Летом 90-го года пятеро друзей начали играть в настольную игру "Игры теней", впустив в наш мир что-то злое, что-то ужасающее, что-то, что навсегда изменило их жизни. И так и не закончили... Но тогда зло отступило, затаилось, чтобы вернуться годы спустя.
Когда им было по двенадцать лет, они дали друг другу обещание собраться вместе, как бы не разбросала их жизнь по свету, если тьма вернется.
Души игроков помечены, и они должны закончить игру или умрут...
Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено неправильно.
Просьба, сохраняйте имя переводчика, уважайте чужой труд...
2017 г.
- Ты действительно похож на ходячее, говорящее, клише. Я имею в виду ты типичный начальник, трахающий свою секретаршу, черт возьми, - сказала Джейн.
- Тебе не к лицу ругаться.
- Мне это не к лицу? Господи, Себ, меня это сейчас пиздец как волнует!
- Перестань кричать, соседи услышат.
- К черту соседей. Ты трахался у меня за спиной и думаешь, что мне есть дело до этих гребаных соседей? Пошли они на хуй и ты на хуй.
Слова, полные ненависти, хлынули наружу, не поддаваясь ее контролю.
- Я думаю, мне лучше уйти. Я не могу разговаривать с тобой, пока ты в таком состоянии.
- Ты хочешь сказать, что идешь к ней.
Его молчание было признанием вины. Она печально покачала головой, ссора выбила ее из колеи.
- Я не могу поверить, что ты рушишь наш брак ради девушки, которая годится тебе в дочери.
- Мне жаль, Джейн, но ты себя не контролируешь. Я думаю, мы должны поговорить, когда ты успокоишься.
Гнев вспыхнул вновь, и она выпрямилась, прислонившись спиной к плите.
- Пошел ты. Если ты сейчас выйдешь за дверь, это конец. Между нами все кончено.
- Но мы уже закончили. Я никогда не хотел причинить тебе боль, - тихо сказал он, пятясь назад к кухонной двери.
Он действительно собирается это сделать. Он действительно уходит от меня.
У нее голова шла кругом от масштаба происходящего. Это было абсурдно, это было безумием.
Происходит. Это действительно происходит.
Ее рука инстинктивно потянулась за спину, пальцы обвились вокруг ручки сковороды, стоявшей на конфорке.
В голове мелькнула мимолетная мысль ударить его сковородой по голове, но так же быстро исчезла.
Я не такая. Я не гребаная психопатка...
Психопатка. Ее ладонь отпустила ручку сковороды, странное ощущение пустоты образовалось у нее в животе. Она нахмурила лоб, вспомнив о своей первой любви. О Малкоме.
Как странно. Она не думала о нем годами, так почему же вдруг вспомнила о нем сейчас? Женщина тряхнула головой, чтобы отогнать его доброе лицо.
- Мне жаль, - сказал он на прощанье.
Затем исчез за дверью.
Она смотрела на то место, где он только что стоял, не веря, что он действительно ушел.
Ушел к ней... Меня бросили ради женщины почти на двадцать лет младше меня.
- У него даже вещей с собой нет, - сказала она себе.
Но затем рассудила, что вероятно он давно уже обзавелся гардеробом в ее квартире. Тот факт, что он признался, что трахал ее несколько месяцев, вероятно, означало по меньшей мере полгода, говоря мужским языком. У него должны были быть запасы в их маленьком любовном гнездышке.
Господи, чертова секретарша.
Она почувствовала, что дрожит, и обхватила руками свои плечи. Открытая бутылка красного вина на мраморной столешнице привлекла ее внимание, и она подошла к ней, налила себе большой бокал и выпила его почти залпом. Мгновенно наполнила его снова.
На негнущихся ногах она вышла из кухни в широкий коридор.
Что мне теперь делать?
Джейн представила себе свое будущее - жизнь без Себа. Так не должно было быть, ради этого человека она поступилась многим, даже отказалась от своей карьеры журналиста. Себ Майлз был блестящим врачом, человеком, который был на вершине своей карьеры и в расцвете сил. Ему не нравилось, что жена работала, считая это неприличным, и предпочитал, чтобы она вела домашнее хозяйство.
Нет. Не надо идти по пути обиженной, брошенной жены. Это может плохо кончиться...
Сама того не замечая, она спустилась в ванную комнату на первом этаже, сжимая в руке бокал с красным вином. Из большого зеркала над раковиной на нее смотрела женщина с безумными глазами, которую она едва узнала.
Посмотри, в каком ты состоянии. Неудивительно, что он тебя бросил.
Джейн решила, что выглядит старой. Старой и безобразной. Она представила его ясноглазую, двадцатидвухлетнюю секретаршу - в тридцать девять лет, как, черт возьми, она могла с ней тягаться?
Затем женщина подумала о своей восемнадцатилетней дочери, которая сейчас учится в университете, и впервые на ее глаза навернулись слезы. Даже когда он объявил, что бросает ее, она не заплакала.
Какой смысл был во всех этих деньгах, в этом дурацком гребаном доме, если жизнь потеряла смысл? Ею попользовались и выкинули. Она была уже неликвид. Ее дочь тоже выросла и больше в ней не нуждалась. Кому она теперь нужна?
Малкому. Он всегда хотел быть со мной.
Но это была безумная мысль. Не имело смысла думать о нем сейчас, не после того, как она решительно выбросила его из головы на двадцать лет...
Женщина снова сосредоточилась на своем отражении.
Я выгляжу как дерьмо.
Критически осмотрев свое лицо, Джейн ухватилась за бортик раковины - венецианский мрамор, не меньше - и наклонилась к зеркалу. Ее некогда красивое, если не сказать прекрасное лицо, легко показывало течение времени; казалось, что за последние десять минут она постарела на десять лет. Линия челюсти опустилась, некогда пухлый рот сдулся и уголки губ опустились вниз. Себ говорил, что она похожа на Джейн Биркин в ее лучшие годы, с ее тонким лицом, симметричными чертами и большими карими глазами.
Да. Но он не говорил этого уже много лет, не так ли?
Она перевела взгляд на свои безукоризненно уложенные каштановые волосы, которые блестящим занавесом свисали до лопаток. Но в последнее время, как бы часто она ни красила волосы, несколько надоедливых седых прядей всегда неприятно просвечивали, пробиваясь до самых кончиков.
Я старая и уродливая.
Слезы снова навернулись на глаза, и Джейн откинула голову назад, чтобы задушить их в зародыше, уставившись в высокий потолок. Когда ей удалось взять себя в руки, она снова встретилась взглядом со своим отражением...
...и издала приглушенный крик. Возле душевой кабины стояла фигура. Высокая, худая, слишком хорошо знакомая фигура была полностью погружена в тень. Это было невозможно, потому что ванная комната была ярко освещена и тени просто неоткуда было взяться.
Невозможно, потому что человек не был в тени - он был тенью.
Это был он.
Это был Гробовщик.
Повернувшись, она уставилась на то место, где в зеркале было его отражение, но, конечно, там не было никого и ничего.
Нет, нет, нет, этого не может быть. Мне все мерещится. Муж бросил меня, поэтому мне все мерещится... Это просто срыв.
Но если это так, то почему ее сердце так сильно колотилось и почему она так тяжело дышала? Женщина закрыла глаза и с дрожью выдохнула, вспомнив о своем обещании.
Если он вернется, мы должны остановить его, все вместе. Только мы можем остановить его.
Воспоминания, которые она подавляла двадцать семь лет, внезапно всплыли в ее голове; воспоминания, которые, как ей казалось, она давно похоронила в своем сознании. Оторвав взгляд от пустого душа, женщина выскочила из ванной с застывшим страдальческим криком на губах.
Джейн бросилась на диван в гостиной и со стоном зарылась лицом в подушку. Так она и застыла, потерявшись в потоке воспоминаний.
Ей снова было двенадцать лет, ее фамилия была Холлидей, а не Майлз, и она гуляла со своими четырьмя лучшими друзьями. Это был теплый летний день, который начинался как любой другой. День, который предвещал начало и конец всему.
Это был день мертвой кошки...
1990 г.
Старая женщина появилась словно из ниоткуда, материализовавшись у калитки в конце длинного палисадника. Ее звали Марджори Рид, но большинство детей называли ее просто Ведьма.
- Почему бы вам, дети, не пойти поиграть на пляж? Или на скалы?
- Потому что Шон хочет научиться кататься на скейтборде, - крикнул ей Бретт с тротуара на другой стороне дороги. - А это самая широкая улица с наименьшим движением.
Джейн ткнула его локтем в ребра.
- Не будь грубым, - зашипела она.
- Я не грублю, - сказал Бретт слишком громким голосом. - Я просто говорю, что это общественная дорога, вот и все.
Старуха собралась выдать свой громогласный ответ, но тот оборвался громким криком.
Шон свалился со скейтборда и лежал посреди дороги. Все четверо - Джейн, Бретт, Малком и Эмбер - бросились к нему. Эмбер поспешила к нему первой, как и всегда, когда дело касалось Шона.
- Ты в порядке? - спросила она, помогая ему подняться.
- В порядке, - ответил он, его щеки пылали от смущения. - У меня почти получилось, но там был очень большой камень...
Малком осторожно положил руку ему на плечо.
- Ты уверен, что с тобой все в порядке? - спросил он тоном, совершенно не соответствующим его юному возрасту. - Слава Богу, что ты не свернул шею, тебе действительно следовало надеть шлем.
Бретт закатил глаза.
- Черт, Малком, ты такой зануда.
- Да, да. Давай покажу тебе, как это делается, - сказал Бретт, схватив скейтборд и ловко запрыгнув на него.
Малком печально покачал головой.
- Это закончится переломом костей. Но ты не поймешь этого, пока с тобой это не случится.
Все его проигнорировали, даже Джейн, которая втайне была с ним согласна - она бы предпочла купаться или просто отдыхать на пляже.
Она наблюдала за Бреттом, катящимся на скейтборде. Из них пятерых он был самым низкорослым, но физически крепче всех остальных. Несмотря на то, что ему было всего двенадцать лет, он уже возмужал. В отличие от худого Шона и слегка пухлого Малкома, его плечи уже начали наливаться силой, руки были жилистыми и сильными для мальчика такого возраста.
Джейн думала, что он занялся спортом, чтобы компенсировать свою низкорослость. Кроме того, она знала, что его отец поднимал на него руку, перебрав, что случалось частенько.
- Видишь, кусок говна? - крикнул он через плечо, легко катясь по улице.
- Дрочила, - отозвался Шон.
- Нет необходимости в таких грубых выражениях, - крикнула им вслед старуха недовольным тоном.
Джейн улыбнулась ей, но ответного жеста не последовало.
- Простите, миссис Рид, он не хотел.
- Она такая задница, - тихо сказала Эмбер ей на ухо. - Мне здесь скучно. Давай пойдем и покурим на утесе.
- Где ты достала сигареты? - спросил Шон, потирая свой ушибленный локоть. Каким-то чудом он его даже не поцарапал.
- Стащила их у родителей.
- Непослушная девочка, - сказал Шон со своей обычной однобокой ухмылкой.
Эмбер хихикнула, как всегда довольная тем, что пользуется вниманием Шона.
Джейн, однако, была не так рада такому неожиданному повороту событий. Ее родители убили бы ее, если бы узнали, что она даже взглянула на сигарету, и она знала, что Малком тоже не хотел курить, потому что даже в нежном возрасте двенадцати лет он был настолько нравственным, что это иногда изумляло.
Они повернулись спиной к хмурой женщине и перешли улицу. Джейн прислонилась к каменной стене, за которой простиралась пустошь вершины утеса, обрывающимся пропастью с грохочущим внизу морем.
- Мне бы хотелось, чтобы эта старая калоша перестала на нас пялиться, - сказал Шон.
- Возможно, она права, - сказал Малком. - Мы нарушаем ее покой.
- Это свободная, мать ее, страна, - сказал Шон. - Кроме того, все знают, что она ведьма.
Джейн не смогла удержаться от смеха.
- О, пожалуйста, если женщина старше шестидесяти пяти лет живет одна в большом доме и у нее длинные белые волосы, завязанные в пучок, это не делает ее ведьмой.
Малком улыбнулся ей, вероятно, довольный тем, что она придерживается его взглядов. Или, по крайней мере, старалась рассуждать здраво, как он. Было приятно, когда он так улыбался ей.
- И у нее есть черная кошка, - продолжал Шон. - Так что она точно ведьма. Эй, приятель, мы уходим, - крикнул Шон Бретту, который был уже на другом конце улицы, где заканчивалась дорога и начинался обрыв.
Джейн почти жалела Бретта. Хотя ей было всего двенадцать, она понимала, что он пытается произвести на них впечатление. Особенно на нее и Эмбер. Но проблема была в том, что Эмбер смотрела только на Шона, хотя никогда бы и не призналась в этом, а что касается ее самой, то у них с Малкомом была особая связь. С ним она чувствовала себя в безопасности.
Шон сделал рупор из ладоней, приложенных ко рту и снова крикнул:
- Я сказал, что мы уходим, ебаные мозги!
Отвлекшись, Бретт повернул голову в их сторону и... остальное произошло так быстро, что Джейн не успела даже вздохнуть.
Падение Бретта было намного хуже, чем Шона, из-за скорости, с которой он летел. Его подбросило, как тряпичную куклу. На мгновение он словно завис в воздухе, растопырив ноги, став похожим на сломанную морскую звезду, а затем рухнул на землю. Его тело ударилось об асфальт, подпрыгнуло один раз и осталось лежать неподвижно.
- Бретт! - крикнула Джейн, бросаясь к нему, в то самое время, когда старуха выскочила из ворот с такой прыткостью, которая не соответствовала ее шестидесяти с лишним годам. Джейн видела, что друзья не отстают от нее, к Бретту они подбежали одновременно.
- Господи, ты в порядке? - спросила Джейн, глядя на Бретта, который лежал на спине.
Он застонал в ответ, едва приподняв голову от земли.
Малком опустился рядом с ним, Джейн, Шон и Эмбер обступили их.
Малком осторожно положил руку ему на плечо.
- Я же говорил тебе, что надо было надеть шлем.
- Господи, приятель, ты ничего не сломал? - спросил Шон.
- Эбигейл! - закричала старуха.
- Вот дерьмо, - пробормотала Эмбер себе под нос, оборачиваясь.
Джейн повернула голову, проследив за взглядом Эмбер, и ее сердце заколотилось в груди.
- Вот дерьмо, - повторила она слова подруги.
В нескольких футах от места, где лежал Бретт, рядом с перевернутым скейтбордом лежал большой комок черного меха. Ей потребовалась секунда или две, чтобы понять, что именно она видит.
О, черт. Это кот старухи.
И он не двигался. Старуха склонилась над ним, из ее глаз текли слезы.
- Вы, язычники, задавили Эбигейл.
На краткий миг Джейн почти пожалела ее. Она выглядела так жалко в своих темно-синих ковровых тапочках, колготки телесного цвета морщились на ее распухших лодыжках.
- Нам так жаль... - начала Джейн, не зная, как закончить.
- Да, это был несчастный случай, - сказал Шон.
- Ой, - простонал Бретт, пытаясь поднять голову, но снова уронив ее.
Его падение было намного серьезнее, чем у Шона. Джейн быстро осмотрела его - крови, слава Богу, не было.
Старуха испустила громкий вой, и все заботы о Бретте были на время забыты. Она с нежностью погладила окровавленную кучу шерсти, которая когда-то была ее любимым питомцем. Ее горе было таким безутешным, что Джейн она напомнила мать, склонившуюся над могилой своего мертвого младенца.
Она просто сломлена, - подумала Джейн. – И мы в этом виноваты.
Словно прочитав ее мысли, старуха подняла голову и посмотрела на Джейн. Ее водянистые карие глаза блестели от слез и гнева. Она указала дрожащим костлявым пальцем в ее сторону.
- Я проклинаю тебя. Ты заплатишь за то, что сделала.
Джейн замерла на месте, застыв под ненавистным взглядом старухи. Шон и Малком подняли Бретта на ноги.
- Пойдем, Джейн, - сказала ей Эмбер. - Мы должны уходить. Сейчас же.
- Убирайся с глаз моих! - закричала старуха, заставив Джейн вздрогнуть.
Эмбер протянула к ней руку и помогла ей подняться.
Впятером они скрылись с места происшествия, оставив мертвого кота и убитую горем женщину далеко позади.
2017 г.
Шон Уокер чувствовал себя сегодня не в своей тарелке; зрители собрались требовательные. Публика была не столько готами, сколько неонацистами, если судить по лысым головам и татуировками, схожими со свастикой.
Тем не менее, он исполнил песню, надеясь, что тяжелая музыка его группы "Отключка" компенсирует явное отсутствие связного текста песни.
- ...если ты меня бросишь, я умру, но не раньше, чем вырву его сердце и твое тоже, да. Ты топчешь меня, топчешь меня, топчешь меня, - выл он, нарочито сбиваясь с ритма.
Когда он закончил, раздались жидкие аплодисменты, но большинство зрителей выглядели не слишком впечатленными.
- Мне нужно выпить, - сказал он клавишнику и давнему другу Кевину Уайту. – Ты со мной?
- Ни за что, приятель, - ответил Кевин. - Я сваливаю из этой помойки.
- Да, я тоже, - сказал Грег Кинг, гитарист, третий и последний участник "Отключки". - Обещал жене, что буду дома сразу после выступления.
Свое разочарование их ответом он скрасил щедрой порцией саркастического гнева.
- Ну, пошли вы оба на хуй, пиздаболы. Мне нужно выпить.
- Тогда не пей здесь, тупой ублюдок. Тебе здесь голову проломят, - сказал Грег, занятый демонтажем того немногого оборудования, которое у них было.
- Извини, приятель, я действительно не могу, - сказал Кевин. - Завтра воскресенье, я обещал жене, что мы поедем в Маргейт, а это значит, что придется выезжать на рассвете.
- Кто сказал, что рок-н-ролл умер? Да пошли вы оба, я, блядь, задыхаюсь. Бар должен быть открыт еще десять минут.
Оставив своих друзей собирать аппаратуру на маленькой сцене в углу убогого клуба, Шон направился к бару, пробираясь через толпу пьяных головорезов, беснующихся под "Cradle of Filth" на танцполе.
- Спасибо, спасибо, - громко говорил он. - Рад, что вам понравилась музыка. Нет, пожалуйста, не нужно аплодисментов, я просто бы с удовольствием выпил пинту пива.
К счастью для Шона, никто его не услышал его саркастического замечания.
В баре он заказал пинту горького у барменши, которая выглядела на все пятьдесят, хотя ей было не больше тридцати, и угрюмо уселся на барный стул. Его товарищи по группе были правы: это место было помойкой. Пьяницы громко смеялись, собираясь по двое или по трое, а немногочисленные женщины, оставшиеся в этом заведении, покачивались на слишком высоких каблуках в слишком коротких юбках, их макияж стекал по щекам, придавая им вид скорее Элиса Купера, чем Бриджит Бардо.
Шон сделал большой глоток пива, выпив за раз треть бокала. Он посмотрел налево и увидел Грега и Кевина у выхода, нагруженных оборудованием. Кевин на мгновение обернулся, чтобы поднять руку в прощальном жесте, прежде чем толпа поглотила их.
И в эту единственную, короткую секунду Шон увидел, как его жизнь ускользает у него между пальцев – все, что было в его жизни – это два этих парня и его группа.
Я - жалкая дрянь.
Все, что он делал, это сочинял песни на своем старом раздолбанном синтезаторе и древней гитаре в своей убогой однокомнатной квартире. У него не было даже нормальных музыкальных инструментов; эти принадлежали Кеву и Грегу.
К черту их, - подумал он, сделав большой глоток.
Но в плачевном состоянии его жизни не было их вины, и он понимал это. Они не виноваты в том, что ему тридцать девять, а его мечты угасают быстрее, чем тлеющий огонь. Не их вина, что он любил одну и ту же женщину более пятнадцати лет, и после одного жалкого месяца, когда они наконец-то стали парой после долгих лет дружбы, она бросила его жалкую задницу ради отца своих двоих детей. Тот самый пьяница, который бросил ее, когда она была беременна их вторым ребенком, теперь уже шестилетней девочкой, которую Шон любил так, словно она была его собственной плотью и кровью.
Да, моя жизнь - гребаная шутка.
- Ты не хочешь угостить леди?
- Леди? Я не вижу леди.
Едва сказав это, он тут же пожалел о своих словах. Шон был много кем в своей жизни, включая бывшего наркомана и мелкого воришку – именно бывшим - но, несмотря на свои недостатки, он никогда не оценивал людей по внешности. Женщина оставалась женщиной, даже если предпочитала одеваться как проститутка. Кто он, черт возьми, такой, чтобы судить? Он и сам не был мистером Нормальным. Мужчина опустил взгляд на свою футболку - выцветшую, обтягивающую торс реликвию конца 90-х годов, которую он носил уже третий день не снимая, и на свои рваные "Левис". Дыры и потертости на них были не данью моде, он просто не мог позволить себе новые.
Да, я, блядь, сам в печальном состоянии.
- Прости, милая, не хотел показаться грубым. Я сейчас немного занят, жалею себя, и все такое, - сказал он, отбрасывая с глаз свою крашенную челку, которая свисала неровными прядями до подбородка.
- Почему такой симпатичный парень пьет в одиночестве? - пролепетала она, слегка пошатываясь на каблуках.
Его взгляд прошелся по ней, оценивая. Девушка была слишком молода для него, вероятно, около двадцати лет. Неплохо выглядела, для тех, кто любит развязных малолеток. А Шону нравились женщины постарше, лет тридцати пяти и немного более утонченные.
Ну, в общем то и не женщины, не во множественном числе, поскольку для него в этом мире существовала только одна, и эта женщина, вероятно, трахалась с отцом своих детей, пока они разговаривали. При этой мысли его захлестнула новая волна отчаяния.
- Симпатичный парень? Господи, да ты прикалываешься.
- Нет, мне нравится твоя внешность, - сказала она. - Ты другой.
- Другой? Да, наверное. Что-то вроде комбинации Мэрилина Мэнсона, Сида Вишеса и жертвы концлагеря. Знаешь, я пытаюсь набрать вес, - сказал он, поглаживая свой плоский живот, - но думаю, что это генетически невозможно. Если бы я тонул, все, что нужно было бы сделать, это послать мне воздушный поцелуй.
- Ты еще и смешной.
- Да, я такой. Смешной парень, - грустно сказал он. - Ну что, будешь пить? - спросил он, хотя у него оставалась последняя десятка и он не собирался с ней трахаться.
- Я буду двойной ром с колой.
Конечно, будешь, - подумал он, заказывая себе еще пива и ей ром.
- Извини, я отойду, - сказал он, протягивая ей бокал.
- Надолго? Куда?
- На улицу покурить.
Он молился, чтобы она не последовала за ним, и печально покачал головой. Такая хорошенькая девушка, ей следует быть осторожнее. В округе много психов.
Так что, может тебе стоит просто переспать с ней. Знаешь, спасти ее от потенциального психа. Ты окажешь ей услугу, правда...
В пивной, выходящей на оживленную главную дорогу, толпа начала редеть. Он прислонился к кирпичной стене "Золотого льва" и прикурил, рассеянно глядя на тротуар на другой стороне дороги. Длинный ряд высоких деревьев возвышался над высокой кирпичной стеной, которая тянулась на целую милю, отгораживая большой городской парк.
Мужчина заострил внимание, заметив движение в тени дерева справа от фонарного столба.
Его сердце остановилось, а затем забилось с удвоенной скоростью.
Это просто какой-то парень, стоящий в тени дерева...
Но это было не так, и он знал это. Потому что случайный прохожий, идущий вдоль кирпичной стены, не оставался бы тени на прекрасно освещаемом участке.
Этот парень не стоял в тени, он был тенью...
Сигарета выскользнула из его дрожащих пальцев, и он в ужасе уставился на того, которого не было. На лицо, скрытое тенью настолько, словно тьма излучалась изнутри него...
На Гробовщика.
Он моргнул, и наваждение почти полностью исчезло, прежде чем вновь обрести реальность. Длинная фигура Гробовщика ростом семь футов с лишним слегка колебалась, словно просматривалась сквозь воду, его шляпа искажалась, казалось, что она растягивается и изгибается вместе с тенями. Его невероятно длинные, тонкие руки протянулись к нему... А затем длинный костлявый палец указал прямо на него...
- Это не реально, это не реально.
Когда Шон снова открыл глаза, никого уже не было. Тень, отбрасываемая деревом, была просто тенью. Тенью с дрожащими краями из-за слабого летнего ветерка, который трепал листья на ветвях.
Шон забило в ознобе, а его кожа покрылась мурашками, несмотря на теплую июньскую ночь.
Эмбер.
Мужчина не знал, почему именно о ней он сейчас вспомнил. Последние пятнадцать лет его сердце принадлежало Кейси. И до сих пор принадлежит.
Какого хрена я подумал об Эмбер Хайд? Это же полный пиздец.
Но ее образ вспыхнул в его памяти, той ее, двенадцатилетней. Золотистые волосы цвета меда на солнце или пшеницы. Россыпь веснушек на милом, маленьком курносом носике. Идеальный изгиб верхней губы в виде бантика. Голубые глаза, очень похожие на его собственные. Но если его бледно-голубые глаза больше походили на глаза афганского волкодава, то ее - на насыщенную, ослепительную синеву мальдивского неба.
Затем он подумал о нем. О Гробовщике.
Он вернулся.
Эта мысль его ужаснула. Как бы он ни старался забыть прошлое, в глубине души ожидал его возвращения. Он не вспоминал о Гробовщике почти двадцать семь лет. Не вспоминал он и об Эмбер, и о других.
И уж точно никогда не вспоминал о том, что они сделали, чтобы вызвать его...
Это было воспоминание, которое было похоронено двадцать семь лет назад.
Да. До этого момента.
Когда они с мамой уехали из города его детства, ему было двенадцать лет, он оставил там все. Девочку, которая ему нравилась, свою невинность, и ту историю. Он стер все из своей памяти.
Шон закрыл глаза, голова внезапно закружилась от нахлынувших на него эмоций и воспоминаний. Он никогда не позволял себе вспоминать первые двенадцать лет своей жизни. Когда его мать устроилась на более высокооплачиваемую работу на фабрике в Лондоне незадолго до его тринадцатилетия, ему показалось, что только тогда его жизнь началась по-настоящему.
Но эта новая жизнь все равно оказалась обманом, потому что те небольшие пособия, которые они получали от государства, урезали вдвое из-за повышения зарплаты матери, а потом ее все равно уволили. Она так и не нашла более высокооплачиваемую работу, что совпало с внезапным астрономическим ростом цен на недвижимость в Большом Лондоне, фактически оставив их без средств к существованию. Потом она заболела раком и умерла на восемнадцатый день рождения Шона.
Да, - с грустью подумал он. - Счастливые времена.
Но не эти события его жизни взволновали мужчину сейчас.
Он думал о том времени, когда они играли в "игру".
Новая встреча с Гробовщиком воскресила те воспоминания, которые были давно похоронены и забыты.
Дрожащими пальцами мужчина нащупал новую сигарету в пачке, не в силах остановить метавшиеся мысли. В голове он слышал крик чаек, чувствовал запах соленого океана. Он снова был в корнуэльской приморской деревушке Треаве. Они с Бреттом стояли на пороге дома Бретта и смотрели на адскую штуковину.
"Игры теней"...
1990 г.
- "Игра теней"? Что это за хрень, как она здесь оказалась? - спросил Шон, промокший насквозь от дождя.
Он перевернул коробку с настольной игрой в руке, изучая ее. По размерам та была похожа на любую другую настольную игру, которую можно было купить в каком-нибудь магазине игрушек. Совершенно безобидная, но почему-то необъяснимо пугающая. Коробка казалась старой. Картинка на лицевой стороне - изображение высоких кованых ворот - потускнела до прозрачности. Сама коробка потрепалась по углам. Да и пахло от нее странно: затхлостью, как в лавке старьевщика или в забытом ящике в шкафу старого человека.
Но дело было не только в этом. От одного прикосновения к коробке его затошнило, а запах, каким бы слабым он ни был, казалось, проникал во все поры его тела, отчего его ноздри раздувались, как у испуганного животного.
Она пахла нафталином и смертью.
Мальчик сопротивлялся желанию бросить ее на землю, потому что не хотел выглядеть трусом перед Бреттом.
- Я не знаю, что это, - сказал Бретт. - Вот почему я спросил тебя. Подумал, что ты мог оставить это здесь, или что-то в этом роде.
- Я? С чего бы мне это делать?
Бретт пожал плечами.
- Не знаю. Просто подумал, вот и все.
Оба мальчика замолчали, уставившись на коробку. Бретт жил с отцом в удивительно большом коттедже за углом от гавани. Отец его был рыбаком, который пьянствовал в пабе, если не был в море. Сегодня, в воскресенье, был черед паба. Было три часа дня, и Бретт вполне мог рассчитывать, что тот не объявится до десяти. Пользуясь его отсутствием, он позвал к себе Эмбер, Малкома и Джейн, и те должны были появиться с минуты на минуту. А поскольку сегодня шел дождь, им не очень-то хотелось торчать в своих обычных местах на вершине скалы или на пляже.
- Может быть, это был кто-то из остальных, - сказал Шон.
Не было необходимости уточнять, кого он имел в виду под "остальными". Они впятером были сплоченной группой, и Шон не мог представить себе жизни без одного из них.
- Не думаю. Это не похоже на них, понимаешь? Я имею в виду, они бы постучали, верно? Они бы не оставили это на пороге и просто ушли.
- Да.
Шон стряхнул воду со своих коротких каштановых волос, и он пробежал весь путь до дома Бретта под проливным дождем. Он все еще пыхтел после пробежки, и его сердце сильно билось в груди.
И это, конечно, не имеет никакого отношения к тому, что я держу в руках игру.
Он осторожно положил ее на деревянный пол между ними.
- Ты открывал ее?
- Нет, - сказал Бретт. - Я нашел ее за секунду до твоего прихода.
- Мы должны сыграть в нее, когда придут остальные.
Шон сказал именно то, чего делать совсем не хотел. Но так же не хотел, чтобы Бретт понял, что он боится глупой настольной игры.
- Наверное, - сказал Бретт без особой уверенности.
Шон подпрыгнул, когда дверь коттеджа, выходящая прямо в гостиную, со скрипом открылась.
- Дождь льет, как из ведра, - сказала Эмбер, не потрудившись постучать, и при виде ее сердце Шона привычно сжалось.
Она выглядела великолепно. Ее стройная фигура с растущей грудью не переставала волновать его. А ее маленький вздернутый носик с россыпью веснушек на переносице всегда, по какой-то необъяснимой причине, дергал его за все сердечные струны. Можно было с уверенностью сказать, что, несмотря на свои двенадцать лет, он уже начал понимать, что скрывается за этими чувствами. В последнее время он либо просыпался со стояком, либо в уже обконченных трусах, слив все накопившееся за день возбуждение... Это новое для него явление всегда сопровождалось образами Эмбер, в основном обнаженной.
- Привет, - сказал он, затем прочистил горло, поняв, как пискляво это прозвучало.
Девочка улыбнулась ему одной из своих особенных улыбок, которая действовала на него как рука, сжимающая его яйца, а затем направилась прямо к Бретту. Шона передернуло от ревности, когда девочка нежно положила тому руку на плечо.
- Твой отец опять в пабе, значит?
- Да.
- Слава Богу. Я так устала от родителей, и не хотелось бы провести весь день под дождем. Это так здорово, что мы можем провести день у тебя дома.
Только это было не так уж и круто, как Эмбер себе представляла, и они все это знали. Бретт не распространялся об этом, но все они знали, что отец бил его, когда напивался. Шон знал, как трудно приходится в неполной семье - его отец ушел от них, когда он был еще малышом, - и он даже представить себе не мог, как тяжело приходится Бретту. Мама Бретта умерла во время родов и, судя по всему, была любовью всей жизни его отца, а этот дом и все в нем ничуть не изменились после ее смерти. Это было жутковато.
- Да, - сказал Бретт, покраснев, видимо подумав о том, что и Шон. - Хорошо, что мы можем сегодня потусоваться здесь.
К счастью для него, его темно-рыжие волосы и загорелая кожа создавали впечатление, что он постоянно краснеет, так что, возможно, Эмбер этого не заметила.
Шон заметил только потому, что, прекрасно изучил соперника; для него было совершенно очевидно, что тот тоже влюблен в нее.
- Что это на полу? - спросила Эмбер, развалившись в двухместном кресле с цветочным рисунком. - Вы, ребята, играли в настольные игры?
Она сказала это пренебрежительно, как будто сама была уже слишком взрослой, чтобы заниматься такими детскими шалостями, хотя Шон точно знал, что она все еще играет с Барби.
- Нет, - сказал Бретт, его голос внезапно стал намного грубее, чем обычно. - Я нашел ее на пороге только что.
Ее брови поднялись вверх.
- Нашел? Могу я посмотреть?
Очевидно, это был риторический вопрос, потому что она уже опустилась на колени на полу между ними и взяла коробку в руки, чтобы рассмотреть поближе.
Шон на мгновение был заворожен тем, как в таком положении ее тела ткань коротких шорт натянулась на ее смуглой коже, все еще блестящей от дождя. Капельки дождя сверкали, как тысячи драгоценных камней, на ее темно-медовых волосах, собранных в хвост. На нее было приятно смотреть, и когда он взглянул на Бретта, то увидел, что тот тоже смотрит на нее.
Эмбер не замечала их пожирающих взглядов, сосредоточенно глядя на игру.
- "Игра теней". Что это за чертовщина? Откуда она у тебя?
- Не знаю, - сказали они в унисон.
Не теряя времени, девочка открыла коробку. Шон вздрогнул, когда она это сделала, необъяснимо напрягшись.
- Может, тебе не стоит этого делать... - начал он, но тут же замолк.
Это была всего лишь глупая настольная игра, не из-за чего так переживать.
Бретт ничего не сказал, но из него бывало и слова не вытянешь.
Шон любил своего друга, но понимал, что у него изломана психика после такого обращения, которому его подвергал отец. Он догадывался, что все они были в какой-то мере со своими тараканами, но Бретт - больше остальных. Иногда у Шона создавалось впечатление, что в нем назревает буря, и не знал, что случится, если тот осмелится выпустить ее наружу. От этого ему становилось грустно, потому что иногда ему казалось, что его друг отдаляется от них, и он ничем не может ему помочь.
Эмбер осторожно поставила открытую коробку на пол перед собой, словно это был самый ценный предмет в мире, и заглянула внутрь. Шон присел рядом с ней, чтобы получше рассмотреть содержимое коробки. Бретт сделал то же самое.
- Это спиритическая доска? - спросила она, доставая сложенную доску и расправляя ее на полу между ними.
У Шона кровь застыла в жилах.
- Да. Похоже на то, - произнес он хрипловатым голосом. Тревога не отпускала. Более того, она стала еще сильнее.
Положи ее обратно в коробку, - хотел он закричать ей, но переборол свой необъяснимый порыв.
На пестрой охристой доске был напечатан алфавит, который располагался на двух изогнутых линиях, от "А" до "М" на верхней линии и от "Н" до "Я" на нижней. Над и под этими двумя изогнутыми линиями были слова "привет" и "до свидания", написанные мелким шрифтом.
- Это похоже на инструкцию, - сказала Эмбер, вытаскивая лист бумаги, которым было выложено дно коробки.
Стук в дверь заставил Шона снова подпрыгнуть с колотящимся сердцем. Джейн и Малком ворвались в маленькую прихожую, разбрызгивая повсюду капли воды.
Их лица раскраснелись, и Шону стало интересно, чем они занимались. Он завидовал их связи; если они еще не были парой, то он был уверен, что однажды они будут вместе.
Может быть, однажды мы с Эмбер тоже будем вместе...
- Чем занимаетесь? - спросила Джейн.
- Закрой дверь, - в унисон сказали Шон и Бретт.
То, что начиналось как легкий моросящий дождь, переросло в полноценный ливень. Дождь лил под прямым углом, залетая в открытую дверь, ветер завывал на узкой, мощеной булыжником улочке.
Малком прислонился к двери, чтобы закрыть ее, вода стекала с его лица. Черная футболка и шорты прилипли к его крупному телу, и он трясся, как собака.
Джейн, как всегда благоразумная, была одета в ярко-зеленый макинтош с надвинутым на голову капюшоном. Взгляд Шона переместился на ее голые ноги, на которых были шлепанцы, которые она тут же скинула. Ее ноги были сильно загорелыми и немного полноватыми, но все же стройными.
Он заметил, что Эмбер смотрит на него, приподняв брови и слегка ухмыляясь. Смутившись, что его застали за разглядыванием ног Джейн, он опустил взгляд на свои колени. Всякий раз, когда он видел обнаженную женскую плоть, он не мог отвести от нее взгляд, и ничего не мог с этим поделать. Ему было стыдно за это, но потребность в этом была такая же сильная, как и потребность в кислороде.
- Итак, - сказала Джейн, снимая макинтош, оставшись в коротких шортах и футболке с выцветшим Куки Монстром, растянутом на ее маленькой груди. – Чем занимаетесь? Что это у тебя вас? Господи, это что, спиритическая доска? Где, черт возьми, вы ее достали?
- Мы знаем, откуда она взялась, - сказал Шон. - Бретт просто нашел ее на пороге своего дома до того, как мы пришли.
- Это старуха. Ведьма. Мы задавили ее кошку, и теперь она прокляла нас.
Все повернулись к Малкому.
- Ведьма? - спросила Джейн, медленно покачивая головой в неодобрении. - Боже мой, Малком, ты последний человек, от которого я ожидала такой ерунды. Она одинокая старушка, она не ведьма.
На лице Малкома появилось странное выражение, которое Шон не мог определить.
- Я передумал, ясно? Она ведьма, и я не думаю, что нам стоит играть в эту игру.
- А я думаю, что стоит, - сказал Бретт. - Давайте, ребята, это будет весело. Кроме того, это мой дом, так что все, кто не хочет играть, могут просто уйти.
Не желая выглядеть слабаком перед Эмбер, Шон с готовностью согласился, несмотря на свои опасения по поводу чертовски странной игры, которая пугала его.
- Да. Я с Бреттом. Предположим, что старая калоша действительно оставила это на пороге, чтобы попытаться напугать нас. И только поэтому стоит в нее сыграть.
- Да, - добавил Бретт. - Я не хотел сбивать ее глупую кошку, это был несчастный случай. И мне не нравится, когда надо мной издеваются.
Раскат грома сопровождал его слова, и мальчик постарался не вздрогнуть.
- Ну, я не играю, - отказался Малком.
- Я играю, - сказала Эмбер. - Что еще, черт возьми, нам еще делать сегодня? Дождь льет не останавливаясь, и кто знает, может быть, это даже будет весело. Ты ведь не из пугливых, верно, Малком?
Шон наблюдал за тем, как Джейн, казалось, бессознательно придвинулась ближе к Малкому, как бы защищая его. Новая волна ревности захлестнула его, и мальчику захотелось, чтобы Эмбер так же вела себя с ним. Джейн осторожно тронула Малкома за руку.
- Может быть, они правы, - тихо сказала она. - Может быть, это будет весело, пугать себя глупостями и все такое.
Шон фыркнул от смеха.
- Кто пугает? Давайте уже играть в эту чертову игру.
- Да, - сказала Эмбер, снова опускаясь на колени и поднимая коробку и доску. - Давайте отнесем это на кухонный стол.
1990 г.
Они сидели впятером за кухонным столом, дождь хлестал в маленькое окошко над раковиной. Руки Шона покрылись мурашками, несмотря на теплый воздух. С минуту они сидели молча, почти благоговейно. Доска была разложена в центре маленького квадратного деревянного стола, на ней стоял прозрачный пластиковый стаканчик с кубиками.
Эмбер по-прежнему сжимала в руке инструкцию. Шон заметил, что, несмотря на загар, костяшки ее пальцев были белыми.
- Тогда я прочитаю инструкцию, хорошо? - обратилась она к притихшим друзьям.
- Да, - пискнул Шон, затем кашлянул, снова прочищая горло.
Эмбер начала читать, ее голос звенел, как колокольчик, и почему-то звучал намного старше ее возраста:
- Вы приглашены сыграть в "Игру теней". Должно быть от трех до восьми игроков. В этой коробке вы найдете доску, кубики, пластиковый стаканчик и инструкцию, которую вы сейчас читаете. Для игры вам также понадобятся ручка и один лист бумаги формата А4. Вы должны разорвать бумагу на столько же частей, сколько игроков, плюс одна дополнительная для волшебного слова, которое вы будете записывать во время игры.
Эмбер перестала читать и посмотрела на них поверх листа бумаги. Веснушки на переносице казались темнее, чем обычно, так как она почему-то побледнела.
- Бретт? У тебя есть лист бумаги?
- Да, - ответил он, скребя стулом по терракотовой плитке кухонного пола, вставая. Он выглядел таким же нерешительным, как и все остальные.
Мы не должны этого делать, - с полной уверенностью подумал Шон.
Он взглянул на Малкома, надеясь, что тот положит этому конец - что бы это ни было. К сожалению, тот молча уставился в сторону, и они вчетвером сидели в тишине, ожидая возвращения Бретта.
Мальчик вернулся с листом обычной копировальной бумаги и ручкой в руках.
- Понял, что надо делать? - спросила Эмбер. - Разорви бумагу на шесть частей.
Бретт так и сделал, пока его друзья молча наблюдали за ним, положив клочки бумаги на доску рядом с прозрачным пластиковым стаканом. Когда это было сделано, Эмбер продолжила читать:
- Каждый игрок должен взять клочок бумаги и по очереди написать физическую характеристику монстра или человека, которая пугает его больше всего. Это может быть что угодно, от предмета одежды до формы носа. Это может быть размер, или рост, или прическа. Единственное, чего не нужно указывать - это цвет. Когда каждый игрок запишет выбранный им физический атрибут, он должен спрятать его в ладони левой руки. Затем игроки должны в унисон прочесть стихотворение, приведенное внизу этой страницы. После того как игроки прочитают стихотворение, они должны по очереди зачитать всем то, что они записали на своем клочке бумаги.
Игрок, который первым рассказал о том, что было написано на его клочке бумаги, должен первым бросить игральную кость. Число, выпавшее на кубике, означает, на сколько букв вперед нужно будет переместиться. Все игроки должны положить указательный палец на перевернутый стаканчик. Игроки должны очистить свой разум и позволить доске направлять их.
Все игроки должны по очереди бросать кости. Как только буквы будут зачитаны, кто-то из них должен записать полученное слово на оставшемся клочке бумаги.
Помните. Что бы ни выпало на игральной кости, слово будет всегда одно и то же. Интрабит. Игрокам запрещено произносить вслух следующее стихотворение, если только это не связано с игрой.
Эмбер опустила инструкцию, ее руки заметно дрожали.
- Что ж, - сказал Шон притихшим ребятам, нарушая наступившую тишину. - Мы будем делать это или нет?
- Что значит интрабит? - спросила Эмбер, глядя прямо на Джейн.
Джейн была самой умной из них, и единственная кто мог из них ответить на этот вопрос. Но та пожала плечами.
- Понятия не имею.
Бретт хлопнул в ладоши, от чего все вздрогнули.
- Ну же, народ, давайте сделаем это. Давайте повеселимся.
Шон наблюдал, как Бретт торжественно раздает каждому из них по клочку бумаги.
- Сначала дамы, - сказал он, протягивая ручку через стол Эмбер.
- Спасибо, - пробормотала она, нахмурив брови.
Она что-то записала, при этом высунув кончик языка изо рта, что было высшим признаком ее сосредоточенности. Шон неожиданно подумал о том, каков он на ощупь, насколько влажный и гладкий. Каков он на вкус.
Мед. Он был бы похож на мед.
Эмбер закончила писать, и ее взгляд устремился вверх, ее глубокие голубые глаза посмотрели прямо на него, словно девочка знала, что все это время он наблюдал за ней. И не просто наблюдал, но и грезил о ней. Мальчик сильно покраснел, его сердце забилось в груди. Она смотрела на него так, словно знала, о чем он думает.
- Моя очередь, - сказал Бретт со злостью в голосе.
Сердце Шона забилось от счастья.
Он тоже увидел, как Эмбер смотрит на меня.
Быстро и, возможно, немного поспешно Бретт написал что-то на клочке бумаги и сжал его в левом кулаке. Потом передал ручку Шону, нахмурившись:
- Твоя очередь.
Шон уставился на чистый клочок бумаги на столе перед собой, в его голове был большой, жирный пробел.
И тут до него дошло. Несколько недель назад он впервые в жизни посмотрел фильм ужасов, и тот напугал его до чертиков. Там рассказывалось об ужасном, обожженном парне, который являлся подросткам во снах. На правой руке у него была перчатка с лезвиями вместо пальцев...
На клочке бумаги он написал: У него лезвия вместо пальцев, затем передал ручку Джейн, которая сидела рядом с ним.
Джейн секунду смотрела на протянутую ручку, как будто та могла ее укусить, а затем осторожно взяла ее у него. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она наконец что-то написала. Когда настала очередь Малкома, это заняло еще больше времени, чем у Джейн.
Шон молча просил его отказаться, но тот тоже поддался всеобщему помешательству и написал что-то на своем клочке бумаги.
- Тогда, я думаю, время прочесть стихотворение, - сказал Бретт.
- Может быть, это не такая уж и хорошая идея, - возразил Малком, с сомнением и даже страхом смотря на доску на столе.
Да, - возликовал Шон. - Наконец-то, черт возьми.
Он очень хотел, чтобы кто-то, не он сам – потому что не хотел показаться трусом, - дал отпор Бретту и помешал им сыграть в эту чертовщину.
- Ты что, Малком, в штаны наделал? Ты испугался какой-то дурацкой настольной игры? - спросил Бретт.
- Я не боюсь, - сказал тот, и Шона помрачнел.
Черт, мы действительно собираемся это сделать.
Не обсуждая больше этого, они все поднялись на ноги, кроме Эмбер, которая осталась сидеть в своем кресле. Они сгрудились вокруг спинки ее кресла и вместе прочитали стихотворение:
Мы призываем тени,
Чтобы страхи наши воплотить,
Мы просим тьму,
Чтобы соединились страхи наши.
И пусть из страхов наших
Возродится существо,
Дитя теней,
Господня Мерзость.
Приди же к нам, исчадье тьмы,
Исполни все наши желания,
Взамен дадим тебе
И нашу кровь,
И все наши мечты
Для процветания.
Закончив, они молча снова заняли свои места.
Что с нами такое? - недоумевал Шон. - Мы ведем себя как зомби.
Странная мысль была тут же отброшена в сторону, но парализующее, похожее на транс, чувство не покидало его. Казалось, что они только что сделали что-то очень-очень плохое.
Но все выглядело по-прежнему. Адские ямы не разверзлись в полу кухни и черти не забрали их бессмертные души.
- Итак, кто первым прочитает то, что он написали? - спросил Шон, нарушая тишину.
- Я буду первой, - сказала Эмбер, разглаживая клочок бумаги, который она крепко сжимала в ладони. Она прочистила горло.
- Он носит шляпу гробовщика.
Несмотря на тревожное чувство, Шон рассмеялся.
- Шляпа гробовщика? Что в ней такого страшного?
Эмбер не ответила на его улыбку.
- Когда моя бабушка умерла, мне было шесть лет, и я помню, как ужасно боялась гробовщика, который приходил к моим родителям, чтобы поговорить о похоронах. И он носил эту дурацкую шляпу. Помню, я думала, что он сам дьявол.
Шон тут же почувствовал себя виноватым за то, рассмеялся над ее страхом. Откуда ему было знать, что у нее фобия на чертовых гробовщиков?
- Прости, - пробормотал он, его лицо пылало.
Она слабо улыбнулась ему, и его сердце сжалось от облегчения.
- Все в порядке. Твоя очередь, Бретт.
Бретт прочистил горло.
- У него острые зубы, как у акулы.
На этот раз Шон не засмеялся. Почему-то это уже не казалось таким смешным. Не то чтобы то, что сказала Эмбер, было смешным, он понял, что его внезапный приступ смеха был вызван нервозностью. Он не стал комментировать выбранную Бреттом физическую характеристику, но это не прошло мимо его внимания. Шон был слишком молод, чтобы правильно сформулировать мысль, но понял, что это как-то связано с тем, что его отец был рыбаком и, возможно, обладал холодностью и агрессией акулы.
Теперь настала его очередь, и он разжал лист бумаги в своей руке. Уставившись на свою ладонь, мальчик заметил, как края бумаги оставили красные вмятины на коже.
- У него лезвия вместо пальцев на одной руке, - прочитал он.
Теперь настала очередь Эмбер смеяться.
- Лезвия вместо пальцев? Пожалуйста, это так глупо. Ты опять смотрел этот тупой фильм ужасов, да?
Бретт тоже засмеялся, хотя Джейн и Малком оставались с серьезными лицами и молчали, как и на протяжении всей игры.
- Да, но я же не сказал, что это перчатка. Я сказал, что его пальцы на самом деле лезвия, так что это разные вещи.
- Неважно, - отмахнулась Эмбер, все еще улыбаясь. - И если кто-то еще написал что-то настолько глупое, например, что у него иглы по всей голове, клянусь Богом, я умру от смеха.
Шон не мог не улыбнуться в ответ, несмотря на то, что она выводила его из себя. Ему так и хотелось вернуться к ее чертовой шляпе – вот что было по-настоящему глупо. Ему так и хотелось бросить ей в лицо: Ты бы еще бабушкиных панталонов испугалась. Бретт, однако, больше не смеялся.
- Это все равно чертовски глупо, - сказал он угрюмо. - Джейн? Что ты написала?
Джейн покорно ответила без единого признака улыбки на лице:
- Я написала, что он семи футов ростом и худой.
Никто не смеялся над этим, и тогда настала очередь Малкома.
- Я написал, что он может вытягивать руки так далеко, насколько захочет.
- Вытягивать руки? - Бретт усмехнулся. - Кто он? Мистер Тикл[1]?
Малком нахмурился.
- Я все равно никогда не хотел играть в эту дурацкую игру.
- Оставь его в покое, - вмешалась Джейн. - Все, что мы написали, довольно глупо, ты не находишь?
- Да, но мистер Тикл? - Эмбер тоже усмехнулась.
Шон смеялся вместе с Бреттом и Эмбер, хотя в его душе продолжало нарастать беспокойство. Когда через несколько дней он будет вспоминать этот момент, его будет мучить чувство вины за то, что он заставил Малкома и Джейн играть. Потому что альтернатива была слишком ужасна, чтобы ее рассматривать. Малком и Джейн не хотели играть, но они все равно сделали это. В самые мрачные моменты он приходил к мысли, что это вовсе не его вина, что это вина игры. Игра хотела, чтобы они играли; невидимая сила направляла их, побуждала играть.
Но в данный момент он еще не знал этого. Пока он игнорировал свои опасения, все было не так страшно. Просто друзья, веселящиеся без дела.
- Забавно, правда, что мы все начали предложение одинаково. Он такой-то, он такой-то. Почему мы все называли его "он"?" - спросила Джейн.
- Потому что все мальчики - это предмет кошмаров. Даже сами мальчики так думают.
На этот раз Джейн слабо улыбнулась, а Эмбер хихикнула.
- Да неважно, - сказал Шон. - Может, продолжим?
В окне мелькнула вспышка молнии, за которой последовал громкий раскат грома.
Господи, что за непогода такая?
Казалось, что с каждой секундой небо становится все чернее. Шон вздрогнул.
- Думаю, я бросаю первой, раз уж я читала первой, - сказала Эмбер, взяв кости и опустив их в пластиковый стакан, она хорошенько встряхнула его - выпала единица.
- Хорошо. Ребята, вы готовы?
Она перевернула стакан и поставила его вверх дном в центр доски.
Все наклонились и положили указательный палец на перевернутый стакан.
Шон издал небольшой вздох, когда стаканчик задрожал под его пальцами и пололз на букву "И" в верхнем ряду.
Все остальные выглядели такими же потрясенными, как и он.
- Кто из вас, ублюдки, это сделал? - спросил Бретт.
- Держу пари, это был Шон, - сказала Джейн.
Шон застыл в негодовании.
- Это был не я.
Джейн закатила глаза.
- Ты думаешь, что ты такой смешной, не так ли? Шутник.
- Эй, почему это я во всем виноват? Я ничего не делал!
- Какая разница, - пожал плечами Бретт. - Теперь мой ход.
Он тоже выбросил единицу.
Без дальнейших разговоров они снова приложили пальцы к стакану. Стакан немедленно перескочил на букву "Н".
- Интрабит, - тихо сказала Эмбер.
Тишина, опустившаяся на них, была настолько гнетущей, что у Шона зашевелились волосы на затылке. Затем он понял, что не тишина заставляет его чувствовать себя так беспокойно, а ощущение, что кто-то наблюдает за ними.
Инстинктивно мальчик повернул голову в сторону кухонной двери, ожидая увидеть стоящего там отца Бретта, который неожиданно рано вернулся домой...
Но там никого не было. Отмахнувшись от этого чувства, он взял кости и стакан, чтобы сделать свой бросок.
Выпала двойка. В дурном предчувствии у него сжались все внутренности, а снаружи бушевала гроза.
Мы не должны этого делать, - подумал он далеко не в первый раз.
Молча все положили палец на стаканчик. Как только они это сделали, стакан со свистом пролетел над буквами, быстро проскользив по буквам и остановившись на "Т" и "Р".
Какие бы числа вам не выпадали, слово будет одно и то же.
Он не мог вспомнить слово, потому что в голове у него была какая-то неразбериха, хотя совсем недавно его прошептала Эмбер. Они вызывали что-то злое, что им не следовало тревожить.
- Все, - сказал он, отодвигая стул и поднимаясь на ноги. - Это должно прекратиться.
Его собственная напористость удивила даже его самого. Все подняли головы, глядя на него.
- Не будь мудаком, - сказал Бретт раздраженно.
Шон колебался, разрываясь между тем, что, как он знал, было по сути правильным, и тем, чтобы не выглядеть идиотом.
- Я просто думаю, что... - начал он.
- Сядь, блядь, на место, - рявкнул Малком.
Слова Малкома шокировали его. Даже Джейн слегка вздохнула. Шон просто тупо уставился на него, застыв с открытым ртом.
- Сядь, Шон, - мягко сказала Эмбер.
И, как послушная собака, он так и сделал.
- Ну что, приступим? - спросила Джейн.
Шон уставился на Джейн, его сердце заколотилось в груди.
Это неправильно, - подумал он. - Мы все ведем себя так странно...
Без лишних слов Джейн бросила кубик в стакан, встряхнула его и пустила по доске.
Два.
Внутри у Шона все сжалось.
Все, кроме Шона, положили пальцы на стакан. Они все повернулись и посмотрели на него с обвиняющим выражением лица.
А может, мне это показалось?
Не успев до конца понять, что он делает, мальчик протянул свой палец, чтобы присоединиться к ним. Как и прежде, стакан пролетел над буквами, попав на "А" и "Б", которые Эмбер старательно записала.
Кто это делает?
Последним игроком был Малком, и он выбросил двойку. Кровь Шона стыла в жилах. Еще до того, как стакан коснулся букв, он знал, что это будут за буквы.
"И" и "T". Интрабит. Что бы это ни значило.
Шон был совсем не рад, когда оказался прав. Закончив, они сидели молча, тупо уставившись на доску.
Эмбер первой нарушила молчание.
- И что теперь?
- Думаю, все. Игра окончена, - сказал Шон.
- Смотрите, солнце выходит. Кто хочет пойти на пляж? - спросил Малком, поднимаясь на ноги.
Ошеломленный, Шон посмотрел на окно. После ливня солнце было очень ярким, но плохое предчувствие так и не покидало его.
Даже когда они все вышли на улицу, и даже несмотря на то, что больше никто не упоминал об игре, в которую они только что играли, на сердце у него было тяжело.
На подсознательном уровне он уже знал, что они заплатят за то, что сделали. Он знал, что это еще не конец.
Он знал, что их судьбы предрешены.
2017 г.
Интрабит.
Это слово эхом отдавалось в голове Шона, пока он спешил домой темной ночью. Он пугался каждой тени, даже проезжающие машины заставляли его вздрагивать.
Интрабит.
На следующий день после игры он пошел в местную библиотеку и взял латинско-английский словарь. Слово было латинским и старым.
Он вспомнил, как был озадачен, когда узнал, что это слово означает.
Вход.
Но теперь оно обрело определенный смысл, особенно в сочетании с изображением ворот на лицевой стороне коробки.
Оно вошло в их мир, потому что они сами пригласили его сюда.
Шон понял, что ему нужно делать, и поспешил домой, чтобы собрать вещи.
Ему нужно было успеть на поезд в Корнуолл.
2017 г.
Эмбер Хайд была не в духе. Она сидела на краю кровати в спальне своей дико дорогой нью-йоркской квартиры в Браунстоуне, положив голову на руки.
Ее мучило похмелье, она была одинока и измучена. В ее голове пронеслись обрывочные воспоминания о прошедшей ночи: она присутствовала на открытии нового потрясающего клуба на 52-й улице, за которым последовала частная вечеринка, устроенная одной из самых горячих молодых поп-звезд на сегодняшней сцене.
Эмбер даже не узнала этого мускулистого молодого парня, но она никогда не отказывалась от возможности покутить.
- Я слишком стара для этого дерьма, - сказала она пустой комнате.
Женщина выглядела на двадцать восемь, благодаря ботоксу и усиленным занятиям в спортзале, но сейчас чувствовала свой настоящий возраст. Это было так удручающе - стареть. Было время, когда она могла веселиться всю ночь и совершенно не ощущать себя развалиной на следующий день.
Как, черт возьми, я вообще попала домой?
В голове пронеслись тусклые воспоминания о том, как она рано утром садилась в такси, и на нее обрушилась огромная волна жалости к себе.
Мне почти сорок лет, а я все еще одна.
Она подумала о муже, которого у нее не было, и о детях, которых у нее, скорее всего, никогда не будет. Эмбер почувствовала такое одиночество, как никогда. Она жила мечтой, но где-то на полпути ее нью-йоркский сон превратился в кошмар.
Сказав себе, что это просто похмелье – миллионы желали такой сказочной жизни, как у нее и такой сказочной работы первоклассной пиарщицы Нью-Йорка, - она со стоном поднялась на ноги.
Только не я. Вот кому не нужна такая жизнь. Моя сказочная жизнь может идти к черту.
Большая комната закружилась вокруг нее, и она рухнула обратно спиной на кровать, обхватив руками свою пульсирующую головной болью черепушку. В комнате царила блаженная темнота благодаря тяжелым темно-синим бархатным шторам, закрывавшим три длинных окна. Быстрый взгляд на цифровой будильник сообщил, что уже почти полдень.
Слава Богу, сегодня воскресенье.
Неожиданно услышанный скрип заставил ее открыть глаза, и она мгновенно насторожилась.
Что это, черт возьми, было?
Звук был такой, словно кто-то находился с ней в спальне и ходил по прекрасно отполированному паркетному полу.
Ничего страшного, - сказала она себе. - Эти старые здания всегда скрипели и стонали, несмотря на безупречный уход за ними. Это и есть часть их очарования.
Почти как и я сама. Ничто и никто не может остановить течение времени.
Скрип раздался снова, и подскочила на кровати, озираясь вокруг.
Дверь в гардеробную на другом конце большой комнаты распахнулась, открывая темное пространство без окон.
Сердце Эмбер заколотилось, от страха даже зубы застучали, несмотря на тепло в комнате.
Ради Бога, дверь со скрипом открылась, и что?
Но несмотря на то, что она пыталась убедить себя в этом, женщина не могла избавиться от дурного предчувствия. Затаив дыхание, она уставилась широко раскрытыми глазами в темноту гардероба, сопротивляясь идиотскому желанию побежать туда и включить свет.
Неожиданно что-то мелькнуло внутри гардероба, и Эмбер вскрикнула, зажав рот ладонью.
Нет. Мне просто показалось.
Было очень похоже, что кто-то прошел с одной стороны шкафа в другую.
Она пристально смотрела в шкаф, ее сердце колотилось, а сама она не могла вздохнуть, затаив дыхание.
И тогда она увидела Его.
Гробовщика.
- Нет, - задыхалась она в ужасе, продолжая беззвучно произносить молитвы, какие только могла вспомнить.
Черные тени в шкафу, казалось, собирались, обретали форму. В глубине шкафа смутно вырисовывался силуэт мужчины; очень высокого мужчины в высокой шляпе и с очень длинными руками.
Необычайно длинные руки, - подумала она, вспомнив детскую книжку "Мистер Тикл".
Именно Бретт привел это сравнение.
Женщина едва истерически не рассмеялась, но смех застрял у нее в горле. Она почувствовала, что сходит с ума, когда Он протянул в ее сторону одну из своих длинных рук - руку, которая заканчивалась длинными острыми лезвиями...
Эмбер моргнула, и видение исчезло. Она поспешно вытерла слезы, чтобы лучше видеть.
В шкафу ничего не было.
Конечно, там ничего нет, тупая корова.
Она тупо уставилась в нутро гардероба, где секунду назад стоял Он, и, подтянув колени к подбородку, обняла их, как испуганный ребенок.
Шон был прав. Мы должны были сыграть в эту игру еще раз. Мы могли бы покончить с этим, там и тогда...
На глаза навернулись новые слезы, когда на нее внезапно нахлынули воспоминания из прошлого. Худое, юное лицо Шона ярко вспыхнуло в ее сознании, и сердце сжалось в болезненный узел в груди.
Господи, я не вспоминала о своей первой любви почти тридцать лет, и вот сейчас утопаю в собственных воспоминаниях.
Мысленно она вернулась на двадцать семь лет назад. Ей снова было двенадцать. Наконец, после всех этих лет, она столкнулась с тем, чего боялась больше всего.
Этой проклятой настольной игрой...
1990 г.
Эмбер включила стерео, зажженная сигарета висела у нее на губах. Родители убили бы ее, если увидели бы сейчас.
Зря они свалили на выходные в Лондон, не так ли?
Эмбер была из любящей семьи.
Слишком любящей, - подумала она. Ее родители любили друг друга гораздо больше, чем ее. Иногда она завидовала Шону, о котором заботилась его мать-одиночка, или Джейн, которая утверждала, что ее родители втайне презирают друг друга.
...построй маленький скворечник в своей душе, - пропел глубокий мужской голос из динамиков, и Эмбер закрыла глаза, слегка покачиваясь в такт музыке.
У них была вечеринка, и они напились сидра "Белая молния". Точнее, она напилась. Шон и Бретт выпили немного, а Малком и Джейн почти не притронулись.
Эмбер знала, что была немного более взбалмошной, чем ее сверстники. Она не знала почему, просто решила, что это ее натура. Она хорошо училась в школе, что не мешало ей отрываться вне занятий. Ее родители, когда не были слишком заняты друг другом, целуясь и лапая друг друга, как подростки, говорили, что она - живая пружина. Эмбер просто считала, что ей нравится чувствовать себя живой.
- Мне нравится эта песня, - сказала она, закрывая глаза и туша сигарету в любимом мамином горшке с кактусом.
Она чувствовала на себе взгляды Шона и Бретта, и ей нравилось их внимание. Особенно Шона. Эмбер нравился Дэвид Боуи, и Шон немного напоминал ей его. Ей нравилась почти прозрачная голубизна его глаз и его тонкое, почти волчье лицо.
Я хочу подцепить его сегодня вечером, - пьяно подумала она.
Джейн и Малком сидели близко друг к другу на зеленом диване ее родителей, и по тому, как они бросали друг на друга многозначительные взгляды, она догадалась, что она и Шон будут не единственными парами сегодня вечером.
На фоне музыки раздался звонок в дверь.
- Кто это? - спросила Эмбер, мгновенно насторожившись. - Вы, ребята, пригласили еще кого-нибудь? Я говорила вам не делать этого; если мы разгромим дом, я буду наказана на год.
Все отрицательно покачали головами, а Шон вскочил с дивана.
- Я пойду с тобой, - сказал он, и в этот момент ей показалось, что она влюбилась в него за то, что он всегда хотел защитить ее.
Они прошли по короткому коридору небольшого дома ее родителей, все, что мог позволить себе средний класс, открыли дверь...
На пороге стояла Марджори Рид, женщина, чью кошку они нечаянно убили на днях. Инстинктивно девочка придвинулась ближе к Шону, ее сердце гулко забилось в груди.
- Вы играли в игру? – спросила она вместо приветствия.
Старуха выглядела еще более немощной, чем обычно. Ее лицо было сморщено, как креповая бумага, а ее покрытые венами шишковатые руки дрожали на трости, на которую она опиралась.
- Да, - просто ответил Шон, удивив ее.
Она повернулась, чтобы посмотреть на него, словно недоумевая, почему он вступил в разговор с дряхлой старухой.
- Вы попрощались?
- Попрощались? - спросил Шон. - В каком смысле?
- Этого нет в инструкции, потому что игра не хочет, чтобы вы это делали. Но если вы попрощаетесь, то закроете вход, и она не сможет пройти. Вы должны сыграть еще раз и поставить перевернутый стаканчик над словом "до свидания". Если вы все попрощаетесь, она не пройдет.
Эмбер услышала достаточно; это была полная чушь. Она начала закрывать дверь перед ненавистной старой каргой.
- Спасибо, что зашли, и все такое, миссис Рид, но если вы не возражаете, мы немного заняты.
- Эмбер, - резко сказал Шон, гораздо резче, чем она привыкла от него слышать. Он вставил ногу в дверь, чтобы не дать ей захлопнуть ее, и заговорил со старухой. - Что эта за игра такая, миссис Рид? Что вы заставили нас сделать?
Карие глаза старухи слезились.
А может быть, - подумала Эмбер, - просто были водянистыми, потому что она была такой старой.
- Мне очень жаль. Это было неправильно с моей стороны. Я была так зла на вас за смерть Эбигейл. Я все еще злюсь, но все же сожалею о содеянном.
- О чем сожалеете? Что это за игра? Что пройдет? - Шон заговорил низким голосом, чувствуя, как тревога, казалось уже отступившая, возвращается с новой силой.
- Плохое. Тьма. Она придет в любой форме, которую вы придумали, но она стара как время. Она существует в другом мире, отличном от нашего, где время не имеет никакого значения. Она может появиться в любой момент вашей жизни. Она может появиться сегодня или через сорок лет. Но это произойдет, я обещаю вам это. Вы должны сыграть еще раз и попрощаться. И вы должны сделать это в том составе, в котором играли первый раз. Если один из вас не будет играть, ничего не получится. Но если один из вас умрет, то вы все равно можете сыграть.
- Если один из нас умрет? - повторила Эмбер, думая, что ослышалась.
- Чего хочет эта тьма? - спросил Шон, не обращая внимания на ее реплику.
Эмбер не могла поверить в то, что услышала. Старая корова явно выжила из ума, но было похоже, что Шон действительно ей верит.
Как он вообще мог слушать ее после того, что она сказала об их смерти?
- Она хочет вас. Она хочет забрать души тех, кто играл в эту игру. Только тогда она будет удовлетворена.
Эмбер больше не желала ее слушать. Эта старая летучая мышь достала ее своими баснями.
Это ведь все неправда, так? Она просто пугает нас.
- Давай, Шон, пойдем.
Она с силой дернула его за руку и захлопнула дверь перед лицом старухи.
- Эй, это было грубо, - возмутился Шон. - Она пыталась помочь нам.
- Ну, мне надоело говорить об этой чертовой игре, я просто хочу забыть, что мы вообще играли в эту дурацкую штуку.
Ее гнев удивил даже ее саму. Шон открыл было рот, чтобы ответить ей, но его прервали остальные, столпившись в коридоре.
- Кто это был? - спросила Джейн.
- Это была она. Миссис Рид.
- Что она хотела? - спросил Малком.
- Наложить на нас проклятие, я полагаю, - пробормотал Бретт.
- Бретт? Что ты сделал с игрой? - спросил Шон.
- Я выбросил эту чертову штуку.
- О Боже, пожалуйста, скажи мне, что мусорщики не забрали ее, - взмолился Шон.
- Мусорщики забрали ее.
- Черт. Она сказала, что мы должны сыграть снова и проститься должным образом.
Затем Шон пересказывал разговор со старухой. На протяжении всего его монолога Эмбер все больше мрачнела.
Почему мы не можем просто забыть об этом?
- Ну, я не буду играть в нее снова, даже если бы она у нас была, - сказала девочка, когда он закончил.
- Я бы тоже не стал, - согласился Бретт.
- А я думаю, мы должны сыграть снова, - неожиданно поддержал Шона Малком. - Я думаю, мы должны сделать то, что сказала старуха.
- Я согласна с Малкомом и Шоном, - высказалась Джейн. – Хоть эта игра была просто пугающей.
- Но мы не можем сыграть в нее, даже если бы хотели, не так ли? - Эмбер посмотрела на Бретта. – Ее увезли с остальным мусором, помните? Можем мы, пожалуйста, просто забыть об этой дурацкой чертовой игре?
Больше они не говорили об этом, и она не поцеловала Шона в тот вечер, потому что оставалась раздраженной на него всю оставшуюся ночь, считая, что он должен был принять ее сторону.
Они вернулись в комнату, но дух вечеринки был безвозвратно угашен, и к девяти они сдались и разошлись по домам. Эмбер должна была остаться сегодня у Джейн - она обещала родителям, что переночует у подруги и не останется одна в доме, - но Джейн дулась на нее за ее мнение об этой дурацкой чертовой игре, поэтому ушла без нее.
В итоге Эмбер осталась ночевать в доме одна.
И именно тогда она впервые увидела Его, в тени своей спальни, поздно ночью...
2017 г.
Вскрикнув, она закрыла лицо руками.
Нет. Не думай об этом.
Но было уже слишком поздно - она не могла остановить себя. Женщина слишком ясно вспомнила, как Он появился у изножья ее кровати, когда ей было двенадцать лет. Как Он протянул длинную тонкую руку, и оцарапал своими острыми лезвиями, которые были у него пальцами, ей щеку...
Это был первый и до сих пор единственный раз, когда она видела Его.
Да. До этого момента.
И, как тогда, когда ей было двенадцать лет, Он исчез в небытие, растворившись в тени, вернувшись туда, откуда, черт возьми, пришел.
Обратно в Ад.
Если бы я только послушала старую Марджори Рид, когда она пыталась предупредить нас.
Но Эмбер больше никогда не видела старуху, потому что та умерла от сердечного приступа через неделю, унеся с собой в могилу секреты игры.
Ей пришлось сжать челюсти, потому что зубы неконтролируемо стучали от ужаса.
Внезапно она вспомнила о тяжелых шторах, закрывающие окна, об оживленной улице Нью-Йорка десятью этажами ниже, кишащей жизнью. Женщина вскочила на ноги, намереваясь раздвинуть шторы, чтобы впустить в комнату солнечный свет.
На свету я буду в безопасности.
Она опустила ноги кровати и замерла. Вновь послышался скрип. Эмбер испуганно обвела взглядом спальню и остановилась на пугающе черной глубине гардеробной.
Черт.
Скрип доносился не из шкафа. Он доносился из-под кровати. Она быстро закинула ноги обратно на кровать и подползла на коленях к кованому изголовью.
Скрип стал громче, и до ее слуха донеслось хныканье. Только через секунду или две она поняла, что это она сама хнычет, и зажала рот рукой.
В полумраке Эмбер увидела свое отражение в огромном, от пола до потолка, зеркале в раме с изящной резьбой напротив кровати.
Из отражения на нее смотрела испуганная женщина с потрясывающимся от страха подбородком. Светлые волосы длиной до плеч торчали во все стороны, а мешковатая футболка, принадлежавшая какому-то парню, с которым она переспала много лет назад и имя которого давно забыла, дополняла ее общий безумный вид.
Может быть, я схожу с ума, - мелькнула мимолетная мысль. Действительно, в последнее время на нее свалилось огромное количество стресса, она едва держалась на ногах из-за своего суматошного образа жизни.
Кровать вздрогнула под ней, и женщина вскрикнула.
Из-под кровати появились четыре черных острых лезвия, торчащих вверх.
Его пальцы-лезвия, - в ужасе подумала она.
Лезвия покачивались, как будто рука махала ей. Затем все четыре лезвия опустились так, что стали нацелены прямо на нее. Она отпрянула назад, когда рука потянулась к ней, неестественно длинная и тонкая черная рука. Она скользила по простыням из египетского хлопка, как черная змея, к парализованной ужасом женщине.
- Оставь меня в покое! - закричала она.
К черту.
Паралич прошел, и Эмбер вскочила с кровати. Ее ноги тряслись так сильно, что подкосились, и она споткнулась, едва не упав. Женщина рванулась к двери спальни, но едва успела сделать два шага, как что-то навалилось ей на спину и повалило на пол. У нее сбилось дыхание, а комната поплыла в ее глазах от слепой паники.
Эмбер цеплялась за пол, скребя по нему ногтями со своим безупречным маникюром. Ее потащили назад, к кровати. Футболка задралась на шее, почти задушив ее, тяжелые груди больно терлись о пол, соски цеплялись за трещинки в паркете, отчего женщина вскрикивала от боли.
Она попыталась отбиться, приподнять свое избитое, ноющее тело от пола, но не успев понять, что происходит, оказалась в воздухе. Какая-то сила приподняла ее с пола и бросила на кровать.
Эмбер смотрела на Него в тусклом свете спальни, на существо, сплетенное из теней. Он лежал на ней, придавив к матрасу, обжигая ее кожу своим ледяным прикосновением.
Она вглядывалась в его лицо, ее сердце бешено колотилось, а мысли путались в голове. Он был призрачной дымкой, грозящей в раствориться в любой момент, но был так же осязаем, как человек из плоти и крови. Его шляпа все время удлинялась и искажалась, и у нее голова шла кругом.
Существо разинуло рот, обнажив острые как бритва зубы – еще одну отличительную черту, наряду со шляпой и пальцами-лезвиями. Его тело было длинным и худым - невозможно было понять, носит ли это существо одежду или нет.
Левой рукой, на которых не было лезвий, Он обхватил ее горло, а пальцы-лезвия потянулись вниз и осторожно обхватили ее грудь. Она вздрогнула, когда ледяной металл прижался к ее плоти.
Ужасная тварь слегка спустилась по ее телу вниз, оказавшись на ее бедрах, а нереально длинной рукой продолжал сжимать ей шею.
Крик зародился в горле, но так и не сорвался с губ. Лезвия прижимались к коже, и она не могла понять, как нечто, созданное из тени, может ощущаться физически.
Как ЭТО существо вообще могло существовать?
Холодный металл Его лезвий скользнул по ее боку, от чего она сжалась в комок. Его рука скользила все ниже по ее обнаженной коже, оставляя ледяной след. На мгновение лезвия остановились на резинке трусиков, а затем без труда прорезали тонкий хлопок.
Она хотела закричать, но рука на ее шее сжалась, и из горла вырвался лишь приглушенный писк. Затем пальцы-лезвия снова поползли вверх и разрезали сбившуюся в комок футболку на шее женщины.
Пальцы-лезвия снова обхватили ее грудь, и она с хныканьем закрыла глаза. Хватка на ее горле не ослабевала, и на мгновение Эмбер пожелала, чтобы он сжал ее горло так сильно, чтобы она потеряла сознание и просто перестала чувствовать что бы то ни было, будь то страх или боль.
Или убей меня. Что угодно будет лучше, чем это...
Ее глаза непроизвольно распахнулись, когда он сильно сжал ее сиську. Под холодным давлением его пальцев-лезвий женщина беспомощно извивалась под ним, и поняла, что существо меняет положение.
За мгновение до того, как это произошло, до нее дошло, что Он делает.
О, Боже, эта штука собирается меня изнасиловать!
Не успела эта ужасная мысль прийти ей в голову, как Эмбер перевернули на спину и без труда поставили на четвереньки. Человек-тень схватил ее за волосы, откинув голову назад, чтобы она могла хорошо рассмотреть свое беспомощное положение в зеркале напротив кровати.
Оно хочет, чтобы я смотрела...
Теневая фигура маячила позади нее, гротескная пародия на любовника. Его голова была склонена в одну сторону, шляпа продолжала произвольно искажаться и удлиняться.
Шляпа дьявола.
Эмбер вспомнила, что шляпой гробовщика именно она наделила эту тварь, записав этот отличительный признак тогда на клочке бумаги.
Затем пришла боль. Эмбер вскрикнула, когда всепоглощающая агония, пронесшаяся по ее телу, как лесной пожар, пронзила ее вагину.
Ощущение было такое, будто в нее воткнули настоящий пенис, да еще и огромных размеров.
К ужасу примешивалась паника.
Он все там мне разорвет!
Спазмы внизу живота были такими, как будто она страдала от тяжелейшего пищевого отравления. Женщина не думала, что может быть что-то хуже, пока Он не вынул член из ее влагалища и не вставил ей в задницу. Вот теперь она по-настоящему почувствовала, что попала в ад и проходит все его круги. Она чувствовала, как ее прямая кишка лопается внутри нее. Что-то горячее потекло по ее бедрам, а комната закружилась перед ее глазами в безумном круговороте.
Чудовище не отпускало ее голову, заставляя смотреть на собственное отражение. Женщина старалась держать глаза закрытыми, но его жесткие толчки почему-то вызывали еще большую тревогу и головокружение, когда она ничего не видела.
Эмбер увидела, что теневая фигура, насилующая ее, меняется. Точнее, его голова меняет форму. Сначала она не могла понять, что происходит, и просто подумала, что на нем больше нет шляпы. Но потом поняла, что Он откинул голову и широко разинул рот.
Он стал похож на змею, собирающуюся сожрать свою жертву. Тень склонилась над ее телом, вытянув голову вперед.
Невероятно, но огромный член остался внутри нее, так как тело существа удлинилось, чтобы принять новое положение. Его голова нависла над ее лицом, рот распахнулся настолько, что вполне мог заглотнуть ее голову.
Он собирается сожрать меня целиком.
Острые акульи зубы приближались к ее испуганному лицу, черные как смерть.
Ей потребовалась секунда или две, чтобы понять, что боль в заднице уменьшилась, что ужасающее ощущение распирания в прямой кишке ослабло. Кроме того, лицо существа становилось все более прозрачным, а его очертания - менее четкими, чем минуту назад.
А потом он исчез.
Эмбер показалось, что она услышала вой существа, но, возможно, это завывала она сама. Женщина упала лицом вниз на кровать, измазанная собственной кровью и дерьмом, оставшимся после порочных раскопок в ее заднице.
Прежде чем потерять сознание, она подумала о Шоне.
Шон был прав. Мы должны были сыграть в эту игру снова. Мы должны были отправить эту гребаную тварь туда, откуда она пришла...
2017 г.
Бретт Эллисон лежал на спине на скрипучей кровати, уставившись в облупившийся потолок номера отеля. Шлюха с шумом сосала его полуэрегированный член, и в злости он сжал в кулаке ее волосы, насаживая ее рот так глубоко на свой пенис, пока она губами не стала касаться его яиц.
Но этого все равно было недостаточно. Она издала легкий стон удовольствия - не тот эффект, которого он добивался. Он хотел услышать, как она задыхается, хотел услышать ее панику. Он надавил сильнее, так что кончик ее носа врезался в его лобок и утонул в обильной паховой растительности. Он надеялся, что сучка задыхается.
У этой бляди, должно быть, чертовы жабры на спине, - подумал он в отчаянии. Это было не то, за что он заплатил. Он уточнил, что хочет погрубее, но со своей собственной женой-блядью он бывал намного жестче.
- Развернись, - приказал он, - и раздвинь свою пизду.
Неохотно, слишком неохотно, - подумал он, учитывая цену, которую заплатил за нее, - она подчинилась ему, и он уперся взглядом в ее пизду, смотря на мясистые розовые складки, лишенные волос, и его охватило чувство одиночества.
Его жизнь не должна была быть такой. Он должен был вырваться из тени своего прошлого.
На него нахлынуло воспоминание об отце с ремнем в руках.
Не бей меня, папа. Пожалуйста, не бей меня.
Мужчина крепко зажмурил глаза, прогоняя воспоминание. Он грубо схватил шлюху за задницу, так сильно, что оставил красные отметины от пальцев на ее упругой попке. Когда Бретт пощупал большим пальцем ее сморщенную дырочку, она слегка вздрогнула. Это немного помогло, и его член одобрительно дернулся.
Мимолетно в его сознании промелькнуло милое лицо Джессики. Ему нравилось думать, что он делает это для своей жены, что так он защищает ее. Лучше вымещать свой гнев на какой-нибудь проститутке, а не на своей дорогой супруге. И снова его член стал вянуть, сморщиваясь и уменьшаясь в размерах от одной только мысли о том, что он делает за спиной женщины, которая так искренне ему доверяет. Пришло время действовать, чтобы получить то, за что он заплатил.
Не желая, чтобы шлюха случайно откусила его член от того, что он собирался с ней сделать, он отпихнул ее от себя.
- Ты знаешь, что делать, - сказал он.
И действительно, знала, ведь она обслуживала Бретта третий раз.
Повинуясь, шлюха легла на спину и раздвинула ноги. На секунду он замешкался. Обычно он грубо драл ее пизду, прежде чем отпердолить в задницу, одновременно шепча ей на ухо непристойности, говоря, как сильно он хотел бы задушить ее или выпотрошить, как рыбу...
Конечно, у него не было никакого желания делать это, но говорить это было так чертовски приятно... Только полностью имея над кем-то власть, он чувствовал себя свободным и удовлетворенным.
Но почему-то сегодня он потерял к этому интерес. Он не мог перестать думать о своей жене и их совместных двоих детях, восьмилетнем Заке и шестилетней Изабелле.
Как скоро я начну бить их так же, как мой отец бил меня?
Нет. Он бы так не поступил. Он был их отцом, успешным бизнесменом, влиятельным банкиром. Он не был каким-то унылым мудаком, который зарабатывал на жизнь ловлей рыбы и пропивал свою зарплату в пабе.
- В чем дело, детка? - пролепетала проститутка.
Он вдруг заметил, как ее таращит от наркоты. Ее глаза были остекленевшими, и его желудок сжался от отвращения. Ему нравилось, когда женщины были чистыми и здоровыми, смотрели на мир яркими глазами с улыбкой на лице.
Как моя жена.
И как Эмбер.
Эмбер Хайд? Та девчонка из моего родного города? Господи, я не думал о ней уже много лет, как странно, что вдруг вспомнил о ней сейчас.
Бретт потряс головой, чтобы отогнать мысли о двух загорелых блондинках, двух единственных женщинах, которых он когда-либо по-настоящему любил.
И только одна из них - его жена – отвечала взаимностью.
Моя жена. Заместитель Эмбер.
Он в недоумении покачал головой.
Что, блядь, со мной сегодня не так?
На протяжении десяти лет своего в основном удачного брака он всегда знал, что в глубине души искал Эмбер. Или, по крайней мере, девушку, похожую на нее. С тех пор как у него впервые встал, его сердце принадлежало этой солнечной, красивой блондинке из его юности.
Сейчас было совсем не время для такого чертовски глупого саморазоблачения. Злясь на себя за дурацкие мысли, он встряхнул головой и брезгливо посмотрел на белокурую шлюху, лежащую на спине:
- Ты под кайфом. Я же сказал, что не люблю наркотики. Я предупреждал, чтобы со мной без этой срани.
- Я ничего не принимала, - пролепетала она.
Его взгляд критически прошелся по ее подтянутому телу. Когда он снимал ее последний раз три недели назад, она сияла здоровьем, и фигура у нее была плотнее. Сейчас кожа у нее была бледнее брюха макрели, которую ловил его отец и иногда потрошил им на ужин. Ему было до боли очевидно, что ее искусственный загар давно смылся, и она была слишком занята тем, что запихивала себе в нос порошок, чтобы нанести его снова. Кости ее бедер выпирали, а живот запал под выступающими ребрами. Бретт отстранился, не в силах больше ни секунды выносить ее вида.
- Одевайся и уходи.
- Но мы еще не закончили.
- Поверь мне, дорогая, мы закончили.
- Ты должен мне еще пятьдесят.
- Хорошо, - сказал он, спрыгивая с кровати и доставая бумажник, который лежал во внутреннем кармане его пиджака, перекинутого через спинку мягкого кресла.
Без слов, она взяла деньги и забрала свой рабочий наряд - маленькое черное платье и туфли на каблуках, и выскользнула из номера, захлопнув за собой дверь.
Бретт ущипнул себя за переносицу, почувствовав приближение мигрени и, слегка поморщившись, надел штаны и потянулся за туфлями, стоявшими рядом с кроватью.
Тяжело вздохнув, он зашнуровал свои дизайнерские итальянские туфли, встал, надел серый пиджак и поправил галстук. В кармане пиджака зажужжал телефон.
Пришло сообщение от жены.
Надеюсь, ты сегодня не загружен работой. Я готовлю твое любимое блюдо на ужин, не задерживайся, я скучаю по тебе.
Сообщение завершала буква Х, обозначающая поцелуй.
Неожиданно у Бретта на глаза навернулись слезы, и он издал придушенный всхлип. Это было бы совсем некстати, раскиснуть перед шлюхой, но он сразу же взял над собой контроль.
Спокойный, собранный и контролирующий себя.
Он снова и снова повторял в голове свою любимую мантру, направляясь к двери номера в грязном отеле.
Едва он взялся за дверную ручку, как почувствовал движение воздуха на своей шее. Мужчина тут же напрягся, слезы жалости к себе мгновенно высохли.
Было ощущение, что кто-то дышит ему на шею, и он резко обернулся.
Там не было ничего и никого.
Конечно, нет, тупица.
Бретт снова потянулся к дверной ручке, повернувшись спиной к комнате. Он повернул ручку, но дверь не открылась. Он подергал ее, во рту вдруг стало сухо, как в выжженной земле пустыни, а сердце глухо заколотилось в груди.
Откуда-то позади донеслось негромкое хихиканье.
- Нет, нет, нет, - зашептал он и заколотил в дверь.
Но она та не сдвинулась с места.
Он вернулся.
Эта непрошеная мысль пронеслась в его голове, и он замер от ужаса, не в силах даже вздохнуть.
Адреналин дал встряску его организму, и он бросился на дверь всем весом своего тренированного тела, едва не крича от ужаса.
И все же он закричал, когда неожиданно оказался прижатым к двери, а потом – повис в воздухе. Мужчина завопил во всю мощь своих легких, когда Он схватил его сзади и подбросил в воздух, словно тот весил не больше мешка с перьями.
Бретт рухнул на спину рядом с двуспальной кроватью, парализованный болью и ужасом.
О, Боже, Он вернулся...
Кошмарная тень, которую он и его друзья пригласили в свой мир, вернулась, чтобы завершить начатое. Он боялся открывать глаза, не хотел видеть того, как он знал, увидит. Вонь кислого дыхания ударила ему прямо в лицо - смесь сырости, заплесневелой земли, тухлого мяса и чего-то гораздо, гораздо худшего. Вопреки здравому смыслу мужчина открыл глаза.
В нескольких дюймах от его лица находился кошмарный лик Гробовщика.
Он слегка подрагивал, некоторые части его лица были чернее самой черной ночи, другие - прозрачными.
Гробовщик состоял из теней; тень материализовалась, обретая плоть. Он открыл рот и усмехнулся, показав два ряда острых, как бритва, зубов, которые были ближе к зубам акулы, чем к человеческим. На голове у него была высокая черная шляпа с широкими полями - традиционная шляпа гробовщика из викторианской эпохи. Его глаза были скрыты под широкими полями, но Бретт знал, что там пустые глазницы, как черные ямы ада.
Сквозь свои крики и боль в теле он смутно ощущал давление на низ живота, где теневая фигура обхватила его, прижав к полу.
- Нет, - задыхался он, наконец обретя голос.
Черная, но прозрачная рука зажала ему рот, холодная, как могильный камень в зимнюю ночь, заглушая его крики. Глаза мужчины расширились от ужаса.
Гробовщик поднял другую руку в воздух со стремительностью, невозможной для человека. Бретт передернулся от ужаса, когда тот раздвинул свои длинные острые пальцы-лезвия. Невероятно длинные лезвия, длина которых была не менее пятнадцати дюймов от основания до кончика...
Он закричал в ледяную ладонь, закрывающую ему рот, и ухмылка Гробовщика стала шире. Рука стремительно опустилась вниз, пронзив грудину жертвы.
Бретт издал приглушенный крик, выгнув спину дугой. Человек-тень не пронзил его сердце - он был слишком хитер, чтобы убить его так быстро, и хотел продлить его страдания, как кошка, играющая с мышью.
Лезвия входили в тело Бретта медленно, без усилий пронзая его плоть. Агония была невыразимой. Сила его была дьявольски велика: он казалось совсем не прикладывая усилий легко пронзал его тело, словно лезвия входили не в человеческую плоть, а в мягкую булочку.
Бретт распластался на мокром от крови ковре, бессильный и зажатый этим существом. Он услышал эхо щелчков по своим ребрам; отвратительный звук, который отвязал его разум и отпустил на свободу, как лодку, отчаливающую от причала.
Щелк, щелк, щелк, все двенадцать ребер с левой стороны. Бретт завыл. Или думал, что завыл. Все, что он ощущал сейчас, - это боль; боль, которая лишила его способности говорить.
Гробовщик опустил голову и в гротескной пародии на поцелуй прижал свое ледяное лицо к правой стороне его шеи. Острые зубы вонзились в него, как нож в мягкое масло, и Бретт почувствовал, как шея разрывается во рту чудовища.
Он стал быстро терять сознание, и тут до него донесся вой. Его собственный вой, который он смог выпустить на волю, когда Гробовщик убрал свою руку с его рта и заменил ее своими ледяными губами. Словно птица-мать, он сунул ему в рот что-то ужасное.
Мою собственную плоть, - мелькнула пугающая мысль.
Солоноватая кровь потекла ему в горло, и кусок мяса, который был несомненно вырван из его шее, лег на язык. Бретт скривился в отвращении, и Гробовщик с силой откинул его голову назад, заставляя проглотить мясо.
Почти любовно Гробовщик продвинул свои пальцы-лезвия глубже в его тело и обхватил ими сердце. В последние секунды перед смертью Бретт почувствовал, как его сердце разорвалось в груди. Зрение потускнело, на сетчатке глаза запечатлелся образ адского лица с кровью, стекающей с черных клыков.
Как только тело Бретта обмякло, Гробовщик исчез, оставив после себя лишь тишину.
2017 г.
Малком Грин щурился на море в теплый, яркий и ветреный весенний день. Он был на пристани, как обычно, где была пришвартована его макрелевая лодка, там, где он обычно проводил время в детстве со своей компанией.
Мужчина прислонился спиной к нагретому солнцем камню.
Скоро они будут здесь. Интересно, что скажет Бретт, когда узнает, что я рыбак, как и его отец, избивавший своего сына...
Потом его мысли переключились на Джейн, как это часто случалось на протяжении многих лет. Он так и не смог забыть ее, зачем притворяться, что смог. Его сердце принадлежало ей; так было всегда и так всегда будет. Он на мгновение закрыл глаза, наслаждаясь теплом солнца на своем лице, слушая крик чаек. Он вернулся назад, в то время, когда они начали отдаляться друг от друга. Когда из компания стала распадаться.
1990 г.
Тринадцатилетний Малком прислонился к нагретому солнцем камню на главном пляже за поворотом от пристани гавани. Джейн сидела рядом с ним, зарывшись пальцами ног в золотистый песок. Он держал ее руку в своей, и это было так естественно, словно они с ней были уже женаты много лет.
- Как ты думаешь, они придут? - спросила она.
Говоря о "них", девочка имела в виду своих друзей, но почему-то даже не смогла из сейчас так назвать.
Малком пожал плечами.
- Думаю, да. Шон сказал, что должен сообщить нам что-то важное.
Они замолчали, прислонившись к скале и смотря на море. После Игры все стало иначе, чем раньше. Их маленькая сплоченная компания трещала по швам. Они отдалялись друг от друга. Кроме Джейн, Малком все реже и реже видел остальных, они уже не собрались все вместе, чтобы пошалить или просто весело провести время.
Внезапно его мысли перетекли в совершенно иное русло и ему стало интересно, позволит ли она ему однажды прикоснуться к ней "там, внизу". Ему хотелось этого, но он понимал, что торопиться некуда. У них впереди целая жизнь. Он мог подождать. Ради нее он готов на все.
Повернув голову, он увидел Шона, который шел по пляжу в их сторону, пробираясь через загорающих отдыхающих. Малком подумал, что он выглядит как-то иначе. Более взрослым. В нем была какая-то развязность, из-за которой он казался намного старше.
- Как дела? - спросил он, опускаясь на песок напротив них.
- Привет, Шон, - сказал Малком, отметив про себя, что в его тоне не было теплоты и дружелюбия к другу, как раньше, словно они были практически незнакомцами. - Спасибо, что пришел.
- Да. - Он криво улыбнулся, но глаза были скрыты солнцезащитными очками, и ребята не могли понять, насколько его отношение к ним изменилось. - Смотрите, а вот и остальные.
Бретт и Эмбер пришли по отдельности, подходя с противоположных сторон пляжа. Они подошли одновременно, бормоча приветствия.
Банда снова была вместе.
Вместе в последний раз.
Эта странная мысль испугала его, а затем на него нахлынула тоска. Он отодвинул неуместную меланхолию в сторону.
- Так что ты хотел нам сказать, Шон? - спросил Бретт не слишком дружелюбно.
За последний месяц он сильно изменился. Исчез застенчивый мальчик, а на его месте появился юноша с жестким блеском в глазах и чрезмерно развитой для такого молодого человека мускулатурой. Он попал в дурную компанию - группу парней, которые были на несколько лет старше их и имели дурную репутацию.
- Я уезжаю из Треви на следующей неделе. Мама потеряла работу на фабрике, и ей предложили должность супервайзера на фабрике в Лондоне. Зарплата намного больше, поэтому мы переезжаем, - сообщил Шон.
Лицо Малкома потускнело. Джейн, которая все еще держала его за руку, слегка сжала ее.
- Мне очень жаль это слышать, - сказала она.
- Да, мне тоже, - согласился Малком.
Он конечно будет скучать по своему другу, но дело было не только в этом.
Шон был на моей стороне насчет Игры. Если он уедет, мы никогда не сможем сыграть в нее снова и отправить монстра обратно.
- Это все? - спросил Бретт, вскакивая на ноги.
- Я тоже уезжаю, - тихо сказала Эмбер.
Это остановило Бретта, и он медленно сел обратно на песок. Малком почувствовал горький укол удовлетворения.
Значит, у него все еще есть чувства к Эмбер.
- Что? - спросила Джейн.
Малкому стало жаль ее. Он знал, как сильно она любит Эмбер, и как ей было больно, когда Эмбер фактически бросила ее, перестав общаться с ней. Он знал, что это было из-за Игры. Он понимал, что Эмбер была напугана и не хотела, чтобы ей об этом напоминали.
Он понимал, что она, вероятно, видела Его. Так же, как и он. Как и все они, несомненно, видели.
- Да, через несколько месяцев, - сказала она. - Папина бабушка умерла и оставила нам огромный дом в Шотландии. Так что мы переезжаем туда в конце этого года.
- Шотландия, - медленно произнес Шон. Он был потрясен.
- Ну вот и все, - грустно сказала Джейн.
- Так сколько из вас видели Его? – неожиданно брякнул Малком. Он не собирался им об этом напоминать, но время у них поджимало. Если они не поговорят об этом сейчас, то другого шанса у них может и не быть.
Бретт издал резкий смешок.
- Не знаю, о чем ты говоришь, приятель.
- Нет, знаешь, - медленно сказал Малком. - Он. Человек из тени. Гробовщик.
- Я. Я видел, - пробормотал Шон. - Но тебе не следовало называть его по имени. Это дает ему больше власти.
Черт, - подумал Малком. - Он может быть прав. - Мальчик вспомнил о том, как они с Джейн говорили о нем. Не часто, но иногда они говорили о человеке в высокой шляпе, которого видели в темноте ночи, стоящего у изножья кровати или выглядывающего из-за двери или из шкафа. Тогда он решил, что они никогда больше не будут говорить о Нем.
- Да, я понимаю тебя. Но нам все равно нужно поговорить об этом сейчас. Нам нужно снова сыграть в Игру. Нам нужно отправить Его обратно.
Шон закивал.
- Да. Да.
- Вы все - кучка тупых пиздюков, - сказал Бретт, поднимаясь на ноги. - Призраков не существует. Прощайте. Счастливой жизни.
- Ради всего святого, Бретт, - почти плаксиво простонал Шон. - Малком прав!
- Пожалуйста, Бретт, - крикнул Малком вслед удаляющейся фигуре. - Я знаю, что ты тоже его видел. Ты можешь отрицать это до посинения, но это правда. Мы должны дать друг другу обещание, прямо здесь и сейчас. Если Он вернется, неважно, как раскидает нас жизнь, мы встретимся в этом месте и покончим с этим.
Но Бретт ушел, даже не оглянувшись.
Эмбер тоже поднялась на ноги.
- Мне нужно идти.
- Почему ты молчишь? Я знаю, что ты тоже его видела. Это написано у тебя на лице, - сказала Джейн.
- Вы все сошли с ума, это похоже на групповую истерию, или массовую галлюцинацию, или еще какую-то чушь. Извините, но мне действительно пора.
Малком в отчаянии смотрел, как Эмбер тоже уходит.
- Эмбер! Подожди! - позвал ее Шон.
Она повернулась к ним, солнечный свет переливался в ее светлых волосах, обрамляя лицо девочки, как золотистое облако. Впервые Малком заметил, как она красива. Он ясно увидел прекрасную женщину, которой она однажды станет.
Да. Если только Гробовщик не доберется до нее раньше.
- Просто пообещай нам, - сказал Шон, - пообещай, что ты вернешься, если дела пойдут плохо. Неважно, где ты будешь, ты вернешься.
Она постояла еще мгновение, как бы обдумывая его слова. Им показалось, что у нее был порыв разоткровенничаться, но в последний момент девочка покачала головой и произнесла:
- До свидания, - она махнула на прощание, потом повернулась и пошла прочь.
2017 г.
Малком глубоко вздохнул. Он сидел на том самом месте, где сидел годы назад, когда Бретт и Эмбер ушли во всех смыслах этого слова. Шон тоже отдалился, и это был практически последний раз, когда Малком с ним разговаривал.
По крайней мере, Джейн оставалась с ним некоторое время, вплоть до того момента, когда в восемнадцать лет уехала в университет. Он был благодарен за те годы, которые они провели вместе. Верный своему слову, они больше никогда не заводил разговор о Гробовщике, и ни Джейн, ни он больше Его не видели.
До недавнего момента.
Инстинктивно он знал, что остальные тоже видели Его. Существо, которое они призвали из потустороннего мира, вернулось. Он чуть не рассмеялся над этим, звучало как фраза из плохого фильма ужасов, но это была правда. Он просто молился, чтобы у остальных хватило здравого смысла вернуться сюда, пока не стало слишком поздно.
Он верил, что так и будет.
На него упала тень, и еще до того, как мужчина поднял голову, он понял, кто это. Его сердце подпрыгнуло при звуке голоса, который он так долго мечтал услышать:
- Привет, Малком. Давно не виделись.
Она села рядом с ним, прислонившись к скале. С замиранием сердца он смотрел на женщину. Она немного располнела, немного постарела, но в остальном была по-прежнему прекрасна. Она все еще была ею.
- Как ты узнала, где меня найти? - спросил он.
- Я пришла к тебе домой, и дверь открыла незнакомая женщина. Она сказала, что вы продали свой дом пять лет назад и купили коттедж на Бэкстрит Ист. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что вы купили дом Бретта. Тогда я пошла туда, но там никого не было. Почему вы купили старый дом Бретта?
- Когда отец Бретта умер от алкоголизма, дом выставили на продажу. И я купил его. Это хороший дом, и ближе к гавани, а бабушкино жилье было слишком маленьким...
Его голос прервался, поскольку он был не совсем честен. Да, на первый взгляд, все вышесказанное было правдой. Его родители погибли в автокатастрофе, когда ему было всего три года, и его пятидесятипятилетняя бабушка взяла его на воспитание в свой маленький домик. Она скончалась сразу после того, как Джейн уехала в университет, оставив дом ему. Старый дом Бретта был намного больше, и поскольку он мог позволить себе переезд, это было вполне логично.
Но не это было настоящей причиной такого решения.
Настоящая причина была в том, что именно там они играли в Игру. И закончить ее должны были там, где начали. И Малком долго ждал этого дня.
- Ты видел Бретта, когда покупал его дом?
- Нет. Когда он уехал в восемнадцать лет, то больше не вернулся. Он продал дом через третьих лиц, возможно, даже и знает, что это я его купил.
Малком произнес это, сам не веря в эти слова.
- Ты до сих пор не сказала мне, как узнала, где меня найти.
- Назовем это женской интуицией. Это последнее место, где мы были все вместе.
- Ты счастлива в браке? - неожиданно спросил он, удивив даже самого себя.
Она повернулась и впервые пристально посмотрела на него.
- Замужем, да. Счастлива - нет.
Затем Джейн рассказала ему о том, что ее муж ушел от нее к другой, и как только он ушел, она увидела Его.
- Он вернулся, не так ли?
Неосознанно Малком потер бок. Две ночи назад человек-тень прижал его к кровати и вонзил свои лезвия в его тело. Но прежде чем смог причинить реальный вред, Он исчез.
- Да.
Мужчина поднял свою белую футболку и снял повязку. Джейн резко втянула воздух, ее большие карие глаза расширились от ужаса.
- Он прикасался к тебе?
- Я бы сказал, что не просто прикасался.
Он не хотел иронизировать, но сказанного не воротишь. Хотя Джейн, казалось, не обиделась. Более того, она потянулась к его руке и нежно сжала ее, как делала это раньше.
Его сердце ускорило бег.
- Я всегда любил тебя, Джейн.
- То есть ты...
- Что я? Я так и не смог тебя забыть, ты всегда была здесь, - он приложил руку к груди в районе сердца и пристально посмотрел ей в глаза. - Почему ты никогда не приезжала?
- Потому что, мои родители переехали в Кент, когда я училась в университете, мне некуда было возвращаться.
Ее слова ужалили его так же сильно, ударив, как пощечина, но он не выдернул свою руку из ее. Это было бы неучтиво.
- Мне было бы ради чего вернуться.
- Я не могла. Это было бы слишком похоже на движение назад.
- Поэтому ты двинулась вперед. С Себастьяном.
Она заметно вздрогнула.
- Мне жаль. Я никогда не хотела причинить тебе боль. Я была так молода, и я влюбилась.
Малком больше ничего не добавил. Прошлое было прошлым, а она была здесь и сейчас, и это было все, что имело значение.
- Что будет дальше? - спросила она.
- Дальше? Подождем.
- Чего ждать?
- Пока прибудут остальные.
Она замолчала на мгновение, как бы обдумывая его слова.
- Ты думаешь, они приедут?
- Да. - Если они только уже не мертвы, - тихо добавил он про себя.
- Но у нас нет Игры. Я думаю, мы могли бы воспроизвести ее как можно лучше и сочинить стихотворение, близкое к оригиналу. Может быть, оно не обязательно должно быть точным...
- Я сохранил игру.
Джейн уставилась на него, затаив дыхание.
- Что? Сохранил? Как? Откуда она у тебя? – засыпала его вопросами женщина.
- После того, как мы сыграли в нее, я знал, что Бретт ее выбросит. Поэтому той ночью я пробрался к его дому и вытащил коробку из их мусорного контейнера.
- Все эти годы она была у тебя? И ты никогда не думал рассказать мне?
- Я хранил его в глубине своего шкафа. Я не говорил тебе, потому что не хотел тебя пугать.
- Ты не сказал мне на случай, если бы я захотела избавиться от этой чертовой штуки, ты хочешь сказать?
Ладно, - подумал он, - возможно, так и было...
Малком замешкался, размышляя, как лучше ответить.
К его удивлению, она обхватила его лицо ладонями и крепко поцеловала в губы.
- Ты - гений.
Несмотря на свои тридцать девять лет, он покраснел, как школьник.
- Нет. Я просто рыбак.
- Прямо как отец Бретта, - мягко сказала она. - Интересно, что подумает об этом Бретт, если приедет, конечно.
Да. Если приедет. - На мгновение его охватило сомнение. - Если он еще жив.
Он отогнал эту нездоровую мысль, вспомнив свою встречу с Гробовщиком. Тот еще не был достаточно силен, и у них еще было время остановить его...
Малком вскочил на ноги и протянул руку единственной женщине, которую когда-либо любил. Она взяла его ладонь в свою, и он потянул ее вверх.
- Пойдем ко мне. Мы должны подготовиться.
2017 г.
Шон потратил семьдесят из своих последних девяноста фунтов на билет на поезд из Виктории в Пензанс и чувствовал себя жалким. Он стоял, дрожа, на железнодорожной платформе Пензанса и думал, ходят ли автобусы в восемь тридцать девять вечера в воскресенье. Черт возьми, до Треви было всего семь миль; он мог бы просто пройти их пешком, если бы других вариантов не было.
Дрожа от холода ранней летней ночи, он перевесил свой побитый рюкзак с левого плеча на правое и плотнее натянул на себя столь же побитую кожаную куртку.
Когда он вышел с вокзала и пошел по быстро темнеющей набережной в поисках автобуса, его охватило неприятное чувство.
Было ощущение, что за ним наблюдают. Он остановился, медленно повернувшись на месте.
А, к черту. Только не это.
Увидев Его впереди, он ничуть этому не удивился. Как и в Лондоне, Гробовщик стоял под деревом и очертания его фигуры состояли полностью из теней, но он узнал его безошибочно.
Он не нападет на меня в общественном месте.
Так Шон говорил себе, но не совсем верил. Пересекая в меру оживленную главную дорогу, он старался не смотреть на пугающие тени.
Но ублюдочная тварь становилась все сильнее, он чувствовал это. Он должен был найти остальных, пока не стало слишком поздно. Мужчина вспомнил, как в последний раз они все вместе были на пляже в Треаве, вспомнил свое обещание. Точнее, вспомнил обещание, данное ими с Малкомом и Джейн. Потому что Эмбер и Бретт ничего не обещали.
Но они приедут. Они должны приехать.
С тревогой осознавая, что время на исходе, он ускорил шаг. Нужно было как можно скорее добраться до Треви.
Он должен был найти остальных.
Эмбер была измотана. После произошедшего три ночи назад и последующим наложением швов в больнице она села на первый же самолет в Англию. Женщине пришлось соврать доктору, что раны получены в результаты мазохистских игр, и что ее любовник слишком увлекся. Доктор настоятельно посоветовал ей воздержаться от содомии по крайней мере несколько месяцев и в следующий раз использовать смазку.
Но, Господи, несмотря на лекарства, ее задница все еще болела, как будто ей туда засунули включенный паяльник и забыли выключить. И сейчас, сидя на жесткой скамейке на открытой веранде паба "Лис и пес", откуда открывался вид на маленькую гавань Треаве, женщина ерзала по ней, словно сидела на иголках.
- Я вас здесь раньше не видел, - произнес голос с сильным корнуэльским говором.
- Нет, - ответила она, даже не поднимая глаз. - Полагаю, что не видели.
- Вы американка, - это был не вопрос, а уточнение. - Как вас сюда занесло?
Уголком глаза она отметила его молодость и привлекательность заговорившего с ней мужчины. Он был строен и выглядел как серфер. При обычных обстоятельствах она вполне могла бы его подцепить и, наверное, сразу бы залезла с ним в койку.
Но не сегодня.
- Я родом отсюда, - тихо сказала она, по-прежнему пряча глаза от незнакомца. - И я встречаюсь со старыми друзьями, так что если вы не возражаете...
Ее голос прервался, когда она увидела знакомую фигуру, прогуливающуюся по набережной гавани. Его походку невозможно было перепутать; ей всегда нравилась его развязность. Каким-то образом ему удавалось выглядеть одновременно и как бродяга, и как рок-звезда, с его иссиня-черными волосами, которые были слишком длинными для того, чтобы его могли принять в таком виде на любую приличную работу, и рваными джинсами. Рюкзак, небрежно перекинутый через широкое плечо, видал лучшие времена и был полярной противоположностью ее тщательно ухоженному и возмутительно дорогому наряду.
Ее сердце заколотилось быстрее, а дыхание перехватило в горле, когда высокий, стройный мужчина внезапно остановился прямо напротив пивной, словно почувствовав, что за ним наблюдают.
Затем, как в сцене из романтического романа, которые она тайком читала, их глаза встретились.
Глаза волкодава, - рассеянно подумала она. Тот самый оттенок бледно-голубого, который всегда преследовал ее в самых сокровенных, самых тайных мечтах.
Он улыбнулся ей; той самой очаровательной кривой улыбкой, которую она когда-то так любила. Его кривоватая ухмылка так отличалась от идеальных, пластиковых улыбок, которые можно встретить в Нью-Йорке. Он был самым настоящим из всех, кого она знала за всю свою жизнь, и впервые за долгое время женщина почувствовала себя как дома.
Эмбер улыбнулась в ответ и слегка приподняла дрожащую руку, изо всех сил стараясь взять свои эмоции под контроль.
Обезболивающие, которые я принимаю, должно быть, затуманили мне мозг.
- Так это твой друг, да? - сказал незнакомец. – Тогда не буду мешать.
- Да, - рассеянно пробормотала она, не отводя взгляда от Шона. - Было приятно пообщаться.
Шон перешел улицу, и она поднялась на ноги, когда он подошел.
- Привет, - неуверенно сказала она.
- И тебе привет. Ты хорошо выглядишь, Эмбер.
На мгновение они замерли в неловком молчании, прежде чем Шон порывисто прильнул к ней и заключил в свои объятия. Он был не так уж высок, но в этот момент казалось, что он гигант, возвышающийся над ее пятью футами шестью дюймами, и она всхлипнула.
- Вот так встреча, да? - сказала женщина, убеждая себя, что першение в горле вызвано тем, что ее чуть не задушили прошлой ночью, а не тем, что она едва не разрыдалась от нахлынувших чувств.
Он держал ее на расстоянии вытянутой руки, его большие ладони обхватили ее худенькие плечи. От взгляда в его бледные глаза по всему телу побежали мурашки.
- Боже, Эмбер. Я так рад тебя видеть.
- Да. Я тебя тоже, Шон.
Он неожиданно улыбнулся ей, и его улыбка была похоже на солнце, пробивающееся сквозь дождевые облака.
- У тебя американский акцент?
- Да, наверное, да, - протянула она. - Последние пятнадцать лет я живу в Нью-Йорке.
- Ну, разве это не здорово!
- Жаль, что мы не встретились раньше, - неожиданно сказала она.
Даже сама Эмбер не была уверена, что имела в виду. Она вообще раньше никогда не была такой сентиментальной.
- Наверное, мы все убегали от прошлого. Ну ты понимаешь, от Него. Мы не хотели вытаскивать Его на поверхность, но Он все равно нашел нас.
- Как ты думаешь, остальные появятся?
- Ты уже пыталась их искать?
Стыдливо покачав головой, она перевела взгляд на свое пиво на деревянном столе. "Голландская храбрость".
- Ну, я только ходила к Малкому. Очевидно, он переехал. По крайней мере, мне никто не открыл.
По ее спине пробежал ледяной пот. Ей даже не пришло в голову, что Малком может больше не жить в Треаве. Он был корнуэльцем, в отличие от остальных, которые переехали сюда со своими семьями, когда были совсем маленькими. Она не могла представить, что он когда-нибудь уедет отсюда, но почему бы и нет?
Треаве – небольшой городок. Если остальные здесь, мы их найдем.
- Не смотри так испуганно. Я тоже был у него. В отличие от тебя, застал новых хозяев. Женщина сказала мне, что он купил старый дом Бретта несколько лет назад. Говорит, что сегодня его искала женщина примерно моего возраста. Я так понимаю, не ты.
- Джейн, - вздохнула Эмбер с облегчением. – Мне почему-то казалось, что они поженятся.
- Да. Я тоже. Ну что, пойдем?
Ее желудок скрутило в тугой узел от ужаса.
- Да. Давай сделаем это.
Шон был заворожен внешностью Эмбер. Она выглядела ослепительно, несмотря на очевидную усталость и количество ботокса, вколотого в ее лоб. Он также не мог не увидеть синяки на ее шее, которые мельком заметил, когда тонкий, облегающий и невероятно сексуальный пуловер-поло съехал вниз, когда она нервно одергивала свою одежду.
Направляясь по короткому пути к старому дому Бретта, они обменивались историями своей жизни. Он с восторженным вниманием слушал, как Эмбер рассказывала ему о том, как она жила в Шотландии со своими родителями и училась в Эдинбургском университете, а затем сделала блестящую карьеру в Нью-Йорке. Ее родители уехали, выйдя на пенсию на юг Франции, и Шон почувствовал эмоциональную дистанцию, которая существовала между ней и ее родителями, как это было всегда. Когда он рассказал ей о смерти своей мамы, на ее глаза навернулись слезы.
Они не говорили о Нем. Пока не говорили. Когда они добрались до коттеджа, Шону показалось, что он провел с этой женщиной всю свою жизнь. Находиться с ней рядом было так же естественно, как дышать. Его голова шла кругом, и та женщина, которая, как он думал, была любовью всей его жизни, была тут же забыта.
- Ты готова? - спросил он, когда они стояли на пороге бывшего дома Бретта, ныне Малкома.
- Как никогда, - ответила она.
Женщина протянула руку, чтобы сжать его ладонь, и тот почувствовал, как у него свело желудок.
О Боже, это плохо.
Но он не знал, к чему больше относилась эта мысль, к тому, с чем им предстояло столкнуться, или к лавине эмоций из-за встречи с Эмбер. В любом случае, он понял, что ему крышка.
Малком открыл перед ними дверь, и хотя прошло двадцать семь лет, он почти не изменился. На мгновение Шона охватили эмоции, как и при первой встрече с Эмбер.
Он окинул взглядом своего старого друга. Тот не был уже таким пухлым, как в детстве, но оставался довольно крупным парнем. И хотя ростом он был с Шона, Малком был почти вдвое шире Шона. Он был крепким, но не казался ни толстым, ни чрезмерно мускулистым. Шон рассматривал его короткие седеющие волосы, загорелую шею и лицо. Его лицо было добрым, неказистым, с преждевременными морщинами от солнца.
- Вы приехали, - сказал он, слово совсем не удивившись встречи с друзьями детства, с которыми не виделся много лет. - Заходите.
Они вошли в старую гостиную Бретта. Гостиную Малкома, точнее. Теперь она выглядела иначе - исчез вычурный декор, сменившись современной строгой отделкой и простой мебелью из коричневой кожи.
- Привет, - сказала Джейн, вставая с дивана.
Эмбер издала придушенный всхлип.
- Джейн, - задыхаясь, пролепетала она и обняла старую подругу.
Шон испытал мгновенную вспышку ревности - Эмбер не встретила его так тепло и эмоционально, но это быстро забылось, когда ностальгия тоже выбила из него слезу.
- Вот черт, - сказал он, подошел к Малкому и крепко обнял его. - Прости, приятель, - пробормотал он, похлопывая его по спине. - Я был таким придурком.
Малком прочистил горло.
- Это не твоя вина, что тебе пришлось уехать. Никто в этом не виноват.
Эмбер, вытирая слезы и все еще обнимая Джейн, спросила:
- Где Бретт?
Шон отпустил Малкома и сел на диван, забросив ноги на стеклянный журнальный столик перед собой и заложив руки за голову.
Его взгляд скользнул по Джейн. Она не сохранила своей привлекательности, как Эмбер, но, возможно, она никогда и не была красива в классическом понимании, однако сохранила свою непосредственность и миловидность с копной роскошных каштановых волос и большими карими глазами.
- Он еще не приехал, - сказала Джейн.
- Не знаю, как вам, а мне хочется выпить, - сказал Малком и направился к двери, ведущей на кухню.
- Приятель, ты словно читаешь мои мысли, - сказал Шон.
- И я не откажусь, - сказала Эмбер, опускаясь на диван рядом с ним.
Было так невероятно приятно сидеть рядом с Эмбер, и впервые за долгое время, несмотря на все это дерьмо, он чувствовал безмятежность.
Джейн села на двухместный диван напротив, и когда Малком вернулся с бутылкой красного вина и четырьмя бокалами, то присел рядом с ней. Со стороны могло показаться, что две обычные пары собирались уютно провести вечер. Для Шона этот момент был столь же прекрасен, сколь и печален, и он знал, что, что бы ни случилось в его жизни, он всегда будет дорожить этим моментом.
- Итак, - сказала Джейн, забирая у Малкома бутылку и сталкивая ноги Шона с журнального столика, после чего Малком поставил бокалы, а она принялась разливать вино. – Что вы делали все эти годы?
Когда каждый из них закончил кратко рассказывать о своей жизни и была осушена вторая бутылка вина, разговор неизбежно перешел на Него.
Эмбер рассказала о своей встречи с Ним, в воцарилась томящая тишина.
- Черт, - пробормотал Шон, придвигаясь ближе к ней на диване и обнимая ее. Она прислонила голову к его груди в утешении. Ее лицо прижалось к его обтягивающей выцветшей футболке с изображением зверька из "Маппетов", бьющего в барабаны, и мужчина почувствовал тепло, исходящее от женщины, что на мгновение рассеяло ледяной страх, сковывающий его тело.
- Так что же нам теперь делать? - пробормотала Эмбер, уткнувшись ему в грудь.
Малком наклонился вперед, сжимая почти пустой бокал вина.
- Я сохранил игру.
- Что? – пораженно произнес Шон.
- Да, я вытащил ее из мусорного контейнера Бретта перед тем, как мусор забрали. Думаю, я всегда знал, что этот день настанет.
- Боже мой, ты умный ублюдок, да? - сказал Шон с некоторым восхищением. - И я полагаю, ты купил и этот дом только для того, чтобы мы имели возможность сыграть в игру в том же месте, что и в первый раз.
- Возможно, - сказал Малком со слабой улыбкой.
- Он ведь не приедет? - сказала Эмбер, снова поднимаясь на ноги.
Как только женщина отстранилась от него, Шону стало еще холоднее, чем до того момента, как она прильнула к его груди.
- Я не знаю, - пожала Джейн, тоже вставая с дивана. – Я думаю, нам нужно выяснить это.
Шон прекрасно понял, о ком они говорили.
Бретт. Где он, мать его?
- И каким образом? - спросил Малком.
- У меня есть кое-какие связи. Мой муж-изменник был еще и светским дерьмом. Мы были на званом ужине с Джимми и его женой.
- Что еще за Джимми? - спросил Шон, заметив, как Малком нахмурился при упоминании ею своего мужа.
- Джеймс Кэмпбелл, начальник полиции. Я уверена, что он сделает по моей просьбе несколько звонков. Если с ним что-то случилось, мы скоро узнаем.
- Друзья в высших кругах, - присвистнул Шон. Единственным высокопоставленным другом у него был Фред, который работал в местной закусочной. Иногда, если Шону везло, он получал бесплатное маринованное яйцо вместе с рыбой и чипсами.
Они наблюдали за Джейн, бродящей по комнате, на ходу разговаривающей по мобильному:
- Привет, Джимми, это Джейн... Я в порядке, спасибо... Вообще-то, мне нужна услуга... Не мог бы ты кое-что выяснить о человеке по имени Бретт Эллисон...
Пройдя на кухню, она закрыла за собой дверь, и ее голос опустился до невнятного бормотания. Они сидели молча, напрягая слух, но безрезультатно.
Через пять минут Джейн вернулась в комнату с еще одной бутылкой вина.
- Ну как? - спросил Малком. - Ты что-нибудь выяснила?
- Он сказал, что перезвонит мне.
- Ладно, - вздохнул Шон. - И если с ним все в порядке, тогда, я думаю, нам придется просто позвонить ему и попросить приехать. Твоей приятель сможет получить его контактные данные, верно?
Эмбер положила руку ему на колено, и он понял, что его нога трясется.
- Извини. Нервное подергивание, - сказал он со слабой улыбкой.
Все их взгляды сосредоточились на мобильном телефоне Джейн на кофейном столике, едва тот зазвонил.
Джейн схватила его.
- Да? - Ее лицо бледнело, пока она слушала, что говорит человек на другом конце линии. - Хорошо. Большое спасибо.
Они выжидающе смотрели на нее.
- Бретт мертв. Он был найден убитым в захудалом отеле вчера вечером. Ведется расследование. Джимми говорит, что у них нет никаких зацепок.
Эмбер издала придушенный всхлип и закрыла лицо руками.
- Черт, - пробормотал Шон себе под нос. - Он его убил, да? - Ему никто не ответил. - Дерьмо, - пробормотал он снова.
- Ты помнишь, что сказала старуха, не так ли? - сказал Малком. - Что мы не можем сыграть, если кто-то из первоначальной компании не включится в игру, но мы можем сыграть, если этот кто-то умер.
Джейн кивнула, ее лицо побледнело.
- Малком прав. Именно поэтому мы здесь. Мы должны закончить Игру.
Все было так же, как и двадцать семь лет назад, за исключением отсутствия Бретта. Обстановка в кухне была кардинально другой, игроков стало меньше, но было ощущение, что они шагнули назад во времени. Стол был похож на своего шаткого предшественника, и они расселись на те же места, что и тогда, оставив пустым стул на том месте, где сидел Бретт.
Это пустое место было для Шона как нож в сердце, и, на мгновение ему показалось, что Бретт сидит на стуле, тот самый мальчик, каким он был все эти годы назад. У Шона свело живот. Все было именно так, как он помнил, и желание убежать и никогда не оглядываться было настолько сильным, что он едва не дал деру, но в последний момент заставил себя усидеть на месте и не поддаваться панике.
Эмбер взяла в руки инструкцию, листы которой теперь пожелтели и загибались по углам.
- Не могу поверить, что ты сохранил ее. Мне ведь не придется зачитывать ее снова?
- Думаю, нет, - сказал Малком. - Может быть, нам просто каждому написать то же самое, что мы написали в прошлый раз?
На этот раз не было ни смеха, ни подколов, и когда Шон взял у Эмбер ручку, чтобы заполнить свой клочок бумаги, его рука дрожала, словно при болезни Паркинсона. Было ощущение, что он подписывает свой приговор.
Когда они закончили, Эмбер зачитала свой вариант:
- Он носит шляпу гробовщика.
Как только она это произнесла, над ними раздался скрип, и на секунду свет замерцал.
- Ты чувствуешь это? - прошептала Джейн.
Температура в комнате упала на пару градусов, а на улице начался дождь. Крупные капли дождя били по оконному стеклу, и Шон заерзал на своем стуле, чувство страха усиливалось с каждой секундой.
Малком протянул руку и сжал плечо Джейн.
- Мы не можем остановиться сейчас.
Следующим должен был быть Бретт, с его "у него острые акульи зубы", и на мгновение все почтительно замолчали.
Шон прочистил горло и раскрыл свой клочок бумаги.
- У него на одной руке лезвия вместо пальцев.
Его слова сопровождала вспышка молнии, за которой последовал громкий раскат грома.
О, к черту это дерьмо, - подумал он.
Мужчина взглянул на Джейн, которая сидела слева от него; теперь была ее очередь. По ее щекам текли слезы.
- Это как-то неправильно, - сказала она так тихо, что они едва могли ее услышать. - Старуха была не права, это уже не остановить. Чем больше мы играем в это, тем больше власти Ему даем.
- Нет, - сказал Шон, и это прозвучало намного жёстче, чем ему хотелось. - Все, что мы должны сделать, это закончить Игру.
Черт. Что если она права? Что если мы делаем Его сильнее?
- Все в порядке, детка, мы справимся...
Слова Малкома оборвались из-за наступившего хаоса.
Крик Эмбер ударил Шону в уши, когда Джейн взлетела до самого потолка. Ее подняло со стула с такой силой, что Шон почувствовал дуновение воздуха.
С открытым ртом и выпученными глазами он запрокинул голову, не в силах осознать что то, что он видит, происходит на самом деле. Это было невозможно, но это происходило.
Джейн была прижата спиной к потолку. Ее каштановые волосы свисали вниз двумя блестящими прядями по обе стороны ее испуганного лица.
- Джейн! - прокричал Малком, вскакивая на ноги и опрокидывая стул в спешке. - Отпусти ее!
На секунду Шон мельком увидел Его. Он был прозрачной тенью, которая накрыла Джейн, тенью, которая своими длинными руками удерживала женщину на потолке.
А затем Он исчез, и Джейн рухнула вниз, в то время как Малком и Шон прыгнули вперед, пытаясь поймать ее. Им это удалось лишь отчасти, к сожалению, Джейн ударились бедрами о столешницу с тошнотворным хрустом, Малкому удалось поймать только ее верхнюю часть тела, при этом ее колено врезалось в челюсть Шона, и тот попятился назад, в ушах у него звенело, а в глазах поплыли круги. Он завалился на спину, съехав на пол, прижавшись к плите.
Эмбер бросилась к нему, обняв Шона за плечи и уткнулась лицом ему в шею. Ее всхлипывания стали громче, когда его слух и зрение прояснились.
Он увидел Малкома и Джейн на другой стороне кухни, они тоже лежали на полу, как и он с Эмбер.
И тут кровь превратилась в лед в жилах Шона, когда он увидел Его, возвышающегося над ними. Существо больше не было прозрачным, и Шон в немом ужасе наблюдал, как оно протянуло руки и снова подхватило Джейн, словно та весила не больше тряпичной куклы. Гробовщик поднял ее за горло, прижав к стене. Ее ноги подкосились, а лицо переменило цвет, став ярко пурпурным.
В мгновение ока вскочил Малком и пытался ухватиться за существо, но его руки каждый раз проходили сквозь него. С нарочитой медлительностью человек-тень поднял руку с пальцами-лезвиями и вонзил свои смертоносные орудия в грудь Джейн. Потом медленно потянул руку вниз, распарывая ее плоть.
Ее внутренности вывалились на пол мокрой кучей: спираль за спиралью розовато-коричневых кишок и потоки крови.
Эмбер закричала ему в ухо, на мгновение оглушив его.
Затем настала очередь Малкома. Существо отпустило Джейн, и та рухнула на пол, приземлившись неуклюжей кучей на собственные внутренности.
Гробовщик потянулся к Малкому, его руки были подобны двум разящим кобрам. Схватив кричащего, испуганного человека за руки, он поднял его на несколько дюймов от пола и притянул к себе. Тварь открывала свой зубастый рот все шире и шире. Сначала Шон подумал, что ему показалось, но человек-тень определенно увеличивался в размерах, заполняя все большее пространство вокруг. Его рот раскрывался, как у змеи, внутри него поблескивали острые клыки.
Шону вспомнилась картина, которая всегда пугала его. Он не мог вспомнить имя художника, но помнил название.
Сатана, пожирающий своего сына.
Картина, которая изображала дьявола, держащего тело голого, обезглавленного человека и пожирающего полусъеденную руку.
Голова Малкома, который исходил криком исчезла в зияющей пасти твари, а затем его крики оборвались, руки и ноги обмякли.
Тварь щелкнула зубами и сглотнула, отбросив в сторону обезглавленное тело жертвы.
Адское существо, казалось, снова уменьшилось, а затем повернуло голову в их сторону. Шон не видел глаза твари под широкими полями его постоянно искажающейся шляпы, но ощутил тяжесть ее пустого взгляда.
Тень стремительно переместилась к ним и без труда вырвала кричащую Эмбер из его объятий, швырнув ту к стене рядом с плитой.
Шон бросился на существо, но его руки прошли сквозь него насквозь и заледенели, словно окунулись в ледяную воду. Он беспомощно наблюдал, как лезвия на руке Гробовщика проскользнули между ног Эмбер и проникли в ее тело.
Она завыла, как банши, когда кровь хлынула между ее бедер, мгновенно пропитав ее бежевые брюки и растекаясь под ее ногами на кафельном полу.
- Нет, нет, нет, ты ублюдок, - закричал Шон, делая единственное, что пришло ему в голову: он потянулся за спину и включил все четыре газовые конфорки и духовку.
Газ с шипением выходил ровным шумным потоком, тошнотворный и ужасный, отчего у мужчины закружилась голова. Существо, казалось, ничего не замечало, разрывая на куски уже мертвую Эмбер, снова и снова вонзая в нее свои лезвия. Шон распахнул дверцу духовки прямо у себя над головой и тут же его стошнило на пол.
- Пошел ты, - прошептал мужчина, сплевывая рвоту.
Он пошарил в переднем кармане своих рваных джинсов в поисках зажигалки. Его мысли затуманивались, рефлексы притуплялись. Эмбер была уже мертва, и он ничем не мог ей помочь.
Но он все еще мог помочь себе, и уничтожить эту адскую игру. Шон застыл в ужасе, когда понял, что монстр оставил изувеченное тело Эмбер, устремив свой бесстрастный взгляд на него.
На какое-то жуткое мгновение его онемевшие пальцы просто перестали слушаться, беспомощно сжимая зажигалку. В тот самый момент, когда существо протянуло к нему руки, он смог наконец-то крутануть колесико. Воздух завибрировал от распространяющегося по комнате газа, как мираж в пустыне, а затем вокруг него вспыхнуло яркое зарево.
Шон умер мгновенно, исчезнув в огненном шаре.
Возле горящего дома собралась небольшая толпа.
- Все назад! - крикнул один из пожарных в громкоговоритель. - Спускайтесь к набережной, не мешайте работе. Сейчас подъедет полиция.
В воздухе стоял густой удушающий дым, и десятилетний Итан прижался к маме. Он и его недавно разведенная мать жили через шесть домов от горящего коттеджа.
- Слава Богу, идет дождь, - сказала его мама, скорее себе, чем ему.
- Почему здесь полиция? - спросил он, увидев подъезжающую машину с мигалками. - Мы не сделали ничего плохого.
- Я знаю, милый, - успокаивала его мама. - Дом взлетает на воздух в результате взрыва газа. Они просто хотят эвакуировать район на случай, если загорятся другие дома. Полиция хочет со всеми поговорить, вот и все. Они хотят убедиться, что с нами все в порядке.
- Они собираются обвинить нас?
Ее мать рассмеялась, но для Итана это прозвучало не очень убедительно.
- Нет, милый, они просто делают свою работу.
- Кто-нибудь умер, мамочка?
Итан подумал о человеке, который жил в этом доме. Рыбаке. Всегда дружелюбный мужчина был примерно одного возраста с его мамой.
- Я не знаю, малыш. Я даже не знаю, был ли кто-нибудь в доме в момент взрыва. Что это ты там сжимаешь в руке?
Инстинктивно Итан крепче зажал настольную игру в подмышке. По какой-то причине, которую не мог объяснить, он чувствовал себя защищенным с нею. Когда они с мамой выбежали на улицу, услышав взрыв, вместе со всеми, кто жил на этой улице, его внимание привлекла продолговатая коробка посреди дороги. Когда мама отвернулась, чтобы поговорить с соседкой, он бросился к ней и взял ее в руки.
И что самое странное, капли дождя как будто огибали коробку, совсем не попадая на нее. Но теперь, Итану казалось, что ему это просто привиделось.
- Ничего. Это просто моя игра, - солгал он. - Наверное, я прихватил ее, когда мы вышли на улицу.
Игра теней... Интересно, что это за игра? - подумал он.
Женщина нахмурилась.
- Правда? А я и не заметила. Неважно, пойдем, нам пора, - сказала она в тот момент, когда к ним подошел полицейский в форме.
- Пожалуйста, спуститесь к набережной, - сказал мужчина, призывая толпу разойтись.
Она потянула сына в сторону набережной, и мальчик бросил последний взгляд на горящий дом.
На секунду ему показалось, что он видит тень, похожую по фигуре на человека, в окне нижнего этажа; пламя лизало ее.
Он моргнул, и видение исчезло.
Итан последовал за мамой на набережную, крепко прижимая игру к груди.
Здравствуйте, читатель, вы дошли до конца "Игры теней". Спасибо, что прочитали, и я надеюсь, что вам понравилась эта история. Советую вам не останавливать на этом и перейти к моему экстремальному роману ужасов "Ошибка ее отца". Но, пожалуйста, имейте в виду, что он гораздо более жуткий, чем "Игры теней".
Если вы читаете меня впервые, большое спасибо, что потратили свое время на эту книгу и дочитали ее до конца. Если вам понравилось, и вы хотите продолжить знакомство со мной, как с автором, спасибо вам большое. Я бы не смоглa этого сделать без вашей постоянной поддержки, и я даже не могу выразить, насколько я благодарна вам за то, что вы читаете мои истории.
До следующего раза,
Сэм.
Переводчик: Олег Верещагин
Редактор: Filibuster
Мистер Тикл – персонаж одноименной книги Роджера Харгривза с необычайно длинными руками.