Цикл

В сонном городке Тернер Фоллс, где живет немало богатых семей, в последнее время происходит что-то странное. В школе из-за непонятной вспышки агрессии ученик прямо на уроке убивает учителя. Потом начинают пропадать люди, появляются проблемы со связью, и, возможно, причину событий нужно искать в биолаборатории, находящейся неподалеку от города. Но никакого расследования не будет, ведь вскоре местные подростки неожиданно превратятся в одержимых кровью садистов, вместо телепередач и телефонных гудков раздастся сигнал, вгоняющий всех, кто его услышит, в кататонию, и чудом уцелевшей группе людей придется выживать, пытаясь выяснить, что же произошло. И нет, дело не в вирусе. И зомби тут тоже ни при чем. Все гораздо, гораздо хуже.

Джереми Роберт Джонсон
Цикл

И тем, кто поступал мудро и делал добро, несмотря ни на что

Человек, оказавшийся в плену своих страстей, свободным быть не может.

Напиши «Никаких правил» на водонапорной башне.

Выдержка из транскрипта 251-го эпизода /подкаста «Ночной Страж». Загружен 01.06.21 в 03:47

В очередной раз приветствую всех мыслителей, выпивох, фриков, гиков, курильщиков, шутников, блудников, борцов за свободу и всяких придурков, что не спят в такой ранний час. С вами снова «Ночной Страж» – единственный, у кого хватает храбрости сказать вам правду; единственный источник новостей, на который можно положиться как на спасательный круг подлинных фактов во все более неспокойном океане лжи под названием США.

Я знаю, что многие слушатели ждут продолжения дела Адама Колсона, а также хотят узнать, что же станет с военными преступниками, которые сейчас потягивают кайпиринью на песчаных пляжах Ипанемы, после внезапного любезного разрешения Бразилии об экстрадиции людей с двойным гражданством. К этому мы еще вернемся. Обещаю. Но прежде всего сегодня я хочу обратить внимание на парочку странных новостей, и для этого мне придется ненадолго вернуть нашу небольшую рубрику «Ну да, конечно».

Во-первых, мы обнаружили новую, еще более опасную скрытую функцию в телефонах, и все благодаря неудаляемому приложению очистки системы Moonlite, которое установлено практически на каждом устройстве независимо от производителя. Я понимаю, что наши постоянные слушатели никогда бы не стали носить в карманах этакую мечту Сталина, но, может, у нас есть новые слушатели, которые считают, что скрытые функции вряд ли используются правительством или корпорациями. Может быть, вы думаете: «За мной следить они не будут. И слушать тоже». И на это я отвечу…

Если хотите узнать, как ограничить доступ к этим функциям или выбрать чистое оборудование, не переключайтесь. В конце выпуска мы расскажем о надежных продуктах, одобренных «Ночным Стражем».

А сейчас новость будет довольно мрачная, про довольно подозрительные убийство и самоубийство. Послушайте внимательно, что пишут в «Обсервере», местной газете Тернер Фоллс, и скажите, есть ли в статье хоть капля смысла.

Мать и сын мертвы в результате убийства и самоубийства.

Тернер Фоллс, Орегон. Полиция расследует возможные убийство и самоубийство, в результате которого погибли молодой человек и его мать.

Офицеры полиции обнаружили погибших около восьми утра в субботу в квартале 1700 по Кенсингтон-авеню.

По сообщениям полиции, на 911 поступил звонок от обеспокоенной соседки, которая услышала звуки борьбы и решила проведать семью, но нашла лишь тела. Сотрудники экстренных служб констатировали смерть матери и сына на месте происшествия.

«Сейчас всем причастным к этому делу приходится тяжело, – прокомментировал сержант Билл Ремар из полиции Тернер Фоллс. – Мы рассматриваем это дело как убийство и самоубийство». Ремар отказался прокомментировать травмы и возможные причины смерти или раскрыть имена, пока идет расследование и о произошедшем не уведомлены ближайшие родственники.

Школьный округ Тернер Фоллс подтвердил, что молодой человек посещал среднюю школу Саммит-Ридж. Округ опубликовал заявление, в котором выразил сожаление о кончине одного из учеников.

Родственники семьи отказались давать какие-либо комментарии.

Обновлено: В субботу офис шерифа сообщил, что жертвами являлись семнадцатилетний Брэди Миллер и сорокадвухлетняя Джули Миллер, оба проживающие в Тернер Фоллс. У погибших остался живущий отдельно отец и муж Сэмюэл Миллер, руководитель отдела разработок местного производителя медицинских товаров IMTECH. Полиция не рассматривает его в качестве подозреваемого, и связаться с ним не удалось.

Обновлено/эксклюзив: «Обсерверу» удалось заполучить показания Констанс Лог – соседки, которая обнаружила покойных. Лог рассказала: «Я слышала крики, а потом хлопнула дверь машины. Собака Миллеров начала непрестанно лаять, чего раньше никогда не случалось. Мы хорошо общаемся, так что я пошла их проведать, а когда заметила, что входная дверь приоткрыта, то постучала, чтобы они знали, что я пришла. В коридоре было несколько чемоданов, и я чуть не упала, а еще заметила разбитую вазу с цветами рядом с дверью. И когда я это увидела, да еще и собака заливалась… У меня мурашки по спине побежали. Я поняла, что-то явно произошло. Затем я прошла в гостиную и увидела Брэди и Джули. Бедный мальчик… Лежал на диване с подушкой на лице. Джули – на полу рядом с ним, а на кофейном столике стояла пустая баночка из-под ее таблеток для сердца. Я сначала хотела их реанимировать, но, присмотревшись, поняла, что им уже не помочь. Я побежала обратно домой, заперла дверь и позвонила 911. И пока ждала, все пыталась найти разумное объяснение произошедшему, но не смогла. Джули обожала сына. И Сэм тоже. Даже после развода они считали его своим маленьким ангелом, это было видно. Сложно представить, что кто-то из них мог его хоть пальцем тронуть, и я… Они всегда хотели для него только лучшего. Бессмыслица какая-то. У меня просто сердце разрывается».

Вот, дорогие слушатели, что мы имеем. Понятно, что ситуация печальная и трагичная, и, на первый взгляд, наверное, все тут ясно. Можно предположить, что у матери был какой-то сложный период, – например, муж собрался взять на себя полную опеку сына, – она совсем потеряла рассудок, и вот результат. Так бывает. Серьезно. У всех есть свой предел.

Но… НО! Наши постоянные слушатели знают, что мы уже давно следим за Тернер Фоллс: с тех пор как половина компаний, занимающихся обработкой данных, одновременно решили построить свои крупнейшие офисы на окраинах маленького причудливого туристического горнолыжного городка. Если хотите подробностей, послушайте двести тридцать пятый эпизод… В городе нет ни специализированной рабочей силы, ни хороших природных условий для функционирования подобного бизнеса…А тут внезапно главные миллиардеры мира скупают недвижимость в пустыне. Что-то. Тут. Не сходится. Поэтому наши бдительные сотрудники из отдела расследований «Ночного Стража» уже изучают другие организации – точнее будет сказать, странности этого региона, в том числе и компанию Сэмюэля Миллера IMTECH. Дело явно пахнет керосином, и мы глубоко копаем, чтобы пролить свет на происходящее. Однако мы пока не готовы рассказать об этой ситуации подробнее, и я попрошу вас немного подождать, потому что мы, вымирающий вид под названием журналисты, привыкли полагаться на одну маленькую вещь – ФАКТЫ.

Да даже без всего этого, друзья, даже если бы не было никаких других причин с подозрением относиться к происшествию в Тернер Фоллс, – в этой статье столько всего может смутить, согласитесь?

У нас есть муж, живущий отдельно, который почему-то НЕ подозревается, хотя в таких случаях именно за мужа берутся в первую очередь. Что такого о нем знает полиция Тернер Фоллс, чего не знаем мы? У нас есть соседка, которая слышала звуки борьбы и хлопнувшую дверцу машины, что свидетельствует о присутствии третьих лиц на месте происшествия. У нас есть чемоданы на входе. Тут возникает резонный вопрос: зачем собираться в путешествие, если решила убить своего ребенка и себя? У нас есть сорокадвухлетняя женщина, которая повалила и задушила здорового семнадцатилетнего пацана, хотя соседка описала все так, будто он прилег на диван подремать, а не боролся за свою жизнь. А потом случилась передозировка препаратами для сердца, которые люди обычно для этой цели не выбирают – мы проверили, вы же нас знаете. Если смешать нитратные препараты с чем-то вроде виагры, тогда, конечно, сосуды расширятся так, что умрешь, но одними сердечными таблетками… очень маловероятно и нетипично. К тому же мы узнали, что убийцы, совершившие самоубийство, зачастую покидают комнату, где они кого-то прикончили, особенно если дело касается члена семьи. Считается, что на это их толкает раскаяние, и оно же приводит к самоубийству. Чаще всего убийцу находят на заднем дворе, а не прямо там, где они кого-то убили. Но тут мать рядом с сыном…

Можно списать все на безумие, психическое заболевание. Или на еще что-нибудь. Но когда на руках слишком много сомнительных фактов, а также возможный преступник, с которого так удобно сняли обвинения, начинаешь задумываться… И, имея многолетний опыт в этом деле, я могу сказать, что у подобной бессмыслицы есть свои закономерности: с одной стороны, у нас международные корпорации, а с другой – такие вот странные, просто неправильные смерти, и пардон за мой французский, но они точно, мать вашу, связаны. В таких случаях надо закупаться кучей кнопок, чтобы все зацепки расследования удалось на пробковую доску прикрепить.

Поэтому, когда я услышал про этот инцидент и компании, наводняющие Тернер Фоллс, я задался вопросом: неужели это случайная трагедия, вызванная искаженным разумом? Или же тут началось что-то похуже? Мне стоит приготовить еще больше пробковых досок для того, что будет дальше?

Знаю, друзья, звучит отвратительно, но со временем понимаешь, что насмотрелся слишком многого. Слишком много узнал. Если честно… В какой-то момент начинаешь немного сходить с ума и уже хочешь конкретно ошибиться, но оказываешься прав – и это больно. Поэтому я хочу верить, что произошедшее – нелепая случайность. Хочу верить, что эти крупные компании ставят в приоритет интересы людей. Как знать, может, они создадут прекрасные симбиотические отношения, и рабочие места, и деньги будут сыпаться с неба как манна, и корпоративные благотворители принесут новый золотой век мира и процветания.

Звучит неплохо, а, друзья? Но я прямо вижу, как вы сейчас качаете головами, и я знаю, о чем вы думаете…

Часть I
Вектор / введение

Глава 1
Заслуживающий внимания инцидент

Люси написала «Гребаные животные!» на листе блокнота и вокруг слов нарисовала стрелки во все направления.

Она хотела вырвать страницу и сунуть ее Бакету, но их разделяло два ряда после того, как они похихикали над абсурдными отфотошопленными фотографиями на телефоне Бакета и мистер Чемберс их услышал.

С каждой неделей Люси все больше скучала по Бакету. Они были единственными смуглыми учениками в классе – а во всей школе их было всего четыре – и его близость успокаивала. Без него она чувствовала, будто ее… изучают. Бакет никогда бы не тронул ее волосы, не сказал, что «завидует ее загару», или, что еще хуже, не назвал ее внешность «экзотической», отчего она чувствовала себя зверьком в зоопарке.

Но сейчас он сидел в другом конце класса, уткнувшись лицом в учебник, а она была одна и жалела, что вообще смеялась над фотографией Уилфорда Бримли, едущего верхом на морской корове в ретроковбойский закат с криками о «му-у-учном». Более глупой причины потерять доступ к лучшему другу и придумать было нельзя.

Честно говоря, из-за нее они могли серьезно попасть. Если бы мистер Чемберс полистал изображения Бакета вместо того, чтобы выключить телефон и положить его на свой стол, то нашел бы десятки скриншотов из лесбийского порно, на которые Бакет налепил себя: на одних он с энтузиазмом показывал большие пальцы; на других попивал чашку чая, выставляя мизинец, или невозмутимо располагался меж двух женщин, которые собирались, согласно описанию видео, «учить друг друга целоваться».

Бакет утверждал, что его одержимость подобными видео пошла от «девушки-модели из Калифорнии, которая играла на две команды», однако Люси ему не верила. Но хотела понять, почему же Бакету это интересно. Она даже попыталась посмотреть одно видео с его любимого сайта – под названием «непростососеди» – но поняла, что увиденное ее никак не впечатлило. Весь оставшийся день она грустила в надежде, что в голове щелкнет переключатель и ей начнут нравиться девушки. Почему-то казалось, так будет проще, особенно потом, в колледже, когда все наглые сучки средней школы Спринг Мидоу останутся далеко-далеко позади.

Но нет. Ночью, когда она терлась о подушку, она думала об огромных руках Нейта Карвера, его широкой спине и идеальной улыбке. Что хуже всего, Нейт был одним из них: он жил на Брауэр Бьютт в доме настолько большом и высоком, что кружилась голова, и, как у большинства других богатых детей в городе, оба его родителя работали в больнице Сент-Эндрюс – единственном в Тернер Фоллс месте, помимо IMTECH, где платили хорошие деньги. По крайней мере, до того, как открыли дата-центры. Именно на больничные зарплаты Нейту купили совершенно новую машину на шестнадцатилетие. На баскетбольную площадку он выходит в обуви, сделанной на заказ, и хвастается, что ее застраховали сразу после покупки. Его брат учится в Гарварде, и Нейт утверждал, что тоже будет туда поступать. Еще говорил, что на мемориальной доске в библиотеке – имя его дедушки. «Да я просто красавчик».

Люси знала по меньшей мере двадцать ребят, которые были умнее Нейта, но они родились в небогатых семьях, и никто из них точно не называл бы себя «просто красавчиком». Поэтому при мысли о Нейте Люси испытывала два совершенно разных желания одновременно: чтобы он навалился на нее своим прекрасным телом и чтобы это прекрасное тело было полностью уничтожено взрывом после столкновения его модной новой машины и телефонного столба.

Люси попыталась сосредоточиться на мистере Чемберсе у доски, но его глухое бормотание о каких-то там частных производных прервал Бен Брумке: он смачно отрыгнул, и все вокруг него на задних партах поморщились и закрыли носы рукавами, предвкушая вонь домашних протеиновых коктейлей Бена. Бакет все никак не мог отучиться выражать свои мысли вслух, и сразу сказал: «Брумке снова ел сбитых животных», – и кто-то в классе даже засмеялся. Но затем Бен бросил в Бакета ручку и ответил: «Заткнись, Песочек», – а мистер Чемберс прокашлялся, и все поняли, что нужно успокоиться, иначе придется слушать выговор.

Половина школы называла Бакета Песочком с тех пор, как узнали, что он приехал в Штаты из Пакистана, и все понимали, что на самом деле имеется в виду. Люси тоже получала свой ушат грязи: и «сопля», и «вали обратно в Мексику», и «тако-сучка», и «ослоебка», – со временем она решила никому не говорить, что вообще-то она из Перу. Ей казалось, что никто не заслуживает знать о ней правду, и вдобавок уже представляла шуточки про Паддингтона. Более того, она не хотела, чтобы кто-то выяснил, почему ее вообще удочерили Хендерсоны. Люси Хендерсон и так было несладко, а каково будет Люсии Альварес, особенно если кто-то узнает, что сделали ее биологические родители, – одному Богу известно…

Люси оглянулась на Бакета. Тот едва сдерживал гнев. На второй год старшей школы все было настолько плохо, что им обоим пришлось надевать на ночь капы, чтобы не стереть себе все зубы. Вот и сейчас Бакет сжимал челюсть, а вцепившиеся в парту пальцы побелели. Он встретился с ней взглядом, и Люси постаралась беззвучно, одним только лицом, послать ему сообщение.

Так будет не всегда. Еще год, и мы оба навечно покинем этот захолустный деревенский городишко.

Попрощаемся с Тернер Фоллс, штат Орегон, через зеркало заднего вида. Покажем всем средний палец, когда уедем.

Бакет перевел дыхание. Ослабил мертвую хватку на парте.

Мистер Чемберс почувствовал висящее напряжение и повернулся к классу.

– Знаю, в конце учебного года трудно сосредоточиться, но нам нужно разобрать последнюю главу до экзамена в четверг, и будете свободны. Так что давайте сведем оскорбления к минимуму, мистер Брумке.

– И к вам это тоже относится, мистер Марвани.

Затем в классе наступило затишье. Минутная суета сошла на нет, мистер Чемберс продолжал повторять монотонным голосом волшебные термины, их все ученики должны были запомнить

для экзамена, а скудная, устаревшая система охлаждения продолжала изо всех сил бороться с жаром пустыни, из-за которого большое бежевое кирпичное здание школы превратилось в печь. На мгновение классная комната погрузилась в сонный покой.

Все было настолько тихо, что никто еще несколько минут не замечал, как Крис Кармайкл дергается за партой.

Джейк Бернхардт сидел прямо за Крисом, в середине ряда.

Семья Криса жила в удаленном районе Каскейд Вудс – скоплении ветхих промышленных домов и трейлеров, печально известном взрывами в лабораториях по производству метамфетамина. Лишний раз колесить по Каскейд Вудс не стоило, иначе какой-нибудь придурок наркоша мог выстрелом из ружья начинить тебе задницу каменной солью (или еще чего похуже: ходили слухи, что в этой глуши закопана куча тел).

Семья Джейка была родом из Брауэр Бьютт, и в собственности у них было столько земли, что на заднем дворе они построили сложную гоночную трассу, чтобы Джейк мог гонять автомобили на дистанционном управлении. В доме можно было спрыгнуть с крыши за окном его комнаты прямиком в самое глубокое место бассейна, ну, или не попасть и сломать лодыжку, как Брэдли Ингленд, и пропустить весь футбольный сезон.

Поэтому, понятное дело, Джейк очень интересовался Крисом. Легче цели для насмешек и не придумаешь.

Крис не моется неделями. Джейк зажимает нос и притворяется, что теряет сознание. «Кто-то забыл вынести мусор!»

Крис носит одну и ту же рубашку, пока та не протрется до дыр. Джейк бросает монетки в дырку на спине и жестами сообщает о забитом голе.

Отец Криса попадает в окружную тюрьму по обвинению в мелкой краже. Неделю спустя Джейк спрашивает, какие у Криса планы на День отца.

Люси никогда не смеялась, но часто просто молчала. Жестокость Джейка – словно прожектор, ловить его свет ой как не стоило: однажды она сказала Джейку оставить Криса в покое, и все закончилось тем, что после урока он выбил тетради из ее рук, и конспекты по истории разлетелись по коридору. Когда она опустилась на четвереньки, чтобы собрать их, он сказал: «Приберись тут, Сопля. Хоть опыта наберешься перед тем, как будешь работать у меня дома».

После шуток он давал другим пять. Смеялся ли Нейт Карвер? Люси притворялась, что не видит этого.

И вот Джейк взялся за старое: поднял руки и затряс безвольными запястьями, имитируя движения Криса. Его дружки захихикали. Джейк наклонил голову к парте и притворился, что занюхнул дорожку, затем откинулся на спинку стула и стал дрожать еще сильнее. Смех стал громче.

Мистер Чемберс повернулся к классу, и хохот оборвался. На лице учителя было написано что-то вроде: «Пожалуйста, мне осталось терпеть вас совсем немного. Побудьте хоть чуточку адекватными. Давайте закончим уже урок, чтобы я мог уйти на летние каникулы и видеть только некоторых из вас на курсах вождения».

Что-то в дальнем углу привлекло внимание Чемберса.

– Мисс Дюфрен, выключайте свой телефон, или же он проведет остаток урока на моем столе.

Толстые пальцы Пэтти Дюфрен летали по экрану, на лице ее застыло озабоченное выражение. Чемберс подошел ближе и повторил погромче.

Чемберс подошел и вытянул ладонь прямо между лицом Пэтти и телефоном.

– Отдайте мне телефон. Получите обратно после звонка.

Пэтти помедлила, успела выключить телефон, а затем передала его мистеру Чемберсу с обиженным хныканьем. Глазами она проводила устройство до самого учительского стола.

Чемберс нацарапал еще несколько примеров задач на доске, выстукивая мелом ритм как робот. Звук был громким и непрерывным, но Люси отвлек другой шум: заскрипел стол Криса Кармайкла. Почему-то вспомнилось, как она поехала в Сан-Диего вместе с Хендерсонами навестить свою «тетю» Молли. На полпути они заселились в отель «Супер 8», и их соседи устроили эпичный сеанс секса. Люси помнила, как смутились ее опекуны Билл и Кэрол, но в основном она помнила, как равномерно и быстро скрипели пружины и что женщина, казалось, стонала не от удовольствия, а чтобы скоротать время, пока мужчина наконец не перестал двигаться.

По правде говоря, тогда Люси посчитала ситуацию довольно забавной, и скрип стола Криса Кармайкла ее развеселил.

Она собралась рассмеяться, но тут увидела, как двигается тело Криса.

Его узкое тело ссутулилось и навалилось на металлическую трубу, что шла от стула к столу. Люси наклонилась вперед и увидела тонкую струйку слюны, свисающую из уголка рта Криса. Выступивший у него на лбу пот просачивался сквозь сальные черные пряди. Левая икра дергалась туда-сюда, в то время как ступню он так сильно прижимал к кафельному полу, что скрипела подошва.

Он будто… с чем-то боролся. Словно пытался заставить себя не вставать из-за стола.

Наконец мистер Чемберс все услышал, обернулся и посмотрел на Криса.

И тут голова Криса откинулась назад, он уставился в потолок и закричал:

– Ты обещала удалить фотографию. Хватит быть такой сукой!

– Почему я на это смотрю? Где я? Перестаньте! – А затем он затих, но спазмы усилились, и парта начала раскачиваться, то поднимаясь, то ударяясь об пол. Он повернул голову, в расширившихся глазах плескалась паника, будто он пытался что-то разглядеть в темноте.

Люси была на сто процентов уверена, что у Криса глаза карие, но теперь они были голубыми и слезились. Люси не понимала, как такое может быть, но мысль эта оборвалась, когда спина и колени Криса хрустнули так громко, что звук эхом отразился от потолочной плитки. Люси вздрогнула, представив, как себя чувствует Кармайкл, пока его суставы двигаются и щелкают и он не в силах их остановить.

– Нужно подождать, пока он успокоится. Главное – следить, чтобы он не причинил себе вреда. Меган, беги в канцелярию и скажи, чтобы звонили 911.

Затем учитель склонился над дрожащим телом Криса и дребезжащим столом.

– Надо уложить его на ровную и устойчивую поверхность. Джейк и Майкл, берите за ноги, а я под плечи.

– Крис, ты меня слышишь? Тебя нужно подвинуть.

Он обхватил ладонями шею Кармайкла. В этот момент Люси решила, что, похоже, уснула на уроке, потому что явно услышала, как из-под волос Криса раздался визг, и мистер Чемберс отступил с окровавленной рукой, закричав:

А потом тупой, жестокий Джейк, который никогда не мог адекватно оценить ситуацию, пошутил еще разок. Он обернулся к задним партам и сказал:

– Крис дрожит сильнее, чем вибратор его мамы!

Но никто не засмеялся. Даже его победный смешок оборвался через несколько секунд, потому что Крис вскочил на ноги и прыгнул на Джейка, пригвоздив его к месту, и, несмотря на продолжающуюся серию судорог, Кармайклу удалось поднять правую руку и надавить большим пальцем прямо на левый глаз Джейка.

Словно в кошмаре Люси видела, как мистер Чемберс боится вмешаться, но кричит «Крис, встань с него сейчас же, или мне придется доложить на тебя!», будто школьные правила могли хоть как-то урегулировать происходящее; как Джейк взвизгнул, словно свинья на скотобойне, из уголка его глаза потекла кровь, и он попытался отбиться от Криса; как глаза у того закатились, его губы зашевелились, и ровный, безэмоциональный голос сказал: «Отказ протокола блокировки. Группа отправлена».

Мистер Чемберс, казалось, не понимал, откуда доносится голос: он повернулся к двери класса, ожидая, что кто-то придет и наведет порядок. Через несколько секунд он, должно быть, понял, что эта задача выпала на его долю, поэтому бросился к своему столу, вытащил черный перцовый баллончик и сказал:

– Прекрати сейчас же, Крис! Остановись, или я распылю газ!

Даже если Крис его и слышал, то не обратил внимания, лишь вдавил большой палец еще глубже в череп противника. Звуки, издаваемые Джейком, точно будут преследовать всех в кошмарах.

Мистер Чемберс сделал шаг к мальчикам и прыснул Крису баллончиком в глаза, а затем прямо в рот.

Вот тогда Кармайкл обратил на мистера Чемберса внимание.

Он отпустил съежившегося, кричащего Джейка и встал. Кровь закапала с большого пальца на плитку. Никто не смел двинуться с места, все только кашляли, пытаясь подавить рвотные позывы и дышать через сложенные толстовки или рукава. У двери в класс собралась толпа: кто-то снимал все на камеру, а кто-то убежал, стоило им увидеть трясущееся от глубокого шока тело Джейка.

Крис выпрямился и посмотрел на мистера Чемберса, затем на свою красную мокрую руку.

– Помогло. То, что я сейчас сделал. И то, что сделали вы. Сигнал…

Его голос начал затихать: дыхательные пути сокращались от перцовой смеси. Крис покачал головой и закашлялся. Он моргнул. Его веки ужасно опухли.

– Все не так плохо, мистер Чемберс. Они сказали, что я буду умнее, но они солгали. И маме солгали. Но вы… вы правда помогли мне. После стольких лет.

Затем Крис нагнулся – его движения наконец-то стали плавными – и схватил с пола книгу по введению в матанализ. Он поднял толстый учебник с острыми углами ярко-красной рукой.

Затем Кармайкл сделал два быстрых шага к доске, замахнулся и ударил учебником прямо в лицо учителя.

Ноги мистера Чемберса подкосились. Он рухнул на пол как тряпичная кукла, а Крис запрыгнул на него, высоко подняв книгу над головой, и повернулся к классу.

– Вот как от этого избавиться. Это реальность.

Он снова нанес удар учебником, на этот раз держал его двумя руками. Раздался хруст.

– Сначала я видел все – это было слишком, – но теперь я здесь.

Еще один удар. На этот раз от взмаха белый кафельный потолок забрызгало крошечными красными каплями. Что-то пульсировало на затылке Криса, когда волосы упали ему на лицо, – в этом Люси могла поклясться.

Еще удар. Мистер Чемберс дергал руками, словно рыба, выброшенная на берег, его обручальное кольцо звякало о плитку, а стоны глушил звук булькающей крови.

А потом у Люси перед глазами поплыли маленькие сверкающие звездочки, и она опустилась на парту, не желая терять сознание, поскольку в классе происходило убийство, а еще она не могла дышать от перцового запаха, и было слишком поздно запирать двери, выключать свет и прятаться. Она не знала, что ей, черт возьми, следует делать. На секунду у нее возникло желание вскочить из-за стола и усмирить Криса или сбить его с мистера Чемберса, но все происходило слишком быстро.

Из коридора донеслись мужские голоса. Что-то вкатилось в класс и замерло рядом с ужасно тихим и неподвижным телом мистера Чемберса, но Крис даже не остановился и не заметил, что от предмета исходит фиолетовый дым, так как все еще размахивал книгой.

«У него ведь руки все в крови – как только книга не выскальзывает?»

По непонятной причине Люси ощутила укол вины за эту мысль, но тут же отвлеклась на запах ядовитого фиолетового дыма, внезапный громовой раскат перестрелки где-то рядом, а затем на лицо Криса, съезжающее с головы и с хлопком ударяющееся о грудную клетку.

В воздухе висел злотворный запах перцовки, пороха и разбрызганной крови.

Тело Криса содрогнулось в последний раз и рухнуло на мистера Чемберса.

Он стал для Люси последней каплей. Где-то в далекой части сознания родилась мысль: «Урок окончен», потом все перекрыл белый шум, а затем пришла пустота.

Глава 2
Попытки побега

В другом конце комнаты на комоде зазвенел будильник, и Люси проснулась, предвкушая очередной день притворства.

«Да, мне интересно, будет на завтрак свежая черника или нет. Простые удовольствия тоже важны! Где бы мы были без маленьких радостей?!»

«Нет, не хочу идти на прием к доктору Нильсен. И я точно не утаиваю от нее никаких подробностей о том самом дне, чтобы она не упекла меня в психушку».

«Нет, мне не снился сон, в котором я запостила фотографию взрывающегося лица Криса Кармайкла в своем профиле, а затем опустила телефон между ног и наслаждалась вибрацией нескончаемых уведомлений. Ведь это значит, со мной что-то не так, верно? А у меня все отлично!»

«Да, думаю, закончить школу все же надо, и, да, было бы неплохо ее сменить. Но разве Нильсен не говорила, что мне нужно все переварить в своем темпе? Спасибо за ваше терпение. Спасибо, что каждый день высказываете слова поддержки! Да, мы должны пережить этот сложный период вместе».

«Нет, у меня нет никаких суицидальных мыслей или мыслей, как навредить себе. Можете не сомневаться, со мной все будет хорошо».

Люси понимала: Хендерсоны любят ее, потому так себя и ведут. Она понимала: ей очень повезло, что в ее жизни есть Билл и Кэрол, и что они боялись, как бы она снова не скатилась в кататонию, как тогда, когда они только усыновили ее ребенком после трагедии в Перу.

И тем не менее после «инцидента» их любовь, бывало, ощущалась как гребаный свинцовый фартук на груди и их треклятая сердечная забота и защита удушали.

Днем она написала Бакету: «Умираю. Билл и Кэрол обращаются со мной как с олененком. Пожалуйста, приезжай. Съездим в „Эксчейндж“».

Семья Марвани не бедствовала. У отца Бакета была собственная дерматологическая клиника, а мать работала ассистентом стоматолога. Не совсем уровень Сент-Эндрюса или IMTECH, но голод им не грозил. Они могли бы наскрести достаточно наличных на старый подержанный седан для сына, но хотели, чтобы он сам заработал деньги, поэтому Бакет работал неполный рабочий день в магазине «Калбертсон». По этой причине от него всегда пахло свежеиспеченным хлебом, когда он приезжал за Люси.

Она плюхнулась на переднее сиденье и сделала глубокий вдох.

– Это ж все хрень. Они даже не пекут ничего. Просто вкачивают ароматизаторы, чтобы все думали, будто хлеб свежий.

– Плевать. – Словно собака, идущая по следу, Люси принюхивалась к Бакету, придвигаясь все ближе и ближе. – Как же вкусно, мать твою!

– Я аж проголодалась. Может, захватим пару огромных кренделей по пути в «Эксчейндж»?

– Ладно, остановимся, но я ничего брать не буду.

– Ага. Я вроде ем, но голода не чувствую. И нервы еще… понимаешь?

Бакет кивнул и прибавил громкость магнитолы. Басы хлынули из багажника и заглушили все плохие мысли. Текст песни был неразборчивым, не считая заавтотюненной строчки «Натри киску коксом, пусть немеет задница». Музыка ударяла куда надо, в глупую, отмершую часть сознания, и Люси впервые за день улыбнулась по-настоящему.

– Ага. Купим крендели в торговом центре или сходишь в магазин на углу?

Люси подумала, кто может болтаться в торговом центре. Вероятно, друзья Криса Кармайкла. Или друзья Брэди Миллера. Люси почти никого не знала из района Саммит Ридж, но знаковая трагедия случилась сначала у них, и они устроили службу со свечками, чтобы почтить память одноклассника. По основной версии, его убила собственная мать, отчего на Люси накатывали сильные чувства и она решила полностью игнорировать новости об этом преступлении. Даже если удастся избежать встречи с людьми, непосредственно связанными с произошедшим в школе ужасом, в торговом центре точно будут другие ученики, и Люси представляла, как они будут разыгрывать интерес, лишь бы подробнее расспросить ее о том, что произошло в классе мистера Чемберса.

Я не могу отвечать на эти вопросы. И не хочу. Я даже не уверена, что вообще видела.

Доктор Нильсен рассказывала, как адреналин влияет на память и как правда со временем может всплыть на поверхность и вернуться на свое место; а то, что Люси, как ей кажется, видела, – всего лишь галлюцинации, заполняющие пробелы, пока не вернутся истинные воспоминания.

Но ведь на задней части шеи Криса что-то было, правда?

Спросить Бакета, что он видел, у нее не хватало смелости.

Хватит. Хватит думать. И в торговый центр ни ногой.

– Давай в магазин на углу. И сделай музыку погромче.

– Оставь кондей, сучка. Хочу вдыхать твой безумно вкусный запах хлеба.

Она снова принюхалась к нему, закрыв глаза и втянув в себя максимум воздуха. Затем оба рассмеялись, разделив крошечный, далекий от кошмарной реальности счастливый момент.

«Эксчейндж» был классным, потому что туда никто не ходил. Музыкальные магазины потихоньку превращались в музеи. Клиентура состояла из людей не в ладах с компьютерами, тех, кто все еще пользовался компакт-дисками, хипстеров, ди-джеев и старперов, поклоняющихся алтарю винила.

Люси нравилось медленно просматривать ряды пластинок в тихом затхлом помещении.

А Бакету нравилась двадцатипятилетняя продавщица по имени Тони, которая, по слухам, также подрабатывала стриптизершей в «Котельной». Ее тело покрывали татуировки, у нее были ярко-фиолетовые волосы и большие голубые глаза, и однажды она даже спросила Бакета, как на самом деле его зовут.

– Не говори, что Бакет – твое настоящее имя, – сказала она. – Что это за имя такое, Бакет?

– Ладно, слушай… Я знаю, что оно ненастоящее. Прямо чувствую. У меня тоже несколько имен. Давай так. Сначала я скажу тебе свои имена, а ты скажешь мне свои. Как тебе идея?

Бакет прищурился. Люси впечатлило, как он устоял перед чарами Тони.

– На самом деле у меня три имени. Тони. Так меня все называют. Еще есть имя, данное родителями, Антуанетта – охеренно изысканное, только для особых случаев.

Настала очередь Бакета наклониться. Стоило ей выругаться, и он уже покорен. Она говорила с ним как со взрослым. Ему это нравилось.

– Есть и третье имя. Я использую его только в одном месте. – Бакет приподнял брови. Люси знала, о чем он думал. Слухи оказались правдой! Тони правда стриптизерша! – Никому не рассказывай, но иногда я представляюсь Эмити.

– Погоди… Эмити? Типа, как в фильме «Челюсти»?

– Ну, взяла я его не оттуда, но да. Мне оно нравится, потому что клиенты считают его классным, но настоящая причина – его значение.

– Да. Вот в чем на самом деле заключается моя другая работа. Клиенты приходят с определенной целью и, собственно, получают, чего хотят, но не понимают, что я на самом деле им даю. Им хочется услышать: «Я рядом, и я не отвернусь от тебя. Ты можешь мне доверять. Я тебя выслушаю. Я буду смотреть на тебя, потому что ты важен. Я – твой друг». Люди одиноки, понимаешь?

Люси взглянула на щенячье выражение Бакета и решила, что эта женщина заслуживает, чтобы ее называли изысканным именем вроде Антуанетты.

– Вот такие у меня имена. Теперь твоя очередь.

– Ладно. На самом деле история не очень интересная. Меня зовут Бахит. Просто Бахит.

– Бахит. Мне нравится. Звучит, как бы сказать, экзотично.

Люси взбесилась. Экзотично. Постоянно слышишь это гребаное «экзотично». А на родине у него это вполне распространенное имя.

Бакет улыбнулся, не в силах противиться шарму Тони.

– Рассказывай давай! В магазин три часа никто не заходил. У магазинного кота гребаный диабет. Он просто валяется весь день. – Тони указала на тушку полосатого кота, свернувшегося в клубок на одной из витрин. – Пожалуйста, расскажи что-нибудь интересное.

– Ладно. Так меня называл мой младший брат Далир, когда мы жили в Пакистане. Он все не мог правильно выговорить Бахит. Ходил за мной хвостиком и повторял: «Бакет! Бакет!» – и мы все смеялись.

Люси заметила, как на лице Бакета что-то промелькнуло. Возможно, он вспомнил, что она тоже слушает, или осознал, что собирается поделиться прошлым, которое старался похоронить глубоко внутри.

– Мой младший брат, он, э-э, умер. Подхватил какую-то лихорадку, у него отключился мозг… И после этого родители долго грустили. Мы почти не разговаривали. А потом они очухались и решили, что нам нужно переехать подальше от… всего, наверное. Так мы и оказались в Калифорнии, а потом в Орегоне. И как только сюда приехали, я заметил, что они стали звать меня Бакет. Сначала меня это сильно раздражало, но позже я вроде как понял, что это… Ну, знаешь, будто у меня что-то осталось от младшего брата. Так что теперь я не против.

– Да ладно, случилось и случилось. – Бакет попытался разрядить обстановку. – Тем более с таким именем жить намного легче. Теперь по буквам надо проговаривать только Марвани, когда куда-то звоню. А вот Бакет все сразу понимают.

И в тот день Люси узнала о Бакете больше, чем за два года дружбы. Она подумала, что ФБР стоит нанимать стриптизерш для проведения допросов.

Но на этот раз в магазине работала не Тони. Люси заметила, как Бакет осмотрел магазин и на его лице отразилось разочарование. Кот диабетик? На месте. Ряды пыльных старых альбомов? На месте. Женщина, на которой он планировал жениться? Отсутствует. За кассой стоял Иуда – нормальный парень, от которого всегда пахло пивом и сигаретами. Его всегда можно было расспросить про нашивки на джинсовой куртке, но все же… Тони/Антуанетты/Эмити не было.

Плюс, судя по вкусу кренделя из магазина, тот лежал на вращающейся стойке со времен пирамид, так что вылазка из дома для Люси пока что не задалась.

По крайней мере, не вижу вечно озабоченных лиц. По крайней мере, не надо отвечать на тщательно сформулированные вопросы, призванные помочь мне вступить на путь к исцелению.

Когда тебя воспитывают два конченых алкоголика, у тебя развивается аллергия на заботу. Люси нравилось в себе эта особенность, но она сильно противоречила родительским инстинктам Хендерсонов.

Люси выбросила дерьмовый крендель в мусорное ведро, оставив маленький кусочек, который предложила магазинному коту. Тот открыл глаз, похлопал лапой по куску кренделя, лизнул подношение, а затем снова впал в диабетический ступор.

Настало время отключиться от реальности и покопаться в виниловых пластинках, спокойно дышать через нос, хихикать над случайными обложками альбомов и даже доставать самые забавные, чтобы Бакет тоже их оценил. Бакет болтался без дела: она видела, как он поглядывал на входную дверь, ожидая Тони, но та так и не пришла.

Люси задавалась вопросом, с кем была Тони в этот момент. И что значило для клиентов ее имя.

Она снова взглянула на Бакета. Он поймал ее взгляд и притворился, что просматривает стенд с кучей грязных старых комиксов. Но через несколько мгновений его взгляд снова скользнул в сторону двери.

Через час Люси наконец почувствовала, как впервые за долгое время расслабились плечи. Прикрепленные к стене коврики отпружинили, когда она провела по ним пальцами, и Люси испытала внезапную тоску по лесам рядом с местом, где родилась, по грубой коре деревьев и тому, как та царапала кожу рук и как от этого контакта она чувствовала себя открытой миру и живой. Люси закрыла глаза и попыталась вспомнить запах места, которое считала домом, пока не пришли власти, забрали ее и поместили в приют, а также внесли ее имя и фотографию в базу данных для усыновления.

Но все было бесполезно. То место и все хорошее вместе с ним казалось давно потерянным. Теперь она живет в новом мире, полном острых, хрупких, липких можжевеловых деревьев и холодных пустынных ночей, наполненных воздухом таким же пустым и подлым, как лица белых мальчиков, которые одновременно смеялись над ней и вожделели ее. В мире, где полно детей без гроша в кармане и детей со всеми деньгами мира – а еще попадаются парни, которые орудуют окровавленным учебником и болтают о сигналах в мозге.

Все равно уже пора уходить. Бакету утром на работу в «Калбертсон». Хендерсоны хотели, чтобы Люси сходила на сеанс к какому-нибудь психотерапевту, хотя она сказала им, что все в порядке.

«Я доверяю тебе, Люси, но мне трудно поверить, что с тобой все в порядке».

Вдобавок к навязчивой чуши о горе, ходили слухи, что округ решил не отменять три последних дня обучения, несмотря на трагедии в школах. По слухам, некоторые влиятельные родители потребовали, чтобы церемония вручения дипломов все-таки состоялась. Если это правда, то, значит, Люси и Бакету придется доделать домашнюю работу.

Она представила, как сидит на кухне и решает дифференциальные уравнения.

«К черту оценки, – подумала она. – Пусть сделают поблажку».

Бакет стоял у прилавка с Иудой и шутил, что купит для своей машины наклейку с надписью «Настоящий жеребец».

– Конечно. Если бы я правдивую наклейку лепил, то взял бы с надписью «Двадцатипятисантиметровый кискоразрушитель». А эта не такая прямолинейная, но девушки все равно будут знать, что я, так сказать, опытный специалист.

– Не буду сильно хвастаться. И вообще это не твое дело. Но что могу сказать: девушка у меня была в Калифорнии…

– Не обращай на нее внимания. Так вот, в Калифорнии я с такой девушкой встречался, пока родители не перевезли меня в этот дерьмовый город. Без обид.

– В общем, моя девушка работала моделью. Очень красивая была, но такая худая. Понимаешь?

– И с моим агрегатом ей было сложно. В детали не буду вдаваться, я ж все-таки джентльмен, но скажу одно: приходилось ее на четыре пальца растягивать, прежде чем в нее влезало.

Иуда засмеялся и покачал головой. Люси не могла понять, почему мальчики мгновенно теряли IQ, стоило им заговорить о сексе.

– Так что вот, – сказал Бакет, – куплю лучше эту наклейку.

– Бери, приятель. За счет заведения. – Иуда вытащил наклейку из-под стекла и отдал ее Бакету. – Запишу на свой счет.

– Без проблем, мелкий. Я твои сказки готов весь день слушать.

– Да и вы вроде хорошие ребята. Не то что мелкие ублюдки из Брауэр Бьютт. Такую херню творят. Воруют, хотя деньги у них есть. К коту пристают. Гады. Ты даже не представляешь, что они Тони говорят.

Люси сразу вспомнила клички и жесты, которые они с Бакетом регулярно терпели – как легко мальчики выкрикивали в лицо «ослоебка» и «латиноска», – и опустила глаза в пол. Затем посмотрела на Бакета: тот стиснул зубы.

– Что же… Наверное, все-таки представляете, да? Ничего не меняется. В моем детстве то же дерьмо случалось. Пацаны другие, поведение то же. Я жил за Вестерхаусом, так что вы уже примерно понимаете, как я рос и смотрел на богатых детей, представлял, что у меня есть все то, что есть у них – возможности, минимум забот, – и так завидовал. Потом стал продавать травку, и парни взяли меня в свою тусовку. Машины у них крутые были. Когда с ними катался, мне тоже девушки иногда перепадали. Но мне с ними было неспокойно. Мне они какими-то… странными казались.

– Как будто они в любой момент могли стать жестокими? – спросила Люси. Пару раз она пыталась подружиться с подростками из Брауэр Бьютт, но всегда чувствовала себя либо аксессуаром – «цветной подругой» – либо диковинкой, жучком, которого изучали, пока не надоест, под увеличительным стеклом, а потом от скуки отрывали крылья.

– Ага. Иногда они и правда были жестокими. Как-то вечером я возвращался с их компанией с вечеринки в Рок Фоллс, и Джастин Норрис увидел кота. Явно уличного: ребра прям выпирали. Джастин сел на корточки, начал подзывать кота и протянул руку, будто у него еда была, а другие парни, ну, шутить начали: «Джастин хочет киску». И подобное. Вот, наконец, кот как бы подходит, но осторожно. Он очень голодный. И стоило ему подойти совсем близко, как Джастин схватил его сзади за шкирку, поднял, а потом как пнул его со всей силы куда подальше.

– Ага. Я слышал, как кот взвыл, когда врезался в дерево, а парни кричали: «Черт возьми, Норрис!» и «Господи!». И смеялись. В основном все смеялись. Вот это просто самое ужасное. Будто они загорелись и наконец-то что-то почувствовали. И все же я уловил что-то еще. Думаю, они тоже немного испугались. Им всегда было просто скучно. Я-то работал, о жизни беспокоился, мне скучать было некогда… А эти ребята… Помню, однажды Тодд заглянул в набитый едой холодильник у себя в гараже, простонал и сказал: «Одно говно. Ненавижу».

Люси взглянула на Бакета, пытаясь без слов выразить: «У чувака проблемы с головой».

Но Бакет даже не взглянул на нее. Вместо этого спросил:

– Мы слышали, как он пищит у дерева. Помню, Тодд сказал: «Да ты просто расхерачил эту киску, Норрис!», – а потом мы зачем-то пошли смотреть. Кот был весь переломан. Задняя лапа согнулась в обратную сторону, кость торчала наружу. Из пасти текла кровь. Я сразу схватил ближайший камень, опустился и прикончил его. Быстро и резко. Одним ударом. Убеждал себя, что спасаю кота от большей боли. А то потом пришли бы койоты. Но на самом деле нутром чуял, что парни с котом еще не закончили. И дальше будет хуже.

Люси представила, как менялись лица парней, стоило им собраться в группу. С девушками тоже такое бывало. В группе все как костяшки домино: стоит одному пасть, как остальные портятся следом.

– Вот так вот. После этого я с ними больше не гулял. Думал на следующий день сообщить в полицию, но родители всегда учили держаться от полицейских подальше, да к тому же отец Джастина – крупный бизнесмен, ему принадлежит бо`льшая часть фабрики патронов. А пацаны все равно свалили бы все на меня. «Иуда психанул и убил кошку». А против их слов мои что-то значат?

– Но самое странное – я с Джастином в городе вижусь. Он в Сент-Эндрюсе работает, в педиатрии. Иногда встречаю его с друзьями в барах. Почти все они растолстели, завели детей, и все такое, но мне сразу видно: им все еще так же скучно. И это пугает. Потому что я задаюсь вопросом, чем они теперь занимаются, чтобы смеяться так, как тогда.

Люси всегда тайно надеялась, что со временем и возрастом люди становятся добрее друг к другу.

Иуда глотнул из огромной кружки черный кофе и взглянул на Люси.

– Надеюсь, что изменились. Но я видел их детей, и у них ровно такой же взгляд. Не знаю… Моя девушка считает, что я предвзято сужу, но она-то росла с приличными деньгами. Думаю, родители детям свою болезнь с генами передали. Ну, или все дело в деньгах. Не знаю… А теперь это происшествие в Спринг Мидоу. Кармайкл из нищих, так еще и психом оказался. Знаю его дядю Скотта, так тот сказал, что не может найти объяснения. У семьи определенно есть проблемы, но Скотт твердит, что пацан не был жестоким от слова совсем. Ну так какого черта тогда? А Миллер… Всегда приветливым был, когда заходил, он тоже из нормальных, несмотря на деньги. Мир у его ног был, а собственная мамаша прикончила его во сне? Боже… Что, черт возьми, происходит в этом городе? Иногда мне кажется, что прямо глобально все идет не так. Понимаете, о чем я?

Хриплый влажный вой раздался у входа в магазин, и Люси и Бакет не успели ответить.

Иуда посмотрел на настенные часы, и на лице выступило встревоженное выражение, будто его из размышлений резко выдернули в реальность.

– Магазинный кот. Я забыл ему укол сделать. Черт. – Иуда исчез за прилавком, а потом появился со шприцом для подкожных инъекций. – Без укола он становится раздражительным и странным. Падает отовсюду. Из-за лекарства его дерьмо пахнет жидким дымом для вяленого мяса, но всяко лучше, чем смерть.

Бламперс снова издал печальный сдавленный писк с окна, и Люси подумала о другом коте – из рассказа Иуды. Представила его последние мгновения: как он преисполнился надежды, затем растерялся, воспарил в воздух и разбился.

Тревога усилилась. Сердце учащенно забилось, кожа на груди и лице запылала.

Но это была ложь, и Люси чувствовала, как к глазам подступают слезы, и она осознала, что если начнет плакать, то, возможно, еще долго не сможет остановиться, а потому выбежала из «Эксчейнджа» на прохладный вечерний воздух.

Добравшись до машины Бакета, она наклонилась, уперлась руками в крышу и вздрогнула от нахлынувшего стыда.

Бакет подошел и нежно положил руку на плечо.

Люси выпрямилась и развернулась, затем шмыгнула носом и сморгнула слезы, что рвались наружу.

– Тебе, например, не казалось, что последних недель просто не было? Невозможно поверить, что они реальны?

Бакет прислонился к машине, а вслед за ним и Люси. Солнце шло к закату, наступал холод. Ветер из пустыни коснулся кожи, и Люси вздрогнула.

В витрине магазина Иуда склонился над Бламперсом и вкалывал ему лекарства. Он посмотрел в окно на Люси и Бакета. На его лице читалось смущение, но он примирительно помахал рукой, прежде чем вернуться к обязанностям кошачьей сиделки.

– Иногда, когда я только просыпаюсь, – не помню о произошедшем. Потом вижу встревоженные лица родителей, и все возвращается. Никак и нигде от этого не спрячешься.

Люси кивнула и смотрела, как солнце садится за горизонт, окрашивая облака: сначала в розовый, затем в темно-фиолетовый.

Она снова почувствовала запах дыма и спросила себя, чем же надышалась в классе. И про какую «группу» и «протокол» говорил Крис? Неужели ей это почудилось? Почему люди с оружием появились так быстро? На полицейских они явно не походили…

Дыхание участилось. Снова закружилась голова.

– Так всегда будет, как думаешь? – спросила она.

– Вряд ли. Мама всегда говорит: «Перемены – единственная постоянная вещь в жизни». В детстве меня это пугало. А теперь… Все изменится, иначе быть не может. А если нет…

– Если ничего не изменится, то просто возьмем твою машину и поедем, пока она не выдохнется.

Люси вспомнила, как приехали Хендерсоны, чтобы взять ее под опеку. Иногда все правда налаживалось, хоть и ненадолго.

Разве мне здесь стало лучше? Да ну? Я видела, как умерли два человека.

– На этом хочешь убежать? Да она едва дышит. Да и откуда мы деньги возьмем?

– Ну… нет. Ненавижу маски. Можно продать всякий хлам. Ты накопишь деньги с зарплаты. Будем жить в дешевых хостелах. Поедем на север, в Портленд. Слышала, там можно жить в палатках.

– Не очень-то. Но и здесь жить не смогу, наверное. Ты же слышал Иуду… Ничего не меняется.

– Иуда, как бы это сказать, немного перегорел. Парень он, конечно, хороший, но будто застрял в старшей школе, понимаешь? И у него на бампере грузовика наклейка «Ночного Стража». Это что-то с теориями заговора связанное. Так что странно его советы слушать.

– Замечательно. Просто охеренно! Если собираешься дальше негативить, то лучше отвези меня домой.

Бакет уныло сгорбился, обошел свою машину и достал ключи.

Я слишком резко ответила? Или он просто расстроился, что Тони не пришла?

– Просто послушай… Извини. Я не на тебя злюсь. Ты же понимаешь. Пожалуйста. Я сейчас не могу домой.

Бакет вернулся. Они оба уставились на последние лучи заката. Небо из пурпурно-розового окрасилось в темно-синее, а очертания далеких гор загорелись ярко-белым.

– Тут красиво, если не думать про все остальное.

– Пару минут. Цвет еще раз должен смениться, прежде чем совсем уйдет.

– Отлично. Но мне захотелось тако. И лучше побыстрее. – Бакет вытащил из кармана телефон и начал листать. – Черт. Сигнал все еще слабый. Постоянно кидает в режим «только для экстренных вызовов».

– Да знаю. Но мама говорит, что если хочу поменять, то платить сам должен, так что… В любом случае проблема не в операторе. Кевин Гирхарт сказал, что у него телефон тоже глючит.

Люси вспомнила, что утром Билл ходил по двору, уставившись в телефон. Что он там сказал Кэрол? «Из-за ветра в пустыне сигнал ни к черту»? Похоже, Бакет прав. Но, по правде, Люси было плевать: после произошедшего она перестала пользоваться телефоном и не заходила в социальные сети. Доктор Нильсен похвалила это решение, и с каждым днем желание вернуться становилось слабее.

Бакет ушел ко входу в магазин и высоко вытянул телефон, выгнувшись всем телом. Его лицо освещал тусклый голубой свет.

Люси пнула прилипшую к асфальту грязную жвачку. Ей хотелось уйти. Но Бакет что-то узнал. Он взволнованно подпрыгнул, опасаясь потерять связь.

– Ни хрена себе. О да. Получилось! Больше занятий в этом году не будет. Старшеклассникам просто разошлют дипломы, а все остальные мероприятия отменят. Чьи-то родители в ярости. Они решили организовать собственный выпускной на поле для гольфа в Риджкресте.

Облегчение захлестнуло Люси с головой: да пусть вышлют хоть кислоту или ракетные установки. Главное – ей не придется возвращаться в Спринг Мидоу.

– А еще все только и говорят, что о летних каникулах. Похоже, завтра вечером в Восточных Медвежьих пещерах устраивают большую вечеринку. Брюэр пишет, что может отвезти нас туда, если хотим.

Люси закатила глаза. Дэнни Брюэр был наркошей, прикрывал плохую кожу копной крашеных черных волос и постоянно пропускал школу из-за отстранений, связанных с наркотиками. Он вечно что-то предлагал Бакету, словно друг, но Люси видела, как Брюэр на нее смотрел. Его намерения были вполне понятны.

Если честно, то он был довольно симпатичным, если не обращать внимания на прыщи, плохую осанку и немытые волосы, но у Люси с детства развилось отвращение к людям, которые постоянно косячат. Она дикому животному лучше бы доверилась.

– Ни за что, Бакет. Ты видел вмятины на машине Брюэра?

Бакет не ответил, завороженно уставившись в телефон. Его лицо приняло взволнованное выражение, и она почувствовала новую волну тревоги.

– В чем дело? Родители купили ему еще один «ягуар»?

Уорд был настоящим заносчивым засранцем, жил в резиденции за железными воротами, да еще и выше всех в Брауэр Бьютт, так что из всех окон его дома открывался вид на долины. С Люси он никогда не разговаривал, но постоянно плевал на шкафчик Бакета, когда проходил мимо, а зимой заменял плевки на жирные зеленые сопли.

– Нет, не совсем, – сказал Бакет. – Он пропал. Никто не видел его уже три дня. Судя по всему, родители об этом вчера сообщили.

Какой родитель будет так долго ждать и не звонить в полицию?

Люси пришло в голову, что родители Джейсона могли быть похожи на ее родителей из Перу, и они замечали его лишь тогда, когда им было удобно.

– Но это еще не самое плохое. Не хочу, чтобы связь пропала, так что подойди.

Люси не знала, сможет ли она выдержать еще что-нибудь «плохое», но любопытство взяло верх.

– Смотри, – сказал Бакет. – Комментарий Кэрри Зелински.

На фотографии Кэрри склонила голову, чтобы показать свое идеальное лицо, дорогую косметику и длинную шею, которую обрамлял кашемировый свитер. Сообщение рядом гласило:

во вторник вечером была на смене в «У Тэсти», видела его

он был бледный, все время потирал повязку на шее

купил вафельный рожок с печеньем и сливками, но не стал есть и рожок начал таять а когда я сказала ему об этом он сделал вид что не услышал

он смотрел прямо перед собой и сказал что-то типа они сделали это со мной а я спросила кто и он сказал что им все равно и это не прекратится и у него дрожали руки а потом он бросил мороженое и убежал

мне так тяжело сейчас и я молюсь за него и его семью

Джейсон мы тебя любим скорее возвращайся домой целым и невредимым

Люси вздрогнула. Она отвела взгляд от телефона и поняла, что пропустила последние краски заката. Теперь в пустыне царила темнота да сновали резкие ветры.

Вместе с Бакетом они сели в машину, и по дороге никто из них не проронил ни слова, ведь оба знали, что будут говорить о Джейсоне и тем самым признают то, о чем глубоко в душе уже догадывались: Джейсон не вернется целым и невредимым, и одними молитвами ему уже не поможешь; и когда они доберутся до дома, придется еще усерднее притворяться, что все в порядке.

Глава 3
Ночная поездка

Следующим вечером на ужин была тушеная говядина с морковью, картофелем и обильной порцией душной родительской заботы. Хендерсоны даже приглушили лампы в столовой, будто слишком яркий свет может убить Люси как какого-то тритона-альбиноса. Весь день в ее дверь вежливо стучали, предлагали тихим спокойным голосом любимые десерты и смотрели на нее с напряженным от беспокойства выражением. Казалось, стоило ей войти в комнату, как Билл и Кэрол затаили дыхание.

Объективности ради, она почти с ними не разговаривала с тех пор, как уехала прошлой ночью с Бакетом, а потом все утро провалялась в постели, уставившись в стену. Хотелось и дальше притворяться, отчасти ради Билла и Кэрол, а отчасти для того, чтобы они оставили ее в покое. Но Люси знала по опыту: иногда все-таки полезно закрываться от других.

Как там сказала доктор Нильсен? Это избегание?

Люси нравилось избегание: ей было комфортно, когда реальность уходила на дальний план, как и тогда, когда Хендерсоны только привезли ее в Штаты. Но также Люси понимала, что еще немного, и они начнут ломаться: через несколько месяцев после ее удочерения Хендерсоны чуть не развелись. Понятно, что больше всего на свете они хотели для нее нормальной жизни, чтобы все вернулось на круги своя, и тогда они смогут двигаться дальше, как обычная семья.

Да пошли они к черту. Это моя жизнь. Они-то не видели того, что видела я. Они бы уже транквилизаторами закидывались и работать бы не смогли.

Люси отстраненно проанализировала это чувство.

А это как называет Нильсен? Реактивность, верно?

Наконец она неохотно вылезла из постели, чтобы сходить в туалет. Она прошла мимо кабинета Билла; он смотрел местные новости. Обычно в это время дня он смотрел новости по кабельному.

– Не-а. Кабельное сломалось. Еще и телефоны не работают. Я скоро жаловаться буду. Очень жаль сотрудников колл-центра, но пора вернуть нам сеть. Вчера говорил с Дэнилсонами, у них та же проблема, так что…

Билл пожал плечами, словно говоря: «Ничего тут не поделаешь».

– Надеюсь. Кажется, местные новости все еще снимают в какой-то коробке. У города столько денег, а формат в 70-х застрял. И вот что имеем.

Билл пренебрежительно показал телевизору средний палец, и Люси засмеялась, пока не увидела изображение на экране.

«…у полиции нет новых данных о пропаже местного жителя Джейсона Уорда. Семья Уорд и полиция Тернер Фоллс просят всех, у кого есть важная информация, связаться по указанному ниже номеру».

Билл вопросительно взглянул на Люси, но ничего не сказал, а она уже развернулась, чтобы убежать в ванную.

Включив вентилятор, чтобы заглушить шум, она схватила толстое полотенце с вешалки у ванны и села на унитаз. Сложила полотенце вдвое, уткнулась в него лицом и закричала так тихо, как только могла. С губ сорвался то ли стон, то ли животное рычание – раньше от себя она такого не слышала, и это пугало еще больше. Люси боролась с растущим внутри чувством, что велело ей разорвать полотенце в клочья, разбить зеркало, пробить дыру в двери и расщепить окружающую реальность до субатомного уровня, чтобы остались лишь мелкие частицы и ее гнев. Она представила, как откидывает голову и открывает рот, чтобы снова закричать, но продолжает разводить челюсти, пока они не отделяются, как у змеи, и продолжает, пока их не разорвет надвое и изнутри не вырвется белое пламя. Ее трясло, она ждала, пока эти дурные мысли покинут ее разум, и задавалась вопросом, что станет с яростью, которую она запрет внутри. Глубже зарывшись лицом в полотенце, она прикусила его и затаила дыхание, пока перед глазами не заплясали звезды. Наконец гнев, подобно отливу, отступил. Она вытерла глаза, ополоснула лицо и вернулась в постель, где можно было ничего не делать и ни о чем не думать.

Позже с кухни донеслись приглушенные, но настойчивые голоса Билла и Кэрол, а потом голос Билла внезапно стал громче:

– А что я, черт возьми, должен сделать, Кэрол? Может, подскажешь, а?

Пришло время ужина. Люси зашла на кухню, и на их лицах отразилась любовь, сгладив выражения.

– Тушеная говядина? Вкусно пахнет. Может, поедим сегодня в столовой?

С улицы донесся громкий вой. На секунду потолок вспыхнул синим и красным светом, но огни пронеслись мимо. Люси отметила, что впервые слышит сирены в их районе.

– Наконец-то занялись лихачами. От лежачих полицейских никакого толка.

Еще одна полицейская машина пронеслась по улице вспышкой света и звука.

Ситуация настораживала, но Люси притворилась, что все хорошо, так как знала, что Билл и Кэрол не хотят, чтобы какая-то мелочь все испортила.

За ужином они вели пустой разговор, опасаясь разрушить иллюзию нормальности. Билл упомянул погоду и как в это время года из-за ветра ему сушит нос. Кэрол с нетерпением ждала возвращения кустарниковых соек в сад. Все трое по очереди похвалили еду. Люси старалась, чтобы не выдать ничего взглядом, и надеялась, что улыбается вполне убедительно. Каждым третьим или четвертым кусочком она подавляла нарастающий крик.

Посмотри на них. Они любят тебя. Им важно, чтобы у тебя все было хорошо.

Люси хотела сказать им что-то правдивое и правильное, чтобы они могли расслабиться. Она представила, что говорит: «Я люблю вас и всегда буду любить за то, что вы спасли меня, даже если сейчас я не чувствую себя в безопасности. За последние две недели умерли два мальчика и учитель, а я видела что-то необъяснимое, и теперь не могу убежать от этого кошмара, и мне ужасно страшно, и вы мне сейчас очень нужны». А потом она заплачет навзрыд, трясясь всем телом, из-за глубокого откровения, а они обнимут ее в благодарность за то, что она принимает их любовь.

Мир закружился, стал каким-то странным, и она поняла, что, вероятно, правда – это единственный способ вернуть ощущение безопасности, так что она выпрямилась и на мгновение почувствовала храбрость, но тут очередной всполох красно-синего света пробежал по потолку столовой, вой сирен отозвался уколом паники внутри – и мужества как не бывало.

И все же она закончила трапезу, пошутила с Биллом по поводу отключения кабельного и еще раз похвалила кулинарные навыки Кэрол, изо всех сил избегая говорить что-либо правдивое.

Как только представление закончилось, Люси сказала спасибо, извинилась, встала из-за стола и как можно спокойнее направилась ко входной двери в надежде подышать свежим воздухом на лужайке перед домом.

Ночь стояла безлунная, россыпь звезд плыла по небу. Люси посмотрела на них, глубоко вздохнула и пожелала, чтобы что-нибудь сейчас схватило ее и утащило прямо в космос.

Она наслаждалась этой фантазией, пока яркий, неестественный свет и грохот двигателя не прервали мысли. Дважды просигналил клаксон, и она увидела старый, сильно помятый красный пикап с заклеенным скотчем окном кабины. Над кузовом тянулся неподходящий по размеру серый навес и виднелась куча ламинированных разрешений на въезд в туристические зоны и выцветшая наклейка Led Zeppelin.

– Телефон вообще не работает, так что мы решили заехать за тобой. Едем в пещеры. Ты с нами?

– А, прямо сейчас, что ли? – Он, казалось, искренне переживал, что ей помешал. Волосы прикрывали один глаз, но другим он смотрел прямо на нее. Выглядел он спокойно и дружелюбно. Не беспокоился за нее, не волновался и явно не пытался ей помочь.

– Сегодня ночью вид в пещерах будет просто потрясающий. Не поверишь, почти весь Млечный Путь будет как на ладони.

Он что, видел, как я на звезды засмотрелась? Ну, для него-то, конечно, вид потрясающим будет. Он, скорее всего, уже под кайфом.

Люси смотрела на взволнованных парней и представляла, как всем телом ощущает дрожь от пикапа Брюэра, прохладный воздух, врывающийся в окна, и долгую ночную поездку.

Она обернулась и взглянула на дом. Никогда раньше он не казался ей таким маленьким и гнетущим. Она кожей чувствовала исходящий из окон теплый, как жар от духовки, свет и то, как желание Хендерсонов побыть с ней цепями опутывает грудь.

Заглянув в дверь, она крикнула Биллу и Кэрол, что уходит.

Они сказали, что любят ее. Она кинулась в ночь, пока эти слова не смогли причинить им еще больше боли.

Смахнув в сторону пустые пивные банки и пристегнувшись, она наконец смогла устроиться в кабине и осознать последствия своего спонтанного решения.

Туда, наверное, половина школы придет. Все знают, что я была в классе мистера Чемберса в тот день, когда это случилось.

Почти все телефоны в городе не работают. А вдруг кто-то упадет в костер? Джош Кинер вышел из колонии для несовершеннолетних. Вдруг он затеет драку и снова перережет кому-нибудь горло? Или еще чего похуже? Всегда есть что-то похуже.

А если те полицейские машины, что я слышала, направлялись как раз на вечеринку?

У этого старого побитого пикапа точно нет подушек безопасности.

Но когда Люси начала отстегиваться и в панике напрягла извилины, чтобы придумать какую-нибудь отговорку, грузовик пришел в движение. В ту же секунду ее охватило странное спокойствие – то ли из-за того, что дом остался позади, то ли из-за воспоминаний о поездках с родителями, как она ребенком лежала на заднем сиденье и вдыхала сладкий запах черимойи. Люси решила, что все же прокатится с парнями. На телефоне есть несколько книг. Если на вечеринке станет напряжно, она просто уйдет в пикап Брюэра и будет читать, пока не придет время уезжать.

Но осталось кое-что проверить. Люси подняла пустую пивную банку с пола и постучала Брюэру по плечу.

– Ты пил сегодня? Если пил, то пусть Бакет за руль сядет.

– Да, я сегодня все это выпил. Сидел в парке, громко музыку слушал и одну за другой залпом глотал. Потом темнеть стало, я увидел летучую мышь и испугался.

– Слушай, чувак… Ты много выпил? Останавливаемся тогда.

– Да не надо останавливаться. Во-первых, это осталось еще с похода три недели назад. Во-вторых, все выпил Билл Стэнтон. Я не пью эту мочу. На следующий день голова от нее болит. В-третьих, не уверен, что Бакет умеет водить механику. И, в-четвертых, пить сегодня я не собираюсь.

– Ага. Так что остынь. Вместо пива я купил клёвые цветные грибы. У них шляпка прям фиолетовая, а ножка синяя. Они охеренные. Но если их мешать с алкоголем, в животе прям щипать начинает. Типа, «Ааааааа! Ооооо! Мой животик!»

Брюэр согнулся и схватился за живот, а затем рассмеялся. Люси пугало его возможное безумие, но она тоже засмеялась.

Бакет откинулся на спинку сиденья и повернул голову к Люси:

– Умею я водить машину, Люси. Я развезу нас домой.

– Правда, бро? – спросил Брюэр. – Зашибись! Я думал пару ножек и шляпку попробовать, а теперь я могу сразу всем пакетом закинуться. Обалдеть. Ты мой и Т, и В.

– Да, тупо вышло. И пофиг. Я сейчас прям очень взволнован. Я ж скоро столько галактик увижу, бро.

Он протянул Бакету кулак. Бакет посмотрел на кулак. Брюэр сказал:

Бакет подчинился, и Брюэр издал несколько громких звуков.

– Долго ждал, бро, супербомба получилась. Не надо так.

Люси снова рассмеялась, и, казалось, в этот момент с груди будто сняли камень. Непонятно, Брюэр на самом деле был тупым или просто развлекался, но ей нравилась его беззаботность. Она хотела стать такой же свободной.

Люси отметила, что от Бакета пахнет духами, которые родители подарили ему на прошлое Рождество. Он всю бутыль на себя вылил, что ли? Аромат заполнил кабину, смешавшись с вонью несвежего пива и запашком раздевалки, в которой толпились мальчишки. Она не могла решить, нравится ей этот запах или нет, но что-то он в ней точно пробуждал. Приоткрыв небольшое тонированное окно справа, она наклонилась навстречу прохладному воздуху пустыни.

Затем она увидела, как Брюэр смотрит на нее в зеркало заднего вида. Теперь ветер отбрасывал волосы с лица, и она видела оба его глаза. Люси и Брюэр не отводили взгляд друг от друга, хотя ехали по шоссе, явно превышая скорость.

– Свежего воздуха захотелось? Не понравилась вонючка Бакета или мои яйца?

– Я брату двоюродному с прудом помогал на ферме Брубейкеров, весь день в джинсах. Ходил как с болотом в паху, но домой без ног вернулся и вместо душа подремал. Я ж даже не думал, что ты поедешь, понимаешь? Думал, будет только Бакет да мои грибы.

– Да не знаю. С пацанами я без проблем могу грязным ходить, а с тобой себя немного странно ощущаю. Я вонь уже отсюда чувствую. Как-то некрасиво.

Она собиралась сказать, что всему виной одеколон Бакета, потому что по запаху он напоминал спрей для дома престарелых, но согласно кодексу дружбы стебаться друг над другом можно наедине, а вот когда появляется третий – уже запрещено. Не стала бы она его предавать.

– Круто. Я тоже. Иногда даже открываю окна зимой у себя в спальне.

Люси тоже открывала, но говорить этого не стала. Она заметила, как Бакет сгорбился, и поняла: до него дошло, что его использовали в качестве посредника, а теперь сделали третьим лишним. Она решила снова вовлечь его в разговор.

– Почти ничего. Звонил Трише Говард, чтобы она мне пива купила, но телефон не работает. Из шкафа родителей стащил какую-то тряпку, скрутил косяк, но больших надежд не питаю. Травка совсем сухая.

Они снова стукнулись кулаками. Люси заметила, как после шутки лицо друга просветлело. Бакет сказал:

– Ага, такая же сухая, как вторая киска Тины Пламбер.

Шутка понравилась Брюэру: он фыркнул и покачал головой.

Люси не нравилось то, как парни отзывались о других девушках в ее присутствии: они либо говорили что-нибудь унизительное, делая вид, что ее вообще рядом не было, либо не делали вид, что ее не было, и говорили что-то очень унизительное. И все же ей было любопытно. У Тины и правда есть вторая вагина? И насколько же тогда все плохо, раз она сама об этом не слышала?

– Над чем смеетесь, обезьяны? У Тины правда есть…

На самом деле ей нравилось, что он открыто говорит о своем теле. Ей казалось, что это показатель уверенности. Другие мальчики говорили ей всякие мерзости, чтобы шокировать или дать понять, что ее мнение мало что значит. Но Брюэр был другим.

– Люси мерзостью не пробьешь. Однажды я показал ей «Вечеринку с гуакамоле» на телефоне, а она даже бровью не повела.

Люси и правда не повела – не могла же она отказаться от интернет-челленджа! – но позже вечером думала про девушку из видео и плакала. Правда, Бакету этого не сказала. Он часто говорил, как рад, что она «своя в доску», и расстраивать его не хотелось.

– «Вечеринка с гуакамоле»? Серьезно? – спросил Брюэр. – Даже вспоминать ее не хочу. Меня даже бесит, что ты мне про нее напомнил. Там такая грязь.

– Погодите, – сказала Люси, – Так что, у Тины и правда все так плохо?

– Да нет. Просто, наверное… Слушай, помнишь, все говорили, что я курил с лампочки на дне рождения Ады Кейзер?

– Это все херня на самом деле, но слухи так быстро разнеслись, что уже дня через два меня двоюродный брат про это спросил. Мне кажется, ни хера не прикольно, когда пускаешь какой-то неподтвержденный слух.

Пикап приближался к Восточным Медвежьим пещерам. Городские уличные фонари остались позади. Луна скрылась, и дорога шуршала под колесами в свете одних фар. Люси подумала о словах Брюэра. Она многое слышала о нем и его двоюродном брате Родни, о его семье, что живет в промышленном районе за Вестерхаусом. Говорили, что они варят метамфетамин, воруют и наркоманят и разводят собак для боев. А Брюэр употребляет кокаин.

Люси знала, что Брюэр хорошо учился, когда хотел. Один раз она услышала его имя в списке лучших учеников во время утренних объявлений и не поверила, пока его не упомянули в следующей четверти. Ей стало интересно, какой он на самом деле. И какую ложь слышал о ней. Она сказала:

– Да раз уж начали – что уже. Я, кстати, это от Бена узнал. Да и Тина какая-то бешеная, так что, думаю, определим этот слух в категорию «Возможно, правда».

– Ты же знаешь, что Тина верующая? В общем, устроили у них какое-то мегацерковное мероприятие, типа концерта бойз-бэнда. «Агнцы в ударе», кажется. Думаю, метал-группе больше бы подошло такое название. Но мы сейчас не об этом. Короче, пришла она на этот концерт, а в конце на сцене у них происходит что-то вроде обращения к Иисусу, где можно дать «Клятву непорочности». Дает она эту клятву, обещает свое сердце Иисусу, говорит, что сохранит девственность для придурка, который до свадьбы даже знать не будет, хороша она в постели или нет.

– Вижу, понимаешь, к чему идет. Тогда она с Беном Брумке встречалась, он тоже в церковь ходит, но потому, что родители у него верующие. Как раз в церкви они и пересеклись, и Тина решила, что с ним можно встречаться.

Люси вспомнила, как Бен Брумке прошел у ее шкафчика и сказал: «Забыла дома обед? Могу поделиться кое-чем питательным». – А затем начал издавать неприятные влажные звуки, от которых ее затошнило.

– Можно и так сказать. В общем, Брумке на нее все давил, и через месяц Тина сказала, что девственность свою не отдаст – это святое, но она списалась по Интернету с другими христианками и может предложить ему кое-что другое.

– Задницу! – выкрикнул Бакет. Казалось, эта часть истории ему очень нравилась, и Люси опешила: у Бакета явно были определенные предпочтения, которыми он никогда с ней не делился.

– Ага, задницу. Что лично для меня очень странно. Я всегда думал, что это бонусный уровень. Типа, сначала надо победить всех боссов и собрать все звезды, кольца или что там, потом нужна куча оральных ласк, и только потом ты, возможно, доберешься до задницы. А тут тебе слабый босс первого уровня. Понятное дело, Бен соглашается, сразу начинает ее долбить. Он рассказывал, что она все время держала сложенные руки перед лицом, будто молилась, а ближе к концу заплакала. Потом они лежали, она еще немного поплакала, а потом посмотрела на Бена со странным выражением и сказала: «Не могу поверить, что ты любишь меня так сильно, что готов ждать. Клянусь, ты получишь всю меня, как только мы поженимся».

– Не-е-е-ет! – Люси не знала, что ее больше удивляло: то, что Тина так неадекватно воспринимала реальность, или то, что кто-то вообще хотел брака с такой обезьяной, как Бен Брумке.

– Ага. Немного грустно. Только представьте: ее затуманенные глаза, пропахшая задницей и большим потным Беном комната, а она уже слышит свадебные колокольчики и думает, что произошло что-то особенное. На следующий день она пригласила его на ужин в ресторан. На ужин с родителями! Естественно, Бен ее бросил. Отправил ей вечером сообщение, сказав, что после случившегося больше не считает ее порядочной христианкой и видеть ее не может. Она ответила, что ничего не понимает, а он отправил эмодзи с молитвенным жестом и дописал: «Буду молиться за твою душу».

– Бен тоже подумал, что забавно. Но, понятно, он немного в шоке был. У такой сумасшедшей свадьба и убийство мужа могут недалеко стоять.

– Да это же полный бред, чувак. Почему каждый раз, когда девушка испытывает сильные эмоции, парни считают ее сумасшедшей?

– Нам просто так кажется. Девушка боится гнева воображаемого чувака на небе, так что ты имеешь ее в задницу, а она после этого хочет выйти за тебя замуж. Разве это не полное безумие? Она просто долбанутая.

– Точно долбанутая. – Он снова повернулся к Люси: – Да ладно тебе, не бесись.

– О, черт! – сказал Брюэр. – Я кое-что еще странное вспомнил. Итак, Бен рассказал про Тину, все посмеялись. А потом затихли. Ну, знаете, бывает, что все вдруг без причины одновременно замолкают. И тут Джейсон Уорд наклонился через стол, посмотрел Бену в глаза и спросил: «Она сильно плакала?» Я сначала подумал, что он шутит, но когда увидел его выражение, то понял: он спросил на полном серьезе и в ответе очень заинтересован. Типа, ему нужно было знать, как сильно плакала Тина.

Люси вздрогнула. Джейсон всегда ее напрягал. Лишь однажды она заметила хоть какие-то эмоции на его лице – когда подрались Люк Олсен и Дейл Рапп. Джейсон стоял в стороне, покачивался и улыбался.

– Нам всем жутко от вопроса Джейсона стало, и Бен как-то отшутился, чтобы можно было продолжить хвастаться своим анальным завоеванием. Но угадай, кто начал встречаться через три дня?

– Джейсон и Тина? – Люси знала, что ответы, которые отзывались в животе тупой болью, обычно оказывались правильными.

– Ага. Джейсон и Тина. Мне от этого не по себе стало. Однажды я видел, как они держались за руки, а потом он отпустил ее, и у нее на коже остались белые отпечатки. У нее все пальцы согнулись, а ладонь выглядела как сломанное крыло птенца, врезавшегося в окно. Помню, тогда я к нему почувствовал ненависть, прям чистую ненависть. Поэтому, когда узнал, что он пропал, я вспомнил о той помятой ладони, о том, как он спросил, сильно ли плакала Тина, и мне стало так хорошо. Ты понимаешь? Типа, скатертью дорога. Надеюсь, его никогда не найдут.

В кабине повисло то самое молчание. Слова Брюэра эхом отозвались в головах, заглушая любые мысли о том, что не стоит говорить подобных вещей про ребенка, который может быть в смертельной опасности. Люси размышляла, чем руководствовался Брюэр – принципами или местью, – но потом подумала о парнях вроде Джейсона, которым, скорее всего, очень любопытно, как сильно может плакать она.

– Согласна, – сказала она. – Скатертью дорога.

Она снова поймала взгляд Брюэра в зеркале заднего вида и прищурилась. Думал ли он о ней?

– Знак! Восемнадцатая миля! Нельзя пропустить съезд.

Брюэр включил дальний свет, выхватив кустарник и куски лавы по бокам дороги.

– Ага, за поворотом уже будет можжевельник, в который в прошлом году молния ударила.

Люси увидела обугленное дерево: у основания оно было белым, без коры, середина была вся разорвана, а зазубренные почерневшие ветви тянулись к небу, и в свете фар оно казалось совсем призрачным.

– Вот и приехали, – сказал Брюэр. – Пришло время веселиться!

Он свернул на старую грунтовую дорогу, ведущую к пещерам, объезжая скалы и размытые провалы словно по памяти. В свете фар Люси увидела клубы пыли и ощутила укол беспокойства, вспомнив, что, кроме них, сюда ехали и другие люди. До этого все было так хорошо, просто и по-настоящему: только она, Бакет, Брюэр и ночной бриз. Она могла бы проболтать с ними всю ночь – эти разговоры избавляли от забот. Но теперь настало «время веселиться». Люси представила, как уже скоро станет для двух парней невидимкой, как ее затмят их желания, за которыми они сюда приехали.

Она хотела попросить Брюэра развернуться, продолжить ехать, но не хотела показаться странной.

Люси задумалась, где бы она была, если бы не старалась подстраиваться под окружающих. Но над ответом подумать не успела: грузовик Брюэра внезапно затормозил в мягкой грязи, и ее бросило вперед. Загремели пустые пивные банки, пикап обступило свежее облако, а потом Брюэр выключил фары – и все погрузилось во тьму.

– Ну что, за дело? Давай повеселимся, а гребаная школа пусть идет на хер!

Бакет забарабанил по приборной панели и вяло воскликнул: «Юху-у-у!» Последние месяцы он так иронично высказывал свою радость перед вечеринками.

Люси прошептала себе под нос «твою мать», потянула ручку двери и шагнула в холодную пустынную ночь. Вдалеке горел небольшой костер, сопротивляясь порывам ветра и темноте безлунного неба. Он освещал вход в пещеры. Люси застегнула толстовку, вздрогнула и почувствовала, как ноги проваливаются в утоптанную песчаную тропу. Приглушенные басы музыки, смех и гул двигателей заставили сердце биться чаще, но она продолжала идти вперед, боясь, что потеряет из вида Бакета и Брюэра и будет входить в пещеру в полном одиночестве.

Совсем забыв про звезды на небе, она смотрела прямо перед собой.

Глава 4
Пещеры

Они стояли у широкого входа в пещеру, в нескольких шагах от обрыва.

– Там, внизу, довольно темно. Вы с собой фонарики взяли? – спросил Брюэр.

– Нужно было сказать, когда заехали за мной, – сказала Люси.

– Если честно, я все еще не верю, что ты решила поехать с нами. Плюс, я думал, вы уже тут бывали.

Люси бы одной руки хватило, чтобы посчитать вечеринки, на которые она сходила за год. Она догадывалась, что в этом Бакет ее обошел, но лишь потому, что его постоянное желание потрахаться часто перевешивало любые разумные мысли.

– У меня есть фонарик на телефоне. Лучшего варианта предложить не могу, – сказал Бакет. – Внизу он будет очень кстати, но на спуск все-таки удобнее налобный фонарь. Обычно помогает еще лунный свет, но сегодня его нет. Значит, уже в паре футов от огня будет кромешная тьма, если только они не кострище там устроили. Но, скорее всего, набросали поддонов и бревен и пошли веселиться.

Три подростка в жилетах с ярко-белыми светодиодными налобниками прошли мимо Люси, звеня пивными бутылками в рюкзаках. Они по очереди скрывались из виду, спускаясь по алюминиевым лестницам, что вели в пещеры. На одной из лестниц толстым черным маркером кто-то написал «Лестница на Небеса». На другой была надпись «Собственность Брандаж Конкрит», но часть текста закрывала наклейка «40 унций за свободу». Пока они спускались, обе лестницы раскачивались от малейшего движения, елозя по земле и камню, и Люси недоумевала, почему их не закрепили.

Брюэр похлопал себя по лицу. То ли он пытался выбить из мозга решение их проблемы, то ли наказывал себя за то, что притащил на вечеринку двух неподготовленных приятелей.

– Давайте так, – сказал Брюэр, – Бакет, ты светишь своим телефоном. Как спустишься, по крайней мере. А ты… – Брюэр порылся в переднем кармане толстовки и что-то оттуда вытащил. – Ты возьмешь это.

Он дал Люси маленький черный налобный фонарь. Тот пах потом и сальными волосами, но Люси была рада, что у нее будет хоть немного света.

– Без проблем. Через полчаса у меня все равно будет охеренное суперзрение на полный спектр. Волчье зрение. Слух летучей мыши. Буду видеть пурпурно-зеленые разводы и все такое.

Брюэр сунул руку в другой карман, вытащил вакуумный пакет с грибами и начал есть содержимое как картофельные чипсы. Он ухмыльнулся Люси и Бакету и заговорил с набитым ртом.

– Если быстро есть, не чувствуешь вкус дерьма!

Он поднес пакет ко рту и вытряхнул все оставшиеся грибковые крошки. Затем достал еще шуршащий пакет из заднего кармана брюк.

– Нет конечно, чувак. Восемь грамм для меня – предел. От большего будет мерещиться всякий треш, которого точно не существует. Однажды я увидел гигантского цыпленка. Огромного, золотого… Он был прекрасен. Но потом я испугался. А это – просто «Скиттлз», чтобы дыхание коровьим дерьмом не воняло.

Он разом съел половину пакета. Люси услышала, как друг о друга стучат конфеты, а когда он начал жевать, уловила в воздухе запах синтетических фруктов. От этого аромата она почувствовала себя совершенно беззаботной и на мгновение даже обрадовалась, что оказалась на вечеринке, и еще больше была взволнованна тем, что у нее появился новый знакомый. Она вспомнила, как в детстве, в Перу, к ней подсел незнакомый мальчик и протянул леденец из карамели и кокоса; и пусть тогда был очередной ужасный день, но, когда они сидели и ели леденец, все казалось идеальным.

О боже. Я точно сошла с ума. Чувствую запах фруктовых конфет и думаю, что все в мире хорошо.

И все же Люси решила, что ради этого иррационального чувства стоило так долго трястись в машине, поэтому она надела налобный фонарь Брюэра, щелкнула кнопкой и сказала:

Брюэр вздрогнул, и она поняла, что лампа засветила прямо ему в глаза.

– Черт. Осторожней. Хочешь ослепить меня, когда мы стоим рядом с огромной дырой в земле?

Люси не понимала, злится он или нет. Она направила фонарь вниз и, подняв глаза, заметила, что Брюэр восторженно улыбается.

– Если посветишь сейчас, то мне будто радугой мозг прострелит.

– Знаешь, сейчас самое время… – Бакет протянул ладонь. Брюэр передал ему ключи от пикапа.

– Я тебе доверяю, бро. Не убей мой мотор. И не уезжай без меня, даже если я попрошу тебя уехать. Особенно если я попрошу тебя уехать. Если хоть еще один рассвет попробую посмотреть не моргая, точно ослепну. В прошлый раз меня спас Грег. Тряхнул меня и сказал: «Нельзя смотреть на солнце. Ослепнешь». Как бы верно. Я ему за это очень благодарен. Но что, если в этот раз Грег меня не спасет? Как думаешь, он здесь? Надеюсь, он приехал. Хороший чувак.

Люси и Бакет обменялись взглядами. Его уже развезло.

– Так мой двоюродный брат говорит, когда мы собираемся что-нибудь безумное сделать.

Брюэр подошел к обрыву, опустился на колени и ухватился за верхнюю часть одной из лестниц.

– Пару креплений и арматуры достать для лестниц – говно вопрос, но их каждое утро прятать надо. Раньше хорошая лестница тут была, но Лесная охрана убрала ее после того, как какие-то придурки нарисовали кучу свастик на стенах и сбросили в пещеру мертвую собаку.

– Ага. Еще много зимующих летучих мышей тут сожгли, хотя это незаконно. Тетя вроде слышала, что это сделали сатанисты, но я сказал ей, что это были просто обычные придурки. Может, братья Джессап. Может, кто-то из Бьютт. В городе полно дебилов. Лишь бы что вниз побросать. Ладно, я подержу, пока ты спускаешься.

Люси знала, что Бакету, наверное, тоже хочется лезть вниз с подстраховкой, но он уже ушел к другой лестнице и полез вниз. Они оба понимали, что Брюэр старается ради нее.

Лестница Бакета с грохотом ударилась о камень, сыпучая галька посыпалась в пещеру. Брюэр спросил:

Начинает грубить. Он нервничает? Ревнует? Что сегодня меня ждет?

Она не имела ни малейшего понятия, но ее ждал классный парень с фруктовым дыханием, так что она не раздумывая отправилась вниз по «Лестнице на Небеса». Она старалась не паниковать, когда ноги повисли над обрывом, и, когда нащупала первую ступеньку, почувствовала себя в безопасности. Через три ступеньки горизонт исчез из виду. Холод и темнота пещеры обволакивали ее с каждым шагом. То же самое она ощущала, когда ныряла в речку за кемпингом Пайнвуд – теплой была лишь поверхность, ниже солнце уже не доставало.

Она и не заметила, как спустилась на тридцать футов и стояла в пещере. Судя по звукам, Бакет был где-то слева. Брюэр уже вставал на лестницу и быстро слезал вниз.

Люси направила налобный фонарь вверх, чтобы ему подсобить, и увидела, как что-то быстро мелькает в свете луча. Затем услышала пронзительные пищащие звуки и поняла, что никогда в жизни не видела столько летучих мышей. Около сотни закружились и исчезли в ночи, хотя они казались намного меньше, чем те, которых она видела в детстве в темных верхушках деревьев, да и с вылетом они точно уже припозднились. По коже побежали мурашки.

Но Бакет и Брюэр уже устремились к свету и звуку в сердце пещеры. Люси представила, как лестницы издают пронзительный металлический скрежет, словно зубья камертона, и посылают предупреждающий сигнал, взывают к ней, тянут ее назад. Безумная, конечно, мысль, а она очень от таких устала, поэтому проигнорировала предчувствие, догнала друзей, и они вместе пошли по древней дыре в земле.

Как говорится, если жизнь дает лимоны – делай лимонад; и если тебе во время жестокого нападения выкололи глаз, то потом ты сможешь насладиться вниманием и сочувствием целого гарема пьяных чирлидерш. Люси заметила, как на лице Бакета отразилась ревность, когда он увидел восседающего у праздничного костра на переносном холодильнике Джейка Бернхардта, похожего на одноглазого ледяного короля; Лиза Кей расположилась у него на коленях, Тиффани Педерсен потирала ему плечи, а три другие чирлидерши внимательно слушали все, что он говорил. Выражения их лиц были образцом сочувствия и нежности. Джейк был ранен, но выжил. И даже после всего, что случилось, он пришел, чтобы повеселиться со своими друзьями. Какой же он храбрый.

– Повязка на глазу – просто магнит для кисок, Лу. Он же ничего не сделал. Просто вел себя как мудак, а потом был побит. Разве это…

– Что? Справедливо? – Люси едва могла скрыть раздражение. Она чуть в обморок не упала, когда увидела Джейка, и даже сейчас, посмотрев на него, вспомнила слишком многое. Криса Кармайкла, мистера Чемберса. Поняла, что они на вечеринках в ближайшее время не развлекутся. Вспомнила фиолетовый дым, сползающие с головы лица, и, наконец, почувствовала, как ее решение прийти на вечеринку камнем легло на грудь. А вот Бакет готов был потерять глаз, лишь бы с ним пару раз из жалости перепихнулись.

А хуже всего было то, что, даже если бы на Бакета напали, для него все было бы по-другому. И это ей даже признавать не хотелось. Его бы прозвали Одноглазым Песочком. Превратили бы трагедию в шутку. Снова указали бы на то, что он – другой.

Люси положила руку на спину Бакета. Он был прав. О справедливости тут и речи не было. Бакет посмотрел на Люси, она кивнула ему. Они отлично друг друга понимали.

Тем временем Брюэр выскочил к ним, сбитый с толку грибным трипом и волнением от предстоящей вечеринки. От его внимания кружилась голова, и Люси смутилась.

Что это такое? Что, по-твоему, сейчас происходит?

Вскоре они нашли первую большую нишу с песчаным полом, окруженным камнем, с небольшим костром и группой студентов в центре. Брюэр перевел взгляд со своей руки на огонь, затем снова на руку, а потом покачал головой, будто пришел к важному решению. Он наклонился к Бакету и Люси и заговорщическим шепотом сказал:

– Сто пятьдесят тысяч лет животные падали через это отверстие сверху. – Он указал на отверстие в куполообразной пещере, которое можно было разглядеть, только если проследить за поднимающимся дымом. – Медведи, лошади, лоси разгуливают вокруг, а потом – упс! – и они уже внизу, в пещере, ищут выход на сломанных ногах. Вот почему коренные американцы раньше называли это место пещерой Скелетов. Ее должны были чистить, но я чувствую кости. Говорю вам, кости все еще здесь.

Он посмотрел на свою руку, видя в ней какую-то силу.

Люси осталась у огня и некоторое время оглядывалась, пытаясь его высмотреть, но приходило все больше и больше учеников, шурша по камням холодильниками и коробками с пивом. Брюэра она так и не нашла.

– Как мило. Может, твой белый рыцарь снова придержит для тебя лестницу, когда будем возвращаться наверх. Но будь осторожна: и так понятно, что он хочет уткнуться лицом в твою задницу.

– Сама заткнись. Я просто прикалываюсь. – Он толкнул ее плечом. – Он точно вернется: у нас ключи от его пикапа.

– Не-а. Но Брюэр будет думать, что летит на космическом корабле за костями, так что…

Люси осмотрела пещеру и попыталась не обращать внимания на удивленные и осуждающие взгляды, с которыми случайно встречалась. Это не ее друзья. Никого из оркестра. Или с уроков ораторского мастерства. Только куча детей из Бьютт. Пара парней постарше, вроде из скейт-парка. Много девушек из команды поддержки и танцевальной команды, щелкающих селфи-уточки у огня, чтобы быть готовыми, когда связь снова заработает. У стены пещеры на скалах стояла согнувшаяся темная фигура, ее рвало. Короткие волосы – значит, не Брюэр. Наверное, какой-нибудь парень из Бьютт. Проглотил пачку пива, как только пришел. Наверное, пару минут назад он напивался под улюлюканье друзей, а его живот раздувало от выпитого. Он закончил и спотыкаясь вернулся к огню. Толкнул локтем друга, тот бросил ему свежее пиво и крикнул: «Тусим, братан!» Парень пробормотал «Тусим, тусим» в ответ, затем дрожащей рукой поднял банку и запустил цикл заново.

Бакет смотрел куда-то за огонь. Пришла Эшли Йоргенсен, а это значит, у Бакета отказал мозг. Теперь он пребывал в мире, где Эшли правда ему симпатизировала, а не флиртовала за помощь с домашним заданием по математике. Люси знала, что Эшли встречалась только с парнями постарше, либо со сноубордистами, либо с ребятами из местного колледжа, но Бакет все никак не мог забыть ее давнишнего сообщения. Эшли написала ему: «Думаю о тебе» – и отправила нечеткую фотку в короткой серой футболке и белых пижамных шортах. Люси решила, что «думаю о том, получится ли сдать предварительный экзамен без всякой подготовки» было бы уже не так романтично. По крайней мере, теперь у Бакета есть на что передернуть. От других за помощь ему и спасибо, бывало, не доставалось.

В общем, она понимала, что при виде Эшли у него отключался мозг, поэтому она не удивилась, что он ее не услышал.

Она не стала заканчивать вопрос. Бакет смотрел на объект своих фантазий не отрываясь. Эшли захватила все его мысли, и толку от него теперь не было никакого.

– Забудь. И прекрати пялиться – это жутко. Научись пялиться с перерывами, что ли.

Ответ был странный, но надеяться услышать большее от парня, отупевшего от эрекции, не стоит.

– Я пойду спрошу, есть ли у Тима Арнольда пара лишних бутылок пива. Купить тебе?

Люси хотела сказать «да», но не желала терять контроль над ситуацией. Никогда не знаешь, как вечер повернется, да и напивается она быстро. Она представила, как стоит и блюет в углу пещеры, а люди у костра смеются над ней. Может, кто-нибудь даже сфотографирует ее и наложит на фото забавный фильтр, и у нее будут гигантские глаза или собачий нос. Или превратят ее в предупреждающий о тошноте трехсекундный замедленный клип «СопляВХлам. gif».

– Как хочешь, Лу. Но я думаю, мы это заслужили. За последние пару недель – уж точно. Мир у нас в долгу. Сегодня вечером я собираюсь хорошенько оттянуться.

Один ушел охотиться за костями, другой – за развлечениями, а Люси осталась одна и вокруг не было ни одного друга. Сначала она наблюдала за огнем, сосредоточившись на крошечных колеблющихся всполохах, исходящих из пепла. А затем стала призраком и начала ходить среди живых – этому она научилась еще в детстве.

Хендерсоны говорили Люси принять свое наследие, что бы это ни значило. Они хотели, чтобы она посещала уроки испанского, чтобы не забывать язык, в то время как Люси изо всех сил старалась скрыть свой акцент и говорить на чистом, четком английском. Хендерсоны отправили ее к школьному консультанту, чтобы помочь с культурной и языковой адаптацией, но Люси перестала ходить к ней на встречи, как только поняла, что из-за этих визитов чувствует себя чужой, почти что другим видом, который нуждается в особом обращении. Хендерсоны даже предложили Люси съездить в Перу после выпускного класса, чтобы помочь ей восстановить связь с родиной и посетить сохранившиеся в памяти, несмотря на бродяжную жизнь, места, вроде Пукальпы или окраин Лимы. Она знала, они хотели как лучше, но не понимали одного: когда ее удочерили, она поместила прошлое в маленькую шкатулку в сердце, заперла ее и пообещала, что больше к ней не вернется.

Потому что культура Перу не была ее культурой и она не чувствовала к родине особой привязанности – только имела о ней несколько приятных воспоминаний. Для нее Перу ассоциировалось с ужасным и неустойчивым миром, созданным родителями. С осознанием того, что никто тебе не поможет в момент нужды. С поиском еды по утрам, потому что родителей даже ударами не добудиться, а вечером они снова уйдут, и ужин придется тоже придумывать самой. Со школьной системой, которая столько раз пыталась спасти ее из дома, но в итоге просто отвернулась от нее, дабы она не напоминала о позорной неудаче. В Перу у нее не было прочной земли под ногами, и часто единственной радостью было бродить по городу голодным призраком.

Люси научилась быть незаметной и проворной, и если кто пытался остановить ее, она могла быстро исчезнуть. Если кто-то пялился на нее, она смотрела в ответ и говорила: «Хочу кушать», – и тогда она снова становилась невидимой. Вскоре ее начали замечать только люди с плохими намерениями – их она тоже научилась различать и всегда от них убегала.

Она научилась слушать и развлекалась, смотря на жизни других людей. Она слушала рассказы, доносившиеся из окон, и вскоре осознала, что понимает город лучше, чем другие. Она уснула под кустами кантуа возле детской с кроваткой новорожденного по имени Сандро, украв его колыбельные. Проснулась в темноте со слезами на глазах.

Она знала, в каких магазинах работники сделают вид, что не видят призрака, стащившего с прилавков пару фруктов. Нашла несколько укромных уголков, где собирались другие призраки и делились тем, что нашли. В целом, скучала она только по этим прибрежным бетонным укрытиям да по любимым фруктам.

Правда заключалась в том, что Перу кануло в Лету, а все худшее – жизнь в неведении, ссоры родителей, несчастный случай, сиротский приют – Люси превратила в абстракцию. Поэтому, когда Хендерсоны говорили «не забывать о своем наследии», она чувствовала, что они не понимают: наследие было опасным чувством в сердце, и она изо всех сил старалась умерить его до постоянной боли и боялась, что если будет его помнить, то может сгореть заживо, как родители.

Все, что она позволяла себе, – несколько воспоминаний: ощущение течения реки, вкус фруктов, красота высокогорных орхидей… И ее способность становиться призраком.

В пещерах из виду скрыться было труднее. Во-первых, на Люси был налобный фонарь. Во-вторых, камень под ногами казался чужим и неустойчивым. Как там говорил Брюэр, когда они карабкались по неровной скале на вечеринку?

«Это всё старые лавовые пещеры, в северной части города такие же. Не знаю, падали вы на лавовую скалу или нет, но я на велике по ним гонял. Когда упал, мне показалось, что мне колени теркой натерли. Так что ставьте ноги на ровную и устойчивую поверхность и держите руки наготове, потому что тут все двигается».

Люси натянула на голову толстовку и заправила внутрь волосы. Она выключила налобный фонарь и дала глазам время привыкнуть к темноте. В свете костра лица людей казались парящими тенями. Через несколько шагов она увидела темную зону, куда не доходили отблески пламени.

Она закрыла глаза и прислушалась к звукам пещеры: взрывам смеха, пьяным возгласам, перекликающимся стереосистемам, играющим хип-хоп и поп-кантри. Далекие ритмичные шлепки трахающейся парочки, которые становились все громче, когда возбуждение пересилило страх быть замеченными. Грохот алюминиевых лестниц вдалеке, приход новых людей. Гу-у-у-у-у-у-у-у-ул, с нарастающей громкостью разлетающийся по пещере, словно звуковой вирус.

И что ты тут делаешь, ненормальная? Снова прячешься? Снова отступаешь? Неудивительно, что все считают тебя странной. Ты жесть какая странная. Иди посиди у костра. Поболтай с кем-нибудь. Посмейся над глупыми шутками. Сходи к Бакету за пивом, вдруг он купил. Давай же!

Но было поздно: Люси услышала отразившийся от стен пещеры звук: заговорил приглушенный женский голос. Люси восприняла его как вызов своим способностям призрака и как возможность узнать интересные сплетни. Как своего рода игру.

Она подкралась ближе. Три девушки передавали друг другу стеклянную трубку и зажигалку, поджигая какое-то дерьмо. Ей нужно подойти ближе, чтобы услышать, о чем они разговаривают, но не попасть в свет пламени. Подобравшись достаточно близко, она прищурилась и завела края капюшона толстовки за уши. «Я – Бэтгерл, – подумала она. – Пожалуйста, боже, пусть они меня не заметят».

– …и вот я ей говорю: «Сейчас лайфхак будет, сучка, – не заводи, блин, ребенка. Ему на тебя вообще насрать. Думаешь, ночной охранник в мебельном магазине сможет обеспечить ребенка? Он даже приличные презервативы купить не может». А она вообще не уверена, что беременна. Говорит, просто чувствует себя странно. Наутро она пошла в аптеку, купила, что надо. А через несколько дней я с ней встречаюсь и узнаю, что тест не сработал и ребенок, может быть, вообще не от Айдена. Если он вообще был.

Кто это говорил? Джинни Бухольц? Очень похоже на ее скрипучий голос.

– Серьезно. Это еще не всё – она сказала, что ребенок, может быть, от Джейсона. За пару дней до исчезновения он написал ей просто «приходи», так она и пошла. Сказала, когда приехала, его трясло и он был агрессивным, даже разговаривать с ней не стал, только схватил за руку и развернул ее, но, знаете, она же давно в него была влюблена, так что она решила, ну, пусть так. В сексе он вообще ни о чем, только присунул, едва пошевелил и начал дергаться. А потом, когда они закончили, он просто сказал: «Убирайся». Она и убралась. Но самая жесть – на пути к своей машине она увидела Дженнифер Шварц, подъезжающую к его дому.

– Но и это еще не все. Она сказала, что Джейсон перестал дрожать только тогда, когда был внутри нее.

– Думаешь, он что-то похлеще кокаина теперь употребляет?

– Эми пора думать головой, прежде чем решения принимать. Пусть радуется, что пока не родила какого-нибудь герпесного ребенка.

– Ты вообще сдурела? Заткнись! Я сейчас от тебя блевану.

– Я же не специально. Господи, трава охеренная.

– Давай посидим еще, а потом на другую вечеринку сходим.

Любопытство Люси заставило ее придвинуться ближе. На втором шаге подошва заскользила по куче раскрошенной пористой лавовой породы, и камни полетели вниз, к девушкам.

Люси быстро свернулась калачиком и надеялась, что темная толстовка и брюки, а также значительно накуренные мозги девочек помогут ей остаться незамеченной.

– Наверное. Том сказал, что как-то видел здесь койота. Ладно, давай вернемся. Нейт Карвер должен был уже прийти.

– Дорогая, даже не думай о нем. Он же засранец.

– Я же не замуж за него хочу. Ты видела его в коротких спортивных шортах на физре? Тогда понимаешь, о чем я.

– Джинни хочет герпесного ребенка от Нейта!

– Господи. Приди уже в себя, Трейс. У тебя крыша поехала.

Трейс? Люси решила, что речь идет про Трейси Шаймер. Почему только богатенькие отпрыски всегда под кайфом сцены устраивают?

Поток смеха и сплетен отдалялся от Люси – девушки вернулись к костру. Больше подслушивать было некого, и Люси на мгновение осознала правду.

Мы собрались, потому что мальчик мертв. И еще один был убит. И еще одного не хватает. И вот я здесь, одна в темноте, в то время как все остальные празднуют.

Она не могла вынести подобные мысли и чувства, а потому начала тихо бродить в поисках чего-нибудь еще.

Она взглянула в центр ниши и увидела Бакета прямо у костра: он медленно потягивал пиво и кивал в такт музыке, доносящейся из ближайшей стереосистемы. Она знала, что если проследит за его взглядом, то увидит Эшли Йоргенсен.

Люси считала, что Бакет сохнет по недостижимым женщинам вроде Тони и Эшли только потому, что знает, что ему с ними ничего не светит, а значит, и отказа бояться не надо. Потом она подумала, что из-за встреч с доктором Нильсен превращается в диванного психиатра. Затем подумала, что ей стоит проанализировать свое поведение и понять наконец, какого хрена она играет в пещерного ниндзя. Или почему не могла сидеть за обеденным столом с двумя самыми добрыми людьми, которых она когда-либо встречала. Или почему ей снились откровенные сны вперемешку со снами о том, как лицо учителя сползает с черепа. Или почему…

Люси вскрикнула и чуть не упала. Как Брюэр нашел ее в темноте?

– Нет. Господи. Хотя что-то захотелось. Ты напугал меня до чертиков.

– Извини. Думал, ты ненастоящая, пока не подошел поближе. Думал, ты – это маленький черный медведь, или дух, или что-то такое. Потом подошел и почувствовал твой приятный запах. И твои ботинки увидел. Я запомнил твои ботинки.

– Посмотрите на это маленькое племя. Все сгрудились вокруг костра. Так еще давным-давно делали.

Судя по всему, для Брюэра эта мысль казалась очень глубокой, но Люси не хотела выслушивать его триповую болтовню. Он ведь так игриво и прямо говорил с ней, когда был трезвым. Вот чего бы ей сейчас хотелось. Кроме того, он мог начать задавать ей вопросы про ее переход в режим призрака. Она решила отвлечь внимание.

– Нет. Расстроился немного. Думаю, Лесная охрана вместе с добровольцами и правда тут все почистила после прошлого разгрома. Нашел только использованные презервативы и пустые бутылки, а это, сама понимаешь, двойной облом. Моя теория: кости, которые я чувствовал руками, глубоко в земле. Может, кости мастодонта, прям совсем далеко, десяток тысяч лет лежат. Сигнал-то сильный.

– Отлично! Ладно. Это правда, что там, откуда ты родом, в реке живут розовые дельфины, которые накладывают проклятия на людей?

Щеки Люси вспыхнули, но она быстро ответила, чтобы не выдать волнения.

– Розовые дельфины там правда есть. Их называют botos. Но они не накладывают проклятия. Говорят, в них вселяются души умерших, и поэтому они ведут себя как люди. Они очень игривые. Но кто-то думает, что они оборотни, которые соблазняют молодых женщин на берегу реки.

– Бото превращается в красивого рыбака, и если девушка признается ему любви, то они начинают встречаться. Если кто-то увидит, как они трахаются, парень превратится обратно в розового дельфина. А если нет, то женщина родит еще одного бото.

– Не-а. Однажды в детстве я сидела у реки и ждала, когда появится рыбак. Думала, что, если рожу ребенка от бото, мы могли бы жить вместе в реке.

– Что же, – сказал он. – Когда я был маленьким, я хотел завести огромную домашнюю белую акулу, но потом узнал, что они умирают в неволе. Я грустил целый год. Не шучу. Я так расстраивался, лишь когда узнал, что гелий плавает только в виде газа. У меня были планы на этот жидкий гелий! Большие планы…

– Как думаешь, мы и сейчас все еще тупые? Ну, чуть менее тупые, чем тогда, конечно.

– Возможно. Ты определенно тупая. У меня вообще почти нет мозгов. Иначе почему мы сейчас стоим в кромешной тьме и обсуждаем волшебных дельфинов?

И это было правдой. Внезапно Люси поняла, что давно не чувствовала себя так хорошо. Брюэр был очень похож на мальчика, который дал ей леденец: в тяжелое время он дарил ей моменты радости. С Бакетом бывало что-то подобное, но зачастую это был вопрос выживания. Они спасали друг друга. А сейчас все ощущалось… по-другому.

– Мне здесь тоже нравится. Ты чертовски крутая, Люси.

Она надеялась, что темнота скроет ее улыбку. Она не хотела показаться падкой на комплименты.

– Хорошо, что ты это знаешь. Иногда вижу тебя в школьном коридоре, и мне кажется, что ты пытаешься спрятаться. И это ужасно, потому что ты одна из самых… Черт, как это слово…

Если он скажет «экзотичная», я закричу так, что рухнут стены пещеры.

– Думаю, ты просто очень… интересная. Кажется, тебе сейчас нелегко. И я вижу, как ты болтаешь с Бакетом. Вы, ребята, очень близки, и я даже немного ревную. Вы, похоже, настоящие друзья.

Люси не ответила. Он разыгрывал ее? Ей вообще было до этого дело? Что вообще происходит?

Какое-то время они стояли молча, и Брюэр попытался разрядить обстановку.

– Болтаю тут без умолку, вслух думаю. Охеренно, чувак. Ловить трип в пещере – будто в камеру сенсорной депривации залезать. Я же сказал, я такой тупо…

Но фразу он закончить не успел. Люси коснулась ладонями его лица, наклонилась к нему и поцеловала так крепко, как только могла. Затем он нежно коснулся ее лица и поцеловал ее в ответ. Через несколько минут губы их обмякли, и они оторвались друг от друга, глубоко дыша.

– Э-э… ну… ничего. Слушай, я сейчас под кайфом и…

– Фух, слава богу. Здорово. Я рад, что все было по-настоящему.

– Давай еще раз поцелуемся? О странностях тогда говорить не придется.

Так они и сделали, и Люси стало хорошо, и она хотела, чтобы это чувство не заканчивалось, а унесло ее подальше от огня и хаоса вечеринки. Второй поцелуй длился до тех пор, пока не онемели лица, а затем Брюэр отстранился и сказал:

– Хочу показать тебе самую классную часть пещеры.

Рука Брюэра обхватила ее ладонь, и волна неведомого ранее чувства прокатилась по всему телу, и Люси снова улыбнулась, поняв, что готова пойти с ним куда угодно.

Пару раз Люси чуть не навернулась со скал, а потом вспомнила про налобный фонарь. Зрения, как у Брюэра, у нее не было, и пещеры она совсем не знала, так что угнаться без света за спутником просто не могла. Забыв о режиме призрака, она щелкнула кнопкой и зажмурилась от света на лбу.

Они держались темноты вместо того, чтобы пройти через самое сердце вечеринки. Люси чувствовала, что они с Брюэром образовали маленькое священное пространство, предназначенное только для них двоих.

Сначала они шли, держась за руки, но Брюэр был прав: руки лучше вытянуть для равновесия. Он вел ее по неровным камням и огромным валунам к верхней левой части главной пещеры.

Увидев Брюэра в свете налобного фонаря, она сначала остановилась: он был худой, а ей больше нравились помускулистей; голова была слишком большой для тела, и длинные окрашенные волосы едва ли могли это скрыть; и теперь стало ясно, что он закидывается большим количеством наркотиков.

Но на самом деле ее это мало волновало; она подумала о его словах и поцелуе и почувствовала новый прилив чего-то чистого и хорошего в сердце и теле и избавиться от этого чувства не могла.

Она увидела, о чем он говорил: прямо за ним зияло небольшое отверстие в стене пещеры, максимум три на три фута. Люси сомневалась, что пролезет в него.

Она вспомнила, как ее крепко прижало железо к заднему сиденью машины родителей, запах бензина…

– Чуть проползем, и все. Нужно просто лечь плашмя и повертеться. Не успеешь оглянуться,

как окажешься в большой классной пещере. Кажется, там уже кто-то огонь развел, так что будешь видеть свет в конце. Иногда ползти в темноте приходится.

Люси взглянула на узкий вход в пещеру, подумала о костре с другой стороны, и на нее нахлынули воспоминания.

Дым от воспламенившегося бензина. Крики вдалеке.

– Я полезу первым. Хорошо, Люси? Чтобы ты поняла, какой короткий и безопасный проход.

Из первой пещеры донеслись далекие крики девушек. Кто-то подрался? Какая-то пьяная разборка началась? Наверное, Эмили увидела, что Джинни подошла к Нейту Карверу, и решила вырвать ей клок волос.

Рядом с ней был Брюэр, он был добр и хотел ей кое-что показать. А она хотела быть храброй и все посмотреть.

– Иди вперед, я за тобой. Тебе нужен будет фонарь?

– Нет, я там знаю. Однажды пришел сюда с двоюродным братом, и фонарик погас, когда мы во второй пещере ходили. Четыре часа ползали везде, чтобы найти выход. Зато теперь знаю эти пещеры вдоль и поперек. Плюс, в левый глаз у меня встроена светящаяся карта всех тоннелей, типа дисплея. Она тоже поможет.

Боже. Трип еще продолжается. Ты уверена, что он не заведет тебя в какой-нибудь тупик?

Звуки вечеринки эхом отразились от стен пещеры. Резкий хлопающий звук и залп криков.

Это фейерверк? Кто-то снова бросил в огонь горсть патронов? С Бакетом там в порядке? Наверное, потягивает пиво и ждет, когда Эшли сделает первый шаг.

Брюэр подтянул Люси к туннелю. Как только они оказались рядом, оба присели на корточки. Он наклонился и легонько поцеловал ее в лоб.

С этими словами он исчез. Люси смотрела, как каменная пасть поглощает его целиком, а потом сделала глубокий вдох и полезла следом.

Глава 5
Проход

Люси хотела включить фонарь – увидев, как сильно сужался тоннель к середине, она еще больше заволновалась. Каждый короткий тревожный выдох отгонял от лица пыль, поднятую Брюэром.

Дышу старой грязью. Мне вообще кислорода достаточно?

Она уткнулась лицом в рукав толстовки и глубоко вдохнула в надежде, что ткань послужит фильтром, но глотнула еще больше пыли, смешанной с запахом древесного дыма и несвежих сигарет.

Какая грязная пещера. В темноте этого не видно. Будь сейчас светло, все было бы по-другому.

По обе стороны шумели вечеринки, и звуки неразборчивой болтовни, криков, смеха слились в какофонию, отдаваясь тревожной вибрацией в костях.

До нее донесся голос Брюэра: на фоне шума он звучал едва слышно, нервно, несмотря на пониженный тон.

– Не помню, чтобы в середине так узко было. Надо повернуть плечо, чтобы пролезть участок с граффити.

Старается скрыть страх, но у него плохо получается. Почему? Почему я вообще за ним лезу? Надо вернуться. Скажи, что тебе не нравится эта затея.

Но потом Люси вспомнила, как он хотел показать ей вторую пещеру, вспомнила прикосновение сильных и уверенных рук на своем лице, и ей хотелось, чтобы он прикоснулся к ней снова, еще раз, и только это желание подвигло ее двинуться глубже в сужающийся проход.

Доверилась парню. Нет, не просто парню. Гребаному Брюэру. А все из-за пары комплиментов, поцелуев и…

– Вот, отлично. Через пару футов уже расширяется.

На этот раз голос его звучал увереннее, и Люси увидела, что он уполз далеко вперед, видела длину тоннеля в слабом свете и клубящейся пыли. Подошвы его ботинок почти исчезли из вида. Вдалеке на камне замерцало пламя, и она поняла, что это отблеск огня из второй пещеры.

Должно быть, он оглянулся и заметил, что она остановилась. Люси почувствовала неловкость и подумала о том, что осталось позади. Бакет и его глупые фантазии. Хаотичные подростки, с каждой секундой все больше напивающиеся до хрюкающего состояния. Тупой одноглазый Джейк, уставившийся на сиськи чирлидерши. Направленные на нее странные, осуждающие взгляды. Люди, видящие в ней только ее жестокое прозвище. «Фу, Сопля пришла». Все они вели себя так, как будто все было замечательно, будто забыли все плохое – дым, сирены и выстрелы, мертвых или пропавших без вести сверстников, – или же делали все возможное, чтобы не думать ни о чем, пытаясь найти выход в никуда.

– Я почти в конце. Тут точно устроили еще одну тусовку. Полный отрыв.

Люси прищурилась, пытаясь не обращать внимания на узкий лаз, даже когда почувствовала, как тепло тела отражается от холодного серого камня. Она увидела граффити, о котором упоминал Брюэр, – ЗДЕСЬ БЫЛ СОТОНА! – и задалась вопросом, кто решил остановиться на таком дерьмовом участке, чтобы написать такую тупую фигню. Наверное, человек просто надышался аэрозольной краски. Он ведь мог и умереть прямо здесь. Был бы весь синюшный и в красной краске. Что бы подумали родители СОТОНЫ, когда его тело нашли бы и вытащили из пещеры? И что…

Хватит думать. Единственный выход – впереди.

Под ремешком скопился пот, и налобный фонарь соскользнул на глаза. Люси продвинулась вперед еще на фут: голова и правое плечо миновали самое узкое место прохода. Она чувствовала свое влажное дыхание – смесь дыма, жареного мяса и «Скиттлз». На секунду ее охватило смущение: а какой на вкус она была для Брюэра? Но потом вспомнила, что он ел грибы, выращенные на навозе, и решила, что у них обоих воняет изо рта.

Он добрался до конца туннеля и, казалось, не понимал, насколько она отстала.

– Твою мать, Люси. Это обалденно. Ты обязана это увидеть.

Брюэр пролез. Он больше меня. Так что я точно справлюсь.

Она двинула второе плечо вперед и почувствовала, как стена туннеля с огромным давлением прижала ее руку. Сердце зачастило. Она попыталась сделать глубокий успокаивающий вдох, но поняла, что не может расширить грудную клетку.

О боже. Я не пролезу. Не пролезу. Что он там говорил? Надо вращаться?

Она посмотрела вперед, на Брюэра, но на фоне мерцающего света костра видела только его силуэт. Его слова до нее почти не долетали, и вроде бы он говорил что-то типа «нет-нет-нет…», но это ей точно показалось. Так, отголосок. Да и какая разница, что он говорил? Ей нужно двигаться. Нужно двигаться.

Она толкнулась ногами, но ничего не вышло. Почувствовала, как грудь еще больше сжало. Давление усиливалось с каждым вдохом.

Она позвала Брюэра, но воздуха в легких хватило только на шепот.

До нее донесся его голос, какой-то неразборчивый, с нотками паники, и она едва расслышала его из-за собственного сердца, стучащего в ушах.

Он не смотрит на меня. Почему он не смотрит на меня? Он мне нужен.

Она решила повернуться и протолкнуть застрявшее плечо, но потом поняла, что тогда будет лежать на спине, лицом вверх, и смотреть на прижимающий ее огромный камень.

Лицом вверх, как после аварии. Смотреть, как покачиваются верхушки деревьев, слышать крики мужчин, колотящих по раме родительской машины.

Если она закроет и откроет глаза, увидит ли СОТОНУ, сидящего на ней?

Глубоко в душе она ощутила почти забытое, старое чувство. Оно было с ней в Перу, в самые тяжелые времена, когда целью жизни было элементарное выживание. Ты должна двигаться дальше.

Поэтому, вместо того, чтобы вдохнуть, она вытолкнула весь воздух из легких. Она представила, как тело сжимается, уперла ноги в землю, толкалась и толкалась, пока плечо не дернулось и оказалось на свободе; тело наконец продвинулось вперед, ей удалось отвести нижнюю руку и вцепиться в землю перед собой. Дыхание давалось легче, поэтому Люси глубоко вдохнула, снова толкнулась и через несколько секунд вышла из узкой ловушки в центре туннеля.

Несмотря на обретенную свободу, она чувствовала, как сжимается оставшийся позади узкий проход, словно горло, что пыталось ее проглотить, и боялась, что сейчас ощутит костлявую руку СОТОНЫ на лодыжке и он утянет ее назад…

Но вместо этого ее схватила за предплечье мозолистая рука Брюэра, и тепло его кожи вдохнуло в нее жизнь. Наконец-то она в безопасности. Наконец-то. Но потом она поняла, что он лезет обратно в туннель, крепко сжимая ее за руку и шепча по-детски напуганным голосом:

– Ты слышишь? Люси, это, кажется, реально. Нужно уходить!

– Не думаю. Просто уходим! Вряд ли такое возможно, но… Ты это слышишь?

А потом она услышала – и поняла, что лучше бы это было галлюцинацией, эффектом от грибов, которые он передал ей с поцелуем. Но это было невозможно, и она точно не была под кайфом. После эпизода в середине тоннеля ее тело находилось в состоянии острой осознанности, так что звук, доносившийся из пещеры впереди, не был иллюзией. Пронзительные громкие крики, очень знакомые ей по несчастному случаю с родителями – крики агонии пойманных в ловушку и раненых людей, понимающих, что скоро они умрут.

Хуже всего, что среди стенаний она услышала смех.

Кто-то был напуган и умирал. Кто-то развлекался и радовался.

Брюэр толкнул ее плечи, отвлекая от ужасного гула. В его глазах плескалась паника.

– Кажется, меня заметили, Люси. Те, у кого эти штуки. Нужно валить.

– Я не… Да похер на штуки. Господи! Ползи уже назад.

Назад к узкому лазу. К СОТОНЕ. Они застрянут, прижавшись друг к другу, хватая воздух. Цепляясь друг за друга.

– Надо, Люси! Их там, внизу, очень много. Видимо, есть какой-то другой вход. Так что давай!

– Не надо. Давай назад, или я сам тебя начну толкать.

Люси толкнулась руками назад, и в брюки набилась грязь.

– Может быть. Просто двигайся, хорошо? Отлично… У него изо рта что-то лезло, Люси. Какие-то мокрые черные пауки. И к потолку пещеры что-то прилипло. Оно блестело. И двигалось. Другие, кажется, его не видели. Все произошло так быстро.

Брюэр зажмурился и покачал головой. Когда он снова открыл глаза, в свете фонаря Люси увидела его широкие черные зрачки.

Нет. Стой. Ему привиделось. Он слетел с катушек. А меня снова в проход толкает.

– Ползи. Они приближаются. Когда меня увидел Джейсон, увидели и все остальные. Они одновременно посмотрели на меня.

Брюэр оглянулся, продолжая ползти. Скоро он уткнется головой в ее голову.

Люси слышала. Из-за спины Брюэра донесся звук, намного ближе, чем ужасные крики и смех. Падающие камни. Еще одно тело, кряхтя, залезло в тесное пространство.

– Черт, черт, черт, черт, назад, черт. Они прямо…

Люси ощутила, как сужается проход, как стены начинают выдавливать воздух из легких, и тут в клубах пыли увидела нечто прямо за Брюэром. Донесся шорох, а затем пара бледных дрожащих рук протянулась и схватила парня, которого она недавно целовала; он закричал, а руки утащили его обратно к тому, что он увидел и от чего хотел сбежать.

Люси потянулась к Брюэру, чтобы схватить его запястья, вцепиться так крепко, как только можно, и притянуть его к себе, но было слишком поздно – и она не хотела его слушать, не поверила ему, – и уже через несколько секунд его испуганные крики слились с хором жестоких животных выкриков из второй пещеры.

Она не успела осознать произошедшее – только смотрела на столбы пыли, оставшиеся от Брюэра, – как снова внутри раздался голос, и в нем не было привычного сомнения – лишь твердость, которую она ощутила всем телом, и говорил он лишь одно:

Она тяжело и быстро выдохнула, прижалась грудью к земле и начала отползать подальше от того, что забрало Брюэра.

Отползая, она услышала звук, который заглушил даже ее собственное дыхание. Ровный мужской голос. Он странно дрожал:

Затем вдох и шорох рук, быстро шлепающих по каменистому полу. С ней в тоннеле кто-то еще, там, за пылью.

Люси продолжала отступать, все дальше от звука, прикидывая, сколько ей еще до входа в тоннель, в пещеру, до пикапа, да стараясь проворнее двигать руками, злясь, что ничего не видит за собой, и страшась того, что может увидеть впереди. Краем глаза она заметила СОТОНУ и поняла, что миновала узкое место.

А потом поняла, что не двигается. Тяжелое дыхание раздавалось совсем рядом. Оно за мной? Оно пошло через другой вход? О боже. Тут раздался смех, и она поняла, что не может пошевелиться, потому что кто-то схватил ее за толстовку и потянул к себе.

– Попалась, сука. Тебя и использую. Подключайте меня.

Вторая рука схватила ее за толстовку, зацепив прядь волос, и потащила ее обратно в пещеру. Голову пронзила жгучая боль.

Руки дернули ее за голову, и она оказалась лицом к лицу с Беном Брумке. Но Беном Брумке он больше не был: в свете фонаря она заметила его ярко-голубые глаза и размытые по краям радужки. Плечо рубашки испачкалось в блестящей черной жидкости. И его лицо… Она никогда не видела, чтобы эмоции менялись так быстро: возбужденная ухмылка перешла в гримасу, потом он нахмурился, непроизвольно дернулся и снова улыбнулся, обнажив идеальные белые зубы.

На секунду глаза Бена закатились, а затем снова сфокусировались на Люси.

– Он говорит, ты нам не нужна. Говорит, чувствует себя лучше.

Люси вспомнила Криса Кармайкла – те же голубые глаза, окровавленный учебник, поднятый над головой… «Теперь я здесь. Я чувствую себя лучше»… Бен крепче сжал ее волосы и толстовку, и она представила, как он будет снова и снова впечатывать ее лицом в землю, пока она не умрет, а поэтому подняла голову, чтобы ослепить Бена светом, затем потянулась к его лицу и со всей силы впилась ногтями в кожу.

Что-то теплое коснулось пальцев, раздался гортанный крик. Она ощутила дыхание Бена – ужасно противную смесь дыма и гниющих морских водорослей, – его хватка ослабла, и у нее получилось выскользнуть из толстовки.

Она пятилась, не зная, идет ли он следом, все ожидая, что ее вот-вот остановят. Стены тоннеля отступали, и Люси набрала скорость. Где-то вдалеке Бен прекратил выть, и Люси рискнула обернуться, чтобы посмотреть, пролез ли он через узкое место.

Казалось, он застрял, не в силах преследовать ее. Он опустил руки на землю, а его мутные голубые глаза смотрели сквозь нее, не фокусируясь на окружающем мире. Свежая кровь черными ручейками стекала по оставленным царапинам, и Люси ощутила под ногтями куски содранной кожи.

– Сигнал плохой, но вижу картинку. Зеленый дом. Белая отделка. 1437. Хендерсоны.

Она была абсолютно уверена, что Бен никогда не бывал у нее дома. Дети из Брауэр Бьютт наверняка даже не подозревали о существовании ее маленького района. Так откуда он знает, где она живет?

Бена начало трясти словно в припадке. Он закричал, и в его голосе больше не было уверенности – на мгновение он стал похож на испуганного ребенка.

Он снова дернулся, затем его лицо расслабилось.

– Программа пере… Это… это… это… Это Сопля. Эй! Я тебя вижу. Ты – добыча.

Бен снова ухмыльнулся, закряхтел и оттолкнулся от скалы, а затем попятился назад и исчез.

Это ловушка? Он зайдет с другой стороны туннеля? Брюэр вроде говорил, что может быть другой выход.

Люси рванула что есть мочи из тоннеля, пока ее не поймал Бен или кто еще. Было ощущение, что она вырвалась из глотки существа, что пыталось ее целиком проглотить.

Попятившись, она отошла от тоннеля, и ей показалось, что кошмар или какой-то дикий сон закончился, и спустя вечность она наконец сделала первый глубокий полный вдох. От этого ей должно было стать легче, но легкие наполнились едким дымом, и она услышала далекие крики и почувствовала запах, напоминающий вонь горящей плоти. Затем она подняла глаза и увидела тени безумия, ползущие по стенам пещеры, и поняла, что кошмар не закончился, а стал реальностью.

Глава 6
Импульс и реакция

Джинни Бухольц горела. Другие девочки продолжали пинать ее. Их лица были пусты. Ее лицо впечатали в песчаную землю пещеры. Похоже, она защищалась руками – Люси заметила переплетенные пальцы Джинни, вплавленные в дымящуюся черную кожу на затылке, красные и обугленные, – огонь пожирал ее куртку, а тело дергалось от постоянных глухих ударов ног по ребрам.

Перед тем как отпрянуть и прижаться к стене пещеры, Люси заметила что-то на шее одной из девочек – маленький блестящий кружок, из которого сочилась какая-то жидкость. Ей показалось, что под кожей что-то двинулось, но времени на обдумывание не было. Какая разница, что это? Эти девушки протащили Джинни через огонь и забили ее до смерти. Люси знала, что они сделают с ней то же самое.

Люси задержала дыхание, но перед глазами поплыло. Она зажмурилась и ждала, когда закончится сон, когда перестанет бешено стучать сердце и когда она вернется в реальность из этой пещеры, полной хищников. Люси открыла глаза, и чувства резко обострились. Горящая плоть пахла так сладко и сочно, что у нее чуть не потекли слюнки, если бы только от адреналина не пересохло во рту и не было бы слышно совсем рядом громких четких, словно предсмертных, хрипов парня, которому сдавили горло. Зрение тоже подвело, потому что перед собой она видела только насилие: люди били друг друга, кусали и рвали на куски; верхом на одной девушке сидела с закрытыми глазами другая, ее подбородок и горло заливала свежая кровь, и она постоянно качала головой; прямо за ними два парня подцепили другого мальчика за шею лямками рюкзака; и дикость, подобно спирали, все дальше и дальше раскручивалась от центра вечеринки.

Люси показалось, что она находится в каком-то подземном вакууме, который никогда не знал солнечного света и в котором кровь являлась единственным источником тепла. Ей хотелось оказаться где-то высоко – например, на вершине дерева, откуда открывается вид на горные хребты, – где воздух был свежим и прохладным и где не пахло обгорелой Джинни Бухольц.

Она вспомнила, что Бен Брумке, скорее всего, ищет ее. Если он знает, куда ведет тоннель…

Рука инстинктивно потянулась натянуть на голову капюшон толстовки, чтобы скрыться от чужих глаз, но пальцы коснулись шеи. Бен стащил с нее толстовку и налобный фонарь. С обнаженными руками и шеей она чувствовала себя гораздо уязвимее.

Совсем близко, внутри пещеры, раздались выстрелы и вырвали Люси из раздумий.

А вдруг опять стреляют мужчины, которые приходили в школу? Люди, которые убили Криса?

Она уже не в первый раз представила, как ее одноклассников расстреливают, но впервые эта картина принесла ей облегчение.

Может быть, это спецназ? Они остановили Криса! Они знали о Крисе, так что они должны знать о происходящем. Если только в пещере не заблудились. Но я слышала вертолеты, так что… Может, надо спрятаться и затаиться, пока они не спасут меня?

Люси присела на корточки над крошащимся камнем и огляделась, ожидая, когда в пещеру, подобно очищающему свету, грянет шквал фиолетовых дымовух и пуль. Вместо этого она услышала низкий ровный голос, эхом отражающийся от стены:

Две силуэта на фоне огня в клубах дыма. Парень и девушка, оба дрожали. Люси представила, как они смотрят на нее ярко-голубыми глазами и как что-то движется у них под затылком.

Услышанные выстрелы не принадлежали спасителям. Стало ясно, что у кого-то из подростков был пистолет и он его использовал.

Она взглянула на дрожащие, окутанные дымом фигуры. Они исчезли.

Вопросы сразу отпали. Она держалась ближе к валунам, на которые они с Брюэром карабкались всего час назад, и скользила по камням. Очень не хотелось красться спиной к вечеринке, ведь любой мог приблизиться с ножом, пистолетом, разбитой бутылкой, камнем или просто с дрожащими руками – с чем угодно, что могло забрать ее жизнь.

Добравшись до самого большого валуна, она поняла, что между массивной скалой и стеной пещеры есть щель. Раздался приближающийся хруст шагов, и Люси не задумываясь протиснулась вниз, в темное пространство, и глубоко вдохнула.

– Лучше, лучше, лучше… Я не хочу это чувствовать. Я о таком не просил.

Девушка ответила резким и голодным голосом:

– Хватит об этом думать, Карвер. Нужно что-то делать.

– Только… туман. Ты видишь? Больно. Подключай меня.

Это Нейт. Голос его казался слабым и испуганным, и на место ненависти внезапно пришло странное сочувствие. Что бы ни случилось с ее одноклассниками, не у всех получалось справиться с переменой.

– Да, да. Продолжай искать. Мы скоро поднимемся наверх.

– Тогда сначала найди их. Похоже, это Люси. Мы ее видели там.

– Бен, думаю… Я пока не понимаю, но… Мне тоже нужно. Он сказал, что мы тоже это почувствуем, когда найдем больше других. Продолжай искать.

Люси задержала дыхание; легкие горели от нехватки воздуха, биение сердце отдавалось во всем теле.

Две пары шагов начали отдаляться от укрытия в разных направлениях. Она выждала еще десять секунд и выдохнула медленно и спокойно.

Люси начала пятиться из укрытия, но тут услышала, как тело ударилось о каменную стену над головой.

Нейт и девушка искали ее – и нашли кого-то другого.

Люси снова задержала дыхание, сжалась в комок, отчаянно желая превратиться в воду и раствориться в земле.

– По камням лицом! Протащи его. – Теперь в голосе Нейта нарастало возбуждение.

Сочувствие, что она ощутила чуть раньше, испарилось. Нейт был одним из них. Всегда был.

– Хорошо… Держи его… Помоги повернуть его лицом, черт возьми.

Люси услышала, как трое человек, тяжело дыша, борются. Затем Нейт взвизгнул:

– Сученок. Мне тоже это нужно. Прямо сейчас. Я знаю, как сделать, чтобы он закричал. А потом его протащишь.

Кто-то захрипел сквозь стиснутые зубы, потом мучительно завыл, затем раздался плевок. Два чавкающих звука. Хруст. Звук волочения по камню.

– Я же сказала тебе, будет кричать. Говорила же! Уши и правда легко отрываются.

Парень с переломанным лицом, придавленный к земле, хрипло и влажно дышал.

Она поняла, что Нейт и девушка обращались друг к другу, не замечая переломанное тело парня.

– Но долго ли так будет? Не хочу снова отключаться. Слишком много информации. Нельзя отключаться. Мне это нужно.

– Оно может исчезнуть? Нужно поторапливаться. Нельзя… м-медлить! Погоди… Ты видишь это сообщение?

– Слышал. И видел. Но какое именно? Все как-то вперемешку.

Она вздрогнула, услышав свое имя и то, как легко оно слетело с губ Нейта. Будто он говорил об объекте, который им нужно использовать.

– Нет. Он зовет. Думаю, у него есть план. Он знает, как сделать так, чтобы стало приятно. Мы должны следовать импульсам. Идем.

Люси слышала, как они убегают, но выждала еще мгновение, прежде чем выйти и присесть рядом с телом, которое они оставили позади.

Парня было невозможно опознать. Из-за повреждений не осталось никаких отличительных черт, но, судя по тихим звукам, он еще был жив. Она вспомнила, как ее утешали люди, когда спасали после несчастного случая с родителями. Она сделала то же самое.

– Все будет хорошо. Я выберусь отсюда и приведу помощь.

Парень застонал. Люси присмотрелась и увидела оторванное ухо, лежащее на треснувшей челюсти, и поняла, что бесполезно что-либо говорить, поэтому нежно положила руку ему на плечо, думая о том, что это – последний человеческий контакт, который ему суждено испытать. Последний жест милосердия. Затем она встала, перешагнула через тело и медленно двинулась по темноте к выходу из пещеры.

На первый взгляд казалось, что мечта Бакета все-таки сбылась, но если приглядеться, то можно было заметить, как нависшее над ним тело Эшли Йоргенсен стало дергаться, как она вцепилась зубами в его верхнюю губу и потянула ее, намереваясь оторвать.

Пронзительный вопль Бакета подсказал Люси, что от вечеринки он тоже ожидал другого.

До сих пор Люси удавалось оставаться незамеченной: она держалась стены пещеры и двигалась в направлении – как она надеялась – выхода. Ей даже показалось, что вдалеке тускло мелькнуло безлунное небо, но потом она услышала стоны слева – несомненно, Бакета – и уже не могла их игнорировать и идти дальше.

Сначала она ничего не понимала. Бакет и Эшли укрылись в углу пещеры. Бакет лежал на спине, худое тело Эшли оседлало его.

Да вы издеваетесь. Убежали со скотобойни, да еще и целуются? Серьезно? Я должна предупредить их.

Но потом Люси услышала голос Эшли, смущенный и взволнованный.

– Я думала, сработает. Обычно срабатывает… Но сейчас нет никакого ощущения.

– Нет, мы должны… То есть надо сделать именно так, как он сказал.

Голова Эшли дрогнула. Правое плечо дернулось вверх. Бакет предпочел никак это не комментировать, опасаясь разрушить атмосферу.

– Я могу это прекратить. Если сделаю его способом.

Эшли наклонилась вперед, ее лицо оказалось в нескольких дюймах от лица Бакета, и Люси поняла, что услышала достаточно. Дело явно плохо.

Она подумала об убитом парне, оставшемся позади, и поняла, что все повторяется, а потому опустилась на колени, схватила первый попавшийся камень и бросилась к прижатым друг к другу телам как раз в тот момент, когда Эшли прикусила губу Бакета и начала тянуть ее, как волк, рвущий сухожилия.

Бакет закричал. Эшли потянула сильнее, голова Бакета поднялась с земли. Бакет попытался оттолкнуть Эшли, но та лишь сильнее в него вцепилась и крик перешел в визг.

Благодаря шуму Люси легко преодолела последние несколько футов. Эшли заметила движение, расцепила зубы и повернулась к Люси.

У нее не было никакого определенного плана. Был Бакет, которому угрожала смерть, Люси и камень. Не было времени думать, как она замахивается камнем на Эшли или о том, как проваливается и брызгает кровью во все стороны маленький идеальный носик Эшли; как камень по инерции ударяет по зубам Эшли и резцы падают прямо ей в рот; как Люси спотыкается о Бакета и падает на Эшли всем весом, загоняя камень еще глубже в череп голубоглазой девушки, добивая ее.

Такого она точно не планировала. Но так уж все и произошло.

Затем Бакет прикрыл разорванную губу рукой и посмотрел на Люси: она тяжело дышала, не в силах принять факт, что убила Эшли Йоргенсен; и они оба не понимали, почему откуда-то из шеи мертвой девушки раздался пронзительный визгливый звук.

– Не знаю. – Визг под Эшли становился все громче. – Вставай. Нужно убираться отсюда.

Бакет сунул руку в штаны и поправил себя, затем встал.

– Ну, да… Но до этого все было здорово. Она сказала, что хочет отплатить за помощь с математикой, а на вечеринке стало как-то слишком шумновато, и мы и пошли сюда и… Черт… Ты правда ей лицо в кашу перемолола.

Бакету хватило мозгов обнять Люси и не отпускать несколько секунд. Люси задрожала в его объятиях и поняла, что, не будь она напугана, уже, возможно, заплакала бы. Она подавила другое чувство: в самой глубине сознания – глубокий, ослепляющий гнев, разрастающийся из искры в пламя.

– Все окей. Только не надо так громко говорить, ладно? Надо вести себя тихо.

Тело Эшли снова издало новый звук: что-то мокро захлюпало внутри девушки.

– Не знаю. Но тут много таких, как она. Они, скорее всего, нас услышали. Один из них сказал, что все собираются встретиться в другой пещере, но как знать? Раз Эшли тут была, кто-то тоже мог остаться. Они придут и убьют нас. Они уже убили Брюэра, Джинни и… В общем, надо уходить. Они хотят выйти в город.

«Зеленый дом. Белая отделка. 1437. Хендерсоны».

Билл и Кэрол. Они спасли меня, когда мне нужна была помощь.

Набрав камней, Люси и Бакет двинулись к выходу и вздрагивали при каждом шорохе. Услышав звуки в пещере позади, они побежали к лестницам и взлетели по ним с неожиданной скоростью.

Неужели закончилась встреча во второй пещере? Сколько еще голубоглазых дергающихся ублюдков преследовало их? Сколько пойдет в город? Как это вообще возможно?

Они добрались до пикапа Брюэра и заперлись внутри. Но даже тогда, когда от ночного воздуха, полнящегося сиренами и отдаленными криками, их отделили металл и стекло, они не чувствовали себя в безопасности. Даже когда двигатель с грохотом ожил и Бакету удалось включить четвертую передачу и набрать скорость, чтобы уехать как можно дальше от смертей в пещерах, они знали, что, по сути, ничего не избежали.

Что впереди, что позади – был мир, и все в нем хотело их смерти.

Люси радостно было наконец-то вернуться на поверхность. Правда в том, что она всегда чувствовала на себе взгляд всего мира и то, как он видел в ней объект и хотел ее уничтожить.

Она вспомнила тяжесть камня в руке, как смякла под его напором Эшли. Это чувство придало сил, и сердце бешено забилось. В нем был стимул.

Она взглянула на трясущегося Бакета, ведущего пикап красивого мертвого мальчика. Если не сосредоточится, они могут погибнуть.

– Хорошо? Да у нас чертов апокалипсис, Люси. У тебя совсем крыша поехала. Ты убила девушку, в которую я был влюблен, и у нее какая-то хрень в шее кричала. Брюэр мертв, и, если ты не соврала, куча других людей тоже мертвы. И ты хочешь, чтобы я, твою мать, успокоился?

– Нет. – Люси положила руку на плечо Бакета. – Не нужно успокаиваться. Это было бы ненормально. Думаю, хватит уже нам быть спокойными. Вот что я пытаюсь сказать. Больше спокойными мы не будем. Будем бороться. Докажем этим ублюдкам.

Люси наклонилась и подняла тяжелый стальной гаечный ключ с пола пикапа Брюэра. Он казался таким же тяжелым, как камень.

ПРОРЫВ ВЫПУСКА: IMTECH ВЫВОДИТ «ИНТЕЛЛЕКТ» НА НОВЫЙ УРОВЕНЬ

В этом выпуске нашей серии «Прорыв» мы перенесемся к заснеженным склонам и летнему великолепию любимого туристами города Тернер Фоллс, штат Орегон. Окруженный горами, реками и пивоварнями мирового класса, Тернер Фоллс долгое время был известен как место приключений на свежем воздухе, полное домашнего гостеприимства, поэтому Next Venture заинтересовало, почему все последние новости региона вертятся только вокруг небольшой специализирующейся на медицине компании IMTECH (ранее известной как Integrated Medical Technology, Inc.).

Компания, наиболее известная благодаря AcceptSkin©, синтетической силиконовой ткани, используемой для предотвращения отторжения биоэлектрических имплантатов у пациентов, недавно привлекла внимание средств массовой информации тем, что получила невероятные 2835 патентов на то, что, как утверждается, будет единой технологией. Более того, они изменили название компании на более привлекательное «Immersive Media Technology, Inc». до предоставления финансовых отчетов за четвертый квартал, а потому становится ясно, что IMTECH – компания в движении. Джим Харгривз из Next Venture встретился с Престоном Бернхардтом, специалистом по связям с общественностью, для провокационной (хотя и осторожной) беседы про инвестиции, интеллект и «дополненное существование».

«Что же, мы поняли, что наше видение и миссия стали шире. Потому решили выбрать название, которое бы лучше отражало вектор нашего развития. Integrated Medical изменили способ взаимодействия человеческого тела с имплантатами. Мы максимально приблизили технологию к человеку и спасли много жизней, чем по-прежнему безмерно гордимся. А теперь Immersive Media Technology будет развивать эту синергию удивительными и новыми способами».

«В настоящее время – нет, хотя могу сказать, что широкий фокус не помешает нам оставаться на передовой биотехнологий и биоэлектроники. IMTECH предстоит спасти еще больше жизней. Но на этот раз мы готовы еще и обогатить эти спасенные жизни совершенно новым способом».

Помимо патентных данных и нескольких рекламных объявлений, IMTECH раскрыла очень мало информации до того, как опубликовала финансовый отчет. Трудно ли было из-за этого продемонстрировать свою конкурентоспособность или привлечь финансирование?

«К счастью, все было совсем наоборот! Наш генеральный директор [Кэтрин Принс – прим. ред.], как видите, очень осторожно делится информацией, но она чрезвычайно уверенная в себе женщина, и те инвесторы, которые видели даже небольшую демонстрацию наших разработок, с избытком поддержали нас на всех стадиях финансирования. Дела идут как нельзя лучше. Что касается публичного финотчета. Люди постоянно жалуются: „Вот если бы купил акции Microsoft в 86-м или акции Apple в 80-м…“ Так вот, мы, честно говоря, думаем, что через несколько лет так же станут говорить об IMTECH. Люди должны понимать, что это будет не просто прорыв. Это будет настоящая революция».

Вы упомянули инвесторов. Есть кто-нибудь известный?

«Ха! Сложно не говорить о них, потому что всегда есть опасения ложных обещаний, несуществующих продуктов, да и каждый второй утверждает, что их изобретение изменит мир, так что… Послушайте… Недавний приток крупных технологических компаний в центр штата Орегон – не простое совпадение. Они туда приехали не пива выпить или на лыжах покататься. Хотя лишним не будет! Но если серьезно: мы установили невероятные партнерские связи, которые выходят за рамки инвестиций и поддержки. Все, с кем мы сотрудничаем, искренне верят в нашу идею».

Что ж, вы нас определенно заинтересовали. Некоторые аналитики рынка, в том числе из «Фискал пост», утверждают, что IMTECH слишком уж переоценена. А вот «Брэмбер уикли» согласен с вашим мнением о том, что акции IMTECH сильно взлетят. Итак, на данном этапе у нас есть две совершенно разные точки зрения. Вы бы хотели что-нибудь рассказать нашей аудитории перед началом презентации для инвесторов?

«Ну, всегда есть пессимисты, добавляющие ложку дегтя, чтобы показаться ясновидящими, если вдруг что-то пойдет не по плану. Но ведь с предварительными продажами всегда так, согласны? Думаю, когда наши страховщики представят профессиональную оценку, тогда и можно будет серьезно об этом поговорить. Когда придет время, когда мы будем уверены, что полностью защитили запатентованные технологии, тогда я смогу рассказать обо всем более подробно. Я понимаю, как абстрактно все это звучит сейчас, поэтому и не могу дождаться возможности все вам показать и доказать. Но на данном этапе я просто хочу, чтобы все – вообще все люди – знали, что у нас есть невообразимые разработки, которые, как мы считаем, кардинально изменят отрасль. Как я уже сказал, наша линейка продуктов будет предназначена не только для тех, у кого есть медицинские показания. Мы совершенно по-новому демократизируем сам интеллект, и это сделает нашу технологию универсальной. Может, даже для кого-то необходимой, учитывая конкурентный рынок. Процитирую наше последнее сообщение инвесторам: „Мы выходим за рамки дополненной реальности к дополненному существованию, изменяя сам способ взаимодействия с облаком, друг с другом, с нашим здоровьем и миром“. Хотел бы сказать больше, но обещаю, что все будет раскрыто, когда мы выступим с презентацией на конференции Collision этим летом».

Погодите… дополненное существование? Критики говорят, что IMTECH использует провокационные модные словечки для того, что, по их прогнозам, по сути, будет системой мониторинга здоровья или биологической системой обратной связи.

«Скажу так: этим критикам не хватает воображения и вдохновения, которые есть у нас в IMTECH. Я уже сказал больше, чем должен был, так что на этом остановлюсь. Но мне будет приятно понаблюдать за реакцией этих критиков на нашу технологию».

После такого заявления я обещаю, что сам окажусь в первом ряду. И уверен, что многие из наших читателей будут с нетерпением ждать предстоящей презентации IMTECH и выхода акций. Желаю удачи с запуском и благодарю вас за разговор с Next Venture!

Часть II
Тьма / преследование

Глава 7
Местные новости

Машина скорой помощи лежала на боку, горели аварийные фары, верхняя часть рамы прогнулась там, где ее протаранил и протащил до обочины массивный «форд».

Бакет и Люси сидели в пикапе Брюэра. Они не знали, кто был за рулем огромного, виляющего по дороге «форда», но и не горели желанием узнать. Люси велела Бакету выключить фары, но тот сказал, что без луны и уличных фонарей это сродни смертному приговору. Они отъехали от пещер примерно на сто ярдов, когда «форд» обогнал мчащуюся машину скорой помощи и врезался в нее на максимальной скорости.

Они не ожидали, что «форд» последует за ней в придорожный овраг, и, только когда они проехали через стену пыли, поняли зачем.

Трое парней выпрыгнули из грузовичка и направились к дымящейся скорой. В руках один держал молоток, другой дрожал так сильно, что едва поспевал. Люси узнала наклейку на задней панели – прицел винтовки, направленный на трех волков, с текстом «Выкуривайте пачку в день!» – и задалась вопросом, был ли Люк Олсен за рулем или же остался в пещерах истекать кровью на каменистой земле.

Бакет не снимал ногу с педали. Люси оглянулась и увидела, как затряслась машина скорой.

Люси представила их улыбки, и руки перестали дрожать. Она почувствовала себя лучше.

В доме Хендерсонов света не было, виднелся только отблеск телевизора на жалюзи.

– Забежим, предупредим их, позвоним твоим родителям. Может, они знают, что делать дальше. Скажут, где точка сбора для экстренных случаев. Или вызовем полицию, а потом сбежим из города. Но нужно действовать быстро.

Люси все еще держала в руках гаечный ключ Брюэра, и ее голос звучал на удивление уверенно, но странно и чуждо.

Грузовик Брюэра накренился и заглох. Бакет забыл переключиться с четвертой, когда затормозил перед домом.

– Да. Ты хорошо справился, Бакет. Не забудь взять ключи.

Кто это сейчас говорит? Люси усомнилась в своем здравомыслии. Во-первых, она чувствовала себя разбитой и потрясенной после смерти Криса и мистера Чемберса. Она ни в чем не чувствовала уверенности. Но сейчас она ощущала силу и не была готова от нее отказаться.

Что ж, доктор Нильсен, раньше у меня было много проблем с уверенностью и доверием, а еще давайте не забывать о вечном страхе быть покинутой, и, как вы знаете, ПТСР после инцидента в Спринг Мидоу. Но потом я поцеловала парня, а чуть позже убила камнем девушку, и теперь чувствую себя хорошо. Есть ли смысл продолжать наши встречи?

Люси была уверена: она сошла с ума. И как только переживет ночь и доберется до безопасного места с Хендерсонами, то точно впадет в кататонию.

Но пока она ощущала силу. Люси из грузовика Брюэра, вооруженная гаечным ключом и готовая наброситься на любого, кто встанет у нее на пути.

Но когда она зашла внутрь, она поняла, что лучше бы на нее напали.

Билл и Кэрол сидели на диване в гостиной, не сводя глаз с шестидесятидюймового плоского экрана и слегка наклонив головы. У обоих из носа до самой шеи шли засохшие струйки крови. Те уже не блестели в голубом свете экрана, потому что бы ни было причиной их состояния – произошло уже давно.

– Чувствуешь, Люси? – и указал на телевизор, на помехи и обрывки звуков, разносящиеся по комнате.

Она посмотрела на экран и тут же почувствовала, как кости превращаются в бетон. Зрение снова поплыло, мир отдалился, потом еще, затем телевизор стал бездной, над которой она парила, – по ощущениям было очень похоже на то, когда Бакет уговорил ее распить с ним бутылку сиропа от кашля.

Раздался голос, но, казалось, он пришел не через уши. Голос вибрировал у основания черепа, и Люси уловила обрывки настойчивого, слегка взволнованного мужского голоса:

…сообщение от системы экстренного вещания… потенциальной утечке токсичных отходов в подземном хранилище на атомной электростанции «Хэндсом Вэлли»… Едва заметное слабое землетрясение… причиной трещины в бетонном ограждении толщиной двадцать футов… Туристов… разворачивают в радиусе тридцати миль… Проблемы со связью, вызванные сканерами высокой интенсивности, используемыми для оценки ущерба без раскопок… Работники «Хэндсом Вэлли», федеральные чиновники и чиновники штата находятся на месте происшествия и усердно работают над обеспечением безопасности… Рекомендуется оставаться дома до дальнейшего уведомления… молодежь может быть наиболее подверж… симптомам, как неясность сознания, галлюцинации, паранойя и…

Люси почувствовала, как из носа потекла струйка крови, а затем ощутила, как тело Бакета на полной скорости влетело ей в ребра. Они оба оказались на ковре, и Люси ничего не могла разглядеть, но почувствовала запах пыли и слабый аромат тушеной говядины, приготовленной Кэрол, а еще слишком сладкие духи Бакета, который лежал сверху.

Она попыталась сказать: «Господи, Бакет, свали с меня», – но она все еще слышала передачу в голове, и связь между мозгом и языком еще не вернулась, так что у нее получилось лишь выдавить «гспдБкт». Каким-то образом он ее понял и встал.

– Прости, Лу. Не знал, что сделать, и вспомнил, что нас учили делать с людьми в шоковом состоянии, так что… Ты в порядке?

Зрение застилали статические помехи. Голос вторгался в разум. Люси закрыла глаза и зажала уши руками. Внутримозговая трансляция затихла. Она боялась отнять руки от ушей, поэтому оставила их и закричала Бакету:

Люси не стала возражать. Она указала головой на гаечный ключ, который уронила на землю.

Люси почувствовала, как по ее лицу что-то течет. Снова кровь из носа? Или слюни?

Годы дружбы и годы совместных попоек научили Бакета понимать невнятную речь, и он поднял гаечный ключ, выглянул из-за кресла Билла и запустил инструмент прямо в центр затуманивающей мозг трансляции. Тонкие осколки дорогого неотражающего стекла упали на пол, раздался удивительно громкий звук короткого замыкания телевизионной проводки. Голубой свет и непонятно откуда взявшийся голос эхом отдавались в сознании, но с каждой секундой угасали. Она встала и бросилась к Кэрол.

– Кэрол. Просыпайся! Это Люси. – Она потрясла Кэрол за плечи, не осмеливаясь дать ей пощечину. – Мы всё отключили. Все пройдет через секунду.

Грудь Кэрол поднималась и опускалась, но, кроме этого, не было никаких признаков жизни. Она смотрела прямо перед собой, не отрывая глаз от разбитого телевизора, который подчинил ее внимание.

Люси подошла к Биллу, сильно встряхнула его, затем положила руку на лицо.

Они беспокоились обо мне. Засиделись допоздна. Смотрели телевизор.

– Прости меня, Билл. – Она взяла его лицо в руки. – Стоило остаться после ужина. Мне так жаль.

Она смотрела на него, обездвиженная осознанием того, какой же чистой всегда была любовь Хендерсонов. Она вспомнила, как много раз сомневалась, сможет ли ответить на эту любовь взаимностью, и о том, как ненавидела себя, когда у нее это не получалось. Хуже всего то, что они знали, как прошло ее детство, поэтому понимали, почему она никого к себе не подпускала, но все равно ее любили.

Она почувствовала, что вот-вот расплачется. Представила, как возвращается прежняя Люси. Растерянная. Слабая.

Она выпрямилась и зарядила ладонью по лицу Билла. Раздался шлепок. Из носа Билла потекла свежая кровь. Он посмотрел на Люси.

Билл открыл рот, издав низкий стон. Затем он медленно поднял глаза.

Глаза Билла заволокло туманом, но он заговорил:

– В эфире экстренная трансляция. Предупреждаем вас о потенциальной утечке в хранилище подземных токсичных отходов на атомной электростанции «Хэндсом Вэлли».

Его голос был таким же безэмоциональным, как и в новостях. Он продолжил:

– Работники «Хэндсом Вэлли», федеральные чиновники и чиновники штата находятся на месте происшествия и усердно работают над обеспечением безопасности и ремонтом стены. Всем гражданам рекомендуется оставаться дома до дальнейшего уведомления. Молодежь может быть наиболее подвержена влиянию токсинов, содержащихся в утечке. Обратите внимание на такие симптомы, как неясность сознания, галлюцинации, паранойя, а также необычное или агрессивное поведение.

«Едва заметное слабое землетрясение на поверхности могло стать причиной трещины в бетонном ограждении толщиной в двадцать футов вокруг завода PUREX. Туристов разворачивают в радиусе тридцати миль вокруг района Тернер Фоллс. Ожидаются проблемы со связью…»

Билл и Кэрол подобно заевшим пластинкам продолжали трансляцию, свежая кровь сверкала на зубах.

Часть Люси всегда была готова, что Билл и Кэрол исчезнут, подобно ее родителям. Но другая часть со временем стала им доверять, и она расслабилась, чувствуя себя в безопасности в их объятиях, и именно это напомнило ей, что теперь ее жизнь превратилась в настоящий кошмар и все, что ей оставалось, – это выживать.

Она повернулась спиной к Биллу и Кэрол, их непрекращающейся лжи. Она подошла к разрушенному телевизору, взяла гаечный ключ и про себя подумала: «Я причиню боль любому, кто помешает мне выбраться из этого кошмара. И буду делать это с наслаждением».

Глава 8
План отпора

После несчастного случая в Перу Люси больше никогда не видела своих родителей. Ей сообщили, что они погибли в аварии, и ночью работники скорой осмотрели и бесцеремонно отвезли ее в детский дом, где она изо всех сил старалась не обращать внимания на насмешки и угрозы других детей, прячась под тонким одеялом на выделенной ей кровати.

С Биллом и Кэрол все было по-другому. Она снова чувствовала себя брошенной, но их вины в этом не было. Она хотела защитить их от дергающихся тварей, вылезших из пещеры в город. Кто знает, сколько их там. Люси вспомнила полицейские машины, которые она слышала за ужином, и поняла, что происходящее, скорее всего, началось задолго до вечеринки. Она вспомнила, как что-то на шее Криса запищало, когда мистер Чемберс схватил его, и как у Джейсона Уорда была повязка на шее, прежде чем он исчез. И что Джейсон там сказал Кэрри перед тем, как пропал?

Бакет вернулся в гостиную со старым телефоном Хендерсонов.

– Ты дозвонился до родителей? – спросила Люси.

– Даже гудка не было. И послушай, только быстро.

Люси поднесла трубку к уху и сразу же узнала странный голос и слова, проникающие в голову:

«Работники „Хэндсом Вэлли“, федеральные чиновники и чиновники штата находятся на месте происшествия и усердно работают над обеспечением безопасности».

Бакет вырвал трубку из руки Люси, заметив, как она вцепилась в бежевый пластик.

Она посмотрела на Бакета, переваривая происходящее.

– Ага. По телевизору показывают. По телефону говорят. Наверное, и на местных радиостанциях то же самое. Только это сообщение, снова и снова, и какой-то странный пульсирующий звук на фоне.

Люси замолчала, задумавшись о соседях. Вечером у всех в окнах горели экраны телевизоров. Пропустили ли трансляцию те, кто смотрел кабельное? Или сообщение шло по всем средствам вещания? Неужели все мобильные телефоны разом включились и начали передавать трансляцию? Она представила, что замерло все – дома, бары, полицейские участки, пожарные станции, колл-центры и больницы; везде были люди в коматозном состоянии, они истекали кровью, ничего не видели, едва дышали и бесконечно бормотали в унисон ложные предупреждения и этот ужасный гул.

Как такое вообще может быть? Это… невозможно. А может, все правда. В «Хэндсом Вэлли» действительно произошла утечка. Пещеры к заводу ближе, чем город. Нас всех обдало мегадозой. Кто-то сошел с ума. Но если это правда, то что я на самом деле сделала с Эшли? Это вообще реально было? А что я сейчас вижу? Где я? Может, привязана к каталке и брежу из-за лучевой болезни?

Люси подняла правую руку и поднесла ее к лицу. Глубоко вдохнула знакомые запахи дома – свечи с ароматом ванили, вечерний ужин, духи Кэрол. Она вытянула пальцы ног и нащупала дырку в носке. Облизнула потрескавшиеся и покусанные губы. Мысленно пробежалась по списку неприятных вещей, которые отличали реальность от сна, и сделала вывод, что она правда дома, хочет есть и пить, и осознание казалось угнетающе, ужасающе реальным.

Люси задрожала. Бакет, по-видимому, не знал, что делать, так что шагнул к ней и обнял. Он сказал:

Люси кивнула, а затем мягко отстранилась от него, опасаясь, что не выдержит и расклеится.

– Откуда я знаю? – На лице Бакета отразилась паника. – Думаю, надо бежать. Прыгнем обратно в пикап и уедем куда-нибудь.

Даже если она решится оставить Билла и Кэрол, то рано или поздно их с Бакетом все равно найдут дергающиеся ублюдки. Вытолкают с дороги, как машину скорой, превратят в кусок обломков. И если ее агрессивные соратники не были переносчиками этой дряни, то кто тогда? Позволят ли эти люди им уехать из города? Они же всех обездвижили. Стоят ли они на окраинах с динамиками, чтобы атаковать трансляцией уцелевших граждан?

Но Бакет спас меня от трансляции. Может, у него иммунитет!

– Погоди, а почему тебя не зомбировала трансляция, когда мы только приехали?

– Ну, у меня появилось плохое предчувствие, когда я увидел, что твои родители не обернулись.

Мои родители. Я никогда их так не называла, даже после всего, что они для меня сделали…

– Поэтому я не смотрел на экран и повернул к телевизору глухое ухо.

– Подхватил инфекцию, когда было двенадцать. Барабанная перепонка дважды лопнула. Родители не хотели рисковать, не хотели инфекций, после того, что случилось с Далиром, так что попросили доктора вставить маленькую пластиковую трубку. Ухо так и не зажило. Иногда слышу свист, когда чихаю, так что там, скорее всего, какая-то дырка есть.

– Зачем мне хвастаться убогим ухом? Неловко как-то. Иногда, когда мы в машине громко музыку слушаем, я почти не слышу, что ты говоришь. Потому всегда просто киваю и говорю «да», типа согласен с тобой.

– Ах ты сученыш, – улыбнулась Люси, хоть это и было опасно.

Сейчас мне нужно быть другой Люси. Сейчас я могу быть только ей, иначе впаду в ступор, как в классе мистера Чемберса.

– Зато твое убогое ухо спасло мне жизнь. Так что спасибо.

– Да не за что. Я же у тебя в долгу был, верно? После Эшли.

Эшли. Звук камня, обрушивающегося на прекрасное лицо. Странный писк, исходивший от ее шеи.

Парни, выбравшиеся из пещеры, бегут к машине скорой. Направляются в город. Они знают, где она живет.

Больше никаких лишних размышлений. Защити Билла и Кэрол. Защити себя.

Люси и Бакет спорили, обсуждая план. Он считал, что стоит немного подождать, посмотреть, не исчезнут ли последствия трансляции. Вдруг Билл и Кэрол придут в себя и смогут им помочь. Люси снова их потрясла – еще сильнее, чем раньше, – но, увидев тусклый взгляд, поняла, что даже если они и очнутся, то прежними уже не будут. Она ущипнула Кэрол за плечо, впившись ногтями в кожу. Та даже не дрогнула. Никак не отреагировала. Люси подошла к Биллу и сказала: «Мне очень жаль», – а затем ударила его со всей силы, надеясь, что его глаза прояснятся. Ничего.

Каждая попытка приближала расставание, и от этого становилось больно. Люси не могла придумать, что еще можно сделать. И больше не могла смотреть, как они бормочут это тупое сообщение – каждое действие провоцировало новый цикл гипнотической болтовни.

Бакет хотел посмотреть в телефоне, как разбудить людей, – например, плеснуть на них ледяной водой или посветить в глаза ярким светом. Люси вздохнула, но смирилась, а потом обрадовалась, когда Бакет сказал, что связь вообще легла. А вот когда он сказал, что ему пришло голосовое сообщение с неизвестного номера, радости как не бывало. Они решили, что файл следует немедленно стереть, но телефон не позволил Бакету удалить файл, поэтому Люси выхватила устройство, положила его на пол и трижды ударила гаечным ключом, прежде чем Бакет успел ее остановить.

– Отлично! Просто здорово! А если бы сигнал вернулся, и я мог бы позвонить в полицию? Чтоб тебя, Люси!

Люси представила город, полный подростков-психопатов. Вряд ли в полиции остались операторы. А если бы и остались, то дозвониться вряд ли получилось бы. Так что неважно. Гаечный ключ с глухим стуком упал на пол. Люси сказала Бакету тяжелую правду, с которой не смогла смириться с детства.

– Никто нам не поможет. – Она сделала паузу и смотрела, как гнев на его лице сменяется серьезной озабоченностью. Он слушал ее, а это необходимо, если они хотят выжить. – Тем более телефон… Он, типа, заражен был. Ты и сам понимаешь.

– Да, но… – Бакет осекся. На его коже выступили капельки пота. – Мне очень нравился этот телефон.

Люси вспомнила, как часто ей приходилось все повторять, потому что Бакет постоянно сидел в телефоне. И его отчаянный взгляд, когда кто-то в ленте напоминал ему о его месте.

Уже второй раз за ночь она поняла, что разбивать приятно.

Но ко`му Билла и Кэрол она разбить не могла. Они были ужасно хрупкими, и их уязвимое состояние ее сильно беспокоило, и Люси поняла, что лучшее решение – это то, на которое она полагалась еще с детства.

Билл сильно прибавил в весе – у него была склонность впадать в уныние и предаваться ностальгии, топя боль в выпивке и арахисовом масле, – поэтому Люси и Бакет сначала перенесли Кэрол.

Когда они уложили Билла и Кэрол в постель, безэмоциональная чушь про утечку радиации наконец утихла.

Устроив Хендерсенов, Люси принесла пуховое одеяло из прихожей, и они с Бакетом накрыли им тела и подоткнули под мышки. Затем оставили два полных стакана воды на прикроватных тумбочках и тихо вышли из спальни.

Люси сбегала в ванную в коридоре и вернулась с ключом, заперла дверь в комнату Билла и Кэрол и сунула ключ в карман.

Люси сложила круг из указательного и большого пальца, а затем несколько раз вставила в него указательный палец другой руки. Бакет в отвращении поморщился, и больше Люси объяснять не стала. На самом деле замок установили, чтобы защитить ценности во время отъезда, но Люси подумала, что забавнее заставить Бакета представить себе, как Билл и Кэрол занимаются сексом. Она не стала рассказывать, как гордилась, что ей показали маленькую керамическую кошку с откручивающейся головой в ванной, где лежал спрятанный ключ. Тогда она поняла, что ей доверяют. Она надеялась, что сохранила это доверие.

Я бросаю их. Мне нужно было быть смелее за ужином. Я должна была сказать им, что люблю их.

Но тогда я бы осталась с ними на ночь. Присоединилась к ним на диване с попкорном. Вместе с ними впасть в кому, истекать кровью в ожидании тварей из пещеры.

Она приложила руку и лоб к двери спальни, зажмурилась и прошептала: «Пожалуйста. Защити их», обращаясь ко всем, кто мог ее услышать.

Затем Люси кивнула Бакету. Хендерсоны в безопасности. Пришло время проверить семью Марвани и надеяться, что на них передача, отравившая эфир Тернер Фоллс, не подействовала.

Люси и Бакет спускались по лестнице, когда свет озарил гостиную. Люси почувствовала гул в ногах, а когда глаза привыкли к заливающему комнату яркому свету, она увидела две пары автомобильных фар.

Люси отыскала гаечный ключ у дивана и собралась с духом.

Неужели он сбежал через заднюю дверь? Винить бы она его не стала. Вполне разумная реакция. Но после слов Брюэра, после увиденных глаз Бена Брумке, когда тот пытался размозжить ей череп, Люси поняла: разумность давно их покинула.

На улице хлопнула дверь. Какой-то больной шел убить ее и ее семью.

Чтобы развлечься. Чтобы «чувствовать себя лучше».

Она крепче сжала гаечный ключ, приготовившись замахнуться обеими руками и вложить всю силу в удар.

В дверь заколотили. Бакет вернулся с большим зазубренным разделочным ножом. Дерьмовый выбор – лезвие слишком тонкое, может сломаться после одного удара. Руки Бакета дрожали.

– Люси, твою мать, я знаю, что вы там. Я вижу свой гребаный пикап. Открывай!

Но как? Это обман? Если голубоглазые твари смогли найти ее адрес у себя в голове, что еще они могли выкинуть? Притворились Брюэром? Зачем? Решили добавить садизма напоследок, прежде, чем они ворвутся и всех убьют?

– Открывай. Они скоро нас найдут, а Джейк сильно пострадал. Пожалуйста.

Люси подбежала к окну и вытянула шею, чтобы посмотреть, кто стоит у двери, опасаясь, что они заметят ее и ворвутся через стекло.

Заведенная машина Джейка Бернхардта стояла у нее во дворе на лужайке, в шины набилась трава. В кузове горел свет, и она увидела Джейка: тот прислонился к пассажирскому окну и прижимал к голове окровавленную футболку.

Но разве Джейк – не один из них? Каждый, кто охотился на других в той пещере, принадлежал к одной группе. Дети из Брауэр Бьютт. Популярные дети. Спортсмены. Те, кто регулярно портил ей жизнь. И что там Бен сказал ей?

Джейсон Уорд, или уже не Джейсон Уорд, мысленно командовал ими. Говорил, кого использовать.

Даже сейчас, во время конца света, существовала какая-то чертова больная иерархия.

– Отвали. Ты с ними. Если войдешь сюда, то клянусь, убью тебя.

Бакет нерешительно крикнул «Да!» в поддержку, но в его голосе было больше страха, чем агрессии. Она надеялась, что он сможет собраться, если понадобится.

– Так и знал, что вы там. Послушай, Люси, я знаю, ты мне доверяешь. Может, в туннеле еще нет, но по голосу слышу, что ты знаешь, я не врал. И сейчас не вру… Просто…

Что-то его отвлекло. Новая пара фар повернула на улицу Люси.

– А вдруг они с вами? Откуда мне знать, что ты действительно Брюэр? Может, они и до тебя добрались.

Она представила, как Брюэр смотрит на нее новыми ярко-голубыми глазами. Какое место он занимал в их иерархии? Оставят ли они Брюэра и отвергнут ли ее?

– Слушай, слушай, слушай, твою мать… Хорошо, сейчас… – Голос Брюэра затих, затем вернулся. – Люси, когда ты была маленькой, ты хотела трахнуть дельфина.

Люси подумала: информация не совсем точная и совершенно неуместная, но такое мог знать только Брюэр.

Или он манипулирует мной? Может быть, то, что попало в детей из Брауэр Бьютт, теперь и в Брюэре, и оно знает то, что знает он. Как же мне…

Он встал. Люси подбежала к двери и выглянула через маленький стеклянный полукруг, но увидела только копну Брюэра, спутанную и влажную.

Кровь. Он тоже ранен. Конечно, его же оттащили. Как он вообще здесь оказался?

Брюэр откинул назад челку и поморщился. Свежая струйка крови потекла по левому виску. Он приподнял бровь. Люси никогда не видела так много его лица.

В свете верандных ламп его глаза казались мутно-карими, и Люси ощутила мимолетный восторг.

Затем он снова выкрикнул ее имя, но на этот раз в его голосе сквозила паника. Люси протянула руку, чтобы открыть ему дверь, и тут фасад дома сложился внутрь.

Панорамное окно, обрамлявшее вид на идеальную улицу, превратилось в тысячи разлетающихся осколков стекла – огромный серый «Форд- Бронко» с подъемником влетел в гостиную, будто намереваясь прямо через нее проехать.

От удара Люси тряхнуло, и она отпрянула от двери, не понимая, как в ее доме могла оказаться машина, и где у них был газ, и сколько у них времени, прежде чем все воспламенится и превратит дом 1437 по Джунипер-стрит в столб огня.

Автомобиль, должно быть, был слишком старым для подушек безопасности – девушку с дробовиком выбросило через лобовое стекло. Часть оторванного торса болталась на капоте; из-под него повалил дым. Люси заметила темную выпуклость на ее шее – она одна из них – и тут девушка повернула голову и раздался тошнотворный хлопок.

Девушка улыбнулась; с места, где содрало скальп, потекла свежая струйка черной крови. Ее взгляд бродил несколько мгновений, а затем остановился на Люси.

– А вот и ты! – Улыбка исчезла с лица, глаза закатились, и она забормотала: – Нашла, нашла, нашла…

Но Люси отвлеклась на крики Брюэра с крыльца и звук открывающейся водительской двери искореженного автомобиля.

Люси не ответила, потому что уже направлялась к «Форду» с гаечным ключом, будто проснулась в новом, правильном и в то же время очень неправильном мире. Поэтому, пока Бакет очухивался и впускал Брюэра, Люси примирилась с тем, что в гостиной Хендерсонов стоял пылающий автомобиль и что ей нужно со всем разобраться.

Но Люси схватилась за боковое зеркало и вскочила на хромированную подножку, распахнула дверь машины настежь, и водителя, который держался за ручку, швырнуло на пол.

Люси узнала Брэдли Ингленда, хотя чрезмерно голубые глаза на секунду сбили ее с толку. Затем она увидела любимый бокал Кэрол на полу рядом с его головой и вспомнила, что Брэдли только что протаранил ее дом, намереваясь всех убить, а поэтому ей не составило труда игнорировать громкое «Нет!» Брюэра, а также то, как странно боль и удовольствие отразились на ошеломленном лице Брэдли, когда тот потянулся за осколком стекла на ковре; ей не составило труда спрыгнуть с подножки с гаечным ключом, замахнуться обеими руками и ударить им со всей силы.

Второй раз за ночь Люси почувствовала вибрацию и хруст человеческого черепа, эхом отдающиеся в руках. Но на этот раз она была к ним готова.

На этот раз она как следует ими насладилась.

Рука Брэдли еще тянулась к осколку, и первый удар оставил лишь небольшую вмятину на лбу. Люси рассчитывала на большее, поэтому убедилась, чтобы следующий пришелся в глаз – глазница хрустнула и провалилась. Руки Брэдли безвольно обмякли. Должно быть, он понял, что все кончено, потому начал повторять «нашел» снова и снова, и Люси не знала, как эти существа —

– общались, но не хотела, чтобы ее обнаружили, поэтому третий и четвертый удар подпортили Брэдли улыбку, и он не мог вымолвить ни слова из-за разбитой челюсти, хотя в лице что-то щелкнуло и брызнуло, а единственный здоровый глаз уставился прямо на Люси.

Внезапно она поняла, что кричит, и дать себе свободу в доме, где она всегда держала себя под контролем, было приятно. Ей было очень хорошо.

Я не дочь Хендерсонов. Не подруга Бакета, не девушка Брюэра, не пациентка доктора Нильсен и не чертова сирота. Я не Сопля и плевала на все их прозвища. Я не объект, чтобы мной пользоваться.

Я – всего лишь я. Я есть здесь. Я есть сейчас.

Может, я сошла с ума, но мне кажется это правильно.

Она смотрела прямо в лицо Брэдли Ингленда – месиво из выступающих костей и плоти, с единственной человечной чертой – сверкающей голубой радужкой, уставившейся вверх, сквозь нее, будто она была пустым местом.

– Хочешь отправить сообщение своим друзьям, да?

Она втянула как можно больше слюны и плюнула в единственный здоровый глаз.

Она подняла гаечный ключ, снова закричала, замахнулась и полностью ослепила парня.

Люси не хотела, чтобы мгновение заканчивалось, поскольку чувствовала себя победителем, но тут тело Брэдли стало дрожать, горло запульсировало, и она инстинктивно отшатнулась.

Она увидела сгорбившегося Бакета у подножия лестницы. Его рвало на пол.

Она увидела, как Брюэр смотрит на нее, и его выражение отозвалось новой болью в сердце.

Увидев его лицо, она почувствовала, кроме гнева, что-то еще и поняла, что сделанного не воротишь и, возможно, ей тоже следует бояться себя. Но потом Люси услышала, как девушка на капоте медленно захлебывается кровью, бормоча «нашла», а в машине какой-то механизм сломался с треском, который она ощутила в позвоночнике, и вспомнила, что значит не останавливаться.

Она подошла к Брюэру. Судя по виду, он был готов в любую минуту убежать прочь. Он встретился с ней взглядом.

Она не смогла понять, что выражал его взгляд. Осуждение? Замешательство? Благоговение? Может, все сразу.

Хендерсоны все еще были наверху. Она подумала, что шум мог снова вызвать невнятное бормотание. Люси не знала, вернутся ли они когда-нибудь.

И она, и Брюэр встрепенулись от выстрела в нескольких кварталах от дома. Звук разнесся по пригородной тьме.

Их стало больше. Или кто-то сопротивляется, но понимает, что закрытая дверь – не защита от нелюдей. Или кто-то решил сбежать от ужаса с помощью дробовика. В любом случае то был звук смерти, а на себе ее испытывать пока не хотелось.

– Бакет, в гараже есть огнетушитель, и еще один на кухне. Возьми кухонный и помоги мне опрыскать машину.

Бакет выпрямился и быстро вышел из комнаты, явно радуясь, что можно чем-то себя занять, а не быть свидетелем необъяснимой реальности, что стала новой нормой.

– А ты. – Она повернулась к Брюэру. – Ты вытащишь нас отсюда, пока не пришло подкрепление. Мы заедем за Марвани и подберем тех, кому эта гребаная передача не вычистила мозги, а потом сделаем то, что должны были сделать давным-давно: уберемся к чертовой матери из этого дерьмового города.

Глава 9
Движение

Они решили взять машину Брюэра, потому что в грузовике Джейка почти кончился бензин и в щелях коричневого кожаного салона скопилось много крови с ран Джейка и Брюэра. Может, преследователи решат, что хозяина уже убили. Кроме того, Брюэр очень настаивал на своем пикапе.

– Тачка у Джейка неплохая, но этот двигатель слабый. Маленький V-6, говнопривод. Кишка тонка. У меня полный привод, а подвеске не страшно бездорожье.

– Да знаю я, Бак. Но я видел пару здоровенных военных машин c орудиями на подъезде к трассе US-26. Не думаю, что сможем выбраться по улицам.

Бакет и Люси обменялись встревоженными взглядами. Сначала трансляция в городе, теперь солдаты уезжают на окраины… Что происходит? Неужели в «Хэндсом Валли» правда произошла утечка?

Люси шла к пикапу Брюэра, и тут услышала невнятный голос из машины Джейка:

Джейк охнул, его здоровый глаз закатился, а голова ударилась об опущенное окно, оставив свежее пятно крови.

На мгновение Люси посчитала Джейка обузой, бременем, которое будет их тормозить. Она вспомнила его жестокость и была готова его бросить. Но потом представила, что произойдет, когда его найдут.

Люси представила поломанного, разорванного на части стаей диких животных, что когда-то были друзьями Джейка.

Затем представила себе выражение лиц Бакета и Брюэра, когда она скажет: «Его не берем». Они и так боялись ее после того, что она сделала. Если еще и их потеряет, кто тогда останется? Поэтому она забыла про риск, проглотила обиду и нежелание брать балласт и взяла инициативу в свои руки.

– Бакет, помоги перенести Джейка. Брюэр, заводи машину.

Бакет бросил Брюэру ключи и подбежал к ней. Они тихо и быстро подошли к грузовику Джейка и схватили парня, стараясь не обращать внимания на его неглубокое дыхание и на тело, обмякшее тряпичной куклой у них на руках. Люси подняла ноги Джейка, а Бакет взял его под плечи, и вместе они забыли про то, что каждый из них хоть раз за последний год желал, чтобы этот жестокий тип исчез из их жизни.

Люси посмотрела на слабое тело Джейка, на подрагивающее веко – то ли он заснул, то ли умирал – и представила, как он мирно отдыхает в своей постели, как смотрит на него мать, и, сморгнув наступающие постыдные слезы, продолжила его нести.

– Черт. – Бакет поморщился и отвернулся. Из-за передвижений из глубокой раны на голове Джейка пошла струя крови, забрызгав рубашку и шею Бакета. Люси осмотрела себя и поняла, что ее тоже залило, пока она вытаскивала Джейка из машины. Свежая кровь размазалась по темнеющим пятнам. Люси смотрела на красные следы и думала: «Не отстираются».

В зеркало заднего вида Люси не могла глядеть по двум причинам. Во-первых, она не могла спокойно наблюдать, как дом ее семьи уплывает в даль, как в гостиной клубится дым от тлеющего автомобиля, в то время как Хендерсоны лежат в коматозном состоянии в спальне на втором этаже. Во-вторых, она боялась увидеть собственные глаза и снова стать собой. Хрупкой. Испуганной. Брошенной. Или еще хуже – увидеть отражение новой Люси, дикие глаза, капли крови, высыхающие на лице, и понять, кем была на самом деле.

Оба варианта неприемлемы. От вида того, что она навсегда теряет, можно окончательно сорваться, а от размышлений о содеянном – о том, как приятно было все разбивать и обрести власть, – впасть в полный ступор. Смерть, несомненно, подбиралась все ближе и ближе, а жизнь осталась где-то далеко.

Настоящее вышло на первый план, действия взяли верх над мыслями, и тут уж ничего не поделаешь.

Она ехала на переднем сиденье. Брюэр вел машину. Они прижали Джейка к стенке кабины, заклеив окно клейкой лентой, и повернули его тело так, чтобы голова не свешивалась вперед. Кажется, это замедлило кровотечение. Бакет сел за Люси и сказал Брюэру домашний адрес. Говорил он чересчур медленно и четко, и Люси поняла, что он пытается не заплакать, ведь уже представлял, что дома может увидеть ту же печальную сцену, что и у Хендерсонов. И если Марвани тоже стали попугаями, то к кому им тогда обратиться за помощью? У Брюэра вообще есть родители?

Она посмотрела на Брюэра и заметила, как побелели костяшки пальцев на руле, как нахмурились брови, – он выглядел таким маленьким, юным и испуганным, что ей пришлось отвести взгляд, чтобы не заразиться его чувствами.

Глубокая боль прокатилась от правого плеча по руке – та налилась тяжестью и запульсировала в такт сердцу. Люси посмотрела вниз и поняла, что мертвой хваткой вцепилась в гаечный ключ.

Нам нужно выжить. Ты должна оставаться сильной.

Тепло из вентиляционных отверстий пикапа согревало кожу, и Люси осознала, что забыла взять свитер или куртку из своей комнаты. И аптечку первой помощи из ванной Хендерсонов тоже не захватила. Может, стоило поискать пистолет в шкафах? Вряд ли у Билла есть оружие, но все же если бы было, то он наверняка бы упрятал его подальше ради ее безопасности.

Они хотят, чтобы я жила. Они верили, что смогут дать мне новую жизнь. Они верили, что смогут защитить меня.

А я все испортила. Мало думаю. Поступаю неправильно. Я убила двух детей. Но они бы убили меня. И они больше не были собой. Их глаза. Тухлый морской запах. Господи, что с ними случилось? Что со мной происходит? Как долго я смогу так выживать? Что я вообще есть та…

Люси была благодарна Бакету. Его вопрос остановил поток мыслей, подтачивающий остатки ее решимости.

– Я, э-э-э… Не хочу об этом говорить. Мне нужно на дороге сосредоточиться.

Но Бакет был прав. Брюэр ведь был с ними. Он видел Джейсона и кое-что странное. Если он выжил в той змеиной яме, то, возможно, знает что-то, что может им помочь.

Она положила левую руку ему на бедро и наблюдала, как его лицо расслабилось от ее прикосновения. Вспоминая, как он смотрел на нее в доме после нападения, она почти ожидала, что он вздрогнет. Вместо этого он вздохнул – им всем бы не помешал глубокий вздох, – а затем несколько раз кивнул, как бы говоря: «Я смогу».

– Они затащили меня обратно, Бен и Люк. Вроде они, но было трудно что-либо разглядеть, потому что как только они вытащили меня из туннеля, сразу все бить начали. Я свернулся калачиком и закрыл голову. Родни говорил так делать, если нападут. Но хоть я прикрыл затылок, что-то проскользнуло, и они то ли прорезали скальп камнем, то ли пнули ботинком, не знаю, но я стал терять сознание, и помню, как подумал: пусть лучше убьют меня, чем штука изо рта Джейсона до меня доберется. А потом так странно… Может, эффект от грибов был или меня хорошо по голове приложили, но после боли на меня такое спокойствие накатило. Будто боль – это такие красные болевые точки в моем теле, и я не могу их не чувствовать, потому что это все-таки мое тело, но скоро все прекратится. А я остался бы как камни и дым в пещере, просто… там.

Слова Брюэра застряли в горле. Он унял дрожь и продолжил:

– Так вот, я лежал на земле и умирал, и, кажется, слышал, как другие умирали в той пещере, и чувствовал… Как бы скорбел по ним, но не по себе, и что-то твердое и тяжелое врезалось в плечо, а потом я услышал еще шум и глухие звуки, но они были рядом с телом, а не в теле, и я открыл глаза. Джейк навалился на Люка.

– Ага. Не знаю, что на него нашло и почему он мне помог, но он Люка начал колошматить. Серьезно прям. Будто ему было все равно, убьет он его или нет. И обычно я считаю, таких надо разнимать. Меня тошнит от подобного. Но тогда я был рад, что меня больше не бьют, и не знал, куда делся Бен, потому что он не бил меня, и вот я встал и завис на секунду, пока не вспомнил, что видел в пещере, и понял, что одна из паучьих тварей может меня найти. Затем я повернулся, чтобы свалить от хаоса, и тут из ниоткуда появился Дейл Рапп. Не знаю, как он на ногах держался, очень сильно дергался, но он близко подошел, и я увидел, что он улыбается, а в руках у него маленький складной нож, и он схватил Джейка за волосы и начал резать ему кожу на голове. И я понял, что спрятался в тени и мог бы убежать, но потом услышал голос Джейка. Он кричал, так пронзительно, почти как ребенок, совсем невыносимо, поэтому я сделал, что в голову пришло, – побежал к Дейлу и схватил его за лодыжки. Как змея, знаете, чтобы не попасть на лезвие. Я сильно потянул назад, поднял ноги, ну, будто хотел, чтобы он на руках пошел, и Дейл отпустил Джейка и упал лицом на землю. Затем он издал такой булькающий звук, и я увидел, что руку он под собой зажал, – получается, на свой нож упал. Но я не виноват, правда? Ну, это же он первый нож достал. Не должен он был на нас нападать.

Люси молчала, надеясь, что Брюэр уже знает ответ. Словно она боялась, что если признает его чувство вины, то не сможет подавить свои чувства, которые запрятала глубоко внутри.

Доктор Нильсен говорила ей, подобное структурирование – нездоровая, токсичная практика. Говорила, что нужно объединять все чувства воедино, чтобы быть с собой честной.

Доктор Нильсен почерпнула свою правду из книг. Доктор Нильсен никогда не познавала правду мира так, как пришлось Люси.

Так что пусть доктор Нильсен валит куда подальше. В глубине сознания Люси создала еще одно укромное место и заперла в нем голос женщины, которой платят за заботу и советы.

– Джейк еще в сознании был, от адреналина, наверное, или не слишком много крови потерял, и я кивнул ему, чтобы он следовал за мной, чтобы уйти. По темноте добрались до восточной стены. Там есть небольшой участок, где какие-то спортсмены незаконно установили кучу альпинистских болтов в лавовой породе, и в свете огня их видно было. Я оглянулся на Джейка, чтобы убедиться, что он понял, как мы выбираться собираемся. А потом еще посмотрел на тусовку и увидел, как две или три дюжины ублюдков стоят в кругу. Почти все в крови, и я точно знал, что не в своей, и все дрожали и смотрели друг на друга, но никто не говорил ни слова.

Это собрание спасло нам жизни, подумала Люси. Только так нам удалось спастись от роя. И все же от одной мысли о том, как смотрят друг на друга пустые голубые глаза, у нее внутри все похолодело.

Брюэр помолчал еще секунду, поджав губы, словно не решался сказать, что случилось дальше. Затем он снова вздохнул и сказал:

– Так что вы наверняка подумаете, что я с ума сошел, или в бэд трип попал, или еще что, но, клянусь, это правда. Понятно? Клянусь, они все разом перестали дергаться, а затем одновременно посмотрели прямо наверх, и там, на потолке, было что-то большое, черное и блестящее, и оно двигалось, как живот у сучки перед пометом, и из него исходил какой-то визг. И, как только мы эту штуку увидели, нам будто в задницу фейерверк вставили и мы запрыгали по стене как мартышки. Джейк тогда уже где-то галлон крови потерял, но до верха быстрее меня добрался и выскочил в пустыню и без сознания упал, только когда мы добрались до машины.

Люси высматривала преследователей, но отвлеклась и посмотрела на Брюэра. Он подрагивал, хотя в салоне стало жарко от заплесневелого воздуха из вентиляции. Обдумав все услышанное и сравнив с пережитым лично, она приняла решение за две секунды.

– То же, что и раньше. Выживать. Хватать наших и валить отсюда.

– Может, в полицию позвонить? В новостях есть что-то? Давайте радио включим и…

– Нет! – завопил Бакет. Люси едва сдержалась, чтобы не шлепнуть Брюэра по руке гаечным ключом.

– Господи, ладно. Ладно. Нет так нет. Что за херня? Кто-то же должен нам помочь.

Люси отсоединила магнитолу и выбросила ее в окно, в ужасе оттого, что не сделала этого раньше и подвергла всех опасности. Она представила, как у всех начинает течь кровь из носа, как они синхронно лгут об аварии на заводе, а неуправляемый пикап съезжает с дороги и на полной скорости влетает в можжевеловое дерево.

– Кто-то должен помочь, в городе кое-что произошло, когда мы уехали на вечеринку. Там шла трансляция…

Теперь настала очередь Люси рассказывать сумасшедшую историю. В их сломанном мире даже правда казалась ложью, и реальность рушилась, уходила все дальше, и общий кошмар сливался воедино, пока они ехали по улицам Тернер Фоллс в поисках того, что могло бы вернуть их в прежний, знакомый мир.

Въезд в пригородный район Бакета был обрамлен с двух сторон – слева красовалась декоративная каменная вывеска с надписью «ДЕРЕВНЯ ПАЙНБРУК», а справа – трехъярусный декоративный фонтан. Фары пикапа выхватили фальшивый водопад, и они увидели частного охранника, плавающего лицом вверх с распоротым животом, и петли кишечника отливали желто-розовым в подсвеченной фарами мерцающей воде.

– Черт. – Бакет наклонился вперед и прищурился. – Это Дэррил. Эти суки поймали Дэррила.

Люси и Бакет всегда смеялись над тем, как Дэррил с серьезным видом патрулировал Пайнбрук, – все знали, что при себе у него только телефон для вызова настоящих полицейских. Иногда, для пущего удовольствия, Бакет и Люси медленно и долго следовали за машиной Дэррила, пока тот не парковался и не вылезал из нее, чтобы проводить их разочарованным кивком. «Ладно, детки, я понял. А теперь дайте мне заняться серьезным делом – просмотром порно на телефоне и выслушиванием жалоб миссис Хабершем о белке, пробежавшей по ее крыше».

Но сейчас в кои-то веки возникла реальная угроза, которую Дэррилу нужно было остановить, и он попытался, но его распороли и оставили плавать в неестественно-синей, насыщенной химическими веществами воде в районе, который он подвел.

Люси посмотрела за указатель Пайнбрук, на главную улицу, что вела в район Бакета.

В трех кварталах от них тарахтел седан, сверкая ярко-красными стоп-сигналами. Даже издалека Люси видела, как дрожит машина.

– Твою мать! Валим, Брюэр. Медленно. Фары не врубай.

Пикап свернул с главной улицы. Люси не сводила глаз с седана – тот не тронулся с места. Бакет прошептал:

– Можем в объезд. За полмили до Нотта свернем к Кубелко. Там есть еще один заезд.

– Не заметят. Там грунтовая дорога. Асфальта нет. Они не ждут, что мы поедем тем путем.

– Бакет, они знали, где я живу. Они знают, где живешь ты. Они точно ждут, когда мы придем за твоими родителями.

– Люси, надо попытаться. Если не пойдете со мной, я пойду один. Есть ведь шанс, что родители не смотрели телевизор, когда началась трансляция, понятно? Если остановимся у Кубелко, то сможем перепрыгнуть через заборы и попасть ко мне на задний двор. Не могу бросить семью. И вдруг им просто надоест ждать?

Они оба знали ответ. Даже если Марвани посчастливилось не напороться на трансляцию, те все равно были легкой добычей. Они были мягкими, ничего не подозревающими и любящими людьми.

В новом мире это было сродни смертному приговору.

Люси посмотрела на Бакета: на его лице отражался гнев, в глазах стояли слезы. Она посмотрела на бледного, неровно дышащего Джейка. Она хотела знать, что происходит у Хендерсонов, и почему ей не пришло в голову погрузить их в кузов пикапа Брюэра (как будто у нее было время подумать). И тогда она поняла, что, к тому времени как солнце взойдет над их городом, скорее всего, Бакет станет ей самым близким человеком в мире.

– Ладно. Заедем с другой стороны. Брюэр, ты знаешь, где Нотт?

– Ничего. Просто глупое воспоминание. У Родни раньше был трейлер с прицепом, и мы помогали убирать дома стариков после их смерти.

– Мы иногда соревновались, кто дальше забросит всякую старую рухлядь в мусорную яму. Вещи просто взрывались, когда на дно падали. В доме все скорбят, а мы уезжаем на свалку и чертовски хорошо проводим время, швыряя барахло. Кидались, пока спина не начинала болеть, и наблюдали, как разлетаются птицы. Смотрели, как большие старые освинцованные зеркала разлетаются на тысячу осколков.

– Не спорю. – Брюэр переключил передачу и ускорился, несмотря на то, что дорогу едва было видно меж редких фонарей. – И все же было здорово. Деньги платили. Тренировка, считай, неплохая. И мы смеялись как сумасшедшие.

Люси наблюдала, как лицо Брюэра смягчается от смеха, и хотела, чтобы собственные воспоминания тоже ее утешали. Она смотрела на него, забыв следить за дорогами, и снова чувствовала, что есть в нем что-то милое и дикое и что не хочет его никуда отпускать. Она не улыбнулась – это совсем был бы финиш, – но она представляла будущее с ним, в котором расплылась в улыбке.

Если бы не фантазия, она, вероятно, увидела бы фары позади. Они могли бы сбросить хвост.

Шок от удара пробрал Люси до костей еще до того, как звук выстрела достиг ушей. Затем раздался треск осыпающегося закаленного стекла. Люси увидела, что заднего стекла кузова больше нет. Заднее стекло кабины треснуло, но не поддалось.

Если бы не было навеса, я бы уже была в мозгах Бакета.

– Шину прокололи. Если дыра не слишком большая, я могу…

Второй выстрел разнесся по воздуху, и пуля разорвала дорожный знак с надписью «ПОГРУЗОЧНАЯ СТАНЦИЯ / СВАЛКА, 3 мили».

Люси наблюдала, как Брюэр быстро переосмыслил ситуацию.

Взрывающийся знак. Огни в их зеркале заднего вида.

Они заметили нас уже тогда, когда мы увидели Дэррила в водопаде.

Он включил фары и нажал на педаль. Раздался жужжащий звук, когда сбились обороты, но через секунду двигатель заработал и Люси вдавило в сиденье. Из вентиляционных отверстий пошел запах раскаленного металла и плавящейся резины, и Люси спросила себя, как долго продержится пикап Брюэра.

Маленькая и быстрая машина догоняла, несмотря на все усилия Брюэра выжать из двигателя максимум. Раздался третий выстрел, и Люси увидела, как разлетелась задняя правая фара.

Люси подумала, что можно было бы развернуть пикап и въехать им в лоб, чтобы точно их уничтожить. Хороший вариант. Но все тело горело желанием. Стоило появиться новой угрозе, как вскипала кровь, мышцы наливались силой и напрягались и больше всего ей хотелось уничтожить то, что пыталось ей навредить. Будто магнит судьбы тянул ее к отпору.

Это желание всегда было со мной. Но я не давала ему воли.

Она оглянулась на Бакета: тот пригнулся, широко раскрыв глаза. Судя по его лицу, он все понял: спасательной операции не будет. Лучшее, что можно сделать, – увести седан подальше от дома его родителей. Его благородный порыв оборвали выстрелы дробовика, и если их столкнут с дороги и разорвут на куски, как тех людей в скорой, то им уже ничего не поможет.

На огромной скорости они пролетели район Бакета и уже через минуту выехали из Тернер Фоллс.

ВЫ ПОКИДАЕТЕ ТЕРНЕР ФОЛЛС. СПАСИБО ЗА ПОСЕЩЕНИЕ ГОРОДА С ПРЕКРАСНЫМИ ГОРНЫМИ ВИДАМИ!

Еще один выстрел. Кусок задней двери оторвался и покатился по асфальту; Люси услышала скрежет металла и заметила искры. Затем она посмотрела вперед и увидела вдалеке неестественное свечение. Слишком яркое, будто огромный прожектор, который дотла сжигает мотыльков на бейсбольном поле.

«Я видел пару здоровенных военных машин c орудиями на подъезде к трассе US-26».

Должно быть, военные. Возможно, они перекрыли все магистрали, ведущие из города. Если бы они знали, что происходит в Тернер Фоллс, то разрешили бы стрелять на поражение? Она подумала об их четверке – долбанутый наркоман, одноглазый богач с поврежденным мозгом и два цветных подростка, покрытых кровью самых уважаемых молодых людей Тернер Фоллс, – и не могла представить, как им вообще приблизиться к нервным, взволнованным мужчинам с оружием.

Из двух зол, как говорится, выбирают меньшее, но тут просто труба. Она взглянула на гаечный ключ, взвесила все варианты и приняла решение.

– Что? Мы разгоняемся. Оглянись! Думаю, сможем от них избавиться. Кажется, у них патроны кончаются.

– Посмотри вперед. Там свет. Но там сплошная пустыня. Должно быть, темно. Значит, это военные, которых ты видел, правильно?

– Или копы. Очень вероятно, что это полицейский блокпост.

Люси знала: хочешь, чтобы наркоша свернул в одну сторону, – покажи в противоположную и скажи: «Копы».

Брюэр развернулся, съехав на гравий на мягкой обочине, но выровнял пикап, когда передние колеса коснулись асфальта. Джейка по инерции отбросило на Бакета, и тот вскрикнул от удивления, получив свежую струю теплой крови из раны размером с Гранд-Каньон на голове Джейка.

Люси смотрела с Биллом много серий «Досье ФБР» и знала, что если кровь идет, значит, сердце еще бьется. И пусть характер у Джейка был дерьмовый, он еще молод и очень спортивен. Мог выжить. Он ведь спас Брюэра, так что ради друга надеялась, что у них получится сохранить ему жизнь.

Бакет оттолкнул Джейка, и тот на мгновение застыл, пробормотал что-то вроде «грузовик воняет», а затем рухнул на другой бок и чуть менее окровавленная сторона головы уперлась в липкую часть тщательно сконструированного окна. Прямо в клейкую ленту.

У Бакета отвисла челюсть. Он взглянул на Люси, и она, обернувшись, разделила его изумление, и, может, они бы даже посмеялись, но Брюэр закричал:

Расстояние между пикапом и легковушкой быстро сокращалось. Если бы те выстрелили, то, вполне вероятно, могли пробить одну из шин, и тогда пикап, завертевшись, остановился бы.

Люси осмотрела дорогу и обочину. Насыпь высотой в фут плавно уходила в кювет. Вокруг – никаких деревьев, только кустарник, перекати-поле и сверкающие глаза кроликов или змей.

Поэтому, как только легковушка приблизилась, как только из заднего окна появился парень со слишком широкой улыбкой и с дробовиком на плече, она схватила руль и дернула вправо.

Люси слышала про дрифт, но никогда не дрифтовала в роли пассажира, поэтому была не готова к секунде антигравитации, когда пикап взлетел над обочиной, и к глухому удару по всему телу, когда автомобиль рухнул на песок пустыни.

Парень в легковушке не успел ничего сообразить и выстрелил в то место, где пикап был за секунду до. Пикап тем временем месил мягкую землю, а днище скрежетало и билось об огромные куски лавовой породы, которые Люси не заметила, когда решила отобрать на секунду управление. Затем она ощутила, как левая сторона грузовика оторвалась от земли и Брюэр сбил ее руку с руля и вроде как «черт!», но вокруг царил шум, и понять его было сложно. Влетев в пассажирскую дверь, Люси посмотрела в окно и небо и совсем немного дороги и поняла, что сейчас машина перевернется, а голова Джейка Бернхардта каким-то чудом не отошла от клейкой ленты, и она подумала, что это довольно забавное предсмертное зрелище.

Но Брюэр вовремя нажал на газ и выровнял пикап, левые колеса опустились на землю, вздымая песок.

Еще один выстрел разнесся по пустыне, но из-за поднятой в воздух пыли после маневра пуля прошла мимо цели. Через несколько секунд Брюэр заехал обратно на дорогу, и на этот раз вдавил педаль так сильно, будто у него под кедами находилась самая ядовитая змея в мире.

Фары седана все еще следовали за ними, но почти что смертельная диверсия Люси сделала свое дело.

– ЛЮСИ! Какого. Хера? – Каждое слово Брюэр подчеркивал ударом по рулю.

Брюэр выпрямился и сделал два долгих глубоких вдоха.

– Извини, Люси. Просто… Это просто сумасшествие. Не смог он сдержать крика.

В его голосе слышались резкие нотки, и Люси решила, что виной тому адреналин и усталость, но она понимала, что он не злился. Он просто сорвался. Они все уже были на грани срыва.

Люси наблюдала за дрейфующими то вверх, то вниз фарами позади: те держались на расстоянии, чтобы не упустить пикап из виду и не спугнуть его.

Они ждут, когда у нас кончится бензин. Затем нападут.

Или каким-то образом подали сигнал друзьям, и те ждут впереди.

Или они успокоились. Погоняли, постреляли из пистолетов – и достаточно, дрожь унялась. Их обратно «подключили». Но скоро эффект закончится и охота продолжится.

Или то, что Брюэр видел на потолке пещеры, выбралось на поверхность, и мы едем прямо к нему, а парни в машине позади сопровождают нас к месту размножения, улыбаясь и шепча: «Нашли, нашли, нашли».

Но в том, как она отвечала на их безумные поступки своим безумием, было свое очарование. Раз уж суждено до конца дней пребывать в этом смертельном сне, то хорошо, что она нашла способ почувствовать себя живой.

Еще никогда она не чувствовала себя такой свободной.

– Думаешь, надо ехать в место экстренных сборов?

– Можем проехать мимо, посмотреть, – сказала она. Затем задумалась.

Посмотрим, кто из строгих родителей, утверждавших, что у них «даже нет телевизора», говорил правду. Посмотрим, кто не превратился в бормочущий коматозный овощ, или в дергающегося наркомана-убийцу, или солдата, соблюдающего протоколы сдерживания под ложными предлогами. Посмотрим, сможет ли кто-нибудь объяснить нам, почему наш чертов город провалился через черную дыру в какую-то альтернативную вселенную, где всё намного хуже.

Затем она кое-что поняла: если они знали ее адрес вплоть до номера дома, если могли видеть эту информацию в своих головах, тогда они определенно могли узнать, где будут собираться люди в экстренной ситуации. Да Джейсон Уорд с командой вообще могли поехать туда первым делом. Она представила, как у красиво одетых детей Брауэр Бьютт из ушей вытекает сине-черное масло, течет по ключицам и грудной клетке и как они дергаются. Увидели ли они сетку города с россыпью красных точек за закрытыми веками? Слышали ли Джейсона Уорда в своих головах или извивающаяся черная масса посылала собственные особые сигналы?

Идите туда. Обнаружите пожилых людей и родителей, которые не знают, где их дети. Обнаружите детей. Уставших, растерянных и обеспокоенных.

Она представила игровые площадки, заваленные человеческими останками, тела, обезображенные жестокими подростками, которые когда-то играли в соседнем игровом комплексе.

Даже после всего увиденного Люси стала невыносима сама мысль о том, что ей придется узреть это в реальности. Она сразу ощутила запах горящего бензина и плавящегося металла, которые преследовали ее после несчастного случая с родителями.

– Знаешь, Брюэр, к черту сборные пункты. Вряд ли там безопасно. Забудем. – Она вздохнула. – По сути, идти нам некуда.

Она оглянулась на фары позади, на Джейка Заклеенную Голову, на Бакета, который, казалось, понял, что миссия по спасению Марвани официально завершилась, – его глаза остекленели, и он уставился, открыв рот, в лобовое стекло.

– Мне все равно, – ответил он мертвым голосом. В последний раз Люси слышала такой, когда Люк Олсен тайком харкнул соплей в его содовую.

Громкий смех. Десятки ухмыляющихся лиц как напоминание о том, что ты – лишний.

Но сейчас все было хуже. Возможно, он потерял родителей. Люси знала это чувство. Все онемело, нет голода, кости на ощупь как деревянные – а потом вдруг вспоминаешь о потере и тебя ломает.

– Слушай… Есть вероятность, что с ними все в порядке. Может, они играли в шахматы или манкалу, а потом сразу легли спать и даже не знают, что происходит. И если те парни приехали в твой район только за нами, то мы их уже оттуда увели.

– Не знаю. Ну, у нас с Родни всегда был план, мы вроде шутили, что бы сделали, если бы случился зомби-апокалипсис, или ввели военное положение, или, эм… расовая война, например. Я не хочу расовой войны, конечно… – Он нервно взглянул на Люси. – Но мы разные варианты обсуждали…

– Точно. Херни наговорил. Забей. Главное вот что: в случае любого замеса мы договорились встретиться на стоянке грузовиков.

– У «Дабл Д»? – спросил Бакет ожившим голосом, гордый тем, что знает прозвище одного из самых известных предприятий Тернер Фоллс – закусочной со стоянкой для грузовиков и по совместительству пивнушки, в которой водители нарушали любые нормы употребления алкоголя на работе. – И что вы там собрались делать? Напиваться?

– Нет. Нет, ну, можно, конечно. У них есть офигенно дешевый «белый русский», бесплатное пиво, коктейли за два доллара и… Но, в общем, нет. Пить есть смысл, только если прям совсем конец света и бомба атомная уже летит. Но нет. Есть более веские причины. Слухи об этом месте правдивы. Там можно достать спиды, и тогда за рулем не уснешь. А еще есть пара мужиков, что торгуют оружием. Я видел, как Шон Ландерс покупал обрез без серийного номера, сидел в кабинке с дилером и обсуждал условия покупки за жирным омлетом. Ночью ветеранам скидка, так что там куча парней из Вьетнама и Кореи и у них есть скрытое оружие.

Люси знала, что Бакету нравится чужая безнравственность, поэтому неудивительно, что он оживился еще больше.

– Так вы с Родни выбрали это место, потому что там есть оружие, наркотики, выпивка и солдаты.

– Конечно. И кофе. И омлеты жирные, но обалденно вкусные.

Люси понравился план Брюэра, а еще то, что Бакет уже не говорил мертвым голосом, и она почувствовала, как на нее навалились усталость и бессилие. Может, пришло время им всем спрятаться и немного отдохнуть.

А еще она втайне понимала, что, независимо от их действий, впереди их ждет еще больше смертей. Так почему бы не попытаться напоследок поесть блинчиков?

– Хорошо, – сказала она. – К черту все. Едем в «Дабл Д».

Глава 10
Путешествие по руинам

Видимо, недосып и усталость окончательно одолели Люси: все становилось хуже, а она улыбалась и едва сдерживала смех, чтобы друзья не заподозрили, что она совсем потеряла рассудок. За ними по пятам следовала смертельная опасность в виде уже двух машин, что хотели их сбить, а Люси, не обращая внимания на тревожные пыхтяще-скрежещущие звуки от пикапа Брюэра, мчащегося по мощеной дорожке через старейшее кладбище города, пыталась примерить известные высказывания на их нынешнюю ситуацию.

Жизнь – это то, что происходит с тобой, пока ты строишь планы. Для них «жизнь» – это «преследующая стая разъяренных одноклассников», а «составление планов» – это «заезд в город по главной магистрали до грязной стоянки, где они спонтанно решили спрятаться, пока не закончится апокалипсис, но увидели забитый кровожадными придурками «форд», что ждал их на стоянке продуктового магазина».

Нельзя просить у звезды желание и при этом ничего не предпринимать. Новая версия: желание все-таки можно загадать, но затем покрепче сжать в потной ладони покрытый кровью гаечный ключ и тайно надеяться, что скоро кончится бензин и представится шанс услышать хруст пробитого металлом черепа голубоглазого ублюдка из Брауэр Бьютт. А вот фокусироваться на восторге, вызванном этой мыслью, все же не стоит; как и на том, что от этой фантазии внизу живота разливается приятное тепло, потому что все-таки сейчас речь идет про желание другого плана.

Иногда ты ешь медведя, а иногда медведь – это метафора чего-то менее разумного, например, группы дрожащих, пахнущих Мертвым морем подростков убийц-наркоманов, вероятно обладающих телепатией и желающих отомстить всему живому, но такого медведя в природе быть не может, стало быть, законы, что скрепляли Вселенную, ни черта не значат, из чего следует, что приличия старого мира тоже ничего не значат, так что ничего страшного, что Брюэр в последний момент решил снести бордюр и содрать ничтожную цепь на воротах, чтобы проехать по городскому кладбищу и оторваться от преследователей, ведь нужно было хоть что-то сделать, и наверняка машины пронеслись мимо, потому пропустили дорожку, по которой ехал Брюэр, но, конечно, охоту они не прекратят, и…

Кажется, Брюэр сердился. Люси поняла, что легко раскачивается на своем сиденье.

Она заморгала, чтобы рассеять пелену тумана, заволакивающую разум, и сосредоточиться, ведь ее работа – остаться в живых, чтобы… Чтобы что?

Пикап несся по дорожке, на которой едва умещался катафалк, и Люси подумала, не побили ли они рекорд скорости на кладбище – и будет ли трофей – но тут увидела красно-белое здание морга справа. Получается, если ехать к нему, то они снова выйдут на дорогу и подальше от кладбища.

Брюэр повернул руль чуть позже, чем следовало, и едва избежал столкновения с мавзолеем из белого мрамора; сразу после этого заднее колесо угодило в черную свежевырытую могилу, и рама пикапа заскрипела и защелкала. Люси не обратила на это внимания – ее снова крыло шоком и травмой, тяжелели веки, и она пыталась вспомнить, кто же сказал: «Приходи навестить мой труп в прелестном домике, который я купил. Приведи детей. С тебя закуски». Решив, что это сказал парень по имени Дейл Мавзолей, она заключила, что высказывание было не более странным и правдивым, чем все происходящее, и когда она взглянула на поле спрятанных трупов и каменных памятников, они казались далекими и абстрактными, и с тем же успехом она могла сейчас мчаться в луноходе за инопланетянами, потому что даже трава была ненастоящей, будто ее покрасили, потому что в свете фар зеленый выглядел как темно-синий

Боже, я так больше не могу, мы все умрем, они вытащат нас из грузовика, будут бить дрожащими руками и смеяться, пока не разорвут нас в клочья, а мы будем истекать кровью, пока кости под землей не окрасятся красным.

И хотя ее глаза были открыты, она ничего не видела. После отключки она испытала блаженный момент бессознательности, а потом приборная панель влетела в лицо.

Реальность вернулась белым шумом, ошарашив Люси, и тупая боль в переносице становилась все более отчетливой по мере того, как в истощенный кислородом мозг возвращались мысли.

Минутку, это же сериал. Люси решила, что сойдет. Не проиграла! Но кто-то злился. Мир вибрировал. Кричал парень.

– …черт возьми, Люси, ты что, потеряла сознание? Мы должны… Ты не можешь…

Окно скользнуло вниз. Свежий прохладный воздух внезапно пробежал по коже, и Люси вспомнила, где она находится.

Две пары фар – все ближе и ближе. Легковушка из пустыни и огромный «форд» со стоянки продуктового. Легковушка отстала, а огромный «форд» дал газу так, что фары на секунду скакнули вверх.

Люси почувствовала давление на ребра, а затем внезапную и острую боль – Брюэр ущипнул и потянул ее за кожу.

– Ты мне нужна. Я не знал, как тебя в чувство привести. Просто дыши, хорошо? Говорят, чтобы не уснуть, надо ущипнуть пучок то ли вен, то ли нервов под языком.

Люси оглянулась на хищников позади, понимая, что те не спешат, выжидают, пока они проявят слабость. Что она только что и сделала.

Вот и все. Слишком быстро все происходит. Вот так люди умирают – просто выдыхаются. Изнашиваются. Батарея садится, ты останавливаешься – и конец.

Она попыталась вспомнить, что Билл всегда ей говорил, когда она бродила по дому в режиме зомби после бессонной ночи. Какая-то любимая цитата из книг о Джейсоне Борне. Вроде: «Приляг и вздремни, малыш. Я разбужу тебя через тридцать минут. Помни: сон – это оружие».

Ей сполна дадут поспать, как только лишат жизни.

Но потом она посмотрела на Брюэра, на его белые костяшки пальцев, как он вел выдохшийся пикап по кладбищу; обернулась на Бакета – он смотрел перед собой пустым взглядом, железно вцепившись в ручку кабины, рот его был открыт, как будто он пытался изобразить умирающего Тома Хэнкса в финальной сцене «Спасти рядового Райана», а потом увидела Джейка, неподвижного и бледного, прилипшего к клейкой ленте, и она подумала, что если он все еще живой, то непонятно, как его отклеить и не оторвать полностью уже и так подрезанный скальп. Так что на заднем сиденье все еще царила безнадега, а на переднем – бесконечное мучительное выживание, и Люси не понимала, почему чувствует себя по-другому. Глядя на лица друзей, она наполнялась энергией. Почему воля к жизни ушла, а желание защитить бедных напуганных мальчиков затопило разум и уставшее тело?

Она надеялась, что Хендерсоны были в безопасности, но с того самого дня, как они забрали ее из приюта, она боялась, что их тоже потеряет. И как только они уйдут, страх исчезнет.

А парни – еще живые парни – были ее связью с миром. И раз в ней кипела ужасная ярость, которую она так долго подавляла и которая могла всех защитить, тогда…

Она снова начала покачиваться. Ускользать от реальности.

Она ущипнула тонкую скользкую соединительную ткань под языком, как посоветовал Брюэр. Но этого было недостаточно.

Что меня больше всего бодрит? От чего я оживляюсь?

Люси бросила гаечный ключ на пол, сжала кулаки и ударила ими по приборной панели. Кровь забурлила, боль пронзила руки и ноющую грудь. Пластиковая приборная панель треснула. Она громко и безудержно закричала.

– Мы должны что-то сделать. Они так вечно будут нас преследовать. Они издеваются над нами, и пикап скоро сдохнет.

Брюэр доверился ее инстинктам: он резко вывернул руль влево и направился прямо в поле с чередой камней.

По днищу прошла пара глухих ударов, и тут Люси поняла, что они вот-вот столкнутся с бетонной статуей молящегося ангела высотой четыре фута, и закричала. Она думала, что статуя рассечет пикап пополам, но он влетел в нее с глухим стуком и резко остановился. Люси представила, как одно из крыльев держит машину, а другое вспахивает кладбищенскую почву, готовясь к их смерти.

Нельзя останавливаться. Их больше. Нужно оторваться или найти подкрепление.

Брюэр нажал на педаль. Грузовик взревел, и внезапное движение сбило ангела на землю. Статуя кувырком перевалилась через пикап прямо под колеса преследователей, но тем удалось ловко обогнуть каменного святошу.

Ну спасибо, Бог. У тебя был отличный шанс доказать свое существование, но ты взял и все испортил.

Люси заметила новое движение: парень в маске вылезал из пассажирского окна «форда».

Нет, это не маска. По лицу тянулись четыре темно-красные вертикальные полосы. Люси издалека узнала свое творение – длинные дикие царапины от ее ногтей.

На мгновение она пожалела, что в тоннеле не выцарапала Бену глаза. Если бы впилась пальцами, потянув на себя, слушая его крик…

Если мне снова представится такая возможность…

Еще один глухой удар. Оскверняющий пикап продолжал лететь по кладбищу. Бен крепко держался одной рукой за кабину, высунувшись наружу, а другой – тянулся к кузову.

Фары отстающего седана осветили «форд», и Люси увидела гигантскую наклейку волка на прицеле. Текст на рисунке был задом наперед, но ей удалось его прочесть: «Выкуриваю пачку в день». Машина Люка Олсена сбила скорую.

Главным культурным развлечением в Тернер Фоллс была охота. Ученики Спринг Мидоу могли даже взять отпуск, чтобы открыть охотничий сезон. Устаревшая традиция, оставшаяся еще со времен, когда основным пропитанием для людей были лосятина и оленина. Но на территории школы оружие запрещалось. Тем не менее в Спринг Мидоу политика была довольно мягкая: за первое нарушение выносили предупреждение, за второе – отстраняли от занятий на три дня и заставляли посетить обязательный урок по обращению с оружием, и только за третье исключали.

Люк Олсен так часто нарушал этот запрет, что его чуть не исключили в октябре прошлого года, после того, как охранник парковки трижды сообщал, что видел у него винтовки во время обхода. Когда Люк вернулся в школу, то весь светился от радости. «Папин друг из Ротари-клуба дружит с директором. К тому же он считает, что все это чушь собачья. У меня даже не было проблем, чувак. Он, типа, гордился мной».

Но стало понятно, что больше отцу Люка подобных одолжений никто делать не будет, потому что неделю спустя Люк приехал в школу с изготовленным на заказ ящиком для оружия с замком, встроенным в кузов машины.

«Теперь могу разместить вдвое больше пистолетов, и никто об этом не узнает».

Бен Брумке как раз тянулся к заначке, готовый вбить последний гвоздь в катящийся гроб, в который превратился потрепанный и почти пустой бак пикапа Брюэра. Сколько бы функционирующих клеток в умах Люка и Бена ни осталось, для них, по сути, ситуация была знакомая и захватывающая. Занятия в школе закончились, и начался новый охотничий сезон.

Она представила, как ее подвесят за ноги и распорют тело от таза до ребер; а над ее кишками, упавшими на пол гаража Люка, будут летать мухи.

Что я испытаю перед смертью? Как долго буду ощущать нож? Почувствую ли, как они копаются в моих внутренностях?

Сердце затрепетало, а затем в панике заколотилось. Она окончательно проснулась. Плохие мысли, накатившие на нее в ванной накануне – а казалось, что в другой жизни, – вели ее вперед. Она вспомнила белое пламя, разорванную себя, и поняла, что именно эти чувства позволили ей выжить.

Она представила, как пламя распространяется по телу, наполняя ее светом.

– Это грузовик Люка. Бен достал его заначку. Больше оружия. Надо ускориться.

– Грузовик сейчас не совсем в том состоянии, чтобы ускоряться.

– А придется. Сверни на тропинку. Надо добраться до дороги.

Люси оглянулась. Брумке исчез из поля зрения, – видимо, открывал ящик.

Люси повернулась и увидела, как Джейк вскинул правую руку в воздухе, а его неприкрытый глаз осматривает пикап; повязка, что прикрывала голову, осталась на клейкой ленте. Люси старалась не смотреть, что было под повязкой, но ей стало интересно, что когти Криса Кармайкла оставили в черепе парня.

– Гхм. – Рука все еще была в воздухе. Его взгляд остановился на Люси, затем он посмотрел на свою руку.

– Рука! – Голос у Джейка был расстроенный, хотя говорил он явно лучше, чем когда из головы хлестала кровь.

И тогда Люси поняла, что он поднял руку, чтобы ответить, и ждал разрешения; она задумалась, с какой учительницей он ее спутал из-за сотрясения, на кого она может быть похожа, и тут вспомнила, что до того, как дрожащие твари высыпали из пещеры, они все были обычными школьниками.

Рука опустилась. Джейк растянулся в полуулыбке, вторая часть лица не шевелилась. Эта ухмылка была ей знакома: после нее ничего хорошего не следовало. Мысленно она приготовилась к тому, что Джейк сейчас извергнет.

– Мы, мы… мы… пошли попалить на Чайна Хэт Роуд. Все, кроме Брумке, попали… не промахнулись. Он ни хрена не умеет стрелять. Не мог да-а-а… – Джейк запнулся, закатив глаза, и слабая связь с реальностью на мгновение исчезла. – Даже в змею не смог попасть. В футе от него. У каждого хотя бы по белке, даже пара перепелов. У Брумке – ровно ни хера. Пошел домой от горя свой мелкий писюн дрочить. Мелкий писюн Брумке. Ха-а-ах…

Джейк попытался рассмеяться, но связь с поврежденным разумом снова оборвалась. Его голова откинулась, и лицо еще больше утонуло в клейкой ленте, как мышь в клеевой ловушке.

Люси обдумывала хорошую новость от Джейка, не слишком задумываясь о том, почему он решил, что меткость и размер члена связаны.

Вот так эти ребята относились к убийствам еще до происшествия в пещерах.

Низкий грохот умирающего пикапа Брюэра внезапно стих, и Люси поняла, что они вернулись на асфальт, а за деревьями вокруг кладбища увидела обычный уличный фонарь. Значит, они почти в городе. Но разве это хорошо? Отвлекающий маневр стоил им днища пикапа и помог лишь не дать Люси упасть в обморок.

Она посмотрела в боковое зеркало: машины так и ехали следом, а Брумке перегнулся через крышу кабины. Перед его лицом сверкнула крошечная вспышка света, а потом все пропало, потому что зеркало, в которое она смотрела, исчезло, и, только когда раздался хлопок, она поняла, что первым выстрелом Брумке чуть не убил ее или Бакета.

Может быть, он стреляет не как Брумке, потому что он больше не Брумке? Что-то в голове подсказало ему мой адрес и заверило, что моя смерть принесет удовольствие.

Еще один выстрел – и боковое зеркало со стороны Брюэра разлетелось вдребезги.

Теперь мы ничего не видим. Они начнут стрелять по колесам. Аккуратно и медленно. Они играют с нами. Мы показали, что мы опасные, и сейчас они вымотают нас, а потом легко убьют. Наслаждаются охотой.

Они не стреляют по кабине, потому что лично хотят с нами расправиться.

«Не хочу снова отключаться. Нельзя отключаться. Мне это нужно».

Люси представила руки Бена Брумке, уверенно лежащие на винтовке из-за азарта погони. Она представила, как ему станет лучше, когда он сможет лично схватить ее.

Брюэр кивнул и крепче сжал руль; они проехали мимо черной кованой железной ограды, отделявшей кладбищенскую дорожку от Элк Крик Роуд. Два быстрых толчка, и грузовик перескочил через бордюр, выехал на проезжую часть. Брюэр вдавил педаль так, что его нога выпрямилась, а тело приподнялось на сиденье и они наконец набрали скорость.

Люси оглянулась, несмотря на жуткий страх, что увидит вспышку из дула, а потом – пустоту. Она видела, как Брумке поднял винтовку и наклонился. Видела седан, едва поспевающий за машиной Люка Олсена, – из спущенной шины шел дым.

Вот что Люси чувствовала: машина была животным; оно хотело убить и съесть их, но по чистой случайности получило ранение, и теперь смерть угрожала ему. Она видела очертания подростков, которые превратились в рабов своих худших желаний и побуждений, и надеялась, что машина вспыхнет и они сгорят заживо в животе порабощенного зверя, которого они вывели на охоту.

Уличный фонарь в двадцати ярдах от них взорвался – и Брюэр с Люси вздрогнули.

– Почему он не стреляет в нас? – спросил Брюэр.

– Не знаю. Развлекается? Может, ему это нравится или дает облегчение от того, что у них внутри. Пока осторожничают, но как только доберутся до нас, как только убьют, то пойдут дальше. У них все предохранители слетели, им нужно больше людей.

– Может, они думают, что мы знаем, где есть еще люди?

– Может быть. Они совсем с катушек слетели, так что как знать. Мы точно сможем доехать до «Дабл Д»?

Под грузовиком раздался громкий лязг металла, в унисон с тарахтением мотора.

– Может, в центр города поедем? – Люси пришла в голову одна идея, но она решила, что Брюэру ее будет сложно объяснить, учитывая его инстинкты. – Проверим парковку полицейского участка.

– Ага, ворвемся к ним, а они подумают, что мы заражены. И пристрелят.

– Ну… может быть. По крайней мере, они говнюков позади тоже пристрелят.

И Люси поняла, что Брюэр тоже в шоке, потому что они оба закивали и, должно быть, подумали: «К черту все. Умрем так умрем. Но обязательно утащим за собой кровожадных монстров. А потом все закончится».

Брюэр свернул налево на следующем перекрестке – у огромного бронзового медведя, которого Люси очень любила, когда жила в мире, где еще можно было остановиться и полюбоваться скульптурой. Еще два квартала пролетели мимо. В свете фар знакомые улицы теперь казались чужими: каждый закуток и тень таили угрозу, каждая возможность предсказывала неизбежную смерть, и Люси казалось, что ей больше никогда не удастся разжать челюсти и зубы сотрутся в пыль. У нее была теория, что у людей есть предел пробега, после которого уже не выдерживает сердце и разум, и она приближалась к своему со скоростью света.

Если от «инцидента» в школе у меня развилось посттравматическое расстройство, то что будет после всего этого? Что будет, если эта травма никогда не закончится? И даже если закончится, то что останется от мира? Что останется от меня?

Яркий свет фонарей заставил Люси заморгать – они въезжали в центр с кучей магазинов. Фонари якобы установили в качестве защиты от угонов по настоянию бизнес-комиссии Тернер Фоллс; альтернативная версия гласила, что их установили для дезориентации пьяных водителей, поскольку те из-за искусственного света постоянно забывали включать фары. Обе версии Люси считала правдоподобными, но обе причины в свете последних событий стали совсем незначительными.

Ваши яркие огни не в силах остановить то, что грядет.

Она оглянулась: легковушка устала и полностью развалилась. Четверо парней – или девушек? – да какая разница – выскочили из нее, начали запрыгивать в кузов машины Люка Олсена; но авто рвануло в погоню еще до того, как последний пассажир оказался на борту. Парень не успел крепко ухватиться и свалился с кузова, ударившись головой о бордюр. Даже издалека Люси поняла, что угол удара можно назвать только смертельно неправильным. Подросток не шевелился, но Люси представила визг, исходящий из его шеи.

Небо за «фордом» менялось, приобретая светло-фиолетовый оттенок, который подсвечивал горы. Наступал новый день, и Люси скользнула глазами от восхода солнца к «форду» и обратно. Она спросила себя, может ли солнце положить конец кошмару или только сделает все более реальным?

Доброе утро, Тернер Фоллс! Отряды убийц, военные блокады и убивающие разум трансляции подпортили вам утро? Отправляйтесь в центр города, чтобы попробовать новейшую услугу: пуля от полицейского!

– Бакет, что у тебя под курткой? Старая футболка?

Бакет надевал облегающую белую футболку с нагрудным карманом почти на каждую вечеринку. Эшли Йоргенсон – упокой, Господи, ее кровожадную, забитую камнем душу – однажды сказала Бакету, что ему эта футболка очень идет. Даже спросила, давно ли он качается. Поэтому, естественно, Бакет носил ее на все тусовки.

– Можем сдаться. Дадим копам знать, что пришли с миром.

Вся верхняя часть была залита кровью – то ли его собственной, то ли Эшли, то ли Джейка, то ли всех сразу, – но нижняя часть осталась девственно-белой.

Можно обернуть окровавленную часть вокруг гаечного ключа. Скрыть пятна.

– Думаешь, помашем свернутой футболкой – они успокоятся и опустят пушки? – спросил Брюэр.

– Очень вероятно. Они увидят наш белый флаг, потом заметят группу дрожащих придурков с винтовкой, и, может быть, всё поймут.

Неверие Брюэра имело веские основания – полицейское управление Тернер Фоллс настолько плохо делало свою работу, что в начале 90-х они фактически возглавили список маленьких городков с наибольшим количеством нераскрытых убийств, над чем даже Джей Лено в своей вечерней программе пошутил: «Если вам нужно кого-то убить, отправляйтесь в Тернер Фоллс, штат Орегон». Зрители захохотали, и Люси подумала, что семьям убитых здесь шутка вряд ли зашла.

– Знаю. Может, и не поймут. Есть идеи получше? Тогда затк…

Знак «Стоп» в нескольких ярдах впереди их грузовика сложился пополам, испещренный серебристыми кратерами. Звук выстрела раздался ближе, чем раньше, заставив всех, кроме Джейка, вздрогнуть и оглянуться.

Перегруженный грузовик Люка сокращал дистанцию между машинами.

– Бак, мать твою! Я тебе новую куплю. Кроме того, кровь не отстирается. Поверь мне.

Брюэр знал, каково это – иметь дело с окровавленной одеждой, и Люси это понравилось.

Боже. Когда я успела превратиться в пещерного человека? Мой первый поцелуй и мое первое убийство случились в одну и ту же ночь. Такое дерьмо без последствий для мозга не пройдет. Не знаю, кем я могла стать… Но быть такой точно не хочу.

Люси представила, как Хендерсоны просыпаются и узнают, что их приемная дочь, о которой они сильно заботились, оказалась среди подростков, обвиняемых в массовых убийствах по всему городу; увидела свое изрешеченное полицейскими пулями тело, накрытое тканью, и закрытый гроб, и поняла, что оставит Хендерсонов с опустошенными сердцами и горой безответных «почему?». Или, что еще хуже, они сами найдут ответ на этот вопрос, проклянут самих себя, тем самым себя полностью уничтожив.

Я должна жить. Ради друзей. Ради Хендерсонов.

Думать о том, почему себя она в список причин не умирать не включила, было страшно. Потому она и не стала.

– Давай футболку, Бакет. В красной футболке ты все равно более секси.

Бакет Марвани – официально король неадекватных реакций.

– Чел… Для меня ты всегда выглядишь на все сто. – Раньше она никогда ему такого не говорила, но это была правда, и он должен был знать, что в их дружбе всегда была капля взаимного легкого влечения. Плюс, они все равно скоро умрут, так что Люси решила, что может выложить все начистоту. – А теперь дай мне свою гребаную футболку.

Она развернулась и протянула руки к заднему сиденью, чтобы подержать куртку Бакета, пока тот снимал футболку, и смотрела в заднее стекло, размышляя, как скоро подростки в «форде» разгадают их план и выстрелят Брюэру в голову в

надежде, что после аварии кого-то еще можно будет добить. От этой мысли она снова почувствовала прилив гнева и возненавидела их за то, какие чувства они вызывали, но ярость только усилилась.

Все это – игра. Они жульничают. Но как мне выйти из этой игры…

Бакет вытащил одну руку из рукава, и Люси увидела, как его глаза распахнулись, и внезапно он закричал, а Брюэр сказал: «Твою ж!» – и ударил по тормозам. Люси взглянула вперед: они добрались до центра города. Все было закрыто, повсюду полыхали пожары. Еще более странным оказалось то, что слева от пикапа стоял мужчина в штанах хаки и рубашке; он что-то кричал и размахивал руками, а в свете фар перед ними шла, пошатываясь, по центру дороги девочка с фольгой на голове, и ее пальцы яростно ощупывали жуткую красно-черную припухлость на задней части шеи, а потом она повернулась, взглянула на приближающийся пикап испуганными ярко-голубыми глазами, и Брюэр резко повернул руль влево, проехав наудачу как раз между мужчиной и сгорбленной девочкой, но тут удача закончилась, и машина врезалась бампером прямо в слепящий уличный фонарь, похожий на полуденное солнце.

Люси резко дернуло, ремень безопасности питоном обернулся вокруг груди, что-то быстро пролетело между ней и Брюэром в лобовое стекло, а затем ее голова, словно кувалда, влетела в приборную панель. Что-то тикало, шипело, запахло бензином и плавленой резиной, и она снова оказалась ребенком, и мама с папой не издавали ни звука, и она была в ловушке, опять в ловушке, и опять не могла ничего поделать.

Но кое-что не складывалось: на этот раз не было никакого автобуса, никто не кричал по-испански, и справа от нее, в мерцании умирающего уличного фонаря, подъехавший «форд» не успел сманеврировать меж обломками, слишком сильно и далеко дернулся вправо, потеряв центр тяжести, и, подобно чудовищному хищному зверю, завертелся, извергая из себя поток тел.

Вспыхнула радость – охотники повержены, винтовка разбилась, машина с хрустом помялась, тела врезались в асфальт и стены, кости поломались, кожа отслоилась и окрасила мир в красный и странный синий – но особого торжества не было, потому друзья слишком притихли, лишь звенело стекло и где-то вдалеке кричала девочка: «Почему они не убили меня? Какого хера я не могу умереть?!» Это было последнее, что услышала Люси, прежде чем уличный фонарь наверху перестал мерцать и вместе с ней погрузился во тьму.

Транскрипт 258-го эпизода подкаста «Ночной Страж». Загружен 08.06.21, 02:14

В очередной раз приветствую всех мыслителей, выпивох, фриков, гиков, курильщиков, шутников, блудников, борцов за свободу и всяких придурков, что не спят в такой ранний час. С вами снова «Ночной Страж», – единственный, у кого хватает храбрости сказать вам правду; единственный источник новостей, на который можно положиться как на спасательный круг подлинных фактов во все более неспокойном океане лжи под названием США.

Сегодняшний выпуск начнем с горячей темы, которую всеми силами пытаются замять. Я говорю, конечно, об идиллической туристической ловушке штата Орегон – Тернер Фоллс. В эпизоде два пятьдесят один, как вы помните, я рассказал об убийстве-самоубийстве семьи Миллер, которое, к сожалению, стало только началом проблем города. Если вы слушали двести пятьдесят седьмой эпизод, то знаете все об инциденте с несуществующей стрельбой в школе. Если вы пропустили эпизод и хотите узнать больше, заходите на наш специальный сайт для членов клуба, вводите свой пользовательский код «Ночного Стража» и смотрите, о чем речь. Может, там вообще ничего нет, и я говорю это для крыс и ссаных федералов, потому что знаю, вы нас слушаете. А может, у нас есть пара скриншотов, которые стерли из Интернета, из которых ясно, что ученик напал на учителя и, возможно, даже убил, а затем какие-то неопознанные, но хорошо вооруженные люди либо убили этого ученика, либо взяли его под стражу. Мы не знаем, правда не знаем масштабов происходящего в средней школе Спринг Мидоу, но мы знаем кое-что другое.

Было снято более пятидесяти восьми видео события с разных ракурсов как свидетелями, так и непосредственно участниками, и все эти файлы появились в социальных сетях уже через несколько минут после случившегося. А потом, несколько минут спустя… Пуф! Пропали. Осталось только несколько скриншотов, которые наши бесстрашные сотрудники «Ночного Стража» успели сохранить. Ведь мы знаем, что правда имеет свойство исчезать.

Мы зафиксировали не только мгновенное удаление этих файлов, но и отключение ВСЕХ операторов сотовой связи, покрывающих Тернер Фоллс. Пришла ли блокировка с их стороны? Или это мы заблокировали их? Разрешено ли звонить членам семей, чтобы унять панику и посторонний интерес? Этого я не знаю. И никаких объяснений не последовало – ни про блокировку спутников, ни про солнечные вспышки. Вообще никаких. Что хочу сказать. В прошлом мы не раз сталкивались с таким длительным молчанием, и отсутствие вообще какой-либо пропаганды меня очень нервирует. Добавлю, что некоторые люди сообщают, что электронные письма и сообщения с упоминанием инцидента в Спринг Мидоу ТАКЖЕ таинственным образом исчезли. Сразу ясно: дело тут пытаются замять не просто так. Что бы это ни было, масштабы, должно быть, просто гигантские. Ребят, даже если мы пока не видим всех связей… То явно уже их чувствуем, скажите, а?

Мы – приверженцы чистой правды, и, поскольку стандартные методы коммуникации ни черта не работают, мы сделали то, что делают реальные журналисты. Послали в гущу событий спецкора. Давние слушатели знают, что у нас есть свои источники среди тех, кто недоволен ограничениями, которые наложили на этику и прозрачность информации корпорации-инфосутенеры, называющие себя современными СМИ. Один такой храбрый рыцарь уже отправился в Тернер Фоллс. Так что, естественно, следите за развитием событий.

Тем временем наша исследовательская команда и даже некоторые наши слушатели с форума занимались тщательным поиском компромата на Тернер Фоллс и вероятных причин этого бессовестного отключения связи. Что я могу сказать… все очень плохо. И я сейчас не про вонючее перебродившее пиво, которое качает этот регион, хотя вы сейчас поймете, что оно тоже часть проблемы. Нет, я сейчас говорю о том, что можно много чего найти, если только поискать, кому это все ВЫГОДНО. Представьте, что кидаете камень в пустыне и на поверхность вылезает куча скорпионов и гремучих змей.

Некоторые слушатели скажут: «Ты о чем вообще, НС? Мы с женой ездили в Тернер Фоллс в прошлом году. Катались по склонам, сходили на экскурсию в пивоварню, а вечер провели в джакузи с шампанским, наблюдая, как за горы садится солнце. Все было прекрасно». И этим слушателям я отвечу следующее:

Вы знали, что в Тернер Фоллс планируют проложить аж две крупные оросительные линии? Такие крупные, что на их постройку уйдут годы работы и сотни миллионов средств налогоплательщиков. Одну линию хотят вести от Колумбии, другую – от Снейк. Сотни миль труб будут тянуть воду из двух рек в город, в котором уже есть река, протекающая прямо по центру. Вы мне скажете, что это все из-за нужд сельского хозяйства восточного Орегона – в официальной заявке, кстати, так и сказано, – я бы с вами согласился. Но они хотят провести трубы аж до самого Тернер Фоллс. И для чего? Полей для гольфа? Пивоварни? Ни в жизнь не поверю. У них тоже есть своя река, да еще и пресная вода прямо из источников. Так имеет ли тут место быть приватизация обеих рек? Новая администрация с УДОВОЛЬСТВИЕМ передала бы всю государственную гидроэнергетику в жирные руки своих приятелей из частного сектора. Или же заявка связана с предполагаемым богатым сообществом сурвивалистов, которое разом открыло кучу крупных дата-центров и мгновенно получило все региональные налоговые льготы? Ребят, разве не логично, что сверхбогатые люди решили скупить всю прекрасную землю и теперь хотят обеспечить постоянный приток пресной воды в свой анклав? Представьте, что у вас есть доступ ко всей информации и к самым ярким умам и все это можно купить за деньги. И вы знаете: что-то грядет. Восстания, массовые гонения и особенно, ОСОБЕННО, война за воду. Откуда вы это знаете? Просто вы все это сами организовали. Теперь представьте, что вы нашли место, где можно пережить революции, с налаженной энергосистемой и стеной из гор, что защищает вас от нарастающих волнений. Разве не логично, что вы захотите объединить источники энергии – все эти дата-центры, электричество, бункеры для выживания и, самое главное, еду и воду – всё в одном чертовом регионе? Так что, да, любой, кто не считает пресную воду конечным активом, любой, кто не следит, куда уходит и где остается эта вода, любой, кто думает, что упыри во главе не хотят урвать себе этот актив на черный день… Не хочу вас обижать, ребят, но вы чертовски глупы.

Но послушайте… Мне бы очень хотелось, чтобы этой заявкой все бы и ограничилось. Прямо очень. Но когда суть твоей работы – копать как можно глубже и проливать свет на правду, видишь много тьмы. Это тяжело, начинаешь терять разум. Хочется ведь пролить на нее свет, и даже нужно… Это ж гражданский долг, как-никак человеческий долг. Но при виде всей этой грязи в действии временами хочется отвернуться. Но мы не будем этого делать. Я обещаю вам. И потому скажу: мы кое-что еще нашли.

Вы когда-нибудь слышали о маленькой компании из Тернер Фоллс под названием IMTECH? Если вы внимательно слушали двести пятьдесят первый эпизод, то название вам будет знакомо. К этому мы еще вернемся. Но широкой публике это название ни о чем не говорит, и что-то мне подсказывает, что такое положение дел их вполне устраивало. Так вот, IMTECH… Начинали они с малого: специализировались на силиконовой синтетической коже. Судя по всему, в этой области преуспели, их кожа помогла многим людям, в том числе жертвам ожогов и людям, перенесшим сердечные приступы или эпилепсию. А также ветеранам, особенно в эпоху самодельных взрывных устройств. За это я им аплодирую. Но, похоже, они сменили фокус. Судя по данным из наших источников, финансовые показатели, высланные инвесторам, показывают рост активов компании почти в двадцать раз по сравнению с прошлым годом, включая новый научно-исследовательский центр на окраине Тернер Фоллс. Внимательные слушатели напряглись, услышав «научно-исследовательский», и уже знают, к чему я клоню. Удивитесь, если я скажу, что двое руководителей IMTECH, которая раньше называлась Integrated Medical Technology, Inc., получили начальный капитал от Tremmel Logistics? Опять же, компания малоизвестная, но очень важная: Tremmel Logistics разработала компьютерные чипы для управления ракетами «Патриот», которыми мы бомбили Персидский залив, а это значит, что Tremmel Logistics глубоко залезла в карманы к Управлению перспективных исследовательских проектов Министерства обороны США.

Итак, есть небольшая медицинская компания, которая внезапно стала совсем немаленькой и которой теперь управляют умники со связями в минобороны, делающие ракеты. И, согласно их собственному пресс-релизу, они работают над «революционно новым способом взаимодействия с миром». Наша некогда крошечная компания, уютно устроившаяся в туристическом городке, подала в прошлом году больше патентов, чем «Гугл». Вы знаете, какой для этого требуется капитал? Таких денег на продаже поддельной кожи жертвам ожогов не заработаешь – это точно. Но что еще важно, дорогие слушатели, очень важно, как я считаю, так это обнаруженные нашими источниками одобренные заявки от управления по санитарному надзору. Потому что обычно, ребят, если вы хотите выпускать имплантат, который потребитель навсегда поместит в свое тело, вам нужно приложить просто невероятные усилия. Провести исследования, мониторинг тестов, предпродажный мониторинг, экспертизу отношения ожидаемой пользы, тестирование на животных, пройти кучу периодических проверок, получить разрешение на использование устройств с учетом возможных рисков применения – и все это нужно сделать ДО того, как вы начнете платить людям, чтобы они согласились стать испытуемыми. Обычно я говорю, что налицо типичное превышение полномочий правительством, но сейчас речь про объект, который планируют вставлять в тело вашего любимого человека… Может, в этом случае такие жесткие требования вполне оправданы.

Однако, друзья мои, должен сказать вам, что, по нашим данным, IMTECH не выполнила ни одно из этих требований. А вот управление по санитарному надзору прогнулось как дешевка. Уже через месяц – ОДИН МЕСЯЦ, ребят, – после первой подачи заявки от IMTECH мы видим пометку: «Непредвиденное неблагоприятное воздействие устройства в достаточной степени устранено в ходе внешней проверки. Требования норм 21 CFR 812 выполнены, разрешение на проведение клинических исследований получено». Чисто для сравнения возьмем никотиновый пластырь. Клеится на кожу и содержит химическое вещество, которое уже было тщательно исследовано. Угадайте, сколько времени потребовалось управлению по санитарному надзору, чтобы его одобрить? Тридцать девять месяцев. А как насчет кардиостимулятора? Восемьдесят три месяца. Могут уйти годы, чтобы выпустить на рынок слегка усовершенствованный кардиостимулятор. И тут маленькая компания из Тернер Фоллс выпускает устройство, которое не только помещается внутрь тела, но и содержит больше новаторских технологий, чем удалось создать гиганту «Гугл» в прошлом году, – и тут же получает все разрешения?

Через микрофон не передать, ребят, но у меня мурашки по коже пошли. Потому что все и так ясно: люди, что научили ракеты залетать в дымоходы, подобно Санта-Клаусу, – и которые живут в регионе, заполняющемся гигантскими дата-центрами самых могущественных и ужасных корпораций, – используют деньги и влияние Минобороны для быстрого внедрения какого-то бионического устройства в тела американских граждан. Наши добрые IMTECH объявили, что демонстрация продукта состоится уже этим летом, и – вот так удача! – акции компании мы сможем купить уже к Рождеству. Не сомневайтесь, сотрудник команды «Ночного Стража» обязательно посетит презентацию этой новой технологии. И можете быть уверены: если этот продукт является очередной попыткой разместить чипы в телах свободных людей, мы будем призывать к немедленному и тотальному бойкоту акций компании. Я много раз говорил это, и, надеюсь, придет день, когда мне не придется повторять эти слова: не думаю, что на нас хотят навесить Клеймо Зверя; я думаю, нас хотят заклеймить зверями.

А теперь, то, чего вы ждали… Ранее я упоминал дело Миллера: трагическое – хоть и весьма сомнительное – убийство-самоубийство, которое в контексте того, что мы сейчас узнали про Тернер Фоллс, кажется очень странным. Вы случайно не помните, где работал отец, мистер Сэмюэл Миллер? Держу пари, уже догадались. А еще – вы не поверите – новые улики и, возможно, даже давление со стороны наших преданных слушателей привели к тому, что его наконец переквалифицировали в подозреваемого. Что вполне логично. Но – спасибо, что подыгрываете мне – угадайте, кого не может найти полиция? Вот именно! Сэмюэл Миллер, ведущий разработчик и важная шишка в IMTECH, исчез. Мы связались с родственниками, и они говорят, что вестей от него не получали. IMTECH проигнорировал наши запросы. Судя по всему, полиция вообще не представляет, куда он делся. Кроме того, на наши невинные вопросы о причинах смерти Джули или Брэди Миллера мы получили очень строгое электронное письмо про законы штата Орегон о раскрытии информации, в котором также говорилось, что мы не имеем никаких «законных прав» и не доказали «существенность» нашего интереса для доступа к данной информации. Как видите, ПРАВДА для них уже не основание. А как вам такое… В информации было отказано даже ближайшим родственникам Миллера. Куда ни посмотри – везде глухие стены. Бюрократы и корпорации пытаются защититься от нашего света.

Черт возьми, ребят. Что тут скажешь… Ненавижу оказываться правым, но факт есть факт: в Тернер Фоллс творится какая-то чертовщина. Поэтому, естественно, будем держать вас в курсе по мере развития ситуации. Мы ждем, когда на связь выйдет наш засланный спецкор, и тогда, возможно, мы выпустим несколько незапланированных подкастов, если что-то узнаем. Тут все очевидно, ОЧЕВИДНО: события в Тернер Фоллс, штат Орегон, такие непонятные, потому что там что-то пытаются замять. И я знаю, Интернет полон пустозвонов, и уже в течение часа появятся мемы с надписями «ОНИ КРАДУТ ВОДУ И СОЗДАЮТ ГЕЙСКИХ МАЛЫШЕЙ-РУСАЛОК», потому что люди, которые знают, что на самом деле происходит в Тернер Фоллс, не хотят, чтобы вы слышали мой голос. ОНИ никогда не хотят, чтобы мы знали ПРАВДУ. Они – это люди, которые решили не добавлять к названию «Патриотический акт» слово «агрессии». Они не хотят, чтобы вы вспоминали машины-распылители, предназначенные для «разгона комаров», исследование сифилиса в Таскиги, проект МК-Ультра и радиационное заражение Туларозы. Армия сочла нужным заявить, что в Лос-А́ламосе всего лишь «взорвались боеприпасы». О происходящем в Тернер Фоллс вообще нет никаких заявлений. Они не хотят, чтобы мы говорили об этом. Они не хотят, чтобы мы об этом знали.

Но мы узнаем, ребят. Обещаем. Ночь длинная, так что мы вечно на страже и наше зрение обострено светом истины. И если для вас важны правда и детали – а я, положа руку на сердце, верю, что важны, – тогда обязательно поставьте лайк и подпишитесь, а лучше станьте участником команды «Ночного Стража» и получите ранний доступ к мерчу, который не даст погаснуть нашей крошечной свече истины в глубокой темноте.

И, как всегда, дорогой слушатель, следите за обновлениями и оставайтесь свободными.

Часть III
Выпуск / борьба

Глава 11
Голоса в западне

Люси полагала, что в рай ей путь заказан, но место, где она оказалась после своей смерти в аварии, казалось довольно милым. До этого она мерзла в ночном холоде, сама того не осознавая, а теперь ее тело, где бы оно ни находилось, ощущало тепло. Люси особо не чувствовала рук, но понимала, что они упираются во что-то мягкое. Были и другие ощущения – плоский твердый бетон под телом, пульсация во лбу и глазах, – но они то появлялись, то исчезали, так что игнорировать их не составляло труда. Казалось, одно веко разрезали и набили горячей ватой, а другое просто саднило. Она попыталась его поднять, но луч от фонарика усилил пульсацию в голове, и та стала похожа на удары кулаком, поэтому Люси решила, что пока что видеть ей ничего не обязательно.

Никто не кричал. Никто ей не угрожал. Никто за ней не охотился.

Голоса приходили волнами. Говорили не по-испански, поэтому Люси поняла, что с родителями и предками не воссоединилась, но, кажется, они были ей знакомы. Иногда они становились слишком громкими или испуганными, отчего приятное чувство грозилось исчезнуть, но временами казались мягкими и заботливыми, и тогда она впускала их в свое сознание, когда выплывала из безмолвного райского небытия, в котором, как надеялась, ей однажды разрешат остаться навсегда.

– У вас больше ничего нет? – взволнованно сказал мужской голос. Люси он был незнаком.

– Да. Самый минимум, чтобы требования по безопасности не нарушать. У нас тут сложно травму получить. – Молодой, слегка раздраженный голос.

– У меня в машине есть мини-аптечка, но она в Котельной, а я ни за что туда не вернусь. – Голос женский.

Тони/Антуанетта. Что-то произошло. Никогда не слышала ее такой потрясенной.

– Вообще, ему намного лучше. Раньше я думал, он не доживет, но изолента его спасла. Вот это повезло. Но ее вроде как раз для травм всяких и изобрели, да? Или это про суперклей так говорят?

– Да, точно. Может, изоленту теперь тоже можно использовать. Та, которой я окно заклеил выбитое, неплохо ему скальп держала. А вот на глазу повязку надо поправить, Джейк… Не могу на него смотреть… Осторожно… Твою мать, ты сейчас своими лапами только хуже сделаешь… Дай помогу… Вот так….

– У них гематомы, а у индийца, может, еще и внутреннее кровотечение.

– Хватит уже это повторять. У нас тут не больница, понятно? Имеем, что имеем. Я здесь почти каждый день и точно знаю, что нет тут никакой потайной операционной или тайника с медикаментами. Только кучи компакт-дисков, которые никто никогда не купит, всякие сувениры да плакаты. И если не получится помочь ребятам марлей и парой пакетов со льдом, тогда нужно их увозить. Жду твоих гениальных идей о том, как это провернуть и не нарваться на банду гребаных психопатов. Если идей нет, тогда помолчи.

– Извини. Ты прав. Я только… Я просто хочу помочь.

– Если хочешь помочь, то хватит вести себя так, будто здесь отделение неотложки, а не музыкальный магазин. И перестань гоняться за странными маленькими девочками в шляпках из фольги по дорогам и устраивать аварии. И не разговаривай со мной как с подчиненным.

Иуда сильно взбесился. Но он всегда кажется немного раздраженным.

Почему я ее не слышу? Почему я ничего не слышу?

Она думает, что я ее не слышу. Я мертва? Похоже, я умерла. Неужели я застряла в теле?

Люси снова попыталась открыть глаза и тут же пожалела из-за нахлынувшей боли. Она постаралась успокоиться.

Тише. Сохраняй спокойствие. Ты в «Эксчейндже». Скорее всего, парни, что гнались за тобой, погибли в аварии, а ты нет. И если за тобой придут другие, то нужно как следует отдохнуть.

– Ты видела ее глаза? Она одна из них. Даже если сейчас не нападет – потом сорвется. Нельзя ее развязывать.

– А вдруг она умрет? Прямо здесь, пока мы ее связываем. Ты готов к этому? Что, если Стив дал ей слишком много инсулина Бламперса?

– Он сказал, что доза небольшая. Только ослабит и дезориентирует ее. Это же доза для кошки, так? А она намного больше кошки.

– Так судье и скажем, Иуда. Мы помогли незнакомому мужчине связать маленькую девочку и вколоть ей инсулин, потому что у нее были охеренно голубые глаза и мы боялись, что она нас убьет, а еще она была больше кошки. Отличное оправдание.

– Вспомни, что они сделали с Тревором на парковке. Ты когда-нибудь видела, чтобы двое подростков одолели взрослого мужчину? Да еще и вышибалу? У него ноги в другую сторону смотрели, Тони, а они смеялись. Законы больше власти не имеют. Что бы с подростками ни случилось, сейчас они не в себе. И эта девочка такая же больная.

– Естественно. Но кто такой этот Стив? Это его настоящее имя вообще? И почему он за этой девочкой вообще следовал?

– Разве? Любой знает, что к припухлостям нужно прикладывать лед, а раны обматывать марлей.

– Слушай, я знаю его не лучше тебя. Серьезно. Может, он какой-нибудь жуткий сталкер. Но когда произошла авария, он первым бросился вытаскивать детей из машины. И пока они все живы. А это уже что-то.

– Ладно. Я понял. Но больше кошачьего инсулина я ему не дам. Не собираюсь стоять и смотреть, как он убивает девочку у нас на глазах.

Люси услышала шелест одежды – Иуда и Тони обнялись; а потом услышала, как каждый из них попытался сделать глубокий вдох, но ничего не вышло.

– Значит, заразились в основном дети из Бьютт?

Иуда и Брюэр. Они рядом. Измученные. Истощенные.

– Во второй пещере была еще одна группа. Никого знакомого не увидел. Там был Джейсон Уорд, а еще… те штуки, о которых я тебе рассказывал, исходили из него и залезали в других. Очень быстро. Потом они сошли с ума. Начали дергаться. Убивать людей. Они охотились за нами всю ночь.

– Получается, эгоистичные маленькие засранцы превратились в зараженных кровожадных засранцев? Здорово.

– Не знаю. Не все из них засранцы, они просто хотели потусить. Кто-то не трогал тебя, если ты не трогал их. Они были, типа, придурками за компанию. Но пара паршивых овец среди них все-таки есть.

– Это из-за того, что им всё на блюдечке вручали. Все, чего они только желали. Не знали они стресса или беспокойства, вот и занимались хренью всякой, потому что только так что-то чувствовали. Привыкали, а последствий не было, так и вошло у них все в привычку. Я так думал, когда в Спринг Мидоу учился.

– Не могу. Знаю, тупо – сам работаю в магазине в маленьком городе, но злюсь на богатых детей, спортсменов и психопатов и то, как им все сходит с рук, – но ничего не могу с этим поделать. В детстве все остро ощущается. Все задевает. Все очень серьезно. А во взрослой жизни все уныло, все повторяется, и год незаметно пролетает. Будто я дни только вполсилы проживаю, даже самые лучшие. Полный отстой… Но дело не только в детской зависти. У взрослых тоже свои терки. Помнишь кокаиновые аресты в 2008 году? Кенни Парсонса и Брайана Хилда взяли по одной статье, но угадай, кто еще за решеткой. У Брайана всё конфисковали, он остался ни с чем, а у Кенни были деньги родителей. Деньгами вытащили его из тюрьмы. Пару недель назад увидел про Кенни статью в газете: он получил награду «Разработчик года» от Торговой палаты. Так что даже после окончания средней школы мы живем в разных мирах. Тот же город – другой мир.

– Ты о чем? Ничего не изменилось. Богатые дети просто стали быстрее и лучше справляться с тем, что делали всегда.

– Продолжают нами пользоваться. Потом выбрасывают. И та штука, созданная какой-то огромной корпорацией, которая в них залезла… Когда все успокоится, всех руководителей уволят с компенсацией, потом назначат на очередной высокий пост, а на его место поставят очередного мудака. А мы превратимся в краткое упоминание. Станем статистикой.

– Чувак. Может, так и будет. Обычно так и бывает. Но в нашей ситуации… Весь этот город в огне, чувак. Не думаю, что перед убийствами они свои банковские счета проверяют. Старые правила, богатые, бедные – все это больше ничего не значит. Они словно с цепи сорвались. Можно посочувствовать, что им не повезло заразиться, но если встретишься с ними, то вариантов немного: либо бежать и надеяться, что они не догонят, или убить всех как можно быстрее.

– Да. Полная жопа. Раньше я о таком только и мечтал. Вилы да гильотины. Бунт. «Ешь богатых», все дела. И руки у нас сейчас развязаны.

– Уже не знаю. Это была просто фантазия. Когда тебя тошнит от долбаной системы, гнева и беспомощности, начинаешь чувствовать, что разрушение – единственный способ все остановить.

– Но когда пытаюсь представить идеальный мир, где мы, типа, духовно растем, и все добрые, и прогрессируем как вид… У меня не выходит. Либо я слишком тупой, чтобы такое выдумать, либо слишком умный и понимаю, что такого никогда не будет. Гораздо легче представить антиутопию, войну и всю ту чушь, с которой мы живем. И вот она случилась – она прямо за дверью, и меня это бесит, и, может, странно, но мне кажется, что отчасти я в этом виноват. Как будто я не должен был терять надежду. Стараться усерднее.

– Так нечестно, чувак. Несешь какой-то супергеройский бред. Но я понимаю, о чем ты. Трудно так себя не чувствовать. Раньше я просыпался часа в три утра от сумасшедшей тревоги. Будто обязан был решить все мировые проблемы. Рассказал об этом бабуле, которая нас с Родни тогда растила, и она сказала мне, что я дурак. Сказала вот что: «Я хочу, чтобы ты каждое утро, как проснешься, давал себе два обещания. Первое: я сделаю все возможное, чтобы быть здоровым и продолжать жить. Второе: я буду добрым к другим и к себе». И все.

– Думаешь, если бы все так поступали, мы бы достигли утопии?

– Откуда я знаю, чувак. Мне это помогло. Но потом случается вот такое дерьмо, и выполнить обещания почти невозможно. Сейчас просто надеюсь, что я, Люси и все мы сможем найти место подальше от всех этих придурков, где могли бы снова попытаться стать добрыми.

– Здесь есть комнаты отдыха для сотрудников? Кухонька в задней части магазина?

– Грею еду в маленькой микроволновке под прилавком, а потом зажигаю палочку с наг чампом, чтобы не чувствовать вонь диабетного дерьма Бламперса.

– Нет, чувак. Я только что сказал: есть только микроволновая печь. Думаешь, я в нее фольгу бросаю?

Голос Иуды звучал напряженно, но в то же время сдержанно, чего она раньше не слышала.

– А мини-холодильник для еды или напитков? Там могут быть остатки, завернутые в фольгу.

– Нет. Буррито съедаю зараз, а Тони приносит еду из дома в термопакете.

Мужчина постарше – Стив? – расстроенный выдохнул через нос.

– Ни хрена. Захожу в Интернет с рабочего компьютера, а звонки по стационарному делаю. Старые кирпичные стены хоть и красивые, но сигнал точно не пропускают.

– Тогда хорошо. Это нам на руку. Под кладкой есть металлический каркас? Видел какие-нибудь металлические балки в стенах?

– Если б можно было подключиться к генератору в соседнем здании… или отрубить прерыватель и подключиться к главной линии, пустить электричество в балки. Получилась бы этакая клетка Фарадея… Но тогда все равно не получится выставить частоту спутника…

– Подожди. Хочешь послать противодействующий сигнал? Типа, как Иран, когда не хотел, чтобы люди видели новости о революции?

– Чувак, я работаю в музыкальном магазине. У меня времени завались. Я только и делаю, что за Бламперсом смотрю…

– Вот это другой разговор. У нас есть коробка с приправами, там куча пакетиков с солью.

– Отлично. – Люси вздрогнула, когда мужчина хлопнул в ладоши. – Уже кое-что. Разлей вот это, а я пойду за солью.

– Еще нам понадобится какой-нибудь пластиковый или металлический таз. Лучше, если металлический. Пожалуйста, скажи, что он есть.

– А вода? Только раковину в туалете используете?

– Нет. Есть кран в зоне отгрузки. Мы там воду в ведро для мытья берем.

– Замечательно. Мне нужно ведро свежей чистой воды. И туда нужно засыпать всю соль.

– Я займусь. Но, может, объяснишь, что мы с водой делать будем? Девочку поливать я отказываюсь…

– Нет, нет! Конечно, нет. Слушай… в шее у девочки, в шее Марисоль, есть устройство, и оно работает очень, очень плохо, но, несмотря на это, она может контролировать себя, хотя большинство участников теста… большинство людей так не смогли бы. И если хотим остановить происходящее, надо выяснить, в чем ее особенность, и тогда, возможно, сможем помочь другим пострадавшим. Но это устройство у нее в шее пытается связаться со спутником, с невероятно сильным, очень специфичным сигналом, и если ему это удастся…

– Да, найдут. Поймут, что мы пытаемся сделать. И разорвут нас и ее на куски.

Люси слышала, как Иуда решительно идет по магазину к зоне отгрузки.

– Это правда? Ты… работаешь стриптизершей в «Котельной»? – Речь Джейка стала четче.

– Да, я стриптизерша, – сказала Тони. – Точнее, была. Сегодня твои дружки сожгли «Котельную» дотла. Убили моего друга. Думаю, убили бы и меня. Какая-то девчонка со спортивной сумкой набросилась на меня, пока твои приятели запинывали вышибалу до смерти.

Он что, всерьез злится, что его приятели из Брауэр Бьютт не приняли его в стадо? Неужели он впервые чувствует себя отвергнутым?

– Они странными стали после… после инцидента. Сказали, что я слишком много кричал, когда на меня напали. Сказали, я маленькая сучка.

– Так откуда они знают, как ты должен был себя вести?

– Сам не понимаю. Они сказали, что надо было дать Крису отпор. Брумке сказал, что Крис слабак, потому что… потому что ел по талонам. Но они-то не чувствовали его безмерную силу на себе.

Джейк надолго затих, предаваясь воспоминаниям, а затем сказал:

Тон его голоса изменился. Он смущен. Чувствует себя слабым. Пытается это скрыть.

– Это правда, что ты сосешь члены на парковке за деньги?

Тони щелкнула языком – Люси услышала в этом мимолетном звуке разочарование, а также невысказанное «вот ведь ублюдок», – а затем сказала:

– Ты уверен? Потому что ты, похоже, принял меня за шлюху.

Раздался цокот – Тони ушла, а потом Джейк тихо и печально сказал:

– Жаль, что я ушла? Или жаль, что сказал глупую, неуважительную херню?

– Просто не называй мою маму шлюхой. Так мой отец делает.

– Ну… Это отстой. Сочувствую. Не будь таким, как твой отец, хорошо?

А потом Люси услышала, как Джейк шмыгнул носом в ответ, и поняла, что он, скорее всего, плачет. К еще большему удивлению, она почувствовала теплое дыхание Брюэра на щеке, когда тот сказал:

– Обалдеть. Может, сотрясение пошло Джейку на пользу.

Люси поняла, что он давно сидит на полу рядом с ней.

Близость Брюэра убаюкала ее, погрузив в легкий сон, и она попыталась продлить спокойствие, но почувствовала его руки на своих плечах, и он сказал: «Ты должна проснуться, Люси. Просыпайся». – И от его слов все тело словно пробило электрическим разрядом.

Она мгновенно вскочила, давление упало, и затылок налился тяжестью, грозясь ее опрокинуть, и она шарила руками по холодному бетонному полу в поисках гаечного ключа, потому что они наступают, надо бороться, надо…

Руки Брюэра заключили ее в объятия, и сначала она вырывалась, но потом ей удалось приоткрыть правый глаз, и на его лице не было ни намека на панику.

– Бакету плохо, Лу. Они считают, ему осталось недолго.

Брюэр снял с Люси шаль Тони, взял ее под левую руку и помог встать.

Она сразу осознала слова Брюэра, сказала себе, что поверит им лишь тогда, когда лично увидит Бакета. Вместе они сделали несколько осторожных шагов, прошли мимо Джейка, который завернул толстовку с капюшоном под голову и заснул на полу, а затем миновали угол виниловых пластинок с джазом и блюграссом; наконец она увидела смятую фигуру на бежевом диване у магнитофона и поняла, что это правда.

– Ему больше всего досталось, поэтому мы положили его на диван. Стив думает, что у него внутреннее кровотечение после аварии.

– Авария. Мы отвлеклись. Я попросила его снять футболку. Это был мой план. Он должен был держаться за эту ручку. Может…

– Нет. Чушь собачья. За нами гнались. Это их вина, Люси.

Она посмотрела на Бакета: казалось, он стал совсем маленьким. Худые руки ему сложили на груди, и Люси вспомнила, как птенец врезался в большое эркерное окно в доме Билла и Кэрол и как они похоронили его в коробке из-под обуви на заднем дворе.

Мужчина – вероятно, Стив – стоял нахмурившись у изголовья дивана; его наполовину расстегнутая и заляпанная кровью рубашка измялась, после того как он спас их из пикапа Брюэра.

– У нас нет необходимого оборудования… Мне очень жаль. Давление быстро падает. У него начинается гиповолемический шок, но, возможно, он еще нас слышит. Я решил, ты захочешь с ним…

– Да. – Она кивнула головой, когда голос ее подвел. – Да, хочу.

Люси подошла к краю дивана и осторожно опустилась на колени.

Часть крови ему вытерли бумажными полотенцами, но и без этого было ясно, что его лицо просто разорвало в разные стороны после удара о лобовое стекло. Люси хотела поцеловать его в лоб, но боялась, что если коснется лица, то оно соскользнет с черепа, поэтому вместо этого она положила правую ладонь на его левую и едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть – рука была холодной.

Она посмотрела на Бакета, наклонилась к его уху, чтобы он точно ее услышал, и только выдавила «привет», как на глаза навернулись слезы. Еще два дня назад ей было бы неловко стоять вот так перед людьми и некрасиво плакать из-за глубоко личного горя, но, когда она посмотрела на Бакета и поняла, что его жизнь подходит к концу, стыд испарился. Пусть смотрят – этот момент принадлежал ей и Бакету, и больше никому.

– Надеюсь, ты все еще слышишь меня, Бак, потому что хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя. Правда. Я благодарна и счастлива, что встретила тебя. Да ты и сам это знаешь. Ты все знаешь. С тобой мне не было одиноко. Даже если ты и вел себя как придурок, то… Господи… мы видели друг друга. Понимали друг друга. А теперь не знаю. Это полная задница. Сраный отстой! Мы должны были выбраться вместе, да? А теперь ты уходишь, чтоб тебя, валишь отсюда подальше, а я застряла тут без тебя. Не знаю, смогу ли без тебя вообще. Не думала, что мне придется с тобой прощаться. Но надеюсь, ты меня слышишь, Бакет. Очень надеюсь. Потому что я люблю тебя, и я хочу, чтобы ты знал, что ты был хорошим человеком, хорошо? Ты был хорош.

А потом она совершенно внезапно почувствовала, что ей больше нечего сказать, и она сидела, касаясь его руки, и плакала, чувствуя, как горячие слезы текут по разбитому и опухшему лицу. Нежная рука коснулась ее спины, и Тони сказала:

И Люси каким-то образом поняла, поэтому с Тони они осторожно подняли его растерзанную голову и узкие плечи; потом Тони скользнула на диван и положила голову Бакета себе на колени. Люси снова накрыла руку Бакета своей, а Тони коснулась его едва вздымающейся груди и начала шептать:

– Всё в порядке, Бахит. Всё в порядке. Ш-ш-ш… Ш-ш-ш… Ш-ш-ш… Всё в порядке.

Так они и сидели, пока его грудь не перестала подниматься.

Глава 12
Марисоль и Стив

Если судить по последним мгновениям, то смерть Бакета была мирной. Несмотря на горе, Люси удивилась, как это Бакет, король неадекватных биологических реакций, не узнал голос и прикосновения Тони и не шокировал их своей ангельской похотью.

От этой мысли она чуть не рассмеялась, а потом поняла, что поднять свой надгробный камень ему не дало внутреннее кровотечение. Мысль уже не казалась смешной, и на нее накатила новая волна горя.

Нашел выход из кошмара. Но он оставил меня, а я думаю о стояках рядом с его мертвым телом.

Она оглянулась на лицо Бакета, ужасно бледное и маленькое.

Какая разница, о чем я думаю. Он все время думал о грязном, развратном дерьме, да еще и не рассказывал. А представь, насколько хуже то, что он не говорил.

Он был потрясающим. Так что какая разница. Мы все немного долбанутые.

Придя к такому выводу, Люси поняла, что больше не хочет находиться рядом с неподвижным телом Бакета, поэтому встала и встряхнула затекшими ногами.

Они снова подняли Бакета, и Тони встала и встряхнулась.

– Ты почувствовала, как он прошел через тебя, когда умер?

– Моя мама работала медсестрой и говорила мне, что иногда ты чувствуешь, как умершие проходят сквозь тебя. Как будто их последняя жизненная энергия на мгновение вливается в тебя, потом выходит, а затем уходят и они. В общем, я тоже ничего не почувствовала, но…

Люси покачнулась, но необратимость и окончательность смерти Бакета пригвоздили ее к полу, утянув еще глубже в горе, поэтому она сделала шаг, обняла Тони и прижалась к ее груди чуть менее пострадавшей стороной лица, чтобы чувствовать биение ее сердца.

Раз-два. Раз-два. Раз-два. Раз-два. Сильное ровное биение радостно возвещало о жизни; Люси чувствовала его кожей. Она еще долго не хотела отпускать Тони, даже если та будет против, даже если мир ее заставит, поэтому еще крепче сжала объятия.

Затем, как она и думала, мир решил, что хватит с Люси этого прекрасного чувства: вдалеке послышался громкий шум – удары и приглушенные крики откуда-то из погрузочной зоны – и тут из двери вышел Иуда с выражением чистой паники на лице и крикнул:

В комнате пахло картонными коробками и какой-то дрянью, которая напомнила Люси запах морских водорослей, гниющих на берегу и кишащих песчаными блохами. Девочка сидела на дешевом деревянном стуле, который скрипел от постоянного ерзанья, ее поддерживали тросы и натяжная обмотка. Над ней поставили шаткий металлический стеллаж, сняв нижние полки, а на верхнюю водрузили ведро, в котором, как поняла Люси, была соленая вода. Черные волосы пленницы растрепались и завились по краям фольги, обернутой вокруг макушки, а лицо дергалось той же серией тиков, которые Люси видела у Бена Брумке, когда тот преследовал ее в туннеле.

– Больше не могу это чувствовать… Сделай так, чтобы это прекратилось…

Стив прошел мимо Иуды и Тони, вытащил из кармана маленький фонарик, наклонился к девочке и сказал:

– Марисоль, если можешь, посмотри прямо на меня.

Голова Марисоль яростно затряслась, но Люси увидела, как ее челюсти сжались, дрожь ослабла и уменьшилась до легкого трепета и девочка посмотрела прямо в фонарик Стива. Один глаз Марисоль все еще излучал неестественный ярко-синий оттенок, который, казалось, просочился за пределы радужной оболочки, а другой остался карим, хоть и налился кровью.

– Тише, пожалуйста. – Голос Стива звучал взволнованно и раздраженно. – Мне нужно с ней поговорить.

Люси почувствовала, как в комнату вошел Брюэр и подошел к ней справа.

– Я, э-э-э… Накрывал Бакета шалью. Подумал, так будет правильней.

На мгновение Люси поразилась, откуда в нем столько порядочности и доброты, и почувствовала себя чуточку менее одинокой. Но потом она представила маленькое неподвижное тело Бакета под шалью и вздрогнула.

Стив положил руку на колено Марисоль и сказал:

– Извини, что приходится вот так. Нельзя, чтобы ты потеряла контроль. Мы сильно рискуем, если они тебя увидят. Ты слышишь их сейчас?

Девочка на вид казалась чуть младше Люси, но голос у нее был как у девяностолетней старухи – тонкий, надтреснутый и дрожащий от неконтролируемых движений.

– Я не подключена, но чувствую, как меня манит. Зудит внутри черепа. Хочет вернуться. Мне это нужно, чтобы все прекратилось. Пожалуйста. Могу я… Могу я впустить его?

– Мне очень жаль, Марисоль, но нет. Я знаю, это больно. Но, если подключишься, они втянут тебя в порочный круг. Ты захочешь причинить нам боль. Они придут, чтобы помочь тебе причинить нам боль, а мы этого не можем допустить. Если это случится, я не смогу тебе помочь.

– Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Мне больно.

– Нет. – Он сделал паузу. – Ты помнишь, что сделала с доктором Спенсер?

– Да. – На секунду ее лицо исказилось болью, потом стало унылым, потом сердитым, потом Марисоль зажмурилась: – Мне жаль. Мне так жаль. Я ничего не могла поделать. Больше никогда не хочу делать ничего подобного. Я буду стараться.

– Я знаю. Знаю. Ты не виновата. Ты должна это знать. Я тебя не виню. Но нельзя, чтобы это повторилось.

Люси вспомнила, как впервые увидела Марисоль за несколько секунд до аварии – она сгорбилась и судорожно ощупывала заднюю часть опухшей шеи скользкими блестящими пальцами. На секунду она решила, что девочка виновата в смерти Бакета, но потом снова посмотрела на нее и поняла, что Брюэр сказал Иуде правду: она как бешеная собака, сорвавшаяся с цепи.

Он продолжает называть ее по имени. Очеловечивает ее. Напоминает ей, кто она такая.

– Если продолжишь давить, то убьешь его. Тогда мы не сможем его удалить, а твое тело решит, что устройство – это инфекция и начнет атаковать себя. У тебя распухнет мозг и…

– И я умру. Прекрасно. Позволь мне умереть. Я заслужила смерть.

– Нет, не заслужила. Никто не заслуживает того, что с вами случилось. Это наша вина. Я… Марисоль, это моя вина. Вина врачей. Инженеров. Программистов. Всех. Нам следовало предвидеть такой исход. Но теперь все мертвы, и я не знаю, что делать. Если ничего не исправлю, все станет только хуже. Я хочу, чтобы ты помогла все остановить.

Люси никогда не слышала, чтобы в голосе взрослого сквозило столько вины и отчаяния. Теперь она понимала, почему он так носился по магазину, почему казался напряженным, почему спас их из пикапа и почему он пытался спасти всех.

Но понимает ли он, что уже ничего нельзя исправить?

Такого волнения и гнева по отношению к взрослому она не испытывала с тех пор, как умерли ее биологические родители.

– Ты можешь его вытащить? Мне так плохо. Что-то движется внутри меня.

– Он отступает. Мы вкололи тебе немного инсулина, чтобы оборвать вашу связь, и какое-то время тебе еще будет плохо. Если он решит, что ты умираешь, то есть шанс, что он пойдет искать другое тело. Было бы у меня зеркало, я бы тебе показал. Один глаз у тебя уже прояснился.

– Правый. Больше не вижу синего и красного. И изображения пропали.

– Ну, на то, что случилось. – Затем она тихо добавила: – С доктором Спенсер. Не стоит говорить, конечно, но я нашла способ, как снова все увидеть. Надо глаза закрыть. Ненавижу эту сцену, но от нее все успокоилось. А теперь мне так плохо от укола. А, и еще. Не чувствую его в шее. Он будто опускается ниже, набухает. Я очень устала.

Она больше не смогла себя контролировать, и дрожь снова усилилась.

Стив медленно провел руками по лицу и глубоко вздохнул.

Иуда двинулся к девочке и обошел ее, убедившись, что ведро с водой находится по центру полки. Он посмотрел на Стива.

– Ты уверен, что ведро блокирует сигнал? Вдруг она сливает им наше местоположение прямо сейчас?

– Думаю, если бы она подключилась, то не дрожала бы. Передача вызывает выброс дофамина – это их вроде защищает. От травм из-за дрожи. И второй глаз стал бы обратно синим.

– То есть это только предположения. А что, если те подростки с места аварии всем рассказали, где мы? Я видел, как один из них уполз в переулок.

– Точно не узна`ем. Можем только надеяться, что травмы после аварии сбили ее неврологические функции или даже само устройство, Оракула.

– Устройство, значит? – Иуда повысил голос. В панике? От ярости? Он указал на затылок Марисоль.

– Оракул? Так называется эта гребаная опухоль, из которой течет нефть?

– Это не нефть. Думаю, это гемоцианин. Понятия не имею, почему он выходит или почему заливает радужки глаз. Так быть не должно. Мы предлагали установить синтетические барьеры. Вышло бы дорого, но…

Марисоль выпучила глаза. Она прервала его и стала умолять Иуду.

– Пожалуйста, нажми на него. Останови это хотя бы на секунду. Нажми всего пару раз, давай.

Стив сделал шаг, чтобы вовремя остановить Иуду, но Люси видела, что Иуде слишком противно к ней прикасаться. Стив сказал:

– Выходное отверстие затвердевает… Со временем оно превращается в подобие клюва. Если дотронешься, может укусить. И мы не знаем, что будет, если выделение попадет…

– Не слушай его, – сказала Марисоль. – Почеши по краям. И надави немного, пока он не завизжит. Тогда синева отступает. Помоги. Я хочу, чтобы мне было хорошо. Останови это. Пожалуйста… Оно движется во мне. Оно растет.

– Ты можешь его остановить. – Марисоль сильнее затряслась, ножки стула отрывались от пола, когда она раскачивалась из стороны в сторону. – Сделай так, чтобы все прекратилось.

Плечами она билась об и без того неустойчивые стенки стеллажа, и тот накренился. Иуда вытянул руку, чтобы остановить падение, но стеллаж был слишком тяжелым, и ведро с соленой водой опрокинулось. Хлынувшая вода разлилась по полу. Марисоль закачалась сильнее, едва не падая со стула, и закричала:

А затем Тони ринулась вперед, оттеснив Стива, дотянулась до девочки и воткнула ей в ногу шприц инсулина. Стив заорал: «Нет!», – но Тони уже ввела дозу. Затем, так же быстро, Тони вытащила иглу, швырнула шприц в стену, повернулась и шлепнула Стива по лицу с такой силой, что он отшатнулся к двери разгрузочной зоны.

После удара Тони Стив не сразу сориентировался, и Тони набросилась на него. Было ясно: она хочет его задушить. Иуда оттащил ее. Она вырывалась, но хватка Иуды была крепкой, так что она плюнула в Стива и закричала:

Стив соскользнул по стене, свернулся калачиком и на мгновение замолчал, прежде чем набрался смелости ответить:

– Нас держали по отдельности, чтобы никто не смог понять весь масштаб проекта вплоть до этапа тестирования. И даже тогда, как мне кажется, каждому из нас сказали разную информацию. Нас так вдохновляли и мотивировали, что мы работали до посинения.

Мне повезло, что я получил эту работу. В один прекрасный момент моя специализация слишком сильно сузилась. В интегрированной нейроморфной инженерии не так много вакансий. А поскольку IMTECH работал отдельно от системы исследовательских университетов, у них были неплохие бонусы. Не было той определенности, зависимости от одобрения гранта. Они оплатили переезд, даже дом помогли найти. Выплатили долги по моим кредитам за обучение в медицинском. Все произошло так быстро. Моя семья только приземлилась в Тернер Фоллс, а я уже как две недели работал в лаборатории. А когда познакомился с коллегами, осознал, что и правда нахожусь на передовой.

Вижу, вам это безразлично, но я хочу, чтобы вы поняли, какими они были быстрыми, умными и агрессивными. Я верил лжи, даже когда у меня возникали вопросы. Я спросил их, зачем нам создавать визуальный интерфейс, а они отшутились, что основная причина успеха технологий – порно и видеоигры, а затем снова сделали акцент на масштабах проекта. Медиааспект – незначительная уступка для обеспечения коммерческой жизнеспособности. У нас еще был шанс спасти человечество от боли, депрессии, зависимости… от всего. Мы собирались дать людям универсальный инструмент, с помощью которого они могли бы контролировать свою жизнь, разум и тело. Оракул мог вылечить болезни общества. Я правда в это верил. Мы все верили.

Сейчас я понимаю, что пропустил тревожные звоночки. Визиты военных, например. Я должен был понять. Они пришли в гражданском, но их выдали речь и жесты. Протоколы безопасности постоянно совершенствовались, и у меня уже внезапно не было доступа к другим командам разработчиков. Потом они вызвали доктора Спенсер. Я читал ее работу про водоросли, поедающие пластик, в Вудс Хоул. Восхитительная работа. Прекрасная ученая. Но потом я сказал менеджеру, что нам пора нанять специалиста по этической экспертизе или даже связаться с комитетом по надзору, если мы собираемся перейти от синтетики к биотехнологиям. Ну, вы понимаете, что он сделал.

– Не совсем. Отвел меня в сторону и сказал: «Я когда-нибудь рассказывал тебе, Стив, что у моей матери болезнь Паркинсона? Так вот, скажи, насколько этично говорить ей или миллионам других людей, которым мы можем помочь, что ей будет только хуже, потому что одного инженера пугает реальный прогресс и он хочет созвать кучку прославленных профессоров философии, чтобы те сидели и притворялись, что сколько-нибудь понимают в „голубых биотехнологиях“?» Я пытался возразить, и он понял, что я на его слова не купился, и тогда он дал мне от ворот поворот. Сказал: «А, знаешь, ты, возможно, прав. Не помешает расставить все точки над „и“. Давай я подниму этот вопрос на следующем созвоне? Я ведь хочу, чтобы тебе здесь нравилось работать. Тебе ведь нравится эта работа, не так ли, Стив?»

Моей дочери нравилась новая школа, она училась кататься на сноуборде; моей жене сильно понравился наш новый дом и студия йоги, так что я сказал: «Буду благодарен, если упомянешь этот момент, но пойму, если пока есть более насущные проблемы». А он ответил: «У нас, конечно, много важных дел, но твои опасения также важны». Больше я про этику не заикался и продолжил получать расчетные чеки.

Стив замолчал, и Люси поняла, что раньше об этом он вслух не говорил. Она не могла сказать, стало ли ему после этого легче или еще тяжелее. А еще не могла решить, какой из этих вариантов ей больше по нраву.

– Так вот, мы продолжали работать, и доктор Спенсер была великолепна. Я совсем немного знаю о биомиметике, а вот она мастерски придумывала способы использования самых успешных природных механизмов в крошечных масштабах. Ее идеи были настолько продвинутыми, что выходили за рамки даже тех технологий, над которыми мы работали. Она считала, что где-то через пятьдесят лет мы сможем превратить людей в то, что она назвала «универсальным животным», что благодаря напечатанному на 3D-принтере хрящу, эпидермальной электронике и нанотехнологиям мы одарим людей лучшими качествами других существ. Иногда мне даже казалось, что я ее тормозил. Едва поспевал за ее мыслями, и новые открытия шли одно за другим. Я словно в крестовом походе участвовал. И я… В какой-то момент я стал думать об одном: как воплотить чудо Оракула в жизнь.

Она была единственной, кто обнаружил податливость тканей осьминога. Моей задачей было найти способ культивирования модифицированных образцов, которые она предоставила, и сделать их совместимыми с силиконовой кожей и решетчатыми микросхемами, чтобы обеспечить биологическую связь и сохранить сигналы стимулов. Вот тогда-то мне и следовало уволиться. Теперь я, конечно, понимаю, что они бы меня просто так не отпустили. У меня бы случился сердечный приступ, или попал бы в автомобильную аварию, или… Не слышал, чтобы у кого-то получилось уйти из IMTECH, хоть и контактировал всего с парой человек из команды.

Я ведь и сам исследования проводил, и все опасные особенности ткани осьминога – клеточная автономия и рост, возможности редактирования РНК, опосредованные связи протокадгеринов с нервными клетками – в то же самое время идеально подходили для экспериментов. Плюс, медленное старение клеток закрывало вопрос о разрушении устройства или карциногенных эффектах. Поэтому мы продолжили работать и представили результаты. Затем неожиданно появились слухи о прототипе. Мы понятия не имели, что они собираются делать… вот это.

Стив встал и шагнул к Марисоль. Тони сделала шаг и остановила Стива на полпути. Он сказал:

– Я тоже не знаю. Я только хочу проверить ее жизненные показатели. Она едва дышит. Вполне возможно, что доза повергнет ее в шок и она умрет.

– Я должна была что-то сделать. Эта штука, которую ты засунул в нее, мучает ее.

– Да. Убьет. Но она – единственный известный нам субъект, которому каким-то образом удалось избежать побочных эффектов Оракула. И я знаю, тебе это неважно, но я бы никогда не стал имплантировать в нее это устройство. Я хочу найти способ вынуть его. Но если она впадет в кому и умрет, то ничего не выйдет. Так что, пожалуйста…

Тони отступила в сторону, и Стив осмотрел Марисоль, и на его лице проступило любопытство.

– Высокие частота сердечных сокращений и давление.

– Не знаю. Шприц небольшой, но вторая доза могла быть смертельной. Что-то не так.

– Вот уж точно. Но это ваша вина. Это вы придумали запихнуть компьютер-осьминог в шею ребенка.

– Я ничего не знал, клянусь. Думал, что у нас впереди годы испытаний. А как без них? Мы бы наблюдали те же самые неврологические реакции у мышей или обезьян.

– Они даже не проводили никаких испытаний на животных?

– Я слышал, были какие-то послабления, но узнал обо всем уже только тогда, когда они поместили устройства в трех испытуемых.

– Джейсон Уорд, Крис Кармайкл. Кто был третьим?

– Да. Однако я не уверен в третьем, потому что он умер до того, как проявились какие-либо побочные эффекты.

– Извините, но сложно от профжаргона избавиться. Думаю, такой клинический язык тоже повлиял на то, как исказилась наша реальность. Но Иуда прав… Все произошедшее с ним и Джули было так странно. Сэм исчез из IMTECH сразу после этого, и я заподозрил: что-то тут не так. Не знаю. На отце Брэди, Сэме, держался весь проект «Оракул». Он вполне серьезно обещал сделать татуировку в виде свитка с номером каждого патента, к созданию которого приложил руку. Кэтрин, нашего генерального директора, он считал пророком. Коллеги думали, он в нее влюблен, потому и брак его разваливался. Но я все еще не понимаю, как он мог предложить Брэди принять участие в раннем испытании Оракула, да и предлагал ли. Возможно, Сэм хотел подключить Брэди, а его жена – нет.

– Я один подкаст слушаю, «Ночной Страж» называется, – сказал Иуда, – и, когда они говорили об этом деле, они рассказали про чемоданы в коридоре и хлопок дверцы машины.

– И что? – спросила Тони, и ее голос ясно дал понять, что она думает о подкасте.

– А вдруг это сделал отец? Что, если он хотел, чтобы у его ребенка был Оракул, а мать отказалась и собиралась сбежать вместе с сыном, а потом все вот так закончилось? Как думаешь, твой друг Сэм смог бы так поступить с семьей?

– Не знаю. Мы ведь даже друзьями не были. Возможно, IMTECH – или высший менеджмент проекта «Оракул» – сделали это, чтобы предотвратить огласку. Возможно, Джули и правда решилась на преступление, чтобы защитить себя и сына. Я уже ничему не верю. То, что виделось несомненным фактом еще месяц назад, сегодня кажется полной ложью. Еще в компании я чувствовал, что все плохо, но мы просто… игнорировали это предчувствие. Окажись наша миссия ошибочной, что стало бы с нашими жизнями? Вот я и продолжал обманывать себя, говоря, что всё в порядке, что путь к истинному прогрессу всегда тернист, но за пару месяцев до произошедшего нас вдруг охватила своего рода мания. Мы заработали как заведенные, поскольку пошли слухи, что группа ученых из Токийского университета разрабатывала аналогичное устройство. Они набрали в штат кучу крупных имен – Кондо, Тикоши, Китазаву – и даже получили одобрение от агентства фармацевтических препаратов и медицинских устройств. Если бы они выпустили устройство раньше нас – а они как раз планировали большое выступление на BIOcon, – то сорвали бы наш запуск, причем прямо перед тем, как акции компании должны были стать публичными. Поэтому IMTECH решила быстрее выйти на рынок. Кто-то потянул за нужные ниточки. Нам сказали продолжать работу. Продолжать совершенствовать устройство. А потом внезапно они решили, что прототип готов для тестирования. Это произошло несколько недель назад, и почти никто из нас понятия не имел, что они наделали. Потом я услышал новости о том, что случилось с Миллерами и в Спринг Мидоу, о том, как испытуемый…

– Извини. Ты прав. Услышал, что до начала конфликта Крис продемонстрировал какие-то судороги, и все понял. Потому что нашей основной задачей было отследить колебания в показаниях и с помощью регуляции дофамином научить мозг стабилизироваться. Но если использовать что-то непроверенное, перевозбуждать или истощать нейроны в вентральной тегментальной области, это вот здесь, – он указал на ухо Марисоль, – тогда получится совершенно противоположный эффект. Избыток дофамина в организме приведет к импульсивному и деструктивному поведению. Недостаток дофамина – к судорожной агонии. Может, они намудрили со способом отправки импульсов или с биологической стороны проблемы возникли… Что бы они ни сделали, в результате дети проходят через настоящий ад. Циклы у них повторяются очень быстро, и мозг не выдерживает.

– Но почему Джейсон Уорд так долго продержался? Почему он вместе с Крисом тогда в школе не сгорел?

– Без понятия. Возможно, им имплантировали устройства в разное время. Единственное, что знаю, – это слух, который ходил по IMTECH. Отец Джейсона, Гордон, был нашим финансовым директором, поэтому я удивился, когда узнал, что его сын стал одним из испытуемых. Потом вспомнил, что сказала мне Кристи из бухгалтерии. Гордон часто шутил о том, что его ребенок психопат. Он все повторял: «Видимо, наследственное. Ну, будет подспорьем, когда в бизнес пойдет».

Он считал, что Оракул сможет исправить Джейсона.

Стив, должно быть, заметил удивление Люси и Брюэра.

– Так это правда? Тогда понятно, почему устройство так поздно вызвало манию. Либо у него был более низкий уровень серого вещества, либо он уже научился стимуляции через жестокость. Думаю, Гордон был оптимистом больше нас всех взятых.

– Погоди… Как они уговорили Криса стать добровольцем? – спросил Брюэр.

– Думаю, я знаю. Господи. Его дядя Скотт рассказал мне, что мать Криса собирались выселить из трейлера, но внезапно она перестала на это жаловаться. И домой с похорон уехала на новеньком минивэне. Она сказала, что купила его со страховых денег, но у нее на себя страховки-то нет…

– Может быть, она думала, что устройство ему поможет. Даст своего рода преимущество, или…

– На это и собирались делать упор в маркетинге, – сказал Стив. – С подключением к Оракулу человек получал доступ к нашему коллективному разуму так же легко, как и к своим собственным воспоминаниям.

Люси вспомнила статью в «Обсервере» про смерть Брэди Миллера и его матери. Что там сказала их соседка?

«Они всегда хотели для него только лучшего».

Она представила, как врачи подсовывают матери Криса документы на разрешение. Ваш сын получит огромное преимущество, о котором большинство из нас и мечтать не могли. К тому же любой, кто будет участвовать в данном этапе клинических испытаний, получит существенную выплату. Кучка умных, улыбающихся врачей. Каждый искренне верит в цель. На кону – деньги и возможности. Лучшее будущее для самого близкого человека. Осталось только поставить подпись.

И разве Крис не казался умнее тем утром? Он ведь отвечал на вопросы учителя, нет? Люси хотелось в это верить.

– Возможно, – сказал Стив. – Может, она считала, что помогает ему.

– Не знаю, – сказал Брюэр. – Я тусовался с Крисом раньше. Он лапшу прямо из пачки сухой ел, потому что мать всю зарплату потратила на сигареты. На звание матери года она как-то не подходит.

Люси вспомнила, как в прошлом году Крис украл новую рубашку Бакета, пока тот был на уроке рисования, и Бакет знал, но промолчал, а потом сказал Люси:

Из-за этого воспоминания отсутствие Бакета ощущалось еще острее – он ушел, а реальность становилась только хуже с каждым откровением.

В ней снова поднималась ярость, и Люси знала, что стоит той вырваться наружу, то первым ее порывом будет убить человека, который помог создать этот многострадальный мир. Но Стив, казалось, искренне раскаивался и знал не больше других, как все прекратить, поэтому, вместо того, чтобы наброситься на него, она глубоко вздохнула, схватила руку Брюэра и сжала ее, пока костяшки его пальцев не побелели. Он, должно быть, понял, потому что не отстранился. Как только желание атаковать иссякло, она сказала:

– Ладно. Итак, IMTECH из жадности приняла мудацкое решение. Это понятно. Но что нам теперь делать? Есть ли какой-нибудь способ добраться до здания IMTECH и отключить сигнал? Это их остановит или, может, устройства отключит?

– Нет. Во-первых, не думаю, что сигнал местный. Нам говорили, что устройство может работать только с частотой в гигагерцах, поэтому тут явно спутниковая связь. Здесь могут быть только наземные ретрансляторы или усилители сигнала, но, даже если и выведем их из строя, эффекта никакого не будет. И, во-вторых, от IMTECH остался один пепел. Кажется, руководители проекта «Оракул» поняли, что имеют дело с настоящей эпидемией, потому что вчера вечером они выслали отряд головорезов в защитных костюмах и с каким-то звуковым оружием, и те начали выкашивать персонал. Тотальная зачистка. Ни единого выстрела не слышал, только странные низкие вибрации.

Люси огляделась и удостоверилась, что Джейк все еще был в магазине. В какой-то момент он проснулся и заполз в кресло, где теперь раскачивался, бормоча что-то себе под нос. Разве его отец не работал в IMTECH? Черт возьми, у половины богатых семей в городе один или оба родителя работали там. Джейк сейчас казался хрупким и вряд ли был готов услышать, что его отца, вероятно, убили военные, чтобы сдержать утечку информации. У бедного парня и так уже тяжелый день.

– К счастью, я раскладывал образцы в низкотемпературном хранилище, когда они заявились в наше крыло. Услышал грохот и сразу почувствовал неладное. Когда я выглянул из хранилища, то увидел двух головорезов в холле, а прямо за ними лежал мой начальник, кровь текла у него из ушей и носа. Я старался не высовываться и добрался до своего офиса, надеялся позвонить жене и ребенку со стационарного телефона и сказать им, чтобы они сбежали из дома в отель на день или два, не сказав мне, в какой именно. Но, естественно, связь отключили. Тогда я побежал предупредить доктора Спенсер, и, когда я вошел в кабинет, Марисоль была на ней. Понятия не имею, как она туда попала, но сразу же увидел, что она… эм… грызет горло доктора Спенсер. Та пыталась отбиться, но Марисоль крепко держала ее и вгрызалась еще глубже, набивая щеки плотью. Я схватил стул и сбил Марисоль, и из-за этого она оторвала большой кусок от горла доктора Спенсер, ну, и… это стало последней каплей. Я повернулся, чтобы снова ударить Марисоль стулом. В тот момент я даже не знал, почему она напала на доктора Спенсер. Все пришло в хаос.

Люси кивнула и вспомнила, что случилось с Эшли Йоргенсен. Бей или беги.

– Но когда я попытался ударить Марисоль стулом, она не пригнулась, не стала защищаться или нападать. Просто стояла в углу, смотрела вперед и подергивалась. И я заметил, что глаза у нее другие. Дофаминовый сбой длился совсем недолго, и скоро ее мертвое выражение изменилось, и она вдруг заплакала, забившись в угол. Она сказала: «Я не хотела. Не хотела. Я услышала чей-то голос. Он сказал, что я почувствую себя лучше. Сказал, мы все почувствуем себя лучше, если сделаем это».

Джейсон был у каждого зараженного в голове, проповедуя убийство как спасение. И как только они поняли, что он оказался прав, то захотели повторения.

– Я никогда не встречался и даже не слышал о Марисоль, но сразу понял, что они продолжили тестирование, и знал, что ей вживили разработку, над которой я работал, так что смерть доктора Спенсер тоже на моей совести. Я спросил Марисоль, сможет ли она остановиться, если ее снова охватит это желание, и она сказала, что не знает, а затем мы услышали грохот и глухой удар в коридоре, поэтому спрятались за столом, пока убийца в костюме не прошел мимо. Затем мы побежали за ним и сумели незаметно выбраться через транспортный выезд. За лабораторией есть небольшой участок сохранившихся водно-болотных угодий, по ним мы и рванули, добрались до города, а затем Марисоль начала бормотать и царапать себя, и дрожь стала намного сильнее, поэтому я потащил ее в аптеку, завернул голову в фольгу и вытер с лица кровь влажными салфетками. На время она стабилизировалась. Наверное, страх и стресс помогли ей прийти в себя. А может, сигнал стал слабее. Ужасно было смотреть, как она нажимает на устройство, но это, похоже, ей помогает. Я спросил ее, борется ли она с импульсами, и она сказала, что да, похоже, она нашла способ контролировать то, что происходит у нее в голове. Но разве сила воли может долго противостоять инстинктам? Мы ведь не так запрограммированы. Я правда не знаю, как она тогда меня не убила, и не уверен, заслужил ли я жизнь…

Стив, казалось, выдохся и замолчал. Наверное, думал, что надо было позволить Марисоль убить его.

– Дальше вы и сами знаете. Мы вышли из аптеки, направились в центр города, думали найти людей или пункт сбора. Я надеялся, мне помогут с девочкой, пока мы не выясним, что, черт возьми, происходит. Но никого не могли найти, пока на нас не вылетел ваш пикап. Клянусь, я не знал, что собирается сделать Марисоль, пока не увидел, как она выбежала на улицу. И вот теперь мы все здесь, и она, возможно, умирает. Буду абсолютно честен: я не знаю, как нам помочь. Все, чего я сейчас хочу, вернуться к жене и ребенку и убедиться, что они в порядке.

– Даже если они и в порядке, то надолго ли? Зараза ведь распространяется. Подумай хорошенько, должен же быть какой-то выход, – сказала Люси.

– Могу только предположить. Вероятно, спутник, с которым связаны все дети, находится не на синхронной орбите. Если так и есть, все скоро пройдет. Но если мы имеем дело с эпидемией, которую сдерживают военные, то есть специальные протоколы ее подавления. Если они поняли, что устройство научилось размножаться и распространяться, тогда им придется сдерживать его как болезнь. Им придется принять определенные меры.

Во-первых, о злобном сообщении про «Хэндсом Вэлли», от которого город впал в спячку. По действию очень схоже с пушками, которые он видел при зачистке в IMTECH, но по силе как атомная бомба. У Люси не хватило духу сказать ему, что если даже к нему домой и не послали оперативников, то его жена и ребенок, скорее всего, теперь бормотали пропаганду и истекали кровью в тусклом свете телевизора.

Далее. Волнистая блестящая черная масса, которую Брюэр видел на потолке в пещерах, и вываливающиеся изо рта Джейсона Уорда пауки, которые заползали в мозги самых лучших и ярких молодых людей Тернер Фоллс.

И последнее, но не менее важное: куча военных с тяжелым вооружением блокировали выезд из города, освещая яркими огнями все, что пыталось покинуть маленький рай в пустыне.

Все это навело Люси на мысль, что кавалерии ждать нет смысла. Несчастным случаем тут и не пахло. Они сразу поместили в карантин целый город и не предприняли никаких усилий, чтобы ворваться и уничтожить инфекцию, которую сами сознательно выпустили на волю. А если это не несчастный случай, то что? Эксперимент? Они же не ученые. А военные. Их задача – контролировать ситуацию, наблюдать издалека. Наблюдать за последствиями. Смотреть, насколько серьезен ущерб.

Не уверена, что они обрадуются, если кто-нибудь из нас выберется отсюда живым. Как только все закончится, они всем расскажут про утечку и последовавший за ней взрыв на «Хэндсом Вэлли», тем самым объяснив все смерти. Национальную трагедию, которая никогда не должна повториться. Возможно, они уже выпустили это заявление. Может, для остального мира мы уже мертвы.

Люси все еще размышляла над тем, как рассказать печальному разбитому мужчине и другим невольным испытуемым в комнате, насколько все на самом деле было хуже, – когда Марисоль вдруг очнулась. У нее было свое послание.

Глава 13
Гектокотиль

Голос Марисоль звучал ниже, чем раньше, и Люси это показалось неправильным.

– У меня есть шоколадный батончик. Правда, у нее в крови сейчас столько сахара… Принести?

Марисоль тихо застонала и повернула голову. Шов на шляпке из фольги начал расходиться.

– Надо ее закрепить. И вокруг устройства что-то положить стоит.

– Нет. У Оракула есть фиксатор, который поддевается под основание черепа, а затем разворачивается над мозгом, чтобы вся принимающая схема оставалась внутри, – сказал Стив. Он сказал это таким небрежным тоном, будто описывал, как залатать гипсокартон, а не то, как его непроверенную биотехнологическую химеру вживили в разум Марисоль.

Еще один стон. Ее глаза закатились, а когда снова вернулись на свое место, взгляд стал далеким, затуманенным.

Она широко открыла рот, и из горла вырвалось бульканье вместе с запахом, который напомнил Люси вонь мусорки за суши-рестораном в жаркий день.

Третий стон. Марисоль сжимала и разжимала руки.

– Принеси мне немного еды. Я вся горю. Я чувствую, как оно растет.

Марисоль посмотрела прямо на Стива, и ее верхняя губа скривилась от отвращения.

– Нет, дебил. Здесь. – Она широко открыла глаза, чтобы показать ему, что говорила про голову. – Все красное. Я вижу доктора Спенсер. Чувствую ее вкус. От этого еще сильнее хочется есть.

– Вижу тонкую нить, но не могу вернуться. Джейсона больше нет. Что-то опустошило его и растет внутри всех нас. Мы можем… Оно за левым плечом. Рычит. Оно внутри нас, но хочет вырваться наружу. И очень хочет есть.

– Я хочу помочь тебе, но не думаю, что тебе стоит сейчас есть.

– Но мне больно. Везде. Оно специально это делает. Остановить это. Мне нужно в больницу. Тут есть поблизости больница? Мне нужен настоящий врач. Мой живот… что-то с ним не так. Где мы вообще? Мне страшно. Пожалуйста.

Она пытается манипулировать нами. Хочет сказать им, где мы находимся. Неужели они уже не могут отследить ее сигнал? Или фольга правда мешает им увидеть мигающую красную точку на карте с надписью «Убейте их здесь»?

– Я помогу тебе, но мне нужно задать тебе вопрос. Ты видишь, что видят они?

– Пока нет. Сигнал сильнее, но что-то блокирует меня. Так еще хуже.

– Я не… Ай-й… Живот. Мы не знаем. Я не знаю. Чувствую пустоту. Больно. Это ты меня такой сделал. Ты должен все исправить. – Марисоль улыбнулась. – Ты можешь все исправить, Стив. Дай попробовать твою шею на вкус. Как я попробовала доктора Спенсер. Ты такой грустный. Подойди ближе, я тебя вылечу.

– Нет. Марисоль, ты должна бороться. Не знаю, что ты делала раньше, но это работало. Попробуй снова. Сейчас говоришь не ты, а устройство.

Люси увидела вспыхнувшую злобу и синь в глазах девочки.

Видят ли они нас через нее прямо сейчас? Вдруг она врет. Нужно закрыть ей глаза.

Люси огляделась в поисках куска ткани или одежды, из которой можно было сделать повязку. Но когда она оглянулась на Марисоль, то с удивлением поняла, что та сама закрыла глаза и качала головой.

– Есть сообщения. Почти не доходят до меня, но так я вижу лучше. Больше они не засвечиваются. Они говорят… Они говорят, что грядут перемены, и хотят, чтобы вы знали, что мне нет смысла бороться. Я расту. Скоро Марисоль больше не будет. И очень скоро мы найдем тебя, Стив, как нашли твою жену. Как нашли твою дочь.

Голова Марисоль откинулась назад, но улыбка не сходила с ее лица, пока что-то не заставило ее наклониться вперед и застонать.

Марисоль снова успокоилась и подняла голову.

– Ты меня заразил, а они меня вылечат. Вернут меня обратно. Они показывают мне видения, Стив, чтобы облегчить мою боль. На кровати темно-серое покрывало, а на нем твоя жена. На ней серебряное ожерелье с крошечным амулетом. Падающая звезда с бриллиантом в центре. Красивое.

– Они набросились на твою жену с ножами, Стив, и вскрыли ее как бутон. Но что-то не так. Даже после того, как они сломали ей ребра, твоя дочь никак обратно в нее не вмещалась. Она уже слишком большая, и плачет, и какой ужасный шум, но они скоро всё прекратят. Они будут…

Тони закричала: «Хватит!» – подбежала к Марисоль и принялась со всей силы снова и снова давить большим пальцем на пульсирующую шею. Глаза Марисоль закатились, и она застонала, но на этот раз от глубокого удовольствия, а не от боли, и Люси попыталась не думать о лесбийском порно, которое смотрела с Бакетом, оно ей еще не зашло, и знала, что часть ее разума навсегда испорчена и вывернута наизнанку силой, которая захватила их мир.

Затем Тони взвизгнула и отскочила назад, в шоке наблюдая, как капля крови стекла по большому пальцу к локтю, оставив красную полосу на белой коже.

Марисоль оглядела комнату. Черты ее лица смягчились.

– Ты все остановила. О боже, так лучше. – Ее голос снова зазвучал легче. Как у обычной девочки. Она повернула голову, пытаясь найти Тони. – Ты поранилась? Мне жаль. Мне так жаль. Почему это со мной происходит? Пожалуйста, не впускайте их обратно. Когда они в голове, я ничего не могу контролировать. Они стали сильнее.

Люси обеспокоенно кивала, видя, что они еще не полностью потеряли Марисоль. Люси хотела утешить ее, облегчить пребывание в больном, зараженном теле.

– Если будем давить тебе на шею, это поможет?

– Думаю, да. И не останавливайся, хорошо? Мне так плохо. Почему мне так больно? – Девочка заплакала. Она посмотрела на Стива: тот стоял спиной к двери и смотрел в никуда. – Ты думаешь, то, что они мне показали, – правда? А вдруг нет, Стив?

– Это правда. Они знали про ожерелье. Я купил его для жены в день, когда узнал, что получил работу в IMTECH.

Люси собралась сказать Стиву, как ей жаль, но потом увидела выражение лица мужчины и поняла, что никакие слова сейчас ему не помогут. Она снова обратила внимание на Марисоль.

– Не могу сказать. Связь была странной. Хуже, чем раньше. Злее. И я все равно не знаю, где мы находимся. Я даже не отсюда. Я была с подругой Джейлин в торговом центре в Куве, мы ждали парня, с которым познакомились онлайн. Он обещал заплатить каждой по две тысячи за участие в музыкальном клипе, но так и не появился, а потом я очнулась в какой-то лаборатории, и теперь… – Лицо Марисоль сморщилось. Появились новые слезы. – Я просто хочу домой. Мне так плохо. Директор детдома взбесится, если я скоро не вернусь. Они выгонят меня, точно. Ты мне поможешь?

– Я не знаю. Но мне жаль, что с тобой это случилось.

– Тебе жаль? Жаль?! – Голос Марисоль снова упал в низкий регистр, а слова застряли в горле.

– Эм… Нет. Место укуса жжет. К черту все. Давай завяжем ей глаза и заткнем рот кляпом.

– Пожалуйста, кто-нибудь. Они возвращаются. Все внутри горит. Оно движется…

– Только не пальцами, ладно? Не дай ей себя укусить.

Брюэр медленно протянул дрожащую руку, будто боялся, что уплотнение на задней части шеи Марисоль вырвется и атакует его. Он уже собирался прикоснуться к ней, как вдруг шарахнулся в сторону.

– Оно… бьется. Будто вместе с пульсом. И синее дерьмо из центра сочится. Я… Что это такое? Я не буду к нему голыми руками прикасаться. Что-нибудь осталось для уборки? Когда нас лечили, чем пользовались?

– Может, кто-нибудь из вас, ублюдки, пожалуйста, нажмет мне на шею? Я чувствую, они возвращаются. Дышат у меня в голове. Давят на внутренности. Я больше не могу.

Брюэр вернулся, натягивая фиолетовую латексную перчатку, и при щелчке в воздух поднялось небольшое облачко порошка.

– Нажму сильно, чтобы они долго не возвращались. И не стони. Неправильно это. – Брюэр

вытянул руку в перчатке. – Это ты, Марисоль? Ты выдавливаешь эту штуку из себя?

– Нет. Клянусь… Нажмите на нее, пожалуйста, они…

– Оно выпирает, будто хочет, чтобы я к нему прикоснулся.

Стив, который мыслями все еще находился в комнате, где пытали и убивали его семью, сказал:

– Она обучила его. Ему нужен стимул. Больше ему ничего не надо – еда, драки, секс. Дофамин, серотонин, окситоцин. Он живет ради химической награды, как и мы. Может, ему это нужно для размножения. Вот и все. Прикоснись к этой гребаной штуке. Уже ничего не важно.

Поэтому Брюэр сделал так, как сказал Стив: его лицо исказилось от отвращения, палец слегка погладил внешний пульсирующей край, где Оракул выходил из разорванной и кровоточащей шеи Марисоль.

Глаза Марисоль закатились. Она снова застонала, не в силах противиться чисто биологической реакции, не сдерживаемая никакими мыслями, и Люси подумала, сможет ли когда-нибудь испытать подобное блаженство – освободиться от себя – как Марисоль, но тут ее мысль прервал второй звук. Пронзительный визг быстро нарастал, и все в комнате отшатнулись от девочки и закрыли уши руками.

– Выходное отверстие, – сказал Стив. – Но оно не должно так постоянно и громко шуметь. Что-то сломалось.

Что, правда, Стив? Серьезно? А что сейчас вообще не сломалось?

Люси не понимала, что сейчас в голове у Стива – то же, что было у нее, или еще хуже? Она надеялась, что второе, потому что Стив приложил руку к созданию катастрофы, а значит, настоящего дна Люси еще не видела.

Она посмотрела на Стива, на то, как у него отвисла челюсть, на его бледно-пепельное лицо, и осознала, что по сравнению с ним у нее еще все нормально.

Мгновением позже Марисоль начала ерзать на стуле, ударяя ногами по бетонному полу. Вены на шее напряглись, зубы скрежетали друг о друга, и Люси показалось, что их хруст слышно даже поверх непрекращающегося визга из ее шеи. Марисоль кричала сквозь стиснутые зубы, пока звук не превратился в низкий рокот, идущий изнутри. Она снова ударила ногой по земле и сумела опрокинуть стул, и только тогда, когда Брюэр и Тони отскочили в сторону, а Марисоль упала назад и ударилась головой о землю с отвратительным треском, все звуки и крики внезапно прекратились.

Остатки тонкой шляпы из фольги слетели с головы Марисоль.

Заплывший синевой глаз открылся. Радужки больше не было видно.

Ее челюсть разжалась, и она зашлась в грудном кашле, забрызгав лицо каплями темной крови и иссиня-черной мерцающей жидкостью, которая покатилась по щекам.

Люси, Брюэр, Иуда, Тони и Стив наблюдали за ней, но никто не решился подойти ближе.

Люси вспомнила, как впервые услышала голос Марисоль.

Она надеялась, что это желание наконец исполнилось.

Затем Марисоль снова открыла глаза и заговорила:

– Ошибка пользовательского интерфейса четыре шесть два. Инициация аварийного протокола.

– Не знаю. Я не занимался программированием. Может, ничего не значит. Многие функции не проходили тестирование.

Голова Марисоль быстро повернулась к Люси: широко распахнутые глаза, мерзкая улыбка с кровавыми прожилками, роботизированный злобный голос:

– Это значит, что всё на исходе. Означает приход новой меня. Означает, что старая я стерта. Означает, что мы идем. Нас много. Мы тебя видим. Мы видим тебя насквозь. Ты следующая…

Затем что-то вспыхнуло в груди Марисоль, ее челюсть распахнулась, она закашлялась, и поток иссиня-черного масла хлынул из ее рта на пол. Потом Марисоль снова обмякла, и Люси поняла, что Оракул вернул ее в сознание, чтобы она могла испытать смерть своего тела, и от этого зверства Люси ощутила яркое, пылающее чувство глубоко внутри и поняла, что должна убить Марисоль. Не важно как. Это будет жест милосердия.

Брюэр спросил, что она хочет сделать, но Люси отмахнулась от вопроса и начала лихорадочно обыскивать углы комнаты, когда испуганный крик Марисоль стал громче.

Я не могу к ней прикоснуться. Нужно найти, чем ее убить.

Тут должен быть молоток. Или отвертка. Или…

Люси вернулась в центр комнаты и перешагнула через лужу блестящего гноя, которым вырвало Марисоль. Она начала опускаться на колени, держа в руках найденный канцелярский нож, чтобы перерезать Марисоль горло и положить конец ее страданиям, и в этот момент Марисоль разорвало.

Первый разрыв появился чуть ниже и правее пупка. Кожа, уже и так натянутая веревками, пошла вверх, словно некая сила поднималась, не заботясь о том, что ее удерживало. Люси представила, как кто-то медленно протыкает Марисоль копьем снизу. Выступающий кончик стал ярко-белым, а затем кожа разошлась с громким звуком и нечто вышло наружу в смеси жидкостей, которые сильно пахли разложением и новой жизнью.

Увидев поднимающуюся форму, Люси инстинктивно остановилась и отпрянула от тела на полу. Марисоль бесконтрольно закричала, и Люси поняла, что с милосердием припозднилась.

Форма продолжала лезть из Марисоль, выбираясь на воздух. Из-под слоя околоплодных вод проглядывало тело мясистого цвета, но Люси могла поклясться, что видела, как по нему проплыла, словно облако, мерцающая рябь черного и пурпурного. Острая, почти как кость, верхушка штуковины была усеяна крошечными зубами, а в целом ее постоянно меняющийся размер и форма напомнили Люси ее собственный язык. Существо уже было длиной с предплечье, и в нижней части Люси увидела сжимающиеся и расширяющиеся присоски, похожие на сосущие рты.

Люси взглянула на Стива, надеясь на объяснение. Хоть какой-нибудь ответ. Совет, как все остановить. Но даже в новой реальности, где помутнение рассудка царило повсеместно, она поняла, что он все еще думал о жене и ребенке.

Иуда отступал. Тони покачала головой и прикрыла рот рукой.

А Брюэр… Люси поняла, что он схватил ее под правый локоть и потянул назад.

Он думает, я могу напасть на чудовище с ножом. Даже когда эта штука танцует в воздухе.

Он думает, я сумасшедшая. Он не хочет, чтобы я пострадала.

– Надо сжечь это на хер. – Он обратился к Тони и Иуде. – Есть что-нибудь? Газ или спирт? Жидкость для розжига? Лак для волос?

Те в унисон ответили «нет», не отрывая взгляда от появившегося, извивающегося, как кобра, из гнезда в животе девушки существа, что раздувало и сжимало свой головной придаток, будто принюхивалось к комнате и к людям.

Крик, далекий, но резкий. Голос Джейка, тревожно-ясный, словно адреналин развеял туман в его голове.

Джейк был прав – потолок и стены магазина засияли ярким светом. Два грузовика. Кто знает, сколько там зараженных? Входная дверь была заперта, но стеклянные окна занимали три четверти фасада – они находились в гребаном аквариуме.

Если прорвутся, их уже ничего не остановит.

Люси двинула большим пальцем и выдвинула лезвие еще на полдюйма. По сравнению с гаечным ключом, нож казался слишком коротким и легким. Слишком маленьким и слабым, и Люси могла представить, как быстро он мог обернуться против нее.

Бакет погиб. Тернер Фоллс в руинах. Мозги Хендерсонов повреждены, возможно, навсегда. Может, они тоже уже мертвы.

Она мысленно представила, как быстро и внезапно все происходит. Она поворачивается, перерезает Брюэру горло одним движением, а затем так же быстро перерезает горло себе. Роняет лезвие и держит его в своих руках, и ее глаза говорят: «Прости. Но это конец. Это милосердие».

Может, они успеют разделить последний спокойный совместный момент, а потом их кошмар наконец закончится.

Люси почувствовала на себе взгляд Марисоль, полный боли. Какой была жизнь Марисоль до всего этого? Как она оказалась в детском доме? Кого она потеряла? Что она потеряла? Что она делала, чтобы выжить? Почему ей пришлось так страдать? И разве хоть кто-то заслуживает такой конец?

Люси сделала выпад, но Брюэр удержал ее за другую руку и, усилив хватку, притянул к себе.

Тварь на мгновение отпрянула назад, будто почувствовала угрозу. Затем опустилась и протянулась от живота Марисоль к голове; там кончик на секунду задрожал и дернулся, прежде чем сжался в конус и вонзился в правое ухо Марисоль.

Крики обвинением звучали в ушах Люси: «Ты могла это остановить!» – они искажались, становились все громче по мере того, как существо вертелось и вспыхивало калейдоскопом синего, зеленого и золотого, пульсировало, сгибалось и вонзалось все глубже в череп.

Тварь начала вибрировать и увеличиваться, превратившись в массу сморщенной, скукоженной ткани у уха Марисоль. Кровь и черная жидкость, выходящие из разрыва в животе, бурлили, пока тварь продолжала лезть наружу.

Люси боролась с хваткой Брюэра, не в силах вынести звуков страданий девушки, задаваясь вопросом, как быстро она сможет разрезать эту штуку, прежде чем та вырвется из Марисоль и попадет ей в ухо. Но затем Люси увидела, как тварь снова задрожала и голова Марисоль начала непроизвольно биться о бетон; из головы полилась свежая кровь, а затем штука в ухе Марисоль еще раз быстро встряхнулась, изогнулась и проникла в череп так глубоко, что в лице девушки образовалось четыре разлома, ее челюсть обмякла и крик наконец прекратился. Тело внезапно замерло, и лишь скользкая мерцающая тварь продолжала глубже и глубже погружаться в тепло разбитого черепа.

Из-за спины Люси услышала звук бьющегося стекла. Смех. Сидящий на стуле Джейк закричал:

Неподвижность Марисоль длилась недолго. Ее туловище дернулось и затряслось. Новый звук забурлил в груди и вырвался из разорванных, слишком широких губ.

Люси вспомнила, как помогала Биллу убирать осиное гнездо размером с баскетбольный мяч с дерева перед домом, как он опрыскал гнездо ядом и срезал ветку, с которой оно свисало, и стоило гнезду упасть в черный мешок для мусора, который Люси и Кэрол держали под деревом, как все внутри сердито заклокотало. Она никогда не забудет это чувство – то, как пакет гудел и бушевал и как существа внутри яростно желали освободиться, напасть на нее и дать волю бесконечной ненависти.

Затем она подумала о том, что Брюэр сказал о Джейсоне в пещерах.

«У него изо рта что-то лезло, Люси. Какие-то мокрые черные пауки».

Люси хотела закричать «Отойдите!», но Брюэр уже оттаскивал ее, а остальные, должно быть, поняли, что это еще не конец, и прижались к стенам, смотря то на вход, где подростки с ярко-голубыми глазами ползли по безвкусным витринам из фольги, то на землю, где лежало использованное, исчерпанное тело.

«Она была Марисолью, – подумала Люси. – Теперь она стала добычей».

Затем тело девочки разорвалось во второй раз: отвисшая челюсть чудовищно дрогнула, будто она пыталась говорить, и иссиня-черные существа хлынули из ее губ.

Люси отстраненно подумала: «Это не пауки. Не осьминоги. Без глаз. Быстрые». В то время как разумная часть понимала, что нужно бежать. Она чуть не сшибла Брюэра, поэтому он отпустил ее и они инстинктивно рванули к выходу.

Только там, у разбитых окон магазина, гудела злобная масса подростков: они дрожали, смеялись, отряхивали с себя стекло; в руках у них были мачете и бейсбольные биты.

Они кружили вокруг Джейка, который раскачивался на стуле. Они не обращали никакого внимания на происходящие неподалеку роды, будто уже знали, что на свет явилось то, чему они служили.

Люси на мгновение решила, что у нее есть еще один шанс кого-то спасти. Что она может броситься к Джейку, начать валить всех подряд, и, если ей очень повезет, она правда спасет ему жизнь.

Затем Джейк оглянулся на Люси и Брюэра, и на его лице выступило выражение, которого она раньше не видела. Он одними губами произнес слово «Бегите».

Джейк покорно вздохнул, повернулся к окружающим его одноклассникам и поднял средний палец; другая рука безвольно повисла на боку. Он сказал:

– Вы просто кучка мелких трясущихся мудаков. Сосите жопу.

Люси мельком увидела, как Нейт Карвер – или, по крайней мере, тот, кто раньше был Нейтом Карвером, парнем, который, как она мечтала, однажды лишит ее девственности, – схватил клейкую ленту, прилипшую к порезанному скальпу Джейка. Нейт наклонился, чтобы заглянуть в уцелевший глаз Джейка, а затем со всей силы рванул ленту, тем самым снимая скальп Джейка, левую сторону его лица и полоску кожи с шеи с громким рвущимся звуком.

Что они делали с ним дальше, она не видела, но он не успел даже закричать.

Затем Люси и Брюэр побежали обратно в погрузочную зону, где Стиву удалось запустить подъемные ворота, но, открывшись на треть, те застряли, а Тони и Иуда били себя по рукам и пытались протиснуться через тонкую щель. Люси увидела что-то на полу – нечто замяукало в агонии, и Люси поняла, что магазинный кот Бламперс, должно быть, инстинктивно пришел исследовать источник шума, и тут его окружили существа, лезущие из Марисоль. Станут ли они пронзать его тельце в поисках способа проникнуть в его охваченный паникой разум своими цепкими лапами?

Если смогу наклониться и нанести один удар, может быть, он истечет кровью до того, как они его изменят. Может, он будет меньше страдать.

Стиву наконец удалось починить ворота. Он поднял стальные ручки, и свет залил разруху в магазине, на мгновение ослепив Люси.

Кэрол Хендерсон всегда советовала Люси «сохранять позитивный настрой». Она говорила, что жизнь полна испытаний поверх того, что она и так уже перенесла, но люди доказали, что способны выстоять, несмотря ни на что. И когда Люси становилось слишком тяжело, Кэрол всегда говорила одно и то же:

«Что бы ни случилось, завтра будет новый день. Каждое утро – это еще один шанс все исправить».

Люси сморгнула солнечную слепоту и перешагнула через то, что осталось от Марисоль, – чудовищный придаток, вылезший из ее живота, выдавливал ее глазные яблоки из орбит.

Позади Люси оставляла какофонию из угроз, смеха и криков парня, которого разрывали на куски те, кого он звал друзьями. Позади Люси оставляла избавленное от адского существования хрупкое тело одного из немногих, кто, как она была уверена, действительно любил ее.

Впереди Люси видела пару добрых душ, осужденных на вечные муки от тисков жестокости и обманывавших себя мыслью, что у них получится найти безопасное место. Она хотела остановить их и сказать им, что каждое утро – это еще один шанс все исправить, и тогда бы вместе смеялись в лучах утреннего солнца, пока смерть не настигла бы их в одном из своих многочисленных обличий.

И все же было что-то в том, как солнце и рука Брюэра грели ее кожу, пока он тащил ее в переулок за магазином. Неважно, чего они лишили Люси, – города и, может быть, даже всего мира. Она была жива.

Еще один день. Я все жива, несмотря на этих ублюдков.

Она крепче сжала нож, пока не почувствовала, как он стал продолжением ее руки. И пусть она не верила сладкому заблуждению Кэрол о том, что все можно исправить, она понеслась вперед, в новый яркий день.

Глава 14
Человек на улице

То ли из-за возраста, то ли из-за событий дня, убивших его волю к жизни, то ли из-за его искреннего желания получить по заслугам за совершенное зло – возможно, даже из-за всего сразу, как бы нелепо это ни было, – Стив сильно отставал. Брюэр и Люси первыми выскочили из переулка на Далтон-стрит, за ними последовал Иуда, затем Тони, которая сняла каблуки и, вероятно, жалела, что оставила кроссовки в «Котельной».

Но Стив… Казалось, он вышел на обычную прогулку.

Неужели на него попал один из этих пауков/осьминогов? Поэтому он тормозит? Как скоро он начнет дергаться и гнаться за нами?

Люси не знала, готова ли она вернуться и помочь ему. Зачем ей подвергать себя риску из-за этого мужчины? Но он, казалось, знал много чего об «устройстве», которое заражало детей Тернер Фоллс, и ему удавалось отключать Марисоль от сети. Он пытался спасти девочку. Действительно хотел этого. А потом она вспомнила, что он потерял, и о том, что они сделали с его женой. Его бедная дочь. Она могла представить себе их ужас.

На этот раз она успела развернуться прежде, чем Брюэр смог ее остановить.

Брюэр бросился в погоню, а Иуда с Тони кинули на них растерянные взгляды, но продолжили стремительно мчаться по Далтон-стрит, и Люси поняла, каким безумием, должно быть, выглядело ее решение бежать обратно к толпе, которая, вероятно, закончила впитывать последние секунды страданий Джейка и теперь будет искать повторения эйфории.

Что мне вообще делать, когда я доберусь до Стива? Он не гребаный Йода. Я не могу просто бросить его в рюкзак и убежать.

Она посмотрела за спину Стива и поняла, что должна поскорее добраться до него, иначе они оба умрут. Трое забрызганных кровью подростков – два парня и девушка – выбежали из магазина и направлялись прямо к ним, двигаясь быстрее, чем обычно: после использования тела Джейка их походка значительно сгладилась. У одного в руках было мачете с темным лезвием, в то время как двое других, похоже, все делали голыми руками.

Стив оглянулся и осознал, что стал новой целью, и в его сознании, должно быть, сработал некий переключатель, потому что он наконец ускорил темп.

Но этого недостаточно. Что, если он – наш единственный шанс выбраться отсюда живыми?

Люси представила, как мачете разрезает спину Стива, вскрывая плоть, жир и мышцы и являя его ребра и позвоночник утреннему солнцу. Она задавалась вопросом, будут ли подростки бить Стива по очереди после того, как повалят. Продлят ли они его страдания, не нанося смертельный удар?

Не трогай шею. У него четыре конечности. Ты держи, а я буду отрезать.

Дети настигли Стива раньше, чем Люси. Парень с мачете замахнулся.

По крайней мере, так подумала Люси, прежде чем увидела потрепанный «Кадиллак-Эльдорадо» 1985 года выпуска, свернувший из-за угла на Далтон с таким креном, что два колеса задымились, бешено вращаясь.

Отвратительные дрожащие дети, должно быть, подумали второе, а потому не оглянулись, даже когда водитель нажал на газ и двигатель заурчал так громко, что Люси ощутила вибрации всем телом.

Люси почувствовала, что сейчас произойдет что-то неправильное. Случись это событие парой дней раньше, оно стало бы ужасной трагедией для всего города. Трех лучших и самых ярких в Тернер Фоллс молодых людей сбил неуклюжий «кадиллак» с номерным знаком другого штата и надписью «VER1TAS».

Но сегодняшним искалеченным утром то же самое событие представлялось не трагедией, а триумфом. И хотя Люси не хотела признавать этого, в тот самый момент в ее сердце вспыхнула радость.

Первым под машину затянуло парня справа: его левый ботинок зацепился за переднее колесо, его тело накрутило и сжало под ходовой частью. Второй парень отскочил от капота и взлетел в воздух, прежде чем врезаться в кирпичную стену оптики, и чуть не рассек себя пополам своим же собственным мачете. Девушка была немного впереди и оглянулась как раз вовремя, чтобы увидеть машину, и попыталась безопасно отскочить в сторону. Она опоздала – ноги зацепились за решетку радиатора, и от удара она покатилась по асфальту, вращаясь так быстро, что тот содрал ей лицо подобно ленточной шлифовальной машине.

«Кадиллак» резко свернул на тротуар, чтобы не врезаться в Стива, протаранил стенд с местной газетой и с визгом остановился.

Иуда и Тони наконец обернулись на шум и побежали в направлении машины. Брюэр догнал Люси – он пучил глаза, то и дело кивая, – но Люси подумала, что он тоже не понимал, что происходит.

Люси первой добралась до «кадиллака», но вздрогнула и отступила, когда стекло со стороны водителя начало опускаться.

Это обман? Их жестокая шутка? Они что, теперь питаются друг другом?

За рулем сидел мужчина с наголо выбритой головой и чем-то похожим на кровоточащий след от укуса на левой щеке. Люси посмотрела ему в глаза.

Безусловно, она была сумасшедшей, но поняла, что он имел в виду, и поэтому ответила на вопрос честным «нет».

Он наклонился и открыл дверь со стороны пассажира. Люси обежала машину спереди и пинком убрала с дороги остатки газетного стенда. Брюэр догнал ее и первым открыл дверцу машины, скользнув на переднее сиденье. Люси запрыгнула вслед за ним.

Вдалеке взревел оживший двигатель грузовика.

Через несколько мгновений Иуда, Тони и Стив забрались на заднее сиденье.

Брюэр поднял огромный серебристый пистолет, который увидел на сиденье машины.

– Подержи его пока для меня, приятель, хорошо?

– Убери палец со спускового крючка. Не знаю, как я все еще жив, но будет очень дерьмово, если ты меня случайно подстрелишь. Все в сборе?

– Тогда поехали. Как только оторвемся, может, кто-нибудь из вас расскажет мне, почему какой-то ребенок с ногами набекрень только что попытался откусить мне на хрен лицо.

С этими словами водитель переключил передачу и выехал обратно на городскую улицу, волоча за собой остатки свежих трупов, за которыми тянулась темная кровь.

– Я должен был догадаться. Должен был. Я же видел, как смеялись военные, когда пропускали меня через баррикаду, но решил, что они над моей работой в «Ночном Страже» потешаются. Не все понимают то, что мы делаем.

Мужчина потянулся к бедру и вытащил что-то похожее на заламинированное на коленке удостоверение личности, напечатанное на компьютере. Он передал его Брюэру и Люси. На нем была выцветшая фотография мужчины в более счастливые, менее кусачие времена, а также слова: «ПРЕССА, Эммет Грейсон – „Ночной Страж“. Безотзывные полномочия СМИ, гарантированные Первой поправкой к Конституции США». Люси передала пропуск Иуде, сидевшему позади.

– Теперь почти жалею, что не пошел на стажировку в Си-эн-эн. Корпоративные рамки меня бы с ума свели, но хотя бы эти скоты на баррикаде знали, что за мной присматривают. А так как я с «Ночным Стражем», думаю, они решили, что я просто еще один псих. «Конечно, пропустите его. Он не выберется. Его никто искать не будет». Боже.

Люси поерзала на сиденье. Две бутылки – пустая от виски и остатки текилы – звякнули друг о друга. Наполовину выкуренный косяк покоился в пепельнице, выступающей из приборной панели. Трезвый или нет, мужчина спас их и на мгновение скрылся от преследователей.

– Так вот, пропустили они меня, я приехал, думал, вот моя минута славы, сейчас как добуду серьезную сенсацию, и понимаю, что, черт возьми, я еду ночью по пустыне. Пришло время. Пришло время оторваться по полной. Так что съезжаю на обочину, и ночь прекрасна, но, черт возьми, холодно, и я немного выпил, занюхнул да в десны втер немного, чтобы взбодриться, и все. Мечта, да? Но потом добрался до города и сразу же пожалел, что закинулся. Я же не на ралли в пустыне приехал или пораспутничать в Лас-Вегасе, так что, возможно, время я правда не рассчитал. Кто ж кислоту принимает, когда репортаж о Сирии делает, так? Но все кажется таким неправильным, как только в город попадаешь. Сраное радио сразу сгорело, как я его включил, и сигнал ни хера поймать не могу, чтобы позвонить на базу и узнать, есть ли какая-нибудь новая информация из этого района. И что еще хуже – вокруг ноль движения, будто даже перекати-поле свалило из города. Я сказал себе: «Чего ты ждал? Это маленький провинциальный туристический городок». Но потом был у этой школы, Маунтин-Крест или как там ее, и в спортзале свет горел. Подъехал ближе и увидел, что дверь открыта и ее тело держит; естественно, я припарковался и выскочил, чтобы помочь, ну и еще, честно говоря, хотел узнать, не эвакуирован ли город. Но потом я подошел ближе и учуял запах из спортзала. Ничего хуже в жизни не нюхал. А я вырос на грибной ферме и три года работал на молочной.

Люси догадывалась, что Эммет собирался им рассказать. Она думала об этом раньше, но выбросила мысли из головы. Маунтин-Крест являлся одним из общественных центров экстренной помощи. Предполагалось, что люди на случай чрезвычайной ситуации, вызванной, например, землетрясением, соберутся на баскетбольных площадках под открытым небом, вдали от строений, и Люси представила воссоединившиеся после обвала связи усталые семьи, которым удалось избежать трансляции про «Хэндсом Вэлли» и уйти из дома из-за бесконечного парада сирен на городских улицах. Они в замешательстве, все еще в пижамах. Малыши плачут, встревоженные громкими звуками, чувствуя страх родителей. Родители задаются вопросом, почему они слышали крики на улице/почему не работают телефоны/почему полицейские едут мимо, даже если махать им рукой. Что за взрыв был вдалеке? Почему в воздухе было так много дыма? Он правда идет из центра? Видимо, двери спортзала открыли, чтобы собравшиеся могли размяться, пока не появится кто-то, кто знает, что, черт возьми, происходит и куда им идти. У кого-то должны быть ответы, верно? Кто-то должен знать, что нам делать, когда реальность рушится.

Вместо ответов пришли дети, поначалу знакомые, и их встречали с улыбками, пока не поняли по подергивающимся телам и ярко-голубым глазам, что с ними что-то не так. Но к тому времени было уже слишком поздно.

– Думаю, да. Вокруг школы были припаркованы машины. Опрокинутые коляски на детской площадке. Но я никого не видел. И как только запах ударил в нос, я испугался и не хотел подходить ближе. Думал, меня вырвет. Но долг перед правдой на первом месте, верно? Я ведь ради нее и приехал.

Никто не ответил. Люси задавалась вопросом, казались ли идеи «долга» и «правды» всем осталь-

ным такими же абстрактными. Они казались причудливыми, вычурными идеями, слишком далекими от мира, абсурдными для их реальности. Люси не думала, что система ценностей может быстро разрушиться, стоит одноклассникам посрывать лица людей о стены пещеры.

– Может, и хорошо, что я ничего не увидел, – сказал Эммет, – Я был примерно в десяти футах от входа, когда тело у двери поползло ко мне. Выглядел человек так, будто на него напали. У него текла кровь из колотой раны на задней части шеи. Я крикнул ему, чтобы он перестал двигаться. Сказал, что иду на помощь. Я добрался до него – это был мужчина, и его руки были в крови. Я присел на корточки, а он поднял голову, и тогда я понял, что дела обстоят еще хуже.

– Нет. Лучше бы так. Но глаз у него вообще не было. – Эммет на мгновение замолчал. – В смысле, они были, но их вытащили из орбит, а потом, э-э-э… видимо, раздавили. Из них на лицо капало что-то прозрачное. Я был в шоке. Вскочил и осматривался на случай, если тот, кто сделал это с мужчиной, придет за мной, но все было тихо, и я понял, что должен помочь ему. Сказал ему лежать спокойно, а я попробую вызвать скорую, но он перевернулся на спину и начал говорить, и это самое ужасное. Вряд ли я все верно запомнил, так что… послушайте.

Эммет смахнул заставку подкаста «Ночного Стража» на телефоне и включил аудиозапись. Люси услышала взволнованный, бессвязный, как у сумасшедшего, голос пожилого мужчины:

«Мне уже не помочь. Помогите Эмме. Пожалуйста. Она еще здесь? Ею овладели демоны. Они вырвались у нее изо рта. Они пытались проникнуть в мой дух, и я почувствовал, как они смотрят на меня изнутри. Но я воззвал к Господу, и Он направил меня. Он подсказал мне, как вернуться к Его свету. Моя жертва была ничем по сравнению с тем, что даровал мне Он. Но Дьявол успел показать мне свой мир, прежде чем я выколол свои глаза. Я видел слишком много. Вы должны знать!.. Предупредите остальных. Под нами есть матери, подобные Лилит, защищающие своих темных детей в пещерах. Их растет все больше. Они скоро поднимутся. В голове, в душе у меня было видение. Две девушки. Они похожи на подружек моей Эммы, может быть, Эми и Дженнифер, но вряд ли это они. С ними было что-то ужасно неправильно. Нагие, опухшие, дрожащие. Они держались за распухшие животы, словно Божьи Матери – еще одна насмешка Дьявола. Они кричали в страхе. Их кожа порвалась, отвисла и местами отслоилась, а под ней было что-то блестящее и липкое, их утробы превратились в пузырившиеся черные мешочки на мышцах. Они лежали на земле царства Дьявола, отчаянно желая уйти, и они кричали: «Почему, Боже?» – и не находили ответов, а затем рука Дьявола подхватила их, и они заскользили вверх по стене, сочась как слизняки, пока не остались свисать с вершины скалистого Ада. Затем их тела слились, а животы распустились, явив нечто тяжелое, блестящее и черное. Оно свисало сверху, и они кричали, пока Дьявол не содрал кожу с их грудей, словно лоскуты, и не закрыл ею их лица, и я больше не видел ничего, кроме той мерцающей твари, что они произвели на свет. Дьявол хотел мне все показать. Чтобы я знал, что будет дальше. Склонился пред его силой. Но со мной был Бог, и я был силен, и теперь я спасен. Но как же моя Эмма? А моя милая Марджори? Я звал их, но долгое время слышал в ответ лишь крики и стоны, а потом все стихло. Пожалуйста, помогите мне их найти! Я верю, именно Его Божественное руководство привело вас ко мне. Так вы поможете мне их спасти? Скажите им, что Дьяволу нужны их глаза, дабы удержать их души! Пожалуйста. Пожалуйста».

Запись подошла к концу. Все на мгновение затихли, ощущая грохот железа под собой, пока Эммет лавировал по улочкам и постоянно проверял зеркало заднего вида, стараясь высмотреть преследователей. Люси и Брюэр обменялись взглядами. Отец Эммы говорил как психически больной уличный проповедник, но Брюэр на самом деле видел яйца на потолке в пещерах.

– Что скажете? Как вам такое? Хотел бы я сказать, что он просто сошел с ума, но все звучало так искренне. Я сбегал за этим космическим термоодеялом из аптечки в багажнике, накрыл его и сказал, что помогу. Я сказал: «Я найду Эмму. Я расскажу ей про глаза». Было ясно, ему осталось недолго. Помимо ран у него на горле были какие-то синяки и припухлости. Кровь запеклась вокруг какой-то дыры на задней части шеи. Он был бледный как привидение. Я решил, что это меньшее, что я мог сделать.

Он снова сделал паузу, но Люси показалось, что на этот раз не из-за наплыва эмоций, а только чтобы набрать воздуха. Ее поражала его способность продолжать разговор без какого-либо участия окружающих, пока не вспомнила, что он сказал про «занюхнул да в десны втер немного». Она представила себе заголовок: «БЕНЕФИС ЖУРНАЛИСТА-НАРКОШИ, СЛОВЕСНЫЙ ПОНОС БЕЗ ОСТАНОВКИ». Но потом она поняла, что испытывала к нему неприязнь из-за того, что его слова и печальный испуганный голос на его записи уничтожили крошечные остатки надежды, мерцающие в сердце, что не давали ей сдаться.

Бедные девочки. Что Джейсон Уорд сделал с ними?

– Потом я вернулся в машину, жалея, что не взял с собой старомодную бумажную карту, а решил положиться на этот кусок дерьма. – Он указал на телефон в держателе на приборной панели. – Потому что я понял: плевать на сенсацию, надо убираться к черту из города. Решил найти старую лесовозную дорогу, проехать мимо военных. Я же как раз и искал нормальную карту, когда вас заметил, ребята. Зашел в этот единственный орегонский торговый центр, но нашел только фундук в шоколаде, копченого лосося да кружки, а когда пошел на выход, меня повалили на землю и какой-то дрожащий подросток с исцарапанным лицом и вывернутыми ногами пополз по мне. Несмотря на всю эту херню, напал он быстро и с силой. Я даже среагировать не успел, а он уже на мне был. Я головой о плитку ударился и обалдел, потом почувствовал запах горелых кальмаров, и увидел прямо перед глазом полный рот сломанных зубов, тогда-то и зашевелился, начал отталкивать его, но засранцу таки удалось один раз… – Эммет указал на распухший круглый след от укуса на щеке. – Я едва оторвал парня от себя, и вот тогда я решил, к черту карту, надо просто молиться и бежать отсюда, прежде чем меня вся эта херня, происходящая в городе, затянет глубже. Потому что, честно говоря – я, кстати, далеко не религиозный парень – у меня такое чувство, будто кто-то открыл врата ада, и единственным спасением будет сбросить на Тернер Фоллс атомную бомбу и стереть его с лица земли.

– В каком-то смысле ядерная бомба уже сброшена, – сказал Стив. – Не знаю, случайно это вышло или таков был изначальный замысел, но теперь ясно, что они воспользовались моментом. Они изучают последствия. Ты, я, все в этом городе – мы в эпицентре событий. Мы уже статистика.

Люси удивилась, услышав Стива – она думала, он навсегда утонул в своем горе и потрясении, – но вот смиренный тон ее совсем не озадачил.

Стив тоже все понял. Чем больше нам причиняют боль, чем больше лишают того, что мы любим, тем нам легче понять, что происходит, без всякой этой сумбурной надежды и проецируемой морали. Тогда становится легче сказать правду.

– Остался единственный вопрос, – продолжил Стив. – Сколько у нас времени до того, как они начнут очистку? Даже если они решили продвигать в СМИ легенду о «Хэндсом Вэлли», то долго они это делать не смогут, слишком рискованно. Вдруг кому-то удастся выйти за пределы окруженного периметра? Или обеспокоенный родственник позвонит сенатору, требуя ответов? И самое главное, если кто-то действительно сидит в диспетчерской и смотрит трансляцию со всех Оракулов, когда этот человек поймет, что потерял контроль?

– Подожди… То есть это все было задумано? – спросил Эммет.

– Ходили слухи о функциях Оракула – это та штука, что всех заражает, – предназначенных для людей в высших эшелонах, так сказать. Теоретически должен быть способ инициировать удаленное отключение устройства или даже уменьшить и остановить преступное поведение. А еще стимулировать торговлю. Думаю, что они встроили эти функции, прикрываясь потребительской логистикой.

– Звучит как очень хреновый эвфемизм для «контроля над разумом».

– Конечно. Нам они представляли все в другом свете. Говорили, что это безобидно. Даже полезно. В планах функция блокировки точно была.

– Чтобы остановить насилие еще до того, как оно случится.

– Да уж… Отлично остановили, – сказал Иуда. – Как вообще эта функция работала?

– Система выявляла бы закономерности и сообщала о них. Если бы мы считали, что сейчас произойдет нечто ужасное, то посылали бы определенный сигнал. Допустим, система идентифицирует ребенка с пониженным уровнем серотонина, который покупает винтовку. Мы смогли бы сообщить об этом, остановить событие до того, как оно начнется. У нас была идея даже посылать визуальный ингибитор.

– Я слышал, как один из них сказал, что в глазах покраснело.

– Да, что-то в этом роде. Но эти функции едва ли в бету вышли, и в созданном нами программном обеспечении для них были только фреймворки.

– А как насчет той штуки, которая вырвалась из Марисоль и просверлила, сука, дыру в ее голове? Это тоже было в бета-версии? – спросил Брюэр.

– Не спрашивай, – сказала Люси. Она вспомнила звук, с которым голова Марисоль лопнула на куски, когда щупальце проникло в ее разум.

– Об этом и речь, – сказал Стив. – Ничего из этого не должно было случиться. Животная часть устройства активировала и захватила управление программным обеспечением, обойдя его защиту. В устройство встроены клеточные ингибиторы. Все побочные эффекты и мутации – гемоцианин в глазах, гиперагрессия, сильные циклические колебания дофамина, тремор – показывают уровень контаминации, которого мы никогда не видели в проведенных ограниченных лабораторных тестах. Но больше всего меня тревожит многоплодное размножение… Кажется, та штука, которая вышла из Марисоль, называется гектокотиль, и я думаю, она выросла в ее яичнике. В ней могли быть яйцеклетки, или сперматофоры, или вообще ничего. Не знаю. Может быть, это была просто тупиковая мутация.

– Но на кой ей понадобилось лезть Марисоль в голову?

– Инстинкт. Обычно осьминог вводит половое щупальце – гектокотиль – в железу, находящуюся в мантийной полости самки.

– Да. Так что эта штука, вышедшая из Марисоль, выбрала самое подходящее место, которое смогла найти, и проникла внутрь. Когда щупальце почувствовало, что спаривание идет не по плану, тогда из нее и выползли уменьшенные версии Оракула. Их я и вовсе не знаю, как объяснить. Могу только предположить, что при внедрении Оракула его клетки сразу начинают создавать какой-то специализированный орган внутри человеческого тела.

Люси чувствовала: Стива утешала его осведомленность. Несмотря на описания чудовищных процессов, его разум цеплялся – чуть ли не восторгался – за знания научного мира.

Она хотела представить Брюэра, его объятия. Вместо этого она почувствовала гаечный ключ в своих руках, вибрацию стали, ударяющейся о кость. И отогнала эту мысль куда подальше.

– Теперь, – сказал Стив, – что еще более важно, так это то, что сказал нам Эммет, потому что, если человек, которого он нашел, говорил какую-то правду, Оракул обнаружил третий способ размножения.

«В сексе он вообще ни о чем, только присунул, едва пошевелил и начал дергаться».

– Джейсон Уорд, – сказала Люси. – Думаю, он вырастил свой собственный гекто… в общем, осьминожий член. Он сделал это с ними, прежде чем исчезнуть.

– Если у них случился секс, то вполне возможно. Если же у него на тот момент уже был Оракул,

то из-за дефицита дофамина он был не способен вступить в половую связь или получить сексуальное удовлетворение. Это, наверное, единственная причина, по которой зараженные, ну…

– Если коротко, то да. – Казалось, Стив был чуть ли не в восторге от этого осознания. – Секс – один из основных стимуляторов дофамина, но из-за того, что Оракул вызывает так много колебаний в уровнях гормонов, им приходится искать другие способы регулирования.

– Убивая нас голыми руками или превращая в яйцефермы? – спросил Иуда. – Просто зашибись, Стив. Нам так повезло!

Люси почувствовала нарастающий гнев Иуды. Но также понимала неуместное веселье Стива: если его гипотеза верна, то, по крайней мере, его жену и дочь перед смертью не изнасиловали.

Вот теперь как все устроено? Мы радуемся тому, что градус зверства не зашкаливает?

– Я не это имел в виду, Иуда. Ни о каком везении тут речи нет… Я просто говорю, что будь Оракул уже в Джейсоне, то сильные колебания понизили бы его уровни оксида азота и способность к эрекции. Значит, называть подобный контакт человеческим сексом неправильно. Скорее всего, на самом деле происходит паразитарная имплантация.

Люси представила Джейсона Уорда, дрожащего в ванной комнате родителей, с двигающимся вставленным в шею устройством. Он не понимает, что с ним происходит и почему, а потом заглядывает в штаны и видит нечто растущее из яичка и свернувшееся кольцом, и это нечто посылает его мозгу химические сигналы: пришло время спариваться. Затем, вместо того, чтобы бежать в больницу или звать кого-то еще на помощь, он звонит девушкам.

Крис Кармайкл сошел с ума. Марисоль, по крайней мере, пыталась бороться. Но Джейсон… Он стал идеальным хозяином, всегда готовым сделать все возможное, чтобы удовлетворить свои желания.

– Однако, – сказал Стив, – я не понимаю, как эти, по сути, инородные сперматофоры взаимодействуют с человеческими яйцеклетками. Возможно, в половом щупальце тоже есть яйцеклетки и им просто нужна матка. А может, все дело в спроектированной нами оболочке, которая исключает отторжения. Я создал для них троянского коня… Поэтому я и не хотел работать с клетками осьминога вообще – их механизмы адаптации остаются далеко за пределами нашего понимания.

– Раньше там работал. Но теперь их нет. Что бы это ни был за проект на самом деле, кто бы им ни руководил, – сейчас ясно, что цель была у них только одна.

– Создать биологическое оружие. Не думаю, что наблюдатели понимают, с чем имеют дело. Когда мы говорим о ядерных бомбах, то оперируем понятиями радиуса воздействия, килотоннами силы и периодами полураспада. У многих видов биологического оружия есть период эффективности, а затем идет ее быстрое снижение. Но это… Чем бы ни стал Оракул, он адаптируется и распространяется быстрее, чем можно заметить по каналу спутниковой связи. И если они не поймут этого в ближайшее время, если они не свернут всю затею, не отключат спутниковый сигнал, не уничтожат это место ядерной бомбой и не зальют кратер токсинами, которые нейтрализуют рост клеток на тысячу лет, – тогда…

Стив не закончил фразу, потому что в этом не было необходимости. Люси почувствовала, как до всех в машине дошла неоспоримая истина: Оракул станет последним экспериментом на людях, хищной, быстро распространяющейся чумой, что изменит человечество до неузнаваемости. Хотя он может и не остановиться на людях, а продолжить приспосабливаться к новой среде, и тогда суша и моря Земли превратятся в постоянно меняющееся, разрывающееся животное, с синтетическим злобным разумом, чьей целью являются лишь питание и рост…

Люси оглядела машину. Все – кроме Эммета, который не понимал того, что понимали другие, поскольку эйфория не давала ему полностью осознать реальность, – были опустошены. Люси

посмотрела на каждого и представила их боль, что они потеряли, и почувствовала в них то хорошее, что помогло им выжить до этого момента; подумала о Хендерсонах и то, как те открыли ей свои сердца, ясно осознавая, что она, возможно, никогда не найдет в себе силы ответить взаимностью; подумала о Брюэре и о том, какие чувства он у нее вызывал даже сейчас, когда ее разум совершенно отделился от чувств.

Затем она подумала о Бакете и о том, что для друг друга они стали тихой гаванью, в которой можно пережить мелкое повседневное насилие подростковой жизни в Тернер Фоллс, и почувствовала, что в мире должно быть еще много других людей, подобных ему, которые пытаются выжить, пытаются быть добрыми, но не подозревают о том, что вот-вот на них обрушится.

Тогда Люси поняла, что сердце ее разбито и никогда не заживет. Но также чувствовала, как ничтожна эта боль по сравнению с теми страданиями, которые предстоят миру, если никто не остановит надвигающуюся катастрофу, поэтому она нашла в себе мужество нарушить тяжелую тишину внутри «кадиллака» 85-го года и сказать правду, которую всем надо было услышать.

– Убежать не получится. Нам уж точно. Осталось это только принять. А потом надо найти способ заставить говнюков, которые наблюдают за нами, уничтожить весь этот гребаный город.

Глава 15
Автостоп

Естественно, не каждый согласится добровольно спровоцировать ядерную атаку. Люси понимала, что Эммет слишком мало пробыл в ловушке Тернер Фоллс, чтобы понять всю серьезность положения.

– Слушайте, все это очень благородно, но лично я как-то не планирую разлетаться на атомы от бомбы. Как насчет отыскать брешь в периметре, сбежать и как-нибудь сообщить всем про военных, как только окажемся в центре внимания?

– Смело с твоей стороны предполагать, что брешь вообще есть. Иногда я слушаю «Ночного Стража», и вы, ребята, всегда говорите о беспилотных летательных аппаратах для ведения войн в условиях города. Беспилотных летательных аппаратах для наблюдения. У нас тут высокогорная пустыня. Открытые равнины, минимальный лесной покров. Даже если нам удастся вывезти это большое корыто на бездорожье, каковы шансы, что периметр не охраняют эти самые беспилотные дроны? Плюс, Стив сказал, они используют звуковое оружие.

Люси представила, как Билл и Кэрол бормочут в гостиной, уставившись в никуда. Она подтвердила слова Стива.

– Они уже использовали его на большей части города.

– Вот именно. Но ладно, предположим, проскочим мы по высоким равнинам и даже найдем лазейку на юге, где нет речных каньонов… А дальше что? Незаметно свалим на этом корыте? Это невозможно. Они нас заметят, мы услышим какой-то странный шум, и все. «Кадиллак» улетит в заросли полыни с полным салоном жертв сердечного приступа.

– О-о-о, экстремальная езда без рук – сказал Брюэр.

– Да. Только в конце мы влетим в можжевеловое дерево, а затем они выйдут в защитных костюмах и увезут наши тела на тестирование, и тогда будет уже не так весело.

– Вот чего я боюсь. И почему не стоит рисковать побегом, – сказал Стив. – Каждый в этой машине имел контакт с зараженными. Откуда нам знать, что с нами все в порядке? Как мы можем быть уверены, что прямо сейчас в одном из нас не растет новый рудимент от имплантата Оракула? И как они остановят распространение заражения, если не будут понимать, с чем имеют дело? Нет. Мы не можем так рисковать. Хотите стать новой Тифозной Мэри и вынести эту заразу в мир?

Люси чувствовала гнев Стива. Внутри отозвался ее собственный.

Он хочет отомстить. И умереть. Он хочет все прекратить.

Но он также прав. Как сказал отец Эммы – это демоны. Их нельзя понять – только уничтожить.

– Это ловушка. Должен быть какой-то выход, надо только хорошенько подумать. Сейчас мы просто реагируем на происходящее. А они делают то, что делают всегда, – контролируют нас страхом, не дают использовать логику, делают насилие доминирующей парадигмой. Выбирают за нас. Вот что они делают. Так у них и получается оставаться у власти.

– Ты меня не слушаешь, политолог диванный. Ты все еще думаешь о людях. Согласен, мы – животные, и худшие из нас приходят к власти и угнетают остальных. Вот почему они сейчас ищут новые методы контроля и защищают то, что считают «запатентованной технологией», – они полагают, что тем самым сохранят власть и влияние. И для этого им нужно делать то, что ты упомянул: они убивают в нас человечность и веру в разум. Военные на границе смеялись, когда пропускали тебя, потому что ты для них даже не человек. Ты – часть чего-то другого. Они переименовывают тебя в «подопытного» или «врага», присваивают тебе расу, нацию или класс – и тогда им больше не нужно о тебе думать. Это слабость, эволюционный пережиток, который нас погубит, но… Так не первый день делается. Если нам повезет, то с этим бороться будем уже после. А то, что происходит сейчас, гораздо менее цивилизованно, понимаешь? Я говорю об абсолютном и жестоком физиологическом контроле. Никакой надежды. Никакого выбора. Нет даже иллюзии свободы воли или возможности перемен. Каждого человека на Земле будут использовать, а после – утилизировать. Или, что еще хуже, Оракул придумает, как заставить нас размножаться. Чтобы питаться. Будет разводить на убой. Но есть у него и злой умысел, которого я не понимаю. Думаю, он не заберет наш разум. Захочет, чтобы мы всё осознавали, могли чувствовать, что с нами делают. И будет получать от этого удовольствие.

«И очень скоро мы найдем тебя, Стив, как нашли твою жену. Как нашли твою дочь».

Стив прав. Внутри ядовитого коллективного разума, который делили эти твари, проросло нечто большее, чем физическая потребность.

Люси вспомнила, как стонала на стуле Марисоль, когда Оракул использовал каждый дюйм ее тела, чтобы вырасти.

«Оно внутри нас, но хочет вырваться наружу. И очень хочет есть».

После слов Стива в машине вновь воцарилась атмосфера безмолвного ужаса и глубоких размышлений.

Люси посмотрела на пистолет, лежащий на коленях Брюэра. Она гадала, сколько же в нем пуль. Оружие вызывало странно-отталкивающее чувство. Она представила, как нажимает на спусковой крючок, и думала, притупит ли оружие ощущение убийства. Понятно, что физическая дистанция создаст дистанцию эмоциональную, и эта мысль казалась опасной.

Ты снова хочешь кайфа. Тебе нужно чувство контроля.

В тебе всегда было это желание. И если ты выживешь, если доберешься куда-нибудь с Брюэром – туда, где вы сможете снова попытаться стать хорошими, – тогда он поймет, кто ты есть.

Так вот почему ты готова умереть? Боишься этого момента?

Брюэр нарушил молчание, и Люси на мгновение была благодарна ему за то, что остановил ее самобичевание.

– Значит, если Оракул, или как его там, вырвется в мир, продолжит мутировать и распространяться повсюду, затем поймет, что мы – расход, типа батарейки из «Матрицы», только мы не спать в футуристичных капсулах и играть в виртуальную реальность весь день станем, а окажемся безвольными инкубаторами и игрушками для убийств, и они будут к нам постоянно подключены, чтобы получить удовольствие от наших страданий, пока что-то в итоге не положит конец жизни на Земле?

– Да, мое предположение. Может быть, конечно, и хуже.

– Хуже? Как, черт возьми, может быть еще хуже? Ты вроде сказал, что та трахающая череп хрень с лицом и щупальцами была одноразовой мутацией. Ты передумал или…

– Нет. Я про «конец жизни на Земле». Некоторые исследователи, которые изучали все необычные особенности осьминогов – старение, странную ДНК-последовательность, изменение РНК, – считают, что мы, возможно, имеем дело с видом, который произошел от существа неземного происхождения.

– Почему нет? Вспомните, что вы видели за последние два дня. Сможете дать всему разумное объяснение? Что, если мы взяли инопланетный разум, изменили его таким образом, чтобы он мог манипулировать нами и паразитировать на нас, а затем в качестве бонуса предоставили ему доступ не только к зараженным, но и к коллективному разуму нашего вида? Программа Оракула взаимодействовала бы с гораздо более сложной версией Интернета, к которой был бы доступ у любого гражданского. Я не знаю, способен ли этот инопланетный организм общаться, но он определенно эволюционировал за короткое время с момента начала тестирования и будет продолжать.

– Ну, то есть он будет знать все то тупое дерьмо, которое мы, по нашему мнению, знаем. И что с того?

– В Оракул мы вложили все имеющиеся данные. Кто знает, чему он сам может научиться. Нельзя отрицать, что он может быть таким же умным, как и мы. И если в деле и правда замешан инопланетный вид, то в какой-то момент он просто должен освоить межгалактические путешествия. И что тогда помешает ему снова куда-то улететь?

– Да. Так что даже если уповать на гибель Солнечной системы или ее поглощение каким-нибудь красным гигантом – оба варианта, кстати, произойдут в очень далеком, непостижимом для нас будущем, – это не спасет нас от оккупации этим существом. Все человечество, наше сознание, физические тела и существование сплетутся с Оракулом в вечных мучениях до скончания Вселенной.

– Вы что, все под кайфом? Мою заначку кокса нашли? Рассказываете мне тут, что какой-то сломанный айфон-мутант вот-вот низвергнет нас в ад. Я такой херни не слышал даже от тех сумасшедших, которые звонят в «Ночного Стража». Успокойтесь, ребят, или я…

Но никто в машине так и не узнал, что Эммет собирался сделать. Его угрозу прервала Тони: она поднялась за водителем, затем обвила руками его сиденье и одним быстрым движением ударила отверткой так сильно, что та вошла Эммету в рот, проколола горло и вышла из задней части шеи.

Затем Тони продолжила тянуть отвертку на себя, и ее рука вошла в рот Эммета, чтобы сломать сопротивление позвонков.

Крестообразный кончик скользнул из тела в подголовник, но остановился в нескольких дюймах от затуманенных ярко-голубых глаз Тони.

Насаженный на инструмент, Эммет закричал, чем Тони и воспользовалась, схватив его за щеки и потянув, чтобы обнажить его окровавленные зубы, и они непроизвольно застучали по пластиковой ручке, торчащей из лица.

Его руки хлопнули по рулю. Ноги одеревенели, вдавливая педаль газа в пол.

– Брюэр! – крикнула Люси. – Подними его ногу. Хватайся за руль!

Брюэр, позабыв про пистолет, бросился исполнять. Люси схватила оружие, удивившись его весу. Она повернулась на сиденье, держа палец на спусковом крючке.

Люси заметила почерневший и посиневший кончик большого пальца Тони – как раз там, где Оракул на шее Марисоль укусил ее. Тони продолжала тянуть кожу Эммета, пытаясь поднести поврежденный палец к глазу.

Иуда успел отодвинуться от нее и заткнуть уши. Он знал, что будет дальше, и Люси тоже знала.

Тони посмотрела на дуло пистолета и улыбнулась.

Точного выстрела не вышло. Сильная отдача сбила Люси прицел, и ствол сместился ниже. В щеке Тони образовалась идеально круглая дыра, а потом Люси услышала взрыв, от которого у нее зазвенело в ушах. Она не видела, как выходила пуля, но заметила осколок черепа, повисший на лоскуте скальпа над ухом Тони. Изо рта хлынул поток крови, а затем ее голова упала вперед. Крошечная струйка дыма поднималась из отверстия в затылке. Тони застонала раз, закашлялась кровью и перестала двигаться.

Эммет еще трепыхался, но позвоночник был поврежден. Его руки лежали на коленях и бестолково подергивались. Несмотря на звон в ушах после выстрела, Люси слышала, как его дыхание вырывается из раны на горле.

Брюэру наконец удалось нажать ногой на педаль тормоза, но у него не было ни возможности, ни времени переключиться на другую передачу. «Кадиллак» затормозил, накренился и заглох.

На мгновение все в машине замерли – если не считать непроизвольных спазмов Эммета.

Затем Тони, находившаяся в жутких предсмертных муках, начала двигаться. По голове и плечам прошла мелкая дрожь, и Люси и Иуда поняли, что в ней еще осталось нечто живое, и оно, чувствуя, что хозяин погиб, готово покинуть дом.

Кровь заливала рану на голове, но было видно, как что-то пульсирует у Тони над лопатками.

– Господи, господи, выпусти меня, Стив. Она заражена. Он выходит из ее шеи.

– Невозможно. Он не мог так быстро вырасти. Точно не от укуса.

Иуда не собирался разбираться. Он перегнулся через Стива и сам дернул ручку двери, впуская внутрь порыв свежего воздуха, который резко контрастировал с запахами оружейного дыма и горелой плоти.

Дрожь Тони стала сильнее. Над массой на ее шее выступила капля крови. Она скатилась, и из отверстия раздался пронзительный вой: выпускное отверстие/клюв возвестил о явлении нового Оракула.

Иуда и Стив тут же выскочили из машины. Брюэр оттолкнул Люси.

Но у Люси был другой план. Она не хотела, чтобы свои последние секунды жизни Тони потратила на рождение мерзости. Она сказала: «Прости меня, Антуанетта», – затем прижала дуло прямо к центру извивающейся, визжащей массы на шее Тони и выстрелила.

На этот раз она знала, что надо крепко держать пистолет. Выстрел пришелся как раз в цель, и штука в шее Тони канула в вечное забвение, где ей было и место.

В ране начала скапливаться кровь. Когда она перестала пузыриться, Люси поняла, что сердце Тони сделало последний удар. Если бы у Люси еще остались слезы, она бы заплакала.

Стив расхаживал по тротуару перед универсамом, за его спиной мелькали вывески видеолотереи и «Счастливые часы! Тарелка такито за 2$».

– Как мы можем быть уверены, что Оракул не циркулирует в воздухе? Что еще умеет эта штука? Необычайно быстрый период развития. Неужели в клюве есть слюнные сосочки, которые вводят новые клетки? Или яйца? Нет, скорее всего, он изменил ее клетки, а не вырастил собственные. Но как у него получилось избежать иммунной реакции? Как он отключает наши механизмы защиты? Мы не сможем убить эту тварь. Кажется, уже слишком поздно. Уже слишком поздно, да? СЛИШКОМ ПОЗДНО, МАТЬ ТВОЮ!

– Слушай, чувак, давай потише. Их стало больше. Услышат тебя и сюда прибегут.

– Ты не понимаешь… Возможно, им даже не нужно нас слышать. Они могут наблюдать за нами прямо сейчас через спутниковую связь. Вряд ли в прямом эфире – это совсем фантастика, – но они могут получать записи с камер наблюдения на зрительную кору головного мозга. А может, у них есть данные GPS с телефона Эммета. Кто знает? Вероятно, Оракул Тони успел подключиться к их… коллективному разуму. Думаю, они знают, где мы находимся. Думаю, они издеваются. Играют с нами. Чувство предвкушения тоже может вызывать выработку дофамина и заключать цикл. Они растягивают удовольствие.

– Ну, по крайней мере, Эммет был прав. Мы правда говорим как сумасшедшие… Но, может, ты тоже прав, и они знают, где мы сейчас находимся. Но если нет, то лучше не давать им такого преимущества.

– Да у них есть все преимущества. Мы уже мертвы. И я это создал. Для компании. Ради гребаных ДЕНЕГ.

– Нет. Ты не знал. Они тебе не всё рассказывали. Ты же думал, что делаешь это для блага людей, так? Ты не мог…

– Я убил их. О, Господи. Я убил их. – Стив закрыл лицо руками и заплакал.

– Нет. Тони убила та штука внутри. И мы не знаем, вдруг Эммет…

Она посмотрела на лежащего на земле Стива. Затем взглянула на пистолет в своей руке. Оружие милосердия.

Я могу положить всему конец. Помочь всем нам.

Она оглянулась на Брюэра: тот наклонился к «кадиллаку» и пытался утешить Эммета.

– Пусть пока поплачет, Иуда. А ты мне пока помоги.

Глаза Эммета остекленели, но он моргнул, когда понял, что Иуда и Люси говорили о нем.

– Без понятия. Только Стив умеет в медицину…

– Про Стива забудь. У него сейчас крыша едет. Так что я тебя спрашиваю.

– Он охренеть холодный, ребят. Я не знаю, есть ли смысл вытаскивать отвертку.

– Он прав. А вдруг мы заденем артерию, когда будем вытаскивать?

Люси выпрямилась и прошептала Иуде так тихо, как только могла, стараясь услышать себя поверх глухоты от выстрелов.

– Что нам делать, черт возьми? Не знаю, какой у нас план, но машина нам пригодится.

– Может, перевяжем его и положим на заднее сиденье? А сами вчетвером втиснемся на переднее. Даже если ему будет неудобно, нельзя его оставлять. Кто знает, что с ним сделают эти зараженные трясучки.

Люси представила, как один из них сидит на груди Эммета, медленно вытаскивает отвертку, а затем проталкивает ее обратно через шею под новым углом.

– Да, нельзя его оставлять. Но, если хотим посадить его на заднее сиденье, нужно все убрать. – Люси кивнула в сторону истерзанного трупа Тони.

В то утро универсам так и не открылся, а вот его окна просто отлично разбились, и через несколько минут Иуда, Брюэр и Люси собрали пакет готовых сэндвичей, бутылки с водой и коробку полотенец, которыми можно было остановить кровотечение Эммета и очистить заднее сиденье.

Иуда завернул голову Тони в полотенце, осторожно вставив кусок висящей кости обратно в череп. Другим полотенцем он прикрыл выходное отверстие в задней части ее шеи, по предложению Люси.

– Не стоит надеяться, что штука, заразившая ее, полностью мертва. Прямо сейчас внутри нее может расти что-то большее. Вспомни Марисоль.

Они начали переносить тело Тони, стараясь обходиться с ним почтительно. Но Люси ненавидела себя за то, что испытывала отвращение и отчаянное желание выбросить труп девушки как мешок с мусором.

Люси и Иуда вздрогнули от облегчения, как только опустили тело Тони в большую полукруглую красную будку в задней части магазина.

– Родители англиканцы, но теперь она только ходит… она ходила только по праздникам, чтобы маму порадовать.

Они оба перекрестились, как умели. Люси сказала: «Покойся с миром», – а затем ушла, молясь, чтобы монстры, вселившиеся в плоть Тони, покинули ее навсегда.

Они открыли все двери машины в надежде выветрить запах смерти, затем скомкали полотенца, чтобы стереть как можно больше крови с заднего сиденья. Люси и Иуда выбросили алые тряпки на улицу.

Мусорим. Теперь уже точно живем в постапокалиптическом мире.

Люси сдержала улыбку, поскольку поняла, что будет выглядеть слишком безумно. Она вышла из машины, чтобы взять себя в руки, пока не начала пугать остальных.

Она оглянулась на сморщенного и молчаливого Стива, на Брюэра, пытающегося утешить Эммета, пока тот бледнел с каждой секундой, на Иуду, стиравшего с заднего сиденья последние следы, оставшиеся после его друга.

Только с Бакетом такое было. С ним можно было высказать вслух свои худшие мысли.

Люси мысленно представила себе комнату. Темную землю, покрытую папоротниками. Бакет испытывал странную привязанность к растениям – говорил, ему нравится их внешний вид и крошечные бугорки под листьями. Вместо обоев стены покрывали записки, которые они с Бакетом кидали друг другу на уроках, – этакие мостики, которые будто сокращали расстояние между партами. В комнате светились четыре больших телевизора с плоскими экранами, по которым транслировалось лесбийское порно и хип-хоп- клипы.

Там был и Бакет: он стоял посреди комнаты и улыбался, свободный от боли, которая сокрушила его разум и украла его из жизни.

Все это для тебя, Бакет. Можешь здесь остаться.

И Брюэр, и Иуда попятились от Эммета – тот дрожал на водительском сиденье. Его глаза закатились, а зубы стиснулись вокруг рукоятки отвертки.

Люси окликнула Стива, но он не обратил на нее никакого внимания.

– Черт. Она заразила его? – спросил Иуда, пятясь от машины.

– Не думаю. С глазами у него все в порядке. И на шее ничего не растет. Просто проткнуто, – сказал Брюэр.

Он вскочил с сиденья и подбежал к водительской стороне, наблюдая за мужчиной с Люси и Иудой. Дрожь Эммета усилилась.

Его вот-вот разорвет. Они близко. Хлынут потоком, а у нас нет еще одного Бламперса, чтобы их отвлечь. Они набросятся на нас и вонзятся в наши шеи…

Глаза Эммета снова смотрели прямо перед собой. Взгляд его был ясным и испуганным. Он посмотрел в сторону Люси и остальных, но отвертка, торчащая из шеи, ударилась о подголовник, и он закричал в агонии. Его глаза снова закатились, затем снова сфокусировались на людях, смотревших на него с улицы.

Помогите. Больно. Очень больно. Помогите. Вытащите.

Эммет умолял их взглядом. Новая волна боли прокатилась по телу, и он закричал:

Иуда двинулся. Люси попыталась его удержать.

– Может. Но есть только один способ помочь ему.

Люси посмотрела на Эммета, на глубокую рану, на бледное лицо на фоне ярко-красной крови, стекающей по рубашке.

Она не хотела, чтобы так получилось – Эммет спас их, пытался помочь, и вот как мир его отблагодарил, – но она понимала, единственным спасением для него был конец, предложенный Иудой.

Она знала, почему смотрела на то, что произошло дальше. Она уверяла себя, что должна оставаться наготове, если Эммет вдруг действительно окажется зараженным, но не стала подходить ближе, когда Брюэр и Иуда, кряхтя, подняли кричащего Эммета с сиденья и отнесли его на тротуар. Они опустили его на землю и прислонили спиной к темно-синему почтовому ящику, склонив голову набок. Иуда взял пистолет за ствол и протянул его Эммету, но дрожь мужчины усилилась, и он едва успел сделать ответный жест в направлении Иуды.

Эммет посмотрел на Люси: его глаза были дикими, испуганными и человечными.

Затем он закрыл глаза, ожидая спасения. Надеясь, как и Люси весь этот день, что боль прекратится.

Иуда поднял пистолет. Подошел ближе, чтобы убедиться, что попадет с первого выстрела.

Люси закрыла глаза и представила себе Иуду с камнем в руках, стоящего над котом, которого Джастин Норрис безо всякой причины пнул в дерево.

Люси открыла глаза на мир, в котором стало на одну добрую душу меньше, и задалась вопросом, будет ли ей когда-нибудь оказана подобная милость.

Она повернулась обратно к восходящему солнцу и окровавленному «кадиллаку», и мысли о хорошей смерти вели ее к аду, ждущему впереди.

Мы должны покончить с этим, Бак, пока они не победили и кошмар не превратился в вечность.

Бакет посмотрел на нее из комнаты в глубине сознания и улыбнулся.

Глава 16
Барак

Когда они открыли багажник «кадиллака», то поняли, что значило эмметовское «оторваться по полной». В основном в чемодане была одежда по погоде, но посередине лежал винтажный мундштук для сигарет, очки с желтыми стеклами, а также потрепанный экземпляр «Ангелов ада». А еще был портфель с набором крошечных пластиковых бутылочек с ликером, таблетками всех форм и размеров и чуть помятых пакетиков с кокаином и грибами. Понятно, почему Эммет так геройствовал. Люси заметила, как загорелись глаза Брюэра, но потом он быстро понял, что сейчас не время «отрываться», а время включить режим бегства от хищника.

Люси же гораздо больше интересовали две папки с документами, спрятанные за наркотиками. В первой было много информации об IMTECH, в основном про патенты и заявки в управление по санитарному надзору. Все это она уже слышала от Стива, но все же от того, каким стерильным языком описали Оракула – персональное интегрированное электронное устройство, синтетические приемники управления, двусторонний мультимедийный интерфейс и т. д., – в горле поднялась желчь.

Никто не говорил прямо – «непроверенные, высокоэкспериментальные имплантаты-полуосьминоги для контроля сознания». Подобные формулировки вряд ли получили бы одобрение. Но сотрудники создали собственную реальность, в которой они собирались спасти всех, исказили язык и формы, и деньги текли рекой, и теперь эти документы похожи на самый дерьмовый и обманчивый некролог человеческой расы.

Вторая папка была загадкой. В ней находилось еще больше разрешений и бюрократических бланков, а под ними – пачка топографических карт, измерений уровня грунтовых вод и графиков прокладки трубопроводов. Единственная заметка, прикрепленная к передней части папки, гласила: «Кому нужно столько воды?»

Очередной вопрос без ответа. Очередной повод понять, как сильно испортился мир, и нет никаких идей, как все остановить и не сделать только хуже.

Она бросила обе папки обратно в багажник и положила руки на бампер. У нее закружилась голова. Перед глазами на мгновение все потемнело, а когда она очнулась, в них стояли слезы.

Спиной она чувствовала солнце, и теплота давила на нее тяжелым грузом.

Несправедливо. Я всего лишь ребенок. Гребаный ребенок.

Ей захотелось схватить портфель и пистолет и исчезнуть в лесу вместе с Брюэром.

Закинемся, будем кайфовать, игнорировать происходящее и выживать так долго, как сможем. А когда они придут за нами, мы сделаем то, что должны, и все будет кончено.

Она повернулась и обняла его так сильно, как только могла. Уткнулась лицом ему в грудь и надеялась, что стук его сердца будет громче, чем паническое сердцебиение, которое чувствовала у себя в голове.

– Я не могу, Брюэр. Больше не могу. Я думала, я сильная, но…

Правой рукой он начал гладить ее по спине, и Люси желала остановить этот момент и почувствовать что-то хорошее хотя бы на секунду, но потом что-то вспыхнуло внутри от его утешений – за добрыми словами скрывалась глубокая ложь.

Прежняя Люси – та, которая цеплялась за выживание любой ценой, – вспыхнула, и она проклинала Брюэра за то, что снова выманил ее на

свет. Она представила, как ее позвоночник светится белым, ослепляющим и неизбежным светом.

– Все хорошо? Хорошо, говоришь? – Люси оттолкнула Брюэра и выпрямилась. – Мы умираем. Они охотятся за нами. Для развлечения! Мы не знаем, как их остановить или даже кто они такие, и в этом нет даже близко ничего хорошего!

Но она уже уходила, ее разум настроился на действие, на единственный известный ей способ успокоить ярость, разрывающую ее изнутри.

Она подбежала к машине с пассажирской стороны, схватила раздвижной нож с пола и сунула в задний карман. Затем подошла и присела на корточки перед Стивом – его лицо было мокрым от слез – и схватила за воротник рубашки.

– Вставай, ублюдок. Погрустил, и хватит. Чтобы больше не лил тут свои крокодильи слезы, ясно? Сейчас встаешь и помогаешь нам, потому что у меня больше нет сил, но и позволить им превратить весь мир в подобие этого гребаного города из дерьмового кирпича тоже не могу, так что вставай и исправь то, как поступил с людьми, используй свой охеренно большой умный мозг и найди способ исправить то, что начал. А потом можешь лечь и умереть. Но не сейчас. Не сегодня. Сегодня ты будешь нам помогать. Сегодня ты все исправишь, или, клянусь богом, я тебя убью.

На мгновение Люси ощутила на себе взгляды Брюэра и Иуды и вспомнила, как Бакет и Брюэр смотрели на нее, когда она убила парня в своей гостиной, а затем почувствовала еще одного свидетеля – позади нее стояла другая Люси, которая понимала, что все сказанное – правда и она может вытащить нож и перерезать Стиву шею от уха до уха.

Та вторая Люси стояла молчаливым свидетелем за первой, чувствуя себя разбитой, маленькой и измученной. Затем Стив наконец сфокусировал взгляд, оторвался от траура и поднялся на ноги. Он встретился взглядом с Люси и кивнул:

Затем вторая Люси слилась с первой, и она снова была целой, но не могла сказать, стала ли она более напуганной или разъяренной, должна ли обнять грустного мужчину или дать ему пощечину, и потому не сделала ни того ни другого, лишь вернулась на дорогу.

Никто не хотел сидеть сзади, опасаясь, что в пятнах крови от Тони остались какие-нибудь переносимые патогенные потомки Оракула. Сиденье Эммета убрать оказалось тоже трудно, поэтому они ограничились тем, что заложили водительское кресло полотенцами. Поскольку у «кадиллака» была механическая коробка, за руль сел Брюэр; рядом с ним села Люси, за ней – Иуда и Стив. Они держались тихих жилых переулков, пока Стив изучал документы из портфеля Эммета.

Наконец Стив перестал кивать и бормотать себе под нос и сказал:

– Нужно им все рассказать, а затем заставить действовать. Думаю, знаю способ, как это сделать, но сначала мне нужно знать, сможет ли кто-то из вас достать взрывное устройство.

– Смешно, Стив, – сказал Иуда. – Сейчас заскочим ко мне домой и возьмем немного взрывчатки и детонаторов.

– Я не шучу. Нисколько. И подойдет любая взрывчатка, которая сможет разнести ПВХ-трубы промышленного класса.

– Я знаю, где можно такое достать, – сказал Брюэр.

– В «Дабл Д» слишком опасно ехать, – возразила Люси. – Вспомни, что случилось в прошлый раз. А теперь уже рассвело. Город просто кишит…

– Так нам и не в город надо. А домой к моему двоюродному брату Родни. В его сарай.

– Чего? – сказал Иуда. – Он что, с Джессапами тусуется?

– Это тупо, но… Иногда нам нравится выезжать в пустыню и взрывать всякое дерьмо.

Люси вспомнила его рассказ про то, как они сбрасывали мебель на свалку и смотрели, как та разлетается в щепки. Похоже, Брюэр испытывал глубокое пристрастие наблюдать, как разрушаются вещи.

Так вот почему я ему нравлюсь? Получается, он видел мою склонность к разрушению, даже когда я сама ее не осознавала? Как он тогда сказал? «Кажется, тебе сейчас нелегко». Это еще мягко сказано.

Может, ему нравится все худшее во мне. Может, и мне стоит полюбить свою плохую сторону.

– Мы с Родни ждали его летней премии, собирались потратить часть на покупку какого-нибудь дерьмового маленького хетчбэка со свалки, выехать на нем за Бернс и там его взорвать. Потом хотели устроить вечеринку. Зажечь костер среди обломков.

– Нам с детства подобная херня нравилась… Но теперь вряд ли получится все сделать. Так что бомба в сарае, если только Родни не сбежал и не забрал ее с собой.

– В основном патроны от пневматики. Горсть шурупов. Подойдет?

– В файлах Эммета есть карты, из которых ясно, что планируется расширение трубопровода, участок уже открыт и работает. Трубопровод находится примерно в полумиле к северу от Восточных Медвежьих пещер.

– Если то, что вы видели, и если человек, выколовший себе глаза, был прав, если все это правда, – то, думаю, Оракул заполнил пещеры яйцами. Ты же видел черную блестящую массу на потолке, верно?

– Тогда что, если видение того старика правда, и это действительно все, что осталось от двух девушек, которых оплодотворил первый испытуемый, получивший Оракула? Что, если они нашли способ размножаться тысячами, в масштабах, намного превосходящих размножение через человеческие тела? Если это так, если мы сможем показать людям, наблюдающим за тестом, насколько опасным стал организм, то, возможно, они инициируют протоколы защиты и сотрут его с лица планеты.

– Хорошо, – сказала Люси. – Но разве они не должны были это увидеть по трансляции Джейсона? Может, они из тех придурков, которым нравится убивать мирных жителей ради исследований, и им все равно. Может, им просто любопытно.

– Для этого нам и понадобится взрывчатка. Мы взорвем трубопровод. Он рядом со склоном к реке. Уровень грунтовых вод там высокий. Лавовые пещеры, которые раньше были каналами, там тоже есть. Если вода хлынет через пещеры, а я уверен, что так и будет, то она унесет яйца Оракула в грунтовые воды и все маленькие притоки, впадающие в реку Дешут. После этого ничто не помешает ему заразить весь остальной мир. Они это поймут.

– И эти протоколы защиты… Они на нас бомбу сбросят, да?

– Надеюсь. Возможно, даже не одну. Они поймут, что нужен мощный удар. Полное уничтожение. Чтобы уничтожить даже пещеры. У них прикрытие – утечка в «Хэндсом Вэлли». Так что о СМИ могут не беспокоиться. Оцепят территорию, перекроют эстакады. Им даже не придется использовать «золотой код» для запуска ядерной бомбы. Президент будет иметь полное право все отрицать. Черт, может, им даже удастся испытать новый вид бомбы.

– Но мы ведь не собираемся взаправду взрывать трубу, правда?

– Нам и не придется. Нужно, только чтобы дрон или зараженный увидел, как мы готовим взрыв, и тогда они начнут зачистку.

Затем Люси выслушала остальную часть плана Стива, и, хотя он казался ей безумным, она осознала, что верит каждому его слову; в глазах Стива она увидела желание отомстить Оракулу и всем людям, включая себя самого, ответственным за смерть его жены и ребенка. А за этим желанием стояли печаль и жажда закончить свою жизнь.

В общем, Стив отменно планировал камикадзе-набеги.

Они обсудили детали плана, и Брюэр направил «кадиллак» на Вестерхаус, к месту, которое когда-то называл домом.

Люси заметила, что по мере приближения к участку он начал нервничать. Его руки крепко сжимали руль. Он сделал несколько глубоких вдохов.

– Да ничего. Это глупо. Осталось еще с прошлого, когда этого дерьма не случилось.

– И то верно? Я, э-э-э… никогда и никого домой к себе не приводил, так что не приходилось этого раньше говорить, но… у меня семья не очень обеспеченная.

В него это вбито. Чувство бедности. Чувство, что ты хуже других.

– Я единственный, кто до старшей школы дошел. Моя семья, по сути, просто белый мусор. Кто-то продает наркотики. Или продавал. Как знать? Я не знаю, жив ли из них кто, и это жесть. Но я знаю, что слухи правдивы. И, да, моя тетя своих собак ненавидит, но не для боев их растит. Вот это уже полная чушь. У меня двоюродный брат в колонии для несовершеннолетних за изнасилование. Еще один сидел в тюрьме за продажу метамфетамина, там героином и передознулся. А на похоронах вся семья закололась по самое «не хочу», будто ничему их произошедшее не научило. Просто безнадега. И Родни тот еще расист, если честно. Так что…

– Я просто не хочу, чтобы у тебя правильное представление обо мне сложилось. Я не хочу, чтобы ты…

Не могу смотреть, как он паникует. У нас тут конец мира, нет? Почему бы и не сказать все, как есть?

– Дэнни Брюэр, ты самый не разочаровывающий человек, которого я когда-либо встречала, понял? Знаешь, будь у меня шанс узнать тебя получше, я бы, может, и влюбилась. Или уже. Сейчас думать об этом не могу. Но знай это, хорошо? Я думаю, ты чертовски крутой. И насрать мне на твою семью. Мои биологические родители были заядлыми алкоголиками, они почти обо мне не заботились и не защищали меня. Однажды они взяли меня покататься, и отец потерял сознание за рулем. Мы влетели прямо в гребаный школьный автобус. Потом, до того, как Хендерсоны спасли меня, я была в приюте, и старшие девочки избивали меня, запирали в чулане для забавы. А затем, несмотря на то, что Хендерсоны так много сделали для меня, я так и не смогла впустить их в свое сердце, а сейчас они, скорее всего, тоже мертвы и я уже никогда не смогу им рассказать, как много они для меня значили.

– Не жалей меня. Просто… не надо. Семью не выбирают, и это нормально. Они – часть нас, но они – не мы. Мы те, кто мы есть сейчас, вместе. Вот и все, понятно?

– Ладно… Да. Хорошо. Но я все равно хочу кое-что добавить.

– Да ладно, это так, один момент. Ничего особенного, но я не хочу, чтобы ты испугалась, когда увидишь, окей? У меня в комнате до хера порно. Типа, все шкафы забиты.

Люси рассмеялась. Она внезапно заскучала по Бакету, а еще ей захотелось плакать, потому что ощутила, что у нее отняли юность и как странно и великолепно все могло бы случиться. А сейчас у них нет времени, чтобы испытать все глупости, потому что Брюэр свернул на грунтовую дорогу, и они приближались к грязному бараку его семьи, и когда подъехали, то увидели, что два ближних здания были сожжены дотла. Все, что осталось от первого, – арматура да обугленные опоры из шлакоблоков. От второго уцелело чуть больше, но в оставшихся домах их ждало кое-что похуже.

Пистолет Эммета был у Иуды, поэтому он первым подбежал к зданиям, а потом крикнул:

– Никого не вижу. Думаю, что они давно ушли. Но, э-э-э… Лучше не ходи сюда.

Брюэр вытащил ключи и протянул их Стиву, который вернулся в состояние комы. Затем он выскочил из машины с пепельно-бледным лицом. Он с трудом сглотнул. Люси вышла вслед за ним.

– Если посмотришь, уже никогда не забудешь, – сказала Люси.

– Если наш план сработает, то долго помнить не придется, – ответил Брюэр. Он направился к развалинам дома своей семьи. – Я должен знать.

Люси хотела удержать его. Заметил ли он едкий запах, идущий от обломков?

Он должен понимать: они мертвы. Разве этого недостаточно?

Она поняла, что он не собирается останавливаться, и побежала догонять.

Брюэр одним прыжком поднялся на вершину залитой бетоном лестницы, заглянул в проем, который раньше был дверью, и остановился как вкопанный.

Люси заглянула ему через плечо: по куче костей, расплавленного жира и плоти невозможно было понять, кто и как умер. Маленькое тельце полулежало в остатках кресла: обугленный труп с отвисшей челюстью раскинул руки в стороны, а изо рта торчала более крупная третья рука. На полу валялись останки двух взрослых, их ноги были связаны стальной проволокой. Судя по оставшимся клочкам волос, это были мужчины. Между ними втиснули туловища двух собак с переплетенными ребрами и, судя по всему, соединили их до того, как подожгли. А с конечностями – и собачьими, и человечьими – был полный хаос. У мужчины не хватало руки, и Люси догадалась, что ее воткнули в череп трупа в кресле. Руки второго заменили собачьими головами, их обожженные морды превратились в застывшие оскалы. Левому вскрыли живот, органы валялись в стороне. Правому пробили грудную клетку: частично расплавленный шар для боулинга с монограммой покоился меж раздробленных ребер.

– Тетя в кресле сериалы смотрела. Сказала, устроит марафон мыльных опер, – произнес Брюэр. Он повернулся к Люси. – Ты говорила, трансляция по телевизорам была? Может, она уже не в сознании была, когда… когда они добрались до нее. Но Родни и Эрик… Думаешь, они всё чувствовали? Ты думаешь, они заставили их смотреть?

Люси понимала, что нервный срыв Брюэра в их плотный график вписать не получится, поэтому солгала.

– Нет. Они же сильными парнями были. Уверена, их сначала убили, а потом уже сделали остальное, чтобы нам сообщение послать.

Люси внезапно поняла простое «все хорошо», что сказал ей Брюэр. Иногда нет таких слов, которые могли бы утешить человека, и все, что остается, – это пытаться не дать человеку потерять здравость ума.

– Ты видел, чтобы кто-нибудь, кроме Эммета, разъезжал по городу? Думаю, они пришли за всеми, кто еще был жив. Думаю, они нахлынули на Тернер Фоллс волной.

– Но они знали, где я живу. Если бы только я не продавал им наркотики…

– Они бы все равно узнали. У них есть вся информация, помнишь? Это не твоя вина.

Она попыталась отвернуть его от кровавой бойни, чтобы он посмотрел на нее. Но Брюэр не сдвинулся с места. Люси не понимала, дышит он или нет, и задавалась вопросом, сможет ли удержать его, если он потеряет сознание.

Она сделала шаг, и сначала ей показалось, что под ногой прогнулась и треснула половица. Но потом Иуда закричал от боли, и она осознала, что ошиблась.

Она повернулась на крик и увидела, как Иуда отшатнулся в сторону, слабо хватаясь за лезвие топора, вонзенное ему в затылок. Пистолет упал с глухим стуком на землю. За ним стояла девочка лет одиннадцати в фиолетовой пижаме, она улыбалась, и судороги на ее лице прекратились, пока она наблюдала, как Иуда падает в пыль.

Место сбора. Они заразили большую часть города.

Как сказал отец Эммы? «Ею овладели демоны. Они вырвались у нее изо рта».

Наконец он повернулся, его глаза становились все больше от шока, но увиденное его не парализовало. Похоже, Люси заразила его своим гневом, потому что он выскочил из развалин и подбежал к телу Иуды, поставил ногу на спину своего друга и вытащил топор из черепа. Тот вышел из кости со скрипом, и Люси мельком увидела обнаженный мозг Иуды, прежде чем рана заполнилась новой кровью.

Справа от Брюэра маленькая девочка и Стив пытались схватить упавший пистолет. Брюэр приближался к ним с топором. Люси ждала еще треск, но так и не увидела, что произошло.

В одно мгновение она стояла, а в следующее что-то тисками схватило ее за лодыжки и дернуло ноги назад. Голова ударилась о почерневшие доски пола, и перед глазами поплыло.

– Катаешься с этим гре… гре… гребаным наркоманом Брюэром? Мы тут ему услугу оказали, спалили все дотла. Ты бы видела Родни. Он плакал как сука, пока шар для боулинга колотился у него в груди рядом с сердцем. Думаю, смогу… да… Я все вижу. У меня теперь… хо… рошо получается.

Бен Брумке. Следы от ногтей на лице уже зажили – слишком быстро. И он стоял над ней. Когда Эммет видел его, у него ноги были свернуты в другую сторону. Как…

Его глаза еще сильнее посинели и затуманились, когда он вернулся к воспоминаниям об убийстве семьи Брюэра. Затем туман так же быстро исчез, и его глаза снова стали чистыми и жестокими.

Он ударил молотком у ее головы, расколов половицу.

– Видишь это? Они делают меня сильнее. Я думал, что после крушения я всё.

– Но мы выросли. Связь снова заработала. Они научили меня, как чувствовать себя хорошо. Все, что мне нужно делать, – вот это. – Он указал на усеянный трупами пол. – Честно говоря, я всегда хотел этим заниматься. С каждым разом становится все лучше, как и сказал Джейсон. А теперь его нет, и здесь растет что-то большее. – Брумке постучал молотком по голове. – Чем больше мы его кормим, тем меньше времени проводим в пустоте. Тем лучше себя чувствуем.

Девочка закричала. Раздалась стрельба. Люси ничего не видела.

Брумке поднял голову. Похоже, ему было любопытно увидеть источник воплей.

Люси воспользовалась моментом, и все произошедшее дальше было как в тумане. Люси изо всех сил взмахнула левой ногой, ударив Бена по голеням, и, несмотря на то, что Оракул оплел его позвоночник и ноги, она услышала, как внутри парня что-то хрустнуло, а потом его тело рухнуло на пол. Она запрыгнула на него, он замахнулся молотком, но Люси смотрела, как ее собственная правая рука опускается быстрее, сжимая в кулаке щепку деревянного настила, и, когда она вогнала щепку в левый глаз, он потерял желание атаковать, и молоток с грохотом упал на пол.

Но Люси не замечала этого – она снова стала другой Люси, в ее груди горел огонь, и она знала одно: кто бы или что бы под ней ни находилось, у него больше не будет шанса напасть на нее. Она засунула большой палец левой руки ему в глаз, а затем потянула, пока не почувствовала, как что-то поддалось. Только тогда она пришла в себя и услышала жалобный голос, доносившийся из-под ее напряженного тела.

Люси выполнила его просьбу и помогла единственным известным ей способом.

Молоток приятно лежал в руках, и она высоко замахнулась, надеясь, что сможет убить мозг одним ударом.

Треск эхом разнесся в воздухе пустыни. Молоток вошел глубоко. Бен Брумке закричал, его руки судорожно затряслись по бокам. Люси выругалась и замахнулась снова.

На этот раз все получилось: из горла Бена вырвался ужасный пронзительный свист.

Люси почувствовала, как ее охватило отвращение, и вогнала молоток в визжащую массу, что дергалась на шее Брумке, нанося удары до тех пор, пока его кожа не лопнула, а внутренняя часть шеи не превратилась в кашицу и не расплющилась и звуки внутри него не прекратились.

Она встала и увидела Брюэра – парня, которого, как считала, смогла бы полюбить. Тот едва стоял на ногах, опираясь всем весом на окровавленный топор и тяжело дыша. Пот струился по его лицу. Останки зараженной паразитами маленькой девочки лежали перед ним с огнестрельной раной в животе; ее голова отделилась от тела и катилась к подъездной дорожке, словно перекати-поле.

Люси помахала ему свободной рукой, сомневаясь в мире, в своем здравом уме – да вообще во всем. Затем она сказала первое, что пришло ей в голову:

Она начала смеяться и думала, что не сможет остановиться.

Топор с легкостью справился с висячим замком на сарае. Люси была рада, когда они нашли бомбу, хотя на деле она оказалась меньше и проще, чем Люси себе представляла.

По словам Брюэра, Родни оснастил самодельную бомбу запалом с длительной задержкой отчасти потому, что не был сильно технически подкован, а отчасти потому, что ему хотелось, чтобы бомба походила на старую динамитную шашку. Однако Стив сказал, что, для того, чтобы план сработал, бомба должна выглядеть так, будто подключена к ручному электродетонатору, и через несколько минут Брюэр соорудил то, что, как он надеялся, вполне за него сойдет. Затем они завернули самодельную бомбу в сверток с одеждой Эммета и аккуратно положили ее в багажник.

Бомба в машине нервировала Люси, но не сильно, ведь смерть и так уже была в ее планах.

Они оставили Иуду в грязи, поскольку были слишком измучены, чтобы устраивать похороны. Люси полагала, что каждый и так знал, каким хорошим парнем он был, и каждый понял, каким теперь стал беззаботным и мертвым.

Они сели в машину. Брюэр толкнул Стива, чтобы тот пришел в себя, схватил ключи и завел двигатель. Исступление Люси наконец прошло, и она почувствовала опустошение. Она положила голову на плечо Брюэра.

Стив открыл рот, будто хотел спросить их, что случилось, но потом заметил отсутствие Иуды и сказал:

Он выскочил из машины, покопался пару минут в багажнике, вернулся и закрыл дверь со стороны пассажира.

Он протянул картонный постер размером два на два фута. Надпись гласила: «ВПЕРЕД, САРА! ПО МИЛЕ ЗАРАЗ И ПИВО НА ФИНИШЕ!» Другая сторона, к счастью, была пуста.

Он снял колпачок с толстого маркера и начал писать на чистой стороне. Они отъехали от дома Брюэра, отчаянно надеясь, что все, что они там сделали и увидели, скоро превратится в пыль.

Глава 17
Деление клеток

Почерк Стива был не ахти, и на плакат он втиснул много информации. Выглядело все как код. Люси поняла, что ей придется поверить, что написанного будет достаточно, чтобы убедить людей совершить немыслимое.

Мы хотим, чтобы они уничтожили известный американский город с помощью ядерной бомбы. Наш план – убитый горем ученый с маленьким плакатом и два подростка с самодельной бомбой.

– Согласно документам Эммета, это широта и долгота того места, где вы взорвете трубу. Или, по крайней мере, где заложите бомбу. Я отметил место на карте, которую дал Брюэру. Он сказал, что знает район. Неважно, как они будут следить за вами, дайте им увидеть детонатор в руке. Тогда они не убьют вас и не пошлют роботов-бомб, чтобы извлечь устройство. Будьте рядом, вместе держите детонатор.

– А что я? Не знаю. Убьют, наверное. Не думаю, что они рискнут поместить меня в карантин, хотя тогда я смогу лично изложить всю ситуацию.

– Конечно. – Стив нашел в себе силы рассмеяться. – Да нет. Вероятно, убьют меня сразу там. Я просто должен убедиться, что они увидят это сообщение. Вероятно, остановят меня. Но вы, ребята, делайте, как договорились, и тогда я, может, проживу достаточно долго, чтобы увидеть взрыв.

– Я хочу знать, что Оракул полностью уничтожен. Это единственное, что может спасти меня от вечных мук и воссоединить с семьей, если после что-то будет.

– Раньше не верил. Закоренелым атеистом был. Но то, что я видел за последние два дня… Если ад есть, то мы сейчас в нем. Так что, наверное, есть что-то еще.

Люси не купилась на его рассуждения, но поняла его – он хотел спастись от самого себя.

Брюэр свернул на шоссе, ведущее на восток. Несколько новых жилых комплексов усеивали пейзаж, но вскоре они исчезли, и все, что осталось, – это черная дорога, зелено-бежевая пустыня, далекие заснеженные горы, и – где-то между ними и всем остальным миром – люди, которые очень хотели понаблюдать за их смертью.

Они ехали до тех пор, пока не увидели блокаду – слои бетонных блоков, военных машин, фургонов и вышек связи, а за ней – гигантская стена динамиков, увенчанная яркими сияющими серебряными шарами.

– Без понятия. Никогда раньше не видел ничего подобного, – сказал Стив. – Слышите жужжащий звук?

Люси слышала. Она опустила взгляд на свои руки – тонкие волоски встали дыбом.

Вот откуда идет трансляция. Вот так они и парализовали весь город. Или же этим блокируют сигнал сотовой связи. Или же будут отключать Оракула, если кто-либо из зараженных подойдет слишком близко.

Какая огромная застава. Как давно это оборудование здесь находится?

– Тут всего полторы мили в другую сторону, потом небольшой съезд, и мы на месте.

Развернутый «кадиллак» стоял с открытыми дверьми и заведенным двигателем. Топографическая карта с отмеченным Стивом трубопроводом лежала на переднем сиденье, придавленная пистолетом Эммета с полупустой обоймой. Самодельную бомбу переложили на заднее сиденье. У Брюэра в кармане была зажигалка Эммета на случай, если придется поджечь настоящий предохранитель бомбы, который теперь казался опасно коротким. Люси держала молоток в левой руке, а в заднем кармане лежал нож.

В последний раз, когда она приезжала в этот район с Хендерсонами, они устроили пикник возле популярной у альпинистов скалы, и Билл показал ей, как извлекать нектар из луковиц жимолости. Ей было весело, пока она случайно не сорвала цветок с пчелой, спрятавшейся под лепестками, и не получила ужасный укус в нижнюю губу. Билл сделал ей компресс из бумажных полотенец со льдом и отпустил несколько глупых шуток о том, что Люси должна «быть более осторож-ж-жной», и все снова стало хорошо.

Я никогда больше не испытаю подобного. Но, может быть, у нас получится уберечь этот мир от исчезновения.

Люси представила себе циферблат: «ВРЕМЯ УМИРАТЬ».

Если Стив и боялся, то не показывал этого. Он поднял плакат, убедился, что держит его правильной стороной.

– Спасибо. Вам тоже. И помните: если к двум они не предпримут никаких мер, вам придется зажечь предохранитель. Заставьте их действовать. Уверены, что сможете это сделать?

Брюэр посмотрел на далекую блокаду. Люси задавалась вопросом, думал ли он о своей семье и о том, как то немногое, что у него было, оказалось разорено и сожжено дотла. Или он представлял себе будущее, в котором его считали человеком, обрушившим весь ужас на остальной мир? Что, если военные им не поверят? Что, если Брюэр вызовет наводнение и никто не остановит потоки вод и заражение планеты?

Черт. Мы вообще должны сейчас пить молочные коктейли и сидеть в парке.

А Стив должен болтать с семьей, делить с ними попкорн на диване, смотреть какой-нибудь тупой фильм о супергероях.

Люси крепко зажмурилась и на мгновение пожелала, чтобы безумие пропало из их жизней, как внезапно вспыхнувшая и исчезнувшая лихорадка. Но потом она открыла глаза, и Стив сказал:

– Я хочу, чтобы ты знал, что я благодарна тебе за то, что ты взял себя в руки, хорошо? Спасибо, что не сдался.

– Ну, да… Но ты, наверное, все равно этого хотел. – Стив опустил голову. – Тебе так было бы легче. А сейчас… это тяжело. И я верю, что где бы сейчас ни была твоя семья… Верю, они гордятся тобой.

Стив взглянул на небо, затем несколько раз моргнул и снова посмотрел на Люси.

Он был прав. Точка невозврата осталась далеко позади. Все, что у них теперь есть, – это план. Стив поднял свой плакат над головой и продолжил движение по дороге.

Люси пошла обратно к Брюэру и машине. Она не знала, было ли все сказанное Стиву о его семье правдой, но в том, что, перед тем, как он пошел навстречу своей смерти, она ему солгала, не было ничего плохого.

Они наблюдали за развитием событий через заднее стекло машины. Брюэр переключил на первую передачу, одну ногу держал на тормозе, другая нависла над педалью газа. Стив хотел, чтобы они сразу уехали, пока их не начали преследовать, но Брюэр и Люси должны были удостовериться, что сообщение Стива увидели. В противном случае какой будет смысл уезжать? Что они будут делать, если умчатся, а потом поймут, что никто даже и не знает, что они сидят у трубопровода с бомбой? Или, что еще хуже, из пещер выползет еще больше дергающихся кровожадных придурков и нападет на них, прежде чем военные поверят, что все угрозы, человеческие и нечеловеческие, реальны.

В тайнике Эммета бинокля не нашлось. Люси использовала приближение камеры на телефоне Стива, чтобы наблюдать за ним, но изображение сильно дрожало с каждым ударом сердца, и она постоянно теряла его из виду.

Стив удалялся, становясь все меньше и меньше. Люси прищурилась и заслонила глаза от полуденного солнца.

Брюэр прав. Нужно уезжать. Сможет ли это корыто убежать от того, что они пошлют за нами в погоню?

Она оглядела горизонт, затем поняла, что на мгновение потеряла Стива из виду, потому что тот не двигался.

– Они разговаривают с ним по громкоговорителям? – Брюэр опустил стекло, чтобы прислушаться. – Они послали переговорщика?

Люси заметила движение. Маленький беспилотник завис в десяти или двадцати футах над тем местом, где стоял Стив. Она едва могла его разглядеть: тонкая черная рама и какой-то белый контейнер снизу.

– Черт возьми, да! Они увидят знак. Они поймут!

Стив, похоже, подумал так же. Она видела, как он вытянул плакат к зависшей в воздухе машине. Его тело и руки дрожали – он кричал?

Что бы Стив ни делал, это вызвало немедленную реакцию. Что-то на нижней панели дрона заискрило.

Но затем Люси увидела мерцание в воздухе под дроном и тонкую черную форму, выходящую из центра, а затем яркий свет, сияющий на конце механического хоботка.

Тот повернулся, чтобы бежать, все еще держа плакат, но тут искра света превратилась в струю пламени, охватив его яркой вспышкой, и его тело тотчас пропиталось топливом, выходящим из огнемета на нижней части дрона.

«Кадиллак» рванул вперед, чуть не отбросив Люси на грязное заднее сиденье. Она собралась с духом и наблюдала, как Стив сделал два шага, три, а затем рухнул на плакат, что горел ярко-белым и извергал в небо густые клубы черного дыма.

Она представила, как оператор дрона замечает движение – человека, приближающегося к стене.

А если он подумал, что Стив – просто один из зараженных, который пытается вырваться из контролируемой компанией зоны тестирования? Что, если его работа – просто поджигать все, что движется?

Она отвела взгляд от огня. Стив сделал все, что мог. Он пытался, а теперь его не стало.

Она посмотрела на Брюэра: его руки мертвой хваткой вцепились в руль машины, кожа покраснела, а глаза стали дикими. Его лицо казалось юным и испуганным.

Позади Люси тлел Стив и его послание – два черных пятна пепла на пустынной земле.

Впереди ее ждала только неопределенность. Лишь последняя надежда трепыхалась внутри, повторяющаяся по кругу, отзываясь дрожью в костях.

Через минуту Люси осмотрела небо и дорогу, почти надеясь на погоню. Так бы они знали, что сообщение Стива получено. Что им не плевать.

Поедем с нами в пещеры. Я покажу вам, где две девочки поднялись до потолка и разлетелись на тысячу маленьких Оракулов.

Нет. Ни одной военной машины на шоссе. Она высунула голову из окна. Ни одного дрона над головой, никаких вертолетов, наблюдающих за ними. Если бы не свист воздуха в открытые окна и гудение двигателя, они бы погрузились в абсолютную тишину.

– Как думаешь, они видели? До того, как сожгли его?

Она представила себе группу военных, ученых и бизнесменов, смотрящих в мониторы с бесстрастными лицами. Оценивали результаты. Прогоняли цифры.

Она представила, как скучающий, почти в коматозном состоянии, оператор дрона с радостью активирует оружие на своей игрушке, завидев движение, а затем думает: «Минутку. Что там на плакате было?»

Одна-единственная ошибка будет стоить им всего мира.

В голосе Брюэра звенела глубокая паника, он часто дышал и побледнел.

Такой груз нам не по плечу. Но больше некому его нести.

Поэтому – очередная ложь, лишь бы марш смерти не заканчивался.

– Думаю, видели и поверили. Вот почему не стали рисковать. Вот почему сразу же его убили.

– Они начали зачистку? – Его голос стал выше.

– Кажется, да. Так что давайте доберемся до труб до того, как нас догонит и поджарит дрон.

Она представила стену пламени, врывающуюся в открытое окно машины, почувствовала жар на коже, увидела, как они будут гореть, крича сквозь плавящуюся кожу, как «кадиллак» перевалит через обочину и унесется в пустыню, оставляя за собой клубы дыма.

Должно быть, Брюэр тоже представил. Они одновременно закрыли окна.

Они миновали маленькую зеленую металлическую табличку с надписью «19». Вдалеке виднелось обугленное дерево, его ярко-белые и черные ветви резко контрастировали с живой зеленью вокруг.

Можжевеловое дерево, в которое попала молния.

В другом мире Брюэр рассказывал мне о нем, прежде чем мы спустились в пещеры. До того, как я вышла оттуда убийцей и провела летние каникулы, наблюдая, как все умирают.

Они достигли поворота на пещеры; Брюэр ехал так быстро, что заднюю часть машины занесло.

Люси вспомнила, что Брюэр сказал ей и Бакету, когда они в первый раз свернули на старую грунтовую дорогу. Она решила, что стоит снова отметить это событие, и попыталась как можно лучше сымитировать голос Брюэра:

Слова разбили ей сердце, но потом Брюэр сказал: «Черт возьми, Люси», – и они оба рассмеялись, и было приятно пережить этот прекрасный момент.

Труба оказалась больше, чем они ожидали, почти выше Брюэра, с черной пластиковой оболочкой, на вид толстой и твердой. От нее исходил ядовитый химический запах, который становился все сильнее по мере приближения. Трубу держали ряд бетонных опор и болтовых колец, и Люси подумала, что разрушить их не получится, и весь их маленький план пошел крахом.

– Думаешь, маленькая бомба Родни сможет хотя бы вмятину оставить?

– Да. Если засунем ее под опору… Для всей высвободившейся энергии просто не будет места. Положи петарду в раскрытую ладонь – будет ожог. Но сожми кулак, и она оторвет тебе пальцы, верно?

Люси задумалась, сколько же безмозглых людей зажимало в руках петарды, раз этот факт стал таким очевидным. Она о таком раньше не слышала, но Брюэру доверяла.

– Ага. Так куда ее положим? Провод детонатора короткий.

– Так, ну, эта сторона смотрит на пещеры… – Брюэр прошелся вдоль трубы и заглянул под нее. – Здесь есть место. Воткнем ее сюда, зафиксируем клейкой лентой из багажника, чтобы не съехала. Затем протянем шнур к детонатору, обхватываем его руками и ждем, когда появится кавалерия и подтвердит, что мы и правда сумасшедшие, раз хотим превратить это место в пойму. – Брюэр посмотрел на часы. – Время?

Люси подумала: «Время понять, что план – безумие, бредни человека, который хотел верить, что сможет искупить свои непростительные поступки. Время нам с тобой сесть в „кадиллак“ и уехать далеко-далеко в пустыню, принять все наркотики Эммета и трахаться, пока не передознемся или пока нас не подожгут летающие роботы. Время перестать геройствовать и в оставшееся время побыть просто Брюэром и Люси».

Она вспомнила предсказания Стива – живые существа Земли сливаются в гноящуюся, зараженную Оракулом массу плоти, вечно подчиненную и вечно страдающую.

Люси не знала, что отчаяние может навалиться волнами и его тяжесть возрастает в геометрической прогрессии с каждой минутой после того, как ожидаемый апокалипсис не случается.

Они сцепили руки на самодельном имитаторе детонатора Брюэра, и оба видели время на его часах.

Они не видели сообщение Стива. Или не поверили ему.

«По крайней мере, – подумала Люси, – я с Брюэром». Он сидел, прислонившись спиной к одной из опор трубопровода. Она села меж его ног и прислонилась к нему, чувствуя, как быстро поднимается и опускается его грудь, а также тепло его кожи через одежду. Она хотела прижаться еще ближе, чтобы между ними не осталось ни дюйма, но нужно быть начеку. Нужно было увидеть хоть какое-то доказательство того, что за ними наблюдают. Должен быть знак, что про них знают. Кто-то должен поступить правильно, чтобы остановить наводнение.

Серые облака клубились над пустыней – Люси всегда поражалась тому, как быстро движутся облака, когда ты на равнине. Солнце померкло, и ветерок прокатился по земле, проникая сквозь двухфутовую щель под трубопроводом, вызывая дрожь у Люси и Брюэра. Он обнял ее крепче. В ее груди расцвело тепло от очередной утешительной лжи.

Как там сказал Стив, окситоцин? Больше стимулов и реакций. Я на них подсела, как и эти дергачи.

Но она не стала подавлять теплое чувство и постаралась игнорировать гнев, который вспыхнул, когда она поняла, что заслуживает большего.

Она закрыла глаза, желая, чтобы в мире не осталось ничего, кроме того, что было у нее внутри.

Она еще сильнее прильнула к Брюэру, чуть подтянулась и виском прижалась к его щеке.

Затем он заговорил, и она почувствовала его теплое дыхание на коже, прежде чем осознала, что он сказал:

В сотне ярдов от них бежала девушка. Борясь с дрожью, она мчалась к Люси и Брюэру, оглядываясь через плечо.

Брюэр все держал правую руку с рукой Люси на детонаторе. Он протянул левую и поднял пистолет Эммета.

Люси надеялась, что Брюэру не придется из него стрелять. Иначе ей придется выбирать: словить пулю или быть заживо сожженной дроном…

Девушка приближалась. В ее руках не было оружия. Темные рваные джинсы. Светло-серая толстовка с капюшоном, испачканная кровью.

Брюэр опустил палец на спусковой крючок. Люси подумала о ноже в кармане.

К черту фальшивый детонатор Стива. Мы должны бороться.

Тело Брюэра напряглось. Они слышали прерывистое дыхание девушки.

Но затем, в пятнадцати футах от Люси и Брюэра, девушка рухнула на землю, скользя на руках и коленях, подняв облако пыли.

Девочку вырвало желчью, и Люси поняла, что это не в первый раз.

Затем девушка подняла на них глаза, изо рта у нее свисала струйка прозрачной слюны, один глаз был затуманен голубым, другой – карим и сильно налит кровью.

Она бросила учебу год назад, но Люси время от времени слышала про нее. Говорили, что она была еще большей наркоманкой, чем Брюэр.

Словно отвечая на догадку Люси, девушка полезла в карман толстовки и достала пластиковый пакетик. Внутри находился белый порошок и маленький медный ключик. Ада попыталась контролировать руку, поднесла пакетик как можно ближе к лицу, зачерпнула ключом последние остатки порошка, засунула его в ноздрю и сильно втянула воздух.

Рука, отнятая от лица, больше не дрожала. Она уронила пакетик и ключ на землю, и Люси наблюдала, как ярко-синий туман, закрывавший правую радужку, рассеялся и глаз стал почти карим.

– Это остатки. Черт, это всё. Хоть бы… подольше штырило. Сначала нарушало сигнал, но… Я чувствую их. Уже почти не работает.

– Ада? – Голос Брюэра был тихим, растерянным и обеспокоенным.

– Я была на вечеринке во второй пещере, когда все пошло наперекосяк. Думала, Энджи Паттерсон снова накачала меня наркотиками. Попыталась привыкнуть. Худший трип в жизни, думала. Пережидала. Потом Джейсона Уорда начало тошнить пауками. Потом я упала. Потеряла сознание или думала, что потеряла. Проснулась и побежала. Но трип все не заканчивался, и чувствовала я себя ужасно. Бродила по пустыне. Думала, дневной свет поможет, но стало только хуже. Так больно. Все дрожит. Голова… Они показывают мне видения. Ужасные вещи. Что они делали. Я подумала, кокаин приведет меня в чувство. Привел, правда, на секунду, но они становились все сильнее и сильнее. А потом увидела в видении тебя, ты освобождал людей. Это все, чего я хочу. Так что больше никаких вопросов, хорошо? Просто пообещай.

– Что убьешь меня. Пожалуйста. Мне это нужно. Не дай им забрать меня. Я видела тебя здесь. – Ада указала на голову. – Видела тебя дома, через Брумке. Видела это место через дрон. Координаты на плакате. Вот почему я пришла – я расскажу вам, что они делают. Но ты должен пообещать.

Произнеся последнюю фразу, она посмотрела прямо на Люси.

Она видела, что я сделала. Она знает, что я убью ее.

Но Брюэр заговорил первым. Это была его подруга.

Теперь он тоже сломлен. Они его сломали. Они сломали всех нас.

– Хорошо, тогда слушай. Я закинулась, пока к вам бежала, но мы больше не знаем, что они видят. Оно так глубоко. Мы чувствуем, как оно проникает в нас. Захватывает нас. Так что, может быть, они видели. Может быть, они идут.

– Они, из пещер. Те, кто готовится. Они перемещают яйца вниз. – Тело Ады затряслось. Одна нога чуть не подкосилась. – Больше не нужно ждать дождей.

Ада вздрогнула и стиснула челюсти, намереваясь закончить.

– Они хотят, чтобы ты взорвал трубопровод. Но нельзя. Это будет только в помощь им и тому, что растет у нас головах. Оно придумало, как перехватывать сигнал. Редактировать. Блокировать его. Спутник теперь принадлежит ему. Он – часть того, что растет в нас. Люди на другой стороне не знают, кем мы стали. Что мы делаем. И никогда не узнают. Спутник взял сигнал дрона, транслировал его. Накормил нас, а им ничего не оставил. Ни старика. Ни знака. Ничего. Они ничего не видят и не понимают.

Люси наблюдала, как голубая рябь расплывается по радужкам Ады. Ее голос стал еще ниже.

– Никто вам не поможет. Вам осталось только бежать. Берите бомбу. Найдите выход. Если вы этого не сделаете, мы вас найдем. – Ада улыбнулась, ее голова дернулась. – Мы сами освободим реку.

Ада подняла правую руку, борясь с дрожью, и ударила сжатым кулаком в заднюю часть шеи. Ее голос вернулся к норме. Она начала умолять.

– Не впускай его обратно, хорошо? Оно приближается. Я чувствую. Они приближаются. Пожалуйста. – Она подползла ближе. Люси почувствовала, как напряглось тело Брюэра. Лицо Ады застыло ужасной, натянутой, словно рубцовая ткань, маской улыбки и агонии. Она закричала: – Ты обещал. Не впускай их. Я должна умереть собой. Пожалуйста, просто убей меня, черт возьми…

Брюэр поднял пистолет и нажал на спусковой крючок. Лицо Ады обмякло, пуля пронесла зубы до мозга и вместе с ними врезалась в заднюю часть черепа, отчего голова Ады откинулась назад.

Люси представила, как кости и разорванный мозг сжимаются и набухают вокруг усиков Оракула. Она знала, что произойдет дальше – Оракул будет визжать и извиваться, пытаясь освободиться от мертвых обломков своего хозяина.

Она подумала о Марисоль, Аде и даже о Крисе; о том, как они боролись с устройством, даже когда то их подчинило и захватило их тела.

Она подумала о своей жажде насилия и неконтролируемом разрушительном импульсе новой Люси, которая родилась в кошмарном мире Оракула.

Она думала о новом мире, где никто никогда не почувствует того, что она чувствовала в объятиях Брюэра, где есть только человеческие животные, лишенные какой бы то ни было доброты, культивируемые только за умение страдать от прихотей чего-то жестокого, недоступного пониманию.

Она видела удивление в глазах Брюэра, когда повернулась и пылко поцеловала его, снова положив руки ему на лицо, и воспоминание о первом разе в пещерах прокатилось волной по телу. Она знала, что это чувство не продлится, быстро исчезнет, потому она оттолкнулась и встала, оставив его с пистолетом в одной руке и детонатором – в другой.

– Нужно доставить сообщение. Они должны знать, что их ждет. Я буду бороться, как Марисоль. Я собираюсь найти выход.

Брюэр начал вставать, не отпуская детонатор.

– Нет, – сказала Люси. – Ты должен остаться на месте. Держись плана. Мы должны заставить их действовать, иначе ничего хорошего больше никогда не будет. Я покажу им сообщение. Я покажу им тебя и бомбу.

– А если не получится? Что, если ты там исчезнешь? Что, если набросишься на меня или попытаешься спровоцировать взрыв?

– Тогда ты нас спасешь. – Она указала на пистолет.

Осталась одна пуля. Даже если его могут схватить и заразить, ему придется рискнуть.

Она представила дрожащих, рычащих детей Тернер Фоллс, ползающих по пещерам со скользкими от прикосновения к яйцам их нового бога руками. Сейчас они карабкаются вверх по лестницам. Она представила, как они набрасываются на нее и Брюэра – яростный взгляд голубых глаз, гудящие от предвкушения шеи.

Они переломают нам кости, придавят нас самодельной бомбой, просто чтобы посмотреть, что будет с плотью, когда шурупы и шрапнель разорвут то, что от нас осталось.

Она подошла к трупу Ады, перевернула ее на спину. Нож быстро расправился с мягкой гноящейся тканью вокруг Оракула.

Она вцепилась руками в существо, потянула, и на мгновение почувствовала, как глубоко то сидит – этот был намного больше, чем вылезший из Марисоль. Она погрузила руки в шею и череп Ады. Затем, словно поняв, что его извлекают, или, может, ощутив ее тепло и пульс крови, существо с хлюпаньем отцепилось от Ады и повернулось, вцепившись в тонкую кожу руки Люси. Как только она увидела отросток, то сразу убедилась, что он являлся мутировавшим потомком того прототипа, что внедрили в Джейсона, – присосавшаяся к руке тварь была настолько отталкивающей, что даже у лучшей маркетинговой компании не получилось бы ее продать. Это не устройство – Оракул был живой опухолью, деформированным узелком иссиня-черной клеточной смерти, с восемью извивающимися щупальцами, на кончиках каждого из которых росли подобия крошечных черных костяных пил; в центре визжал обсидиановый клюв, а под вязким слизистым желе, покрывавшим все тело твари, мерцали электрические схемы. Глубже внутри виднелись прозрачные крошечные кисты, в которых было что-то мелкое – глаза? яйца? личинки? – от прикосновения Люси они закружились быстрее.

Ей хотелось швырнуть Оракула на землю и раздавить его подошвой, пока от него ничего не останется, пока каждая клеточка этой твари не разорвется, не иссочится и не изменится до неузнаваемости.

Так она и сделала, без всякой мысли или причины: подняла Оракула к затылку и почувствовала, как рука освободилась от его хватки. В следующее мгновение все ощущения исчезли, и Люси подумала, что тварь все же успела умереть от выстрела, изуродовавшего лицо Ады, или от слишком быстрого извлечения.

Затем она поняла, что прошло меньше секунды, и, как бы ей ни хотелось думать, что существо сдохло, оно оказалось живым, а момент легкости, который она почувствовала, – всего лишь момент, когда Оракул прыгал с ее руки на шею.

Ощущение вернулось – шея горела. Она услышала, как рвется кожа, почувствовала сверление и испугалась, что сейчас голова отделится от тела, а затем что-то проникло внутрь, расползлось под кожей, поднялось по позвоночнику, распустилось над мозгом, будто уже давно там находилось.

Небо на мгновение стало красным, затем черным, затем снова серо-голубым.

Люси упала на колени, ее голова кружилась от запаха горящего бензина, цветущей вишни и плесени гниющих осенних листьев

приторно-сладкой гари от собак семьи Брюэра, и она снова увидела очертания их оскверненных трупов, но не как воспоминание, а поверх зрения, словно картинка была такой же реальной, как деревья и горы вдалеке.

По нижнему краю поля зрения проносились потоки данных на языке программирования, который она не могла понять. Остатки программ IMTECH, включенных в Оракула, появились на третьем слое. Ее взгляд скользил по тому, что осталось от интерфейса меню, и поврежденные иконки загорались, когда попадали в фокус. У нее закружилась голова, но она моргнула, и все исчезло. Она снова моргнула и увидела языки пламени, поднимающиеся по белой драпировке, и ей показалось, что она смотрит, как камера разворачивается, но затем услышала смех – это Люк Олсен – он отступал все дальше и дальше, и она поняла, что видит то, что видел он, когда сжигал чей-то дом, и, что хуже всего, от этого видения ей стало хорошо и радостно. Она посмотрела на свои руки за слоем пламени: они не дрожали. Люси почувствовала, как по лицу расползается улыбка.

Ты всегда была одной из нас. Мы тебя понимаем. Понимаем твои чувства.

Он доверяет тебе. У него есть то, что нам нужно. А у тебя есть острый нож.

Люси проигнорировала голос, его обещания и угрозы, а также начинающуюся в теле дрожь.

Электричество пронзило ее сознание – и все вокруг окрасилось в еще более насыщенный красный.

На ее глазах горели родители. Она вдыхала их дым, пробовала их на вкус, когда они умирали.

Шкаф в приюте. Она никогда не знала, когда вернется свет. Дернулась в сторону. Заплесневелая швабра в углу. Смех девочек из-за двери. Она хочет писать и уже не может терпеть, а потом они ее выпустили и увидели, что она сделала, они высмеяли ее и назвали «перро», а затем ты погружаешься в то время, когда была еще маленькой и одинокой, не в безопасности, и тебе приходилось убегать от мужчин и женщин, у которых в глазах было что-то мертвое, но в то же время голодное, и ты пыталась рассказать все родителям, но они ничего не слышали, кроме призыва к бутылке, а затем ты снова была в шкафу, а потом пыталась разбудить Хендерсонов, но они тоже стали призраками, истекали кровью, лгали и отступали от тебя все дальше с каждой секундой, и, если ты не послушаешь, тебе будет только хуже.…

Он вернул ее обратно в тело, но страдания усилились. Она чувствовала себя раздавленной, шею разрывало болью, напряженная трескающаяся кожа обвисла, будто соскальзывала с тела, гнила, но то было только ощущение, то был Оракул, влезающий в ее разум и уничтожающий личность, и она боялась того, что ждет там, во тьме, за пределами ее «я», потому что чувствовала: там будет только хуже…

Неправда. Ты снова можешь чувствовать себя хорошо. От первого мы узнали, как избежать пустоты. Джейсон показал нам, как ее кормить, как держать в страхе.

Люси увидела «мудрость» Джейсона, сразу в несколько слоев: выпотрошенные соседские собаки, список их органов; истекающие кровью девочки в слезах; истерика младшего брата, чья рука прижата к плите; пинки по голове мужчины, спящего под брезентом у железнодорожных путей, пока тот не перестал двигаться…

Она попыталась отогнать их, сосредоточиться на свете, идущем с неба пустыни, но видения не покидали ее, и она хотела, чтобы они вызывали у нее отвращение, но то, чему Джейсон научил Оракула, переписывало ее код, учило, что только так можно избежать цикла, не отключаться, а чувствовать что-либо еще, и пустота возвращается, тебе не нужно чувствовать себя плохо, мальчик там, он зовет тебя, сам он нам не нужен, но с ним мы сможем почувствовать…

«Почувствовать», – подумала Люси, и она увидела, как его руки обвили ее, когда они сидели на песке, а затем ее затрясло, и она ощутила, как что-то шевельнулось в глубине тела, и решила, что запустился аварийный протокол. Может, Оракулу она больше не нужна; остальные поднялись из пещер и скоро обнаружат их и убьют, и что-то вырастет из ее чрева, выйдет из нее и будет стоять покачиваясь в пустыне, а ее тело будет питать странное новое растение.

Или он подпитывает меня видениями, потому что не хочет думать о Брюэре? Потому что эта мысль принадлежит мне?

Тебя никогда не любили. Ни разу. И сейчас тоже.

Она попыталась сосредоточиться на мыслях о Брюэре и той ясности, которую они приносили.

Боль пронзила внутренности. Шея пульсировала. Зрение снова заплыло, и она увидела себя, забрызганную кровью, ее лицо было отвратительным, исказилось от злости до неузнаваемости, ее рука опустилась, гаечный ключ отразил свет и ослепил одного из смотрящих. Фокус переместился на Брюэра, стоявшего на лестнице.

Он в ужасе наблюдает за тобой, вот что он думает о тебе: он не любит тебя, он боится тебя, он ненавидит тебя, он не знает, кто ты, кем ты можешь быть, ты всегда была частью нас, мы всегда были внутри тебя.

Нет, подумала она, это не ты. Это случилось из-за тебя. Не для тебя.

Еще одна волна боли пронзила тело. Люси не знала, как Марисоль удавалось не убивать Стива. Давление было ужасным, и ей так хотелось снова почувствовать себя хорошо, положить конец пустоте, разрушению и голосу внутри черепа.

Она сильно дрожала. Нога подкосилась, и она упала на землю пустыни.

Голос извне. Руки на плечах, новые спазмы по всему телу.

– Не работает, Лу. Я не могу смотреть, как это тебя ломает.

Он уже мертв, как и все остальные. Это только вопрос времени. Но ты можешь почувствовать себя хорошо прямо сейчас. Ты можешь вернуться.

– Будь рядом. Держи меня, – сказала она. – Не впускай его, не полностью.

Снова пламя. Память Люка Олсена украла ее зрение, выбив Брюэра за пределы восприятия. На этот раз она почувствовала запах огня. И что-то знакомое за дымом. Похожее на любимые духи Кэрол. Люк сделал шаг назад, и она поняла, почему Оракул показывал ей пламя.

Именно это знание, окончательное уничтожение надежды на то, что Хендерсоны могли выжить, отозвалось болью потери в груди, но вполне реальной и настоящей, и, даже когда Люси смотрела, как горит дом, она чувствовала, как увиденное возвращает ее к себе, к телу, которое она знала.

Они хотели, чтобы она сломалась и подчинилась правилам их мира. Но что-то менялось внутри.

Люси поджала под себя ноги и дрожащими руками потянулась к Брюэру.

– Я здесь, но он возвращается. Заставляет смотреть. Помоги мне остаться. Садись. Держи меня за руки.

Он мог бы убежать, догадаться, что это ловушка, представить, как она тянет его к себе и впивается зубами в шею, отрывает плоть.

Тогда он мог бы решить, что Люси сошла с ума, или заблудилась, или все сразу, и нажать на спусковой крючок, послать последнюю пулю ей в мозг и освободить ее.

Вместо этого она почувствовала прикосновение его рук.

Видение ударило ей в глаза, пытаясь стереть всякое представление о происходящем. Тогда она увидела два пожара; людей, которые создали ее, и людей, которые любили ее, в языках огня, и почувствовала, как знакомые ярко-белые вспышки ярости переполняют ее, угрожая уничтожить, притянуть к пустому злому голоду Оракула.

Но при этом она ощутила огромную печаль об утерянном и о том, что все еще может потерять, и пропустила эту печаль через себя, потому что она реальна и принадлежит ей, и пусть она болезненна, но все же лучше, чем пустота.

Все это обрушилось на нее разом, и Люси поняла, что вторжение Оракула изменило ее разум, разрушило слои восприятия так, как не смогли детская травма и время, проведенное в режиме призрака, и, как раньше, она позволила гневу вскипеть, представила его лучом, устремленным в небо, и на этот раз произошло что-то новое.

Она закрыла глаза, и ее тело вернулось в пустыню. Перед ней сидел Брюэр, но ее разум наконец расщепился

покинутая и осмеянная, раздавленная страхом

И другая Люси – сгусток животных инстинктов, существо, рожденное в новом мире, ищущее продолжения любой ценой.

У нее есть лишь одно удовольствие: видеть, как другое живое существо падает на землю, истекая кровью.

Она оказалась глубоко в пещерах, где десятки глаз смотрели на каменный купол, где что-то росло, ждало и требовало, чтобы его накормили.

поддерживаемое руками парня, ждущего ее возвращения.

«Ему нужен стимул. Больше ему ничего не надо».

В темноте навалилась тяжесть, давление, и она была всеми,

и никто больше не был собой, все превратились в трутней на службе у того, чем стал Оракул, комком органов чувств с неутихающей нуждой.

Они всё дрожали и дрожали, смотрели убийства слой за слоем на повторе, набрасывались друг на друга, когда того требовали желания.

что-то скользкое вылезало из раздутых конечностей,

неся потомство на стремительных волнах навстречу миру.

Ты должна поймать его сигнал или подавить его,

Она накормила улей, позволила им почувствовать то, что чувствовала сама.

Кожа Бена рвется, собирается под ногтями, и свежие красные реки стекают по лицу.

Лицо Брэдли крошится с каждым взмахом гаечного ключа, и ее переполняет счастье добычи, ставшей хищником.

Голова Тони раскрылась, опустела и задымилась по другую сторону от пистолета Люси.

Снова Бен, воскрешенный Оракулом только для того, чтобы ему выкололи один глаз, другой, расплющенная голова и горло под молотком в ее руках.

Люси не игнорировала чувство, пронзавшее ее и их, она и сама воспарила от восторга из-за того, что не умерла, ее тело никогда не было таким живым, как тогда, когда она стояла на куче мертвых хищников.

Она ощущала вибрации от их удовольствия, пока кормила тварей свежими чувственными воспоминаниями,

а потому нырнула еще глубже, отдала им еще больше – тепло от крови Эшли на коже; инерция от удара, проходящего сквозь человеческую голову; широко раскрытый единственный глаз, видящий приближение смерти; траектория пули, разрушающей симметрию некогда совершенного лица; глазная жидкость, сочащаяся из черепа Бена, пронзенного обугленной щепкой.

Они были в восторге: существа в пещере раскачивались, стонали

Симфония смерти, циклы страданий на повторе,

Ее гнев – словно двигатель, неистощимо питающий массы.

Дающий им все, о чем они просят, лишь бы снова чувствовать себя хорошо.

И она отдала, открыла свой разум, показала им, как

Марисоль корчится на полу; как гектокотиль раскалывает ее череп и извивается в голове, как серое вещество разжижается и вытекает из носа.

И она показала, как Бакет врезался в лобовое стекло.

Как из машины вылетели тела с переломанными шеями, содранной кожей, искривленными позвоночниками.

Экраны в комнате Бакета на мгновение погасли, и Люси погрузилась в темноту,

а затем появился единственный символ, он замигал

Она открыла глаза, открыла третье поле зрения. Еще один слой за пределами комнаты и

Что-то с рыком возвращалось к жизни, словно в животе у нее свернулся волк, он пытался утянуть Люси обратно, и тогда она

обнажая сухожилия и вены, и как крик застрял в его горле.

Плоть Стива плавится, падает каплями огня на землю.

Мысленно она перенеслась в пещеру и выпустила свой гнев, заполнила им всех, до кого смогла дотянуться, и представила, как ее руки касаются драгоценных яиц Оракула,

в ожидании того идеального момента, когда оболочка порвется и иссиня-черная родовая жидкость потечет по рукам.

Она верила, что твари будут визжать, когда их раздавят, и эта мысль доставила ей такую радость, что импульс волной вторгся в разумы тех, в кого она вошла, и несколько дергающихся трутней поняли, что они нашли

Его руки были холодными. Потными. Дрожали сильнее, чем ее собственные.

Нечто за дверью уменьшилось. Рычание стихло.

Сигнал снова загорелся ровным зеленым светом. Комната и Бакет исчезли. Она шла сквозь тишину, сквозь тьму к светящемуся экрану.

Экран покрылся рябью, будто палец потревожил гладь воды.

а затем она почувствовала, как что-то холодное, простое и бездумное пульсирует внутри тела,

видение про яйца, находящиеся в пещерах, украденное из

другого места, где Оракул восстановил свою власть.

И каждый раб, осмелившийся раздавить его потомство, был им спасен.

Каждый производил гектокотиля, который стремился искупить грехи того,

только следующие слова, заставила их мигать

Она подумала, что никогда не видела более странной молитвы.

переживая их так быстро, как только возможно,

И она вспомнила бедного полуслепого Джейка, как Оракул не принял его в улей,

и она вспомнила слова отца Эммы: «Скажите им, Дьяволу нужны их глаза, дабы удержать их души!»

И она вспомнила Бена Брумке, который заговорил словно испуганный ребенок, после того как она вонзила обгорелую щепку ему в череп.

– Я не здесь, Брюэр. Я застряла внутри. Даже если ты меня понесешь, они увидят. Они последуют за мной.

– Нож у меня в кармане. Освободи меня. Помоги мне сбежать. Пожалуйста.

Они видела себя глазами улья. Они были еще далеко, но подходили все ближе.

Брюэр стоял у нее за спиной, низко опустив голову. У него тряслись колени.

И тут Люси ощутила что-то внутри передачи: тиканье, быстрое переключение между двумя звуковыми сигналами, какое-то сообщение, отправленное в ответ, хотя не понимала, что в нем говорилось.

А потом увидела лезвие, торчащее из рукоятки ножа в руке Брюэра,

и она почувствовала, как рука Брюэра разлепила ей веки,

стараясь утешить себя тем, что две другие Люси

Одной рукой прикрыв проколотый глаз, другой обхватив Брюэра, она почувствовала, как ее тянут, почти волокут, спотыкаясь о камни и кусты. Она хотела открыть целый глаз, но ее накрыло головокружением.

Боль настойчиво отключала сознание, требовала, чтобы Люси взяли на руки, вылечили и поместили в стерильную среду. Отправили цветы.

Но она слышала звуки позади – далекие крики, жестокие и холодные голоса, жаждущие нагнать страх, прежде чем догонят ее, заставить ее понять, что они не простили ей преступление против Оракула и его детей.

Послышался еще один звук, ближе – визг из выходного отверстия на шее.

Оракул – кричащий клюв – пытался вырваться из тела, разум которого не смог подчинить.

– Не здесь. Сейчас никак. Они слишком близко.

Его голос эхом отразился от предмета перед ними. Труба?

Крики зараженных и устройства в ее шее становились все громче.

– Я должен знать, Люси. У тебя получилось? Они знают? – В голосе Брюэра звенело отчаяние.

– Я добралась до того, что скрыл Оракул. До чего-то, встроенного в устройство. Передала туда сообщение Стива.

Люси вспомнила о тикающих щелчках, которые слышала в комнате Бакета, и подумала, что ей могло все послышаться. Что это мог быть очередной обман Оракула. Но затем почувствовала нарастающую гудящую ярость приближающегося роя, жгучее желание отправить ее в небытие, и поняла, что совершила поступок, неподвластный этой твари. Повредила ее каким-то образом. А еще Люси поняла, что нашла способ бороться с осьминогом изнутри, нашла способ не дать ему овладеть ее телом, и получилось это не потому, что она была какой-то особенной или волшебной. Так что, даже если Брюэр сделал, что хотел, даже если она ошиблась и ее отчаянная просьба ушла в никуда, возможно, у таких, как она, был шанс остановить Оракула, остановить захват их вида.

В любом случае это лучше, чем ничего. Однозначных ответов уже не осталось.

И как только Брюэр это услышал, он закричал, что нужно пригнуться, и ей пришлось встать на четвереньки, проползти несколько футов вперед, а он схватил ее за бедра и толкнул вперед, и она ощутила прохладную землю под руками, услышала, как что-то тяжелое пронеслось над головой, и закричала, почувствовав, как боль вырезанного глаза тянет к земле, как кровь давит на веко огромным весом.

Но она не могла, и ноги снова стали ватными, и она не знала, нашел ли Оракул способ – несмотря на уничтоженный глаз – снова проникнуть в ее разум. Он прекратил визжать, но все еще двигался под тонкой кожей на шее.

Люси почувствовала солнце на руках и на долю секунды открыла уцелевший глаз.

От боли она снова прикрыла оба глаза, и темнота вспыхнула фейерверками, взорвалась мириадами хрусталиков, а потом все потускнело до черноты. Она опять попыталась встать, но потерпела неудачу.

Затем, кряхтя, вылез Брюэр. Люси почувствовала его рядом, затем услышала, как он быстро перешел к другому участку трубы.

Какофония криков стала ближе. Рой добрался до трубопровода. Она слышала, как их тела прижимались к нему, как они карабкались и ползали, царапая и грохоча по пластику, и все же не могла пошевелиться, не могла убежать и задавалась вопросом, найдут ли они способ передать ее сознание бездонной пустоте внутри Оракула, но тут на лодыжке сомкнулась рука, крепко и злобно.

Хриплый голос, вырванный из распухшего от паразитов горла:

Налившееся тяжестью тело. Кто-то поднимал ее с земли и уходил так быстро, как только мог.

– Далеко нам не уйти. Гребаный предохранитель слишком…

Затем давление и тепло. Сильная встряска мозга, от которой она вылетела в космос.

На мгновение ей показалось, что она умерла и ощущение полета никогда не закончится. Но сила тяжести придавила ее к земле. Люси повернулась, и нога хрустнула. Перед закрытыми глазами снова пошли статические помехи, а потом все провалилось в темноту.

Она очнулась от чего-то острого, входящего в тело.

«Они набросились на твою жену с ножами и вскрыли ее как бутон».

Люси инстинктивно развернулась, намереваясь убить все, что пыталось в нее проникнуть, но адски болезненная пульсация в глазнице и новая боль в правой ноге обездвижили ее, и все, что она могла сделать, – это застонать.

Два быстрых разреза по коже, вспыхнувшие нервы, а затем она услышала, как Брюэр сказал:

Она почувствовала, как Оракул вышел из шеи, как кожа вокруг дырки опухла и успела послать ей ощущение извивающегося существа, когда его вытягивали наружу.

Люси почувствовала вибрацию тяжелого предмета, врезавшегося в землю рядом, услышала, как что-то хлюпает при каждом глухом ударе.

– Твою мать, Люси! Как ты в себя эту штуку пустила?!

Она услышала, как Брюэр опустился на землю рядом с ней, застонав от боли.

А вдруг он мне просто мерещится? Как мы вообще выжили?

Брюэр правда сидел рядом, но по виду было ясно, что жить ему осталось недолго. Его лицо, плечи и шею покрывала россыпь кровоточащих рваных ран. Зазубренный кусок черного пластика торчал из безвольно свисающей левой руки. Кисть была абсолютно белой.

– Во-первых, мы вообще не в состоянии двигаться. Я, наверное, еще бодрячком, а вот у тебя денек тяжелый выдался. Не хочу пугать, но у тебя нога под странным углом согнулась. И, во-вторых, они не придут. Еще не скоро.

– Вот. Смотри, если сможешь. Взгляни немного вниз с холмика. Можно тебя подвинуть?

Люси знала: если двинется, будет чертовски больно. Но сказала:

И он правда постарался, хоть им пришлось шевелиться медленно и каждое движение вызывало новые приступы боли и непроизвольные крики. Но вскоре она сидела так, как тогда, у трубы, меж его ног, прислонившись к его разорванной осколками груди. Люси старалась не обращать внимания на то, как мало осталось тепла между их телами, и на то, как дрожал Брюэр.

Люси слышала в голосе Брюэра боль, смешанную со странным восхищением.

Она прищурилась, фокусируя здоровый глаз. Они ушли примерно на тридцать ярдов от трубы, на небольшое возвышение. Под ними осталось месиво из оторванных конечностей и внутренностей, которые когда-то были роем, следовавшим за ними.

А в центре взрыва, между двумя залитыми кровью участками почвы, текла новая река.

– Пусть те, что остались, думают, что все идет по плану. Но ни черта они не получат.

– Когда я тащил нас, услышал шум самолета. Первый самолет с тех пор, как все это дерьмо произошло. Каковы шансы, а? Они точно пришли по нашим координатам. Твое сообщение дошло, как ты и сказала.

Люси так сильно хотела поверить ему, обрадоваться. Но она заметила, что у него текла кровь из обоих ушей, поэтому его слова о том, что он «слышал самолет», не означали, что он слышал самолет, который принесет ублюдкам за стеной правду и заставит их прекратить эксперимент.

Люси решила оставить все, как есть. Другим перед смертью она всегда дарила добрую ложь. Так что она тоже заслужила.

Боль в глазу, шее, ноге и во всем теле затмила радость, но все же Люси ее ощутила и была благодарна за нее.

– Делать? Серьезно, Люси? Вон, посмотри, мы и так сделали достаточно. Кто знает, сколько нам еще ждать. Посидишь со мной?

Брюэр немного наклонился вперед и протянул единственную здоровую руку. Люси переплела их пальцы, закрыла глаз и подумала о том, что Крис Кармайкл сказал в последний день занятий.

Она так много хотела сказать Брюэру, наполнить его сердце, поблагодарить за то, что спас ее от роя, за то, что вынул Оракула из шеи, сказать, что он был добрым, как наказывала бабуля, сказать: «Это худшее. Свидание. На свете. – И знала, что он рассмеется, и тогда она скажет ему, что он хороший и сильный и что она действительно любит его так, как никогда и никого не любила прежде.

Но было нечто прекрасное в тишине и в том, как их тела покоились вместе, сломанные, но наконец-то свободные, не обремененные борьбой, поэтому она не стала нарушать молчание, лишь попыталась заглушить боль и сосредоточиться на его дыхании и слабом биении его сердца.

Когда рука Брюэра похолодела, а тело обмякло и упало назад, она упала вместе с ним и закрыла глаза. Люси оставалась рядом с ним в темноте, слушала ветер и небо, и спустя несколько минут или, может, часов ее уши уловили прекрасный новый звук – грохот двигателей, парящих высоко над головой.

Огромный и мощный, прямо над опустошенным куском пустыни, где они лежали вместе.

Затем последовала вспышка – такая яркая, словно дневной свет, – и рука Брюэра снова стала теплой, и Люси почувствовала, как их тела поднялись в воздух, прежде чем прошла взрывная волна, и Люси знала, что они с Брюэром скоро превратятся в пыль и будут кружить вместе, уничтоженные и свободные от мира, и она подумала: «У нас все будет хорошо», – и впервые за долгую вечность эти слова были похожи на правду.

Благодарности

В первую очередь я безмерно благодарен моей жене Джессике, за то, что выдерживала мои побеги в отели и на трейлерные стоянки для написания этого романа (и еще спасибо ее родителям за то, что позволили мне переночевать в их трейлере; через несколько дней я вышел весь бледный, меня ослепило солнце, а я сжимал рукопись в руках и шипел на все, что движется). И спасибо моему ребенку за то, что был паинькой, пока я отсутствовал, и по возвращении встречал меня объятиями, шалостями и тыквенным хлебом с шоколадной крошкой.

Этой книги могло и вовсе не быть, если бы не безграничная вера и терпение Молли Глик. Она делилась своей мудростью и поддержкой, не вычеркивала из списка авторов в течение двенадцати лет, ожидая подходящего романа (а затем штурмовала с этой книгой издательства, как только та появилась на свет). Спасибо!

Пол Тремблей дал мне несколько превосходных советов, которые привели к публикации этой книги. Так что он не только очень высокий и очень симпатичный, но еще и получит пару кружек пива, когда мы в следующий раз пересечемся.

Спасибо потрясающей аудитории «Жутких рассказов у костра» с Теллуридского фестиваля ужасов за то, что позволили мне провести тест-драйв этой книги вместе с вами. Вы помогли мне отточить слог, и я так рад, что вы наконец-то ее прочитали.

Стивен Грэм Джонс и Крейг Дэвидсон были необычайно добры ко мне. Они – мои товарищи, вдохновители и настоящие братья.

За все человеческое среди ужаса в этой книге вы можете поблагодарить Далласа Мейра (он же Джек Кетчам), который много подбадривал меня, а также показал, что эмпатия – сердце истории, и именно она заставляет нас что-то чувствовать. Скучаю по этому парню – собственно, как и любой человек, кому посчастливилось его знать.

Огромное спасибо Джо Монти и Мэдисон Пенико из Saga/S&S! Ваша упорная работа и энтузиазм подняли этот роман до небывалого уровня, чем я очень горжусь и радуюсь достигнутому.

Иногда писательская рутина угнетает, но есть определенные люди, которые быстро поставят тебя на ноги. Джон Скипп, Габино Иглесиас и Сэди Хартманн – не только талантливые профессионалы, но еще и вихри позитивной энергии, и их энтузиазм очень много для меня значит.

Благодарю свой родной город Бенд, штат Орегон, у которого может и найдется пара сходств с Тернер Фоллс.

Выражаю благодарность Freedom – компьютерной программе, которая заблокировала мне доступ в Интернет и помогла вырваться из собственного цикла дофаминовой зависимости, чтобы я смог немного писать.

И, наконец, неважно, читаете работу моего авторства в первый раз или уже целую вечность следите за моими темными произведениями – спасибо, что взяли в руки эту книгу. Без вас получается, что я просто сижу и занимаюсь всякой хренью при тусклом свете монитора. А с вами это весело и волнующе, и, может быть, мы даже вместе переживаем катарсис или чувствуем себя чуть менее одинокими. Так что… СПАСИБО!