«Пожиратель» Кристофер Рафти

По дому разнеслась приятная мелодия колокольчиков. Но для меня эта песня была подобна звуку ногтей по грифельной доске. Было уже за полдень. Я сидел за столом, шлифуя четырнадцатую главу своей новой книги.
Без сомнения, за дверью стояла мисс Нидлмайр.
Из коридора донеслись тихие шаги. В дверях появилась Моника, озабоченно наморщив лоб. Ее светлые волосы были зачесаны назад и собраны в свободный хвост. Пряди волос ниспадали ей на лицо. На ней была серая майка и спортивные шорты, из-за которых ее загорелые ноги казались почти полностью обнаженными. В одной руке она держала пульверизатор с чистящей жидкостью. В другой руке - грязную тряпку.
- Не волнуйся, - сказал я.
Мои слова ничуть не смягчили ее напряженного лица. Она выглядела расстроенной.
- Завтра воскресенье.
- Я знаю. На моем столе есть календарь.
- Не сердись, Адам, - сказала она, отступая назад и пропуская меня.
Мой тон был умышленным. Моника уже две недели приставала ко мне по поводу мисс Нидлмайр. И каждый день казался все хуже. Сегодня моя жена была в полном отчаянии.
Остановившись на середине коридора, я обернулся, чувствуя себя виноватым. Моника смотрела на меня как ребенок, который не хочет, чтобы ее отец уходил на работу. Казалось, что дверь в мой кабинет проглотила половину ее тела, показывая только правую сторону.
- Прости, - сказал я.
- Ты действительно собираешься открыть дверь? - спросила Моника, игнорируя мои извинения.
- Думаю да.
Моника прикусила губу. Тихий стон сорвался с ее губ.
- Мы не можем избежать встречи с ней, - сказал я. - В конце концов, она живет на нашей улице.
- Она пришла поговорить о письме.
- Я сам разберусь, - сказал я, отворачиваясь от Моники.
Я мельком увидел, как она сжимает пульверизатор так сильно, что могла опрыскать обшивку двери.
Мисс Нидлмайр приходила каждую третью субботу тех трех месяцев, что мы прожили в общине "Золотые Ворота". Каждый визит был один и тот же: напоминание о том, что придет письмо и сообщит нам нашу десятину. На этот раз все будет по-другому. Она, вероятно, знала, что кремовый конверт был оставлен на нашем пороге две недели назад.
Я открыл дверь, щурясь от яркого солнечного света. Когда мои глаза привыкли, я начал различать мельчайшие очертания цветастого голубого платья. В фокусе появилось бледное морщинистое лицо, с недовольно скривившимся ртом под высохшей красной помадой. Глаза, крошечные тусклые шарики, казались чересчур большими за толстыми черными стеклами очков. Ее пепельные волосы торчали по обе стороны головы под цветастой шляпой.
Пухлые красные губы растянулись в улыбке.
- Здравствуйте, мистер Шаффер.
- Мисс Нидлмайр. Как у вас дела этим утром?
- Уже за полдень, мистер Шаффер. Вряд ли можно считать это утром.
- Верно, - сказал я. - Виноват. Добрый день.
- Сегодня жарко, не правда ли? - сказала она. - Или вы слишком заняты написанием очередного романа о жестоких преступлениях, чтобы радоваться дню, который дал нам Бог?
Я улыбнулся, как профессионал. Я привык, что люди критикуют мои истории.
- Моя работа - вот моя радость, мисс Нидлмайр, так что я ничего не пропустил интересного.
Мисс Нидлмайр уставилась на меня, глаза зафиксировались на мне. Солнце отражалось от толстых стеклянных линз, как от воды. Я понял, она ждала от меня, что я начну этот разговор. Когда она наконец сообразила, что я не собираюсь этого делать, она вздохнула.
- Вы уже начали подготовку к тому, что мы обсуждали?
- Я работаю над этим.
- Завтра третье воскресенье, мистер Шаффер. Это будет ваше первое кровавое приношение. Если вы хотите успокоить Пожирателя, то должны гарантировать, что все будет в порядке.
- Так оно и будет.
- Я вам не верю. И позвольте напомнить вам, что вы подписали контракт. Опасность не повиноваться религии Пожирателя…
- В этом нет необходимости, - сказал я, останавливая ее.
Не обращая на меня внимания, она продолжила:
- Пожиратель позволил нам построить наши дома на этой земле. Взамен мы платим десятину каждое третье воскресенье каждого месяца. Это то, что мы отдаем в своем послушании Пожирателю за то, что он позволяет нам здесь жить. Поскольку вы новичок, вам дали отсрочку. Теперь пришло время вам начать платить свою десятину.
Мою десятину. Господи.
- Вы себя слышите? - спросил я.
- Я прекрасно себя слышу. В отличие от моих глаз, мои уши находятся в первозданном состоянии. Вы знали, какой религии придерживается эта община еще до того, как купили дом, до того, как подписали контракт.
- Похоже, я проспал собрание приношения крови.
Мисс Нидлмайр опустила голову и глубоко вздохнула, отчего ее морщинистые щеки затряслись. Когда она подняла голову, ее глаза почему-то потемнели.
- Мистер Шаффер, я буду с вами откровенна. Многие соседи не хотели, чтобы вы приезжали сюда. Это община семей, которые любят друг друга. У вас с женой нет семьи, и, судя по разговору с миссис Шаффер, в ближайшее время вы не планируете ее создавать.
Это было решение Моники, а не мое. Я уже пару лет мечтал о детях. Каждый раз, когда я поднимал этот вопрос, появлялась какая-нибудь причина, почему мы не могли этого сделать: наша квартира была слишком маленькой, мы не заработали достаточно денег. Когда две мои книги были превращены в успешные фильмы, мои авансы стали больше, как и мои авторские гонорары, решив денежный вопрос. Потом я перевез нас в этот дом, спрятанный в небольшой, окруженной лесом, общине. Район без преступности, идеальное место для воспитания детей. Теперь Моника хотела, чтобы мы немного освоились, привыкли к дому, к нашим соседям.
Может быть, в следующем году.
Я не поделился этим с мисс Нидлмайр. Это не ее дело - знать об этом.
Нахмурившись, мисс Нидлмайр продолжила:
- И ваши романы такие... мрачные. Каждая страница переполнена блудом и насилием.
- Это криминальные истории. Такие вещи - своего рода норма. И спасибо, что прочитали их.
- Здесь, в "Золотых Воротах", для большинства из нас это ненормально. Но этот вопрос был вынесен на голосование, и с перевесом в один голос вы были приняты. Приведите сюда молодежь, сказали они. Это будет хорошо для района, заставить людей продолжать платить десятину еще долго после того, как нас не станет. Глупые. Молодежь не верит ни во что, если это не может быть объяснено сверху донизу всеми способами. Нет ни веры, ни доверия.
- Значит, мы здесь, чтобы заменить тех, кто вот-вот умрет?
- Именно.
- Вам не кажется, что это все безумная... херня?
Мисс Нидлмайр нахмурилась.
- Мы знали, что нужно сделать, прежде чем мой муж построил наш дом собственными руками. Мы заключили договор с Пожирателем, все мы в общине. Нет другого места, где любой из нас предпочел бы жить, нет другого достойного места для жизни. Поэтому вы принимаете хорошее вместе с плохим и учитесь жить с этим. Мой муж, упокой Господь его душу, согласился бы.
- Я плачу по закладной, этого должно быть достаточно.
- Я знаю, что вы получили свое письмо. То, что было внутри - ваша десятина, каждое третье воскресенье.
- Черт возьми. Вы хоть представляете, что было в письме?
Мисс Нидлмайр вскинула руку. Кожа на пальцах выглядела так, словно она долго мыла посуду.
- Не мне об этом знать. Это ваша десятина. Если вы расскажете это мне, то Пожиратель рассердится на нас обоих. Несмотря ни на что, никогда никому не говорите, что это такое.
- А если я не дам ему десятину, которую он хочет…
- Вы нарушите контракт и должны переехать, или предложить что-то взамен в надежде на прощение.
- Что-то типа курицы?
- Что-то ваше, с кровью.
Я не мог поверить в эту жуткую чушь. Больше всего меня пугало то, как сильно мисс Нидлмайр в это верит. Наверное, и все остальные в округе тоже. У меня не было никакого желания подыгрывать. Да, мы подписали контракт. Нам говорили о Пожирателе, десятине и крови, но это ничего не значило. Главное - жить здесь. Моника сказала, что, несмотря ни на что, мы должны иметь этот дом.
И община предлагала уход за газоном.
Забудь об этом. Я сам скошу свою чертову траву.
- Спасибо, что заглянули, мисс Нидлмайр. Мне нужно вернуться к работе.
Как только я начал закрывать дверь, мисс Нидлмайр просунула свою ногу в щель, препятствуя этому.
- Я очень надеюсь, что вы научитесь относиться к этому серьезно. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы уехали. Мой голос был решающим, позволив вам приехать сюда.
Мисс Нидлмайр отвернулась от меня и, шаркая ногами, спустилась по трем ступенькам на тротуар.
Стоя в дверях, я смотрел, как она медленно уходит. Сгорбившись, с вытянутой левой рукой, словно держа за руку воображаемого человека.
Или призрака.
От этой мысли у меня по спине пробежал холодок. Я закрыл дверь.
На кухне я открыл холодильник и достал бутылку пива. Открутил крышку. С шумом зашипели газы, испещрив мою руку холодными капельками. Я жадно глотнул.
- Рановато, не правда ли? - спросила Моника из-за моей спины.
Быстро глотнув, я покачал головой.
- Теперь ты собираешься платить десятину? - спросила она.
Опустив бутылку, я тихонько рыгнул.
- Ты что, с ума сошла? Нет.
Закатив глаза, Моника прислонилась к двери. У нее в руках больше не было чистящих средств.
- От нас этого ждут.
- Мы собираемся разочаровать многих людей.
- Что, если они заставят нас переехать? А я больше не могу. Я не могу.
- Этот дом принадлежит нам.
- Но контракт...
- К черту контракт. Они не могут заставить нас переехать. Мы владеем домом, землей. Так ведь?
Моника, закрыв глаза, кивнула. Когда она открыла их, я заметил, что они блестят от влаги.
- Так.
В ее голосе не было убежденности, только тембр, намекающий на то, насколько она обеспокоена.
- Как ты думаешь, что нам делать? - спросил я.
- Я... - тяжело вздохнув, она взглянула на холодильник и подошла к нему. Она вытащила письмо из-под магнита на дверце. Маленький магнитный диск ударился об пол и отскочил, как камешек. - Мы дадим ему то, что он хочет.
Хотя бумага была засунута в конверт, я отчетливо видел грубое, нарисованное чернилами изображение нашей десятины.
Ребенок.

Воскресенье тянулось долго. Моника просидела в спальне весь день. Я пытался редактировать свой новый роман, но мне было трудно сосредоточиться. На ужин я сделал себе бутерброд. Когда я закончил есть, моя тарелка все еще была наполнена, а у нас не было собаки доедать объедки.
Правило "Золотых Ворот" - никаких домашних животных. Слишком многие исчезли, разбив сердца семей. Теперь домашние животные были запрещены.
Сидя на заднем крыльце, я попыхивал сигарой, наблюдая, как солнце опускается за деревья. Чем ниже оно опускалось, тем сильнее крутило живот. Когда темнота поглотила день, меня тошнило от ужаса. Даже мой лоб ощущался натянутым и покалывал.
Я затушил сигару в пепельнице, стоявшую на столе рядом со мной, встал и зашел в дом.
Когда я вошел в спальню, Моника была в постели, но не спала. Она откинулась на подушки, положив голову на спинку кровати. На ней был мой любимый пеньюар. Прозрачная вещь, едва доходившая ей до бедер; ее загорелая кожа выглядела темным пятном под ней. Я видел контуры ее грудей, точки набухших сосков. Ноги скрещены в лодыжках, икры выступают наружу. От света на ее свежей от лосьона коже образовались маленькие мерцающие лужицы. Ее густые каштановые волосы рассыпались по плечам.
Хотя я был немного зол на нее, я почувствовал, что возбуждаюсь.
Игнорируя ее, я направился в ванную. Быстро принял душ, почистил зубы и причесался. Я схватил свой халат с задней стороны двери, накинул его и завязал пояс спереди.
Выйдя из ванной, я вошел в комнату, залитую светом свечей. Тени извивались на стенах. Взглянув на кровать, я увидел, что Моника сбросила пеньюар. Обнаженная, она лежала на боку, согнув ногу и упершись коленом в матрас. Ее рука выводила круги на простыне.
Когда она смотрела на меня, ее глаза выглядели многообещающе и немного нервно. Она не произнесла ни слова. В этом не было необходимости. Я развязал узел и вытащил руки из халата. Он упал к моим ногам. Я забрался на кровать, расположившись над ней. Когда я придвинулся ближе, ее ноги раздвинулись, открывшись для меня. Я поставил локти по обе стороны от ее головы, расположил бедра под углом и вошел в нее.
Моника глубоко вздохнула, запрокинув голову. Мы не целовались, только смотрели друг на друга, пока я фрикционировал. Моника ахала подо мной, когда изголовье кровати ударялось о стену. Мои яростные толчки привели ее к быстрому приближению оргазма. Я почувствовал, что начинает нарастать эрекция, готовясь к финальному извержению.
В окно хлынул яркий свет. Он сиял так, как будто прожектор был направлен на наш дом, убивая романтический свет свечей. Взвизгнув, Моника хлопнула меня по плечам. Я свалился с нее, ударившись спиной о матрас. Моника спрыгнула с кровати. Она подбежала к окну, демонстрируя свою задницу. Хотя шторы были задернуты, свет проникал внутрь, придавая тонкой ткани призрачный блеск. Моника была темным контуром на фоне окна.
- Отойди оттуда, - сказал я. Мои яички заболели. - Кто-нибудь увидит.
- Что это за чертовщина?
- Яркий свет.
Я сел, свесив ноги с матраса, и нашел свой халат на полу. Накинув его, я встал.
- Пойду посмотрю, что там, черт возьми, происходит.
Моника резко обернулась, истерически ахнув.
- Ты не можешь выйти! Уже за полночь!
- К черту правила, - сказал я.
Это был еще один пункт политики "Золотых Ворот". Никто не мог выйти на улицу после полуночи без предварительного разрешения. Они сказали, что это из уважения к нашим соседям. Таким образом, вы не разбудите их, шныряя вокруг.
- Ты что, не слышишь? - спросила Моника.
Остановившись на середине комнаты, я прислушался. Я услышал низкое ворчание лязгающего двигателя; услышал шипение струй воздуха, как у старого поезда; услышал глубокий грохочущий звук, который мог бы издавать вертолет, собирающийся взлететь.
Присоединившись к Монике, я отодвинул штору, выглянув наружу. На мгновение меня ослепило яркое сияние, направленное прямо на нас.
- Похоже на полуприцеп, - сказал я.
- Что он здесь делает?
Наблюдает за нами, - подумал я. Но ничего не сказал.
В течение десяти минут мы с Моникой смотрели в окно на свет, который, казалось, был сосредоточен только на нас. Что бы ни было причиной этого света, оно злилось на Монику и меня.
Я вздрогнул.
Двигатель несколько раз взревел. Дым плыл сквозь свет, закручиваясь темными завитками. Шестерни звенели и скрипели. Звук менял высоту по мере того, как свет начал уменьшаться. Вскоре его почти не стало. В комнате потемнело. Затем свет исчез.
От свечей остались только рыжеватые тлеющие огарки.

Я выскользнул из постели, когда дневной свет только начал рассеивать темноту. У меня был лимит по времени, чтобы сделать то, что я хотел. Тихо спустившись вниз, я вошел в свой кабинет и быстро набросил одежду, которую спрятал под столом после того, как Моника наконец уснула.
Затем я выскользнул из дома.
Утро было прохладным и сырым,только намек на некомфортную летнюю жару, ожидающую своего часа. Мягкая температура быстро исчезнет, когда солнце пробьется сквозь облака. Так даже и к лучшему, ведь я планировал вернуться домой задолго до того, как это произойдет.
В конце нашей подъездной дорожки я повернул налево и поспешил вверх по дороге. По обеим сторонам тянулись деревья, затеняя асфальт настолько, что он казался бездонным. Я подумал, не следовало ли мне взять с собой фонарик.
Пока я шел, я заметил, что из-за деревьев не доносится никаких звуков. Никаких птиц. Никаких шагов. Только глухая тишина, от которой гудело в ушах.
Дом Даггинов был первым справа, за деревьями. Это был прекрасный двухэтажный дом с широкой верандой. Повсюду с потолка веранды свисали растения, похожие на связки чеснока. От крыльца вела каменная дорожка, извилисто пересекавшая траву. Подъездная дорожка была выложена из такого же камня.
Мокрая от росы трава блестела вокруг темного пятна на переднем дворе. С того места, где я стоял на дороге, это маленькое пятно выглядело как выжженная земля, но трудно было сказать наверняка. Мне нужно было взглянуть поближе.
Я бросил быстрый взгляд в обе стороны, убедился, что никого нет, и рысью побежал во двор. Роса насквозь пропитала мою обувь, намокли носки. С каждым шагом я оглядывался по сторонам. Из дома никто не смотрел. В окнах было темно. Добравшись до покрытого копотью участка травы, мой анус сжался в комок.
Трава была пропитана свежей кровью. Ленты чего-то похожего на плоть тянулись, как паутина. Я проверил другие дома, обнаружив похожие пятна. Иногда я находил комковатые коричневые кусочки, разбросанные поверх слипшейся травы, подобные грязному мороженому.
К тому времени, как я добрался до дома мисс Нидлмайр, где дорога заканчивалась тупиком, утро уже было наполнено светом. Мне нужно было вернуться домой, но я не мог не проверить ее двор.
Подойдя ближе, я увидел знакомое пятно на траве. Я не стал утруждать себя проверкой, есть тут кто или нет, и вторгся на ее территорию.
- Боже мой, - пробормотал я.
Осколки костей покрывали траву, как серая мульча.
- Вы его уже видели, - сказала мисс Нидлмайр.
Отскочив назад, я чуть не закричала от неожиданности. Я посмотрел на крыльцо. Мисс Нидлмайр сидела в кресле-качалке с чашкой кофе на коленях. Пар клубился вокруг ее лица. Она находилась в тени, но ее очки сияли, как два фонарика.
- Что здесь происходит, мисс Нидлмайр? Что все это значит?
- Вы ведь не заплатили десятину, верно?
Я ничего не ответил. Судя по тону, она уже знала об этом.
- На этот раз вы отделались предупреждением, - сказала она. - Через месяц вам лучше иметь десятину, которую он хочет, или вы заставите его пожалеть об этом решении.
- Что это значит?
- Вы очень умны, мистер Шаффер. Вы знаете, что я имею в виду.
Я действительно знал.
- Просто делайте то, что хочет Пожиратель. И с вами все будет в порядке.
- Не могу, - сказал я. - Я...
- Сделайте это и получите награду. Живите хорошей жизнью, как мы.
- Хорошая жизнь? - я указал на костяную мульчу. - Это и есть хорошая жизнь?
- Наше послушание вознаграждается добротой.
Покачав головой, я попятился назад, не отрывая взгляда от хрупкого тела мисс Нидлмайр. Я видел, как кружка с кофе поднялась к ее губам, услышал тихие причмокивающие звуки питья. Мои ноги чуть не выскользнули из-под меня, когда я, шатаясь, переходил ров на краю ее двора. Я обрел равновесие только тогда, когда добрался до дороги.
Потом я побежал домой.

На следующей неделе я работал один, пытаясь сделать все возможное, чтобы вытащить нас из этого дома. Трехдневное право аннулировать полис давно истекло. Телефонный звонок моему адвокату тоже не помог мне. Я мог бы выставить дом на продажу, но у нас не было достаточно денег в банке, чтобы позволить себе еще одну покупку. Поэтому я занялся арендой жилья.
Моника ничем не могла помочь. Она была против возвращения в квартиру. Ни один дом не удовлетворял ее, даже на временной основе. Она сказала, что ни один из них не сравнится с нашим домом в "Золотых Воротах". Мы нашли свой дом, и она не хотела его покидать.
Она почувствовала вкус счастья и не хотела его терять, несмотря ни на что.
Я все меньше и меньше искал выход из положения. Соседи в основном избегали нас. Но если мы были снаружи и кто-то проходил мимо, они были добры и махали нам. Мы с Моникой махали в ответ, улыбаясь.
К третьей неделе я больше не пытался что-либо искать. Моника перестала разговаривать со мной, разве что для того, чтобы напомнить о десятине. Я с головой погрузился в новую книгу, закончив правки и отослав рукопись моим предварительным читателям для внесения изменений. Пока я ждал ответа, начал работать над заметками для следующей книги.
Я видел Монику все реже и реже. Она избегала меня, как и все соседи. Я посчитал, что она все еще злится на меня за то, что я пытался заставить нас уехать, и решил дать ей немного побыть одной. Когда Моника будет готова забыть об этом, она скажет мне.
На четвертой неделе я начал писать новую книгу. Я почти заставил себя забыть о той ночи в прошлом месяце. Это было похоже на сон, который видел много лет назад. Я все еще мог представить себе образы отвратительных пятен во дворах, но это были тусклые фотографии в моей памяти.
Мисс Нидлмайр не нанесла визит в третью субботу месяца. Я этого и не ожидал. Она сказала все, что хотела сказать.
В воскресенье вечером я помчался за пиццей, так как Моника уже месяц ничего не готовила. Когда я вернулся в дом, уже стемнело. Я нигде не мог найти Монику. Быстро обыскав весь дом, я наконец нашел ее на заднем крыльце. Она сидела в кресле, которое я обычно занимал, когда курил сигары. Между пальцами у нее была зажата сигарета. То, что она снова начала курить, не было шоком. За последние три года она бросала курить раз семь.
- Ты где был? - спросила она, не оборачиваясь.
- Покупал пиццу. Она на кухне.
- Ты достал нашу... десятину?
- А ты как думаешь?
Я увидел, как плечи Моники поднялись и опустились со вздохом.
- Ты же знаешь, что будет, если мы не дадим десятину.
- Ничего не случится.
- Я слышала, как мисс Нидлмайр разговаривала с тобой в прошлом месяце и слышала, что она сказала.
- Прекрасно. Это не было большой тайной.
- Ты пытался скрыть это от меня, как тайну.
- Не совсем. Я просто не хотел...
- Просто не хотел меня пугать. Да, я так и поняла, - еще один вздох. - Черт возьми, Адам. Почему ты просто не добыл десятину?
- Ты действительно этого хочешь? - никакого ответа. - Ты же видела письмо. Видела, что в нем было. Ребенок. Где, черт возьми, я должен найти ребенка?
- Да снаружи их полно.…
- Ты слышишь себя. Ты хочешь, чтобы я похитил..?
- Настоящий муж справился бы с этим. Не обязательно, чтобы ему это нравилось, но он сделал бы это для своей жены, для своего дома, - Моника ткнула сигарету в пепельницу. - Мы не можем уехать, Адам. Это наш дом. Мы слишком много потратили сил, чтобы оказаться здесь и не можем потерять его сейчас.
- Мы не оставим на улице ребенка для...
- Пожирателя.
- Даже не произноси его имени, - я вздрогнул. - Это ненормально. Эти люди больны. Нам вообще не следовало сюда переезжать.
- Где еще мы могли бы найти такое место?
- Многие другие места нам нравились.
- Но мы выбрали именно это место. Более того, оно выбрало нас.
- Господи. Теперь ты говоришь как мисс Нидлмайр.
Моника встала и повернулась ко мне лицом. Ее волосы свисали растрепанными прядями вокруг лица. На ней все еще было то, в чем она спала: клетчатые шорты и белая майка. Босиком она направилась ко мне.
- Я слышала, что сказала мисс Нидлмайр.
- Ты мне уже это говорила.
- Она сказала, что мы можем выбрать свою собственную десятину... для прощения.
Глаза Моники выглядели дикими и безумными.
- С тобой все в порядке? - спросил я.
- Я не спала несколько дней, - сказала она. - Я думала об этом снова и снова. Мы через многое прошли вместе. Мы всегда были командой, преодолевающей препятствия. Но теперь... это место - я не оставлю его ради тебя. Ты не сможешь меня заставить.
- Мы не уедем, - сказал я, не осознавая, что отступаю, пока не уперся спиной в раздвижную дверь. - Мы что-нибудь придумаем.
- Все будет хорошо, - сказала она.
Ее рука резко опустилась. Я увидел бейсбольную биту, прислоненную к стене дома. Пальцы сомкнулись на заклеенной лентой ручке.
- Как всегда, предоставь мне все исправить!
Я увернулся от ее первого удара. Бита разбила стекло позади меня, разбросав осколки по кухонному полу. Взглянув на Монику, я увидел, как она ухмыльнулась.
- Черт, Мон! Какого хера?..
Злая усмешка исказила ее лицо, она крутанулась и ударила меня битой по плечу. Руку пронзила боль, и она онемела. Я попробовал поднять ее. Без толку. Она висела бесполезно и безвольно рядом со мной. Поэтому, когда она снова замахнулась, у меня не было никакой возможности защитить себя. Другая моя рука не успевала отразить удар.
Бита полетела мне в лицо, заполнив все поле зрения.
Боль взорвалась в моей голове.
Затем темнота накрыла все кругом.

Открыв глаза, я увидел над собой ночное небо, в моем искаженном зрении размазывались звезды. Голова пульсировала каждый раз, когда я моргал. Веки чувствовали себя так, словно их тянул вниз неимоверный груз. На мой лоб так сильно давило, словно мне под кожу сунули кирпич.
Я не мог пошевелить руками. Левая чувствовала боль и напряжение, но по крайней мере больше не немела. Впрочем, это ничего не меняло. Мои запястья были привязаны к кольям, руки растянуты по сторонам. Посмотрев вниз на свою грудь, я увидел, что мои ноги раздвинуты, веревки тянулись от лодыжек к другой паре кольев.
Меня растопырили на земле буквой Х.
Оглядевшись, я закричал:
- Моника! - когда увидел, что она стоит сбоку от меня.
Свет на крыльце окрасил половину ее лица в бледный румянец, оставив другую половину скрытой в тени. Но я видел достаточно ее глаз, чтобы увидеть ненависть, которую она бросала на меня.
Я почувствовал, как мои яички съежились, словно пытаясь спрятаться.
- Что ты делаешь? - спросил я.
- Даю Пожирателю то, что он хочет.
- И это я?
Моника кивнула.
- Ты не оставил мне особого выбора.
- Да у нас был огромный выбор!
- Ты ошибаешься.
Покачав головой, я сказал:
- Ты скорее отдашь меня этому существу, чем переедешь?
- Мы никогда не найдем лучшего, более безопасного места.
- Моника, не делай этого, ладно? Я найду нашу десятину. Я все сделаю как надо. Я…
- Уже слишком поздно. Где ты найдешь ребенка в такое время ночи? Кроме того, я уже взрослая, чтобы принять свое решение. И если я не дам Пожирателю что-нибудь сегодня ночью, мы оба умрем. И ты это знаешь. Я это знаю. Поэтому... это должен быть ты.
- Я бы никогда так с тобой не поступил. Не могу поверить, что ты это делаешь…
Я знал, что должен разозлиться, но просто чувствовал пустоту внутри, оцепенение, которое, казалось, распространилось по всему моему телу. Наверное там, внутри, тоже был гнев, но приглушенный моим разбитым сердцем.
Предательство Моники парализовало меня.
Я услышал стук тяжелых каблуков по асфальту. Посмотрев на дорогу, я заметил приближающуюся мисс Нидлмайр. Некоторые соседи шли вместе с ней, - паства пожилых людей двигалась в летаргической волне. Все они были одеты так, словно собирались в церковь.
Моника заметила их и улыбнулась.
- Мисс Нидлмайр, смотрите, - она указала на меня. - Вот моя десятина. Примет ли его Пожиратель?
Нависший надо мной, рот мисс Нидлмайр превратился в узкую линию, отчего ее морщины стали еще глубже. Она кивнула.
- О, да, - сказала она. - Пожиратель будет очень доволен.
Моника выглядела на грани маниакального смеха.
- О, слава богу. Мне здесь очень нравится. Я понимаю, почему вы это делаете - вы тоже не хотите уезжать отсюда. И как и вы, я хочу провести здесь остаток своей жизни.
Мои глаза встретились с глазами мисс Нидлмайр. За толстыми стеклами они выглядели сочувствующими.
- Ну, мистер Шаффер, вы ожидали, что окажетесь в таком затруднительном положении?
Я дернул за веревки. Колья не сдвинулись с места. Веревка была слишком туго натянута и много раз обвивалась вокруг моих запястий. Сдавшись, я уронил голову на влажную землю. Мои волосы промокли.
- Нет…
Мисс Нидлмайр кивнула.
- Держу пари, что нет, - она посмотрела на Монику. - Нам нравится, что вы здесь, миссис Шаффер. Очень. Нам бы хотелось, чтобы все было по-другому.
- Мне тоже, - сказала Моника. - Но я не могла придумать ничего другого.
- Почему вы просто не заплатили десятину? - спросила меня мисс Нидлмайр.
Я подумал о том, чтобы сделать ей какое-нибудь язвительное замечание, уколоть в последний раз. Ничего такого в голову не приходило.
- Не должен кто-то умирать, чтобы я мог быть счастливым.
Мисс Нидлмайр уставилась на меня. Уголок ее рта изогнулся дугой.
- Хороший ответ, мистер Шаффер. Я знала, что вы мне нравитесь не просто так. Вот почему вы получили мой голос.
Сбитый с толку, я смотрел, как мисс Нидлмайр идет к Монике.
- Миссис Шаффер, "Золотые ворота" - это община для семей - мужей и жен, детей. Дети вырастают, уезжают, а родители остаются здесь, стареют и умирают. Затем нас раскладывают на лужайках, и Пожиратель нас съедает. Потом наши дети возвращаются, занимают наши места, поддерживая цикл жизни. Это наш долг. А тем временем мы предоставляем Пожирателю десятину, чтобы мы были в безопасности, чтобы наши лужайки выглядели шикарно, и чтобы держать подальше от нас паразитов: людей и животных. Здесь действуют строгие правила. Законы, комендантский час, время отхода ко сну - все это было введено в действие для нашей защиты. Вы получили возможность присоединиться к нам, потому что рак забрал единственного сына Джонсонов. Когда в конце их жизни они были отданы Пожирателю, дом остался вакантным.
- Да, - ответила Моника. - И я счастлива быть частью этого.
- Я восхищена этим, - сказала мисс Нидлмайр. - Но еще больше я восхищаюсь мужем, готовым бороться за то, что он в глубине души считает правильным, даже если это может стоить ему жизни. Мы хотим, чтобы вы были здесь, миссис Шаффер. Но мы не можем терпеть эгоистичную жену, которая так быстро предает своего мужа, чтобы помочь себе.
У Моники медленно отвисла челюсть.
- Взять ее, - сказала мисс Нидлмайр.
Прежде чем Моника успела среагировать, Даггины бросились на нее, схватив за руки.
Указав на меня, мисс Нидлмайр сказала:
- Развяжите его, быстро. Пожиратель приближается.
Вдалеке я различил слабый рокот старого двигателя, который постепенно становился все громче. Он будет здесь через несколько минут.
Мистер и миссис Дули быстро развязали мне руки и ноги, помогли встать. В ногах покалывало, как будто песок тек по моим венам.
- Поместите ее на его место, - сказала мисс Нидлмайр.
- Нет! - закричала Моника. Пожилая пара потянула ее, мечещуюся и брыкающуюся, к веревкам. - Адам! Не позволяй им этого делать! Прости меня! Я люблю тебя!
Я уже собирался помочь ей, но быстрый взгляд на мисс Нидлмайр убедил меня остаться на месте. Моника боролась и кричала, брыкалась и сопротивлялась не в силах освободиться. Дули держали ее, пока Муры привязывали к кольям.
Мисс Нидлмайр встала передо мной, положив руку мне на грудь, и оттолкнула меня.
- А теперь идите в дом, мистер Шаффер. Подношение будет оставлено.
- Но… - я посмотрел на Монику, которая смотрела на меня полными слез глазами. Ее губы дрожали. - Я…
- Итак, мистер Шаффер. Пожиратель уже почти на месте. Если мы будем здесь, когда он прибудет…
Она позволила предостерегающему взгляду закончить за нее.
- Адам! - воскликнула Моника. - Пожалуйста! Прости меня! Пожалуйста, помоги! Адам!
- Идите, - сказала мисс Нидлмайр.
Кивнув, я пошел назад. Увидев, что я ухожу, Моника вскрикнула. Сквозь истерический плач было трудно разобрать, что она говорит. Услышав жалкую безнадежность в ее голосе, моя грудь сжалась. Слезы наполнили мои глаза.
Я повернулся к ней спиной и вошел в дом, бросив последний взгляд наружу. Мои соседи направлялись домой, а Моника кричала, дергаясь всем телом на веревках. Она проклинала их, проклинала меня. Затем просила прощения.
Я закрыл дверь.
Через несколько минут я уже был в своей спальне, без света стоял на коленях перед окном и смотрел вниз, в темный двор. Я не мог видеть Монику, но точно слышал ее отчаянные мольбы. Хотя их уже заглушало прерывистое пыхтение надвигающегося механизма.
Мурашки пробежали по моей спине, когда внезапно вспыхнул яркий свет, похожий на светящийся взрыв, выставив Монику на показ. Больше не сопротивляясь, она все еще кричала. Свет нарастал, распространяясь вокруг нее, как яркая вода.
Затем я увидел лезвия, крутящиеся в виде размытых заостренных граней. Огромные неровные зубья, вращающиеся, как спицы велосипедного колеса. Машина, к которой были прикреплены вертящиеся пластины, появилась подо мной. Ее массивная конструкция была похожа на трактор, но больше и громоздче. Страшнее. Дымовые трубы с каждой стороны выбрасывали густые клубы выхлопных газов. При движении он скрипел и пищал, как плохой ремень вентилятора. Конструкция агрегата была простой, но явно сверхъестественной. Водителя не было. Металлический зверь двигался сам по себе.
Моника закричала в последний раз перед тем, как ее голову зажевало, обрывая ее крики сочными хрустящими звуками. Я отвел взгляд, когда лезвия вгрызлись в ее грудь.

Ложась в постель, я ни о чем не думал. Мой разум был пустым - подавленным и опустошенным. Я не думал, что смогу заснуть, но когда моя голова коснулась подушки, я провалился в глубокий сон.
Я проснулся только утром, под тихий гармоничный перезвон колокольчиков.
Мисс Нидлмайр улыбнулась, когда я открыл дверь.
- Мистер Шаффер, вы выглядите хорошо отдохнувшим.
Щурясь от яркого света, я кивнул.
- Действительно, я и сам это чувствую.
- Видите, как хорошо вы себя чувствуете, отдав десятину?
- В данный момент, - мой взгляд скользнул в сторону двора. Там, где не так давно была Моника, осталось утоптанное темное влажное пятно. Даже колья исчезли. - Но мне кажется, что чувство вины придет, когда у меня появится возможность подумать об этом.
Мисс Нидлмайр покачала головой.
- Нет. Ваша совесть чиста, вам не за что себя корить.
- Я отдал свою жену таинственному старому драндулету, называемую Пожиратель. Мне есть из-за чего переживать.
- Вовсе нет, - сказала она. - Разве вы не чувствуете себя... хорошо?
Никогда в жизни я не чувствовал себя лучше. Полный сил, я боролся с желанием присвистнуть от радости. То место, куда Моника ударила меня битой, больше не пульсировало. Проверив свою руку, я увидел, что на ней не осталось даже крошечного пятнышка.
- Значит, теперь мне придется делать это каждый месяц? - спросил я.
Мисс Нидлмайр улыбнулась.
- Да, подношение крови обязательно. Но вы доказали всем нам, что принадлежите к нашему кругу, доказали это и Пожирателю. Человек, готовый отдать жизнь ребенка, чтобы помочь своей собственной, - это не тот человек, которого мы хотели бы видеть здесь, в "Золотых Воротах".
- Значит, это была всего лишь проверка?
Улыбка мисс Нидлмайр стала еще шире.
- И вы ее прошли, - она подняла конверт, который выглядел точно так же, как и первый. - Это для вас. Загляните в него, когда войдете в дом.
Я взял у нее конверт, затем мисс Нидлмайр повернулась и начала медленно спускаться по ступенькам.
- Хорошего дня,- сказал я ей.
- И вам того же, мистер Шаффер.
Я начал закрывать дверь.
- О, еще кое-что, - сказала она, оборачиваясь.
Выглянув наружу, я спросил:
- Что еще?
- В следующую субботу у меня дома состоится собрание. Мне бы очень хотелось, чтобы вы там были.
Я улыбнулся.
- Не откажусь.
- Хорошо. Моя внучка приедет погостить ко мне на некоторое время. Она примерно вашего возраста, недавно развелась и очень приятна на вид. Скоро мне придется сделать подношение, так что до тех пор она будет мне помогать. Я думаю, вы двое прекрасно поладите.
- Звучит неплохо.
- Берегите себя, - сказала она, отворачиваясь.
Я закрыл дверь. По дороге в кабинет я открыл конверт. Он не был запечатан. Внутри лежал сложенный листок бумаги. Открыв его, я уставился на грубо нарисованное изображение.
И улыбнулся.
Синие размазанные чернила безошибочно напоминали курицу.
Теперь это была десятина, с которой я мог справиться.

Заметки к истории:

Первоначальная версия этой истории была написана много лет назад, но я выбросил большую ее часть, переписывая рассказ для журнала Джека Бэнтри "Сплаттерпанк". Я оставил имя жены прежним, но изменил имя мужа, потому что они совпадали с парой, с которой я познакомился после завершения первого черновика. Я не хотел, чтобы они думали, что я намеренно использовал их имена, особенно после того, что происходит с ними в этой истории.
Я фанат старых сериал-антологий, таких как "Сумеречная зона", "Монстры", "Сказки с темной стороны" и "Внешние границы". В детстве я часто смотрел их с мамой, выключив свет и попивая шоколадные молочные коктейли, пока отец работал в ночную смену.
Когда я впервые взялся за эту историю, мне захотелось написать что-нибудь такое, что я мог тогда смотреть вместе с мамой. Я планировал дать ей прочесть ее, но она так и не успела этого сделать до того, как ею овладело слабоумие. Надеюсь, ей бы понравилось.