Лес и Марджори сидели рядом друг с другом на своем двухместном диване в цветочек, ожидая звонка в дверь и неминуемого появления карлика.
***
Они уже довольно давно подумывали о том, чтобы завести ребенка. Ну, Марджори так точно. А Лесу на самом деле было наплевать. В молодости он несколько раз обдумывал эту идею, но, как правило, это происходило после того, как он выпивал слишком много и был слишком пьян, чтобы отдавать себе отчёт в том, что он делает и что несёт. Он говорил своим партнершам по соитию, обычно какой-нибудь сморщенной, беззубой проститутке, которая обменяла свою изрядно поношенную вагину на мелочь в его кармане, что, если им случится завести ребенка, он позаботится о них обоих.
Но Лес все чаще сталкивался с тем, что Марджори проявляла признаки того, что хочет быть матерью. Часто он заставал ее сидящей в кресле для кормления в свободной спальне – она была сделана так, чтобы напоминать детскую, – с пластиковой куклой, прижатой к обнаженной груди. Она мягко раскачивалась взад и вперед, погруженная в какую-то непроницаемую личную фантазию, ласкала неодушевленный предмет, в то время как сама была в полусне, выглядя так, как будто ее разбудил глубокой ночью плачущий младенец.
Ночью, когда Лес проходил мимо открытой двери, направляясь в ванную, чтобы отлить, Марджори отчитывала его за то, что он случайно наступил на скрипучую половицу или громко пёрднул. Она подносила палец к губам и хмурилась, как строгая матрона, потому что звуки могли потревожить безжизненный кусок пластика, который она нежно прижимала к груди.
***
К несчастью для Марджори, недавно они узнали, что количество спермы у Леса было ниже, чем у того настроения, в котором он всегда был, когда возвращался домой после работы охранника на какой-то богом забытой стройке. Он входил, шаркая ногами, скидывал ботинки и ослаблял галстук. Несмотря на то, что Марджори знала о затруднительном положении, связанном с его мужеством, она все равно набрасывалась на него в тщетной надежде, что врачи ошиблись в своем диагнозе.
Но Лес любил Марджори. Он думал про себя, что как жена она не так уж плоха. Он старался как можно лучше удовлетворять ее сексуальные домогательства и так часто, как она настаивала, хотя во время этого бесполезного процесса он чаще всего думал о других вещах - нужно ли пылесосить машину, или подстричь траву, или что он получит на ужин. Ему даже удавалось изобразить восторженную улыбку, пока он расстегивал молнию на брюках и шарил пальцами в дырке, пытаясь достать свой пухлый розовый член, как будто это была последняя сырая скользкая колбаса, оставшаяся в упаковке, которая все время ускользала от его хватки.
Он предпочел эту рутину предложению Марджори об усыновлении. Ему не особенно нравилась эта идея – они не могли быть уверены в том, что получат за свои деньги. Он представлял, что приемные дети похожи на подержанные автомобили; они казались надежными, когда вы отправлялись на тест-драйв в демонстрационный зал. Но через несколько недель, проведенных дома, недостатки начнут давать о себе знать, и тогда вы останетесь с никчемным куском дерьма, который никто другой не захочет снять с ваших рук за справедливую цену.
И в любом случае, учитывая его "сомнительный" послужной список, были шансы, что они не смогут усыновить находящегося под угрозой исчезновения орангутанга, живущего на дереве за тысячи миль отсюда, не говоря уже о ребенке – иждивенце, который будет жить в их общем пространстве - скромном жилище с двумя спальнями, полном острых углов и открытых электрических розеток, которые не беспокоили его настолько, чтобы лично захотеть разобраться в них на предмет потенциального присутствия несовершеннолетнего.
Лес пытался удовлетворить материнские порывы Марджори, купив котенка, за которым она должна была присматривать, но все пошло наперекосяк при первой же представившейся возможности. Марджори начала надевать на него подгузники, вырезав грубое отверстие на задней стороне, чтобы его хвост мог просунуться. Вместо лотка для мусора котенку пришлось нагадить в эти подгузники. Затем Марджори проводила добрую часть дня, выковыривая комки сухого кошачьего дерьма из его спутанной шерсти.
Она также настояла, чтобы он сосал искусственную грудь, которая была слишком великa для его рта. Она попыталась втиснуть её внутрь, но котенок пискнул в качестве пробы, его вытянутые лапы пытались отбросить грудь. После того как котенок сбежал, Марджори несколько недель была в отчаянии. Безудержно причитая, она царапала обои, украшенные отпечатками лап, и баюкала когтеточку, пока не засыпала в углу спальни.
Лес все еще не поменял эти обои, но большинство игрушек – войлочные мыши и заклинатели кошек – были заменены вещами, более предпочтительными для маленького мальчика. Игрушки для Гэри. Гэри, который казался идеальным решением.
***
Лес обнаружил, что Гэри и его услуги рекламируются в Интернете – любительский веб-сайт, изобилующий плохим форматированием и текстом с ошибками. Было также несколько черно-белых изображений Гэри, изображающих гамму поз в различных костюмах: пират, супергерой, солнечный цветок.
Прокручивая краткие биографические данные, размещенные на веб-сайте, Лес мгновенно обратил внимание на один момент, в частности: Снимаюс в кино. Я мaгу играть лубую роль от 3-х лет и старше. Лес записал номер телефона в нижней части домашней страницы.
***
Соглашение предусматривало двести фунтов за работу на выходные – Гэри подумал, что предложенная Лесом цена была лучшей новостью, которую он слышал за долгое время. Лес немедленно перевел пятьдесят фунтов на банковский счет Гэри. Остальное, как они договорились, будет урегулировано по завершении предоставляемых услуг.
Насколько Гэри понимал, от него требовалось быть дублером ребенка в короткометражном фильме, снимаемом на месте - в двухквартирном доме на Милтон–авеню. Это должно было быть что-то вроде семейной компании. Его костюм и еда будут обеспечены. Стоимость проезда на автобусе также будет возмещена. Он был взволнован этой возможностью и перспективой зарабатывать гораздо больше, чем по его стандартной ставке, потому что знал, что эта единственная работа будет иметь большое значение для того, чтобы избавиться от колышущейся стопки ежемесячных счетов, которые его беспокоили. Лес с энтузиазмом рассказывал о проекте, не останавливаясь, чтобы перевести дух.
Гэри сидел на верхней палубе автобуса, глядя в переднее окно. Это было его излюбленное место для сидения. Высоко наверху он представил себе, как, должно быть, чувствовали себя гиганты и жирафы – высокие живые изгороди и деревянные панели забора больше не были препятствием для понимания того, что задумали люди за ними.
Однажды летом, вспомнил Гэри, автобус, на котором он ехал, остановился на светофоре рядом с обычным рядом домов с задними садами, окруженными восьмифутовыми дощатыми панелями. В одном саду он мог видеть оргию, происходящую прямо посреди лужайки – болото загорелых, извивающихся тел, распростертых и склонившихся над шезлонгами и садовой мебелью из ротанга. Никто из участников не заметил, как он наблюдал за ними из дрожащего неподвижного автобуса, и он смог увидеть, как минимум, дюжину покачивающихся сисек и столько же восприимчивых булочек прекрасных задниц, жарящихся на послеполуденном солнце.
Только один раз Гэри пришлось спросить, как добраться до места, после того как он вышел из автобуса. Пожилая дама дюйм за дюймом тащилась по тротуару с крошечным тявкающим шпицем, натягивающим поводок, когда он бежал перед ней. Она с любопытством посмотрела на него, не совсем понимая его вопрос, то ли из-за шумной собаки, дряхлости, глухоты, то ли потому, что не ожидала, что кто-нибудь появится из-за угла низкой садовой стены, с рюкзаком почти такого же размера, как и он сам, и сжимая блокнот, который казался гигантским в его маленьких руках.
- Я сказал: Милтон-авеню. Это слева или справа?
- Ты пытаешься найти школу, малыш? - спросила она без всякой задней мысли.
Обычно Гэри носил густую бороду, чтобы казаться старше. Но то, что он был свежевыбрит для роли дублера ребенка, делало его значительно моложе, чем ему было на самом деле лет на тридцать.
- Что? Нет! Я ищу Милтон-авеню, - парировал он.
- Это там, где твоя школа? Первый день, не так ли? Ты взволнован? Разве тебе не нужно носить форму? Держу пари, у тебя появится много новых друзей. Будь хорошим мальчиком для своего учителя, хорошо?
Гэри покачал головой и быстро проскользнул мимо нее и собаки, кусающей его за пятки. Древняя леди не поняла, что он был уже в трех или четырех шагах от нее, когда она продолжала ждать ответа из воздуха перед ней. Тем временем померанский шпиц безуспешно пытался погнаться за ним, вместо этого запутавшись в ногах своей хозяйки.
Ни Лес, ни Марджори не слышали тихого стука в парадную дверь. Только когда крышка почтового ящика внезапно открылась и в прихожей раздался голос, они поняли, что прибыл Гэри.
- Аллё? Есть кто дома? Это я, Гэри. Аллё? - eго голос доносился сквозь узкую щель.
Все еще сидя, они посмотрели друг на друга. Конечно, - понял Лес, хлопнув ладонью по жирному лбу, - он не смог бы дотянуться до гребаного дверного звонка!
Глаза Марджори загорелись при звуке голоса Гэри.
- Он здесь! - взволнованно воскликнула она.
Она едва могла сдерживаться; Лесу пришлось удерживать ее, когда она попыталась вскочить с дивана.
- Позволь мне говорить, ладно, - настаивал Лес приглушенным тоном.
Когда он направился к входной двери, Марджори сидела, ожидая появления Гэри. Она крутила носовой платок, который держала в руках, взад и вперед, пока он не натянулся, a ее ладони вспотели от нервного возбуждения.
Я стану мамой для маленького мальчика по имени Гэри, - подумала она про себя. - Я буду лучшей мамой во всем мире.
***
- Простите, но какого хрена на самом здесь происходит? - недоверчиво спросил Гэри. Он сидел, извиваясь, на теплом месте рядом с Марджори, которое Лес всего несколько минут назад освободил, чтобы впустить его. - Вы что, на всю голову больные! Я - актер и взрослый мужчина! Я не ребенок. Ты сказал, что я нужен тебе для фильма!
Марджори была так близко, что ее плечо почти касалось его. Она начала наклоняться еще ближе, так что он не мог не вдохнуть ее аромат лаванды, который доносился до его ноздрей. Это не было неприятно, вынужден был признать Гэри. В этом запахе тоже была какая-то чувственность, которая, казалось, будоражила его чресла, несмотря на желание встать и обиженно выскочить из дома.
Лес возвышался над ним, держа в руке чайник.
- Да, я признаю, что обманул тебя парень, но если бы я сказал тебе по телефону, что хочу, чтобы ты был ребенком для моей жены, ты бы что, серьезно согласился и сел на гребаный автобус, чтобы добраться сюда? - Лес фыркнул. - В любом случае, я дал тебе задаток в пятьдесят фунтов. И ты заработать еще сто пятьдесят. Неплохо для работы в выходные, не так ли?
Несмотря на перспективу большой зарплаты, Гэри попытался встать с дивана. Марджори посмотрела на Леса. Ее глаза умоляли его сделать или сказать что-нибудь, чтобы заставить Гэри передумать уходить.
- Все, что тебе нужно сделать, это пару дней вести себя как маленький ребенок. Подари Марджори "ощущение материнства". Насколько это может быть сложно? Раз ты актер, то и относись к этому как работе в кино. Ты будешь носить детскую одежду и спать в детской кроватке. Она, кстати, сделана под гоночную машину с матрасом внутри.
Гэри на мгновение перестал извиваться. Он повернул голову в сторону, почувствовав, что Марджори придвинулась к нему еще ближе, пока Лес говорил. Ее лицо было в нескольких дюймах от его. Тихим, капризным тоном она сказала:
- Это будет так весело, тыковка. У нас есть много сладостей и настольных игр... и десятки мультфильмов, записанных на видео... и резиновая утка, с которой можно поиграть в ванне.
- Ты что, вообще наглухо ёбнутая, - с отвращением произнес Гэри.
Марджори была ошеломлена, больше его выбором слов, чем нежеланием сотрудничать. Он повернул голову обратно к Лесу, который бездумно чесал яйца одной рукой, держа чайник в другой, как будто ожидая просьбы Гэри налить еще.
- Я ухожу. ПРЯМО СЕЙЧАС. Вы оба - чёртовы психи.
Наконец, соскользнув с дивана, Гэри прошел мимо Леса и пересек гостиную в сторону прихожей. Марджори испустила звук осознания, как будто она видела настоящего сына, теперь уже взрослого, собирающегося впервые покинуть дом.
- А ну, СЕЛ ОБРАТНО!
Суровая, патриархальная вспышка ударила Гэри, как молния, между лопаток, и остановила его на полпути. Он медленно обернулся и был встречен нахмуренным лбом Леса и серыми глазами, холодными, как надгробия. Однако само лицо было ярко-красным. Марджори вытерла слезу со щеки носовым платком, который она безжалостно скручивала.
- Ты возвращаешься к этому дивану и садишься рядом со своей мамой, которую ты только что расстроил. И я не хочу больше слышать от тебя ни звука.
Гэри чувствовал себя пилотом, который внезапно потерял управление своим самолетом над Бермудским треугольником. Он был совершенно сбит с толку сложившейся ситуацией. Вид Леса и Марджори, и показной декор передней комнаты: автомобиль и кружева, украшающие стены и каминную полку, – все это слилось воедино и заставило его захотеть выблевать свои кишки на ковер. Он с трудом сглотнул. Во рту у него пересохло.
- Нет уж, извините, но я ухожу, - заявил Гэри так вызывающе, как только мог.
Он пытался говорить более уверенно, чем чувствовал себя в тот момент, но его надтреснутый голос выдал его. Противостояние между Лесом и Гэри, прерываемое сопением Марджори, казалось, длилось целую вечность. Гэри должен был признаться себе – он был в ужасе. Лес был большим, жирным пиздюком, который, скорее всего, мог бы избить его, как тарелку с желе. Он сделал шаг в сторону Гэри, в то время как тот в ответ сделал шаг назад.
- Просто позвольте мне уйти, хорошо? Я никому об этом не скажу. Мы все просто сделаем вид, что этого никогда не было.
Лес не ответил. Он стоял, уставившись на Гэри мертвыми глазами акулы; рука, сжимавшая чайник, была так напряженна, что начала дрожать. Позади него сидящая фигура поднялась с дивана, бесшумная, как привидение. Нежный голос произнес с лицом, олицетворяющим смертельную угрозу.
- Лучше послушай своего папочку, тыковка.
Гэри знал, что ему следует либо бежать, либо кричать, но его ноги были тяжелыми бетонными блоками, а голос в ужасе покинул его тело. Он отступил еще на несколько шагов в сторону прихожей, как будто это было вообще возможно, чтобы не выдать своих намерений. Лес и Марджори просто уставились на него, как голодные волки, зацикленные на раненой добыче. Когда его спина наконец коснулась входной двери, Гэри испытал минутное чувство облегчения. Наконец-то он был на пороге свободы. Все, что ему нужно было сделать - это быстро развернуться, потянуть ручку двери вниз - и бежать так быстро, как только могли его ноги.
Ему было плевать на свой рюкзак, который лежал у перил. Все, что в нем было - это несколько пластиковых контейнеров, набитых бутербродами с ветчиной и фруктами, на случай, если еда на съемочной площадке будет не слишком хорошей. Эта диетическая предосторожность возникла в то время, когда Гэри работал над телевизионной рекламой торговой марки лепешек; ему пришлось одеться в костюм кобры из плетеной корзины и притвориться, что его очаровал худой, как грабли, мужчина в тюрбане, играющий на пунги. Он смирился с тем, что это не будет его звездным часом, как только он обосрался, сидя на корточках в корзине – теплый, горячий понос просочился через его костюм.
Единственной едой, которую предлагали на тех съемках, было рыбное карри. Тогда Гэри понял, что не переносит острой пищи. Его пульсирующая задница в то время стала каналом для взрывной диареи, которая не утихала в течение нескольких дней. Его сосед по квартире, Понго, постоянно жаловался на резкий запах частично переваренной рыбы, который доносился из ванной и в конечном итоге поглотил всю квартиру.
Помимо попыток смягчить неприятный запах с помощью открытых окон и переизбытка освежителей воздуха, которые в конечном итоге пропитали всю ткань мебели, Гэри поклялся никогда больше не есть ничего даже отдаленно экзотического во время работы. Но как бы он хотел, чтобы в этот конкретный момент он сидел на корточках в той плетеной корзине, одетый в плохо сидящий детский праздничный костюм, и из него лился поток водянистого дерьма, как будто из горячего крана оставленного включенным. Это все равно было бы лучше, чем быть пойманным здесь в ловушку этими двумя сумасшедшими.
Гэри сделал один глубокий вдох и повернулся, готовый схватиться за ручку двери. Он сразу же почувствовал сильный удар по затылку, за которым последовало обжигающее жжение горячего чая по волосам, шее и плечам. Он соскользнул с дверной панели и неуклюже приземлился на щетинистый коврик у двери.
Когда его зрение затуманилось, Гэри почти смог различить осколки разбитого фарфорового чайника, разбросанные по полу прихожей, и чью-то большую тень, нависшую над ним, снова бездумно почесывающую свои яйца.
***
Веки дрогнули и открылись. Голова Гэри все еще болела, когда в поле зрения медленно появились белые керамические плитки и латунные краны ванной. Теплая вода стекала по его лицу.
- Полегче, тыковка, у тебя бo-бo на головке, - Марджори осторожно промокала его разбитую голову влажной губкой.
Гэри попытался заговорить, но слова не складывались связно. Из его рта вырывались только невнятные звуки, а также слюна. Вода успокоила тупую пульсацию в голове. Он опустил глаза и увидел рассеивающиеся пузырьки в своей мутно-красной воде для ванны. Он также заметил, что его вялый член подпрыгивает вверх и вниз на поверхности, как буксирный поплавок. Осознание того, что с него сняли одежду и связали запястья кабельными стяжками, вернуло Гэри в состояние боевой готовности.
- Что... что ты... делаешь?
- Купаю тебя, тыковка. Ты облился чаем.
Что-то твердое толкнуло Гэри в колено. Чертова желтая пластиковая утка.
- Ты... Ты вообще в своём уме?
- Тише, тыковка.
- Пожалуйста... отпусти меня.
Марджори только улыбнулась. Она потерла его напряженные плечи и дряблую грудь пригоршней детской мочалки. Гэри заплакал. Она покрыла его лицо густой пенкой детского шампуня, и его слезы оставили на нем тонкие линии.
- Хватит, - взмолился Гэри, когда длинные струйки прозрачных соплей потекли из его ноздрей, а затем неизбежно оборвались и шлепнулись в воду в ванной.
Марджори продолжала улыбаться, казалось, не обращая внимания на обезумевшего карлика в своей ванне.
- Тише, тыковка. Позволь маме позаботиться о тебе.
Влажная, мыльная губка медленно скользнула с его макушки, по его учащенно дышащей груди, вокруг обвисшего живота и, наконец, остановилась на стволе его подергивающегося члена. Упругость мягких, влажных волокон на появляющейся фиолетовой головке заставила Гэри почувствовать себя немного менее напряженным. Марджори прикусила нижнюю губу. Он мог бы позволить ей продолжать гладить его твердеющий член, если бы не внезапное осознание того, что у него не хватает всех лобковых волос.
- Где мои...
- Папа сбрил их, тыковка. У маленьких мальчиков там не бывает волос.
Из-за двери ванной раздалось громкое фырканье. Гэри наклонил голову, чтобы заглянуть через плечо Марджори. Лес стоял, прислонившись к дверному косяку. Он все это время наблюдал, скрестив руки на груди. Его лицо больше не пылало, но вернулось к своему обычному бледному цвету.
- Давай Марджори. Хорошенько потри маленького дружкa этого маленького парня. Вычисти его сладкиe помидоры черри, - подначивал он.
- Вам обоим это не сойдет с рук, – сказал Гэри, лишь наполовину веря своим собственным словам. - Полиция будет...
- Полиция? Сынок, все, что тебе нужно знать о них, так это то, что они не придут, - вмешался Лес.
Казалось, его озадачило само это предположение.
Марджори перестала обтирать губкой член Гэри, который сдулся вместе с ее вожделением к нему; присутствие Леса испортило настроение. Она сполоснула губку и небрежно бросила ее в раковину. Со злобным блеском в глазах она сказала:
- В любом случае, маленьким мальчикам не разрешается пользоваться телефоном, за исключением чрезвычайных ситуаций. А теперь давай, пора вылезать из ванны и надевать пижаму.
Когда руки Марджори схватили его мокрые, все еще мыльные руки, Гэри глубже погрузился в ванну, пытаясь избежать ее.
- Ты хочешь, чтобы я забрал его, Мардж? - спросил Лес. - Он довольно тяжелый, несмотря на свой размер.
- Динозавры или плюшевые мишки?
- Иди нахуй, пизда ёбанная.
Гэри стоял в центре своей спальни со связанными руками, капли воды падали на ковер. Полотенце, украшенное единорогами, было накинуто ему на голову, как шаль. Он дрожал, и его голова все еще болела, но теперь уже меньше. Марджори подняла два комплекта пижам рядом, чтобы Гэри мог сделать выбор.
- Я спрошу тебя еще раз, пупсик, динозавры или плюшевые мишки?
Гэри смачно харкнул в неё, но мокрота не разлетелась с достаточной силой, чтобы добраться до нее; вместо этого она приземлилась у ее ног.
- Засунь эти пижамы в свою гребаную гнилую сраку, ты, ебанашка с бесплодной утробой!
Марджори только сокрушенно покачала головой. Что толку было спорить с упрямым ребенком?
- Тогда плюшевые мишки, - oна положила пижаму с динозаврами обратно в ящик для одежды. Подойдя к нему, она опустилась на колени, чтобы оказаться в поле его зрения, чтобы их глаза могли встретиться. Гэри не мог не смотреть прямо в них. - За плохое поведение - никаких сказок на ночь сегодня, тыковка, - oна встала; Гэри уставился на то место, где ее леггинсы образовывали верблюжью лапку, глубокую, как овраг. Ее зловоние разбудило чувства Гэри; теперь он был смятенной, бурлящей массой эмоций. - Cегодня вечером твой папа может уложить тебя спать.
Гэри шмыгнул носом. От ее промежности воняло руками торговца рыбой. У неё минстряк, - подумал он. - Лучше не злить ее больше, чем я уже разозлил, - решил он от греха подальше.
- Лес! Наша маленькая тыква готова ко сну!
Это был первый раз, когда Гэри услышал, как она повысила голос. Это было похоже на царапанье когтями по классной доске. Или вниз по обоям; Гэри заметил обрывки, свисающие со стен его новой спальни с отпечатками лап.
Затем он услышал тяжелые шаги на лестничной площадке. Войдя в спальню, Лес несколько мгновений разглядывал Гэри – обнаженного и дрожащего, – прежде чем подойти к нему и погладить по голове, прикрытой полотенцем.
- Все еще болит?
- Да, - ответил Гэри из-под полотенца, как угрюмый подросток.
Лес застенчиво кивнул, как бы признавая, что, возможно, он сыграл какую-то небольшую роль в больной голове Гэри.
- Ну, как насчет того, чтобы мы надели твою пижаму и уложили тебя в постель? Тогда ты сможешь послушать одну-две сказки на ночь.
- Я собираюсь, убить тебя, блядь, пидорас ты ёбанный.
- Сынок, прекрати изображать крутого парня, ладно? Это не принесет тебе никакой пользы. Просто... подыграй мне. Для твоей мамы, если не для меня.
- Ты не можешь так поступать с людьми. Это неправильно. Вам обоим нужна помощь.
Марджори стояла рядом с Лесом.
- Ты прав. Нам нужна твоя помощь, чтобы быть лучшими мамой и папой, на которых мы только способны, тыковка.
Угроза, казалось, сменилась материнской мягкостью, которую Гэри впервые заметил несколько часов назад, когда она предложила ему чашку чая и печенье, как только Лес открыл дверь и быстро провел его в дом.
Измученный, у него не осталось сил сопротивляться или рассуждать с ними обоими. Кабельные стяжки, связывающие его запястья вместе, глубоко врезались в кожу. Он снова был на грани того, чтобы заплакать.
- Ради всего святого, перестань меня так называть! Меня зовут Гэри, черт возьми! Зови меня Гэри! Гэри! ГЭРИ!!!
И Марджори, и Лес, казалось, были ошеломлены этой вспышкой гнева. Это звучало как последняя просьба о помиловании осужденного. Лес бросил на Марджори беглый взгляд и кивнул, как бы намекая, что ей, вероятно, следует согласиться с этой просьбой, чтобы восстановить какую-то домашнюю гармонию.
- Прости, я подумала, что это мило. Я буду звать тебя Гэри, - пообещала Марджори. - Разве мне не многому нужно научиться, чтобы быть хорошей мамочкой? Боже мой! - усмехнулась она. Она сняла полотенце с единорогом с его влажных волос. - Давай оденем тебя, Гэри. Ты весь дрожишь.
Все трое одновременно посмотрели на запястья Гэри, которые были связаны вместе.
- Тебе придется снять это, - как ни в чем не бывало сказал Гэри.
Он протянул руки, предлагая кабельные стяжки, приглашая ее сделать так, как он просил. По общему признанию, за эту секунду или две он не разработал надлежащего плана относительно того, что он будет делать, как только кабельные стяжки будут сняты. Может быть, он изо всех сил ударит Марджори кулаком в лицо, надеясь полностью сломать ей нос. Когда Лес будет суетиться над окровавленным лицом своей жены, он броситься к лестнице. Он мог бы перепрыгивать через две ступеньки за раз, если бы спускался. Может быть, он схватил бы Леса за пах, а затем скрутил и сжал бы его член и яйца; он мог бы взять гениталии Леса в заложники до тех пор, пока они не согласятся отпустить его.
Он также был на идеальной высоте, чтобы ударить Лесa головой между ног. Увеличенный череп Гэри был его супероружием. Он был совершенно уверен, что сможет уложить Марджори одним метким ударом. И он был готов даже вонзить зубы в постоянно зудящие орехи Леса, если бы это означало, что он сможет сесть на автобус и вернуться домой к Понго.
Затем в его сознании вспыхнул другой образ: его нагота. Если ему все-таки, каким-то образом, удастся сбежать из комнаты, а впоследствии и дома, он, несомненно, был бы любопытным зрелищем для любого, кто случайно вышел в шесть вечера – голый карлик, убегающий по Милтон-авеню. Если бы он снова наткнулся на ту старую суку с тявкающей собачьей пиздой, она бы подумала, что старческий маразм наконец-то взял над ней верх. Поверит ли кто-нибудь его рассказу? Стал бы кто-нибудь открывать входную дверь голому карлику? До дома было далеко для его коротких ног. Он даже не был уверен, в каком направлении бежать. И все же, у него не было особого выбора. Это была ситуация "сделай или умри". Его лучшая возможность выбраться оттуда была бы в тот самый момент, когда оборвутся кабельные стяжки. Вытянутые руки Гэри дрожали в предвкушении.
- Хорошо, сынок, тебе нужно сделать выбор. Либо ты просто наденешь пижамные штаны, либо... ты также можешь надеть верх, но сначала мне придется сломать тебе обе руки, как будто они ебаные веточки. Что выбираешь? - Гэри потерял дар речи. - И не думай о том, чтобы попытаться перегрызть эти кабельные стяжки, или я достану молоток из своего ящика с инструментами и выбью все твои гребаные зубы. Я превращу твой рот в чавкающию пизду.
И без того высокий уровень физического дискомфорта Гэри внезапно показался таким монументальным, что он подумал, что сейчас упадет в обморок.
- Как только ты оденешься, тебе следует сесть на горшок и попытаться покакать, - предложила Марджори.
Она подняла фиолетовую пластиковую чашу, которая, казалось, появилась из ниоткуда, чтобы он мог полюбоваться всем ее овальным великолепием.
Гэри сидел на горшке, сгорбившись, пытаясь помочиться, в то время как Марджори и Лес смотрели и ждали, не раздастся ли звук шлепка по пластику. Отсутствие необходимости в опорожнении кишечника и унижение, которое он испытывал, пытаясь посрать перед двумя сумасшедшими, заставили его внутренности сжаться, а сфинктер сжаться до размеров ушки иголки. Его колени болели от неудобного сидения на горшке, слишком маленьком для его выпуклой задницы.
- Давай, выжми какашку сынок, - сказал Лес, его губы скривились в злобной усмешке.
- Не торопи его, - сказала Марджори.
- Он сидит так уже двадцать минут! Я хочу свои сосиски и пюре.
- Кажется я не хочу какать, - наконец сказал Гэри, напрягаясь.
- Тебе нужно попытаться, - настаивала Марджори. - Я - мамуля. А часть работы мамули - вытирать попку своему ребенку.
- Толкай, говняшку сынок! Я знаю, что где-то в этой заднице прячется дерьмо, - усмехнулся Лес.
- Что-то не получается, сэр! - настаивал Гэри.
- Толкни говняшку! Какашку толкни! - пел Лес нараспев. Марджори присоединилась к ниму. - Толкни говняшку! Какашку толкни!
Гэри был ошеломлен их сплоченностью. Он так сильно напрягался, что ему показалось, будто у него может выпасть кишечник.
- Толкни говняшку! Толкни какашку!
Ему хотелось заползти наверх и спрятаться в своем толстом кишечнике, пока бригада помощи волшебным образом не прибудет, чтобы забрать его домой. Вместо этого он разрыдался, как лопнувший воздушный шарик – обильная, воющая волна слез.
- ПРЕКРАТИТЕ! - всхлипнул он.
Марджори похлопала Гэри по колену.
- Все в порядке, ты пытался. Завтра у нас будет еще одна попытка.
Безутешный Гэри больше не слушал.
- Позволь мне просто сказать: любые несчастные случаи сегодня в постельки, и ты съешь их утром на завтрак, - добавил Лес.
Гэри продолжал плакать.
- Но если завтра ничего не выйдет, нам придется дать тебе слабительное, Гэри, - сказала Марджори, вставая, чтобы уйти.
Гэри лежал распростертый на матрасе, помещенном в каркас кровати красного гоночного автомобиля. Вращающийся ночник на комоде вращал скопление красных, зеленых и синих звезд, разбросанных по потолку. Он решил надеть только толстые коричневые пижамные штаны с плюшевым мишкой.
Лес запер дверь спальни после того, как прочитал двe истории и плотно укутал Гэри одеялом, втиснув его по бокам между матрасом и каркасом кровати. Истории были о семье медведей – одна была о походе в кафе-мороженое, другая - о походе в библиотеку. На протяжении всего односложного повествования Леса, Гэри притворялся, что слушает и притворялся сонным, чтобы Лес отвалил обратно к своим сосискам и пюре.
Гэри не ожидал, что дверь будет заперта. Он думал, что сможет быстро сбежать, как только эти двое придурков лягут спать. Он должен был знать, что это будет слишком просто. Был также странный звук, исходящий сверху этого усыпанного звездами потолка - с чердака. Это звучало странно, как будто что-то волокли по полу, перемежаясь тяжелыми глухими ударами. Он впервые заметил это, когда Лес читал ему, но Лес просто проигнорировал это.
Гэри не осмеливался привлекать внимание к прерывистой потасовке; он просто хотел, чтобы Лес дочитал глупую книгу до конца и ушел, чтобы впервые с тех пор, как он прибыл в этот дом мучений, он был один, чтобы придумать план побега.
Окно спальни! Он не смог бы выпрыгнуть, не обеспечив себе мягкую посадку. Бетонная подъездная дорожка гарантировала бы переломы костей или что ещё похуже. Может быть, он мог бы предупредить соседей, позвав на помощь, хотя Лес и Марджори немедленно прибежали бы и укокошили его. Со связанными запястьями он не мог защищаться эффективно, но, по крайней мере, кто-то мог проснуться от звука его крика и позвонить в полицию по поводу беспорядков.
Выбравшись из-под одеяла, Гэри на цыпочках подошел к окну. Подоконник находился у его переносицы. Гэри оглядел спальню в поисках чего-нибудь, на что можно было бы опереться. Помимо единственного комода и кровати-гоночного автомобиля – оба слишком тяжелые, чтобы передвигать их по всей спальни, – единственным другим предметом, подходящим для лазания, была пластиковая коробка для игрушек в углу – копия пиратского сундука с сокровищами.
Бесшумно подойдя к коробке с игрушками, Гэри решил встать на перевернутый сундук. Тогда он окажется достаточно высоко, чтобы дотянуться до оконной задвижки. Если немного повезет, она откроется. Остальное он выяснит потом.
Коробка с игрушками была необычно тяжелой; должно быть, она была полна игрушек. Гэри был недостаточно высок, чтобы дотянуться до выключателя в спальне, поэтому темнота спальни скрывала содержимое внутри, когда Гэри поднял крышку. Появился странный мускусный запах. Гэри знал, что не должен этого делать, но его сцепленные руки потянулись внутрь, чтобы нащупать то, что там было.
Сначала его пальцы пробежали по длинному цилиндрическому объекту. Он не был полностью гладким или прямым; на его поверхности были выступы, и на полпути его форма была явно изогнута. Он казался мясистым – была небольшая плавучесть, когда он надавил - обереги. А еще он был чертовски большим. Там был конец купола с большим количеством выступов по окружности. Шелушащиеся, похожие на струпья кусочки материи вылезли из-под его ногтей.
Гэри в ужасе отпрянул, когда понял, что специфический запах был смесью силикона и дерьма.
Резкий запах фекалий ударил ему в ноздри, сразу же вызвав воспоминания о брезгливом взгляде Понго, когда он пожаловался на диарею, вызванную этим опасным рыбным карри, которое затем перемещалось по их квартире, как беспокойный дух.
Гэри чувствовал запах дерьма на кончиках пальцев и под ногтями, даже не поднося пальцы близко к лицу. Он старался не извергать содержимое своего желудка – в основном желчь – на гигантский, измазанный дерьмом фаллоимитатор с лошадиным членом, лежащий на кровати с сексуальными принадлежностями, вместо этого решив проглотить горькую, жгучую рвоту обратно в горло.
Даже при минимальном освещении Гэри теперь мог разглядеть высохшие комки старого дерьма, покрывающие огромный черный объект. Одной мысли о том, что он прикоснулся к немытой секс-игрушке, которая была в заднице Марджори, Леса, обоих или какого-то другого бедолаги, было достаточно, чтобы у Гэри подкосились ноги. Он беззвучно плакал в пахнущий мускусом ковер, стараясь держать свои вонючие пальцы подальше от лица.
Дверь спальни открылась и со скрипом отворилась. Гэри поднял глаза и увидел Леса, купающегося в свете с лестничной площадки. Он был как раз в своей своеобразной форме: выпуклый живот, покрытый прядями рыжих волос, свисал с талии его нижнего белья. Лес посмотрел на Гэри и открытую коробку с игрушками рядом с ним.
- Я думал, тебе не потребуется много времени, чтобы попытаться сбежать, парень. Марджори не думала, что ты это сделаешь, но у меня были подозрения, что ты еще не совсем чувствуешь себя как дома, - oн вошел в спальню и закрыл за собой дверь. Он достал фаллоимитатор с лошадиным членом из коробки с игрушками и поднял его так, чтобы он был более заметен на фоне слабого уличного фонаря снаружи. - Наверное, мне следует это объяснить.
***
- П-пожалуйста... Я п-просто х-xочу вернуться д-домой... - заикaлся Гэри.
Ему хотелось, чтобы ковер каким-то образом поглотил его и выплюнул обратно на улицу. Мольбы Гэри не были услышаны Лесом, который теперь собирал старые куски дерьма. Его язык высунулся, когда он сосредоточился на извлечении самых больших кусочков и выбрасывании их в темноту.
- С тех пор, как у Марджори появилась эта навязчивая идея о желании иметь детей, она ежедневно высасывает мои яйца, несмотря на то, что знает, что мои спермотозойды так же бесполезны, как барабанная установка для Анны Франк[1]. Теперь мне нравится немного старого мяса для шашлыка так же сильно, как и любому другому мужчине, но, черт возьми, я не могу за ней угнаться. Во всяком случае, она прочитала в одном из тех женских журналов о стимуляции простаты, так что с тех пор она настояла на том, чтобы засунуть этот резиновый конский член мне в задницу, чтобы, знаете ли, пощекотать старый грецкий орех, - Лес бросил в Гэри пятнышко засохших фекалий.
- Но теперь, когда ты здесь, на неопределенный срок, я думаю, что нам больше не понадобится Черная Красавица, - oн поднес фаллоимитатор к носу и глубоко вдохнул. - Хотя стыдно от него избавляться. Должен признаться, мне это даже понравилось. На самом деле, мне это понравилось. Сильно... Кстати, а ты хочешь его попробовать, парень?
С чердака снова донеслись волочащиеся и глухие звуки, на этот раз гораздо громче.
- Чёртов шумный ублюдок. Трудно нормально выспаться ночью, когда он вот так таскает там свою жирую задницу. Неудивительно, что Марджори принимает снотворное только для того, чтобы смириться с этим. Мы должны избавиться от калеки, но, ты же знаешь, он член семьи.
Лес подхватил Гэри на руки и понес обратно к кровати гоночного автомобиля. Теперь в Гэри больше не было борьбы.
- Не волнуйся, парень. Утром я устрою ему взбучку.
Он упал лицом вниз на матрас. Какая бы мотивация ни оставалась у него, чтобы попытаться сбежать сегодня вечером, она вылилась из него и впитывалась в подушку. У Гэри не было никакой близкой семьи. Он был самозанятым и работал в одиночку. Он сказал Понго, что собирается отсутствовать на работе все выходные. Понго хмыкнул в знак согласия и вернулся в свою спальню, сжимая в руке миску сухих хлопьев. Он мог бы заметить это где-нибудь на следующей неделе, если бы Гэри не вернулся в квартиру, но было более вероятно, что он заметит это только в конце месяца, когда его половина арендной платы не будет выплачена, и домовладелец будет этому крайне не рад. Осознание того, что никому нет ни малейшего дела до того, что он пропал, было похоже на десятитонную наковальню, упавшую ему на спину. Hо, на самом деле, это был твердый пивной живот Леса, прижатый к нему; толстые коричневые пижамные штаны c плюшевыми мишкaми были спущены до колен. Он почувствовал, как его ягодицы раздвигаются, как булочка с хот-догом, а затем комок густой теплой слюнной слизи Леса приземлился на его задний проход.
Проваливаясь в беспамятство, Гэри почувствовал жгучую боль от того, что его задница раскололась, когда он принял член в свое маленькое тело. Лес долбил его так, словно работал отбойным молотком.
- Я всегда мечтал трахнуть карлика. Однажды я попробовал карлицу, но она не смогла принять мой член. Забавно, не правда ли? Я трахаю карлика в сракатан, а в карлицу даже на пол шишки не смог...
Это были последние слова, которые услышал Гэри, прежде чем погрузиться во тьму.
***
Леса не было за завтраком. Гэри, привязанного к высокому стулу, Марджори кормила овсянкой с ложечки на кухне.
Лес был на чердаке. Он натягивал стальную цепь, прикрепленную к кожаному ошейнику, застегнутому на шее Спенсера. Он подполз к углублению в углу чердака и застрял.
- Давай же, Спенс. Спускайся вниз и позавтракай с нами. У нас новый член семьи, с которым ты должен познакомиться.
***
Каша на самом деле была довольно вкусной; однако большая ее часть стекала по подбородку Гэри, когда он пусто смотрел на Марджори, несмотря на то, что ложку засовывали в его отвисший рот.
- Вкусно, Гэри?
Гэри кротко кивнул. Наверху была какая–то суматоха, оттуда доносились глухие удары, Лес кряхтел, как будто тащил что-то тяжелое через лестничную площадку. По лестнице застучали шаги. В конце концов Лес высунул голову из-за кухонной двери.
- У меня для тебя сюрприз, сынок, - Марджори перестала запихивать кашу в рот Гэри, ее глаза загорелись от возбуждения. - Я хочу познакомить тебя с нашим питомцем, Спенсом, - Лес потянул за цепочку. - Спенсу тоже пора завтракать. Он, наверное, сыт по горло кашей, но, честно говоря, это все, что он может есть с тех пор, как я отрезал ему язык.
У Гэри не было времени понять, что это могло быть за животное, прежде чем Лес начал дергать за стальную цепь, чтобы побудить Спенсерa выйти из-за двери и заползти на кухню.
Каша Гэри тут же подступила к горлу при виде Спенсера, жалобно извивающегося на кафельном полу. Его комковатая, молочно-белая рвота забрызгала пластиковый поднос, прикрепленный к высокому стулу, рукава рубашки Марджори и большую часть его самого.
- О, Гэри! - рука Марджори была залита бледной рвотой.
Изможденный торс Спенсера оставлял грязные следы на кафельном полу, когда он извивался, как человек-личинка. Грубый шов на конце каждой культи, где когда-то были соединены руки и ноги, распух и был заражен сочащимся желтым гноем. Человек без конечностей был голым, каждый дюйм его кожи был покрыт коркой грязи и других нечистот. Его голова была небрежно обрита. Два красновато-розовых глаза дико блуждали по сторонам, не в силах ни на чем остановиться. От него воняло, как от забитого стока, полного стариковской мочи и прогорклого гнилого мяса.
- Ч-что в-вы с-с н-ним сделали?
Остатки слизистой рвоты пузырились из носа Гэри.
Лес погладил щетинистую голову Спенсера, когда тот лежал у его ног.
- Он хороший мальчик.
Марджори стояла у раковины, пытаясь вытереть рвоту с топа влажной тряпкой. Вид Спенсера вывел Гэри из бреда, в котором он находился с тех пор, как проснулся лицом вниз на своей кровати, покрытый сухой спермой и слюной Леса. Лес быстро одел его утром, когда молоко для каши закипало, даже не вымыв его сначала. Гэри начал яростно извиваться на ремне, который привязывал его к высокому стулу. Лес теперь растирал Спенсеру живот, его оставшийся кусочек обрубка бедра дрожал, как у довольной собаки.
***
После завтрака Лес кружил Гэри по саду за домом.
Ранее, когда Марджори вытирала высыхающую блевотину с Гэри, сидевшего, ссутулившись, в высоком кресле – он измучился, пытаясь прогрызть ремень зубами, – она заметила, как он морщился и подавлял всхлипы при каждом прикосновении влажной ткани к его обнаженным рукам.
Оба предплечья распухли до размеров свиных суставов, поэтому Марджори решила, что нейлоновые кабельные стяжки, вероятно, следует снять. Лес неохотно согласился, но Марджори настояла. Лес очень ясно сообщил Гэри, что если он попытается оказать какое-либо сопротивление, как только кабельные стяжки снимутся, он разобьет его чертову голову о стену в саду и оставит его мозги на съедение птицам. Гэри кивнул в знак согласия. Стреляющая боль в запястьях, руках и плечах была невыносимой. Он просто хотел, чтобы это прекратилось. Его задница также чувствовала себя так, словно кто-то отбойным молотком забил ее в небытие.
Лес кружил его так быстро, что скорость сбила Гэри с ног. Марджори сидела на садовой скамейке в задумчивости. Спенсер спал, свернувшись калачиком, во внутреннем дворике.
- Уииииииии! Гэри - человеческий вертолет! - Лес держал Гэри за предплечья и крутил его вокруг себя, вытягивая маленькие ножки наружу, пока он был в полете.
Несмотря на боль в запястьях и усиливающееся головокружение, Гэри не произнес ни единого слова протеста. Но, на его лице было выражение ярости – скрытое, когда он смотрел вниз на свежескошенную траву. После ночи, проведенной за дрюченьем его задницы Лесом и знакомством с домашним питомцем, Гэри решил, что ДОЛЖЕН убраться оттуда, независимо от того, что ему предстояло сделать для этого.
***
- Тебе нравится у нас, Гэри? - спросила Марджори, снова осторожно обтирая его влажной губкой.
***
Весь день он вел себя как хороший маленький мальчик; он терпел, когда Лес кружил его в саду, пока Лес не сказал, что у НЕГО кружится голова и ему нужно остановиться. Затем Лес настоял, чтобы они пинали маленький надувной мячик взад и вперед друг другу. Гэри, кипя внутри, каждый раз пинал мяч так сильно, как только мог. Лес выглядел искренне удивленным решимостью Гэри забить мяч ему в голень.
- Наш маленький Гэри однажды мог бы играть за сборную Англии! - с гордостью воскликнул он Марджори, которая наблюдала со скамейки, и Спенсеру, который свернулся калачиком, как огромная, грязная, телесного цвета мокрица.
Когда наступило время обеда, Гэри послушно прихлебывал спагетти из пластиковой тарелки в форме кошачьей головы. Даже когда Марджори намазала ему рот томатным соусом и сказала:
- Маленькие мальчики едят беспорядочно, поэтому их мамочкам приходится потом вытирать их мордочки, - Гэри улыбнулся.
Он посрал в горшок после обеда и позволил Марджори вытереть его больную, зияющую задницу. На туалетной бумаге была темная кровь и хрустящие хлопья, но Марджори подумала, что это видимо просто от плотной какашки.
Ранним вечером его заставили сидеть, скрестив ноги, перед телевизором и смотреть мультфильмы, предназначенные для детей, в то время как Марджори и Лес сидели на диване и смотрели ему в затылок.
Лес любил проводить субботние вечера в местном пабе. Прежде чем уйти, он подхватил Спенсера, как извивающийся мешок с картошкой, и понес его наверх. Из передней комнаты Гэри слышал знакомые глухие удары и хлопки, когда Лес изо всех сил пытался поднять грязный человеческий обрубок по выдвижной лестнице на чердак, обратно в темноту пространства на крыше.
Он спросил Марджори, не нужна ли ей помощь, чтобы затащить Гэри в ванну, как только вода наполнит ее. Прежде чем Марджори успела ответить, Гэри молча разделся и забрался в ванну.
Гэри медленно повернул голову, посмотрел на Марджори и кивнул.
- Ты знаешь? Это делает меня такой счастливой, Гэри!
- Ты хорошая мамочка, - сказал Гэри сквозь стиснутые зубы.
- О, Гэри, спасибо тебе! Спасибо тебе, тыковка! - просияла она. Глупое прозвище привело его в ярость. Он почувствовал, как под водой сжались кулаки, но каким-то образом все же сумел изобразить улыбку. - А Лес - хороший папа?
Гэри снова отвернулся, явно смущенный заданным ему вопросом.
Марджори перестала вытирать ему плечи и спросила:
- Что случилось?
Гэри ответил не сразу. Теперь на лице Марджори появилось озабоченное выражение.
- В чем дело, Гэри?
-Папа... трахнул меня.- Гэри опустил подбородок на грудь, казалось бы, пристыженный.
Марджори казалась искренне шокированной.
-Что ты имеешь в виду, Гэри?
Стоя лицом к облицованной плиткой стене, он сосредоточился на том, чтобы заставить себя плакать-он посещал занятия по методике актерского мастерства. Он снова повернулся, чтобы посмотреть на нее, и теперь его глаза наполнились слезами.
-Папа трахнул меня... в задницу!
Марджори на мгновение недоверчиво поднесла руку ко рту. Убрав её, она спросила:
-Ты уверен, Гэри?
Гэри, не верящий в то, насколько чертовски отсталой была эта женщина, кивнул медленными движениями головы.
-Он сделал что-нибудь еще, Гэри?
- Папа трахнул меня... в мою задницу... а после совал мне в рот свой член, покрытый моим же дерьмом, чтобы кончить мне в рот...
Марджори казалась подавленной.
- Он сказал мне, что больше не будет. Только не снова!
Она начала что-то бессвязно бормотать себе под нос, разговаривая больше сама с собой, чем с Гэри. Он не мог сказать, как колебалась грань между здравомыслием и безумием в голове этой больной женщины, держащей влажную губку, но он был почти уверен, что теперь она полностью потеряла ее.
- Мой бедный Гэри! Моя бедная тыковка! - сказала она, тоже на грани слез.
Она наклонилась над ванной, чтобы обнять голову Гэри и поцеловать ее. В этот момент он мог бы протянуть руку и попытаться задушить ее, но вместо этого он обнял ее за талию и притянул ближе к себе.
Они держали друг друга в неловком объятии, теплая вода просачивалась сквозь топ Марджори, и запах лавинера, мощный аромат, снова наполнил воздух.
- Моя бедная, бедная, милая тыковка. Не волнуйся, я больше не позволю папочке трахать тебя в задницу.
- Я люблю тебя, мамочка, - прошептал Гэри, стараясь казаться немного соблазнительным.
- А я люблю тебя, тыковка. Я так сильно тебя люблю.
Рука Гэри начала ласкать поясницу Марджори круговыми движениями. Его дыхание стало тяжелее, глубже. Марджори закусила губу.
- Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО люблю тебя, мамочка, - сказал он.
У Марджори закружилась голова. Ее влагалище начало покалывать.
- О, Гэри... моя... маленькая... тыковка.
Гэри внезапно запечатлел поцелуй на губах Марджори. Она поджала губы, не зная, как его принять. Он попытался просунуть свой язык внутрь. Ее рот приоткрылся немного, потом сильно; его язык был глубоко внутри, ища ее. На вкус она была как ириски и солодовые напитки. Посасывая ее язык, он обдумывал мысль о том, чтобы откусить его.
Марджори откинула голову назад.
- Мы не можем, тыковка. Я имею в виду, что насчет папы?
Раздраженный ее внезапным уколом совести, Гэри сказал:
- К черту папочку! Я хочу ТЕБЯ, мамочка! Я хочу твою тугую "киску". Я хочу насыпать тебе тыквенных семечек и сделать тебя беременнoй.
Он почувствовал, как Марджори резко втянула воздух, как будто он объявил что-то настолько важное, что она внезапно забыла, как дышать. Он решил идти вперед.
- Папа не может сделать тебя беременной. А я могу! Я хочу, мамочка! Пожалуйста, позволь мне! Я весь день был хорошим мальчиком!
Он притянул ее за талию так близко, как только она могла перелезть через край ванны. Он почувствовал облегчение от того, что она не сопротивлялась его ухаживаниям.
Сейчас она почти полностью находилась с ним в ванне; одна рука обнимала голову Гэри, а другая погрузилась в воду, чтобы выдержать ее вес. Ее топ промок насквозь и покрылся пузырями; одна нога была поднята в воздух, чтобы уравновесить ее шаткое положение. Он потерся носом о ее нос и прошептал:
- Прикоснись ко мне, мамочка.
- У меня месячные, - прошептала она в ответ.
- Не имеет значения. Мужчина-карлик настолько мужественен, что его супер-сперма в любом случае заставит женщину забеременеть.
- Правда? - Марджори была ошеломлена.
Они лежали на двуспальной кровати Леса и Марджори. Гэри был сверху, между ног Марджори, по самые яйца. Она царапала его спину и зад, завывая, как сиаманг.
Руки Гэри гладили и ласкали ее сиськи, похожие на яичницу, прежде чем подойти к ее лицу. Он дразняще засунул пальцы ей в рот, пока она стонала в экстазе. Она сосала его пальцы, как коровьи соски, пытаясь добраться до этого восхитительного молока. Когда он вытащил их, они поползли к ее глазам.
- Моя маленькая тыковка! Дай маме свое семя!
Его толчки стали более энергичными. Ему хотелось, чтобы Лес видел, как он сейчас влезает в менструальную дыру его жены. Ее руки обвились вокруг его спины, как змеи-эпилептики.
- Ты хочешь этого, мамочка? - Гэри потребовал ответа на середине толчка.
- Да!
- Ты хочешь, чтобы твоя маленькая тыковка кончила в тебя, мамочка?
- Да! - закричала она. - Кончай в меня!
- Ну, тогда, блядь, получай пиздятина! - Гэри изо всех сил вонзил большие пальцы в обе ее глазницы.
Марджори издала крик, от которого разбилось стекло, когда его большие пальцы в конце концов прорвались сквозь ее скользкие глазные яблоки в их желеобразные центры. Она корчилась в агонии под ним, пытаясь сбросить его, как бешеный бык; однако чем сильнее она старалась, тем решительнее он становился держаться за нее.
Он погрузил большие пальцы еще глубже в ее голову, пока его ладони не прижались к ее лицу, и он не почувствовал тонкий слой кости среди теплых, влажных мышц внутри ее черепа.
Тело Марджори яростно извивалось на кровати. Гэри катался на ней, как на лонгборде. Пока она кричала и визжала, Гэри наклонился к ее лицу и откусил ей нос. Он стиснул зубы так сильно, что верхний ряд его зубов лязгнул о нижний ряд. Он проглотил его. Кровь и сопли хлынули из зияющей дыры, как наполненный слизью багровый фонтан, покрывая их лица.
Она судорожно изогнулась, когда из ее изуродованного лица брызнула кровь из трех темных дрожащих колодцев. Когда Гэри вытащил большие пальцы, блестевшие от слизистой жидкости, голова Марджори оторвалась от подушки. Когда ее голова откинулась, Гэри сжал руки в маленькие кулачки и снова вонзил их в обе глазницы, пока не погрузился до самых запястий.
Костяшки пальцев Гэри пробились сквозь тонкий слой кости и начали разминать мягкий, хлюпающий мозг Марджори – теплый и влажный, как ее влагалище. Он сжимал кулаками ее искалеченные глазницы, пока она не замерла совершенно неподвижно; то, что когда-то было лицом, теперь превратилось в мясистое месиво из запекшейся крови и мозгов.
Он понял, что все еще находится внутри нее. Он кончил несколькими сильными толчками, пока она еще не остыла.
- Вот так, мамочка. Получай мое семя.
Спенсер устроил переполох на чердаке. Суматоха разбудила беднягу, и он с трудом передвигался взад-вперед по деревянным половицам.
Гэри оттолкнул безжизненную ногу Марджори и соскользнул с кровати. Ему нужно было поскорее убраться отсюда. Он схватил аккуратно сложенную рядом с кроватью одежду – снова чертова пижама с плюшевым мишкой!
Высыхающая кровь и мозговое вещество заставили пижаму прилипнуть к его коже, когда он поспешно оделся. Он слышал, как Спенсер возится над ним, его цепь непрерывно гремела. Может быть, он попытается соорудить какую-нибудь платформу, чтобы забраться достаточно высоко, чтобы дотянуться до защелки на двери чердака, затем попытается уговорить или вытащить это жалкое существо, спуститься по лестнице и, наконец, выйти за дверь... Нет, - подумал он, - к черту все это. Гэри сбежал по лестнице так быстро, как только мог, и не оглядывался.
Если бы дверь была заперта, он попробовал бы открыть окно; он использовал бы множество уродливых безделушек с каминной полки, чтобы разбить стекло вдребезги. Он вылез бы и бежал, как одержимый. Он рискнул бы побегать босиком; он не собирался тратить время на поиски обуви или носков. Речь шла о выживании.
Как только он окажется достаточно далеко, он сообщит в полицию, расскажет им все, что произошло – он трахнул сумасшедшую женщину и должен был убить ее в целях самообороны. Если они не поверят его рассказу, что ж, проверьте, что там на чердаке, офицер. Понго не поверил бы ему. Hо oн все равно рассказал бы ему все, что произошло? Скорее всего, нет.
Как только Гэри споткнулся о нижнюю ступеньку, он потянулся, чтобы схватиться за ручку двери, но его руки были слишком скользкими от различных телесных жидкостей Марджори, и он не мог достаточно хорошо ухватиться. Он потянул вниз, но ручка выскользнула из его руки, и он упал лицом вниз и сильно ударился об пол.
Лежа ничком перед дверью, он услышал, как звякнули ключи и дверь открылась. За этим последовал холодный ночной воздух вокруг его макушки и ушей.
- Какого хрена? - он услышал, как Лес пьяно бормочет над его головой. - Ты пытался... - Гэри почувствовал удар в висок ботинком Леса. - ...Марджори? Ты наверху? - oтвета не последовало. Гэри, чувствуя слабость, медленно приходил в себя. Лес, внезапно протрезвев, поспешно закрыл входную дверь и запер ее за собой. - Марджори? Где ты? - крикнул он, поднимаясь по лестнице.
И снова никакого ответа.
Посмотрев на смятое месиво у своих ног, Лес заметил окровавленные руки, торчащие из пижамы.
- Что здесь произошло? - oн схватил горсть одежды и поставил Гэри на дрожащие ноги, не давая ему пошатнуться, достаточно долго, чтобы взглянуть в его залитое кровью лицо. - Я спросил, что, черт возьми, здесь произошло? Где моя жена, ты, ебаный лилипут!
Гэри отказался отвечать. Лес агрессивно встряхнул его и ударил по голове. Удар потряс его до такой степени, что он упал бы, как кегля для боулинга, если бы Лес не держался за его одежду.
- В последний раз спрашиваю, что случилось, пидорас ты ёбаный!
Лес уже имел некоторое представление о том, что должно было произойти, учитывая, что Гэри был пропитан кровью и мозгами. И Марджори никак не отреагировала на крики Леса из прихожей.
- В спальне, - пробормотал Гэри, все еще ошеломленный полученным ударом.
Схватив его за руку, как ребенка, отказывающегося оставаться в постели, Лес повел его вверх по лестнице. Теперь он был так взбешен, что ноги Гэри едва касались ступенек. Он висел на одной руке у Леса, как тряпичная кукла. Лес втолкнул его в дверь спальни, широко распахнув ее. Он сразу же увидел изуродованную, наполненную спермой тушу Марджори, распростертую на их кровати, с раздвинутыми ногами и ее скользкой вульвой, уставившейся на него, как рыба.
- Бляяя! - сказал Лес, вытаращив глаза в ответ.
Гэри отползал от него, пытаясь забиться в угол, где лениво стояла неиспользованная кошачья когтеточка.
- Я трахну тебя, потом убью, потом трахну еще раз, а ПОТОМ съем тебя! - громко воскликнул Лес.
Гэри попытался приподняться, используя для поддержки деревянный стул. Коллекция пластиковых кукол-младенцев, украшенных орнаментом на подставке, упала на пол. Один из их голосов активировался в тот момент, когда он ударился о землю:
- Мама, мама, мама – хриплый голос, исходящий из динамика, встроенного в его полое тело.
Лес вцепился в ноги Гэри и поднял его так, что он внезапно перевернулся. Он мгновение держал его за обе ноги, прежде чем швырнуть на кровать. Гэри приземлился на голую грудь Марджори, отчего из впадин на том, что раньше было ее лицом, хлынуло еще больше крови. Он скатился на матрас.
Покраснев, Лес двинулся к Гэри – убийство и разврат пылали в его яростных глазах. Гэри наблюдал, как Лес расстегнул молнию и вытащил свой твердый член, уже истекающий преякулятом.
- Это будет для Марджори! - крикнул он.
В этот момент Гэри бросился на Леса, перескочив через труп Марджори. Лес, удивленный тем, что тoт защищается, отпрянул назад. Рыча, как бешеная собака, Гэри щелкал челюстями, кусая все, что мог найти.
Лес попытался оттолкнуть Гэри, но в безумии Гэри сумел соскользнуть с Леса и укусить его за член. Хруст, когда тoт разломился надвое, за которым мгновенно последовал крик, разнесся по всему дому.
Теперь, уже в истерике, Лес прижал руки ко лбу Гэри, пока тот боролся, чтобы полностью оторвать член от тела первого. Когда Лес отшатнулся назад, пытаясь покинуть спальню, последние нити жилистой ткани полового члена порвались, и Гэри упал, его рот был полон соленым мясным членом Леса. Он быстрo стала мягким, когда жидкость потекла с обоих концов, вниз по горлу Гэри и изо рта. Не в силах вынести в полной мере вкус крови, смегмы, предварительной спермы и мочи, Гэри с отвращением выплюнул член изо рта. Он смотрел, как тoт приземлился и безжизненно упал на ковер, как дохлый мышонок.
Гейзер крови вырвался из пульсирующего месива травмированной плоти, застрявшей в зарослях лобковых волос.
Схватившись за пах и завывая, Лес уже пятился по лестничной площадке, кровь брызгала во все стороны и покрывала стены, пол и потолок. Стоя на краю лестницы, Лес широко раскрытыми глазами с недоверием смотрел, как большая часть верхнего этажа теперь была покрыта красными полосами.
- Сдохни, ёбанная пиздятина! - Лес услышал крик с противоположного конца лестничной площадки.
Гэри бросился на него, как таран.
Макушка головы Гэри врезалась Лесу в пах, который теперь напоминал мохнатую тарелку с потрохами, пропитанную кровью. Лес упал, ударившись спиной о верхнюю ступеньку. Он еще несколько раз откатился назад, прежде чем его голова зацепилась за острый угол и согнулась, его шея сломалась, как поперечная кость, из-за чего верхняя часть его сломанного позвоночника выступала из кожи.
Гэри посмотрел вниз на тело Леса, лежащее ничком в прихожей. Кровь все еще обильно вытекала из него, образуя большую лужу. Его голова, неестественно вялая и скрюченная, была прислонена к входной двери; из-за плеча торчал отблеск кости. Его глаза все еще были широко открыты, остекленевшие и, казалось, остановились во время падения, так как теперь он смотрел в двух совершенно разных направлениях.
Гэри потер голову. Воцарилась тишина, за исключением Спенсера, который устроил возню на чердаке. Он начал осторожно спускаться по лестнице, несмотря на то, что был почти уверен, что Лес не поднимется обратно.
Он был уже на полпути вниз по лестнице. На полпути к свободе. Ключи от входной двери частично свисали из кармана брюк Леса, но Спенсер шаркал громче, чем когда-либо. Спенс. Блядь.
Вздохнув, Гэри повернулся и начал подниматься по лестнице. Он понятия не имел, как он собирается вытащить Спенсера с чердака. Лес был более чем в два раза больше его, и даже он с трудом заставил его спуститься к завтраку.
Может быть, он уйдет первым, попросит помощи и объяснит, что произошло. Кто-нибудь спасет Спенсера; он мог бы просто вернуться домой, в свою квартиру к Понго. Но что, чёрт побери, подумают люди, обнаружив всё это? Обнаженная мертвая женщина с отсутствующими глазами и носом, ее мозги теперь в основном на её лице, а не там, где они должны были быть - в ее голове. Мертвец с откушенным членом. Лестничная площадка наверху и прихожая внизу были в значительной степени украшены его кровью.
Потом появится окровавленный карлик в пижаме с плюшевым мишкой. Он также был совершенно уверен, что кусочки члена Леса застряли у него между зубами. И что бы люди подумали о Спенсере?
Он не хотел больше оставлять этого человека там, наверху, совсем одного в темноте. Гэри искал предметы мебели – кошачью когтеточку, которую он видел в углу спальни Леса и Марджори, - все, что могло бы дать ему приличную опору и поднять его достаточно высоко, чтобы дотянуться до защелки на чердачной двери.
Если немного повезет, она откроется. Остальное он выяснит потом.
Аннелиз Мари Франк (1929 - 1945 г.) - немецкo-голландская мемуаристка еврейского наследия. Одна из самых обсуждаемых еврейских жертв Холокоста, она получила известность посмертно после публикации в 1947 году "Дневника молодой девушки", в котором она документирует свою жизнь в бегах с 1942 по 1944 год, во время немецкой оккупации Нидерландов во время Второй мировой войны. Это одна из самых известных книг в мире, которая легла в основу нескольких пьес и фильмов.