"Любое начало, любой конец оплачены страданием, рождение встречаем мы в боли чужой, а в собственной - умирание." - Фрэнсис Томпсон "Маргаритка".

1

Когда Мелани напрягла мышцы брюшной полости и тазового дна, тужась изо всех сил, что-то разорвалось. Ее влагалище лопнуло, когда ребенок проскальзывал через шейку матки, растягивая ее. Мелани казалось, будто ее насилует слон. Семь фунтов, восемь унций, девятнадцать дюймов медленно прорывались через отверстие, которое раньше не принимало ничего крупнее восьми дюймов.

- Ооооооооииии! О, боже! Я уже не могу! Аааааа!

- Показалась головка! Я вижу ее. Тужься дальше!

Врач держал зеркало, чтобы она видела, как ее разорванная вагина исторгает мяукающего паразита, которого она девять месяцев носила в себе. Глаза у нее закатились, и она резко вскрикнула, выдавив голову и плечи ребенка.

- AAAAAaaaaa! AAAAAaaaaa!”

- Все! Все! Выходит!

Еще несколько мучительных схваток, и Джейсон выскользнул в руки врачу, а вслед за ним - красный комковатый послед.

- Это мальчик! - радостно объявил врач. Он перевязал пуповину и обрезал ее, и ребенок заорал, словно ошпаренный кот.

Все тело Джейсона корчилось и извивалось, а из крошечных легких рвался пронзительный крик. Крик, который, казалось, стоил мальчику всей жизненной силы. Он судорожно затрясся, изо рта пошла пена, а глаза закатились. Затем он затих, и его тельце безжизненно повисло в руках врача.

- Это нормально? Он в порядке? Что с нашим ребенком? - взволнованно спросил Эдвард.

Врач стоял с обмякшим телом маленького мальчика в руках, и испуганно переводил взгляд с одной медсестры на другую, словно ребенок, сломавший что-то ценное и знающий, что его обвинят в этом.

- Он не дышит. Каталку сюда, БЫСТРО!

- Что случилось? Что с моим ребенком?

Мелани тоже запаниковала. Она сидела в койке, с ногами, все еще лежащими на подпорках, а ее глаза умоляюще глядели на врача в ожидании ответов. Она была вымотанной и уставшей, но не могла позволить себе спать, пока не будет знать, что с ее ребенком все в порядке.

Мелани потянулась к мужу, и они обнялись, утешая друг друга и наблюдая, как их новорожденное дитя исчезло в толпе медсестер и врачей, отчаянно борющихся за его жизнь.

Ребенка отвезли в отделение неотложной помощи, а Мелани сопроводили в соседнюю послеоперационную палату. Эдвард по-прежнему был рядом и утешал ее.

- Эти врачи - профессионалы. Уверен, они ежедневно сталкиваются с подобными вещами. Я знаю, что наш ребенок будет в порядке. Бог заботится о маленьких детях.

Но Мелани видела за его маской оптимизма тревогу и стресс. Когда он начал молиться, чтобы утешать ее, это произвело противоположный эффект и лишь усилило ее беспокойство.

Прошло четыре часа, прежде чем вернулся врач с новостями о здоровье сына.

- Мы не знаем, что с ним не так. Все его жизненно важные органы кажутся совершенно нормальными. Сердце, легкие, печень и почки сформированы и здоровы. Компьютерная томография подтвердила, что мозг функционирует нормально, хотя в таламусе присутствует какая-то повышенная активность, и в настоящее время его изучает невролог. Кроме того, у него довольно высокое кровяное давление, и он вырабатывает адреналин, как профессиональный боксер. Похоже... он испытывает боль, очень сильную боль. Только мы не можем определить причину.

2

Первый год жизни Джейсон провел, крича от невероятной боли, пока родители носили его на руках, качали и пели ему. Их мягкие, воркующие голоса пронзали ему барабанные перепонки и грохотом отдавались в голове. Когда он чувствовал прикосновение их рук, тепло их тел, покачивание во время прогулки, ему казалось, будто он находится в попавшей в аварию машине, которая катится вниз по насыпи и горит.

- Он кричит всякий раз, когда я касаюсь его, всякий раз, когда я заговариваю с ним. С того момента, как он просыпается, и до того, пока снова не заснет, он все кричит и кричит! Он кричит даже, когда я пытаюсь покормить его. Он не любит меня. Он... он меня ненавидит! - жаловалась его мать одному специалисту за другим, когда те осматривали ее измученное дитя с выражением крайнего недоумения на лицах.

Все причиняло боль. Прикосновение одеял, натирающих его нежную кожу, палящий жар дневного света, проникающего сквозь те места в окнах, где облупилась черная краска. Запах человеческого пота, дыхания, экскрементов, дезодоранта, лака для волос, громкая какофония человеческих голосов, включая его собственный. Загрязненный кислород обжигал горло, отчего ему казалось, что он дышит слезоточивым газом. Расширяющиеся при каждом вдохе легкие грозились разорвать ему грудь. Каждый звук, каждый вкус, каждый запах, каждое ощущение, которое получал его организм, доставляли физическую боль. Иногда биение собственного сердца вызывало у него желание закричать.

После нескольких обследований и бесчисленных мучительных тестов команда специалистов поставила вероятный диагноз.

- У вашего ребенка острая гиперчувствительность. Это редкая форма очень редкого заболевания: форма таламического синдрома или расстройства центральной нервной системы. Обычно это бывает вызвано повреждением таламуса, части нашего мозга, где обрабатывается сенсорная информация. Но у вашего сына, похоже, это врожденное. Проще говоря, его нервная система неправильно подключена к сети и отправляет перегруженные сигналы в центры боли в его мозгу. Каждое ощущение, которое он испытывает, регистрируется мозгом, как физическое недомогание. Весьма вероятно, что он проживет лишь несколько лет, и все это время будет мучиться от боли. Мы можем давать ему анальгетики, постоянно повышать дозу и менять медикаменты, едва его организм будет развивать к ним устойчивость. Но, в конечном счете, у нас кончатся болеутоляющие средства, способные ему помочь. К тому времени он будет безнадежно зависим.

- Хотите сказать, что всю оставшуюся жизнь он будет зависеть от наркотиков?

- Либо это, либо постоянная боль.

Его родители делали, что могли. Оборудовали его комнату звукоизоляцией. Покрасили окна черной краской, чтобы те не пропускали солнечный свет. Вывинтили лапочки из потолочных плафонов и обили стены и пол пористой резиной.

Еда промывалась и варилась несколько раз, пока полностью не лишалась вкуса, затем охлаждалась до комнатной температуры. Мясо и овощи нарезались на такие мелкие кусочки, что он мог глотать их, не жуя. Все, что он ел, нарезалось, крошилось либо превращалось в пюре. Единственная жидкость, которую он мог пить, - это очищенная вода. И все же акт принятия пищи был для него настоящим проклятием. Весь процесс пищеварения был мучительным, и любые движения кишечника вызывали у него ощущение, будто его выворачивают наизнанку.

Немного помогали наркотические вещества. К семнадцати годам он принимал уже все наркотики от кодеина до морфина. Пару раз отец приносил ему даже героин, когда крики стали невыносимыми. В конце концов, когда Джейсон приобрел терпимость к той небольшой боли, от которой наркотики не могли защитить его, он перестал кричать.

- Это жестоко оставлять его в живых. По-твоему, мы поступаем эгоистично? Может, просто нужно дать ему умереть?

- Мы не можем? Ты спятил? Это - наш ребенок! Наш маленький мальчик. Мы должны помочь ему.

- Именно это я и пытаюсь делать. Именно это я всегда пытаюсь делать. Но, возможно, мы делаем для него не то. Возможно, лучшее, что мы могли бы сделать, - это навсегда положить конец его страданиям.

Джейсон сидел в своей темной комнате и слушал, как спорят его родители. За эти годы он много раз слышал этот разговор, когда родители думали, что он их не слышит. Иногда они забывали закрыть дверь в спальню. Искренние просьбы отца об эвтаназии заставляли его еще больше любить старика. Это была эмоция, которая чувствовала себя неуютно у него в сердце. Его мать, однако, настаивала на том, чтобы он продолжал терпеть страдания, и он ненавидел эту суку.

- Вот, держи, дорогой

Джейсон поморщился. Ему казалось, будто его барабанные перепонки пронзают швейной иглой. Мать стояла в дверях его спальни, держа резиновую кружку, наполненную водой. Резина была единственным материалом, который он мог выносить. Другие вызывали ощущение, сродни прикосновению наждачной бумаги к оголенным нервам. В другой руке мать держала анальгетики. Джейсон терпеть не мог их принимать. Сухие, похожие на мел таблетки жгли живот, словно аккумуляторная кислота. Но лишь две или три капсулы "дарвоцета" каждые два часа не давали ему перегрызть себе вены на запястьях. Когда действие лекарства заканчивалось, появлялось ощущение, будто он плавает в бассейне с огненными муравьями.

- Ты бы оделся. Знаю, что одежда причиняет тебе боль, но ты уже слишком взрослый, чтобы постоянно сидеть дома нагишом.

Джейсон проигнорировал мать. Он знал, что его стоическое молчание беспокоит ее, но он устал от головной боли, которую вызывала у него режущая слух вибрация ее голоса. Когда начиналась мигрень, не спасал даже "дарвоцел". Помогала лишь сенсорная депривация (частичное или полное лишение органов чувств внешнего воздействия - прим. пер.).

Родители построили для него устройство, способное гасить внешние шумы. Это был латексный вакуумный мешок, подвешенный к потолку за уголки с помощью нейлоновых тросов. С помощью застежки "молнии" Джейсон мог входить и выходить, а дышал он с помощью трубки, вставленной в рот. Едва включался прибор для создания вакуума, весь воздух из мешка удалялся, и тот облегал его, как симбионт, гася все ощущения. Только тогда Джейсон мог спать.

Джейсон взял у матери таблетки, бросил в рот и запил водой. Затем, не говоря ни слова, повернулся к ней спиной. Медленно заполз в латексный мешок, морщась от соприкосновения с холодной металлической "молнией", вызвавшего у него у него ледяные разряды боли по всему телу. Джейсон вспомнил, как однажды упал на пол лицом вниз, пытаясь самостоятельно забраться в мешок, до того, как приноровился это делать. При этой мысли он снова поморщился, а желудок у него сжался. Он пролежал почти час, мучаясь от боли и подавляя в себе желание закричать. За все эти годы он узнал, что своими криками он привлекает нежелательное внимание со стороны родителей. Его мать по-прежнему не научилась не трогать его и не заговаривать с ним, когда он терпит муки. Ее материнский инстинкт перевешивал всякий здравый смысл, и она прибегала к нему и пыталась обнять его или поговорить с ним, забывая о том, насколько сильно ее голос и прикосновения раздражают его нервные окончания. Забывая о том, что обычное утешение, которое мать дает ребенку, является для него пыткой.

Балансируя на одной ноге и просовывая в мешок другую, Джейсон стал осторожно забираться в успокаивающий комфорт своего убежища. Оно было подсоединено к настенному вакуумному прибору, который Джейсон включал с помощью пульта управления, вытягивая из мешка весь воздух, едва оказывался внутри. Он медленно запустил в мешок руки, и, не давая ему раскачиваться, втащил в него другую ногу. Наконец, просунул внутрь голову и закусил резиновую трубку, обеспечивающую ему подачу кислорода, пока он, словно мумия, находится в мешке. Затем застегнул изнутри "молнию" и включил пультом вакуумный прибор. Звук вытягиваемового воздуха обрушился на его барабанные перепонки, и Джейсон стиснул зубы, зная, что это скоро кончится. Вскоре мешок плотно прижался к его телу, весь воздух вышел, герметично запечатав Джейсона внутри. Удалив из мешка воздух, вакуумный прибор автоматически отключился. Джейсон ничего не видел, не слышал и не чувствовал. Кроме слабого запаха латекса. Он лежал в этом резиновом коконе, привыкая к чувству невесомости, отсутствию каких-либо ощущений и запаху мешка, пока крепко не заснул.

3

Мелани уставилась на запертую дверь спальни сына и почувствовала, как заныло сердце. Какая жестокая шутка. Перепробовав за все эти годы великое множество дорогостоящих лекарств, гормонов, смущающих упражнений и сексуальных поз, они с Эдвардом, наконец, смогли зачать ребенка. Затем, после родов, она узнает, что ребенок, которого она носила девять месяцев, о котором мечтала с детства, который должен был дать ей любовь, которую не смогли дать ей родители, и даже собственный муж, ту бесконечную, абсолютную любовь сына к матери, ненавидит ее прикосновения. Ее любовь приносила ему одни лишь страдания.

Слезы потекли из глаз Мелани, когда она вспомнила, как усердно пыталась отрицать правду. Даже после того, как врачи рассказали ей о состоянии Джейсона, она пыталась обнимать его и петь ему.

Какому ребенку не нравится, когда его мать качает на руках? Какой ребенок не любит, когда ему поют, пока он спит, прижавшись к материнской груди? Почему я не могу иметь нормального сына?

Она даже по-прежнему пыталась кормить его грудью. Дважды, когда он выплевывал сосок и начинал кричать, она расстраивалась настолько, что шлепала его. Оба раза он терял сознание и начинал конвульсировать. Когда судороги прекращались, он лежал, делая короткие, неглубокие вдохи, температура тела падала до опасно низкого уровня, а сердцебиение становилось слабым и замедленным. Мелани молилась, чтобы он выжил, но боялась везти его в больницу из страха, что ее арестуют за жестокое обращение.

"Мне очень жаль, детка. О, Джейсон, не умирай. Мамочке очень жаль. Не умирай, пожалуйста. Мамочка не хотела делать тебе больно. О, Боже, не дай моей детке умереть!"

Когда его пульс приходил в норму, она засовывала его в маленький пластиковый пузырь, который они сделали для него, и крепко запечатывала. Потом смотрела на него и плакала, жалея больше себя, чем своего травмированного ребенка.

Мелани достала из холодильника стейк, чтобы разморозить его. По какой-то причине она верила, что правильная диета однажды излечит ее сына. Она сделает из него крепкого, выросшего на мясе и картошке, мужчину, такого, как ее отец.

Потеряв терпение, она положила стейк под горячую воду, чтобы ускорить процесс разморозки. Затем отлепила его от маленького стирофомового лотка, к которому он примерз, и бросила целиком вместе с несколькими картофелинами в кастрюлю с горячей водой. Снова посмотрела на герметично запечатанную дверь в спальню сына и вздохнула, когда знакомое чувство страдания и тоски пронзило ее сердце. Затем вернулась к приготовлению еды и достала из холодильника еще два стейка. Однако эти она приправила грубым молотым перцем и луком и поставила в духовку для себя и своего мужа.

Сперва Мелани и ее муж пытались питаться, как их сын, из-за сочувствия к нему или, возможно, даже в качестве самонаказания. Эдвард не раз замечал, что будет несправедливо, если они будут радоваться жизни, а их сын - страдать. Они даже перестали заниматься сексом. Эдвард боялся, что у них родится еще один дефективный ребенок, и чувствовал себя виноватым за удовольствие, которое она ему доставляла. Их сын никогда не познает такой радости.

Спустя несколько лет они вернулись к прежним привычкам. Снова начали добавлять в еду приправы, хотя не так обильно, как раньше. Сильный запах специй мог вызвать у Джейсона расстройство желудка, а иногда и рвоту. Также они отказались от жареной пищи, но, по крайней мере, больше не проваривали все, а иногда даже заказывали готовую еду. Они уже жертвовали многим ради своего сына. Не было никакой причины превращать свою еду в страдание.

Их сексуальная жизнь вернулась в прежнее русло. Только теперь она не обходилась без латекса и таблеток эстрогена. Иногда во время секса ее муж плакал. Иногда она тоже. Они не могли не вспоминать то время, когда этот акт был наполнен любовью и предвкушением. Когда они представляли, что каждое семя способно зачать дитя, без которого семья не была бы полной. Теперь их дитя лежало в комнате напротив, закутанное в латекс из страха, что кто-то или что-то может коснуться его и заставить кричать.

Мелани включила телевизор. Нашла любимое ток-шоу и стала смотреть, как хорошо сложенный, чисто выбритый чернокожий ведущий наклонился вперед, словно зачарованный словами гостя, маленького азиата в оранжевом одеянии. Мелани всегда испытывала слабость к чернокожим мужчинам. Одно время она только с ними и встречалась. Это была одна из многих тайн, которыми она никогда не делилась с Эдвардом. На нем и так лежало тяжелое бремя, чтобы ему еще беспокоиться насчет черных жеребцов, которые спали с ней до него, особенно сейчас, когда их сексуальная жизнь превратилась в холодную и стерильную физиологическую функцию, такую, как мочеиспускание или дефекация. Это была скорее необходимость ослабить давление сексуального влечения, чем нечто, возникшее из подлинной страсти или искреннего желания.

Мелани добавила громкости.

- ... Да, это правда. Боль была невыносимой, но благодаря медитации, творческой визуализации и технике правильного дыхания я смог ее отключить. Я прожил шесть дней под лавиной, со сломанными ногами и сломанной рукой. Оползень сбил меня с велосипеда и швырял об каждый камень, об каждый валун на горе. Еще у меня были сломаны ребра, три пальца, плюс глубокий порез на лбу. У меня кружилась голова, я испытывал ужасную боль и замерзал под холодной грязью. Наконец, я выбрался наружу с помощью одной здоровой руки. Сам вправил себе кости на ногах и руке, наложил шины с помощью веток и шнурков из ботинок, затем вскарабкался по горе к дороге. Я пытался раздвинуть границы своего сознания. Представлял себя птицами в небе или грызунами и насекомыми, роющимися в земле. Но я не рисовал это в своем воображении, как ребенок-фантазер. Мне пришлось поверить в это всей своей душой. Пришлось попробовать переместиться в их тела, оставив собственное. Именно это нас учили делать в храме, но тогда это не сработало. Я не мог покинуть свое поломанное тело. Поэтому, вместо того, чтобы сбежать от себя, я погрузился в себя еще глубже. Погрузился в боль, принял ее и обнял. Забрал ее силу, радушно встретив ее и заключив с ней мир. Вскоре она пугала меня не больше, чем капля дождя или прохлада утреннего ветерка. Я полностью победил ее.

- Одна из костей в ноге была сильно раздроблена, и осколок проткнул мышцы. Рассек несколько крупных вен и разорвал кожу. Холодная грязь и дождь вызвали у меня гипотермию. Раны ноге и на лбу сильно кровоточили. Я стремительно терял кровь и впадал в состояние шока. Но я приветствовал боль, не боролся с ней и не сопротивлялся ей. Вместо этого позволил себе чувствовать всю боль, от которой наш разум обычно нас защищает. Заполнил ею свои органы чувств, пока они не перестали ощущать все остальное. Как если постоянно повторять одно слово, оно теряет всякий смысл. Я смог замедлить свое дыхание и сердечный ритм. Только так я смог выжить. Если б я не смог изменить свое мышление, то потерпел бы поражение. Теперь я усовершенствовал и усилил эти методы. Использую их, чтобы помочь больным раком справиться со стрессом и дискомфортом после химиотерапии. Также обучаю этим методам ожоговых больных, которым не помогает морфин или другие обезболивающие средства. Некоторые люди перенесли операцию без какой-либо анестезии, используя лишь мои техники визуализации.

Мелани слушала в благоговении. Впервые за многие годы она почувствовала в себе искру настоящей надежды. Может, этот мужчина сможет помочь ее сыночку?

Когда ток-шоу подошло к концу, она бросилась за ручкой и бумагой, чтобы записать контактную информацию мужчины. Информация ограничивалась адресом электронной почты, веб-сайтом и именем: Йог Арджунда, www.physischeerleutung.com.

- Физическое просветление?

Она слышала о духовном просветлении, но понятия не имела, как можно быть просветленным физически. И все же, если есть возможность, что йог Арджунда и его приемы медитации позволят ей однажды обнять сына, она должна попробовать. Записав адрес электронной почты, она бросилась к компьютеру.

Дорогой йог Арджунда.

Вы - Божий дар. Надеюсь, вы сможете ответить на мои молитвы. Я слышала ваш рассказ о том, как приемы медитации помогли вам справиться с переломами и низкой температурой, и о том, как вы учите других бороться с болью с помощью подобных методов. И сразу поняла, что должна связаться с вами. Я - мать подростка, всю жизнь испытывающего неописуемую боль. Он страдает от редкого неврологического расстройства, которое заставляет все, к чему он прикасается, пробует на вкус, слышит, видит или чувствует, причинять ему страдания. Каждый день он проводит взаперти в звуконепроницаемой комнате, запечатанный в латексный мешок сенсорной депривации и накачанный коктейлем из анальгетиков. Он никогда не выходил на улицу поиграть, как другие дети, никогда не смотрел телевизор и не слушал музыку. Даже звук человеческого голоса вызывает у него страдания. Я не могу даже потрогать его. Я мечтаю, что однажды смогу обнять моего сына. Верю, что вы сумеете помочь мне и моей семье. Пожалуйста, свяжитесь со мной. Я - в отчаянии.

С уважением,

Мелани Томпсон.

P.S. Мы заплатим любую цену за вашу помощь.

Мелани нажала иконку "отправить" и выключила компьютер. Она не знала, почему добавила ту последнюю строчку. Они с мужем были людьми обеспеченными, но далеко не богатыми. Если йог запросит миллион долларов, они ни за что не смогут собрать такую сумму, даже если продадут дом. Она наделась, что раз он является человеком духовным, то сделает это из доброты или за символическую сумму. Возможно, заставит ее принять его религию. Ей было все равно, какой будет цена, лишь бы только он смог помочь ей и ее ребенку.

Когда она закончила готовить ужин, домой пришел Эдвард. Она не хотела делиться с ним новостями о йоге Арджунде, по крайней мере, пока тот не ответит на ее письмо. Но его удрученный вид заставил ее поделиться хорошими новостями. Казалось, ее муж отчаянно в них нуждался.

- Эдвард, знаешь, что? Сегодня случилось нечто удивительное! - сказала она, светясь от радости.

Эдвард вопрошающе приподнял одну бровь, затем повернулся и посмотрел на дверь в спальню сына, будто ожидая, что мальчик выскочит из-за нее и бросится к нему в объятья. Затем его лицо снова приняло то угрюмое выражение, которое поселилось на нем семнадцать лет назад и отказывалось съезжать.

- Сегодня в ток-шоу я видела одного мужчину, который помогает людям справляться с болью через медитацию. Он помог уже сотням людей, в основном ожоговым и раковым больным. Он сказал, что некоторые люди даже пережили операцию без анестезии, используя лишь его методы. Я написала ему. Думаю, он сможет помочь Джейсону.

- Это... это здорово, дорогая, - заикаясь, произнес Эдвард, но выражение его лица не изменилось. Он подошел к дивану и рухнул на него.

Мелани никогда не замечала, как годы сильно изменили его. Когда-то Эдвард был крупным мужчиной. Не толстым, а крепким, высоким, широкоплечим и широкогрудым. Теперь он был тощим, как жердь. Плечи у него были поникшими, и будто загнувшимися друг к другу. Грудь стала впалой, а вес понизился до критического уровня. Голова была низко опущена, глаза стали тусклыми и запавшими. Будто лишенное жизненной силы тело сохраняло способность двигаться. Он стал жалким подобием мужчины, за которого она выходила замуж.

- Эдвард, это может сработать. Не отвергай это. Нам нельзя терять надежду. Нужно, хотя бы, попробовать.

- А если он не сможет нам помочь?

- Тогда попробуем что-нибудь еще. И будем пробовать, пока не найдем лекарство для нашего ребенка!

- А если лекарства не существует? Если никто не сможет ему помочь?

- Не говори так, Эдвард. Даже не думай так. Это не вариант. - Мелани угрожающе посмотрела на него. Вскоре он опустил голову и отвел глаза в сторону. Его дух был сломлен давно, в тот день, когда его сыну поставили диагноз.

- Ужин скоро будет готов. Можешь просто сидеть здесь и жалеть себя, а я попытаюсь помочь нашему сыну.

Мелани бросилась из гостиной на кухню, оставив своего безутешного мужа взвешивать шансы того, что однажды у них будет нормальный сын, и в очередной раз рассматривать достоинства эвтаназии.

Ужинали они в тишине, ожидая, когда солнце сядет настолько низко, что можно будет открыть дверь в спальню сына, не тревожа его светом. Мелани продолжала поглядывать через плечо на компьютер, в то время, как Эдвард пытался расслышать признаки жизни в темной комнате сына. Вкуса пищи они почти не чувствовали. Жевали механически, будто были заняты процессом переработки отходов, а не наслаждались трапезой. Не говоря ни слова, они помыли посуду и вытерли со стола.

Эдвард заглянул в кастрюлю, где на медленном огне варилась еда для сына. Картошка превратилась в кашу, стейк выглядел не лучше. Вероятно, Мелани варила это уже дважды, промыла стейк в раковине, сменила в кастрюле воду и снова поставила на огонь. Эдвард уже знал, какой эта каша будет на вкус, когда приготовится. Он не раз пробовал эту безвкусную стряпню. По сравнению с ним детское питание было кладезью специй.

Мелани сняла кастрюлю с огня и отнесла к раковине. Включила холодную воду, вытащила стейк и картофель. Несколько минут ополаскивала их ледяной водой. Они были едва теплыми, когда она положила их на кухонную доску и принялась нарезать стейк на квадратные, дюймовые кусочки, а картофель давить до состояния пюре. Затем сложила безвкусную массу на резиновый коврик, который выбрала специально из-за его текстуры, и направилась в комнату сына.

Инстинктивно она потянулась к включателю и щелкнула им. Когда ничего не произошло, она щелкнула им снова, после чего, наверное, в тысячный раз вспомнила, что в этой комнате нет света. Потребовалось какое-то время, чтобы ее глаза привыкли к темноте. Черные стены поглощали свет, просачивающийся из остальной части дома, тем самым гася его. Когда Мелани, наконец, смогла различать контуры предметов, она шагнула внутрь и закрыла дверь. Подошла к висящему посреди комнаты мешку и уставилась на него. Он чем-то напоминал ей гроб. Возможно, своим сходством с коронерскими мешками для трупов. Она видела такие по телевизору, только этот выглядел более стильно. Напоминал дом для вампира. С черными стенами и окнами, не пропускающими солнечный свет, комната ее сына могла бы стать идеальным вампирским убежищем.

По спине у нее пробежал холодок, когда ее разум начал развивать эту мысль.

Что если мой сын, на самом деле, вампир? Что если он именно поэтому ненавидит свет? Может, он такой чувствительный, потому что никогда не пил кровь, которая сделала бы его сильным?

Она смотрела, как черный резиновый мешок вздымается и опадает с медленным ровным дыханием сына, и кожа у нее пошла мурашками.

Может, именно поэтому он такой бледный? Может, именно поэтому он не любит меня?

Мелани осознавала нелепость своих мыслей. Она сознательно накручивала себя. Но едва ее разум пошел по этому пути, она уже не могла заставить его повернуть. Мелани стала гадать, что будет делать, если все это правда. Сможет ли она убить его? Сможет ли вонзить кол в своего единственного сына и вытащить его тело на солнечный свет? Или будет держать его здесь вечно и помогать ему находить кровь, необходимую для восстановления сил? Мелани не хотела думать об этом. Она покачала головой, чтобы изгнать из нее эти мысли, как ребенок, вытряхивающий четвертаки из своей копилки.

Прекрати! Прекрати немедленно! Ты ведешь себя просто глупо, - отчитала она себя.

И тут мешок шевельнулся.

Мелани подпрыгнула на месте. Едва не выронив поднос, быстро попятилась прочь от мешка. Чтобы успокоиться, ей потребовалось несколько медленных, глубоких вдохов. Она уставилась на черный мешок, будто опасалась, что из него вот-вот выпрыгнет монстр. Тот больше не шевелился, если не считать монотонного дыхания ее сна.

Я смотрю слишком много гребаных фильмов ужасов, - сказала она себе.

И все же, сердце колотилось у нее в груди, как отбойный молоток, когда она расстегивала "молнию" на мешке Джейсона, впуская внутрь воздух. Он села на его покрытую латексом кровать и стала ждать. Джейсон выскользнул из вакуумного мешка, словно некая инопланетная личинка из гигантского кокона. У Мелани по спине снова пробежал холодок, когда она увидела, как появляется длинная тень. Его ноги коснулись пола, и он встал посреди комнаты, уставившись на мать, не шевелясь и не издавая ни звука. Ей казалось, что он вот-вот нападет на нее. Затем она вспомнила, какой он чувствительный и хрупкий. Одного резкого слова будет достаточно, чтобы поставить его на колени.

Он определенно походит на гребаного вампира, - подумала она, глядя на его бледную кожу и длинную, костлявую фигуру.

Джейсон был совершенно голым, и вид его вялого члена, болтающегося между ног, заставил мать покраснеть. В семнадцать лет он уже не был маленьким мальчиком.

- Я принесла тебе ужин, Джейсон.

Его руки взметнулись к ушам, и он болезненно скривился, обнажив зубы в злобном оскале. Затем убрал руки от ушей и бросил на мать убийственный взгляд. Мелани пришлось кусать себе кулак, чтобы удержаться от извинений. Убрав кулак изо рта, она беззвучно произнесла:

- Прости.

Джейсон покачал головой и потянулся к подносу, стараясь не касаться матери. По какой-то причине он считал ее прикосновения особенно неприятными. Мелани отвернулась, когда он принялся слизывать еду с подноса. Он терпеть не мог брать пищу в руки и отказывался пользоваться пластиковыми приборами. Слишком высок был риск порезаться.

Мелани хотела рассказать сыну про йога, но она не могла разговаривать с ним. А читать он научился лишь несколько основных слов. Одно время они пробовали использовать язык жестов, но Джейсон оказался слишком нетерпеливым и раздражительным, чтобы научится ему. Она сидела, уставившись на своего сына, пока тот поедал свою пищу, и гадала, сможет ли йог найти к нему подход.

4

Два дня спустя йог ответил.

Мелани почти потеряла надежду, и снова впала в уныние. Последние двое суток бегала к компьютеру два или три раза за час, в ожидании письма от йога Арджунды. Она только что приготовила завтрак для Джейсона, понаблюдала, как тот слизывает его с подноса в темноте своей комнаты, затем, возвращаясь на кухню, остановилась возле компьютера и увидела, что пришло новое сообщение.

Трясущейся рукой Мелани навела курсор на иконку в виде конвертика и дважды щелкнула по ней. Она взвизгнула, как школьница, когда на экране появилось сообщение йога.

Дорогая миссис Томпсон.

Я с большим интересом прочитал ваше проникновенное письмо. Мне очень жаль слышать о том несчастье, которое приходится переживать вам и вашему сыну. Вынужден признать, что с таким серьезным заболеванием, как у него, я никогда раньше не сталкивался. Могу лишь представить, каково вашему сыну не знать в своей жизни ничего, кроме боли, и каково вам ощущать себя неспособными воспрепятствовать этому. Я считаю, что помочь вам и вашему ребенку – моя святая обязанность. Пока он продолжает страдать, моя душа не найдет покоя. Уверен, как и ваша. Я немедленно лечу к вам. Если вы позволите мне остановится в вашем доме в качестве гостя, пока я буду избавлять вашего ребенка от страданий, еда, кров и ваше гостеприимство будут единственным вознаграждением, которое мне потребуется.

Мир вам.

Йог Арджунда.

Мелани снова и снова перечитывала письмо. Оно потрясло ее до глубины души. Они потратили уже тысячи долларов на различных специалистов. Сложно было поверить, что этот человек собирается помочь им бесплатно.

Ну, не совсем бесплатно, - напомнила она себе. Ему нужны еда, кров и "гостеприимство". Интересно, почему он написал "ваше гостеприимство", а не "гостеприимство вашей семьи"?

Если б йог не был святым человеком, она могла бы интерпретировать "гостеприимство" как сексуальные услуги. Хотя она была уверена, что все монахи дают обет безбрачия, но об индуистской вере не знала ничего. Правда, у нее не было никаких доказательств того, что он действительно индуист. Она включила телевизор посреди программы, и не слышала, чтобы он говорил, какой он веры. Она просто предположила это, из-за его оранжевого халата и титула.

Разве йог не является индуистским священником или монахом? Она не знала точно. Ее единственным опытом на эту тему был сюжет по телевизору, в котором индуистский священник втиснулся в маленький ящик и задержал дыхание под водой на полчаса. Йог Арджунда одевался и вел себя точно так же, как тот человек-змея.

Возможно, йоги похожи на христианских священников и пасторов, и существуют разные конфессии и секты? Возможно, это просто вымышленный титул, как говорится, "самопровозглашенный"? Возможно, это - совершенно другая религия, которая использует похожие титулы для священников и монахов? Мелани было все равно. Если этот человечек захочет трахнуть ее, чтобы исцелить ее сына, она с радостью раздвинет ноги и примет его в себя. Она делала гораздо худшие вещи за куда более малую цену, до того, как вышла замуж за Эдварда.

Может, мне это даже понравится? Может, он знает некоторые техники тантрического секса, которые я уже хотела попробовать с Эдвардом? Те штуки из области кама-сутры?

Мелани задумалась, представляя, как этот человечек с оливковой кожей совокупляется с ней. Еще более тревожной была реакция, которую она ощутила у себя между ног. Там распространилась неприятная сырость, когда она вообразила, как маленький монах обвивается вокруг ее тела, целует и лижет ее в тех местах, которые Эдвард не трогал годами. Мелани пришлось подавить в себе желание помастурбировать. Она подняла поднос и поспешила на кухню.

"А что если он не сможет помочь Джейсону?" - прозвучал в голове голос Эдварда.

- Он поможет. На этот раз у меня хорошее предчувствие, - сказала Мелани пустой комнате.

"То же самое ты говорила про парня с акульим хрящом, водорослями и инъекциями марихуаны. Помнишь, сколько боли Джейсон перенес из-за него?"

- Конечно, помню! Но то... то было совсем другое. Кстати, у того парня были лучшие рекомендации. Он проделал потрясающую работу с людьми, больными раком и СПИДом. И у него докторская степень по неврологии. Откуда мне знать, что он окажется любителем травки? Это - совсем другое.

"Откуда ты знаешь, что другое? Что ты знаешь об этом йоге, кроме того, что слышала в ток-шоу?"

Мелани терпеть не могла, когда в голове у нее начинал звучать голос Эдварда. Он всегда был чертовски рациональным. Но за все эти годы она поняла, что он часто оказывался прав. Она сполоснула поднос Джейсона и поставила его в посудомоечную машину. Затем вернулась к компьютеру.

Села перед монитором и долго смотрела в него, решая, что делать. Переместила курсор на строку поиска в верхнем углу экрана и набрала "www.physischeerleuchtung.com". Через несколько секунд появилось лицо йога Арджунды, окруженного сотнями других людей. Мужчины, женщины, молодые и старые, разных национальностей, все в одинаковых оранжевых халатах, с бритыми головами. Она щелкнула на закладке "отзывы" и прочитала историю ракового больного, который выжил и даже утверждал, что преодолел побочные эффекты химиотерапии, используя приемы медитации. Она читала истории людей, попавших в аварию на машине или мотоцикле, обгоревших при пожаре или перенесших болезненную операцию, людей, больных СПИДом или другими болезнями, о которых она никогда не слышала. Все они утверждали, что не испытывали боли, благодаря методам йога. На другой странице можно было загрузить потоковое видео с людьми, которые втыкали иголки себе в тело - в веки, губы, языки, соски и гениталии, били себя током, и даже резали и прижигали себя, не испытывая при этом боли. Раньше она видела подобное в книгах. Их называли "современные дикари". Это было несколько экстремально для нее, но выглядело впечатляюще.

Затем она щелкнула по ссылке, озаглавленной "Наша философия", и попыталась постичь сложную идеологию физического просвещения. В начале текста говорилось, что все во вселенной состоит из электронов и протонов, и что физическая масса составляет менее одной тысячной части нашего тела, а остальное - не что иное, как пустое пространство. Далее речь шла о том, что мы постоянно теряем и обретаем электроны и протоны. Всякий раз, когда мы касаемся чего-то, мы передаем в это частичку себя, а частичку этого забираем себе. Даже сейчас обмениваемся электронами с далекими звездами. Далее текст стал еще более странным. Речь в нем пошла о том, что нет ничего, что могло бы помешать нам проникать сквозь такие вещи, как стены или пол. Что большинство наших атомов, на самом деле, просачиваются сквозь объекты, к которым мы прикасаемся, и только ионы мешают всему остальному сделать то же самое. Для Мелани все это было выше ее разумения. Она не понимала, как это объясняло то, как один мужчина подсоединял свои соски к автомобильному аккумулятору, или пронзал себе пенис швейной иглой, или как это поможет ее сыну побороть боль. И все же, она продолжала читать.

"Мы являемся частью всего. Наша индивидуальность - это иллюзия, и эта иллюзия наносит нам вред. Думаете, луна, солнце и звезды чувствуют боль? Мы есть вселенная, поэтому ничто в ней не может навредить нам. Как и ничто в нас самих не должно выходить из-под нашего контроля. Ничто в наших телах не должно причинять нам боль. Мы не знаем об электроне, который скользит сквозь нас, поэтому он не вызывает у нас никакого дискомфорта. Его вызывает осознание боли нашим разумом. Иллюзия насчет отдельных индивидуумов, создаваемая для нас нашим разумом, заставляет нас думать, что целостность наших тел оказывается под вопросом, когда что-то нарушает ее. Но в реальности наши тела не имеют целостности. Они текут и меняются постоянно, как вода в ручье, а наш разум - это канал, определяющий, какой путь выберет этот ручей. Думаете, река вздрагивает, когда вы заставляете гальку прыгать по ней? Точно так же, как незаметно электрон проходит сквозь меня, поскольку является частью меня, нож, пуля, огонь, и даже рак должны проходить сквозь меня безболезненно, поскольку они тоже являются частью меня".

Это была странная проповедь, но какой-то смысл в ней все-таки был. Когда Мелани щелкнула по ссылке в нижней части экрана и проиграла потоковое видео, в котором йог пронзил себя мечом насквозь, не пролив ни капли крови и не проявив явных признаком дискомфорта, а затем вытащил лезвие из себя, не оставив ни следа, Мелани была убеждена. Это - человек, который поможет их сыну. Была лишь одна проблема: как он сумеет передать свою проповедь и уроки мальчику, который не мог даже слышать чьи-то слова, не испытывая при этом мучительной боли?

5

Йог прибыл на следующий день.

В жизни он был еще меньше, чем казался по телевизору. Чуть больше пяти футов (1,5+м - прим. пер.). Лицо у него было цвета выгоревшего на солнце клена, с морщинками в уголках рта и глаз. Кожа походила на дубленую. Глаза на крошечной голове казались огромными, радужная оболочка и зрачки были такими широкими, что белков почти не было видно. Мелани почувствовала, что вот-вот утонет в них. Она видела в его сетчатке свое искаженное изображение. Всмотревшись сильнее, она могла поклясться, что видит другие отражения, будто эти глаза захватили образы этих людей и отказывались отпускать. Она не понимала, почему приняла его за азиата, когда увидела на том ток-шоу. Он скорее походил на жителя средиземноморья или на индуса, может, даже на египтянина. Улыбнувшись, йог продемонстрировал два ровных ряда идеальных белых зубов. По какой-то причине Мелани вздрогнула и скрестила руки на груди. Что-то в его улыбке показалось ей угрожающим и хищным.

Заговорил он на идеальном английском, без какого-либо акцента.

- Миссис Томпсон?

- Йог Арджунда? Не ожидала увидеть вас так скоро. Мы еще не успели подготовить вам комнату.

- Все в порядке. Я остановлюсь в комнате вашего сына. Потребуется некоторое время, чтобы установить с ним контакт. За этот период я хотел бы находиться как можно ближе к нему.

Мелани не была уверена, понравилось ли ей услышать это. Что если он какой-нибудь извращенец или педофил? Она снова окинула его взглядом и не нашла в нем ничего угрожающего, по крайней мере, пока он не улыбался.

Его халат был несколько раз обмотан вокруг него, а сандалии на ногах, похоже, были сделаны вручную. На лысой голове виднелись толстые вены, отчего казалось, что он чем-то серьезно встревожен или о чем-то задумался. У него была только одна сумка, которая висела у него на плече, флейта и что-то похожее на свернутую в рулон соломенную циновку.

- Э-э, мы в доме не включаем музыку. От нее у Джейсона болят уши.

- Тогда вы должны знать, что игрой на этой флейте я исцелю вашего сына.

С этими словами человечек направился мимо нее вглубь дома. Он огляделся и одобрительно улыбнулся, словно лев, собирающийся отобедать свежеубитой антилопой.

- У вас очень красивый дом, миссис Томпсон. Где комната Джейсона?

- Первая дверь слева от вас.

Она наблюдала, как маленький индус решительно направился к двери, и у нее тут же поднялось давление. Она боялась, что совершила ошибку. Ей захотелось помешать йогу входить в ту комнату и причинять боль ее ребенку.

- Э-э... хм. Может, я должна представить вас, прежде чем вы войдете туда. Вы можете его напугать.

- Не беспокойтесь. Я представлюсь.

- Но... но как вы будете общаться с ним?

- Поговорю с ним.

- Но он не может выносить шум. Даже шепот причиняет ему боль.

Маленький монах пожал плечами.

- Тогда ему будет больно. В любом случае, все причиняет ему боль. Пора ему научиться справляться с болью, а не убегать от нее. А теперь, если позволите.

Йог Арджунда открыл дверь в комнату Джейсона и шагнул внутрь. Закрыл за собой дверь, прерывая дальнейшую дискуссию. Ей придется просто довериться ему. Он знал, что ей будет очень интересно узнать, что происходит за дверью, но он был не обязан утешать ее. Ведь дело было не в ней. А в Джейсоне.

- Проснись, Джейсон. Арджунда не кричал, но и не шептал. Его голос был твердым и спокойным.

Джейсон взвыл, будто его ударили ножом. Черный мешок, скрывающий его, заходил ходуном. Йог подошел и расстегнул его одним быстрым движением, обнажив голую, трупного цвета плоть Джейсона. Тот в шоке и ужасе уставился на маленького азиата, после чего выражение его лица сменилось на ярость. Йог влепил ему пощечину. Его ладонь с громким шлепком соприкоснулась с мягкой, как у ребенка кожей. Глаза у Джейсона закатились. Он свернулся в клубок, и принялся корчиться, будто страдая от нестерпимой боли. Когда он затих, йог вскинул руку, словно собираясь снова ударить его. Джейсон вздрогнул, глаза у него расширились от испуга.

- Ты почувствовал, Джейсон? Вот это была боль. А не то, что ты испытал, когда я заговорил с тобой. Ты поймешь разницу. Я научу тебя.

6

Мелани слышала крик сына, но подавила желание ворваться к нему в комнату. Ее рука зависла над дверной ручкой, испещренные венами пальцы сжались от волнения. Она затаила дыхание, слушая звуки, которые означали бы для всех остальных страдание. Но Мелани настолько привыкла к крикам сына, что смогла остановиться, несмотря на то, что материнский инстинкт призывал ее вмешаться. Она застыла в коридоре, как вкопанная, нахмурившись от тревоги, страха и глубокой концентрации, ее рука медленно двинулась ко рту.

Ногти у Мелани были обкусаны до кутикул, но она продолжала их грызть, слушая вопли сына. Он все кричал и кричал, а потом, наконец, затих. Изоляция стен поглощала большую часть шума, поэтому, даже прижавшись ухом к стене, она с трудом могла расслышать, что происходит в комнате. После того, как вопли и завывания Джейсона сменились тихим постаныванием, до нее донесся ровный и настойчивый голос йога. Говорил он негромко, хотя далеко не шепотом. И все же, Джейсон больше не кричал, хотя Мелани понимала, что голос йога кажется ему оглушительным.

Пока Мелани напрягала слух под массивной щитовой дверью, из комнаты донесся звук, который напугал ее сильнее, чем крики Джейсона. Она услышала, как ее сын смеется. Мелани не знала, почему она так уверена, что это Джейсон, а не йог. Поскольку ее сын никогда не издавал подобных звуков, но по какой-то причине она решила, что это он. На этот раз она схватилась за дверную ручку. Начала поворачивать ее, почувствовала, как язычок замка вышел из гнезда, и дверь стала медленно открываться. Мелани вскрикнула, когда дверная ручка повернулась в ее руке, и дверь резко захлопнулась. Мелани стояла в коридоре, дрожа всем телом. Ее взгляд был прикован к двери, из-за которой продолжал доноситься смех. В их доме уже давно не было слышно чьего-то смеха, но она помнила этот звук. И она была уверена, что он не должен был так звучать. Тот гогот, эхом доносившийся из комнаты, был еще более мучительным, чем крики. Это был звук разрушающегося разума, эго, разбившегося об идентичность, голос безумия.

7

- Перестань, Джейсон. Не хочу больше причинять тебе боль, но могу и буду. Возьми себя в руки и поверь, что я здесь, чтобы помочь тебе.

Маленький монах положил руку на лицо Джейсона, чтобы успокоить его, и тот инстинктивно отпрянул. Арджунда снова влепил ему пощечину. Джейсон упал на пол и забился в конвульсиях. Йог не приложил никаких усилий, чтобы помочь ему.

- Слушай мой голос, Джейсон, тогда ты переживешь это. Знаю, ты думаешь, что хочешь умереть. И если ты действительно этого хочешь, ты это получишь. Потому что будешь страдать каждую минуту моего обучения. И если не научишься справляться с этим страданием, твой организм впадет в шок, и ты умрешь. Но перед этим ты будешь испытывать страшную боль. Все муки, которые ты терпел в своей жизни, - это ничто по сравнению с тем, что испытаешь, если будешь сопротивляться мне. Конечно, потом ты все равно умрешь, но смерть твоя будет долгой и мучительной. Все зависит от тебя.

Джейсон уставился на маленького монаха и засмеялся. Он не знал, что именно рассмешило его. Но каким-то образом вся его жизнь показалась ему одной большой космической шуткой, которая достигла кульминации. Он заперт в комнате с этим безумным человечком в оранжевом халате, мать стоит за дверью и, несомненно, жаждет ворваться внутрь и заключить его в свои мучительные объятья. Никто никогда намеренно не причинял ему боль. Теперь Джейсон понял, что взрастил в себе всю эту ненависть к матери, хотя она всего лишь пыталась помочь ему, невольно причиняя ему своей любовью боль. Но до этого безумного человечка еще никто не пытался преднамеренно ранить его, и теперь он осознал, насколько более мучительным могло быть его наказание. Мать разговаривала слишком громко, касалась его слишком часто или щелкала тем клятым включателем света. Но она никогда не била его, как этот человечек. А если и била, то это было так давно, что он уже не помнил.

Она никогда не смотрела на него таким холодным и черствым взглядом, как этот тип, пока желудок у него выворачивало от боли. Даже сейчас он был уверен, что она зашла бы к нему, если б могла и стала качать на руках, защитила от этого злодея. И хотя он был жесток с ней, погряз в саможалении, ненавидел ее за то, что она хотела прикасаться к нему, хотела разговаривать с ним, хотела любить его. Джейсон заплакал.

- Что ты хочешь делать, Джейсон?

Эти слова взорвались у Джейсона в голове, будто его ударили бейсбольной битой, и каждый слог сейчас отскакивал от внутренних стенок черепа. Всю свою жизнь Джейсон мечтал, чтобы это кончилось, мечтал умереть, но он не хотел умирать именно так. Он не представлял себе, что умирание может быть гораздо более болезненным, чем жизнь. Он медленно покачал головой.

- Не понимаю, что это значит, Джейсон. Тебе придется говорить со мной. Скажи мне, что ты хочешь делать.

Джейсон открыл рот, и хриплый шепот слетел с потрескавшихся губ.

- Я... я не хочу умирать.

- Тогда ты должен научиться жить. Начнем привыкать к звуку моего голоса. Я не смогу научить тебя всему, если ты будешь постоянно пытаться игнорировать меня. Вот, что мы будем делать. Я буду говорить, а ты будешь слушать. Меня не волнует, что тебе больно. Ты будешь слушать. Даже если у тебя уши начнут кровоточить, ты будешь слушать. Даже если тебе покажется, что твой череп вот-вот треснет, как яйцо, ты все равно будешь слушать. Я хочу, чтобы ты чувствовал боль. Я не хочу, чтобы ты ей сопротивлялся. Я хочу, чтобы ты нырнул в нее и максимально прочувствовал. Хочу, чтобы ты думал о ее природе и характере, о том, какая она на вкус, на ощупь, как звучит. Хочу, чтобы ты выяснил, почему эту чувство вызывает у тебя дискомфорт. Почему все, что ты чувствуешь, вызывает у тебя дискомфорт. Боль - это сигнал твоего организма, предупреждающий, что что-то причиняет тебе вред, нарушает целостность твоего тела. Мой голос не может ранить тебя, Джейсон, так почему он вызывает у тебя боль? Мне нужно, чтобы ты слушал и изучал.

Джейсон стал слушать. Боль была почти невыносимой, когда слова Арджунды беспощадно ударили по нему, словно артиллерийские снаряды - одно за другим, рикошетя от его черепа. Ему определенно казалось, что они ранят его, но у него хватало ума понять, что, на самом деле, это не так. Слова не могли убивать. Он слышал, как родители постоянно разговаривают друг с другом, и никто из них не кричал от боли, как он. Ему нравилось верить, что это потому, что он не такой, как они, но он понимал, что это тоже не так. Они были одинаковыми, а боль испытывал только он. Йог прав. Он должен найти способ избавиться от боли. Он пытался блокировать ее, думать о чем-то другом, но счастливого убежища для него не существовало. Все, вся его жизнь, причиняло ему боль. Все, кроме мешка сенсорной депривации. Он стал грезить о мешке, и это немного помогло, но пытка продолжилась, стоило Арджунде снова заговорить.

- Не убегай от этого, Джейсон. Не пытайся ускользнуть от моего голоса. Будет только хуже. Ты должен позволить себе испытать боль. Ты должен слушать, Джейсон.

Бесконечная болтовня этого человека была такой же болезненной, как все визуальные впечатления, звуки и запахи, обрушивающиеся на него. Хотя и не такой болезненной, как пощечина. Даже близко. Йог прав. Пощечина было настоящим наказанием. А это - ничто по сравнению с ней, и йог утверждал, что может сделать кое-что похуже.

Но если сейчас это не боль, то что тогда? - задался вопросом Джейсон. Неуверенно, со страхом, Джейсон начал следовать совету йога и снимать с себя защиту. Ощущения были нестабильными, но Джейсону уже стало любопытно. Ему хотелось знать, что именно он сейчас испытывает. Что именно делало его несчастным всю его жизнь.

Если не боль, тогда что?

Он позволил себе испытывать эти мучительные ощущения. Начал изучать их, пытаясь выяснить, чем они являются и почему ранят его. Он тонул, погружался в боль, казалось, на многие часы, после чего вдруг внезапно осознал, что йог перестал говорить.

- Ты нашел ее? Ты нашел боль, Джейсон? Теперь ты понимаешь ее?

- Еще нет. Но я близок к этому.

Йог улыбнулся ему, и Джейсон улыбнулся в ответ. Затем он рухнул на свою кровать и затих. Йог повернулся и вышел из спальни, закрыв за собой дверь.

8

- Что вы с ним делали? Почему он так кричал?

- Он кричал, потому что ему было больно. Как вы сами сказали, все причиняет ему боль, мой голос и его собственный.

- Но я слышала, как он разговаривал. Я слышала, как он смеялся.

- Да. Все верно.

Мелани не знала, что ей думать. Не знала, что ей делать. Ей хотелось схватить этого человечка и вытрясти из него всю информацию. Его невозмутимое, холодное поведение сводило ее с ума.

- Что вы с ним делали?

Она посмотрела на закрытую дверь в комнату Джейсона. После всего этого шума тишина, стоящая там, казалась ей зловещей. Ее взгляд снова переместился на йога Арджунду, который терпеливо стоял перед ней, ожидая вопросов и, видимо, желая, чтобы она задала их так, чтобы он смог на них ответить. По какой-то причине она чувствовала, что находится в его власти.

- Могу... могу я увидеть его?

Очевидно, он ждал этого вопроса.

- Нет. Еще рано.

У Мелани голова пошла кругом.

- Что значит, еще рано? Вы серьезно?

- Если вы не успокоитесь, я уйду прямо сейчас. А после того, через что только что прошел ваш сын, он нуждается во мне. Если мне придется сейчас уйти, ему станет гораздо хуже, чем было до моего прибытия. Если хотите помочь своему сыну, держитесь от него подальше, пока я не разрешу вам к нему подойти. Если вам не нужна моя помощь, так и скажите, и я уйду, а вы сможете вернуться к своей прежней жизни. Только ваш сын будет знать, насколько близко он был к ответам, которые искал всю свою жизнь. И он будет знать, что вы отняли их у него.

Мелани уставилась на йога, по ее пухлым щекам текли слезы отчаяния. Глаза у нее метались в поисках кого-то, кто мог бы ей помочь, кого-то, кто сказал бы ей, что делать. Ей внезапно захотелось, чтобы Эдвард и его раздражающе рациональный, пессимистичный голос были рядом, но он вернется с работы не раньше, чем через три часа.

- Не уходите, - прошептала она.

Арджунда улыбнулся.

9

Джейсон проснулся в темноте. Он был вымотан, а боль обволакивала его плотной тучей, затуманивая ему мысли. Он вспомнил мучительное знакомство с человеком, который назвался его учителем. Впервые в жизни его боль обрела хоть какой-то смысл. Впервые, будто достигла какой-то цели.

Боль - это сигнал, предупреждающий твое тело об опасности. Если это не боль? Тогда что это?

Пока этот человечек не начал мучить его, Джейсон не повергал свою боль сомнению. Никогда не пытался понять ее. Он был окружен ею всю свою жизнь, но она оставалась для него тайной. Он считал весь мир своим врагом и думал, что все и вся против него, намеренно причиняют ему вред, включая его собственную мать. Потом человечек ударил его по щеке, И Джейсон понял, на что похожа настоящая боль. Теперь ему необходимо найти способ освободиться из своего узилища страданий.

Человечек сказал ему изучать свои ощущения, тогда однажды он поймет их, и боль уйдет. Поэтому Джейсон старался. Анализировал и изучал свою боль, когда она волнами накатывала на него. Препарируя ее, он чувствовал, как она теряет свою силу. Человечек был прав. Он не полностью победил боль, но понял, что это вполне возможно. Он мог жить без страха перед болью. А еще он понял, каким ужасным сыном он был и сколько страданий причинил своей матери. Теперь он должен был преодолеть свою болезнь не только ради себя, но и ради матери, чтобы однажды он мог обнять ее и ответить ей любовью, которую она так отчаянно хотела дать ему.

- Это - не боль, - снова сказал он себе, только на этот раз произнес это вслух, и почувствовал, как его слова пронзили ему барабанные перепонки. Он стиснул зубы, а затем сказал это снова. Боль усилилась. Он опять произнес это, на этот раз еще громче, затем еще раз, еще и еще. Каждый раз острое копье боли пронзало ему череп. Пот и слезы текли у него по лицу, его била дрожь. Все тело напряглось в попытке отразить натиск. И все же он повторил это, на этот раз еще громче. Вскоре он кричал во все горло.

10

Эдвард вернулся домой как раз перед тем, как начались крики. Он вошел через парадную дверь и раздраженно закатил глаза, заметив человечка в оранжевом халате.

- Вы, должно быть, йог.

- Арджунда. Приятно познакомиться с вами, сэр. Полагаю, вы - Эдвард Томпсон?

- Либо он, либо очень наглый грабитель, - саркастически съязвил Эдвард.

- Либо очень наглый любовник, прокравшийся у Эдварда за спиной, - отозвался йог, и Эдвард подозрительно прищурился. Они долго смотрели друг на друга, прежде чем Эдвард снова заговорил.

- Ладно, и почему вы здесь? Говорите, деньги вам не нужны, но я не смогу позволить себе кормить вас до конца жизни. Поэтому, если думаете, что сможете исцелить нашего сына, вам лучше начать это делать.

- Уже начал.

- Он весь день пробыл с Джейсоном. Я слышала, как Джейсон разговаривал... и смеялся.

- Кто смеялся? Он? - Эдвард указал на йога.

- Нет, Джейсон.

- Джейсон? Но как?

- Не знаю. Он не пускает к нему. Сначала были крики, потом я услышала, как он разговаривает с Джейсоном. А затем Джейсон начал смеяться.

- Смех - это один из способов справиться с болью.

- Что значит, он не пускает нас к нашему сыну?

- Не думаю, что в данный момент это будет разумно. У Джейсона сейчас очень сложный этап. Ему нужно мое руководство, без отвлекающих факторов. Это очень необычный случай. Никогда раньше не имел дел с ребенком, который не знал бы ничего, кроме боли. Я должен сконцентрировать на нем все свои усилия, чтобы помочь ему пройти через это.

- Через что?

- Через боль. Всю свою жизнь он был изолирован, изолирован от всего. Поэтому его механизмы психологической адаптации находились в спящем состоянии. Ему нужно пробудить эти механизмы, и научиться новым, если он хочет выжить. Он должен отбросить эти костыли и научиться справляться с жизнью Сегодня ночью он будет последний раз спать в том мешке. Завтра откажется от таблеток.

- Постойте! Постойте. Вы слишком торопитесь. Ему нельзя просто взять и перестать принимать лекарства. Это убьет его.

- Не убьет. А если и убьет, то, по крайней мере, он избавиться от страданий.

Эдвард и Мелани в шоке посмотрели на йога.

- Убирайтесь нахрен из моего...

И тут они услышали крики.

11

Джейсону казалось, что голова у него вот-вот лопнет. Но он знал, что этого не произойдет. Он знал, что никакой боли не должно быть. "Тогда почему ему больно?" Врачи сказали, что у него "неправильно подключены" нервы. Но что это значит? Это значит, что его ощущения не соответствуют действительности. Они не предупреждают об опасности, не указывают на травмы. Они являются иллюзией. Его жизнь превратилась в одно сплошное страдание из-за того, чего даже не существовало.

- ЭТО НЕ БОЛЬ! - закричал Джейсон. В следующее мгновение от напряжения у него скрутило живот, он согнулся пополам и исторг на пол свой едва теплый обед.

- О, боже!

Эдвард, Мелани и Арджунда стояли в дверях его спальни и смотрели на него, лежащего на полу в луже желчи. Его потное тело била дрожь. Он посмотрел на мать сквозь дымку страшной муки и улыбнулся.

- Я в порядке, мам. Боли нет. Боли нет.

Какое-то время Мелани стояла, как вкопанная, испуганная звуком его голоса. Она не слышала его уже несколько месяцев. Затем она шагнула к сыну, потом повернулась и бросилась в ванную за его лекарствами. Когда Джейсону стали помогать подняться с пола, он закричал. Пока его купали в теплой воде, смывая рвоту с лица и груди, его бил озноб. Затем его положили на кровать. Мелани дала ему пригоршню "дарвоцета" и "перкодана". Боль медленно утихла, и Джейсон уснул.

Родители покинули его комнату, будто в состоянии лунатизма.

- Никогда раньше не видел его таким. А ты, Мелани? Говоришь, йог разговаривал с ним всего пару часов?

- Не знаю, что я только что видела. Но Джейсон говорил со мной. Ты слышал? Он говорил со мной. - Слезы устремились по бороздкам и морщинкам ее лица к дрожащим губам.

- Он сопротивлялся. Он сопротивлялся боли! Разве ты не видела? Он сопротивлялся ей! Никогда не видел, чтобы он делал это раньше.

- Вы заблуждаетесь, мистер Томпсон. Ваш сын не боролся и не сопротивлялся ей. Он принял ее. Скоро он примирится со своим недугом и начнет жить. Если только вы все еще не хотите, чтобы я "убрался нахрен".

Йог Арджунда снова улыбнулся, и на этот раз дрожь охватила Эдварда.

12

Джейсон сидел в позе лотоса, скрестив ноги, наклонившись вперед и касаясь лбом пола. Его тело била дрожь. Прошел почти месяц с момента появления йога, и Джейсон знал, что они достигли большого прогресса, и все же боль не уходила. По настоянию его родителей Арджунда на несколько недель отложил прекращение приема лекарств, но теперь пришло время. Джейсон знал, что так и должно быть, и все же ему не хватало того приятного тумана, в котором он так долго жил, заглушая те неописуемые страдания, которые он теперь испытывал. Он хотел вымолить у йога таблетку, но боялся разочаровывать его. Хотел показать всем, что становится сильнее. Хотел выйти на солнце, слушать музыку, смотреть телевизор. Хотел бегать и прыгать, петь и плясать. Хотел любить и заниматься любовью. Хотел крепко обнимать своих родителей, говорить им, как он их ценит. Но в данный момент он хотел просто умереть.

Его желудок был гнездом угрей, чьи острые как бритва зубы рвали его внутренности, а длинные змееподобные тела сдавливали кишечник, так что обед грозился выйти наружу через горло и прямую кишку одновременно. Рвота хлынула из него потоком желтовато-бурых комков, забрызгивая стены и пол, снова и снова. Он мочился непрерывным потоком, а из заднего прохода хлестал понос. Но Джейсону было все равно. Ведь дело было не в чувстве собственного достоинства. Главное было преодолеть боль.

Его кожу жгло и щипало, словно от тысяч порезов и ожогов, будто его атаковал рой насекомых, кусающих и жалящих его везде. Его мышцы яростно сокращались, тело непроизвольно изгибалось, когда сокрушительные волны чистейшей муки накатывали на него. В прошлом это убило бы его. Или, как минимум, вызвало бы кому. Но теперь он был сильнее. Он выживет.

- Почувствуй. Это все - иллюзия. Твоя боль, твои потребности, твоя физическая форма, все вокруг тебя - это всего лишь иллюзия. Это всё - ты, и ты - это всё. Ты - хозяин, так контролируй же ее. Овладей своей болью. Дай ей определение, дай ей форму. Сделай ее чем-то, что можно держать в руке. Ты обрел ее сейчас, Джейсон? Поймал боль?

- Да. Обрел. Но ее очень много, она такая... огромная. Я не могу схватить ее. Она... она повсюду. Я не могу удержать ее!

- Ты должен! Схвати ее, Джейсон. Это - величайшая мука, которую ты когда-либо знал. Если сможешь одолеть ее, будешь свободен. Но мне нужно, чтобы ты поймал эту муку. Дал ей форму. Сделал ее чем-то, что ты мог бы контролировать.

- Я... я схватил ее. Я схватил ее. Его голос стал спокойнее, дыхание - ровнее, искажённое муками лицо разгладилось

- А теперь измени ее. Преврати ее в нечто приятное. Преврати ее в наслаждение.

- Я не знаю, что такое "наслаждение".

- Тогда ты должен это выяснить. Оно находится в тебе. Найди свои центры удовольствия и мысленно стимулируй их, но не отпускай боль. Ты должен соединить ее с наслаждением. Ты должен превратить одно в другое, и сделать их одним целым. Должен получить не просто отсутствие боли, а положительное ощущение, всепоглощающую радость. Ты должен найти этот экстаз.

- Я не могу найти его. Не могу найти. Нет никакого наслаждения. Я не знаю, что это такое.

- Не беспокойся. Я помогу тебе.

Йог сел и задумался. Он не сможет помочь мальчику, если не сумеет показать ему, что такое радость. Он долго думал, после чего встал и вышел из комнаты, оставив Джейсона одного. Тот по-прежнему корчился от боли, все его тело содрогалось от конвульсий.

13

- Что вам нужно? - нахмурившись от негодования, спросил Эдвард. Он злился, когда чувствовал, что его используют.

- Пятьсот долларов.

- Для чего? По-моему, вы сказали, что не будете просить с нас плату.

- Это не для меня. А для Джейсона. Я должен помочь ему пройти этот этап исцеления.

- Вы же не собираетесь покупать ему уличные наркотики, верно? Я этого не допущу, - решительно заявил Эдвард, глядя монаху прямо в глаза и скрестив руки на впалой груди.

- Наша цель - избавить его от наркотиков, мистер Томпсон. Если все пойдет хорошо, лечение скоро закончится. Как только он преодолеет абстинентный синдром, он победит свою болезнь. Тогда я вас покину, но сперва мне нужно пятьсот долларов. Йог Арджунда протянул руку и посмотрел на Эдварда, затем на Мелани.

- Дай ему, Эдвард.

- Что?

- Я сказала, дай ему. Не забывай, какого прогресса добился он с нашим мальчиком. Думаю, он заслуживает нашего доверия и веры. Раз он говорит, что ему нужны эти деньги для помощи Джейсону, дай их ему.

Эдвард вытащил из кармана чековую книжку. Начал что-то царапать в ней, но йог протянул руку и положил ее на чек.

- Прошу прощения, но я вынужден попросить у вас наличные.

Эдвард и Мелани недоуменно переглянулись, затем одновременно повернулись и уставились на Арджунду.

- На что именно нужны деньги?

- Это для вашего сына. Прошу вас.

- У меня они по дому не валяются. Мне придется сходить до банкомата.

Эдвард надел ботинки и схватил ключи от машины. Покачав головой и раздраженно фыркнув, вышел за дверь и захлопнул ее за собой.

Йог сидел на диване и выжидательно смотрел на Мелани.

- Что? - она огляделась, затем окинула взглядом себя, - Вы что-то хотите от меня?

Мелани вспомнила свою первую мысль, когда Арджунда назвал цену. "Еда, кров и гостеприимство".

Арджунда продолжал смотреть на нее. Его лицо было лишено каких-либо эмоций, а огромные глаза были спокойными и безмятежными, словно темные воды, в которых она видела свое отражение.

- Эдвард будет отсутствовать, как минимум, минут двадцать, если хотите, чтобы я позаботилась о вас.

- Позаботились обо мне? - Арджунда снова улыбнулся. Зрелище было не из приятных. Его губы медленно разомкнулись, будто кожа треснула, обнажив под собой белую кость черепа. Это было все равно, что наблюдать расширяющуюся расщелину в земле. Мелани содрогнулась. Ей совсем не нравилось, что таким безобидным выражением он заставил ее почувствовать себя слабой и уязвимой.

Мелани медленно сглотнула, пытаясь успокоить нервы. Затем опустилась на колени между его ног и провела руками по его бедрам в направлении промежности. Нащупала его свернувшийся змеей орган и принялась страстно поглаживать его. Он оказался гораздо длиннее и толще, чем она ожидала. Этот йог мог бы сделать карьеру в порно-бизнесе.

- Я отсосу вам. Можете даже кончить мне в рот, если хотите.

Йог покачал головой, глядя на Мелани, словно за заблудшее дитя, делающее нечто нелепое, хотя и безобидное. Он небрежно убрал от себя ее руки, затем схватил Мелани за плечи, прежде чем та успела стыдливо отвернуться.

- Разве ваш брак с Эдвардом не излечил вас от этого? Разве он не показал вам, что вы стоите больше, чем то удовольствие, которое могут доставить ваши рот, зад и вагина? Вы уже не пухлая школьница. Вам не нужно отсасывать парням под трибунами на стадионе, чтобы добиться внимания к себе. Не нужно "ходить по рукам", пытаясь доказать свою значимость тем, сколько мужчин хотят пролить в вас свое семя. Эдвард любит вас. Ваш сын тоже любит вас. И мне от вас ничего не нужно. Я здесь, чтобы только помочь Джейсону. Когда я закончу с ним, то могу и вам помочь справиться с вашей болью.

Мелани заплакала. Слезы хлынули из глаз, словно внезапный летний дождь, тело подергивалось, сотрясаемое рыданиями.

- Просто трахните меня! Можете трахнуть меня в задницу, если хотите. Можете кончить мне на лицо. Я доставлю вам удовольствие! Давайте же, трахните меня, черт возьми!

- Нет. Мне это не нужно, как и вам.

- Но Эдвард больше не хочет меня. Вы говорите, что он любит меня, но я отвратительна ему. И вам я тоже отвратительна! Я просто старая толстая шлюха! - Ее рыдания усилились. Она принялась бить себя по лбу кулаками.

Йог схватил Мелани за запястья. Притянул ее руки к себе, чтобы она почувствовала его огромный набухающий член.

- Вы мне не отвратительны. Я желаю вас, но желание - это всего лишь еще одна иллюзия, которая связывает нас с нашей физической формой. Я хочу однажды выйти за пределы этого тела. Я не сумею сделать это, если буду поддаваться его желаниям и потребностям и не смогу их преодолеть. Но поверьте мне, это не потому, что вы мне противны. Я считаю вас очень привлекательной, и Эдвард тоже. Просто в данный момент он борется. Он не думает о собственном удовольствии, пока Джейсон страдает. Все, чего он хочет, и все, чего я хочу, - это найти для Джейсона лекарство.

- Но почему? Но почему вы помогаете нам бесплатно?

- Я чувствую, что божественные силы послали меня сюда помочь ему. Это - главное испытание моих теорий. В вашем сыне может лежать ответ на все человеческие страдания. Если я смогу заставить мальчика, каждый вдох для которого означает боль, познать радость, разве сложно будет помочь человеку, переживающему величайшее горе от потери работы, любви или кого-то из близких? Эти эмоциональные страдания - ничто по сравнению с той истинной мукой, которую испытывает ваш ребенок. Понимаете?

- Думаю, да, - ответила Мелани, нахмурившись, будто ее заставили проглотить что-то особенно отвратительное.

На этот раз, когда йог улыбнулся, выражение его лица уже не казалось таким угрожающим, хотя по-прежнему вызывало беспокойство. По-прежнему несло в себе ощущение самоуверенности и превосходства. Только теперь Мелани поняла, что это. Фальш. Это была лучшая попытка йога общаться с миром, с которым он не чувствовал себя связанным. Он был просветленным, а все остальные - просто невежественными дикарями, нуждающимися в его помощи. Это было все равно, что смотреть на нечто, не совсем человеческое, лишь пытающееся имитировать человеческие эмоции. Мелани улыбнулась ему в ответ с таким же ложным энтузиазмом. Когда Эдвард вернулся, она бросилась ему в объятья и обняла так крепко, что они оба едва не повалились на пол.

- Я люблю тебя, Эдвард. У нас все будет хорошо. С нашей семьей все будет в порядке.

Когда Эдвард улыбнулся ей, его улыбка была такой же искренней, как и слезы, которыми наполнились его глаза.

14

- Пожалуйста, можете вызвать мне такси?

- Куда вы собрались?

- Получить то, что необходимо.

- Я имею в виду, какой пункт назначения мне назвать диспетчеру?

- Просто скажите, что я еду в центр. Сделать покупки и посмотреть достопримечательности.

Эдвард с недоверием посмотрел на человечка.

- Зачем из всего делать какую-то гребаную тайну? Это уже смешно!

- Эдвард! Пожалуйста, можешь просто вызвать йогу такси? Ради Джейсона.

Эдвард неохотно согласился, поскольку все в комнате знали, что он сделает это.

- Ты снял деньги?

- Нет, последние двадцать минут развлекался тем, что просто таращился на банкомат.

- Эдвард!

- Прости. Вот. Просто все это так сложно. Он проводит целый день с нашим сыном, а мы даже не знаем, чем он там с ним занимается. Мы даже не можем повидать собственного ребенка!

- Спасибо, Эдвард. Не беспокойтесь. Очень скоро с вашим сыном все будет в порядке. Тогда у вас будет семья, о которой вы мечтали, когда Джейсона еще и в помине не было.

Через полчаса Арджунда направлялся в сторону Вегас-Бульвар и Чарлстон-авеню.

15

Когда они проезжали мимо возвышающегося отеля "Стратосфера", Арджунда не стал задирать голову, чтобы увидеть его верхушку и подивиться экстремальным аттракционам, расположенным там, как сделал бы любой другой турист. Его взгляд был сосредоточен на улице.

- Знаете, что там наверху есть "американские горки"? А еще аттракцион "Свободное падение" и та новая штука, типа качелей, которая уносит тебя через край здания. Это самое высокое здание в Вегасе, и какой-то гений решил, что на его верхушке будет забавно пугать до усрачки людей. Можете себе такое представить?

- Интересно, - отозвался йог, продолжая изучать уличную жизнь.

- Так куда вы хотели бы поехать? Желаете увидеть что-то конкретное?

- Отвезите меня к шлюхам. Только не к "крэковым". Мне нужна чистая.

Таксист повернулся и посмотрел на человечка в оранжевом халате. Это был коренастый грек с густыми бровями и толстыми предплечьями, усеянными щетинистыми черными волосами. Он походил на Блуто из мультфильмов про моряка Попая.

- Я думал, вы - монах, или типа того.

- Шлюха нужна не мне. А одному моему другу.

- В любом случае, звучит немного странно.

- Вы можете помочь?

- Хорошую чистую шлюху?

Йог кивнул в знак согласия.

- Это будет недешево. Потасканная шлюха вам обойдется здесь в сто баксов, может, меньше. Но тогда ваш друг рискует подхватить всевозможную заразу. Можете отвезти его в Парамп. Там есть бордели, и девчонок каждую неделю проверяют на венерические заболевания. Хотя погодите, в "Сизарс-пэлас" есть первоклассные девочки по вызову. Они носят костюмы от Шанель и выглядят как обычные бизнес-леди. Даже ходят с дипломатами, волосы убирают в хвосты, и надевают очки. Но это всего лишь фасад, чтобы охранники отеля не выпнули их под зад. Понимаете, в "Сизарс" запрещено заниматься проституцией. Хотя все знают, чем они промышляют. Но что будет, если охранники будут вышвыривать каждую заходящую в отель женщину в костюме от Шанель? Среди них могут оказаться настоящие бизнес-леди, жены политиков, и актрисы. Это не стоит риска, поэтому они просто игнорируют их, пока те не привлекают к себе внимания.

- А эти девушки чистые?

- Достаточно того, чтобы один известный бизнесмен пожаловался руководству отеля о том, что подцепил гонорею от какой-нибудь грязной шлюхи из их заведения, и вся эта афера вылетит в трубу. Руководство игнорирует это, пока никто не жалуется, но сколько людей, по-вашему, будет молчать, если какая-нибудь шлюха будет распространять герпес и бог знает что еще? Нет, я бы сказал, те девчонки абсолютно чистые.

- Отлично. Как мне найти их?

- Они очень дорогие.

Йог продемонстрировал пятьсот долларов.

- Как мне найти их?

- Мы не можем пойти в "Сизарс" в таком виде и спрашивать каждую женщину в костюме от Шанель, не отсосет ли она член за пару сотен. У меня есть друг, который работает там водителем лимузина. Я позвоню ему и узнаю, сможет ли он нам помочь.

Чтобы все устроить, потребовалась пара часов. Вскоре йог сидел на заднем сидении лимузина рядом со шлюхой, которая вполне могла бы вызвать бы у какой-нибудь супермодели комплекс неполноценности.

Арджунда уже заплатил половину своих денег таксисту и водителю лимузина за информацию, поэтому ему пришлось звонить Томпсонам и просить еще пять сотен. Разговор прошел не очень хорошо, но, в итоге, они согласились. Это того стоило. Проститутка была, несомненно, самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел. Испанка или итальянка, а, может, югославка, с примесью азиатской крови. У нее были длинные и мускулистые ноги, пухлые губы, большие умные глаза. Длинные черные волосы были идеально уложены, безупречные маникюр и педикюр. Идеальный макияж. Груди были явно не настоящими, но и не огромными до неприличия. Они были "вкусными", если такое определение применимо к силиконовым имплантантам. Женщина походила на топ-менеджера, направляющегося на заключение крупной сделки.

- Так вы хотите, чтобы я трахнулась с ребенком?

- Сомневаюсь, что до этого дойдет. Малейшее ваше прикосновение, скорее всего, вызовет у него сильную боль. Но я рассчитываю, что вы поможете преодолеть ее и доставите ему первое в его жизни настоящее удовольствие.

- Думаю, я справлюсь.

Женщина раздвинула ноги, продемонстрировать йогу то, что у нее под юбкой. Конечно же, на ней не было никого нижнего белья, а ее вагина была чисто выбрита. Он почувствовал слабый запах нежных цветочных духов в сочетании с безошибочным женским ароматом. Йог был рад, что не все женщины выглядят так же. Религии было бы сложно состязаться с этим.

- Я тоже думаю, что вы справитесь.

16

- Кто это, черт возьми?

- Она - эксперт в своей области. Ее специальность - физическое удовольствие, именно это сейчас необходимо вашему сыну.

- Говорите, она - психотерапевт?

- В некотором смысле.

- Опять вы со своими гребаными загадками! Кто она, черт возьми?

- Меня зовут София Аргуэлла. Можете считать меня сексуальным суррогатом.

Эдвард и Мелани окинули женщину в зглядом.

- Сексуальным суррогатом? То есть, она - шлюха? Вы привели моему сыну проститутку?

- Я привел вашему сыну то, что ему необходимо. На данный момент он страдает, и это все, что он когда-либо делал. Он даже представить себе не может ничего другого. Не может даже вообразить, что физический контакт может быть приятным. И пока принимать это за данность, ничего не изменится. Значит, ваши моральные нормы выше вашей любви к сыну?

- Сукин ты сын! Не смей оборачивать всё против нас.

- Эдвард, я просто излагаю факты настолько ясно, насколько могу. Жаль, что у меня нет времени быть более тактичным и более осторожным с вами в этом деле, но, честно говоря, не вы являетесь здесь моей приоритетной задачей. В данный момент ваш сын испытывает страшные симптомы абстиненции. Вы слышали, насколько болезненным может быть этот опыт. Представьте, насколько более страшным он будет для мальчика, для которого каждое ощущение означает боль. Может, тогда вы поймете, почему я не могу тратить свое время на то, чтобы нянчить и утешать вас. В этом вы сами можете помочь друг другу.

- Он прав, Эдвард.

Эдвард закатил глаза.

- Как всегда, верно? Ладно, делайте, что должны.

- Ей нужно заплатить.

Тут слово взяла девушка по вызову. Ее голос звучал спокойно и профессионально, и соответствовал ее деловому внешнему виду.

- Похоже, эта сделка может занять некоторое время. Сейчас я согласна на пять сотен, назовем это благотворительностью. Но вы покупаете себе только полчаса. Каждые дополнительные тридцать минут обойдутся вам еще в пятьсот долларов. Договорились?

- Черт, если вы называете это благотворительностью, может, мне тоже начать продавать свою задницу?

Эдвард уже стал терять терпение.

Девушка по вызову застенчиво улыбнулась.

- Я знаю одного сутенера, который работает по мальчикам. Могу познакомить, если вам интересно. Хотя вам придется привести себя в форму. Дряблые старички сейчас не особо востребованы на рынке. Так мы договорились?

Лицо Эдварда сменило цвет с красного на багровый, когда он изо всех сил пытался преодолеть сперва свое смущение, а затем гнев. Мелани схватила его за руку, будто боялась, что он может броситься на женщину. Йог ухмыльнулся, подавив смешок. Он гадал, как такая смышленая девушка опустилась до того, что ей приходится работать шлюхой. Лишь еще одна из бесчисленных загадок жизни.

- Вы уверены, что она чистая? Она же не наградит моего мальчика какой-нибудь заразой? - с тревогой в голосе спросила Мелани.

София показала Эдварду и Мелани карточку со списком из десяти различных заболеваний, тест на которые она прошла на этой неделе, включая СПИД, герпес, гонорею, сифилис, хламидиоз и гепатит А, В и С. Все результаты были отрицательными, и карта была подписана врачом.

- Я проверяюсь каждую неделю. У меня много постоянных клиентов, и большинство из них вполне здоровы. Среди них есть даже несколько знаменитостей, и все они женаты. Отправлять их домой к женам с необъяснимым вирусом, значит, вредить бизнесу.

- То есть, вы - настоящий профессионал, да? Хорошо, вот ваши деньги. А теперь идите и делайте то, что вы там делаете, черт возьми.

Эдвард протянул Софии пачку наличных и с отвращением отвернулся. Теперь он уже не скажет, что никогда раньше не снимал проститутку. Также, если б он знал все о жизни своей жены до их знакомства, то не смог бы с абсолютной честностью заявлять, что никогда раньше не спал со шлюхами.

Мелани стояла в гостиной, будто в мольбе сцепив руки под подбородком, и наблюдала, как странный маленький монах ведет проститутку по коридору в спальню ее сына-подростка. Когда дверь открылась, она услышала, как Джейсон стонет там от боли. Мелани хотела, было, кинуться к нему, но йог бросил на нее предупредительный взгляд, после чего медленно закрыл дверь. Она помнили, что едва не сделала ранее этим днем, поэтому решила, что лучше не раздражать этого коротышку. Эдвард будет морально раздавлен, если узнает про ее выходки. И все же, она отчаянно хотела узнать, что происходит в комнате сына.

17

Пожалуйста, не разговаривайте. Он до сих пор не привык слышать голоса, кроме моего, поэтому ваш может причинить ему боль. Можете также раздеться. Не хочу, чтобы вы испачкали такой красивый костюм.

Когда глаза проститутки, наконец, привыкли к темноте, она вздрогнула от ужаса.

- О, боже!

Джейсон был в ужасном состоянии. Его снова вырвало, и кровь из носа капала на подбородок, шею и грудь. Контраст между призрачно бледной плотью и каплями малиновой жидкости делал его еще более похожим на вампира. Он дрожал и конвульсировал, свернувшись на полу в позе эмбриона и обливаясь потом. Голос незнакомой женщины вызвал у него новую серию криков. Глаза у его открылись и уставились на нее, моля о спасении.

- Что с ним такое, черт возьми? - София отшатнулась к стене и попыталась нащупать дверную ручку, чтобы убежать. Йог схватил ее за руку и рывком вернул на место.

- Он переживает симптомы абстиненции. С ним все будет хорошо. Просто разденьтесь и помогите мне поднять его и отнести в душ. И говорите тише. А лучше вообще молчите.

- Раньше я видела людей с героиновой "ломкой", но никогда не видела, чтобы кто-то так страдал. Господи! Кажется, он умирает.

- Это - особый случай. Теперь, пожалуйста, помогите мне. Возьмите его за другую руку. Он закричит, но не обращайте внимания. Я не смогу поднять его без вашей помощи. Просто будьте очень, очень осторожны.

Раздевшись, чтобы не раздражать своей одеждой кожу Джейсона, они подняли его на ноги и помогли дойти до ванной. Едва струя воды коснулась его, как Джейсон взвыл. Йог сделал все возможное, чтобы установить температуру воды как можно ближе к 37 градусам, но при контакте с ней Джейсон не мог избавиться от боли. Арджунда взял мыло и принялся густо намыливать мочалку. Прежде чем он начал мыть Джейсона, София взяла мыло из его руки.

- Думаю, вы для этого меня наняли.

Йог кивнул и отошел в сторону. София намылила руки и начала осторожно гладить ими тело Джейсона. Несмотря на всю нежность ее прикосновений, Джейсон продолжал корчиться и стонать от дискомфорта.

- Ну же, Джейсон. Попытайся снова овладеть своей болью. Попытайся найти ее и удержать. Ты поймал ее? Джейсон, послушай меня! Ты поймал ее?

- Д-да, поймал!

Руки Софии скользнули Джейсону между ног. Его пенис тут же ожил.

- А теперь я хочу, чтобы ты взял это чувство и связал с удовольствием, которое доставит тебе София. Хочу, чтобы смешал их воедино, но в таких пропорциях, чтобы удовольствие преобладало. Хочу, чтобы ты дал удовольствию преодолеть боль.

София намыленными руками массировала Джейсону член. Характер его стонов сменился на тот, который был ей хорошо знаком.

- Наслаждайся, Джейсон. Почувствуй удовольствие.

Одной рукой она осторожно гладила ему яички, а другой умело массировала стол члена. Прижавшись щекой к его груди, она лизала и посасывала ему соски. Когда вода смыла с тела Джейсона все мыло и грязь, София опустила голову к набухшему органу и медленно заглотила его на всю длину.

Когда ее шелковый влажный язык и атласные губы посылали волну умопомрачительных ощущений по его телу, у Джейсона перехватило дыхание. Даже тот экстаз, который она дарила ему, походил на пытку, но боль была не такая, какую он испытывал раньше. Она была другой. От нее ему становилось приятно. И хотелось еще. Джейсон вспомнил слова йога о том, что он должен изменить свою боль, пока она не станет именно такой.

Если это всего лишь еще одно ощущение, то почему оно так отличается от остальных?

Джейсон задавался вопросом, почему оно может быть таким приятным, несмотря на то, что стимулировались те же болевые рецепторы, которые йог еще месяц назад разбудил своей пощечиной. Он сосредоточился на том, что делал с ним невероятный рот проститутки. Чувствовал, как как язык кружит по всей длине его члена. Чувствовал, как окольцовывает головку и щекочет ее края. Затем, когда женщина, опустив голову, заглотила его орган целиком, по самые гланды, а ее губы уткнулись в его лобковые волосы, он почувствовал, как в паху начинает зарождаться оргазм.

Казалось, будто его ударила молния. Его тело содрогнулось. В голове раздались взрывы. Но это была та же восхитительная, чудесная боль, которую он чувствовал раньше, только усиленная до такой степени, что казалось, будто она убьет его.

Проститутка подняла на него глаза, извлекая его член у себя изо рта. Она высунула язык, и тот был покрыт густым молочным кремом. Пенис Джейсона продолжал пульсировать, и такая же вязкая жидкость брызгала из его конца ей на высунутый язык. Джейсон изумленно смотрел, как она слизнула каждую каплю с его пульсирующего органа, а затем признательно улыбнулась ему. С каждым движением ее языка вспышки наслаждения, оголяющие нервы, усиливались. Затем все прошло.

- Нет. Нет! Хочу еще! Хочу еще!

Джейсон исследовал различные боли, продолжавшие мучить его нервную систему, но не смог найти ничего похожего на то, что он только что испытал. Симптомы абстиненции по-прежнему были очень сильными, но это было ничто по сравнению с той чудесной пыткой, которой только что подвергла его эта женщина. Хотя он мог превратить свою боль в подобные ощущения. Йог научил его. Он мог управлять своей болью, изменять ее, пока она не станет похожа по ощущениям на рот этой женщины.

- У вас есть еще пятнадцать минут. Могу повторить, если хотите.

Йог посмотрел, как лицо у Джейсона расплывается в улыбке - первой с того дня, как он ударил его - и смягчился.

- Давайте. Покажите ему еще.

София встала и взяла Джейсона за руку. Тот дрожал, но эрекция у него была такой же сильной, как и раньше, и стоны, исходившие от него, уже не был наполнены болью. Она провела его обратно в спальню и положила на кровать.

- Латексное белье? Оригинально. Давай поиграем.

Она принялась целовать его молочно-белое тело, где-то посасывая, где-то полизывая, а где-то даже покусывая. Джейсон извивался, стонал, но даже не пытался остановить ее. Пока она целовала его, ее рука скользнула к члену и принялась снова массировать его. София схватила уголок латексной простыни и смочила его слюной, затем обернула вокруг его эрегированного члена и принялась мастурбировать. Джейсон выл и стонал, пока его плоть испытывала адские муки и райские наслаждения одновременно. Следующий оргазм будто сломал ему позвоночник, а мозг превратил в кашу. Выгнув тело дугой, он эякулировал в латексную простынь и кричал, пока не охрип.

- Вот так, Джейсон. Почувствуй это все. Сделай из своей боли такое же ощущение.

- Хочу еще!

София рассмеялась, затем перекатилась на спину и раздвинула ноги. Ввела Джейсона в себя и принялась работать бедрами. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, как это работает. Вскоре он яростно долбил ее своим членом.

- Больно! Больно! О, Боже, мне больно! - кричал он. - Это так чудесно!

Джейсон посмотрел на лицо проститутки, продолжая проникать в нее, и с разочарованием увидел, что она не испытывает того же, что и он. Даже слившись с ним воедино, она не понимала его боль. Но он заставит ее понять. Покажет ей те прекрасные муки, которые она показала ему.

18

Йог наблюдал, как Джейсон трахает красавицу-шлюху. Он был доволен его достижениями. Арджунда знал, что именно это и нужно мальчику. Теперь Джейсон уже никогда не будет смотреть на боль прежним взглядом. Он узнал, что боль может быть чем-то чудесным и возвышенным. И теперь мог превращать все свои страдания в экстаз.

Арджунде пришлось использовать каждую унцию своей воли, чтобы подавить собственное возбуждение, глядя, как член юноши проникает в потрясающее тело Софии. Его собственный пенис тоже набух, и он готов был уже поддаться желанию схватить его и заняться самоудовлетворением, когда вдруг услышал крик шлюхи.

- Он кусает меня! О, боже! Он кусает мне лицо!

Йог вскочил и увидел, что Джейсон вырвал довольно большую кусок из щеки Софии и теперь вцепился зубами ей в нижнюю губу. София колотила Джейсона своими крошечными кулачками, и это, казалось, возбуждало его еще сильнее. Оторвав ей нижнюю губу, он извлек из шлюхи свой член и принялся брызгать на нее семенем.

Дверь распахнулась, и в комнату вбежали родители. Мелани замерла на месте, руки взметнулись к лицу, рот растянулся в форме большой "О", в горле застрял крик. Джейсон, Арджунда и София боролись на кровати. Их голые тела были вымазаны в крови. Эдвард бросился к сыну, чтобы оттащить его от проститутки, у которой не было уже половины лица.

- О, боже! Что ты наделал? Что ты наделал?

Он схватил йога за горло и швырнул к стене. Проститутка кричала, а Джейсон улыбался. Очередной оргазм вырвался из него, забрызгав пол у ног матери. Крик Мелани, наконец, высвободился из ее парализованных голосовых связок, и присоединился к общему хору боли.

- Она же приятная? Боль? Она же чудесная, не так ли? - Джейсон таращился на держащуюся за лицо и рыдающую проститутку.

- Посмотри, что ты сделал с моим ЛИЦОМ! Ты, чокнутый урод! Посмотри, что ты сделал со мной!

Эдвард отпустил йога и повернулся к Софии, чтобы посмотреть, что натворил его сын. Губы у нее были откушены до самых десен, большая часть левой щеки отсутствовала. Когда она говорила, было видно, как двигаются мышцы и сухожилия. Глаза Эдварда переместились на сына, который был покрыт кровью и ухмылялся, как идиот.

- Господи! Арджунда, что вы наделали, черт возьми! Прочь от моего сына! Убирайтесь нахрен из моего дома! Убирайтесь! Убирайтесь! УБИРАЙТЕСЬ!

Арджунда заворачивался в свой халат, когда Эдвард снова схватил его за горло и потащил из спальни к входной двери.

- Вы не понимаете, Эдвард. Это было необходимо. Он должен был узнать, на что похоже наслаждение. Не знаю, что пошло не так, но я могу все исправить.

- Можете исправить? Мой сын только что разорвал лицо шлюхе в моей собственном доме! Что именно вы собираетесь исправить? Сможете склеить ей обратно лицо? Убирайтесь нахрен!

Он открыл дверь и вышвырнул человечка на крыльцо, а следом - его флейту и спальный коврик. Дверь захлопнулась, прежде чем йог успел что-то произнести.

Эдвард сделал глубокий вдох, после чего вернулся в комнату сына. Лица шлюхи продолжало стоять у него перед глазами, а ее крики заполняли воздух. Эдвард отчаянно пытался подавить панику и понять, что делать. Он должен защитить свою семью, во что бы то ни стало.

- Я звоню в полицию! Вы все отправитесь в тюрьму, я подам на вас в суд, ублюдки!

Шлюха ползала по полу, собирая куски своего лица, выплюнутые Джейсоном. Мелани сидела в углу, качая Джейсона на руках и плакала.

Эдвард смотрел на бойню в комнате своего сына, борясь с потоком мыслей и эмоций. Сперва он был поражен, что, несмотря на всю боль, кровь и отсутствие губ, женщина все еще может говорить. Затем он осознал, что она кричит во все горло, и это не причиняет Джейсону ни капли боли. Наконец, он узрел настоящее чудо. Джейсон обнимал свою мать.

Эдвард изумленно уставился на сына, а тот смотрел на него в ответ со слезами на глазах. Он много раз видел слезы своего мальчика, но сейчас они были другими. Эдварду потребовалось некоторое время, чтобы понять, что в них такого необычного. Когда до него, наконец, дошло, он едва не упал на колени. Это были слезы радости. Джейсон был счастлив впервые за то время, сколько Эдвард его помнил.

- Я люблю тебя, папа.

Эдвард опустился рядом с семьей на колени, и по щекам у него тоже потекли слезы, капая в широко улыбающийся рот. Он заключил Мелани и Джейсона в объятья, крепко прижал к себе и разрыдался. Шлюха продолжала кричать.

- Вы все чокнутые! Вас нужно посадить под замок! Этот мальчишка - гребаный монстр! Посмотрите, что он сделал с моим лицом!

- Ты не дашь ей позвонить в полицию, Эдвард. Мы только что вернули себе сына, а они заберут его у нас. - Мелани смотрела Эдварду прямо в глаза, желая увидеть ту силу, которой он обладал, когда они только поженились, и пока трагическое рождение Джейсона не сокрушило его.

- Не беспокойся, Мелани. Никто не заберет у нас Джейсона. - Когда он говорил, в голосе у него звучала сталь. Это вызвало у нее чувство гордости. Ее прежний мужчина вернулся.

Он поцеловал сына в голову встал, и повернулся к проститутке. София поняла его намерение по его глазам, еще до того, как он сомкнул руки на ее горле. Она боролась, пока ей хватало кислорода, но это продолжалось недолго. Вскоре сознание начало покидать ее, поскольку руки Эдварда передавили ей трахею. Перед тем, как угаснуть, ей показалось, что она слышит звуки флейты. Эдвард тоже услышал их. Все услышали. Эдвард уже представлял себе улыбку Арджунды. Это была та же жуткая гримаса, в которую превратилось лицо Джейсона. И было в ней нечто не совсем здоровое и не совсем человеческое.

19

Убить шлюху было легко. А вот избавиться от тела представлялось реальной проблемой. К счастью, Эдвард мог рассчитывать на помощь семьи. Мелани и Джейсон отпилили в ванне голову и конечности, а Эдвард завернул их в полиэтилен и отнес в мусорном мешке к машине.

Удивительно, но Эдвард не ощущал вины за содеянное. Он даже испытал мимолетное чувство гордости, наблюдая, как его сын разрезает пищевод женщины и пытается разрубить ей шейные позвонки, чтобы отчленить голову. Лицо и грудь у него были в кровавых брызгах, руки по локоть вымазаны в крови. Глаза горели не виданной ранее решимостью. До сегодняшнего дня Джейсон выглядел, как жертва. А теперь в его виде было что-то могущественное. Единственное, что тревожило Эдварда, это все еще эрегированный член, торчащий у сына между ног, и та не сходящая с лица ухмылка.

- Нам придется вскрыть ей грудную клетку, иначе при разложении тело наполнится газом и всплывет на поверхность озера, - сказала Мелани, отпилив проститутке последнюю оставшуюся конечность и бросив ее в ванну.

- Я думал, мы договорились, что похороним ее?

- Где ты собираешься хоронить ее, так чтобы никто не заметил? Даже если мы отвезем ее в пустыню, там постоянно разъезжают рейнджеры и офицеры дорожного патруля. Чтобы привлечь их внимание, достаточно лишь пары включенных фар посреди пустыни. И ты в полной заднице.

- Но то же самое касается и озера Мид.

- Да, но там есть места, где почти никто не бывает. И потребуется лишь пара минут, чтобы выбросить ее там.

- Но путь туда не близкий. Что если в дороге меня остановят копы?

- А что насчет твоей работы? Ты же занимаешься строительством, верно? Как часто у вас заливают фундамент?

- Каждое утро.

- Но площадку готовят заранее, верно? Ты можешь закопать ее там, землю разровнять, а утром они зальют сверху фундамент.

Эдвард долго смотрел на свою милую, любящую жену. В подобных делах она была слишком уж хороша.

20

Мелани запела дверь за Эдвардом, когда тот уехал избавиться от тела. В доме снова стояла тишина. Не было больше криков. Но кровь никуда не делась, она была на ней, на Джейсоне, в ванной. Комната сына была забрызгана кровью с пола до потолка.

Джейсон вышел из комнаты и уставился на мать. Он был все еще голый и явно все еще возбужденный. Его глаза жадно сверкали, словно у дикого зверя. Когда Мелани увидела его, всего окровавленного, он снова напомнил ей вампира.

- Иди сюда, детка.

- Извини, мам. Я не хотел доставлять нам неприятности. Я хотел, чтобы она почувствовала то же, что и я. Это было так приятно. Больно. Ужасно, ужасно больно, но все- же приятно. Не знал, что боль может быть настолько приятной. - Он снова улыбнулся, и его глаза навелись на мать, словно дула двустволки.

- Идем, сынок. Давай я тебя почищу.

Кожа у Мелани покрылась мурашками, когда она взяла сына за мокрую от крови руку. В момент соприкосновения он тихо ахнул. Но это был не мучительный стон, который он обычно издавал, когда она касалась его. Это был звук экстаза. Глаза у него закатились, улыбка стала шире. Что-то в этом его выражении вызвало у Мелани дрожь в бедрах, а между ног, к ее стыду, распространилась влага.

Она повела его обратно в ванную, чувствуя, как его глаза жгут ей затылок. Она включила душ и повернулась к Джейсону. Выражение его лица не вызывало сомнений. Мелани была приятно польщена. Давно уже никто не смотрел на нее с такой похотью в глазах.

Ее сын забрался в ванну, а Мелани села на край и принялась медленными, поглаживающими движениями смывать кровь с его рук и ног. Она зачарованно смотрела, как та превращается в розовые ручейки и сбегает по его бледной коже в слив. Стоны Джейсона стали еще более чувственными, когда гладкие намыленные ладони матери ласкали его кожу. Он начал издавать низкое гортанное рычание, когда она обрабатывала мыльной пеной ему бедра. На конце его возбужденного члена, покачивающегося в паре дюймов от лица матери, висела капля семени. Мелани пыталась не обращать на это внимание, когда начала мыть ему грудь. Но стоны, хрипы и охи мальчика заводили ее все сильнее. Она положила мыло ему в руки и сказала дальше мыться самому, а сама села на край ванны, чтобы отдышаться.

- Нет. Ты помоешь мне его. - Глаза Джейсона горели огнем. Он вложил ей мыло обратно в руки и направил их к своему налитому кровью, пульсирующему и вибрирующему от желания члену. Мелани казалось, что она чувствует, как это желание потрескивает у него под кожей, словно электрический ток. Это тревожило ее и одновременно возбуждало.

Но это же мой сын, - сказала она себе. Мой маленький мальчик.

Только он уже не был маленьким.

Мелани подумала о всех тех годах, которые посвятила ему. Пожертвовала своей жизнью и карьерой, праздниками и общественной жизнью за пределами этого дома, чтобы заботиться о нем. Она любила его, даже когда его глаза кипели ненавистью, даже когда она не могла ни обнять его, ни поговорить с ним. Теперь, когда он, наконец, может ответить взаимностью на эту любовь, почему она не должна принять все это? Почему бы ей не принять любовь, которую он однажды подарит какой-нибудь неблагодарной молодой шлюшке на заднем сиденье отцовской машины? Она имела на это право. Она это заслужила.

Мелани принялась мыть его. Стала массировать его член с тем же тонким, искусным умением, что и та проститутка до нее. Затем, точно также, как София, взяла член сына в рот.

Джейсон закричал, когда мучительное удовольствие распространилось огнем по его нервной системе.

- Да, мама! Да! Это так больно! Это так больно! Не останавливайся!

Джейсон кончил почти сразу же. Запустив пальцы матери в волосы и агрессивно трахая ее в рот, он стонал от нечеловеческой муки. Мелани тоже застонала, и когда сын эякулировал ей в рот, проглотила его теплое семя. Он продолжал кончать, пока она заглатывала его член все глубже в горло, высасывая из него все до последней капли. Крики Джейсона стали почти оглушительными. Казалось, будто кого-то режут.

- Это так прекрасно! Так чудесно! Это меня убивает! Я больше не могу!

Шатаясь, Джейсон выбрался из душа и упал в объятья матери, увлекая ее на пол. Мелани обняла его продолжающее содрогаться от отголосков мощного оргазма тело. Когда он поднял глаза на мать, они светились почти религиозным экстазом.

- Мне казалось, будто я умираю. Это чувство было настолько сильным.

- Все хорошо, детка. Ты не умрешь. Тебе понравилось? Тебе было приятно?

- Это было невероятно. Хочешь почувствовать это, мам? Хочешь почувствовать то же, что и я?

Возможно, дело было в чувстве вины, возможно, Мелани просто была застигнута врасплох, но она, не колеблясь, ответила:

- Да.

21

Мелани чувствовала, как рвется ее вагина, когда Джейсон с силой вгонял кулак вглубь нее. Играя языком с ее клитором, он разрывал ее плоть, и приятное покалывание смешивалось с жуткой болью. Его язык щекотал ее половые губы, а его рука почти по локоть проникала в нее. Ее прямая кишка уже выпала под давлением другой руки, засунутой ей в зад тоже по локоть. Мелани чувствовала, как два его кулака молотятся друг об друга внутри нее, разъединенные лишь тонкой стенкой плоти, отделяющей анус от родового канала.

Звуки были такими, будто кто-то прочищал засорившийся унитаз, Джейсон погружал свои руки все глубже, яростно пихал их в свою мать, одновременно разрывая кишечник и матку. Его кулаки, словно тараны, рвали вены и артерии, превращали в кашу ее половые органы. Кровь, моча и экскременты лились из матери непрерывным потоком, забрызгивая пол ванной и покрывая руки Джейсона до самых плеч, когда ее кишечник освобождался под его напором. Ее голосовые связки был в клочья разорваны от криков. Впервые в жизни Джейсон поверил, что по-настоящему понимает мать. И впервые предположил, что она тоже по-настоящему понимает его.

Джейсон сосал ее крупный, набухший клитор с такой же жадностью, с какой она сосала его член. Глаза у него по-прежнему горели той звериной похотью. Его алебастровые щеки были в красных пятнах материнской крови. Ее крики становились пронзительнее под напором непроизвольного оргазма, а ее влагалищные и сфинктерные мышцы сокращались и сжимались вокруг рук ее сына.

Боль была страшной. Но Мелани знала, что может быть и хуже. Она знала, что это по-прежнему ничто по сравнению с тем, что испытывал ее мальчик.

- Мне больно, детка! О, боже, это так больно!

И все же, она хотела большего. Она понимала, что может погибнуть, и все же хотела познать все муки, известные ее мальчику. Все равно она уже не сможет смотреть Эдварду в глаза, после того, как ее трахал ее собственный сын. Лучше бы она умерла в объятьях мужчины, которого любила всегда больше всего на свете, в объятьях своего прекрасного сына.

На мгновение она подумала о том, что скажет Эдвард, когда обнаружит ее труп, истекающий кровью на полу ванной, с разорванным анусом и вагиной, будто ее изнасиловало стадо бизонов. Подумала обо всех друзьях, которые молчали о ее прошлом, когда она впервые объявила о своей помолвке с "добрым христианином", и о том, как они расскажут ему все о ее былых "похождениях". Они скажут ему, что ему будет лучше без нее, и возможно, он им даже поверит. А, может, все равно будет немножко любить ее. Чуть-чуть.

Напоследок она подумала о том, что Эдвард сделает с их сыном, когда узнает, что тот сделал с ней. В следующее мгновение все ее мысли вытеснила боль, когда Джейсон вцепился зубами в ее половые губы и принялся отрывать от нее каждую нежную складку кожи. Боль усилилась, когда он прокусил ей клитор, остановился, чтобы в последний раз провести языком вокруг его выпуклой головки, затем тоже оторвал.

Кровь Мелани брызнула в рот ее сына, как семя, которое изверглось ей в рот незадолго до этого. Ее тело задергалось в странном сочетании экстаза и агонии, пытаясь сделать выбор между оргазмом и остановкой сердца, пока, наконец, не объединило одно с другим. Она улыбнулась, глядя в прекрасные темные глаза сына, и протянула руку, чтобы погладить его мокрое от крови тело.

Возможно, она была права насчет него. Возможно, Джейсон был вампиром или демоном. Возможно, ему нужна была лишь ее кровь, чтобы стать здоровым и сильным, потому что он уже не казался слабым и беспомощным. С призрачным белым лицом, вымазанным кровью из вагины матери, и с жуткой красной улыбкой, он выглядел прекрасным и могущественным.

- Сынок, - прошептала Мелани, гордо улыбнувшись, перед тем как Джейсон высвободил свои кулаки из ее ануса и вагины, вытащив при этом большую часть их внутренних стенок. Шок охватил ее, и сердце остановилось.

- Мам? Мам? Не уходи, мам. Ты нужна мне. Я люблю тебя. Мам, пожалуйста, не оставляй меня. Пожалуйста, не уходи. Я не хотел делать тебе плохо. Прости. Не уходи!

Когда до Джейсона дошло, что он натворил, он обнял мать, поцеловал ее безжизненное лицо и тихо заплакал.

22

На лбу у Эдварда выступил пот, глаза нервно метались из стороны в сторону. Всякий раз, когда полицейская машина проезжала мимо, он вцеплялся в рулевое колесо белыми от напряжения руками и смотрел прямо перед собой. Если б он был чернокожим подростком в "Эскалэйде", а не белым мужчиной средних лет в "Краун Викториа", то уже стоял бы на коленях в наручниках и с пистолетом у виска. И все же он понимал, что если не хочет потерять удачу, ему нужно поторопиться.

Эдвард завернул на стройку и медленно поехал по неосвещенной улице. Трансформаторы еще не были подключены к электросети, поэтому фонари дремали без света. Эдвард выключил фары. Он сомневался, что охранник, сидящий в трейлере через две улицы от него, будет делать обход, но решил, что лучше перестраховаться.

В конце квартала были участки, где уже была установлена опалубка, проложены натяжные тросы и все подготовлено к заливке фундамента. Эдвард остановился перед одним таким участком и достал лопату. Луна и звезды давали ему достаточно света, чтобы двигаться, не спотыкаясь о строительный мусор.

Ему пришлось передвинуть пару кабелей, чтобы освободить место под могилу. Он убрал маленькие пластиковые подпорки, которые удерживали кабели над землей, и сунул их себе в карман, чтобы не искать, когда придет время вернуть их на место. Затем начал копать. Первые восемь дюймов поддавались легко. Но Эдвард хотел углубиться, как минимум, на два фута. Ему потребовался час, чтобы преодолеть плотный слой песка и гравия, еще двадцать минут - чтобы уложить в землю разные части тела. И еще час - чтобы зарыть все и разровнять песок и гравий, чтобы место выглядело нетронутым.

Работая лопатой, Эдвард старался не думать о том, на что именно сейчас направлены его усилия. Он гнал от себя прочь образ проститутки, ее обезображенное лицо, с разорванным в вечной улыбке ртом и выпученными от ужаса глазами. Пытался отгородиться от ее мучительных криков и ощущения пульса, слабеющего под кончиками его пальцев, когда он выдавливал из нее жизнь. Старался забыть идиотскую ухмылку сына на его вымазанном кровью лице и сонное, удовлетворенное выражение его глаз. Выражение сытого и довольного человека, наслаждающегося своей удачей. Эдвард хотел думать лишь о том, как счастлива будет его семья теперь, когда Джейсону стало лучше.

Он по-прежнему не мог поверить, что йог действительно сделал это. Он должен был отблагодарить этого человечка, но вместо этого ему пришлось вышвырнуть его за дверь. А что еще он мог сделать? Этот тип привел шлюху к нему в дом и превратил его сына в... во что? Эдвард не знал точно. Он боялся рассуждать об этом. Ему просто хотелось вернуться домой к семье, и не попасть за решетку. Затем он сядет и подумает, как исправить ситуацию. Все будет хорошо. Он был в этом уверен.

Эдвард закончил разравнивать землю, вернул на место кабели, аккуратно закрепив их на маленькие пластиковые подпорки. Затем, вспотевший и уставший, вернулся к машине и отправился в долгий путь домой.

Войдя в дом, он увидел, что кровь никуда не делась. Ковер до самой входной двери был в кровавых разводах. Он думал, что Мелани позаботится об этом, пока он будет хоронить труп шлюхи. Но подавил свое раздражение, вспомнив, что жена впервые за семнадцать лет смогла обнять своего сына.

Наверное, она все еще там, качает его на руках. Наверное, даже нашептывает ему сказку на ночь, как мечтала делать с самого его рождения.

Эдвард закрыл за собой дверь и прошел через гостиную в коридор. В доме стоял невыносимый смрад скотобойни - пахло кровью, мясом, внутренними органами, мочой и фекалиями. Эдвард остановился, узнав этот сокрушительный запах смерти. Он попытался убедить себя, что запах остался от проститутки, от которой он только что избавился. Но мучимый дурным предчувствием, пошатываясь, двинулся дальше по коридору. Возможно, все дело в шокирующей тишине после всех тех криков, которые еще недавно наполняли дом.

- Джейсон? Мелани? - Позвал он дрожащим голосом. Ответа не было.

Эдвард не знал, что ему думать, когда он распахнул дверь в комнату сына и двинулся по кровавому следу на прорезиненном полу в сторону ванной. Его разум отказывался усваивать информацию, которую ему скармливали органы чувств. Он увидел тело своей жены, явно умершей насильственной смертью, с выражением невыносимой муки на лице. Видел, как кровь и дерьмо медленно вытекают из ее изуродованной прямой кишки. Вагина и анус представляли собой сплошную рваную дыру. Казалось, будто кто-то выстрелил в нее из дробовика. Разум Эдварда отказывался воспринимать эту информацию. Он стоял, уставившись на изувеченный труп жены, с совершенно пустой головой.

Прошла почти минута, прежде чем в голову ему пришла первая мысль.

Где Джейсон?

23

Джейсон понимал, что натворил что-то ужасное. Убийство матери не шло ни в какое сравнение с тем, что он сделал с проституткой. Никому их них он не собирался причинять вред. Он лишь хотел поделиться с ними теми потрясающими ощущениями, наслаждением, которые испытал. Хотел от них понимания и эмпатии, чтобы не чувствовать себя чужим и одиноким. Но вместо этого уничтожил их обеих.

Джейсон бродил по улицам со своим латексным мешком, переброшенным через плечо, в который сложил свои вещи. Он не знал, куда идет. Читать он не умел, поэтому уличные указатели ничего не значили для него. Визуальные образы и звуки внешнего мира действовали ошеломляюще. Сложно было не дать волю чувствам. Всякий раз, когда мимо с грохотом проезжал грузовик, Джейсону хотелось свернуться клубком на тротуаре и закричать.

Едва он осознал, что убил свою мать и что отец может сделать с ним за это, первой его мыслью было убежать. Убежать далеко. Он собирал вещи, словно в тумане, снова принял душ в забрызганной кровью ванне. Затем вышел на крыльцо и замер, почувствовав обрушившуюся на него лавину ощущений. Он простоял так почти час, дрожа от страха.

Внешний мир был таким большим, таким громким, и таким непонятным. По улице с грохотом проносились машины - смертоносные двухтонные снаряды, изрыгающие ядовитые пары. Проезжая, каждая из них обрушивала на него шум своего двигателя, сила которого давила его к земле. От яростной какофонии звуков, несущихся из их радиоприемников, ему хотелось закричать. Но запах был еще хуже.

Джейсону казалось, что он задохнется. В доме воздух тщательно фильтровался, и чистый кислород закачивался прямо в его комнату. На улице же воздух походил на густую похлебку. Джейсон чувствовал, что ему нужно жевать его, перед тем как глотать. Собаки лаяли, люди смеялись и кричали, машины сигналили, шины визжали, ветер доносил запах пыли и грязи, травы, деревьев, собачьих фекалий, фастфуда, выхлопных газов, человеческого пота, дыхания и предметов личной гигиены. Все это плотным облаком опустилось на него, заставив поперхнуться. Глаза заслезились, в животе закрутило. В какой-то момент Джейсону захотелось закричать и вбежать обратно в дом. Затем он вспомнил свои уроки. Он смог коснуться женщины и своей матери, потому что тогда это было приятно. Он смог сделать свою боль приятной. Смог превратить ее в наслаждение.

Он мысленно погрузился в себя, ища все, что вызывало дискомфорт, раздражение и боль. Затем собрал это и преобразил. Пыль и грязь, которые заполняли ему ноздри и покрывали толстым слоем язык, обрели вкус крови и вагинальной жидкости, которые выделяла его мать, конвульсируя в том же состоянии мучительного экстаза, которое он пережил от ее ласк. Неистовство звуков превратилось в чувственные стоны. Ощущения от ветра, жары, одежды и обуви, натирающих нежную кожу, превратились в любовные поцелуи и щекотание влажного шелковистого языка. На этот раз это не заняло много времени. У него получалось все лучше и лучше. Теперь ощущения были возбуждающими, хотя по-прежнему ранили его. Скоро, чтобы совершить трансформацию, ему даже не придется думать о сексе. Сама боль становилась единственным стимулом, в котором он нуждался. Уже сама по себе становилась приятной.

Улыбнувшись, Джейсон поднял сумку и спустился с крыльца на тротуар. Его брюки спереди топорщились от болезненной эрекции. Он не знал, куда идет. Понятия не имел, как живут во внешнем мире люди. Как добывают себе пищу и кров. Он знал, что его отец работал, чтобы получать деньги на эти вещи. Но не знал, что такое работа и как ее найти. Знал лишь, что ему нужно убраться подальше от дома, пока не вернулся отец.

При ходьбе икры у него сводили судороги. Лодыжки распухли. Бедра словно горели огнем. За годы сидения в комнате его мышцы почти полностью атрофировались. Воля и возбуждение от новых ощущений двигали им, несмотря на значительный дискомфорт. Он с трудом прошел чуть больше двух миль, прежде чем ноги отказались нести его дальше. Он рухнул на скамью у автобусной остановки и уснул. Проснулся он спустя пару часов, когда рядом остановилась девушка.

- Эй. Можно мне тоже сесть? Что, убежал из дома, или типа того?

Девушка выглядела на пару лет моложе его. Она была одета во все черное, на ногах - армейские ботинки. Кожа была такой же бледной, как и у него, но он увидел, что во многом это связано с ее макияжем, а не с генетикой или отвращением к солнцу. Ее нос, уши, и брови были унизаны маленькими серебряными колечками, и она поигрывала во рту металлической штангой (украшение в пирсинге - прим. пер.), которой был проколот ее язык.

- Типа того.

- Твои предки типа чокнутые, или ты - чокнутый, и они тебя не понимают?

Джейсон подвинулся, чтобы девушка могла сесть. Она плюхнулась рядом с ним и посмотрела ему в глаза, весело улыбаясь.

- Наверное, чокнутый - я.

- Уже догадалась. По латексному мешку. Меня зовут Кэти, - сказала она, протягивая ему руку.

Джейсон осторожно взял ее в свою. Погладил ее другой рукой, затем поднес к лицу и потер об щеку. Поцеловал, снова потер об щеку, прежде чем отпустить.

- У тебя потрясающая кожа.

- Ого. Ты чокнутый, да? - спросила девушка. Она выглядела скорее довольной, чем обеспокоенной или обиженной. - Куда направляешься? У тебя есть, где остановиться, или ты собираешь спать здесь всю ночь?

- Я... я не знаю.

- Слушай. Я сама убежала из дома пару недель назад. Живу в этом мотеле с понедельной оплатой, поскольку пока не могу позволить себе нормальную квартиру. Мне пришлось потратить все деньги, которые я украла у родителей, чтобы заплатить за первую неделю. Я танцую в стрип-клубе за деньги, но платят там мало. Но это единственное место, где я могу работать, пока мне не исполнится восемнадцать. В хорошие места малолеток не пускают. А в том гадюшнике, где я работаю, никто не задает мне вопросов. Я подумывала уже заняться проституцией, чтобы срубить побольше деньжат, но тут увидела тебя, лежащего здесь, стонущего и всего такого жалкого.

- Почему ты ушла из дома?

- Мой "старик" годами насиловал меня, и, наконец, мне надоело. Я попыталась отрезать ему член, но он проснулся и надрал мне задницу. Но я все равно смела его сильно порезать, прежде чем он ударил меня головой об стену и вышвырнул на улицу.

Джейсон не знал, что сказать.

- М-можно мне еще тебя потрогать?

- А ты милый, только немного странный. Впрочем, можешь перекантоваться у меня, если хочешь. Автобус должен прийти через пару минут. Он идет в центр и довезет нас прямо до мотеля, где я остановилась. Ты же не какой-нибудь там насильник или серийный убийца?

- Я не сделаю тебе больно.

- Тогда, считай, у тебя есть где жить.

- Спасибо.

- Пожалуйста. А если будешь хорошо себя вести и не будешь чудить, то, может, я позволю тебе снова меня потрогать. - Она подмигнула ему и высунула язык. Маленькая серебряная штанга сверкнула в лунном свете.

Джейсон завороженно уставился на нее, затем протянул руку и потрогал язык девушки. Она убрала язык обратно в рот и снова подмигнула ему.

- Это больно?

- Конечно, глупышка.

- Тогда почему ты это сделала?

- Потому что иногда боль бывает приятной, понимаешь? Помогает забыть все дерьмо, которое происходит в твоей жизни. Прочищает мозги. Понимаешь, о чем я?

- Да. Понимаю.

24

Автобус прибыл через десять минут, а через полчаса они остановились перед ветхим мотелем на Вегас-Бульвар. Скудно одетые женщины, пахнущие духами, алкоголем, потом, спермой и венерическими болезнями, прогуливались взад-вперед, махая проезжающим машинам.

- Что они делают?

- Пытаются заработать на жилье. Тем же самым я собираюсь сегодня заняться.

- Но как? Как они получают деньги?

- Ты серьезно? Они трахаются. Парни платят им за то, что те позволяют им вставить член себе в зад, или в рот, а иногда, даже в вагину. Иногда парни просто хотят, чтобы им подрочили, но чаще всего ищут, кого бы им унизить и помучить. За деньги те девушки готовы на все.

- И этим ты собираешься заняться?

- Только не надо тут праведного гнева. Поспишь пару дней на автобусных остановках, и тогда, возможно, тоже этим займешься. Тебе нужно благодарить свою счастливую звезду за то, что я тебя спасла.

Кэти бросилась через парковку, по пути вытаскивая из сумочки ключи.

- Ну, идем же. То, что ты меня бесишь, не значит, что я брошу тебя здесь. Тащи свой мешок.

- Извини, если я обидел тебя.

- Не парься, детка. Я не такая недотрога, как кажусь.

В маленькой комнатке было ужасно жарко. Кондиционер, казалось, просто гонял горячий воздух по кругу. Там была крошечная односпальная кровать, две тумбочки, стенной шкаф, маленькая ванная с душем и телевизор с рекламой круглосуточного жесткого порно.

Кэти бросила сумочку на пол и плюхнулась на кровать, одновременно ловким движением руки схватив пульт от телевизора.

- Хочешь посмотреть "порнуху"? По этому "телеку" больше ничего другого нет.

- Никогда раньше не смотрел телевизор.

Кэти приподняла бровь и скривила рот.

- Говоришь, откуда ты?

- Оттуда, где ты меня и встретила. Точнее, мой дом в паре кварталов от той остановки.

- И ты никогда раньше не смотрел телевизор?

- Его звук раньше... причинял мне боль. А от его свечения у меня болела голова.

- Ты серьезно? Так что же с тобой стряслось?

Джейсон сел рядом с ней на кровать и начал рассказывать свою историю. О том, как спал в вакуумном мешке без света, звуков и ощущений, накачанный анальгетиками. О том, как раньше кричал, когда мать пыталась коснуться его или заговорить с ним. О том, как никогда до сегодняшнего дня не выходил из дома, никогда не слушал музыку, не ездил в машине и не смотрел телевизор.

- И с девушкой ты тоже никогда не был?

- До сегодняшнего дня нет. Моя мать нашла этого монаха, йога, который научил меня контролировать боль. Он привел мне сегодня женщину. Это был его последний шаг в моем исцелении. И все получилось.

- Он исцелил тебя сексом? Ух, ты. Охренеть. Он, что, купил тебе шлюху? Как такое получилось?

- Не знаю. Он просто привел мне женщину, когда я переживал симптомы абстиненции от анальгетиков. И она научила меня, что прикосновения могут быть безболезненными. Затем все, чему йог пытался научить меня, обрело смысл, и я смог выйти из своей комнаты.

- И ты убежал? Сильно. Никогда раньше не слышала ничего подобного. А когда я коснулась тебя там, на автобусной остановке, тебе было больно?

- И да и нет. Мне было приятно, хотя и по-прежнему больно. Наверное, как в ситуации с твоим проколотым языком. Сейчас все вызывает у меня подобные ощущения. И меня это возбуждает.

- И как тебе секс, если прикосновения причиняют тебе боль?

- Больно так, что хочется кричать и кричать, но и приятно настолько, что даже не хочется останавливаться.

- Похоже на ситуацию, когда я проколола себе клитор. Можно, я тебя потрогаю?

- Валяй.

Кэти провела рукой по его лицу. Она почувствовала, как от ее прикосновения он содрогнулся всем телом. Увидела, как он стиснул зубы от боли, а на лбу у него выступил пот.

- Обалдеть! А что будет, если я ударю тебя?

- Раньше это могло бы меня убить. А теперь, наверное, возбудит.

Кэти замахнулась, будто собираясь влепить ему пощечину. Джейсон протянул руку и схватил ее за запястье. Хватка у него была на удивление крепкой.

- Не думаю, что мне нужно сейчас возбуждаться.

- Ты прав. Мы только познакомились. И я должна немного поспать. Завтра мне на работу. Что ж, тогда спокойной ночи. Уром расскажешь мне еще о себе.

- Спокойной ночи.

Кэти смотрела, как Джейсон раздевается и забирается под одеяло. Он был тощим, как пугало, с длинными, почти изящными конечностями. Сквозь бледную полупрозрачную кожу просвечивали вены и капилляры, которые придавали ей голубоватый оттенок. Кэти не знала, как ей реагировать на рассказ Джейсона о его странном врожденном недуге. И все же он ей нравился. Он походил на одного из прекрасных бессмертных кровососов, про которых она любила читать. И она была не прочь переспать с ним. Но еще больше она хотела, чтобы он выпил ее кровь и сделал ее бессмертной. Пожав плечами, она тоже разделась и скользнула к нему под одеяло.

Они спали, прижавшись друг к другу, а руки Джейсона крепко обнимали ее. Сперва она слышала, как он скрипел зубами и тяжело дышал. Чувствовала, как напрягалось и дрожало его тело. Но потом он расслабился, лишь одна его часть внезапно стала твердой и уткнулась ей в поясницу. Кэти довольно улыбнулась. Они проспали, обнявшись, всю ночь. Они были благодарны друг другу, несмотря на то, что от жара их тел в комнате стало еще более душно. По крайней мере, это помогало отгонять сны.

25

Настало утро, и Джейсон с криком встретил рассвет.

- Что такое? Что случилось? - Кэти едва не упала с кровати, потянувшись за одеждой. Она отчаянно вертела головой, высматривая того, кто на них напал.

- Солнце! Оно меня жжет! Оно меня убивает!

Кэти улыбнулась.

- Шшшш. Все в порядке, Джейсон. Это всего лишь солнечный свет. Он не сможет тебе навредить.

Но кожа у Джейсона уже начала покрываться волдырями, и Кэти почувствовала запах жаренного мяса. Это напомнило ей, что она голодна.

- Черт. Никогда не видела ничего подобного. Может, ты - вампир? Попробуй тот трюк, про который ты мне рассказывал. Ну, знаешь, сделай эту боль приятной.

- Потрогай меня. Пожалуйста. - Джейсон протянул руки, и Кэти прильнула к нему.

Он стал целовать ей лицо - лоб, веки, щеки, нос, губы, подбородок, прижимаясь к ней всем телом. Она отвечала ему взаимностью - тоже стала целовать ему лицо, проникая языком между губ ему в рот. Их языки напоминали то вальсирующих танцоров, то дерущихся дуэлянтов. Наконец, она, задыхаясь, отстранилась от него.

- Тебе больно?

- Да, - хрипло прошептал он в ответ.

- Хочешь, чтобы я остановилась?

- Нет.

Они принялись снова целоваться, и ослепительные вспышки боли пронзали его тело всякий раз, когда она касалась его. Он ахал и стонал. Его тело подергивалось и конвульсировало, когда боль раскаленными добела иглами жгла его нервную систему.

- Уверен, что с тобой все в порядке? Похоже, я действительно причиняю тебе сильную боль.

- Не останавливайся.

На лбу у него вздулись вены, глаза вылезли из орбит, зубы кусали нижнюю губу, выдавая мучительные страдания, и все же Джейсон продолжал крепко прижимать Кэти к себе и целовать ее плечи и шею. Кэти опустила руку вниз, схватила его член и принялась массировать, заставляя новые волны боли расходиться по напряженному телу Джейсона, затем ввела его в себя.

- О, боже! - воскликнул он, когда ее влажная шелковистая кожа приняла его. Ощущение было настолько мощным, настолько всепоглощающим, что ему казалось, будто он взлетел до самой орбиты и теперь несся назад, сгорая в слоях атмосферы.

- О, черт! О, черт! О, черт! - выкрикивала Кэти, когда дикие визги Джейсона и его конвульсии доводили ее до оргазма. Она двигала бедрами взад-вперед, принимая его в себя на всю длину и долбясь клитором об его лобок.

Кончили они одновременно.

- Черт! Это было охрененно! Думала, что я тебя убью. Поверить не могу, что это так меня завело. У тебя офигенный член! Ты в порядке?

- Я люблю тебя, Кэти. Не хочу никогда причинять тебе боль.

- Не сходи с ума. Это всего лишь перепих, хотя и необычный.

- Ты не любишь меня?

- Я только с тобой познакомилась, дружище. Погоди немного.

Кэти начала одеваться.

- Куда ты собралась?

- Раздобыть нам что-нибудь на завтрак.

- Кажется, ты сказала, что у тебя нет денег? Ты же не будешь торговать собой, верно? Тем девушкам делают больно. Иногда их убивают.

- Блин, Джейсон! Мы трахнулись лишь один раз. Не строй из себя ревнивого любовника.

- Ты - единственная, кто у меня есть, Кэти. Больше никого.

Слезы навернулись ему на глаза и полились по щекам, когда он вспомнил, что он сделал со своей матерью. Впервые он плакал не от физической боли.

- Брось, мужик. Прости. Я не собираюсь заниматься проституцией. А теперь идем, раздобудем что-нибудь на завтрак. У меня хватит на шведский стол в одном из центральных отелей. Порция блинчиков там стоит всего 3 доллара 99 центов.

- Никогда раньше не ел блинчики.

- Все для тебя в новинку, да? Что ж, не беспокойся детка, мамка защитит тебя. Мамка научит тебя всему, что нужно знать про этот большой нехороший мир. - Кэти закончила шнуровать ботинки, встала и улыбнулась Джейсону, который изо всех сил пытался встать с кровати и натянуть штаны. Он поднял на нее заплаканное лицо.

- Моя мама мертва, Кэти. Я убил ее.

26

Кэти не знала, что ей думать о Джейсоне. Они были вместе уже несколько недель, но он все еще оставался для нее загадкой. Она учила его читать и писать, и это было все равно, что учить ребенка. Но, в конце концов, она застала его за чтением книги. Он корпел над ней со словарем в одной руке и справочником в другой. Через несколько дней он уже пожирал один роман за другим, словно это были конфеты. Это было невероятно. Потом еще была та тема с болью, которая по-прежнему дико ее заводила, его незнание самых основных аспектов жизни - таких, как бургеры, картофель фри, алкоголь и наркотики, и история о том, как он кулаком затрахал до смерти свою мать. Все это реально ее пугало.

Несколько дней она просматривала газеты в поисках любых упоминаний мертвой домохозяйки или проститутки, но тщетно. И все же она не считала, что Джейсон пудрит ей мозги. Он был убежден в том, что убил свою мать и в том, что отец убил проститутку после того, как Джейсон разорвал ей лицо. Кэти привыкла, что парни пытаются произвести на нее впечатление историями про пытки и убийства. В какой-то момент образы вампиров и серийных убийц стали "визитной карточкой" образа жизни "готов". Ей пришлось признать, что она испытывает слабость к вампирам, но никогда не понимала тех сумасшедших, которые писали любовные письма сидящим в тюрьмах серийным убийцам. Хотя история Джейсона возбуждала ее не меньше, чем пугала. Как и эксперименты, которые они начали проводить вместе.

С того момента, как Джейсон рассказал о своем недуге и о том, как он его преодолел, ей не терпелось проверить пределы его способностей. Ей также было любопытно узнать, сможет ли она сделать то же самое: превратить боль в удовольствие. Ей казалось, что это очень похоже на пирсинг. Ей нравилась жгучая боль всякий раз, когда в ее теле появлялось новое украшение, особенно в сосках и клиторе. Еще Кэти "тащилась" от татуировок - на ее теле их было с десяток - и она собиралась сделать еще, как только у нее появятся свободные деньги. Но постоянные пытки, которые испытывал Джейсон, казались ей чем-то невообразимым. Поэтому они начали ставить опыты.

Она, должно быть, спятила после той истории, которую он ей рассказал, однако не могла представить, что он способен кого-то убить. Он ей казался таким хрупким. К тому же, он сказал, что никогда не причинит ей боль, и она поверила ему. Не похоже, что он был способен на обман. Он был самой невинностью. Поэтому она стащила из больницы скальпель и принесла в номер мотеля.

- Только легкие порезы, ладно? Не режь слишком глубоко. Больница нам не по карману.

- Ты уверена?

- Ты же сказал, что не причинишь мне боль, верно?

- Не причиню. Обещаю.

- Тогда давай.

Кэти была голая, и Джейсон держал над ее грудью скальпель. Рука у него дрожала.

- Сосредоточься на боли. Не пытайся игнорировать ее или отключаться. Попытайся исследовать ее. Знаю, звучит банально, но ты должна объединиться с ножом. А лучше признай, что ты с ним - одно целое, что он - часть тебя. Лезвие, пластиковая рукоятка, моя рука, кисть, все мое тело, эта комната, все вокруг является частью тебя. Ты должна признать, что ощущение, которое ты испытываешь, совершенно безвредно. Потому что то, что является частью тебя, не может причинить тебе боль. Но сперва ты должна уловить это ощущение и понять его, затем мы попробуем превратить его в наслаждение.

- Хорошо. Я попробую.

- Поздно пробовать. Ты должна сделать это сейчас, иначе тебе будет больно.

Кэти сделала глубокий вдох, и Джейсон начал медленно разрезать ей сосок.

- Почувствуй боль, Кэти. Не прячься от нее. Испытай ее. Поймай ее. Дай ей определение. Дай ей форму и очертания.

- О, боже! Это обалденно!

- Ты поймала ее? Поймала боль?

- Д-думаю, да.

- Тогда придай ей форму. Преврати ее в нечто хорошее. В нечто приятное.

Кэти была шокирована, когда оргазм пронзил ее тело, словно разряд в тысячу вольт. Ее тело дико задергалось, забилось на кровати, словно перевернутый на спину таракан.

- О, черт! Черт! Поверить не могу, но я только что кончила. Такое с тобой случалось?

- Иногда. - Джейсон смущенно отвернулся. Кэти села прямо и взяла скальпель у него из рук. Из рассеченного соска по груди стекала кровь. Она вытерла ее пальцем и поднесла Джейсону ко рту, чтобы тот попробовал ее на вкус. Он открыл рот и, содрогаясь, слизнул кровь с кончика ее пальца. Кэти нравилось наблюдать, как от ее прикосновений дрожит его тело.

- Можно попробовать это на тебе? Или это будет уже перебор?

- Не знаю. Никогда не пробовал ничего подобного. Давай, если хочешь.

- Но что если тебе будет слишком больно, и ты погибнешь?

Джейсон пожал плечами.

- Скажешь, что я напал на тебя, и ты защищалась.

Кэти нахмурилась.

- Я не это имела виду, извращенец. Мне не хочется тебя терять. Мне, типа, начинает нравиться твоя чокнутая задница.

- Ты меня любишь?

- Возможно. - Кэти наклонилась и поцеловала его в губы.

- Тогда давай же, режь меня.

Она едва не выронила скальпель, когда из горла у него вырвался первый крик. Спина у него выгнулась, мышцы напряглись. Набухший от возбуждения член был почти вдвое больше своих обычных размеров, и казалось, что кожа на нем вот-вот лопнет. Джейсон сова закричал и законвульсировал. Кэти нанесла ему еще один порез через всю грудь, и он эякулировал в воздух, после чего рухнул на кровать в лужу холодного пота.

- Ты в порядке? Джейсон? Джейсон?

Он не шевелился и не дышал. Кэти положила голову ему на грудь, чтобы услышать сердцебиение. Тишина.

- О, нет. О, нет. О, нет.

Она откинула его голову назад, зажала ему нос, и вдохнула в рот воздух.

- Пожалуйста, Джейсон. Не умирай.

Кэти принялась делать ему массаж сердца, чтобы кровь продолжила поступать в мозг. Она видела, как это бывает раньше, когда у ее подруги Ксен случился передоз кетамином. Та перестала дышать, произошла остановка сердца, и Кэти пришлось делать ей искусственное дыхание. Благодаря этому Ксен сумела прожить еще день, а потом врачи в больнице объявили о ее смерти. Кэти надеялась, что сейчас ей повезет больше.

- Давай же, детка. Ты справишься.

Она снова вдохнула воздух ему в легкие, и на этот раз он отреагировал. Кэти едва не начала молиться, когда увидела, что грудь у него начала подниматься и опускаться без посторонней помощи. Прошло еще несколько часов, прежде чем он очнулся. К тому времени Кэти была на грани нервного срыва.

- Что случилось?

- Я порезала тебя... то есть, ты мне разрешил. Но потом ты кончил, и у тебя остановилось сердце. Я подумала, что ты умер. Не пугай меня так больше, мать твою. Не хочу торчать без тебя в этой гребаной дыре.

- Ты меня любишь? - прохрипел Джейсон.

- Ладно. Наверное, да.

Несмотря на жесткость в голосе, она ложилась рядом с ним со слезами на глазах. В ту ночь они занимались любовью нежно и страстно, как настоящая пара.

27

С каждым вечером Кэти возвращалась в мотель все позже и позже. Она входила, улыбалась Джейсону короткой прохладной улыбкой и бросалась в ванную принять душ. Возвращаясь в комнату, она не сразу прикасалась к нему, иногда не делала этого часами.

- Ты в порядке, Кэти? Я сделал что-то не то? Ты меня еще любишь?

Кэти усмехнулась и презрительно фыркнула.

- Конечно, люблю. И что с того, мать твою? Скоро мы оба, наверное, окажемся на улице. Я не могу оплатить жилье за следующую неделю с тех жалких чаевых, которые получаю в стрип-клубе.

- И что нам тогда делать?

Джейсон хотел, было, взять Кэти за руку, но она отстранилась и повернулась к нему спиной.

- Наверное, мне придется торговать своей задницей.

- Нет. Не делай этого. Мы что-нибудь придумаем.

- Придумаем? Я не верю. Правда, не верю.

В ту ночь они не занимались любовью. Джейсон лежал на кровати и глядел в потолок, наблюдая, как, с движением луны, тени начинают удлиняться и ползать по стенам. Кэти стонала и хныкала во сне. Джейсону хотелось обнять ее и утешить, но, казалось, в последнее время она не нуждалась в его утешении. Когда она начала похрапывать, он выбрался из постели и достал из стенного шкафа свой резиновый мешок. Затем положил его на пол, заполз в него и уснул. В ту ночь ему снились мать и отец. Это было впервые с того момента, как он познакомился с Кэти.

Интересно, где же сейчас отец? - гадал Джейсон.

28

Эдвард покинул полицейский участок и сразу же поехал в морг. К тому времени его уже привыкли там видеть. Это "паломничество" он совершал каждый вечер с момента обнаружения трупа Мелани и пропажи его сына. Из морга ехал в отделение неотложной помощи в больнице Санрайз, а затем отправлялся колесить по бульвару.

Эдвард никак не мог поверить, что его мальчик, который и шага не мог сделать без боли, сумел пропасть в таком городе, как Лас-Вегас. Он ни за что бы там ни выжил. И все же уже почти месяц от него не было никаких вестей. Эдвард даже пару раз связывался с йогом, чтобы узнать, обращался ли к нему Джейсон, и оба раза получал от Арджунды отрицательный ответ.

Припарковавшись перед офисом коронера, Эдвард стал выбираться из машины. Стоило ему открыть дверь автомобиля, как на землю со звоном посыпались пивные бутылки. Пошатываясь, он двинулся через парковку в холодное, стерильное помещение морга. Прошел по коридору мимо дежурного в большой холодильник, где хранились все невостребованные трупы.

- Сэр? Сэр? О. Это снова вы. Я же говорил вам, что вы не можете заходить туда. Как только появится ваш мальчик, мы вам позвоним.

- Просто позвольте мне взглянуть. Вы могли не узнать его. Я его отец. И я узнаю его, что бы с ним не случилось.

- Его здесь нет! Уходите, пока я не вызвал копов.

Эдвард развернулся и, пошатываясь, вышел через дверь на парковку. Голова у него кружилась, и он едва не упал, когда потянулся, чтобы открыть дверь машины. Рухнув за руль, он открыл очередную бутылку "Хайнекена", сделал большой глоток и направился в отделение неотложной помощи.

Эдвард знал, что его сын где-то там, и он страдает. Он найдет его и сделает то, что давно должен был сделать.

29

Когда Кэти вернулась домой с работы, солнце уже встало. Джейсон сразу же заметил синяки. На одной стороне ее лица был четкий отпечаток кулака, а ее шея была черно-синей, там, где две руки сжимали ей горло.

- Что с тобой случилось?

- Насчет меня не беспокойся. Зато у нас есть деньги на жилье. Так что скажи спасибо. Я в порядке. - Кэти села на край кровати и заплакала.

- Кто сделал это с тобой? Кто тебя обидел?

- Я не знаю, как его зовут. Просто какой-то парень. Все они - просто безымянные парни.

- Какие парни?

- Парни, которым я отсасываю, чтобы заплатить за проживание здесь. Теперь доволен? Я занимаюсь проституцией с того дня, как познакомилась с тобой, чтобы не потерять эту комнату. Я не хотела жить на улице. Я решила, что скорее убью себя или вернусь домой, если до этого дойдет. Но потом я встретила тебя, ты нуждался во мне, и я тебя полюбила. Нам нужны были деньги, чтобы мы могли остаться вместе.

- Но почему ты ничего не говорила мне? Почему не говорила, что трахаешься с другими мужчинами? Я бы не позволил тебе делать это с собой.

- Ты предпочел бы, чтоб мы оба оказались на улице? Ты не можешь нам помочь. Что бы ты стал делать? Переворачивать бургеры, и в какой-то момент, когда на тебя брызнет жир, потерять сознание и умереть? Мне пришлось заниматься этим ради нас!

- Я мог бы что-нибудь сделать.

- И что ты хочешь сказать? Что больше не любишь меня? Считаешь меня шлюхой?

- Не знаю. - Джейсон принялся расхаживать по комнате, потирая лоб и пытаясь во всем разобраться.

- Не знаешь? Пошел ты на хрен, Джейсон! Пошел на хрен! Убирайся! Убирайся отсюда!

- Нет. Не говори так. - Его челюсть напряглась. Ему казалось, что он попал в ловушку. Мысли у него путались.

Если бы она заткнулась и дала мне подумать! Если б она перестала орать! Джейсон зажал уши и упал на кровать.

- Что, звук моего голоса причиняет тебе боль, сосунок ты гребаный? Пошел на хрен! Убирайся! Если считаешь, что я шлюха, если не хочешь больше быть со мной, тогда уходи!

- Нет! - Джейсон вскочил с кровати и резанул ей по горлу скальпелем. Кэти выпучила глаза, захлебываясь кровью, брызжущей из горла ей на грудь.

- Джейсон. Нет, - успела она произнести, прежде чем он снова ударил ее скальпелем.

30

Дорогой йог Арджунда.

Извините, что от меня так долго не было вестей. Мой мир так сильно изменился, из-за того, что вы сделали со мной. Мне нужно стольким с вами поделиться. Я очень хочу, чтобы вы знали, как я себя чувствую. Прошу прощения за то, что случилось с той женщиной, которую вы привели ко мне, и за то, что вас заставили покинуть наш дом. Теперь я сам по себе, и мне очень нужно повидать вас. Мне необходима ваша помощь.

С уважением,

Джейсон Томпсон.

31

Арджунда прибыл в Лас-Вегас через два дня после того, как получил письмо Джейсона.

- Пожалуйста, отвезите меня вот сюда, - сказал он таксисту, протягивая ему конверт с адресом Джейсона.

- Уверены, что хотите туда поехать? Это не самый благополучный район, понимаете?

- Уверен.

Через пятнадцать минут они остановились у ветхого мотеля, и Арджунда понял озабоченность таксиста. Праведник не стал бы здесь жить. Было утро, поэтому вместо проституток поблизости ошивались в основном продавцы наркотиков. Оставшиеся немногочисленные шлюхи были очень низкого качества. По сравнению с той, которую йог купил несколькими неделями ранее, они находились на противоположном конце шкалы.

- Вот это место. Удачи, - сказал водитель, въезжая на парковку.

Йог заплатил таксисту и вышел из машины. В воздухе пахло алкоголем и мочой. Должно быть, Джейсон действительно проделал немалый путь, раз счел такое место терпимым. Даже при том, что у Арджунды органы чувств работали нормально, царящий здесь запах вызывал у него тошноту.

Йог подошел к номеру, где, согласно письму, остановился Джейсон. Постучал в дверь, и та со скрипом приоткрылась.

- Джейсон? Ты дома? Это я.

- Арджунда? Входите. Я хочу показать вам кое-что.

Как йог и ожидал, занавески были задернуты. Джейсон также принял другие меры предосторожности и приклеил к ним с помощи липкой ленты мешки для мусора. Единственный свет проникал из дверного проема, в котором стоял йог.

- Закройте, пожалуйста, дверь.

Воздух в комнате был густым, влажным и наполненным всепоглощающим смрадом разложения.

- Джейсон, ты в порядке? Кто здесь с тобой? И что это за ужасный запах?

Йог уже приготовился к худшему. Он закрыл дверь и подошел к Джейсону, который сидел на кровати, качая на руках кого-то, завернутого в одеяло.

- Сядьте рядом со мной. Мне нужно задать вам кое-какие вопросы.

- Кто это?

- Я здесь задаю вопросы! - воскликнул Джейсон. Он обильно потел, а глаза у него были красными от слез.

- Хорошо. Хорошо, Джейсон. Спрашивай.

- Почему вы не рассказали мне, что он будет таким? Мир, в который вы с матерью так жаждали меня отправить? Почему не рассказали мне?

- Я не понимаю, о чем ты. Я сказал тебе, что потребуется время, чтобы приспособиться к новому уровню ощущений. Что именно ты имеешь в виду?

- Боль! Вы, мама и папа - вы все хотели, чтобы я справился со своей болезнью, чтобы я был нормальным человеком, любил и был любим, чтобы я мог выйти в мир и получить жизненный опыт. Вы сказали мне, что то, что я чувствую, ненормально, что мир полон красоты и радости. Вы лгали! Все вы! Счастье - это иллюзия. Лишь боль реальна. Радость - это короткий промежуток между скорбными временами, которые лишь усиливают и обостряют ее. Если б я не знал счастья, то смог бы жить с этой пыткой. Если б эта скорбь была постоянной, как моя боль, то, наверное, смог бы. Но счастье мешает привыкнуть к ней. Дает лженадежду, которая уничтожит тебя, когда вся боль вернется. Вы должны были оставить меня одного, в моей комнате. Вы должны были убить меня!

- Джейсон. Все в порядке. Эта скорбь - то же самое, что и физическая боль. Ты сможешь справиться с ней точно таким же способом. Йог придвинулся ближе к Джейсону, чтобы рассмотреть, что тот завернул в одеяло. Смрад разложения усилился. От него у йога кружилась голова, а желудок выделывал кульбиты.

- Нет, не могу. Я пытался. Думаете, я не пытался?! Это гораздо хуже. Я скорее предпочел бы пытки, чем стал бы наблюдать, как люди, которых я люблю, уходят от меня. Никто никогда не понимал меня.

Йог заметил, что грудь и руки Джейсона покрыты кровью.

- О, боже, Джейсон. Что ты наделал?

- Я убил маму, а теперь и Кэти тоже. Она кричала на меня. Она меня разлюбила. Мне было очень больно. От того, что она мне сказала, мне было очень больно. Я не мог это вынести. Мне пришлось убить ее.

Джейсон откинул одеяло, демонстрируя распухшее лицо Кэти. Жара, стоящая в комнате, ускорила процесс разложения, и ее тело раздулось от газов. Кожа у нее была зеленого, фиолетового и синего цветов, как воспаленная рана, неподвижные глаза широко раскрыты и покрыты молочно-белой пленкой.

- Что ты натворил, Джейсон?

- Это вы сделали это! Это ваша вина!

Джейсон поднял скальпель, и йог пассивно уставился на него.

- Что бы собираешься делать, Джейсон? Хочешь убить меня за то, что я показал тебе, что такое счастье? Не так ли? Думаешь, я поступил с тобой несправедливо, не позволив тебе сгнить в той крошечной комнатке, где ты не чувствовал ничего, кроме боли? Я не могу извиниться за это, Джейсон.

- Но вы не говорили мне про это!

Он выпустил из рук сверток, труп девушки с глухим стуком упал на пол и развалился на части. Тело было изувечено, изрезано на куски. Йог посмотрел на скальпель в руке у Джейсона, и попытался представить, сколько времени ему потребовалось, чтобы так разделать его таким маленьким лезвием. Разрезать одни лишь мышцы и сухожилия уже была задача не из легких, а на то, чтобы перепилить все связки и хрящи и отчленить конечности, определенно ушла бы целая уйма времени. Это было больше, чем убийство в состоянии аффекта, которое описал ему Джейсон. Не просто кратковременная утрата рассудка, вызванная сильными эмоциями. Чтобы сделать такое, Джейсон должен был испытывать наслаждение. Арджунда посмотрел Джейсону в глаза, и впервые увидел безумие, которое скрывалось там все это время. Разве мог мальчик страдать каждое мгновение своей жизни и не сойти с ума? Теперь Арджунда понял, что это невозможно.

- Джейсон... - Но йог не смог придумать, что ему сказать. Тут входная дверь со крипом открылась, и проникший в комнату солнечный свет ослепил их обоих.

- Отойди от него, Джейсон.

И Джейсон и Арджунда повернулись и посмотрели на силуэт в дверном проеме. Это был Эдвард. Он стоял, сжимая в руках ружье, и смотрел на царящую в комнате бойню. Его лицо демонстрировало смесь решимости и депрессии, которая, будто, навсегда врезалась в его черты. Казалось, что за те недели, которые прошли с их последней с йогом встречи, он постарел еще лет на десять.

- Папа?

- Прости, сынок. Прости, что я не нашел сил сделать это раньше. Он поднял дробовик и направил его Джейсону в голову, затем шагнул вперед и приставил дуло к его виску.

- Спасибо, пап. Я надеялся, что ты меня найдешь. Я люблю тебя.

- Я тоже тебя люблю, сынок.

Боль пронзила живот Эдварда, когда скальпель глубоко вошел в его тело. Кровь и желчь хлынули из раны, когда Джейсон резким движением снизу вверх рассек ему внутренности до самой грудной клетки. Затем Джейсон схватил дуло дробовика и за долю секунды до выстрела отвел от своей головы. Заряд попал Арджунде прямо в грудь, разметав его внутренние органы по стенам помещения. Дробовик с лязгом упал на пол.

- Почему, сынок?

- Ты семнадцать лет наблюдал мои ежедневные страдания. Ты когда-нибудь задумывался, каково мне было? Ты не убил меня, потому что не хотел расстраивать маму. Поэтому ты позволил мне страдать. Я хочу, чтобы ты узнал, каково это.

Рана в животе была смертельной, но убьет его не сразу. У него будет несколько часов, чтобы испытать все те муки, которые Джейсон желал ему испытать перед смертью. Эдвард смотрел в глаза сыну, когда тот вытащил скальпель у него из живота и принялся кромсать ему лицо. В этих глазах не было ничего разумного или человеческого. Он никогда не понимал, как мальчик мог так долго терпеть такую боль. Врачи сказали Эдварду, что его сынок проживет не больше года. Но каким-то образом Джейсон дожил до семнадцати лет. Каждый год отнимал у него все больше человечности и делал его все менее похожим на окружающих его людей. Беспомощность Эдварда была отчасти связана с тем, что он никогда не мог понять своего собственного ребенка. Теперь он поймет. Теперь он, наконец, познает его боль.

КОНЕЦ

Локтионов А.В., перевод на русский язык

Table of Contents