Annotation

«Как малобюджетный фильм ужасов, „Червь“ дает читателю мир, полный монстров, и место в первом ряду, с видом на апокалипсис.» — «Экзаминер»

На Пайн-стрит дрожат дома. Земля шевелится. Улицы и дворы покрываются трещинами… Из подземных глубин, пузырясь и затопляя окрестности, поднимается вязкая черная грязь.

А с ней — армия гигантских, хищных червей, ищущих человеческой плоти. В поисках добычи они заплывают в дома, залезают через канализацию и водопровод, заполняют унитазы и раковины.

Отрезанные от остального мира, жители Пайн-стрит вынуждены сражаться, иначе не доживут до утра. Но кроме червей есть нечто, куда более худшее — и куда более крупное. И оно ждет своего часа.

«Кровь, грязь, слизь… Прочитав „Червя“, вы больше никогда не сядете голым задом на унитаз.» — Трент Смит, «Палп 300»

«Великолепное, веселое и очень захватывающее чтиво.» — «Джинджер Натс Оф Хоррор»

Как и большинство дней, этот начался скверно.

Прежде чем уйти на работу, Чарис сказала Тони, чтобы тот не забыл выгулять Стиви. Видите ли, прогулки в парке хорошо влияют на сердце и кровеносную систему, а потому полезны для здоровья и долголетия. Не Тони, конечно — черт, он всего лишь ее муж — а песика. Стиви. Более «пидорское» имя для пса, по мнению Тони, сложно было придумать, но Стиви и был натуральный «пидорский» пес — полушпиц-полупудель. Собаколюбивая Чарис называла его «ручным песиком», а сам Тони просто — «недоразумением».

Ручной песик? Не, ножной песик! Это когда он начинает тявкать своим «пидорским» голоском, а ты даешь ему пинка ногой.

Чарис считала, что это вовсе не смешно. И ей не понравилось, когда он попросил ее избавиться от этого мерзкого уродца и завести нормальную собаку — лабрадора, колли или овчарку.

Нет, она подхватила свою мелкую шавку на руки и чмокнула в неказистую сплюснутую морду. «Мамочка любит своего щеночка, свою деточку, своего Стиви-уиви.» Чмоки-чмоки-чмоки. Господи. Да от этого стошнить же может!

Когда Тони, наконец, вытащил свою задницу из постели, потянулся и зевнул, маленький попрошайка уже ждал его. Боже, надо было видеть его глаза! Как будто Стиви все понимал. Что Мамочка Чарис тянет лямку, а Тони — безработный разгильдяй, гражданин второго сорта, покорный слуга, который моет полы, отвечает на звонки, драит туалет, готовит запеканку, выгуливает малыша Стиви-уиви, и убирает за ним дерьмо с ковра в гостиной. Что Мамочка Чарис крепко держит Тони за яйца и когда говорит ему прыгать, тот не только спрашивает, как высоко, но и не сделать ли ему в прыжке гребаное сальто или двойной пируэт.

Боже, этот чертов пес все понимал.

— Окей, шавка, — сказал Тони. — Дай только отложу пару кирпичей и отолью, а потом пойдем.

Стиви гавкнул… Хотя нет, пискляво тявкнул. Если бы Голлум был псом, он лаял бы именно так.

Стиви пристально посмотрел на Тони. Окей, ленивый разгильдяй, но поторопись, потому что я тебе не мальчик, и мой мочевой пузырь уже не тот, что раньше, ясно?

— Да пошел ты! — сказал Тони, замахнувшись на пса ногой.

Стиви увернулся и оскалил зубы. Потом снова вытаращил глаза. Хочешь посмотреть, бесполезный слизняк? Я вот расскажу все Мамочке, и она вышвырнет твою дохлую задницу на улицу. Ты же не хочешь, чтобы она выбирала между нами? Ты же не хочешь этого?

Тут зазвонил телефон. Вздохнув, Тони поднял трубку. — Да? — сказал он.

— Привет, Тони. — Звонила их соседка, Стефани, фигуристая блондинка, от взгляда зеленых глаз которой у него подгибались колени. — Это Стеф. Чарис сказала, чтобы я тебе позвонила. Напомнила насчет собаки.

— Как заботливо с ее стороны.

— Ооо, что-то ты не в духе. Но я же ни в чем не провинилась.

— Извини.

— Так что там в твоем сегодняшнем насыщенном расписании кроме выгула Стиви? — В ее голосе звучал сарказм.

— Сегодня я весь день свободен. А вечером у меня свидание с кием для пула.

— Ооооо, — протянула она. — Я бы тоже не отказалась от такого свидания.

— Опять началось.

— Ха. Короче, я только что из душа вылезла, и не могу стоять здесь голая, а то с меня вода капает.

Бесстыдный маленький флирт.

— Могу принести полотенце, — сказал он, уже рисуя в голове картинки порнографического содержания.

— Размечтался! Нет, не в этот раз. Сама вытрусь.

— У тебя был шанс.

Она рассмеялась.

Щелк.

О, да. Маленькая мисс Стефани Кьютак. Она знала, что он хочет ее, как и все мужчины, и это ее забавляло. Она была маленькая «динамщица». И все же ее кокетливые телефонные звоночки хоть как-то скрашивали его в целом безрадостное существование. По крайней мере, нарушали его монотонность.

Тони проковылял в ванную, заметив, что Чарис оставила ему список поручений. Но не такой, как раньше. Ни сердечка, пририсованного в конце, ни приписки «Люблю тебя, милый. Чар!» Нет, она знала, где его место и относилась к нему подобающе. Просто выполнишь, и все. Тони вздохнул и схватился за голову. Боже, она снова оставила в раковине свою плойку, лаки для волос, гель, крем для лица, и дюжину длинных, темных волос. А он только вчера ее драил. Из слива, словно, пыталось выбраться что-то волосатое.

Снова вздохнув, он высвободил свое мужское достоинство, которое выглядело сегодня не особенно мужественно… и походило на улитку, боящуюся высунуться из раковины. Направил струю, гадая, что приготовить Ее Высочеству сегодня на ужин. Стиви снова нетерпеливо затявкал, и Тони нахмурился.

И тут дом задрожал.

Это что еще за чертовщина?

Интерес к мочеиспусканию был внезапно утерян. Дом затрясло так, что задребезжало даже зеркало над раковиной. Поначалу он подумал, что рядом с домом проехал большой грузовик — очень большой грузовик — но это ничего не объясняло. Нет, как ни абсурдно это звучит, но дом словно сжал чей-то кулак и встряхнул как снежный шарик.

Когда это повторилось, он понял, что источник находится не снаружи.

А где-то глубоко внизу, под землей.

2

Через три дома, Тесса Салдэйн вцепилась в подлокотники кресла, когда раздался низкий гул, и тряхнуло так, что с полок посыпались безделушки и с крючков попадали картины. В окнах зазвенели стекла. В столовой с глухим стуком свалилась на паркет репродукция Каррьера-Ива, стеклянная рама разбилась вдребезги.

Тут Тесса не выдержала и стала подниматься с кресла. Сначала она подумала, что это снова один из тех чертовых самолетов, заходящих на посадку в аэропорту Прайс-Каунти. Они то и дело, намеренно или случайно, любили пикировать, пролетая над крышами Пайн-стрит и 21-ой Авеню, да так, что дома тряслись.

Но это был не самолет.

На самом деле, Тесса не знала, что это за чертовщина.

Когда она поднялась на ноги — иногда чтобы встать с кресла, ей требовались определенные усилия — весь дом, словно, ходил ходуном. Как будто он стоял не на твердой земле, а на студне. Тесса замерла, боясь пошевелиться, чувствуя, что все вокруг находится в движении. Ей казалось, она вот-вот полетит на пол. Когда тебе под восемьдесят, как Тессе, такое падение может обернуться вывихом коленей и переломом бедер. И то и другое лечится очень плохо… если вообще лечится.

Поэтому она стояла и чувствовала, как зародившийся в животе страх сжимает грудь холодными цапкими когтями.

Дом снова тряхнуло и, вот черт, она услышала, как матушкин чайный сервис «Хавиланд» упал на пол и разбился вдребезги.

Господи, да что там такое?

Конечно, она думала о землетрясении… Но разве кто-нибудь слышал про землетрясение в Кэмберли, стоящем на твердой земле посреди зеленых лугов под синим небом Прайс-Каунти? Это же Средний Запад, ради всего святого! Подобное могло случиться в каком-нибудь богопротивном месте, вроде Калифорнии — Тесса тоже считала, что там им воздается по заслугам — но только не здесь.

Теперь рокот, напоминавший голодное урчание в животе, сменился каким-то бульканьем. Словно жидкий цементный раствор заливался в утрамбованную колею тротуара. Только было не очень похоже, что он заливался — он, словно, с клекотом выплескивался из водостока.

К тому времени, как Тесса добралась до панорамного окна, смотрящего на зеленую, спокойную Пайн-стрит, в доме уже невыносимо пахло канализацией. Наверное, где-то засорились трубы. Это был густой запах распада, сточных вод и тухлых яиц. Бррр!

У окна она почувствовала, словно из нее выкачали воздух.

Вот тебе и зеленая, спокойная Пайн-стрит. Сквозь трещины в улице сочилась какая-то черная дрянь, переливалась через бордюры и устремлялась во дворы. Тесса ошарашено смотрела, как зеленая трава утонула в черном, зловонном потоке, и через улицу, на переднем дворе у Берти Калишек, начал расти большой курган. Словно под травой раздувался огромный пузырь. Футов двенадцать-пятнадцать в поперечнике.

Он продолжал подниматься, как пирог. Дерн над ним треснул, как кожа в месте нарыва, и оттуда гноем хлынула черная гадость. Когда пузырь, или что там было, стал диаметром с детский бассейн и высотой с человеческий рост… он взорвался. Лопнул как чирей, забрызгав фасад дома Калишеков черной слизью.

Словно какой-то гигант запустил охапку жидкой грязи в аккуратную, белую «вагонку».

Черная гадость из пузыря хлынула во двор, достигнув ступеней крыльца. Она продолжала обильно течь, как кровь из открытой раны, пока двор Калишеков не исчез… не скрылся под добрыми двумя-тремя футами пенящейся черной дряни.

Тесса не знала, что это.

Сперва она подумала, что нефть.

Но здесь не Оклахома, и это было вещество слишком густое, больше похожее на грязь с речного дна… и так же пахло, только хуже. Тут она, не без юмора подумала, что это похоже на понос — черный, жидкий, гадкий понос (только слову «понос» она предпочла бы слово «нечистоты»).

Одному богу известно, какие болезни и заразу может принести эта дрянь.

Эта мысль заставила ее содрогнуться.

С пересохшим ртом Тесса заметила, что повсюду растут новые пузыри. Огромные штуки с треском лопались, вскрывая газоны. Один из них — у дома Дежарденов, через квартал — вырос до десяти или пятнадцати футов в ширину, другой — у дома Юнгов — в два раза больше, как гигантская раковая опухоль на теле старой доброй земли. Он поднял почти весь двор Юнгов. Тротуар и подъездная дорожка потрескались как пласты льда. Ветхий сарайчик на боковом дворе опрокинулся и развалился на части.

Ты должна кому-нибудь позвонить, ты должна что-то делать, — подумала Тесса, когда очередной пузырь превратил крыльцо Калишеков в щепки. Черная слизь хлынула по окрестностям нарастающей волной. Снова раздался низкий гул и земля задрожала.

Давление под землей нарастало.

Один за другим на поверхность выскакивали новые пузыри, как гноящиеся раны, расплескивая сгустки черной крови. Раздался глухой скрежет, и крышка канализационного люка взлетела в воздух и, звякнув, ударилась об бордюр, отколов кусок бетона. Вместо того, чтобы утонуть в грязи, она прокатилась через передний двор Макенриджей и, расколов пополам колодец Кэтлин, врезалась в крыльцо. Хотя само отверстие колодца было скрыто под густым, черным потоком, его расположение было отмечено непрерывно бурлящей в том месте жижей.

Через два дома от нее Тесса увидела, как мистер Грин проковылял через грязь к своей машине и запрыгнул в нее. Сдал задом на улицу и тут же увяз. Попытался раскачать машину, но она заглохла. Он выпрыгнул из салона, крича и ругаясь, поскользнулся, плюхнулся в грязь, и поднялся, словно вымазанный дегтем.

Тесса, не удержавшись, захихикала себе под нос.

Бульк-бульк-бульк.

Она обернулась. На этот раз звук шел изнутри, а не снаружи. Она поежилась… Это был очень нехороший звук.

Где-то в квартале от ее дома раздался пронзительный визг и эхом разнесся по округе. Тесса оцепенела от ужаса. Визг повторился, а потом потонул в море других воплей и криков. Она вглядывалась в окно, пытаясь рассмотреть, откуда он исходит, но так ничего и не увидела.

— Боже, да что там такое?

Когда она снова повернулась в сторону мистера Грина, того и след простыл. Его машина напоминала островок посреди дымящейся клоаки. Одна дверь была по-прежнему открыта. Люди собрались на верандах своих домов, но глупцов, желающих нырнуть вслед за ним в вязкую грязь, среди них не было.

Бульк-бульк-бульк.

Черт. Снова это бульканье.

Тесса пересекла гостиную и двинулась на звук в ванную. Раковина была наполовину заполнена пузырящейся черной грязью. Вода в унитазе походила на чернила. И снова проводя аналогии, Тесса назвала про себя ванну матерью всех помоек.

Бульк-бульк-бульк.

На этот раз звук шел из кухни!

Терзаемая тревогой, Тесса вошла на кухню и увидела, что из крана в ее начищенную до блеска раковину из «нержавейки» вываливаются сгустки черной слизи. Шлеп-шлеп-шлеп. Слизи становилось все больше, словно она выталкивалась под давлением.

Только не моя новая раковина, только не моя новая раковина!

Она инстинктивно схватилась за ручку крана, надеясь смыть грязь в канализацию. Но вместо воды полилось еще больше блестящей черной жижи.

Беспорядка и вони, от которой першило в носу, ей уже хватало по уши, а тут еще в трехдюймовом слое грязи она заметила какое-то шевеление.

Это были не пузырьки.

Что-то другое.

Странное, змеевидной формы.

В раковине было что-то живое.

3

Сидя на своем крыльце, Джено Дежарден смотрел на грязь, вязкими потоками текущую вокруг дома. Она добралась уже до третей ступеньки крыльца. Бардак и запах это уже плохо, а тут еще уборка потребует гигантских, можно сказать, астрономических затрат. Страховые ставки у всех взлетят, да и время это займет… не хорошо.

Он только что разговаривал по сотовому с братом, который жил на другой стороне Кэмберли. Их там тоже залило этой дрянью.

Что за гребаный бардак!

На крыльцо вышла Айви и протянула Джено банку пива, которую он осушил в один присест. Она села, нервно затягиваясь сигаретой «Бенсон Энд Хэджес 120». Сигарета походила на длинную белую ракету, с пламенем, вырывающимся из сопл при каждой затяжке.

— Становится все хуже, — сказала она.

— Да уж.

— Может, попробуем как-нибудь выехать отсюда?

— На этом?

Раздраженно дымя сигаретой, она ответила, — Всяко лучше, чем тонуть здесь… не думаешь?

— Она уже больше не поднимется.

— Как бы не так.

Джено проигнорировал ее. Это был его конек. Он уже звонил коммунальщикам, и там ему сказали, что такое творится по всему городу. Мэр обратился к губернатору, и Национальная гвардия была мобилизована для создания временных сооружений за городом, где могли разместиться те, кто вынужден был оставить свои дома. Инженерные войска были на подходе.

Все это здорово, — подумал Джено. Он был рад видеть, как работают его налоги. Вот только не было ответа на самый простой вопрос: что это за хрень? Это точно не сточные воды, не грязь и не нефть. Может, странная комбинация всего этого и чего-то еще?

Мерзость какая-то.

— Подождем какое-то время. Если станет слишком глубоко, будем убираться отсюда.

Но Айви совсем не нравилась эта затея.

Она была слишком взвинчена, чтобы просто сидеть и ждать. Она металась по крыльцу из одного конца в другой, что-то бормоча под нос, и непрерывно курила свои любимые «Вирджиния Слимс 120». Длинные, как 2-ой номер карандашей. Лихорадочно скуривала одну сигарету наполовину, бросала окурок через ограду, и тут же прикуривала следующую. За пятнадцать минут нахождения на крыльце, она прикончила уже три сигареты.

Джено знал, что лучше ей об этом не упоминать.

— Гляди, — сказала она.

Он повернулся и посмотрел через улицу.

Мистер Грин сдавал задним ходом, пытаясь выбраться из грязи. Машина заглохла почти сразу. Джино усмехнулся себе под нос, увидев, как Грин вылез из машины, поскользнулся, шлепнулся в грязь, а потом встал, чертыхаясь и фыркая.

— Не хочешь ему помочь? — спросила Айви.

— Дай подумаю, — ответил он. И добавил, — Нет.

Какого черта он будет помогать Грину? Этот говнюк вечно совал нос не в свои дела, стучал в полицию на соседей по любому поводу — от костров на заднем дворе до громкой музыки в гаражах, не оборудованных звукоизоляцией.

Не, это же такое развлечение! Он не собирается помогать этому пузатому сукину сыну.

Грин продолжал барахтаться в грязи, с головы до ног вымазавшись черной слизью.

Все в округе безучастно наблюдали за ним. Комедия была что надо, как первый поход в кино на Бастера Китона.

Айви, конечно, была вне себя от злости. Она ушла в дом, громко хлопнув дверью. Джено был уверен, что сейчас она пойдет на кухню, и будет в пятый или шестой раз наводить порядок в шкафах, расставляя специи в алфавитном порядке.

Он допил пиво, хихикая над Грином.

И тут раздался крик Айви.

4

Ева Юнг сидела за кухонным столом и, положив руки на скатерть, изучала свои пальцы. Длинные и тонкие, лишь в них она находила настоящее успокоение. Хотя костяшки и опухли от артрита, сами пальцы оставались довольно красивыми, а ногти гладкими и ухоженными. Во всяком случае, так она считала.

Хотя с виду она была женщиной хрупкой и почти все жители Пайн-стрит считали, что она давно «не ловит мышей», ум Евы оставался острым. Таким острым, что она знала про интриги, которые плетут против нее соседи. Они не любили ее из-за ее заросшего травой и сорняками двора, из-за упавшей ограды, из-за давно не крашеного дома… но в этом не было ее вины. Леонарда больше нет, а раньше всем этим занимался он. Она нанимала мальчика для работы летом во дворе, но только раз в месяц.

С тех пор, как Леонард умер, она очень редко покидала своей большой старый дом, да и то в основном по ночам, чтобы не видели соседи.

Ей не нравилось, когда на нее смотрят.

Или когда подслушивают.

Вообще, когда обращают на нее внимание.

Когда из-под земли поднялась грязь и затопила ее двор, Ева не то, чтобы удивилась. В глубине души она уже несколько лет ждала катастрофы.

Осторожно раздвинув жалюзи, она наблюдала за булькающим потоком.

Скоро стемнеет. Она знала, что случится тогда — придут чудовища… как приходили к ней, когда она, будучи еще маленькой девочкой, дрожала от страха в своей кроватке. Длиннорукие и красноглазые, они выползут из тьмы, терзаемые голодом.

Когда крик Айви Дежарден отвлек остальных, Ева продолжала смотреть на мистера Грина, пробирающегося сквозь грязевое море от своей заглохшей машины. Она единственная на всей Пайн-стрит видела, как он последний раз скрылся в потоке, и единственная видела, что схватило его.

Это были чудовища. Чудовища, прячущиеся в грязи.

5

Тони Альберт сидел на полу.

Дом не просто тряхнуло, его сдвинуло с места… да так, что Тони потерял равновесие. Землетрясение. Наверно, какое-то чертово землетрясение. Мочевой пузырь был по-прежнему полон, а Стиви тявкал как маленький педик. Тони поднялся на ноги и осторожно подошел к окну. Он ступал легко, словно боялся, что дом опрокинется под его весом.

Срань господня.

По улицам, затопляя дворы, текла черная грязь. Вокруг творился полный кавардак. Сломанные веранды, перевернутые столики для пикника. В грязевом море плыли кучи различного хлама — от надувных бассейнов и кормушек для птиц до пучков декоративного кустарника.

Сель? Неужели?

Это первое, что ему пришло на ум. Как в Калифорнии, где проливные дожди смывают склоны гор вместе с построенными на них домами. Но чтоб случилось подобное, нужно чтобы выпало очень много осадков, а дождей в последнее время было не так много.

Тогда что? Что?

Стиви тявкал под ногами.

— Заткнись, мать творю, — рявкнул на него Тони.

Повсюду текла грязь, ее уровень рос на глазах. Откуда она взялась, черт ее дери?

Зазвонил телефон. На дисплее высветилось имя Марва О'Коннора, живущего в квартале от них. — Видал это дерьмо, Тони?

— А как же. Что за хрень творится?

— Не знаю, но, похоже, игра сегодня отменяется.

Тони рассмеялся. — Тебе повезло. А то я собирался показать тебе пару приемчиков.

— Не сомневаюсь.

Шутка была понятна только им двоим: Тони проиграл четырнадцать из последних двадцати еженедельных игр. Он задолжал Марву уже свыше двухсот баксов, но Марв знал, что никогда не получит их, как и Тони знал, что никогда не отдаст. Оба относились к этому вполне спокойно.

— Короче, если скучаешь, надевай болотные сапоги, и дуй ко мне. Ферн готовит сэндвичи со стейком. Пиво с меня.

Тони ухмыльнулся. Марв варил свое собственное пиво. Крепкая штука. В последний раз Тони так надрался этой чудной бурды со вкусом кокоса, что свалился с крыльца и наблевал на себя. Дважды.

— Звучит заманчиво, но если я пойду, мне придется взять с собой Голлума.

— А, дети любят Стиви. Тащи. — Марв рассмеялся. — Знаешь, вы двое даже чем-то подходите друг другу.

Тони положил трубку, и тут же зазвонил его сотовый. Что за диндилень сегодня!

Если это очередная политическая хрень, его стошнит. Голосуйте за меня, потому что я такой же честный работяга, как и вы. И я вовсе не хапуга-взяточник, который будет обдирать тех, кто посадил меня в это кресло. И у меня на подбородке нет ни капли «корпоративной» спермы.

Но это был не очередной отчаянный политик, а Чарис, звонившая с работы. — Тони… о, боже… видал, что творится?

— Ага. Смотрю вот прямо сейчас.

— И такое по всему городу. Говорят, идет откуда-то из-под земли.

— Разве такое возможно?

— Так говорят. Тебе лучше выбираться оттуда.

Он сухо рассмеялся. — Да ну? И каким образом? На улицах фута три черного жидкого дерьма. Моя «Селика» и десяти футов не проедет.

— Со Стиви все в порядке?

Со Стиви все в порядке? Да эта женщина просто прелесть! У нее было сужение матки и она не могла иметь детей, поэтому дарила всю свою нерастраченную материнскую любовь этому комку шерсти. Это было бы смешно, если б не было так грустно. Она вела себя как чокнутая, старая кошелка, воображавшая, что ее куклы это ее дети, или считавшая родней живущих у нее в гостиной тридцать бездомных кошек. Он даже не хотел вспоминать, сколько раз она ставила его в неловкое положение на публике из-за этого проклятого пса. Другие женщины (в смысле, нормальные, не чокнутые бабы) показывали снимки своих детей, а Чарис, верная себе, вытаскивала из айфона фото своего мелкого, шелудивого засранца. Стиви спит. Стиви играет с мячиком. Стиви в своем пидорском свитерке. Стиви сидит у нее на коленях (наверно, испугался, что старая кошка Донны Пеппек, Люсия, выбьет из него все дерьмо) Боже милостивый! Другие женщины изображали сочувствие и сожаление по поводу разрушающегося рассудка и бесплодной утробы Чар, мужчины просто отворачивались. Бедный Тони, он женился на настоящей «головной боли».

— Тони? Тони? Со Стиви все в порядке?

Нет, его отметелила какая-то шпана, а потом пустила по кругу. Извини, милая. Может, заведем нормальную собаку? Такую, которой мне не придется стыдиться?

— Нормально все с ним. Щемится в углу, как обычно.

— Тони!

— Было бы неплохо, если б ты иногда интересовалась мной.

— Хватит шутить.

— А я не шучу.

Она тяжело вздохнула. — Короче, сидите и ждите. Скоро должна начаться эвакуация.

— Скажи, чтобы поторопились. Единственное мясо в доме — твой гребаный хомяк, и ровно в пять он отправится на противень.

— Тони! Ты не имеешь права…

Какой-то треск.

— Чарис? Чар?

Тишина. Сети не было. На этот раз он был благодарен их дерьмовому сотовому провайдеру.

Стиви затявкал, и Тони запустил в жалкого мелкого крысо-пса телефоном. Снова тявканье. Скаканье и царапание когтями по паркету. Так держать, педрила! Мамочки все равно здесь нет. А будешь себя так вести, отправишься в ту грязюку. Стиви, казалось, все понял; он тут же затих.

Раз нечего было делать, кроме как ждать, Тони закурил сигарету и удовлетворенно вздохнул. Чарис не разрешала курить в доме. И это его очень удручало. А сейчас какое это имеет значение? Когда все тонет в дерьме?

Бульк, бульк.

Он увидел, что из крана закапала маслянистая, черная жидкость. Нехорошо. Похоже, Чарис была права: эта дрянь идет из-под земли.

Затягиваясь сигаретой, Тони подошел к унитазу, чтобы отлить. Даже подобные жуткие обстоятельства не должны заставлять мучиться от переполненного мочевого пузыря. Он вытащил свое хозяйство и начал справлять нужду. Ну вот. Так-то лучше. Закончив, он спустил воду… и оставил сидушку поднятой. Он знал, что большинство мужчин об этом забывают, чем злят своих жен. А некоторые парни делали это специально, потому что их жены до безумия влюблены в своих уродливых шавок и…

Какого хрена?

Унитаз издал странное клокотание, словно чем-то подавился… а потом исторг черную, шевелящуюся массу. Она набилась в сифонное отверстие в нижней части унитаза. Какая-то блестящая дрянь, похожая на мокрую резину. Поначалу он подумал, что это Чарис сбросила настоящую бомбу, и та каким-то образом выбралась наружу, хотя нет, не похоже.

Черт, что это?

Стив затявкал.

— Заткни пасть, — проворчал Тони.

Теперь же, если бы это была обычная большая, но безобидная какашка, она б медленно, через слив, ушла бы дальше в сифон. Но здесь все наоборот. Этот… объект… проталкивался в унитаз, а не выходил из него. По трубам поступало все больше этого дерьма. Вода почернела, как китайская тушь.

Масса в унитазе продолжала увеличиваться в размерах.

Глаза Тони расширились.

Блестящая масса начала сильно напоминать чью-то тупую морду.

Тони отступил назад, когда морда, медленно вращаясь, протиснулась в резервуар. Она была живая. И двигалась. Ее не шевелила вода — она двигалась по собственной воле.

Черт.

Он вспомнил истории о змеях, пробравшихся в водопровод. Может, это вовсе не городские легенды.

Тварь… змея, червь… или чем она там была, вылезла, извиваясь, из сифона. Тони запнулся и упал на спину, ударившись затылком об ванну. Из глаз посыпались искры.

Лежа на спине, он услышал, как подошел Стиви.

Услышав всплеск твари в унитазе, Стиви посмотрел на него. В глазах пса словно читался вопрос, «Что будешь делать на этот раз, глупец?» Но Тони было не очень интересно, что думает Стиви, потому что увидел, как морда твари выглянула из унитаза, как кобра, зависшая над корзиной заклинателя змей.

Стиви задрал голову и тявкнул.

Тони ахнул, приподнялся и затолкнул Стиви обратно в гостиную. Когда он, охваченный ужасом, наконец, поднялся на ноги, тварь уже заполнила собой весь унитаз… и тут он взорвался.

Как будто грохнула бомба. Фарфор разлетелся на куски, грязная вода забрызгала стены и залила пол ванной.

Тварь оказалась на свободе.

Тони увидел, как она свернулась кольцом среди обломков. Он прикинул, что в длину она фута три-четыре. Толстая и зловонная, она извивалась и скручивалась кольцами, как земляной червяк под солнцем. Грязно-коричневый окрас сменялся сизым, сегментированное тело выделяло прозрачную слизь.

Глаз у нее не было.

Но был рот.

Рот раскрылся с шипением, растянулся в стороны, обнажив розовые челюсти, усаженные длинными, игольчатыми зубами… множеством зубов. Их было столько, что они напоминали спицы велосипедного колеса.

Тварь изготовилась для удара.

Тони с криком бросил в нее корзину для белья. Он выиграл себе считанные секунды, не больше. Корзина ее не остановила, совсем. Тварь фактически пробурила плетенку, вращаясь с огромной скоростью в облаке пыли.

Тони сумел прикрыть за собой дверь.

Но закрыть на защелку не успел.

Тварь ударила в дверь изнутри с такой силой, что та захлопнулась. Ударила снова, дерево треснуло и раскололось по всей длине. Потом с другой стороны раздался звук, словно дверь отчаянно царапают коготки десятков крыс… но Тони знал, что это не когти, а зубы. Тварь вгрызалась в дверь.

Стиви тявкал.

Тони потерял дар речи.

Он стоял, окаменев от страха, в голове гудел его собственный голос: «Неужели я вижу это? Черт, неужели я вижу это? Монстр из туалета? Зверь из унитаза?» Тем временем тварь прогрызла в двери дыру. Пока она еще не могла в нее пролезть, но это только пока.

Но она была полна решимости.

Неимоверной, жестокой решимости.

Тони знал, что ему нужно как-то удержать дверь, иначе чертова тварь снесет ее с петель, но подпереть ее спиной было нереально. Он примерно представлял себе, что станет с его незащищенной спиной, учитывая то, что случилось с корзиной и дверью.

Боже, он даже думать об этом не хотел.

Стиви продолжал тявкать и Тони прикрикнул на него, отчего тот, по своему обыкновению, стал тявкать только громче и пронзительнее.

Червь — боже, потому что это был червь, и уж точно не змея — продолжал атаковать дверь с максимальным упорством. Дверь представляла собой дешевую филенку. На вид может и ничего, но прочности никакой. Сломать ничего не стоит. Щепки и кусочки краски летели в воздух.

Тварь прогрызла еще одну дыру.

Тони был рад, что успел справить нужду, иначе бы он уже лишился ног.

Думай! Думай! Думай! Ведь можно же что-то сделать!

Но он понимал, что здесь без вариантов. Что-то сделать это значит перестать держать дверь, и как только он ее отпустит, мистер Червь проделает у него в заднице новую дыру. В прямом смысле.

Стиви затявкал еще громче.

Дверь буквально разваливалась на части.

Тони был напуган до смерти.

Появилась еще одна дыра, на этот раз напротив его щиколотки. Он увидел, как в нее втиснулась луковицеобразная морда червя. Лента черной слизи свисала из пасти, как слюна.

Потом морда исчезла.

Атаки на дверь прекратились.

Тони прислушался.

Он услышал отвратительное шебуршание, которое, похоже, издавал скользящий по кафелю червь. Потом раздался всплеск, и Тони понадеялся было, что тварь вернулась в трубу. Но та вела себя при атаке настолько агрессивно, что предположение казалось смехотворным. Подобные твари просто так не сдаются.

В ванной стало тихо.

Раздавалось лишь капанье воды.

Даже Стиви перестал тявкать.

Унитазная вода протекла под дверь, и теперь Тони стоял в холодной, зловонной луже. Он ждал. Минуту, две, три. Постепенно он ослабил давление на дверь. Он ждал, что червь снова ударит, но этого не произошло.

В ванной стояла абсолютная тишина.

Он посмотрел на Стиви. Маленькая шавка стояла, наклонив голову, с выражением, вызывавшим у Чарис невероятное умиление. Но Тони знал, что Стиви лишь пытается изображать милашку. Подобное выражение у псов обычно означает «Какого хрена?» Так было и так будет всегда, не смотря на желание Чарис думать иначе.

С бешено колотящимся сердцем, Тони отодвинулся от двери.

Черт, да по ней словно молотками дубасили. Огромными, гребаными молотками. Трудно было поверить, что один — хоть и большой и жуткий — червь мог причинить такой ущерб. Черви — мягкотелые существа и, похоже, кому-то нужно об этом напомнить.

В ванной по-прежнему было тихо.

Стиви поднял на него морду, с тем же самым выражением, и Тони передразнил его. В самом деле, какого хрена? Он почувствовал странную солидарность с этой шавкой. Они всегда активно презирали друг друга, но сейчас что-то изменилось. Общее отчаяние и страх объединили их. Разве Чарис не удивится и не станет ревновать, когда Стиви начнет водить с ним дружбу?

Тони присел возле пса и потрепал его за шерсть.

— Дай бог, чтобы эта тварь ушла, — прошептал он. — В любом случае, нам лучше убираться отсюда, пока она не вернулась.

Поэтому нужен план. На любой план требует действия, а действие означает движение, то есть ему придется повернуться к двери спиной, а ему совсем не нравилась эта идея. Но в ванной было тихо, и он не очень-то верил, что червь сумел бы так затаиться.

Он медленно поднялся на ноги, сморщив нос от жуткого смрада, идущего из ванной. Он не мог понять, что это. Какой-то странный, сырой запах дерьма, мочи, грибной трухи и червивой гнили. Ужасная вонь.

— Будь начеку, Стиви. Услышишь что-нибудь, лай громче.

Он был уверен, что разговаривает сам с собой, но, пятясь в коридор, увидел, что Стиви по-прежнему сидит у двери и сверлит ее холодным, решительным взглядом. Тони вбежал в спальню и стянул с себя мокрые носки. Снял «треники», натянул какие-то джины, накинул толстовку и надел сухие носки. Так-то лучше. Вытащил из шкафа рюкзак. Набил его бутилированной водой и едой. Хватит продержаться, пока они не выберутся из города.

Когда вернулся к двери ванной, Стиви по-прежнему стоял на посту.

Тони натянул резиновые боты, и вытащил из шкафа биту для софтбола. Может, это не лучшее оружие, но она из твердой древесины и сможет легко крушить черепа, ну и червей, наверное.

— Окей, Стиви, — сказал он. — Я хочу посмотреть. Вдруг тварь ушла, но я должен знать наверняка.

Стиви одарил его знакомым взглядом. Что? Хочешь, чтобы червь сожрал тебя?

Тони подошел к двери, и, не колеблясь, открыл ее, живот словно пронзила белая стрела страха.

Ничего.

В ванной творился полный бардак, но червя видно не было. В ванне ничего. И в раковине ничего. От унитаза почти ничего не осталось, кроме основания, которое было крепко привинчено к полу, и черной, уродливой трубы слива.

Тони вздохнул, и опустил биту.

Это какой-то палтус, мутировавший за долгие годы нахождения в зловонной тьме. Единственный в своем роде.

Он ушел, и больше его, наверно, никто не увидит.

Убеждая себя в этом, Тони почувствовал себя лучше. Действительно, гораздо лучше… хотя он понимал, что больше никогда не сядет на унитаз голым задом, выставляя его напоказ подземному, кишащему червями кошмару.

— Окей, давай-ка выбираться отсюда, — сказал он. — Навестим Стефани, или заглянем к О'Коннорам.

Тут из трубы послышался всплеск. Это была не просто вода, и Тони знал это.

— Черт, — воскликнул он.

6

— Что на этот раз?

— Сюда! — закричала Кэтлин. — Поторопись, ради бога!

Пэт Макенридж вздохнул. Он выглянул из окна и посмотрел на свой «Додж Рэм», стоящий на подъездной дорожке. Потом повернулся и пошел по коридору. — Где ты, черт побери?

— Здесь, внизу! Поторопись!

Боже, пусть лучше это будет веская причина. Очень веская причина. Потому что если он спустится и выяснится, что она распаниковалась из-за глупого гребаного паука, вылезшего из сушилки, он психанет. Психанет по-настоящему.

— Ты идешь, или что?

В ее голосе уже звучала истерика.

Он торопливо спустился по лестнице, остановившись перед самой дверью в подвал. — Что?

Она хрипло пробурчала. — Может, соизволишь уже спуститься, или мне пойти и привести тебя за руку?

О, ну и рот!

Он спустился в подвал и тут же почувствовал запах — тот же самый, что и снаружи, только концентрированный… почти невыносимый сырой смрад гниющей канализации. Из стока в полу рядом с водонагревателем, пенясь, поднималась черная дрянь. Жидкая грязь с лопающимися маслянистыми пузырями. Так могли пахнуть трупы утонувших животных, выброшенные на берег.

Сморщив нос, Пэт сказал, — Да ну на хрен! Пошли отсюда.

— Наш дом, — запричитала Кэтлин. — Наш… дом.

Он обнял ее. Она была напряжена, как доска. С таким же успехом можно было утешать стойку ограждения.

— Вернемся, когда это кончится, и все починим. Главное выбраться отсюда.

— Думаешь, все настолько плохо?

— Не знаю. Правда, не знаю.

— Может, стоит подождать? — предположила она.

— Нет.

— Нет?

— Нет, Кэтлин. На улицах этого дерьма уже по колено. И оно, похоже, продолжает прибывать. Если прождем слишком долго, даже мой грузовик не проедет. Думаю, сейчас мы еще сможем прорваться, но через час… даже не знаю.

— Что-то не хочется мне там застрять, Пэт. Через час уже стемнеет. А с ребенком…

— У нас нет выбора.

Он не стал ждать новых аргументов.

Когда он начал подниматься по лестнице, и Кэтлин поспешила за ним, готовая к очередному раунду спора, из стены подвала раздался звук, будто кто-то раздавил яйцо. Потом он усилился. И сменился уже каким-то скрежетом. Шов между двумя бетонными блоками раскололся и оттуда, пузырясь, словно сырая нефть, хлынула черная жидкость.

— Вот, черт, — воскликнула Кэтлин.

Они бросились вверх по лестнице.

— Почва пропиталась влагой, — сказал ей Пэт, натягивая болотные сапоги. — Я как-то читал, что во время наводнений вода не столько проходит под дверью или через стены, сколько просачивается сквозь фундамент. Вот это сейчас и происходит.

Кэтлин начала было спорить, но закрыла рот.

Покидать свой дом ей было нелегко, но она понимала, что Пэт прав. Они просто не могли сидеть и ждать. Было бы их двое, но малыш Джесси менял все. Они не могли рисковать.

Пэт надел дождевик — сам точно не знал, зачем — и вышел на крыльцо.

Когда он начал спускаться по лестнице, Кэтлин схватила его за руку.

— Нет, — сказала она.

— Что такое?

— У меня очень плохое предчувствие. Не ходи туда.

Пэт не был расположен к ее предчувствиям. Особенно сейчас. Спустившись с крыльца, он вошел в грязь. Она была странно теплая и густая. Как овсяная каша. Он с трудом стал пробираться через нее к «Доджу». Надо подогнать его к крыльцу задом, чтобы Кэтлин с ребенком смогли сесть. Очень простой план.

Когда он добрался до грузовика, жижи было по бедра.

Даже не смотря на высокую посадку «Доджа», грязи было выше колес. Может, уже слишком поздно? Может, им нужно переждать? Подняться на верхний этаж и надеяться на лучшее?

Нет, черт побери. Нужно выбираться.

Кэтлин стояла на крыльце.

— Приготовь Джесси, — крикнул он.

И тут он почувствовал, как что-то задело его ногу. Наверняка в этой грязюке плавает полно всякого хлама. Но эта штука двигалась. Она коснулась его колена, потом другой ноги. Поверхность грязи покрылась странными завихрениями и рябью.

Какого черта?

Он уже собирался окликнуть Кэтлин, как что-то ударило его в правую лодыжку, вцепилось железной хваткой и стало выворачивать. Он захрипел и упал в грязь, скрывшись в ней с головой. Жижа хлынула в рот и попала в горло. В невероятной панике он барахтался и отбивался, затягиваемый мощными рывками под грузовик.

Что-то схватило его за правую руку, затем за левый бицепс.

Потом ударило в горло, разорвав сонную артерию. Словно в призрачной дымке он увидел себя маленького, тонущего в озере Блэк Лейк… и захлебнулся грязью и собственной пульсирующей кровью.

7

Бульк-бульк-бульк.

В раковину продолжала капать мерзкая черная жижа. Там уже набралось добрых пять или шесть дюймов. Тесса не верила, что столько могло накапать из крана. На самом деле, значительная и большая ее часть поднялась из слива.

Хотя Тессу это не особо заботило.

Потому что в грязи было что-то живое.

Последние минут десять, пока она наблюдала, шевеления не было. Она всерьез уже начала подумывать, не почудилось ли ей все это. Может, и почудилось. Может быть…

Но тут из грязи раздалось какое-то клокотание. Поверхность всколыхнулась, на нее всплыли несколько пузырей и полопались один за другим. Тесса стояла и смотрела, ошеломленная. В горле пересохло, ноги стали ватными. Ей хотелось уйти, но силы, казалось, оставили ее.

Клокотание повторилось.

На поверхности возник фрагмент чего-то размером с проволочную губку. На вид он имел консистенцию затвердевшего сала. Так или иначе, выглядел он отвратительно.

У Тессы скрутило желудок.

В такие минуты ей очень не хватало Чарли, хотя ей не хватало его двадцать четыре часа в сутки. Тесса была женщиной старой закалки. Если в доме появляется какая-то тварь, разбираться с ней входит в компетенцию мужчины. У нее не было проблем с традиционными обязанностями. Готовка и уборка всегда были ее поприщем — мужчину на кухне она не терпела. А ремонт, передвигание мебели и уничтожение тварей всегда лежало на Чарли.

Но Чарли уже долгие семь лет как лежал в земле.

Тесса знала, что должна справиться с этим, чем бы оно ни было. От этой мысли ей стало дурно. Во время прошлогоднего нашествия мышей, ее едва не стошнило, когда она вынимала их раздавленные тельца из ловушек. Но сейчас она понимала, что все будет гораздо хуже.

Грязь снова пошевелилась, и на этот раз ее потревожило то, что находилось в ней.

От паники у Тессы закружилась голова.

На лбу выступил пот.

Она слышала, как на улице люди окликают друг друга со своих веранд. Прямо как уцелевшие после кораблекрушения перекрикиваются друг с другом, держась за обломки. Они не могли ей помочь.

Если хочешь убрать из раковины эту тварь, старуха, ты должна заняться этим сама. Ты и только ты.

Бррр! Эта мысль привела ее в ужас. Единственное, что придавало ей сил, было то, что чудовище находилось в раковине, на кухне, а кухня — это ее территория. Она не потерпит здесь чужого вмешательства.

Оружие.

Рядом стояла сумка со старой посудой и столовыми приборами, которую она приготовила для отправки в «Гудвилл». Она выхватила из нее вилку для жарки. Она была достаточно длинной, поэтому вполне ее устроила. Если то, что находится в раковине, попало туда из слива, то оно маленького размера. Куда оно против вилки для жарки!

На всякий случай Тесса выудила еще молоток для отбивания мяса. Вооружившись вилкой и молотком, она стала похожа на средневекового рыцаря.

Ладно, что бы ты ни было, я готова.

Она вовсе не была готова и знала это, но выбора не было. Собравшись с духом, она ткнула вилкой «поплавок». Ее движение потревожило жижу, и из раковины вырвался скопившийся там зловонный газ. Как из раздувшегося утопленника, плавающего в стоячем водоеме.

Тесса снова ткнула штуковину.

Она очень походила на кусок жирного мяса, только черный от грязи. Стиснув зубы, она вонзила в него вилку и почувствовала, как зубцы царапнули дно раковины.

А может, все-таки там ничего нет.

Она ткнула вилкой в раковине еще пару раз.

Что-то шевельнулось.

Она почувствовала, как что-то задело вилку, и ее передернуло от отвращения. Она отдернула вилку… Но, черт, это же ее кухня! Она не собирается бояться какой-то глупой рыбешки, заплывшей через трубу.

Рассердившись, Тесса принялась тыкать вилкой в раковине, пока… с содроганием не почувствовала, как что-то проткнула. Что-то толстое. Похожее на сырокопченую колбасу. Такое же по твердости.

«Мясистое» — вот какое слово пришло ей на ум.

Что бы то ни было, она поймала его. Странно, если оно действительно была живое, то почему не шевелилось? Разве оно не должно извиваться от боли?

Втянув воздух сквозь стиснутые зубы, она подняла вилку. Штука была тяжелая, пару фунтов как минимум. Тесса быстро подняла вилку из жижи, пока не успела передумать.

Увиденное ввергло ее в ступор.

Штука походила на змею. Именно об этом она подумала в момент абсолютного атавистического страха. Она была фута два длинной, толстая, как пивная банка. Она лениво извивалась, обильно истекая чернильной слизью.

Тесса с криком выпустила ее.

Штука шлепнулась в грязь… и тут же ракетой бросилась назад.

Тесса успела закрыть лицо рукой, выронив вилку для жарки. Штука вцепилась ей в запястье, яростно вгрызаясь-присасываясь своим ртом, и Тесса отчетливо услышала хруст собственных костей.

Сперва она закричала.

Потом зашлась в истерике.

Неуклюже кружась на месте, стала отчаянно трясти рукой, чтобы сбросить тварь. Тем временем запястье пронзила новая вспышка боли. Тварь не просто кусала, она жевала его. Яростно размахивая рукой, вне себя от паники и боли, она, наконец, сумела сбросить тварь. Та ударилась об буфет, оставив гадкое темно-коричневое пятно, похожее на размазанное дерьмо, а потом упала и, отскочив от хлебницы, скатилась к столешнице.

Больше она не двигалась.

Лишь слегка подрагивала.

Тесса посмотрела на запястье, и чуть не хлопнулась в обморок. Оно было объедено так, что были видны мышцы и связки. Вся рука была красной от крови. Тесса услышала стук капель об пол — шлеп-шлеп-шлеп.

Она покачнулась, перед глазами все плыло. То ли от шока, то ли от травмы, то ли от потери крови, она не знала. Она пыталась устоять на ногах. Пыталась не потерять сознание. Она знала, что все сейчас зависит от нее. Приковыляв к плите, она стянула с ручки полотенце и обмотала им запястье, потом еще одним, так, что рука стала похожа на спеленатого младенца.

Но кровь… Боже милостивый!

Кровь была на ней. На полу. На стене, на занавеске с вышитой надписью «ДА ХРАНИТ ГОСПОДЬ НАШУ КУХНЮ». В этом была какая-то мрачная ирония, и она понимала это. Ей нужно позвонить в скорую, пока она не истекла кровью.

Грязь… грязь на улицах. Они не проедут по ней… не успеют.

А вот соседи… Дежардены, Макенриджи… Она видела их на верандах домов, наблюдающих за грязевым потопом. Они помогут ей. Но она должна как-то добраться до них.

Она шагнула к кухонной двери, под ногами захрустели останки матушкиного чайного сервиза.

Голова сразу же закружилась.

Во рту пересохло.

Перед глазами все поплыло.

Пульсирующее запястье уже не так волновало ее. Ей семьдесят семь, а она скачет как пятнадцатилетняя девочка. Спину кололо словно иголками, колени ныли, а правое бедро готово было выскочить из сустава в любую минуту.

Телефон.

Она неловко сняла трубку с рычага, оставив кровавый отпечаток на стальной поверхности духовки. Прислонилась к столешнице над посудомойкой. Нажала несколько кнопок. Нет, черт возьми, попробуй еще! Но она не могла сосредоточиться. Не могла вспомнить ни один номер, хоть убей. О'Конноры. Да. Живут через квартал. Их телефон был нацарапан на краю маркерной доски. Она как-то покупала герлскаутское печенье у их дочери.

Трубку сняли сразу же.

— Ферн, — выпалила Тесса. — Помоги мне… На меня напали…

Трубка выскользнула из окровавленных пальцев.

Столешница рядом с раковиной была пуста. Тварь исчезла.

Боже, где она? Где эта мерзость?

Грязный черный след вел через всю столешницу, мимо полочки со специями, прямо к…

Она была почти в шести дюймах от ее руки.

На змею не похожа, сейчас это было хорошо видно.

Огромный, жирный червь, красновато-бурого цвета, мелко сегментированный как многоножка, и совершенно безглазый… и все же он будто смотрел на нее. Задняя часть то сворачивалась кольцами, то разворачивалась, передняя была приподнята, как у гремучей змеи перед броском.

Тесса успела разглядеть все это за доли секунды.

Она увидела, как крайний передний сегмент растянулся в стороны, словно губы, обнажив зияющую пасть, розовую, как жевательная резинка и усеянную рядами крючковатых, острых как кровельные гвозди, зубов. Они были выпачканы в ее крови.

Это все, что она увидела.

Червь зашипел.

Потом подпрыгнул и вцепился ей в лицо. Не успела Тесса опомниться, как уже лежала на полу. Червь ударил снова, похожий на губы сегмент растянулся еще сильнее и зубы выдвинулись из десен как у акулы, впиваясь все глубже в лицо Тессы.

К тому моменту она почти потеряла сознание.

Стонала, кряхтела, дрожала… но уже слабо.

Находясь словно в тумане, она чувствовала, как червь вгрызается и всасывается ей в лицо. Левый глаз с влажным хлопком выскочил из глазницы.

Боли не было. Только хлюпанье и чавканье кормящегося от нее червя.

8

— Пэт?

Кэтлин оглянулась на грузовик, стоящий на подъездной дорожке. Она увидела текущую грязевую реку, окружающую его, и больше ничего.

— Пэт?

Может, он обошел машину с другой стороны? Грузовик был такой высокий, что из-за него ничего не было видно. Не было слышно ничего кроме плеска студенистой жижи. Она с трудом сглотнула, пытаясь все осмыслить.

Она повернулась у нему спиной.

Пошла в дом собрать малыша Джесси и кое-что еще, что успеет собрать, пока Пэт подгоняет грузовик к крыльцу. Взялась за дверную ручку, вошла в дом… и тут услышала, как Пэт крякнул, словно его пнули в живот, а потом раздался всплеск.

Когда она вернулась, Пит просто… исчез.

Словно наэлектризованная, Кэтлин бросилась вниз по лестнице и, оказавшись в скользкой грязи, чуть не потеряла равновесие. Потревоженная грязь выдала облако зловонного горячего газа.

— ПЭТ? — закричала Кэтлин. — ПЭТ? ПЭТ!

Его нигде не было видно, паника тут же охватила ее. Единственным возможным объяснением было то, что он поскользнулся, упал, ударился головой о грузовик и ушел под грязь. Ее здесь было фута три, вполне достаточно, чтобы скрыть тело. Это вещество не походило на воду… густое и стоячее, как речной ил. Он не смог бы выплыть на поверхность так легко, как если бы был в воде.

Не паникуй. Не теряй время, но и не паникуй. Действуй спокойно, быстро и эффективно.

Она слышала эти слова у себя в голове, но совершенно не обращала на них внимания. Упав на колени в зловонную грязь, она почувствовав, как та просачивается ей в штаны и залазит в ботинки. Она была не холодная, а неприятно теплая, словно живая. Кэтлин стала отчаянно шарить в ней руками. Если он действительно ударился головой, она его нащупает. Он должен быть прямо рядом с грузовиком.

Но его там не было.

Пока она шарила по дну, фактически взбалтывая жижу, от невыносимого зловония закружилась голова. Она закричала, — СЮДА! МНЕ НУЖНА ПОМОЩЬ! ПОЖАЛУЙСТА!

Еще меньше десяти назад на верандах толпились люди, а сейчас всех будто ветром сдуло. Она пошарила рядом с грузовиком, и даже под ним, чуть не окунувшись лицом в дымящуюся грязь.

Пэта нигде не было.

Он просто исчез.

На четвереньках она заползла за грузовик с другой стороны, плача навзрыд. Пошарив в грязи, подняла глаза на саму машину. Она была белая, жемчужно-белая, но теперь по пассажирской двери стекали ярко-красные ручейки, как будто кто-то выплеснул на нее ведро крови, и она только начала подсыхать.

Боже мой, боже мой.

Кэтлин продолжала шарить, пытаясь найти хоть что-то. Она уже не плакала, а лишь издавала разрозненные, жалкие всхлипы.

Подожди-ка.

Она что-то нащупала.

Схватила.

Рука Пэта?

На ощупь это было что-то большое, как его предплечье, только какое-то уж необычно мягкое. Она выдернула его из грязи, и это оказался не Пэт. Это было похоже на… какого-то вымазанного черной жидкостью угря. Он корчился и извивался у нее в руке.

Вскрикнув, она бросила его.

И тут что-то врезалось ей в бедро.

Кэтлин поднялась на ноги, опираясь на грузовик, оставляя на кузове грязные отпечатки, и поспешила спрятаться с другой стороны. Тут что-то задело ее ботинок. Она приковыляла к крыльцу, несколько раз поскользнувшись и свалившись в грязь.

С трудом поднялась по лестнице.

Услышала за спиной какой-то всплеск.

Не оглядывайся. Ни в коем случае не оглядывайся, потому что ты увидишь…

Не слушая свой внутренний голос, она обернулась и видела, как нечто, похожее на выгнутую шею питона, поднялось из грязи, и снова скрылось под поверхностью. Словно акула, показавшая плавник. Кэтлин поняла, что бы это ни было, оно приходило за ней. Как пришло за Пэтом.

9

Ева Юнг лежала в кровати и ждала конца света, как раньше ждала, когда Леонард займется с ней любовью. Странно было думать об этом, особенно сейчас, когда Леонарда уже несколько лет нет в живых. Но, может, раз ее смертный час настал, нет ничего необычного в том, что женское сердце возвращается к романтичным, жарким и сладким вещам, давно ушедшим, как и летние дни ее молодости.

Годы это листья, постепенно уносимые ветром, пока во дворе не останется ни одного.

Ева знала, что Национальная гвардия и полиция никогда не доберутся до Пайн-стрит. В Кэмберли пять тысяч жителей, и пока они организуются и начнут действовать, уже некого будет спасать. Она знала это, потому что солнце клонилось к закату, и скоро станет темно. А из тьмы придут чудовища. Она знала это очень хорошо. Может, повзрослев, она пыталась отгонять от себя эти мысли… чтобы по ночам было спокойнее спать… но всегда знала, что это правда. Сегодня ночью чудовища заберутся в каждый дом и убьют всех мужчин, женщин и детей.

Это будет не кромешная тьма, как в историях, рассказываемых в детстве ее матерью. Нет, сегодня будет светить луна, яркая и полная. Выглянут звезды, мерцая давно умершим светом, словно осколки алмазов.

Чтобы лучше видеть вас, мои дорогие. Когда я буду поедать вас.

Ева подумала о соседях. Она слышала уже много криков, а к исходу ночи их будет еще больше. Но она не станет обращать на них внимания. Людей ждет страшная смерть, как и ее саму, и ей нет до них никакого дела. Соседи избегали ее, ну и бог с ними. Она не держала ни на кого обиды. Она была одинокой женщиной, не то чтобы старой в свои пятьдесят три, но и далеко не молодой, живущей в большом ветхом, скрипящем по ночам от ветра доме.

Да и что бы они ей сказали, если уж на то пошло?

Ева, каково это находиться совершенно одной в этом большом доме, наедине с пожелтевшими воспоминаниями о давно умершем муже, слушая по ночам уханье совы на крыше? Она была рада, что ей не приходилось отвечать на этот вопрос. Иначе, она сказала бы им, насколько это ужасно просыпаться в три часа ночи и, протягивая руку к сильным плечам мужа, нащупывать лишь пустоту. Насколько ужасно быть одинокой и слушать собственную нарастающую тоску, обливаясь горячими слезами.

Но сегодня она не одинока в своих страданиях.

Она разделила их с соседями.

Они умрут все вместе, и может быть, всего лишь может быть, возродятся в лучшем месте, свободном от боли.

Она слушала, как грязь затекает к ней в дом и скользят по трубам чудовищ. Скоро они дадут о себе знать, а она будет ждать их, как когда-то ждала Леонарда. Она примет от них смерть с распростертыми объятиями, потому что смерть болезненна, как любовь, а истинная любовь это воскрешение.

10

Через два дома от Евы Юнг, Берти Калишек, затягиваясь сигаретой «Ларк 100», сказала, — Это потому, что ты не жила в дерьме, как я. Ты всего лишь ребенок и ты, дорогуша, не знаешь, что такое дерьмо. Черт, да ты даже не знаешь какого оно цвета и запаха.

Донна Пеппек вздохнула.

Она уже начала сомневаться, правильно ли сделала, что решила переждать это с Берти. В целом Берти была хорошей женщиной. Если вас не смущает непрерывное курение, поглощение пива в огромных количествах, и почти постоянные воспоминания о лучших временах. Бывали дни, когда она нравилась Донне. Бывали, когда нет.

Похоже, сегодня день как раз из этих.

Донна пришла, потому что мысль пережидать это в одиночку была невыносимой. По радио продолжали говорить, что Национальная гвардия эвакуирует город улицу за улицей, и чтобы все сидели тихо и ждали. Если потребуется срочная медицинская помощь, они должны звонить в 911… но только в случае крайней необходимости. В остальном всем советовали держаться от грязи подальше.

Не нужно говорить мне дважды, — подумала Донна.

Из-за постоянно повторяющихся сообщений аварийной системы радиовещания, резкого голоса Берти, и облаков едкого дыма, у Донны не на шутку разболелась голова.

Ты знаешь, что не хотела приходить сюда. Ты хотела повидать Джено.

Вот почему она пришла к Берти. Идея находиться в доме вместе с ним и Айви казалась ей неприемлемой. Донна всячески избегала Айви… что было не так уж и трудно, учитывая, что Айви практически не выходила из дома. Но находиться в ее доме, вынужденно общаться с ней и взаимодействовать… нет, это уже слишком.

Может, роман с ее мужем был не очень хорошей затеей.

Донна вздохнула. Чувство вины. Оно преследовало ее постоянно. И все же, она не сможет отказать, если Джено снова заглянет к ней на минутку. Это просто что-то, не правда ли?

— … поэтому поверь мне на слово, раньше со мной такого не было, — сказала Берти.

— Раньше, это когда? — спросила Донна, осознав, что в какой-то момент перестала ее слушать.

— Со времен Кубинского ракетного кризиса. Не думаю, что те из нас, кто пережил его, когда-либо его забудут. Мы были на волосок от конца света. На волосок. Для мира это были две очень долгих недели, поверь мне. Берти загасила сигарету. — Я хорошо это помню. Тогда я бросила курить «ЛМ» и переключилась на «Ларк». И с тех пор их и курю.

В доказательство, она зажгла следующую сигарету.

— Надеюсь, они быстро сюда доберутся, — сказала Донна.

— Кто?

— Национальная гвардия. Я хочу выбраться отсюда.

Берти рассмеялась. — Не будь наивной, дорогуша. Мы не первые в очереди. Особенно здесь. Гвардия начнет с северной стороны, где живет вся эта богатенькая шваль. Они доберутся до нас, но не раньше чем через несколько часов, не сомневаюсь.

Донна выглянула в окно на поднимающуюся грязь. — У нас нет столько времени.

— Сядь и выпей пива. — Берти открыла новую бутылку и чокнулась с ней. — По мне, если это конец света, и мы все умрем, наплюй, его можно встречать и пьяным и трезвым.

11

Прикидывается.

Этот злобный маленький говнюк прикидывается мертвым.

Именно это делал червь, как не абсурдно это звучит, и Тони знал это. Остатки сомнений развеялись, когда труба унитаза взорвалась как миномет и темно-коричневая грязь фонтаном ударила в воздух. Она покрыла Тони с ног до головы и сбила с ног. Забрызгала стены, заляпала потолок и залила пол. Словно кровь из поврежденной артерии, хлынула бурной рекой в гостиную, окатив его с головой и отбросив назад на три фута.

— Господи Иисусе! — закричал он, приподнимаясь и садясь на полу. Стоки продолжали течь из ванной, густые как сироп, теплые и вязкие как рвота.

Отчаянно стряхивая грязь с лица, Тони попытался встать на ноги, поскользнулся и упал. С трудом встал на четвереньки, зацепив ботинком ленту туалетной бумаги, с коленей скатился кусок дерьма. Пропитанный сточными водами, Тони поперхнулся от смрада, желудок мучили рвотные спазмы.

На четвереньках сдерживать позывы было уже не реально. Он исторг из себя немного желчи, кашляя и задыхаясь. Стиви стоял рядом и смотрел. Промокший от грязи, он стал походить на тощую крысу-утопленницу, с шеи как ожерелье свисал лоскут туалетной бумаги.

Тони чуть не рассмеялся, но понял, что сам выглядит не лучше.

Это какой-то гребаный кошмар, от начала до конца.

На полу было уже больше десяти дюймов бурлящей слизи. Посмотрим, что на это скажет Чарис. Перед глазами все плыло от запаха гнили и метана. Ему нужно выбираться отсюда, пока он не потерял сознание от испарений.

А как же червь, болван? Не забывай про червя!

Стоило ему об этом подумать, как из грязи в ванной поднялся червь. Хотя глаз у него не было, он направил в его сторону свою узловатую голову, от которой по всему телу шла низкая, едва заметная вибрация.

Стиви тут же затявкал.

Вибрация усилилась. Сейчас весь червь содрогался от нее, посылая мелкую рябь по поверхности жижи. Его сегменты пульсировали. Голова раскрылась, как цветочная луковица, «губы» растянулись в стороны, обнажив зубы, похожие на острейшие осколки костей. Не было никаких сомнений, что природа создала эту тварь, чтобы хватать и удерживать, рвать плоть и насыщаться кровью.

Очень тихо и осторожно, Тони начал подниматься на ноги, не сводя с червя глаз.

Стиви перестал тявкать.

Он подался вперед, подняв перед собой одну лапу как указатель. Тони поморщился. Видимо, в нем просыпалась настоящая собака.

— Нет, Стиви, — полушепотом скомандовал он.

Из горла пса вырвалось низкое рычание. Надо же! Тони никогда не видел его таким. Червь являлся угрозой, и давно забытые инстинкты заставили пса встать на защиту территории.

Червь зашипел, изо рта свисали сгустки слизи.

Стиви, крадучись, двинулся вперед.

— Черт возьми, Стиви! Перестань!

Пес был в футах четырех от него. Он прекрасно знал Стиви. Когда нужно, этот пес мог быть очень быстрым. У Тони было очень нехорошее предчувствие, что если он попытается схватить Стиви, тот сразу бросится на червя и вступит в заведомо неравный бой.

Стиви крался вперед.

Тони понял, что ему необходимо оружие. Подошла бы любая рухлядь. Что можно бросить в червя и отвлечь его. Нужно выиграть время, чтобы успеть схватить пса и выскочить за дверь.

— Стиви, — попробовал он снова.

Безрезультатно. Стиви был целиком увлечен защитой территории. Проснувшаяся в нем генетическая память захлестнула его, пробудила первобытное, яростное стремление защищать свою собственность и уничтожать любого, кто на нее покусится.

Черт, тупая шавка, сейчас не время!

Червь шипел уже очень громко.

Он принял вызов и был готов к бою. Это была упитанная тварь, только теперь она стала еще толще. Она сложила свои кольца так, что стала похожа на мясистую, истекающую слизью «игрушку-пружинку». Из широко раскрытого рта торчали ряды шиповидных зубов.

Тони схватил первое, что попалось под руку — роман Джеймса Паттерсона в жесткой обложке, валявшийся в кресле-качалке Чарис. Он был толстый и тяжелый. Тони как-то начинал читать Паттерсона по совету Чарис, но быстро вернулся к Элмору Леонарду. Если он поразит червя этой книгой, то тут же изменит свое мнение, что книги Паттерсона годятся лишь для дверных подпорок.

Он взял ее в руку, взвесил… И тут Стиви с пронзительным лаем кинулся на червя.

— СТИВИ, НЕТ!

Червь замер, видимо ожидая, когда пес окажется на расстоянии удара. Он весь напрягся как пружина, и когда Стиви был уже рядом, шевельнулся… и пулей прыгнул вперед, как те шуточные змеи из банки. Его сгруппированные, сжатые сегменты высвободили мышечное напряжение, и он бросился на Стиви, так же бешено вращаясь, как при атаке на бельевую корзину.

Стиви буквально разлетелся на брызги крови, осколки костей и клочья тканей.

Червь прошел прямо сквозь него, разметав останки во все стороны. Пес успел лишь жалостливо взвизгнуть, прежде чем его разорвало и практически вывернуло наизнанку. Стены ванной заляпало ошметками мяса и кровью, клочья шерсти медленно оседали на пол как пух из подушки.

— СТИВИ! — завопил Тони.

Теперь червь двигался на него, вращаясь как ледовый бур. Тони швырнул в него книгу. Она ударила в червя, отбросив его в сторону, и, падая, развалилась пополам.

К тому времени Тони уже бежал со всех ног.

Он схватил биту и заскользил через гостиную, зная, что червь идет за ним, и что шансов у него нет. Лучший путь отхода был через кухню, поэтому он направился туда. Если повезет… бррр… пока червь будет есть Стиви, он выиграет себе какое-то время.

Полупьяный от ужаса, он выскочил через заднюю дверь, и слетел по крыльцу в грязь, где его ждали куда худшие твари.

12

Когда Айви закричала — а закричала она так, будто ее режут — Джено выпрыгнул из кресла на крыльце. Споткнулся об порог, чуть не сломав лодыжку, ударился бедром об дверную раму, и ввалился в кухню, чертыхаясь себе под нос.

Он понятия не имел, что ему предстояло увидеть.

Но оказавшись на месте, очень разозлился.

Айви стояла у стола, прижавшись спиной к стене. В руке у нее была скалка — ну и ну — и она занесла ее для удара, как какая-то разъяренная домохозяйка из старого кино, готовая разнести голову мужу.

Пол был затоплен черной жижей. Там, где она стояла, было дюйма два максимум, но рядом с кухонной техникой и особенно перед раковиной, глубина была не меньше фута.

— Срань господня! — воскликнул он. — Что за гребаный бардак!

Дверцы под раковиной были наполовину сорваны с петель. Вот откуда взялась зловонная жижа — из-под раковины. Она текла и брызгала сгустками. Этому было единственное возможное объяснение — прорвало сливную трубу.

Именно это он увидел в первые секунды своего нахождения на кухне. Мерзкая грязь, вонь и полный бардак. Правда, ничто из этого не объясняло поведение Айви, которая выглядела так, словно обнаружила чью-то голову в холодильнике.

— Оно под раковиной! — выпалила она. — Прямо под гребаной раковиной!

Джено непонимающе посмотрел на нее. — Что под раковиной?

Казалось, это был вполне рациональный вопрос, но Айви его словно не слышала. Она таращилась в сторону раковины, как загипнотизированная. Немигающие, налитые кровью глаза были готовы выпрыгнуть из орбит, подбородок блестел от слюны. Она продолжала держать скалку на изготовке. В этой застывшей позе она походила на какую-то классическую греческую статую… без скалки, конечно.

Он собрался было повторить вопрос, когда одна из дверец под раковиной с глухим стуком захлопнулась и повисла на петле. Другую, похоже, заклинило, и она осталась приоткрытой.

Что бы то ни было, оно по-прежнему находилось там.

Джено сразу понял, что это крыса. Что же еще? Если эта грязь натекла в результате прорыва сливной трубы, неудивительно, что с ней из канализации сюда попала еще и крыса.

Ему нужно оружие.

Он увидел в углу метлу. Лучше, чем ничего. Черенок толстый и тяжелый — вполне хватит, чтобы разнести голову гребаной крысе. Особенно той, которую принесло из канализации вместе с потоком грязи и выплюнуло под раковиной.

— Джено… нет… — выдавила Айви.

Но к тому моменту он сам уже не обращал на нее внимания, потому что она походила на умалишенную. Дрожала, выпучив глаза от страха, и пускала слюну. Она была безнадежной дурой, поэтому он не то, чтобы удивился этому. Не много же ей нужно, чтобы слететь с катушек. Хотя они и без того уже были стерты донельзя.

Это мужская работа, понимал Джено, и он справится с ней, как справлялся с большинством проблем жены, живущей в почти постоянном состоянии прогрессирующей мании. Когда звонил телефон, она начинала стонать, думая, что кто-то умер. Когда через улицу от них останавливалась незнакомая машина, значит это преступники, готовящие ограбление. Боль в левой руке определенно предвещала обширный инфаркт. Прогуливающиеся мимо дети торговали «наркотой». Пришедшее по почте письмо счастья означало организованный против нее заговор. Боже, она уже редко выходила из дома, потому что боялась: а) подхватить какую-нибудь ужасную инфекционную болезнь вроде птичьего гриппа, и б) быть избитой и изнасилованной на парковке у «Пиггли-Уиггли».

Последнее особенно веселило его. Конечно, дорогая, может, они и попытаются тебя изнасиловать, только вот кончить не смогут. Поверь на слово. Трахать тебя это все равно, что трахать лоток со льдом.

Хотя он никогда не говорил ей таких жестоких, грубых, унижающих достоинство вещей… даже если это было правда.

Вот почему ты дважды в неделю останавливаешься у дома Донны Пеппек.

Но у него не было времени думать ни о чувстве вины, ни об удовольствии самой Донны. Партнеры по сексу, только и всего.

— Джено… не делай это.

— Не беспокойся. Я разобью ей башку.

Она облизнула губы, качая головой. — Это червь.

Червь? Она сказала, червь?

Боже, отлично. Он вооружился до зубов для боя с крысой, а чтобы раздавить червя, хватит одного ботинка. Он подошел к раковине и приоткрыл дверцу черенком метлы.

Оттуда послышалось какое-то клокотание.

Как при несварении желудка. Это сравнение мелькнуло у него в голове и тут… обе дверцы распахнулись, и из-за них пенящимся потоком хлынула черная, густая жидкость, забрызгав ему брюки и обувь. Она походила на смесь дерьма, грязи, черных подземных вод, и расползалась по полу дымящейся лужей. Как будто кухонный шкаф вырвало на него.

— Черт, — ругнулся он себе под нос.

И в тот же момент увидел два желтых глаза, глядящих на него из тьмы под раковиной. Он сделал шаг назад и ткнул черенком метлы в существо, которое было определенно не крысой и уж точно не червем. Удар получился вскользь, потому что оно было словно вымазано жиром.

И тут он увидел, что то, что там было, не имело вообще никаких глаз.

На самом деле, у него не было глаз. То, что он увидел, оказалось отблесками верхнего света. Но это принесло ему совсем мало успокоения, так как тварь бросилась на черенок метлы как разозленная водяная змея… Только это была не водяная змея, а чудовищный, бурого цвета червь, толстый, как его бедро и размером с очень крупного удава.

Джено попятился назад, поскользнулся в грязи и упал на задницу. Тут Айви совсем потеряла голову и завопила, — Джено! Джено! О, боже, убегай, убегай от него!

И в этом был вполне здравый смысл, как он почувствовал на подсознательном уровне.

Дверцы захлопнулись, когда тварь отступила, или, по крайней мере, закрылись, насколько могли в своем состоянии. У Джено появилась сумасшедшая мысль, что червь обустраивает быт под раковиной, и ему необходим небольшой интим. Безумие какое-то. Но именно это промелькнуло у него в голове в те короткие секунды покоя, прежде чем червь появился снова. Он выпрыгнул, как змея из кроличьей норы, снеся одну из дверец с петель, и навис над ним, изготовившись к удару.

Айви завыла в полный голос.

Она упала на колени, причитая как сумасшедшая.

Джено мало чего боялся в своей жизни, но когда червь навис над ним, грязно-бурый, сочащийся черной слизью, покачивающий пулевидной головой из стороны в сторону с каким-то неприличным ритмом, он чуть не обделался от страха.

Спешно пятясь назад, он заскользил задом по полу.

Червь, напротив, не спешил нападать.

Он продолжал раскачивать головой вперед-назад, а Джено продолжал пятиться в чистом первобытном ужасе, пока не уперся спиной в холодильник. Червь позволил ему немного отступить, но Джено всерьез сомневался, что тот даст ему уползти из кухни.

И он не мог бросить Айви.

Не мог? Да она сама уже себя забросила!

Но такое только трус мог сказать в свое оправдание, — подумал Джено, пытаясь доказать себе, что он не баба в конце концов.

Червь двинулся мимо Айви, не обращая на нее внимания, словно это был просто белый дрожащий мешок с неврозами, чем она собственно и являлась. Он нацелился на Джено, потому что увидел в нем источник агрессии. Джено не собирался легко сдаваться и, может быть, червь чувствовал это.

Джено следил за его приближением, прикинувшись мертвым, хотя это давалось нелегко — все его тело, от костей до мышц, от связок до сухожилий, превратилось в пудинг. Червь состоял из множества сегментов, покрытых похожей на пленку, блестящей, красновато-коричневой кожицей, с виду очень мягкой. Казалось, они двигались независимо друг от друга. Пульсировали, словно дышали, источая при этом вязкую слизь. Каждый был оснащен тонкими, жесткими щетинками, цепляющимися за пол и отталкивающимися от него со звуком вилки, скребущей по столу.

Джено ничего не знал о червях.

Он не знал, что перед ним сейчас гигантский, чудовищный кольчатый червь, вроде нереиды или пиявки. И что конвульсивное перекатывание его сегментов обусловлено дитаксическим способом перемещения, вызванным расширением и сужением мышц. Он знал лишь, что перед ним монстр. Когда червь подобрался ближе и приподнял голову над полом, Джено увидел, что передний сегмент растянулся в стороны как губы, явив круглый, розового цвета рот, диаметром с кофейную банку. Он был полон рядами крючковидных зубов, которые у крошечных червей называются спикулы, но у этого зверя больше походили на инъекционные иглы. Они росли из пористых десен, выпирающих изо рта на два-три дюйма.

Джено заметил на зубах нечто похожее на капли яда.

Изо рта свисали нити сероватой слизи.

Джено в жизни не видел ничего ужаснее этого рта, и понял, что через считанные секунды эти зубы сдерут кожу с его черепа.

Поэтому он сделал единственную разумную вещь — он взмахнул метлой. Это была не девичья, вялая попытка, а взмах двумя руками, который послал бы мяч за ограду стадиона.

Бац!

Джено вложил в удар всю свою силу. Он был уверен, что снесет этому гребаному червю голову, но случилось другое. Кольчатые черви состоят большей частью из жидкости, и он принял удар, как шар с водой — когда черенок метлы ударил его по шее (за неимением лучшего слова), из-за отсутствия костной структуры, она просто сплющилась и взорвалась фонтаном смрадной жидкости, забрызгав все кухонные шкафы.

И на глазах у Джено соседние сегменты сомкнулись, закрыв образовавшуюся между ними брешь.

Он не умирает! Неужели не видишь? Ты не сможешь забить его до смерти!

Но будь он проклят, если не повторит попытку. Когда червь пришел в себя, Джено вскочил на ноги и, взмахнув черенком метлы, отбросил его назад. Из раскрытого рта вырвалось шипение, и он почувствовал на лице брызги слизи, похожие на слюну. Какое-то количество попало в левый глаз, и теперь его жгло. Он смахнул ее и снова пошел в атаку, размахивая метлой. Он лупил тварь, что было сил, брызги летели по всей кухне.

Червь взбесился.

Его сегменты раздулись, а сочащаяся из них слизь превратилась в бурую, пузырящуюся пену. Он скручивался кольцами. Извивался. Вспучивался как бицепс.

Но он оказался не таким глупым, как надеялся Джено.

Задыхаясь, теряя силу, не способный не то, чтобы победить, но даже отогнать червя, он взмахнул черенком метлы, метя червю в голову… Но тот выделил уже столько слизи, что это оказалось бессмысленно — черенок лишь скользнул по нему, не причинив никакого вреда. Не важно, с какой силой и под каким углом он бил, черенок просто соскальзывал с твари, словно она была покрыта кулинарным спреем.

С последним героическим усилием он взмахнул черенком… и тот вылетел у него из рук.

Черт… вот, черт… вот, черт…

Губы растянулись в стороны, зубы выскользнули, червь бросился вперед, и Джено почувствовал, как по ногам заструилась моча. Он уклонился от червя один раз, потом другой… попробовал схватить его, но это было все равно, что пытаться удержать консервированную ветчину, густо покрытую желе… его пальцы просто соскользнули с раздутых, покрытых слизью сегментов, щетинки рассекли кожу ладоней.

Он подумал, что червь его укусит, сдерет кожу с лица, но этого не случилось. Рот закрылся, и луковицеобразная голова рванулась вперед, словно кулак, ударив его в грудь и сбив с ног. От удара у него перехватило дыхание, в полубессознательном состоянии он упал на пол. Ощущение было такое, будто грудина треснула пополам, как пучок сухой кукурузы.

Когда он открыл глаза, рот был в паре дюймов от его лица.

Зубы поблескивали как скальпели.

Из горла червя вырывалось горячее, ядовитое дыхание, покрыв его лицо жирной, зловонной испариной, смердящей темными, грязными дырами, откуда тот выполз.

Джено издал слабый крик.

Тут изо рта появился желтый, жилистый клубок извивающихся шнурков, похожих на языки. Острые как колья палатки концы вонзились в него. Вошли в горло и губы, проткнули язык… и он тут же онемел. Червь парализовал его, ввел ему наркоз, и Джено просто сидел, прижавшись спиной к холодильнику. Конечности обмякли, глаза остекленели и закатились.

Я ничего не чувствую… я хотя бы ничего не чувствую.

И это было лучшее, на что он мог надеяться. Голова червя наклонилась назад и опустилась на левую коленную чашечку, зубы выскользнули из выступающих, глянцево-розовых десен. Они пронзили колено как пестики для колки льда, погрузившись на добрые пару дюймов. Он чувствовал прикосновение рта, давление зубов… и больше ничего. Когда его коленная чашечка оторвалась с кровавым фонтаном тканей и связок, он почувствовал лишь рывок, но никакой боли. На самом деле, он даже не понял, что его колена больше нет, пока не увидел, как зверь выплюнул изо рта мясистый, жеваный комок.

Когда тварь добралась до его лица, Айви завизжала.

И бросилась в атаку.

13

Кэтлин, качаясь, вошла в дом и захлопнула за собой дверь.

Грязная, дрожащая, готовая вот-вот разрыдаться, она рухнула на ковер, обхватив себя руками вне себя от страха.

Я видела ее. Я видела ее там, в грязи. Змея. Гигантская змея. Похоже, это она схватила Пэта. Похоже, это она его убила.

Эти слова бесконечно кружились у нее в голове, и она не могла их остановить. Они явились, как непрошеные гости, доведя до ее сознания самое страшное — она осталась одна. Наедине с какой-то ужасной змеей, кружащей вокруг дома и ищущей способ забраться внутрь.

Ей нужно дышать.

Нужно взять себя в руки.

Ей нельзя раскисать.

Она вытерла слезы, оставив грязные разводы, похожие на боевую раскраску. Неуклюже поднялась на ноги и, покачиваясь, проковыляла в гостиную. Схватила телефон и с двух или трех попыток набрала неслушающимися пальцами номер службы спасения.

Когда оператор ответил, она отчаянно выпалила, — Меня зовут… меня зовут Кэтлин Макенридж… Адрес — Кэмберли, Пайн-стрит, 2112. Нас затопило грязью… мужа убила змея… гигантская змея… она появилась из грязи.

Оператор, явно привыкшая к истерикам, спокойным, натренированным голосом ответила, — Мэм, послушайте. Вы должны успокоиться. Аварийные службы работают, и в данный момент идет эвакуация районов. Оставайтесь дома. Выше грязь уже не поднимется. К тому же…

— ВЫ СЛЫШАЛИ, ЧТО Я ВАМ СКАЗАЛА?

— Мэм, я понимаю, что…

— ВЫ НИ ХРЕНА НЕ ПОНИМАЕТЕ!

— Мэм, пожалуйста, вам нужно…

— ПОСЛУШАЙТЕ, ЧЕРТ ВАС ПОДЕРИ! — закричала Кэтлин. — МЕНЯ ЗОВУТ КЭТЛИН МАКЕНРИДЖ, АДРЕС КЭМБЕРЛИ, ПАЙН-СТРИТ, 2112! ПОНЯЛИ? ОТЛИЧНО! МОЙ МУЖ ПРОПАЛ! ПОХОЖЕ, ЕГО УБИЛА ГИГАНТСКАЯ ГРЕБАНАЯ ЗМЕЯ, ПОЯВИВШАЯСЯ ИЗ ЭТОЙ ГРЕБАНОЙ ГРЯЗИ! ПОНЯЛИ? ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ВЫ СОБИРАЕТЕСЬ С ЭТИМ ДЕЛАТЬ?

На мгновение наступила тишина. Потом треск помех. — Вы сказали «змея», мэм?

В тот момент Кэтлин поняла, что близка к полному нервному срыву. Она была вся в слезах. И в грязи. Весь ковер был в этой черной дряни. Сердце готово было выскочить из груди, под волосами бегали мурашки. А это идиотка ее не слушала. Просто не слушала, мать ее. Из-за абсурдности всей ситуации у Кэтлин появилось дикое, почти невыносимое желание расхохотаться.

— Мэм? — Вы еще там?

— ДА, Я ЕЩЕ ЗДЕСЬ, МАТЬ ТВОЮ! Я ЗАСТРЯЛА В ЭТОЙ ГРЕБАНОЙ ГРЯЗИ! МОЙ МУЖ ИСЧЕЗ! ПОХОЖЕ, ЕГО СХВАТИЛА ЗМЕЯ! КУДА, ПО ВАШЕМУ, МНЕ ИДТИ?

— Хорошо, мэм. Вам нужно сделать следующее, — сказала оператор, словно обращаясь к семилетней девочке. — Во-первых, вы должны сесть и сделать глубокий вдох, а потом я…

— ПОООШЛААА НАА ХЕЕЕЕР! — заорала Кэтлин, со всей силы бросила телефон в камин, и чуть не завизжала от радости, когда тот разлетелся на десятки пластмассовых кусочков.

Ты сама по себе, ты полностью сама по себе, — совершенно недвусмысленно сказал ей внутренний голос. Теперь тебе придется делать все самой. Так что, прежде всего, ни хрена не садись и не делай глубокий вздох. Иди наверх и забери Джесси. Закройтесь с ним. Возьми дробовик Пэта, заряди его. Позвони Марву, Тони, Донне, или Джено. Кому угодно. Позови соседей. Ну же!

Она схватила кочергу, стараясь не смотреть на стоящие на каминной полке фотографии, где она была такая счастливая, с мужем, сыном, матерью и друзьями… Вся эта прежняя счастливая жизнь рухнула в одно мгновение.

Взвинченная от истерики и страха, она подумала, что ее может замкнуть в любой момент. Спотыкаясь, подошла к лестнице, ухватилась за перила и попробовала дышать глубже, чтобы насытить клетки мозга кислородом и не упасть в обморок.

Она не может так больше.

Джесси спал все это время как ангел, но он почувствует это все через нее, как обычно бывает с младенцами. Родительские эмоции передаются им напрямую. Она должна показать смелость и спокойствие. В любом случае ей придется как-то справляться с этим…

Вот только какое-то нехорошее чувство не покидало ее.

Что-то было не так.

И тут она поняла, что именно.

Джесси.

Джесси никогда не спит так долго.

Нет, нет, нет, нет, нет… только не это…

Кэтлин взлетела по ступеням, бросилась по коридору, и на полпути наступила в черную жижу, текущую из ванной. Ноги подлетели вверх, и она рухнула на пол, больно ударившись затылком.

Когда она открыла глаза, то не могла понять, две минуты прошло или двадцать. Какое-то время перед глазами все плыло, потом голова стала медленно проясняться. Она лежала в луже отвратительной черной жижи, промокшая насквозь. Грязь уже успела загустеть вокруг нее, как жидкий бетон.

Кэтлин села прямо, голова кружилась. В затылке пульсировала тупая боль.

Боже, она вся в этой дряни.

Джесси. Добраться до Джесси.

Она заставила себя подняться на ноги. И увидела, что почти вся ванна затоплена грязью. Темной, жидкой и пахучей. Слизистый след тянулся к двери в конце коридора. Там была комната Джесси. Детская, как ее называла мать Пэта.

О, боже, нет…

Схватив кочергу, она бросилась туда и влетела в комнату, молясь, надеясь, взывая к любому богу, который мог бы ей помочь. Никогда это не было для не так важно. Так жизненно важно. Сделав от двери шага три, она запнулась обо что-то и рухнула лицом вниз, кочерга зазвенела по полу.

Что это… обо что я запнулась… обо что-то мягкое.

Поднявшись на ноги, она с зловещей отчетливостью увидела на кроватке черную слизь — она стекала через перегородки и капала на пол — шлеп, шлеп.

Кэтлин закричала, бросилась к кроватке, схватилась за край, заглянула в нее и увидела, что там… ничего нет. Кроватка была пуста. Абсолютно пуста, за исключением черной гадости, покрывавшей детские одеяльца и подушечки. Похожей на отвратительную смесь грязи, тухлой воды, и черных, слипшихся листьев со дна пруда.

С ее рта сорвался крик, комната закружилась вокруг, сердце бешено заколотилось, а дыхание стало напоминать свист кузнечных мехов. В комнате потемнело, как будто зашло солнце. Она почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица. Голову заполнила тьма, и Кэтлин упала на колени, опустошенная страхом, лишенная каких-либо чувств. Это были последствия абсолютного ужаса, когда мозг проигрывает наихудший сценарий.

Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем она смогла двигаться и воспроизводить даже простейшую рациональную мысль. По полу ползли тени. Сквозь жалюзи проникал скудный свет.

Она стала выходить из оцепенения.

Ей пришлось включить свет и действовать очень тихо. Внутренний голос пытался ободрить ее, как во время поисков Пэта. Она уже не сомневалась, что что-то грязное и ужасное проникло в эту комнату и схватило ее сына. Она не знала, что именно, но голос настаивал, что это та же змея, которая забрала Пэта.

И теперь она была в доме.

В ее доме.

Она убила ее мужа, а теперь ее новорожденного сына. В глубине души ей хотелось кричать, рвать и метать, но она не стала этого делать. Кричать не было смысла. Кричать — значит выражать ужас и звать на помощь, но не было такого вентиля, который освободил бы сидящий в ней кошмар, и помощи ждать было не от кого.

То, что она будет делать, она будет делать одна.

Змея где-то здесь, и она найдет ее.

Сейчас ей хотелось лишь одного — выследить тварь и уничтожить.

Все же не смотря на всю ненависть и решимость, она опустилась на пол и разрыдалась, — ГДЕ МОЙ РЕБЕНОК? ГДЕ МОЙ РЕБЕНОК?

14

Ева Юнг лежала на кровати в полудреме, думая, мечтая, размышляя об артериях, венах и капиллярах. Она использовала именно эти слова, хотя знала, что на самом деле думает о трубах. О трубах, соединяющих город с водонасосными станциями и заводом по очистке сточных вод. Целая сеть, объединяющая дома и фабрики, офисные здания и «многоквартирники», как артерии, вены и капилляры объединяют систему органов в единое целое.

Ну, разве не забавно? Разве не странно?

Поступает вода, а выходят отходы, как у живого существа. Хорошая, чистая вода приходила через узкие трубы и акведуки, а вся дрянь засасывалась в подземные темные каналы сырых кирпичных катакомб, где сновали крысы, а в реках грязи плавали всякие твари. Все уходило туда — моча, дерьмо, бытовые стоки, топленое свиное сало, клочки волос, менструальная кровь, старые спагетти и животный жир, все гниющие отходы, растительного и животного происхождения, побочные продукты человеческой жизнедеятельности.

Туда вниз, в черные, больные, смердящие недра города.

И она знала, что там, в лишенных солнца, загрязненных, окутанных паром каналах и трубах, все это мутировало и обретало формы. О, да. Именно эти штуки сейчас поднялись из-под земли и выплеснулись на улицы и в дома с пузырящимися реками черной грязи.

Зная это, Ева решила что вены и артерии города больше похожи на каналы, связывающие темную преисподнюю с солнечным миром людей. И эти дороги вели в каждый дом.

15

В конце концов, Марв О'Коннор оставил Ферн с детьми, потому что никак нельзя было отпускать ее в темноту, на затопленные вонючей дрянью улицы. Даже промокшая насквозь, Ферн весила не больше 105 фунтов. Он уже представлял себе, как ее смывает грязью и уносит прочь. Нет, это работа для тех, кто несколько помясистей, то есть для него. При его росте шесть футов три дюйма и весе 260 фунтов его так легко не смоет.

К тому же, он не меньше ее беспокоится о Тессе Салдейн.

Помоги мне… На меня напали…

Эти слова Тесса сказала Ферн по телефону. Марв довольно хорошо знал Тессу. Она никогда не стала бы звонить и говорить такое, если б на то не было веской причины. Она была слишком старой и слишком гордой для подобных выкрутасов.

Но кто мог на нее напасть…?

Безумие какое-то.

Добраться до ее дома было непросто. Тесса жила в самом конце квартала и тащиться туда, когда грязь доходит выше бедер, можно было очень долго. Марв надел высокие, по грудь, болотные сапоги, иначе он насквозь промок бы от грязи, которая, судя по мерзкому запаху, состояла отчасти из сточных вод.

Через добрые двадцать минут кряхтения и пыхтения, он, наконец, добрался до дома Тессы.

Забрался на крыльцо и постучал в дверь. Ноги были словно ватные.

— Тесса! — позвал он. — Тесса! Это я, Марв О'Коннор!

В ответ тишина. Он распахнул дверь и влетел в дом, зовя ее по имени и включая по пути свет. Почувствовав неладное, он пожалел, что не взял ничего для самозащиты. Даже перочинного ножа. Ничего. Все, что у него было, так это фонарик.

А еще его беспокоил запах.

Это было не газообразное зловоние черной грязи, а запах, слишком знакомый ему, как охотнику на оленей — запах крови. Дом был буквально окутан им. Так пахнут кишки, сваленные у охотничьего лагеря в ноябре… запах скотобойни. Запах потрохов, костного мозга, животного жира и океанов пролитой крови.

Но откуда он здесь… в доме Тессы?

Марв поспешил на кухню. Щелкнул выключателем и остановился, как вкопанный. Запах здесь был настолько сильным и концентрированным, что его чуть не вывернуло наизнанку.

И тут он увидел труп Тессы. На самом деле она была не просто мертва. Она была выпотрошена. И плавала в луже крови. Стойки, шкафы, кухонная утварь — все было в крови.

Марв отвернулся.

Когда он повернулся снова, что-то шевельнулось.

Какого черта?

Она выползла из-под трупа Тессы, словно гребнем раздвинув ей волосы… Извивающаяся, мясистая тварь, состоящая из кольцевидных, пульсирующих сегментов. Чем-то напоминающая многоножку. Какого-то плотоядного кошмарного червя из дешевого «ужастика». Она вылезла из-под Тессы, шурша по залитому кровью полу.

Потом приподняла передний конец, показала ему овальную пасть с острыми как бритва зубами.

И зашипела.

Марв попятился назад, инстинктивно шаря рукой в поисках хоть какого-то оружия. Сомнения не было, что перед ним находится убийца. Может в длину тварь и была всего два-три фута, но она была толстая, как его рука, мускулистая, и зубастая. Его пальцы пробежали по разделочным доскам, по банкам с мукой и солью.

Червь снова опустил голову на пол.

И завибрировал. Потом двинулся в его направлении… медленно-медленно. Но у Марва появилось странное чувство, что при желании червь может двигаться очень быстро.

Стойка с ножами. Марв выдернул разделочный нож.

И тут червь кинулся на него с невероятной скоростью. Марв хотел было выскользнуть из кухни, но побоялся повернуться к монстру спиной. Он представил себе, как тот взбирается на него по спине и впивается зубами в загривок.

И тут червь прыгнул.

Он был в четырех футах от Марва, размахивающего ножом, которым можно было выпотрошить свинью, но все равно прыгнул… Бесстрашно, безжалостно, с какой-то маниакальной агрессией. Когда червь был уже в футе от Марва, тот взмахнул ножом и, промахнувшись, отбросив его ударом запястья к стойке, где тот повис, зацепившись колючими, торчащими из сегментов отростками.

Марв с криком рубанул его ножом.

Он метил в голову (если это можно назвать головой), но промазав, рассек пару сегментов. Из раны потекла мерзкая, водянистая, совсем не похожая на кровь жидкость. Червь приготовился к битве. Он бросился на Марва, и тот снова ударил его ножом. Монстр издал странный вибрирующий звук, похожий на крик боли.

Он понял, что Марв представляет для него опасность.

Как и большинство хищников, червь оказался трусоват. Медлительный после сытного «обеда», он по-прежнему хотел убивать, но искал легкой добычи. Поэтому когда Марв нанес очередной удар, обратился в бегство. Он скользил по стойке с огромной скоростью и непреодолимой силой. Отбросив в сторону тарелки и перевернув банку с мукой, юркнул за хлебницу. Потом, спасаясь от ударов Марва, подпрыгнул и зацепился за нижний край подвесного шкафа.

Обильно истекая пенящейся коричневой слизью, он оставлял за собой грязный маслянистый след. Жидкость фактически хлестала из его сегментов.

Марв понял, что он пытается делать.

Раковина была заполнена черной жижей, из которой червь пришел и куда собирался вернуться. Он отступал с полным брюхом. Он не хотел драться — он хотел спрятаться.

Двигался украдкой, извиваясь всем телом.

А Марв продолжал рубить его. Давал понять червю, что не шутит, чтоб у того и мысли не было о контратаке. Он вынудил его обороняться.

Добравшись до раковины, червь повернулся и, обнажив зубы, снова зашипел.

Метнулся к Марву, вытянув сегменты для быстрого и пружинящего удара.

Уклонившись, Марв снова рубанул.

Червь попытался забраться в левый отсек раковины, где продолжала бурлить и плескаться черная жижа. Марв продолжал рубить червя. Корчась и извиваясь, тот свалился в правый отсек, шипы царапали блестящий металл, тщетно пытаясь найти опору.

Марв снова нанес удар.

Нож вошел в основание «головы», отсек тут же наполнился слизью и бурой жижей. Червь шипел и бился, но Марв знал, что тому никуда не деться. Но долго его удерживать он не мог. Даже пригвожденный к раковине, червь отчаянно сопротивлялся. Изгибался как огромный мускул, пульсировал и напрягался, обливаясь слизью. Его тело вздувалось и конвульсировало.

Червь пытался освободиться, и Марв знал это.

Убей его, убей этого ублюдка!

— Не выйдет, — прошипел Марв сквозь зубы, когда юркий хвост пытался обернуть ему запястье, раздирая шипами тыльную сторону ладони. Он включил измельчитель отходов, тот зажужжал и забулькал. Из слива появились несколько черных пузырей.

Червь сопротивлялся с маниакальной яростью.

Но Марв был полон решимости.

Зажав ножом, он стал вдавливать его в слив с вращающимися лопастями, пока не услышал хруст. Червь напрягся, как эрегированный член, завибрировал, а потом обмяк. Лезвия измельчителя вгрызлись в него. Свободной рукой Марв продолжал проталкивать тушу червя в слив.

Оттуда, пузырясь, поднималась розоватая, густая слизь… Измельчитель продолжал жужжать.

Наконец Марв его выключил.

Он попятился прочь, стараясь не смотреть на останки Тессы, и не думать о случившемся.

16

Зарычав как дикий зверь, Айви бросилась на червя.

Джено наблюдал за ней, но из-за токсинов, впрыснутых червем, и потери крови был нем и беспомощен. Все происходило словно во сне. Он не понимал даже, какой сейчас день, где он находится, и как сюда попал.

С убийственной яростью Айви схватила червя и оторвала от колена мужа. Она держала его у основания головы обеими руками, словно ядовитую змею, и червь тут же начал корчиться и извиваться, сокращая мышцы и вращаясь. Этой сильной, гибкой твари не нравилось, когда ее хватают. Клыкастый рот шипел, головной сегмент метался из стороны в сторону, тело скручивалось кольцами, но Айви продолжала держать его с впечатляющей силой и решимостью.

— Гребаная тварь! — закричала она. — Приперлась ко мне на кухню со своей грязью и заразой, мать твою!

Участок тела, который она сжимала, словно сдулся и обмяк.

Червь имел гидроскелет, находящийся под давлением жидкости. Чем крепче она его сжимала, тем больше жидкости уходило в другие сегменты. Но это вряд ли значило, что червь собирался сдаваться без боя. Его тело так яростно сокращалось в руках Айви, обливаясь густой студенистой слизью, что она едва не выпустила его. Сегменты сдувались, вытягивались и наполнялись жидкостью.

Это было все равно, что удерживать шланг высокого давления.

Но Айви не сдавалась.

Не смотря на то, что его щетинки иглами впились ей в пальцы, она усилила нажим, хватаясь за разные сегменты. От слизи руки скользили. Мышцы червя сокращались волнообразными движениями.

Он бешено махал хвостом, сбрасывая вещи с кухонной стойки. Айви швыряло из стороны в сторону. Червь заключил ее в свои сокрушительные объятия, острая щетина впилась Айви в кожу. Тут голова червя выскользнула у нее из рук, и Джено, угасающим зрением, увидел, как пульсирующее туловище обвило его жену. Сегменты раздулись под гидростатическим давлением, а потом у нее внутри будто что-то разорвалось. Связки лопнули и кости сместились.

Издав горлом стон, он протянул к ней безжизненную руку.

Но к тому моменту, червь уже с хрустом, как крылышко цыпленку, оторвал ей правую руку.

17

Тони поднялся, тяжело дыша и спотыкаясь, по ступеням дома Стефани Кьютак, и потянулся к звонку. Звонок? Ты действительно собираешься звонить в этот гребаный звонок? Он чуть не рассмеялся от абсурдности этого решения, хотя ни в этом, ни в чем-то другом ничего смешного не было. Все же он понимал, что не имеет права врываться в дом, не заявив о себе. Поэтому несколько раз постучал в дверь, после чего позволил себе войти.

— Стеф? — позвал он. — Стефани? Это Тони, сосед. Ты здесь?

Может, она спряталась.

Может, испугалась.

Она была одинокой привлекательной женщиной. Одно это уже объясняло ее нервозность. Да у всего района были все основания нервничать. Тони стоял, пачкая стекающей с него грязью ковер, и размышлял, как там, у Чарис дела в центре и как она воспримет новость о гибели Стиви.

Тупая шавка. Все равно он никогда не любил этого пса… ни капельки.

Но он не собирался думать о Стиви. Он не хотел снова проходить через все это. Больше всего его беспокоило то, что схватило Стиви. В грязи были какие-то существа, и у него было нехорошее чувство, что червь, схвативший его пса, был одним из них.

Он прошел дальше в дом.

В своих фантазиях он неоднократно приходил в этот дом, но чтобы так…

— Стеф?

А в ответ лишь тишина… тяжелая, гнетущая, можно сказать даже, зловещая. Конечно, вполне возможно, что Стефани сбежала, когда грязь начала затоплять улицы. И все же он, почему-то, не поверил в это предположение.

— Стеф? Ты здесь? — чуть не закричал он. Его голос эхом прокатился по дому, отражаясь от стен коридоров и пустых комнат, и вернулся к нему уже пронзительным воплем. Может это всего лишь игра воображения, но что-то в этом крике ему не понравилось. А именно истерическая нотка.

Он пошарил рукой по стене, пока не нашел выключатель.

Так-то лучше. Тени отступили. Он пересек гостиную, включил свет в коридоре, и в тот момент увидел на полу слизистый, грязный след, ведущий на кухню. При виде него что-то в нем екнуло. Это необязательно значило, что в доме есть червь. Может быть, Стеф выходила на улицу и занесла в дом грязь. Может быть.

Он ступал по коридору осторожно, очень осторожно. Для самообороны у него была только бита для софтбола. Он отчаянно пытался не думать о том, что разорвало Стиви, о той смертоносной и безжалостной твари. Как она пробивала в дверях отверстия, превращала плетеные корзины в пыль, и просверлила насквозь одного глупого, безобидного песика, который в последние минуты жизни решил стать настоящим псом и защищать свою территорию, а может, и нечто более ценное.

Эта чертова собачонка пыталась защитить тебя, и ты это знаешь. Стиви умер, пытаясь убить этого гребаного червя, потому что ты, в конце концов, его хозяин, и он был готов на все ради тебя. Вот это верность, друг мой. Попробуй найти такое в людях.

Тони вытер глаза. Не будет больше чертовых прогулок по парку. Не будет больше тявканья. И вещи жевать никто больше не будет. И гадить на ковер тоже. Ничего этого больше не будет.

— Черт, Стиви, — пробормотал он себе под нос.

Расчувствовавшись, он был готов сесть на пол и разреветься. Вытащив из кармана рубашки сигарету, он зажег ее дрожащими пальцами. Смотри-ка, Стеф, я курю в твоем доме. Что думаешь об этом, маленькая Мисс Совершенство? Он почувствовал легкий укол вины, зная, насколько она привередлива во всем. Она поддерживала свой маленький домик в идеальном состоянии, как и саму себя. И никогда никого не приглашала в гости. Не позволяла чужим рукам трогать вещи, которые любила больше всего на свете. Забавно, конечно. Такая привлекательная женщина и без мужчины (или женщины, если уж на то пошло). У нее было несколько подружек — Чарис одна из них — хотя назвать их друзьями можно было с большой натяжкой.

Так, знакомые, — подумал Тони. У нее в жизни не было никого кроме знакомых.

Может, она боялась секса, боялась обязательств, боялась отношений вообще… А может, любила себя настолько, что делить себя с кем-то ей мешала ревность.

Тони затянулся сигаретой, глядя на грязный след.

Наверху скрипнули половицы. Он знал, что дома иногда издают звуки. В девяти случаях из десяти сами по себе. Он подошел к лестнице.

— Стеф? — позвал он. Его голос прокатился эхом и угас.

Больше звуков он не слышал, поэтому понял, что должен подняться туда, несмотря на дурное предчувствие.

Никто не будет винить тебя, если ты сейчас уйдешь. Ты пытался помочь, а ее здесь не оказалось. Ты вовсе не обязан отслеживать эту вонючую грязь по всему дому, так что иди к О'Коннорам, и пережди все это с Марвом и Ферн. Или навести Кэтлин и Пэта. Повидай Джено. Он еще недавно пил пиво у себя на крыльце. Не стой здесь, делай что-нибудь.

Но он не собирался идти ни к О'Коннорам, ни Макенриджам, ни к Дежарденам.

Он направился наверх.

Поднимаясь по лестнице, он позвал, — Эй, Стеф, это Тони, сосед. Тут какая-то хрень происходит, и я пришел тебе рассказать. Если ты неодета… что ж, я готов воспользоваться шансом…

Он продолжал нести какую-то нарочито легкомысленную чушь, пока не достиг верхней площадки, и там замолк на полуслове. Его рот захлопнулся как ловушка. Как будто у него внутри что-то выключилось. В воздухе что-то было. Что-то зловещее и гнетущее.

В коридоре было темно.

Очень темно.

Ему пришлось шарить по стене в поисках выключателя, и он был почти уверен, что еще до того, как он его найдет, нечто найдет его самого… какая-нибудь темная, уродливая фигура появится из тьмы и протянет к нему узловатые пальцы.

Щелк.

Зажегся свет. Так-то лучше. Никакие ухмыляющиеся ужасы не поджидали его в темноте. На самом деле, это был всего лишь обычный коридор, из которого вели три двери. Первые две открыты настежь. За одной была спальня Стеф — сад наслаждений, за второй — гостевая. Но, ни та, ни другая его не интересовали. Он подошел к закрытой двери. За ней была ванная. Он знал это по своему позапозаппрошлогоднему визиту, когда Стеф устраивала вечеринку в честь дня рождения сестры.

— Стеф? — позвал он, стуча в дверь. — Ты там?

Он почему-то знал, что она там. Было чувство, будто вся энергия дома собралась в одном месте, за этой дверью. Последнее, что он хотел, это застать ее на унитазе, но если она до сих пор не осознает, что он в доме, значит, она в беде.

Сжав биту покрепче, он открыл дверь.

В тот короткий миг, пока его пальцы нащупывали в темноте выключатель, он услышал какой-то влажный шорох, который ему сразу не понравился. Потом зажегся свет.

— О, черт, Стеф, — воскликнул он, отвернувшись.

Но когда ответа не последовало, снова повернулся к ней. Она сидела голая на унитазе, широко раскинув длинные ноги, прислонившись спиной к бачку и опустив голову на грудь. Широко раскрытые глаза неподвижно смотрели перед собой. Они были зелеными как кристально чистая вода в бассейне.

— Стеф?

Ему очень хотелось думать, что он застиг ее за оправлением естественных надобностей, но правда была гораздо хуже, и он знал это. Из унитаза на пол выплескивалась черная жижа. Ее сгустки стекали по внутренней стороне ног Стефани. На ее губах была кровь.

Она была мертва.

Сомневаться в этом не приходилось.

Она мертва, и он знал это.

И тут она зашевелилась.

Продолжая смотреть перед собой широко раскрытыми, остекленевшими глазами, она стала раскачиваться из стороны в сторону, готовая вот-вот упасть с унитаза. В тот момент Тони услышал какой-то влажный хруст, исходящий у нее изнутри. Она начала наклоняться вперед, словно собиралась подняться и уткнуться ему прямо в ноги… И тут из нее выскользнул раздувшийся, чудовищный червь. Сегментированный, блестящий от крови, фаллосообразный ужас.

Тони попятился назад, чуть не упав в двери.

Этот червь пожирал ее изнутри. Она лежала на полу лицом вниз, выставив окровавленные полушария ягодиц, словно предлагая себя этой мерзости.

Тварь подняла голову, передние сегменты оттянулись назад и раскрылись, обнажив рот, полный крючковатых зубов. На пол закапали кровь и слизь.

Червь зашипел.

И Тони бросился бежать.

Он ни о чем не думал. Он просто бежал. Пронесся по коридору и, неуклюже прыгая, преодолел лестницу. Потом, оказавшись у двери, буквально выпал в ночь. Он был так шокирован увиденным, что не мог даже кричать. Он не прекращал движение, пока не услышал, как что-то в грязи плывет в его направлении.

18

Я иду за тобой, ублюдок. Я уничтожу тебя. Забью до смерти.

Сжимая кочергу в побелевших от напряжения кулаках, Кэтлин преследовала тварь, темной веной проникшую в ее дом. Она найдет ее. И убьет. Потом… потом… потом… потом она тихо сойдет с ума, потому что уже не далека от этого. Может, не в этом же доме, а в соседнем.

Отследить грязный след было несложно.

Если эта тварь — змея, наверняка змея, какой-нибудь гребаный питон — думает, что действует скрытно, она жестоко ошибается. Она такая же скрытная, как истекающая дерьмом свинья. Она чуть не вскрикнула при этом внезапно возникшем у нее в голове сравнении, потому что Пэт сказал бы именно так.

Не смей разваливаться. Сейчас не время.

Ее трясло, прошибало потом, бросало то в жар, то в холод. Она шла по грязному следу, включая по пути свет. След вел из ванной в спальню Джесси. Где эта гребаная тварь и где ее ребенок?

Она вся напряглась.

Раздался какой-то низкий рокот, и в тот момент начался настоящий кошмар. Дом тряхнуло. Потом еще раз. Рокот нарастал. Дом покачнулся, и она снова упала задом в грязь. По потолку и стенам пошли трещины. Она услышала, как внизу падают и разбиваются вещи. Она была уверена, что панорамное окно среди них.

Дом рушился.

Она с трудом поднялась из маслянистой черной грязи и поспешила по коридору к лестнице. Она не знала, куда потом пойдет. Не знала, что будет делать, если выберется из дома. Мысли в голове беспорядочно метались. Что-то одно не давало ей покоя — ни потеря Пэта, ни даже эта чертова змея, а что-то большее, что-то гораздо более важное. Ребенок, ребенок, ребенок… где ребенок? Все ее сознание было занято ребенком. Переполняемая материнским инстинктом, она стремилась защитить ребенка, но не знала, где его искать.

Шевелись! Делай что-нибудь! Делай что угодно, только найди ребенка!

В этих словах был вполне здравый смысл, но она не знала, что делать. Животный инстинкт подсказывал ей найти эту гребаную змею и убить, а материнский — что самое главное это найти ребенка. С остальным она разберется позже.

Ей нужно поискать наверху.

Именно это она должна сделать.

И именно это она собиралась сделать, но рокот снова повторился. На этот раз дом качнуло так, будто его схватила и встряхнула какая-то гигантская собака. Кэтлин потянулась к перилам, но не удержалась и кубарем покатилась по ступеням. Тум-тум-тум.

Дом продолжал качаться.

Все находилось в движении. Пол словно уходил из-под ног, как при землетрясении. Лампочки мигали. То гасли, то снова загорались. Стены шли трещинами, кашляя клубами гипсовой пыли. Потолок в столовой прогнулся и обрушился на антикварный стол из вишневого дерева. Оказывается, она слышала звон не панорамного, а кухонного окна. Тем не менее, то тоже последовало примеру остальных. Паркетный пол сдвинулся, покоробился, отдельные планки выпали. Потолочный вентилятор рухнул.

И тут дом начал кровоточить.

По крайней мере, так ей показалось. Из трещин в полу потекли океаны темной, пузырящейся крови.

Нет, не крови… грязи.

Той же самой пахнущей канализацией грязи, которая была на улицах и которая исторглась из ванной наверху.

Мой дом, мой гребаный дом… разваливается! Он весь разваливается!

Кэтлин всхлипнула. Содрогнулась всем телом. Из головы словно что-то вылетело. И хотя она была не в силах осознать, что именно, она по-прежнему испытывала чувство потери, огромной щелью разделившей настоящее и ее прошлую жизнь, какой она была всего пару часов назад.

Встав на четвереньки, она поползла по то и дело подрагивающему дому. Пробираясь через сочащуюся из пола грязь, она миновала гостиную, потом разгромленную столовую, и оказалась на кухне. Страх холодными пальцами провел ей по затылку, словно уговаривая держаться подальше от грязи и того, что могло в ней прятаться, но к тому моменту она уже ни на что не обращала внимания.

Продолжая сжимать кочергу, она остановилась.

Задрала голову и прислушалась, как зверь.

Она слышала, как падают сверху кусочки потолка. Как бежит вода. Как капает жижа. Но не это ее интересовало. Она слушала рептилию, которая забралась к ней в дом и лишила ее прежней жизни. Она убьет ее. У нее в голове осталось одно желание — прикончить тварь.

Она здесь.

Кэтлин хорошо это знала.

Если она будет слушать, то услышит, как эта тварь скользит из комнаты в комнату, выслеживая ее… злющая змея, бесшумная, с узорчатым телом, мерцающими зелеными глазами и треугольной головой, даже сейчас приподнятой для броска…

Вот она!

У нее перехватило дыхание. Она услышала, как что-то мягкое и большое упало на пол в гостиной, словно удав, прыгающий на жертву с дерева в джунглях. Да, эта тварь пришла за ней, толстотелая и извивающаяся. И теперь ищет ее в полутьме. Она не покажется, пока не будет готова убивать. Она скользила вперед, петляя в грязи. Все ближе и ближе.

Кэтлин сбросила пальто, чтобы оно не сковывало в бою ее движения.

Еще ближе. Теперь она была почти различима.

Кэтлин напряглась, подняла кочергу.

Теперь она ее видела… спиралевидную форму, то и дело появляющуюся из грязи. Тварь поняла, где она находится, и сейчас будет атаковать. С криком Кэтлин ударила ее кочергой, и в лицо брызнула жгучая жидкость. Тварь плюнула в нее ядом? Глаза жгло. Свободной рукой она стряхнула с себя вещество. На ощупь оно было как прохладное желе. Снова взмахнула кочергой, но тут что-то произошло. Удар пришелся вскользь, и в лицо Кэтлин снова брызнуло желе. Скользнув по маслянистому телу твари, кочерга выпала из рук. Кэтлин услышала, как та звякнула об пол.

Змея зашипела и двинулась на нее.

Не дав ей себя укусить, Кэтлин схватила ее за шею. Ощущение было не из приятных Большая змея должна быть гладкой и пульсирующей от мышечных сокращений, но эта тварь была мягкой… почти как желе. Окостеневшие пальцы практически пронзили ее плоть. На ощупь она была рыхлой, как бурые пятна на гниющем яблоке. Казалось, каждый ее дюйм шевелился, лоснясь от жира. На руки Кэтлин хлынула жидкость. Растущие из туловища колючки врезались ей в пальцы, как шипы на стебле розы.

Это была не змея.

Это был червь.

Огромный, почти желеобразный червь. Он был толще пивной банки, и казалось, продолжал распухать. Извивался у нее в руках как пожарный шланг под высоким давлением. Он выскальзывал у нее из пальцев, и она не могла ничего с ним поделать. Это было все равно, что держать резиновую трубу, смазанную свиным салом. Он двигался. Корчился. Извивался, вращаясь по спирали.

А потом выскользнул.

Всем своим мерзким весом упал Кэтлин на колени и тут же атаковал. Она подумала, что червь будет целиться ей в лицо, глаза или шею. Но этого не случилось. То, что он сделал, было гораздо ужаснее — он метнулся ей между ног как огромный, вялый член, потом вскинул голову, юркнул под кофту, раздирая щетиной пупок. Его раздувшееся туловище скользнуло между ее грудей, как иногда делал ее муж.

Эффект был отвратительным.

Ее груди были тяжелыми от молока, и червь, казалось, знал это.

Она закричала и упала задом в черную жижу. Она дергала и тянула червя, но тот скручивался у нее в руках, истекая густой, пенящейся слизью. Она не могла ни удержать его, ни оторвать от себя. Черв раскрыл рот, разорвав лифчик, и обвил собой ее левую грудь. Она закричала. Из пасти веяло холодом. Она чувствовала, как его зубы царапают ее как иголки. Она принялась колотить червя, оставляя на туловище глубокие рубцы от ногтей, но тот вонзил в нее свои зубы.

Кэтлин издала дикий, пронзительный вопль.

Зубы червя проникли ей в грудь, пронзив молочные железы, из пробитых каналов хлынула кровь и теплое молоко. Она сопротивлялась все сильнее, но зубы держали крепко. Рот сжался до сморщенного отверстия и присосался к ее соску. Она чувствовала, как все туловище червя пульсирует, осушая ее. Боль была невероятная. Это было все равно, что подключиться к доильному аппарату. Но настоящая боль пришла потом, когда червь своим мощным, энергичным сосанием оторвал ей сосок.

В тот момент, когда его зубы потеряли захват, Кэтлин рывком выдернула его из-под кофты, и швырнула через всю комнату. Она сложилась пополам под сокрушительными волнами невероятной боли. Кофта была сырой от крови.

Но червь не собирался бросать начатое.

Он двинулся на нее, чтобы прикончить.

Скользнул через грязь и прыгнул на нее. Она поймала его извивающееся туловище обеими окровавленными руками. Сжала, пытаясь разорвать, но оно было жидким и эластичным. Потом с безумным криком поднесла его ко рту и, вцепившись зубами, рассекла оболочку. Под напором ее рук и зубов червь треснул. Она раскусила его пополам, рот наполнился хлынувшей, булькающей слизью.

Ее тут же вывернуло наизнанку. Мучения добавляла истерзанная грудь. Она знала, что пока не потеряла сознание, должна освободиться, должна выбраться из дома.

Спотыкаясь, она бросилась к двери, оставив позади извивающиеся половинки червя. Крича и рыдая, вошла в глубокую, почти по бедра, пузырящуюся грязь… мерзкую, и все же успокаивающе теплую.

Что-то плавало там.

— Ребенок, — воскликнула она, подхватывая предмет. — Мой… ребенок…

19

Тони проверил еще несколько домов в районе и всюду нашел следы разрушения. Не просто разрушения от воздействия грязи. Дома не развалились сами по себе — черви испещрили их туннелями, как личинки испорченное мясо в поисках лакомства.

Пробираясь сквозь топкую жижу, заполнившую улицы, он то и дело слышал крики.

Что это за гребаный кошмар?

Все-таки здорово, что Чарис здесь нет. Он надеялся, что она в безопасности. Черви пользовались грязью как вектором в поисках своих жертв, и до сих пор это очень хорошо работало. Городские улицы рассматривались как территория человека. Его среда обитания. Но грязь изменила все — то, что некогда было знакомым и безопасным, стало смертельным и чужим. Грязь кишела чудовищами. Как акулы в море крови, они кружили, приближаясь все ближе.

Именно поэтому тебе нужно добраться до укрытия. Тебе нужно найти что-то, где они тебя не достанут, или тебе не пережить эту ночь.

Но что? Чердак? Крышу? Грязь продолжала подниматься, и безопасность превращалась уже в какой-то абстрактный термин.

Ему нужно расслабиться. Нужно найти что-то безопасное, но не паниковать, иначе он наделает ошибок. И тогда черви воспользуются этим.

В одном из этих домов должны быть люди.

Люди, с которыми он может объединиться и держать оборону.

Тони остановился, услышав всплеск, по морю грязи побежала рябь. Что-то там было. Что-то двигалось под поверхностью, и это могло быть только одно. Ему нужно двигаться, но этой твари он боялся больше всего. Инстинкт подсказывал ему либо бежать, либо стоять неподвижно. Черви были не такими уж и смышлеными. Очень ловкими хищниками, но не очень умными. Если б он двигался, они нашли бы его. Если будет стоять неподвижно — пройдут мимо.

Осторожно, очень осторожно, он просунул руку под толстовку и вытащил из кармана рубашки сигареты. Закурил и глубоко затянулся.

Видишь? Видишь, каким тихим можешь быть, если нужно?

Он стоял и курил, неподвижный как столб.

Вокруг него снова появилась рябь. Грязь бурлила и плескалась. Наконец все стихло. Он вздохнул и расслабился.

И тут он увидел фигуру, движущуюся в его направлении.

20

Смерть будет последним затяжным поцелуем любви, решила Ева Юнг. Она придет в ночи и своими жаркими губами зажжет последний огонь в остывающих углях ее сердца, в эту самую темную из всех ночей, сюда, в эту кровать, где они с мужем когда-то занимались любовью.

Соседние дома рушились. Она слышала грохот падающих стен и обваливающихся крыш. Ее собственный дом трясло. Фундамент треснул. Черная жижа заполняла ниши, словно темная артериальная кровь. Затопляла все вокруг, продолжая подниматься. Ева слышала, как лопаются трубы, и извилистые формы скользят по коридорам, ползут вверх по лестницам.

Но почти не обращала на это внимания. Она чувствовала лишь гнет прошлых лет и их бесформенную пустоту. Она лежала под простынями, обнаженная. Ее тело было покрыто легкой испариной — потом страха и ожидания. В душе она была непорочной девственницей, ее перезревший плод так и не был сорван и вкушен, но оставался сочным и целым. Скоро, уже очень скоро ее одиночеству придет конец.

Она услышала какой-то звук в коридоре за приоткрытой дверью — тихий, похожий на шелест атласных простыней.

Леонард? Леонард, это ты?

Хотя где-то в пустых коридорах сознания она понимала, что Леонард мертв, но продолжала ждать его, и не удивилась бы появлению в дверном проеме его темной фигуры. Ей показалось, что она чувствует запах его одеколона, всегда напоминавшего ей хорошо смазанную кожу и зеленые сосновые леса. Но то, что она почувствовала, что заполнило комнату темными испарениями, было чем-то другим. Ее дыхание участилось. Дверь распахнулась, и она ощутила мерзкий, сладковатый запах ее любовника. Он пришел непрошеный, голодный и похотливый. Она станет его мясом и его вином, и он будет вкушать ее, одурманенный тем, что она вынуждена будет ему предложить.

Принеси мне свою любовь. Принеси мне ее грязь и скверну. Позволь окунуться в нее.

Ее любовник приблизился к постели с тем же соблазнительным атласным шуршанием. Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Дыхание участилось. Кожа покрылась мурашками. Она чувствовала запах того, что пришло за ней. Комнату заполнил смрад гниющих сточных канав, но она не обращала на него внимания. Она чувствовала лишь запах одеколона — запах сосновых лесов, трубочного табака и потертой кожи. Ее безумие в последнюю ночь ее жизни достигло своего апогея — грезы и фантазии затмили реальность.

Пожалуйста, о, боже, пожалуйста, не заставляй меня ждать, пожалуйста… пожалуйста…

Но, почти не осознавая этого, Ева обнаружила себя, раскрыв любовнику свои секреты. Она раздвинула ноги, чтобы он мог войти в нее. Любовник поднял голову над кроватью. Ева не смела смотреть на него, чтобы не разрушить красоту последних драгоценных мгновений. Это был Леонард, и она верила в это. Один взгляд на мерзкую, блестящую, истекающую гноем тварь мог вдребезги разбить ее иллюзии. Поэтому она старалась не смотреть на нависшее над ней гигантское раздувшееся червеобразное существо. Его сегменты растянулись, явив огромную овальную пасть с рядами острых как бритвы зубов, и свисающими нитями едкой слизи. Она чувствовала, как капли его слюны жгут ее лоно.

Ну же… сделай это…

И ее любовник сделал. Бешено вращаясь, проник в нее, вызвав обжигающую боль. Разрезанная, искромсанная, она тонула в своей превратившейся в кровавую ванну постели. Продолжала кричать, испытав напоследок извращенный вкус порока. Уже буквально разорванная пополам, она наконец осознала, что смерь это действительно последний затяжной поцелуй любви.

21

Кэтлин брела через грязь, не в силах уже выносить ее гнилостные испарения. Казалось, что мир пах так всегда. В тесных, переполненных закоулках ее сознания уже не осталось воспоминаний о мире, незатопленном пузырящейся черной жижей. Она стояла и смотрела на грязь, чувствуя, как та омывает ее своими неторопливыми потоками.

— Не волнуйся, Джесси, — сказала она. — Мама вытащит тебя отсюда. Во что бы то ни стало.

Ослабшая от потери крови, она встряхнула головой, отгоняя головокружение. Ей нужно сконцентрироваться, иначе они никогда не выберутся отсюда. К счастью, ребенок был не тяжелый.

Она двинулась вперед, осторожно ступая ногами. Ей нельзя поскальзываться.

Всхлипывая, она крепче прижала ребенка к груди, несмотря на пульсирующую во всем теле боль. Но это не так уж и плохо — боль поддерживала ее в сознании и заставляла идти дальше.

Кэтлин задумалась, остался ли в округе кто-нибудь еще.

Она видела свет в некоторых домах, но это ничего не значило.

— Окей, Джесси, мама будет идти, пока не выведет нас куда-нибудь.

Многие дома на Пайн-стрит продолжали рушиться, поэтому Кэтлин не знала, куда идти. Но ей нужно глядеть в оба, потому что Джесси нельзя здесь находиться, а ей, ей-богу, нужно уже присесть.

Двигаясь на автомате на негнущихся ногах, она брела вперед через грязевое море.

22

Ферн О'Коннор сидела на кухне и ждала, всматриваясь во тьму.

Что-то слишком долго нет Марва, — подумала она, заглядывая в слив и морщась от невыносимого запаха. Он уже должен был вернуться.

Звонить Тессе было бесполезно. Она уже делала это три раза, но ей никто не ответил.

Ферн не знала, чего именно боится, но страх не уходил. Он жил внутри нее, холодный и ползучий, мешая думать рационально. Многое могло случиться. Марв мог захлебнуться и утонуть. Хотя это казалось маловероятным, потому что он был очень крепким, сильным мужчиной. Он мог надышаться испарений. Опять-таки, это тоже не казалось правдоподобным. Дома в районе разваливались, и его могло завалить обломками. Единственное, что спасало их дом до сих пор, догадалась она, это то, что он был построен из кирпича, и сможет пережить другие на многие десятилетия, если не века.

Когда Тесса позвонила, она утверждала, что на нее напали. Напали. Но кто или что? Вот этого Ферн и боялась больше всего — что то, что забрало Тессу, могло забрать и Марва.

О, почему он не взял с собой ружье?

Ферн прислушалась к девочкам в другой комнате. Они соединили свои приставки «Нинтендо ДиСи» и играли в «стрелялки». Они смеялись, подтрунивали друг над другом, радостно визжали и язвительно ворчали. Дети это что-то! Адаптируются очень быстро. Слава богу, интернет все еще работал, иначе им пришлось бы играть в настольные игры или читать книжки.

Дикость, какая дикость.

Запах, исходивший из слива, становился все хуже.

У Ферн уже кружилась голова.

— Что ж, от этого есть только одно лекарство, — процедила она себе под нос. Она сходила в кладовку и вернулась с бутылью хлорки «Хайлекс». Не было ничего, с чем не могла бы справиться хлорка.

По крайней мере, Ферн надеялась на это.

23

Тони нашел Марва, когда тот, шатаясь, вывалился из дома Тессы Салдэйн с разделочным ножом в руке.

— Привет, — сказал он.

Марв щелкнул фонариком и направил луч прямо ему в лицо.

— Господи, — воскликнул Тони, закрывая глаза.

— Тони, ты? — выдохнул Марв. — Что ты делаешь? Хочешь, чтобы меня инфаркт хватил?

— Извини.

— Похоже, мы все сегодня на взводе.

— Да уж. — Тони сглотнул. — Ну, разве не так?

— Рад, что ты еще жив.

— Никто из нас долго не протянет, если мы не выберемся из этой дряни.

Какое-то время они брели бок о бок, потом Марв спросил, — Черви?

— Ага.

Они вкратце поделились своими злоключениями. Без обиняков. Оба видели червей, и не было никакого сомнения в реальности происходящего. Всякие «как» и «почему» придется оставить на потом.

— Другие дома ты проверял? — спросил Марв.

— Ага. Они либо пусты, либо… скажем так, живых там нет.

Через несколько минут они взяли передышку — грязь выматывала. Это было все равно, что пробираться сквозь жидкий цемент. Они прислонились к фонарному столбу, обхватив его, словно боясь, что их засосет на дно.

— Что будем делать? — наконец спросил Тони, затягиваясь сигаретой.

Марв вздохнул. — Вернемся ко мне в дом. Отсидимся там вместе с Ферн и детьми. Если найдем еще кого-нибудь, возьмем с собой. У меня есть кое-какое оружие, полевое снаряжение в гараже, если понадобится — лампы, фонарики, печка. Должно быть все нормально.

Разумное предложение, — подумал Тони. Хотя такое же разумное, как и все то, что он слышал в последнее время. Вместе они смогут выжить, пока ждут Национальную гвардию и службы спасения. Он только собирался сказать это, как Марв схватил его за руку.

— Кто-то идет, — сказал он, прислушиваясь к шелесту волн, медленно движущихся в их направлении.

24

Когда Ферн вылила хлорку в слив, случилось нечто невероятное — вместе с пузырящейся, зловонной черной жижей из слива стало вылезать нечто червеобразное. Со словом она не ошиблась, потому что наружу действительно выскользнул червь.

Не змея, как она сперва подумала.

Гребаный червь.

Она отпрыгнула назад, чуть не выронив бутыль «Хайлекса». Из горла вырвался низкий гортанный крик — если б ее губы не были крепко сжаты, это был бы визг. Что еще за чертовщина? Какого дьявола…

Червь выполз из слива, корчась и извиваясь в предсмертных конвульсиях. Он был длиной с ее предплечье, только толстый, мясистый и мерзкий до ужаса. Он изгибался с мощными мышечными сокращениями, истекая студенистой слизью. Как такое большое существо смогло уместиться в сливе, не укладывалось у нее в голове.

Одно было хорошо — он не только испытывал немалую боль, похоже, он умирал.

— Мам, — позвала из гостиной Кэсси. — Ты в порядке?

— Мам? — эхом отозвалась Кэли.

Ферн трясло, на лбу выступил пот. Она поняла, что если сейчас не ответит, близнецы зайдут и увидят то, что видит она. А она не могла этого допустить.

— Ах… да, все в порядке. Просто чищу раковину.

Звук собственного голоса придал ей немного сил, и она подошла к раковине чуть ближе. Червь уже едва шевелился. Что если бы я не вылила туда хлорку? Он остался б в сливе или пришел бы за мной? Вопросы возникали у нее в голове, но она игнорировала их.

Она вылила на червя еще больше хлорки.

Он медленно шевельнулся, и из него вывалилось нечто похожее на клубок желтоватых, спутанных языков. Но, не смотря на его мерзкий вид, хуже всего был исходящий от него пар. Хлорка что-то с ним сделала. Он сморщивался и разрушался, превращаясь в лужу слизи.

С трудом сдерживая тошноту, Ферн длинной деревянной ложкой столкнула червя в измельчитель отходов и включила его. С подступающей к горлу желчью, слушала, как тот с жужжанием перемалывает останки.

Потом выключила измельчитель.

Она стояла, готовая вот-вот грохнуться в обморок, не в силах поверить в произошедшее.

25

Кэтлин увидела в грязевом море двух мужчин, но даже не обратила на них внимания. Словно это были какие-то пни. Ей двигало одно непреодолимое желание — отнести Джесси в безопасное место.

Когда она подошла ближе, один из них вытянул вперед руку, останавливая ее. — Эй… Кэтлин?

Она отшатнулась, зарычав на них. Они не отнимут у нее ребенка. Если попытаются, она убьет их.

— Кэтлин… успокойся… это я, Марв. Марв О'Коннор.

Она пыталась понять смысл сказанного, но в голове у нее творился полный кавардак — какой-то невероятный водоворот из импульсов и эмоций. Он молчала какое-то время. Наконец, склонила голову на бок, как собака. — Марв? — сказала она надломленным голосом.

— Ну да. А со мной Тони. Ты знаешь его, Тони Альберт.

— Привет, — сказал Тони.

Кэтлин смотрела на них пустыми глазами. Она не могла связать имена с лицами, но медленно, очень медленно начала все осознавать. Она сглотнула, потом еще раз.

— Я не могу найти Пэта, мой дом разваливается, и мне нужно отнести Джесси в безопасное место. Она поцеловала то, что было у нее в руках. — Туда, где до нас не доберутся черви.

Марв и Тони переглянулись.

— Ладно, — сказал Марв. — Тебе лучше пойти с нами. Мы идем ко мне домой. Там безопасно.

Кэтлин прижала к себе ребенка и кивнула. Безопасно. Ей понравилось это слово. Это то слово, которое она хотела слышать, и то место, куда хотела идти. Издавая низкое гортанное гудение, она двинулась вслед за ними. Из ее ран продолжала сочиться кровь.

26

— Нужно идти нога в ногу, — сказала Донна Берти. — Только и всего. Тут два дома пройти.

— Может, для тебя это и пустяк, — сказала Берти, — но в мои годы это чертовски длинный путь, милочка.

В этом Донне пришлось с ней согласиться. Грязь была глубокой, и брести через нее было все равно, что через реку овсянки. То, что ей удалось вытащить Берти из дома, было уже маленькой победой. Им нужно всего лишь добраться до О'Конноров. В обычный день путь занял бы две минуты. Но с этой дряхлой, упрямой старухой он превратился в «батаанский марш смерти». И ему не было видно конца.

Берти снова чуть не упала, но Донна поддержала ее.

— Не вижу во всем этом никакого смысла, — сказала Берти. — Могла бы остаться дома. Я знала, что это плохая затея. Знала, что не нужно было слушать тебя.

И твои новомодные идеи, — подумала Донна. Она ждала, что Берти скажет это голосом сварливой брюзги из старого фильма, вроде Уолтера Бреннана. Эта мысль вызвала у нее улыбку.

— Мы не могли там оставаться, Берти. Дом рушится.

— Черта с два он рушится!

Донна решила больше не спорить. Они были уже на полпути от О'Конноров, и возвращаться она не собиралась. А дом и вправду разваливался. Из-за грязи он сместился. Предметы упали со стен. Окно на кухне разбилось. И даже Берти не отрицала, что слышала исходящий от фундамента треск.

— Уже совсем немного осталось.

Берти фыркнула. — Ну не хрена себе, совсем немного. Мы здесь сдохнем. Я тебя все равно обскакала — уже купила себе место под могилку. Выбрала его десять лет назад. Осталось только вырезать дату смерти.

Казалось, она очень гордилась этим фактом, и Донна лишь вздохнула в ответ.

Что это было?

Донна остановилась. Несколько секунд она почти не дышала.

Прямо перед ними по поверхности грязи пробежала крупная рябь, словно там проплыло что-то очень большое.

— Ну и какого черта? — спросила Берти.

— Подожди минутку.

— У меня нет минутки. Я уже еле живая.

Донна проигнорировала ее.

Снова послышался всплеск.

На этот раз сзади. Теперь справа от нее. Словно что-то кружило вокруг них в грязи. Ее первой мыслью было, что это акула, несмотря на абсолютную нелепость предположения. Акулы не плавают в грязи, и уж точно не обитают в гребаном Висконсине.

Все же… жуткое чувство, что они окружены, не ослабевало. А лишь усиливалось.

У них за спиной раздался всплеск… как будто что-то всплыло и снова нырнуло обратно.

— Давай же, Берти, нужно выбираться отсюда. Уже близко.

— Разве я тебе не говорила?

Донна пыталась двигаться быстрее, но навлекла на себя лишь больше брюзжания Берти. Им нужно торопиться. Донна не могла это объяснить — да и времени на это не было — но что-то к ним приближалось.

Что-то очень большое.

На небе выглянула полная луна.

27

Тони хотел было оттащить Марва в сторону и сказать, — это у нее не ребенок в руках, не Джесси, а гребаный пластмассовый пупс. Кэтлин тащит гребаного пупса. Неужели не видишь? Но не стал, потому что понимал, что в этом нет никакой необходимости — Марв вполне осознавал, что Кэтлин спятила. Как и Тони, он не хотел знать, что именно толкнуло ее бродить в грязи с пупсом в руках.

Тони думал о Ферн и близняшках.

Неужели они действительно хотят привести с собой эту чокнутую? С другой стороны, разве есть другие варианты? Они не могли бросить ее на улице. Ферн поймет, что нужно делать. Как и все женщины. Тони вдруг захотелось увидеть Чарис. И даже Стиви.

Но он не хотел думать о Стиви.

Кэтлин остановилась.

Когда они заметили это, она отстала от них уже на пятнадцать футов. Она просто стояла, издавая низкий стон, словно испытывала оргазм.

— Ох… ох… ох…, — произнесла она голосом, полным смятения и восторга. — Так тепло. Очень тепло. Разве не чувствуйте? Почти горячо. Я чувствую это ногами, и моей… моей…

— Кэтлин, — окликнул ее Марв. — Нужно уходить.

Но она просто стояла, по пояс в грязи, которая, казалось, с каждым часом поднималась все выше. Стояла, словно впав в религиозный экстаз. Марв позвал ее, и она снова пришла в движение, очень медленно, словно заведенная ключом механическая кукла.

Потом снова остановилась как вкопанная. Она походила в лунном свете на игрушечного солдатика. — Ох… ох… ох, — застонала она снова. — Она как будто кипит, как будто она… она… — Тут Кэтлин замолчала. Ее бессмысленная болтовня сменилась сперва «охом» удивлениям, потом боли.

Ее рука была опущена в грязь.

Кэтлин выдернула ее, и они увидели, что с нее свисает червь. Это был огромный, щетинистый монстр, диаметром с рулон туалетной бумаги. Он вцепился ей в руку и укусил. Тони отчетливо услышал, как под мощным давлением хрустнули кости. Кэтлин мотала головой из стороны в сторону, крича и размахивая рукой, тщетно пытаясь избавиться от твари.

— Черт! — закричал Тони в ночь. — Она схватила ее! Одна из тех тварей схватила ее!

Спотыкаясь, он бросился вперед, но Марв перехватил его, и потащил назад. — Нет, — сказал он. — Ты ей не поможешь.

Тони был готов его ударить.

Он может ей помочь, но сперва нужно добраться до нее… в тот момент червь взмыл вверх и заглотил всю ее правую руку по плечо. И тут же рванул вниз, срывая зубами не только рукав ее дождевика, но и кожу. Он ободрал ей руку до мяса.

— КЭТЛИН! — закричал Тони.

Она исчезла под грязью.

К тому моменту Марв тащил его прочь, и у Тони не было сил сопротивляться.

У них за спиной клокотала, плескалась и пенилась грязь.

— Помогите! — закричала Кэтлин, показавшись на поверхности с черным от грязи лицом. — О, боже, кто-нибудь, пожалуйста, помогите мне! ОНО СХВАТИЛО МЕНЯ! ОНО СХВАТИЛО МЕНЯЯЯЯ…

Она билась в пузырящейся жиже, но тщетно. Абсолютно тщетно. Червь продолжал кусать ее, с каждым разом отхватывая все более крупные куски. Блестящими, как хирургические ножи зубами он полоснул ее спереди, срезав вместе с большей частью дождевика ее груди. Огромные сегментированные кольца обвили ее, и сжимали, пока ее крики не превратились в приглушенное клокотание. Ее кости хрустели, почти как сухие осенние листья под ногами. Голова билась из стороны в сторону, словно у какой-то жуткой куклы, меж губ фонтаном хлестала темная артериальная кровь.

Потом она обмякла, изо рта высунулись внутренности.

Окровавленная рука еще продолжала рефлексивно хлопать червя по студенистой плоти, пока тот, наконец, не утащил ее на дно. И Тони и Марв отчетливо видели, как медленно вздымающаяся волна катится по улице, когда червь утаскивал Кэтлин прочь в неведомые глубины, чтобы потом доесть на досуге.

— Давай, Тони, — сказал Марв. Нужно уходить…

Но Тони продолжал стоять, удрученно вглядываясь туда, где только что была Кэтлин. Но там уже не было ничего, даже ряби. Нет… что-то плавало там, и в какой-то момент он с ужасом подумал, что это одна из ее конечностей.

Но ничего подобного.

На поверхности плавал всего лишь грязный пластмассовый пупс.

28

Все выжившие Пайн-стрит нашли убежище в доме О'Конноров. Ферн и Марв О'Конноры, близняшки — Кэсси и Кэли, Тони Альберт, Донна Пеппек и Берти Калишек. Насколько им было известно, больше не осталось никого. Грязевое море продолжало подниматься, и скоро станет совершенно непроходимым. Марв понимал, что если чертова Национальная гвардия не прибудет в ближайшее время, дела их не просто плохи, а очень плохи.

Но как сказала Ферн, они теперь вместе и они живы.

И это правда. Он знал, что его дом гораздо старше других домов на Пайн-стрит, и в прежние времена был фермерской усадьбой — единственным зданием на всю улицу (представлявшей раньше из себя простую грунтовку). Дело в том, что это был сплошной кирпич, выстоявший уже много лет. Грязевое море он пока тоже выдерживал, в отличие от сборных домов, которые уже почти полностью разрушились. Марв понимал, что здесь они в безопасности. А Ферн, дай бог ей здоровья, содержала отлично оснащенную кладовую, так что голодать никому не придется.

Донна Пеппек изо всех сил пыталась успокоить Берти Калишек, а Ферн заняла близняшек игрой «Сумасшедшие восьмерки». При свете свечей, конечно — электричества уже не было. И это странно, потому что фонари через улицу горели. Поди разберись.

Марв с Тони спустились в подвал и вытащили из походного снаряжения лампы. Они работали на батарейках, но это оказалась не проблема, потому что у Ферн их было полно, как и еды и туалетной бумаги. Осветив как следует гостиную, они сходили в маленький кабинет Марва в дальнем конце дома и открыли ящик с оружием. У него было три стрелковых единицы — дробовик «Моссберг» 410-го калибра, болтовой карабин «Ремингтон 30–06» с оптическим прицелом, и револьвер «Спешл» 38-го калибра, принадлежавший его отцу. Для револьвера боеприпасов не было, но было пятнадцать патронов для «Моссберга» и десять для «Ремингтона».

У них есть еда.

Есть свет.

Есть руки.

Они в безопасности.

— У меня нехорошее предчувствие, что на улице становится жарко, — сказал Тони, заряжая дробовик.

Марв кивнул. — У меня тоже. Будь я один… я бы так не беспокоился. Но с Ферн и девочками… Не знаю. Мне страшно.

— Пойдем, убедимся, что с ними все в порядке, — сказал Тони.

29

Грязь двигалась.

Марв наблюдал за ней через панорамное окно. Она не уже просто медленно текла и бурлила, она двигалась. Огромные, темные волны накатывали на дворы и обрушивались на стены домов. Водяная волна это одно, но грязевая была гораздо тяжелее. Сперва одна, потом другая ударили в дом. Гостиная задрожала. В окнах зазвенели стекла. Со стены упала картина. Каминные часы рухнули на пол и разбились.

— Держитесь! — скомандовал Тони.

Накатила еще волна, она была гораздо крупнее предыдущих. Хорошо было одно — грязевые волны, несмотря на вес и силу, двигались очень медленно. Марв приказал всем спрятаться за диван и приготовиться.

— Идет! — крикнул Тони.

От луны и горящего на углу фонаря на улице было довольно светло. Свет отражался в катящейся волне. Она отбрасывала перед собой огромную тень, и прежде чем достичь окна гостиной, затмила собой весь внешний свет.

Она ударила с огромной силой.

Дом не просто тряхнуло — он будто сдвинулся на три или четыре фута. Вещи попадали с полок, штукатурка потрескалась, с потолка посыпалась плитка. А потом… когда волна отступила, раздался скрип, панорамное окно рухнуло, и грязевая река хлынула в дом, опрокинув кресло и кофейный столик, мерцая осколками стекла.

— В столовую! — скомандовал Марв.

Когда все убежали, прихватив с собой одну из ламп, он остался стоять почти по лодыжку в черной, пенящейся грязи. Он сразу заметил, что в ней что-то копошится. И не один, не два червя, а дюжина, если не больше. Один из них выглянул из грязи, и Марв отшвырнул его ногой в сторону. В другого сумел попасть со второго выстрела, почти разрезав пополам.

— Берегись! — крикнул Тони.

Из жижи появился четырехфутовый червь, скользкое от грязи толстое тело было покрыто колючками. Передний сегмент раскрылся, обнажив ряды острых как иглы зубов, каждый из которых был дюйма два в длину. Он быстро двигался благодаря сокращению перекатывающихся мышц, и вцепился бы ему прямо в ногу, если бы Тони не прыгнул вперед и не выстрелил. Оказалось, черви состояли не только из слизи и сока, содержащихся в эластичной тканевой оболочке. Когда дробь попала в него, он буквально взорвался фонтаном мякоти.

Два других поднялись, один издавал какой-то омерзительный звук, словно толстая бычья лягушка. Тони выстрелил. Но черви были повсюду. Грязь буквально кишела ими, и их эластичные формы стали, извиваясь, подниматься из нее.

30

— Осторожней там! — Ферн услышала, как Марв крикнул ей из гостиной, и ей не пришлось повторять. Она прекрасно знала, чего нужно опасаться. Тот червь в сливе не был странной эволюционной случайностью, а лишь одним из многих. Грязь кишела ими.

Кэсси плакала, а Кэли призывала ее заткнуться. Ферн изо всех сил пыталась успокоить девочек. Они дрожали, как и она. Тони и Марв продолжали стрелять, пытаясь отразить нашествие извивающихся захватчиков.

И тут… Донна закричала.

Она упала на спину, дрыгая в воздухе ногой. Один из червей пробрался в столовую. Он вонзил зубы ей в лодыжку, и жевал, издавая звук, словно нож скоблил кость. Его туловище судорожно сокращалось, когда он поглощал оторванные куски.

— В сторону! — закричала Берти Калишек, проталкиваясь мимо Ферн и близняшек. — В сторону!

К тому моменту Донна почти обезумела от боли и истерики.

Берти воспринимала все наиболее спокойно. Она шагнула вперед, закуривая «Ларк 100» и делая две больших затяжки, потом опустилась на колени — что далось ей нелегко в ее возрасте — и схватила дергающуюся ногу Донны. Зафиксировав ее, снова затянулась сигаретой, раскурила как следует… и воткнула прямо в бок червю. Раздалось шипение, и червь среагировал мгновенно, отвалился от ноги и стал извиваться на ковре.

— Тебя не очень-то это волнует, да? Маленький паразит! — воскликнула она, поднимаясь на ноги с помощью обеденного стола. Приняв устойчивое положение, она наступила на червя ботинком, и тот лопнул, растекшись лужей холодного желе. Почти шестифутовый кончик хвоста оторвался, бешено подергиваясь.

— О, нет, не выйдет, — сказала Берти и раздавила его своим башмаком. Голову, открывающую-закрывающую клыкастый рот, словно задыхающаяся рыба, она тоже раздавила.

Ферн крикнула Марву, что у них все в порядке и бросилась в спальню за аптечкой.

К тому времени Донна выглядела очень бледной и болезненной. Она лежала пластом на полу, с немигающими остекленевшими глазами, губы дрожали, словно она хотела что-то сказать. И все это, конечно, на виду у близняшек, которые смотрели на нее, вытаращив глаза. Когда она застонала, они испуганно прижались друг к другу.

Ферн вернулась и начала перевязывать Донне лодыжку. Там было обширное повреждение тканей, и она потеряла много крови. Все, что Ферн смогла сделать при данных обстоятельствах, это налить на рану немного дезинфектанта — отчего Донна завопила так, словно ее прижгли железом — и как следует забинтовать. Ей нужна настоящая медицинская помощь и немедленно. Ферн даже думать не хотела о грязной пасти червя и микробах, размножающихся в месте повреждения.

— Послушай, — сказала Берти. — Слышишь это?

Они все слышали. Снаружи собирались черви, шипели и издавали странное глухое кваканье. Все слышали, как они скользили вдоль внешних стен дома, и Ферн была почти уверена, что один — очень крупный — находится на крыше…

— По-моему, мы в большом дерьме, — сказала Берти.

31

Помнишь, когда звонила Чарис? Помнишь, когда сказала тебе выбираться? Так вот, ты должен был ее послушать. Ты должен был залезть на какую-нибудь возвышенность или прыгать с дерева на дерево как гребаная обезьяна, но ты должен был выбраться.

Именно об этом думал Тони сейчас, когда черви обложили их со всех сторон. Они не только лезли через разбитое панорамное окно в таком количестве, что походили на ленты фарша из старой мясорубки, но еще и бились в крышу и другие окна, словно выстреливаемые из пушек. Это было невероятно, но он все видел своими глазами. В свете лампы они врезались в окно у двери с такой скоростью, что лопались об стекло, пока все оно не потемнело от сгустков слизи.

— Тони! — позвал Марв.

Тони уклонился от очередного атакующего червя, и чуть не нарвался на другого, более крупного, появившегося из грязи с раскрытыми челюстями. Выстрелил из дробовика и разорвал его на куски, продолжающие шевелиться. На мгновение он отвлекся на звук других червей, тычущихся в переднюю дверь и пытающихся прогрызть себе путь в дом.

Вместе с Марвом они начали отступать в столовую.

Если это была битва, то они не надеялись ее выиграть. Патроны к дробовику заканчивались, и он понимал, что у Марва тоже осталось не больше шести.

Огромный червь, футов шесть-семь в длину, пробил одну из немногих уцелевших боковых панелей панорамного окна. Он походил на гигантскую трубу, сегментированную и вспученную, рот был размером с кофейную банку. Тони выстрелил, прикончив его и несколько более мелких, кучковавшихся вокруг.

Их похоронят здесь заживо.

Этих тварей слишком много.

Чтобы сражаться с таким количеством, нужен был как минимум пулемет. И в тот момент Тони начал задумываться, нет ли в этом нападении какой-либо стратегии. У людей смысл психической атаки состоит в том, чтобы не только сокрушить оборону и прорвать периметр, но и заставить обороняющихся истратить основную часть боеприпасов.

Что если, по какой-то абсолютно извращенной логике, черви делают то же самое?

32

Это был кромешный ад, но Ферн старалась держать себя в руках.

Близняшки обхватили друг друга так крепко, что она боялась, что они себе что-нибудь сломают. Донна была совсем плоха. Кожа у нее была липкой от пота. Она ни на что не реагировала и дрожала. Она, несомненно, находилась в шоковом состоянии, или близко к нему. Ферн уже подняла ее поврежденную ногу на стул, чтобы кровь поступала в нее реже, и сконцентрировалась в жизненно важных органах. Это было необходимо.

Тони и Марв продолжали убивать червей, но она понимала, что это безуспешный бой. Все же должен быть какой-то выход. Она не позволит этим чертовым тварям разорвать ее друзей, мужа, и особенно детей — это просто недопустимо.

— Осторожно! — воскликнула Берти.

Близнецы закричали.

Из-под стола появился червь и бросился на нее, погрузив свои зубы, словно штопальные иглы, в ручку кресла рядом с ней. Берти положила конец его попыткам освободиться, разрубив его пополам разделочным ножом, принесенным с кухни. Она выглядела очень забавно с топором в одной руке и ножом в другой, с дымящейся сигаретой во рту, и огромными, неподвижными глазами за бифокальными очками.

Ферн повернулась и увидела, что Тони и Марв отступают к двери столовой.

Боже милостивый!

Перед ними кишмя кишели черви. С десяток были размером с питона, и между ними копошились сотни более мелких. Они надвигались словно какой-то огромный, извивающийся механизм. Не сколько ползли, сколько катились плотной шевелящейся массой.

— Марв! — закричала она. — Сюда! Бегите сюда, вы оба!

Тут ее руку пронзила вспышка боли. Один из червей проскользнул мимо Берти и вцепился в левый бицепс. Недолго думая, она схватила его за скользкий хвост и оторвала от себя. Его зубы бешено щелкали, как иглы промышленной швейной машины. Ей повезло, что червь не успел прокусить ее джинсовую куртку. Она швырнула его об стену, и он лопнул, как влажный куль с мясом.

Они будут наступать, пока не доберутся до близнецов. Что тогда ты будешь делать? Позволишь этим гребаным чудовищам уничтожить твоих детей, или примешь меры, реальные меры?

Должно же быть что-то!

И тут она вспомнила про хлорку.

33

Марв затащил Тони в столовую и захлопнул за ними дверь. Она была из цельного дуба. Он не понимал, как черви смогут прорваться через нее — с другой стороны он не представлял себе, как все это вообще случилось. Захлопнув дверь, он разрезал трех червей, которым не терпелось присоединиться к нему в столовой. Еще один скользнул по его ботинку, и Тони раздавил его.

Черви принялись атаковать дверь.

Сперва раздалось всего несколько легких хлопков, а потом удары посыпались градом. Тум, тум, тум-тум-тум. Дверь держалась, но дрожала в раме. Черви не просто врезались в нее, они пытались прогрызть себе путь. Впивались в нее как дрели.

Марв всегда гордился своим умением не растеряться в трудную минуту.

Но сейчас он был бессилен.

Что же делать?

Черви хотели прорваться внутрь, и они это сделают. Мысль о том, что Ферн и близняшки погибнут ужасной смертью, практически лишила его самообладания. Он не знал, что делать. Не мог думать ни о чем. Если они прорвутся, он знал, что будет драться. Когда кончатся патроны, будет рвать тварей голыми руками. Несколько десятков он разорвет на куски… а потом…

Об этом он не хотел даже думать.

— Нам нужно чем-то оттеснить их назад, — сказал стоящий рядом Тони. — Огонь. Нам нужен огонь.

Ну, конечно! Древнейшая защита человека от нападения, почти всегда эффективная.

И тут раздался крик Ферн.

34

Он исходил из кухни.

Еще одна дверь в дальнем конце столовой вела в нее и была открыта.

Берти добралась туда быстрее Тони, Марва, и даже близняшек. Она бросилась туда, словно варвар, рвущийся в бой. Ферн была прижата к посудомоечной машине, в каждой руке у нее было по бутыли «Хайлекса». На нее наступал гигантский червь. Это была огромная, толстая тварь, двигающаяся вперед благодаря мышечным сокращениям своих сегментов. Они вспучивались, как автомобильные камеры, напрягались и расслаблялись, напрягались и расслаблялись. Растущая из нее колючая щетина со скрежетом царапала пол.

Футах в четырех от Ферн тварь замешкалась.

Может, увидела, что ее превосходят числом, а может, разглядела собственную смерть в искаженных ненавистью лицах людей. Она словно растерялась. Ее голова — или передний конец — раскачивалась из стороны в сторону, будто под какую-то неслышимую мелодию. Ее сегменты раздвинулись, и рот раскрылся. Какое-то мгновение Ферн, словно зачарованная, смотрела в широкую розовую глотку, способную проглотить целую ногу. Потом червь издал какое-то влажное чмоканье, его мягкие, пористые десна выдвинулись изо рта, и из них, словно ножи, выскользнули зубы. Она увидела не один ряд зубов, а два или три. Как минимум тридцать отдельных зубов, блестящих как рыболовные крючки.

Она знала, что у нее нет шансов.

Берти знала, что у нее нет шансов.

Это знали и Марв с Тони, которые не решались стрелять со своего угла в проходе — червь был слишком близко от Ферн.

Марв слышал, как близнецы хнычут у него за спиной.

Он боялся шелохнуться. Боялся, что напугает червя, и тот вцепится зубами Ферн в горло.

Но что-то нужно было делать, и Берти сделала.

Когда червь показал зубы, и его голова оказалась на уровне глаз Ферн, она ругнулась сквозь зубы и швырнула топор. Она даже мячика не бросала с 60-ых, но вложила в бросок всю свою силу. Не успел червь отступить, как топор вонзился в него, аккуратно разрезав два или три сегмента. Червь рухнул на пол, содрогаясь и извиваясь, оставляя зубами глубокие борозды в кухонной плитке. Из зияющей раны хлынул бурый гной. Червь издал пронзительный мяукающий звук, сжался, свернувшись в клубок, потом вытянулся, выпустив реку слизи, похожей на прозрачную мастику для пола.

Тони прикончил его.

Последние два патрона в «Моссберге» превратили червя в мерзкое, жидкое месиво. Но даже его разорванные, разбрызганные и распыленные, блестящие кусочки продолжали копошиться в слизи, отказываясь умирать.

35

Оказалось, что хлорка «Хайлекс» действует не хуже огня. Они налили ее под обе двери. Та, что вела в гостиную, представляла реальную опасность. Она пошла трещинами и готова была пасть под беспрестанными, настойчивыми ударами червей. Как только под нее была налита хлорка, с другой стороны началось какое-то волнение — шелест тел, скользящих друг по другу в отчаянной попытке спастись.

Через пять минут в доме стало тихо.

Абсолютно тихо.

Пахло в столовой, конечно, не очень. От запаха хлорки першило в носу, и кружилась голова, но это все равно было лучшей альтернативой.

Выжившие ждали, что произойдет что-то еще, но ничего не происходило. Последовал лишь один странный толчок, и деревянные перекладины заскрипели. Тони показалось, будто к дому только что прислонился очень большой слон. Но что бы то ни было, больше это не повторялось.

Через час Берти сказала, — Кажется, ушли. Там тихо.

Для большей верности, они подождали еще полчаса, и вдруг услышали звук, похожий на рокот летящего вдали вертолета. Он явно искал выживших.

— Придется рискнуть, — сказал Марв.

Тони эта идея не нравилась, но еще меньше ему нравилась перспектива быть забытым поисковой группой и провести всю ночь в ожидании червей.

— Окей, — сказал он. — Идем.

— Будьте осторожны, — сказала им Ферн.

— Я присмотрю за ними, — сказала Берти.

Тони захотелось проявить геройство и сказать ей, что она слишком стара, чтобы подвергать себя подобной опасности. Хотя сегодня она смогла убедить его, что вполне дееспособна. Может, даже более дееспособна, чем он сам.

Марв отпер дверь, и все напряглись, ожидая, что в комнату хлынет огромная волна червей. Но этого не случилось. Он распахнул дверь, и за ней не оказалось ничего кроме смрада канализации и самой грязи.

Вообще ничего.

Он посмотрел на Тони и пожал плечами.

Они вступили в гостиную, следом тащилась Берти. Червей нигде не было, лишь несколько разрозненных фрагментов. На всякий случай Марв держал наготове ружье, а Тони — бутыль с хлоркой.

— Послушайте, — сказала Берти.

Тони ожидал самого худшего, но услышал лишь звук вертолета. И действительно, стоя у разбитого панорамного окна и вглядываясь в затопленные грязью окрестности, он заметил вдали луч поискового прожектора, шарящий по деревьям.

— Открывайте дверь, — сказала Берти.

— Что?

— Открывайте, я сказала.

Она схватила лампу, а Тони и Марв, повозившись, распахнули придавленную грязью дверь. Выйдя на крыльцо, Берти стала размахивать лампой. — СЮДА! — закричала она. — СЮДА, ЧЕРТ ПОБЕРИ!

Надо признать, старалась она изо всех сил.

Марв стоял у панорамного окна, а Тони — прямо у нее за спиной. Ночь стояла темная, луна спряталась за скоплением темных туч. Было тихо, если не считать шума вертолетных винтов. Берти продолжала размахивать лампой. Но заметят ли ее, оставалось лишь догадываться. Вертолет накренился вправо и исчез.

— Ах… вы бесполезные сукины дети! — воскликнула она.

Тут Тони услышал всплеск, похожий на шум пляжных волн, и в дверь ворвался смрад, словно из выгребной ямы в разгар лета… запах влажного, зеленого навоза.

— Заходите в дом! В дом! — в ужасе закричал Марв. — Берти, мать твою, заходи в дом!

Тони посмотрел мимо Берти в ночь, подсвеченную фонарем, стоящим через улицу. И тут он увидел фигуру. Невероятно огромную фигуру. Она приближалась из темноты с влажным шорохом, словно волоча внутренностями из распоротого брюха. Какое-то безумное мгновение он не был уверен, что именно он видит… тьма словно разверзлась, явив черный блестящий туннель… но потом он увидел и понял — это была огромная пасть абсолютно колоссального червя.

Вот почему закричал Марв, вот почему пулей метнулся к двери, где окаменев от ужаса, стоял Тони.

Пасть раскрылась в зевке, губчатые розовые блестящие десна выдвинулись вперед, и из них как выкидные лезвия выскочили гигантские зубы. Потребовалась доля секунды, чтобы Тони увидел и переварил это. Когда Марв был в паре футов от него, червь схватил Берти, успевшую лишь воскликнуть, «О, черт», — и Тони закричал, ослепленный брызнувшей в лицо кровью.

Все произошло так быстро, что он подумал, будто червь нанес ей удар, как гадюка, но случилось вовсе не это. Когда она поняла, что червь рядом, он был уже в футах десяти от нее. Его рот раскрылся, и в какой-то безумный момент ей показалось, что он исторг с десяток желтых, блестящих кобр. На самом деле, это были языки, двигающиеся волнообразными движениями. Их острые концы пронзили ее словно иглы шприцов, вот тогда из нее и брызнула кровь, словно из пожарного гидранта.

Примерно в то время, как Тони рухнул на пол, языки рывком увлекли ее в пасть червя, зубы сомкнулись, разорвав словно куклу. Кости захрустели, как грецкие орехи. Верхняя часть ее туловища повисла из пасти, и под невероятным давлением челюстей у нее изо рта, вместе с кровавым туманом, вылетели протезы. Глаза вылезли из орбит, внутренности вывалились из горла. Потом червь засосал ее целиком, разгрызая и жуя, проталкивая в туннель своей утробы.

Когда Марв добрался до двери, Берти уже исчезла.

Из-за тучи выглянула луна и явила им тварь во всем ее ужасном величии. Поднимающаяся из грязи на тридцать футов, циклопическая и содрогающаяся, она походила на поставленный на попа товарный состав. Чудовищная башня бледно-розовой пульсирующей плоти, состоящая из множества кольцеобразных сегментов, каждый диаметром с железнодорожный туннель… Пока он смотрел, они раздулись еще больше, выделяя море пенящейся, растекающейся вокруг слизи.

Тварь восстала на фоне полной луны, еще шире разинув пасть. Словно огромную черную дыру, светящуюся многочисленными рядами острых зубов и обильно сочащуюся черной желчью, свисающей шестифутовыми раскачивающимися лентами.

Тони не видел всего, что видел Марв — он был занят тем, что вытирал с лица кровь Берти — но ему хватило, чтобы понять, что они в серьезной беде, потому что тварь такого размера могла легко раздавить двухэтажный дом своим пульсирующим, студенистым туловищем. Может, она и возвышалась на тридцать, если не больше, футов над крышами домов и деревьями, но куда большая ее часть пряталась в грязи и в тех сырых подвалах, откуда она выползла.

У Марва в руках было ружье, но он чувствовал себя совершенно беспомощным.

Казалось, даже пулемет 50-го калибра не причинит этой твари большого вреда. А у него было всего лишь ружье.

И тут он заметил, что тварь была не просто каким-то гигантским паразитом из дешевых «ужастиков», а Матерью-Червем — источником, эпицентром, гребаной черной утробой всех червей. Ее нижняя часть, начинающаяся у поверхности грязи и заканчивающаяся в дюжине сегментов ото рта, представляла собой сплошной конвульсирующий питомник. Сотни червей свисали с нее, словно рыбы-прилипалы с брюха акулы. Скручивающиеся кольцами мясистые трубки, некоторые — всего пару футов в длину, другие — шесть или семь. Крупные то и дело отваливались, и из студенистой плоти Матери-Червя тут же лезли те, что поменьше. Это была огромная биологическая машина, извивающийся инкубатор, способный утопить весь мир в своих личинках.

Она издала мяукающий, эхом разносящийся крик, который становился все громче и громче, пока не перерос в пронзительный визг, напоминающий противовоздушную сирену. Она словно объявляла о своей победе над миром людей.

Когда дом задрожал и все зажали уши, Марв, стоя в дверях, взвел свой карабин и выстрелил в тварь, пробив ее навылет. Червь едва дрогнул.

— КАКОГО ХРЕНА ТЫ ДЕЛАЕШЬ? — заорал на него Тони.

Хотя Марв сам не знал, что творит, в глубине души он нашел себе безумное, отчаянное оправдание. Не будь ситуация такой напряженной, нереальной и смертельно опасной, он никогда бы на это не решился… Но, как говорится, отчаяние научит всему.

Мать-Червь наверняка почувствовала пронзившую ее пулю, хотя это было ничто в сравнении с ее кошмарными размерами. Пульсируя, извиваясь и скручиваясь кольцами, она ударила в дом. Остатки панорамного окна вылетели вместе с рамой. Стены треснули. Штукатурка посыпалась. Кирпичи превратились в пыль. Удар сдвинул дом с фундамента на несколько футов.

Она снова атаковала дом, на этот раз ударив в дверь, расширив ее до размеров гаражных ворот. Еще один удар и она окажется внутри.

Когда она ударила в дверь, Тони пополз на четвереньках прочь. Ее высунувшиеся желтые языки, пытаясь ужалить, скользнули по подошве его ботинок и вспороли диван.

Марв не стал отступать.

Сейчас на карту было поставлено все.

Когда Мать-Червь вознесла голову высоко над домом и снова закричала, он засел с ружьем там, где раньше было панорамное окно. Видимость была отличная. Лишь бы только он смог это сделать, лишь бы пуля попала, куда надо.

Встав на колени и уперев приклад в плечо, он выровнял прицел и выстрелил в линию электропередач, натянутую между двух опорных столбов, как раз над возвышающимся из грязи червем. Выстрелил и промазал. Черт. Выстрелил снова и на этот раз понял, что близок к цели, потому что рассек телекоммуникационную линию, которая повисла, не причинив червю никакого вреда.

Марв знал, что тварь собирается нанести последний и самый сокрушительный удар, грязь вокруг буквально кипела от ее детенышей. Он сделал медленный, глубокий вдох и прицелился. Для профессионального стрелка или снайпера, это была бы пара пустяков, но для парня, который подстреливает по оленю каждые пару лет, и может пару недель в году ходит на стрельбы, это оказалось непросто.

Он затих.

Успокоил нервы.

Линия электропередач был у него прямо в прицеле. Выпустив воздух сквозь сжатые зубы, он выпустил пулю… и попал. Силовой кабель разорвался, выбрасывая дождь голубых искр, и упал прямо на Мать-Червя.

Эффект был незамедлительным.

Тварь стала корчиться, извиваться, скручиваться кольцами. Заметалась взад-вперед как кнут, круша стоящие через улицу дома, в щепки разнося гаражи и давя машины как пивные банки. И чем больше она билась, тем больше запутывалась в силовом кабеле, подававшем в ее шкуру свыше 13000 вольт. Грязь вокруг кипела и дымилась, молодняк лопался как клещи на жаре. Она варилась изнутри, выбрасывая струи пара. Пока она металась, судорожно скручиваясь кольцами, ее сегменты стали лопаться, исторгая горящую слизь. Вся охваченная пламенем, она поднялась в последний раз, как почерневшая змея на Четвертое июля, и рухнула в грязь, распавшись на куски.

Наступила тишина.

Она длилась пять или десять секунд.

Потом Тони сказал, — Похоже, я обмочился.

Марв, пошатываясь, пошел в столовую, где его ждала жена с детьми. Он притянул их к себе и заключил в огромные медвежьи объятия. Послышался рокот приближающихся вертолетов. Останки Матери-Червя все еще тлели на улице. Несколько домов горело, мерцая как свечи.

— Они… ушли? — спросила Кэсси. — Черви ушли?

— Да, — сказал ей Марв. Ушли.

И хотя было еще темно, ночь на Пайн-стрит закончилась.

Конец

(с) Tim Curran 2013

(c) Локтионов А. В., перевод на русский язык, 2013

Об авторе:

Тим Каррэн живет на Верхнем полуострове штата Мичиган. Днем как зомби пашет на заводе, а в свободное время коллекционирует винтажный панк-рок, металл и рокабилли.

Он автор таких романов, как «Кожное лекарство», «Улей», «Мертвое море», «Воскрешение», «Лунный череп», «Дьявол по соседству», «Улей-2», «Могильный червь», и «Биоугроза», а также сборников — «Рагу из костного мозга» и «Байки о зомби». Среди его новелл — «Бойся меня», «Подземелье», «Король трупов», и «Кукольное кладбище». Его рассказы появлялись в таких журналах как «City Slab», «Flesh», «Book of Dark Wisdom», и «Inhuman», а так же в антологиях «Flesh Feast», «Shivers IV», «High Seas Cthulhu», и «Vile Things». Последняя его книга вышла в издательстве «DarkFuse» и называется «Длинный черный гроб». В числе будущих проектов — новеллы «Ночь Хэга», «Рождение ведьмы», и третий сборник рассказов — «Кладбищенское вино». Его домашняя страничка в интернете: www.corpseking.com.