голову, его глаза казались черными точками на алой маске. Он не ответил.
- Я расцениваю это как подтверждение, - сказал Шульц. Он навел пистолет на Петра и нажал на спусковой крючок. Во дворе раздался громкий треск. Тело Петра дернулось, когда пуля пробила ему череп и разбрызгала мозг по земле.
Шульц вернулся к началу толпы.
- Итак, - сказал он, убирая пистолет в кобуру. - Может, приступим к работе?
- Вы, гребаные крысы, - сказал охранник, стоявший перед группой женщин, размахивая винтовкой. - Вы слышали этого человека, пошевеливайтесь, мать вашу!
Женщины медленно и в унисон двинулись вперед.
Какое-то время Мэри не замечала боли в ногах, но теперь, когда ей пришлось шевелить ими, они горели еще сильнее.
Когда они пересекли двор, мужчины начали сливаться с женщинами, а разные группы отделились и направились в противоположные стороны. Мэри шла медленно, зная, что Густав и Мириам, ее самые близкие друзья, попытаются ее догнать. Они догнали ее мгновение спустя.
- Ты в порядке? - спросила Мириам, поглаживая Мэри по спине.
- Да, - ответила Мэри. - А ты?
- Не совсем. Сколько еще это может продолжаться?
- Я не знаю.
Густав фыркнул.
- Почему они думают, что могут обращаться с нами как с дерьмом на подошве ботинка? - спросил он. - Даже хуже.
- Тебя это действительно удивило? Ты не помнишь,что они сделали с Софией на прошлой неделе?
- Конечно, я помню. Как я мог забыть?
София упала в обморок во время "построения". Охранники избили ее еще сильнее, чем Петра. Затем Шульц облил ее бензином и поджег. Мэри все еще живо представляла себе это. Она все еще чувствовала запах горящей плоти.
- Ну, - сказала Мириам. - Я вижу, что все становится только хуже.
-Почему? - спросила Мэри.
- Разве ты не заметила, как много их стало? - сказала Мириам, указывая на группу нацистов, собравшихся вокруг столовой.
Мириам была права: теперь их было гораздо больше, чем когда она впервые приехала в лагерь.
Мириам продолжила:
- Был настоящий наплыв. С каждым днем их все больше.
- Да. Ты права. Интересно, почему это так.
- Я не уверена. Но разве вы не заметили, что сейчас исчезает все больше заключенных? Чем больше здесь нацистов, тем меньше пленных.
Мириам снова оказалась права: многие заключенные так и не вернулись с работ.
- Ты, наверно, слишком много думаешь, - сказал Густав. - Эти люди, вероятно, решили не подчиняться правилам. Мы все знаем, что тогда происходит.
Вполне вероятно, что Густав тоже был прав, но что-то во всей этой ситуации не устраивало Мэри. Она даже не задумывалась об этом до того, как Мириам только что упомянула об этом, но теперь, когда она осознала это, она почувствовала, что было что-то очень тревожное в том факте, что прибывали новые солдаты, даже несмотря на то, что число пленных уменьшалось. Зачем им нужно больше солдат, чтобы заботиться о меньшем количестве заключенных?
- Вперед! - Приказал один из охранников, заставляя группу двигаться дальше.
Шульц почувствовал, как его кровь начинает кипеть от нетерпения. Он не любил, когда его заставляли ждать, особенно ради каких-то никчемных ворчунов. Он ждал уже больше десяти минут. Единственная причина, по которой он все еще ждал, заключалась в приказе, который пришел, специально проинструктировав его быть там, чтобы приветствовать последнюю группу солдат, отправленных к ним.
Он предупредит водителя, как только они приедут. Простая угроза сообщить своему непосредственному командиру о его опоздании – наряду с резкой пощечиной – должна была привести его в чувство.
Прошло еще четыре минуты и семнадцать секунд, прежде чем грузовик наконец прибыл.
Как только грузовик затормозил в мокрой грязи, из кузова выскочила дюжина солдат и встала перед Шульцем по стойке смирно, закинув винтовки за левое плечо и салютуя правой рукой. Шульц отдал честь в ответ, прежде чем позволить солдатам встать спокойно. Он оглядел их.
Они выглядели как обычная кучка бесполезных ублюдков, которых они обычно посылали к нему.
Ему нужно было поговорить с водителем.
Шульц подошел к водительской двери и постучал в нее кулаком.
Окно в двери опустилось. Человек, сидевший на водительском сиденье, выглядел несколько смущенным. Насколько мог судить Шульц, он был невысокого роста и слегка полноват.
- Как вы смеете заставлять меня ждать! - Взревел Шульц. - Немедленно выйдите из машины!
- Нет, - ответил голос из кабины. Голос принадлежал человеку, сидевшему на пассажирском сиденье, – человеку, которого Шульц даже не заметил. - Оставайся на месте, Фишер.
Шульц посмотрел мимо водителя и увидел Карла Ханке, который сидел и курил сигарету. Ханке был самым старшим офицером СС, подчинявшийся только фюреру.
- И как вы смеете так разговаривать с моим шофером? - продолжил Ханке.
Шульц немедленно встал по стойке смирно. Он отдал честь, с трудом веря, что перед ним действительно Карл Ханке.
Ханке вышел из машины и уронил сигарету, которую затушил ногой. Затем он обошел машину и встал нос к носу с Шульцем. Он оглядел Шульца с головы до ног, прежде чем отдать честь в ответ.
Как только они оба опустили руки, Шульц принес свои самые искренние извинения.
- Прошу прощения, - сказал он. - Если бы я знал, что вы здесь, я бы не стал так разговаривать.
- Все в порядке! - Рассмеялся Ханке. Шульц вдруг почувствовал, как по телу пробежала волна облегчения. - Если бы меня заставили ждать, я, возможно, пристрелил бы этого бесполезного ублюдка по прибытии!
Шульц и Ханке покатились со смеху.
Ханке продолжал:
- Как бы то ни было, у нас есть для вас еще люди. Делайте с ними что хотите, мы не можем держать их на фронте.
- Дела не лучше? - спросил Шульц.
- Хуже. Мы не выиграем эту войну. Теперь мы можем только надеяться выжить.
- Не может быть. Германия упорно сражалась.
- Действительно, так оно и есть. Но, к сожалению, у нас нет шансов.
Ханке зашагал по гравийной дороге, которая вела вглубь лагеря. Шульц быстро последовал за ним.
- А теперь о причине моего визита, - сказал Ханке, широко шагая, заложив руки за спину. – Мы заметили, что, независимо от того, сколько людей – заключенных или солдат – мы посылаем к вам, мы ни разу не слышали жалобы на переполненность. Похоже, у вас есть бесконечный запас ресурсов, чтобы содержать это огромное количество людей.
Шульц не ответил. Он просто продолжал слушать.
- И мы слышим рассказы о том, как вы этого добиваетесь.
- Действительно, так оно и есть. Поэтому я здесь для того, чтобы выяснить, есть ли в этом деле хоть капля правды.
- Ну что ж, - сказал Шульц, и его сердцебиение снова участилось. - Может быть, если вы поделитесь со мной тем, что слышали, тогда я смогу сказать вам, насколько точны эти истории?
- Не думаю, что в этом есть необходимость. Мне не нужно тебе этого говорить. Я уверен, что ты слышал те же слухи, что и я. Тот факт, что ты, по-видимому, отказался даже признать эти слухи, говорит мне о том, что в них должна быть доля правды.
-А если это правда, вы хотели бы убедиться в этом сами?
- Действительно, хотел бы.
- Тогда, пожалуйста, - сказал Шульц, увлекая Ханке за собой. - Следуйте за мной.
Дорога вела во двор, где всего час назад стояли все триста пятьдесят девять его пленников. Конечно, теперь их стало на одного меньше. К концу дня это число еще больше сократится.
Слева от двора находилась столовая – большое здание, достаточно большое, чтобы вместить более трехсот голодных солдат.
За этим зданием находилась кухня. Шульц провел Ханке через столовую на кухню.
- Здесь готовят всю еду, - сказал Шульц, идя рядом с Ханке. - Каждый солдат получает два сытных обеда в день.
- А чем вы кормите заключенных? - спросил Ханке.
- Им дают бульон, приготовленный из остатков еды.
- И много там остается? - То, как Ханке говорил, подсказало Шульцу, что он, возможно, знает больше, чем говорит.
- Меньше, чем вы думаете, - сказал Шульц. - Мы обычно используем все, кроме костей. Потом мы их кипятим и отдаем пленным.
Ханке одобрительно кивнул.
Двойные двери в задней части кухни были плотно закрыты. Шульц на мгновение остановился.
- Я, конечно, не знаю, что именно вы слышали, но за этими дверями находится мясо. Я не знаю, одобряете ли вы или фюрер то, что мы здесь делаем, но...
- Что ж, вот оно.
Шульц толкнул дверь, и они с Ханке вошли в комнату.
Шульц всегда называл эту комнату "бойня". Вонь в комнате была почти невыносимой. Пол был залит запекшейся кровью. Стены были окрашены в розовый цвет в тех местах, где кровь впиталась в кафель.
Посреди комнаты находилась молодая девушка – одна из заключенных, которая свисала с потолка. Она была голая. Она висела вниз головой, ее лодыжки были связаны вместе и привязаны к балке, которая поддерживала крышу. Она плакала, умоляя отпустить ее. У левой стены стоял стол из нержавеющей стали, заваленный ножами разных размеров. За этим столом стоял Отто, также ласково прозванный как "мясник". Это был крупный мужчина с широкими мускулистыми плечами. Он точил мясницкий тесак.
Мольбы девушки внезапно перешли к Шульцу и Ханке.
- Пожалуйста, - простонала она. - Не делайте этого. Пожалуйста, отпустите меня!
Это привлекло внимание Отто к двум мужчинам, вошедшим в комнату. Он быстро опустил нож и встал по стойке смирно. Шульц и Ханке отсалютовали, прежде чем пройти в комнату.
- Значит, это правда! - Сказал Ханке. - Вы едите своих пленников!
- Да, - сказал Шульц. - Мы обнаружили, что на самом деле это самый эффективный способ избавиться от них.
- Не могу не согласиться! - Взволнованно воскликнул Ханке. Казалось, он был в восторге от процедур, которые ввел в действие Шульц. - Мы все равно истребляем евреев; с таким же успехом мы можем использовать их тела для чего-то потом. Но разве мясо не гнилое на вкус? Думаю, это все равно что съесть крысу.
- Удивительно, но это не так. Еврейское мясо на вкус очень похоже на свинину.
Ханке рассмеялся.
- Ну, я полагаю, они такие же грязные, как свиньи, не так ли?
Шульц и Отто рассмеялись.
- Не хотите ли образец? - спросил Отто. - Я собираюсь вырезать вот это.
Девушка продолжала умолять пощадить ее, извиваясь, пытаясь освободиться от веревок, которые связывали ее руки за спиной.
- Действительно, хотел бы.
- Есть что-то, что вы бы хотели попробовать?
Ханке покачал головой.
- Это будет мой первый раз, когда я ем мясо другого человека, так что, может быть, вы могли бы выбрать кусок для меня?
- Нет проблем. - Отто поднял нож, который точил, и шагнул к девушке.
- Пожалуйста, - сказала девушка. - Пожалуйста, не убивайте меня.
Отто проигнорировал ее. Он приставил лезвие ножа к нижней части ее груди (что было, учитывая, что она висела вниз головой, ближе всего к потолку) и начал резать, разрезая взад и вперед и отрывая ее грудь от тела.
Девушка закричала, когда из большой раны, которую открыл Отто, потекла кровь. Кровь текла по ее телу, стекала по шее и лицу, запутывалась в волосах.
- Вы не убиваете их перед этим? - спросил Ханке.
- Нет, - сказал Шульц. - Мы обнаружили, что мясо имеет тенденцию быть более нежным, если удалить его из тела, пока они еще живы. Кровь, текущая в мясо, делает его более свежим на вкус.
Ханке понимающе кивнул.
Девушка продолжала кричать.
Отто продолжал отрезать девушке грудь. Белая жировая ткань внутри оторвалась длинными волнистыми нитями, но Отто с легкостью рассек ее заостренным лезвием. Довольно скоро вся ее грудь была удалена, оставив только зияющую рану на груди, где виднелись ободранные, окровавленные мышцы и даже часть грудной клетки.
Теперь девушка перестала кричать. Она плакала, ее рыдания были заглушены кровью, которая сочилась ей в рот и наполняла ноздри, душа ее.
Отто повернулся к Ханке и предложил ему грудку. Ханке взял кусок мяса в руку. Он несколько оглядел ее с отвращением, когда кровь начала скапливаться на его ладони.
- И вы его не готовите?
Шульц покачал головой.
- Необязательно. Иногда готовим, иногда нет. Но совершенно нормально есть его сырым. Сырое мясо содержит больше калорий.
Ханке посмотрел на Отто, потом снова на Шульца. Оба ждали пока он начнет есть. Он поднес грудку ко рту и широко раскрыл его. Он откусил кусочек, резцы вонзились в жевательное мясо, и оторвал кусок плоти.
Шульц наблюдал, как Ханке вертит мясо во рту из стороны в сторону. По нижней губе и подбородку потекла струйка крови. Он прожевал мясо еще минуту, потом проглотил его.
- Ну? - спросил Шульц.
- Мне нравится, - сказал Ханке. - Оно очень сочное.
- Обычно мы подаем такую котлету с вареными овощами, - сказал Отто. - Это очень полезно для здоровья. Оно обеспечивает солдата всем необходимым.
- Да, я вижу, - сказал Ханке, откусывая еще кусочек грудки. Этот укус унес с собой сосок. Теперь он говорил с набитым ртом.
- Вы сможете приготовить что-нибудь повкуснее вареных овощей?
- Думаю, да, - сказал Отто. – Но что именно?
- Ну, - сказал Ханке, вынимая сосок изо рта и бросая его на пол. В этом не было ничего удивительного; сам Шульц всегда находил соски слишком жесткими. - Я бы хотел попробовать полноценный обед, самое меньшее три блюда. Я хочу знать, насколько хороша ваша еда.
- Это не будет проблемой.
- Хорошо. И я предлагаю вам сделать то, что умеете лучше всего. Если я получу удовольствие от еды – а я надеюсь, что получу, – то в ближайшие несколько дней у вас будет много особых гостей. Я думаю, что им понравятся эти деликатесы.
- Особые гости? - переспросил Шульц. - А кто именно?
Ханке улыбнулся, его тонкие губы растянулись неестественно широко.
- Многие офицеры СС слышали о вас и вашей необычной кухне. Многие из них хотят нанести вам визит.
Шульц вдруг занервничал. Такого он не испытывал уже очень давно. Это была возможность продемонстрировать свои способности и, возможно, получить повышение в СС.
- Я уверен, что мы сможем их разместить.
- Хорошо. И кто знает, может быть, сам фюрер нанесет вам визит.
Мэри не могла уснуть. Она никак не могла выкинуть из головы неприятную мысль, что увеличение числа нацистов, прибывающих на место, каким-то образом напрямую связано с уменьшением числа заключенных. Мэри даже сказали, что сегодня, пока их не было, прибыл старший офицер СС.
Это было так странно. За все время своего пребывания там она ни разу не видела старшего офицера СС. Зачем им понадобилось приезжать в этот лагерь? Почему именно сейчас? Что именно происходит?
Весь день Мэри провела на фабрике, собирая минометные снаряды. За одиннадцать часов она собрала пятьдесят девять – неплохой результат. Ее дневной начальник – человек, которого она знала только как Йозефа, – произвел на нее должное впечатление.
Ванде повезло меньше. Не то чтобы Мэри так усердно работать помогала "удача"; это была чистая решимость и преданность делу. Но мышление Ванды отличалось от мышления Мэри. Для начала она была намного моложе (возможно, ей было около двадцати пяти, тогда как Мэри сейчас было тридцать два). Их задача, которую они должны были выполнить, заключалась в изготовлении пятидесяти снарядов в течение дня, поэтому пятьдесят девять снарядов Мэри были таким впечатляющим результатом.
После шести часов работы им дали десятиминутный перерыв. В этот момент было подсчитано количество изготовленных ими снарядов. Пока их было около двадцати трех, их обычно оставляли в покое.
Ванда собрала только девятнадцать.
Джозеф сердито отругал ее. Он вытащил ее из кресла и дал ей такую пощечину, что это сбило ее с ног. Но на этом он не закончил; продолжая кричать, он поднял ее на ноги. Затем вытащил свой пистолет. Мэри думала, что он собирается убить ее прямо здесь и сейчас. Но вместо этого он перекатил пистолет в руке и ткнул курком ей в нос. Раздался громкий треск – нос Ванды раскололся, из ноздрей хлынула кровь.
Ванде сказали, что ей еще нужно закончить пятьдесят единиц. Если она этого не сделает, то не получит никакого ужина. Остаток дня она работала усерднее, но успела закончить только сорок шесть снарядов. Верный своему слову, Йозеф позаботился о том, чтобы Ванда не поела.
Сейчас она спала на нижней койке в дальнем углу спальни. Без сомнения, она была голодна.
Женское общежитие было битком набито людьми. Оно было рассчитано на сорок человек, но сейчас их было по крайней мере вдвое больше.
Некоторые из них были рады разделить с товарищами постель, но многие – нет. Мэри лежала на полу и смотрела в потолок. Это была не самая удобная поза, но она чувствовала себя здесь вполне счастливой; в любом случае, она не спала.
Мириам лежала на кровати рядом с Мэри. Она тоже не спала.
Ее голова свесилась с края кровати, и она смотрела в пространство.
- Я не могу уснуть, - прошептала Мириам, не отрывая глаз от стены.
- Я тоже, - тихо ответила Мэри.
Мириам поерзала в постели и посмотрела на Мэри.
- Я все думаю о том, что сегодня случилось с Петром. Я все время думаю о том, что в следующий раз это могу быть я.
Мэри покачала головой:
- Это будешь не ты. Мы должны просто следовать их приказам. Какими бы отвратительными они ни были, мы должны признать, что являемся их пленниками. Придет наше время, мы выберемся отсюда. Но до тех пор мы должны просто делать то, что нам говорят.
- Я стараюсь. Правда, - сказала Мириам, сдерживая смех. - Но это не так просто. Сегодня утром у меня горели ноги. Они заставляют нас стоять там слишком долго.
- Я знаю. Я чувствую ту же боль, что и ты. Но мы ничего не можем сделать. Мы должны оставаться сильными.
- Но я не сильная. Не то что ты. Я была на грани обморока. Если бы Петр при этом не упал, это почти наверняка была бы я, избитая и застреленная.
Мэри протянула руку и положила ладонь на плечо Мириам.
- Не думай об этом. Мы пройдем через это. Мы все сможем.
На мгновение в общежитии воцарилась тишина. Мэри не знала, правда ли то, что она сказала; смогут ли они действительно пройти через это? Она не знала. Она не видела выхода. Только когда Гитлер и эти нацистские ублюдки будут побеждены, они снова увидят внешний мир. А к тому времени, когда это произойдет, может быть уже слишком поздно.
- А как насчет всех заключенных, которые исчезли? - спросила Мириам. - Что с ними случилось?
Мэри вздохнула. У нее не было ответа.
- Не знаю, - ответила она. Она даже не замечала, что они стали так часто исчезать, пока Мириам не указала ей на этот факт.
У нее не было возможности подумать об этом, но была одна вещь, которую она знала наверняка: маловероятно, что кто-то из этих людей все еще жив.
Словно прочитав мысли Мэри, Мириам спросила:
- Как ты думаешь, они еще живы?
- Не знаю, - ответила Мэри, решив, что ей лучше не делиться своими предположениями с Мириам.
- Но куда они могли их увезти?
- Я не знаю.
Мириам улыбнулась. Было приятно видеть, как она улыбается – хоть какое-то разнообразие; жизнь в концентрационном лагере была особенно тяжелой для нее.
- Ты мало что знаешь, правда, Мэри?
Мэри улыбнулась в ответ.
Внезапно дверь в спальню распахнулась, громко ударившись о стену. В комнату ворвался прохладный порыв ветра, а за ним и трое охранников. Вырисовываясь на фоне лунного света снаружи, они выглядели более устрашающе, чем обычно.
- Всем встать! - Крикнул один из охранников, размахивая винтовкой.
- Встать! - Крикнул другой охранник. - Встать на ноги!
Те, кто спал, теперь проснулись. Все заключенные вскочили на ноги.
Сердце Мэри бешено колотилось. У нее мелькнула ужасная мысль, что их по какой-то причине собираются наказать. Несколько раз их уже будили среди ночи.
В каждом из этих случаев их выводили во двор и заставляли выстраиваться в линию на всю ночь. Когда вы устаете, то, что и без того было трудной задачей, становится в десять раз труднее.
Затем ей пришла в голову мысль, что, возможно, их собираются казнить. Но это был не лагерь уничтожения, здесь не было газовых камер. Это был трудовой лагерь. Но все же это не помешало некоторым быть застреленными.
Нет. Дело было не в этом. Они все еще нуждались в своих пленниках, чтобы создавать свое оружие. Без принудительного труда война была бы проиграна.
Итак... Что же им нужно?
- Ты! - Крикнул один из охранников, направляя винтовку на робкую молодую женщину по имени Янина. - Сейчас же на улицу!
- Б... Но... Но куда вы меня т... ведете? - заикаясь, спросила Янина.
- У нас гости, - сказал охранник. - Ты приглашена на ужин.
- Что? Ужин? Почему?
- ПРЕКРАТИ, МАТЬ ТВОЮ, БОЛТАТЬ И ВЫМЕТАЙСЯ НАРУЖУ!
Янина разрыдалась. Охранник подался вперед, схватил ее за руку и выволок за дверь.
- Ты тоже, - сказал один из охранников, направляя пистолет на Алу. Ала была высокой и худой девушкой с длинными светлыми волосами. Мэри предположила, что ей не больше двадцати одного года.
- И ты, - сказал последний охранник, хватая Терезу за руку. В свои семнадцать лет Тереза была, возможно, самой молодой из заключенных. - Пошли отсюда.
Двое охранников вышли из комнаты, увлекая за собой Алу и Терезу. Как только они ушли, дверь захлопнулась и снова заперлась.
Внезапно комнату затопил ропот, заключенные начали лихорадочно обсуждать то, что только что произошло.
- Что это было? - спросила Мириам.
- Не знаю, - ответила Мэри. Она знала, что ее слова звучат как заезженная пластинка, но другого ответа у нее не было.
- Их действительно приглашают на ужин?
Мэри покачала головой:
- Я в этом сильно сомневаюсь.
- Так почему же они это сказали?
- Я не знаю.
- Мне это не нравится. Происходит что-то странное. А если они не вернутся?
Это была мысль – а что, если они не вернутся? Мэри знала, что, скорее всего, они не вернутся. Куда бы их ни везли, они почти наверняка будут убиты после того, как покончат с тем, что делали. Мэри сомневалась, что у них будет хоть какая-то еда.
- Они сказали, что у них гости, - сказала Мэри. - Я могу только предположить, что они имели в виду офицера СС, который прибыл сюда ранее. Я предполагаю, что их забрали для его развлечения.
- Ты имеешь в виду его сексуальное удовлетворение? И поэтому они выбрали девушек помоложе?
Мэри кивнула.
- Зачем выбирать девиц средних лет вроде нас, когда можно есть молодое, свежее мясо?
- Боже мой. Надеюсь, они благополучно вернутся обратно.
- Не сомневаюсь, - сказала Мэри. Конечно, она лгала: она ни на секунду не верила, что они когда-нибудь снова увидят этих трех девушек.
Закончив бормотать, остальные женщины забирались обратно в свои постели или возвращались на свои места на полу. Мириам забралась в постель, а Мэри присела на край.
- Жаль, что мы не можем им чем-нибудь помочь, - сказала Мириам, устраиваясь поудобнее.
- Мне бы тоже этого хотелось. Но мы ничего не можем сделать. Нам просто нужно выжить.
- Я уверена, что Бог на нашей стороне.
- Я надеюсь, что ты права, - сказала Мэри, хотя и сама не была уверена, насколько это правда. Она выросла в благочестивой еврейской семье. Ее отец был раввином в их синагоге. Она верила в Бога. Но ее вера подверглась испытанию, с тех пор как нацисты начали свое вторжение в Европу. Почему Бог позволил этому случиться с ними? Они были хорошими людьми – они не заслуживали ничего из этого.
Мириам зевнула.
- Спокойной ночи, Мэри, - сказала она.
- Спокойной ночи.
В ту ночь Мэри почти не сомкнула глаз.
Эти три девушки – Янина, Ала и Тереза – так и не вернулись. Не было их и на "построении" на следующее утро. Мириам – стоя вместе со всеми остальными в толпе – казалось, не заметила этого. Но Мэри это не устраивало: если они все еще были живы, то уже должны были вернуться. Это означало, что они уже мертвы.
Теперь они ничего не могли поделать. Они ничего не смогли бы сделать. Как Мэри сказала Мириам вчера вечером, все, что они могли сделать, это попытаться выжить сами.
По крайней мере, сегодня не было дождя. На самом деле погода была на удивление приятной. Небо было ясным, позволяя теплу солнца омывать собравшихся.
Но было не слишком жарко. Летом дела всегда шли гораздо хуже. Когда летнее солнце стоит над головой и обжигает вас, когда вы стоите там часами, чувствуя, что ваша плоть может расплавиться на ваших костях, вы начинаете чувствовать, что можете умереть в этот самый момент.
И многие люди действительно умерли.
Жара была слишком сильной; многих людей убило обезвоживание. Даже если обезвоживание не убивало их, любой, кто упадет в обморок (что случалось гораздо чаще в летние месяцы), будет избит – и часто убит, как и Петр накануне.
К счастью, сегодня утром жара была не такой уж сильной.
Как всегда, Шульц стоял в первых рядах толпы. Самодовольная улыбка на его лице сказала Мэри, что он доволен собой.
Чем именно он был доволен, она не знала. Но что-то его радовало – что-то, мрачно подумала Мэри, что, без сомнения, имеет какое-то отношение к тому, что он сделал с этими девушками прошлой ночью.
Рядом с Шульцем стояли охранники. Перед каждой группой стояла дюжина человек. Это было необычно; обычно их было всего восемь или девять. Это только показывало, сколько солдат они сюда привели. Казалось, им больше нечего было делать, кроме как стоять на страже "построения".
Краем глаза Мэри заметила Ванду. Девушка выглядела хрупкой. Она казалась изможденной. Ее кожа приобрела болезненный зеленовато-серый оттенок. Вчера Мэри помогла ей вымыться, смыть кровь с лица (Йозеф не позволил ей вымыться, пока остальные не поужинали). Однако Мэри ничего не могла поделать с ее сломанным носом; с этим Ванде придется научиться справляться самой.
Глаза у нее были черные, кожа вокруг них была красная и сильно опухшая.
С того места, где стояла Мэри, казалось, что Ванда дрожит и едва держится на ногах. Мэри была уверена, что именно Ванда сегодня упадет в обморок. Если это произойдет, ей почти наверняка придется выдержать жестокое избиение. Мэри не была уверена, сможет ли Ванда пережить такое.
Но тут слева от Мэри раздался шум, отвлекший ее внимание от Ванды.
Упала Роза, подруга Мэри. Она стояла в первом ряду. Люди что-то бормотали, словно умоляя ее встать.
Но было уже слишком поздно.
К тому месту, где лежала Роза, уже подошел сам Шульц.
- Вставай! - Сказал он.
Роза едва могла оторвать голову от земли.
- Вставай сейчас же или будешь страдать от последствий! - Сказал Шульц.
Роза положила ладони на землю и оттолкнулась. Это было бесполезно, она была слишком слаба.
- Ах ты, наглая маленькая дрянь! - Сказал Шульц. Он схватил Розу за волосы и потащил ее из толпы в переднюю часть двора. Роза ничего не могла сделать, чтобы остановить его.
- Нет! - Раздался голос среди заключенных.
Это был Стефан.
На какое-то мгновение Роза забыла о нем. Он был мужем Розы. Они были одной из немногих пар, которые не были разделены на лагеря. Мэри подружилась с ними обоими.
Стефан продвигался вперед, пробиваясь сквозь толпу.
- Роза! Нет! Пожалуйста, не трогайте ее!
В конце концов, Стефан заставил себя выбраться из толпы. Проходя через первый ряд, он споткнулся и упал на колени.
- Что все это значит? - спросил Шульц, все еще крепко сжимая в кулаке волосы Розы.
- Это моя жена. Пожалуйста, не трогайте ее.
- Твоя жена? Я думал, что мы разлучили все супружеские пары. Что ж, это очень интересно, не так ли?
- Пожалуйста. Умоляю вас. Не делайте ей больно.
Шульц кивнул двум охранникам. Они поспешили туда, где Стефан все еще стоял на коленях, подняли его на ноги и повели туда, где теперь стоял Шульц, возвышаясь над женщиной, свернувшейся в кучу у его ног. Оказавшись там, один из охранников взмахнул винтовкой, и приклад больно ударил Стефана по коленям. Стефан со стоном опустился на землю.
- Так это твоя жена? Вы давно женаты?
- Да, - сказал Стефан со слезами на глазах. - Мы женаты уже девять лет.
- Да, это долгий срок, не правда ли?? У вас есть дети?
Стефан кивнул.
- Дочь.
- И что с ней случилось?
- Вы, чертовы нацистские ублюдки, убили ее!
Шульц расхохотался. Даже охранники не могли удержаться от смеха. У всех на лицах растянулись глупые улыбки. Как будто это была самая смешная шутка, которую они когда-либо слышали.
- И ты видел, как она умерла?
Стефан посмотрел на землю и покачал головой.
- Нет.
- Значит, ты не видел, как кто-то перерезал ей горло? Ты не видел, как кто-то вышиб ей мозги? Ты не видел, как ее безжизненный труп извлекли из кузова грузовика?
- Нет.
- Тогда, возможно, она не умерла.
Стефан посмотрел на Шульца. Оттуда, где стояла Мэри, она не могла точно сказать, но ей показалось, что в глазах Стефана мелькнул проблеск надежды. Даже Роза смогла поднять голову при мысли о том, что ее дочь все еще жива.
- Так вот, - продолжил Шульц. - Вполне возможно, что она еще жива. Видите ли, мы не убиваем всех детей. Мы часто продаем их богатым педофилам по всей Европе!
Со стороны охранников донесся еще один хор смеха.
Роза снова уронила голову на землю. Стефан стиснул зубы. Он выглядел так, словно готов был убить Шульца. Мэри молилась, чтобы он ничего не сделал; даже попытка, скорее всего, приведет к его мгновенной (или длительной и мучительной) смерти.
- Ладно, - сказал Шульц. - Вернемся к текущему вопросу. Твоя жена вела себя совершенно неуважительно. Все, о чем я прошу, это чтобы вы стояли по стойке смирно и оказали мне уважение, которого я заслуживаю. Те, кто откажется это сделать, должны быть наказаны.
- Пожалуйста, - сказал Стефан, едва не подавившись комком мокроты.
- Ты ничего не сможешь сделать.
- Она не хотела проявить неуважение. Мы устали и голодны. Мы не можем стоять здесь так долго.
- Если я говорю вам что-то сделать, вы это делаете. А теперь даже ты проявил полное пренебрежение к моему превосходству. Теперь вы оба будете наказаны.
- Делайте со мной все, что хотите. Убейте меня, если сочтете это уместным. Но оставьте ее в покое.
Шульц нахмурился. Он не выглядел удовлетворенным. Он перешагнул через Розу и встал перед Стефаном. Затем он присел на корточки, так что они со Стефаном оказались лицом к лицу.
- Мне кажется, ты пытаешься отдавать мне приказы. Разве я подчиняюсь твоим приказам? Я сделаю все, что захочу, и с тобой, и с твоей женой-шлюхой.
Шульц встал. Он повернулся и вернулся на прежнее место, снова перешагнув через Розу. Он повернулся к Стефану.
- Я сделаю все, что захочу, - сказал Шульц, и на его лице появилась ехидная усмешка. - Как и каждый из моих людей.
Шульц кивнул охранникам.
Они тут же бросились в бой. Двое мужчин схватили Розу и подняли на ноги. Другой мужчина вытащил нож и разрезал одежду Розы, обнажив ее истощенное тело. Ее ребра были видны сквозь кожу, как и бедра.
- Нет! - Завопил Стефан. - Пожалуйста! Не надо!
Его проигнорировали.
Подошел четвертый охранник. Он схватил Розу за талию, поднял и швырнул в грязь. Теперь, лежа лицом вниз, Роза ничего не могла сделать, так как мужчина навалился всем своим весом на ее ноги.
Мужчина расстегнул брюки, сунул руку внутрь и вытащил свой уже эрегированный пенис. Затем он ввел его во влагалище Розы.
Роза закричала изо всех сил.
Мэри не могла поверить своим глазам. Это было отвратительно. Она видела людей, убитых самыми ужасными способами. Но она никогда раньше не видела, как кого-то насилуют. Конечно, она слышала истории о сексуальных домогательствах. Но никогда ничего более откровенного, чем это.
Мужчина продолжал двигать бедрами, входя и выходя из Розы, пока внезапно не остановился, и его тело напряглось. Он застонал, его ягодицы задергались, когда он наполнил влагалище Розы своей спермой.
- Нет! - Воскликнул Стефан. - Боже милостивый, нет!
- Ты зря тратишь время, молясь Богу, - сказал Шульц. - Бог не терпит евреев.
Затем он кивнул другому охраннику. Этот мужчина расстегнул ремень, вытащил свой член и стал поглаживать его, пока он не стал твердым. Затем настала его очередь трахать Роуз.
Мэри почувствовала тошноту, как будто ее вот-вот вырвет. Она ничем не могла помочь. Там было много охранников, и их оружие все еще было нацелено на толпу. Она и другие женщины не могли ничего сделать, только смотреть, как каждый из мужчин по очереди насилует Розу.
Это продолжалось, казалось, несколько часов. Каждый мужчина по очереди возился с Розой, наполняя ее своей спермой. Один из мужчин – возможно, седьмой или восьмой в очереди – перевернул Розу на спину, чтобы сжимать и ласкать ее груди, насилуя ее.
Пока все это происходило, Стефан отказывался смотреть. Он рухнул на бок и теперь лежал, всхлипывая в мокрую грязь.
Последний охранник громко застонал, выгибая спину, кончая глубоко в Розу. Затем он вышел, засунул свой теперь уже вялый пенис обратно в штаны и ушел.
- Отлично, - сказал Шульц. - Похоже, мы закончили.
Стефан поднял голову. Его щеки пылали.
Шульц продолжил
- А теперь живот твоей жены полон немецкой спермы. К сожалению, я не могу оставить ее там; кто знает, какая отвратительная мерзость может родиться. - Шульц наклонился и сунул руку в ботинок. Он достал из сапога кинжал.
- Нет, - взмолился Стефан. - Не делай этого. Ты не можешь это сделать.
- В самом деле? - спросил Шульц, присев на корточки рядом с Розой. - Я совершенно уверен, что могу.
- Нет...
Шульц не слушал. Он повернул кинжал в руке и вонзил его в живот Розы.
Роза ахнула. Она не закричала – она не могла, у нее больше не было на это сил.
Однако Стефан закричал.
- НЕТ! РОЗА! О, СВЯТАЯ МАТЕРЬ! НЕТ!
Шульц улыбался, поворачивая лезвие в животе Розы.
Кровь хлынула из раны, покрыв все ее тело. Шульц вытащил кинжал и вонзил его обратно. Он вырвал его еще раз, затем несколько раз ударил Розу в грудь и живот, по крайней мере – по мнению Мэри – тридцать раз.
Мертвая Роза лежала в луже крови в передней части двора.
Стефан все еще кричал, по его лицу текли слезы, когда Шульц кивнул одному из своих охранников, который тут же всадил ему пулю в затылок.
Шульц вытер кинжал и сунул его обратно в сапог. Затем он обратился к толпе:
- И так, - сказал он. - Вот почему вы всегда должны подчиняться нашим приказам.
Пленники стояли в ошеломленном молчании. Мэри не удивилась. Ей все еще было плохо; без сомнения, как и многим другим.
- Тогда ладно, - сказал Шульц. - Пойдем поработаем.
Отто определенно наслаждался своей работой, это было ясно видно. Даже сам Шульц получал удовольствие, наблюдая, как он занимается этим, разделывая пленников и готовя из них вкусные блюда. После того как война закончится и Германия возьмет под свой контроль Европу, а все евреи будут стерты с лица планеты, из Отто, без сомнения, получится превосходный повар.
Ханке покинул лагерь на следующий день. Вечером по прибытии ему подали восхитительную еду, приготовленную из лучших кусочков человеческого тела.
Во-первых, он съел обожженный язык. Молодая девушка, у которой был добыт этот язык, – ей было не больше двадцати – пыталась возражать. Она умоляла, как они всегда умоляли. Но ее слова не были услышаны (конечно, в случае Отто, который нашел какой-то способ перекрыть крики и непрекращающиеся мольбы). Отто плоскогубцами вытащил у нее изо рта язык и растянул мышцу на всю длину, прежде чем с легкостью отрезать ее. Шульц наблюдал за этим – он был удивлен, увидев, как легко лезвие рассекло мясо ее языка.
Как только он был удален из ее тела, Шульц немедленно поджарил язык. Девушка наблюдала за этим, в то время как кровь каскадом стекала по ее нижней губе и подбородку; ее язык был приготовлен, слегка почерневший с обеих сторон, ровно настолько, чтобы запечатать сок внутри него.
Ханке отметил, что ему очень понравился этот язык. Эти замечания были переданы и Отто, и девушке, которая, казалось, не слишком оценила комплимент.
Затем Отто приготовил восхитительное рагу. Он нарезал кубиками овощи (морковь и картофель) и поставил их вариться, прежде чем приступить к мясу. Он снова наточил свой нож, прежде чем осторожно срезать филе мяса с бедра девушки. Девушка потеряла сознание на середине действия. Это не проблема – ей не нужно было быть в сознании, чтобы Отто мог удалить части ее тела– и, вероятно, для нее же было лучше, что она не могла видеть, что осталось от ее ноги, так как вся мышца бедра была удалена и ее бедренная кость была обнажена. Мясо, добавленное в кастрюлю, варилось всего полчаса – еще немного, и мясо высохло бы и потеряло всю свою доброту.
Ханке понравилось тушеное мясо, но не так сильно, как язык.
Наконец ему подали деликатес, который самому Шульцу довелось отведать лишь однажды. Отто взял нож с коротким лезвием и вонзил его в запястье девушки. Боль от этого заставила ее очнуться. Она оставалась в сознании (хотя Шульц хотел бы, чтобы она не просыпалась – он едва мог вынести ее крики), когда Отто круговыми движениями вытащил нож, разрезая ее плоть и перерезая сухожилия. Ему потребовалось меньше минуты, чтобы отделить ее руку.
Затем обжарил отрубленную руку во фритюре, пока кожа не стала хрустящей.
Шульц до сих пор помнил, как попробовал жареную во фритюре руку – вкус был безупречен. Соки внутри мяса, которые лились на его язык, когда зубы соскребали мясо с костей, были самыми вкусными, которые он когда-либо пробовал. Ханке был с ним полностью согласен.
Всего через несколько часов после отъезда Ханке прибыл еще один грузовик с солдатами, а с ними и еще один высокопоставленный офицер СС – Мартин Борман.
Борман был личным секретарем Гитлера. Где бы ни находился Гитлер, Борман всегда был рядом с ним.
Шульц отдал честь, сразу узнав Бормана. Борман отсалютовал в ответ, но затем взволнованно пожал руку Шульцу.
- Мне не терпится попробовать то, что вы приготовили для меня, - сказал он высоким голосом, похожим на голос восторженного ребенка.
- О да, - сказал Шульц. - Что ж, если вы последуете за мной, я отведу вас в столовую, которую мы подготовили для вас.
- Почти.
- О, хорошо! У меня урчит в животе!
Шульц рассмеялся. Он взмахнул вытянутой рукой, ведя Бормана по дороге.
- Тогда... Сюда, пожалуйста.
Кабинет был переоборудован в небольшую столовую, чтобы офицеры могли спокойно наслаждаться едой, вдали от грязи солдатской столовой. На каждой стене висело по флагу со свастикой – эмблемой СС и нацистов. В центре комнаты стоял тяжелый дубовый стол, служивший обеденным столом. Шульц принес свой стул для обедающих, так как прекрасно знал, что его стул – с высокой спинкой и широкими подлокотниками, красиво обитый толстой зеленой кожей – был самым удобным во всем лагере. В углу комнаты стояла полностью заполненная винная стойка.
Комната произвела на Бормана впечатление. Он сел за стол.
На столе уже стоял бокал с вином. Шульц взял со стойки бутылку вина и штопором вытащил пробку. Затем он налил Борману стакан.
- Если хотите, подождите здесь и наслаждайтесь вином, - сказал Шульц. - Я пойду и сообщу на кухне, что вы готовы.
- Спасибо, - сказал Борман, потягивая вино.
Шульц прошел по коридору через дверь, которая вела прямо на кухню. Отсюда он попал на бойню.
Отто был занят выдалбливанием трупа женщины. Вся передняя часть ее груди была отрезана, плоть содрана, а грудная клетка удалена. Теперь Отто руками в перчатках вытаскивал ее внутренние органы и бросал их в ведро. К тому времени, как он закончит, ее позвоночник будет виден сквозь грудную полость.
Можно было с уверенностью сказать, что эта женщина мертва.
Однако другая женщина была еще жива. Она была обнажена и привязана к стальному столу, ее руки и ноги были стянуты кожаными ремнями.
- Отто, - сказал Шульц, входя в комнату. - Борман здесь. Он готов.
- Ладно, - сказал Отто. - Просто дай мне секунду.
Затем он высосал кровь из пальцев своих перчаток, размазав ее по лицу, прежде чем снять их и бросить на стол.
- Пожалуйста, сэр, - сказала женщина, прерывисто дыша. - Не делайте этого со мной. Я сделаю все, что угодно.
Шульц подошел к женщине. Он почувствовал, как по его лицу расползается улыбка. Он находил в высшей степени забавным, что эта женщина только что наблюдала, как потрошат другую женщину (возможно, ее подругу?), и все же она все еще думала, что, возможно, есть какой-то способ остаться живой.
- Мне очень жаль, - сказал Шульц, улыбаясь женщине. - Но у нас гость, и он голоден. Мой друг Отто собирается отрезать кусочки от твоего тела, а потом мы скормим их нашему гостю.
- Нет! - Всхлипнула женщина. - Пожалуйста... Я сделаю все, что угодно. Я позволю вам трахнуть меня.
Шульц усмехнулся в ответ.
- Если бы я хотел тебя трахнуть, я бы это сделал. Ты же не можешь меня остановить, правда? Но с другой стороны, почему я должен хотеть засунуть свой член в пизду такой грязной еврейки, как ты?
Женщина продолжала плакать.
Шульц кивнул Отто, который подошел с заточенным ножом в руке.
Женщина с ужасом в глазах смотрела, как приближается Отто. Он переместился между ее ног и раздвинул их. Женщина визжала и извивалась, пытаясь вырваться, но безуспешно.
Отто просунул нож между ног женщины и начал резать, разрезая кожу по обе стороны ее влагалища.
Женщина закричала, когда лезвие рассекло ее плоть.
- Убедись, что ты вырезал все, - сказал Шульц. - Включая клитор.
Отто продолжал работать.
Женщина продолжала кричать.
Довольно скоро Отто смог отодрать женские половые органы. Шульц был удивлен тем, как легко это получилось у Отто.
Все осталось нетронутым, половые губы и клитор все еще были связаны вместе.
Крики женщины стихли. Она глубоко вздохнула, когда кровь начала собираться на столе под ней.
Отто положил вульву женщины в миску с листьями салата. Затем он передал чашу Шульцу, и тот быстро вышел из комнаты.
Борман заглянул в протянутую ему миску.
Он выглядел одновременно заинтригованным и возмущенным. Он взял нож и вилку и отрезал кусок мяса.
Затем он поднял кусок мяса, насаженный на конец вилки, и осмотрел его. Затем положил его в рот и начал жевать.
- Ну? - спросил Шульц.
Борман проглотил мясо.
- Очень хорошо, - сказал Борман. - Возможно, немного солоновато. Но очень хорошо.
- Превосходно. Ладно, я оставлю вас и вернусь со следующим блюдом.
- Спасибо. - Борман сделал глоток вина, прежде чем снова попробовать лежащую перед ним вагину.
Когда Шульц вернулся на бойню, он был потрясен, обнаружив, что Отто лежит на кричащей женщине, толкаясь бедрами и трахая то немногое, что осталось от ее искалеченного влагалища.
- Ты действительно отвратительный человек, Отто, - сказал Шульц.
Отто хрюкнул, кончая в женщину. Затем он оглянулся через плечо.
- Просто хотел повеселиться, - сказал он
- Я думал, ты получаешь достаточно удовольствия от того, что режешь этих ублюдков.
- Ага... Что ж... Я просто отрезал ей киску и должен был попробовать… Кровь на самом деле получилась неплохой смазкой.
Шульц покачал головой.
- Я очень рад за тебя. Мы готовы к следующему блюду.
Затем Борману подали блюдо с вареными субпродуктами. Он жаловался, что кишки слишком жесткие, но остальное мясо было, по его словам, чрезвычайно вкусным. Затем ему подали щеки женщины. Отто получал огромное удовольствие, снимая их с лица женщины; он, черт возьми, чуть не впал в истерику, когда ее рот расширился еще больше, когда было удалено еще больше плоти. Борман съел их с таким же удовольствием.
На следующий день, менее чем через час после отъезда Бормана, в лагерь прибыл Генрих Гиммлер.
Как и в случае с Борманом, Шульц проводил Гиммлера в столовую, где ему подали тонко нарезанную ягодицу с капустой и поджаренное на огне предплечье.
Гиммлер сделал особый заказ на заключительную часть своей трапезы, к которой Шульц не совсем был готов. Все, что он до сих пор ел, было взято из тела молодой девушки. Но то, о чем он просил, ни при каких обстоятельствах не могло быть получено от женщины.
Гиммлер хотел съесть пенис.
И яички.
Шульц приказал одному из охранников привести молодого человека с их дежурства в зале труда; они, без сомнения, охотно пришли бы, если бы верили, что получают какую-то передышку.
Но передышку они, конечно, не получат. Отнюдь. Как только они вошли в кухню, Отто обхватил их руками за грудь, прижимая к бокам. Затем он затащил их на бойню и привязал к стулу.
- Что это за ад? - Пожаловался мужчина.
- Ад? - переспросил Отто. - О, это не ад. Мы еще не добрались туда. - Затем он принялся разрезать брюки мужчины.
Мужчина заерзал на стуле.
- Какого черта ты со мной делаешь?
- Оглянись вокруг? Ты сам не можешь догадаться?
По выражению его лица Шульц понял, что у него не было возможности как следует осмотреться. Его глаза расширились, когда он посмотрел на труп женщины, которую вчера скормили Борману. С нее сняли большую часть плоти; руки и ноги были ободраны до костей. Ей вспороли живот и вынули внутренности.
- О Боже мой! О БОЖЕ МОЙ!
- Боюсь, что теперь Бог тебе не поможет. - Отто подошел к нему с секатором в руках. Он обхватил своей большой рукой пенис мужчины и вытащил его наружу.
- Нет! Пожалуйста, не надо!
Отто поместил пенис между лезвиями секатора и сжал рукоятки. Плоть пениса сжалась, прежде чем лезвиям наконец удалось разрезать кожу.
Мужчина стиснул зубы и закричал. Кровь брызнула из оставшегося обрубка, покрывая его ноги и стул, на котором он сидел.
Затем Отто вынул яички мужчины и положил их рядом с отрезанным пенисом на тарелку.
Шульц наблюдал, как Гиммлер сунул в рот первое яичко. Он перекатил его языком к задней части рта и прикусил. Послышался хруст, когда коренные зубы Гиммлера быстро справились с ним.
- Э-э... На вкус они несколько кисловаты. Совсем не то, чего я ожидал.
Гиммлер уехал на следующий день, а вскоре должен был приехать и Йозеф Геббельс.
Геббельс был театральным человеком. Он был ответственным за все средства массовой информации и пропаганду. Именно из-за этого факта Шульц решил, что специально для Геббельса они должны попытаться создать что-то более диковинное, чтобы удовлетворить его более причудливые вкусы.
Геббельс сидел за столом и наслаждался бокалом вина, ожидая прибытия своего обеда.
Когда Шульц вошел в комнату, он нес с собой блюдо, покрытое клошем из нержавеющей стали. Он поставил блюдо перед Геббельсом и снял крышку.
Глаза Геббельса расширились.
Он увидел женскую голову, стоявшую прямо, на оставшемся обрубке ее шеи. Ее глаза были открыты и смотрели на него, стеклянные и безжизненные.
Геббельс улыбнулся. Он посмотрел на Шульца.
- Я должен съесть всю голову целиком? С чего мне начать?
- Эм-м-м, - сказал Шульц, взяв голову за волосы. - Не всю голову. Только то, что внутри.
Геббельс не заметил горизонтальный разрез на лбу. Но когда Шульц убрал руку, он снял с головы верхнюю часть черепа, обнажив серый мозг под ним. Геббельс вынужден был признать, что это произвело на него должное впечатление.
Геббельс ножом и вилкой разрезал мозг и съел его маленькими кусочками, прямо из головы. Он описал это так: "Экстраординарно".
- Ну что ж, - сказал Геббельс, вставая из-за стола с набитым животом. - Должен признаться, мне это очень понравилось. Я уверен, что фюреру это понравится не меньше, чем мне.
- Фюрер? - переспросил Шульц. - Он приедет?
- О да! Тебе не сказали?
- Хм... нет, насколько я помню, нет.
- Что ж, вам следует немедленно начать приготовления, он прибудет через два дня, - сказал Геббельс, выходя в открытую дверь столовой.
После ужина заключенным дали тридцать минут отдыха, а затем отправили обратно в спальни. Это время они проводили во дворе, независимо от погоды (Мэри стояла там в любую погоду, от палящего солнца до ледяного снега), где всем заключенным, мужчинам и женщинам, разрешалось смешиваться. Время отдыха было далеко не расслабляющим; трудно расслабиться, когда тебя окружают нацисты, их винтовки направлены в твою сторону, а пальцы на спусковом крючке чешутся выстрелить.
Тем не менее, это давало заключенным возможность поговорить вдали от любопытных глаз и вне пределов слышимости тех, кто, возможно, не хотел бы вмешиваться в их разговоры.
- Вы его видели? - спросила Мириам, подходя к Мэри и Густаву, которые сидели в углу двора.
- Кого? - спросил Густав.
- Ты его не видела? Обычно ты видишь всех, кто приезжает и уезжает отсюда.
- Не видела кого, Мириам? - спросила Мэри.
- Очевидно, сегодня здесь был Йозеф Геббельс.
- Геббельс? - воскликнул Густав с неподдельным шоком на лице. - Парень из пропаганды?
Мириам кивнула.
- Я сама его не видела, но София говорит, что это точно он. Она видела, как он уезжал сегодня днем.
У Мэри не было причин сомневаться в этом. Недавно в лагере побывало несколько высокопоставленных эсэсовцев.
- Итак, мы видели здесь Гиммлера, Ханке и Бормана, а теперь еще и Геббельса. Какого черта они все сюда едут? Что такого особенного в этом месте?
- Не знаю, - ответила Мириам. - Но я слышала кое-что еще.
- Да? И что же?
- Судя по всему, завтра сюда должен прибыть сам фюрер.
- Фюрер? - почти взволнованно переспросил Густав. Мэри знала, что на самом деле это не волнение, не то радостное возбуждение, которое испытывают люди, встречая своих любимых кинозвезд. Нет, это совсем другое.
Густав был в состоянии шока, и его возбуждение, вероятно, было вызвано фантазией, которая была у многих заключенных здесь; они бы отдали все, чтобы обхватить руками шею Гитлера и сжать ее так сильно, пока его глупая маленькая голова не оторвется от его гребаных плеч в каскаде крови.
- То есть сам Гитлер? - уточнила Мэри, чтобы убедиться, что она все правильно поняла. - Он приедет сюда?
- Именно это они и говорят.
Мэри умолкла, когда на нее нахлынули тысячи мыслей. Зачем Гитлеру посещать этот лагерь? Это была настоящая свалка. Но, с другой стороны, она не бывала ни в одном из других нацистских концентрационных лагерей. Может быть, этот был сравнительно роскошным? Сомнительно.
Если Гитлер действительно будет здесь, смогут ли они что-нибудь сделать? Если бы они могли добраться до него, если бы они могли убить его... они вполне могут положить конец войне.
- Мы должны попытаться убить его, - сказала Мэри.
- Что? - спросила Мириам, внезапный шок от слов Мэри обрушился на нее, как кувалда.
- Подумай об этом. Если мы сможем убить его, то сможем положить конец этой войне. Он их лидер. Без него они ничто.
- Да, - согласился Густав. - Но это почти невозможно. Представьте себе, какая охрана будет его окружать.
Он был прав. Не было ни малейшего шанса, что кто-нибудь из них сможет приблизиться к нему. Если кто-нибудь из них осмелится попытаться, они будут убиты мгновенно. Либо так, либо их схватят и замучают до смерти. Ни один из вариантов не был идеальным.
- Но Мэри права, - сказала Мириам. Мэри с удивлением обнаружила, что Мириам соглашается с ней, так как обычно Мириам была довольно застенчивой и робкой. Одной мысли о том, чтобы кого-нибудь убить, было бы достаточно, чтобы отвратить ее от такого разговора. Сейчас это явно было не так, особенно когда речь шла о таком злобном ублюдке, как Адольф Гитлер.
- Мы должны что-то сделать. Если мы этого не сделаем, то все можем превратиться в фарш.
- Что ты имеешь в виду? - спросила Мэри.
- Ты серьезно не заметила? Теперь здесь еще больше солдат. А нас стало меньше. В течение этой недели, пока эти офицеры приезжали и уезжали, мы потеряли по меньшей мере пятьдесят человек.
Мэри оглядела двор. Мириам была права: многие из них исчезли на этой неделе, а Мэри даже не заметила.
Внезапно Мэри осенила ужасная мысль.
- О Боже, - прошептала она, едва осмеливаясь думать вслух. - Ты сказала, что мы превратимся в фарш. Почему ты так сказала? Это просто еще один способ сказать "умрем", не так ли?
- Нет. Подумай сама – куда делись все эти заключенные? Зачем им понадобилось убивать так много из нас?
- Чтобы освободить место для охраны?
- Нет. Я имею в виду, что сейчас никто из нас не делит постель с нацистом, не так ли?
- Ну и что? Еда? Они убивают нас, чтобы одним ртом стало меньше?
- Я так не думаю. Они могут убить дюжину из нас, и наших жалких ужинов все равно не хватит, чтобы накормить одного человека. Не говоря уже о солдате.
- Я не понимаю. О чем ты, Мэри?
- Они не кормят их нашей пищей – мы и есть еда!
Густав от души рассмеялся.
- Мэри, - сказал он, с трудом сдерживая смех. - Ты с ума сошла! По-моему, ты пробыла здесь слишком долго!
Выражение лица Мириам было гораздо суровее.
- Нет, - ответила Мэри. - Если задуматься хотя бы на секунду, это единственное, что имеет смысл.
- Единственное, что имеет смысл? - снова рявкнул Густав. – Какой в этом смысл?
- Неужели ты всерьез решил оставить это в прошлом? - спросила Мириам, призывая Густава последовать за ней, туда, где патрулировали стражники. - Я знаю, что нет.
Лицо Густава довольно быстро напряглось.
- Они убивают нас не просто так, - сказала Мэри. - Наш труд слишком ценен для них. Значит, они нашли способ получить от нас еще больше пользы. А теперь, когда здесь так много солдат, они должны их чем-то кормить. Они кормят их нами!
Лицо Густава вытянулось, когда его осенило. Мэри была права.
- Так что же нам делать?
- Нашим главным приоритетом должно быть то, чтобы мы все убрались отсюда. Но пока мы этим занимаемся, нам следует избавиться от этого злобного ублюдка.
- Ты хочешь убить Гитлера?
Мэри кивнула.
- И как ты предлагаешь это сделать?
Мэри промолчала. Она оглядела двор, чтобы убедиться, что вокруг никого нет, и прислушалась к тому, о чем они говорят. Она наклонилась ближе и сказала:
- У меня есть идея.
Фюрер прибыл на следующий день.
Шульц приложил все усилия, чтобы убедиться, что весь лагерь находится в том состоянии, которого, по его мнению, ожидал фюрер.
Он предполагал, что у него будут очень высокие стандарты. Шульц не хотел его расстраивать. Это никогда не казалось хорошей идеей.
Утром по прибытии Шульц решил отменить труд заключенных. Он нуждался в них в лагере, работая над приведением этого места в надлежащий вид. В то утро Шульц не заставлял заключенных выстраиваться в шеренгу, что, похоже, подняло им настроение. Однако это настроение вскоре рассеялось, как только они поняли, сколько непосильной работы им еще предстоит сделать.
Но с другой стороны, сделать можно было очень многое. Шульц много раз жаловался на состояние их зданий и ограждения по периметру.
К счастью, заключенные, казалось, еще не поняли, в каком плохом состоянии находится забор; это, несомненно, был легкий способ сбежать. Но жаловаться ему было не на кого, кроме как на себя. Конечно, никто не стал бы слушать, не говоря уже о том, чтобы что-то с этим сделать.
Итак, заключенные приступили к делу: мыли полы и стены, ремонтировали крышу там, где панели сдвинулись или были полностью оторваны штормовыми ветрами, которые иногда проносились насквозь.
Шульц лично отобрал дюжину человек для работы на заборе. Их сопровождала дюжина охранников, по одному на каждого. Они заменили небольшие участки стальной сетки и убедились, что они надежно прикреплены к железным столбам. Охранники получили строгие инструкции: если кто-нибудь из них попытается сбежать, его немедленно расстреляют. Никто из них не пытался убежать. Шульц проверил их работу после того, как они закончили, и должен был признать, что впечатлен.
Затем он приказал охранникам все равно расстрелять в этих людей, так как не хотел, чтобы они раскрыли какие-либо возможные неисправности в заборе кому-либо из других заключенных. Видит Бог, последнее, в чем нуждался Шульц, так это в побеге, и уж точно не в то время, когда прибудет фюрер.
Шульц получил известие, что фюрер прибудет около 14.00.
В 13.00 он приказал вывести заключенных во двор и выстроить в шеренгу, как это происходило каждое утро. Конечно, он ничего им не сказал, но твердо намеревался оставить их стоять там до ужина. Он знал, что такое проявление превосходства произведет впечатление на фюрера.
Ровно в 14.00 к внешним воротам лагеря подъехала машина. Там уже ждал Шульц с двумя охранниками.
С того места, где стояли заключенные, они не могли видеть фюрера, когда он вышел из машины, а его шофер обошел машину, чтобы открыть ему дверцу. Они не могли увидеть его безупречно опрятный мундир или изящно начищенные ботинки. Но Шульц видел его и испытывал благоговейный трепет.
Как только дверца машины открылась, Шульц отдал честь. Стражники последовали его примеру.
Фюрер Адольф Гитлер не торопился вылезать из машины. Он был одет в светло-коричневую форму, аккуратно выглаженную, с черным галстуком на шее. Его усы были аккуратно подстрижены, а черные как смоль волосы зачесаны набок. Он стоял перед Шульцем, даже не глядя ему в глаза. Вместо этого глаза Гитлера не отрывались от шляпы, которую он держал в руках. Он осмотрел ее, перевернул и надел шляпу на голову и, наконец, отдал Шульцу честь в ответ.
Затем Шульц и Гитлер вместе в сопровождении двух охранников направились в лагерь.
- Надеюсь, вы подготовились к моему приезду? - спросил Гитлер.
- Определённо, - сказал Шульц. - Я неустанно работал над тем, чтобы все было так, как вам хотелось бы.
- Вы работали не покладая рук? Или ваши пленники работали не покладая рук?
- Конечно, мой фюрер. Вы очень проницательны. Мои пленники приложили большую часть физических усилий. Я не могу сказать, что они работали, однако, "без устали". К сожалению, они быстро устают.
Гитлер слегка улыбнулся. Это чрезвычайно обрадовало Шульца.
- Да, - сказал Гитлер. - Такова природа евреев. У них нет силы духа, необходимой для ручного труда.
- Ну, нам удается получить от них достаточно помощи в военных действиях.
- Рад это слышать.
Они пошли по дороге дальше, пока не миновали двор.
Только сетка стального забора отделяла оставшихся пленных от Гитлера. Когда они проходили мимо, пленники начали что-то бормотать, шипя себе под нос. У Шульца упало сердце. Как они смеют оскорблять фюрера? Как они смеют оскорблять его!
Шульц помолчал. Гитлер остановился рядом с ним.
- Вон тот, - сказал Шульц одному из охранников и направил его к одному из мужчин в первом ряду. У этого человека был особенно яростный взгляд. - Приведите его ко мне.
Охранник послушно подошел к мужчине, схватил его за руку и потащил к забору, где ждал Шульц.
- Ты хочешь что-то сказать? - спросил Шульц. Но мужчина, казалось, не слушал его; его глаза были прикованы к фюреру. - Эй! Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
Внезапно мужчина перевел взгляд на Шульца.
Шульц оглядел мужчину.
- Ты хочешь что-то сказать? - повторил он.
- Нет, сэр, - ответил тот.
- Неужели? У тебя такой вид, будто тебе не терпится что-нибудь сказать. Что бы это могло быть? Ты надеялся, что тебя представят фюреру?
Мужчина просто смотрел в ответ.
- Боюсь, этого не произойдет. Для вас даже находиться в ста километрах от него – уже слишком большое оскорбление. Ты не заслуживаешь дышать одним воздухом с ним.
Шульц быстро вытащил из-за пояса маленький пистолет, направил его через забор и нажал на спусковой крючок.
Пуля проделала дыру во лбу мужчины. Задняя часть его черепа, казалось, лопнула, извергая смесь размятых мозгов и крови.
По толпе заключенных прокатилась волна шока. Был слышен каждый их раздраженный вздох.
Шульц вернул пистолет в кобуру и пошел дальше. Гитлер улыбался, он снова казался впечатленным.
- Вы хорошо обращаетесь с пленными, - сообщил он Шульцу.
- Хотелось бы так думать, - ответил Шульц. - Они должны знать свое место в обществе. Они должны понимать, что их уважают не больше, чем таракана. Может быть, даже муравья.
Гитлер рассмеялся.
Шульц проводил Гитлера до столовой, которая была тщательно убрана и подготовлена к его приезду. Флаги были сняты. Их почистили и выгладили, прежде чем снова повесить на каждую стену. На винном стеллаже стоял ассортимент изысканных вин. Стол был отполирован до блеска. Кроме того, в комнату внесли шезлонг, обитый гладким бархатом, и поставили у боковой стены.
Первым в комнату вошел Шульц. Он распахнул дверь и впустил Гитлера внутрь. Войдя в комнату, Гитлер с удивлением обнаружил, что на шезлонге сидит одна из женщин-охранниц. Она была полностью обнажена, ее стройное тело было открыто взору. Шульц лично выбрал эту женщину, выбрав самую молодую и привлекательную из своих сотрудниц. Он сказал ей, что ей будет оказана великая честь исполнить сексуальные желания фюрера. Она сказала, что будет рада сделать это, что это будет честью для нее. Она тут же встала.
- Майн фюрер, позвольте представить вам Хелену Шмидт, - сказал Шульц.
- Майн фюрер, - сказала она. - Я здесь, чтобы исполнить любое ваше желание. Скажите мне, что вы хотите, чтобы я сделала, и я сделаю это. - Она соблазнительно прошмыгнула через комнату. Оказавшись рядом с Гитлером, она прижалась грудью к его руке и погладила по спине.
Шульц заметил, как хитрая усмешка растянула уголки рта Гитлера.
- Я потребую, чтобы она надела противогаз, - сообщил Гитлер Шульцу.
- Я уверен, что это можно устроить.
Хелена все еще улыбалась.
- Очень хорошо.
Шульц прошел вглубь комнаты. На столе стояло блюдо, покрытое клошем. Шульц взял блюдо и вернулся на свое место рядом с Гитлером.
- Оставляю вас в покое, - сказал Шульц. - Но прежде чем я уйду, могу я предложить вам закуску?
Шульц поднял с блюда клош. На блюде лежали крекеры. Каждый был намазан маслом. А на каждом крекере лежало глазное яблоко, идеально круглое, с коротким обрубком стебля, все еще оставшимся там, где они были вырваны из соответствующих глазниц.
Гитлер посмотрел на крекеры, а глаза снова посмотрели на него.
- Не возражаю, - сказал он, поднимая брови. Он взял один из крекеров, поднес его ко рту и раскусил пополам. Его резцы с легкостью прорезали глазное яблоко. Глазное яблоко хрустнуло, а затем лопнуло. Изнутри вытек черный сок. Он потек по крекеру, по губам и подбородку. Гитлер вытер сок тыльной стороной ладони.
Он пожевал глазное яблоко еще несколько мгновений, прежде чем проглотить его.
- Ну и как вам?
- Очень мило. Очень ароматно.
Шульц улыбнулся. Он был в приподнятом настроении. Он не мог поверить, какое впечатление произвел на Гитлера его приезд. Вся тяжелая работа окупалась. Шульц был уверен, что Гитлер навсегда запомнит его имя.
- Хорошо, - сказал Шульц. –Я оставлю вас в обществе Хелены. Я уверен, что она позаботится обо всем, что вам потребуется. Пожалуйста, налейте себе вина. Ваша еда будет готова примерно через час.
- Хорошо. Мне не терпится отведать вкуснейшего еврейского мяса.
Шульц снова улыбнулся.
- Так и будет, мой фюрер.
К счастью, время ужина наступило рано. Заключенные стояли в построении уже более пяти часов. Погода стояла мягкая, так что это было благословением. И все же оставаться на ногах в течение такого длительного периода времени – особенно в неподвижном положении – было нелегко. У Мэри болели лодыжки. Это была не просто боль, которую она часто чувствовала в мышцах после нескольких часов на ногах. Это была адская боль.
Но благодарить бога можно было еще за то, что сегодня, во время линейки, никто не упал в обморок.
Конечно, было действительно неприятно наблюдать, как Шульц убил этого человека (кстати, его звали Бен). Когда одного из присутствующих убивают без всякой причины, это всегда ужасно. Но смотреть, как кого-то забивают до смерти только за то, что он не мог простоять столько часов, было гораздо хуже. Это было действительно несправедливо.
Но сегодня этого не случилось. И это было хорошо.
За ужином Мэри взяла бульон и ломоть хлеба и села рядом с Мириам, которая уже сидела рядом с Густавом. Оба почти закончили с едой.
- Ладно, - сказала Мэри. - Я сказала Станиславу, что мы придем повидать его во дворе.
Станислав был во внешнем мире раввином.
- Ты рассказала ему суть дела? - спросил Густав почти насмешливо.
- Не совсем так. Но он знает, что мы нуждаемся в его помощи. Вот и все.
- Я все еще думаю, что ты сумасшедшая, - сказал Густав, вытирая остатки бульона крошечным ломтиком хлеба, который он сохранил. - Сначала ты думаешь, что нацисты едят своих еврейских пленных, а теперь вот это. Ты действительно сошла с ума.
- Я – нет. Отнюдь. И независимо от того, что именно, по твоему мнению, здесь происходит, ты знаешь, что мы исчезаем. Ты же знаешь, что они ни за что не оставили бы нас в живых. Решишься ли ты поверить, что они едят нас, или нет, это зависит от тебя.
- Ты права, это зависит от меня. И я в это не верю!
- Говори потише, - сказала Мириам, размахивая руками перед лицом Густава. - То, что ты в это не веришь, еще не значит, что ты должен нас выдать.
- Ты права. Мне очень жаль.
- Кроме того, нам понадобится твоя помощь.
Густав покачал головой.
- Не уверен, что смогу. То, о чем ты говоришь – безумие. Но если это сработает... Что ж... Эта мысль пугает меня еще больше.
Мэри кивнула.
- Я знаю. Это страшно. Но это наш лучший шанс. Мы можем сбежать и покончить с войной, и все это за один раз.
- Я сделаю все, что смогу. Но я ничего не могу тебе обещать.
- Я знаю, что ты не можешь ничего обещать. Я бы тебя об этом не просила. Все, о чем я прошу, это помочь нам попытаться сделать это.
- Конечно, я помогу тебе. Но на самом деле тебе нужно убедить не меня, а Станислава.
Они нашли Станислава снаружи, он сидел в углу двора. С ним было несколько человек. Это было против правил – исповедовать свою религию, пока они были здесь пленниками. Это, безусловно, каралось смертью. Несмотря на это, Станислав продолжал проповедовать небольшой пастве, которая собиралась вместе с ним во время их отдыха.
Станиславу было около шестидесяти лет. У него были волнистые белые волосы, которые он зачесывал назад. Он носил очки в проволочной оправе с толстыми линзами, которые искажали его глаза, делая их намного больше, чем они были на самом деле.
Мэри, Мириам и Густав осторожно приблизились, не желая мешать им. Но когда они приблизились, Станислав посмотрел на Мэри и сказал:
- Чем могу помочь?
Мэри улыбнулась.
- Здравствуй, рабби. Не могли бы мы поговорить несколько минут?
- Конечно. Пожалуйста, присоединяйтесь к нам.
- Ох. Мне очень жаль, но я считаю, что этот вопрос лучше обсудить с глазу на глаз.
Станислав строго посмотрел на Мэри.
- А это не может подождать до завтра? Я уверен, вы заметили, что сегодня вечером у них гость. Мы молимся за нашу безопасность.
Мэри шагнула вперед, чуть ближе к Станиславу.
- Мне нужна твоя помощь. Что-то, что может помочь этой ситуации более непосредственно.
По выражению глаз Станислава Мэри поняла, что он заинтригован.
- Пожалуйста, - сказал он людям, с которыми молился. - Пожалуйста, продолжайте. Я скоро вернусь. - Затем он встал и пошел вместе с Мэри через двор.
Мириам и Густав последовали за ними.
- Итак, - сказал Станислав. - Что вам от меня нужно?
- У меня есть идея, - сказала Мэри. - Если это сработает, мы сможем убить Гитлера и вырваться из этого ада.
- Что ж, убить Гитлера – блестящая идея. Как и побег. Но я не понимаю, что я могу сделать?
Мэри на мгновение задумалась, прежде чем заговорить.
- Бог – творец всей жизни на Земле. Но не вся жизнь принадлежит этому миру. Мы хотим, чтобы ты создал что-то для нас, существо не от мира сего.
- То, о чем ты говоришь, это Голем, да?
- Да. И, пожалуйста, не говори мне, что такой вещи не существует. Я знаю, что это так; я видела такое своими глазами.
Станислав удивился. Он выглядел так, словно сам никогда ничего подобного не видел. Если он действительно был человеком Божьим, он должен был верить в такие вещи. Но верить во что-то столь фантастическое и видеть все это собственными глазами – это совершенно разные вещи.
Мэри рассказала Станиславу ту же историю, что накануне Мириам и Густаву.
- Это было, когда я была ребенком, - начала она. - Никто не знал, откуда он взялся и почему. Но однажды ночью в нашу деревню пришел зверь, похожий на большого человека, но полностью сделанный из грязи, и начал убивать всех, кто попадался ему на пути. Я видела, как он убил человека; он поднял его в воздух и начисто оторвал ему голову. Это мой отец остановил его. Он, как и ты, был раввином. Он молился Богу, чтобы это существо исчезло. Это отняло у него всю веру, но существо в конце концов рассыпалось и вернулось в землю, откуда и появилось.
Густав снова прислушался. Вчера он не поверил Мэри, да и сейчас не верил. Но Мэри говорила с полной убежденностью. Случилось это на самом деле или нет, она верила, что так оно и было. Для него этого было достаточно.
- Отец научил меня всему этому, - продолжала Мэри. - Он рассказал мне, что только святой человек может создать Голема. Только святой человек может победить такое существо. Если ты создашь для нас Голема, он наверняка убьет всех этих нацистских ублюдков, включая Гитлера.
- Как тебе хорошо известно, - сказал Станислав. - Големом нельзя управлять. Ты не можешь потребовать, чтобы он убил определенных людей. Он будет убивать безнаказанно всех, кто попадется у него на пути.
- Я готова пойти на такой риск.
- Значит, ты готова рискнуть жизнями всех этих людей в надежде, что эта тварь убьет только нацистских ублюдков?
- Если это означает, что мы можем закончить войну, то да.
Станислав покачал головой.
- Я не могу этого сделать. Даже если бы я захотел, потому что я не... я не знаю, как сделать Голема.
Мэри остановилась. Она схватила Станислава за руку, остановила его и повернула лицом к себе.
- Мой отец говорил мне, что все раввины были проинструктированы о том, как уничтожить и создать Голема. Он солгал мне?
Станислав уставился в землю.
- Нет, - сказал он. - Это правда. Но я не уверен, что знаю, как это сделать. Я никогда раньше не пробовал. Я могу и не вспомнить.
- Ты должен попытаться.
- Я не хочу стать причиной всеобщих страданий.
Мэри оглянулась на Мириам и Густава. Густав кивнул ей, призывая продолжать. Она снова посмотрела на Станислава.
- Я уверена, что каждый человек, находящийся здесь в плену, с радостью отдал бы свою жизнь, если бы это означало свободу всего мира. Я знаю, что я хотела бы этого. А как насчет тебя?
Станислав кивнул.
- Я бы так и сделал.
- Тогда это наш лучший шанс. Пожалуйста. Ты должен нам помочь.
Станислав снова кивнул.
- Ладно. Я постараюсь.
В этот момент закричал один из охранников.
- Отдых закончен. Идите по своим гребаным кроватям!
- Зайдите ко мне, - быстро сказал Станислав. - Как только сядет солнце.
Мэри кивнула, прежде чем другой охранник протиснулся между ними, отделяя мужчин от женщин и направляя их в спальни.
Казалось, прошли часы, прежде чем солнце село и тьма заполнила безоблачное небо. Как только это произошло, Мэри и Мириам направились к двери. Мэри знала, что на двери нет ничего, кроме простой защелки. Заглянув в щель, Мэри увидела маленькую железную пластинку, запиравшую дверь. Мириам протянула Мэри маленький кусок дерева, который она вытащила из-под одной из коек. Мэри воспользовалась им, чтобы поднять щеколду, позволив двери открыться.
Мэри приоткрыла дверь и выглянула наружу. Ее сердце бешено колотилось. Насколько она знала, там мог стоять охранник. Этот охранник, возможно, слышал, как открылась задвижка. Когда Мэри открыла дверь, этот охранник вполне мог стоять там с нацеленной винтовкой, готовый вышибить ей мозги.
Так уж получилось, что единственный охранник поблизости стоял в нескольких метрах. К счастью, он стоял к ней спиной. Мэри махнула рукой, выпроваживая Мириам. Они быстро вышли из комнаты, заперев за собой дверь. Оттуда они направились к задней части здания, затем вдоль забора по периметру лагеря, туда, где находилось мужское общежитие.
Здесь был еще один охранник. Он медленно расхаживал взад-вперед перед общежитием.
Мэри подождала, пока он повернется к ней спиной, прежде чем завернуть за угол и открыть дверь в мужское общежитие. Там ее ждал Станислав. Он быстро выскочил из комнаты и скользнул в темноту за зданием.
- Мы готовы? - спросила Мэри. - У нас есть все необходимое?
Станислав кивнул.
- Мне ничего не нужно. За исключением моей веры, конечно.
Станислав осмотрел землю. Земля под ногами была густой, полной глины.
- Здесь просто замечательно. Мне не нужно много места.
Станислав опустился на колени и принялся зачерпывать пригоршнями грязь. Он молча посмотрел на Мэри и Мириам.
- Вы что, так и будете там стоять? Или вы хотите помочь? - спросил он.
Мэри упала на колени, Мириам тоже.
- Я не знаю, что мы должны делать, - сказала Мириам.
- Нам нужно создать грубую форму человека. Мы должны придать глине такую форму, чтобы получилось четко очерченное тело, голова и конечности.
- Хорошо, - сказала Мэри, зачерпнула пригоршню грязи, затем вдавила ее обратно в землю, сжав в небольшой холмик. Затем она взяла еще одну горсть глины и повторила процесс, сжимая один шарик в другой. Так продолжалось до тех пор, пока не образовался длинный и тонкий холмик.
Это должна была быть нога существа.
Мириам работала над телом вместе со Станиславом. В конце концов они создали большой горб во влажной грязи, и длинная ветвь, которую создала Мэри, в конце концов догнала его. Затем они поработали над каждой конечностью: Мэри соорудила вторую ногу, а Станислав и Мириам – по руке.
Наконец Станислав скатал глиняный шар и прижал его к верхней части тела. Это должна была быть голова Голема.
Мэри и Мириам встали. Они отступили назад, чтобы посмотреть на свою работу. Страшно было подумать, что фигура, которую они создали в грязи – короткое толстое тело с длинными тонкими руками и ногами, наполовину зарытыми в землю, – скоро может ожить.
Станислав остался стоять на коленях. Он занял позицию возле головы существа. Он закрыл глаза и помолился.
Мэри затаила дыхание.
Ничего не случилось.
- Сколько времени это займет? - нетерпеливо спросила Мэри.
- Это займет столько времени, сколько потребуется, - сказал Станислав, раздраженный тем, что его молитвы были прерваны.
А потом земля начала двигаться. Грязь под ногами Мэри начала содрогаться и раздуваться.
И тут Голем вздохнул.
Когда Шульц вернулся в столовую, уже почти стемнело.
На бойне произошла задержка; женщина, которую пытался убить Отто, сопротивлялась. Отто пытался удержать ее, но она вырвалась. Конечно, она не убежала; когда она бежала к двери, то поскользнулась и насадилась на мясной крюк. Крючок проник в нее из-под подбородка и прочно засел в мозгу. Она умерла мгновенно. Но это было бесполезно: Шульц не мог подать фюреру ничего, кроме самого свежего мяса.
Отто пришлось начинать с нуля.
К счастью, Хелена достойно развлекала Гитлера. Когда Шульц впервые вошел проведать фюрера, он застал Гитлера шлепающим Хелену, которую он склонил над подлокотником шезлонга. Она стонала, ее стоны были приглушены противогазом. Сам фюрер был обнажен и поглаживал свой член после каждого удара по ягодицам Хелены.
- Я вижу, вы наслаждаетесь, - сказал Шульц.
- О, да, - ответил фюрер, прежде чем снова шлепнуть Хелену. Удары, которые он наносил, были сильными; ягодицы Хелены стали ярко-красными. - Но я проголодался. Где мой ужин? Я хочу попробовать сладкое, ароматное мясо еврея.
- Прошу прощения за задержку, мой фюрер. Я очень скоро вернусь.
- Хорошо.
Шульц не возвращался в столовую, пока у него не было еды.
Отто привязал женщину к стропилам, предварительно раздев ее догола. Она висела на запястьях, широко раскинув руки.
Она была почти похожа на Иисуса, пригвожденного к кресту. Но Шульц подозревал, что Иисус не плакал так сильно, как эта сука.
- Пожалуйста, - взмолилась женщина. - Не делайте этого.
- Ты что, не понимаешь? - спросил Отто с безумной ухмылкой. - Ты имеешь честь быть съеденной самим фюрером.
Женщина громко всхлипнула.
Отто усмехнулся.
- Он съест твою плоть и высосет сок из твоих костей!
- Хватит ее мучить, - сказал Шульц. Как бы ему ни нравилось наблюдать, как Отто морально и физически истязает заключенных, сегодня на это не было времени. - Фюрер ждет.
- Я думал Хелена составляет ему компанию.
- Так и есть. И, насколько я могу судить, она ему очень нравится. Но он не будет ждать вечно. Мы не хотим его разочаровать.
Отто понимающе кивнул. Он взял со стола стальную лопатку и сунул ее в огонь, который в данный момент горел на плите. Затем он вернулся к столу и взял ножовку.
- Нет! - Воскликнула женщина, и ее глаза расширились, когда она увидела пилу. - Я умоляю вас! Пожалуйста! Не надо!
Отто придвинулся ближе. Он схватил левую ногу женщины, его пальцы обхватили ее пятку.
- Ты должна понять. Ты здесь творишь историю. Ты будешь первым человеком, которого съест фюрер! Без сомнения, первой из многих.
Женщина стиснула зубы, почувствовав, как зубья пилы впились ей в лодыжку.
Отто принялся водить пилой взад-вперед по лодыжке женщины. Ее кожа рассеклась очень быстро, и кровь хлынула из раны, заливая руку Отто.
Женщина закричала так громко, что Шульц на мгновение подумал, что она пробила ему барабанные перепонки.
Отто продолжал пилить. Лезвие прожевало плоть, перерезав сухожилия, которые удерживали ступню на соответствующей ноге. Полилась кровь, каскадом падая на пол. Шульц почувствовал, как дрожь пробежала по его телу, когда он услышал, как лезвие царапает кость.
Довольно скоро нога уже была полностью отделена от тела.
- Сюда, - сказал он Шульцу, указывая ногой в его сторону. - Подержи это для меня, хорошо?
Шульц неохотно взял отрезанный отросток.
Затем Отто начал отрезать женщине другую ногу. Кровь лилась из обрубка другой ноги, как из крана. Кровь забрызгала руки и предплечья Отто. Ничуть не смутившись, Отто, как всегда, продолжал – вперед и назад, как скрипач, играющий на каком-то гротескном инструменте, он продолжал пилить, пока не оторвалась вторая нога. Затем он протянул и ее Шульцу, а сам направился к плите, чтобы взять лопатку. Сталь раскалилась докрасна. Женщина перестала рыдать. Казалось, она почти потеряла сознание. По ее нижней губе потекла слюна и упала на пол, а голова свесилась вперед, словно у тряпичной куклы.
Отто прижал стальную лопатку к обрубкам ног женщины, прижигая раны. Если женщина была без сознания, это быстро привело ее в чувство. Шульц снова обнаружил, что ее крики почти невыносимы.
Отто жарил ноги, пока кожа не начала чернеть. Затем он снял кожу, но оставил плоть прикрепленной к костям.
Гитлер посмотрел на протянутую ему тарелку с выражением почти отвращения на лице. Для Шульца это было совершенно понятно; если бы это был первый кусок человека, представленный ему, он почти наверняка посмотрел бы на него так же.
- Мой фюрер, - сказал Шульц, опасаясь, что Гитлер не знает, с чего начать. - Если раздвинуть плюсневые кости, они довольно легко отделяются, совсем как свиные ребра.
Гитлер кивнул. Он начал отделять кости. Держа одну из них в руке, он начал грызть плоть, прилипшую к кости.
- Ну? - спросил Шульц.
- Хм, - сказал Гитлер, набив рот сочным мясом. - Очень хорошо. Должен сказать, я приятно удивлен. Я ожидал, что вкус будет более кислым.
- В самом деле. Многие так и думают. Возможно, это лучшее применение, которое мы пока нашли еврею.
- Думаю, вы правы. Я ожидал, что на вкус оно будет как мясо крысы. Но это хорошо. Это, я не сомневаюсь, во многом благодаря вашим усилиям и усилиям вашего шеф-повара.
- Что ж, я ценю ваши слова, мой фюрер. Я передам ваши комплименты.
Гитлер продолжал вгрызаться в лежащее перед ним мясо. Он зубами счищал мясо с костей, а затем обсасывал их досуха.
- Я снова покину вас, мой фюрер, - сказал Шульц, направляясь к двери. - Я вернусь с вашим следующим блюдом.
- Очень хорошо.
- Эм... Должен ли я распорядиться, чтобы ее увели?
Шульц посмотрел на шезлонг. Там лежала Хелена.
Она не двигалась. Шульц не мог сказать, была ли она просто без сознания или мертва. Не помогло и то, что ее лицо было полностью скрыто противогазом.
- Нет, - сказал Гитлер. - Оставь ее. Мы еще не закончили. - И затем, словно прочитав мысли Шульца, добавил:
- Она не умерла, чтобы вы знали. Но, мне кажется, я ее утомил.
Шульц кивнул и вышел из комнаты.
***
- Хорошо, - сказал Отто. - Что нам теперь с тобой делать?
Женщина была почти без сознания. Слезы все еще текли по ее лицу, но у нее больше не было сил молить о пощаде.
Она едва могла поднять голову.
- Думаю, я мог бы попытаться удалить твое лицо. Я никогда раньше этого не делал. Я срезал щеки – ты можешь поверить мне, они восхитительны! Но я никогда раньше не пытался срезать все лицо целиком. Это, безусловно, было бы интересной презентацией. Я мог бы свернуть его и нафаршировать обжаренными овощами! Да! Мне нравится, как это звучит.
Женщина с ненавистью посмотрела на Отто.
Отто было все равно. Он взял скальпель со своего верстака и подошел к женщине.
То, как она висела, означало, что ее голова была примерно в футе над головой Отто. Он мог заглянуть ей в глаза, когда ее голова безвольно склонилась вперед.
- Не волнуйся, - сказал он. - Я сделаю все возможное, чтобы не убить тебя. Мне бы очень не хотелось, чтобы ты умерла до того, как я получу возможность срезать эти сочные сиськи с твоей груди.
Сказав это, он протянул руку и начал ласкать ее грудь, сжимая и пощипывая соски большим и указательным пальцами.
Женщина стиснула зубы, когда его длинные и грязные ногти впились в ее кожу.
Отто фыркнул в ответ и откинул голову женщины назад. Он приставил лезвие скальпеля к ее лбу, как раз под линией волос. Он давил до тех пор, пока не почувствовал, как плоть поддалась и сталь ударилась о кость.
Женщина ахнула. В легких не хватало воздуха, чтобы закричать.
Отто отвел нож в сторону, разрезая ее кожу, рассекая лоб, виски, уши и спускаясь к подбородку.
Количество вытекшей крови было удивительным; Отто не ожидал, что ее будет много, но лицо женщины уже превратилось в багровую маску.
Отто вернул лезвие женщине на лоб и снова надавил.
Раздался стук в дверь.
Отто остановился. Он отпустил женщину и повернулся.
Раздался еще один стук.
Стук был такой силы, как будто кто-то пытался сорвать дверь с петель. Но дверь даже не была заперта. Любой мог просто потянуть за ручку, и дверь открылась бы.
Отто пересек комнату и открыл дверь.
- Что, черт возьми, происходит?
Отто замер.
Перед ним стояло существо. Оно не было человеком, хотя и имело сходство с крупным мужчиной. Это также было не животное; Отто побывал во многих зоопарках и никогда не видел ничего подобного. Его кожа (если это вообще можно было назвать кожей) казалась черной и скользкой от какой-то слизи. Он был высоким. Отто был крупным мужчиной, и эта штука возвышалась над ним. Но его тело было коротким и приземистым; большую часть его огромного роста составляли тонкие, похожие на паучьи лапы, ноги. Его руки тоже были удлинены, что придавало ему вид какого-то потустороннего монстра. На верхней части туловища сидела маленькая прямоугольная голова. В голове были проделаны две дыры, придававшие вид ужасающих глаз скелета.
- О Боже! - Воскликнул Отто. - Что это за хрень?
Женщина едва успела поднять голову, чтобы увидеть, как существо обхватило длинными пальцами голову Отто и толкнуло его обратно в бойню.
Голем поднял Отто на ноги.
Отто хотел закричать, но огромная рука существа закрыла ему рот. Он чувствовал во рту привкус грязи. Он чувствовал вкус крови в том месте, где сила хватки существа, казалось, выбила по крайней мере один из его зубов.
Голем развернул Отто и швырнул его на стол, где были беспорядочно разбросаны многочисленные инструменты и лезвия.
Отто пытался вырваться, но безуспешно. Существо протянуло руку и взялось за крюк для мяса, висевший на стене. Это был тот самый крюк, на который девушка насадила себя сегодня утром. На кончике все еще была ее кровь.
Голем поднял крюк над головой.
Отто попытался возразить, но безуспешно.
Существо взмахнуло крюком и вонзило его в живот Отто. Тут же вокруг стали собралась кровь и впиталась в его рубашку. Затем существо потянуло крюк поперек, разорвав им живот Отто, прежде чем вытащить его с другой стороны. Когда крюк освободился, он прихватил с собой связку потрохов; на крюке повисли кишки, с которых капала кровь.
Отто оставался в сознании ровно настолько, чтобы увидеть свои внутренности высоко над головой существа. А потом он провалился в темноту.
Голем отбросил крюк (а вместе с ним и внутренние органы Отто) в сторону.
- Пожалуйста, - сказала женщина, свисающая со стропил. - Ты должен мне помочь. - Ей и в голову не приходило, насколько это безумно – пытаться умолять какого-то неземного монстра.
Голем повернул голову. Казалось, он мог видеть ее, несмотря на то, что у него не было глаз. Казалось, он понимал, что говорит женщина.
- Пожалуйста, - повторила она.
Голем подошел и встал перед ней. Он был выше, чем она сейчас. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы поднять голову и умолять это существо спасти ее.
- Пожалуйста, - повторила она.
Голем протянул руку и коснулся лица женщины. Только тогда ее охватил ужас. Эта тварь – существо, которое на ее глазах только что вырвало внутренние органы у человека, – казалось, вытирало слезы с ее щек. Существо склонило голову набок и посмотрело на женщину. То, как он смотрел на нее, напомнило ей сочувствующую собаку, хотя черные пустые глазницы Голема не выдавали никаких эмоций.
- П... пожалуйста... - проговорила женщина, сдерживая слезы ужаса.
Голем схватил женщину за волосы и потянул.
Она закричала, когда веревки, привязывавшие ее руки к деревянной балке потолка, впились в ее плоть. Существо потянуло еще немного, и женщина снова закричала, почувствовав, что ее плечи вывихнуты, сухожилия порваны, а нервы перерезаны. Она почувствовала, как ее кожа натянулась, а мышцы внизу начали рваться.
Еще одним рывком Голем оторвал женщину от того места, где она висела. Но руки остались, привязанные за запястья к стропилам. Они раскачивались взад и вперед, с разорванной плоти и обнаженной кости капала кровь.
Голем бросил обмякшее тело женщины и вышел из комнаты; его голова зацепилась за лампу флуоресцентного света наверху, разбив лампочку и погрузив комнату в темноту.
Мэри затаила дыхание, наблюдая, как Голем отрывается от земли. Форма, которую она, Станислав и Мириам сконструировали, составляла меньше половины существа – как будто они просто определили основную форму на поверхности земли, в то время как остальная часть существа построила себя, погребенная в грязи.
- Двигайтесь, - приказал Станислав, отталкивая Мэри и Мириам назад, подальше от появляющегося существа. - Нам нужно спрятаться.
Они отступили в тень и прижались спинами к стене общежития.
Мэри задержала дыхание в надежде, что это заставит ее тело оставаться неподвижным.
Похоже, это сработало.
Голем довольно легко поднялся с земли, но затем растянулся вперед; его длинные ноги растопырились, как у новорожденного жирафа. Затем он поднялся: сначала на колени, потом на ноги. Когда он стоял, его спина оставалась сгорбленной, а голова почти касалась земли. Но затем, когда он выпрямился, Мэри наконец увидела, насколько ужасным было созданное ими существо – оно было около семи футов высотой, с длинными, неуклюжими конечностями и тонкими, удлиненными пальцами.
Существо огляделось. Мэри услышала, как Мириам ахнула. Ей хотелось предостеречь ее, но она не осмеливалась пошевелиться, боясь предупредить чудовище об их присутствии.
На мгновение Голем повернулся к ним лицом.
Сердце Мэри бешено колотилось. Она забеспокоилась, что, возможно, они не были так хорошо скрыты тенями, как она думала. Но у Голема не было глаз, только углубления на поверхности головы, там, где должны были быть глаза.
Через мгновение существо повернулось и зашагало прочь между зданиями.
- Пошли, - сказал Станислав, выводя Мэри и Мириам из тени. - Нам нужно действовать быстро.
Мэри согласно кивнула.
Медленно, как можно тише, все трое двинулись прочь от здания, к углу мужского общежития. Мэри взяла инициативу на себя, и ни Станислав, ни Мириам не возражали против этого; тогда ей пришло в голову, что несмотря на то, что она всегда считала себя трусихой, возможно, она храбрее, чем думала.
Мэри выглянула из-за угла.
Голем был там. Он стоял над трупом нацистского охранника. Мэри едва успела увидеть, как он убирает руки с головы мужчины, чей череп был раздавлен, превратившись в груду окровавленной плоти.
Затем Голем двинулся дальше, к столовой.
Когда они завернули за угол, взгляд Мириам упал на мертвого нациста.
Она зажала рот руками и, задыхаясь, пробормотала:
- О, Боже мой!
- Не смотри на него, - сказала Мэри. Она взяла Мириам за руку и отвела взгляд от человека с разбитым черепом. - Иди со Станиславом в мужское общежитие. Я буду там через минуту.
- Куда ты?
- Просто иди.
Станислав взял Мириам за руку и потащил к двери мужского туалета.
Мэри осторожно огляделась. Она была уверена, что вокруг никого нет; если бы они заметили мертвое тело, то, несомненно, подняли бы тревогу. И если бы они были достаточно близко, чтобы увидеть труп, то, скорее всего, увидели бы и то, что сделало это с ним.
Но вокруг никого не было. Ей показалось, что в дальнем конце двора расхаживает еще один стражник, но он был слишком далеко, чтобы заметить ее.
Мэри бросилась туда, где лежал труп. Зрелище было гротескным; голова почти полностью расплющена; мозг был разрушен и лежал кусками в луже крови; глаза теперь находились гораздо дальше друг от друга, чем они когда-либо должны были быть, а зрачки смотрели в двух разных направлениях.
Его винтовка лежала в грязи рядом с ним. Именно за ней и пришла Мэри.
Она быстро схватила оружие и, пригнувшись как можно ниже, побежала обратно в тень здания.
Мэри прижалась спиной к стене и глубоко вздохнула. Затем она открыла дверь и вошла в спальню.
- О, слава Богу, - сказала Мириам, радуясь, что Мэри пришла. - У тебя его оружие?
Мэри кивнула.
- У меня такое чувство, что оно нам может понадобиться.
- Что происходит? - спросил один из мужчин, делая шаг вперед.
Мэри никогда не разговаривала с этим человеком, но узнала в нем человека по имени Юзеф.
- Думаю, нам пора убираться отсюда.
- Но... Как?
- Сейчас нам нужно идти. И мы поможем женщинам. Так что всем нужно вести себя тихо и следовать за мной.
- Они убьют нас, - сказал другой мужчина, чье лицо было скрыто где-то в толпе.
Только тогда взгляд Мэри упал на Станислава, стоявшего вместе с другими мужчинами. Он улыбнулся, радуясь, что она еще не умерла.
- Они все равно нас убьют. Но мы можем попытаться выбраться отсюда сейчас, пока все отвлекутся. И кто знает, может быть, именно сегодня закончится эта война.
- Почему эта война должна закончиться? - спросил Юзеф. - И почему все отвлекутся?
- Потому что мы создали Голема. Он сейчас на пути к тому, чтобы убить фюрера.
По комнате прокатился ропот смеха.
- Голем?
- Да. Голем.
- Почему мы должны вам верить?
- Ну, там лежит нацист, у которого голова выжата, как гребаный апельсин. Я могу гарантировать вам, что это сделала не я.
- Это правда, - сказал Станислав. - Я дал ему жизнь.
Внезапное выражение страха перекинулось с одного лица на другое.
- Это действительно сработало? - спросил Густав.
Мэри кивнула.
- Вот почему нам нужно идти сейчас, - сказала она. - Так что, пожалуйста, не высовывайтесь и следуйте за мной.
Мэри открыла дверь и выглянула наружу. Там никого не было. Труп еще никто не нашел.
- Хорошо, - сказала она, оглядываясь через плечо. - Все готовы?
Мэри вышла наружу и поползла вдоль стены. Мириам последовала ее примеру, за ней последовал Густав, а затем, по очереди, каждый из мужчин. Она повернула за угол и проскользнула за здание, снова окутавшись темнотой.
Снова пройдя вдоль ограды, Мэри направилась в женское общежитие. Она остановилась у стены здания, за которой толпились мужчины. Она высунула голову из-за угла здания в поисках охранника. Удивительно, но его нигде не было видно. Мэри повернулась к мужчинам и сказала:
- Все чисто.
Затем она повернула за угол и скользнула вдоль стены к двери. Затем она остановилась.
- Эй! - Раздался голос рядом с ней. - Что, черт возьми, здесь происходит?
Голос испугал Мэри, заставив ее сердце сделать сальто в груди. Она посмотрела направо. Охранник завернул за угол и теперь стоял всего в нескольких футах от нее.
Не раздумывая, Мэри направила винтовку на мужчину и нажала на спусковой крючок.
Раздался громкий треск. Грудь мужчины распахнулась, как будто что-то пыталось вырваться из его тела. На руки и лицо Мэри брызнула кровь.
Нацист упал замертво.
Запаниковав, Мэри быстро схватила винтовку, которую уронил охранник, повернулась и побежала к двери.
- Пошли! - Крикнула она остальным.
-Срань господня! - Раздраженно воскликнула она. - Я думала, он застрелил тебя!
- Нет, - ответила Мэри. - Я выстрелила первой. Я просто запаниковала и нажала на курок.
- Ну, слава богу, - сказал Густав. - Он все равно это заслужил, нацистский ублюдок.
Мэри покачала головой:
-Теперь это не имеет значения, - сказала она, глядя на семьдесят человек, собравшихся позади нее. Она открыла дверь женского общежития и вошла внутрь.
Многие мужчины последовали за ней.
- Что происходит? - спросила Ванда.
- Мы выбираемся отсюда.
- В самом деле?
- Да. И мы должны идти прямо сейчас.
- Прямо сейчас?
- Да, сейчас. Я только что застрелила одного из них. Они уже идут посмотреть, что случилось.
Мэри протянула Густаву вторую винтовку. Густав с радостью взял ее.
- Хорошо, - сказала Мэри. - Пошли отсюда.
До сих пор Шульц был доволен тем, как идут дела. Фюрер, казалось, наслаждался собой; он наслаждался своим обществом (хотя Шульц не был уверен, что Хелена наслаждалась им так же сильно – он даже не был уверен, что она все еще жива), наслаждался вином и закуской. Надеюсь, следующее блюдо понравится ему не меньше.
Шульц шел пружинистой походкой. Это была просто какая-то оптимистичная мысль в глубине его сознания, которая продолжала говорить ему, что теперь они с фюрером будут видеться гораздо чаще. Вполне возможно, что Шульц даже сможет получить место рядом с Гитлером. Возможно, он займет место Карла Ханке, когда тот исчезнет из поля зрения.
Коридор, по которому сейчас шел Шульц, соединял кабинеты – в том числе и его собственный, который в настоящее время занимал фюрер и который использовался как столовая, – со столовой и кухней (а заодно и со скотобойней).
Двойные двери вели в столовую. В задней части столовой находилась кухня. Шульц толкнул эти двери и обнаружил, что в столовой царит беспорядок. Беспорядок, которого не было, когда он был здесь всего несколько минут назад.
- Что, черт возьми, происходит? - спросил себя Шульц вслух.
Столы были раздвинуты, некоторые опрокинуты на бок и прижаты к стенам. Стулья были опрометчиво перевернуты.
Все выглядело так, словно в комнате взорвалась граната.
Шульц двигался по комнате, постоянно поворачивая голову, чтобы осмотреть повреждения. В его голове промелькнуло несколько мыслей:
Неужели это сделал кто-то из заключенных? Неужели это сделал кто-то из его людей?
Что бы ни случилось, это было последнее, что ему сейчас нужно. Не в присутствии фюрера.
Что-то привлекло внимание Шульца.
Он провел рукой по краю перевернутого стола, затем быстро отдернул ее. Она была мокрой и липкой. Он посмотрел на свою ладонь и обнаружил, что она покрыта чем-то похожим на смолу. Шульц поднес руку к лицу и шмыгнул носом. Пахло скверно. Он хотел поскорее избавиться от субстанции, но не собирался вытирать ее о одежду.
Он быстро прошел на кухню, взял полотенце и вытер руки.
А потом его взгляд устремился к двери скотобойни. По ее поверхности было размазано черноватое пятно.
Озадаченный, он почувствовал, как его лоб исказили морщины.
Все еще держа в руке полотенце, он толкнул дверь бойни. Внутри было темно. Плита все еще горела, пламя мерцало, отбрасывая тени по всей комнате. Он протянул руку и щелкнул выключателем. Ничего не случилось.
Шульц почувствовал, как участилось его сердцебиение. Почувствовал, как на шее пульсируют вены. В нем рос страх.
Он прошел дальше в комнату и увидел выпуклую фигуру, лежащую на рабочем столе. Он отодвинулся.
Его охватил ужас, когда его глаза, наконец привыкшие к темноте, увидели труп Отто, его живот был вспорот, внутренности свисали из открытой полости. Из внутренностей все еще торчал мясной крюк; он раскачивался взад-вперед на веревке из мяса, царапая кафельный пол.
В мозг Шульца врезалась внезапная мысль. Женщина! Она сбежала! Она убила Отто!
Он повернулся туда, где висела женщина.
Действительно, она исчезла.
Но затем, приглядевшись, Шульц заметил, что она исчезла не вся; ее руки остались прикрепленными к стропилам. С них ручьем стекала кровь.
Шульц оглядел комнату. Сбоку на полу, прижавшись к стальному шкафу, лежало тело женщины. Ее плечи превратились в лохмотья, а руки были оторваны. Отто не мог этого сделать. Это сделал кто-то другой, кто-то с огромной силой. Должно быть, это был тот самый человек, который убил Отто.
Шульц тупо уставился в пространство, застыв на мгновение.
Он оцепенел. Что бы ни происходило, это не могло произойти в более неподходящее время.
БАМ!
Где-то за пределами комнаты раздался выстрел.
Шульц чуть из кожи не выпрыгнул. Он повернулся на цыпочках и поскользнулся в луже крови женщины, его ноги выскользнули из-под него. Когда он потянулся, чтобы не упасть, его руки невольно нащупали плиту. Шульц быстро отдернул руки, стиснув зубы. Он ничего не видел в темноте, но уже чувствовал, как кожа на ладонях начинает покрываться волдырями.
БАМ! БАМ! БАМ!
Где-то за пределами столовой раздались новые выстрелы.
Не обращая внимания на боль в руках, Шульц прошел через кухню в столовую.
Чего он не заметил, так это того, что полотенце, которое он держал в руках, упало в пламя печи. Он не видел, как загорелось полотенце, упало на пол и воспламенило растительное масло, пролитое на плитку, позволив огню распространиться по всей кухне.
В столовую вели две двери: та, через которую вошел Шульц (теперь слева от него), и другая, в дальнем конце комнаты (прямо напротив). Тот же коридор, по которому Шульц шел из кабинета в столовую, продолжался вокруг комнаты, поворачивая за угол туда, где находился второй коридор. Судя по всему, стрельба велась отсюда, поэтому Шульц пересек комнату и вышел из столовой.
Ни за что на свете Шульц не ожидал увидеть то, что увидел, выйдя в коридор.
Он понял, что это было, как только увидел его.
Это был Голем.
Эти грязные евреи действительно сделали это! Он даже не верил, что такое возможно. Он слышал рассказы о них, но никогда даже на секунду не думал, что они могут быть правдой. Как такое вообще возможно? Вера? Нет. Бог ненавидел евреев, вот почему их нужно было уничтожить.
Каким бы невероятным это ни было, то, что увидел перед собой Шульц, просто не могло быть реальностью. На полу коридора уже лежали три тела. Их тела были изуродованы: конечности оторваны, головы отрублены, внутренности вырваны из соответствующих полостей. Перед Големом стоял один охранник. Он поднял винтовку и выстрелил.
Не было никаких сомнений в том, что выстрел попал в цель; ствол винтовки находился всего в нескольких дюймах от существа. Но Голем даже не вздрогнул. Его мягкое, податливое тело просто впитало пулю.
Охранник повернулся, чтобы бежать.
Но Голем легко поймал его. Когда охранник побежал, Голем протянул руку и схватил его за лодыжку. Охранник приземлился лицом на пол, и винтовка отлетела от него.
Голем поднял человека за лодыжку и подвесил вниз головой. Другой рукой он схватил его за другую лодыжку. Затем он разорвал его на части, словно куриную грудку. Его тело раскололось надвое прямо посередине, внутренние органы захлюпали, разбрызгивая по полу каскад крови.
Шульц вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил.
Он знал, что это не произведет никакого эффекта; он видел, что произошло, когда охранник пытался застрелить зверя.
Шульц разглядел вмятины на спине существа, куда попала каждая пуля. Но в течение нескольких секунд каждое из этих углублений исчезло. Расплющившись и исчезнув, пули застряли внутри тела существа.
Голем обернулся.
Шульц перестал стрелять. Невыразительное лицо чудовища было нечеловеческим. Конечно, это был не человек, в конце концов. Это был монстр!
Шульц повернулся и побежал. Его ноги стучали по полу так сильно, что боль отдавалась в пятках и коленях.
Шульц никак не мог знать, что, пока он убегал от Голема, огонь, который он нечаянно разжег на бойне, теперь перекинулся через кухню в столовую, где загорелся один из перевернутых столов.
В обычное время Шульц, прежде чем войти, постучал бы в дверь столовой, но сейчас это казалось не самым подходящим решением. Вместо этого он дернул за ручку и ворвался внутрь.
- Что все это значит? - завопил Гитлер, когда в комнату ввалился измученный и тяжело дышащий Шульц. Он сидел на шезлонге, а Хелена, все еще украшенная противогазом, оседлала его, подпрыгивая вверх и вниз на его твердом члене. - Где мое еврейское мясо?
Шульц на мгновение подумал о том, что Хелена мертва, но затем быстро отогнал эту мысль.
- Голем, - сказал он. - Там Голем.
- Что? - спросил Гитлер, отталкивая Хелену с такой силой, что она упала на пол. Он встал и подтянул брюки, скомканные вокруг лодыжек. - О чем, черт возьми, ты говоришь?
- Заключенные... Мой Фюрер! Они создали Голема!
- Чепуха! Големы – это не что иное, как сказки. Их не существует.
Шульц, спотыкаясь, пересек комнату. Он все еще с трудом переводил дыхание. Он положил руки на плечи Гитлера и посмотрел ему прямо в глаза.
- Я сам его видел, - сказал он, и его слова царапнули горло. - Там Голем, и он направляется сюда!
Фюрер фыркнул в ответ и покачал головой.
БАМ! БАМ! БАМ! БАМ! БАМ! БАМ!
Снаружи раздались выстрелы, напугавшие Гитлера. Краска отхлынула от его лица. Он вдруг стал выглядеть так же, как и Шульц – испуганным.
Хелена быстро вскочила на ноги.
- Что это было? - спросила она туманным голосом, приглушенным противогазом.
- Он здесь... - сказал Шульц.
Снова раздались выстрелы, за которым последовали крики, хруст костей, звук разрывающейся плоти и брызг крови.
А потом наступила тишина.
На мгновение Шульц подумал, что он, должно быть, прошел мимо них. Возможно, он был слишком занят охраной. Там были сотни людей, которых он мог убить, ему вообще не нужно было приходить сюда.
Шульц, Гитлер и Хелена стояли не двигаясь. Каждый из них затаил дыхание и прислушался.
Тишина, казалось, растянулась на несколько часов, хотя, без сомнения, прошло меньше минуты.
А потом дверь хрустнула и раскололась надвое, словно ее сорвали с петель.
Там стоял Голем, и макушка его головы возвышалась над верхним дверным косяком.
Хелена закричала; ее пронзительный вопль был заглушен противогазом.
- Что это за хрень? - спросил Гитлер, и тон его голоса не смог скрыть страх.
Голем наклонил голову и вошел в комнату.
Шульц прицелился и выстрелил. И снова пули просто застряли в грязной плоти существа.
Все еще крича, Хелена прижалась спиной к стене и попыталась убежать, надеясь, что сможет протиснуться мимо растерянного зверя и выбраться из комнаты в безопасное место. Но у Голема были другие планы; он схватил Хелену, как только она оказалась в пределах досягаемости его вытянутых рук.
Шульц продолжал стрелять, не заботясь о том, что пули могут попасть в Хелену.
Когда Голем притянул ее к себе, несколько выстрелов Шульца попали в тело Хелены. Ее крики не были слышны через противогаз, но она, несомненно, кричала, когда свинец разрывал ее плоть.
Голему было все равно. Он обхватил пальцами ее голову и сжал. Противогаз раскололся. Треск пластика напомнил Шульцу об упавшем арбузе, треснувшем при ударе о землю. Жидкие мозги, просачивающиеся сквозь маску, напомнили ему о том же. Голем извивался и тянул, отрывая искалеченную голову Хелены от плеч.
- О Боже! - Воскликнул фюрер. - Что, черт возьми, происходит?
- Не беспокойтесь, мой фюрер, - сказал Шульц, вставая перед Гитлером и становясь между ним и чудовищем. - Я буду защищать вас.
- Защищать меня? Ты что, совсем спятил?
Голем сбросил труп Хелены и направился к Шульцу и Гитлеру.
Шульц продолжал стрелять.
Бах! Бах! Щелчок...
- Черт! - сказал Шульц, отбрасывая пустой пистолет в сторону. Он широко раскинул руки, как будто это могло каким-то образом защитить фюрера от приближающегося монстра.
Но Голем уже был рядом. Он схватил Шульца за горло и оторвал от земли.
Задыхаясь, Шульц брыкался ногами, словно крутя педали велосипеда, взад и вперед, надеясь, что сможет освободиться от хватки существа. Но его попытки были тщетны.
Голем продолжал давить. Шульц почувствовал, как хрустнул хрящ в горле. Он начал чувствовать головокружение, так как кровь не могла добраться до его мозга. Его руки начали неметь.
Если бы он мог посмотреть на себя, Шульц увидел бы, как он синеет.
Мгновение спустя Шульц умер. Голем отшвырнул безвольную тушу в сторону, и она врезалась в винную стойку, разбив бутылки и пролив на пол литры дорогого мерло.
В ужасе, с бешено колотящимся сердцем Гитлер начал пятиться назад.
Словно почувствовав его страх, Голем направился к Гитлеру. Подстраиваясь под каждый шаг, Гитлер медленно отступал назад, пока не уперся бедрами в стол. На какое-то мгновение он подумал о том, чтобы прыгнуть назад через стол или упасть на пол и попытаться проскочить между ног существа. Он решил отказаться от обоих вариантов действий, зная, что в любом случае Голем легко поймает его.
Существо придвинулось ближе. Оно встало над Гитлером, глядя на него сверху вниз. Он пах скверно, как несвежая грязь. Гитлер глубоко вздохнул, почти ощущая зловоние.
- Ты знаешь, кто я? - спросил он у существа.
Голем продолжал смотреть на него сверху вниз.
- Я фюрер! Я величайший человек на свете!
Существо никак не отреагировало.
- Ты не можешь убить меня. Я приказываю тебе отступить!
Смешно было разговаривать с чудовищем таким тоном, как будто оно могло его понять. Но почему-то существо, стоявшее перед ним, казалось, понимало его. Он слегка присел, оказавшись лицом к лицу с Гитлером, склонив голову набок, словно животное, пытающееся понять, на что оно смотрит.
Гитлер нахмурился.
- Ты меня слышишь? Вперед! Прочь с дороги, мерзкая тварь!
Голем выпрямился.
- Да, именно так. Делай, как я приказываю.
Голем повернулся и отступил в сторону.
Имея свободный путь к двери, Гитлер уверенно шагнул вперед, умудряясь держать свои нервы в узде. Но не успел он пройти мимо Голема, как тяжелая скользкая рука, деликатно положенная ему на плечо, остановила его.
Гитлер медленно оглянулся через плечо.
Раздался сигнал тревоги. По лагерю пронесся громкий вой сирены.
Прямо за дверью по грязи захлюпали сотни тяжелых шагов.
Удивительно, но никто не проверил тело нациста, которого только что застрелила Мэри. Выглянув из дверей общежития, она увидела, как толпы немецких солдат в панике бегут через двор и по всему лагерю.
- Что там происходит? - спросил Густав.
- Не уверена, что могу точно сказать, - покачала головой Мэри.
- Но для чего эта сирена? - спросила Мириам.
- Я совершенно уверена, что это пожарная сигнализация. Может быть, кто-то нажал на нее, когда увидел Голема?
Мэри продолжала смотреть в щель в двери. Ни один из охранников не остановился, чтобы проверить труп. Ни один из них не остановился, чтобы проверить пленников. Никто из них даже не взглянул в сторону Мэри. Она закрыла дверь и повернулась к остальным.
- Они отвлеклись. Голем, должно быть, делает именно то, на что мы надеялись. Нам пора идти.
- Они прямо за дверью! - Воскликнул Юзеф. - Они нас увидят! Они убьют нас всех!
- Нет, не убьют. Я же сказала тебе: они отвлеклись. Голем, должно быть...
Юзеф фыркнул.
- Этот Голем... Я все еще не могу в это поверить. Ты сошла с ума. Я не знаю, что там происходит, но я знаю, что никакого Голема нет.
- Ладно. Как скажешь. Вам не нужно верить. Но если ты хочешь выжить, я предлагаю тебе следовать за мной прямо сейчас.
- А что, если я этого не сделаю?
- Мне все равно. Ты можешь подождать здесь, чтобы умереть, если ты этого хочешь. Все остальные за мной.
Мэри чуть приоткрыла дверь и выглянула наружу. Нацисты все еще бегали туда-сюда, роясь, как муравьи. Не говоря больше ни слова, Мэри полностью распахнула дверь и, согнув колени и низко пригнувшись, вышла из комнаты и шагнула в темноту теней.
Остальные последовали ее примеру. Мэри этого не знала, но если бы она оглянулась через плечо, то увидела бы среди них Юзефа.
Густав встал рядом с Мэри.
- Что мы делаем, Мэри? - спросил он. - Куда именно мы направляемся?
- Этот забор слишком высок, чтобы мы могли перелезть через него. И мы не можем пролезть под ним. Наш единственный выбор - пройти через ворота.
- Пройти через ворота? Но как?
- Главные ворота легко взломать.
- Но там полно охраны!
- Хорошо, что у нас обоих есть оружие, верно?
Мэри провела группу по проходу между двумя зданиями. Как только все спрятались, она велела им ждать там, а сама пошла осмотреться. Она медленно направилась к углу здания. Главные ворота находились примерно в двухстах метрах слева от нее. Справа от нее находилась столовая.
Здание было объято огнём. Высокие языки пламени плясали на крыше, извергая черный дым в ночное небо. Раньше она этого не замечала, но теперь, когда все это оказалось перед ней, она не слышала ничего, кроме рева огня, пожиравшего здание.
Немецкие солдаты, по-видимому, тщетно пытались потушить пожар.
Мэри снова посмотрела на главные ворота. С обеих сторон стояли сторожевые башни высотой около двенадцати футов. В каждой из них был охранник. В данный момент они были в разгаре разговора, они перекрикивались друг с другом, наблюдая, как горит столовая и здания вокруг. Внизу, на земле, стояли еще два охранника, по одному с каждой стороны ворот. Их тоже отвлек огонь.
Мэри нырнула обратно в безопасную темноту за зданием.
- Хорошо, - сообщила она остальным. - Здесь четыре охранника: два наверху, два внизу. Вот и все.
Мириам подалась вперед и оптимистично прислушалась.
- Тут пожар. Вот почему здесь сигнализация. Все отвлеклись, они не будут ожидать, что мы сбежим.
- Что я должен сделать? - спросил Густав, перекинув винтовку через левое плечо.
- Нам с тобой нужно идти вперед. Позволь мне выстрелить первой. Я уберу ближайшего к нам охранника. Тогда мы сможем убить остальных – просто застрелим всех, кто еще дышит.
Густав кивнул.
- У тебя получилось.
- Хорошо. Все, будьте осторожны. Прикрывайте друг другу спины.
Оглядев толпу, Мэри увидела, что многие из них нервничают и встревожены. Но многие из них, казалось, были готовы уйти, взволнованные перспективой наконец-то выбраться оттуда. Станислав шел в хвосте группы. Он выглядел измученным. На мгновение Мэри показалось, что он сожалеет о содеянном. Но ему не нужно было так думать, это было правильно.
Мэри продолжала:
- Как только услышишь выстрелы, беги к воротам. Понятно? Поехали.
Мэри снова прокралась вперед, Густав был всего в нескольких шагах. На углу она выглянула. Охрана у ворот все еще стояла в тех же позах, все еще перекрикиваясь.
Густав выглянул наружу. Его внимание сразу же привлекло пылающее пламя костра.
- Срань господня, - сказал он. - Мы это сделали?
-Только не мы, - сказала Мэри. - Голем. Но что с того? Пусть горят, мне все равно.
Густав согласно кивнул.
- Ты думаешь, фюрер там?
- О, я очень на это надеюсь. Ну же.
Мэри выскочила из темноты. Она подняла винтовку и прицелилась. Это был первый раз, когда она стреляла из оружия (не считая выстрела, произведенного ранее этим вечером; тогда ей не нужно было целиться, так что это действительно не считалось), и она чувствовала себя неловко, держа его и пытаясь выровнять прицел со своей целью. Но она знала, что у нее было всего несколько секунд, прежде чем кто-нибудь заметит ее, поэтому она наклонила голову, посмотрела вдоль ствола винтовки и выстрелила.
БАМ!
Пуля, которой она намеревалась попасть в голову охранника, пробила ему шею, разбрызгав повсюду кровь.
Густав выстрелил как раз в тот момент, когда оставшиеся охранники посмотрели в их сторону.
Пуля пробила грудь второго охранника.
- ЭЙ! - Крикнул один из нижних охранников, нащупывая свой пистолет.
Мэри сделала второй выстрел, но промахнулась.
К счастью, Густав выстрелил следом, и пуля попала охраннику между глаз, сбив его с ног.
Мэри прицелилась в последнего охранника и выстрелила. И снова она промахнулась.
Этот охранник был лучше подготовлен. Он открыл ответный огонь. Пуля ударила Мэри в плечо, развернула ее и заставила выронить винтовку.
- Мэри! - Закричал Густав, прицелился и выстрелил, убив оставшегося охранника.
К этому времени из-за здания появились волны заключенных. Они бежали к воротам. К Мэри и Густаву подбежала Мириам.
- О Боже мой! Мэри!
- Я в порядке, - сказала Мэри. - Со мной все в порядке.
- Слава богу, - сказал Густав, присев на корточки рядом с ней. - Я думал, он попал в тебя.
- Так и есть, - сказала Мэри, указывая на свое кровоточащее плечо.
- О Боже! У тебя кровь идет! - Взвизгнула Мириам.
- Вот уж не скажешь, - саркастически заметила Мэри.
- Давай, - сказал Густав, просовывая руку Мэри под спину. - Позволь мне помочь тебе.
Густав поднял Мэри на ноги.
- Эм... Ребята... - сказала Мириам.
Мэри и Густав проследили за взглядом Мириам. К ним бежали несколько нацистских солдат с поднятыми автоматами.
- Черт! - Сказала Мэри. Когда она попыталась поднять винтовку, ее плечо пронзила жгучая боль. Она опустилась на колени, позволив себе снять часть веса винтовки с плеча. Затем она подняла винтовку и прицелилась.
- Кто-нибудь, откройте эти чертовы ворота!
Арне прибыл в лагерь меньше недели назад. Он был расквартирован во Франции, но когда англичане начали отступать, весь его батальон был отправлен в лагерь. Еще до того как он приехал, ему сказали, что у них достаточно припасов и что он никогда не будет голодать. Это было сказано так, что прозвучало подозрительно, хотя, как бы он ни настаивал на ответе, никто не сказал ему, что они имели в виду.
В первый же день его прибытия другой солдат сказал ему, что они едят человеческое мясо. Он, конечно, не верил в это до тех пор, пока не сел за свой первый обед в столовой и не получил тарелку с нарезанными человеческими ягодицами и гарниром из вареной картошки.
А теперь эта столовая была объята пламенем. Больше никаких разрезанных ягодиц.
Никаких жареных бицепсов.
Но Арне уже бежал к горящему зданию. Его тащил за собой один из солдат. Ему доложили, что фюрер находится внутри. Они должны спасти его любой ценой.
Приблизившись к зданию, Арне увидел, что, хотя столовая и кухня яростно горели, задняя часть здания была еще относительно нетронута пламенем.
- Пошли, - сказал солдат, показывая дорогу. - Скорее! Сюда!
Он толкнул дверь в дальнем углу здания.
Арне последовал за ним.
Они оказались в коридоре. Едкий туман дыма заполнил проход и плясал толстыми черными струями на потолке.
Арне чувствовал, как жар проникает сквозь стены. Он прикрыл рот тыльной стороной ладони в тщетной попытке помешать дыму проникнуть в легкие.
- Сюда, - сказал солдат, пригибаясь и подталкивая Арне вперед.
Им сказали, что фюреру предоставили кабинет Шульца. Насколько Арне было известно, ни он, ни солдат, с которым он был, никогда не бывали в кабинете Шульца. Арне пробыл там всего неделю, но казалось маловероятным, что другой парень был там раньше; из того, что Арне понял, любой, кого вызывали в офис Шульца, был в серьезной беде, и уже, скорее всего, не вернется оттуда.
Но им сказали, что кабинет Шульца находится в конце следующего коридора, налево.
Солдат толкнул дверь, ведущую в следующий коридор, и замер.
Арне последовал за ним.
- Господи Иисусе, - громко пробормотал он.
- Что, черт возьми, здесь произошло? - спросил другой солдат.
Арне решил, что это риторический вопрос.
Перед ними, все еще отчетливо видимые сквозь густой дым, лежали на полу пять или шесть мертвых тел. Стены были забрызганы кровью. Трупы, казалось, были разорваны на части; у некоторых отсутствовали руки, у некоторых – ноги. По крайней мере одному из них оторвало голову (она лежала на полу у ног Арне, тупо уставившись на залитую кровью стену).
Арне медленно и испуганно двинулся по коридору вслед за другим солдатом. Стена в нескольких метрах справа от Арне была пробита, как будто по ней ударили чем-то тяжелым. Столовая находилась по другую сторону этой стены. Через это отверстие в коридор валил дым, а огонь продолжал бушевать.
- Что это за чертовщина? - пробормотал солдат.
Арне не нашел, что ответить. У него были только свои вопросы – кто убил этих людей? Как он так жестоко уничтожил их тела? И почему? Конечно, тот, кто это сделал, должен был быть тем же самым человеком, который устроил пожар.
Фюрер! Они должны были убедиться, что с ним все в порядке.
Они двинулись дальше, осторожно переступая через расчлененные трупы. При ближайшем рассмотрении одно из тел оказалось выпотрошенным; его внутренности змеились из дыры в туловище, свернувшись в гротескную кучу на спине совершенно другого трупа.
Дверь в кабинет Шульца была приоткрыта. Быстро и синхронно Арне и второй солдат толкнули дверь и вошли в комнату.
Для того зрелища, которое увидел перед собой Арне, у него не было слов.
- ТВОЮ МАТЬ! - Завопил солдат.
Гитлер склонился над столом, уткнувшись лицом в его поверхность. Брюки были спущены до лодыжек. Позади него стояло существо, не похожее ни на что из того, что Арне когда-либо видел раньше.
Голем.
Существо втиснулось внутрь фюрера и теперь было занято тем, что трахало его. Был ли у этого существа пенис – или это был скорее придаток, сделанный из его податливой, похожей на глину плоти – никто не мог толком сказать. Но это существо проникало в задний проход Гитлера и, казалось, получало огромное удовольствие от того, что насиловало его.
Гитлер кряхтел и стонал, постоянно хлопая Голема по бедрам.
Из его рта стекала слюна, падая на деревянную поверхность стола. Арне мог поклясться, что видел слезы в налитых кровью глазах фюрера.
Солдат поднял винтовку и выстрелил. Пуля попала в Голема, но не произвела никакого эффекта. Для Голема это был не более чем комариный укус, возможно, даже меньше. Арне последовал его примеру. Он прицелился и выстрелил. Его пуля пробила шею существа, но, как и выстрел другого солдата, не произвела никакого эффекта. Монстр просто проигнорировал их и продолжил трахать фюрера.
- Пожалуйста, - сказал Гитлер, его голос был приглушен каплями слюны. - Убей меня.
Нет. Арне не мог этого сделать. Он не мог убить их прославленного лидера.
Что скажут люди, если узнают? Они не поймут, что, убив его, он избавил его от страданий. Ради бога, его изнасиловал голем! Это было убийство из милосердия! Нет.
Они запомнят только, что он убил великого Адольфа Гитлера.
- Пожалуйста! УБЕЙ МЕНЯ!
Голем продолжал трахать Гитлера. По внутренней стороне ног фюрера стекали кровавые дорожки.
Арне ничего не мог поделать, кроме как смотреть. Он хотел бежать, но тело не позволяло. Странное зрелище, представшее перед ним, казалось, притягивало его внимание, как мотылька притягивает пламя.
Существо выгнуло спину, задрало голову к потолку и заревело.
Гитлер закричал.
Внезапно изо рта Гитлера начала сочиться коричневая субстанция, увлекая за собой кровь и куски плоти.
На Арне обрушилось внезапное осознание – Голем достиг кульминации. Он наполнил фюрера таким количеством своего грязного эякулята, что липкая коричневая субстанция пробивалась наружу из его тела, а вместе с ней поднимались и его кишки.
Гитлер начал давиться собственными внутренностями, и кровь и грязь растеклись по столу. Грязь начала вытекать из его ноздрей и сочиться из глазных яблок, как мутные коричневые слезы. Почти сразу же эти глазные яблоки поддались, вырвавшись из глазниц, так как скопление грязи позади них стало слишком большим.
Гитлер был мертв, его обмякшее тело распростерлось на столе в луже крови, кишок и глины.
Другой солдат снова поднял винтовку и выстрелил.
И снова пуля не подействовала.
Арне выстрелил еще раз. Как и прежде, ничего.
Голем вышел из Гитлера. Между его ног, сочась кровью, висело то, что можно было описать только как огромный пенис; он был, должно быть, два фута длиной и толщиной с ветку дерева. Но потом он исчез. Глина тела зверя, казалось, поглотила пенис, вплавив его обратно в тело и не оставив никаких следов.
Голем направился к Арне и его товарищу.
- Вот дерьмо! - Закричал солдат, поднимая винтовку и снова стреляя. - О черт, о черт, О ЧЕРТ!
В панике, с сердцем, застрявшим в горле, Арне поднял оружие и выстрелил снова и снова.
В груди Голема открылись дыры, когда пули пробили ее насквозь. Но затем, так же быстро, как и появились, эти отверстия исчезли, пули впитались и щели закрылись.
Теперь существо нависло над ними. Оно протянуло руку и схватило винтовку солдата за ствол. Солдат сделал последний выстрел, и пуля пробила руку Голема. И снова это не возымело никакого эффекта; Голем, казалось, даже не почувствовал этого. Вместо этого он вырвал оружие из рук мужчины и отбросил его в сторону. Затем он обхватил руками его голову и поднял с земли.
Арне не мог больше терпеть. Он бросил винтовку (теперь он понял, что она бесполезна), повернулся и выбежал из кабинета Шульца.
Другой солдат позади него кричал в агонии. И вместе с этими криками он слышал звук рвущейся плоти и хруст костей.
Коридор стал черным, наполненный дымом. Огонь начал прогрызать стены. Языки пламени лизали потолок.
Он толкнул дверь в конце коридора и оказался в следующем коридоре.
Арне закричал, столкнувшись лицом к лицу с еще двумя солдатами.
- О Боже! - Воскликнул он, когда его наполненные дымом легкие с трудом поспевали за ним. - Мы должны выбраться отсюда!
- Что все это значит? - спросил один из солдат. - Где фюрер?
Арне перевел дух. У него не было ответа. Что он мог им сказать? Он просто покачал головой.
И тут дверь позади него распахнулась, расколовшись надвое и ударившись о соседнюю стену. Появился Голем, заполнивший дверной проем.
Арне закричал и протиснулся между двумя солдатами.
Двое солдат подняли винтовки и выстрелили.
Голем быстро расправился с ними. Один взмах его руки снес головы обоих мужчин с плеч. Их обезглавленные трупы упали на пол.
Арне был почти в конце коридора, почти у двери, почти свободен. Но этому не суждено было случиться. Мягкие и податливые руки Голема могли протягиваться на большие расстояния; он мог протянуть руку с того места, где он стоял в дальнем конце коридора, и схватить Арне.
- Нет! - Простонал Арне, когда чудовище потащило его по коридору.
Стена слева от Арне – та, что отделяла коридор от столовой, – казалось, поддалась. Многочисленные панели упали на землю, обнажив бушующий за ними огонь.
Голем поднял Арне с пола. Он поднял его к себе лицом к лицу, положив свои огромные руки по обе стороны от его головы. А потом он начал их сжимать.
Арне чувствовал, как сжимается его череп. Он чувствовал, как кость сгибается под давлением. У него защипало в глазах. Он почувствовал вкус крови. Голова пульсировала, как будто он страдал от самой сильной мигрени.
И он чувствовал жар огня, который грозил поглотить его.
Раздался громкий треск. Треск дерева.
Звон разбитого стекла. Скрежет падающего железа. Все здание вокруг них начало рушиться.
Однако это не отвлекло Голема. Он продолжал сжимать руки, пока голова Арне полностью не поддалась, расколовшись посередине и смешав его мозг с черепом.
А потом крыша провалилась, и пылающие бревна погребли Голема под собой.
Мэри смотрела, как рушится здание. Она могла только надеяться, что Гитлер все еще внутри. Если бы это было так, то сейчас он наверняка уже мертв.
Обрушение здания было благословением – нацистские солдаты, бежавшие в их направлении, внезапно отвлеклись. Многие из них повернулись и уже бежали в направлении пылающих обломков. Те, кто держал винтовки направленными на убегающих пленников, отвлеклись достаточно надолго, чтобы Густав и Мэри, которая боролась с жгучей болью в плече, всадили в них несколько пуль.
Некоторые солдаты смогли открыть ответный огонь. Несколько заключенных позади Мэри закричали, падая на землю, пули разрывали их тела. Раздался крик, который Мэри узнала; она оглянулась через плечо и увидела, как Мириам упала на колени, а из поясницы у нее потекла кровь.
- Мириам! - Закричала она, отбросив винтовку, и бросилась к тому месту, где Мириам лежала лицом вниз.
- Черт! - Пробормотал Густав, продолжая стрелять и убив еще двух гитлеровцев.
Мэри упала на колени и перевернула Мириам на спину. Мириам скривилась от боли. К счастью, она была еще жива. Ее дыхание было тяжелым и хриплым. Она закашлялась, выплюнув полный рот крови.
- О Боже, - сказала Мэри, и в ее голосе послышалось облегчение. - С тобой все будет в порядке!
- Правда? - спросила Мириам. - Я плохо себя чувствую.
Мэри улыбнулась.
- Это значит, что ты все еще жива!
- Жива... Пока жива.
- Да ладно тебе. Давай я тебе помогу.
Мэри просунула руку – в ту, которая не была ранена, – под спину Мириам. Мириам вскрикнула, когда Мэри подняла ее на ноги. Затем, когда рука Мириам обвилась вокруг ее шеи, Мэри заковыляла к воротам, чтобы посмотреть, что у них там происходит и почему ворота еще не открыты.
Подойдя к воротам, она услышала позади себя голос:
- Я не могу сдерживать их в одиночку.
Это был Густав.
Двое пленников тянули цепь, соединявшую две половинки ворот. Мэри сразу же поняла, что им никак не удастся разорвать эту цепь; сталь каждого звена была толщиной не менее полудюйма. Но потом она кое о чем подумала – это было очевидно: им нужен ключ. Наверняка у одного из охранников есть ключ от ворот.
- Эй, - окликнула Мэри одного из заключенных. - Возьми ее, ладно?
- Конечно, - сказал заключенный, вставая, чтобы поддержать Мириам.
Освободившись от своей ноши, Мэри бросилась туда, где лежал труп единственного охранника. Она упала на колени и порылась в его карманах.
И действительно, там лежала связка ключей. Она вытащила их и осмотрела. На кольце висело около тридцати ключей. Ни один из них не был помечен. Но один из них должен был быть от главных ворот.
Мэри протолкалась сквозь толпу.
- Осторожно, - сказала она, подходя к воротам.
Там она взялась за висячий замок, который соединял два конца цепи вместе, и начала пробовать каждый ключ по очереди.
Позади нее снова раздались выстрелы. Она надеялась, что с Густавом все в порядке. Сейчас она ничем не могла ему помочь; ее задача была гораздо важнее.
Затем сзади в ночной темноте раздался хруст дерева и треск ломающейся стали. Неужели рухнуло еще одно здание?
Мэри оглянулась.
- О нет, - пробормотала она себе под нос. - Боже милостивый, нет.
Обломки столовой, все еще дико пылающие, как огромный костер, вздулись и исказились, как будто под ними что-то двигалось. Несколько заключенных обернулись, чтобы посмотреть. Даже нацисты встали как вкопанные.
Среди горящих обломков показался Голем, выбравшийся из пламени.
- О Боже! - Раздался голос за спиной Мэри.
Она обернулась.
Этот голос принадлежал Юзефу – неверующему. Что ж, теперь он определенно поверил Мэри.
На взгляд Мэри, существо, казалось, стало больше. С ее нынешнего расстояния она могла предположить, что Голем был теперь около девяти футов ростом. Однако он, казалось, не стал шире – он стал длиннее и тоньше, чем раньше, как будто его просто вытянули вверх.
Многие из нацистских солдат побежали к этому существу (некоторые вскочили и побежали в противоположном направлении). Они подняли оружие и начали стрелять. Пули пробивали Голема насквозь, либо вонзаясь в глину его тела, либо пробивая насквозь с другой стороны.
Ни одна из этих пуль не возымела никакого эффекта.
Голем направился к солдатам. Видя, что их пули бесполезны, многие нацисты попытались убежать. Для некоторых из них было уже слишком поздно. Мэри наблюдала, как Голем поднял с земли одного солдата и отшвырнул его в сторону, в горящие обломки столовой. Она наблюдала, как Голем поднял еще одного солдата и поднял его над головой, прежде чем легко разорвать его на части, разделив его тело надвое, прямо через талию, позволив его кишкам вылиться наружу.
Она наблюдала, как Голем залез в пасть другого нациста и начисто оторвал ему нижнюю челюсть.
Теперь пленники запаниковали. Вполне понятно. Многие из них начали перелезать через забор. Но Мэри знала, что это не лучший выход. Им нужен был ключ.
Она быстро продолжила пробовать каждый ключ. К счастью, висячий замок открылся шестым ключом. Повернув ключ, она почувствовала облегчение в сердце, и механизм внутри щелкнул, и замок открылся.
Заключенные толкнули, открывая ворота.
Словно стая диких собак, заключенные бросились бежать из лагеря в темноту польской сельской местности.
Мэри оглянулась, надеясь увидеть Густава, выходящего из лагеря вместе с остальными. Густав был мертв, он лежал лицом в грязи, его спина была забрызгана кровью.
Но у Мэри не было времени горевать: в лагерь возвращался еще один пленник.
Станислав.
Мэри бросилась к нему из последних сил на своих усталых ногах.
- Станислав! - Закричала она. - Что ты делаешь? Мы должны идти! Сейчас же!
- Нет, - сказал Станислав. - Я должен остаться.
- Что? Почему?
- Я создал этого зверя. Это монстр. Я должен остановить его.
- Ты не можешь остановить это.
Станислав кивнул.
- Могу. И я должен. Ему нельзя позволить покинуть этот лагерь. Если это произойдет, погибнет много невинных мужчин, женщин и детей.
Он был прав. Мэри даже не подумала об этом. Они не могли позволить ему сбежать. Недалеко от лагеря жили люди, менее чем в миле или около того. Если бы Голем нашел их и рядом не было бы никого, кто мог бы им помочь, они наверняка погибли бы.
- Тогда позволь мне помочь тебе, - сказала Мэри, уже решив, что теперь она с радостью отдаст свою жизнь, чтобы защитить остальных.
Голем все еще был занят тем, что разрывал на части тех нацистов, которые были достаточно храбры (или достаточно глупы, в зависимости от вашей точки зрения), чтобы попытаться бороться с ним. Мэри видела, как он вспорол живот человека, прежде чем вытащить позвоночник через гигантскую рану в животе.
- Ты ничего не можешь сделать, - сказал Станислав. - Я создал его; я должен уничтожить его. Проследи, чтобы все остальные выбрались отсюда в целости и сохранности.
Она кивнула.
Станислав продолжал идти к Голему. Он поднял руки и начал молиться на идише.
Это сразу же привлекло внимание Голема. Внезапно он проигнорировал людей, пытавшихся убить его, и направился к Станиславу.
Станислав встал неподвижно посреди двора. Он откинул голову назад, поднял руки и продолжал молиться.
Мэри подбежала к воротам и выпроводила последнего пленника. Даже несколько нацистов спасались бегством и не делали ничего, чтобы помешать пленным уйти. Мэри оглянулась.
Когда Голем приблизился к Станиславу, что-то в нем начало меняться. Его движения стали медленнее и тяжелее. Казалось, каждый его шаг занимал всего несколько секунд между шагами. Как будто на подошвах его ног был клей, удерживающий его на месте.
И тут Мэри поняла, что происходит: земля пытается вернуть Голема.
Станислав продолжал молиться. Когда Голем приблизился, блеск его грязной плоти, казалось, испарился. Тело монстра высыхало.
Но существо все еще приближалось. Будучи на расстоянии вытянутой руки, он схватил Станислава за шею и оторвал от земли. Но все же, хотя и задыхаясь, Станислав продолжал молиться. Пока Голем стоял неподвижно, грязь, окружавшая его ступни, начала ползти вверх по ногам, впитываясь в высохшее тело.
Держась за вытянутую руку Голема, Станислав пытался отдышаться. Но пока он молился, Голем продолжал сохнуть. Куски грязи и глины начали отслаиваться и осыпаться с его тела. Влажная коричневая плоть начала становиться серой, когда на поверхности образовались трещины.
Голем поднял свободную руку, его пальцы были вытянуты, готовые разорвать плоть отвратительного человека, которого он держал перед собой.
Но потом все замерло.
Эта рука – та, которой он намеревался напасть, оторвалась от плеча и упала на землю. Ударившись о землю, она разлетелась вдребезги, разбрызгивая по земле пыльные комья грязи.
Мэри смотрела, как тело Станислава обмякло. Он явно был мертв, она только надеялась, что он сделал все правильно.
Другая рука Голема отвалилась от его тела, позволив трупу Станислава упасть. И тут ноги Голема подкосились. Они оборвались у колена, остальная часть его тела рухнула назад и превратилась в пыль.
Те комки грязи, которые остались, казалось, были засосаны в грязь, мокрая грязь окутывала их, как будто она была живой. Даже то, что осталось от ног Голема, было поглощено землей. Вскоре от Голема не осталось и следа. Остался только труп Станислава.
Мэри больше ничего не могла сделать. Она оглянулась на лагерь. Теперь огонь перекинулся на все здания. Она могла только надеяться, что Гитлер находится где-то в этих обломках. Она надеялась, что сейчас он горит в аду.
Мэри перевела дыхание. Она повернулась спиной к тому, что так долго было ее тюрьмой, и последовала за толпой бегущих заключенных в темноту сельской местности.
Перевод: Грициан Андреев, 2022