Машина Джейми резко остановилась, взвизгнув шинами, и первой мыслью, пронесшейся у него в голове, было «я чуть не сбил это», а не «я чуть не сбил его». В ярком свете фар стояло какое-то привидение, одетое в просторную рубаху с ярким узором, огромные красные башмаки и полосатые штаны. На лице у призрака лежал густой слой белил.

Что сразу насторожило Джейми – так это взгляд клоуна, изумленный блеск, будто он впервые очутился в этом мире, словно машина Джейми – первое, что он увидел. Казалось, существо только-только вылупилось из огромного яйца, доковыляло до дороги и застыло там, как манекен в витрине магазина. Цветастая рубаха, заправленная в штаны, едва удерживала обвисший живот, руки плотно прижаты к бокам, а ладони, обтянутые белыми перчатками, сжаты в кулаки. Под мышками расплывались пятна от пота. Клоун таращился на него через ветровое стекло нелепыми удивленными глазами, потом интерес пропал, и он отвернулся от машины, едва не задавившей его насмерть.

Часы на приборной панели отсчитали десятую секунду с того момента, как Джейми вдарил по тормозам. Он чувствовал запах жженой резины. За все время, что он провел за рулем, мир лишился двух кошек, одного фазана, и вот теперь к этому списку едва не добавился совершенно одуревший человек. В голове у Джейми пронеслись все те напасти, что могли бы свалиться на него, не затормози он вовремя: судебные процессы, обвинения, бессонные ночи и чувство вины до конца жизни. На него накатил приступ гнева, как это бывает у водителей, – он опустил стекло и заорал:

– Эй, ты! Проваливай нахрен с дороги!

Клоун не двинулся с места – лишь дважды беззвучно открылся и закрылся его рот. От ярости с Джейми чуть не случился нервный припадок: этот тип думает, что это смешно? Джейми заскрипел зубами и с силой ударил по клаксону. Его небольшой старенький «ниссан» взвизгнул что было сил, пронзительно разорвав тишину двух часов ночи.

Это, похоже, помогло. Клоун прижал к ушам руки в белых перчатках и снова повернулся к машине, его рот широко раскрылся и снова закрылся. От его взгляда Джейми похолодел, по спине побежали мурашки. «Больше не сигналь, парень, – говорил взгляд его безумных глаз. – У человека вроде меня есть проблемы, так? И тебе бы хотелось, чтобы я их держал при себе, так?»

Рука Джейми нерешительно замерла над клаксоном.

Клоун развернулся в сторону тропинки и, шатаясь словно пьяный, сделал несколько шагов, прежде чем снова остановиться. Если бы по встречке пронеслась машина, она бы довершила то, чего едва не натворил Джейми. Ну, хорошо, природе лучше знать – может, это было всего лишь естественное избавление человеческого рода от дурного гена, как от дурной крови при кровопускании. Джейми уехал, качая головой и нервно посмеиваясь. «Что бы это все значило?» – прошептал он своему отражению в зеркале заднего вида.

Очень скоро он это узнает – буквально следующей же ночью.

* * *

– Где мой ЗОНТИК, мать твою?

Джейми издал неслышный миру стон. Уже в третий раз на него обрушивался этот вопрос, каждый раз с упором на новое слово. Перед ним стоял не кто иной, как Ричард Питерсон, автор душещипательных статей для одной из национальных газетенок под названием «Голос налогоплательщика». В двери привилегированного клуба «Вентворт» он ворвался вихрем в костюме от «Армани» и в начищенных до блеска туфлях. Работая в клубе консьержем, Джейми получал восемнадцать долларов в час за то, что вежливо выслушивал подобные тирады.

На несколько мгновений крики смолкли. Питерсон в зловещем молчании таращился на него, подергивая усами.

– Прошу прощения, сэр, я его не видел. Позвольте предложить вам другой за счет заведения?..

– Этот зонтик – наша СЕМЕЙНАЯ РЕЛИКВИЯ, мать твою!

– Понимаю вас, сэр. Возможно…

– ГДЕ мой зонтик?

Джейми изобразил приветствие, когда мимо входа прошли две привлекательных женщины, с улыбкой глядевшие на происходящее внутри. Следующие пару минут он повторял «Понимаю вас, сэр. Возможно…», а Питерсон тем временем угрожал выйти из клуба, засудить Джейми и вышвырнуть его на улицу. «Неужели он не знает, с кем имеет дело?!» Наконец, в вестибюле показался один из приятелей Питерсона, который увлек друга к бару так, словно приманивал добермана свежим куском мяса. Питерсон удалился, ворча себе под нос. Джейми вздохнул, отнюдь не впервые чувствуя себя приглашенной звездой в какой-нибудь британской комедии положений.

Начался и закончился шестичасовой наплыв гостей. Через двери кавалькадой проходили налившиеся пивом сливки общества Брисбена: от совладельцев юридических фирм до телеведущих, заправил Австралийской футбольной лиги, вышедших в тираж звезд крикета, членов парламента штата – и многие другие персонажи, но только не молодые женщины. Воцарилась тишина, единственными звуками, проникавшими сквозь гранитные стены, были приглушенный шум уличного движения, затихающее биение близившегося к концу рабочего дня и пробуждавшийся пульс ночной жизни большого города. Вестибюль опустел, покой иногда нарушали члены клуба, выходившие из него более пьяными и довольными, чем когда пришли. Как только последний из них, пошатываясь, вышел на улицу, Джейми погрузился в научно-фантастический роман, время от времени озираясь через плечо, как бы его за этим занятием не застукало начальство или кто-то из шишек Брисбена. Это, в противовес вечерней суматохе, было не таким уж плохим способом зарабатывать восемнадцать долларов в час.

Часы пробили два. Джейми вздрогнул и словно вышел из транса, удивившись тому, как быстро пролетели шесть часов. Царила тишина: персонал разошелся по домам, все члены клуба уже улеглись в постели, вдоволь напившись пива, а рядом с ними спали их спутницы из службы эскорта.

Джейми шел по ночному городу к торговому центру «Майер» – молодой рыжеволосый человек с тонкими ногами, шагавший быстрой пружинистой походкой, звонко стуча по тротуару каблуками начищенных ботинок, засунув руки в карманы, в одном из них поигрывая большим и указательным пальцами долларовой монетой. Какой-то нищий выучил его график и вот уже несколько недель пытался перехватить Джейми по пути к автостоянке. И, словно по расписанию, у центра «Майер» его встретил старик, источавший густой запах дешевого вина и похожий на опустившегося Санта-Клауса. Он что-то пробормотал о погоде, потом изобразил удивление и восторг, когда Джейми сунул ему доллар, словно такой милости никак не ожидал, и смена Джейми закончилась потоком благодарностей, что хоть немного его порадовало.

Не в первый раз задумываясь, за каким чертом он получил степень бакалавра, он завел «ниссан». Двигатель заскрежетал и закашлял, как заядлый курильщик. По дороге домой Джейми увидел еще одного клоуна.

* * *

Свет фар мазнул по закрытым магазинам в районе Нью-Фарм и высветил его, стоявшего у двери бакалейной лавки. Это был не тот клоун, что прошлой ночью. У этого клочки темных волос торчали, словно щетина, на его круглой, как баскетбольный мяч, голове. И одет он был иначе – в простую красную рубаху, похожую на старомодное хлопковое нижнее белье, туго обтягивавшую его грудь и живот, и такого же стиля штаны, с застежками сзади. «Клоунскими» в нем были лишь раскрашенное лицо, пластиковый нос и огромные красные башмаки. В остальном он мог вполне сойти за алкоголика лет пятидесяти с небольшим, заблудившегося по дороге домой или ищущего «любви» в темном переулке.

Проезжая мимо, Джейми разглядел, что клоун, похоже, был в отчаянии, он судорожно вскидывал вверх руки и на что-то жаловался небесам. В зеркало заднего вида Джейми заметил, как клоун исчез из виду, нырнув в проем между бакалейной лавкой и магазином садового инвентаря.

Джейми с радостью оставил бы все как есть: по улицам разгуливали какие-то психи, но в этом районе это никого не удивляло. Он добрался бы до дома, поднялся по задней лестнице в душ, выложил корм бесчисленным бездомным кошкам, тихонько вернулся к себе в комнату, помастурбировал под скачанную из интернета порнушку, а потом рухнул бы на кровать, готовый завтра повторить все заново. Но у его машины на уме было совсем другое. В огромном металлическом брюхе заскрежетало от несварения, а потом запахло маслом и дымом. Наполовину одолев улицу, маленький «ниссан» заглох.

Джейми треснул кулаком по пассажирскому сиденью, отчего кассеты посыпались во все стороны, словно пластиковые тараканы. До дома оставалось четыре улицы и все время в горку. Он уже разминал ноги перед тем, как начать толкать взбунтовавшуюся колымагу к дому, как вдруг услышал странный голос:

– Гоши!

У Джейми екнуло сердце. Позади него голос снова произнес:

– Гоши?

Он забыл о клоуне. А этот голос был точно клоунский: глуповатый, нарочито обеспокоенный и по-детски плаксивый, но при этом принадлежал мужчине средних лет. Его интонации вызвали в голове у Джейми образ деревенского дурачка, бьющего себя молотком по ноге и спрашивающего, почему ему больно. Клоун позвал снова, но теперь громче:

– Гоши-и-и-и?!

Гоши? Это что, ругательство такое? Джейми развернулся и зашагал обратно к парковке у бакалейной лавки. Улицы погрузились в тишину, и звук собственных шагов показался ему очень громким. Повинуясь какому-то инстинкту, велевшему ему не высовываться, он спрятался за живой изгородью и сквозь листья увидел клоуна, стоявшего у магазина садового инвентаря, глядевшего на крышу и изображавшего огорченного родителя – запускал пятерню в волосы, воздевал руки к небу. Вел себя так, словно экзальтированная актриса на сцене, готовая упасть в обморок: руку на лоб, шаг назад, стон. Джейми дождался, пока клоун повернется к нему спиной, и перебежал от живой изгороди к мусорным контейнерам, скрючившись, спрятался за ними, чтобы разглядеть все поближе. Клоун снова выкрикнул то же слово:

– Гоши-и-и-и!

Мелькнула мысль: «Гоши – это имя. Может, так зовут клоуна, которого я чуть не задавил. Может, этот клоун его разыскивает, потому что Гоши пропал». Похоже, все сходится. И он нашел своего друга. Клоун из прошлой ночи стоял на крыше цветочной лавки, замерев и вытянувшись, как дымовая труба. Внезапность, с которой клоун перехватил взгляд Джейми, едва не заставила его испуганно вскрикнуть. На лице у клоуна было прежнее выражение полнейшего недоумения.

– Гоши, это совсем не смешно! – крикнул клоун с парковки. – Давай-ка слезай оттуда. Давай-давай, Гоши, слезай вниз, ты должен! Гоши, это вовсе не смешно!

Гоши стоял на крыше неподвижно, сжатые кулаки прижаты к бокам, словно у капризного ребенка, глаза выпучены, губы надуты, из-под рубахи свисает живот, похожий на мешок с цементом. Он, не мигая, смотрел вниз на второго клоуна, и спускаться он не собирался, это уж точно. Похоже, его одолевал тихий приступ гнева. Он беззвучно раскрыл рот и отвернулся.

– Гоши, спускайся, ну, пожа-а-алуйста! Вот придет Гонко, он та-а-к разозли-и-ится…

Гоши повернулся ко второму клоуну, снова беззвучно раскрыл рот и безо всякого предупреждения сделал на негнущихся ногах три шага к краю крыши и рухнул вниз. До земли было метра четыре. Он шлепнулся на бетон головой вперед с грациозностью мешка, набитого дохлыми котятами. При падении раздался громкий тошнотворный шлепок.

Джейми резко вдохнул.

– Гоши! – Бросился вперед второй клоун.

Гоши лежал лицом вниз, крепко прижав руки к бокам. Клоун похлопал Гоши по спине, словно тот всего лишь закашлялся. Бесполезно – ему, наверняка, нужна «скорая». Джейми с тревогой поглядел на телефон-автомат на другой стороне улицы.

Второй клоун снова похлопал Гоши по спине, на этот раз сильнее. Тот все также лежал лицом вниз, но теперь перекатывался с боку на бок, словно упавшая кегля. Похоже, с ним случился какой-то припадок. Второй клоун схватил его за плечи, и Гоши начал издавать звуки, похожие за закипающий чайник, пронзительно визжа:

– У-и-и-и-и! У-и-и-и-и!

Друг принялся поднимать Гоши. Встав на ноги и продолжая издавать жуткие звуки, тот таращился широко раскрытыми изумленными глазами. Клоун взял его за плечи, прошептал «Гоши!» и обнял. Чайник продолжал надрываться, но с каждым свистком звук становился тише, пока вовсе не смолк. Когда второй клоун отпустил его, Гоши повернулся к цветочной лавке, показал на нее вытянутой рукой и беззвучно открыл и закрыл рот. Второй клоун произнес:

– Знаю, но нам надо идти! Придет Гонко и…

Клоун обхлопал штаны Гоши, потом обшарил его карманы и что-то вытащил. Джейми не смог разглядеть, что именно, но это снова повергло второго клоуна в отчаяние:

– Ой-ой-ой! Гоши, о чем ты только думаешь? Тебе нельзя, не разрешается носить это с собой. Ой-ой-ой, Гонко… босс будет о-о-чень…

Клоун умолк и оглядел автостоянку, прежде чем выбросить какой-то небольшой предмет. Тот упал на землю, издав звон одной ноты колокольчика, и закатился в живую изгородь у тропинки, прежде чем Джейми удалось как следует его рассмотреть.

– Давай-ка, Гоши, шевелись, – сказал клоун. – Нам нужно идти.

Он схватил Гоши за воротник и потащил прочь. Джейми поднялся, не зная, то ли ему пойти вслед за этой парочкой, то ли бежать к телефону-автомату: один из этих идиотов наверняка убьется, если предоставить их самим себе. Потом он заметил еще кое-что: третьего клоуна. Тот стоял, скрестив руки на груди, у двери копировального центра через два дома от цветочного магазина. Джейми покачал головой, не веря своим глазам, и снова спрятался. Он сразу понял, что какие бы умственные расстройства ни одолевали первых двух клоунов, третий ими не страдал: лицо его выражало сосредоточенность, взгляд впивался в парочку, ковылявшую через парковку. Гоши и его приятель остановились. Лицо Гоши не изменилось, но второй глядел на третьего клоуна почти с ужасом. Он пробормотал:

– Привет… Гонко.

Третий клоун не шевельнулся и вообще никак не отреагировал. Он был тощий и в полном облачении – широченные полосатые штаны на подтяжках, галстук-бабочка, грим на лице, рубаха с нарисованными на ней котятами и огромная дутая шляпа. Он с прищуром смотрел на двух других клоунов, словно бандюга из гангстерского фильма: если бы он и захотел рассмешить людей, то сделал бы это только под дулом пистолета. Он оглядел автостоянку, словно выискивая свидетелей, и Джейми еще сильнее скрючился за мусорным контейнером, внезапно осознавая, что лучше всего – не попадаться никому на глаза. В ушах у него снова раздался отвратительный шлепок, с которым Гоши грохнулся на бетон, и он содрогнулся от воспоминания.

Третий клоун поманил двух других. Те подошли, неуклюже спотыкаясь.

– Мне пришлось его искать, Гонко, – начал было не-Гоши. – Надо было его найти, здесь он вообще никакой, ну просто…

– Пасть закрой, – грубо оборвал его третий клоун. – Пошли отсюда.

Он снова внимательно оглядел парковку от тропинки до мусорного контейнера. Джейми пригнулся, чтобы не попасться ему на глаза, и затаил дыхание. С минуту он не шевелился, боясь, что кто-нибудь услышит его оглушительно колотившееся сердце, и все же никак не мог уяснить, чего же именно он боится. Наконец, он рискнул выглянуть из-за контейнера. Клоуны исчезли. Джейми с радостью отошел подальше от мусорной вони. Перед магазином, на том месте, где грохнулся клоун Гоши, виднелось небольшое белое пятно. Белый грим. Джейми коснулся пятна, растер между пальцев краску, чтобы убедиться, что все случившееся за последние десять минут ему не примерещилось.

Совсем недалеко послышались звуки ночного города, словно его снова включили после небольшого перерыва. Залаяла собака, где-то запищала автомобильная сигнализация. Джейми вдруг стало холодно, он поежился и взглянул на часы: без одной минуты три ночи. Дорога домой будет долгой.

Идя по тропинке, он заметил что-то у края живой изгороди, и вспомнил, как клоун шарил в карманах у Гоши, что-то вытащил и зашвырнул подальше. Он поднял небольшой бархатный кисет размером с половину кулака, сверху перехваченный белой тесемкой. На ощупь казалось, что он наполнен песком, а может, и каким-то другим порошком. Судя по тому, как вели себя клоуны, может быть, тем самым порошком, который члены клуба «Вентворт» засыпали дорожками на карманные зеркала, оставляя после себя его следы вместе с окровавленными салфетками и соломинками от коктейлей. Интересно. Он сунул бархатный мешочек в карман, и тот бил его по бедру при каждом шаге.

Теперь начиналось самое веселое. Он поставил «ниссан» на нейтралку и принялся толкать его к автосервису, расположенному через две улицы. Проезжавший мимо водитель решил сообщить ему:

– Вот так получается, когда водишь японское дерьмо!

– Arigato gozaimasu [1], – пробормотал Джейми.

Позже, вспоминая эту ночь, Джейми поражался тому, что главной своей бедой считал заглохшую машину и боль в спине от долгого ее толкания, что он ни на секунду не встревожился из-за небольшого бархатного кисета в кармане, на ощупь, вроде бы, наполненного песком.

Глава 2. Навязчивый сон

Дом был типичным для штата Квинсленд – несколько спален, большая общая кухня и гостиная, внешняя лестница на второй этаж. Большое старое здание на вершине холма упорно не желало разваливаться, несмотря на совершенно наплевательское отношение к нему жильцов. Краска облупилась, ступеньки задней лестницы пугающе шатались, крысы размером с опоссума обитали в перекрытиях между первым и вторым этажом, и вполне возможно, что владелец дома вообще забыл о его существовании, поскольку любая проверка обрекла бы его вместе со всеми жильцами на казнь через повешение. Комната Джейми, единственная спальня на первом этаже, была форпостом чистоты среди холостяцких зарослей, и когда он в нее входил, то каждый раз вздыхал, словно человек, вернувшийся под крышу своего личного бомбоубежища.

В противовес холостяцкому легкомыслию соседей, которым, похоже, было совершенно наплевать на уют, спальня Джейми была убрана в соответствии с одной главной мыслью: чтобы о ней подумала Светлана, русская девушка, подававшая напитки в «Вентворте», если бы вошла сюда в один из воображаемых вечеров, когда Джейми набрался смелости пригласить ее в гости. Все было тщательно спланировано и продумано: компьютер создавал впечатление того, что хозяин идет в ногу со временем. Плакаты с Дэвидом Боуи и Трентом Резнором в сетчатых чулках говорили об открытости взглядов хозяина. Стойка с сотнями компакт-дисков и шкаф, доверху набитый старым винилом, выражали широту его вкусов и культурного кругозора. Цветы в горшках говорили о единстве с природой. Горный велосипед в углу – о его любви к спорту. Искусственный персидский ковер на полу характеризовал его как человека, умудренного опытом. Аквариум говорил о его способности к спокойным размышлениям и гуманном отношении к животным. Свисавший с потолка талисман «ловец снов» – о его духовности. Небольшой синтезатор с клавишами – о его творческих задатках. Каждый предмет походил на перо в павлиньем хвосте, призванный привлечь и поразить.

Вернувшись домой той ночью, Джейми, как и каждую ночь, тщательно осмотрел всю обстановку и убедился, что все на своих местах, что никто из соседей или бродячих торчков не украл ни один из ключевых предметов интерьера. Он с тоской поглядел на синтезатор, раздумывая, не поставить ли его на более заметное место, и в сотый раз решил оставить все как есть. Он поправил ковер, чтобы тот лежал параллельно половицам, медленно обошел свое гнездо, оценивая его критическим взглядом, и вздохнул, довольный тем, что все в порядке.

Он снял брюки, в кармане которых лежал бархатный кисет, и задумался над тем, за сколько он мог бы продать его содержимое, если там действительно был кокаин – недостатка в покупателях, ошивавшихся вокруг и внутри дома, не будет. Пока что он оставил кисет на прежнем месте и направился наверх, чтобы принять душ. Дом являл собой жалкое зрелище. Туалет выглядел так, словно кто-то бросил в унитаз гранату и спустил воду. Кто-то слопал продуктов на двадцать долларов из запасов Джейми, пока тот был на работе, и даже не удосужился выбросить обертки. В гостиной на диване неподвижно лежал какой-то бледный наркоман, скорее всего, дружок одного из соседей Джейми – вроде бы, Маршалла. Джейми ретировался обратно к себе по лестнице, внезапно почувствовав какую-то подавленность. Это совсем не та жизнь, к которой его готовило американское телевидение. Никаких тебе свадеб в финале романтических комедий, никаких тебе женских университетских клубов с веселыми проделками и девчонками в мокрых футболках. Лишь неоплаченные счета да грязная посуда в мойке.

В комнате Дэвид Боуи – в широких клешах, мотыляющихся вокруг щиколоток – глядел на него с постера взглядом папаши-андрогина. Джейми рухнул на кровать, поставил будильник и вдруг замер: надо ведь сначала взглянуть на бархатный кисет, нет? Он вытащил его из кармана брюк. Тот был чуть тяжеловат для своих размеров. Джейми перебросил его из руки в руку и услышал очень слабый звук, словно перекатывались стеклянные шарики. Он развязал белую тесемку и поднес мешочек к лампе. Внутри лежало множество крохотных бусинок, сверкавших на свету, как измельченное стекло. Он сжал кисет. Теперь, когда тот был открыт, звук стал громче и походил на маленький ветряной колокольчик. Джейми осторожно потрогал пальцем порошок: на ощупь тот был мягким, как пепел.

Он положил кисет на прикроватный столик, выключил лампу и улегся. Наверху заскрипели половицы – кто-то направился в кухню, чтобы дожевать то, что осталось от его провизии. Джейми лениво размышлял, что же случится в тот день, когда он навсегда отсюда свалит, и с этой обыденной мыслью заснул.

* * *

Сон приходит с такой ясностью, что Джейми будто не спит, что он вовсе не спит, а по-прежнему сидит в облаке вони, скрючившись за мусорным контейнером. Ему кажется, что он толкал свою машину к автосервису во сне, из которого его только что выдернули.

Чей-то голос орет:

– Где ты, сволочь? Чтоб тебе лопнуть, это преследование во сне – чистая подстава. Сколько мешочков этот торчок взял с нас за это? ДУПИ! Давай живей, урод. Мы тут не на сафари.

– Прости, Гонко, я просто, я… – отвечает знакомый Джейми плаксивый голос.

Первый голос принадлежит Гонко, тощему клоуну, и Джейми видит его, взглянув над крышкой контейнера. Гонко рыщет по парковке, каким-то образом умудряясь ступать бесшумно, как убийца, несмотря на свои нелепые огромные красные башмаки. Его каменное лицо прорезают зловещие морщины. Похоже, этим лицом что-то терли, как шкуркой, а потом макали в виски. Его глаза прячутся в узеньких щелках, сверкая холодным блеском и впиваясь во все увиденное, словно ледяная сосулька.

Скрючившись за контейнером, Джейми понимает, что Гонко ищет две вещи: маленький кисет с порошком и того, кто его украл. У него тут же начинает сосать под ложечкой, потому что кисет не дома в надежном месте, а здесь, у него в кармане. Он подумывает, а не швырнуть ли кисет через всю парковку, а потом дать деру, но один лишь взгляд на Гонко заставляет его отказаться от этой мысли. Двигаясь, словно ярко обряженное чучело, этот настырный клоун, кажется, одной только своей походкой говорит: «Э нет. Я поймаю тебя, братец. Прячься дальше. Мой тебе настоятельный совет». Нет никакого сомнения в том, что Гонко прикончит его, если найдет.

Переползая на четвереньках к другому краю контейнера, Джейми замечает еще двух клоунов. Их имена он тоже знает. Первый, конечно же, Гоши, а второй, с черной щетиной на голове, – это Дупи. Джейми как-то догадывается, что они братья. Гонко прекращает рыскать, поворачивается к ним и говорит:

– Да не стойте столбом, вы, пара уродливых сисек. Ищите его. Он где-то здесь.

Высунув голову из-за контейнера, Джейми видит, как Гоши резко оборачивается и смотрит прямо на него. Он встречается взглядом с нечеловеческими глазами, и это парализует его. Гоши дважды беззвучно открывает и закрывает рот. Остальные клоуны смотрят в другую от Гоши сторону, и это хорошо, поскольку Гоши поднимает негнущуюся руку и указывает прямо на контейнер и на Джейми. Гоши снова безмолвно шамкает ртом, и Джейми охватывает леденящий кровь ужас.

– Выходи, выходи, где ты там! – нараспев выкрикивает Гонко. – В салочки сыграем. Разгонюсь, догоню и осалю я тебя…

Раздраженный Гонко бьет ногой по припаркованному «БМВ» с такой силой, что бампер отваливается, а водительская дверь слетает с петель с металлическим скрежетом. Гоши все так же глядит на Джейми, в одном глазу у него – холодная беспощадность хищника, в другом – недоумение. Способность совмещать эти два взгляда придает лицу какое-то похабное выражение, как будто ум клоуна поровну разделен между придурком и рептилией. На негнущихся ногах Гоши делает несколько шагов к контейнеру, и Джейми прячется. Прямо у него над головой вспыхивают глаза Гоши, рука его тянется внутрь контейнера, и Джейми стоит огромных усилий, чтобы не завизжать… Но Гоши всего лишь достает пустую пивную банку и разглядывает ее, словно это головоломка, которую надо решить. Он снова хлопает ртом, и на него оглядывается Дупи.

– Гоши, брось ты это. Брось, Гоши, это не смешно!

Гоши еще немного рассматривает банку, потом бросает ее на землю рядом с ногой Джейми и плетется обратно к двум другим клоунам. Но он обо что-то спотыкается и тяжело падает на асфальт.

– Гоши! – кричит Дупи, бросаясь к нему.

Гоши катается по земле, крепко прижав руки к бокам, и снова визжит, как кипящий чайник:

– У-и-и-и-и! У-и-и-и-и!

И тут Джейми просыпается, на кухне у него над головой закипает чайник, его звук проникает через половицы и доходит до него пронзительным клоунским визгом.

* * *

Джейми проснулся с каким-то тревожным чувством, что он слишком хорошо выспался. Небольшой будильник подтвердил его опасения: три часа дня. Ни секунды не думая о приснившемся, он заметался по комнате, лихорадочно ища одежду для работы, полотенца, носки, бумажник – все то, что куда-то попряталось за ночь. Вверх по задней лестнице, в заднюю дверь, и… разумеется, в душе уже кто-то был. Он забарабанил в дверь.

– Отвали! – Похоже, там плескался его сосед Стив, непревзойденный похититель еды.

– Хорош, приятель, я опаздываю! – заорал Джейми, снова колотя в дверь.

Вода продолжала литься, дверь приоткрылась, и в коридор выплыло облачко пара. Показалось круглое мальчишеское лицо, мокрое от воды, с задумчивым выражением и вопросительно задранной бровью. Из-за двери вылетела огромная мокрая рука и ударила Джейми в грудь, отчего тот плюхнулся на пол. Потом дверь тихонько закрылась.

– Это оскорбление, – произнес Джейми, обращаясь к потолку.

Он поднялся на ноги и стоял, глядя на дверь, разинув рот и качая головой. «И ты собираешься все это стерпеть? – спросил внутренний голос. – Сумей за себя постоять! Господи, хоть раз в жизни сумей за себя постоять…»

Не сегодня. Вместо этого он направился на кухню, чтобы выпить кофе и проглотить бутерброд. Он распахнул дверь холодильника и зашипел сквозь сжатые зубы – его хлеб исчез, почти все молоко тоже.

– Боже, неужели я прошу от жизни слишком многого? – прошептал он.

Он огляделся в поисках съестного, тщетно надеясь найти хоть что-то в захламленной холостяцкой кухне. На глаза ему попались только пакеты из-под лапши быстрого приготовления, остатки которой свисали со столешницы, словно черви.

– Мать вашу! – рявкнул он и пнул ногой дверь холодильника, когда его накрыла волна жгучей злобы. Он сбежал вниз по лестнице за ботинками, теряясь в догадках, каким же образом добиться хоть какого-то уважения со стороны соседей.

Взгляд его упал на лежавший на прикроватном столике бархатный кисет. Помедлив самую малость, он схватил его, отчего тот звякнул, как крохотный колокольчик. Если там наркотик, наверное, сейчас самое время узнать его действие, а еще лучше – побочные действия. Взлетев по лестнице обратно на кухню, он открыл почти пустую бутылку с молоком и всыпал туда немного порошка, потом встряхнул бутылку и поставил ее обратно в холодильник. Если Стив останется верен себе, то очень скоро забалдеет, а к ужину, наверное, распсихуется. Джейми ополоснул подмышки над кухонной раковиной, вытерся полотенцем, оделся и уехал на работу.

Его смена прошла без происшествий. Он и предполагать не мог, что это были последние восемь часов покоя, которого он лишится очень и очень надолго.

Глава 3. Навязчивая явь

Выйдя из такси, он почувствовал что-то неладное. Было двадцать минут первого. Улица погрузилась в тишину, и он не видел ничего, что бы подкрепило это чувство, но оно не отступало. Что-то тут происходит… Что-то не так…

Он заметил, как занавеска в спальне Стива слегка шевельнулась, словно кто-то только что отошел от окна. Свет погас.

У двери своей спальни Джейми на мгновение замер, приложив палец к выключателю и прислушиваясь сам не зная к чему. Внезапно показалось, что вокруг стало как-то слишком тихо.

Он щелкнул выключателем и тут же уронил на пол сумку, издав хрип, словно поперхнулся. По комнате как будто ураган прошел. Телевизор разбит, в экране зияла дыра, очертаниями напоминавшая подошву ботинка. Монитор компьютера изуродовали похожим образом, и он валялся на полу, словно отрубленная голова. Окно разбито, и сквозь дырку с острыми зазубренными краями он увидел свое нижнее белье, болтавшееся на соседском заборе. В аквариуме брюхом кверху плавала рыбка, на нем цветным карандашом было написано: «Покойтесь с миром», а рядом пририсован пенис. Синтезатор, обошедшийся ему в тысячу четыреста долларов, валялся по всему полу, разбитый на мелкие кусочки. На подушке лежала огромная куча дерьма, свернувшаяся, словно жирная змея. Ящик прикроватного столика лежал на полу, а его содержимое было рассыпано по всей комнате. Маленького бархатного кисета он нигде не обнаружил.

Но что все это значило? Кто-то ведь все это сделал. В тот момент смятения именно это казалось верхом абсурда, как будто землетрясение стало бы более логичным объяснением. Господи, зачем? Кто бы все это натворил?

Пятясь из комнаты в коридор, он надеялся, что зайдет в нее снова, и вся эта жуткая сцена исчезнет, как мираж. Сгорбив плечи и качая головой, он проковылял по задней лестнице на кухню. Включил чайник, и тут ему в нос ударил запах рвоты. Ярко-красная блевотина напрочь забила раковину и расплескалась по полу. Он стоял в подсыхающей лужице рвоты. Он, словно в трансе, смотрел на нее, пока свист закипевшего чайника не вывел его из оцепенения.

Гоши. Эта мысль пронеслась у него в голове фоновым шумом. Словно в тумане, он налил в чашку воды, достал из холодильника молоко и заметил, что на среднюю полку кто-то подложил дохлую летучую мышь, рядом с упаковкой картофельного салата. Ее белые клыки застыли в злобном оскале. Джейми равнодушно поглядел на нее, отхлебнул кофе и позволил двери холодильника захлопнуться.

Из кухни он прошел в гостиную. Там обнаружился еще больший разгром, на стене кто-то написал шоколадным мороженым: «ПОЛИТИЧЕСКИЕ СВИНЬИ». Эти слова что-то смутно ему напоминали, и через пару секунд он вспомнил, что такое послание оставили члены семьи Мэнсона кровью жертв после устроенной ими резни. С вентилятора под потолком свисала тонкая веревка с петлей, в которой болтался подвешенный за шею плюшевый мишка. Из зиявшей в его вспоротом заду дырки торчал листок бумаги. Джейми вытащил его и прочел написанные цветным карандашом огромные буквы: «ПРАЩАЙ ЖЫСТОКИЙ МИР». На полу валялись куски пластмассы и провода, сложенные в буквы, и в обломках он узнал останки телефона. Буквы образовывали слова: «ЕВО НЕТ ДОМА». Джейми несколько отстраненно отметил, что эту часть разгрома совершали с продуманным расчетом, словно на контрасте с неуправляемым буйным разгулом вокруг. В каждом действии был даже какой-то артистизм.

Джейми отхлебнул кофе, медленно поднеся чашку ко рту недрогнувшей рукой. Взгляд его упал на небольшой красный предмет рядом с развороченным телевизором. Он наклонился, чтобы его поднять, решив сперва, что это резиновый мячик. К предмету крепился белый пластиковый шнурок – это оказался накладной нос. Он пару секунд покачал его на указательном пальце, потом снова бросил в кучу мусора.

Тут он услышал всхлипывание, доносившееся из какой-то спальни. Он медленно пошел на звук, под ногами у него хрустели и трещали какие-то обломки. Он прошел мимо двери Маршалла, водившего дружбу с наркоманами. Мимо двери Натаниэля, тратившего деньги, собранные на оплату счетов. В обеих спальнях было тихо – плач доносился из комнаты Стива. Дверь была открыта, свет выключен. Джейми выжидающе стоял на пороге, потягивая кофе. Всхлипывание прекратилось. Он слышал, как Стив дышал шумно и прерывисто, то и дело хлюпая носом, и, наконец, прошептал:

– Джейми?

– Стив, – придушенно отозвался Джейми, – что происходит? Почему дом?.. Почему в доме, блин, такой разгром, Стив?

Где-то на улице завыла полицейская сирена и затихла вдали. Джейми разглядел темный силуэт ворочавшегося на кровати Стива.

– Не знаю, – в конце концов, ответил Стив. – Пришли эти парни… точно не помню… что-то такое… я тоже что-то сделал из этого, потому что если бы отказался…

Джейми моргнул.

– Приходили какие-то парни, так, Стив? Ты сейчас в этом уверен? И что именно за парни?

В глубине души Джейми понимал, что клоунский нос – не тонкий намек. Он специально затеял эту игру, стараясь ухватиться за более логичное объяснение – что все это дело рук Стива.

Стив снова расплакался. Джейми предполагал, что тот чувствовал, как у его порога быстро нарастает какая-то угроза… Политические свиньи – это, мать его, правильно, только такие слова не пишут мороженым. Джейми шагнул в темную спальню. Стив заворочался на кровати, заскрипели пружины. Джейми потянулся к выключателю.

– Не надо… – начал было Стив.

Вспыхнул свет. Круглое лицо Стива было перемазано жирными красками всех цветов радуги. Вокруг рта алой помадой была намалевана широченная улыбка. Голова и волосы полностью окрашены в белый. По этой омерзительной маске текли слезы, образуя темные бороздки. На шее у него болтался пластиковый красный клоунский нос, а одет он был в цветную рубаху с манжетами из белых рюшей. В спальне царил такой же разгром, как и по всему дому. Стереосистему вывернули наизнанку. На половине пола черные выжженные отметины, словно следы от ударов кнутом.

Джейми выронил чашку. Она разбилась, облив его ботинки остатками кофе.

– Стив? – прошептал он.

– Те парни… – заговорил Стив, продолжая всхлипывать. – Они вошли и просто… схватили меня, нарядили… в эту дрянь. Это, наверняка, приятели Маршалла, наркоманы. Может, он им денег должен или что еще, и они явились разбираться. Они были одеты как… клоуны.

Конечно же, как клоуны. Джейми присел на корточки от внезапного приступа головной боли.

– Сколько их было? – спросил он.

– По-моему, трое. Они начали снизу. Я слышал удары и звон стекла… Я решил, что это ты разошелся, и спустился сказать, чтобы ты утих, понимаешь? Тощий схватил меня, и… – Стив помахал дрожащей рукой перед лицом. – Там еще двое других было. Один все повторял: «Это не смешно, это не смешно». А второй издавал какой-то совершенно жуткий звук… вроде…

– Кипящего чайника, – пробормотал Джейми.

Стив, похоже, не расслышал его.

– У тощего был нож. Он сказал, что если я им не помогу тут все разгромить, он меня на куски изрежет. Так что пришлось.

– И ты им подсобил, – эхом отозвался Джейми.

Стив с укором посмотрел на него.

– А что мне оставалось делать. Трое на одного. Тот тощий наверняка бы меня искромсал, ты бы его видел. Ему очень хотелось это сделать, очень. А мне пришлось делать, что велели. Телик они разбили…

– А надпись мороженым на стене, кто ее сделал?

– Тощий клоун, – ответил Стив. – Почему – сам не знаю. Я даже не знаю, что она означает.

– А рвота на кухне?

– Моя, – прошептал Стив, вытирая нос рукавом. – Но это случилось до их прихода. Я пил, а у меня все обратно выходило. И так целый день.

Пил. Джейми уперся взглядом в полупустую чашку с остывшим кофе на прикроватном столике Стива. Потом поглядел на осколки у себя под ногами, где холодный кофе растекался по полу. Всплыло неприятное воспоминание: он увидел себя, подсыпающего щепотку загадочного порошка в молоко, чтобы отомстить Стиву за хамство в душе и за то, что тот ворует еду. Джейми хватило времени лишь на то, чтобы невесело улыбнуться, прежде чем его накрыл приступ тошноты. Живот скрутило так, словно ему хорошенько врезали. Рвота подступила к горлу, щеки его вспыхнули. Он ринулся по коридору, спотыкаясь об обломки, и едва успел добежать до раковины на кухне.

Когда все кончилось, он подставил под бежавшую из крана воду сложенные ладони и прополоскал рот, стараясь смыть отвратительную кислятину. Перед глазами у него плясали белые мушки. Он глядел на свое отражение в кухонном окошке. «И что теперь?» – мелькнула мысль.

А теперь придут клоуны. Полный бред, конечно же, но он почему-то знал, что они на подходе.

Что, как оказалось, было не совсем так. Они уже были здесь.

* * *

Джейми был в ванной, полоскал рот зубной пастой, когда услышал слабый шум, доносившийся из спальни внизу. Он замер, надеясь, что ему показалось. Последовало с полминуты тишины, после чего клоуны возвестили о себе. Бум, скрёб, бур-бур-бур, кипящий чайник, БА-БАХ.

Все эти звуки раздавались из его спальни. Он простонал и ринулся из ванной на кухню, поскользнулся на рвоте и грохнулся на пол. Больно и громко. Звуки разгрома вдруг стихли, повисла настороженная тишина, вскоре нарушенная приглушенным выкриком «Гонко, это не смешно!», после чего раздался треск ломаемого дерева.

Джейми поднялся и стал шарить в ящике в поисках ножа побольше, но самое подходящее, что он нашел, – это скалка. Схватив ее, он вылетел через заднюю дверь, чувствуя себя идиотом: это было явно не то оружие, которым пользовался Чингисхан. Спустившись по лестнице, он замер и прислушался.

– Гонко, пожалуйста! – с чувством произнес плаксивый клоун.

После чего раздался жуткий грохот, затем последовало более тихое и страшное шипение – что-то загорелось.

Джейми испуганно взвизгнул и бросился к своей спальне. Из-под двери пробивались оранжевые сполохи. Три клоуна стояли к нему спиной. Плаксивый с черными щетинистыми волосами аккуратно поднимал подушку с кровати Джейми. Похоже, он спасал кучу дерьма от бежавших по одеялу язычков пламени, словно держал на руках спящего младенца. Рядом стоял Гоши, повернувшийся к Джейми в профиль. Лицо его по-прежнему выражало удивление, будто он видел все это в первый раз. Он чуть повернулся, заметил Джейми, глаза его сузились, словно он проводил сложные математические расчеты. Он беззвучно раскрыл и закрыл рот.

Тощий клоун тоже обернулся, глядя на Джейми прищуренными глазами. Испещренное морщинами лицо выглядело демонически в пляшущих языках пламени.

– А-а, привет, дружище, – произнес он с деланной веселостью. – А мы тут как раз о тебе говорили.

Все трое бросились к нему. Гоши раскинул руки, как трехлетний ребенок в ожидании объятий, тощий – как футбольный хулиган, а плаксивый – все время за что-то цепляясь и спотыкаясь. За их спинами горела ярким пламенем постель Джейми, чтобы лучше разгоралось, они отодрали со стен доски и бросили на кровать.

Джейми сделал шаг назад и поднял руки, готовясь к драке, хотя уже понимал, что ему конец. Он раньше никогда ни с кем не дрался, максимум – угрозы в адрес других водителей в пробках. От страха у него подогнулись колени, и он изо всех сил швырнул скалку. Как это ни удивительно, но его бросок попал в цель – вращавшаяся скалка одним концом угодила прямо в Гоши. Она ударилась об его отвислый живот, отскочила и полетела прямиком на Джейми – деревяшка нацелилась ему прямо в глаз. Он повернулся, чтобы защитить лицо, и скалка угодила ему в боковую часть головы. Он рухнул на пол и отключился, полностью сдавшись на милость клоунов.

* * *

Придя в сознание, Джейми помнил лишь о том, что реальный мир – место очень неприятное, и ему захотелось снова оказаться в отключке. Минуту-другую это получалось, но было все труднее оставаться в полусне, когда кто-то вбивает в голову палаточный колышек с четким четырехдольным ритмом. Он обхватил голову руками и жалобно застонал, потом осознал, что ниже пояса тоже что-то неладно. Ему что-то вставили в анус. Господи, там точно что-то есть. Дрожащей рукой он похлопал себя по заду и нащупал что-то торчащее наружу. Он вытащил это что-то, захрипев от жуткой скребущей боли. Это оказался свернутый листок бумаги.

Бам, бам, бам. Колышек стали вбивать чаще, как только он сел. Затем на него обрушился запах – совершенно жуткая вонь прокисшего пива и мусора. Он с трудом открыл глаза и увидел свою комнату в новом декоре. В стене зияли дыры от оторванных досок: похоже, клоуны пытались изобразить ими какую-то картинку – нечто вроде смайлика, но работа, наверное, оказалась им не под силу. Кто-то притащил с улицы мусорный бак и рассыпал по полу его содержимое – хлам и пустые бутылки.

Он встал, качнулся и снова опустился на корточки. Взгляд его упал на выключатель: вокруг него с другой стороны вбили гвозди, так, что они бы впились остриями в руку, пытающуюся нащупать выключатель в темноте. Джейми едва не восхитился тем, какую же кропотливую работу проделали клоуны.

На его столе красовалось нечто совершенно бессмысленное: ваза с маргаритками, целехонькая и представляющая дивный натюрморт посреди всеобщего разгрома. А чуть дальше, на обугленном пепелище, некогда бывшем его кроватью, лежало что-то похожее на поздравительную открытку. Он доковылял туда, хрустя по битому стеклу, и взял ее в руки. Открытка была в форме красного сердечка с надписью «Самому любимому». И женские губы, намалеванные помадой.

Мозги у Джейми скрипели и визжали, словно глохнущий двигатель. Зачем все эти любезности посреди развалин?

Он поглядел на шкаф, теперь опустевший. На верхней полке лежала его одежда для работы, выглаженная и аккуратно свернутая, подготовленная для его очередной смены в клубе. К задней стенке шкафа кто-то приколотил мертвого опоссума в дикой пародии на распятие.

С потолка что-то капнуло и растеклось у него по голове. Он провел рукой по влажному пятну, головная боль билась в такт с пульсом. На полу из битого стекла и мусора был выложен силуэт человека. Рядом валялась бумажка, которую он вытащил из задницы. Он развернул ее и прочитал строчки, написанные аккуратным почерком золотистыми чернилами:

«Я оценил номер со скалкой. Мы его используем. Мы используем еще и ТЕБЯ. У тебя два дня, чтобы пройти пробу. И лучше тебе ее пройти, парень. Ты поступаешь в цирк. Разве это не самое лучшее известие за всю твою жизнь? Самое охренительное. Тебе повезло, что новый ученик не справляется. Я убью этого сукиного сына, вот сам увидишь.

Гонко от имени Дупи, Гоши, Уинстона и Рафшода

Труппа клоунов. Цирк семьи Пайло.

P. S. Еще раз у меня украдешь – я тебе яйца отрежу».

Джейми смял записку в кулаке и бросил на пол, гадая, какой же в ней может крыться смысл.

Согласно часам, которые каким-то чудом еще работали, до его смены оставался час. Проходя мимо туалета на первом этаже, он заметил, что всю его остальную одежду запихали в унитаз. Еще одна капля шлепнулась ему на голову. Он снова машинально смахнул ее, но пахла она так, что ему пришлось обратить на нее внимание. По тыльной стороне ладони текли бурые струйки. Сбитый с толку, он уставился на потолок. Сквозь щели между половицами, словно тающий снег, текли нечистоты из канализации.

Джейми удалось спокойно выйти и вымыть голову под краном в умывальнике, прежде чем его закачало и тихо вырвало.

Второй этаж дома представлял собой сплошной кошмар. Похоже, клоунам как-то удалось запустить канализацию в обратном направлении и выплеснуть наружу все, что успело скопиться в трубах в обозримом прошлом. Вонючая жижа разлилась по полу в кухне, в ванной и в коридоре, медленно подбираясь к спальням, словно медленно прибывающий прилив.

Со стойкостью и невозмутимостью почтальона, он смог добраться до работы. Когда он вошел в клуб, кое-кто из коллег и гостей спросил, все ли с ним в порядке. Он отмахнулся, что все прекрасно, уставившись куда-то вдаль. После шестичасового наплыва он ответил на два звонка. Первый был от Маршалла, звонившего из автомата, с требованиями объяснений. Джейми повесил трубку. Второй был также от Маршалла, на сей раз истерично визжавшего на грани паники. Он умолял рассказать, что же произошло. Джейми снова повесил трубку и вытащил телефонный провод из розетки.

Он едва мог реагировать на внешние раздражители. Бухающая головная боль стала постепенно утихать, сделавшись хотя бы терпимой. Когда часы пробили два, обозначив конец его смены, он схватил универсальные ключи, отправился в свободные апартаменты, повесил на дверь табличку «Не беспокоить» и рухнул на кровать.

В окно лился лунный свет. Джейми наслаждался покоем, ведь толстые гранитные стены глушили городской шум. Всего в нескольких метрах от него улицы кишели последними посетителями ночных клубов, ищущими выпивки и спутниц, – обычная летняя субботняя ночь в Брисбене. Женщины, легкомысленно одетые и блестевшие от жары, пытались выглядеть так, словно вышли со съемочной площадки сериала «Секс в большом городе». Если приглядеться поближе, то можно было заметить манерность американских старлеток, которым они поклонялись: те же жесты, те же томные интонации, те же потуги выглядеть сексуа-а-альными. Тем временем мужчины, не обращавшие на это никакого внимания, похотливыми стаями кружились рядом, затянутые в джинсы и в мокрые от пота рубашки. Проклятие рабочего класса в самом разгаре. Лежа на кровати, Джейми утешался мыслью, что все как обычно идет своим чередом. Бывают времена, когда даже самая скучная обстановка оказывается комфортной, и понимание того, что она не изменится, означает, что хоть на что-то в мире можно положиться.

Он и не надеялся уснуть той ночью, но понял, что постепенно засыпает, и с радостью закрыл глаза, чтобы воспользоваться выпавшей ему передышкой в часок-другой.

* * *

Что-то упиралось ему в шею. В комнате было по-прежнему темно. Он проснулся, словно вынырнул из-под воды, ловя ртом воздух и цепляясь за одеяло. Сны ему опять снились ужасные – снова клоуны, на этот раз допрашивавшие его о местопребывании. «До скорой встречи», – пообещал ему тощий.

На часах была половина пятого. Джейми ощупал затылок и нашел какой-то пластиковый предмет. Он пошарил в поисках выключателя прикроватной лампы. Как он и предполагал, в руке у него оказался красный клоунский нос. Ему пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы не расплакаться, – это показалось ему последней каплей. Но он знал, что это не так. Они еще не закончили. «Сам знаешь, клоуны могут быть где-то здесь», – подумал он.

Он резко вскочил на ноги, внезапно окончательно проснувшись от того, что его осенило: клоунский нос – не просто продолжение его кошмарного сна. Они были здесь. Они почти наверняка еще в здании. Может, даже в этой спальне.

Он принялся лихорадочно озираться, заглянул под кровать, в шкаф, в туалет. Все чисто. Он заправил постель, разгладил покрывало и, уже собравшись уходить, заметил что-то на внутренней стороне двери. Конечно же, еще одна дохлая летучая мышь – что же еще? Ее прибили к двери гвоздем, прошедшим через череп, и ее жуткая мордочка застыла в оскале. Из пасти торчал листок бумаги, свернутый как сигарета. Джейми с содроганием вытащил бумажку, развернул ее и прочел:

«Крепко спал? У тебя тридцать часов до пробы. Рассмеши нас, парень. Это тебе задание. Нам плевать, как ты это сделаешь. Нам плевать, если кто-то покалечится или погибнет. Будет улыбка – ты прошел. То же относится к твоему приятелю. У него до пробы двадцать два часа.

Гонко от имени Цирка семьи Пайло».

Джейми сунул записку в карман и открыл дверь, скривившись при виде трупика летучей мыши, которая скалилась в ответ. В холле все было тихо, откуда-то сверху пробивались первые слабые лучи рассветного солнца. В полумраке ничто не двигалось. Из одной из спален до него донесся слабый шум пылесоса. Он подбежал к лифту, нажал кнопку и, как только двери открылись, услышал голос, крикнувший издалека:

– Это не смешно!

Он замер и сдавленно захрипел, но после пары секунд последовавшей тишины решил, что голос ему послышался, хотя мысль о галлюцинации тоже была не утешительной. Лифт привез его в вестибюль, входные двери были прочно заперты, как он их и оставил. В сводчатой галерее снаружи также не наблюдалось признаков жизни, ворота были заперты с обеих сторон. Как же клоуны попали сюда, если не через парадные двери? Он подумал о двери рядом с кухней, выходившей в небольшой проулок, где ездили мусоровозы. Они могли перемахнуть через забор и взломать дверь, но на многолюдной улице их должны были заметить. Единственный способ, который он мог себе представить, – это взобраться по стене здания как Человек-паук и залезть в окно на верхнем этаже.

Он сел за стойку ресепшна и прислушался. Доносились лишь мирные звуки уличного движения – целая флотилия такси развозила по домам подвыпивших посетителей ночных клубов. Он включил два монитора системы безопасности, и экраны осветили темный вестибюль слабым сероватым сиянием. Камера показывала черно-белую картинку из кухни – там было пусто. Через несколько секунд камера переключилась на один из коридоров, тоже пустой. Потом на задний двор и ряды черных мусорных баков. Там все тихо. Затем в подвал.

Вот где они.

Понадобилось несколько секунд, чтобы увиденная сцена его по-настоящему напугала. Клоун Гоши пялился прямо в камеру, и казалось, что он смотрит Джейми в глаза. Рука у Гоши была вытянута, в ладони он сжимал зажигалку, ее крохотный огонек плясал, словно продолжение его большого пальца, искажая изображение вокруг себя. За спиной у Гоши стояли… один, два, три других клоуна – они еще и приятеля своего прихватили. Те трое были чем-то очень заняты на заднем плане. Джейми увидел, как тощий клоун взмахнул топором, прежде чем монитор переключился на другой пустой коридор, а потом снова на кухню.

«Почему в подвале? – подумал Джейми. – Зажигалка. Огонь. Зачем? Что они…»

Тут он похолодел. В стену подвала были замурованы три огромных деревянных бочки, присоединенные к трубам, расходившимся в стенах клуба, словно вены, на кухню, в бар и в подсобные помещения. В бочках содержалось огромное количество моющих веществ, изопропилового спирта, скипидара и эфира. Все очень огнеопасное, и все может в любой момент рвануть.

С губ Джейми сорвался стон, и он обеими руками вцепился в стойку ресепшна. Огонь ринется вверх по трубам, зажигая стены изнутри на каждом этаже. Прежде чем сюда доберется пожарная команда, клуб превратится в объятую пламенем ловушку. Пожарные не успеют спасти брисбенских знаменитостей, превратившихся у себя в кроватях в обугленные трупы.

Джейми схватил телефон. Руки у него тряслись. Монитор переключался по кругу, других людей нигде не было. Джейми набрал код города и позвонил в службу по чрезвычайным ситуациям. Прошло три-четыре гудка. Монитор переключился на кухню. Наконец, женский голос ответил:

– Полицию, пожарную охрану или скорую помощь?

Монитор переключился на коридор.

– Полицию, – хрипло прошептал Джейми.

– Полиция, – произнес другой женский голос.

– Здрасьте. У меня проблема с какими-то клоу… с парнями. По-моему, они собираются…

Он умолк, когда монитор снова переключился на подвал. Никаких клоунов там не было. Деревянные бочки на заднем плане стояли, как и прежде, целые и невредимые.

– Да-да? – отозвался голос в трубке.

Джейми глядел на монитор, пока тот не переключился на кухню, где один из поваров, позевывая, направлялся включить плиты.

– Да? Где вы находитесь?

Он повесил трубку. Сидел, таращась на мониторы, переключившиеся еще два круга: никаких клоунов в подвале. Может, их там никогда и не было.

Он вышел за дверь, миновал сводчатую галерею, открыл ворота и быстро сбежал вниз по ступенькам. В ушах у него звенел вопрос: «Где вы были ночью в субботу, десятого февраля?» Он дважды оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что клуб стоит на прежнем месте, затем потрусил к стоянке такси на Эдвард-стрит, ища глазами цветастые рубахи, полосатые штаны и раскрашенные лица.

* * *

Джейми ждал такси в очереди вместе с последней волной пьяниц, отправлявшихся по домам навстречу тяжкому пробуждению и похмелью. Он заметил нескольких гуляк, упрямо ковылявших к казино, единственному месту в Брисбене, где на завтрак подавали коктейли. Джейми чувствовал себя таким же осоловелым, как самый набравшихся из них.

Прошло не так уж много времени с тех пор, как он сам был частью племени выпивох, ожидая такси в лучах восходящего солнца, с работавшей на износ печенью. Теперь, в окружении тех же звуков и запахов, он гадал, что же тогда было в этом приятного. Так уж в этом городе повелось… С двадцати до тридцати обычно пьют – или сидят на наркоте, если туда дорожка заведет. Год назад он выпивал десять бутылок пива по будням, а по выходным – уж сам не помнил сколько. Никто не видел в этом проблемы, люди одобрительно гудели, даже превозносили его, прости господи. Оглядываясь назад, он почти отказывался в это верить. В какой бы дом он ни приходил, везде его встречали батареи пустых бутылок, плакаты вроде «Текила – ты сегодня обнимал унитаз?», кабацкий юмор, кабацкая обстановка, приклеенные к стенам пробки от бутылок, прямо целые «храмы» алкоголизма. Это происходило повсюду, так что никто ничего не замечал.

На стоянке такси пьяные толпились вокруг него, опасные для себя и для окружающих, заплетающимися языками несшие мелодраматическую чушь. Никаких цветастых рубах, полосатых штанов и красных пластиковых носов. Здесь клоуны казались чем-то невероятным и невозможным.

Перед ним остановилась машина. Подвыпившая парочка попыталась залезть вместе с ним. Джейми отпихнул их, проявив редкую для него твердость характера, и захлопнул дверь, прежде чем парень успел попытаться применить силу. Он велел водителю ехать в Нью-Фарм, полез в карман за деньгами и обнаружил записку, которую вытащил из пасти летучей мыши, – материальное доказательство того, что клоуны существуют.

У тебя тридцать часов до пробы. Рассмеши нас, парень…

Такси ехало по Брансвик-стрит, поток был небольшим и целиком состоял из других такси. Наступавший рассвет стягивал с города ночь, словно одеяло с незаправленной постели, высвечивая последних гуляк и медленно бредущих домой уличных девиц.

Они остановились у дома, большого деревянного здания на вершине холма. Джейми расплатился с таксистом и постарался найти достаточно сил, чтобы проявить любопытство. На ступеньках задней лестницы стоял Маршалл со шлангом в руках. Это было впервые: парни прибирались. На лице у Маршалла застыло недоумение, как у контуженного, но кто бы его винил? По ступенькам бежала вода, оставляя подтеки дерьма на боковой стене дома.

Джейми с отвращением покачал головой и направился к главной двери. Мимо него в сточную канаву медленно стекала вода. В воздухе стояла жуткая вонь. С порога он заметил соседей, таращившихся из окон и качавших головами. Сказать ему было особо нечего. Он виновато махнул рукой, пожал плечами и вошел в дом.

Гостиная и коридор были почти очищены от последствий погрома. Кто-то вскрыл освежитель воздуха в тщетном стремлении хоть как-то заглушить мерзкий запах. Надпись «ПОЛИТИЧЕСКИЕ СВИНЬИ» со стены смыли. Из комнаты Стива раздался встревоженный крик, когда Джейми проходил мимо. Дверь открылась, оттуда высунулась голова Стива с выпученными от страха глазами.

– Джейми? Слава богу.

На мгновение ему показалось, что Стив собирается его обнять – глаза соседа светились каким-то странным огоньком.

– Джейми, они возвращались.

Джейми устало посмотрел на него в ожидании продолжения.

– Клоуны возвращались, – отчетливо проговорил Стив. – Понимаешь?

– Я так и подумал, что не Свидетели Иеговы. Что случилось?

Стив схватил его за руку и втащил к себе в спальню. Он сел на кровать, а Джейми на стул – единственные предметы, уцелевшие в этой комнате. Круглое румяное лицо Стива выглядело тщательно отмытым, но еле заметные следы клоунской раскраски все еще оставались.

– Они вернулись, когда я спал, – начал Стив, подавшись вперед и переходя на шепот. – Они хотят, чтобы я и ты прошли какой-то тест. Если мы его не пройдем, они станут возвращаться снова и снова. Не знаю, кто они и что, но намерения у них серьезные. По-моему, они из какой-нибудь… как там они называются? Религиозной…

– Секты.

– Да. Знаешь, вроде того вредителя [2], который вылезает на поле во время финальных матчей, а? Может, таких ребят сотня, и все они организованы, понимаешь?

Джейми пожал плечами.

– Я так не считаю, но ничего лучше я тоже придумать не могу. Так что произошло-то?

– Я проснулся, а этот тощий сидел у меня на груди, скрестив ноги. Остальные стояли позади него и просто на меня таращились. Я охренеть как перепугался. Я заорал, а этот тощий вынимает баллончик и весь рот мне забивает пеной для бритья. Я чуть не задохнулся. Он сказал что-то типа: «У тебя двадцать два часа, чтобы пройти тест». Я их спросил, что, черт подери, мне надо делать, а он ответил: «Рассмеши нас». Вот и все. Потом они ушли.

Джейми кивнул.

– Они и в клуб тоже приходили. Грозили там все взорвать.

Стив подался вперед и вцепился Джейми в ногу.

– Кто они, что они? Откуда они взялись?

Джейми пожал плечами.

– Можем только гадать. А остальным ты что сказал? Ну, в смысле про разгром.

– То же, что и тебе. Что заявились какие-то парни. Но я им сказал, что это были байкеры, искавшие одного из дружков-наркоманов Маршалла, который им денег должен. Маршалл, похоже, перепугался.

– Неплохая история. И он поверил, а?

– Ну да. Маршалл чуть не обделался. Натаниэль тоже поверил. Быстро куда-то уехал. Сказал, что не вернется, пока тут все не утихнет.

Джейми встал, собравшись уходить. Канализационная вонь понемногу улетучивалась, но по-прежнему висела в воздухе, и он знать не желал, как Стив умудрился заснуть при таких ароматах.

– А больше тебе клоуны ничего не говорили? – спросил он уже с порога.

– Не знаю, они всякие странные вещи говорили. Этот тощий – конченый псих, я тебе говорю. По-моему, его зовут Гонка.

– Гонко.

– Точно. Слушай, Джейми…

«Сейчас он мне скажет, что ему страшно, – подумал Джейми. – Вот это класс, теперь мы товарищи по оружию. Он и я против всего мира. Просто восхитительно».

– Мне страшно, Джейми.

Стив, кажется, собрался его обнять, но Джейми быстро вышел. В коридоре трясущийся Маршалл отскребал, отмывал и разгребал все с каким-то сверхчеловеческим усердием. Похоже, перед работой он закинулся метамфетамином, который предпочитал кофе. Когда Джейми проходил мимо, он затараторил:

– Слушай, Джейми, ты уж извини за весь этот бардак. Ты не волнуйся, байкеры не вернутся, гарантирую тебе. Я тут звоночки сделал, все утряс, кажется, кто-то кого-то не так понял, ты уж изви…

Джейми хлопнул задней дверью у него перед лицом, сделав вид, что очень зол. В его комнате пол по-прежнему был усеян битым стеклом. Единственным дополнением было разбрызганное поверх разгрома дерьмо, просочившееся сверху сквозь половицы. Ваза с маргаритками и открытка – на прежнем месте. Он сделал несколько неуверенных движений, приступая к уборке своего гнезда. Ему понадобилась пара часов, чтобы убрать все до последней капли фекалий и тщательно обработать комнату дезинфицирующим составом. Он вымел пепел и проволоку, некогда бывшую его кроватью, и накрыл это место диванными подушками.

Джейми прилег отдохнуть посреди следов погрома, взгляд его упал на открытку, и он вдруг – рассмеялся. Несколько минут он лежал так, охваченный легким приступом истерики, которая грозила схватить его за горло и больше не отпускать.

Глава 4. Кастинг Стива

Он очнулся от беспокойного сна и обнаружил, что головная боль от «номера со скалкой» прошла. Предзакатное солнце сверкало на битом стекле, отбрасывая от его зазубренных осколков мириады солнечных зайчиков. Он поднялся и расчистил себе дорожку к двери в слое мусора, но тут остановился как вкопанный: к дверной ручке был приклеен листок бумаги. Он попятился назад и сердито заворчал, когда кусочек стекла вонзился ему в пятку. На глаза у него навернулись слезы, он вытащил осколок из ноги, добавив к разгрому несколько капель крови. Дрожащей рукой он потянулся к записке и понял, что разум его висит на волоске.

В записке говорилось:

«Осталось двадцать часов, парень. Надеюсь, ты что-нибудь придумал.

Гонко из Ц.С.П.».

Несколько секунд Джейми стоял, замерев; в желудке словно огромный кусок глины. На какое-то мгновение все внутри у него задрожало так, что он чуть не упал. Потом пробормотал:

– Да пошли они все.

Вот именно так: больше он о клоунах думать не станет. Если серьезно, что они могут ему сделать? Убить? Он вырос в пригороде и знал, что смерть – это какая-то страшилка из фильмов и газетных заголовков. Если они еще раз появятся, он позвонит в полицию. Если они от него не отстанут, тогда он узнает у кого-нибудь из сомнительных дружков Маршалла, где можно прикупить пистолет.

Ему удалось найти лейкопластырь и заклеить ранку на пятке. Из одежды у него остался только костюм для работы, так что он натянул его и поднялся по задней лестнице, где мокрые потеки дерьма высохли на солнце, украсив стену дома причудливым узором. Наверху воняло уже меньше – кто-то там поработал этиловым спиртом. Несколько тарелок и чашек уцелели после разгрома и стояли на своем обычном месте – грязными около раковины. Джейми сделал себе кофе и пошел по дому с невозмутимым спокойствием. Из коридора он заметил что-то в гостиной.

Там, таращась на него, на диване сидел человек в просторной цветастой рубахе, в огромных красных башмаках, с выкрашенным в белое лицом и красным клоунским носом. Это был Гоши. Клоун Гоши.

Сердце у Джейми бешено забилось. Он моргнул – в гостиной никого. Ему это привиделось. Никаких проблем. Просто какой-то психоз, вызванный стрессом.

– У меня и вправду шарики за ролики заходят, – изумленно пробормотал он, и его накрыл приступ истерического смеха. Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, подавив паническую атаку, едва не расплакался и тут услышал чье-то всхлипывание. Стив. Джейми постучался к нему в комнату.

– Кто там? – отозвался Стив. Голос у бедняги был истеричный.

Если уж начистоту, то Стив был из тех, кто настолько привык издеваться над другими, что и представить себе не мог, что кто-то станет издеваться над ним. У Джейми было преимущество: он мог выдерживать психологическое давление. У него была масса случаев потренироваться, он знал, когда взять себя в руки и как ослабить удар.

Он подавил острое желание засвистеть как чайник под дверью Стива. Вместо этого ответил:

– Это я.

Открыл дверь и увидел своего соседа, сидящего на кровати с красными глазами и мокрыми щеками. Подумать только, меньше двух суток назад Стив был чистейшим альфа-самцом. Джейми ощутил какой-то извращенный восторг. Это ему не нравилось, но он ничего не мог с собой поделать. С приятной отстраненностью он смотрел, как Стив вытирает глаза и хлюпает носом:

– Они снова приходили? – спросил Джейми.

Стив указал на комод. Рядом с фотографией матери в рамке и порнографическим журналом лежала сложенная записка, точно такая же, какую обнаружил Джейми. Он развернул ее и прочел:

«Четырнадцать часов, сопливый членосос. Соберись.

Гонко, Ц.С.П.»

– Не знаю, что им от меня нужно, – простонал Стив.

Он начал сбивчиво бормотать, что вызовет полицию, что никогда ни на что подобное не напрашивался и так далее, но Джейми его не слышал. Он лихорадочно размышлял. Во-первых, тон записки был отнюдь не дружественным. На столе лежали еще два послания, оставленные клоунами, и Джейми прочитал их:

«Тридцать часов. Время идет, урод.

Гонко, Ц.С.П.»

«Девятнадцать часов. Хватит канючить, пидор.

Гонко, Ц.С.П.»

По сравнению с ними записки для Джейми были любезными. Во-вторых, существовал запас между временем, остававшимся у Стива и у Джейми. Ах да, Джейми же был на работе, когда клоуны заявились в самый первый раз. Это означало разницу примерно в шесть или восемь часов – что подразумевало, что он сможет увидеть, что станет со Стивом, если тот не пройдет «кастинг».

– Я даже спать по ночам боюсь, – заныл Стив. – Боюсь выходить из дома. Я даже подрочить не могу, не думая об этих гадах.

Джейми бросил его страдать в одиночестве. Из спальни Маршалла он стащил пару ботинок, спустился вниз и приготовился к генеральной уборке.

Он то и дело посматривал на часы. Прошло два часа, за которые он убрал большие осколки стекла. Потом он принес совок и собрал в кучки кусочки поменьше.

Часы пробили десять. Он принялся оттирать пятна и избавляться от запаха, и отбирал то, что можно починить, от безнадежно разбитого. Стиву оставалось примерно шесть часов.

Тик-так. Тик-так.

* * *

Он присел на диванные подушки, чтобы немного передохнуть, и опять неожиданно заснул. Разбудили его удары в дверь. Он встал и распахнул ее. На пороге стоял Стив.

Сердце у Джейми снова бешено заколотилось.

– Что тебе нужно?

Лицо у Стива было перепуганное.

– Мне надо что-то придумать.

Джейми закрыл глаза.

– О чем ты?

– Чтобы пройти кастинг. Понимаешь?

Ах да. Стив никогда не был творческой личностью. Джейми ответил:

– Слушай, забей ты на все это. Если они снова сюда явятся, звони копам. Вот и все.

– Да, но… знаешь, а что, если…

– Ты что, еще записку получил?

– Нет. Но… я спать не могу. Не могу от часов оторваться. Пытаюсь придумать хоть какой-то план, так, на всякий случай, но ничего на ум не идет.

– В этом нет ничего удивительного, – неделю назад Джейми не посмел бы произнести подобную ремарку вслух. – По-моему, никакого клоуна из тебя не получится, Стив. Вали. Я сплю.

Уходя, Стив поглядел на него как побитая собачонка. Джейми снова лег.

* * *

Проснулся он в семь утра, проспав чересчур долго. Он поднялся на ноги, соображая, напуган он или нет. Срок кастинга Стива уже прошел.

Он поднялся наверх. Из окна кухни он заметил стоявшую у дома полицейскую машину. «Полиция! – словно сиреной завыло в голове. – Что-то случилось – они взорвали клуб! Все, мне КОНЕЦ!»

В коридоре он расслышал какие-то голоса. Он прокрался в гостиную и прислушался. Полицейские разговаривали с Маршаллом.

– Нет, не знаю, – твердил Маршалл. – В последний раз я его видел на крыше. Что он там делал – не знаю.

– И у него в комнате нет ничего подобного? – спросил один из полицейских.

– Да не знаю я! – стонал Маршалл. – Откуда мне знать, кто, мать его, хранит у себя наркотики, а кто нет? Почему бы вам самому не взглянуть? Вы же коп, так ведь?

Джейми на цыпочках вернулся на кухню и дождался, пока полиция уедет. Когда все кончилось, он услышал, как Маршалл ругается и расшвыривает вещи.

– Что случилось? – с порога спросил его Джейми.

Маршалл обернулся. Нездоровая худоба и торчащая козлиная бородка должны были делать его похожим на друида. Его комнату украшали кельтские символы, на многих из них после визитов клоунов красовались разрезы и прожженные пятна. В руке он держал повестку в суд. Маршалл поднес к самому носу Джейми дрожащий указательный палец.

– Эти… гребаные свиньи… нашли трубку и пакетик. А там лежала травка, господи боже. Я погорел на травке!

Он сплюнул и покачал головой.

– Это ведь даже не очень качественная дурь. Они знают, сколько «спидов» прошло через этот дом? – он показал на обувную коробку, лежавшую на полу у кровати, и зашептал: – В ней я месяц назад прятал героина на пятьдесят штук. И ПОПАЛСЯ НА ТРАВКЕ!

Джейми уже давно перестал удивляться взглядам Маршалла на жизнь. Он лишь пожал плечами.

– Слушай, ты Стива сегодня видел?

– Не знаю, брат. Поверить в это не могу…

– Я правильно расслышал, что он залез на крышу?

– Что? Ну да, он был на крыше.

– Зачем?

– Не знаю. Парень был под балдой или типа того. Что-то орал насчет того, что надеется, что это достаточно хорошо. Если это он сдал меня полиции, богом клянусь… травка!

Джейми оставил его. Залез на крышу… Конечно, нет, разумеется, Стив не мог придумать такого для кастинга? Слишком уж банально. Качая головой, Джейми постучался к Стиву. Никто не ответил. Он распахнул дверь.

И застыл как вкопанный.

Кровать была в крови. Подушка – тоже. Кровь на полу. На стенах. Смазанный кровавый отпечаток ладони.

Джейми пошатнулся и чуть не упал в обморок. Его затошнило. Кровь… Столько кровищи он не видел никогда.

На подушке лежал небольшой листок бумаги, свернутый так же, как все остальные записки. Он попытался сделать шаг и взять листок, но ноги отказывались приближать его к этому красному кошмару. Кое-как ему удалось медленно попятиться от двери и осторожно прикрыть ее за собой.

«Не волнуйся, – твердил он себе. – Время еще есть. Масса времени. Я смогу пройти этот чертов кастинг».

Из коридора он слышал, как Маршалл убивался из-за того, что попался на наркоте, совершенно равнодушный к тому, что творилось в соседней комнате. Джейми взглянул на часы, гадая, как это его жизнь смогла рухнуть буквально в одночасье. Разве еще неделю назад дела не шли нормально? Может, не очень-то и блестяще, но… нормально?

Через час ему полагалось быть в клубе. Почему-то он предполагал, что вряд ли туда вообще попадет.

– Давай-ка с этим разберемся, – прошептал он.

Глава 5. Кастинг Джейми

Который час, Гонко? Который час?

Гонко, главный клоун, выждал пару минут, прежде чем ответить Дупи. За это время Дупи разволновался так, что принялся скулить как собака. Эти слабые приступы беспокойства не тревожили Гонко. Нытье Дупи было сродни обоям, он чувствовал себя дома.

– Ну, скажи же мне, Гонко, это не смешно!

Гонко вытащил из кармана часы, серебряная цепочка которых обвилась вокруг его запястья. Она извивалась, словно небольшая удавка. По часам выходило, что молодому Джейми до прохождения кастинга оставалось двадцать минут.

– Гонко, это не…

– Двадцать минут, Дупс, – тихо ответил Гонко.

Три клоуна – Гоши, Дупи и Гонко – сидели в своей палатке на площадке Цирка семьи Пайло. Там давали лучшие шоу на Земле, хотя ни одна живая душа, кроме Джейми, не знала этого названия.

– Где Рафшод, Гонко? Гонко, где Рафшод?

Дупи прекрасно это знал. Он спросил лишь для того, чтобы ему не ответили, дабы он и дальше мог дергаться, суетиться и откладывать кирпичи. Гонко сделал ему одолжение своим молчанием: ответь он – через несколько секунд последует еще один вопрос. А ответ прозвучал бы так: Рафшод лежит в постели, потому что Гонко избил его до потери сознания. Рафшоду очень нравилось, когда его избивали, но здесь дело было в другом – его необходимо была наказать за дурацкую выходку. Именно Рафшод сунул кисет с порошком в штаны Гоши прямо перед тем, как тот выбрался наружу и заблудился.

После того как порошок нашли, было решено немного поизмываться над Джейми, а потом прикончить его, но от номера со скалкой у Гонко случилась истерика, – что выразилось в легком поднятии его застывших губ. С неохотной помощью предсказательницы он присмотрелся к Джейми поближе, и то, что он увидел, ему понравилось.

Гонко снова взглянул на часы и пробормотал:

– Где этот гребаный клоун?

Он имел в виду новичка.

– Ой, блин, я не уверен, – отозвался Дупи, старательно вытиравший платком рот Гоши.

Пока Дупи приводил Гоши в порядок, тот довольно моргал, его руки висели вдоль тела, а кулаки были разжаты.

– По-моему, я видел его, м-м-м, у Шелис. Кажется, его я там видел, Гонко. Который, по-моему… – Дупи нахмурился. – Помнишь, ты меня спрашивал, где он, Гонко? Ты только что спросил. Ты только что…

– Тихо ты.

– Прости, Гонко, я просто, я…

Гонко в третий раз посмотрел на часы и недовольно цыкнул. Он потратил целое состояние на подкупы, чтобы позаимствовать хрустальный шар и посмотреть этот кастинг: прорицательница не очень-то его жаловала.

Внезапно Дупи обернулся к нему.

– Не нравится мне этот новичок, Гонко, не нравится мне он!

Дупи не врал. Новичок настраивал всех друг против друга, и от него прямо несло пакостями, что вот-вот случатся. Очень нехорошо. На площадке и так хватает врагов, а тут еще и в своей труппе один объявился.

В этот момент новичок появился у входа в палатку. Он тихонько вошел, сгорбив плечи и неся в руках хрустальный шар предсказательницы. Гонко с отвращением следил за его зловеще-бесшумными движениями. Каждый жест новичка, похоже, говорил: «Жду, пока ты повернешься спиной».

Гонко посмотрел ему прямо в глаза. Циркач поумнее новичка не стал бы встречаться с ним взглядом, этот же нагло пялился. Гонко ловким движением вскочил на ноги, чтобы заставить его дернуться. Сработало. С необычайной осторожностью Гонко взял из рук новичка хрустальный шар, поставил его на стол и бросил:

– Пошел вон.

Новичок медленно попятился назад. Он ждал у входа, у самого полога, нарочно не повинуясь, чтобы заставить главного клоуна повторить приказ. Это тоже было неразумно. Гонко выпрямился и сунул руку в карман, потому что вдруг решил прикончить непокорного клоуна прямо на месте. Но в этот момент новичок убрался прочь.

Глядя ему вслед, Гонко пару секунд погладил лезвие ножа, который он вытащил из кармана, потом сплюнул и сунул нож обратно. Гоши издал пикающий звук, выражавший легкое неодобрение, как подумал Гонко, но точно это знал один лишь Гоши.

Пламя свечи отражалось от поверхности хрустального шара, словно желтый глаз. Главный клоун положил ладонь на холодный хрусталь и пробормотал одно слово «Джейми». Шар затуманился, словно кто-то внутри заволок дымом его ровную поверхность. Часы Гонко показывали, что у Джейми осталось пятнадцать минут.

«Я дам ему немного форы», – подумал Гонко, разглядывая молодого человека. За всеми попытками Джейми жить рациональной и размеренной жизнью, где все определено и разложено по полочкам, ясно угадывался неистощимый источник эксцентричного поведения, который вот-вот прорвется наружу, и Джейми, казалось, стоило больших трудов инстинктивно сдерживать его. Похоже, это происходило день ото дня. И чем больше он прикладывал усилий, тем более впечатляющими будут результаты, когда парень или временно сломается, или окончательно прогнется. Никто не гнется так хорошо, как тот, кто создан из абсолютно прямых линий.

Вид прояснился, и там показался кандидат-новичок. Гонко понял, что постоянные преследования довели его до грани нервного срыва, и остался доволен проделанной работой. По времени все было рассчитано идеально, и теперь этот парень почти созрел. Двое других клоунов притиснулись к главному и нагнулись над хрустальным шаром. Гоши издал неясный звук, больше всего похожий на «О-о», нельзя было точно сказать, что он означал – возможно, выражение узнавания, когда высокий молодой рыжеволосый человек задвигался внутри шара.

– Тихо, Гоши, – велел Дупи своему брату. – Гоши, тихо. Он начинает.

* * *

Торговая улица Квин-стрит была забита туристами, наслаждавшимися жарой, и местными жителями, спасавшимися от нее. Первый поток служащих в костюмах и галстуках, возвращавшихся с работы в понедельник вечером, устало тек к вокзалу. В две минуты пятого толпа заволновалась, и по ней прокатился ропот, когда люди дружно повернули головы. Откуда-то с конца улицы раздался звук настолько громкий и пронзительный, что в нем едва можно было узнать человеческий крик. Сразу же раздались сухие хлопки, похожие на автоматную очередь. Все уставились на облачко серого дыма, лениво поднимавшееся в самом конце улицы.

Снова раздался визг, резкий и назойливый, пронзивший толпу:

– Там БОМБА! ТАМ БО-О-О-О-МБА!!!

Пять лет с терроризмом в заголовках газет сделали свое дело. Все замерли, и паника разнеслась по толпе, словно рябь по воде. Хлопки не прекращались. Двое полицейских осторожно направились к источнику дыма, держа руки на кобурах. Внезапно, прорвавшись через толпу покупателей, высокий, худощавый рыжеволосый и, что самое интересное, голый мужчина ринулся вниз по улице, неуклюже выбрасывая вперед ноги. Под пучком рыжеватых лобковых волос неистово болтался из стороны в сторону его пенис. Походка вполне подошла бы для номера «Монти Пайтона»: колени поднимались высоко в сторону, совершая скорее прыжки, а не шаги, а расставленные в стороны локти двигались вверх-вниз, как крылышки. Лицо его скрывала наволочка. Сквозь прорези для глаз он несся через окружавшую его толпу, видя лишь размытые силуэты и препятствия.

На груди у него красовалась нарисованная зеленой краской свастика, обращенная в другую, непривычную сторону. На спине – огромный смайлик. От пота краска расплывалась, и вскоре от знаков остались лишь размытые очертания. Его преследовали трое ошарашенных пожилых полицейских, ожидавших, что за смену им придется иметь дело лишь с несколькими магазинными воришками. Они пытались его догнать, однако, несмотря на свою дикую походку, шевелился Джейми довольно резво. Как футболист, он ловко лавировал между семействами, компаниями студентов и японскими туристами, наводившими на него фотоаппараты. Джейми снова заорал во все горло:

– Там БОМБА! ТАМ БО-О-О-О-МБА!!!

Наволочка съехала, и он тотчас же ослеп. Ни секунды об этом не жалея, он сдернул ее с головы, она медленно опустилась на тротуар, так что полицейские смогли спокойно его подобрать. У казино дым расползался все больше, превращаясь в серый туман. Хлопки и взрывы слились в один сплошной оглушительный треск и внезапно прекратились.

Никакой бомбы не было. Весь шум издавали фейерверки и петарды, которые Джейми купил в каком-то магазинчике в районе Фортитуд-Вэлли. Раскрасив себя в общественном туалете и идя по Квин-стрит в одном плаще на голое тело, он обложил пиротехникой декоративный куст, росший в конце улицы. Он понятия не имел, произведет ли это впечатление на клоунов и смогут ли они вообще все это увидеть, – но это единственное, до чего он смог додуматься. Если бы не помутнение рассудка, до которого его довели преследования клоунов (кровь Стива стала последней каплей), он мог бы просто вызвать полицию и избавить себя от дальнейших неприятностей.

Но когда он бежал по торговой улице, все беды прошедшей недели словно сгинули. Его накрыла небывалая адреналиновая волна. Мысли летели у него в голове, словно пленка в ускоренной перемотке. Он не чувствовал ни тротуара под бухающими ногами, ни напряжения мышц, ни шлепков яиц по ляжкам. Ему казалось, что он может оттолкнуться и взмыть в небо.

Разумеется, на оживленной улице это не могло продолжаться вечно. Он налетел на людскую стену и не увидел в ней прохода. Он ринулся на двух школьниц в форме, они завизжали, и все втроем свалились. Он почувствовал, как пенисом коснулся портфеля одной из них, и лишь чудом он не хлопнулся на них самих. Лежа на земле, он заметил остановившийся на светофоре фургон телеканала «Семь новостей». Из окошка высунулся оператор и, широко осклабившись, направил на Джейми камеру.

Джейми кое-как поднялся на ноги, запоздало прикрыв пах, и школьницы снова завизжали. В новостях это будет смотреться нехорошо. Через плечо он увидел приближавшихся полицейских. Еще двое бежали к нему спереди. Он судорожно вдохнул и ринулся к площади Короля Георга. В парке было полно голубей, туристов, клерков и студентов, читавших на лужайках. Он побежал между ними, все еще подстегиваемый адреналином, притуплявшим боль, все невзгоды и неприятные последствия. Вот последствия-то действительно будут, если он перестанет бежать. Но делать этого он не собирался…

* * *

Все закончилось позорным шествием голышом, да еще и в наручниках через площадь Короля Георга. Женщина-полицейский с выражением полного безразличия на лице бросила ему полотенце, чтобы он прикрылся.

– Вы не понимаете, – орал он копам, когда те валили его на землю. – Клоуны… Мне пришлось… Клоуны меня заставили…

В допросной ему зачитали обвинения. Появление в общественном месте в непристойном виде, нарушение общественного порядка, угроза насилия (школьницам), вероятная попытка изнасилования (школьниц), нарушение общественного спокойствия, незаконное владение пиротехническими изделиями, воспрепятствование осуществлению правосудия. Добавили, что после консультаций с федеральной полицией ему могут предъявить еще одно обвинение – приняты новые антитеррористические законы, по которым заведомо ложная информация о взрывных устройствах каралась так же, как настоящая угроза взрыва. Что означало, что Джейми могли официально признать террористом. В этот момент желание Джейми заплакать сменилось бурными рыданиями.

В дополнение ко всему этому оставался открытым вопрос о возможном убийстве Стива, о котором он не осмелился упомянуть. Надо все рассказать, он это понимал, но сейчас и их вопросов было уже достаточно. После всплеска адреналина на него навалилась дикая усталость, и ему хотелось только одного: заползти куда-нибудь в тепло и закрыть глаза.

Из полиции его отпустили только в полночь. Примерно в это время ему в голову пришла новая и еще более ужасающая мысль: «На самом деле, все это, до последнего шага, могло происходить у тебя в голове. Ты мог все это себе напридумывать с той самой секунды, когда увидел на дороге клоуна. Если ты до такой степени спятил, то угадай, что тогда? На твоей совести могут оказаться и пятна крови в комнате Стива. Может, ты убил его во сне. Может, ты прокрался наверх и разделал его на куски. Может, это ты разгромил весь дом. Тогда у тебя огромные неприятности – не только с законом. Беда у тебя здесь, в собственной башке. Может, ты никогда больше не увидишь дневного света».

На все это ему было нечего возразить, и он медленно плелся домой. Если каким-то чудом там окажется Стив, целый и невредимый, наверное, он сможет по-тихому отправиться в психушку и постараться все это забыть.

Добравшись до дома, он увидел записку, лежавшую на постели из диванных подушек. Он замер на пороге, пристально глядя на нее и слегка покачиваясь. Стоял он так минут пять, в течение которых сердце его, похоже, остановилось. Снаружи весь город замер.

Он подошел к постели и взял в руку записку. Она гласила:

«Поздравляю.

Гонко, Цирк семьи Пайло».

* * *

В клоунской палатке Гоши издавал прерывистый свист, похожий на щебетание попугая. Эти звуки не означали ничего особенного, просто указывали на то, что какие-то механизмы у него внутри продолжали работать, и Гоши по-своему все еще тикал.

В хрустальном шаре клоуны видели весь спектакль с момента, когда Джейми раскрашивал себя, и до настоящего времени, когда его волочили перед зданием мэрии. Двое полицейских крепко его держали, он неистово молотил ногами. Дупи все время отпускал комментарии, сводившиеся к возгласам:

– Ой… Блин… Что он?.. Где он?.. Блин…

Рот Гонко дернулся – наметанный глаз распознал бы в этом улыбку. Когда Джейми уводили со скованными за спиной руками и с появляющемся на лице выражением смирения, Дупи повернулся к Гонко и спросил:

– Он все хорошо сделал, Гонко? Гонко, хорошо сделал? Гонко, помнишь, когда я тебя спрашивал, а хорошо ли он все сделал?

Гонко скосил глаза в сторону.

– По-моему, он все прекрасно сделал.

– Да, вот и Гоши так думает, верно, Гоши? Верно?

– О-о.

Гонко положил ладонь на хрусталь, словно собираясь погасить свечу.

– Все лучше того типа, вскарабкавшегося на чертову крышу, – пробормотал он.

Гоши издал ровный свист. Клоуны встали. В качестве дивана они использовали связанного человека с кляпом во рту. Человека этого звали Стив, и он был в полной отключке.

– Дадим юному Джей-Джею пару часов подергаться, а потом заберем его, – сказал Гонко. – Раф может послать записку, когда очухается. И уберите этого, – он пнул башмаком бесчувственное тело, – с глаз моих.

* * *

Джейми так и не проснулся той ночью, когда чьи-то руки осторожно подняли его с пола: Гонко об этом позаботился. Из всех средств в арсенале главного клоуна хлороформ был несколько старомодным, однако он исправно срабатывал, и Гонко никогда не отправлялся на похищения без него. Он на шесть секунд прижал белый платок к лицу спавшего Джейми, потом снова засунул его в карман.

Рядом с ним стояли Рафшод и Дупи. Они сопровождали его и на похищении Стива. Кровь в комнате Стива, на самом деле, принадлежала Рафшоду, они ее разбрызгали для пущего эффекта. Втроем клоуны запихали Джейми в привезенный с собой мешок для трупа. Гонко нравилась затея, когда человек вдруг просыпается в мешке; он довольно скривил рот, застегивая мешок. Два других клоуна подняли ношу и вытащили Джейми на дорогу. Рядом с домом стоял фургон с включенным двигателем, его шум нарушал безмолвие залитой лунным светом улицы. Они положили мешок в кузов. Дупи и Рафшод затеяли драку за место рядом с водителем, скребя клоунскими башмаками по асфальту. Дупи победил. Рафшод запрыгнул в кузов рядом с Джейми. Гонко резко рванул с места, виляя, чтобы размазать двух бездомных кошек. Дупи сказал ему, что это не смешно.

Отъехав на километр, они остановились у стройплощадки, где возводили жилой дом. Это оттуда Гонко позаимствовал фургон. Он спрыгнул с водительского сиденья, открыл капот и вытащил из штанов топорик. Несколько раз врезал по двигателю, так, для веселья, и металлический грохот разнесся в ночи, словно выстрелы. Он вытащил из кармана поздравительную открытку и написал: «Спасибо за одолжение, Боб». Так звали хозяина фургона. Боб не знал Гонко, а Гонко не знал Боба, целью этой выходки было свихнуть Бобу мозги. Гонко положил открытку на приборную панель, вытащил из другого кармана розу и пристроил ее рядом с открыткой.

Три клоуна перелезли через забор, осторожно перетащив мешок с Джейми. Дупи жаловался на спину, но Дупи был полный говнюк. Клоуны направились к кабинке уличного туалета в углу стройплощадки. Они вошли, держа мешок с телом вертикально. Возникла давка. Гонко достал пластиковую карточку, которую приложил к замку. Вспыхнул красный огонек – из потолка вывалился рычаг. Он рванул его в сторону, пол со скрипом пошел вниз, как лифт, чем, собственно, он и являлся. Только в этом городе таких было несколько, еще тысячи по всему миру. Над головами у них выехала платформа, чтобы заменить пол, на котором они теперь стояли. Лифт жутко закачался. Спускались они очень долго.

Наконец, лифт остановился, но прежде Дупи смачно пернул, и маленькая кабинка наполнилась такой вонью, что все закашлялись.

– Классно, – проговорил Гонко со слезящимися глазами. Дупи принялся рассыпаться в извинениях, но Дупи полный говнюк. Двери лифта открылись.

Над цирком повисла ночь. Вокруг теснились силуэты приземистых цыганских шатров, похожих на картонные аппликации на темной бумаге. На фоне беззвездного неба виднелось колесо обозрения, походившее на скрюченный скелет какого-то гигантского животного. Вдали раздавался чей-то вой. Клоуны отправились домой, волоча за ноги новоиспеченного члена своей труппы.

Часть вторая. Клоун Джей-Джей

Заходят клоун с эльфом не спеша в зеркальный дом.

Вглядись – увидишь клоуна ты в зеркале своем.

«Карусель»

Глава 6. Представление

Сознание возвращалось к Джейми очень медленно. В последние пару часов мертвого сна его преследовало ощущение клаустрофобии. И хотя разум, словно компьютер, пытался включиться, что-то мешало. Во рту он чувствовал дикую сухость и слабый привкус какой-то химии.

Кое-что еще казалось совсем не правильным. Он, вроде бы, проснулся, но вокруг царила темнота. Джейми с опаской коснулся глаза – тот был открыт. Когда он шевельнул рукой, раздалось шуршание будто бы плотной ткани. На несколько жутких секунд на него нахлынуло воспоминание: они всей семьей отправились в поход на озеро, и когда он очнулся от кошмара, где змея заползла в палатку, он наяву увидел извивавшуюся у его ног зеленую древесную змею.

Возле его головы послышались шаги. Затем прямо у лица раздался громкий скрежещуще-рвущий звук. Внезапно в его крохотное темное пространство ворвался свет, больно ударив по глазам, и он увидел прямо над собой того, кого ожидал увидеть меньше всего на свете, – Стива:

– Джейми?

– Что? – только и смог выдавить Джейми.

– И ты здесь? – спросил Стив. – Мне показалось, что что-то шевельнулось. Слушай, тут такое – это надо видеть. Карнавал или типа того. Вставай. Пошли!

Джейми сел и непонимающе уставился на мешок для трупа, в котором он спал. Черная ткань лежала раскрытая, словно лопнувший кокон. Он заморгал. Что-то явно не сходилось. Он потер глаза, сгоняя остатки сна, и попытался восстановить в памяти, что произошло до того, как он заснул. Залезания в мешок для трупа там не было.

– Какого черта ты в него залез? – спросил Стив, как будто Джейми мог ответить. – А-а, вот он где. – Стив поднял с земли джемпер. – Тебе повезло, что я тебя нашел, я ведь только за ним вернулся. Пошли. Ты должен все это увидеть.

Слишком много информации за слишком короткое время. «Вчера ночью… – думал он. – Лег спать на полу. А до этого?.. Копы. Допрос. Ну да… Поймали голышом… А потом-то что?»

Он огляделся по сторонам. Они находились внутри чего-то, похожего на большой высокий шатер. Полом служила утоптанная трава, на которой были видны огромные размытые отпечатки ботинок. В углу стоял стол с разбросанными игральными картами и беспорядочно валявшимися пустыми бутылками. На полу валялись десятки коробок со всякими побрякушками и разноцветным тряпьем. На боку лежали рыцарские доспехи, испещренные неприличными рисунками фаллосов цветными карандашами и написанными с ошибками ругательствами. Сквозь высокие холщовые стены пробивался розоватый солнечный свет, придавая всему несколько нездоровый красноватый оттенок.

И тут его осенило: Стив-то жив. Он здесь, рядом, стоит у входа в шатер, залитый солнечным светом.

– Стив?.. – прохрипел Джейми.

Стив поглядел на него, сверкнув глазами: его мальчишеское лицо стало еще более детским, словно им обоим было лет восемь-девять и сегодня Рождество.

– А разве тебя не?.. – выдавил из себя Джейми, качая головой. – Клоуны… В том смысле, что я заглянул к тебе в комнату, а там все было в крови…

Стив будто этого не услышал.

– Давай-ка пошевеливайся, а? Ты наружу-то выгляни.

Он скрылся за пологом шатра.

Джейми только теперь услышал звуки духового оркестра, игравшего карнавальный марш, и разноголосый гомон толпы. Он подошел к выходу из шатра, высунул голову наружу, и тут его, словно ледяной водой, обдало буйством красок. Все вокруг было таким ярким, что ему пришлось зажмуриться. Когда он снова открыл глаза, то увидел текшую мимо толпу людей: семьи, стариков, родителей, празднично одетых детей, младенцев в колясках или на руках у матерей, с привязанными к запястьям воздушными шарами, рвущимися в воздух, словно собачки с поводков. Повсюду, словно город в миниатюре, стояли палатки и лотки, где смуглокожие цыгане торговали всякой всячиной. Толпа текла мимо них, люди оживленно говорили между собой. Джейми огляделся в поисках источника карнавальной музыки, но никакого оркестра не разглядел. Звуки плыли, словно легкий ветерок, являясь продолжением буйства красок и витавшего в воздухе запаха попкорна.

Он вышел из шатра. Казалось, что только он один не понимает, что же, черт подери, происходит. Стив нетерпеливо поманил его рукой.

Джейми протер глаза.

– Стив?

– Блин, ну чего?

– А мы… – он хотел спросить, не умерли ли они. – Где мы?

Стив схватил его за руку.

– Может, все-таки пойдем, а? Я слышал, что вон в той палатке маг выступать будет. Давай, шевелись.

Джейми позволил Стиву увлечь себя по тропинке. Вдалеке он увидел намалеванную краской вывеску «КОМНАТА СМЕХА И УЖАСА». За ней он разглядел верхушку большого шатра, на нем он с трудом прочитал: «ПАНОПТИКУМ». Они прошли еще один огромный шатер с надписью «ГЛАВНАЯ СЦЕНА». Оглянувшись через плечо, он увидел деревянную арку, за которой мигало множество огней, слышались карнавальные звуки, звон колокольчиков, лязганье аттракционов, визг и крики. Таблички он не разглядел, но догадался, что где-то там должна быть надпись «АЛЛЕЯ РАЗВЛЕЧЕНИЙ».

Ответ на его собственный вопрос, где же они находились, стал очевиден: в цирке. В каком цирке, зачем и как он здесь оказался – он не знал. Но вдруг все это показалось совершенно неважным: он унюхал попкорн и почувствовал, как приятно закружилась голова, словно он вдохнул какое-то дурманящее зелье. «Совсем неважно, где ты, – дружелюбно твердил внутренний голос. – Просто расслабься! И никаких вопросов. Это же карнавал. Понимаешь, КАРНАВАЛ!»

И это и вправду было так. Джейми вдруг ощутил прилив хорошего настроения и теперь чувствовал себя так, как, бывало, в городе в пятницу вечером между вторым и третьим бокалом виски, когда в битком набитом женщинами баре музыкальный автомат играл хиты группы «Толкинг Хедз». Он с удивлением остановился, чтобы оглядеться, и Стив взорвался:

– Джейми! Ты идешь на магическое шоу? Или мне тебя пинками подгонять?

Джейми поглядел на него с улыбкой счастливого идиота:

– Конечно-конечно! – ответил он и пошел вслед за Стивом.

На доске при входе в средних размеров шатер красовалась сделанная мелом надпись «МУГАБО МОГУЧИЙ МАГ». Стив втолкнул Джейми внутрь, и они увидели сцену, заполненную реквизитом фокусников: перевернутый цилиндр, из которого вытащат кролика, черная волшебная палочка с белым кончиком, которая, наверное, сгибалась, когда ее брали в руки, связки разноцветных лент и сцепленные между собой серебристые кольца. Позади сцены был занавес, предназначенный для торжественного выхода артиста. Стив и Джейми устроились в первом ряду на пластиковых стульях, пока вокруг них рассаживались зрители, и скоро шатер наполнился приглушенным гулом разговоров. Зрители притихли, когда позади них внезапно раздался резкий и грубый шепот:

– Фокуз з крольиком? – прокричал чей-то голос со странным акцентом. – Я тьебе покажу фокуз з крольиком, звинья!

– Мугабо, мы это уже обсуждали, – возразил другой голос. – Сменил бы ты пластинку, а? Ты же не хочешь, чтобы Рафшод…

– А-а, клоун-звин! Дружок твой, да? Да я могу зажечь грьебанное ньебо, он это знает? Я могу… УБЕРИ ЗВОИ РУКИ …

Послышались звуки борьбы: шлепки, бурчание, стук упавшего на землю тела. Публика с интересом смотрела, как занавес натянулся вниз на карнизе. Драка продолжалась целую минуту, прежде чем занавес раздвинулся, и вместо торжественного выхода фокусник, спотыкаясь, вылетел на сцену, словно его приподняли и швырнули туда. Его появление было встречено робкими аплодисментами.

Из пола запоздало взвилось вверх облачко белого дыма. Когда дым рассеялся, темнокожий человек в тюрбане с угрюмым лицом пытался трясущимися руками поправить мантию. Маг Мугабо был высоким и долговязым, казался еще выше в белом тюрбане, сидевшем у него на голове как гигантское яйцо. В центре тюрбана красовался драгоценный камень. Мугабо оскалился на зрителей, показав зубы, казавшиеся еще белее на фоне его темной кожи. Он махнул рукой в сторону публики и сплюнул на пол.

– Хватит хлопать! – взвизгнул фокусник. Аплодисменты стихли. – Ладно, уроды. Хотите фокуз з крольиком?

Зрители снова зааплодировали, подбадривая его веселым свистом. Мугабо кивнул, тюрбан качнулся вверх-вниз. В его низком голосе зазвучала злоба:

– Ладно. Получите вы фокуз з крольиком.

Он подошел к столу, оглянулся через плечо на занавес, потом ухмыльнулся, засучивая рукава.

– Вот, – объявил он. – Я – Мугабо, могучий маг… или тьипа того. Я посвящаю этот фокуз той клоунской звинье. Это всье для ньего.

Он запустил руку в цилиндр – и, как Джейми и ожидал, оттуда показалась пара длинных белых и мягких ушей. Кролик болтал лапками в воздухе. Раздались жидкие, вежливые аплодисменты.

– Ну, нравьится вам крольик? – промурлыкал Мугабо. – Прекрасно! Крольик им нравьится. А… как вам понравьится… вот ЭТО!

Лицо Мугабо стало злобным. Он резко вытянул кулак с зажатым в нем кроликом в сторону зрителей. Кролик пару секунд подергался, молотя лапками в воздухе, прежде чем взорвался красно-белым облаком. Раздался звук, словно раздавили переспелый плод. Кровь и куски кроличьего мяса полетели в первые два ряда зрителей. Кучка ошметков шлепнулась к ногам фокусника.

– ХА-ХА! – проорал Мугабо. Он согнулся пополам, колотя кулаком по столу и зайдясь чем-то средним между смехом и воем. Среди зрителей воцарилась гробовая тишина.

Из-за занавеса выскочили две фигуры. Одну из них Джейми узнал – это был клоун Дупи, которого он посчитал старым знакомым, но не мог вспомнить, откуда он его знает. Вторым был коренастый карлик с повязкой на глазу.

– Это все часть представления, ребята, – произнес карлик, бросаясь на Мугабо и обхватывая его лодыжки.

Дупи с карликом силком выволокли со сцены отчаянно брыкавшегося и извивавшегося фокусника.

Похоже, представление закончилось. Публика неуверенно захлопала. Джейми скинул с рубашки кусочки белого меха и вытер с лица кровь. Лицо малыша на руках у сидевшей рядом с ним женщины было густо заляпано кроличьей кровью, а ей, кажется, было все равно, она даже этого не замечала. Они с мужем встали, ожидая, пока освободится проход к дверям.

Раздался едва различимый звук, который Джейми узнал: как будто перекатывались стеклянные шарики. Он шел у него из-под ног. Приглядевшись, он заметил маленькие кристаллики, тонким слоем рассыпанные в траве. Где он их раньше видел? Нет, не припомнить. Он знал только одно: когда они вошли в шатер, кристалликов на земле не было. Теперь они сверкали, словно выпавшие из карманов монетки, под ногами людей, пока те пробирались к выходу.

Когда они вышли из шатра мага, занавес за сценой дергался в такт шлепкам, ворчанию и треску. С громким стуком на пол упало чье-то тело. Все это – часть представления.

* * *

На улице сквозь запах поджаристого попкорна пробивался более сильный аромат благовоний, манящий его, словно невидимый палец с наманикюренным ноготком. Он беспрекословно пошел на этот запах, Стив тоже не отставал. В толпе он заметил других зрителей с представления фокусника, не обращавших внимания на пятна кроличьей крови на лицах и рубашках, болтавших и смеявшихся. Стив быстренько объявил, что пойдет на Аллею Развлечений, и убежал, протискиваясь через толпу и едва не сшибая людей с ног. Джейми беззаботно позволил ему уйти, – его самого отвлекали эротические видения, окутавшие сладким ароматом, ласкавшие, словно пальчики. Перед его внутренним взором возникали смуглые, как египетские принцессы, обнаженные женщины, порывисто рвавшиеся вперед и манившие за собой. Он, оглушенный, шагал за ними по тропинке, где толпа редела, музыка звучала тише, воздух сделался прохладнее.

Парочка боровшихся в придорожной грязи карликов замерла при приближении Джейми, они сердито глянули на него и убежали. Внезапно дразнящие эротические видения исчезли, и он обнаружил, что стоит перед небольшой хижиной с занавесками из бус на входе. Он встряхнулся, растерянно оглянулся и с изумлением увидел, что вокруг никого нет. Он нерешительно раздвинул блестящие нити, звякнувшие, словно стеклянные шарики. Похоже, это была хижина прорицательницы, но внутри уже кто-то был.

– Извините, – сказал Джейми, когда мужчина в хижине обернулся к нему.

По телу Джейми пробежал холодок. Внутренний голос твердил ему: беги отсюда сейчас же и побыстрее. Но когда прошел первый испуг, он понял, что лицо мужчины, наверное, покрыто толстым слоем грима, только и всего. Вот почему глаза его горели безумным огнем из-под тяжелых бровей, темных как грозовая туча. Вот почему все контуры его лица ото лба до подбородка так напоминали волчью пасть, что его вполне можно было представить воющим на луну, хоть и одет он был в деловой костюм. Вот почему росту в нем было хорошо за два метра, и руки у него были слишком большие с желтыми ногтями, длинными как звериные когти.

Чудовище внимательно оглядело Джейми с высоты своего огромного роста.

– О, я обожаю извинения, – сказал незнакомец низким, хорошо поставленным голосом. – Однако никаких проблем. Я как раз собирался уходить. Желаю вам хороших предсказаний.

Он прошел мимо Джейми с величайшей учтивостью. Его пухлые губы расплылись в почти доброй улыбке, которой, возможно, оборотень улыбается волчонку. Джейми, дрожа, отвел взгляд, и на секунду в нем не осталось ничего от пьянящей радости, лишь холодный страх перед миром, полным капканов, ловушек и темных омутов, где оказываются люди.

Великан раздвинул загремевшие блестящие нити, наклонив голову при выходе, и исчез. Холодок пропал.

То, что снаружи было забивающим почти все запахом сандалового дерева, внутри витало лишь тонким его ароматом. Атмосфера разительно отличалась от царившего на улице радостного возбуждения, тут было тише и прохладнее, словно во сне. За круглым столом сидела цыганка, теребя колоду таро и глядя на Джейми с едва заметной улыбкой. У нее была гладкая оливкового цвета кожа, сверкающие глаза и волосы цвета воронова крыла, шелковистыми волнами спадавшие на плечи. За спиной у нее громоздились полки с какими-то неизвестными фолиантами, на стенах висели яркие звездные диаграммы, наполняя воздух тусклым белым свечением. На деревянной подставке и в форме когтистой лапы стоял хрустальный шар.

– Насчет него не беспокойтесь, – произнесла прорицательница, кивнув вслед чудовищу. – Он безвредный. Это Курт Пайло. Он владелец этого цирка.

– Выглядит он совсем не безвредным, – заметил Джейми.

– Верно, – согласилась прорицательница. – В гневе он смотрится воплощением зла.

На мгновение она посмотрела куда-то вдаль, и улыбка исчезла с ее лица.

– Однако надо очень постараться, чтобы его разозлить, а если попытаетесь, он, наверное, увидит в этом лишь повод для веселья. Прошу вас, садитесь.

Что-то в ее голосе навело Джейми на мысли об ароматных разноцветных ликерах, разливаемых в хрустальные рюмки. Он присел на стоявший у стола деревянный ящик.

– Вообще-то, я сегодня тороплюсь, – сказала она. – Я уже приняла сегодня с полдюжины посетителей, желавших узнать свою судьбу, так что буду краткой. Можно вашу руку?

Джейми протянул руку, и она легонько заскользила пальцем по его ладони. Пальцы у нее были холодные и заставляли его вздрагивать всякий раз, когда она прикасалась к нему.

– Погляди мне в глаза, Джейми, – тихо попросила она.

Он подчинился и ахнул от удивления: похоже, радужки глаз у нее менялись в размерах, одна расширялась, а другая сжималась, а потом наоборот.

– Не бойся. Просто следи за танцем моих глаз. Разве не прелесть, Джейми? Разве ты не чувствуешь, глядя мне в глаза, как идешь по длинному темному тоннелю, Джейми? Ты чувствуешь, как мой прохладный палец на твоей ладони ведет тебя, рисуя карту, чтобы найти в моих глазах тропинки. Мои глаза, Джейми… Просто смотри мне в глаза…

Голос проникал в него, словно наркотик, сладкий голос открывал ему тайны, говорил слова, которые он слышал, но не мог понять, и, прежде чем он это осознал, глаза его затуманились и закрылись.

«Она меня гипнотизирует», – мелькнула последняя мысль, прежде чем он подчинился ее воле.

Голос словно камнем вколачивал в него слова:

– Завтра днем. Ты выйдешь из дому на улицу ровно в двадцать минут четвертого, но оставишь дома часы. Отправишься вот по этому адресу: Эдвард-стрит, 344. Будешь там ждать у входа в паб. На тротуаре увидишь блондинку с коляской, ждущую, когда можно будет перейти улицу. Спросишь ее, который час. Станешь нервно почесывать запястье, когда она начнет флиртовать с тобой.

Джейми кивнул отяжелевшей головой.

– Скажешь ей: «Огромное вам спасибо». Потом отправишься прямо домой. Лица ее ты не запомнишь. И никогда и нигде не вспомнишь о произошедшем.

– Почему? – пробормотал Джейми, как будто разговаривал во сне. – Не могут… оставить меня… в покое?

Повисла пауза. Он почувствовал впивающийся в него взгляд огромных и обжигающих, как два солнца, глаз. Джейми дернулся и застонал.

– Не спрашивай меня. Как ты можешь задавать мне вопросы? Неужели… Ты проглотил немного порошка?

Джейми кивнул.

– О, мой бог… Кто дал тебе порошок?

– Я просто… его подобрал, – пробормотал Джейми. Говорить было так трудно, что каждое слово причиняло боль. Голова его упала на грудь, и ему хотелось только, чтобы голос не злился.

– Он был у одного из клоунов? – требовательно спросил голос.

– Да.

– У кого именно? Где? Когда?

– Гоши. По-моему, его зовут Гоши. Примерно неделю назад. Выпал… у него из кармана.

Его обдало волной гнева, словно раскаленным воздухом, он съежился и захныкал. Снова пауза, потом дробь барабанивших по столу ноготков, после чего голос произнес:

– Ладно. Теперь просыпайся, Джейми. Возвращайся ко мне. Просыпайся.

Он мало-помалу пришел в сознание, влекомый волной дивных ароматов и парой сверкающих глаз. Сначала ему показалось, что он смотрит на два алмаза, сверкающих в отблеске свечей. Лицо предсказательницы появлялось вокруг них размытым контуром. Казалось, нужно несколько часов, чтобы оно вновь обрело четкость и форму.

– Понравилась прогулка? – спросила прорицательница Шелис.

Джейми попытался припомнить последние несколько минут, но мысли его плыли, как в тумане.

– Что случилось? Там что-то было про блондинку?

– Нет, не думаю, – ответила Шелис. Быстрыми движениями она начала прибирать со стола, явно чем-то озабоченная и раздраженная.

– Ну, Джейми, спасибо, что зашел. А теперь извини, у меня еще много дел.

– Да, конечно, – проговорил Джейми и встал.

Шелис быстро прошла мимо него, откинула блестящую занавеску и вышла наружу. Вскоре она исчезла из виду. Пару секунд Джейми смотрел на хрустальный шар, теперь прикрытый тканью, а потом вышел из хижины.

За пределами темного обиталища с тонкими ароматами его снова ударило многоцветие и многоголосие окружающего мира. Понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть. Он почти ничего не помнил с момента окончания представления фокусника, да и само представление припоминал очень смутно. У него за спиной стеклянные бусинки позвякивали на ветру. Что же действительно там произошло?

И снова мягкий и вкрадчивый внутренний голос произнес: «В твоем положении не о чем беспокоиться. Наслаждайся представлением».

Возражать у него не было сил. С порывом ветерка, принесшего запах попкорна, вернулась беззаботная эйфория, и после нескольких глубоких вздохов, он почувствовал, как легонько закружилась голова. Он медленно побрел обратно к многолюдным дорожкам, рассматривая цыганские лотки. День начал клониться к закату.

* * *

Наступил вечер, и небо над Аллеей Развлечений засветилось разноцветными полосками. Джейми инстинктивно сторонился ярких цветных пятен и вышел к деревянному строению, окруженному алым сиянием, из дверей которого выбивались рыжеватые язычки пламени, словно дыхание дракона. Это была Комната Смеха и Ужаса.

Посетителей было мало – казалось, что большинство направились к гигантским шатрам в центре цирка, где, как сообщали торговавшие с лотков цыгане, скоро начнется представление акробатов и клоунов. У ведущих в Комнату ступенек ожидали лишь двое: молодая пара, стоявшая совершенно неподвижно, каждый глядел прямо перед собой. Рядом с ними стоял закутанный в просторное одеяние человек с посохом, увенчанным черепом. Черный капюшон скрывал его лицо. Изнутри доносились обычные для таких аттракционов звуки: звериные рыки, женский визг и что-то похожее на скрежет исполинских зубов. Звуки ожидаемые, но звучали они как-то очень реально.

Из-за двери внезапно вылетела тележка, от ее колес, скрежетавших по металлическому рельсу, сыпались искры. Она со скрипом остановилась. Фигура в черном взмахнула посохом. Не говоря ни слова, молодая пара залезла в тележку. Джейми поглядел на пару, потом на стража, и шагнул к ступенькам. Но страж преградил ему путь посохом.

– В чем дело? – спросил его Джейми.

Ответа не последовало. Раздался жуткий скрежет, заставивший его отскочить в сторону, и тележка рванулась вперед по рельсу. Головы молодых людей болтались, как у тряпичных кукол. Когда они въезжали внутрь, из дверей вырвался язык рыжеватого пламени, и парочка исчезла из виду.

Джейми, несколько обескураженный, принялся ждать, пока выедет следующая тележка. Он искоса посмотрел на стража, стараясь разглядеть скрытое под капюшоном лицо. Вой и крики из комнаты смеха все усиливались, перейдя в ревущий хохот, похожий на сексуальный экстаз, заглушив весь остальной шум карнавала. Потом внезапно наступила тишина.

Вот это было уже чересчур. Джейми попятился от входа и развернулся, чтобы уйти. Он услышал скрежет остановившейся тележки. Джейми оглянулся. Парочка куда-то исчезла, тележка была пуста.

Он обнаружил, что быстро идет прочь, почти бежит, словно ноги его чуяли опасность, которую не распознал его разум. «Это все часть представления», – заверил его внутренний голос. Конечно. А что же не его часть?

* * *

В стороне от прочих аттракционов он заметил огромный шатер, окруженный всего лишь несколькими палатками; похоже, там обитали карлики и цыгане. Проходя мимо, он иногда видел зловеще светившиеся глаза, глядевшие на него через щелки в пологах. После заката карлики группками выходили на улицы, эти зловредные коротышки смолкали, завидя посетителя, а потом снова продолжали разговоры на повышенных тонах. Они носили с собой небольшие сумки и что-то выковыривали из травы стальными щипчиками. Сперва Джейми подумал, что они выискивают выпавшие из карманов монетки, но подойдя поближе к занятой работой парочке недомерков, он увидел, что они собирали крохотные светящиеся кристаллики, которые он приметил на полу во время представления мага. Карлики уставились на него с такой яростью, что он испуганно попятился.

Подойдя к одиноко стоявшему шатру, он обнаружил, что там разместился Паноптикум, и немного замялся, прежде чем войти. Уродство никогда его не привлекало, но глаза в оконцах палаток заставляли его нервничать, так что казалось разумным скрыться от них.

Изнутри шатер освещался лишь желтоватыми лампами, подсвечивавшими выставочные витрины. На полу виднелись светящиеся точки – кристаллики порошка, которых здесь было гораздо больше, чем в шатре у Мугабо.

К своему удивлению, рядом с одной из витрин Джейми заметил Стива, который жадно рассматривал что-то в высоком аквариуме. Стив заметил его и махнул рукой, подзывая к себе:

– Полюбуйся вот на это.

Табличка на аквариуме гласила: «Это Тэллоу [3]. Каждое мгновение его жизни – ад».

Пара человеческих глаз скорбно смотрела на них с лица, которое будто бы таяло. Кожа сползала с него, как свечной воск, пузырясь и капая на дно, образуя лужицы, после твердевшие в телесного цвета наросты на стеклянном дне.

– Каждые несколько минут он поднимает сползшие кусочки и снова налепляет их на себя, – с восторженным придыханием прошептал Стив.

Тэллоу грустно взирал на них, когда на шее у него лопнул пузырь телесного цвета, а его содержимое стало стекать по груди. Джейми скривился и отвернулся.

– Джейми, погляди! Он их налепляет! – воскликнул Стив почти что возбужденно.

– Пойдем-ка отсюда, – ответил Джейми. – Тошнит от такого. Пошли быстрей.

– Да ни за что. Тебе надо тут все посмотреть. Идем-ка, глянем на вон того парня.

Стив потащил его за руку к экспонату, не заключенному в стеклянную витрину. Они остановились перед чем-то, что когда-то могло быть человеком, пока природа не сыграла с ним очень жестокую шутку. От шеи до пят все было нормально, примерно полтора метра человеческого тела, облаченного в серый костюм с галстуком. Проблемы были с головой существа – она была покрыта чешуей, слишком большой для его тела, а из жаберных дуг на шее росли усы, как у сома. Огромный рот напоминал акулью пасть, где рядами торчали жуткого вида зубы. Когда рот открылся и оттуда раздалась речь, Джейми чуть не завопил.

– Здравствуйте. Я – Фишбой [4], куратор шоу уродов.

– Это мой друг Джейми, – представил Стив. – Джейми, это Фишбой. По его словам, он может дышать под водой.

– Рад познакомиться, Джейми, – произнес Фишбой. Голос у него был высокий, словно он надышался гелия. В его учтивости сквозило что-то отталкивающее. – Надеюсь, наши экспонаты понравятся вам так же, как и Стиву. Через пятнадцать минут выступит Йети, пожиратель стекла. Гарантирую вам, что это самое жуткое и кровавое представление во всем цирке!

– Да, дружище, нам надо увидеть поедание стекла, – согласился Стив.

Джейми покачал головой.

– До скорой встречи, – сказал он.

– Почему? Ты куда собрался?

– Да куда угодно. Господи! Может, подожду представления клоунов.

– О да, – просвистел Фишбой. – Представление клоунов, возможно, главная изюминка всего нашего цирка. Прошу вас, не стесняйтесь и оставьте запись в гостевой книге на выходе.

Джейми, весь съежившись, отвел взгляд от чрезвычайно учтивой улыбки с акульими зубами. Ему стало бы гораздо легче, если бы Фишбой зарычал на них или защелкал челюстями. Он попятился к выходу из шатра, стараясь не смотреть на витрины со стонущими и шипящими экспонатами. Стив за ним не пошел.

Когда он снова вдохнул теплого ночного воздуха, его приподнятое настроение сменилось болезненностью и головокружением. Его одолевали легкая тошнота и дурные предчувствия. «Похоже, я сильно вля…» Но эту мысль так и не дали закончить.

И… он решил, что так ему больше нравится.

* * *

К этому времени у гигантских шатров собрались толпы народу. У всех был слегка озабоченный вид, люди беспокойно оглядывались, словно вновь и вновь проверяя, тут ли они на самом деле.

Перед шатром побольше красовалась афиша:

ВЫЗОВ СМЕРТИ РЭНДОЛЬФА,

АКРОБАТИЧЕСКАЯ ФЕЕРИЯ ВЫСОКОГО ПОЛЕТА

Перед вторым шатром висела доска с надписью мелом:

СНОГСШИБАТЕЛЬНОЕ КЛОУНСКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ГОНКО – ЗАХОДИТЕ ПОСМЕЯТЬСЯ

Джейми пристально глядел на доску. Гонко… Откуда ему известно это имя? Он почти что его вспомнил, но тут, по какому-то сигналу, который он не уловил, толпа начала толкаться и повалила в шатры. В людях было что-то отрешенное, словно в застигнутых бурей заблудших душах, укрывшихся в единственном увиденном ими убежище. Шатер акробатов, хотя и был больше, заполнился первым.

Чувствуя себя куда более запутавшимся, чем утром, когда он проснулся и увидел целого и невредимого Стива, с воспоминаниями, мелькающими, словно тасуемая колода карт (то одно, а то другое), Джейми присоединился к потоку людей, направлявшихся на представление клоунов. Он уселся на последнем ряду пластиковых стульев, обращенных к сцене, освещенной яркими софитами, и тихо ждал, пока все рассядутся по местам.

Гонко. Он вот-вот вспомнит.

Когда началось представление клоунов, то, что целый день направляло его мысли, внезапно исчезло, и Джейми вдруг сразу все вспомнил и понял. Он начал дико озираться в поисках выходов, но все они были заблокированы людьми с пустыми лицами, глядевшими на сцену. Бежать было некуда. Он еще сильнее вжался в сиденье.

* * *

Гонко прошелся по сцене, засунув руки в карманы. Раздались аплодисменты, хотя он зыркал на публику с таким видом, словно с превеликим удовольствием перерезал бы глотки всем до единого. На нем были чудовищного размера полосатые штаны, державшиеся на подтяжках и болтавшиеся, словно на обруче, вокруг его тонкой талии. Лицо выкрашено в белый цвет, и на нем красовался алый пластиковый нос. На голове у него была большая шляпа, похожая на тюрбан фокусника, а на шее – крохотный галстук-бабочка.

За ним ковылял Гоши, оглядывая зрителей выпученными глазами, как ребенок, оказавшийся в комнате с массой незнакомых вещей. Кто они все такие? Однако в глазах его мелькал тот расчетливый змеиный прищур, наводивший на мысли, что в глубине души Гоши очень хорошо понимал, что именно он и есть аномалия, и упивался этой мыслью.

В пальцах Гоши зажал маргаритку. Руки его были упрямо прижаты к бокам. Он дохромал до сидевшей в первом ряду молодой женщины. Не сгибая руки в локте, он одним быстрым движением протянул ей цветок. Она улыбнулась ему, на секунду замявшись, прежде чем принять подарок.

Гоши глядел на нее, хлопая глазами. Он, похоже, чего-то ждал. Затем, обидевшись по только ему известным причинам, он внезапно влепил ей пощечину. Ее голова дернулась в сторону, мелькнула копна белокурых волос. Кто-то в публике засмеялся, возможно, думая, что она подсадная актриса, участвующая в номере.

Гоши с диким видом огляделся, когда по толпе пробежал ропот. Он зажал руками уши, рот его беззвучно открывался и закрывался. Он доковылял по ступенькам обратно на сцену. Гонко с раздражением наблюдал за всем происходившим. Сценарий этого не предусматривал, но по тому, как он огорченно всплеснул руками, стало ясно, что чего-то подобного он ожидал.

Представление становилось все хуже. Гоши хлопнулся на спину, как подстреленный, и перекатывался с боку на бок, отчаянно размахивая локтями и зовя на помощь Гонко. Затем раздался знакомый Джейми звук кипящего чайника, громкий как сирена:

– У-и-и-и-и! У-и-и-и-и!

Из-за кулис в свет софитов выбежал еще один клоун. Это был Дупи. Он подлетел к брату и попытался увести его со сцены. Гоши упирался. Он перестал изображать чайник и показал на женщину в первом ряду, с ошеломленным видом потиравшую щеку. Рот Гоши бесшумно открылся и закрылся.

– Знаю! – крикнул Дупи. – Она поступила плохо, Гоши, очень-очень плохо. Но идем же! Это же представление! Тебя ждут такие большие неприятности…

Гонко сидел на сцене, скрестив ноги, и тер виски. Его голос перекрыл сконфуженный гомон публики, не знавшей, смеяться ей или нет:

– Я, твою мать, так и знал, – произнес он. – Все представление к чертям собачьим. И меньше чем за минуту. Давайте-ка закончим этот фарс. РАФШОД! Давай быстро сюда. Тащи новичка! – приказал Гонко с яростной наигранной веселостью. На сцену выбежал тощий клоун с безумным взглядом, волоча за собой еще одного.

Новичок с кислым видом стоял в лучах софитов, сгорбив плечи. Гонко бросил на него свирепый взгляд.

– Вот что, Гоши! – вскричал Гонко. – Погляди-ка на новичка! Что там у него в кармане?

Гоши поставили обратно на ноги. Он медленно повернулся и зашагал к новичку. Тем временем Рафшод обшарил у новичка карманы и вытащил что-то похожее на лист папоротника. По какой-то причине этот лист очень сильно подействовал на Гоши. Он уставился на него, выпучив от ужаса глаза, проявив самую близкую к человеческой эмоцию, и снова издал звук кипящего чайника:

– У-и-и-и-и! У-и-и-и-и!

На лице новичка появился страх. Гоши в упор завизжал на него, а потом негнущейся рукой изо всех сил ударил новичка, как женщину в первом ряду. Дупи сделал робкую попытку унять брата, воскликнув:

– Гоши, прекрати!

Но тщетно. Гоши снова врезал новичку. Тот пытался защититься, потом оглянулся на Рафшода, отрезавшего ему путь к отступлению. Гоши замахнулся для очередного удара. Новичок толкнул его. Тут в дело вступил Дупи.

– Эй-эй-эй-ЭЙ-ЭЙ! – завизжал он, разгоняясь, словно сходящая лавина.

Он ринулся на новичка с явным намерением защитить брата. Хотя Дупи и выглядел самым безобидным из клоунов, но в атаку он бросился с напором быка. Новичка повалили на арену, он катался у ног трех других клоунов, стараясь прикрыться локтями и коленями от пинков, тычков, ударов головой. Гоши выбрался из драки, зажав руками уши. Публика молчала.

Гонко сидел и с каменным лицом наблюдал за развитием событий, хотя подрагивание его губ свидетельствовало о хладнокровном удовольствии от избиения. Он повернулся к зрителям и пробормотал:

– Представление окончено. Валите отсюда к хренам.

Раздались жидкие неуверенные хлопки, и публика встала и направилась к выходам. Бойня на сцене потихоньку затихала, и новичка, избитого до потери сознания, утащили за ноги за кулисы, оставляя на арене яркий кровавый след пополам с белилами для лица.

Когда все зрители вышли, Джейми остался сидеть на заднем ряду, сам не зная, куда идти и что делать. На него со всех сторон обрушились воспоминания последних дней: кастинг, издевательства, разгром в доме. Все казалось еще более бессмысленным, чем обычно.

Гонко посмотрел со сцены прямо ему в глаза.

– Джей-Джей, – позвал он. – Поди-ка сюда.

Джейми ткнул себя пальцем в грудь.

– Кто, я?

– Да, ты! – рявкнул Гонко. Он стоял на краю сцены и манил его пальцем. Джейми поднялся и медленно зашагал к нему. «Вот и все, – подумал он. – Сейчас я умру».

Он ошибся.

– Добро пожаловать в твой новый дом, – произнес Гонко, когда Джейми миновал первый ряд стульев.

Свет софитов бросал на лицо главного клоуна тени, похожие на кровавые разрезы. Он продолжил:

– Похоже на то, что они отключили тебе веселящий газ позже, чем я просил. Мне хотелось, чтобы ты посмотрел на нас из-за кулис. Ну да ладно. Впереди еще много представлений, мой милый, и никаких ошибок. Сам видишь, вышло немного скомкано, – сплюнул Гонко.

Джейми уставился на него.

– Прошу вас, – взмолился он, – объясните мне, что же, черт подери, происходит? Пожалуйста!

Гонко искоса взглянул на него и процедил в ответ:

– Вопрос не праздный. Почему бы на него и не ответить. Происходит то, что сейчас ты стал клоуном. Когда-нибудь слышал такие классные новости? Отныне – ничего, кроме смеха, и немного хихиканья. Ну что, полегчало? Бля, вижу, что да. Идем со мной, юный Джей-Джей.

Глава 7. Хрустальные шары и акробаты

Гонко провел Джейми за сцену в помещение, заполненное коробками с реквизитом, униформой и лампами для софитов. Там лежал новичок, голова его представляла собой сплошное месиво, с лица стекали кровь и белила. Глаза его были закрыты. Гоши, не мигая, озадаченно таращился на него, а Дупи хлопал по плечу, наверное, пытаясь привести в чувство. Когда появились Гонко и Джейми, Дупи выпрямился, шевеля мокрыми губами и нервно потирая руки. Дупи больше не выглядел способным на насилие, учиненное им на сцене. Он снова превратился в маленького смешного человечка, то и дело хватавшего себя за рубаху, всем своим видом являя воплощенное сожаление.

– Отличная работа, Дупс, – произнес Гонко, глядя на окровавленное существо у его ног.

– Ой, ты уж прости меня, Гонко, но он ударил Гоши! – вскричал Дупи. – Он Гоши ударил, да прямо по лицу, так что мне пришлось вступиться за Гоши! Пришлось!

Гонко наклонился над распростертой фигурой, и рот его слегка перекосился.

– Я же сказал, отличная работа. Не надо рассыпаться в извинениях, когда начальство одобрительно хлопает тебя по плечу, Дупс. Прибереги их до той поры, когда опять обгадишься. – Гонко легонько пнул новичка носком башмака и повернулся к Джейми. – Джей-Джей, знакомься с труппой. Это Гоши.

Гоши стоял спиной и издавал тихий ровный свист. Он прижимал к лицу лист папоротника и, похоже, целовал его.

– Он знает, что ему нравится, – пробормотал Гонко. – А это Дупи, которого, думаю, ты уже раньше видел, когда он громил твою спальню с наилучшими пожеланиями.

Дупи пробормотал «Здрасьте» и снова пустился извиняться перед Гонко. Гонко не обращал на него внимания.

– Это Рафшод, – произнес он. Тощий клоун с безумным взглядом помахал Джейми рукой, что больше походило на дерганье от удара током. С виду Рафшод казался самым молодым из клоунов, возможно, даже ровесником Джейми.

– А вот это жалкое существо – новичок, – сказал Гонко. – Теперь он всего лишь кусок мяса с глазами, но ненадолго, попомни мои слова. И знаешь, в чем фишка? Ты получил его место, если вдруг ты гадаешь, как решить эту головоломку.

Джейми поглядел вниз и постарался не воображать своего лица, превращенного в такое кровавое месиво. Он понятия не имел, как на все это реагировать. Похоже, лучше всего – помалкивать в тряпочку и подождать, пока ситуация не прояснится и не обретет хоть какой-то смысл. Разумеется, в любой момент кто-то ему скажет, что его снимает скрытая камера, что он стал участником высокобюджетного розыгрыша на радио, социологического эксперимента, да чего угодно.

Гонко вывел клоунов из шатра, оставив новичка истекать кровью в грязи.

– Вот что, ребята – обратился он к ним, – это просто позорище. Дупи, вбей ты в башку своему братцу, что публику бить нельзя. Ясно тебе? Она не часть сраного сценария. Зрителей нельзя бить, тыкать, пинать и швыряться в них предметами. Они не реквизит. Они просто смотрят гребаное представление. Понятно? Это не такая уж сложная наука. Они просто смотрят гребаное представление.

– Ну, прости ты меня, Гонко, – залепетал Дупи, – но Гоши иногда все путает, и…

– Он, черт его дери, прекрасно знал, что делал сегодня вечером, – возразил Гонко. – Вспомни норму, которую мы установили для новичка. Представление шло меньше двух минут. Зачем он ударил эту бабу?

– Она забрала его цветок, Гонко, она…

– Он сам дал ей цветок, идиот. Это было прописано в сценарии.

– Но ей нельзя, не надо было его брать, Гонко! Нельзя и не надо, а он не сдержался, он… он…

– Видишь, что мне приходится терпеть, Джей-Джей? – спросил Гонко с печальной улыбкой. Джейми пожал плечами, кивнул и постарался, чтобы его не замечали.

На территории цирка публики уже не осталось. Единственными звуками были странный звон и стук закрываемых торговых лотков. В тени слонялись несколько карликов, они переговаривались между собой и злобно глядели на проходящих клоунов. Клоуны не обращали на них внимания. Они прошли шатер фокусника, хижину предсказательницы и остановились у палатки, в которой Джейми узнал то место, где очнулся утром. Она была больше всех окружавших ее жилищ.

Гоши тихонько пипикнул и остановился. Остальные обернулись к нему. Дупи, похоже, нашел объяснение этому звуку: он поднес палец к губам и произнес.

– Тсс.

Рядом раздавались бубнящие голоса, слишком тихие, чтобы что-то можно было разобрать. Джейми оглядел клоунов, гадая, какой очередной неприятный сюрприз его ждет. Вскоре он понял, что опять насилие: Гонко полез в карман и вытащил оттуда нож с длинным серебристым лезвием. Джейми уставился на него, пытаясь понять, как нож умещался в кармане.

Гонко собрал клоунов в кружок. Джейми попытался остаться в стороне, но клоун с безумными глазами, Рафшод, схватил его за шкирку и втолкнул в центр круга. Вблизи от Гоши так разило потом, что Джейми едва это выносил.

– Акробаты, – прошептал Гонко. – Говорить буду я. И ножом пырять тоже. Но если завяжется драка, то все вперед. Тебя в первую очередь касается, Гоши. Не стой и не пырься, как в прошлый раз, когда этот ублюдок Рэндольф чуть меня не задушил. И тебя тоже, Джей-Джей. С виду ты как будто из локтей и хрящей сделан, но надо ими махать, как курица крылышками, словно ты их всех уделаешь.

Кружок рассыпался, и Гонко, крадучись, зашагал впереди, искусно поигрывая ножом в руке. Остальные следовали за ним. У входа в шатер их поджидали трое мужчин, затянутых в белые трико. При приближении клоунов они умолкли и ощетинились.

Первое впечатление от вида акробатов было едва ли не гипнотизирующим. Тела у них были гибкие, лица изящные, напоминавшие эльфов своими тонкими чертами, и Джейми не мог не восхититься мастерством тех, кто их сотворил. Клоуны явно не разделяли подобных чувств. Обе группы пару секунд пристально глядели друг на друга, акробаты подозрительно рассматривали Джейми, прежде чем один из них произнес:

– Мда! Слышали, что вы, ребята, устроили классное представление. Целых пять минут, говорят.

– Скорее две, – вставил другой.

– Две минуты! – воскликнул первый с деланным сочувствием. – Просто потрясающе! Свен, что бы об этом сказал мистер Пайло?

– Не знаю. Может, он предложит беднягам немного передохнуть от своей работы и заняться чисткой цыганских сортиров, может, это поможет им сосредоточиться на своем шоу. Но, разумеется, спрашивать об этом надо его.

– Но они вряд ли произведут на него впечатление, Свен, или как?

– Не думаю, Рэндольф, ни малейшего впечатления.

Несколькими мгновениями раньше Гонко почти рвался в драку, но, похоже, разгромная критика их выступления сильно его уязвила.

– Свали к хренам! – прорычал он, держа нож в дрожавшей от ярости руке.

– О, туше! – воскликнул стоявший ближе к ним акробат. – Конечно, к херам и свалим! Вот почему я вызываю тебя на словесную баталию, Гонко. Ты такой утонченный, это что-то! Таких, как ты, больше не встретишь.

Быстрый, как змея, Гонко бросился на говорившего акробата, но тот увернулся от него в изящном пируэте. Джейми вздрогнул, уверенный в том, что сейчас начнется драка. Но нет – Гонко отступил, снова поигрывая ножом, а акробаты, похоже, решили, что инцидент исчерпан. Они удалились, презрительно улыбаясь, отпуская вслед клоунам новые оскорбления.

– Пидоры! – рявкнул на них Гонко.

Акробаты остановились и обернулись.

– Как он нас назвал?

– Пидорами, вот как!

– Опять туше. Знаешь поговорку: мужчина, который пользует мужчин, – мужчина вдвойне?

– Вот это я как раз собирался ему сказать.

– По крайней мере, мы знаем, кто сверху.

Они рассмеялись и неспешно скрылись из виду. Дупи повернулся к Гонко и заявил:

– Не нравятся мне эти парни, Гонко. Не нравятся!

– Может, тогда ты сможешь убедить своего братца, чтобы он не срывал нам представление, – ответил Гонко. – Вот тогда, Дупс, у нас будет полный шатер смеха, а у них против нас – ничего. Понятно? Это тебе не такая уж сложная наука.

Гонко сунул нож обратно в карман.

– И, – добавил он, – к твоему сведению, если бы я хотел подрезать этого ублюдка, то обязательно бы подрезал. Но из-за того, как вы, говнюки ленивые, сегодня работали на арене, я бы никак на вас не положился, дойди дело до драки.

Он провел их в шатер. Гоши протопал прямиком сквозь холщовый полог в другом конце комнаты, ведущий в какие-то скрытые местечки. Остальные клоуны повалились на диваны, придвинутые к стенам. Джейми таращился на освещенный фонарем беспорядок, похожий на игровую комнату для великовозрастных детишек. Везде валялись коробки с реквизитом, клоунские штаны и кучи безделушек. Он узнал рыцарские доспехи с похабными рисунками цветными карандашами. У противоположной стены стояли статуи богов племен Амазонки, прислоненные друг к дружке в похотливых позах. В рот одной из них кто-то вставил резинового цыпленка.

Его взгляд упал на мешок для трупа, в котором он проснулся утром.

– И как тебе это понравилось, Джей-Джей? – спросил Гонко, хлопнув его по спине. – Удобно там? Ха-ха! Проснись и пой, мой дорогой! Итак, Джей-Джей, это наше личное пространство. Сюда никто не заходит без нашего согласия. А если и зайдет, мы можем сделать с ним что захотим, даже если цирку наутро срочно придется искать замену. Сечешь? Лучше помнить, что это относится ко всем остальным тоже, так что ходи осторожно. Цыгане приносят нам жратву в девять, в час и в шесть. Размякшие хот-доги или лапшу, у которой вкус как у соленого пластика. Когда это надоедает, есть еще засахаренные яблоки и газировка. – Гонко сплюнул и пробормотал: – Да, жратва – не самое лучшее в цирке. Так вот, у каждого из нас в задней части шатра есть логово. Выступления случаются когда как, иногда два дня подряд, иногда неделями ничего. Все зависит от того, какие представления идут снаружи. Конкуренция, соображаешь? Вот здесь мы репетируем.

Он указал на участок пола, не заваленный хламом.

– Понял, – ответил Джейми. – Эм-м, я не совсем уверен, как бы это выразить…

– Ты среди друзей, мой юный Джей-Джей, – подбодрил его Гонко. – Говори откровенно, не стесняйся.

Джейми сделал глубокий вдох:

– Кто вы такие, ребята? Что вы за люди? Что я здесь делаю? Что, черт подери, происходит?

Гонко впился в него прищуренными глазами.

– Ты по-прежнему хочешь все это знать? – Джейми замялся в поисках ответа. – Прекрасно, – продолжил Гонко. – Идем со мной. Мы заглянем к прорицательнице и получим ответы. Вперед, юный Джей-Джей и папа Гонко.

* * *

Гонко вел его темными тропинками. Теперь карлики разбились на группки, сидели на корточках и играли в кости или устроились на крышах с бутылками в руках, осыпая друг друга ругательствами. Парочка их сцепилась из-за чего-то, похожего на кость от окорока. Один из драчунов рухнул прямо перед Гонко, который пнул его, словно футбольный мяч, даже не сбавляя шага. Карлик подлетел метра на два в воздух и врезался в дверь цыганского жилища. Дверь открылась, из-за нее высунулась рука, схватила карлика за волосы и втащила внутрь. О том, что там происходило, свидетельствовали вой и звуки ударов. Остальные карлики замолкли, глядели вслед Гонко со скрытой злобой. Тот, похоже, не замечал их.

Они подошли к хижине Шелис, хотя Джейми с трудом узнавал ее по смутным воспоминаниям минувшего дня. Знакомым показалось лишь позвякивание блестящего занавеса. Запах ладана все еще чувствовался, но гораздо слабее. Чуть позади хижины стоял большой белый фургон, вероятно, дом прорицательницы. Везде горел свет. Гонко подошел к хижине и ударил по стене ботинком. Чья-то рука раздвинула занавес, и показалась смуглая красивая женщина с живыми и игривыми глазами, хоть на мгновение она и нахмурилась.

– Смотрите, кто пришел, – сказала она. – Очень миленький, Гонко. Почему ты мне не сказал, что это твой новичок?

Гонко вздернул брови.

– Тебе-то что за дело?

Он протиснулся мимо нее и уселся на деревянный ящик, косясь на Шелис, смотревшую на него ледяным взором.

– Я гадала ему, – ответила она. – Словно он из проходимцев. Сам знаешь. И он мне сопротивлялся. Это могло очень плохо кончиться. Ты мог потерять своего человечка. Вот поэтому-то мне и нужно все знать.

– Ой, оставь меня в покое, – отмахнулся Гонко, хотя теперь он выглядел чуть развеселившимся. – Каковы были его шансы оказаться здесь?

Шелис обнажила ровные зубы.

– Довольно приличные, как выясняется.

Гонко пожал плечами.

– Да ладно, ерунда, я думал, что ты это предвидела со всеми твоими сверхъестественными силами и прочим.

– Я предвижу, что этого не повторится, – ответила Шелис, – потому что я рассказала об этом Курту.

Гонко вскочил на ноги, похоже, готовый вот-вот ударить ее.

– Ах ты гребаная стерва!

Она улыбнулась и шагнула к нему, сверкая темными глазами.

– Ну-ну, успокойся, прелесть моя. Уж тебе ли этого не знать. Веди себя прилично.

Гонко провел рукой по лицу, пальцы у него дрожали.

– Мы позже об этом потолкуем, – произнес он. – А пока что Джей-Джею нужны ответы на кое-какие вопросы.

Шелис взглянула на Джейми.

– Как обычно?

– Да, как обычно, – отозвался Гонко. – Кто вы, зачем я здесь, что происходит, мамочка, мне страшно, бла-бла-бла. – Гонко врезал башмаком по ящику, выломав из него дощечку. – Нет, правда, спасибо, что стукнула на меня, гребаная… Теперь мне разбираться с двумя геморроями.

Он вылетел из хижины, громко звякнув бусинами. Шелис посмотрела ему вслед, пробормотала что-то себе под нос и повернулась к Джейми.

– Итак, ты хочешь знать, почему ты оказался здесь и почему ты должен остаться. Ты хочешь знать, кто мы и чем занимаемся. Верно?

Джейми кивнул.

– Думаю, что для начала – да. Потом, может быть, вы скажете мне, как вызвать такси, чтобы добраться домой. Даю слово не подавать ни на кого в суд. Подпишу письменное обязательство. Что скажете?

– Думаю, ты поймешь, что эта часть нас не очень тревожит, – ответила она.

Шелис села за хрустальный шар и сняла с него чехол, потом несколько мгновений молча глядела на него.

– Изложу тебе все следующим образом, – продолжила она. – Строго говоря, ты больше не находишься в реальном мире, Джейми. Хотя, разумеется, он не очень далеко. Ты здесь потому, что тебе дали еще один шанс. Понимаешь, тебе было суждено умереть молодым, а до этого влачить жалкое существование.

Джейми потер уголки глаз.

– А почему вы в этом так уверены?

– Потому что ты здесь, – ответила она. – Никто не попадает сюда, если ему не уготован такой конец. Все здесь спасены от смерти. Вот поэтому-то они и остаются. Они кое-чем обязаны цирку – ты, я и все остальные. Лучше ли нам здесь? Не могу тебе сказать… Я никогда не умирала. Но могу тебе показать, какой бы стала твоя жизнь, если бы мы тебя не нашли.

Она смерила его оценивающим взглядом.

– В мире существует магия, Джейми. Сегодня ты увидел достаточно, чтобы в этом убедиться. Магия существует, она – редкость, но почти вся она сосредоточена здесь, в этих шатрах. Ею насыщен воздух, которым ты дышишь. Понимаешь? Ты ощутил ее сегодня, разве нет? Как цирк своим дыханием и своей волей наполняет твои легкие?

Джейми не смог ей ответить. Шелис кивнула и продолжила:

– Магия здесь не случайно. В реальном мире ей небезопасно. И нам тоже. И клоуны в мудрости своей заметили в тебе что-то, что могут использовать, что может пригодиться представлению. Тебе повезло.

Она провела пальцем по округлой поверхности шара и сказала:

– Гляди.

Шар замерцал белым светом. Джейми вглядывался в свечение и вскоре смог различить силу. Внезапно он оказался внутри шара, как в немом телешоу. Перед ним открылась знакомая сцена: он у себя в спальне собирается на работу в клуб «Вентворт» и лихорадочно разыскивает носки и ботинки. Он размахивает руками, ругается и жалуется в никуда. Шелис сказала:

– Это ты месяц назад. Видишь ли, время раскрывает мне кое-какие свои тайны. Кусочек здесь, чуточку там, словно ветер играет занавеской на окне. Иногда, когда я его очень попрошу, оно показывает мне то, что мне нужно увидеть. Сейчас, если оно сделает одолжение, мы увидим, что бы сталось с тобой, Джейми, не перемести мы тебя к себе.

У Джейми отвисла челюсть, он впился глазами в хрустальный шар, зачарованный шелковисто шелестящим голосом предсказательницы. Он видел лишь себя, совершающего действия, обычные каждодневные, хотя казалось, что прошло уже немало лет. Глядя на себя, носящегося по комнате, отчаянно стремящегося не опоздать на работу, он вдруг четко и ясно осознал, что выглядит смешным: что за странная цель в жизни, как странно воспринимать ее на полном серьезе.

Шелис прошептала что-то такое, чего он не расслышал, и картинка сменилась. Он не сразу сообразил, что там на ней, потому что решил, что смотрит прямо на своего отца. Сходство было почти полным, вплоть до морщинок, редеющих волос и щетины. Но нет, это был сам Джейми, возможно, в возрасте лет пятидесяти, сидевший в каком-то офисе. Под рубашкой с галстуком выпирал пивной живот, перевешивавшийся через пояс, совершенно невероятный при его стройной фигуре.

– Смотри, – говорила Шелис. – Это всего лишь двенадцать лет спустя. У тебя совершенно бесперспективная работа на государственной службе. В двадцать с лишним лет ты бросил пить, но теперь ты алкоголик, каких мало. Временами ты отлучаешься в туалет, чтобы тайком глотнуть бурбона. Твои коллеги частенько над этим смеются. Видишь фото?

Она указала на стоявшую на столе фотографию в рамке, которую он сперва не заметил.

– Ты так и не женился, но у тебя есть сын. Он родился умственно отсталым, так что его поддержка обходится тебе недешево. На нее уходит почти вся твоя зарплата. Ты зарабатываешь достаточно, чтобы позволить себе приличное жилье, но каждый день в одиночестве возвращаешься в квартиру, кишащую тараканами. Твои коллеги в офисе обсуждают отпуска и купленные телики, а ты? У тебя ничегошеньки нет. И это несмотря на двенадцать лет напряженного труда. Они не прошли для тебя даром. Видишь, как у тебя подергивается левый глаз. Это хронический тик.

У Джейми закружилась голова, он с ужасом смотрел на пугало с пустыми глазами. Всю жизнь отец казался ему тоскливым типом, замученным работой и тисками неудачного брака, но развалина у него перед глазами далеко превосходила все, чем жизнь «порадовала» его отца.

– Мать твоего ребенка – это твоя первая подружка, – продолжала прорицательница. – Вы прожили вместе два года. Она из протестантской семьи, очень хорошенькая. Она хотела выйти за тебя замуж, но ты этого не хотел. Она тайком перестала принимать противозачаточные таблетки, думая, что ты поведешь себя как порядочный человек. Она обвела тебя вокруг пальца. Однако все рухнуло, когда у вас родился больной мальчик. Она во всем обвиняла тебя. Смотри дальше.

Сидевшая за столом развалина, в которую превратился Джейми, смотрела на большую груду папок и бумаг. Подошел какой-то клерк и поставил новую кипу рядом с прежней. Постаревший Джейми закрыл лицо руками.

– И так без конца, – сказала Шелис. – Многие десятки лет. Никаких благодарностей. Никакого выхода. В тебе, словно опухоль, разрастаются цинизм и удрученность. Посмотри на себя. Вот во что тебя превратили пятнадцать лет учебы и двенадцать лет работы.

Постаревший Джейми вынырнул из своего жуткого транса, чтобы ответить на звонок. В этот момент сходство с отцом сделалось таким ярким, что Джейми пришлось отвести глаза, попутно вспомнив то утро, когда тот поднял телефонную трубку и ему сообщили, что дядя Джейми повесился. Тело отца тогда бессильно обмякло, словно мешок с костями, и он разрыдался. Джейми впервые увидел, как плачет мужчина, и по какой-то причине это зрелище доставило ему тайное удовольствие, которого он больше никогда не ощущал. Да и не хотел ощущать.

– Это будет очень важный звонок, – произнесла Шелис, возвращая его из мира воспоминаний, в которые он погрузился. Ее сверкающие глаза постоянно смотрели то на Джейми, то на шар. – Это звонит мать твоего ребенка. Она угрожает подать на тебя в суд, чтобы ты платил ей больше денег. Твоему сыну нужен уход, лекарства, специальное оборудование и особое обучение. Ее таблетки тоже стоят недешево.

У Джейми пересохло в горле, и он судорожно сглотнул, казалось, рот его набили ватой. Сидевшая напротив него Шелис кивала.

– За полгода до этого звонка ты обнаружил, что оказался в ловушке. Мать твоего ребенка и ее сестра жутко разругались, и сестра ее по злобе все тебе выложила. Так что теперь при одной мысли о матери твоего ребенка тебе хочется кого-то убить. И от этого нет спасения. Тебе хочется схватить кого-нибудь за шею и хорошенько сдавить. Вот что теперь вертится у тебя в голове.

Джейми закрыл глаза. Он еле сумел хрипло спросить:

– А что такого особенного в этом телефонном звонке?

– Именно этот звонок станет для тебя последней каплей, – ответила прорицательница. – Смотри.

В хрустальном шаре постаревший Джейми спокойно и осторожно повесил трубку, после чего откинулся на спинку стула. Он глядел в пространство, когда клерк плюхнул ему на стол очередную кипу папок. Постаревший Джейми, похоже, этого даже не заметил, он продолжал смотреть прямо перед собой, потом аккуратно взял свой дипломат и не спеша вышел из офиса, зашел в лифт, спустился в вестибюль и вышел из здания.

– Куда он идет, – спросил Джейми. – Зачем вы это все мне показываете?

Ответы он прочел в ее взгляде, и по спине у него пробежал холодок.

– Ну же, ну же, – сказала она. – Подобные вещи не так уж и необычны. Большинство убийств вписываются в этот сценарий. Разбитая любовь и все такое. Досадно, но ничего необычного.

– Я не хочу видеть остальное, – попросил Джейми, потому что его затошнило. – Выключите, прошу вас.

– Еще чуть-чуть, – мягко ответила она. – Тебе нужно досмотреть это до конца. Я это тебе показываю не просто так.

В светящемся шаре Джейми поднимался по лестнице. Здание походило на муниципальный жилой дом в центре города, немного запущенный и нуждающийся в покраске. Он шел, сгорбив плечи, словно его тяготило какое-то бремя, поднимался по ступенькам медленно, словно во сне. Открылась дверь, на пороге показалась женщина, брюнетка чуть за тридцать, в халате, схваченном пояском на талии, и сонными глазами. Выражение ее лица говорило о том, что она не ожидала и не надеялась на приход постаревшего Джейми. С минуту они о чем-то беседовали, потом она горестно всплеснула руками и посторонилась, пропуская его в квартиру.

Закрыв дверь, она прошла на кухню и поставила чайник. Постаревший Джейми смотрел на нее с безразличием на лице. С тем же безразличным взглядом он пересек кухню и встал у нее за спиной. Она, похоже, этого не услышала, поскольку потянулась за стоявшими на полке кофейными чашками. Джейми поднял руки, потом тихо и аккуратно положил их ей на шею.

Она дернулась и резко развернулась, пытаясь оттолкнуть его, что-то крикнула, и это, похоже, вывело постаревшего Джейми из состояния безразличия. Он яростно вцепился в нее и повалил на пол. Она рухнула навзничь. Халат ее расстегнулся и распахнулся, обнажив белые, как свечной воск, ноги, неистово колотившие по линолеуму пола, когда она пыталась отползти в сторону. Он взял с подставки нож, лицо его будто окаменело, когда он повалился на нее и сразу же принялся вонзать нож ей в живот, еще и еще, еще и еще…

Фонтаном брызнула кровь, вмиг, словно второй кожей, покрыв его запястья и руки. Наконец, она перестала сопротивляться и свернулась калачиком с перекошенным от боли лицом, а ее убийца встал и отошел, оставив ее умирать.

Джейми смотрел на это и чувствовал, как к горлу подступает тошнота. Он сглотнул и на мгновение унял ее, а затем буквально вывалился из хижины, согнулся пополам, и его вырвало на траву. Стоя на четвереньках, тяжело дыша и обливаясь потом, он пытался выбросить из головы то, что только что увидел, и вообще ни о чем не думать.

По другую сторону тропинки его с подозрением рассматривали два карлика. Один что-то прошептал другому, прикрыв рукой рот.

– Вернись, – позвала Шелис из хижины. – Все почти кончилось.

На подкашивавшихся ногах он с трудом вошел в хижину и плюхнулся на ящик.

– Хватит, – выдавил он. – Больше не надо. Пожалуйста.

– Еще немного, – прошептала она. – Самое худшее позади.

Ему потребовалось усилие, чтобы снова сосредоточиться на хрустальном шаре, но он постарался. Он видел постаревшего себя в ванной, у зеркала, глядевшего на свое отражение. Постаревший Джейми, похоже, смыл с рук кровь, и крошечные капельки ее виднелись над зеркалом и над раковиной. Он сложил руки вместе и что-то произнес – может быть, молитву. На лице его сохранялось выражение безразличия, с которым он зарезал мать своего ребенка. Не меняя его, он прошел по квартире, обогнул лежавшее на полу тело, даже не взглянув на него. Открыл раздвижную стеклянную дверь и очутился на балконе. Бесстрастно и без колебаний, он перешагнул через перила и скрылся из виду.

Картинки в шаре поблекли, и свет внутри погас. Шелис снова накрыла его тканью.

– Я знаю, как тяжело тебе было все это смотреть, – сочувственно сказала она, – но ты должен был это увидеть. Вот от чего уберег тебя приход сюда. Вот что ожидает тебя там.

– Я могу избежать…

– Нет, не можешь. Ты забудешь о нас. Мы это можем. Клоуны тебя вырубят, совершат соответствующие обряды, во мраке ночи перенесут обратно в твою комнату и там оставят, а ты проснешься с ощущением, что тебе приснился очень странный сон, хотя подробностей ты не вспомнишь. Твое настоящее и это будущее сойдутся в какой-то точке. И тогда тебе конец.

Джейми встал.

– Ладно… Мне надо идти. Надо… хорошенько над этим подумать. Хорошо?

– Да, Джейми.

Она взяла его за руку. Пальцы у нее были холодные и гладкие.

– Вот так лучше, – произнесла она, глядя ему в глаза. – Гораздо лучше.

Он судорожно сглотнул, кивнул и, пошатываясь, вышел из хижины. Шелис смотрела ему вслед, потом быстро протерла тканью шар.

Через мгновение появился Гонко. Она не взглянула на него.

– Он купился на это? – тихо спросил Гонко.

– Конечно, – ответила прорицательница. – Некоторые из нас – настоящие мастера своего дела. А теперь проваливай отсюда.

Глава 8. Клоун Уинстон

Джейми пробрался обратно к клоунскому шатру и присел снаружи на бревно. С Аллеи Развлечений доносились последние разрозненные звуки отходящего ко сну карнавала. Над головой у него огромным черным озером раскинулось небо без малейших отблесков звезд или луны.

Он пытался как-то упорядочить прошедший день, но без особого успеха. Представление вспоминалось ему какими-то бессвязными и размытыми цветными картинками. Рассказ предсказательницы потряс его до глубины души, но у него не было причин не верить увиденному – он уже успел повидать столько всего, что просто не могло быть реальным. И он с болью думал, что именно так все могло и закончиться. Он никогда не отличался большими амбициями и вполне согласился бы на стандартный жизненный набор: работа, дом, жена, двое-трое детей. Достаточно свободного времени, чтобы немного повидать мир и время от времени играть в дурацкий гольф. Он не просил от жизни слишком многого и был готов ради этого поработать.

Выходит, ему дали еще один шанс? Может и так, однако она толком не ответила ни на один из его насущных вопросов. Кто, что, зачем, где и как – все эти, не дававшие ему покоя, важные подробности.

Он обернулся на звук шагов и увидел Гонко, с прищуром глядевшего на него сверху вниз.

– Иди отдохни, – сказал Гонко. – Не очень-то хорошо оставаться одному после наступления темноты. Уж точно не здесь.

– Это почему? – подавленно спросил Джейми.

Гонко вглядывался во мрак ночи.

– Посиди еще и сам все узнаешь, если хочется. Эти карлики не любят никого, кроме своих. Да и своих тоже не любят. И они не единственные, кто выползает по ночам. Ладно, вставай, пойдем внутрь.

Джейми вздохнул. Он поднялся и вошел в шатер за Гонко. На стенах мелькали тени от керосиновых ламп. Мешок для трупа все так же лежал в углу. Джейми и Гонко присели за карточный стол, где Дупи и Рафшод уже сыграли половину партии в покер.

– Сдайте Джей-Джею на следующем кону.

Гонко высыпал перед ним пригоршню мелких монет. Клоуны мельком взглянули на Джейми и снова перестали обращать на него внимания, чему он был рад. Он осторожно откинулся на спинку стула, пытаясь привести в порядок путавшиеся мысли.

– Что там с твоим братцем? – спросил Гонко у Дупи, который сдавал карты. – Только давай без дураков. Мне хочется знать, почему мы теперь не может отыграть ни один номер. Курт возьмет нас на заметку, если мы рано или поздно не сыграем полное представление.

Дупи оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что его не подслушивают.

– Ну, Гоши… У него проблема. С подружкой. С его подружкой, Гонко.

– Я слушаю. – Кивнул Гонко.

– Он… – Дупи снова оглянулся через плечо. – Он поднял вопрос, Гонко.

– В смысле спросил?

– Ну да, именно так. Гоши взял и поднял вопрос.

– Ладно. И что?

– И опечалился, потому что она не дала ему ответа. Она вообще ничего не сказала, Гонко! Вообще ничего. Вся затихла. Просто сидела, Гонко, это надо было видеть.

Гонко взял в руки карты.

– Дупс. Она – это гребаное растение. Как, по-твоему, она должна ответить?

Джейми подался вперед.

– Она что?

– Она – папоротник, – объяснил Гонко. – Гоши влюбился в папоротник. Сейчас он, наверное, у себя в комнате и шепчет ей сладкую чепуху, бог его знает.

Джейми вспомнил самую первую ночь, когда он встретил клоунов, и тошнотворный шлепок, с которым Гоши грохнулся головой вперед у входа в… Да, в цветочную лавку. Помимо своей воли он удивленно хохотнул.

– Правда?

– Да, но… – Гоши знаками велел ему замолчать. – Так значит, проблема в этом? – повернулся он к Дупи. – Он срывает нам представления, потому что этот гребаный папоротник не говорит ему «да»?

– Именно, Гонко! – вскричал Дупи. – Знаешь, я жутко злюсь на нее. Она могла бы хоть что-то сказать. Она должна сказать «да», вот что.

– Ну, – Гонко откинулся на спинку стула, – нам придется каким-то образом получить для него ответ.

– Эм-Эм, – подсказал Рафшод, сбрасывая две карты и беря две новых из колоды. – Мы могли бы заставить его, сам знаешь, изменить растение. Чтобы оно могло говорить.

– Нет! – отрезал Гонко, треснув кулаком по столу. – Этому жуткому куску дерьма здесь не бывать.

Он повернулся к Джейми:

– Ты был сегодня в Паноптикуме?

Джейми кивнул.

– Эм-Эм – это Манипулятор Материей, – объяснил Гонко. – Телесный скульптор. Представитель старого забытого искусства, которое в Средние века практиковала горстка законченных психов, тогда они обычно использовали трупы. Эм-Эм сделал уродов такими, какие они есть. Редкая гнида. Маленький такой, глазки бегают, вечно в шляпе ходит. Обитает в Комнате Смеха и Ужасов, которая, между нами говоря, никакая не Комната Смеха. Он редко оттуда выходит, только когда кто-то провинится, и начальство хочет его как следует припугнуть. Таскает с собой злющую собаку, чтобы та его охраняла. Несколько цыган лишились родственников, чтобы ты понимал, хотя если бы они на него напали, то стали бы следующими в его «мастерской». Не приближайся к нему, и плевать, насколько праведен твой гнев. Известно, что он ловит забредших не туда циркачей.

– Я прикончу эту его псину, – пригрозил Рафшод. – Погляди, как она меня тяпнула.

Он закинул ногу на стол и задрал штанину. Длинный толстый багровый шрам шел от лодыжки до колена.

– Это ожог, – сказал Гонко. – Это ты сам, а не собака тебя цапнула.

– Пришлось, сам понимаешь, прижечь рану. Чтобы не было воспаления.

– Это выглядит просто жуть, Раф, – вставил Дупи. – Просто жуть! Слушай, Раф, помнишь, как я тебе сказал, что это просто жуть? Помнишь, когда…

– Раф любит, когда немножко больно, – сказал Гонко Джейми. – Верно, Раф?

Глаза Рафшода засветились.

– Верно, – согласился он. – Вот.

Он положил на стол ладонь и откуда-то достал нож:

– Режь.

Джейми уставился на нож.

– Я не ду…

– Давай-давай, – не унимался Рафшод. – Порежь меня. Вперед.

– А почему бы тебе самому себя не порезать? – предложил Джейми.

– Тогда это совсем не то. Пырни меня. Порежь. Действуй же.

– Одна вещь, к которой тебе придется привыкнуть, – произнес Гонко, доставая из одного казавшихся бездонными карманов топорик, – это немного насилия то тут, то там. Это полезно. Бодрит, как холодный душ.

Он повертел в руке топорик так же, как раньше нож.

– Ты привыкнешь к этому насилию, – продолжил он. – Или же, как Рафшод, слишком к нему привыкнешь. Но удары-то разные бывают, так, Раф?

Одним плавным движением Гонко поднял топорик, обвил пальцами рукоятку и врезал обухом по узловатой, покрытой шрамами руке Рафшода. Раздался громкий смачный хруст дробящихся костей. Рафшод взвыл, схватившись за запястье, и рухнул со стула, звеня бубенчиками на шляпе. Он принялся кататься под столом, дрыгая ногами в такт воплям.

– Вот тебе грубые шуточки от клоунов, – заметил Гонко, убирая топорик. – Это осчастливит его на несколько недель. ДА ХВАТИТ СТОЛ ТРЯСТИ, МАТЬ ТВОЮ! Так, на чем я остановился? Да, на Эм-Эм. Держись от него подольше. Он может изменять людей. Возьмет твою руку и что-нибудь к ней приладит. Скажем, перья. Может крылья тебе приделать, если захочет. Ты Фишбоя видел?

Джейми кивнул.

– Фишбой так выглядит благодаря Эм-Эм, – сказал Гонко. – Отвратительно, да?

– Да, – согласился Джейми. – Хотя… он показался мне дружелюбным.

– Фишбой – хороший парень. Добрейший из всех сукиных сынов в этом цирке.

Джейми вдруг сел прямо и судорожно вдохнул. Гонко поглядел на него.

– Что такое? – спросил он.

– Стив, – выдохнул Джейми. – Я оставил его там, в Паноптикуме… О нет…

Он вскочил и выбежал из шатра, ринувшись по утоптанной тропинке в надежде, что движется в правильном направлении. Впереди в оранжевом сиянии виднелась Комната Смеха и Ужаса – теперь он вспомнил, что Паноптикум где-то рядом с ней. Он бросился туда, не обращая внимания на сгрудившихся в проулках карликов и взгляды из-за чуть раздвинутых занавесок.

За ним быстрыми шагами следовал Гонко, сунув руки в карманы. Когда Джейми остановился, чтобы перевести дух, Гонко похлопал его по плечу.

– Бедовый ты парень.

– Мне надо найти соседа, – ответил Джейми. – Он остался в Паноптикуме.

– Ладно, хорошо, – произнес Гонко. – Мы посмотрим, но только очень быстро. Давай за мной.

Гонко увел его с главной тропы и принялся пробираться между какими-то лачугами и закрытыми ларьками. Они остановились в нескольких метрах от шатра Паноптикума, и Гонко поднес палец к губам.

– Тсс.

Сквозь вход в шатер не было видно ничего, кроме неясного желтоватого свечения стеклянных инкубаторов. Изнутри раздался жалобный стон – с такого расстояния Джейми не смог определить, был ли это голос Стива или нет. Из Паноптикума вышла какая-то темная фигура и направилась к Комнате. Впереди нее шла большая черная собака на поводке. Псина повернула голову к Джейми и Гонко и зарычала, но ее хозяин даже не взглянул в их сторону.

– Это он, – прошептал Гонко. – Ближе этого никогда к нему не подходи.

Вскоре манипулятор материей скрылся из виду. Гонко продолжил:

– Если он здесь ошивался, твоему другу, скорее всего, крупно не повезло. Помню, начальство говорило, что нам нужно больше уродов. Надеюсь, ты не очень привязался к своему приятелю. Теперь соберись с духом. Пошли.

Стоны сделались громче, когда они подошли ко входу. Похоже, экспонаты Паноптикума спали. Отрезанная голова в аквариуме, не мигая, смотрела прямо перед собой.

Тут Джейми заметил Стива – тот был цел и невредим. Стонал Йети, лежавший на спине, – его огромное, покрытое шерстью тело было заляпано кровью, текшей у него из десен. Стив обтирал его мех мокрой тряпкой, которую потом выжимал в пластиковое ведро. Рядом на корточках сидел Фишбой, гладивший Йети по голове, словно нянька.

– Йети хороший, – заботливо повторял Фишбой, – Йети хороший. Боль пройдет, и приготовлю тебе немного порошка.

Фишбой повернулся к Стиву:

– Он быстро поправится, так всегда бывает. Иногда ему удается обойтись без поедания стекла, но сегодня выступление смотрел сам мистер Пайло. Да, и клетку Тэллоу надо будет убирать каждые два часа в дни представлений, когда у нас наплыв. Полагаю, тебя заставят помогать служащим на Аллее Развлечений, однако постарайся выполнить всю работу утром – ты мне понадобишься днем…

Фишбой умолк и посмотрел на вход, где в ожидании застыли Джейми и Гонко.

Гонко потянул Джейми за рукав. Тот пошел прочь за главным клоуном.

– Вот этому парню повезло, – усмехнулся Гонко. – По крайней мере, пока что. На побегушках у карнавальной обслуги он не привлечет к себе лишнего внимания. Но, черт подери, все могло обернуться гораздо хуже.

Джейми судорожно сглотнул и кивнул, удивившись облегчению, испытанному им оттого, что хоть Стив оказался в порядке.

* * *

Вернувшись в шатер, Гонко объявил Рафшоду, что пора перестать скулить и нужно показать Джейми его новый дом. Клоунский шатер оказался гораздо больше, чем выглядел снаружи. За общей комнатой широким полукругом располагался холл с ответвлениями в несколько комнат. Джейми отвели комнату новичка, конурку размером чуть больше гардероба. Там стоял полуразвалившийся деревянный буфет и нечто, похожее на больничные носилки, что будет ему постелью. Весь пол был заставлен коробками и ящиками с клоунскими костюмами и сломанным реквизитом для розыгрышей. Он успел разглядеть шокер для рукопожатий, брызгалку в виде цветка, крутящийся галстук-бабочку и куда менее невинные предметы: ножи, стреляные гильзы, фаллоимитаторы и шприцы. Там валялись десятки разбитых пластиковых носов и парочка гипсовых лангет с засохшей кровью.

Сам новичок спал на больничных носилках. По изуродованному лицу он размазал толстый слой белого грима.

При виде его Рафшод выбежал и вернулся с Гонко, который с прищуром поглядел на спавшего новичка и оскалил зубы. Он опустился на корточки рядом с носилками, достал из кармана спичечный коробок и чиркнул спичкой.

– Джей-Джей, – сказал он, – не думай, что так мы обращаемся со всеми новичками.

Он поднес спичку к штанам новичка. По ткани с цветастым узором пополз язычок пламени, поднимая вверх завитки черного дыма. Гонко стоял на пороге и с улыбкой наблюдал за происходящим. Новичок дернулся и перевернулся, когда огонь достиг его рубахи, веки его дрогнули, и тут же глаза широко раскрылись. Он издал свистящий придушенный хрип, прежде чем вскочил и ринулся во мрак ночи. Гонко подставил ему подножку, и тот упал. Новичок вновь поднялся на ноги и вылетел прочь, огонь уже добрался до его плеч. Вскоре его вопли смолкли где-то вдалеке.

– Располагайся, Джей-Джей, – пригласил Гонко, вытирая руки, после чего он с важным видом вышел в сопровождении Рафшода.

Джейми лег на носилки, радуясь тому, что его оставили одного, теперь он может подумать и прикинуть, в какую же передрягу он угодил. Если слова прорицательницы верны (строго говоря, ты больше не находишься в реальном мире), то побег, скорее всего, не сведется к тому, чтобы перемахнуть через забор и пуститься наутек.

Ему пришла в голову одна мысль: если держаться Гонко и потакать его выходкам, пусть и жестоким, то он вполне сможет найти выход, если хочет заполучить реальный шанс смотаться прочь из цирка.

* * *

На следующее утро его разбудил стук вбиваемых колышков для палаток и отдаленный гомон хриплых голосов. Джейми сел, удивившись тому, что удалось поспать. Носилки оказались на удивление удобными, а сны ему снились яркие и напоминали галлюцинации.

Он протер глаза и изумленно вскрикнул – в его комнатке находился кто-то еще.

– Тсс, – произнес незнакомец. – Тихо.

Перед ним сидел пожилой клоун, которого Джейми раньше не видел. У него было лицо старика, с глубокими морщинами и набухшими мешками под глазами. Видимо, в свое время он отличался огромной физической силой, и его мощное телосложение все еще угадывалось под клоунским костюмом, состоявшим из полосатой рубахи, галстука-бабочки, огромных башмаков и штанов. На голове виднелись длинные редкие пряди седых волос, грима на лице не было. Его красноватые слезящиеся глаза с грустью глядели на Джейми.

– Значит, они заполучили еще одного, – со вздохом проговорил он. – Очередной новичок для шоу.

Джейми огляделся в поисках чего-нибудь, что могло бы сойти за оружие. Его взгляд упал на валявшийся в куче мусора ржавый нож, до которого он вполне мог дотянуться.

– Кто вы? – спросил он, отодвигаясь от незнакомца, отчего носилки заскрипели.

– Меня зовут Уинстон, – медленно и печально ответил клоун. – А ты, наверное, Джей-Джей. Клоун Джей-Джей.

– Вообще-то, я Джейми. Ну да, думаю, что теперь я клоун.

– Не хотел тебя пугать, – продолжал Уинстон, вертя в руках шляпу-котелок. – Но и будить тоже не хотел. Ты так мирно и сладко спал… Думаю, тебе теперь понадобится любая возможная минутка спокойствия.

Уинстон рассеянно почесал шею, отчего сразу задвигались морщинистые складки кожи.

– Сам я уже не помню, как они меня заполучили, – снова вздохнул он. – Давно это было. Никогда не лез в чужие дела – вот это я точно знаю.

Джейми гадал, в чем же цель подобного визита, и не мог придумать, как бы повежливее об этом расспросить. Пожилой клоун, похоже, прочитал его мысли.

– Пожалуй, я пришел, чтобы принести свои соболезнования. На этот раз ты вляпался по самые уши, сынок. Попал в самое пекло. Со мной было так же, если уж на то пошло.

Уинстон умолк, глядя прямо перед собой. Джейми посмотрел на дверь, прикидывая, можно ли ее запирать на замок.

– Я вас вчера не видел на представлении, – проговорил он, чтобы как-то продолжить разговор.

– А? Ну да, Гонко разрешил мне взять выходной, – ответил Уинстон. – Я ему сказал, что спина у меня пошаливает. Похоже на то, что парни снова были в отличной форме – в последний месяц они срывают каждое выступление. Ну да ладно. Наверное, мне надо тебе рассказать всю подноготную, какую только смогу. Может, помогу тебе понять дух карнавала и уберечься от гибели, а то и чего похуже.

– Похуже?

– Да-да, – ответил Уинстон, глядя ему прямо в глаза, и слова его прозвучали так мрачно, что у Джейми по спине мурашки забегали.

– Ладно, так что там с подноготной? – спросил Джейми после недолгого молчания. – Что я буду здесь делать? Я не клоун. Сам не знаю, почему они меня выбрали. Как я должен себя вести?

– Это придет само, – заверил Уинстон. – Есть масса способов пробудить в тебе клоуна.

– Великолепно. – Джейми провел рукой по волосам и пробормотал: – В какую же чертовщину я ввязался?

– Проклятье, прости меня, сынок, – голос Уинстон дрогнул, и на глаза навернулись слезы.

Джейми опешил. Ему захотелось сказать: «Слушайте, вы же в этом не виноваты».

Уинстон провел ладонью по лицу и взял себя в руки. Потом он подался вперед и понизил голос до шепота:

– Ладно, вот что я тебе расскажу. На ночь снимай с лица грим. Наноси его, когда необходимо, но, бога ради, хоть иногда его смывай. Ты ведь хочешь запомнить, кем ты был, прежде чем оказался здесь. Если ты это забудешь, то потеряешь вообще все и даже не узнаешь, что это произошло.

Во время этого откровения Уинстон взял Джейми за руку, а теперь сжал ее еще сильнее.

– А какое отношение ко всему этому имеет краска для лица?

– Сам увидишь. Следующие несколько дней тебе придется ходить как по натянутому канату… Просто смывай краску, когда только можешь, понимаешь?

– Нет, – ответил Джейми, высвобождая руку. – Не понимаю. Но ладно, буду ее смывать.

– Вот и молодец. Что тебе еще нужно сказать? – Уинстон задумался, почесывая в затылке. – Вот черт, с головой совсем плохо становится.

Джейми пожал плечами.

– Наверное, вы могли бы мне что-то рассказать о других клоунах. Почему вы такой… нормальный по сравнению с ними?

– Я не нормальный, сынок, – с горькой усмешкой ответил Уинстон. – Не нормальный. Немного ближе к нормальному состоянию, чем остальные, вот и все. Вот поэтому-то я тебе и говорю, чтобы ты хоть иногда смывал грим. Ты же не хочешь превратиться в таких же, как они, и забыть, кем ты был раньше. Все помнят их только такими, как сейчас. Вот Гоши и Дупи, ты их сам видел. Вглядись в них, бога ради! Они оба потеряны безвозвратно.

– Гоши, – протянул Джейми и содрогнулся. – Он ведет себя как гребаный псих.

– Он не ведет себя. Гоши больше вообще не представляет, что творится у Гоши в голове. Держись от него подальше, Джейми, по крайней мере, пока он к тебе не привыкнет. Дупи, как правило, не такой чокнутый, но иногда ему тоже башню срывает.

Джейми кивнул и очень живо припомнил вчерашнюю сцену: «Эй-эй-эй-ЭЙ-ЭЙ!» Бум, бам, бац. Он спросил:

– А Рафшод? Он вроде бы вменяемый.

Уинстон кивнул.

– Обычно да. Но он нарывается на неприятности и нас втягивает в свои дурацкие розыгрыши. Это он подложил порошок в карман Гоши, а потом выпустил его наружу. Если он хоть раз скажет «идем со мной, у меня есть мыслишка», то не ходи.

– А Гонко?

Уинстон оглянулся через плечо.

– Ты достаточно насмотрелся на Гонко, – прошептал он. – Он вполне ничего себе, если ты клоун. Трудно понять, почему его иногда переклинивает. Если не давать ему реальных поводов на тебя наезжать, он и не станет. Вот что можно о нем сказать. Здесь есть типы куда хуже него, уж ты мне поверь.

Из коридора донеслись голоса.

– Все, молчок, – сказал Уинстон. – Парни проснулись.

– Но… Что же это все-таки за место? – не унимался Джейми. – Для чего этот порошок? Откуда берутся люди, все эти толпы, что я вчера видел?

– Проходимцы. Мы их так называем. Это обычные люди, массовка, которые никогда не узнают, что свернули не туда, куда надо. Они нас не помнят и никогда не возвращаются. Порошок, проходимцы, чем мы на самом деле занимаемся… Этого я пока рассказать не могу. Слишком много тебе для первого раза, к тому же, чтобы в это поверить, тебе нужно все это увидеть. Пока я тебе расскажу, как тут уцелеть. А много будешь знать…

Он умолк.

Внезапно дверь распахнулась, показалась голова Рафшода с безумно вытаращенными глазами.

– Заговор! – завизжал он, и сердце у Джейми екнуло.

Уинстон обернулся, резко выбросил вперед руку и схватил Рафшода за ухо.

– Вали отсюда, выскочка хренов!

Рафшод захихикал и исчез. Джейми медленно выдохнул.

– Не заморачивайся. – Уинстон встал и повернулся к двери. – Они меня ни в чем не подозревают.

Он вздрогнул, как будто сболтнул лишнего, и торопливо добавил:

– Но, конечно же, я ничего и не сделал. А сейчас я лучше пойду. И помни, что я говорил о гриме.

Клоун Уинстон легкой походкой вышел из комнаты. Джейми сидел, размышляя над тем немногим, что ему рассказали. Он терялся в догадках, можно ли доверять этому старику, а потом задумался, что он вообще потеряет, если решит, что все-таки можно.

* * *

В общей комнате все клоуны собрались за карточным столом. Они сгорбились, поглощенные разговором вполголоса, и Джейми внезапно охватила какая-то параноидальная уверенность, что они с Уинстоном нарушили какое-то правило, что его лицо вот-вот превратится в такое же кровавое месиво, как и у новичка.

Гонко мельком взглянул на Джейми и рявкнул на Рафшода, чтобы тот принес костюм.

«Почему после разговора я не могу отделаться от странного ощущения? – гадал про себя Джейми. – Старик ненавидит цирк… Ненавидит. А остальные – нет».

Вернулся Рафшод и бросил Джейми кипу одежды.

– Ты тут не швыряйся, дерьмо летучее! – взвизгнул Гонко, треснув кулаком по столу. – Это же костюм. Прояви уважение!

Изо всех сил изображая уважение, Джейми отнес костюм к себе и переоделся. Он оказался ему велик, однако на груди и на поясе сидел достаточно плотно, чтобы не сползать. Он чувствовал себя посмешищем – на штанах красовались щенки, гонявшиеся за мячиками, рубаха – с таким множеством оборок и такой яркой расцветки, что на нее было больно смотреть, а в огромных башмаках нормально ходить было невозможно, разве что шлепать вразвалочку. Одевшись, он проковылял обратно в общую комнату, и клоуны дружно зааплодировали.

Дупи встал и подошел к нему, по-детски восхищаясь рубахой Джейми, его штанами и башмаками.

– Надо же… Он выглядит как клоун, – в полном изумлении проговорил Дупи. – Он выглядит как настоящий клоун, Гонко!

– Тонкое наблюдение, Дупс, – отозвался Гонко. – Вылитый клоун. Я в тебе не ошибся, Джей-Джей.

Все выжидающе глядели на Джейми. Он нервничал и гадал, что же делать дальше. Может, они ожидали какой-нибудь благодарственной речи. Он переводил взгляд с одной пары глаз на другую, и каждая смотрела на него из-под толстого слоя маслянистых белил, каждая светилась своим особым безумным огнем. У Джейми остро защемило сердце, и ему захотелось бежать со всех ног. Он откашлялся и произнес:

– Спасибо за…

Гоши глядел на него полуприкрытыми глазами, поочередно подмигивая то левым глазом, то правым. Молчание тянулось, словно длинный темный тоннель. Клоуны все смотрели на него, впиваясь и буравя взглядами… Господи, что же им от него надо?

– Может, хватит, мать вашу?! – завизжал Джейми, не в силах больше этого выносить.

Не успел он пожалеть о сказанном, как клоуны разразились бурными аплодисментами. Один Гоши не хлопал, его руки были упрямо прижаты к бокам.

– Добро пожаловать в труппу, Джей-Джей, – сказал Гонко. – Так, а теперь засуньте в задницу ваши улыбки. Общий сбор, и я дико зол на каждого из вас. Плохие новости. Нам вынесли предупреждение.

Все за столом разразились стонами и жалобами, продолжавшимися несколько минут и уходившими от темы, как в испорченном телефоне. Гонко терпеливо ждал, пока они утихнут…

– А они сказали, что Гоши начал пихаться, – говорил Дупи, – но он не пихался, я глаз с него не спускал, он ничего плохого не сделал, просто упал в озеро, большое красное озеро, а она сама попросила ее пихнуть, но он, он… – Дупи неуверенно замолк, когда понял, что говорит лишь он один.

Гонко сплюнул через плечо и продолжил:

– Это не первый раз, когда нам делают предупреждение, как всем вам известно, но это впервые за долгое время. Думается мне, что это все из-за стервы-прорицательницы, которая на нас настучала. И из-за того бухгалтера, которого с бухты-барахты нанял Курт.

– Может, немного поподробнее расскажешь для Джейми, Гонко? – попросил Уинстон.

– А? Ну почему бы и нет. Итак, Джей-Джей, не так давно Курт оставил при себе заблудшего проходимца, которого нашел забавным, и сделал его своим бухгалтером. Этот парень наплел Курту какую-то хрень насчет того, что цирк начнет работать лучше, если мы станем друг с дружкой соревноваться. Так что они поставили укротителя львов на одно время с Мугабо, шоу дровосеков на одно время с выступлением уродов, а нас поставили на одно время с акробатами.

– Не нравится мне, что нас поставили на одно время с акробатами… – заныл Дупи.

– Так вот, – продолжал Гонко, – нет ничего постоянного. Я бы сказал, что Курт просто наслаждается им же поднятой волной. А что до бухгалтера, я удивлюсь, если он продержится еще полгода, прежде чем надоест Курту, и тот сожрет его без соли. Соревнование – это временная затея. Так что все мы подыгрываем, делаем вид, что нам не насрать, все будет тип-топ. Но следующее представление надо отыграть хорошо. И я не шучу. Хватит волынить, уроды.

– А что ты с ней собираешься делать? – спросил Уинстон.

– С Шелис? С ней немного чего поделаешь, – ответил Гонко. – У этой стервы ведь есть хрустальный шар, сам знаешь. Она узнает, что произойдет, с этим ее эмпатическим дерьмом. И, конечно, это будет против правил Курта, если бы я, скажем, предложил награду за ее голову… – Гонко бросил косой взгляд на Рафшода. – Награду, скажем, в один полный мешочек…

Он продолжал коситься на Рафшода:

– Да, против правил, даже если бы это позволило одному сукину сыну искупить свою вину…

– Врежь ей, Рафшод! – крикнул Дупи. – Хорошенько врежь!

– Заткни пасть, ублюдок, – прошипел Гонко. – Вслух об этом ни слова. Она хитрая, так что нам надо осторожничать. Она, может, следит за нами прямо сейчас. На эту тему разговор окончен.

Гоши зашевелился впервые за все утро. Он быстро проковылял к окну и выглянул в проем между занавесками. Дупи встал и начал пристально за ним наблюдать, словно в каждом движении Гоши таилась некая пророческая значимость. Но Гоши стоял неподвижно, как манекен.

Гонко объявил:

– И последнее. День зарплаты.

Уинстон перехватил взгляд Джейми и кивнул. Гонко наклонился к полу у своих ног и вытащил небольшой мешок, порылся в нем и достал маленький бархатный кисет, похожий на тот, который Джейми подобрал в ту ночь. Гонко швырнул каждому клоуну по кисету, причем кисет Гоши бросил Дупи. Из кисетов раздался еле слышный стеклянный звон.

Гонко посмотрел на Джейми и сказал:

– Это аванс. Считай его приветственным бонусом от цирка, Джей-Джей. Но не думай, что я Санта-Клаус – за следующий придется отработать по полной.

Он бросил Джейми кисет. «И это – зарплата? – подумал тот. – Для чего она, черт подери? Я уже глотал эту дрянь…» Он смутно припомнил вчерашний день и увидел крупинки порошка, валявшиеся на полу в шатре Мугабо, и карликов, собиравших их ночью.

– Ладно, говнюки, собрание окончено! – внезапно рявкнул Гонко. – Десять минут свободного времени, потом все сюда на репетицию. И всем наложить свежий грим. Уинстон, ты больше всех похож на доброго дедушку. Поможешь Джей-Джею с гримом?

Уинстон кивнул. Он жестом велел Джейми следовать за ним, и они направились в комнату Уинстона. Гоши остался стоять у окна, не издавая звуков и не мигая, неподвижный, словно дерево.

Глава 9. Клоун Джей-Джей

– Не очень-то отличается от тюремной камеры, – сказал Уинстон.

Его комната оказалась гораздо просторнее, чем у Джейми, с нормальной кроватью и шкафами, заполненными всякими безделушками и коллекционными вещами, в основном головоломками, чтобы скоротать время. В аквариуме, стоящем на окне, плавала золотая рыбка, а в стеклянной клетке бегали и прыгали две ручные мыши.

– Фрэнк и Саймон, – пояснил Уинстон, запустив руку в клетку, вытащив одну белую мышку и бережно сжав ее в узловатых ладонях. – Рыбке имя я еще не придумал, да и какой в нем толк для рыбы. Тем не менее, это самая приличная компания, что тут можно найти. Это Джейми, – сказал он мышке, погладив ее пальцем, пока та нюхала воздух, после чего аккуратно вернул ее в клетку.

На прикроватном столике стояла черно-белая фотография женщины с ребенком на руках. Судя по одежде, фото было сделано в конце девятнадцатого века. Уинстон проследил за взглядом Джейми.

– Моя жена и дочь. Ну… это, вообще-то, не они, – произнес он, нервно почесав в затылке. – Не было у меня возможности прихватить с собой фото, когда меня сюда доставили. Это я нашел на Аллее Развлечений. Просто чтобы напоминать мне, что были у меня жена и дочка. Они давно уже умерли.

Джейми кивнул, про себя решив, что старикан безобидный, хотя и не в себе. На полу лежали газеты, некоторые были заламинированы для сохранности. Джейми посмотрел на дату на ближайшей из них: 9 октября 1947 года.

– Вы собираете старые газеты? – поинтересовался он.

– Нет. Я собираю газеты в тот день, когда они напечатаны, – ответил Уинстон. – Это один из немногих способов следить за тем, что происходит снаружи. Некоторые я берегу, вроде как веду дневник.

– А как вы их достаете?

– Ну, иногда нас посылают с поручениями в тот мир. Привыкай к тому, что будешь видеть, как быстро там все меняется, юный Джейми. Ахнуть не успеешь, как тебя направят туда раздобыть что-нибудь для начальства, а там везде и всюду окажутся летающие самокаты.

«Привыкай? – подумал Джейми. – Вот уж не думаю. Можно уже меня “раскрасить”, что бы это ни значило, а потом я использую свои десять минут свободного времени, чтобы отыскать калитку и сбежать отсюда к чертовой матери, и плевать мне, что там треплет эта предсказательница. Одного не могу понять: почему подобный план не пришел тебе в голову, старикан».

Уинстон копался на верхней полке шкафа, что-то недовольно бормоча себе под нос, сам, похоже, того не замечая.

– А, вот она, – он вытащил небольшую пластиковую коробочку и сел на кровать. – Действует довольно сильно, особенно поначалу. Будешь вести себя странно и чудаковато, первые два года по крайней мере. Требуется время, чтобы личности… слились, что ли. Вероятнее всего, что отсюда выйдет совсем другой человек, нежели тот, кто несколько минут назад в эту дверь вошел, – вздохнул Уинстон. – Давай-ка к делу. Закрывай глаза.

Он закрыл глаза. Уинстон запустил руку в коробочку, и Джейми почувствовал, как краску для лица, прохладную и похожую на илистую массу, втирают ему в щеки, в нос, в лоб и в подбородок. Пахла она неприятно, как смесь солнцезащитного крема с бензином.

– Готово, – объявил Уинстон, прикрепив ему красный пластиковый нос.

Джейми открыл глаза.

– Не чувствую никакой разницы.

– Иди и посмотри на себя в зеркало. Вон там, у двери.

Джейми нашел ручное зеркальце и уставился на свое отражение, толстый слой маслянистых белил на лице. И почти сразу он почувствовал разницу. Началось все в животе, как будто чьи-то пальцы тыкались в него и щекотали. Мышцы ног напряглись, как тугие пружины. Кровь резко прилила к голове, лицо защипало от жара, а перед глазами запорхали белые мушки. Все мысли исчезли, словно пленку поставили на паузу… А когда снова нажали на «пуск», мысли были уже не его.

Сидевший на кровати Уинстон попросил:

– Передай-ка зеркальце, а?

Джей-Джей повернулся, и ему показалось, что он очнулся ото сна и оторвался от гипнотизирующего взгляда своих же глаз. Он шагнул к кровати и осознал, что смотрит на старого клоуна со зловещей ухмылкой.

– Тебе нужно зеркальце, Уинстон? – преувеличенно дружелюбным тоном спросил он. – Я могу дать тебе зеркальце, Уинстон.

– Так давай же, – отозвался Уинстон, с опаской косясь на него.

Джей-Джей подержал зеркальце на ладони и бросил его Уинстону. Оно не долетело, упало на пол и разбилось. Он с секунду поглядел на осколки, снова ухмыльнулся Уинстону, раздумывая, врезать старику или нет, потом развернулся и выбежал из комнаты, задирая колени и грохоча огромными башмаками.

Уинстон вздохнул.

– Чем лучше человек, тем подлее клоун, – пробормотал он, собирая осколки стекла.

Так, похоже, тут все и обстояло.

* * *

Дамиан, охранник Комнаты Смеха и Ужаса, вкатил в шатер клоунов тачку, доверху наполненную баночками с краской для лица. Гонко отсчитал одиннадцать и сложил их в углу, не сказав Дамиану ни слова, а тот вышел, вышагивая медленно, словно ходячий труп.

Гонко разложил на полу гимнастический мат. Вытянувшись в струнку, как унтер-офицер, он стоял на нем, пока клоуны с угрюмым видом собирались вокруг.

– Эй! – рявкнул на них Гонко. – Давайте хоть немного энтузиазма!

Клоуны неуверенно переглянулись. Дупи робко захлопал в ладоши. За ним Рафшод. Гоши, наконец-то, приковылял со своего поста у окна, внимательно оглядел остальных и принялся хлопать, не сгибая рук в локтях, с восхищением, выпучив глаза и раскрыв рот, таращась на свои двигавшиеся руки. Гонко поднял руки, чтобы их утихомирить, но они не унимались, так что он вздохнул и сел, выжидая, пока они сами не выдохнутся. Было еще слишком рано пускать в ход железные кулаки.

Краем глаза он заметил Джей-Джея, на цыпочках кравшегося через общую комнату. Похоже, пытается прогулять репетицию. Гонко прищурился и с интересом разглядывал его, стараясь точно определить, какой же клоун им достался после того, как его загримировали.

– Джей-Джей! – позвал он. – Давай-ка сюда к нам.

Джей-Джей застыл и надул губы, словно трансвестит.

– Ну, давай же, иди сюда, – повторил Гонко.

Джей-Джей шагнул к мату.

– Вот так, – произнес Гонко, словно старался подманить недоверчивого щенка. – Давай к нам, Джей-Джей. Надо репетировать. Вот молодец. Иди сюда.

Джей-Джей сделал еще один шаг. Гонко вздохнул – он уже чувствовал, что так будет тянуться весь гребаный день: вдох-выдох. Он встал, намереваясь притащить этого гада за ухо. Джей-Джей испуганно попятился назад. «Сбежит», – подумал Гонко.

– Эй, эй, ты это куда, мать твою! – заорал он.

Остальным клоунам надоело аплодировать, и они стали наблюдать за происходящим. Джей-Джей сделал еще один шаг назад, и тут терпение Гонко лопнуло. Он ринулся вперед, а Джей-Джей бросился наутек, вереща на бегу, как тропический попугай. Гонко раздраженно всплеснул руками и отпустил его. Он уже понял, что это за тип.

– Один из этих, – с отвращением пробормотал он.

* * *

Убедившись, что Гонко его не преследует, Джей-Джей успокоился. Он не намеревался подлизываться к учителю после того, как из последнего новичка сделали отбивную.

Вокруг него сновали колоритно одетые цыгане, спешившие по делам.

– Карнавальные крысы, – задумчиво произнес Джей-Джей, проходя мимо пары старух. – Прочь с дороги! Клоун идет. Пшли все нахрен. Слышите?

И Джей-Джей приятно удивился, когда они отшатнулись, пропуская его. В их вытаращенных глазах читалось уважение… Конечно, там присутствовала и ненависть, ну да и черт бы с ней.

– Могли бы уже привыкнуть, – сказал Джей-Джей. – Да-да, меня уважать надо. Держитесь подальше, твари грязные!

Они и держались. «Знают, кто здесь главный, – подумал он. – Вот это отлично!» Он прошел прямо через толпу, приказывая убраться с дороги, выбивая у людей из рук коробки и наступая на ноги.

Когда ему это надоело, он принялся слоняться просто так, пока не вышел на Аллею Развлечений. Он попал туда через деревянную арку. Перед ним простиралась длинная дорога с палатками по обеим сторонам. Впереди виднелись аттракционы, включая колесо обозрения, карусель и большое сооружение, где машинки катались на чем-то похожем на огромную платформу, вращающуюся на высоте. Где-то вдалеке стоял целый городок из ветхих домишек, и он смог разглядеть цыганок, куривших у порогов и болтавших между собой. Джей-Джей с восторгом отметил, с каким рвением карнавальные крысы спешили убраться у него с дороги, когда он проходил мимо, щелкая подтяжками. Вокруг все ремонтировали и чистили палатки: подстрели утку, получи приз, накинь кольцо, жонглеры с музыкальным автоматом. Он остановился перед пятью вращающимися гипсовыми клоунскими головами с широко открытыми ртами. Пожилой карнавальный служитель с усталыми глазами протирал тряпкой стоявшую за ними полку с призами. Он обернулся и скорчил гримасу, когда Джей-Джей откашлялся, расстегнул ширинку и засунул пенис в рот средней голове.

– No, señor! – заверещал крыса. – Debo mantenereste limpio! [5]

Джей-Джей изобразил виноватую улыбку, словно не мог уже больше терпеть, оранжевая моча стекала из глотки гипсовой клоунской головы в ящик с номером. К превеликому удовольствию Джей-Джея служитель только и мог, что стонать. Он застегнул молнию, сказал: «Благослови вас бог, сэр» – и двинулся дальше по дороге, разглядывая аттракционы и служителей, которые сразу делали вид, что очень заняты. Он остановился у аттракциона «Проверь свою силу», где стоял огромный деревянный молот, прислоненный к столбу с колоколом. За ним лысый служитель с пышными усами стоял на стремянке и чистил медный колокол. Джей-Джей с прищуром поглядел на него.

– Эй! – резко крикнул он.

Служитель выронил тряпку и чуть не свалился со стремянки. Он спросил с испанским акцентом:

– Что? Что вам угодно?

– Можно мне попробовать, мистер? – жеманным тоном попросил Джей-Джей. – Хочу узнать, сколько во мне силы.

– Вы и так выглядите очень сильным, – заметил служитель. – Оставьте меня в покое.

Джей-Джей взял в руки молот. Тот показался ему тяжелым.

– Поехали! – весело прокричал он. – Готовы?

Служитель спустился по стремянке, что-то бормоча себе под нос.

– На счет три! – крикнул Джей-Джей. – Раз. Два. Три!

На счет «три» он завертелся и швырнул молот куда-то вдаль, вращаясь в воздухе, тот скрылся из виду и упал где-то за крышами. Служитель уставился на него, разинув рот.

– Что? – спросил Джей-Джей. – Разве это не так делается?

Посмеиваясь, он направился к следующему аттракциону.

Джей-Джей забавлялся подобным образом еще час, издевался над карнавальными крысами: пинал их палатки, воровал призы, плевался и требовал, чтобы кто-то поднес ему пива. Он ощущал себя полновластным хозяином, и это было лучшее развлечение, которое он только мог вообразить – пока не столкнулся с акробатами.

Впереди, в сверкающих трико, стояли три стройных тела, затянутых в блестящую белую лайкру. Они болтали со служительницей средних лет, один из них облокотился на столб у киоска по продаже хот-догов. Было что-то неприличное в том, как их гульфики выпирали из-под латекса, и Джей-Джей зарычал. Он вспомнил вчерашнюю стычку.

С решительным видом исполняющего свой долг перед клоунским племенем Джей-Джей подтянул штаны и зашагал к ним, как ковбой, поднимая башмаками пыль. Он подошел достаточно близко, чтобы расслышать их разговор. Они обменивались рецептами блинчиков, черт бы их побрал! Из лужи у ног он зачерпнул две пригоршни густой черной грязи, потом крикнул: «Джей-Джей! Клоун Джей-Джей!» После чего швырнул обе пригоршни в ближайшего акробата.

– Кхм! – откашлялся акробат, дернув головой.

Джей-Джей удачно выбрал момент – рот акробата был открыт, когда в лицо ему попала грязь. Джей-Джей оглушительно расхохотался. Забрызганный враг протирал от грязи глаза, кашляя и отплевываясь.

– Эй, это что, по-твоему, смешно? – спросил один из акробатов.

– Это, по его мнению, смешно, – ответил другой. – Он думает, что он большой весельчак. Это их новенький.

– Это тебе кто-то приказал? Или сам все это придумал?

Акробаты казались настолько шокированными этой выходкой, что задавали вопросы только затем, чтобы убедиться, что все это произошло наяву. Продолжая смеяться, Джей-Джей зачерпнул еще пригоршню вонючей грязи и снова приготовился к броску.

– Я бы не стал этого делать, – предупредил его ближе всех стоявший акробат. – Не-не.

– Вот поэтому тебе никогда не стать клоуном, – объяснил Джей-Джей и швырнул в него грязью. Та попала в цель, угодив говорившему акробату в шею. Тот с хрипом отшатнулся.

Джей-Джей закрыл глаза и взвыл от радости, поэтому не увидел, что в него прилетело. Что-то сильно треснуло его по лицу и повалило на землю. Он, слегка ошалевший, поднял глаза и увидел двух надвигавшихся на него акробатов. Третий чуть отстал, закидывая ногу выше головы, чтобы потянуть мышцы: вот откуда был удар. Словно кувалдой врезали.

Джей-Джей изумился: они дали ему отпор! Он поднялся на ноги. А драться-то он умеет? Неизвестно.

– Ах так?! – заревел он. – Я вас всех урою!

Он поднял неловкие, болтавшиеся в разные стороны кулаки.

– Вот это уже дело, – сказал один из акробатов. – Хочешь увидеть, как высоко мы достаем, клоунишка?

И он ему это продемонстрировал: его башмак просвистел у лица Джей-Джея расплывчатым белым пятном. Он почувствовал, как щеку обдало потоком воздуха.

– Неплохо, Свен?

– Неплохо, Рэндольф. Но я и так знаю, как высоко мы бьем. Должно быть что-то еще, что мы можем узнать.

– А как насчет… сколько раз мы бьем?

– О, Тускан, то, что надо! Можем рекорд поставить. Сколько там в прошлый раз было? Тысяча ударов, верно?

– Около того. В смысле – тысяча каждый.

– Вам меня не испугать! – заорал Джей-Джей, развернулся и пустился наутек.

Панически визжа, он несся через толпы служителей, которые торопливо расступались перед ним. Он слышал, как акробаты потихоньку настигают его, и его паника переросла в такой жуткий ужас, который едва его не ослепил. На бегу он швырял служителей на землю, чтобы преградить путь преследователям. Он слышал, как выругался споткнувшийся акробат, и с опаской оглянулся – двое по-прежнему не отставали. С громким воем он вылетел обратно под деревянную арку и рванул вправо, надеясь добежать до клоунского шатра, где можно надежно укрыться. Но от ужаса он потерял ориентировку и обнаружил, что добежал почти до самой Комнаты Смеха и Ужаса. Он пронесся мимо стража в погребальных одеждах, юркнул в проход между двумя лачугами и стал ждать, пытаясь отдышаться и перестать реветь. Через минуту мимо быстрым шагом прошли два акробата с пятнами от грязи на трико, они искали его. Они взглянули в его сторону, и Джей-Джей пригнулся, чтобы его не заметили, хныча от вопиющей несправедливости так громко, что едва не выдал себя. Почему никто не предупредил его о возможных опасностях? Почему карнавальные крысы не заметили, к чему все идет, и вовремя его не остановили? Это настолько поразило его своей несправедливостью, что он громко зарыдал, слишком отчаявшись, чтобы не шуметь.

Прошел целый жуткий час, пока Джей-Джей скрывался в проулке и пытался успокоиться. Когда он вышел оттуда, стало видно, что слезы оставили бороздки в белой краске, капельками падавшей ему на грудь. Он поднял голову и прислушался, но издали доносились лишь глухие удары: это репетировали дровосеки. То и дело беспокойно оглядываясь, он двинулся по главной тропе, гадая, куда ему еще податься: ведь он по-прежнему прогуливал репетицию.

Кто-то позвал его по имени.

– Джей-Джей? Джейми?

Он чуть не рухнул на полном ходу, но это оказались не акробаты. Это был Уинстон.

– Ой, слава богу! – вскричал Джей-Джей с таким облегчением, что бухнулся на колени. – Это всего лишь вы.

Уинстон трусцой подбежал к нему, пыхтя и отдуваясь.

– Да, а ты кого ожидал увидеть?

– Никого. Я отвергаю ваши обвинения. Я не швырялся грязью.

– Это объясняет, откуда у тебя на руках грязь, идиот чертов, – ответил Уинстон; потом вздохнул: – По крайней мере, теперь я знаю, что произошло. Хочешь рассказать мне свою версию?

– Нет.

Уинстон схватил его за плечо и втолкнул в ближайший шатер. Голос его стал резким.

– А теперь слушай меня. Ты впервые намазал лицо краской, так что я понимаю, что ты не совсем отдаешь отчет, что творишь, но шуточки кончились. Возьми себя в руки.

Джей-Джей снова расплакался.

– Перестань реветь! – рявкнул Уинстон. – Вот об этом я и говорю.

Он вытащил платок и принялся стирать краску с лица Джей-Джея, но тот его оттолкнул.

– Попозже, а? – попросил он. – Я все еще пытаюсь, понимаете, прочувствовать это.

– Ладно, – согласился Уинстон. – Но остаток дня от меня не прятаться, ясно тебе? А теперь рассказывай, что там произошло с акробатами. Ты швырялся в них грязью? Так?

Джей-Джей кивнул и попытался сдержать смешок, но он все-таки вырвался, хотя звучал как болезненный всхлип.

– Это была самозащита, – ответил он. – Они меня оскорбили. Я стоял на Аллее Развлечений и обсуждал рецепты блинчиков. Тут вдруг они, как из ниоткуда, взяли и окружили меня. Остальное как в тумане. Похоже, меня толкнули в спину. Два раза. Когда я упал, наверное, нечаянно угодил руками в лужу. Начал было вставать, а когда встал, начал двигать руками вот так, – он показал, – чтобы защититься от них. Может, тогда на них и попало немного грязи. Только и всего. Они гонялись за мной по всему цирку. Они полные психи, Уинстон.

Уинстон смотрел на него с каменным лицом, потом вздохнул.

– Одному могу порадоваться, и это спасло не одну жизнь, что у Дупи и Гоши совсем не осталось мозгов. У Рафшода есть половина, и с ней он причиняет столько неприятностей, что мало не покажется. У тебя все мозги присутствуют, сынок, достаточное количество для того, чтобы натворить серьезных дел. Если хочешь хорошенько нарваться, то нарывайся на здоровье. Только нас в это не впутывай. Ты сегодня заварил такую кашу, что расхлебывать ее придется всем нам.

Джей-Джей кивал головой, разыгрывая почтительного внука.

– А акробаты изложили другую версию событий? – спросил он.

– Нет. Хотя и заглянули к нам в шатер, так что мы поняли, что что-то случилось. Они к нам не приближаются, когда мы репетируем. А мы обычно тоже не беспокоим их во время репетиций. Мы заключили нечто вроде перемирия, потому что не так давно враждовали мы жутко, чуть не до смертоубийства. Но сегодня они заявились в разгар репетиции и пожелали нам удачи на следующем представлении. Вот и все.

– Звучит ужасно, – сказал Джей-Джей.

– Идиот, это было послание, что вражда возобновляется. До сих пор мы так, переругивались. Думаю, что это ты все спровоцировал. Они тебя упомянули. Сказали: «Этот ваш новичок достигнет больших высот». Говорили, что ты настоящая суперзвезда. Мы все гадали, что же ты натворил. Рафшоду просто не терпится обо всем услышать.

Неприятные мысли развеяли все остатки веселья Джей-Джея.

– А… что босс?

– Гонко к этому отнесся как-то спокойно. Просто велел мне пойти и разыскать тебя. – Уинстон провел рукой по лицу. – Ты просто швырялся грязью? И все?

– Клянусь.

– Ладно. Может, не так все и плохо. Поглядим.

Он вышел из шатра, Джей-Джей – за ним.

– Думаю, тебе еще никто толком не рассказывал, что к чему, – со вздохом произнес Уинстон. – Может, придется мне. Все это дерьмо достается мне.

Глава 10. Курт Пайло

Джей-Джей позволил Уинстону поводить себя по цирку, тот показывал то одно то другое, сопровождал «экскурсию» замечаниями и мелкими фактами. Джей-Джей делал вид, что воспринимает все с благоговейной почтительностью, ведь сейчас он Джей-Джей – клоун, застенчивый, ранимый и задерганный. Он шарахался от любой тени, хватал Уинстона за рубашку, умолял его не идти так быстро, потому что до смерти боится потеряться. Уинстон, похоже, всему этому поверил и принялся его успокаивать, прося не переживать и, черт подери, перестать вести себя как баба.

– Ну, что еще тебе показать? – пробормотал Уинстон.

Они остановились передохнуть у Комнаты Смеха, сделав большой круг от арены дровосеков до укротителя львов и пройдя до Аллеи Развлечений, чтобы перекусить хот-догами. Рядом с Уинстоном Джей-Джей довольно вежливо обходился со служителями карнавала, но они то и дело бросали на него взгляды, полные отвращения и ненависти.

– Хочется увидеть начальство, – ответил Джей-Джей. – Того самого Курта, о котором так много говорят.

Уинстон глубоко задумался.

– Может, мысль и неплохая, – согласился он. – Обычно, сам понимаешь, не возникает желания даже приближаться к кому-нибудь из семьи Пайло. Вот если они начнут тебя разыскивать, то ты в беде, и накроет она тебя очень скоро, если ты станешь продолжать в том же духе. Вероятно, мы сможем произвести хорошее первое впечатление. Идем.

Уинстон повел его по поросшей сухой желтоватой травой узкой тропинке, до которой он раньше не добирался. Вдоль нее стояли несколько развалившихся деревянных хижин, похожих на заброшенные надгробия. Уинстон понизил голос, чтобы их не подслушали проходившие мимо служители.

– Вот что, настроение Курта Пайло очень трудно угадать, поэтому никогда не знаешь, что вызовет у него раздражение на этой неделе. Так что веди себя естественно. Если он пошутит, ты уж постарайся посмеяться над его шуточкой.

– Выходит, Курт – самый главный во всем этом балагане, так?

– Нами командуют Курт и Джордж Пайло, – ответил Уинстон. – Вот и все, что тебе нужно знать. С ними за одно еще манипулятор материей, но он почти все время торчит в Комнате Смеха и Ужаса, что-то там лепя или делая краску для лица, которой мы пользуемся. А чем еще он там занимается – одному богу ведомо. Есть еще несколько субъектов вроде него, они то появляются, то исчезают, что-то там делают, не трогая нас.

Они дошли до западного края цирка, где не было аттракционов и царили тишина и спокойствие, которые ясно давали понять любому заблудившемуся проходимцу, что он зашел не туда. Чуть поодаль перед высоким деревянным забором виднелся белый фургон, стоявший на выкрашенных в белый же цвет шлакоблоках.

– Эй, а за забором-то что? – спросил Джей-Джей, махнув в сторону.

– Ничего интересного, и, между нами говоря, я бы через него не лез. В фургоне живет Курт Пайло, если уж тебе так надо знать. Надеюсь, больше не понадобится.

– В этой маленькой развалюхе?! – вскричал Джей-Джей. – И там живет хозяин? Да наш шатер и то лучше!

– Это неважно, просто запомни, что я тебе сказал. Увидел – и молчи.

Они поднялись по оцинкованным ступеням, и Уинстон постучал в дверь.

– Да-а-а? – отозвался изнутри очень низкий голос.

Уинстон открыл дверь, заскрипевшую, как крышка гроба, и они вошли внутрь. Стены фургона были оклеены выцветшими обоями с узором из маргариток, на них под всевозможными углами висели распятия. На полу сплошным слоем лежали конверты из плотной коричневой бумаги, скрепленные степлером или скрепками листы и, к удивлению Джей-Джея, десятки Библий – аккуратными стопками и валяющиеся раскрытыми обложками вверх, словно переброшенные через плечо. В задней части фургона стоял деревянный стол, наполовину заваленный бумагами, за ним сидел Курт Пайло с ручкой в руке.

Казалось, сердце у Джей-Джея остановилось: это было то же чудовище, что он видел в хижине прорицательницы. На Джей-Джея пристально смотрели два неестественно сверкавших глаза, посаженных в глубокие глазницы: волчьи глаза. Голова у Курта Пайло сверкала лысиной, лицо было сильно вытянуто ото лба до подбородка, а его пухлые и синие, как у рыбы, губы расплывались в некоем подобии понимающей улыбки. Казалось, он излучал первобытную энергию хищника, осязаемую, словно жар, однако говорил он как культурный и образованный человек, и голос его звучал с почти шелковистыми интонациями.

– Здравствуй, Уинстон. Кого это ты с собой привел? Какого-нибудь новичка? А похож на женишка, а?

Рыбьи губы Курта чуть растянулись в уголках.

– Шучу, – добавил он. – Ты думаешь использовать его в представлении?

– Вполне возможно, сэр, – ответил Уинстон. Голос у него немного дрожал. Джей-Джей заметил, как он сглотнул, стиснул зубы, делая вид, что не боится. – Надо обсудить с Гонко, мистер Пайло, но парень он неплохой.

– Гм, – довольно буркнул Курт.

– Вот, – произнес Уинстон, – наш юный Джейми. Или Джей-Джей, точнее говоря. Наше пополнение. Наш новый клоун.

– О, великолепно! – отозвался Курт, полностью переключивший внимание на Джей-Джея. – Подойди-ка сюда. Давай поздороваемся.

У Джей-Джея подкосились ноги. Он подошел к столу, чуть не споткнувшись о «Книгу мормонов», и протянул Курту руку, чтобы тот ее пожал. Глаза Курта сверкнули белым огнем, и ладонь Джей-Джея исчезла в его огромной лапище. Джей-Джей чувствовал, что эти пальцы обладают сокрушительной силой, и опустил глаза, чтобы убедиться, что тиски не сомкнутся, да и не мог он смотреть в глаза Курта, пока в них пылал этот свет. Нервничать он не перестал – он увидел, как его ладонь обвили длинные когти и очень волосатая рука. Все, что он смог сделать, – это сдержаться и не вырвать свою руку обратно.

Наконец, Курт ослабил хватку, которая, на самом деле, оказалась не очень-то и сильной. Джей-Джей отступил на шаг от стола, невнятно мямля:

– Радпознакомитьсяздравствуйте…

Губы Курта растянулись еще шире, казалось, они вот-вот лопнут, как резиновые.

– Скажи мне, Джей-Джей, – начал он, – ты веришь в Иисуса?

Джей-Джей поглядел на стопки Библий и на распятия, гадая, что же это за каверзный вопрос. Да или нет. Вот блин, его подловили.

– Иногда, – рискнул он.

На какое-то мгновение он подумал, что это все, полный провал, но Курту, кажется, понравился его ответ. Он сказал:

– Вот это по мне! Чудесный ответ. А тебе кажется странным, что мы поклоняемся орудию, на котором он мучился и умер? – Курт взял со стола распятие и поднял его в своей огромной руке. – Прекрасный артефакт. Им можно стегать Бога… день-деньской.

Немного приободрившись под пристальным взглядом Курта, Джей-Джей произнес:

– Да, сэр, в те времена знали, как обращаться с преступниками.

Он слышал, как Уинстон у него за спиной сделал резкий вдох. Возможно, тут Джей-Джей начинал играть с огнем, но сидевшему в нем новоиспеченному клоуну, ей-богу, очень хотелось испытать Курта. Он хотел задеть его и посмотреть, что ему может сойти с рук, прежде чем это старое чучело не выдержит. Это был почти не зависящий от него рефлекс, который он едва контролировал. «Плюнь ему на стол! – визжало его второе “я”. – Вытащи член! Трахни его, посмотри, из чего он сделан!»

Однако Курт откинулся на спинку стула и расхохотался. Это был глухой, утробный хохот, от которого затряслись стены фургона. Он поднес к лицу палец и смахнул слезу. Джей-Джея передернуло, когда коготь царапнул по уголку глаза Курта, и оттуда потекла струйка черной крови. Курт, похоже, этого даже не заметил.

– Спасибо, Джей-Джей, – проговорил он. – Прямо то, что мне было нужно. Поднял настроение. У меня тут неприятности с моим братом Джорджем – старая семейная свара, сам знаешь, как это бывает. В прошлую среду я пытался убить его, а он, похоже, расстроился, что я делал это, пока он ходил по-большому, понимаешь… Долгая это история. Однако это возвращает меня к тому, над чем я размышлял. Тебе не кажется странным, что Сатана выступает в роли копа Господня?

Джей-Джей кивнул, следя глазами за крупной каплей крови, катившейся по щеке Курта.

– Мне тоже, – продолжал Курт. – Наистраннейшая вещь, не так ли? Сатана добивается своего лишь от тех, кто нарушает правила. Он никогда не… хватает на улице первого попавшегося и не начинает его искушать.

Капля стекла к уголку губ Курта.

– Однако довольно об этом. Добро пожаловать в цирк. Полагаю, у нас складывается прекрасная традиция, которую нужно соблюдать. Так наверно должен говорить хороший босс…

Курт нырнул под стол. Когда он выпрямился, в огромных лапищах он держал дохлую кошку.

– А теперь прошу простить меня, господа, делу время, потехе час…

– Как ваша коллекция, босс? – робко спросил Уинстон.

– Хорошо, хорошо, – ответил Курт. – Много от котят, но от взрослых кошек сейчас нет. Понимаешь, они у меня очень быстро кончаются.

Он разложил мертвое животное на столе, затем открыл ящик и вытащил щипцы.

– Ну, всего наилучшего, сэр, – произнес Уинстон, потянув Джей-Джея за плечо.

– И вам того же, – рассеянно отозвался Курт. – Спасибо, что привел новичка. Приятно пожать руку… лично… подчиненному…

Последний взгляд Джей-Джея на Курта Пайло, когда закрывалась дверь фургона, высветил вспыхнувшие огнем глаза великана, когда тот раскрыл кошачью пасть и впился щипцами в зубы. Спускаясь по оцинкованным ступеням, они услышали, как Курт произнес:

– Ага, вот так…

Джей-Джей спросил:

– Что он?..

– Коллекционирует зубы, – пробормотал Уинстон. – Самые разнообразные.

Они двинулись обратно по узкой тропинке, и Уинстон с облегчением вздохнул.

– А что он там такое говорил, что пытался убить своего брата? – поинтересовался Джей-Джей.

– Это давняя история. Эти двое все время пытаются прикончить друг друга, сколько я себя тут помню. Если один из них умрет, другой получит цирк. Весь цирк. Это как-то связано с завещанием Пайло-старшего, но подробностей никто не знает. – Уинстон задумался. – Да никогда на свете Джордж не одолеет Курта. Наоборот получиться может. Но все же они оба живы, причем очень долго. Оба слишком хитрые.

– Уинстон, а вы когда-нибудь видели Курта Пайло в гневе? В настоящем гневе? Видели, как он на кого-нибудь бросился?

Глаза Уинстона затуманились, а когда он ответил, Джей-Джей подумал, что тот врет.

– По-моему, нет. И видеть не хочу. И тебе не советую. Понятно?

– Конечно, не хотел бы я это увидеть, – ответил клоун Джей-Джей.

* * *

Чтобы как-то убить остававшиеся до заката пару часов, Уинстон повел его в Паноптикум. Фишбой тепло поздоровался с Джей-Джеем и реагировал на все его провокации с таким добродушием и дипломатичностью, что Джей-Джею потребовалось немало усилий, чтобы свои провокации продолжать. Фишбою казалось забавным, что Джей-Джей плеснул ему в глаза водой, щипал его за жабры и даже шутил насчет пописать в его нерестовый пруд. Фишбой обладал манерами британского джентльмена, и он соглашался с любыми уничижительными ремарками, даже если те становились все более едкими и вызывающими.

– Лицо, как у раздавленного краба, говорите? Я бы постоял за свою честь, но тут вы на сто процентов правы.

Джей-Джей погрузился в унылое молчание и позволил Фишбою показать свои экспонаты. Тот разрешил Джей-Джею покормить Наггета, отсеченную голову, бросая белковые хлопья в доходившую тому до подбородка воду. Джей-Джей занялся армрестлингом с Йети и вчистую проиграл. Он посмеялся над Стивом, отчищавшим засохшую мясистую слизь со дна аквариума Тэллоу. Вышел Джей-Джей из Паноптикума в приподнятом настроении и не мог не согласиться с Гонко, что Фишбой славный парень, очень выдержанный, великолепный куратор.

День сменился вечером, когда они вернулись в свой шатер. Остальные клоуны играли в покер и болтали о дневной репетиции. Джей-Джей вспомнил, что сбежал с нее, и очень быстро сменил самодовольную размашистую походку на старушечье шарканье. Снова настало время мистера Робость, мистера Не-бейте-меня.

Уинстон что-то пробурчал себе под нос и скрылся в своей комнате. Когда Джей-Джей вошел, голова Гоши оказалась повернутой в его сторону, и он издал звук, похожий на уханье совы. Дупи развернулся.

– Эй, а вот и новичок. Гонко, новичок вернулся. Гонко, посмотри!

Гонко с прищуром поглядел на него.

– А-а, привет, юный Джей-Джей, – протянул он.

Джей-Джей дернулся назад, как будто его ударили.

– Заходи, приятель, – ласково позвал его Гонко. – Хороший ты наш. Мы тебя не тронем. Рафшод может, но мы ему врежем. Заходи, присаживайся, дружок.

Джей-Джей заставил руки задрожать, а губы скривились от испуга. Он медленно доковылял до стола и сел между Рафшодом и Дупи. Новичка нигде не было видно.

– Хорошие новости, парень, – объявил Гонко. – Репетиция прошла безупречно. Мы на время освободим Гоши от выступлений. Он немного не в себе из-за неприятностей с дамой сердца. Все эти женщины, да, Гоши?

Гоши издал утробный булькающий звук.

– Зато все остальные в форме, рвутся на сцену, работают как хорошо смазанная машина и вся такая чушь. Мы этих акробляхов по стенке размажем. И в этой связи я вспомнил… – голос Гонко утратил оптимизм. – Что ты им сделал?

Джей-Джею не хотелось снова говорить на эту тему. Он выскочил, словно огорошенный вопросом, резко развернулся и убежал, всхлипывая, как оскорбленная звезда мыльных опер. За ним никто не погнался.

У себя в комнате он прилег и стал обдумывать события минувшего дня. Он думал об Уинстоне и о том, как можно воспользоваться добротой старикана в своих целях. Если Джей-Джей хочет подняться в иерархии клоунов, настало время сделать первый шаг.

А теперь…

А что теперь? Стереть краску с лица? Вот черт подери. Джей-Джей пошарил вокруг в поисках тряпки. Становилось темно, так что он зажег свечу, бросавшую на стены его каморки дрожащие тени. Окружающая обстановка внезапно наполнила его любовью к новой работе и к новой жизни.

– Да, – прошептал он. – Это просто класс.

Он тщательно и начисто вытер лицо. Краска сходила легко благодаря пролитым за день поту и слезам. Он отшвырнул маслянистую тряпку, лег и тотчас же уснул.

* * *

Ему приснился кошмар. Череда скованных цепями людей стояла покорно, как скот, пока ее обходил Курт Пайло, по очереди высасывая у каждого из шеи кровь. Джейми протыкал их шеи пальцем, который превратился в тонкое острое лезвие, а Курт между глотками развлекал его светской беседой.

Джейми проснулся и сел, и как только он шевельнулся, на него обрушилась тошнота. Он стонал, скулил, молил Бога избавить его от боли. Казалось, изнутри его пожирает рой насекомых. Он никогда в жизни не чувствовал такой жуткой боли.

Вскоре он задумался, почему не пытается кричать. И закричал, но все звуки тут же гасли. Снаружи послышалось какое-то движение и гомон голосов. Затем вошел Уинстон.

– Ах да, – произнес старый клоун. – Совсем забыл. Побочное действие грима. Извини, Джейми, надо было мне вспомнить.

– Да ничего, – прохрипел Джейми. – Вот только как избавиться от боли?

– А да. У тебя остался тот кисет, который дал тебе Гонко? Твоя зарплата? Ну, порошок, понимаешь?

Джейми постарался вспомнить, сквозь очередной дикий кишечный спазм. Он свернулся калачиком и почувствовал, как лежавший в кармане кисет уперся ему в бедро. Он вытащил его и протянул Уинстону, державшему в руках маленькую керамическую мисочку.

– Я услышал о том, как ты здесь оказался, – сказал Уинстон, развязывая кисет. – И о том, как ты случайно проглотил самую малость этой дряни. Полагаю, что случайно, поскольку только идиот проглотил бы странный на вид, странный по запаху и странный по звуку порошок, который он только что подобрал с земли, куда тот выпал из кармана клоуна.

Пока он говорил, Уинстон высыпал в мисочку немного порошка. Тот зазвенел, как стекло.

– В любом случае – самой малой дозы хватило, чтобы привлечь к тебе внимание цирка. Но ты бы ничего особо не заметил, когда проглотил его. Ведь должным образом не подготовил? Эта штука хорошо избавляет от того, что тебя мучает, от всего, что тебя мучает. Только сперва ее нужно приготовить. Смотри…

Уинстон щелкнул серебряной зажигалкой и поднес пламя к дну мисочки.

– Нужен огонь, – продолжал он. – Порошок нельзя варить, держать над паром или на солнце. Только огонь.

От лежавших в мисочке плотных круглых кристаллов пошел синеватый дымок, они трещали и лопались. Вонь стояла жуткая. На мгновение Джейми показалось, что он слышит какой-то тихий звук, похожий на плач человека. Вскоре порошок расплавился в серебристую жидкость.

– Все, – произнес Уинстон, – загадывай желание.

– Чего-чего? – ахнул Джейми.

– Я же сказал – загадывай желание. Я не издеваюсь, давай живей, загадывай желание, глотай вот это, и тебе полегчает. Живо давай.

Джейми вытер с лица пот и просипел:

– Хочу, чтобы… О господи… Чтобы боль исчезла.

– Достаточно. Глотай. Быстро.

Джейми взял в руку миску и чуть не пролил содержимое на одеяло. Он поднес к губам и буквально всосал в себя жидкость. Боль почти моментально унялась, словно погасили свечу. Никаких ее отзвуков, никакого затухания – она исчезла, и все. Он недоверчиво ощупал себя и уставился на Уинстона, который сказал:

– Вот и полегчало.

Старый клоун встал и собрался уходить.

– Погодите минутку, – попросил Джейми, ощупывая живот. – Это и есть наша зарплата? Обезболивающее?

– Не только обезболивающее, – со вздохом ответил Уинстон, снова присаживаясь рядом. – Порошок доставляет тебе все, что хочешь, в разумных пределах, конечно. Некоторые называют его «порошком желаний». Он… стоит недешево, как я полагаю. Дороже всего остального. Дороже всего на свете.

Джейми сжал в ладони маленький бархатный кисет.

– Что вы имеете в виду? Я что-то попрошу, и это появится?

– Это работает не совсем так, – ответил Уинстон. – Все, что ты просишь, должно быть одобрено… Черт, как бы получше выразиться?

Он хлопнул себя по лбу, потом подался вперед и понизил голос до шепота.

– Должно быть одобрено высшей инстанцией в цирке. Выше, чем Курт Пайло, выше любого, кого ты встречал. Больше тебе сказать не могу, не хочу, да и просто не в состоянии, понимаешь? Давай на этом закончим. Существуют правила, а если попросишь того, что против правил, то пускаешь зарплату на ветер. А она нелегко достается.

– А как я узнаю, что просить, а что нет?

– Начинай с малого. С пустяков, как все мы. Не желай зла никому в цирке. Скорее всего, это не сработает, и, кроме того, счеты мы здесь сводим совсем не так. Порошком пользуйся экономно, накапливай его и береги. Никогда не знаешь, не придется ли завтра выпутываться из какой-нибудь передряги. Или проснешься с такой болью, что эта покажется цветочками.

Уинстон встал, всем свои видом демонстрируя, что у него где-то срочные дела. На пороге он задержался.

– Думай об этом, – сказал он, не поворачиваясь к Джейми, – как о крошечных молитвах, на которые легко ответить «да». Не увлекайся и не теряй головы. И не волнуйся, эти боли пройдут дня через три. Эта краска для лица – штука довольно сильная, как ты, наверное, уже заметил.

Уинстон ушел.

– Краска для лица? – повторил Джейми, и тут его словно ударило. – Вот блин… Уинстон! – заорал он. – А что вчера случилось?

Но Уинстон не вернулся.

Так что же произошло? После того как Уинстон его загримировал, день почти целиком состоял из каких-то отрывочных размытых образов. Он ясно вспомнил свое настроение – злобу, торжествующую злобу, готовую выплеснуться по любому, самому малейшему поводу. «Я стал кем-то еще, – подумал он, и его прошиб такой озноб, что он закутался в одеяло. – И я много чего натворил. Я полностью потерял самоконтроль».

Потом он вспомнил Курта Пайло, и как его глаза сверкали из-под низкого лба, словно молнии в грозовой туче. Джейми закрыл глаза и застонал, его вдруг затошнило.

«Вот это… я, блин… вляпался… по самые уши…»

И даже глубже. Теперь исчезли все сомнения касательно того, что говорила ему прорицательница, обо всем том невозможном, во что его просили поверить. Все было реально. После вчерашнего дня он мог не сомневаться, даже если бы попытался. Он стал частью цирка.

Теперь, наверное, самое время, как он рассудил, глотнуть еще порошка. Дрожащими руками, он отсыпал немного в керамическую мисочку, которую Уинстон оставил у носилок. Нашел коробок спичек, расплавил кристаллы в серебристую жидкость.

– Пожалуйста, дайте мне еще немного поспать, – прошептал он.

Он проглотил жидкость, поставил миску на место и едва успел улечься, как его молитву услышали.

Глава 11. Налет

День прошел своим чередом, из-за действия порошка или нет, но никто не пытался будить его до самой темноты, когда чья-то рука нетерпеливо потрясла его за плечо. Плохо соображая и пытаясь собрать в кучку путающиеся мысли, он таращился на силуэт в трехрогой шляпе с серебряными бубенчиками, тихонько позвякивавшими рядом с его постелью. Это был клоун, и на одно дивное мгновение он оказался в районе Нью-Фарм, гадая, что же клоун делает в его спальне. Но этот сладкий миг улетучился.

– Эй, Джей-Джей, – возбужденно шептал ему на ухо Рафшод. – Давай-ка просыпайся!

Джейми сел и протер глаза.

– Что? Я проснулся.

– Пошли со мной, будет круто. Намажь лицо краской. Без нее ты выглядишь как сосунок.

Жестко, но справедливо. Джейми вспомнил, как Уинстон предостерегал его не участвовать в авантюрах Рафшода, но в полусонном состоянии у него не хватило духу возражать. Он слышал, как Рафшод что-то ищет в потемках.

– Ага! – сказал он и уселся Джейми на грудь, прижав его к постели. Он быстро размазал пригоршню маслянистой белой краски по щекам Джейми.

– Погоди секунду, – попросил Джейми. – Да слезь ты с меня, черт бы тебя подрал. Я сам намажусь.

Рафшод соскочил с него, как попрыгунчик. Он принес ручное зеркальце и зажигалку, щелкнул ею, и Джейми увидел свое отражение. Лицо было раскрашено наполовину, но этого было достаточно. Эго тотчас охватила эйфория, и весь страх куда-то исчез.

Джей-Джей схватил Рафшода за шкирку и притянул к себе.

– Еще раз заявишься сюда и вот так меня разбудишь, – медленно прошептал он, – я тебя порешу, мать твою. Я тебя замочу, твою мать.

Рафшод осклабился и провел пальцем по лбу Джейми.

– Вот тут забыл, – произнес он.

Джей-Джей бросился на него. Рафшод с легкостью увернулся и врезал ему в живот.

– Вон там забыл!

– Ладно, хватит! – взвизгнул Джей-Джей.

– Тсс… – скривился Рафшод. – Тихо ты! Мы нарушаем правила. Завтра представление. А накануне – никаких приколов. Таково правило. Пошли, ты уже проснулся или нет?

– А мы куда идем-то? – спросил Джей-Джей, беря себя в руки и отмечая про себя, что пока Рафшод ведет со счетом «один – ноль». Рафшод наклонился поближе и осклабился.

– Ты знаешь прорицательницу?

Джей-Джей кивнул.

– Мы ее проучим. Хорошенько ее уделаем. И прямо перед днем представления! – хихикнул Рафшод. – Она дико на нас разозлится.

Джей-Джей задумался и решил, что эта мысль ему по душе. Слишком она нос задирает, эта прорицательница.

Рафшод поднял с пола какую-то штуку, которую поставил туда, пока будил Джейми. Теперь он осторожно прижал ее к груди, знаком велев Джей-Джею следовать за ним. Они прокрались по шатру до гостиной, где Рафшод замер, поднеся палец к губам, и показал на стол, где спал Дупи с лежавшей у него на груди пустой бутылкой. Когда они на цыпочках пробирались мимо него, Дупи пробормотал во сне:

– Нет… Не тыкай ее Гоши… не смешно…

Джей-Джей остановился и прислушался.

– Гоши тыкал… по всему городу… и еще два раза в больное место… укусил ее за больное место… Гоши…

«Торчки гребаные», – с отвращением подумал Джей-Джей, хотя и сам не знал почему. Он припустил вперед, чтобы догнать Рафшода, и они вдвоем потащились по заросшим травой проулкам, протаптывая дорожку между жилищами карнавальных крыс. Над цирком царила гробовая тишина, и Джей-Джей обнаружил, что его настроение могло подстраиваться, он мог двигаться совершенно бесшумно, не хрустя суставами и не шурша клоунскими штанами.

Вскоре показалась хижина прорицательницы. Фургон был совершено темным. Рафшод опустился на колени и снял тряпку, прикрывавшую его груз, поднял зажигалку и показал его Джей-Джею. Это оказался стеклянный шар. Джей-Джей присел рядом с ним.

– А это что такое?

– Тсс. Смотри.

Рафшод поднес к нему руку, как это делала прорицательница со своим хрустальным шаром. В огоньке от зажигалки на стекле появилась картинка: мошонка с двумя яичками.

– Это мои, – пояснил Рафшод. – Вот что она будет видеть целый день.

Он было захихикал, но смог подавить смешки.

– Мы возьмем ее шар и заменим этим.

Джей-Джей оглядел тропинку. Вокруг никого, но самые первые лучи зари уже начали разгонять мглу.

– Она там дрыхнет, – прошептал Рафшод, указывая на фургон. – Следи за дверью. Если она выйдет, поухай совой. Понял? Давай, дуй.

Джей-Джей кивнул. Он подполз к двери фургона и стал ждать, присев у ступенек. Он слышал, как шипел Рафшод, стараясь сдержать смех. В полном безмолвии прошла минута, потом тишину разорвал треск отдираемого дерева, резко ворвавшийся в ночное безмолвие. Джей-Джей напряженно прислушивался, стараясь уловить признаки жизни в фургоне, сердце у него колотилось. Похоже, они безнаказанно улизнут… Потом снова тот же треск.

«Что там этот придурок творит?» – подумал Джей-Джей, вздрагивая от накрывшей его адреналиновой волны и кусая костяшки пальцев, чтобы не рассмеяться. Он едва расслышал, как звякнули стекляшки у входа в хижину. Наступил момент, когда все вокруг, казалось, затаило дыхание и выжидало: ночной воздух, хибары вокруг, трава под ногами. Затем раздался жуткий грохот, когда что-то рухнуло на пол, зазвенело разбитое стекло, земля легонько содрогнулась.

Из фургона Джей-Джей услышал женский голос, бормотавший что-то как будто во сне.

«Живей давай, идиот! – возбужденно подумал он. – Да шевелись ты, чтоб тебя!»

«Если больше не будет шума, дело выгорит», подумал он… И как по заказу, раздался самый страшный грохот, словно опрокинули шкаф со стеклянными статуэтками. Из фургона Шелис послышался уже совсем не сонный голос:

– Кто там? – резко спросила она.

Внутри фургона раздались шаги. Джей-Джей вскочил и пустился наутек. Поухать совой он забыл. Огибая хижину прорицательницы, он заметил вылетавшего на порог Рафшода, стекляшки трещали, словно гремучие змеи. К груди он прижимал какой-то сверток. Задание выполнено. Они вдвоем бросились прочь, давясь смехом. Оказавшись на безопасном расстоянии, они остановились, как раз чтобы увидеть, как в хижине зажигается свет.

– Вот дерьмо! Бежим! – прошептал Рафшод.

Они ринулись к своему шатру.

Дупи по-прежнему лежал на карточном столе. Адреналиновая волна еще не схлынула, и Джей-Джей схватил бутылку, лежавшую на груди Дупи, и разбил ее об стол рядом с головой спящего клоуна. Гостиную разорвал грохот бьющегося стекла, и они бросились прятаться в комнату Джей-Джея. Дупи всхрапнул, но не шевельнулся.

Рафшод зажег две свечи и осторожно положил сверток на подушку Джей-Джея. Свечи отражались в поверхности шара, как два желтых глаза. Рафшод взмахнул над шаром рукой.

– Ты что там так расшумелся? – спросил его Джей-Джей.

– Не знал, что она на ночь заколачивает хижину, – ответил Рафшод, постукивая по хрусталю большим пальцем. – Пришлось доски отдирать. Кажется, я еще пару полок уронил. Как эта штука включается?

Он задержал над шаром обе ладони, и внезапно тот озарился белым светом.

– Вот, значит, как. Ха! Погляди-ка на нее. Она проснулась…

Рафшод безумно захихикал. Внутри шара прорицательница с газовой лампой в руках осматривала следы разгрома в хижине. На земле у входа валялись доски. Сквозь дверной проем были видны разбитые украшения и разбросанные по полу книги. Лицо прорицательницы было непроницаемым. Она сняла ткань с копии хрустального шара и, похоже, не заметив подмены, снова накрыла его чехлом. Джей-Джей и Рафшод обменялись торжествующими взглядами.

Джей-Джей подумал, что они с Рафом могут крепко подружиться.

– Подождем, пока она полезет в ванну, – прошептал Рафшод. – Посмотрим на ее мохнатку. Вот это да! Надо было давно эту штуку спереть.

Джей-Джей окончательно понял, что они с Рафом обязательно подружатся.

* * *

Они наблюдали за ней, когда взошло солнце, и хрустальный шар осветил комнатку Джейми мерцающими отблесками. Шелис принялась за уборку разгромленной хижины. Она явно был разъярена, что читалось в ее нарочито размеренных движениях.

– Давненько она не получала по заслугам, – объяснил Рафшод. – Она к такому не привыкла. Похоже, даже забыла, каково это. В последние несколько лет много о себе возомнила. Слишком много обо всех знает, кто да что, да как. Видит это в своем шаре, сам понимаешь. Считает, что Пайло нуждаются в ней больше всех остальных, потому что иногда подхалтуривает на той стороне. Вот мы ей и показали! Сегодня шоу, а она целый день будет глядеть на мои яйца!

Когда стало ясно, что в ближайшее время Шелис вряд ли заглянет в подмененный хрустальный шар, Рафшод встал и собрался уходить.

– Можно я им попользуюсь? – спросил Джей-Джей.

– Ну а почему бы и нет, ты ведь помогал. Но если она разденется, ты меня позови, ладно?

– Заметано, дружище.

Джей-Джей еще немного понаблюдал за прорицательницей, когда дородная цыганка пришла помочь ей убираться в хижине. Как только он услышал, что клоуны проснулись и расхаживают по гостиной, он спрятал шар под одеяло.

Выйдя из комнаты, Джей-Джей едва удержался, чтобы не закричать: за дверью стоял Гоши, глядя прямо на него. Его глаза мигали по очереди – правый-левый, правый-левый. Было в этом зрелище что-то угрожающее и сюрреалистическое, что застало Джей-Джея врасплох, он съежился и отступил в сторону.

Гоши повернулся вправо и уставился на что-то в коридоре. Джей-Джей с секунду глядел на него, а потом осторожно обошел.

«Черт, что бы это все значило»? – задумался он, а потом вспомнил, как разбил бутылку у самой головы Дупи. Это что, предостережение какое-то? Он точно не знал. А когда он оглянулся через плечо на Гоши, по-прежнему таращившегося на пятно на голой стене, он вдруг подумал, что Гоши тоже этого точно не знал.

Глава 12. Дневное представление

Как только утро набрало обороты, клоуны собрались на генеральную репетицию перед представлением. Гонко начал с ободряющей речи, чтобы головы у всех работали в нужном направлении, но головы эти оказались работающими враздрай, и каждая была настроена по-своему, двигаясь в одном ей известном направлении. Ему удалось добиться внимания клоунов, что само по себе было немало. Собрались все, кроме новичка, которого Гонко не ожидал увидеть в обозримом будущем. Подпалить ему рубаху и дать пинка под зад означало вполне конкретное… Тебя вышибли, урод. Скорее всего, он ошивался где-нибудь на Аллее Развлечений, но уволенные исполнители обычно долго не протягивали. Что цирк решит делать с ним дальше, Гонко не касалось.

Он посмотрел на карманные часы: оставался час до того, как начнут собираться проходимцы. Сегодня большого наплыва не ожидалось. На этот раз они из Нового Южного Уэльса, с какой-нибудь сельской ярмарки или типа того, где люди слоняются, вдыхая аромат коровьих лепешек, где у них крадут кошельки, где они таращатся на пальчиковые рисунки дошколят. Сегодня у них на календаре праздник, у этих тупиц. Нынче их развлекут по полной.

Гонко, прищурившись, оглядел свою команду. Новенький, Джей-Джей, прятался за спинами остальных, стараясь быть незаметным. Выглядел он робким, напуганным и затюканным. Несомненно, он надеялся избежать всех неприятностей, пока не обвыкнется, и это нормально. Гонко радовался, видя, как появляется новая личность. Пока Джей-Джей вписывается в труппу, проблем не возникнет. Новичок оказался бесполезным и как исполнитель, и как товарищ. Последнее тоже было немаловажно – то и дело в цирке возникали нешуточные конфликты.

Чуть раньше Гонко совершил неторопливую утреннюю прогулку мимо хижины прорицательницы и с удовольствием полюбовался на разгром, насладившись ее подавленным состоянием. Рафшод что-то сотворил, и это было просто классно, но самое главное – Гонко не знал, что именно он там наделал. Врать Шелис было опасно, потому что она обладала всей этой сверхспособной хренью. Она заметила его, когда он проходил мимо, и стала требовать объяснений. К счастью, она была слишком взвинчена, чтобы задавать каверзные вопросы.

Перед «вступительным словом» Гонко отвел Рафшода в сторонку, выведал у того всю историю и остался очень доволен тем, что в вылазке участвовал и Джей-Джей. Он увеличил премию до двух кисетов, и Рафшод поделился наградой с новеньким.

Теперь к делу.

– Слушайте внимательно. Быстро заткнули пасти! – рявкнул он на клоунов.

Дупи прочищал Гоши ухо ватной палочкой, а тот щебетал в ответ, но, похоже, оба слушали.

– Сегодня вечером, – продолжал Гонко, – очень важное представление. Не забывайте, что мы по-прежнему под наблюдением. Как я уже говорил вчера, делайте вид, что изо всех сил стараетесь и пытаетесь очень хорошо выступить. Неизвестно, решит ли Курт показательно нас наказать, если мы снова облажаемся. И мне вовсе не хочется стать посмешищем для акробляхов. ДУПИ, Я СКАЗАЛ СЛУШАТЬ ВНИМАТЕЛЬНО!

– Прости, Гонко, я просто, просто…

– Так, теперь построились. Джей-Джей, ты пока еще не готов выходить на сцену, потому что ты сбегаешь с репетиций, как будто ты Златовласка, а я – большой страшный волк.

Джей-Джей с пристыженным видом спрятался за спиной Уинстона. Гонко решил и дальше делать вид, что относится к нему с пониманием, и немного смягчился.

– Это нормально. Ты здесь новенький. Рано или поздно усвоишь, что к чему. Нужно время, чтобы пообвыкнуться. Когда-то все были новичками, робкими и сбитыми с толку. – Джей-Джей еще больше съежился, как будто ему делали выговор. – Но, Джей-Джей, не убегай, наблюдай и набирайся ума. Может, чему-то и научишься. Понятно тебе?

– Да, сэр, – пролепетал Джей-Джей.

– Вот и молодец. Так, мои милые, за дело. Начали!

Дупи уговорил брата выйти на мат, и клоуны принялись репетировать. Гонко наблюдал за ними оценивающим взглядом: все шло как надо. Гоши принимал удары по голове с должным удивлением на лице – наверное, потому что действительно удивлялся, и издавал подобающие звуки, когда Рафшод колотил его молотком по черепушке. Бац! Раф, со своей стороны, легко уворачивался от топориков, которые в него метал Гонко, а номер Дупи со спадающими штанами прошел без сучка, без задоринки. Уинстон смотрелся несколько бледно, каким-то усталым. Может, его что-то беспокоило. Гонко нахмурился, но, как бы то ни было, порошок поможет ему войти в форму, а старик получал его чуть больше, чем ему полагалось.

Не в восторге, но довольный, что представление снова не обернется позорищем, Гонко объявил:

– Закончили!

Клоуны быстро разошлись. Гонко обернулся, чтобы поговорить с Джей-Джеем о некоторых деталях репетиции, но Джей-Джей исчез.

* * *

Джей-Джей вообще не смотрел репетицию, улизнув, как только Гонко повернулся к нему спиной. Он был почти уверен, что пока глаза у него были на мокром месте, а голос дрожал, он может делать все, что заблагорассудится. Теперь ему снова захотелось посмотреть в хрустальный шар, который он считал подарком судьбы. Неудивительно, что прорицательница вела себя так высокомерно – она, наверное, знает все обо всех, а причин и поводов для шантажа у нее в голове припасено, вероятно, лет на сто вперед. Джей-Джею тоже хотелось кого-нибудь пошантажировать.

К тому же оставалась масса неясных вопросов касательно цирка. Он хотел получить на них ответы ради себя и ради Джейми, которого все происходящее напрягало куда сильнее. Во-первых, ему хотелось узнать больше о Курте Пайло. Очень хотелось. Он хотел знать, на что способно это огромное чудовище, если его достаточно разозлить. Во-вторых, проходимцы. Откуда они берутся? Они казались обычными людьми, которые поедают пироги, смотрят футбол и размножаются. Здесь они появлялись сотнями. Джей-Джей наскоро покопался в воспоминаниях Джейми, ища там хоть какое-то упоминание о Цирке семьи Пайло. И ничего не нашел. Но такое шоу не могло остаться незамеченным. Как столько людей могли раз в несколько дней сюда приходить, отправляться домой и держать все в тайне? Вряд ли всех зрителей… даже смешно… убивали в конце вечера.

Или все-таки убивали?

М-м-м… нет. Нет, он так не думал. Не убивали, но… Что-то происходило, пока они были здесь. Что получал цирк, устраивая представления? Уж точно не деньги от продажи билетов.

В любом случае – план на день он себе уже составил: посмотреть с помощью хрустального шара все происходящее в цирке от начала до конца.

Вернувшись к себе в комнату, чтобы переодеться, он заметил на кровати дивную новую пару штанов, очень похожих на те, что носил Гонко. Он нахмурился и надел их, не обращая внимания на точившего его червячка сомнения, интересовавшегося, откуда они там оказались. Одевшись, он вышел и не спеша зашагал по главной улице. Проходимцы уже начали появляться, пока что всего несколько семей и старики, медленно вышагивавшие по тропе с остекленевшими глазами.

Джей-Джею требовалось уединенное и незаметное место, откуда он мог бы наблюдать за всем «из-за кулис». Он, прищурившись, поглядел на крышу клоунского шатра, возвышавшегося над окружавшими его аттракционами и жилищами цыган. Вот там будет в самый раз. Он бегом вернулся в комнату и прихватил хрустальный шар, завернув его в наволочку. Он было собрался незаметно выскользнуть наружу, когда какой-то шум заставил его остановиться как вкопанного. Сначала он подумал, что это сирена или какая-то сигнализация, звучавшая на одной безумно высокой ноте, становясь то тише, то громче:

– Иии-иии-иии!

Более жуткого звука он никогда не слышал. Звук этот то затихал, то возобновлялся, напоминая собачий вой пополам с пожарной сиреной, и исходил он откуда-то из шатра. Джей-Джей зажал руками уши – господи, громко-то как. Но звук продолжал безжалостно вгрызаться в мозг:

– Иии-иии-иии!

Охваченный ужасом, но снедаемый любопытством, он пошел на звук и увидел, как в коридор вылетел Дупи.

– Ребята! – закричал он. – Ребята, вы только посмотрите! Вы только посмотрите, ребята! Ой, блин, как же он счастлив!

– Господи! – заорал Джей-Джей, не в силах больше этого выносить. – Что это за шум, черт подери?

– Пойдем, Джей-Джей, – Дупи кинулся к нему и схватил за рукав. – Это Гоши. Это Гоши, и она сказала «да». Джей-Джей, она сказала «да»! Я просто знал, что так и будет, Джей-Джей, я так и знал!

Гоши? Она сказала «да»? Что за бред еще такой? Дупи потащил его за рубаху в спальню Гоши. От увиденного там он похолодел. Гоши стоял посередине комнаты с явно нечеловеческим выражением на лице. Он так выпучил глаза, что, казалось, они вот-вот выскочат из орбит, губы неестественно обнажали десны так, что виднелись мелкие белые и острые звериные зубы. Кожа собралась в складки вокруг лба, щек, шеи и ушей, словно волны из теста, будто кто-то пытался содрать кожу после массажа. В уставившихся на него жутких глазах Джей-Джей прочитал нечто очень отдаленно напоминающее восторг. Потом снова раздался вой.

Отведя взгляд от этого ужасающего зрелища, Джей-Джей наконец понял, в чем же дело. На маленьком столе в черном кувшине стоял папоротник. От веточек в разные стороны разбегались желто-зеленые листочки. На веточке потолще висело золотой кольцо с бриллиантом. Это была невеста Гоши. Дупи провел рукой по спине Джей-Джея.

– Ну, не прелесть? – прошептал он. – Ну, не супер?

У Джей-Джея не нашлось сил возразить. Колени у него подогнулись. Стоявший рядом Гоши выл без остановки. Джей-Джей медленно попятился к выходу.

* * *

Когда все затихло, Джей-Джей вышел из шатра со спрятанным за спиной хрустальным шаром и начал соображать, как ему взобраться на крышу. Он постучал по стене костяшками пальцев и с удивлением обнаружил, что она твердая, как дерево или черепаший панцирь. Но когда он попытался лезть вверх, ему не за что было ухватиться, некуда поставить ногу. Задумчиво глядя на почти отвесную стену, он рассеянно пошарил рукой в кармане. И к своему удивлению нащупал там что-то твердое и прохладное. Он вытащил руку и увидел стальной ледоруб, каким пользуются альпинисты. Нахмурившись, он переложил хрустальный шар подмышку и засунул в карман другую руку. Там оказался еще один ледоруб.

Он был совершенно уверен, что этих предметов в карманах не было, когда он надевал штаны.

– А если так? – произнес он и с громким стуком вонзил ледоруб в стену. Спрятав хрустальный шар за пояс своих огромных штанов, он принялся карабкаться по стене шатра и обнаружил, что его руки совсем не устают. Что бы этот грим не делал с головой, для тела он был вроде ракетного топлива.

Оказавшись на крыше, он с наслаждением осмотрел панораму цирка с высоты птичьего полета. Весь цирк казался гораздо больше, чем с земли. Внизу шатались толпы людей, растекаясь по шатрам и палаткам. К югу виднелись Аллея Развлечений, цыганские жилища, карусели и палатки с развлечениями, скопление лачуг. Джей-Джей едва мог разглядеть карнавальных крыс, носившихся вокруг своих аттракционов и делавших последние приготовления.

Развернувшись к северу, он увидел, как солнечные лучи отражаются от крыши фургона Курта. Сам по себе фургон казался совсем обычным и неприметным, с виду больше похожий на сарай дворника со швабрами и метлами. Он заметил, как дверь фургона открылась и закрылась, когда из него кто-то вышел. С такого расстояния было трудно разобрать, кто именно, но у него создалось ощущение, что это прорицательница, возможно, рассказавшая начальству о ночном налете. Потом Джей-Джей попытался заглянуть за высокий забор позади фургона Курта – заметил нечто очень странное: он не видел ничего, кроме рассеянного белого света. Через мгновение ему пришлось отвести взгляд – глазам стало больно.

– Вот чертовщина, – пробормотал он. Он мог лишь смутно догадываться, что цирк располагался где-то в большой долине, окруженной туманами.

Ну ладно, об этом пусть Джейми беспокоится. За дело – подсматривать за другими. Он вытащил из штанов хрустальный шар, снял с него наволочку и уселся на крыше, скрестив ноги, прислонившись спиной к вертикальному опорному столбу. Он проделал то же, что и Рафшод: постучал по стеклу, махнул над ним рукой, и вскоре появилась картинка.

Через несколько минут он научился с ним управляться. Двигая пальцами по стеклу вправо, влево, вверх и вниз, он мог наблюдать за любым местом, даже под крышами и за стенами. Движением руки он мог перемещать обзор с одного края цирка площадок на другой. Сейчас шар показывал мелкий, но кристально чистый вид сверху, на котором проходимцы, как зомби, вышагивали по главной грунтовой дороге. Кое у кого были фотоаппараты, но снимков никто не делал. Он сдвинул картинку к Аллее Развлечений, в ту сторону, откуда они, похоже, появлялись. Следуя вдоль людского потока, он добрался до места, где дорога просто обрывалась. Там был тупиковый проулок: ни воротец, ни двери. Только будка, в которой толстый старый служитель, по виду донельзя уставший от жизни, сидел и чесал ляжку. Джей-Джей нахмурился и приблизил будку. На ней краской было написано: «БИЛЕТЫ».

«Будто это, мать вашу, что-то объясняет», – подумал он. Он было собрался отдалиться назад и посмотреть еще что-нибудь, как вдруг двое проходимцев, молодая пара, появились из ниоткуда, ошарашено замерев у будки старого служителя. Только что там был кусок поляны с примятой травой, но внезапно – двое людей… Никаких тебе вспышек или водоворотов, по крайней мере, он их не заметил. Моргни, и упустишь мгновение, вот они. Он моргнул, и там стояло еще двое, на этот раз старики, у одного в руках трость, они пристроились в очередь чуть правее остальных.

Джей-Джей переместил обзор вглубь цирка к шатру фокусника. Он почти забыл про этого тронутого циркача: «Я покажу вам фокуз з крольиком – бац!» Он прижал пальцы к стеклу, проникая через крышу шатра Мугабо. Проходимцы еще не собрались на представление, все пластиковые стулья стояли пустыми. На сцене стоял один лишь фокусник, казавшийся великаном в своем тюрбане, с кожей черной, как полночное небо. Мугабо явно одолевала какая-то печаль, потому что он закрыл лицо руками. Он на мгновение шевельнул ладонями, и Джей-Джей увидел, что Мугабо не в горе, а в ярости. Он говорил сам с собой – нет, кричал, дико мотая головой так, что на шее вздулись вены, и скрежетал зубами. Мугабо постарался успокоиться, глубоко дыша, массируя шею, расправляя свою длинную кремового цвета мантию. Но безуспешно – через пять секунд он снова визжал. Он треснул по стулу в первом ряду, и Джей-Джей фыркнул от удивления, когда от удара ногой фокусника от сиденья посыпался сноп искр.

Джей-Джей потер подбородок и задумался. Этот фокусник – и вправду тот еще фрукт. Наверное, в том и дело – силой он обладает, и немалой, но застрял с вытаскиванием кроликов из шляпы и вытягиванием носовых платков из рукава. Он стал гадать, а что же случится, если Мугабо просто откажется выступать. Кто будет с ним разбираться?

Ответ на этот вопрос нашелся сразу же, как только в шатер фокусника неспешно зашел Гонко. Главный клоун улыбался, непринужденно шагая к сцене, засунув руки в карманы. Мугабо оскалился, тело его изогнулось, как у изготовившейся к прыжку дикой кошки, скрюченные пальцы рассекали воздух словно когти. Он обвиняющим жестом ткнул указательным пальцем в Гонко и что-то прокричал.

– Ты бы с ним поосторожнее, Гонкс, – прошептал Джей-Джей.

Однако Гонко, казалось, ничто не беспокоило. В его взгляде читалось отвращение, граничившее с жалостью. Одним изящным прыжком он оказался на сцене. Мугабо начал пятиться к стене, пока Гонко не загнал его в угол. Тут фокусник шагнул в сторону, обо что-то споткнулся и упал, а Гонко навис над ним, с сочувственной улыбкой кивая головой и по-прежнему держа руки в карманах. Мугабо начал отползать от него, упираясь ногами в пол. Гонко вынул руку из кармана и указал ею на перевернутый цилиндр и всего несколькими словами привел Мугабо в дикую ярость. Маг вот-вот бросится на Гонко, Джей-Джей видел это по его лицу, но Гонко продолжал на него надвигаться, словно говоря своей усмешкой: «Ну же, бросайся…»

В следующие несколько секунд много чего произошло. Во-первых, Мугабо заглотил наживку. Он внезапно вскочил на ноги, вскинув кверху руки, словно готовые выстрелить ружья.

Гонко так же быстро отпрянул назад и резко вытащил руки из карманов. Он, похоже, полез за оружием, но вытащил лишь пригоршню какого-то мусора. Он с удивлением уставился на свои ладони. Джей-Джей пропустил, что случилось дальше, потому что хрустальный шар брызнул ему в глаза ослепительной вспышкой света. Где-то вдалеке он расслышал сухой хлопок, похожий на выхлоп автомобиля. Как только свет в шаре угас, Джей-Джей увидел Гонко, со всех ног улепетывавшего от шатра мага. За ним гнался Мугабо, подняв руки и что-то крича. За фоновым шумом Джей-Джей едва слышал его визг. Мугабо прекратил погоню, успокоился и с торжествующим видом зашагал обратно к своей сцене.

Джей-Джей на несколько секунд оторвался от шара, пытаясь разобраться в том, что произошло. Он вспомнил, что Гонко все время держал руки в карманах, словно надеялся найти там орудие защиты. Вещдок номер два – ледорубы. Когда он надевал штаны, в карманах ничего не было, это он точно знал. Тут он припомнил все, что Гонко выхватывал из карманов: топорики, ножи и так далее.

Примерно в то время, когда он сопоставил эти факты, он услышал, как под ним кто-то заорал во все горло. Это оказался Гонко.

– Если я найду гниду, что стащила мои штаны… И мне наплевать, кто ты: клоун, акробат, любимый друг или родственник, неодушевленный предмет… астральное тело… я сам… камень или банка с ОГУРЧИКАМИ… то, что никак нельзя убить, слушай сюда: я тебя замочу К ХРЕНАМ. Найду способ, пусть хоть сто лет уйдет… Найду… блин… спо-о-о-особ!

Каждая пауза заполнялась треском и грохотом – Гонко, похоже, уже принялся убивать то, что убить невозможно: столы, стулья, окна, все, что под руку попадется, что угодно.

Примерно в эту минуту Джей-Джей засунул палец за резинку штанов, оттянул ее и прочитал небольшой ярлычок на изнанке: «Гонко».

* * *

Прошло несколько минут. Внизу крики Гонко превратились в неразборчивый шепот сквозь стиснутые зубы, то и дело сопровождаемый хрустом дерева, треском, грохотом и звоном. Раздался жуткий удар, который слегка потряс даже крышу, где сидел Джей-Джей. Наверное, в стену швырнули карточный стол… Неплохая, однако, демонстрация силы. Джей-Джей откинулся назад, ожидая, пока все успокоится. Он едва сдержался, чтобы не рявкнуть: «Да заткнись ты!» И улыбнулся, подумав, как перепугается Джейми, когда потом все это увидит и кое-что припомнит.

Он провел пальцем по шару, отъехав от Мугабо в сторону какой-то суматохи, возникшей на главной улице. Несколько проходимцев, из тех, кто мог слышать вопли Гонко, остановились, ничего не понимая, как спящие, разбуженные каким-то шумом снаружи. У обочины собралось несколько карнавальных крыс, глазевших на клоунский шатер и гадавших, что же там творится. Сквозь толпу продирался, расталкивая людей, какой-то человек, которого Джей-Джей раньше не видел. Вместе с тем, было в нем что-то до странности знакомое, на самом деле, он немного напоминал Курта Пайло, особенно глазами, лбом и губами.

И тут его осенило: «Джордж Пайло! А, так это, значит, второй большой босс – братец Курта».

Сходство с Куртом ограничивалось лишь лицом. Джордж был просто коротышкой, росту в нем было чуть больше метра двадцати. И, несмотря на это (может, именно из-за этого), он казался еще злее. Он направлялся к клоунскому шатру, где Гонко продолжал издавать утробный вой и крушить все подряд. Когда Джордж дошел до поворота и двинулся ко входу, из шатра пулей вылетел Гонко, едва не попавшись тому на глаза. Джордж зашел в шатер, и Джей-Джей услышал его пронзительный визг:

– Кто тут беспокоит проходимцев? Гонко, что ли?

Приглушенный голос, похоже Уинстон, что-то ему ответил. Джордж изрыгнул поток ругательств и выскочил вон, слова его постепенно затихали, пока не смешались с гомоном пробуждающегося цирка.

Следующие три часа Джей-Джей наблюдал за общением служителей карнавала и проходимцев, пытаясь понять – что к чему. Проходимцы смеялись над шутками, покупали с лотков сувениры и всякую всячину, ведя себя при этом как овцы обкормленные нейростимуляторами. Цыгане брали у них деньги, но те, похоже, их совсем не интересовали: пару раз он видел, как цыгане роняли на землю монеты и купюры, не удосужившись их поднять. Он еще немного поглядел, как репетируют акробаты, и, несмотря на последние события, ему пришлось признать, что работали они блестяще. Они прыгали, крутились, бесстрашно ходили по канату, летали по воздуху, казалось, вовсе не теряя равновесия. Про себя Джей-Джей отметил, что малейшая намеренная порча оборудования станет кому-то смертным приговором.

Еще он посмотрел выступление мага Мугабо, и тот с явным задором выполнял фокус с кроликом, выпуская пар после недавней стычки. Джей-Джей точно так же подглядывал за своими собратьями-клоунами. Гоши сидел у себя в комнате, совершенно неподвижно и вперившись глазами в папоротник. Дупи мухлевал, раскладывая пасьянс, и то и дело воровато оглядывался, не заметил ли кто. Рафшод лежал в отключке рядом со своей кроватью после того, как вырубился, врезавшись головой в стену.

Одно Джей-Джей оттягивал, с каким-то наслаждением опасаясь возможных последствий, – это решение взглянуть на Курта Пайло. Он переместил обзор через весь цирк в сторону опустевшей северной части. Как всегда, там оказалось всего несколько служителей, быстро куда-то шагавших, опустив глаза. Он приблизил небольшой фургон, потом поглядел сквозь крышу и сверху увидел сидящего за столом хозяина и владельца цирка. Курт подался вперед, склонившись блестящей лысиной над Библией. В своей жуткой ручище он держал маркер – похоже, выделял там любимые места. Его рыбьи губы загибались вверх в «фирменной» улыбке. На столе рядом с ним стояла миска с чем-то, что Джей-Джей сперва принял за попкорн. При ближайшем рассмотрении он определил, что небольшие беловатые предметы – это зубы: большие, маленькие, жемчужно-белые всевозможной формы. Курт запускал в миску пальцы и бросал зубы в рот, посасывая их, как леденцы. Джей-Джея передернуло, когда челюсти Курта сомкнулись, и он сглотнул.

– Вот жуткий сукин сын, – прошептал Джей-Джей, когда Курт принялся переворачивать страницы Библии. Не успел он это сказать, как Курт поднял голову, словно к чему-то прислушался. Он смотрел прямо перед собой, недоуменно нахмурившись, хотя улыбка застыла у него на губах, словно приклеенная. Тогда он медленно и зловеще поднял голову еще выше, пока не уперся взглядом через стекло прямо в зрачки Джей-Джея. Глаза Курта расширились. А уголки губ поползли вверх. У Джей-Джея зашлось сердце, перехватило дыхание. Курт медленно поднял над головой руку и слегка ею помахал.

Джей-Джей быстро мазнул ладонью по шару, подальше от фургона. Он остановил его над Комнатой Смеха и Ужаса, возле которой на рельсах стояла пустая тележка.

«Хватит, не надо волноваться», – подумал он, пока сердце постепенно успокаивалось.

Он слышал, как Гонко слонялся внизу, все еще взвинченный, но переставший давать волю рукам. Джей-Джей подумал, что пора спуститься и спрятать штаны. Он подбежал к краю крыши и посмотрел вниз – достаточно высоко, чтобы что-нибудь себе сломать. Но он торопился. Он хлопнулся на пятую точку, сжался в ожидании боли и съехал по крутой стене, прижимая к себе хрустальный шар. Он оказался прав, что волноваться не надо: карманы штанов выскочили наружу и с хлопком превратились в парашютики, наполнившись воздухом и смягчив падение. Как только он оказался на земле, карманы сами по себе свернулись и исчезли в штанах.

Он вбежал в шатер. Внутри царил учиненный Гонко полнейший разгром. У себя в комнате Джей-Джей завернул хрустальный шар в старое одеяло, жесткое от пота и кровавых пятен. Снял штаны и аккуратно свернул их. Выскользнув в гостиную, он сунул их под обломок побольше. Если повезет, то Гонко подумает, что они там так и лежали.

Взглянул на часы – час дня. Он вспомнил, что сейчас Йети приступит к поеданию стекла. В одних свободных трусах Джей-Джей ринулся мимо простецов и карнавальных крыс, подавляя сильное желание врезать им и оплевать их. В шатре Паноптикума толпа обступила Йети, который грустно сидел на полу в окружении стоявших перед ним украшений из стекла. Рядом стоял Стив со шприцом и полотенцем в руке, он приветственно кивнул, когда Джей-Джей протиснулся сквозь толпу зрителей. Стив выглядел внимательным и гордившимся своей ролью в представлении – и Джей-Джею пришлось отдать ему должное, этот парень оказался не таким бесхребетным, как Джейми.

Спустя мгновение Йети медленно поднес ко рту синего стеклянного пингвина, закрыл глаза и принялся жевать, издавая стоны, когда у него по подбородку хлынула кровь. Джей-Джей расхохотался.

Стив нахмурился, глядя на него, и вытер кровь полотенцем. Зрители что-то забормотали, некоторые съежились и отвернулись от этого зрелища. Из глаз Йети текли слезы, когда он потянулся за ярко-зеленым стеклянным тигром.

– Жуй! – самодовольно выкрикнул Джей-Джей. – Приятного аппетита, ты, волосатый хрен!

Йети уставился на него печальным взглядом, потом лицо его исказилось от гнева, когда он заметил, что над ним измывается артист, а не проходимец. Он оскалил зубы и с рычанием поднялся на ноги.

– Что?! – вскричал Джей-Джей, глядя на Стива, качавшего головой. Джей-Джей обернулся к зрителям. – Это же его работа, верно? Это представление, и я могу говорить, черт подери, что хочу! Вы думаете, надо мной не издеваются, когда я на сцене показываю клоунаду?

Йети неуклюже шагнул к нему. Чья-то рука схватила Джей-Джея за плечо и выдернула из толпы. Уинстон и Фишбой вывели его за дверь.

– Секундочку! – заупрямился Джей-Джей. – Я хочу досмотреть представление до конца.

– Не думаю, – резко возразил Фишбой.

Джей-Джей недоуменно вздернул брови.

– Ой, да ладно вам! – протянул он.

– Нет. Полагаю, Уинстон с готовностью проводит вас обратно в шатер.

– Пошли, Джей-Джей, – Уинстон проталкивался сквозь толпу проходимцев. – Это представление Фишбоя. И тут его правила. Идем.

– А что за проблемы-то? – спросил Джей-Джей, когда они с Уинстоном шагали к клоунскому шатру.

– Тебе нужно понять, что Фишбой действительно заботится о своих уродах, – ответил Уинстон. – Он тебе не Гонко. У Фишбоя есть сострадание. По-моему, ты его обидел, когда смеялся над этим беднягой.

– Беднягой?! – вскричал Джей-Джей. – А как же я? А как же мои права?

Уинстон схватил его за плечо, заставив замолчать.

– Бедняга – верное слово. Подумай о нем хоть чуть-чуть. Он был нормальным человеком. А теперь он каждый день должен жевать стекляшки. Понимаешь? Каждый день многие годы. Тебе чертовски повезло, что я тебя от него оттащил: он бы тебе, не раздумывая, башку оторвал.

Уинстон отпустил его и зашагал дальше. Джей-Джей пытался понять, о чем он говорил, посочувствовать, но просто не мог. Все казалось ему смешным – а теперь еще больше. Думая об этом, он с трудом сдерживал смех. Уинстон искоса смотрел на него полным отвращения взглядом.

Они подошли к клоунскому шатру, и Уинстон остановился, чтобы поглядеть на разгром. Он присвистнул и сказал:

– Не хотел бы я оказаться на месте того, кто стащил у него штаны.

– Я тоже, – поддакнул Джей-Джей, подпустив в голос невинности, как прожженный профессионал. И тут же добавил: – Погодите. Что? Что вы имеете в виду?

Уинстон зашагал прочь. Джей-Джей рванулся вперед и преградил ему путь.

– Что вы хотите сказать эти тоном, Уинстон? Что за намеки «я-знаю-секрет»?

Старый клоун пару секунд пристально смотрел на него, потом кивнул в сторону комнаты Джей-Джея. Они вошли. Джей-Джей сел на постель, стараясь разгадать выражение лица Уинстона.

– Ты начнешь разбираться в характерах клоунов, – начал Уинстон. – И в характерах людей. Я-то их всех уже видел. С некоторыми опасно связываться, вроде Гонко. С некоторыми знаться не опасно, но им опасно доверять. – Уинстон посмотрел ему в глаза. – Я не отношусь ни к тем, ни к другим, чтобы ты знал. Хотя о тебе пока ничего не могу сказать, Джей-Джей.

«Это Уинстон подложил сюда штаны, – с внезапной уверенностью подумал Джей-Джей. – Этот УБЛЮДОК подложил сюда штаны. Нарочно».

– Клоуны вроде тебя были здесь и прежде, – продолжал Уинстон. – Я тут всякое повидал, уж ты мне поверь. Я знаю, что случается, когда типы вроде тебя распоясываются, если их вовремя не одернуть. Ты можешь кое-что заметить, кое-что во мне и в тех, с кем я связан. И это «кое-что», если о нем узнают, может обернуться для меня большими неприятностями. Я ни секунды не сомневаюсь в том, что ты, Джей-Джей, разболтаешь обо всем, если тебе это будет выгодно. Поэтому… осторожность никогда не помешает. И человеку никогда не мешает подстраховаться.

Уинстон встал и повернулся к двери.

– Я с тобой говорил напрямую, – произнес он. – А это значит, что можешь мне доверять.

Он ушел. Джей-Джей сидел с раскрытым от изумления ртом, глядя вслед старику.

Весь следующий час он напряженно размышлял. Уинстон был прав: Джей-Джей вонзил бы ему в спину нож просто так, потехи ради, и, на самом деле, искал способ это совершить. Он полагал, что старик был втянут во что-то запрещенное, чем бы он ни занимался в свободное время.

Разумеется, Джей-Джей приложит все усилия к тому, чтобы разузнать, чем именно он занимается.

Глава 13. Вечер представления

День сменился вечером, и цирк погрузился во тьму, тут и там разрываемую вспышками огней с Аллеи Развлечений. Самые яркие из них проникали в шатер клоунов.

Около семи вечера клоунов охватила паника, и они стали переживать из-за предстоявшего шоу. Дупи жаловался на все и вся. Рафшод, похоже, соревновался с Дупи в игре на чужих нервах. Гоши слонялся туда-сюда с выражением рассеянной тревоги на лице, посвистывая, словно волнистый попугайчик. Уинстон молча сидел в сторонке, разминая колени и старательно отводя глаза, когда их взгляды с Джей-Джеем пересекались.

В гостиной Джей-Джей впервые увидел Гонко после утреннего буйства. Главный клоун пребывал в отвратительном настроении. Он схватил Дупи за шкирку и принялся грозить расправой за всякие мелкие провинности. На спине рубахи Гонко красовалась огромная подпалина с прожженными дырами, сквозь которые проглядывали жуткие лиловые волдыри.

Гонко повернулся и заметил его.

– Джей-Джей! – рявкнул он. – Где ты, черт подери, шлялся целый день?

Джей-Джей испуганно поднял руки и втянул голову в плечи, как бы умоляя: «Не бейте меня». На этот раз он разыграл все вполне искренне.

– Хватит кривляться! – заорал Гонко. – До представления остался всего час. Ты станешь его смотреть, ты будешь им восхищаться и за одно многому научишься. Перестань увиливать! Или я тебе за яйца к полу приколочу. Где Рафшод?

Рафшод влетел в гостиную, решительно подошел к Гонко и сказал:

– Это я взял твои штаны, босс. Я.

Гонко посмотрел на него, состроив кислую мину.

– Ударь меня! – Рафшод упал на колени. – Пожалуйста…

Гонко отвернулся, негодующе покачивая головой. Дупи принял на себя честь исполнить наказание. Он сжал пальцы в пухлый кулак и нанес неуклюжий удар. Наверное, так выглядит хук справа в исполнении английской королевы, но этого оказалось достаточно: Рафшод упал на пол, а из носа у него хлынула кровь.

– Ой, ты уж прости меня, Раф, – заныл Дупи. – Я не хотел, честно, я просто, я…

– Слушать всем! – заорал Гонко.

Клоуны слушали. Гонко оглядел каждого из них с нескрываемым отвращением.

– Значит, так. Сегодня вечером все должно пройти просто идеально, иначе кое-кому из вас крепко достанется – от меня лично. У меня сейчас управленческий стресс. И я с великой радостью выбью из любого из вас дух пополам с дерьмом. С превеликим удовольствием. Хорошенько это вкурите, прежде чем снова облажаетесь. А теперь пошли.

Дупи подковылял к Гонко и что-то прошептал ему на ухо. Гонко кивнул и сказал:

– Да, вот что еще. Поздравляем Гоши, который скоро женится. И не дай женитьбе себя испортить, Гоши.

Остальные клоуны принялись хлопать Гоши по спине, а тот смотрел на каждого из них удивленным взглядом, словно впервые видел. В мрачной решимости клоуны направились в сторону сцены.

Они прошли мимо шатра для шоу акробатов, куда днем принесли дополнительные ряды стульев, взятые из их шатра. По лицу Гонко было понятно, что тот с трудом сдерживает ярость. Выступление уже началось, и они слышала «охи» и «ахи» публики, когда акробаты под самым куполом бросали вызов смерти.

Оказавшись за кулисами в своем шатре, клоуны наткнулись на Джорджа Пайло. Джей-Джей впервые увидел его вблизи, и он испытал к нему инстинктивную неприязнь, которой было далеко до того благоговейного страха, что он чувствовал при виде Курта. С высоты пупка Дупи глаза Джорджа метали молнии, хотя рот его улыбался. Гонко замер, передернул плечами, однако тон его был мягким и любезным:

– О, здравствуй, Джордж. Пришел на нас посмотреть? Посмеяться разок-другой?

– Нет, – ответил Джордж, и его голос был одновременно высокомерным, визгливым и презрительным. – Пришел напомнить вам, что вы по-прежнему на карандаше, и сегодня мы ждем великолепное шоу. Никак не меньше. Ты заметил, что произошло с сиденьями? С количеством сидений?

– Да, Джордж, мы заметили.

– Я забрал из вашего шатра три ряда стульев и поставил их в шатер акробатов, – все равно сообщил Джордж. – У них больше зрителей. И они это заслужили.

– Спасибо, Джордж, что обратил на это мое внимание, – кивнул Гонко. – Скажи мне, Джордж…

– Более того, – Джордж с явным удовольствием перебил Гонко, – я тебя целый день разыскивал. Я на другом конце цирка слышал твой припадок. Ты расстроил проходимцев. Ты отвлек их.

– Джордж, там вышел инцидент с фокусником…

– Если мне придется лично присматривать за тобой, не думай, что я этого не сделаю. Я знаю, что ты якшаешься с Куртом, но мне ты не нравишься, Гонко.

– Я понятия не имел, Джордж.

– Вы мне все не нравитесь! – завопил Джордж, размахивая рукой, как шимпанзе лапой.

Он подошел поближе к Гонко, так близко, что лицо его уперлось клоуну в живот, и голос стал приглушенным. Гонко уставился на пару слезящихся белесых глаз, яростно и не мигая смотревших на него снизу вверх.

– Здесь все меняется, – продолжил Джордж. – Меняется. Слышишь меня? Для некоторых из нас веселье закончилось. Для некоторых.

– Спасибо за совет, Джордж, – прошептал Гонко.

Пару секунд Джордж продолжал сверлить его испепеляющим взглядом, затем вдруг вылетел вон, задевая руками все, что попадалось у него на пути.

– Мне не нравится Джордж, Гонко. Он мне не нравится!

– Заткни хлебальник! – рявкнул Гонко.

Из шатра акробатов по соседству раздался бурный всплеск аплодисментов.

– Пора начинать, – пробормотал Уинстон.

Они слышали, как тихо переговариваются их зрители, и Джей-Джея охватило волнение. При одной мысли о том, что он окажется перед толпой незнакомых людей, разыгрывая из себя идиота; он почти пожалел о том, что сбежал с репетиции.

Гонко знаками подозвал всех к себе.

– Так, включаем головы, – потребовал он. – Все как на репетиции, первым выходит Дупс, за ним Раф. Начинаем с номера с кражей носового платка. Я выхожу в роли копа. Выжмите из первых трех минут все, что только можно, на репетиции этот номер был хуже всех, и, если они не захихикают, я выйду пораньше. Затем выходит Гоши, когда я защелкну наручники на Дупсе. Уинстон, хорошенько подтолкни его, чтобы он уж точно шел, куда надо. Дупс, если он сегодня облажается, я ему устрою такое, от чего он еще долго будет свистеть. Так, Джей-Джей, ты смотришь, смотришь внимательно, а если улизнешь, я тебе башку, блин, проломлю. Все, ВПЕРЕД.

Дупи, запинаясь, поднялся по ступенькам и вышел на сцену, как только зажглись софиты, от которых тут же стало жарко. Он что-то проделал, отчего раздались короткие смешки, а Джей-Джей забрался на ящик, чтобы получше видеть. Рафшод шумно вздохнул и вылетел на сцену, при этом вся его одержимость раскручивалась, как сжатая пружина, каждый шаг превращался в прыжок, поднимавший его над полом. Публика, похоже, затаила дыхание при виде этого прыгающего мультяшного призрака, цветных размытых пятен, мелькавших в воздухе. Дупи сделал печальный вид, что лишился внимания зрителей, с тоской глядя на Рафшода и размахивая руками, чтобы вернуть на себя луч прожектора. Рафшод издевался над ним, торжествующе тыча руками в публику: ха-ха, они на меня смотрят. С потерянным видом Дупи заковылял обратно к кулисам, потом замер, словно его осенило. Он спустил штаны и остался в полосатых трусах, вскинув руки, словно дирижер. Прожектор вернулся к нему, а Рафшод замер, остолбенев, пока Дупи посылал публике воздушные поцелуи. Подойдя к Дупи, Рафшод в знак мести вытащил у того носовой платок из кармана рубахи. Дупи разыграл негодование, его штаны по-прежнему болтались вокруг лодыжек. Он неуклюже поднял свои кулачки наизготовку, чем вызвал смех. Повернувшись к зрителям, Дупи поклонился, забыв о назревающей драке, и когда он отвлекся, Рафшод врезал ему по заднице.

За кулисами Гонко пробормотал:

– Старье, что говно мамонта, но сойдет.

Он натянул мундир британского полицейского со значком шерифа и взял в руки дубинку. Каким-то жутко причудливым шагом он вышел на сцену, достал из кармана свисток и дунул в него. И тут все пошло не так.

Как только раздался резкий и громкий звук свистка, откуда-то сверху послышался хлопок, после чего с пола волнами начал подниматься дым. Плотное серое облако вскоре скрыло Рафшода и Дупи из виду. Гонко замер и начал встревоженно оглядываться.

Джей-Джей повернулся к Уинстону.

– Это часть?..

– Нет, не часть, – мрачно отозвался Уинстон. – Это вредительство.

Уинстон подал знак Гоши, и они вдвоем вышли на сцену. Руки Гоши были плотно прижаты к бокам. Он побрел к брату и вскоре скрылся в сером облаке. Последнее, что увидел Джей-Джей, – это стоявшего на коленях Уинстона, шарившего по полу в поисках источника дыма. Облако становилось больше и плотнее, и вскоре закашляли зрители, когда дым дополз до первых рядов. У Джей-Джея заслезились глаза, резко запершило в горле. На сцене Гоши в отчаянии изображал закипавший чайник:

– У-и-и-и-и! У-и-и-и-и!

Послышалось приглушенное:

– Это… не смешно…

Гонко заорал во всю глотку:

– Если я найду… эту поганую гниду…

Но тут же осекся, зашедшись в приступе. Публика тоже начала оглушительно кашлять. Раздались панические крики, потом грохот, с которым люди перелезали через спинки стульев и рвались к выходам. Клоуны, пошатываясь, выбирались со сцены, что-то бормоча и громко кашляя, только Гоши продолжал свистеть как чайник. Они кое-как добрались до двери и вывалились наружу, жадно ловя ртами воздух. Не умолкая, Гоши встревоженно огляделся, корча те же жуткие гримасы, которые Джей-Джей уже видел чуть раньше: вся кожа собралась в толстые складки.

– Го-о-шшш-ши-и-и, – пропищал Дупи, доковыляв до брата и схватив его за плечи. – Они нас выкурили, Гоши. Пришли и сделали это… Они нас всех выкурили.

Дупи обнял брата, стараясь его успокоить, но свист чайника не прекращался.

В соседнем шатре акробаты сорвали шквал аплодисментов.

* * *

Клоуны тихо сидели за новым карточным столом, который Рафшод стащил у дровосеков. Джей-Джей ожидал вовсе не тишины – он ждал светопреставления, по крайней мере – со стороны Гонко. Но Гонко сидел, откинувшись на спинку стула, с задумчивым выражением на лице. Говорил Уинстон:

– Это дымовые шашки. Их можно купить в палатке приколов на Аллее Развлечений. За несколько крупинок порошка тебе хоть сотню их отвалят.

Он держал между большим и указательным пальцем одну такую шашку, небольшой предмет, похожий на черный шарик для пинг-понга.

– Они взрываются и выделяют дым, если по ним ударить. Похоже, несколько десятков сбросили с крыши на сцену.

– А как они их сбросили, когда Гонко свистнул? – поинтересовался Рафшод.

– Сам не знаю. Может, это просто совпадение. Возможно, кто-то заслал под потолок служителя с полной сумкой этой дряни. Надо расспросить цыгана-осветителя, может, он что-то заметил.

– Кто бы это ни сделал, им конец, – спокойным голосом произнес Гонко. – Полный и окончательный. Им понадобятся швабра и лейкопластырь, это я вам говорю.

– А как мы их вычислим? – спросил Рафшод. – Знаю! Мы просто заглянем в…

Джей-Джей оборвал его резким приступом кашля и многозначительным взглядом. Рафшод все понял. Уинстон внимательно на них посмотрел и задумчиво умолк.

– Куда заглянем, Раф? – всполошился Дупи. – Заглянем-то куда?

– Ну… мы… заглянем к ним в шатры, – промямлил Рафшод.

– В чьи шатры? – не унимался Дупи.

– Тех, кто это сделал.

Дупи глубоко задумался, а потом крикнул:

– Да! Да, вот это классная мысль. Давай так и сделаем, Гонко, заглянем в шатер того, кто это сделал, и увидим, кто…

– Нам всем известно кто это был, – сказал Гонко. – Они носят трико. Вчера они пожелали нам удачного представления. Джей-Джей швырялся в них грязью, да благословит господь его сердечко. И не бойтесь, воздаяние последует. А теперь слушайте все, слушайте внимательно. Пока никаких контратак. И не надо искать скрытого смысла, серьезно вам говорю. Пока что ведем себя учтиво и любезно, – Гонко обвел всех прищуренным взглядом. – Никто из нас не забудет сегодняшнего вечера. Но спешки нет. Пока что мы станем терпеть – а они нас здорово натянули, это надо признать. Но мы их тоже поимеем. Предстоит долгая кампания натягов, и провести ее мы должны как надо. Сейчас самое главное – подготовка. Неспешная и тщательная.

– Тук-тук! – раздался голос из-за двери.

– А ну, поехали, – пробормотал Гонко.

Размашисто вошел Джордж Пайло в сопровождении какого-то толстяка с такими близко посаженными глазами, что казалось, будто смотрят они из одной глазницы – похоже, так его лицо разукрасил манипулятор материей. Это, как догадался Джей-Джей по костюму и галстуку, был любимый бухгалтер Пайло, автор политики конкуренции между клоунами и акробатами. Рядом с ним Джордж смотрелся воплощением веселья и жизнерадостности.

– Гонко! – воскликнул он. – Давай начнем то, что можно было бы назвать открытым диалогом о сегодняшнем представлении. Для начала скажи-ка, как ты думаешь, оно оправдало твои ожидания?

– Если честно, то оно немного сыровато, Джордж, – невозмутимо ответил Гонко.

– Немного сыровато! – отозвался Джордж, лучезарно улыбаясь. – Вот это мне нравится. Неудивительно, что ты главный в этот труппе, ты парень смешной. Мы с Рожером сделали кое-какие расчеты, ну, можно назвать это анализом рентабельности твоего представления. Сегодня вечером, Гонко, твое выступление стоило нам жизней девяти проходимцев. Девяти свеженьких и целеньких трюкачей, затоптанных в давке. Теперь в большинстве случаев зрители освистывают представления, которые им не нравятся, так что я полагаю, что самоубийственная давка указывает на то, что «немного сыроватое» выступление не приносит никакого дохода. Чему равняются девять проходимцев в переводе на порошок, Роджер?

Бухгалтер Роджер уронил свой дипломат в яростном стремлении побыстрее достать из кармана калькулятор. Он потыкал в него пальцем и выдал ответ:

– Девяти кисетам, мистер Пайло.

– Девяти кисетам! – воскликнул Джордж, улыбаясь до ушей. – Девяти кисетам, Гонко. Роджер, сколько мы собирались заплатить клоунам за сегодняшнее представление?

Бухгалтер снова потыкал в калькулятор.

– Девять кисетов.

– Правильно! – отозвался Джордж. – А сколько будет девять минус девять?

Роджер сосчитал.

– Э-э… м-м-м… ноль, мистер Пайло.

– Именно что! Прекрасное круглое число. Что ты об этом думаешь, Гонко?

Гонко открыл было рот, чтобы ответить, и снова закрыл его, когда Джордж шлепнул на стол листок бумаги. Он равнодушно взглянул на него и спросил:

– Что это такое, Джордж?

– Уведомление о временном закрытии шоу! – прокричал Джордж.

Гонко вздохнул.

– А если бы я тебе сказал, что во время выступления совершили диверсию?

Джордж изобразил на лице раздумье и качнулся взад-вперед на каблуках.

– Если бы ты мне это сказал, я бы тебя попросил предъявить кучу свидетельств, которыми ты, вероятно, располагаешь, чтобы безоговорочно доказать твои дикие измышления.

Гонко протянул ему дымовую шашку.

– Учитывай и то, что вызывает сомнения.

Гонко отбросил дымовую шашку.

– Тут я тебе напомню, что каждый артист несет полную личную ответственность за свое выступление, включая содержание в исправности оборудования и сцены и обеспечение безопасности. Вот что бы я гипотетически сказал, если бы ты гипотетически выдвинул подобную претензию. Подобное обращение в письменном виде следует подавать управляющему, но решение вышеупомянутого управляющего будет окончательным и обязательным к исполнению. А вышеупомянутый управляющий это у нас… я, Гонко.

– Спасибо за разъяснения, Джордж.

– Не за что. Рад помочь! И спасибо тебе, что уважаешь принятую процедуру. Именно это я и сказал прорицательнице, когда у нее пропал хрустальный шар. Итак, твое шоу закрывается на неопределенное время. Однако ты не переживай, у меня есть для вас другие поручения.

– Не нравятся мне другие поручения, – простонал Дупи. – Не нравятся мне они!

– Тихо ты, Дупс, – бросил Гонко.

– Явишься ко мне в фургон вечером в следующую пятницу за инструкциями по работам снаружи, – приказал Джордж. – Работать будете непосредственно на меня. Разве нам обоим не повезло?

Джордж развернулся на каблуках и вышел из шатра, не произнеся больше ни слова. Бухгалтер ринулся за ним.

Вернувшись к столу, Гонко смахнул уведомление на пол, затем встал и вышел. Джей-Джей повернулся к Уинстону.

– А что означают эти работы снаружи?

– Что они означают? – переспросил Уинстон. – Работы за пределами цирка. Там, откуда мы появились. Прежде чем оказались здесь.

* * *

У себя в спальне Джей-Джей гадал, как бы Джейми отреагировал на события минувшего дня. Для них обоих это был большой день, они ходили по минному полю, так сказать… Вот черт, Джей-Джей несколько раз подводил их обоих к грани гибели.

«Сделаю парню одолжение, – подумал Джей-Джей. – Оставлю грим на лице. Да, он мне еще спасибо за это скажет».

С этой мыслью клоун Джей-Джей улегся спать. Но его великодушный жест напрочь испортили подушка и простыня. В цирке снятся красочные и яркие сны: пока он метался, ворочался и потел во сне, краска с его лица стерлась всего за пару часов.

Глава 14. Утро следующего дня

Джейми проснулся.

Его руки, казалось, двигались сами по себе, когда, дрожа, потянулись к маленькому бархатному кисету. Как только он шевельнулся, его накрыло болью, и первой мыслью за утро было: эта боль прикончит его.

Медленные, осторожные движения. Чуть поторопишься – рассыплешь порошок, и все начнется снова. Он отсыпал немного в керамическую мисочку, потом чиркнул спичкой и заставил руку не трястись, пока крупинки не растаяли в серебристую жидкость. Он прохрипел:

– Пусть боль исчезнет.

После чего залпом проглотил жидкость и рухнул на постель. Наверное, это было прикосновение благословенных рук, он вздохнул и поблагодарил Господа, наслаждаясь чувством того, что он снова цел, что ни один нерв больше не похож на оголенный провод.

Пока медленно текли минуты, его мозг приходил в себя ото сна. Возникали мысли и смутные воспоминания о прошедшем дне, когда его телом управлял кто-то чужой. В его голове прокручивались мысли, становившиеся уже привычными после пробуждения: «Это не может происходить, но происходит. Это невозможно, но я же здесь. Я не контролирую себя значительную часть времени. Мною правит какой-то псих, и я полностью в его руках. Если ему захочется меня прикончить, я не смогу ему помешать. Я напал на акробатов. Я украл чужую вещь, и если ее обнаружат у меня, то это станет мне смертным приговором. Во мне живет какой-то психопат, который управляет мной и жаждет чьей-то крови, и лишь вопрос времени, пока он поймет, что крови он жаждет именно моей».

Потом он вспомнил о гибели девяти проходимцев, которые для кого-то были людьми. С подавленным ужасом Джейми осознал, что он – Джей-Джей – ни на мгновение об этом не задумался. Ни на миг.

– Ох, блин, – прошептал Джейми.

Теперь каждый раз, когда он наносит грим и отдается во власть этого безумца, утро будет именно таким.

И что дальше? Что он может со всем этим поделать? Ответ, похоже, лежал на поверхности: он не имел ни малейшего понятия. Но ведь должно же быть хоть что-то? Должен существовать какой-то выход отсюда.

Разумеется, если он найдет выход, то потом они найдут его. Как в последний раз. Проследят за ним до работы, прокрадутся к нему в спальню поздней ночью, станут везде его преследовать. Они вернут его обратно или убьют. Он застрял здесь, и лучше с этим смириться и привыкать. Никто там, в реальном мире, не сможет ему помочь, ему даже там не поверят. Осознание, что все это правда, заставило его расплакаться, уткнувшись лицом в подушку, словно прячущий голову в песок страус. Он услышал, как к нему в комнату кто-то вошел. Это оказался Уинстон.

Старый клоун вздохнул, присаживаясь на край постели.

– Не переживай ты так, сынок, – тихо проговорил он. – Все у тебя образуется.

Человеческий голос, несший столь желаемое утешение, вызвал в Джейми такой порыв благодарности, что он бросился старику на шею. Уинстон обнял его и вытер ему щеки носовым платком.

– Тсс, – произнес он. – Все образуется.

– Грязное дело – эти представления, – продолжил Уинстон, когда Джейми немного успокоился. – Очень грязное. Ты бы никогда не поверил в то, какой мерзостью мы занимаемся, даже если бы я тебе и рассказал.

– Я бы, наверное, внимательно вас выслушал, – ответил Джейми, вытирая со щек слезы.

– Да уж, не сомневаюсь. Со временем сам все узнаешь. Я не тороплюсь тебе все рассказывать. И не переживай из-за штанов Гонко. Я сделал это не для того, чтобы тебя шантажировать. Я просто перестраховался в делах с Джей-Джеем, вот и все. Я не позволю ему носиться повсюду с желанием навредить кому-нибудь. Он не очень-то предсказуем. Похоже, ему нравится смотреть, как страдают другие.

Джейми кивнул и вздохнул.

– Выходит, все вот так? И я здесь в западне до самой смерти?

Уинстон помедлил с ответом.

– Возможно. А… может, и нет.

Джейми моргнул, ухватился за эти слова, и тут осознал, что вцепился в руку Уинстона.

– Так значит, отсюда есть выход? Какой?

Но Уинстон, похоже, не очень хотел вдаваться в подробности. Он почесал в затылке, потом скривился, подался вперед и прошептал:

– Слушай. Я скажу тебе одну вещь, всего одно слово. Пока что оно не имеет никакого смысла, но, когда придет время, ты все поймешь. Это слово – «свобода». Больше меня о нем не спрашивай, не теперь, когда я не знаю, что ты скажешь или натворишь, когда намажешь лицо гримом.

– Я больше его не намажу, – ответил Джейми. – Никогда.

– Тебе придется, – возразил Уинстон.

– Нет.

– Да. Придется. Ты почти не знаешь, что здесь где, чтобы справиться в одного. Ты не можешь вести себя так, как Джей-Джей, когда ты Джейми. А не будешь как он – тебя сожрут. Они бы тебя прикончили, чисто случайно, но от подобных случайностей тебя защищает краска. И ты бы раскололся. Я слишком хорошо это знаю. Ты думаешь, что сможешь смотреть в глаза Курту Пайло так же, как Джей-Джей? Как Джей-Джей, который слишком глуп, чтобы кого-то бояться?

Джейми побледнел, когда вспомнил о том, как Джей-Джея знакомили с Куртом, и вздрогнул.

– Нет, по-моему, не смогу.

Уинстон кивнул.

– Просто запомни одно слово. Свобода. Мне кажется, очень скоро ты поймешь, о чем я. А когда ты становишься Джей-Джеем, помни о штанах и о том, что Гонко хотел бы с тобой сделать. Только когда становишься Джей-Джеем.

Уинстон вышел.

* * *

Уинстона ждали личные дела. Настолько личные, что братья Пайло могли бы сварить его заживо, разрезать на кусочки и пропустить через мясорубку, узнай они об этих делах. Если бы повезло, он бы пополнил собой экспонаты Паноптикума. А если нет, то манипулятор материей получил бы полную свободу действий, и тот превратил бы его в нечто, неспособное умереть, а обреченное лишь страдать. Но тайну свою Уинстон хранил уже очень долго.

Ранним утром почти весь цирк еще спал – на следующий день после представления дела обычно шли очень вяло. Уинстон не спеша шагал по главной улице, мимо хижины предсказательницы и шатра акробатов. Немногочисленные служители уже встали и принялись мыть свои лотки и заставлять их всякими безделушками. Большинство из них отводили от него взгляд, привычно опасаясь клоунов.

Девять погибших проходимцев. В другом, том мире это вызвало бы скандал. Уинстон вздохнул с печалью, объявшей все его существо. Он хорошо знал, насколько дешево здесь ценится человеческая жизнь, и цирк неустанно ему об этом напоминал.

Он подошел к шатру, где размещался Паноптикум, уверенный в том, что его не заметили никакие внимательные глаза, и в том, что пытливые умы не задумывались над тем, почему он проводит так много времени за болтовней с Фишбоем. Ни тот ни другой не давали повода для подобных размышлений, они вели себя осторожно. Внутри шатра Фишбой разговаривал с отрубленной головой, известной друзьям под именем Наггет. Йети разрешили выйти на улицу, чтобы пощипать траву у забора: она помогала заживлению жутких порезов на деснах после шоу с поеданием стекла.

– Уинстон! – воскликнул Фишбой, спеша ему навстречу и дружески хлопнув его по плечу. Они поболтали о погоде, о вчерашних представлениях, просто о пустяках, чтобы усыпить интерес любопытствующих ушей. Через несколько минут Уинстон понизил голос:

– А наше представление вчера вечером?.. – и закончил вопрос, вздернув бровь.

Фишбой ответил одними глазами, тонкими щелками, широко разнесенными на лице. «Нет, это не наших рук дело», – ответил его взгляд.

Уинстон кивнул.

– А я так и не думал. Просто хотелось убедиться. У меня ведь для тебя новости.

Фишбой наклонился поближе, и это движение заставило бы непривычного к его облику человека отшатнуться. Уинстон прошептал:

– Я оказался прав насчет шара Шелис. Он в комнате у новичка, у Джей-Джея. Завернут в наволочку. Более того, Джордж знает, что шар пропал!

При этих словах Фишбой вздернул брови. «Ты уверен?» – спросило его лицо, выражения которого Уинстон уже научился разбирать.

Уинстон кивнул.

– Шар в надежном месте. Был применен порошок… чтобы прятать от нее шар.

Фишбой кивнул, и кивок его указывал, что он использует свои запасы для той же цели. Уинстон не очень хорошо понимал язык его тела, чтобы это уловить, но решил, что Фишбой именно об этом, и предположил, что заинтересованные стороны предпримут подобные меры предосторожности. «Пусть секреты Джей-Джея останутся тайной», – вот и все, что им нужно сказать, а если десять из них защитят тайну от штучек предсказательницы, хрустальный шар останется в надежном месте, куда его положил Джей-Джей.

Они закончили встречу трепотней о пустяках, и Уинстон ушел. Он радовался тому, что от его глаз почти ничто не ускользало… Без их помощи он бы этим утром не заметил округлую выпуклость в ногах постели Джейми, подтверждавшую все подозрения, возникшие прошлым вечером. Рафшод сказал: «Мы просто заглянем в…»; эти слова тоже не остались без внимания Уинстона. Его визит к Джейми, хотя и был из гуманных побуждений, подтвердил подозрения. Налет Рафшода на жилище прорицательницы мог оказаться куда более сильным ударом, чем Уинстон изначально предполагал, хотя прошло всего несколько дней.

Не спеша прогуливаясь по территории цирка, тут и там останавливаясь поболтать, Уинстон сообщил новости нескольким заинтересованным лицам, которые после передадут их всем, кому нужно знать. С исчезновением шара из рук Шелис два самых зорких и пытливых глаза ослепли. Но пытливые глаза никогда полностью не закрываются… Об этом ни на миг нельзя забывать.

* * *

Джейми нашел Стива в шатре шоу уродов, где тот с веселым видом притворялся, что поглощен уборкой пустых клеток, пока их обитатели вышли наружу поразмяться. Стив с такой легкостью приспособился к новым обстоятельствам, что Джейми поймал себя на мысли, что почти восхищается этим парнем.

– Чувак, вот это жизнь! – начал Стив, когда Джейми сел, прислонившись спиной к стеклянной стенке аквариума. – Ты карликов знаешь? Я сегодня ужинаю с одной из их девчонок. Зовут ее Лоретта. Мы познакомились, когда я смазывал шестеренки на колесе обозрения.

Джейми посмотрел на него, не веря своим ушам.

– Погоди-ка… ты не просто выживаешь, ты здесь счастлив?

Стив поглядел на него как на сумасшедшего.

– Конечно, а почему бы и нет, черт подери? Ты видел, чего можно достичь при помощи этого порошка? Вот что я тебе скажу: если бы здесь оказался Маршалл, он бы круглые сутки его пользовал, – Стив жестом поманил его к себе и понизил голос до шепота: – Типа представь, если бы ты хотел трахнуть, скажем, Памелу. И на часок или вроде того ты действительно у нее в комнате и делаешь, что задумал. Когда все кончается, ты просыпаешься, словно видел сон. Уж поверь, я пробовал.

Джейми покачал головой.

– Но… наша жизнь… Ты вот просто так готов признать и принять, что наша жизнь кончилась?

Стив рассмеялся.

– Кончилась, блин! Кончилось то, где тебе нужно пахать с девяти до пяти, выплачивать ипотеку и стареть. Врубаешься? Ни квартплаты, ни счетов, и мы видим такую хрень, что большинству людей даже и не снится. Ты знаешь, сколько времени эти ребята здесь обитают, акробаты и прочие? Они здесь многие сотни лет, Джейми. Они не умирают! И выглядят так же молодо, как в тот день, когда сюда попали.

У Джейми не хватило духу напомнить, какими сломленными и побитыми выглядели в большинстве своем служители, бесконечно занятые работой на шоу представлений (те, кто, как и Стив, не были артистами).

– Мы никогда не увидим свои семьи, – с едва заметной дрожью в голосе произнес Джейми. – Никогда. Тебя это не волнует?

– Да у меня и семьи-то особо нет, – Стив пожал плечами. – Отца я ни разу не видел, а мамаше я вечно мешал. Она раз в неделю посылала мне деньги, лишь бы я ей на глаза не показывался, так я думаю. Да кому какое дело? Заведем новые семьи. И потом, откуда ты знаешь, что мы их больше никогда не увидим? Однажды они могут оказаться здесь, а может, нас туда отпустят на время, в отпуск. Не высовывайся и не лезь в драки… Некоторые из здешних типов друг дружку просто ненавидят. Видел, как цапаются клоуны и акробаты? Видел, так ведь? Ты же клоун, верно? Черт, тебе повезло. Слушай, а как Гонко в обычной жизни?

Джейми вздохнул.

– Тот еще чертяка. Держись от него подальше.

– А выглядит крутым, – с восхищением произнес Стив. – Здесь, на Аллее, все до смерти боятся Гонко. Они его высматривают, а если он появляется, то все разбегаются кто куда. Карлики хотят его убить, но ни у кого из них не хватает духу даже попробовать.

Наступило молчание, пока Стив натирал железные прутья клетки. Немного погодя Джейми спросил:

– Слушай, вот насчет клоунов и акробатов… Ты знаешь, в чем там дело? Почему они так враждуют?

– Да, слышал я об этом кое-что. Тебе бы поговорить с кем-нибудь из стариков на Аллее Развлечений… Нет, погоди, там же тебя ненавидят. Не надо было отливать в рот гипсовому клоуну.

Джейми передернуло.

– Однако, – продолжал Стив, – кто-то из стариков все помнит, они это все наблюдают очень много лет. Все эти драки и вражда возникли из ничего. Когда у тебя в замкнутом пространстве столько психов, достаточно малейшей искры.

– Ну, например?

– Ну, например, как в книжке Марка Чоппера Рида, где он пишет, что большая гангстерская война разразилась из-за тарелки сосисок. Первая драка между клоунами и акробатами завязалась из-за спора, кто первым выйдет на сцену в шоу. Сраная ерунда. А потом началась вражда навеки. Погибла масса этих психов. И никто ничего не забывает и не прощает. Плюс к тому – всем скучно.

– За всем этим должно стоять что-то большее, – возразил Джейми.

– Ну да. Они же уроды, простые и незатейливые. Просто придурки. Им не нужны причины, чтобы сорваться. А начальство не помогает. Курт обожает провоцировать побоища. Служители думают, что он их смотрит как спортивные состязания.

Джейми кивнул, ничуть не взбодрившись от того, что услышал, но почему-то обрадовавшийся тому, что все обсуждалось как бы между прочим и принималось с большой готовностью. Все это придавало цирку некий флер нормальности, и он не хотел, чтобы Стив прерывал свой рассказ.

– А что ты думаешь о начальстве? – спросил Джейми. – О братьях Пайло?

Стив присвистнул.

– Да просто жуть. Фишбой говорит: не попадайся им на глаза, делай, что велят, и молчи в тряпочку, если окажешься рядом. Как и с обычным начальством. С этим Фишбоем круто работать. Слушай, а что это ты вчера вел себя как мудила?

Джейми скривился.

– Точно-точно, – продолжал Стив, как всегда без лишней деликатности. – Ты прямо хохотал над Йети. Он хотел тебя убить. После представления нам с Фишбоем пришлось его успокаивать. Теперь тебе, наверное, ничего уже не угрожает, но не смейся над ним, когда он ест стекло. Он этого не любит.

– Это не я, – ответил Джейми, ломая голову, как бы все объяснить. – Ты знаешь про грим? Когда я им намазываюсь, он что-то со мной делает. Я не могу это контролировать.

– Да хватит тебе гнать, это был ты, я же тебя видел! – взорвался Стив, злобно швырнув на пол тряпку. – Тот самый высокий, худой и рыжий дрочер. Поверить не могу, что ты над ним смеялся. Сам-то не пробовал стекло жрать? Какая же ты все-таки гнида, чтоб я сдох.

Джейми печально улыбнулся и встал, собравшись уходить.

– Удачи тебе на свидании, – произнес он.

– Что? Ах да, Лоретта. Она нормальная – коротковата только немного. Эй, возьми меня с собой, когда в следующий раз будете репетировать, ладно? Хочу посмотреть.

Джейми только кивнул, чтобы не продолжать диалог, и вышел.

* * *

У себя в шатре клоуны наслаждались утренним бездельем после вечера представления. Похоже, одного только Гоши не одолевала сонливость: из его комнаты то и дело раздавалось громкое воркование, проникающее в уши всех проходящих мимо. Гонко и Рафшод с мрачными лицами сидели за карточным столом. По сравнению с запасами Гонко – потеря девяти кисетов казалась сущим пустяком, но в целом сложившаяся ситуация по-прежнему приводила его в ярость. Никто не смеет вредить клоунам. Они с Рафшодом обсуждали тактику, которая помогла бы смягчить горечь после провалившегося представления.

– Мы начнем с того, – говорил Гонко, – что станем вести себя так, словно мы побеждены. Относимся к акробатам так, как будто они выиграли, наваляли нам по полной. Будем так любезны, что их блевать потянет, при каждой встречи с нами. Если мы начнем горячиться или задираться, они поймут, что у нас против них ничего нет. А если мы разыграем побежденных, они догадаются, что мы что-то затеваем. Так что каждый день мы будем желать им удачной репетиции. И каждый раз удачного выступления. Дойдет до того, что они будут бояться репетировать, думая, что кто-нибудь подрезал тросы на их оборудовании. Им даже не захочется по одиночке выходить из шатра.

Рафшод угрюмо кивал, а потом попросил Гонко врезать ему, ну, хоть разочек.

– Только когда ты это заслужишь, дружочек.

В шатер вошел Джейми.

– Доброе утро, Джей-Джей, – поздоровался Гонко.

– Доброе, – отозвался Джейми.

Гонко уставился на него, не обращая внимания на робкий тон. Джей-Джей не придурялся, он был напуган. Или ему есть, что скрывать, или же он просто слабак и трус. Второе исправлялось дружеским участием и долей фамильярности.

– Что случилось, Джей-Джей? Что-нибудь из серии мамочка-мне-страшно?

Джейми вздрогнул и покачал головой.

– Ничего особенного… просто, похоже, по дому заскучал.

– А-а, ну, об этом не переживай, – ответил Гонко. Диагноз: слабак и трус. – Теперь ты дома. А что скучать-то? Только не говори, что скучаешь по той выгребной яме, что на той стороне?

– Да, Гонко, – тихо ответил Джейми. – Может, и так.

– Вот тут не волнуйся, милый ты мой. У нас прямо тут своя выгребная яма. Полезай, водичка просто класс. К тому же, мы скоро вернемся на ту сторону, благодаря вчерашнему вечеру. И еще спасибо коротышке Джорджи, – Гонко сплюнул. – Ненавижу, блин, эти работы снаружи. Если хочешь, можем прошвырнуться по местам твоей славы. Что скажешь? У тебя там подружка? Хочешь навестить родителей? Можем устроить. С ними я буду сама любезность. Никого не убью. А если и убью, то очень быстро и без боли. Что скажешь, юный Джей-Джей? Боже! Что с ним такое? Сбежал, как будто я у него леденец украл! Что я такого сказал?

* * *

Шелис была у себя в фургоне вместе с любовником, мускулистым цыганом, лежавшим рядом, его тело блестело от капелек пота. Она давным-давно заманила его в цирк, организовав ему побег из тюрьмы, а потом опутала его своим сетями не как раба, но и не как равного себе или друга. Она не питала к нему почти никаких чувств и не нуждалась в его помощи. Ее интересовало лишь его тело, и он не грузил ее своими эмоциями, которые почти исчезли у нее за долгие годы, притупленные знанием о стольких страданиях и смертях, многие из которых она совершила сама по приказам братьев Пайло. Она лежала с полузакрытыми глазами, витая где-то вдалеке, теребя нижнюю губу большим и указательным пальцами. Она всегда так делала, когда беспокоили тревожные мысли о ее делах в цирке.

Они с любовником редко разговаривали, давным-давно сказав то немногое, что было нужно. Он не мог предложить ей оригинальных мыслей или свежих идей, и они бы только повторяли одно и то же. Однако сегодня он все-таки заметил ей:

– Ты чем-то расстроена.

Она вздрогнула, словно забыла о его присутствии.

– Да, – ответила она. – Я подумала, что после многих жестоких уроков все циркачи научились обходить меня стороной. Но, похоже, придется снова им об этом напомнить.

– Ты это о клоунах?

– Возможно, – вздохнула она. – Когда старость и смерть не тревожат людей, им нет нужды обретать мудрость. Они не боятся играть с огнем.

Цыган что-то пробормотал и перевернулся от нее набок, под его весом кровать чуть качнулась. Его широкие татуированные плечи возвышались, словно стена, между ней и окном с задернутыми синими занавесками, через которые слегка пробивался тусклый свет. Он знал, что она не ждет, что он предложит ей свою помощь. Прошло несколько минут, и он захрапел. «Эта его привычка – одна из вещей, которую мне надо было предвидеть, прежде чем приближать его к себе», – уже не в первый раз подумала Шелис. Потом она снова переключилась на насущные проблемы.

Хоть хрустальный шар и был ее самым важным орудием и ценностью, он не был единственным. Она была уверена, что вор найдется. Это могло произойти в видениях, случавшихся нежданно-негаданно. Но по какой-то причине в последнее время видений не было, порошок ничего ей не говорил, и ей не терпелось узнать, отчего же так. Внезапно оказывалось, что вокруг гораздо больше тайн, чем она предполагала.

С кем она в последнее время конфликтовала? Например, с Гонко. Водя дружбу с Куртом, он, похоже, уверовал в свою неуязвимость, свою и своей шайки подонков. Не так давно, вопреки всем писаным и неписаным законам, он заманил к себе в комнату девушку из проходимцев и накачал ее порошком, хотя зачем он это сделал, можно было только гадать. Шелис намеревалась использовать девушку в качестве костяшки домино, которая, если ее аккуратно разместить в нужном месте, могла бы, в конечном итоге, привести к разрушению бизнес-империи. Подобный магический ритуал назывался Fortuna Imperium, или «управление судьбой». В прошлом его практиковали многие короли, королевы и императоры.

Механизм такой. Человек показывает средний палец проезжающей мимо машине, водитель лихорадочно размышляет, что же он сделал плохого совершенно незнакомому человеку, отвлекается и сталкивается с фургоном, водитель которого в результате погибает, а он-то и был главной целью всего процесса. Это простейший из сценариев, но ловушки могли быть настолько хитроумными и масштабными, что зачастую меняли ход истории, так могли начинаться или заканчивать войны.

Программирование клоуна Джей-Джей в самый первый день его нахождения в цирке должно, согласно приказу Курта, в следующем году вылиться в кровавую бойню со стрельбой в Новой Зеландии. Но вмешательство клоуна могло с большой вероятностью внести некую вариативность в конечный результат, вплоть до кровопролития в мировом масштабе.

Иногда она могла сбивать трагические планы, и это ей сходило с рук, но зачастую подобные приказы приходилось выполнять: доверие братьев Пайло стояло превыше всего. Она не отрицала, что наслаждалась властью и могуществом, и не могла вынести самой мысли о том, что подобная власть могла быть передана кому-нибудь еще. По ее представлениям, мир уже был избавлен от множества больших бед ценою нескольких малых. В случае с девушкой вмешательство Гонко заставило первую костяшку домино упасть в неверном направлении. С тех пор отношения между ними сделались холодными. Но у клоунов есть и другие враги, которые пришли бы в восторг, если бы между Шелис и Гонко вспыхнула вражда. Это, конечно, маловероятно, но она не будет ничего предпринимать, пока не будет полностью уверена.

Кто еще? Конечно, Мугабо. В начале месяца перед ней поставили незавидную задачу уговорить его выступать. Любого, сделавшего это, ждало интересное утро и плохие отношения с Мугабо надолго. У него бы хватило магических навыков провернуть дело с фальшивым хрустальным шаром. Это тоже казалось ей маловероятным, но он был непредсказуемым, так что и за ним следовало понаблюдать.

Еще оставались дровосеки. Ее вражда с ними не прекращалась с тех самых пор, когда шестьдесят два года назад они присоединились к цирку. В их глазах она была единственным достойным объектом для ухаживаний, и всякий раз, когда она проходила мимо них, они громогласно отпускали в ее адрес двусмысленные намеки и сладострастно присвистывали. Несколько десятков лет назад случилась попытка изнасилования, и после череды жутких «несчастных случаев» нападавший не дожил до следующего дня рождения. На их долю выпало более чем достаточно несчастий: столкновение с неуправляемыми вагонетками, удары током, загадочные болезни… Каждую заработанную ими крупинку порошка они использовали как анальгетики и лекарства. Возможно, до них наконец дошло, что это были ее проделки, и теперь они окончательно обозлились на нее и жаждали мести. Но опять-таки – маловероятно, хотя жизнь преподносила и больше неприятных сюрпризов.

Вот и весь список подозреваемых. С уродами, цыганами и карликами, насколько ей известно, она не ссорилась. Она уже почти жалела дурачка, перешедшего ей дорогу.

* * *

У себя в фургоне Курт Пайло, посасывая волчий клык, пролистывал Библию. Он находил ее чрезвычайно увлекательным чтивом и выделял маркером наиболее понравившиеся места, что относилось почти к каждому слову.

Интуиция подсказывала ему, что его брат Джордж вот-вот предпримет покушение на его жизнь. Курт с приятным любопытством гадал, что же бедняга придумает на этот раз. С не менее приятным любопытством он гадал, удастся попытка Джорджа или нет, хотя он в этом сомневался. Курт полагал, что шар предсказательницы у Джорджа: вчера он почувствовал, что за ним наблюдают. Это явно был Джордж, а кто еще решится на подобное? Если уж кому-то и приспичило покончить с собой, то он бы, разумеется, выбрал более быстрый способ свести счеты с жизнью, нежели раздражать Курта Пайло.

– Джордж, Джордж, Джордж, – проговорил Курт. – Почему мы так ненавидим тех, кого любим?

Его челюсти сжались, раздробив волчий клык в порошок со звуком, похожим на хруст костяшек пальцев. Он проглотил его, потянулся к миске, порылся в ней и вытащил зуб оленя. Он сжал его большим и указательным пальцами и, безмятежно улыбаясь, оглядел, прежде чем положить на язык.

Его взгляд упал на настенный календарь, где 9 марта было обведено кружком, и довольно вздохнул. Что его подчиненные преподнесут ему на день рождения в этот раз? Наверное, они уже готовятся. Соперничество из-за подарков было яростным, потому что все стремились добиться его милости или избежать его ярости. «До чего приятно всем командовать», – подумал он.

* * *

Джейми вернулся к себе и с усталым видом сидел и глядел в стену. Перед ним открывались опасные и скудные альтернативы. Фактически выбор был лишь один: оставаться или бежать. Последнее казалось невозможным и в любом случае бессмысленным – его разыщут, как это уже случалось. Отсюда следовало: остаться здесь, не поднимать шума, а это означало распрощаться с самим собой и полностью подчиниться Джей-Джею. Может, ему стоит попытаться принять все это, даже наслаждаться, как Стив. Больше никаких поездок к родителям на Рождество. Больше никаких дискуссий на интернет-форумах. Больше никаких компьютерных игр… никакого тебе «Сим Сити». Больше никаких Дэвидов Боуи и «Дево» на виниле. Больше никаких планов на свидание с русской девушкой Светланой, подающей напитки в клубе «Вентворт». Больше никаких дождливых вечеров в компании Стивена Кинга и настольной лампы. Вообще больше ничего.

В каком-то смысле он уже считал себя мертвым. Он потянулся к коробочке с краской для лица, чтобы какое-то время ни о чем не думать и не переживать.

Часть третья. Джейми против Джей-Джея

С любовью кровь смешалась, и прежний «ты» уж не с тобой.

В башке вертится карусель – сон иль явь, живой иль неживой.

«Карусель»

Глава 15. Молельное собрание Курта

Прошло четверо суток со дня представления, когда затоптали насмерть девятерых проходимцев, а клоунов определили работать «на подхвате» за пределами цирка. В тот вечер Джордж Пайло должен был дать им их первое задание, и все клоуны волновались.

На этот день (к большому неудовольствию всех, а не только клоунов) была назначена одна из «молельных встреч» Курта: новое, входящее в традицию мероприятие, проводившееся раз в два месяца под влиянием недавно возникшего интереса Курта к Библии и всему, что с ней связано. Все работавшие в цирке, за исключением цыган, карликов и непонятных тварей, обитавших в Комнате Смеха и Ужаса, собирались послушать, как Курт будет произносить речь, стараясь вдохновить своих подчиненных, и иногда позволять себе изысканные шутки. Молельные встречи, по всей видимости, были призваны укрепить дух товарищества среди циркачей, однако благие намерения Курта, как всегда, оказывались тщетными.

Между тем для Джей-Джея теперь было очень важно понадежнее спрятать хрустальный шар от остальных клоунов. Он сказал Рафшоду, что шара у него больше нет, что шар исчез, что скорее всего его украли. Рафшод вроде бы поверил и с тех пор с угрюмым видом слонялся по шатру. Что же касается Джейми, каждое утро и пяти минут не проходило, как он хватался за грим. Он оглядывался, вертел головой, словно человек, проснувшийся в кошмаре после сладких снов, и тут им начинал управлять Джей-Джей.

В последнее время он пытался понять, как можно использовать «порошок желаний». Похоже, существовали жесткие ограничения – например, он проглотил немного порошка и пожелал смерти всем акробатам. Загадав желание, он почти физически почувствовал, как слова висят в воздухе, словно закинутая, но не упавшая в воду сеть. Когда он открыл глаза и в радостном возбуждении добежал до шатра акробатов, его ждало разочарование – они по-прежнему махали руками и ногами. Вернувшись к себе, он снова загадал то же желание, но уже с большей дозой порошка, но опять безрезультатно. Это привело к истерике – он целый час пинал стены, еле сдерживая слезы. Он угрюмо загадал другое желание: посмотреть, как Рафшод хлопнется на ровном месте. В гостиной он увидел, как Рафшод зацепился штанами за край карточного стола и кубарем рухнул на пол.

Тут Джей-Джей понял, что понапрасну растрачивает свои запасы, и спросил у Гонко, что же это за ограничения.

– Можно все, пока это не нарушает баланса вещей, – ответил Гонко.

Услышав вопрос, в чем же заключается этот баланс, Гонко отрезал:

– Слушай, это все, что не наносит прямого вреда цирку. Все в разумных пределах. Чем больше ты используешь порошка, тем больше вероятность, что желание исполнится.

Джей-Джей провел остаток свободного времени, издеваясь над карнавальными крысами. Он швырялся в них чем попало, переворачивал лотки, бил женщин на глазах у мужей, плевал всем в лицо, воровал товары, а потом сбрасывал их в сортир, каждые несколько часов забрасывал на дальние крыши молот с аттракциона «Проверь свою силу», съедал их припасы и вообще представлял собой ходячую угрозу обществу. Служители терпеливо сносили его выходки, пытались не попадаться ему на глаза и ждали, пока он потеряет к ним интерес. Но ждать пришлось бы очень долго, потому что издевательства над ними были Джей-Джею лучшей забавой. Иногда служители убегали к акробатам и просили у них защиты, и те втроем выходили на Аллею Развлечений в своих трико с выпирающими гульфиками, преследуя его по всему цирку, заставляя его прятаться и тихонько хныкать в ожидании их ухода. А когда они уходили, издевательства возобновлялись прежде всего над теми, кто на него нажаловался.

Джей-Джей сидел у себя в комнате и протирал тряпкой хрустальный шар Шелис, как вдруг низкий голос весело пророкотал из гостиной:

– Тук-тук!

Курт! Джей-Джей ахнул и пулей бросился туда. На пороге стоял Курт с веселой улыбкой на неподвижных губах. Из своей комнаты показался Гонко и бросил Курту, словно заезжему коммивояжеру:

– Нам ничего не нужно.

Курт одобрительно хохотнул.

– Заходите, босс, – пригласил его Гонко.

Курт вошел, оглядывая шатер с все той же безмятежной улыбкой. Его лицо лучилось добродушием, казалось, его забавляло все, куда бы он ни взглянул. Лишь его низкий нахмуренный лоб намекал на то, что самой забавной была мысль о том, как все вокруг тонет в кровавой реке.

Гонко приблизился к нему с улыбкой, которая никак не сочеталась с его лицом, словно сама природа не предусматривала такого движения его мимических мышц. Курт весело хлопнул его по плечу. Джей-Джей внимательно следил за Гонко, пытаясь понять, каким образом главный клоун так легко смог расположить к себе Курта. Скорее всего, решил он, дело в отсутствии страха. Тем не менее Гонко следил за своими манерами.

– Сегодня молельное собрание, верно, босс? – спросил Гонко.

– Да, – ответил Курт, удовлетворенно вздохнув. – И я с великим сожалением узнал об этих «внешних работах». Но я знаю, что вы, ребята, справитесь.

– Да, ну вы же знаете, босс, нет худа без добра.

– Молодец, – Курт снова похлопал Гонко по плечу. – Вообще-то я зашел одолжить у вас зонтик. Ну, знаешь, такой маленький, который спасает от всего, что падает сверху. От всяких штук, что потяжелее дождя.

– Да не вопрос, босс. РАФШОД!

Откуда-то вынырнул Рафшод, и Гонко рыкнул на него, велев принести один из «веселых зонтиков», а сам продолжил тихонько переговариваться с Куртом. Джей-Джей попытался подслушать, о чем они говорят, под предлогом поисков какой-то вещицы, но как только он подбирался слишком близко, они умолкали. Вскоре вернулся Рафшод с небольшим зеленым зонтиком. Курт взял его, и в его огромной лапище тот показался совсем крохотным.

– Огромное вам спасибо, – поблагодарил он. – Я верну его после молельного собрания. Потом он мне не понадобится. Чао-чао, клоуны.

Курт сделал ручкой и выскочил из шатра.

Гонко подошел к карточному столу и сдал карты для партии в покер перед пустыми стульями, на которые вскоре уселись клоуны.

– Слушай, Гонко, – начал Дупи. – А что случилось с новичком, Гонко? Гонко? Что случилось с…

– А, с тем. Вчера я мельком видел его у колодца дровосеков, – ответил Гонко, сплюнув через плечо. – Сейчас он, наверное, уже хорошенько проварился. За исключением этого, Дупс, я уверен, что у него все отлично.

– Он ударил Гоши! – вскричал Дупи. – Ему нельзя было бить Гоши.

– Ты всегда отличался благородством, Дупс, – заметил Гонко. – А теперь слушайте сюда, ублюдки. Эти работы на подхвате – настоящее оскорбление, но мы смиримся и продолжим репетировать. Скоро день рождения Курта, так что мы обязаны всех заткнуть за пояс в плане подарка, и этим вернем себе право выступать. Это вам не такая уж сложная наука, ребятки.

– И что ты планируешь, Гонко? – спросил Уинстон.

– Пока еще думаю. Какой там у Курта последний бзик? Я не очень-то за этим слежу. Религия, так?

– Да. Христианство, – Уинстон кивнул.

– Ах да. Тут подарок раздобыть легче, чем во время его увлечения исламом, – Гонко задумчиво почесал подбородок. – Ну, не знаю. Может, кусочек Ноева ковчега? Или Библию с автографом Иисуса? Титьку монахини? Жду ваших предложений.

Джей-Джей заметил в дверях какое-то движение, и в шатер без приглашения ввалился Джордж Пайло.

– О, привет, Джордж! – поздоровался Гонко. – Как жизнь?

Не обращая на него внимания, Джордж указал пальцем на Джей-Джея и Рафшода и рявкнул:

– Вы двое, марш за мной.

Он резко развернулся и вышел так же быстро, как и вошел. Рафшод застонал, когда они с Джей-Джеем поплелись за Джорджем. Тот привел их в шатер акробатов, и они остановились у края сцены перед многочисленными рядами пустых кресел. «Видимо, эта прогулка в наказание за кражу хрустального шара», – в отчаянии подумал Джей-Джей, вот-вот готовый разрыдаться.

Рафшод недоуменно взглянул на него.

– Блин, да что с тобой такое? – прошептал он. – Ты че психуешь?

– Мне страшно, – ответил Джей-Джей. Он повернулся к Джорджу Пайло и крикнул: – Я этого не делал!

Пайло обернулся, приблизился к нему и уперся лицом в живот Джей-Джею, глядя на него злобными блестящими глазками. Джей-Джей чувствовал, как губы двигаются где-то около пупка, когда тот произнес:

– Меня нисколько не интересует, ты это был или не ты, даже если об этом говорилось бы над гробом твоей сучки-мамаши. Сегодня молельное собрание. И вы поможете мне в его подготовке. Можешь плакать, если нравится, но ты будешь работать, даже когда ревешь. Ясно тебе?

– Так точно, сэр, – ответил Джей-Джей, шмыгая носом и смахивая слезы.

Джордж отошел от клоунов и прошелся по сцене, задрав вверх голову и разглядывая потолочные балки. На них крепились крюки, блоки и тросы, на которых висели софиты. По обе стороны сцены стояли два высоких помоста для натягивания каната, который сейчас был убран. Акробаты не пользовались никакими страховочными сетками: под всем оборудованием, парящим в вышине, была лишь деревянная сцена.

С минуту Джордж смотрел вверх оценивающим взглядом.

– Отлично, – наконец, произнес он и указал на местечко за сценой, где стояли деревянные ящики. – Видите вон там?

– Так точно, сэр, – жалобно ответил Джей-Джей. – Видим.

– Вот и хорошо. Поднимете их на стропила. Все до единого. Рядом с софитом, помеченным крестиком. Закрепите их веревкой, которая развяжется от сильного рывка.

– И как мы, мать его, должны все это проделать? – заныл Рафшод.

– Мне наплевать, – отрезал Джордж. – Но если за два часа не управитесь, то до конца жизни будете торговать пирожками на Аллее Развлечений. Пирожковая «У уволенного клоуна» – только ее цирку и не хватает. А теперь за работу.

Джордж ухмыльнулся, наслаждаясь их растерянностью, а потом вышел, чеканя шаг. Рафшод оглядел ящики и всплеснул руками.

– Как же мы их должны… Ты только глянь на эти гребаные ящики! Они же забиты мешками с песком, черт бы их подрал! За каким хреном ему нужно поднимать их наверх? Я их даже от земли оторвать не могу!

– Придумал, – сказал Джей-Джей. – Знаешь эту штуку, как ее там? Батут? Им еще акробаты пользуются. Давай-ка полезай наверх, а я стану подкидывать тебе ящики, а?

– Вот блин, почему мне всегда такая работенка достается, – пробормотал Рафшод.

– Где батут?

– Наверное, в жилом шатре акробатов.

– Только не это! – завопил Джей-Джей.

– Именно это. А поскольку я рискую жизнью, карабкаясь на верхотуру, ты пойдешь и попросишь у них батут.

– НЕТ.

– Да.

– НЕ-Е-Е-ЕТ!

Пререкания продолжались до тех пор, пока Рафшод не заметил, что из двух часов прошло уже двадцать минут. Джей-Джей представил себе, как работает рядом с карнавальными крысами, и поплелся к шатру акробатов. Ему пришлось вытерпеть полчаса издевательств и насмешек, но он делал все возможное, чтобы добиться их помощи. Он раболепствовал, льстил, прибегал к обратной психологии, угрожал голодовкой, отмалчивался, набивал себе цену, предлагал шпионить за остальными клоунами, обвинял их в расизме. Наконец, он швырнул в Свена камнем, отчего все вскочили на ноги и попросили повторить. В этот момент Джей-Джей сломался и плюхнулся в грязь, тихо скуля, – и это решило дело. Ему сказали, что от него уже тошнит, так что пусть забирает батут и проваливает. Всхлипывая, он поволок громоздкий батут из шатра, а хозяева заверили его, что каждая обнаруженная царапина будет стоить ему трех сломанных костей. Джей-Джей поверил им и рыдал всю дорогу до сцены, волоча за собой батут, словно большое шестиугольное колесо. Служители ухмылялись ему вслед, по щекам у него текли густые потоки слез пополам с белой краской. Он кричал, чтобы они убирались с дороги – иначе они жестоко за все заплатят. Они еще как заплатят!

В сценическом шатре Рафшод опасно балансировал под куполом, уцепившись за стропила.

– Ты чего так долго?! – заорал он, чуть не сорвавшись.

– Не говори со мной таким тоном, – ответил Джей-Джей. – Ты понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти.

Он затащил батут на сцену и после долгих причитаний подтащил к нему ящики.

– Это была дурацкая идея, – сказал он. – Ну и как мне их туда забросить?

– Это приспособление для выступлений акробатов, – ответил Рафшод. – Оно не для красоты. Это то, как они делают свое шоу. И оно работает.

Джей-Джей перевалил один ящик на батут, ожидая, что дерево прорвет холстину, но она выдержала, а ящик закачался на скрипучих пружинах. Он запрыгнул на ящик, пытаясь его раскачать вверх-вниз. К его удивлению, ящик вскоре начал подлетать в воздух и набирал высоту с каждым отскоком, угрожающе переворачивался, но летел строго вертикально.

– Я же тебе говорил, что у них все работает, – крикнул сверху Рафшод. – Вот только не знаю, как мне их ловить, но сейчас попробую.

На раздумья оставалось всего несколько секунд, ящик уже вращался в воздухе рядом с ним. Рафшод вцепился в него в верхней точке взлета и как-то смог удержать его, после чего привязать толстыми веревками. Без особых трудностей они подняли второй ящик, и, к великой радости Рафшода, он прищемил ему ноги, когда тот ставил его на балку.

В шатер вошел Джордж Пайло и стал наблюдать за их работой. Они не замечали его, пока не принялись за последний ящик. Когда Рафшод в него вцепился, Джордж объявил о своем присутствии громким криком:

– Не так уж и тяжело, верно?!

Эти слова отвлекли Рафшода, он потерял равновесие и рухнул вниз. Он приземлился за секунду до ящика, который впечатался в него с треском разбившегося гигантского яйца. Рафшод громко взвизгнул и остался лежать неподвижно.

Джей-Джей, открыв рот, уставился на Джорджа, который с ничего не выражавшим лицом сунул руку в карман и вытащил оттуда два бархатных кисета.

– Двух ящиков вполне достаточно. Это вам за труды.

Один кисет он бросил Джей-Джею, второй – в сторону лежавшего Рафшода, после чего удалился, не говоря ни слова.

Джей-Джей услышал донесшийся из-под ящика стон и подбежал к нему. Ноги Рафшода дернулись, тот каким-то образом был еще жив.

– Ты меня слышишь? – спросил Джей-Джей.

Рафшод издал булькающий звук, из его ноздри вырвался и лопнул кровавый пузырь.

Джей-Джей прикинул возможные варианты дальнейших действий. Один из них заключался в том, чтобы прикончить единственного свидетеля, который мог выдать его как соучастника похищения хрустального шара. Но он остановился на том, что прихватил бархатный кисет Рафшода и умчался к шатру. Когда он влетел туда, клоуны играли в покер – кроме Гоши, который лежал на земле рядом со столом и издавал щебечущие звуки. Джей-Джей, тяжело дыша, остановился на пороге.

– И что хотел Джордж? – спросил Гонко.

– Рафшод… Он мертв! – крикнул Джей-Джей отчаянным голосом, который он мысленно отрепетировал по дороге. Он расплакался и добавил: – Почти.

Гонко даже не поднял глаза от карт.

– Шутка? – произнес он.

– Нет, сэр!

– Эгоистичный говнюк! – заорал Гонко, швыряя карты на стол. – У меня тут выигрышная комбинация.

Они направились к шатру акробатов, хотя никто, похоже, особо не торопился. Они обнаружили дергавшегося Рафшода, придавленного деревянным ящиком, на траве под ним медленно растекалась лужица крови. Если Джей-Джей не ошибался, тот тихонько постанывал от удовольствия.

– Ах, Джей-Джей, ты же меня обнадежил, – сказал Гонко, легонько пнув Рафшода башмаком. – Ничего особенного. Это для Рафа кайф, возможно, лучший момент за неделю у этого звезданутого урода. Убить клоуна гораздо труднее, мой милый. Это надо сильно постараться, заруби себе на носу.

Гонко врезал по ящику башмаком, дерево треснуло, ящик отлетел в сторону и открыл их взору пропитавшуюся кровью рубаху Рафшода и его жутко сплющенную бугристую грудь.

– Так, – сказал Гонко. – Джей-Джей и Уинстон, вы у нас самая нежная и заботливая парочка. Отлепите его от земли и отнесите в шатер. Если угробите его по дороге, урежу вам зарплату.

Они дотащили Рафшода до шатра и бросили на кровать, где тот остался лежать с мокрым от пота лицом и выпученными глазами. Джей-Джей, чувствовавший себя вправе на некоторое внимание, дулся до пяти вечера, когда Гонко собрал всех клоунов, и они отправились на молельное собрание Курта.

* * *

По пути туда их перехватили акробаты. Двое стоявших рядом служителей поспешно убежали, когда те выскочили из проулка, преградив клоунам дорогу.

– Эй, ты! – крикнул акробат по имени Свен. – Где наш батут?

– Там, где я его оставил, тупой ты пидор, – огрызнулся Джей-Джей, который не давал спуску акробатам, когда рядом были клоуны, готовые постоять за него. – Так что свали к херам!

– Мы тебе что сказали, человечишка? – напомнил акробат по имени Рэндольф, распрямив плечи и шагнув к Джей-Джею. – Если не вернешь батут на место, мы тебя пополам сломаем. По-моему, мы тебя предупреждали.

– Да, вроде того, дорогуша, – согласился Свен.

– Значит так… – Рэндольф медленно сгибал ногу и поднимал пятку на уровень лица Джей-Джея. – Остальные, расступитесь-ка. Будет очень быстро и очень больно.

Гонко вздохнул.

– Погодите, ребята. Мы стерпели вашу выходку с дымовой шашкой. Так что оставьте-ка бедняжку Джей-Джея в покое, а? И тогда мы квиты.

– Дымовую шашку? – удивился Рэндольф. – Понятия не имею, что ты такое говоришь. И не надо винить нас, что ваше шоу развалилось. Кучка дилетантов не знает, что такое развлечение, пока их носом не ткнешь. Глядите!

Рэндольф грациозно прыгнул к Джей-Джею, выставив пятку для удара. Прыжок был таким изящным, что Джей-Джей невольно залюбовался повисшим в воздухе телом вместо того, чтобы уклониться от удара. Гонко, однако, не был столь очарован. Он ринулся между Рэндольфом и Джей-Джеем, выхватил из кармана железный прут и треснул им акробата по ребрам с глухим мелодичным звуком. Рэндольф описал в воздухе дугу, словно ныряльщик, и рухнул на землю.

Остальные акробаты, проследив за приземлением тела их товарища, повернулись к Гонко, с угрожающим видом окружая его. Джей-Джей не ожидал такого от мужчин в трико. Гонко осыпал их ругательствами, подняв кверху железный прут, скаля зубы и покачивая головой. И тут случилось неожиданное – Гоши спас положение. Все присутствовавшие (возможно, и все в цирке) заткнули уши руками, когда воздух вспорол невыносимый вой. Пронзительнее пожарной сирены и громче взрыва. Клоуны и акробаты попадали на землю, закрывая руками головы. Потом акробаты кое-как поднялись на ноги и пустились наутек.

Джей-Джей первым рухнул на землю. Он искоса взглянул на Гоши, кожа у него на лице снова собралась складками вокруг шеи и рта. Самым странным Джей-Джею показалось то, что Гоши смотрел в сторону от всех остальных, вперившись глазами в палаточный колышек у ближайшего цыганского лотка. Было просто невозможно поверить в то, что он следил за развитием конфликта, что целью его выходки было прекратить драку. Скорее всего, он и так собирался что-то отчебучить. Из его уха вытекла капелька крови.

Наконец, вой смолк. Дупи подбежал к брату.

– Гоши! – благоговейно прошептал он. – Ты же молодец. Ты же просто молодец, Гоши!

Руки Гоши были плотно прижаты к бокам. Шаркнув три раза, он повернулся к Дупи и уставился на него так, словно раньше никогда не видел, тихонько засвистев. Гонко вытащил из ушей затычки, которые успел выхватить из карманов, и хлопнул Гоши по спине. Джей-Джей содрогнулся, глядя как Дупи вытирает кровь брата.

Клоуны двинулись дальше. Служители глядели в оконца, гадая, откуда, черт подери, взялся этот шум. Весь цирк терялся в догадках. Даже Гоши.

* * *

На траве у сцены все еще виднелось пятно крови Рафа. Клоуны пришли вторыми. Их опередили акробаты, свирепо глядевшие на клоунов с другого конца зала. Гонко послал им воздушный поцелуй. Вскоре начали подходить другие артисты, немного разряжая висящее в воздухе напряжение. Среди пришедших были дровосеки – коренастые силачи в джинсах, которым, судя по их поведению, мышечная масса была нужна не для удержания большого объема мозгового вещества. Они почесывались и тупо озирались по сторонам. Присутствовали несколько участников шоу уродов, включая Йети – гиганта за два метра ростом, покрытого длинной шерстью, со скорбным и ласковым лицом. Фишбой вкатил в тележке для покупок отсеченную голову. Уроды расположились на задних рядах, а Фишбой дружелюбно помахивал всем рукой. Похоже, только у него не было врагов, и Джей-Джей терялся в догадках, как же ему это удавалось.

Мугабо, спотыкаясь, вошел внутрь, словно попал сюда случайно, и устроился в дальнем левом углу, вид у него был смущенный. Затем появилась Шелис, обводя всех пылающим взором, словно оценивая каждого. Джей-Джей юркнул за спину Дупи, чтобы она его не заметила. Сразу за ней влетел Джордж Пайло, метр двадцать кипучей ярости, и встал чуть позади подиума, не удостаивая остальных даже взглядом. Он пристально смотрел на привязанные к балкам ящики. Там появилась еще одна веревка, скорее всего, прилаженная самим Джорджем. Она тянулась от опорной балки к ногам Джорджа.

Джей-Джей вдруг заметил, что ящики висели прямо над тем местом, где Джордж установил подиум. Клоун побледнел даже под слоем краски, когда до него дошло, зачем они там. Джордж собирался прикончить Курта, а он, Джей-Джей, помогал готовить покушение! Его обдало волной страха, словно ледяной водой, и он весь сжался на стуле. Может, самое время предупредить начальство…

И вот появилось начальство, шагая по проходу между стульями, сунув руки в карманы, оглядывая своих подчиненных с «фирменной» улыбочкой. Он прошел прямо к подиуму и поднял руки, словно требуя тишины, хотя никто не разговаривал. Джей-Джей еще больше съежился на стуле, боясь даже смотреть.

– Добрый день, – произнес Курт густым басом. – Как мы все поживаем? Как я поживаю? Полагаю, неплохо. Меня ничем не убило со дня нашей последней встречи, и то же самое можно сказать и о вас, что просто прекрасно. У нас выдалась напряженная неделя. Два представления. Очень насыщенная программа, и вы заслуживаете похвалы. Почти все соответствовали высокому уровню исполнительского искусства, которого ждет от них Цирк семьи Пайло. Наша задача в том, чтобы каждый зритель наших представлений получал незабываемые впечатления. Именно так можно столь долго продержаться в этом бизнесе, ребята. Вы развлекаете людей. А развлечений заслуживают все и каждый.

Эта банальная речь продолжалась несколько минут, и артисты глазели куда угодно, только не на подиум. Джей-Джей нервно следил за Куртом, возвышавшимся над всеми и рассекавшим воздух плавными жестами, словно лев с великосветскими манерами.

– А теперь о неприятном. – Улыбка Курта сменилась добродушно-укоризненным выражением классной дамы. – Семнадцать человек произнесли имя Господа всуе. Шелис – дважды во время совокупления, так что, полагаю, это можно простить… Однако, Шелис, просить Спасителя тебя трахнуть, это немного чересчур. Просить Его следует не о столь многом. Наггет из уродов проделал это лишь однажды, говоря во сне – отличная работа, Фишбой, ты хорошо управляешь Паноптикумом. У клоунов: Рафшод – шесть раз, Гонко – десять, Уинстон – дважды, а Джей-Джей – тридцать два раза. Мой дражайший брат Джордж проделал это одиннадцать раз. На этот раз предупреждений о недостойном поведении не последует, но прошу вас выбирать выражения. Ведь есть так много слов. Зачем поминать имя Господа? Давайте это хорошенько запомним.

При упоминании о Джордже Джей-Джей быстро оглядел сцену, но Джордж исчез из виду. Потом он заметил какое-то движение и увидел, как что-то дергает веревку, тянущуюся через всю крышу и вверх к балке. Один из ящиков дернулся, завалился набок, и оба ящика полетели вниз.

На подиуме Курт не прервал своей речи, даже когда оба ящика грохнулись на сцену по обе стороны от него. В руках он держал зонтик, который ему одолжили клоуны; он поднял его над головой за долю секунды до того, как ящики обрушились бы на его лысый череп. Артисты снова переключили внимание на сцену, куда с грохотом, проломив ее, упали ящики. Они разбились при падении, и песок из мешков с легким шелестом посыпался наружу.

Курт даже не взглянул на упавшие ящики. Лицо стоявшего позади него Джорджа побагровело, он лихорадочно размахивал руками как припадочная обезьяна. Курт спокойно сложил зонтик и отставил его в сторону, напоминая своим подчиненным, что дело не в том, что Иисус может сделать для них, а в том, что они могут сделать для Иисуса.

Джей-Джей принялся грызть ногти. Ничего не происходило. Гонко и Уинстон проявили к покушению совсем вялый интерес.

– Уинстон! – прошептал Джей-Джей. – Это я поднимал туда ящики!

– И что? – отозвался Уинстон.

– Как ЧТО? Ты совсем, блин, тупой?

– Тише, пожалуйста, – попросил Курт с подиума.

Джей-Джей взвизгнул от страха, прежде чем взял себя в руки. Уинстон наклонился к Джей-Джею и сказал:

– Такое мы уже тысячу раз видали. Неважно, что ты помогал Джорджу. Наверное, на следующей неделе Курт попросит тебя помочь разделаться с Джорджем. Просто делай, что велят, и держи рот на замке.

Курт заканчивал свою речь. Джордж тихонько вышел из шатра, спотыкаясь о собственные ноги, его всего трясло от ярости.

– Похоже, Джорджу казалось, что на этот раз у него был шанс, – заметил Уинстон.

– Будет забавно сегодня вечером выслушивать приказы от этого урода, – сказал Гонко и сплюнул.

Курт закончил выступление призывом не переусердствовать с подарками к его дню рождения, хотя и можно проявить старание, если очень хочется. Циркачи зашевелились, с облегчением предвкушая скорое окончание собрания.

Внезапно раздался громкий хруст. Похоже, доносился он из-под купола. Джей-Джей изумленно поднял глаза, когда весь шатер как будто закачался. Балки затряслись, и присутствующие тихонько ахнули. Уинстон моментально юркнул под стул. Даже Курт умолк и обвел шатер медленным любопытным взглядом. В этот момент опорные балки сложились внутрь, как падающие деревья, раздался трескучий шелест, словно на сильном ветру развернули флаг. Вниз скользнуло знамя, закрепленное к той же балке, где раньше сидел Рафшод. Это было белое полотнище с одним единственным написанным красной краской словом: «СВОБОДА».

Затем шатер рухнул. Опорные балки полетели вниз, стропила сложились внутрь, раздался жуткий звук рвущейся холстины. Снаружи кто-то взвизгнул, когда вся постройка сложилась внутрь себя, погребя всех под толстой тканью. Раздался страшный грохот, когда сломанные деревянные и железные крепления обрушились на ряды сидений. Джей-Джей едва успел спрятаться под стул, как рядом с ним грохнулся столб. От его падения вздрогнула земля.

Посреди разгрома с подиума раздался голос Курта, чуточку даже веселый.

– Ну, – произнес он, – такого я не ожидал.

* * *

В последующие дни это явное вредительство стало пищей для множества пересудов. Очень странно, что никто не погиб во время этого, по сути дела, покушения на всех артистов. Вандализм в куда меньших масштабах всегда был в ходу – кто-то все время кому-то мстил, и для большинства в цирке случайное, немотивированное насилие служило своего рода возбуждающим средством. Разумеется, знамя исключало вероятность несчастного случая. Свобода? Чудесное слово, но никто не знал, что бы оно значило.

В первую очередь обвиняли Джорджа, но, разумеется, за глаза. Его исчезновение из шатра было крайне своевременным. Если виновный – Джордж, то возникали серьезные вопросы о том, как привлечь его к ответственности. В конечном итоге – он был вторым лицом среди начальства, а Курт уже и так давно жаждал его смерти. Но серьезного дела против Джорджа быть не могло. Все в цирке с удовольствием бы полюбовались тем, как он стал бы выкручиваться, просто ради развлечения, но никто не считал, что это и вправду его рук дело. Хаотичная природа нападения, слишком много случайностей – все это слишком разнилось с почерком педантичного урода вроде Джорджа… Совсем не в его стиле.

Хуже всего пришлось акробатам. Их шатер лежал в руинах, и шоу перенесли в более тесное место – в сценический шатер клоунов. Как только об этом объявили, хуже всего стало клоунам, а перед акробатами замаячили блестящие перспективы. Тем не менее, шоу урезали до незатейливых трюков на гимнастических матах, пока заново не отстроят их сцену, к тому же никто точно не знал, как обращаться с оборудованием, чтобы у него появились необходимые волшебные свойства.

Уродам тоже крепко досталось, Фишбой получил серьезное ранение: ему расплющило голову опорной балкой. Его спасло лишь вмешательство манипулятора материей. Между тем запаниковавший Мугабо устроил небольшой огненный смерч, расплавив кое-что из оборудования, которое, в принципе, еще могли бы починить. Теперь он клялся, что больше никогда не будет выступать, и отказывался близко подпускать к себе хоть кого-то, кто мог бы вылечить его от ожогов, самому же себе нанесенных.

Остальные травмы оказались пустяковыми. Джей-Джей отделался шишкой на плече и темным мокрым пятном на штанах, появившимся в результате испуга и злоупотребления газировкой. У кого-то звенело в ушах, благодаря Гоши, чьи крики и визги во время суматохи вообще никому не помогли. Еще долгое время после происшествия он никак не мог уняться, пока, наконец, свист чайника не сменился щебетом попугая, и все успокоились.

– Да-а, – протянул Гонко, когда они расселись за карточным столом, – это было нечто.

– Кто это сделал, Гонко? – спросил Дупи. – Кто это сделал? Не надо было этого делать, Гонко. Они напугали Гоши, Гонко, они Гоши напугали!

– Судя по всему, они еще и малютку Джей-Джея напугали, – заметил Гонко. – Может, хочешь штаны сменить, малыш?

– Да это просто пот, – смутился Джей-Джей и скрестил ноги, чтобы спрятать пятно.

– Похоже, Фишбоя сильно ранило, – сказал Уинстон, сдавая карты для игры в «двадцать одно».

– А вот это гадство, – ответил Гонко, треснув кулаком по столу. – Фишбой и мухи не обидит. Кто бы это ни сделал, я его на ремни порежу.

– А кто это сделал, Гонко? – встрял Дупи. – Кто сделал то, что сделал, Гонко? Кто сделал то, что сделано, что было сделано?..

– Понятия не имею, Дупс. Хотя хороший вопрос – ты всегда отличался пытливостью. Кто бы захотел убить… да любой. И что это за хрень со «свободой»?

В голове у Джей-Джея что-то щелкнуло: «Запомни одно слово: “свобода”». Уинстон! Почему он раньше этого не вспомнил? Он повернулся к Уинстону, медленно, широко разинув рот, как клоун из палатки на Аллее Развлечений. Уинстон бросил на него быстрый взгляд и произнес:

– Странно, да? Не хотел бы я оказаться в шкуре… то есть на месте того, кто повесил это знамя.

Джей-Джей намек понял, но челюсть у него все так же отвисала. Уинстон еще раз смерил его быстрым взглядом и крикнул:

– Джей-Джей, ты ставки будешь делать или так вечер и просидишь, отсасывая у человека-невидимки?

От этих слов Гонко ухмыльнулся, и Джей-Джей захлопнул рот.

– А ты на нервах. – Гонко повернулся к Уинстону. – Никогда не слышал, чтобы ты так выражался.

– Ну да, придется потерпеть, и долго, прежде чем мы снова добьемся права выступать, так ведь? – сказал Уинстон. – Ты слышал, слова Джорджа? Акробатам отдали нашу сцену. А сколько времени уйдет, чтобы отстроить их площадку?

– О боже, ты прав! – простонал Гонко.

Джей-Джей решил, что пора сваливать, потому что он не мог больше с недоверием глядеть на Уинстона, разинув рот.

– Эй! – рявкнул на него Гонко, когда тот выскользнул из-за стола. – Ты куда это собрался, мать твою? Как можно втроем играть в покер?

Джей-Джей захныкал и перешел на бег.

– Больше никто не купится на твое сраное актерство! – крикнул Гонко ему вслед. – Я тебя насквозь вижу, дружочек, насквозь!

Вбежав к себе, Джей-Джей уселся на постель и попытался обдумать случившееся. Уинстон по-прежнему держит его за яйца – но разве он тоже не держит Уинстона за яйца? Свобода. Что это значило? Почему он сказал это слово Джейми в порыве сентиментальности? Он что, думал, что у Джейми есть какой-то шанс сбежать из цирка? Это что, старик такую шуточку отмочил?

– По-моему, – прошептал Джей-Джей, – может, и да, у него такие шуточки.

Он улегся на постель, продолжая размышлять, и стукнулся головой обо что-то круглое и твердое. Лицо его расплылось в широкой улыбке, когда он легонько похлопал рукой по хрустальному шару. Он уже знал, как проведет завтрашний день. Он вынул хрустальный шар из наволочки, погладил его и сказал:

– Мы с тобой, дорогуша, против всего мира.

Глава 16. Компромат на Джей-Джея

Джейми проснулся с привычным набором ощущений: головокружение, тошнота, ужас, обреченность и беспомощность. К плюсам можно было отнести исчезновение физической боли. Как всегда, он вспомнил, что днем раньше едва избежал гибели, на этот раз от рухнувших балок. Одна из них грохнулась рядом с его лицом – точнее, с лицом Джей-Джея. И как Джей-Джей на все это отреагировал? Едва выбравшись из-под обломков, он и думать об этом забыл. Этому парню было совершенно наплевать, что происходит с телом, в котором они оба жили. «Я здесь умру, – подумал Джейми со спокойной уверенностью. – В любой день, в любую минуту».

Именно с такими мыслями Джейми просыпался каждое утро, и именно поэтому он обычно моментально тянулся за гримом. Но в это утро все пошло иначе. Ему требовалось все обдумать. Вчера случилось что-то очень серьезное и противоречащее обычному ходу вещей. Кто-то напал на всех циркачей – по крайней мере, на всех значимых. Тут речь шла уже не о шуточках, началась смертельная охота. И это знамя – СВОБОДА. То слово, что Уинстон велел ему запомнить. Уинстон в этом замешан! Иначе и быть не может.

Он подумал об Уинстоне, единственном человеке, на которого он мог положиться.

Свобода.

А может, существовали другие люди вроде него.

Он с отвращением взглянул на небольшую баночку с краской для лица. Сегодня он посмотрит на происходящее вокруг своими глазами.

* * *

Цирк потихоньку просыпался, и Джейми услышал, как начали разбирать завалы на месте шатра акробатов. Он надел башмаки, приладил красный нос, натянул полосатую рубаху и ярко-розовые штаны в горошек. Тщательно проверил карманы и не нашел там ничего, кроме катышков мусора. Одевшись, он присел на постель, прислушиваясь, есть ли в гостиной кто-то из клоунов. Вроде бы было тихо. Он встал, открыл дверь и с трудом подавил подступивший к горлу крик: там снова стоял Гоши, и одному Богу было ведомо, сколько он таращился на дверь. Всю ночь?

Пальцы Джейми крепко вцепились в дверную ручку.

– Доброе утро, – кое-как выдавил он из себя.

Гоши уставился на него, не меняя выражения лица. Джейми заметил у него на губе что-то зеленое, вроде как кусочек травинки.

– Утро доброе, Гоши, – повторил Джейми.

Гоши ответил перемигиванием глаз: правым, левым. Он издал тихий придушенный свист и развернулся лицом к коридору. Джейми, решив, что попросить его подвинуться будет небезопасно, протиснулся в узкое пространство между плечом Гоши и дверью, изо всех сил избегая контакта.

Он окинул коридор беспокойным взглядом, пытаясь вспомнить, где же комната Уинстона. Он постучал в одну из дверей, и изнутри раздался голос старого клоуна:

– Эм? Кто там?

– Джейми.

Заскрипели кроватные пружины.

– Джей-Джей?

– Джейми.

– Джейми? Заходи.

Он вошел и сел на единственный не заваленный вещами кусочек пола рядом с кроватью Уинстона. Уинстон сел, зевая.

– Давненько тебя не видел.

– Да. Послушайте… Я не хочу сегодня мазаться краской.

Уинстон почесал подбородок и поковырял в ухе ватной палочкой.

– Неудачный день ты выбрал. Мы сегодня репетируем. Тебя собираются поставить в номер. Нам надо держать себя в форме на тот случай, если нас вернут в шоу.

– А почему я не могу репетировать в таком виде?

– Можешь покалечиться. Или убиться насмерть. Запомни, грим делает гораздо больше, – а не только превращает тебя в подлого и бездушного кретина.

Джейми опустил глаза.

– Ты уж извини, – сказал Уинстон. – Мы же оба знаем, что не твоя это вина, но это правда. Так что давай начистоту.

Старый клоун откинулся назад и тяжело вздохнул.

– Вот ведь в какой переплет ты попал, а? Я ничего не могу тебе рассказать, потому что, намазавшись краской, ты разболтаешь все всем подряд.

– А как же штаны? – спросил Джейми. – Джей-Джей думает, что вы держите его за яйца. Он не хочет переходить вам дорожку.

– Вот и прекрасно, но если бы Джей-Джей узнал все, что можно, у него бы был компромат на меня, это я тебе точно говорю. И это так, пока получается мое слово против его. Я тут гораздо дольше, чем он, так что поверят мне, – Уинстон умолк и покачал головой. – Сам не знаю, что мне с тобой делать, Джейми. Ума не приложу.

– А что, если… Что, если бы я устроил так, что у вас стало бы больше компромата на Джей-Джея, чем у него на вас? Что тогда?

Уинстон вскинул брови.

– Продолжай.

Джейми подался вперед.

– Если бы я сегодня совершил что-то такое, что по-настоящему уличало и компрометировало бы Джей-Джея, а потом бы скрылся. Но каким-то образом у вас бы появились доказательства, которые можно использовать против Джей-Джея. Может, тогда бы вы без опасений могли бы мне сказать, что значит вся эта «свобода».

Уинстон быстро поглядел на дверь.

– Тсс. Бога ради, Джейми, говори тише.

Джейми скривился.

– Извините.

Уинстон поудобнее устроился на кровати, размышляя.

– Полагаю, такой план вполне может сработать. Но ты-то представляешь, на какой риск идешь? Если попадешься… Вот тогда конец шуточкам и играм, сынок. Тебе лучше не знать, что они могут с тобой сотворить.

– Вы правы, может, лучше и не знать, – вздохнул Джейми. – Мне осточертело каждый раз просыпаться в таком состоянии. Я так долго не выдержу.

Уинстон кивнул.

– Беспросветное отчаяние и все такое, да? Ну, давай-ка лучше подумаем, какой трюк ты сможешь отмочить.

– Уинстон, я все хочу вас кое о чем спросить.

– О чем же?

– Почему вы не меняетесь? Ну, когда намазываете грим?

Уинстон чуть заметно улыбнулся.

– На мне грима нет, – ответил он и запустил руку под кровать, достав оттуда небольшую коробочку. – Вот это – старая добрая, обычная краска для лица. Оттуда, из другого мира. Не та, что изготавливают в Комнате Смеха. Разницы никто не замечает. Я просто выступаю в угрюмых амплуа. Это нетрудно. Я на сцене не очень-то отличаюсь от того, кто я в жизни. Похоже, здесь мне повезло.

– Но как же вам удается выступать?

– Делаю все, чтобы получать неопасные роли. Это нелегко, заметь. Говорю Гонко, что у меня слишком сильно болит спина, чтобы выполнять сложные номера. Но все равно я получаю массу синяков, и иногда приходится рисковать при опасных трюках. Что же до тебя, Джей-Джей, если тебе вздумается припомнить этот разговор, то не забывай, что я в любое время могу намазаться настоящей – здешней – краской и свернуть тебе шею.

Джейми захлопал глазами, удивленный внезапной злобой в голосе Уинстона.

– А теперь проваливай, Джейми. Я подумаю, что мы сможем заставить тебя сделать… если ты уверен, что это единственно правильный путь…

– Другого пути не вижу. Честно.

– Я тоже, если уж ты об этом заговорил.

Джейми вернулся к себе в комнату и ждал, пытаясь унять колотившееся сердце и ни о чем не думать. Через полчаса в дверь просунулась голова Гонко, рявкнувшая:

– Репетиция в час! Работы на подхвате – в одиннадцать вечера! Жизнь – паскуда, так что остается только трахать ее дальше.

* * *

Мучением было ждать, пока Уинстон разработает план. Джейми хотелось ощутить презрение Джей-Джея к смерти – абсурдное, но действенное. Когда, наконец, к нему вошел Уинстон, в руках у него был рюкзачок. Он приложил ухо к двери, чтобы убедиться, что они одни, потом открыл рюкзачок и вытащил сложенный кусок ткани. Это была уменьшенная копия флага, развернувшегося перед тем, как рухнул шатер акробатов, с написанным на нем красной краской словом «СВОБОДА». Уинстон понизил голос до шепота.

– Вот что тебе нужно сделать. Повесишь это внутри Паноптикума. Там уже будет стоять стремянка. Долезешь до верхних балок и привяжешь там. Когда закончишь, найдешь записку, приклеенную к внутренней стороне входной двери. Оторвешь ее, прочитаешь, а потом съешь.

– А если меня увидят?

– Тебе придется все сделать так, чтобы этого не случилось. Ты же ведь дружишь с новым помощником Фишбоя, так? Как там его – Стив? Ты иногда к нему заглядываешь?

– Да.

– Вот тебе и алиби. Теперь давай в темпе.

– А уроды меня не заметят?

Уинстон покачал головой и вышел, не сказав ни слова, а Джейми гадал, откуда у того такая уверенность. Он посмотрел на карманные часы, которые Джей-Джей стащил на Аллее Развлечений: до репетиции оставалось два часа. Вздохнув, он взял знамя и засунул его под рубаху, настолько просторную, что ничто не выпирало. Проходя через гостиную и выйдя на главную улицу, он пытался шагать так, как Джей-Джей: сильно сгибал колени, дергал ширинку и злобно глядел на цыган. Он чувствовал себя идиотом. Вскоре он дошел до Комнаты Смеха и Ужаса, где, как обычно, стоял охранник Дамиан, спрятав лицо в капюшон. Похоже, он даже не шевельнулся. Джейми показалось, что в самом верхнем оконце он заметил какое-то движение, вроде как опустили занавеску, но точно сказать не мог.

За Комнатой были беспорядочно разбросаны лачуги из подгнившего дерева с облупившейся краской, где обитали цыгане. Он двинулся мимо них, стараясь проскользнуть незамеченным, и думал, что ему это удастся: отдаленный гомон говорил о том, что большинство служителей было занято разбором завалов шатра акробатов. Задняя сторона Паноптикума находилась в тени. Прямо за ним тянулся тот самый таинственный деревянный забор. Джейми припал к щели между досками, впервые за долгое время подумав о побеге, но ничего не смог там разглядеть – лишь белую дымку, которую Джей-Джей видел с крыши. Он приложил ухо к шершавой доске и услышал звук, похожий на тот, что слышно, когда подносишь к уху морскую раковину: далекий шум океана.

Его так и тянуло перемахнуть через забор, но раздавшийся из соседней цыганской лачуги шум заставил его передумать. Там что-то грохнуло, потом разозленные голоса закричали что-то по-испански: один голос женский, другой мужской. Он добежал до Паноптикума и обнаружил прореху в полотняной стене. Тем временем ссора между цыганами достигла пика: раздался пронзительный женский визг, затем наступила зловещая тишина. Грузный мужчина лет пятидесяти пинком открыл заднюю дверь лачуги, через пояс у него перевешивался смуглый пивной живот. На плече он нес обмякшее тело женщины средних лет с зиявшей на затылке раной, откуда текла кровь. Цыган швырнул ее на землю рядом с забором. Джейми вздрогнул и юркнул внутрь Паноптикума.

Просто убийство. Бывает иногда.

– Давай же, – прошептал он самому себе, стараясь успокоить нервы – казалось, он вот-вот не выдержит и сломается. Он до боли вцепился зубами в костяшки пальцев, сосчитал до десяти и взял себя в руки. «Тут случаются вещи и похуже, – услышал он воображаемый голос Уинстона. – Худшее случится и с тобой. Вперед, за работу».

В Паноптикуме, как всегда, было темно, горели лишь желтые лампы внутри витрин и инкубаторов, высвечивая жуткое содержимое. Теперь инкубаторы стояли пустыми, и свет казался каким-то омерзительным. Такой свет можно увидеть в подвальном логове серийного убийцы, освещающим операционный стол, звуконепроницаемые стены, красные пятна вкупе с колющими и режущими предметами.

Единственным экспонатом оставался Наггет, отсеченная голова, погруженная по подбородок в воду. Глаза ее были закрыты. У стены лежала алюминиевая стремянка. Джейми прислонил ее к балке и сбросил клоунские башмаки. Ступеньки больно впивались ему в ноги, когда он карабкался вверх, пока не уперся головой в крышу. Обернул край знамени вокруг балки, и у него вдруг подкосились ноги, он изо всех сил попытался не представлять свое падение.

Когда он вытянул знамя вдоль балки, внизу сверкнула яркая вспышка, и раздался щелчок. От испуга он чуть не потерял равновесие и начал дико озираться. Сердце у него колотилось. Кто-то выскочил из шатра. Уинстон. А что за шум, черт подери? Затвор фотоаппарата? Он последними словами обругал Уинстона за то, что тот не предупредил его об этой части плана. Ну, вот теперь он точно скомпрометирован. Господи, он надеялся, что старику можно доверять.

Он спустился вниз по стремянке и с досадой обнаружил, что знамя висит вверх ногами. Ринулся наружу, чуть задержавшись, чтобы убедиться, что отсеченная голова по-прежнему спит, и стал шарить по ткани стены, ища предназначавшуюся ему записку… Вот она. Он оторвал ее от стены и подбежал к инкубатору, чтобы прочесть ее при желтом свете.

«Сбрось голову на пол. Это в последнюю очередь. Для начала разбей стеклянные витрины. Голова под наркозом, она ничего не услышит. Потом уходи. Обходным путем возвращайся в клоунский шатер, выходи через прореху в задней части Паноптикума, беги вдоль забора. Не попадайся никому на глаза».

– Вот блин, – пробормотал Джейми. Он огляделся в поисках чего-то, чем можно разбить стеклянные витрины, и заметил какой-то предмет, прислоненный к клетке Йети, – железный прут. Уинстон все предусмотрел. Он схватил прут и подбежал к аквариуму Наггета. Он покашлял, пощелкал пальцами, постучал по стеклу – никакой реакции. «Начали», – решил он. Первым попался высокий стеклянный инкубатор – удар прогнул стекло, пошедшее изломанными трещинами. Еще две попытки – и с оглушительным грохотом мелкие кусочки стекла рассыпались по полу, как конфетти. Следующим стал аквариум Тэллоу: один удар проделал дыру в левой стене, второй – довершил дело. Стекло посыпалось на пол, на отвратительную засохшую слизь телесного цвета. Следующей стала витрина, похожая на стеклянный гроб. Один сильный удар – и она разлетелась на мелкие кусочки.

Внезапно он услышал вдалеке чьи-то крики – похоже, Джордж Пайло. Если он слышит Джорджа Пайло, то и Джордж его слышит – надо поторапливаться. Он взглянул на другие экспонаты – у Йети клетка железная, нечего там делать. Оставалась отсеченная голова в своем аквариуме. Джейми подбежал и пнул по подставке. Она накренилась и упала, Наггет с хлюпаньем рухнул вниз, заскользил по полу, ударился о стремянку и остановился, вертясь на лысине.

Время сматывать удочки. Он добежал до темноты в задней части Паноптикума и уже наполовину выбрался через ту же прореху, сквозь которую и проник, как внутрь влетел Джордж Пайло, изрыгая ярость всеми своими ста двадцатью сантиметрами роста.

– Кто там?! – орал Джордж. – Кто там?!

Джейми бросился наутек вдоль забора, за Комнатой Смеха и Ужаса, и остановился, заметив какое-то движение. Позади него цыган тащил на плече мертвую женщину. Тело ее болталось, как огромная кукла. Джейми бросился дальше, лишь один раз оглянувшись, когда цыган вскарабкался на мусорный ящик и перебросил труп через забор. На какое-то мгновение ее платье зацепилось за край, голова безжизненно болталась, волосы развевались, потом платье разорвалось, и она свалилась вниз, во что-то по ту сторону.

Джейми вихрем пронесся до клоунского шатра, чтобы продолжить паниковать в безопасном одиночестве у себя в комнате.

Насколько он понимал, все прошло без сучка, без задоринки, но медленно текущие минуты стали для него настоящей пыткой. В любую секунду из гостиной мог раздаться визгливый голос Джорджа Пайло: «Подать сюда Джей-Джея! Он отправится в Комнату, ему выпал бесплатный билет…»

И разумеется, снаружи скоро начался переполох. Голос Дупи взревел:

– Ребята! Ребята! Они разгромили шоу уродов, ребята! Они опять это сделали, пришли и сделали, снова пришли и опять все сделали!

– Что за хрень ты там несешь? – крикнул Гонко из своей комнаты.

– Они напали на шоу уродов, Гонко! Гонко, они разгромили шоу уродов!

– Кто это – «они»? – взвизгнул Гонко.

– Я не знаю, кто это сделал, Гонко! Кто это сделал, Гонко?

– Ну ты и тупой, Дупс. КЛОУНЫ! Быстро все сюда. До единого!

Джейми выбежал из комнаты, не успев сообразить, как легко Гонко сможет определить, что виноват именно он… У него же на лице все написано, иначе и быть не может. Вина сочилась у него через поры, от него так и несло преступлением. Один-единственный взгляд в глаза, и все будет кончено…

– Перекличка! – снова заорал Гонко. – Живо, живо, что-то случилось. Никто не повесит это на нас, не повесит, если это хоть сколько-то зависит от меня. Все быстро сюда. Не будите в Гонко зверя.

В коридоре Джейми задержался. К его штанам прилипли маленькие осколки стекла. Он бегом бросился к себе, скинул штаны и замер в нерешительности… Нет, не может он туда идти, не может он на них смотреть. Его же через пару минут прикончат. Он шагнул к шкафу, схватил баночку с краской для лица, размазал ее по щекам, потянулся за зеркальцем, посмотрелся в него и…

Джей-Джей стоял не шевелясь. Говорить он не мог. Перед его внутренним взором, отказывавшимся в это верить, пролетел последний час.

– Гоши и Джей-Джей, жи-и-и-иво сюда! – проревел Гонко.

Джей-Джей вздрогнул и вылетел в гостиную. Остальные клоуны уже были там, включая Уинстона. Джей-Джей тихонько зарычал и оскалил зубы.

– Отлично, все в сборе, – произнес Гонко. – Никогда в жизни не видел более невинного сборища уродов. Вот ведь красота, никто на щеночка бензопилу не поднимет. Джей-Джей, надень штаны и учти, что я тебя в последний раз насчет этого предупреждаю.

– Слушаюсь, босс, – тихонько проворковал в ответ Джей-Джей. Он бросил злобный взгляд на Уинстона, который в ответ посмотрел на него добрыми глазами. После того, как он оделся, Гонко повел клоунов к Паноптикуму. Джей-Джей протиснулся к Уинстону, схватил его за плечо и оттащил в сторону, чтобы другие не слышали.

– Грязная, грязная была работа, – прошептал он.

Уинстон снова дружелюбно поглядел на него и ответил:

– Не знаю. Я же ее не делал.

– Ну, ты свое еще получишь, – прорычал Джей-Джей, его трясло от злости.

– Фотография будет прекрасно смотреться в изящной большой рамке на двери фургона Курта. Ты там во всей красе.

Джей-Джей прикинул возможные последствия и решил сменить тактику.

– Ты же никому не расскажешь, да? Я не за себя волнуюсь… А за Джейми. Бедняга Джейми ни на что подобное не напрашивался… Он просто… Он… – Джей-Джей придавал голосу как можно больше эмоциональности.

Уинстон лишь брезгливо покачал головой и пустился трусцой, чтобы догнать остальных.

– Вот гнида, – сплюнул Джей-Джей.

Как Джейми мог купиться на уговоры доброго дедушки? Как?

– Ну, Джейми, ты тоже свое получишь, – процедил он. И он не шутил.

* * *

Внутри Паноптикума собралась толпа, молчаливо глазевшая на разнесенные инкубаторы и знамя, все еще вверх ногами свисавшее с балок. Курт Пайло неторопливо подошел узнать, что произошло. Джей-Джей внимательно за ним наблюдал. Рыбьи губы Курта застыли в добродушной улыбке, а вот его лоб нахмурился, словно сжатый кулак. В сумме возникало выражение озадаченности: как у человека в комнате, полной хохочущих людей, когда он не до конца уверен над ним смеются или все-таки нет. Гонко бочком протиснулся к Курту. Он, как заметил Джей-Джей, оказался единственным, кто осмелился приблизиться к Курту в подобной ситуации. Они перебросились несколькими словами. Голос Курта звучал мягко и спокойно. Гонко вернулся к клоунам и тихонько присвистнул.

– Он очень недоволен, – произнес он.

Дупи схватил Гонко за рубаху.

– Гонко. Кто это сделал, Гонко?

– Тихо ты. Потом.

Курт размашистым шагом подошел к входу в Паноптикум и откашлялся.

– Друзья, – начал он, – нас постигла еще одна беда. Я полагаю, что случившееся никоим образом не было случайностью.

– И не говори, Курт, – пробормотал Гонко.

– Мне больно осознавать, – продолжал Курт, – что среди моих любимых подчиненных… и друзей… скрывается злоумышленник, который злорадствует по поводу страданий, причиненных нашим любимым уродам. Злорадство строжайше запрещено – сколько еще я это должен повторять? Давайте вспомним, что мы здесь одна семья. Я – Пайло, вы – семья, а все вместе мы – цирк. Подобные дикие выходки допустимы между друзьями, но не в семье. В ближайшие дни я наедине поговорю со всеми руководителями трупп.

Курт произнес это почти что нежным голосом, однако его звериный взор блуждал по лицам стоявших в толпе. Джей-Джей чувствовал, как его взгляд шарил вокруг, словно раскаленный прожектор, но рыбьи губы по-прежнему загибались вверх, а на щеках все так же играл веселый румянец.

– И еще два момента, – продолжил Курт. – У кого бы ни находился хрустальный шар Шелис, мы бы очень просили его вернуть. Любой, кто знает, где он… Полагаю, получит вознаграждение.

Чуть подумав, он добавил:

– М-м-м, вознаграждение, если вы сообщите мне, где он находится. И наконец… – улыбка Курта сделалась еще шире, и на мгновение огонь в его глазах погас. – Хотя мой брат Джордж первым появился на месте преступления, хотя он, скажем даже, прятался тут во время преступления (до и в течение его совершения), прямо вот стоял на этом месте в момент его совершения, и хотя он и не может назвать виновного, пусть происходило все средь бела дня, я бы предпочел не слышать никаких сплетен, намекающих на то, что он сам все и натворил. На самом деле, я бы предпочел, чтобы его порочащая близость к месту преступления осталась бы вовсе неизвестной, а уж тем более не обсуждаемой. Храни вас Господь!

Гонко и Уинстон удивленно переглянулись. Джей-Джею стало легче дышать. Теперь он мог заняться удержанием себя от убийства, каждый раз, как посмотрит на Уинстона. Это будет не очень-то легко.

* * *

Клоуны собрались репетировать, и Джей-Джея поймали и силой затащили на гимнастический мат, прежде чем он успел улизнуть. Ему дали первое задание: номер со скалкой.

– Точно так же, как тогда у тебя в спальне, – произнес Гонко. – Просто классика. Ты скатился вниз по лестнице, как сварливая домохозяйка. Помнишь?

– Да, да, – с горечью ответил Джей-Джей.

– У меня осталась та самая скалка. Я ее прихватил той ночью вместе с твоими водительскими правами. Время от времени они приходятся очень кстати. Лови.

Гонко бросил в него скалкой. Джей-Джей поймал ее, недовольно надув губы.

– Значит так, – сказал Гонко. – Гоши, встань напротив него. Гримаску такую же, вот так. Джей-Джей, швыряй скалку в Гоши.

Левый глаз Гоши удивленно мигнул, правый, казалось, прищурился… Ну, смелее же.

Лицо Джей-Джея перекосилось. На глаза навернулись слезы.

– Я… не хочу…

– Джей-Джей! – взревел Гонко. – Швыряй скалку, мать твою!

Джей-Джей всхлипнул и швырнул ее. Гоши удивленно свистнул, когда скалка врезалась ему в живот и отскочила, полетев в голову Джей-Джею. Он вовремя увернулся, но едва не попал под удар. Гоши беззвучно открыл и закрыл рот, уставившись на Джей-Джея.

– Прости, – прохрипел Джей-Джей, падая на пол у ног Гоши. – Прости меня. Мне приказали. Я не хотел… Он меня заставил…

Гоши, не мигая, глядел на него сверху вниз.

– Да хватит тебе, Джей-Джей! – с отвращением в голосе произнес Гонко. – Гоши профессионал. Здесь ничего личного. Господи, почти в каждом представлении Раф бьет меня по яйцам. И я никогда не расстраиваюсь. Вставай и швыряй еще раз.

И он снова и снова бросал скалку, каждый раз уворачиваясь в самый последний момент. Казалось, живот Гоши целился в него, направляя скалку туда, где он в последний раз от нее увернулся. По лицу Джей-Джея текли слезы, он все время шептал извинения, но не мог сказать, понимает ли их Гоши. Его правый глаз не мигал, прикованный к лицу Джей-Джея, а левый следил за полетами скалки.

* * *

Когда репетиция, наконец, закончилась, Джей-Джей принялся успокаивать нервы, глядя в хрустальный шар, который он начинал любить больше жизни. Он выискивал хоть какие-то ключики к этой самой «свободе». Он наблюдал, как Фишбой взобрался по стремянке, чтобы снять знамя, голова у него по-прежнему была забинтована после обрушения шатра. Пол Паноптикума был усыпан битым стеклом. Внезапно в шатер вошел Курт Пайло, и Джей-Джей торопливо увел обзор в сторону. Когда наблюдение за Уинстоном не установило, где же находится эта проклятая фотография, он принялся подглядывать за Гоши и Дупи, которые вдвоём находились в комнате у Гоши вместе с растением, по-прежнему украшенным обручальным кольцом. Наверняка определить было трудно, но, похоже, между Гоши и папоротником произошла размолвка, и Дупи вроде как выступал в роли примирителя.

– Вот ведь психи-то, – прошептал Джей-Джей и переключился на дровосеков. Они столпились вокруг своего товарища, похоже, упавшего с большой высоты и как-то очень странно выгнувшего руку. Джей-Джей покачал головой – по всему выходило, что этим сукиным детям в цирке не везло больше всех. Каждый раз, когда он на них переключался, кто-то падал, на ком-то одежда загоралась, кому-то попадало по голове оторвавшимся обухом топора.

Он вздохнул – не особо много событий. Даже Мугабо вел себя относительно смирно в своей лаборатории, что-то там стряпая. Лишь когда в шаре показалась Комната Смеха и Ужаса, что-то вызвало у него интерес. Из входной двери по рельсам для тележек на четвереньках выползала какая-то фигура. Джей-Джей наехал поближе и ахнул от изумления – это оказался новичок, которого в последний раз видели убегавшим из шатра в горевшей одежде. Охранник Комнаты Дамиан не шевельнулся, когда новичок прополз мимо, судорожно подергиваясь. Казалось, он только что сбежал из концентрационного лагеря: худющий, изможденный, в одежде, клочками свисавшей с отощавших рук и ног. Кожа у него почернела и обгорела, и клочьями сходила с лица. Глаза его, когда-то юркие и полные скрытой злобы, теперь были выпучены, полны ужаса и не мигали. От его одежды поднимались белые облачка дыма. Он дотащился до тени и присел там, весь дрожа.

Джей-Джей присвистнул. Так вот, значит, что случается, если схлестнешься с Гонко. Сам собой напрашивался вопрос: а что же случится, если схлестнешься с Джей-Джеем?

Глава 17. Внешние работы

Как и ожидалось, Джордж Пайло пребывал в отвратительном настроении, когда настало время давать клоунам задания для ночной вылазки. Джордж не то чтобы верил, что покушение на Курта закончится удачей, – его выводила из себя та ленивая небрежность, с которой Курт вычислил эту попытку и отбил ее. Просто увидеть его испуганным или взволнованным уже было бы для Джорджа торжеством, а уж вид его блаженной улыбочки, стертой на глазах у всех циркачей, осчастливил бы его на много месяцев вперед.

Вредительство, приведшее к обрушению целого шатра, – вот что его больше всего поразило. Когда удивление потихоньку сошло на нет, Джордж взбесился – но стоит признать, он всегда был взбешенным. С тех пор как 470 лет назад Курт-старший завещал 70 процентов доли в цирке Курту-младшему, нанесенные этим раны так и не перестали кровоточить. Через полчаса после оглашения завещания Курт откусил лицо папаши, словно спелый фрукт.

Что же до вредительства, сама мысль о том, что кто-то может покуситься на его цирк, была настолько невыносимой, что Джордж чувствовал, как гнев буквально сочился у него через кожу, испаряясь жаркими волнами и отравляя воздух вокруг. И сегодня днем – кто бы мог подумать: еще один акт вредительства. Джордж его предвидел, точнее сказать – его предвидела Шелис. На нее нахлынуло очередное видение про какое-то там будущее, и она тотчас же его предупредила. Он околачивался вокруг Паноптикума, видел, как Фишбой вывел свою труппу прогуляться, как Уинстон вбежал в шатер и выскочил оттуда, понял, что ничего не произойдет, и отправился к предсказательнице, чтобы сделать ей нагоняй за попусту потраченное время. И тут он услышал звон бьющегося стекла.

Вот это все и было ингредиентами отвратительного настроения Джорджа. Когда в одиннадцать вечера клоуны явились к его фургону, он распахнул дверь таким сильным ударом ноги, что служители на Аллее Развлечений приняли его за выстрел.

– Что надо?! – заорал он на клоунов, в гневе моментально забыв, что они пришли по его приказу.

– Явились на службу, Джордж, – ответил Гонко, низко поклонившись, и в глазах его мелькнул озорной огонек.

Джордж вспомнил о внешних работах, злобно нахмурился и отправился в фургон за указаниями.

Стоявший у порога Гонко обернулся к своим и приложил палец к губам.

– У Джорджика выдался неважный день, – прошептал он. – Говорить с ним буду я. Всем стоять и помалкивать.

Вернулся Джордж, саданув дверью с прежней яростью, и уткнулся взглядом в сочувственно улыбавшихся ему клоунов. Он гортанно забулькал, выражая свое отвращение.

– Работа простая, – бросил он. – Добраться туда и сжечь дом вот по этому адресу.

Джордж швырнул Гонко конверт, который угодил ему в лоб и отскочил прямо в руки.

– Затем избить человека, которого увидите идущим вот по этой улице в указанное время.

Он швырнул Гонко в лоб второй конверт, но тот поймал его на лету.

– Затем угнать вот эту машину. Разбить ее и вернуться. Три задания. Все просто. – Он небрежно бросил третий конверт, угодивший Гонко в подбородок. – Вам все ясно, уроды безмозглые?

– Да, Джордж, ясно как день, – услужливо ответил Гонко.

Джордж с грохотом захлопнул дверь.

Гонко откашлялся.

– Джордж?

– ЧЕГО ЕЩЕ?

– Нам бы, несомненно, не помешали пропуска.

Дверь открылась и моментально снова закрылась. Из фургона вылетел маленький мешочек, попавший Гонко в грудь. Он пошарил в нем и вытащил стопку пластиковых карточек – с небольшой петелькой каждая. По одной на клоуна.

– Это пропуск, – пояснил Гонко, протягивая карточку Джей-Джею. – Без него не пройдешь. Нацепи его куда-нибудь, а если потеряешь, я с тебя шкуру спущу.

– Не нравится мне идти, Гонко, не нравится!

– Этот пигмей – главное доказательство того, что коротышкам нельзя давать власть.

Гонко ткнул через плечо большим пальцем в сторону фургона Джорджа. Он повел команду клоунов (не хватало только Рафшода, он еще залечивал переломанные ребра) мимо опустевших аттракционов и лотков на Аллее Развлечений. По тропинкам, до которых Джей-Джей еще не успел добраться, они оказались в паутине темных улочек, напоминавших лондонские трущобы. Здесь не было карнавального блеска, тут царили вонь и грязь, под ногами хрустело битое стекло. Из проулков и окон на них таращились карлики со злобными лицами. Джей-Джей на них бросал сердитые взгляды, и они отвечали тем же: он уже заработал дурную известность, приближаться к нему никому не хотелось.

Они добрались до маленького уличного туалета в темном узком проулке. Гонко открыл дверь. В дальней стене виднелась небольшая щель. Он провел по ней своей карточкой-пропуском, и замигал красный огонек.

Остальные клоуны проделали то же самое. Джей-Джей зашел последним, и ему пришлось прижаться к Гоши, изо рта у которого воняло гнилыми фруктами. Гонко дернул за рычаг на потолке, похожий на переключатель скоростей, и поставил его напротив отметки «Город 4». Сверху раздался скрежет, и лифт начал подниматься. Подъем длился долго, и Джей-Джей не знал, сколько он еще сможет выдержать: с каждой секундой изо рта Гоши несло все сильнее, вонь, словно черви, заползала ему в ноздри. Когда они, наконец, остановились, он распахнул дверь и вывалился в ночной воздух, откашливаясь и отплевываясь.

Он заморгал и огляделся. Они стояли в центре строительной площадки, и он с изумлением обнаружил, что узнаёт окружающие улицы. Они были в Брисбене, примерно в километре от места, которое Джейми когда-то называл домом. Вокруг стояли бетономешалки и тяжелая техника, замершие, словно останки механических чудовищ, вокруг наполовину выстроенного жилого дома.

– Приехали, – объявил Гонко, выходя на стройплощадку.

Под башмаками у него захрустел гравий.

– Добрый старый Брисбен, – пробормотал он. – Гнойная клоака, вообразившая себя городом. Дерьма кусок. Да тут убийств с гулькин нос, чтобы городом называться. Первое задание здесь, два других – в Сиднее. В гнойной клоаке побольше.

Джей-Джей двинулся вслед за Гонко, который направился к забору, и с тревогой обнаружил, что Гоши идет сразу за ним, шаркая ногами, но не отставая, чуть не дыша ему в затылок. Джей-Джей взвизгнул от страха и чуть не обмочился. Дупи заметил что-то неладное и быстро подбежал к ним, схватив брата за плечи.

– Нет, Гоши… Это же Джей-Джей, Гоши, это Джей-Джей. Он бросает скалку, Гоши, скалку бросает.

Гоши глядел на Джей-Джея с враждебной холодностью. Рот его открылся и закрылся. Джей-Джей вздрогнул и подумал: «Он или король развивающих игр, или же тупейший придурок на всей земле».

– Он же клоун, Гоши, – увещевал Дупи брата. – А теперь пойдем, дело делать надо.

Гонко стоял у забора, читая указания Джорджа при свете зажигалки. Как только Гоши оказался на безопасном расстоянии, Джей-Джей оглянулся на туалет, неприметно стоящий за бульдозером. Он показал на него рукой и спросил:

– Гонко, это вот так трюкачи попадают в цирк?

Гонко поднял глаза.

– Что? Тебе никто не рассказывал, как мы заполучаем проходимцев в цирк? Нет, не на лифте. Ты что же думаешь, сотня людей одновременно поместится в этой конуре? Уинстон, расскажи-ка лучше ты ему.

– Их приводят билетеры, – начал Уинстон. – Они тут и там в реальном мире находят всякие ежегодные фестивали, которые проходят в крупных городах. Они ставят там свои ворота, обычно в тех местах, где никто не заметит ничего подозрительного – иногда у настоящего входа. Ворота эти вроде паучьих сетей. Проходимцы просто неспешно заходят к нам в цирк.

– И как это работает? – спросил Джей-Джей.

– Ворота? Не знаю. Они лишь часть всяких штучек, которые собрал Пайло-старший, путешествуя по всему свету. Поговаривают, что он много чего наворовал из пирамид, а это самая малая из его проделок, вот что я тебе скажу. Этот Пайло собирал всевозможные мистические штучки. Приходилось этим заниматься, чтобы сделать цирк таким, каков он сегодня. Он, наверное, самый крупный ворюга, которого только свет видел. Но я знаю о том, как работают ворота, не больше, чем я знаю, как действует краска для лица. Проходимцы сквозь них оказываются у нас в цирке. Они даже этого не замечают. Может, в цирк попадают даже не их физические тела, понимаешь? Просто… та их часть, которая заставляет их двигаться, делает их живыми. Механизм работы цирка очень странный.

– А почему бы тогда просто не поставить в городах билетные кассы с проходами? – поинтересовался Джей-Джей. – На оживленных улицах. Проходимцы валили бы сюда день-деньской.

– Конспирация, – ответил Уинстон. – Мы перехватываем их по пути в цирк. Они направляются на карнавал, его они и видят. Пайло-старший до безумия боялся, что цирк раскроют, вот поэтому-то он и заставил нас учить язык страны пребывания, когда мы меняли дислокацию. Бессмысленно, коли меня спросить, но не я устанавливаю правила. Проходимцы возвращаются по домам с туманными воспоминаниями, но не помня, что же происходило. Наверное, удивляются, почему они ничего не фотографировали. А вот если у людей с улицы появятся смутные воспоминания о походе на карнавал, когда они считают, что весь день провели на работе, и если тысячи людей скажут одно и то же… хотя, наверное, это мало что изменит, если уж на то пошло. Но всегда было именно так, и ничего не меняется.

– Так, заткнулись оба. Пошли, – приказал Гонко, засовывая указания Джорджа обратно в карман. Он качнулся на каблуках и одним рывком перемахнул через забор. Дупи подтащил Гоши к забору и присел, подсунув голову и плечи между ног Гоши. То и дело постанывая, он переправился через забор вместе с братом, Гоши сидел у него на плечах и виновато посвистывал. Последним перелез Уинстон, пыхтя и отдуваясь.

Город затих, лишь в нескольких кварталах от них слышался шум уличного движения. Ночное небо над деловым центром города подсвечивало густые тучи бело-розовым. Клоуны затрусили по темным улицам, встречая лишь одиноких пьяниц, бредущих домой. В этих случаях Гонко делал всем знак держаться в тени, что клоуны умели делать великолепно, несмотря на свои яркие наряды. Они сливались с темнотой, словно кто-то рядом с ними выключал свет, и их никогда не замечали.

– А что мы здесь делаем? – спросил Уинстон у Гонко, когда клоуны остановились, чтобы проверить, где они находятся.

– А вот тут все очень интересно, – ответил Гонко. – В этом доме находится месячный младенец по имени Луис Чан. Из этого грудничка, по данным Шелис, вырастет ученый, который изобретет какие-то чудодейственные лекарства. Джорджи не хочет, чтобы все произошло. Поэтому-то мы и здесь.

– И мы сожжем этот дом? – уточнил Уинстон.

Джей-Джей услышал в его голосе недобрые нотки: старик был в ярости, но старался этого не показывать. Джей-Джей фыркнул.

– Да, да, Уинстон, – весело ответил Гонко. – Мы сожжем этот дом дотла, предадим его огню и пламени, повергнем в прах и пепел, ну и все такое. Отсюда еще три квартала, шире шаг, уроды.

Клоуны подошли к дому, стоявшему в конце спускавшейся с холма улицы. Два этажа – наполовину кирпичный, наполовину деревянный. Гонко сунул руку в карман и вытащил маленькую стеклянную бутылочку с бензином. Потом вынул еще с полдесятка таких и раздал клоунам. Лицо Уинстона помрачнело, и Джей-Джей ощутил сильный соблазн спровоцировать его на какой-нибудь эмоциональный взрыв. Он протиснулся к нему и сказал:

– Уинстон, мне страшно. Я раньше никогда не чуял запаха жареных младенцев. Я…

Глаза Уинстона сверкнули таким огнем, которого Джей-Джей раньше не видывал. Он отступил на шаг, подозревая, что ему вот-вот врежут, и умолк.

– На счет три, – сказал Гонко. – Три! Вперед!

Гонко подбежал к боковой стене дома и перемахнул через забор. Из темноты выскочила немецкая овчарка, заходясь лаем. Ударом ноги Гонко вывернул ей шею под странным углом, послышался хруст сломанных позвонков. Он поливал бензином стену дома, то и дело доставая из карманов новые бутылки. Дупи побежал на другую сторону, делая то же самое. Гоши таращился на бутылку, застыв по стойке «смирно». Джей-Джей разлил свой бензин по крыльцу, и его накрыло адреналином. Он еле сдерживался, чтобы не закричать и не расхохотаться. Гонко исчез под домом, поливая бензином сваи фундамента. Там же он запалил первый огонь.

Уинстон швырнул свою бутылку об дом, она попала в окно, с грохотом разбив его.

– Это кто швырнул? – спросил Гонко, вылезая из-под дома.

– Я. Извини, Гонкс, – ответил Уинстон.

– Надеюсь, это их не разбудило, – сказал Гонко, вытирая руки о штаны. – Да ладно, не моя это проблема. Теперь обратно к лифту. Живей, живей, живей!

Клоуны ринулись обратно по темным улицам, громко топая башмаками по тротуарам, чем вызывали разноголосый лающий хор окрестных собак. Позади них расползалось огненное оранжевое зарево. Джей-Джей остановился на перекате улицы, чтобы полюбоваться языками пламени, охватывавшими дом, словно руки демонов. «Это я сделал», – с восторгом подумал он, его охватило ощущение собственной власти над другими. Ему показалось, что он на сцене, а огромная толпа аплодирует ему, восхваляет его, скандирует его имя… Или освистывает, но какое это имело значение? Внутри себя он важничал, вышагивал с гордым видом, безумно хохотал.

Уинстон остановился чуть впереди, чтобы отдышаться. Джей-Джей промчался мимо и лучезарно ему улыбнулся. Старый клоун смотрел прямо перед собой, в глазах у него стояли горькие слезы.

«Ты еще свое получишь, – подумал Джей-Джей, и по спине у него побежали мурашки. – Получишь по полной. Совсем скоро».

Добежав до стройплощадки, они перемахнули через забор и ринулись к лифту, когда завыли первые пожарные сирены. Гоши застыл у двери, глядя вдаль, словно услышал зов родственной души.

– Гоши, пошли! – крикнул Дупи, указывая на дверь туалета. Гоши описал на месте полный круг и издал тихий свист, на лице его отразилось детское нетерпение. Он со значением поглядел на брата и показал через плечо, когда с другой стороны тоже раздался вой сирен.

– Я знаю, Гоши, – ответил Дупи, держа его за плечи и глядя ему в глаза. – Я тоже их слышал. Правда слышал!

Джей-Джей в нетерпении переминался у двери, пока лифт спускался, и наконец, его прорвало:

– С какой гребаной планеты вы оба явились?! – заорал он.

Ответом ему стало молчание Дупи и Гоши.

* * *

Клоуны выполнили остальные задания в Сиднее. Гонко установил рычаг внутри лифта на отметку «Город 2», и кабина семь минут перемещалась, болтаясь из стороны в сторону. Остановившись, они оказались на другой строительной площадке в городе с более прохладным и более загрязненным воздухом. Начали они с избиения возвращавшегося домой пешехода, вышибалы в ночном клубе, связанного с организованной преступностью. Они яростно набросились на него, их силуэты, выхватываемые из темноты фарами проезжавших машин, лупили и пинали извивавшееся на краю тротуара тело. По словам прорицательницы, это избиение должно положить начало тому, что вскоре перерастет в широкомасштабную гангстерскую войну со всеми ее атрибутами: перестрелками в общественных местах, подрывами автомобилей и случайными жертвами среди мирных жителей. Джей-Джей спросил, зачем Джорджу начинать гангстерскую войну, однако Гонко лишь пожал плечами и предупредил его, чтобы тот впредь не задавал подобных вопросов, поскольку Джордж, наверное, сам выполняет чьи-то приказы.

За этим последовал угон автомобиля – шикарного «БМВ», который они взяли «покататься» в западной части Сиднея. Они искорежили авто и врезались в стену дома. Машина принадлежала подающему большие надежды функционеру Австралийской лейбористской партии, прямой дорогой шедшему в парламент. Гонко не сказали, какова цель этого налета, лишь то, что он является частью длинной череды событий с большими последствиями, результаты которых проявятся лет через десять, не раньше.

– Мы просто делаем за нее всю грязную работу, – заключил Гонко, когда клоуны вернулись домой. – Проходимцев рядом нет? Так посылайте клоунов. Меня от этого тошнит, мать его.

Джей-Джей не возражал против возможности прогуляться в реальном мире. На лужайке у дома партийного функционера он подобрал газету. Вернувшись в клоунский шатер, он развернул ее и прочел заголовок:

«Расследование смертей на карнавале в Пенрите

Полиция по-прежнему не может дать ответов касательно ужасного инцидента, в результате которого на ежегодной ярмарке в Пенрите в феврале погибли девять человек. Их тела были обнаружены после закрытия ярмарки, очевидно, жертвы были затоптаны насмерть. Пока не выявлено ни одного свидетеля происшествия. Дата отчета коронера еще не назначена, однако родственники погибших, по сообщению источника, собираются подать иск против организаторов ярмарки. Полиция, судя по всему, продолжает опрос посетителей. Это дело привлекло внимание средств массовой информации по всему миру, включая США и Великобританию».

– Вот те на! – воскликнул Джей-Джей. – Ребята! Мы теперь знаменитости. Мы попали в газеты.

Джей-Джей показал статью Гонко.

– Я так и думал, что их заметят, – произнес тот. – Девять мертвых проходимцев. По мне – так мертвыми они лучше.

– Это еще почему?

Гонко взглянул на него с самодовольным видом.

– Проходимцы – они как коровы, Джей-Джей. Они приходят, мы их доим. Единственная разница в том, что они не могут получить свое молоко обратно. Сечешь?

– Нет. Блин, что ты такое говоришь? Зачем мы их доим.

– А надо бы знать, дитя мое. Я тебе каждую неделю выдаю кисетик с порошком.

Джей-Джей умолк, а Гонко раздал карты для партии в покер.

– И это вовсе не слава, Джей-Джей, – сказал он. – Мы замешаны в куда-а-а-а более крупных делишках, чем гибель девяти проходимцев. Как тебе пятьдесят миллионов мертвых трюкачей. Ты только прикинь, Джей-Джей. Вот это слава. Вот это первые полосы газет. Причем неоднократно.

– Что?

Гонко с прищуром поглядел на него и едва заметно улыбнулся.

– Ну, скажем, так. Неудавшийся художник из Австрии обязан своим политическим взлетом Курту Пайло. Он прославился отнюдь не своими картинами, но ты, разумеется, о нем слышал.

Этот разговор утомил Джей-Джея. Он ушел к себе в комнату, открыл один из бархатных кисетов (теперь их у него было три, потому что Джордж, скрепя сердце, расплатился с клоунами, когда те вернулись сегодня ночью), высыпал несколько крупинок на ладонь и стал рассматривать, как свет рассыпается крохотными радужными отблесками.

– Что же это за хрень? – пробормотал он.

Вскоре остальные клоуны отправились спать, и цирк затих. Джей-Джей достал хрустальный шар, не ожидая увидеть там чего-нибудь особенного в такое время. Он думал посмотреть на карликов и узнать, чем они занимаются, когда вылезают с наступлением темноты. Понаблюдав несколько минут, как они слоняются по крышам, он переключил шар на гостиную и с удивлением увидел вот что: в шатер, сливаясь с мраком ночи, кралась какая-то фигура. Джей-Джей наехал на нее как можно ближе, но кто бы ни был этот незваный гость, он мог двигаться в темноте так же незаметно, как и клоуны: Джей-Джей разглядел лишь силуэт со сгорбленными плечами и сильной хромотой. Внезапно он понял, кто это: он сегодня днем уже видел эту жуткую фигуру, выползавшую из Комнаты, с почерневшей кожей и дымящимся телом. Когда ученик прошел мимо висевшего в гостиной фонаря, Джей-Джей разглядел его лицо, розово-белое и лиловое от ожогов. Глаза его сверкали стальным блеском, как у человека, окончательно утратившего последнюю надежду. В руке он держал свинцовую трубу.

Джей-Джея охватил страх, когда он понял, что вероятная жертва – именно он. В конечном итоге, это он занял место новичка, получал его зарплату и жил в его комнате. Тихонько всхлипывая, он подпер дверь стулом, чтобы выторговать себе пару секунд. Руки у него уже тряслись. Он порылся в ящиках, ища, чем бы защититься, и нашел скалку, потом шагнул обратно к шару и внимательно в него вгляделся. Новичок приближался неуклюжими, но упрямыми шагами.

Джей-Джей пытался держать скалку ровно, уводя руку за спину. Он швырнет ее изо всех сил, бросок придется почти в упор, и если постараться, то он проломит башку этому гаду. Переводя взгляд с двери на шар, он заметил новичка. Но тот прошел мимо двери Джей-Джея, даже не посмотрев на нее.

Настроение у Джей-Джея резко поменялась, как будто он сменил носки – от страха не осталось и следа. Внезапно охваченный жаждой крови, он положил скалку на пол и тихонько выполз за дверь. Новичок упорно ковылял вперед, как восставший из могилы зомби. Джей-Джей двинулся за ним. Краем глаза он заметил какое-то движение, он повернулся и увидел ползущего по коридору Дупи. На мгновение взгляды их встретились, и оба беззвучно двинулись дальше.

В метре с лишним впереди маячила обоженная шея новичка: сплошной багрово-лиловый волдырь от ожога. Одежда на нем потемнела от сажи, присыпанная беловатым пеплом, на ней зияли прожженные дыры, сквозь которые проглядывали жуткие гноящиеся раны. На некогда цветастой рубахе чудом уцелела одна маргаритка.

Ученик остановился у двери Гонко, не зная, что он не один. Он покачивался из стороны в сторону. Джей-Джей лихорадочно размышлял, предупредить главного или нет. Гонко его совсем не волновал. Спящий или нет – любой лидер, неспособный отразить нападение этой изуродованной и израненной фигуры, наверное, не имеет права на лидерство.

Новичок протянул обезображенную, покрытую волдырями руку к двери Гонко, обхватил дверную ручку пальцами, на костяшках которых лопнула кожа. Он что-то прошептал сквозь зубы, открыл дверь и вошел. Дупи и Джей-Джей бесшумно бросились за ним и остановились на пороге.

В комнате Гонко горела одинокая свеча, ее крохотное пламя почти утонуло в лужице оплавившегося красного воска. Главный клоун лежал, укрывшись простыней, глубоко дыша во сне, его ноги в клоунских башмаках свисали с кровати, одеяло прикрывало его грудь и лицо. Ученик поднял свинцовую трубу и приблизился, сделав шаг, потом другой, с силой сжав пальцами свое орудие. Тут он замер, глядя на своего беспомощного врага, то ли собираясь с духом, то ли наслаждаясь моментом.

Внезапно раздался громкий звон, и исходил он от Гонко. Точнее – из одного из карманов, где яростно зазвенел будильник. Новичок замер, когда Гонко рывком сбросил одеяло и широко раскрыл глаза. Одним резким прыжком он оказался на ногах, перекатился назад, поставив между собой и противником кровать. Он взглянул на новичка и на свинцовую трубу, и губа его дернулась вверх. Хотя лицо Гонко по-прежнему оставалось застывшей грубой маской, Джей-Джею оно показалось восторженным.

Новичок сбросил с себя изумление и поднял трубу, присев, словно собираясь вскочить на кровать. Глаза Гонко сузились. Он запустил руку в карман и достал все так же надрывавшийся будильник, выключил его большим пальцем и отшвырнул в сторону. Его взгляд метнулся за плечо ученика в сторону Джей-Джея и Дупи. Он снова запустил руку в карман, и в руке у него оказалось что-то, похожее на свернутый носок. Словно подающий в бейсболе, он завел руку назад и бросил носок. Новичок увернулся, и носок попал в руки Дупи. Джей-Джея обдало запахом какой-то химии. Словно по приказу в глазах Гонко, Дупи подполз к ученику сзади и прижал свернутую ткань к его лицу. Ученик захрипел, выронил трубу и осел на пол.

Гонко подошел к распростертой на полу фигуре, поднял свинцовую трубу и достал из штанов еще один свернутый носок. Он помахал им перед носом новичка, и Джей-Джей снова уловил запах какой-то химии. Закашлявшись, новичок открыл глаза и увидел стоявшего над ним Гонко, возвышавшегося, словно древний бог, со свинцовой трубой в руке и улыбкой на лице, казавшейся почти отеческой. Главный клоун послал ученику воздушный поцелуй, потом занес над головой трубу и резко обрушил ее вниз, снова поднял, снова обрушил, поднял, обрушил. Каждый удар отдавался глухим звуком жутко и дико сочетаясь с хрустом ломающихся костей. Дупи с легким любопытством наблюдал, как кровь брызгала на ноги Гонко, растекаясь вокруг умирающего клоуна.

Джей-Джей глядел, как его начальник избивает изуродованное и совершенно беззащитное тело, лежащее на полу. Зрелище убийства волновало его, возбуждало до такой степени, до которой сексу было далеко, хотя эти чувства были даже похожи. Рот его приоткрылся, он жадно впитывал взглядом каждый алый всплеск, каждую вмятину на теле. Свинцовая труба мерными ударами обрушивалась вниз еще долго после того, как перестали трещать кости.

Наконец, Гонко прекратил размахивать трубой. Он пробормотал:

– Клоуна не так легко убить, Джей-Джей. Они умирают нелегко.

Он отшвырнул в сторону свинцовую трубу и сложил руки на груди, кивнув в сторону трупа. Словно исполняя давно отрепетированную процедуру, Гонко опустился на колени и схватил тело за ноги. Джей-Джей нагнулся и подхватил его за плечи, изуродованные и обмякшие у него в руках. Сплошное месиво, некогда бывшее угрюмым лицом новичка, упиралось в грудь Джей-Джею, когда они с Дупи тащили труп во мрак ночи, через вымерший цирк, хрустя гравием под подошвами башмаков. Они несколько раз раскачали тело и перебросили его через ограду. Когда труп упал по ту сторону, красные капли брызнули на забор и стекли вниз вертикальной струйкой.

Не говоря ни слова, оба клоуна вернулись к себе в шатер. Когда они проходили мимо хижин цыган, в щелочки в занавесках на них глядели любопытные глаза. Смерть всегда кружила где-то рядом, и стоило поглядывать сквозь шторы вот в такие ночи, когда чьи-то шаги хрустели по гравию тропинок. И стоило накрепко запирать двери.

* * *

Ночь еще не кончилась.

Лежа на постели, Джей-Джей заново в мельчайших подробностях прокручивал в голове каждый взмах свинцовой трубой. Он явственно видел каждую каплю брызжущей крови, слышал каждый хруст ломающихся костей и глухой металлический звон, сопровождавший мерный ритм ударов Гонко. Он открыл в себе нечто новое – новую эмоцию.

Почти не раздумывая, Джей-Джей встал с постели. Он смутно вспомнил Джейми, вспомнил нападение на Паноптикум и толстого цыгана, которого Джейми заметил, когда убегал. Сгодится любой повод, а уж этот-то и подавно. Джей-Джей забыл, почему Джейми его предал, но это не имело никакого значения. Главное – проучить его, чтобы он этого не повторял. Главное – замести следы.

Он снова вышел из шатра, не задумываясь о том, чтобы идти потише. В ночной тиши звук шагов по гравию разносился далеко по округе, и в хижинах цыган включались лампы, когда он проходил мимо. Смерть всегда где-то рядом, и новый клоун научился, как ее причинять. Он увидел топор, прислоненный к поленнице дров. Он поднял его и поцеловал.

* * *

Джейми проснулся около полудня, грим, как обычно, размазался по подушке. Постель казалась горячей и воняла потом. Потом и чем-то еще, смутно знакомым. Пальцы у него были в чем-то липком, и он поднес руки к затуманенным мокрым глазам. При виде крови у него бешено забилось сердце, прежде чем его разум осознал увиденное. Рука до самого запястья была в крови.

На него нахлынули, словно кошмар, смутные и жуткие воспоминания. Он пинком распахивает дверь хижины. Зажигает фонарь, пока спящий цыган лежит на постели, у ног его пустая бутылка, пивной живот свешивается через ремень, блестя от пота, словно большой кусок тушеного мяса. Он поднимает топор и шепчет:

– Видишь, Джейми? Вот что ты творишь.

Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Обухом топора прямо в череп. Спокойная, лишенная эмоций легкость ударов, ни секунды колебаний, тихий хрип цыгана, когда у него раскололся череп. Это стало моментом смерти, но началом наслаждения Джей-Джея. Что-то произошло, пока он убивал. Он ясно мыслил, был спокоен, почти отстранился от физических действий, но бегущая в его жилах кровь словно закипела. Нахлынуло упоение, сравнимое с оргазмом. Он так крепко вцепился в топор, что тот стал продолжением его рук. Когда кровь из ран перестала брызгать, он продолжал размахивать топором, о да, о да, вверх-вниз-вверх-вниз, еще быстрее, стремясь продолжать, пока уже не останется сил, но руки его не уставали. Он тяжело дышал, словно волк, кровь так густо забрызгала его, что облепила как вторая кожа. Наконец, он поскользнулся в луже крови, выронил топор, и удары прекратились. Он дотащил тело до забора, не утруждаясь тем, чтобы перебросить его на ту сторону. Вместо этого он перевернул его вверх ногами и поставил на обрубок шеи.

Джейми вспомнил все это, сотворенное его собственными руками. Он вспомнил, как Гонко молотил трубой новичка. Его охватила тошнота. Он встал с постели и тут же рухнул рядом. Она вся пропиталась кровью, он проспал так всю ночь.

«Вот так возбуждение», – тошнотворно пронеслось в голове. Его вырвало, он громко икал, стоя на коленях, слюна длинными струйками стекала у него изо рта.

Но это было не все. Джей-Джей оставил ему послание, начертав его недрогнувшей рукой кровью на двери шкафа:

УЖЕ СКОРО ДЖЕЙМИ

Уже скоро, да, теперь Джейми вспомнил. Джей-Джей отыгрывал свое. Прошлой ночью он просто подчищал хвосты. Настоящее веселье даже не начиналось.

Он заставил себя отбросить все сторонние мысли.

«Я – убийца».

Но лишь на мгновение.

* * *

Прошло немного времени, трясучка и рвота потихоньку улеглись. В дверь просунулась голова Гонко, объявившего, что в два часа репетиция. Он поглядел на окровавленные простыни, улыбнулся и произнес:

– Бурное свидание, Джей-Джей?

И тут же исчез.

Джейми поднялся, четвертая попытка за утро, но теперь ноги более или менее держали его. Голова кружилась так, словно он основательно накурился травы. Его неотвязно преследовали мысли: «Я кого-то убил. Но я себя не контролировал. Однако я нанес грим, зная, что перестану себя контролировать. Я сюда никогда не просился». Они неотступно вертелись в голове, всплывая картинками убийства и воспоминаниями о единственном негромком хрипе умирающего цыгана. Нетвердыми шагами он добрался до комнаты Уинстона и постучал в дверь.

– Что такое? – раздался приглушенный голос. Джейми вошел. Руки его все еще были в крови.

– Черт подери, что случилось? – спросил Уинстон, садясь и беря его за плечи.

Он попытался это сказать, сглотнул, потом сделал вторую попытку:

– Я кого-то убил.

– Что? Кого? Кого ты убил? – резким тоном спросил Уинстон.

– Не знаю. Цыгана. Который живет – господи, жил – рядом с Паноптикумом.

Уинстон откинулся назад и вздохнул:

– Ну, ты меня и напугал.

Джейми уставился на него, разинув рот. Ему казалось, что старик подленько подшутил над ним.

– Вы что, меня не слышали? Я кого-то убил.

Уинстон мрачно поглядел на него, но голос его звучал мягко:

– Джейми, здесь творятся вещи куда более жуткие, чем убийство какого-то служителя. Это вообще ничто. Братья Пайло даже не заметят одного погибшего цыгана. И это же был не ты, верно? Это был Джей-Джей, я прав?

– Да, но я…

– Никаких «но». Вы – два разных человека. Понимаешь? Совершенно разных человека. Так, я больше не желаю об этом разговаривать, ясно тебе? Ты знаешь, почему Джей-Джей это сделал? У него была причина? Или же он так понимает развлечение?

– Да, по-моему… Помните вчерашний день… Паноптикум…

– Знаю, черт подери, не ори ты так.

– Извините. Джей-Джей подумал, что цыган мог его заметить. Это свидетель.

– Забавно, – чуть помедлив, произнес Уинтсон. – Если он тебя и вправду заметил, то Джей-Джей, наверное, оказал нам услугу.

Уинстон провел рукой по лицу.

– Слушай, Джейми, я не знаю, что именно и сколько я могу тебе рассказать. Джей-Джей у меня в кулаке, он станет держать рот на замке, пока понимает, что ему это выгодно. Но то, что я должен тебе сказать… сам не знаю. Я хочу помочь тебе, сынок. И мне нужна твоя помощь. Но я не знаю, могу ли я рисковать. Меня беспокоят не только братья Пайло, а еще и другие клоуны. Гонко нравится быть здесь. Он же здесь король, понимаешь? И не потерпит ни малейшего неповиновения со стороны любого из нас. Ты знаешь, что он сделает, если решит, что мы пытаемся выбить почву у него из-под ног?

– И что же мне делать, Уинстон? Прошлой ночью я – Джей-Джей – кого-то убил. И он зол на меня, как черт. Он хочет поквитаться и сделать это побольнее. Он видит все, что я делаю. Я вижу все, что делает он. Это вроде того, чтобы попытаться обыграть самого себя в шахматы.

Джейми вытер пот со лба и тут же с отвращением отдернул измазанную кровью руку. Уинстон взял тряпку и протянул ее Джейми.

– Прошлой ночью он со мной не поквитался. Он меня достанет, Уинстон. Он это серьезно.

– Ты в этом уверен? – спросил Уинстон. – Как-то странно, чтобы он пошел на все, лишь бы как следует тебе навредить. Вы с ним живете в одном теле. Самое худшее, что он может сделать, – это тебя напугать или заставить чувствовать себя плохо.

– Но он же псих. И с каждым днем становится все безумнее. Прошлой ночью вы сами видели, как он себя вел, когда вы поджигали дом. Как сумасшедший. Он выглядел словно… не знаю, как одержимый дьяволом. И он этому радовался, он повелевал миром. Когда убивали младенца… Господи, Уинстон, что мы прошлой ночью натворили?

Уинстон встал и подошел к клетке с мышами, словно не хотел, чтобы видели его лицо. Он отломил небольшой кусочек печенья и просунул его между прутьями решетки. Голос его чуть дрогнул, когда он заговорил:

– Мы сделали то, что нам велело наше начальство. А они делают то, что им велит их начальство. Каждый выполняет свою работу и получает свой порошок… Ой, да к черту все это, Джейми! Я хочу, чтобы сегодня вечером ты отправился со мной. Постарайся, если сможешь, продержаться день, не намазываясь краской. Будет нелегко, будет больно, но попытайся. Вечером я за тобой зайду, когда придет время. Нужно показать тебе нечто очень важное.

Уинстон подошел к двери, опустился на колени и прижался лицом к щели между дверью и полом. Удостоверившись, что снаружи никого нет, он заговорил едва слышным голосом, не поворачиваясь к Джейми, словно сильно сомневался, стоит ли ему вообще заводить этот разговор.

– Нас таких больше, чем ты и я, – произнес он. – Мы долго ждали, чтобы что-то предпринять в отношении цирка, но выждали достаточно. Ты встретишься с ними. Сегодня вечером, если только продержишься весь день без грима. Ты увидишь, что значит свобода… Кто – свобода.

Джейми обнаружил, что на несколько мгновений лишился дара речи: мысль об организованном сопротивлении и воодушевила, и перепугала его.

– И вот что еще, – добавил Уинстон, теперь глядя ему прямо в глаза. – Очень важно, чтобы ты сохранял в тайне, где находится хрустальный шар.

Джейми удивленно вздернул брови.

– А как вы…

– Несколько дней назад заметил его у тебя в комнате. Что бы ты ни делал, не возвращай его братьям Пайло и никому не болтай, что он у тебя. Как ты думаешь, Джей-Джей вернул бы его?

– Да ни за что на свете. Он прямо в него влюбился, это его любимая игрушка.

Озабоченность не сходила с лица Уинстона.

– Ну, ладно, – сказал он, – если уж ты так уверен…

Глава 18. Встреча со «Свободой»

Джейми по-прежнему прятался у себя в комнате, выжидая момент, когда можно появиться в гостиной. Обстановка там, похоже, накалилась не на шутку. Оттуда раздавались голоса Дупи и Рафшода, пререкавшихся за карточным столом. Так продолжалось все утро, на каком-то этапе Рафшод сорвал зло на Гоши, после чего раздался пронзительный вопль, за которым последовали разъяренные крики Рафшода и писклявые призывы Дупи к Гонко прийти и спасти маленького Гош-Гоша. В конце концов, Джейми вышел в гостиную, сел играть в карты с остальными, держа язык за зубами. Клоуны не обращали на него особого внимания. Началась и закончилась репетиция, и хотя он весь был на нервах, он справился. Гоши, благодаря Рафшоду, уже завелся, и скалка отлетала к Джейми с убийственной скоростью. Он бросал скалку с самого дальнего расстояния, насколько это позволил Гонко. Гонко сказал Джейми, что во время представления тот должен встать так, чтобы скалка попадала ему в лицо или, если он сможет, в пах. Когда репетиция закончилась, Гоши снова увязался вслед за Джейми. Джейми закричал. Подбежал Дупи, чтобы унять своего братца, причитая такое, что у Джейми кровь застыла в жилах:

– Нет, еще не сейчас, Гоши, еще не сейчас!

Джейми убежал к себе в комнату и сел на кровать, тяжело дыша. Еще не сейчас? Что бы это значило, черт подери? Он надеялся, что клоуны лишь почуяли его «нормальность» – похоже, это они хорошо распознавали. Возможно, Джей-Джей защитит их обоих в случае необходимости. Странно, что они стали товарищами по оружию и вместе с тем врагами. Пока ему оставалось лишь отсчитывать пятиминутные интервалы… Живой еще? Отлично, еще пять минут, старайся не думать, сколько еще часов осталось до окончания дня. Боже правый, день выдастся долгим.

Около шести часов Гонко собрал всех клоунов в гостиной. Он безудержно хохотал. Они расселись за карточным столом.

– Ребята, вам надо это услышать, – сказал Гонко, вытирая глаз, словно туда попала задорная слезинка, хотя лицо у него было сухое, как наждачная бумага. – Прежде всего, сегодня никаких внешних работ. Джордж зол до невменяемости.

– А что случилось, Гонко? – спросил Дупи. – Гоши хочет знать, ты обязан ему сказать, Гонко, просто обязан!

– Никогда не видел Джорджа таким злым, – продолжал Гонко. – Он даже на меня замахнулся, верите, нет? Чертовы коротышки! Что тут поделаешь?

– А что с ним приключилось? – поинтересовался Уинстон.

Спросил он как бы между прочим, но у Джейми создалось впечатление, что Уинстон никогда не открывал рот просто так и тщательно подмечал все, что слышал.

– Курт взял реванш, – весело ответил Гонко. – Он устроил ответное покушение на Джорджа, но как… Просто фантастика. Он подвел к кровати Джорджа провода и подцепил их к электрогенератору, который пристроил на крыше фургона Джорджа. Щелкаешь выключателем, и по кровати проходит тысяча вольт. Он дожидается, пока Джордж уляжется спать, потом выбивает из-под фургона опорный блок, так что все сооружение заваливается набок. Джордж вываливается из постели и думает, что сейчас всем покажет, но ему нужно еще двадцать секунд, чтобы врубиться, кому и за что показывать. Он открывает дверь, орет на кого бы там ни было, потом снова возвращается в кровать, готовый заснуть. Вот ведь какая штука – он два часа пролежал в постели, и Курт в любой момент мог щелкнуть выключателем. Но вся соль в том, что он оставляет Джорджа в живых. Он выжидает, пока Джордж дойдет до кровати, и тут дергает рубильник: БАБАЦ! Вся постель вспыхивает к херам. Джордж с визгом выскакивает в ночную темноту, а когда выдается время все это обдумать, до него доходит, что Курт его разыграл. Мог ведь прикончить его одним нажатием кнопки, но оставил в живых, чтобы просто с ним позабавиться!

Рафшод от смеха свалился со стула.

– Курт даже удосужился оставить на столе у Джорджа раскрытую Библию с выделенной маркером заповедью: «Не убий». Ох уж эти мне семейные дрязги.

– Какие семейные встряски, Гонко? Гоши хочет знать, и ты обязан…

– Тогда какие планы на вечер, Гонко? – вмешался Уинстон.

– Сегодня вечером отправляемся покупать подарок Курту на день рождения, вот какие планы. Кто хочет со мной?

– Я, – отозвался Рафшод.

– Больше никто? Ну и прекрасно. Нас двоих за глаза хватит.

– И что вы ему купите? – спросил Уинстон.

– Увидишь, – Гонко улыбнулся. – Это вполне сможет помочь нам вернуться на сцену, парни. Курт полюбит нас больше жизни.

* * *

Вскоре Гонко с Рафшодом отправились на спецзадание. Решив, что именно подарить, Гонко пребывал в приподнятом настроении, и было в этом что-то зловещее. Джейми мог только надеяться, что там, снаружи, главному клоуну не попадется под руку никто из его друзей или родственников.

Остальные клоуны занялись своими делами. Гоши проводил романтический вечер со своей будущей супругой. Дупи раскладывал пасьянс, все время мухлюя и говоря всем проходящим мимо, что он не мухлюет, ни-ни, все честно, вот хоть у Гоши спросите. Около девяти часов в гостиной наступила тишина. Вошел Уинстон и знаком велел Джейми следовать за ним. Они вдвоем двинулись по темным тропинкам в сторону Аллеи Развлечений, и Джейми почти физически ощущал, что на него смотрят из темных уголков, подмечая каждую мелочь. Навстречу им попалась Шелис, и Уинстон, схватив Джейми за рукав, затащил его за небольшой фургон и прижал к земле. Она встрепенулась, поравнявшись с ними, оглянулась через плечо, потуже затянула капюшон и вскоре скрылась из виду.

– Ее надо остерегаться, – прошептал Уинстон. – Она гораздо опаснее, чем любой другой из цирковых.

– Опаснее Гонко?

– О да. У нее в запасе больше гадостей, чем у него. Гораздо больше.

Уинстон повел его по очередному казавшемуся бесконечным закоулку Аллеи Развлечений. Вокруг них шла своим чередом жизнь цыганского табора: слышались разговоры на испанском, какая-то странная музыка, голоса пожилых женщин, похожие на кудахтанье, и слегка ядовитый запах готовившейся еды. Они вышли к месту, где в тупике за развалившимся фургоном виднелся высокий деревянный, шедший по всему периметру цирка забор. Уинстон прижал руки к забору и навалился на них всем своим весом, плечи у него дрожали от напряжения. С тихим скрежетом доска подалась, но не рухнула на землю, закрепленная веревкой с той стороны.

– У нас ушло много времени, чтобы найти проход в заборе, – отдуваясь, произнес Уинстон. – Тут все прочно, как адские врата.

Он оглянулся в проулок, нахмурился, а потом протиснулся в дыру в заборе, втянув живот, чтобы не застрять. Оказавшись по ту сторону, он знаком велел Джейми следовать за ним.

– Внимательно смотри под ноги, – предупредил Уинстон. – Очень внимательно.

Перед разгромом Паноптикума, когда Джейми прижал ухо к забору, он услышал еле различимый шум океана. Теперь этот звук стал громче, но видел он лишь ночь, гигантский холст без облаков и звезд. Когда он пролез в дыру, под ногами у него оказалась лишь жавшаяся к забору тонкая полоска земли, а за ней… зияющая бездна. Казалось, что цирк находился на небольшом острове, плывущем в замкнутом пространстве Вселенной – вот только где были звезды? До того, как он проник за забор, на небе была луна. А здесь – непроглядная пустота над головой и темная пропасть под ногами. У Джейми подкосились колени. Уинстон резко схватил его за плечо, вцепился в него и окрикнул по имени. Боль вернула его к реальности, он чуть было не потерял сознание и не рухнул вниз. Вниз, в вечное падение, пока не умрет от голода.

– Привыкай поскорее, – велел Уинстон. – Мне надо поставить доску на место. Никогда не знаешь, кого сюда может занести.

– Хорошо. – Джейми сглотнул. – Я в порядке.

– Держись за руку, – сказал Уинстон после того, как плечом привалил доску на место. – Чуть подальше тропинка расширяется.

Под ногами у них было чуть больше полуметра земли. Джейми закрыл глаза и переставлял ноги, прижимаясь к деревянному забору, который больно его царапал. Хотя ему так не показалось, прошла, наверное, всего минута, прежде чем Уинстон произнес:

– Ну вот, теперь будет полегче.

Полоска расширилась метров до шести – голая, пыльная, песочного цвета земля.

– А где это место? – тихо спросил Джейми.

– Уже можно не шептать, – ответил Уинстон. – Нас не могут услышать. Или увидеть, или что-то о нас узнать. Вот поэтому-то мы сюда и приходим. А что до того, где мы: по соседству с адом. На маленьком закутке земли, отведенном под цирк. Арендованном, наверное, можно и так сказать. Начальство Курта обустроило этот странный земельный участок. Он, наверное, уже не помнит, что над ним есть начальство, но оно есть. Его папаша обзавелся массой друзей. Хозяевами, если уж по правде. Но вот кто они, я, честно скажу, не знаю.

У Джейми закружилась голова: когда в десяти шагах – океан черной бесконечности, такой разговор выводил из равновесия. Они шагали рядом, обходя ограды снаружи.

– В первый раз здесь страшновато, – заметил Уинстон. – Просто нет другого места, где мы могли бы собираться, будучи уверенными, что нас никто не слышит. Остальные уже должны быть там.

И действительно, они скоро услышали впереди звуки разговора. Они завернули за угол забора, где выступ расширялся примерно до размеров баскетбольной площадки. Край утеса, сплошь из желтоватых камней, тянулся куда-то вдаль. На площадке собрались люди, и многих из них Джейми узнал. Он заметил акробата Рэндольфа, Фишбоя из Паноптикума вместе с остальными экспонатами, кроме Наггета, укротителя львов Стью, нескольких карликов, с десяток чумазых цыган, включая хозяина аттракциона «Проверь свою силу». Когда тот увидел приближавшегося Джейми, лицо его стало угрожающе-злобным.

Такое выражение появилось и на всех других лицах, и Джейми понял, что его сегодняшнее появление здесь для большинства стало сюрпризом. Все умолкли и глядели на приближавшихся клоунов.

– Ну, полагаю, что некоторые из вас знают Джейми, – начал Уинстон. – И, по-моему, все вы знаете Джей-Джея.

– Здрасьте, – промямлил Джейми в наступившем ледяном молчании.

– Джейми, это – движение «Свобода», – объявил Уинстон.

Молчание нарушил Рэндольф:

– Уинстон, ты чем думал? Этому доверять нельзя. Он же насквозь клоун, вдоль и поперек.

– Он же как Гонко, только тупее и трусливее, – подхватил один из служителей. Джейми узнал в нем «любимца» Джей-Джея с Аллеи Развлечений.

– У меня есть основания доверять ему, – возразил Уинстон. – Вы можете доверять Джейми. Когда он не намазан краской. Но и в ином случае я не жду неприятностей от Джей-Джея.

– Он прав, – Фишбой кивнул, хотя на лице у него все еще читалась неприязнь, а неприязнь на лице у Фишбоя выглядела особенно отталкивающе. – Джей-Джей не станет болтать. У нас есть доказательство, что именно Джей-Джей устроил разгром в Паноптикуме. И повесил там знамя со словом «свобода».

– И что это за доказательство? – спросил Рэндольф.

Уинстон запустил руку в карман и вытащил фотографию – на ней Джейми стоит на стремянке, привязывая край знамени к балкам. Рэндольф внимательно рассмотрел фото при свете зажженной спички и передал его дальше. Собравшиеся, казалось, слегка расслабились.

– Ага, вот это уже кое-что, – заявил Рэндольф. – Полагаю, есть и другие экземпляры этого фото?

– Есть, – заверил его Уинстон. – Спрятаны в надежных местах. Некоторые из присутствующих тоже об этом знают на тот случай, если Джей-Джею вдруг взбредет в голову меня заложить. А теперь примем Джейми в наши ряды. Честное слово, лишняя пара рук никогда не помешает. И кто знает, может, даже Джей-Джей нам пригодится. Это он выкрал хрустальный шар.

– И лучше хорошенько его спрятать, – сказал Рэндольф Джейми. – Если они его получат обратно…

– Вот это точно, – согласился Уинстон, со значением поглядев на Джейми. – Неизвестно, когда прорицательница будет заглядывать нам через плечо. Она и без шара чрезвычайно опасна. Просто какое-то чудо, что братья Пайло не предприняли особых усилий, чтобы вернуть его. Если бы мы знали, что они станут сидеть сложа руки, мы бы давным-давно им завладели.

– По-моему, не надо оставлять шар у этого, – вставил один из цыган. – Нужно принести его сюда и выбросить в пропасть.

– Может, ты и прав, – согласился Фишбой. – Джейми, ты уверен, что сможешь сохранить шар в безопасности? Уверен, что и Джей-Джей тоже сможет?

Джейми кивнул.

– Джей-Джей его просто обожает. Они ни на что его не променяет.

– Все же у меня на душе неспокойно, но позже мы что-нибудь придумаем, – произнес Фишбой. – А пока что твоя задача – охранять и защищать его. Если Джей-Джею что-нибудь взбредет в голову, не думай, что мы станем с ним церемониться, даже если это будет стоить тебе жизни, друг мой. Тебе ведь не одному есть что терять, понимаешь?

– Не надо меня уговаривать и убеждать.

Джейми почувствовал, как кровь прилила к лицу. Он устал от косых, полных отвращения взглядов, которые бросали на него присутствующие, и не мог припомнить, что по своей воле напросился в клоуны.

Уинстон откашлялся.

– Друзья, давайте перестанем тратить время на травлю Джейми. Он здесь, и мы можем ему доверять. Фишбой, не хочешь вкратце рассказать ему об истории нашего движения?

– Разумеется, хочу, – Фишбой встал, а все остальные сели. Он откашлялся, раздувая жабры. – Джейми, есть кое-что, что тебе надлежит знать, например, почему с цирком нужно покончить. Дело не только в спасении наших жизней или жизней людей, попадающих сюда снаружи, из внешнего мира. Это место – опухоль на теле мира, которую никогда не обнаружат. Я уверен, что к этому моменту ты уже об этом немного слышал и достаточно увидел собственными глазами.

Сквозь воспоминания Джей-Джея смутно донесся голос Гонко: «Как тебе пятьдесят миллионов мертвых проходимцев…»

– Мы начали собираться, – продолжал Фишбой, – когда стало ясно, что наши страдания никогда не кончатся. Мы, уроды, первыми задумались о восстании, и ты сам прекрасно видишь почему. Все мы попали сюда полноценными, здоровыми людьми. А теперь погляди на нас. Они нас изуродовали, отняли у нас человеческий облик и не только, превратили нас в калек и погубили. Полюбуйся на Тэллоу. Ты бы смог жить вот так?

Джейми взглянул на Тэллоу, чья кожа волнами стекала у него с пальцев, образуя лужицу, застывавшую у его ног.

– К этому привыкаешь, – отозвался Тэллоу голосом, похожим на бульканье воды.

– А Йети – превратили в ярмарочного зверя, в обезьяну в клетке, заставив во время каждого представления поедать стекло. Было еще много уродов, которые не вынесли мучений и покончили с собой, – Фишбой махнул рукой в сторону бездны, и у Джейми мурашки по коже побежали. – Как уживаться с подобной пыткой? Мы пострадали не за благородное дело, Джейми. Мы пострадали во имя зла. Ты знаешь, что цирк проделывает с «проходимцами»?

– Нет, – ответил Джейми. – По-моему, мне кое-что известно о прорицательнице. Управление подсознанием, или как там еще это называется. Она применила его ко мне в первый же день.

– Да, ты сам видишь, чем она занимается. А тебе известны результаты ее «управления»? По всему миру катастрофы, убийства, преступления и страдания. Шелис могла бы начать войну, если бы ей приказали. Не сомневаюсь, что ей уже приказывали.

– А что насчет остальных? – спросил Джейми. – Вас, меня, акробатов? Мы-то зачем?

– Мы – воры, Джейми. Мы крадем нечто более ценное, чем жизнь. Если бы все было так просто – взять и убить тех, кто попался в ловушку! Каждая часть циркового представления служит тому, чтобы отнимать у проходимцев самое драгоценное, что у них есть: человеческую душу, Джейми. Мы крадем их десятками. Началось это очень давно. Курт Пайло-старший основал цирк как ферму по сбору человеческих душ, и ею он остается до сих пор. Во время своих странствий Курт-старший похитил много запретных вещей, артефактов и фолиантов, надежно спрятанных от мира, спрятанных неспроста. Через пару десятков лет он проник в глубочайшие тайны мира, ведомый интуицией куда более проницательной, чтобы быть его собственной. Несомненно, его использовали, возможно, даже втемную. Он объездил весь мир в своей грабительской погоне за сокровищами, это был самый гнусный пират в мире, однако совершенно не оставивший следа в человеческой истории. Он ходил путями черной магии, куда до него никто не ступал. С каждой новой раскрытой тайной могущество его росло, и он наладил связь с силами, давным-давно изгнанными из мира. Изгнаны они были, чтобы расчистить путь человечеству. Обличье у них – доисторических змееподобных хищников, а их могущество может показаться нам божественным. Они бы сожрали нас, представься им такой случай. Мы для них деликатесы, изысканные блюда. Они жаждут нас.

Никому не известно, кто отринул этих чудовищ из человеческого мира. Возможно, Бог, если Бог существует… Возможно, шаманы племен, давно сгинувших в пучине времени, возможно, сама мать-природа. Эти демонические чудища лежали в своем крохотном темном царстве, тоскуя по миру, где когда-то они вершили свирепую власть. Они томились и ждали очень долго, и очень долго никто не знал их тайн. Никто не знал об их существовании.

В их заточении законы внешнего мира не действовали, поскольку все равно были неспособны сдержать их, для этого требовались правила, выходящие за рамки законов природы. И они били в стены своего узилища до тех пор, пока их кто-то не услышал. Этим «кем-то» оказался Курт Пайло-старший. В своих изысканиях он нашел способ связаться с чудовищами. Они с ним торговались. Они заманивали его своими посулами. Он согласился приносить им то, чего они жаждали; то, что они не могли пойти и взять сами. Они помогли ему и всем, кто на него работал, обмануть смерть. В этом нам помогает порошок. Если бы Курта-младшего не одолело маниакальное желание самому управлять цирком, Пайло-старший по-прежнему был бы здесь.

Как только человека заманивают сюда, он, по сути, умирает. Незнакомый с пространством и границами, в которых заключены эти прожорливые хищники, любой становится легкой добычей. Похитить душу – так же просто, как загипнотизировать человека и приказать ему сбросить одежду. И вот тут приходит наш черед. Каждый из нас играет различную роль в том, чтобы убедить проходимцев расстаться с самым ценным, что у них есть. Нам платят частью того, что мы крадем, – порошком. Он представляет собой человеческие души, разбитые на куски, как стеклянная статуя, и сброшенные сюда, где законы природы действуют не так, как везде, где душу можно перевести в нечто физически осязаемое, почти как плоть. Кто-то называет его «порошком желаний», «порошком молитв», но на самом деле – это «порошок души».

Чтобы человек расстался со своей душой, его или ее нужно уговаривать и обманывать. Так же, как у человека есть «точка слома», когда он решает, что жизнь невыносима и выбирает смерть, так же у него есть и «точка слома», когда он расстается с силой, стоящей позади его физического существования. Для некоторых достаточно жадности. Эти теряются на Аллее Развлечений: «Подходите и призы получите». Жадные играют за безделушки и побрякушки, тогда как под воздействием карнавала они ставят и проигрывают куда больше, чем сами знают. Крохотные алмазные кристаллики падают на землю, как капли пота. Карлики собирают их по ночам.

Акробаты играют на тщеславии. Создания с прекрасными телами, они восхищают всех, кто смотрит на их движения. Они влекут тщеславных и неуверенных в себе людей. Им в уши безмолвно шепчет голос цирка, голос этих демонических тварей, обезоруживая их обещаниями: «Ты сможешь стать таким же красивым. Как ты распорядишься такой силой и грациозностью?» Крохотные алмазные кристаллики падают на землю. Карлики собирают их по ночам.

И так каждый из нас. Представление Мугабо взывает к тем, то жаждет власти, хотя сам Мугабо этого не знает. Пока он проделывает свои банальные фокусы, сидящим в публике еле слышно нашептывают: «Ты сможешь обладать такой же властью. Как ты ей распорядишься?» Точно так же дровосеки играют на чувствах хилых, слабых и забитых. Клоуны апеллируют к бунтарям, жестоким и извращенным от природы людям; извращенность в той или иной мере живет в каждом. В представлениях клоунов всегда есть насмешка над властью. Ты заметил?

Джейми вспомнил номер, когда Гонко выходит на сцену в мундире британского полицейского.

– Видишь здесь закономерность, Джейми? – продолжал Фишбой каким-то странным полувизгливым голосом. – Каждое представление потворствует каждой человеческой слабости. У каждого есть кнопочки, на которые можно давить, и они, словно мотыльки на огонь, слетаются к аттракционам, где их проще всего обобрать. Несмотря на это, кое-кто сопротивляется, с редким упорством цепляется за свою душу. Вот из них-то и получаются уроды, то есть мы. Наши жуткие тела подавляют эту силу, ужасом заставляя стойких смириться.

– Откуда вы это все знаете? – спросил Джейми, качая головой.

– Мы здесь очень давно, Джейми, – ответил Фишбой. – Любой, кто способен подмечать и анализировать, может видеть происходящие процессы, если достаточно долго присматриваться и прислушиваться. Послушай, что говорят разгуливающие по площадкам проходимцы. Послушай, что говорит Курт, когда он в приподнятом настроении бахвалится тем, каким отважным первопроходцем был его папаша. Все ответы лежат на поверхности. Только не показывай вида, что ты пытаешься их отыскать. Тогда, как и мы, ты сможешь уцелеть.

– Еще один вопрос. О прорицательнице. Если она не крадет людские… не знаю… души, то чем она занимается?

– Люди, входящие сюда как цельные натуры, выходят отсюда пустыми оболочками. Но для братьев Пайло и этого недостаточно. Они хотят, насколько это возможно, привнести во внешний мир смуту и боль. Как можно больше. С этой целью Шелис провоцирует серии событий, похожие на падение костяшек домино, которые заканчиваются катастрофами. Каждый проходимец, которым она манипулирует, есть первая костяшка в этой череде. Мы полагаем, что это месть загнанных в узилище. Возможно, они хотят причинить столько боли, чтобы заставить своих тюремщиков пойти с ними на сделку. Точно никто не знает.

Уинстон откашлялся.

– Фишбой, по-моему, ты уделил достаточно времени объяснениям. Джейми усвоил суть, верно, Джейми? А теперь надо перейти к другим делам.

– Ты совершенно прав, Уинстон, – согласился Фишбой. – Соратники, примем же Джейми в наши ряды. Мы уже достаточно сказали о цирке. Теперь к тому, что нам с ним делать.

– Итак, сейчас, как я уже упоминал, цирк не может видеть нашу работу, – продолжил Фишбой; говорил он быстро, они немного потеряли счет времени, а ночь стремилась к рассвету. – Мы впервые можем действовать незамеченными, благодаря Джейми и хрустальному шару. Для нас это совершенно необычная ситуация. Это наша первая и, возможно, последняя попытка покончить с цирком. Нападение на сценический шатер акробатов стало первым открытым актом неповиновения и посеяло неуверенность среди начальства. Мы с Йети сами организовали обрушение в результате недели напряженной работы, тайком пробираясь туда по ночам, пока все спали. Последующее нападение Джейми на наш шатер преследовало цель отвести от нас подозрения. Далее. Мы должны усиливать уже существующие конфликты. Клоунов и акробатов нужно довести до грани вооруженного столкновения. Мы должны натравить Мугабо на Шелис. Мы каким-то образом должны настроить братьев Пайло против всех. Если они станут рычать на всех, то восстание вполне может вспыхнуть.

– Все вы знаете, кто кого ненавидит, у кого с кем есть старые счеты. Я хочу, чтобы вы подумали, как можно еще больше разжечь ненависть, сыграть на давней вражде и вызвать новую. Действуйте решительно, но осторожно.

Слушая все это, Джейми чувствовал, как его понемногу охватывает возбуждение. Сама мысль о том, что можно покончить с цирком и вновь вернуться к прежней жизни, что-то в нем зажгла искорку надежды там, где остался лишь пепел. К этому прибавился смертельный страх: Джей-Джей вскоре услышит каждое произнесенное здесь слово и будет знать в лицо и по именам каждого заговорщика.

– В цирке достаточно нестабильности, чтобы покончить с ним, – говорил Фишбой. – Конкуренция между аттракционами, которую насаждает начальство, поможет нам в достижении нашей цели. Играйте на любом соперничестве! Раздувайте все конфликты! Мы должны превратить цирк в небольшую зону боевых действий, чтобы все затрещало по швам. Совершайте вредительства на аттракционах. Не щадите никого – особенно друг друга. Любой оставшийся невредимым в первую очередь навлечет на себя подозрения.

– А можно спросить, – вставил Джейми, – чего именно мы всем этим достигнем?

Фишбой посмотрел ему прямо в глаза.

– Что-то произойдет, Джейми. Власть, руководящая цирком, сейчас нестабильна как никогда. Это бочка со взрывной смесью, по которой пока как следует не ударяли и не трясли. Курту никогда не бросали вызов, подчиненные никогда не выступали против него, серьезные столкновения у него бывали лишь со своим братцем. Да, случались нарушения его указов, что каралось так сурово, что никто не смел протестовать дальше, и да поможет нам Бог, если мы на этом попадемся. Но выбросьте все это из головы. Наша цель – это весь цирк, но наша реальная цель – это Курт. Если он выйдет из себя по-настоящему, возможно все что угодно – даже полный крах.

«Короче говоря, ответ не знают», – подумал Джейми.

Уинстон снова прервал Фишбоя и напомнил ему, что время на исходе. Фишбой закрыл собрание, отведя нескольких человек в сторону и переговорив с каждым из них в отдельности. Джейми с Уинстоном ждали у забора. Рэндольф и остальные гуськом двинулись обратно по узкой полоске земли к входу в цирк. На фоне полнейшей темноты они казались маленькими, как насекомые, идущие по краешку земли. Ревевший где-то вдали океан, казалось, мог поглотить их одной могучей черной волной. Наконец, Фишбой подошел к Джейми и посмотрел на него оценивающим взглядом. Жабры его трепетали, что, похоже, происходило всегда, когда он сильно волновался.

– Джейми, – начал он, – есть одна вещь, которую мне не хочется говорить, но которую сказать необходимо. На самом деле – я сейчас обращаюсь к Джей-Джею. Джей-Джей, я знаю, что ты меня слушаешь. Я хочу, чтобы ты знал: если ты хоть что-то предпримешь против нас, мы без малейших колебаний тебя убьем. Здесь слишком многое поставлено на карту, чтобы играть в игрушки. Запомни это, Джей-Джей. Советую тебе использовать отпущенное цирку время в свое удовольствие. Наслаждайся своим положением, пока можешь, развлекайся, как тебе нравится. Нападай на цыган. Вреди дровосекам. Изводи акробатов. Но что бы ты ни делал, нас оставь в покое. Если тебе это удастся, мы оставим в покое тебя.

Напряженность во взгляде и в голосе Фишбоя спала.

– Запомни это, Джейми. Он должен это услышать.

Джейми сглотнул и кивнул. Уинстон хлопнул его по спине.

– Пошли, – сказал он. – Слишком долго мы тут торчим.

– Да, – согласился Фишбой. – Не надо было мне забалтываться. До встречи, Уинстон, Джейми.

Фишбой побежал вперед, и у Джейми перехватило дух, когда он увидел, с какой скоростью куратор Паноптикума мчится по узенькой тропке. Они с Уинстоном последовали за ним спешным шагом, и Уинстон придерживал Джейми за плечи, ведя его вперед.

«Один толчок, и все, – не мог не подумать Джейми. – Я здесь обуза. Один толчок влево. И далеко-далеко вниз».

Наконец, они подошли к прорехе в заборе, отодвинули доску и снова оказались на своей стороне. Джейми никогда раньше так не радовался, хотя и не думал, что это продлится долго.

Глава 19. Подарок для Курта

Уинстон повел его обратно в клоунский шатер долгим кружным путем, чтобы никто не заметил, как все члены движения «Свобода» идут одной большой группой. Когда они вошли, Дупи спал за карточным столом, уткнувшись лицом в разложенный пасьянс. Стояла тишина. Гонко с Рафшодом еще не вернулись, о чем Уинстон беспокоился весь обратный путь. Джейми отправился к себе в комнату и лег, внезапно очень обрадовавшись тому, что пережил этот день без травм. Если он смог продержаться один день, то продержится и другой.

Мгновение спустя он услышал, что Гонко с Рафшодом вернулись со своего «задания». Он встал, вытащил из тайника хрустальный шар и навел его на гостиную, он увидел парочку клоунов, крадущуюся через комнаты, с извивающимся мешком для трупа в руках. Вместе со своим грузом они скрылись в комнате Гонко. Еще одна жертва. Джейми вздохнул, от приподнятого настроения не осталось и следа, осталась лишь усталая грусть.

Он улегся и стал ждать сна. Кто-то постучал к нему. Решив, что это Уинстон, Джейми сел на постели.

– Войдите.

Это оказался Гонко. Он стоял на пороге, скрестив руки на груди. У Джейми екнуло сердце.

– Джей-Джей, сделай мне одолжение.

– Э-э, конечно, Гонко. Что такое?

Гонко улыбнулся, словно что-то только что подтвердило давно вынашиваемые им подозрения.

– Завтра обязательно намажься гримом. Договорились?

Сердце у Джейми снова екнуло, во рту вдруг сделалось сухо.

– Разумеется, Гонко.

Уголки губ Гонко изогнулись вверх. Он резко закрыл дверь.

Джейми долго таращился на стену. Потом запустил руку под кровать и вытащил бархатный кисет. Ему придется принять немного порошка, чтобы заснуть этой ночью. Он подбрасывал кисет на ладони, пытаясь прогнать ощущение, что все всплывет; что завтра, как только появится Джей-Джей, он выдаст всех; что он всадил Уинстону в спину нож так, из простой неприязни, и наплевать на последствия.

Крохотные кристаллики еле слышно позвякивали в его руке. И вдруг его осенило.

* * *

Той ночью он спал крепко, так крепко, что не заметил, как рано утром к нему в комнату прокрался Рафшод. Не слышал он, как Рафшод вытащил из шкафа баночку с гримом, присел рядом с ним и начал обмазывать краской его щеки, нос, лоб и подбородок. Рафшод чиркнул спичкой, поднес к ее пламени ручное зеркальце и проорал прямо в ухо Джейми:

– Я ПОИМЕЛ ТВОЮ Мать!

Джейми заметался на постели, быстро сел, увидел себя в зеркальце, и тут Джей-Джей рявкнул:

– Ах ты, сукин…

Он замахнулся кулаком, потом замер, пришел в себя и сказал:

– Эй! Ты все правильно сделал. Этот гад заграбастал мое тело. Вчера целый день в нем ошивался.

Джей-Джей было хотел рассыпаться перед Рафшодом в благодарностях, но ту заметил, на чем расселся Рафшод: на наволочке, в которую он завернул хрустальный шар.

– Пошел вон! – завизжал Джей-Джей. – Оставь ты меня в покое! Не хочу, чтобы ты меня таким видел!

– Я тебя не виню, – ответил Рафшод.

Джей-Джей вытолкал его из комнаты и привалил дверь тяжелым ящиком.

Джейми. Чем этот парень вчера занимался? С ходу Джей-Джей припомнить не смог. Он лег и постарался разобраться с воспоминаниями о прошедшем дне. Так, посмотрим, он проснулся, завел свое обычное нытье: «Пожалуйста, не бейте меня, бога ради» и все такое прочее. А после этого… После этого…

А после этого – сплошная пустота. Джей-Джей нахмурился. Это что еще такое? Что-то ведь должно было остаться: Джейми целый день прожил в этом теле.

Он встал и натянул башмаки. Провал в сознании его беспокоил… очень беспокоил. Он помнил всю эту ерунду о детстве, компьютерные игры, рисование домиков в дождливые дни, как его избили, когда он после школы ждал автобуса, но о вчерашнем дне – ничего.

Завязывая шнурки, он заметил лежавший на полу бархатный кисет. Подняв его, он с изумлением обнаружил, что тот пуст. Он пошарил под кроватью в поисках остальных мешочков: те тоже опустели. Ни крупиночки не осталось.

– Что за черт?! – заорал он. – Где мой запас?!

Он издал полувскрик-полувсхлип. Руки у него тряслись от ярости.

– На этот раз ты слишком далеко зашел, – прошептал он, наслаждаясь угрозой в голосе и жалея, что никто не может оценить ее звучание. – Ты зашел слишком далеко, Джейми.

Он смял кисеты и отшвырнул их. Его не покидало ощущение, что между исчезнувшим порошком и исчезнувшими воспоминаниями есть что-то общее, причинно-следственная связь. Как Джейми мог такое сотворить? И с кем, с Джей-Джеем… Он попытался сдержать слезы, но ничего не вышло: он разрыдался, уткнувшись лицом в подушку.

Кто-то открыл дверь. Сквозь пелену слез Джей-Джей разглядел Гонко, который произнес с улыбкой:

– Хорошо, что ты вернулся, Джей-Джей.

– Убирайся! – заорал Джей-Джей.

Гонко улыбнулся еще шире и ушел.

Через некоторое время Джей-Джей перестал плакать и попытался разобраться в том, что и как. В голове тотчас же всплыло одно имя: Уинстон. Джей-Джей тут же вскочил и рванулся к комнате старика. У самой двери, прижав к бокам руки со сжатыми и трясущимися кулаками, как Гоши, он заставил себя произнести как можно вежливее:

– О, старина Уинстон, к тебе можно?

– Кто там? – отозвался сонный голос.

– Можно заглянуть поболтать?

– Джейми?

– Более или менее.

Уинстон застонал.

– Джей-Джей. Что тебе нужно?

Джей-Джею пришлось подавить в себе приступ гнева.

– Ты сам прекрасно знаешь, – ответил он хриплым шепотом.

– Нет, не знаю. Да открой же ты дверь, черт подери!

Джей-Джей распахнул дверь и остановился на пороге, пытаясь выглядеть угрожающе. Он решил, что это ему удалось, даже если старый клоун и скрывал свой страх.

– Ты! – выкрикнул он.

Уинстон внимательно разглядывал его.

– Заходи и закрой дверь, если тебе нужно поговорить о чем-то… личном.

Джей-Джей захлопнул за собой дверь и остановился, глядя на Уинстона и облизывая губы.

– Так-так, – произнес Уинстон. – Вижу, у тебя что-то на уме.

– Вообще-то, там у меня ничего нет. В этом-то и загвоздка, – ответил Джей-Джей. – Что бы ты об этом сказал, дружище?

Уинстон нахмурился, не сводя глаз с Джей-Джея.

– Ты какую-то чепуху несешь. Может, успокоишься и прямо скажешь, в чем проблема?

– Я не могу вспомнить… – выпалил Джей-Джей.

Потом умолк, что-то быстро вычисляя на ходу. Уинстон не понимал, о чем он, значит считает, что Джей-Джей знает всё, все грязные тайны, которые Джейми стер из памяти. Возможно, он мог бы немного поимпровизировать и вытянуть какую-то недостающую информацию…

– Так, хватит, – заявил Уинстон. – Ты сюда вваливаешься, будишь меня, так в чем же дело?

– Ты, – начал Джей-Джей, сменив тон с угрожающего на укоризненный и печальный. – Как ты мог так вчера поступить?

Уинстон моргнул.

– Продолжай.

– Ты знаешь, о чем я говорю. Вчера. Все дела. Зачем все это?

– Что именно из вчерашнего дня так тебя расстроило?

– Как ты мог втянуть меня во все эти дела? Как ты мог подвергнуть Джейми такому риску?

– Ты как-то очень смутно выражаешься, малыш, – заметил Уинстон, откидываясь на подушку. – И тебе рановато задумываться о подобных играх. Может, потихоньку уберешься обратно к себе?..

– Нет! Вчера что-то произошло. Мы оба об этом знаем. Что это было? Почему я об этом ничего не могу вспомнить?

– А-а, понимаю… – на губах Уинстона мелькнула слабая улыбка. – Случилось так, что ты проснулся с пустой головой?

– Да! Это твоя идея?

– Нет. Я бы сказал, что Джейми сам это придумал, прежде чем лечь спать. Не могу точно сказать, зачем он это сделал, ему же и вправду нечего скрывать. Только порошок зря тратить, если хочешь мое мнение.

Джей-Джей нахмурился и шагнул к старому клоуну. Понизил голос до хриплого шепота:

– Что бы это ни было, случилось что-то важное. Да-да, я все вызнаю. И расскажу. Слышишь меня. Всем подряд расскажу. Просто чтобы поквитаться. Даже если мне придется сдохнуть вместе с тобой, я уж точно устрою, что тебе мало не покажется. Ясно тебе, Уинстон?

Уинстон вздернул брови.

– Я вижу, к чему ты клонишь, но не знаю, что ты сможешь разболтать. Единственный, кому здесь есть, что рассказать, это… ммм… я! Но я знаю, как держать язык за зубами. А ты?

Пару секунд Джей-Джей стоял пытаясь понять смысл услышанного, пристально вглядываясь в лицо с отекшими веками и морщинками у глаз, которые он так ненавидел. Наконец, он повернулся к двери, отчаянно соображая, что бы такого ядовитого сказать на прощание, но ничего не придумал, и с силой захлопнул дверь за собой.

* * *

Уинстон смотрел, как дверь вибрирует на петлях, потом откинулся на подушку и глубоко задумался. В одном Джейми оказался прав – Джей-Джей менялся. Он становился агрессивнее и решительнее. Уинстон догадывался о том, что скорее всего случилось прошлым вечером: Джейми понимал, что все может рухнуть, если Джей-Джей всерьез решится на грязную игру. Должно быть, он воспользовался порошком, чтобы стереть из памяти все события вчерашнего дня… Хорошее решение, хотя Уинстон и удивился, что подобная просьба сработала. В первую очередь, это было чертовски рискованно, ну и сам факт того, что просьба сработала, означал лишь то, что «демонические твари», как их называл Фишбой, теперь не обращали особого внимания на их действия. Случались времена, когда их гнетущее присутствие, ощутимое, но неуловимое, было очень реальным и вездесущим. Воспоминания о тех временах частенько удерживали Уинстона от употребления порошка просто на случай того, если у «высшего начальства» вдруг появится причина им заинтересоваться, просто на случай, если они решат присмотреться к нему поближе.

И еще Уинстон осознал нечто новое: он боялся Джей-Джея. Он этого не показывал – если Джей-Джей об этом прознает, ему конец, но, так или иначе, Уинстон был жутко напуган.

И еще одна страшная мысль пришла в голову: а что произойдет, если Джей-Джей раздобудет порошок и сам начнет загадывать желания?

Вот от этой мысли Уинстону стало совсем дурно, и он проклинал себя за мягкотелость, что поддался и взял Джейми под свое крыло. Жизнь в цирке была нелегка и без опасных врагов под одной с тобой крышей. Его взгляд упал на дверь с хилой цепочкой, и он задумался, хватит ли у него времени, чтобы проснуться и чем-то вооружиться, если вдруг ночью кто-нибудь попытается высадить дверь.

* * *

В гостиной Джей-Джей закатывал истерику, круша все подряд и потрясая в воздухе кулаками. Он вспомнил припадок Гонко, когда тот перекорежил там всю мебель, но, как бы Джей-Джей ни пыжился, до этого ему было далеко. Наконец, Гонко услышал грохот и вышел.

– Что новенького, Джей-Джей? – спросил он.

– Да ничего, – Джей-Джей по привычке включил тон «мистер-не-бейте-меня».

– Вожжа под хвост попала? У меня есть кое-что, что тебя развеселит. Хочешь посмотреть, что мы раздобыли Курту в подарок?

Джей-Джею очень хотелось. Он пошел за Гонко в одну из кладовок. Несколько ящиков выдвинули в коридор, чтобы высвободить место для лежавшего на полу мешка для трупа. Бугристый мешок дернулся. Джей-Джей легонько пнул его. Оттуда раздался негромкий стон. Гонко наклонился и расстегнул молнию – звук, словно металлом по стеклу. Внутри в полуобморочном состоянии лежал мужчина лет пятидесяти, лысоватый, с двойным подбородком и обвислыми щеками. На нем была черная сутана с белым воротничком.

– Вы раздобыли для него священника? – изумился Джей-Джей.

– Ну да.

– Да он просто упадет от радости!

– Хорошо бы. Поймать его было легко, но вот заставить его одеться перед тем, как мы его взяли, – это было что-то.

Священник приоткрыл глаза и зажмурился от внезапного яркого света. Он непонимающе просипел:

– Что случилось? Где мы?

– Спокойной ночи, святой отец, – ответил Гонко и снова застегнул мешок.

Священник застонал и слабо задергался, прежде чем снова застыть в неподвижности.

– Великолепный подарок! – воскликнул Джей-Джей.

Гонко подмигнул ему и захлопнул дверь кладовки.

– Только никому, Джей-Джей. Не хочу, чтобы другие циркачи хоть о чем-то догадались.

Джей-Джей вернулся к себе в комнату в слегка улучшившемся настроении. Долгое и приятное подглядывание за другими залечит его раны.

* * *

Казалось, в цирке все идет своим чередом. Джей-Джей навел шар на шатер акробатов и увидел Рэндольфа, уговаривавшего остальных пойти прогуляться. И тут, к его огромному удивлению, в их шатер прокрался Уинстон.

– Ого-го, что бы это значило? – пробормотал Джей-Джей.

В руках Уинстон держал чемоданчик. Он огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что его никто не видит, и направился вглубь шатра, где акробаты хранили свой реквизит. Батут, который одалживал Джей-Джей, был привален к стене. Уинстон поставил его на ножки и вытащил из заднего кармана нож. Он проделал в батуте длинный разрез. Покончив с этим, он двинулся к канату, висевшему одной большой связкой на вбитом в стену крюке. Он снял его, бросил на пол и вытащил из чемоданчика банку с прозрачной жидкостью, хорошенько смочил ею канат. Потом зажег спичку, бросил вниз, и вскоре по канату зазмеилось пламя. На вешалках висели запасные трико, Уинстон снял их и положил в огонь.

В чемоданчике лежали еще бутылки с жидкостью. С желтой жидкостью – мочой. Уинстон открыл бутылку и облил весь остальной реквизит: гантели, гимнастические снаряды, мячи и скакалки. Открыл вторую бутылку, поливая из нее все, что под руку попадется. Три оставшихся бутылки в гостиную акробатов – основательно облил обшитые замшей диваны и мягкие пуфы. Как только Уинстон опустошил все бутылки, он вынул из чемоданчика кое-что еще: красный клоунский нос. К изумлению Джей-Джея, он положил клоунский нос на облитую мочой подушку. Потом подхватил чемоданчик и выбежал из шатра, беспокойно оглядываясь через плечо.

У Джей-Джея почему-то возникли смешанные чувства по отношению к увиденному. Может, Уинстон не такой уж и плохой. И все же во всем произошедшем ощущалась какая-то подстава, что-то такое, чего он не мог понять. Может, это Гонко тайно приказал Уинстону совершить это нападение?

Джей-Джей решил это выяснить. Спрятав шар в наволочку, он отправился на поиски Гонко. Он обнаружил его стоящим на коленях у мешка для трупов и плескавшим в лицо потерявшему сознание священнику водой из бутылочки. Гонко оглянулся на Джей-Джея, сунул бутылочку в мешок и застегнул его на молнию.

– Послушай, Гонкс, – начал Джей-Джей, – когда мы с акробатами-то поквитаемся?

– Они свое получат, я же тебе говорил, – ответил Гонко. – Пока ничего не предпринимай. Подожди, моего приказа. Уж о них-то я не забыл, дорогуша, ты уж поверь. Они свое получат, сполна. Сейчас не время, когда везде бегают эти загадочные «разрушители».

– Конечно, – пробормотал Джей-Джей и нахмурился.

– Джей-Джей, вернись через три часа и дай этому парню еще воды. Не хочу, чтобы он до завтра откинул коньки.

– Да нет проблем.

Джей-Джей вернулся к себе в комнату, не зная, что и думать. Уинстон нарушил приказ Гонко – и он почему-то был горд за старика. Почему нужно ждать часа расплаты? Акробаты давным-давно ее заслужили.

* * *

Пробираясь обратно к клоунскому шатру, Уинстон был уверен, что никто более или менее значимый его не заметил. И тут он увидел Джей-Джея, поджидавшего его у двери комнаты, и сердце у него тревожно забилось. «Замечательно. И что теперь?» – подумал он. После налета нервы у него и так были на пределе.

– Привет, Уинстон, – с ухмылкой произнес Джей-Джей.

Уинстон решил, что лучше всего вести себя с Джей-Джеем легко и непринужденно: не бояться, но и не задирать его. Он спросил:

– Тебе что нужно, Джей-Джей?

– Ничего, ничего. Прекрасная работа. Только это и хотел сказать.

«Прекрасная работа? – мысленно удивился Уинстон и тут же все понял: – Шар. Разумеется».

– Ну да. Они давно напрашивались. А теперь извини, Джей-Джей, мне надо отдохнуть.

– Конечно, конечно. Слушай, Уинстон, ты извини… за утро. Я вовсе не хотел так… понимаешь… Настырничать.

– Да не вопрос, Джей-Джей. Но только все это между нами, уговор?

Лицо Джей-Джея помрачнело, хотя голос его все еще сохранял бодрый тон.

– Конечно. Зачем мне болтать-то, верно? Да и тебе ни к чему.

Джей-Джей ушел.

Уинстон захлопнул дверь и набросил цепочку. Вздохнул. Никак нельзя допустить, чтобы хрустальный шар оставался у Джей-Джея, ни за что. Само знание Джей-Джея о том, что что-то происходит, уже достаточно опасно, не говоря уже о том, чтобы он вдруг стал Большим Братом. И возможно придется все-таки выполнить жестокое обещание Фишбоя насчет Джей-Джея, хотя от одной мысли об этом Уинстону становилось нехорошо. До этого момента они считали, что лучше иметь дело с плохим, но знакомым персонажем: убери они Джейми, еще неизвестно, кем его заменят в цирке. Но он начинал отбиваться от рук. Возможно, другого выхода не оставалось: Джейми придется умереть, чтобы покончить с Джей-Джеем.

Глава 20. Поджоги

Не только Уинстон занимался вредительством. По всему цирку артисты обнаруживали в своих обиталищах пренеприятнейшие сюрпризы.

Мугабо только что вернулся от Курта Пайло. Курт пугал его и одновременно бесил. Когда фокусник лежал ночами без сна, он почти всегда представлял Курта в виде огромной кучи дымящегося пепла, потому что именно Курт выдавал указания, какие позорные фокусы проделывать во время каждого представления. Фокус с кроликом, вытаскивание монеток из-за ушей сидящих в первом ряду детишек, вытягивание из рукавов по три метра ярких тряпок… Все по распоряжению Курта. И те, кто передавал указания Курта и следил за их исполнением, были ничуть не лучше его самого, и Мугабо давал себе сбивчивые и путаные клятвы отомстить всем до единого: Гонко, Шелис, дровосекам, даже Фишбою, хотя Фишбой вел себя с ним куда доброжелательнее, нежели остальные.

В этот день он намеревался высказать Курту все, что он о нем думает, но его кипучей ярости хватило лишь на решительный стук в дверь фургона. Когда изнутри голос Курта негромко произнес «Да-да?», руки Мугабо превратились в негнущиеся жерди, губы задрожали, а весь его яростный настрой улетучился. Если бы Мугабо сохранил неповрежденный ум, то вспомнил бы, что подобное случалось уже бесчисленное количество раз.

Курт внимательно его выслушал, хотя Мугабо не смог ничего толком сказать. Под взглядом Курта он превращался в трясущегося слабака.

– Не могу дьелать фокуз з крольиком, – запинаясь, пробормотал он. – Можно фокуз з огнем?

– Ах, Мугабо, – как всегда, добродушно ответил Курт, – мы с тобой уже это обсуждали, верно ведь? Твое представление не надо менять. Ты делаешь просто прекрасные фокусы. Если мы позволим тебе глотать огонь, ты перепугаешь публику. Это будет гораздо более впечатляюще, да. Но нужно лишь намекать на твою великую мощь. Самую малость.

– Мои фокузы это… – Мугабо сплюнул. Вот и все, на что он мог решиться в спорах с мистером Пайло.

– Нет, ты слишком строг к себе, – ответил Курт с застывшей на рыбьих губах улыбкой. – Слишком строг. И это опасно. Есть причина, по которой мы настаиваем на твоем фокусе с кроликом. Ты должен располагать к себе публику и радовать ее чудесами и восторгами. Тебе нельзя пугать их пиротехникой.

Мугабо отчаянно хотелось протестовать, но Курт уже вставал из-за письменного стола и приближался к нему. Мугабо попытался расправить плечи, не отводить взгляда, но все безуспешно. Курт сунул ему в рот что-то маленькое и белое, которое захрустело, когда тот прожевал и проглотил.

– Ммм… Что же до кроликов… прекрасные челюсти… ммм… Чудесные. Так, о чем это мы? – глаза его затуманились. – Ах, да. Вот что я тебе скажу, Мугабо. Как тебе идейка устроить закрытое представление для работников цирка? Вот там ты сможешь показывать фокусы, какие захочешь. Что скажешь, а?

Мугабо эта «идейка» представлялась отвратительной – он ненавидел почти всех в цирке и не испытывал ни малейшего желания выставлять себя им на потеху и выступать под их смешки и улюлюканье. Но над ним возвышался Курт…

– Очень неплохо, – прошептал он, в очередной раз потерпев поражение.

– Вот и замечательно! – воскликнул Курт, хлопая его по спине своей гигантской лапищей. – Я поставлю его в расписание через неделю. А теперь отправляйся репетировать. Скоро день представления, и ты должен вытащить кролика из шляпы. Да вытащить так, словно в последний раз. Очаровательного маленького кролика, Мугабо. Вот молодчина. Ступай, и да благословит тебя Господь.

По пути домой ярость Мугабо росла с каждым шагом. Вскоре она ослепит его, и он сможет видеть лишь добела раскаленную пелену перед глазами. «Он считает себя самым главным», – горько думал Мугабо. Загвоздка состояла в том, что он же прав – Курт и был самым главным.

Когда маг вернулся домой, руки у него тряслись. За сценой располагалась небольшая лаборатория, где он в свободное время изготовлял всякие снадобья и лекарства. Его глубоко огорчало, что к нему никто хотя бы иногда не заходил попросить какого-нибудь зелья, а они у него имелись от всех болезней – по крайней мере, он так полагал. Сейчас он чувствовал, что надо что-нибудь принять, чтобы успокоить нервы и пережить день не взорвавшись. Лиловая пузырящаяся смесь придется в самый раз – если это не от нервов, то он понятия не имел, от чего тогда.

Он угрюмо нахмурился, проходя мимо пустых пластиковых стульев и глядя на них, но застыл как вкопанный, когда вышел к сцене. На полу кто-то написал белой краской: «Считаешь себя УСПЕШНЫМ фокусником? Фокусничай с кроликом, урод».

Бормоча что-то неясное себе под нос, Мугабо рухнул на колени, вновь и вновь перечитывая надпись. У него вырвался хриплый вскрик. Вот и доказательство, начертанное огромными буквами: весь мир против него, усмехается у него за спиной. Единственное, чего он не мог понять: вандал обозвал его уродом за то, что он исполнял фокус с кроликом, или же за то, что исполнял его не очень хорошо?

Хотя это уже не имело значения. Он вытянул руку над буквами и с тем же хриплым вскриком плеснул на надпись огнем, его ладонь служила как бы жерлом, извергала оранжевое пламя. Слова потемнели, задымились, и вскоре на полу образовалось размытое выжженное пятно. Огромным усилием воли он взял себя в руки до того, как спалил всю сцену. Он схватил один из мешков, которые всегда держал под рукой, и загасил пламя.

Прошло еще немного времени, прежде чем Мугабо отправился за кулисы и обнаружил в лаборатории полный разгром: склянки перебиты, зелья расплесканы, а записи с формулами изорваны на мелкие кусочки. На стенах красовалась все та же надпись: «Считаешь себя УСПЕШНЫМ фокусником?» А рядом еще одна: «Даже будущее предсказать не можешь, урод».

* * *

Лежа в ванне, Шелис совершенно ясно сознавала, что за ней наблюдают с помощью украденного хрустального шара. Как и Курт, она могла ощущать его присутствие, словно нависающую сверху холодную тень.

Она по-прежнему терпеливо ждала, пока вор проколется. Братья Пайло, похоже, не понимали, какой редкой и драгоценной вещью является шар: и Курт, и Джордж напрочь игнорировали ее просьбы о помощи. Возможно, очередное нападение таинственных разрушителей заставит многоуважаемых братьев Пайло предпринять какие-то действия. Наверное, ей самой нужно организовать такое нападение.

Она высунула ногу из пены, позволив горячей воде стечь по лодыжке. Глаза ее была закрыты, а на губах гуляла ленивая улыбка.

– Смотри-смотри, свинья, – прошептала она. – Я тебя найду.

Она снова погрузилась в ванну, пытаясь решить, что сделает с похитителем, когда найдет его, а выбор перед ней открывался большой – и тут на нее нахлынуло. Это было сильное видение, яркое и четкое. Мугабо входит в ее хижину, глаза и руки у него горят. Она увидела себя, повернувшейся к нему в тот момент, когда ее охватил поток оранжевого пламени.

Сердце у нее заколотилось, и она с трудом подавила желание сейчас же вскочить, запереть все двери и выключить везде свет. Нужно выждать, запомнить видение как можно лучше, чтобы потом поискать какие-нибудь зацепки. Наконец, видение угасло: в самом его конце Мугабо стоял над ее пылавшим телом, оскалив зубы и визжа. Как только видение рассеялось, она вылезла из ванны, обтерлась полотенцем, прислушиваясь, нет ли снаружи чьих-то шагов. Она побежала в хижину, заперла дверь и села, напряженно задумавшись. Затем сняла со стен астрологические диаграммы, взяла карты Таро и направилась к дому любовника, чтобы там спрятаться. Ночь предстояла насыщенная и беспокойная.

* * *

Через некоторое время раздавшийся со стороны шатра Мугабо гулкий грохот заставил многих обернуться в том направлении. Они увидели взметнувшийся к небу столб огня, словно на гигантский батут приземлилась комета. По всему цирку пронеслась волна раскаленного воздуха.

Пожар вспыхнул через две минуты после того, как Мугабо вошел в свою лабораторию и увидел, во что превратилась его святая святых. Он сдерживался, пока не взобрался на крышу, где теперь лежал без сознания, истратив всю свою энергию.

Курт Пайло выглянул в окошко своего фургона, когда угасали последние вспышки пламени. Он приподнял брови и снова сел за стол. Фокусник, очевидно, репетировал перед представлением – вот что значит управленческое искусство. Если папаша в данном случае содрал бы с фокусника кожу, надругался бы над ним, а потом по ложечке скормил бы чудовищам из Комнаты Смеха и Ужаса, то Курт-младший шел артистам навстречу. Именно в этом залог эффективного менеджмента, господа.

– Представление будет что надо, – произнес Курт в пустоту.

* * *

Акробаты весь день провели на Аллее Развлечений, очаровывая женщин и заводя дружбу с мужчинами. Они вернулись поздно вечером и обнаружили, какому разгрому подверглись их реквизит и мебель, и пришли к единодушному согласию: в ближайшие несколько дней клоуны будут мочиться кровью и испражняться своими зубами.

– Нет, нет, нет, – возражал Рэндольф. – Нам надо действовать осторожно, пусть они немного поволнуются, пусть погадают, что их ждет.

– Может, и так, – отвечал Свен. – Но что бы мы ни сделали, это должно покончить с этой хренью раз и навсегда.

– Раз и навсегда? Единственный способ этого добиться – избавиться от всех, – заявил Тоскан.

– Ты же не думаешь всех их убивать? – спросил Рэндольф.

– По крайней мере одного или двух.

– И кого?

– Того старого урода. Может, его?

– Уинстона? – удивился Рэндольф. – Да нет, он не самый вредный из них. Кого-нибудь еще.

– Тогда кого?

– А вот новенького, – предложил Рэндольф. – Того рыжего, который над цыганами издевается. Как там его зовут-то?

Звали его Джей-Джей, и Рэндольф ни секунды ему не доверял. Остальные согласились, что он станет прекрасным примером для всех клоунов.

* * *

Джей-Джей убрал шар и улегся, размышляя о том, что бы такое придумать, чтобы краска ночью не стиралась и не размазывалась по подушке. Он было собрался сходить к Рафшоду и попросить того снова намазать его утром, как вдруг что-то нащупал под подушкой: сложенный листок бумаги. Он развернул его и увидел, что это письмо от Джейми. Очевидно, он должен был его обнаружить рано утром, как проснется. В нем говорилось:

«Дорогой Джей-Джей!

Извини, что я использовал так много порошка, но иначе я никак не мог заснуть после того, как проснулся весь перемазанный кровью. Я знаю, что у нас есть разногласия, но хотел бы предложить перемирие. Совершенно ясно, что после нескольких лет пользования гримом я окончательно исчезну. Но пока оставь меня в покое, а я оставлю в покое тебя. Что ты на это скажешь?»

Джей-Джей скомкал в кулаке записку и отшвырнул в сторону. Лицо его расплылось в широкой ухмылке.

– Вот что я тебе скажу, дружочек.

* * *

Мимо хижины укротителя львов и у самых деревянных ворот Аллеи Развлечений, прячась в тень, кралась какая-то фигура. Лишь самый зоркий глаз мог разглядеть его, клоуна Джей-Джея, вышагивающего, словно пугало, с топором в руках: то помахивая им, как тросточкой, то закидывая на плечо, как зонтик от солнца. При этом он едва слышно насвистывал песенку «Que Sera, Sera »[6].

Никто не слышал, как он тихонько приоткрыл дверь лачуги, стоявшей позади аттракциона «Подстрели утку, выиграй приз». Там жила пока что цыганка, мастерившая ожерелья из морских ракушек. Она была самой старой служительницей цирка и помнила, как Пайло-старший яростно орал на мелких цирковых сошек, могла припомнить, что случалось с молоденькими цыганками, которым выпало несчастье родиться симпатичными.

Кое-кто услышал пронзительный крик, который она издала в свой последний миг жизни в цирке, кое-кто услышал глухие удары обухом: бум, бум, бум. Никто не вышел узнать, что случилось, ведь в этом не было ничего нового. Служители сделали то же, что и всегда, когда слышали в ночи глухие удары: перепроверяли, что двери и окна накрепко закрыты, перекрестились и снова легли спать, гадая, чья же очередь настала на этот раз.

Джей-Джей по-прежнему ухмылялся, когда окровавленным пальцем малевал ответ для Джейми на двери шкафа. Второе послание он написал карандашом на стене за дверью комнаты, на тот случай, если Рафшод утром явится намазывать его краской; там говорилось, чтобы его в этот раз не беспокоили. Джей-Джей хотел, чтобы Джейми все увидел.

* * *

И Джейми увидел. Он проснулся под гомон цирка, готовившегося к близившемуся дню представления, и удивился – он не ожидал, что ему удастся воспользоваться телом в ближайшее время.

Взгляд его упал на дверь шкафа, и он с отчаянием вспомнил убийство прошлой ночью. На двери виднелось написанное кровью слово:

«ДОГОВОРИЛИСЬ»

Он придвинул к двери ящик, надеясь, что это даст ему время на раздумья в одиночестве. План сработал. Новый план был в том, чтобы выкроить себе еще один день: Джей-Джей заглотил наживку. Джейми перехитрил свое клоунское «Я». Если это удалось однажды, то получится и в другой раз. Но ему придется каким-то образом поддерживать создавшееся положение, провоцируя новые убийства, и при этом очищать память, когда наступит время наносить грим.

Он подошел к комнате Уинстона и постучал. Раздался сонный голос:

– Ну, что там еще? Неужели хоть одно утро выспаться не дадут?

Джейми вошел и рассказал ему о произошедшем с того момента, как Рафшод вчера намазал его краской, и объяснил, почему ему нужен еще порошок. Уинстон выслушал его кивая, словно он уже все это обдумал.

– Давай заключим соглашение. У меня достаточно порошка для того, чтобы скрывать от него твои воспоминания настолько долго, насколько нам нужно. Я почти не пользуюсь этой дрянью – от нее я чувствую себя из рук вон плохо, а веду себя уж совсем никуда не годным образом. Значит так – если ты придешь ко мне как Джейми, я даю тебе столько, сколько тебе надо. Если ты придешь как Джей-Джей, я посылаю тебя на все четыре стороны. Но взамен мне от тебя кое-что нужно.

– Разумеется, что угодно.

– Отдай мне хрустальный шар. Мне не хотелось его брать, потому что это грозит большими неприятностями, которые мне уж никак не нужны. Но я все обдумал. Слишком рискованно, что им пользуется Джей-Джей. Невероятно рискованно. Хотелось бы жить без того, что он видит каждый наш шаг.

Джейми вздохнул, представив, как разозлится Джей-Джей, но не в его положении было возражать. Он кивнул.

– Вот и молодец, – сказал Уинстон. – Я спрячу его в надежном месте, и ты вполне меня поймешь, если я тебе не скажу, где именно. А теперь готовься к предстоящему дню. Сегодня день рождения Крута. На самом деле, будь я на твоем месте, я бы прямо сейчас принял немного порошка и намазался краской. Лучше тебе самому решать, когда появится Джей-Джей, нежели Рафшод станет вызывать его к жизни, когда ты не готов. Если он застанет тебя врасплох, а ты не очистишь память, то мы…

Уинстон умолк и насторожился: из гостиной доносился звук суматохи, послышались крики и треск ломающихся предметов.

– Это что еще такое? – простонал Уинстон. – Ладно, черт с ними, сами разберутся. А я еще немного посплю.

Уинстон бросил Джейми бархатный кисет и снова рухнул на кровать под оглушительный скрип пружин. Джейми поблагодарил его и ушел. Проходя мимо гостиной, он услышал резкий деревянный хруст, похожий на выстрел, и увидел, как в воздух взлетел акробат и грохнулся наземь. Джейми остановился, чтобы посмотреть, спрятавшись в коридоре и высунув за угол лишь голову. Рядом с акробатом стоял Гонко с внушительной доской в руках. Рядом с ним выстроились Гоши, Дупи и Рафшод: похоже, только что закончилась очень короткая драка.

– Он что-то делал, Гонко, клянусь, что-то делал! – вскричал Дупи. – Ты погляди, что у него в руке было, Гонко, только погляди!

Гонко нагнулся и поднял что-то с пола – шприц, наполненный прозрачной жидкостью.

– Ты, как обычно, прав, Дупс. Ты всегда был приметливым парнем. Он и вправду что-то делал. Это уж точно.

Акробат пытался встать на ноги, но колено у него было согнуто под каким-то невозможным углом. Гонко подошел к нему и легонько толкнул ногой, так что тот упал на спину.

– Тут уж, наверняка, не вакцина от столбняка, Свен. Так в чем дело-то? Зачем ты пробрался к нам в шатер с этой штуковиной?

Акробат снова попытался встать, и Гонко ударил его в грудь, на этот раз не так легонько.

– Лучше отпустите меня, – огрызнулся Свен. – Я сделаю так, что вы до конца жизни останетесь для работ на подхвате. И не видать вам больше представлений.

– Ты же знаешь правила, – ответил Гонко. – Ты без нашего разрешения находишься у нас в шатре. И мы можем делать с тобой все, мать твою, что захотим. Давай выкладывай. Что вы имеете против Джей-Джея?

Джейми выпучил глаза.

– Ты сам знаешь, что вы наделали, – ответил Свен. – Вы сами это начали. А мы хотим поквитаться.

Гонко с недоумением оглядел остальных клоунов. Акробат попытался отползти. Гоши принялся свистеть, как чайник. Гонко поднял доску, изготовившись для удара, словно игрок в гольф, но ему помешал Джордж Пайло.

– Эй! – с порога крикнул коротышка. – Ты вообще соображаешь, что делаешь?

– Привет, Джордж, – отозвался Гонко, по-прежнему держа доску занесенной над плечом. – По-моему, я защищаю наше жилище. Собирался сделать этому типу… что там противоположное подтяжке лица?

– Размазка лица, – подсказал Дупи. – Вот как это называется, Гонко, думаю, так, мы с Гоши только что об этом говорили. Размазка лица.

– Отлично сказано, Дупс. Да, Джордж, этот тип тайно проник сюда с орудием убийства. Что ты на это скажешь?

– Мне наплевать на все эти ваши дрязги, – Джордж подошел к Гонко и уперся лицом ему в пупок, подняв на него свои злобно сверкающие белые глазки. – Не желаю видеть ваших разборок с другими исполнителями, Гонко. Ты – один из старших в цирке, и ты должен показывать пример другим.

– Я и показывал один из таких примеров, – ответил Гонко.

– Я урезаю вашу плату за сегодняшние работы, – заявил Джордж. Гонко скривился, и на мгновение показалось, что он вот-вот устроит размазку лица Джорджу Пайло. Однако он отшвырнул обрезок бруса и любезно улыбнулся.

– Строго, но справедливо, Джордж, как и всегда, – произнес он.

Джордж повернулся к акробату.

– Посмотри на свою ногу, идиот. У нас на носу представление, а ты позволяешь себя покалечить. Давай ползи к Эм-Эм, чтобы он тебя починил. Я дам ему знать, что ты явишься.

По лицу акробата пробежала мимолетная тень страха, а лицо Гонко расплылось в ухмылке. Джордж быстрым шагом вышел из шатра. Акробат уполз, оставив клоунов радостно хлопать друг друга по спинам. Джейми потихоньку смылся, но через пару минут Гонко уже стоял у его двери.

– Джей-Джей?

– Да? – отозвался Джейми. – Я как раз собирался нанести грим…

– Ты там с акробатами что-то выделывал?

– Нет.

– Тогда почему они хотят тебя прикончить?

– Я не знал, что они хотят меня прикончить.

– Похоже, что хотят. Дупс сказал, что тот тип пробрался сюда рано утром. Дупс запер его в кладовке и снова лег спать. Акробат как-то оттуда выбрался, попытался проникнуть к тебе в комнату, чтобы что-то тебе вколоть. По-моему, они вовсе не хотели угостить тебя морфинчиком.

Джейми пожал плечами.

– А почему меня-то?

– Вот это-то я и хочу выяснить, дорогуша. Ты ничего им не делал? Не швырялся грязью или типа того?

– Нет, клянусь.

Гонко внимательно поглядел на него.

– Может, это и правда, а может, ты виртуозный врун. В любом случае меня это устраивает. Но пока что ничего не делай. Придет время – и будет по-моему. А пока что полный мир-дружба, ясно тебе? Сам живи и другим не мешай, розовые сопли и прочая хрень. Сейчас тот момент, когда нам, клоунам, надо залечь на дно, уж поверь мне. Какой-то шутничок носится вокруг, устраивает всем подлянки и прочее дерьмо. Начальство долго это терпеть не станет, готов на деньги спорить.

Джейми кивнул.

– И намажься краской, – приказал Гонко, закрывая дверь.

Глава 21. Беда назревает

Около полудня клоуны отправились в свой сценический шатер на празднование дня рождения Курта. Джей-Джей шагал быстро и пружинисто, радуясь тому, что проблемы с его вторым «Я» немного разрешились. Джейми с самого раннего утра намазался гримом, так что, похоже, игры закончились. Если так и дальше пойдет, Джей-Джей, возможно, станет относиться к нему помягче… Сперва этот сосунок не понял, с кем дело имеет, но теперь хорошо усвоил урок. Вот бы так и впредь.

Клоуны пришли в шатер последними, позже них появился лишь Курт. Гонко и Рафшод положили слабо брыкавшийся мешок для трупа на землю рядом с собой. Курт сделал вид, что не он организовывал это мероприятие, разослав повсюду цыган, чтобы они пригласили всех. Войдя в шатер, он разыграл удивление, держа в руках папку, словно заглянул сюда с рутинной проверкой. Все присутствующие видели это уже много раз и, как велено, прокричали хором: «Сюрприз, сюрприз!» Курт покраснел, прижав лапищи к щекам, притворившись смущенным, фыркая: «Это чересчур!» и «Да ну вас!» и неуклюже помахивая руками, словно говоря: «Да ладно вам!» Он остановился прямо перед сценой и окинул всех выжидающим взглядом.

Конкурс подарков оказался несколько подзабыт за недавними разгромами и сумел потерять свою прежнюю остроту. Акробаты выбрали самый безопасный подход и вручили ему полный пакет зубов; такой же подарок они преподнесли ему четыре года назад, тем самым заработав себе дипломатический иммунитет во всех дрязгах, в которые они тогда были втянуты. В те времена акробаты враждовали со шпагоглотателем, поскольку обитали с ним в одном шатре. Акробаты взяли верх, шпагоглотателя отправили в шатер к Мугабо, где тот в результате жаркой – в прямом смысле – перепалки превратился в жаркое. Но это все в прошлом, и акробаты, похоже, чувствовали, что в этот раз их переплюнут. Они бросали просто убийственные взгляды на клоунов, самодовольно сидевших у шевелящегося мешка для трупов.

Акробаты преподнесли Курту зубы первыми, и Курт был доволен. Не в восторге, но доволен.

– У меня хорошее предчувствие, – шепнул своей команде Гонко.

Шелис, не очень-то обрадованная поведением обоих братьев Пайло в вопросе похищения ее хрустального шара, вообще не стала ломать голову. Она подарила Курту зубную щетку с ручкой из слоновой кости, которую случайно увидела на Аллее Развлечений; достаточно приличный подарок, чтобы избежать каких-то упреков. Курт изобразил светское разочарование, вздохнув, как влюбленная школьница под плакатом со своим кумиром, обожаемым и недосягаемым.

Укротитель львов явно не следил за увлечениями Курта и, похоже, полагал, что Курту нравится наблюдать за птицами, что он обожал год назад. Он преподнес Курту попугая, которого научил говорить «С днем рождения!» Гоши по какой-то причине разозлился, когда с клетки с птицей сняли платок, словно увидел соперника. Искоса посмотрев на него, Джей-Джей лишний раз убедился, что чем больше он узнавал о Гоши, тем опаснее тот казался.

Попугай Курту совсем не понравился. Его рыбьи губы улыбались, но он не произнес ни единого слова благодарности, а лоб его потемнел, словно сгущавшиеся грозовые тучи. Укротитель львов вернулся на свое место нетвердой походкой, и выглядел он гораздо бледнее, чем когда со своего места встал.

Дровосеки удивили всех, доказав, что держат руку на пульсе. Они преподнесли Курту огромное распятие, которое соорудили из красного дерева. Когда они вчетвером втащили свой подарок, Курт засиял, осыпая их благодарностями и похвалами. Гонко решил, что сейчас самое время. Он сделал знак Рафшоду, и они вдвоем потащили к сцене мешок, внутри которого, словно попавшаяся в сети рыба, постанывал и извивался священник. Гонко перевязал мешок розовой ленточкой в районе талии пленника.

– Что это? – спросил Курт, уже возбужденный, когда они положили мешок у его ног.

– Небольшое подношение, которое, нам кажется, должно вам понравиться, босс, – ответил Гонко. – Это все вам. Пользуйтесь.

Курт снова фыркнул, развязывая ленточку и гадая, что же может быть внутри, пошутил, что надеется, что это не очередная пара носков, – хотя никто не отважился бы подарить ему и первую пару, – и расстегнул молнию.

– Что происходит? – прохрипел священник. – Я хочу пить… пожалуйста…

Он, часто моргая, таращился на собравшуюся толпу, шарахнулся от нависшего над ним жуткого чудовища в два с лишним метра ростом. Звериные глаза Курта внимательно оглядели воротник, черную мантию и распятие, и вид у него сделался таким, словно он вот-вот лопнет от восторга.

– Вот это да! – воскликнул он. – Настоящий? Не имитация?

– В самом лучшем виде, босс, – Гонко зловеще ухмыльнулся в сторону поникших и притихших акробатов. – Для вас – никаких аналогов. Взяли прямо из церковного прихода Перте. На здоровье.

Курт был потрясен.

– Вот это да! – только и мог он сказать.

Он сжал руками голову священника, его огромные пальцы легко обхватили ее целиком. Засунул ему в рот большой палец, приподнял десну и рассмотрел зубы, словно у породистой собаки.

– Вот это да! – прошептал Курт.

– Поскольку он здесь, мы подумали, может, использовать его на свадьбе Гоши, – предложил Гонко. – Если вы, конечно, не возражаете, босс. Сделать все официально, как полагается.

– О разумеется! – ответил Курт, взвалив на плечо священника, который от страха не держался на ногах. Воздетое высоко над землей тело казалось крошечным. – Конечно, можете взять его напрокат. Так, все остальные сложите свои подарки у двери моего фургона. Сейчас я просто обязан поиграться вот с этим.

Курт вприпрыжку выбежал наружу, а за ним из шатра потянулись артисты.

Когда клоуны возвращались домой, Гонко пребывал в превосходном настроении.

– Вы лицо его видели? Да нам завтра же вернут наше представление, ставлю сто к одному.

Джей-Джей оставил их праздновать, а сам отправился к себе в комнату. Ему не терпелось посмотреть, что же Курт станет делать с беднягой-священником. Он понадежнее забаррикадировал дверь, потянулся под кровать за наволочкой и…

Шар исчез. Он тотчас же понял, что его предали. Он хрипло завизжал. Затем последовал лихорадочный и безрезультатный обыск всей комнаты, после чего Джей-Джей сел, уставившись прямо перед собой и скрипя зубами, то и дело молотя кулаком по подушке и содрогаясь от злости.

– Джейми, – прошептал он, – вот теперь война.

* * *

Уинстон устал от постоянного давления прожитых лет. Возможно, именно грим позволял всем им так долго жить и поддерживать силы; сам он давно перестал считать проведенные здесь годы. Однако Уинстон начинал подумывать, что причиной всего являлось само присутствие в цирке. Он давным-давно бросил пользоваться краской, но тело его само по себе подключалось к происходящему. Он слышал россказни о проходимцах, побывавших в цирке, после чего влачивших долгое жалкое существование: бездушных автоматах, которых с жизнью связывало лишь то, что их тела все еще продолжали функционировать. Вот именно так Уинстон себя и чувствовал.

Он пытался встретиться с Рэндольфом, что было очень непросто: и клоуны, и акробаты находились в постоянном ожидании какой-то гадости друг от друга. Такой напряженности давно не случалось с той самой поры, когда акробаты потеряли троих в последнем крупном столкновении. Клоуны потеряли двоих. Уинстон оказался здесь в 1836 году на замену Уэнделлу, легендарному толстому клоуну, четырехсоткилограммовой безобразной туше. Многие говорили, что номер Уэнделла – в балетной пачке с выделыванием пируэтов – был куда более уместен в шоу уродов. Было это давным-давно, когда цирк переместился из Франции в эту отдаленную колонию для каторжников, которая развилась и превратилась в полноправное государство буквально у них на глазах. До Франции цирк обитал в Шотландии, до Шотландии – в Греции, а еще раньше… Тут источники становились немного туманными. Уинстон помнил, как цирк заново развертывался после переезда, едва он успел в него прибыть, тогда карнавал разобрали на отдельные кусочки и переправили через ворота касс один за другим.

Хотя Уинстон жил в теле старика, здесь он находился относительно недавно. Рафшод появился после него, Дупи и Гоши – задолго до, хотя об их биографиях давно позабыли. Они оба были слишком измененными, чтобы быть моложе нескольких столетий каждый. А Гонко? О нем Уинстон понятия не имел. Он слышал, что Гонко дружил с Пайло-старшим… а Пайло-старший умер давным-давно.

Уинстон остановился у шатра акробатов и громко свистнул, подавая знак Рэндольфу, что ему нужно поговорить. Реакция последовала мгновенно – выбежали двое акробатов, выкрикивая угрозы. Рэндольф неспешно вышел вслед за ними.

– Да нет, этот того не стоит, – презрительно заметил он, становясь между Уинстоном и остальными. – Старый урод и без нашей помощи отдаст концы, говорю я вам.

– Не ошивайся тут, – сказал Свен, нога которого была плотно забинтована. – Говорю тебе, еще раз тебя тут замечу, башку откручу.

– Это и к твоим дружкам относится, – добавил Рэндольф, и Уинстон уловил в его голосе нотки облегчения.

– Не понимаю, в чем загвоздка, – удивился Уинстон. – Я всегда прохожу этой дорогой, когда иду к Паноптикуму.

На мгновение их взгляды с Рэндольфом пересеклись – принято, понято.

– Вали с глаз долой, – сказал Рэндольф, плюнув под ноги Уинстону и, резко развернувшись, вошел в шатер. Акробаты последовали за ним.

Через несколько минут они встретились в тени около Паноптикума.

– В чем дело? – спросил Рэндольф.

– Что происходит? Один из твоих ребят пытался прикончить Джейми.

– Да. В знак расплаты.

– А почему Джейми? Он же один из нас. Почему не убрать Рафшода или Дупи?

– Джейми… Нет, Джей-Джей гораздо опаснее остальных, Уинстон. Он же знает о нас, господи боже. Ты неправильно поступил, приведя его на собрание.

– С этим мы разобрались. Джейми нашел способ скрывать свои мысли от Джей-Джея. Он блокирует свою память порошком. Джей-Джей просыпается, ничего не зная.

– А как мы в этом убедимся?

– Я же живу рядом с ними, и каждый день вижу Джей-Джея.

Рэндольф, похоже, начал злиться.

– А как мне заставить остальных изменить к нему отношение?

– Не знаю, может, это тебе и не удастся. Но есть «кандидаты» куда лучше, чем он, вот и все. Джей-Джей может нам пригодиться.

– А еще он может нас всех погубить к той самой матери, Уинстон.

Клоун вздохнул и потер пальцами виски.

– Я не могу тебе позволить этого сделать. Джейми – славный парень. Джей-Джей – полная гнида, но, по-моему, Джейми его раскусил и нейтрализовал.

– Господи, Уинстон…

– У меня бы камень с души свалился, если бы его прикончили, уж поверь. Но у меня на совести и так всего выше крыши. Он сюда не просился, Рэндольф.

Рэндольф в ответ промолчал, но посмотрел на него взглядом, говорившем о многом: «И я не просился, и ты тоже, и все, блин, кто тут работает, и все зрители, которых сюда заманивают, и все жертвы деяний прорицательницы, и…»

Уинстон снова вздохнул.

– Ну… Не знаю, предупреди меня, если они соберутся напасть, хорошо? Подай какой-нибудь сигнал. Дай мне знать. Я сам его спасу.

Рэндольф повернулся и зашагал прочь, не возразив и не согласившись. Уинстон смотрел ему вслед – и едва не крикнул, чтобы тот вернулся, чтобы сделал, как они хотят, чтобы убил Джейми. Едва не крикнул.

* * *

Часа в три дня каждый циркач получил письмо, врученное ему лично Дупи. Ему пришлось нелегко, когда он раздавал письма акробатам. За все свои старания он ушел от них с синяком под глазом, о котором он сказал Гонко, что «упал, честное слово» (хотя почему он соврал, Дупи и сам толком не знал).

В письмах были приглашения на свадьбу Гоши. Гонко предложил по-быстрому провести все тем же вечером, поскольку сомневался, что священник долго будет в подобающем состоянии. Дупи пришлось чуть не наизнанку вывернуться, чтобы убедить Гоши, что все должно пройти именно так, поскольку (как он полагал) Гоши хотелось еще немного продлить сладостное ожидание (хотя он, конечно же, не трусил). Вот в чем Дупи никогда и никому бы не признался – никому на свете, честное слово, – так это в том, что именно он надел кольцо на стебель папоротника.

Времени для подготовки свадебных клятв было в обрез, к тому же Дупи не отличался начитанностью, так что он очень любезно попросил Курта, не мог бы священник сделать это за него. Когда Дупи выходил из фургона Курта, ему встретилась направлявшаяся туда Шелис, и что-то в ее движениях и улыбке встревожило его куда сильнее, чем подбитый глаз.

– Это улыбка типа «Я тебя достану», – пробормотал себе под нос Дупи, почесывая в затылке. Затем он выпрямился от охватившей его паники и закричал: – Это улыбка типа «Я тебя достану»!

Он ринулся обратно к фургону Курта, мямля:

– Вот черт, ой, блин, вот те на, надо же…

И замер, прижавшись ухом к двери. Следить за боссом – это плохо, но следить за Шелис – очень хорошо, что в сумме дает «нормально». Он не слышал, что говорила она, но голос Курта доносился из-за двери вполне отчетливо:

– Ты уверена, что это он?

Тишина. Затем:

– Точно уверена?

Тишина. Затем:

– Да, никогда бы не догадался, что это он. Я-то думал, что это Джордж. Так, так. Нам надо с этим что-то делать, верно?

Дупи услышал звук приближавшихся к двери шагов и со всех ног бросился наутек.

«Кто это – он, – озабоченно соображал Дупи. – Он – это не я, верно?»

Когда он вернулся в клоунский шатер, он услышал, как Гоши свистит чайником, и вскоре позабыл обо всех заботах – Гоши чем-то расстроен! Он вбежал в спальню Гоши и увидел, что его брат стоит навытяжку, прижав руки к бокам. Кожа у него на лице сморщилась в горестной гримасе. Гоши вот-вот заорет, да, да, именно так.

– Гоши! – прошептал Дупи. – В чем дело? В чем дело, Гоши?

И тут он все понял: кольцо свалилось со стебля невесты и валялось на полу.

– Ой, Гоши! – вскрикнул Дупи. – Ой, нет, нет! Ой, не-е-ет!

– Уиииии! Уиииии! – взревел Гоши. – Уиииии! Уиииии!

* * *

– Что там еще за шум, черт бы вас разодрал?! – заорал Гонко. Он заметил суматоху в комнате Гоши. – Ну, вы и дебилы, мать вашу, – бросил он.

Он поднял обручальное кольцо с пола и снова насадил его на стебель.

– Вот.

– Спасибо, Гонко, – проговорил Дупи вслед уходившему Гонко. – Между прочим, она его достанет, но я не знаю, кто это «он», но возможно, что и мы.

– Да, классно, – бросил Гонко через плечо. – Никогда не думал в писатели податься, Дупс? Шекспир бы умер от зависти.

Проходя по гостиной, Гонко услышал снаружи голос Курта:

– Тук-тууук!

На пороге рядом с ним стояла Шелис. Любопытно…

– Салют, босс, – поздоровался Гонко, нахмурившись. – Что вас к нам привело?

– Ммм, неприятное дело, – ответил Курт, входя. – Я кое от кого узнал, – недвусмысленно кивнул он в сторону Шелис, – что укравший хрустальный шар находится здесь, в вашем шатре.

– Хрустальный шар? – не понял Гонко. – Какой, ее? И у кого он?

– У Уинстона, – ответила Шелис, впившись в Гонко холодным взглядом. – У твоего друга Уинстона.

– У Уинстона? Да быть не может, – засомневался Гонко. – С чего это ты взяла, черт подери?

Шелис улыбнулась и постучала себя по лбу длинным наманикюренным ногтем.

– Это мне подсказало мое «эмпатическое дерьмо», как ты выражаешься. Так что рассказывай, он действовал один или по чьему-то приказу?

Курт невозмутимо улыбался, поочередно разглядывая их.

– Вот ты мне и расскажи, – парировал Гонко. – Используй свои жуткие силы.

– Где его комната? – ласково спросил Курт.

Гонко провел их к комнате Уинстона. Она была заперта, и Уинстон в шатре отсутствовал. Гонко ударом ноги выбил дверь. Шелис юркнула в комнату мимо него и принялась копаться в одежде и в коробках.

– Он где-то здесь, – бормотала она. – Сегодня утром я видела этого старого извращенца. Он обожает каждый день с утра подглядывать за другими.

Гонко, прищурившись, наблюдал за тем, как прорицательница переворачивала вверх дном все вокруг. Подглядывать за людьми – вовсе не похоже на Уинстона, которого он знал. Она начала простукивать стены, выслушивая эхо, что указало бы на скрытую полость.

– Ладно, хватит дурью маяться, – заявил Гонко. – Уинстон – один из моих самых проверенных исполнителей, и…

– Ага! – вскричала Шелис, сверкнув глазами. Она вцепилась ногтями в планку в стене, окрашенную чуть светлее остальных, и та с треском отошла. Она запустила руку в пустоту и, широко улыбаясь, вытащила из тайника хрустальный шар.

Гонко провел рукой по лицу и вздохнул.

– Н-да, босс. Я потрясен не меньше вашего.

Курт все так же невозмутимо улыбался, но Гонко знал Курта и заметил у него на лице досаду, к счастью – одну лишь досаду.

– Ммм… понимаю, – протянул Курт. – Поговорим об этом после свадьбы, что скажешь?

– Вам решать, босс, – ответил Гонко.

– Именно так.

Курт размашистым шагом вышел из шатра. Шелис за ним, даже не взглянув на Гонко, проходя мимо него. Тот глядел им вслед, потом врезал ногой по стене, пробив дыру в штукатурке.

– Уинстон… – вздохнул он и умолк. Про себя он сказал нечто вроде: «Тебе придется объясняться, старина».

* * *

Пока Шелис отыскивала свой хрустальный шар, Уинстон, по приказанию Джорджа Пайло, находился у шатра Мугабо. Ходили слухи, что Мугабо чувствовал себя хуже некуда и никого не подпускал к своему жилищу, что предвещало неприятности накануне дня представления. Уинстон тоже не сумел попасть в шатер, фокусник был взвинчен как никогда. После целого часа бессмысленных криков через дверь Уинстон бросил эту затею и отправился домой. Теперь по меньшей мере два шоу выпадали из программы, а день только начинался – и, если внести еще больше сумятицы, возможно, им удастся добиться полной отмены представления. На памяти Уинстона это был бы первый случай, когда представление срывалось.

Не успел он войти в клоунский шатер, как на него нахлынуло дурное предчувствие, и через секунду он увидел сидящего за карточным столом Гонко, пристально разглядывающего его. Взгляд у него был недобрый.

– Присядь-ка, Уинстон.

В голове у старого клоуна мелькнула жуткая мысль: «Что-то случилось – Джей-Джей все рассказал. Он все вспомнил и рассказал. Все, конец».

Он сел и поразился тому, что Гонко выглядел скорее грустным, нежели разозленным, что показалось ему еще более зловещим. Гонко посмотрел ему прямо в глаза и спросил:

– Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Уинстон поерзал на стуле и постарался сдерживать дрожь в голосе.

– Ты это о чем, Гонко?

– Курт с Шелис его нашли, – медленно и тихо ответил Гонко. – У тебя в комнате. Мне наплевать, что он был у тебя, но как ты им позволил его разыскать? Я-то думал, что ты гораздо умнее.

На мгновение Уинстон по-настоящему смутился, а потом испытал величайшее облегчение. Хрустальный шар – только и всего. Тайны куда важнее так и остались тайнами.

– Ааа… – протянул он. – Так они его нашли.

Гонко сверкнул глазами.

– Только не надо так этому радоваться, блин.

– Радоваться? Да нет, я просто сначала тебя не понял. – Уинстон старался соображать быстрее. – Я заметил, что шар валялся недалеко отсюда, у всех на виду. Знал, что если его найдут, то начнутся неприятности, вот я и положил его в надежное место. Ну, я так думал, что в надежное.

Гонко кивнул. Ответ, похоже, удовлетворил его, однако в подобных ситуациях было очень трудно определить его подлинный настрой.

– Плохое время ты выбрал, Уинстон. Нам надо было выжать все из успеха на дне рождения Курта, но теперь мы облажались. Целиком и полностью.

– Ах ты, черт… прости, Гонко.

– Ну да, ну да, – вздохнул в ответ Гонко. – Не знаю, как они его нашли, может, на нее очередное видение рухнуло. Но теперь это неважно. Ты редко совершал ошибки, так что на этот прокол я закрою глаза. Я-то закрою, но вот не знаю, закроет ли Курт.

Уинстон выпрямился на стуле и вытер пот со лба.

– Курт? И что сказал Курт?

– Он хочет с тобой побеседовать. Хочет, чтобы я сразу же отправил тебя к нему. Наверное, это дело видится ему как серьезное, после того как он отдельно попросил всех вернуть шар. Он расценит это как прямое невыполнение его приказа – что, собственно, и случилось. И в последнее время настроение у Курта весьма не очень. Из-за этой «свободы»… и прочего.

– Господи…

– Да ладно, не дрейфь ты, – ответил Гонко. Глаза его казались закрытыми, но он смотрел на Уинстона очень внимательно. – Сходи к нему, как-нибудь успокой, да и забудь об этом. Раньше ты меня не подводил… Надеюсь, что и впредь не подведешь.

Уинстон кивнул, поднялся, но ноги его не держали, так что он ухватился за край стола, чтобы не упасть. Он вышел, а Гонко проводил его взглядом. Главный клоун сидел глубоко задумавшись.

* * *

С каким-то заторможенным спокойствием Уинстон постучал в дверь фургона Курта. Он терялся в догадках, действительно ли на Шелис нашло видение? Или же Джей-Джей его выдал, желая отомстить?

– Да-да? – раздался изнутри бодрый голос Курта.

Уинстону удалось подавить в голосе волнение.

– Это я, мистер Пайло.

– А, Уинстон! Заходи.

Он открыл дверь фургона, сделал шаг и замер, увидев Шелис, сидевшую рядом со столом Курта. «Н-да, замечательно», – подумал он. Врать придется как можно осторожнее, и все отговорки, которые он придумал по пути сюда, теперь оказывались бесполезными.

Курт сцепил руки и положил их на лежавшую на столе толстую Библию.

– Уинстон, – начал он, – я хотел тебя кое о чем спросить… О чем это мы?.. Ах да. Что ты делал с хрустальным шаром прорицательницы?

– Ну, босс, – ответил Уинстон. – Я и сам толком не знаю. Не могу сказать, что на меня нашло, когда я его спрятал у себя в комнате после того, как нашел. Но я хочу, чтобы вы знали – я глубоко об этом сожалею.

Курт на это вообще никак не прореагировал. Повисло гробовое молчание, и когда Шелис заговорила, Уинстон был ей за это почти благодарен, хоть она и сказала:

– Ты его не находил. Ты врешь. Я это по лицу твоему вижу.

Уинстон не сводил глаз с Курта.

– Босс, простите меня.

– А разве «Не укради» не относится к этим, как их там? – спросил Курт.

Толком не зная, к кому он обращается, Уинстон решил промолчать. Через секунду Шелис сказала:

– К заповедям? Да.

– Гм-м, – протянул Курт, постукивая указательным пальцем по Библии. – В таком случае дело серьезное, не так ли? Кражи я не одобряю. И ты к тому же за мной шпионил. Это тоже одна из заповедей? Не шпионь за мной?

– Нет, сэр! – воскликнул Уинстон, удивляясь тому, что Джей-Джей мог оказаться таким невероятным тупицей. – Я ни разу даже не заглядывал в эту штуку. Клянусь… Богом клянусь. И у прорицательницы я его тоже не крал.

Усилием воли Уинстон заставил себя не сказать больше.

Курт посмотрел на Шелис, и когда Курт отвел взгляд, Уинстон почувствовал, словно на шее у него ослабили удавку. Она неохотно кивнула.

– Правда. На этот раз – правда.

– Гм-м, – задумался Курт. – Тогда, полагаю, дело не такое уж и серьезное. Вот что меня беспокоит, Уинстон, так это то, что после пропажи у Шелис хрустального шара произошел ряд инцидентов. Ты догадываешься, о чем я?

Вот оно. Уинстон собрал в кулак всю оставшуюся силу воли, чтобы лицо его оставалось неподвижным, а голос звучал ровно.

– Да, сэр, догадываюсь.

– Гм-м, – Курт снова постучал по Библии толстым пальцем, долбя длинным острым ногтем толстую обложку: тук, тук, тук. – Я всегда поддерживаю состязательность. Конкуренция помогает работе цирка. Сделай милость, повтори.

Уинстон сглотнул.

– Конкуренция помогает работе цирка.

Курт кивнул.

– Это очень хороший принцип. Но шатер акробатов со всем оборудованием стоил очень недешево. Понадобится много времени, чтобы восстановить его и снова запустить.

Тук, тук, тук. Стук участился, колотя Уинстона по голове, словно китайская пытка водой. Он попытался сосредоточиться, но теперь уже не смог унять дрожь в голосе.

– Да, сэр, полагаю, что так, – проговорил он.

Тук, тук, тук. Два чудовищных глаза сверлили Уинстона, словно ослепительно белые прожектора, и ему казалось, что он вот-вот закричит. Еще секунда этого взгляда – и он обмочит штаны, развернется и бросится наутек.

Внезапно Курт откинулся на спинку кресла и расцепил пальцы. От этого резкого движения Уинстон чуть попятился. В обложке лежавшей на столе Библии образовалась дыра, словно от пули.

– Очень хорошо, – весело произнес Курт. – Я очень рад, что мы с тобой побеседовали, Уинстон.

Уинстон вздрогнул. Уж не ослышался ли он? По тому, как Курт задавал вопросы, да еще рядом с живым детектором лжи, Уинстон считал, его ждет катастрофа.

– Благодарю вас, мистер Пайло, – сказал он после секундной паузы.

– Гм-м, – продолжил Курт и как бы вдогонку своим мыслям добавил: – Да, зайди, пожалуйста, сегодня вечером в Комнату Смеха. Я хочу, чтобы тебя посмотрел манипулятор материей. Не надо давать людям повода думать, что я мягкотелый. Надеюсь, ты понимаешь.

У Уинстона пересохло во рту и подогнулись колени.

– Да, мистер Пайло, – прошептал он.

– Вот и молодец, – сказал Курт. – А теперь ступай. Погуляй на свадьбе.

* * *

Уинстон побрел от фургона нетвердой, спотыкающейся походкой, выглядя таким же ошарашенным, как проходимцы, слонявшиеся по цирку в дни представлений. Мимо него, не говоря ни слова, прошла Шелис, чувствуя, что справедливость частично восстановлена, на что она и надеялась в этой запутанной ситуации. Но теперь ее ждали более неотложные проблемы, в частности цепь событий, которую ей надо было быстро поправить. Для обеспечения поддержки братьев Пайло в возвращении ей хрустального шара – она с нажимом заявила Джорджу, что будь у нее шар, она могла бы следить за актами вредительства. Для придания этому большей убедительности она собиралась сама организовать подобное нападение. Костяшки домино уже падали, и она видела это, идя через цирк. Мимо нее прошли двое служителей, тащивших к Комнате Смеха и Ужаса ящик с фейерверками в строгом соответствии с письменным приказом, где красовалась подпись Джорджа, подделанная акробатом Свеном, который намеревался использовать фейерверки при нападении на клоунов. Шелис подстроила все это прошлой ночью, поливая водой тропинку у шатра акробатов, пока та не сделалась скользкой. Проходивший мимо шатра карлик поскользнулся и разбил стеклянный шкафчик, который нес в Паноптикум. Выбежавший на шум Свен предположил, что клоуны что-то замышляют, и со скоростью падающей с неба звезды придумал план с фейерверками.

Со скоростью падающей с неба звезды была определена и роль карлика как часть естественной череды событий, которую Шелис изменила, поливая водой тропу. Все так сложно и так просто, как перевод стрелки на железнодорожном разъезде: требовалась лишь карта будущих раскладов, чтобы увидеть, что и где происходит. Ей понадобилось три часа медитаций, прочтения карт Таро, а также астрологических таблиц и диаграмм предсказаний судеб. Если бы ее заметили за поливанием тропы, смогли бы ее хоть как-то обвинить в причастности к внезапному взрыву?

Возможно, у нее еще оставалось время, чтобы изменить череду событий и предотвратить их исход, но теперь, хорошенько об этом подумав, она решила, что ничем не обязана братьям Пайло. К тому же у нее были и другие насущные проблемы, по крайней мере одна, и звали эту проблему Мугабо. Она уже заготовила несколько вариантов действий против фокусника, но выжидала, надеясь найти больше зацепок, чтобы пролить свет на все это дело. Что же он замышляет, черт подери?

Пока что ее не посещали новые видения, но это не имеет значения – шар снова у нее. Она будет следить за фокусником как ястреб.

За ним, и пока что больше ни за кем. На остальной цирк ей наплевать, гори он ясным пламенем.

Глава 22. Свадьба

– НЕТ, Гоши, тебе нельзя видеть невесту перед свадьбой, просто нельзя. Так не заведено, Гоши, так не заведено!

– ХММММ! ХММММ!

Ему оставалось подождать час.

Карлики и служители украсили для свадебной церемонии сценический шатер. Руководил всем Дупи, превратившийся в зануду и беспрестанно нывший, что убранство «недостаточно красотулечно». Но они сделали его настолько красотулечным, насколько могли за такое короткое время, и, похоже, сам Гоши остался доволен. Он где-то раздобыл костюм, и его брат провел его по шатру, спрашивая его мнение об интерьере. Он не был расстроен, и это все, что остальные знали наверняка.

Дупи никогда не видел столь ослепительной невесты. Он уговорами выманил Гоши из комнаты и смог убедить его посмотреть в окно гостиной минут двадцать, пока он ее украшал. Он повесил на нее мишуру, елочные гирлянды и лампочки.

К полудню все собрались. Верный своему слову Курт привел священника, вставшего перед пластиковыми сиденьями с выпученными блуждающими глазами. В дрожащей руке он сжимал тексты венчальных клятв. На столе перед ним красовалась невеста Гоши в горшке, чуть помахивая крупными желто-зелеными листьями.

Гоши провели в шатер. Шагая вразвалочку, обряженный в костюм – он казался похожим на пингвина-мутанта. Среди цыганок выбрали нескольких подружек невесты, и они стояли в ожидании, как и все остальные: угрюмые, с молчаливым отвращением глядя на растение и на Гоши. Все, кто мог отказаться от приглашений на свадьбу, так и поступили, и, разумеется, в шатре не было видно акробатов. Единственными гостями, пришедшими по своей воле, стали Фишбой, Гонко, Наггет, Йети и Курт Пайло.

Под пристальным и снисходительным присмотром Курта священник, уже успевший расстаться с двумя передними зубами, начал зачитывать клятвы. По выражению его лица было совершенно ясно, что он цепляется за последнюю надежду – надежду, что вскоре проснется после этого кошмара. Дрожащим голосом он начал:

– Возлюбленные братья и сестры, сегодня мы собрались здесь… э… дабы засвидетельствовать союз… э… между…

Он встряхнулся и оглядел всех присутствующих. Курт осторожно положил ему руку на плечо, словно для моральной поддержки. Священник вздрогнул, закрыл глаза и с трудом продолжил:

– Засвидетельствовать союз между… э… э Гош… Гоши? И…

Тут же подскочил Дупи и что-то прошептал на ухо священнику.

– И папоротником кочедыжником женским. Гм, величие любви… воспето во всем учении Божием… и э…

Священник закачался, готовый вот-вот упасть в обморок. Курт что-то прошептал ему в другое ухо, явно подсказывая ускорить церемонию.

– Если кому-то здесь известно, почему эти… эти двое не могут сочетаться узами брака, пусть же он скажет сейчас или же навсегда оставит это при себе.

Такой тишины Джей-Джей в жизни не слыхал.

– Объявляю вас… – произнес священник. – Э… да поможет нам Бог.

Курт радостно зааплодировал своими огромными лапищами. Постепенно к нему присоединились все присутствующие. Дупи ткнул Гоши в бок. Тот, похоже, во время всей церемонии смущался и изумлялся, прижав руки к бокам и выпучив глаза. Когда аплодисменты стихли, все зажали уши руками: из уст Гоши вырвался громкий звенящий вскрик, длившийся не больше секунды, но пронзивший уши собравшихся, словно пуля.

– А это что значит? – поинтересовался Рафшод, когда клоуны отняли руки от ушей.

– По-моему, это значит, что он счастлив, – ответил Гонко. – Но это так, догадка.

Гости разошлись гораздо быстрее, чем собрались. Джей-Джей несся впереди всех. Чуть раньше он пробрался в комнату к Рафшоду, чтобы стащить немного порошка, у него был план для юного Джейми. Он зашел в комнату Гоши, открыл шкаф, пристроился задом за стоявшим внутри мешком с удобрением и начал яростно соскребать с лица краску. Потом закрыл дверь шкафа – стало очень тесно, и ему пришлось прижать колени к подбородку. С некоторым трудом он расплавил украденный порошок и попросил ровно два часа сна.

Когда в комнату вошли жених с невестой, он не шевельнулся.

* * *

Джейми проснулся точно вовремя в тесном шкафу Гоши. Он принялся соображать, где он, почему он здесь оказался, и отчего тут пахнет удобрениями. Поморщившись, он схватился за крестец. Полоски света обозначали контур двери шкафа. Он приник глазом к щелке, пытаясь понять, грозит ли ему опасность, но не увидел ничего снаружи.

Прежде чем он смог вспомнить, чем занимался Джей-Джей перед тем, как заснул, он услышал совсем рядом какой-то шум. И довольно странный шум, производимый, наверное, человеческим горлом, но точно определить было нельзя. Какое-то визгливое фырканье, что-то среднее между свистом и бурлением воды в горле. На заднем плане раздавались сухие, шуршащие звуки.

Как можно тише Джейми открыл дверь шкафа. В лицо ему плеснул свет от лампы.

Он увидел две пышные и мясистые подушки, морщинистые и розовые, с кожей, которая, похоже, никогда не видела солнечного света. Посередине торчала полоска коротких волос, по которой стекала капля пота. Это была задница, венчавшая две жирных ляжки со складками кожи, примыкавших к икрам и лодыжкам, вокруг которых обвивались спущенные клоунские штаны. Вся эта «композиция» двигалась в жутковатом размеренном ритме, который мог означать лишь совокупление, если бы в нем не присутствовало нечто почти потустороннее. Взгляд Джейми поднялся чуть выше, и он увидел, что на уровне пояса существа на столе стоит растение вида «кочедыжник женский» с перистыми желто-зелеными листьями. Оно было украшено мишурой.

И тут Джейми понял, что Джей-Джей запер его в спальне новобрачных. Отомстил.

Задница Гоши двигалась туда-сюда, во что-то погружаясь и выходя оттуда. Из глотки его вырывался жуткий булькающий свист, когда листья растения тряслись в такт его движениям. Над Джейми безраздельно нависали огромные ягодицы. Посвистывание становилось все чаще, когда Гоши ускорял ритм. «О господи», – подумал Джейми. Весь дрожа, он осторожно прикрыл дверь. Дерево заскрипело.

Гоши резко обернулся, лицо его собралось мясистыми складками, глаза вытаращены. Его член, пятнадцать плотно обтянутых презервативом сантиметров лилово-розовой плоти, болтался из стороны в сторону. Лицо его сделалось синевато-багровым от нечеловеческой ярости. Затем раздались вопли.

Они пронеслись по всем комнатам шатра, короткие всплески диких вскриков, каждый из них громче предыдущего. Сидя в шкафу, Джейми съежился, весь дрожа, а над ним нависал Гоши со спущенными штанами, напряженным членом и диким ором. Растение безмолвно стояло на столе. Кто-то забухал в дверь. Гоши прекратил визжать и, похоже, пришел к какому-то решению. Он потянулся за чем-то лежащим на полу и шагнул к Джейми. В руках он держал пилу.

– Помогите! – заорал Джейми.

– Гоши! – закричал Дупи.

Гонко и Дупи выбили дверь и обозрели открывшуюся им картину: вооруженный пилой и эрекцией Гоши и съежившийся у его ног Джейми. Гоши повернулся к ним, а Джейми, воспользовавшись моментом, выскочил из комнаты, словно кролик, и бросился наутек через гостиную на улицу. Он бежал, пока его несли ноги, потом согнулся пополам, и его вырвало.

Через какое-то время он огляделся по сторонам и обнаружил, что оказался рядом с доской в заборе, служившей выходом в странное пространство за цирком. Не зная, куда ему еще податься, он стал давить на доску, пока та не подалась, и шагнул за забор.

В клоунском шатре Гонко повалился на пол в комнате Гоши, он немного беспокоился. Беспокоился, что скоро умрет со смеху.

* * *

Как и предписывалось поддельным приказом, ящик с фейерверками оставили у Комнаты Смеха и Ужаса, где, как полагал Свен, никто на него не натолкнется, поскольку он знал, что прогулки у Комнаты никого не вдохновляли. Фейерверки накрыли пустым мешком из-под картошки, и после последнего визита Свена ящик пополнился еще пятью динамитными шашками. Он рассчитывал одним взрывом разнести на куски весь клоунский шатер, но на этот раз ему это не удастся, стараниями Шелис и работника карнавала, известного как Слимми, это был курящий карлик.

Слимми имел привычку каждый вечер в шесть часов ускользать из дома и с наслаждением выкуривать сигару в тени Комнаты, подальше от своих врагов из низкорослого народца. Вредная привычка Слимми включала в себя бросок зажженной спички в старую автомобильную покрышку, валявшуюся на боку в метре с лишним от ящика, на который он присел. Он вел счет: пока что он попал спичкой в круг автопокрышки 12 566 раз, что составляло чуть более 50 процентов. В тот день привычка Слимми, которой он не изменял вот уже шестьдесят лет, дорого ему обошлась. Слимми раскурил сигару, бросил спичку и следил, как та пролетела по воздуху, отскочила от края покрышки и скрылась из виду. Слимми раздраженно фыркнул и мысленно поставил галочку в колонке «промах».

Спичка упала прямо на кончик шнура запала, хвостом извивавшегося из ящика с взрывчаткой. Слимми услышал слабое шипение, когда шнур загорелся, но у него еще оставалось время посмаковать три четверти сигары, прежде чем грянул взрыв. Он погиб во время любимого занятия.

Взрыв снес одну стену Комнаты Смеха и Ужаса, громом разнесся по всему цирку. Все, кроме Шелис, повернули головы в его сторону. В небо взвились летящие обломки, а потом рухнули, словно смертоносные ракеты; дорожки пробили дыры в шатрах и крушили окна. Два карлика, чуть было не подравшихся за игрой в кости, разрешили свой конфликт, когда их расплющило свалившимся с неба куском крыши.

В клоунском шатре Гонко сел прямо, пробормотал: «Проклятье!» – и выбежал в гостиную как раз вовремя, чтобы заметить, как у самого порога рухнул кирпич. Ему внезапно очень захотелось проверить, где Уинстон.

Он обошел все комнаты клоунов, стучась или прислушиваясь, прижавшись ухом к двери. И Уинстон, и Джей-Джей отсутствовали.

Часть четвертая. Свобода

Напролом,

Все вверх дном,

Всех мы тут перевернем

И на землю упадем.

«Карусель»

Глава 23. Ударные волны

Искусственное небо над цирком было безлунным и беззвездным – благоприятные условия для борцов за свободу для тайной чрезвычайной встречи, и в сложившейся ситуации – одна из немногих удач, на которую они могли рассчитывать. Настроение было упадническое, они видели, что их недолгое и чересчур запоздалое сопротивление близилось к концу, и им снова пришлось вернуться к полной секретности: никогда не знаешь, не следит ли за ними бдительное око. Никто не ожидал появления Джейми тем вечером, и когда он разыскал их, сидевших в гнетущем молчании, обозленные взгляды заставили его гадать, а не безопаснее ли было рискнуть остаться рядом с Гоши. Один толчок, всего один…

Поднялся Рэндольф.

– И что ты здесь делаешь? – спросил он. – Явился поржать над тем, что все мы уже покойники?

– Ты это о чем? – не понял Джейми, как можно дальше отодвигаясь от края пропасти.

– Никто ни в чем не виноват, – произнес Фишбой, кладя руку Рэндольфу на плечо, чтобы осадить его. – Присаживайся, Джейми.

Рэндольф отступил, отплевываясь и бормоча невнятные ругательства.

– Никто не виноват, но Рэндольф совершенно прав, – продолжил Фишбой. – Можно сказать, что нам конец. Братья Пайло вернули себе глаза и уши. А мы ничего не можем поделать.

– Но ведь можно же его снова выкрасть? – спросил Джейми. – Однажды ведь это удалось.

– Добровольцы есть? – тихо поинтересовался Фишбой. – Уинстон, покажи-ка ему.

Не говоря ни слова, Уинстон поднял рубаху, и Джейми с трудом сдержал крик. В глаза ему, словно кровь, брызнуло красное свечение. Казалось, будто середину грудной клетки Уинстона вырезали и напихали туда горящих углей. Кожа вокруг раны почернела и дымилась. Разнесся запах горелого мяса.

– Больно, – тихо произнес Уинстон. – Знаешь, болело очень сильно. Манипулятор материей сказал, что мне можно зайти через неделю, чтобы все поставить на место. Я принял порошок и попросил, чтобы боль исчезла. Но полностью она не унялась. Сейчас болит меньше, просто жжет. А вот запах очень достает. Прямо жуть как.

У Джейми сдавило горло, он легко мог оказаться на месте старого клоуна.

– Простите меня, – пробормотал он, кладя Уинстону руку на плечо.

– Да ты ни в чем не виноват, – ответил Уинстон. – По-моему… на прорицательницу нашло видение, вот и все. Однако все нормально, об остальном она ничего не знает.

– И что нам дальше делать? – спросил кто-то из карликов. – Завтра день представления. Мы еще можем его сорвать.

– Нет, – глухо возразил Уинстон. – По-моему, лучше всего будет обо всем забыть. Если вы решите остаться в цирке, постарайтесь получше устроиться, приспосабливайтесь. Есть вещи куда хуже того, чем находиться здесь. Если захотите уйти, то сами знаете, что делать. С ними без толку бороться. Мир пока что им не поддался и цел, а ведь прошли тысячи лет… Без толку с ними бороться.

Причудливое лицо Фишбоя окаменело.

– Никто тебя не осудит, Уинстон, если ты решишь отступиться. Но я не отступлю. Бездействие намного хуже, чем борьба с ними.

– Не надо так уж верить в это. Со мной они еще мягко обошлись. А могли ведь куда круче. Вы бы видели несчастных тварей, которых он держит у себя в мастерской… – Уинстон умолк и поднялся, собравшись уходить. – До встречи. Надо немного поспать. И нужно еще порошка принять. Снова жечь начинает.

Они смотрели, как он удаляется в полной прострации – медленной шаркающей походкой. Укротитель львов бросился вслед за ним, чтобы помочь ему благополучно одолеть узкий участок. Когда они скрылись из виду, Фишбой обратился к присутствующим:

– Кто-нибудь хочет отказаться продолжать борьбу после того, как вы видели, что сделали с нашим другом?

– Нет, – раздались нестройные голоса.

«И не очень уверенные», – подумал про себя Джейми.

– Вы видите, как они поступают с мятежниками, – продолжал Фишбой. – Нам необходимо продолжать действовать. Братья Пайло вернули себе глаза и уши, но они не могут следить сразу за всеми и везде. Я хочу сам рискнуть и нанести им удар. Кто-нибудь отказывается делать то же самое?

– Нет, – сказал Джейми. Рэндольф посмотрел на него с удивлением и отвращением. Джейми перехватил его взгляд. – Я сделаю все, чего бы это ни стоило.

– А ты докажи, – сказал акробат.

– Как?

– Рэндольф, перестань… – начал Фишбой.

– Что?! – закричал Джейми, у которого мигом взыграла кровь. Он вскочил, сжав кулаки. Карлики с интересом смотрели на него, словно в ожидании драки. – Как я могу доказать?!

– Нам нужно сделать так, – объяснил Фишбой, нависая над ним и говоря с нарочитым терпением, – чтобы Курта Пайло проняло по полной. Он в жизни не сталкивался ни с чем, кроме рабской покорности. Нам нужно заставить его почувствовать, что земля уходит у него из-под ног, пусть даже это будет только иллюзия.

– Как? – снова спросил Джейми, все еще глядя прямо в зрачки акробату. – Сделаю все, что скажете. Выполню самое рискованное задание. Говорите.

Фишбой внимательно оглядел его, шевеля жабрами.

– Ты точно уверен?

– Да.

– Очень хорошо, Джейми. Ты получаешь задание, которое я собирался поручить Рэндольфу: проникновение.

– Проникновение? Ладно, отлично. Куда?

– В фургон Курта, – ответил Рэндольф и улыбнулся.

«Вот тут-то ты и обломишься», – говорила его улыбка.

– Вломись к нему в фургон и все там разгроми. Вот тебе задание.

Не успел Джейми ответить, как все головы повернулись к узкой тропинке: к ним бежал Уинстон. Он пошатывался, и, казалось, что ему грозит неминуемая опасность свалиться в пропасть. Летевшие у него из-под ног пыль и камешки скатывались за край утеса и пропадали в небытие. Когда он одолел узкий поворот, многие вздохнули с облегчением. Он оперся рукой о забор и пытался отдышаться. Глаза у него были выпучены.

– Что случилось? – спросил Фишбой, подбежав к нему. За ним бросились остальные.

– Что-то произошло, – ответил Уинстон. Он судорожно глотнул воздуха и продолжил, тяжело дыша: – Было нападение. На Комнату… взрыв. Все быстро обратно, все… должны дать убедительные объяснения, кто где находился. Живей.

– Но ведь это не кто-то из нас? – спросил один из карликов, вздернув густую бровь и оглядывая остальных. – Или кто-то?

– Кто-нибудь к этому причастен? – спросил Фишбой. Ни одной поднятой руки. Фишбой снова повернулся к Уинстону. – Рассказывай все, что знаешь, и побыстрее.

– Немного я знаю, – ответил Уинстон. – Просто услышал от служителя, что взрывом снесло половину Комнаты Смеха и Ужаса. Братья Пайло уже там. Курт какой-то странный сделался. Он… меняется.

Фишбой застыл на месте.

– Меняется? Что значит – меняется?

– У него меняется облик, лицо. Говорит как-то смешно… По-моему, он на пределе. Похоже, он скоро слетит с катушек. Давайте же все быстро обратно. Все.

Собравшиеся начали заполнять тропу. Фишбой поднял руку и крикнул:

– Погодите!

Он умолк и, похоже, что-то лихорадочно обдумывал.

– Хорошо, – продолжил он, – слушайте. Всем усилить нападения! Оставшейся ночью забудьте об опасностях и действуйте как можно решительнее. Кого-то из нас поймают, покарают и убьют – или еще что похуже. Неважно. Возможно, это последняя жертва, которую нам требуется принести. Возможно, это последняя ночь существования цирка! Джейми, немедленно выполняй свое задание – сейчас же, пока Курта нет в фургоне.

– А что именно я там должен натворить? – спросил Джейми, впервые серьезно задумавшись, на что же он вызвался.

– Да включи же мозги, – раздраженно бросил Фишбой. – Ты же знаешь, чего Курт не выносит. Дерзости. Так надерзи ему, Джейми, черт бы тебя побрал. Ворвись в его святая святых и разгроми там все до основания. Вперед! Если не решаешься, скажи сейчас, я пошлю кого-нибудь другого.

Джейми застонал. Когда он бежал к тропе, он услышал, как Фишбой велел Уинстону «немедленно приступить к выполнению плана Гоши». Джейми гадал, что бы, черт возьми, это значило, и ощутил смутное облегчение, что это задание поручили не ему. Он в последний раз оглянулся и увидел Фишбоя, отдававшего распоряжения и хлопавшего людей по спинам.

Итак, если Джей-Джею и вправду хочется увидеть, как Курт теряет самообладание, такой случай ему может представиться – если Джейми проживет еще немного, чтобы успеть снова нанести грим. Он пробрался через дыру в заборе, сделал глубокий вдох и ринулся к фургону Курта.

* * *

После взрыва прошел час. Собралась большая толпа зевак. Одну стену Комнаты оторвало – как корочку от болячки, и в ночную тьму лился неприятный красный свет, похожий на стекающую в воду кровь. На верхнем этаже сидел манипулятор материей, теперь дышавший чуждым ему свежим воздухом, впервые за всю свою жизнь оказавшись на виду. Маленький человечек с одутловатым лицом взирал на таращившуюся на него толпу, а его студия напоминала гостиничный номер в аду. Задняя стена была сделана из живой плоти – плоское переплетение пульсирующей кожи и жил. Жуткие твари, составленные из человеческих и звериных частей, разбросанные взрывом по комнате и вмятые в стену, валялись, издыхая и истекая кровью. Именно здесь создавались уроды, именно здесь карали непокорных, именно здесь проходимцы становились игрушками для скульптора, лепившего из тел. Сам же скульптор замер, словно попавший в свет фар и парализованный им зверек. В конце концов, он уполз с глаз долой и спрятался за одним из пульсирующих изваяний, оставив толпу переживать о более важном: о Курте Пайло.

Курт и Джордж появились там почти сразу же после взрыва, но увидев, в каком состоянии находится его братец, Джордж быстро смотался. Губы Курта изогнулись вверх – наподобие улыбки, в просвете между ними торчали большие желтые зубы, а из глотки изрыгался странный смех, словно зубы его были прутьями клетки, в которой бился какой-то хохочущий псих. Видавшие виды служители, которые до этого момента думали, что их больше ничем не удивишь, шарахались в разные стороны от смеющегося хозяина, шагавшего по обломкам.

– О-хо-хо-хо-хо-о-о-о, – фыркал и булькал Курт.

Похоже, он пытался представить это происшествие как шутку над собой и изо всех сил цеплялся за видимость своего былого добродушия. Усилия были огромными и очевидными. Как Уинстон и сказал, с лицом Курта и вправду произошли изменения. Глаза его сверкали белым огнем, смуглая кожа на щеках растянулась так, что вот-вот лопнет, и, казалось, у него удлинилась челюсть. Его сжатые в кулаки руки тряслись.

– О-хо-хо, – вырывалось у него. – Так, так, вот это нечто, хо-хо-хо, кто-то посмеется, да, хо-хо-хо-о-о, да, хо-хо, предатели, и я…

Он умолк, издав звук рычащего крокодила, прежде чем снова начать смеяться. Он шагал по обломкам, кускам штукатурки и битому стеклу. Толпа попятилась.

Среди зевак был и Гонко, смотревший на босса прищуренным взглядом. Давным-давно он видел разбушевавшегося Курта. Зрелище было не из приятных. «Сейчас он взорвется, – подумал Гонко. – Он с каждой минутой сходит с ума. Это может плохо кончится. Похоже, самое время смыться…» И Гонко смылся без лишнего шума.

Рубашка Курта начала раздуваться на плечах. Он издал особенно громкий взрыв хохота, и странный нарост разорвал ткань на спине, превращаясь в громадный горб. Толпа разбежалась.

* * *

Вернувшись в клоунский шатер, Гонко увидел пятившегося от входной двери Уинстона. Гонко кивнул ему, обрадовавшись, что старый клоун там, вне опасности, и вдруг остановился – Уинстон держал руку за спиной, что-то там пряча.

– Что у тебя в руке, дружище?

– Ничего, Гонко, – ответил Уинстон. – Видишь?

Он вытянул руку и разжал пальцы – пусто.

– А почему ты спрашиваешь?

– Творится что-то неладное, – ответил Гонко. – Объявляю общий сбор. Теперь не время для игр.

– Я схожу за Джей-Джеем, если хочешь, – предложил Уинстон.

Гонко кивнул.

– Валяй. – Потом смерил Уинстона оценивающим взглядом, говорившим: «Я знаю, что ты что-то затеваешь, старикан, но хочу ли я об этом знать или нет?»

Уинстон предположил, что скорее второе. Он успел спрятать за поясом на спине пучок раскидистых желто-зеленых листьев. Чего Гонко не заметил, хвала небесам, так это след из листьев, тянущийся из-за спины Уинстона в комнату Гоши. След должен был оборваться у хижины прорицательницы. Уинстон сделал глубокий вдох и направился туда, не обращая внимания на боль в груди, когда тлеющая дыра снова начала жечь.

* * *

Тем временем Джейми стоял у фургона Курта и пытался собраться с духом. От накрывшей его адреналиновой волны тряслись руки. Похоже, Курт никогда не подозревал, что у кого-то хватит духу вломиться к нему в фургон: дверь оказалась не только незапертой, но и чуть-чуть приоткрытой. Джейми сделал глубокий вдох, подумал, что держать чертов рот на замке – это ключ к выживанию. Он поднялся по ступенькам и вошел внутрь. В душном и темном фургоне воняло, как в зоопарке, его освещал лишь небольшой газовый фонарь, стоявший на столе, вокруг которого вились мошки и комары. Иисус Христос взирал на него с полудюжины пластиковых распятий.

– Прекрасная задумка, мистер Пайло, – прошептал Джейми. – Спасибо вам.

Вот тут он дал себе волю. Он начал с разрывания лежавших на столе Библий. Каждая страница каждого экземпляра была полностью замазана маркером. Джейми швырял на пол изорванные страницы и обложки. Нормальный разгром? Похоже, нет. А что бы сделал Джей-Джей? Он бы знал, как тут устроить кавардак. Может, он пошел бы вот этим путем…

Джейми скривился и спустил штаны. Усевшись на стол, он опорожнил кишечник и мочевой пузырь, что в подобных обстоятельствах оказалось нелегко. Подтерся страницами из Библии и прилепил их на стену. Снял со стены распятие и размазал испражнения по столу. Моча струйками стекала на пол. Черт подери, что бы еще тут натворить? Шкаф для документов у задней стены, за письменным столом… Он потянул его, и тот опрокинулся с грохотом, от которого Джейми вздрогнул. Вылетели два верхних ящика, и из них посыпалось содержимое – не бумаги, как ожидал Джейми, а тысячи маленьких белых кусочков, разлетевшихся по полу, словно градины. Зубы. Тысячи и тысячи зубов.

Он пробыл там не больше пары минут, но решил, что наворотил достаточно. Уже собираясь уходить, он услышал раздавшиеся из-под письменного стола удары и глухой стон. Страх ударил его током. Он поглядел на дверь, настолько обезумев от ужаса, что явственно увидел там Курта с лучезарной улыбкой на губах и сулившими смерть звериными глазами. Джейми моргнул, и видение исчезло. Он осмотрел стол и нашел у нижнего ящика небольшой рычажок, похожий на ручной тормоз. Он потянул его, не зная, чего и ожидать, – щелкнула отжатая пружина. Раздался звук скольжения по дереву, и тяжелый ящик отъехал к двери фургона. Внутри полого отсека лежал подарок ко дню рождения Курта – трясущийся священник с глазами загнанного зверя.

Джейми наклонился и развязал веревки, перехватывавшие запястья священника. Тот задергался и попытался сопротивляться.

– Тсс, я вас отсюда выпускаю, – прошептал Джейми. – Только тихо, ни звука, ладно?

– Слава богу, – прохрипел священник, вот только как-то странно. Джейми понял, почему: во рту у того не осталось ни одного зуба.

– Идти можете? – спросил Джейми.

Священник поднялся на ноги и чуть не рухнул. Джейми подставил ему плечо, и они кое-как выбрались из фургона.

* * *

У себя в хижине Шелис наблюдала за фокусником через хрустальный шар. В хижине царила тьма, но в фургоне она оставила свет включенным, чтобы у нее осталось хоть немного времени убежать, если он все-таки решит, что настало время нанести удар. Дважды он решительно выходил наружу, сверкая глазами, и оба раза останавливался, раздумывал и возвращался. В остальное время его настроение стремительно менялось от дикой ярости до подавленной неподвижности. В периоды «затишья» он что-то бормотал себе под нос, постепенно вновь доводя себя до вспышек гнева, когда он рвал на себе волосы, брызгал искрами из ладоней и выл как зверь. То, что эту ярость вызывала именно она, Шелис не сомневалась – она с десяток раз прочла по его губам свое имя. Она также явно видела другую вескую причину подобного состояния: разгром его дурацкой лаборатории. Он отчего-то винил в этом ее – в этом тоже надо будет еще разобраться, когда все уляжется.

Пока что она решила, что увидела более чем достаточно. Мугабо должен исчезнуть.

Как только она пришла к этому решению, раздался стук в дверь. Искусным взмахом руки она перевела шар на вход в хижину и с некоторым удивлением увидела стоявшего там Джорджа.

– Открывай! – рявкнул он.

Она подошла к двери и отперла ее.

– В чем дело, Джордж?

– Не смей говорить со мной таким тоном! – почти визжал Джордж. – Что-то тут происходит. Мне нужен шар. Давай его сюда.

«Ах ты, гнида-коротышка», – подумала она.

– Джордж, прошу тебя, сейчас не время. Если ты хочешь за чем-то присмотреть, давай я это сделаю.

– Какого черта! – выпалил Джордж, упираясь лицом ей в живот, и подняв на нее два злобных глаза. – Разве не я тут главный, Шелис? Вроде бы на этом строятся наши взаимоотношения? Может, я не прав, как ты думаешь?

Она отпрянула, чувствуя отвращение, стоя так близко к нему.

– Да, Джордж. Думаю, что ты один из главных.

– Очень хорошо, – сказал он, не заглотив наживку. – Тогда давай его сюда. Чем меньше слов ты скажешь, тем раньше получишь шар обратно.

– Джордж…

– Я сказал «раньше»? А может, это значит – через год.

– Ты не понимаешь, – Шелис знала, что это впустую, – моя жизнь в опасности…

– Ну давай, расскажи мне об этом! – заорал Джордж. – Пусть цирк летит к чертовой матери, пока я тут сижу, а ты плачешься мне в жилетку. Я хоть когда-нибудь тебе говорил, что меня трогают твои чувства, Шелис? Так вот, прямо заявляю: ты тупая сучка. Давай сюда шар.

Не глядя на Джорджа, она протянула ему шар. Джордж схватил его, сплюнул через плечо и выскочил за дверь так быстро, как мог. Она сверкнула вслед ему глазами.

– Твое время близится, коротышка, – прошептала она, закрывая дверь и щелкая замком.

* * *

Спешивший в свой фургон Джордж походил на крохотного сержанта-инструктора по строевой подготовке в фильме, который ради смеха пустили в ускоренной перемотке. Он вихрем проносился мимо всех, кто оказывался у него на пути. Его раздирали два глубоко противоречивых чувства: злорадное торжество от крушения Курта и брезгливая ненависть к тем, кто осмелился покуситься на цирк. Будь его воля, сдохли бы все, кроме него…

Добравшись до фургона, он поставил хрустальный шар на стол и вперился в него диким взглядом. Курт по-прежнему кружил у Комнаты Смеха и Ужаса, хотя зрителей уже не осталось. На спине у него вырос огромный горб, а челюсть вытянулась так, что он не мог сомкнуть губы, из которых еще вырывалось:

– О-хо-хо…

Переместив шар в сторону фургона Курта, Джордж увидел такое, от чего глаза полезли на лоб. Новый клоун, Джей-как-его-там, крался по тропинке вместе со священником Курта. Джордж отрывисто тявкнул, что, наверное, означало смех. Потом схватил один из блокнотов бухгалтера и быстро написал: «Преступники». Первое имя в списке: «Клоун Джей». Джордж направил шар на дом акробатов, там оказался лишь один из них, Рэндольф, и по какой-то необъяснимой причине он вываливал на мебель мешок навоза. «За каким чертом он свои вещи обгаживает?» – пытался понять Джордж. Потом Рэндольф положил на покрытый слоем навоза замшевый диван красный пластиковый клоунский нос и быстро выбежал наружу. Джордж в недоумении покачал головой и добавил Рэндольфа в список.

Весь следующий час он с помощью шара наблюдал за странными событиями, которые, уж ему ли не знать, выглядели чертовски хорошо организованными. То и дело он бормотал «этот подходит» или «попался» и выводил в блокноте очередное имя. Очень скоро в список попало больше десятка имен. Джордж вызвал бухгалтера, который суетливо вбежал в фургон.

– Передай это Курту, – приказал Джордж, протягивая ему листок. – По-моему, он еще у Комнаты. Если его там нет, поищи в фургоне.

Бухгалтер закивал, тряся двойным подбородком, и ушел. Вообще-то, Джордж больше не нуждался в его услугах.

* * *

Курт уже не кружил у Комнаты Смеха и Ужаса. Он стоял на пороге своего фургона, медленно обводя глазами его интерьер и во всех подробностях примечая разгром своей конторы: рассыпанные зубы, человеческие испражнения, разорванные Библии и открытый отсек под ящиком стола, откуда исчез священник. Стоя и глядя на все это, он произнес лишь один звук, еле слышное:

– О-хо-хо.

Курта не заставил вздрогнуть даже отдаленный пронзительный вскрик, громкий как взрыв, когда Гоши обнаружил, что случилось с его женой.

За спиной у него кто-то откашлялся. Курт дернулся, словно вышел из транса, и обернулся. Если бы кашлянувший знал об ухмылке на лице Курта, то он бы тихонько развернулся и быстро ушел. Потрясение, испытанное Куртом после разгрома его конторы, проявило себя физически. Внезапно его лицо как будто разделилось на две половины: лоб и брови оставались нормальными, а вот нос особенно выделялся, как скрюченный палец, словно выпирающий из-под кожи крохотный позвоночник. Губы и щеки растянулись и истончились. Зубы торчали, как кусочки пожелтевшей слоновой кости. Курт Пайло больше не походил на человека – половина его лица превратилась в зазубренное орудие, больше напоминавшее перевернутую челюсть акулы, нежели человеческую. Это лицо – последнее, что видел Пайло-старший при жизни.

Челюсть опустилась, как разводной мост. Курт произнес:

– Гммм?

У бухгалтера оставалась ровно секунда, чтобы побледнеть и обмочиться, прежде чем Курт аккуратно откусил ему голову. С глухим стуком она упала на траву, стекла очков треснули, но не выскочили из оправы. Курт вытащил из кармана носовой платок и элегантным движением промокнул щеки. Не очень членораздельно, но добродушно произнес:

– Что это мы тут наделали? Насвинячили. Надо держать себя в руках.

Он потянулся вниз, – кости на пальцах удлинялись, кожа стала мала, – и аккуратно поднял листок, который бухгалтер уронил на землю. Пробежал его глазами, хоть ему и понадобилось некоторое время, чтобы снова начать понимать буквы и слова. Он знал имена фигурировавших в списке и их лица тоже. Преступники.

– О-хо-хо, – произнес Курт, выходя из фургона и направляясь к клоунскому шатру.

* * *

Цвет лица Гоши менялся с каждой секундой. Его кожа становилась синей, желтой, зеленой, черной, ярко-красной, а потом снова обычной болезненно-розовой. Он неподвижно стоял на пороге своей комнаты, похожий на гору свиного сала, наспех слепленного в человеческую фигуру и безвкусно раскрашенного. На полу перед ним валялся черный цветочный горшок, земля из которого рассыпалась, сложившись в огромную коричневую слезу. Обрывки раскидистых желто-зеленых листьев образовывали след, ведущий к двери.

Дупи, похоже, издалека почувствовал настроение брата. Он выбежал из комнаты, крича:

– Гоши?! Г-г-гоши?!

Взрывающий барабанные перепонки визг Гоши не миновал никого в цирке. Со звоном лопнула лампочка. Из уха Дупи вытекла тонкая струйка крови, когда тот глядел на пустой горшок.

– О, Гоши, – едва выдохнул он. – О, Гоши, нет!

Гоши негнущейся рукой указал на след из листьев, потом беззвучно открыл и закрыл рот.

– Вижу, Гоши, – сказал его брат. – Может, нам надо по нему пройти, может, надо поглядеть, куда он ведет, Гоши, может, нам надо! Пошли, Гоши, пошли…

* * *

Мугабо трясло в приступе параноидальной ярости. Он пытался загнать ее внутрь, но огонь просился наружу поиграть: «Выпусти меня! Там все сухое, сухое и хрустящее, а мы все запалим, сделаем оранжевым и черным, мы с тобой, давай, пошли. У тебя свои причины, у меня – свои, давай зажжем, зажжем, заж-ж-же-е-ем…»

– Нет, – слабо прохрипел он в ответ, – нет, надо… подумать… убедиться, что это… именно она… убедиться…

Битва эта продолжалась две ночи, и Мугабо проигрывал. Огонь говорил все громче и навязчивее: «Она такая сухонькая, они там все такие, как пучки соломы, давай заставим их трещать, искриться и гореть…»

– Заткнись! – собрав силы, взвизгнул Мугабо. Огонь ненадолго затих, давая Мугабо возможность отдышаться и успокоиться…

И тут его уши, как стрелы, пронзил визг Гоши. «Это она! – закричал огонь. – Гляди, что она натворила!»

Мугабо лежал на полу, извиваясь в конвульсиях.

– Гляди, что она натворила, – прошептал он.

«ДАВАЙ ЗАСТАВИМ ЕЕ…»

– Гореть, – закончил Мугабо.

Он поднялся, вышиб дверь и шагнул в ночную тьму.

* * *

После ухода Джорджа Шелис сверилась со своими диаграммами и поняла, что нападения ждать недолго. За оставшееся время она проделала огромную работу, и теперь ловушка была готова. Одна недолгая остановка на Аллее Развлечений, и приготовления завершились: пара слов четырем цыганам, одно гипнотическое внушение – и вот, все сделано. Она поглядела на карманные часы – через две минуты с Мугабо будет покончено, и, наконец-то, прекратятся его страдания. Сейчас цыгане уже должны закончить погрузку фургона с бревнами для дровосеков. Четыре шлакоблока уже расставлены на дороге, в соответствии с указаниями диаграмм. Когда фургон будет проезжать мимо ее хижины, он накренится, вильнет колесом с дороги и врежется в ее дверь, где будет стоять Мугабо. Его раздавит, как клопа. План не идеальный, он допускал некоторые случайности, но за такое короткое время ничего лучше она придумать не смогла.

Кто-то постучал в дверь. Не веря своим ушам, Шелис взглянула на часы – слишком рано. Минута сорок секунд, она ошиблась в расчетах. Но это невозможно. Она подстраивала куда более замысловатые последовательности событий с великолепно выверенными временны́ми рамками. Погрешность в минуту сорок? С таким же успехом она могла ошибиться на годы.

В дверь снова постучали: тук, тук, тук. На годы. Может, не так уж все и плохо – ей нужно его задержать всего-то на семьдесят секунд. Она отошла от двери на случай, если он ее выбьет.

– Кто там? – спросила она.

– Открывай, Шел! Не надо было тебе этого делать, точно не надо!

– ГММММ… УУУУУ… ГММММ… ИИИИ!

Погоди-ка, погоди-ка…

– Кто это? – снова спросила Шелис и тут же: – Вот черт, прочь от двери. Живей, говорю же вам, валите быстрей от двери.

– Ты, грязная, вонючая, не надо было, не надо, нам нужно тебя прикончить, просто нужно, раз и навсегда, не надо было этого делать, вот уж не надо…

Шелис встала и подошла к двери.

– Слушайте, уроды, мне до фонаря все ваши проблемы, но…

– Биииийооо уип! – взвизгнул Гоши.

Шелис вздрогнула и зажала руками уши.

– Но если вы не отвалите от двери…

Слишком поздно. Раздался металлический лязг, словно топором ударили по цепи, и послышался стук копыт. Шелис как раз вовремя отпрыгнула от входа и увидела, как дверь затрещала, когда в точно означенную секунду в нее с грохотом врубился фургон. Дверь рухнула внутрь, к ней прилипло расплющенное месиво из ярких красок, цветочков и полосок.

Дупи удар пришелся в шею. Если бы на торс, то мог бы выкарабкаться… Клоунов иногда убивают. Гоши еще подергивался. Он поднял свои мутные глаза на Шелис, и их выражение было таким же, каким стало тогда, когда Гоши превратился в Гоши. Левый глаз выпучился и с удивлением увидел, что его брат-клоун сделался рыхлым месивом, а правый – холодно прикидывал, какую часть тела в первую очередь вырвать у Шелис, как только он сможет до нее дотянуться.

Со своей стороны, Шелис понятия не имела, что Гоши еще жив и прикидывает остающееся для удара время. Она терялась в догадках, почему ее астрологические диаграммы предсказали, что явится Мугабо, а вместо него у ее двери появились два урода-близнеца с какими-то обидами. Наутро придется долго и муторно объясняться по поводу двух мертвых клоунов.

Внезапно тьму разорвали яркая белая вспышка и оранжевый язык пламени, когда Мугабо выплеснул всю свою ярость на Гоши. Он видел Гоши у двери, и тот издавал те же звуки, что погнали его из дома несколько минут назад. Теперь, совершенно безоружная перед лицом врага, Шелис ринулась в хижину и с бешено стучащим сердцем спряталась под столом, впившись зубами в костяшки пальцев и отсчитывая, как ей казалось, последние секунды жизни. «Вот так ведь и умру, – думала она, – а я же знала, что это случится. Сгорю тут, как мышь в ловушке. Я обладала могуществом богини, а вот этого избежать так и не смогла».

Но Мугабо, растратив всю свою ярость, растерянно таращился на то, что осталось от двух клоунов. В глубинах его спутанного сознания ему представлялось, что Гоши все время был его главным врагом, поэтому он развернулся от хижины прорицательницы и заковылял по тропинке. Огонь в голове на время затих.

Минута текла за минутой, и Шелис осознала, что еще поживет. Но за это недолгое время на нее нашло еще одно видение, настолько ясное и яркое, что она почти поверила, что все уже свершилось. Но нет – это лишь надвигалось, быстро и неотвратимо, и еще оставалось время, чтобы как-то выбраться из цирка. Она достала пропуск, давно припрятанный на самый крайний случай, а потом прокралась, прячась в тени, к Аллее Развлечений, откуда есть выход наружу. Нечто надвигалось – надвигался Курт.

По пути она заметила нового помощника Фишбоя, Стива, всего перепачканного машинным маслом после смазки аттракционов, и с хот-догом в руке, нырнувшего под деревянную арку Аллеи. «Парню остается жить примерно час», – подумала Шелис. Она вздрогнула и остановилась. Своим внутренним взором она увидела Уинстона, взмокшего от страха перед грозившим ему наказанием. «Спасла много жизней ценою немногих», – подумала она. Она схватила Стива за руку, посмотрела ему в глаза и сказала:

– Давай со мной. Мы уходим.

– Что? – спросил Стив, нахмурившись. – Почему?

– Из-за Курта – вот почему. И хватит вопросов. Пошли.

Глава 24. Маски сброшены

Гонко услышал шум и решил, что с этой перепалкой разберется кто-нибудь другой. Он вынимал из карманов штанов различные предметы и раскладывал их на кровати: заряженный пистолет «Глок», большой метательный нож, дротик с ядом и топорик. Он решил, что его труппа может пожертвовать одним исполнителем, так что Уинстон соврал в последний раз. Гонко не упустил из виду след из листьев. Он было ринулся прикончить Уинстона прямо на месте, но сдержался… Подобные решения нужно принимать только тщательно все обдумав. Уинстон очень долго пользовался его доверием, по крайней мере, внешне все выглядело так. Если бы обстановка оставалась спокойной, Гонко прикрыл бы его и оставил жить. Но обстановка сделалась совсем неспокойной: внезапно, и будто бы без причины, цирк превратились в зону боевых действий.

Он остановился на топорике из эстетических соображений – Гонко казалось более чем уместным, что клоун убьет клоуна топором. Он взял его в руку, подбросил вверх и поймал за рукоятку.

– Буду по тебе скучать, старичок, – пробормотал он, пробуя лезвие пальцем. – Но не очень.

Он вышел в гостиную и чуть не выронил топорик, когда увидел, что его там ожидало.

Ему потребовалась пара секунд, чтобы понять, что перед ним Курт, опознать его можно было лишь по изорванному галстуку, свисавшему с горба на спине. Чудищу пришлось нагнуться, чтобы пролезть в дверь. Курт походил скорее на динозавра, нежели на человека. Верхняя часть его лица была смазана, словно испорченная пластмассовая маска. Ноги разорвали брюки и торчали чешуйчатыми мускулистыми столбами, а когти выпирали из туфлей и глубоко впивались в пожухлую траву. Его густой и поставленный голос звучал по-прежнему добродушно, хотя акулья челюсть с трудом двигалась.

– Гонко… обычно, когда я к вам стучусь… ты всегда шутишь. Сейчас… пошутишь?

Гонко сглотнул, поморгал, протер глаза и на секунду задумался, к чему это клонит Курт. К счастью, он догадался. Он снова сглотнул и ответил:

– Ну да, босс. Нет, спасибо, нам… ничего не нужно.

Челюсть затряслась. Каждая нота смеха Курта звучала так, словно состояла из двух голосов: один – низкий, как у крокодила, другой – его обычный непредсказуемо веселый, и от этого дуэта кровь стыла в жилах:

– О-хо-хо.

Гонко вытер лоб и еще крепче сжал рукоятку топорика, прикидывая, смог бы он им сбить с Курта хотя бы одну чешуйку, если тот на него бросится. Вряд ли.

– Гонко, у нас беда, – проговорило чудовище.

– Э… в самом деле, босс?

– Да, Гонко. – Толстый лиловый язык протиснулся между зубами, теперь больше похожими на клыки, и повис, шлепая по жуткой красной десне. – В цирке предатели, – раздался страшный голос, – но шоу должно продолжаться. Ты ведь понимаешь, Гонко?

Клоун ответил сдавленным шепотом:

– Да, босс. Похоже, понимаю.

– Я думал, может… за этим стоит Джордж, – сказал Курт Пайло, приблизившись на два шага.

Гонко силой заставил себя не пятиться и стоять не шевелясь.

– Вот почему, – продолжил Курт, – я до этой поры не останавливал все это безобразие. Но потом именно мой братец составил этот список.

Курт поднял руку, напоминавшую еще одну челюсть, сплошные кости и чешуя. Рука сжимала листок бумаги. Глаза Курта вперились в Гонко.

– В списке – двое твоих людей. Это позор, Гонко. Нам надо об этом поговорить… после.

– Да, босс, я вас понял. Я потрясен не меньше вашего.

Курт очень медленно произнес:

– По-моему… ты не так уж потрясен. Верно?

– Нет, босс, – прошептал Гонко.

– Гмм-мм… Тогда пошли, Гонко. Нас ждет работа.

* * *

Джейми, отделенный лишь дверью от творившихся снаружи кошмаров, сидел у себя в комнате и ждал, когда же все это кончится. Он слышал, как кто-то вошел в гостиную, мельком увидел, во что превратился Курт Пайло, прибежал в комнату и уселся на кровати, сжавшись и весь дрожа. Джейми больше не ждал, что доживет до утра. Курт знал, что он натворил, его видели спасавшим священника, видели, как он провел его к болтавшейся в заборе доске, как указал тому на самое безопасное место и рассказал, как вернуться, когда все успокоится: ха-ха, когда все успокоится. Откуда он узнал, что Курт все это видел? Он и не знал. Логика отправилась на короткий и очень заслуженный выходной, а ее место заняла ломающая усталость. Теперь он не был уверен, имеет ли значение, что он, скорее всего, погибнет до восхода солнца. Это принесет ему покой.

Он вспомнил узкую тропку, как по ней ковылял священник, стараясь не глядеть на разверзшуюся справа пропасть. Тогда Джейми подумал, что священнику лучше бы туда свалиться, чем оставаться жить и сносить то, что задумал с ним сотворить Курт. Свалиться или спрыгнуть. Спрыгнуть. «А ведь, – подумал он, – это, наверное, очень классная мысль. Может, сейчас оптимальный выход. У меня такое чувство, что я повидал более чем достаточно». И все же он посидел там еще немного. По цирку разносился вулканический рокот Курта Пайло, сбросившего маску.

Джейми поднялся и спокойно прошел через гостиную, не сбивая шага и с ровно стучащим сердцем. Если он доберется до утеса, прежде чем его успеют схватить, наверное, это станет своего рода победой. Если же нет – ну тогда уже неважно.

* * *

Шлейф из мертвых тел становился все длиннее. Гонко принялся убивать со всем возможным рвением, поскольку за ним наблюдал босс. Тот везде искал предателей и находил их. Акробаты лежали кровавой кучей. Курт объяснил им, что шоу должно продолжаться, прежде чем разорвал их на куски, как визжащих кукол. Если бы вчера Гонко сказали, что они с Куртом превратят акробатов в кровавое месиво, он бы счел это слишком невероятным, однако что-то во всем этом было не так. Шоу не продолжалось. Это больше походило на последний выход на поклон, и Гонко ничего не оставалось, как сидеть смирно и надеяться, что босс вскоре выйдет из этого «настроения».

Курт направился к Паноптикуму, Гонко за ним. У двери стоял ждавший их Фишбой. Он выглядел совсем крохотным, когда Курт навис над ним, и каждая выступающая часть его тела отливала влажным красным блеском. Фишбой стоял, скрестив руки на груди, и каким-то образом выдерживал взгляд Курта. Жабры его легонько колыхнулись. Стоявший на спиной Курта Гонко глазам своим не верил, жестами показывая Фишбою отойти и освободить проход… Какого черта он пялится на Курта?

За спиной Фишбоя остальные экспонаты молча смотрели из своих стеклянных витрин.

– Вы не спешили, – заговорил Фишбой, даже не взглянув на Гонко. – Мы очень долго ждали этого момента. Мы бы убили себя, если бы не думали, что есть шанс прихватить с собой и вас.

У Гонко отвисла челюсть: «Что за хрень он несет?»

Крут издал лишь негромкое:

– О-хо-хо…

– Фишбой, что… – начал было Гонко, но заканчивать было не нужно. Курт рухнул на Фишбоя. Все заняло не больше секунды.

– Вот видишь, Гонко? – прорычал Курт, поворачиваясь к нему, брызгая хлещущими между зубов и стекавшими по лицу водопадами крови. – Предатели. Везде. Прикончи их, Гонко.

Гонко сделал то, что приказали. Через несколько минут уродцев в цирке не осталось. Йети яростно сцепился с Куртом, кусая его когти, и сломал ему палец, но Курт лишь играл с ним, прежде чем раздавить его одним быстрым объятием.

– На Аллею Развлечений, – прохрипел Курт, ему было трудно выговаривать слова. – Остальные из списка… должно быть, там прячутся… шоу должно продолжаться, Гонко.

– Думаю, вы правы, – ответил Гонко и тут же замер, когда Курт задрал голову к небу и завыл. От этих звуков у клоуна побежал мороз по коже. В выдохе Курта он учуял смрад болот, где сходились в схватках древние чешуйчатые твари, жившие задолго до появления человека. Чудовище рванулось куда-то вдаль, бухая ногами так, что содрогалась земля.

Похоже, в помощи Гонко уже больше не нуждались. Он не сдвинулся с места, глядя на развалины Паноптикума, и гадая, не снилось ли все ему, ведь еще вчера все было таким обыденным. Пора немного отдохнуть, решил он. Время разыскать свою команду и поскорее слинять из цирка.

* * *

Джей-Джей встал и отряхнулся.

– Уффф, тяжеловато становится, – сказал он, протягивая руку и помогая Рафшоду подняться. – Спасибо тебе. Буду должен.

– Гонко скажи спасибо, его это задумка, – ответил Рафшод. – Тебя несколько часов ищут.

Он прислушался, разбирая вопли служителей, погибавших от того, что их убивало, потом выронил баночку с краской для лица и зеркальце и ринулся обратно к клоунскому шатру.

– Пошли, – бросил он через плечо. Джей-Джей побежал за ним с Аллеи Развлечений какими-то незнакомыми закоулками.

– О-хо-хо-хо! – проревело что-то, отдаленно похожее на Курта. Это и был Курт, больше некому. Джей-Джей сбавил шаг, гадая, пойти или нет посмотреть на это зрелище. Он ждал этого с того момента, когда впервые увидел этого огромного головореза.

И тут вдруг все вспомнилось. На этот раз Джейми не успел вовремя очистить память, прежде чем его подловил Рафшод. Джей-Джей быстро оглядел спрятанное от него: только посмотрите, тайные встречи, заговор. Стоит признаться, что он не винил того парня за то, что тот все это скрывал. Джейми был врагом цирка, а Джей-Джей оказался виноват только из-за внешнего сходства. Без вины виноватый, Джей-Джей был вне закона.

– Сукин сын, мать его! – взвизгнул он.

– Джей-Джей? – позвал кто-то. Он обернулся и увидел Гонко, стоявшего рядом с Рафшодом. Гонко был густо заляпан кровью.

– Это не я был, босс, клянусь. Джейми меня подставил! – вопил Джей-Джей.

– Ты клоун? Тогда мне наплевать, – ответил Гонко. – Мы сваливаем. Клоунам здесь не место. Найдем себе новый дом, пока эта хрень не уляжется.

– Сваливаем? Куда?

– Не знаю. Найдем коммуну хиппи или организуем религиозную секту. Пошли, надо взять карточки-пропуска в фургоне Джорджа. Ты, я, Раф и Уинстон. Я забуду прошлое, поскольку труппа у нас внезапно поредела. Гоши и Дупса, похоже, все-таки убили. Они вернутся, полагаю, но смерть на время их задержит. По крайней мере, до утра. Пошли.

– Ладно! – ответил Джей-Джей. – Иду!

Он подскочил к Гонко.

– Вы ведь сердитесь не из-за этого, босс? Не из-за заговора и что все это произошло, нет?

Гонко с прищуром посмотрел на него.

– Даже в твой лучший день, ты не смог бы спланировать такой припадок Курта.

– Конечно, – энергично закивал Джей-Джей. – У нас и в мыслях такого не было.

Над цирком пронесся рев, от которого содрогнулась земля. За ним раздался жуткий грохот, когда рухнуло что-то большое, наверное, дом.

– Боже, он с катушек съехал, – пробормотал Гонко.

– Кто произнес… имя Господа… всуе? – прогремел над цирком голос Курта.

– Уффф, вот и он, – сказал Гонко. – Шире шаг!

Гонко, Рафшод и Джей-Джей побежали к фургону Джорджа. Вскоре они наткнулись на преграду. По одеянию и тюрбану Мугабо струились голубые электрические волны. Волосы у Джей-Джея встали дыбом, а в воздухе сильно запахло озоном.

– Мугабо! – весело вскричал Гонко. – Как чертова жизнь?

Вместо ответа Мугабо, казалось, начал увеличиваться в размерах, задрав руки над головой и растопырив пальцы.

– Белый человьек назылает чуму, – прорычал он.

– Чудненько, – ответил Гонко, засовывая руки в карманы. – Мугабо, дружище, не заносись, что ударил меня в тот…

Руки Мубаго резко опустились вниз, и воздух рассекли два белых огненных шара. Гонко отпрыгнул в сторону, перекатился и вскочил на ноги – к тому моменту он вытащил из кармана небольшой огнетушитель. Сделав два прыжка вперед, он окатил фокусника пеной. Ослепленный Мугабо молотил руками воздух и что-то бормотал. Гонко швырнул в него пустым баллоном. Тот с металлическим стуком угодил Мугабо прямо в лоб, и фокусник рухнул на землю. Пробегая мимо, Гонко пнул его ногой.

Они добрались до фургона Джорджа, и Гонко остановился, собрав клоунов в кружок.

– Значит так, мы попросим Джорджа выдать нам пропуска, а если он заартачится, то плохо кончит нашими стараниями. Насколько мне известно, Джордж не представляет из себя ничего, кроме фамилии, надутого вида и воплей. План ясен?

Рафшод и Джей-Джей кивнули. Гонко врезал по двери фургона ногой, но ответа не дождался. Он пожал плечами, распахнул ее, и клоуны рванулись внутрь. Гонко шарил по ящикам письменного стола, пока не нашел пропуска. Как только он поднял их вверх и сказал: «Пошли», – дверь с треском захлопнулась. Гонко подошел и навалился на нее плечом. Она не подалась. Он принялся ее пинать, дверь не открывалась.

– Вот это новость, – протянул он.

– Мне страшно! – взвизгнул Джей-Джей, притворяясь лишь наполовину.

– Мы движемся, – произнес Рафшод. – Смотрите…

Он содрал занавески с бокового окна. Снаружи медленно перемещался пейзаж. Вагон затрясся.

– Что происходит, во имя трусиков Клеопатры?! – заорал Гонко.

А во имя трусиков Клеопатры происходило следующее: Джордж Пайло проявил все, что мог, – коварную хитрость, за неимением большего. Курт Пайло настолько заигрался с подаренным ему на день рождения священником, что забыл проследить, что распятие из красного дерева доставлено к его фургону. Джордж это заметил и понял, что это, скорее всего, единственный предмет, достаточно прочный для того, чтобы удержать внутри его предполагаемого пленника – Курта. Но он был рад и тому, что попались клоуны, которых он не намеревался отпускать живыми, если сможет. Он дал знак дровосекам, чтобы те привалили дверь распятием, которое держалось на двух массивных железных обручах, недавно приваренных к углам фургона. Эту ловушку он придумал для следующей попытки убить Курта. Теперь он тащил фургон на малой скорости, сидя в небольшом погрузчике. Он слышал, как внутри орут и буйствуют клоуны, и улыбался, наслаждаясь одной из немногих горьких побед в своей жизни. Остальные еще впереди – сначала нужно дотащить клоунов до Комнаты Смеха и Ужаса.

В фургоне в голос рыдал Джей-Джей, заново знакомившийся с сидевшим внутри него трусом. Он совсем немного побыл ангелом смерти, убивая спящих служителей, но теперь, когда опасность глядела ему прямо в глаза, он подтирал нос занавесками и скулил, как щенок. Рафшода, похоже, ничего не волновало, он поглядывал в окно и отпускал реплики, когда они проезжали горы трупов.

– Эй, а вот этого я знаю! Это служитель, который продал мне неисправную зажигалку. А сейчас он сам неисправен! Гляди, у него башка натрое раскололась!

Гонко вытаскивал из карманов всякие штуки, которыми можно открыть замок – кусачки, динамит, отмычки. Но ничего, похоже, не срабатывало.

– Вот черт! – рявкнул он после того, как попытался открыть замок кредитной карточкой. – Иногда мне кажется, что у этих штанов извращенное чувство юмора.

Он яростно сражался с дверной ручкой, потом бросил и вздохнул:

– Так, ребята, похоже, Джордж взял нас за яйца, взял крепко. Если мы выберемся из фургона, разрешаю вам навалять ему по полной. Может ты зальешь его слезами и соплями, Джей-Джей. От тебя столько пользы в трудную минуту.

– Извини, – пробормотал Джей-Джей.

– Видал я, как трупы сопротивляются сильнее, чем ты. Ничтожество.

– Да пошел ты! – завизжал Джей-Джей.

Фургон остановился, сильно обо что-то ударившись, и клоуны попадали на пол. Гонко присел.

– Готовьтесь, – сказал он. – Как только дверь откроется…

Они слышали, как снаружи Джордж Пайло лающим голосом отдает команды. Что-то тяжелое ударилось в дверь, и пол накренился с жутким скрежетом. Фургон поднимали за заднюю часть и наклоняли вперед. По полу поехал письменный стол вместе со шкафом для документов и картотекой. Клоуны отпрыгнули, когда мебель врезалась в стену. Внезапно все стихло. Гонко нахмурился, залез на груду мебели и прислонился к двери, напряженно прислушиваясь. Он осторожно толкнул ее и отпрянул, когда та распахнулась.

– Какого… – вырвалось у него. – Твою же мать! Мы в Комнате Смеха и Ужаса.

Джордж наклонил фургон под углом в сорок пять градусов, пытаясь их оттуда вытрясти. Перед ними, словно раскрытая пасть, зияла дыра, пробитая взрывом. Под ними было чрево карнавала. В подвале Комнаты располагалась камера с ямой, переходившей в длинный тоннель, конца которому видно не было. Где-то в его глубине мерцали оранжевые всполохи, и оттуда доносилась вонь горелой резины и жареного мяса.

Джей-Джей осторожно выглянул за дверь фургона и завизжал:

– Нет, нет, не хочу, пожалуйста, не надо меня туда вниз, пожалуйста!..

– Ты прямо как Дупс, – с отвращением бросил Гонко, – вот только он бы потерпел…

Он умолк, фургон снова затрясся.

– Эй! – крикнул он.

– Тихо вы там, – сказал Джордж совсем рядом, в его голосе сквозил восторг. – Вы все еще на меня работаете. Делайте, что велят. Прыгайте вон из фургона.

– Да пошел ты! – заорал Гонко.

Фургон снова тряхнуло. Гонко прислушался.

– Это дровосеки. Они пытаются нас отсюда вытряхнуть.

Он пошарил по карманам и достал оттуда пистолет, потом бросил его Рафшоду.

– Отгони-ка их, – приказал он.

Рафшод направил ствол на заднюю стену фургона и дважды выстрелил, пробив в стене две маленьких дырки. Снаружи Джордж что-то прокричал, и фургон затрясло еще сильнее. Все три клоуна потеряли равновесие, пистолет вылетел из руки Рафшода и со стуком упал на каменный пол подвала, едва не угодив в огнедышащую яму.

– Вот черт, – пробормотал Гонко и сменил тон. – Что такое, Джордж? Чего ты от нас хочешь?

– Чтобы вы заткнулись и сдохли, – весело ответил Джордж.

Гонко затрясло от ярости. Он выждал, чтобы взять себя в руки, а потом спокойно произнес:

– Нет, правда, Джордж. Это как-то связано с Куртом? Может, ты нас выпустишь тоже поучаствовать в шоу? А мы сможем тебе помочь.

– Вы сможете спрыгнуть в Комнату, вот что вы сможете, – дерзко ответил Джордж. – И прихватите с собой этого предателя Джея. Курт скоро тоже там окажется.

Гонко нахмурился и принялся лихорадочно соображать.

– Ага, – прошептал он клоунам, – он и Курта собирается в подвал отправить. Но вот зачем?

Он помолчал, потом крикнул Джорджу:

– Ты хочешь сбросить туда лишь одного Джей-Джея?

– Нет! – заорал Джей-Джей. – Пожалуйста!

– Да заткнись ты, – прошипел Гонко, – надо почву прощупать. Верь мне. Так что скажешь, Джордж? Только Джей-Джея?

Джордж не ответил и снова рявкнул какие-то команды дровосекам. Фургон опять затрясло, и он наклонился еще сильнее. Шкаф для документов вывалился в дверь и с грохотом рухнул в подвал, угодив прямо в яму и в бездонный тоннель. Еще полметра, и он увлек бы за собой Гонко. Когда шкаф упал, из ямы вырвался столб оранжевого пламени и взмыл вверх, словно маленькое облако ядерного взрыва. На стенах, как летучие мыши, заплясали отсветы огня.

Гонко злобно поглядел на Джей-Джея.

– Гнида, если ты не перестанешь ныть…

Ныть Джей-Джей перестал – он что-то заметил. Прямо у него над головой был вделанный в стену деревянный шкафчик. Он точно не знал – то ли его взгляд случайно упал на шкафчик, то ли это было чувство смутной надежды. Он поставил ногу на валявшийся у двери письменный стол, не думая об опасности, если поскользнется, и потянулся к ручке шкафчика. Гонко полностью переключился на Джорджа.

– Слушай, я был хорошим работником, выполнял все четко и безупречно. Зачем же всех клоунов в жертву приносить?

– Ха-ха! – последовал ответ Джорджа.

Вдали послышалось неясное грохотанье, и оно приближалось. Это надвигался Курт. Джордж яростно рявкнул на дровосеков, и фургон снова затрясся.

Джей-Джей дотянулся до шкафчика. Тот оказался заперт.

– Эй, Гонкс…

– Слышать тебя не желаю, Джей-Джей, заткни пасть, – бросил Гонко.

Джей-Джей хотел попросить у него что-нибудь открыть шкафчик, но тут заметил лежавшую на письменном столе отмычку, которую Гонко до этого вытащил из кармана. Он потянулся вниз, стараясь ее ухватить, как фургон снова тряхнуло, и отмычка сама влетела ему в ладонь. Фургон на мгновение замер, потом опять дико дернулся. Джей-Джей и Гонко устояли на ногах, но Рафшод скользнул в дверь, цепляясь за что попало, и рухнул в Комнату. Джей-Джей зачарованно глядел, как тот упал, словно тряпичная кукла, не влетев в яму, а шлепнулся рядом на нечто, напоминающее жертвенный камень. Он лежал, извиваясь от боли и восторга. Гонко скривился.

– Ты слышал, Джордж?! – проорал он. – Джей-Джей только что упал. Теперь давай-ка опускай фургон. Ты наказал предателя.

– Одного из них, – ответил Джордж.

Вот тут Гонко, похоже, утратил остатки хладнокровия.

– Гнида! Если я отсюда выберусь, я буду убивать тебя очень медленно. Сечешь? Мелкий говнюк сопливый, я столько лет ждал этого шанса. Я стану убивать тебя целый год, слышишь меня?

– Ты все запорол, я-то думал – договоримся, – ответил Джордж.

– Договоримся, мать твою! Ты – дохлый карлик, Джорджи, и неудивительно, что твой папаша не доверил тебе управлять цирком. Сопля – она всегда сопля. Каждый раз, когда ты собирался замочить Курта, я тут же сообщал ему о твоих планах. Со смеху падал, когда ты морщил рожу – вот-вот разревешься.

– Ха-ха! А какая сейчас у тебя рожа, Гонко?

Во время этой перепалки шаги Курта становились все ближе и ближе. Джей-Джей вставил отмычку в замок шкафчика. Повернул ее, и дверца распахнулась. Поднявшись на цыпочки, он увидел груду бархатных кисетов. Они посыпались из шкафчика и вывались сквозь дверь фургона. Джей-Джей на лету поймал один из кисетов побольше и начал дико озираться в поисках того, куда бы высыпать порошок. Гонко обернулся и произнес:

– Какого… Заначка Джорджа! Вот это, блин, удача. Джей-Джей, брось-ка его мне.

– Нужна миска, – ответил Джей-Джей, – и зажигалка.

– Ладно, ладно, сбацай мне дозу, – Гонко вытащил из кармана миску и зажигалку. – А я пока отвлеку Джорджа. Эй, Джорджи! Помнишь, как в сорок четвертом кто-то убил твоего любимого попугая? Как там его звали, Рейнольд? Ну, того, твоего единственного друга? Так это был я, Джордж. Я оттрахал его до смерти, а потом скормил Гоши.

– Когда угодишь в ад, можешь передать гаденышу привет! – взвизгнул Джордж. Гонко, наконец, удалось его зацепить.

Едва балансируя на письменном столе, Джей-Джей держал зажженную зажигалку под миской, чтобы успеть растопить три маленьких кисета порошка. Гонко потянулся за миской.

– Ради бога, Джей-Джей, чего возишься.

Воздух снова взорвался от рева.

– Имя Господа… всуе!

Курт приближался, он был уже совсем рядом. Времени не осталось. Джей-Джей протянул миску Гонко… и тут же отдернул руку.

«Одну секундочку», – подумал он. Времени нет, особенно на то, чтобы стать мистером Добряком, мистером Товарищем, мистером Положившим Жизнь за Других. Это когда-нибудь входило в репертуар Джей-Джея? Никак нет, не входило. Как не входил и мистер Давай Гонко Сначала Ты.

Он проглотил жидкость без единого слова оправдания.

Гонко вытаращился на него.

– Джей-Джей! Какого черта ты…

– Вытащите меня отсюда, – зашептал Джей-Джей и закрыл глаза. – Из этой передряги. Из фургона, быстро. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Джей-Джей открыл глаза и огляделся. Фургон снова дернулся. Ничего не произошло. Он в ужасе посмотрел на Гонко, качавшего головой со сверкающими глазами.

– Вот прямо сейчас, тупой ты сукин сын, вот прямо сейчас…

Фургон вдруг сотряс такой мощный удар, словно в него въехал грузовик. Курт врезался в заднюю стену, и оба клоуна рухнули в подвал Комнаты Смеха и Ужаса. Желание Джей-Джея исполнилось.

* * *

Джейми все это видел. Он пришел в себя так резко, словно его разбудило землетрясение. Он лежал на траве в тридцати метрах от Комнаты, прекрасно видя, как Курт, разросшийся до невероятных размеров, со всего маху ринулся на фургон для второго удара. Вся задняя стенка смялась, как жестяная банка. Когда фургон накренился, Джейми заметил, как в Комнату рухнул Гонко, а вслед за ним кто-то еще. Кто-то – очень похожий на него.

Джейми похлопал себя по рукам и груди, удостоверяясь, что он жив, цел и невредим. Он был с ног до головы одет в клоунский наряд, хотя, ощупывая лицо, он не обнаружил краски – лишь пот и кожу.

«Но как?!» – взвился внутренний голос. Но это все потом, когда время выдастся. Джейми поднялся и побежал.

* * *

Курт закончил потрошить фургон брата и взмахом руки отшвырнул его в сторону. Тот кувыркнулся в воздухе и с грохотом обрушился на дровосеков, наслаждавшихся заслуженным перерывом рядом с местом упокоения Слимми, курящего карлика. Слишком выдохшиеся, чтобы хотя бы дернуться, они успели лишь перекинуться последними сердитыми взглядами, прежде чем их накрыл фургон.

Тем временем Курт с интересом глядел в подвал Комнаты. Он хрипло и шумно дышал, словно дракон. Он был мокрый от чешуйчатой головы и до когтистых лап, словно попал под кровавый ливень. Джордж Пайло опасливо наблюдал за братом из-за штабеля бревен. Он шагнул вперед, идя на осознанный риск, причем очень большой.

– Эй, Курт! – позвал он.

Курт повернул голову и с прищуром посмотрел на брата.

– Берегись, – сказал Джордж с превосходно разыгранной искренностью. – Штаны Гонко… в них много опасного.

Губы Курта оттянулись вверх, обнажив блестящие клыки.

– Спасибо, братишка.

– Да не вопрос. Карай предателей, Курт. Да, и вот… Может, вот это возьмешь. Для самозащиты, сам знаешь.

Джордж показал на огромное деревянное распятие, лежавшее рядом на земле. Если бы в лице Курта сохранилось что-то человеческое, оно бы просветлело от восторга. Он прорычал:

– О, чудненько. – Он потянулся за распятием и покачал его в руке. – Подходит, да?

– Да, Курт, – согласился Джордж, ныряя обратно за штабель из бревен. – Для предателей подходит. Иди и покарай их.

Курт снова повернулся к Комнате Смеха и Ужаса и спрыгнул в подвал. Его рассекавшая воздух туша смотрелась так же жутко, как рушащийся мост или подхваченный ураганом автомобиль. На этом игра закончилась. Шах и мат, Джордж Пайло. Он бросился к Комнате с горящими глазами. Обитателям бездны распятия не нравились, совсем не нравились.

Курт Пайло был навозным жуком по сравнению с теми, кто обитал в конце огненного тоннеля, но в его зверином обличье почти не нашлось места голосу разума. В подобной компании появление с распятием было непростительным нарушением этикета, но он воспринимал доносившийся снизу рев как доброжелательный и подбадривавший его. Все уцелевшие в цирке слышали этот рев – он будет до конца дней звучать в их кошмарных снах.

Курт тремя ударами забил насмерть Рафшода и повернулся к Гонко. Как бы яростно Гонко ни сопротивлялся, ничто в его карманах не могло помочь против сбросившего маску Курта, он даже не смог поранить чудовище, прежде чем тот швырнул его об стену, напрочь вырубив, а потом занялся Джей-Джеем. Моля о пощаде, Джей-Джей умер, стоя на коленях.

Уронив распятие, Курт потянулся к телу Гонко, взял его подмышку и принялся гладить по голове, тихонько бормоча ласковые упреки, глохшие в издаваемом его глоткой первобытном рычании. Распятие упало в яму, горя в полете, вращаясь и отскакивая от стен тоннеля.

В своем ликовании, Курт – адское орудие – не заметил ничего неладного, даже когда из ямы вырвалось пламя, и огромные призрачные руки подняли его и потащили вниз. Он упал среди своих, навсегда сбросив маску и держа на руках бесчувственное тело Гонко.

Глава 25. Уцелевшие

Когда рев из Комнаты Смеха и ужаса стих, Джейми встал на плохо слушавшихся ногах и огляделся, словно ослепнув. Казалось, вокруг не осталось ничего, кроме залитых кровью развалин. Разбушевавшийся Курт никого не пощадил. Фишбой и остальные мятежники получили свободу единственным доступным им способом.

Не зная куда идти, Джейми вдруг понял, что дошел до шатра клоунов. На карточном столе лежал брошенный пасьянс. Он прошелся по комнатам, где все, похоже, оставалось таким, как прежде. Вот кровать, где он просыпался каждое утро, с чувством вины, жуткими воспоминаниями и сюрпризами от Джей-Джея. Он посидел там с минутку, а потом в каком-то полузабытьи побрел к комнате Уинстона.

Уинстон сидел на кровати. Джейми протер глаза и проморгался, чтобы убедиться, что он не спит. Уинстон медленно повернул голову к двери.

– Получилось, – тихо произнес он.

– Что… – начал Джейми. У кровати Уинстона валялась почти сотня бархатных кисетов. И все пустые.

– Зарплата примерно за два года, и все за один присест, – объяснил Уинстон. – Глотал эту дрянь, пока чуть обратно не полезла. Сам не знал, сработает ли. Исключений из правил они не допускали. Я столько раз загадывал выбраться отсюда и столько раз… торговался, молил. И вот это желание никогда не сбывалось. Они дадут тебе все, что захочешь, кроме свободы.

Джейми присел на край кровати. Уинстон глядел в пространство.

– В этот раз я снова все просил и просил, – сказал он. – Похоже, тебя они отпускают.

Джейми обнял его, на глаза навернулись слезы.

– Да брось ты, – проговорил Уинстон, слегка улыбнувшись. – Что там произошло? Похоже, славно повеселились.

Джейми рассказал все, что смог, извлекая из памяти воспоминания покойного Джей-Джея, обрывавшиеся на моменте загадывания им желания.

– Не знаю, может, Курт еще… там, – сказал Джейми.

– Не думаю, – отозвался Уинстон. – Не знаю, слышал ли ты тот жуткий визг, но все походило на то, что начальство Курта отправило его в отставку.

Джейми вздрогнул. Снаружи стояла тишина. Вдалеке слышался чей-то одинокий голос, радостно взлетавший к небу.

– Кажется, Джордж еще трепыхается, – пробормотал Уинстон. – Думает, что он победил. Поглядим, как с этим быть.

Он встал и бросил Джейми карточку на тесемке – пропуск.

– Держи. Тебе надо домой.

Уинстон тихонько рассмеялся, а потом вздохнул.

– Может, я тоже отсюда выберусь. Пока не знаю. Наверное, еще смог бы попылить, прежде чем откинуться. – Он вытащил из кармана небольшой пистолет. – До встречи, Джейми. Пойду обломаю Джорджу веселье.

– Уинстон… – начал было Джейми. Старый клоун замер на пороге, но не оглянулся. Джейми вдруг захотелось так много сказать, но он не знал, с чего начать. Он молча стоял, пытаясь подобрать слова, но тщетно.

– Да нормально все, – устало отозвался Уинстон. – Ты же сюда не просился. И я тоже. Может, там, снаружи, еще и свидимся. Прощай, сынок. И вали отсюда поскорее.

– Не забудьте о священнике. Он там, за забором.

Уинстон кивнул и вышел. Джейми захотелось ринуться за ним, чтобы дать последний бой в догорающей битве, но еще ему хотелось убежать. А что бы сделал Джей-Джей? Он бы убежал. Джейми позволил Джей-Джею принять за него последнее решение, пусть позже он себя за это и возненавидит. И он побежал.

Он в полузабытьи несся по кровавому болоту, которое раньше было Аллеей Развлечений. Трупы лежали грудами, целые и разорванные. Курт сотворил все это за несколько минут. Джейми закрыл глаза, пытаясь отгородиться от жуткого зрелища. Он пробежал мимо колокола на аттракционе «Испытай свою силу», мимо вращающихся клоунских голов, мимо тира «Подстрели утку, выиграй приз», мимо колеса обозрения, застывшего на фоне искусственного неба. Когда он добрался до лифта и открыл дверь, он услышал в отдалении два глухих сухих щелчка – пах, бах; потом пауза, затем еще один.

– Надеюсь, ты попал, – прошептал Джейми. Он поставил рычажок на город Брисбен и отправился домой.

* * *

Разумеется, никто не рассказал билетерам о событиях минувшей ночи. Они жили за пределами цирка. Как им было предписано, они поставили свои кабинки на ярмарке в городке Вумера. Кое-кого ожидала очень странная прогулка.

Эпилог

Стране были нужны байки – рассказы о чем-то жутковатом и загадочном, чтобы отвлечь людей от более реальных и значимых опасностей, вроде войны или терроризма, постоянно дышавших им в затылок. Люди ходили в походы в поисках загадочного цирка. Кое-кто рассказывал, что нашел его, и некоторым даже верили. По мере того, как множились и расползались слухи, настоящие свидетели замолкали. Их рассказы расползались по интернету, словно степной пожар, и любители «шапочек из фольги» пришли в неописуемый восторг, каким-то образом усмотрев в этом грандиозные планы иллюминатов по завоеванию мирового господства. Как могло столько людей, здравомыслящих и всеми уважаемых фермеров, клясться и божиться, что они видели эти жуткие зрелища?

Похоже на цирк, говорили они, но там везде кровища. И трупы тоже повсюду. Словно цирк затолкали в блендер, а потом вывалили на землю. Рассказывали о каком-то темнокожем веселом мужчине в тюрбане, который показывал фокусы с огнем, и их надо было видеть самим, чтобы поверить. Похоже, он из ладони пускал кометы…

На этом месте свидетели обычно начинали путаться, качали головами, вздрагивали, забывали, что собирались сказать дальше и просили поскорее заканчивать интервью.

Появились и кое-какие догадки: а вот та нераскрытая загадочная гибель девяти человек, затоптанных насмерть… может, она тоже произошла в цирке? Нет ли тут какой-нибудь связи?

А как насчет того парня, которого полиция Брисбена подобрала на стройплощадке разгуливавшим в клоунском наряде? Ну, помните, парень исчез некоторое время назад вместе со своим дружком. Тогда считали, что это все бандитские разборки – те двое были подозрительными типами, наверняка, наркоманами. И вот через несколько недель он объявился. Полиция тщательно его допросила. Психиатрическая экспертиза определила его как нормальнейшего человека. По его словам, он не знал, где находился, и, похоже, не врал. Что же до второго парня, то его историю мусолили во всех новостях с неделю или больше. Кто-то заявлял, что видел его в бушленде с какой-то странной женщиной, но точных доказательств тому не существовало.

* * *

Как только поутих шум, закончились допросы в полиции, осмотры психиатров и нескончаемые расспросы родных и друзей – никто из них не относился к нему как прежде, жизнь Джейми продолжалась так, словно у него из памяти стерли много лет. Он чувствовал физическую усталость, словно после битвы, а ум его хватался за неясные тени. Похоже, он утратил чувство времени, и недели без работы тянулись как один долгий день, пока он чем-то занимался в доме родителей, пытаясь снова привыкнуть к мелочам повседневной жизни. Его смутно тревожили и угнетали вопросы, возникавшие глубоко внутри и словно задаваемые кем-то незнакомым. Иногда он останавливался посреди дела, качал головой и что-то бормотал себе под нос, словно сдаваясь: «Не знаю». В иные разы он словно отключался, глядя в пространство с пустой головой и цепляясь за мысли, словно нащупывая в темноте выключатель, с отвисшей челюстью и лежащей на коленях открытой книгой.

Со смешанным чувством любопытства и ужаса он читал газетные статьи, которые ему показывали родители. О затоптанных насмерть, о беззубом священнике, бормотавшем что-то о цирке и напрочь отказывавшемся произнести еще хоть слово, о том, как самого Джейми обнаружили слонявшимся по улице в клоунском одеянии и совершенно неспособным ответить на простые вопросы об обнаруженных у него на башмаках пятнах крови.

Его разум осторожно пытался припомнить ту ночь, ища ответы, но не слишком настойчиво и долго. Он помнил, как шатался, словно пьяный, и грохнулся на обочину, прежде чем его обнаружили полицейские, но до этого-то что?.. Что-то там было, должно быть. И где-то почти на уровне подсознания он понимал, что лучше всего оставить это в тайне.

Чтобы все забыть, потребовалось загадать последнее желание, стоя под ослепительно яркими звездами. Маленький бархатный кисет он обнаружил в кармане, в последний раз покидая цирк. Когда его нашли полицейские, он уже полностью выжег все произошедшее из своей памяти.

А маленький бархатный кисет оставался лежать в ящике его прикроватной тумбочки, наполовину полный. Он частенько взвешивал его на ладони – слишком тяжелый для своих размеров, и слушал звук, похожий на позвякивание стеклянных шариков. Потом он вдруг бросал его, словно тот жег ему пальцы, и шел мыть руки.

Несмотря на провал в памяти, его продолжали донимать кошмары. Яркие и безжалостные видения ада – молодая Земля, управляемая другими законами. Сцены, где лютые чешуйчатые воины топтали копытами содрогающуюся землю и выли из какой-то невидимой тюрьмы, кидаясь на решетки…

И сквозь эти жуткие и навязчивые кошмары доносился некий знакомый голос: «Твое время еще не вышло. Слышишь, дружок? Наслаждаешься там отдыхом? Нравятся тебе эти маленькие ужастики каждую ночь? Да, вот теперь ты кое-что знаешь о цирке. Именно теперь. Веселье только-только началось. Смеху не оберешься. Когда созреешь, заходи посмеяться, потому что если они не отпускают меня, то и тебя не отпустят, ты уж поверь. Шоу закончилось, но не прекратилось, помяни мое слово. Мы еще вернемся в этот город, дорогой мой, а я что-то не припомню, чтобы давал тебе расчет…»

И проснувшись, он всегда ощущал, что за ночь в нем выросло что-то новое, его вырвали с корнем и выбросили, однако оно готово в любой момент прорасти вновь. Ему нужно быть настороже, но он не понимал – кого именно остерегаться.

И он знал, что есть в мире очень странные места. Ему казалось, что весь мир – это цирк, и у каждого из нас есть бесплатный билет.

И всех артистов вызывают на поклон. Рано или поздно.

Примечания

Спасибо большое (япон.).

Речь идет о Питере Хоре (Peter Hore). Австралийце, известном своими публичными акциями, мешающими проведению спортивных, светских и политических мероприятий.

От англ. tallow – топленный жир.

От англ. fish – рыба, boy – мальчик.

Нет, сеньор! Я должен держать их в чистоте! (исп.)

«Что будет, то будет» (фр.).