Современный Дракула убивает молодых женщин и высасывает свежую кровь. Так преуспевающий рекламный агент Джо Мак-Эри, герой романа "Одержимый", разогревает свое чувство к любимой жене, с которой состоит в добропорядочном американском браке. Когда-то в детстве над ним жестоко надругался родной отец при пособничестве сестры... Убийцу может разоблачить девушка с парализованными ногами. Но, подобно дерзкой Хромоножке Достоевского, она любит красавца злодея. Любит и в то же время презирает...
Если ты долго всматриваешься в бездну, она также может уставиться на тебя.
Ницше
Бездна: первозданный хаос. Бездонная яма; преисподняя. Неизмеримая и непостижимая глубина или пустота.
Американский Церковный словарь
Перед вами одна из первых книг нового направления — темного вымысла, названного Бездной. Бездна — это ужас, подобного которому не вызывало ничто прочитанное вами до сих пор. Речь идет не о домах с привидениями, или детях греха, или старинных индийских захоронениях. Все мы читали те книги и знаем их сюжеты наизусть.
Бездна влечет Искателя Истины, какой бы мучительной или непонятной она ни казалась. Это — все мы и то темное, что мы в себе носим. Бездна — это ужас, рождающийся на границе света и тьмы. И там, где мы лицом к лицу встречаемся с ним, мы находим самих себя. Темнота как бы высвечивает нас, выявляет наши пороки, наши тайные помыслы И опасения, наши мечты, честолюбивые замыслы и жажду вырваться на свободу. И тот, кто пройдет этот путь до конца, теряет себя, приобретая взамен жизненный опыт.
Милтону Уайту посвящается
Джо Мак-Эри только что убил женщину, и все то, что он чувствовал раньше, когда убивал других четырех, он почувствовал вновь. Как описать это состояние? В своем дневнике он мог бы назвать его «потоком ощущения» или «неким эфемерным эффектом максимально резкой фокусировки всего окружающего».
После каждого убийства реакция организма была cовершенно одинаковой. Сначала нестерпимая боль за левым глазом, словно кто-то втискивал в его мозг картину только что совершенного — кровь и распоротую плоть... Затем яркие блики серебристого света, за которыми он следил взглядом, пытаясь уловить слагавшиеся из них звезды.
В конце концов — удивительная четкость восприятия.
Сейчас он ехал в своей светло-голубой «хонде-аккорд» вдоль Харлем-авеню в южной части Чикаго, и все казалось ему полным жизни, как бы контрастирующим со смертью, только что настигшей его жертву. Он замечал вещи, на которые обычно не обращал внимания: красные, янтарные и бирюзовые отражения стоп-сигналов, мелькавшие на мокром от дождя асфальте. Они то разливались по черному зеркалу шоссе, то съеживались. Звук его радиоприемника. настроенного на негромкую волну ВЛС, усилился и словно бы вибрировал. Он слышал партии отдельных инструментов в музыкальной композиции «Голодный как Волк», как будто Дюран Дюран исполнял свое произведение в его автомобиле. Хотя стоял февраль и стекла в машине были подняты, он улавливал все шумы, доносившиеся извне: шорох шин на асфальте, низкий рокот моторов. Руки осязали и каждую прорезь на чехле руля. В ноздри били запахи. исходившие от его машины и всех прочих, двигавшихся в том же направлении: на северо-восток, к скоростному шоссе Эйзенхауэра и дальше — в город.
А во рту у него был слабый металлический привкус...
Рэнди Мазурски жил в Бервине всю свою жизнь. Его отец тоже вырос в этом пригороде западного Чикаго, а дед прибыл сюда из Польши, построил собственный дом и устроился на работу на чикагские бойни.
Рэнди любил этот городок. Он знал его как свои пять пальцев. Впрочем, в расчерченных на квадраты улицах легко было ориентироваться. Человек, попавший сюда впервые, без труда мог отыскать нужное ему место, скажем, дом Рэнди на Оак-Парк-авеню. Особенно приятно было то, что кафе-мороженое «Воздушная мечта», где он работал управляющим, находилось неподалеку от дома — на аллее Норт-Ривер-Сайд.
Сегодня вечером он задержался в кафе дольше обычного, так как одна из официанток заболела гриппом (так же как и его жена Мэгги), что уже походило на эпидемию, как будто зима была не на исходе, а только начиналась. Официантка ушла домой в пятницу в середине смены, когда кафе осаждала толпа горланящих ребятишек в сопровождении родителей — многие из них пришли отпраздновать день рождения.
Рэнди надел бело-голубую полосатую шапочку официанта, которую приобрел три года назад, когда начинал работать в «Воздушной мечте», и вышел в зал (как полицейский, подумал он про себя). Он разносил подносы с фруктовым, ореховым и другими видами пломбира, вместе с юными посетителями дул в свистульки, колотил по барабану и пел «С днем рождения». Он знал, что детям нравится, когда взрослый, да еще знаток своего дела, принимает участие в их забавах.
Рэнди занимался этим не без удовольствия, но сейчас очень устал, потому что давно уже не работал официантом. Руль он держал с трудом, и, хотя до дома было всего десять минут езды, дорога казалась ужасно длинной — уж очень ему хотелось поскорее увидеть Мэгги.
Он знал, что ему не о чем беспокоиться. Мэгги, должно быть, приготовила отличный обед и теперь ожидает его, поглядывая на часы. Оставив работу корректора в одном из издательств, она взяла несколько уроков кулинарии в Чикаго и научилась превосходно готовить. Рэнди даже поправился на пятнадцать фунтов.
Они с Мэгги были женаты всего семь месяцев, но она уже ждала ребенка. Ребенок был не запланирован: они хотели с этим подождать, пока появится возможность приобрести собственное жилье. В настоящее время они снимали квартиру на втором этаже двухквартирного дома.
Но однажды ночью, когда Рэнди уже засыпал, Мэгги прошептала ему на ухо: «У нас будет ребенок», и его захлестнула волна счастья. Прошло две недели, а восторг в его душе не убавился: свершится великое событие, он станет отцом!
Рэнди припарковал машину на площадке перед их домом из желтого кирпича и внезапно почувствовал острое желание взбежать по лестнице и поскорее обнять Мэгги. Он знал, что ей не нравится, когда он задерживается на работе допоздна, и пожалел, что не догадался захватить для нее чего-нибудь вкусненького.
Ну, ничего. Он постарается ублажить ее по-другому. Закрывая дверцу автомобиля, Рэнди даже улыбнулся: от усталости, которую он испытывал несколько мгновений назад, не осталось и следа.
Рэнди отпер два замка наружной двери и быстро поднялся на второй этаж. Потом тихонько открыл дверь своей квартиры, надеясь, что Мэгги из кухни ничего не услышит и его появление будет для нее сюрпризом.
Запирая за собой дверь, он постарался, чтобы замок не щелкнул. Прокрался через гостиную, особо не удивляясь царившей вокруг тишине: значит, Мэгги, почти никогда не выключавшая музыкальную стереосистему, на сей раз ее выключила. В кухне горел свет, дверь была приоткрыта, и он на цыпочках пошел к этому желтому квадрату.
А потом Рэнди остановился на пороге и начал хохотать. Истерика продолжалась почти час — до тех пор, пока в дело не вмешались медики.
Мэгги — ее темные волосы странно контрастировали со смертельной бледностью обычно смуглого лица, типичного для выходцов из Италии, — лежала мертвая на полу посреди кухни. У нее были перерезаны горло и запястья. Волосы разметались по бежевому линолеуму, руки были раскинуты, словно ее распяли.
Кот Скраггамз сидел рядом с ней и вылизывал лапы.
«Еще одно убийство совершено в западном пригороде Бервина. Маргарет Мазурски, двадцати трех лет, была обнаружена вчера вечером своим мужем Рэндольфом в их квартире, на втором этаже дома — Оак-Парк-авеню, 2511 С.
На запястьях и шее жертвы ножевые ранения. Смерть наступила в результате большой потери крови.
О происшествии сообщил властям следователь округа Кук Майкл Сенн. Полицейский чиновник из Бервина показал, что на месте преступления обнаружено мало крови. Ее следы, однако, найдены в трещинах линолеума на кухне, где Рэндольф Мазурски обнаружил тело. По мнению следователей, убийца удалил с места преступления около кварты крови».
Джо Мак-Эри положил газету на дубовый письменный стол у себя в кабинете, поглядел на нее и усмехнулся. Страница семь. Разумеется, подумал он, если бы они знали о других убийствах, это сообщение могло бы появиться и на первой полосе.
Он откинулся на спинку кожаного кресла, прислушиваясь к его скрипу, и завел руки за голову. Другие... Он вспомнил самое первое.
Люди всегда помнят все самое первое в своей жизни. Первый поцелуй. Первое грехопадение. Первое убийство и вкус крови. Да, это было непередаваемое ощущение.
Он и имени-то ее никогда не узнает. В памяти всплыла глубокая ночь в середине августа. Чикаго изнемогал от жары, влажность воздуха достигала девяноста процентов, а днем температура воздуха поднималась до 98° по Фаренгейту. Два года назад...
Жена сидела перед вентилятором в их квартире на Шеридан-роуд, в ее длинных изящных пальцах был запотевший стакан чая со льдом.
Он ясно, до деталей помнил ту ночь. Энн сидела перед вращающимися лопастями вентилятора, на ногах поношенные шлепанцы, длинные черные волосы собраны в узел на затылке.
Джо сказал ей, что должен выйти... подышать свежим воздухом. Одежда как бы сдавливала его, он чувствовал, что ему трудно дышать. Может быть, около озера будет чуточку прохладнее, по крайней мере, там больше воздуха. Энн совсем скисла от жары, духоты и сырости и не возражала. Она только попросила его перед уходом поставить пластинку Вивальди. Он быстро закрыл за собой дверь, музыка отдавалась болью в висках.
Джо пошел вниз по Шеридан-роуд. Улица словно вымерла — ни машин, ни пешеходов. Воздух неподвижен. Листва не шелохнется.
В районе Ардмор-стрит находился большой пляж, туда и направился Джо. Он медленно шел вдоль бетонной стены, огораживавшей пляж, и выискивал местечко потемнее и попрохладнее, где можно отдохнуть.
Он дошел до угла и уселся на скамейку. Окинул взглядом озеро Мичиган. Над головой, в темноте, чуть шелестели листья клена. Джо слушал ритмичные вздохи прибоя и смотрел на полную оранжевую луну высоко в небе: она была окутана вуалью тумана. Он вспомнил, что бабушка когда-то говорила: если луна выглядит так, как сейчас, скоро начнется дождь. Он очень надеялся на это.
Джо начал понимать, что прогулка не принесет ему облегчения. И тут появилась ОНА.
Он знал, что девушка не могла видеть его в темноте. Все еще не отдавая отчета своим действиям, он встал, подошел к дереву и прижался спиной к стволу.
Она была молода. Прямые белокурые волосы до плеч, высокая, пожалуй, даже слишком высокая для большинства мужчин, но Джо был хорошего роста — шесть футов четыре дюйма.
Она приближалась. Узкая полоска бюстгальтера и полотняные шорты ярко белели, контрастируя даже в темноте с ее загаром.
Джо почувствовал, что его член стал твердеть, но желание было каким-то странным. Чего же он хочет? Непонятно...
Внезапно девушка повернула влево и пошла по песку вдоль кромки воды.
Он затаился и смотрел на нее. Она огляделась вокруг, желая убедиться, что за ней никто не следит. В какое-то мгновение Джо показалось, что девушка уставилась прямо на него, но она тут же перевела взгляд. Впрочем, Джо был убежден, что разглядеть его невозможно.
Она развязала на спине завязки и сбросила бюстгальтер на песок. Затем выскользнула из шорт и встала у кромки воды обнаженная. Под луной ее тело казалось облитым серебристо-молочным сиянием. Джо мысленно пририсовал контуры бикини к ее обнаженной фигуре.
Она вошла в озеро. Когда вода достигла ее талии, девушка сложила руки над головой и нырнула. Вынырнув через мгновение, стряхнула воду с волос и медленно поплыла, удаляясь от берега.
Джо почувствовал, что в нем словно бы проснулся кто-то другой. Он быстро зашагал по песку, не слушая внутреннего голоса, шептавшего ему, что надо вернуться.
Джо боялся этой женщины и в то же время страстно желал ее... даже не понимая до конца, чего же он жаждет. У кромки воды скинул брюки и быстро стянул футболку. Раздевшись, он перестал наконец потеть и почувствовал приятную прохладу. Сделал несколько шагов вперед. Вода медленно обступала его. Она была на удивление теплой — обычно даже в августе вода в озере Мичиган так холодна, что можно закоченеть.
Джо отыскал взглядом девушку. Она была уже далеко и не смотрела в его сторону.
Джо тихо нырнул и поплыл по направлению к ней. Каждые несколько секунд он поднимал голову, набирал в легкие воздух и снова нырял, надеясь, что она его не заметила.
Наконец он увидел ее ноги: прекрасной формы, длинные, равномерно двигавшиеся в воде. Подплыв ближе, он смог различить темный треугольник на лобке и словно бы почувствовал мягкую выпуклость живота.
Джо должен был набрать воздух. Сейчас она его увидит... Когда он вынырнул, она повернулась и открыла рот от изумления. В ее глазах метнулся испуг.
Джо усмехнулся.
Быстро-быстро, по-собачьи, она поплыла в сторону. Он легко нагнал ее.
— Что вам нужно? — На мгновение она остановилась и, мужественно борясь со страхом (Джо хорошо запомнил этот момент — это был его триумф), попыталась улыбнуться.
И тут Джо нырнул.
Нырнул и оказался прямо у ее ног. Обхватив руками бедра девушки, он рванул ее вниз. Она сопротивлялась и вырывалась, но Джо, несомненно более сильный и мускулистый, легко с ней справился. Когда она вся погрузилась в воду, он схватил ее за волосы и опустил еще ниже, а сам вынырнул на поверхность. Теперь он мог дышать, а ее держал внизу под водой. Сколько времени она сопротивлялась, трудно сказать. Ему казалось, что продолжалось это минут пять — десять, хотя он понимал, что все кончилось гораздо быстрее.
Ее сопротивление не ослабевало постепенно, а в какой-то момент сразу прекратилось. И Джо понял, что она мертва. Он ничего не чувствовал, ни о чем не думал. Только сумасшедшее желание переполняло его, и он поплыл к берегу, таща ее за собой.
Пляж был пустынным. Джо слышал шум машин, доносившийся с Лэйк-Шор-Драйв, но это его не беспокоило. Он оставил тело наполовину в воде и вытерся ее шортами и бюстгальтером. Ему вдруг стало очень холодно — это в такую-то жару, и он поспешно надел брюки и футболку.
Дальше произошло необъяснимое: он затащил мертвую девушку в кленовую рощицу и там кирпичом проломил ей голову.
Когда он увидел темную кровь, его желание стало вполне отчетливым. Джо присел на корточки и высосал немного остывшей крови.
Его первая жертва... Он высосал всего несколько капель, ему хотелось еще, но в это время вдоль бетонной стены проехал велосипедист. Джо спрятался за кусты и выждал, пока тот не скроется. Тогда он вновь припал губами к ране и стал сосать уже начавшую свертываться кровь. Потом провел рукой по губам и лицу мертвой и облизал пальцы.
Внезапно Джо почувствовал, что его член начал пульсировать, обнажил его и подождал, когда семя выльется на траву.
Такого он не испытывал никогда в жизни. Ночь наполнилась звуками — жужжанием насекомых, гудками автомобилей, шорохом темной воды у берега, а также запахами и таинственными видениями.
Это мрачное происшествие как бы дало ему еще одну жизнь — ту, которую он украл. Он не чувствовал никакой вины, его совесть молчала. Джо встал и отправился домой, на Шеридан-роуд, где Энн, должно быть, уже пришла в себя.
Рэнди Мазурски еще не оправился от шока. Лицо его было искажено такой страшной мукой, что даже сторонний человек понял бы, что у этого парня случилось нечто непоправимое. Рэнди, обхватив руками голову, сидел на обшарпанном стуле в мрачноватой комнате бервинского полицейского участка. Его пепельные волосы свалялись и беспорядочно спадали на лоб. Слаксы цвета хаки и твидовое спортивное пальто были помяты. Он тихо, но непрерывно стонал.
Рядом с ним сидели е го родители.
Отец, худощавый мужчина в хлопчатобумажном рабочем, комбинезоне и синей рубахе, неотрывно смотрел на сына. Лицо его не выражало никаких эмоций, но руки, длинные, с узловатыми пальцами и плоскими ладонями, мелко дрожали.
Мать сидела по другую сторону. На ней был темно-лиловый свитер фасона «кардиган», надетый поверх желтой блузки. Седые волосы прикрыты сиреневым нейлоновым шарфом. В руках она держала скомканный, мокрый от слез бумажный носовой платок. Глаза опухли и покраснели. Казалось, она пыталась сдерживать свое горе, чтобы не тревожить сына.
— О, сынок... — простонала она, положив руку ему на плечо. Рэнди поднял голову. — Мы ничего не понимаем. Может быть, никогда и не поймем, почему Мэгги ушла от нас. Но ты должен верить, что это воля Господня и однажды...
Голос женщины звучал монотонно; по лицу сына невозможно было понять, слышал ли он что-либо из того, что она говорила. Его пустые глаза смотрели куда-то в пространство.
В мыслях Рэнди не было никакого сумбура. Вернее, одна-единственная мысль постоянно прокручивалась в мозгу, как некое заклинание: Мэгги мертва... Мэгги мертва... Сколько ни повторял, он не мог заставить себя ни осознать, ни поверить в это. Мэгги... Сейчас она войдет в эту убогую комнату и скажет, что все это ошибка, абсурд и им давно пора идти домой. И тогда они все вместе — он, она, родители, полицейские — посмеются над той странной и страшной шуткой, которую кто-то сыграл с ними. Мэгги не может быть мертвой. У них же должен появиться ребенок...
Он поднял голову и как бы впервые увидел эту комнату. Родители смотрели на него молящими глазами. Что им от него надо?
— Сынок, — голос матери резанул ухо, — давай пойдем к отцу Фрэнку, он, должно быть, уже встал. Позволь ему поговорить с тобой.
Мать поднялась, и Рэнди заметил, что у нее дрожат колени. Он засмеялся.
На лице матери отразилась боль.
— Пойдем, сынок, ну пожалуйста!
Она взяла его за руку, он не противился этому, но когда она отпустила его руку, та упала на стул, как у спящего.
Мать повернулась к отцу.
— Отец, почему ты сидишь как истукан? Сделай же что-нибудь! Нашему мальчику нужна помощь. Ради Бога, помоги ему!
Старик уставился на жену — мол, что такое говорит эта женщина?.. Она вновь опустилась на стул и заплакала.
Рэнди мысленно вернулся к тому вечеру, когда был мороженщиком в собственном кафе. Если бы время пошло вспять, быть может, все обернулось бы по-другому... Вот он взбегает по лестнице и слышит музыку. Ага, стереосистема, как всегда, включена. Чем это так вкусно пахнет? Мэгги готовит ужин. Быстрые шаги по линолеуму кухни. Легкий хлопок закрываемой дверцы холодильника. Он поворачивает ключ в замке, входит, все звуки и запахи усиливаются. Как хорошо — наконец он дома! Мэгги в старых джинсах и свитере с капюшоном спешит ему навстречу... Может быть, время пойдет вспять?..
Как же так — Мэгги мертва... Они ведь собирались завтра вечером поиграть в волейбол...
Рэнди встал и потянулся.
— Мне надо побыть одному. Я пойду пройдусь. Скажите сыщикам, что вернусь домой на несколько часов...
Отец кивнул. Мать, испуганно озираясь, сказала:
— Нет, Рэнди, это не годится. Вдруг что-то выяснится, где тогда тебя искать? И вообще тебе сейчас не надо быть одному... Давай лучше сходим к отцу Фрэнку, а?
Внезапно раздался резкий голос отца.
— Оставь, пожалуйста, парня в покое, Тереза. Если ему хочется побыть одному, ради Бога, позволь ему это сделать.
Выходя из комнаты, Рэнди мельком взглянул на родителей. Мать глядела на отца открыв рот и казалась очень несчастной. Отец опустил голову. И его руки... Рэнди заметил, как сильно они дрожали.
Пэт Янг прожила пять лет на Оак-Парк-авеню, 2511 С в двухквартирном доме. В тот день она наблюдала за квартиркой Мазурски из того же окна, у которого находилась сейчас. Рэнди был симпатичным крепким парнем и нравился ей, так что она часто пристраивалась у окна и смотрела на него, когда он шел на работу или возвращался домой.
У Пэт было полно времени для таких наблюдений. Раньше она работала в компании «Ю. С. Стил» в Джолиете, где и получила травму при падении с мостового крана.
Тогда все говорили, что ей повезло. Она сама, правда, не считала сломанный позвоночник и необходимость провести остаток своих дней в инвалидном кресле особым везением. Но все-таки, слава Богу, она осталась жива. И до конца дней своих будет получать пенсию от завода. Пэт научилась управлять креслом и без затруднений передвигалась по своей квартире на первом этаже. Когда ей становилось уж очень тоскливо, она пристраивалась у окна.
Пэт уже больше года наблюдала за своими соседями. Наиболее интересными из них были Мазурски. Они казались такими сумасшедше счастливыми.
Пэт, глядя на них, даже посмеивалась. Это надо ж: все время вместе и все время сияют. Такого просто не бывает. На публику, что ли, работают?.. Нет, думала она, настанет день — и грянет какая-нибудь беда. Ей было очень интересно, что же произойдет.
Сегодня Пэт была вознаграждена за все свои усилия. Она позавтракала сандвичем и в течение часа смотрела сериал «Все мои дети», а затем подкатила к окну и увидела весьма привлекательного молодого человека, поднимавшегося по лестнице вслед за Мэгги Мазурски. Время было раннее, и Пэт знала, что Рэнди еще не скоро вернется домой. Незнакомец находился в ее поле зрения всего несколько секунд, но хватило и беглого взгляда, чтобы оценить его внешность. Широкие плечи, крепкое телосложение, вьющиеся каштановые волосы, лицо приятное, небольшие усы. Короче, она все успела разглядеть.
Пэт даже хихикнула, представив себе, что сейчас будет происходить наверху в квартире Мазурски. И она решила еще раз посмотреть на этого мужчину, когда он будет выходить. Ее инвалидность накладывала, конечно, определенные ограничения на массу вещей, но не мешала ей живо интересоваться противоположным полом. Ее маленькая квартирка была переполнена изданиями типа «Плейгел» и «Космополитен».
Пэт поглядывала в окно даже тогда, когда шла телепередача «Общая больница». Приблизительно через час мужчина вышел, и его вид подтвердил ее догадки. Он шел энергичной походкой и прямо-таки сиял. Она схватила бинокль, лежавший на столе у окна, и как следует разглядела незнакомца. Она не разочаровалась: он был еще привлекательнее, чем ей показалось раньше, и улыбался.
Пэт снова села, ее бледное лицо даже слегка порозовело от удовольствия. Итак, Мазурски, эта «счастливая парочка», оказывается, не так уж счастливы, как все думают. Возможно, Мэгги-то очень даже счастлива. Почему бы и нет? Пэт тоже радовалась бы, если бы заарканила двух таких мужчин.
Она вздохнула. Да, у нее вряд ли будет такой красавчик, как этот, только что вышедший от Мэгги Мазурски. Мог бы, правда, быть... однажды. Пэт было всего двадцать три года, когда случилось несчастье. Сослуживцы поглядывали на нее с откровенным вожделением, и ей льстили их плотоядные взгляды и восхищенный шепот, следовавший за ней по пятам.
Сейчас она не заботилась о своей внешности. Пэт редко покидала квартиру, ее кожа приобрела болезненную бледность, в глазах, когда-то зеленых и полных огня, затаилась печаль. У нее были красивые волосы — рыжие, длинные и волнистые. Пэт сама остригла их перед зеркалом, оставив всего два дюйма.
Кому теперь все это нужно? Разве стоящий мужчина свяжется с калекой?..
Поздним вечером Пэт снова развеселилась и начала злорадствовать еще больше. Больное воображение разгулялось вовсю. Рэнди не вернулся с работы домой в обычное время, и Пэт громко смеялась, представляя себе, как он развлекается на стороне.
Потом завыла сирена, и Пэт забыла о Мазурски. Она выключила телевизор и настольную лампу и подъехала поближе к окну: ее колени упирались в стену. Она наблюдала за происходящим, оставаясь в темноте. Двое крепких мужчин вышли из дома с носилками. На них лежало что-то, накрытое белым. Пэт поразило, что рядом шел Рэнди Мазурски. Он горбился и плакал.
Красный свет полицейских мигалок отражался от светлого кирпича дома Мазурски. Пэт увидела, что Рэнди забрался сзади в машину «Скорой помощи» вслед за носилками, на которых, вероятно, была Мэгги.
Пэт переполняли смешанные чувства, самыми сильными из которых были страх и любопытство. Она отъехала на коляске от окна. По телевизору начиналась передача «Опасность».
Через какое-то время в дверь постучали. Она не хотела отвечать на стук, но телевизор был включен на полную громкость, и свет в доме выдавал присутствие хозяев.
Подкатив к двери, Пэт мысленно прикинула, кто бы это мог быть, а когда открыла, увидела знакомую голубую форму полицейского офицера их города. Она приветливо улыбнулась и впустила молодого человека в дом. Он выглядел совсем недурно: высокий, кареглазый, черноволосый, широкая грудь, узкая талия.
Пэт изобразила удивление.
— Чем могу помочь, господин офицер? Что-нибудь случилось?
— Боюсь, да, мэм. В доме напротив произошло убийство. Маргарет Мазурски. Вы ее знали? Слышали о ней что-нибудь?
Пэт снова улыбнулась ему.
— Мне очень жаль... Но я ее не знала... Я ведь мало бываю на улице. — Она показала на свои ноги.
Офицер сочувственно кивнул.
— Понимаете, мы опрашиваем всех живущих по соседству, пытаемся выяснить, не заметил ли кто-нибудь чего-либо подозрительного. Вы, случайно, не видели — выходил сегодня кто-нибудь из квартиры Мазурски? Или, быть может, на улице появился кто-то, кого вам не приходилось видеть здесь раньше?
Пэт покачала головой.
— Сожалею, господин офицер, но я ничего не видела.
— Вы уверены? Иногда мы видим что-то, но не придаем этому значения. А потом, в иных обстоятельствах, какая-нибудь деталь вдруг вспоминается.
— Нет, господин офицер, мне нечего вспомнить. Понимаете, по вечерам я чувствую себя неважно. А сегодня днем я долго спала, а остальное время смотрела телевизор. Мне очень жаль... но я ничего не видела.
Полисмен что-то быстро записал в блокноте.
— Скажите, пожалуйста, ваше имя.
— Пэт Янг.
— Благодарю вас, мисс Янг.
Он повернулся, чтобы уйти, Пэт окликнула его:
— Господин офицер, а здесь, в округе, нам ничто не грозит?
— Нет, в ближайшие дни здесь будет много патрульных машин. Не беспокойтесь, мы будем вести наблюдение. Но двери на всякий случай держите на замке.
Пэт закрыла дверь. Телевизор, казалось, орал еще громче, чем раньше. Она выключила звук, ей надоели эти электронные голоса.
— Заткнись, — прошептала она телевизору, — у меня есть свои причины делать то, что я делаю.
В ее памяти всплыла недавняя картина: из квартиры Мэгги выходит красивый мужчина, походка легкая, лицо так и сияет.
Она должна узнать, кто он такой. Пэт еще посмотрит, кто тогда будет сиять. Заводская пенсия неуклонно уменьшалась — все съедала инфляция. Небольшая добавка была бы весьма кстати.
Парень был прекрасно одет. Такую одежду в магазине готового платья не покупают.
Хорошо бы узнать, какие отношения у него были с Мэгги. Знала она его? Почему впустила в квартиру?
Пэт пока что понятия не имела, как осуществить задуманное, но твердо решила одно: она выяснит, кто этот красавчик.
Выяснит и тогда — прощай, Бервин.
После нескольких часов блуждания по аккуратным улицам Бервина Рэнди очутился перед домом, где они жили с Мэгги. Здесь все еще стояли полицейские машины. Он посмотрел наверх. За ярко освещенными окнами мелькали силуэты, вспыхивали блицы фотокамер. Техническая экспертиза. Найдут ли они что-нибудь? Узнать бы, есть ли какие-нибудь улики. Ведь у Мэгги не было врагов.
Этот дом... Без Мэгги он уже никогда больше не будет его домом. Рэнди поглядел в февральское небо: черное, мерцают звезды, сияющая, почти полная луна льет серебристый свет на унылую зимнюю улицу. Казалось, в мире что-то изменилось, отдавая дань его потере. Ветер над головой, голые ветви деревьев, пронзающие ночь, гудки автомобилей и вокруг — чьи-то чужие жизни... Интересно, есть ли кому-нибудь до него дело?
Он снова поглядел на окна. Свет все еще горел, квартира выглядела теплой, почти гостеприимной. Рэнди потер руки о свое шерстяное спортивное пальто и понял, что замерз. Его организм начал сдавать под тяжестью горя. Он начал двигаться, пытаясь согреться и забыть о холоде.
Когда через час Рэнди вернулся, света в квартире не было и полицейские машины уехали. Улица выглядела обычной, как будто ничего не произошло.
Рэнди поискал в карманах ключ от входной двери. Внутри, должно быть, тепло. Если он не сможет здесь остаться, переберется к матери — она будет счастлива. Кроме того, в Чикаго полно отелей и отделений Ассоциации молодых мужчин—христиан.
Рэнди проглотил комок в горле, перевел дыхание и пошел наверх., В голове было пусто, он машинально передвигал ноги, поднимаясь по скрипучей деревянной темной лестнице.
На двери висел знак беды — огромный желтый плакат «МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ. ИДЕТ РАССЛЕДОВАНИЕ. НЕ ВХОДИТЬ».
Рэнди подумал, что полицейские не станут возражать, если он войдет, и вставил ключ в замок.
Когда он открыл дверь, к его ногам бросился Скраггамз. Рэнди подобрал кота и вместе с ним сел на диван. Кот пытался вырваться из его объятий, но Рэнди не отпускал его, ему нужно было держать что-нибудь в руках.
Снова подступили рыдания. Сначала сухие, болезненные, затем рот Рэнди раскрылся в безмолвном крике боли, глаза расширились, плечи стала бить дрожь. Когда полились слезы, кот соскочил с его колен. Перед тем как скрыться под стулом в столовой, он с любопытством посмотрел на хозяина.
Рэнди поднялся и прошелся по пустой квартире, всюду включая свет. Тихо зажужжало электричество, засияли лампы. Рэнди стоял на кухне, судорожно всхлипывая. Слезы кончились. Он смотрел на немудреную обстановку, но видел лишь Мэгги, распростертую на полу. Темные волосы разметались, кожа неестественно бледная, живот слегка выступает. Каждая деталь запечатлелась в его сознании; он никогда не забудет этой картины.
Он еще раз окинул взглядом кухню, пытаясь понять, для чего предназначено это помещение. Ничего особенного здесь не было. И вдруг он заметил, что около холодильника что-то слабо поблескивает. Сперва его заплаканные глаза видели лишь хромированное днище, но вскоре он понял, что там что-то было. Он шагнул к холодильнику и опустился на колени.
Там лежала серебряная зажигалка. Лицо Рэнди исказилось гримасой, когда он поднимал ее. На нижней части зажигалки Рэнди увидел коричневое пятно. Должно быть, это была кровь Мэгги. Он соскреб пятно и обнаружил под ним выгравированные инициалы: «Д. М.-Э.».
Рэнди захлестнула ярость, вновь хлынули слезы. Он бросился на пол, сжимая в руке зажигалку.
— Клянусь Богом, — прошептал он, — я доберусь до тебя, Д. М.-Э., я доберусь до тебя, хотя бы мне это стоило жизни.
Рэнди сжался в комок, все крепче стискивая зажигалку. Рядом с ним на полу виднелся контур тела его жены, обведенный мелом.
Рэнди понял, что дольше не должен оставаться в квартире. Он позвонил родителям, они хотели за ним приехать, но он сказал, что лучше сам к ним приедет, и они согласились.
Когда он закрывал за собой дверь, зажигалка была у него в кармане.
Энн Мак-Эри сняла черную соболью шубу, передала ее ассистенту и, уходя, кивнула фотографу — Луизе. Та произнесла ей вслед:
— Большое спасибо, Энн, это будет потрясающе.
Энн только что кончила фотографироваться для рекламы фирмы «Меха Эванса». Фирма проводила распродажу в конце зимы, и реклама должна была появиться в газете «Трибюн» в последних числах марта.
В тесной раздевалке студии Энн вдруг почувствовала смертельную усталость. Стирая с лица косметику, заметила, как плохо она выглядит. Для профессионала это было тревожным знаком. Вокруг глаз темные круги, которые до этого скрывал грим. Черные, ниспадавшие на плечи волосы утратили былой «восточный» блеск. И глаза какие-то не такие — в них нет прежней живости.
Энн провела щеткой по волосам, сложила все свои вещи в поношенную кожаную сумку, повесила ее на плечо и покинула студию. Выйдя на улицу, она остановила такси и поехала к Хэрри на Раш-стрит. Может быть, послеобеденный «Танкерей» будет как раз тем средством, которое поможет ей уснуть. Последние две ночи она совсем не спала.
Бар заполнялся веселой послеобеденной толпой. Энн заняла маленький столик у стены. Заказав напитки, она стала разглядывать мужчин и женщин в деловой одежде и почувствовала себя не в своей тарелке в джинсах, ботинках и белом хлопчатобумажном свитере.
Принесли напитки, и Энн, совершенно разбитая, перестала воспринимать окружающее, закурила и начала потягивать коктейль, пытаясь отогнать невеселые мысли.
Вот уже три месяца, как Энн решила оставить Джо. Почему она приняла такое решение? Она ведь не хотела расставаться с мужем и не считала свой брак несчастливым.
То же самое — насколько ей известно — можно было сказать о Джо. Он не пренебрегал ею, не раздражался и не раздражал ее. Причины были более тонкие, более глубокие.
Все было бы понятнее, если бы появился кто-то третий — мужчина или женщина.
Но дело в том, что сейчас Джо Мак-Эри уже не был тем Джо Мак-Эри, за которого Энн вышла замуж. Перемена происходила постепенно, пожалуй, Энн не смогла бы точно определить, когда это началось.
Однако Энн понимала, что все имеет свои границы. И перемены тоже. И она хорошо знала, когда муж перешагнул допустимый предел. Прошлой ночью Джо вернулся домой, переполненный какой-то необъяснимой радостью. Он прямо-таки захлебывался от счастья. Но когда Энн, улыбаясь, попыталась узнать, в чем дело, — чтобы «постараться быть счастливой тоже», он не смог ничего объяснить. Сказал: «Энн, дорогая, я просто хорошо себя чувствую, вот и все...» Она не знала, где он провел этот день, так как стол в его кабинете был чист, и их автоответчик выдал ей целый список телефонов, по которым надо было звонить. Когда она спросила его об этом, он ответил, что провел весь день в зоопарке Линкольна. Энн посмеялась над этим, но смех прозвучал как-то неестественно.
А потом началось нечто необъяснимое. Страсть Джо в эту ночь походила на настоящее безумие. Такого не было за все пять лет их совместной жизни. Сначала Энн была польщена, но вскоре его желания вышли из-под ее контроля, и ей ничего уже не хотелось. Он грубо овладевал ею снова и снова, пока она не закричала от боли. Энн била его по спине кулаками, но он не обращал на это внимания, не слышал ее криков. И так продолжалось всю ночь напролет.
Наутро она решила с ним расстаться. Днем он ушел, на сей раз действительно заниматься делами... встретился с несколькими клиентами, для которых делал рекламу. Энн сидела в его кабинете и писала ему письмо — не прощальное, а просто записку о том, что она оставляет его на время и скоро даст о себе знать.
Роясь в его столе в поисках бумаги, она наткнулась на коробку из-под обуви. Сверху лежала вырезка из сегодняшней газеты «Трибюн». В ней сообщалось об убийстве женщины из Бервина. Энн была озадачена.
Далее она обнаружила другие вырезки из газет, во всех сообщалось об убийствах женщин в различных районах Чикаго и в его пригородах. Ее начала бить дрожь: кто он, этот человек, с которым она живет?
Энн запихнула вырезки обратно в ящик стола и постаралась унять страх: НИЧЕГО ОСОБЕННОГО. ТВОЙ МУЖ ПОДОБЕН ВСЕМ МУЖЧИНАМ, ЧИТАЮЩИМ ДЕТЕКТИВНЫЕ ЖУРНАЛЫ, У НЕГО ДОВОЛЬНО СТРАННЫЙ ИНТЕРЕС К УБИЙСТВАМ. ЭТО НИЧЕГО НЕ ЗНАЧИТ. ТЕБЕ ЭТО НЕПРИЯТНО, НО НАВЕРНОЕ, НИЧЕГО НЕНОРМАЛЬНОГО ЗДЕСЬ НЕТ. ПРИМИТИВНАЯ АГРЕССИВНОСТЬ ИНТЕЛЛИГЕНТА ИЛИ ЧТО-ТО В ЭТОМ РОДЕ...
Она погасила свет в кабинете Джо и быстро ушла. Она спросит его о вырезках позже. Может быть, ей не следует покидать его. Может быть, ему нужна ее помощь. Может быть, прошлая ночь была лишь случайностью, неизбежной для каждой супружеской пары. Может быть...
ТОЛЬКО ГДЕ ЖЕ ОН БЫЛ ВЧЕРА ВЕСЬ ДЕНЬ?
Энн допила коктейль. Прошлую ночь она провела без сна, из головы не выходили эти газетные вырезки. Рядом с ней спокойно спал Джо, от него исходило какое-то неприятное тепло.
Она читала до самого утра.
Оставив на столе доллар, Энн вышла из бара. На улице начал падать мокрый серый снег. Джо сказал, что будет ждать ее к обеду.
В течение дня Джо не обнаружил пропажи зажигалки. Все утро он провел с представителями компании «Нэйчур снэк» — владельцами сети магазинов здоровой пищи, которые не выносили, когда в помещении кто-то курил.
Вернувшись домой, Джо спрятал портфель и папку в тайник, находившийся в его кабинете. Потом включил медную, под зеленым абажуром настольную лампу и погрузился в глубокое кожаное кресло, позволив себе на несколько минут расслабиться, перед тем как обдумать газетную рекламу, заказанную ему фирмой «Нэйчур снэк». Он вынул из кармана пачку «Мальборо», согревавшую его сердце все утро, вытряхнул одну сигарету и запустил руку поглубже в карман своей спортивной куртки — там должна быть серебряная зажигалка, которую Энн подарила ему на Рождество. С поднимающимся раздражением он вытащил руку из правого кармана и пошарил в левом. Зажигалки не было. Джо проверил оба кармана брюк. Пусто.
Чувствуя безотчетную легкую панику, Джо поднялся и подошел к стоявшему в кабинете шкафу, где висело его непромокаемое пальто. Все карманы были пусты. Джо быстро обшарил ящики стола. Результат тот же: пусто.
Джо вновь сел в кресло. Дыхание участилось, кровь била в виски. Несмотря на то, что окна кабинета выходили на теневую сторону и там всегда было прохладно, особенно в зимнее время, у него на лбу выступила испарина. Он попытался себя успокоить — в конце концов, зажигалка могла потеряться где угодно. Могла выпасть из кармана пальто, когда он был в офисе компании «Нэйчур снэк». Или, быть может, он обронил ее где-то здесь, в квартире...
Джо опустился на колени и обследовал каждую ворсинку коврового покрытия цвета шампань, молясь о том, чтобы увидеть блеск серебра. Проверил ночную тумбочку около их кровати в спальне. Ничего. На кухне, оборудованной по высшему классу, отделанной черным, красным и серебристым пластиком, осмотрел все ящики и полки. Ничего. В кошелках и карманах Энн тоже ничего. В ванной комнате — тоже пусто.
Джо вернулся в кабинет и сел, пытаясь унять бешено колотившееся сердце. Зажигалка... небось валяется где-нибудь на улице. Или лежит под вешалкой в компании «Нэйчур снэк».
Однако, как он ни убеждал себя, он знал, ГДЕ находится зажигалка. Она в Бервине, в квартире Мэгги Мазурски, этой самой, последней... Мэгги Мазурски... Его зажигалка... с его инициалами! Черт возьми! Он ударил кулаком по лежавшей на столе зеленой книге. Он всегда был так осторожен, следил, чтобы не осталось никаких улик, указывающих на его личность. И вот теперь полиция обнаружит стопятидесятидолларовую зажигалку, серебряную, девятьсот пятидесятой пробы, и след приведет в магазин на Мичиган-авеню, где Энн купила ее два месяца назад и выгравировала на ней его инициалы.
Джо подошел к окну и стал смотреть на машины, двигавшиеся по Лэйк-Шор-Драйв. Дальше, за их непрерывным потоком, находилось озеро. Сегодня его воды были серыми и неспокойными, пена яростно накатывала на берег. Волны, угрюмые, однообразные, вздымались высоко, чуть ли не до самого жемчужно-серого неба. Джо заставил себя сконцентрировать внимание на воде. Заставил себя смотреть, как из темной глубины поднимается очередной вал и движется к берегу.
Однако он никак не мог успокоиться. Ладони вспотели, руки дрожали. Что подумает Энн, когда придет домой? Как он объяснит ей свое состояние?
Джо направился в крохотную ванную комнату, находившуюся рядом с его кабинетом. В аптечке нашел флакончик с валиумом, выписанным Энн несколько лет назад, когда она потеряла их первого и единственного ребенка в результате неудачных родов. Он проглотил маленькую желтую пилюлю, ничем ее не запивая, и вернулся в кабинет. Сел за стол, закрыл глаза и стал ждать, пока лекарство подействует...
Через некоторое время потливость и дрожь в руках прекратились. Он снова подошел к окну и посмотрел вдаль.
— Я должен вернуть зажигалку... и как можно скорее, — сказал он себе.
Джо быстро залил кипятком полуфабрикат «феттучино Альфредо», и в это время Энн повернула ключ в замке... Сегодня он не выбежал ей навстречу, как обычно, а продолжал заниматься готовкой. После того, что произошло прошлой ночью, отношения их были несколько напряженными. Джо решил сдерживать действие подпитки, которую получал от своих жертв, чтобы не увеличивать подозрений Энн.
— Надо же, как вкусно пахнет, — сказала Энн без особого, правда, энтузиазма.
Джо повернулся от плиты и улыбнулся ей. Она постаралась не встречаться с ним глазами. Присев у маленького красного лакированного столика, Энн начала просматривать сегодняшнюю корреспонденцию и одновременно прикидывала, как подступиться к мужу с расспросами о газетных вырезках, обнаруженных ею в письменном столе. Может быть, сейчас не стоит, подумала она, может быть, не время. Это только озадачит его, а здесь и нет ничего. Может быть...
— Как дела?
Она наконец подняла голову и встретила его взгляд. Он улыбался и был готов услужить ей во всем. Его карие глаза казались такими живыми, а улыбка столь искренней, что Энн отказывалась верить тому, что между ними не все в порядке.
Ее первым порывом было заявить, что дела могли бы быть и лучше, если бы она хоть немного поспала в течение последних двух ночей. Но зачем раздражать его? Ничего хорошего не получится, если она будет продолжать сопротивляться его усилиям наладить отношения.
— Дела?.. Да все хорошо. С Луизой всегда хорошо. С ней чувствуешь себя уверенно, не боишься экспериментировать.
Джо махнул рукой.
— А... с твоей внешностью совершенно неважно, кто фотографирует.
— Да ладно тебе! — Энн засмеялась и встала из-за стола. — Обед скоро? Я быстренько приму душ. Успею?
— Давай, принимай.
Джо подошел к красной раковине и слил лапшу. Лицо закрылось клубами пара.
Проходя мимо кабинета, Энн заметила, что дверь приоткрыта. Заглянула туда и буквально остолбенела: вместо привычного порядка в комнате царил хаос, словно там шуровали воры. Ящики стола выдвинуты, плащ Джо валяется на полу, а его спортивная куртка брошена на спинку кожаного кресла.
Призрачная надежда Энн на то, что все будет хорошо, улетучилась так же быстро, как и возникла. Что он затеял?
Направляясь в душ, она слышала, как Джо на кухне мурлычет какой-то мотивчик. Одно никак не вязалось с другим. Сколько же лиц у этого человека?
Энн решила все выяснить. Выйдет из ванной и спросит: что происходит? Без всяких церемоний. Не об этом ли они всегда говорили: «Иди навстречу другому, чтобы понять его»?
Под горячим душем Энн словно бы оттаяла. Надо подождать, подумала она. Вреда не будет, если немного подождать. Восстановить равновесие. Да, да, это не повредит... Энн хотела надеяться.
«Феттучин Альфредо» был великолепен. Джо приготовил телятину совсем просто, обвалял ее в муке, смазал маслом и запек. Перед обедом он даже вышел из дома и купил бутылку «Либерфраумильх» («Молоко любимой женщины»), любимого вина Энн.
Отправляя в рот последний кусок «феттучина», Энн подумала: Боже, на пути к моему сердцу не осталось никаких преград. Она откинулась в кресле, держа в руке бокал с вином, и через стол посмотрела на Джо. .
При свете догоравших свечей его лицо казалось воплощением чистоты. Пламя бросало блики на щеки, и глаза отражали этот свет. Энн залюбовалась — до чего хорош! И с ним расстаться! Бред какой-то!
Оба молчали. Уголки губ Джо дрогнули в улыбке, когда он протянул бокал, чтобы чокнуться с Энн. В ответ она тоже улыбнулась и подумала, что им хорошо молчится вдвоем.
Энн допила вино. Они посидели за столом еще немного. Молчали. Смотрели друг на друга. Потом Джо поднялся и потушил свечи. Теперь комната озарялась лишь ярким светом луны, лившимся из огромных, от пола до потолка окон. Все вокруг было призрачно-серебристым. Джо подошел к Энн, взял ее за руку и подвел к окну. Затем повернул ее лицом к стеклу и обнял за плечи. Оба смотрели на сияющие воды озера Мичиган.
Джо медленно опустился на колени и руками обвил ноги Энн. Расстегнул кнопки на ее джинсах и потянул их с бедер вниз. Она не шелохнулась, только попеременно подняла ноги, чтобы сбросить джинсы на пол. Джо принялся ее целовать: начал с лодыжек, постепенно добрался до самого верха и несколько раз провел языком между ногами.
Энн пробормотала что-то, наклонилась и погрузила пальцы в его кудрявые волосы. Его язык шарил по влажной стороне трусиков,, нажимая на внешние очертания мелких губ. Вскоре светло-голубые трусы увлажнились — от его действий и ее возбуждения, сквозь ткань проступили очертания лобка. Одним пальцем он сдвинул их в сторону и резко погрузил язык внутрь. Не в силах сдерживаться, она застонала и спешно сбросила трусики, чтобы он мог действовать более свободно. Язык Джо двигался вверх и вниз, то легко, то с нажимом, обегал клитор, надавливал на него и погружался глубоко внутрь. Джо наслаждался плотью Энн.
Наконец она содрогнулась в экстазе кульминации. Одна ее рука касалась холодного оконного стекла, другая — гладила завитки волос Джо.
— Благодарю, — прошептала она и, присев на корточки, просунула руки ему под мышки, как бы приглашая подняться. Когда он распрямился, Энн быстро стянула свой белый свитер. Ладони Джо накрыли ее оголившиеся груди. Она нежно отвела его руки и произнесла:
— Подожди, теперь твоя очередь.
Энн начала расстегивать его рубашку — пуговицу за пуговицей, и каждый раз целовала его. Потом она сняла с него брюки и белье.
— Сними носки, — проворковала Энн и, продолжая тесно прижиматься к нему, скользнула вниз.
Потом быстро, словно идя в атаку, схватила губами его член. Он вскрикнул, прижал к себе голову Энн, и член глубже вошел в ее рот. Она стала лизать и посасывать напрягшуюся, чуть вздрагивающую плоть.
Наконец, по учащенному дыханию Джо, Энн почувствовала, что он скоро кончит. Она быстро отпрянула от него, крепко сжав его член рукой.
— Нет, еще не все, — прошептала она и опрокинулась на ковровую дорожку.
Джо встал на колени между ее поднятыми ногами и, опираясь на руки, вошел в нее. Он то ввинчивал член как можно глубже, то вытягивал его, чтобы задержать извержение семени, то вновь вводил вглубь.
Это длилось несколько минут. Они кончили вместе. Стоны экстаза взметнулись и растаяли в серебристой полутьме комнаты. Энн впилась ногтями в ягодицы Джо, заставляя его проникнуть в нее как можно глубже. Некоторое время он лежал на ней, затем поднял ее и понес в спальню. Там, постепенно успокаиваясь, они замерли в объятиях друг друга, а минут через двадцать Энн легла на него, и они вновь слились воедино.
После этого, положив на него руку и чувствуя, что он расслабился, Энн прошептала:
— Джо... Зачем тебе эти газетные вырезки?
Она была так близко от него, что уловила, как он на мгновение затаил дыхание. Нет, подумала она, не надо, я не хочу ничего разрушать сейчас...
— Какие вырезки? — Его голос дрогнул, очевидно, он не сумел скрыть волнение.
Энн улыбнулась, пытаясь показать, что, в общем-то, ей все это безразлично и спросила она просто так. Но на душе сразу стало неспокойно.
— Да те, на твоем письменном столе. Обо всех этих убийствах. Ты что, книгу собрался писать?
Джо вздохнул с явным облегчением, засмеялся.
— Да что ты, какую там книгу! Просто эта кровавая чепуха щекочет мне нервы. Понимаешь, в работе я порой чувствую себя скованным, и мне кажется, что подобный материал может пригодиться для более ходовой рекламы. Как ты думаешь?
Энн была более талантливой актрисой, чем он. Она взглянула на него, улыбнулась и сказала:
— Да, наверное, ты прав.
Вскоре она почувствовала, что Джо спит, — дыхание его стало спокойным и равномерным. Она тоже успокоилась. Возможно, он действительно использует страшные истории как материал для рекламы. Для чего еще хранить эти вырезки?
Ей очень хотелось верить в это, и она поверила.
Убедившись, что Энн спит, Джо поднялся с постели, отправился в кабинет и как можно тише закрыл за собой дверь. Он сел в кресло, закрыл лицо руками и заплакал.
Почему? — спрашивал он себя снова и снова. Почему он убил всех этих женщин? Убивал и абсолютно ничего не чувствовал... Как он мог?.. Если Энн все узнает... Нет, он не хочет, не должен потерять ее любовь.
Без Энн жизнь утратит смысл.
Немного успокоившись, Джо высморкался, подошел к столу и вынул коробку из-под обуви, в которой лежали газетные вырезки. Как неосторожно, подумал он, как неосмотрительно было держать их здесь, чуть ли не на виду. Он начал рвать их и совать обрывки в мусорную корзину. Подобной глупости он никогда больше не совершит!
Джо постоял немного у окна и дал себе клятву, что больше никогда никого не убьет. Он не может вернуть жизнь тем, у кого ее отнял, но впредь ни у кого не отнимет жизни... и... его никогда не поймают.
Тут же мелькнула мысль о зажигалке. И как это он ухитрился потерять ее! Ее необходимо вернуть. Как это сделать, пока не ясно, зато ясно — когда: завтра и ни днем позже! Риск разоблачения слишком велик. Вернуть зажигалку и затем... поставить на всем крест. Никогда больше.
Джо придвинул к себе стоявший на столе календарь и обвел красным карандашом дату, когда он убил Мэгги Мазурски. Красный цвет будет служить напоминанием, горячим прикосновением к его боли... Он никогда не должен забывать об этом. Эта боль излечит его болезнь, и тогда Энн останется с ним. Пусть болит, чем больше — тем лучше.
...А эта женщина... последняя его жертва... была беременной...
Утром Джо вновь отправился в Бервин. Хоть бы Господь надоумил его, как вернуть потерянное и не потерять самое дорогое, что он имеет в жизни.
Первое, что заметил Джо, проснувшись на следующее утро, был яркий свет, бивший сквозь фирменные леволорские шторы. Он поднялся, подошел к окну и раздернул шторы. Какая ослепительная белизна! Солнечные лучи устремились с безоблачного неба на снег, выпавший ночью по крайней мере на четыре дюйма. В другое время Джо не обратил бы на это особого внимания, но сейчас встревожился. Вернулись ночные мысли: он дал себе слово не совершать больше ничего дурного, но зажигалка... Как же быть? Небось в Бервине на дорогах наледи, всякое может произойти. «И зачем тебя туда понесло?» — непременно спросит Энн. Его машина будет слишком выделяться на фоне белого, сияющего под ослепительным солнцем снега. «Мистер, не могли бы вы объяснить, что вам здесь нужно?» — слышал он вопрос полицейского. В школах сегодня наверняка отменили занятия, на улицах полно ребятишек, лепящих снеговиков и играющих в снежки. «Смотрите, какой-то дядька ошивается возле дома, где была убита эта леди! Пошли, позовем кого-нибудь из взрослых!» — слышал он громкие голоса сопляков.
Из кухни донеслось звяканье посуды, и Джо насторожился. Сегодня Энн должна была рано уйти на работу: в календаре было отмечено время — 8.30. Он посмотрел на часы, стоявшие на ночной тумбочке перед кроватью, — 9.45. В чем же дело? Может, кто-нибудь внезапно явился? Джо потянулся за халатом. Затем он услышал голос Энн, ясный и высокий: «Поезжайте на поезде «А». Что она еще делает дома? Он рассчитывал, что в это время ее уже не будет и он избежит ненужных расспросов. Энн хорошо знала его рабочее расписание и могла с легкостью перечислить все встречи, которые предстояли ему на неделе. Она обязательно начнет его расспрашивать... Значит, придется врать, а этого ему очень не хотелось. Нельзя злоупотреблять ее доверием. Нельзя, а приходится из-за того, что он совершил за период их супружества. Абсурд какой-то.
Джо надел халат и вышел на кухню. Его обволокли приятные «деревенские» запахи — поджаренного бекона, свежесваренного кофе. Шипела в масле яичница, на столе стояли хрустальный кувшин с апельсиновым соком и гармонировавшая с ним хрустальная ваза с белой розой... На мгновение он забыл обо всех предстоящих ему неприятностях. Энн повернулась от холодильника — в руках мисочка с апельсиновыми дольками. Увидев Джо, она улыбнулась и протянула ему мисочку с дольками, как бы приветствуя его.
— Представляешь, съемка для «Маршалл Филдз» отменена до следующей недели. Вот удача!.. Ты проведешь свой выходной не в одиночестве.
Джо улыбнулся. Надо что-то придумать, и побыстрее...
— Прекрасно. Но, радость моя...
На ее лице отразилось разочарование. Джо почувствовал, что у него заныло в животе. Он боялся лгать ей, он знал совершенно точно, что лицо выдаст его.
— В чем дело, Джо? Я просмотрела твой календарь. И уже весь день спланировала.
— Очень жаль, дорогая, но вчера сотрудники нашей фирмы очень просили меня ненадолго заглянуть к ним сегодня. Из Нью-Йорка приедет один из покупателей. Я не мог отказать.
Затем он добавил:
— Я не успел отметить это в календаре.
Он подошел к Энн и обнял ее.
— Да я же не весь день буду занят. А кроме того, у меня есть еще время, чтобы оказать тебе честь и разделить с тобой этот великолепный завтрак.
— Весьма благодарна. — Энн все же была расстроена, но продолжала улыбаться.
Джо сел за стол и, хотя у него было такое чувство, словно перед ним стоит тарелка с червями, принялся есть с показным аппетитом. Это был великолепный спектакль.
Энн спокойно позавтракала, поглядывая на ярко голубевшее за окном небо.
Джо взял свою тарелку, сполоснул ее и сунул в посудомоечную машину. Он наклонился к Энн и прошептал:
— Правда же, это не займет много времени. Я вернусь раньше, чем ты думаешь.
Энн ничего не ответила, подошла к окну и поглядела вниз на белые сугробы, образовавшиеся за ночь. Можно лепить ангелов, подумала она.
Джо принял душ, надел джинсы, грубошерстный свитер и туристские ботинки.
Его план созрел, пока он стоял под душем. По дороге в Бервин он зайдет в «Сирз» и купит рабочую блузу цвета хаки и в тон ей брюки. В туристских ботинках и экипировке рабочего, думал он, можно сойти за не внушающего подозрений землемера. Помоги, Господи, чтобы никто ни о чем не спрашивал, когда он будет входить в дом. Для пущей достоверности надо еще купить землемерный прибор.
Припарковав автомобиль в многоэтажном гараже нижнего города, Джо отправился в «Сирз». После продолжительного хождения по этажам универмага (почему-то отменили съемку, Энн дома, и я как дурак убиваю время) Джо наконец нашел отдел рабочей одежды и купил без примерки куртку и брюки. Затем он пошел в секцию канцелярских товаров, купил чертежный прибор и доску и, нагруженный свертками, поспешно покинул магазин.
Джо забрался на заднее сиденье автомобиля и стал молить Господа, чтобы никто не приблизился, пока он переодевается. По счастью, он припарковался на одном из верхних этажей, где все пространство вокруг было занято машинами, чьи владельцы, волей-неволей, занимали места «по петле».
Ему удалось переодеться незаметно. Брюки были чуть великоваты, но в общем выглядел он вполне сносно и мог сойти за землемера.
Джо не хотелось, чтобы его автомобиль отсвечивал в окрестностях Бервина, поэтому он оставил его в парковочном гараже и направился в подземку. Такая вот комбинация: гараж, подземка, автобус и собственные ноги... А в результате он окажется у дома Мэгги Мазурски, который почти наверняка пуст.
Пэт Янг поднялась в семь утра, и, хотя сейчас на часах было половина двенадцатого, день казался ей бесконечным. Вокруг ничего интересного не происходило. В местных школах из-за выпавшего снега отменили занятия. С улицы доносился ужасающий визг маленьких монстров, превосходящий все, что она могла вынести.
Пэт посмотрела в окно. Оак-Парк-авеню была той же, что и всегда. Надоело. Ряд за рядом стоят двухквартирные кирпичные дома. Ничто не меняется.
Она почти мечтала о каком-нибудь новом убийстве. По крайней мере, это внесло бы некоторое оживление.
Она нащупала блок дистанционного управления и включила телевизор на полную громкость, чтобы заглушить голоса детей, раздававшиеся на улице.
Дети лепили снеговиков. Белых ангелов.
«Вниманию пассажиров. Наш поезд южного направления задерживается и делает следующую остановку в Остине. Следующая остановка — Остин. Другие поезда идут по обычному расписанию, с малыми интервалами».
Джо поморщился и взглянул на часы. Уже полдень, а он еще не добрался до Бервина. Он взялся за стальные поручни и вышел на перрон вместе с несколькими ворчливо-недовольными пассажирами. Проводил глазами умчавшийся под землю почти пустой поезд. Хороший признак, подумал он.
Джо огляделся. Он находился на Клинтон-стрит. По радио объявили, что поезда пойдут «с малыми интервалами». Но что это значит? Он посмотрел в темный зев туннеля, прошелся по перрону и сел на скамейку.
Прошло пять минут. Десять. Поезда не было.
Через пятнадцать минут Джо поднялся и вновь стал глядеть в черную пустоту туннеля. Дул холодный ветер, принося с собой запах плесени. Черт возьми, поезда нет и нет! Платформа заполнялась людьми. Джо почувствовал, что на его одежду косо посматривают.
Вот незадача-то.
Поезд прибыл только через двадцать минут. Джо даже зажмурился, увидев, что он битком набит. На остановке никто не вышел. Джо бегал от вагона к вагону, выискивая место, куда бы он мог пристроиться.
Подождать? Но он все же попытался втиснуть в вагон одну ногу. И сейчас же раздался хор голосов: «Ну куда, куда?! Поедешь на следующем!» Машинально он отступил. Поглядел вслед умчавшемуся поезду и увидел огни следующего. Ну, Господи, спасибо хоть за это.
Но поезд просвистел до станции с ревом, не останавливаясь. «Твою мать», — прошептал Джо и вернулся на место. На скамейке ожидавшие сидели впритык. Следующий, пришедший через пять минут состав тоже был переполнен. Джо не мог больше ждать, и пассажирам, хотят они этого или нет, придется потесниться.
Двери открылись как раз против того места, где стоял Джо. Три девочки-подростка выскочили на перрон, хихикая и осматривая Джо с ног до головы. Потом, милашки... — подумал Джо и поспешил в вагон.
После остановки «Университет» кольцевой дороги «Иллинойс — Чикаго» поезд проследовал экспрессом до Сисеро, что не очень устраивало Джо. Пришлось идти пешком по заросшей бурьяном Сисеро-авеню к Рузвельт-роуд. В районе Малдина Джо обратил внимание на заброшенный склад. И вообще здесь царило запустение.
На углу Джо вскочил в автобус западного направления, который, как он надеялся, довезет его до Оак-Парк-авеню.
Однако маршрут автобуса оказался короче. «Ну надо же!» — пробормотал Джо и вышел. Правда, идти здесь было не так далеко, но время уже перевалило за полдень.
Шагая в южном направлении по Оак-Парк-авеню, Джо почувствовал подступающую тошноту. Безумная затея, сказал он себе, стоит ли все это такого риска?
Но когда он дошел до двухквартирного домика из желтого кирпича, его охватило волнение. Нет, в этот момент он не боялся, что его могут поймать. В нем с новой силой ожили воспоминания о том, что недавно произошло наверху, и он почувствовав возбуждение. И тут же стало быстро нарастать отвращение. Он закрыл рот рукой, пытаясь удержать рвоту.
Джо ринулся в проход между двумя стоящими рядом зданиями, и его рвало на ходу завтраком, который Энн так старательно для него готовила.
На мгновение он присел на холодный бетон. Никогда раньше он не возвращался на места своих преступлений, и сейчас поначалу был уверен, что спокойно войдет в квартиру Мазурски и начнет поиски. Он и представить себе не мог, что та несчастная беременная женщина предстанет перед ним с такой отчетливостью.
Ему представилась такая картина.
— Департамент чикагской полиции, мэм. Ваш муж дома? Мы бы хотели поговорить с ним.
Джо выглядывает из гостиной и видит двух мужчин среднего возраста в пальто и шляпах.
— Что это? — спрашивает Энн.
Джо видит блеск серебра. Зажигалка.
— Вам знакома эта вещь, мэм?
— Да, я подарила эту зажигалку мужу на Рождество. — В голосе Энн звучит удивление. — А в чем дело? Почему она у вас? Ее украли? Или... что-то случилось?
— Извините, миссис Мак-Эри, не лучше ли нам поговорить с вашим мужем? Мы именно поэтому здесь. Пожалуйста, мэм, отойдите.
Энн отходит от двери. Ее лицо крупным планом: на нем — боль и замешательство.
Джо застывает перед приближающимися сыщиками. Один из них держит наручники.
Головокружение исчезло, Джо стоял прислонившись к кирпичной стене. Нет, он обязан найти зажигалку.
Внезапно он услышал детские голоса. Вокруг полно ребятни. Играют в снежки. Джо пригнул голову, когда снежок просвистел рядом с ухом. Он увидел смеющегося парнишку лет десяти, щеки горели от холода, он смотрел на Джо.
— Извините, мистер, я целился не в вас.
— Все в порядке, — ответил Джо и направился к боковой входной двери дома Мазурски.
Если бы не этот дурацкий снежок, разбивший оконное стекло, Пэт Янг, возможно, никогда больше и не увидела бы Джо.
— Черти проклятые! — завизжала Пэт.
Она выключила телевизор и подъехала на коляске к окну, собираясь распахнуть его и прокричать все слова, которые она приготовила для этих паршивых детских ушей.
Ее руки уже были на подоконнике, но тут Пэт резко остановилась. Она сразу остыла, глаза ее сузились. Человек, который шел по улице (и постоянно оглядывался), казался очень знакомым. Очень.
Улыбка расползлась по лицу Пэт.
— О, бэби, — сказала она себе, — ведь правду говорят: они всегда возвращаются на место преступления.
Пэт громко засмеялась. И продолжала смеяться, несмотря на ледяной воздух, врывавшийся через разбитое окно. Несмотря на то, что на подоконнике росла горка снега.
Она мысленно обратилась к этому красавчику: «Иди, иди, займись своими делами, милый, я могу подождать. А потом мы вместе обсудим кое-какие мелочи...»
...Всюду дети, думал Джо, я же не могу войти в дом, пока вокруг дети. Он еще раз взглянул на них и снова прошелся перед домом Мазурски, но не рискнул остановиться. Зашагал дальше и наконец повернул за угол на перпендикулярную улицу. Ага, за домами тянется небольшая аллея. Если зайти с этой стороны, его никто не увидит. Через несколько минут он убедился, что правильно сориентировался, И поспешил к черному входу. Подергал дверь.
Так и есть! Проклятье! Она, конечно, заперта. Он сильнее подергал дверь.
И вдруг его как громом поразило. Рядом с ним стояла женщина. Смотрела на него и улыбалась. Из-под ее пальто виднелось пестрое платье. Откуда она взялась?!
— Я землемер, — буркнул он. Лицо его пылало.
— Обычно дверь была открыта.
— Что?
— Дверь, — сказала она. — Обычно она была открыта. До убийства.
Его лицо, кажется, стало походить на полыхающий костер.
— Какое убийство? — спросил он чуть ли не шепотом.
Мэгги Мазурски, наверху. Об этом было во всех газетах, не читали? — Женщина разглядывала его.
— Нет, должно быть, я пропустил. Что, большой шум был?
— Да. Во всяком случае — здесь.
Джо продолжал смотреть на женщину, надеясь, что она наконец уйдет. Когда он убедился, что она и не думает уходить, он повернулся и сказал:
— Я думаю, придется прийти в другой раз. — Он сделал несколько шагов в сторону.
— Эй, мистер! — окликнула его женщина. — Вы хоть записку оставьте, что ли.
— Что? — Джо остановился, почти ненавидя эту проклятую бабу. Что ей от него нужно, в конце концов?
— Ну, записку, которую всегда оставляют на двери, когда хозяев нет дома.
— У меня кончились извещения, — сказал Джо уже на ходу. Он готов был растерзать себя: женщина слишком хорошо рассмотрела его и могла бы узнать, если понадобится.
Из аллеи Джо вышел на Оак-Парк-авеню и направился в противоположную сторону от дома Мазурски.
Пэт не могла понять, что же этот человек затеял. Она видела, как он скрылся в аллее, потом заметила, что он разговаривает с этой сплетницей Маргарет Харрис. Но сейчас он исчез, как видно, так и не побывав в доме.
Что за смысл во всем этом? Что за смысл?
Пэт направилась к шкафу, чтобы надеть пальто.
Джо прошел три квартала и повернул назад. На сей раз он решил действовать быстро и без колебаний. Он не мог позволить себе возбудить чьи-либо подозрения. Было уже два часа пополудни, а ему еще требовался по крайней мере час, чтобы добраться до дома.
Энн, должно быть, будет тревожиться. Возможно, она уже звонила в фирму «Нэйчур снэк».
Джо ускорил шаги.
Он опять стоял у черного хода дома Мазурски. Оглянувшись только раз, он подошел вплотную к двери и, не снимая перчаток, кулаком разбил стекло.
Был момент, когда ему показалось, что все живое затаилось, прислушиваясь. Но, конечно, это была лишь игра воображения. Кругом царила тишина. Очевидно, дети либо слишком устали, либо замерзли и ушли смотреть по телевизору передачи, которые они пропускают, когда бывают в школе.
Никто не высунулся из окна, чтобы поинтересоваться, что там такое разбилось.
Джо просунул руку внутрь и открыл замок. Поднялся по черной лестнице. На двери висело объявление о том, что здесь совершено преступление, но как ни странно, никто не охранял квартиру.
Дверь была не заперта. На дереве, правда, остались следы, — быть может, полиция хотела установить дополнительный замок.
Уж слишком все легко получается, подумал Джо, повернул ручку и вошел в квартиру.
Кухня выглядела нормально, и именно это очень удивило Джо. Он не знал, как она должна была бы выглядеть, но чувствовал, что здесь что-то изменилось.
Он вспомнил Мэгги Мазурски, тепло ее тела, металлический привкус ее густой, горячей крови.
— Что вам угодно, мистер? — Ее лицо, покрасневшее от холодного ветра, казалось маленьким.
— Я из компании «Фуллер Браш», мэм. Прежде чем вы начнете возражать, позвольте уверить вас, что в моем кейсе с образцами наверняка найдется то, что значительно облегчит вашу жизнь.
Она улыбнулась, ее лицо немного смягчилось.
— Сожалею, но я действительно сейчас ни в чем не нуждаюсь.
Она хотела закрыть дверь.
Он подставил ладонь, мешая ей это сделать.
— Извините, но это же не займет и десяти минут. Позвольте, я только войду, покажу вам образцы и сейчас же уйду.
Она поджала губы.
— Не стоит. Вы только потеряете время. До свидания.
Он изобразил на лице отчаяние.
— Прошу вас, мэм... у меня семья. Мне нужны деньги... только посмотрите. — И умоляюще: — О'кей?
Она колебалась, но повторила:
— У меня действительно всего одна минута...
— Понял.
Улыбаясь, он направился вверх по лестнице следом за ней..
В это время Джо опять почувствовал, что у него кружится голова, и сел прямо на пол. Некоторое время он не мог ни о чем думать, кроме ее тела и вкуса ее горячей крови, которую он высасывал медленно, с наслаждением.
Джо охватило неистовое желание. Он хотел повторения, и как можно скорее.
Однако в следующий раз надо действовать осторожнее. Не входить в квартиру к женщине. Беречь себя. Наилучший вариант — проститутка или удравшая из дома девчонка. Пойди, найди такую... Может быть, даже завтра. Когда Энн будет на работе...
Но теперь ему нужно расслабиться. Он посмотрел вниз, где в мешковатых рабочих штанах напряженная плоть настойчиво требовала облегчения.
С удивлением услышал он звук расстегиваемой молнии, хотя расстегнул ее сам.
Но вдруг Джо насторожился. До его слуха явственно донесся щелчок поворачиваемого в замке ключа. Там — внизу, на лестнице. Он встал и медленно направился в гостиную. Подошел к окну, выходившему на Оак-Парк-авеню, и выглянул на улицу из-за легкой занавески. Сердце зашлось от страха — у дома стоял коричневый «шевет», принадлежавший, насколько он знал, Рэнди Мазурски (Мэгги, несколько смущаясь, тогда сказала, что машина у них только одна — коричневый «шевет»).
На лестнице раздались шаги. Топ-топ — один, другой, третий...
Джо лихорадочно окинул взглядом комнату. Боже милостивый, что же ему делать? Ведь этот человек может остаться дома до утра!
Бросить все, бросить!.. Покончить с этим раз и навсегда... В памяти возникла Энн, почему-то обнаженная... Нет, нельзя...
Джо ринулся в спальню. Куда же спрятаться? Под кровать, больше некуда. Там было довольно пыльно, но зато темно. Темнота — это хорошо, а на пыль плевать. Мэгги, возможно, была хорошей хозяйкой, но в спальне убиралась недостаточно тщательно.
Джо замер. Открылась дверь квартиры. Вошел Рэнди Мазурски. Прислушиваясь к шагам, Джо понял, что тот один. Кажется, он обходил квартиру.
Затем Рэнди появился в той комнате, где находился Джо. Джо видел поношенные кожаные ковбойские ботинки и нижнюю часть джинсов. Открыв ящик шкафа, Рэнди достал чемодан и начал кидать в него свитеры, брюки и белье.
Наступила пауза. Джо слышал лишь собственное дыхание. Затем что-то упало на пол. Джо осторожно повернулся, чтобы увидеть, что это такое. Плюшевый мишка.
Кровать заскрипела — Рэнди бросился на нее, А затем Джо услышал, что он плачет.
Никогда больше, думал Джо. Прошу тебя, Боже, позволь мне сейчас выбраться отсюда, и это никогда больше не повторится...
Вновь подступила тошнота. Какой ужас эти рыдания! Рыдания, которые может позволить себе мужчина, находящийся в полном одиночестве.
Это продолжалось, вероятно, около получаса. Джо подумал, что Рэнди впервые дал волю своим чувствам. Постепенно рыдания стихли и сменились глубокими судорожными всхлипываниями.
Кровать вновь скрипнула, Рэнди встал и открыл еще один ящик. Теперь он что-то складывал в сумку. Потом ботинки направились в ванную комнату. (Джо мылся в этой ванной.) Рэнди вернулся в спальню. Тюбик крема для бритья «Ноксема», бритвенные лезвия, тюбик зубной пасты «Колгейт» и зубная щетка также отправились в сумку.
Наконец Рэнди нагнулся, чтобы застегнуть молнию на сумке. Джо отполз подальше в тень и наблюдал, как руки Рэнди застегнули молнию и закрыли чемодан.
Джо боялся шелохнуться, пока не услышал, что дверь закрылась. Он считал каждый шаг Рэнди, пока тот спускался по лестнице.
Наконец Джо осторожно выполз из-под кровати. Прошел в гостиную и, выглянув из-за шторы, увидел, что Рэнди кинул чемодан в багажник «шевета» и уехал.
— А теперь, черт возьми, быстро! Искать зажигалку!
Джо начал с гостиной. На четвереньках он прополз по всем комнатам, оглядывая и ощупывая каждый сантиметр пола.
Он обшарил всю квартиру дважды, трижды. Наступили сумерки, но он не решался включить свет.
Затем Джо еще раз быстро обошел квартиру. Больше осматривать было нечего. Зажигалки не было. Кто-то обнаружил ее до него. Рэнди? Как долго теперь ждать, пока полицейские постучатся к нему в дверь?
Джо закрыл глаза. «Молю тебя, Господи, — громко прошептал он, — пусть она окажется в другом месте!»
Но Господь не мог этого сделать. Впрочем, Джо и сам знал, что зажигалку он потерял именно здесь. Это было такой же непреложной истиной, как его любовь к Энн.
Переходя от окна к окну, Джо осмотрел улицу. Вокруг никого не было.
Он пошел на черный ход и спустился вниз. Огляделся еще раз. На аллее ни души. Он спокойно закрыл за собой дверь.
Джо быстро двинулся в путь, прикидывая, как бы поспеть домой до обеда, и надеясь, что ни Энн не звонила в его фирму, ни оттуда никто не звонил ему. Должно же ему хоть в чем-то повезти.
Когда Джо вышел на Оак-Парк-авеню, он почувствовал за спиной легкое движение. Ребенок?..
Джо обернулся. Позади него в инвалидном кресле-коляске сидела женщина, похожая на хищную птицу. Что она делает на улице в такую погоду?
— Наконец-то мы встретились, — сказала женщина. — Я Пэт Янг. — Она улыбнулась. — Я понимаю, вы были добрыми друзьями с Мэгги Мазурски.
Джо смотрел на женщину в инвалидной коляске чуть ли не целую минуту. Мысли крутились бешеной каруселью — что ей ответить? Наконец он произнес:
— Мэгги?.. Какая Мэгги?
Женщина нахмурилась и поплотнее запахнула синий шерстяной плед, наброшенный на плечи.
— Мазурски... Ну... ну, давайте не будем друг перед другом притворяться.
— Не представляю, о ком вы говорите. В этом районе я произвожу измерения... Как вы сказали — Мазурски?.. Ну да, эту фамилию я видел на дверной табличке. — Джо слабо улыбнулся, чувствуя себя паршиво. Он заметил, что нижняя губа начала дрожать, и попытался напрячь мышцы лица, чтобы остановить дрожь.
Ее сходство с хищной птицей еще больше увеличилось.
— Представляете, я видела, как вы вошли в квартиру Мэгги Мазурски и вышли из нее в тот день, когда она была убита. Не вешайте мне лапшу на уши. Со мной такие штучки не проходят.
Джо не сводил с женщины взгляда. В голове было пусто. Как оправдаться? Конечно, можно повернуться и уйти. Она не сможет задержать его. Но вдруг ей известно его имя?
Джо произнес:
— Ну и что дальше? Это ничего не доказывает.
— Я живу через дорогу отсюда. — Пэт указала на свой дом. — В тот день в квартиру Мазурски никто больше не входил. Я знаю это, потому что наблюдала из окна. — Пэт хихикнула. — Можете считать, что я сую нос не в свои дела.
— Я полагаю, что уж через стены-то вы ничего не могли разглядеть. Видеть сквозь кирпич или иметь глаза на затылке — такого не бывает.
— Значит, так. Мы оба знаем, что это вы убили ее. Мне, правда, неизвестно, почему и как вы это сделали. — Она снова улыбнулась. В полумраке уходящего дня искривленные губы внушали суеверный ужас, в лице вновь промелькнуло что-то хищное. — Но, поверьте, мне нет дела до всего этого... Однако... Мой милый... я нашла вас и не хочу потерять.
Джо переступил с ноги на ногу.
— Так чего же вы добиваетесь?
Она дрожала от холода.
— Здесь страшно дует. Почему бы вам не повернуть кресло и не покатить его вон к тому дому? Мы могли бы поговорить в моей квартире. Там, уверяю вас, будет куда удобнее.
Полагая, что выбора нет, Джо схватился за ручки кресла.
Когда Джо оказался в квартире Пэт Янг, его охватило ощущение, что он попал в ловушку. Темно-коричневый ковер и темно-бежевые стены усиливали это ощущение.
Помещение больше походило на склад вторсырья, чем на квартиру.
Пэт Янг улыбнулась снова.
— Пожалуйста, позвольте ваше пальто.
В оцепенении Джо снял дубленку и отдал ей. Его опять затошнило. Он испугался, что его может вырвать.
Пэт исчезла в маленьком коридорчике, который был как бы отрезан от комнаты. Ее долго не было, гораздо дольше, чем требовалось, чтобы повесить одежду. Впрочем, для калеки это немалый труд. Джо пожал плечами.
Когда Пэт вернулась, на лице ее блуждала ухмылка.
Джо не мог больше сдерживаться.
— Прошу вас, — его голос звучал на октаву выше обычного, — скажите, что вам от меня надо?
Пэт вздохнула.
— Ничего, я просто хочу справедливого возмездия за ту жизнь, которую вы отняли у бедной девочки...
Справься с этим, Джо...
— Вы собираетесь выдать меня властям? Это ошибка, очень большая ошибка. Но если вам так хочется, валяйте, да и дело с концом.
Джо пересек комнату, взял телефон и протянул ей.
Она махнула рукой.
— Оставьте. Я же сказала, что не собираюсь никому сообщать. Что толку от этого? Идиотская правовая система сработает так, что вскоре вы вновь окажетесь на свободе и, возможно, даже состряпаете бестселлер о своем тюремном опыте. Нет, мне всего лишь нужна гарантия, что такие сладкие девочки, как я, не последуют по стопам Мэгги Мазурски.
— Какая гарантия? — Джо почувствовал, что успокаивается, и. начал обдумывать, как выпутаться из ситуации.
Пэт сделала пальцами движение, всегда и везде означающее одно — давай деньги.
Джо рассмеялся.
Спокойствие Пэт сменилось озабоченностью, а нервное напряжение Джо — весельем.
— Так что? — выпалила Пэт, вдруг испугавшись.
— Глупая сука. — Джо шагнул к креслу и вытряхнул ее из него.
Она упала с глухим стуком, успев вытянуть руки.
Пэт не слышала стука захлопнувшейся двери, но поняла, что он ушел.
С трудом добравшись до кресла, она взгромоздилась на него.
И улыбнулась.
Уже на улице, на бегу, Джо натянул дубленку. Было пять часов вечера, стало совсем темно. Боже, как же он объяснит свое отсутствие? Энн, конечно, уже позвонила в его фирму, в бар «Эверли-клуб», куда он порой заглядывал, а также, вероятно, его старому приятелю Тэду Матиру, с которым они когда-то вместе работали в фирме «Огилви и Мазер».
Дела его были совсем плохи. Сплошные неудачи. Поспешно шагая на север, к Рузвельт-роуд, Джо размышлял, поймают его на сей раз или нет.
Энн выглядела просто потрясающе. На ней было желтовато-зеленое атласное платье с узором из виноградных листьев и оранжевым воротником. Ее черные волосы необыкновенно красиво выделялись на этом фоне.
Она стояла прислонившись к зеркальной декоративной арке, служившей дверью в их столовой.
На венецианской скатерти был сервирован обед: цыплята табака, чья оранжевая корочка потемнела и поблескивала в неярком свете свечей, салат «Королевский», разложенный на охлажденные поначалу, а теперь согревшиеся тарелки, и откупоренная бутылка шампанского «Моэт и Шандон» в серебряном ведерке девятьсот двадцать пятой пробы, наполненном колотым льдом, который теперь превратился в тепловатую воду.
Когда Джо наконец появился в половине девятого вечера, Энн попыталась внутренне собраться и встретить его тяжелым, гневным ледяным молчанием. Но ни молчания, ни вопроса — где он пропадал весь день? — не получилось, она разразилась слезами.
Джо не мог произнести ни слова. Он поспешил в ванную и закрыл за собой дверь. Энн стояла оцепеневшая, слезы потоком текли по лицу, смывая макияж, который она тщательно накладывала в течение часа.
Крайне удрученная, она уселась за роскошно накрытый стол и стала ждать, когда «хорек появится из норы». Словно откуда-то издалека до нее доносился шум льющейся воды. Потом дверь ванной скрипнула, и Джо вошел в столовую.
Энн взглянула на него. Лицо красное, усы слегка влажные — казалось, холод и снег еще не отпустили его. Она прикусила нижнюю губу: с ним творится что-то неладное. Значит, то, чего она боялась все годы замужества, в конце концов сбылось. Ее мать когда-то предупредила ее. Поняв, что дочь собирается замуж, она встревожилась.
— Поищи чего-нибудь еще, моя милая. Уж больно он красив, ты никогда не будешь у него единственной. Я тебе советую, родненькая, выходи замуж за какого-нибудь богача.
Энн тогда долго смеялась, да и мама посмеялась вместе с нею, но Энн слишком хорошо ее знала, чтобы понимать, что та не шутит.
— Ну, так где? — Она опять взглянула на него, глаза ее просили, умоляли: «Ну солги же, солги мне!..»
Джо начал что-то говорить, но Энн оборвала его.
— Только не ври, что ты был в своей фирме. Я уже звонила Эрни Брикману. Он сказал, что ты не приходил и вообще вы не должны были встречаться до пятницы. Так что эту басню можешь забыть.
Энн наблюдала, как Джо пытается шевелить мозговыми извилинами. Внезапно ее пронзила боль, она ощутила подступающую тошноту.
Джо сел за стол рядом с ней и взял ее вспотевшую ладонь в свою. Проникновенно глядя в голубые глаза жены, он начал:
— Радость моя, я не хотел тебе говорить о том, что произошло.
Энн вздохнула. Неприятное ощущение в желудке нарастало. Лучше бы он замолчал. Она знает, что он скажет.
— Но, пожалуй, сейчас я тебе признаюсь, — Джо перевел дыхание, — я потерял зажигалку, которую ты подарила мне на Рождество.
Энн засмеялась. Она не могла остановиться, смеялась и комкала кружевную венецианскую скатерть. Это была истерика. Энн скрючилась на стуле, слезы рекой текли по щекам.
На лице Джо отразилось беспокойство.
— Господи, что с тобой? Разве это смешно?
Ее смех разом оборвался.
— Да нет, Джо, ничего. Прости, пожалуйста.
Энн улыбнулась, но все еще была близка к истерике. А Джо объяснял ей, что все же был в офисе, что говорил только с приемщицей Присциллой, к сожалению, та не видела его зажигалки, он потом обыскал все помещения, но безрезультатно...
Напряжение Энн ослабевало.
— А затем машину тянули на буксире...
Голос Джо звучал монотонно.
Говори мне что угодно, думала Энн, что угодно, что угодно... Не говори только, что ты спал с какой-то другой женщиной. Этого я не вынесу...
Чтобы остановить этот словесный поток, Энн закрыла его рот своим и языком коснулась его языка.
Джо проснулся весь в поту. Воображение услужливо подсунуло маленькие глазки и острый носик: Пэт Янг! А с ней — двое полицейских. Энн плакала. Неужели это явь?!
Джо вскочил с постели. Рядом с ним крепко спала Энн — так бывало всегда после того, как они занимались любовью. Он накинул халат и пошел в кабинет.
За окном начинало светать. Над озером Мичиган поднималась полоса опалово-белого тумана.
Этот сон побудил его принять решение. Надо еще раз вернуться в Бервин. И совершить еще одно убийство. Но это, обещал он себе, будет в последний раз.
Пэт Янг тоже смотрела в окно, ожидая восхода солнца и начала утренних телепередач. В эти часы показывали «мыльные оперы» и игровые шоу. Сколько времени, спрашивала она себя, сколько времени пройдет до тех пор, когда он вернется? Пэт улыбнулась. Она знала, что он должен вернуться.
Это будет чудесный спектакль. Ведь теперь она знает его имя, адрес, номер машины, номер водительских прав, номер страховки, рост, вес и цвет глаз. Впрочем, она и без водительских прав поняла, что таят в себе эти карие глаза: неуемную страсть, ни с чем не сравнимую по силе.
Она взглянула на водительские права, которые украла из бумажника, когда вешала его дубленку. Это было очень легко сделать. Прекрасно — номер его телефона совпадает с тем, что указан в телефонном справочнике Чикаго.
Идея с письмом к подруге, которое должно быть вскрыто в случае ее смерти, была глупой, она это понимала (большого ума не надо, чтобы это понять). Но она знала, что это сработает.
Ставки в игре с Джо Мак-Эри были слишком высоки, чтобы блефовать.
Глаза Мило Шварца устали от черно-зеленых бликов на мониторе компьютера. Он работал в редакции чикагской газеты «Сан таймс» и с тех пор, как его заставили использовать текстовой процессор, возненавидел собственный труд. Экран утомлял глаза, и он ощущал, что машина перестает его понимать. Во всяком случае, он не чувствовал себя настоящим репортером, пока не отстукает заметку на обыкновенной пишущей машинке.
Использование же текстового процессора казалось ему каким-то мошенничеством. Мило был шестьдесят один год, и он занимался газетным бизнесом с тех пор, как закончил высшую школу в Сент-Джордже. Сейчас многое изменилось. Изменился и Чикаго. За долгие годы своей работы он понял, что по уровню преступности и коррупции Чикаго, пожалуй, стоит на первом месте, но этот город был дорог его сердцу. В былые времена ни одно преступление не оставалось нераскрытым. По крайней мере, надолго. Иное дело сейчас. Мило начал набивать текст на компьютере. Эта правка была окончательной.
Рэнди Мазурски ждал у газетного киоска, когда придет машина с последним выпуском «Сан таймс». Он научился существовать бездумно. После гибели Мэгги Рэнди было абсолютно все равно, что происходит в мире. Но поскольку он всегда покупал газету, отработав смену в кафе, он покупал ее и сейчас, хотя его родители выписывали «Сан таймс». Он не хотел менять своих привычек. Это было маленькой хитростью, удерживавшей его от отчаянья, маленькой уловкой, позволявшей хоть как-то скоротать день.
— Эй, Билл, как идет газетный бизнес? — Рэнди улыбнулся старику, торговавшему газетами.
С того дня, как Рэнди стал покупать здесь газету, у Билла всегда была припасена для него какая-нибудь шутка. После смерти Мэгги шутки не прекратились, и это еще больше расположило Рэнди к старику. Его угнетало, что при его появлении люди начинали оглядываться и снижать голос до шепота...
— Все как обычно. Скажи-ка, Рэнди, ты знаешь, с помощью чего проктологи обследуют своих пациентов?
Рэнди закатил глаза.
— Боюсь, что не имею понятия.
— С помощью зеркала заднего вида.
Та невозмутимость, с которой это было произнесено, заставила Рэнди против воли рассмеяться.
Он погрозил Биллу пальцем.
— Когда-нибудь у тебя будут большие неприятности.
— Это уж точно! — Билл повернулся, чтобы передать женщине журнал «Космополитен».
По дороге к машине Рэнди развернул газету. На третьей странице его внимание привлек заголовок посередине полосы. Рэнди открыл дверцу «шевета» и забрался внутрь, чтобы прочитать заметку.
Случай был сенсационный. Пресса широко освещала его, поскольку он был рассчитан на женщин типа матери Рэнди. Такая покачает головой, поцокает языком и скажет: «Он должен гореть в адском пламени за то, что сделал с этим ребенком». Читая статью, Рэнди тоже покачал головой. Адриенна Мэрфи, адвокат чикагского суда, обвиняла любовника в убийстве с отягчающими обстоятельствами ее сына Мэтью. Мальчик был избит, стукнулся головой о раковину, и удар оказался роковым. Случаи жестокого обращения с детьми обычно не привлекали особого внимания, но высокое положение женщины-юриста способствовало тому, что дело получило широкую огласку.
Рэнди уставился на фотографию парочки — Адриенна и Калеб Райс, взявшись за руки и улыбаясь, покидали зал суда. Мистер Райс был оправдан, когда Адриенна Мэрфи изменила свои показания, — мол, она, к сожалению, поначалу неправильно интерпретировала действия Райса... Далее в статье говорилось о том, как одно за другим рухнули все обвинения против ее любовника и в конце концов оказалось, что смерть мальчика была всего-навсего несчастным случаем.
Несчастный случай? Множество синяков и рваных ран — это несчастный случай? Ребенок ударился о раковину с такой силой, что проломил себе голову?
Рэнди закрыл глаза. Как могла их правовая система позволить этому чудовищу уйти от наказания?
И такое происходит постоянно, думал Рэнди. Формальности. Люди всегда отделываются формальностями.
А убийство Мэгги? Насколько ему известно, свидетелей здесь не было, отпечатков пальцев не обнаружили.
Если даже предполагаемый убийца будет пойман и арестован, неужели его тоже отпустят за «недостаточностью улик»? Или, быть может, Рэнди мало осведомлен о своих правах?
Рэнди тронулся с места. Подумал о травмах, нанесенных малышу, — они были хорошо видны на фотографии, — и представил себе, как тот страдал перед смертью. Ужасный случай. Очевидно, некоторые люди не должны иметь детей. А его ребенок навсегда остался во чреве матери. Мертвой матери...
Приближаясь к Бервину, он вспомнил, что сегодня утром звонил в полицейский участок. Ему хотелось поговорить с Томом Граймсом, следователем, который вел это дело.
В трубке прозвучал заспанный мужской голос.
— Да?
Рэнди решил, что неправильно набрал номер и поднял какого-то несчастного с постели. Тем не менее он спросил:
— Это... не полицейский ли участок?
— Да. — В голосе слышалось крайнее раздражение.
Рэнди подождал, не скажет ли мужчина что-нибудь еще. После долгого молчания на том конце провода наконец с явной неохотой спросили:
— Могу ли я вам чем-нибудь помочь?
— Да, мне бы хотелось поговорить со следователем Граймсом... если можно.
— Его здесь нет.
Рэнди ждал, что его спросят, не нужно ли что-нибудь передать Граймсу. Но вопроса не последовало. Наконец Рэнди сказал:
— А где он? Быть может, вы знаете?
— Нет.
— Ну тогда свяжите меня, пожалуйста, с кем-нибудь, кто в курсе дела Мазурски.
— Кого?
Рэнди почувствовал, что начинает злиться. Надо бы пристыдить этого парня.
— Мэгги Мазурски, женщины, убитой несколько дней назад. — Он подождал, чтобы дошло. — Это говорит ее муж.
— Не вешайте трубку.
Рэнди подумал, что наконец-то получит удовлетворительный ответ. Минут через пять полицейский вновь взял трубку.
— Алло?
— Да, я слушаю.
— Так чего вы, собственно, хотите?
— Я думал, вы переговорили с кем-нибудь, кто мог бы мне помочь. Моя жена была убита, не понимаете вы, что ли?
Спокойнее, сказал он себе, спокойнее.
— О... — Наступила пауза. — Сейчас здесь нет никого, кто был бы в курсе...
— Ладно, — Рэнди говорил довольно громко, — не могли бы вы передать следователю Граймсу мою просьбу?
— Могу.
— Сообщите ему, что у меня есть кое-что важное по этому делу. — Рэнди взглянул на серебряную зажигалку, которую держал в руке. — Попросите, чтобы он позвонил мне как можно скорее.
— Хорошо.
Разговор закончился.
Рэнди припарковал машину на стоянке перед домом своих родителей. Заметив, что мать выглянула из-за занавески гостиной, он испугался, что она постарается не выпускать его из дома.
В передней мать сняла с него пальто, прежде чем он успел сделать это сам, и повесила в шкаф. Затем поцеловала его в щеку. Рэнди почувствовал из кухни запах капусты. В гостиной, в зеленом кресле, отец читал вечернюю газету.
Миссис Мазурски полезла в карман фартука.
— Прежде чем ты чем-нибудь займешься, позвони следователю Граймсу. Он звонил тебе сегодня. Как ты думаешь, есть что-нибудь новое?
— Нет, мама, просто он ждет моего звонка. — Рэнди взял у нее записку и пошел наверх — там был еще один телефон.
Вдалеке от запаха капусты и пристального взгляда матери Рэнди бросился на кровать и наконец смог расслабиться.
Он посмотрел на записку, которую мать нацарапала карандашом, и засомневался, стоит ли звонить следователю. Отец, должно быть, уже прочитал об этом выродке Райсе, убившем ребенка. И о том, что его освободили. Рэнди вспомнил, как к нему отнеслись в полицейском участке, когда он утром туда позвонил. Открыв ящик ночной тумбочки, Рэнди вынул зажигалку. Окинул ее взглядом, а затем снял телефонную трубку и набрал номер полицейского участка.
Ему тут же ответил женский голос:
— Полиция Бервина.
— Будьте добры, следователя Граймса.
Раздался сигнал переключаемого телефона, и Рэнди услышал гудки откуда-то издалека. Он представил себе обшарпанный стол, разбросанные повсюду бумаги, резкий яркий свет, стеклянную пепельницу, переполненную окурками, бумажные стаканчики со вчерашним недопитым кофе.
— Граймс слушает.
— Мистер Граймс, это Рэнди Мазурски.
— Да, мне сказали, что у вас есть какая-то информация.
— Мне очень неловко. Я звонил только затем, чтобы узнать, не продвинулось ли дело. Боялся, что вы не позвоните мне, ну и выдумал про информацию.
— Мистер Мазурски, не следовало так поступать. Подобные заявления только вносят путаницу, а точнее — просто мешают нашей работе. Мы продолжаем расследование, и вас тут же проинформируют, как только появятся какие-либо достоверные факты.
Рэнди хотел поблагодарить, но в это время телефон отключился.
...Сволочь проклятая! Я еще доберусь до тебя. Пока не знаю как, но обязательно доберусь.
Рэнди положил зажигалку в ящик и засунул ее под коробочку с лекарствами.
Этим утром Джо украдкой наблюдал за Энн. Она вышла из ванной закутанная в бледно-голубую махровую простыню. Влажные черные волосы, обрамлявшие лицо, выглядели очень эффектно.
Даже на расстоянии Джо ощущал ее посвежевшую нежную кожу. Энн всегда выглядит особенно привлекательной, когда не чувствует на себе посторонних взглядов.
Джо лежал в постели и смотрел на жену из-под полуприкрытых век. Он притворялся спящим и ждал, когда она уйдет. Энн должна сегодня работать у Такими, японского модельера, создателя больших бесформенных рубашек и платьев. Сочетание черных и серых тонов, комбинация джерси и кожи, по мнению Джо, были не слишком удачными, но Энн, с ее темными волосами и матово-бледным цветом лица, придавала этим нарядам своеобразную элегантность. Во всяком случае, черно-белые фотоснимки, которые Энн принесла домой, были поистине произведениями искусства. Фотографии должны были появиться в журнале «Чикаго» в качестве иллюстраций к статье о «высокой» моде. Джо гордился своей женой.
Энн села перед туалетным столиком. Наложила на лицо небольшое количество увлажнителя, скрутила влажные волосы в узел. Затем она вынула из шкафа свитер изумрудного цвета и черные ковбойские ботинки. Энн никогда не одевалась так, как женщины ее профессии, — она не нуждалась в этом.
Когда дверь за Энн захлопнулась, Джо вздохнул с облегчением. Он поднялся и посмотрел в окно. Небо было серым, бессолнечным. В воздухе висела молочно-белая дымка. Хоть бы снег не пошел!
Джо принял душ и оделся так же, как накануне: грубый шерстяной свитер, джинсы, туристские ботинки. Не позавтракав (убийца действует лучше на голодный желудок), Джо надел дубленку и быстро вышел из дома.
В кармане дубленки лежало остро заточенное лезвие.
На сей раз у Джо не возникло проблем с общественным транспортом. Время «пик» закончилось, и он быстро попал на Лэйк-Шор-Драйв, а оттуда — на скоростную трассу имени Эйзенхауера. Припарковал автомобиль на Рузвельт-роуд и пешком направился к дому Пэт Янг на Оак-Парк-авеню.
Пэт целую неделю ждала стука в дверь и сейчас сразу увидела, как Джо Мак-Эри идет вниз по улице. Она осмотрелась. Все было подготовлено к его приходу. Вчерашний день Пэт провела за уборкой квартиры. Стало гораздо чище, вещи — на своих местах. Пэт купила свежих цветов и расставила их в кувшинах по всей комнате. Протерла мебель лимонным полиролем, и теперь деревянные поверхности зеркально блестели.
Короче говоря, получилось уютное гнездышко добропорядочной вымогательницы. Пэт засмеялась.
Она нажала кнопку на своем кресле и направилась к двери.
Снаружи, небрежно прислонившись к косяку, стоял Джо. Казалось, в глазах Пэт зажглись огоньки. Она буквально пожирала его глазами.
— Мистер Мак-Эри, — сказала Пэт, и сердце Джо запрыгало в груди, — я так рада вас видеть. Надеюсь, Вы войдете?
Кресло издало легкий жужжащий звук, когда Пэт посторонилась, чтобы впустить его.
Джо быстро вошел и осмотрелся: трудов Пэт он не заметил.
— Почему вы не садитесь, мистер Мак-Эри? — Пэт указала ему на стул.
Джо сел, потому что не представлял, сколько времени ему придется здесь пробыть. Он считал, что Пэт не знает, кто он такой на самом деле, и берет его «на пушку». Оказывается, ей известно его имя. Как она его узнала?
— Чем я могу вам служить?
На мгновение Джо закрыл глаза. Все было слишком нереальным. Он ощутил холодную твердость лезвия, давившего ему на бедро сквозь карман.
— Послушайте... почему бы нам сейчас же не покончить со всем этим делом?
Пэт улыбнулась ему. Именно тогда, когда она улыбалась, в ее глазах появлялось что-то хищное, и вообще ее лицо напоминало мордочку какого-то грызуна. Джо испугался ее.
— Покончить с чем, мистер Мак-Эри? Кроме вас я ни с кем не беседовала... У вас что-нибудь с головой, мистер Мак-Эри? — Она засмеялась.
Джо дернулся к ее креслу.
— Как вы узнали мое имя?
Пэт не решилась открыть ему простую правду. Если он с легкостью вытянет у нее признание, то с такой же легкостью ускользнет от нее. А она этого не хотела.
— О, я знаю о вас очень много, Джозеф. Или вы предпочитаете, чтобы вас называли Джо? Как вам нравится жить на Голд-Кост? Там, должно быть, великолепно. Наверное, из ваших окон открывается прекрасный вид на озеро?
— Что? — Джо почувствовал, как его верхняя губа покрывается испариной, а под мышками выступает пот. Не имеет смысла убеждать ее, что он живет не на Голд-Кост, а где-нибудь дальше к северу. — Я еще раз спрашиваю вас: как вы узнали, кто я такой?
— Я знаю, где вы живете, кто вы такой... И знаю, что вы убили Мэгги Мазурски... За что вы ее убили?
Внезапно им овладела такая неистовая ярость, что он сам испугался. Джо вскочил со стула, бросился к Пэт Янг и, вцепившись в ее розовую полиэстеровую кофточку, наполовину вытащил ее из кресла.
— Слушай, ты, маленькая хищная сука, — произнес он, четко выговаривая каждое слово, — я тебя спрашиваю, как ты узнала, кто я такой. Отвечай, или...
Пэт положила ладонь на его руку.
— Или — что? Я не открываю своих источников.
Джо пронзил страх. Источники? Значит, о нем знает кто-то еще? О Боже, неужели это конец? Он мягко опустил ее обратно в кресло.
— Ты хочешь сказать, что кто-то еще в курсе дела?
Его гневные интонации сменились испуганной хрипотцой.
Его вопрос был на руку Пэт. Теперь можно обойтись без глупой выдумки с письмом, которое вскроют в случае ее смерти. Благодарю тебя, Джозеф Мак-Эри, ты сам подстраховал меня...
Притворяясь раздраженной, она огрызнулась:
— Конечно! Есть и другие, которые знают все. Вы что — за дуру меня считаете? Так бы я и позволила вам войти в дом, да вы вполне могли бы убить меня, если бы никто об этом не знал!
Она заметила выражение его лица, когда упомянула о том, что он хотел убить ее. Вот еще одна точка опоры для Пэт.
— Да, да, я знаю, что вы пришли сюда, чтобы убить меня. Но если вы лишь попытаетесь это сделать, полиция окажется у вас на хвосте, вы даже не успеете добраться до своего Голд-Кост.
— Ладно, чего вы от меня хотите?
— Денег.
Джо съежился и опустил глаза.
Последние три года они с Энн умудрялись сохранять видимость достатка и изобилия. Во всяком случае, знакомые так считали. Но это была лишь видимость. Конечно, им удалось кое-что скопить, они оба неплохо зарабатывали, но деньги поступали нерегулярно, и их приходилось тратить на толпы агентов и юристов. После оплаты всех счетов у них почти ничего не оставалось. Не раз их телефон «временно» отключали. Не раз Энн была вынуждена искать покупателей моделей платьев, пальто, кофт. Джо частенько приходилось просить аванс для выполнения своих проектов. В общем и целом они жили по средствам и достаточно хорошо. Но если бы Джо снял какую-то сумму с их общего счета, Энн тут же заметила бы утечку. И тогда пошли бы вопросы. Вопросы жены, которая, как он понимал, становилась все более и более подозрительной.
Джо, опустив глаза, как провинившийся школьник, пробормотал:
— У меня нет денег.
Издевательский смех Пэт был настолько неожиданным, что он вздрогнул.
— Да что вы говорите! У меня, может быть, и вправду неважно со здоровьем, но уж здесь-то, — она постучала себя по лбу, — все в порядке. Так что, будьте любезны, выделите кое-что для меня. Ну, к примеру, хватило бы тысячи долларов в месяц. Я думаю, сумма вполне разумная, не правда ли? Всего одна тысяча. Значит, — Пэт сделала паузу, чтобы подсчитать, — около тридцати долларов в день. Небось вы на ленч и то больше тратите!
Джо взглянул на нее. Ее маленькие, глубоко посаженные глазки, казалось, изучали его лицо. Какого они цвета? Светлые или темные? Постепенно их выражение стало чуть ли не ласковым, но Джо чувствовал такой сильный страх и тошноту, каких никогда раньше не испытывал. Как же заставить эту женщину поверить ему? Он произнес те же самые слова, но громче:
— У меня нет денег!
— А я уже говорила: не верю!
— Но это правда. Таких денег, которые устроили бы вас, у меня действительно нет. Я живу по средствам. У меня и доллара-то лишнего не найдется.
Ее глаза сузились, превратившись в щелочки. Она вздохнула и затем сказала:
— Хорошо, придется тебя сдать.
Джо закрыл глаза и прислушался к мягкому жужжанию ее кресла. Он понял, что Пэт направилась к телефону. Не открывая глаз, он по звуку определил, что она сняла трубку с рычага. Кажется, послышался звук зуммера. Да, совершенно точно: она нажимает кнопки, набирая номер.
Ее голос прозвучал вкрадчиво.
— Полиция Бервина? У меня имеется кое-какая информация по делу Мэгги Мазурски. — Пауза. — Да, я хотела бы поговорить со следователем. Да, да, я не кладу трубку.
Дыхание Джо участилось. Он почувствовал головокружение и покрылся холодным потом. Машинально опустился на стул.
А потом раздался характерный звук — трубка легла на рычаг. Наконец он открыл глаза и увидел улыбающуюся Пэт. Она придвинулась ближе.
— У тебя действительно нет денег, да?
Джо затряс головой и выбежал из комнаты. В ванной его вырвало. Приступ был настолько сильным, что после него Джо еще долгое время содрогался от сухих спазм. Когда наконец рвота прекратилась, он сполоснул лицо, выпрямился и посмотрел на себя в зеркало. Ну и вид! Что делают с человеком сильные потрясения! Глаза были совершенно дикими и прямо-таки вылезали из орбит. Кожа приобрела землистый оттенок. Он чуть усмехнулся: точно такой же была кожа его жертв после того, как он высасывал из них кровь.
Когда Джо вернулся в комнату, Пэт встретила его с улыбкой. Казалось, от этой улыбающейся женщины нельзя ждать никаких неприятностей.
С насмешливым сочувствием Пэт спросила:
— Ну что, теперь стало лучше?
Джо не ответил. Он приблизился к входной двери, не понимая, зачем он это делает. Пэт быстро преградила ему путь.
— Зачем же уходить так скоро?
На какое-то мгновение Джо был сбит с толку.
— Нет... Я...
Он направился к стулу, на котором сидел раньше.
Они оба довольно долго молчали. Джо, обхватив голову руками, пытался сосредоточиться, а Пэт, подобно хищному зверьку, смотрела на него и выжидала.
Наконец Джо поднял голову и посмотрел на Пэт. В его глазах была мольба.
— Так что же вам теперь от меня нужно?
Пэт давно знала, с тех самых пор, как увидела его выходящим из квартиры Мэгги Мазурски, — чего она хочет. Разглядывание фотографий в журнале «Плейгел» ее, естественно, не удовлетворяло, и сейчас — несмотря на то, что нижняя часть ее тела была парализована, она хотела Джо. Возможно, самым жестоким последствием ее увечья являлась невозможность расстаться с сексуальными желаниями. За годы, прошедшие с момента несчастья, ее желания не утихли, хотя возможность их удовлетворения ушла навсегда.
Пэт подъехала ближе к Джо. У нее пока не хватало решимости высказаться, но она была уверена, что загнала его в угол и может делать с ним все, что захочет. Она положила ладонь на его бедро и опытным движением провела ею вверх, пока не накрыла выпуклость в джинсах...
— Я хочу тебя, — прошептала она.
Джо не верил происходящему. Ему казалось, что Пэт ведет определенную игру, и на его лице мелькнула улыбка. Однако неукротимое желание в ее глазах говорило о том, что все это далеко не шутка.
— Но как?!
Она сразу потеряла самообладание.
Пристально глядя в пол, а возможно, на свои парализованные ноги, Пэт прошептала:
— Я могла бы подождать, пока ты кончишь...
И Джо наконец понял. От этой мысли у него внутри все перевернулось. Скорее бежать от этой женщины! Она же безумна. Надеясь, что он все же заблуждается, Джо попросил ее повторить сказанное.
Она подняла голову и посмотрела на него.
— Я хочу подождать, пока ты кончишь. Мне это было бы очень приятно.
Ее глаза наполнились слезами. Он уставился на нее, и слезы потекли по ее лицу.
— Разве тебе не ясно, что я сказала?! — завизжала она. — Иди раздевайся или я звоню в полицию!
На ее лице отразились страх, гнев и смущение. Джо продолжал смотреть на нее, даже и не думая раздеваться.
Пэт закрыла глаза и вытерла слезы. Когда она открыла их снова, маска приличия была сброшена. Остались лишь неприкрытый цинизм и грубость.
— Вставай и скидывай одежду, или я без дальнейших разговоров сдаю тебя полиции.
Джо встал, нерешительно стянул с себя свитер и начал медленно расстегивать снизу рубашку.
— Быстрее! — завопила она.
Джо расстегнул оставшиеся пуговицы и сбросил рубашку на пол. На Пэт он не смотрел, но услышал, как участилось ее дыхание, когда он обнажился до пояса. Джо нагнулся", чтобы развязать и снять ботинки, а затем носки. Наконец расстегнул молнию на джинсах и вылез из них. На нем остались только узкие голубые бикини, которые ему купила Энн.
— Все снимай! — Голос Пэт звучал грубо.
Джо просунул большие пальцы под эластичную резинку и стянул трусы вниз по бедрам.
Пэт приблизилась. Джо чувствовал ее дыхание где-то возле пупка. Он поглядел на нее сверху вниз. Она смотрела на его член.
— Что же он не стоит? — прошептала она. — Ну давай же!
Пэт откатилась назад и стала ждать.
Он начал ласкать себя, закрыв глаза и пытаясь представить, что перед ним... Энни... Ничего не получалось. Чем больше Джо думал о том, что слишком многое зависит сейчас от состояния его члена, тем меньше тот желал твердеть. Джо начал мять его сильнее, рисуя себе картины, граничившие с извращением: Энн лежит ничком на полу ванной комнаты, ее тело покрыто детским кремом, она, соблазняя его, извивается и показывает ему свои гениталии.
Ничто не действовало.
— Я вызываю у тебя отвращение, — сказала Пэт.
Она подкатила к нему вплотную и быстрым движением взяла его член в рот. Тепло ее рта возбудило Джо, и в какое-то мгновение член стал твердеть. Но когда он подумал, где он и что происходит, возбуждение прошло.
А потом неожиданно перед ним возникла Мэгги. Он вспомнил страх на ее лице, когда он вытащил из кармана бритву, быстрые вертикальные разрезы, которые он сделал сверху вниз на ее запястьях, внезапно хлынувшую кровь. Она была слишком ошарашена, чтобы кричать. Джо заткнул ей рот и повалил на пол. Нежно, словно жених, делающий предложение, взял ее руку, прильнул к ране губами и начал сосать кровь. Металлический привкус, такой странный и такой приятный, наполнил его рот. Кровь текла так быстро, что он почти захлебнулся и стал пить ее частыми глотками. Он смотрел на Мэгги и понимал, что она в глубоком обмороке. Затыкать ей рот уже было не нужно. Он стал сосать кровь из другого запястья. Когда вместо бурного потока потекла тонкая струйка, он сделал разрез на ее горле и начал сосать кровь оттуда. Наконец и здесь струя иссякла. Тогда он стащил одежду с бесчувственного тела и надругался над ней.
Пэт смотрела на него снизу вверх.
— Боже, да ты великолепен!
Джо посмотрел вниз и удивился тому, что его член затвердел. Едва касаясь его, почти в полудреме, Джо начал выжимать сперму. Первые несколько капель упали на коричневый ковер Пэт, остальные она приняла на ладонь.
Джо наблюдал, как она, подставив ладони, ждала, пока он кончит. В последний момент она несколько раз нажала на его пенис, как бы выдавливая несколько капель.
Чувствуя тошноту, Джо слушал ее стоны, а она размазывала сперму по лицу, слизывала ее с пальцев. Глаза Пэт были закрыты, она отдавалась собственной страсти.
Внезапно стоны прекратились. Она повернула кресло, быстро покатила в ванную и захлопнула за собой дверь. Вскоре он услышал ее голос, захлебывающийся от рыданий:
— Уходи.
Джо подобрал свою одежду, оделся и выбежал из квартиры.
Даже сквозь звуки льющейся воды он слышал рыдания Пэт.
Ничего не видя перед собой, Джо шел по Оак-Парк-авеню. В голове было пусто, и лишь одна мысль сверлила его мозг: он понял Пэт Янг лучше, чем она сама себя понимала.
— Пришел? Какая радость! Ну, и что ты потерял на этот раз?
Джо ворвался в гостиную и увидел Энн, сидевшую в кресле-качалке из гнутого дерева. Она ждала его. И хотя ее голос звучал спокойно (вернее, холодно и мертво) и лицо не выдавало волнения, Джо понимал, что это ледяное спокойствие было всего лишь маской. Внутри у нее все клокотало.
Минут пять он молча смотрел на нее. Джо знал, что ее работа достаточно трудоемкая и требует немало времени. Фотосъемки нередко затягивались до вечера. Он рассчитывал, что сегодня Энн вернется не раньше чем к обеду. Сейчас же было только половина третьего, а она уже дома.
Джо не должен был об этом спрашивать, поскольку вопрос выдавал его вину, но все же спросил:
— Я думал, что тебя фотографируют для «Чикаго», почему же ты так рано дома?
Энн встала и быстро подошла к окну. Она смотрела на низко нависшие тяжелые серые тучи, предвещавшие то ли дождь, то ли снег.
— Я так и знала, что ты об этом спросишь. Съемку сегодня отменили, вернее, отложили, потому что Чинг, фотограф, заболел, — ты же знаешь, сейчас эпидемия гриппа. Очень многие болеют. Я заметила — все сидят по домам, гриппуют, наверное. А съемка будет завтра или послезавтра. В общем, в ближайшие дни. Ведь нас поджимают сроки. Если не Чинг, то кто-нибудь еще будет фотографировать. Так что завтра или послезавтра... Самый крайний срок... — Плечи ее вдруг затряслись, и она заплакала. Потом тихонько вытерла слезы и сказала: — Так что меня дома не будет. Ты свободен и можешь делать все, что захочешь. — Энн засмеялась, но смех звучал невесело. — Ну, например, можешь пойти в зоопарк.
Джо подошел и попытался обнять ее. Она резко отодвинулась и повернулась к нему.
Джо был поражен: лицо злое, красное, глаза тоже покраснели и налились слезами. Губы, искаженные злой гримасой, дрожат.
— Не прикасайся ко мне! — Она отбежала от него и села на диван. Схватила подушку, прижала ее к животу, словно пытаясь унять боль. Ее вновь начало трясти. — Должно быть, у тебя еще кто-то есть, Джо. Это единственное объяснение всему. Я не верю, что ты был в зоопарке в тот день, несколько недель назад. Ты ненавидишь зоопарк. Какая глупая отговорка! Но я в нее поверила. А зажигалка, которую я подарила тебе... может быть, ты действительно ее потерял, может быть... Мне претят подобные вещи, но я позвонила Присцилле и спросила ее, был ли ты в офисе в тот день, когда сказал, что был...
Джо не ожидал такого поворота.
— Так что давай не будем делать хорошую мину при дурной игре. Наверное, зажигалку ты потерял у нее, если она существует. А может быть, это он? — Энн засмеялась. — Какую историю ты придумал сегодня? Вчера ты говорил мне, что сегодня будешь дома. Обещал вымыть пол в ванной. Ну, так я жду твоего рассказа.
Джо ничего не мог придумать. Слишком много на него обрушилось.
— Я выходил Всего на несколько минут, — попробовал он защититься, — хотел глотнуть свежего воздуха.
Энн закрыла глаза, пытаясь заглушить нарастающую боль.
— Я здесь с десяти часов, Джо. Сейчас без пятнадцати три. Мог бы придумать что-нибудь получше. Я выслушивала и более убедительные объяснения. Действительно, такой изобретательный ум, как у тебя... Боже, попытайся еще раз!
— Энн, это правда.
— Не надо, Джо! — Энн смотрела на него, глаза ее были полны слез. Затем она повернулась и бросилась в спальню.
Джо немного постоял, испытывая ноющую боль в животе. Время для извинений было упущено. Он тоже пошел в спальню.
Энн распахнула дверцы шкафа и начала бросать одежду на кровать.
Джо заплакал.
Попытался поймать ее руку, она вырвала ее у него.
— Ну, послушай, — сказал он, — не уходи, пожалуйста, это не то, что ты думаешь.
Она посмотрела на него.
— Я долго, очень долго себе лгала. Я так хотела поверить всему, что ты мне говорил! Ты даже не представляешь себе, как хотела. Теперь все. Хватит.
Лицо Энн немного смягчилось. Голос звучал не так резко.
— Не знаю, Джо, может быть, мы расстанемся не навсегда. Но некоторое время я должна побыть одна, подумать. Я буду у мамы.
Джо попытался заговорить, но она приложила палец к его губам.
— Нет. Ничего не говори. Мы оба слишком расстроены, и ничего хорошего не получится. А то, что вертится у меня на языке, произносить не хочется. Да и тебе не хотелось бы слышать эти слова. Так что оставь меня. Позволь мне привести свои мысли в порядок.
Он смотрел на нее, не в силах сдержать слез.
— Пожалуйста. — Энн прикусила нижнюю губу.
— Ладно, — прошептал он и поспешил из комнаты.
Он слушал, как она собирает вещи. Из ванной донесся стук ее каблуков. Она складывала в сумку косметику от Луи Вуиттона, которую Джо подарил ей на Рождество. Разве он мог тогда подумать, что Энн будет упаковывать ее, уходя из дома?..
Вскоре Энн вышла из спальни, сгибаясь под тяжестью двух чемоданов и сумки.
— Я вызвала такси. Должно быть, оно уже внизу.
Энн остановилась и посмотрела на Джо. Хоть он не сказал ни слова, в глазах его была мольба.
Она подошла к выходу, поставила один из чемоданов на пол и открыла дверь. Он смотрел на нее в оцепененье. Затем она подняла чемодан с пола и вышла. Мгновением позже дверь захлопнулась.
Джо подскочил к окну как раз вовремя. На кольцевую дорожку поворачивало такси. Водитель вышел и помог Энн погрузить чемоданы.
— Она уехала, — повторял Джо снова и снова, прерывающимся от слез голосом. — Она уехала... Она уехала... Она уехала...
Слова звучали монотонно, как молитва, а Джо кругами ходил по кухне. Он достал с полки большой разделочный нож и пошел с ним в спальню. Сел на кровать и приставил нож к животу.
— Она ушла, и я не хочу жить без нее.
Наступила темнота. Джо так и сидел на кровати с ножом, приставленным к животу. Глаза щипало. Горло саднило.
Джо положил нож на пол и подошел к окну.
Небо прояснилось. Над озером поднялась огромная луна, оранжевая, как листва осенью. Ее лучи отражались в темной вспененной воде.
Раздевшись, Джо направился в душ. Действовал он как автомат, не знающий, что и зачем он делает.
После душа Джо оделся во все темное: черные джинсы «Ливайс», темно-серый свитер, черные ботинки. Он помнил, что где-то была его черная кожаная куртка.
Куда Энн подевала ее?
Из-под двери пробивался теплый желтый свет.
Джо сидел в темной гостиной, не в силах открыть дверь. Сидел в кресле-качалке из гнутого дерева, где около трех часов назад сидела Энн. Тогда он вернулся от Пэт Янг...
Это накатывает тогда, когда я чувствую себя беззащитным, думал Джо. Но я не могу... Я непременно потеряю Энн, если сделаю это снова... и на сей раз меня могут поймать...
Мысли уходили и возвращались, словно двигались по кругу. Сейчас самое время совершить это — Энн отправилась к матери на неопределенный срок. У нее не будет никаких подозрений. Совершить еще одно, последнее убийство... Сделать то, что хочется. Устранить все препятствия. Отбросить всякую осторожность. Спеть свою лебединую песню. Удовлетвориться настолько, чтобы никогда больше этого не захотелось. И тогда можно будет вернуться к Энн выздоровевшим. Можно будет начать новую жизнь. Хорошо бы поехать вместе в Нью-Йорк, там всегда много работы... А воспоминания пусть останутся в прошлом и не тянут назад...
Джо посмотрел на дверь. Пэт Янг уже знает, кто ты и где живешь. Она сказала, что об этом знает еще кто-то. Повторить это — значит поставить себя под удар. Тебя могут поймать. Ты можешь оставить гораздо больше улик, чем есть на сегодняшний день. И если произойдет осечка, неужели ты думаешь, что Энн будет возиться с тобой, навещать тебя в тюрьме?
Но Энн не узнает. Как она сможет? И тебя не поймают. Ты слишком умный для этого, Джо. До сих пор ведь тебя еще не поймали... В самом деле, нет. И с каждым убийством ты становишься все опытнее. Кроме того, тебе это просто необходимо. Ты прекрасно знаешь, как хорошо тебе будет после этого.
Легкая улыбка играла в уголках губ Джо.
Действительно, хорошо... это бесподобно... Помнишь Мэгги? Помнишь других? Помнишь, что ты испытывал? Ничто не сравнится с этим, даже любовь Энн. Ты вспомни, как прибывали силы после этого. Помни об этом. Помни о молодой плоти тех девушек, об их теплой крови, помни то ощущение, когда она вливается тебе в рот...
Пенис Джо начал твердеть и рваться вверх, тараня брюки.
Он встал.
Подошел к двери и открыл ее.
Да, да, так будет лучше...
Лифт, распахнув двери, услужливо ждал его в конце коридора.
Тэмми Стоун замерзла. Три недели назад она сбежала из дома, но теперь сомневалась в правильности своего поступка. Конечно, отчим пытался приставать к ней, но зато дома у нее была теплая постель. Дома она ела три раза в день, выбирая то, что ей нравилось. И, наконец, в Лафайетте, штат Индиана, когда дела ее заходили в тупик, она могла обратиться к Шелли Перкинс.
Тэмми сжалась в комок на одной из скамеек парка. Это, должно быть, парк Линкольна — ведь она проходила мимо вывески линкольнского зоопарка.
Ее шерстяное пальто оказалось неподходящим для чикагских ветров, пронизывающих ее насквозь. Тэмми подумала, хорошо бы встать и подвигаться, чтобы согреться. Но она безумно устала.
Все складывалось совсем не так, как она себе представляла, когда однажды ночью ушла из дома, дождавшись, когда мать с отчимом лягут спать. Она надеялась, что в Чикаго тут же найдет себе работу фотомодели. Хотя ей было всего четырнадцать, все говорили, что она выглядит старше. Многие считали, что она очень похожа на Брук Шилдз. Перед Тэмми стояла одна задача: найти в Чикаго подходящее агентство.
Но побродив вдоль кольцевой дороги и обойдя соседний Северный округ, она убедилась, что в тех агентствах, куда она обращалась, на нее никто даже не взглянет, пока она не принесет пробных фотоснимков. А у нее не было даже моментальных фотографий. Элегантные секретарши сразу выпроваживали ее, стоило ей появиться на пороге.
Исчерпав все адреса, перечисленные на желтых листочках, Тэмми сдалась. Нет, в Индиану она не вернется — ее бросало в дрожь при одном только воспоминании об отчиме, склонявшемся ночью над ее постелью. Но как же трудно раздобыть еду, чтобы заглушить постоянные приступы голода и избавиться от резей в желудке, временами таких острых, что Тэмми была готова накинуться даже на объедки в «Макдоналдсе»! С тех пор как она купила билет на автобус до Чикаго — в один конец, — она похудела на пятнадцать фунтов и весила сейчас девяносто восемь фунтов, дойдя почти до истощения. Тэмми поняла, что не сможет найти работу фотомодели ни в Чикаго, ни где-либо еще. Она вспомнила номер телефона, который однажды показали по телевизору, пообещав помочь тем, кто лишился крова. Позвонила, но ответом ей было молчание.
— И что же такая прелестная леди делает в ночную пору на улице?
Тэмми вздрогнула, услышав за спиной мужской голос. Она выпрямилась и оглянулась. Мужчине, стоявшему позади нее, было около тридцати. Несмотря на испуг, Тэмми заметила, что у него приятное лицо, темные вьющиеся волосы, усы и атлетическая фигура.
— Ничего, — ответила она и повернулась к нему спиной.
Он обошел скамейку и сел рядом с ней.
От него исходил приятный запах, как от мыла «Дайел». Пожалуй, не стоит грубить ему.
Он заговорил снова.
— Надеюсь, я не испугал тебя. Я не собираюсь тебя обижать.
Тэмми улыбнулась:
— Да я и не испугалась. Мне просто хотелось побыть одной. — Она чуть помедлила и затем солгала: — У меня неприятности с моим парнем.
Мужчина тоже улыбнулся:
— О... ну, не стоит расстраиваться. Хочешь рассказать об этом?
— Да нет. — Тэмми рассмеялась. Может быть, она уговорит этого парня купить ей что-нибудь поесть.
Мужчина протянул ей руку.
— Ну, тогда нет проблем. Как тебя зовут?
— Элексис.
Он придвинулся и положил руку на ее колено. Она не придала этому значения — мол, непреднамеренный, случайный жест, и все... Кроме того, Тэмми пыталась придумать, как повернуть разговор на еду.
— Сейчас довольно прохладно, правда? — Он обнял ее.
— Да, холодновато... Знаешь, я проторчала здесь по собственной глупости весь вечер. — Она взглянула на него. — И пропустила ужин.
Мужчина вновь улыбнулся:
— Ну что же ты сразу не сказала об этом? — Он встал. — Давай пойдем немного перекусим. А потом я доставлю тебя домой в целости и сохранности.
Он протянул ей руку, и она приняла ее.
Он казался славным парнем. Вскоре они очутились в густых зарослях, окружавших небольшой пруд.
— Красивый пруд, правда? — сказал мужчина. Мысли Тэмми были так заняты ужином, что она не обратила внимания на некоторую напряженность в его голосе. — Здесь есть очень интересные маленькие рыбки. Они светятся в темноте, и ты сможешь увидеть, как они плавают. На это стоит посмотреть. Хочешь?
— Конечно. — Тэмми последовала за ним вниз по склону. Если она не согласится, то рискует остаться без еды.
Когда они подошли к самому берегу, Тэмми увидела мутную воду и две плавающие в ней бутылки из-под пепси. Никаких рыбок. Она посмотрела на него и уже хотела сказать: «Здесь ничего нет», как вдруг заметила его странный взгляд и какую-то нехорошую ухмылку.
— Спокойно, — прошептал он, — это недолго.
В следующее мгновение она получила удар под колено и упала на спину. Он навалился на нее всем телом, и его мозолистая рука оторвала пуговицы на ее пальто, а затем разорвала голубую фланелевую блузку.
Она закричала во весь голос. Он ударил ее по лицу так сильно, что у нее из глаз посыпались искры, и стал стягивать с нее джинсы.
Она скорее почувствовала, чем услышала, как молния отрывается от ткани. Срывая с нее трусы, он расцарапал ей живот. Тела коснулся холодный воздух, ощущение холодной травы было крайне неприятным.
— Не надо, ну пожалуйста, не надо, — просила она.
Второй удар, более сильный, чем первый, пришелся на другую щеку. Она стукнулась затылком о ледяную землю, прикусила язык и почувствовала вкус крови. Я могла бы получить все это и дома, подумала она.
На мгновение он остановился, одной рукой прижимая ее к земле, а другой пытаясь расстегнуть пиджак и снять брюки. Боже, молю тебя, просила она, сделай так, что все это оказалось дурным сном.
Почувствовав его напряженную плоть, Тэмми поняла, что надежды на спасение нет.
— Что здесь происходит? — прозвучал над прудом мужской голос.
Тэмми закричала, прежде чем он успел закрыть рукой ее рот.
— Заткнись и не раскрывай свою поганую пасть, — прошептал он.
Послышался шорох. Кто-то обходил заросли кустарника. Тэмми извивалась. Мужчина сильнее прижал ее к земле.
— Еще одно движение, — хрипло прошептал он, — и я тебя убью.
Шорохи смолкли. Лежа на ней, он ждал, не возникнут ли опять какие-либо звуки. Но было тихо.
Тэмми сжала ноги, когда он вновь попытался овладеть ею. Его руки были очень сильными, и он раздвинул ей ноги. Она почувствовала головку члена, настойчиво придвигающуюся к ее сухому влагалищу.
— Проклятье, — прошептал он, — что с тобой? Ведь я хочу, чтобы тебе было хорошо. Всего пара минут.
Чуть приподнявшись, он улыбнулся. В следующее мгновение она почувствовала, что его палец вошел в нее. Она знала, что сейчас ей станет больно, и сжалась, пытаясь задержать его. Уж во всяком случае, помогать ему она не будет.
Слава Богу! — он вытащил палец, и Тэмми подумала на мгновение, что спасена. Но он быстро ввел член в слегка увлажнившееся влагалище.
— Пошло лучше, — пробормотал он и, как дикарь, набросился на нее.
Тэмми уже не защищалась, боль обжигала ее во время его движений.
Она закричала.
Последовал быстрый удар кулаком, пришедшийся на ее верхнюю губу и кончик носа.
— Заткнись, сука!
И тут произошло нечто невероятное: две сильные руки вцепились в плечи мужчины и отбросили его в сторону. Тэмми услышала резкий звук удара, а затем всплеск воды — парень упал в пруд.
Ошеломленная Тэмми взглянула на своего спасителя.
— Нам лучше убраться отсюда до того, как он выкарабкается на берег, — произнес человек в темной одежде.
Он помог ей встать и одеться, пока насильник с руганью барахтался в ледяной воде, пытаясь выбраться из пруда. Они побежали.
Тэмми была настолько счастлива своим спасением, что не чувствовала боли от нанесенных ей ударов. Она посмотрела на мужчину, бежавшего рядом, и не могла поверить своему счастью.
Он улыбнулся ей.
— Меня зовут Джо. Джо Мак-Эри.
Центральная чикагская гостиница находилась на шумной Петерсон-авеню. Для Тэмми большая, сияющая розовым неоновым светом вывеска была символом тепла и уюта. Для Джо — символом надежного убежища. Он попросил девушку подождать в машине, а сам вошел внутрь и зарегистрировался под именем Честера Уорта. Когда все будет кончено, пусть ищут мистера Уорта! Тэмми поверила, что он комиссионер, живет за городом и остановился здесь на несколько дней. Она согласилась зайти к нему в номер и привести себя в порядок, прежде чем отправиться в больницу. Оттуда она сможет позвонить родителям в Индиану. Тэмми рассказала ему о себе все.
Джо вернулся к машине. Он улыбался, помахивая ключом от гостиничного номера, висевшим на пластиковом колечке. Открыл дверцу машины, наклонился к Тэмми и шепнул:
— Прости за такие предосторожности, но им известно, что я нахожусь в городе по делам, один, и если они увидят, что я привел тебя, это может вызвать ненужные осложнения.
Тэмми быстро окинула взглядом здание, боясь, что кто-нибудь увидит ее из окна. Но за окнами никого не было.
— Сожалею, что так получается, но тебе придется подождать, пока я поднимусь, а через несколько минут ты последуешь за мной. Так будет лучше. Я тем временем включу для тебя горячий душ.
Тэмми не пришло в голову спросить, зачем нужно было ходить за ключом, если он здесь уже снял номер. Единственное, о чем она сейчас мечтала, это уехать домой к маме. Может быть, если она расскажет ей все, мама уйдет от отчима, и они прекрасно заживут. И Тэмми постарается забыть об этом ужасном случае. Джо, спасший ее от беды, был в ее глазах настоящим героем. Она даже и спрашивать его не должна, почему он так поступил. Короче говоря, Тэмми согласилась сделать все так, как он просил, и даже пообещала быть особенно осторожной, когда будет выходить из машины.
— Хорошо, хорошо, — сказал Джо. — Я пойду включать душ.
И действительно, Джо включил душ и отрегулировал его так, чтобы вода была не слишком горячей. Небольшая, покрытая кафелем ванная комната наполнилась паром, а он тем временем распечатал кусок мыла, приготовил полотенце и включил обогревательную лампу.
Услышав легкий стук в дверь, он засунул скальпель, который взял из дома, в выдвижной ящик стола.
— Все готово, — сказал он, открывая дверь. — Ты почувствуешь себя намного лучше, когда примешь ванну.
Джо засомневался в правильности своего выбора, когда увидел девушку при ярком свете. Она оказалась очень хорошенькой, но на лице были синяки и ссадины от побоев, одежда вся в грязи, волосы свалявшиеся, сальные. От нее дурно пахло.
...Душ все приведет в норму, Я поступил правильно. Дороги назад нет...
— Ну, иди же, вымойся, — произнес он как можно мягче.
— Я так вам благодарна! — прошептала она распухшими губами. Тэмми вошла в ванную и закрыла за собой дверь.
Когда дверь закрылась, Джо начал подготавливать комнату. Он выключил верхний свет, оставив зажженной лишь настольную лампу, которую поставил на пол и накрыл наволочкой.
Комната теперь освещалась тускло-серым светом, очертания предметов были размыты, в углах лежала густая тень. Джо расстелил на кровати простыни, хотя не собирался резать девушку здесь. Это нужно сделать в ванной, где легко моется кафель.
Тэмми выключила душ раньше, чем он предполагал. Когда она появилась на пороге комнаты, закутанная в полотенце, с нимбом мелких кудряшек надо лбом, Джо понял, что сделал неплохой выбор.
Войдя в комнату, Тэмми испугалась темноты и расстеленной постели. На ее лице отразились смущение и боль. Нет, только не ты! — подумала она. А я-то полагала, что могу довериться тебе.
Стараясь не спугнуть ее, Джо произнес:
— Ты можешь довериться мне, Тэмми. Я просто подумал, что тебе захочется отдохнуть после многих ночей, проведенных на улице, в холоде. — Он улыбнулся и заметил, что ее напряжение постепенно ослабевает. — Право же, мне ничего от тебя не нужно. Я женат и счастлив с женой. У меня двое детей. Приляг же и немного поспи, а я выйду и куплю тебе чего-нибудь поесть. Я же знаю, что ты очень голодна.
Тэмми наконец улыбнулась. Она подошла к кровати и села на нее.
— Боже, мне даже не верится! Таких людей, как вы, просто не бывает. По крайней мере, я так думала до сегодняшней ночи.
Джо смущенно уставился в пол.
— Я сделал лишь то, что любой бы сделал на моем месте. Так что тебе купить? Скажи, чего тебе хочется.
— Мне все равно. Что бы вы ни купили, все будет хорошо.
— Все равно?.. Ладно, я соображу.
Джо взял со стула пиджак, надел его и поспешно вышел из комнаты, заперев за собой дверь.
Я дам ей время уснуть, подумал он, все будет значительно проще, если она будет спать.
Возвращаясь от «Макдоналдса» с полной сумкой, Джо еще с улицы увидел, что комната ярко освещена. Перепрыгивая через две ступеньки, он помчался наверх и отпер дверь.
В комнате горели все лампы, кровать была немного смята и... пуста.
Джо услышал плеск воды в ванной. За дверью звенел высокий, совсем детский голосок напевающей Тэмми. Джо почувствовал раздражение — не уснула, опять пошла мыться! Ему было бы легче справиться с полусонной.
Но затем он утешил себя тем, что девчонка находится как раз там, где нужно.
Решив поскорее покончить с этим делом (его возбуждение не позволяло больше медлить), Джо выбросил гамбургер, жареное мясо и плитку шоколада в мусорную корзину и вынул из выдвижного ящика скальпель.
Он выждал несколько секунд перед дверью ванной комнаты.
Из дневника Джо Мак-Эри, 23 февраля 1991 года:
«Она была ошеломлена, увидев меня на пороге ванной и услышав, как стукнула о кафельную стену дверь, когда я распахнул ее. Она лишь разинула рот — видимо, плохо соображала. Несколько секунд она стояла неподвижно как статуя, являя мне свою наготу. Затем, пытаясь защититься, прикрыла грудь руками и скрестила под водой ноги.
Ни одна из тех женщин, которых я убивал, не была так испугана, как Тэмми. На какую-то долю секунды я засомневался и задал себе вопрос, зачем я это делаю. Это было уже что-то вроде угрызений совести. Быть может, поддайся я этому порыву, впоследствии я мог бы собой гордиться. Быть может, преодолев этот рубеж, я вышел бы на дорогу спасения... избавления от своих страстей...
Я знаю: она что-то мне говорила. Я знаю: она кричала. Но, как ни странно, ничего этого я не слышал, словно оглох. Так всегда бывало, когда начинались жужжанье, низкое гудение, шум. И снова поплыли мелкие всплески серебряных искр, за которыми хотелось следовать взглядом. Пока все это мелькало и накатывало, я быстро приблизился к ванне.
Тэмми несколько секунд стояла, а потом соскользнула в воду. Я засмеялся, когда, погружаясь, она ударилась головой о край ванны. Тень смущения промелькнула на ее лице, и она потеряла сознание. Я знал, что все дальнейшее предопределено: она была частью какого-то общего плана. Этот неожиданный поворот в схеме событий облегчал мои действия, создавал для меня дополнительные удобства. Значит, именно так все и должно происходить!
Я вытащил ее из воды и положил на холодный белый кафель. Цвет ее кожи не отличался от цвета кафеля. Ее плоть была такой юной, такой влажной и теплой после ванны! Я облизал ее всю, а затем тяжело навалился ей на грудь. Это вновь привело ее в сознание. Она застонала, когда я Впился в грудь зубами и ощутил вкус первой крови.
Я все еще почти ничего не слышал, словно все звуки доходили откуда-то издалека.
Тэмми окончательно пришла в себя и начала со мной бороться. Ее кулак, как ни странно, достаточно тяжелый, опустился на мою шею. Мне не хотелось отрываться от ее кровоточащей груди, и она извивалась и била меня все сильнее. Мои движения напоминали движения автомата. Я взглянул на нее, как разъяренный пес, которого потревожили во время еды. И представил себе, как я в этот момент выгляжу. Наверняка забавно: хищный оскал и ободок крови вокруг губ.
Затем я полоснул ее скальпелем по лицу. Она взвизгнула, и пронзительный звук отозвался болью в ушах, словно кто-то повернул регулятор громкости приемника на полную мощность. Я схватил ее, хрястнул головой о край ванны.
И не мог остановиться. Снова и снова бил ее головой о твердый край ванны. Она была уже мертва, а я бил, бил, бил...
И это было восхитительно! Кровь хлестала из порезов на лице, сочилась сквозь каштановые волосы из раны на затылке и запекалась на полу. Я начал сосать ее так быстро, как только мог, боясь, что она свернется. Кровь была горячей... цвета меди. Кровь была повсюду. Скальпелем я надрезал артерии на ее руках, и горячая кровь потекла в мой рот толчками, как из насоса. Я не успевал глотать ее и чувствовал, что она стекает по щекам, увлажняя перед рубашки.
Я кончил дважды прямо в штаны».
Джо отложил ручку и уткнулся головой в зеленую тетрадь, лежавшую на столе. Слезы хлынули внезапно и неудержимо. Им овладело чувство вины. Он вспомнил девушку, прекрасную молодую девушку. Ее глаза оживленно сияли, глядя на него с восхищением и надеждой. Глаза, в которых была благодарность за то, что он ее спас. Эти глаза... Они постепенно тускнели, переставая воспринимать последний ночной кошмар. Он разрыдался.
А потом он переправил ее в парк. И почувствовал огромную силу жизни, как и прежде в такие моменты. Ощутил запах влажных деревьев, запах земли.
Эти запахи говорили ему, что наступает весна. Он чувствовал ее оживляющую силу, он снова был семнадцатилетним.
Но теперь казалось, что все это не имеет смысла.
Он закрыл кожаную тетрадь, в которой вел записи, и положил ее в тайник — под двойное дно одного из ящиков письменного стола.
Он посмотрел в окно. Над городом занимался серенький рассвет. По Лэйк-Шор-Драйв промчалось несколько машин. Джо подумал о семье этой девушки. Кажется, у нее была семья... Как близкие переживут потерю?..
Он опустился на колени и стал горячо молиться, прося Господа простить его в последний раз. Он обещал, что подобное никогда больше не повторится.
Он просил Бога вернуть ему Энн, дать ему силу противостоять тяге к убийству, противостоять страсти к вкусу кровь, такому отталкивающему и такому притягательному.
— Дай мне силы, Господи, — молил он, — и клянусь тебе, я никогда больше не совершу ничего подобного!
Если бы Господь взглянул на него сверху, он бы подумал: этот спектакль я наблюдаю уже в шестой раз.
Пробных снимков нигде не было. На прошлой неделе, когда Энн снималась для разворота журнала по заказу фирмы «Меха Эванса», она попросила своего фотографа Луизу Салливэн дать ей негативы пробных снимков, чтобы поработать с ними. Каждый раз, готовя контракт, Энн изучала снимки, стараясь найти наиболее выгодный поворот, наиболее привлекательную позу и выражение лица.
Энн обыскала все комнаты в доме своей матери в Лэйк-Форест, но ничего не нашла. Выдвигая ящики комода, она была уверена, что фотографий там нет, но уж очень ей не хотелось звонить Джо или возвращаться в их квартиру.
Энн сидела в своей девичьей спальне с кружевным пологом над кроватью и плакала, опустив голову. Все ее надежды рухнули. Последние два дня были очень тяжелыми для Энн. Она много раз поднимала телефонную трубку, порываясь позвонить Джо, и снова опускала ее на рычаг.
Слишком много раз. Но прошлым вечером Энн все же позвонила и решила не класть трубку, пока не услышит его голоса. Но вместо голоса она услышала длинные гудки и почувствовала облегчение: не надо выдумывать тему для разговора, так как ей действительно нечего ему сказать. Она просто хотела услышать его голос, не выдавая себя. Чуть позже она позвонила еще раз, потом еще и еще. На другом конце провода никто не брал трубку, и ее облегчение сменилось гневом. С приближением ночи Энн злилась все больше.
Как же так, думала она, ведь он казался таким расстроенным, когда я уезжала, неужели это была только игра? А может быть, что-нибудь случилось?..
Резкий порыв ветра сломал сосновую ветку, и она ударила по оконному стеклу. Призрачный свет раннего утра наполнил спальню.
Энн проснулась, и первая ее мысль была о Джо. Она подняла белую телефонную трубку и набрала номер.
Когда на другом конце провода прозвучал его голос, Энн сначала показалось, что она не туда попала. Джо не то рыдал, не то всхлипывал. Со смешанным чувством печали и страстного желания Энн повесила трубку, не сказав ни слова.
Сейчас, поздним утром, Энн опять было расплакалась, но сдержала слезы, услышав стук в дверь.
— Энн, — в хриплом, прокуренном голосе Филлис Хобсон была тревога. — Как ты там, детка?
Энн вздохнула и постаралась ответить как можно бодрее:
— Все в порядке, мамочка.
Мать подергала запертую дверь. Энн слышала, как она вздохнула.
— Хорошо, я убегаю в Нортбрук по делам. Тебе что-нибудь надо?
Энн вытерла слезы, встала и открыла дверь. Филлис, бочкообразная женщина с седыми волосами и грубыми чертами лица, вошла в комнату. На ней был коричневый замшевый костюм очень высокого качества, поблескивала золотая цепочка пенсне. Энн была похожа на отца — высокого, черноволосого, голубоглазого, истинного Ирландца, на которого заглядывались женщины. Отец погиб в авиакатастрофе, когда Энн было пять лет. Ее мать никогда не упускала случая рассказать об этом ужасном несчастье. «Он был в командировке и должен был улететь на три часа позже, но собрание, на котором требовалось его присутствие, отменили, и он взял билет на более ранний рейс. Понимаете, это случилось в день рождения Энн...»
На самом деле это произошло за два месяца до дня рождения дочери... и она никогда не могла понять и объяснить себе потребность матери постоянно устраивать этот спектакль. Отца не стало, но он хорошо обеспечил овдовевшую жену и маленькую дочь. Его знания и интуиция помогали ему всегда попадать в цель на рынке ценных бумаг, и, вкладывая средства в земельные участки в окрестностях Чикаго, он оставил наследницам состояние вполне достаточное, чтобы они могли безбедно прожить жизнь, нигде не работая.
На лице матери появилось беспокойство. Она дотронулась до щеки Энн.
— Милая, ты плакала.
Энн улыбнулась, чтобы ее успокоить.
— Все хорошо, мама. Послушай, тебе не попадался где-нибудь плотный пакет из оберточной бумаги? Там несколько пробных снимков, которые мне хотелось бы посмотреть.
Мать покачала головой.
— Нет, я ничего подобного не видела. Послушай, — Филлис прекращала таким образом разговор о пакете, — почему бы тебе быстренько не одеться и прогуляться вместе со мной? — Она улыбнулась. — Я угощу тебя завтраком.
— Нет, мамочка, у меня нет настроения. Я хотела поработать с этими пробными снимками. Но, должно быть, оставила их дома.
Филлис нахмурилась, когда Энн назвала ту квартиру «домом».
— Что поделать, дорогая, если здесь нет этих снимков! Мне очень хочется, чтобы ты пошла со мной...
— Нет, к сожалению, не получится. Мне придется одеться и съездить за ними.
Во взгляде Филлис мелькнуло нечто похожее на отвращение, и она прикрыла глаза. Она никогда не доверяла Джо и сейчас, внешне выказывая беспокойство за судьбу Энн, в глубине души радовалась, что та рассталась с мужем.
— Ты действительно считаешь, что тебе надо туда поехать? А он-то небось не тужит и проводит время с какой-нибудь из своих маленьких подружек.
Энн покачала толовой. Зря она поделилась с матерью своими подозрениями.
— Если он дома, мама, мы разберемся. Ведь мы же взрослые люди. Я же не беспокоюсь об этом, и тебе не нужно беспокоиться.
— Делай, как знаешь. Так тебе привезти что-нибудь из Нортбрука?
Через час Энн ехала вниз по Лэйк-Шор-Драйв на «саабе» Филлис. С одной стороны, она молила Бога, чтобы Джо не оказалось дома, когда она приедет, а с другой стороны, понимала, что, не желай она его видеть, она бы туда не поехала.
Энн оставила «сааб» в гостевой секции их подземного гаража и быстро пошла в основную секцию — посмотреть, стоит ли там машина Джо. Ее не было.
Квартира ничуть не изменилась с тех пор, как Энн отсюда уехала, что было не так уж странно, поскольку прошло всего два дня. Но ей казалось, что после всех неприятностей даже домашние вещи должны выглядеть иначе.
Но все было на своих местах, включая конверт с пробными снимками, которые Луиза Салливэн для нее приготовила. Энн нашла его на туалетном столике в спальне. Перед отъездом в Лэйк-Форест она зашла в ванную.
Еще с порога Энн увидела скальпель. Он лежал на раковине, к которой она подходила каждое утро. На лезвии было темное пятно — запекшаяся кровь!
Это потрясло ее. Джо пытался убить себя?
Энн услышала, как кто-то вставляет ключ в замок входной двери, и застыла со скальпелем в руке. Потом она затравленно огляделась, словно ее застали за ограблением собственной квартиры, и бросила нож в мусорную корзину.
В гостиной она едва успела надеть жакет, как Джо открыл дверь. Он вошел с перекинутым через плечо пальто и уставился на нее, как бы не узнавая. Затем лицо его осветилось улыбкой.
— Энн... ты... ты вернулась?
Энн чуть не сказала «да», когда увидела в его глазах надежду. Хотя в их супружеской жизни были нелады, она все еще любила его, и ей не хотелось убивать эту надежду.
— Джо... — Она улыбнулась. — Я... понимаешь... я не думала, что ты будешь дома. Зашла на минутку, забрать вот это. — Она показала пакет.
— Останешься позавтракать?
Энн засмеялась.
— Джо, сейчас уже день.
— Тогда, может быть, ленч?
— Нет. Я должна возвращаться.
Она хотела спросить его, где он был всю прошлую ночь, хотела спросить, почему скальпель в крови, но не хотела услышать того, чему не смогла бы поверить. Поэтому она сказала:
— Джо, я ведь уже говорила, что мне нужно некоторое время побыть одной, чтобы принять решение. Сейчас мне лучше уйти. Хорошо?
Она увидела, что его лицо исказила боль, хотя он попытался не показать ей этого.
— Хорошо. Тогда иди.
Он открыл дверь.
— Спасибо, Джо. — Она посмотрела вниз на его обнаженные запястья. На них не было никаких порезов.
«Сааб» не заводился. Энн окинула взглядом темный гараж, словно ища помощи. Повернула ключ зажигания еще раз, сильно нажимая ногой на педаль газа. «Ну, давай же!» — воскликнула она с раздражением. Чихнув несколько раз, мотор снова заглох. Энн тяжело откинулась на кожаную спинку. Закрыла глаза и прижала ладони к вискам, где уже поднималась головная боль. «О Боже, помоги...» — прошептала она.
Оглянувшись, Энн увидела Джо, идущего к машине. На его лице было смешанное чувство боли и надежды. «Черт возьми!» — пробормотала она и поспешно отвернулась, надеясь, что он не заметил, как она за ним наблюдала. Он казался таким беспомощным, несчастным и уязвимым. Он могла читать как по книге все, что было написано на его лице. Разве способен он на ложь? Разве станет лгать ей? Но как же объяснить все долгие часы его отсутствия?
Джо подошел к машине и постучал в окно. Она обернулась и взглянула на него. Знаками он попросил опустить стекло. Почему он так настойчив?
— Да, Джо?
— Какие-нибудь трудности?
— Да вот, не заводится.
Энн знала, что Джо не разбирается в машинах, даже заменить покрышку не сможет. Бесполезно просить его определить неисправность.
— Но ты не беспокойся, я заведу ее через пару минут. Она просто капризничает. Ты же знаешь, какие штучки эти иностранные машины. — Она слабо улыбнулась ему. — У тебя что-нибудь случилось?
Джо невесело усмехнулся.
— Смешно, что ты спрашиваешь об этом. Моя жена только что бросила меня.
Энн закрыла глаза и положила голову на руль. Не надо мне этого, подумала она. Вздохнув, она снова взглянула ему в лицо, пытаясь понять, что с ним происходит.
— Зачем ты спустился?
— Ну... может быть, ты передумала насчет ленча? Я могу приготовить настоящий салат «Королевский»...
Энн увидела, как погасло его лицо, когда она отрицательно покачала головой.
— Не знаю, почему я здесь, — продолжал он. — Я надеялся, что найду способ удержать тебя... Это невозможно?
— Невозможно, — сказала она так тихо, что сама едва себя слышала. Его глаза наполнились слезами. Черт! Повернув ключ зажигания, она снова попыталась завести «сааб», но единственным результатом ее усилий было шипенье.
Джо наклонился к окну.
— Энн, я не представляю, как буду жить, если потеряю тебя.
— Не мучай меня! — Чтобы не закричать, она зажала себе рот ладонью. — Пожалуйста, прекрати этот спектакль. Для меня это тоже не так легко, как тебе представляется.
Сдерживая слезы, Энн вышла из машины и захлопнула за собой дверцу.
— Закрой, пожалуйста, двери гаража.
Энн прошла мимо него. В холле был телефон, она могла заказать отсюда такси. Конечно, ехать на такси до Лэйк-Форест очень накладно, но...
— Энн, подожди! — Джо бежал за ней, и она остановилась не оборачиваясь. — Что ты собираешься делать?
Энн подумала, что Джо ведет себя как ребенок. В ней боролись жалость к нему и раздражение. Чувство жалости пересилило.
— Я хочу заказать такси.
Они вместе подошли к холлу.
— В Лэйк-Форест? Энн, это же просто смешно. Не сходи с ума! В конце концов, я могу отвезти тебя.
— Не надо. Я уверена, мама не скажет ни слова и оплатит такси.
— Не глупи, Энн. Я отвезу тебя в Лэйк-Форест, и все.
Энн слишком устала, чтобы спорить.
— Хорошо, Джо, — согласилась она.
Он сказал, что ему надо захватить наверху пальто — быть может, она поднимется вместе с ним? Энн молча последовала за Джо. Наверху она сказала ему, что ей надо в ванную, вошла туда и заперла за собой дверь.
Энн тут же заглянула в мусорную корзину, куда бросила скальпель. Она хотела убедиться, что не ошиблась насчет крови.
Но скальпеля в корзине не было.
— Энн, может быть, ты все-таки останешься на ленч? У меня есть пирожки, я их только что купил.
...Что происходит?..
— Нет, Джо, я действительно должна возвращаться.
Она открыла дверь ванной комнаты и посмотрела на него. Он стоял возле их двуспальной кровати. Может быть, спросить его прямо сейчас?
— Джо, а где скальпель, который был в ванной?
Его лицо исказилось, руки непроизвольно дрогнули. И она поняла, что попала в точку. Происходит что-то очень странное.
— Какой скальпель? — засмеялся он.
— Крестообразный, который недавно лежал на раковине в ванной. Мне показалось, что на нем была кровь.
Джо улыбнулся, но очень побледнел. Боже, помоги! Он больше ничего не сказал, но по выражению его лица Энн поняла, что он лихорадочно ищет объяснений.
— Ну?
— Я порезался, — произнес он, и его лицо чуть порозовело. — Сегодня утром я кое-что подклеивал, порезался и пошел в ванную смыть кровь. Что за подозрения?
— Никаких подозрений. Просто я беспокоилась, не сильно ли ты поранился?
— Ничего серьезного.
Какое-то время они молчали. Затем Энн сказала:
— Ну, поехали?
— Поехали.
Джо надел кожаный пиджак. (Я не видела его на нем, подумала Энн.) И подал ей руку. .
— Пошли.
Энн не решилась просить его показать, где он порезался. Она не знала, чего больше боялась: увидеть рану или не увидеть ее.
— Джо, я так рада видеть тебя! — Слова и лицо Филлис Хобсон явно противоречили друг другу.
— Я тоже рад видеть вас, Филлис. — Он поцеловал ее в щеку. — Как дела?
— Хорошо, спасибо. — Она посторонилась. — Входи, Джо. Я только что приготовила небольшой ленч. Может быть, останешься?
...или не останешься? — Джо мысленно закончил вопрос. Вслух он сказал:
— Нет, я только привез Энн. Ваш маленький «сааб» заглох. Я вызову механика.
Филлис тревожно взглянула на Энн, как будто говорила: «Не надо было туда ездить...»
— Нет, Джо, кроме нашего механика, никто не разберется в моей машине. Я позвоню ему.
— Ну, как хотите. Я поехал. У меня назначена встреча.
— Не останешься?
— Нет.
Джо быстро поцеловал Энн в губы и поспешил к машине. Выезжая на дорогу, он посигналил и помахал рукой.
Я никогда не вырву Энн из ее когтей! — думал он.
Из дневника Джо Мак-Эри, 26 февраля 1991 года:
«Мое воображение рисует толстую Филлис: она лежит голая посреди своей шикарной гостиной в Лэйк-Форест, и складки жира свисают на паркетный пол. На ее теле несколько открытых ран, нанесенных ножом мясника. Из них толчками выплескивается кровь. Она при последнем издыхании, но пытается дотянуться до пенсне, валяющегося рядом с ней на полу.
В кадре появляется темный каблук и давит стекла. Звук хрустящего стекла. Деревянный пол поскрипывает, и глаза Филлис расширяются от ужаса, когда она поднимает их и видит склонившееся над ней лицо.
Далее в кадре черные ботинки незнакомца. Одна нога поднимается и наступает на пальцы Филлис.
Хрустят суставы.
Филлис не кричит. Ее глаза плотно закрыты, голова завалилась набок. Булькающие звуки. Ее горло перерезано.
Все вокруг в тумане. Этот прием используют на телевидении в эпизодах про мечту. Туман сгущается, размывая черный каблук незнакомца. Резкое изображение лица Филлис крупным планом. Она в агонии. Слезы льются из покрасневших глаз.
Вновь появляется черный ботинок и сильно бьет Филлис по зубам. Кровь стекает струйкой с ее губ. А потом теплое, красное начинает бить фонтаном высотой в четыре дюйма. Ее зубы сломаны.
Картина заволакивается туманом и исчезает.
Следующая сцена дана в резком фокусе. Дом Хобсонов, элегантное сооружение эпохи Тюдоров, на переднем плане. Открываются двойные дубовые двери, и выбегает Энн, ее лицо искажено от ужаса. Она кричит, но не слышно ни звука.
Энн — в белом вечернем туалете — на секунду останавливается и переводит дыхание. Затем она дико озирается, ища помощи. Внезапно ее лицо смягчается, она улыбается. Белый автомобиль тормозит перед ней, дверца открывается, и выхожу я. Энн падает в мои объятия.
И я утешаю ее».
Джо взглянул на то, что написал, а потом взял ручку и размашисто все перечеркнул.
Он встал, закурил и посмотрел в окно: еще один облачный серый день... Озеро Мичиган было спокойным и мрачным. Он подошел к зеркалу. «Джо похож на Джо. С ним все в порядке!» — сказал он своему отражению. Его теща настраивает Энн против него, и, пока его жена в Лэйк-Форест, у него нет шанса заполучить ее обратно. Мать будет убеждать Энн, что он плохо с ней обращается.
Джо принял решение. Сел за письменный стол, поднял трубку телефона и набрал номер. Энн ответила после второго гудка.
— Привет.
— Джо?
— Да, детка, это я. Я звоню, чтобы кое-что предложить тебе.
Энн вздохнула, и Джо на мгновение подумал, что выбрал неудачную тактику.
— Что предложить? — прошептала она дрожащим голосом, в котором слышались слезы.
— Возвращайся.
Теперь в ее голосе звучало раздражение.
— Пожалуйста, Джо, мы же договорились. Мне нужно время подумать.
— Я знаю это, потому и прошу тебя вернуться...
— Джо, я не пони...
— Тихо, тихо! Позволь мне все объяснить. Я хочу сказать, что тебе не нужно оставаться там, в Лэйк-Форест, вдали от работы и всего, к чему ты привыкла и что тебе дорого. Пока ты там, тебе все представляется в неверном свете. Кроме того, это просто неудобно.
— Я вижу, что ты ничего не понял, Джо.
— Я понял, Энн! Поэтому я перееду, а ты можешь жить в нашей квартире, одна. — Он услышал в трубке ее прерывистое дыхание и почувствовал, что выиграл. — Обдумай все спокойно. Я найду подходящее место, чтобы отсидеться, пока ты думаешь.
— Но почему?
— Почему? Я ведь немного эгоист. Хочу, чтобы ты находилась там, где все напоминало бы тебе обо мне. Но я обещаю, что ты будешь там одна.
Энн слишком долго молчала, и Джо испугался, что она опять откажется. Ему нужно было вернуть ее сюда, в их дом, — подальше от ее матери, которая невзлюбила его с самого начала их семейной жизни. Но и слишком унижаться, упрашивать ее он не хотел. Надо постараться сделать так, чтобы она убедилась, будто это ее собственное решение. Наконец, прерывая молчание, он сказал:
— Хорошо, Энн, кажется, я понял. У нас хорошая квартира, но Лэйк-Форест, должно быть, более подходящее место для подобных размышлений. — Он постарался скрыть иронию. — Там спокойнее, да и матери хорошо в твоем обществе.
— Сейчас я ничего тебе не отвечу. Мне надо подумать, немного подумать... — Она помолчала, а затем спросила: — Джо, а где же ты будешь жить?
Этого Джо пока что не знал.
— О, не беспокойся, я быстро подыщу себе что-нибудь. Обещаю: я дам тебе время для принятия решения и, главное, место, где ты сможешь спокойно все обдумать.
— Ладно, Джо, ладно. Но пока я не говорю «да». Я дам тебе знать.
Связь прервалась раньше, чем он успел что-либо добавить или поблагодарить. Впрочем, он был даже рад этому: ему не хотелось продолжать ее упрашивать, но было бы трудно остановиться.
В дверную щель опустили свежую газету «Чикаго трибюн». Джо поднял ее и развернул.
На него как будто вылили ушат ледяной воды. Он думал увидеть злополучную заметку где-нибудь на последних полосах. А она была на первой, под крупным заголовком: «В ПАРКЕ ЛИНКОЛЬНА НАЙДЕНА УБИТАЯ ДЕВУШКА. РАССЛЕДОВАНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ». Джо опустился на пол и закрыл глаза. Газета прыгала в дрожащих руках. Он глубоко вздохнул и постарался унять дрожь. Затем он бегло просмотрел статью. Отдельные слова и фразы разили его как пули: «убийца скрылся»; «сексуальный маньяк»; «жертва была найдена совершенно обнаженной»; «сильный удар по голове»; «на теле несколько глубоких ран, нанесенных очень острым, но неизвестным инструментом, возможно бритвой»; «жертва почти полностью обескровлена»; и в конце — редакционный комментарий: «...за последнее время это одно из самых жестоких преступлений, побуждающее стражей порядка ускорить расследование. Убийцу необходимо остановить. Неподтвержденные данные указывают на то, что это преступление связано с несколькими подобными преступлениями, совершенными за последние месяцы в Чикаго и не раскрытыми до сего времени...»
Джо уронил газету на пол. Если Энн прочитает это, подумал он, вспоминая ее вопрос о скальпеле в ванной, она сложит два и два, и тогда... нет, она никогда не поверит, что он способен на такое...
Энн положила пробные снимки обратно в пакет. Были сумерки. Бледно-голубое небо постепенно становилось густо-синим и под конец окрасилось темным пурпуром. Черные деревья удивительно красиво вырисовывались на его фоне. Энн смотрела на это из окна своей спальни и не могла насмотреться. Ее поражали цветовые контрасты. Она думала о Джо. Их будущее всегда представлялось ей в светлых тонах. А сейчас она поняла, что совсем не знает своего мужа... Мысленно она вернулась к тому времени, когда они только начали встречаться и вели долгие, увлекательные разговоры. Джо всегда избегал ее вопросов о семье, и после нескольких попыток она перестала спрашивать, справедливо полагая, что он расскажет сам, когда захочет. Но время откровенности так и не наступило.
Когда они собрались пожениться, она попросила пригласить на свадьбу кого-нибудь из его родственников, но он сказал, что все они сейчас за границей... он даже не знает, где именно. Он бессовестно лгал, что потерял связь со всей семьей еще в детстве, когда поступил в среднюю школу, и с тех пор никого из родственников не видел. Она ловила боль в его глазах, он походил на загнанного зверя, и Энн не стала настаивать.
Энн навзничь лежала в кровати, голова раскалывалась от боли. Да, она не знает настоящего Джо и, очевидно, никогда не знала.
— Энн? — Голос Филлис донесся с задней лестницы, из кухни. Энн встала и открыла дверь спальни.
— Да, мама. Что, готов обед?
— Совершенно верно. Спускайся сюда.
— Сейчас буду.
— Какие у тебя планы на выходные? — Филлис передала Энн блюдо с горошком и улыбнулась.
— Я еще не знаю. А что?
— Ну, ты помнишь миссис Карлайл?
— Конечно, мама. Вы же дружите со школы. Я довольно чисто видела ее у тебя. — Энн отправила в рот кусок бараньей котлеты.
Филлис засмеялась.
— Вот и прекрасно! У нее есть билеты на спектакль, идущий в Даунтауне, у Фелдтоуна. Пьеса называется «Неуместный смех». Ты слышала о ней что-нибудь?
— Да, мамочка, я слышала о ней очень хорошие отзывы. Чуть ли не дифирамбы, говорят, спектакль очень интересный. Так ты решила пойти с ней?
— Я думаю, мы обе сможем пойти. Если ты свободна. ,
Энн подумала о том, как много времени она провела в своей комнате, размышляя о Джо.
— Конечно, я с удовольствием пойду.
Филлис улыбнулась дочери, когда та отрезала второй кусок бараньей отбивной.
— Передать тебе мятное желе? Есть еще один маленький вопрос, который надо бы решить.
Энн постаралась изобразить равнодушие, на самом деле стала быстро придумывать предлог, чтобы отказаться от приглашения. Она прекрасно поняла, о чем пойдет речь.
— Миссис Карлайл хотела бы взять с собой сына, Филиппа. Он только что получил степень доктора философии в Маркетте и приехал на несколько недель домой, чтобы отдохнуть перед началом летних сборов в конгрессе — его включили в коллегию тамошних профессоров. Энн, знаешь, он настоящий интеллектуал, с ним очень приятно и интересно поговорить!
Филлис и миссис Карлайл старались свести Энн с Филиппом еще в ту пору, когда оба они еще ходили в среднюю школу в Лейк-Форест. Филипп был умным и очень одаренным молодым человеком. Да и внешность прекрасная: матовая кожа, резко очерченные скулы. темные волосы и светло-голубые глаза. Высокий, тонкий, изящный, он хорошо смотрелся рядом с Энн и мог бы сойти за брата. У него была масса достоинств, о чем неустанно твердила Филлис: он из богатой семьи, воспитан, почтителен, блестящий студент. Однако Филлис не знала того, что было известно Энн еще со школы: Филипп был геем.
Гомосексуальность Филиппа ускользнула от внимания обеих матерей. Он ни разу в жизни не встречался с девушкой, но его родители считали, что это нормально: Филипп еще не нашел ту, которая ему нужна.
— Он настолько занят учебой, — объясняла Етта Карлайл, — что у него просто нет времени на женщин. Когда-нибудь все образуется, все будет в порядке. Его сила воли достойна восхищения.
Энн представила себе трогательное свидание одинокой женщины и гомосека под бдительным присмотром сопровождающих их матерей. У нее появилось сильное искушение рассказать матери правду и разрушить идею этого нелепого сватовства.
— Мамочка, пожалуй, мне все-таки придется отказаться. Я только что вспомнила, что обещала Луизе поехать с ней в воскресенье, пораньше, на пробные съемки около озера. И мне не хотелось бы опаздывать.
— О Боже, мы же вернемся в субботу совсем не поздно! Пообедаем в каком-нибудь подходящем заведении и затем пойдем на спектакль. Он окончится к десяти вечера, и мы сразу поедем домой. Я думаю, Филипп с нетерпением ждет встречи.
— Извини, мама, но я правда не могу. Пожалуйста, иди без меня. Я уверена, что втроем вы прекрасно проведете время.
— Прекрасно проведем время? Такой изумительный мужчина, как Филипп, прекрасно проведет время с двумя старыми кошелками? Я уверена, он хотел бы провести его с очаровательной молодой леди вроде тебя.
Энн рассмеялась.
— Две старые кошелки? Продолжай в том же духе, мама! Но я все-таки считаю, что мне не надо ходить на свидания. Во всяком случае, пока не надо. Так что я останусь дома.
Энн уставилась в тарелку, делая вид, что полностью поглощена процессом ликвидации баранины.
Если бы Энн подняла глаза, она увидела бы, что лицо Филлис полно решимости, граничащей с гневом.
— Я уже сказала миссис Карлайл, что приеду с тобой. Мы заказали обед и заранее купили билеты. — В голосе Филлис чувствовалось раздражение, но она старалась сдерживаться.
Энн положила вилку.
— Значит, тебе придется изменить планы, связанные со мной. Никогда не нужно забегать вперед и делать такие вещи, не посоветовавшись со мной:
— Ты всегда отвечала неблагодарностью на мое добро.
Энн задохнулась.
— Это не так, мама. Я действительно не хочу ид...
— Пять минут назад ты сказала, что пошла бы с удовольствием. Что случилось?
— Я не хочу ничего объяснять. — Энн почувствовала, что ее голос начинает звенеть, несмотря на старание вести разговор спокойно. — Мне неприятно, что ты действовала за моей спиной.
— За твоей спиной? Но тебя же здесь не было! Я решила, что тебе не помешает рассеяться, отвлечься от всяких проблем. Извини меня за желание сделать для тебя что-нибудь приятное.
Энн не хотела, чтобы мать чувствовала себя несчастной.
— Мама, я все это ценю, честное слово, но давай прекратим этот спор.
— Кто спорит? Скажи только, ты идешь или нет? И что подумает Филипп?
— Мне нет дела до того, что подумает Филипп! Разваливается моя семейная жизнь, я не знаю, как поступить со своим собственным мужем, так неужели я должна беспокоиться, обидится кто-то из знакомых или нет?
— Энн, у тебя всегда было жестокое сердце, но никогда ты не была невнимательной к другим! Не знаю, что сотворила с тобой жизнь с этим человеком, но ты ушла от него — и слава Богу! Не то было бы поздно!
Ее слова причинили Энн острую боль. Филлис никогда не любила Джо, но так открыто никогда его не осуждала.
— Джо не имеет к этому никакого отношения.
— Давай прекратим этот разговор.
— Прекратим.
— Ну и прекрасно! Тогда я тоже проведу субботний вечер дома. Посмотрю «Золотых девочек». Я каждую субботу смотрю этот сериал.
— Успехов тебе.
Энн взяла посуду и отнесла ее в кухню. Машинально пустила воду, вымыла тарелки, стаканы и столовые приборы. Из столовой не доносилось ни звука. По прежним столкновениям с матерью Энн знала, что, вернись она в столовую, ее взору открылась бы знакомая картина: Филлис смотрит куда-то в пространство и тихо льет слезы. Эта тактика использовалась много раз, с разной степенью успеха. Энн пришлось бы обнять мать, сказать ей несколько ласковых слов, выслушать, с каким трудом она поставила дочь на ноги и как ей сейчас одиноко. Еще больше утешили бы мать слова: «Я пойду с тобой в субботу, пожалуйста, не расстраивайся». Филлис повернулась бы к ней и спросила — не она ли вынудила ее принять такое решение. И Энн промолчала бы, потому что разговор мог увести их еще дальше от правды, и мать советовала бы ей перестать хандрить и поскорее выйти из этого состояния...
Нет, Энн не сделает этого. И вообще, останься она с матерью, они бы каждый выходной ссорились. Мать наверняка продолжала бы попытки свести ее с Филиппом, пока он оставался дома.
Энн повернулась и поспешила наверх по лестнице черного хода. Ей было тошно от мучивших ее сомнений. Правильно ли она поступает, решив уехать от матери? Джо, конечно, будет вне себя от радости, даже если они пока и не станут жить вместе. Остаться здесь? Но мать будет так ликовать, воспринимая это как окончательный разрыв дочери с мужем, что Энн не вынесет. Были и другие причины для возвращения домой. Рано утром позвонил ее агент с предложением выгодного контракта. Если Энн начнет работу на следующей неделе, она будет очень занята и просто не сможет жить в Лэйк-Форест.
Энн быстро включила свет в спальне и подошла к телефону.
...Марго взгромоздилась ему на спину. Ее острые как гвозди колени давят на его детские плечи. Она изо всех сил прижимает руками его голову к зеленому ковровому покрытию, отточенные красные коготки впиваются в нежную кожу за ухом. Все, что он может, — это вдыхать пыль ковра. «Папа идет, — шепчет она. — Сейчас ты испытаешь то, что испытывала я все эти годы. Теперь твоя очередь, выродок».
Звук шагов становится громче.
Джо проснулся весь в поту. Звонил телефон, и поначалу Джо не мог понять, где он находится, сколько ему лет, и это его испугало еще больше. Ощущение ужаса не отпускало даже тогда, когда он на дрожащих ногах подошел к телефону и взял трубку.
— Да. — Он тяжело дышал, жадно набирая воздух в легкие и изо всех сил пытаясь совладать с собой.
— Джо, у тебя все в порядке?
Голос Энн в трубке успокоил его.
— Да, я только что проснулся. Должно быть, незаметно задремал.
— О, Джо, извини, что я тебя разбудила. Клади трубку и спи дальше.
— Нет, нет, я же говорю, что прекрасно себя чувствую. Еще слишком рано ложиться спать. Сколько сейчас времени? Восемь?
— Немного больше. У тебя действительно все в порядке?
— Да, все хорошо. А что у тебя?
— Ну... я принимаю твое предложение. Я бы хотела вернуться.
— Великолепно! Я не могу поверить в это...
— Только, Джо, — она почувствовала себя виноватой, — я имею в виду — вернуться в нашу квартиру. Мне еще нужно некоторое время побыть одной, подумать... А насчет квартиры... Надеюсь, ты говорил серьезно, предлагая мне это?
— Конечно. — Джо теребил телефонный шнур, наматывая его на указательный палец и вновь разматывая. Он надеялся, что Энн вернется к нему. Он должен повлиять на нее. Ему это необходимо..
— Спасибо. Значит, я приеду и пока поживу одна. Не знаю, сколько времени потребуется, но мне это действительно очень нужно.
— Я понимаю.
— Я рада... Ты уже решил, где будешь жить?
— Хм... возможно, поселюсь в каком-нибудь недорогом мотеле, принадлежащем Ассоциации молодых христиан.
— Мы можем себе это позволить?
— Конечно. Подумаешь, какой-то паршивый отель АМХ!
Энн засмеялась.
— Тогда все в порядке.
— А ты когда приедешь?
— Понимаешь, мама будет огорчена... Дай мне пару дней. У меня в городе нет работы до понедельника. Может быть, в субботу?
— Как скажешь. Я приготовлю для нас обед.
— Джо, я действительно не хочу, чтобы ты... о черт! Ладно, увидимся в субботу.
— Энн, я люблю тебя! — Последние слова он прошептал в трубку перед отбоем. И не был уверен, что она услышала.
Показ на самом деле был очень трудным, но Энн надеялась, что попытка стоила того. До сего дня Энн никогда не работала с такими фотографами.
Чинг был мастером высочайшего класса. Он неоднократно участвовал в выставках, его вошедшие в моду фотографии появлялись на разворотах популярных журналов.
Энн приехала в его студию в восемь утра, как и договорились. И только сейчас, в полночь, она повернула ключ в замке своей квартиры. Энн прижалась лбом к двери и, не чувствуя под собой ног, шагнула в переднюю.
Люди, думающие, что у фотомоделей очень легкая жизнь, просто ненормальные. Превосходно выглядеть в течение восемнадцати часов — далеко не легкая задача, и Энн надеялась, что фотопленка не зафиксирует той усталости, которую она испытывала под конец съемочного дня, когда Чинг беспрестанно командовал: «Подними подбородок... Выше! Посмотри на меня!»
Энн закрыла глаза. Фотографии появятся этим летом в журнале «Чикаго». Она надеялась, что они найдут место в одном из показов Чинга, а еще лучше — в одной из его книг.
В квартире было холодно. Она отключила отопление прошлой ночью и забыла включить его сегодня утром перед уходом из дома. Энн дрожала, единственным желанием было встать под горячий душ, а затем — отоспаться.
Энн уже целую неделю жила одна в их квартире. У нее просто не было времени думать о своих отношениях с Джо. Два раза они разговаривали по телефону, как бы играя в своеобразную игру: он — стараясь найти повод вернуться домой, а она — пытаясь выяснить, где он живет. Она не могла понять, почему он делает из этого тайну.
У какой-то женщины? Но у Энн не было доказательств, что таковая существует. Почему же тогда он утаивает свой адрес? И почему так страстно желает вернуться к Энн? Она пожала плечами и направилась в душ. А может быть, он любит их обеих?
Стянув с себя одежду и открыв кран на полную мощность, Энн почувствовала, что слишком устала, чтобы думать о чем-то, кроме этой горячей, возвращающей силы воды.
После душа простыня показалась прохладной. Энн легла и уставилась в потолок, обрамленный изящными завитками кремовой лепнины. Она вспомнила их первую квартиру. Роджерс-парк. Маленькая студия, которую хозяин переделал в спальню. Джо покрасил потолок в темно-синий цвети усыпал его блестками, имитировавшими звезды. Энн повернулась, устраиваясь поудобней. Едва кончив возиться с потолком, Джо заключил Энн в объятия. «Это будет, как будто бы мы на природе», — сказал он. Для того, чтобы увидеть звезды, требовалось хоть немного света, и Энн никогда по-настоящему не могла вообразить себе, что они под открытым небом. Но ласки Джо были тогда такими романтичными! Теперь остается только удивляться, куда ушла вся эта романтика.
Быстро выключив свет, Энн закрыла глаза и постаралась уснуть. Но несмотря на усталость, сна не было. Ее мысли были заняты недавним фотопоказом и... Джо. Есть ли у него другая женщина?..
Где сейчас Джо... что он делает, кто с ним рядом?..
Не отдала ли она его сама другой женщине? Быть может, они сейчас занимаются любовью, она шепчет ему нежные слова и внушает, что жена его разлюбила — иначе не выгнала бы...
За окном дул сильный ветер, стекла дрожали.
Энн, охваченная тревогой, рывком поднялась, села в постели. Завтра — съемки для Карсона, Пири, Скотта. Работа будет не очень сложной — демонстрация весенних шляп, но многие снимки дадут крупным планом. Энн знала, что, если она появится невыспавшаяся, с мешками под глазами, ее больше не пригласят к Карсону. В ее работе был один весьма неприятный момент: конкуренция.
Ей нужно принять что-нибудь успокоительное. У Джо в аптечке было немного секонала. Энн не нравилось это лекарство. Однако, взглянув на будильник на ночном столике и увидев, что уже второй час, она подумала, что без лекарства не уснешь, а уснуть необходимо. В студии она должна быть ровно в восемь утра.
Энн встала с постели и накинула халат. В ванной комнате она обнаружила, что Джо забрал секонал с собой. Она села на край ванны, чувствуя разочарование и усталость.
Через несколько минут Энн поднялась и пошла в кабинет Джо. Она знала, что там есть остатки марихуаны, которую, помнится, он купил в канун Нового года. Марихуана, конечно, не совсем свежая, но должна подействовать. Джо хранил ее под папками с бумагами в правом нижнем ящике стола. Наклонившись, Энн выдвинула ящик и внизу под бумагами нашла пакетик с травой.
Она вынула пакетик и инструкцию по применению, лежавшую рядом. Смеясь про себя, прошептала: «Посмотрим, помню ли я, как ее употреблять». Энн попыталась свернуть самокрутку, сначала не получалось, но на четвертый раз ей это удалось. Теперь дело за спичками... Она пошла в спальню и порылась в сумочке. Спичек там не было. Энн вернулась в кабинет Джо и пошарила в верхнем ящике стола. Там — среди ручек и скрепок для бумаги — нашлась упаковка спичек, почти полная.
Энн вертела ее в руках. Судя по этикетке, спички были куплены в Центральной гостинице Чикаго. Интересно — когда? До ее переезда к матери или позже? И что он делал в гостинице? Энн попыталась объяснить этот факт с точки зрения логики, но он не поддавался объяснению.
Энн положила сигарету на край стола. Быстро массируя виски, постаралась понять, что происходит. Гостиница... Значит, все-таки свидание с женщиной... Как все ревнивые и подозрительные жены, к которым Энн, кстати, никогда себя не причисляла, она принялась рыться в ящиках письменного стола.
Прошло немного времени, и ее усилия были вознаграждены. На дне одного из ящиков, под адресной книгой рекламных агентов, лежала стопка журналов. Не торопясь Энн вытащила их.
То, что она увидела, вызвало у нее приступ тошноты. Во всех журналах была откровенная порнография. И на каждом рисунке — акт насилия. Избиваемые женщины, женщины в цепях, женщины с рубцами на сосках и половых органах, женщины, пытаемые кем-то не попавшим в кадр, женщины в крови, женщины с синяками на теле...
Энн стало по-настоящему плохо, когда на одном из разворотов она увидела фотографию обнаженной изуродованной женщины. У нее были глубокие раны на животе и груди, все тело залито кровью, лицо в багровых рубцах. Казалось, она в агонии. Что это? Неужели подлинный снимок?
Энн положила журналы перед собой на стол. Пытаясь сдержать нараставший гнев, закрыла глаза. Слишком ошеломленная увиденным, она не могла привести свои мысли в порядок. У нее перехватило дыхание — какая мерзость! Кем был этот человек, за которого она вышла замуж и с которым прожила несколько лет? В памяти всплывало красивое лицо Джо в различные моменты их жизни: радостное, совсем мальчишеское, когда он наклонялся над механической игрушкой, напряженное и сосредоточенное, когда был чем-то занят, например, катался на водных лыжах; озабоченное, когда беспокоился за нее; озаренное страстным желанием, с полуприкрытыми веками, когда...
Энн захлопнула журнал, собрала остальные и бросила их в мусорную корзину. Что же еще, подумала она, что еще?
Энн начала лихорадочно рыться в ящиках, выбрасывая бумагу и всякие мелочи через плечо, в диком порыве стремясь найти еще какие-нибудь доказательства.
В результате комната стала походить на корабль, разграбленный пиратами. Энн сидела на полу тяжело дыша. Ничего больше она не нашла.
Энн, стараясь успокоить дыхание, встала и пошла в спальню. Там она начала методично выдвигать каждый ящик шкафа и выбрасывать содержимое на пол. Она наблюдала, как растет гора вещей: дорогие шерстяные свитера, которые она купила ему за эти годы, ремни, запонки, носки, булавки для галстуков, футболки, бумажные спортивные свитера, тренировочные брюки, шорты, шотландские фланелевые рубашки. Энн остановилась. Ей казалось, что она упустила что-то необычное, что-то странное, но не могла понять что. Ее взгляд остановился на голубой фланелевой рубашке. Она никогда не видела ее на. Джо. Ну и что?.. У Джо, возможно, есть вещи, которые он не носит. И Энн о них забыла. Но рубашка была слишком маленького размера. Она подняла ее, уже зная, что она принадлежит не Джо. И это было очевидно не только из-за размера. Рубашка принадлежала женщине. Доказательством служили пуговицы, пришитые не на мужскую сторону. Энн съежилась в комок на полу спальни. Ее худшие опасения подтвердились. Она начала плакать.
Энн разбудил звонок домофона. Она открыла глаза и бросила взгляд на окно спальни. Тучи поглотили сияние дня, и комната казалась сумрачной. Энн посмотрела на часы, стоявшие на тумбочке. Час тридцать дня.
Звонок не затихал, становясь все более настойчивым. Энн встала и накинула халат.
— Подождите! Подождите минуточку!.. — Энн поспешила к домофону. — Кто там?
— Энн, это я, Джо.
Энн тяжело привалилась к стене. Она не хотела видеть его после всего, что обнаружила ночью. Только не сейчас!
Она снова нажала кнопку.
— Джо, ты обещал. Ты не даешь мне времени. Пожалуйста... уходи.
К черту! Нет, она не заплачет.
Энн отошла от домофона. Он зазвонил снова. Энн снова неохотно нажала на кнопку. И ничего не сказала. Из аппарата раздался его — какой-то механический — голос:
— Мне надо забрать кое-какие вещи из кабинета. Пожалуйста, Энн. У меня нет с собой ключей. Это займет всего несколько минут. Мы даже не увидим друг друга.
Энн думала о разгроме в кабинете. Что он скажет? Она была не готова к разговору.
— Нет, — сказала она в домофон, скрывая волнение, и вновь отошла.
Джо звонил и звонил, снова и снова: короткие, резкие звонки, чередующиеся с длинными.
Энн заставила себя медленно пройти в ванную, где она скинула халат, включила радио и встала под струю душа. Из-за шума воды она больше не слышала звонков. И когда вышла из ванной, разгоряченная, пришедшая в себя после душа, в квартире было тихо.
Джо стоял на улице, всматриваясь в окна квартиры. Что случилось? Почему? — спрашивал он себя. Руки его дрожали. Неужели она нашла что-то?
Джо повернулся и окинул взглядом машины, проносившиеся по Лэйк-Шор-Драйв. Все эти люди, думал он, ведут нормальную жизнь. Почему же ему не дано этого? Почему он не похож на них?
Он снова взглянул на окна, надеясь, что там мелькнет Энн. Он хотел знать, не нашла ли она его дневники, спрятанные под фальшивым дном одного из ящиков стола. Эти дневники содержали то, что могло разрушить его жизнь: детальное описание каждого убийства. Джо наклонил голову, потому что по щекам скатилось несколько слезинок. Дневники были также попыткой очиститься от прошлого. Никому, даже своему двойнику, не пожелал бы он еще раз пережить это прошлое.
Джо сунул руки в карманы и зашагал прочь.
Энн наблюдала из-за занавески, как ее муж удаляется от дома.
Потом она вернулась в спальню, где на кровати лежал справочник.
Энн села на кровать и подумала, что представления не имеет, как найти частного детектива. Она также подумала, что могла бы сама заняться слежкой за Джо, чтобы сорвать с него маску, скрывавшую его истинное лицо. Но ей было страшно встретиться с неизвестностью, к которой она не была готова.
Нет, гораздо лучше нанять детектива. В этом есть элемент романтики. Можно почувствовать себя героиней кинолент далеких сороковых годов. В то же время, если дело дойдет до отнюдь не романтического судебного процесса, детектив будет свидетельствовать в ее пользу.
Энн встала, влажные волосы упали из-под полотенца. Расчесывая их, она разглядывала себя в зеркале. Пожалуй, хорошо, что она пропустила съемки у Карсона. Под глазами темные круги, лицо какое-то отечное, воспаленное... Она вновь подошла к окну и стала смотреть на улицу, на снег, твердый и темный от копоти.
Хватит! Надо заняться делом. Энн села на кровать и стала перелистывать справочник, пока не дошла до раздела, озаглавленного «Частные детективы». Она усмехнулась — какие занятные объявления! Неужели они действительно привлекают клиентов?
Энн водила пальцем по списку, останавливаясь на таких словах, как «имеющий лицензию», «обеспеченный бонами», «с гарантией», «наблюдение», «секретный», «гражданский», «супружеский», «криминальный»...
Что же выбрать? Ее внимание привлекла реклама агентства, называвшегося «Союз женщин»: «...полная конфиденциальность... в штате агентства служат женщины, понимающие проблемы женщин...» Энн обвела это объявление красным кружком. И еще она поставила галочку против строки, где было написано: «Частный детектив Ник Мон-Пьер из Эванстона» — ей понравилось его имя.
Энн подняла телефонную трубку и набрала номер «Союза женщин».. Слушая гудки, она подумала, что в этом агентстве работают феминистки. Сейчас одна из них, своего рода Джеймс Бонд в юбке, промоет ей мозги, посоветует оставить мужа и присоединиться к ним. Энн стало смешно. После четвертого гудка на другом конце провода подняли трубку.
— Агентство «Союз женщин». Чем могу помочь?
Голос был приятным, отнюдь не резким и не грубым. Однако Энн все еще точил червячок сомнения.
— Здравствуйте... Я хотела бы поговорить с кем-нибудь из ваших агентов о... наблюдении за человеком. Это возможно?
— Конечно, милая леди! Вы можете поговорить со мной. Мы работаем вдвоем, но сейчас я здесь одна. Меня зовут Джоан Блейк.
Наступила пауза — женщина ожидала, что Энн представится в свою очередь, а Энн подумала, что она этого не дождется. Молчание становилось неловким, и Джоан спросила:
— Какой вид наблюдения вас интересует — промышленный, супружеский?
— М-м-м... супружеский, пожалуй...
— Вас обманывает муж?
— Ну, я не совсем уверена. Как раз поэтому я и звоню вам.
— Дорогая, вы не позвонили бы мне, если бы не были в этом уверены. Каждая женщина, обращающаяся к нам, преследует единственную цель: убедиться в том, что она уже знает. Знает, но не хочет взглянуть правде в глаза. И ей становится немного легче, когда мы разоблачаем ее дорогого муженька. Каковы признаки неверности? Не отвечайте, позвольте мне самой сказать. Муж подолгу отсутствует и не дает никаких объяснений, где пропадал; изворачивается, лжет тогда, когда можно было бы и не лгать. У жены есть кое-какие конкретные доказательства — номер телефона, серьга... или предмет одежды... Мужчины. Все они одинаковы! Их легко уличить. Конечно, я могу оказаться неправой в вашем случае. Вам лучше прийти и рассказать мне об этом. Мы все обсудим.
Энн почувствовала головокружение. Эта женщина затронула слишком много болезненных точек. И потом — что за тон! Мужчин она явно терпеть не может. А уж какая самонадеянность: на все вопросы готовы ответы.
— Ну, так как?
— Мне нужно подумать.
— Хорошо, думайте. Но я говорю вам: все мужчины одинаковы. Поверьте тому, кто знает это совершенно точно. — Женщина фыркнула и повесила трубку.
Энн откинулась на кровать. Взглянула на галочку в списке: Мон-Пьер. Возможно, мужчина окажется для нее более подходящим. Кроме того, его имя звучит очень романтично. Одевшись и приготовив себе чай, Энн села за стол в гостиной и набрала номер Ника Мон-Пьера.
Трубку взяли после первого гудка.
— Мон-Пьер.
Энн услышала глубокий, с легкой хрипотцой голос, как будто у говорившего побаливало горло.
— Мне хотелось бы поговорить с вами о работе. Речь идет о наблюдении за человеком. — Энн сейчас чувствовала более уверенно себя, у нее появился некоторый опыт.
— Какого рода наблюдение?
— Супружеское. Мне кажется, что мой муж...
— Я беру двадцать пять долларов в час, плюс мои расходы. Это для вас приемлемо?
— Да, это бы мне подошло. Как я сказала, у меня есть основания считать...
— Подождите. Я не люблю вести дела по телефону. Сегодня я свободен. Не могли бы вы прийти в мой офис?
— Конечно. В какое время?
— Я буду здесь весь день. До свидания.
Энн уставилась на умолкнувшую трубку и подумала, правильный ли выбор она сделала.
Контора Ника Мон-Пьера находилась в Эванстоне, на Шерман-авеню — рядом с Северо-Западным университетом. Энн поднялась на третий этаж небольшого старого задания. Там были выложенные кафелем коридоры и деревянные двери с узорными стеклами.
Дверь его кабинета была открыта. Энн вошла и с удивлением увидела за рабочим столом человека лет двадцати шести. При се появлении он встал. Энн заметила на столе — на пергаментной бумаге — бутерброд с рыбой, а рядом — блокнот, плитку шоколада и яблоко.
Он протянул ей руку.
— Ник Мон-Пьер.
Энн услышала тот же хрипловатый глубокий голос и поспешила пожать его руку.
— Садитесь! Садитесь! — Он указал на один из двух стульев с зеленой виниловой обивкой, стоявших напротив его стола.
Он глотнул молока, и Энн заметила шрам у него на щеке. Судя по лицу, Мон-Пьер был человек с характером. Энн украдкой его разглядывала. Светлый шатен, волнистые волосы коротко подстрижены на висках. Щеки гладко выбриты, серые глаза широко посажены и обрамлены такими длинными ресницами, каким позавидовала бы женщина. Впрочем, на этом сходство с женщиной заканчивалось. Его лицу придавали жесткость тонкие губы и крупный прямой нос.
Особая красота, заметная не каждому.
— Итак, чем могу служить?
— Я звонила вам насчет работы по наблюдению.
— Да, я помню.
Энн подождала, скажет ли он еще что-нибудь. Он молчал, и она продолжила:
— Мы с мужем недавно расстались, но я хотела бы сохранить наш брак. Мне кажется, что у него появилась женщина... И мне хотелось бы, чтобы вы выяснили, так ли это. Если это не так, значит, происходит что-то странное.
— Почему?
— Целый ряд причин. Порой он подолгу где-то пропадал, а когда приходил, не мог дать правдоподобного объяснения... В его шкафу я нашла женскую блузку. Однажды, когда мы уже разошлись, я звонила в течение всей ночи, но его не было... — Энн замолчала, понимая, как нелепо все это звучит. Ну и что, что его не было всю ночь, казалось, думает Ник Мон-Пьер, ты же сказала, что вы разошлись. Она боялась, что расплачется. Опустив голову, Энн несколько раз глубоко вздохнула. Затем взглянула на него и выдавила улыбку. — Догадываюсь, что вам все это неинтересно. Я говорю глупости.
— Совсем нет. К сожалению, такой вид работы потребует много времени. Да, я действительно часто слышу нечто подобное, но это отнюдь не глупости. Брак очень важная вещь в жизни людей. Когда вы хотите, чтобы я начал работу?
— Я думаю, прямо сейчас. Это будет нелегко. Он даже не сказал мне, куда перебрался.
— Ну, выяснить это — моя работа. Только одно условие: вы должны рассказать мне о своем муже все, даже то, о чем вы сейчас умолчали.
— Как вы догадались, что я не все рассказала?
— Люди всегда так делают. И вы будете зря тратить мое время и свои деньги, если не расскажете мне всего.
Энн поглядела в окно на желтовато-коричневый гараж и начала.
Пока она говорила, Ник быстро и, казалось, небрежно что-то записывал. При этом он часто поднимал голову, как бы желая убедиться, что она ничего не выдумывает. Энн было интересно узнать, странно ли Нику все это слышать или подобные истории часть его повседневной работы.
Когда она закончила рассказ, он исписал красными чернилами несколько страниц в своей записной книжке. На улице начался дождь со снегом. Тяжелые капли стучали по стеклам. Стало совсем темно.
Над головой жужжали лампы дневного света. Энн опустила голову и заплакала.
— Я не знаю, что мне делать.
Ник долго молчал. Наконец он поднялся, положил руку на плечо Энн и сжал его.
— Поможет ли вам, если я скажу, что многие мужчины, за которыми я слежу, действительно любят своих жен?
— Как они могут? — прошептала она.
— Иногда то, что они делают, не имеет никакого отношения ни к любви, ни даже к страсти.
Энн встала, взглянула в его серые глаза, встала и быстро дотронулась до его лица, а затем отдернула руку, словно обожглась.
— Может быть, это меня больше всего и пугает! — Она поспешно направилась к двери.
Вслед ей Ник сказал:
— Я дам вам знать, как только что-нибудь узнаю.
Рэнди, медленно шагая по ступенькам, подошел к дверям родительского дома. Этот мартовский день чуть не сыграл с ним самую жестокую шутку, на которую способна весна: с утра ослепительно сияло солнце и температура воздуха поднялась до 55°. У Рэнди, соответственно, начало подниматься настроение. Но он очень не хотел, чтобы ему было хорошо. К счастью, капризная погода не допустила этого. Сейчас, когда он искал в темноте ключи, ему в спину хлестал ледяной дождь со снегом. Дома было очень жарко. Из кухни доносился дразнящий запах пирожков с мясом, приготовленных к луковому супу. Его родители сидели в гостиной перед экраном напольного американского телевизора устаревшей модели. Услышав их сдержанный смех, вызванный фильмом «Я люблю Люси», и уловив запахи вкусной еды, Рэнди почувствовал подступающую тошноту... Когда он раздевался, зашуршала нейлоновая куртка, и Тереза Мазурски обернулась. Увидев сына, она вскочила с кушетки и направилась в кухню.
— Я приготовлю тебе ужин. Пришлось задержаться на работе? — бросила она через плечо.
— Да, мам, я работал допоздна, но ты не беспокойся, я съел сандвич и сейчас сыт. Возвращайся к телевизору.
Рэнди устал от сочувствия и внимания. Сейчас ему хотелось остаться одному.
Мать встала в проеме кухонной двери.
— Сандвич? Что это за ужин? Съесть сэндвич можно во время ленча. Но на ужин требуется что-нибудь более существенное. Иди сюда. Садись.
Рэнди вошел в кухню и остановился в нескольких шагах от матери.
— Ничего не надо, ма. Кроме сандвича, я съел жаркое и немного салата из шинкованной капусты. Я действительно сыт. Ты ведь не хочешь, чтобы мне стало плохо, а?
— Конечно, нет. Но ты сильно похудел. — Она дернула за неплотно прилегающий ремень брюк, желая показать, что права.
— Ну, я могу себе позволить похудеть на несколько фунтов.
— Как раз нет. Ты всегда был слишком тощим. Почти как твой отец В молодости. — Последние слова она произнесла громче, чтобы муж их услышал. Они оба повернулись к нему, ожидая его реакции. Старик на секунду поднял глаза, а затем вновь уставился на экран телевизора.
Мать Рэнди пожала плечами.
— Ты действительно ничего не хочешь? Может быть, пирожок? Я получила от Сары Ли...
— Нет, ма. Может быть, позже...
— Ну, хорошо.
Мать снова села на кушетку, собираясь целый вечер провести перед голубым экраном. Рэнди не представлял себе, что его родители делали до того, как у них появился телевизор.
Рэнди допоздна лежал в темноте, все еще одетый. В руке он держал зажигалку, снова и снова ощупывая выгравированные на ней инициалы. Он открыл и зажег ее, наблюдая за бликами огня, заплясавшими в комнате, и думая о маньяке, которому зажигалка принадлежала. •
Рэнди бросил ее на пол, когда вдруг зазвонил телефон.
Рэнди быстро взял трубку, боясь, что звонок разбудит родителей. Посмотрел на часы на ночном столике — без пятнадцати два.
— Алло.
— Рэнди? — прозвучал женский голос.
— Да. — Рэнди старался угадать, кто это.
— Что ты делаешь? Не спится, да?
— Да.
— Я так и думала, что ты сейчас не спишь. — Женщина мягко засмеялась, должно быть, своим мыслям.
Рэнди почувствовал раздражение.
— Кто это?
— Не имеет значения, кто я. Но ты можешь считать меня своим другом. И у меня есть некоторая информация, которая поможет тебе спать по ночам.
Рэнди внезапно похолодел.
— О чем вы говорите?
— Разве ты не догадываешься? — Женщина засмеялась снова.
У Рэнди перехватило дыхание.
— Нет, я не догадываюсь. Так о чем вы?
— Я кое-что знаю. Я знаю... кто убил твою жену. — Последние слова она чуть ли не пропела каким-то тонким насмешливым голосом.
Рэнди упал на кровать. Его сердце сильно забилось.
— Что такое вы говорите?
Теперь голос звучал нормально.
— Спокойствие души обходится недешево.
— Кто?.. Кто убил ее? — Рэнди был близок к истерике.
— Спокойствие души обходится недешево, во всем мире, между прочим. Сколько тебе не жалко?
Рэнди, рыдая, швырнул трубку.
После отбоя Пэт Янг сразу повесила трубку. Она большего и не ожидала от первого разговора с Рэнди Мазурски. Ему надо дать немного времени, думала она, и он согласится. Через неделю он будет сидеть у телефона и молить Бога, чтобы я вновь позвонила.
Пэт засмеялась. Она прикинула, сколько бы мог заплатить Рэнди за то, чтобы выяснить, кто убийца Мэгги. Скорее всего не много, потому что у него не большие доходы... Но несколько тысяч... это уж точно.
Пэт снова подняла телефонную трубку и набрала другой номер.
...Энн на пустом чердаке магазина. За ее спиной окна с узорными стеклами, но они крест-накрест затянуты проволокой и измазаны грязью. Под ногами давно немытый щербатый деревянный пол, на потолке — следы купороса. Справа и слева — облупившиеся кирпичные стены. На одной стене нарисовано кроваво-красное сердце. Внутри него надпись: «Энн любит Джо». Щелчок. Вспышка. Кто-то фотографирует ее. Она не может понять, кто это: яркий свет бьет ей в глаза. Какая-то смутная фигура. Свет гаснет. Кромешная тьма. Щелчок... . Звонок телефона выводит Энн из ночного кошмара.
— Алло... — Язык не слушается ее.
Щелчок. Отбой.
Когда Рэнди проснулся на следующее утро, он чувствовал себя так, словно не сомкнул глаз всю ночь. Он спал не раздеваясь, в той одежде, в которой вчера пришел с работы. Солнце светило вовсю. Значит, сейчас уже позднее утро. И действительно, часы показывали почти полдень.
Очень хорошо, что сегодня четверг, его выходной день. В доме было тихо. Он разделся, взял полотенце и отправился в душ. Проходя мимо спальни родителей, подумал, что они уже давно ушли на работу.
Рэнди вспомнил ночной телефонный звонок. Какая-то чокнутая. Сумасшедшая. А если нет... Его зазнобило. Если... та, которая звонила, сама и есть убийца... Рэнди включил горячую воду и встал под душ.
После душа и чашки кофе Рэнди перелистал желтые страницы справочника, пока не нашел раздел «Частные детективы». Он не представлял себе, что их окажется так много. Он выбрал одного на Оак-Парк, потому что это было ближе всего к его дому.
Детектив совершенно не походил на тех, кого показывают по телевизору. Он не был ни добродушным, ни любезным, ни веселым, ни красивым, ни атлетически сложенным, ни остроумным... ничего подобного. Он не носил плаща, не посасывал леденцов на палочке и не работал в паре со своей женой. У него не имелось никаких хитроумных приспособлений. Звали его Уильям Мастерсон, он работал в этой конторе уже в течение двадцати лет.
Низкорослый, темно-русый, уже начавший седеть Мастерсон весил чуть больше пятидесяти фунтов и курил слишком много сигар. Крупные розоватые губы, толстые щеки и двойной подбородок придавали ему вид незлобивого бульдога. Голос у него был довольно грубый.
— Чем могу помочь, сынок?
Рэнди сел за стол, напротив него, не зная, с чего начать.
— Может быть, вы сначала скажете, сколько вы берете за услуги?
Тот засмеялся.
— Все хотят знать об этом с самого начала. Нет, я не в претензии. Все правильно. Я беру пять тысяч долларов сразу, а далее — почасовая ставка плюс расходы. Итак, какие у вас проблемы? С женой сложности?
Черный юмор этого вопроса чуть ли не рассмешил Рэнди.
— Вы попали в самую точку! — Внезапно глаза Рэнди наполнились слезами. Он сердито вытер их и глубоко вздохнул. — Мистер Мастерсон, мою жену убили. Я стараюсь выяснить, кто это сделал. На сегодняшний день у меня есть важная улика, — он вынул зажигалку и положил ее на стол, — и я могу дать вам всю информацию, в которой вы нуждаетесь. Кроме того, мне кто-то звонил прошлой ночью и заявил, что знает убийцу. Я... — Рэнди хотел продолжать, но заметил, что детектив покачал головой.
— Сынок, это дела полиции. Я не имею права вмешиваться. Мой тебе совет — отдай эту зажигалку в полицию. Ты уже, конечно, стер отпечатки пальцев, которые там могли быть. Но все равно это может многому помочь. Я не думаю, что какой-либо частный детектив возьмется за подобную работу, во всяком случае без контакта с полицией. Ни один добропорядочный детектив! Конечно, есть немало прохвостов, которые взяли бы твои деньги. Но ты пойми — это не кино.
— Постойте, я...
Мастерсон поднялся.
— Нет, сынок, ничем не могу тебе помочь.
Рэнди тоже встал.
— Хорошо. Нет так нет...
— Послушайся моего совета и иди в полицию.
— Конечно. — Рэнди закрыл за собой дверь.
...Энн и Джо сидят на резной деревянной скамейке на фоне обветшалого сарая и разноцветья осени. Джо один на камнях около озера Мичиган, его лицо получилось нерезким из-за брызг воды. Джо крупным планом, его улыбка, освещающая лицо, настолько красива, что он может служить фотомоделью. Старая фотография, черно-белая, возможно, сделанная сразу по окончании колледжа: Джо с длинными волосами, собранными в «конский хвост», посередине головы пробор, шикарная борода и усы. Недавний цветной снимок: Джо на кухне, стоит прислонившись к шкафчику, в поднятой руке бокал шампанского. Еще один черно-белый снимок: Джо на кушетке в гостиной, чисто выбритый, волосы коротко подстрижены...
Ник разложил фотографии перед собой на покрытом сукном столе. Утренний свет лился в окно, прочертив бледную дорожку поперек фотографий. Энн дала ему фотографии вчера вечером, встретившись с ним в кафетерии на углу улиц Шерман и Кларк в Эванстоне. Они посидели в кабинке с оранжевыми виниловыми стульями и пластиковым столом. Она объяснила, что старалась отобрать разные снимки на случай, если он изменил внешность. Ник взял два кофе и пирожные, и за кофе Энн рассказала ему, как счастлива была с Джо в первые годы их супружеской жизни и как постепенно все разрушилось. Джо стал отдаляться от нее. Возможно, это началось в то время, когда он решил уйти из большого рекламного агентства, где был заместителем директора по оформлению рекламы. Постепенно он отдалялся все больше и больше, и в конце концов оба почувствовали, что им не о чем говорить, когда они вместе, — разве что о том, как прошел рабочий день, или о погоде. Единственное, что еще оставалось прежним в их отношениях, это секс. Энн запнулась, подняв глаза на Ника, и смущенно покраснела под его любопытным взглядом, которого тот не сумел скрыть.
— Понимаете, — сказала она, делая последний глоток кофе, — мне кажется, что Джо не со мной, даже когда он дома. Такое впечатление, что он слишком занят чем-то еще, и я чувствую, что у нас нет будущего.
Энн, опустив голову, уставилась в стол. Ник удивлялся, как можно обманывать такую очаровательную жену. Он потянулся к ней и накрыл ее руку своей. Она не отстранилась.
Ник предложил отвезти ее домой, у него, мол, все равно назначена встреча в городе. Энн согласилась.
Встречаться ему ни с кем не было нужно.
Ник собрал фотографии и положил их в карман пиджака. Затем поправил галстук и надел серый плащ. Энн говорила, что обзвонила все мотели в округе, но ни в одном из них не был зарегистрирован Джо Мак-Эри. Ник знал, что это ничего не значит, хотя и не мог понять, почему парню надо прятаться.
Энн упомянула небольшой мотель в районе чикагского Роджерс-парка. Собственно говоря, это был обычный дом, где сдавались квартиры с полным пансионом. Джо жил там, когда, окончив учебное заведение в Айове, переехал в Чикаго. У него сохранились хорошие воспоминания об этом месте, и он порой специально проезжал мимо, чтобы только удостовериться, что все осталось по-прежнему. Мотель назывался «Прэтт» — по названию улицы, на которой он находился.
Ник решил начать с него.
Мотель «Прэтт», грязно-белое кирпичное здание, стоял очень близко от другого такого же здания, и оба были отмечены какой-то медленно увядающей элегантностью. Стоянка была тесной, улицы забиты машинами — старыми, обветшавшими и новенькими экономичными японскими. В большинстве домов помещения принадлежали разным совладельцам. Повсюду висели объявления о продаже и сдаче внаем.
Ник припарковал машину за два квартала от мотеля. Он поднял воротник плаща, засунул руки поглубже в карманы и зашагал под холодным ветром, налетавшим с озера.
В вестибюле мотеля, за конторкой Ник увидел женщину с крашеными рыжими волосами, в хлопчатобумажном домашнем платье. Во рту у нее торчала сигарета, а губы были накрашены так густо, что оранжевая помада скрывала их очертания. Увидев Ника, она перестала сортировать почту, вынула изо рта сигарету и улыбнулась.
— Ищете комнату? — спросила она, когда Ник подошел ближе. Она говорила слишком громко, и Ник увидел у нее слуховой аппарат.
— Вообще-то, нет, — ответил Ник так же громко.
— Тогда что же вас сюда привело?
— Я хочу отыскать своего друга. Интуиция подсказывает мне, что он остановился здесь. Ему всегда нравился этот мотель.
Женщина кивнула и улыбнулась. Она наклонилась, сняла с полки под конторкой книгу в голубом переплете и протянула ему.
— Пожалуйста, посмотрите в журнале регистрации.
— Благодарю. — Ник открыл журнал и стал просматривать фамилии людей, зарегистрированных около недели назад. Он искал какой-нибудь знак, который выдал бы присутствие Джо, даже если тот назвал фальшивые имя и адрес.
Но ничего не обнаружил.
— Извините, — сказал он, возвращая журнал. — Я не нашел здесь его фамилии. — Ник вынул из кармана одну из фотографий Джо и положил ее перед женщиной. — Вам этот человек, случайно, не кажется знакомым?
— Что? — переспросила он, беря фотографию.
— Он вам не знаком?
— О, какой красавчик!
— Вы его когда-нибудь видели?
— А что, он в чем-то замешан?
— Что это вдруг пришло вам в голову?
— Ну, вы не нашли его имени в регистрационном журнале...
— Нет, нет, он ни в чем не замешан. Я просто пытаюсь определить, где он может находиться. Я одолжил у него деньги и хочу их вернуть. — Ник помолчал, обдумывая сказанное. — Понимаете, он несколько эксцентричен. Вполне мог зарегистрироваться под другим именем. — Ник улыбнулся ей. — У каждого свои причуды.
Женщина внимательно посмотрела на фотографию.
— Определенно он симпатяга. Вполне бы мог быть киноактером.
— Постарайтесь, пожалуйста, припомнить, был он здесь? — Ник был уже почти готов сдаться.
— Может быть... Передо мной проходит столько людей... — Она пожала плечами и вернула ему фотографию. — Такова моя работа. Я становлюсь старой. Память уже не та, что раньше.
Ник не любил давать взятки, считая это напрасной тратой денег клиента, но похоже, женщина на это намекала.
Он вынул из бумажника десятидолларовую банкноту и положил ее на конторку. Она схватила ее и быстро сунула в один из карманов своего домашнего платья цвета морской волны.
— Память улучшается. — Женщина чуть улыбнулась и подмигнула.
Затем наступила пауза. Ник протянул ей еще десять долларов, и они исчезли там же.
— Он был здесь, — медленно сказала женщина. — Останавливался на несколько дней, а сегодня утром выехал... — Она вынула регистрационный журнал и открыла его. Оранжевым ногтем указала имя: — Алекс Уотерс. Это он.
Ник переписал имя в записную книжку.
— Он не оставил своего нового адреса, не говорил, куда переезжает?
Она отрицательно покачала головой.
— Нет. Постояльцы обычно этого не делают. Я не спрашиваю, а они не говорят.
— Это точно? — спросил Ник, доставая бумажник.
Она остановила его руку.
— Точно.
— Пока он был здесь, вы не познакомились с ним?
— Да нет. Понимаете, я стараюсь заниматься только своими делами. А их набирается достаточно.
— Представляю себе...
— Конечно, я приветлива со всеми, кто здесь бывает, а на все остальное у меня просто нет времени. Этот, однако, произвел на меня впечатление. — Она застенчиво улыбнулась. — Я, возможно, уже в годах, но все еще замечаю красивое лицо, когда оно передо мной. А этот парень до того хорош! Но знаете, он довольно странная птица... Выглядел с каждым днем все хуже и хуже. Не брился, по-моему, даже не умывался. Когда он выписывался сегодня утром, я почувствовала запах перегара. И это в восемь тридцать утра! Он сказал, что собирается искать свою жену.
— Хорошо, миссис...
— Мейо. Между прочим, мисс.
— Мисс Мейо, вы мне очень помогли. Огромное вам спасибо.
— Это вам спасибо! — сказала она, похлопывая себя по карману.
Ник нашел небольшой греческий ресторанчик рядом с университетом имени Лойолы и зашел туда позавтракать.
Пока для него готовили «авголемово» и греческий салат, он позвонил Энн.
Она ответила после первого же гудка. Ее голос звучал неуверенно, словно звонок насторожил ее.
— Это Ник Мон-Пьер.
— О, здравствуйте! Рада вас слышать. Есть что-нибудь новенькое?
— Ваша догадка была правильна. Он остановился в «Прэтт».
Она вздохнула с явным облегчением.
— Вы нашли его? Смогли с ним встретиться?
— Его там уже не было.
— А что же вы теперь будете делать? Наблюдать за отелем, пока он не вернется?
— Нет, вы не поняли. Он выехал сегодня утром. И не оставил адреса.
— Черт!
— Но, Энн, надежда есть: он сказал портье, что собирается искать свою жену.
Энн какое-то мгновение молчала.
— Я не знаю, хочу ли его видеть.
— Вам придется, Энн. Для меня это единственная возможность установить за ним слежку и выяснить, что на самом деле происходит.
— Я уверена, что он найдется. Между прочим, вы можете засечь его, когда он появится в той фирме, где работает по свободному найму. Рано или поздно ему понадобятся деньги.
— Энн, это слишком долго. Послушайте, я буду в ресторанчике «Греческий рыбак» в течение часа или чуть дольше. Запишите номер: 555-8762. Если он вам позвонит, договоритесь с ним о встрече, а затем перезвоните мне. К его приходу я буду у вашего дома.
— Вы только спугнете его. Я не думаю, что это сработает.
— Вы будете меня слушать? Я же не собираюсь показываться ему. Просто в этом случае я смогу начать за ним слежку.
— Не знаю, не знаю...
— Как хотите. Это же ваши деньги. — Ник повесил трубку.
Он ждал. Через минуту раздался звонок.
— Да?
— Хорошо. Я встречусь с ним, — послышался слабый, неуверенный голос Энн.
— Позвоните мне, когда договоритесь о времени встречи.
— Ладно. А если он не позвонит, пока вы там?
— После обеда я подъеду к вашему дому. Если все будет нормально, мы сможем ждать его звонка вместе.
— Это было бы прекрасно.
— Хорошо. Заканчиваем разговор, да?
— А если он не позвонит, а сразу появится у меня?
— Извинитесь и позвоните мне. Если меня в ресторане не будет, значит, я на пути к вам. Приеду и буду ждать у вас в холле. Если я позвоню, когда он будет в квартире, сделайте вид, что я явился по какому-нибудь хозяйственному делу. Понятно?
— Да.
— Я буду ждать его. И, может быть, мне наконец удастся выяснить, что происходит.
Он подождал, пока она повесила трубку.
Зазвонил телефон. Один раз. Второй. Третий. Три раза. Энн стояла над аппаратом, слушая звонки. Рука повисла в воздухе. Наконец после седьмого звонка она подняла трубку и молча ждала.
— Энн, бэби, любимая, это Джо.
Его голос казался таким далеким, что она не знала, связь ли виновата или ее собственное состояние.
— Да, — прошептала она.
— Любимая, я так хочу хоть взглянуть на тебя! Я знаю, я обещал, что не буду тебя беспокоить. Но я не надолго. Мы немного поговорим, и все...
— Где ты остановился?
— В мотеле АМХ. Да это неважно. Могу я забежать на несколько минут...
— Джо, ты обещал, что не будешь искать встречи.
— Я и не ищу. Пожалуйста, Энн, ну пожалуйста!
Она никогда не слышала такого отчаянья в его голосе. Он действовал как ребенок, хныча и умоляя. Когда-то она его любила. За что?
Энн не хотела видеть его. Еще нет. Но все же она сказала:
— Ты можешь зайти, Джо, но не надолго. На полчаса. Ты понял?
— Да. — Он повесил трубку.
Энн знобило. Она села и набрала номер ресторана, который дал ей Ник. Он сразу ответил. Она сказала, что Джо уже едет.
— Я скоро буду.
Через пятнадцать минут Энн услышала, как кто-то вставляет ключ в замок. Она удивилась, так как совсем забыла, что у него есть ключи от квартиры. Она прошла из спальни в гостиную и ждала, пока откроется дверь.
Джо был совсем другим. Его джинсы и фланелевая рубашка были грязными и мятыми. На одной штанине большое пятно. Плащ тоже мятый, словно Джо в нем спал. Он несколько дней не брился, и от него пахло перегаром и потом. Этот запах наполнил всю комнату.
— Что с тобой случилось? — ошеломленно спросила она. И в этом вопросе было слишком много боли и любви.
— Мне так плохо без тебя. Я больше не могу! — Он начал плакать и шагнул к ней. Она прошла через комнату, чтобы между ними оказался стол.
— Сядь. — Энн показала на один из стульев.
Он неуклюже плюхнулся на кушетку, чуть не упав. Раньше она бы засмеялась и поддразнила его. Сейчас ей было его жалко.
Энн села наискосок от него.
— Джо, ты что вытворяешь с собой? Где ты был? Что происходит?
Он отрицательно покачал головой.
— Ничего не происходит. Мне нужна ты. Чтобы выжить. Я так тебя люблю, Энн! — Его слова перемежались рыданиями. — Это действительно так. Ты должна разрешить мне вернуться. Я снова стану самим собой. Ты увидишь. Пожалуйста.
— Джо, я не знаю...
— Мы устроим прекрасные каникулы. Все плохое оставим в прошлом. Я не совершу больше ничего дурного. Иногда я не могу справиться с собой. Но если я буду с тобой, я знаю, все будет хорошо. Мы сможем уехать на некоторое время. Все будет так, как было раньше. Ты помнишь?
Он поднялся с кушетки и встал перед ней на колени. Схватил ее руку и не отпускал.
Энн почувствовала тошноту, подступившую к горлу.
— Джо, ну пожалуйста, — сказала она, выдергивая руку и вставая.
— Энн, умоляю! — Он уже стоял перед ней на четвереньках. — Позволь мне вернуться домой. Я обещаю не делать больше ничего дурного. Я люблю тебя. Я действительно тебя люблю. Разве ты не знаешь этого?
— Я больше ничего не знаю! — сказала она, и глаза ее наполнились слезами. — Пожалуйста, Джо, пожалуйста, уходи! — Она поспешила к двери и открыла ее. — Если ты действительно любишь меня, ты сейчас уйдешь. Возвращайся, когда будешь в порядке.
Боль, отразившаяся на его лице, глубоко поразила ее. Ей хотелось обнять его. Хотелось кричать.
— Пожалуйста, — прошептала она, слезы застилали ей глаза, — уходи, пожалуйста.
Она отвернулась, когда он проходил мимо.
— Энн, я вернусь. Помни, я люблю тебя.
Она не повернулась к нему, ожидая, пока тяжелый запах алкоголя и пота не исчезнет.
Затем Энн закрыла дверь.
Ник Мон-Пьер тронул с места свое темно-бордовое «вольво», когда увидел, что Джо выходит из дома. Он ехал тихо, наблюдая за ним. Джо подошел к остановке напротив их дома и стал ждать автобуса. Через пять минут появился автобус южного направления. Джо пропустил трех человек впереди себя, а затем вошел сам. Через несколько секунд его вышвырнули. Ник видел, как Джо что-то кричал водителю, слов разобрать он не мог. Двери захлопнулись, и автобус тронулся.
Джо подождал минуту, а затем вышел на дорогу и стал голосовать. Ник съехал с шоссе и остановился в нескольких шагах от него. В зеркале заднего вида он наблюдал, как Джо заторопился к машине.
Когда Джо сел, Ник постарался не замечать исходившего от него запаха. Он лишь удивлялся, почему красивый, тщательно ухоженный человек с фотографии превратился в небритого уличного бродягу с жирными волосами.
— Куда едем? — спросил его Ник.
— Даунтаун. Чикаго-авеню.
Вам повезло, я как раз туда еду. Купить парочку вещей в «Уотер Тауэр». Где вас высадить?
— Вы знаете, где находится мотель АМХ?
— Конечно. Вы там остановились?
— Да. Временно. — Джо сгорбился на сиденье и уставился в окно.
Ник легко вписался в поворот внешней Лэйк-Шор-Драйв. Он попытался завязать разговор, чтобы узнать побольше о Джо, но тот не отвечал, и Ник после нескольких попыток замолчал.
Ник высадил Джо около мотеля АМХ на Чикаго-авеню и объехал квартал. Он нашел место для парковки и подождал в машине примерно пятнадцать минут.
В вестибюле мотеля, принадлежащего Ассоциации молодых христиан, Ник попросил регистрационный журнал — ему, мол, надо найти парня, который когда-то работал на него, и предложить ему новую работу...
Джо зарегистрировался под тем же именем: Алекс Уотерс. Он жил в комнате № 712. Теперь Ник мог выяснить, что же, в конце концов, происходит.
Острые ногти Марго покрыты красным лаком. Они вонзаются в его запястье и с силой тянут его руку вниз по бежевой простыне, край которой свисает с кровати его родителей. Джо смотрит на сестру, его глаза — как у загнанного зверя. Он чувствует, что ее ногти вонзаются все глубже и прокалывают кожу. При виде крови, бегущей по его руке, в глазах Марго вспыхивает радость. Она берет нейлоновый шнур и привязывает его руку к ножке кровати. Вторая его рука уже привязана к другой ножке.
Отец сидит в ногах кровати, держи Джо за лодыжки. Джо смотрит на голого отца, на его торчащий кверху член.
— Нет, — слабо шепчет Джо. Но пощады не будет.
— Теперь ты можешь идти, — говорит отец, оборачиваясь к Марго.
— Но я хочу посмотреть.
— Давай, выметайся отсюда!
Обиженная Марго поднимается с кровати и идет к двери. Она оглядывается через плечо на Джо и смеется.
— Дождался? — говорит она. — Теперь ты попробуешь все то, что я уже пробовала. Приятно повеселиться! — Смеясь, она выходит из комнаты.
— Давай расслабься, Джо. Это не будет больно, если ты не станешь трепыхаться.
Джо рвет ногтями простыню, когда видит каплю слюны, упавшую изо рта отца на его пенис. Отец поднимает глаза, и Джо кажется, что он уже умер. Отец закидывает ноги Джо себе на плечи. Джо закрывает глаза и сильно закусывает нижнюю губу, от острой боли ему хочется кричать. Его словно жжет огнем. Он до крови закусывает губу, и вкус теплой крови чуть-чуть взбадривает его. Глаза Джо плотно закрыты, он не хочет видеть насилующего его отца, не хочет видеть жирный волосатый живот над своими мальчишескими бедрами.
Боль немного утихает, и Джо ловит себя на том, что воспринимает звуки радио, доносящиеся снизу. Мать слушает западную областную станцию, это ее постоянный кухонный компаньон. Лоррета Линн поет арию из оперетты «Дочь рудокопа». Джо чувствует запах пекущегося хлеба и отчетливо представляет себе мать: на ней фартук, она наклоняется и ставит сковородку из нержавеющей стали в духовку. Почему же она не придет мне на помощь? — думает Джо.
Джо ощущает теплую влагу, изливающуюся вместе со стонами отца. Отец вытаскивает член, и ноги Джо падают на кровать. Отец их похлопывает.
— Ты хороший мальчик, — говорит он.
Около двери отец останавливается и зовет Марго. Сестра входит в спальню.
— Уберись здесь, понятно? — говорит ей отец.
Затем он исчезает, хлопает дверь ванной. Марго подходит, на ее лице улыбка. Она смотрит сверху вниз на Джо, которому хочется плакать, но слез почему-то нет.
— Глупый! Подумаешь, стоило переживать, — говорит Марго. Она морщит нос и принюхивается. — Здесь воняет! Говном! — Она хихикает.
Джо смотрит вниз и видит на бежевых простынях, под ягодицами, небольшую круглую лужицу крови.
Почему, ну почему никто не хочет прийти ему на помощь?..
Джо очнулся от тяжелого забытья. Подушка под головой сплющилась и пропахла потом. Он поднял голову с влажной подушки и окинул взглядом небольшую комнату. Во тьме, казалось, мелькали какие-то тени. Он сел и попробовал успокоиться — он же не в доме родителей, а в мотеле. Переехал сюда сегодня днем.
Джо вскочил и включил верхний свет.
Он мучительно хотел крови.
Ник Мон-Пьер отложил номер «Санди таймс» и поднял голову. Ему удалось вычислить, в какой комнате живет Джо. Ник ожидал весь день, и теперь, в сумерках, беспокоился, не ушел ли Джо по пожарной лестнице. В этом случае выследить его не удастся, и Ник ничего не сможет выяснить для Энн.
А ему так хотелось угодить ей...
Встав с постели, Джо посмотрел на себя в зеркало. Его потное лицо было покрыто трехдневной щетиной. Это его не беспокоило. Ничто больше не имело значения.
Джо взглянул на свой плащ, лежавший на полу. Любезные чикагские таксисты забрызгали его грязью. Впрочем, это не слишком сильно его испортило — он и так был грязным, мятым и вообще каким-то мерзким.
О Боже, что я с собой сделал?
Джо поднял плащ и прижал его к себе, как бы обнимая свою прежнюю жизнь. Теперь она ушла, подумал он, и ничто не имеет значения.
Тот, каким я был раньше, ушел безвозвратно. Теперь я совсем другой...
Он надел плащ и потуже затянул пояс.
Затем он выключил свет.
Как только в номере погас свет, Ник завел мотор. Даже если Джо не появится, машине нужно немного прогреться. Но вскоре он увидел Джо, выходившего из центрального подъезда мотеля. Ник поставил ногу на тормоз и немного подождал. Джо направился вверх по Раш-стрит. Ник пропустил две машины и выехал на дорогу. Казалось, что Джо не понимает, что происходит вокруг него, и Ник подумал: пойди он рядом с Джо, тот не заметил бы этого. Но Ник не хотел испытывать судьбу.
Проститутку, думал Джо, хорошенькую маленькую шлюху никто не будет искать. Он шел вверх по Раш-стрит мимо бездельников, слонявшихся в поисках развлечений, потом дальше по Дивижн, вверх к северу.
У дверей небольшого здания стояли две женщины. Они явно мерзли в мини-юбочках и жакетах из искусственного меха. Джо окинул их быстрым взглядом. Одна — неприятная, другая — восточного типа. Обе сильно потасканные и далеко не юные. Глаза грубо подведены, губная помада сияет как неон. Нет, эти не подойдут.
Они отвернулись, когда Джо проходил мимо. У этих девок собачий нюх: сразу чуют, кто может себе позволить провести вечер в их обществе, кто — нет.
Впрочем, эти потаскухи ему не нужны. Надо найти свеженькую и — незащищенную.
Он прошел несколько кварталов к северу. Проституток было много, но они мало чем отличались от тех, которых он видел в дверном проеме. Широкий ассортимент цветов и габаритов и все те же ничего не выражающие лица и нагловатые, изучающие взгляды. Эти женщины оценивали его прежде, чем он к ним подходил. Джо начал уставать, стоит ли искать дальше? Пожалуй, сойдет и такая. Джо высмотрел одну из них.
Он вынул предпоследнюю сигарету, сунул ее в угол рта и подошел к рыжеволосой молодой женщине, которая стояла прислонившись к черной машине.
— Привет... Зажигалки не найдется?
— Проваливай! Не пугай людей.
— Каких людей? — спросил Джо ухмыляясь.
Женщина начала нервничать. Он разглядывал темные корни ее волос и черные глаза под густым слоем косметики.
— Не твое дело, убирайся отсюда.
— Ты не хочешь заработать немного денег?
— Ха, — зашипела проститутка, — именно поэтому я хочу, чтобы ты свалил отсюда.
Она закурила, поднесла спичку к сигарете Джо и бросила ее на землю.
Джо зашагал дальше вверх по улице.
Ник положил фотоаппарат на заднее сиденье. Что скажет Энн, когда увидит снимки? Странный парень. Не поймешь, что с ним творится. Похоже, он поставил крест на своей прежней жизни. Но — почему?
Джо уже готов был сдаться, когда вдруг увидел ее. Она казалась такой юной, не старше четырнадцати. Ее лицо было густо покрыто макияжем, светлые волосы откинуты назад. В каждом ухе по три или четыре серьги. Во рту сигарета. Но ничто не могло скрыть детского выражения ее лица. Возможно, она еще играла в куклы.
Джо направился к ней, пытаясь расчесать пальцами сальные, свисающие на лоб волосы.
— Привет, — сказал он, — я ужасно замерз. Не хочешь ли пойти куда-нибудь, где потеплее? — Он улыбнулся ей и заметил, как она его оглядела. В ее глазах было что-то большее, чем простой интерес, и Джо подумал, что с этой у него не будет проблем. Еще одна пропавшая беглянка. Кто станет ее разыскивать?
Она, должно быть, разглядывала его минут пять, прежде чем заговорить. На лице ее была улыбка.
— Отвали, — сказала она наконец.
Ник сделал еще один снимок. Ему хотелось схватить в охапку эту девчонку и потащить ее домой. Она же совсем ребенок! Что было нужно от нее этому кретину Джо Мак-Эри? Ник наблюдал за Джо. Тот сел на углу улицы на тумбу и уронил голову на руки. Его тело сотрясалось, должно быть от рыданий.
Ник взглянул на часы. Уже одиннадцатый час. Хорошо бы на этом закончить. Вернуться в теплую квартиру и отпечатать сегодняшние снимки.
Но Джо поднялся и пошел в южном направлении.
Джо нуждался в помощи. У него кончились деньги. Что же делать?.. Кроме Энн обратиться не к кому. А может быть... может быть... к той женщине, которая пыталась шантажировать его в Бервине? Она хищница, но Джо это не трогало, потому что он понимал лучше нее самой, что ей от него нужно. Она страстно желала его и, если он появится, наверное, откроет перед ним двери своей тесной квартиры.
Мелочи, которая оставалась у него, как раз хватит, чтобы заплатить за поездку в метро и переход.
Ник оставил свое темно-бордовое «вольво» на стоянке против пожарного водоразборного крана и на небольшом расстоянии последовал за Джо. Джо спустился в метро. Усталость, которую Ник чувствовал раньше, начала улетучиваться. Возможно, этой ночью он выяснит все, что ему нужно знать о Джо Мак-Эри. Кроме того, следить за ним было интересно.
Поезд метро уже собирался отправляться, когда на станции появился Джо. Он прибавил шагу и вскочил в предпоследний вагон. Ник сделал рывок к последнему вагону и, с силой раздвинув двери, протиснулся внутрь. Когда поезд тронулся, он вздохнул с облегчением. Опоздай он — и слежке был бы конец. Он провалил бы задание. Ник прошел вперед и заглянул в соседний вагон. Джо сидел на одном из оранжевых пластиковых сидений около двери. Здесь он нисколько не выделялся на фоне других пассажиров, был, так сказать, «на своем месте».
Джо прошел пешком всю дорогу от проспекта Сисеро до Рузвельт-роуд и наконец свернул на Оак-Парк-авеню. Каждые несколько секунд он оборачивался, чтобы посмотреть, не идет ли автобус. Но час был поздний, автобус так и не появился; да и прохожие встречались редко. Его уши горели от холода, пальцы окоченели. В носу, казалось, образовались сосульки, потрескивавшие при каждом вдохе.
Хорошо бы, она оказалась дома.
Нику было трудно преследовать Джо. Неужели парень заподозрил что-нибудь? Почему он постоянно оглядывается и всматривается вдаль? Нику приходилось останавливаться и прыгать в тень каждый раз, когда Джо оборачивался.
Подойдя к дому Пэт, Джо увидел, что в ее квартире темно. Черт, неужели ее нет...
Однако он чувствовал, что Пэт дома. Женщины, подобные ей, редко выходят. Джо знал это. Это было так же верно, как то, что от холода он стучал зубами.
Джо вошел в подъезд и позвонил в ее квартиру. Через некоторое время наконец дверь открыли, и Джо переступил порог.
Пока Джо звонил, Ник проскользнул в коридор находившейся слева маленькой пристройки и сфотографировал его. Так как на почтовых ящиках было всего пять фамилий, Ник легко понял, в какую квартиру вошел Джо. Как только тот исчез в прихожей, Ник вошел в вестибюль.
Под потолком горела маленькая тусклая лампочка, едва освещавшая помещение. Пахло вареной капустой. Ник вынул из внутреннего кармана пиджака блокнот и записал имя и адрес Пэт Янг. Более подробную информацию можно получить из других источников. Значит, это и есть любовница Джо? Впрочем, имя такое, что не поймешь — женщина это или мужчина. Если мужчина, дело станет еще интереснее. А может быть, Пэт Янг друг или клиент? Чем больше вопросов, тем больше раздумий. Сценарий без фактов. Он никогда не станет хорошим детективом, каким был его отец„ если начнет строить версию на основе догадок и собственного воображения. Нужны факты.
Ник замерз в вестибюле. Он жалел, что его машина так далеко отсюда.
— Боже, какой сюрприз! — Открыв дверь, Пэт смотрела на Джо. — Почему бы тебе не войти? — Ее слова звучали насмешкой, но она откатила свое кресло, чтобы впустить его.
На ней была фланелевая белая в мелкий цветочек ночная рубашка, и Джо подумал, что выглядит она необычайно беззащитной. В ее чертах появилась какая-то мягкость, которой, насколько было известно Джо, она никогда не отличалась.
— Что же, черт возьми, с тобой случилось?
— У меня неприятности, — промямлил Джо, жалей, что пришел. Ему было здесь неуютно. — Моя жена задумала разойтись со мной.
Смех Пэт бросил его в дрожь.
— Ей надоел такой большой мальчик, как ты? Да эта женщина, должно быть, сошла с ума! Хотя, если ты выглядел так же, как сейчас, когда она вышвырнула тебя, я не виню ее.
Джо уставился на ворс коричневого ковра, уши у него горели.
— Я пришел к тебе из-за того, что случилось в прошлый раз. Я понял, что у нас есть что-то общее... — Он увидел, что она потеряла всякий интерес к происходящему. Затем щеки ее слегка порозовели.
— Чушь! Ничего общего у нас нет. Я-то не убийца! А те, что в прошлый раз случилось со мной, свидетельствует лишь об одном: у меня, несмотря ни на что, сохранился здоровый интерес к сексу. Так зачем ты явился?
— Мне нужно немного денег. У меня нет ни пенни. — Джо внезапно почувствовал, что вот-вот заплачет. Он вернет любовь Энн. Завтра же!
— Если тебе нужны деньги, — сказала Пэт, — ты должен их заработать. — Она подмигнула ему, а затем со злостью сказала: — Только без моей помощи. Это должен быть сольный номер.
— Хорошо, — прошептал Джо и начал расстегивать ремень брюк.
— Боже! Ты совсем с ума сошел! Прежде всего прими ванну! Вымойся! Побрейся! — Она насмешливо улыбнулась, указывая на дверь ванной, — В таком виде ты нисколько меня не возбуждаешь.
Джо пошел в ванную.
Ник, дрожа от холода, неотрывно смотрел в глубину холла, где исчез Джо. Сегодня ничего больше не произойдет.. Должно быть, Джо проведет там ночь, а Ник замерзнет до смерти, ожидая его появления. Хватит! Надо вызвать такси.
Когда все закончилось, Пэт облизала руки.
— Ну, чего уставился? — Она взглянула на него. — Давай, выметайся отсюда!
— Ты обещала дать мне немного денег.
— О, конечно, меня ведь только что насытили. Убирайся, козел.
Джо прикусил губу, чтобы не расплакаться. Черт с ней! Унижаться он не будет. Он поднял грязную одежду и почувствовал отвращение, надевая ее на чистое тело. Одевшись, пошел к двери и уже на пороге услышал, что Пэт окликнула его.
— Иди сюда, — сказала она. Он подошел к ее коляске. — Встань на колени, я хочу посмотреть на твое красивое лицо.
Джо опустился на колени и заглянул в ее голубые глаза.
— Я несколько раз пыталась избавиться от этого наваждения... Остается только позвонить твоей жене, — Джо взглянул на нее со страхом, — но не беспокойся, я еще не звонила. Я никому ничего не сказала... пока. — Пэт немного подумала и затем добавила: — Конечно, за исключением тех людей, которые уже давно все знают, но они и рта не откроют без моего разрешения. Ты знаешь, иногда мне хочется, чтобы ты просто был рядом. Мне нравится то, что у тебя между ногами. — Пэт хихикнула, затем покатила назад и вынула кошелек из выдвижного ящика. — Если ты мне скажешь, где тебя можно найти, и пообещаешь, что приедешь ко мне по первому зову, я дам тебе немного денег. Договорились?
— Да... договорились. Я остановился в мотеле АМХ на Чикаго-авеню.
— Ты ведь не врешь, правда? Я тебе верю.
Джо сказал без всякого выражения:
— Я бы все потерял, если бы соврал тебе.
— Хорошо. — Она протянула ему двадцатидолларовую бумажку. — Вот. Если будешь умненьким мальчиком, я дам тебе еще.
— Благодарю, — сказал Джо и поспешно вышел.
Когда она смотрела, как он уходит, на ее лице отражались страдание и любовь. Что со мной происходит? — думала Пэт.
Джо взглянул на ночное небо. Оно было черным, беззвездным. Ночь затихала. Люди скрылись в своих норах. Нормальные мужья спали, обнявшись с нормальными женами, их нормальные маленькие дети спали в другой комнате. Их укрыли одеялом, а перед сном напоили чем-нибудь теплым. Джо хотел быть таким же, как они.
Но он таким не был.
Ему нужен был вкус горячей крови, толчками вливающейся в его рот. Ощущение жизни, угасающей в ком-то и возникающей в нем.
— Где, черт бы тебя побрал, ты шлялась до десяти вечера?
Бэкки уставилась на человека, за которого вышла замуж всего три месяца назад. Он был красивым, даже тогда, когда орал на нее или давал пощечину. Пощечину, которая чуть ли не выбивала ей зубы и швыряла ее на стойку из огнеупорной пластмассы на кухне. Первые пощечины она получила после того, как они вернулись из недельного свадебного путешествия в Висконсин Деллз. Его темные блестящие волосы красиво оттеняли лицо, даже если оно багровело от гнева. Карие глаза были такими же сексуальными, как в тот вечер, когда она впервые отдалась ему на заднем сиденье его автомобиля. Тогда они только что закончили школу. Всего год назад. Почему же сейчас кажется, что это было так давно?
— Отвечай, паршивка! Сколько раз спрашивать?
— Я была у... мамы. Я же предупредила тебя.
— Я звонил твоей матери. Никто не отвечал.
— Ну и что? Мы были в парке.
— Чушь! Если и в парке — то не с матерью. Придумала бы что-нибудь получше. Я точно знаю, я чувствую, когда моя собственная жена валандается с каким-то парнем! — Он схватил ее за воротник розовой блузки, оторвал от пола и бросил в сторону шкафа.
Она почувствовала, что в боку у нее что-то хрустнуло. Ребро?
Бэкки поднялась с пола. Мама живет всего в четырех кварталах отсюда. Пошел он к черту.
— Куда ты собралась?
— К маме, — прорыдала она.
Он ничего не сказал. Когда она открыла дверь, он сильно дал ей под зад. Бэкки попыталась удержаться на ногах, но упала на колени. Вроде бы не очень больно, но все же... Она услышала, как он засмеялся и захлопнул дверь.
Джо стоял в телефонной будке и звонил, пытаясь вызвать такси, когда увидел ее. Девушка, прихрамывая, шла вверх по Оак-Парк-авеню. Нет, сказал он себе, оставь ее в покое. Слишком близко от того дома, где произошло убийство. Ты не тронешь ее. Так он думал, а сам повесил трубку и осторожно открыл дверь телефонной будки. Я не могу, не должен это делать... А внутренний голос твердил: «В последний раз, Джо... В самый последний... Завтра ты вернешься к Энн и начнешь новую жизнь». Нет, нет... пожалуйста, не заставляй меня...
Он шел за ней два квартала. Она обернулась, посмотрела на него и прибавила шагу.
— Эй! — сказал он. — Не бойтесь. Я не грабитель. Просто лунатик. — Джо засмеялся. Он догнал ее, и она остановилась, глядя на него испуганными глазами. — Честное слово, — сказал он, одаривая ее одной из своих лучших улыбок. — Я не сумасшедший. Действительно. Я живу тут неподалеку, на углу Восемнадцатой улицы. Я просто не мог уснуть. Черт, я, должно быть, испугал вас. Что-нибудь случилось? Что вы делаете на улице так поздно?
Она смотрела на него, должно быть, обдумывая, как ей поступить — разговаривать с ним или нет. Наконец она решилась:
— Я подралась с мужем. Иду к маме.
— Ну, знаете, не следует гулять по улицам одной так поздно ночью. Особенно такой хорошенькой леди, как вы. Послушайте, разрешите проводить вас. Мне будет приятно, что я сделал хоть что-то хорошее, а то брожу без толку. Обещаю, что не обижу вас. Мне правда тревожно, что вы, такая молодая и красивая, находитесь ночью одна на улице.
— Я верю, что вы не обидите меня. — С минуту она раздумывала. — Хорошо, пойдемте дальше вместе.
Какое-то время они шли молча. Бэкки уже видела впереди мамин дом с верандой.
— Ну вот, мы пришли. Спасибо, я думаю, оставшийся путь я смогу...
— Черт побери! — закричал Джо, хватаясь за глаз.
— Что случилось? — Бэкки обернулась и посмотрела на него.
— Ужасная неприятность. Я потерял контактную линзу. Вы не поищете, а?
Бэкки опустилась на колени и начала в темноте обшаривать тротуар, ища то, чего там не было.- Она даже не поняла, что произошло, когда Джо, сцепив пальцы, изо всех сил ударил ее по затылку. Падая лицом на асфальт, она была уже без сознания.
Джо вынул из кармана скальпель.
Энн наложила последний штрих светло-серых теней для век и взглянула на себя в зеркало. Годы работы фотомоделью научили ее хорошо скрывать физическое недомогание и плохое настроение. Кладя косметичку обратно в выдвижной ящик туалетного столика, она убеждала себя, что лишь чуть-чуть подправила свое лицо. Неважно, что ее длинные черные волосы красиво уложены и на них играет свет, неважно, что она надела очень красивую бледно-голубую шелковую блузку, неважно, что джинсы показывают ее ноги лучше, чем любая мини-юбка.
Важно было другое: она все время думала о Нике Мон-Пьере. Он должен был приехать к ней через полчаса, и Энн чувствовала, как в ней нарастает возбуждение, такое сильное, какого она не испытывала со времен первых свиданий в колледже. И еще она чувствовала нечто похожее на ужас: Ник сказал ей по телефону, что у него есть кое-какая информация, которая будет ей интересна, и фотографии, подтверждающие эту информацию. Энн не знала, что он следил за Джо, Ник умолчал об этом, настаивая на личной встрече. Похоже, новости хорошими не были. Фотографии... Ей представлялось, как Ник, забравшись по пожарной лестнице какого-нибудь дешевого отеля, фотографирует Джо, корчащегося на серых простынях с женщиной; их тела от многочасового совокупления покрылись потом и стали скользкими...
Прозвенел звонок домофона, и Энн поднялась, чтобы ответить на него. Обычно, ожидая кого-нибудь, она открывала, не спрашивая, кто звонит, но в последнее время боялась впустить ненароком Джо.
— Кто там?
— Ник Мон-Пьер.
Она нажала на кнопку, чтобы отпереть дверь, и поспешно обошла гостиную, проверяя, все ли в порядке. Затем забежала на кухню и поставила на плиту чайник. На подносе лежало несколько шоколадных пирожных от миссис Филд.
Ник выглядел печально-торжественным. Его брови были нахмурены. Он вошел и сел за обеденный стол. Закурив, он сказал:
— Садитесь.
Энн села, думая, что ее догадки были верны.
— Вы с плохими новостями, не так ли?
— Не знаю. Я сообщаю своим клиентам о результатах наблюдения, а они уж сами решают, хорошие это новости или плохие.
— Понятно, — сказала Энн. Определенно такое вступление могло означать только плохое. — Так что же вы выяснили?
Ник снял плащ и подтянул рукава свитера. Руки он положил перед собой.
— Я наблюдал за вашим мужем последние два дня. Уйдя от вас, он некоторое время жил в мотеле «Прэтт», на Рождерс-парк, том самом, о котором вы говорили.
Энн кивнула.
— Однако он съехал оттуда два дня назад и поселился в мотеле АМХ на Чикаго-авеню.
Энн подумала, каким жалким казался ей мотель АМХ, когда она проходила мимо. Она не могла представить себе, как Джо, с его утонченным вкусом, мог жить в подобном заведении. Ник достал из кармана плаща пачку фотографий и положил их перед ней на стол.
— У меня не было возможности сделать много снимков, но то, что есть, думаю, существенно. Я наблюдал за вашим мужем прошлой ночью. Он шел по Раш-стрит и подходил к нескольким проституткам, которые почему-то не хотели иметь с ним дела. Возможно, потому что он выглядел форменным бродягой.
Ник вынул из пачки одну фотографию и протянул ее Энн. Она взяла снимок, и ее рука задрожала.
Джо — в резком свете уличного фонаря — разговаривал с чернокожей проституткой, на которую прежде и не взглянул бы. Несмотря на зернистость снимка, Энн видела отчаянье на его лице, отчаянье, более сильное, чем нужда, более сильное, чем похоть... какая-то неистовая одержимость. Возможно, это было именно то, что отпугивало проституток больше, чем его неряшливый вид. Ник положил перед ней еще две фотографии.
— Казалось, он страстно желал понравиться вот этой. Он беседовал с ней дольше, чем с другими.
Энн взяла фотографию, и ее словно ударило током. Не может быть, чтобы этот человек был ее мужем! Джо никогда бы не стал соблазнять такую малышку. Она была совсем юной. Косметика и вызывающая одежда не могли скрыть ее возраста: ей было не больше двенадцати. Боже, Боже, думала Энн, кто же этот человек, за которого я когда-то вышла замуж?
— Ему не повезло ни с одной из них, — сказал Ник. — Потом я последовал за ним в Бервин.
— Где это?
— Это западный пригород. Там он вошел в квартиру к женщине по имени Пэт Янг. — Ник бросил перед ней еще одну, последнюю фотографию.
Энн увидела Джо, стоящего в обшарпанном вестибюле перед дверью какой-то квартиры.
— Это имя говорит вам о чем-нибудь?
— Я никогда не слышала его. — Голос Энн звучал совсем слабо.
— Не знаю, провел ли он там всю ночь. Я довольно долго ждал его снаружи, но не выдержал — было чертовски холодно. Я ведь даже не мог посидеть, погреться в машине — оставил ее на стоянке, когда последовал за ним в метро.
— Может быть, у него там дела... дело... что-нибудь еще... — Голос Энн не выражал никаких эмоций, ей не хотелось терять самообладания перед Ником. Она вздохнула и спросила: — Вам удалось что-нибудь выяснить об этой Пэт Янг?
Ник передал ей отпечатанный отчет.
— Почти в конце страницы. — Он указал пальцем, где начиналась информация о Пэт Янг. — Она уже несколько лет проживает по этому адресу — на Оак-Парк-авеню. Инвалид, нижняя часть тела парализована. Упала с высотного крана на сталепрокатном заводе в Джолиете, где тогда работала. Живет на пособие по нетрудоспособности, выплачиваемое заводом. Сейчас сильно ограничена в действиях. Вот все, что я смог узнать.
— Тогда, значит, у Джо нет с ней любовной связи? Я имею в виду то, что она парализована.
— Я не знаю, что их связывает.
Энн закрыла лицо руками. Какой во всем этом смысл? Быть может — никакого!
Она почувствовала, что Ник стоит сзади и поглаживает ее плечи. Отняла руки от лица и положила их на стол.
— Я ничего не могу понять. Это не тот Джо, которого я знала. Если бы вы не показали мне этих фотографий, я бы вам не поверила.
— Я продолжу наблюдение, Энн. Я выясню, что происходит. Хорошо?
Энн повернулась и взглянула на него. Смотрела на его потемневшие вдруг глаза, тонкие губы. В ней поднималось отвращение. Как мог Джо сделать такое? За все годы их брака сколько у нее было соблазнов, сколько мужчин ее домогались, но она ни разу не поддалась искушению. И что же — быть брошенной ради калеки! Как он мог?
Ей было хорошо от рук Ника, лежавших на ее плечах. От них исходило тепло и сила. Она дотянулась до его рук и подложила под них свои. Ладони огрубевшие, шершавые. Он был мужчиной, делавшим настоящую мужскую работу. Руки Джо всегда были мягкими, гладкими. Он втирал в них лосьон. Проституткам нравились его прикосновения? А этой Пэт Янг?..
Она быстро повернулась и взглянула на Ника. Он не ожидал этого, и Энн уловила на его красивом лице смешанные чувства: показную невозмутимость и тень смущения.
— Вы тоже им очарованы? — прошептала она.
— Что? — Ник перестал поглаживать ее плечи и отдернул руки. — О чем вы говорите?
— Ни о чем. Мне показалось, что в ваших глазах что-то промелькнуло... когда мы были... м-м... когда смотрели фотографии...
Энн увидела, что лицо Ника омрачилось, тонкие губы поджались. У него красивое лицо, подумала Энн, красивое и суровое, совсем не такое, как у Джо с его приятно-мальчишеским выражением. Нравилось ли черным шлюхам это склонившееся над ними лицо, когда он их трахал? Увидела ли та маленькая девочка-бродяжка прекрасного принца-покровителя, когда он впихивал в нее свой член?
Энн опустила голову. Нет, думала она, нет, я не заплачу.
Нет.
Она опять почувствовала руки Ника на своих плечах.
— Все будет хорошо, — прошептал он. — Правда.
И снова Энн положила свои руки на его и слегка потянула их вниз, чтобы они накрыли ее грудь. Ощутив их касание сквозь тонкую ткань блузки, Энн вдруг забыла о предательстве Джо.
— Полюби меня, — прошептала она, едва слыша собственный голос.
Ник отдернул руки и отошел к подоконнику. Он закурил и долго смотрел в окно на серый зимний день.
— Мне бы хотелось этого. Очень бы хотелось. Но что из этого получится? — Он обернулся к ней, и она была поражена, увидев, что он дрожит. — Я не могу трахать своих клиенток, чтобы возместить им то, что они потеряли. Это бывало раньше, Энн, и даже с большим успехом, а теперь я не могу. Хотя, честное слово, я еще не встречал такой прелестной женщины, как вы. — Он постарался улыбнуться ей, смягчая отказ. Впрочем, слова его звучали не очень убедительно.
Энн подумала об улыбке Джо, которая могла освещать комнату и тем не менее была такой фальшивой. Такой проклятой фальшивкой! Энн встала и направилась к Нику. Она смотрела в его серые глаза и, приближаясь к нему, расстегивала бледно-голубую блузку, как бы требуя, чтобы он взглянул вниз — на ее груди, которые вот-вот обнажатся.
— Это не то, о чем ты подумал. Ник. Я хотела тебя с первого момента нашей встречи. — Она бросила блузку на пол позади себя и подошла к нему еще ближе, размышляя, делала ли то же самое какая-нибудь шлюха с Джо. Подошла и обняла его. Она стала целовать его, исследуя его рот своим языком. Наконец сопротивление его губ ослабло, и Энн почувствовала горьковато-сладкий вкус... сигарет и Ника. Ее действия возбудили его, и он готов был сдаться.
— Ты ведь хочешь меня?
— Хочу — ну и что? Не стоит этого делать! — Однако в его голосе не было особой уверенности.
Энн расстегнула молнию на джинсах. Извиваясь, скинула их вместе с трусиками. Сделала шаг назад и остановилась перед ним — обнаженная.
— Я сойду с ума, Ник. Я так тебя хочу!
Глядя на него, она сунула палец внутрь и вынула его.
— Попробуй, — прошептала она, — попробуй, что ты делаешь со мной.
Он взял в рот и обсосал ее палец. Затем быстро схватил Энн за волосы, приблизил ее лицо к своему, начал гладить ее грудь и наконец поднял ее и понес на кушетку. Он опустился на колени, между ее бедер, быстро скидывая одежду.
— Скорее! — прошептала Энн, закрывая глаза, но тут же открыла их снова — ей мерещился Джо.
Наконец одежда Ника была сброшена на пол. Энн взглянула вниз, чтобы увидеть пенис Ника, его увлажнившуюся головку. Она прикусила губу, и опять ей померещился Джо, на которого она вот так же смотрела в прошлом.
Энн прижалась к бедрам Ника, потянула его к себе.
— Пожалуйста, ну пожалуйста, — шептала она, поднимая свои бедра вверх, чтобы точнее встретить его удар. Он был уже в ней, и она извивалась под ним, стараясь, чтобы он вошел в нее поглубже. Ей хотелось (о, пожалуйста!) почувствовать боль. Она схватила его руки и прижала к своим грудям. — Сжимай их, пожалуйста, — выдохнула она, — посильнее! Скручивай их! Кусай меня, щипли. — Она стонала, на глаза навернулись слезы.
Она царапала его спину, кусала его плечо.
— Сделай мне больно, очень больно, — шептала она, уверенная, впрочем, что он не слышал ее за собственными стонами и вскриками.
Несмотря ни на что, Энн не могла изгнать из своих мыслей образ Джо.
Потом она лежала склонив голову на его покрытую волосами грудь. Не помогло, думала она, я очень хотела, чтобы это сработало, но нет... Она встала, натянула блузку и села на пол, прислонясь спиной к кушетке. Рука Ника легла на ее плечо.
— В чем дело? Что-нибудь не так?
— Нет, все прекрасно, — сказала Энн. Она прикусила губу. Слез не было. — Ты отличный любовник, Ник! — Она засмеялась.
Ник закрыл глаза, мечтая, чтобы она замолчала. Это было совсем не то, что он хотел бы услышать. Он никогда раньше не испытывал подобного чувства к женщине.
— Тебя это волнует? — спросила она.
— Да, волнует. Мне не нравится думать о себе как об успокоительном средстве для страдающих дам. — Он сел и потянулся за брюками.
— Подожди, — сказала она, беря его за руку и увлекая за собой на кушетку. — Не надо так говорить, это не то, что ты думаешь (именно то), — ты мне очень нравишься. — Она прижалась к нему. — Кроме того, ведь есть вещи, которые нам надо обсудить, не так ли? — Она взяла его за подбородок и повернула лицом к себе, уверенная, что ее глаза, ее улыбка положат конец его колебаниям.
Энн сходила на кухню, взяла поднос с пирожными и налила в кувшин молока на двоих. Затем она вернулась в гостиную и села рядом с ним.
— Что будем делать? — спросила она.
Ник вздохнул и взглянул на нее, затем покачал головой и начал:
— Сначала мы постараемся узнать побольше о Джо. Я был удивлен, что ты многого о нем не знаешь. Но я постараюсь выяснить и узнать как можно больше о его семье, детстве и тому подобное. Иногда такие вещи могут помочь, внести ясность. Кто знает? Может быть, Пэт Янг — сестра Джо или его мать.
Энн почувствовала, что дрожит. Она действительно очень мало знала о Джо.
— Я продолжу наблюдение за ним. Может быть, выясню, что происходит.
— Даже не знаю, что сказать. Я хочу понять, что происходит, но что-то во мне сопротивляется, подсказывает, что лучше оставаться в неведении. Я боюсь страшной правды, Ник.
— Ну что ты, беспокоиться совершенно не о чем. Мы же еще ничего толком не знаем. Может быть, все это объяснимо. Может быть, он просто нуждается в помощи психиатра.
— Ну, это я могу понять и без содействия частного детектива.
Ник засмеялся.
— Я только хочу сказать, что не все таинственное ужасно.
— Буду надеяться, что ты прав. — Энн встала и подошла к письменному столу. В окно било солнце. Она взяла чековую книжку и начала заполнять чек. — Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя сутенером, но первый чек я дам тебе сейчас, пока не забыла. — Она выписала чек и протянула ему. Он взял его, сложил и сунул в карман брюк.
— Пусть это будет в первый и последний раз.
— Насколько я понимаю, платить мне не придется?
— Это не смешно. — Он притянул ее к себе. — Я понимаю, что это несколько преждевременно, да и не соответствует всем моим суждениям о женщинах, но мне кажется, что я влюбился в тебя.
Энн удивленно посмотрела на него.
— Пока постарайся забыть об этом. Я понимаю, тебе сейчас не нужны подобные отношения. Но я буду ждать и помогать тебе всем, чем смогу, и не потому, что это моя работа, просто я беспокоюсь о тебе. Пожалуйста, позволь мне это.
Энн взглянула на него и улыбнулась. Все, что хочешь... — мысленно сказала она. И почувствовала, как внутри у нее что-то сжалось, когда она подумала о том, что не имело никакого отношения ни к правде, ни вообще к порядочности.
Рэнди лежал и смотрел в окно на серые, низкие тучи и оголенные, тянущиеся к небу ветви дуба, росшего напротив дома.
— Рэнди! Принесли газету. Хочешь посмотреть? — позвала с лестницы мать.
Рэнди поднялся и подошел к краю площадки. Его мать, вглядываясь в сгущавшуюся тень, держала в вытянутых руках газету, — словно собиралась преподнести ему подарок.
— Может, ты сначала сама просмотришь ее, ма? А я потом.
— Я накрываю на стол к ужину. Отец скоро придет домой, и ты ведь знаешь, что он сразу исчезнет в ванной вместе с газетой. Иди, возьми ее!
Рэнди спустился по лестнице и взял у матери газету, зная, что это ее порадует. Он прошел в гостиную и развернул газету.
Местная газета Бервина выходила по четвергам. В основном там были объявления, список районных кинотеатров и статьи о деятельности городского муниципалитета. Рэнди хотел уже открыть вторую страницу, где были спортивные новости, но его внимание привлек броский заголовок.
«ЕЩЕ ОДНО УБИЙСТВО ПОТРЯСЛО БЕРВИН!» Заголовок кричал, какое-то время Рэнди не мог сосредоточиться.
У него закружилась голова, когда он увидел фотографию: парень, весь в слезах, пытается отвернуться от камеры. Подпись под фотографией гласила, что его имя Джон Пиччоне. Дальше следовал текст. Его жена Ребекка в прошлое воскресенье, поздним вечером, отправилась навестить свою мать и была зверски убита на улице. Убийца совершил злодеяние не далее чем за четыре квартала от того дома, где в прошлом месяце убили Маргарет Мазурски. Продолжение рассказа было на второй полосе.
Рэнди открыл следующую и начал читать, отмечая сходство второго убийства с первым: глубокие порезы, сделанные чем-то похожим на бритву, и обескровленная жертва. Возможно, между двумя этими убийствами существует связь — предполагала полиция. Предполагала?! Презрение Рэнди к полиции возросло. Эту женщину, Ребекку Пиччоне, убийца несколько раз сильно ударил головой об асфальт. По крайней мере, он не сделал этого с Мэгги...
— Что случилось? Почему ты плачешь?
Рэнди поднял голову и взглянул на стоявшую возле него мать. Он ничего не мог понять, словно был где-то далеко и вдруг почему-то очутился дома. Он протянул матери газету, и она сразу увидела статью.
— О, какой ужасный случай!
— Ма, — он умоляюще взглянул на нее, — разве ты не понимаешь, что это тот же самый изверг, который убил Мэгги?
Мать покачала головой.
— Нет, нет, Рэнди. Это не тебе решать. Пусть этим занимается полиция.
— О чем ты говоришь?! — Он закричал на мать, но, устыдившись, понизил голос. Теперь Рэнди говорил совсем тихо, но в его голосе звучало еще больше ненависти. — Почему ты не хочешь посмотреть правде в глаза? Полиция не в состоянии поймать этого убийцу. Они слишком глупы. Он будет продолжать убивать невинных людей, пока кто-нибудь не положит конец этому несчастью. Если бы я знал, кто он такой, я не стал бы колебаться, перерезал бы ему горло и оставил бы его истекать кровью на тротуаре.
Он взглянул на мать, увидел слезы на ее глазах, но это его не тронуло. Сейчас не время расслабляться. Он поспешно вышел из комнаты. Мать крикнула ему вслед:
— Рэнди, оставь это, не вмешивайся! Тебе надо устраивать свою жизнь. Умоляю тебя, оставь это, оставь!..
Никогда, мама, никогда, думал он, закрывая за собой дверь.
Бервинская газета выскользнула из рук Пэт Янг, она откинулась в своем кресле и закрыла глаза.
— О, Джо, — сказала она громко, — какой же ты испорченный, непослушный мальчишка! — Она засмеялась, посмотрела на фотографию убитого горем мужа и сказала себе: «Может быть, я смогла бы получить деньги и от тебя тоже».
Она думала о том, как она и Джо могли бы вместе организовать дела: он убивал бы девчонок, а она шантажировала бы их близких...
Несмотря на то, что трагедия не вызвала у нее особого сожаления, Пэт должна была признаться себе, что и сама немного напугана. Она перечитала описание последнего убийства... Женщине нанесли несколько сильных ударов в затылок и били головой о тротуар. Но страшнее всего были эти порезы и почти полное отсутствие крови на месте преступления. Если Джо когда-нибудь узнает, что Пэт ведет с ним игру, с ней может произойти то же самое или что-нибудь похуже — ведь она причинила ему душевную боль.
Может быть, думала она, может быть, мне следует сказать Рэнди Мазурски, кто убил его жену. Рэнди разъярен, скорее всего, он не пойдет в полицию, а разделается с Джо самостоятельно.
Но затем ее мысли вернулись к совершенному телу Джо. Вот он стоит перед ней обнаженный и массирует свой мощный пенис... Должно быть, он чувствует в ней что-то, что его возбуждает. Должно быть, она ему нравится.
Она не знала, на что решиться. Подкатила к телевизору и включила его, думая, что непременно нужно приобрести устройство дистанционного управления.
Было время шоу «Народный суд» — одной из любимых передач Пэт.
Тереза Мазурски открыла консервную банку с зелеными бобами и опрокинула ее в кастрюлю. Она посыпала бобы солью, бросила пару кусочков масла, а затем убавила огонь. Тереза присела к кухонному столу и потерла виски. С тех пор как не стало Мэгги, ее мучили головные боли. В затылок словно вгоняли иголки, которые вонзались все глубже, до самых глаз. Она посмотрела в окно. Пурпурные сумерки и мокрый снег... Когда Рэнди был маленьким мальчиком, как она любила такие зимние дни, как спокойно чувствовала себя в этой кухне! Снаружи гулял холодный ветер, а здесь было тепло, уютно, и вкусно пахло готовящимися к ужину блюдами.
Где оно сейчас — спокойствие, где чувство защищенности?
Наверху, в комнате сына, был некто, выглядевший как ее сын, но совершенно незнакомый. Физическое сходство заканчивалось, когда она глядела в его глаза. Глаза Рэнди всегда были полны жизни. Они сверкали, они улыбались и смеялись.
Теперь эти глаза померкли. Их зеленоватый цвет стал буро-коричневым. Тереза перекрестилась, шепча: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Пожалуйста, Господи... помоги мне с моим мальчиком. Помоги ему вернуться к жизни. Сделай его таким, как прежде. Он всегда был хорошим мальчиком, ты знаешь это. Не наказывай его больше. Он разрушит свою жизнь, а ведь он бы так много мог сделать во имя Твое».
Тереза встала, почувствовав боль в суставах, словно их коснулся холодный ветер. Она подошла к плите и выключила огонь под бобами, затем помешала их, вынула один и попробовала, но вкуса не почувствовала. «Мы все сделаем, только помоги нам, Отец Небесный, все сделаем, только помоги...» — шептала она.
Было пора накрывать на стол.
Три пятнадцать. За окнами спальни бушевал ветер. Дождь со снегом барабанил по стеклам. Рэнди поднял шторы, которые его мать опустила час или два назад, когда прокралась в комнату, думая, что он спит. Ему нравился серебристый свет уличных фонарей, проникавший в комнату. Свет и звуки дождя действовали успокаивающе, ему было хорошо под стеганым одеялом, которое мать набросила на него. Но заснуть Рэнди все же не мог. Он посмотрел на часы.
Зазвонил телефон. В тишине звонок прозвучал громко, резко. Рэнди испугался, что родители сейчас проснутся и в страхе уставятся на аппарат. Он схватил трубку после первого же звонка. Сердце дало сбой.
— Алло, — выдохнул он.
— Не вешай трубку, — послышался твердый женский голос, — я твой друг.
Рэнди повернулся на спину. С тех пор как он прочитал в газете о Ребекке Пиччоне, он надеялся, что эта женщина позвонит снова.
— Я не буду вешать трубку, как в прошлый раз. — Рэнди почувствовал озноб. В комнате, казалось, стало темнее.
— Хорошо, я рада слышать, что ты готов к разговору. Это в твоих интересах.
— Вы говорили, что знаете, кто убил мою жену.
— Да, это так. Я знаю.
— Откуда вы знаете?
— Я же сказала тебе, что такая информация стоит недешево.
— Откуда мне знать, что вы не какая-нибудь аферистка, пытающаяся вытянуть из меня деньги? Мир полон людей, которые хотят заработать на чужом горе.
— Как будто я не знаю этого! Послушай, у меня есть доказательство.
— У меня тоже есть одно доказательство. Для чего вы мне нужны? Лучше я отнесу эту улику в полицейский участок.
Пэт откинулась в кресле, раздумывая. Он, видно, блефует, он вынужден блефовать.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
Рэнди подумал, что ничего не потеряет, если расскажет ей о зажигалке.
— Когда убили мою жену, убийца обронил в нашей кухне зажигалку. Очень дорогая зажигалка, с монограммой.
Пэт задумалась. У нее возникла новая идея.
— Я могу расшифровать эту монограмму.
— Да? Так расшифруйте!
— Только не по телефону. Он для этого не годится. Согласен? — В голосе Пэт веселье сменилось гневом. — Даром я ничего не скажу.
— Когда мы можем встретиться?
— Можешь завтра рано утром?
Рэнди подумал, что это было бы лучше всего. Он мог бы позвонить на работу и сказать, что у него неполадки с машиной и он опоздает. Родителям он ничего объяснять не станет, пусть думают, что он поехал на работу.
— Мы могли бы встретиться примерно в восемь тридцать.
— Давай в девять. — Пэт хотела держать ситуацию под контролем. — Я пригласила бы тебя к себе, но у меня такой беспорядок. — Пэт думала об этой встрече весь вечер: несомненно, Рэнди знал о другом, недавнем убийстве. — Мы могли бы встретиться с тобой в маленьком ресторанчике, в Сисеро. Он называется «Брекфаст Барн». Ты знаешь его?
— Вы говорите о «Брекфаст Барн» на Рузвельт-роуд? Не слишком там многолюдно?
— Зато там безопасно. Кроме того, мы будем говорить шепотом. — Пэт произнесла последние слова совсем тихо и повесила трубку. Она улыбнулась, подумав, что Рэнди не уснет этой ночью.
Рэнди положил трубку на рычаг и подошел к окну. Он сказал про себя: «Насладись сегодняшней ночью, сукин сын. Больше это не повторится*.
На следующее утро Рэнди быстро собрался и отправился в «Брэкфаст Барн». Он не представлял себе, как узнает женщину, которая звонила. Оглядел помещение небольшого ресторанчика. Несколько женщин сидели за столиками поодиночке. Рэнди скользнул взглядом по той, что была в инвалидной коляске. Ее рыжие волосы и острый нос показались ему знакомыми, но вряд ли это та, которая ему нужна. Рэнди уже хотел повернуться к другим посетительницам, как вдруг именно она улыбнулась и помахала ему рукой.
Он подошел к ее столику и остановился.
— Это вы звонили мне прошлой ночью?
— Да, — сказала она. — Это я. Присаживайся.
Рэнди сел, думая, что голос по телефону был тем же. Он вспомнил, где мог видеть ее раньше. И наконец вспомнил.
Эта женщина жила напротив их дома! Мэгги обычно жалела ее и, когда та появлялась на улице, поглядывала в окошко — не нужно ли ей помочь. Рэнди не знал ее имени, но был уверен, что это именно та женщина.
— Я знаю вас. — сказал он.
— Что? — резко спросила она. В ее глазах мелькнул испуг.
— Вы живете в доме напротив нашего.
— Чашечку кофе, сэр? — появилась официантка с осветленными волосами. Спецодежда плотно облегала ее бедра. Она положила перед ним меню.
— Один кофе, пожалуйста, — сказал Рэнди, вернув ей меню.
— Вы с ума сошли! — сказала Пэт. — Я живу в городе.
— Нет, нет, неправда. Моя жена обычно наблюдала за вами. Она вас жалела.
Пэт разозлилась, ее тонкие губы стали еще тоньше, когда она плотно их сжала. Надо же — эта сука, оказывается, обо мне беспокоилась. Я в этом не нуждаюсь. Могу сама о себе позаботиться, подумала Пэт.
— Так вы живете на Оак-Парк-авеню, — продолжал Рэнди. — Небольшой дом прямо напротив нашего. Поэтому вы все и знаете, правда? Вы, должно быть, все видели?
Пэт вцепилась в крышку стола из огнеупорной пластмассы так сильно, что у нее побелели пальцы. Ситуация выходит из-под контроля. Он ее знает, и это очень плохо. Она собиралась действовать анонимно. Таинственная незнакомка, которая после оплаты предоставит ему информацию.
Пэт посмотрела на него тяжелым взглядом:
— Ты прав.
— Почему же вы не сообщили в полицию, если знали?
Официантка подошла к их столу с кофе для Рэнди. Она взглянула на Пэт с интересом. Должно быть, она все слышала. Пэт подождала, пока женщина отойдет.
— Я не пошла в полицию потому, что они не заплатили бы, а ты, я думаю, заплатишь.
Официантка вернулась и склонилась над столом. Пэт поняла, что ее заинтересовал разговор.
— Ну, что еще? — прошипела она.
— Вам еще что-нибудь? — Официантка старалась казаться очень приветливой и расторопной.
— Нет, — отрезала Пэт, — только счет.
Когда официантка отошла, Пэт наклонилась через стол к Рэнди и прошептала:
— Поскольку ты уже знаешь, где я живу, нет смысла продолжать разговор здесь, где эта Мерилин Монро ловит каждое наше слово.
Рэнди кивнул.
Пэт сделала глоток кофе.
— И кофе здесь чем-то воняет. И эта чертова чашка такая грязная!
Рэнди взглянул на свою. Она была абсолютно чистой.
— Хорошо, пойдем к вам.
— Да, так будет лучше.
Официантка вернулась и положила на стол чек лицевой стороной вниз.
— Спасибо большое, — сказала она, — желаю вам успешного дня.
Она отошла. Пэт передала чек Рэнди.
Оплати. Я подожду у двери.
Рэнди встал, чтобы помочь ей, но она отмахнулась:
— Оплати лучше этот проклятый чек.
Все, кто был в ресторане, повернулись в их сторону. Рэнди направился к кассе. Он слышал жужжание коляски Пэт, когда она поехала вслед за ним.
Тереза Мазурски отодвинула от себя меню. Они не видели ее. Но она их видела... и все слышала. Она сделала глоток уже остывшего кофе. Эта женщина-калека жила напротив дома сына. Мэгги показывала ее Терезе. Она жалела беднягу, которая с трудом протискивалась через входную дверь, сидя в инвалидной коляске.
— Подогреть вам кофе, дорогая?
Тереза вздрогнула от неожиданности, когда к ней подошла официантка.
— Нет, спасибо. Я уже ухожу.
Рэнди с отвращением вдохнул спертый воздух, когда Пэт захлопнула за ним дверь. Маленькая комната была загромождена мебелью, которой могло хватить на три комнаты. Вокруг валялись газеты и журналы. Все пропиталось запахом сырости.
Пэт сбросила со стула груду журналов «Плейгел» и сказала Рэнди, что он может сесть, если хочет.
Рэнди сел на стул.
— Перед тем как говорить об информации, — сказала Пэт, — давай обсудим финансовую сторону дела.
— Минутку, — Рэнди поднял руку, — вы говорили, что у вас есть какие-то доказательства. Так вот, я хочу в этом убедиться. А уж потом поговорим о деньгах.
— Черт возьми, ты будешь платить или нет?
— Пока не знаю. Я заплачу, если вы убедите меня, что вам действительно что-то известно.
Рэнди закрыл лицо руками. Быть может, было бы лучше, если бы она ничего не знала.
— Ладно, давай рассуждать. Если я назову неверные инициалы, значит, зажигалка принадлежит кому-то другому, а не убийце.
Рэнди глубоко вздохнул и взглянул на нее.
— Правильно.
— Хорошо. Значит, за эту информацию я уже могу кое-что получить, хотя бы часть суммы.
Рэнди подумал, что заплатил бы сколько угодно, чтобы узнать имя этого подонка, но стал подсчитывать, сколько у него денег.
На счету у него было три тысячи пятьсот долларов, плюс двести пять в чековой книжке. Если он продаст машину, возможно, ему удастся получить еще около четырех с чем-то тысяч. Может, родители смогут дать ему пару тысяч, хотя в этом он не совсем уверен. Скорее всего, они откажут, если не будут знать, для чего ему понадобились деньги.
— Сколько вы хотите?
— Я об этом много думала, — сказала Пэт, уронив руки на колени, — и считаю, что пятнадцать тысяч долларов было бы по-честному. Да, пятнадцать тысяч было бы подходяще.
— У меня нет таких денег.
— Ну, тогда на этом наша беседа заканчивается, не так ли?
— Прошу вас, вы должны мне помочь...
— Я никому ничего не должна.
— Пожалуйста... — Рэнди чувствовал, что сейчас расплачется. Она должна сказать ему, должна! Разве у нее нет сердца? — Послушайте, если вы не скажете мне, кто это, я сразу пойду в полицию. То, что вы делаете, — противозаконно. Понятно?
Пэт рассмеялась.
— Давай иди. И поверь мне, друг любезный, я тоже могу кое-что рассказать полиции.
— Пожалуйста... — Рэнди умолял. — Я могу выплачивать вам частями. Я обещаю. Я живу сейчас у родителей. Я буду подписывать чек для вас каждую неделю.
— А где гарантия, что я получу чек после того, как ты узнаешь, кто убил твою жену? Пятнадцать тысяч — и никаких разговоров! Имей в виду, это условие остается в силе в течение недели. В понедельник уже двадцать тысяч.
Рэнди упал на колени и взял ее руку в свою.
— Ну пожалуйста, вы даже не представляете себе, как много это для меня значит. Пожалуйста, я умоляю вас, я дам вам сразу шесть тысяч долларов. Пожалуйста... Во имя всего святого... Скажите мне!
Пэт откинула голову назад и засмеялась. Смех больше походил на визг.
— Поднимись! Ты ведешь себя омерзительно! Ты хочешь сказать, что что-то представляешь собой в этом мире и можешь называться мужчиной? Мало того, что ты не смог защитить свою жену и ее убили, но ты даже не можешь выжать из себя несколько тысяч баксов, чтобы выяснить, кто это совершил. Убирайся отсюда к черту, пока не найдешь денег!
Рэнди не понял, что с ним произошло потом. Он схватил коляску за ручки и вытряхнул из нее Пэт. Потом жестоко ударил ее в живот один раз, второй, третий. Она застонала и закашлялась кровью. Затем он поднял ее и бросил в сторону ящика со стеклянными стенками, похожего на клетку для кроликов. Она упала на пол, на лице было множество мелких порезов. Кровь текла на ее светло-зеленую блузку. Рэнди сел ей на грудь и бил ее кулаками по лицу снова и снова, пока она не потеряла сознание.
Он поднялся.
О Боже, сказал он себе, я убил ее.
Однако через минуту он понял, что она жива. Он бил ее жестоко, — она заслуживает большего, подумал он, — но все же не настолько сильно, чтобы вышибить из нее дух.
Рэнди пошел в ванную и наполнил стакан холодной водой. Затем вернулся в комнату и плеснул ей воду в лицо. Она не очнулась. Тогда он пошел в кухню и порылся в ее холодильнике. Там на верхней полке стояла двухлитровая бутыль с виноградной газированной водой. Рэнди пощупал бутылку. Холодная. Он отвинтил пробку и вылил содержимое на лицо Пэт. У нее дрогнули ресницы.
Рэнди вернулся в кухню и в шкафчике нашел бутылку с уксусом. Потом отмотал кусок от большого рулона бумажного полотенца.
Пэт лежала на полу и смотрела на него.
— Скажешь?
— Паршивый ублюдок! Я ничего не скажу тебе за все деньги на свете. Сделка не состоится!
Рэнди смочил бумажное полотенце и прижал его сразу к нескольким кровоточащим порезам на ее лице. Она завопила.
— Хочешь еще? Как насчет шепотки соли? На шее у тебя здоровенная ссадина. — Он вновь поднес к ее лицу смоченное уксусом полотенце. Пэт с трудом подняла руку.
— Не надо... пожалуйста... — пробормотала она. — Я скажу тебе. Его зовут Джо Мак-Эри. Он живет в городе. Его имя есть в телефон ной книге. Я клянусь.
— Если ты соврала мне, гадина, то — клянусь Богом! — я вернусь и убью тебя. И это будет мучительная медленная смерть! — Он еще раз ударил ее в живот. У нее перехватило дыхание.
Рэнди долго сидел в своем «шевете», глядя на окна своей прежней квартиры и вспоминая то время, когда они жили там с Мэгги. Затем он взглянул на кровь на своих руках.
И включил зажигание.
Рэнди подумал, что ему нечего терять.
— Я убью тебя, Джо Мак-Эри, — произнес он совершенно хладнокровно.
Рэнди выехал на улицу.
Джо скорчился, подтянув колени к подбородку. Удары в дверь становились все громче, настойчивей. «Уходи, Марго... Оставь меня в покое, папа...» — шептал он, натягивая на голову вытертое одеяло.
— Вы здесь или нет? — Последний удар был очень сильным — очевидно, в дверь грохнули ногой. Джо открыл глаза. Мужской голос за дверью был голосом отца. Озираясь, он сел в кровати, скомканные брюки и рубашка валяются на полу, плащ небрежно брошен на единственный стул. Он же в мотеле. Джо потер глаза и пальцами пригладил волосы.
— Да, я здесь...
— Так какого же черта вы не отвечаете?
— Я спал.
— Ладно, вам звонит женщина. Будете разговаривать или нет?
Джо сразу подумал: это Энн. Звонит, чтобы позвать его домой. В крови повысилось содержание адреналина. Он поспешно натянул брюки и рубашку.
— Я сейчас выйду. Скажите ей, пожалуйста, что я сейчас подойду.
— Сами скажите. Телефон в конце коридора.
Джо слышал удаляющиеся шаги мужчины. Он посмотрел на себя в зеркало, но осознал, что Энн не сможет увидеть его, говоря с ним по телефону.
Поспешно спускаясь в холл, Джо воображал себе, что она скажет: «Джо, послушай, я знаю, что не совсем правильно все понимала. Я тебе не доверяла, но сейчас, малыш, я поняла, что была не права. Я убиралась и готовила все утро, твой дом ждет тебя. Пожалуйста, Джо, возвращайся, я люблю тебя». Он поднял трубку.
— Алло.
— Надеюсь, я не вытащила тебя из постели? Или твои прелести нуждаются в отдыхе? — Женщина хихикнула.
Джо не узнал голоса, хотя с разочарованием понял, что это не Энн. Впрочем, голос показался знакомым.
— Кто это? — спросил Джо без всякого интереса, поскольку это оказалась не Энн.
— Твоя возлюбленная, дорогой. — Женщина вновь засмеялась.
Джо прижал руку ко лбу. Начиналась головная боль.
— Чего ты хочешь, Пэт?
— Мистер, смените тон! Тебе надо быть повежливее со мной, ты сам это знаешь.
— Извини. Ты хочешь, чтобы я пришел?
— Это было бы неплохо. Но я думаю, при данных обстоятельствах тебе лучше не появляться здесь в ближайшее время.
— О чем ты говоришь?
— Я звоню, чтобы спасти тебя, дурака.
Джо ощутил пот, выступивший на лбу и верхней губе. Внезапно телефонная трубка показалась ему липкой.
— Я не знаю, что ты имеешь в виду.
— Муж Мэгги Мазурски знает, что это ты убил его жену.
В голове Джо словно застучали тяжелые молоты. Он испугался, что упадет в обморок, и схватился за телефонную полочку, чтобы удержаться на ногах.
— Откуда он смог узнать об этом? — Джо напряженно думал. — Небось ты сама ему сказала об этом, маленькая сучка!
— Подожди, парень. Он все выяснил сам. А со мной — еще раз повторяю — веди себя благоразумно. Мне ведь ничего не стоит пойти в полицию. Понял?
Джо смирился. В их сделке сила была на ее стороне.
— Да, я понял. Как же все-таки он все узнал?
— Ты обронил зажигалку со своими инициалами в его квартире. Глупейшая оплошность, конечно, но, учитывая твое тогдашнее состояние, понять это можно. Так вот, он не пожалел времени и обошел все ювелирные магазины, стараясь установить, чья она. Тебе, как говорится, «повезло» — зажигалка была сделана на заказ, и в конце концов он нашел этот магазин. А там уж пара пустяков выяснить, кто владелец зажигалки.
Джо затошнило. Он ощутил вкус желчи.
— А ты-то как узнала об этом?
— Он давно знал, что напротив его дома живет инвалид, то есть я. Предположил, что я могла что-нибудь видеть из окна... ну, и зашел поговорить...
— Так он, наверное, уже был в полиции, — сказал Джо, чувствуя еще большую тошноту. Он посмотрел в окно холла и увидел в потоке машин, несущихся по Чикаго-авеню, полицейскую машину. Не за ним ли едут...
— Думаю — не был. Хорошо это или плохо — суди сам. Этот парень настолько разъярен, что хочет сам с тобой рассчитаться. Суд, мол, не вынесет тебе того приговора, какого ты заслуживаешь.
— Он знает, где я?
— Откуда? Кто-нибудь кроме меня знает, где ты?
— Никто, — сказал Джо, но подумал, что здесь небезопасно оставаться. Надо скрыться. Уйти отсюда немедленно... и взять с собой Энн... Одну только Энн...
— В таком случае ты в безопасности, Джо. Я хочу сказать тебе одну вещь. Я, правда, не совсем уверена, что смогу правильно это выразить... Джо, ты слушаешь?
Джо прислонился к стене, пот катился по его лицу. Ему казалось, что он зря теряет время.
— А-а? Да, да, слушаю.
Пэт немного помолчала.
— Я люблю тебя, Джо. И знай: если я могу тебе чем-нибудь помочь, я сделаю это. Меня не волнует то, что ты натворил. Позволь мне помочь, если я смогу.
— Хорошо, — безразлично прошептал Джо и повесил трубку.
Энн лежала на кушетке в плотно облегающем фигуру платье. Она повернулась лицом к стене и старалась ни о чем не думать. Негромко работал телевизор — по пятому каналу передавали новости. Последнее время она почти постоянно держала телевизор включенным. Он составлял ей компанию и отвлекал от всяких мыслей. Она не хотела думать ни о своих чувствах к Нику Мон-Пьеру, ни о своих отношениях с Джо. Ее мать звонила несколько раз, оставляя послания на автоответчике. Энн ни разу ей не перезвонила. С экрана донесся голос Кэролин Додд. Казалось, диктор обращается непосредственно к Энн. Она напряглась, услышав сообщение о продолжении расследования жестокого убийства женщины в Бервине. Ребекка Пиччоне, девятнадцати лет, была найдена с ужасной травмой головы и несколькими глубокими порезами, сделанными чем-то напоминающим бритву или очень острый нож. Полиция Бервина предполагает, что между этим убийством и убийством Маргарет Мазурски, произошедшим также в Бервине, есть связь. Полицейские прокомментировали, что почерк убийцы в обоих случаях одинаков, и их предположения основываются не только на близости квартир этих, двух женщин.
Энн вскочила и выключила телевизор. В голове был страшный сумбур.
Она села, прерывисто дыша, словно ей не хватало воздуха. Что происходит? Несколько недель назад она нашла в ванной скальпель с пятнами крови... А неделю назад Ник следил за Джо и тот отправился в Бервин... Бервин, место, о котором он наверняка даже не подозревал раньше... Энн, сдерживая дрожь, прошла на кухню и поставила на плиту чайник. Потом села на табуретку и опустила голову на руки.
...Джо никогда не смог бы никого убить. Она готова дать голову на отсечение, что не смог бы. Значит, есть какая-нибудь логическая причина, приведшая его в Бервин. И эта причина не имеет ничего общего с убийством. Даже мысль об этом абсурдна. Тысячи людей ежедневно ездят в Бервин, и их никто не подозревает в убийстве...
Энн положила пакетик чая в кружку и налила кипятка. И пока она ждала, чтобы чай заварился, перед ее глазами стояла одна картина: скальпель на белой фарфоровой раковине. На лезвии коричневые пятна засохшей крови. Слишком много крови для маленького пореза...
Джо окунул безопасную бритву в воду и сбрил остатки щетины на шее. Теперь, когда он побрился и подстриг бороду, он выглядел прекрасно. Его волосы, вымытые хорошим шампунем и уложенные при помощи фена, обрели прежний блеск. Одежда была чистой — он рано утром выстирал ее в раковине. Не мешало бы ее погладить, но сойдет и так.
Джо сильно похудел за это время, брюки и рубашка висели на нем, однако посмотревшись в зеркало, Джо не кривя душой признал, что выглядит не так уж плохо. Худоба и мятая одежда, возможно, даже сыграют положительную роль — Энн проникнется к нему сочувствием и захочет, чтобы он вернулся. В глубине души Джо был уверен, что она любит его. Разве она устоит? Он подмигнул себе, глядя в зеркало.
Джо вышел из комнаты и спустился в холл к телефону-автомату. Он надеялся, что Энн окажется дома.
Телефон прозвонил три раза, прежде чем послышался голос Энн. «Привет, это Энн. Вы позвонили в неподходящее время! Но вы можете оставить ваше имя, номер и сообщение после сигнала. Я сразу вам перезвоню».
Джо разочарованно ждал сигнала. Услышав его, он решил, что не будет жаловаться или просить о чем-то. «Привет, Энн, это Джо. Я хотел бы встретиться ненадолго, если можно. Я скоро перезвоню».
Когда телефон зазвонил, Энн дернулась и схватилась за стол. Но тут же подумала, что, возможно, вновь звонит мама, и подошла к автоответчику послушать. От голоса Джо ей стало холодно. Она решила подождать отбоя, но вдруг рывком подняла трубку.
Джо был готов повесить трубку, как вдруг раздался щелчок. Послышался голос Энн, он звучал немного нервно и испуганно.
— Джо?
— Привет, Энн. Только вошла?
— Что? А-а... да. — Она засмеялась. — Я выходила немного подышать свежим воздухом. Из-за холода и всего остального сидела взаперти.
— Понятно... Вообще, тебе надо быть осторожней. Не выходи из дома поздно. Мало ли кто может быть на улице. Я бы с ума сошел, если бы с тобой что-нибудь случилось.
Энн хотела посмеяться над его заботой, особенно если ее подозрения были правдой. Но какие там подозрения?! Джо был неспособен причинить кому-нибудь боль, не говоря уж о том, чтобы убить кого-нибудь.
— Джо, я осторожна. Я прошла всего лишь квартал и вернулась.
— И все же постарайся вечером не выходить. Хорошо?
— Хорошо.
Некоторое время оба молчали. Наконец Джо заговорил.
— Энн, мне очень хочется повидать тебя.
— Джо. я не знаю, насколько хороша эта идея, — сказала Энн почти машинально. Какая-то часть ее хотела видеть Джо. Та часть, которая еще раз хотела убедиться в существовании того Джо, за которого Энн выходила замуж.
— Может быть, это и не слишком хорошая идея, но мне просто необходимо поговорить с тобой. Я уже долго терпел. Пожалуйста... На это уйдет не слишком много времени.
— Джо, я... — Энн не могла ни о чем думать. — Хорошо, завтра утром. Ты сможешь прийти?
— Я могу прийти в любое время, когда ты скажешь. Я люблю тебя, Энн.
— Увидимся завтра. — Энн повесила трубку.
Джо улыбнулся и тоже повесил трубку.
— Почему? — Они оба были в слезах. Энн сидела на кушетке поджав под себя ноги, ее большие глаза покраснели от слез, в руке у нее был свернутый бумажный носовой платок. — Я не понимаю, почему это так важно для тебя?
Джо стоял перед ней на коленях, на полу, из носа у него текло, лицо было мокрым от слез.
— Город сводит меня с ума. Я думаю, мы можем все начать сначала где-нибудь далеко отсюда. Где-нибудь, где лес, поля, луга... Там мы будем одни и начнем вновь узнавать друг друга.
Энн встала и отошла от него. Она пересекла комнату и уставилась в окно. По Лэйк-Шор-Драйв нескончаемым потоком шли машины. Ей захотелось быть в одной из них, ехать в город по обычным делам. Может быть, в такой будничности есть своя прелесть? — подумала она.
— Пожалуйста, Энн, если ты действительно меня любишь, ты сделаешь это.
Она повернулась к нему, испуганная и не совсем уверенная, действительно ли все еще любит его. Почему он внезапно загорелся желанием уехать из города? Ведь именно он уговорил ее переехать в Чикаго, когда они окончили колледж Айовы. Она хотела остаться в Айова-Сити, где работала помощником юриста. Обретет ли она когда-нибудь ту — былую — беззаботность?.. Но Джо настаивал, убеждая ее, что в городе они заработают кучу денег и осуществят все свои мечты. Он был прав — так и было, но лишь до тех пор, пока все не начало разваливаться. И теперь это внезапное стремление уехать из города только подтвердило подозрения Энн, что Джо замешан в чем-то плохом. Конечно, не в убийстве, об этом и речи быть не может, но в чем-то еще. Она повернулась к нему.
— Джо, — сказала она, глубоко вздохнув и стараясь не расплакаться, а говорить твердо, — я не поеду с тобой никуда до тех пор, пока ты не скажешь мне, почему нам надо уехать так срочно.
Он умолял ее прямо сейчас упаковать вещи и вылететь с ним шестичасовым утренним рейсом в Вайоминг.
— Я же сказал тебе, — Джо всхлипнул, — город нас убивает, убивает нашу любовь.
— Ерунда, Джо. Я не хочу больше слышать ничего подобного. Мы могли бы уехать через два месяца, когда закончится срок арендной платы за квартиру. Это дало бы нам время, чтобы найти новую работу и место, где жить. Разве я не права?
Своими вопросами она старалась спровоцировать его на более определенный ответ.
— Это было бы слишком долго.
— Слишком долго для чего, Джо? Ты ничего мне не говоришь.
Он долго молчал, затем подошел, обнял ее и начал рыдать, уткнувшись ей в шею.
— Боже, как сильно я люблю тебя...
Энн напряглась, не проявляя никаких чувств. Он заметил, что она не отвечает на его порыв, и отошел.
— Ты не поедешь со мной, да?
— Не поеду до тех пор, пока ты мне не скажешь, почему такая спешка.
Некоторое время он смотрел на нее, в его полных слез глазах чувствовалась боль поражения, которое он потерпел. Затем он направился в спальню и закрыл за собой дверь. Энн услышала, как закрылась и другая дверь.
Энн минут пятнадцать смотрела в окно. Она не хотела идти за ним. Она только хотела, чтобы он ушел.
В квартире было тихо. Энн испугалась: что он там делает? Она хотела пройти в спальню и посмотреть, но что-то ее удерживало, она боялась того, что могла бы там увидеть.
Энн подождала немного еще, надеясь, что он выйдет и она сможет сказать ему, чтобы он ушел.
Но он все не появлялся.
Энн подошла к закрытой двери спальни и, взявшись за дверную ручку, прислушалась.
В спальне было тихо.
Она открыла дверь. Джо нигде не было. Она пересекла комнату и заглянула в ванную, смежную со спальней. Там тоже пусто.
Оставался только туалет. Что он там делает? Испуг ее нарастал. Может быть, позвонить Нику? Может быть, ей не стоит открывать дверь?
Не смеши людей, сказала она себе и быстро подошла к двери туалета. Недолго думая дернула дверь. Джо сидел внутри, сжавшись в комочек и рыдая. О Боже!.. Энн схватилась за голову.
— Джо, это не сработает!
Джо вздохнул, распрямился и взглянул на нее.
— Пожалуйста, Энн! Я действительно тебя люблю, очень люблю, поедем со мной.
— Встань. Убирайся отсюда. Ради Бога, Джо! — Она подождала, пока он выйдет из туалета. Затем повернулась и пошла в гостиную, слыша его шаги позади себя.
Энн села на стул, и он присел на пол у ее ног. Энн глубоко вздохнула и поняла, что не хочет, чтобы он дотрагивался до нее, не хочет, чтобы он был рядом с ней.
— Отойди, пожалуйста, и сядь на кушетку, — сказала она. Джо сделал так, как она велела. Он всхлипывал, стараясь остановить слезы.
Энн смотрела на него. Глаза его покраснели. Оглянувшись, Энн взглянула на их общую черно-белую фотографию, висевшую на стене. Джо улыбался, такой красивый. Позади него — валуны, берег озера Мичиган. Куда ушла его прежняя сила? Куда все ушло? Все высосали черные шлюхи? Боль была невыносимой, и Энн захотелось заглушить ее другой болью — разодрать в кровь руки.
— Джо, извини. — Она прикусила губу, чтобы удержаться от слез и не закричать. Боль скручивала ее в жгут. — Я не хочу больше ничего, понимаешь — ничего!
Он стал подниматься.
— А я не хочу слышать этого.
Энн встала и толкнула его обратно на кушетку. Дыхание ее было неровным. Я хочу только одного, чтобы все это побыстрее закончилось, думала она. Она стояла над ним, глядя вниз и наблюдая, как он продолжает хныкать.
— Ты должен меня выслушать. Я не знаю, что с тобой случилось, но думаю, что тебе нужна серьезная медицинская помощь.
— Прекрати. Ты меня обижаешь.
— Джо, пожалуйста, не ухудшай того, что и так плохо. Я хочу тебе помочь. Ты согласен?
— Ты вернешься ко мне, если я соглашусь?
— Не знаю, Джо. — Она чувствовала, что по щекам текут слезы. — Я не знаю, люблю ли я тебя еще. Джо, я думаю, нам не следует видеться в течение долгого времени. — Слезы потекли в полную силу, и Энн проклинала себя за это. — Я хочу развода.
— У тебя есть кто-то другой?
— О Боже! Есть или нет — не имеет к этому никакого отношения. — Ей хотелось крикнуть ему: «А сколько таких «других» имел ты, ты, сукин сын? Сколько?» — но она изо всех сил пыталась сохранить спокойствие, не допустить взрыва. Энн чувствовала: еще немного — и она потеряет над собой контроль.
Джо уставился на нее. Он перестал рыдать, и Энн стало неуютно под его взглядом. Было ли в его глазах безумие? Или ей только казалось? Он ничего не ответил, когда она спросила его, все ли с ним в порядке.
Чтобы спрятаться от его взгляда, Энн поднялась и протянула ему плащ.
— Уходи, Джо.
Он молча взял плащ и надел его, все время неотрывно глядя на нее. Она попыталась отвернуться, но его взгляд жег ее, даже когда она на него не смотрела.
Энн взяла Джо за руку и повела к двери. Открывая ее, она сказала:
— Джо, пожалуйста, постарайся меня понять.
Он стоял и пожирал ее глазами.
Она уже хотела закрыть за ним дверь, когда он притянул к себе ее голову и стал целовать. Его язык вошел в ее рот, шарил там, и она почувствовала, как его слюни потекли по ее подбородку. Она оттолкнула его.
Он улыбнулся.
— Мы скоро увидимся, — сказал он и улыбнулся еще шире.
Она захлопнула за ним дверь, боясь, что его улыбка будет преследовать ее в ночных кошмарах.
Джо поплотнее запахнул плащ, чтобы укрыться от холодного ветра, дувшего с озера.
— Если она не будет со мной, — сказал он, проходя мимо привратника, — она не будет ни с кем.
Он нащупал в кармане пальто скальпель и почувствовал, что его пенис начал твердеть.
Зимние сумерки быстро заполняли гостиную. Энн сидела на кушетке, поджав под себя ноги. Чай, налитый в чашку, давно остыл. В квартире было тихо, так тихо, что Энн слышала жужжанье холодильника на кухне и мягкое тиканье часов на столике у двери столовой. Она вынуждена была признать, что с Джо происходит что-то ужасное. Что-то настолько плохое, что может травмировать других гораздо сильнее, чем ее. Одна половина ее «я» советовала вернуть его: не все потеряно, он еще может измениться. Другая половина, более эгоистичная, решительно возражала: нельзя класть свою жизнь на то, чтобы заставить его измениться. У нее тоже есть право на счастье.
Энн встала и подошла к окнам. Поток машин несколько поредел. За дорогой поблескивало угрюмое озеро, с шумом бросая волны на берег. Даже озеро, подумала Энн, влияет на то, что находится вокруг него, постепенно разрушая берег...
Из дневника Джо Мак-Эри (без даты):
«Свет утренней зари проникает в покрытое серебряными узорами окно. Она ждет там. Я вижу, как кипит в ней кровь, так же отчетливо, как вижу лучи кровавого солнца, прорывающие слоистые облака рассветного неба. Это совершенно новый день с совершенно новыми жаждой и голодом.
Мой друг, изготовленный из холодного, остро отточенного металла, вливает в меня свою силу, когда я поглаживаю его в кармане. Вверх и вниз, вверх и вниз... как будто я вхожу в нее.
Она видит меня. Откуда берутся все эти маленькие бездомные девочки? И почему они в конце концов оказываются одни в парке? Легкая добыча для таких мальчиков, как я.
Боже! Она видит меня и улыбается. Неужели она не напугана? Я люблю страх. Я могу определить его по запаху. Это возбуждает меня».
Рано утром Энн позвонила Нику, чтобы попросить его прийти.
— Мон-Пьер. — Его голос звучал устало, грубовато.
— Привет, это Энн. Мне нужна твоя помощь. Зайдешь? — Она старалась изобразить беззаботность, но сама удивилась, сколько отчаянья было в ее голосе.
— Я был бы рад, Энн. Но меня иногда ждут и другие дела. — Он засмеялся, чтобы смягчить смысл сказанного. — У меня есть одно дело на заводе, о воровстве.
— А ты не смог бы заняться этим делом здесь?
— Нет, я должен поехать на завод. Ты знаешь, они поймали парня, который воровал, но им нужны более веские доказательства. Вот здесь я и пригожусь. Я мог бы приехать к тебе немного позже. Годится?
— Ну конечно, приезжай, когда сможешь. — Энн положила трубку и оглядела опустевшую квартиру.
Она уже давно одна, слишком давно. Энн почти хотела, чтобы зашла мать и позвала ее пройтись по магазинам... «Сакс и я». «Магнин». Все равно что. Все равно, только бы ни о чем не думать. Она знала, что Ник не тот человек, который стал бы потакать ее капризам. А Джо всегда и во всем потакал ей. Будь у него выбор — подчиняться или не подчиняться, — он бы не задумываясь выбрал первое. Но в действительности, думала она, у человека редко бывает возможность свободного выбора. Она сама выбрала счастливую жизнь с Джо, как это было вначале. Но она не может вернуться к их началу. Да и Джо, скорее всего, не сможет.
Энн хотела знать о нем больше. Она помнила те порнографические журналы в его кабинете и испытанное ею потрясение. А что, если просмотреть его бумаги еще раз? Быть может, выяснится что-нибудь такое, что даст ей силы помочь Джо или — наоборот — освободит ее от него, освободит для новой жизни.
Она включила свет во всей квартире — в гостиной, столовой и кухне. Включила магнитофон и поставила кассету с записью Рикки Ли Джоунса. Ей не хотелось быть одной.
В кабинете чувствовался холод: дуло из окон, выходящих в сторону берега. Энн зажгла верхний свет, настольную лампу и легким щелчком включила небольшой обогреватель, который Джо поставил в углу комнаты. Энн провела пальцами по полированной дубовой крышке стола, немного сомневаясь, стоит ли ей открывать ящики. Она вспомнила день, когда они с Джо впервые увидели этот письменный стол в антикварном магазине на Холстед-стрит. Тогда они были женаты всего несколько месяцев, и у них было не очень много денег. Она видела «писательский» блеск в его глазах, когда он выдвигал и задвигал ящики, восхищаясь латунными ручками.
До Рождества оставалось чуть больше месяца, и Энн сказала ему об этом.
— Даже не думай покупать его мне, — возразил он, — мы не можем себе этого позволить.
И они ушли, но она через некоторое время вернулась и на небольшие сбережения, сделанные еще до замужества, купила ему этот письменный стол.
Хватит воспоминаний, подумала Энн, выдвигая центральный ящик. В нем лежали ручки, карандаши, линейка, вырезки из газет, бланки, на которых Джо выписывал счета своим клиентам, ластики и пакет запасных лезвий для складного скальпеля... Энн взяла их, посмотрела на них и выбросила в мусорную корзину. Она еще пошарила в ящике, но больше ничего не нашла.
Энн выдвинула ящик полностью и обследовала все его поверхности. Дойдя до дна, она заметила, что с левой стороны он глубже, чем с правой. Кроме того, правая стенка была сделана из другого дерева. У ящика, должно быть, есть второе дно, подумала она, ощупывая его со всех сторон и пытаясь поднять дно. У самой стенки она обнаружила небольшую выемку, в которую мог войти указательный палец. Она нажала в этом месте, и фальшивое дно ящика ушло вниз.
Внутри лежало несколько блокнотов с записями, сделанными по годам, что было аккуратно помечено на обложке каждого блокнота. Начинались записи в 1963 году, когда Джо был еще мальчиком. Энн встала на колени и вынула блокноты. С некоторым волнением она подумала, что наконец-то сможет узнать хоть что-то о семье Джо, о его детстве. В то же время она боялась того, что могла узнать.
Энн разложила блокноты перед собой в хронологическом порядке и долго смотрела на них, не решаясь открыть. Наконец она взяла одну тетрадь, где, судя по датам, Джо впервые мог упомянуть о ней. Она очень хорошо помнила, как они с Джо встретились. Начались каникулы, и в колледже было тихо. Энн шла по лесу, выбирая тропинки, которые, она думала, известны только ей одной.
Энн всегда любила лес, в отличие от других, кому были по душе широкие дороги, треки и дорожки близ колледжа. Ее соседки по комнате часто говорили ей:
— Энн, ты сумасшедшая, зачем ты ходишь одна по лесу? Какой-нибудь придурок когда-нибудь напугает тебя, а то и сделает что-нибудь похуже.
Но Энн всегда чувствовала себя в лесу в безопасности.
...Лето. Колледж затих, но лес живет своей жизнью. Шепчется листва деревьев, поют птицы, звенит хор насекомых. Звук ее собственного дыхания попадает в ритм с гулкими ударами пяток по утоптанной тропке.
По деревьям пробежал ветерок, ветви зашуршали, заглушив другие звуки лета. Энн опустила голову, замедлила шаг, а потом оглянулась. И вдруг увидела парня. Высокий, загорелый, сильный — он был картинно красив. Парень стоял на берегу лесной стремнины, а затем нырнул. Его тело сверкнуло бронзой, когда он, описав дугу, погрузился в холодную голубую воду. Затаив дыхание Энн наблюдала, как он плыл: мускулы играли, блестя от воды и солнца. Наконец он вышел из реки и лег на берегу. Его пенис вытянулся вдоль одного из бедер. Солнце сушило его кожу. Кожу, которую хотелось потрогать. Энн незаметно скрылась, мечтая найти повод познакомиться с этим парнем.
Ее желание сбылось меньше чем через неделю. Она увидела его в баре одного из кабачков, расположенных довольно близко от колледжа. Ни Энн, ни ее подруги никогда сюда не ходили, так как в течение учебного года этот кабачок был местом сборищ студенческих организаций и университетского женского клуба. Энн не хотела принимать участия в этих мероприятиях. Но летом подруги ее уговорили туда пойти, — там сейчас тихо, можно расслабиться и хорошо провести время. Джо во время каникул работал в этом баре официантом. Энн узнала его, как только вошла, и ей показалось, что он тоже обратил на нее внимание. На следующий вечер она вновь пришла сюда, теперь уже одна, надеясь, что он будет работать. Так и получилось.
Это было летом 1979 года. Энн начала перелистывать страницы блокнота, с интересом знакомясь с его мыслями, описаниями людей, которых он встречал во время летней работы официантом, женщин, с которыми он спал, занятий, которые он посещал. Затем, 23-го июля, он сделал свою первую запись о ней.
«Сегодня вечером в бар приходила прекрасная женщина... А потом она спала рядом со мной, и казалось, я слышу ее легкое дыхание, мне . захотелось встать и написать о своих чувствах к ней, написать, как сумею.
Я спал со многими женщинами, все они были по-своему привлекательными, и временами я даже верил, что любил некоторых из них. Но я никогда не был по-настоящему влюблен, потому что не знал, что такое любовь. До сегодняшнего вечера, когда вошла Энн. Даже смешно: я заметил ее сразу, как только она вошла. Я был удивлен, увидев, что Энн одна. Но я сразу почувствовал, почему она пришла одна: ей суждено быть моей! Когда она вошла и села за столик, мне хотелось подбежать и сесть рядом с ней, взять эти длинные, бледные, белые пальцы в свои руки и целовать каждый по очереди... Когда она сняла тесьму, стягивающую ее иссиня-черные волосы, они рассыпались по моей подушке. И я подумал, что никогда в жизни не захочу разлучиться с этой женщиной...
Страсть? Я не дурак и не буду отрицать, что страсть играет свою роль во всем этом. Но страсть я испытывал и к другим, однако сейчас я знаю: то, что я чувствую к Энн, гораздо сильнее. Я никогда не верил в любовь с первого взгляда, но она существует. Я знаю, что люблю ее».
Энн смахнула слезу. Куда все это ушло? Она листала страницы, останавливаясь, чтобы насладиться теми отрывками из рукописи, где говорилось о ней, и вновь переживала их первое волшебное лето, то время, когда они и нескольких часов не могли прожить друг без друга. Время, когда они плавали вместе в лесной речке и любили друг друга под угасающим летним солнцем, на обжигающем их тела прибрежном песке... И еще одно воспоминание подарили ей дневники Джо: она сидит рядом с ним, обнаженная, в маленьком садике, примыкающем к квартирке, которую снимает Джо. Перед ними — горящая свеча. Они едят блюда китайской кухни... И еще одно воспоминание: каменный мост через речку, чуть ниже по течению. Они приходят сюда, и Джо читает ей свои стихи и рассказы или вещи их любимых писателей, чьи книги до сих пор стоят на их книжных полках: Джеймс Парди, Эвдора Уэлти, Раймонд Карвер.
Она пролистала оставшиеся страницы того года (ее старший курс и его заключительный курс писателей-мастеров изящного искусства) и задумалась о том, был ли в ее жизни еще такой же счастливый год, как тот. Потом ей попалась страница со следами слез. Джо написал ее зимой, когда считал, что потерял Энн. Разрыв длился два дня, она не выдержала, увидев глубину его горя. Энн тогда хотела порвать с ним, потому что все становилось слишком серьезным между ними, а она была к этому еще не готова. Сейчас она отдала бы все на свете, чтобы вернуть ту серьезность... Куда же ушел человек, который написал все эти страницы?
Из дневника Джо Мак-Эри (без даты):
«...Ло! Малышка, ты вышла приятным прохладным утром, да?
Глаза! Боже, такие коричневые окна в никуда! «У тебя есть деньги? — Ее голос нежен, а дыханье — как у ребенка. — Я имею в виду, что мы, ты и я, могли бы сработаться. Я могла бы выполнять домашнюю работу или что-нибудь еще. Подумаем?»
Эта штучка хороша. Уже поймалась? Я смотрю в эти коричневые Глаза, в них солнце поднимается. Скоро начнется день, и в парке будет многолюдно. «Да, об этом можно подумать», — хихикнул я».
Близился день окончания колледжа, и Энн заметила странное нежелание Джо участвовать в торжественной церемонии. Он заявил, что для него это не имеет значения. Тогда она спросила о его семье. Он всегда старался избегать разговора о своих родных, но сейчас Энн нажимала на него. Сказала, что ей самой это тоже не слишком интересно, но ее мать ни за что не пропустит столь важного мероприятия, и Энн будет участвовать, чтобы сделать матери приятное. Джо сказал, что его семье безразлично, окончит он колледж или нет, и попросил ее не заводить больше разговора на эту тему.
Но, очевидно, кто-то из его родственников все же приехал на церемонию окончания.
«Какой чертовски приятный сюрприз! Эта сучка, сестрица Марго, приехала сегодня на Грейхаунде из Саммитвилла. Сказала, что хочет посмотреть, как ее маленький братик будет получать диплом. Она вознамерилась пожить в моей квартире. Я удивился, что она не притащила с собой папу. О, эти двое могли бы сделать мне хороший подарок по поводу окончания, подарок, который я никогда бы в жизни не смог забыть. Я старался, чтобы она не узнала, где я живу, но это было достаточно легко сделать без моей помощи. Я дал ей ключи, а сам ушел из дома. Энн не возражает, чтобы я пожил у нее до окончания, а затем мы вдвоем смоемся в Чикаго... Боже, сделай так, чтобы я никогда больше никого из них не увидел!»
Энн облокотилась о стол. Тайна, почему он переехал к ней на последние несколько дней перед окончанием колледжа, раскрылась. Была раскрыта еще одна тайна — почему он в такой спешке уехал в Чикаго. Его приняли в компанию «Огилви и Мазер», но, работа должна была начаться не раньше июля. Первоначально они планировали остаться и отпраздновать получение дипломов. Вместо этого, получив дипломы, они с Джо погрузили вещи в машину и удрали в Чикаго.
Энн бегло читала и вновь переживала первые дни после их женитьбы, когда работа разлучала их друг с другом. Она пропускала длинные описания вечеринок в Висконсине и на Женевском озере, когда шли дожди и там бывало всего несколько человек.
«Сучка Марго появилась снова. Я не знаю, как она разыскала меня, но это неважно. Она делает мне больно... делает мне больно, гораздо больнее, чем папа... Я убегаю, каждую ночь, по берегу озера, через парки. И она приходит ко мне туда. Марго никогда не выглядела так отвратительно, как сейчас. Она смеется надо мной и говорит, что у нее для меня что-то есть. Я пошел за ней в подземелье только потому, что она, по ее словам, все знает об Энн, и, если я не сделаю того, что Марго хочет, она расскажет Энн о том, что папа делал со мной.
В подземелье Марго, все время улыбаясь, достала из-под своего свитера нож. Все произошло так быстро, что у меня не было возможности защититься. Я увидел кровь, бьющую из меня струей. Я помню, что упал на колени, стараясь удержать, остановить кровь. Я был уверен, что умираю. Я слышал шум машин над головой и смех Марго, отвратительный, визгливый смех. Вот так же она смеялась, когда папа трахал меня. Громче и громче... заглушая звук уличного движения.
Затем я помню какие-то сновидения... Папа и мать стоят надо мной, их кожа содрана, видны кости и мышечная ткань. Течет кровь, и Марго счищает оставшуюся кожу и ест ее. Она смеется и разевает рот, чтобы показать мне пережеванную плоть. «Тренируйся, мразь, — говорит она мне и смеется, — тренируйся, мразь!»
Сновидения были черно-белые.
Проснувшись, я обнаружил, что нахожусь в грязной комнате какого-то склада. Марго была здесь же. Ее глаза светились в темноте. Я чувствовал себя хуже, чем когда-либо, и моя кожа чесалась от засохшей крови. Я отвернулся, когда Марго разрезала себе руку бритвой, но что-то заставило меня опять повернуться в ее сторону. Кровь текла по ее руке, и я знал, что, если выпью немного этой крови, мне станет лучше. Марго ткнула меня лицом в открытую рану, и я начал пить.
Потом она ушла. Дверь закрылась, а я стоял, чувствуя себя обновленным. Мне было хорошо. Я подумал о том, кем же я стал...
Все это было лишь сновидением. Должно быть сновидением. Описывая все это, я надеюсь освободиться от кошмара. Освободиться и никогда больше не вспоминать».
Энн закрыла дневник и на ощупь прошла к стулу. Она села и откинулась назад, закрыв глаза. Что происходит? Джо умер? Неужели в течение нескольких лет она жила с мертвецом, своего рода вампиром? Энн засмеялась. И смеялась до тех пор, пока не пересохло в горле, не потекли слезы, не покраснели веки. Нос распух так, что трудно стало дышать.
На следующий день Энн не могла решить, что ей делать. Следует ли ей поделиться с Ником всем тем, о чем она узнала? Все это было безумием. Должно быть безумием. Обязано быть! Конечно, с Джо творится неладное, но он никогда никому не причинит зла.
Из дневника Джо Мак-Эри (дез даты):
«Наглый. Вот я какой. Охотник никогда не колеблется, идя на убийство. Моя жертва отступает только на мгновение, когда видит скальпель. Я слышу ее мысли, как слышу бульканье крови в ее венах: «Он не собирается делать ничего дурного... Он не собирается обидеть меня, только, может быть, заставит нюхать наркотик». Или еще что-нибудь. Маленькие девочки, такие глупенькие.
Разрез. Боже, посмотри на это! Красная и густая кровь, бьющая струей из разреза, подобно сперме при завершении акта. О Боже, это бульканье! Бульканье — потому что маленькая сучка не может кричать. Она не может кричать.
Я припадаю к этому горячему белому горлу, чувствуя, как кровь вливается в меня. Вливает в меня жизнь».
Энн поставила на плиту воду для чая и села за кухонный стол. Она не сомкнула глаз прошлой ночью. Силой заставила себя читать о ранних годах жизни Джо, хотя это так выводило ее из равновесия, что она несколько раз останавливалась и задыхаясь бежала в ванную, где ее выворачивало наизнанку. Там все было описано в деталях: как его постоянно, в течение нескольких лет, насиловал отец, как его мать все знала, но никогда не пыталась защитить сына, как его сестра Марго помогала, держала Джо. пока отец насиловал его, и при этом смеялась... Боже, думала Энн, неудивительно, что он безумен. Кто не стал бы таким в подобных условиях?
Дневники заканчивались после короткого упоминания о сестре Марго, и Энн думала, что же там было еще. Джо начал вести дневники, когда был еще мальчиком, и не делал перерыва больше чем на неделю, и так продолжалось все эти годы. Точно, там должно быть еще что-то.
Энн поискала недостающие записи. Кабинет Джо выглядел как после набега. Энн все перерыла, все перевернула вверх дном, ища дневники за последние годы.
Но того, что она искала, в кабинете не было.
Энн положила в чашку пакетик с чаем и налила кипяток. Она глядела на чашку, ни о чем не думая, лишь наблюдая, как вода постепенно темнеет. Она не хотела думать о недостающих дневниках.
И все же она думала: Боже мой, какие новые ужасы открыли бы мне эти дневники?!
В квартире все еще сильно пахло горелым сыром «Монтерей Джек». Пелена серого дыма висела под потолком кухни. Он поймет, думала Энн, Ник поймет, когда я расскажу ему о дневниках, почему я сейчас даже думать не могу о готовке. Она поставила на поднос рифленое блюдо с запеканкой и плоской лопаточкой переложила на него содержимое сковороды. В это время зазвенел звонок.
Весь день Энн пыталась не думать о том, что прочитала в дневниках Джо. Она усердно занималась хозяйством: стирала, вытирала пыль, пылесосила мебель, мыла окна и зеркала. Рецепт запеканки, которую она пыталась приготовить к обеду, был самым сложным в ее поваренной книге вегетарианской кухни. Пока запеканка находилась в духовке, она занялась собой: волосами, одеждой и макияжем, как обычно делала перед работой. Белое вязаное платье и зачесанные назад волосы подчеркивали красоту ее лица.
Но домашняя работа не помогла. Это было похоже на известную уловку, когда ребенку советуют думать о чем угодно, только не о слонах. Эффект противоположный. Она снова и снова мысленно возвращалась к дневникам Джо, к тем страницам, где говорилось о нем и Марго. Она отчетливо видела подземелье, где Марго полоснула брата ножом, и склад, где Джо очнулся и принял кровавое причастие, навязанное ему Марго. Отдельных слов она не помнила, но все написанное возникало перед ней живыми картинами, и ей казалось, что она участвует в страшном действе в роли незаметного немого статиста.
Ник постучал в дверь. Энн в последний раз взглянула на себя в зеркало и открыла ему дверь.
На пороге она поцеловала Ника, и он вошел.
— Давай я освобожу тебя. — Энн взяла у него из рук бутылку. Пока он снимал пальто, она поставила белое вино в холодильник.
— Что ты приготовила на обед — угольки? — спросил Ник, когда она вернулась.
— Очень смешно, — сказала она, беря его пальто со стула. — Давай я повешу его. — Она вышла еще раз, чтобы убрать пальто в стенной шкаф, находившийся в коридоре.
Когда Энн закрывала дверцу шкафа, Ник подошел к ней сзади, обнял за талию и крепко прижал к себе. От него пахло свежестью и чистотой.
— Что-нибудь не так? — прошептал он, вдыхая аромат ее волос. — Ты как будто избегаешь меня.
Энн повернулась к нему и поцеловала. Ей хотелось забыться, отгородиться от мучившей ее тревоги. Она сказала:
— Я не избегаю тебя, я стараюсь убежать от собственных мыслей, да вот что-то не очень хорошо это получается.
— Почему?
— Давай уйдем отсюда. Я хочу, чтобы ты пригласил меня на обед куда-нибудь, где шумно... полно народу, где яркий свет...
Ник некоторое время смотрел на нее, ожидая, что она добавит что-нибудь еще. Утром, когда она позвонила ему и сказала, что будет ждать его к обеду, ее голос звучал как-то странно. В чем же дело? Но Энн отвела взгляд, подошла к шкафу и сняла с вешалки его пальто. Потом взяла свое. Энн сжала его руку.
— Идем. Все равно вино должно охладиться несколько часов. Мы откроем его, когда вернемся.
Он последовал за ней.
— Ты хочешь пойти в какое-нибудь определенное заведение?
— Ты был когда-нибудь в ресторане итальянской кухни «Дэйв» в Эванстоне? Там не слишком дорого.
— Отлично, — сказал Ник и про себя усмехнулся — он обедал там по крайней мере три раза в неделю.
В квартире было темно. И Ник был рад этому. Зимняя луна светила в окно спальни, очерчивая тусклым серебром контуры предметов.
Ник почувствовал шелковистость ее волос, когда Энн положила голову ему на грудь. Что с ним происходит?
— Не огорчайся, — шепнула она, — это не твоя вина.
— Да?.. — Он повернулся, взял сигарету с ночной тумбочки и прикурил ее. Потом долго смотрел на луну, размышляя о себе и о том, где он находится. Спальня одного пропащего парня... Здесь я трахал его жену... Но сегодня вечером что-то застопорилось...
Энн приподнялась на локте.
— Ну послушай, это и в самом деле не имеет значения.
Он знал, что это имеет значение.
— Возможно, ты просто перевозбужден...
...Кто перевозбужден? Я?.. Я лежу в постели с женщиной... У ее мужа, кажется, поехала крыша... Так кто же перевозбужден?..
Он повернулся к ней и в ее глазах увидел сильное желание. Ему казалось, будто она смотрит сквозь него. Энн засмеялась, но в ее смехе не было веселости, одна лишь темная тоска.
— Язык-то работает, — прошептал он.
Она улыбнулась ему, но какой-то горькой была эта улыбка!
— Нет... Ты же знаешь, мне не до этого.
Но она уже сбросила простыни и раздвинула бедра. В лунном свете они казались выточенными из серебристой слоновой кости.
Ник мог обнять ее всю. Он целовал ее, начав с ушей и постепенно спускаясь вниз.
— О-о-о! — застонала она, когда он достиг точки высшей чувствительности. Что она сказала еще? «Возьми»?
Он ощущал себя машиной. Мне надо как можно скорее уходить отсюда, думал он, уходить, пока я окончательно не попал в ловушку. Но даже в эти минуты он усердно работал языком внутри нее, находя все новые и новые эротические точки.
Позже Ник сказал, что у него возникло ощущение, будто она была не с ним все это время, и спросил, его ли в этом вина.
— Ты же знаешь, чья это вина, но еще не понимаешь, почему ты сейчас вдруг почувствовал себя виноватым. Ты ведь думаешь, что знаешь все, но это не так. — Она уткнулась лицом в волосы на его груди. — Господи, как мне сказать тебе об этом?
Ее голос звучал приглушенно. Он почувствовал на груди теплую влагу ее слез. Что случилось? — удивлялся он. Она выяснила, что он гомосексуалист? Насильник детей? Что?
Ник приблизил ее лицо к своему и слизал с ее глаз слезы.
— Я пойду принесу немного вина, — сказал он. — Может быть, это поможет.
Энн следила, как он обнаженным прошел через спальню, вспоминая, сколько раз в прошлом это делал Джо. Сидя в постели, она подтянула колени к груди и обвила их руками.
Будет ли моя жизнь когда-нибудь снова нормальной? — спрашивала она себя, глядя в ночное небо.
Ник вернулся, неся два бокала и бутылку. Он сел на край кровати и наполнил бокалы. Энн залпом выпила вино, взяла у него бутылку и налила себе снова.
— Для храбрости, — прошептала она, поднимая бокал. — Прошлой ночью я обнаружила несколько дневников Джо. То, что я прочитала, по-настоящему испугало меня. Я не знаю, что и думать. Джо рос в атмосфере ужасных унижений и оскорблений... — Энн продолжала рассказывать Нику о тех надругательствах, которые пришлось вытерпеть Джо от своего отца, рассказала, как его сестра помогала отцу, а мать смотрела на все сквозь пальцы. Когда Энн подошла к последней части своего рассказа, она просто не могла продолжать.
— Энн, ты должна рассказать мне все, — сказал Ник. — Тогда я смогу помочь.
— Он думает, что является кем-то... вроде вампира.
Энн поднялась и подошла к комоду, где среди носков лежала последняя тетрадь Джо.
— Читай здесь, — сказала она, возвращаясь. — Прочитай это сам.
Ник взял у нее дневник и включил настольную лампу. Читая, он мрачнел все больше и больше. Он сталкивался в своей практике со множеством неоднозначных ситуаций, но ничто не может сравниться с этим случаем. Парень был обречен на безумие, думал он, да и кто бы не свихнулся, живя в таких условиях?
— Ты думаешь, в этом есть какая-нибудь связь с тем, что сейчас происходит? — спросила Энн, когда Ник закончил читать.
— Да, я думаю, прямая. Не то чтобы он был каким-то вампиром, но он в самом деле болен... и может быть, причинил боль кому-то еще.
Энн съежилась. Она вспомнила об этих убийствах в Бервине.
— Ник, есть еще кое-что, что тебе следует знать. Этой зимой в Бервине были совершены два убийства. И оба с помощью какого-то необычного острого предмета. Джо, насколько мне известно, никогда ни за чем не ездил в Бервин до того вечера, когда ты его выследил. Понять не могу, почему он вдруг туда поехал... И это беспокоит меня. И еще одно: несколько недель назад я нашла в ванной окровавленный складной скальпель. Я просто не знаю, что думать.
— Ну, слишком-то не волнуйся. Все эти факты могут быть простым совпадением.
— Еще одна вещь: все последние дневники исчезли. Я уверена, он продолжал их вести. Значит, он что-то скрывает.
— Тогда зачем бы ему оставлять тебе хоть часть их?
— Я не знаю. А почему ты думаешь, что он оставил их мне?
— Ну, ему ведь ничего не стоило спрятать все дневники.
— Пожалуй... — Энн надолго задумалась. — Может быть, он действительно хотел, чтобы я их прочитала. Хотел таким образом дать мне знать, как он болен. О, Ник, может быть, все, что ему нужно, — это помощь?
— Да, он в ней нуждается по-настоящему.
— Мы должны выяснить как можно больше. Ты поможешь мне. Ник?
— Понимаешь, я зашел в тупик. В мотеле он больше не живет. Я потерял его следы.
— Я имею в виду его прошлое: ты мог бы разузнать побольше о его прошлом?
— То есть постараться найти его семью или что-то в этом роде?
— Да, я имею в виду именно это. Он всегда избегал разговоров о семье, и мне казалось, что он что-то скрывает. Теперь я понимаю, почему он не хотел иметь дела с родственниками, но может быть, они знают что-нибудь, что поможет нам найти его. Я хочу спасти его, Ник. И хочу, чтобы мы нашли его до того, как он полностью разрушит свою жизнь.
— Я не представляю, откуда начать поиски.
— Я знаю. В своем дневнике он упоминал родной город. Это в Пенсильвании... Саммитвилл, маленький городок металлургов, немного западнее Питтсбурга. Пожалуйста, Ник, слетай туда, всего на один день... Я оплачу самолет.
— Да дело не в этом. Просто я не знаю, насколько целесообразна эта поездка.
Энн покачала головой.
— Я тоже, но мы так ничего и не узнаем, если не попробуем. Ты же детектив, тебе и карты в руки. Ты можешь обнаружить такие вещи, на которые другой не обратит внимания. Пожалуйста, Ник. Ну сделай это для меня!
— Хорошо, хорошо, но я не могу задерживаться там дольше чем на один день.
— Когда ты поедешь?
— Только на следующей неделе. Я поеду в начале недели, в понедельник или, самое позднее, — во вторник.
Ник прибыл в Большой международный аэропорт Питтсбурга во вторник утром. Ему не приходилось бывать здесь прежде, и, когда самолет приземлился, он был поражен первозданной красотой этого края. Вокруг раскинулись большие холмы, покрытые лесом. Впрочем, аэропорт находился довольно далеко от города.
К тому времени, когда Ник взял напрокат машину, солнце, яркими пятнами лежавшее на холмах, скрылось. Над Питтсбургом небо было покрыто тяжелыми облаками, в воздухе висела легкая дымка. Ник подумал, что если опустится туман, это значительно затруднит его поездку в Саммитвилл.
Покинув аэропорт, он сразу направился на запад.
Городской архив Саммитвилла помещался в совершенно новом приземистом одноэтажном здании из красного кирпича, в центре Нижнего города. После того как в отделе справок Ник объяснил, что является частным следователем и ему нужны некоторые архивные данные, его направили к Эуле Симмонс, отвечающей за регистрацию всех жителей города. Ее кабинет находился в подвальном помещении архива. Эула Симмонс оказалась очень полной женщиной в годах. На ней было яркое розовое платье и красные туфли. Ник подумал, что она работает в этой регистратуре со времени окончания школы.
Вскоре он убедился, что, несмотря на крикливый наряд, она является довольно квалифицированным специалистом.
— Марго Мак-Эри? Это имя мне незнакомо, однако в Саммитвилле шестнадцать тысяч жителей, и я просто не могу знать всех. Вы ищете свидетельство о рождении?
— Ну, с этого я, пожалуй, начну. А вообще я хочу выяснить все, что смогу.
— Думаю, это вам удастся. Хорошо бы знать год ее рождения. Это могло бы помочь.
— Я полагаю, конец сороковых — начало пятидесятых годов.
Эула засмеялась.
Я позволю вам поискать ее!
Она провела Ника в помещение архива.
— У нас нет компьютера, поэтому вам придется покопаться в книгах регистрации. Удачи вам.
И она оставила Ника посередине комнаты-клетки. Он начал с 1948 года.
Через четыре часа Ник обнаружил свидетельство о смерти Марго Мак-Эри. Она покончила жизнь самоубийством: смерть наступила в результате огромной потери крови после того, как она вскрыла себе вены на обеих кистях рук. Ник посмотрел на дату, вспоминая записи в дневнике. Запись Джо относилась к 1981 году. В свидетельстве о смерти говорилось, что приблизительное время смерти — семь часов утра пятого августа 1981 года. По времени это было близко к тому дню, когда она приезжала к брату в Чикаго (если она действительно к нему приезжала). Представляю себе, думал Ник, я бы тоже покончил самоубийством, если бы всадил нож в спину брата, а чуть позже заставил бы его пить свою кровь.
Боже, во что я вляпался?
Ник встал со стула и потянулся. Что же происходит? Ясно одно: Джо Мак-Эри был ненормальным задолго до того, как встретил Энн. Кто знает, что было правдой в этих дневниках? Ник решил, что все это было правдой лишь для самого Джо. Несчастный парень.
Ник решил посоветовать Энн сообщить о Джо властям, как только они его найдут. Это надо сделать даже в том случае, если Джо не замешан ни в каких убийствах. Страхи Энн могут быть результатом стресса. Ник переписал адрес из свидетельства о смерти Марго, чтобы проверить, живет ли кто-нибудь из семьи Мак-Эри по этому адресу. Если они переехали, он сможет найти их координаты в телефонной книге.
Потом Ник отправился в местную публичную библиотеку. Он надеялся найти газету с заметкой о самоубийстве Марго. В таком маленьком городке, как Саммитвилл, это, очевидно, было из ряда вон выходящим событием.
Да, новости были ошеломляющие. Ник сидел в подвале обшарпанного старого здания, где пахло плесенью и находившимися вокруг стариками, и вглядывался в голубоватый экран микропленочного аппарата.
Он тряхнул головой, словно желая избавиться от всех этих кошмаров. Марго Мак-Эри покончила самоубийством в мотеле «Пэттисон» на окраине города. Она сменила в номере простыни на белые сатиновые и затем, сделав бритвой глубокие вертикальные разрезы на запястьях, легла поперек кровати.
Из маленького портативного магнитофона, который она принесла с собой, лились звуки «Весны» Вивальди.
Пока Ник находился в подвале библиотеки, небо стало совсем темным, как ночью. Он ехал вдоль реки Огайо на окраину города и смотрел на деревья, казавшиеся черными на фоне потемневшего неба, на пар, поднимавшийся от реки. Отражаясь в воде, дымили огромные, устремленные ввысь заводские трубы.
Мерцающие огни завода освещали берег реки. Ник заметил баржу, медленно плывшую вниз по течению.
Он повернул направо и повел машину по ухабистой дороге, которая шла под уклон и заканчивалась на поляне вблизи реки. Ник подумал, что местные жители, должно быть, часто страдают от наводнений. Интересно, что их удерживает здесь, в этом беднейшем районе. Большинство домов были деревянными, и многие из них требовали покраски. Те, что выглядели поприличнее, были покрыты толем, выкрашенным под кирпич.
Это здесь, подумал Ник, притормозив машину и взглянув на дом, где вырос Джо Мак-Эри. Ник сравнил адрес, который он переписал из архивной книги, с адресом на почтовом ящике. Да, это именно здесь.
В доме было темно, но Ник решил все же попытать счастья. Он хотел ночью вылететь в Чикаго и подумал, что если не найдет семейство Мак-Эри сегодня вечером, то больше искать не будет.
Выйдя из машины, он окунулся в глубокую тишину, нарушаемую лишь журчанием реки. В воздухе стоял запах рыбы, смешанный с запахом серы, доносившимся с завода. Тухлые яйца и рыба. Какое прекрасное место для обитания людей...
Здесь не было тротуаров, и под ногами Ника чавкала грязь, когда он подходил к крыльцу. Как только он шагнул на первую ступеньку, она скрипнула. Скрип разбудил собаку на заднем дворе, и она залилась лаем. Лай сопровождался звяканьем и скрежетом — собака рвалась с цепи. На крыльце зажегся свет, и Ник, не успев постучаться, увидел мелькнувший в окне силуэт мужчины. Прежде чем подойти к двери, мужчина зажег свет еще в нескольких местах.
Не открывая, он крикнул:
— Кто там?
Ник не мог как следует рассмотреть его лицо, потому что на застекленной двери висели кисейные занавески.
— Меня зовут Ник Мон-Пьер. Я пытаюсь найти семейство Мак-Эри. Вы мистер Мак-Эри?
Дверь открылась, и Ник увидел пожилого лысеющего мужчину. В одной руке он держал банку пива «Блек Лэйбл», в другой — сигарету. На нем были футболка и зеленые рабочие брюки.
— Входи, — сказал мужчина, придерживая непослушную дверь и пропуская перед собой Ника.
Ник вошел и огляделся. Обои пожелтели от сигаретного дыма, в течение многих лет оседавшего на стены. Весь дом пропитался запахом табака, словно окна никогда не открывались.
— Вы мистер Мак-Эри? — повторил свой вопрос Ник.
— А что?
— Я друг его сына. Меня зовут Ник...
— Это я уже слышал. — Мужчина секунду помолчал. — Нет, я не мистер Мак-Эри.
— Вы не знаете, где его можно найти? Эта семья жила здесь раньше.
— Да. Мак-Эри все умерли, насколько мне известно. — Мужчина говорил сухо, не выказывая особой учтивости.
— А что с ними произошло?
Мужчина пожал плечами и уставился в пол.
— По-моему, дочь покончила с собой. О парне я ничего не слышал. Он исчез. Ты говоришь, что знаешь его?
— Да, — солгал Ник. — Мы учились вместе в школе, а потом я работал с ним.
— Откуда, ты говоришь, приехал?
— Из Чикаго.
— Ага.
— А когда вы поселились в этом доме?
— Мистер, вряд ли это твое дело. Я собирался спать. Мне завтра рано вставать.
— Благодарю, что уделили мне время.
Мужчина закрыл дверь, едва Ник переступил порог.
Затем он повернулся и, вглядываясь в темноту, направился в гостиную.
— Кто это был?
— Да, какой-то бездельник. Он хотел узнать что-нибудь о Джо. Или хотя бы о его семье. По моим словам, мы все умерли. — Мужчина засмеялся.
Это уж точно! Для какого-то там парня мы умерли! — Его жена взяла у него пиво и начала пить.
Рэнди колебался несколько дней, но наконец набрался храбрости и решил позвонить Джо Мак-Эри. Если фортуна улыбнется ему, то они встретятся. Рэнди знал, что сказать. Он не хотел заранее пугать Джо и решил сказать ему, что он — инспектор налоговой службы. Рэнди обдумал несколько вариантов: он мог представиться, например, диск-жокеем, который звонит, чтобы сообщить о крупном призе и договориться, где и когда он может вручить его мистеру Мак-Эри. Или Рэнди мог назваться давно забытым родственником Джо, приехавшим в Чикаго по делам... Существовали десятки других вариантов, не менее убедительных, но Рэнди остановился на налоговом инспекторе. Никто, даже убийца, не может отказаться от встречи с официальным лицом, наделенным такими полномочиями. Однако в это субботнее утро Рэнди вдруг обнаружил, что не в состоянии поднять телефонную трубку: от волнения у него даже ладони вспотели. Неяркий цветочный рисунок обоев в его спальне, казалось, Наступал на него, требуя решительных действий, а сердце колотилось в груди, протестуя против убийства. Ведь Рэнди никогда ранее и помыслить не мог, чтобы кого-нибудь убить, но и такой ненависти и ярости он тоже никогда не испытывал. Его начинало тошнить каждый раз, когда он набирал номер. И бросал трубку, так и не начав разговора.
Рэнди сделал пятую попытку, и тут в комнату вошла мать. Она открыла дверь и остановилась, пристально глядя на него, и он почувствовал себя так, будто его застали врасплох, когда он занимался онанизмом. Его лицо вспыхнуло, на лбу и верхней губе выступил холодный пот.
— Что случилось, ма? — Его голос сорвался и зазвенел, как у мальчишки.
— Ничего. Я просто подумала, что тебе пора позавтракать. Я тебя звала, но ты мне не ответил.
— Я не слышал. Я не голоден.
— Пойдем, Рэнди. Ты должен поесть.
— Я поем попозже.
— Что поешь? Кусочек тоста и чашка кофе — это не завтрак для мужчины.
— Не волнуйся, ма. Я сам о себе позабочусь.
Она подошла ближе и села на кровать рядом с ним. Он заметил, как заострились черты ее лица, как она поседела. Когда же она успела так состариться?
Она взяла его за руку.
— Рэнди, ты должен оставить это. Знаю, что это трудно, но Мэгги не захотела бы, чтобы ты так поступал.
Он вырвал у нее руку.
— Какого черта? Откуда ты можешь знать, хотела или не хотела бы Мэгги? Мэгги не хотела бы умереть от руки какого-то психа, но ей не предоставили выбора.
Он продолжал кричать, и мать отшатнулась от него. Она поспешно встала, в ее глазах блестели слезы.
— Ладно, — прошептала она, — ладно.
Мать вышла из комнаты, а Рэнди смотрел ей вслед и чувствовал, что его тошнит еще сильнее. Позже он извинится перед ней. Сейчас он слишком разнервничался и не выдержит ее натиска. Он еще раз поднял телефонную трубку и набрал номер, который помнил уже наизусть. На сей раз он выдержит и дождется ответа. Он слушал гудки: один, другой, третий...
— Алло.
Женский голос. Рэнди никогда не думал о том, что у Джо Мак-Эри может быть семья. Он считал, что психопаты всегда одиноки, что они живут отшельниками в грязных квартирах, пишут на стенах разные глупости, а окна занавешивают одеялами.
Если это его жена или мать, интересно, как она выглядит? Знает ли она о его преступлениях?
— Алло? — Голос женщины прозвучал более настойчиво.
— Да, — произнес Рэнди, пытаясь сдержаться. — Будьте любезны, не могу ли я поговорить с Джо Мак-Эри?
Женщина на другом конце провода, кажется, охнула.
— А кто это?
Рэнди не знал, что сказать. Мысль о налоговом инспекторе вылетела у него из головы.
— Это его друг. Так дома он или нет?
В голосе Рэнди послышалось явное раздражение, и он испугался. Успокойся, скомандовал он себе.
— Нет, — ответила женщина, — сейчас его нет дома. А что ему передать?
Рэнди преодолевал искушение рассказать ей обо всем, что знал сам. Может быть, она ни о чем ведать не ведает, может быть, она ни в чем не виновата и случайно попала в лапы этого негодяя; может быть, ей самой грозит опасность...
— А вы не знаете, где он сейчас? Нет? Тогда я позвоню позже. Когда он будет дома?
— Затрудняюсь сказать...
— А вы — кто? Его жена?
— Это абсолютно вас не касается. Вы сами-то кто такой?
Рэнди решил ничего ей не рассказывать. Не исключено, что она обо всем знает, и, открывшись ей, он сработает на руку Мак-Эри, тот начнет сам искать встречи, а Рэнди не хотел предоставить ему такую возможность. Он жаждал лишь одного: отомстить за смерть Мэгги. Он не думал о том, что его могут поймать, посадить в тюрьму на всю оставшуюся жизнь, — все это не имело значения.
— Я позвоню ему позже.
— Это невозможно, потому что...
Прервав женщину на полуслове, Рэнди повесил трубку. Потом он лег в постель и уставился в потолок, разглядывая паутину в углах и длинную трещину, тянувшуюся от люстры до самой стены.
Он все равно доберется до Мак-Эри... Как — Рэнди пока не знал. Ясно было только одно: он должен видеть этого ублюдка мертвым.
Энн в смущении повесила трубку. За последние несколько недель ей приходилось отвечать на множество звонков клиентов Джо. Они хотели знать, когда он выполнит их заказ, удивлялись, почему он не поддерживает с ними связи. Энн преодолевала искушение, чтобы не сказать: «Он — в психбольнице. По крайней мере, я так думаю. Он пока еще не умер, но он живой мертвец. Это вас устраивает?»
Последний звонок встревожил ее. Голос звучал так, словно говоривший сам был душевнобольным. А может быть, он тоже напуган, подумала Энн, беря с кухонного стола чашку с остывшим кофе.
В гостиной раздался звонок, и Энн поспешила к домофону.
— Кто там?
— Энн, это Ник, — прозвучал механический голос.
Она открыла дверь и побежала в спальню, чтобы надеть джинсы и красную замшевую рубашку, широкую, свободного покроя.
— Минуточку, — крикнула Энн, услышав его шаги. Она отбросила волосы назад и перевязала их эластичной лентой.
Войдя, Ник крепко обнял ее и надолго задержал в объятиях. Она вдыхала запахи ирландского мыла и кожаного пиджака.
— Пойдем же, — прошептала она, вырвавшись из его объятий, и провела его в гостиную.
Они сели на кушетку, лицом к лицу, и Энн спросила:
— Ну, как съездил? Что-нибудь нашел?
— Хорошо, — ответил Ник и, задумавшись, надолго замолчал. — Я нашел там кое-что интересное, только не знаю, сможем ли мы этим воспользоваться. — Он встал и глянул в окно, на поток машин, несущихся по Лэйк-Шор-Драйв.
— В этом краю смешались промышленность и природа, — сказал он, отворачиваясь от окна. — Потрясающая природа. Вокруг — огромные, необыкновенно живописные холмы, поросшие почти девственным лесом. Представляю, как там красиво летом и осенью! Но когда смотришь на металлургический завод, атомную электростанцию с огромными башнями вдоль реки, трубами... понимаешь, что это чисто промышленный город. Большинство домов облупились, осели. Они производят удручающее впечатление.
— Ник, о чем ты говоришь?
— Не знаю... — Он подошел и сел на кушетку.
— Так что же все-таки?
— Ты помнишь, что писал Джо в дневнике о своей сестре Марго?
— Да.
— Когда он видел ее в последний раз?
— Я не помню точно. Наверное, году в восемьдесят первом или что-то около этого, — сказала Энн. — Марго отлично сдала выпускные экзамены.
Ник задержал дыхание. Он погасил сигарету и посмотрел на пепельницу.
— Поданным Саммитвиллского городского архива, Марго покончила с собой вскоре после того; как в последний раз виделась с Джо. Во всяком случае, такой вывод можно сделать, исходя из дат в его дневнике.
Энн молча смотрела на него.
— Энни, просмотрев множество бумаг, я нашел несколько интересных фактов. Она... она бритвой вскрыла себе вены на запястьях.
Ник пристально посмотрел на Энн, пытаясь определить, какое впечатление произвело на нее это сообщение. Лицо Энн ничего не выражало.
— Она была обнажена и лежала на белых сатиновых простынях поперек кровати.
Ник увидел, что и эта информация не произвела на Энн никакого впечатления.
— Ты думаешь, что Марго могла как-нибудь повлиять на поведение Джо?
— Не могу ничего сказать. Я — не Фрейд, а всего лишь следователь. — Ник насупившись смотрел на нее. Ему вдруг захотелось бежать отсюда, вновь вернуться к расследованию случаев промышленного шпионажа, к тем делам и событиям, которыми была наполнена его жизнь до тех пор, пока однажды в его кабинет не вошла Энн. Жаль, что тогда я не был обучен тем вещам, которые сейчас помогли бы нам найти Джо.
Энн стояла и смотрела в окно.
— Мы должны найти его, Ник.
Какое-то время они молча стояли обнявшись. Им больше не о чем было говорить. Энн прижалась к груди Ника. Она хотела забыть все, что знала, и не знать больше ничего.
— Будем искать, — прошептал Ник. Ему не хотелось признаваться Энн в том, что ему тоже страшно. Он вспомнил Саммитвилл, темную дорогу вдоль берега, вспомнил, как над водой поднимался туман, как черные деревья простирали сучковатые ветви-руки к безмолвно текущей реке. Он подумал: «Мы должны найти его, потому что я уверен, что он чертовски хочет найти нас первым».
Утреннее солнце, проникнув сквозь шторы, разбудило Ника. Он посмотрел на Энн: ее лицо на фоне бледно-голубой наволочки казалось спокойным. В последнее время оно редко выражало спокойствие. Даже этой ночью, отдаваясь ему, Энн явно не могла избавиться от мучившего ее страха, и из-за ее нервозности он порой терял эрекцию. Они занимались любовью до тех пор, пока она не уснула.
Теперь, подумал он, как раз и начнется настоящий сыск. Прежде всего ему нужно повидать Пэт Янг. По наблюдениям Ника, она была последней, с кем виделся Джо. Она должна кое-что знать.
Стараясь не разбудить Энн, Ник выскользнул из, постели. Надевая брюки, он заметил, что она открывает глаза.
— Куда ты? — спросила она сонным голосом, пытаясь приподняться на локтях.
— Я хочу начать поиски Джо.
— А ты уверен в успехе?
— Я знаю лишь одно: мы должны разыскать его как можно скорее.
Энн, казалось, была испугана, и он удивился, чем мог быть вызван этот страх. Она положила ноги на спинку кровати.
— Может быть, мне отправиться с тобой, Ник?
— Нет, Энни, мне лучше поработать одному.
— Может быть, все бросить? Не связываться с этим бугаем...
— Бугай или не бугай, но я не оставлю этого дела. Надо подумать, с чего начать. Знаешь что? Если мне не посчастливится отыскать его сегодня, тебе лучше бы не оставаться здесь, в этой квартире.
— А я думаю иначе. — Энн встала и отправилась в ванную. Ник услышал, как потекла вода. Потом раздался ее голос: — Если я буду дома, Джо придет сюда. Я знаю это совершенно точно.
Ник вошел в ванную и увидел, что она чистит зубы.
— Послушай, Энни, а если он позвонит? Может быть, он как раз сейчас пытается сюда дозвониться.
Она прополоскала рот и посмотрела на него.
— Может, ты прав. Но дай мне договорить.
— Пожалуйста, слушаю тебя.
— Я останусь, но ты должен сообщать мне о каждом своем шаге. Звони мне время от времени. Я должна знать, как идут дела. Сегодня я не в состоянии думать ни о чем другом.
Он подошел к ней и обнял ее, как бы пытаясь защитить.
— Обещаю держать тебя в курсе дела, даже если что-нибудь не будет ладиться. Хорошо?
— Хорошо.
— А теперь позволь мне одеться. А то мы явимся к шапочному разбору.
Она увидела, как он исчез за дверью спальни.
Пэт Янг еще раз посмотрела на себя в зеркало. На ее лице было множество ран — от мелких царапин до глубоких порезов. Оба глаза распухли и превратились в узкие щелочки, их окружали багровые и желтые синяки. Верхняя губа отекла.
Она отшатнулась от зеркала, висевшего в ванной. Передавали воскресную утреннюю проповедь, и Пэт подъехала в своем кресле к телевизору. Она молилась, чтобы появился Джо. Если Джо увидит, что с ней сделал этот человек, он спасет ее. Он может разделаться с ним.
Даже если Джо не сделает этого, подумала она, ей станет легче, когда он будет с ней. В полиции, видно, до сих пор ни о чем не знают...
Жужжание домофона напугало ее. Пэт подъехала к двери, чтобы посмотреть, кто это. Она надеялась, что это Джо. В дверь постучали. Пэт посмотрела в глазок и увидела Ника.
— Кто вы? — спросила она.
— Мое имя Ник Мон-Пьер. Я друг Джо Мак-Эри.
Пэт размышляла. Курьер? Может быть, Джо прислал этого человека, чтобы тот проводил ее к нему?
— Чей друг?
— Джо Мак-Эри. Откройте, пожалуйста.
Ник смотрел на Пэт Янг, удивляясь, что мог найти в ней Джо. К тому же она была избита жесточайшим образом. Ему редко приходилось видеть такое.
— Что с вами случилось? — спросил он.
— Не ваше собачье дело! — огрызнулась Пэт. — Так чего вы от меня хотите?
— Я же сказал вам, что я друг Джо Мак-Эри.
— Ну и что? — Пэт решила, что он ничего от нее не добьется. Джо должен был предупредить ее, прежде чем кого-то присылать к ней. Почему он этого не сделал?
— Я пытаюсь разыскать его.
— А почему вы решили, что я знаю о нем хоть что-то?
— Вы же его... м-м-м... приятельница? Разве не так?
— Кто вам сказал об этом?
— Хорошо, мисс Янг, я открою вам все карты. — Ник снял шляпу и сел. — Я частный детектив, работаю на жену Джо. Мы знаем, что Джо очень болен, и хотим помочь ему. Однажды я уже был здесь, я следил за ним.
Ник заметил, что на ее избитом лице отразились гнев и ярость. Пэт хрипло произнесла, цедя слова сквозь сжатые зубы:
— Кто дал вам право делать грязные намеки?! Я не знаю никакого Джо Мак-Эри.
— Я видел, как он входил в этот дом.
— Мне плевать, что вы там видели. Мало ли к кому он мог прийти!
— Я видел, как он звонил в вашу квартиру. Я даже записал номер.
— Видел!.. Следил!.. Ублюдок, ищейка паршивая! Любой человек может позвонить в любую квартиру, и ему откроют... Это ничего не значит... Может быть, ко мне звонили, стучали, а я не слышала. Ну и что? — Пэт не могла остановиться.
— А я думал, что вы его знаете.
— Я уже сказала вам, меня не волнует, что вы обо мне думаете.
— Может быть, вот это поможет вам что-нибудь вспомнить? — Ник вытащил из бумажника двадцатидолларовую банкноту. Пэт выхватила ее у него из рук.
— Нет, это не поможет! Можете выложить хоть все содержимое вашего кошелька. — Она спрятала банкноту в бюстгальтер. — А теперь убирайтесь из моего дома!
— Мисс Янг, я прошу вас...
— Убирайтесь, или я вызову полицию.
— Мы не желаем ему ничего плохого. Мы просто хотим помочь ему. У него могут быть большие неприятности.
— Мне это безразлично. Я уже сказала вам, я его не знаю.
Позже Ник позвонил Энн из телефонной будки в Бервине. Сказал, что Пэт Янг что-то знает, но не хочет ни о чем говорить. Он попытается не упускать ее из вида.
— Рано или поздно Джо придет к ней. У меня такое предчувствие, и я знаю, что я прав.
Из дневника Джо Мак-Эри (без даты):
«Он жаждал крови. Весь мир внезапно стал кроваво-красным. Его преследовал этот цвет, он повсюду видел льющуюся кровь. Она потоком лилась из лампы, горевшей в витрине мебельного магазина, она рвалась вверх, подобно некому кровавому извержению. Маленький мальчик остановился у фонтанчика, чтобы напиться воды, внезапно у него пошла носом кровь. Он склонился над упавшим мальчиком и стал жадно сосать и слизывать его кровь с подбородка и щек, кровь капала на рубашку. Все животные в Линкольнском зоопарке выставляли напоказ свои открытые раны. Из некоторых ран кровь лишь сочилась, из других, где были повреждены артерии, била струей. Звери не боялись его, он перепрыгивал через ограду: звук льющейся крови казался ему песней сирены.
Он должен напиться крови.
По улицам текла кровь. Падающий снег смешивался с кровью и становился розовым. Кирпичи домов тоже казались обрызганными кровью. Он остановился поблизости от городского вокзала. Здание кровоточило, линия стыка фундамента с первым рядом кирпичей набухла кровью. Он удивлялся, что многие пассажиры, заметив его, отскакивали в сторону и начинали ловить такси. Им хотелось поскорее добраться до дома. Как странно — он все время старался спрятаться в тень, но они замечали его и в тени. Он наблюдал за теми, кто шел по туннелю, ждал, когда кто-нибудь подойдет ближе. И дождался: к нему подошла женщина.
Он разглядел ее. Негритянка. Пушистая кофта из искусственной шерсти, стоячий воротничок блузки. Копна темных волос, как будто слегка припорошенных снегом. Мини-юбка и туфли на высоком каблуке. Даже в темноте он разглядел безупречную форму ее ног, которую подчеркивали тонкие чулки. Приятная тяжесть в брюках подсказала ему: это ОНА. Он никогда еще не пробовал негритянской крови, хотя и знал, что она горячее, чем у белых.
...Она идет одна, ее губы чуть-чуть подрагивают. Он ждет, когда она войдет в темноту туннеля, а со станции уйдут несколько пассажиров, опоздавших на поезд и задержавшихся на вокзале. Он ощущает в кармане ледяную сталь складного скальпеля. Резать, резать!.. Он улыбается. Некоторое время она стоит неподвижно, а потом оглядывается на него через плечо. Он замечает в ее глазах страх. И замечает еще кое-что, белки ее глаз краснеют, наливаясь кровью. Она уже готова!
Он идет, стараясь ступать как можно тише, и как бы слышит ее мысли: «Проклятые туфли».
Время! Он догоняет ее неожиданно легко. Она оборачивается к нему, замирает.
— Что вам надо? — спрашивает она с вызовом, но это показная храбрость. Он не отвечает, да и она уже сама понимает, что обречена, что от него нечего ждать пощады. Он подкрадывается к ней сзади, одной рукой внезапно хватает за горло, а другой зажимает ей рот. Скорее туда, где сгустилась тень! Он тащит ее в горячую красную темноту. Почему-то люди считают, что темнота черная, но он знает правду: она ярко-малинового цвета. Это — цвет запекшейся крови. Она пытается сопротивляться, но он гораздо сильнее. Одной рукой он достает складной скальпель, другой — продолжает держать за горло. Тонкая как луч улыбка появляется у него на лице, когда стальное лезвие входит вглубь. Она задыхается, кашляет, разбрызгивая кровь. Он целует ее. Она падает. Он перерезает ей горло».
В вечернем выпуске «Чикаго трибюн» была опубликована статья под крупным, набранным жирным шрифтом заголовком: «ВБЛИЗИ ЧИКАГСКОГО ВОКЗАЛА УБИТА ЖЕНЩИНА» В этой статье подробно описывалась очередная трагедия. Убита Элизабет Роулингс, двадцати шести лет. Возвращаясь домой с работы (она служила в одной из контор окружной дороги), Элизабет шла по Коттедж-Гров-авеню. На станции метро, прежде чем спуститься вниз, к поездам, она зашла в находящийся там магазин и купила пачку сигарет. Кассир был последним, кто видел ее живой. Женщина зарезана тем же способом, какой уже известен чикагской полиции по ряду других убийств, совершенных в городе минувшей зимой.
Заголовок в «Чикаго сан таймс» кричал: «ЗВЕРСКИ УБИТА ЖЕНЩИНА, МАНЬЯКА ИЩУТ». В газете также давалась фотография женского тела, накрытого простыней. Этот снимок был сделан на месте преступления перед тем, как убитую перенесли в прибывшую санитарную машину. Кроме того, на вкладном листе была помещена фотография заплаканной матери убитой.
Ближе к вечеру того же дня чикагские сыщики уже не сомневались, что оба убийства в Бервине и это чикагское убийство — дело рук одного и того же человека. Специалисты подтвердили, что раны всем трем жертвам нанесены одним и тем же орудием, хотя они и не могли сказать точно, каким именно. Большинство считало, что убийца использовал лезвие бритвы. Частицы кожи, обнаруженные под ногтями всех трех жертв, были идентифицированы и сопоставлены: они принадлежали одному человеку. Каждая из убитых женщин потеряла очень много крови, но на месте преступления ее почти не было. Этот факт более всего озадачил чикагский департамент полиции — куда девалась кровь? А сыщики, занимавшиеся этим делом, — будь они честны друг перед другом и перед прессой, — могли бы признаться, что боятся даже думать о том, чем все это кончится.
В полночь, во время пресс-конференции, мэр Чикаго заявил, что при департаменте полиции Чикаго сформирована специальная следственная группа и что убийца будет арестован прежде, чем успеет совершить новое преступление. Он разослал официальные уведомления всем своим службам; в этих уведомлениях говорилось о том, что, если у кого-либо возникнет малейшее подозрение, он должен как можно скорее связаться с департаментом полиции Чикаго или Бервина. Для этого установлена специальная «горячая линия», ее номер будет подключен к сети утром следующего дня.
Белла, мать Элизабет Роулингс, пристально смотрела на двух малышек своей дочери, на двух внучек. Они жили все вместе в маленькой двухкомнатной квартирке, которую Элизабет снимала на свой ничтожный заработок. Что теперь будет с девочками? Я слишком стара, думала Белла, у меня не хватит ни сил, ни средств, чтобы поднять их на ноги. Где же тот добрый человек, который смог бы о них позаботиться?..
Плача, она тяжело опустилась на стул. Дети недоуменно взглянули на нее. Они играли на полу бутылочками из-под оливкового масла, строя из них небоскребы и дома для маленьких игрушечных человечков. Баба — она всегда помогала им строить. Их темные глаза смотрели удивленно, непонимающе. Они не могли понять, почему мама все никак не придет с работы и почему баба все время плачет.
Белла поднялась со стула и прошла из кухни в комнату. На телевизоре стояла фотография, на которой они были сняты все вместе. Этот снимок был сделан в Сирзе, и Элизабет выпросила его для себя. Белла вспомнила, как дочь однажды сказала:
— Когда-нибудь мои девочки станут взрослыми. У них будут свои дети. Глядя на эту фотографию, я буду вспоминать, какими они были в раннем детстве.
— Я тоже буду помнить, деточка, — прошептала Белла, поглаживая рамку фотографии.
Энн собрала все газеты, имевшиеся в квартире, и выбросила их в мусоропровод, зашелестела бумага, хлопнула крышка, и все смолкло. Она прочитала все заметки в газетах и записала телефон «горячей линии». Посмотрела все телевизионные новости, слушая, как диктор перечисляет женщин, убитых этой зимой неизвестным маньяком, которого называли Чикагским Резаком.
Было уже поздно, три часа ночи, и Энн решила отложить просмотр оставшихся фотографий до утра. Она легла в постель, желая только одного — чтобы Ник был рядом с ней, поддержал ее и убедил, что этот ужасный Чикагский Резак, которого все ищут, не Джо. Она устроилась поудобнее, закрыла глаза и попыталась отогнать мрачные мысли — надо думать о чем-нибудь приятном. Но через несколько минут Энн вновь открыла глаза и стала напряженно всматриваться в темноту спальни.
Бесполезно, подумала она, сбрасывая одеяло и поднимаясь с постели. Прошла в кухню, налила в кастрюлю молока и поставила на плиту. Пока грелось молоко, она села за кухонный стол и попыталась доказать себе, почему Джо не мог быть Резаком. У него не тот характер, думала она, он ведь очень чувствительный, мягкий, даже не грубил никогда. Когда они учились в колледже, ему досаждали мыши, но он просто не мог поставить мышеловку. Как же он может убить человека? Но, говорила она себе, ведь она знает его не со школьной скамьи.
Налив молоко в кружку, она заметила бумажку с телефоном «горячей линии». В газете было сказано, что по этому номеру можно звонить двадцать четыре часа в сутки. А что, если поднять трубку и позвонить? Но что она может сообщить? У нее нет настоящих доказательств. Сказать что-нибудь вроде этого: «Я нашла в нашей ванной окровавленный скальпель... Я думаю, что мой муж — убийца. Но сейчас мы в разводе, и я не знаю, где он находится...» Она могла бы в отместку за причиненную ей боль дать номер телефона мотеля, но Джо там уже нет. И вообще — постаралась она убедить себя — это ни к чему хорошему не приведет. Дневники? Нет, сказать о дневниках она просто не в состоянии.
Ник, думала она, о Ник, найди его поскорее!
Металлический голос зуммера в гостиной заставил ее вздрогнуть. Кружка с горячим молоком полетела на кафельный пол и разбилась вдребезги. Энн с удивлением заметила, что молоко обожгло ей ногу.
Зуммер зазвенел снова.
Энн, приходя в себя, побежала к дверям. Ник говорил ей, что на заводе у него много работы, и он задержится там на всю ночь. Но может быть, Нику повезло, обстоятельства изменились, и он приехал сюда к ней.
Она ускорила шаги, и в это время звонок настойчиво прозвенел два раза.
— Ник? — спросила она, нажимая кнопку домофона.
В микрофон прозвучал поющий голос:
— Я должен видеть тебя.
Сейчас это пение и смех заполнят всю квартиру! Прерывая их, Энн вновь задала вопрос:
— Кто там?
Смех.
— Я должен увидеть тебя, — снова пропел голос.
Энн вскрикнула и инстинктивно прижалась к стене, как бы ища у нее защиты. Джо! Она задыхалась, сердце бешено колотилось.
Когда она снова нажала кнопку домофона, ей никто не ответил. Она поспешила к окну и вгляделась в круглую площадку перед домом. Пусто.
О Боже, думала она, что же мне делать?
Она бросилась в кухню, подняла телефонную трубку и машинально набрала номер «горячей линии», семь-четыре-четыре. Склонившись над диском, Энн прислушалась к гулким ударам своего сердца.
Из дневника Джо Мак-Эри (без даты):
«Нанести визит Энн. Не знаю, готова она для меня или нет. Она должна быть готова. Это только часть плана. Когда мы снова будем вместе, я уверен, все будет как в добрые старые времена. Но только тогда, когда я возьму ее, я ее сохраню ».
Яркие фонари автобусной остановки ослепили его. Как здесь жарко, подумал Джо, опускаясь на одно из сидений. Ему сейчас нужны были две вещи: тепло и сон.
Но заснуть не удалось. Несмотря на то, что прошел всего лишь день с тех пор, как он пил кровь, он не мог думать ни о чем другом. Эта мысль билась в мозгу, настойчиво требуя удовлетворения. Стоило ему закрыть глаза, как во тьме начинали мелькать какие-то круглые красные тени. Его воображение рисовало потоки льющейся крови, и возбуждение не отпускало его.
Он встал и прошел в мужской туалет. Может быть, если он займется мастурбацией, его возбуждение пройдет и он сможет уснуть.
Он опустился на сиденье и закрыл глаза. В соседней кабинке кто-то был. Нога в кожаном ботинке приблизилась к ноге Джо. Надо выяснить, есть ли кто-нибудь в кабинке, находящейся с другой стороны. Он наклонился и заглянул под перегородку — эта кабинка была пуста. Нога неизвестного мужчины продвинулась еще на несколько дюймов, подтолкнула Джо, и он опять почувствовал возбуждение.
Мужчина внезапно встал на колени, нагнулся и из-под перегородки взглянул на Джо. Потом, оставаясь на коленях, распрямился. Перегородка теперь закрывала верхнюю часть его туловища. В лицо Джо ткнулся напряженный член.
У Джо в мозгу словно что-то щелкнуло, и он внезапно понял, что надо сделать. Неуловимым движением он вытащил из кармана скальпель и рассек член от корня до пурпурной головки. Джо, услышав, как мужчина стал судорожно хватать воздух ртом, вцепился в его ноги и удерживал его, пока тот не перестал сопротивляться. Тогда Джо наклонил голову и начал жадно сосать кровь из рассеченного члена, стараясь не упустить ни капли.
Напоследок мужчина издал ужасающий вопль, отразившийся от стен туалета. От этого вопля у Джо заложило уши, он не заметил, как ослабил захват и отпустил голые ноги мужчины. Тот дернулся и поднялся.
Джо тоже встал и подтянул брюки. Дверь соседней кабинки хлопнула, послышались поспешные шаги и громкий стон:
— Боже, помогите же мне кто-нибудь!
Выглянув наружу, Джо мог наблюдать почти комическую сцену. Мужчина, необыкновенно тучный, бежал к выходу, путаясь в штанах, обмотавшихся вокруг лодыжек. Кровь стекала по его белым, лишенным растительности ногам.
Джо подумал, что сейчас очень удобно подойти к нему сзади и ударить ножом в шею, а потом вырезать язык. Если кто-нибудь появится, можно сказать, что этот человек первым набросился на Джо, пытаясь его задушить.
В это время мужчина упал на пол. Джо подскочил к нему, ударил его ножом в шею и начал пить кровь.
Открылась дверь.
— Что за черт?! — В этом вопросе послышался страх, и Джо взглянул в лицо вошедшему. Это был старый негр. Джо угрожающе помахал перед ним окровавленным скальпелем.
— Тихо, — прошипел он и толкнул старика на пол.
Пробегая через зал автобусной станции, Джо слышал, как старик звал на помощь, но помочь было некому. Слава Богу, подумал Джо, что есть на свете такие города... Он распахнул двойные стеклянные двери и выскочил наружу.
Ночной воздух был холодным. Джо стер с лица кровь рукавом пальто. Небо на востоке начинало едва заметно розоветь.
Ник и Энн сидели по разные стороны старого, потрескавшегося деревянного стола и пристально смотрели друг на друга. Из автопроигрывателя, стоявшего в углу зала, неслась песня ансамбля «Прекрасные молодые людоеды». Песня называлась «Я от нее без ума». Шипение жарящегося на гриле мяса, соперничавшее с голосами ансамбля, волны табачного дыма и запах гамбургеров заполнили пространство небольшого бара.
Энн пришла сюда по настоянию Ника. По соседству с этим маленьким баром, который назывался «Бриджпорт», находился другой бар — «Пльзень». С тех пор как Энн получила работу модельера, она почти не покидала квартиру. Ее глаза были обведены темными кругами, на лице лежала печать усталости. Это ее старило. Ник не мог видеть ее такой. Он хотел увести ее из дома куда-нибудь туда, где шум и суматоха взбодрили бы ее и заставили забыть обо всех свалившихся на нее заботах.
Ни он, ни она не хотели вспоминать о Джо. Но сейчас для них обоих не существовало другой, более важной темы. Телевизионные новости и первые полосы обеих городских газет заставили их отбросить все другие мысли, кроме мыслей о Джо. Было нечто странное в том, что лишь они двое во всем городе знают разгадку тайны Чикагского Резака и держат ее при себе.
Ник почти не сомневался в виновности Джо, но когда он заводил об этом разговор, Энн хотелось заткнуть уши. Глядя на него, она думала лишь о том, как она устала. Сейчас она мечтает лишь об одном: прийти домой, лечь в постель и спать до тех пор, пока весь этот кошмар не кончится.
Она не хотела никого видеть. Она просто была не в силах выносить все это. Почему она должна все это терпеть?
Энн отгородилась от потока его слов молчанием. Ник пытался объяснить ей, почему они должны пойти в полицию и рассказать все, что им известно. Но Энн хранила ледяное молчание, стараясь держаться достойно под чужими взглядами.
Ник сомкнул губы, и теперь оба молча смотрели друг на друга. Каждый выжидал. Она ждала, когда он сменит тему разговора, или уведет ее домой, или просто закажет еще по кружке пива. Он ждал, когда она скажет что-нибудь вроде: «Извини, что перебила, скажи мне, пожалуйста, то, что я должна услышать».
— Энни, прошу тебя, выслушай меня до конца. Я хочу сказать о том, что нам поможет... — Он остановился, заметив, что она смотрит не на него, а... на проигрыватель. Он тоже взглянул в ту сторону, а затем опять обратился к ней.
Она помахала рукой, разгоняя висевший в воздухе сигаретный дым.
— Знаешь, — сказала она, — я думала, что это Фил Коллинз со своим «Генезисом».
— Что?
— Вообще-то, он талантливый музыкант, но мне он больше не нравится... Он... — Энн замолчала, подбирая нужное слово. — Он какой-то неискренний. Понимаешь, в средней школе у нас был такой термин — «музыка-жвачка». Это такая музыка, как у Барри Манилова. Только Фил Коллинз совсем не такой, как Барри Манилов. Он холоднее. — Энн засмеялась и огляделась.
— Энни, о чем ты говоришь? Я пытаюсь обсудить с тобой нечто очень важное. Я нисколько не преувеличиваю, когда говорю, что это вопрос жизни и смерти.
Энн повела глазами.
— Пойми же, я не хочу говорить о... нем. И вообще он не способен причинить мне боль... ни мне, ни кому-либо еще.
Она говорила с несвойственной ей злостью: почему Ник не хочет ее понять? Энн помассировала пальцами виски, — ей вспомнился ночной голос, пропевший в домофон: «Я должен увидеть тебя».
Ник накрыл ее руки своими.
— О'кей. Ты хочешь уйти отсюда? Мы можем поймать машину и через несколько минут будем в Эванстоне. Но ты же не захочешь пойти ко мне домой... Там нет ничего интересного...
— Я хочу остаться здесь. Мне нравится этот бар. Он напоминает мне те бары, где я бывала, когда училась в колледже. — Энн изобразила ослепительную улыбку.
— Хорошо, — сказал Ник, откидываясь на спинку стула и закуривая сигарету, — о чем же мы будем говорить?
— Например, об этом баре. Что ты о нем знаешь?
Ник окинул взглядом тесноватый зальчик: деревянные столики на длинных ножках, разношерстная публика, низко свисавшие с потолка люстры, высокие табуреты перед покосившейся стойкой и за ней — зеркало, в котором отражались выстроившиеся в ряд зеленоватые бутылки.
— Я давно знаю этот бар. Я вырос недалеко отсюда, а мой отец был знаком с его владельцем. — Вспомнив отца, Ник с минуту помолчал. Он почувствовал, что Энн смотрит на него, удивляясь, почему его лицо вдруг стало таким хмурым. Он вздохнул и заставил себя улыбнуться.
— Так что же?
— Да... во времена моего детства это было особое место. Сюда приходили семьями и даже приезжали из соседних городков. Понимаешь, здесь отдыхали и обедали. Ничего особенного — обычный воскресный обед. Но мне казалось, что это были самые изысканные польские блюда, которые я когда-либо пробовал. По пятницам, когда отец работал ночью, мама посылала меня в этот бар за рыбными сандвичами к ужину. Я до сих пор помню коричневые бумажные пакеты, пахнущие рыбой.
— А где твои родители сейчас?
— Отца убили во время дежурства... он был полицейским. Мама живет на его пенсию во Флориде.
— Где именно?
— Недалеко от Тампы.
— Так вот почему ты стал сыщиком...
— Почему же?
— Потому что твой отец был полицейским.
— Да, думаю, поэтому. — Ник провел рукой по волосам и окинул зал пристальным, чуть ли не подозрительным взглядом, словно в нем вдруг проснулись отцовские гены.
— В чем дело? — спросила Энн.
Ник улыбнулся, довольно нервно, и закурил еще одну сигарету.
— Да нет, ничего. Просто нервы.
— Расскажи что-нибудь о своем отце. У твоих родителей были еще дети или ты один?
— О нет, я — один, совсем один. — Он стряхнул пепел с кончика сигареты и улыбнулся Энн. — Послушай, а не поменяться ли нам ролями?
— Нет, Ник, я тебе все уже давно рассказала. Я хочу услышать побольше о твоей семье. Например, где находился полицейский участок твоего отца...
— И дался же тебе мой отец...
Энн удивленно взглянула на него.
— Извини. — Ник уставился на поверхность стола, поковырял пальцем царапины на ней. Потом поднял глаза на Энн. — Я уже рассказал тебе кое-что, но есть такие вещи, о которых я никогда никому не говорил. Сейчас я расскажу тебе все, и больше не будем к этому возвращаться.
Энн пристально посмотрела на него, словно пыталась по выражению его лица разгадать тайну.
— Хорошо.
— Когда мой отец умер, я просмотрел его бумаги и нашел несколько писем.
Энн вздохнула с облегчением.
— У него был роман, да?
— Может быть, ты не будешь меня перебивать и позволишь мне рассказать до конца? — Ник остановился. — Да, в самом деле, у него был роман. Но этот роман был... — Ник-низко наклонил голову и долго смотрел на стол. Когда он снова взглянул на Энн, его лицо было красным, по щекам текли слезы. Он сердито смахнул их тыльной стороной ладони и почти выплюнул следующие слова: — Но этот роман был с одним малым. С мужчиной, понимаешь? Мой отец был педерастом. — Нику хотелось бы во время этого признания смотреть Энн в глаза, но он не мог и вновь опустил взгляд. — Я думаю, это продолжалось не один год. По профессии тот был фельдшером. Его звали Дэн Мак-Кинни. Господи, он приходил к нам домой по выходным.
Энн накрыла его ладони своими.
— Ну, все это не так уж страшно.
Ник продолжал:
— И знаешь, что самое забавное? Никто на свете никогда бы об этом не догадался. Они оба были здоровенными, сильными мужиками, эти геи. Они вместе охотились, ходили на рыбалку, на футбольные матчи.
— Я уверена, что твой отец был замечательным человеком.
— Что ты можешь о нем знать? — усмехнулся Ник. — Он и в самом деле был хорошим, добропорядочным... гомосексуалистом. Когда я это обнаружил, у меня было такое чувство, словно меня предали. Я понял, что никогда не знал его по-настоящему. Когда он умер, мне было шестнадцать лет, и я очень не хотел быть похожим на него. Суди, что получилось.
Некоторое время они молчали, слушая музыку.
— Мне кажется, что я стал сыщиком действительно из-за него. Но не по тем причинам, о которых ты думаешь. Отец научил меня внимательно присматриваться к людям. Он говорил, что каждый человек — тайна и что на поверхности может плавать не только дерьмо. — Ник наконец отважился взглянуть ей в глаза. — А у тебя какие секреты, Энни?
Энн судорожно вздохнула.
— У меня нет секретов, — сказала она и подумала, как ей хотелось бы, чтобы Ник нашел Джо и заставил ее забыть о нем. Или, по крайней мере, был с ней до тех пор, пока ей не станет лучше и она сама сможет позаботиться о себе.
Ник даже не подозревал, что она напугана. Временами Энн вставала и прохаживалась из угла в угол, окидывая зал напряженным взглядом — она боялась увидеть того, кого не хотела видеть... Она боялась даже звука собственного голоса. А дома на полную мощность включала проигрыватель, потому что ее пугала тишина. Ник взял ее руки в свои и сжал их. Она подняла на него глаза.
— Энни, — мягко сказал он, — нам необходимо поговорить о Джо.
— Но почему?
— Потому что мы должны что-то предпринять, пока он не причинил зла кому-нибудь еще.
— О, но у нас ведь нет полной уверенности, что он кого-то убил. — Энн улыбнулась, но улыбка была какой-то жалкой.
— Такая уверенность есть, во всяком случае, у меня. Да и ты знаешь тоже, что это так и есть. Я знаю, как трудно взглянуть в лицо фактам, но мы должны, как это ни печально, признать: Джо вполне может быть тем самым убийцей.
— Джо не мог бы никого убить. Он слишком чувствителен для этого.
— Энн, вслушайся в то, что ты говоришь! Ты же сама не веришь этому.
— Нет, верю. — Энн смотрела в стол. Когда она снова подняла на него глаза, они казались стеклянными от переполнявших их слез... — Можно мне еще пива? — спросила она. Ник с шумом выдохнул воздух.
— Конечно, я тоже выпью кружку. Но когда я принесу пиво, мы поговорим о Джо. Так сказать, откровенность за откровенность.
— О'кей.
Ник прошел через зал, который постепенно заполнялся людьми. В углу, на небольшой сцене, расположился джаз-оркестр, и Ник слышал, как музыканты настраивали гитары и проверяли микрофоны. Погромыхивал барабан. У стойки Ник заказал две кружки пива.
Когда он вернулся к столу, Энн там не было — она ушла. Проклятье, я должен бы знать, что этим и кончится, подумал он, оглядывая переполненный зал и со стуком ставя обе кружки на стол. Парочка, сидевшая за соседним столом, покосилась на него. Мужчина улыбнулся и что-то прошептал своей спутнице.
Ник тяжело опустился на стул и сделал большой глоток пива. Он уже собирался надеть пальто, как вдруг увидел Энн, пробиравшуюся к нему сквозь толпу. Он с облегчением вздохнул. Глядя на нее, Ник подумал, какое невероятное счастье свалилось на него, что такая прекрасная женщина с ним. А еще он подумал о том, что, если бы не определенные обстоятельства, они бы никогда не встретились.
— В чем дело? — спросила она с улыбкой. — Ты думал, что я ушла и оставила тебя одного?
Ник не ответил, только пододвинул к ней кружку с пивом. Она сделала глоток и сказала:
— Все в порядке, Ник. Не расстраивайся, пожалуйста. Честное слово, я не могла бы бросить здесь тебя одного! — Она засмеялась. — Ты — мой спаситель. — Оглянувшись на музыкантов, уже настроивших инструменты, она спросила: — Правда, они хороши, ты слушал их?
— Я не знаю, какие они, потому что никогда их не слышал. И пожалуйста, Энни, не начинай снова.
— Не начинать чего? — На лице Энн появилось выражение оскорбленной невинности.
— Ты позвонила мне и сказала, что мы должны поговорить. Мы встретились и... — Голос Ника заглушили звуки оркестра, игравшего «Оранжевый цветок». Музыканты и в самом деле играли хорошо, особенно девушка-скрипачка. И играли они так громко, что Ник представил себе, как они с Энн, перекрикивая музыку, обсуждают вопрос: действительно ли Джо Чикагский Резак. Им же придется орать во весь голос, чтобы расслышать друг друга. Парочке за соседним столиком наверняка будет очень интересно.
— Допивай свое пиво, — закричал он, — и поедем ко мне домой.
— Давай останемся еще ненадолго. Они так забавны. — Энн кивнула в сторону сцены.
— Если ты мне веришь по-настоящему, ты поедешь сейчас же... — Ник залпом допил пиво и поднялся.
— Сейчас. — Он прочитал ее ответ по губам. Она тоже допила пиво и встала. Ник помог ей надеть пальто.
По пути в Эванстон они молчали. Энн смотрела в окно, разговаривать не хотелось, а Ник полностью сосредоточился на дороге.
— Как у тебя хорошо, Ник, — говорила Энн, обходя его большую студию. Она, казалось, была приятно удивлена тем, насколько здесь все чисто и красиво. Грубо отесанная сосна и игра теней — от темно-бирюзовых до голубых — создавали ощущение первозданной свежести и одновременно строгой элегантности.
Ник включил торшер, стоявший в углу комнаты.
— Ну что, ты по-прежнему считаешь, что у меня дурной вкус? — Ник улыбнулся ей. — Садись, — продолжал он, указывая на кушетку. — Давай выпьем. Совсем немного «Молсона».
— Это было великолепно, — сказала Энн. Что угодно, лишь бы отложить разговор о Джо. Она откинулась на обтянутую хлопком кушетку и закрыла глаза, прислушиваясь к тому, как Ник хозяйничает на кухне: звенит стаканами, вынимая их из буфета, открывает и закрывает дверцу холодильника, наливает пиво.
Энн открыла глаза, когда он сел рядом с ней и протянул ей стакан.
Они сделали по глотку. Ник наклонился и поцеловал Энн, дохнув на нее пивом.
Он поставил стакан на столик перед кушеткой.
— Итак, начнем разговор.
Энн покачала головой.
— Я не понимаю, зачем нам говорить об этом.
— Должна понять. Прямо сейчас. Я знаю, тебе нелегко признать, что Джо — давай посмотрим правде в глаза — нездоров. В его дневнике каждая строка указывает на это. Те дневники, которые он писал в юношеские годы, значительно отличаются от теперешних. И ты и я читали их. В течение многих лет он казался совершенно нормальным. То, что случилось с ним в детстве, — ужасно, и даже те, давние записи, напоминают бред сумасшедшего.
— Он — не сумасшедший.
— Энни, ты же не станешь отрицать, что в последние несколько лет записи в дневниках становились все более безумными. Психиатр мог бы это определить, прочитав всего несколько страниц.
— Может быть, это художественное произведение. Ты же знаешь, что он писатель.
— Ты помнишь, что он писал о своей сестре?
— О Марго?
— Неужели ты думаешь, что это художественное произведение? — Он не дал ей возможности ответить. — Я знаю, что ты так не думаешь. Ты же не можешь отрицать очевидного.
Она не отрываясь смотрела в пол.
— Ладно, допустим, он написал несколько глупостей. Но это мелочи. Это еще не повод подозревать его в убийстве. Может быть, он просто нуждается в чьей-то помощи.
— А как насчет прошлой ночи, когда он, сидя под лестницей, пел тебе в домофон?
Энн передернуло, внезапно она почувствовала озноб. Она начала было что-то говорить, но замолчала.
— Неужели ты тогда не испугалась? Неужели и сейчас тебе не страшно? Разве его голос тогда был похож на голос здорового человека?
После короткого молчания она сказала:
— Ты прав. Но это еще не значит, что он мог бы причинить вред мне или кому-нибудь еще.
— Ну а как насчет скальпеля в ванной? Ты говорила, что на нем была запекшаяся кровь.
— Ну и что? Может быть, он порезался. Он мне сказал об этом.
— Ты же сама говорила, что из царапины на пальце не могло вытечь так много крови. — Ник немного помолчал. — Вспомни, что было потом, когда ты вернулась: скальпель исчез из мусорной корзины. Он вытащил его оттуда и куда-то спрятал.
— Я не знаю этого! — Энн не сдержала крика и закрыла рот рукой. Затем заговорила более спокойно: — Может быть, он просто увидел скальпель в мусорной корзине и не захотел его выбрасывать.
— Тогда зачем же его прятать? Почему не положить обратно на раковину, где он раньше находился?
— Ты помнишь все, до мельчайших деталей, да?
— Это моя профессия. Я еще помню твой рассказ о том, что он сильно нервничал, когда ты спросила его о скальпеле.
Энн задумчиво разглядывала деревянный пол.
— Неужели ты не понимаешь, Энни? Ведь во всех сообщениях об убийствах говорится, что Резак наносит раны исключительно острым инструментом, похожим на бритву. Скальпель в точности соответствует этому описанию.
— Это могло быть лезвие бритвы. А если даже и скальпель, то почему он обязательно принадлежит Джо?
— Ты себя успокаиваешь, — произнес Ник. — Все равно я прав.
Энн услышала, как захлопнулась дверь ванной. Она закрыла лицо руками, пытаясь отогнать угнетающие ее мысли. Она не хотела слышать того, что говорил Ник, но была вынуждена все это выслушать.
Вернувшись, Ник улыбнулся ей.
— Я не хочу причинить тебе боли. — Он сел рядом и крепко обнял ее за плечи. — А если и делаю больно, то лишь потому, что беспокоюсь о тебе.
— Я знаю это. — Она поглядела в его светло-серые глаза и протянула ему свой стакан. — Налей, что ли, еще.
Вернувшись с наполненными стаканами, Ник сказал:
— Я думаю, тот факт, что он скрылся, не говорит в его пользу. Почему он прячется? Жил бы и жил в мотеле АМХ.
— Может быть, у него нет денег?
— А у вас в банке общий счет? Мог он оттуда взять денег?
— Да, конечно.
— Значит, мог. А он скрылся. Обычно люди скрываются по какой-либо причине, например, если кого-то боятся.
— Возможно, ты прав... Он ведь исчезал и раньше, задолго до того, как мы разошлись, — сказала Энн. — Не на несколько дней, а на день. Возвращался поздно и не мог вразумительно объяснить, где был... Я тебе говорила... одно из тех убийств произошло именно тогда, когда он пропадал... Впрочем, я не совсем уверена...
— А я думаю, что ты в этом как раз уверена.
— Во всяком случае, этого недостаточно, чтобы идти в полицию или предпринимать что-либо подобное.
Ник закатил глаза.
— Ну а как насчет его отношений с Пэт Янг? Может быть, это добавит тебе уверенности?
— Это вообще чепуха.
— Нет, не чепуха. Это более чем подозрительно. Эта женщина что-то знает и не говорит. Я не был бы детективом, притом уже шесть лет, если бы не имел нюха на такие вещи. Нюха или интуиции — называй, как хочешь.
— Пусть так, но одной только интуиции недостаточно, чтобы идти в полицию.
Ник покачал головой.
— Энн, зачем ты себя обманываешь? Помимо моей интуиции у нас есть куда более веские доказательства. — Он погладил ее по щеке, почувствовав, как она сконфужена и уязвлена. — Ну, извини, милая.
Некоторое время они сидели молча, потягивая пиво и глядя друг на друга. Наконец Ник сказал:
— Энни, вспомни, что Пэт Янг живет как раз напротив дома, где жила Мэгги Мазурски, одна из жертв. Она вполне могла видеть, как убийца входил в дом и выходил оттуда.
— Если она действительно что-то видела, то почему она так странно себя ведет?
— На этот вопрос я не могу ответить. У меня есть подозрение, что она хочет выгородить Джо. Иначе почему она отказалась разговаривать со мной? Я знаю, что Джо входил в ее квартиру. Я сам это видел.
Энн встала и поставила свой стакан на маленький столик. Затем подошла к окну и раздвинула занавески. В небе висела полная луна, жилой дом на другой стороне улицы казался серебристым. Снег таял. На пороге была весна.
— О чем ты задумалась?
Энн засмеялась.
— О чем я думаю? — Энн задернула занавеску и повернулась к нему. — Я думаю о том, что ты прав. С Джо творится что-то ужасное. — Она подошла и села, обхватив себя руками. — Понимаешь, в каком-то уголке моей души еще сохранилась надежда, что Джо — просто больной человек, а совсем не убийца. Но, честно говоря, я понимаю, что просто глупо отрицать его вину.
— Так я могу пойти в полицию и рассказать обо всем?
Внезапно она вскочила и закричала:
— Нет! — Она тяжело дышала и смотрела на Ника так, будто он предложил линчевать Джо. — Мы не можем так поступить. Я не хочу, чтобы его затравили как зверя и убили. А они это сделают. Ты читаешь газеты? Весь город против него. Мы сами должны его найти. Должны настоять, чтобы он обратился к врачу. Это более безопасный путь, и у Джо буду неплохие шансы, если дело дойдет до суда.
Ник покачал головой.
— Этот план никуда не годится, Энни. И прежде всего потому, что ты окажешься под ударом. Я знаю, ты не хочешь с ним встречаться, но все равно он может причинить тебе вред или даже убить тебя.
— Он никогда...
— Да ты не знаешь этого! И не спорь со мной, пожалуйста. Только это заставляет меня продолжать следить за ним. Если бы в департаменте полиции знали, кого надо искать, нам было бы легче. Без их помощи я не найду его. Кроме того, мы не имеем права утаивать информацию.
— Ну пожалуйста, Ник! Я не хочу никакой огласки. Они убьют его.
У Ника задрожали губы.
— Они убьют его? Но, Энни, что с тобой происходит? Ты же видишь, сколько человек он уже убил. Бога ради, подумай о том, что будет, если мы не заявим о нем в полицию. Убийства будут продолжаться. — Ник попытался заглянуть ей в глаза и прочитать в них, что она чувствует. — Подумай о его будущих жертвах.
Энн опустила голову, волосы закрыли ее лицо. Ник видел, что она дрожит. Боже мой, подумал он, каково ей сейчас? Он попытался обнять ее.
— Нет, — прошептала Энн, выскальзывая из его объятий. Она продолжала смотреть в пол. Когда она заговорила, в ее голосе не было никаких эмоций.
— Ты такой же, как и все остальные. Ты не можешь понять. Я думала, что ты другой, но ты такой же. Ты хочешь затравить его как зверя. — Она подняла на него глаза, лицо ее было мокрым от слез. — Что, не так, что ли?
Он попытался отвести с ее лица прилипшие волосы. Она грубо оттолкнула его руку.
— Не прикасайся ко мне!
Они сидели друг против друга, молчание затянулось. Ник выключил свет в надежде, что темнота поможет им разговориться. Наконец он произнес:
— Что, ну что мы можем сделать, если не пойдем в полицию? Или ты хочешь взять грех на душу?
Энн повернулась к нему, и даже в темноте он почувствовал, что она пристально на него смотрит.
— Мы не знаем, нарушил ли он закон. Мы не знаем, убийца он или нет.
— Я знаю, что это так, подумал он, но не решился произнести эти слова вслух, потому что это было равносильно тому, чтобы выгнать ее из дома.
И из своей жизни. Он представил себе, как она уходит, закрывая за собой дверь. Он придвинулся и взял ее руку в свою. И не отпускал.
Энн прошептала:
— Я должна поговорить с ним.
Он смотрел на нее и видел в ее лице отчаяние. Что-то шевельнулось в его душе.
— Послушай, Энни, мне нужна еще неделя. Я всеми силами постараюсь найти его. Но если за эту неделю вновь произойдет убийство, я иду в полицию. И — да поможет нам Бог... Лишь бы с тобой ничего не случилось.
Она обняла его.
— Одна неделя, — прошептала она, — этого вполне достаточно...
— Я жду, Энни, ровно семь дней. Большего я не могу сделать, даже ради тебя.
Энн поставила машину в гараж, вышла из нее, огляделась и медленно направилась к лифту. Сейчас ей хотелось, чтобы Ник был рядом. Он предлагал встретить ее около дома, но Энн отказалась. Она устала от этой бесконечной погони и просила его больше не искать Джо.
Электрический свет казался ей более тусклым, чем обычно. Она была уверена, что это — результат переутомления. Так бывало всегда, когда она уставала. Энн уже подходила к лифту, как вдруг ей почудились шаги за спиной. Когда она ставила машину, в гараже было тихо. Она долго прислушивалась. Внезапный автомобильный гудок заставил ее вздрогнуть и даже вскрикнуть. Какая-то машина прорвалась сквозь заграждение.
Вслед за этим послышался глухой удар — словно кто-то в темноте налетел на машину.
Она обернулась, вглядываясь во тьму, но ничего не увидела. Энн бросилась к лифту и успела вскочить в него перед тем, как двери закрылись.
Дома Энн зажгла свет во всех комнатах и включила магнитофон с записью Оскара Петерсона. Сидя за кухонным столом, она уговаривала себя ничего не бояться: сейчас, у себя дома, она в полной безопасности. Да и в гараже, вероятно, никого не было.
Позже, в спальне, когда и свет и магнитофон были уже выключены, она подумала, не позвонить ли Нику. Если он дома, то обрадуется возможности приехать и провести с ней ночь, как это было вчера и позавчера. Но. усталость буквально валила ее с ног, и Энн решила, что самое лучшее — как следует выспаться.
Как только музыка смолкла, в квартире воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь журчанием воды в туалете, и Энн была благодарна этим звукам и чьим-то шагам у себя над головой...
Швейцар Алек Руни удивленно уставился на Джо. Какой-то бродяга неизвестным образом проник в дом, да еще называет себя Джо Мак-Эри. Чушь какая-то! Джо Мак-Эри был симпатичным, вежливым парнем.
— Послушай, Энн уже спит. И я не хочу будить ее. Просто мне не повезло — я забыл ключи.
Руни вздохнул.
— Н-да... бывает... А немного травки у вас не найдется?
Джо похлопал себя по карману и покачал головой.
— Уже поздно. Дай мне ключ и иди спать.
— Я не имею права. Могу только позвонить отсюда миссис Мак-Эри по телефону, она откроет дверь, и все будет в порядке.
Руни повернулся к экрану монитора, стоявшего у него за спиной.
— Сукин сын, — процедил Джо сквозь стиснутые зубы. Не оглядываясь по сторонам, он выхватил скальпель и полоснул швейцара по шее. Руни от изумления открыл рот. Джо накинул на него свой темный шарф, оттянул его голову назад и быстро перерезал ему горло. Кровь брызнула струей и залила груду бумаг, лежавших на столе.
Джо склонился над раной и начал сосать горячую медно-красную жидкость, мгновенно окрасившую его губы. Силы Джо удвоились, и он без труда удерживал пытавшегося сопротивляться человека.
Руни затих. Джо огляделся. Никого. Он знал, что прямо позади стола находится туалет. Одной рукой он схватил залитые кровью бумаги, другой — приподнял Руни. Потом перетащил швейцара в туалет и усадил его на унитаз. Окровавленные бумаги Джо разложил на бачке.
Затем Джо вытер окровавленные руки о брюки.
— Вот так, ублюдок, — проговорил он, обращаясь к безжизненному телу. — Неплохой урок, а? Теперь будешь знать, как должен вести себя человек на твоем месте.
И захихикал.
Энн закрыла глаза и уже стала засыпать, как вдруг услышала подозрительный щелчок.
Она села в постели, мгновенно узнав этот звук, хотя и убеждала себя, что это что-то другое.
Звук ключа, вставляемого в замочную скважину. Поворот.
Энн чувствовала, как пот градом катится по лбу, чувствовала, как колотится сердце.
Дверь распахнулась и снова закрылась. Тишина. Молчание.
Сильный удар.... кто-то ногой опрокинул кофейный столик.
Негромкое хихиканье.
Энн натянула пеньюар. Ладони ее вспотели. В дальнем конце коридора кто-то медленно сделал несколько шагов.
Подходит ближе...
Энн вглядывалась в темноту едва дыша. Инстинкт подсказывал ей, что нужно сжаться в комок — она, как животное, искала защиты от того, от чего защиты не было.
Почти не раздумывая, Энн вскочила с постели. На цыпочках подбежала к туалету и открыла дверь, молясь, чтобы она не скрипнула. Затем, втянув голову в плечи, затворила за собой дверь. В уголке туалета она скорчилась, съежилась и накрылась старой лыжной курткой Джо.
Энн прислушивалась и ждала.
Наконец она услышала голос Джо в спальне. Он что-то напевал и смеялся как бы про себя.
— Энни... Энни, — говорил он, — выйди ко мне, выйди, где бы ты ни была.
Она слышала, как он прошел в ванную, смежную с туалетом.
Потом, беспрерывно хихикая, он приблизился к туалету.
Это хихиканье показалось ей настолько чуждым, что она усомнилась — Джо ли это. Ей бы очень хотелось, чтобы это был кто-нибудь другой. Пусть параноик, дебил — кто угодно, только не человек, которого она когда-то любила и который теперь хочет убить ее.
Дверь туалета распахнулась, и Энн затаила дыхание.
— Иди к папе, Энни, иди, у меня есть для тебя сюрприз. — Смех стал громче.
Он отшвырнул ботинки, черной тенью маячившие у порога.
Дверь закрылась. Энн прикусила нижнюю губу и почувствовала солоноватый вкус крови. Потом до нее донеслись какие-то странные, необъяснимые звуки, следовавшие без перерыва один за другим. Джо шумно дышал, как при тяжелой работе. Энн казалось, что эти звуки продолжаются целую вечность, и она никак не могла понять, что они означают.
Наконец послышался голос Джо:
— Ну, погоди, сука! Я до тебя доберусь!
Он дышал тяжело и прерывисто, как будто только что пробежал целую милю.
Потом по удаляющимся шагам Энн поняла, что он направился к входной двери. Дверь громко хлопнула.
Обманный трюк? Энн не хотела выходить. Она сжалась в комок и вглядывалась в темноту до тех пор, пока бледный луч рассвета не проник в дальний угол туалета, где она скрылась.
Когда она выбралась из туалета и вошла в спальню, ее глазам открылась картина разгрома: все постельное белье, матрасы и четыре подушки были изрезаны и изорваны в клочья. Повсюду валялись перья и лоскуты — результат «тяжелой работы» Джо. Энн поняла, что за звуки потрясли ее, когда она сидела за дверью туалета. Кроме того, она обнаружила, что к своему арсеналу Джо добавил большой кухонный нож.
Энн подняла телефонную трубку и набрала номер Ника. «Будь, пожалуйста, дома», — прошептала она.
— Алло, — прозвучал его сонный голос.
Она разбудила его, но сейчас это не имело значения.
— Ник, пожалуйста, приезжай прямо сейчас! Мы должны связаться с полицией!
Из дневника Джо Мак-Эри (без даты):
«Кровь у швейцара обычная. Может быть, чуть горячее, чуть слаще. Должно быть, теплота и сладость являются следствием его слабоумия. Он должен был умереть. Я слишком сентиментален и беззаботен. Надо действовать осторожнее. Уже сегодня эта история попала в «Трибюн».
Я шел к Энн. Только она нужна мне, только она! А этот несчастный идиот, этот сукин сын встал у меня на пути. Нельзя вставать у меня на пути, нельзя отнимать у меня время. Но Энн, моя дорогая, сладкая Энн...
Я доберусь до тебя в следующий раз!»
Ник сидел за своим столом, склонившись над портативным «ундервудом», который он купил девять дет назад, когда закончил университет имени Лойолы. Он был поглощен составлением отчета. В одиннадцать часов он должен встретиться с сыщиком Питом Мак-Грю, занимавшимся расследованием убийств. Необходимо убедить его в важности предстоящего разговора. Ник и Пит были знакомы с детства, и Ник знал, что Пит не пожалеет времени, чтобы выслушать его. Эта уверенность подкреплялась тем, что Пит Мак-Грю играл не последнюю роль в специальной группе, ведущей дело Чикагского Резака.
Однако, как только Ник попытался изложить все имевшиеся у него факты на бумаге, в нем стали нарастать сомнения. Хотя ему самому было ясно, что убийца не кто иной, как Джо, бесконечные колебания Энн расхолаживали его. В конце концов, у него нет ни одной прямой улики. Ник сделал глоток кофе и взглянул на чистый лист бумаги, вставленный в пишущую машинку.
Первой уликой, которую он упомянул, были дневники. Можно ли из них сделать вывод, что Джо душевнобольной? Где описания совершенных им убийств? Энн предположила, что дневники с описанием убийств Джо прихватил с собой, когда начал скрываться от преследования. Так что фактов не было.
Неуверенность Ника росла, и ему уже начало казаться, что обращаться в полицию не следует. Хорошо бы, все подозрения оказались беспочвенными... Он вынул чистый лист из машинки, но все же просмотрел написанное ранее.
Следующей уликой, которую он упомянул в своем перечне, был скальпель. Длинный и острый. Это, конечно, очень веское доказательство. «Этого достаточно», — говорил он себе, но его ум следователя возражал. Конечно, скальпель вполне мог служить орудием убийства, но где доказательства, что именно Джо совершил все эти убийства? В Чикаго полно таких скальпелей, бритв и прочих режущих инструментов, и любой преступник может воспользоваться любым из них.
Ник подошел к кофейному столику, стоящему в углу комнаты, и вновь отхлебнул кофе. Холодный. Зазвонил телефон. Ник допил остатки кофе, налил в чашку горячего и лишь потом взял трубку.
— Мон-Пьер.
— Ник, это Энн. — Ее голос заглушался каким-то шумом. — Я на работе, так что не могу говорить долго, но я кое-что вспомнила. Не знаю, важно это или нет.
— Не беспокойся, важно все, — сказал Ник, надеясь, что она сообщит что-нибудь конкретное, что-нибудь такое, что позволит ему вновь обрести уверенность.
— Месяца два назад я просматривала вещи Джо и обнаружила кипу газетных вырезок... все они содержали сведения об убийствах в Чикаго. Тогда я спросила его, зачем ему эти вырезки. Он ответил, что собирает материалы для нового романа... Ну, я и подумала, что эта информация представляет определенную ценность.
Ник крутил в пальцах телефонный шнур, и Энн хорошо слышала легкое шуршание.
— Энни, ты можешь показать мне эти вырезки? Где они? У него в столе? Если он собирал их... это, конечно, кое-что значит... это может оказать нам некоторую помощь.
— Они были в столе, — сказала Энн. Были! Этот ответ разочаровал Ника, хотя иного он и не ждал. — Очевидно, Джо от них избавился после того, как я их заметила. Почему — не знаю. Если они действительно пригодились бы для романа, зачем их выбрасывать? Я буду искать еще, пока не увижу, что их нигде нет.
— Хорошо, — сказал Ник, быстро записывая ее рассказ в блокнот, лежавший рядом с кофеваркой, — спасибо. Я скажу Мак-Грю об этом, когда встречусь с ним сегодня. — Он услышал, как кто-то ее окликнул.
— Иду, — отозвалась Энн. — Мы увидимся вечером?
— Конечно. — Ник положил трубку.
Потом он вернулся к столу и снова стал просматривать отчет. Далее следовала информация о Пэт Янг — адрес и все, что Ник знал о ней. Он сделал пометку: «Необходимо допросить».
Следующим пунктом было исчезновение Джо и отсутствие у него алиби при некоторых убийствах (возможно, это касалось всех случаев, но тут у Ника не было твердой уверенности). Важным также представлялось то, что Джо находился в Бервине в ту ночь, когда была убита Ребекка Пиччоне. Мак-Грю должен обратить на это особое внимание. Однако... разве один только полубезумный Джо был в Бервине той ночью? Да там уйма народу, и совершить преступление мог кто угодно...
В конце следовали размышления Ника по поводу визита Джо к Энн прошлой ночью. Убийство швейцара Алека Руни — в том доме, где жила Энн, — по почерку очень напоминало все предыдущие убийства. Если Мак-Грю, прочитав все это, не убедится в прямой связи Джо с этими преступлениями, то он просто не имеет права считать себя детективом... А что Джо сотворил с Энн? Запугивал, терроризировал ее! Это ли не доказательство?
А ведь пожалуй, не доказательство... Он же не убил Энн, в конце концов. И то, что она скрывалась в туалете, было лишь следствием ее страха. Ник подумал, что при желании Мак-Эри легко мог бы убить ее. Так что Мак-Грю вправе сказать, что визит Джо к Энн не более чем акт мщения оскорбленного мужа, а убийство в ту ночь швейцара — случайное стечение обстоятельств. Черт возьми, слишком уж много случайностей в этом деле! Нет, Мак-Грю должен поверить ему.
Обязан поверить!
А поведение Джо? А его угрозы, доведшие Энн чуть ли не до обморочного состояния? Даже если Джо не совершал других убийств, в данном случае он морально убил человека. Ник прислонился к стене и содрогнулся при мысли о том, что могло произойти, если бы Джо нашел Энн в туалете! Помимо его желания, воображение нарисовало жуткую кровавую сцену. Энн лежит ничком в луже крови, ее глаза устремлены на что-то страшное, в них застыл ужас конца. Ее тело искромсано лезвием бритвы. Кремовые стены спальни забрызганы кровью, а тишина сотрясается от криков...
Хватит! Ник провел рукой по глазам. Возможно, косвенных улик недостаточно для ареста Джо, но Ник и не преследовал такой цели. Он только хотел привлечь к нему внимание следственной группы. И тогда — арест не за горами.
Ник встал и посмотрелся в зеркало. Туго затянул галстук и привел в порядок волосы. И пожелал себе удачи, молясь о том, чтобы все это поскорее закончилось.
В свои двадцать пять лет Пит Мак-Грю был самым молодым следователем отдела по расследованию убийств. Некоторые его коллеги считали, что быстрым продвижением по служебной лестнице Пит обязан тому, что его отец чуть ли не четверть века возглавлял двадцать седьмой полицейский участок. «Мак-Грю ничем не лучше нас, — поговаривали в баре «Пэтси», находившемся в районе кольцевой дороги, неподалеку от полицейского управления, — просто у него есть то, что позволяет добиться чего угодно в этом мире, — связи». Здесь обычно собирались молодые полицейские, патрулировавшие улицы и транспорт или занимавшиеся расследованием мелких дел вроде супружеских измен, и их недружелюбное отношение к Питу объяснялось элементарной завистью. Сотрудники постарше защищали Мак-Грю от нападок новичков, когда в спокойные ночи им удавалось побеседовать с ними.
Их уважение к Мак-Грю основывалось на деле Лайлы Пауэрс. Лайла Пауэрс была жесткой деловой женщиной. Она владела двумя массажными кабинетами (не так-то просто иметь такую собственность в Чикаго), бюро «Секс по телефону» и изредка предоставляла свое личное сопровождение особо важным клиентам.
Лайлу обнаружили задушенной в номере отеля «Ритц-Карлтон» вскоре после того, как оттуда вышел ее клиент — ювелир. Она лежала в постели. Алая лента, которой ее задушили, резко контрастировала с ее бледной кожей и черными волосами. Напоминавшие рыбацкую сеть чулки были обмотаны вокруг шеи наподобие жуткого шарфа и завязаны большим бантом. К половым органам (вернее, к тому, что от них осталось) была прикреплена записка: «ОТПРАВЛЯЙСЯ В АД, ПОТАСКУХА!»
Ювелир был немедленно допрошен в своем доме на Лонг-Айленде—в присутствии жены, пятерых детей и ирландского сеттера — и арестован по подозрению в убийстве. У него не было алиби, он покинул отель буквально за несколько минут до того, как обнаружили убитую. Два свидетеля, коридорный и дежурный по этажу, видели, как мужчина и женщина вошли в номер, а через некоторое время мужчина ушел. Убийство, таким образом, произошло чуть ли не на глазах. Оба были готовы подтвердить на суде свои показания.
В личном журнале визитов Лайлы были записаны имя этого клиента и время встречи.
Он клялся, что Лайла была в добром здравии, когда он уходил. Но ему никто не верил.
Расследование этого дела было поручено Питу Мак-Грю. У Лайлы был сын Бредли, примерно одних лет с Питом. Мать, насколько это было возможно, отстраняла его от своих дел и, соответственно, доходов. Он искренне удивился, что его пригласили на допрос. Большинство сыщиков чувствовали вину перед ним и верили его показаниям. Но Мак-Грю украдкой наблюдал за Пауэрсом, когда тот ожидал продолжения допроса и думал, что его никто не видит. Этого человека как будто подменили: недавно он горевал, а сейчас совсем не похож на сына, убитого трагической вестью о смерти матери. Мак-Грю подумал. что Пауэрс ведет с полицией хорошо продуманную игру. По своей инициативе и вопреки ведомственным правилам, Мак-Грю начал в свободное время следить за Пауэрсом. Нью-йоркскому ювелиру грозило пожизненное заключение. Меж тем Бредли Пауэрс прибрал к рукам все дела матери. Штат фирмы претерпел изменения: некоторых сотрудников он уволил, другим урезал зарплату, и они сами ушли, а взамен Пауэрс нанял новых. С точки зрения Мак-Грю, Пауэрс был не свободен от подозрений: у него было довольно слабое алиби (никто не мог подтвердить его показаний, что в момент смерти матери он находился дома и смотрел «Династию» — телесериал, который он описал во всех деталях), и очень веский мотив преступления, старый как мир: деньги.
Мак-Грю работал очень усердно, и из-за этого ему приходилось вести довольно бурную жизнь. В бюро знакомств он сблизился с несколькими сотрудницами, которые раньше работали у Лайлы Пауэре и впоследствии были уволены ее сыном. Большинство из них были обижены и терпеть не могли Бредли Пауэрса, что было на руку Мак-Грю.
Незадолго до того, как, нью-йоркскому ювелиру должны были вынести приговор, Питу значительно помогла Венди Родригес, одна из этих девушек. После каждой встречи с клиентом сотрудницы бюро должны были платить определенный процент фирме. Бредли поднял этот процент до такой высоты, что Венди отказалась работать.
Последним ее клиентом был Пит Мак-Грю. В порыве откровенности она рассказала ему, что вдрызг разругалась с боссом, и тот пригрозил ей, что она окончит жизнь так же, как его мать, — мол, в аду вы обе встретитесь.
Упоминание «ада» натолкнуло Пита на мысль о записке, оставленной на месте преступления, ведь там говорилось: «Отправляйся в ад, потаскуха» . Вообще, эта записка была единственной зацепкой, хоть как-то характеризующей личность преступника. Однако, если допустить, что ювелир невиновен, эта маленькая зацепка могла превратиться в довольно серьезную улику. Кроме того, бурная деятельность, которую развернул Пауэре в последние два месяца, никак не вязалась с образом убитого горем сына, каким он хотел казаться в глазах полиции. Короче говоря, шаткое алиби Пауэрса еще больше пошатнулось.
В результате обыска, проведенного в его квартире, была обнаружена видеокассета с записью «Династии», содержание которой он так детально пересказал на допросе. Заместитель Лайлы дал интересные показания: Бредли часто сопровождал мать в качестве телохранителя, когда она встречалась с клиентами. Так было и в тот раз. Короче говоря, в руках полиции оказалось достаточно материала, чтобы просить окружного судью дать санкцию на арест Пауэрса, что и было сделано.
Мак-Грю с триумфом завершил это дело.
У Пита Мак-Грю не было времени размышлять, как ему удалось добиться значительных успехов в столь молодом возрасте. Еще в раннем детстве он мечтал стать полицейским и никогда не изменял своей мечте. Без сомнения, всеми своими успехами он был обязан лишь собственному уму и работоспособности. Порой он настолько погружался в дела, что казался окружающим странноватым.
Пит Мак-Грю любил наблюдать за людьми. На задания ходил без охраны. Мог подолгу беседовать с кем-нибудь, анализируя поведение и мотивы поступков. Сидел и потягивал пиво до тех пор, пока ситуация не прояснялась окончательно. Он работал всегда и везде — в машине, в гостях, на вечеринке. Знакомясь, пожимая руки, Пит старался запоминать лица, привычки, манеру поведения. Такие наблюдения давали очень много. Обычно люди относились к нему с симпатией. В лифте Пит всегда становился спиной к двери, улыбался и старался завязать общий разговор. В прачечных, супермаркетах, барах его знали в лицо как постоянного посетителя. Вот так — вроде бы мимоходом — он многое узнавал о людях и понимал их лучше, чем те, кто специально изучал человеческие характеры. Он знал, какие струны души надо затрагивать, чтобы получить ответ на интересующие тебя вопросы, и вскоре стал очень умело проводить допросы.
Можно добавить, что Пита Мак-Грю хорошо принимали везде, где бы он ни появлялся, потому что он был хорошим парнем.
Ник искал место, где можно поставить автомобиль. Он подъехал к зданию чикагского управления полиции, где находился отдел, расследовавший дело Резака. Здесь Мак-Грю назначил Нику встречу. Эта часть Саут-Стейт-стрит была пустынна, чему Ник очень обрадовался: у него не было времени искать место для парковки. Всего в нескольких кварталах отсюда находился большой проспект, полный жизни и движения. Ник дивился тому, что в одном городе могут быть столь разные улицы. Он запер машину и отметил, что прибыл как раз вовремя. Пит будет удивлен.
Вдруг Ник увидел Энн, стоявшую у светло-серого здания, в котором находился полицейский участок. На ней было белое меховое пальто, черные волосы красиво обрамляли лицо.
Когда появился Ник, она не могла скрыть чувства облегчения. Она шагнула к нему.
— Господи, как я рада! Я боялась, что мы разминемся. — Она обняла его и взяла за руку.
— Что ты здесь делаешь?
— У меня перерыв в съемке, и я подумала, что нам нужно действовать вместе. Я послужу тебе подкреплением.
— Энни, милая, я совсем не вижу в этом необходимости. Я могу справиться с этим и сам.
— Только не говори, что это «не женское дело». Бьюсь об заклад, что твой друг Мак-Грю согласится выслушать и мою версию всего, что произошло.
— Поступай, как знаешь.
Они вошли в роскошный вестибюль, отделанный белым и серым мрамором. Энн удивилась, что здесь так тихо.
— Я ожидала, что здесь будет шум и толчея, — шепнула она Нику.
Она обвела взглядом красивый вестибюль, заметила безупречно чистые стальные лифты, охрану. Толстый парень в униформе исподлобья смотрел на Ника все время, пока тот объяснял ему, куда и к кому они идут. Ей вспомнился аэропорт, а вернее, те металлические детекторы, через которые там приходится проходить. Позади охранника был установлен монитор. Энн почувствовала, что за ней следят. Их обыскали, и Энн вошла в лифт следом за Ником. — Я никогда здесь не бывала, — сказала она.
— Ты ничего не потеряла. — Ник закусил нижнюю губу. — Я все утро обдумывал, как изложить наше дело. Так что, надеюсь, ты не обидишься, если я попрошу тебя не мешать мне.
Когда они вышли из лифта, у нее на глаза навернулись слезы.
— Да я и не собираюсь с ним разговаривать. Мне казалось просто, что будет неплохо, если я здесь появлюсь.
— Ну, извини. Это действительно хорошо. Просто я нервничаю.
Прежде чем Энн успела спросить, почему он нервничает, перед ними появился Мак-Грю. Это был высокий широкоплечий парень с черными вьющимися волосами, голубыми глазами и гладко выбритым лицом. Энн подумала, что именно таким и представляла его себе: образцовый полицейский ирландского происхождения. Единственное, что ее смутило, — красноватый нос. Уж не пьяница ли он? Впрочем, это не имело значения.
Мак-Грю их откровенно разглядывал. Ник выглядел плохо — что с ним происходит? Пит покачал головой. Ник говорил, что у него есть кое-какая информация по этому делу. Но почему с ним женщина? Желание покрасоваться, что ли?
— Как поживаешь, Ник? — Он пожал ему руку и при этом заметил, что Энн внимательно смотрит на кобуру с оружием под форменным кителем.
— Слишком долго рассказывать, — ответил Ник. Он повернулся к Энн и представил ее Питу. Пит пожал ей руку и окинул ее оценивающим взглядом.
— Я знаю, серьезный разговор требует уймы времени, — сказал он, — но мы постараемся его не затягивать. Меня завалили работой.
— Да, я понимаю! — кивнул Ник, следуя за Мак-Грю в его кабинет. Они сели, и Мак-Грю спросил, не хочет ли кто-нибудь из них кофе. Когда они отказались, Мак-Грю вздохнул с облегчением. У него было полно дел, и он хотел выпроводить их как можно скорее. Отец Мон-Пьера был хорошим полицейским, но сам-то Ник никогда не представлял собой ничего особенного — обыкновенный, заурядный частный детектив. Однако Пит обязан выслушать их: любой человек, имеющий хоть какую-нибудь информацию по этому делу, был для него настоящим кладом.
— Ну, так что случилось, что скажешь? — спросил он Ника, положив руки перед собой на стол и приготовившись слушать.
Ник начал с дневников, упомянул о скальпеле, рассказал об исчезновении Джо, его пребывании в Бервине, когда там была убита Ребекка Пиччоне, о связи Джо с Пэт Янг, об убийстве швейцара в доме Энн и, наконец, о вторжении Джо в квартиру Энн.
— Вы уверены, что это был ваш муж, миссис Мак-Эри? — спросил Пит.
— Абсолютно уверена.
Мак-Грю посмотрел ей в глаза. Она действительно была уверена — это он мог сказать точно.
— Как вы думаете, почему он пришел?
— Не знаю.
— В самом деле? — поднял брови Мак-Грю.
Энн смотрела на серую металлическую крышку стола.
— Думаю, он зол на меня за то, что в прошлый раз я его чуть ли не выгнала.
— А я понял так, что он ушел сам.
— Правильно, но только после того, как я отказалась с ним уехать.
Энн добавила, что на Джо произвело тяжкое впечатление убийство Ребекки Пиччоне.
— Он говорил, что боится за меня, и вел себя как ребенок.
— Ну, — сказал Мак-Грю, — я думаю, многие мужчины, имея такую жену, как вы, поступали бы точно так же из боязни потерять вас.
Это не было комплиментом.
— Я знаю, о чем вы думаете.
— О чем же? — улыбнулся Мак-Грю.
— О том, что Джо был никудышным мужем.
— Возможно. Когда я только начал здесь работать, мне пришлось заниматься семейными неурядицами. Я видел великое множество безобразных сцен разводов и разрушения семей.
— Ты понимаешь, Пит, — вмешался Ник, — этот малый по-настоящему безумен.
Он рассказал ему о том, как следил за Джо, о проститутках и Пэт Янг.
— У него не было знакомых в Бервине, — заметила Энн. — Что он там делал?
— Этому могло быть много причин. — Мак-Грю улыбнулся. — Мы никогда по-настоящему не знаем друг друга. Не можем знать. Мы можем только предполагать.
— Ты считаешь, что всего, о чем мы рассказали, недостаточно? — Ник знал, что располагает лишь косвенными уликами, но это были достаточно веские улики. От своего друга он мог ожидать большего интереса.
Пит покачал головой.
— Я же не говорю, что все это пустые разговоры. Пошли!
Пит встал, вышел в коридор и провел их в большую комнату, где стояло несколько столов. Две женщины сидели у телефонных аппаратов. На столах высились горы компьютерных распечаток и прочих бумаг. Три детектива просматривали материал.
— Это — подразделение оперативной работы, — сказал Пит, обводя комнату широким жестом. — Эти бумаги — сигналы от населения. Хотите — верьте, хотите — нет, но мы отвечаем на несколько сот звонков в день. Разумеется, большинство из них — пустячные: от старых дев, подозревающих в дурном соседей, если те слишком поздно приходят домой, от брошенных жен, желающих вернуть своих мужей. Но многие из этих звонков стоят внимания. Самое трудное — проверка. Каждый требует, чтобы мы тут же проверили его информацию. Даже у явного психа может быть повод для звонка. И если мы не отреагируем хотя бы на один сигнал, мы рискуем сойти с той тропинки, которая может вывести нас на преступника.
— А как насчет нашей «тропинки»? — спросила Энн.
— Я думаю, что ваша информация наиболее интересная. Мы рассмотрим ее в первую очередь. Для нас это дело особой важности. Если мы найдем вашего мужа, мы его не упустим.
— Пожалуйста, постарайтесь его найти.
— Миссис Мак-Эри, в последние дни я работаю по восемнадцать— двадцать часов. Так работают в нашем отделе все. У полицейских свой интерес в этом деле. Они тоже беспокоятся за своих жен, сестер, дочерей. Все они работают круглосуточно. Мы приложим все усилия, чтобы вашего мужа найти, но я хочу, чтобы и вы поняли, против чего мы боремся.
Ник кивнул.
— Я догадываюсь, что первоочередное рассмотрение нашего дела — лучшее, на что мы можем рассчитывать.
Пит не ответил. Он провел их обратно в свой кабинет. Когда они сели, он проговорил:
— Миссис Мак-Эри волнуется. Ник, только потому, что ты — мой друг, я расскажу вам кое-что. Думаю, что могу доверять вам, и моя информация дальше вас не пойдет.
— Ты можешь положиться на нас, — сказал Ник.
— У нас есть сведения, дающие нам уверенность, что этого парня видели позавчера.
Оба, Ник и Энн, подались вперед.
— В больницу графства Кук поступил больной с изуродованным пенисом и резаной раной шеи. Прошу прощения, миссис Мак-Эри. Он видел парня, который проделал с ним это, и видел оружие преступления: это был скальпель.
Энн закрыла глаза и обеими руками вцепилась в кресло.
— Там был еще черный малый, который вошел в это время в умывальню общественной уборной и увидел убегающего оттуда мужчину. Но он очень хорошо его запомнил. Наши художники сделали по его описанию фоторобот преступника.
Пит открыл ящик стола и достал оттуда фотографию. Серое, грязное лицо преступника. Энн очень долго смотрела на него, а потом обвела его пальцем.
— Энни, — забеспокоился Ник, — ты в порядке? И... что ты скажешь?
— Он очень похож на Джо, — прошептала Энн. Она подняла глаза на Мак-Грю. — Вот только есть какая-то ошибка в форме носа. У Джо он не такой широкий, что ли... Не знаю, как объяснить точнее.
Пит улыбнулся ей.
— Фотороботы далеко не всегда удачны. Описания свидетелей грешат неточностью, да и время может сыграть шутку с их памятью. Возможно, этот негр действительно видел вашего мужа и в результате получился похожий на оригинал портрет. С другой стороны, это может быть простым совпадением — мало ли на свете лиц одного типа. На моей памяти был случай, когда одного полицейского заподозрили в совершении преступления, так как он был очень похож на портрет, сделанный нашим художником. Дело называлось «Сын Сэма».
Ник в свою очередь рассмотрел рисунок.
— Я тоже считаю, что он очень похож, Пит.
Пит кивнул.
— Хорошо. Значит, у нас есть основание в первую очередь заняться именно этим человеком.
— Заняться... А дальше что?
— Ник, ты же все-таки профессионал. Зачем ты задаешь такие- вопросы?
— Ты прав, конечно...
— О чем вы? Я что-то не понимаю, — произнесла Энн.
— Поезжай домой. Я приеду, как только освобожусь, возьму такси и приеду. Постарайся продумать план действий. Если он вдруг позвонит, постарайся задержать его как можно дольше. Только, ради Бога, не пускай его в квартиру. Если он действительно убийца, ты можешь не успеть дать свои показания.
Энн выглядела испуганной, и Ник поспешил обнять ее.
— Может быть, я все же смогу помочь? — спросил он Пита. В его голосе звучала надежда. За свою недолгую карьеру ему приходилось расследовать только дела о супружеской неверности и мелком воровстве, он жаждал принять участие в каком-нибудь серьезном деле вроде этого.
— Самое лучшее, что ты можешь сделать, дружище, это обеспечить безопасность миссис Мак-Эри и не стоять у нас на пути. Я знаю, ты хороший малый, но теперь не мешай нам работать. Мы хотим того же, что и вы: чтобы все это поскорее закончилось.
Ник улыбнулся, пытаясь скрыть разочарование.
— Хорошо. Я тебя понял. — Он поднялся. — Энн, может быть, ты вернешься на работу? Я тебя провожу.
Она посмотрела на часы.
— Ты прав. — На лице ее было довольно кислое выражение.
Ник протянул Питу руку.
— Спасибо, что уделил нам время.
— Спасибо и вам, — сказал Пит, пожимая руку Нику. — Держите нас в курсе.
— Обязательно.
Пит посмотрел вслед уходящей паре. Великолепная женщина, подумал он, как же судьба связала ее с таким чудовищем, как этот Джо?..
Наверху детектив Пит Мак-Грю внес имя Джо Мак-Эри в специальную карточку, содержащую наиболее важные сведения. Он положил карточку в папку, а папку — в ящик с грифом: «СРОЧНО». Там эта папка присоединилась к полудюжине других. Информации накопилось вполне достаточно, чтобы сделать выводы и перейти к конкретным действиям.
Пит подумал об Энн, и ему стало за нее страшно.
Детектив Эл Шалти и репортер раздела криминальной хроники газеты «Чикаго ньюс» Бет Эллисон были любовниками. Они, конечно, не афишировали своих отношений и, может быть, не слишком сильно любили друг друга, но их связь была достаточно прочной. Обоих устраивал секс. Эл насыщался под завязку, а Бет, помимо этого, получала хороший материал для своих статей, который шел как эксклюзив.
В номере мотеля, где они находились, было очень жарко. Они только что кончили заниматься любовью. Оба взмокли, пот светлой дорожкой стекал по лицу Бет и по ложбинке между грудями. Эл тяжело дышал. Он отвернулся от Бет и стал рассматривать сцену охоты, нарисованную на стене. Бет провела рукой по бедру Эла и погладила его полунапряженный пенис, еще влажный после полового акта. Потом наклонилась к его уху и прошептала:
— Ты классно меня выдолбил.
Эл повернулся и посмотрел на нее, его темные глаза встретились с ее голубыми. Он прикоснулся к роскошной гриве ее светло-каштановых волос, будто тронутых морозцем. Десять минут назад, когда они занимались любовью, ему понравилось бы подобное признание, даже умилило бы. Но сейчас его покоробило. Он хотел, чтобы она замолчала.
Бет слегка покусывала его губы, а потом уперлась языком ему в ухо.
— А тебе нравится меня долбить?
Он улыбнулся, а потом засмеялся.
— Да, но я не хочу, чтобы ты сейчас говорила об этом.
Она погладила резко очерченные мышцы его груди, провела рукой по впалому, гладкому, как гладильная доска, животу.
— Не говорить... Тогда делать?
— Именно. — Он поцеловал ее, надеясь закончить разговор, вылезти из постели и привести себя в порядок перед работой. Эл сел и спустил ноги на пол.
— Куда ты так торопишься? — Она пощекотала его и засмеялась.
— В ванную. — Он вскочил, прошел в ванную и закрыл за собой дверь. Глянул на себя в зеркало — его черные волосы взмокли от пота и закудрявились. Дерьмо, подумал он, я уже не люблю ее так, как прежде. Он постоял над унитазом и помочился. Но она самая лучшая из всех, кого я когда-либо трахал, а может быть, и из тех, кого я буду трахать. Он вспомнил о пресных встречах со своей невестой. Вспомнил ее навязчиво-заботливые указания: «сделай это... погладь здесь... поцелуй сюда...» Она делала из него автомат. А Бет вся в действии, готова выполнить любое его желание: готова заниматься любовью ночь напролет, столько, сколько сможет выдержать он. Она выжимала его досуха. Он задавал себе вопрос, сможет ли ее оставить, если весной женится. Каждый раз, когда они встречались, он собирался высказаться и поставить точку в их отношениях, но его всегда что-то останавливало. Она знала, что он обручен, но делала вид, что ее это не беспокоит. Он еще раз посмотрел в зеркало, провел пальцами по волосам и вернулся в спальню. Надел белую хлопчатобумажную рубашку и начал ее застегивать.
— Ах, как сексуально, — проговорила Бет, глядя на него, — твой очаровательный пенис так соблазнительно выглядывает из-под рубахи... Иди ко мне...
— Нет, Бет, я и в самом деле должен уходить. Мне нужно встретиться с Мак-Грю через пятнадцать минут.
Она села, вид у нее был недовольный.
— Что, прорыв в деле Резака?
— Я не имею права рассказывать тебе об этом, — ухмыльнулся он.
Бет вскочила и подошла к нему. Внезапно она схватила его член и начала тереть им свой влажный клитор.
— А теперь что скажешь, мальчик? — прошептала она ему в самое ухо и ущипнула его.
Он помотал головой, попытался оттолкнуть ее, вырваться, но ее силы словно бы удвоились, она навалилась на него, поцеловала его в шею, начала поглаживать грудь, живот. Затем взяла его член в рот и довела до полного возбуждения. И вдруг резко оттолкнула Эла.
— Я, пожалуй, тоже пойду с тобой, — сказала она весело, — сегодня в здании суда начинается процесс Дэвидсона. — Она имела в виду известного насильника.
— Что же ты со мной делаешь? — сказал он, глядя вниз на свой побагровевший, готовый к «работе» пенис. Эл чувствовал себя так, как будто он, подросток, тискает свою школьную подружку, а та «хранит себя» до замужества.
— У нас обоих сегодня много работы, — сказал Бет, улыбнувшись ему, — я, пожалуй, приму душ.
Когда она уже закрывала дверь, Эл придержал ее рукой.
— Нет, ты этого не сделаешь, — прошептал он, и голос его был хриплым от желания. Он схватил ее за руку и вытащил из ванной. Затем поднял ее, понес к кровати и бросил вниз.
— Ты, ублюдок, — говорила она, а глаза ее смеялись, — ты знаешь, что тебе это будет дорого стоить. — Она раскинула ноги и разомкнула нижние губы. — Это будет тебе очень дорого стоить.
После того, как все закончилось, Бет сказала:
— Ну, а теперь расскажи, какие новости в деле Резака?
— О каких новостях ты говоришь?
— Только не пытайся дурачить меня. Я покрутилась в полиции. И знаю, что есть новости. — Она сжала его лицо ладонями. — Я вижу это по твоей наглой сексуальной морде.
Он улыбнулся.
— Я не могу тебе рассказать. Задействуй свои источники.
— Я всегда так делаю.
— Ну хорошо. Это неточно, но одно подозрение подтверждается...
Послеобеденный выпуск «Чикаго ньюс» открывался статьей, озаглавленной: «В ДЕЛЕ РЕЗАКА ДОСТИГНУТ УСПЕХ». У статьи был подзаголовок: «Оперативно-следственный отдел верит в удачу». Статья была подписана Бет Эллисон и рассказывала о том, что факты, обнаруженные в последнее время, совершенно определенно указывают на Джозефа Мак-Эри, который недавно покинул свою квартиру на Лэйк-Шок-Драйв и исчез. Статья являлась эксклюзивным материалом, поэтому тираж газеты в этот день подскочил со ста пятидесяти восьми до трехсот восьмидесяти тысяч экземпляров.
Рэнди Мазурски был одним из трехсот восьмидесяти тысяч читателей, купивших в этот день «Ньюс» помимо привычной ежедневной газеты «Сан таймс». Когда он увидел на прилавке «Ньюс» с этим заголовком, руки у него задрожали, он с трудом вытащил из кармана деньги и протянул их киоскеру.
Перед этим он бесцельно бродил неподалеку от того дома, где они жили с Мэгги, и размышлял, как ему отыскать Джо. Вдруг его взгляд упал на прилавок киоска — среди примелькавшихся порнографических журналов высилась кипа газет с броским заголовком.
— Что происходит? — сзади стоял парень, дымя сигаретой. — Можно подумать, что они уже подвесили эту сволочь за яйца.
— Вот именно, — буркнул Рэнди, отходя от киоска. Он присел на край тротуара, не чувствуя, что грязный мокрый снег облепил внизу его брюки. Он трижды прочитал статью и подумал, что трудно поверить тому, будто полиция достигла успеха в том, в чем он сам потерпел неудачу несколько недель назад, когда разговаривал с Пэт Янг.
Он взглянул вверх на жемчужно-серое небо. Теплый ветерок взлохматил его волосы. Наступила весна.
Рэнди не хотел, чтобы полиция задержала Джо Мак-Эри. Не хотел, чтобы суд оправдал этого ублюдка, признав его душевнобольным. Так бывало уже не раз, а в результате психопаты разгуливают на свободе и убивают, убивают. Хватит жертв!
До своего кафе Рэнди мог добраться за пятнадцать минут, в этот день он работал в вечернюю смену. За последние два месяца он так часто не являлся на работу, что на него стали коситься. Шеф старался быть снисходительным, но сейчас его терпение полностью истощилось. Впрочем, Рэнди это не трогало. Он знал, что, как только обнаружит Мак-Эри, ему не придется больше работать.
Он сел в свою машину, забыв о кафе, и направился на Лэйк-Шор-Драйв. Быть может, ему удастся повидаться с женой Мак-Эри.
Энн выключила душ и завернулась в серое махровое полотенце. Протерев запотевшее стекло ладонью, она посмотрела на себя в зеркало. Под глазами — темные круги. Она заранее отказалась от двух сегодняшних съемок, зная, что плохо выглядит. Она взяла расческу, и тут в гостиной послышался звонок. Энн стянула с вешалки в ванной халат и надела его. Раздалось еще два настойчивых звонка.
— Кто это? — спросила Энн, подойдя к домофону.
— Рэнди Мазурски.
— Я не знаю человека с таким именем.
— Да, миссис Мак-Эри, это так. Но мне нужно поговорить с вами. — Он сделал паузу. — Это касается вашего мужа.
Энн приложила руку ко лбу и почувствовала, что начинается головная боль. Она вспомнила заметку в газете «Чикаго ньюс».
— Хорошо. — Она сбросила халат и надела джинсы и темно-синий свитер со стоячим воротником. В дверь постучали.
— Входите! — крикнула Энн, почувствовав, что у нее вдруг сел голос. Когда же это все кончится?!
Она открыла дверь и чуточку удивилась — на лестничной площадке стоял совсем молодой парень. Рыжеватый, долговязый. На нем были брюки из рубчатого плиса, бежевый свитер и лыжные ботинки. Энн терялась в догадках, какая связь может существовать между ним и ее мужем.
— Разрешите войти?
— Конечно. — Энн сделал шаг назад, чтобы впустить его, в то же время спрашивая себя, правильно ли она поступает. Вдруг ее осенило: Мазурски. Одна из убитых женщин носила эту фамилию. Энн похолодела. Может быть, он пришел рассчитаться? Взять жену за жену?
Зачем она его впустила?
— Чего вы хотите? — спросила она. Ее голос дрожал от страха.
Он улыбнулся и подумал, что она, вероятно, ничего не знает о делах своего мужа. Он хотел успокоить ее.
— Миссис Мак-Эри, пожалуйста, не волнуйтесь. По вашему взгляду я почувствовал, что вы поняли, кто я такой. Можно мне присесть?
Она указала ему на кресло, а сама села на кушетку напротив.
Он развел руками.
— Все очень просто. Я пришел сюда лишь по одной причине — я хочу найти вашего мужа.
— Вы хотите убить его?
Рэнди улыбнулся.
— Конечно, нет, миссис Мак-Эри, конечно, нет. Я только хотел найти его, прежде чем он натворит что-нибудь еще. Пусть знает, что я буду ходить по пятам и не допущу нового преступления. Я ищу его с тех пор, как потерял Мэгги. Пытаюсь помочь полиции. Полиция Бервина знает, что я здесь. Как вы думаете, где он может быть?
Энн покачала головой, опустив глаза.
— Мне очень жаль вашу жену! Я чувствую вину перед вами. — Она взглянула на него, ее глаза были мокрыми от слез.
— Если вам и в самом деле жалко ее, — медленно произнес Рэнди, — то вы расскажете мне, как его найти. Вы должны знать, где он сейчас находится. Я знаю, вам тяжело это слышать, но его необходимо поймать.
Энн посмотрела на него долгим взглядом. Что он такое говорит? Почему она должна помогать полиции искать подозреваемого? В этом деле она сама жертва... А этот парень... он вызвал у нее столь острое чувство жалости, что ему лично она бы помогла... если бы знала как...
— Прошу прощения, но я сама его ищу. Я наняла частного детектива. Не знаю, где сейчас может находиться Джо. Последнее место, где он останавливался, мотель АМХ на Чикаго-авеню. Но там он пробыл недолго. Потом он куда-то скрылся.
— Но вы наверняка знаете еще что-нибудь.
— Да нет же!
Рэнди вздохнул и в отчаянии заломил руки.
— Я все понял! Ваш муж, вероятно, очень болен. Вы, конечно, не хотите, чтобы с ним случилось что-нибудь плохое. И вы, вероятно, не испытываете сострадания к его жертвам. Потому что не знаете их. Они для вас безликие и безымянные!
Энн пристально посмотрела на него.
— Не говорите мне о том, что я чувствую. Я сама едва не стала его жертвой. Так что не надо рассказывать мне о моих чувствах!
Она залилась слезами.
— Ну... извините.
— Давайте забудем об этом. Я думаю, вам пора идти.
— Послушайте, — у него внезапно появилась новая идея, — не могли бы вы свести меня с вашим детективом?
Рэнди представил себе, как они вдвоем ищут Джо и наконец находят его.
— Нет, — сказала Энн, борясь с собственными чувствами, — я не могу этого сделать.
— Но почему же?
— Да просто не могу, и все. Пожалуйста, уходите.
Рэнди видел, насколько она расстроена. Он засомневался, поверила ли она тому, что он говорил.
— Хорошо, хорошо. Я сейчас уйду, но не разрешите ли вы мне перед этим воспользоваться вашей ванной? — Рэнди вновь усомнился, позволит ли она.
Энн очень удивилась.
— Пожалуйста, пройдите через спальню, ванная там.
Рэнди проследовал тем путем, который она указала, и, проходя через спальню, быстро оглядел комнату. На комоде стояла фотография. На ней были запечатлены миссис Мак-Эри и какой-то мужчина. Наверняка это и есть Джо. Рэнди быстро схватил фотографию, спрятал ее под свитер и только после этого поспешил в ванную.
Выйдя оттуда, он услышал, что в кухне из крана бежит вода. Он заглянул в кухню и увидел, что Энн, склонившись над раковиной, моет чашку.
— Я ухожу. Извините, что побеспокоил вас.
— Вы хотите взять эту фотографию с собой?
Рэнди замер, у него на лбу выступил холодный пот.
— Что?
— Ту фотографию, которую вы взяли в спальне. Я вижу очертания рамки у вас под свитером.
Вынимая фотографию из-под свитера, Рэнди почувствовал отвращение к самому себе.
— Извините, — прошептал он.
Губы Энн сжались. Они долго и пристально смотрели друг на друга. Рэнди показалось, что Энн пытается принять решение. Она подошла к кухонному окну и, опершись костяшками пальцев на подоконник, выглянула на улицу. Наконец повернулась к нему, глубоко вздохнула и сказала:
— Я думаю, вы должны взять ее. Я хочу, чтобы вы ее взяли. Делайте... Делайте с ней все, что сочтете необходимым. — Рэнди увидел, что в глазах у нее стоят слезы. Она отвернулась.
— Даже не знаю... Может, лучше мне не брать ее...
Энн ничего не ответила. Она даже не взглянула на него.
Сев в машину, Рэнди почувствовал, что весь покрылся холодным потом. Казалось, ему дали под дых: внутри тяжесть, и пот, пот... Он спрашивал себя, сколько пройдет времени до того, как фотография появится в газетах, если он отнесет ее в полицию? Будут ли достаточно быстро действовать их фотографы и фотокорреспонденты?..
Он посмотрел на снимок в латунной рамке. Этот мужчина, обнявший очаровательную женщину, выглядел совершенно нормальным. Рэнди ожидал увидеть чудовище. Он ожидал увидеть в его глазах нечто такое, что указывало бы на его безумие. Должны же быть хоть какие-то следы, думал Рэнди. Как мог этот с виду нормальный человек убить единственное дорогое для Рэнди существо?
Машины стремительно неслись по Лэйк-Шор-Драйв. Рэнди еще раз посмотрел на фотографию. Его руки дрожали, и стекло в рамке переливалось под неярким послеобеденным солнцем, отражая свет и тень. Он заставил себя прикоснуться дрожащими руками к изображению Джо Мак-Эри. Что должна была чувствовать Мэгги, открывая ему двери своего дома? Что он сказал ей? Как она позволила ему войти? Он вспомнил, что в квартире не было следов борьбы и насилия. Его глаза наполнились слезами. Он мысленно спрашивал Мэгги: «Почему? Почему ты позволила ему войти?» Но он прекрасно помнил, за что полюбил ее: она всегда верила людям, тому хорошему, что в них есть. Она оставляла машину незапертой, давала взаймы бездельникам, стоило им лишь попросить. Она принадлежала к категории людей, которые впустят в свой дом любого незнакомца, если тот позвонит в дверь.
Что же он ей сказал? Может быть, как-нибудь обманул ее? Рэнди не хотелось так думать: он предпочитал считать, что Мак-Эри насильно ворвался в дом, едва только Мэгги открыла дверь. Если же она сама его впустила, никто не несет ответственности за ее смерть. Нет, она не могла этого сделать.
В какой-то момент Рэнди почувствовал себя так, словно весь мир исчез. Его окружала ватная тишина. Потом он посмотрел вниз и заметил, что разбил кулаком стекло, прикрывавшее фотографию. Он поранился. Кровь тонкой струйкой текла вдоль снимка.
Мать Рэнди опять плакала. .
— Рэнди, ну нельзя же так! Ты же ничего не знаешь. Не имеешь ни малейшего представления, где находится сейчас это чудовище.
Мать стояла в спальне, теребя кухонное полотенце. Она пристально глядела на него, пытаясь поймать его взгляд, но он отводил глаза. Рэнди одевался, собираясь снова идти на поиски. На нем были черные вельветовые брюки и черный спортивный свитер. Лишь туфли были бежевые. Рэнди не хотел выделяться.
— Ма, я должен найти его. Он убил Мэгги. Он разрушил мою жизнь.
Рэнди двигался механически, голос, лишенный интонаций и чувств, звучал как у робота, слова казались какими-то стертыми.
Мать попыталась обнять его и повернуть лицом к себе, но он оттолкнул ее. Глядя ему в спину, она сказала:
— Выслушай меня, ради Бога! Разве я не понимаю, что он сделал? Он отнял Мэгги и у меня. Ты думаешь, я ее не любила? Она была для меня как дочь. Но, Рэнди, этим должна заниматься полиция. Они знают, что и как нужно делать. Ты только создаешь для всех лишние неприятности. Тебя ведь и самого могут убить.
На какой-то момент Рэнди оглянулся и встретился взглядом с матерью.
— Думаешь, меня это беспокоит?
— Не говори так!
— Полиция его упустит. У них не хватает сноровки, и эта сволочь запросто уйдет от них. Так всегда бывает.
— Нет, Рэнди, это не так, и ты об этом знаешь. Многие преступники расплатились за свои злодеяния. Разве ты не знаешь, что тюрьмы переполнены? По крайней мере...
— Я смотрю на это по-своему...
— О чем ты говоришь?
Рэнди натянул перчатки и надел куртку.
— Ни о чем, ма. Просто я хочу найти его.
— Я очень тебя прошу, не делай ничего такого, о чем потом будешь жалеть. Хоть обо мне подумай. Я не хочу видеть своего мальчика в тюрьме.
— Кто говорит, что я попаду в тюрьму?
— А разве нет?
— Нет, ничего подобного.
Рэнди встал со стула. Мать остановилась позади него.
— Рэнди, пожалуйста... Умоляю тебя. Не преследуй этого человека. Я позвоню в полицию, и мы все им расскажем.
— Нет, мама! — Рэнди быстро сбежал по ступенькам, на ходу распахнул дверь и выскочил наружу — в вечерние сумерки.
Он сел в машину и завёл мотор. Потом включил приемник и долго крутил ручку настройки, пытаясь поймать подходящую станцию. Наконец он выключил радио: не до развлечений!
Скрип входной двери показался ему сегодня громче, чем в прошлый раз, и Рэнди поспешил войти. От шума у него заболели уши. Он поднялся на три ступеньки, потом одним махом одолел два пролета и остановился у двери квартиры Пэт Янг.
Постучал. Голос за дверью прозвучал очень тихо, в нем чувствовался страх.
— Кто там? — спросила Пэт почти шепотом.
Рэнди промолчал, боясь, что голос выдаст его.
— Кто там, черт возьми? Я не вижу через этот дверной глазок.
— Боб Неффер.
— Я не знаю никакого Боба Неффера. Отойди, к чертовой матери, от моей двери.
— Меня прислал управляющий, — выпалил Рэнди, размышляя о том, что говорить дальше. — Он хочет провести ремонт водопровода в некоторых зданиях. Мне нужно проверить систему у вас.
— Что? Ночью?
— Я выполняю спецработы по поручению управляющего. У меня рабочий день не нормированный. А поздние часы для меня удобнее всего.
— Понятно, понятно... Но прежде чем впустить вас, я позвоню управляющему и проверю, так ли это.
— Его нет дома! — закричал Рэнди. — Он должен был предупредить всех жильцов записками. — Проклятое пугало, подумал он: — Послушайте, у меня есть копия с его подписью и печатью. Этого достаточно?
— Не знаю, может быть, и достаточно.
— Дело ваше, леди. Только предупреждаю: я не знаю, когда выберусь сюда еще раз.
Рэнди услышал, как Пэт отодвигает засов. Когда их глаза встретились, она задохнулась от неожиданности и попыталась захлопнуть дверь перед его носом, но чуть замешкалась, и Рэнди просунул в щель руку, не давая закрыть дверь. Он протиснулся внутрь, чуть не сшибив Пэт вместе с ее креслом.
Она потянулась к телефону.
— Я звоню в полицию! Ты не имеешь права!
Рэнди преградил ей дорогу, сорвал телефон со стены и зашвырнул достаточно далеко — теперь она не сразу его достанет и некоторое время вообще не сможет им воспользоваться.
— Мерзавец!
— Не смейте называть меня мерзавцем! — Он склонился к ней так низко, что лицо его было в нескольких дюймах от ее лица.. — Вы защищаете убийцу, и я хочу знать, где он.
— Я не знаю.
— Помните, как я отделал вас некоторое время назад? Так вот: это ничто в сравнении с тем, что вы получите сейчас, если не скажете мне, где он.
— Я же сказала тебе, что не знаю. — Пэт откатилась к маленькой кухоньке, подальше от Рэнди.
— А я думаю, что знаете.
— Думай, что хочешь. У меня нет никакой возможности доказать тебе, что я не знаю, где он, — сказала Пэт, достигнув наконец кухни и въезжая в нее спиной вперед. — Я и сама хотела бы знать, где он сейчас находится. Но я не знаю.
Рэнди заметил, что Пэт пытается нащупать что-то у себя за спиной, и подошел ближе.
Она вытащила руку из-за спины, в ней был нож для разделки мяса.
— Не подходи ко мне, подонок! Клянусь, я тебя зарежу!
Рэнди улыбнулся.
— Да вы, я гляжу, почти такая же, как он.
— Заткнись! И — убирайся.
Рэнди засмеялся и попытался выхватить у нее нож. Внезапно он почувствовал холод в ноге, словно к ней приложили лед, а потом что-то влажное... Он посмотрел вниз на свои брюки: они были распороты на бедре. Материал быстро пропитался кровью.
— Сука, — прошептал он. — Сейчас я тебя убью!
— Подойди, — сказала Пэт, держа нож кверху лезвием. — Подойди, почему бы тебе не попробовать. — И она засмеялась.
Рэнди зажал рану рукой и, прихрамывая, пошел к двери. Кровь непрерывно сочилась между пальцами.
— Я вернусь, — пообещал он, — и ты пожалеешь об этом.
— Дешевый трепач, хвастун паршивый! — завизжала Пэт и рассмеялась.
Она увидела, как он открыл дверь и выбежал из квартиры. Дверь осталась распахнутой. Пэт подъехала к двери и закрыла ее, а потом проверила оба замка, желая убедиться, что все в порядке.
— Боже мой, —шептала она, — где ты, Джо? Где ты, мой мальчик?
Она надеялась, что Джо услышит ее мысли и отзовется, она всей душой надеялась на это. Неужели ты не понимаешь, что только со мной можешь быть в безопасности? Я сделаю все, все, чтобы помочь тебе. Пожалуйста, приходи домой! Приходи домой, ко мне...
Рэнди ехал на запад по скоростной трассе имени Эйзенхауэра — он возвращался в Бервин. Его глаза воспалились, его клонило ко сну. Рана на ноге затянулась и покрылась темной затвердевшей корочкой. Он очень надеялся, что туда не попала инфекция. На шоссе было спокойно, компанию Рэнди составляли всего несколько машин. Перед ним простиралось шоссе, казалось, что Бервин находится за миллион километров отсюда.
Он побывал в мотеле АМХ, где ему отказались помочь, заявив, что частным лицам регистрационные книги не выдаются. Рэнди хотел было расспросить клерка о Джо Мак-Эри, но передумал и сунул ему двадцать долларов. Тот разрешил Рэнди просмотреть регистрационные записи за последний месяц. Фамилии Мак-Эри в этих списках не было, впрочем, Рэнди и не рассчитывал увидеть ее здесь. Удрученный, он закрыл книгу. На этом ему пришлось закончить свой неудачный поход.
Расспрашивать больше было некого. Рэнди запер машину и начал обходить близлежащие кварталы Чикаго. Он искал лицо с фотографии, это лицо он узнал бы даже в густом гриме.
Он наблюдал драки, встречал проституток разных сортов — девочек, женщин и даже мальчиков, видел разбитые машины. Но он не встретил ни одного человека, похожего на Джо Мак-Эри.
Да, по правде говоря, Рэнди и не ожидал увидеть его. Но он надеялся. Боже, как он надеялся!
Остановив машину против дома родителей, Рэнди увидел, что в гостиной до сих пор горит свет. Раздосадованный, он удивился, что родители до сих пор не спят. Он никак не рассчитывал на это и не был готов к новому разговору с матерью. Он хотел только одного — подняться к себе наверх и завалиться спать... Поиски он продолжит завтра. И черт с ней, с работой. Теперь это не имело значения.
Рэнди вошел в подъезд, нащупывая в кармане ключи. Наконец он нашел их и приготовился отомкнуть замок. Но прежде чем он успел это сделать, мать раздернула шторы и распахнула дверь.
— Рэнди, — сказала она, отступая в сторону и пропуская его в прихожую, — ты только не делай глупостей. Мы с отцом, как нам кажется, поступили правильно.
Рэнди заглянул в гостиную и увидел двух мужчин в штатском. Они спокойно сидели в креслах, держа в руках чашки с кофе. Увидев Рэнди, один из них встал.
В дверях гостиной появился отец.
— Сын, это детективы из департамента полиции, они занимаются делом Чикагского Резака. — Отец по всей форме представил незнакомцев. Рэнди показалось, что таким образом он пытается завоевать их расположение. — Они хотели бы поговорить с тобой.
— Это ты позвонила им? — Рэнди взглянул на мать.
— Я подумала, что это — самое лучшее, что можно сейчас сделать, Рэнди.
— Сын, в один прекрасный день ты поймешь, что это был единственный выход, — подал голос отец.
— Я не буду разговаривать с этими людьми.
— Боюсь, вам придется это сделать, — сказал один из детективов.
Другой поставил чашку с кофе на кушетку. Потом встал и протянул руку.
— Я — Пит Мак-Грю.
— Поймите, я ничем не могу помочь вам, — сказал Рэнди. — Я очень устал и иду спать. — Он повернулся и направился к лестнице.
— Но мы можем вызвать вас на допрос. У нас есть такие полномочия.
Рэнди обернулся и посмотрел на того, кто это сказал. Мак-Грю. Типично ирландская рожа — холодные голубые глаза и вьющиеся черные волосы. И совсем молодой, быть может, чуть постарше Рэнди. «Полномочия»... Этот молокосос просто старается придать себе больше веса. Пошел он к черту со своими дерьмовыми разговорами. В свое время полицейские не захотели воспользоваться помощью Рэнди, а теперь он не хочет помогать им.
— Рэнди, пожалуйста, — громко сказал отец. Голос его звучал устало. — Ты должен помочь им. Неужели ты не хочешь, чтобы убийца был пойман? Или ты хочешь, чтобы он убил еще чью-нибудь жену, дочь или, может быть, мать?
— Плевать я хотел на всех, — буркнул Рэнди. — Он отнял у меня все.
— Кто, Рэнди? — спросил Мак-Грю. — Кто отнял у вас все?
Рэнди покачал головой и грустно улыбнулся.
— Тот, кто убил мою жену.
— Перестань, Рэнди. Поговори с этими людьми, прежде чем впадать в отчаянье. — Брови матери сошлись на переносице в одну линию.
Заговорил другой детектив. Он был старше Мак-Грю: лысая макушка, большой живот, поношенный, протертый на локтях костюм. На носу — очки в проволочной оправе, такие же, как у летчиков. Небось думает, что они его молодят...
— Мэм, почему бы вам с мужем не пойти спать? Мы сами тут разберемся. Нам даже легче будет, если в комнате станет посвободнее. — Он посмотрел на родителей Рэнди. — Вас это не затруднит?
— Ничуть, офицер. Идем, Тереза. — Отец Рэнди увел жену из гостиной. Рэнди не видел, как они поднимались, но слышал скрип ступеней.
— Мистер Мазурски, я не хочу быть грубым с вами, — проговорил Мак-Грю, глядя Рэнди в глаза и выдерживая его взгляд. — Уже поздно, и все мы устали. Сэм и я работали сегодня с семи утра. Наши жены и дети стали забывать, как мы выглядим. Если вы принудите нас к этому, мы доставим вас в чикагское отделение департамента полиции для допроса. Сегодня же вечером. Облегчите себе жизнь. Расскажите нам все, что вам известно по этому делу.
Рэнди сидел разглядывая свои руки и вертя на пальце обручальное кольцо, которое все еще носил. Потом словно впервые заметил четкий, скульптурный узор зеленого ковра, покрывавшего пол гостиной.
Мак-Грю сел рядом с ним и сжал его плечо.
— Я понимаю, как это тяжело. Представляю, что я чувствовал бы, потеряй жену. Верно, сам взвыл бы как собака.
Больше, чем слова, на Рэнди подействовало прикосновение этого человека, твердое и заботливое одновременно. Он почувствовал, как с души свалилась некая тяжесть. Не жажда мести, нет — она осталась, но боль потери стала чуточку легче.
— Послушайте, Рэнди. Я не могу отнять у вас права действовать. Но мой долг — посоветовать вам. Оставьте эту затею с поисками преступника и позвольте полиции заниматься ее делом. Вы же должны понять: вам понадобится помощь, и мы вместе имеем больше шансов поймать и наказать этого негодяя. Мы должны искать его вместе.
— Такие, как он, всегда остаются безнаказанными. Суд — пустая формальность. Его помилуют.
Мак-Грю покачал головой.
— Нет, Рэнди, этому малому приходится туго. Весь город следит за ходом этого дела. Люди жаждут крови. Они не простят ни нам, ни даже правительству, если он будет разгуливать на свободе. Это будет нелегко осуществить, но он должен быть наказан.
— А что вам известно?
Заговорил второй детектив:
— А вы слышали, что сказал мой коллега? Это дело приобрело чертовски широкую огласку. Общественность не собирается сидеть сложа руки. О легком наказании или помиловании не может быть и речи.
— Расскажите нам все, что вы знаете, Рэнди. Это не причинит вам боли. — Мак-Грю посмотрел на него. — Разве не больнее осознавать, что множество квалифицированных профессионалов ищут и не могут найти этого человека? Кроме того, мы уже предположительно знаем, кто он, и, даже если вы сейчас ничего нам не скажете, мы проверим это очень скоро.
Рэнди посмотрел на другого мужчину.
— Это правда?
Тот поднял руку, как бы давая клятву.
— Это правда, Рэнди. У нас есть свидетели и множество улик. Сейчас мы только стараемся определить, где же он скрывается.
Рэнди раздумывал так долго, что Мак-Грю решил, что этот молодой человек ничего им не скажет. Наконец он взглянул на обоих и произнес:
— Ну ладно.
Сэм, второй детектив, взял в руки блокнот.
— Рэнди, знаете ли вы, кто убил вашу жену?
— Я почти уверен. Его зовут Джозеф Мак-Эри.
Детективы переглянулись, стараясь не выдавать своих эмоций. — Почему вы так думаете? — спросил Сэм.
— Это началось, когда я вернулся в нашу квартиру, чтобы взять свои вещи, на следующий день после убийства Мэгги. — Рэнди остановился и глубоко вздохнул. — Я уже собирался уходить, как вдруг увидел на полу в кухне что-то блестящее. Это была зажигалка с монограммой: «Д.М.-Э.». Я попытался созвониться с полицией Бервина, но эти типы просто отмахнулись от меня. — Рэнди запустил пальцы в волосы и улыбнулся полицейским. — Извините, я ненадолго отлучусь.
Детективы кивнули.
— Мы подождем вас, Рэнди.
— Я сейчас вернусь. — Рэнди быстро взбежал вверх по лестнице.
Детективы наблюдали за ним.
Сэм спросил:
— Ну, и что ты о нем думаешь?
Мак-Грю пожал плечами.
— Думаю, мы немногого добьемся. Поверь моей интуиции.
— Да. Парень тянет резину. А мы пока что прохлаждаемся в компании этого экзальтированного мужа.
Когда на лестнице послышались шаги, Мак-Грю сказал:
— Тихо. Он возвращается.
Рэнди вернулся и протянул Мак-Грю зажигалку. Тот взял ее, взвесил на ладони и взглянул на инициалы. Потом он передал зажигалку Сэму, который бегло осмотрел ее и положил в карман.
Мак-Грю спросил:
— А как вы связали инициалы на зажигалке с именем Мак-Эри?
— Мне позвонила женщина, которая живет в доме напротив нашего. Она сказала, что знает, кто убил мою жену, и могла бы рассказать мне об этом... за соответствующую плату. — Взгляд Рэнди стал злым. — Можете себе представить что-либо подобное? Звонить тому, чья жена убита, и пытаться продать ему информацию об убийце? — Рэнди покачал головой. — Сначала я просто обалдел. Потом, когда она позвонила мне снова, решил, что должен с ней встретиться. Выяснить, что она знает.
— Ну и что? — спросил Сэм.
— Я встретился с ней в кафе, и, как только она поняла, что я ее знаю, она решила пригласить меня к себе. — Рэнди разволновался. Его лицо покраснело, он потер затылок. Детективы подумали, что сейчас он признается в том, что он сделал с этой женщиной. — Я ее избил и послал к черту. Она потребовала несколько тысяч долларов. Я не мог сдержаться, почти сошел с ума.
После того как Рэнди рассказал об этом, Мак-Грю поторопил его.
— Так что же она вам рассказала?
— Кажется, я слишком напугал ее. Она сообщила, что его зовут Джо Мак-Эри. Потом заявила, что больше ничего не знает. Я встретился с ней еще раз, это было не далее как вчера, но она повторила, что больше ничего не знает. Но я думаю, что она что-то скрывает.
— Почему вы так думаете?
— У меня такое ощущение, и все. Мне даже показалось, что она его выгораживает. Наверное, дай я ей деньги, она сообщила бы что-нибудь еще. Впрочем, я в этом не уверен.
Сэм записал что-то в своем блокноте.
— Вы знаете, как зовут эту женщину, Рэнди?
— Да. Ее зовут Пэт Янг. Вроде бы так звучит ее имя.
— Где она живет? — Сэм продолжал записывать.
— На Оак-Парк-авеню. Эта улица пересекается с той улицей, на которой живу я. Ее имя есть на табличке в подъезде. Вы хотите говорить с ней, да?
Мак-Грю поднялся.
— Конечно. Но сейчас все мы нуждаемся в небольшом отдыхе. — С этими словами он взял плащ со спинки кресла, надел его, а второй плащ протянул Сэму.
Когда Рэнди тоже встал, Мак-Грю заметил, что он держится за бедро.
— Какого черта? Что с вами случилось? — спросил Мак-Грю.
— Подарок Пэт Янг. Будьте с ней осторожны!
— Вы должны показаться врачу, — сказал Сэм. — Может быть заражение.
Рэнди проводил их до дверей.
— Надеюсь, вы будете держать меня в курсе событий.
Мак-Грю пожал ему руку.
— Будем, Рэнди, обязательно будем. Обещаю. И ради Бога, будьте осмотрительны. Оставьте свою затею. Хорошо?
— Ладно, — пообещал Рэнди, но его ответ прозвучал неуверенно.
— Доброй ночи, Рэнди, — сказал Сэм, пожимая ему руку. — Будем поддерживать связь друг с другом.
Пэт Янг улыбалась. Кто-то выиграл в лотерее двадцать восемь тысяч долларов. Она и сама не знала, чему улыбается. Везет же некоторым...
Зазвенел звонок, и Пэт удивилась. Кто это? Может быть, он? Хорошо бы иметь домофон. Она попыталась выглянуть в окно, но из него не был виден вестибюль. Она нехотя нажала на кнопку, открывающую наружную дверь, — надо все же узнать, кто пришел.
Вскоре за дверью послышались шаги. У нее было большое желание крикнуть: «Джо, это ты?», но она подумала, что это, может быть, опять пришел Мазурски. Он ведь уверен, что она что-то знает.
— Кто там? — спросила она, отъезжая от телевизора.
— Детектив Пит Мак-Грю. Чикагская полиция. Откройте, пожалуйста.
Лицо Пэт вспыхнуло. Она почувствовала, как учащенно забилось сердце. Боже мой, подумала она, неужели Джо арестован? Неужели Мазурски донес на нее? Не сказала ли она чего-нибудь лишнего?
— Что вы хотите?
— Мне необходимо задать вам несколько вопросов, мэм. Не могли бы вы открыть дверь?
— Вопросы? О чем?
— Мэм, откройте дверь.
— Откуда я знаю, полицейский вы или нет? Сейчас любого могут убить и дома, и прямо на улице.
— Понимаю. Я поднесу свой полицейский значок к дверному глазку.
— Я не могу увидеть его отсюда.
— Почему?
— Я сижу в инвалидном кресле.
Человек за дверью вздохнул.
— У вас есть дверная цепочка?
— Да.
— Тогда воспользуйтесь ею и приоткройте дверь. Я покажу вам в щель мой значок.
Пэт накинула цепочку на крючок и приоткрыла дверь. Она разглядывала стоявшего перед дверью мужчину. Похож на Ирландца. Проницательный взгляд. Он сунул руку в карман плаща и вынул оттуда бумажник.
— Вот мой полицейский значок и удостоверение. — Он поднес поближе раскрытое удостоверение, чтобы Пэт могла его рассмотреть.
— Дайте посмотреть. — Она протянула руку, взяла у него документ и долго его рассматривала. Наконец вернула.
— Что это значит, офицер?
— Не могу ли я войти?
— Я не вижу причины. Я никому не делала зла.
— Думаю, что все же делали, и, если не прекратите валять дурака, придется арестовать вас за неподчинение закону.
Пэт рассмеялась, но смех вышел пронзительным и напряженным. Она не могла сдержаться. Наконец Пэт откинула цепочку и открыла дверь.
— Входите, пожалуйста, — пригласила она Мак-Грю сладким голосом.
Мак-Грю вошел и обвел взглядом крохотную квартирку. Заметив, что его пристальный взгляд медленно скользит по ее вещам, она произнесла:
— Нет места лучше, чем родной дом.
Ни один не сказал ни слова о деле, пока наконец Пэт не поинтересовалась:
— Так чего вы хотите?
— Думаю, вам кое-что известно по делу Чикагского Резака?
— Почему вы так думаете? Потому что я живу через дорогу от места происшествия? Я уже говорила офицеру полиции, что ничего не видела.
— У меня есть свидетель, который утверждает обратное.
— Кто это?
— Я не вправе давать вам подобную информацию.
— Неужели я не имею законного права знать своих обвинителей?
— Вы здесь не на суде, мэм.
— Это Рэнди Мазурски? Скажите мне.
Детектив ничего не ответил.
— Если это он, то не стоит обращать внимания на то, что он вам наговорил. Это — пустое сотрясение воздуха. Глупо думать, будто я могла что-то видеть лишь потому, что живу на другой стороне улицы. Я пыталась объяснить ему, что — как мне ни жаль — я ничего не видела. Я не понимаю, почему он мне не верит. Горе делает людей странными.
Мак-Грю разглядывал ее и все больше убеждался, что она — бесподобная лгунья. Какое хладнокровие, какой тонкий расчет!
— Моему свидетелю известно имя подозреваемого, и он утверждает, что узнал его от вас. Действительно, кто, кроме вас, может располагать подобной информацией?
— Вы детектив, не так ли? Вот и поинтересуйтесь, откуда у него такие сведения. Может, он и сам знает преступника.
— Он не знает преступника. И вообще, хватит пустой болтовни.
— Но, офицер, так не говорят с леди...
Пэт перестала улыбаться, когда Пит наклонился к ней так низко, что мог почувствовать исходивший от нее запах дентина.
— Послушайте, леди, что я вам скажу. У меня достаточно информации, чтобы арестовать вас. Например, за сопротивление органам правосудия. Вам захотелось в тюрьму? Пошли. Я доставлю вам такое удовольствие. Прямо сейчас.
Пэт уставилась на вынутые им наручники. Она слышала гулкие удары своего сердца. Ее пальцы судорожно вцепились в ручки кресла.
— Ну хорошо, я кое-что заметила в тот вечер. Но ведь это не доказывает, что человек, которого я видела, убийца. Это говорит только о том, что он был здесь.
— Как его имя?
— Я не знаю.
— Не лгите, я сказал! Не пытайтесь отрицать, что вам известно его имя. Ну! Я жду!
— Джо Мак-Эри.
— Наконец-то! Как вы это узнали?
— Однажды он вернулся на место преступления. Когда он шел обратно, я караулила его на улице, заговорила...
— И?..
— Я пыталась шантажировать его.
— И он все выложил вам о себе?
— Да нет... я взяла его на испуг. Я умею это делать. Привела его к себе и выкрала бумажник. Вот так и узнала имя. Он сам, естественно, ничего мне не сообщал.
— Он заплатил вам?
— Мне бы очень этого хотелось! — фыркнула Пэт. — Но где там! Он был разъярен. — Пэт опустила голову и сидела так до тех пор, пока старательно выдавливаемые ею слезы не потекли по щекам. — Он сказал, что убьет и меня. Вот почему я так испугалась, когда вы появились.
— Почему же вы не позвонили в полицию?
— Я же вам говорю, — ответила Пэт, всхлипывая, — я испугалась. Сидела в четырех стенах и боялась шелохнуться. Считала, что мне надо затаиться в своей квартире. Он пригрозил, что будет следить за мной и если заметит что-нибудь подозрительное, то придет сюда и убьет меня.
На лице Пэт застыло выражение ужаса.
— Вы ведь приехали сюда не на полицейской машине, правда?
Не дождавшись ответа, она подкатила к окну и выглянула на улицу.
— Ваша машина без опознавательных знаков, верно?
— Правильно. — Мак-Грю несколько растерялся. Ему больше нечего было ей сказать. — Запомните, отныне мы вас не выпустим из вида. Если Мак-Эри появится, если вы узнаете что-нибудь новое, свяжитесь с нами любым удобным для вас способом. И без промедления! Я должен постоянно быть в курсе дела. Вы меня поняли?
— Да, сэр.
— В противном случае, клянусь Богом, я арестую вас. Ни этот город, ни Господь Бог не простят вам, если вы будете скрывать от нас сведения об этом убийце.
Мак-Грю не сказал больше ни слова. Хлопнув дверью, он быстро вышел.
Звонок ворвался в темноту ее комнаты. Пэт села в постели и огляделась. Тронутая лучом луны, чуть серебрилась мебель, поблескивал экран телевизора. На это приятно было смотреть, но звонок повторился.
Пэт сползла с постели и уселась в кресло. Нажала кнопку в стене, чтобы открыть дверь вестибюля. На этот раз, подумала она, это должен быть Джо. Хоть бы никто не следил за ее квартирой!
За дверью послышались медленные, неуверенные шаги. Затем раздался мягкий стук в дверь.
— Кто там? — прошептала Пэт.
— Это Джо, — прошелестел голос, едва слышный из-за деревянной двери.
Она быстро отодвинула засов и открыла дверь. Джо огляделся и юркнул в комнату.
— Не зажигай света, — сказал он. — Они охотятся за мной. Я должен скрыться.
Пэт испугалась, но все равно была рада, что он пришел. Она протянула руку и погладила его по бедру. Он не шелохнулся. Тогда она придвинулась и коснулась его члена, но он отшатнулся от нее.
— Не надо, — прошептал он. Пэт услышала скрип — он тяжело опустился на кровать.
— Чего ты хочешь, Джо? Скажи мне.
— Я хочу тебя, Пэт. Когда-нибудь, когда все это кончится, мы вместе уедем отсюда.
Пэт смотрела на его темный силуэт и не верила тому, что он произнес эти слова. Не верила в то, чего так долго ждала и в то же время боялась.
— Ты этого хочешь? — Ее голос звучал совсем слабо.
— Да, но сначала мне нужна твоя помощь.
— Джо, ты же знаешь, я все для тебя сделаю.
— Я хочу, чтобы ты помогла мне сыграть небольшую шутку с моей женой.
Пэт сидела перед телефоном, тупо глядя на него. Все в ней протестовало против того, что она сейчас должна была сделать.
— Значит, позвони ей и скажи, что ты — моя подруга, — произнес он посмеиваясь. — Это встряхнет ее. — Он ходил по комнате, размышляя вслух. — Все, что ты должна сделать, — это рассказать ей (но только ей!), что я хочу вернуться. Правда, это хорошая идея?
Пэт ничего не ответила.
— Да, скажи ей также, что я боюсь, как бы полиция не поймала меня. — Он опять захихикал, а Пэт при одной мысли об этом охватил озноб.
— Я не могу сказать этого, — прошептала Пэт, положив руку на телефон. Что же делать?.. Она ведь не настолько глупа! Его идея как будто заимствована из какого-то дурацкого телешоу: Она вспомнила эпизод из «Охотника», где убийца использует такую же уловку.
Нет, идея Джо никуда не годится.
Пэт подняла трубку и стала набирать номер.
Энн забыла обо всем: горячая вода помогла ей расслабиться. Ник только что ушел, и простыни еще сохраняли его неповторимый свежий запах. Вчера вечером они выпили слишком много вина, включили магнитофон на полную громкость и танцевали до тех пор, пока хватило дыхания, а потом занимались любовью на полу гостиной. Позже Ник зажег свечи и расставил их вокруг спальни. Он перенес Энн на кровать, и они опять долго занимались любовью. Энн не представляла себе, что сможет забыть Джо, но именно так и произошло: она о нем ни разу не вспомнила. И Ник и она сдержали слово, данное друг другу задолго до этого вечера.
Сейчас, когда освежающий поток воды омыл ее голову, Энн почувствовала, что напряжение исчезло. Она впервые поверила, что разлюбила Джо. Ей приятно было мечтать о том времени, когда двери департамента полиции закроются за ним. Найти его нелегко, но он все же будет арестован, и она сможет начать новую жизнь с Ником или без него. Она не была уверена, захочет ли, чтобы в ее жизни когда-нибудь прочно обосновался другой мужчина.
Энн вздрогнула от резкого телефонного звонка и уронила флакон с шампунем. Зуммер домофона и телефон сейчас пугали ее, досаждали ей, вызывали желание куда-то бежать, забиться в дальний угол комнаты. Раньше звонки заставляли ее лишь слегка насторожиться. Но так было до того, как Джо позвонил и сказал: «Я хочу тебя видеть». До того, как полицейские и мужья жертв стали звонить по телефону и возникать на пороге ее квартиры.
Энн вылезла из ванны, обернула полотенце вокруг головы, накинула халат, лежавший поверх груды белья на полу, и взяла трубку.
— Да?
— Я хотела бы поговорить с Энн Мак-Эри, если возможно.
— Это я. — Трубка молчала, и Энн не могла определить по голосу, кто звонит.
— Миссис Мак-Эри, я влюблена в вашего мужа.
Энн хотела повесить трубку. Ник предупредил ее, что полиция может начать прослушивать и записывать телефонные разговоры.
— ...И он влюблен в меня тоже...
Энн уже раздумала вешать трубку. Может быть, эта женщина что-то знает. Может быть, из-за нее Джо и исчез. Может быть, она знает, что с ним произошло.
— Кто вы? — спросила Энн.
— Это не имеет значения, дорогая. Давайте поговорим о вашем муже, у меня есть для вас заманчивое предложение. Он верит мне, а это стоит гораздо больше, чем все наши разговоры.
— И поэтому вы мне звоните?
— Терпение, сладость моя, терпение! — Женщина на другом конце провода тяжело вздохнула, заставляя Энн ждать продолжения разговора: в ней чувствовалась какая-то сила. — Ваш муж хотел, чтобы я связалась с вами по телефону. У него есть для вас сообщение.
— Прекратите, пожалуйста. Вы отнимаете у меня время.
— О, она еще предъявляет требования, маленькая сучка! Неудивительно, что он вас бросил.
— Я кладу трубку. До свидания.
— Подождите!
Энн услышала крик женщины, когда уже клала трубку на рычаг.
Через несколько секунд телефон зазвонил снова. Энн взяла трубку.
— Я вижу, вы неплохо осведомлены. И вроде бы даже знаете моего мужа. Забавно, что вы звоните после того, как его имя появилось в газете.
— Я так и чувствовала, что вы скажете что-нибудь в этом роде. Он предупреждал меня, говорил, что вы недоверчивы. Поэтому он попросил меня задать один вопрос: помните ли вы, как занимались любовью под звездами на Шеридан-роуд?
Энн на секунду опешила: какое отношение имеет эта женщина к их прошлому? Звезды... Это было тогда, когда они только поженились. Джо однажды нарисовал звезды на потолке. Никто не мог знать об этом, кроме них двоих.
— Ради Бога, кто вы?
— Это неважно. Считайте меня просто посыльным.
— Что?
— Посыльный. Тот, кто разносит почту, дорогая. Загляните в словарь. Впрочем, я берусь доставить и нечто другое.
— О чем вы говорите?
— Джо нужны деньги. Он хочет бежать. Бежать... пока не поздно.
— Я не понимаю.
— Сейчас поймете, радость моя. Запомните следующее: мы можем встретиться в указанном мной месте и в указанное мной время. Приходите туда с тысячью баксов в руках. В противном случае Джо заберет ваш родительский дом себе, поскольку большая часть имущества принадлежит вам обоим. Вам это не очень понравится, верно? Джо не знает, что я говорю вам об этом, да я бы и не сказала. Но, радость моя, мне вдруг захотелось вас предостеречь.
Энн сжала трубку, чувствуя, что ее лицо пылает, а сердце громко колотится в груди.
— Не знаю... Я, наверное, не смогу этого сделать...
— Вы хотите, чтобы Джо линчевали? Это может случиться, леди, — хихикнула женщина. — Ведь весь город жаждет его крови.
— Линчевали?.. Конечно, не хочу. Но как я вас узнаю?
— Как узнаете?.. Вообще-то, дорогая моя, у меня нет времени на эти игры. Пусть Джо сам встретится с вами — пройдет мимо и возьмет у вас деньги. — Она опять хихикнула. — Думаю, он получит свою порцию мяса. — Она сделала ударение на последнем слове, и Энн почувствовала, что ее начинает мутить. — До свидания, Энни, извините, наш бизнес не получился.
— Подождите!.. Где?!
— Что?
— Где я встречусь с вами?
— На углу Вест-Рузвельт-роуд и Сисеро-авеню есть пустой склад. Мы могли бы встретиться там сегодня вечером. Хорошо?
— Нет. Почему бы нам не встретиться где-нибудь в людном месте?
— Да потому, что я вам не доверяю. Значит, вы должны быть у склада в указанное время, а я дам знак, куда идти дальше. Договорились?
Энн долго молчала, размышляя, может ли она овладеть ситуацией. Кажется, у этой женщины все карты на руках. Наконец она сказала:
— Хорошо, я приду.
Голос женщины опять стал приторно-сладким, когда она произнесла:
— Вот и прекрасно!
— Я приду, — Повторила Энн.
— Минуточку! Запомните: если вы хоть кому-нибудь заикнетесь об этом разговоре, Джо тут же узнает об этом и не замедлит разделаться с вами. — Женщина помолчала. — Я предупредила вас, миссис Мак-Эри.
— Понятно, — сказала Энн, — я никому не скажу.
— Джо очень болен, вы можете это понять?
— Да, могу. К которому часу я должна там быть? ,
— В десять вечера. И если вы опоздаете или вообще не придете, будьте уверены, Джо не раздумывая расправится с вами. — Энн заметила, с каким наслаждением женщина мучила ее.
— Я не опоздаю, — сказала Энн и повесила трубку.
Вода в ванной продолжала течь, Энн пошла туда и выключила душ.
Довольная собой Пэт сидела откинувшись на спинку кресла. Скоро все это завершится, и они с Джо смогут уехать отсюда вместе, как он хочет. Тысячи долларов им, конечно, будет маловато, но, если экономить, на какое-то время хватит.
Она посмотрела в окно на серые Тяжелые облака. Ей очень тяжело будет добираться до этого склада, где Джо хотел встретиться с Энн, но она сделает это. Пэт знала, что отправится туда хотя бы ради того, чтобы своими глазами увидеть, как Джо вонзит нож в свою жену. Тогда Пэт обшарит холодное тело, возьмет деньги и отдаст их Джо.
Он будет счастлив, он должен быть счастливым!
Энн отъехала от автостоянки и направилась на восток по Рузвельт-роуд. Ей хотелось, чтобы Ник сейчас был с ней, она пыталась позвонить ему перед выходом из дома, но не застала его. Боже мой, неужели у него есть дела более важные, чем защищать ее? На пересечении Сисеро-авеню и Ларами ей пришлось покрутиться минут двадцать. Где он, этот склад? Может быть, звонок неизвестной женщины просто розыгрыш? Может быть, она случайно попала в точку, болтая о любви под звездами? Наконец Энн отыскала место встречи — пустой склад, принадлежащий компании «Малдин». Вдруг она услышала глухой удар — словно кто-то бросил камень в ее машину. Что это? Какой-то сигнал?
Энн притормозила у тротуара. Здание старого склада было погружено в темноту. Двор освещался уличным фонарем. Энн окинула взглядом проржавевшую сетчатую ограду, сквозь разрывы проволоки разглядела кучи валявшегося во дворе хлама. Внезапно мимо здания склада промелькнула какая-то темная фигура. Энн напрягла глаза, пытаясь понять, кто это. Человек вроде бы поднял руку и растаял во мраке. Быть может, это та самая женщина?
Дыхание Энн участилось. Она взялась за ручку дверцы машины, но не смогла ее повернуть. Энн чувствовала себя плохо, в желудке начались рези. Что это с ней? Даже нет сил открыть дверцу... Она еще раз огляделась. Вновь мелькнула темная фигура. Конечно же, это та женщина, которая говорила по телефону: «Он убьет тебя».
Энн глубоко вздохнула и толкнула дверцу машины. Когда она вышла, ее колени дрожали, в горле пересохло, а сердце стучало так гулко, что заболела грудь. Энн едва дышала.
Она вернулась в машину, чтобы взять сумочку, и вдруг успокоилась — прикосновение к холодному металлу придало ей уверенности. Она расправила плечи, вышла из машины и захлопнула за co6oй дверцу.
Но стоило ей ступить на грязный, усеянный отбросами тротуар, как сомнения одолели ее с новой силой. Это безумие, говорила она себе. Я могу умереть прямо здесь. Приблизившись к ограде, Энн различила во тьме силуэт человека. Протянув вперед руки, он словно бы указал на склад и исчез в дверном проеме. Энн ухватилась за покрытый ржавчиной столб, чтобы удержаться на ногах. «Я не могу сделать этого», — прошептала она себе. В ней поднялась волна желчи. Никогда раньше она не ощущала такого страха и одиночества. Случайный водитель, проезжавший мимо, даже не взглянул на нее.
Потом она наступила на что-то мерзкое и задохнулась, подавлял желание закричать и кричать до тех пор, пока кто-нибудь не придет и не поможет ей определить, что у нее под ногами. Найдя щель в ограде, Энн проскользнула внутрь.
Ограда показалась ей барьером, отрезавшим ее от машины и от всего мира. Она прикусила нижнюю губу и шагнула вперед. Дул ветер, и алюминиевый лом громыхал, лязгал и перекатывался по двору, как живой.
Приблизившись к складу, Энн увидела, что ободранная деревянная дверь открыта. Внутри было темно. Очень темно. Энн показалось, что эта чернота осязаема, что к ней можно прикоснуться. Каждый ее нерв, казалось, кричал: «Не входи туда!», но она заставила себя подойти ближе.
Энн остановилась у входа, вглядываясь в темноту. Она заплакала, ей хотелось повернуться и бежать отсюда. Но еще больше хотелось верить, что сейчас она отдаст деньги и навсегда уйдет и забудет об этом кошмаре.
Энн крикнула в темноту:
— Есть здесь кто-нибудь?
Ответа не последовало. Только ветер нарушал тишину.
— Пожалуйста! Мне страшно!
Снова нет ответа.
Энн заставила себя сделать два шага вперед, переступила через порог и вошла в темноту. Внутри пахло сыростью. Она вздрогнула от какого-то шороха.
— Ответьте мне! — Энн попыталась крикнуть громче, но ее голос дрожал от страха. Она сделала еще несколько шагов внутрь склада.
— Энни, — донесся до нее шепот, похожий на шелест сухих, мертвых листьев. Потом она услышала тихий смех, но ничего не увидела. О Боже, подумала она, что же мне делать?! Это он!
Энн повернулась, чтобы бежать; адреналин наконец произвел свое действие и придал ей силы. Когда она была уже совсем близко от серого отверстия входа, кто-то вышел из темноты, и дверь захлопнулась.
Энн остановилась и закричала.
Она услышала чиркающий звук, а потом увидела лицо Джо, освещенное пламенем свечи. Он стоял в дверях, загораживая ей выход. Она с трудом могла поверить, что перед ней ее муж. Его лицо заросло щетиной и было измазано грязью. Глаза, казалось, стали светлее, зрачки расширились.
— Неужели ты собираешься уйти так быстро, Энни? — Он снова засмеялся.
— Я хочу уйти, Джо. Пожалуйста...
— Не кричи, Энни. Нам есть о чем поговорить. — Он опять засмеялся, затем улыбка внезапно исчезла с его лица. Теперь он казался взбешенным. — Например, о том, почему ты разлюбила меня, сука?
Голос у него был звучным и глубоким, — такого голоса Энн никогда не приходилось слышать.
Энн опустилась на пол — ноги ослабли и отказывались держать ее. Его глаза... его глаза... Она вновь прикусила губу и закрыла лицо руками, чтобы сдержать слезы.
— Что случилось? Твой муженек — уже не тот симпатичный мальчик, за которого ты когда-то вышла замуж?
Он опять засмеялся, откинув голову, и хохотал до тех пор, пока не задохнулся, пока не упал на пол, схватившись за живот. При его падении что-то грохнуло. Когда он поднял голову, Энн заметила, что кожа с одной щеки содрана, а нижняя челюсть распухла. Он улыбнулся ей.
— Мой член все тот же, Энн. Ты всегда его любила.
Джо перевернулся на спину, расстегнул молнию на брюках, а затем спустил их.
— Нет, — прошептала Энн, порываясь убежать от него. — Нет! Джо, пожалуйста! Женщина, которая звонила мне, сказала, что тебе нужны деньги. Почему ты обманул меня?
Он опять захохотал.
— Дорогая, мои хорошие манеры улетучились. Я вызвал тебя сюда под выдуманным предлогом. — Он схватил ее за лодыжку. Она закричала. — Не ори, идиотка. Никто тебя здесь не услышит.
Он еще крепче схватил ее за ногу, поднялся и навалился на нее.
— Сейчас, говорил он, — сейчас... — Он царапал ее своими отросшими ногтями, стараясь залезть ей под юбку и стянуть с нее трусы.
— Нет! — закричала она и оттолкнула его, оцарапав ему ухо.
Она начала отползать от него, но задохнулась от сильнейшего удара под левую лопатку и скорчилась, вздрагивая от боли. Он перевернул ее и ударил кулаком в лицо.
— Какое прекрасное, прекрасное лицо, — говорил Джо, а его кулак снова и снова обрушивался на Энн. Она почувствовала, как у нее в носу что-то хрустнуло, и поток крови залил ее губы. Джо склонился над ней и стал высасывать кровь, текущую у нее из носа. Потом он поднял голову и засмеялся. Вокруг его рта образовался красный круг.
Энн была настолько ошеломлена, что не чувствовала страха и вообще ничего не чувствовала. Джо с силой раздвинул ей ноги, втиснулся между ними.
— Ты запомнишь это. А потом опять все будет хорошо.
Когда он овладел ею, она машинально повернула голову. Его слова напоминали ей прежнего Джо. Они звучали печально и даже высокопарно. Закричав от боли, когда его пенис входил в ее пересохшее влагалище, она на ощупь попыталась найти свою сумочку, которая, она знала, лежит где-то рядом на полу. Энн вгляделась в темноту и наконец увидела сумочку — она была совсем близко. Энн дотянулась до нее левой рукой и, задержав дыхание, схватила ее. Потом осторожно придвинула к себе и запустила пальцы внутрь.
Джо внезапно остановился и вынул из нее пенис.
— Сука паршивая, что ты выдумала? — Его голос рокотал, отдаваясь эхом в пустом складе. Энн сжала в руке деревянную рукоятку ножа, не вынимая его из сумочки. Она наблюдала за тем, как Джо обшаривает карманы своей куртки. Что он там ищет? При свете свечи она увидела, что Джо вынул из кармана скальпель. И прежде чем она успела о чем-то подумать или хотя бы испугаться, лезвие уже косну лось ее горла. Джо засмеялся.
Энн выхватила из сумочки нож и замахнулась на него. Он выронил скальпель и протянул руку, чтобы вырвать у нее нож. Лезвие скользнуло по его ладони и оставило заметный разрез. Но он все же вырвал у нее нож и зашвырнул его куда-то в темноту.
Джо смотрел на свою кровь, и глаза его постепенно расширялись. От него дурно запахло, и прежде чем Энн поняла, что произошло, он опять схватил скальпель.
Джо размахивал им по широкой дуге, и наконец полоснул Энн по лицу. О Боже, это даже не больно, в первый момент подумала Энн, это даже не больно. Но через некоторое время она закричала от боли и ужаса, слившихся в сплошной горячий туман. Кровь залила ей глаза, ослепила ее.
И вдруг им обоим показалось, что из мрака донесся крик: «Давай!.. Давай!..» Высокий голос дрожал от возбуждения.
Как только Джо обернулся, чтобы узнать, откуда исходит этот крик, Энн выскользнула из его рук и побежала. Господи, просила она, позволь мне убежать от него. Она бежала вслепую сквозь тьму, не обращая внимания ни на стремительные прыжки крыс, выскакивавших у нее из-под ног, ни на тяжелый топот Джо у себя за спиной.
— Энни, подожди! — кричал Джо, а она все бежала, ее легкие разрывались от боли, кровь густым потоком текла по лицу. Милосердный Боже, милосердный Боже, позволь мне убежать отсюда. Пожалуйста... Энн задохнулась, налетев на что-то твердое, металлическое, казавшееся в темноте бесформенным и черным. Впереди обозначился сероватый прямоугольник. Дверь! Она бросилась к ней, но Джо уже настиг ее. Его руки разрывали материю ее блузки, царапали спину. Вырвавшись нечеловеческим усилием из его железных объятий, она захлопнула дверь прямо перед его носом, и ночь обступила ее со всех сторон. Навалившись изо всех сил на дверь, Энн ударила ею Джо. Услышав, как он хрюкнул от боли, она бросилась бежать. Теперь — только бы добраться до машины, только бы добраться...
Когда захлопнувшаяся дверь ударила Джо, он упал навзничь. С минуту он лежал на полу, с трудом осмысливая происходящее. В затылке была даже не боль, а какая-то странная напряженность. В следующий раз, сука, думал он, в следующий раз... все получится. Из темноты донесся какой-то свистящий механический звук. Джо в страхе вскочил, оглянулся и увидел знакомое кресло на колесиках, точнее, обод одного колеса. Он поднял глаза.
Даже в темноте было видно, что лицо Пэт искажено яростью.
— Почему ты не прикончил эту блядь, Джо? Почему? Мы были бы сейчас свободны... мы были бы свободны... Джо...
Джо стоял на коленях и смотрел на нее снизу вверх. Лицо Пэт было мокрым от слез.
— О чем ты говоришь?
— Эта идиотка принесла деньги. Мы могли бы взять их, если бы ты не раздумывая убил ее, дурак. Мы могли бы взять их и уехать куда-нибудь. — Пэт опустила голову и всхлипнула, проклиная себя за то, что дала волю своим чувствам.
— Я не знал, — в смущении прошептал Джо.
— Я только хотела, чтобы ты был счастлив, Джо, я хотела, чтобы мы уехали отсюда... вместе.
— Джо удивился — ведь она права! И тут же подумал о другом. Представил себе, как вонзает нож в эту костлявую глотку, щекочет ножом пищевод... Интересно, какова ее кровь на вкус? Горькая. Нет, не стоит... Кроме того, Энн еще жива, и Пэт могла бы помочь ему. Пэт еще может во многом ему помочь. Он обнял ее.
— Извини. В следующий раз, честное слово.
Он почувствовал, как Пэт вырвала у него скальпель. Она подняла вверх руку и так держала ее некоторое время. Потом с быстротой, удивившей Джо, сделала разрез по всей тыльной стороне руки и, глядя ему в глаза, сказала:
— Возьми ее, Джо, возьми...
Он взял ее руку и поднес к губам.
Пэт откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
— Это свяжет нас, правда? — прошептала она, но Джо продолжал сосать кровь.
Возможно, он даже не слышит меня, подумала Пэт, но он знает это...
Ник ждал Энн в вестибюле больницы на Шеридан-роуд. Наконец она вышла. Энн выглядела получше, но не намного. Ей смыли засохшую кровь, коркой покрывавшую лицо. Ник пытался найти в ее облике и другие перемены к лучшему, но не находил.
Левая половина лица Энн опухла. Верхняя губа стала вдвое толще нижней и не закрывала передних зубов. Сломанный нос казался вдавленным внутрь, и Ник удивился, как врачи могли обещать ей, что скоро все придет в норму и она опять будет работать фотомоделью. Правый глаз превратился в узкую щелочку, окруженную множеством желтых, черных, синих и багровых кровоподтеков. Но, пожалуй, хуже всего был глубокий порез, как бы разделивший ее лицо надвое чуть пониже носа. Ник покачал головой и закрыл лицо руками. Ему вдруг захотелось что-нибудь сломать и заплакать. Но он тут же устыдился собственной слабости и, глубоко вздохнув, попытался спрятать свое горе поглубже. Поддержать, защитить ее — вот что сейчас нужно. Ник обнял ее и бережно повел к выходу. Ее шаги были настолько неуверенными и медленными, что он испугался, как бы она не упала.
— Тебе получше? — спросил он, когда они вышли во двор. На противоположной стороне улицы, за холмами, виднелось озеро. Солнце только что взошло, и его лучи пробивались между домами.
— Они дали мне ударную дозу демерола. — Слова еле слышно слетали с ее распухших губ. Она смотрела на него, и в глазах ее была молчаливая просьба не заставлять ее говорить.
— О'кей, — сказал Ник, ведя ее к своей машине, — не беспокойся ни о чем. Единственное, что тебе сейчас нужно, — это хороший отдых. Я отвезу тебя домой и уложу в постель.
Энн взглянула на него и кивнула, ее глаза наполнились слезами. Ник остановился около машины и крепко обнял ее. Энн уткнулась в пушистую шерсть его пальто, и он чувствовал, как судорожно она к нему прижимается и как сильно ее сотрясают рыдания.
Постепенно она успокоилась, глядя на солнце, поднимавшееся над домами. Потом повернулась и открыла дверцу машины. Ник помог ей сесть.
— Тебе нужно выспаться, — сказал он, садясь за руль, — и ты сразу почувствуешь себя намного лучше.
Ник включил зажигание и посмотрел на Энн. Она уставилась в окно и, казалось, вообще была за пределами мыслей и чувств.
Она еще не рассказала ему, что с ней произошло.
Когда они добрались до его квартиры, Ник провел Энн в свою спальню. Здесь он взял ее на руки и положил в кровать. Она чувствовала, как бережно он раздевает ее, как осторожно к ней прикасается. Ее рваную одежду Ник сложил в большую корзину. Потом укрыл ее одеялом и прилег рядом с ней. Он гладил Энн по волосам и шептал, что любит ее.
Через некоторое время, подумав, что она уже уснула, Ник хотел подняться, но она тут же схватила его за руку, заплакала и потянула к себе с такой силой, которой он от нее не ожидал. Она хотела, чтобы он был рядом.
Он лежал рядом с ней весь день, пока она спала.
Вот и зеркало. «Посмотрись в него», — говорила она самой себе.
Нет...
Энн сидела на полу ванной в квартире Ника. Высоко над ней висело зеркало — такое, какие бывают в медицинских кабинетах.
Бога ради, я не могу смотреть, не сейчас...
Ты должна...
Энн встала. Ноги ее плохо слушались, и она ухватилась за раковину. Ее била дрожь. Она не могла ее сдержать, вспоминая, как Джо над ней издевался. Зажмурившись, Энн потрогала шишки и корки на своем лице и поморщилась от боли.
Наконец она открыла глаза.
Ее поразил шок. Она и вообразить себе не могла, что все так плохо. «Боже, Боже», — застонала она, глядя на свое обезображенное лицо. Только сейчас она в полной мере осознала, что сотворил с ней ее муж. Не лицо — вся жизнь изуродована. Она закричала. Крик начался на низкой ноте, почти неслышно, и постепенно нарастал, становился все громче, пронзительней. Он был наполнен болью, горечью утраты, невыразимым страданием. Энн сжала кулак и изо всех сил ударила им по зеркалу. На пол со звоном посыпались осколки. Окровавленной рукой она принялась срывать с лица болячки, чтобы стало больнее, еще больнее.
Стук в дверь. Ник.
— Энни, дорогая, что с тобой?
— Убирайся! Оставь меня в покое! — закричала Энн. Она опять опустилась на пол и легла ничком прямо на битое стекло. Она всхлипывала. — Пошел к черту, ублюдок!
Энн всхлипывала еще долго, изливая свою бессильную ярость на рассыпанные вокруг нее осколки зеркала. Потом она успокоилась, гнев и боль немного утихли, остыли. Наконец она села, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Кафельная стена ванной холодила ей спину.
Так она сидела много часов подряд, ни о чем не думая, ничего не чувствуя, не плача. Она наблюдала, как высоко вверху фигурное стекло меняло цвет от желтого до темно-синего, по мере того, как день переходил в вечер. Ее дыхание постепенно успокоилось, стало ровным.
Энн поднялась. Ее ноги больше не подкашивались от слабости, она больше не дрожала. Она ничего больше не чувствовала. Она присела на корточки и собрала осколки стекла, усеявшие пол ванной. Закончив работу, Энн наклонилась над раковиной и осторожно умылась. Ничто больше ее не беспокоило: наклейки на порезах и царапинах уберегли ее от боли.
У нее ничего больше не болело.
Она повернулась к окну и прошептала:
— Я найду тебя. И убью.
Из дневника Джо Мак-Эри (без даты):
«Наша любовь умерла. Я убил ее красоту и, казалось бы, должен испытывать удовлетворение. Но я не могу. Прошло то время, когда любая, самая незначительная вещь — будь то записка или шишка на голове — вызывала у меня слезы умиления. Теперь я страстно желаю, чтобы эта записка была запрятана как можно Дальше, глубже, в самую глубокую рану, например, в перерезанную артерию. О Боже, как бы я хотел видеть потоки крови! Я бы хотел видеть, как шишка у нее на голове превратится в нечто ужасное. Я бы хотел нанести ей последний удар, смертельный удар, причиняющий жгучую боль. Но она сделала это сама. Я за нее не в ответе. Она изменила мне.
А плата за измену может быть только одна: смерть.
Я иду, Энн, я иду. И все будет кончено для тебя... очень скоро».
Энн пристально смотрела на половицы паркета. Ник был рядом с ней, его дыхание прерывалось, он был не в состоянии говорить. Энн только что рассказала ему, что произошло с ней прошлой ночью. Она еще раз бросила на него быстрый взгляд, проверяя впечатление, которое произвел на него ее рассказ. Ник был так взбешен, что не мог подыскать слов, чтобы выразить свой гнев. Он встал, подошел к окну и долго смотрел на улицу.
Когда он обернулся к ней, в глазах у него стояли слезы, но зубы были крепко стиснуты. Он заговорил:
— Почему? Энни, почему он так жестоко поступил с тобой? Я никогда этого не пойму. — Ник повернулся и снова посмотрел в окно. Энн засомневалась, видел ли он то, на что смотрел.
Ник вдруг взорвался.
— Мразь! Дерьмо! — Он ударил кулаком в стену и пробил штукатурку.
Энн встала.
— Ник, пожалуйста, не надо. Я не выношу этого. Хотя бы не сейчас. — Она взяла его руку и посмотрела на окровавленные костяшки пальцев. — Таким путем ты ничего не добьешься.
— Ну как ты можешь быть такой спокойной? — Он пристально взглянул на нее, и она почувствовала легкий озноб: он смотрел на нее так, как будто никогда ее раньше не видел. Ладно, это не имеет значения. Ничто больше не имеет значения...
Ник резко вырвал из ее руки свою руку и обмотал разбитые пальцы носовым платком.
— Я убью его, — сказал он. Его дыхание прерывалось, глаза потемнели. — Я убью его и остановлю это раз и навсегда. Он никому больше не причинит зла. Я должен убедиться в этом своими глазами.
Энн судорожно вздохнула. Она не хотела подталкивать его к такому решению. Во всяком случае — не так явно.
— Почему ты молчишь? Надеюсь, не потому, что все еще любишь этого подонка, а?
— Я его ненавижу! — Эти слова Энн произнесла с особой силой.
Он пристально взглянул на нее и подумал, что заразил ее своей ненавистью. Ник подошел к ней и обнял.
— Прости меня, Энни. Я совсем ошалел. Я так зол на него за все, что он сделал с тобой и с другими людьми...
— Я знаю. Но мы должны быть очень осторожными. Хладнокровными. И проницательным.
— Что ты имеешь в виду?
Энн подумала: если мы и в самом деле хотим убить его, нам нужно научиться владеть собой. А ему сказала:
— Он опасен, Ник. Он хитер и обязательно убьет нас обоих, если получит хоть половину шанса. Мы должны быть твердо уверены, что ему не представится такой возможности. — Про себя она подумала: мы должны быть уверены, что он умрет медленной, мучительной смертью.
— Какого черта, что ты имеешь в виду?
— Я думаю, ты знаешь.
Ник покачал головой.
— Я собираюсь поймать его, чтобы пресечь злодеяния.
— И ты на этом успокоишься? Главное, в чем мы нуждаемся, — это мужество.
— Конечно. — Ник подобрал с полу свое пальто и пошел к двери. — Я скоро вернусь.
Энн встала.
— Ник, в чем дело? Пожалуйста, не оставляй меня здесь одну.
Но он вышел, даже не оглянувшись на нее.
Спустившись в вестибюль, Ник вдруг остановился. Что же он делает? Как он мог оставить Энн одну? Самый дорогой для нее человек жестоко оскорбил ее, избил, изувечил, но она не потеряла мужества. А он вместо того, чтобы оказать ей поддержку, в которой она так нуждается, решил потешить свое уязвленное самолюбие. Им обоим сейчас необходима помощь, и Пит Мак-Грю единственный, кто может ее оказать. Будь Ник таким же дотошным, как Пит, он бы, возможно, сам нашел выход из создавшегося положения... Ник повернулся и быстро зашагал вверх по лестнице.
Энн сидела на кушетке, уткнувшись лицом в колени. Когда Ник вошел, она подняла голову, взглянула на него и снова приняла прежнюю позу.
Он сел на кушетку рядом с ней.
— Энн, извини меня. Я был настолько потрясен всем, что с тобой произошло, что не смог сдержаться. Извини.
Она накрыла его руку своей.
— Все в порядке!
— Может быть, прямо сейчас позвонить Мак-Грю? Я попытаюсь.
То, что она ответила, страшно удивило его.
— Нет. Мак-Грю не должен знать об этом.
— То есть как?
— Я думаю, мы должны заняться этим сами. У меня есть план.
— Энни, одни мы ничего не сделаем. Не сможем сделать.
— Мы уже делаем! И я думаю, что только мы сможем его остановить.
— Но каким образом?
— Я должна еще раз встретиться с Джо.
— Об этом забудь! — Ник вскочил с кушетки.
— Ник, я думаю, что только это сработает.
— Ты шутишь, Энни, ну признайся, что ты шутишь.
— Я не шучу.
— Речь идет о твоей жизни. Посмотри в зеркало.
— Я знаю. Но ведь ты защитишь меня, правда?
— Конечно, если только он не разделается с нами обоими.
— Он не должен знать, что ты будешь со мной. Мы обманем его. Я пойду к этой женщине, Пэт Янг. Скажу, что очень тревожусь за Джо. Скажу, что, хоть он и избил меня, я не испытываю к нему ненависти, потому что понимаю, как он болен. Скажу, что готова встретиться с ним еще раз... Я знаю, он согласится, потому что хочет убить меня.
— Нет и нет! Это слишком рискованно.
— Конечно! Но кто-то же должен остановить его, и я думаю, это — наилучший вариант.
— Ты глубоко заблуждаешься.
Энн откинулась назад и насупившись уставилась в потолок. Зазвонил телефон. Ник пошел в кухню, где находился аппарат. Энн прислушалась, но его голос звучал слишком тихо, и слов нельзя было разобрать.
Когда Ник вернулся в комнату, его лицо было белым как мел,
— Что случилось? — Энн встала и пошла ему навстречу, уловив в его глазах тревогу и даже страх.
— Еще одно убийство. Сегодня рано утром. Сисеро-авеню. Пятнадцатилетняя девочка перед школой выгуливала свою собаку. Убийца действовал тем же способом, что и раньше. Пятнадцать лет...
Они долго молчали. Стояли и смотрели друг на друга.
Наконец Ник сказал:
— Попробуем действовать по твоему плану. Надо же что-то делать.
Пэт Янг не знала женщину, которая шла по аллее к ее дому, но наблюдала за ней с интересом. Лицо незнакомки было разбито, а походка была неуверенной, как будто она чего-то боялась. «Какого черта? Что с ней случилось?» — прошептала Пэт и отодвинулась от окна, потому что женщина остановилась и взглянула в ее сторону.
Вскоре Пэт услышала звонок в дверь и удивилась, что ей тут понадобилось. Полицейский в юбке? Если эта сучка действительно работает в полиции, то уберется отсюда ни с чем. Сгорая от любопытства, Пэт подъехала к двери.
Когда раздался стук, Пэт подумала, что ей нечего бояться, и открыла дверь.
— Что вам» угодно? — спросила Пэт.
Женщина отвела с лица пряди темных волос и сняла солнцезащитные очки.
Пэт засмеялась и сказала:
— Ненавижу тех, кто похож на меня.
Энн даже не улыбнулась.
— Можно мне войти?
— Конечно, если вы объясните мне, кто вы и что вас сюда привело.
— Я — Энн Мак-Эри, жена Джо. — Энн замолчала, наблюдая за сменой выражения лица Пэт и ожидая, когда наконец она впустит ее в дом.
— Извините?..
— Я — миссис Джо Мак-Эри. Мы с вами недавно разговаривали по телефону.
— Что-то не припоминаю.
— Разрешите войти. И не валяйте дурака, пожалуйста.
— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Пэт хотела закрыть дверь, но Энн придержала ее.
— Пожалуйста! — прошептала она в отчаянии. — Мне необходимо поговорить с вами о Джо. Неужели это вас не интересует?
Немного подумав, Пэт разрешила ей войти. Она распахнула дверь и отъехала от входа. Как только Энн села на край стула, Пэт сказала:
— Я ничем не могу помочь вам. Кое-кому кажется, что между мной и вашим мужем существует какая-то связь, но это неправда. Я случайно видела его, когда он выходил из квартиры Мэгги Мазурски в тот день, когда она была убита. Попыталась шантажировать его, но не получилось. Я и в самом деле больше ничего о нем не знаю.
Энн начала плакать. Она опустила голову и всхлипывала, но это были ненастоящие слезы.
— Я все еще люблю его, — вошла в роль Энн, — и думаю, что вы тоже его любите, только не признаетесь в этом. Я хочу помочь ему, очень хочу. Неужели вы этого не понимаете?
— Мэм, по-моему, это вы не можете меня понять. Я от души сочувствую вашим трудностям, но я действительно не знаю ничего, кроме того, о чем уже рассказала.
— Если бы я могла увидеть его еще хоть раз, я бы помогла ему, уговорила бы все начать заново... Мне бы только повидаться с ним... — всхлипывала Энн.
У Пэт было странное чувство. Она ведь хотела, чтобы Джо убил Энн, а сейчас пытается спасти ее.
— В самом деле, мэм, я ничем не могу вам помочь. Уходите, пожалуйста. Я жду гостей.
Энн встала.
— Я вам не верю. Если вы с ним встречаетесь, почему вы не хотите сказать ему? Я приду — пусть он только назначит время и место. И пожалуйста, передайте ему, что я все еще люблю его и понимаю, как он болен.
— Я не могу ничего передать ему, потому что не знаю его.
Энн быстро вышла из квартиры.
Пэт подъехала к окну и выглянула на улицу. Сейчас ей больше всего хотелось, чтобы Джо думал о ней, чтобы был с ней рядом. А с этой сукой нужно покончить раз и навсегда, и тогда Джо будет принадлежать только ей.
Во сне Пэт бежала... Она спала и сознавала, что ей снится сон, но явь преломлялась кошмарным образом, и страх не отпускал ее. Перед ней стоял Джо Мак-Эри. В одной руке он держал гигантский нож, в другой — свой напряженный, отделенный от тела пенис. Она закричала, но с ее губ не сорвалось ни звука. Единственным звуком было громкое сердцебиение. Чем быстрее она бежала, тем громче стучало ее сердце...
Она проснулась в холодном поту. Кто-то громко стучал в ее окно. Пэт огляделась в темноте и увидела Джо, прильнувшего к стеклу. Она закричала. Потребовалось несколько минут, чтобы ее кошмар улетучился, и комната вновь стала привычной и уютной. Она еще раз вгляделась в темноту.
Джо исчез.
— Нет, — прошептала Пэт, — я должна его увидеть.
Она приоткрыла окно, не открывавшееся с осени, и почувствовала, как поток свежего воздуха ударил ей в лицо. Она поплотнее завернулась в халат и высунула голову из окна.
Джо сидел на корточках под окном.
— Что ты здесь делаешь? — прошептала она. — Входи.
Она протянула ему руку и помогла влезть в окно, а потом долго всматривалась в темноту, пытаясь удостовериться, что никто не был свидетелем странного визита.
— Погаси свет, — сказал Джо, переваливаясь через подоконник.
Пэт поспешила в ванную и, щелкнув выключателем, погасила свет. Джо плюхнулся на ее кровать и заскулил:
— Я устал. Я хочу спать.
Она легла рядом с ним, вцепившись в него, так как узкая кровать не была предназначена для двоих.
От Джо дурно пахло, но Пэт уверяла себя, что это неважно. Ее рука скользнула вниз, к его члену. Она погладила его. Он мягко отвел ее руку.
— Сегодня здесь была твоя жена.
Джо сел.
— Что ей было нужно?
— Она встретиться с тобой еще раз хочет. — Пэт начала было рассказывать ему, что жена все еще любит его, но внезапно решила, что ему незачем знать об этом.
Джо встал.
— Позвони ей.
— Что? Сейчас? Сейчас же три часа ночи.
— Тем лучше. Чем скорее мы избавимся от нее, тем скорее ты и я будем вместе. Пожалуйста, бэби, — сказал он, склонившись и целуя ее, — сделай это для меня.
Пэт начала набирать номер.
Энн просматривала старый выпуск журнала «Мода», когда зазвонил телефон. Она бросила взгляд на часы: три часа десять минут. Ей стало не по себе — неужели Джо? Она была готова встретиться с ним в любое время дни, но не сейчас, посреди ночи, когда кругом так темно и тихо.
Телефон продолжал звонить.
В другой комнате — Ник, подумала Энн. Ничего с ней не случится, если она поговорит по телефону. Да и как осуществить ее план, если ей не хватает мужества даже для телефонного разговора?
Энн встала и взяла трубку.
— Боюсь, что подняла тебя с постели, да? — Женщина, в которой Энн узнала Пэт Янг, засмеялась.
— Нет, честно говоря, я не могла уснуть. Вы поговорили с моим мужем?
— Все может быть.
— Так поговорили или нет?
— Возможно. Для тебя существует лишь один способ узнать это.
— Какой?
— Сегодня, в десять вечера, на том же месте. Приходи одна. И без обмана!
— Приду. Скажите ему, что я обещаю не ссориться с ним. Скажите, что люблю его! — В трубке раздались гудки. Разговор был окончен.
Пэт подняла глаза на Джо.
— Ну, как?
— Это было великолепно. Ты — моя любимая девочка.
Он склонился над ней и поцеловал ее.
— Скоро, — проговорил он после долгого поцелуя, — мы устраним все препятствия и всегда будем вместе. Ты хочешь этого?
— Да, — прошептала она, — но я хочу и кое-чего еще. Джо засмеялся.
— Чего же?
Она сунула руку ему между ногами.
— Этого.
— Это твое. Разве ты не знаешь? — Джо стянул трусы, обнажая уже вставший пенис.
— Мое, мое, — сказала Пэт. — Сегодня ты в настроении, не так ли?
Единственным ответом Джо был стон, когда она к нему прикоснулась.
— Сейчас мы проделаем следующее... — Пэт наклонила голову, обхпатила губами его пенис и начала сосать его, издавая какой-то чмокающий звук.
Одной рукой он откинул Пэт назад, а другой взял скальпель и сделал небольшой разрез на ее шее. Она дернулась, дотронулась до шеи и негромко вскрикнула, увидев кровь на своем пальце. Секунду она смотрела на красную каплю, повисшую на его конце, а потом поднесла палец к губам Джо. Он тоже прикоснулся к царапине на ее шее и затем слизал кровь со своего пальца. И повторял это до тех пор, пока кровь не свернулась. Пэт тем временем снова взяла в рот его пенис и продолжала сосать. Прикосновение пальца Джо к ее шее, текущая кровь и, наконец, струя спермы, брызнувшая ей в лицо, заставили Пэт испытать оргазм.
В квартире Рэнди было темно по двум причинам. Во-первых, он не хотел света. Темнота скрывала все то, что было ему близко и дорого.... все те веши, которые могли напомнить о Мэгги: мебель, которую они выбирали вместе, фотографии, висящие на стене, украшения Мэгги. Казалось, все, что он пережил в этой квартире, было давным-давно, было не с ним, а с кем-то другим. В той прежней жизни он был счастливым мужем, отцом будущего ребенка, неплохо зарабатывающим управляющим кафе. Явь это или сон? Или — прочитанная когда-то повесть?
Во-вторых — он боялся насторожить Пэт Янг. Если она узнает о его присутствии и догадается, что он наблюдает за ее квартирой, это может сорвать все его планы, и тогда ему не удастся схватить Джо Мак-Эри.
Рэнди уехал от родителей два дня назад, несмотря на слезные просьбы матери и молчаливый упрек отца. Он сказал им, что должен пожить некоторое время в одиночестве. Родители сначала не возражали, мать даже сочла это доказательством того, что Рэнди начинает выздоравливать, но когда он попросил их никому не говорить, где он находится, они постарались отговорить его.
— А что, если ты понадобишься этим детективам? — спросил отец.
— Действительно, Рэнди, ведь в их работе может быть затор. Неужели ты не хочешь помочь им? — добавила мать.
Рэнди ответил, что объявится через день или два и сам свяжется с ними. Увидев, что его не переупрямить, они с неохотой позволили ему уйти.
Рэнди звонил матери каждый вечер — в то время, когда, по его расчетам, они уже пообедали, и говорил ей, что хорошо себя чувствует, что скоро вернется и начнет искать новую работу. Он начнет все сначала. Его мать казалась счастливой впервые за долгое время, и Рэнди упрекал себя в том, что часто бывал неоправданно жесток с нею. Он держал телефонную трубку, смотрел в темноту своей бывшей квартиры и знал, что все слова, которые он говорит матери, — ложь.
Потому что он собирался убить Джо Мак-Эри.
Другой цели у него не было и никогда больше не будет. Его жизнь прекратилась в тот день, когда Джо отнял у него Мэгги. Теперь уже никто не мог разубедить его в том, что смерть Мэгги должна быть отомщена.
Рэнди спал днем, а ночью наблюдал за квартирой Пэт. Он рассчитывал, что Джо обязательно здесь появится.
Рэнди взглянул на часы — без пятнадцати три. Он вздохнул. Вторая ночь потрачена впустую.
Он устроился поудобнее и вновь стал смотреть в окно. И вдруг его словно током ударило.
Кто-то крался к дому Пэт, стараясь держаться в тени и пригибаясь, когда надо было пройти мимо окна. Кто этот человек? Рэнди наблюдал за ним, сжимая в руках бинокль, подаренный ему Мэгги в прошлом году на Рождество.
В темноте Рэнди не мог определить, тот ли это человек, которого он ждал. Однако ему удалось разглядеть помятое, заросшее щетиной лицо — лицо бродяги, каких немало в районе окружной дороги. Неужели несколько недель бродяжничества могут сотворить такое с каждым? Рэнди вспомнил улыбающееся лицо на фотографии, которую он унес из квартиры Джо Мак-Эри.
А потом он увидел нечто, заставившее его подумать, что ему наконец повезло. Человек остановился под окном Пэт. Поднял руку и быстро постучал в стекло. Еще раз. Затем он распрямился и заглянул в квартиру. Через некоторое время зажегся тусклый свет, и Рэнди увидел Пэт Янг, подъехавшую к окну. Она старалась открыть его, и наконец ей это удалось. Насколько это было возможно с ее кресла, Пэт помогла этому человеку перелезть через подоконник. Как только он оказался внутри, Пэт быстро задернула занавеску.
Рэнди прислонился спиной к стене и впервые перевел дыхание. Это, без сомнения, был Джо. Пэт вела уединенную жизнь и даже если изредка принимала гостей, то они не проникали в квартиру посреди ночи, да еще через окно.
Рэнди поклялся себе, что не позволит Джо Мак-Эри уйти отсюда незамеченным. Он будет преследовать Джо. Если он упустит его сейчас, другого шанса может не быть. Полиция уже взяла след. И Рэнди знал, что это значит: легкая жизнь в психиатрической лечебнице, ведь «бедняга болен». Рэнди чувствовал, что его прямо-таки трясет от ярости всякий раз, когда он думает об этом. Остынь, говорил он себе, чтобы осуществить этот план, нужна холодная голова. Главное — точность и осторожность.
Тереза Мазурски дрожала в голубом «бьюике-электра». Что он здесь делает? Зачем он перешел на другую сторону улицы? Она хотела спать, в воспаленных глазах не проходила резь. Она была здесь с десяти вечера, но ей казалось, что минула вечность.
Она еще раз посмотрела на темное окно квартиры Рэнди. Я должна сейчас пойти туда, говорила она себе, и, как хорошая мать, забрать своего мальчика домой. Вот и все, что я должна сделать. Но сын изменился с тех пор, как его жену... убили. Это слово застревало у нее в горле, в нем было сосредоточено все то, что у нее украли.
Тереза всегда занималась домашним хозяйством: готовила, убирала квартиру, стирала, гладила. И делала это с радостью, чувствуя, что нужна сыну. Он советовался с ней, делился своими планами. Сейчас, кроме хлопот по дому, ничего не осталось. К тому же ее мучила тревога: сын решил в одиночку избавить мир от вселенского зла — дьявола или человека, который лишил жизни его жену.
На противоположной стороне улицы Тереза увидела человека, влезавшего в окно. Что случилось? Может быть, это и есть убийца? Терезе показалось, что в это же время она заметила движение в окне Рэнди, возможно, она ошиблась.
О, как холодно! Тереза плотнее запахнула пальто, закрыла нос вышитым шарфом и пониже надвинула шапку, чтобы защитить уши.
Господь всемогущий, сжалься надо мной. Позволь мне остановить моего мальчика, пока он не натворил глупостей!
Примерно через полчаса движение в окне напротив повторилось. Рэнди встал и надел куртку. Он увидел, что человек вылез из окна. Рэнди бросился к двери, распахнул ее и сбежал вниз по ступенькам.
Джо Мак-Эри шел вверх по Оак-Парк-авеню, казалось, он вышел прогуляться, потому что ему не спится в эту ночь ранней весны. Он не прятался, не озирался нервно по сторонам. Шел совершенно спокойно и уверенно, широким шагом. Рэнди подумал, что ночь и темнота работают на него.
Рэнди следовал за ним, держась в тени двухквартирных домиков и одноэтажных коттеджей, выстроившихся вдоль улицы. Мягкий газон заглушал звук его шагов, а тень, отбрасываемая домами, делала его почти невидимым.
Когда они вышли на Рузвельт-роуд и взяли курс на восток, скрываться стало гораздо труднее. Здесь не было газонов, поглощавших звук, а яркий свет уличных фонарей не оставлял места для тени. Рэнди перешел на другую сторону и попытался установить определенную дистанцию между собой и Джо. Но в этом были свои неудобства. Рэнди боялся потерять Джо из вида, а тот, несмотря на расстояние, мог заметить преследователя, спрятаться в каком-нибудь логове.
Они бродили по улицам больше часа, и Джо наконец остановился напротив пустого склада, принадлежавшего компании «Малдин». Дядюшка Рэнди какое-то время работал в этой компании обувщиком. Но это было давно. Уже много лет склад пустовал.
Джо подождал, пока мимо не проехал грузовик и легковая машина, а затем нырнул в щель ограды. Он огляделся и подбежал к двери, находившейся с другой стороны здания. Открыл ее и тут же со стуком захлопнул.
На Рузвельт-роуд все еще было тихо.
Рэнди долго разглядывал склад, удивляясь, что Джо в последнее время скрывается так близко от дома его родителей. Вызывало удивление и другое: почему частные сыскные агентства до сих пор не обратили внимания на этот район города — идеальное место для скрывающихся преступников.
Внезапно Рэнди понял, что ему совсем не хотелось бы встретиться с Джо в этом пустом темном здании. Ему пришлось признаться себе, что он боится. Подул ветер, стало холоднее. Рэнди дрожал и растирал руки. Он чувствовал себя так, будто у него в животе лежала ледяная глыба. Во рту была противная сухость. Он внимательно оглядел улицу.
Рэнди перекрестился. Усилием воли заставил себя ни о чем не думать. С этого момента он должен действовать, как зверь во время охоты. Пролезая в одну из щелей ржавой ограды, Рэнди поранил руку. Он приложил ее к губам и ощутил привкус меди. Царапина была не длинная, но глубокая.
Рэнди вытащил из брюк подол рубахи и оторвал полоску материи. Обмотав этой тряпицей руку, он постучал в дверь.
За дверью послышалось какое-то движение: видимо, Джо наблюдал за ним.
Рэнди толкнул дверь и приоткрыл ее примерно на дюйм. Она даже не скрипнула. В следующий момент он широко распахнул ее, да так стремительно, что она опять не заскрипела. Он закрыл дверь и вошел внутрь склада.
Было настолько темно, что Рэнди почти физически ощущал эту черноту. Сероватый свет чуть просачивался сквозь окна под потолком. Он подумал, что этого света едва-едва хватит, чтобы увидеть собственную ладонь, поднесенную к лицу. В стороне что-то зашуршало, и Рэнди понял: крысы. Тонкий писк подтвердил его предположение.
Рэнди остановился, ожидая, когда глаза привыкнут к полутьме. Что он может сейчас сделать? Разве он найдет здесь Мак-Эри? Джо в более выгодном положении: он-то знает, где сейчас находится Рэнди.
Рэнди чувствовал себя очень неуверенно. В таком состоянии трудно что-либо предпринять. Кроме того, он совершенно окоченел и удивлялся, что у него еще хватает сил стоять здесь и ждать Мак-Эри.
Внезапно он услышал звук, который не был ни шорохом крысы, ни скрипом гнилых досок под ветром.
Это были шаги человека.
Рэнди замер. Ярость, боль, ужас, жажда мести — все чувства, так долго терзавшие его, бросавшие то в жар, то в холод, сейчас слились воедино. Он еще крепче сжал в руке револьвер. Отец не знал, что Рэнди взял его «смит-и-вессон», с которым он не расставался много лет.
Рэнди почувствовал, что кто-то прикоснулся к его спине, и глаза его непроизвольно расширились в темноте.
— Нет! — крикнул он. — Не выйдет, сволочь! — Рэнди молниеносно обернулся и нажал на спусковой крючок, дернувшись от отдачи.
Все произошло слишком быстро. Яркая вспышка в темноте, запах пороха.
Рэнди открыл глаза.
Открыл глаза и издал душераздирающий стон, вместивший одно-единственное слово, которое вырвалось из глубины его существа — оттуда, где боль была безгранична:
— Нееет!
Рэнди упал на колени и уронил на пол револьвер. Он корчился от боли, не в силах сдержаться:
— Нееет!
Перед ним лежала его мать: на лбу — темное отверстие, глаза устремлены куда-то ввысь.
— Рэнди, на этом ты должен остановиться... — услышал он ее шепот. Было ли это сказано сейчас или до того, как он выстрелил? Да и вообще было ли сказано?..
Склонившись над телом матери, Рэнди надолго замер. Потом боль, приглушенная шоком, ушла вглубь и уступила место безумной ярости. Он встал и поднял с пола револьвер.
— Я слишком много потерял — берегись, подонок!
Его глаза уже привыкли к темноте. Он стал ходить по проходам, ища Джо.
Вдруг до него донесся негромкий звук — хихиканье. Рэнди бросился в этом направлении и услышал топот: кто-то стремительно убегал от него. Рэнди сильнее сжал револьвер и ринулся вслед за убегавшим. Впереди мелькнул мужской плащ. Рэнди прицелился.
— Мак-Эри? — Рэнди поразился собственному голосу: столько в нем было силы и уверенности.
Он заметил, что человек в плаще остановился и медленно обернулся. На губах его появилась кривая усмешка. И прежде чем Рэнди смог увернуться, Джо бросился на него. Рэнди опрокинулся на спину, сильно ударившись затылком о бетонный пол. Но хуже всего было то, что револьвер выпал из его руки и с металлическим скрежетом заскользил по полу. Рэнди уже не мог до него дотянуться.
Мак-Эри, смеясь, стоял над ним. Рэнди попытался унять головокружение. Он перехватил кулак Джо, направленный ему в лицо, и попытался вывернуть его руку.
Джо удалось вырваться.
— Кто ты такой?
Тяжело дыша, Рэнди поднялся сначала на колени, потом — во весь рост.
— Рэнди Мазурски, хотя я сомневаюсь, что мое имя тебе о чем-то говорит, ублюдок.
Джо долго смеялся, а потом прошептал:
— Она была самой сладкой маленькой куколкой, которая когда-либо мне попадалась.
Рэнди бросился на него. Его руки потянулись к горлу Джо. Но Джо ожидал этого. Его пальцы сжимали рукоятку ножа, лежавшего в кармане плаща. И прежде чем тело Рэнди соприкоснулось с его телом, Джо выхватил нож. Теперь он держал свое оружие наготове, прямо перед собой.
Рэнди с шумом выдохнул воздух, ощутив, как нож вонзается в его тело, как по животу течет что-то горячее. Он удивленно посмотрел на Джо и упал на спину. Джо, запачканный кровью, захихикал и побежал прочь. Рэнди показалось, что он сказал нечто странное, это звучало примерно так: «Я расчистил пастбище для встречи...»
Рэнди лежал на спине и пытался вытащить нож из своего живота. Нож был скользким от крови.
Энн смотрела в окно, заставляя себя думать о чем угодно, только не 0 том, что им предстоит сегодня вечером. Ровно в десять она сядет за руль, Ник ляжет в машине на пол, и они поедут по скоростному шоссе имени Эйзенхауэра на запад, чтобы встретиться с Джо.
Энн слышала, как в столовой Ник позвякивает вилкой о тарелку. Днем она приготовила шпинат, домашний хлеб с чесноком и салат «Королевский». За работой и не заметила, как наступил вечер. Она напряглась, услышав звук отодвигаемого стула, а затем мягкие шаги ног в носках по полу из твердой древесины.
Прежде чем она успела обернуться, Ник подошел к ней сзади и обнял ее за талию. Сердце ее вдруг часто забилось, горло сжалось.
— Испугалась? — прошептал он.
Вопрос был настолько глупым, что ее напряжение прошло само собой. Она откинула голову и захохотала, выскользнув из его объятий, и смеялась до тех пор, пока из глаз не брызнули слезы, пока не заныли мышцы живота и не перехватило горло. Ник тоже нерешительно засмеялся.
— Что? — спросил он. — Ну что такого я сказал?
Энн наконец перестала смеяться.
— Ты спросил, не испугалась ли я. В нынешней ситуации трудно придумать более нелепый вопрос, правда?
Ник засмеялся снова, показывая, что он понял шутку.
— Действительно!
— Конечно, я боюсь. Боюсь за нас обоих. Одна я бы не выполнила задуманного, но меня все время мучает мысль, что я подвергаю тебя опасности и мы оба можем умереть.
Ник еще крепче обнял ее, зарылся лицом в ее волосы и прошептал:
— Все обойдется, Энни. Мы же с тобой умницы, правда?
Энн думала о Джо, вспоминала, каким он был, когда они встретились и в первые годы их брака. Она пыталась разделить в своем сознании двух человек — прежнего Джо и того, с которым ей предстояло встретиться сегодня вечером. Тот Джо, которого она любила, умер. Горло у нее сжималось при мысли о том, что оба эти Джо могут погибнуть прежде, чем закончится сегодняшний вечер.
Она закрыла глаза, стараясь подавить отвращение, поднимавшееся в ней всякий раз, когда она думала о своем муже. У меня никогда не было такого чувства, думала она, никогда, ни к кому. Гнев и ненависть стали для нее почти осязаемыми, эти чувства все время росли и переполняли ее душу. То, что она испытала, заставляло ее ненавидеть Джо все сильнее. Как могла она желать кому-то смерти? Особенно тому, кого когда-то любила? Тому, с кем мечтала прожить всю жизнь, на кого возлагала все свои надежды? Но как мог он сделать с ней такое?
С тех пор как она впервые увидела свое новое лицо, она не могла смотреться в зеркало без чувства глубокого гнева. Ник говорил ей, что все раны заживут, а пластическая хирургия способна творить чудеса. Но Энн знала, что ей никогда уже не стать прежней.
Ник меж тем размышлял о том, что им предстояло сделать сегодня вечером. Их план казался ему чрезвычайно простым и в то же время чудовищно сложным. Они отправятся к складу, где должна состояться встреча Энн с Джо. Как только они выедут на Рузвельт-роуд, Ник ляжет на пол машины, чтобы его не могли заметить снаружи, и останется там до тех пор, пока Энн не войдет в здание склада. Он будет украдкой наблюдать за улицей, но как только Энн — по его расчетам — встретится с Джо, необходимость во внешнем наблюдении исчезнет, и Ник отправится следом за Энн. Однако их план был достаточно рискованным: он основывался на том, что Энн будет разговаривать с Джо достаточно долго для того, чтобы Ник за это время успел проникнуть на склад. Но они не брали в расчет того факта, что действия душевнобольного убийцы непредсказуемы.
— Приготовь мне, пожалуйста, душ.
— Что? — Ник оглянулся на Энн.
— Мне кажется, душ взбодрит меня. Я приму душ, ладно?
— Что? Сейчас?
Энн кивнула.
— Да, сейчас. Хороший горячий душ взбодрит меня.
Ник вдруг подумал, как нестерпимо для него остаться хоть ненадолго в одиночестве.
— Ну, а мне без тебя станет совсем плохо. У меня нервы на пределе. Ты можешь это понять.
— Могу. Я ненадолго.
Энн скрылась за дверью спальни. Когда из ванной донесся шум хлынувшей воды, Ник пошел в кухню, снял телефонную трубку и набрал номер Мак-Грю. который всегда был у него под рукой на случай крайней необходимости. Ник молил Бога, чтобы Мак-Грю был на месте.
На другом конце провода трубку взяли после второго гудка.
— Мак-Грю.
— Пит, — выдохнул Ник, — я рад, что застал тебя. Сегодня вечером произойдет нечто такое, о чем ты должен знать.
— Да? — В голосе Мак-Грю послышалась заинтересованность.
— Да. Сегодня вечером Энн Мак-Эри собирается встретиться со своим мужем. Они договорились через третье лицо. — Ник не считал нужным посвящать Мак-Грю в их совместные с Энн планы.
— Подожди. Ты сказал, что она собирается встретиться с Джо Мак-Эри?
— Да. Она считает, что сможет положить конец этому кошмару.
— Ник, дружище, ты должен остановить ее! Этот малый очень опасен. Я думаю, он полностью утратил связь с действительностью. Ты должен остановить ее. Ты мне обещаешь?
Ник секунду помолчал.
— Да, я пытался ее отговорить. Но она думает, что иначе до него не добраться. Это, мол, единственная возможность схватить безумца, пока он не убил еще кого-нибудь.
— Схватить? О чем ты говоришь?
— Ну, понимаешь, я еду вместе с ней. Я должен ей помочь. Должен быть уверен, что с ней ничего не случится.
— А я в этом совсем не уверен.
Ник нервно засмеялся.
— Может быть, ты и прав. Поэтому я и звоню тебе. Я подумал, если ты сумеешь освободиться, мы с тобой смогли бы легко и просто обезвредить этого малого. Согласен?
Мак-Грю рассмеялся.
— Ты хочешь, чтобы мы позволили тебе сыграть роль спасителя?
Внезапно Ник понял, почему Мак-Грю всегда ему нравился.
— Послушай, Пит, я рассказал тебе все. Возможно, сегодня вечером этот кошмар кончится. Приезжай в назначенное время на место и захвати с собой нескольких полицейских, и пусть машина будет без номера и опознавательных знаков. Мы схватим этого подонка! Муниципалитет вынесет тебе благодарность за то, что ты обезопасил Чикаго.
— Ник, это самая безумная идея, о каких мне когда-либо приходилось слышать. Мы не можем, не имеем права позволить тебе делать подобные вещи.
— Но мы все равно это сделаем! С тобой или без тебя, Пит...
— Предоставь это нам. Скажи, где эта женщина должна встретиться со своим мужем?
— Угу, — промычал Ник. — Ничего себе, честная игра! Только если ты будешь действовать вместе со мной, я назову тебе это место. Не иначе. Думаешь, я не знаю полицию? Вы ворветесь туда и вспугнете этого малого. И что тогда будет?
Голос Мак-Грю зазвучал возбужденно и настойчиво.
— Дай мне этот проклятый адрес. У нас гораздо больше возможностей поймать его, чем когда-либо будет у тебя. Не упрямься, Ник. Нам необходимо все организовать заранее. И тогда мы его схватим и... скорее всего убьем на месте. Возможно, ты это и сделаешь.
— Слушай, Мак-Грю, я ничего больше тебе не скажу. Забудь об этом разговоре.
Как только Ник повесил трубку, телефон зазвонил снова. Ник отключил телефон, посмотрел на него, глубоко вздохнул и усмехнулся. Энн крикнула из ванной:
— Ник, что ты там делаешь?
— Ничего... — Ник услышал шум работающего фена и вошел в ванную. Энн, склонившись над раковиной, сушила волосы. На ней был темно-синий купальный халат. Нику захотелось заплакать — настолько домашней показалась ему эта сцена. Он не хотел разлучаться с Энн ни на секунду.
— Поторопись, пожалуйста, у нас в запасе меньше двадцати минут.
— Не напоминай, — отмахнулась Энн. — Я почти готова.
Она прошла в спальню и, не зажигая света, села на кровать.
Мак-Грю надел твидовый пиджак, закурил сигарету и вышел из своего уютного кабинета, который он называл офисом.
— Пошли, Сэм, — сказал он своему напарнику. Сэм сидел у входа и разбирал кипу телефонных карточек. Его глаза были воспалены, лицо отекло и тоже казалось воспаленным. Он просиял, когда Мак-Грю сказал:
— На сегодня все... до вечера. Об остальном расскажу в машине. Через пятнадцать минут Мак-Грю подкатил на изношенном «форде-фермонте» к пожарному гидранту, находившемуся напротив дома, где жила Энн Мак-Эри. Он устроился поудобнее, откинулся на спинку кресла и завел руки за голову. Оглянувшись на напарника, он заметил его напряженную позу. Сэм походил на охотничью собаку, готовую броситься на добычу.
— Расслабься, дружище, у нас есть еще время, — усмехнулся Мак-Грю и стал наблюдать за домом.
Пэт взглянула на чемодан, который она раскрыла и положила в ногах кровати. Она вспомнила то время, когда была здорова и этот чемодан сопровождал ее в путешествиях на Ниагарский водопад, в Форт-Лодердейл, на озеро Озарк и в Даллас. После случившегося с ней несчастья она перестала путешествовать, и чемодан, красиво расписанный цветами, лежал без употребления.
Теперь он опять был полон. Вчера Пэт ездила по магазинам и полностью обновила свой гардероб. Ей хотелось, чтобы Джо было приятно на нее смотреть... когда они уедут отсюда!..
Сегодня вечером, бэби, сегодня вечером. Она откинулась на спинку кресла, предвкушая момент, когда эта сука наконец умрет. Убрав ее со своей дороги, они с Джо смоются и начнут новую жизнь... А Энн будет мертва! И — слава Богу! Не она ли довела Джо до безумия?..
Пэт нагнулась и проверила боковой карман чемодана: гребешок, зубная паста, бутылочка «Секрета» и тюбик желе «Кей-Уай». Пользуются же им другие, подумала Пэт, почему же мы не можем?.. О Джо, мальчик мой, я хочу сделать тебя счастливым! Она взяла тюбик «Кей-Уай» и провела рукой по гладкой белой поверхности, представив себе, будто гладит упругий член Джо.
Достаточно. Пэт закрыла чемодан и застегнула молнию. Ей нужно добраться до склада заранее — до начала вечернего «приема». Нужно находиться там и оставаться в тени, пока она не убедится, что работа благополучно завершилась.
Она должна все видеть своими глазами. Этот субботний вечер будет поворотным пунктом в ее жизни, подумала Пэт, поправляя пояс брюк.
Минут через пять Ник вернулся в спальню. Энн все еще сидела в темноте на кровати.
— Что ты делаешь? Уже девять. Нам надо ехать.
Энн удивленно взглянула на маленький голубой циферблат будильника, стоявшего на ночной тумбочке. Девять часов одна минута. Почувствовав озноб, Энн глубже запахнула халат.
— Я не иду.
Ник прислонился к дверному косяку. Он резко выдохнул, чувствуя начинающийся в желудке спазм.
— Что?
Энн встала и подошла к нему.
— Я сказала, что не пойду.
В темноте он всматривался в ее лицо.
— Энн, ты должна пойти. Идем. Черт возьми, не играй на моих нервах!
Внезапно Ник понял, как важно для него, чтобы эта встреча состоялась. Это безумие должно кончиться. И может быть... может быть... они с Энн начнут новую жизнь. Он положил руки ей на плечи, коснулся обнаженной шеи — кожа была прохладной и влажной.
— Милая, — прошептал он, — все это скоро кончится. Через два часа, а может быть, и раньше, все завершится. Два часа, Энн. А если мы сейчас не пойдем, этот кошмар будет длиться и длиться. Подумай, скольких он еще убьет!
Она подняла на него глаза, на ее лице застыла маска боли и ужаса, взгляд был угрюм. У нее даже не было сил плакать.
— Ник, ну не заставляй меня делать это. Я же не могу отвечать за все то, что еще может случиться.
Ник крепко обнял ее.
— Дорогая, об ответственности нет и речи. Просто я хочу побыстрее покончить с этим.
Энн долго смотрела ему в глаза, а затем провела по его лицу пальцем, словно хотела оставить след. Потом поцеловала его и сказала:
— Я тоже хочу, но не пойду туда.
Ник закрыл глаза. Она не пойдет, но он должен пойти. В другой раз он не решится.
— Тогда я пойду один.
Ник вырвался из ее объятий и поспешил в гостиную. Взял пиджак и надел его.
Энн улыбнулась ему. Пусть у нее сломан нос, пусть лицо в синяках и ссадинах — она знала, что ее улыбка все равно подействует на него безотказно.
В квартире все затихло.
Энн легла и попыталась хоть немного расслабиться. Дверь только что закрылась — Энн слышала поворот ключа в замке.
Она закрыла глаза, но напряжение все возрастало, заставляя мышцы непроизвольно сжиматься. Перед ней возникло лицо Джо: губы обведены кровью, глаза полны безумной ненависти. Чудовище...
Энн вскочила, обливаясь холодным потом. Что, если Нику не удастся убить Джо? Что, если Джо убьет Ника? Тогда он придет за ней. Убьет... или сделает ее своей собственностью...
Ник постарался загнать страх поглубже, чтобы вообще ничего не чувствовать. Выйдя из квартиры, он не стал дожидаться лифта, а побежал вниз по лестнице так стремительно, что задохнулся. На лбу выступила испарина, легкие обожгло огнем.
На улице было холодно. Ник шел к машине на ватных ногах. Его охватило чувство полной нереальности: как во сне он вставил ключ в замок дверцы, сел за руль, завел мотор.
Некоторое время он сидел неподвижно, глядя на бетонную стену гаража.
Энн постучала в окошко со стороны места пассажира.
Ник оглянулся и удивился, увидев ее.
Отказ ее был столь категоричным, что он и подумать не мог, что она изменит свое решение. Он открыл дверцу. Она села рядом с ним, сжала его колено, и он заметил, что ее рука дрожит.
— Ты передумала? Или что-то случилось?
— Я не могу допустить, чтобы ты ехал один. — Она помолчала, затем судорожно вздохнула. — Он убьет тебя. — Последние слова она произнесла просто, без эмоций.
— Понятно... — Ник включил зажигание и вывел машину из гаража. Как только они выехали во внутренний двор, он сказал: — А теперь давай обсудим, как мы будем действовать. Мы...
— Давай не будем ни о чем говорить, — прервала его Энн. — Мы уже давно все обсудили. Пожалуйста... поезжай.
Ник промолчал. Он следил за дорогой, освещавшейся фарами, и не заметил фар «форда-фермонта», следовавшего за ними.
Кресло Пэт вынырнуло из темноты. Она медленно передвигалась по складу, стараясь не угодить в кучу мусора или во что-нибудь похуже. Она остановилась и прислушалась к писку и шороху, издаваемым крысами. Здесь, должно быть, полно этих тварей, подумала она.
— Джо, Джо, ты слышишь меня? — прошептала она в темноту.
Темнота, тяжелая и осязаемая, не дала ответа.
Пэт обнаружила небольшое пятно света между стеллажами. Свет проникал сквозь дверь, которой обычно пользовался Джо. Она знала, какой спектакль разыграется здесь, когда сюда войдет Энн Мак-Эри.
— И никогда не выйдет отсюда, — прошептала Пэт и подумала о том, что произойдет с Энн в эту субботнюю ночь.
Пит Мак-Грю оглянулся на своего напарника, который вновь принял позу охотничьей собаки, и рассмеялся.
— Мы не могли бы провести это время лучше, даже если бы очень постарались, Сэмми.
— Ждать осталось недолго, — пробурчал Сэм, не отрывая взгляда от дороги.
Ник поставил машину и некоторое время слушал, как работает двигатель. Он не смел взглянуть на Энн. Ник стыдился своего страха, но ничего не мог с собой поделать — внутри все замирало, ладони покрылись липким потом. Потом он почувствовал, что Энн легко прикоснулась к его руке.
— Посмотри на меня, — прошептала она. Он взглянул на нее. Ее лицо было бледным, этого не могла скрыть даже темнота, и блестело от пота. Она заметила его растерянность и попыталась улыбнуться. — Да, Ник. Мне тоже страшно. Обними меня.
Он быстро обнял ее, слишком быстро, чтобы это могло ее успокоить.
— Послушай-ка, — сказал Ник, — может быть, он уже заметил машину... Я ложусь на пол.
Он соскользнул вниз и улегся под сиденьем.
— Выходи со стороны водителя, — сказал он, — если ты выйдешь с другой стороны, это будет выглядеть неестественно.
Энн кивнула и перебралась на место водителя. Потом посмотрела вниз — на Ника. Погладила его по голове.
— Благодарю тебя, — прошептала она в темноту, — спасибо.
Ник почувствовал, что он должен сказать это именно сейчас.
— Я люблю тебя, Энн. И надеюсь, что после того, как все будет позади, мы сможем начать... начать что-нибудь... основанное не на страхе... — Голос его прервался. — К черту! — Ник прикрыл глаза рукой.
Энн отвела его руку.
— Не надо. Я пошла. Это ждет меня... сейчас.
Она вышла из машины, прежде чем он успел что-либо ответить. Он прислушался к стуку ее ботинок, который постепенно удалялся, — наверное, она уже перешла через дорогу. Ник чуть приподнялся, чтобы наблюдать за ней. Заметил, как под фонарем заблестели ее волосы. Ник никогда не чувствовал себя таким беспомощным, как сейчас: он позволил женщине, которую любил, идти туда, откуда она, быть может, не вернется. Он молил небеса, чтобы у него появился шанс помочь ей.
Мак-Грю следовал за ними на расстоянии двух автомобильных корпусов и увидел, как Ник поставил машину на стоянку.
— Давай еще раз объедем квартал, чтобы не вызвать у них подозрений, — сказал Сэм.
— Дельное предложение. — Пит включил сигнал поворота и свернул на боковую улицу. Перед ними оказался старый «понтиак» с одной задней фарой. Он полз как черепаха. Пит прибавил газа, надеясь, что «понтиак» тоже увеличит скорость, но не тут-то было.
— Проклятье! — пробормотал Мак-Грю. — Да быстрее же!
Не было никакой возможности обогнать этот автомобиль.
Ник подождал, как договорились, пять минут. Потом осторожно повернулся к двери. Быстро распахнул ее и, выскользнув из машины, захлопнул дверь. Лампочка на потолке погасла. Ник прошел мимо трех припаркованных машин и подумал, что если Джо следит за ними, то у него не возникнет никаких подозрений — мало ли кто может появиться на стоянке.
Ник оглядел пустую улицу и глубоко вздохнул. Затем отошел от обочины и стал переходить дорогу.
— Держись правее!
Рядом с ним стоял Сэм. Он был бледен; тугой, как барабан, живот выпирал из-под куртки. Надо меньше есть, лысое чучело, мельком подумал Ник и перевел взгляд на Пита.
Голос, внезапно прозвучавший из темноты, заставил Ника вздрогнуть. Он оглянулся и увидел позади себя Пита Мак-Грю.
— Какого черта?! Ты... все-таки следил за нами, да?
— Блестящее наблюдение, — сказал Мак-Грю. — Наблюдение, достойное следователя.
— Ты настоящий прохвост, Пит!
— Кончай, Ник. Мы должны объединиться. Извини меня. — Мак-Грю протянул ему руку в знак примирения.
— Пошел ты к черту!
— Послушай, Ник. — Голос Мак-Грю прозвучал достаточно жестко. — Мы же не в игрушки играем. Где миссис Мак-Эри?
Ник вздрогнул и посмотрел на здание склада на другой стороне улицы. Оно было погружено в темноту... О Боже, там же сейчас Энн. Одна! Он бросился вперед, добежал до середины мостовой и остановился, услышав сигнал «форда-фермонта». Мак-Грю крепко схватил его за ворот.
— Не будь болваном! — Он потащил Ника обратно. — Мы должны знать совершенно точно, как нам действовать. Ошибиться мы не имеем права. — За эту рассудительность Нику захотелось вмазать ему по морде.
— Тебе не понять! — Голос Ника сорвался от ужаса и боли, от сознания того, чем грозят Энн минуты промедления. — Проклятье! Ты же не понимаешь! Она умрет там, пока мы будем раздумывать!
Энн пристально вглядывалась в лицо Джо, удивляясь, куда исчез человек, которого она когда-то любила. От прежнего Джо ничего не осталось. Его глаза налились кровью, стали совершенно дикими. Кожа была бледной, губы дрожали и в тусклом свете казались неестественно красными. Лицо покрывала густая щетина.
— Бэби, милый, — говорила она ему уже в четвертый или пятый раз, — я люблю тебя. Ты должен понять это. Пойдем сейчас со мной, мы всегда будем вместе.
Джо опустил голову и задрожал. Он плакал. Энн подумала, что Джо сломлен и она победила.
— Ложь! Ложь! — закричал он.
Внезапно он поднял голову, слез как не бывало. В лунном свете блеснул скальпель. Энн отшатнулась. Ей показалось, что горло у нее уже перерезано. Она увидела кровь, ноги стали ватными, она опустилась на колени. Кровь струилась из раны и капала на пол.
Энн повалилась на бок. Джо, Джо... Она подняла руки и ощупала шею, теплую и скользкую от крови. Умереть прямо здесь? Как глупо! И все же она возблагодарила судьбу: когда Джо бросился на нее, она отстранилась, и скальпель вошел неглубоко.
Джо перевернул Энн на спину. Она ударилась затылком об пол.
— Ник, где ты? — громко закричала она. Дом начал двигаться и раскачиваться, как лодка на волнах. Джо опустился на колени, быстро наклонился и стал высасывать кровь из ее горла.
— Нет... Боже, нет... — простонала Энн в темноте.
Она взглянула на склонившегося над ней Джо. Его искривленные в ухмылке губы были обведены кровью. Лицо вдруг исказилось, и он в бешенстве сорвал с себя брюки. Она увидела, как он вынул пенис, видела, но ничего не могла сделать. Когда сперма брызнула ей в лицо, он издал звериный рык.
— Хорошо... ах, как хорошо...
Энн уже ничего не воспринимала, не чувствовала, не слышала собственного дыхания, не могла кричать. Каждая мышца ее как бы расплавилась и перестала действовать.
Даже когда Джо полез в карман и достал охотничий нож, она не шелохнулась. Он занес нож над ее головой.
— Сейчас, маленькая сучка, сейчас. — Его дыхание прерывалось.
Вспышка выстрела вернула Энн к действительности, а звук выстрела вернул ей способность двигаться и кричать. Вскрикнув, она увидела, как голова Джо, пробитая пулей, склонилась набок. Она закричала снова, уже от удивления.
Нож упал на пол, и Джо рухнул на нее.
Энн кричала и кричала, пытаясь из-под него выбраться. Наконец это ей удалось, и она встала на колени.
Ее вырвало.
После того, как Энн почувствовала, что снова может дышать, она заметила какие-то движущиеся в темноте тени. Там люди?.. Они стреляли?.. Может быть, это Ник?
В неверном свете, проникавшем через окна наверху, Энн увидела какого-то парня. Ей показалось, что на лбу у него темным пятном запеклась кровь. Он улыбнулся ей и рухнул на пол. Она услышала, как его пистолет с металлическим стуком упал на бетонный пол и, кажется, откатился в угол.
Затем вновь раздались выстрелы. Один... другой... Яркие вспышки ослепили Энн. Она упала и откатилась к стеллажам, потом отползла подальше и, прикрыв голову руками, затаилась, как зверь в норе. В воздухе плавал едкий запах пороха.
Энн потеряла сознание.
Звуки выстрелов и крики заставили всех троих мужчин поскорее пересечь улицу. Их одолевали мрачные предчувствия.
— Проклятье! — закричал Ник. — Если с ней что-нибудь случилось, клянусь Господом, Пит, я убью тебя!
Мак-Грю и Сэм промолчали. Они были уже на другой стороне улицы. Ник догнал их.
Он первым оказался у двери склада. Ник не допускал даже мысли о том, что Энн мертва, он вообще ни о чем не хотел думать. Едва переступив порог, он увидел не ее, а два трупа. Один убитый — какой-то парень, которого он никогда раньше не видел, второй — Мак-Эри. О Боже, неужели Энн расплатилась за все это?! Не допусти этого, Господи!
Господи, но где же она?
Ник опять посмотрел на два трупа на полу.
— Кто же другой малый? — шепотом спросил он Мак-Грю. Пит ничего не ответил.
Сэм стоял неподалеку.
— Что за черт? — воскликнул он.
Ник видел, как Сэм и Мак-Грю опустились на колени возле убитых.
— Где же жена Мак-Эри? — спросил Сэм.
И тут из-за стеллажей появилась Энн. Она шла пошатываясь, ноги едва держали ее, глаза — пустые и неподвижные — неотрывно смотрели в темноту. Казалось, она что-то ищет, но Ник подумал, что это происходило бессознательно.
— Энни, — прошептал он, — Энни, родная, как ты?
Она прореагировала на его слова, глаза их встретились, и Ник чуть не заплакал от счастья. Он бросился к ней. И вдруг прозвучал еще один выстрел.
Энн упала.
— Что?.. Что?.. Что там еще? — закричал Сэм.
Мак-Грю бросился туда, откуда стреляли.
Ник опустился перед Энн на колени. Она всматривалась в его лицо.
— Я умру?
Ник ощупал и осмотрел рану на горле, а затем заметил на левом плече Энн маленькое отверстие, из которого сочилась липкая жидкость. Он перевязал рану.
— Нет, родная, это всего лишь плечо. Все будет в порядке, не беспокойся.
В темноте раздался крик. Крик досады и разочарования. Ник и Энн увидели, что Мак-Грю пытается вытащить из-за стеллажей кресло на колесиках.
Энн встретилась глазами с Пэт Янг.
— Боже мой, — прошептала Энн, — ты пыталась убить меня. За что? За что?
Пэт не обратила внимания на нее. Она смотрела на Мак-Грю.
— Сука! Она, только она виновата во всем, что произошло! — визжала она. — Только из-за нее началось все это дерьмо. А Джо был хороший, хороший! — Пэт зарыдала. — Это она заставляла его делать все это. Она провоцировала его на все эти убийства! Арестуйте ее, арестуйте эту паршивую суку!
Мак-Грю наклонился поближе к лицу Пэт и сказал:
— Единственный человек, кого требуется арестовать, это вы, леди. — Он выпрямился. — Объясни ей, Сэм.
— Правильно, — откликнулся Сэм, — но посмотри, Пит, этот малыш еще дышит.
Энн и Ник оглянулись.
— Это Джо, — сказала Энн. — Вы думаете, он жив?
Сэм хмыкнул.
— Едва жив. Так это он? Знаменитый Резак?
Энн ничего не ответила. Ее начало трясти.
Сейчас Пэт казалось, что все зло мира сосредоточено в этих двух офицерах полиции. Когда они грузили ее вместе с креслом в багажное отделение полицейской машины, она, чуть-чуть придя в себя после шока, дала волю своей ненависти и ярости и извергла на них бурный поток проклятий. Потом вдруг замолчала, испугавшись, как бы они ее не избили.
Ночь все больше и больше оживала, расцвечивалась голубыми и красными огнями подъезжавших машин, наполнялась голосами и шумом толпы.
Слетелись, подумала Пэт, кривя губы в злой ухмылке, как мухи на дерьмо.
Ужас... Ужас... этот последний взгляд... Ее Джо, его голова, откинутая назад, боль на его лице (таком прекрасном!), когда пуля настигла его. Пэт не могла выкинуть из головы эту картину. Наконец она опустила голову и впервые за много лет зарыдала.
Но через несколько секунд она выпрямилась и сердито вытерла слезы. Энн сейчас уйдет. Пэт хотела взглянуть на нее. Взглянуть и запомнить, потому что Джо так и не попробовал ее крови. Когда-нибудь это должна сделать Пэт. Не имеет значения, сколько времени пройдет до этого праздника. Пэт добудет кровь этой суки...
Мак-Грю обнял за плечи Ника и Энн. Затем ласково сказал:
— Идите-ка вы отсюда. Мы обо всем позаботимся. Отвези ее в больницу. — Он проводил Ника и Энн до машины.
Мак-Грю наблюдал, как Ник и Энн садились в машину. В походке Энн было что-то странное. Какая-то скованность. Что с ней, подумал Мак-Грю, ведь она сама этого хотела... Он услышал, как она вскрикнула, когда Ник помогал ей поудобнее устроиться в машине. Мак-Грю покачал головой — дай Бог, чтобы все у нее было в порядке.
Пит прохаживался, глядя себе под ноги, минут пятнадцать. Наконец послышался вой сирен. Подъехали машины «Скорой помощи» и полиции, их было около десятка: никто не хотел упустить случай быть причастным к сенсации. Журналисты тоже были тут как тут.
Сэм провел полицейских и криминалистов в помещение склада. Он был очень возбужден и издерган — Пит, пожалуй, еще не видел его таким. Поэтому он решил, что его другу пойдет на пользу свет софитов. Мак-Грю вошел в дверь следом за прибывшими.
Один из полицейских подошел к телу убитого и обследовал его карманы. Затем раскрыл извлеченный оттуда бумажник и, обращаясь к окружающим, произнес:
Здесь написано «Рэнди Мазурски». Это и есть Резак?
— Нет, это другой. — Мак-Грю вгляделся в темное пятно на полу. Кровь.
В больнице графства Кук слухи распространялись очень быстро. Как только в приемное отделение доставили Джо Мак-Эри, печально знаменитого чикагского Резака, сиделки, медсестры, уборщицы, молодые врачи, живущие при больнице, и пациенты — все высыпали в коридор и сгрудились у входа, чтобы посмотреть на это чудовище, которое заставляло их приобретать участки подальше от города и вздрагивать в темноте от каждого звука.
Его переводили уже в четвертое отделение больницы. Многие из тех, кому удалось на него взглянуть, вспоминали, что он похож на того бродягу, которого они частенько видели спящим на скамейке парка «Дэйли Плаза». Одна из пациенток, Лиз Сперри, обернулась к сиделке; стоявшей рядом с ней, и сказала:
— Мне кажется, он слишком слаб, чтобы убить кого-нибудь. Сиделка только крепче ухватилась за ее руку и уставилась на Джо.
— Какова перспектива? — крикнула Лиз фельдшерам.
— Парень в коме, — ответил один из них, коренастый усатый ирландец с темными вьющимися волосами.
Его коллега добавил:
— Если он выживет, то не то что убить, но даже двигаться и говорить не сможет.
— Ухаживайте за ним как следует, — прошептала про себя Лиз Сперри, — ухаживайте за ним как следует...
Ирландец продолжал:
— Если этот парень когда-нибудь придет в себя, его могут взять за яйца, а пока что он находится в своем маленьком мирке.
Лиз задрожала: ей хотелось быть подальше от всего этого. Она быстро направилась по коридору к лифту, чтобы подняться в детское отделение, где было постоянное место ее пребывания. Она не хотела об этом думать, но слова фельдшера постоянно ее преследовали:
— Сейчас он в своем маленьком мирке.
Господь Всемогущий, каков он, этот мир?
Джо Мак-Эри сидел на потертой софе, закрыв лицо руками. Воздух был тяжелым от застоявшегося сигаретного дыма, а софа износилась почти до пружин. Он раскачивался взад и вперед.
В комнату вошла Марго, и он поднял глаза на сестру. Она улыбнулась ему.
— Все заживет, Джо, все заживет. У нас все будет прекрасно. Все всегда проходит. — Она села рядом с ним и обняла его. Затем прикоснулась губами к его шее и провела острым ногтем по внутренней стороне его запястья.
— Я очень хочу, чтобы ты понял, где находишься.
Джо закрыл глаза. Голос отца заставил его встрепенуться и посмотреть на говорившего.
— Добро пожаловать домой, Джо! — Старик улыбался ему.
— Да, — сказала Марго, — наконец-то ты дома.
Джо упал на софу и подтянул колени к подбородку.
И заплакал.
Яппи — молодые люди с высшим образованием, городские жители, профессионалы.
Индиана Джонс — персонаж нескольких фильмов американского режиссера Стивена Спилберга,-сыгранный актером Харрисоном Фордом.
«Ореос» — сорт печенья.
Джулия Робертс — известная американская киноактриса. Ричард Гир — американский киноактер.
«Фризби» — игра, напоминающая игру в мяч, во время которой перебрасывают друг другу пластиковый диск.
Бетт Дэвмс — знаменитая американская киноактриса, очень много курившая.
Эггног — горячее пиво или вино с желтком, растертым с молоком и сахаром.
Спик — презрительное прозвище людей латиноамериканского и испанского происхождения.