«Tерпи!» Рэт Джеймс Уайт

B тот день, я только что купил две новые розги в антикварном магазине и был занят их чисткой, пока Малышка лежала голышом рядом со мной на животе, обнимая свою новую плюшевую собачку и раскрашивая книжку-раскраску "Русалочка", которую я купил для нее накануне.
Закончив иx чистить, я встал и посмотрел вниз на ее прелестную попку. От одного взгляда на неё у меня в штанах зашевелилось. Такая красивая задница. Следы моих укусов все еще были видны на ее бедрах, ляжках и каждой сочной ягодице. Большинство других синяков, которые я нанес ей прошлой ночью, уже поблекли или пожелтели. Ей нужны были какие-нибудь новые. Я начал постукивать розгой вверх-вниз по ее бедрам и этой сладкой попке.
- Это приятное чувство. Может, мне сейчас перестать раскрашивать?
- Нет. Просто терпи.
Я продолжал разогревать ее задницу и бедра розгой, а затем нанес ей первый сильный удар, от которого сразу же появился рубец.
- Ой! Папочка!
- Продолжай раскрашивать.
Она потянулась за другим карандашом, красным для панциря краба, над которым работала.
Я дал ей еще одну крепкую затрещину.
- Tерпи, - твердо сказал я. - Сделай Папочке красивую картинку.
- Да, Папочка.
Я еще несколько раз жестко "лизнул" ее, и она опустила голову и начала дрожать. Я вылез из штанов, снял рубашку и снова взял розгу. Я опустил ee еще сильнее, чуть не порвав кожу. Ее дрожь усилилась. Прилив дофамина. Подпространство. Сейчас она была на взводе эндорфинов. Ее попка и бедра были испещрены рубцами, и я начал заполнять промежутки между рубцами, пока бледная кожа на попке моей прекрасной Mалышки не превратилась в красное тканое одеяло из багровых ран.
Мой член был тверже, чем математическое исчисление. Я погладил его, низко рыча в горле, представляя, как кончаю на ее покрасневшие ягодицы. Какая прекрасная получилась бы картина.
Каждый раз, когда я опускал розгу на эти сочные шарики сочной плоти, наблюдал, как они колышутся, слышал стон моей Mалышки, мое собственное налившееся мужское достоинство пульсировало в ответ. Ее задница выглядела так, словно ей самое место на подносе для десертов.
Мое рычание стало громче. Зверь полностью проснулся и жаждал спаривания. Малышка снова опустила голову, зажав в кулаке карандаш, дрожа с головы до ног. Я по опыту знал, насколько влажной сейчас была ее "киска". Мысль о ее влажности усилила рычание. Теперь это был тяжелый басовый гул, похожий на вибрации от дешевых динамиков, когда бас и громкость увеличены выше, чем они могут выдержать. Только эти динамики взрывали "Дикое королевство". Звук какого-то крупного хищника, готовящегося убить антилопу.
Я отбросил розгу и лег на нее сверху, проникая на всю длину в эти сочные складки шелковистой плоти, глубоко в ее лоно. Я трахал ее медленно. Полностью входя, заполняя ее. Она ахнула.
- Продолжай раскрашивать.
- Да, Папочка.
Почти весь путь наружу.
- Твой член так приятен на ощупь!
Полностью, на этот раз - даже глубже.
Я увеличил свой ритм, яростно врываясь в нее, мои яйца ударялись о ее задницу.
- О, Папочка! О-о-о-о, ты такой клёвый.
- Закончи мою картину. И терпи.
- О-о-о-о-о-о! Да-а-а-а, Папочка.
Это был свистящий шепот, прошипевший сквозь стиснутые зубы.
Я приподнялся на костяшках пальцев, чтобы посмотреть вниз на ее прелестную попку и наблюдать, как мой член скользит в нее и выходит из нее, когда я вдавливаю ее в матрас.
- О, Боже! Ты ощущаешься таким чертовски огромным!
И я был таким. Мой член был таким твердым, что казался пятой конечностью. Она раскрашивала лист зеленым карандашом, когда, из-за моих ударов отбойным молотком по ней, тот соскользнул.
- Я сказал - терпеть. Это еще один удар розгой. Теперь продолжай раскрашивать.
- Да, Папочка. Я постараюсь. Я никогда раньше не пыталась раскрашивать, когда меня трахали.
- Каждый раз, когда ты будешь выходить за рамки дозволенного, будешь получать очередную взбучку розгой.
- Да, Папочка.
Я снова опустился на нее сверху. Прикусил ее сзади за шею и увеличил свой ритм: быстро и жестко, как подросток, получающий свой первый кусочек "киски", безрассудно мчащийся к оргазму. Карандаш снова соскользнул.
- Это еще один раз. Tерпи. Продолжай раскрашивать.
- О, Папочка! О, Боже!
Ее глаза были закрыты. Ее секс был водопадом. Ее "киска" сжала мой член, как кулак.
- Ты слышала, что сказал Папочка?
Она кивнула, протянув дрожащую руку к коробке и взяв желтый карандаш, чтобы закончить цветы.
- Да, Папочка.
- Сделай. Это. Красиво. Для. Меня!
Я подчеркивал каждое слово жестким толчком. Cердитыми толчками, которые вдавливали ее бедра в матрас и выбивали воздух из ее легких.
- Ox! Да, Папочка! Я так и сделаю! Я сделаю красиво! Боже, твой член так приятен на ощупь!
Она закончила с цветами, морскими водорослями, панцирем краба, допустив всего две ошибки. Теперь она потянулась за синим карандашом, чтобы раскрасить маленькие пузырьки. Это должно было быть тяжело. Я чуть не рассмеялся.
Я приподнялся на костяшках пальцев, приняв позу сверху. Hаблюдая, как мой член скользит в ее мокрую "киску" и выходит из нее, когда я врезался в нее снова и снова, терзая ее лоно, как будто все сокровища земли и небес лежали за его стенами, и все, что мне нужно было сделать - это прокопаться сквозь ее, чтобы добраться до них.
В линиях не было ни одного пузырька.
Я вышел. Встал. Поднял розгу.
- Я сказал тебе терпеть. Итак, сколько у тебя проколов?
Она колебалась. Она все еще дрожала, пытаясь отдышаться.
- Сколько? - потребовал я.
- Четыре.
- Cчитай.
Я хлестнул розгой по ее заднице, оставив сердитый красный рубец прямо между двумя предыдущими.
- Один, - прошептала она, задыхаясь.
Я снова опустил розгу, нанося удар за ударом.
- Два.
Я полоснул по задней части ее бедер.
- Три.
Последний удар был тяжелее, чем все остальные. Я поднял розгу над плечом и хлестнул ею по ее заднице по порочной дуге, которая вызвала новую волну дрожи в изящных формах моей Mалышки.
Позже, когда я лежал в постели, глядя на картинку, которую моя Mалышка раскрасила для меня, пока глотала мой член, практикуясь в своих быстро развивающихся навыках глубокого глотания, я подсчитал, сколько раз она выходила за рамки дозволенного. Всего их было двенадцать. Я задолжал ей еще восемь ударов. Я кончил с ревом, который опустошил меня, наполнив ее талантливый рот своим семенем, и размышлял, стоит ли простить эти последние несколько ошибок. В конце концов, это был красивый рисунок, и она действительно сделала Папочку очень счастливым. Решения. Решения. Думаю, она узнает, когда я увижу ее сегодня вечером.