Бентли Литтл
notes
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13

Бентли Литтл
Сущность

Bentley Little

THE HAUNTED

Глава 1

– Пап, они опять здесь.

Джулиан вышел из кухни, держа в руке чашку кофе, и, пройдя через гостиную, подошел к выходящему на фасад дома окну, где его сын Джеймс, держась за края задернутых штор, выглядывал наружу сквозь узкий просвет между ними. Протянул руку к шнуру, чтобы раздвинуть шторы.

– Что ты делаешь? – в ужасе закричал Джеймс и прижался к стене у окна, чтобы его не смогли увидеть снаружи.

Не обращая на сына внимания, Джулиан раздвинул шторы. И убедился, что на их подъездной дороге действительно резвятся трое скейтбордистов: один из них, подпрыгнув, перевернул свой скейтборд в воздухе и приземлился на него, двое остальных готовились скатиться по наклонной бетонной дороге вниз, к улице. За последние два дня это происходило уже во второй раз, и хотя на всей улице только подъездная дорога к их дому не была перегорожена постоянно припаркованными на ней легковушками или пикапами (они держали свои автомобили в гараже), это вовсе не давало права местным соплякам использовать ее в качестве своего личного скейтпарка. Рассерженный Джулиан двинулся в сторону двери, выходившей на улицу.

– Пап, не выходи! Пожалуйста!

– Да не будь ты таким слизняком! – сказала Джеймсу Меган. Она сидела на диване, смотря телевизор – по каналу «Дисней» шло какое-то шоу для подростков – и, прежде чем повернуться обратно к экрану, взглянула на своего брата с издевательской усмешкой.

Эти двое постоянно ссорились – Джулиан предвидел, что так и будет, еще до того, как Клэр забеременела Джеймсом. Он сам и его брат ссорились и дрались на протяжении всего детства и особенно в подростковом возрасте, когда их отцу порой приходилось разнимать их по-настоящему ожесточенные кулачные драки. Они и сегодня не ладили. Но Клэр вычитала в какой-то книге по воспитанию, что братья и сестры лучше общаются между собой, если у них небольшая разница в возрасте, и настояла на том, что раз уж они решили, что у них будет двое детей, разница между появлением на свет первого и второго должна быть от двенадцати до четырнадцати месяцев. «Тогда они будут ближе друг к другу, – говорила она. – И, когда подрастут, станут друзьями». С тех пор она на собственном опыте убедилась, как ошибалась, хотя никогда не призналась бы в том, что была не права.

– Ты слышал, что она сказала?! – закричал Джеймс, показывая пальцем на сестру.

– Слышал. Меган, прекрати, – укорил Джулиан дочь.

– Запрети ей выходить из дома! – крикнул Джеймс.

Джулиан открыл входную дверь.

– А ну, прекратите. Оба.

Выйдя из дома, он закрыл за собой дверь. На подъездной дороге трое подростков все так же ездили кругами, задние части их скейтбордов царапали бетон, а передние горделиво разрезали воздух. Одного из них Джулиан узнал – это был сын Тома Уиллета, чей дом находился на этой же улице, а двое других, хотя он и не знал их, оказались теми же самыми сопляками, которых он уже выгонял со своей земли вчера.

– Эй, послушайте! – громко сказал он.

Юный Уиллет, не переставая нарезать круги, бросил на него небрежный взгляд.

– Эй, чувак, где твои дочери? – Он нарочно сказал «дочери», а не «дочь», глумливо смеясь, и Джулиану оставалось только надеяться, что Джеймс не слушает их разговор.

– Убирайтесь с моей подъездной дороги! – Скейтбордисты не обратили на его слова ни малейшего внимания. – Сейчас же!

– А ты попробуй заставь. – Молокосос Уиллет, не переставая кружить на своем скейтборде, устремил на него наглый, вызывающий взгляд.

Джулиан почувствовал, как его захлестывает горячая волна гнева, но он знал – этот сопляк загнал его в угол. Он мог орать на эту троицу до хрипоты, но если они не подчинятся, он не сможет им помешать, потому что стоит ему попытаться силой согнать их со своего участка – и их родители сразу же вызовут копов и обвинят его в нападении на их чад.

Внезапно ему в голову пришла мысль, как обойтись и без пустого сотрясания воздуха, и без насилия и все же прогнать их восвояси. Не говоря более не слова, Джулиан подошел к водопроводному крану в конце клумбы с цветами Клэр, включил воду и взял в руки шланг. В три щелчка переключил насадку с режима «разбрызгивание» на «струйный распыл» и нажал на курок. Струя воды ударила сначала по одному скейтборду, потом по двум другим – Джулиан водил шлангом из стороны в сторону. Потом нацелил его выше, и вода ударила по ногам подростков.

– Эй, ты что!

– Ты что творишь?

– Какого черта?

– Я мою из шланга свою подъездную дорогу, – невозмутимо ответил Джулиан.

– Ты пустил в нас струю!

– Нарочно!

– Я мою из шланга свою подъездную дорогу, – повторил Джулиан. – А вы мне мешаете. – Улыбнулся. – Я же сказал вам, чтобы вы ушли, – с невинным видом напомнил он.

– Иди ты на хрен!

– Мудак!

Вызывающе подняв в непристойных жестах средние пальцы, подростки укатили с подъездной дороги и сломя голову понеслись по тротуару. Продолжая улыбаться, Джулиан еще несколько минут постоял на месте, пока не убедился, что скейтбордисты действительно убрались и больше не вернутся. Наконец он возвратился к цветочной клумбе, выключил кран, переключил насадку шланга обратно на режим «разбрызгивание» и выпустил из него оставшуюся воду на хризантемы Клэр.

Когда он вошел обратно в дом, Джеймс улыбался во весь рот.

– Это было классно, пап!

Он тоже улыбнулся сыну.

– Это мой долг, сынок.

Клэр стояла в дверях кухни, и вид у нее был встревоженный.

– Мне это не нравится, – сказала она.

Джулиан кивнул, ничего не ответив, поскольку в этом не было нужды. Они говорили об этом и раньше. Дело было не только в распоясавшихся подростках, а вообще во всем, что их окружало. Весь их район становился все более и более неблагополучным. За последние годы несколько здешних семей вынуждены были съехать, так как не смогли вносить платежи по закладным на свои дома, и теперь более половины домов в округе занимали арендаторы. И дети в их семьях были куда агрессивнее.

– Возможно, нам было бы лучше переехать, – предложила Клэр.

Джулиан склонялся к тому же, хотя до сих пор и не решался завести разговор на эту тему. Клэр была сентиментальна, и дело здесь не только в том, что свой нынешний дом они выбрали сами, когда переехали в Джардайн, но и в том, что и Меган, и Джеймс жили здесь с самого рождения. Однако здешний район действительно хирел на глазах; их же семья, несмотря на ужасную ситуацию в экономике в целом, находилась сейчас в неплохом финансовом положении. И у Джулиана, и у Клэр была работа, их дом стоил сейчас куда больше, чем когда они купили его пятнадцать лет назад, и если уж переезжать, то сейчас для этого, по всей вероятности, настал самый благоприятный момент. В других районах были дома, которые можно было купить недорого, и финансы позволяли им воспользоваться этой возможностью.

– Думаю, при желании мы могли бы это сделать, – сказал Джулиан.

– Нет! – завопила Меган, услышав разговор своих родителей. – Я не хочу никуда переезжать!

– А я хочу, – сказал Джеймс.

Джулиан посмотрел на своего сына, и их взгляды встретились. Сердце Джулиана наполнилось сочувствием. В последние годы мальчику пришлось несладко. Из-за урезания бюджетных расходов на образование границы районов, которые обслуживали местные школы, были перекроены, в результате чего в начале пятого класса Джеймс очутился в незнакомой ему школе, в которой он никого не знал и в которой так и не сумел завести друзей. За год до этого два его лучших друга, Омар и Логан, переехали в другие города: Омар уехал в Финикс, где его отец получил работу, а Логан – в Санта-Фе, к бабушке, поскольку его отец, наоборот, работу потерял. Третий его друг, Робби, остался здесь, но этим летом родители записывали его то в один детский лагерь, то в другой, поскольку оба они работали и днем им не с кем было его оставлять. Так что со дня начала летних каникул Джеймс по большей части сидел в одиночестве в четырех стенах и либо развлекался со своим компьютером, либо смотрел телевизор.

Джулиан в полной мере понимал положение сына, ибо тоже чувствовал себя здесь некомфортно. Он вырос в Калифорнии, в большой городской агломерации, и согласился переехать в Джардайн только потому, что здесь хотела жить Клэр. Она была из Джардайна и, поскольку ее родители старели и в городе продолжали жить и ее сестра, а также многие из подруг детства, нашедшие в родном городе работу или вышедшие замуж (а иногда и то и другое), мечтала вернуться сюда все то время, что она и Джулиан знали друг друга. Будучи веб-дизайнером, он мог работать где угодно, и после того, что случилось, что… случилось, после того, как он ушел со своей работы в «Отомейтид интерфейс» и стал фрилансером, после того, как она решила уволиться из юридической фирмы в Лос-Анджелесе, чтобы завести свою собственную адвокатскую практику, он наконец согласился переехать в Нью-Мексико вместе с ней. Правда, это означало, что им придется вести более скромный образ жизни, но оба были еще молоды, так что, решили они, если не рискнут сейчас, то потом уже не будут готовы к этому никогда.

К сожалению, Джардайн не оправдал его ожиданий – безмятежной, близкой к природе идиллии, которую Джулиан ожидал в нем найти, здесь не было. Он представлял себе, что будет просыпаться по утрам от пения птиц и пешком ходить со своим ноутбуком в центр городка, чтобы посидеть в милом небольшом кафе за чашкой ароматного кофе неподалеку от картинной галереи на улочке, обсаженной тенистыми деревьями. Но Джардайн оказался намного крупнее, чем он ожидал, и куда больше напоминал один из менее обширных пригородов Лос-Анджелеса, чем небольшой провинциальный городок из тех, которые так любят показывать в кино.

Однако Джулиан вовсе не чувствовал себя здесь несчастным и понимал, что с двумя детьми их семья, скорее всего, имела бы такой же уровень жизни, как здесь и в любом другом месте.

– Мне тут нравится, – заныла Меган. – Я не хочу жить где-то еще.

– Мы и не переезжаем, – успокоила Клэр свою дочь. – Просто говорим об этом.

Но это был не просто пустой разговор, и вечером, в постели, когда Джулиан опять поднял эту тему, Клэр призналась, что, по правде говоря, на днях заходила в Интернет, чтобы посмотреть информацию о домах, выставленных на продажу в здешних местах.

– Не то чтобы я что-то искала, – сказала она. – Я просто… просматривала имеющиеся варианты. Просто смотрела, что есть вообще. Просто так, не имея определенных планов. Но… – Клэр так и не докончила свою мысль.

Джулиан ясно представил тех трех подростков, показывающих ему неприличные жесты, подумал о Джеймсе, проводящем лето, прячась в доме.

– Может быть, нам уже следует начать искать, – сказал он.

Клэр улыбнулась и поцеловала его.

– Может быть, нам и впрямь следует начать.

Глава 2

В конце концов они сузили свой выбор до трех вариантов, и, хотя Клэр склонялась в пользу продаваемого за неуплату по закладной дома, носящего имя «Макмэншн», на юге города в районе новой застройки «Дезерт вью», Джулиан считал, что при покупке дома им надо действовать более осторожно. Хотя сейчас их финансовое положение и было прочным, это вовсе не означало, что так будет всегда. В последнее время у Клэр стало чуть меньше клиентов, а рынок веб-дизайна всегда отличался нестабильностью. Если они наберут слишком большую кредиторскую задолженность, то через год или два, возможно, кто-то будет покупать уже их дом, поскольку они не смогут оплатить очередной взнос по закладной.

Лично он отдавал предпочтение длинному одноэтажному дому с пологой крышей, находящемуся примерно в миле от того места, где они жили сейчас, но в более респектабельном районе. Этот дом был менее просторен, чем их собственный, спален в нем было на одну меньше, что означало, что в качестве рабочего кабинета ему придется довольствоваться комнатой над гаражом, зато участок у него был вдвое больше стандартного, так что в их распоряжении окажется куда больше земли. На востоке участка раскинулся небольшой фруктовый сад с двумя лимонными деревьями, двумя апельсиновыми, одним инжирным деревом и одним авокадо. У предыдущего владельца имелся также обширный огород, и, хотя сейчас он был не ухожен и зарос сорняками, если немного потрудиться, его легко будет привести в порядок. Клэр была отнюдь не в восторге от размера дома, но, как объяснял ей муж, если дела у них будут идти так же хорошо, позже они всегда смогут добавить к нему пристройку.

– Если б мы переехали сюда, то ты смог бы вернуться в свою прежнюю школу, – сказал он сыну, стараясь перетянуть его на свою сторону.

– А я не хочу менять школу, – заявила Меган, подслушавшая их разговор.

– Ты в любом случае остаешься в своей средней школе, – заметил Джулиан.

– Мне больше нравится вариант мамы, – не унималась Меган. – Потому что там есть бассейн.

– Мне тоже нравятся бассейны, – согласился Джеймс.

По мнению же Джулиана, его наличие было еще одним доводом против покупки «Макмэншн». Может быть, он просто стал параноиком, поскольку новостные выпуски телестанций Альбукерке все лето то и дело сообщали об утоплениях в домашних бассейнах, но, по его твердому убеждению, возможность плавать и резвиться в бассейне на территории дома в огромной мере перевешивалась опасностью получить серьезную травму или утонуть.

Фаворитами среди имеющихся вариантов были именно эти два дома, но следовало рассмотреть также и третий, играющий роль темной лошадки, – более старый двухэтажный дом в нескольких минутах ходьбы от исторического центра города. Клэр находила его достаточно просторным, Джулиана удовлетворяли размеры его двора, и хотя наилучшим вариантом его не считали ни он, ни она, у этого дома не было и каких-либо бросающихся в глаза недостатков, против которых кто-то из них мог бы по-настоящему возражать.

Рассмотреть этот вариант предложила им агент по продаже недвижимости, и именно она после того, как бомбардировала их своими настойчивыми звонками целую неделю, к концу которой они по-прежнему так и не сделали однозначного выбора, подала им мысль походить по третьему дому еще раз и как следует его осмотреть.

– Я занимаюсь недвижимостью уже десять лет, – сказала она, – и у меня выработалось чутье относительно того, кому может подойти тот или иной дом. Позвольте мне провести вас по нему еще раз. Полагаю, посмотрев на него свежим взглядом, вы, возможно, обнаружите достоинства, которые могли не заметить прежде.

И утром в субботу Джулиан, Клэр и дети сели в свой фургон, чтобы встретиться с агентом по продаже недвижимости возле третьего дома.

– Мне по-прежнему больше всего нравится дом в «Дезерт вью», – сказала Клэр.

– А мне – тот, где есть фруктовый сад. Но нам не повредит, если мы предпримем еще одну попытку выбрать что-то одно. Собственно говоря, сегодня мы могли бы еще раз хорошенько осмотреть все три варианта и подумать, какой из них нам подходит больше всего. А вообще, мы вовсе не обязаны делать выбор именно сейчас. Если мы так и не определимся, мы могли бы подождать еще месяц или около того. Уверен, тогда участков, выставленных на продажу, будет больше.

До дома было минут пять езды, но Меган все равно захватила свой айпод и вставила в уши наушники еще до того, как Джулиан включил передачу.

Вырулив на улицу, Джулиан посмотрел на дочь в зеркальце заднего вида. И ему вдруг пришло в голову, что хотя нынешнее поколение подростков, благодаря Интернету, имеет доступ к практически неограниченным музыкальным ресурсам, их интересы в этой области куда у́же, чем были в свое время у него и его сверстников – или в то время, когда росли его родители. Когда они учились в школе, любили повторять ему его отец и мать, радиостанция «Топ 40» имела в своем репертуаре все: от рока до музыки кантри и самой легкой музыки. Они могли слушать и «Битлз», и Рэя Чарльза, и Глена Кэмпбелла, и Нила Даймонда – и все это не переключаясь на другие радиостанции. Когда же подростком был сам Джулиан, он и его друзья могли слушать музыку не только по радио, на пластинках, компакт-дисках и аудиокассетах, которыми менялись со своими ровесниками, но также имели возможность рыться в пачках старых альбомов, принадлежавших их родителям, бабушкам и дедушкам, и открывать для себя настоящие музыкальные жемчужины былых времен. Теперь же подобные пути к открытиям были полностью отрезаны по той простой причине, что у сегодняшнего молодняка не было проигрывателей для виниловых пластинок, а порой – и для компакт-дисков. И, поскольку музыка более не могла физически переписываться с этих носителей, подобных пиратских путей передачи знаний – передачи, осуществляемой без ведома родителей, что делало ее куда более привлекательной, чем когда с той или иной песней тебя пытались познакомить взрослые, – более не существовало.

Сидящий рядом с Меган Джеймс мог бы играть в какую-нибудь видеоигру на своей приставке, но вместо этого он с удовольствием смотрел в окно, и Джулиан улыбнулся. По его мнению, это также говорило о том, что из его сына может выйти толк.

Проезжая по улице, Джулиан заметил, что сынок Уиллета катается на скейтборде в конце квартала. Когда мимо проехал их фургон, юнец ухмыльнулся, наверняка собираясь покататься на их подъездной дороге, как только они уедут, и, вероятно, взять с собой своих хулиганистых дружков.

Джулиан подумал, что будет рад съехать отсюда как можно быстрее.

На Карсон-стрит произошла авария, и движение было затруднено, так что им пришлось выехать на шоссе и повернуть с него, только доехав до третьего съезда. Если подумать, решил Джулиан, расположение у этого третьего дома удачнее, чем у двух других. И район там благополучный, респектабельный, с ухоженными домами, обитатели которых, похоже, жили там всегда. Он никогда не видел там ни подростков, ни скейтбордов.

Клэр, похоже, тоже начинала рассматривать этот третий вариант всерьез.

– Насколько я помню, там очень неплохой двор. И мне нравится, что в гостиной есть камин. – Она посмотрела на мужа. – А что ты об этом думаешь?

Они проехали по Олд-Мейн-стрит.

– Расположение у дома неплохое, – заметил Джулиан, проезжая мимо кирпичного здания, в котором находился адвокатский офис Клэр. – Ты сможешь добираться до работы пешком.

– И от дома бабушки и дедушки тоже совсем близко, – сказал Джеймс.

– Верно.

Клэр согласно кивала, и на лице ее не отражалось при этом и тени недовольства. Джулиан тем временем скользил взглядом по вывескам магазинов и кафе, расположенных здесь, в историческом центре города. Большинство жителей Джардайна, включая и их самих, закупали продукты в супермаркетах сети «Сейфуэй» а все остальные товары приобретали в «Стор». Через центр горожане в основном ездили лишь для того, чтобы добраться до этих крупных торговых точек, но сейчас, проезжая по центральным улицам, Джулиан примечал и букинистический магазин, и бутик детской одежды, и магазинчик, продающий сэндвичи, и кафе-мороженое, и «Сантехнику», и магазин, торгующий подержанными вещами, и офис специалиста по заполнению налоговых деклараций – и вполне мог представить себе, как, сделав перерыв в работе, пешком идет сюда в середине дня и, возможно, обедает где-то здесь вместе с Клэр. Такая перспектива была ему по вкусу. Это действительно напоминало ту самую жизнь в маленьком городке, которую он когда-то с удовольствием себе представлял.

Они проехали вокруг мэрии и парка, после чего свернули на Рэйни-стрит. В двух кварталах от поворота стояла их риелтор, Джиллетт Скусен. Там и находился дом, рядом с которым стоял колышек с табличкой: «Продается».

Джулиан свернул на ведущую к дому подъездную дорогу и припарковался, постаравшись заранее взять себя в руки. От Джиллетт за версту несло заученным оптимизмом. Самоуверенная блондинка со слишком уж белыми зубами и безупречно гладкой кожей, она напоминала ему гида по Диснейленду образца 1970-х годов. Скусен не понравилась ему с самого первого взгляда, но выглядела она компетентной и к тому же приходилась подругой сестре Клэр, так что Джулиан решил не обращать внимания на антипатию, которую она ему внушала, и вылез из фургона, чтобы поздороваться.

Джиллетт уже направлялась к нему – с улыбкой и протянутой рукой. Он пожал ее, хотя ему всегда казалось неестественным пожимать руки женщинам, и Клэр, как ему было известно, вполне разделяла его чувство. Джиллетт потрясла в воздухе своим планшетом-блокнотом.

– У меня для вас есть отличная новость! Владельцы согласны снизить цену еще на две с половиной тысячи долларов. Вчера вечером я говорила с ними, и они пойдут на это снижение, если вы решите взять дом сегодня. Ну разве это не замечательно? – Ее улыбка сделалась еще лучезарнее. – Не желаете ли еще раз все осмотреть?

Как и в первый раз, они начали осмотр дома снаружи. Подобно многим старым домам, особенно расположенным в историческом центре, он имел просторный двор. Джулиану это нравилось. Сам дом стоял несколько на отшибе, и на зеленой лужайке перед его фасадом росло большое тенистое дерево. С одного из его нижних сучьев свисали качели, сделанные из автопокрышки, а сбоку от ствола стояла купальня для птиц, в которой сейчас, громко чирикая, дрались два воробья. В задней части двора, напомнила Джиллетт, есть цветущие розовые кусты, а также высокие живые изгороди, которые и справа, и слева будут отгораживать их от любопытных взглядов соседей. За домом проходил проулок, и из гаража, в котором было двое ворот, можно было выехать как назад, в этот проулок, так и на подъездную дорогу, идущую от фасада к улице. Примыкающий к гаражу сарай был достаточно просторен для того, чтобы разместить там газонокосилку, мусорные баки и садовый инвентарь, что позволяло освободить помещение самого гаража для каких-то дополнительных целей.

– Вы могли бы даже оборудовать там комнату для игр, – сказала Джиллетт, когда они осматривали участок в прошлый раз.

Внутри дом выглядел сейчас намного приятнее, чем показалось Джулиану во время их предыдущего визита. Тогда здесь еще оставалась кое-какая не вывезенная мебель и кое-где валялся мусор и всякий хлам; теперь же все это было убрано и вокруг было пусто и чисто. Сейчас можно было куда лучше разглядеть, что представляют собой все здешние комнаты. Гостиная, как он смог увидеть теперь, была вдвое просторнее гостиной их дома, с паркетным полом и панорамным окном из цельного куска стекла, из которого открывался прекрасный вид на тенистое дерево на расстилающейся перед домом лужайке.

И Клэр была права – камин и впрямь производил внушительное впечатление. Сложенный из камня-плитняка, он находился в восточной стене гостиной и имел такие размеры, что в него с легкостью можно было бы поместить ствол дерева средней толщины. С обеих сторон от него располагались скамьи, высеченные из скальной породы, а над ним – каминная полка, также высеченная из куска скалы. На противоположной стороне гостиной была дверь в столовую, а за столовой располагалась кухня. Уютная, с небольшим, окруженным со всех сторон окнами уголком для принятия пищи, выдающимся в расположенный за домом сад; кухня была недавно перестроена, и в ней было более чем достаточно места для полок и кухонных столов, а также суперсовременная газовая плита.

Клэр и дети остались с риелтором, которая повторно повела их осматривать задний двор и сад, в то время как Джулиан в одиночку отправился на второй этаж. Здесь также все выглядело теперь просторнее, чем ему показалось в прошлый раз, и, хотя хозяйская спальня располагалась на первом этаже, здесь были еще три спальни и большая, полностью оборудованная ванная комната. Одна из комнат, та, что находилась посередине, идеально подходила для того, чтобы превратить ее в рабочий кабинет. В ней было большое окно, выходящее на задний двор, она имела квадратную форму и функциональный вид, здесь была куча электрических розеток и весьма внушительная поверхность стен. Открыв узкий, но глубокий стенной шкаф, затем пройдя вокруг комнаты, Джулиан смог представить себе, где встанет его рабочий стол с компьютером, где расположится столик с принтером, куда он поставит свои шкафчики-регистраторы и куда – свой книжный шкаф.

Здесь можно будет работать с более полной отдачей и делать куда больше дел. В отличие от его кабинета в их нынешнем доме, этот кабинет будет находиться вдалеке от гостиной со всеми ее шумом и суетой. Здесь он сможет по-настоящему уединиться.

А ведь сейчас ему просто необходимо переделать огромную кучу дел. Как раз сейчас Джулиан занимался реконфигурацией веб-сайта музыкальной компании «Дарвин-Хаксли», оказывающей всестороннюю помощь музыкантам, начиная от сочинения песен до их рекламы и охраны прав авторов и исполнителей, и чтобы и дальше работать на этого корпоративного клиента, ему требовалось как можно скорее с головой погрузиться в работу. За последнюю неделю он и так потратил слишком много времени, подыскивая для своей семьи новый дом, а сам процесс переезда займет времени еще больше. Чем скорее он сможет наконец разделаться со всей этой кутерьмой, тем лучше.

К тому же реконфигурацию этого веб-сайта нужно было заканчивать как можно быстрее, чтобы начать работу над апгрейдом интерактивного веб-сайта администрации одного средних размеров города, и крайний срок, когда эта модернизация должна была быть завершена, все приближался – до него осталось уже меньше месяца.

Выглянув из окна, Джулиан увидел, что Джиллетт ведет Клэр и детей через гараж на лужайку. Если он правильно помнил, над гаражом имелось нечто среднее между чердаком и кладовкой, имеющее форму буквы «А», и добраться до него можно было по деревянной лесенке, прикрепленной к одной из стен. Вероятно, Джеймс был в восторге от этого закутка. Как и от подвала. Хоть для здешнего района это и было очень необычно, под кухней в этом доме имелся небольшой подвал. А его сын, недавно открывший для себя Джеймса Бонда, культовый британский сериал 1967 года «Заключенный», а также множество шпионских сериалов 1960-х годов, которые показал один из кабельных каналов, был сейчас крайне увлечен всем, что касалось тайных убежищ и подземных схронов.

Глядя в окно, Джулиан увидел, как его семья через заднюю дверь вошла обратно в дом, и немного погодя вышел встречать их на площадку второго этажа. Вместе с Джиллетт они вошли в просторную угловую комнату, которую Меган сразу же выбрала для себя, потом в ту, где решил устроить свой рабочий кабинет Джулиан, и наконец в квадратную комнату рядом с ванной, которая, как объявил Джеймс, идеально подходит для того, чтобы стать его спальней.

Джулиан был не из тех мужчин, которые принимают окончательные решения по жизненно важным вопросам за какие-то доли секунды. Он принадлежал к сторонникам постепенности, которые мучаются сомнениями, любят взвешивать все возможные варианты, изучать их, размышлять над каждым, спорить с самим собой и только после этого окончательно выбирают план действий. Так что в этом деле на спусковой крючок, скорее всего, придется нажимать не ему, а Клэр, и именно она примет окончательное решение. Однако Джулиан и сам понимал, что этот дом продается по вполне сходной цене и что жить в нем было бы здорово. Возможно, у него и есть какие-то мелкие недостатки и неудобства, из-за которых, дай ему такую возможность, он, вероятно, принялся бы непрестанно изводить сам себя, но, если они купят дом сегодня, а переедут в него уже завтра, он наверняка будет только рад жить в этих стенах.

Спустившись и выйдя на улицу, Джулиан еще раз прошелся по заднему двору и гаражу, пока Клэр с детьми, громко переговариваясь, опять обходили комнаты.

– Вы знаете, – сказала риелтор, когда они вступили в патио за домом, – я так рада, что поручение продать этот дом досталось именно мне. Я знала, что его выставляют на продажу, но в прошлый раз этим занималась такая крупная риелторская компания, как «РЕ/МАКС», понимаете? Так что я полагала, что его нынешние владельцы опять обратятся в ту же транснациональную фирму. Но Господь оказал мне милость, и, чтобы продать его, они выбрали меня.

– Это хороший дом, – согласился Джулиан.

– Господь оказал мне милость, – повторила Джиллетт.

Джулиан постарался сохранить на своем лице любезную улыбку, хотя и чувствовал, что она становится вымученной. Ему всегда бывало неудобно, когда люди, с которыми он имел дело, в своей повседневной речи так легко, как бы между прочим, употребляли выражения типа «Господь оказал мне милость». Послушать их, так выходило, что Бог вмешивался в частности их жизни и все время находился рядом, помогая им с их работой, детьми или домашними делами, как будто у Него не было более важных забот.

«А может, так оно и есть», – с оттенком сухой иронии подумал он. Быть может, именно поэтому на свете и происходят войны, хладнокровные убийства, землетрясения и ураганы: просто Бог слишком занят, помогая риелторам находить новые объекты для продажи, чтобы уделять время другим вещам.

Джулиан и Клэр спросили Джиллетт, могут ли они осмотреть два других дома еще раз, и она посадила их всех в свою машину, оставив фургон Джулиана на подъездной дороге. На сей раз дом «Макмэншн» даже Клэр показался слишком претенциозным, слишком большим и непомерно дорогим, а Джулиану пришлось признать, что хотя у дома, к которому вначале склонялся он сам, действительно был весьма большой участок земли, сам он все же слишком мал для их нужд. Вернувшись в дом на Рэйни-стрит, Джулиан почувствовал себя как маленькая героиня сказки про трех медведей. Один дом был слишком велик, второй слишком мал, этот же был как раз то, что надо.

– Итак, – бодро сказала Джиллетт. – Вы готовы начать оформлять бумаги?

Джулиан все еще колебался. Дом, конечно, был замечательный, но что, если на следующей неделе на рынке появится другой, даже лучше этого? Или же окажется, что здешний район вовсе не так респектабелен, как кажется на первый взгляд, и им придется жить по соседству с отребьем и неудачниками, которые на поверку будут хуже, чем даже Уиллеты? А что, если…

Клэр посмотрела на него, и он прочитал все по ее лицу.

Он кивнул.

Она улыбнулась.

– Давай купим его, – сказал Джулиан.

Глава 3

Джеймс сидел на своей кровати, играя на приставке в «Звездные войны», пока мама не позвала его на обед. В окно светило солнце, освещая его письменный стол, книжный шкаф и постеры с киногероями на стенах. Он был в восторге от своей новой комнаты. Начать хотя бы с того, что она была далеко от комнаты Меган, а чувствовать, что он наконец избавился от ее вечного присутствия рядом, было однозначно классно. В прежнем доме их комнаты имели общую стену, и сестра вечно входила к нему без спроса или колотила в стену, крича, чтобы он сделал свой телевизор потише. Кроме того, эта его комната была ощутимо больше – в ней было достаточно места для его кресла-мешка, которое до переезда Джеймсу приходилось хранить в стенном шкафу и вытаскивать только по особым случаям. А еще здесь стоял пристенный шкаф для его телевизора и игровой приставки седьмого поколения «Нинтендо Wii» – если ему когда-нибудь удастся накопить достаточно денег, чтобы ее купить.

– Джеймс! – уже во второй раз позвала мама.

– Иду! – закричал он в ответ. Убил последнего из клонов, затем закрыл игру и спустился в кухню.

Джеймс ожидал, что мама подаст ему на тарелке сэндвич, папа будет есть за обеденным столом, а Меган – в гостиной, одновременно смотря телевизор. Но оказалось, что и Меган, и папа сейчас на заднем дворе, а мама как раз несет туда блюдо с запеченными куриными ножками, открывая задом дверь из проволочной сетки.

– Помой руки, – сказала она. – Сегодня мы едим за новым столом для пикника.

Джеймс удивился и сегодняшней еде, и тому, что они все вместе будут сейчас обедать вне дома, но он кивнул, подошел к раковине, выдавил на руки струйку антибактериального мыла и включил воду. Увидев, что его родители и сестра сидят во дворе, он вдруг осознал, что остался в доме совершенно один, и опасливо покосился налево, туда, где находилась дверь, ведущая в подвал.

Ему не нравился этот подвал.

Джеймс торопливо вымыл руки. Он бы не признался в этом никому, ему было стыдно даже перед собой, что он испытывает подобные чувства; но за всю неделю, прошедшую после того, как они переехали в новый дом, Джеймс ни разу не смог спуститься в эту комнату под полом, и, хотя пока что ему удавалось скрывать это от всех остальных, он всячески старался держаться подальше даже от ведущей туда двери.

Ему приснился кошмар про этот подвал, когда они еще только начали переезд. Чтобы сэкономить деньги, его родители решили не нанимать грузчиков, а понемногу перетащить все более или менее мелкие вещи собственными силами, после чего нанять грузовик и попросить родственников и друзей помочь им перевезти кровати, диваны и прочую тяжелую мебель. В тот первый день они сделали три или четыре ездки, перевозя коробки с книгами, всякими безделушками, инструментами и вещами, хранившимися в гараже. Мама и Меган остались в старом доме, упаковывая то, что можно было перевезти самим, а он с папой отвозили картонные коробки на фургоне, разбирая одни из них на месте, чтобы использовать повторно, а другие оставляя в тех комнатах, в которых должно было быть размещено их содержимое. Ни он, ни папа не знали, куда лучше положить хозяйственную сумку, набитую старыми мамиными журналами с рецептами блюд, и они оставили ее в подвале, который, как сказал папа, они все равно, скорее всего, станут использовать в качестве кладовой. Подвал был довольно мал, примерно того же размера, что и находящаяся над ним кухня, и они положили сумку с журналами в его дальнем правом углу.

В ту ночь Джеймсу приснилось, что ему велят явиться в этот подвал, хотя кто или что отдало такой приказ, он не знал. Знал только, что еще минуту назад лежал в постели, а в следующую уже шел по улице в своей пижаме, направляясь к новому дому, потому что ему было необходимо оказаться там. Он дошел быстро – во сне топография города была иной, чем наяву, и все находилось ближе, – и Джеймс, широко шагая, прошел по пешеходной дорожке, вошел в темную пустую гостиную и двинулся в сторону кухни, где открыл подвальную дверь и стал спускаться. Там, в углу, стоял какой-то грязный мужчина, он ухмылялся, скалясь, и его зубы сияли пугающей белизной на фоне покрытого грязью лица. Мужчина стоял неподвижно, как изваяние; не шевелилась даже его рваная одежда, но он был живой. И голодный. Именно это существо приказало Джеймсу явиться в подвал, и, хотя ему хотелось убежать, ноги сами несли его в сторону угла, к этому оскалившему зубы мужчине.

А потом он проснулся.

Даже от самих мыслей об этом кошмаре его пробирала дрожь, и Джеймс, закрутив кран, не стал вытирать рук, а сразу побежал к выходу, оставляя на полу пятна от стекающих с них капель воды.

Снаружи Меган громко жаловалась родителям: почему это именно ему первому разрешили пригласить в новый дом на ночевку одного из его друзей до того, как такое разрешение получила она.

– Ты же сама прекрасно знаешь, что Колдуэллам не на кого оставить Робби на вечер и ночь, и иначе им пришлось бы кого-то нанимать, – сказала ей мама. – К тому же на следующей неделе к тебе на ночевку приедут сразу и Кейт, и Зоуи.

Джеймс сел рядом с папой и схватил куриную ножку. Меган злобно посмотрела на него со своей стороны стола. Он улыбнулся ей и откусил кусок куриного мяса. Сестра сердито отвернулась.

Ему очень хотелось пригласить к себе Робби. Его друг впервые увидит их новый дом, и Джеймсу не терпелось похвастаться перед ним своей новой комнатой. Может быть, он даже сводит его в подвал. Если они спустятся туда вместе, это уже не будет так страшно.

Но, само собой, нужно будет пойти туда днем.

– А что у нас сегодня на ужин? – спросил Джеймс. На столе стояла целая куча еды, и он испугался, что вечером будут поданы ее остатки. От этой мысли ему стало стыдно перед Робби.

Мама улыбнулась.

– Не беспокойся. Вам не придется голодать. Мы купим пиццу или что-нибудь еще в этом же духе.

Сразу почувствовав, что у него поднялось настроение, Джеймс сосредоточился на обеде и съел четыре куриные ножки, три булочки, горку порезанных ломтиками огурцов, запив все это несколькими бокалами чая со льдом. В любое другое время после обеда он вернулся бы в свою комнату – игра «Звездные войны» затягивала, – но его сознание все еще было полно образов из того кошмара, и ему не хотелось идти в дом одному. Так что Джеймс принялся слоняться по двору, делая вид, что его заинтересовали цветы, которые мама посадила возле забора, и, только дождавшись, когда его родители начали относить в дом грязную посуду, последовал за ними на кухню. Проходя мимо двери, ведущей в подвал, он рискнул искоса взглянуть на нее

Была ли эта дверь чуть-чуть приоткрыта и раньше?

и поспешил обратно наверх, в свою комнату.

Робби должен был приехать около трех, но опоздал, и машина его родителей заехала на подъездную дорогу только в пятом часу. Последний час Джеймс провел то сидя за своим компьютерным столом, то лежа на кровати и читая книгу, то сидя на полу, прислонясь к стене и играя в приставку, поскольку никак не мог решить, в какой из этих поз он будет выглядеть круче, когда в его комнату наконец зайдет друг.

Он услышал, как на первом этаже разговаривают его родители, и поначалу очень хотел подождать здесь, пока Робби не поднимется на второй этаж и не обнаружит его, сидящего в небрежной позе в своей потрясной новой спальне. Но уже через несколько секунд обнаружил, что у него не хватит на это терпения, и в конце концов торопливо сбежал по лестнице и встретил друга в гостиной. И тут же невольно ухмыльнулся, увидев, как Робби с завистью смотрит на лестницу, идущую на второй этаж. Дом самих Колдуэллов был одноэтажным.

– Огромное вам за это спасибо, – сказала мама Робби.

– Мы и сами очень этому рады, – ответила его собственная мама. – Джеймс был в восторге оттого, что Робби приедет и будет у него ночевать.

– Привет, – сказал Джеймс, подойдя к подножию лестницы и кивком приветствуя своего друга.

– Классный дом, – ответил Робби.

– Ты так считаешь?

– Почему бы тебе не провести Робби по всему дому? – предложил папа. – Вы могли бы начать с подвала.

Глаза Робби округлились.

– У вас есть подвал?

Джеймс кивнул, и улыбка начала сползать с его лица.

Папа игриво ткнул его локтем.

– Странно, что ты уже не рассказал о нем Робби. Что, хотел, чтобы это осталось твоим секретом?

– Ага. – Джеймс опять кивнул, стараясь сохранить на лице остатки улыбки.

– Давай его осмотрим!

Делая вид, что он полон энтузиазма, Джеймс проводил друга через гостиную и столовую и привел на кухню.

– Вот дверь, – сказал он, показывая на нее пальцем.

– Отпад! – Робби открыл дверь. – Увидев ее, можно подумать, что она ведет в чулан, но здесь есть лестница! – Он сразу же начал спускаться, и Джеймс неохотно последовал за ним, предварительно включив свет.

Может быть, он и впрямь просто накручивал себя насчет этого подвала, рисуя его себе таким, каким он вовсе не был, но, как бы то ни было, оказавшись внизу, Джеймс ощутил явное разочарование. Это была совершенно не та жуткая комната, которой он так боялся, а просто небольшая кладовка, заполненная коробками и пакетами со всяким барахлом, которое они перевезли из своего старого дома. Он посмотрел в тот угол, где в его сне стоял грязный человек. Там, прислонившись к стене, стоял велотренажер.

– Это просто сногсшибательно! – Робби прошелся по узкому, не заваленному вещами пространству посреди подвала. – Тебе стоило бы попросить своих родителей, чтобы твоя комната была тут!

Джеймс покачал головой.

– Здесь недостаточно света. К тому же мне нравится, когда в комнате есть окна.

– Вы могли бы установить здесь дополнительные светильники. И тебе бы уж точно никто не мешал! А если на город обрушится торнадо, ты будешь здесь в полной безопасности.

– Да брось ты. Как часто в Нью-Мексико бывают торнадо?

– Иногда бывают.

– В Джардайне? Никогда.

– Но здесь так классно. И ко всему прочему это подземелье!

Хотя подвал оказался совсем не таким, каким его представлял себе Джеймс, он не хотел оставаться здесь ни одной лишней минуты и сказал:

– Если хочешь увидеть что-то и впрямь классное, то пошли посмотрим на мою настоящую спальню. Она на втором этаже. Из моего окна можно смотреть на улицу.

Робби ухмыльнулся.

– Это тоже круто.

– Оттуда можно шпионить за людьми. – Джеймс первым поднялся по лестнице на кухню, затем они оба торопливо прошли мимо своих родителей, все еще беседующих в гостиной, и направились на второй этаж. Джеймс толкнул дверь и с гордым видом шагнул в сторону, когда его друг вошел в спальню.

– Ничего себе, – сказал Робби, оглядывая постеры на стене, пристенный шкаф для телевизора, кресло-мешок и кучу пространства между кроватью и столом.

– Посмотри туда. – Джеймс подошел к окну и показал пальцем вниз.

По тротуару, держась под ручку, медленно шла пожилая пара. Двое парней в гоночных прикидах мчались на велосипедах по мостовой в противоположном направлении.

– Обалдеть!

– А они не могут по-настоящему нас рассмотреть, потому что нас от них закрывают ветви дерева. Это в том случае, если бы они вообще смотрели в нашу сторону – что им ни к чему. – Джеймс ухмыльнулся. – Это и есть моя комната. Тут я и живу.

– Везет же тебе.

– А когда я заполучу «Нинтендо Wii», то буду выходить отсюда только на завтрак, обед и ужин.

– А я смогу к тебе приезжать?

Джеймс плюхнулся в засыпное кресло-мешок, напустив на себя свой самый невозмутимый вид.

– Само собой.

Робби прислонился к подоконнику.

– Значит, в этом году ты в самом деле возвращаешься в нашу школу – в «Филлмор»?

– Ага. И слава богу.

– А что, школа «Пирс» действительно так плоха?

– Я же тебе говорил – это просто ужас. У меня там вообще не было друзей. Ни одного. Все ребята там – не знаю, как сказать, – ну, в общем, лузеры. Я так рад, что смылся из этой дыры.

– Я тоже рад, что ты к нам вернешься.

Снизу их громко позвали. Родители Робби уезжали. Мальчики торопливо сбежали вниз. Робби смущенно покраснел, когда мама обняла его, и он пообещал ей вести себя хорошо. Взял у своего папы чемоданчик с вещами и свернутый спальный мешок, а тот, игриво стукнув его кулаком в плечо, сказал:

– Мы заедем за тобой завтра утром, приятель. Желаю хорошо провести время.

– Если Робби захочет, он сможет оставаться у нас весь завтрашний день, – сказала мама Джеймса. – Мы можем привезти его к вам в конце второй половины дня или вечером.

– Ну если он не против, это было бы прекрасно. Тебя это устраивает, приятель?

Робби радостно кивнул.

– Тогда ладно. – Папа Робби улыбнулся, глядя на сына сверху вниз. – Можешь вернуться домой, когда захочешь. – Он посмотрел на родителей Джеймса. – Везите его к нам, как только он вам надоест. Завтра мы будем дома весь день.

– Мы вернем его самое позднее в шесть часов, – сказала мама Джеймса.

После слов прощания и после того, как его родители уехали, Робби втащил свои вещи в комнату Джеймса, и следующий час они вдвоем играли в компьютерные игры.

На ужин была пицца, и Джеймс с Робби пошли в пиццерию забирать ее вместе с папой Джеймса, а после ужина посмотрели фильм «Бесподобный мистер Фокс» – они оба видели его уже миллион раз, но по-прежнему считали смешным до колик. Меган почти весь вечер пряталась в своей комнате, и это был еще один большой плюс – Джеймсу почти не пришлось на нее смотреть. Телеканал BBC America показывал подряд все серии культового британского научно-фантастического сериала «Доктор Кто», и Джеймс с Робби смотрели его до одиннадцати часов, пока мама Джеймса не сказала им, что пора ложиться спать.

Робби уже развернул на полу свой спальный мешок и, хотя мама Джеймса дала ему еще и подушку, решил положить голову на кресло-мешок. Джеймс же, как и всегда, спал на своей кровати. Какое-то время мальчишки болтали в темноте – они планировали бодрствовать до полуночи, – но слишком устали, и не прошло и десяти минут, как их сморил сон.

– Джеймс!

Этот крик как нож вонзился в сон, который в это время видел Джеймс, и он сразу же проснулся.

– Джеймс! – Крик раздался опять.

Он, еще не совсем очнувшись, сел на кровати. Голос его друга звучал отчаянно и раздраженно, и Джеймс понял, что Робби пытался разбудить его, выкрикивая его имя.

Джеймс перегнулся через край кровати.

– В чем дело? – шепотом спросил он.

– Я хочу домой. – Робби сказал это так, словно еще немного – и он расплачется.

Джеймс, прищурясь, посмотрел на большие часы, которые ему подарила мисс Хитченс за то, что он прочел больше книг, чем кто-либо другой из учеников его класса. Вгляделся в разноцветные цифры на циферблате – два тридцать.

– Но сейчас ведь самая середина ночи! – воскликнул Джеймс.

И тут Робби все-таки заплакал.

– Я хочу домой!

Джеймсу стало страшно. Он еще никогда не видел своего друга таким и не представлял, что в подобной ситуации нужно делать, как реагировать.

Но ему было страшно не только по этой причине.

Джеймс вдруг понял, что уверен – Робби приснился кошмар про подвал.

Нет, он не станет спрашивать по той простой причине, что не хочет знать ответ, но его пугала сама такая возможность. Он ясно представил себе, как его друг видит во сне того грязного скалящегося мужчину, стоящего в углу.

Может быть, если они просто не будут обращать внимания на эту проблему, она как-нибудь рассосется сама.

– Просто засни опять, – посоветовал Джеймс. Он был уверен – если они смогут просто-напросто доспать до утра, все будет хорошо.

– Я не могу! – заплакал Робби.

Раздался стук в дверь, и папа Джеймса тихонько открыл ее.

– У вас все в порядке?

– У нас все хорошо, – поспешил ответить Джеймс.

– Я хочу домой, – сказал Робби, шмыгая носом.

Папа Джеймса включил люстру, и комната вдруг наполнилась ярким светом, от которого Джеймс, чьи глаза привыкли к темноте, снова прищурился.

– Что случилось? – мягко спросил его папа.

– Я хочу домой, – повторил Робби.

Судя по выражению лица папы, Джеймс понял, что тот думает, что Робби, скорее всего, просто скучает по дому. Это было не исключено – но Робби уже ночевал у них дома, и тогда ничего подобного не было.

– Я знаю, что делать, – сказал папа Джеймса, на минуту вышел и вернулся с беспроводным телефоном, который протянул Робби: – Вот, держи. Давай позвоним твоим родителям.

Согласно кивнув, Робби взял телефон. В наступившей тишине Джеймс слышал, как друг набирает номер, потом раздалось несколько гудков и, наконец, в трубке послышался чуть слышный голос.

– Папа? Я хочу приехать домой. – Робби больше не плакал, но его голос дрожал. Последовала пауза. – Я знаю. – Робби шмыгнул носом в трубку. – Ага. – Последовала еще более долгая пауза. Джеймс слышал говорящий на том конце линии едва различимый голос папы своего друга, похожий на звуки, издаваемые хомяком. – Хорошо, – чуть слышно сказал наконец Робби. – Я так и сделаю. – Он вернул телефон папе Джеймса. – Возьмите. Мой папа хочет с вами поговорить.

– Кент? – Папа Джеймса отошел, остановился в дверях и понизил голос, чтобы мальчики не могли слышать их разговор.

Джеймс вопросительно посмотрел на друга.

– Ну что?

– Папа сказал, что я должен остаться. – Голос Робби звучал так, словно он смирился и больше не боится. Он не только перестал плакать, но и говорил уже без ноток панического ужаса.

Джеймс все-таки не смог не задать вопрос.

– А почему тебе хочется домой?

Робби замотал головой, явно не желая отвечать.

«Тебе что, приснился кошмар? – хотел спросить Джеймс. – Про подвал?»

Но он так ничего и не сказал, а через несколько секунд его отец снова вошел в комнату с бодрой улыбкой на лице и велел им обоим ложиться спать; дождался, когда Робби опять залезет в свой спальный мешок, а Джеймс – в кровать и накроется одеялом, и только потом выключил свет.

– Спокойной ночи, – сказал он. – Увидимся утром.

– Спокойной ночи, папа.

– Спокойной ночи, мистер Перри.

Джеймс слышал, как шаги папы удаляются по коридору. Он чуть было не спросил Робби, почему тому хочется домой: потому, что он скучает по нему… или потому, что чего-то боится. Но опять промолчал. Вместо этого просто лежал, глядя в сумрак.

Думая о подвале.

И о грязном человеке в углу, что ухмылялся, оскалив зубы.

Глава 4

Клэр посмотрела на часы на стене. Десять с минутами. В полдень она собиралась пообедать вместе со своей сестрой Дайэн и их общей подругой Дженет, но ее единственный утренний клиент позвонил и отменил встречу, так что в следующие два часа ей просто нечего будет делать. Клэр думала позвонить им и передвинуть совместный обед на одиннадцать – в более ранний час было бы легче найти свободный столик, – но и Дайэн, и Дженет были на работе, и она сомневалась, что они смогут уйти на перерыв раньше. В конце концов она удовольствовалась тем, что послала им электронные письма и сразу же получила ответы, в которых говорилось, что ни одна из них не сможет встретиться с ней раньше полудня.

Читая их имейлы, Клэр качала головой. Она научилась читать и писать до прихода эры Интернета и чувствовала себя в нем неуютно: ей было некомфортно оттого, что в этом мире вообще нет прописных букв, а нормальные правила грамматики и пунктуации просто не действуют.

Слава богу, ее сестра хотя бы не наделала орфографических ошибок.

Клэр вздохнула и откинулась на спинку кресла. Разве не было бы логично, если бы во время экономического спада люди чаще затевали судебные тяжбы? Когда наступают тяжелые времена, разве люди не начинают искать способы срубить легких денег и стараться сделать так, чтобы им обломился большой куш? Но в действительности рынок правовых услуг действовал совершенно не так, хотя представление о том, что в тощие годы люди чаще судятся, было весьма распространено, и Клэр сама удивилась, обнаружив, насколько оно неверно. В настоящее время все ее дела состояли всего лишь из пары разводов, иска о возмещении вреда, причиненного укусом собаки, и спора о границах земельных участков. Встреча с клиентом, оспаривающим местоположение границы между своей землей и землей соседа, была назначена на вторую половину дня. Оформление документов по остальным делам почти завершилось, так что до встреч с этими тремя клиентами, намеченными на другие дни недели, Клэр было абсолютно нечего делать.

Она посмотрела в окно, где Дэвид Молина выносил на тротуар металлическую стойку с рядами книг в бумажной обложке и устанавливал ее у двери своего книжного магазина. Она подумала было сделать так, чтобы звонки с ее офисного телефона переключались на ее сотовый, и просто сходить на часок домой, но клиентка, пострадавшая от укуса собаки, зашла тогда прямо с улицы, без предварительной записи, и Клэр не могла позволить себе упустить шанс на еще одного подобного клиента. Ей были нужны новые тяжбы.

Подчинившись мимолетному порыву, она отправила электронное письмо Лиз Хамамото, единственному человеку с ее прежнего места работы, юридической фирмы в Лос-Анджелесе, с которым она продолжала поддерживать связь. С тех пор как они решили переехать в новый дом, Клэр не разговаривала с Лиз и не писала ей и сейчас наверстала упущенное, написав ей сообщение на несколько страниц, в котором подробно описала новый дом, изложила причины, заставившие их переехать из своего прежнего района, и сообщила свой нынешний адрес.

Дэвид тем временем ставил на стойку все новые и новые книги.

Клэр была рада, что они купили этот дом. Появившаяся у нее возможность ходить на работу пешком многое изменила в ее жизни – теперь она ощущала себя частью Джардайна даже более остро, чем в детстве. За последние несколько недель она перезнакомилась с владельцами нескольких местных предприятий малого бизнеса, мимо заведений которых прежде проезжала, даже не замечая их. Теперь центр города стал для Клэр сообществом, частью которого она была, а не просто местом работы, и переезд ее семьи в новый дом, помимо всего прочего, помог ей глубже интегрироваться в профессиональную и деловую среду города, что, как она надеялась, принесет ей в будущем дивиденды в виде новых клиентов из этой среды.

Зазвонил телефон. Это была женщина, жалующаяся на сексуальные домогательства, и, хотя в Лос-Анджелесе это считалось бы юридическим консультированием – и потребовало бы, чтобы Клэр встретилась с этой женщиной лично и предъявила счет за потраченное на нее рабочее время, – здесь, в Джардайне, на такие вещи смотрели проще, и она ответила на ее вопросы по телефону (правда, стараясь говорить как можно менее конкретно) в надежде, что та наймет ее в качестве адвоката. Однако к тому времени, когда она повесила трубку, женщина ей так ничего и не пообещала. И все же этот разговор прибавил Клэр оптимизма, а это уже само по себе было кое-что.

Она снова взглянула на стенные часы. Еще пятнадцать минут. Опять выглянула в окно. День был погожий, и, хотя первоначально Клэр планировала доехать до ресторана, до которого было несколько улиц, на машине, теперь передумала и решила пойти пешком. Если она дойдет до конца квартала, а потом срежет путь через парк, то дорога, по всей вероятности, займет не больше времени, чем если бы она стояла в плотном потоке машин на всех этих светофорах и поворотах налево, поскольку на обед сейчас ехали все. К тому же, пройдясь, она разомнет ноги и подышит свежим воздухом.

Клэр выключила свой компьютер, переключила телефон так, чтобы после второго звонка он отсылал всех звонящих на ее голосовую почту, и заперла офис. Выйдя из здания, помахала рукой Дэвиду, возящемуся с книгами на другой стороне улицы, крикнула «Привет!» Пэм Лоури, которая подметала тротуар перед своим бутиком детской одежды «Кул кидз клоузинг», после чего двинулась по улице в сторону парка.

На поле у детской площадки проходил митинг – рассерженный немолодой мужчина с мегафоном яростно протестовал против высоких налогов и нынешнего президента, обращаясь к группе имеющих лишний вес мужчин и женщин в футболках, расписанных лозунгами в этом же духе. Клэр так и подмывало сказать им, что при нынешнем президенте налоги для низшего слоя среднего класса, то есть для людей вроде них, были как раз снижены, но, судя по их мрачному виду, они были лишены чувства юмора, так что им наверняка было бы не под силу уловить иронию ее замечания. Она вспомнила, как несколько лет назад увидела в теленовостях плакат с надписью, которая противоречила сама себе: «ФЕДЕРАЛЫ, РУКИ ПРОЧЬ ОТ МОЕЙ МЕДИКЭР!»[1] Эта мысль заставила ее улыбнуться, и Клэр, держась на почтительном расстоянии, обошла немолодую краснолицую женщину, которая, потрясая в воздухе сжатым кулаком, вопила:

– Я хочу, чтобы мне вернули мою страну!

Когда же люди успели так обозлиться? – подумала Клэр.

А может быть, они всегда были обозлены. Может быть, ее представление о том, что раньше окружающий мир был спокойнее и цивилизованнее, было просто заблуждением? Но Клэр казалось, что в наши дни люди даже в небольших городах, а возможно, и особенно в небольших городах, утратили ту терпимость, которая позволила Америке из различных национальностей, сосуществовавших в ее границах, превратиться в единую сплоченную нацию.

Теперь мужчина с мегафоном говорил о том, чтобы изменить Конституцию таким образом, чтобы дети иммигрантов, родившиеся в Соединенных Штатах, не могли автоматически становиться американскими гражданами.

– Правильно! – крикнул один из слушателей.

Клэр ускорила шаг и поспешила покинуть парк.

Она добралась до ресторана раньше своих сестры и подруги, которые опаздывали, и сумела заполучить свободный столик. «У Фацио» и раньше был самым популярным итальянским рестораном во всем Джардайне, но после того, как здесь ввели экспресс-обслуживание («Блюда на вашем столе или через пять минут, или бесплатно»), это заведение стало вообще самым популярным рестораном из всех, где можно было пообедать в середине дня. Наплыв посетителей уже начался, и Клэр повезло, что она пришла сюда пораньше – к тому времени, как приехала Дайэн, а несколькими минутами позже – Дженет, все столики уже были разобраны, а зона ожидания у входной двери полна людей.

Они сделали заказ – чай со льдом, небольшая порция салата и свой вид пасты для каждой – и, ожидая, потихоньку ели хлеб.

Дайэн сказала, что, проезжая мимо парка, видела проходящий там митинг.

– О чем шла речь? – спросила она. – Я ничего о нем не слышала.

– Они выдвигали политические требования, – ответила сестре Клэр. – Патриоты, которые хотят вернуть себе свою страну.

– О, черт. – Дайэн раздраженно закатила глаза. – Там что, опять была эта антимексиканская компашка?

– Уверена, что там выступали и они.

– Интересно, не противно ли им тогда жить в нашем штате? – задала риторический вопрос Дайэн. – Это Америка. А они, случайно, не забыли, что живут в штате, называемом Нью-Мексико? Наверное, это их просто бесит.

– Да, здесь многие настроены против иммигрантов, – согласилась Клэр.

– Они настроены против нелегальных иммигрантов, – уточнила Дженет.

– Да брось ты! – Дайэн хлопнула ладонью по столу, и Клэр невольно улыбнулась. За прошедшие годы ее сестра нисколько не растеряла своих страстных политических убеждений. – Никому и дела нет до того, что в страну незаконно проникают люди с белой кожей, и никто не говорит о том, что нужно построить заграждение на нашей границе с Канадой. Это самый настоящий расизм – и больше ничего.

– Это не совсем так… – начала было Дженет.

– Ты что, шутишь? Уже начались разговоры о том, что надо принять закон, по которому поденным рабочим будет запрещено стоять в поисках заработка перед магазинами хозтоваров и стройматериалов. Они так ненавидят мексиканцев, что ради того, чтобы избавиться от них, хотят запретить работу!

– Это делается для того, чтобы иммигранты не отбирали рабочие места у американцев.

– Да ты ведь и сама не веришь в подобную чушь. Или ты хочешь сказать, что, если какая-то компания предложит тебе работу в Италии, Канаде или Франции, у тебя не будет законного права принять это предложение? Положа руку на сердце скажи – ты что же, сначала станешь гражданкой Италии, или Канады, или Франции и только после этого согласишься устроиться на это рабочее место? Чушь! Ты подпишешь контракт немедленно, потому что считаешь, что имеешь право работать, где тебе угодно и тогда, когда тебе угодно. И у тебя действительно должно быть такое право. Как оно должно быть у всех.

Дженет была явно не согласна, но ничего больше не сказала, поскольку не хотела рисковать навлечь на себя гнев Дайэн. Клэр решила сменить тему разговора.

– Кто-нибудь из вас в последнее время получал какие-то весточки от Шерри? – Шерри была одной из их подруг, которая переехала в Таксон, чтобы жить вместе с мужчиной, с которым познакомилась по Интернету.

– Нет, – ответила Дайэн.

Дженет покачала головой.

– Я вообще не знаю, как она теперь.

Подали еду, и подруги заговорили на более нейтральные темы. Клэр узнала, что мать Дженет наконец собралась сделать операцию по замене тазобедренного сустава и что непосредственного начальника Дайэн в электроэнергетический компании переводят в Берналильо, а значит, Дайэн, если будет действовать умело, сможет занять его место.

– Поздравляю! – сказала Клэр и подняла бокал со своим чаем со льдом. Остальные последовали ее примеру и чокнулись.

После обеда и Дайэн, и Дженет предложили довезти ее до офиса, но Клэр отказалась, сказав, что ей не помешает немного физической нагрузки. Помахав им на прощание, когда женщины сели в машины и тронулись в путь, она решила на пару минут заскочить домой, чтобы взять из холодильника несколько бутылок холодной питьевой воды и только потом вернуться в офис. Клиентам всегда нравилось, когда им предлагали бутилированную воду. Это говорило о том, что адвокат преуспевает, что внушало доверие к его способности выиграть твое дело – а это, в свою очередь, обеспечивало половину успеха на начальной стадии взаимоотношений между адвокатом и клиентом.

Клэр опять срезала путь, пойдя через парк, но митинг уже почти закончился – только несколько оставшихся участников, встав в круг, с жаром высказывали свои взгляды, обращаясь к оппонентам, которые существовали только в их воображении. Клэр обошла их стороной, обогнула усыпанную песком детскую площадку, где мамы качали своих маленьких детей на качелях или помогали им скатываться вниз по горкам, и, выйдя из парка, отшагала три квартала до дома.

Детей не было – Меган отправилась к своей подруге Зоуи, а Джеймс – в общественный бассейн вместе с Робби и его семьей. Джулиан, разумеется, как всегда, был дома, и, закрыв за собой входную дверь, Клэр крикнула ему «Привет» так, чтобы было слышно в его кабинете на втором этаже. Ей надо было сходить в туалет по-маленькому, и она пошла в ванную, прежде чем зайти на кухню и взять из холодильника несколько бутылок охлажденной горной родниковой воды «Эрроухед», чтобы отнести ее в офис.

Корзина для белья стояла на полу прямо перед холодильником.

Клэр нахмурилась. Разве утром она не убрала ее на место? Она совершенно точно не оставляла эту корзину посреди кухни. Клэр посмотрела на помещение для стирки, но ни стиральная машина, ни сушилка не работали, и не было никаких признаков того, что Джулиан выстирал и высушил еще одну порцию одежды и белья. Она недоуменно покачала головой. Может быть, корзина все-таки стояла именно здесь? Подумав, Клэр вспомнила, что нечто подобное уже случалось с ней на днях. Она подмела и вымыла пол в кухне и, как ей казалось, убрала и половую щетку, и швабру в стенной шкаф, на их обычное место, однако час спустя обнаружила щетку в ванной при их с мужем спальне – та была прислонена к стене. Надо полагать, она собиралась подмести и ванную и просто мысленно отключилась, хотя была почти уверена, что унесла все. Клэр улыбнулась своей рассеянности. Может быть, ей стоит начать принимать гинкго билобу? Или есть больше голубики, ведь вроде бы голубика улучшает память?

Из кабинета Джулиана послышалась музыка. Громкая музыка. Это явно была одна из старых виниловых пластинок с рок-музыкой, обладанием которыми Джулиан гордился – это была одна из его странностей. Клэр не понимала, почему он не может пользоваться наушниками, как все остальные, оставляя свои музыкальные пристрастия при себе и не нарушая покоя всех прочих членов семьи, но он упорно врубал свой древний стереопроигрыватель на полную громкость, заставляя всех и каждого слушать то, что в данный момент хотелось слушать ему самому.

– Приглуши звук! – крикнула она в потолок.

Похоже, Джулиан ее не услышал, и она направилась к лестнице. Теперь Клэр узнала эту песню – ее пела группа, называвшаяся «Парни, которых не смогли повесить», чью музыку Джулиан крутил не переставая, когда они еще только начинали встречаться.

– Джулиан! – крикнула она так громко, как только могла. – Убавь звук!

Музыка выключилась. Или заиграла так тихо, что она уже не могла ее слышать.

– Спасибо! – крикнула она.

Через несколько секунд открылась задняя дверь, и в дом вошел Джулиан, пройдя через кухню.

– Ты меня звала? – спросил он.

От неожиданности Клэр вздрогнула. Посмотрела на верх лестницы, потом перевела взгляд на мужа.

На лице его была написана такая же растерянность, как та, которую сейчас чувствовала она.

– В чем дело? – спросил он.

– Ты сейчас не был наверху?

– Нет, я ходил в гараж – пытался найти коробку со старыми инструкциями к аппаратуре, которую я куда-то задевал.

– Я слышала музыку. Она доносилась со второго этажа.

– Это невозможно.

– Я точно ее слышала.

– А что это была за музыка?

– Это была группа «Парни, которых не смогли повесить».

– Сегодня утром я слушал одну из их пластинок.

– А ты выключил проигрыватель? Он не мог…

– Не мог. К тому же я убрал пластинку на место. На вертушке проигрывателя ее нет.

Клэр опять посмотрела в сторону лестничного пролета. У нее вдруг пересохло во рту.

– Значит, наверху кто-то есть. Потому что несколько минут назад кто-то включил эту пластинку, а затем выключил, когда я заорала, чтобы убавили звук.

– Наверху никого нет, – сказал Джулиан.

– Я точно знаю, что я только что слышала.

– Тогда давай сходим и проверим.

Двигаясь осторожно и беззвучно, Джулиан начал подниматься по лестнице первым. Дверь его кабинета была открыта, сам кабинет – пуст. Беглый осмотр остальных комнат второго этажа показал, что и там никого нет.

Они вернулись в кабинет Джулиана, и он, торопливо шагая, подошел к своему проигрывателю.

– Как это понимать? – сказал он, посмотрев на установленную на вертушке пластинку.

Клэр взглянула на небесно-голубую этикетку компании MCA в центре черного винилового альбома, читая напечатанные на нем слова: «Парни, которых не смогли повесить». «Как зелена долина».

Ей совсем не нравилось тревожное чувство, которое начинало охватывать ее все больше и больше.

– Как это могла случиться?

– Не знаю. – Похоже, Джулиан был неподдельно озадачен – хотя и не так встревожен, как следовало бы, подумала Клэр. – Я уверен, что убрал эту пластинку с проигрывателя на ее обычное место.

– Тогда как она оказалась на вертушке?

Он в замешательстве покачал головой:

– Понятия не имею. Возможно, я только подумал, что убрал ее. А может быть… забыл.

– Но как она…

– Не знаю. Наверное, я все-таки мог оставить ее на проигрывателе перед тем, как пойти в гараж. Возможно, в этом аппарате есть какие-то неполадки со звуком, поэтому-то сначала он сделался слишком громким, а потом стих…

– Да, – поспешно согласилась Клэр, услышав в своем голосе надежду на то, чтобы так оно и было, но даже ухватившись за это объяснение мужа, она ясно осознавала, насколько оно расплывчато и туманно и сколько вопросов оставляет без ответов.

Она глубоко вздохнула.

– А ты, случайно, не приносил корзину для белья на кухню?

– Нет, – ответил он, хмурясь. – А что?

Клэр медленно покачала головой, по-прежнему не отрывая глаз от пластинки на проигрывателе, и по ее затылку пробежал холодок.

– Да так, ничего, – сказала она. – Спросила просто так.

Глава 5

Меган нахмурилась, глядя на экран своего айфона и пытаясь взять в толк, что означает присланный ей твит. Больше всего на свете она ненавидела именно это – сокращения, состоящие из цифр, букв и знаков препинания. Когда-то пользоваться подобной стенографией, вероятно, было удобно, но в наше время применение подобного шифрования было не более чем атрибутом понтовости. Однако современные веяния сменяли друг друга с такой быстротой, что Меган было нелегко за ними угнаться, и когда ей встречалось что-то незнакомое, чего она не понимала, то не решалась спросить, что это может означать из опасений, что подруги поднимут ее на смех

А может быть, это дело рук одной из них? – подумала она.

Твит гласил: MPD L 2? 8 LIF (XXXQ) DDF: 3907!

Меган перечитала его еще раз и опять пришла в полное замешательство. Она даже не знала, кто его отправил, и в конце концов выключила экран, решив оставить твит без внимания.

Тяжело вздохнув, Меган перевернулась на кровати и уставилась в окно на крытую гонтом крышу соседнего одноэтажного дома. Подъездная дорога к нему была пуста, и Меган предположила, что тех, кто там живет, сейчас нет дома. Но, с другой стороны, было очень похоже, что их вообще никогда не бывает дома. Насколько она могла судить, весь здешний район был населен одними только стариками и затворниками. Он напоминал мертвецкую, и здешние жители выползали из своих домов только в конце второй половины дня: супружеские пары выгуливали своих собак или фанаты поддержания хорошей физической формы совершали пробежку.

Меган ни разу не видела здесь ни одного своего сверстника.

Как жаль, что ее семья переехала в такое место. Дома всех ее подруг оказались теперь чертовски далеко, и встречаться с ними стало не просто неудобно, а по-настоящему трудно. Конечно, когда начнутся занятия в школе, это изменится, но этим летом она чувствовала себя такой одинокой и оторванной от всех, как никогда прежде.

И во всем этом был виноват Джеймс. Если бы этот маленький говнюк не был таким слабаком и размазней, они могли бы остаться в своем старом доме, и она могла бы сейчас гостить у Кейт, смотря телевизор или… или делая хоть что-нибудь.

Через два года она получит водительские права, и тогда все это уже будет не так важно. Но до тех пор…

Айфон загудел, и Меган взяла его с покрывала кровати в надежде, что это сообщение от кого-то из ее подруг.

I C U[2]

Она нахмурилась. В сообщении не было ни имени отправителя, ни его адреса.

Это было очень странно.

Телефон загудел снова – пришло еще одно сообщение.

ICU Megan

Это было не просто странно, от этого становилось не по себе, бросало в дрожь. Меган инстинктивно огляделась по сторонам. Здесь никто не мог за ней наблюдать, и все же у нее возникло чувство, что за ней следят. Внезапно она ощутила острую потребность в том, чтобы удостовериться, что ее действительно не могут видеть. Осторожно посмотрев в окно, Меган еще раз окинула взглядом боковую часть двора соседнего дома. Так никого и не увидев, задернула штору и перешла к другому окну, выходящему во двор перед домом. Оставаясь на некотором отдалении от окна, в тени, она обшарила глазами улицу, тротуар, двор перед их домом и двор дома напротив.

Ничего и никого.

Развернувшись, Меган посмотрела через открытый дверной проем своей комнаты в коридор. Он показался ей более сумрачным, чем ему следовало бы быть, особенно для середины второй половины дня.

– Пап? – позвала она.

– Что? – донесся до нее его успокаивающий голос, и Меган расслабилась, почувствовав, как напряжение уходит из ее мышц.

– Да так, ничего! – с облегчением ответила она и снова повернулась лицом к середине своей комнаты.

Поскольку шторы на окнах были задернуты, здесь было настолько темно, насколько вообще может быть в дневное время суток, и Меган уже собиралась включить свет, когда айфон в ее руке опять загудел.

Она посмотрела на экран.

IL С U 2NITE[3]

Одним быстрым движением Меган выключила телефон и швырнула на кровать, вскрикнув и начав трясти руками, словно для того, чтобы стряхнуть с них мерзкую липкую грязь.

– С тобой все в порядке? – крикнул из своего кабинета ее отец.

Уставившись на лежащий на покрывале телефон, Меган подумала было о том, чтобы сказать ему, ей даже хотелось сказать, но она слишком хорошо его знала и предвидела, что он сделает, если узнает. Папа просто заберет у нее мобильный телефон, а это, с ее точки зрения, было бы равносильно наказанию, а не защите.

Так что лучше не говорить ничего.

– Меган? – Стоя в дверях, он заглянул в ее комнату.

Она заставила себя улыбнуться ему.

– Со мной все хорошо, пап. Ничего не случилось. Все в полном порядке.

Ее отец завершил старую работу в срок и успешно выполнил свой самый последний заказ, так что их семья впервые за долгое время отправилась ужинать в ресторан, чтобы как следует отпраздновать эти события.

Меган ужасно хотелось мексиканской кухни, Джеймс хотел пойти в ресторан «У Фацио», поскольку там подавали пиццу, но, как всегда, окончательное решение принимали родители, так что в конце концов все они очутились в «Радиккио», отстойном, достойном разве что хиппи ресторане, где подавалась только здоровая и экологически чистая пища. Уже одно это было из рук вон плохо. Но все стало еще хуже, когда оказалось, что через два столика от них вместе со своим отцом ужинает Брэд Бишоп. Она сделала вид, что не замечает его, а он притворился, что не замечает ее, но Меган знала – он ее видит. Как и она его. Было совершенно невозможно казаться крутой, когда ты находилась где-то вместе со своими родителями, и Меган напустила на себя скучающий вид, как будто она смотрит на все это сверху вниз, поскольку явилась в этот ресторан лишь потому, что ее заставили предки. Она старалась не смотреть на Брэда, но не могла удержаться и время от времени все равно невольно бросала на него быстрый взгляд. И всякий раз он казался таким же скучающим, какой старалась притворяться она.

Ужин затянулся надолго, намного дольше, чем следовало. Обслуживание, как всегда, было никудышным, и к их столику подошел один из друзей их родителей, чтобы поболтать, так что от стыда Меган захотелось провалиться под землю. К счастью, вскоре после этого Брэд и его отец ушли, и, хотя при этом они прошли прямо мимо их столика, ни она, ни Брэд даже не кивнули друг другу.

Когда они вошли в ресторан, на улице было еще светло, а когда вышли, уже совсем стемнело, и Меган подумала: «Интересно, сколько сейчас времени?» Было похоже, что они проторчали в этом дурацком ресторане несколько часов.

– Празднование – высший класс! – с сарказмом сказала она.

– Да, в самом деле. – Ее отец то ли действительно не заметил ее сарказма, то ли сделал вид, что не заметил, чтобы позлить ее, но Меган не стала поддаваться на провокацию и затевать с ним перебранку, а просто открыла дверь фургона и залезла внутрь.

Через несколько кварталов, возле парка, фары фургончика высветили прикрепленную к фонарному столбу у края дороги желтую табличку: НЕ ЗАБУДЬ ТОРМОЗА ДЕТИ ИГРАЮТ

– Остерегайся умственно отсталых детей, – заметила Меган, обращаясь к Джеймсу.

– Меган! – строго сказал отец.

– Именно это и говорит табличка.

– Я уже вижу одного такого тормоза! – объявил Джеймс.

– Джеймс!

И Меган, и Джеймс захихикали.

Через несколько минут они были дома.

Родители никогда не разрешали Меган держать телефон включенным, когда они всей семьей бывали в общественных местах, так что она включила его, едва зайдя в дом, и проверила, нет ли сообщений. Оказалось, есть одно пропущенное, и Меган, объявив, что идет к себе, двинулась вверх по лестнице, не желая, чтобы это сообщение увидели ее родители или Джеймс. Вероятно, оно было от Зоуи и предназначалось только ей.

Добравшись до верхней ступени, она остановилась – на какую-то долю секунды

IL С U 2NITE

но тут же услышала за своей спиной шаги поднимающегося по ступенькам Джеймса, включила свет в коридоре второго этажа, и все снова пришло в норму. Пройдя к себе в спальню, Меган включила и потолочный свет, и лампу на своем письменном столе и только после этого закрыла дверь и открыла сообщение.

?*#%$&?!

Такими символами в комиксах обозначались непристойности.

Возможно, это все-таки Зоуи, с сомнением предположила Меган, хотя с ее стороны это было бы довольно нелепо, и вообще подобные шутки были на нее не похожи.

Меган нажала на быстрый набор номера своей подруги, но Зоуи не ответила сразу, как делала всегда, и после шести гудков включилось голосовое сообщение – голос Зоуи звучал приглушенно и уныло: «Я не могу пользоваться своим сотовым сейчас. Если вы желаете поговорить со мной, пожалуйста, позвоните на мой домашний телефон».

Меган набрала номер домашнего телефона подруги, и ей ответила мать Зоуи:

– Алло?

– Здравствуйте, миссис Данбар. Это Меган. Я могу поговорить с Зоуи?

– О, Меган! Как ты? Подожди минутку, я ее позову.

Зоуи взяла трубку, после чего последовало несколько минут безобидной вымученной болтовни, которая продолжалась, пока из комнаты не вышла мать Зоуи.

– Ну все, – сказала она наконец. – Можешь говорить свободно. Что у тебя там?

– Ты писала мне сегодня? Примерно час назад?

– Нет. Как я, по-твоему, могла это сделать? Мать забрала у меня мобильник, потому что моя дура-сестра застукала меня за разговором с Кейт, когда мне было положено полоть сорняки. Я не смогу получить его до самого понедельника!

– Знаешь, мне пришло сообщение от кого-то, но я совершенно не понимаю от кого, и оно не имеет никакого смысла. Это похоже на те восклицательные и вопросительные знаки и условные обозначения, которые используют вместо ругательств.

– Когда сообщение посылаю я, то не шифруюсь, так что всегда можно понять, что оно от меня.

– Это точно. – Меган чуть не рассказала Зоуи об остальных полученных сообщениях, но подруга принялась жаловаться на своих сестру и мать, так что момент явно был не слишком удачным. Затем Зоуи сообщила, что Кейт видела вчера Дженни Санчес в ресторане «Дэари куин», и волосы у той были подстрижены совсем коротко, и к тому же она перекрасилась в блондинку!

– С какой стати ей было это делать? – удивилась Меган.

– Один бог знает.

– Да, кстати. – сказала Меган, – это напомнило мне о том, что в «Радиккио» я видела Брэда.

– Когда?

– Только что. Мы приехали из этого ресторана всего минут пять назад.

– С начала каникул его вообще никто не видел. Говорят, он уехал из города.

– Видимо, нет.

– А с кем он там был?

– Со своим отцом.

– Знаешь, его родители ведь развелись. В конце прошлого года.

– Да, знаю. И право опеки над ним досталось его отцу. А значит, его мать, должно быть, здорово…

– Да-а. – Последовала пауза. – Ты с ним поговорила?

– Нет!

– А я бы на твоем месте поговорила, – не унималась Зоуи.

В коридоре за дверью Меган послышались бегущие шаги – это Джеймс торопился спуститься обратно на первый этаж.

Меган пожалела, что он не остался наверху.

– Ты еще здесь? – сказала Зоуи. – Алло?

– Да здесь я, здесь.

– Тебе следовало хотя бы помахать ему рукой или сказать «Привет». Это был твой шанс.

Меган покраснела, радуясь, что подруга сейчас не может ее видеть.

Где-то неподалеку от Зоуи прозвучал голос ее матери:

– Время вышло.

– Мне нужно идти. – сказала Зоуи. Тон у нее был церемонный и унылый. – Мама засекает время моих разговоров, – прошептала она в трубку. – Мне нельзя не только пользоваться своим собственным телефоном, но и говорить более пяти минут по любому другому.

– Зоуи, – громко сказала ее мать.

– Все, пока.

Связь прервалась, и Меган, оставшись сидеть, прижимая к уху замолчавший мобильник, быстро отключила его.

IL C U 2NITE

Хоть в комнате и было светло, Меган больше не чувствовала себя в безопасности. Оглядевшись еще раз по сторонам, она увидела на задернутой белой шторе фасадного окна не до конца отчищенное пятно, менее белоснежное, чем окружающая его ткань, и напоминающее формой голову мужчины. Из окна веяло прохладой, и девочка подумала: «А что, если оно не закрыто?» На ее письменном столе лежали две книги, а между тем Меган не помнила, чтобы их там оставляла. Неужели кто-то положил их на стол, когда обшаривал ее комнату?

Да, нет, все это глупости. Она находится в своей собственной комнате в своем собственном доме, и это место, вероятно, является самым безопасным из всех, где она вообще могла бы находиться.

Если бы все шло как обычно, Меган сейчас включила бы свой ноутбук и полазала по Интернету, но сейчас, глядя на него, вдруг осознала, что боится его включать. Она опять подумала о сообщении, которое получила днем

IL C U 2NITE

и содрогнулась. Шторы на обоих окнах ее комнаты были плотно задернуты, но Меган все равно проверила их еще раз, убедившись в том, что нигде нет ни единой щелки и никто не может к ней заглянуть. В комнате было тихо, как ей показалось, слишком тихо, и она включила свой айпод.

Однако Меган знала, что за музыкой могут скрываться и другие звуки, и вместо того, чтобы успокоить, айпод только еще больше взвинтил ее нервы. Она же здесь совершенно одна, подумала Меган, и, поспешно выключив айпод и бросив на кровать, быстро спустилась по лестнице в гостиную и начала смотреть телевизионное шоу, которое не любила, вместе со своими удивленными, но обрадовавшимися родителями. И, конечно, с Джеймсом.

Через два часа, в течение которых ей пришлось смотреть комедии и конкурсы пения под караоке, ее нервы успокоились, все снова начало казаться нормальным, а прежняя тревога представлялась теперь смехотворной гиперреакцией. Пора было ложиться спать, Меган и Джеймс пожелали своим родителям спокойной ночи и направились наверх, в свои спальни. В кои-то веки она радовалась тому, что ее брат рядом, и хотя, поднимаясь по лестнице, они не говорили друг с другом, Меган испытывала облегчение от его близости и даже пожелала ему спокойной ночи перед тем, как пройти в свою спальню и закрыть за собой дверь.

Частенько Меган ложилась спать позже, чем ей полагалось – в этом и состояло преимущество того, что в доме было два этажа, а спальня ее родителей находилась на первом. Нередко вместо того, чтобы лечь сразу, она читала, слушала музыку или даже переписывалась со своими подругами, если они тоже еще не спали. Но сегодня Меган устала. Было только десять часов, но она чувствовала себя так, словно уже наступила полночь. Так что она надела пижаму, прошла по коридору в ванную, умылась, почистила зубы, а затем вернулась в спальню и легла в постель. Обычно Меган предпочитала спать с выключенным светом, но на сей раз оставила свою настольную лампу включенной. Она услышала, как Джеймс идет по коридору в ванную, хотя ему уже полагалось спать. При обычных обстоятельствах она заорала бы на него, чтобы он немедленно отправлялся в кровать, и пригрозила бы, что пожалуется родителям, однако сейчас только порадовалась звуку его шагов, закрыла глаза и через несколько минут уснула.

Меган проснулась в темноте.

Ее разбудил тихий короткий звук электронного гудка, хотя теперь она уже ничего не слышала. Настольная лампа почему-то не горела, и Меган предпочла верить, что в ее комнату заходил кто-то из родителей, чтобы проверить, все ли с ней в порядке, и выключил свет. Это была успокаивающая мысль.

Раздался еще один короткий гудок, и Меган перевернулась на бок. Перед тем как лечь спать, она выключила свой айфон – как делала это всегда, – но сейчас на прикроватной тумбочке видела разрезающий темноту свет от экрана. Меган приподнялась на локте и посмотрела на него, чтобы понять, в чем дело.

И увидела сообщение: белые буквы на синем фоне. Сонными глазами прочла его, и сердце ее гулко и часто забилось.

(Изображение улыбающегося смайлика), – гласило оно: I С U!

Глава 6

Джулиану опять приснился тот самый Сон – впервые более чем за год, и он проснулся весь потный и с минуту не мог точно понять, где он находится. Затем размытые ночным сумраком очертания того, что его окружало, снова сделались знакомыми, узнаваемыми предметами обстановки: вот трюмо, вот лампа, вот картина, вот стул – и Джулиан осознал, что лежит в их с Клэр спальне в их новом доме и рядом с ним спит жена. Он быстро бросил на нее взгляд и с облегчением убедился, что она не проснулась. В прошлый раз она проснулась, и, когда начала задавать ему вопросы, Джулиану пришлось придумать какой-то совершенно другой кошмар, чтобы было что ей описать.

Он никогда не рассказывал ей этот Сон.

Джулиан осторожно отогнул одеяло и, бесшумно встав с постели, босиком пошлепал в ванную. Закрыв за собой дверь, он включил свет и посмотрел на себя в зеркало. Он выглядел именно так, как и чувствовал себя сейчас – как выжатый лимон, и, сняв с вешалки для полотенец все еще сырую салфетку из махровой ткани, протер ею лицо, чтобы убрать пот. Его сердце колотилось как бешеное, но Джулиан был рад, что на сей раз его страх пересилил скорбь. Ибо скорбь, которую порождал в его душе этот Сон, была почти невыносима, это было бездонное отчаяние, которое сводило на нет все хорошее, что было у него в жизни, уничтожало радость, которую дарили ему его жена и дети, и возвращало его обратно в тот черный-черный день.

Страх тоже был ужасен, но все же он был намного-намного лучше.

Джулиан испытывал сейчас этот страх, эмоциональное эхо Сна, длящееся еще дольше, чем кошмарные образы, которые все еще роились в его голове. Это был ужас, паника, ощущение собственного бессилия и сознание невозможности что-либо изменить – все это было слито в одно безраздельно владеющее им чувство, которое никак не желало его отпускать. Именно это он и чувствовал тогда, в тот далекий день, и хотя Джулиан никогда не забывал того, что произошло, и все это никогда полностью не покидало его мыслей, Сон неизменно снова делал все невообразимо ясным и заставлял его переживать случившееся заново, будто в первый раз.

Во рту у него пересохло, и он взял пластиковый стаканчик, стоящий рядом с его электрической зубной щеткой, и выпил воды из-под крана. Ему не нравилась водопроводная вода, ее качество всегда казалось ему сомнительным, но сейчас Джулиан был рад и ей.

Выключив свет в ванной и заглянув в спальню, он увидел, что Клэр по-прежнему спит. Сам он еще не скоро сможет заснуть опять, может быть, даже всю оставшуюся ночь, и, не желая беспокоить ее, бесшумно прошел через спальню и, зайдя в гостиную, включил телевизор в надежде отыскать что-нибудь, что сможет его отвлечь. Для этого хорошо подошли бы новости, и он включил CNN. Но настоящих новостей сейчас не было, вместо них шла еще одна, более подробная передача о какой-то желающей прославиться женщине, которая добилась известности благодаря огромному количеству детей. Джулиан пролистал каналы и в конце концов наткнулся на документальный фильм о подледном лове рыбы, который смотрел минут двадцать, прежде чем выключить телевизор.

Все еще чувствуя, что заснуть ему не удастся, Джулиан решил подняться на второй этаж и посмотреть, все ли в порядке с детьми – эта привычка осталась у него еще с тех времен, когда они оба были маленькими, и приносила ему успокоение. Дойдя до второго этажа, он услышал неясное бормотание, доносящееся из комнаты Меган, и улыбнулся. Она часто разговаривала во сне, по-видимому, это были реплики из какого-то ее ведущегося во сне разговора, и хотя чаще всего слова, которые она произносила, были невнятны, а предложения не имели смысла, время от времени ему или Клэр удавалось разобрать какие-то отдельные фразы, и, когда они повторяли их слово в слово своей дочери утром, это подстегивало ее память и заставляло вспоминать снившиеся ей сны. Джулиан беззвучно шел по коридору от комнаты Джеймса к комнате Меган, стараясь не разбудить ни ее, ни ее брата.

Бормотание между тем продолжалось, и, подходя к двери комнаты Меган, Джулиан нахмурился. Это был не голос Меган. Эти звуки вообще не были похожи на голос девочки.

Они были похожи на голос мужчины.

Джулиан пробежал последние несколько футов до спальни дочери и в панике толкнул дверь.

Она спала в своей кровати и была в комнате одна. Из коридора сюда проникало достаточно света, чтобы он мог удостовериться – больше в спальне никого нет, но, чтобы развеять последние сомнения, Джулиан обошел ее кровать и, встав на колени, заглянул под нее. Бормотание прекратилось, и он подумал: не почудилось ли ему? Вероятно, все-таки нет. Ведь Меган и впрямь нередко говорила во сне. Просто какая-то боязливая часть его сознания, возможно, возбудившаяся как следствие Сна, понизила в его воображении голос дочери на несколько регистров и создала у него иллюзию того, что в ее комнате находится мужчина.

Продолжая двигаться все так же беззвучно, Джулиан открыл ее шкаф, поводил руками среди ее одежды и ощупал стену, чтобы убедиться, что там никто не прячется. Никого. И окна, когда он проверил и их, оказались закрыты.

Меган была цела и невредима.

Наклонившись над своей спящей дочерью, он легко поцеловал ее в щеку. Проснись она сейчас, она бы отшатнулась и, брезгливо хмурясь, буркнула бы ему, чтобы он уходил. Джулиану стало немного грустно от воспоминания о том, как ей нравилось, когда он ее целовал, особенно на ночь. Ему не хватало той маленькой Меган, и он впервые в жизни пожалел о том, что она выросла, а не осталась его малышкой навсегда.

Он погладил ее по спине, а потом пошел в спальню Джеймса, чтобы проверить, как там его сын. Мальчик сбросил с себя одеяло и лежал, растянувшись на кровати в позе, которая Джулиану показалась совсем неудобной. Он опять накрыл сына одеялом и поцеловал в лоб. Джеймс тоже не очень-то любил поцелуи, хотя сейчас еще совсем не возражал против объятий. Будет грустно, когда изменится и это.

На всякий случай Джулиан осмотрел и комнату сына, чтобы удостовериться, что и здесь нет никакого незваного гостя. И хотя, пока он сам оставался на втором этаже, никто не мог пройти по коридору, оставшись незамеченным, он обшарил также и ванную, и свой кабинет.

На втором этаже все было в порядке, безопасно, и Джулиан, сойдя по лестнице вниз, вернулся в свою спальню, тихонько лег в постель рядом с Клэр и, хотя он ожидал, что проворочается без сна по меньшей мере еще час, почти сразу же уснул.

Наутро Джулиан проснулся поздно, однако сейчас была суббота, да еще к тому же и лето, так что это было не так уж важно. Клэр уже давно встала, ее половина кровати успела остыть, и в доме стоял восхитительный аромат подрумяненных бубликов с голубикой. Джулиан сбросил с себя одеяло, надел махровый халат и направился в кухню, где его встретили пустые тарелки в опустевшем уголке для завтрака. Через окна он увидел, что Клэр, по-прежнему в халате и тапочках, возится в своем огороде целебных и кулинарных трав. А дети, решил Джулиан, сейчас либо одеваются в своих спальнях, либо смотрят телевизор в гостиной.

На кухонном столе все еще лежал начатый пакет заранее надрезанных вдоль голубичных бубликов, и Джулиан взял две штуки, разъял на половинки и сунул в мини-духовку, потом достал из холодильника пакет апельсинового сока и налил себе в стакан. Ожидая, когда подрумянятся бублики, он взглянул на перекидной календарь, выпускаемый Обществом охраны природы, который Клэр повесила на стену у двери. Под июльской фотографией самки койота с детенышем число, когда они переехали в дом, было помечено красным крестиком. С тех пор прошло уже больше трех недель, и только сейчас до него дошло, что они так и не познакомились ни с кем из своих новых соседей. Не было ни приветственной встречи, организованной старожилами для своих новых соседей, никто не зашел, чтобы поздороваться, и, хотя в первую неделю Клэр специально стучалась в двери домов по обе стороны улицы, никого ни разу не оказалось дома. А с тех пор и он сам, и Клэр так замотались, распаковывая вещи и устраивая быт в новом доме, что совсем позабыли о том, что надо бы представиться соседям.

Джулиан подумал о наглом сопляке Уиллете и его хулиганистых дружках, без спроса катавшихся на скейтбордах по его земле в их прежнем районе, и твердо решил, что уж здесь точно нужно с самого начала правильно выстроить отношения с соседями. Мини-духовка издала звук, похожий на звон, уведомляя, что бублики уже готовы, он вынул их, намазал маслом и босиком вышел на задний двор, чтобы обсудить свою мысль с Клэр. Она согласилась, что было бы неплохо познакомиться с соседями, и они решили начать свои визиты около десяти. Этот час был и не слишком ранним, и не слишком поздним – иными словами, он был идеален.

Прежде чем принять душ, Джулиан сообщил их с Клэр план детям, и хотя каждый из отпрысков поныл и посетовал по этому поводу, Джеймс на свой лад, а Меган на свой, настоящего сопротивления никто не оказал, и Джулиан ясно видел, что им тоже любопытно, что собой представляют их новые соседи. За все три с лишним недели он вообще не видел на их улице детей – и, если смотреть на вещи с его собственной точки зрения, это было неплохо, – но в наши дни это еще ни о чем не говорило. В соседних домах могла быть уйма мальчишек и девчонок, которые целыми днями сидели в четырех стенах, согнувшись над своими игровыми приставками, никогда не выходя на солнце. В каком-то смысле Джулиан надеялся, что так оно и есть. Особенно из-за Джеймса. Было бы здорово, если бы у мальчика появился друг, живущий в соседнем доме.

Вскоре после десяти все четверо подошли к дому, который находился с северной стороны от них. Это было одноэтажное строение со скучной, но ухоженной лужайкой перед входом и великолепным панорамным окном. На подъездной дороге не было ни одного автомобиля, но это вовсе не означало, что соседей нет дома. Возможно, они держали свою машину в гараже. А может быть, муж или жена уехали за покупками, а второй супруг остался дома. Или же у них есть сын или дочь, уже достигшие шестнадцати лет, и он или она позаимствовали семейный автомобиль, чтобы отправиться куда-то с друзьями.

Перебирая в уме все эти варианты, Джулиан вдруг поразился не только тому, что ничего не знает о своих соседях, но и своей собственной достойной всяческого сожаления ненаблюдательности. В соседнем с ними доме могла жить девяностолетняя вдова, или двадцатипятилетний холостяк, или пара геев, или большое семейство китайских иммигрантов, включающее в себя три поколения – а ему все последние три недели было недосуг это выяснить, хотя он работал дома и проводил там почти все свое время. Честно говоря, это было просто стыдно, и Джулан мысленно дал себе слово впредь не уходить целиком в работу и стараться обращать внимание на тех, кто его окружает.

Он предоставил Джеймсу позвонить в дверной звонок и, пока они ожидали, когда кто-нибудь откроет дверь, заглянул в панорамное окно. Шторы не были задернуты, но внутри дома было довольно темно, и различить что-либо было нелегко. Джулиан сумел разглядеть только светлый диван и ничем не примечательную лампу, стоящую на не видимом в потемках столе.

– По-моему, дома никого нет, – сказала Клэр.

Меган отвернулась

– Пошли отсюда.

– Погодите. – Джулиан постучал в дверь – постучал громко на тот случай, если звонок неисправен, а обитатели дома находятся сейчас в задней его части – затем постучал еще раз, но после нескольких минут бесплодного ожидания стало ясно – Клэр была права. Дома никого не было.

– Что ж, пойдем к другим соседям, – объявил Джулиан и первым пошел по дорожке, ведущей обратно на тротуар.

На подъездной дороге дома, находящегося с другой стороны их собственного, стояла машина – он увидел это, когда они подошли ближе. Серебристая «Тойота»-седан, ничего не говорящая о своих владельцах. Джулиан окинул дом взглядом – тот имел два этажа и по своему архитектурному стилю напоминал их собственный, единственный из всех прочих частных жилищ в этом эклектичном квартале, который, похоже, был возведен тем же самым подрядчиком.

Джулиан решительным шагом двинулся к парадной двери, за ним следовали Клэр и дети. Не успел он позвонить или постучать в дверь, как ее открыл улыбающийся бородатый мужчина примерно его возраста или чуть моложе, стоящий чуть впереди пухленькой женщины небольшого роста, по всей видимости, его жены. Должно быть, оба – и муж, и жена – увидели их, когда они шли по пешеходной дорожке, ведущей к дому.

– Привет, – сказал мужчина, протягивая Джулиану руку. – Рад наконец-то познакомиться с вами. Я Боб Рибьеро, а это моя жена Элиз. Я знаю, что вы въехали в соседний дом, и мы видели вас в наших местах, но нам не хотелось вас беспокоить, мы хотели сначала дать вам возможность устроиться на новом месте.

Джулиан несколько растерялся от того пыла, с которым говорил его сосед, но пожал его протянутую руку.

– Я Джулиан Перри. Это моя жена Клэр, дочь Меган и сын Джеймс.

Боб так и остался стоять, где стоял, и, хотя он с улыбкой поздоровался с каждым членом семьи своих соседей, повторяя при этом их имена, не предпринял ни малейшего усилия, чтобы пригласить их в дом. Его жена вышла из-за его спины, встала рядом с мужем и тоже поздоровалась, однако Джулиану показалось, что она выступила вперед не для того, чтобы познакомиться с соседями, а для того, чтобы перегородить собой дверной проем. Может быть, все это были пустяки, может быть, дело было просто в том, что в доме сейчас было не убрано, и они не хотели, чтобы гости увидели бардак, но Джулиан чувствовал какую-то смутную неловкость и с трудом поддерживал разговор. Он сообщил чете Рибьеро, что сам он веб-дизайнер, а Клэр – адвокат, и узнал, что Боб занимается медицинскими перевозками, не носящими экстренный характер («В основном я вожу старых людей к врачам и от врачей»), а Элиз не работает, но активно участвует в волонтерской деятельности, которую ведет их церковь. Джулиан также узнал, что чета Рибьеро живет здесь уже десять лет с тех пор, как они переехали в Джардайн из Аламогордо.

Меган и Джеймс начинали нервничать, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, и Джулиан использовал их настроение в качестве предлога для того, чтобы уйти. Все попрощались, обещая, что скоро соберутся вместе, и Джулиан с Клэр направились обратно к своему дому, а дети побежали впереди, радуясь тому, что наконец обрели свободу.

– Они показались мне милыми, – сказала наконец Клэр.

Джулиан кивнул. Они и впрямь казались милыми.

Но…

Но то, как они перегородили собой вход в дом, было странно. И во всем, что говорили Боб и Элиз, чувствовалась некая сдержанность. У Джулиана было такое впечатление, будто они что-то скрывают, и он не мог не задаваться вопросом, что именно.

* * *

Джулиан сидел в своем рабочем кабинете, шторы на окнах были задернуты, чтобы ему не мешало заходящее солнце, хотя его оранжевый свет все равно продолжал проникать во все щели, так что мебель и противоположная стена были расчерчены темными и светлыми полосками. Джулиану полагалось сейчас работать над новым проектом веб-сайта для ритейлера, торгующего люксовыми товарами в Санта-Фе, но последние минут двадцать он просто смотрел на экранную заставку, состоящую из разноцветных переплетающихся геометрических узоров – смотрел, отключившись от всего. Иногда, когда он позволял своим мыслям свободно блуждать или нарочно очищал от них свой разум вообще, ему в голову приходили хорошие идеи, но сейчас был не тот случай, и, когда солнце опустилось еще ниже и поле его зрения пересекла полоса света, Джулиан решил, что на сегодня работу можно и закончить. Сегодня вечером к ним в дом придут родители Клэр и ее сестра со своей семьей, так что ему, вероятно, все равно уже пора спускаться на первый этаж.

Джулиан ждал этого визита с содроганием. Это был обязательный светский ритуал, хотя сам он считал, что раз родители Клэр уже и так обошли весь дом и им показали в нем абсолютно все и то же можно сказать о Дайэн и ее семействе, на этом можно было бы и остановиться. Однако Клэр настояла на том, чтобы пригласить всю свою родню на ужин, и теперь ему придется быть как можно более обаятельным и любезным.

А это было ох как нелегко. Мать Клэр была приятной женщиной, но ее отец был злобным и агрессивным стариком, который ни о ком никогда не говорил ни одного доброго слова, причем особенно это касалось самого Джулиана (хотя, к его чести, похоже, он искренне любил своих внука и внучку). Что касается мужа Дайэн, Роба, то он был неотесанный, необразованный и дремуче невежественный мужлан. Сама Дайэн нравилась Джулиану, но он никак не мог взять в толк, как она могла выйти замуж за такого никчемного неудачника.

Может быть, ему лучше не спускаться вообще, пока они все не уйдут, сделав вид, что у него полно работы и что его поджимают сроки. Подвигав мышью, Джулиан убрал с экрана заставку и вместо нее изобразил прототип веб-сайта, сделав его крайне туманным и схематичным.

Несколько минут спустя в кабинет молча – как он это делал всегда – вошел Джеймс, стараясь оставаться как можно более незаметным. Ни Джулиан, ни Клэр никогда не говорили своим детям, что, прежде чем войти, нужно постучать. Такое требование казалось им слишком уж строгим и отчуждающим. Однако Джеймс самостоятельно выработал в себе привычку входить в кабинет своего отца совершенно бесшумно, чтобы не побеспокоить его, и потом терпеливо ждать, пока папа его не заметит.

Джулиан вставил в компьютер диск и сохранил ту малость, которую успел сделать за день, потом повернулся на своем вращающемся кресле, так чтобы оказаться лицом к лицу с сыном.

– Привет, Джеймс.

– Прости, что побеспокоил тебя…

– Кончай молоть чушь. Просто веди себя нормально.

Джеймс улыбнулся и подошел к отцу.

– Хорошо. Извини.

Джулиан вынул из разъема диск, выключил компьютер и встал.

– Пап?

– Что?

Джеймс посмотрел на отца, и вид у него при этом был донельзя серьезный.

– Пап, это ничего, что мне не нравится заниматься спортом?

Этот вопрос возник из ниоткуда, став для Джулиана полной неожиданностью, но, судя по выражению лица его сына, эта проблема крайне его волновала, и Джулиан, встревоженный беспокойством мальчика, обнял его за плечи.

– Конечно, ничего. А почему ты спрашиваешь?

– Меган сказала, что ты считаешь меня слабаком и стыдишься меня. Она говорит, это из-за того, что мне не нравится заниматься спортом.

Джулиан подавил невольную улыбку.

– Не слушай свою сестру, – сказал он Джеймсу. – Ты же сам знаешь – она говорит тебе глупости вроде этой, чтобы позлить. – Он повернул мальчика к себе лицом, положил обе руки ему на плечи и посмотрел прямо в глаза. – Ты такой, какой есть. И если тебе что-то нравится или не нравится, что бы это ни было, я не против. Все люди разные. Как говаривала мне моя бабушка, «сколько голов, столько умов».

На лице Джеймса отразилось облегчение.

Джулиан мягко улыбнулся.

– Ты мой сын, и я буду любить тебя, несмотря ни на что. – Его улыбка стала еще шире. – К тому же, если бы я давным-давно не уяснил себе, что ты терпеть не можешь физкультуру и любишь играть в видеоигры, я был бы полным кретином.

Джеймс ухмыльнулся.

– А, ну ладно…

Джулиан крепко обнял сына, радуясь тому, что мальчик все так же не имеет ничего против объятий.

– Нам с тобой уже пора вниз, – сказал Джулиан. – Твои бабушка и дедушка должны вот-вот приехать.

– Можно, я весь вечер проведу с ними? Я не хочу играть с Майком и Терри.

Джулиан понимал сына и разделял его чувства. Как и их отец, двоюродные братья Джеймса были взбалмошны и несносны. Но, как он объяснил сыну, по возрасту он был к ним ближе, чем Меган, и к тому же, как и они, был мальчиком, так что, поскольку они придут в гости в его дом, его долг – вести себя как гостеприимный хозяин.

– Но я тебе вот что скажу, – продолжал Джулиан, – ты не обязан проводить с ними время в своей комнате. Я разрешаю вам троим оставаться в гостиной и смотреть телевизор. Можешь включать все, что тебе угодно. Например, мультики. Это займет их.

– А бабушка и дедушка смогут остаться вместе с нами!

– Конечно, если захотят.

Похоже, такой расклад удовлетворил Джеймса, и они оба отправились вниз.

Вскоре начали прибывать гости: сначала приехали родители Клэр, а через десять минут появилась и ее сестра с семейством. Как всегда, они разделились на две группы – женщины отправились на кухню, а мужчины – в гостиную. Джулиан увидел, как сын бросил на него сердитый и разочарованный взгляд, когда Клэр велела всем детям отправляться на второй этаж, и дал себе слово, что после ужина исправит положение, разрешив Джеймсу остаться в компании взрослых и предоставив его неуправляемых двоюродных братьев самим себе.

Отец Клэр раскритиковал то, как они расставили мебель, и пожаловался на недостаточную удобность кресла, в котором сидел. Джулиан включил телевизор и переключился на выпуск новостей, передаваемый из Альбукерке, в надежде, что сообщения о погоде, спорте или о чем-нибудь еще позволят перевести беседу в более нейтральное русло. Он бы с удовольствием побыл на кухне вместе с женщинами – их беседа наверняка была куда интереснее, – но ему приходилось торчать здесь, и Джулиан понимал, что ему придется мужественно терпеть общество своих несносных родственничков.

На экране репортер стоял перед индейской деревней, разговаривая с представителем индейцев зуни о недавнем акте вандализма, совершенном в одном из мест, священных для его племени.

– Только не говорите мне обо всех этих индейцах, – сказал Роб.

Джулиан тоже предпочел бы не углубляться в эту тему, однако отец Клэр уже проглотил наживку.

– А в чем дело?

– Этот студентишка из колледжа, который работает вместе с нами, поднял лопатой своего экскаватора какие-то черепки, ну так он взял и доложил об этом кому не надо, и теперь вся стройка будет простаивать целых две недели, пока они там не выкопают весь этот индейский хлам. А тем временем вся бригада будет сидеть без заработка.

– Да-а, – сказал Джулиан, – от всех этих студентов одни только неприятности. Людям вообще не стоит пытаться получить высшее образование. От него одни проблемы.

Роб покраснел, хотя Джулиан не смог бы сказать, от чего: от гнева или от стыда. Клэр бросила на мужа из открытой двери на кухню предостерегающий взгляд, и Джулиан понял, что лучше ему весь оставшийся вечер держать свое мнение при себе

Что он и сделал, хотя это далось ему нелегко.

После ужина Меган сразу же пошла наверх, чтобы скрыться у себя в комнате. Дайэн сказала своим сыновьям, что они могут пойти поиграть, но, прежде чем поднявшийся из-за стола Джеймс начал задвигать обратно свой стул, чтобы с удрученным видом последовать за ними наверх, Джулиан сказал сыну, что, если ему хочется, он может остаться или посмотреть что-нибудь по телевизору в гостиной. Джеймс бросил на него благодарный взгляд, и Джулиан подумал, что уже одно это – почти достаточная награда за все то, что приходится терпеть сейчас ему самому.

Почти.

К счастью, гости разошлись рано с взаимными уверениями, что они прекрасно провели время, и, уложив детей спать, Джулиан помог Клэр с мытьем посуды, после чего они удалились на отдых в гостиную.

– Какой долгий день, – сказал Джулиан, сев на диван и начав переключать каналы. В конце концов он остановился на оригинальной версии «Звездного пути».

– Спасибо тебе, – сказала Клэр, садясь слева от него.

– За что?

– За то, что миришься с их выкрутасами. – Она похлопала себя по коленям, приглашая его лечь и использовать их как подушку.

Раньше они делали это часто, но с годами стали делать все реже и реже. Когда они только поженились, то смотрели фильмы именно так. Они включали взятые в видеопрокате блокбастеры, и иногда после тяжелого рабочего дня Джулиан даже засыпал, пока Клэр нежно ерошила пальцами его волосы, но по большей части это было прелюдией к сексу.

Положив сейчас голову ей на колени, он почувствовал, что она возбуждена – паховая область ее джинсов была пропитана терпким запахом желания, и от этого запаха возбудился и он и, повернув голову, уткнулся лицом в ее тело и глубоко втянул воздух носом. После этого уже были не нужны слова. Джулиан сел на диване, потом встал, и они прошли по коридору в свою спальню, где закрыли за собой дверь, заперли ее и разделись.

Он уже стоял обнаженный, когда Клэр сняла трусики, мягко потерла ими по его лицу, и Джулиан ощутил их влажность.

– Готов поспорить, что твоя мама не знает, что ты занимаешься такими вещами, – сказал он.

– Никто об этом не знает. – Она нагнулась над краем кровати, и он резко вошел в нее сзади, и Клэр закричала от наслаждения, уткнувшись ртом в стеганое пуховое одеяло, чтобы не услышали дети.

Глава 7

Робби не хотел отвечать на его вопрос.

Они сидели на спортивной площадке в парке, попивая замороженную газировку, пока младший брат Робби, Макс, тренировался вместе со своей бейсбольной командой из Малой лиги[4]. Тренером команды был папа Робби, и под его руководством дети по очереди учились бить битой по мячу. Джеймс только что спросил своего друга, почему в ту ночь, когда тот приехал к нему на ночевку, ему вдруг так отчаянно захотелось вернуться к себе домой. Он надеялся услышать, что Робби приснился тот же сон, что и ему, но заводить разговор про то, что Робби при этом заплакал, не стал, потому что не хотел, чтобы его друг чего доброго ушел в глухую оборону. На свой вопрос Джеймс хотел получить честный ответ.

Но Робби не сказал ни слова.

Джеймс сменил тему, заговорив о последней серии мультсериала, который они оба смотрели, потом спросил о детском лагере дневного пребывания, в котором Робби провел последнюю неделю, пожаловался на своих вредных двоюродных братьев, которые недавно приезжали в гости в их новый дом, потом сказал, что интересно было бы узнать, к кому они попадут в класс в следующем учебном году. Но затем все-таки вернулся к вопросу, который интересовал его больше всего:

– Так из-за чего тебе вдруг так сильно захотелось домой?

Робби только молча пожал плечами.

Джеймс попробовал зайти с другого бока.

– Хочешь заночевать у меня на следующие выходные?

– Нет! – сразу же выпалил его друг, потом поспешно добавил: – Может быть, на этот раз ты мог бы провести ночь у меня дома? – сказав это таким тоном, словно это было чем-то обычным и неважным.

По правде говоря, это показалось Джеймсу неплохой идеей. Хотя он и сумел убедить себе в том, что с их новым домом все в порядке и в нем вовсе нет ничего пугающего (за исключением подвала, который ему никогда не полюбить), на самом деле что-то в этом доме его напрягало. Если рядом была Меган или кто-то из родителей, или же он был занят чтением, или смотрел телевизор, или играл в видеоигру, все было хорошо. Но когда он оставался один, без какого-то дела и ему нечем было занять время… вот тогда Джеймс и начинал кое-что замечать. Например, как скрипят ступеньки лестницы, хотя на ней никого нет. Или что некоторые из окон пропускают мало света – меньше, чем им следовало бы. Или что краем глаза он иногда видит движение там, где ничего и никого нет.

Так что мысль о том, чтобы заночевать в доме Робби, показалась ему чем-то вроде передышки, которая даст ему возможность наконец-то расслабиться.

– Это было бы здорово, – признался Джеймс.

– Я спрошу папу.

Робби сосредоточил свое внимание на тренировке ударов по мячу, и Джеймс понял, что шанс обсудить с другом интересующий его вопрос может вот-вот ускользнуть. Посмотрев на Робби, он решил говорить откровенно.

– Мне не нравится подвал в нашем новом доме, – сказал Джеймс, надеясь увидеть хоть какую-то реакцию на свои слова, но на лице Робби не отразилось ничего. – По-моему, он жуткий.

Робби по-прежнему не отвечал, продолжая смотреть, как игроки команды его брата бьют битами по медленно подбрасываемым мячам.

Джеймс не знал, что еще он может сказать. Может быть, он с самого начала ошибался. Может быть, Робби вовсе не испугался того человека в подвале.

– Мне показалось, что я кое-что видел, – сказал наконец его друг. Он произнес это так тихо, что Джеймс сначала не был уверен, что не ослышался. Робби по-прежнему не смотрел на него, его взгляд был прикован к игрокам Малой лиги. – В подвале. Нет, не тогда, когда мы ходили туда в первый раз. Тогда все было классно. Это случилось позже, перед тем, как мы легли спать, когда я спустился в кухню, чтобы выпить стакан воды. Я был один, и там было довольно темно, а дверь в подвал была открыта. Мне казалось, что раньше она была закрыта; я помнил это, но потом подумал, что, может быть, туда спускалась твоя мама или твой папа, чтобы что-то оттуда взять. Так что я прошел мимо, глянул вниз… – Голос Робби сделался тише и умолк совсем. Он прервал свой рассказ, вдруг заинтересовавшись бэттером, который сейчас бил по мячу, и на минуту Джеймс подумал, что ему придется задать еще один вопрос, чтобы заставить друга продолжить. Но тут Робби заговорил вновь: – Мне показалось, что там, внизу, стоит мужчина. Может, его там и не было, но мне показалось, что он есть, и я испугался и поспешил к тебе.

Джеймсу вдруг стало холодно.

– Ночью, когда я заснул, мне приснился кошмар как раз про это. Насчет этого ты был прав, но я не хотел об этом говорить.

– А что тебе приснилось в этом кошмаре?

– То, что произошло раньше. Я пошел попить воды, дверь в подвал была открыта, я прошел мимо нее и увидел внизу мужчину. Это был не твой папа. Я не видел его лица полностью, но мне был виден его рот. Его усмешка. Он усмехался, глядя вверх, на меня, и было похоже, что его зубы вроде как светятся, и… и я понял, что он хочет, чтобы я спустился в подвал. Думаю… думаю, он хотел меня убить. А потом он произнес мое имя… – Робби глубоко вздохнул. – Поэтому я и захотел вернуться домой.

Даже здесь, в парке, в окружении людей, Джеймсу стало страшно. Но он не желал поддаваться страху, заставляя себя быть храбрым. Он решил не рассказывать другу, что ему тоже приснился кошмар про подвал и что их кошмары очень похожи. Слишком похожи. Вместо этого он сказал:

– Это был просто сон.

– Но ты тоже боишься этого подвала, – заметил Робби.

– Но это относится только к подвалу, – настаивал Джеймс. – А моя комната совсем не страшная. Она вообще классная. Если б я мог, я бы оставался в ней сутки напролет.

– Мне тоже нравится твоя комната, – признался Робби.

– Вот видишь?

– И ваш гараж.

– Мне тоже!

– В прошлом году папа читал мне одну книгу. Это была одна из его старых детских книг, и там говорилось о двух подростках-детективах примерно того же возраста, что и мы. Одного из них звали Умник Бентон, и у него была секретная лаборатория, расположенная над гаражом его родителей. О ней мне и напомнил закуток над вашим гаражом.

– Мы тоже могли бы устроить что-нибудь в этом духе! – с воодушевлением воскликнул Джеймс. – В гараж практически никто не ходит, и я уверен, что папа разрешит нам использовать тамошний чердак!

– Это было бы клево!

Они заговорили о том, что могли бы делать на чердаке, как могли бы проделать туда тайный вход, поставить диван и телевизор, и вскоре начисто забыли про подвал.

После окончания тренировки по бейсболу папа Робби отвез их обратно к Джеймсу, сказав Робби, что заедет за ним примерно через час после того, как завезет Макса домой и сделает несколько дел. Джеймс крикнул своему папе, что они вернулись, после чего отправились в гараж, зайдя в него через узкую боковую дверь. «Да, гараж классный», – решил Джеймс, оглядевшись по сторонам. Несмотря на все, что он сам говорил Робби, когда он только что открыл дверь и его глаза еще не приспособились к темноте, ему на мгновение показалось, что здесь может быть страшновато, но все в гараже выглядело точно так же, как и всегда, и Джеймс устремил оценивающий взгляд на приделанную к дальней стене деревянную лесенку, которая через отверстие в потолке вела на чердак.

Жутким во всем доме было только подвал, и Джеймс подумал, что, вероятно, со временем сможет научиться с этим жить. Ведь на свете куча людей, которые живут в домах с привидениями, и ничего, как-то с ними сосуществуют. На канале «Дискавери» он видел целую передачу о привидениях в домах всяких знаменитых людей, и там говорилось о знаменитых актерах и рок-звездах, которые жили с ними многие годы. Некоторые из духов были настроены вполне дружелюбны.

Джеймс вспомнил свой кошмар о грязном скалящемся мужчине в их подвале. Вот он-то определенно не был дружелюбным. Но даже если мужчина существует на самом деле, то он, по всей вероятности, заперт в подвале, и если Джеймс не будет туда заходить, у него не должно возникнуть каких-либо проблем.

– Давай здесь все осмотрим!

Робби уже залез по лесенке на чердак и смотрел вниз через отверстие в потолке. Джеймс поспешно поднялся вслед за другом и, хотя он уже бывал здесь и раньше, теперь словно увидел чердак новыми глазами и понял, что они с Робби и правда могут превратить его во что-то вроде тайного убежища. Может быть, и они смогут стать сыщиками, подумал он и представил, как они обустроят здесь криминалистическую лабораторию с химическими стаканами, пробирками, микроскопами и всяческими химикатами. Полные воодушевления, мальчики начали прикидывать, что можно сделать, чтобы превратить чердак в сыщицкий штаб.

Время летело быстро, и ребятам показалось, что они пробыли здесь, наверху, каких-то минут десять, когда папа Джеймса позвал:

– Мальчики!

Поспешив к маленькому оконцу, которое выходило на задний двор, Джеймс и Робби увидели своих отцов, стоящих в патио, ожидая, когда они выйдут из гаража.

– В этом окне необходимо установить зеркальное стекло, прозрачное только с внутренней стороны, – сказал Робби. – Чтобы мы могли видеть все, а нас снаружи не мог видеть никто.

– Точно, – согласился Джеймс. – Уже идем! – крикнул он своему папе, и мальчишки слезли по лесенке вниз и вышли на улицу.

После отъезда Робби Джеймс схватил на кухне упаковку чипсов – стараясь при этом не смотреть на закрытую дверь подвала – и пошел в гостиную, чтобы поесть перед телевизором. Но хороших фильмов нигде не было, а все мультики были только для малышни, и очень скоро ему стало скучно. Он отнес упаковку «Принглс» обратно на кухню и направился на второй этаж, рассчитывая поиграть на своем компьютере или приставке. Мама все еще была на работе, папа вернулся в свой кабинет, а Меган сидела на полу своей спальни и, когда Джеймс проходил мимо, сказала так громко, что ее мог услышать отец:

– Хочешь поиграть в одну игру?

Это было весьма странно.

Нет, это не было чем-то совершенно неслыханным – собственно говоря, прежде во время летних каникул они часто играли в настольные игры, но тогда они были младше и Меган еще не превратилась в такую засранку, какой была теперь. Но сейчас это было очень и очень необычно.

«Наверное, – подумал Джеймс, – так она пытается продемонстрировать отцу, как ей все обрыдло, чтобы он разрешил ей куда-нибудь сходить или чем-то заняться вместе с одной из ее подруг». Однако выбирать не приходится, к тому же ему действительно нравятся игры, так что Джеймс согласился и вошел в комнату сестры.

Меган встала, достала что-то с полки, опять села на небольшой ковер, показывая ему то, что держала в руке.

«Старая Дева»[5].

Джеймс опасливо посмотрел на обшарпанную красную коробку. Ему никогда не нравилось играть в «Старую Деву», эта игра никогда не приносила ему удовольствия. Все дело было в самой Старой Деве, в том, как она была изображена именно в этой колоде карт. Все остальные карты-картинки были шуточными мультяшными изображениями парней и девушек, но Старая Дева была действительно старой, и ее морщинистое лицо выражало едва сдерживаемую ярость: бесцветные жесткие глазки, тонкие, сердито сжатые губы. Ее физиономия пугала его с тех самых пор, когда Джеймс был еще совсем маленьким, и, хотя он пытался убедить себя, что теперь ее не боится, знал – это не так.

Старая Дева была нарисована на коробке, в которой лежала колода карт, и даже один вид ее глаз, выглядывающих из-под пальцев Меган, привел его в содрогание.

Джеймс опустился на пол, и его сестра вынула колоду, перетасовала и раздала карты. Он сидел прямо напротив нее и перед тем, как взять свои карты, посмотрел, как она раскладывает по парам свои. Меган не очень-то умела скрывать свои чувства, и Джеймс знал, что сможет определить, выпала ей Старая Дева или нет. Увидев улыбку на ее лице после того, как она сложила свои карты веером, он понял – Старая Дева досталась не ей.

Она досталась ему.

Джеймс посмотрел на синие рубашки карт, лежащие перед ним на полу, не желая брать их в руки и жалея, что не пошел дальше по коридору в свою собственную комнату, где мог бы сейчас с удовольствием играть в «Звездные войны» или собирать фигурки из конструктора «ЛЕГО Гарри Поттер». Он опустил руки, подобрал карты с пола и повернул лицом к себе, чтобы их не могла видеть Меган.

Вот она.

Между Голодным Генри и Спящим Сэмом виднелась морщинистая физиономия Старой Девы. Джеймс мог видеть только левую половину этой физиономии, но и этого было достаточно. Теперь, когда ее правый глаз был скрыт, левый выглядел еще более злобным, а видимая половинка ее морщинистых губ казалась не просто сердитой, а наводящей ужас. Он передвинул Спящего Сэма так, что тот закрыл Старую Деву полностью, затем просмотрел остальные карты, ища парные. Нашел две пары и сбросил, затем, расположив оставшиеся карты веером и держа перед собой в правой руке, предложил Меган вытянуть одну.

К сожалению, она вытянула не Старую Деву. Она вообще никогда не вытягивала Старую Деву, и к моменту завершения этой на удивление короткой игры Джеймс остался держать в руке ту единственную карту, иметь которую так не хотел. Положив ее на уже сброшенные им карты рубашкой вверх, встал с пола.

– Мне больше не хочется играть, – сказал Джеймс.

Меган пожала плечами.

– Ладно. Это все равно скучно. – Она опять сказала это достаточно громко, чтобы ее мог услышать отец, и Джеймс снова подумал, что, скорее всего, сестра рассматривает его всего лишь как орудие, которое может помочь ей отвоевать себе большую свободу.

Он прошел в свою комнату, машинально закрыл за собой дверь и взял в руки приставку. В окно Джеймс увидел пожилую пару, идущую по тротуару. Женщина повернула голову, чтобы взглянуть на их дом, и мальчик поспешно отвел глаза, не желая видеть ее лица. Ему казалось, что она должна быть похожа на Старую Деву, и, почувствовав, что ему стало холодно, прошел через всю свою комнату обратно к двери, распахнул ее, после чего включил консоль и плюхнулся на кровать.

* * *

Этим вечером они ужинали в столовой. С тех самых пор, как они переехали в новый дом, мама Джеймса завела эту моду и следовала ей неукоснительно, потому что то ли где-то вычитала, то ли услышала в новостях, что дети из семей, которые каждый вечер ужинают вместе, вырастают более счастливыми и успешными. В их прежнем доме она была в этих вопросах куда более гибкой. Иногда Джеймс и Меган ужинали в гостиной, смотря по телевизору «Симпсонов», пока их родители ели на кухне. Иногда папа ел, лежа на диване и смотря новости или баскетбольный матч. Иногда Джеймс за едой продолжал играть в свои видеоигры. В те времена порядки в семье в этом отношении были куда менее строги. Но в последнее время они все непременно ужинали вместе, и чаще всего Джеймс об этом жалел.

Сегодня Меган то и дела пинала его под столом, сохраняя при этом выражение спокойного интереса к описанию судебной тяжбы, которую вела сейчас их мать, хотя казалось, что этому описанию никогда не будет конца. Наконец Джеймс решил, что с него хватит и, чтобы расквитаться, попытался и сам крепко пнуть свою сестру, однако промахнулся и врезал носком по ножке стола, так что его молоко пролилось на скатерть, и туда же выплеснулась часть фасоли с соусом чили из мисок всех остальных. Несмотря на его объяснение, он получил нагоняй, а сидящая напротив него Меган самодовольно ухмылялась, доводя до бешенства.

Оставшуюся часть ужина все молчали, и Джеймс обрадовался, когда его сестра отправилась в свою спальню раньше обычного. Сам он остался с родителями, и они вместе смотрели телевизор, пока его мама не сказала:

– Времени уже много, а вчера ты лег куда позже положенного. Думаю, тебе пора идти спать.

Джеймс совсем не чувствовал усталости, и, по правде сказать, мама выглядела более сонной, чем он, но ему и самому хотелось лечь, пока они оба еще не спят, так что он пожелал им спокойной ночи и отправился в свою комнату. В ванной была Меган, поэтому Джеймс сначала переоделся в пижаму, а после того, как она вышла, пошел чистить зубы. Вернувшись в свою комнату, он откинул одеяло и верхнюю простыню…

И увидел, что на его подушке лежит карта Старой Девы.

Он испуганно вскрикнул, отскочил назад и едва не упал, споткнувшись о свою обувь, которую оставил в середине спальни. Джеймс понимал, что это всего лишь шутка, дело рук Меган, но его сердце так колотилось, что у него заболела грудь. Он точно не знал, как ей стало известно, что эта карта внушает ему страх, но, очевидно, сестра как-то это выяснила и положила сюда, чтобы его напугать. Что ей и удалось.

Глубоко дыша и уже придя в себя после своего первого потрясения, Джеймс опять подошел к кровати, намереваясь взять карту, отнести ее в спальню сестры и швырнуть Старую Деву ей в лицо.

Вот только…

Вот только это была карта не из их колоды. Мерзкая старуха на его подушке не сверлила его злобным взглядом, как делала это раньше. Вместо этого она хитро ухмылялась, как будто знала о нем что-то такое, чего не знал никто другой, что-то такое, чем она собирается воспользоваться, чтобы причинить ему зло.

Эта ухмыляющаяся Старая Дева почему-то внушала ему еще больший ужас, и, глядя в ее жестокие глаза под изогнутыми бровями, Джеймс почти боялся взять карту с подушки. Но он все-таки поднял ее, перевернул и обнаружил, что рубашка у нее точно такая же, как и на картах из их колоды. Как же это возможно? Может быть, его сестра каким-то образом видоизменила карту? Или втайне купила еще одну колоду с другой картинкой?

Да и замешана ли тут Меган вообще?

Рассуждая логически, мальчик не мог себе представить, как она могла быть в этом замешана, но альтернативное объяснение было слишком пугающим, чтобы даже помыслить о нем.

Ему все еще хотелось швырнуть карту ей в лицо, но вместо этого Джеймс изорвал Старую Деву на мелкие кусочки, отнес в ванную, бросил в унитаз и спустил воду, а потом стоял и смотрел, чтобы удостовериться, что канализация поглотила ее всю. Выйдя из ванной, он увидел, что хотя дверь комнаты Меган закрыта, внутри все еще горит свет, и ему захотелось войти и поговорить с ней открыто, потребовать, чтобы она объяснила, как эта карта оказалась на его подушке.

Но в конце концов Джеймс отправился в свою спальню, так ничего ей и не сказав.

Потому что боялся, что она не знает.

Глава 8

В субботу утром Клэр решила поспать допоздна. Неделя была долгой, да к тому же ночью уже после того, как Джулиан отправился в постель, она еще долго не ложилась, смотря по телевизору старый фильм с Одри Хепберн – «Сабрину». Теперь такие фильмы больше не делают. И звезд такого масштаба тоже больше нет. Наверное, именно так думают старухи, подумала она. Быть может, она вообще родилась не в то время, мелькнула у нее праздная мысль, и ее вкусы и предпочтения относительно произведений массовой культуры были бы ближе к общепринятым, родись она на сорок лет раньше?

Из кухни доносился шум – нарочито громкий, производимый детьми, которым приходится самим готовить себе завтрак. Клэр улыбнулась, закрыла глаза и быстро заснула опять.

Когда она проснулась окончательно, шум стих, и, судя по всему, никого из ее семьи дома уже не было. Похоже, она осталась одна, и, когда крикнула:

– Есть кто-нибудь? – ответом ей было молчание.

Клэр сбросила с себя одеяло, встала и надела махровый халат, висевший на спинке стула, который стоял рядом с кроватью. Она купила этот стул в антикварном магазине в Пасадене на те деньги, которые родители прислали ей на ее двадцать пятый день рождения, и сейчас подумала: «Интересно, существует ли он до сих пор?» Когда Клэр жила в Калифорнии и у нее выдавалась свободная суббота вроде нынешней, она с подругами часто ходила по антикварным магазинам, не обязательно что-то покупая, а просто разглядывая старинные вещи как в торговых залах, так и в витринах, – и теперь ей этого по-настоящему не хватало. Хотя надо признать, что переезд обратно в Нью-Мексико был самым разумным шагом, который они когда-либо предпринимали. Особенно после того…

Ей не хотелось даже думать об этом.

Глядя в окно на волнистые белые облака, плывущие по темно-голубому небу, Клэр в очередной раз осознала, насколько она зависима от всего этого – от этой земли, этого неба, этого города – в плане сохранения душевного спокойствия и эмоциональной стабильности. Здесь она чувствовала себя дома, и если это означало, что она должна обходиться без некоторых утонченных культурных удовольствий, доступных только в большом городе… что ж, это была небольшая цена.

Хотя Клэр была не уверена, что Джулиан думает так же. О, разумеется, он утверждал, что ему тут нравится, никогда всерьез не жаловался и проводил много времени с детьми, что, похоже, приносило ему радость. Но даже после того, как они прожили в Джардайне столько лет, он, кажется, так сюда и не вписался. Семья смотрела на него так, будто Джулиан находится здесь лишь временно и просто терпит жизнь в Джардайне, пока ему не подвернется шанс вернуться в Лос-Анджелес, и, хотя между собой они никогда об этом не говорили, Клэр казалось, что он и сам думает точно так же.

Она зашла на кухню. В оставленной мужем записке говорилось, что он повел детей поиграть в мини-гольф. И Джеймс, и Меган заработали право играть в него бесплатно в рамках программы летнего чтения, проводящейся местной библиотекой, и всю последнюю неделю просили отца отвезти их на площадку. Клэр была рада, что в кои-то веки осталась одна – у нее накопилась куча работы по дому, которую надо было успеть переделать, – и, налив себе апельсинового сока и поджарив тостов, вынесла все из кухни на задний двор, чтобы позавтракать за столом для пикника. Сияло солнце, щебетали птицы, по небу плыли облака. Как хорошо, что не надо слушать шум телевизора, перебранки детей или очередные комментарии Джулиана к газетной статье, которую он сейчас читал.

Она медленно, не торопясь, поела, потом занесла свои тарелку и стакан обратно в кухню. Как всегда, все оставили свои грязные чашки и миски в раковине. Клэр хотела было вымыть их в посудомоечной машине, но потом решила не гонять ее зря ради такого малого количества грязной посуды. Ставить несколько чашек и мисок в машину и потом ждать, когда ее наберется достаточно для полноценной загрузки, ей тоже не хотелось, и она поступила, как поступала обычно, то есть собралась все мыть вручную.

Выдавив в раковину жидкость для мытья посуды, Клэр начала гадать, купил ли Джулиан фасолевый паштет, когда ездил вчера в магазин. Она хотела приготовить на обед такос, и если он этого не сделал, то надо будет позвонить ему и сказать, чтобы он взял несколько банок по дороге домой. Клэр открыла буфет, убедилась, что продуктов достаточно, и сразу же начала думать о том, что еще можно приготовить сегодня и завтра. Несколько дней назад она посмотрела в вечернем выпуске новостей репортаж, в котором говорилось, что в наши дни все больше и больше мужей начинают помогать женам с готовкой, что все больше семейных пар делят между собой работу по дому – и, слушая это, подумала: интересно, на какой планете проводился опрос, на основе которого был сделан этот репортаж? Потому что в ее семье ничего такого не наблюдалось, да и в семьях всех тех, кого она знала, тоже. Хотя Джулиан и сидел дома целыми днями, он никогда и пальцем не шевелил, чтобы помочь ей с работой по дому, если только она не начинала на него орать.

Вернувшись к раковине, Клэр выключила воду, взяла губку и начала мыть посуду. Одновременно она смотрела в окно на пустой задний двор. Там никого не было, и все равно у нее было такое чувство, будто за ней кто-то наблюдает, и Клэр невольно бросила взгляд на дверь, ведущую в подвал.

Он ей определенно не нравился.

Клэр понимала, насколько ее чувство иррационально, но это не мешало ей все равно его испытывать. С самого первого дня их переезда в этот дом ей не переставало казаться, что от подвала веет какой-то жутью. Вероятно, в основном это объяснялось просто-напросто скопившимся у нее за всю сознательную жизнь культурным багажом: всеми этими бесконечными ужастиками о чудовищах, обитающих в подвалах, всеми этими репортажами в новостях о старых дамах, которые убивали своих жильцов и хоронили их тела именно там, или о маньяках, которые насиловали собственных дочерей, делали им детей и годами держали на цепях в подземельях под своими домами. Но независимо от всего этого в их подвале однозначно что-то было не так. Будучи юристом, Клэр привыкла иметь дело с фактами и по натуре своей была отнюдь не склонна действовать или делать заключения на основе эмоций. Но о том, что с подвалом что-то неладно, говорило ее чутье, ощущение, что когда-то в прошлом это помещение использовалось для каких-то очень неприглядных дел.

Она ни слова не сказала об этом ни Джулиану, который наверняка поднял бы ее на смех, ни детям, которые точно бы перепугались, но вскоре после переезда думала о том, чтобы поговорить с риелтором и попытаться выяснить, не происходило ли когда-либо в подвале их дома что-то дурное. Однако в конце концов так этого и не сделала. Это было бы слишком неловко. К тому же что бы она могла сделать, если бы выяснила, что в подвале и впрямь творилась какая-то жуть? Начала бы настойчиво убеждать Джулиана, что дом надо немедленно продать? Вчинила бы иск риелтору или предыдущим жильцам за непредоставление полной информации? Но ее позиция в суде была бы слишком слаба.

Несомненно, все это лишь плод ее чересчур разыгравшегося воображения.

Клэр сполоснула очередную чашку и снова взглянула на закрытую дверь подвала.

По правде говоря, на этой неделе ей приснился про него сон, вероятно, порожденный всего лишь стрессом на работе – как раз сейчас она вела на редкость трудное дело о разводе пары по фамилии Сивер, – но стресс стрессом, а этот сон напугал ее донельзя. В этом ее сне – скорее это был кошмар – их семья использовала подвал не для хранения неиспользуемых вещей, а в качестве кладовки для продуктов. Ей приснилось, что она спускалась туда по лестнице, чтобы взять спагетти, когда дверь за ней внезапно захлопнулась.

– Эй! – крикнула Клэр, но не получила ответа. Ей вдруг стало страшно, и она хотела было повернуть назад, но к тому времени уже спустилась почти до самого подножия лестницы и, передумав, торопливо ступила на пол, намереваясь быстро схватить спагетти и опять вскарабкаться наверх.

И тут погас свет.

Она испуганно вскрикнула, споткнулась и чуть не упала.

В подвале что-то двигалось – Клэр не только чувствовала это движение, но и определенно слышала его. Звуки, как будто нечто перемещалось, шурша. Она совсем уже собралась было позвать на помощь, когда увидела перед собой свечение в темноте. Светящиеся зубы. Потусторонне-жуткая белозубая улыбка.

А потом ее запястье стиснула жесткая, твердая рука.

И она проснулась.

Несколько секунд после своего пробуждения Клэр не могла понять, где находится. Она все еще чувствовала, как ее запястье сжимает эта жуткая рука, в ноздрях все еще стоял затхлый запах подвала. Однако, хотя в спальне было так же темно, как и там, она лежала в кровати, одетая в свою ночную рубашку, и рядом с ней был Джулиан. Мало-помалу ее сознание отделило детали одной реальности от деталей другой, и Клэр поняла, что спала и видела сон. Она вообще не была в подвале. Это был просто кошмар.

Однако с тех пор подвал пугал ее еще больше, чем прежде. И теперь она всегда старалась держаться как можно дальше от ведущей в него двери.

Клэр закончила мыть посуду, сполоснула ее и поставила сушиться на пластиковую сушку. Она точно не знала, когда вернутся Джулиан и дети, но подумала, что, наверное, успеет до их прихода подмести и вымыть полы, и потому, вытерев руки посудным полотенцем, которое висело у плиты, вышла из кухни в коридор.

На полу стояла пустая корзина для белья.

Клэр остановилась как вкопанная и уставилась на нее; сердце неистово заколотилось. Она прошла по этому коридору из спальни в кухню, и тогда на полу ничего не было. Корзина стояла в шкафу в помещении для стирки, куда она собственноручно убрала ее после того, как постирала накопившуюся грязную одежду два дня назад.

Клэр знала – в доме никого больше нет. Никого. Никто не мог этого сделать. И все же проверила, заперты ли парадная и задняя двери, обошла все комнаты и наверху, и внизу, даже осторожно заглянула в подвал и еще раз убедилась – в доме она одна. В конце концов Клэр вновь очутилась в коридоре первого этажа и уставилась на пустой прямоугольник из белого пластика.

Ее обдала волна холода, чувство, которого она не испытывала с тех пор, как… с тех пор, как…

Она глубоко вздохнула.

– Майлс? – тихо сказала Клэр.

* * *

– Ты что-нибудь чувствуешь в нашем доме?

– Опять ты за свое…

Клэр и ее сестра стояли на заднем дворе дома своих родителей, глядя на горы. За их спинами отец полол огород. Мать готовила в доме обед. Она пришла сюда, потому что знала – Дайэн будет здесь, поскольку в эти выходные была ее очередь приглядывать за стариками, – а кроме того, не хотела оставаться дома одна. Клэр оставила Джулиану записку, в которой написала, где она; ее мобильник был включен, но муж до сих пор так и не позвонил.

– Сегодня утром я была одна, – сказала Клэр сестре, понизив голос, чтобы ее не услышал отец. – И обнаружила корзину для белья посреди коридора. А между тем всего десять минут назад ее там не было. И кроме меня, в доме действительно никого не было.

– Может быть…

– Не может! – твердо сказала Клэр. И снова понизила голос: – Такое случается уже не первый раз. – Она рассказала, как пришла домой на прошлой неделе после их совместного обеда и обнаружила корзину для белья в середине кухни. Затем о том, как пластинка Джулиана играла сама собой, хотя наверху никого не было, а сам Джулиан находился вне дома.

– Ты делаешь это всякий раз, когда переезжаешь. Послушай, в твоем новом доме нет никаких привидений, и в твоем старом доме не было никаких привидений, и я уже начинаю думать, что и в твоем доме в Калифорнии тоже ничего такого не было. – Сестра бросила на Клэр извиняющийся взгляд. – Прости.

Клэр вздохнула и покачала головой.

– Тебе не за что извиняться.

– Ты все время это делаешь.

– Может быть, ты и права. Просто…

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Даже не говори о том, что у тебя на уме.

Они какое-то время молчали, вспоминая. И слыша, как отец копает землю садовым совком.

– Да, кстати, – сказала Дайэн, резко меняя тему разговора, – ты слышала про мистера Отано из библиотеки? Его увольняют по сокращению. Урезали бюджет.

– Он же там работал, еще когда мы с тобой были детьми.

– Теперь библиотека будет открыта только по понедельникам, средам и пятницам с одним-единственным библиотекарем, работающим на полставки, а все остальные перейдут в категорию волонтеров.

– Ничего себе.

– А ты помнишь, как я одно время подумывала о том, чтобы стать библиотекарем? – Дайэн покачала головой. – Слава богу, что я передумала и не пошла по этой стезе.

– А я всегда считала, что она подошла бы тебе больше.

Дайэн пожала плечами.

– Люди перестали читать. Но спрос на электричество все растет.

– Неутешительно, но верно.

Они вошли обратно в дом, чтобы помочь матери накрыть стол к обеду. Перед тем как начать готовить, она сказала им, что на обед будут сэндвичи с беконом, помидорами и салатом, однако, когда сестры вошли в кухню, мать подогревала на плите ячменный суп. Клэр ощутила укол беспокойства. И ее, и Дайэн тревожило, что в последнее время у их матери начала появляться забывчивость, но Клэр надеялась, что все дело просто в отсутствии нужных ингредиентов и речь не идет о симптоме потери памяти. Она бросила на Дайэн взгляд, поняла, что сестра думает о том же, и, откашлявшись, сказала:

– Я думала, на обед у нас будут сэндвичи, мама.

Та вздрогнула от неожиданности и подняла глаза.

– А, это. – Она улыбнулась. – Да, вы правы. Сначала я тоже так думала. Но оказалось, что у нас нет бекона. И помидоров.

Почувствовав немалое облегчение, Клэр подошла к мойке, чтобы вымыть руки, и они с сестрой начали накрывать на стол. Дайэн выставляла на столешницу чашки и суповые тарелки, а Клэр занималась столовыми приборами и салфетками. Десять минут спустя они позвали в дом отца, и все четверо сели за стол.

За едой они обсуждали семейные дела, родню со стороны мужей Дайэн и Клэр, внуков, последние сплетни, пока их отец, прихлебывавший суп, хмурясь, не посмотрел на Клэр.

– Знаешь, – сказал он, – недавно ночью мне приснился сон про ваш дом.

Она отложила ложку, чувствуя покалывание в коже предплечий, и бросила быстрый взгляд на сестру.

– И что именно тебе снилось? – спросила Дайэн.

Отец опять нахмурился и покачал головой.

– Точно не помню. Но это был какой-то кошмар, потому что, по словам вашей матери, во сне я метался и кричал. Ей пришлось меня разбудить.

– Да, пришлось, – подтвердила мать.

Сердце Клэр учащенно билось.

Отец заговорил снова, на сей раз медленно, и она не могла понять, является ли многозначительность, которую это придало его словам, намеренной или нет.

– Единственное, что я помню, – произнес он, и Клэр вдруг стало холодно, ибо она знала, что услышит сейчас, – это то, что мой кошмар был как-то связан с вашим подвалом.

Глава 9

Наконец-то ее подруги смогут остаться на ночевку в их доме, и Меган начала планировать эту пижамную вечеринку заранее, составив списки еды, напитков, игр, фильмов и вообще всего, что им может понадобиться. Она не хотела ничего оставлять на волю случая и по мере того, как каждый предмет из списков был либо найден, либо куплен, ставила галочку рядом с соответствующим пунктом. Ее родители даже устроили так, чтобы Джеймс отправился ночевать к Робби, а значит, почти весь дом будет в распоряжении ее подруг, и уже одно это с лихвой окупало тот факт, что с приглашением пришлось подождать.

Пусть дружок Джеймса и ночевал в их доме первым, зато у нее будет целая вечеринка. И она пройдет великолепно.

В день «Х» все шло как по маслу.

Пока что-то не пошло наперекосяк.

После обеда папа повез Джеймса к Робби, пока они с мамой пекли шоколадные пирожные и готовили соус для картофельных чипсов. Вернувшись, папа отвез ее в «Сейфуэй», где Меган взяла в прокате два DVD с экранизациями первых двух книг из знаменитой вампирской трилогии «Сумерки». К ней должны были приехать три ее подруги, и первоначально Меган планировала, что они вчетвером разместятся в гостиной, но отцу эта идея пришлась не по душе («Я не собираюсь жертвовать всем своим вечерним отдыхом ради твоих подруг», – сказал он, и ее так и подмывало ответить: «Почему бы тебе не найти себе еще какое-нибудь занятие, помимо сидения перед телевизором все ночи напролет?» – но нутром почуяла, что сейчас не время давать отпор). Тогда Меган подумала, не уложить ли двух подруг в комнате Джеймса (вот бы ее братец взбесился!), но поскольку это была именно ее вечеринка, она понимала, что те подруги, которым не доведется ночевать в ее спальне, сочтут себя ущемленными. А ей совсем не хотелось превращать их в своих врагов.

Так что в конце концов Меган решила сделать у себя в комнате перестановку, чтобы пространства хватило всем. Сделать это оказалось труднее, чем она думала вначале, и не только потому, что ей надо было расчистить достаточно места на полу, чтобы там могли уместиться два спальных мешка и один перьевой матрас (она по-прежнему будет спать на своей кровати), но также и потому, что ей нужно было убрать из комнаты те вещи, которые смотрелись не круто, и заменить их другими, крутыми. Ей совершенно не хотелось заработать репутацию зануды или яйцеголовой.

Меган снимала со стены над изголовьем кровати постер Всемирной федерации охраны дикой природы, на котором был изображен табун скачущих лошадей, когда ее айфон вдруг загудел. Положив кнопки, которыми был прикреплен постер, на туалетный столик, она взяла телефон и взглянула на сообщение на экране.

Сними штаны.

Меган стерла его, чувствуя, что сердце в ее груди бьется как бешеное.

Сообщение тут же появилось снова.

Сними штаны.

Ее, словно молния, пронзил страх.

– Мама! – завопила она. – Мама!

Мама торопливо взбежала по лестнице и бросилась в ее комнату.

– Что стряслось? – Меган тут же отдала ей телефон. Мама прочла сообщение, и по лицу ее скользнула тень. – Кто это послал?

– Не знаю! – Меган чуть не плакала.

– Ты когда-нибудь уже получала подобные сообщения?

Последовала секундная пауза, слишком короткая, чтобы мама что-либо заметила.

– Нет. – Голова у Меган шла кругом. Ей было страшно, и она была рада, что показала это маме…

Сними штаны.

Потому что это было слишком серьезно, чтобы скрывать. Ее родители должны об этом знать. Но если мама узнает об остальных странных сообщениях, приходивших на ее телефон, она точно отберет его – и, вероятно, ограничит ее доступ в Интернет. Мама и так могла бы это сделать, но Меган не собиралась ей в этом помогать.

– Ну а как ты думаешь, кто мог бы послать тебе такое? Среди твоих одноклассников есть мальчик, который?..

– Я не знаю! – повторила Меган. И она в самом деле не знала.

Вот только…

Вот только она думала, что это не кто-то из ее знакомых, что, разве не так? Почему-то ей казалось, что это взрослый мужчина, кто-то, кого сама она не знает, но кто откуда-то знает ее. Меган понятия не имела, откуда у нее взялось это чувство и почему она так думает, – но она считала, что так оно и есть.

– Ну что ж, пока мы во всем этом не разберемся, я оставлю твой телефон у себя. Мне эта история совсем не нравится, и твоему отцу она не понравится тоже. Эти сообщения пугают. И пока мы не выясним, кто за ними стоит, ты больше не будешь ни звонить, ни отправлять сообщений, ни писать твиты, ни общаться в мессенджерах. Тебе это понятно?

Меган кивнула. Она даже испытала облегчение. Ей надо связаться со своими подругами и попросить их не отправлять ей сообщения по телефону и не писать ничего неприличного в мессенджерах, но теперь, по крайней мере, не надо беспокоиться о домогательствах со стороны какого-то психа-извращенца. Можно просто продолжать жить дальше и сосредоточить все свое внимание на предстоящей пижамной вечеринке.

Может быть, это был кто-то из девочек, кто узнал о вечеринке, но кого на нее не пригласили…

Нет, это был какой-то взрослый мужчина. К тому же Меган не настолько популярна в школе, чтобы кто-то из других девочек проникся завистью из-за того, что она ее не позвала. Вероятно, ее подруги – единственные, кому и в самом деле хочется у нее заночевать.

– Спасибо, мам, – сказала Меган и благодарно улыбнулась.

– Если произойдет еще что-нибудь в этом же духе…

– Я непременно тебе скажу.

Ее мать улыбнулась в ответ, и Меган продолжила переставлять вещи в своей комнате, хотя, снимая со стены постер с лошадьми, не удержалась и выглянула из окна на улицу.

Зоуи приехала рано, сразу после трех. Ее мать сказала, что Зоуи весь день была как на иголках, так что в конце концов ей пришлось сдаться и привезти дочь сюда. Пока их матери беседовали внизу, Меган отвела подругу в свою комнату и предложила выбрать место, где она будет спать.

– Тут у меня как в ресторане – первым пришел, первым обслужен.

– А где будешь спать ты?

– На своей кровати.

– Я лягу рядом с твоей кроватью на перьевом матрасе.

Меган ухмыльнулась.

– В таком случае Джули и Кейт будут спать в своих спальных мешках на полу.

Зоуи спустилась на первый этаж, попрощалась со своей мамой и перенесла в комнату Меган свою сумку, поставив рядом с тем местом, где она собиралась спать.

– Я привезла доску для спиритических сеансов, – сказала она, доставая коробку с доской.

Меган ничего не сказала, хотя от мысли о спиритическом сеансе ей стало не по себе. Да ладно, это же просто игра, сказала она себе. Эти доски клепают на самой обычной фабрике и продают в магазинах игрушек. Но у нее все равно было тревожно на душе, и Меган сменила тему разговора, сказав, что взяла сегодня в прокате целых два фильма и что на ужин у них будет не только пицца, но еще и мороженое, и шоколадные пирожные на десерт.

Меган была рада, что Зоуи приехала так рано. Зоуи была ее лучшей подругой, и у них появилось время для того, чтобы поболтать, вдоволь посплетничать и заняться построением планов до того, как приедут остальные девчонки.

Джули и Кейт приехали вскоре после пяти – их обеих привезла на своей машине мать Кейт. Было так здорово, что под ногами не болтается Джеймс, и они съели пиццу, посмотрели первый фильм из «Сумерек», потом умяли десерт, посмотрели второй фильм, после чего отправились наверх якобы для того, чтобы лечь спать. Но едва за ними закрылась дверь спальни Меган, как Зоуи вытащила свою доску для спиритических сеансов.

– Я не… – начала было Меган.

– Класс! – Джули взяла коробку из рук Зоуи, открыла с одного конца и перевернула. Из коробки выпала книжечка с инструкцией, и Джули подняла ее с пола, вернув коробку обратно Зоуи.

Зоуи достала из коробки доску и положила себе на колени.

– Что такое планшетка? – спросила Джули, читая инструкцию.

– Это указатель.

Зоуи вынула из коробки планшетку – кусок пластика в форме сердечка на коротких, обитых войлоком ножках – и поставила на доску.

Джули продолжала читать инструкцию.

– Значит, мы…

Кейт выхватила книжечку из ее рук.

– Да брось ты. Все знают, как пользоваться этой штукой. Это совсем не сложно.

– Лично я не знаю.

– Ну хорошо, – сказала Меган. – Тогда ты будешь вести записи. – Она дала Джули ручку и блокнот, а потом вместе с Зоуи и Кейт уселась на пол, образовав треугольник, причем каждая положила часть доски себе на колени, пристроив ее так, чтобы она лежала как можно ровнее, после чего опустили согнутые пальцы обеих рук на планшетку, установленную в середине доски.

– Значит, эта штука будет составлять слова, а мне надо будет их просто записывать? – неуверенно спросила Джули.

– Да, – ответила Зоуи. – Теперь все замолчите. И сосредоточьтесь. – Она глубоко вздохнула. – Здесь кто-нибудь есть? – торжественно вопросила она.

Ничего не произошло. Девочки какое-то время подождали, потом Зоуи заговорила снова:

– Здесь кто-нибудь есть?

Планшетка начала медленно двигаться по доске.

– Ты ее толкаешь! – обвиняя Зоуи, сказала Кейт.

– Вовсе нет!

– Лично я ее не двигаю, – вставила Меган.

– Никто ее не двигает, – сказала им Зоуи. – Она движется сама. Теперь просто заткнитесь и сосредоточьтесь.

Указатель перестал скользить по буквам, но, когда они все умолкли, через минуту заскользил снова, описывая дугу. Когда он добрался до края доски, характер его движения изменился, и он заскользил сначала влево, потом вправо, пока его острый конец не остановился наконец, указывая на одну из букв в верхнем ряду алфавита.

– I! – объявила Зоуи.

Джули записала букву.

Указатель задвигался снова.

– C!

Он скользнул к противоположной стороне доски.

– U!

I C U Megan.

Меган убрала пальцы с планшетки, прежде чем она смогла бы двинуться дальше.

– Эй, ты что?

– Что ты делаешь?

– Меган!

Подруги были удивлены и разочарованы, но ей совершенно не хотелось знать, чем все это кончится, не хотелось, чтобы следующей буквой стала M. Она все еще была не уверена, что по-настоящему верит в то, что доска для спиритических сеансов и впрямь работает, но уже начинала в это верить и боялась букв, на которые укажет острый конец планшетки.

А что, если они сложатся в «Сними штаны»?

– Я больше не стану играть, – сказала Меган.

– Ты что, боишься? – подначила ее Зоуи.

– Да, – ровным голосом ответила она, и это заставило подруг замолчать. Внезапно всем им, похоже, стало немного не по себе, и Меган помогла Зоуи убрать доску и планшетку обратно в коробку. Джули отдала им книжечку с инструкцией.

С минуту никто из них не знал, что делать дальше.

– Я знаю, чем мы можем заняться! – бодро сказала Джули. – Давайте сыграем в «Признание или желание»!

– Точно! – Все согласились, что это отличная идея, но, прежде чем начать играть, решили переодеться в пижамы и по очереди сходили в ванную, где каждая облачилась в свою. Меган пошла последней, и когда вернулась в спальню, ее подруги хихикали. Она испугалась было, что что-то пропустила, но Зоуи, почувствовав ее замешательство, объяснила:

– Мы смеялись над пижамой Кейт.

Меган же не нашла в ней ничего смешного. Да, пижама была довольно старой, и на ней были нарисованы персонажи мультика «В поисках Немо», что выглядело слишком по-детски, но…

Тут Джули ткнула пальцем в место между ног Кейт, где оранжевый хвост Немо вылезал прямо из пахового шва пижамных брюк. Меган тоже засмеялась, и Кейт сказала:

– Ну все, хватит. Итак, «Признание или желание». Кто первый?

– Чур, первая я, – вызвалась Зоуи.

– Признание или желание?

И Зоуи, и Джули выбрали признание и честно ответили на вопросы о своих чувствах по отношению к двум из наиболее привлекательных мальчиков в школе. Ответ каждой был встречен восторженным визгом остальных. Но когда подошла очередь Меган и она тоже выбрала признание, Кейт неожиданно спросила ее:

– Почему ты остановила нашу игру со спиритической доской?

Меган вздрогнула и ответила не сразу. Ей захотелось было солгать, но все ее подруги ответили честно, и было бы неправильно, если бы она оказалась единственной, кто сказал бы неправду. К тому же она ведь уже призналась.

– Потому что я испугалась, – ответила Меган.

Все рассмеялись, и, к ее немалому облегчению, дальнейших расспросов не последовало. После того как Кейт выбрала желание и в ответ на приказание Зоуи отказалась поднимать пижамную куртку и показывать грудь, ей было назначено наказание – пойти в комнату Джеймса и поцеловать его подушку.

В следующем раунде право приказывать и задавать вопросы досталось Джули, и, когда подошла очередь Меган и она опять выбрала признание, Джули спросила:

– Почему ты испугалась спиритической доски?

Меган обвела взглядом лица своих подруг. Те смотрели на нее внимательно, как будто от ее ответа зависело что-то очень важное. Ни на одном лице она не увидела и тени улыбки и подумала: «А что, если они все это спланировали, что, если они нарочно задают именно эти вопросы, пытаясь… пытаясь сделать что?»

Нет, чепуха. Это с ее стороны просто паранойя. Она заставила себя рассмеяться, они засмеялись тоже, и напряжение сразу же спало. И Меган опять решила ответить честно.

– Потому что я думаю, что в моем доме может жить привидение.

Реакция подруг на ее признание оказалась совсем не такой, как она ожидала. Они не расхохотались, не подняли ее на смех, только Зоуи издала неубедительный смешок, а Джули и Кейт окинули комнату опасливыми взглядами.

Они тоже это чувствуют.

Именно поэтому они и задавали ей такие вопросы.

Внезапно Меган стало холодно. И сразу же, словно по чьей-то команде, огни в комнате замигали, и девчонки вздрогнули от испуга. Зоуи, Кейт и Джули попытались было обратить все в шутку, но Меган не засмеялась. И подруги тоже. Им было не до веселья. Им было тревожно, страшно. Меган огляделась по сторонам, и ей показалось, что в комнате стало темнее, чем было несколько минут назад, что ее углы наполняет сгущающийся сумрак. Да, ладно, пустяки, сказала она себе, но едва у нее мелькнула эта мысль, как сумрак в одном из противоположных углов, казалось, сделался менее бесформенным, начал обретать… форму.

Зоуи заметила это тоже.

– Посмотрите, – прошептала она, указывая на угол.

Теперь там проступила какая-то человекообразная фигура, высокая, тонкая, с волнистыми туманными краями, словно у столба дыма, и эта фигура извивалась и поворачивалась, пока ее очертания не обрели четкость.

После чего она двинулась к ним.

Девочки истошно завопили. Все сразу. Их одновременные вопли ужаса слились в единый пронзительный, оглушительный визг, и фигура тотчас исчезла.

– Потише там! – крикнула им мама Меган, подойдя к подножию лестницы.

И сразу же реальный мир восстановился. Сумрака в углах как не бывало, свет снова стал ярким. Все пришло в норму, все вернулось на круги своя, и, испытывая такое облегчение, какого прежде она еще не чувствовала никогда, Меган крикнула:

– Прости, мам! Мы больше не будем.

Она снова оглядела свою комнату и не увидела ничего подозрительного или необычного – только свои собственные мебель и вещи, а также сумки и спальные мешки своих подруг. Меган подошла к кровати, не желая встречаться взглядом ни с кем из них. Никто больше не произнес ни слова, и, когда она предложила лечь спать, возражений не последовало, послышался только согласный ропот.

Зоуи накрылась простыней на своем матрасе, остальные залезли в свои спальные мешки. Не спрашивая согласия подруг, Меган оставила настольную лампу включенной, никто из девочек не попросил ее выключить свет, и она сразу же пожалела о том, что не оставила включенными все огни. Лампа горела тусклым желтоватым светом, и при этом мерклом свете углы комнаты вновь наполнил теперь уже слишком знакомый сумрак. Но она продолжала наблюдать и ждать, сумрак в углах больше не обретал четких очертаний, и через несколько минут Меган позволила себе расслабиться и откинуться на подушку, решив, что что бы это ни было, теперь все это уже позади.

В нашем доме живет привидение.

Она впервые произнесла это вслух и даже впервые так ясно сформулировала эту мысль для себя самой, но верила – это так и есть. И ее подруги тоже верили. Меган слышала, как они тайком перешептываются, лежа на полу, и подумала: «Интересно, что они сейчас говорят друг другу? Вероятно, они никогда больше не приедут в наш дом».

И она не могла их за это винить. Ей и самой не хотелось здесь находиться – а ведь это теперь был ее дом.

Зачем, зачем только они сюда переехали?

Из-за Джеймса.

Как всегда, источником всех ее проблем был этот слизняк.

Меган смотрела в потолок, думая о том, что она расскажет о случившемся своим родителям и стоит ли вообще хоть что-нибудь им говорить. Поверят ли они ей? Может быть, и поверят, если все ее подруги расскажут, что видели, хотя она была отнюдь не уверена, что они и впрямь захотят признать это, когда придет утро. Обычно при свете дня ночные страхи почему-то кажутся менее реальными. Перешептывание между тем прекратилось. Меган хотела спросить Зоуи, спит ли она – Зоуи была как раз из тех, кто, возможно, не станет избегать этой темы, – но не хотела при этом будить Кейт или Джули, не хотела, чтобы они услышали то, что она скажет. Так что в конце концов Меган промолчала, стараясь не думать о том, что произошло, но не в силах отвлечься на что-то другое.

В нашем доме живет привидение.

С первого этажа доносились звуки – это ее родители готовились лечь спать. Вот кто-то выключил телевизор, вот закрываются двери, вот кто-то из них спускает в туалете воду. Мало-помалу в доме стало тихо.

Слишком тихо.

Лежащей в своей кровати Меган постепенно начало казаться, что она в этом доме единственный живой человек. Это была глупая мысль, но все попытки убедить себя в нелепости этого страха ничего не давали, и вскоре эта мысль начала превращаться в твердую уверенность. В конце концов, не в силах и дальше сдерживать себя, Меган перегнулась через край кровати, чтобы проверить, живы ли еще ее подруги. К ее великому облегчению, все было в порядке. Джули тихонько похрапывала, Зоуи пошевелилась на своем перьевом матрасе. Кейт кашлянула.

Радуясь тому, что ее страхи оказались беспочвенными, Меган снова откинулась на подушку.

И краем глаза уловила какое-то движение.

У нее упало сердце.

Она медленно повернула голову вправо.

Чудовище возникло из стены, где оно пряталось, при этом сохраняя часть окраски и черт не только стены, но и двери, и туалетного столика. Меган сейчас была единственной, кто его видел, единственной, кто не спал, и она осталась лежать совершенно неподвижно, боясь шевельнуться, наблюдая за ним из-под прикрытых век, которые, как она надеялась, придавали ей вид спящей.

Рост и ширина этой твари были примерно одинаковыми, а голова почти касалась потолка. Если это вообще была голова. Ибо части фигуры этого существа, похоже, не имели аналогов ни в человеческом, ни в животном мире. И оно все время видоизменялось – то, что только что напоминало руку, втягивалось в торс, изгибающийся и поворачивающийся торс преобразовывался в голову, а затем – в ступню.

Неизменным оставалось одно – у него всегда было лицо. Его месторасположение могло меняться, но оно все время было видно, и на него было жутко смотреть – лицо представляло собой бушующий хаос с немигающими глазами и ощерившейся свирепыми клыками пастью.

Нависнув над ее спящими на полу подругами, чудовище осторожно сняло простыню, которой была накрыта Зоуи. Затем задрало ее слишком просторную футболку, но девочка не проснулась, и длинное щупальце – ибо эта штука выглядела именно так – протянулось к ее груди и скользнуло под футболку. Меган хотелось завопить

Ведь в прошлый раз это вроде бы сработало?

но она была парализована страхом и продолжала смотреть, не шевелясь и почти не дыша, как щупальце отодвинулось, и лицо существа, находящееся теперь в центре его бесформенного, лишенного четких очертаний тела, повернулось к ней. Ощерившийся рот с зубами той же расцветки, что и предметы в ее комнате, растянулся в плотоядной ухмылке.

Сними штаны.

Оно хотело ее. Оно пришло именно за ней, и Меган открыла рот, чтобы истошным криком позвать своих родителей.

И тут оно исчезло.

Нет, оно не слилось со стеной, не вылетело из окна, не вышло через дверь. Оно просто растворилось, вмиг померкнув, словно проекция изображения, которую отключили.

Меган так и не закричала. Еще несколько минут продолжала лежать все так же неподвижно, готовая заорать, боясь, что оно вернется, вернется за ней. Но оно не вернулось, и девочка больше нигде не видела никаких его следов, разве что простыня Зоуи так и осталась сдвинутой вниз, а футболка – задранной. Меган подумала было о том, чтобы поправить и то и другое – ей было тошно от этого посягательства на достоинство ее подруги, – но она боялась покинуть кровать и вместо того, чтобы опустить футболку Зоуи на место и вновь накрыть ее простыней, натянула свои собственные простыню и одеяло на голову, а ее пальцы что есть сил вцепились в края одеяла, чтобы оно продолжало закрывать ее всю.

Меган ждала утра.

Глава 10

– Смотри, что я нашел.

Джеймс с восхищением смотрел на конус дорожного ограждения в стенном шкафу Робби, находясь под более глубоким впечатлением, чем готов бы был признать. Ребята пытались отыскать мебель и предметы декора для своей штаб-квартиры – так они договорились называть чердак над гаражом дома Джеймса, – но Джеймсу пока не удалось найти ничего стоящего. Правда, он раздобыл два складных стула, и папа дал ему отстойный книжный шкаф, но он так и не сумел добыть ничего крутого.

Вроде этого дорожного конуса.

– Это еще не все, – сказал Робби. – Вот, смотри. – Он подошел к своей кровати, наклонился и вытащил из-под нее стоячую картонную фигуру Грега Хеффли, главного героя популярной кинокомедии «Дневник слабака»[6], причем в натуральную величину.

На сей раз Джеймс не смог скрыть своего восторга.

– Где ты ее откопал?

– В мусоре. Наша соседка, миссис Асако, работает в «Стор», и, думаю, она отнесла эту штуку к себе домой, когда вышла последняя книга этой серии. Но, должно быть, потом фигура ей надоела, потому что сегодня утром миссис Асако выбросила ее вместе с остальным мусором, и я стянул ее, пока это не сделал кто-то другой.

– Обалдеть, – сказал Джеймс, улыбаясь во весь рот.

– И я тут подумал – мы могли бы поискать и в других мусорных баках. Мы вполне могли бы отыскать еще какие-нибудь клевые вещи.

– Особенно в проулках вроде того, который находится за нашим домом. Люди выбрасывают туда кучу всяких вещей!

– Ага. И даже если мы не найдем там ничего сегодня, нам может повезти на следующей неделе. Или на той, которая будет после.

– Готов поспорить, что мы сможем обставить нашу штаб-квартиру не позже, чем за месяц!

Собственно говоря, Джеймс не мог не признать, что за последние несколько дней они сделали немало. На этой неделе Робби и его брату не надо было торчать в дневном детском лагере, так как их мама взяла на работе отпуск, и Джеймс с Робби могли работать над обустройством своей штаб-квартиры сколько душе угодно. Первый день они в основном занимались уборкой, а вчера начали думать, что куда поставить. С помощью папы Джеймса ребята передвинули книжный шкаф, поставив его справа от окна, а два складных стула поместили у противоположной стены (на тот случай, если им когда-нибудь удастся раздобыть и письменный стол). Джеймс и Робби также попытались обустроить для своей штаб-квартиры секретный вход, привязав к люку в полу чердака веревку и пропустив через дырку, чтобы можно было, потянув за нее, открывать люк, но у них ничего не вышло. Самой интересной находкой оказался скелет щенка в небольшом ящике, который они нашли в углу чердака. Робби сказал, что, скорее всего, это был домашний любимец, которого кто-то, наверное, собирался похоронить, но потом забыл это сделать. Но ящик совсем не походил на гроб, и Джеймс предположил, что кто-то купил этот скелет и намеревался выставить на всеобщее обозрение. В любом случае это была крутая вещь, и они поставили скелет на верх книжного шкафа.

– Нужно сделать визитки, – сказал Робби. – Визитные карточки.

Джеймс кивнул. Он прочел книгу про Умника Бентона, его друга Джимми Карсона и их детективное агентство, которую дал Робби, и ему понравилась идея основать свое собственное детективное агентство на пару с другом. Это казалось ему возможным. По его мнению, они могли бы это сделать.

– Мой папа разрешит нам использовать его компьютер.

– Мне по-прежнему нравится название Детективное агентство Р. Дж.

– Мы еще это обсудим.

Друзья уже пытались придумать название для своего агентства, но так и не пришли к единому мнению. Робби хотел назвать их организацию Детективным агентством Р. Дж., где «Р.» должно было обозначать Робби, а «Дж.» – Джеймса. Джеймс же предпочитал название ФБР, что должно было обозначать «Фрилансерское бюро расследований», хотя посторонним они не станут расшифровывать эту аббревиатуру.

– К тому же, – настаивал он, – так мы сможем получать действительно интересные дела, потому что люди будут думать, что звонят в настоящее ФБР.

Похоже, найти название, с которым согласятся они оба, будет нелегко.

Папа Джеймса должен был заехать за ними менее чем через час, и ребята использовали это время для того, чтобы прочесать улицу и проулок в поисках выброшенных жителями мебели или предметов декора, которые можно будет использовать в штаб-квартире. Но единственное, что им удалось найти, был металлический винный стеллаж, и, хотя мальчики не представляли себе, для чего он может им пригодиться, это была хорошая штука, такую грех было не прибрать к рукам, и друзья прихватили и его тоже. Как использовать стеллаж, они придумают потом.

В проулке, находящемся за домом Джеймса, им повезло куда больше. Оттащив в свою штаб-квартиру конус дорожного ограждения, картонную фигуру киношного Слабака и винный стеллаж, они прошли через задний двор, вышли в проулок и, пройдя полквартала, наткнулись на брошенный велотренажер. Он стоял перед забором рядом с мусорным баком, и к его рулю был клейкой лентой приклеен лист бумаги с надписью: «Бесплатно».

– Обалдеть! – сказал Джеймс, схватившись за руль и вытащив велотренажер на середину проулка, чтобы они смогли лучше его рассмотреть.

– На нем нет велосипедной цепи, – заметил Робби.

– Ну и что с того? – Джеймс уселся на его сиденье, схватился руками за руль и принялся крутить педали. – Он работает и без нее.

– И мы всегда сможем раздобыть новую.

Джеймс соскочил с велотренажера.

– Эта штука будет очень полезна, когда мы будем искать решение всяких сложных задач. Работая над очередным делом, мы сможем по очереди крутить педали, чтобы лучше думалось. Ведь это будет помогать нам расслабляться и прочищать мозги.

– Но как нам поднять его на чердак?

– В этом нам поможет мой папа.

– Думаю, этот вопрос надо будет обсудить.

– Что обсудить?

– Полагаю, нам будет нужно обезопасить нашу штаб-квартиру.

– Обезопасить от моего папы?

– Да нет, не от него конкретно. Вообще от всех. Тебе не кажется, что нужно поставить там замок, чтобы внутрь могли попадать только мы?

Джеймс медленно кивнул.

– Как на двери моей сестры?

– Вот именно.

– Это хорошая идея, но сначала нужно все обустроить. Нам еще понадобится мой папа, чтобы затаскивать наверх всякие тяжелые штуки, и ему ни к чему говорить, как мы будем туда проникать. Мы поставим замок уже после того, как устроимся.

– Согласен, – сказал Робби.

Они отнесли велотренажер к дому Джеймса, протащив его через ворота и задний двор, и поставили у стены гаража, после чего опять отправились на поиски. В проулке мальчики больше ничего не нашли, но, когда, дойдя до конца квартала, свернули, вышли на соседнюю улицу и пошли по ней, заглядывая в открытые мусорные баки и высматривая брошенную мебель, им опять повезло – перед выкрашенным в бежевый цвет домом на две семьи они обнаружили скамеечку для ног с порванной обивкой.

– Я ее нашел, – объявил Джеймс, – так что нести будешь ты.

Робби согласился, что это логично, и, держа скамеечку за одну из ее пузатых ножек, потащил дальше по улице, пока они продолжали свои поиски.

Через несколько минут из-за ближайшего угла с грохотом выехал мусоровоз и двинулся в их сторону. Ребята все равно уже начали уставать, так что было решено идти назад, но когда Джеймс развернулся, увидел подростков постарше, катающихся по улице на скейтбордах. У него упало сердце, и первым побуждением было пуститься наутек, но он почти сразу же сообразил, что эти скейтбордисты не из его прежнего района. И все же отступил на траву перед ближайшим домом и подождал, когда они проедут мимо.

Вернувшись домой, Джеймс уговорил папу сделать перерыв в работе, и они вдвоем с Робби втащили велотренажер в люк с помощью папы, который подталкивал эту тяжелую штуку снизу. Затем, выпроводив его из своей штаб-квартиры, начали очередную перестановку, даже найдя место для винного стеллажа, в который, как предложил Робби, они смогут ставить бутылки или банки с кока-колой. Комната начинала мало-помалу приобретать законченный облик и, по мнению Джеймса, уже выглядела весьма неплохо.

Им все еще предстояло придумать, как сделать проход в нее тайным, и Джеймс позволил Робби остаться в штаб-квартире и подумать над этим, пока сам отправился в дом на поиски «Принглс», чтобы они могли перекусить. Он также прихватил с собой два пакета напитка «Капри сан» и вернулся на чердак, где обнаружил, что друг стоит, нагнувшись, перед отверстием в стене. Похоже, он оторвал от стены доску, и там оказалась полость. Джеймс поставил чипсы и напитки на книжный шкаф и подошел к Робби.

– Что ты делаешь?

Робби вздрогнул и поднял голову.

– Я не слышал, как ты зашел.

– Что ты делаешь? – повторил Джеймс.

– Здесь тайник. – Он показал рукой на отверстие у него за спиной. – Я споткнулся о торчащий из пола гвоздь, чуть не упал, задел ногой стену, и эта доска отвалилась.

Джеймс присел на корточки рядом с другом.

– А там что-нибудь есть?

– Нет, ничего. Я надеялся, что там будет клад, или какая-нибудь карта, или что-то еще в этом духе, но… – Он отодвинулся в сторону, чтобы Джеймс мог заглянуть внутрь. – В общем, смотри сам.

Джеймс посмотрел и поначалу не увидел ничего, кроме небольшой прямоугольной полости размером примерно с обувную коробку. Затем разглядел в центре небольшую кучку земли. Размерами и формой она слегка походила на небольшой муравейник, но у нее были необычно гладкие бока, так что, похоже, ее соорудили специально. Она напомнила Джеймсу работу скульптора, за которой он наблюдал на ярмарке искусств и ремесел в прошлом году. Тот скульптор использовал нож для того, чтобы обрезать и заровнять бока кучи глины, и она стала очень похожа на то, что Джеймс видел перед собой сейчас.

Внезапно на глазах Джеймса правая часть кучки земли осыпалась, и это навело его на мысль. Ему вдруг вспомнился недавний сон. Джеймсу приснилось, что он находится в какой-то норе, а вернее, в подземном ходе, который выкопал в земле сам. Он полз по нему на животе и поедал землю впереди себя. Это был совершенно безумный сон, но безумнее всего было то, что на вкус эта земля была восхитительна. Джеймс никогда еще не пробовал ничего подобного и был в полном восторге от ее текстуры. Все в этой земле было необыкновенным. У нее были самые изысканные вкус и аромат, которые ему когда-либо доводилось пробовать, и ему хотелось ее все больше и больше, хотелось съесть ее всю, и несколько секунд спустя он уже проделывал новое ответвление подземного хода, поедая землю слева от себя.

И теперь, испытывая непреодолимое любопытство, Джеймс засунул руку в полость, взял немного земли из кучки и поднес к своим губам. Ее частицы на языке показались ему странными, грубыми, сухими, совсем не манящими, но их вкус и аромат…

Были превосходны.

– Что это ты делаешь? – Робби смотрел на него потрясенным взглядом, и Джеймс вдруг осознал, каким безумием это, должно быть, выглядит со стороны.

Выглядит со стороны?

Да ведь это и было безумием, чистым безумием, и он не понимал, что это вдруг на него нашло. Его как будто загипнотизировали или ввели в транс, и Джеймс выплюнул землю изо рта и, скривившись, вытер губы рукавом. Выпрямившись, поспешно подошел к книжному шкафу, схватил один из мягких пакетов «Капри сан», оторвал от его бока соломинку, сунул в горлышко и начал пить. Он выпил весь пакет, но все равно чувствовал во рту вкус земли, и этот вкус…

По-прежнему был восхитителен.

Нет! Он не должен так думать, не хочет так думать, и он заставил свой мозг переключиться и сосредоточиться на чем-то другом.

Но царящее на чердаке настроение изменилось. Робби обводил взглядом комнату, словно не узнавая ее, словно он ее немного боялся, и Джеймсу тоже стало немного страшно. Он посмотрел на отверстие в стене, и ему показалось, что оно стало более темным. «Зачем кто-то соорудил здесь этот тайник?» – подумал Джеймс, и в голову ему так и не пришел ни один вразумительный ответ на этот вопрос.

Потянувшись к отвалившейся доске, он быстро закрыл ею полость.

И все вернулось на круги своя.

Тревога, которую Джеймс ощущал всего несколько секунд назад, атмосфера жути, окутавшая было их штаб-квартиру, развеялись вмиг. Все снова пришло в норму, и теперь было трудно даже представить себе, что когда-либо что-то здесь могло быть не так. Джеймс и Робби переглянулись.

– Как думаешь, кто сделал этот тайник? – спросил Робби. – И для чего, спрашивается, его использовали?

– Понятия не имею, – признался Джеймс.

После этого друзья замолчали, поскольку никто из них не знал, что сказать, и им было неловко от того, что по какой-то необъяснимой причине только что отчудил Джеймс. Робби подошел к книжному шкафу, открыл «Принглс» и достал горсть чипсов. Джеймс стоял посреди комнаты, чувствуя себя не в своей тарелке и пытаясь придумать себе какое-нибудь дело. В конце концов он подошел к окну и посмотрел вниз, на задний двор, размышляя, стоит ли приклеивать к окну защитную пленку или вешать штору, чтобы они могли наблюдать за всеми, а за ними – нет. Тогда бы они смогли отследить каждого, кто соберется приблизиться к их штаб-квартире.

Джеймс обвел глазами траву, кусты, дом. Его взгляд скользнул вверх по стене дома, пока не уперся в окно рабочего кабинета его отца на втором этаже.

И у него мгновенно перехватило дыхание.

У окна, уставившись на него, стоял грязный оборванный мужчина.

И ухмылялся, оскалив зубы.

Это был тот самый мужчина из его сна, мужчина из подвала, и даже с такого расстояния Джеймс мог разглядеть неестественную белизну его зубов и странные мышцы его не совсем человеческого лица.

«Где же сейчас папа?» – подумал Джеймс. От мысли о том, что его отец находится сейчас в своем кабинете вместе с этой… тварью, у Джеймса застыла кровь.

– Робби? – проговорил он, но сумел выдавить из себя только сиплый шепот. Прочистил горло и попробовал еще раз: – Робби?

– Что?

Джеймс услышал, как друг подходит к нему сзади, но не стал оборачиваться, сосредоточив все свое внимание на фигуре в окне. Но за долю секунды до того, как Робби подошел достаточно близко, чтобы увидеть его, мужчина исчез, вмиг померкнув, как будто его кто-то отключил.

– Он только что был там! – Джеймс показал на окно кабинета своего отца. – В том окне стоял мужчина.

– Твой папа?

– Нет, мужчина, которого я видел в подвале в своем сне.

Друг ничего не ответил, но лицо его побледнело.

– Он был там. Я его видел. Он смотрел на меня.

Робби не стал спорить, и Джеймс понял – друг ему верит.

А ведь он не хотел, чтобы Робби ему поверил, внезапно ясно осознал Джеймс. Ему хотелось совсем другого – хотелось, чтобы его убедили, что он не видел ничего странного, хотелось получить какое-то разумное, рациональное объяснение, настолько всеобъемлющее и убедительное, чтобы он не смог ничего возразить. Джеймс не желал оставаться один на один со своим смятением. И страхом.

Но он ничего не сказал Робби, и они опять начали молча работать, в очередной раз переставляя свою собранную с бору по сосенке мебель.

* * *

На следующее утро Джеймс нашел в земле скелет североамериканской рыси.

Он и сам не знал, почему вдруг решил начать копать яму, когда в их с Робби штаб-квартире надо было еще столько всего сделать, однако до приезда друга оставалось еще два часа, и Джеймс вышел из дома, взял из сарая для хранения инвентаря совковую лопату, вонзил заостренный конец ее полотна в слежавшуюся землю на заднем дворе, нажал на его верхний край ногой, чтобы оно вошло глубже, и начал копать, выбрасывая землю под один из розовых кустов. В его голове была некая смутная мысль о том, чтобы выкопать секретный подземный ход, а возможно, и подземное хранилище, где он сможет что-то прятать, но, по правде говоря, никакого плана не было, не было никакой сколько-нибудь веской причины для того, что он сейчас делал. Ему просто… хотелось копать.

И Джеймс копал. Когда твердый слежавшийся слой почвы был пройден, земля стала более рассыпчатой, ее легче было выгребать, и он работал все усерднее и усерднее, пока на глубине трех футов не наткнулся на скелет.

Скелет хорошо сохранился и не был ни во что завернут, и Джеймс понятия не имел, откуда ему известно, что это скелет рыси, но знал это совершенно точно. Земля здесь стала немного плотнее, тверже, и мальчик смог легко обкопать кости со всех сторон, подкопаться под них снизу и таким образом достать из ямы целый скелет. Положив его на землю, рассмотрел его, гадая, как он попал в яму, что случилось с этим животным и что его убило. Если он сможет очистить скелет и не дать ему рассыпаться, они с Робби могли бы поставить его рядом со скелетом щенка. Тогда чердак стал бы похож на настоящую криминалистическую лабораторию.

Но Джеймс не стал чистить скелет сразу. Он снова взял в руки лопату, спустился в яму и продолжил копать. Под останками рыси и рядом с ними нашлись и другие: белки, крысы, кролика. По какому-то странному совпадению он начал копать именно в том месте, где были закопаны все эти животные, но, по правде сказать, об этом Джеймс вовсе не думал, на самом деле он не думал ни о чем, а просто копал и копал, выкладывая кости на землю рядом с растущей горой земли.

Он вспотел от напряжения, но не останавливался, не замедлял темпа своей работы, напротив, теперь копал даже быстрее. И то и дело оглядывался через плечо на заднюю дверь дома, думая о том, что

надеясь

что, быть может, мама или папа увидит его, выйдет из дома и заставит перестать.

Но они не выходили, и Джеймс продолжал. Дно ямы становилось все глубже, все у́же, и он начал думать о том, каково это будет – рыть подземный ход не с помощью лопаты, а зубами, ртом, продвигаясь головой вперед, поедая землю и прокладывая своим телом гладкий проход. Хотя на сознательном уровне Джеймс и не принимал такого решения, он выкопал в стене ямы нишу, а затем выбросил лопату наверх. Упав на колени, засунул голову в прорытую им полость. Земля пахла так хорошо, так свежо, так сладостно.

– Что ты делаешь?

От звука этого голоса Джеймс вздрогнул, ударившись головой о потолок вырытого им бокового хода, и на него посыпалась земля. Внезапно он осознал, как неуклюжа сейчас его поза, и ему пришлось, извиваясь, проползти ногами вперед обратно, в яму, и кое-как отжаться, чтобы сесть на корточки посреди нее. Он поднял голову и увидел глядящего на него сверху Робби. На лице друга были написаны растерянность, брезгливость и страх.

– Что тут происходит? – требовательно спросил Робби.

Джеймс с виноватым видом вскочил на ноги, пытаясь смахнуть землю с волос, и, подтянувшись, выбрался из ямы. Он попробовал было улыбнуться, но Робби не улыбнулся в ответ.

– Что ты делаешь?

– Ничего, – ответил Джеймс, пытаясь убедить в этом не только друга, но и себя. – Ничего.

Глава 11

Клэр сидела в своем офисе, когда увидела, что дорогу переходит Пэм Лоури, владелица бутика детской одежды, неся в руке пакет со своим обедом. Они иногда обедали вдвоем, когда в делах наступало затишье, однако, хотя из-за сегодняшней жары пешеходов в центре города было мало, Клэр была довольно занята. Ей надо было провести немалую исследовательскую работу и заполнить кучу бумаг. Впрочем, все равно нужно было поесть, и она была рада, что будет обедать не одна, а в компании. Клэр провела все утро за компьютером, ее не отвлек ни один телефонный звонок, и теперь она еще больше зауважала Джулиана. Она не понимала, как муж может торчать за монитором каждый божий день, хотя по натуре он куда меньше нуждался в обществе себе подобных и куда больше любил уединение, чем она.

– Привет, – сказала Пэм, входя в ее офис. – Сильно занята?

– Нет, – солгала Клэр.

– Мне надо было срочно кого-нибудь увидеть. Сегодня в мой магазин зашел только один человек, да и этот парень явился только затем, чтобы спросить, не может ли он от меня позвонить.

Пэм села на свое обычное место – на кресло, предназначенное для клиентов, стоящее перед письменным столом Клэр, и, открыв свой пакет, достала оттуда завернутый сэндвич.

– А ведь у меня даже нет кондиционера, как у тебя, а всего-то старый вентилятор.

Клэр взглянула на свой гудящий оконный кондиционер, с трудом справляющийся с охлаждением офиса.

– О да. Самая современная модель. Мы здесь идем в ногу со временем.

– Не жалуйся, лучше скажи спасибо, что у тебя есть хоть такой агрегат.

Клэр встала, подошла к квадратному мини-холодильнику, стоящему у задней стены, достала один из контейнеров с нежирными и некалорийными замороженными обедами производства компании «Лин куизин» и поставила в микроволновку.

– Итак, – сказала Пэм, откусывая кусок своего сэндвича, – у тебя есть какие-нибудь интересные сплетни? Какие-нибудь громкие бракоразводные процессы, о которых мне следовало бы знать? Или супружеские измены?

– Я бы ничего не смогла рассказать тебе об этом, даже если бы знала.

– Ты всегда говоришь одно и то же.

– Извини.

– А вот у меня есть такая сплетня. – Пэм сделала паузу. – Про Дэвида.

Клэр отвернулась от микроволновки.

– Дэвида Молины?

Пэм кивнула.

Клэр выглянула в окно и посмотрела на противоположную сторону улицы. Стойка с книгами в бумажных обложках по-прежнему была выставлена на тротуар, но дверь самого книжного магазина была закрыта, по-видимому, из-за жары.

– А что именно ты слышала?

– Речь идет не о том, что я слышала, а о том, что я видела собственными глазами. О том, что я заметила. – Пэм отпила глоток своего диетического холодного чая «Снэппл». – За последнюю неделю или около того в его магазине подолгу задерживалась одна довольно привлекательная грудастая блондинка. Она приходит к нему по меньшей мере через день. И всегда во время обеденного перерыва. Каждый раз она проводит в магазине около часа, и, насколько я могу судить, ни разу не купила ни одной книги. И я удивлена, что это не привлекло твоего внимания.

– Я стараюсь смотреть туда пореже, – призналась Клэр. – Дэвид всегда кажется мне слишком уж…

– Склонным пофлиртовать?

– Скажем так – пылким, – ответила Клэр. – Мне с ним становится некомфортно, стоит ему сказать что-нибудь большее, чем «Привет».

– Мне тоже. – Пэм обернулась. – Ага, дверь закрыта. Вероятно, она сейчас там.

– А он ведь женат, верно?

– О да. И у него трое детей.

Клэр чуть заметно улыбнулась.

– Ну что ж, если его жене понадобится адвокат…

Микроволновка зазвонила, и она достала из нее свой обед и поставила на письменный стол. Потом еще раз подошла к холодильнику за банкой «Маунтин дью» и наконец уселась в свое кресло.

– Итак, – сказала Пэм, – когда будет новоселье? Ведь прошел почти месяц. Сколько еще вы собираетесь ждать?

За этот месяц дел было так много – работа, устройство на новом месте, да и дети, у которых были каникулы, требовали много внимания, – и Клэр даже ни разу не пришло в голову, что надо бы отпраздновать новоселье.

Пэм прочитала это по ее лицу.

– Да ладно, ты просто обязана это сделать! – сказала она. – Мы все хотим увидеть ваш новый дом. – Пэм с заговорщическим видом подалась вперед. – К тому же ты получишь много всего в качестве подарков от магазинов. И всякие там припасы, и спиртное. Так что дело это беспроигрышное.

Клэр рассмеялась. Празднование новоселья – это казалось заманчивым, и в следующие двадцать минут они только это и обсуждали, подкидывая друг другу идеи, пока Клэр не преисполнилась такого энтузиазма, что у нее не осталось иного выбора, кроме как объявить, что точно устроит эту вечеринку. Предварительно она наметила празднование на субботу следующей недели, но попросила Пэм никому об этом не рассказывать, пока она сама не поговорит с Джулианом и окончательно не уладит все вопросы.

В окно, находящееся за спиной Пэм, стало видно – дверь книжного магазина открывается, и оттуда на тротуар со счастливой улыбкой на лице выпархивает пышногрудая блондинка, которую Клэр никогда бы не заподозрила в склонности к чтению книг. Увидев, куда смотрит Клэр, Пэм повернулась и подтвердила:

– Да, это она. По-моему, для Дэвида она слишком шикарна, ты не находишь?

Они переглянулись. И засмеялись.

Вечером детей не было дома – Джеймс уехал к Робби, а Меган – к Зоуи, и впервые за очень долгое время Клэр и Джулиан на весь вечер остались наедине. Они могли бы сходить в кино или в ресторан, но семейная жизнь сделала их домоседами, и они решили остаться дома, доесть остатки обеда и посмотреть канал HBO, показывавший сегодня нашумевший фильм, который шел в кинотеатрах прошлой осенью и который они пропустили.

Фильм оказался хорошим, но не настолько великолепным, как можно было судить по рекламной шумихе и огромным кассовым сборам, и, когда он кончился, Джулиан выключил свет и закрыл обе входные двери дома, а Клэр пошла в спальню. Она уже давно не занималась стиркой и сегодня утром обнаружила, что у нее не осталось свежего белья, так что пришлось продолжать носить вчерашние трусики. Из-за этого Клэр чувствовала себя грязной, что возбудило в ней желание, и она, полностью раздевшись, села на край кровати и стала ждать Джулиана.

Их сексуальная жизнь определенно стала более активной с тех пор, как они переехали в новый дом. Она точно не знала почему, хотя где-то читала, что часто смена обстановки действует как афродизиак. Хотя, вероятно, причина и впрямь крылась именно в этом, на уровне эмоций ей казалось, что дело тут в чем-то другом. С тех пор, как они переехали сюда, в их занятиях сексом появилась некая повышенная наэлектризованность, сексуальный голод и возбуждение, почти как у молодоженов, и этого переезд на новое место объяснить не мог.

Через несколько секунд в спальню вошел Джулиан и остановился, удивленный тем, что Клэр разделась догола, хотя он и сам наверняка считал само собой разумеющимся, что сегодня вечером у них будет секс.

Она широко раздвинула ноги.

– Попробуй ее на вкус. Попробуй мою грязную киску.

Он так и сделал, и Клэр крепко прижимала к себе его голову, пока не кончила, так что под конец его щеки, нос и подбородок начали блестеть.

У него была эрекция, она увидела это, когда Джулиан встал, но хотела, чтобы он затвердел еще больше, и, встав на колени, начала сосать его член, пока тот не задрожал и она не ощутила на своем языке первые солоноватые капли его семени. Клэр перестала сосать и встала на четвереньки.

– Я хочу, чтобы ты трахнул меня в зад, – сказала она.

Джулиан сделал это слишком жестко, и Клэр ощутила боль, но ей это понравилось, и, когда он протянул руку и начал ладонью массировать ее пах, боль и наслаждение смешались, вылившись в головокружительное крещендо, которое закончилось одним из самых мощных оргазмов, которые она когда-либо испытывала в жизни.

Потом Клэр ощутила чувство вины, неловкость и стыд, хотя обычно после секса она испытывала совершенно иные эмоции. Разумеется, сегодняшний секс был не похож на тот, который обычно бывал у них раньше, так что, вероятно, такие чувства были объяснимы. И все же, все же…

В туалете Клэр заметила, что у нее идет кровь, и поморщилась от боли, удивляясь тому, что на нее нашло, что нашло на них обоих, и чувствуя смутную тревогу оттого, что ее так занесло. Она провела слишком много времени в туалете, затем слишком много времени в душе, и когда наконец вышла из ванной, Джулиан уже крепко спал, а по телевизору шел старый фильм с Клинтом Иствудом в главной роли. Клэр переключила телевизор на канал путешествий и легла в кровать рядом с мужем, но смогла досмотреть передачу только до начала первого рекламного ролика, после чего заснула и сама.

Ей приснилось, что она знакомится с каким-то мужчиной в подвальном ночном клубе. Во сне Клэр была куда моложе, еще подростком, она потанцевала со своим новым знакомым, но он ей не понравился, и в конце концов Клэр дала ему номер своего мобильника только для того, чтобы он отвязался и ушел. Несколько секунд спустя, поскольку в снах время как бы сжимается, она вдруг оказалась в подвале своего собственного дома, этого дома, только она все еще была подростком и жила здесь со своими родителями. Подвал был пуст, если не считать пня, из которого торчал топор.

Клэр вздрогнула от внезапного звона, и тут до нее дошло, что в ее руке мобильный телефон. Она посмотрела на него и увидела на экране сообщение.

Сними штаны.

Ошеломленная, напуганная, подняла взгляд от экрана.

И увидела высокого жуткого мужчину, который стоял в углу и улыбался ей.

Утром Клэр проснулась рано, забыв, что сегодня суббота, и думая, что ей надо на работу. Затем, вспомнив, что сегодня выходной, она подумала было все равно пойти в офис – ведь ей действительно надо было составить аналитическую записку для представления суду, – но в последнее время и Меган, и Джеймс жаловались на то, что мама слишком мало бывает дома, и Клэр поняла, что должна быть здесь, когда они вернутся от своих друзей. Сколько еще раз ей доведется проводить летние месяцы вместе с ними? Они подрастали, и скоро им даже не захочется, чтобы она была рядом. Надо пользоваться тем, что у нее есть, пока еще остается такая возможность.

Джулиан всегда вставал рано и сейчас, несомненно, готовит себе завтрак, смотря CNN. Утро для него не было утром, если он не мог узнать, что произошло в окружающем мире за ночь.

Встав с кровати, Клэр посмотрела на свои трусики и с облегчением увидела, что кровотечение прекратилось, но в туалете почувствовала, что зад у нее все еще болит. Спустила воду, вымыла руки и посмотрела на себя в зеркало, придвинув к нему лицо. Сколько бы увлажняющего крема она ни использовала, ей не удавалось избавиться от мелких морщинок, которые начали появляться вокруг ее глаз и по краям губ и подчеркивать ее подбородок. А недавно она заметила, что у Джулиана теперь есть седые волоски не только на голове, но и на груди, а брюшко, которое раньше вырастало у него только зимой, сделалось постоянным. Им обоим скоро исполнится по сорок пять, и Клэр вдруг осознала, что через пять с небольшим лет им стукнет пятьдесят. Это пугало уже само по себе, но что испугало ее еще больше, так это то, что пятьдесят лет уже не казались ей старостью. Она чувствовала себя точно так же, как когда ей было двадцать пять или тридцать, и ей казалось, что еще только вчера она была студенткой и считала, что в пятьдесят у тебя уже появляются внуки. А еще на прошлой неделе Клэр читала о каком-то актере, который умер в возрасте шестидесяти лет, и тогда ей подумалось, что он ушел из жизни слишком молодым.

В животе у нее заурчало. Ей хотелось есть, и она подумала, что можно бы было приготовить себе омлет или…

За ее спиной что-то шевельнулось.

Вздрогнув от неожиданности, Клэр резко развернулась. Но там не было ничего, что могло бы шевелиться, только ванна и стена. К тому же, если бы там было что-то еще, она увидела бы это в зеркале.

Тогда почему же ей кажется, что она больше не одна?

Потому что так и есть.

Клэр огляделась по сторонам. Здесь, в ванной, был кто-то еще. Она чувствовала его, хотя и не могла видеть.

Его?

Да, это был мужчина. Клэр понятия не имела, откуда ей это известно, но знала это, и все. Точно так же, как знала, что он сейчас перегораживает собой дверь и она наткнется на него, если попытается выйти. Что случится тогда, она себе не представляла, но знала – ей вовсе не хочется это выяснять.

– Джулиан! – позвала она.

И оно исчезло. Мгновенно. Еще секунду назад в маленькой комнатке ощущалось присутствие кого-то еще, а теперь она снова была одна. Клэр знала это наверняка, хотя эта ее уверенность была ни на чем не основана, – точно так же, как когда она поняла, что оно перегородило собою дверь.

Проворно, пока оно не вернулось, Клэр распахнула дверь ванной, ожидая увидеть Джулиана, бегущего к ней по коридору, или хотя бы услышать топот его ног в фасадной части дома, откуда он спешил ей на помощь. Но его нигде не было, сюда доносились лишь приглушенные звуки работающего телевизора. Джулиан не услышал ее, и Клэр начала гадать, что бы произошло, если бы она не отпугнула это невидимое существо

этого мужчину

своим криком. Она представляла его себе в виде того жутковатого мужчины из ее сна, который стоял в углу подвала, и, хотя сейчас было утро и здесь было светло, Клэр пробрала дрожь.

Неужели в доме все-таки есть привидение?

Ей не нравился подвал, и – она это знала – Джеймсу он не нравился тоже. Даже ее отцу приснился про него кошмар, а он точно был одним из самых здравомыслящих и рационалистичных людей на планете. К тому же была еще пластинка, заигравшая сама по себе, и корзина для белья…

Успокойся, сказала себе Клэр. Джулиан прав. Вероятно, всему этому существует какое-то рациональное объяснение. Она просто накручивает себя и видит мистику в самых обыкновенных вещах, потому что… потому что… Что ж, сейчас она не может сказать, по какой причине, но это вовсе не означает, что такой причины нет.

Ее тапочки стояли рядом с унитазом, и Клэр надела их, чтобы пойти на кухню и приготовить себе омлет. Но, посмотрев вниз, на свои ноги, краем глаза увидела, что в унитазе виднеется человеческое лицо.

Уж теперь-то она точно сходит с ума.

Вероятно. Но тем не менее там действительно было лицо – два одинаковых глаза, образовавшихся из известкового налета от жесткой воды и своим сероватым оттенком выделяющихся на белом фарфоре унитаза, а у изгибающейся кромки воды – ухмыляющийся рот. Поверхность воды двигалась, и казалось, что рот двигается тоже, что придавало примитивным чертам этого лица пугающее подобие жизни.

Было ли там оно несколько минут назад, когда она пользовалась унитазом? Клэр была не уверена, но ей казалось, что нет, и его внезапное появление расстроило ее, пожалуй, больше, чем следовало. Открыв двери находящегося под раковиной шкафчика, она достала оттуда щетку и бутылку со спреем, растворяющим известковый налет. Нанесла на края унитаза чистящую пену, но даже не успела начать оттирать налет щеткой, когда пена вдруг начала неровно стекать вниз, подчеркивая глаза, как их подчеркивают рок-звезды, и расширяя ухмылку, так что лицо не только сохранилось, но и приобрело глумливый, вызывающий вид. Клэр принялась чистить щеткой внутренность унитаза изо всех сил, налегая всем телом, брызгая чистящим спреем еще, еще и еще, но лицо не отчищалось, и хотя она говорила себе, что на самом деле это никакое не лицо, а просто так случайно расположились пятна известкового налета от жесткой воды, ясно осознавала – с гадливостью и тревогой, – что отныне эти глаза будут пялиться на любого, кто сядет на этот унитаз.

Надо будет сделать так, чтобы дети ни в коем случае не пользовались этой ванной.

Особенно Меган.

Убрав на место щетку и чистящий спрей, Клэр двинулась по коридору в сторону кухни, намереваясь все рассказать Джулиану, но тут в глаза ей бросилась лестница, ведущая на второй этаж, и, повинуясь порыву, она прошла мимо входа на кухню и начала подниматься по ступенькам, желая удостовериться, что ничего… странного нет хотя бы в ванной детей.

На первый взгляд все было в порядке.

Клэр проверила унитаз, и, хотя он был далеко не так чист, как ей бы хотелось (надо будет поговорить об этом с детьми), жуткого лица в нем не было. Она осмотрела раковину, стены, зеркало.

Везде было чисто.

Клэр испустила вздох облегчения. И окинула взглядом остальные части ванной.

Лицо обнаружилось на душевой занавеске.

Оно показалось лишь на секунду – но этого времени ей хватило, чтобы определить, что это то же самое лицо, и отметить про себя, что оно образовано элементами абстрактного рисунка самой занавески, – а потом исчезло, став невидимым то ли из-за чуть заметного изменения перспективы, то ли из-за того, что немного иначе упал свет. Но Клэр все равно истошно завопила – это была инстинктивная реакция, в которой она даже не отдала себе отчета, – и на сей раз Джулиан ее крик услышал. Через несколько секунд он, громко топая, уже взбегал по лестнице.

– Клэр! – позвал он.

Она вышла в коридор.

– С тобой все в порядке?

Клэр кивнула, чувствуя, как часто и гулко бьется ее сердце. Но близость Джулиана придала ей мужества, и она опять вошла в ванную, чтобы осмотреть душевую занавеску. Посмотрела на нее слева, потом справа, потом прямо, потом посмотрела снизу, присев на корточки.

Джулиан вошел в ванную вслед за ней.

– Что все это значит? Что ты делаешь?

Клэр выпрямилась и повернулась к нему лицом.

– Возможно, нам не следовало покупать этот дом, – сказала она.

– Что?

– Тебе не приходило в голову, что он… что здесь может быть привидение?

Джулиан только молча воззрился на нее.

– Джеймсу не нравится здешний подвал, – быстро продолжила Клэр. – И мне тоже…

– Да, там темно, – перебил ее муж. – И тесно. И он может вызвать клаустрофобию. Но привидений в нем нет.

– Меган и все ее подруги дико визжали…

– Они же девочки-подростки, которые устроили пижамную вечеринку, баловались с доской для спиритических сеансов и развлекали друг друга историями о привидениях. Чего еще от них можно было ожидать?

– А как насчет твоей пластинки? Как насчет тех вещей, которые все время кто-то передвигает?

– Неужели ты говоришь всерьез? – Джулиан нахмурился, явно раздраженный. – Ты ведешь себя как трехлетний ребенок. Во-первых…

– Я видела лицо внутри унитаза в ванной на первом этаже. И здесь, на душевой занавеске.

– О господи…

– То, которое я видела в унитазе, так там и осталось!

– Покажи его мне.

Мрачные, они стали спускаться на первый этаж. Клэр шла первой, Джулиан плелся за ней, вполголоса бормоча что-то недоуменное и уничижительное. Когда они вошли в ванную, лицо по-прежнему было там и оставалось все таким же пугающим.

Джулиан покачал головой.

– Это просто пятно. Оно совершенно случайно чуть-чуть напоминает лицо. Это из той же оперы, что и утверждения некоторых людей, будто они видят лик Иисуса в ржавых потеках воды на бойлере или очертания фигуры Девы Марии на запотевшем окне. На самом же деле там ничего такого нет; людям просто хочется верить, что эти образы существуют.

Он потянулся к Клэр, но она отстранилась.

– Мне совершенно не хочется, чтобы это лицо было в унитазе! Но оно действительно там есть!

– Успокойся. Ты переволновалась. Сама себя напугала и теперь потрясена и раздражена. Я просто пытаюсь объяснить тебе, что здесь не происходит ничего сверхъестественного.

– Не смей читать мне нравоучений!

– Я вовсе этого не делаю, – сказал Джулиан голосом, который ясно говорил об обратном. – Но в нашем доме нет никакого привидения, и эта штука, – он указал на унитаз, – вовсе не свидетельство присутствия в доме призрака, а просто-напросто известковый налет на фарфоре. А то, что ты видела в ванной детей, – это просто какая-то случайная игра света. А подвал…

– От этого подвала мурашки по коже.

– Ой, да брось ты. Ради бога, не веди себя как ребенок.

– Я что-то ни разу не видела, чтобы ты туда ходил.

– Мне просто незачем – вот и все.

– Знаешь, даже моему отцу приснился кошмар про этот подвал.

Джулиан воздел руки к небу.

– Ах, вот оно что! Ну если уж твоему отцу приснился какой-то сон на этот счет, то это непременно должно быть именно так!

– В этом доме есть что-то дурное, Джулиан.

– Ничего такого в нем нет.

– Ты и сам это чувствовал и только делаешь вид, будто это не так. – Клэр пристально посмотрела на мужа, и между ними повисло многозначительное молчание. По выражению его лица она увидела – он понял. Он знает, что она собирается сейчас сказать. – А что, если это…

– Не говори об этом, – приказал Джулиан. – И даже не думай!

– Мы оба об этом думаем!

– Нет! – Джулиан круто развернулся и размашистым шагом не оглядываясь пошел прочь. Прошел по коридору, по кухне и вышел через сетчатую заднюю дверь, с силой ей хлопнув.

Клэр осталась стоять на месте, тяжело дыша. Это было нечестно, и она это понимала. Сейчас она сделала такое впервые, впервые использовала таким образом Майлса и сразу же об этом пожалела. Клэр даже не понимала, почему ее занесло в эту степь. Прежде у них бывали и более крупные споры из-за гораздо более серьезных вещей, и она никогда не чувствовала потребности втягивать в те ссоры эту часть их прошлого. Сейчас у них была просто размолвка из-за странных вещей, которые творились в их доме. Так какого же черта ей вздумалось вдруг вспомнить о Майлсе?

Она знала, почему это сделала, но не хотела признаваться в этом даже себе.

Зайдя на кухню, Клэр увидела, что Джулиан сварил кофе, и тоже налила себе чашку. Ее взгляд притягивала к себе закрытая дверь подвала, но она направилась не к ней, а к мойке и выглянула в окно. Клэр ожидала увидеть Джулиана, ходящего взад и вперед по заднему двору, но его нигде не было видно, и она подумала, что, наверное, он пошел в гараж либо вышел в проулок.

Она была не из тех людей, которые, расстроившись, начинают что-то есть – скорее наоборот, – но она понимала, что это необходимо, и потому приготовила себе тосты. Клэр полагала, что Джулиан вернется, пока она будет завтракать, но он не вернулся, не пришел он домой и к тому времени, когда она оделась. Обычно Джулиан долго не дулся – это скорее было похоже на нее, – и его долгое отсутствие начало ее беспокоить, но Клэр знала – если сейчас она пойдет искать и найдет, это только вызовет новую порцию споров.

Вернувшись из спальни в кухню, она снова посмотрела в окно.

Джулиана по-прежнему не было видно.

Боковым зрением Клэр видела дверь, ведущую в подвал, и, хотя ей было все так же страшно, она твердо решила, что не даст себя запугать. Собрав все свое мужество, она решительно подошла к ней, схватилась за дверную ручку, повернула ее и открыла. Перед Клэр была лестница, уходящая вниз, в темноту, и, хотя она не могла не думать о том

ухмыляющемся

мужчине, которого видела в своем сне, она протянула руку к выключателю, включила свет и начала спускаться в подвал.

Разумеется, никакого мужчины не было, ее окружали только заклеенные клейкой лентой картонные коробки и мешки со всяким барахлом, которые они перенесли сюда на хранение. Клэр и сама не знала, что ожидала здесь увидеть, но сейчас, когда она оглядывалась по сторонам и смотрела на их запакованную в коробки прошлую жизнь, чувство тревоги, владевшее ею, рассеялось. Джулиан был прав. Здесь не было ничего таинственного. Это была всего лишь тесная квадратная комната с бетонным полом и стенами, которые…

Нахмурившись, Клэр подалась вперед. На стене, прямо перед ней, над набитым игрушечными машинками Джеймса пластиковым пакетом для мусора, виднелся темный участок, испещренный пятнами плесени. В этом не было ничего необычного для сырого подвала, однако…

Пятна плесени образовывали лицо.

То же самое, которое она видела в унитазе. И на душевой занавеске.

Клэр смотрела на него, не отрывая глаз. Она понимала, как дико это будет звучать, если она кому-то об этом расскажет, – но это было реально, это было правдой. И хотя черты, которые она видела в унитазе и на душевой занавеске, были намечены так примитивно, что на первый взгляд казалось, что узнавание невозможно, это точно было то же самое лицо.

И оно ей ухмылялось.

Справа от нее, на ветхом ломберном столике, который Джулиан по какой-то необъяснимой причине желал сохранить, лежало несколько старых инструментов, которые кто-то перебирал, да так и оставил валяться без дела: плоскогубцы, молоток, отвертка. Одним плавным движением Клэр взяла со столика отвертку и решительно прошла вперед между коробками, пока не оказалась прямо перед этим жутким лицом.

Оно ухмылялось.

Подняв руку над пакетом, набитым машинками, Клэр отверткой начала соскребать лицо со стены, испытав немалое удовлетворение, когда под ее рукой оно начало исчезать. Первым движением она соскребла половину одного глаза, потом часть рта и скребла до тех пор, пока плесень не перестала походить на лицо. Но Клэр все равно продолжала скрести, хотя от того, что она с силой нажимала на отвертку, у нее начала болеть рука. Кусочки плесени, отваливаясь, падали ей в руку, а на стене появлялись белые царапины, резко контрастирующие с унылым серым бетоном стены.

Наконец Клэр сделала шаг назад. Она вспотела и от усилий, и от неподвижного влажного воздуха подвала, но, глядя на место, где прежде было это лицо, испытывала моральное удовлетворение. У нее было такое чувство, будто она добилась чего-то важного.

Выйдя из подвала, Клэр обнаружила в кухне Джулиана. Он стоял у мойки и смотрел в окно на задний двор, но, когда она вошла и закрыла за собой дверь, повернулся к ней. Несколько секунд они смотрели друг на друга, не произнося ни слова. По его измученному лицу было видно, какую боль она ему причинила, и Клэр уже собиралась извиниться, но он заговорил первым.

– Я солгал, – признался Джулиан. – Я это чувствую. И чувствовал раньше.

Эти его слова, которых она от него никак не ждала, но которым обрадовалась, были как луч солнца, прорезавший темноту. Ими он снял с ее плеч огромный груз. Она была не одна, и она не сошла с ума. Джулиан понимал, о чем она говорила. Он понимал.

Но мука на его лице была для нее невыносима, и Клэр охватили раскаяние и отвращение к самой себе. Она подбежала к нему и обняла.

– Прости меня, – всхлипывая, проговорила Клэр, крепко прижимая его к себе. – Прости.

– Ты меня тоже, – ответил Джулиан, и голос его дрогнул.

Она не была уверена, что ее вина и его вина, ее извинения и его извинения соизмеримы, но не собиралась сделать ему еще больнее, вновь заговорив о чем-то имеющем отношение к Майлсу. Возможно, его упорное нежелание говорить и их молчаливая договоренность никогда не затрагивать эту тему и были с точки зрения психологии чем-то нездоровым, но в их случае это работало неплохо, и чувство вины, которое испытывала Клэр, перейдя черту, далеко перевешивало те очки, которые она могла бы набрать в этом споре.

Они стояли, обнявшись, не шевелясь, не говоря ни слова, пока не зазвонил телефон и она не отпустила мужа, чтобы взять трубку. Звонила Меган – она хотела знать, можно ли ей остаться у Зоуи до конца дня.

– Они пригласили меня в аквапарк, – сказала она. – К ужину я вернусь.

– Хорошо, – ответила Клэр. – Ты заедешь домой за купальником?

– Я взяла его с собой. Он уже при мне… – Меган вдруг резко замолчала, как будто мать перебила ее, хотя Клэр не произнесла ни слова.

– Значит, ты заранее знала, что вы пойдете в аквапарк? И планировала все с самого начала?

– Извини, мне следовало сказать тебе сразу. Но мне ужасно хочется поехать. Обещаю, я буду вести себя осторожно. Ну пожалуйста, мам? Пожалуйста!

Клэр невольно улыбнулась.

– Хорошо, езжай. Но в следующий раз никаких секретов, ладно? Говори нам все как есть.

– Обязательно, мама. Обязательно. Спасибо!

Клэр повесила трубку и повернулась к Джулиану. На его лице был написан немой вопрос.

– Она хочет поехать в аквапарк с Зоуи и ее семьей. Я ей разрешила.

Он согласно кивнул, и они вновь обнялись. Клэр быстро поцеловала мужа.

– Все хорошо? – спросила она.

Он устало улыбнулся.

– Угу.

Примерно через час отец Робби привез Джеймса. Клэр полола цветочные клумбы в палисаднике и видела, как сын вышел из машины, поблагодарил отца Робби за то, что тот разрешил ему переночевать у них, а потом пошел к ней. Только сейчас до нее дошло, каким высоким он вырастает. Теперь он был больше похож на Джулиана, чем на нее, хотя так было не всегда. От этой мысли Клэр стало грустно.

Когда сын подошел ближе, она выпрямилась.

– Давайте сегодня пойдем обедать в ресторан, – предложила она.

– А в какой? – спросил Джеймс.

Она улыбнулась сыну.

– В тот, который выберешь ты.

Глава 12

Поскольку пригласить на новоселье соседей предложил Джулиан, задача обойти их с этой целью выпала ему. Две пары постарше с противоположной стороны улицы, Оллреды и Харрисоны, согласились прийти; приняли приглашение и две пары помоложе, живущие в том же квартале, хотя чета Армадо, единственная, у которой были дети, от приглашения отказалась, поскольку это время у них уже было занято.

Что же касается тех, кто жил в соседних домах, то их, как всегда, не оказалось дома.

Или же они не желали открывать двери.

Джулиан подозревал, что дело именно в этом. На подъездных дорогах обоих домов были припаркованы машины, но шторы и там, и там были задернуты, а парадные двери закрыты. Он стучал, звонил, ждал, но никто к нему так и не вышел. Джулиан понятия не имел, почему ближайшие соседи, похоже, избегают его, и он даже намекнул на это в разговоре с Коулом Хаббардом, одиноким мужчиной, который жил в небольшом домике, стоящем по другую сторону дома семьи Рибьеро. Коул сказал, что Рибьеро, вероятно, боятся.

– Думаю, с тех пор, как умер тот бездомный, они от страха находятся на грани нервного срыва.

Джулиан нахмурился:

– Какой такой бездомный?

– Так вы ничего не знаете? – Похоже, Коул был удивлен. – Я полагал, что агенты по продаже недвижимости должны раскрывать информацию подобного рода.

Джулиан почувствовал, что ему начинает становиться не по себе.

– Какого рода?

– Информацию о смертях, убийствах и самоубийствах, которые происходили в домах, которые они продают. – Коул отпил кофе из одноразового стаканчика из кофейни «Старбакс», который держал в руке. – Он умер в вашем подвале. Об этом много писали в здешней газете. Странно, что вы об этом не читали.

В нашем подвале? Джулиан подумал о Клэр.

– А когда это случилось?

– Да уже несколько лет назад. До того, как в доме поселились его предыдущие владельцы.

– Выходит, дом стоял пустой, и этот малый просто…

– Нет, – перебил его Коул. – В этом и состоит странность. Дом не был пуст. Пара, которая там жила, была в это время дома. Роберт и Шелли Джентри. Тогда владельцами дома были они. Приятные были люди. Они спали, когда этот бездомный малый вломился в их дом – я называю его просто «бездомный малый», потому что, по-моему, никто так и не выяснил, как его звали. То ли дверь была не заперта… то ли он разбил окно… сейчас я уже точно не помню, как он пробрался в дом. Но чета Джентри так и не проснулась, а он просто-напросто спустился в их подвал… и умер.

– Он покончил с собой?

– Не совсем. Просто… умер. Снял с себя всю одежду, уселся в углу, и когда утром его нашли, был уже мертв. На его теле не было никаких следов насилия, и он не повесился; по-моему, в его организме даже не нашли никаких наркотиков. Все произошло так, будто он знал, что умрет этой ночью, и по какой-то причине пожелал сделать это именно в вашем подвале. Странно, что вы об этом не слышали. Тогда из этого раздули сенсацию.

Джулиан подумал, что, возможно, и читал что-то об этом в местной газете, но в последние годы в газетах сообщали о стольких смертях, столько писали о преступлениях и всяких сенсационных происшествиях, которые раньше раздувала только желтая пресса – как на национальном, так и на местном уровнях, – что все эти истории сливались в его голове воедино, и он давно перестал по-настоящему обращать на них внимание, как делал когда-то прежде.

«Интересно, в каком углу подвала умер этот бездомный», – подумал Джулиан. В том, в котором он сложил коробки со старыми детскими книжками своих детей?

Надо будет утаить эту информацию от Клэр. Во всяком случае, пока. Она и так слишком напряжена и считает, что в их доме живет привидение. Если она узнает, что в их подвале кто-то умер, то наверняка захочет сразу же продать дом.

– Как бы то ни было, – продолжал Коул, – вскоре после этого Роберт и Шелли съехали, и дом купили другие люди. Я даже не могу сказать, знакомился ли с ними когда-либо кто-то из нашей округи. Они явно избегали общения. Я даже не знаю, как их звали. Но насколько я понимаю, у них был какой-то конфликт с семьей Рибьеро, которые и так были до смерти напуганы из-за этого бездомного типа. Боб и Элиз никогда об этом не говорили, но… что-то у них там произошло.

– В тот единственный раз, когда я с ними разговаривал, у меня создалось странное впечатление. Я имею в виду чету Рибьеро. Они были любезны и все такое, но…

Коул кивнул:

– Да, они милые люди. Я хорошо с ними лажу. Но, думаю, вы правы. Ваш дом определенно их пугает, и они перенесли свои страхи и на вас. То есть мне-то они никогда ничего об этом не говорили – возможно, вы еще этого не заметили, но мы все здесь держимся довольно замкнуто, – но если читать между строк, то создается впечатление, что они имеют что-то не только против вашего дома, но и против любого, кто в нем живет. Думаю, они немного суеверны. А может быть, и очень суеверны.

Джулиан посмотрел в другую сторону от своего дома.

– А как насчет людей, живущих по другую сторону от нас? О них вам что-нибудь известно? Мы пару раз пытались сходить к ним и представиться, но их никогда не бывает дома.

– О, они точно дома, – сказал Коул. – Но они очень странные. Не переживайте из-за них. Они поддерживают свой двор в порядке, и дом у них выглядит что надо, но они из него никогда не выходят, и их никто никогда не видит. Я даже не знаю, когда они подстригают свою лужайку или ездят на работу, не знаю о них ничего, вообще ничего. Но они хотя бы ведут себя тихо и никого не беспокоят. До этого я жил рядом с завзятыми тусовщиками – так они не спали всю ночь, вечно включали свою стереосистему на полную мощность, и жизнь рядом с такой компанией – это, я вам скажу, отнюдь не курорт. Так что будьте благодарны за то, что в соседях у вас не такие типы, а кто-то вроде Страшилы Рэдли[7].

Джулиану нравился Коул. Он был рад, что пригласил его на новоселье, рад, что Коул согласился прийти, и рад, что у них была возможность поговорить. Дружбу с ним явно стоило поддерживать и дальше. Клэр всегда говорила, что мужчины – куда большие сплетники, чем женщины, хотя они и делают вид, будто они-то выше таких низменных занятий, но Джулиан считал, что она, вероятно, права. Коул определенно внимательно следил за всем, что происходило в здешнем районе, и Джулиан был только рад, что имеет возможность узнать от него подробности об их соседях.

Он улыбнулся. Нет, мужчины вовсе не сплетничают. Они обмениваются разведывательной информацией.

Идя домой, Джулиан думал о людях, которые владели их домом до них. Они с Клэр никогда не встречались с ними и только видели их подписи на некоторых из тех многочисленных бланков, которые им требовалось подписать после покупки дома, и, хотя в то время он не придал этому факту значения, сейчас все это казалось ему странным. Он вспомнил, как выглядел дом, когда они приехали в него в первый раз – мусор и обломки, валяющиеся на полу, брошенная мебель. Клэр была права. В этом доме и впрямь что-то не так.

Но это не имеет никакого отношения к Майлсу.

Хоть бы Клэр не заводила тогда этот разговор. С тех пор, как это случилось, вся эта ужасная история никогда не выходила у него из головы, и в глубине его души за всем, что он делал, или говорил, или думал, словно тихий фоновый шум, не отпуская его ни на минуту, жила скорбь, своего рода эмоциональная чернота, грозящая перерасти в депрессию, если он только позволит себе задуматься над тем, что произошло тогда.

Прошлой ночью ему опять приснился тот Сон.

Но на этот раз дело было не в Майлсе, речь шла о чем-то совсем другом, и, идя к парадной двери, Джулиан заставил себя отбросить мысли о Майлсе и опять окинул взглядом дом. Даже после того, что ему рассказал Коул, он вовсе не выглядел зловещим. Фасад не напоминал человеческое лицо; ни в одном из его темных окон ни на миг не мелькнула никакая призрачная фигура. Здание казалось именно тем, чем оно и было – домом самой обычной семьи из среднего класса.

Джулиану хотелось пить, и, пройдя через гостиную и столовую, он зашел на кухню, где достал из холодильника банку «Хайнекена». Посмотрел на дверь подвала. Неужели там и впрямь умер человек? Когда он стоял на крыльце одного из своих соседей и разговаривал об этом, это казалось чем-то невероятным. Но здесь, в доме, совсем близко к тому месту, где это произошло, мысль об этом стала поистине ужасающей. Хотя это случилось несколько лет назад и с тех пор дом сменил нескольких владельцев, сам тот факт, что в стенах их дома кто-то умер, казался Джулиану сейчас грубейшим и нетерпимым вторжением в частную жизнь его семьи.

Он подошел к двери подвала, открыл, включил свет и сошел по лестнице вниз. На стене прямо перед собой он увидел белые царапины на стене там, где Клэр соскребла образованное пятнами плесени лицо. В остальном подвал выглядел ничем не примечательным местом, где что-то хранится, только и всего.

«Интересно, в каком углу умер этот человек», – подумал Джулиан. Как странно – голый мужчина, сидящий в углу и мертвый. Джулиан попытался представить себе эту картину, но из-за громоздящихся везде пластиковых пакетов и картонных коробок это оказалось почти невозможно.

Он простоял в подвале несколько минут, пытаясь что-то почувствовать или почуять, но у него ничего не вышло, и Джулиан поднялся обратно, выключил свет и закрыл дверь.

Было воскресенье, и Клэр с Меган отправились на обед в дом родителей Клэр, так что они с Джеймсом остались вдвоем. Джулиан посмотрел на стенные часы. Сейчас уже почти полдень, так что неудивительно, что ему все больше хочется есть.

Интересно, где сейчас Джеймс? Когда Джулиан уходил, чтобы пригласить соседей на новоселье, сын сидел в гостиной и смотрел телевизор, хотя тогда он сказал, что после окончания этой передачи, возможно, пойдет в свою «штаб-квартиру». Джулиан улыбнулся. Когда он сам был в возрасте Джеймса, у них с друзьями было тайное убежище – пристройка с односкатной крышей на пустовавшем участке земли, которую они соорудили из не использованных рабочими материалов с ближайшей стройки, – так что он вполне понимал сына. Есть вещи, которые никогда не меняются.

Джулиан посмотрел в окно, расположенное над раковиной, чтобы проверить, сможет ли он уловить движение в чердачном окне, но Джеймс находился отнюдь не там – мальчик стоял на коленях на заднем дворе, склонившись в три погибели над ямой в земле. «Он что, ест землю?» Со стороны все выглядело именно так, но ведь это не имеет смысла. Нахмурясь, Джулиан вышел из дома. Услышав скрип дверных петель сетчатой задней двери, сын поднял голову. Его губы были обрамлены грязным кружком.

– Что ты делаешь? – требовательно спросил Джулиан.

– Ничего, – ответил Джеймс, поднимаясь с колен. Но лицо у него было виноватое, и кроме чувства вины Джулиан разглядел на нем также растерянность и страх.

– Что здесь происходит? – спросил он уже менее резко.

– Не знаю, пап, – сказал Джеймс и заплакал.

Джулиан уже не помнил, когда сын в последний раз вот так рыдал. И хотя его первоначальной реакцией на то, что Джеймс ест землю, был гнев, теперь этот гнев уступил место тревоге.

Джулиан подошел к яме, посмотрел на нее и не увидел ничего необычного. Положил обе руки на плечи сына.

– Почему ты ел землю?

– Не знаю. – Джеймс не переставал плакать.

– Не делай этого больше. – Джулиан осознавал, что его внушение прозвучало совершенно неубедительно, что он должен сказать сыну что-то еще, но был в замешательстве – он понятия не имел, что вообще в таких случаях надо говорить и как реагировать. Обычно такие вещи – поедание земли – случались с малышами, которые только недавно научились ходить, а не с теми, кому было уже двенадцать лет. Джулиану пришло в голову, что, возможно, в этом случае речь идет о какой-то более глубокой проблеме, но он просто помолился, чтобы это было не так и чтобы на этом внушении все и закончилось.

Джеймс кивнул, вытер глаза и сказал:

– Я больше не буду, папа.

По-прежнему охваченный чувством тревоги, Джулиан обвил рукой плечи сына и повел его в дом.

– Тогда умойся. Я приготовлю нам обед.

Они вошли на кухню. Джулиан сделал макароны с сыром – единственное блюдо, которое действительно умел готовить, и они пообедали в гостиной, смотря по телевизору очередную серию «Сумеречной зоны».

Когда вернулись Клэр и Меган, Джеймс валялся в своей комнате, играя в какую-то видеоигру. Джулиан не рассказал жене, что видел, как их сын ел землю, но сообщил, что обошел всех соседей, пригласил на новоселье и что большинство согласились прийти. За исключением семейства Армадо. И тех, кто живет в ближайших домах.

Не рассказал также и того, что сообщил ему Коул – что в их подвале умер какой-то бездомный.

– Отлично, – радостно сказала Клэр. – Хорошо, что Пэм уговорила меня отпраздновать. Думаю, будет весело. – И она чмокнула его в нос.

– Угу, – ответил Джулиан и поцеловал ее в ответ. И осознал, что вдруг начал утаивать от нее то, что знает сам – и таких секретов набралось уже немало.

В понедельник Джулиан позвонил Джиллетт Скусен, риелтору, которая продала им дом. Она была явно недовольна его звонком – стоило ему представиться, как ее бодрый тон сразу же стал холодным.

– Чем я могу вам помочь? – сухо спросила она.

– У меня есть несколько вопросов относительно нашего дома… – начал было он.

– Я ничего об этом не знаю.

Такой ответ определенно наводил на подозрения.

– Ничего не знаете о чем? – резко спросил Джулиан. – Я ведь еще не задал вам ни одного вопроса.

Риелтор молчала.

– Я просто хотел бы узнать, есть ли способ связаться с предыдущими владельцами дома.

– Существуют проблемы, связанные с неприкосновенностью частной жизни…

– Наверное, вы думали, что я буду спрашивать вас о мертвеце в нашем подвале, не так ли? О том самом, о котором вы нам ничего не сказали?

Она опять промолчала.

– Мне просто нужен адрес электронной почты предыдущих владельцев, или их почтовый адрес, или номер телефона. Вот и все, что я у вас прошу. Они продали нам свой дом. У меня есть право с ними связаться.

Злобным тоном Джиллетт ответила:

– Ладно. – Потратив несколько минут на поиски данных, она продиктовала Джулиану все: и адрес электронной почты, и почтовый адрес, и телефон.

– Спасибо, – сказал Джулиан.

Ничего не ответив, Джиллетт повесила трубку.

Оказалось, что предыдущие владельцы, Билл и Мария Уорден, переехали в Колорадо. Хотя поначалу Джулиан думал о том, чтобы просто позвонить им и получить информацию сразу, он никак не мог придумать, с чего начать разговор, не показавшись при этом… глупым, что ли. Поэтому, отказавшись от этой мысли, Джулиан сделал то, что обещало удовлетворить его любопытство почти так же быстро – отправил электронное письмо. Это дало ему возможность изложить свои мысли логично и вместе с тем передать вопросы мгновенно и, как он надеялся, получить скорый ответ.

Джулиан провел вторую часть утра, тщательно обдумывая формулировки этого электронного письма, начав с того, как им нравится дом, а затем постепенно перейдя к рассказу о некоторых из тех странных вещей, которые с ними случились с тех пор, как они в нем живут. Затем он написал, что Коул Хаббард рассказал ему, как пара, жившая в доме до них, обнаружила в подвале дома мертвеца, и поинтересовался, не случалось ли чего-либо необычного с ними самими, пока они здесь жили.

Тон электронного письма был дружеским и в меру пытливым, в нем не было ни намека на ту тревогу, которая снедала того, кто его писал, и, перечитав все еще раз, чтобы избежать опечаток, Джулиан сразу же его отправил.

На экране его компьютера мгновенно вспыхнуло сообщение, что такого электронного адреса не существует. Джулиан сверил адрес в своем письме с тем, который записал, но они полностью совпадали. Он не пропустил ни одной буквы, не перепутал ни одной цифры. Нахмурившись, Джулиан подумал было позвонить риелтору еще раз и все перепроверить, но затем, посмотрев на экран, увидел, что все мысли изложены логично, и решил позвонить Уорденам лично и просто зачитать свое письмо.

После оборвавшегося на середине гудка прозвучали еще три неблагозвучных писка и женский голос сказал:

– Извините, номер, на который вы позвонили, больше не обслуживается. Пожалуйста, проверьте правильность номера и позвоните еще раз.

На этот раз он все-таки позвонил Джиллетт, но она стояла на своем: даже если информация, которую она предоставила, неверна, другой у нее нет. Раздосадованный, Джулиан повесил трубку.

Оставался только один, последний способ связаться с Уорденами, и Джулиан, преобразовав текст своего письма в вордовский файл и добавив свой электронный адрес, распечатал письмо, затем отвез на почту, отправил Уорденам и, сгорая от нетерпения, целую неделю прождал телефонного звонка или имейла, то и дело проверяя свою электронную почту.

Однако ответа так и не дождался, и еще через несколько дней, как он и опасался, письмо было возвращено с красным почтовым штемпелем на конверте, гласившим, что доставить письмо на данный адрес не представляется возможным.

Ночью Джулиану приснилось, что Уордены позвонили ему и сказали, что приедут и что у них есть для него важная информация. Они обещали прибыть к полуночи, но он ждал, ждал, а их все не было. Клэр и дети спали, и он начал обходить дом, проверяя, заперты ли все двери и окна. Зайдя в кухню, Джулиан увидел, что дверь в подвал открыта, и спустился туда, чтобы удостовериться, что все в порядке.

В подвале он обнаружил Уорденов – они сидели в противоположных углах, голые и мертвые.

Мария Уорден была похожа на Клэр.

Билл Уорден был похож на него.

Глава 13

Хотя раньше Меган по примеру своей мамы всегда принимала ванну и душ перед сном, в последнее время начала делать это по утрам. Она говорила себе, что для этого нет особых причин, просто так удобнее, но на самом деле причина заключалась в том, что она больше не чувствовала себя комфортно, принимая душ в темное время суток.

Меган больше вообще не чувствовала себя комфортно, принимая ванну.

После наступления темноты она пугала ее.

Именно пугала, хотя ей было неловко даже думать о таких вещах. И все же лучше перестраховаться, лучше обезопасить себя сразу, чем сожалеть потом, и поэтому, хотя Меган, возможно, и стеснялась признаться себе, почему она изменила свой привычный распорядок дня, вовсе не жалела, что это сделала.

После завтрака она поднялась на второй этаж, чтобы сходить в ванную и одеться.

В последнее время, принимая душ, Меган думала о мальчиках, и сегодня ей вспомнилось, как выглядел Брэд Бишоп, когда она увидела его в ресторане вместе с отцом. Интересно, подумала Меган, будет ли он учиться в этом году в той же школе, что и она, и если да, то будут ли у них какие-нибудь общие уроки. От этой мысли она ощутила приятное покалывание и простояла под струями воды на несколько минут дольше обычного, чтобы продлить это чувство.

Когда Меган наконец вышла из душа, в ванной было полно пара, зеркало запотело.

И на запотевшем стекле виднелось лицо.

Меган ахнула, ее сердце неистово застучало. Безотчетным движением она завернулась в полотенце, прикрыв свою наготу, хотя и понимала, что этот… рисунок никак не может ее видеть.

Вот только это был не рисунок. Это изображение выглядело совсем не так, как если бы кто-то нарисовал его пальцем, а скорее так, будто кто-то прижал к стеклу свое лицо. Потому что различима была каждая черта вплоть до ямочки на узком подбородке.

Меган стерла лицо рукой, но ванная по-прежнему была полна пара, и зеркало запотело вновь почти мгновенно.

И лицо появилось опять.

Только на сей раз оно стало немного другим. Что-то в его выражении изменилось, и Меган не сразу поняла, что именно.

Оно ухмылялось. И глаза стали смотреть… ниже.

Она еще плотнее завернулась в полотенце, желая немедленно убежать, закричать во все горло, не зная, что делать. Нет, это не может происходить на самом деле. У нее просто разыгралось воображение, и она видит то, чего нет. Просто пугает саму себя, ее обманывает собственный разум, играет с ней злые шутки, как бывало после того, как она смотрела по телевизору фильм ужасов.

Меган подумала о том существе

о том чудовище

которое видела ночью, когда у нее ночевали подруги. Она ничего никому об этом не сказала, не сказала даже Зоуи или маме, ведь еще не была на все сто процентов уверена, что действительно видела этот комшар, что ей не показалось. Час был поздний; она устала; это мог быть просто сон.

Возможных объяснений была уйма.

Но сейчас перечень возможных объяснений с каждой секундой становился все короче.

Потому что пар в ванной не рассеивался, как ему следовало, не исчезал. Вместо этого он сгущался и… двигался. Длинная тонкая полоса, похожая на руку, двинулась в ее сторону. Меган отступила, прижалась спиной к стойке для туалетных принадлежностей и увидела, как пар за рукой сгустился еще больше, превратившись во что-то, выглядящее почти как тело мужчины.

Почти.

Потому что в этой фигуре было что-то неправильное, ошибка в пропорциях – слишком маленькая голова на слишком большом теле, рука, похожая на анаконду. Ей вспомнилось щупальце, скользнувшее под простыню, которой была накрыта Зоуи. То, что она видела сейчас, напоминало то, что она видела тогда, хотя нынешняя фигура, образовавшаяся из пара, была меньше и более походила на человека.

Рука тянулась к Меган, ее размытые туманные пальцы шевелились точь-в-точь как морские водоросли, колеблемые сильным подводным течением.

Девочка бросилась влево и рванула на себя дверь ванной, хотя была завернута в одно лишь полотенце. Она готова была истошно завопить, зовя своих родителей, готова была даже смириться с унижением, если ее, выйдя из своей комнаты, увидит Джеймс. Но стоило двери открыться, как весь пар мигом вырвался в коридор, пронесясь мимо нее, так что Меган услышала свист и ощутила промчавшийся поток воздуха, как будто включился гигантский вентилятор. Она повернулась к ванной, ища глазами фигуру, которую видела только что, но ее нигде не было, а зеркало было чистым. Никакого лица не было.

Осмелев и больше не чувствуя потребности звать на помощь родителей, Меган вошла в ванную (хотя дверь на всякий случай оставила открытой) и подышала на зеркало. Она ожидала, что на конденсате от ее дыхания лицо проявится снова, но на стекле не появилось никаких линий. Все было так, словно ничего не произошло.

Но ей по-прежнему было не по себе, и, схватив одежду и щетку для волос, Меган поспешила в свою спальню, где закрыла за собой дверь, быстро оделась, затем выскочила из комнаты, расчесывая волосы и одновременно поспешно спускаясь на первый этаж.

Она не была уверена, что именно следует рассказать родителям и следует ли делать это вообще, но эта проблема разрешилась сама собой, когда Меган обнаружила, что мама уже ушла на работу. Джеймс торчал на своем дурацком чердаке над гаражом, а папа был целиком поглощен телефонным разговором с каким-то спецом по компьютерам. Меган прошла в гостиную, чтобы посмотреть телевизор, а к тому времени, как отец закончил говорить по телефону и объявил, что идет работать в свой кабинет, то, что произошло в ванной, уже стало казаться намного менее угрожающим и едва ли достойным упоминания. Теперь ей уже самой было нелегко верить, что это случилось на самом деле.

Но в десять часов, когда она решила написать Зоуи и Кейт, чтобы поинтересоваться их планами на сегодняшний день, снова начала нервничать. Несколько дней назад родители вернули ей мобильный телефон, но теперь Меган пользовалась им с опаской, которой прежде не испытывала, и делала это, только когда рядом кто-то был. Поскольку мама была на работе, она поднялась на второй этаж, чтобы рядом был папа. Сообщения она будет посылать из своей комнаты, но он будет у себя в кабинете, достаточно близко, чтобы спасти ее, если ей понадобится помощь.

На сей раз помощь не понадобилась, хотя, когда Меган включила телефон, ее мышцы напряглись в ожидании появления на экране каких-то таинственных сообщений. К счастью, ничего такого не случилось, и, испустив вздох величайшего облегчения, она написала своим подругам.

Как оказалось, ни у Зоуи, ни у Кейт не было никаких планов, так что они решили пойти в кино. Меган предложила пригласить и Джули, но она не ответила ни на сообщение, ни на звонок, так что подруги решили поехать без нее. Зоуи написала, что ее мама может их отвезти, и Меган, пройдя по коридору до кабинета своего отца, спросила его, можно ли ей сходить в кино.

– Нас отвезет мама Зоуи, – поспешно добавила она.

– И когда ты уходишь?

– Сейчас.

– А как насчет обеда?

– Мы зайдем в «Тако белл»[8].

– У тебя хватит денег?

– Само собой!

Он улыбнулся ей.

– Я не против, но прежде чем идти, спроси, не возражает ли мама. И постарайся непременно вернуться к ужину.

– Спасибо, пап.

Меган позвонила маме, которая, разумеется, сказала, что не против, и минут пятнадцать спустя перед их домом остановился фургон, который вела мама Зоуи. Оказалось, что, помимо Зоуи и Кейт, приехала и младшая сестра Зоуи, Кристи, что было немного напряжно, но она сидела на переднем сиденье рядом с мамой, а Зоуи, Кейт и Меган развалились сзади и ее игнорировали.

Поскольку фильм начинался только в два, им надо было убить еще массу времени, и после того, как они поели, растянув свой обед покупкой все новых и новых порций газировки, мама Зоуи отвезла их в «Стор», где вместе с Кристи отправилась покупать обувь, предоставив Меган, Кейт и Зоуи бродить по магазину самостоятельно. В конце концов девочки зашли в секцию электроники, где начали перебирать DVD и исподтишка поглядывать на шикарного парня из старшей школы, который работал за прилавком.

– По-моему, он на нас смотрит, – прошептала Зоуи, взяв в руки DVD с фильмом «Аватар» и сделав вид, будто читает надпись на задней части обложки.

Меган украдкой посмотрела поверх ее плеча, но парень в это время наклонился, чтобы достать из витрины фотоаппарат, который какой-то пожилой покупатель пожелал рассмотреть поближе. Однако она продолжала наблюдать, и действительно, едва отдав фотоаппарат старику, парень за прилавком устремил взгляд в их сторону. Меган быстро отвела глаза и захихикала.

– Точно, смотрит! – прошептала она.

Кейт ничего не сказала, отойдя от подруг, как будто была здесь сама по себе. В конце концов она оказалась в отделе для детей и начала рассматривать фильмы для малышей, а Меган и Зоуи над ней посмеялись.

Через несколько минут, когда старик ушел, парень подошел к ним.

– Могу ли я вам чем-то помочь, юные леди?

Сгорая от стыда, Меган не произнесла ни слова и невидящим взором уставилась на ряд стоящих перед нею DVD. Она чувствовала, что краснеет. Зоуи же невозмутимо спросила:

– У вас есть этот фильм на Блю-рэй?

– Нет. На Блю-рэй есть только более новые фильмы и наиболее популярные старые.

Меган понятия не имела, о каком фильме спрашивает Зоуи, но одновременно изумлялась и завидовала самообладанию подруги. Может быть, Зоуи и впрямь заговорила бы с Брэдом, если бы там, в ресторане, его увидела она. Меган вдруг почувствовала себя неловкой, старомодной и намного более желторотой, чем ее подруга.

Продавец отошел от них, чтобы помочь другому покупателю, который стоял перед запертой витриной со смартфонами, Зоуи и Меган сделали знак Кейт, и все втроем покинули секцию электроники, идя медленным, непринужденным шагом, пока не оказались в секции спорттоваров, скрытые высокими рядами полок. Глаза Зоуи были расширены. Драматичным жестом она прижала руку к сердцу.

– О боже! – сказала Зоуи.

– Не могу в это поверить! – откликнулась Меган. Они говорили тихо, не желая, чтобы их услышал кто-то еще.

– Он нами заинтересовался, да? Он обратил на нас внимание?

– Я была слишком напугана, чтобы смотреть на него!

– Ему не было до вас никакого дела, – ровным голосом сказала Кейт. – Он просто делал свою работу.

Зоуи проигнорировала ее.

– По-моему, он решил, что мы старше, чем есть. Я выгляжу старше? Как вы думаете, я могла бы сойти за шестнадцатилетнюю?

Меган не получила шанса ответить на этот вопрос, так как в конце прохода вдруг появились мама и сестра Зоуи. Подруги мгновенно оборвали свой разговор.

– Нам пора идти, – сказала мама Зоуи. – Мне еще нужно ненадолго заскочить в библиотеку. А потом мы купим вам конфет, чтобы вы могли тайно пронести их в кинотеатр. В самом кинотеатре на них возмутительно высокие цены.

Подруги вошли в зал, когда до начала фильма еще оставалось некоторое время, но на экране шли интересные трейлеры к новым фильмам и сериалам, так что им было что посмотреть.

Сам фильм был ужастиком, на который дети до 13 лет допускались только в сопровождении взрослых, ремейком немецкого артхаусного хита, который Меган не видела, но о котором читала. Сходить на него предложила именно она – Зоуи и Кейт хотели поначалу на романтическую комедию, которая производила впечатление отстоя даже в своих трейлерах, – и теперь, смотря фильм, Меган подумала, что он понравился бы ее отцу, потому что был похож на те фильмы, что они любили смотреть вместе по НВО. Только им в семье нравились ужастики, и когда в фильме промелькнул тонкий визуальный намек на «Франкенштейна», который из всех, похоже, заметила только она, окончательно решила, что ей непременно нужно будет рассказать об этом кино папе.

Свою младшую дочь мама Зоуи привела на анимационный фильм, который показывали в другом зале. Он кончился раньше, так что, когда Меган, Зоуи и Кейт вышли из зала после своего ужастика, мама Зоуи и Кристи уже сидели на скамеечке и ждали их.

Меган приехала домой около четырех, поскольку мама Зоуи подвезла ее к дому первой. Пока они были в кинотеатре, началась летняя гроза, и, когда Меган выходила из фургона, она слышала громкие раскаты грома, но дождь уже закончился, хотя мокрые улицы и бурлящая в водостоках вода говорили о том, что он лил как из ведра, а темные тучи, все еще закрывающие солнце, и время от времени рокочущий гром говорили о том, что дневная гроза была сильной.

Меган попрощалась со своими подругами, поблагодарила маму Зоуи за то, что она свозила их в кино, проигнорировала Кристи, а затем повернулась к дому. Все-таки он выглядит жутковато, подумала она, так что, возможно, было бы лучше, если бы они посмотрели ту романтическую комедию. Девочка медленно шагала по подъездной дороге. Темные тучи и тусклый свет придавали дому такой мрачный вид, которого у него прежде никогда не было, и Меган пробрала дрожь, когда она увидела, что ни в одном из его окон не горит свет. Правда, этому существовало вполне логичное объяснение – Джеймсу нравилось смотреть телевизор в темноте, а окно кабинета ее отца выходило на задний двор и отсюда было не видно, – но Меган все равно невольно подумала, что в доме никого нет.

Все умерли.

Нет, она туда не войдет.

Меган постояла с минуту на парадном крыльце, пытаясь услышать какие-нибудь звуки. Она отказывалась заходить, если дом пуст. К счастью, она услышала звуки музыки, доносящиеся из кабинета отца – когда мамы не было, он любил включать ее на полную громкость, – и, почувствовав облегчение, вошла внутрь. Как она и предполагала, Джеймс задернул шторы в гостиной, чтобы стало темнее, и лежал на диване, смотря мультики, а на его груди лежал раскрытый пакет чипсов «Доритос».

– Папа у себя? – спросила Меган, хотя уже знала ответ.

– В своем кабинете.

Меган, перескакивая через ступеньки, взбежала по лестнице, сгорая от желания рассказать ему о фильме.

Но в кабинете отца не было. Комната была пуста, и она, хмурясь, вошла, чтобы посмотреть, нет ли его в углу или не прячется ли он по ту сторону стола. Но в глубине души, хотя она и не хотела признаваться в этом даже себе, боялась, что с ним случился удар, или инфаркт, или еще что-то в этом духе, и он лежит где-то на полу, мертвый.

От его компьютера исходил странный щелкающий звук, и Меган обошла его письменный стол, обрадовавшись тому, что папы на полу нет. Вероятно, он в ванной, мелькнула у нее успокоительная мысль, но тут ее взгляд упал на экран его компьютера.

Привет, Меган!

Эти слова были напечатаны в самой середине экрана, и, наверное, она бы подумала, что это сделал ее отец, если бы они вдруг не заплясали перед ее глазами, увеличиваясь в размерах, меняя цвет, прыгая то вверх, то вниз.

Слова исчезли, и вместо них появились другие.

Я тебя видел.

Меган замерла, сердце ее учащенно забилось, когда она увидела новый текст, напечатанный ярко-красными буквами на бледно-голубом фоне. В ее памяти сразу же всплыли лицо на зеркале, фигура из сгустившегося пара. Потом она подумала о сообщении на своем телефоне: I C U Megan.

– Привет.

При звуке голоса своего отца она испуганно вздрогнула, взвизгнув.

– Ничего себе. – Он начал было входить в кабинет, но комично попятился, оценив ее реакцию. – Полагаю, ты посмотрела тот ужастик, да?

– Да, мы его посмотрели, – призналась Меган. Но… «Меня испугало не это», – хотела было сказать она. А потом взглянула на экран компьютера и увидела только плавающие иконки, которые ее папа, по-видимому, использовал для своей текущей работы.

– Но что?

Она покачала головой.

– Мне показалось, что я видела что-то странное на твоем компьютере.

Он усмехнулся.

– На моем компьютере все время можно увидеть что-то странное.

– Я не это имела в виду, – начала было Меган. Ей хотелось рассказать ему о том, что она только что увидела, об утреннем происшествии в ванной, но убедить папу в том, что она и впрямь видела что-то жуткое сразу после того, как она посмотрела фильм ужасов, было бы почти невозможно, так что, вероятно, будет лучше, если она заговорит об этом как-нибудь в другой раз. Если уж соваться к нему со столь неправдоподобной историей, то у нее будет только одна попытка, чтобы заставить его ей поверить, и если ей не удастся убедить его в первый раз, то не удастся никогда. Так что лучше не пытаться сделать это сейчас и не тратить впустую тот единственный шанс, который у нее есть.

И Меган, улыбнувшись ему, сменила тему разговора.

– Фильм был хороший, – сказала она. – Жуткий.

– И ты испугалась? – подначил ее папа.

– Самую малость.

Он легонько ткнул ее кулаком в плечо.

– Думаешь, я сумею уговорить маму посмотреть его?

– Само собой, – подхватила она, подыгрывая ему. – И захватить с собой Джеймса.

Они оба рассмеялись.

Но у Меган по-прежнему стыла кровь, и, обмениваясь шутками с отцом, она не переставала смотреть на его компьютер.

Глава 14

Суббота. Робби опаздывал, так что Джеймс пошел в их штаб-квартиру один. Она уже начинала обретать намеченные ими черты. Скелеты, которые он нашел в земле, были очищены и поставлены на низкую полку, сооруженную из доски, положенной на шлакобетонные блоки. Полка стояла справа от книжного шкафа, который был теперь наполнен ненужными журналами, которые мальчишки принесли из своих домов. Папа Робби отдал им старую печатную машинку, которую они поставили на книжный шкаф рядом с пачкой самой обычной белой бумаги и игрушечной лупой, которую Робби позаимствовал из комнаты своего брата. Велотренажер был помещен у окна, а конус дорожного ограждения встал рядом с тайником в стене, одновременно обозначая и блокируя его. Сегодня Робби привезет свой химический набор, после чего их штаб-квартира станет выглядеть как самая настоящая криминалистическая лаборатория.

Это если он вообще приедет.

Джеймс огляделся по сторонам. Им нужны здесь большие часы, решил он, чтобы всегда знать, который сейчас час.

Несколько минут он просидел на полу, листая старый выпуск журнала «Пипл», прочел рецензию на фильм, обнаружил несколько пляжных фотографий старлеток в бикини, затем снова встал, не находя себе места. Стоя у окна, какое-то время прислушивался – не подъезжает ли машина папы Робби – и, так ничего и не услышав, открыл люк и спустился по лесенке в гараж.

Оттуда Джеймс вышел на задний двор. Родители уехали в «Стор», оставив его на попечение Меган. Вариант, конечно, далеко не идеальный, но, если до того, как вернутся папа и мама, они сумеют держаться друг от друга подальше, проблем возникнуть не должно.

Джеймс посмотрел в сторону дома, где, как он надеялся, сестра сейчас занимается своими собственными делами, а не шпионит за ним.

Он уже собирался пройти в переднюю часть двора, чтобы подождать Робби там, когда его внимание привлекла яма, которую он вырыл в земле.

Она появилась снова.

Как такое возможно? Ведь папа заставил его закопать ее еще в прошлые выходные. Это была тяжелая работа – по какой-то непонятной причине закапывать ее оказалось куда тяжелее, чем копать, – но потом Джеймс почувствовал себя так, будто с его плеч сняли бремя какой-то тяжкой обязанности. Необъяснимое и непреодолимое стремление есть землю, возникавшее помимо его воли и преследовавшее его после нахождения тайника в стене чердака, полностью исчезло, а вместе с ним и та странная смесь настороженности и чувства вины, которую это обнаружение почему-то вызвало в его душе.

Он был очень благодарен папе, и после того, как закопал яму, неделя прошла без происшествий.

Но прошлой ночью ему приснился сон. В этом сне он прорыл лаз от гаража до подвала через двор, поедая землю, чувствуя, как она входит в его тело с одного конца и выходит из другого, словно он был червем. Теперь, приблизившись к яме, Джеймс увидел, что от нее действительно отходит лаз или по меньшей мере его начальная часть, и снова почувствовал уже хорошо знакомое ему возбуждение.

Эта яма представляла собой безупречную, как будто пробуренную специальной бурильной машиной, окружность диаметром фута три и, вероятно, столько же глубиной. Дно было покрыто рыхлой массой из раздавленных насекомых, десятков темных неузнаваемых насекомых, вероятно, в прошлом жуков. В стенке ямы виднелся прорытый лаз, такой узкий, что Джеймс едва мог бы протиснуться в него на животе, и он вел к дому.

Джеймс спрыгнул вниз, чувствуя и слыша, как под его подошвами хрустят насекомые. Кривясь, ногами отбросил их в стороны, освобождая на дне ямы место перед ходом. Он понимал, насколько дико то, что он делает, но не мог противиться и, упав на колени, головой вперед заполз в прорытый лаз.

Стояла кромешная тьма. Джеймс ничего не мог разглядеть. Насколько он мог понять, впереди было целое море из насекомых. Жуков. Червяков. Или чего-то похуже.

Но он упрямо полз вперед, извиваясь, втягивая свое тело в узкий лаз, прижав руки к бокам. Земля пахла так хорошо… И Джеймс глубоко дышал, аромат земли и наслаждение, которое он доставлял его обонянию, перевешивали собой полное отсутствие света и помогали преодолевать тревогу. Извиваясь все телом, Джеймс заполз еще глубже…

И на его зад и задние части ног – единственные части тела, все еще торчащие из лаза и остающиеся на дне ямы – посыпалась земля.

Он немного подождал, не шевелясь, решив, что, должно быть, задел стенки ямы ногами. Но хотя он и оставался неподвижен, земля продолжала сыпаться.

– Эй! – крикнул Джеймс. – Перестань! – Но даже ему свой голос показался приглушенным, чуть слышным, и навряд ли этот звук можно было расслышать за пределами лаза.

Земля все еще сыпалась. Все быстрее и быстрее.

Кто-то пытался похоронить его заживо.

Кто-то или что-то.

Мысленно Джеймс ясно увидел, как жуткий ухмыляющийся мужчина из его снов, тот самый, которого он видел в окне кабинета отца, кидает в яму землю, пытаясь похоронить его здесь навсегда. Это была западня, и он попался. Интересно, подумал Джеймс, будет ли потом земля утоптана вновь, вернется ли на свое место трава, станет ли место, где находилась яма, точно таким же, как и прежде, чтобы его не смогли найти. Родители будут разыскивать его, возможно, полиция решит, что его похитили или что он убежал из дома, а он все это время будет лежать здесь и гнить.

Превращаясь в скелет, как те животные, которых он нашел.

Джеймс попытался подавить в себе панику.

Ему нужно выбраться отсюда.

Сейчас же.

Вложив в рывок все свои силы, он попытался протолкнуть свое тело назад, отталкиваясь плечами, поскольку руки были прижаты к бокам. На дне ямы носки его кроссовок вгрызались в покрытую слоем насекомых землю, и Джеймс наклонил лодыжки, стараясь тем самым дать своим коленям точку опоры. Чувствуя, что тяжелая земля все валится и валится на него, он, извиваясь, толкал свое тело назад, пока не высвободились, наконец, кисти рук и он не смог, оттолкнувшись ими, полностью выбраться из лаза.

Джеймс был наполовину погружен в рыхлую землю, и когда наконец вылез наружу, на его голову обрушился огромный ком земли и прижал ко дну ямы. От грязи, попавшей в глаза, было больно, она забиралась в нос, и теперь земля во рту вовсе не казалась вкусной. Он потряс головой, чтобы вытрясти ее из своих волос, и рукой стер с лица. Затем с трудом, шатаясь, поднялся на ноги и увидел, что края ямы быстро осыпаются. Во дворе никого не было видно, но у Джеймса не оказалось времени, чтобы посмотреть по сторонам, потому что на него снова упал большой кусок земли, сбив с ног, так что он упал на колени. Тяжелые комья прижимали его книзу, и Джеймс стоял в неуклюжей позе: одна кисть была занесена над головой, а другая зажата под накренившимся телом.

Он погибнет.

Он знал это так же точно, как знал собственное имя. Еще одна брошенная лопата земли или еще одна обрушившаяся земляная стена, и его не станет.

Прилагая все усилия, Джеймс согнул свободную руку и начал отчаянно выкапываться из окружающей его земли, пытаясь освободиться. К счастью, она была плотной, и он смог оторвать от нее один кусок, потом еще и еще, выбрасывая их из ямы на траву. Все вокруг двигалось, шевелилось, словно происходило мини-землетрясение, но Джеймс ухитрился высвободить и вторую кисть и теперь обеими руками расшвыривал землю, ком за комом, в то время как ноги тщетно пытались освободиться от тянущей их вниз грязи. Руки нащупали линию разлома в затвердевшей почве, развели две половинки в стороны, и Джеймс выбрался наружу как раз в тот момент, когда оставшаяся стенка ямы обрушилась внутрь.

Задыхающийся, ослабевший, он бессильно рухнул на траву, живой только потому, что сумел спастись в самую последнюю секунду. Если бы он действовал хоть на долю секунды медленнее, он был бы сейчас мертв.

Тяжело дыша, с руками и ногами, трясущимися от изнеможения и страха, Джеймс оглядел задний двор, пытаясь разглядеть, кто

Что

пыталось убить его, но двор был пуст.

Джеймс торопливо зашагал к дому. Он хотел рассказать о том, что с ним произошло, папе. Вернее, не то чтобы хотел, просто это было необходимо. Здесь происходит что-то ужасное, и его родители должны это узнать. Может быть, они смогут что-то сделать. Может быть, они смогут…

Защитить его.

Джеймс приободрился, даже просто подумав об этом, даже просто произнеся про себя эти слова. Вероятно, родители еще не вернулись, но он намеревался подождать их внутри и, как только они приедут, рассказать все – начиная с мужчины из подвала, которого он видел в окне, до тайника в стене их с Робби штаб-квартиры, до того, как он выкопал скелеты животных, как ел землю, и, наконец, до таинственной ямы, которая заманила его в себя, а потом попыталась убить. Джеймс не знал, что именно они могут предпринять, чтобы положить всему этому конец, но ведь они взрослые, они что-нибудь придумают.

Он прошел по внутреннему дворику, толкнул было сетчатую дверь кухни – но она тут же захлопнулась опять, едва не ударив его по лицу и едва не раздробив его пальцы о косяк. Не отдерни он руку в последнюю секунду, ему бы не миновать серьезных травм. Со злостью повернув дверную ручку еще раз и распахнув дверь, Джеймс заорал:

– Меган!

Но на кухне ее не было.

Джеймс остановился, посмотрел по сторонам и, хотя был растерян, предпочел бы чувствовать еще большую растерянность, действительно не знать, что произошло. Дверь перед его носом захлопнула не сестра. Нет, это сделал кто-то

вернее, что-то

иное. И это было не простое баловство. То существо, которое захлопнуло дверь, хотело причинить ему вред.

Джеймс осторожно зашел на кухню, огляделся.

– Меган! – На сей раз он выкрикнул имя сестры не потому, что был зол, а потому, что нуждался в ней, хотел, чтобы она была рядом. Может быть, она не смогла бы защитить его так, как это смогли бы сделать родители, но она старше и смелее, и вдвоем они смогут лучше защититься от… от… от того, что им грозит.

– Меган?

Ответа не последовало, и он пошел вперед, снова зовя ее по имени. Краем глаза уловил движение и, посмотрев вправо, увидел, что дверь подвала медленно распахивается. Джеймс хотел закричать, броситься бежать, но был словно пригвожден к месту, и в царящей внутри дома тишине стали слышны шаги, медленные, неторопливые шаги мужчины, поднимающегося по ступенькам подвальной лестницы.

Мужчины, который скалился в углу.

Теперь Джеймс все-таки побежал. Он не хотел оставлять Меган в доме одну, но его разум был уже не способен сознательно мыслить. Джеймс действовал, повинуясь чисто животному страху, выбежал на задний двор, руководствуясь одним только инстинктом самосохранения. Пронесся мимо патио, увидел перед собой обрушившуюся внутрь яму, которая чуть не убила его, и снова пришел в ужас.

Боясь задержаться на заднем дворе хотя бы еще на секунду, бросился за угол дома с такой быстротой, на которую были только способны его ноги, пробежал по подъездной дороге, вылетел в палисадник, надеясь, что в ворота как раз сейчас будет заезжать машина родителей. Но ее нигде не было видно. Зато на парадном крыльце сидела Меган, уставившись в свой айфон. Она подняла голову и посмотрела на него, спешащего со всех ног. По-видимому, она была здесь уже давно, и Джеймсу вдруг стало холодно.

Ее тогда вообще не было в доме.

Он был там совсем один.

Нет, не один.

Джеймсу стало еще холоднее.

Меган не просто смотрит на него, вдруг понял он. Она уставилась на него. Ее лицо побелело, глаза округлились.

Как будто сестра только что увидела привидение.

Он постарался отогнать от себя эту мысль. Не об этом ему сейчас хочется думать. Джеймс стоял перед ней, тяжело дыша и пытаясь отдышаться, чтобы рассказать ей, что произошло. Но прежде чем он успел вымолвить хоть слово, Меган встала, подошла к нему и с тем же потрясенным видом, с которым только что на него смотрела, протянула свой айфон.

На экране виднелось сообщение: Если Джеймс расскажет, он умрет.

И он понял ее страх. Он чувствовал то же самое.

– Что это значит? – прошептала сестра. Она осторожно огляделась по сторонам, словно боялась, что их подслушивают. – Расскажет кому? Расскажет что?

Сообщение на экране изменилось.

Привет, Джеймс!

У него перехватило дыхание.

– Кто это? – спросил он. – Кто посылает тебе сообщения?

– Не знаю! – Она по-прежнему говорила тихо, и в ее голосе звучала паника.

Кто бы это ни был

Что бы это ни было

действовало в режиме реального времени. Оно знало, что Джеймс здесь, с Меган, и смотрит на экран ее телефона. Он повертел головой справа налево, надеясь увидеть кого-нибудь на тротуаре или во дворе кого-то из соседей. Но он ведь знает, что эти сообщения посылает отнюдь не кто-то с улицы, не так ли? Джеймс едва не оказался погребенным заживо, дверь кухни чуть не раздробила его руку, нечто только что поднималось за ним из глубин подвала, и стоило ему выбежать в палисадник, чтобы сразу рассказать обо всем этом родителям, как только они вернутся, Меган получила это сообщение. Если Джеймс расскажет, он умрет.

Это была не шутка. И не совпадение. Это было предостережение.

Потрясение, написанное на лице сестры, сказало ему, что это понимает и она.

На экране появилось новое сообщение. Я убью вас обоих.

– Выключи его! – вскрикнул Джеймс. Он не собирался кричать на нее, но его голос был полон паники и прозвучал слишком громко.

Тревога брата вывела Меган из ступора, и она выключила телефон, перебрасывая его из одной руки в другую, как будто он был горячим и мог ее обжечь.

Прежде чем они успели сказать друг другу хоть слово о том, что произошло, и о том, что теперь делать, на подъездную дорогу заехала машина родителей. Одновременно у обочины остановилась машина отца Робби, и из нее вылез Робби. Когда их папа вышел из фургона, Джеймс повернулся к сестре, но она, не глядя ему в глаза, дрожащей рукой убрала телефон в карман.

Увидеть Джеймса и Меган, стоящих рядом у парадного крыльца, – это была такая редкость, что отец не мог ее не заметить и, подойдя к ним ближе, пристально посмотрел в лицо каждому из них.

– Что случилось? – подозрительно спросил он. – В чем дело?

Джеймс бросил на сестру выразительный взгляд, умоляющий ее ответить за них обоих.

– Ничего, – ответила Меган. Ее голос звучал куда спокойнее и нормальнее, чем ожидал Джеймс.

Я убью вас обоих.

Джеймс виновато отвел глаза, когда отец, хмурясь, посмотрел на него.

– Что это на твоей одежде? Земля? Ты опять копал?

Джеймс не ответил.

– Я с тобой говорю!

Я убью вас обоих.

Джеймс заметил, что отец смотрит на его рот, пытаясь понять, ел ли он землю, и ему захотелось заплакать, потому что его переполняло чувство бессилия, которое он не смог бы выразить никак иначе. Но рядом был Робби, и они с Меган получили предостережение, так что он взял себя в руки и сумел удержаться от слез.

Робби подошел к нему как раз в тот момент, когда папа перевел свой пристальный взгляд на Меган. Пока внимание отца было отвлечено, Джеймс поспешил навстречу другу. Мама стояла у обочины, разговаривая с папой Робби, и он постарался воспользоваться моментом, чтобы увильнуть от обоих родителей и избежать их расспросов.

– Привет, – сказал Робби.

– Привет, – ответил Джеймс.

Допрос с пристрастием, к счастью, был закончен, и папа вернулся на улицу, чтобы поздороваться с папой Робби. Меган осталась сидеть на крыльце, и Джеймс хорошо понимал почему. Сам он боялся идти и на задний двор, и в штаб-квартиру над гаражом, и домой, пока там никого нет, и потому неподвижно стоял посреди лужайки, ожидая, когда родители закончат беседу и пойдут в дом, чтобы вместе с Робби подняться после этого в свою комнату, где они могли бы поиграть в видеоигры или заняться чем-то другим, нормальным.

Джеймс нервно посмотрел на дом, подумал было о том, чтобы рассказать Робби о том, что случилось – в конце концов он непременно это сделает, – но сегодня утром друг выглядел каким-то подавленным и вроде бы даже немного испуганным. Вероятно, Джеймс проецировал на Робби свои собственные чувства, но, как бы то ни было, не хотел еще больше пугать друга и решил, что сейчас неблагоприятный момент для того, чтобы рассказать ему все.

Их родители закончили разговор, папа Робби уехал, родители Джеймса выгрузили из фургона пакеты с покупками и направились в дом. За ними последовала Меган, а за ней – Джеймс и Робби. Тревожась, Джеймс посмотрел через гостиную и столовую в сторону входа на кухню, думая о медленно открывавшейся двери в подвал и тех страшных тяжелых шагах. Он видел, как на кухню прошла мама, и ожидал от нее какой-то реакции, но никакой реакции не было. Мама что-то напевала, расставляя очищающие средства, и Джеймс начал расслабляться. Может быть, там уже ничего нет.

Закрывая парадную дверь, Джеймс заметил на коричневом полу что-то белое. Наклонился. Через щель в двери упал конверт, только на нем не было ни марки, ни почтового штемпеля, ни адреса отправителя. Только одна надпись – Детективному агентству Р. Дж.

Это было странно. Они договорились о названии только вчера вечером после длительного телефонного разговора, в котором Джеймс согласился наконец с вариантом, предложенным Робби, в обмен на то, что он будет «старшим детективом», а Робби – просто «детективом». Джеймс с опаской открыл конверт. Внутри лежала короткая записка, написанная на листке линованной бумаги:

«Уважаемые детективы!

Мне бы хотелось, чтобы вы проследили за человеком по имени Джон Линч. Я считаю, что это он украл у меня очень ценный браслет, подаренный мне моей матерью, и у меня есть все основания полагать, что он также похитил и другие ювелирные изделия у женщин из северной части Джардайна. Если вы сможете доказать, что вором является именно он, я щедро вас вознагражу».

– Так это же здорово! – с воодушевлением сказал Робби, прочитав записку поверх плеча своего друга.

– Думаю, нам не стоит за это браться, – ответил Джеймс.

– Почему?

Джеймс поднял письмо.

– Кто это написал? От кого оно пришло? Почему этот человек не подписался? И с какой стати ей или ему было нанимать для этого дела именно нас? К тому же откуда этому человеку вообще стало известно название нашего агентства? И как это письмо появилось здесь? Его доставил не почтальон. Поскольку он еще даже не приходил.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Робби, хотя в его голосе звучало скорее не несогласие, а беспокойство. Он определенно тоже сообразил, что с этим письмом не все чисто, и Джеймс увидел на его лице ту же тревогу, что и раньше. Пусть Робби и не видел того, что видел Джеймс, но чуял нутром, что многое из того, что происходит в этом доме и вокруг него, далеко не нормально.

– Я хочу сказать, что мы не должны браться за это дело. Собственно говоря, это даже нельзя назвать делом. Какой-то неизвестный человек желает, чтобы мы проследили за каким-то типом по имени Джон Линч. У нас нет никакой информации про этого Линча, и мы даже не знаем, как сообщить нашему нанимателю то, что нам станет известно. Неужели это не кажется тебе подозрительным?

– Да, действительно. – Робби какое-то время помолчал, глядя на листок в руке Джеймса. – А этот конверт уже лежал здесь, когда ты был в доме раньше?

– Кажется, нет, – ответил Джеймс.

– Думаешь, кто-то просто бросил его в прорезь для почты?

– Не знаю.

Робби опять на какое-то время замолчал.

– Ты уже все для себя решил еще до того, как открыл конверт, да?

– Да.

– Почему?

– Потому что… – начал было Джеймс и замолчал.

Я убью вас обоих.

– Считай, что так мне велело мое сыщицкое чутье, – сказал он.

Похоже, на Робби это произвело впечатление, и больше они об этом не говорили. Джеймс вложил листок обратно в конверт, и друзья отправились наверх в комнату Джеймса. Меган сидела в своей собственной комнате, и на секунду их взгляды встретились, когда Джеймс проходил мимо ее открытой двери. Его вдруг охватило чувство бессилия. Он хотел рассказать Робби, что произошло, но не мог. Хотел поговорить об этом со своими родителями, но боялся.

«Что же я могу сделать?» – то и дело спрашивал себя Джеймс, и каждый раз на ум ему приходил ответ, состоящий из одного-единственного слова.

Ничего.

Глава 15

Первыми на новоселье явились Пэм и ее муж Джо. Клэр тепло поздоровалась с ними, приняла в подарок бутылку дорогого вина и быстро показала им весь дом, прежде чем отвести обратно в столовую, где на столе стояло угощение.

– Замечательный дом, – сказала ей Пэм. – Кухня просто обалденная! И мне очень нравится это ощущение простора. И высокие потолки.

– Спасибо.

– Даже комнаты твоих детей выглядят так, будто сошли с картинки в журнале.

Клэр рассмеялась.

– Ну мы заставили их навести там порядок, прежде чем отправить к бабушке. Поверьте мне, обычно эти комнаты выглядят совсем по-другому. Особенно спальня Джеймса.

– И все равно дом прекрасный, – сказала Пэм. И легко ткнула Клэр кулаком в руку. – Ты ведь рада, что вы купили его, да?

Зазвенел дверной звонок.

– Спроси меня об этом часа через два, – ответила Клэр.

Джулиан успел подойти к входной двери раньше ее и впустил в дом симпатичного молодого человека, который также принес бутылку вина и которого муж представил как Коула Хаббарда, одного из их соседей. Теперь была очередь Джулиана показывать гостю дом, так что Клэр с благодарностью приняла подарок и отнесла на кухню, в то время как Джулиан повел их соседа наверх, наверняка с намерением похвастаться своим кабинетом.

Следующим пришел друг Джулиана Рик, и Клэр заставила себя улыбнуться ему, когда он вошел в дом, не принеся ничего. У Рика была своя маленькая типография, и Джулиан познакомился с ним много лет назад, когда ему понадобились новые визитные карточки. По какой-то необъяснимой причине они сразу же воспылали друг к другу симпатией, хотя на первый взгляд у этих двоих не было ничего общего: родившийся и выросший в Джардайне Рик так и не окончил даже старшую школу, не говоря уже о колледже, и, похоже, интересовался только одним предметом – пивом, и реклама его любимых марок этого напитка красовалась на его грязных, линялых футболках, из которых и состоял его гардероб.

Клэр никогда не нравился Рик, и она знала, что в конце концов он обязательно напьется и начнет ругать свою бывшую жену, которая уехала в Лас-Крусес уже более трех лет назад. Не пожелав показывать ему дом, она сразу отвела его в столовую, к стоящему на столе угощению, и была спасена от необходимости разговаривать с ним очередным звонком в дверь. Пришел один друг Джулиана, Патрик, вместе со своей женой Кэтлин. Они работали в местной больнице и были прямой противоположностью Рику, и Клэр провела несколько минут с ними в прихожей, беседуя и извиняясь, что не пригласила их раньше. Гостей становилось слишком много, чтобы водить по дому их всех, и она предложила им самостоятельно осмотреть все, что они захотят, после чего открыла дверь на следующий звонок и увидела на пороге свою подругу Дженет.

После этого гости начали прибывать безостановочно, и следующие несколько минут Клэр не успевала закрыть входную дверь перед появлением очередного гостя. Они с Джулианом решили не приглашать родственников, ограничившись только соседями и друзьями, и, хотя вначале Клэр против этого возражала, сейчас была рада, что Джулиан все-таки настоял на своем. Подлаживаться под разнородные особенности характеров его друзей и ее подруг и так было нелегко, а если бы в гости явилась еще и ее родня, задача стала бы еще невыполнимее.

Джулиан включил музыку, негромкую и ненавязчивую – Клэр была почти уверена, что это одна из пластинок Брайана Эноу с музыкой в стиле эмбиент, и, похоже, вечеринка проходила как нельзя лучше. Гости ели и пили, разговаривали и смеялись, коллеги Клэр по работе знакомились с ее соседями по улице, и, хотя ее тянуло беседовать только со своими близкими подругами, такими как Дженет, которую знала всю жизнь, она заставляла себя общаться со всеми гостями. Среди них, обнаружила Клэр, были дальнобойщик, вышедший на пенсию бухгалтер, ветеринар, банковский кассир, строительный подрядчик. Их новые соседи оказались разношерстной компанией, и Клэр была рада, что они с Джулианом решили устроить это новоселье. Две семейные пары, живущие в конце квартала, были так же не знакомы с остальными соседями, как и они сами, и эти четверо особенно старались уверить Клэр с Джулианом, что считают эту вечеринку просто замечательной и что им здесь очень весело.

Проведя несколько минут с Патриком и Кэтлин, беседуя о недавнем сокращении расходов в их больнице и нетипичной для лета вспышке гриппа, Клэр извинилась и, лавируя между гостями, прошла в столовую, чтобы налить себе еще вина и схватить горсть чипсов. И столкнулась с Джулианом, который подошел к столу, чтобы стянуть пару такито[9].

– Все идет хорошо, – сказала она.

Он мотнул головой в сторону стола:

– Как думаешь, у нас достаточно еды?

– У нас достаточно выпивки. Так что, если у нас закончится еда, твоя задача будет состоять в том, чтобы так всех напоить, чтобы никто этого не заметил.

Джулиан улыбнулся.

– Согласен.

На кухне Рик и Коул спорили о политике. Причем громко. Клэр заметила это только сейчас, хотя их голоса разносились по всему первому этажу. Она кивнула в сторону прохода из столовой в кухню и ткнула Джулиана локтем.

– Во всем виноваты эти чертовы пенсии, – говорил Рик. – Профсоюзы государственных и муниципальных служащих взяли в заложники всю Америку. Деньги налогоплательщиков, наши деньги, уходят на то, чтобы оплачивать пенсии этих бюрократов.

Коул покачал головой.

– Твои доллары тратятся на то, чтобы платить все пенсии по старости. Руководители нефтяных компаний? На их пенсии уходят те лишние центы, которые ты переплачиваешь на автозаправках. Пенсии в компаниях, производящих программное обеспечение? Именно из-за них ты выкладываешь сотню баксов за программу – текстовый редактор, хотя массовое производство таких программных продуктов в Китае обходится всего в пятьдесят центов за штуку. Знаешь что, вместо того чтобы жаловаться на то, что у других пенсионная система лучше твоей, и требовать, чтобы она скатилась до того уровня, который есть у тебя, почему бы тебе не начать требовать, чтобы твоя собственная пенсионная система стала такой же хорошей, как у них? Вместо того чтобы пытаться тянуть всех остальных вниз до твоего собственного уровня, попробуй сам вскарабкаться вверх, до того уровня, которого достигли они.

– Хватит с меня этой коммунистической болтовни.

– Хочешь знать, почему у всех нас будущая пенсия действительно находится в подвешенном состоянии? Потому что фондовый рынок рухнул, и брокерские фирмы сбагрили свои токсичные активы менеджерам пенсионных фондов, убедив их, что вкладываться в них сейчас выгодно, и тем самым надув и пенсионные фонды, и всех нас. Пенсионные фонды понесли убытки из-за мошенничества и обмана, а пенсии у всех нас, налогоплательщиков, повисли на крючке. Именно поэтому все эти топ-менеджеры и тузы с Уолл-стрит так богаты. Они просто заграбастывают все деньги себе и смотрят, как все остальные дерутся друг с другом за крошки с их стола.

– Верно говорит, – прошептал Джулиан.

– И само собой, – продолжал Коул, – они желают уничтожить все пенсионные системы и государственные пенсии и заставить всех играть своими пенсионными деньгами, бросая их в топку фондового рынка – из-за чего, собственно, мы и оказались в нынешней хреновой ситуации.

Лицо Рика все краснело и краснело от гнева. Почуяв, что сейчас начнутся неприятности, Клэр отправила Джулиана разрядить ситуацию.

– Это твой друг, – сказала она. – Вот ты им и займись.

С немалым восхищением Клэр понаблюдала за тем, как ее муж встал между двумя спорщиками и ловко перевел их разговор на видеопопурри, которое недавно видел на YouTube и которое включало в себя кадры с Джоном Уэйном, с одной из супермоделей и с рекламой презервативов. Несколько секунд спустя все трое уже смеялись.

Но атмосфера новоселья, похоже, уже изменилась, и Клэр не понимала почему. Она вернулась в гостиную. Непринужденного дружеского тона, превалировавшего на вечеринке до сих пор, как не бывало, его сменил куда более нервный и агрессивный тон. Даже фоновая музыка сейчас звучала мрачнее, хотя Клэр знала, что Джулиан не менял компакт-дисков.

Наполнив в очередной раз бокал вином, Фелисия, кассир из банка, спросила про второй этаж – как показалось Клэр, больше для проформы, – и, приклеив к лицу улыбку, Клэр провела ее по второму этажу, показав комнаты детей и кабинет Джулиана. Немолодой мужчина, которого Клэр не знала, стоял в комнате Джеймса и смотрел на кровать мальчика с таким видом, от которого ей стало очень не по себе. Ей захотелось приказать ему сейчас же покинуть комнату своего сына, а также свой дом, но она заставила себя говорить вежливо, не спеша с суждениями, и с нажимом спросила:

– Я могу вам чем-то помочь?

– Нет, – ответил он тоном, ясно говорящим о том, что его оскорбляет само ее присутствие. Не произнеся более ни единого слова, он повернулся, прошел мимо нее и Фелисии к выходу из комнаты, а затем протопал по коридору и спустился по лестнице.

– Какого черта… – начала было Клэр.

Фелисия уклончиво пожала плечами, и Клэр, быстро показав ей остальные комнаты на втором этаже и объяснив их предназначение, проводила ее обратно вниз.

Она принялась искать немолодого мужчину в коридоре, гостиной, столовой, но ее поиски не увенчались успехом. Парадная дверь была распахнута, и, прежде чем закрыть ее, Клэр вгляделась в темноту, увидев спину мужчины, уходящего прочь по тротуару. «Кто он такой? – подумала она. – Один из их соседей? Был ли он приглашен на новоселье или явился просто так?» Она хотела поспешить вслед за ним и потребовать объяснений, но он уже исчез из виду, к тому же была почти ночь, и мысль о встрече с ним в темноте испугала ее.

Клэр закрыла дверь и заперла, чтобы никто не смог зайти в дом снаружи.

Она пыталась найти Джулиана, но его нигде не было. Собственно говоря, значительная часть гостей перешла на задний двор, и Клэр прошла через кухню и через распахнутую заднюю дверь в патио, надеясь увидеть его где-то в толпе. Здесь было немало людей, но большинство стояли молча или без особого энтузиазма вели отрывочные разговоры. Какой-то мужчина, которого она не знала, сидел прямо на холмике голой земли, который образовался, когда Джеймс закопал свою яму, голову он при этом опустил между коленями, как будто ему хотелось блевать. А вот в гараже огни были зажжены, и сквозь грязное окно Клэр увидела энергично танцующую пару, хотя несущаяся из дома музыка там была не слышна. Из проулка слышались звуки, судя по которым, кто-то копался в их мусорных баках.

– Джулиан! – позвала она, но ответа на последовало. И никто из гостей, толпящихся на заднем дворе, даже не обернулся на ее зов

Где же он?

Клэр уже собиралась направиться к гаражу на тот случай, если муж там вместе с танцующими, когда кто-то постучал по ее плечу, заставив обернуться.

Это была Дженет.

– Ты знаешь, что творится вон там? – Дженет махнула рукой в сторону входа на кухню.

Клэр растерялась.

– О чем ты говоришь?

– Пойдем, – сказала подруга, схватив ее за руку.

Дженет отвела ее на кухню и подвела к открытой двери подвала. Снизу доносились грубое мужское кряканье и пронзительные женские вскрики.

– Я не знаю, кто это, но это продолжается уже довольно долго, – прошептала Дженет. – Этот парень все никак не кончает, – добавила она. – Я чувствую себя так, словно у меня там уже все растерто, просто слушая звуки, которые он издает.

– Это неприлично, – сердито сказала Клэр. – Мы храним в подвале наши вещи. Там игрушки наших детей. – Свет не горел, но она включила его, щелкнув выключателем на стене, и, сжав кулаки и топая, начала спускаться.

Это была Пэм. И ее муж Джо.

Вот только они не были вместе.

Она стояла на картонной коробке, задрав юбку и спустив трусики, и мастурбировала с помощью одной из старых Барби Меган, втыкая в себя ее голову, вытаскивая обратно, опять втыкая и опять вытаскивая. Большая часть волос куклы выпала, одежда была разорвана. В свете потолочной лампы телесного цвета пластик тускло блестел.

Он же отодвинул несколько набитых вещами пластиковых пакетов для мусора и картонных коробок и освободил место углу (в том самом углу!), где стоял, спустив брюки и трусы до лодыжек и громко крякая, раз за разом втыкая свой член в какое-то рождественское украшение.

– Какого черта вы делаете? – завопила Клэр.

Внезапно Пэм и Джо перестали двигаться. Они тупо заморгали, глядя на Клэр, словно пробудившись от транса; затем торопливо натянули на себя свою одежду, явно смущенные. Нет, они были не просто смущены, им было стыдно. Пэм на секунду встретилась глазами с Клэр, и та увидела в них растерянность и чувство унижения. Как будто она совершенно не осознавала, что делала, и это дошло до нее только сейчас.

Но это не оправдывало того, чем занимались она и ее муж. Клэр с брезгливостью посмотрела на блестящую оборванную Барби в руке Пэм и на оскверненное рождественское украшение, которое уронил Джо.

– Убирайтесь отсюда! – приказала Клэр.

Поднялась по ступенькам лестницы и отступила в сторону, чтобы дать им пройти. Стоящая напротив нее Дженет, казалось, была шокирована тем, что произошло внизу, но – и Клэр это немного испугало – также и заинтригована. Клэр отвела глаза, не желая встречаться с ней взглядом.

Через несколько секунд из подвала поднялись Пэм и Джо, поспешно прошли мимо Клэр и Дженет, не глядя ни на ту ни на другую, и Клэр последовала за ними в гостиную, глядя, как они выбегают из дома к своей машине, захлопнув за собой входную дверь. Откуда-то появился Джулиан и бочком подошел к жене, держа в руке бокал с напитком.

– Что здесь произошло?

Она хотела рассказать, но не здесь и не сейчас, так что только пожала плечами и спросила, где он был.

– Наверху. – Джулиан ухмыльнулся. – Хвастался перед Коулом своей коллекцией грампластинок. Она произвела на него немалое впечатление.

Клэр огляделась по сторонам. Теперь в доме вдруг стало значительно многолюднее, она увидела здесь нескольких гостей, которые только что были на заднем дворе. Она на секунду подумала, что там тоже что-то произошло, что-то, что загнало всех в дом, но хотя мужчины и женщины вокруг нее казались усталыми, они не выглядели ни испуганными, ни расстроенными, и Клэр решила, что они, наверное, зашли внутрь либо для того, чтобы поесть или выпить, либо собираясь попрощаться и уйти.

Огни вдруг начали мигать.

Клэр замерла, боясь, что сейчас вырубится электричество. Блэкауты случались здесь редко, но это не было неслыханным явлением – электричество порой отключалось при грозе или особенно сильном ветре, – и Клэр, заранее приготовившись к такому исходу событий, подумала, что это, вероятно, стало бы вполне подходящим завершением их вечеринки, которая, похоже, и так неуклонно и быстро катилась под откос.

Огни продолжали мерцать, создавая впечатление, будто гостиная освещена свечами. Посмотрев в выходящее на фасад окно, Клэр увидела, что во всех остальных домах на улице свет горит ровно.

Как и следовало ожидать.

– Тебе не кажется… – начала было она, обращаясь к Джулиану, но ее вопрос был прерван громким ревом, послышавшимся откуда-то из задней части дома, чем-то вроде резкого львиного рыка, от которого она вздрогнула всем телом, а Джулиан пролил содержимое своего бокала.

– Какого черта? Это еще что? – спросил он.

Муж не казался напуганным, но Клэр заметила, что он не пошел в заднюю часть дома, чтобы посмотреть, в чем дело. Собственно говоря, замерли все, словно ожидая, что случится теперь.

Рык раздался снова, на сей раз тише, потом начал затихать, пока не смолк совсем.

Из задней части дома шел сильный запах подгоревшего тоста.

Вдруг дружно, все как один, гости сдвинулись влево, чтобы посмотреть в ту часть коридора, откуда доносились и запах, и рык. Они переглядывались и тихо переговаривались, гадая, что же здесь творится. Клэр и Джулиан тоже пододвинулись к левой стене коридора.

Волоча ноги, по коридору шел высокий мужчина.

Все замолчали.

Мужчина был одет тепло, совсем не по погоде, и двигался медленно, словно его ноги шли как-то не так. Клэр отчаянно пыталась сообразить, кто это, но не могла разглядеть его лица, потому что в коридоре было темно. «Слишком темно», – подумала она и поняла, что со светом опять что-то неладно, хотя теперь он больше не мерцал, а просто потускнел.

Волочащая ноги фигура медленно приближалась к гостиной.

Клэр прищурилась, вглядываясь в полумрак, но его черты не стали четче. Впечатление было такое, словно ей вдруг стали нужны очки, и хотя мужчина подходил все ближе, лицо так и не вышло из тени настолько, чтобы его можно бы было узнать. Однако одежда была видна ясно, и Клэр показалось, что в ней есть что-то знакомое, хотя пока не могла сообразить, что именно.

Послышались вскрики, когда мужчина прошаркал в гостиную.

Теперь он был виден хорошо. Гости начали пятиться. Лучше бы это лицо так и осталось в темноте. В темных запавших глазах не было белков. Сплющенный нос терялся в складках покрытой пятнами плоти, из которых состояли лоб, щеки и подбородок. Его рот, слишком широкий, ухмылялся, а зубы, неуместно белые, словно светились. Клэр услышала, как за ее спиной парадная дверь открылась и закрылась – кто-то покинул дом.

Вернее, сбежал.

Мужчина остановился. Теперь она его узнала. Клэр все еще понятия не имела, где видела эту одежду раньше, но не узнать этот ухмыляющийся, скалящийся рот было невозможно. Это был мужчина из ее кошмара, мужчина из подвала.

Стало слышно, как дом покинул еще кто-то из гостей.

Объятая ужасом, Клэр смотрела на мужчину, не отрывая глаз. Внезапно его ухмыляющийся рот начал открываться, открываться куда шире, чем могли бы позволить мышцы лица. И из него исторгся все тот же ужасающий рев, только на сей раз уровень его громкости был невыносимым.

Свет погас, и дом погрузился в темноту. Кто-то истошно закричал. Через несколько секунд огни зажглись снова, и фигура исчезла. Все лихорадочно оглядывались по сторонам, боясь, что она вдруг окажется прямо у них за спиной, однако мужчины нигде не было.

Первым заговорил Коул. Он стоял близко и повернулся к Джулиану:

– Это тот малый, который умер в вашем доме.

Клэр понятия не имела, о чем он говорит, но понимала одно – он утверждает, что этот мужчина – привидение, и сразу же посмотрела на Джулиана.

– Ну что, убедился? – сказала она. – А я тебе что говорила? – Клэр тяжело дышала, как будто только что взбежала по лестнице на несколько этажей. При этом в ушах слышала буханье своего бешено колотящегося сердца.

Гости начинали быстро расходиться. Большинство уходили, не попрощавшись, а те немногие, кто задерживался, чтобы поговорить с Джулианом и Клэр, ни словом не упоминали то, что здесь только что произошло, просто туманно поздравляли с новосельем, после чего быстро уходили, как уходят гости, которым стыдно из-за непотребного поведения опьяневшего хозяина дома. За несколько секунд дом почти опустел.

Как ни странно, единственным, кто честно отреагировал на случившееся, оказался Рик. Он уходил последним и покачал головой, посмотрев в уходящий в заднюю часть дома коридор.

– Что за хрен это был? – сказал он.

Клэр и Джулиан только беспомощно пожали плечами.

– Это было гребаное привидение, приятель. Мы все его видели.

Слава богу, что кто-то произнес это слово вслух, пусть даже этим кем-то оказался Рик.

– Черт! Кто-нибудь его хоть снял? Мне это даже в голову не пришло. А ведь надо было сразу же выхватывать из кармана телефон. А кто-нибудь еще доставал телефон?

– Не знаю, – признался Джулиан.

– Люди всегда удивляются, почему это все эти фотографии НЛО такие зернистые и говнистого качества, почему никто так и не смог получить хорошего снимка снежного человека, или лох-несского чудовища, или чего там еще. А это потому, что, когда они вдруг появляются, никто ни о чем таком даже не думает. Тебе становится слишком страшно, чтобы вообще двигаться.

– Ты прав, – сказала Клэр.

– Но мы были здесь, – продолжил Рик. – Мы его видели. Мы все его видели. Так что не вздумайте говорить себе завтра, что это не так, что вам это просто почудилось, а на самом деле ничего не было. Это было, это и впрямь произошло. И я тому свидетель. Это не плод вашего воображения. Это было самое настоящее привидение. И тут было более десятка людей, которые стояли рядом и видели все от начала до конца.

– Он прав.

Удивившись, Рик обернулся, чтобы посмотреть, кто это сказал. За его спиной на парадном крыльце стоял Коул Хаббард, и Клэр подумала: «Интересно, он уходил и вернулся или простоял здесь все это время, пока мы говорили с Риком?» Вроде бы она не видела, как он уходил.

– Это и впрямь было привидение. И мы все его видели. – Коул посмотрел сначала на Джулиана, потом на Клэр. – И я не могу сказать, что так уж этому удивлен, и, вероятно, большинство остальных ваших соседей тоже не удивились. Собственно говоря, возможно, именно поэтому некоторые из них и пришли. – Он показал рукой на два дома, стоящие рядом, справа и слева. – Или, наоборот, не пришли.

– О чем это ты толкуешь? – спросил Рик.

– Во многих старых районах есть «дом с привидением». Ну так вот, в наших местах это именно ваш дом.

– Я же тебе говорила. – Клэр повернулась к мужу. – Я же тебе говорила.

– Хотите совет? – сказал Коул. – Продайте этот дом. Продайте как можно скорее, пока слухи еще не разошлись. Бегите отсюда, пока это еще возможно.

Глава 16

Они решили, что ничего не скажут Меган и Джеймсу. Джулиан был категорически против. «Они еще не знают, что именно здесь происходит», – настаивал он, и он не хочет пугать детей без причин.

Хотя поначалу Клэр была не согласна, в конце концов уступила.

– Но мы-то точно знаем, что здесь происходит, – с нажимом сказала она. – В нашем доме есть привидение. Мы его видели. Мы все его видели.

– Вовсе не обязательно, – гнул свою линию Джулиан. – На вечеринке было много людей, включая тех, кого мы не приглашали. Ты же застала того мужчину в комнате Джеймса. И этот тип тоже мог быть незваным гостем. Все слишком много выпили; свет мигал. Возможно, нам просто показалось. А когда свет погас, он мог просто выйти через заднюю дверь.

– Перестань нести чушь! Это была не молодежная вечеринка, на которой пиво лилось рекой. И парни из других районов не пробирались к нам тайком, чтобы познакомиться с девушками и выпить на халяву. Это было новоселье, и число гостей было ограничено. И хотя я не узнала мужчину в комнате Джеймса, это вовсе не значит, что ты его не приглашал. Я почти уверена, что он из числа наших соседей. Но это привидение… – Клэр сердито уставилась на мужа. – Коул сказал, что это был мужчина, который умер в нашем доме. А ты мне об этом даже не сказал.

– Я ничего об этом не знал, – солгал он.

– Ну конечно.

– Правда не знал.

– Теперь мне это уже все равно. Но, я думаю, Коул прав. Мы должны продать дом.

Джулиан вздохнул.

– Мы же его только что купили. Мы не можем…

– Что не можем? Продать его? Разумеется, можем. Мы просто найдем другой дом.

– Мы не можем себе это позволить.

– В нашем доме привидение! Какое из этих слов тебе непонятно?

– Даже если привидение здесь и есть, чего лично я вовсе не говорил, оно никому не может причинить вреда. Они могут пугать людей, но не вредят физически.

– Страх может вызывать сердечные приступы. Из-за привидения человек может споткнуться и упасть от внезапного испуга. А если они к тому же могут проигрывать пластинки и передвигать корзины для белья… – Клэр шумно выдохнула воздух с брезгливым выражением лица. – Я не собираюсь спорить с тобой о физических свойствах призраков. Я говорю лишь одно – я не собираюсь жить в доме с привидением.

– А придется. Послушай, после того как я закончу эту работу, у меня больше нет предложений. К тому же Джардайн никак нельзя назвать городом, где много судятся, а посему твой телефон отнюдь не разрывается от звонков клиентов. Мы должны смотреть на вещи реалистично. Если бы мы с тобой жили в Калифорнии, у нас могло бы быть достаточно клиентов, чтобы позволить себе приобрести еще один дом. Но сейчас это невозможно. У нас достаточные доходы и достаточно денег в банке, чтобы платить по закладной за этот дом и оплачивать счета, и немного еще остается. Но больше средств в нашем распоряжении нет. Первый взнос за этот дом исчерпал почти все наши ресурсы. Мы не можем позволить себе выложить еще один первый взнос плюс всякие там гонорары и проценты, связанные с оформлением закладной. Даже если бы имели право на получение нового займа. Так что мы не можем просто сняться места и переехать. С точки зрения наших финансовых возможностей это невозможно.

По выражению на ее лице Джулиан понял, что до нее дошло то, о чем о говорил, но она не собирается сдаваться просто так.

– Любой контракт можно разорвать, – сказала Клэр. – Уж мне ли не знать. Ведь я адвокат.

– И что, ты сможешь каким-то хитрым образом отменить все эти сотни страниц правил и обязательств, которые мы подписали? Которые подписала и ты? Посмотри правде в глаза, если мы вдруг не выиграем в лотерею или Билл Гейтс не наймет тебя в качестве своего личного юриста, а мне не поручит полностью обновить все ресурсы «Майкрософта» в Сети, нам придется остаться здесь. Во всяком случае, пока что.

– Хорошо, – сказала она. – Но мы должны выработать план. Я не чувствую себя здесь в безопасности. И даже если мы ничего не скажем детям – пока не скажем, – их необходимо защитить.

– Согласен.

– И что же?..

– А то, что мы будем смотреть в оба. Попытаемся выяснить, что именно тут происходит, раскопаем историю этого дома и вообще района и сделаем так, чтобы Меган и Джеймс никогда не оставались одни, особенно после наступления темноты.

– Пожалуй, это самый слабый и неубедительный план, который мне когда-либо доводилось слышать, – сказала Клэр. Но ничего лучше она предложить не смогла, и, во всяком случае, на время, они объявили перемирие.

Правда, сейчас был день. Точнее, утро. Вечером же все изменится, и Джулиан не сомневался, что интеллектуально и психологически они вновь столкнутся с последствиями того, что произошло вчера. Меган и Джеймс уже будут дома, и теперь ему казалось, что их комнаты на втором этаже находятся слишком далеко от спальни его и Клэр.

Но он не станет об этом говорить. Пусть даже ему так же страшно, как Клэр, он обязан оставаться сильным не только ради нее, но и ради всей их семьи, обязан не подавать виду и вести себя так, будто все это не так уж важно.

Джулиан ожидал, что Клэр сейчас встанет с дивана и уйдет, чтобы попить, или пойдет в туалет, или начнет мыть посуду, оставшуюся после завтрака, или займется чем-то еще из того, что она обычно делала, когда разговор был окончен. Но жена продолжала сидеть на месте, и на ее лице было выражение, которое вызвало у него подозрения. Еще до того, как она открыла рот, Джулиан знал, что она сейчас скажет, и это чувство усугубилось, когда Клэр посмотрела ему в глаза, а потом вдруг отвела взгляд.

– Знаешь, какое-то время мне казалось, что это может быть Майлс. Но теперь очевидно, что дело тут не в нем, – быстро добавила она. – Но… – Клэр запнулась.

Джулиан боялся, что если заговорит, то его выдаст голос.

– Мне и раньше казалось, что я его чувствую. Не только здесь и на Фаррис-стрит, но и в нашем доме в Калифорнии. – Она говорила быстро, словно боясь, что он ее перебьет. – Нет, я никогда его не видела, но замечала некоторые признаки того, что он рядом и опекает нас. Я знаю, что их видел и ты. Или слышал. Или чувствовал. И в прошлый раз… Я тогда вовсе не хотела сделать тебе больно. Я просто… просто хотела тебе сказать. Думаю, мне просто хотелось знать, думаешь ли ты о том же, о чем и я.

Клэр посмотрела на него с надеждой на лице, но он просто отвернулся, не в силах смотреть ей в глаза. Разумеется, он думал о том же, но никогда не позволял себе задумываться об этом по-настоящему и никогда не признается в этом ей. Даже сейчас Джулиан чувствовал, что слезы где-то близко, и заставил себя переключиться на что-то другое, прежде чем они потекут из глаз и он окажется не в силах остановиться.

Джулиан встал.

Клэр потянулась к его руке.

– Джулиан? В этом нет ничего страшного. Мы могли бы об этом поговорить.

Он помотал головой, не в силах говорить из опасений, что его захлестнут эмоции, и она, отпустив его руку, кивнула:

– Ну хорошо.

На кухню за стаканом воды пошла не Клэр, а он. Взяв с кухонного стола бокал из-под апельсинового сока, сполоснул его, наполнил водой и выпил, глядя на задний двор.

Есть такие чувства, которые никогда тебя не отпускают.

Клэр зашла на кухню, чтобы вымыть посуду, а Джулиан пошел в гостиную, чтобы почитать газету. Они делали вид, будто это самое обычное утро и ничего сверхъестественного не произошло.

Он дочитал газету, когда Клэр еще возилась на кухне, и крикнул ей, что идет наверх, чтобы поработать, так что не могла бы она ответить, если позвонит телефон. Джулиан всегда мог с головой уйти в работу, и сегодняшний день не стал исключением. Прошло почти два часа, прежде чем Клэр поднялась в его кабинет, и он наконец оторвал взгляд от монитора.

Джулиан встал, потянулся и посмотрел на нижний правый угол экрана. Время забирать детей у дедушки и бабушки почти подошло. Должно быть, звонки от родителей Клэр уже были, но он их не услышал – потому что теперь, по словам Клэр, выходило, что ее родители пригласили их на обед с барбекю. К счастью, в своей нынешней работе Джулиан отставал от намеченного для себя графика, и крайний срок, когда он должен был сдать готовый заказ, неумолимо приближался, так что у него была законная причина не ехать.

– Я передам им твои сожаления, – сухо сказала Клэр.

– Да, ты уж постарайся. Дай им понять, что я действительно сожалею, что не могу приехать. Поверь мне, это правда.

– Тебе вовсе не обязательно вести себя при этом как придурок.

– Хорошо, хорошо, – извинился он, но мысленно улыбался.

Клэр подошла к нему и поцеловала, по-настоящему поцеловала, и Джулиан понял – она не затаила обиды из-за их спора и между ними все по-прежнему хорошо. Это его обрадовало, и он понял, насколько ему повезло, что у него есть Клэр. Джулиан дал себе слово провести весь день, изучая историю их дома. Уже давно следовало это сделать, но подходил срок сдачи заказа, и он, как всегда, был зациклен на работе, забыв обо всем остальном.

Клэр попрощалась и уже собиралась выходить, когда вдруг остановилась в дверях.

– Ты действительно чувствуешь себя в безопасности здесь? – спросила она. – Когда ты совсем один?

Джулиан вовсе так не чувствовал, но не стал в этом признаваться, поэтому солгал, кивнув:

– Да, я в порядке.

Однако, как только жена ушла, вдруг остро почувствовал, что остался в одиночестве. Казалось, царила неестественная тишина, и ему в голову все время лезли мысли о той фигуре с шаркающей походкой, воображение рисовало, как это существо, волоча ноги, поднимается по лестнице и неуклонно, неудержимо движется в сторону его кабинета.

На улице просигналила машина, и Джулиан вздрогнул всем телом.

Хотел посмеяться над собой за излишнюю пугливость, но не смог. У него была веская причина для того, чтобы нервничать и пугаться, и, сохранив то, что было на экране, стал комната за комнатой обходить дом, чтобы удостовериться, что здесь действительно никого нет. Он проверил даже подвал, правда, не спустившись в него, а только постояв наверху с включенным светом и посмотрев вниз, хотя даже сама близость этого помещения внушала ему тревогу.

Насколько Джулиан мог сказать, дом был чист (как столь уверенно и столь ошибочно заявил экстрасенс в фильме «Полтергейст»), и, вернувшись в кабинет, он поставил пластинку с музыкой, поднимающей настроение, – песней Джо Джексона «Сошедшие с ума», включив ее на полную громкость, чтобы заглушить любые скрипы и иные звуки, которые мог издавать сам старый дом. Упав на кресло, он несколько секунд смотрел на экран, гадая, с чего начать. Риелтор Джиллетт явно не желала вступать с ним в разговор, а прежние владельцы сделали все, чтобы их следы стало невозможно отыскать. Но если он сможет получить список предыдущих хозяев дома, возможно, ему удастся заставить их поделиться информацией.

Зайдя на сайт регистрационной палаты округа, Джулиан нашел несколько имен и адресов вплоть до 1979 года, но когда попытался копнуть глубже, все адреса оказались устаревшими, а отыскать живших в доме людей оказалось невозможно, вернее, он смог найти информацию только об одном – данные о том, что тот умер.

Миновал полдень, и Джулиан почувствовал, что проголодался. Решив сделать перерыв, спустился на кухню, чтобы сделать сэндвич. И опять дом показался ему слишком тихим, так что он включил в гостиной телевизор, переключил на CNN и включил звук на полную громкость, чтобы слышать на кухне. Джулиан хотел поесть за кухонным столом, как делал всегда, но боковым зрением была бы видна дверь в подвал, так что он решил, что будет комфортнее пообедать в столовой. Отсюда Джулиан также мог видеть экран телевизора и, слушая высказывания различных аналитиков, которые на красно-сине-белом фоне обсуждали рейтинг президента, расслабился и приободрился.

Вгрызаясь в сэндвич, Джулиан размышлял над тем, что еще он может предпринять. Возможно, он мог бы…

В окно столовой кто-то постучал, и Джулиан вздрогнул от неожиданности.

Посмотрев в окно, он увидел мужчину с ножом, стоящего во дворе и заглядывающего в дом.

Джулиан вскочил со своего стула с такой быстротой, словно сел на раскаленные угли. Уставившийся на него мужчина был одет в рваные джинсы, линялую футболку и желтую бейсболку, надетую задом наперед. Он хмурился, и его глазки под сдвинутыми бровями бегали туда-сюда, обшаривая все вокруг. Длинный клинок ножа ярко блестел в лучах полуденного солнца.

К счастью, все окна были закрыты, чтобы не выпускать из дома прохладу; Джулиан бегом бросился к двери кухни, чтобы удостовериться, что она заперта, затем к парадной двери, чтобы проверить и ее. Схватил телефонную трубку, чтобы набрать 911.

Мужчина с ножом все еще стоял у окна. На его лице застыло выражение тупой зацикленности, словно у чудовища Франкенштейна, наблюдающего за сценой семейной жизни, смысл которой ему не дано постичь, но хорошо уже и то, что он не пытался вломиться в дом.

– Я звоню в полицию, – громко объявил Джулиан, и как раз в эту самую секунду ответил диспетчер.

Джулиан быстро назвал свои имя и адрес и, прежде чем диспетчер успела спросить, в чем проблема, сообщил, что на его дворе стоит сумасшедший с ножом и наблюдает за ним через окно. Женщина попросила оставаться у телефона, но Джулиан не стал этого делать. Он положил трубку на стол, чтобы диспетчер могла слышать, что происходит в доме, затем бросился обратно на кухню, где открыл ящик, в котором они держали ножи, чтобы на всякий случай вооружиться. Однако все ножи были недостаточно велики, чтобы обеспечить победу в бою, и Джулиан, передумав, ринулся к стенному шкафу, где Клэр держала половую щетку и швабру. И у той и у другой были длинные ручки, и хотя он сомневался, что такой ручкой можно нанести смертельный удар, он мог воспользоваться ей, чтобы выбить из рук мужчины нож, ударить по голове или резко ткнуть в живот.

Держа в левой руке щетку, а в правой швабру, обе ручками вперед, поспешил обратно в столовую и посмотрел в окно.

Мужчины не было!

Нет, он все еще был там, просто переместился в другую сторону.

– Впусти меня! – крикнул он, и его голос прозвучал отнюдь не так повелительно, как того требовали слова, и не так категорично, как можно было бы ожидать, судя по выражению его лица.

По правде говоря, голос этого безумца с ножом совсем не соответствовал его виду, и от этой двойственности ситуация показалась Джулиану еще более угрожающей и тревожной.

Полиция приехала уже через несколько минут. На двух машинах, с воем сирен и скрипом покрышек, но это не отпугнуло незваного гостя. Он все еще был на месте, когда Джулиан выбежал из парадной двери, чтобы показать полицейским, где стоит этот опасный субъект, и хотя мужчина и не бросился наутек, так же не подчинился приказу наставившего на него пистолет полицейского бросить нож на землю. Мужчина все еще держал свое оружие в руке и пялился в окно, когда полицейские скрутили его и забрали нож.

Прежде Джулиану никогда не доводилось звонить в полицию, и его представления о полицейских были целиком взяты из фильмов и сериалов. Хотя он ожидал от них либо высокомерия, либо враждебности, в их поведении не оказалось ни того ни другого, и на него произвели впечатление не только их невозмутимость и компетентность, но и говорящая об опыте оперативность, с которой они разрулили ситуацию.

На непрошеного гостя, отказавшегося назвать свое имя, были надеты наручники, он был тут же арестован и увезен на машине двумя полицейскими, в то время как двое других остались, чтобы взять у Джулиана показания.

– Сколько времени он пробудет под стражей? – спросил Джулиан. – Вы же не собираетесь просто подержать его у себя, а потом выпустить под залог? Потому что я опасаюсь, что он сразу же вернется сюда. А если бы дома были мои жена и дети… – Он замолчал, не закончив мысль.

– Он был арестован во время совершения преступления, – ответил старший офицер, Джордж Родригес, плотный молодой человек с черными усами, – так что нет, этого не случится. Правда, могут назначить залог, но вряд ли он сможет осилить такую сумму. Кроме того, похоже, у него немалые психические отклонения, так что мы будем рекомендовать провести психологическую экспертизу, что означает, что он будет оставаться под стражей самое меньшее семьдесят два часа.

– Семьдесят два часа? И все? А после этого?..

– Думаю, экспертизу он не пройдет, – успокоил Джулиана Родригес. – К тому же он был пойман на месте преступления – нарушил границы чужого владения и угрожал полицейскому. Этот человек теперь не скоро выйдет на свободу, так что насчет этого можете не переживать.

Джулиан кивнул и ответил на остальные вопросы полицейских. Однако тревога его не прошла, и после того, как они уехали, оставив визитную карточку и учетный номер заведенного дела и сказав, что завтра он сможет забрать в участке копию полицейского отчета, остался стоять в палисаднике, глядя на дом, пытаясь понять, насколько он защищен от незваных гостей, и думая, что, возможно, ему следовало бы держать под рукой какое-нибудь оружие. Джулиан не был любителем пистолетов, но, пожалуй, было бы неплохо держать возле кровати или рядом с парадной дверью бейсбольную биту.

Слава богу, что здесь не было Клэр и детей.

Однако он не был уверен ни в том, что сможет сохранить этот инцидент в тайне от них, ни в том, что это вообще стоит от них скрывать, и инстинктивно огляделся по сторонам. Заметил ли случившееся еще кто-то с их улицы? Если кто-то из соседей был дома, то определенно да. Но была середина дня, большинство жителей были на работе, и на звуки сирен полицейских машин никто не вышел. Так что, скорее всего, никто ни о чем не подозревает. К тому же после вчерашней сцены соседи, с которыми при иных обстоятельствах они бы, вероятно, часто общались, скорее всего, будут держаться на почтительном расстоянии и от его семьи, и, уж конечно, от этого дома.

Джулиан вернулся в дом, и его взгляд сам собой обратился к окну столовой. В конце концов, решил он, он все-таки расскажет о случившемся Клэр. Но не сразу, не после того, что произошло вчера вечером. Ей нужна какая-то передышка, время, чтобы прийти в себя. Если за вчерашним ударом сразу последует новый, это ее просто убьет.

Джулиан был сейчас слишком нервозен и взвинчен, чтобы весь день просидеть перед компьютером. Быстро умял свой сэндвич, запил кока-колой, затем позвонил Клэр и сказал, что на несколько часов отъедет по делам. Ему хотелось сказать ей, чтобы она пока не приезжала, чтобы задержалась у родителей, поскольку какая-то первобытная часть его мозга была уверена, что, хотя преступник арестован и находится под стражей, возвращаться в дом все равно небезопасно. Но так ничего и не сказал, только попрощался и повесил трубку.

По правде говоря, не было никаких дел, некуда было ехать, нечего было делать, и Джулиан отправился в маленькую типографию Рика. Как он и надеялся, у друга в данный момент не было заказов, он сидел в своем офисе и смотрел телевизор, ожидая клиентов, и, когда зазвенел звонок и в открытую дверь вошел Джулиан, поднял взгляд.

– Привет, чувак!

– Привет, – сказал Джулиан, уже гадая, не совершил ли ошибку, заявившись сюда.

– Что, хочешь, чтобы я напечатал объявления: «Требуется экзорцист»? Как другу я бы сделал тебе скидку. – Рик рассмеялся, и, хотя смех был невеселый, принужденный, Джулиану пришлось выдавить из себя улыбку.

Рик встал и выключил телевизор.

– Если без шуток, то ты пришел из-за этого? Из-за того, что произошло вчера вечером?

– Нет, из-за того, что произошло сегодня, средь бела дня.

– Ты что, пудришь мне мозги?

– Вовсе нет. Сегодня во время обеда в дом попытался вломиться какой-то тип с ножом.

– Ничего себе!

Джулиан выложил Рику все.

– Копы арестовали этого типа. Он сейчас за решеткой.

– Сколько времени он там пробудет? И что будет делать, когда его выпустят? – Рик подался вперед. – Как думаешь, это как-то связано с вашим привидением?

Джулиан вздохнул.

– Не знаю. Все идет наперекосяк. Я даже еще не говорил об этом Клэр. И не уверен, что вообще скажу.

– Хочешь совет? Не говори ей ничего. Вчера вечером она и так натерпелась – такой удар по психике. И если ты еще и…

– Я тоже об этом думал. Но она должна об этом узнать. Я хочу сказать – что если они выпустят этого типа, а он опять заявится к нам и скажет ей… не знаю, что он наш новый сосед или еще что-нибудь в этом духе? Клэр должна узнать о нем достаточно, чтобы иметь возможность защитить себя. А также Меган и Джеймса.

– Ты прав, ты прав.

– Но, может быть, лучше было бы несколько дней подождать. Возможно, сейчас не самое лучшее время.

– Решать тебе, чувак.

С его стороны просто безответственно торчать сейчас здесь, у Рика, подумал Джулиан. У него есть работа, и он должен завершить ее к сроку. Но ему не хотелось идти домой, и он был рад, что пришел сюда, в типографию. Было так приятно сидеть с Риком, расслабляясь, и Джулиан остался у друга почти на весь день.

Когда он приехал домой, Клэр и дети уже вернулись, и почему-то из-за того, что они были дома, все вдруг стало казаться более нормальным, словно и то дикое событие, которое произошло вчера вечером, и то, что случилось сегодня днем, имели место не здесь, а в каком-то другом месте и в какое-то другое время. Когда Джулиан вошел, дети были в гостиной – Меган, развалившись на диване, смотрела по телевизору какой-то дешевый комедийный сериал, а Джеймс сидел на полу, играя в видеоигру на своей приставке. Клэр была на кухне, готовя что-то, пахнущее на редкость аппетитно, как оказалось – джамбалайю[10]. На ее лице все еще было написано беспокойство, но, когда он вошел в кухню, она улыбнулась ему, и Джулиан чмокнул ее в щеку.

– Все в порядке?

Клэр посмотрела по сторонам, словно охватывая взглядом весь дом.

– Пока да.

– Как дела у твоих родителей? – спросил он.

– Даже не делай вид, будто тебе это интересно, – ответила она.

Джулиан рассмеялся, хотя на самом деле ему было совсем не весело. Примерно через час они будут ужинать. В столовой.

Там, где через окно на него смотрел тот сумасшедший с ножом.

Что произойдет, если этот тип все-таки выйдет под залог, если копы не смогут удержать его под замком и выпустят на улицу?

Джулиан не хотел об этом думать. Взяв из холодильника пиво, прошел обратно в гостиную, но дышащая уютом домашняя сцена, которую он видел всего несколько секунд назад, вдруг исчезла, и вместо этого его дети вдруг стали выглядеть словно рыбки в аквариуме, словно мишени в тире, которые находятся здесь лишь затем, чтобы по ним можно было стрелять. Джулиан с трудом заставил себя взять часть газеты, которую еще не успел прочесть, сесть в кресло, стоящее напротив дивана, и начать просматривать заголовки сегодняшних новостей.

Это был почти нормальный вечер. То есть, возможно, он был таким для Меган и Джеймса, но ему и Клэр приходилось стараться изо всех сил, чтобы сохранять подобие этой нормальности, и хотя порой все шло так гладко, словно и в самом деле ничего не произошло, к тому времени, когда дети отправились спать, мышцы Джулиана были напряжены, и он чувствовал, что у него начинает болеть голова.

Зайдя на кухню, чтобы взять таблетку от головной боли, он старался не смотреть на дверь подвала.

Считается, что стресс подавляет либидо, но Джулиан, как ни странно, почувствовал, что возбужден, и, пока Клэр была в душе, разделся и начал мастурбировать, гладя себя, пока член не затвердел. Он подумал было кончить еще до того, как она выйдет из ванной, но потом ему пришла в голову мысль получше, и он взял ее силой, пока она чистила зубы. Клэр уже приняла душ, но еще не надела нижнее белье, и, открыв дверь ванной, Джулиан увидел, что она стоит перед раковиной обнаженная и перед ним мерцает ее бледная попка.

Не прошло и нескольких секунд, как он прошел через ванную, остановился за ее спиной и вошел в первое подвернувшееся отверстие.

– Н-мммм, – замычала Клэр сквозь зубную пасту, пытаясь ладонью оттолкнуть его, но Джулиан уже начал толчки, и она уронила зубную щетку в раковину, вскрикивая при каждом движении, хотя были ли это крики наслаждения или боли, он не знал.

И ему было все равно.

Клэр схватилась за края раковины, чтобы удержать равновесие, и он входил в нее глубоко, беря жестко и быстро, пока наконец не излил в нее свое семя.

Не говоря ни слова, Клэр подобрала свою зубную щетку и снова принялась чистить зубы, в то время как Джулиан оторвал от рулона полоску туалетной бумаги и вытерся.

Затем вышел обратно в спальню.

Это определенно не было нормальным.

Он лег на кровать. Что с ними происходит? Джулиан не знал и не хотел об этом думать. Все дороги вели к этому дому, к мужскому голосу в спальне Меган, к тому, что Джеймс вдруг стал есть землю, к этой жуткой, волочащей ноги фигуре на вечеринке. Тот дух, что обитал в их доме – а он был согласен, что такой дух есть, – не довольствовался тем, чтобы просто греметь своими цепями и стонать, как призраки в кино. Это существо воздействовало на них, на их сны, их мысли, их действия. Это было опасно, очень опасно, но это было очень трудно распознать, и теперь Джулиан думал о том, не делал ли и не говорил ли также и других вещей под воздействием не своей собственной, а чужой воли, вещей, которых он, возможно, не замечал или не осознавал. Действительно ли он хотел остаться сегодня днем здесь вместо того, чтобы поехать вместе с Клэр к ее родителям? И в самом ли деле он хотел на завтрак оладий? Почему он выбрал для своего кабинета именно эту комнату?

Джулиан заставил себя выкинуть эти мысли из головы до того, как они превратятся в безумие и одержимость. Сегодня не время об этом думать. Он подумает об этом завтра, когда разум прояснится. А сейчас ему нужно отдохнуть.

Джулиан полагал, что ему будет трудно заснуть, но это оказалось не так. Он задремал мгновенно и еще до того, как в спальню вошла Клэр, спал как убитый.

Ему приснился их дом.

Глава 17

Растения на заднем дворе погибли.

Все до единого.

Первым это обнаружил Джеймс. Увидел это из окна кухни, когда наливал апельсиновый сок, и если бы ему было нужно дополнительное доказательство того, что тварь, живущая в их доме, способна выполнять свои угрозы, оно было налицо – все до единого живые организмы между домом, гаражом и проулком погибли одновременно. Потрясенный до глубины души, все еще в пижаме и тапочках, он вышел из дома в патио, глядя на внезапно ставшую бурой траву, на колючие безлистные торчащие из земли ветки, которые прежде были розовыми кустами, и на недавно еще живые, а теперь мертвые изгороди по краям участка. Это было невозможно, но Джеймс видел, что это произошло, и, смотря на безжизненный двор, чувствовал, что у него стынет кровь.

Родители еще спали, но Меган уже встала, и он вошел обратно в дом, чтобы показать ей, что случилось, но в последнюю минуту передумал. Сестра сидела на полу в гостиной, прислонившись спиной к журнальному столику, и ела медово-ореховые хлопья «Чириос», и полное тревоги выражение ее лица, когда она посмотрела на него, заставило Джеймса решить не говорить ей ничего.

Он вернулся в кухню, приготовил завтрак себе – какао и тосты – и стал есть, глядя из окна на мертвый двор.

И он, и Меган всю прошедшую неделю вели себя очень осторожно, проводя как можно больше времени в домах своих друзей и подруг, не используя ни мобильные телефоны, ни компьютеры и не говоря в стенах дома ничего такого, что могло бы услышать… оно.

Джеймс жил в состоянии такого ужасного стресса, какой только можно было себе представить, и если это не кончится сердечным приступом, то он наверняка заработает язву. Они с Меган избегали друг друга, боясь общаться и с помощью речи, и с помощью записок, и впервые в жизни он с нетерпением ждал начала школьных занятий. Возможность находиться вне этого дома почти весь день пять дней в неделю казалась ему сущим раем, и Джеймс подумывал о том, чтобы записаться в какие-нибудь факультативные кружки, программы или команды, лишь бы бывать дома как можно реже.

Он мечтал о том, чтобы переехать опять – даже их старый район был бы лучше, чем этот ужас, – но не мог придумать никакого способа это устроить. Судя по всему, родителям здесь нравилось и, после того как они вложили в этот дом столько денег, вряд ли захотят уехать.

Джеймс рассказал о том, что случилось, когда они проснулись несколько минут спустя, и показал произошедшее через окно. Все еще боясь, что оно наблюдает за каждым его словом и жестом, Джеймс не стал ничего комментировать, показывать, что ему страшно, или еще каким-то образом демонстрировать, что он считает, будто произошло нечто из ряда вон выходящее. Он просто изложил факты, предоставив родителям делать свои собственные выводы и надеясь, что эти выводы будут правильными. Но родители просто переглянулись, как будто уже все об этом знали или, по крайней мере, знали, чем это вызвано, и вместо потрясения и недоумения, на которые Джеймс рассчитывал, угрюмо и буднично заговорили о том, сколько труда придется потратить, чтобы заменить погибшие растения.

В кухню зашла Меган, чтобы сполоснуть свою миску из-под хлопьев, услышала, о чем они говорят, и выглянула в окно, чтобы увидеть все самой, но ничего не сказала, не высказала никакого мнения, а просто бросила на Джеймса короткий испуганный взгляд и затем вышла.

Ему нужно было поговорить об этом хоть с кем-нибудь, он не мог держать это в себе вечно и тем же утром, позднее, наконец рассказал обо всем случившемся Робби.

Но рассказал это другу не в своем, а в его доме.

Они сидели в комнате Робби, и разговор зашел об их штаб-квартире и детективном агентстве, которые ни у одного из них более не вызывали интереса. Джеймс почувствовал в своем друге некоторую уклончивость, некоторую неуверенность, может быть, даже легкий страх и без всяких преамбул сказал:

– В моем доме есть привидение, – после чего выложил все.

Слова полились из него, словно вода из кувшина, он рассказывал о событиях не в том порядке, перемежал описания со своими мыслями и чувствами на этот счет. Робби не поднял его на смех, а только согласно кивал, что означало, что у друга были насчет его дома такие же опасения и он испытывал в нем такие же чувства.

Джеймс начал свой рассказ с угрозы на телефоне Меган и закончил ей же, раз за разом повторяя, что в их доме боится даже думать о чем-нибудь не том.

– Как в «Сумеречной зоне», – добавил он, хотя Робби не смотрел этот сериал и не понял, о чем речь.

– Я знал, что там что-то неладно, – сказал Робби. – Это из-за того, что ты ел землю. Поэтому я больше и не хотел заниматься детективным агентством.

Джеймс подумал об их штаб-квартире, о выставленных там скелетах, которые он вырыл из земли, и его пробрала дрожь.

– Да, но мне-то приходится там жить.

– И что же ты собираешься делать? – серьезно спросил Робби.

Джеймс покачал головой:

– Не знаю. Что я вообще могу сделать?

– Думаю, нужно обо всем рассказать родителям.

– Тогда я умру. Оно сказало: «Я убью вас обоих». Тут не может быть каких-то других истолкований.

– Но разве оно может это сделать?

– Я едва не оказался похоронен заживо!

Робби подался вперед.

– Но ты сделал это сам. Предположим, оно каким-то образом забралось в твое сознание и заставило тебя захотеть полезть в эту дыру, но оно не могло добраться до тебя само. Никто в твоей семье не пострадал. Я думаю, оно не может исполнить свою угрозу.

Джеймс вспомнил панику и отчаяние, которые испытывал, когда на него сыпалась земля, и покачал головой:

– Нет.

– Тогда скажи им за пределами дома, как сейчас говоришь мне. Когда ты будешь в магазине со своим папой или где-то еще.

На миг Джеймс увидел луч надежды. Но он быстро погас.

– Тогда папа попытается что-нибудь сделать. Или расскажет маме. И тогда оно узнает. И убьет меня. Меня и Меган.

– Как ты думаешь, что это вообще такое? Привидение? Что-то вреде демона? Что?

– Не знаю.

– Но, наверное, ты об этом думал.

– Возможно, это сам дом. Как в «Доме-монстре».

– Возможно, – задумчиво ответил Робби.

– Я просто не понимаю, что мы можем сделать. Разве что переехать. А этого точно не будет. И кто знает? Может быть, оно последовало бы за нами.

– Мы что-нибудь придумаем. Ведь теперь мы занимаемся этим делом вместе. – Робби улыбнулся. – Детективное агентство Р. и Дж. работает над разгадкой своей самой главной тайны.

Джеймс попытался было улыбнуться в ответ, но не смог. Он был совсем не уверен, что Робби понимает весь размах этого явления. Само собой, друг верил ему и сам боялся его дома, но это было чем-то слишком масштабным и глубоким, и двум мальчикам ни за что с этим не справиться.

– Мне хочется пить, – сказал Джеймс. – У тебя есть что-нибудь?

– Гавайский пунш.

Они прошли в кухню, где мама Робби разговаривала по телефону. После обеда она собиралась отвезти их в бассейн, а затем, если он сумеет разыграть свои карты, решил Джеймс, возможно, его пригласят на ужин. Он хотел оттянуть свое возвращение домой на как можно более позднее время. Особенно теперь. Теперь, когда он выложил все Робби, он чувствовал себя так, будто нарушил какие-то правила, и не мог выбросить из головы мысли о том, что, вернувшись домой, сразу будет наказан. Сама мысль о возвращении вселяла в него ужас.

Джеймс взял бокал гавайского пунша, сделал большой глоток и поперхнулся, потому что ему в голову пришла ужасная мысль.

А вдруг он уже наказан? Вдруг Меган упала с лестницы и сломала шею? Что, если он найдет своих родителей мертвыми? Его охватило острое желание позвонить домой и убедиться, что с родными все в порядке. Стремление сделать это было властным, почти неодолимым, но Джеймс не поддался ему. Если поддаться сейчас, то чувство тревоги будет повелевать им всегда. Он никогда не сможет покинуть дом, не будучи при этом уверен, что в его отсутствие не произойдет нечто ужасное. Сейчас ему необходимо расслабиться, не думать об этом и просто наслаждаться временем, которое он проводит с другом.

Но очень скоро страх вернулся.

Робби схватил коробку печений, и они вернулись в его комнату, где собирались играть в игры на компьютере до обеда. Зайдя в комнату вслед за другом, Джеймс вдруг увидел предмет, которого прежде здесь не замечал. Ему вдруг стало холодно.

– Что это? – спросил он, показывая на предмет пальцем.

На подушке Робби, выглядывая из-под покрывала, лежала небольшая рыжеватая коробка.

Робби нахмурился.

– Не знаю. – Он подошел к кровати, взял коробку в руки…

… и на крышке обшарпанной коробки с картами Джеймс увидел пугающее лицо Старой Девы. Она не ухмылялась, как на карте, которую он нашел на своей собственной кровати, вместо этого на ее лице была написана ужасающая ярость той Старой Девы, которую он помнил еще с тех пор, когда был маленьким. Мерзкая ведьма смотрела на него, и Джеймс вновь почувствовал себя как детсадовец, испытывающий страх перед картинками, которые все вокруг считают безобидными, а его повергают в ужас.

– Как странно, – сказал Робби, но особенно не обеспокоился. – Я раньше никогда не видел этой штуки. – Он повертел коробку в руках. – У этой старухи на крышке довольно жуткий вид, ты не находишь?

Джеймс молча кивнул. Его внезапно снова охватило острейшее желание позвонить домой, уверенность в том, что с семьей случилось что-то ужасное, и он все-таки сдался и позвонил. На звонок ответила мама, и с ней оказалось все в порядке. Все в порядке было и с отцом. И с сестрой. Мама явно не понимала, почему он звонит, так что Джеймсу пришлось придумать оправдание, и он сказал ей, что слышал вой сирены, доносящийся со стороны их района, и хотел удостовериться, что их дом не сгорел. Мама засмеялась.

– Нет, ничего не горит, – сказала она. – Не беспокойся. Просто хорошо проведи время.

Но Джеймса все равно продолжала мучить тревога.

Мама Робби приготовила им на обед сэндвичи с тунцом, а затем отвезла в бассейн, где они провели большую часть второй половины дня, играя в воде и выйдя, только когда спасатель объявил, что бассейн закрывается, поскольку арендован для проведения частной вечеринки. Ребята переоделись в раздевалке для мальчиков, и по дороге домой мама Робби завезла их в кафе-мороженое, где они поели мороженого с фруктами и орехами.

Джеймс оставался у Робби допоздна и попытался добиться приглашения на ужин, но семья друга собиралась в ресторан, чтобы поесть пиццы вместе с бейсбольной командой Макса, и папа Робби вежливо, но твердо сказал, что Джеймсу пора ехать домой.

Папа Робби высадил его перед домом в пять с небольшим, и когда Джеймс увидел тенистое дерево с подвесными качелями из старой покрышки, зеленую траву и густую листву, зная при этом, что все растения на заднем дворе побурели и погибли, у него возникло муторное чувство, что перед публикой дом нарочно сохраняет обманчиво благополучный вид, чтобы скрыть свое жуткое естество. Он вгляделся в здание. У него были крыльцо и дверь, стены и окна – все то же самое, как и у других нормальных домов. Но не расположены ли они неким зловещим образом? Можно ли сказать, что дом ужасен сам по себе, просто посмотрев на него?

Нет, нельзя.

Значит, дело не в этом. Джеймсу хотелось приписать зло самому зданию, увидеть какой-то жуткий лик в расположении окон и двери. Но не увидел ничего. Истина была не так проста. В доме обитало нечто, но сам он отнюдь не был живым. Что бы ни представляло собой здешнее зло, оно жило в его доме; но не являло собой сам дом.

И оно имело власть над задним двором.

– Пока! – крикнул папа Робби.

– Спасибо, что погостил у нас! – добавила его мама.

Джеймс помахал рукой вслед их машине. Сам Робби – он это заметил – не сказал ничего. Друг тоже рассматривал дом.

Джеймс медленно брел через лужайку к парадной двери, чувствуя себя как приговоренный, поднимающийся по ступенькам виселицы, и чем ближе подходил, тем тяжелее становилось у него на душе. Лето подходило к концу, и, хотя шел уже шестой час, было еще совсем светло, и солнце стояло довольно высоко. Так что тем, кто был в доме, незачем было включать свет. Но Джеймса все равно охватила тревога, и, прежде чем открыть парадную дверь, он сделал глубокий вдох. Что, если сейчас он увидит сестру лежащей посреди гостиной в луже крови? Что, если родители заперты сейчас в подвале и умоляют, чтобы их выпустили? Джеймс открыл дверь, готовый ко всему.

И увидел Меган и папу на диване в гостиной: она читала журнал, а он смотрел новости.

Мама была на кухне, где все-таки горел свет, и, похоже, услышала, как открылась входная дверь, потому что подошла к дверному проему и посмотрела на него.

– Почему ты так поздно? – спросила она. – Что-то случилось?

– Нет, – ответил Джеймс и выдохнул воздух, который все это время держал в легких, боясь дышать.

– Что-то не так?

Он улыбнулся ей, не слишком радостно, но искренне.

– Нет, мам. Все в порядке.

Глава 18

Оскар Кортинес хотел вчинить иск школьному округу.

Он уже много лет преподавал историю в старшей школе, но на будущий учебный год его контракт не был продлен. Руководство школьного округа заявляло, что это произошло по чисто финансовым причинам – бюджет округа был урезан по всем статьям, Оскар же утверждал, что работу потерял из-за того, что преподавал своим ученикам «истинную» историю здешних мест. Ему уже доводилось попадать в неприятности из-за того, что он рассказывал своим ученикам то, чего не было в школьной программе, но сумел отстоять свои позиции, доказав, что прошел также весь требуемый учебной программой материал. И сделал это, соблюдая требуемую методику, и просто вдобавок поведал детям дополнительные неудобные факты, идущие вразрез с общепринятым представлением об истории города. Тогда директору его школы это не понравилось, шишкам из руководства школьного округа – тоже, и в последние несколько лет у него было еще несколько встреч с различными администраторами, на которые он приходил вместе с представителем профсоюза.

Но на сей раз Оскару требовалась помощь посерьезнее той, которую ему мог бы оказать представитель профсоюза, поэтому он и решил нанять Клэр.

Это явно было самое крупное дело в ее практике с тех пор, как она покинула Лос-Анджелес, и Клэр была рада тому, что оно досталось ей как раз сейчас. После той вечеринки она как одержимая постоянно контролировала все, что происходило в доме или рядом с ним. Абсолютно все. Внимательно следила за детьми – не начнут ли они вести себя странно? – вздрагивала при каждом непонятном звуке, отслеживала все, что казалось ей необычным, даже то, как через окна падал свет. Джулиан говорил, что нужно притормозить и успокоиться, не то она сойдет с ума, и Клэр была с ним согласна, так что хорошо, что у нее появилось нечто такое, на чем она сможет сосредоточить внимание, хорошо, что сможет отдавать больше времени и сил своей работе.

К тому же, если она получит большой гонорар – а это вполне могло случиться, – они смогут убраться из этого дома и переехать в какое-нибудь другое жилье.

Эта мысль вдохновляла и подстегивала ее.

Они встретились в ее офисе для консультации, и эта встреча заняла большую часть дня. Оскар объяснил, что уверен – его увольняют исключительно из-за содержания материала, который он преподает, что является вопиющим нарушением принципа академической свободы. Он считался образцовым учителем, пока не начал преподавать расширенную версию учебной программы, после чего стал для руководства школьного округа изгоем, хотя его работа получила признание других заинтересованных сторон. У Оскара имелись и подтверждающие это документы: целый ряд электронных писем и докладных записок, отражающих настоящую полемику; пачка хвалебных оценок его работы, которые он получал от руководства школьного округа пятнадцать лет подряд и которые вдруг стали резко критическими с тех пор, как четыре года назад школу возглавил новый директор, плюс положительные отзывы от различных преподавательских организаций и исторических обществ. Его претензии показались Клэр обоснованными, а когда Оскар заметил, что в их школьном округе не сократили ни одного другого учителя истории, а два из них вообще имели меньший стаж работы в школах округа, чем он, сказала ему, что это дело можно выиграть.

В следующие два дня Клэр навела кое-какие справки, и когда Кортинес пришел вновь, у нее были для него далеко не обнадеживающие новости.

– К сожалению, и у них есть веские аргументы, так что победа может остаться за ними, – вынуждена была признать она. – Они утверждают, что за последние три года количество баллов, набранных учениками ваших групп при сдаче тестов, постоянно падало и что в наше время учета и контроля они не могли продлить ваш контракт и уволить других учителей, группы которых показывали лучшие результаты.

Оскар фыркнул.

– Каких тестов? Вы имеете в виду ту стандартизованную чушь, которую нам навязали политиканы? Мои собственные тесты вдвое труднее и в три раза более всеобъемлющи, чем эти шаблоны, представляющие собой наборы вопросов, в которых надо просто угадать один из предлагаемых ответов и которые учеников надо учить сдавать. – Он подался вперед. – Вот уже десять лет Америка шельмует своих учителей, делая из них козлов отпущения. Нам заявляют: «Мы отстаем от китайцев, японцев и корейцев, потому что у нас слишком много плохих учителей, от которых мы не можем избавиться, потому что они назначаются без ограничения срока полномочий. Да, кстати, они еще и разоряют страну, потому что у них высокие пенсии!» Ну так я вам вот что скажу – в Китае, Японии и Южной Корее учителя также назначаются на должность без ограничения срока полномочий, и у них тоже высокие пенсии! И что, из-за этого их системы школьного обучения катятся вниз? Нет. Потому что общество в этих странах ценит образование! Они относятся к своим школьным учителям с уважением. А как можно ожидать, что американские школьники будут относиться к своим учителям с уважением в то время, как их родители нас не уважают, в то время, как нас не уважают ни политики, ни СМИ, в то время, как ученики все время слышат одно и то же: какие плохие в Америке учителя! Знаете что? Дети из азиатских семей в моей группе получают по этим стандартизованным тестам такие же хорошие результаты, как и их сверстники в Азии! И знаете почему? Потому что родители заставляют их заниматься и делать домашние задания. Если бы так вели себя все родители, возможно, мы бы так не отставали!

– По-моему, мы несколько отклонились от обсуждаемой темы, – мягко заметила Клэр.

– Прошу прощения, – ответил Кортинес. – Но я хороший учитель. И был им всегда. А причина моего увольнения заключается отнюдь не в результатах тестов, которые сдавали мои ученики. Это просто прикрытие, предлог. Настоящая же причина состоит в том, что я преподаю истинную историю, историю как она есть. Да, я преподаю то, что требует программа. Но я иду глубже. А в наши дни, если ты хоть в чем-то отклоняешься от линии партии, за это следует расплата. Раньше проявление инициативы вознаграждалось; теперь же оно не только не поощряется, но за него еще и следует кара.

– Но количество баллов, которое набирали ваши ученики с тех пор, как вы начали преподавать «истинную» историю, действительно упало. Данные об этом сейчас передо мной, и я сама могу их видеть.

– Верно, – согласился он. – А знаете почему? Потому что вместо групп, состоящих из отличников, мне стали подсовывать группы, состоящие из тех, у кого пониженная способность к обучению. – Оскар снова подался вперед. – Как вам известно, политики то и дело разглагольствуют о том, что учителям надо выплачивать надбавки за результативность в работе и вознаграждать «хороших учителей». Ну так вот, «хорошими» считаются те учителя, группы которых хорошо сдают стандартизованные тесты. А вот вам одна маленькая, тщательно скрываемая грязная хитрость – у учителей, которым достаются способные ученики, средний балл по тестам лучше, чем у тех, кто учит «трудных» детей. Я был одним из этих «хороших учителей». А теперь им больше не считаюсь. И это потому, что директор дал мне группу из отстающих. А не потому, что я выхожу за рамки программы и даю своим ученикам информацию, не упомянутую в учебнике.

Клэр кивнула:

– Ясно.

– Ну что, подаем иск?

– Я считаю, что ваша претензия обоснованна, и вполне возможно, что мы сможем вернуть вам работу. Но это дело не кажется мне беспроигрышным. Если оно дойдет до суда, то судьи и присяжные известны переменчивостью своих настроений. Разбирательство в судах очень отличается от того, что показывают по телевизору. Так что существует вероятность, что суд решит это дело не в вашу пользу. И тогда вы потеряете не только работу, но и немалую сумму денег.

– Но, по-вашему, у меня есть шанс?

– Да, я считаю, что шанс у вас есть.

– Тогда давайте работать.

Она кивнула:

– Хорошо. Мы подадим на них в суд. Но вы должны знать, что идете на риск.

Оскар улыбнулся.

– Разве это жизнь, если в ней нет толики риска?

Клэр встала, и они пожали друг другу руки в знак заключения сделки.

У нее пока было мало времени на то, чтобы тщательно вникнуть в суть уроков Кортинеса – в основном она была занята изучением юридических аспектов дела, – но из своих бесед с учителем и просмотра кратких записей его уроков смогла понять, что «истинная» история, преподаваемая Оскаром Кортинесом, включала в себя этнические чистки и некоторые очень дурные деяния, совершенные весьма знаменитыми людьми. Сама Клэр раньше ничего об этом не знала. Когда в старшей школе училась она, а это было в середине 1980-х, им преподавали только тщательно просеянную и гораздо более радужную историю города. А значит, придется прочитать немало литературы, чтобы глубоко вникнуть в те вопросы, которые, как она будет утверждать в суде, лежат в основе рассматриваемого дела.

Клэр проводила Оскара к выходу, попрощалась и пообещала позвонить ему, как только будет готов черновик искового заявления, которое они подадут в суд. Стоя в дверях, она увидела, как с противоположной стороны улицы ей машет Пэм. Но только нарочно отвела глаза и вернулась к своему рабочему столу. Вероятно, на днях ей надо будет поговорить с Пэм снова, может быть, даже о том, что случилось в подвале, но это произойдет не сегодня.

Клэр села за стол, попыталась сосредоточиться на работе, но вид Пэм живо напомнил ей обо всем, что произошло на новоселье, и ее охватило тягостное чувство – чувство надвигающегося ужаса. Она попыталась не обращать на него внимания, но из этого ничего не вышло, и в конце концов Клэр сдалась и позвонила домой, чтобы удостовериться, что Джулиан и дети в порядке и что все хорошо.

* * *

Вечером после ужина Клэр включила свой ноутбук.

Вообще-то она собиралась зайти на исторические сайты, адреса которых дал Оскар Кортинес, но, когда браузер открылся, решила вместо этого поискать какую-нибудь информацию об их доме. Джулиан уже пытался узнать хоть что-нибудь о его прежних владельцах, и, хотя ему не удалось ни связаться с кем-нибудь из них, ни найти, он сумел обнаружить несколько газетных статей и полицейский отчет, в которых писали о мужчине, который умер в их подвале. Фотографий не нашлось, хотя наверняка именно он стал звездой их вечеринки.

Его звали Джим Свонсон, ему было пятьдесят шесть лет, и он был безработным слесарем-водопроводчиком, уроженцем Джардайна, разведенным (его бывшая жена жила в Таксоне). Родители умерли, у него не было ни братьев, ни сестер, а его бывший дом был продан новым владельцам за два года до его смерти.

Единственное, чего не мог объяснить никто – почему Свонсон решил вломиться именно в этот дом, раздеться догола и спуститься в подвал. И причина смерти также казалась сомнительной и вызывала вопросы. В докладе коронера в качестве официально признанной причины смерти была названа «функциональная недостаточность органов», однако, поскольку в организме покойного не было обнаружено ни наркотиков, ни других каких-либо токсичных веществ, ни наличия какого-либо заболевания, чем была вызвана эта самая «функциональная недостаточность органов», так и осталось неясно.

То, что отыскал в Интернете Джулиан, было очень неплохим, но всего лишь началом. Для того чтобы разгрести эту кашу, им понадобится гораздо больше информации, и Клэр решила приступить к дальнейшим поискам с отыскания каких-нибудь следов бывшей жены Свонсона. По-видимому, она развелась с ним за двенадцать лет до его смерти, так что вряд ли сможет пролить какой-либо свет на детали его кончины, но, возможно, через нее получится выяснить, был ли ее бывший муж как-то связан с домом в прошлом.

Клэр начала набирать на клавиатуре имя женщины – Элизабет Свонсон, но, когда настал черед буквы «з», экран вмиг почернел. На секунду Клэр подумала, что зарядка ее ноутбука отсоединилась от сети, но затем на экране вспыхнули слова: Не делай этого.

Она нахмурилась, недоумевая и в то же время испугавшись. Ей хотелось верить, что это какой-то чисто технический глюк, не имеющий никакого отношения к ней. Но это был приказ, и относился он к тому, что она делала сейчас, так что создавалось впечатление, что нечто пытается ее остановить. Это сразу же напомнило Клэр сообщение на телефоне Меган…

Сними штаны.

…и она заставила себя успокоиться и дышать нормально, выключая компьютер и затем запуская опять. Появился четырехцветный логотип Windows, затем иконки… после чего экран почернел вновь.

Я же тебе сказал.

Эти слова появились в центре и мгновенно сменились другими, заполнившими собой все пространство.

НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО.

Клэр покорно выключила и закрыла ноутбук. Руки дрожали, и она вышла в гостиную, где Джулиан читал журнал «Тайм», Джеймс – книгу, а Меган смотрела по телевизору программу о последних событиях в индустрии развлечений. Клэр похлопала мужа по плечу и сделала знак следовать за ней на кухню. Здесь она рассказала о том, что сейчас произошло. Джулиан поверил ей сразу, даже не видя доказательств, и Клэр вздохнула с облегчением – в ближайшее время она ни за что не включит этот ноутбук. Почем знать, что еще она увидит на экране, если снова попробует выйти в Интернет?

– Теперь только не из дома, – сказал Джулиан, и Клэр задрожала, внезапно ощутив холод, потому что он произнес это шепотом. Он тоже боялся, что их разговор может быть подслушан. – Ищи информацию в своем офисе, библиотеке или одном из кафе, где есть wi-fi.

– Ты тоже, – прошептала она.

Ей хотелось сказать ему куда больше. Клэр начинала чувствовать себя узницей, постоянно находящейся под наблюдением, и ее первой инстинктивной реакцией было желание дать сдачи, начать говорить все, что заблагорассудится, открыто выступить против призрака, пригрозив ему. Но она понимала – это будет неразумно, и просто посмотрела Джулиану в глаза, сказав все, что только могла, одним красноречивым взглядом, и он кивнул и поцеловал ее. После этого они вышли из кухни и пошли в гостиную, чтобы присматривать за детьми.

Глава 19

Меган проснулась на рассвете и быстро проверилась, чтобы убедиться, что ночью с ней ничего не произошло.

Нет, ничего. С ней все было в порядке. Она по-прежнему была закутана, словно мумия – плед был заправлен под матрас, одеяло и верхняя простыня – тоже, а спальный мешок закрыт на молнию.

Меган вылезла из своего кокона, вся потная. Родители ничего об этом не знали, но она начала спать в обычной одежде, не переодеваясь в пижаму. Почему? Потому что пижамные штаны было можно спустить – а у брюк и джинсов были молнии, кнопки и ремни. Пижамную куртку можно было поднять – а повседневные блузки застегивались на пуговицы, их можно было заправить в брюки и прикрыть сверху свитерами.

Ей требовалась дополнительная защита. То существо, которое она видела, когда с ней ночевали подруги, та бесформенная, мимикрировавшая под обстановку ее спальни фигура, которая отделилась от стены, чтобы рассмотреть остальных девочек и напасть на одну из них, никак не выходила у нее из головы.

Сними штаны.

Точно так же не выходило у Меган из головы и сообщение, адресованное ей и Джеймсу.

Я убью вас обоих.

Ее жизнь превратилась в кошмар, полный тревоги и страха, и хуже всего было то, что возможные варианты действий в создавшейся ситуации были так ограничены. Меган ничего не могла рассказать родителям. Ничего не могла рассказать подругам. Ей не к кому было обратиться за помощью, а та тварь, которая жила в этом доме, могла находиться где угодно, могла наблюдать за ней в любое время.

Ей было нужно в туалет, и Меган с ужасом пошла в ванную комнату, находящуюся за спальней Джеймса. Она бы предпочла сходить в ванную рядом со спальней родителей, но по какой-то непонятной причине мама запретила им с Джеймсом туда заходить. Как всегда, Меган закрыла и заперла за собой дверь, затем сняла с вешалки полотенце и одной рукой держала перед собой, а другой стягивала джинсы, позволяя себе опустить их только ровно настолько, насколько это было совершенно необходимо. Садясь на унитаз, она прикрыла себя спереди полотенцем, чтобы ничто не смогло ее увидеть, затем, закончив свои дела, мгновенно натянула джинсы, бегом спустилась на первый этаж и вымыла руки в кухне.

Меган никогда не испытывала такого стресса, как в последние две недели, и просто чудо, как у нее не поехала крыша. Этого в фильмах ужасов не показывали никогда – всех этих сложных, изощренных ритуалов, которые приходилось придумывать, чтобы справляться с повседневной жизнью в доме с привидением.

После завтрака, после того, как все встали и дом наполнился шумом, после того, как солнце поднялось высоко и день окончательно взял верх над ночью, Меган могла наконец обтереть тело мокрой мочалкой и переодеться. Шесть дней в неделю она ограничивалась только таким обтиранием, не желая пользоваться ни ванной, ни душем, не желая давать зеркалу в ванной возможность запотеть. Теперь Меган принимала только один горячий душ в неделю и делала это в воскресенье после полудня, то есть в самое жаркое и светлое время дня. Маме это показалось странным, и она попыталась расспросить ее об этой перемене в привычках, но мамины расспросы были какими-то нервными, вопросы звучали так, словно она беспокоится не потому, что не понимает, а потому, что понимает. Меган едва не расплакалась и не рассказала маме все. Но в ее мозгу тотчас вспыхнуло то сообщение

Я убью вас обоих.

а мысленно она увидела, как от стены отделяется бесформенная фигура и убивает и маму, и ее, – и придумала лживую отговорку, сказав, что где-то читала, что послеполуденные часы в воскресенье считаются наилучшим временем для принятия душа, поскольку в это время для нагрева воды нужно меньше всего энергии, а это способствует сохранению окружающей среды.

Сейчас Меган вернулась в свою спальню, взяла чистые футболку и нижнее белье (джинсы она планировала оставить те же, что и вчера) и отнесла всю свежую одежду в ванную комнату. Включила кран, подождала, когда вода потеплеет, затем заткнула слив в раковине, наполнила водой и бросила туда мочалку, приготовив все заранее, чтобы можно было все сделать как можно быстрее.

Она всегда обтирала части тела по очереди: сначала нижнюю половину, потом верхнюю, так что какая-то половина всегда была прикрыта, и Меган никогда не обнажалась полностью.

Она, как всегда, быстро осмотрела приготовленное, удостоверившись, что все находится на своих местах и что в поле зрения нет ничего необычного или вселяющего страх, и только потом решила, что сегодня начнет обтирание с нижней половины тела. Сняв джинсы, Меган с изумлением увидела порезы на своих ногах: длинные и красные, которых до этого не замечала. Откуда они взялись? Были ли они раньше, когда она ходила в туалет? Если да, то она их не увидела.

Ноги вдруг начали болеть, хотя всего несколько секунд назад все было в порядке. Только увидев эти раны, Меган осознала, что они есть, и почувствовала боль, хотя порезы были и неглубоки, и крови почти не было, только тонкая засохшая полоска на каждом.

Осторожно промыв порезы теплой водой без мыла, Меган высушила ноги полотенцем. Найдя в ящике под раковиной неоспорин[11], нанесла на ранки мазь. Сменив трусики и опять надев те же джинсы, сняла грязную кофту, вымыла верхнюю половину тела, воспользовалась дезодорантом и быстро надела свежую футболку.

Обнаружение порезов встревожило Меган.

И испугало.

Первой мыслью было предположение о том, что это наказание, что, хотя она подчинилась приказанию и ничего не сделала, живущее в доме существо знало, о чем она думала, и захотело доказать ей, что оно может добраться до нее в любое время, когда ему заблагорассудится, несмотря на все ее предосторожности. Если это так, то что произойдет, если она решится рассказать родителям о порезах? И что произойдет с ними, если они узнают? Безопаснее всего продолжать молчать и страдать.

Однако где-то в глубине ее сознания жила неотвязная мысль о том, что ее порезала не какая-то сторонняя сила, а она сама. В каком-то смысле эта мысль была даже страшнее. Потому что, как Меган ни старалась, не могла вспомнить, чтобы это делала, и ей не приходила в голову ни одна причина, которая могла бы заставить ее с собой такое сотворить.

Возможно, она сходит с ума. Возможно, все, что, как ей казалось, происходило, не случалось вовсе. Возможно, она вовсе не получала жутких сообщений. Возможно, когда в ее комнате ночевали подруги, от стены вовсе не отделилось чудовище. Возможно…

Нет. Одно из этих сообщений видела и мама

Сними штаны.

а другое – Джеймс

Я убью вас обоих.

и подруги перепугались и из-за того, что выдавала вышедшая из-под контроля доска для спиритических сеансов, и из-за фигуры, которую все видели в углу еще до того, как заснули. Все эти вещи были реальны.

Меган подалась вперед, глядя на себя в зеркало. Нет, она не безумна. Просто попала в ситуацию, отдающую безумием.

Но как она может ей противостоять?

Меган спустилась на первый этаж, где ее уже ждала мама.

– Ты готова? – спросила она.

– Да, – ответила Меган.

Они собирались идти в центр: мама – на работу, а она – в библиотеку. Меган закончила читать еще одну книгу, и ей полагался приз от программы летнего чтения. Программа уже почти подошла к концу, так что подарков становилось все меньше, и ей хотелось получить свой пораньше, чтобы это точно было что-то стоящее. Разумеется, библиотека откроется только через час, но можно было бы посидеть в офисе мамы, и они могли бы пообщаться – что-то вроде сближающего общения мамы и дочки. И возможно, она даже могла бы…

Меган вдруг подумала о порезах на своих ногах.

Нет.

Они уже вышли за дверь, когда мама в последний момент вспомнила, что забыла флэшку, так что Меган осталась стоять в палисаднике, пока мама возвращалась обратно в дом. Она качнула качели из автомобильной покрышки, дивясь тому, что папа не снял их с дерева, поскольку ни она, ни Джеймс ими не пользовались. Потом подумала: «Интересно, а почему на них не качается Джеймс? Ведь он должен бы быть от них в восторге».

По тротуару медленно прошагал мужчина, прошагал, прилагая почти комичные по своей очевидности усилия не смотреть ни на их дом, ни на их двор. Меган нахмурилась. В этом мужчине было что-то знакомое, и она попыталась вспомнить, где могла видеть его раньше. Он был немолод, на голове – надетая козырьком назад желтая бейсболка, и, хотя Меган была почти уверена, что он не живет на этой улице и у него, похоже, нет причин здесь находиться, он прошел мимо, потом перешел на другую сторону улицы и снова прошел уже в обратном направлении, по-прежнему избегая смотреть на их двор.

Это было странно.

Но тут из дома вышла мама, и Меган сразу же про него забыла.

– Пошли, – сказала мама.

Отойдя от дома, Меган сразу же почувствовала себя лучше. Нет, страх ее не отпустил – в последнее время он оставался с ней всегда, – но она ощутила легкость: как телесную, так и умственную. Меган заметила это отличие лишь теперь, когда отдалилась от дома и двора – когда она находилась там, ее словно придавливала какая-то тяжесть. Она медленнее соображала, медленнее двигалась. Пока Меган была дома, это казалось ей чем-то совершенно нормальным, но едва она покидала участок – словно сбрасывала двадцать фунтов веса. И IQ вырастал на двадцать баллов.

Что же, что же не так с их домом?

Этот вопрос Меган задавала себе постоянно, он вставал перед ней, о чем бы она ни думала. Пока что она так и не нашла ответа, который бы ее удовлетворил, но одно было ясно: что бы ни было бичом их дома, дело было не в обыкновенном привидении, а в чем-то куда более страшном. Никакое привидение, никакой дух не смог бы сделать… такое.

Вдалеке от дома настроение мамы тоже, похоже, улучшилось. Когда они шли по парку, она начала спрашивать Меган о школе. Занятия начинались уже через две недели, и обычно к этому времени они уже вовсю закупали новую одежду, канцелярские принадлежности, и вообще готовились. Но в это лето никто, похоже, даже не вспоминал о том, что скоро начнется новый учебный год. Даже когда их не отвлекали другие вещи, эта тема вообще не возникала в ходе их разговоров, и было приятно наконец вновь об этом говорить. Сама Меган так зациклилась на происходящем в доме, что почти не вспоминала о том, что пойдет в восьмой класс. Это будет ее последний год в средней школе, и, хотя при обычных обстоятельствах эта мысль переполняла бы ее волнением, воодушевлением или еще какими-то чувствами в этом же духе, этим летом она почти об этом не думала.

Так что было здорово говорить с мамой о нормальных вещах.

Меган вдруг осознала, что пора срочно ехать за покупками. Особенно за одеждой. С весны она заметно вытянулась, а единственными брюками в ее гардеробе, которые не стали ей коротки, были те джинсы, в которых она была сейчас. Все шорты тоже были еще впору, однако…

Меган пришлось вернуться с небес на землю, когда она вспомнила о порезах на своих ногах.

И до нее вдруг дошло, что она не сможет носить шорты.

– Я обратила внимание на то, что в «Стор» началась школьная распродажа, – сказала мама. – Ты уже достаточно взрослая, чтобы разнообразить гардероб и перестать носить каждый день одни только футболки. Нам надо будет…

Меган кивала, автоматически продолжала улыбаться, но на самом деле абсолютно не слушала и вернулась к реальности, только когда они дошли до Олд-Мейн-стрит и наткнулись на Джули и ее маму, которые стояли перед закрытым магазином подержанных вещей.

Мама Джули встретила их широкой улыбкой и дружеским приветствием, но сама Джули покраснела и смущенно опустила глаза. Ее семья была бедна, и было очевидно, что они с мамой стоят здесь, ожидая открытия магазина, вероятно, для того, чтобы поискать подходящую одежду.

Меган тоже смутилась – не от того, что подруге приходится покупать подержанную одежду, а от того, что ей неловко, и, как и Джули, опустила глаза и не сказала ни слова.

В отличие от них, их матери, похоже, проблем не испытывали, и мама Меган кивком показала на закрытую дверь магазина.

– Утро понедельника – самое лучшее время для похода сюда. Именно в это время Ребекка выставляет на продажу новые товары. А в первый четверг каждого месяца еще и устраивает распродажу в каком-то из сегментов: продает две вещи по цене одной. Иногда это бывают джинсы, иногда домашняя утварь, иногда книги, и, если не зевать, можно урвать отличные вещи по дешевке.

Мама Джули улыбнулась.

– Именно так я и купила блузку, что сейчас на мне. И блузку для Джули.

Сгорая от стыда, Джули выглядела сейчас так, словно хотела провалиться сквозь землю.

Мама Меган одобрительно кивнула.

– Знаете, прошлой зимой я купила здесь пальто от Лиз Клейборн, которое кому-то оказалось не нужно, и оно было совершенно новое! За десять долларов! Должно быть, кто-то получил его в подарок, и оно пришлось не по душе, потому что вид у него был такой, словно его ни разу не надевали.

Ее мама действительно иногда покупала одежду в магазине подержанных вещей, хотя самой Меган от этого постоянно бывало некомфортно. Надо признать – эта одежда всегда выглядела классно, потому что у мамы был отличный вкус, но им не было нужды что-либо приобретать здесь, и раньше Меган предпочла бы, чтобы мама покупала лишь действительно новые вещи. Однако сейчас чувствовала за нее гордость и даже начала подумывать о том, не подыскать ли здесь что-нибудь и себе. А что касается пальто – она видела его и находила очень элегантным и модным. И смотрелось оно очень дорого. Меган была уверена, что мама купила его в бутике, и, услышав, что пальто обошлось ей всего в десять долларов, была немало впечатлена.

Может, она сможет найти больше одежды на те деньги, что родители выделяют на эти цели, если приобретет часть гардероба в магазине Ребекки, а не в «Стор».

Теперь Джули не выглядела такой смущенной, и они с Меган заговорили о школе и о тех предметах, которые надеялись начать изучать в новом году. Они записались на один и тот же суперпопулярный курс – «Издательское дело с применением электронной техники», но еще не получили свое расписание, так что пока не знали, удастся ли на него попасть.

Послышался скрежет поворачиваемого в замке ключа, и дверь магазина подержанных вещей открылась изнутри.

– Ну все, мне пора на работу. – Мама Меган улыбнулась пожилой женщине, которая открыла дверь. – Доброе утро, Ребекка.

– Привет, Клэр. Хороший выдался денек.

– Это точно. – Она посмотрела на Меган. – Я иду в офис. Если хочешь остаться с Джули и посмотреть, не найдется ли в магазине миссис Фишер что-нибудь и для тебя, то вперед.

Меган улыбнулась и на секунду обняла свою мать. Ей повезло с ней.

– Хорошо, мам. Спасибо.

Совершенно позабыв о своем смущении, Джули вошла в магазин первой, и они начали просматривать футболки и блузки, висящие на вешалках в правой части магазинчика.

Девчонки переворошили все. Джули выбрала крутой прикид, который, должно быть, недавно пожертвовала в магазин одна из богатых учениц старшей школы, и даже, порывшись в корзине с уцененными товарами, откопала пару неплохих компакт-дисков, Меган нашла классную блузку и попросила подругу подождать ее, пока она сбегает за деньгами в офис своей мамы.

Джули всегда была самым непостоянным членом из троицы ее лучших подруг, но сейчас Меган зауважала ее куда больше прежнего и начиная с этого утра стала к ней значительно ближе. Выйдя из магазина подержанных вещей, они увидели, что северный конец Олд-Мейн-стрит начали перекрывать и там появились продавцы фермерского рынка. Мама Джули сказала, что пойдет и посмотрит, что там можно купить.

– Мне нужно в библиотеку, – сказала Меган Джули. – Хочешь пойти со мной?

Джули взглянула на свою маму, и та одобрительно кивнула.

Девочки отправились в библиотеку.

Библиотекарь подписала заполненную анкету Меган, которую ей выдали раньше в рамках летней читательской программы, и вручила приз. Он состоял из бесплатного пропуска в кинотеатр, небольшого ведерка попкорна и маленькой банки прохладительного напитка.

– Вот это да, – сказала Джули. – А я и не знала, что здесь дают такие хорошие подарки. Следующим летом я тоже запишусь в читательскую программу.

Библиотекарь улыбнулась.

– И расскажи о ней своим подругам.

Девчонки уселись перед одним из библиотечных компьютеров и начали просматривать странички некоторых из своих мнимых друзей на Фейсбуке, пока их не нашла мама Джули и не сказала дочери, что им пора идти.

Меган вместе с ними дошла до парковки, где мама Джули оставила свою машину.

– Я отлично провела время, – сказала она. – Нам стоит встречаться чаще.

Джули улыбнулась.

– Точно.

Подруги попрощались, и Меган вернулась в офис мамы. Она полагала, что увидит там одного-двух клиентов или что мама будет разговаривать по телефону, но та была в офисе одна и писала что-то в блокноте с желтой бумагой. Меган сходила в туалет и одновременно посмотрела на порезы на своих ногах. И опять где-то в глубине ее сознания зашевелилась мысль о том, что она сделала это сама, хотя по-прежнему не могла ничего об этом вспомнить и понятия не имела, зачем ей вообще могло это понадобиться.

«Порезы выглядят некрасиво, – подумала Меган, – и это хорошо». Это делает некрасивой и ее. Возможно, теперь у того, кто призывал ее снять штаны, подобное желание исчезнет. Собственно говоря, возможно, если порезать себя еще больше, это станет дополнительной гарантией и отвадит от нее эту тварь.

Не по этой ли причине она поранила себя, если это вообще была она?

Нет.

Что-то подсказывало Меган, что если это сделала она, то только потому, что ей этого хотелось, потому что это ей нравилось.

Потому что она получала от этого удовольствие.

Охваченная ужасом, смущением и стыдом, Меган подняла глаза от своих ног и уставилась на стену туалета. Это же невозможно, правда? Люди ведь не делают таких вещей ради удовольствия, не так ли? Она не понимала, почему ей так кажется, но, похоже, в этом все-таки имелось некое зерно истины, и Меган почувствовала еще больший страх перед домом, чем прежде. Ей не хотелось туда возвращаться, и она подумала, что, может быть, сможет остаться в офисе мамы, уговорить родителей разрешить ей пригласить на ночевку подруг, а потом растянуть это на неделю или даже дольше.

Нет, это глупости. Такая перспектива ей не светит. Надо смотреть правде в глаза – ей придется и дальше жить в этом доме.

Но, может быть…

Меган один за другим выдвигала ящики тумбы под раковиной. Бо́льшая их часть была пуста, но в одном все же нашлись коробка пластыря, тюбик неоспорина и маленькие маникюрные ножницы. При ближайшем рассмотрении Меган увидела, что ножницы тонки и коротки, но лезвия и концы – острые. Она взяла их и посмотрела на свои бедра. Теперь ее ноги выглядели безобразно, но можно сделать их еще отвратительнее, так что ничто не захочет, чтобы она снимала штаны.

Меган призвала все свое мужество. Скривившись, прижала острый кончик лезвия к своей коже.

Вонзила в тело.

И, прикусив кулак, чтобы не кричать, быстро потянула, разрезая плоть, вверх, к своему бедру.

Глава 20

Мужчину с ножом звали Джон Линч.

И его выпустили из-под стражи два дня назад.

Джулиан узнал об этом только потому, что позвонил в полицейский участок и попросил подозвать к телефону офицера Родригеса, чтобы выяснить, как продвигается дело.

Клэр была на работе, Меган находилась с ней, а Джеймс – у своего друга Робби. Впервые за последние три дня Джулиан остался дома в одиночестве и, воспользовавшись этой непродолжительной, но полной свободой, решил узнать, где сейчас человек, собиравшийся на него напасть, и что вообще происходит. И был потрясен, когда ему сообщили, что, вопреки обещаниям полиции, тип с ножом не сидит в предварительном заключении или психушке, а, внеся за себя залог, спокойно разгуливает на свободе под своим собственным поручительством.

Родригес был в патруле, и поговорить с ним оказалось невозможно, но дело все равно уже вел не он, его передали другому полицейскому, детективу Пена, который и ответил на звонок Джулиана. Пена понимал чувства Джулиана и извинялся, но Джулиан все равно был в ярости и начал читать детективу нравоучение, в деталях рассказывая, как этот псих пялился на него, пока он обедал. Все это, несомненно, и так было отражено в полицейском отчете, но Пена выслушал речь Джулиана терпеливо и только потом объяснил, что при отсутствии конкретных словесных угроз и явных попыток совершить нападение Линч автоматически получил право на освобождение под залог.

– Но у него же был нож!

– Я понимаю вас, мистер Перри. Его непременно будут судить, и, даже если он признает вину и заключит сделку с правосудием об уменьшении срока, тюремное заключение ему гарантировано. Но до тех пор будет на свободе, поскольку внес залог. Однако, если вы заметите его снова или он попытается вступить с вами в контакт, сообщите нам незамедлительно. В этом случае мы, возможно, сможем что-то сделать.

– Значит, если этот тип начнет терроризировать мою жену или резать моих детей, вы сможете отправить его за решетку. Как же приятно это знать.

– Простите, мистер Перри…

Джулиан не стал его слушать и со злостью повесил трубку.

После этого сразу же вышел на улицу, обошел дом, заглянул за кусты, зашел в гараж и даже вышел в проулок, чтобы удостовериться, что этого сумасшедшего поблизости нет. Он спросил детектива, имеет ли полиция хоть какое-то представление о том, почему Линч вообще заявился к его дому с ножом, но Пена ответил, что арестованный не дал никакого объяснения своих действий, был явно растерян и уверял, что никому не хотел причинять вреда.

Этот малый был явный псих. А что, если он все-таки вернется и попытается напасть на Клэр? Или на Меган? Или на Джеймса?

Джулиан понимал, что ему следовало все рассказать Клэр в тот же день, сразу после того, как она вернулась домой. Почему же он этого не сделал? Как он мог так облажаться? Теперь же было уже слишком поздно говорить ей правду. Джулиан сделал колоссальную ошибку, не сообщив ей обо всем сразу, а теперь не смог бы сколько-нибудь внятно объяснить, что на него нашло и почему он утаил от нее то, что произошло. Вероятно, лучшее, что он сейчас может сделать, – это продолжать хранить молчание. Ему редко случалось куда-либо выходить, он почти всегда был дома, когда здесь находились Клэр и дети. Так что он будет смотреть в оба, и, если этот Линч все-таки появится, просто позвонит в полицию и уже потом скажет Клэр, а возможно, даже представит дело так, будто это произошло в первый раз.

Да, это был не план, а чистой воды дерьмо, так мог вести себя только трус, но Джулиан оправдывал себя тем, что было бы неправильно заставлять Клэр нервничать еще больше. Она уже и так была на грани срыва из-за этого дома, и ее пугала даже собственная тень. Ее также очень тревожил тот факт, что, несмотря на все современные методы поиска, имеющиеся в их распоряжении, ни один из них так и не смог найти какой-либо значимой информации об их доме и прилегающей к нему земли. Клэр и так была перегружена и в интеллектуальном, и в эмоциональном плане. И он не хотел взваливать на нее еще и это новое бремя.

В гараже никого не было, никого не было и во дворе, и Джулиан, закрыв все окна и заперев заднюю дверь, вышел на тротуар перед домом и оглядел окрестности в поисках чего-нибудь необычного.

И не увидел ничего.

Он вернулся в дом. Джулиан так и не нашел бейсбольную биту, как планировал, хотя и знал, что она у них точно где-то есть – то ли в подвале, то ли в гараже среди старых вещей, и вместо нее взял из своего набора инструментов молоток на тот случай, если ему понадобится оружие. Вряд ли он им воспользуется, даже если Линч вернется, но подготовиться все равно не помешает.

Джулиана по-прежнему поджимали сроки, и он собирался провести утро за работой, наверстывая упущенное, но весть о том, что Линч на свободе, выбила его из колеи, и, поднявшись в кабинет, он просто тупо уставился на экран своего компьютера без единой мысли в голове. Джулиан просмотрел последние изменения, которые внес в веб-сайт, над которым работал, полагая, что таким образом сможет направить свои мысли в нужном направлении, и это действительно помогло ему сконцентрироваться. Нашел в своей работе ошибку, исправил и внезапно почувствовал, что сейчас дело пойдет. Теперь он точно знал, что нужно делать.

И вдруг услышал доносящийся из коридора голос.

Мужской голос.

Джулиан вскочил с места с бешено колотящимся сердцем, схватил молоток и крепко сжал рукоять. Сначала он решил было, что в дом каким-то образом пробрался Джон Линч, хотя и не понимал, как это вообще возможно. Но, осторожно подойдя к двери, услышал, как этот голос говорит – собственно, тот вообще не замолкал, – и, хотя не мог разобрать отдельных слов, узнал и этот тон, и эти модуляции.

Это был тот самый мужской голос, который Джулиан уже слышал, тот самый голос, который говорил что-то Меган, пока она спала.

По спине Джулиана пробежал мороз. Он вышел в коридор, ожидая, что бормотание затихнет, но оно, наоборот, стало только громче и снова доносилось из комнаты Меган. Джулиан посмотрел на открытую дверь. Был день, но в коридоре царил сумрак, и из-за слабого солнечного света, падающего из дверного проема спальни его дочери, казался еще темнее.

Рука болела, но он продолжал все так же стискивать рукоять молотка. Джулиан двигался вперед медленно, не желая предупреждать что бы это ни было о своем приближении. Теперь он мог разобрать уже каждое третье и четвертое слово, но они все не имели смысла.

…плед… каньоны… киноварь… спать…

Дойдя до двери Меган, Джулиан заглянул за косяк. В ее зеркале отразилось движение, что-то вроде белесого пятна, мелькнувшего слишком быстро, чтобы он смог его разглядеть, после чего голос замолк. Из противоположной части дома, не из его кабинета, а откуда-то издали, возможно, с заднего двора, донесся едва слышный пронзительный смех.

Не выпуская из руки молотка, Джулиан осмотрел спальню дочери, потом комнату сына, потом ванную и, наконец, свой собственный кабинет. Но ничего не нашел, ничего не услышал и ничего не увидел.

Возможно, им следует пригласить какого-нибудь экзорциста.

Месяц назад и даже неделю назад он бы только посмеялся над нелепостью подобной мысли. Но тогда все было иначе, и Клэр явно была права. С их домом творится что-то плохое, и они должны были что-то с этим сделать.

Если в комнату Меган заходило привидение мужчины, то значит ли это, что оно… что он… шпионил за ней и ночью, пока она спала?

Эта мысль была нестерпима, и Джулиан сразу же решил, что они с дочерью поменяются комнатами. Возможно, это ничего не даст, возможно, это будет пустая трата времени, но он уже во второй раз услышал мужской голос в ее спальне и на сей раз даже заметил что-то в ее зеркале. Он ни за что не позволит ей провести там еще хоть одну ночь.

В глубине его сознания шевельнулась мысль о том, что, как говорила Клэр, нужно продать дом. Вероятно, ни в одной из комнат не может быть безопасно. Но продажа дома не вызывала в нем должного энтузиазма и не казалась таким безотлагательным делом, каким должна была бы казаться.

Клэр.

По какой-то причине Джулиан представил ее обнаженной, широко раздвинувшей ноги и обритой, как тогда, до рождения Меган или Джеймса. Внезапно у него начался стояк, и, прежде чем сделать что-либо еще, он пошел в ванную, спустил брюки, встал на колени перед унитазом и занялся мастурбацией. Закончил он быстро, эякулировав в унитаз и спустив в нем воду, после чего застегнул брюки, позвонил Рику и Патрику и спросил у них, не могли бы они приехать, чтобы помочь ему переставить кое-какую мебель.

Рик всегда был рад отвлечься от работы – к тому же типография была его собственным бизнесом, так что он мог делать там все, что хотел, – а Патрик в любом случае планировал перенести обед на более раннее время, так что друзья Джулиана приехали к нему и в течение часа поменяли местами мебель в его кабинете и комнате Меган.

Клэр и Меган вернулись домой как раз когда они заканчивали перестановку, и, хотя Меган отреагировала на нее с изумлением и смятением – по крайней мере, до того, как Джулиан не заметил, что ее новая комната будет больше, – Клэр просто посмотрела на мужа с выражением, говорящим о том, что подробностей она может и не знать, но точно понимает, почему он это затеял.

Клэр предложила Рику и Патрику перекусить, но Патрик сказал, что ему пора возвращаться на работу, а Рик – что просто перехватит бургер по дороге в свою типографию. После того как Джулиан сердечно поблагодарил друзей, мужчины ушли, а Меган пошла наверх, чтобы повесить на стены свои постеры.

Джулиан и Клэр остались в кухне одни. Она начала делать сэндвичи, а он тем временем рассказал о голосе, который слышал. Он ни словом не обмолвился о Джоне Линче, но в этом уже не было необходимости – эта новость и сама по себе была достаточно пугающей.

– Возможно, детям надо ложиться в нашей спальне, – сказала Клэр.

– Тогда где же будем спать мы?

– Возможно, нам всем следует спать в нашей комнате.

Джулиан покачал головой.

– Это нелепо.

– Да неужели? Мы живем в доме с привидением. Мы должны убраться отсюда, съехать и никогда не возвращаться. Но если мы остаемся, нам надо начинать приспосабливаться к ситуации.

– Именно это я и делаю.

– Мне не нравится, что они живут на втором этаже так далеко от нас.

По правде говоря, ему тоже это не нравилось. Но они мало что могли сделать – так был построен дом, и хотя Джулиан намеревался принять все меры предосторожности, ничего не сказал об этом Клэр, не желая пугать ее еще больше.

Эта скрытность, эта готовность – нет, это желание – держать жену в неведении было совершенно на него не похоже. Он еще никогда в жизни не вел себя подобным образом, и это направление мыслей казалось чуждым его натуре, не свойственным ей.

Тупая пульсация в его виске вдруг переросла в полноценную головную боль. Джулиан прищурился, вначале попытавшись проигнорировать это, затем сказал Клэр, что если не выпьет таблетку, голова окончательно разлетится на куски. Клэр кивнула. Она и сама кривилась от боли, поэтому достала бутылочку тайленола[12] с полки для специй.

Они приготовили обед вместе, как им случалось делать и прежде, собирая сэндвичи с индейкой по принципу конвейера, после чего позвали Меган спуститься и поесть. Она была полна энтузиазма по поводу своей новой комнаты и весь обед радостно болтала, сказав, в частности, что поставит у окна комнатное растение, чтобы сделать спальню более «зеленой».

Обед получился неплохой, и головная боль и у Джулиана, и у Клэр несколько поутихла. Едва они закончили есть, Клэр начала открывать окна во всем доме, чтобы впустить внутрь свежий воздух.

– Тут душно, – сказала она. – Тебе не кажется? – Она открыла и заднюю дверь, после чего Джулиан сразу же вышел во внутренний дворик, чтобы убедиться, что рядом нет Джона Линча.

Он заметил, что все новые растения, которые Клэр купила и посадила на днях, погибли.

Джулиану нужно было зайти в хозяйственный магазин, чтобы купить замок для калитки, открывающейся в проулок. Ему следовало бы сделать это сразу же после того, как они переехали в этот дом, но тогда это не казалось таким уж важным. Теперь же любые меры, которые он мог принять, чтобы затруднить доступ в их двор, приобрели жизненное значение.

Джулиану пришло в голову, что неплохо было бы предупредить о Джоне Линче всех соседей. Если другие обитатели улицы увидят Линча раньше, то смогут сообщить ему, и, возможно, так удастся избежать нового инцидента. Единственным соседом, к которому он мог обратиться с этим вопросом, не испытывая внутреннего напряжения, был Коул Хаббард, и Джулиан, пройдя по боковой части двора мимо окна столовой, через которое за ним следил псих с ножом, вышел на тротуар.

Машина Хаббарда стояла на подъездной дороге, что означало, что сам он сейчас дома, и Джулиан, пройдя мимо участка Рибьеро, зашел во двор Коула, поднялся на крыльцо и позвонил в дверь. Он слышал, как в доме звенит звонок, и ему показалось, что он уловил какое-то движение, но, хотя прождал более минуты, к двери так никто и не подошел.

Джулиан позвонил еще раз и снова стал ждать. Потом постучал и опять подождал. Но дверь так и не открыли.

Это было странно.

Он знал, что Коул внутри, и позвонил опять, потом снова постучал и наконец крикнул:

– Эй, Коул! Открой дверь! Это Джулиан!

– Уходи!

Голос соседа звучал тонко и испуганно, его почти невозможно было узнать, и этот тон потряс Джулиана не меньше, чем сами слова.

– Коул? С тобой все в порядке?

– Я же сказал – уходи! – Теперь в голосе соседа звучали нотки гнева, смешанного со страхом.

Джулиан сделал шаг назад; он был в недоумении. Ему казалось, что у них с Коулом хороший контакт и они скоро станут друзьями. Что же, черт возьми, произошло?

Это было совершенно на него не похоже. Может быть, это из-за того, что случилось на той вечеринке? Нет, Коул не мог так распсиховаться из-за привидения, чтобы оборвать все контакты. Ведь он остался после того, как все остальные гости сбежали, и даже дал им здравый, нисколько не отдававший паникой совет.

Может, у соседа проблемы в личной жизни, хотя Джулиан так не думал. Если бы дело было действительно в этом, Коул вел бы себя хотя и сухо, но вежливо и, возможно, недолго бы поговорил с ним, а потом тактично распрощался. Он бы не повел себя так враждебно.

Или испуганно.

Джулиан и сам начинал пугаться и вопреки голосу разума постучал еще раз.

– В чем дело? Я не уйду, пока ты мне не объяснишь!

Последовала короткая пауза, затем дверь чуть-чуть приоткрылась. Джулиан увидел, что волосы Коула нечесаны и немыты, а на лице – двухдневная щетина.

– Уходи. Сейчас же.

– Но почему? Я не понимаю. В чем дело?

– В чем дело? – Дверь открылась чуть шире. Коул действительно был в ярости – Джулиан видел это ясно. Но затем гневное выражение сошло с его лица. Впечатление было такое, будто Коул злился на него, виня в чем-то, но, увидев, понял, что на самом деле Джулиан не виноват.

– Иди домой, – устало сказал он.

– Коул…

– Твой дом зовет меня. И я не знаю, как долго еще смогу ему противостоять.

Твой дом зовет меня? Что он вообще хотел этим сказать? Но, прежде чем Джулиан успел спросить об этом, Коул опять закрыл дверь и больше не открывал. Джулиан кричал соседу, стучал в дверь, звонил в дверной звонок, надеясь все-таки заставить его ответить, но Коул упорно продолжал молчать.

Полный растерянности и чувства собственного бессилия, Джулиан медленно пошел обратно, глядя на дома по обе стороны улицы и гадая, о чем сейчас думают и что делают его соседи.

На следующий день Коул уехал.

А через день на лужайке перед его домом была установлена табличка: «Продается».

Глава 21

Как бы то ни было, решила Клэр, она может отвлечься, погрузившись с головой в работу.

А ее работа над делом Кортинеса оказалась куда более захватывающей, чем она предполагала вначале. И дело было не только в самих правовых аспектах этого дела, которые и сами по себе побуждали к действию, но и в фактах, составляющих основу альтернативной истории здешних мест, которую преподавал своим ученикам Кортинес. Клэр ничего не слышала об этих фактах прежде, они были ей совершенно не знакомы, и она была согласна, что такие вещи должны преподаваться как ученикам школ Джардайна, так и всего Нью-Мексико.

Дома все было запутанно, сложно, странно и страшно, но, ища прибежища от всего этого в своей работе, в замысловатой логике права, Клэр обретала спокойствие и покой, что помогало ей справляться с безумием своей домашней жизни. Тихий внутренний голос шептал ей, что она не должна бежать от реальности, что первостепенный ее долг – это долг перед семьей, а не перед клиентами, но этот голос заглушало то, что казалось ей разумной целесообразностью – это напоминало позицию, занятую в этом деле Джулианом. Она не была уверена, что именно заставило ее занять схожую позицию, но даже дома что-то смягчало ее страх, хотя Клэр и понимала, что если начнет размышлять об этой аномалии, то, вероятно, он усугубится еще больше.

Поэтому она об этом не думала.

Хотя это уже само по себе было совершенно на нее не похоже.

Клэр по-прежнему считала, что они должны продать дом и съехать – именно это и двигало ею, когда она с таким рвением начала вести дело Кортинеса, – но сейчас это не казалось ей такой приоритетной и безотлагательной задачей, как прежде. Она стала смелее, чем была всего несколько дней назад.

Люди могут приспособиться ко всему.

Клэр также начинала думать, что, возможно, история здешних мест, которую преподавал Оскар Кортинес, имеет какое-то отношение и к той ситуации, в которую попала ее семья. И это было еще одной причиной, по которой ей так хотелось изучить все подробности этого дела. Быть может, это ни к чему и не приведет, но ей казалось, что история Нью-Мексико, и особенно округа Томасито и Джардайна, содержит в себе ключи к разгадке сути проблем, с которыми они столкнулись.

Возможно, она сумеет и выиграть дело Кортинеса, и выяснить, почему в их доме обитает нечто жуткое и сверхъестественное.

При этом Клэр не сомневалась – она определенно выиграет, каких бы хороших адвокатов ни наняла сторона ответчика. Правовые аспекты этого иска были кристально ясны. Оскар Кортинес был уволен не из-за сокращения штатов, а исключительно из-за своих взглядов. К тому же его довод о том, что его учебная программа включала в себя также и программу, утвержденную школьным округом, хотя и выходила за ее рамки, представлялся безупречным, и оспорить его будет невозможно.

Чем больше Клэр читала, чем больше беседовала с Оскаром, тем больше крепло ее убеждение в том, что его учебная программа по истории просто должна заменить программу, одобренную округом. Ей все еще оставалось изучить великое множество источников, но и то, что она уже успела узнать, потрясало.

Клэр прочитала все конспекты лекций Кортинеса и перешла к сайтам, перечень адресов которых он ей дал, хотя, как это обычно и бывает с веб-сайтами, информация, которую она там нашла, носила поверхностный и слишком общий характер и, в сущности, повторяла то, что можно было бы найти в соответствующей статье энциклопедии, однако суть его аргументов в пользу пересмотра взглядов на местную историю зиждилась не на них, а на содержании нескольких книг, которые он принес.

Первая из этих книг, представляющая собой доскональное исследование, опирающееся на множество авторитетных источников, была издана независимым малотиражным издательством в Альбукерке. То, что издательство было малотиражным, не внушало большого доверия к книге, но когда Клэр поискала информацию о нем в Интернете, оказалось, что оно пользуется большим уважением в академических кругах и среди его авторов есть даже лауреат Пулитцеровской премии (что определенно будет способствовать выигрышу дела).

Вторая книга, куда более старая, представляла собой непринужденное, изложенное простым языком повествование, написанное бывшим фермером и историком-любителем в самом начале двадцатого века. В ней он собрал вместе истории, рассказанные местными старожилами, а также письменные свидетельства, взятые из дневников его родственников и отчетов местных служителей закона. Эта книга, напечатанная на средства автора, внушающая удивительное доверие и написанная весьма занимательно, являла собой не только неофициальный взгляд на историю округа Томасито и города Джардайна, но также проливала свет на интересные частности повседневной жизни в конце девятнадцатого и начале двадцатого веков.

Третья книга предлагала взглянуть на прошлое города с совершенно иного ракурса. Являя собой хронику перипетий, касающихся деяний Испании и Мексики в здешних краях и раннего периода их освоения и колонизации, она была основана на свидетельствах очевидцев событий, содержавшихся в различных официальных отчетах. Написанная уважаемым мексиканским историком с точки зрения колонизаторов, книга была опубликована в Мексике в начале 1990-х годов и недавно переведена на английский известным профессором из Университета штата Аризона.

Во всех этих книгах говорилось об одном и том же предмете, однако с разных точек зрения, и в целом они давали полную картину прежде нигде не освещавшихся аспектов прошлого их города.

Оскар Кортинес не только проделал большую исследовательскую работу, которая дала кучу информации для его уроков, но к тому же смог привить как нынешним ученикам школ Джардайна, так и будущим его жителям новый, более полный взгляд на историю их края. За свою деятельность он заслуживал не увольнения, а похвалы, и Клэр собиралась добиться, чтобы совершенная в отношении него несправедливость не осталась безнаказанной, – и сделает это, как только закончит досконально изучать фактические материалы, которые он ей предоставил.

Заперев дверь своего офиса и опустив шторы, чтобы ей никто не помешал —

чтобы ей не было видно Пэм

– Клэр достала из холодильника бутылку холодной воды и удобно уселась в рабочем кресле.

И начала читать.

Глава 22

1598 год

Всю ночь кони истошно ржали.

Туземцы предупреждали их, что не надо заходить за холмы, но Мигель Уэрта и его люди не собирались позволять первобытным страхам дикарей помешать исполнить данное им поручение и потому поехали дальше и заночевали в обширной, лишенной рек и ручьев долине, совершенно безлюдной, несмотря на то что в окрестных краях обитало множество различных племен. По словам их проводника, Циктнако, когда-то в этих местах свершилась великая резня, и с тех пор, на протяжении жизни уже многих и многих поколений, люди избегают их из страха перед обитающим здесь духом, незримой силой, которая заставляла брата убивать брата и обрушивала безумие на всех выживших, как победителей, так и побежденных.

Циктнако сначала не хотел сопровождать их сюда и провел через холмы только под угрозой пытки, но ночью сбежал, оставив их одних в этом враждебном, забытом богом краю – Уэрта узнал о его бегстве, когда его разбудило истошное ржание лошадей.

Это был жуткий, дьявольский звук, не похожий ни на что, слышанное им до этих пор. Все его люди проснулись от чудовищных воплей животных, и многие начали креститься и молиться, встав на колени и прося Бога оградить их от живущего здесь зла. Те же солдаты, у которых был более практический склад ума, выхватили шпаги, приготовившись защищать лагерь от нападения, однако кони уже каким-то образом отвязались и пустились вскачь, все так же истошно вопя голосами старух, которых режут, и солдатам пришлось кинуться за ними в погоню. Поначалу Уэрта оставался на месте, чтобы удостовериться, что на лагерь не напали извне, но когда стало ясно, что никакой атаки нет и что обезумевшие кони изгрызли ремни привязи сами, а не были отвязаны врагами, приказал шестерым из молящихся на коленях встать на караул, пока сам он последует за людьми, погнавшимися за сбежавшими лошадьми.

Ночь была темная, и хотя луна вышла, ее свет почти не освещал округу.

Солдаты, бросившиеся догонять коней, прихватили с собой горящий факел, и Уэрта, схватив еще один, помчался за движущимся зигзагами и ходящим ходуном светом факела своих людей, продираясь сквозь сорняки и низкий кустарник и мчась по пригоркам и впадинам.

Двадцать коней. У них было двадцать коней, и все они ринулись в одну и ту же сторону, словно их что-то туда гнало.

Или влекло.

Мигель догнал солдат, и они наткнулись на животных вместе. Кони все еще истошно ржали, но звук здесь распространялся как-то странно, так что казалось, будто это жуткое ржание доносится издалека. Поэтому Уэрта, опередивший своих людей, немало удивился, когда, пробежав между особенно пышных и колючих кустов, увидел, что свет факела освещает уже тела коней.

Лошади напали друг на друга. Они катались по земле в ожесточенной схватке, переплетенная масса мышц, шерсти и копыт, которая в мерцающем оранжевом свете факела казалась единым многоголовым чудовищем. Некоторые уже были мертвы и валялись с окровавленными, распоротыми зубами брюхами, от их шей и боков были откушены куски мяса, а их плоть, щелкая зубами, поедали другие кони. Это было противоестественное зрелище, такое ошеломляющее и тошнотворное, что солдаты, увидевшие его, несколько драгоценных мгновений стояли неподвижно, не зная, что делать. Один только Уэрта сохранил способность мыслить здраво, бросился к коням и приказал своим людям делать то же, что и он – хватать свирепо дерущихся животных за что попало: за гриву, за обрывок привязи – и растаскивать в стороны. Но это было легче сказать, чем сделать. Кони были крупнее людей, и они атаковали друг друга, кусались, лягались, истошно ржали, катались друг поверх друга в темноте, так что растащить их было почти невозможно. К тому времени, когда солдаты оттащили от общей куча-мала двух коней, остальные либо уже издохли, либо издыхали.

Даже испуская последние вздохи, животные злобно кусали своих собратьев, и их плоские квадратные зубы каннибальски терзали жесткие шкуры и плоть, до которых могли дотянуться.

Уэрта приказал солдатам, держащих концы лассо, накинутых на шеи двух уцелевших коней, увести животных обратно в лагерь. Он не имел ни малейшего представления о том, как они смогут двигаться дальше теперь, когда почти все их вьючные лошади погибли, но он что-нибудь придумает, даже если его солдатам придется самостоятельно тащить весь груз отряда, словно рабам.

Пыль, поднятая копытами только что дравшихся животных, начала оседать, и Уэрта вгляделся в медленно рассеивающийся мрак. Он не был уверен, что то, что предстало его глазам, правда. Ибо за шевелящейся горой издыхающих лошадей виднелся маленький шалаш, первый признак присутствия человека, который они видели с тех пор, как зашли за холмы.

Это была странная постройка, сложенная из палок и сухих ветвей, примитивное убежище, более похожее на дикие заросли окружающей пустынной местности, чем на обиталище человека. Если бы не исходящее изнутри шалаша красноватое свечение, Уэрта его, наверное, даже бы не заметил.

Однако он заметил, и шалаш ему не понравился.

От вида необычного убежища Мигелю стало не по себе, хотя он и не смог бы объяснить почему, а этот красноватый свет, казалось, исходил из самого ада.

Его первым побуждением было повернуть назад и увести своих солдат как можно дальше. Но он был командиром, которому король поручил исследовать эти северные земли, и его долг состоял в том, чтобы изучать все, что попадется ему на пути, каким бы противоестественным это ни казалось.

Однако было бы неосмотрительно подвергать кого-либо из его людей еще бо́льшему риску. Перед Уэртой было нечто неведомое и, скорее всего, опасное. Так что лучше всего зайти в шалаш в одиночку и определить, таится ли там опасность, в то время как они будут ждать снаружи, готовые прийти на его зов, если он прикажет.

Мигель отдал свой факел одному из них, дал указания, затем, держа в руке шпагу, нагнулся и вошел внутрь.

Свечение, как он заметил сразу, исходило из вырытой в самом центре шалаша ямы, в которой тлел огонь. Здесь не было ни одной живой души, а единственным предметом обстановки был маленький столик, сооруженный из ветвей и стоящий рядом с плоским камнем, который, по-видимому, служил стулом. На утоптанном земляном полу валялись кости, человеческие кости, а в тлеющем огне лежала почерневшая кисть человеческой руки, на которой еще сохранились остатки плоти.

Что это за место? Этого Уэрта не знал, но понимал – здесь живет зло. В этом он был уверен. Он ощутил присутствие какого-то нечистого, богомерзкого духа и быстро вышел на улицу, испытывая страх и надеясь, что его душу не осквернила близость к такому злу.

Снаружи двое его людей сражались на шпагах.

Мигель не понимал, как это могло произойти за те несколько мгновений, что он провел в шалаше, но, едва выйдя, увидел шеренгу своих солдат, стоящих к нему спиной в то время, как с другой стороны этой шеренги слышался лязг стальных клинков. Протолкавшись между спинами, Уэрта увидел Фернандо де ла Крус и Гектора Барбару, двух его самых лучших и преданных воинов, сражающихся на дуэли, и, судя по всему, не до первой крови, а до смерти.

Это были совершенно неподходящие время и место для поединка на шпагах, и даже если эти двое затаили друг на друга какую-то обиду – а насколько знал Уэрта, это было не так, – сейчас был не тот случай, чтобы квитаться между собой. Сейчас они должны были противостоять другим силам, сражаться в сумрачной битве против незримого зла. Так что они просто обязаны отодвинуть свои разногласия в сторону, пока не будут решены более важные вопросы.

Но ни Фернандо, ни Гектор явно не собирались заканчивать дуэль. И тот и другой знали, что их командир рядом, и при обычных обстоятельствах уже одно его присутствие заставило бы их остановить бой. Однако, похоже, они были охвачены горячечным неистовством, и все их внимание было сфокусировано исключительно друг на друге. То, что это произошло за столь короткое время, как и то, что остальные солдаты просто стояли и молча смотрели, как они бьются, даже не пытаясь вмешаться и разнять, невозможно было объяснить сколько-нибудь здраво. Мигель был уверен, что этот бой связан с безумством, охватившим коней, и ужасом, царящим в шалаше, и знал – знал точно, – если он сейчас же не положит этому конец, зло распространится и дальше.

Уэрта выступил вперед.

– Остановитесь! – приказал он. – Прекратите поединок! – Но ни один из двух солдат не обратил на него ни малейшего внимания.

Мигель почувствовал, как в нем нарастает гнев. Он еще раз приказал им остановиться, а когда они не подчинились, впал в ярость и выхватил собственный клинок.

– Я приказываю вам опустить шпаги! – крикнул он.

Как фехтовальщик Уэрта далеко превосходил любого из солдат своей роты. Это и было одной из причин, по которой его назначили капитаном. Ему уже доводилось применять свои фехтовальные навыки на деле, и его люди знали – у него есть и воля, и способность осуществлять наказание за любые прегрешения.

Но все равно продолжали сражаться.

Хотя поначалу силы противников были равны, сейчас, похоже, Фернандо имел преимущество, в основном благодаря тому, что стоял на пологом склоне чуть выше. Он довольно глубоко рассек правую руку Гектора, и рана кровоточила, пропитывая рукав. В колеблющемся свете факелов кровь казалась черной и блестящей. Однако Гектор, рассвирепевший из-за того, что противник нашел брешь в его обороне, схватив шпагу обеими руками, преодолевал невыгодность своего положения рьяно и энергично. Он сделал отчаянный выпад и торжествующе завопил, когда его шпага вонзилась в ногу Фернандо.

Тот качнулся вбок, но не упал, и Уэрта опять приказал солдатам прекратить поединок.

Они снова не обратили на него внимания.

Объятый гневом, таким неистовым, что у него напрягся каждый мускул, Уэрта шагнул вперед и с яростным воплем рубанул по шее Гектора. Он был силен, его удар – сокрушителен, лезвие клинка остро, и все же ему не удалось отрубить голову Гектора сразу. Шпага застряла в шее солдата, и ему пришлось выдернуть ее, чтобы рубануть опять. На сей раз голова Гектора свесилась назад, все еще держась на тонкой полоске кожи и плоти. Однако еще один удар полностью отделил ее от тела, и она, упав на землю, один раз подпрыгнула, после чего тело также повалилось навзничь.

К этому моменту Фернандо уже упал – из-за раны в ноге или из-за вмешательства своего капитана, Мигель не знал. Но что он знал точно, так это то, что Фернандо должен был умереть, и когда солдат начал вставать, дважды быстро пронзил его клинком, оба раза воткнув шпагу ему в грудь. Солдат упал на спину, бездыханный, и, хотя он был уже мертв, Уэрта продолжил рубить его тело, отсекши сначала кисти и ступни, а потом и оставшиеся части рук и ног, пока тело Фернандо не превратилось в похожий на колоду окровавленный обрубок, окруженный кусками разрубленных конечностей.

Наконец Мигель остановился, тяжело дыша и вытирая лицо, хотя на его руке крови было еще больше, и он только ее размазал. Остальные солдаты смотрели на него с потрясением. С потрясением, но без неодобрения. Похоже, они были удивлены тем, что он сделал, но не осуждали, и, несмотря на то что видели, как он зверски зарубил их товарищей, несмотря на то что сам он понимал, что зашел слишком далеко и что то, что он натворил, было не только неправильно, но также и грешно и представляло собой абсолютное безумие, на их лицах отражалась безмятежность. Такая же, с которой они безучастно наблюдали за поединком двух своих собратьев.

Уэрта выронил шпагу и упал на колени, молитвенно сложив руки. Он погубил свою душу и знал, что погубил ее, но это не помешало ему со слезами на глазах молить Бога о прощении.

Его люди стояли, уставившись на него во все глаза.

Издалека, оттуда, куда возвратились остальные солдаты, до слуха Мигеля долетел уже знакомый звук, принесенный легким ночным ветерком.

Истошное ржание лошадей.

Глазами, которые щипало от слез, он посмотрел на небо. Звезды были не видны. Над головой была только кромешная чернота.

«Дикари были правы. Люди не должны жить в этом месте», – подумал Уэрта.

Никогда.

* * *

1777 год

За все это время они так и не построили церковь, и падре Хуарес был вне себя от гнева, когда въехал на своем коне в деревню. Он освятил для нее место еще пять лет назад, основав ее, чтобы, проходя через витражи, солнечные лучи обретали яркие цвета, свидетельствуя о славе Господней. Совершив обряд освящения, падре уехал в полной уверенности, что в его отсутствие оставшиеся в деревне испанцы употребят все средства, дабы подвигнуть здешних туземцев на возведение самого здания. Такая стратегия уже привела к завершению строительства трех из четырех церквей. И даже четвертая, находящаяся на неприветливой, унылой равнине, вдалеке от источников строительных материалов, была уже почти полностью построена.

Здесь же основанная им церковь не имела еще даже фундамента, а оставленные им в деревне солдаты и монахи по-прежнему жили в шатрах и кое-как выстроенных времянках среди примитивных хижин туземцев.

Его конь и другие лошади, повозки и вьючные животные с трудом продвигались по глубокой вязкой грязи, которая служила здесь улицей. Весть об их прибытии разлетелась быстро, и еще до того, как они достигли выстроенной на скорую руку времянки, которая должна была служить им жилищем, там уже в полуофициальном порядке собрались все здешние испанцы, чтобы приветствовать их. Сидя на коне, падре Хуарес обвел взглядом лица собравшихся.

– А где брат Франсиско? – спросил он.

Солдаты начали молча переглядываться, избегая смотреть ему в глаза, и никто из них ему так и не ответил.

– Где брат Франсиско? – повторил падре.

Вперед вышел Хасинто Паредес. Он командовал солдатами, оставленными в деревне, чтобы помогать монахам в их трудах по обращению туземцев в истинную веру.

– Брата Франсиско нет, – ответил он.

Падре Хуарес нахмурился.

– Что вы имеете в виду? Что значит – его нет?

– Пять дней назад, проснувшись, мы обнаружили, что брата Франсиско нет в его келье. Поначалу мы подумали, что он отправился на прогулку, дабы предаться размышлениям перед чтением молитв. Он уже уходил так несколько раз, однако раньше всегда кому-то говорил о своих намерениях. Но на сей раз он не вернулся ни к обеду, ни к вечеру. Мы звали его, обыскали окрестности деревни, но его нигде не было. Утром я возглавил поисковый отряд, мы обшарили всю эту дикую округу, и с тех пор на поиски брата Франсиско ежедневно выходят по меньшей мере двое моих солдат, но мы так и не смогли обнаружить ни его, ни его тела. – Военный развел руками, выражая тем самым свои растерянность и бессилие. – Он исчез.

Падре Хуарес спешился, и остальные члены отряда последовали его примеру.

– Это неприемлемо, – сказал падре.

– Прошу прощения, святой отец.

– Значит, вы исходите из предположения, что брат Франсиско ушел отсюда по своей доброй воле и исчез, зайдя слишком далеко в глушь. А не думали ли вы, что его мог похитить кто-то из здешних дикарей и убить, исполняя какой-то сатанинский обряд?

– Мы не строим никаких предположений, святой отец. Но мы хорошо знаем здешних жителей. Они люди чрезвычайно мирные и кроткие. Монахи смогли обратить в христианство почти всех. Обо всех до единого известно, где они сейчас, и ни у кого из них не было возможности осуществить подобное похищение. Представляется более вероятным, что брат Франсиско заблудился и не смог отыскать пути назад, либо не сумел вернуться, поскольку получил травму, либо на него напал дикий зверь.

Последовало неловкое молчание, и собравшиеся опять начали переглядываться, избегая смотреть падре Хуаресу в глаза.

Он подозрительно прищурился.

– Я вижу, что вы говорите мне не все.

– Простите, святой отец, но, по правде сказать, брат Франсиско повредился в рассудке. Он утверждал, что ему являются духи и демоны и что земля, которую вы освятили, пропитана злом и нечиста. Он пал жертвой местных суеверий и испытывал перед этим местом страх. Перед своим исчезновением брат Франсиско уже много недель отказывался выполнять даже самые простые из своих обязанностей, и, по правде говоря, никто из нас не удивился, когда он исчез. И да, я считаю, что, скорее всего, брат Франсиско попросту сбежал.

– Значит, вот почему моя церковь так и не была построена? Вот почему строительство даже не было начато? – Падре Хуарес дал полную волю своему гневу и яростно обрушил его на людей, которых оставил в этой деревне, понося их за то, что они не исполнили Божью волю, забросив строительство Его церкви, позабыв свой христианский долг и предавшись греху праздности. Он жалел, что здесь сейчас нет брата Франсиско, чтобы он мог устроить ему выволочку лично, но вместо этого изругал заочно, после чего устроил разнос тем, кому не хватило стойкости дать отпор столь вопиющему неповиновению Церкви и стране.

– Вы сами назначили брата Франсиско главным и возложили власть над всеми нами, – мягко напомнил Хуаресу Хасинто Паредес. – Так что мы были не вправе ставить под сомнение его решения.

Падре Хуарес уставился на военного, кипя от злости. В цивилизованном мире он бы не потерпел подобного непокорства, но, похоже, здесь, в этой дикой глуши, все понятия о приличиях и почтении к вышестоящим оказались забыты. Однако, несмотря на свой гнев, он вынужден был признать, что Паредес прав. За строительство церкви отвечал брат Франсиско, она так и не была построена именно по его вине, и падре Хуарес объявил всем собравшимся, что, если брат Франсиско будет пойман – он так и сказал: пойман, – то будет не только лишен всех своих полномочий, но и сурово наказан за то, что не исполнил приказ.

Когда падре закончил говорить, вперед выступил еще один из оставленных им в деревне людей, брат Родриго, монах, которого он назначил взять в свои руки бразды правления в случае смерти брата Франсиско или утраты им способности руководить.

– Вина лежит не на одном только брате Франсиско, – сказал монах. – Еще до того, как начать поддаваться своим бредовым иллюзиям, он никакими средствами не мог заставить здешних индейцев начать строительство, хотя большинство из них уже были обращены в истинную веру. Они страшились места, на котором должна была быть возведена церковь, и боюсь, что он и сам мог поддаться их суевериям.

Падре Хуарес нахмурился. Брат Родриго должен был знать свое место и не говорить, пока на то не будет его соизволения. Неужели здесь все относятся снисходительно к таким проявлениям непокорства? Однако и на сей раз падре был вынужден признать, что в словах монаха есть доля истины. Он посмотрел назад, на утопающую в глубокой грязи главную улицу деревни, и увидел, что к ним мелкими группами по двое или по трое приближаются местные индейцы. Повернулся к Хасинто Паредесу.

– Я желаю, чтобы вы собрали здесь всех дикарей, живущих в деревне, а также толмача, которые сможет перевести им мои слова. Я собираюсь дать указания лично, приказав исполнить Божью волю и построить эту церковь. После того, как я поем и приведу себя в порядок, я сам обращусь к здешней черни, а затем вы и ваши люди возглавите группы работников, которые будут по очереди копать землю и закладывать фундамент. Они будут работать с восхода до заката каждый день, кроме воскресенья, и не пройдет и года, как наша церковь будет готова.

Паредес покорно поклонился.

– Да, святой отец.

Падре Хуарес обратился к своей свите и велел им приказать рабам распаковать его вещи. Выбрав для своей резиденции наименее неприглядную из построенных испанцами времянок, сел за стол, и ему подали еду. Эта трапеза мало чем отличалась от тех, которые ему доводилось принимать на других аванпостах, но она показалась ему особенно вкусной и сытной, поскольку он вкушал ее в столь убогой обстановке.

Наконец падре был готов обратиться с пастырской речью к новообращенным и взобрался на повозку рядом с местом, где должна была быть построена церковь, встав лицом к монахам, солдатам и индейцам, собравшимся на соседнем поле, где падре Хуарес наметил разбить приходской сад.

Он начал свою речь с молитвы, и, когда его слова были переведены братом Аугусто, все разом благоговейно склонили головы. Затем падре заговорил о том, как важно построить в деревне церковь, здание, где будут идти богослужение и отправление обрядов и где жители смогут молиться.

– Остальные церкви уже построены или строятся, – сказал он, – и вы должны начать строительство и здесь, или же на вас падет гнев Божий.

Когда эти последние слова были переведены, индейцы начали нервно переговариваться и тревожно переглядываться, и падре Хуарес удовлетворенно кивнул. Наконец-то до них будет донесена его воля.

– Брат Франсиско пропал, – сказал он, завершая свою речь. – Теперь здесь командую я, и ныне я приказываю вам начать возведение Божьей церкви под моим началом и под началом брата Родриго.

Ответ был дан вожаком дикарей.

Опять непокорство.

– Он говорит, что они не могут этого сделать, – перевел брат Аугусто. – Говорит, что место, выбранное для церкви, – плохая земля. Они построят ее в любом другом месте, но только не здесь.

Падре Хуарес почувствовал, как в нем нарастает гнев. Эти туземцы не видели от него и его людей ничего, кроме добра, испанцы принесли им веру в истинного Бога и культуру, а также научили агротехнике, куда более эффективной, чем та, которая применялась прежде в этом языческом краю. А чем они отплатили своим благодетелям? Не благодарностью, а открытым неповиновением.

Он не позволит этим полуголым примитивным дикарям критиковать его решения, не позволит им диктовать ему условия. И, стараясь сдерживать свою ярость, он изрек:

– Скажите им, что это место было выбрано Богом, и, будучи всего лишь людьми, они не могут подвергать сомнению Его волю и отказываться повиноваться Его повелению. Они построят эту церковь и сделают это на освященной земле. Таков мой приказ, и на любое нежелание исполнить его, на любое неповиновение я отвечу карой скорой и справедливой.

Брат Аугусто заговорил на языке туземцев. Их вожак повернулся к ним и что-то сказал. Ответ был краток, и он повторил его брату Аугусто, как показалось Хуаресу, с выражением самодовольного удовлетворения на лице.

– Они не станут этого делать, святой отец.

– Что? – Падре Хуарес почувствовал, как к его лицу приливает кровь.

– Они отказываются, – сказал толмач.

– Тогда убейте их. Это станет хорошим уроком всем, кто пожелает оказать неповиновение Церкви и Божьей воле.

– Должен ли я предупредить их, каково будет наказание? – спросил брат Аугусто. – Должен ли я сказать им, что, если они…

– Нет, – ответил падре Хуарес. – Просто убейте.

Последовало замешательство, солдаты начали переглядываться, словно спрашивая друг у друга совета.

– Убейте их всех! – повторил падре.

Солдаты вскинули свои мушкеты и начали стрелять. Поднялся дым, слышались звуки выстрелов и истошные крики, индейцы пытались бежать, запахло порохом, кровью и экскрементами. Когда все было кончено, когда рассеялись пороховой дым и пыль, когда прекратилась суматоха и стихли вопли, наступила зловещая тишина.

Стоя на своей повозке, падре Хуарес огляделся по сторонам. На земле громоздились груды окровавленных тел, их были десятки, мертвые мужчины, женщины, дети, их грудные клетки были разорваны пулями, руки и ноги оторваны от туловищ.

Его это зрелище нисколько не взволновало.

– Похороните их, – приказал он. – Мы построим церковь на их костях.

* * *

В последовавшие затем годы падре Хуарес пожалел о своем решении, принятом слишком поспешно и под влиянием гнева. Его задачей было укротить этих дикарей, просветить, отвратить от язычества и обратить в истинную веру. Они были подобны детям, и наказывать их следовало, как наказывают детей, как он за годы, проведенные в заморских владениях короля Испании, уразумел и сам. Кара, назначенная им индейцам за неповиновение и лень, была слишком суровой, и падре решил поселиться здесь, в Сан-Джардайне, дабы искупить свою ошибку.

Ибо то, что он совершил, было ошибкой. Была или не была прежде земля, выбранная им для церкви, действительно нечистой, проклятой или пропитанной злом, как утверждали местные индейцы, теперь она определенно была осквернена массовым убийством, совершенным по его приказу, и стала именно такой: нечистой и тронутой злом, какой ее и считали те, кого он убил.

Живущие здесь духи были неспокойны.

Была ли это его вина? Этого падре Хуарес не знал. Но немало славных людей погибло здесь во цвете лет, сокрушенные незримыми духами, пав жертвой либо необъяснимых несчастных случаев, либо неведомых и подозрительных болезней. В начале этой недели брат Игнасио, не выдержав гнетущего его бремени проблем, покончил с собой – утопился в резервуаре с дождевой водой, привязав к своему телу несколько камней. Падре Хуарес был убит горем, и его мучили угрызения совести. Брат Игнасио был его лучшим другом и самым близким доверенным лицом, образованным и усердным служителем Господа, посвятившим себя приведению душ язычников к свету Христовой веры. Как знаток Писания и ученый, изучивший труды католических философов и богословов, он лучше, чем кто-либо другой, знал, что, наложив на себя руки, навеки будет лишен Божьей милости и благодати. И все же убил себя сам.

Падре Хуарес не мог понять такого поступка. То, что сделал брат Игнасио, не имело смысла. И чтобы такой благочестивый человек столь вопиющим образом отринул все основы собственной веры и столь бесповоротно отверг своего Бога… Это было вне пределов его понимания.

Разве что брат Игнасио все-таки не лишал себя жизни.

Именно такие слухи доходили до падре Хуареса. Поэтому он и боялся за свою жизнь. С его стороны было дурно даже думать об этом, а бояться смерти, находясь под защитой Бога в Его собственной церкви, было и вовсе кощунством, но, когда вечером он ложился спать в своей келье и, лежа на узкой койке, смотрел в расписной потолок, сложенный из необожженного кирпича, видел на нем тени, которых там не должно было быть, тени, не имеющие источника, ибо их не отбрасывал ни один предмет. По келье, казалось, двигались фигуры, еще более темные, чем сама тьма, и падре читал свои молитвы вслух, чтобы заглушить шепчущие голоса, которые звали его к себе, шепчущие голоса, которые знали его имя.

И он опасался, что если брата Игнасио заставили лишить себя жизни демоны или духи или, того хуже, демоны или духи сами забрали у него жизнь, подобная же участь могла постигнуть и его.

Уже говаривали, что дух брата Игнасио видели на колокольне и в библиотеке, в тех местах, где он чаще всего бывал при жизни. Если бы такие рассказы исходили только от индейцев или даже солдат, падре Хуарес отказался бы им верить. Но его видели также двое монахов, причем брат Мартин наблюдал его вблизи и с неподдельным ужасом вспоминал, что лицо брата Игнасио было полно такого гнева и такой злобы, что его черты жутко исказились, превратившись в нечто чудовищное.

– А вы уверены, что это и вправду был брат Игнасио? – требовательно спросил его падре Хуарес.

– Уверен, – отвечал брат Мартин. – Это не мог быть никто другой.

В воскресенье падре служил мессу и впервые за очень долгое время при этом остро осознавал, что фундамент церкви заполнен человеческими костями. Под нефом лежали останки тех, кто был убит по его приказу, и он уже не в первый раз задался вопросом: не его ли собственное невоздержанное и глубоко ошибочное решение похоронить их именно здесь и привело к нынешней критической ситуации?

«Что о моих поступках думает Бог?» – подумал падре Хуарес. Он столько раз молился о даровании ему прощения, что потерял этим молениям счет, и часто просил о ниспослании ему знамения, но его все не было. Простил ли его Бог? Заглянул ли Он в его сердце, увидел ли в нем сокрушение и раскаяние?

А может быть, брат Игнасио все-таки сам лишил себя жизни?

Может быть, он знал, что не попадет в рай.

В тот вечер падре Хуарес, как всегда, удостоверился, что рабы заперты на замок, затем пошел в церковь, где зажег еще одну свечу за упокой души брата Игнасио, после чего опустился на колени перед алтарем, чтобы помолиться. В церкви было холодно и темно, ее освещали только несколько горящих в плошках свечей. Падре Хуарес уже прочел свою молитву до половины и теперь перечислял имена людей, для которых просил Божьего благословения, когда услышал за спиной шум.

Шарканье ног, обутых в сандалии.

Падре Хуарес продолжил перечислять имена, заставляя себя не торопиться. Вероятно, это один из монахов, который пришел помолиться или, быть может, поставить свечу. Но, по правде говоря, падре так не думал, и ему понадобилась вся его самодисциплина, чтобы сосредоточиться на своем молении Богу и не открыть глаз, чтобы посмотреть, кто приближается к нему сзади.

Шаркающие шаги звучали все ближе.

Нет, он не мог сосредоточиться на молитве. Внимание раздвоилось, и падре понимал, что Бог это знает, а потому решил начать молитву сначала и целиком посвятить свои ум, сердце и душу разговору с Господом, не обращая внимания ни на что другое – но только после того, как откроет глаза и повернется, чтобы посмотреть, кто стоит у него за спиной.

Падре Хуарес прервал молитву, развернулся. Несмотря на страхи, таящиеся в глубине его души, он все-таки рассчитывал увидеть перед собой либо одного из монахов, либо, на худой конец, прозрачную, колеблющуюся тень брата Игнасио. Но был совсем не готов к тому, что увидел на самом деле, к ужасу столь неожиданному, что он вскрикнул, перекрестился и отступил назад к кажущемуся ему безопасным алтарю.

Ибо хотя представший его взору дух и был когда-то братом Игнасио, он был обезображен почти до неузнаваемости. Своими цветом и бесплотностью призрак напоминал тень, если не считать белизны широко ухмыляющегося рта. Это был рот брата Игнасио, но он был исковеркан, осквернен, точно так же, как глаза, тускло светящиеся в запавших глазницах на распухшем лице, тоже были глазами брата Игнасио, но помноженными на… что-то еще.

Зрелище было такой жуткой, ужасающей мерзостью, столь далекой от представления о человеке, созданном по образу и подобию Божьему, что падре Хуарес почувствовал себя проклятым уже только потому, что на это смотрел.

Призрачная фигура заговорила с ним голосом таким старым, надтреснутым и полным такого хорошего знакомства с преисподней, что падре выбежал из боковой двери церкви, вопя от ужаса. При этом слышал направленные против него угрозы, угрозы его плоти, столь омерзительные, что он даже не смог бы их себе представить. Падре ожидал, что чудовищный дух последует за ним, но этого не произошло, и во дворе остановился, тяжело дыша, и посмотрел на небо, моля Бога избавить его от зла.

Звезды были не видны. Как будто небесные огни, мерцающие на небосводе, были кем-то погашены. Падре Хуарес знал, что это вовсе не так; несомненно, их можно было увидеть из других мест на земле. Но здесь, на этом участке, они были невидимы, и над церковью висела кромешная тьма.

Он только что осознал, что невнятно лепечет, прося Бога положить конец этому ужасу, но ясно ему было и то, что он навлек все это на себя сам, что к этой муке привело его решение покарать тех индейцев смертью. Он узурпировал Божественную власть и теперь нес наказание за свои грехи. Бог не услышит его молений, как бы он ни умолял Всевышнего пощадить его.

Ветер со смехом прошептал его имя, и падре Хуарес повернулся, чтобы посмотреть, откуда донесся этот голос. Вокруг было тихо и темно, но ветер вернулся и прошептал его имя вновь.

Однако тишина была неполной. На столбе, поддерживающем крышу солдатской казармы, висел фонарь. Покачиваясь на ветру, он скрипел, и при его тусклом желтом свете падре Хуарес увидел нечто, ползущее по земле, чудовище, состоящее из грязи и палых листьев, веток и глины, родича самого библейского Змия. Ползя по саду, оно приближалось к нему, и именно от него исходил шепот, именно оно звало его по имени. Приблизившись, чудовище начало подниматься с земли, жуткое, богомерзкое, и на его продолговатой голове падре Хуарес увидел черты лица, которое не мог не узнать, которое было ему хорошо знакомо.

Чудовище прошептало его имя. И рассмеялось.

Падре бросился бежать к своей келье, истошно вопя в объявшем его рассудок безумии.

Глава 23

В Джардайне не было здания суда, так что всякий раз, когда Клэр требовалось предстать перед судьей, будь то для предварительного слушания или рассмотрения дела, ей приходилось ехать пятьдесят миль до Амарехо, административного центра округа Томасито. Поездки были напряженными и съедали немалую часть рабочего дня. Даже для появления в зале суда рано утром нужно было ехать час туда и час обратно, и это не считая времени ожидания своей очереди и продолжительности самой встречи, так что Клэр могла надеяться вернуться домой самое раннее в полдень или час дня.

Однако сегодняшнее предварительное слушание дела Оскара Кортинеса было назначено не на раннее утро, а на одиннадцать тридцать, что означало, что его, скорее всего, перенесут из-за перерыва на обед. На судебном жаргоне это значило, что оно начнется в два часа дня. Так что она вряд ли попадет домой раньше пяти. Дело усугублялось еще и тем, что Клэр должна была присутствовать на письменной даче показаний под присягой по делу о разводе Сиверов, которое должно было состояться в восемь утра и которое адвокат мужа ее клиентки отказывался провести в Джардайне. Таким образом ей придется рано встать, рано выехать из дома и провести весь день в Амарехо, причем между дачей показаний и предварительным слушанием, вероятно, пройдет немало времени, которое для нее станет временем простоя.

Клэр позволила детям спать, сколько им захочется, но сама должна была встать ни свет ни заря, а значит, и Джулиан тоже, поэтому Клэр растолкала его и попросила приготовить завтрак, пока она будет одеваться и краситься. В итоге завтрак состоял только из чересчур пересушенного тоста, зато кофе получился хороший, и она выпила две чашки, чтобы гарантированно не заснуть во время долгой и нудной поездки в Амарехо.

– Возможно, я вернусь поздно, – предупредила мужа Клэр. – Если я не успею приехать вовремя или дети проголодаются, в холодильнике есть остатки курицы, а в морозилке – рыбные палочки. А если захотите, сможете приготовить «Пасту Рони»[13] или макароны с сыром.

– Мы что-нибудь придумаем, – заверил ее Джулиан.

Клэр дважды проверила содержимое своего дипломата, чтобы удостовериться, что захватила все бумаги как для дачи письменных показаний, так и для предварительного слушания по делу Кортинеса, взяла ноутбук, а также достаточно денег, чтобы заплатить за обед, включила мобильник и перед выходом из дома поцеловала Джулиана.

– Будь осторожен, – сказала она.

Клэр точно не знала, что именно хочет этим сказать, но он кивнул, и это успокоило и воодушевило ее. Она направилась к припаркованному на подъездной дороге фургону и нажала кнопку на брелоке ключей, чтобы разблокировать двери. Потом еще раз помахала на прощание мужу, и он ушел в дом.

Клэр заметила какое-то движение слева и быстро повернула голову. В ее сторону по тротуару шел мужчина среднего роста и сложения, в желтой бейсболке на голове, надетой козырьком назад. Она уже видела его в окрестностях своего дома, но ей показалось странным, что он идет по улице в такую рань. «Возможно, это для моциона», – подумала она, но мужчина не бежал – ни в темпе, ни трусцой – и даже не шел быстрым шагом, и чем ближе подходил, тем больше Клэр становилось не по себе.

Она быстро села в фургон и, прежде чем завести мотор, заблокировала двери.

Мужчина прошел мимо, даже не взглянув в ее сторону, и Клэр немного успокоилась.

Несколько секунд она смотрела ему вслед. В последнее время она постоянно была на нервах, так что любое, пусть даже ничтожное отклонение от привычного порядка вещей заставляло ее видеть опасности там, где их не было и в помине. Сложив свою сумочку, дипломат и ноутбук на переднем сиденье, Клэр включила спутниковое радио, настроилась на CNN и тронулась с места.

Солнце уже встало, но день еще только начался, и немалая часть утреннего солнечного света была скрыта за облаками, покрывающими небо от горизонта до горизонта и представляющими собой клубящиеся фигуры, между которыми небо было расцвечено различными оттенками розового и оранжевого цветов. На дороге было больше машин, чем она ожидала, и это вызвало замедление движения в каньоне Юкка Ривер, где шоссе сужалось до двух полос. По правде говоря, Клэр была рада тому, что рядом есть и другие автомобилисты и она на дороге не одна. Потому что заполнявшие ее сознание мысли внушали страх и даже ужас. Клэр не думала над вопросами, которые задаст свидетелю во время дачи показаний, не обдумывала свою вступительную речь на предварительном слушании. Она перебирала в уме то, что прочла в книгах, одолженных ей Оскаром Кортинесом, все эти истории, рассказанные испанскими землепроходцами и миссионерами.

От содержащихся в этих рассказах упоминаний о сверхъестественных вещах и событиях ей было не по себе. Клэр понимала, что многое можно списать на суеверия тех далеких времен и на страхи, которые, вероятно, одолевали всех, кто путешествовал или селился на этих землях, которые тогда еще только предстояло исследовать и освоить.

Однако…

Однако, читая все это, она представляла себе здешние места такими, какими они были тогда – ни зданий, ни людей, ни дорог, – и в ее представлении средоточием тех жутких событий, о которых было написано в книгах, был как раз тот участок земли, на котором сейчас стоял их дом.

Да нет, конечно же, это нелепо. На этом месте никогда не было церкви. И все же события, описанные в этих давних историях, были пугающе похожи на те, что происходили в стенах ее собственного дома, и, когда она думала об этом, ей становилось зябко и тревожно.

Надо будет поговорить об этом с Оскаром, когда они встретятся.

К счастью, он тоже подъехал к зданию суда рано, так что у них было время для беседы. Кортинес, разумеется, хотел еще раз обсудить с ней все моменты предварительного слушания, желал еще раз услышать, что будет происходить в суде, и жаждал, чтобы Клэр заверила его, что в конечном итоге они выиграют это дело. Оказание клиенту и свидетелям моральной поддержки и разъяснение им всего и вся было важным аспектом работы адвоката, и, несмотря на то что точно такой же разговор уже состоялся у них вчера вечером, они проговорили все еще раз, пока взвинченные нервы Оскара не пришли в норму и он не стал полностью готов к тому, чтобы сыграть свою роль.

Поскольку до слушания еще оставалось свободное время, Клэр решила воспользоваться случаем и, откашлявшись, осторожно заговорила о том, что интересовало ее.

– Оскар, – сказала она, – я прочла то, что вы мне дали. И эти рассказы о злых духах и местах, где они обитали…

Он небрежно махнул рукой.

– Все это просто отговорки. Попытки объяснить и оправдать жестокость и зверства, которые сначала испанцы совершали против индейцев, а потом американцы против испанцев и мексиканцев. Не беспокойтесь. Все эти истории не подорвут доводов, на которых зиждется наш иск. Исторические тексты вообще полны упоминаний о призраках, демонах и всяческих сверхъестественных вещах. Таким образом люди в те времена объясняли события и явления, сути которых не понимали. Знаете, если вы прочтете некоторые рассказы о Золотой лихорадке в Калифорнии, написанные современниками, у вас волосы встанут дыбом. Нередко истории такого плана являются просто-напросто оправданиями дурных поступков или чрезмерных и основанных на насилии реакций тогдашнего общества на какие-то события, которые с точки зрения современного человека кажутся непростительными. А в данном случае истории о сверхъестественном были использованы, чтобы оправдать массовые убийства представителей чуждых этнических групп.

Клэр кивнула, сделав вид, что согласна. Ей очень хотелось продолжить свои расспросы, но она решила подождать до тех пор, когда дело будет завершено, и только тогда начинать копать глубже. Клэр не могла позволить себе зародить у своего клиента какие-либо сомнения, а если она не прекратит задавать вопросы, то рискует подорвать доверие Оскара к ней как к адвокату. Было очевидно, что он не верит ни во что сверхъестественное, и все объяснения паранормального плана кажутся ему вздором. Если дать ему понять, что у нее другое мнение, он может подумать, что у нее не все в порядке с головой.

Возможно, так оно и есть.

К тому времени, когда она вернулась домой, Джулиан и дети уже поели.

– Как все прошло? – спросил Джулиан.

– Хорошо, – ответила Клэр. – Дача показаний под присягой прошла без проблем, а руководство школьного округа уже дает понять, что они готовы договориться во внесудебном порядке. Наши правовые позиции сильны, и они это знают.

– Вот и отлично, – сказал Джулиан.

– Да, – без особого энтузиазма подтвердила Клэр. Открыв холодильник, достала пучок салата, намереваясь приготовить себе салатик.

– Что не так? – спросил Джулиан. Она перевела на него взгляд.

– Ты сам знаешь, что не так.

– Но ничего же не…

– Перестань, – перебила мужа Клэр.

Нарезав салат, добавила к нему помидоров и моркови, а Джулиан вернулся в гостиную, где Меган и Джеймс дрались за пульт от телевизора.

Дети легли спать рано, когда на улице было еще довольно светло. Разумеется, летние дни были длинны, и темнеть начинало только где-то между восемью и девятью, но ни на Меган, ни на Джеймса было совершенно не похоже по доброй воле отправиться спать в такой ранний час, и Клэр смутно подозревала, что они хотят заснуть до того, как стемнеет совсем.

Она их понимала.

Джулиан смотрел фильм по HBO. Какое-то время Клэр молча посидела вместе с ним, а когда вполне уверилась, что дети уже спят, рассказала о том, что вычитала в книгах: об исторических свидетельствах, в которых говорилось о призраках, демонах и событиях, которые невозможно было объяснить. Джулиан отнесся к ее словам скептически, но не так чтобы уж очень сильно, и она видела, что, хотя ему не хочется верить ее словам, скорее всего, он верит.

– Все это должно быть как-то связано с тем, что происходит здесь, с нами, – сказала Клэр. – Вполне разумно предположить, что если такие вещи случались на этой земле сотни лет назад, они, скорее всего, оказывают воздействие на то, что творится здесь сейчас.

– Это что, кино про чудовищ? – попытался пошутить Джулиан. Но не хуже ее понимал, что то, что происходит в их доме, куда ближе к тем давнишним историям про призраков и демонов, чем что-либо еще, и, когда жена посмотрела на него неодобрительным взглядом, извинился.

Они пережили в этом доме многое, чтобы делать вид, будто они просто чересчур остро реагируют на естественные звуки, вызванные его осадкой, или на какие-то столь же естественные и рациональные вещи, которые могли бы объяснить то, что с ними происходит. Слишком уж много всего здесь случилось, и в этих событиях было слишком много конкретики. Множество людей видели привидение, которое прошло по их коридору и вошло в гостиную. Настало время искать настоящие ответы.

Они какое-то время поговорили об этом, так и не придя ни к каким выводам и согласившись только, что нужно изучить ситуацию глубже, внимательно наблюдать за детьми и вести себя очень, очень осторожно.

Джулиан устал, у него болела голова, и он пошел спать рано, Клэр же была возбуждена, и сна у нее не было ни в одном глазу. Она поработала над несколькими ходатайствами в суд по делу о разводе Сиверов и попыталась определить, о какой сумме выплаты отступных Кортинесу со стороны школьного совета может идти речь в мировом соглашении между сторонами. Однако затем ее мысли начали блуждать, и Клэр вдруг поймала себя на том, что думает о прочитанном, об одной странной мелкой детали, о которой говорилось в паре книг.

Решив проверить догадку, Клэр вышла из дома.

Все уже спали, и она очень тихо отперла и открыла парадную дверь и так же тихо закрыла за собой. Прошла по лужайке, затем вышла на тротуар. Ей случалось выходить из дома после наступления темноты и раньше, но тогда у нее не было причин смотреть вверх, на небо. Однако теперь она подняла глаза.

Небо было черным.

Звезд не было.

Дрожа, Клэр пошла по тротуару, пока не оказалась перед домом Рибьеро. Здесь она остановилась и опять посмотрела наверх

Малая медведица и Пояс Ориона сияли там, где им и было положено сиять, а над коньком крыши дома напротив висел месяц. Клэр боялась, что так оно и будет. На каком-то уровне своего подсознания она даже это знала, но теперь, когда убедилась, что это действительно так, у нее перехватило дыхание. Это не было чем-то расплывчатым, туманным, чем-то таким, что можно истолковать по-разному. Это было конкретным, неоспоримым фактом – из их дома луна и звезды не видны.

Клэр понятия не имела, почему все именно так, но пошла обратно к дому, пошла медленно, все время глядя вверх. Небо было безоблачно и прекрасно, оно было именно таким, каким она его помнила с детства. Клэр ожидала, что луна и звезды резко исчезнут, когда она дойдет до какой-то конкретной точки, но вместо этого небесные светила просто становились все тусклее и тусклее, как будто кто-то постепенно затемнял их или гасил. К тому времени, когда она достигла границы своего двора, небо было черным как смоль.

Что это могло означать? Ей на ум не пришел ни один ответ, но сам масштаб этого явления заставлял ее явственно ощущать собственные беспомощность и ничтожность. Тут речь шла о чем-то куда более значимом, чем просто о привидении, живущем в твоем доме. Клэр прошла по тротуару вперед, и произошло то же самое: луна и звезды постепенно начали появляться и становиться ярче по мере того, как она отходила все дальше и дальше от своего двора.

Клэр вернулась на свою подъездную дорогу и какое-то время постояла, не уверенная в том, что хочет вернуться в дом. Однако сейчас ей казалось, что внутри безопаснее, чем снаружи, и она поднялась на парадное крыльцо, открыла входную дверь и прошла в гостиную – где внезапно сами собой зажглись все светильники, и в их свете стала видна бельевая корзина, стоящая в центре.

Стало слышно, как где-то в кухне распахнулась дверь и ударила о стену. Ударила с силой.

Дверь подвала.

Клэр почувствовала, что не может разобраться с этим сейчас, и быстро побежала по коридору в спальню, не став ни проверять, что случилось на кухне, ни выключать свет в гостиной. Тяжело дыша, закрыла за собой дверь и инстинктивно прижалась к ней спиной, чтобы ничто не смогло пройти внутрь. Клэр подумала было о том, чтобы разбудить Джулиана и попросить привести детей сюда, чтобы Меган и Джеймс провели эту ночь с ними, но стоило ей увидеть мужа, как и эти мысли, и страх тут же вылетели у нее из головы. Ибо сегодня Джулиан спал обнаженным и во сне сбросил с себя и верхнюю простыню, и одеяло.

Он лежал на спине, и у него была эрекция.

Забыв обо всем остальном, Клэр пошла к нему, скинув с себя все, прежде чем залезть на кровать.

Она стала делать ему минет, лихорадочно работая языком, чтобы усилить эрекцию, и Джулиан, так и не проснувшись, кончил ей в рот.

Клэр сглотнула, помастурбировала, потом закрыла глаза, и ей приснился мир, в котором не было ни звезд, ни луны, ни солнца, а небо всегда было черным.

Глава 24

И снова Джулиан потратил бо́льшую часть утра на поиски информации об их доме, улице и городе. Срок, когда он должен был отправить заказчику свою работу, подходил, но Клэр хотела, чтобы муж искал дальше и выяснил все, что только возможно. Она не уточнила, что будет делать с этими сведениями, но Джулиан знал, как работает ум жены, и полагал, что у нее, вероятно, есть какой-то план. Правда, состоит ли он в том, чтобы вчинить иск риелтору и продавцу дома за сокрытие факта, что в доме есть привидение, или в том, чтобы провести какой-то обряд очищения, чтобы изгнать его, сказать не мог.

Однако Клэр была умна и упорна, и у нее наверняка куда больше шансов придумать какой-нибудь выход из их нынешнего положения, чем у него.

Разумеется, она категорически не хотела, чтобы муж лазил в Интернете дома, только не после того, что случилось с ней. Но был день, и Джулиан чувствовал себя достаточно смелым.

Кроме того, какая-то часть его сознания желала, чтобы что-то подобное произошло и с ним.

Как часто бывает с поисками какой-то конкретной информации в Сети, в конечном итоге Джулиан обнаружил, что прокручивает сайты и статьи, не имеющие никакого отношения к интересующему его предмету. И, скорее всего, если он наткнется на хоть что-то, связанное с делом, это будут всего лишь какие-то краткие общие сведения, примерно такие же, какие печатают в «Ридерс дайджест».

Его работа состояла в оформлении веб-сайтов, но даже Джулиан был вынужден признать, что в Интернете есть множество сайтов, которые, в сущности, представляют собой совершенно бесполезную ахинею.

После пятидесяти минут бесплодных блужданий Джулиан изменил формулировку своего запроса, чтобы сузить область поиска, но количество возможных вариантов, которые выдал ему браузер, все равно составило двадцать восемь тысяч, и только на пятой странице он нашел нечто имеющее отношение к делу – официальный сайт города, спонсируемый местной торговой палатой, на котором в стремлении привлечь в Джардайн туристов и их доллары всячески рекламировалась его история. Здесь не было никаких упоминаний о появлении где-либо привидений (хотя, учитывая популярность многочисленных телешоу об охотниках за привидениями, идущих по кабельным сетям, это наверняка бы привело в город немало любопытных) и говорилось, что в прошлом Джардайн был пограничным городком Дикого Запада, населенным личностями, подобными легендарному Киту Карсону, и что первоначальными его основателями были испанцы.

Это было немного, но все же это можно было назвать началом, и Джулиан надеялся отыскать какие-то дополнительные сведения, переходя по ссылкам на другие сайты.

Однако так ничего и не нашел

Весь следующий час он прокручивал одну веб-страницу за другой, нигде не находя ничего хоть сколько-нибудь полезного. В конце концов решил сделать перерыв и спустился на первый этаж, где – о, чудо из чудес! – Меган и Джеймс смогли выбрать телешоу, которое пришлось по душе обоим, и лежали – Меган на диване, а Джеймс на ковре, увлеченно смотря телевизор.

Джулиан исполнил свой отцовский долг, пожурив их за то, что они слишком много смотрят телевизор, и сказав, что, когда эта передача закончится, они должны будут выключить его и найти себе какие-то другие занятия. Дети что-то пробормотали, выражая согласие, и он ушел на кухню, где достал из холодильника яблоко и бутылку «Доктора Пеппера».

Вернувшись в свой кабинет, Джулиан решил ненадолго отвлечься от поисков, чтобы написать своему клиенту электронное письмо, подробно расписав то, что он уже сделал, и придумав для себя оправдание на тот случай, если все-таки не успеет закончить работу в оговоренный срок, что теперь казалось ему все более и более вероятным. Затем немного подождал, перечитал, прежде чем нажать кнопку «Отправить», отхлебнул глоток «Доктора Пеппера»…

И текст на экране задвигался.

На глазах Джулиана буквы начали отделяться от слов, двигаться вверх, двигаться вниз, двигаться в стороны, и составляющие их пиксели слились в единую темную массу, которая медленно приняла форму лица.

Лица привидения, которое незваным гостем явилось на их вечеринку.

И мужчины, который умер в их подвале.

Джулиан оттолкнул свое кресло на колесиках от стола – лицо на экране подняло взгляд, потом опустило, обвело комнату, после чего прижалось к экрану изнутри и ухмыльнулось. Впечатление было в точности такое, словно кто-то действительно оказался заперт внутри монитора, и Джулиан ощутил ужас от леденящей реалистичности происходящего.

Затем лицо разделилось на пиксели, распалось, утратило цвет, и его отдельные фрагменты вновь сложились в электронное письмо.

Джулиан протянул руку и быстро выключил компьютер, потом снова отодвинулся от стола; случившееся напугало его и выбило из колеи куда больше, чем он ожидал, когда хотел увидеть нечто подобное. Он встал с кресла и начал ходить по комнате, глубоко дыша и размышляя. Возможно, Клэр на верном пути, возможно, и впрямь существует нечто, связывающее то, что творит привидение в их доме, с событиями далекого прошлого, и, возможно, существо, обитающее здесь, увидело, что за сведения он пытается разыскать, и решило припугнуть.

Так же, как Клэр.

И Джулиан действительно был напуган, в этом не приходилось сомневаться. Но при этом он к тому же совершенно не продвинулся в своих поисках, и ему вдруг пришло в голову, что исследования были бы более плодотворными, если бы он поискал информацию в библиотеке.

Общественные библиотеки нередко хранили в своих фондах книги и документы об истории тех краев, где располагались, а кроме того, в их штатах были библиографы-консультанты, которые и сами являлись носителями немалых объемов информации. Джулиан взглянул на стоящие на книжном шкафу часы с изображением группы «Битлз» – было одиннадцать с небольшим. Немного постоял, решая, что делать, потом спустился на первый этаж.

Дети все еще смотрели телевизор в гостиной.

– Все, – сказал он. – Выключайте.

– Но передача еще не закончилась, – пожаловалась Меган. – Ты же сам сказал, что мы можем досмотреть до конца.

Джеймс уже нажал кнопку на пульте, и телевизор выключился.

– Поехали. – Джулиан вынул из кармана связку ключей и позвенел, чтобы услышали дети.

– Хорошо, – сказал Джеймс, вставая с пола.

– А куда мы поедем? – подозрительно спросила Меган.

– На обед. Отправимся в «Макдоналдс». А затем мне нужно заглянуть в библиотеку и поискать кое-какие сведения.

Меган брезгливо сморщила нос.

– В «Макдоналдс»?

– Тогда в «Тако белл».

– Лично я хочу в «Макдоналдс», – объявил Джеймс.

– Мы бросим монетку. Но давайте скорее, нам нужно идти.

– Мне надо в туалет, – сказала Меган и двинулась по коридору в сторону ванной.

Джулиан поймал себя на том, что все еще звенит ключами. Он не осознавал, насколько напряжены его нервы и как ему хочется покинуть этот дом, пока дочь не сказала, что ей нужно в туалет. Джеймс посмотрел в ту же сторону и начал было что-то говорить, но Джулиан перебил его:

– Ты сможешь сходить в туалет в «Тако белл»

– В «Макдоналдсе»!

– Посмотрим.

Как только Меган вышла из ванной, Джулиан вывел детей из дома, расслабившись лишь тогда, когда они благополучно сели в фургон.

– Ты обещал, что мы бросим монетку, – сказал Джеймс.

Джулиан кивнул.

– Именно так мы и поступим.

– Но как узнать, куда ехать, если не сделать этого сейчас?

Джулиан приподнялся на сиденье, чтобы вынуть из кармана десятицентовую монетку.

– Ну, говорите.

– Орел! – хором завопили они.

– У одного из вас будет орел, а у другого должна быть решка, – терпеливо объяснил Джулиан.

– Я хочу, чтобы у меня был орел, – стоял на своем Джеймс.

Меган мелодраматично вздохнула.

– Ладно.

Джулиан подбросил монетку и сказал:

– Решка.

– Ха! – воскликнула Меган, показывая пальцем на лицо брата и довольно ухмыляясь.

– Значит, едем в «Тако белл». – Джулиан доехал до этого сетевого ресторана быстрого питания, где они довольно неплохо пообедали, после чего отправились в библиотеку.

Джеймс сразу же уселся за один из компьютеров, а Меган направилась в отдел книг для подростков.

Как Джулиан и подозревал, в библиотеке оказалось немало материалов о местной истории. Была даже «историческая комната» размером с чулан, в которой хранились исключительно книги, брошюры и иллюстрированные журналы со сведениями о Джардайне и округе Томасито. Большинство из этих единиц хранения нельзя было брать на дом, но можно было изучать в стенах самой библиотеки, и Джулиан достал с полок два тома, которые, судя по названиям, содержали какую-то полезную информацию: «Рассказы о встречах с привидениями в Нью-Мексико» и значительно более старое издание, озаглавленное «Истории и легенды округа Томасито». В стеклянной витрине были выставлены пачки старых газет, и Джулиан спросил библиотекаря, можно ли просмотреть и их, но она ответила, что от старости бумага стала ломкой, и они хранятся под стеклом для сохранности.

– Однако все газеты доступны на микрофишах, а рядом с компьютерами стоит проекционный читальный аппарат для их просмотра, – сказала она и показала ему архивный шкаф, где хранились микрофиши, объяснив, каким образом они сгруппированы по годам.

Джулиан не мог провести в библиотеке весь день, а если бы у него даже была такая возможность, все равно бы не сумел прочитать все. Так что он бегло пролистал обе книги, ни одна из которых, вопреки его ожиданиям, не оказалась полезной, а затем схватил горсть микрофишей и сел за проекционный аппарат, чтобы просмотреть газетные заголовки, относящиеся к первым годам существования Джардайна. Газеты здесь начали печатать не так давно, как ему бы хотелось – возможно, поначалу в городе было не так уж много людей, которые умели читать, – но он начал с газет за 1900 год, а затем приступил к 1901-му.

Едва Джулиан добрался до середины, подошла Меган и спросила, может ли она провести вторую половину дня в доме своей подруги Кейт. Кейт стояла рядом – по-видимому, они случайно встретились здесь, в библиотеке.

Или договорились о такой встрече.

Невозможно уследить за всеми ухищрениями, к которым четырнадцатилетние девочки прибегают с помощью своих мобильных телефонов.

Кейт застенчиво улыбнулась.

– Привет, мистер Перри.

Джулиан посмотрел сначала на одну, потом на другую.

– Можешь идти, – сказал он, обращаясь к Меган, и добавил: – Если твоя мама дома, – обращаясь к Кейт.

– Моя мама как раз здесь, – ответила девочка и позвала: – Мама!

Раздраженные этим громким зовом читатели зашикали на нее, а библиотекарь, сидящая за стойкой, посмотрела, недовольно хмурясь, но не прошло и нескольких секунд, как перед Джулианом возникла ее мать, и они занялись обсуждением деталей. Сначала они собирались заехать за покупками в «Стор», а затем планировали вернуться домой и сказали, что с удовольствием возьмут с собой Меган.

– В какое время мне заехать за ней? – спросил Джулиан.

– О, я завезу ее домой сама. В котором часу ее привезти?

– В пять, – решил Джулиан.

Попрощавшись, обрадованная Меган удалилась вместе с подругой, а Джулиан на минуту сделал перерыв в работе, чтобы проверить, как там Джеймс. Сидя между двумя другими мальчиками, сын был целиком поглощен мультяшными побоищами какой-то компьютерной игры, и Джулиан, удовлетворенный, вернулся к своим микрофишам.

Через некоторое время он почувствовал, что за его спиной кто-то стоит. Полагая, что это какой-то читатель, которому тоже нужно воспользоваться проекционным аппаратом, Джулиан собрался было извиниться за то, что так долго монополизировал его, но, повернувшись, обнаружил, что это не кто иной, как Джеймс. К его немалому удивлению, сын сказал, что ему надоело играть в компьютерные игры и он хочет вернуться домой. Обычно дело обстояло как раз наоборот, и Джулиан взглянул на часы и весьма изумился, обнаружив, что уже почти три часа. Пока что ему не удалось найти в газетах ничего полезного, но не хотелось уходить из библиотеки с чувством, что он зря потратил весь день, и он сказал:

– Подожди еще десять минут.

– Мне скучно, пап.

– Я знаю. Но… – Джулиану в голову вдруг пришла блестящая мысль. – Послушай, а тебе не хотелось бы посидеть в офисе у мамы?

Лицо Джеймса просияло.

– Да!

Отлично. Клэр сможет присмотреть за ним, пока он будет продолжать поиски.

Джулиан достал из кармана мобильный телефон. По идее, в библиотеке не полагалось пользоваться мобильниками, но он, сидя в своей индивидуальной кабинке для работы, наклонился низко, до самого проекционного аппарата, и, позвонив Клэр, тихо объяснил ситуацию, и она согласилась подойти и забрать сына с собой.

В ожидании мамы Джеймс проверил свой статус в летней программе чтения по таблице на стене и выбрал еще одну книгу. Джулиан продолжал прокручивать микрофиши, читая газетные заголовки, но не успел он просмотреть газеты еще за один месяц, как в библиотеку вошла Клэр. Джеймс поспешил ей навстречу, держа в руке новую книгу.

– Ты меня просто спасла, – нарочито благодарно сказал он.

– Нашел что-нибудь? – спросила мужа Клэр.

– Здесь может что-то быть. Поэтому я и хочу задержаться еще на какое-то время.

– А я не хочу, – заявил Джеймс.

Клэр улыбнулась и одной рукой обняла сына.

– Почему бы нам с тобой не поесть мороженого? – предложила она.

Джеймс ухмыльнулся.

– Это было бы классно!

– Хочешь, я подъеду и заберу его, когда закончу? – спросил Джулиан.

Клэр покачала головой:

– Не надо. Мы встретим тебя дома.

Она быстро чмокнула его в щеку, затем они с сыном пошли к выходу, а Джулиан вернулся к своим газетам.

«Что-то», о котором он говорил жене, оказалось тенденцией. Это не было чем-то конкретным, возможно, это даже ничего им не даст, но в течение нескольких лет в начале 1900-х годов бо́льшая часть убийств и насильственных преступлений, о которых говорилось в газетах, похоже, совершалась именно на их улице. Джулиан сомневался, что эта тенденция сохранилась до настоящего времени, но, вспомнив о мужчине, который умер в их подвале, подумал, что, вполне возможно, за последующие десятилетия в их доме или рядом с ним могли иметь место и другие случаи смертей – будь то загадочных или нет, – которые не нашли отражения в прессе.

День близился к концу, и поскольку теперь у него наконец была кое-какая информация, которую можно было сообщить Клэр, Джулиан решил, что на сегодня хватит. Выключил проекционный аппарат, сложил вместе листки бумаги для заметок, на которых делал записи, и начал складывать микрофиши в хронологическом порядке.

– Я займусь этим, – подойдя к нему, сказала библиограф. – Мы предпочитаем делать это сами, чтобы ничего не перепуталось.

– Хорошо, спасибо. – Джулиан отдал ей чехлы с микрофишами и две книги, которые пролистал, и, покинув библиотеку, отправился домой.

Он оказался дома первым и был этому рад. Прежде, чем вернулись Клэр и Джеймс, и прежде, чем мать Кейт подвезла Меган, Джулиан обошел каждую комнату, даже подвал, проверяя, нет ли где-то чего-нибудь хотя бы в малейшей степени необычного. Ему было куда страшнее, чем он был готов признаться, но он был мужем и отцом и должен был удостовериться, что его семье сейчас нечего здесь опасаться. Джулиан даже зашел в свой кабинет и вновь включил компьютер, проверяя, не появится ли на мониторе что-нибудь странное, и порадовался тому, что, хотя он получил доступ к экрану и заново написал электронное письмо клиенту, ничего необычного так и не произошло.

Джулиан услышал, как внизу открылась входная дверь, услышал звуки веселых голосов Клэр и Джеймса и выключил компьютер, окончательно удостоверившись, что – по крайней мере, пока – в доме безопасно. Сбежал по лестнице, перескакивая через ступеньки, и…

На первом этаже никого не было.

Кроме него самого, в доме не было вообще никого.

Джулиан снова услышал голоса, на этот раз они доносились из гостиной, и по его затылку и рукам побежали мурашки, а тело пробрала дрожь. Даже на таком близком расстоянии эти голоса по-прежнему звучали как голоса Клэр и Джеймса, и Джулиана захлестнула волна отчаяния: неужели это значит, что они погибли? Сегодня утром Клэр пошла на работу пешком, и в своем воображении он увидел, как они переходят улицу по дороге домой и их сбивает пьяный водитель или машина, у которой отказали тормоза, представил себе, как Джеймс отлетает вперед и его голова разбивается об асфальт, а Клэр падает под ударом бампера, и колеса переезжают ее тело, давя внутренние органы и дробя кости.

Потрясенный, Джулиан вошел в гостиную, и тревога за Клэр и Джеймса рассеялась, как дым. Какой бы бесплотный дух здесь ни находился, то не был ни дух его жены, ни его сына. В царящей здесь атмосфере была разлита какая-та тягостность, какая-то почти осязаемая злобность, которая не могла исходить от них. Наверняка эта тварь имитирует их, пытаясь заставить его поверить в то, что сейчас они были здесь, чтобы помучить.

Первым инстинктивным побуждением было спастись бегством, но Джулиан заставил себя остаться и внимательно оглядел гостиную. Все находилось на своих местах, ничто, казалось, не изменилось, ничего сверхъестественного видно не было, но вся комната пропиталась плохой энергетикой, из-за которой лившийся в окна свет был тускл, а мебель выглядела старой и жуткой.

И источником всего этого, похоже, был камин.

То, что когда-то казалось Джулиану наиболее впечатляющей чертой гостиной, а возможно, и всего дома, теперь смотрелось просто устрашающим. Топка походила на пасть и была куда темнее, чем должна была бы быть в это время дня, такой непроглядно темной, что, казалось, уходила намного дальше, чем стена самого дома, и скрывала внутри каких-то отвратительных, чудовищных тварей. Джулиан протянул руку и включил потолочное освещение, но оно нисколько не помогло разглядеть то, что таилось в глубине этой черной пасти.

Медленно, опасливо, осторожно он двинулся вперед, в сторону камина.

И снова услышал голоса.

Мужские и женские, молодые и старые, они уже не походили на голоса Джеймса и Клэр. И в произносимых предложениях отсутствовал всякий смысл. Как и тот мужской голос, прежде звучавший в комнате Меган, они называли существующие слова, но так, что те выглядели абсурдно.

…багаж почтового ящика…

…первый пришел стол слизь…

Это была беседа сумасшедших, бубнящих монотонными голосами, перебивая друг друга, и она доносилась из глубины камина. Джулиан уже стоял рядом и, присев на корточки, заглянул в топку.

Дуновение воздуха со свистом промчалось над его головой, справа и слева.

Вот только…

Это был не воздух. У того, что пронеслось мимо, были объем, вес, и нутром Джулиан почувствовал, что оно обладает сознанием, которого он не понимает.

И все закончилось. Гостиная снова стала такой же, как всегда, камин стал просто обыкновенным камином; голосов больше не было. Несколько секунд спустя парадная дверь отворилась, и на сей раз вошли уже настоящие Клэр и Джеймс. Джулиан вышел им навстречу, испытывая облегчение и неожиданное чувство ликования оттого, что они наконец пришли и что они живы.

Клэр нахмурилась.

– Что с твоими волосами?

Джеймс рассмеялся.

Джулиан поднял руку и пригладил макушку. Волосы стояли дыбом там, где над ним пронеслась эта тварь. Пальцами прижал их обратно к голове.

– Это из-за ветра, – солгал он.

– На улице совсем не ветрено… – начала было возражать Клэр, но, перехватив взгляд, который муж устремил на нее поверх головы Джеймса, осеклась. – О-о, – сказала она.

Они обсудили случившееся позднее, хотя в своем описании Джулиан преуменьшил масштаб того, чему стал свидетелем, и ни словом не обмолвился о собственной реакции на то, что с ним произошло. Дети в это время находились в другой комнате, и, прежде чем Клэр начала копать глубже, Джулиан быстро рассказал ей то, что узнал в библиотеке. Она явно воодушевилась, услышав, что на их улице особенно часто происходили убийства и насильственные преступления, хотя сам Джулиан понятия не имел, каким образом она может использовать эту информацию в разрешении вставшей перед ними проблемы. Но, как бы то ни было, было похоже, что теперь надежда пересиливает в ней страх.

Он чуть было не рассказал ей о лице, возникшем на экране его компьютера, но в последний момент решил умолчать. Сегодня и так уже случилось достаточно пугающих событий, чтобы упоминать еще и об этом.

Вечером они занялись любовью, и на сей раз сделали это нормально, нежно и без стыда, так, как у них бывало всегда до того, как они переехали сюда. В этот раз ни один из них не испытывал ни странных, диких желаний, ни необъяснимых навязчивых порывов, ни какого-либо нажима извне. Впечатление было такое, будто некоторых из недавних соитий вообще никогда не было, и они заснули в обнимку, чувствуя себя счастливыми.

* * *

Вскоре после полуночи Джулиана разбудил звук чьего-то смеха. Звук был тихим, похожим на шепот, и при других обстоятельствах он мог принять его за шелест ветра. Но Джулиан ясно понял, что это именно смех, и сел на кровати, вслушиваясь в эти призрачные звуки, сначала журчавшие в их спальне, затем вышедшие за дверь и продолжившие удаляться по коридору в сторону кухни.

Сейчас ему больше всего хотелось накрыться одеялом с головой, как в детстве, и дождаться утра. Но Меган и Джеймс были наверху одни, и он моментально сбросил с себя верхнюю простыню и одеяло, встал и торопливо пошел на звук.

Теперь смех звучал в кухне, и Джулиан поспешил туда, по дороге включая везде свет. В кухне он не увидел ничего, но дверь в подвал была открыта, и смех звучал уже где-то там, внизу. Теперь он казался громче и уже не походил ни на шепот, ни на шелест, и, хотя прежде Джулиан не смог бы сказать, смеется ли это мужчина или женщина, сейчас смех определенно казался ему мужским.

Джулиан огляделся по сторонам в поисках какого-нибудь оружия. Оно явно не помогло бы в схватке с чем-то незримым, но если он будет держать его в руке, это наверняка придаст ему больше смелости, и Джулиан открыл средний выдвижной ящик кухонного стола и остановил свой выбор на самом надежном средстве – ноже для разделки мяса.

Он уже собрался подойти к двери, когда краем глаза через окно над раковиной уловил какое-то движение во дворе. Джулиан включил огни, осветившие патио, как раз вовремя, чтобы увидеть, как закрывается узкая маленькая гаражная дверь. Несколько секунд постоял в кухне, не зная, что делать. Самым разумным было бы вызвать полицию. Но он отнюдь не был уверен, что речь тут идет о чем-то таком, что можно было бы решить с помощью вмешательства копов, не был уверен, что то, что вошло в гараж, что бы это ни было, вообще являлось… человеком. И, разумеется, если речь идет не о человеке, лучше всего было бы вообще остаться здесь, в доме.

Но в руке был зажат нож, в крови играл адреналин, и Джулиан, отперев заднюю дверь, вышел во двор. Он был бос и одет в пижаму, но это его не остановило. Сухая трава холодила босые ступни, пока Джулиан крадучись шел к гаражу. Продвигаясь к своей цели, постоянно оглядывался, чтобы убедиться, что рядом никого и ничего нет, и посматривал вверх, проверяя, не включил ли кто-то свет.

Он открыл дверь гаража, затем быстро попятился, вытянув вперед руку с ножом, но на него ничто не набросилось. Подождав несколько секунд, вошел внутрь, включил свет и посмотрел по сторонам.

Казалось, все было в порядке. Предметы находились на своих местах. Поскольку фургон был припаркован на подъездной дороге, а газонокосилка и прочий садовый инвентарь хранились в сарае, сам гараж был сравнительно пуст. Теперь, когда свет был включен, было нетрудно увидеть все, что происходило вокруг, и Джулиан подумал, что, возможно, его заманили сюда нарочно. И еще крепче сжал рукоятку ножа.

Нет. Тот, кто – то, что – проникло в гараж, не знало, что он смотрел в окно. Он увидел, как кто-то – или что-то — тайком вошло сюда и закрыло за собой дверь. Это точно не было частью какого-то изощренного действа, устроенного лишь для того, чтобы привести его сюда.

Хотя смех и заманил его на кухню…

Нет. Что-то сейчас находится здесь, в гараже. Джулиан просто не может сообразить, куда оно подевалось.

Его взгляд упал на лесенку, идущую вверх по стене.

Идущую на чердак.

Сердце Джулиана забилось быстро и гулко. Он понимал – не следует подниматься на чердак. Это было глупо. А может быть, и опасно. Ему даже не хотелось этого делать. И все же почти против воли он подошел к стене, к которой была прикреплена лесенка. И посмотрел вверх.

Люк в полу был открыт.

Почему же он не заметил этого раньше?

На чердаке было темно. В квадрате открытого люка Джулиан не мог разглядеть ничего, только кромешную тьму. Он не смог бы подняться по этой лесенке, продолжая сжимать в руке нож таким образом, чтобы его можно было пустить в ход, и Джулиан решил было вернуться в дом с тем, чтобы возвратиться сюда утром, когда все будет видно и он сможет чувствовать себя в большей безопасности. Но тут почувствовал, как на лоб ему капнула капля какой-то теплой жидкости, дотронулся до нее пальцем и увидел, что это кровь.

Кто-то или что-то истекало там, на чердаке, кровью.

А вдруг это Джеймс?

До этого момента такая мысль даже не приходила ему в голову, но тут Джулиан вдруг с упавшим сердцем осознал, что не сходил и не посмотрел, как там дети, после того, как его разбудил этот шелестящий смех. Это мог быть Джеймс. Именно там, на чердаке, он играл со своим другом, там располагалась их «штаб-квартира». Возможно, это он тайком пробрался в гараж и закрыл за собою дверь.

Джулиан провел ладонью по лбу, вытирая кровь. Он сразу же отбросил мысль о том, чтобы разбудить Клэр и позвонить 911, и быстро перебросил нож в левую руку, придерживая его большим и указательным пальцами, чтобы можно было использовать остальные пальцы, карабкаясь наверх. Быстро влез по лесенке, и только когда голова и плечи оказались над полом чердака, в самой уязвимой позиции, сообразил, что это никак не мог быть Джеймс. Задняя дверь была на замке. А если бы перед ним из нее вышел сын, она была бы отперта.

Джулиан приготовился к тому, что из темноты на него кто-то нападет, и даже скривился в ожидании удара, но затем поспешно вылез и начал лихорадочно искать выключатель. Раньше он бывал здесь только в дневное время и даже не знал, есть ли вообще на чердаке светильник.

Удара так ниоткуда и не последовало. Джулиан принялся ощупывать стену правой ладонью, продолжая сжимать в левой руке нож. К его удивлению, пальцы все-таки обнаружили выключатель, и он включил свет. Затененная абажуром лампочка в центре потолка вспыхнула, осветив чердак, и ее свет, по всей вероятности, мягкий и тусклый, после темноты показался ему ярким, как солнце.

Джулиан продолжал стоять на месте, потирая глаза, и, как только они приспособились к свету, наконец увидел, откуда текла кровь.

На полу лежало мертвое тело.

Это был Джон Линч, человек с ножом, который проник на их двор и которого он видел из окна столовой. Джулиан сразу узнал его желтую бейсболку.

– О господи, – прошептал он.

Линч закололся своим собственным ножом. И ударил себя не один раз, а много. Ударил в лицо. Колотая рана на левой щеке расширила его рот до размеров клоунской улыбки; еще одна, на лбу, обнажила белые кости черепа. Нос был сплошь изрезан, а рана под правым глазом уходила вбок, так что нож отхватил часть кожи головы вместе с волосами и кусок уха. Линч прикончил себя, вонзив нож в горло, откуда тот сейчас и торчал, причем в ране вокруг клинка был виден распоротый хрящ, и кровь покрывала не только горло и плечи, но также и руки, и грудь, и даже пол. Ее узкий ручеек сбежал по неровным половицам к открытому люку в полу, откуда теплая капля и упала на лоб Джулиана.

Была забрызгана даже картонная стоячая фигура главного героя кинофильма «Дневник слабака», находящаяся не менее чем в пяти футах от тела. А мерзкий запах крови был так силен, что Джулиан удивился тому, что не почувствовал его сразу же, едва только поднялся на чердак.

Он втянул в себя воздух, стараясь удержаться от рвоты.

Почему же не было слышно криков? Как получилось, что издаваемые Линчем вопли боли не разбудили весь район?

Джулиану и самому хотелось вопить во все горло, и пока его мозг перерабатывал информацию, которую поставляли глаза, уже торопливо спускался с чердака по лесенке, прикрепленной к стене. Когда он спустился наполовину, свет наверху вдруг погас, и до Джулиана дошло, что где-то по дороге он уронил нож.

В эту секунду все светильники в самом гараже погасли тоже.

Приказывая себе не паниковать, Джулиан добрался до пола. Спотыкаясь в темноте о собственные ступни, на ощупь выбрался из гаража, добежал до дома и вызвал полицию.

Глава 25

– Мы съезжаем, – категорически заявила Клэр.

– Но мы не можем…

– Не можем что? Продать дом? Еще как можем. Я не желаю и дальше слушать твой псевдорационалистический вздор. Я больше не проведу в этом доме ни одной ночи. Мы забираем детей и все вместе перебираемся к моим родителям.

Полицейские только что уехали после длившегося несколько часов допроса и изучения гаража, и все четверо: Джулиан, Клэр и дети – собрались в гостиной, сидя на большом диване и на узком диванчике для двоих, хотя Клэр было не по себе даже от простого пребывания в этих стенах. Она полностью отвергала все связанное с этим домом и хотела избавиться от него, даже если придется продать его себе в убыток, даже если им придется поселиться в квартире. Она ни за что не согласится жить там, где кто-то покончил с собой. Да еще таким жутким способом. Ни она, ни дети не видели мертвого тела Линча – Клэр не позволила Меган и Джеймсу даже посмотреть в окно, когда наглухо закрытую каталку с мертвецом вывозили с их двора, – но они все знали, что произошло, и одна мысль об этом вызывала у нее тошноту.

От осознания, что Линч оказался уже вторым человеком, умершим здесь за последние несколько лет, ей становилось еще больше не по себе.

Разумеется, если только ты не въехал в новое здание, в каждом доме (особенно старом) кто-то однажды умер. Это в наше время многие умирают в больницах, но только не во времена ее бабушек и дедушек.

Мало того, что в их доме есть привидение, он сам, как смертельный магнит, притягивал к себе людей, которые либо были близки к смерти, либо хотели покончить с собой, и Клэр ни за какие коврижки не позволит своим детям остаться здесь, подвергаясь такому пагубному влиянию. Помимо даже уже известных страхов, не надо обладать слишком уж богатым воображением, чтобы представить себе, что это влияние не ограничится стремлением совершать насилие только по отношению к себе, а может породить в обитателях дома стремление к насильственным действиям в отношении других. Пусть сейчас кажется нелепой даже сама мысль о том, что Джулиан когда-нибудь сможет зарезать своих детей во сне или что Меган или Джеймс будут способны вышибить своим родителям мозги бейсбольной битой, но Клэр не желала рисковать.

– Я понимаю, как ты себя чувствуешь здесь, – сказал Джулиан. – И думаю, детям не следует оставаться тоже. Полагаю, вам нужно собрать свои вещи, и я отвезу вас в дом твоих родителей. Но…

– Никаких «но»! – закричала на него Клэр.

– Но я думаю, мне следует остаться, – закончил свою реплику Джулиан.

– За каким чертом? Ты ведешь себя как законченный засранец! Нам надо убраться отсюда! Нам всем, мать твою, надо убраться из этого гребаного дома! Сейчас же!

Она осознавала, что ругается непотребными словами в присутствии детей, чего никогда не делала прежде, чего и она, и Джулиан всегда старались избегать. Осознавала также и то, что Меган и Джеймс ошеломленно уставились на нее как раз из-за этой внезапной перемены в ее лексиконе. Но главным сейчас было свалить подальше из этого дома как можно быстрее, а для того, чтобы добиться этого, по ее мнению, все средства были хороши.

– Думаю, я мог бы… – начал было Джулиан.

– Ты не сможешь сделать ни черта! Наша жизнь здесь закончена. С нас хватит. В нашем гараже только что зарезался человек. По нашему коридору разгуливают привидения. Есть только один выход – убраться отсюда.

Клэр нерешительно посмотрела на Меган и Джеймса. Ни один из них явно не удивился разговору о привидении, но они выглядели встревоженными и испуганными, и она подумала, что, вполне возможно, дети успели повидать в этом доме куда больше, чем рассказывали ей. Клэр решила спросить их об этом прямо.

– Скажите, кто-нибудь из вас… видел здесь что-нибудь этакое прежде? – осторожно спросила она.

– Я хочу уехать отсюда, – быстро ответил Джеймс.

– Я тоже, – решительно сказала Меган.

– Да. – Клэр кивнула. И встала. – Пошли, – сказала она Джулиану. – Мы уезжаем.

Она совсем не была уверена, как долго сможет жить со своими родителями, прежде чем они своим желанием командовать вынудят ее переехать куда-нибудь еще, но даже если одну-две недели придется терпеть придирки матери и жалобы отца, пока они не найдут себе какое-нибудь другое жилье, дело того стоит.

Клэр ни за что не станет жить в месте, где человек совершил самоубийство.

– Я вас подвезу, – сказал Джулиан. – А потом мне надо будет вернуться и кое-что закончить…

– Ты будешь смывать там кровь? – в ужасе спросила Меган.

– Нет, – заверил ее он. – Это сделает полиция. Мне просто надо кое с чем разобраться и убедиться, что все в порядке.

– А потом ты тоже переедешь к бабушке и дедушке? – Голос Джеймса звучал настойчиво и тревожно, но был полон надежды.

– Посмотрим, – ответил Джулиан, но по выражению его лица Клэр поняла – у него нет ни малейшего намерения это делать.

– Оставайся, если хочешь, – сказала она, и губы ее сжались в прямую, суровую линию. – А мы съезжаем.

* * *

Когда незадолго до рассвета Клэр заявилась в дом своих родителей, предварительно позвонив, чтобы объяснить ситуацию и сказать, что она и дети на какое-то время переедут к ним, мать и отец решили, что они с Джулианом расходятся и отныне будут жить раздельно. Особенно после того, как Джулиан привез ее с детьми и выгрузил багаж, но не остался сам.

Ни один из них ничего не сказал при Меган или Джеймсе, но они заговорили на эту тему, едва дети разошлись по комнатам для гостей, чтобы разобрать свои чемоданы. Мать Клэр был обеспокоена, отец, наоборот, радовался, и, хотя она без обиняков сразу сказала им, что в семейной жизни у них с Джулианом нет никаких проблем, родители ей так и не поверили.

И Клэр понимала почему. Они с Джулианом не были идеальной парой – как и любые другие муж и жена, они иногда ссорились. А в Лос-Анджелесе им пришлось пережить довольно трудные времена. Но они никогда, ни разу с момента их свадьбы не спали отдельно, поэтому даже для нее нынешняя ситуация в эмоциональном плане была похожа на прекращение совместного супружеского проживания. А ее злость на Джулиана только подпитывала это чувство. Клэр была невероятно зла на него за то, что он продолжал подвергать себя опасности, и в то же время боялась за него – и опасалась, что решение остаться в доме он принял не вполне самостоятельно.

Но ничего не сказала об этом ни детям, ни родителям. Сейчас она должна оставаться сильной.

Меган и Джеймс разместились в двух маленьких комнатках для гостей в задней части дома, так что Клэр досталась ее прежняя спальня. Мать превратила ее в комнату для шитья, но у стены, на всякий случай, все же осталась стоять односпальная кровать, и Клэр, внеся свой багаж, закрыла за собой дверь. Она скорее плюхнулась, чем села на кровать и глубоко вздохнула, радуясь, что хотя бы на время осталась одна. Клэр никогда не была хоть сколько-нибудь религиозной, но вся нынешняя ситуация заставила ее заглянуть в себя и задуматься над теми убеждениями, которые составляли основу ее мировосприятия. Задуматься так, как не задумывалась с тех пор, как…

С тех пор, как погиб Майлс.

Клэр посмотрела в окно на постепенно светлеющее небо. Что же случается с людьми, когда они умирают? Ей казалось довольно очевидным, что их жизнь не прекращается с кончиной, что, по крайней мере, некоторые из них продолжают жить в какой-то иной форме. Но, по ее мнению, это вовсе не означало, что существует некая координирующая все это высшая власть, хотя Клэр и было жаль, что она в нее не верит, а мысль о не подчиняющейся никаким законам загробной жизни, полной призраков, которые пытаются возвратиться к комфорту и порядку этого мира, привела ее сейчас в уныние. Клэр подумала о Майлсе, гадая, наверное, в миллионный раз, что произошло с ним после смерти. Раньше ей всегда нравилось думать, что он все еще с ними, все еще где-то рядом. Раньше эта мысль служила ей утешением, но только не сейчас, а когда она подумала обо всем, что происходило в их доме, ей пришло в голову, что, возможно, предпочла бы, чтобы после смерти Майлс просто перестал жить. Эта мысль привела ее в еще большее уныние, и Клэр почувствовала себя совсем подавленной. Так что для нее стало немалым облегчением, когда дверь ее комнаты открылась и к ней вошли Меган и Джеймс.

– Ты сегодня пойдешь на работу? – спросила Меган.

– Пойду, потому что должна, – ответила Клэр.

– А мы можем остаться у бабушки с дедушкой? – спросил Джеймс.

– Конечно, можете, – сказала Клэр. – Вы даже можете пригласить своих двоюродных братьев, если…

– Нет! – хором отозвались они.

– Хорошо. Но я не понимаю, почему…

– Нет! – повторили дети.

– Ну как хотите.

Клэр отодвинула свой чемодан к изножью кровати, и они втроем отправились на кухню, где ее мать вымачивала хлеб в смеси яиц и молока и жарила на сковороде, готовя на завтрак тосты по-французски.

* * *

Джулиан пообедал вместе с ней в ее офисе, и их встреча показалась Клэр на удивление неловкой и принужденной. Как будто они и впрямь решили разойтись и жить раздельно, и хотя после сегодняшней утренней ссоры подобное чувство было понятно, оно все равно делало эту встречу чопорной и странной.

Джулиан принес с собой еду из китайского ресторана, которую они съели, сидя за ее письменным столом, и, разумеется, поговорили о детях. Клэр рассказала ему, что и Меган, и Джеймс расстроены, но, судя по всему, переехав в дом бабушки и дедушки, оба чувствуют себя в бо́льшей безопасности. Услышав это, Джулиан обрадовался, и на лице его отразилось облегчение, как будто мысли о том, что дом сделал с их детьми, лежали на его душе тяжким грузом, но, когда она заговорила о том, чтобы предстоящую ночь он тоже провел в доме ее родителей, тут же сменил тему беседы.

Как оказалось, полиция вовсе не собиралась убирать с чердака кровь, но они порекомендовали ему городскую клининговую фирму, которая моет полы и стены и уничтожает все следы крови на местах, где совершились убийства, самоубийства или где имели место несчастные случаи. Джулиан позвонил им сегодня утром, и они должны были приехать через час. Он понятия не имел, сколько времени займет процесс такой уборки, но в фирме его уверили, что после чистки паром и применения химических растворителей на чердаке не останется ни пятнышка.

– А после этого ты переедешь к моим родителям, – сказала Клэр.

Последовала продолжительная пауза.

– Я останусь, – ответил Джулиан.

– Несмотря ни на что? – В ее голосе звучал гнев. – Но почему?

Он пожал плечами, как будто речь шла о чем-то, чего он не мог объяснить и, возможно, не понимал и сам. У Клэр застыла кровь, и она посмотрела мужу в глаза, ища признаки чего-то такого, чего там раньше не было, в который раз гадая, не отравило ли его разум то, что обитает в доме.

– Джулиан… – начала она.

– Я не знаю почему.

– И неужели тебя это не пугает?

Он опять пожал плечами, и больше всего ее испугало то, что она не знала, как можно до него достучаться.

Вскоре после ухода Джулиана Клэр позвонил один из адвокатов школьного округа, который хотел поговорить о сумме отступных, которые округ заплатит Кортинесу за неправомерное увольнение, чтобы уладить это дело миром. Клэр легко переключилась из режима обеспокоенной жены в режим знающего свое дело адвоката, радуясь возможности отвлечься от тягостных мыслей. Она знала, что проделала весьма неплохую работу, излагая противной стороне свои доводы во время предварительного слушания. И, кстати, Клэр намеренно оставила в запасе еще несколько веских аргументов на тот случай, если иск все-таки дойдет до суда, – но с самого начала считала, что руководство школьного совета пойдет на внесудебное соглашение с истцом. Поэтому во время предварительного слушания специально очень подробно изложила перед их адвокатами свои самые убийственные доводы в пользу Кортинеса в надежде, что они сами поймут, что, если это дело дойдет до суда, они непременно проиграют. По-видимому, они и впрямь это поняли, и после телефонного разговора с их адвокатом Клэр сразу же позвонила Оскару и договорилась о проведении встречи с руководством школьного округа и их адвокатами на десять часов завтрашнего утра.

Ей казалось диким, что она занимается столь прозаической работой, когда дома дела пошли вразнос, но работа успокаивала ее и помогала не зацикливаться на событиях прошлой ночи и на той невыносимой ситуации, в которой она оказалась.

На ее письменном столе лежала стопка книг и монографий, которые принес Оскар и в которых содержались сведения, положенные в основу его учебной программы. Клэр была убеждена, что существует связь между описанными в них злодеяниями и ужасами далекого прошлого и жутким самоубийством, которое произошло в гараже ее дома прошлой ночью, хотя в чем именно состоит эта связь, оставалось для нее загадкой.

Скоро уже не надо будет беспокоиться обо всем этом. Дом перестанет принадлежать ее семье, и груз всех этих обязанностей ляжет на кого-то другого.

Но может ли Клэр с чистой совестью сбагрить его какому-то ничего не подозревающему простаку, зная, какие ужасы он в себе таит?

Она начала перебирать материалы, предоставленные ей Оскаром, и обнаружила среди них несколько монографий и одну книгу, которые еще не читала. Клэр должна была поработать над другими делами, что сейчас вела, и понимала, что они в приоритете, но ведь не будет никакого вреда, если она просто сделает небольшой перерыв и… посмотрит. Взглянув на свои стенные часы, Клэр решила, что даст себе полчаса. Взяв со стола книгу, открыла на последних страницах и начала просматривать напечатанный в конце алфавитный указатель, думая о том, что, вероятно, сможет найти здесь множество таких деталей, которые не попали даже в самые исчерпывающие из исторических свидетельств.

Глава 26

1855 год

Кит Карсон слез с коня, полный греющего душу чувства выполненного долга, и оглядел окружающую его кучку построек из необожженного кирпича, сооруженных из дерева загонов для скота и сложенных из бревен амбаров. Он слыхал об этой деревне, но не думал, что сумеет отыскать ее, поскольку, насколько он знал, она не была нанесена ни на одну карту. В своем качестве одновременно разведчика американской армии и агента по делам индейцев Кит не раз сталкивался со слухами о деревне, построенной на проклятой земле, проживание на которой само собой вело к убийствам и смертям и где за прошедшие годы произошло такое количество массовых расправ, что им потеряли счет. Карсон полагал, что место такого рода могло бы быть неоценимо с точки зрения военной стратегии. Если о нем станет известно и оно будет нанесено на карту, сюда можно будет заманивать воинские формирования противника, чтобы они сами гарантированно уничтожали друг друга. Но в конце концов решил, что существование подобного места – это просто миф, байка, придуманная для того, чтобы отваживать тех, кто путешествует по этой территории, и только на прошлой неделе, когда на берегу Рио-Гранде он случайно встретился с Питом Ютой, индейцем из племени ютов, ему стало известно, что Сан-Джардайн действительно существует. Пит объяснил, как туда добраться, даже нарисовал карту, и вместе с другими индейцами-ютами принялся настойчиво убеждать Кита, что живущие в деревне мексиканцы должны быть истреблены.

Жена Кита была мексиканкой, и Карсон отнюдь не был заведомо склонен согласиться с подобным требованием, но, чтобы выведать, где именно находится это место, дал слово, что как агент правительства Соединенных Штатов изучит ситуацию, и взял с собой двух воинов племени ютов и целый отряд добровольцев. Это была небольшая уступка, если окажется, что слухи насчет этого места не врут.

Сегодня днем добровольцы остались в лагере, но воины-юты отправились в Сан-Джардайн вместе с ним, и, взглянув на их лица, Кит увидел, что им страшно. Ему тоже было здесь как-то не по себе, но чувство торжества было сильнее. Собственно говоря, это чувство и объяснялось смутной тревогой, поскольку это ощущение подтверждало, что истории, которые он не раз слышал в минувшие годы, скорее всего, были правдой.

Они привязали своих коней к столбу и пешком двинулись по единственной улице деревни. Сан-Джардайн выглядела точно так же, как дюжина других мексиканских деревень, через которые Киту случалось проезжать во время странствий по этим землям, – здесь тоже был один-единственный магазин с одним-единственным баром, кучка маленьких бедных домишек и несколько находящихся за пределами поселения ферм.

Единственное, что отличало Сан-Джардайн от прочих мексиканских деревушек – постройка, стоящая в ее дальнем конце, та самая, на которую Кит избегал смотреть и которая и явилась причиной его появления здесь.

Его остановил мужчина с винтовкой, лицо, по-видимому, ответственное за охрану закона и порядка. Мужчина не знал ни слова по-английски, но Кит хорошо владел испанским и объяснил местному представителю закона, кто он такой и по какой причине приехал. Поначалу мужчина отрицал, что в его деревне вообще есть что-то необычное, и сказал Киту, что у того неверные сведения. Если на свете и есть такое место, какое он ему описал, то это не Сан-Джардайн. Но когда Кит спросил его, что это за постройка в дальнем конце улицы и почему даже на весьма почтительном расстоянии от нее нет ни жилых домов, ни ферм, ни каких-либо иных строений, мужчина сдался и признал, что это место есть tierra mala, то есть плохая земля. Его словно прорвало, первоначальная сдержанность сменилась многословием, и он, бурно жестикулируя, объяснил, что все жители деревни остерегаются этого места – не ходят туда и не упоминают в разговорах, и что стремление избегать его само собой приходит даже к детям и животным.

– Толкуют, – сказал он, – что полвека назад на этом месте стояла церковь, которую разрушила банда разбойников, одна из многих, нападавших на Сан-Джардайн на всем протяжении его существования и выкосивших большую часть населения того, что некогда было процветающим городком.

Кит посмотрел на дальний конец улицы. Выходит, даже нахождение на этой земле церкви не смогло изменить ее природы – что само по себе стало для него немалым потрясением.

– Но почему люди все-таки остались здесь? – спросил Кит. – Почему все семьи просто не снялись с места и не переехали куда-то еще?

У блюстителя закона не нашлось ответа на этот вопрос, и почему-то эта его неспособность дать внятный ответ показалась Киту чем-то еще более пугающим.

Когда он только прибыл, на улице не было ни души, но вскоре за спиной человека, с которым он говорил, собралось еще несколько мужчин с винтовками и пистолетами. У Кита создалось впечатление, что они слышали, о чем шел разговор, и высыпали сюда, чтобы не дать ему пройти. Похоже, они все страшились маленькой постройки, как могли бы страшиться некоего первобытного божества, и готовы были во что бы то ни стало помешать кому бы то ни было приблизиться к ней, дабы не раздразнить затаившихся внутри злых сил.

Кит заговорил с воинами-ютами, стоявшими по бокам от него, на их собственном наречии, и они, вскинув винтовки, нацелили их на вожака собравшихся жителей деревни.

– Я собираюсь исследовать вон то место, – объявил местным жителям Кит, – и не желаю, чтобы мне мешали. Вам это ясно? Если вы попытаетесь остановить меня, мои люди немедленно начнут стрелять. Они искусные воины и успеют убить нескольких из вас прежде, чем вы сможете застрелить их.

Мужчина, с которым он только что говорил, выглядел сейчас одновременно рассерженным и испуганным. Но он опустил и свое оружие, и голову, позволяя Киту и воинамютам пройти. Остальные жители разошлись по домам, и за несколько минут улица опустела. Деревня словно вымерла.

Кит посмотрел на ютов и опять увидел на их лицах страх. Он и сам испытывал то же самое и почувствовал, что воздух вдруг стал холоднее, когда солнце заволоклось облаком и на землю пала тень.

Они прошли мимо магазина. Теперь Кит видел, что деревня больше, чем он думал вначале. Он обманулся, поскольку Сан-Джардайн имел форму подковы, то есть дома стояли сзади и с боков с коротким центром посредине – поселение было построено полукружием, все точки которого находились вдалеке от маленького строения в конце улицы. Кит все еще не понимал, что собой может представлять эта постройка, но, подойдя ближе, разглядел, что это убогая, ветхая хижина без окон и с висячей рваной тряпкой вместо двери. Из-за краев тряпки сочился дым, пахнущий оборванными жизнями, пахнущий смертью, а за дымом виднелся жуткий призрачный свет, бесцветное свечение, не похожее ни на что из того, что ему приходилось видеть раньше.

Кит остановился на некотором расстоянии. Улица закончилась, и он стоял на участке земли, поросшем низким кустарником. Сквозь него ко входу в хижину шла узкая тропинка.

Несмотря на всю свою храбрость, Кит почувствовал, что ему страшно заходить внутрь.

Рваная тряпка, занавешивающая вход, колыхалась, хотя день был безветренный, призрачное свечение, виднеющееся за струйками дыма, мерцало. Первый раз в жизни ему хотелось пуститься наутек и как можно быстрее убраться из этой деревни. Но это как раз и означало, что это место и впрямь обладает особой силой, что истории, которые он про него слышал, были правдивы, следовательно, Кит нарушит свой долг агента федерального правительства, если сейчас не войдет внутрь и не выяснит, может ли эта сила быть использована в интересах Соединенных Штатов.

Призвав на помощь все свое мужество, Кит ступил на узкую тропинку. Но когда объявил воинам-ютам, что они должны последовать за ним, те только покачали головами и остались стоять на месте. Они исполнят любые другие его приказы, бросятся вместе с ним в бой с превосходящими силой врагами, но войти в эту хижину отказываются. Кит понимал их и, хотя мог казнить обоих за неповиновение, вовсе не собирался этого делать. То, чего он требовал, было под силу отнюдь не каждому, и Кит приказал им ждать в конце улицы с винтовками на изготовку, чтобы отбить у жителей деревни всякую охоту вмешаться. Воины пообещали, что так и сделают, и Кит, собравшись с духом, решительно зашагал по тропинке, держа в руке пистолет.

Чем ближе он подходил, тем сильнее становился запах дыма, будящий в душе острое сознание смертности всех, кто рожден, ощущение тяжелого бремени многих и многих минувших лет и смутное представление о поселениях, давным-давно исчезнувших с лица земли. Кит боялся этого дыма, боялся этого запаха, боялся мерцающего в ветхой хижине бесцветного тусклого света, который не мог бы исходить ни от зажженной лампы, ни от огня. Он знал – если сейчас остановится, ему не хватит силы духа пойти дальше, и Кит, продолжив путь, подошел ко входу, откинул в сторону рваную тряпку и переступил порог.

Внутри было темно, призрачное свечение исчезло, словно растворившись в воздухе, и сумрак в комнате, одной-единственной и лишенной окон, царил такой, что Кит мог бы поклясться, что снаружи сейчас не белый день, а кромешная ночь. Казалось, здесь, внутри, не было и дыма, вместо него воздух был полон множества шепчущих голосов, которые произносили тихие слова, слова, звучащие одновременно ниоткуда и отовсюду и, на взгляд Кита, не имеющие абсолютно никакого смысла.

Комната была обставлена убого – узкая койка, стол, стул, – хотя в здешнем сумраке с трудом можно было разобрать лишь контуры этих предметов. Единственное, что показалось Киту необычным – если не считать отсутствия какого-либо видимого глазу обитателя, – странное ощущение, будто внутри эта ветхая постройка старше, чем снаружи, и будто комната, в которой он сейчас стоит, тянется далеко за пределы вроде бы ограничивающих ее стен.

Один из голосов прошептал ему на ухо его имя.

– Привет! – громко ответил Кит, и сразу же голос его отозвался эхом, словно он находился в пещере. Лишь через мгновение его мозг осознал, что шепчущие голоса повторяют то, что он сказал, будто насмехаясь над ним.

Кит этого не ожидал и не понимал, почему это происходит. До этой секунды единственной его целью, идеей, которая привела его сюда и которая зрела в мозгу с тех самых пор, как до него много лет тому назад впервые дошли слухи об этом месте, была его тактическая ценность в бою. Однако теперь эти планы казались ему глупыми и мелкими. До него внезапно дошло, что обитающую здесь силу нельзя ни использовать, ни поставить себе на службу, ни обуздать. Она была слишком огромна, слишком глубока, слишком опасна. Киту теперь было понятно, почему жители деревни держатся от этого места на почтительном расстоянии, и больше всего на свете ему сейчас хотелось убраться из этой хижины как можно скорее.

В центре комнаты вдруг вспыхнули языки бесцветного огня – вспыхнули в неглубокой ямке, которой Кит поначалу не заметил в потемках. Огонь горел, хотя в ямке не было никакого топлива, и словно выходил из самой земли. Это было пламя непонятного происхождения, бледный свет, осветивший на стенах комнаты слова, казалось, выведенные кровью, слова, которых Кит никогда прежде не видел и смысла которых не понимал. На койке, как он теперь видел, лежала низкая горка белесого порошка, напоминающая формой тело мужчины.

– Кит, – прошептало нечто. А затем произнесло его полное имя, то, которое было дано ему при крещении: – Кристофер.

Кита охватила паника, когда он осознал, что мысль, на которой начал фокусироваться его мозг, принадлежит отнюдь не ему.

Призвав на помощь всю силу своих мышц и воли, он, спотыкаясь, ринулся обратно к выходу, на долю секунды, когда от страха у него замерло сердце, запутался в рваной занавеске, затем, шатаясь, вернулся по тропинке туда, где его ожидали двое воинов-ютов.

Снаружи уже стемнело. Он пробыл внутри хижины всего несколько минут, но, похоже, на открытом воздухе успело пройти уже более часа. Кит тяжело дышал и, схватив фляжку, висевшую на ремне, который охватывал его шею и плечо, дрожащими пальцами отвинтил крышку и стал жадно пить.

Один из ютов спросил его, что произошло в хижине и почему он пробыл там так долго, но Кит только покачал головой, не желая отвечать. Он смотрел прямо перед собой на деревенские постройки, окружающие хижину точно так же, как охотники окружают медведя или какого-то иного опасного хищника. Дав знак ютам следовать за ним, решительно направился по безлюдной улице Сан-Джардайн обратно к центру деревни.

В окнах каждого домишки, выстроенного из необожженного кирпича, Кит видел фигурки, высеченные из камня или вылепленные из глины, сидящие или стоящие за частоколом из горящих свечей. Раньше он не замечал их, и ему показалось, что жители поставили эти фигурки, чтобы охранять свои жилища и себя.

От кого? От него?

Кит почувствовал, как в его душе разгорается гнев. От своей жены он знал, что мексиканцы считают себя католиками, но то, что он видел сейчас, казалось ему еще ближе к язычеству, чем католицизм. То, что католики почитают всех этих кумиров, своих так называемых «святых», уже само по себе ужасно. Черт побери, они даже превратили мать Иисуса во что-то вроде богини и молятся ей. Но то, чему поклоняются жители этой деревни, вообще не имело отношения к христианству. Это было куда примитивнее, чем даже культы индейцев, и виднеющиеся в окнах фигурки более всего походили на чудовищ – существа с несоразмерно большими головами и острыми, как гвозди, зубами, треугольными туловищами и множеством когтей. Из одного из домишек послышалось хныканье женщины, затем раздался звук пощечины, и нытье прекратилось.

Юты были правы. Эти мексиканцы заслуживали смерти.

Кит знал это уже тогда, когда выходил из хижины, но это убеждение стало еще сильнее, когда он увидел этих святотатственных идолов в окнах, это кощунство против Бога.

Издалека донесся топот лошадиных копыт, все ближе и ближе слышались веселые выкрики. Как и велел им Кит, коль скоро он не вернулся в лагерь до захода солнца, добровольцы приехали за ним в деревню. Скача галопом на своих конях, держа в руках пылающие факелы и вопя во все горло, они въехали в деревню с противоположного конца, и Кит встретил их, стоя перед магазином. Отдав приказ спешиться, объяснил им, что они должны будут сделать.

Из магазина с винтовкой на изготовку вышел мужчина, тот самый представитель закона, с которым Кортинес говорил раньше. Кит пристрелил его на месте. Мужчина упал, но умер не сразу, успев что-то прокричать по-испански. Тогда-то и началась бойня. Из других домов выбегали мужчины, и добровольцы сразу же их расстреливали. Они двигались от дома к дому, выламывая двери и убивая всех, кого находили внутри.

В конце концов добровольцы окружили оставшихся жителей и загнали в загон для скота. В основном это были женщины и дети, а также несколько стариков. Все более молодые мужчины, мужья и отцы, были уже мертвы. Девочка, на вид не старше двенадцати лет, с залитым слезами лицом, простерев к Киту руки, начала умолять пощадить ее и ее мать. Добровольцы заколебались и вопросительно посмотрели на своего командира.

Кит обернулся на ветхую хижину в другом конце деревни.

– Огонь, ребята, – приказал он.

1921 год

Нью-Мексико получил статус штата уже почти десять лет назад, но влияние цивилизации, которое должно было принести с собой превращение его из территории в полноправный штат, до Джардайна определенно не дошло. Будучи местным шерифом, Лютер Данлоп мог лучше, чем кто-либо, судить о таких вещах, а по его твердому убеждению, в городе сейчас творилось еще большее беззаконие, чем когда Нью-Мексико оставался территорией.

Особенно на Рэйни-стрит.

Сидя за своим письменным столом, Лютер думал об убийстве, которое произошло там только что, и об убитом мужчине, тело которого только-только увезли в морг. Ему еще никогда не приходилось видеть такой дикой, свирепой жестокости. А от мысли о том, что это зверство совершила красивая молодая женщина – и совершила против своего собственного мужа, – у него просто стыла в жилах кровь. Ибо когда труп обнаружили, оказалось, что у мужчины отрезаны половые органы и засунуты во что-то вроде кармашка, который жена вырезала в животе. Соски были спрятаны туда же. Судя по всему, мужчина умер от потери крови, но чего никто в полиции Джардайна никак не мог понять – почему он не оказал своей жене никакого сопротивления, почему позволил ей сотворить с собой такое. Он не был связан, не был лишен свободы каким-либо иным образом, а его увечья, включая даже самые страшные, не привели бы к смерти, если бы ему была вовремя оказана медицинская помощь.

И то, что его жена смогла проделать все это, вообще полностью противоречило здравому смыслу.

Лютер вздохнул. Нет, ему была не по душе Рэйни-стрит. Он бы никогда не признался в этом ни одной живой душе, но так оно и было. Почему-то на этой улице и от мыслей о ней ему всегда становилось не по себе. Только за последние три месяца там произошло три убийства и пятнадцать драк с тяжкими телесными повреждениями – такая статистика произвела бы впечатление и на правоохранителей из самого Чикаго.

Но дело было не только в творящемся на этой улице насилии. С этим бы Лютер мог справиться – ведь это было частью его работы. Главное заключалось в ощущениях, которые вызывало у него это место. Иногда, проезжая на машине по Рэйни-стрит, он вдруг без всякой на то причины начинал нервничать, а когда в автомобиле, кроме него, никого не было, нередко намеренно делал крюк и ехал по другой улице, хотя проехать по Рэйни было бы удобнее и быстрее.

Телефон зазвонил, когда Лютер доставал из нижнего ящика своего стола фляжку со спиртным. Быстро отвинтил крышку и торопливо глотнул горячительного, прежде чем взять трубку и ответить:

– Лютер Данлоп слушает.

Казалось, на другом конце линии никого нет.

– Алло? – повторил он, но ответом ему было молчание.

Лютер тотчас бросил трубку и отдернул руку, словно от нее исходила зараза. Он был убежден, что звонок поступил именно из того дома, где произошло убийство, хотя у него не было и намека на доказательство своей правоты.

Действительно ли на том конце линии царило молчание или же он слышал какие-то шепчущие голоса? Чем дольше Лютер об этом думал, тем больше уверялся в том, что в трубке все же слышался шепот, хотя понятия не имел, кто это был и почему он что-то неразборчиво шептал.

Убившая своего мужа молодая жена, Энджи Дэниэлс, была арестована и надежно упрятана за решетку, но, чтобы окончательно в этом удостовериться, Данлоп вернулся в изолятор при участке.

У двери камеры остановился как вкопанный, настолько он был потрясен.

Миссис Дэниэлс сняла с себя всю одежду и стояла совершенно нагая. В изоляторе сидели еще двое заключенных – они были мужчинами и попали сюда за пьянство, – и Лютер ожидал, что они будут громогласно веселиться, подзуживать ее или, по крайней мере, глазеть. Но мужчины отвернулись от этого зрелища и, забившись в дальние углы своих камер, стояли, уставившись на стены, словно им было страшно.

Энджи повернула голову к Лютеру, и то, что она сказала, показалось ему бессмысленным. Однако от ее слов ему стало жутко.

– Я побывала в комнате, где все стареет.

И правда, сейчас она казалась ему старше, чем при аресте, и при обычных обстоятельствах Данлоп сделал бы Энджи строгое внушение и велел одеться, но сейчас просто отвернулся и, закрыв за собой дверь камеры, запер ее.

Телефон зазвонил снова, но он боялся взять трубку, и тот продолжал звонить.

Лютер вышел на улицу, чтобы проветрить мозги. Воскресил в памяти то, как миссис Дэниэлс выглядела в доме во время ареста, и то, как выглядела в камере только что, пытаясь понять, что именно изменилось и почему он решил, что теперь она кажется старше. Может быть, это из-за того, что она сказала? Из-за этих странных и бессмысленных слов?

Я побывала в комнате, где все стареет.

Или все же из-за того, что миссис Дэниэлс была голой, потому что то, что прежде скрывали ее платье и пояс для чулок, теперь обвисло?

Нет. Дело было не только в ее теле. На лице появились морщины. А в волосах – седина. Лютер понятия не имел, как это стало возможным, но это было именно так, и он подумал, что страх, внушаемый ей остальным арестантам, объяснялся тем, что они тоже заметили те же изменения в ее внешности, что и он.

Телефон в участке больше не звонил, и в скором времени туда вернулся помощник шерифа, сопровождавший тело мистера Дэниэлса в морг.

Джим Сакс был никудышным полицейским, невероятно тупым, но сейчас Лютер был бесконечно рад его видеть. Он рассказал ему, что творится в изоляторе при участке, и реакция Джима на его слова оказалась совершенно нормальной, он ухмыльнулся и сказал:

– Я хочу это видеть!

Такая реакция придала Лютеру мужества, и он последовал за помощником обратно в изолятор, где тот сначала вдоволь насмотрелся на голую миссис Дэниэлс, а затем, напустив на себя официальный вид, приказал ей одеться, что она и сделала. Зайдя обратно в офис, Джим подмигнул, хлопнул Лютера по спине и сказал:

– Спасибо, что дождался меня. Хороша бабенка, верно?

Ночью Данлоп спал плохо. Ему не снились сны, но он то и дело просыпался, охваченный все возрастающей уверенностью в том, что сделал нечто такое, чего не должен был делать, или же, наоборот, забыл сделать что-то, что должен был сделать непременно. Это тревожное чувство было хотя и смутным, но очень реальным, и утром Лютер проснулся усталым и совсем не отдохнувшим, и ночная тревога так его и не отпустила.

Через несколько дней на этой же неделе миссис Дэниэлс перевели в Амарехо, административный центр округа Томасито, и Данлоп вздохнул с облегчением. Она больше не раздевалась и вообще больше не сделала ничего странного – ему даже показалось, что Энджи снова помолодела, – но все равно был рад, когда ее наконец увезли, а ситуация в городе вроде бы стала поспокойнее.

Вплоть до следующего вторника.

На звонок в участок ответил Джим. Лютер в это время обедал в закусочной «У Боба» и, когда туда торопливо вбежал помощник, ища его глазами, сразу понял по выражению лица Джима, что дело дрянь.

Помощник отказался объяснять, в чем дело, в присутствии остальных посетителей, поэтому Лютер вышел вместе с ним на улицу и быстро сел в машину, где Джим рассказал ему, что в участок позвонил свидетель, видевший, как какая-то женщина вешает своих детей на веранде своего дома.

Поначалу Лютер не поверил. Теперь, когда все бо́льшее количество домов начало обзаводиться телефонами, подростки и взрослые с нестабильной психикой стали все чаще пользоваться этими аппаратами для всякого рода проказ. И то, что передал ему Джим, походило как раз на такой розыгрыш.

Но когда они свернули на Рэйни-стрит, Данлоп сразу же почувствовал, что это правда, и именно он первым увидел дом, где мать вешала своих детей.

– Вон там! – крикнул он Джиму, показывая в нужном направлении.

Помощник остановил машину прямо перед палисадником.

Женщина уже успела вздернуть двоих детей. Они висели на веревках, перекинутых через верхнюю балку открытой веранды, опоясывающей дом, слегка раскачиваясь туда-сюда, с вылезшими из орбит глазами, раскрытыми ртами и синюшными лицами. Оставшиеся три ребенка сидели на подвешенных к балке веранды качелях и горько плакали. Женщина завязывала веревочную петлю на шее самого маленького, готовясь повесить и его.

«Почему эти дети не убегают? – удивился Лютер. – Почему не кричат во все горло, зовя на помощь?»

Но уже знал ответ.

Все дело было в Рэйни-стрит.

Оба полицейских – и Лютер, и Джим – выскочили из машины и взбежали по ступенькам веранды, выхватив пистолеты.

– Сейчас же прекратите! – крикнул Лютер, но женщина только туже затянула петлю на шее своего сына.

Данлоп толкнул ее так, что она упала на пол, и выхватил из ее рук веревку, а Джим прижал к полу. Женщина нечленораздельно вопила, брызгая слюной, голова ее дергалась из стороны в сторону, а изо рта вылетали слова, не имеющие смысла. Волосы были всклокочены, как у безумной, еще больше безумия было в глазах, и в общем она выглядела так, будто сбежала из сумасшедшего дома. Однако Лютер узнал ее, он встречал ее в городе раньше и не понимал, что должно было произойти, чтобы она превратилась в то, чем была сейчас.

Вокруг начали собираться соседи, вышедшие посмотреть, почему здесь началась суматоха. Тела двоих повешенных ребятишек, мальчика и девочки, все еще свисали с балки, но вид мертвых детей явно не вызывал у собравшихся той реакции, которую, по мнению Лютера, должен был вызвать. Собственно, ее вообще почти не было. Детские трупы с посиневшими лицами могли с тем же успехом быть висящими дорожными сумками – во всяком случае, интереса соседи проявляли ничуть не больше.

Лютер окинул улицу взглядом. «Это место пропитано злом», – подумал он, хотя природа этого зла казалась ему иной всякий раз, когда он приезжал сюда по работе.

Впечатление создавалось такое, будто каждое убийство, каждая произошедшая здесь смерть меняет всю улицу, придавая ей новый характер. На прошлой неделе после того, как миссис Дэниэлс убила своего мужа, улица превратилась в полное злобы место, где властвовала ярость и насилие было нормальной реакцией на любое недоразумение. Однако сегодня она стала царством безумия, где всем казалось вполне естественным, что мать вешает своих детей на веранде дома и оставляет висеть, словно туши зарезанных ягнят.

Ему бывало здесь не по себе всегда, это чувство было постоянным. Лютеру все на Рэйни-стрит было не по душе: и дома, и мостовая, и тротуары.

Особенно его нервировал один дом.

Он взглянул на него сейчас.

По этому адресу никогда не творилось ничего противозаконного, это был тихий, ничем не примечательный дом, где в одиночестве жила старая вдова. Именно эта вдова, миссис Эрнандес, и позвонила в полицию, чтобы сообщить об убийстве Дэниэлса. Лютер потом разговаривал с ней, спрашивал, что именно она видела, и миссис Эрнандес казалась довольно приятной старой дамой, но весь опрос он провел, стоя на крыльце, потому что ему совсем не хотелось заходить внутрь.

Этот дом пугал его.

Странным было то, что его страшило в нем не что-то определенное, у него напрягались нервы и бегали по спине мурашки от самой атмосферы, его окутывавшей. Его пугало не то, что произошло внутри, а то, что могло произойти. Если царящее здесь зло имело источник, исходную точку, откуда все и распространялось, то это определенно был именно этот дом. Лютер не знал, откуда ему это известно, и просто был рад, что ему не придется идти туда сейчас.

Джим надел наручники на женщину, которая продолжала брызгать слюной и истошно вопить, и поднял на ноги.

– Хочешь, я отвезу ее в камеру? – спросил он.

– Нет, я сделаю это сам. А ты позаботься о детях. Отведи их в дом или на задний двор. Я пришлю миссис Бидермен, чтобы она забрала их, а потом вернусь к тебе, и мы вместе снимем тела этих бедных детишек и отвезем к Джейку.

– Как ты думаешь, почему она это сделала? – спросил Джим, смотря на двоих повешенных детей.

Лютер покачал головой, но так ничего и не сказал.

Но он знал ответ.

Все дело было в Рэйни-стрит.

Глава 27

Позвонив, чтобы удостовериться, что Клэр и дети в порядке, поговорив с каждым из них по отдельности и уверив их, что с ним самим все хорошо, Джулиан приготовил себе сэндвич из индейки и поел перед телевизором в гостиной, одновременно смотря вечерние новости. Он скучал по своей семье, но одновременно был рад, что ее сейчас здесь нет. Если бы у него была хоть крупица здравого смысла, он бы тоже съехал отсюда, воткнув в траву лужайки табличку «Продается», и убрался бы с этой улицы так быстро, как только мог.

Но вот только Джулиан не мог.

Почему? Что ему надо было доказать?

Что он не трус.

Джулиан отнес тарелку и чашку на кухню и поставил в раковину. Подумал о Майлсе и внезапно захотел увидеть фотографию своего сына, еще раз взглянуть на лицо маленького мальчика, который погиб. Разумеется, Джулиан мог воскресить его в своей памяти – светлые волосы, подстриженные под горшок, большие зеленые глаза, почти всегда улыбающиеся губы, – но хотел посмотреть именно на фотографию, увидеть не просто воспоминание, а нечто осязаемое, настоящий снимок, сделанный в конкретном месте в конкретное время.

Дома никого не было, так что не было нужды соблюдать осторожность, поэтому Джулиан спустился в подвал и принялся копаться в коробках, ища фотоальбомы, которые они с Клэр прятали, никогда не показывая ни Меган, ни Джеймсу, фотоальбомы, которые они хотели сохранить, но которые никогда не рассматривали.

У него ушло немало времени на то, чтобы разыскать их, и на середине поисков Джулиан вдруг осознал, что подвал больше не вызывает у него страха. Собственно, это место вообще хоть когда-нибудь вселяло страх в его собственную душу или же он просто безоговорочно поддался настроению остальных членов своей семьи? Джулиан не был уверен в ответе на этот вопрос, но сейчас стояла ночь, он был в доме один, перебирал вещи в подвале, и ему было не страшно. В этом было что-то успокаивающее, и Джулиан обнаружил, что может полностью сосредоточиться на поисках фотографий Майлса, не тревожась о том, что обычно отвлекало его раньше.

Наконец через час, а может быть, и два – он потерял счет времени – Джулиан нашел на дне большого пластикового пакета под старой одеждой, которую Клэр носила, будучи беременной, знакомый зеленый альбом с вытисненным золотом словом «Фотографии» на обложке. Даже от самого вида этого фотоальбома сердце у него защемило и дыхание перехватило. Несколько секунд он не сводил глаз с зеленой обложки, беря себя в руки, собираясь с духом. Наконец, глубоко вздохнув, открыл его.

Майлс был на самой первой странице.

Джулиан думал, что сначала увидит старые снимки Клэр, которые сделал сам, когда они еще только встречались, фотографии их свадьбы и их первой квартиры. Но альбом был собран не в хронологическом порядке, и, едва открыв его, он увидел фото Майлса, сделанное на пляже в то последнее лето, когда сыну было четыре года.

Майлс сидел в яме, которую они оба вырыли в песке, глядя в объектив фотоаппарата и улыбаясь. Он держал в руке голубое ведерко, и на щеке у него было пятно песка там, где сын потер ее своей грязной ладошкой. На нем был купальный костюмчик, а светлые волосы торчали в разные стороны. В правом верхнем углу снимка у самого края ямы были видны ступни Клэр.

Джулиан осознал, что плачет, только когда зрение затуманилось, и, вытирая глаза, обнаружил, что у него мокры и щеки.

Он начал листать страницы альбома, пока не дошел до еще одной фотографии Майлса, сделанной на праздновании его четвертого дня рождения. Сын был одет в костюм, волосы были аккуратно расчесаны, и он улыбался, стоя позади груды завернутых в подарочную бумагу подарков. Именно таким Джулиан и видел Майлса, когда представлял его в своем воображении. Он поддел ногтем краешек листа прозрачного пластика, которым были закрыты фотографии на странице альбома, отогнул, отлепил снимок сына и положил в карман своей рубашки.

Он скучал по Майлсу. Время нисколько не смягчило горе от его утраты, и сейчас Джулиан чувствовал тупую боль в груди, как будто его сердце болело еще и физически. Глубина этой раны была такова, что они с Клэр никогда не разговаривали о своем первом ребенке, и именно поэтому Джулиан и старался жить только настоящим и не думать о прошлом. Имея дело с Интернетом большую часть своей жизни, он знал, что это, вероятно, неправильно, что лучше давать эмоциям выход, а не держать в себе, но чувствовал иначе. Конкретно ему лучше всего подходило именно такое отношение ко всему, что было связано с Майлсом, и пусть это даже считалось неполиткорректным и социально неприемлемым, Джулиан предпочитал вести себя именно так.

Это помогало ему держать в узде чувство вины.

За последний месяц он думал о Майлсе больше, чем за все последние тринадцать лет. Это было результатом влияния их нынешнего дома, и поначалу, раз или два, ему и в самом деле казалось, что здесь живет призрак их первого сына. Но затем стало совершенно ясно, что это не так, и, исключив подобную возможность, Джулиан терзался воспоминаниями, которые мысли о Майлсе подняли из глубин его души.

Воспоминаниями о его гибели.

Джулиан закрыл фотоальбом, закрыл глаза и попытался заставить свое сознание переключиться на что-то другое.

Но оно не желало этого делать.

– Папа!

Это было последнее, что сказал Майлс, и это слово было в памяти Джулиана так же свежо, как тогда, когда сын выкрикнул его, два произнесенных в ужасе слога, которые как ножом пронзали его сердце и которые сохранятся в его мозгу так же явственно до самой его смерти.

Со студенческих лет и всю свою молодость Джулиан обожал ходить в турпоходы. Он принадлежал к всеамериканской экологической организации «Сьерра Клуб», познакомился во время спонсированного ей пешего тура с одной из своих бывших подружек, а потом с удовольствием водил с собой Клэр по диким местам Калифорнии. Даже после того, как у них родился Майлс, они продолжали по выходным ходить в походы, хотя теперь им приходилось держаться ближе к дому.

Это произошло именно во время одной такой вылазки, в горах Санта-Моника.

С их стороны вообще было глупостью идти куда-либо в тот день. Было воскресенье, и, хотя в субботу погода стояла отличная, всю неделю лили дожди. Так что им следовало бы быть осмотрительнее.

Но у них обоих выдалась тяжелая рабочая неделя, и им очень хотелось вырваться из города на природу хотя бы на пару часов. Они знали, что в Гриффит-парке будет слишком людно, в горах Сан-Габриэль слишком опасно, и решили отправиться в горы Санта-Моника. Они ходили туда много раз, обожали тамошние виды и были хорошо знакомы с множеством туристических троп.

Они шли вверх уже час и забрались довольно высоко. Клэр шагала впереди, а сам Джулиан шел сзади, более медленно, приноравливаясь к шагу Майлса. Он не возражал против того, чтобы сын шел по внешнему краю тропы, хотя никогда не позволял этого прежде, а также разрешил мальчику идти, не держась за его руку, чего также не делал никогда. Впоследствии Джулиан спрашивал себя, почему в тот раз вел себя так неосторожно, спрашивал тысячу раз, но никогда не мог найти ответа.

Он помнил, что они тогда разговаривали и смеялись над чем-то, что тем утром сказал Оскар Ворчун в «Улице Сезам». А потом не более чем в футе от него самого пропитанная дождевой водой земля под ботинками Майлса провалилась, и Джулиан в бессильном ужасе увидел, как целый участок тропы скользнул по склону горы вниз, увлекая с собой его сына.

– Майлс!

Вскрикнув, Джулиан упал на колени, склонившись над новым краем обрыва, ожидая, что увидит распростертое тело сына далеко внизу, на дне лощины.

Но оказалось, что Майлс находится всего на несколько футов ниже, лежит на спине на провалившемся участке тропы, инстинктивно подняв руки, словно ожидая, что его вытащат.

– Папа!

Ему никогда не забыть лицо сына в ту последнюю секунду – на нем были написаны мольба, страх и в то же время надежда и вера – вера в то, что папа сможет остановить этот кошмар и спасти его. Это выражение на лице Майлса в тот момент будет преследовать его неотступно, до конца жизни, выражение такого полнейшего доверия, такой чистейшей веры, каких Джулиан ни у кого не видел прежде и не увидит уже никогда. Но в то мгновение он заколебался. Он мог бы протянуть руки вниз и ухватить ладошки сына, но испугался, что участок земли, на котором он стоял на коленях, провалится тоже, унеся вниз и его самого, и подумал, что будет безопаснее, если он сначала передвинется немного вправо.

И тут кусок тропы, на котором лежал Майлс, опять заскользил вниз, и сын, кувыркаясь, покатился по склону, и оползень похоронил его.

Клэр истошно кричала, и ее пронзительные вопли эхом отдавались от стен каньона. Джулиан понятия не имел, что она сейчас делает, и надеялся только, что у нее хватает присутствия духа побежать за помощью к другим туристам или набрать на своем мобильнике 911. Но у него самого не было на это времени.

Джулиан несся сломя голову по склону горы, забыв про осторожность, вопреки здравому смыслу, спотыкаясь, падая, вставая опять, тоже крича, не отрывая глаз от соскальзывающего участка тропы и пытаясь определить, где под всей этой землей и камнями находится Майлс. Он был почти уверен, что знает точное место. Когда оползень достиг дна лощины и остановился, Джулиан упал на колени и принялся лихорадочно копать, выкапывая обеими руками зараз столько земли, сколько мог, отбрасывая ее в сторону и роя все глубже, глубже. Он надеялся увидеть пальчики сына или его голубую рубашку, но не видел ни того ни другого и все копал, копал, в глубине души понимая, что мальчик находится под землей уже слишком долго, и все больше боясь, что копает не в том месте.

Джулиан, рыдая, все еще рыл землю, когда прибыли спасатели, хотя он не знал ни когда это произошло, ни как долго он сам находится здесь.

Какое-то время спустя кто-то другой откопал тело Майлса, кто-то другой, а не он, и единственное, что Джулиан запомнил после этого, было то, как он поцеловал сына в щеку, прежде чем носилки, на которых лежал мальчик, подняли на борт вертолета. Тогда на его губах остался зернистый, горький вкус земли.

Майлс погиб.

В следующий раз Джулиан увидел сына в морге, где он и Клэр должны были опознать тело.

Прижав ладони к глазам и делая судорожные глубокие вдохи и выдохи, Джулиан приказал себе перестать плакать. Это удалось ему не сразу, но в конце концов он все-таки смог унять поток слез и, дыша медленно и ровно, убрал фотоальбом обратно на самое дно пластикового мешка.

Потом достал из кармана рубашки фотографию и посмотрел на нее.

– Майлс, – сказал Джулиан вслух, и было так хорошо вновь произнести это имя. – Майлс.

Ночью Джулиану приснился гараж – он поднялся по лесенке на чердак, где на малиновом от пропитавшей его крови полу были расставлены десятки скелетов животных. Заляпанная кровью картонная фигура, изображающая главного героя из «Дневника слабака», улыбалась ему, подмигивала и показывала на сломанный велотренажер, на котором сидел маленький человеческий скелет, медленно крутящий педали.

Скелет Майлса.

Проснувшись от своего собственного уже затихающего крика, Джулиан сел, на мгновение дезориентированный тем, что лежит в кровати один. Затем он вспомнил, где находится и где сейчас Клэр и дети, и откинулся на подушку, гадая, почему решил остаться здесь, почему не уехал из дома вместе с ними. Джулиан помнил, что у него была на это какая-то причина, что-то помимо того, что он не ладил с ее отцом, но сейчас это разумное объяснение никак не приходило ему на ум, и он начал беспокоиться, что, как и предполагала Клэр, от переезда его удержал сам дом.

Или гараж.

Ибо Джулиан нутром чуял – центр силы, источник всего того, что здесь творится, перекочевал из подвала туда.

Думая о только что приснившемся ему кошмаре, он встал с кровати, подошел к окну и, раздвинув занавески, посмотрел на гараж.

Где за чердачным окном стоял самоубийца и пристально глядел на него.

Джулиан отпустил штору и быстро отступил в сторону; сердце в его груди отчаянно колотилось. С минуту подождал, затем отогнул уголок занавески и, украдкой заглянув за край оконной рамы, снова посмотрел на чердак, надеясь, что фигура исчезла. Но самоубийца по-прежнему был там.

Призрак Джона Линча, все в той же желтой бейсболке на голове, стоял неподвижно и все так же смотрел на него через двор, и в попытке доказать свое мужество Джулиан полностью раздвинул шторы и встал прямо перед окном, так же пристально уставясь на привидение. Прождал так несколько минут, ожидая, что фигура потускнеет и растворится, но этого так и не произошло, а глазеющий на него призрак казался таким же материальным, каким был при жизни сам Линч.

Чувствуя уже не страх, а раздражение, Джулиан вновь задвинул шторы и решил вернуться в кровать. Пожалуй, ему бы сейчас следовало испытывать острый ужас, а не спокойно ложиться спать, но разглядывание привидения Линча, напротив, добавило ему смелости. Пространство, через которое они не отрываясь смотрели друг на друга, похоже, невозможно было пересечь, и Джулиан был почти уверен, что призрак застрял в гараже и не сможет перейти в дом. Эта мысль успокоила его, и хотя, возможно, окончательно проблема не исчезла, это все-таки был шаг в верном направлении.

Забравшись в кровать, Джулиан опустил голову на подушку и натянул на себя верхнюю простыню. И почти мгновенно заснул.

Ему не снились сны.

* * *

Утром Джулиана разбудил вой сирены. Он звучал где-то близко, звук был громким, но затем вдруг резко стих.

Джулиан прошел в гостиную и, посмотрев в окно, увидел пожарную машину, припаркованную на улице так, что ее половина находилась перед его домом.

Перед участком Рибьеро на их подъездной дороге стояла карета «Скорой помощи» с открытыми задними дверьми, и мигалка на ее крыше все еще вспыхивала красными и голубыми огнями.

Джулиан торопливо вернулся в спальню, надел джинсы и гавайскую рубашку, быстро обулся в теннисные туфли и вышел из дома, увидев, как два сотрудника «Скорой» выкатили из дома Рибьеро каталку и задвинули ее в открытые задние двери своей машины. Джулиан не мог разглядеть, кто лежит на каталке, Боб или Элиз, но через несколько секунд этот вопрос разъяснился сам собой: из дома вышел Боб вместе с еще одним сотрудником «Скорой», который что-то записывал в блокнот.

Джулиан не хотел навязываться и потому продолжал стоять на месте, глядя на происходящее со стороны.

Больше всего его удивляло то, что он оказался единственным человеком из всех, живущих на улице, кто вышел сюда. Оглядевшись по сторонам, он не увидел в окрестных домах никого, кто бы даже просто смотрел в окно или выглядывал наружу, отогнув краешек шторы. Его соседи, судя по всему, не питали ни малейшего интереса к тому, что происходило на их улице, и только теперь Джулиан вспомнил, что никто не вышел и тогда, когда приезжали полицейские, чтобы арестовать Джона Линча.

«Скорая» уехала, не включив сирены, что, как надеялся Джулиан, означало, что опасности жизни Элиз нет, а оставшиеся пожарные и фельдшера надели свои каски и погрузились в пожарную машину. Боб Рибьеро запер свой дом, заметил Джулиана, сердито посмотрел на него, затем сел в свою машину и поехал вслед за «Скорой».

Что же произошло?

Нахмурясь, Джулиан вышел на тротуар как раз в тот момент, когда пожарная машина отъехала. Он хотел спросить кого-то из пожарных и фельдшеров, что стряслось, но на несколько секунд опоздал.

Джулиан снова посмотрел на окрестные дома и на сей раз на другой стороне улицы увидел Спенсера Оллреда, который стоял на своем парадном крыльце. Наконец-то появился хоть кто-то. Джулиан помахал рукой Спенсеру, переходя улицу. При виде его старик, казалось, совсем было собрался юркнуть обратно в свой дом и спрятаться, но в последний момент передумал и подождал, когда Джулиан подойдет к крыльцу и остановится у нижней ступеньки. Он показал на дом Рибьеро.

– Это была Элиз, – сказал Джулиан. – Из-за чего ее увезли? Из-за сердечного приступа?

– Из-за вашего дома, – ответил Спенсер.

Джулиан ошеломленно посмотрел на него:

– Что?

– Я говорю, что это произошло с ней из-за вашего дома.

Джулиан не знал, что на это сказать.

Спенсер вздохнул.

– Это не ваша вина. Если быть точным, возможно, дело даже не в вашем доме. На всей этой улице что-то… неладно. Но центром всего этого зла является именно ваш дом, а участок Рибьеро, к сожалению, находится рядом. – Старик на мгновение замолчал и задумался, как будто был не уверен, стоит ли ему говорить то, что он хочет сказать. – Знаете, причина, по которой некоторые из нас и даже многие пришли на ваше новоселье, состояла в том, что мы сами хотели увидеть этот дом изнутри. А когда вечеринка… когда она прекратилась подобным образом… В общем, скажем так: большинство из наших были не так уж удивлены.

Джулиан ощутил трепет, предшествующий открытию.

– Значит, вы что-то знаете?

Старик покачал головой и попятился.

– Ничего я не знаю.

– Вы не удивились? Почему? Вы явно что-то скрываете. Что именно здесь творится? Что не так с нашим домом?

Спенсер уже стоял у самой двери.

– Я не знаю и не хочу знать. Я прожил сорок лет, не встревая в чужие дела. Это единственный способ здесь выжить: ни во что не вмешиваться. – Он открыл сетчатую дверь и ступил в холл. – Идите домой. Уходите отсюда.

– Спенсер? – позвала его из глубины дома жена.

– Уже иду, – ответил он.

И закрыл дверь.

Джулиан обернулся.

С высоты этого парадного крыльца совершенно не казалось, что с его домом что-то не так. И с гаражом тоже. Но он-то знал – что-то с ними и впрямь не в порядке, как знал это и Спенсер Оллред. И, вероятно, большинство жителей этой улицы тоже.

И, медленно бредя обратно, Джулиан думал: не потому ли «Скорая» уехала с выключенной сиреной, что Элиз Рибьеро уже была мертва.

Глава 28

Утром Меган проснулась отдохнувшей. Она уже привыкла к тому, что в момент пробуждения испытывает напряжение и стресс, и произошедшая с ней перемена была так приятна, что девочка полежала в кровати еще несколько минут, глядя на полосы света, образованные солнечным светом, который проникал в щели между шторами, и наслаждаясь ощущением свободы.

Свободы от того дома.

У Меган было такое чувство, что все закончилось, несмотря на то что произошло позапрошлой ночью, и она, протянув руку к тумбочке, включила свой айфон, больше не боясь его. Сегодня она сможет написать своим подругам, и от самой этой мысли ее охватила радость. Надев халат, Меган прошла по коридору в ванную, и ей стало неловко, когда, спустив пижамные штаны, она увидела порезы на своих ногах.

Сегодня закончилось и это.

Обычно она ела на завтрак мало, но бабушка опять наготовила кучу еды – оладьи и бекон – и Меган из вежливости заставила себя их съесть.

По какой-то причине, которую она не смогла бы объяснить, ей захотелось вернуться домой. Разумеется, на время. И уж точно не после наступления темноты. А днем, когда это было безопасно.

И когда там находился ее отец.

Конечно, частично ее желание вернуться объяснялось именно этим. Хотя со дня их переезда к бабушке прошли только сутки, Меган уже скучала по отцу, и ей казалось неправильным, что его здесь нет. Перед завтраком Джеймс с тревогой спросил ее, не собираются ли родители развестись, и она ответила ему, что нет, но сама не знала, действительно ли они не подумывают о разводе. В том, чтобы их семья вот так распалась, не было никакого смысла, но Меган знала – бабушка и дедушка считают, что между родителями что-то не так, и, чтобы сгладить ситуацию для них с братом, стараются вести себя с ними еще ласковее, чем прежде. Меган очень надеялась, что о разводе речь все-таки не идет, но тут же вспомнила о том, в каком бешенстве пребывала мама, когда они уезжали

Нам надо убраться отсюда! Нам всем, мать твою, надо убраться из этого гребаного дома! Сейчас же!

и это пугало ее. Возможно, если она поговорит с отцом, это ей поможет. Он всегда вел себя с ней и Джеймсом с большей искренностью, чем мама, и, быть может, от него ей удастся получить более честные ответы на мучающие ее вопросы.

Но Меган хотела домой не только поэтому.

Ей также хотелось увидеть, не изменилось ли что-нибудь.

Вообще, по идее, их дом должен был стать последним местом, куда Меган не терпелось бы вернуться. Наконец-то она могла свободно пользоваться телефоном, писать сообщения подругам, и поэтому было странно, что ей так хотелось попасть туда, где она чувствовала себя в такой опасности и испытывала такой страх.

Я убью вас обоих.

Но по какой-то необъяснимой причине ей казалось, что того, что обитало в их доме, больше нет – и хотела проверить, так это или нет. Чувство свободы, чувство освобождения от гнета, которое Меган испытывала с тех пор, как проснулась, было не похоже на то, что она чувствовала, покидая участок прежде. Тогда черная туча, довлевшая над нею в доме, продолжала следовать за ней, куда бы она ни отправилась, где бы она ни была. Однако теперь эта туча исчезла, и вряд ли это могло бы произойти, если бы та тварь не ушла.

Для Меган было важно самой выяснить, так ли это, и она надеялась, что, если дом теперь свободен от всяких там призраков… демонов… чем бы они ни были, все снова может наладиться.

Сначала она решила было позвонить отцу и сказать, что приедет, но после всего того, что произошло, он, возможно, не захочет, чтобы она возвращалась в дом, так что, вероятно, будет лучше, если она просто явится без предупреждения. И, хотя Меган подумывала спросить разрешения у мамы, была уверена, что в ответ услышит «нет», так что вместо этого написала Зоуи, прося подругу срочно позвонить ей и сделать вид, будто она ее куда-то приглашает. Этот прием они использовали неоднократно, и он действовал безотказно на обеих матерей.

Но то ли Зоуи была чем-то занята, то ли у нее был отключен телефон, во всяком случае, она перезвонила только почти через полчаса, когда мама Меган уже собиралась попрощаться с ней и Джеймсом и отправиться к себе в офис. Меган нарочно ответила на звонок в присутствии мамы, бабушки и дедушки и на вопрос Зоуи:

– Итак, в чем состоит твой план? – ответила так громко, чтобы слышали все:

– С удовольствием! Только спрошу разрешения у мамы.

Меган повернулась к матери и сказала:

– Зоуи спрашивает, могу ли я пойти с ней в парк на индейский религиозный праздник.

Джеймс сердито уставился на сестру, давая тем самым понять, что считает ее предательницей, раз она хочет оставить его одного. Бабушка и дедушка не разрешали ему смотреть телевизор днем, да еще и строго ограничивали время и место его игры в приставку. Так что без Меган ему предстоял долгий и скучный день, во время которого он в основном сможет играть только в домино и джин.

Меган понимала, что сильно рискует. Городской парк был виден из окна офиса ее мамы, так что той будет нетрудно выяснить, что на самом деле дочери там нет. Но вранье насчет парка было таким дерзким, что могло и сработать. К тому же там действительно проходил индейский праздник, и, если мама все-таки вызовет ее на ковер, она всегда сможет заявить, что находилась в той части толпы, которой та просто не видела.

Внезапно Меган в голову пришла еще более блестящая мысль – после того, как она побывает дома и проверит, как там обстоят дела, она действительно пойдет в парк. И вместе с Зоуи зайдет к маме, чтобы проведать ее.

Так что ее задница окажется прикрыта со всех сторон.

– Конечно, – сказала мама. – Можешь идти. Похоже, там будет интересно. Хочешь, я подвезу вас обеих до парка?

– Нет, – быстро сказала Меган. – Мы поедем туда на велосипедах.

– Но твой велосипед остался дома.

– Я хотела сказать, что Зоуи приедет сюда на велосипеде. А потом мы дойдем до парка пешком.

Мама нахмурилась.

– Это довольно далеко. Я совсем не уверена, что мне бы хотелось, чтобы ты…

– Мама, я же вот-вот пойду в восьмой класс! Господи, неужели я, по-твоему, такая дурочка, что не смогу самостоятельно пройти по улице?

– Нет, я просто говорю, что идти до парка далековато. А улицы Джардайна, возможно, отнюдь не так безопасны, как мы думали раньше.

Меган понимала, что мама думает сейчас о том, что произошло в их доме, и не знала, как развеять ее опасения. Повинуясь внезапному порыву, она снова приложила телефон к уху и сказала:

– Мама говорит, что я могу пойти, но беспокоится из-за того, что мне придется всю дорогу идти пешком. Не могла бы твоя мама нас подвезти?

– А куда мы отправимся на самом деле? – поинтересовалась Зоуи.

– Зоуи говорит, что ее мама нас подвезет.

– Ну тогда хорошо.

Меган дала Зоуи адрес дома своих дедушки и бабушки, затем закончила разговор, благодарно улыбнувшись маме и проигнорировав недовольство Джеймса. Она чувствовала себя виноватой из-за того, что обманывает маму, но была твердо настроена никому не показывать этого чувства.

Ей пришло в голову, что это может быть ловушка, что кто-то или что-то заманивает ее обратно в дом нарочно, но эта тревожная мысль была мимолетной, и ее тут же сменило неотступное желание выяснить, живет ли там еще какая-то потусторонняя тварь или уже нет.

Я убью вас обоих.

Зоуи жила всего в нескольких кварталах от дома бабушки и дедушки своей подруги, и не прошло и десяти минут, как она уже была тут как тут. Меган переложила ключ от дома из своей сумочки в карман, хотя сделать это так, чтобы никто не заметил, оказалось нелегко, поскольку за нею по пятам, словно щенок, везде таскался Джеймс, прося взять его с собой. При обычных обстоятельствах она насладилась бы его муками по полной, выжав из них максимум удовольствия – заставила бы его попрыгать, прежде чем наконец сказать, что не разрешает ему пойти вместе с ней, но сегодня утром Меган было не до развлечений. Ее мысли были заняты более важными вопросами, так что она просто не обращала на брата никакого внимания, ведя себя так, будто его вообще нет.

Ее бабушка предложила Зоуи апельсинового сока, но Меган сказала, что им надо торопиться, и, пообещав вести себя осторожно и вернуться к обеду, наконец вышла в сопровождении подруги за порог.

До старого центра города и их дома путь был действительно неблизкий, и, хотя это было небезопасно и их то и дело качало из стороны в сторону, они обе всю дорогу проехали на велосипеде Зоуи, у которого, к счастью, было старомодное удлиненное седло, на котором могли поместиться двое. Зоуи крутила педали медленно, стараясь почти все время оставаться на тротуаре, и прошло почти полчаса, прежде чем подруги повернули на Рэйни-стрит и наконец остановились на подъездной дороге дома Меган.

Меган соскочила с велосипеда. Фургона было не видно, значит, папы дома нет. Это ей не понравилось. Она подумала было подождать его во дворе или даже вернуться позже, но ведь ей стоило стольких ухищрений добраться сюда, и другого шанса у нее может не быть. Меган с самого начала это понимала, поэтому и захватила с собой ключ, но перспектива оказаться в доме, когда там не будет отца, все еще вызывала у нее нервозность, и она обвела взглядом все окна, пытаясь понять, есть ли там что-нибудь необычное.

– Так зачем мы здесь? – спросила Зоуи. Пока они ехали на велосипеде, говорить было невозможно, так что у Меган вполне хватило бы времени, чтобы придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение, но она нарочно не стала этого делать. Врать подруге ей не хотелось, но и правду говорить тоже. Она хотела, чтобы Зоуи вошла в дом, ни о чем не подозревая, хотела, чтобы подруга смогла высказать о нем свое честное непредвзятое мнение.

– Мне надо… забрать кое-что из моей комнаты, – запинаясь, ответила Меган.

Зоуи недоверчиво уставилась на нее.

– Да ну? – сухо сказала она. – Ты звонишь мне, врешь своей маме о том, куда мы на самом деле идем, заставляешь меня тайком привезти тебя сюда на моем велосипеде… и все только затем, чтобы ты могла забрать что-то из своей комнаты. – Подруга уже собралась продолжить с таким же сарказмом, но тут на ее лице мелькнуло странное выражение. – Погоди. Ты же не… Я хочу сказать. – Вид у Зоуи сделался одновременно встревоженный и подозрительный, шокированный и испуганный. – Мы же приехали сюда не за наркотиками? Не за марихуаной?

– Да нет же!

– Тогда в чем же дело? Не зря же ты старалась попасть сюда так, чтобы об этом никто не узнал.

– Я пока не могу тебе этого объяснить. Просто… просто поверь мне, и все. – Прежде чем подруга успела ответить, Меган достала из кармана ключ и двинулась к парадной двери. Ее сердце стучало часто и гулко. Ей совсем не хотелось входить, но…

Она повернула ключ в замке и открыла дверь.

Девочки вошли в дом.

Все здесь осталось на своих местах. Ни один предмет не был передвинут. Меган не понимала, почему это ее удивило, но факт оставался фактом – она была удивлена. Утро было ясным, и в окна лился солнечный свет, но Меган все равно включила в гостиной электрическое освещение.

Что-то в атмосфере дома изменилось.

Меган не смогла бы сказать, что именно, но чувство, которое она испытывала, находясь здесь сейчас, отличалось от того, что она испытывала раньше. Нет, оно не обязательно было лучше, просто было другим. Дискомфорт, который чувствовала Меган, казалось, был не столь интимен и, похоже, не нес в себе такой же непосредственной угрозы, как та, которую она ощущала прежде, но никуда не ушел. Она ничего не сказала подруге, не желая пугать ее, но видела – Зоуи тоже что-то чувствует.

Оно, это существо, не исчезло.

Меган так надеялась, что все снова станет нормальным и они смогут вернуться и счастливо жить под одной крышей. Охватившее ее разочарование было сокрушительным, и она лишь с трудом сдержалась, чтобы не закричать от ощущения собственного бессилия и досады. Но затем разочарование уступило место страху, и Меган вдруг осознала, что, несмотря на солнце за окном и зажженный электрический свет, гостиная все равно кажется темной. У нее не было никакого желания заходить в глубину дома, подниматься на второй этаж, или выходить в коридор, или идти на кухню. Ей хотелось одного – убраться отсюда, и она уже собиралась сказать Зоуи, что им пора уходить, когда в столовой сам собой зажегся свет. А потом то же самое произошло и в кухне.

– Меган? – испуганно проговорила Зоуи.

Наверху на пол упало что-то тяжелое, так что затрясся весь дом.

– Меган?

Опасность стала осязаемой. Она не должна была появляться здесь, и ей наверняка влетит за то, что она вошла в этот дом, особенно когда там не было никого из взрослых, но сейчас все это было не важно. Меган охватила тревога за отца, и, сказав Зоуи, чтобы та немедленно вышла на улицу, быстро написала папе записку, использовав ручку и заднюю часть какого-то конверта, найденного в куче почты, лежащей на журнальном столике.

«Папа!

Мы с Зоуи заходили в дом, когда тебя не было. Не говори об этом маме. Мы услышали наверху громкий шум и увидели, как сам собой зажегся свет.

Ты должен уехать отсюда. Тебе нельзя здесь оставаться. Это опасно. Очень тебя прошу!

Я позвоню тебе, когда вернусь к бабушке и дедушке. Не выключай свой мобильник. Уезжай отсюда скорее, пап.

Пожалуйста! Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Мне страшно. Я тебя люблю.

Меган».

Она оставила послание на самом видном месте – прислонила конверт к экрану телевизора в гостиной.

Сверху донесся еще какой-то громкий шум, тупой стук, за которым последовал пронзительный, тонкий свист – это мог быть свисток закипевшего чайника, это мог быть звук, издаваемый какой-то птицей, но, несомненно, дело здесь было в чем-то совершенно другом.

Меган торопливо вышла из дома, заперла за собой дверь, затем осмотрелась по сторонам в поисках Зоуи. Однако подруги нигде не было видно, и Меган в тревоге позвала ее:

– Зоуи!

Подруга откликнулась с заднего двора, и Меган начала обходить дом сбоку с чувством нарастающего ужаса. Нельзя было приезжать сюда, надо было слушать родителей и держаться отсюда подальше. Может произойти что-нибудь плохое, а никто и понятия не имеет, где она сейчас.

Зоуи стояла у калитки в заборе, ведущей в проулок.

– На вашем заднем дворе все засохло, – сказала она, обводя двор взмахом руки. – Вы что, никогда здесь не поливали? Все ваши растения…

– Они все погибли за одну ночь. Мы не знаем, что с ними случилось. – Меган хотела было сказать, что, наверное, это была какая-то болезнь, но решила, что не станет лгать. Ей хотелось, чтобы Зоуи знала, что здесь происходит, хотелось, чтобы об этом узнал кто-то, помимо ее семьи.

Ее подруга, похоже, почувствовала, что речь идет о чем-то серьезном и важном, и пошла по мертвой траве навстречу Меган с мрачным выражением лица.

И та рассказала ей все. Ну не совсем все. Для рассказа обо всем просто не было времени. Меган хотелось убраться с заднего двора и вообще прочь от дома как можно быстрее, так что она не стала особо вдаваться в детали. Но сказала Зоуи, что в доме обитает какое-то злое привидение, и перечислила основные моменты того, что здесь творилось, включая самоубийство, которое какой-то малый совершил в их гараже. Зоуи была уже достаточно напугана теми посланиями, которые выдавала планшетка на спиритической доске, и всем остальным, что произошло во время пижамной вечеринки, так что особо убеждать ее не пришлось, а когда Меган добавила, что расскажет ей всю историю позже, но сейчас им нужно поскорее убираться отсюда, не стала спорить.

Однако вдруг остановилась.

– Погоди. Я слышу музыку. Может быть, твой папа все-таки дома.

Меган тоже услышала музыку. Она доносилась со второго этажа, и, судя по всему, это была одна из пластинок ее отца. Джо Джексон? Элвис Костелло? Грэм Паркер? Кто-то из тех певцов, о которых он ей говорил. Но папы не было в доме, и невозможно было объяснить – рационально объяснить, – как его проигрыватель мог вдруг включиться. Меган внимательно слушала, и от звуков мелодичного напева, несущихся из открытого окна кабинета ее отца, у нее по спине побежали мурашки. Теперь она узнала эту песню. Джо Джексон. «У девушек это бывает иначе».

Может быть, оно хочет этим что-то сказать?

Музыка стихла.

Она доносилась из открытого окна второго этажа. Открытого? Всякий раз, уезжая из дома, отец непременно закрывал и запирал все окна и двери. Меган подняла глаза, почувствовав за противомоскитной сеткой какое-то движение. Там, в окне, стояла какая-то фигура и смотрела вниз, на них. Она была слишком темной, чтобы можно было различить какие-то детали, но одно Меган видела ясно – на голове у нее была желтая бейсболка, надетая задом наперед.

Это был тот самый парень, наложивший на себя руки в их гараже.

Истошно вопя, Меган побежала по подъездной дороге в сторону улицы. За нею, тоже крича, бежала Зоуи. Схватив руль своего велосипеда и ударив ногой по его стояночной опоре, она вскочила на сиденье и принялась судорожно крутить педали. А Меган продолжала бежать. Ни одна из них не притормозила, пока они не добрались до парка.

Зоуи доехала первой и уже слезла с велосипеда и покатила рядом с собой, когда ее, тяжело дыша, догнала Меган.

– Я же тебе говорила, – сказала Меган.

Зоуи, пытаясь восстановить дыхание, только молча кивнула.

Какое-то время они просто стояли, испуганные, глядя друг на друга, и только когда индианка из племени хопи поманила их к столу, на котором были разложены маленькие деревянные индейские куклы, изображающие духов и демонов, стряхнули с себя оцепенение и начали продираться сквозь гудящую толпу в сторону противоположного края парка, где проходила Олд-Мейн-стрит.

Глава 29

Джулиан опять приехал в офис Клэр на обед, принеся с собой купленные на вынос тако, и сегодня в их общении было столько же неловкости, сколько и вчера. Он сомневался, что жена все так же зла на него, но за обедом они говорили мало, а когда все-таки пытались, беседа выходила натужной. Джулиану было тошно от этой отчужденности, но он понимал: единственное средство против нее – это оставить дом и переехать к Клэр и детям в дом ее родителей, а он не хотел этого делать.

По крайней мере, не сейчас.

Хотя… Джулиан бы не смог сказать почему. После того, что произошло минувшей ночью – и о чем он ни за что ей не расскажет, – он должен был бы быть готов на все, лишь бы убраться из этого дома. Но что-то продолжало держать его там. Он говорил себе, что дело тут в надежде, в том, что он, возможно, близок к пониманию сути проблемы дома и нахождению способа решить ее. Но, по правде говоря, сам в это не верил, и всякий раз, когда его разум даже просто приближался к этому вопросу, Джулиан быстро начинал думать о чем-то другом. Ему не хотелось размышлять над тем, что он делает или почему он это делает.

Сегодня их обед получился короче, чем вчера. Они оба избегали касаться того, что было важно, а когда пытались обсудить то, что не имело большого значения, только мучились. Съев свои тако, Джулиан не вскочил сразу и не ушел, но, когда она закончила есть и высосала через соломинку остатки кока-колы из банки, встал, смял свою салфетку и выбросил в корзину для мусора. Он сказал Клэр, что ему нужно закончить работу над своим последним заказом и что ему пора идти, и они расстались по-дружески, но без объятий.

Он уже вышел на улицу и отпирал дверь фургона, когда Клэр остановила его:

– Джулиан?

Он поднял глаза и посмотрел на нее. Она стояла в дверях своего офиса.

– Что?

– Я не хочу, чтобы ты там оставался. Ты уже все всем доказал. Что бы это ни было. Ты самый настоящий мачо и ничего не боишься.

Джулиан почувствовал укол раздражения, направленного против нее. Должно быть, Клэр уловила эту мимолетную неприязнь и сразу же поспешила добавить:

– Я просто боюсь за тебя, вот и все. Ведь там опасно. А у тебя как-никак двое детей. Твоей главной заботой должны быть они.

Этот последний упрек поразил его в самое сердце. Джулиан попытался было дать ей на него какой-то разумный ответ, но понимал – его жена права. Не было ничего важнее Меган и Джеймса.

И все же…

– Кое-что произошло, – сказал он ей. – Кое-что изменилось. Тебя там не было, так что ты не могла это заметить, но это как будто… – Джулиан попытался облечь свои чувства в слова. – Помнишь, каким жутким местом был подвал? Ну так теперь жуть исходит не от него, а от гаража. Судя по всему, это новое привидение каким-то образом низвергло прежнее с его места. Я не знаю, что в нашем доме есть такого, что заставляет духи умерших там застревать, но, похоже, люди, которые в нем умирают, в нем и остаются. По крайней мере, до тех пор, пока место одного такого призрака не займет другой. Так что теперешнее наше привидение, так сказать дежурное, – это тот малый, который покончил с собой в нашем гараже.

Клэр сурово посмотрела на него:

– Ты думаешь, это забавно? Думаешь, этим ты можешь меня рассмешить?

– Я вовсе не пытаюсь тебя смешить. Но мне кажется, что-то насчет нашего дома начало проясняться. Думаю, возможно, мне удастся…

– Мне плевать, даже если ты придумаешь способ изгнать всех призраков из всех домов, где они обитают, по всей стране! Ты не должен так рисковать. У тебя же двое детей, которым ты нужен. И ты нужен мне. А дом – это всего лишь дом. Мы продадим его, избавимся от него и найдем другой. Люди делают это все время и по самым разным причинам. Подумаешь, какая важность. Оставь эти свои попытки.

Они уже успели привлечь к себе внимание. Парочка, вышедшая из магазинчика, продающего сэндвичи, медленно шла по тротуару, делая вид, что не смотрит на них и не прислушивается к их разговору, но на самом деле делая и то и другое. В боковое зеркальце фургона Джулиан увидел, что владелец книжного магазина на другой стороне улицы, переставлявший книги в бумажных обложках на уличной стойке, остановился и наблюдает за ним и Клэр.

Ему не хотелось говорить у них на глазах, и он, ступив обратно на тротуар, подошел к жене и положил руки ей на плечи.

– Я уже близок к разгадке, – сказал Джулиан.

– Нет!

– Да.

Клэр отстранилась от него и вошла обратно в свой офис. Джулиан подумал было последовать за ней, но она явно не собиралась менять свое мнение, а он не собирался менять свое, а раз так, то, вероятно, будет лучше, если сейчас они все-таки не станут спорить, крича друг на друга.

Джулиан вернулся к фургону и залез внутрь. Владелец книжного магазина снова занялся перестановкой книг; парочка с сэндвичами удалилась. Он немного сдал назад. Рассудком Джулиан понимал, что Клэр права, но эмоции кричали ему, что она ошибается, и он поехал домой в полной уверенности, что принял правильное решение.

Зрелище, встретившее его, когда он свернул на Рэйни-стрит, стало для него полной неожиданностью.

Все дома до единого были выставлены на продажу.

За исключением того, который принадлежал им.

Джулиан уехал отсюда чуть менее часа назад, и казалось невероятным, чтобы за такое короткое время могло случиться нечто подобное. Разумеется, каждая табличка «Продается» была установлена одним и тем же агентом по сделкам с недвижимостью, Рэндолфом Уилсоном, из риелторского агентства РЕ/ МАКС, – так что ему было нетрудно просто пройтись по лужайкам, втыкая таблички. И, насколько понимал Джулиан, некоторые из владельцев планировали продать свои дома уже в течение нескольких дней, или недель, или месяцев, так что, возможно, агентство просто сочло целесообразным выставить их на продажу в одно и то же время. Однако такой расклад казался сомнительным. Более вероятным было то, что, как и Коул, остальные жители улицы тоже перепугались и решили съехать одновременно.

Джулиан ехал медленно, пытаясь разглядеть, есть ли кто-нибудь из его соседей дома. Многих не было. Машина Оллредов по-прежнему была припаркована на их подъездной дороге, но Джулиан знал – вряд ли Спенсер или Барб захотят заводить с ним разговор. Красный джип Харлана Оуэнса также стоял на подъездной дороге, а его пикап – на улице перед домом, так что и он определенно был на месте. Джулиан знал Харлана не очень хорошо, но все же достаточно для того, чтобы поговорить с ним, поэтому, припарковав фургон, торопливо направился к его дому.

– Убирайтесь! – услышал он, постучав в дверь соседа, и это было произнесено с такой неприкрытой злостью, что Джулиан даже не попытался возразить. Сошел по ступенькам с крыльца и пошел обратно к своему дому, глядя на ряды одинаковых табличек «Продается» и не веря своим глазам.

«Возможно, Клэр все-таки права, – подумал он, – возможно, нам и правда надо съехать прямо сейчас. Уехать и не оборачиваться».

Но Рэндолф Уилсон из РЕ/МАКС только что сделал это куда более трудной задачей, чем раньше. Кто захочет купить участок на улице, на которой продается каждый дом? Их семья даже близко не сможет получить назад те деньги, которые вложила в это место. Это если они вообще сумеют продать дом.

Джулиан отпер входную дверь и вошел внутрь. Пока его не было, доставили почту, и он нагнулся, чтобы поднять с пола конверты, брошенные в прорезь в парадной двери. Просмотрел обратные адреса, пытаясь определить, есть ли среди них чеки или же это только счета, затем прошел в гостиную, чтобы свалить письма на журнальный столик к вчерашней почте.

Кто-то здесь уже побывал. К экрану телевизора была прислонена записка, написанная на задней стороне одного из конвертов, и Джулиан с бешено колотящимся сердцем взял ее и прочитал:

«Я отрежу голову Меган и украшу ей мою каминную полку.

Я набью Джеймса соломой и сделаю из него пугало для сада. Я буду насиловать Клэр, пока ей это не понравится. А когда закончу с ними, убью тебя».

Внизу стояла нацарапанная каракулями подпись, но она была настолько неразборчива, что Джулиан не смог бы даже сказать, с какой буквы она начинается. Была ли это подпись Джона Линча? Чутье подсказывало Джулиану, что да, иными словами, выходило, что он ошибался: призрак Линча не был привязан к гаражу, где совершил самоубийство.

Но убил ли он себя сам?

Несмотря на неимоверную жестокость, с которой Джон был лишен жизни, Джулиан с самого начала принимал как должное, что все свои раны он нанес себе сам, и полиция, похоже, придерживалась того же мнения. Разумеется, было нелегко поверить, что человек способен вот так искромсать себе ножом лицо, а потом вонзить его в собственное горло. Но не было абсолютно никаких улик, которые указывали бы на участие в этом деле или даже хотя бы присутствие в гараже кого-либо еще, к тому же, как сказал Джулиану один из детективов, человек, твердо решивший покончить с собой, может пойти на невероятные крайности, чтобы добиться своей цели.

Однако полицейские пытались найти следы убийцы-человека, а Джулиан был отнюдь не уверен в том, что Джона Линча действительно убил человек.

Ему следует убраться отсюда немедленно, прямо сейчас, поехать в офис Рэндолфа Уилсона – или даже Джиллетт Скусен – и сей же час выставить этот дом на продажу.

Но он этого не сделал.

Из его кабинета на втором этаже доносилась музыка, пластинка была ему знакома, но Джулиан давно ее не ставил. Рок-группа «Смитс». Он уловил отрывок: «…такой дивный способ умереть…»

И снова понял – ему надо бежать сейчас же. И все же остался стоять на месте, не пытаясь ни удрать из дома, ни подняться на второй этаж, чтобы выяснить, почему играет музыка, а просто… ожидая.

Затем песня вдруг стихла, и все пришло в норму. Джулиан еще какое-то время неподвижно постоял и, так ничего больше не увидев и не услышав, принялся осматривать комнаты, проверяя, все ли там в порядке. Начал со второго этажа, но в его кабинете никого не было, в спальнях детей и ванной тоже. Пластинка «Смитс» действительно была установлена на проигрыватель: ее оранжевый конверт с нарисованным беспризорником с затравленными глазами смотрел на него с пола, куда был брошен, но все остальное, похоже, находилось на своих местах, и в комнате стояла тишина. Джулиан сошел обратно на первый этаж, прошелся по гостиной, столовой, кухне, коридору, спальне, ванной. Везде был полный порядок. Подвал он оставил напоследок, но и там, похоже, все было совершенно нормально, зла не чувствовалось.

Зла?

Последнее время понятие «зло» постоянно всплывало на периферии его сознания, но до сих пор Джулиан не позволял ему там утвердиться. Однако именно это слово лучше всего подходило для описания того, что происходило в его доме, и он еще никогда не испытывал такого облегчения, как сейчас, стоя в подвале, смотря на коробки и пакеты и не чувствуя ничего необычного, не ощущая ни малейшего страха.

Джулиан поднялся обратно на кухню и, почувствовав жажду, налил себе стакан воды из-под крана. Пока он пил, взгляд его был устремлен на задний двор. Джулиан знал, что должно последовать за осмотром двора – осмотр гаража, – и впервые с того момента, когда он начал проверять дом, его охватил настоящий трепет. Поставив стакан на стол, Джулиан подумал было захватить с собой нож, но ведь оружие бессильно против привидения, так что он решил оставить обе руки свободными.

Беспокоился он зря. Ни в самом гараже, ни на чердаке не было ничего необычного.

Может быть, все уже закончилось?

Нет, надеяться на это не приходится. Записка, оставленная у телевизора, и пластинка «Смитс», игравшая сама собой, говорили о том, что сущность, обитающая в доме, чем бы она ни была, просто взяла передышку. Но Джулиана немало ободрило то, что он ничего не почувствовал ни в одной из проверенных им комнат, и он подумал, что, возможно, привидение – или привидения – покинули дом. Или же на написание записки и проигрывание пластинки у этой сущности ушло столько энергии, что сейчас она впала в спячку и ей нужно время, чтобы снова набраться сил.

Возможно, эта информация пригодится ему в будущем.

Вторую половину дня Джулиан провел, работая над оформлением веб-сайта, которое ему нужно было завершить, и все это время ему ничто не мешало. На экране компьютера не появлялись никакие жуткие надписи, в доме не было слышно никаких таинственных звуков, электрические огни не мигали, не было никаких опасных непрошеных гостей, и после первого часа работы Джулиан смог почти забыть, что здесь вообще когда-либо происходило что-то странное и жуткое.

Почти.

На ужин Джулиан приготовил себе в микроволновке замороженный буррито и съел, смотря новости. После этого позвонил Клэр и детям, однако на сей раз, в отличие от вчерашнего вечера, разговора не получилось. Клэр была все еще на него зла, а Меган и Джеймс говорили с ним обиженно и отчужденно. Это задело его, и после того, как разговор, так и не склеившись, преждевременно сошел на нет, Джулиан почти решил поехать и повидать их. Но что-то остановило его, и он застыл с телефонной трубкой в руке, уставясь в пространство, а к тому времени, когда положил ее на рычаг, новости уже сменились передачей о последних событиях в индустрии развлечений. Джулиан посмотрел на стенные часы и изумился, обнаружив, что простоял так полчаса.

Как же он этого не заметил? За окнами было уже почти темно. Джулиан еще не задернул штор и сейчас, глядя на темную улицу, вдруг понял, что большинство, если не все его соседи съехали из своих домов. Вполне вероятно, что он – единственный человек, оставшийся на Рэйни-стрит.

Внезапно порадовавшись тому, что у него есть компания – включенный телевизор, Джулиан сделал звук громче. Краем глаза увидел, что в кухне горит свет. Поужинав, он отнес туда свои тарелку и бокал, но точно не помнил, выключил за собой свет или нет. Обычно, выходя из комнаты, он делал это автоматически – привычка, – но, возможно, на сей раз все-таки оставил его включенным.

А возможно, и не оставил.

Джулиан решил, что ему будет комфортнее, если весь свет в доме будет включен, и, поднявшись со своего места, принялся переходить из комнаты в комнату, пока не осветил весь дом. В качестве дополнительной меры предосторожности удостоверился, что все окна закрыты и обе двери: парадная и задняя – заперты на замки.

Прежде Джулиан намеревался поработать над оформлением сайта еще какое-то время перед тем, как лечь спать, но сейчас решил, что он не в том настроении

что ему страшно

это делать, и вместо этого опустился обратно на диван, взял пульт от телевизора и принялся переключать каналы, пока не наткнулся на комедию. Ему сейчас было нужно именно это, что-то, над чем можно было посмеяться, и Джулиан, усевшись на диване поудобнее, начал смотреть.

Но заснул еще до того, как фильм был прерван первым блоком рекламы.

Когда Джулиан проснулся, на экране опять шла реклама, так что он не мог понять, сколько времени проспал. Он хотел было посмотреть на стенные часы, но его внимание вдруг привлекло движение во дворе.

Это был Джеймс.

Джулиан вскочил на ноги, увидев, как его сын торопливо прошел по передней части двора и завернул за угол дома. Он точно знал, куда направляется Джеймс, хотя совершенно не представлял себе, как мальчик смог выбраться из дома своих бабушки и дедушки и дойти сюда. Пробежав через гостиную и столовую в кухню, Джулиан торопливо отпер и открыл заднюю дверь.

Джеймса нигде не было видно – должно быть, он уже зашел в гараж, – и Джулиан бросился туда, промчавшись по патио и заднему двору. Подбежал к узкой двери погруженного в темноту гаража и уже собирался распахнуть ее, когда за его спиной раздался истошный крик. Он резко развернулся и увидел в середине покрытого мертвой травой пространства широкую яму. Как же он мог ее не заметить, когда несся к гаражу? Этого Джулиан не знал, но сейчас быстро пробежал те несколько футов, которые отделяли его от ее края, и посмотрел вниз. Там, на расстоянии вытянутой руки, отчаянно цепляясь за небольшой торчащий корень, висел его сын.

Джулиан тотчас бросился ничком на землю и протянул руку, чтобы схватить ладошку Джеймса. Но его пальцы хватали пустоту. Между ним и сыном было еще несколько футов, и он свесился с обрыва ниже, под опасным углом, однако расстояние между его рукой и руками Джеймса все еще оставалось слишком большим. Пропасть под висящими ногами мальчика казалась бездонной.

– Не шевелись! – скомандовал Джулиан. – Держись крепче! Сейчас я принесу веревку.

– Папа! – Голос Джеймса звучал сейчас точно так же, как звучал бы голос подросшего Майлса, и Джулиан испуганно вскрикнул, увидев, что мальчик соскользнул на несколько дюймов вниз, поскольку корень, за который он цеплялся, начал вырываться из стенки ямы, осыпая его лицо землей.

– Папа!

У Джулиана упало сердце – он понял, что сейчас история вот-вот повторится. Его обуяло отчаяние, столь глубокое и беспросветное, что парализовало его, и он даже не потянулся вниз опять и не попытался схватить руки сына, когда тот пронзительно вскрикнул и исчез в глубине.

А потом…

Он сидел и чувствовал под своей спиной диванную подушку. Это был сон, всего лишь сон, хотя его измученный разум осознал это не сразу, и, открыв глаза, Джулиан сначала не был до конца уверен, что они действительно открыты. Покрутил головой и пальцем дотронулся до своих век, чтобы убедиться, что они и впрямь подняты. Все было в порядке – просто свет погас, и было невозможно что-либо рассмотреть. Похоже, в темноту был погружен весь дом – похоже, темнота царила на всей улице, – и Джулиан сунул руку под журнальный столик, пытаясь нащупать фонарик, который держал там на полке на случай отключения электричества. Пальцы так и не смогли его нашарить, но несколько секунд спустя настольная лампа, стоящая на приставном столике напротив дивана, вдруг зажглась, озарив комнату тусклым желтоватым светом.

Джулиан был в гостиной не один. В тускло освещенной комнате виднелось множество теней, но была среди них одна, которую не отбрасывал ни один из находящихся здесь предметов. Она мерцала рядом с камином, бесформенный колышущийся сгусток тьмы, кажущийся одновременно и плоским, и объемным.

Джулиан медленно встал с дивана, наблюдая за ней. Ему было страшно, и в то же время он был словно заворожен этим зрелищем – на его глазах бесформенная тень начала обретать форму, уменьшаясь, ходя ходуном из стороны в сторону, пока не стала похожей на толстяка со множеством рук и с толстым, похожим на трубу, хвостом, конец которого уходил в камин. Джулиан начал медленно пятиться, отступая к парадной двери.

И вдруг тень оказалась рядом, в каком-то дюйме от его лица.

Он вздрогнул, и у него перехватило дыхание.

От тени исходил запах. Запах плесени и земли, который показался Джулиану почти знакомым. Одна из ее машущих темных рук коснулась его, и в эту минуту Джулиан вдруг ясно понял, что она собой представляет. То не был призрак Джона Линча, хотя дух Линча присутствовал в этой сущности и доминировал в ней. Тень хотела, чтобы Джулиан узнал, что она такое, и, хотя он осознавал это не до конца, ему было ясно – это существо, состоящее из духов и душ, существо, которое вбирает в себя умерших, и в то же время принадлежащее к миру мертвых и неотделимое от них. Это существо было древним, однако оно видоизменялось и росло с каждым новым вливающимся в него мертвецом, и хотя Джулиан мог постичь его многосложность лишь частично, знал – по сути своей эта тварь есть зло.

И она хотела, чтобы он умер.

Однако не желала его убивать. Она желала, чтобы он сделал это сам. Джулиан не знал почему, не мог понять, в чем здесь разница, но знал это определенно, знал наверняка – это знание передалось непосредственно в его мозг через холодный призрачный отросток, лежащий на его предплечье. Он должен был совершить самоубийство, однако у него никогда в жизни не возникало тяги ни к чему подобному, и Джулиан отдернул руку, встал в центре комнаты, выпрямившись в полный рост, и громко сказал:

– Нет.

Атака последовала моментально.

В него полетела лампа со стола, ее шнур выдернулся из розетки, и комната погрузилась во тьму. Он отклонился вправо и почувствовал, как лампа пролетела мимо, а потом услышал, как она врезалась в журнальный столик и разбилась. Вокруг двигались предметы, издавая скрипы и царапанье, грохот, звуки тупых и резких ударов – и Джулиан бросился на пол и пополз туда, где, как ему казалось, должна была находиться парадная дверь. Врезался головой во что-то тяжелое и неподвижное – глиняный горшок с фикусом Клэр – и на секунду остановился, чтобы понять, где сейчас находится, испытывая при этом облегчение оттого, что не ощущает на лице крови.

«Так вот каково это – быть слепым», – подумал он и пополз так быстро, как только мог, держа курс налево.

До сих пор Джулиан не осознавал, насколько сильно это существо, не знал, что оно может швырять в него материальные предметы, и неким странным образом это соображение, связанное с реальным вещным миром, немного притупило его страх – первобытный ужас, который он испытывал до сих пор, превратился в конкретную боязнь.

Что-то задело его, нечто волосатое, и первобытный страх тут же охватил его вновь. От ужаса и омерзения Джулиан невольно вскрикнул, и тут словно кто-то пнул его в бок, вышибив из его легких воздух, и он отлетел в сторону. Но, к счастью, пинок отбросил его именно туда, куда ему и было нужно, и Джулиан, пытаясь отдышаться, перевернулся и обнаружил, что лежит вплотную к парадной двери. Заставив себя проигнорировать острую боль от удара в поясницу, нащупал дверную ручку, с трудом встал на ноги и, распахнув дверь, шатаясь, бросился вперед.

Выбравшись из дома, Джулиан захлопнул за собой дверь.

И упал без сознания.

* * *

Очнувшись, он обнаружил, что большая часть его тела лежит на лужайке, а голова – на бетоне подъездной дороги, на согнутой руке. Джулиан понимал, где находится, сознавал, что произошло, мыслил совершенно ясно, хотя у него болели и спина, и затылок, и бок, и плечи. Едва придя в себя, он сел в фургон и поехал к дому родителей Клэр.

Дверь открыл ее отец, Роджер, и встретил его хмурым взглядом, но за спиной старика Джулиан увидел завтракающих на кухне Клэр, Меган и Джеймса и, едва буркнув Роджеру «Привет», протиснулся мимо него в дом и поспешил к своей семье, радуясь тому, что они все здесь и что у них все хорошо.

Когда он вошел, Джеймс поднял глаза, и при виде радости и облегчения, отразившихся на лице его сына – радости оттого, что он здесь, и облегчения оттого, что с ним ничего не случилось, – Джулиан бросился к Джеймсу и крепко его обнял. Сын обнял его в ответ так же крепко, и он чуть не заплакал.

– Я люблю тебя, – сказал Джулиан.

– Я тоже тебя люблю, – сразу же ответил Джеймс.

Раньше они часто говорили друг другу эти слова, но за последний год стали делать это все реже, и Джулиан мысленно поклялся себе, что никогда не перестанет говорить сыну, что любит его.

И дочери тоже.

Он отпустил Джеймса и, обняв Меган, прижал к себе.

– Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, папа. – Меган плакала, по-настоящему плакала, и Джулиан отстранился и указательным пальцем вытер слезы с ее щек, как делал еще с тех пор, когда она была малышкой.

Поверх плеча Меган на него смотрела Клэр, и ее глаза тоже наполнялись слезами. Он выдвинул из-под стола стул и сел рядом с ней.

– Ты была права, – сказал Джулиан. – Я тоже больше там не останусь. Мы продадим этот дом, если иначе не выйдет, смиримся с потерей денег и найдем себе какое-нибудь другое жилье.

– Минуточку! Я правильно расслышал то, что ты сказал? – В дверях кухни стоял отец Клэр, сверля его неодобрительным взглядом. – Ты что же это, в самом деле собрался продать свой дом, потому что считаешь, будто там есть привидение?

Джулиан повернулся к нему лицом.

– Да, – спокойно сказал он.

– Будь я прок…

– Папа, – предостерегающим тоном перебила его Клэр.

– Это самая большая глупость, которую я когда-либо слышал.

– Ты же прочел статью в газете. И я рассказывала тебе, что еще там происходило.

Он отмахнулся от слов дочери, продолжая сверлить Джулиана злобным взглядом.

– Роджер… – предостерегающе сказала мать Клэр.

Джулиан проигнорировал и его, и ее.

– Я буду продолжать работать там днем, – сказал он, обращаясь к Клэр. – Как будто это мой офис. Но ночью я буду спать здесь. С тобой.

– Зачем тебе вообще там появляться?

– В самом деле, папа, – вмешалась Меган.

– Потому что там мой компьютер и все, что мне нужно для работы.

– У тебя же есть ноутбук, – сказала Клэр.

– Мне нужны все мои рабочие принадлежности. Срок сдачи этой работы уже на носу, и мне надо ее закончить. После этого я перестану туда ездить.

Она посмотрела на него.

– Этот дом все еще манипулирует тобой. Ты воображаешь, будто думаешь сам, но это не так.

– Никто мной не манипулирует. Я точно знаю, что делаю.

– Но ты же не собираешься держаться за него?

– Нет, – заверил ее Джулиан. – Конечно же, нет.

– Потому что ты говоришь так, будто…

– Да нет же, я ведь тебе уже сказал. Но проблема заключается не в самом доме. А в том, что в нем живет. – Ему не хотелось описывать жене то, что творилось ночью, при ее родителях и детях, так что он взял ее под руку и по коридору отвел в ее спальню. И закрыл за собой дверь.

В зеркале над туалетным столиком Джулиан увидел собственное отражение – он выглядел как бездомный, одежда была помята, волосы всклокочены. Вид у него действительно был именно такой, какой бывает у человека, который провел всю ночь, лежа на лужайке.

Джулиан посадил жену на кровать и глубоко вздохнул.

– Я видел его. И чувствовал. Я точно не знаю, что это такое, но существо, живущее в доме, намного больше, чем обыкновенный призрак. Оно состоит из призраков. Это… это некая сущность, которая… которая вбирает в себя тех, кто умер в нашем доме или на нашей земле, и… и они становятся ее частью. Я не знаю, как это объяснить, но это что-то большое, древнее, опасное и полное зла.

Клэр кивала.

– Стало быть, все эти массовые расправы, эти самоубийства, убийства, все те, кто умер здесь за много-много лет, – они стали частью этого существа.

– Да! – ответил он, чувствуя облегчение оттого, что она все поняла, несмотря на сбивчивость его объяснений. – Именно так!

Жена посмотрела на него.

– И нет никакого способа избавиться от этой твари? Как-то изгнать ее?

– Не знаю, – признался Джулиан. – Думаю, что нет.

Клэр глубоко вздохнула.

– Я ни за что не позволю тебе ездить в этот дом, чтобы работать. – И она посмотрела на него с таким видом, что стало ясно – она не потерпит никаких возражений.

Он кивнул.

Подумав о том, что он пережил прошлой ночью, Джулиан понял, что ему совершенно не хочется возвращаться обратно. Может быть, Клэр была права – может быть, когда он только приехал сюда, к ней, он и впрямь все еще находился под влиянием дома. Но сейчас это влияние уже прошло, и Джулиан с готовностью согласился продолжать свою работу здесь, в доме ее родителей.

– Но мне все равно нужны мои диски, и файлы, и компакт-диски, – объяснил он ей. – Я позвоню Рику и попрошу съездить туда со мной сегодня же утром. Вдвоем мы наверняка сумеем собрать все, что мне необходимо, за несколько минут. Там остались какие-то вещи, которые могли бы понадобиться тебе? Или детям?

– Мне ничего не нужно, но через какое-то время нам все равно придется все перевозить, – ответила Клэр.

– Я посмотрю, нет ли там чего-нибудь, что я мог бы захватить с собой.

– Нет, не надо. Там сейчас все слишком… неспокойно. Просто возьми то, что нужно тебе, и уезжай. Мы подождем несколько дней, пока обстановка в доме немного не нормализуется, а потом будем решать, что делать дальше.

Джулиан ответил ей полуулыбкой.

– Не можем же мы оставаться у твоих родителей вечно.

Клэр тоже улыбнулась.

– Да и не хотим. Но давай пока немного расслабимся. Не будем напрягаться хотя бы несколько дней. Надо все как следует обдумать и не принимать поспешных решений. Просто сосредоточься на завершении своих дел. А я пока буду работать над мировым соглашением между школьным округом и моим клиентом и согласованием суммы отступных, которые они должны будут ему заплатить. А потом мы вместе решим, куда нам съезжать.

– Я люблю тебя. – Джулиан только сейчас осознал, что не сказал ей этих слов сразу, как только приехал сюда.

– Я тебя тоже, – ответила она и поцеловала его в нос. – Но прежде чем что-то делать, давай пойдем и выручим наших детей, забрав их у моего отца.

Джулиан принял душ, затем позавтракал. Клэр отправилась к себе в офис в восемь с небольшим, и, едва она ушла, Джулиан позвонил Рику. Мини-типография Рика открывалась только в десять часов, так что в их распоряжении было более чем достаточно времени. Рик пообещал встретить Джулиана у дома через пятнадцать минут.

– А мне можно поехать с тобой? – спросил Джеймс, как только отец повесил трубку.

Джулиан положил руку на плечо сына.

– Нет, – ответил он. – Это слишком опасно. – Услышал, как при этих словах сидящий на диване Роджер насмешливо фыркнул, но не стал обращать на старика внимания. – Но ты не беспокойся – я скоро вернусь.

Джулиан и впрямь все сделал очень быстро. Рик вполне мог сказать, что на самом деле его помощь, в общем-то, была и не нужна, поскольку им не надо было поднимать никаких тяжестей, и все, что они в конце концов вынесли из дома, так же легко мог бы вынести и один человек, но друг Джулиана своими глазами видел в доме привидение и, по-видимому, догадался, что с тех пор произошло и что-то еще. Однако не стал задавать никаких вопросов, и за это Джулиан был ему благодарен.

– Я все объясню тебе позже, – пообещал он другу, когда они закончили свои дела.

Рик кивнул, бросил взгляд вдоль улицы, затем посмотрел на дом.

– Что бы это ни было, думаю, ты принял правильное решение, – сказал он.

Оставшуюся часть утра Джулиан потратил на установку своего оборудования в комнате, которую он теперь будет делить с Клэр, воспользовавшись в качестве рабочего стола тем столом, на котором стояла швейная машинка ее матери. Он провел всю вторую половину дня за работой, стараясь не обращать внимания на тех, кто входил, отвлекая его от дела, и делая иногда перерывы, чтобы побыть с детьми.

Чтобы поблагодарить родителей жены за гостеприимство, Джулиан пригласил всех на ужин в ресторан «У Фацио», а потом они вшестером уселись в гостиной, чтобы посмотреть телевизор, пока постепенно, по одному, не начали расходиться.

Джулиану абсолютно не хотелось оставаться один на один со своим тестем, но было девять часов, дети уже легли спать, Клэр в ванной принимала душ, а ее мать за чем-то удалилась на кухню. Джулиан сделал вид, будто увлечен детективным сериалом о работе полиции, который шел по телевизору, однако Роджер, подавшись вперед, загородил от него экран.

– Ты не мужик, а жалкая фруктовая муха, – с отвращением в голосе сказал он. – Я всегда это знал, всегда знал, что ты не мужчина, но сейчас ты что же, еще и вздумал бояться своего собственного дома? Потому что там, по-твоему, поселилось привидение? Тебе что, три года?

Джулиан ничего не ответил. Он не собирался вступать в спор. Им придется еще какое-то время пожить с родителями Клэр, и вряд ли стоит настраивать ее отца против себя уже в самый первый день своего пребывания под его крышей.

Но старик никак не унимался.

– Это так-то ты заботишься о своей семье? Да? Я готов смириться с болтовней о привидениях, если об этом толкуют мои дочь и внуки, но я хочу, чтобы ты зарубил себе на носу – к тебе у меня нет ни капли уважения, коли ты…

– По-твоему, у тебя хватит смелости остаться в этом доме в одиночестве? – не выдержав, огрызнулся Джулиан. – Достаточно тебе провести там одну-единственную ночь, старый ты хрыч, и ты расплачешься, как маленькая девчонка, которой ты и являешься.

– Вон отсюда! – взревел Роджер. – Я не позволю, чтобы со мной так разговаривали в моем же собственном доме!

Джулиан встал.

– Хорошо, – сказал он. – Мы уезжаем.

– Не они, а ты!

– Мы уезжаем, – повторил Джулиан. – И вернемся в Калифорнию, где совершенно точно будем отнюдь не рады видеть тебя в нашем доме.

В это время из кухни вернулась мать Клэр и успела услышать последние слова этой перебранки.

– Джулиан! Роджер! Я не позволю вам разговаривать в таком тоне у меня дома. Сию же минуту извинитесь друг перед другом и помиритесь. – Она сердито воззрилась на своего мужа. – А ты, Роджер, будь добр, веди себя как полагается гостеприимному хозяину, иначе, видит бог, я… – Она так и не закончила свою мысль.

Мужчины отвернулись друг от друга, сосредоточили свое внимание на экране телевизора и какое-то время просидели молча. Но не прошло и нескольких минут после того, как Мэриан вернулась на кухню, как Роджер опять принялся ворчать, бросая ехидные реплики, как бы для себя самого, но делая это достаточно громко, чтобы его мог слышать Джулиан.

Однако тот упорно пропускал их мимо ушей, полностью игнорируя своего тестя, и наконец, не в силах и дальше терпеть подобное невнимание, Роджер встал с дивана и достал ключи от своей машины.

– Пошли, – презрительно сказал он. – Давай посмотрим на твой дом. Докажи мне, что в нем водится привидение.

Клэр только что вернулась в гостиную, одетая в пижаму и халат, и встала между ними.

– Никто из вас туда не поедет. Особенно ночью! – Она повернулась к своему отцу. – Ты можешь осмотреть его завтра, папа. Днем это не так опасно.

– Черт возьми!

– Роджер! – крикнула мать Клэр. Она стояла в дверях кухни, хмуро глядя на мужа. – Не смей чертыхаться.

– Чтоб мне пропасть, Мэриан! Я что, должен выслушивать этот идиотский детский лепет и при этом еще и оставаться вежливым?

– Да!

Он всплеснул руками.

– Ну, хорошо. – Но как только женщины скрылись на кухне, старик снова повернулся к Джулиану. – Это же идиотизм. Вы двое потеряете кучу денег, а потом приползете ко мне и… – Должно быть, по глазам Джулиана Роджер понял, что, если продолжит рассуждать в том же духе, крупных неприятностей не избежать, потому что так и оборвал фразу на полуслове.

– Давай, езжай, – сказал Джулиан. – Осмотри наш дом. Попробуй доказать, что я не прав.

– Я так и сделаю.

Джулиан посмотрел своему тестю прямо в глаза.

– Валяй. И пеняй потом на себя.

Глава 30

Как всегда, Роджер проснулся самым первым, и в доме было тихо, когда он пошел в туалет. К тому времени, когда он вышел из ванной, Мэриан уже была на кухне и начинала варить кофе, а Клэр, Джулиан и дети все еще спали.

– Ты же не собираешься и в самом деле ехать в этот их дом? – с беспокойством спросила Мэриан, когда он сел за стол.

– Очень даже собираюсь. Почему бы и нет?

– Я просто считаю…

– Нет в их доме никакого привидения, Мэриан. Все это чушь.

Она не ответила и только молча начала готовить тесто для вафель, но по ее напряженной спине Роджер понял, что жена не согласна.

Клэр вошла в кухню несколько минут спустя, одетая в махровый халат и уже вполне очнувшаяся ото сна, и Мэриан сказала:

– Я не хочу, чтобы он ехал в ваш дом.

– Это не самая лучшая идея, папа, – согласилась с матерью Клэр. И села за стол рядом с ним.

– Домов с привидениями просто не существует.

– Веришь ты в это или нет, мы видели то, что видели. И собираемся продать этот дом, что бы ты ни говорил.

– Это просто глупо. Вы потеряете уйму денег просто потому…

– Потому что нам надо от него избавиться.

Стоящая у кухонного стола Мэриан обернулась.

– Не делай этого, Роджер.

– Я все равно поеду, – упрямо ответил он.

– Тогда возьми с собой Джулиана, – сказала Клэр. – Он сможет показать тебе, где все случилось, и объяснить, что к чему.

Роджер крякнул. Он знал, что задумала его дочь. Если он поедет с Джулианом, этот пидор, вероятно, даже не даст ему войти в дом. Они просто пройдутся по двору, заглянут в окна и уедут.

– Это хорошая мысль, – согласилась Мэриан.

Роджер кивнул, притворившись, что именно так и сделает. Но после того, как они все позавтракали и Клэр уехала на работу, сразу же тихонько пробрался в спальню и позвонил Робу. Если уж он поедет в этот дом со своим зятем, то пусть это хотя бы будет зять, который ему по душе. Но телефон был занят, и Роджер повесил трубку, сел на край кровати и начал смотреть телевизор.

Увлекшись передачей, он потерял счет времени, и к тому моменту, когда в спальню, ища мужа, вошла Мэриан, прошло уже почти полчаса.

– Чего это ты здесь прячешься? – спросила она.

– Я занят, – ответил он.

Неодобрительно фыркнув, Мэриан постелила свою половину кровати, затем вынула из стенного шкафа одежду и пошла в ванную, чтобы переодеться. Роджер снова позвонил, но Роба не оказалось дома, и вместо него он поговорил с Дайэн. Сначала он велел дочери позвонить своему мужу и попросить его перезвонить ему, поскольку он хочет, чтобы Роб съездил с ним в дом Клэр, однако потом передумал и сказал, что поедет один.

– Папа… – начала было Дайэн.

– Пока, – сказал он и повесил трубку, чтобы не дать дочери его отчитать.

Выключил телевизор, потом взял с трюмо бумажник и ключи.

– Роджер? – позвала его из ванной жена.

Торопливо выйдя из спальни, прежде чем она успела спросить, куда он направляется, Роджер прошел через гостиную, где Джулиан играл со своими детьми в какую-то карточную игру. Роджер улыбнулся и приветливо помахал рукой Меган и Джеймсу, но Джулиана проигнорировал. Как и он его.

Выйдя из дома, Роджер поехал боковыми улочками, не выезжая на магистрали, и добрался до Рэйни-стрит за пять минут. Припарковав машину на подъездной дороге дома Клэр, вышел, чтобы осмотреться по сторонам. Все близлежащие дома, кроме этого, были выставлены на продажу, и на всех участках, включая участок дочери, были мертвые, высохшие дворы. Он не мог не признать, что это странно, но, если не считать проблемы с поливом растений, вид у дома Клэр был самый обычный. Роджер подошел к парадной двери и достал из кармана ключ, подумав о Джулиане. Как этот хлюпик может бояться своего собственного жилья? Роджеру было стыдно, что его дочь вышла замуж за такого слюнтяя. Так что не приходится удивляться тому, что, похоже, получится из их сына.

Отперев дверь, он вошел в дом. Все вокруг выглядело так, словно здесь прошелся торнадо. Лампы были разбиты, столы и стулья перевернуты, весь пол был усыпан битым стеклом. Это его насторожило. Джулиан описывал этот разгром, но одно дело – слышать, как об этом рассказывает кто-то другой, и совсем другое – видеть все собственными глазами. Роджер вспомнил свой кошмар про их подвал и, хотя ему страшно не хотелось этого признавать, почувствовал себя менее уверенным и защищенным, чем ему бы следовало.

Право же, скоро и он начнет глупить так же, как Клэр и ее семья.

Сны – это одно, а реальная действительность – совсем другое. Все объясняется просто – произошло отключение электричества, и Джулиан, этот тупой засранец, не смог найти дорогу в темноте и опрокинул все, что только можно.

Роджер двинулся дальше, пробираясь сквозь обломки.

В столовой обеденный стол был посыпан мелким белым порошком, который походил на муку, но, учитывая замашки этого хиппи, его зятя, вполне мог оказаться и кокаином. Хотя Джулиан и Клэр никак не могли позволить себе купить столько наркотика.

Хмурясь, Роджер обошел стол. Кто-то что-то написал на рассыпанном порошке, но он смог прочесть эту надпись, только взглянув на нее под соответствующим углом: Нюхни, тупой старый говнюк.

Роджер почувствовал, как от гнева лицо налилось кровью.

Это написал Джулиан, предназначив надпись ему, поскольку знал – он заедет в дом, чтобы изучить все самолично, и ему придет в голову мысль, что этот порошок похож на кокаин. Старик нагнулся к столешнице и втянул порошок носом.

Запах у этой дряни был как у крысиного яда.

Нюхни, тупой старый говнюк.

Джулиан пытается отравить его.

Роджера пробрала дрожь. Они с зятем не любили друг друга, но он никогда бы не подумал, что Джулиан способен на такое хладнокровное убийство. Он выпрямился и огляделся по сторонам: теперь ему казалось, что этот дом – одна гигантская мина-ловушка. Что ждет его на кухне? На втором этаже? В подвале?

Роджер потряс головой, чтобы прочистить мозги. Нет, это не имеет никакого смысла. Джулиан сбежал из этого дома, потому что боялся, потому что считал, что здесь есть привидение. И это был непритворный страх. И он определенно не посыпал обеденный стол крысиным ядом в надежде на то, что его тесть явится сюда один и втянет носом изрядную дозу этого порошка, чтобы проверить, не кокаин ли это.

Возможно, в этом доме и впрямь живет привидение.

Но это ведь тоже бессмыслица.

Роджер не мог найти объяснения тому, что видел, но теперь испытывал куда большую настороженность, чем когда только вошел сюда. Он чувствовал себя здесь не в своей тарелке, и, хотя ему все еще не хотелось окончательно признавать, что Джулиан и Клэр правы и этот дом в самом деле опасен, постепенно начинал думать, что, видимо, было бы неплохо убраться отсюда и вернуться позже, возможно, уже с Робом.

Внезапно в воздухе запахло дымом. Сначала запах был еле различим, но становился все сильнее. Роджер подумал было, что он идет откуда-то снаружи, но, когда повернулся, принюхиваясь и пытаясь определить, откуда тот все-таки доносится, увидел струйку дыма, тянущуюся из камина в гостиной. От этого зрелища волосы у него встали дыбом. И дело было не только в том, что еще мгновение назад в камине не было никакого огня и не существовало ни малейшей возможности, что такой огонь вдруг мог загореться сам; дело было том, как вел себя этот дым. Ибо, выходя из камина, он не рассеивался в воздухе и не шел к потолку – вместо этого тонкое серое щупальце выползало наружу, выглядя при этом плотным и четко очерченным, поворачиваясь влево, потом вправо, словно змея, исследующая новую для нее среду обитания. В этом дыме было что-то живое, и Роджера вдруг охватила твердая уверенность, что эта штука пытается отыскать в комнате его.

Все мысли о том, чтобы доказать, что Джулиан всего лишь жалкий трус, наделенный слишком живым воображением, разом вылетели у него из головы. Теперь Роджером владело только одно желание – убраться из дома как можно скорее. Нет, он ни за что не пойдет обратно через гостиную. А раз так, то, чтобы выбраться, необходимо выйти через заднюю дверь.

Щупальце, сотканное из дыма, уже выросло до пяти футов и ползло в сторону столовой.

В панике Роджер повернулся и поспешил на кухню.

Вот только ее больше не было.

Он находился в темном помещении с низким потолком, которое походило на внутренность какого-то шатра. Перед ним в углублении горел огонь, и хотя дым от этого пламени шел вверх, он выглядел совершенно нормальным и нисколько не походил на щупальце. Однако здесь только он и казался нормальным. Пол под ногами Роджера был земляным, а стенки шатра, похоже, были сделаны из высушенной кожи, которая выглядела слишком гладкой и тонкой, чтобы быть кожей животного.

Он стремительно развернулся, намереваясь выбежать через дверной проем, но проем исчез.

Из горла старика вырвался сдавленный всхлип. Роджер вспомнил слова, которые сказал ему Джулиан

Ты расплачешься, как маленькая девчонка, которой ты и являешься

и подумал, не устроил ли все это его чертов зять. Может быть, тот порошок на столе и впрямь был кокаином, а он случайно нюхнул его, и теперь у него галлюцинации. Джулиан специально подгадал для этого время, и это объяснило бы все, что случилось потом, в том числе и то, что он видел вокруг себя сейчас.

Но, если честно, Роджер и сам в это не верил. Он хотел поверить и сейчас, в эту минуту, ненавидел Джулиана еще больше, чем когда-либо, и все же в глубине души понимал, что все это происходит на самом деле, что Джулиан и Клэр были правы насчет своего дома, и хотел лишь одного – скорее бежать отсюда, вернуться к себе домой, снова увидеть свою жену и провести остаток утра, читая газету и смотря телевизор, а потом пообедать вместе с внуками.

Роджер действительно расплакался, ведь сейчас он был всего лишь испуганным стариком, однако сосредоточил все свои мысли на ситуации, в которой вдруг очутился, заставив себя проанализировать ее. Возможно, все это все-таки иллюзия. А если так, если он на самом деле находится в кухне и просто не может этого разглядеть, то дверь, ведущая наружу, расположена…

Он попытался сориентироваться.

Там.

Роджер повернулся лицом к стенке шатра, обогнул огонь, горящий в центре, и, двинувшись вперед, коснулся телесного цвета материала, который находился прямо перед ним. Он надеялся, что его пальцы пройдут сквозь него, надеялся, что это всего лишь иллюзия, и больше ничего. Однако стенка шатра была реальной, куда как реальной, и его пальцы уперлись во что-то гладкое и упругое, показавшееся ему похожим на верхнюю часть его собственной руки. Роджер невольно отшатнулся, скривившись от отвращения. Однако прикосновение помогло ему обнаружить разъем в стене шатра, и на таком близком расстоянии стало видно, что в материале имеется шов. Перед ним и в самом деле была дверь, пусть и не кухонная, и, хотя от прикосновения Роджер до сих пор испытывал омерзение, доходящее до тошноты, он сделал еще полшага вперед и обеими руками развел полог.

Он увидел мужчину, стоящего перед каким-то непроглядно черным и абсолютно безжизненным пространством, мужчину в желтой бейсболке, надетой задом наперед, и с ножом в руке.

– Привет, Роджер, – произнес он голосом, который показался Роджеру немыслимо старым. – Я рад, что ты смог присоединиться к нам.

Глава 31

Клэр сидела в своем офисе и только что закончила отвечать на электронное письмо от адвокатов школьного округа, когда ее телефон зазвонил. Это была Дайэн.

Сестра сообщила, что отец позвонил ей, чтобы попросить Роба съездить вместе с ним в дом Клэр.

– Ты же знаешь нашего папу. Он сказал, что ему нужен свидетель, чтобы доказать, как он выразился, «этому слюнтяю Джулиану», что в доме нет никаких привидений. К счастью, Роб был на работе, так что на звонок ответила я. Я сказала ему, чтобы он там не появлялся, но…

– Да. Мы знаем нашего папу.

– Тут я согласна с тобой, Клэр. Мне не нравится этот дом. А теперь, после всего, что произошло… – Она шумно вздохнула. – Думаю, папе не стоило туда ехать. Он стареет, и… просто мне кажется, что это может быть опасным.

– Это и впрямь опасно. Но сейчас день, а он пробудет там всего несколько минут. Думаю, с ним ничего не случится.

На том конце телефонной линии возникла странная пауза, и у Клэр екнуло сердце.

– Дай? Есть что-то такое, чего ты мне еще не сказала?

– После того, как папа повесил трубку, раздался еще один звонок, и когда я ответила, то услышала такой голос… Низкий, жуткий, и он сказал: «Он тупой старый говнюк». Вот и все. Больше он не сказал ничего. А затем этот человек повесил трубку. Я проверила, откуда звонили, и… это был твой номер. Номер твоего домашнего телефона.

Клэр охватил панический страх, но она все же сумела сохранить спокойный тон.

– Оставайся у себя. Я позвоню Джулиану, и мы отправимся туда и посмотрим, в чем дело.

– Я тоже поеду.

– Дай…

– Я позвоню маме, а потом встречу вас там.

– Хорошо, но, если ты приедешь раньше нас, просто подожди снаружи, пока не прибудем мы. Думаю, будет лучше, если мы войдем в дом втроем. Так будет безопаснее.

– Поняла.

Дайэн никак не сможет попасть туда раньше ее. Ведь их дом находится совсем рядом от ее офиса, достаточно миновать парк и затем одну улицу.

Стоп. Позвоню маме?

– Вот черт, – вслух выругалась Клэр и быстро набрала номер телефона своих родителей, надеясь дозвониться раньше сестры.

Так оно и вышло. К телефону подошла их мать, и Клэр попросила ее подозвать Джулиана. Она говорила с матерью без тени тревоги в голосе – пусть ей все объясняет Дайэн, – но как только трубку взял Джулиан, рассказала ему все как есть и попросила встретить ее у дома. Клэр ожидала, что он начнет спорить, потому что речь сейчас шла о ее отце, но муж согласился сразу. И тон его тотчас же изменился, когда она повторила то, что Дайэн сказала ей о телефонном звонке из их дома

Он тупой старый говнюк

и Клэр почувствовала, что Джулиан так же встревожен, как и она.

– Я люблю тебя, – сказала Клэр, прежде чем повесить трубку, и это было сказано всерьез.

Она действительно приехала первой и, увидев на подъездной дороге машину своих родителей, поняла, что не сможет ждать мужа и сестру. Она должна была как можно скорее броситься в дом и вывести оттуда своего отца.

Однако ее ключ почему-то вроде бы не подходил к замку, и Клэр все еще возилась с ним – время от времени бросая это занятие и принимаясь колотить в дверь и кричать:

– Папа! – когда на обочине перед домом остановился Джулиан, подъехавший на старом пикапе ее отца. Дайэн приехала на несколько секунд позже.

Джулиан попробовал открыть дверь ее ключом, потом своим, и, когда ни тот, ни другой не сработали, они втроем обогнули дом и зашли на задний двор.

Где дверь кухни оказалась не только не заперта, но и распахнута настежь.

Сердце Клэр на секунду замерло, а потом забилось намного, намного быстрее. Что-то пошло не так.

– Папа! – позвала она.

Она не ожидала ответа, и его не последовало. На белом бетонном полу патио виднелись грязные следы. Они были велики и очерчены нечетко, так что это могли быть следы и человеческих ног, и когтистых лап, и копыт, и чего-то еще.

И они вели в дом.

Должно быть, Джулиан и Дайэн увидели их тоже, но не сказали ни слова. Клэр бросилась вперед, протиснувшись мимо своего мужа.

– Папа? – крикнула она и торопливо вошла в дом первой.

Здесь грязных следов не было.

Кухня выглядела совершенно нормально, все было в полном порядке. Несмотря на следы в примыкающем к дому патио, их отсутствие в кухне в общем-то не стало таким уж сюрпризом. Сюрприз ждал их дальше – оказалось, что и в гостиной царит безупречный порядок. Клэр увидела ее через дверной проем столовой. После того, что рассказал ей Джулиан, она ожидала увидеть разбитые лампы и опрокинутую мебель, но комната выглядела идеально.

Муж заметил это тоже.

– Какого черта?.. – Он поспешно обошел гостиную, оглядываясь по сторонам, и на лице его была написана полнейшая растерянность.

«Наверное, этот безукоризненный порядок должен был успокоить нас всех», – подумала Клэр, однако он почему-то испугал ее куда больше, чем разгром. Значит, они имеют дело с чем-то, что может видоизменять предметы. Джулиан был прав. Это было не просто привидение. Существо, которое живет в этом доме, способно как разбивать и ломать вещи, так и возвращать им их первоначальный вид. Его способности не просто сверхъестественны, нет, оно обладает силой некоего божества, и Клэр вдруг ясно осознала, что никому из них не под силу с ним бороться. И раз и навсегда выкинула из головы всякую надежду одолеть этот дух. Ей хотелось одного – отыскать своего отца и увезти отсюда. После этого ей было бы уже все равно, что станется с этим домом дальше. Пусть бы он сгорел до основания – она бы не огорчилась. Собственно говоря, такой пожар был бы наилучшим выходом из положения. Тогда ей не пришлось бы жить, терзаясь чувством вины из-за того, что они сбагрили это обиталище зла какому-то другому, ни о чем не подозревающему человеку, к тому же, возможно, им бы еще и выплатили страховку.

Но что бы случилось здесь потом? Ведь сама эта земля была проклята. И в любом новом доме, который построили бы на этом месте, проявилась бы все та же проблема. А что, если снесут вообще все постройки на их улице? Что бы город сделал тогда со здешней землей? Расширил бы парк? Построил торговый центр? Любое подобное решение в конце концов привело бы к катастрофе. Единственным безопасным вариантом, по мнению Клэр, было бы захоронить на этой территории бытовые отходы, но городской совет наверняка не станет устраивать что-либо подобное в самом центре города.

Дайэн похлопала ее по плечу, и Клэр вздрогнула, очнувшись от задумчивости.

– Я пойду поищу его наверху, – сказала ее сестра.

– Нет, одна ты туда не пойдешь.

– Никто сейчас не пойдет наверх, – решил Джулиан, вернувшись на кухню. – Сначала мы осмотрим первый этаж. Вместе. Если мы не найдем Роджера здесь, тогда поднимемся на второй.

– Папа! – во весь голос позвала Дайэн.

Ответа не последовало и на этот раз.

– Его нет ни в столовой, ни в гостиной, – сказал Джулиан. – Я там посмотрел. Теперь мы проверим подвал, нашу спальню и ванную. Потом поднимемся на второй этаж. Если нам ничего не удастся найти в доме, пойдем в гараж.

– Папа! – опять позвала Дайэн.

Джулиан подошел к двери подвала и открыл ее.

– Ничего не понимаю, – сказал он Клэр, включая свет. – Гостиная была вся разгромлена. Оно швырнуло в меня лампу, и она разбилась, ударившись о журнальный столик. Разлетелась на куски.

– Я тебе верю, – искренне ответила Клэр, и ему этого было достаточно.

Джулиан спустился по лестнице в подвал, пока Клэр и Дайэн ждали наверху.

– Роджер? – позвал он.

– Папа? – хором завопили его жена и свояченица.

Ответа по-прежнему не было, но Джулиан потратил еще несколько минут, передвигая коробки, чтобы удостовериться, что отца Клэр

его тела

здесь нет.

Подвал был проверен, и Джулиан поднялся обратно в кухню.

Они втроем прошли мимо пустого помещения для стирки, затем вышли в коридор и направились к хозяйской спальне. Был день, но шторы в спальне были задернуты, и Клэр включила свет. Они все наперебой звали ее отца, но ответа все не было.

– Кровать, – сказала Клэр, указывая на нее.

– Это моя вина, – пристыженный, отозвался Джулиан. – Я ее не застелил. – Однако он откинул в сторону верхнюю простыню и одеяло, чтобы убедиться, что под ними никого нет, затем опустился на колени, поднял украшенный оборкой край покрывала, заглянул под кровать и, покачав головой, чтобы показать, что там тоже пусто, встал.

Клэр переместилась в ванную, включив свет и здесь.

Сердце у нее екнуло. На полу она увидела все те же грязные коричневые следы, кажущиеся особенно устрашающими на фоне белой плитки. Зеркало запотело, как будто кто-то только что принимал здесь душ, и на покрытом конденсатом стекле виднелся отпечаток… лица, что ли, хотя оно и не походило ни на одно виденное ей человеческое лицо. Все составляющие были в наличии – глаза, нос, рот, – но они находились не на тех местах, на которых следовало, и самым страшным было то, что в течение секунды Клэр не понимала, что именно с ними не так, потому что не могла вспомнить, где они вообще должны располагаться по отношению друг к другу. Только увидев в углу зеркала размытые очертания своего собственного лица, сумела вспомнить, что носу положено находиться выше рта, а глазам – над ним. На одну жуткую секунду ей показалось, что это чудовищное лицо… именно таково, каким и должно быть.

Вошедшая в ванную вслед за ней Дайэн увидела то же самое и пронзительно вскрикнула. На этот крик прибежал Джулиан, обыскивавший стенной гардероб.

– Что… что это такое? – спросила Дайэн, но ни у Клэр, ни у Джулиана не нашлось ответа на этот вопрос.

– Давайте просто разыщем вашего отца и уберемся отсюда, – мрачно сказал он, и они поспешно вышли из спальни и поднялись на второй этаж.

– Роджер! – позвал Джулиан.

– Папа!

Его не было ни в кабинете Джулиана, ни в комнате Джеймса, ни в комнате Меган, ни в ванной. Они не увидели наверху ничего необычного, и хотя Клэр показалось, что в кабинете Джулиана она слышит странный стук, вполне возможно, это было просто игрой ее воображения, поскольку ни Джулиан, ни Дайэн не слышали ничего.

Как и договаривались, из дома они вместе прошли в гараж, но к этому моменту тот слабый проблеск надежды найти отца, который все еще теплился в душе Клэр, окончательно угас. Она не знала ни куда он подевался, ни что с ним произошло, но была уверена – с ним определенно случилось что-то неладное, ибо, судя по всему, он пропал без следа.

Роджера не было в самом гараже – это они увидели сразу. Джулиан в одиночку залез на чердак, и, хотя, по мнению Клэр, пробыл там на несколько минут дольше, чем следовало, и вернулся вниз бледный и, как ей показалось, чем-то потрясенный, он заявил, что не увидел там ничего странного.

– Значит, его здесь нет, – сказала Клэр.

– Может быть, он поехал домой, – предположил Джулиан.

– Его машина все еще стоит на подъездной дороге.

– Может быть, он пошел пешком. Или же перепугался и бросился бежать.

– Мы должны заявить о его исчезновении в полицию, – объявила Дайэн.

– Полицейские не поверят… – начал было Джулиан.

– Мне плевать, чему они верят, а чему нет, – перебила его Дайэн. – Мой отец пропал, и разыскать его – это их работа, а если в процессе поисков они убедятся в существовании привидений, что ж, так тому и быть. Но папа пропал. И мы должны найти его, чего бы нам это ни стоило.

Клэр согласилась и, вместо того чтобы спорить, пальцами одной руки крепко ухватила за руку сестру, пальцами другой – мужа и потащила их обоих вон из гаража. На всякий случай. Оказавшись на подъездной дороге, достала свой мобильник и набрала 911. Посмотрев на небо, Клэр удивилась тому, что отсюда видны солнце и облака, а звезды и луна – нет. Что бы это значило?

Ей ответил полицейский диспетчер.

– Что у вас случилось?

– Пропал мой отец. Исчез около часа назад…

– Извините, мэм, – перебила ее диспетчер тоном, который показался Клэр самодовольным и высокомерным, – но взрослый мужчина не может рассматриваться как пропавший без вести, пока с момента его исчезновения не прошло сорока восьми часов. А ваш отец не выходил на связь всего лишь час. Я предлагаю вам подождать. Уверена, что он объявится еще до полудня.

– Вы не понимаете, – сказала Клэр, глядя на обеспокоенное лицо сестры. – Он пропал внутри нашего дома. – Поначалу она вовсе не собиралась об этом говорить, ей не хотелось, чтобы в полиции решили, что она не в своем уме, и просто не восприняли ее слова всерьез. Но, похоже, они там вообще не намерены ничего предпринимать еще целых двое суток, так что ей надо популярно все им объяснить, но при этом выбирать слова осторожно. – В последнее время в нашем доме произошло несколько инцидентов, – начала она.

– Вандализм, – прошептал Джулиан.

– Инцидентов, связанных с вандализмом, – уже более уверенно продолжила Клэр. – Кто-то отключил электричество и напал на моего мужа в нашей гостиной. – Тут ее осенило, и она добавила: – Этот тот самый дом, где некто Джон Линч несколько дней назад покончил с собой.

Джулиан выставил вверх большой палец.

Теперь уже Клэр представилась возможность отплатить диспетчерше ее же собственной монетой.

– Уж это-то преступление у вас наверняка зарегистрировано, – сказала она таким же высокомерным тоном.

– Вы можете заявить о нападении на вашего мужа и подать жалобу в связи с вандализмом. Хотя поскольку эти инциденты произошли уже какое-то время назад, их нельзя считать случаями, требующими нашего экстренного вмешательства. Я могу переключить вас на офицера, который примет ваше заявление о них и договорится с вами о личной встрече. Но что касается вашего отца, то полиция может открыть расследование относительно пропажи человека, только если о нем ничего не известно в течение сорока восьми часов.

– Да, переключите меня, – сказала Клэр.

Следующие пять минут она потратила, безуспешно пытаясь убедить некоего лейтенанта Вайса, что ему нужно приехать в их дом и срочно начать расследование, но в конце концов сдалась и передала трубку Джулиану, который очень быстро сумел настроить полицейского против себя и в конечном итоге просто выключил телефон, вне себя от отвращения и злости.

Дайэн плакала.

– Что же нам делать?

– Не знаю, – безнадежно сказал Джулиан. – А Роб, случайно, не знаком с кем-нибудь, у кого бы имелись связи в департаменте полиции? Может быть, удастся добиться какой-то помощи, если пойти окольным путем?

– Вряд ли, – ответила Дайэн, доставая свой собственный телефон. – Но я его спрошу.

У Роба таких знакомых не оказалось, и, судя по репликам Дайэн, он не верил ни единому слову из того, что она ему говорила. Однако пообещал поспрашивать своих приятелей, чтобы выяснить, нет ли у кого-то из них какого-нибудь знакомого со связями среди копов.

Дайэн отключилась.

– Ну и что же нам делать теперь? – спросила она.

Клэр посмотрела на дом.

– Давайте уедем отсюда, – сказала она.

Когда они проходили мимо машины ее отца, ей стало не по себе, когда она подумала о том, увидит ли его еще когда-нибудь вообще. Он был неотесан и временами несносен, и он терпеть не мог Джулиана, но она любила папу и не представляла себе, что будет делать, потеряв его.

Конечно, ее родители старели, но Клэр никогда не задумывалась, всерьез не задумывалась, что будет, если кто-то из них умрет. Теперь же вдруг осознала, что если умрет ее отец, это не только повлияет на нее в эмоциональном плане, но также будет означать, что им с Дайэн придется взять заботу о маме на себя. Главным в доме всегда был папа, именно он делал все покупки, оплачивал все счета и принимал бо́льшую часть решений. И если бы с ним что-то случилось, всем этим пришлось бы заниматься им с сестрой.

Клэр сразу же почувствовала себя виноватой оттого, что позволила себе вообще думать о проблемах, носящих столь прагматический, житейский характер, и заставила себя выкинуть все подобные мысли из головы, прежде чем сказать Джулиану и Дайэн, что они встретятся в доме родителей, и сесть в фургон.

Ей хотелось плакать, хотелось целиком отдаться своим горестным чувствам, но, к счастью, для того, чтобы вести машину, надо было сосредоточиться, и когда она заехала на подъездную дорогу перед домом своих родителей, уже снова овладела собой.

Однако это с таким трудом обретенное самообладание готово было вот-вот рассыпаться в прах, когда Клэр вошла в дом, увидела маму и поняла, что сейчас должна рассказать ей, что отец пропал.

Более просвещенная мать, возможно, ввела бы в курс дела и своих детей, но инстинкт Клэр говорил ей, что надо, наоборот, оградить их от случившегося, и она велела Меган и Джеймсу пойти в свои комнаты, пока она будет разговорить с бабушкой.

Клэр не знала, с чего начать. Дайэн уже плакала, но положение спас Джулиан, сообщив ее матери, что они все только что вернулись из их с Клэр дома.

– Мы искали Роджера. Он поехал туда сегодня утром, думаю, затем, чтобы доказать, что я не прав, и продемонстрировать мне, что в нашем доме нет никаких привидений. Сначала он позвонил Дайэн, чтобы позвать с собой Роба, но Роб был на работе. После того, как он повесил трубку, Дайэн позвонил кто-то еще, это был странный и пугающий звонок, и мы решили съездить туда и проверить, все ли с Роджером в порядке. Его машина была припаркована на подъездной дороге, но вот его не оказалось ни в доме, ни во дворе, ни в гараже. Мы так и не смогли его найти.

– Он исчез, – сказала Клэр, касаясь предплечья своей матери. – Просто… исчез.

Ее мать явно растерялась.

– Как же он мог просто так исчезнуть?

– Он исчез, мама. Не знаю как, но так оно и есть.

Дайэн кивала.

– В этом доме точно есть какая-то потусторонняя тварь. Я никогда не сталкивалась ни с чем подобным. Там в ванной все запотело, и в зеркале было… лицо.

Их мать заплакала.

– Мы позвонили в полицию, – продолжила Клэр, – но они сказали, что не могут ничего предпринять, пока после его исчезновения не пройдет двух суток.

– Что же нам делать? – спросила ее мама.

В этом и состоял вопрос. Клэр размышляла над ним, пытаясь что-нибудь придумать, но ей ничего не лезло в голову.

Она никогда не сталкивалась ни с чем, хотя бы отдаленно напоминающим то, что случилось с ними сегодня, и сильно сомневалась, что с чем-то подобным сталкивался хотя бы кто-нибудь еще. И даже если бы копы согласились заняться этим делом, вряд ли и они сумели бы отыскать ее отца. Его забрало то же самое существо, которое напало в гостиной на Джулиана, и жив папа или мертв, им никогда не удастся выяснить, что именно с ним произошло, если они не сумеют остановить то, что обитает в их доме.

Жив он или мертв.

Ее глаза затуманили подступившие слезы, но Клэр усилием воли заставила себя не плакать. Сейчас ей нужно быть сильной. Ради своих детей, ради своей матери, ради самой себя.

– Может быть, он еще вернется, – сказала ее мать. – Может быть, он появится к ужину.

Она то ли не понимала, что происходит, то ли не хотела смотреть правде в глаза. Клэр кивнула:

– Может быть.

Но он так и не появился.

Глава 32

– За каким чертом ты это делаешь?

Вздрогнув от звука голоса своей матери, Меган порезалась.

Глубоко.

Ей казалось, что она заперла дверь ванной.

Меган, спустив джинсы, сидела на унитазе и, держа в руке острый столовый нож, делала короткие легкие надрезы на внутренней стороне своего бедра чуть выше колена, когда дверь вдруг распахнулась.

Услышав крик матери, Меган вздрогнула от неожиданности, рука соскользнула, и нож вместо того, чтобы пройтись только по коже, разрезал и жировую, и мышечную ткань. Боль была адской, и Меган закричала, глаза наполнились слезами, и уже сквозь их пелену увидела отразившийся на лице ее матери ужас.

– Меган!

На сей раз она резала себя не затем, чтобы выглядеть непривлекательной. Она делала это… Вообще-то, она не знала зачем. Еще десять минут назад Меган казалось, что это неплохая мысль, но сейчас, когда она видела, как по ее ноге на линолеум ручьем течет кровь, вдруг поняла, насколько дико было то, что она творила. Начала откручивать туалетную бумагу, пока на полу не образовался огромный складчатый ворох, затем схватила его, прижала к порезу, из которого хлестала кровь, изумляясь тому, как быстро она пропитывает его.

Ее мама кричала, зовя бабушку и папу, и через несколько секунд они уже были здесь. Меган было так невероятно больно, что она даже не испытывала неловкости от того, что они все видят ее со спущенными джинсами.

– О боже, – сказал папа.

Ее мама уже намочила полотенце холодной водой из-под крана и, отбросив в сторону туалетную бумагу, прижимала к ране.

– Я принесу льда, – быстро сказала бабушка, и Меган поняла, что действительно здорово поранилась – ведь в дверях ванной стоял Джеймс, а ей даже не было до этого дела.

Она никогда еще не испытывала такой ужасной боли, но больше не плакала – теперь боль заставила ее стиснуть зубы и так крепко зажмурить глаза, что она уже ничего не могла видеть.

– Мы везем ее в больницу! – сказала мама бабушке, и, открыв глаза, Меган увидела, как бабушка протягивает ей полотенце для рук, полное кубиков из льда.

Мама уронила мокрое, окровавленное полотенце на пол, взяв новое.

– Держи, – сказала она. – Крепко прижми к порезу, чтобы остановить кровь. Как думаешь, ты сможешь встать?

Кривясь от боли, Меган кивнула. От холодного льда ей стало немного лучше.

– Побудь здесь с Джеймсом! – крикнула мама бабушке. Та в ответ кивнула.

Папа и мама, поддерживая Меган под мышки каждый со своей стороны, помогли ей встать с унитаза. Она поднялась, нагнувшись, чтобы полотенце со льдом оставалось прижатым.

– Держи ее, чтобы она не упала, – сказала мама папе и, наклонившись, взяла у дочери полотенце, чтобы та смогла выпрямиться.

Меган натянула джинсы, и мама снова прижала его к ране. Боль пронзила ногу, как молния, и девочка пронзительно взвизгнула.

– Хочешь, я понесу тебя? – спросил папа.

Меган кивнула.

– Да, наверное, так будет лучше, – быстро согласилась мама. – Иначе кровь начнет фонтанировать.

– Заведи фургон и открой боковую дверь, – сказал папа и, крякнув, поднял Меган, одной рукой поддерживая ее затылок, а другой – согнутые колени.

Она видела, как по его руке из ее раны безостановочно течет кровь и образует на полу пугающего вида лужи. Протянув руку к бедру, Меган сильнее прижала к порезу полотенце со льдом, пока ее мама бежала через дом к фургону на подъездной дороге.

– Меган? – с тревогой в голосе сказал Джеймс.

– Со мной все будет хорошо, – успокоила она брата, хотя сама понятия не имела, так ли это или нет. Кровотечение все никак не останавливалось и даже не уменьшалось, и это было очень страшно. Неужели она разрезала какой-то крупный сосуд? А вдруг она умрет?

– Где дедушка? – спросила Меган, когда папа нес ее по коридору.

– Мы не знаем, – признался он.

– Он умер? – Может быть, поэтому она и начала себя резать.

Это был на редкость прямой и откровенный вопрос, и ответ ее отца был таким же откровенным.

– Этого мы не знаем.

«Это сделал дом», – подумала Меган. Ей и Джеймсу следовало держать язык за зубами.

Я убью вас обоих.

Хотя они и уехали из него, им не следовало раскрывать его секреты. Теперь им придется за это заплатить. Меган заплакала, хотя и не смогла бы сказать, плачет ли из-за дедушки, от боли в ноге или вообще от всего того, что происходит.

Двигатель уже работал, боковая дверь была открыта. Мама находилась в салоне, укладывая полотенца на заднее сиденье.

Родители опустили на них Меган. Они не знали точно, как ее пристегнуть, и у них не было времени разбираться, так что мама просто села на пол рядом с ней, чтобы не дать ей упасть, а папа захлопнул боковую дверь, сел на водительское сиденье, быстро выехал задним ходом с подъездной дороги на улицу и рванул вперед.

По дороге в больницу у Меган начала кружиться голова. Ей вдруг стало тяжело и дальше держать глаза открытыми, и она на минуточку их закрыла.

После этого образы и звуки стали прерывистыми: они то ненадолго возникали, то уходили опять. Одни из них оставались в ее памяти, другие сразу же забывались. Кресло на колесиках. Койка. Занавеска. Врач. «Она потеряла много крови». Укол. Плачущая мама. Телевизор. Рекламный ролик. Медсестра. Свисающий с крюка пластиковый пакет с отходящей от него трубкой. Звук зуммера. Папа, сидящий на стуле и смотрящий на нее. Джеймс. Бабушка. Два разговаривающих врача. Мама. Папа. Мама.

Наконец все утряслось. Меган находилась в больничной палате, был день. Солнце светило в окно, находящееся слева от нее над койкой, на которой лежал какой-то храпящий старик.

– Она пришла в себя, – взволнованно сказала мама, и, несмотря на слабость, Меган невольно улыбнулась. Слышать ее голос было так приятно. Папа тоже был здесь, он смотрел на нее сверху вниз, потом появилась медсестра, улыбнулась и сказала Меган, что все будет хорошо.

Она явно потеряла много крови, поскольку действительно разрезала какую-то артерию, хотя, к счастью, небольшую, иначе бы, вероятно, уже умерла. Врачи все зашили, потерю крови восполнили переливанием и сейчас давали ей какое-то лекарство, чтобы помешать образованию опасных тромбов. Ей придется остаться в больнице под наблюдением врачей еще на несколько дней.

– Сколько?.. – Меган попыталась было заговорить, но в горле у нее пересохло, и вместо слов из него вырвался только хрип.

Медсестра взяла пластиковый стаканчик с водой с подноса, прикрепленного к правому краю койки, и вложила в рот Меган соломинку. Девочка начала пить, и это была самая прохладная, свежая и вкусная вода, которую она когда-либо пробовала. Горло пришло в норму, и она сглотнула, прежде чем попробовать заговорить опять. И на сей раз голос был хотя и слабым, но ясным.

– Сколько времени я здесь нахожусь?

– Со вчерашнего вечера, – ответила медсестра.

С прошлого вечера? Большую часть времени, которое Меган провела здесь, она была в отключке, но ей все равно казалось, что прошло уже несколько дней.

После того как медсестра ушла, в палате, если не считать храпящего старика, остались только они трое. Какое-то время все молчали, потом родители переглянулись, мама откашлялась и очень осторожно, так что было видно – она специально готовилась к этому разговору, тщательно подбирая слова, сказала:

– Солнышко, я знаю, тебе не хочется быть здесь. Я понимаю – тебе тяжело, – и совсем не хочу, чтобы стало еще тяжелее, но у нас с папой есть кое-какие вопросы, которые нам хотелось бы тебе задать.

Меган знала, о чем мама спросит ее сейчас.

– Я знаю, это был несчастный случай. Прости меня, что напугала тебя и что из-за меня ты так глубоко разрезала ногу. Мне следовало бы сначала постучать. Но, девочка моя, зачем ты вообще это делала?

Меган очень хотелось иметь ответ на этот вопрос, но у нее его не было.

– Я не знаю, – призналась она и заплакала.

Мама подошла к ее койке. Она не могла обнять Меган – к той тянулось слишком много трубок и было подключено слишком много мониторов, – но положила руку на плечо дочери, лежащее на подушке.

– Ничего, – сказала она и пальцем вытерла слезы с ее щек. – Мы поговорим об этом как-нибудь в другой раз, когда тебе станет лучше.

Меган вообще не хотела говорить на эту тему. Раз сейчас разговор откладывался, у нее будет время придумать какой-то ответ, но вряд ли она сможет назвать родителям настоящую причину. «Это делал дом», – снова подумала она. Вероятно, этот ответ был бы наиболее близок к истине.

Меган только что пришла в себя, но уже чувствовала усталость – скорее всего, из-за лекарства – и спросила родителей, не будут ли они против, если она немного поспит.

– Конечно, – сказал папа.

Мама сжала ее плечо, затем вернулась к своему креслу.

– Спи, солнышко.

Когда она проснулась, было время ужина. Медсестра подняла изголовье ее койки, чтобы Меган могла сидя съесть весьма неаппетитно выглядящую еду, стоящую на подносе, который был прикреплен к койке с помощью металлического кронштейна.

Ее родители по-прежнему сидели в креслах, хотя папа сейчас смотрел CNN по висящему на стене телевизору и даже не подозревал, что дочь уже проснулась, пока мама не ткнула его локтем.

Медсестра ушла, и они хорошенько посмеялись над ужасной больничной едой, которую Меган попыталась доесть. О порезах речь больше не заходила, и все происходящее за стенами этой палаты казалось чем-то далеким и не имеющим к ним никакого отношения. Храпевший старик тоже проснулся и, шумно чавкая, уплетал свой ужин. Папа заметил, как дочь посмотрела в сторону соседа, и, встав со своего кресла, задернул разделяющую их койки занавеску. Меган улыбнулась ему.

– Спасибо.

Делать было нечего, говорить было не о чем, так что, съев столько больничной еды, сколько смогла, Меган принялась щелкать пультом от телевизора, прикрепленным к подлокотнику ее койки, ища кабельные каналы, к которым была подключена больница. Выбор был так себе. Несколько телесетей, несколько новостных каналов, несколько спортивных и куча еще каких-то программ, которые Меган не интересовали. В конце концов она сдалась и переключилась обратно на CNN.

– Это мой телевизор, и я собиралась заставить тебя смотреть мою передачу, – сказала она папе, – но сейчас все равно ничего интересного нет. Так что он в полном твоем распоряжении.

Лежать в постели просто так было скучно, и через какое-то время Меган начала мучить совесть за то, что она заставляет скучать и своих родителей, поэтому сказала им, что они могут ехать домой. Они неуверенно переглянулись.

– Я все равно уже устала, – соврала она. – И хочу спать. Вы можете вернуться утром.

– Лично я останусь здесь на ночь, – сказала мама.

– В этом кресле? Поезжайте домой. Со мной все будет хорошо. Присмотрите за Джеймсом и постарайтесь не дать ему влипнуть в неприятности. – Меган сказала это в шутку, но уже в следующую секунду в ее мозгу сами собой, непрошено, замелькали картины: Джеймс режет себя, как это делала она… Джеймс возвращается в их дом, чтобы выкопать на заднем дворе яму… Джеймс в желтой бейсболке, надетой задом наперед, и с ножом в руке.

На лицах родителей тоже читалось беспокойство.

Меган решила сказать то, о чем думала.

– Здесь я буду в безопасности, – тихо пояснила она. – А вы присмотрите за Джеймсом. И за бабушкой.

Ее мама хмуро кивнула.

– Джулиан, – сказала она, – поезжай.

– А как же ты?

– Я буду спать здесь.

– Мама…

– Меган права, – сказал папа.

– Это просто порез… – начала было Меган.

– Нет, это не просто порез. Из-за этого ты и находишься сейчас здесь. Врачам пришлось перелить тебе более литра крови. Они наблюдают за тобой, чтобы помешать образованию тромбов. – Она обвела рукой больничную палату. – Правда, я что-то не вижу особого наблюдения. Не знаю, в чем тут дело, то ли у них не хватает персонала, то ли по какой-то другой причине, но эти медсестры и врачи подходят к тебе совсем не так часто, как следовало бы, и я должна остаться здесь, рядом с тобой, на тот случай, если что-то произойдет.

За ее спиной появилась подошедшая медсестра, и мама смущенно покраснела.

– Простите. Я не хотела…

Медсестра благожелательно улыбнулась.

– Вам не за что извиняться. Я понимаю ваше беспокойство и хочу вас успокоить: введение в ее организм лекарства, блокирующего образование тромбов, – всего лишь мера предосторожности против такого развития событий, которое крайне маловероятно. С вашей дочерью все будет хорошо. Она сейчас здесь только потому, что мы хотим оградить ее от любых, даже самых маловероятных осложнений.

– Вот видишь? – сказала Меган.

– К тому же посетителям не разрешается оставаться в палатах на ночь. Все они должны уходить в десять часов. Вы, конечно, можете остаться в коридоре, но, вероятно, будет лучше, если вместо этого поедете домой, выспитесь и вернетесь утром.

– Со мной все будет хорошо, – сказала Меган.

– Я остаюсь до десяти, – объявила мама.

– Ты же знаешь свою мать, – сказал папа и, поднявшись, положил руки на плечи дочери и поцеловал в лоб. – Я заеду за ней позже. До скорого.

– Поцелуй меня, если я уже буду спать, – попросила его Меган.

Он улыбнулся и кивнул.

– Я вернусь к завтраку, – пообещал он. – Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, – ответила Меган и почувствовала, как ее глаза наполняются слезами, когда папа, помахав на прощание, направился к двери.

Медсестра проверила показания мониторов, записала какие-то данные в таблицу, взяла у нее кровь на анализ и поменяла капельницу. Затем какое-то время поговорила с ее мамой в коридоре, так что Меган не могла их слышать.

От скуки девочка опять пролистала телевизионные каналы. Ничего интересного по-прежнему не шло, так что она оставила телевикторину «Рискуй», и телевизор продолжал работать как фон, пока она говорила с мамой. Меган спросила, сообщали ли кому-либо из ее подруг, что она попала в больницу, и мама ответила, что еще нет, но она даст им знать завтра, так что они смогут ее навестить. Затем девочка спросила, есть ли какие-то известия о дедушке, и мама сразу погрустнела и молча покачала головой.

После этого их прорвало, и они впервые по-настоящему заговорили о доме. Меган кое-что утаила, опасаясь, что если расскажет все, это может поставить остальных членов ее семьи под удар

Я убью вас обоих

и была почти уверена, что и мама что-то скрывает тоже, вероятно, по той же причине, однако они откровенно обсудили то, какие чувства вызывает у них этот дом, поговорили о разных мелочах, которые они видели или слышали, и о том, как все это нарастало и нарастало, пока не привело к катастрофе. Мама рассказала ей, что мистер Кортинес, учитель из старшей школы, снабдил ее массой информации об истории Джардайна, и, похоже, люди убивали здесь себя или многих других еще в те времена, когда на этом месте не было их нынешнего города.

– Нужно было съехать из этого дома, как только тебе это стало известно.

– Именно это я и сказала тогда твоему папе. Хотя справедливости ради нужно заметить, что это случилось только одну или две недели назад. К тому же кто знал, что какой-то псих вздумает покончить с собой у нас в гараже?

– Но ведь такие вещи случались в этом месте и прежде, – заметила Меган.

– Это верно.

– Значит, теперь мы продадим этот дом?

– Думаю, да. Если сможем. – Ее мама сделала паузу. – Но я бы чувствовала себя виноватой, если бы сбагрила его кому-то еще, а ты?

– Нет! – сразу же выпалила Меган и краем глаза увидела, как цифры на мониторе, отражающие ее сердечный ритм, начали быстро расти. Если бы медсестра не выключила звук, монитор бы сейчас, вероятно, прерывисто пищал. Она глубоко вздохнула, заставив себя успокоиться, потому что ей совсем не хотелось, чтобы сюда набежала куча врачей и медсестер, дабы выяснить, что с ней не так. – Нет, – повторила Меган уже тише. – Ведь мы не можем вернуться туда.

– Мы не вернемся, – заверила мама. – Просто… – Она покачала головой и попыталась улыбнуться. – Мы придумаем, что с ним делать.

Меган хотела спросить про своего дедушку. Это был самый главный вопрос, незримо повисший надо всем остальным. Но то ли потому, что сама она была всего лишь подростком, то ли потому, что ее мать была не готова обсуждать эту тему, поняла – мама не станет об этом говорить. Ни один из родителей не сообщил ей никаких деталей, но по тому, как они оба себя вели, Меган понимала – в исчезновении дедушки есть что-то пугающее и необъяснимое, и оно как-то связано с их домом.

Может быть – она хотела на это надеяться, – все еще наладится, и дедушка вернется самостоятельно, целый и невредимый.

Но Меган в этом сомневалась.

Они уже коснулись этого вопроса, и мама явно не собиралась к нему возвращаться. К тому же начались очередные серии сериала «Хор», и Меган хотела их посмотреть. Ее мозг устал от тревог, и сейчас она мечтала просто расслабиться и насладиться легким бездумным развлечением. Серии продлились два часа, и на это время Меган забыла обо всем, с удовольствием смотря даже рекламные ролики. После окончания «Хора» она опять пролистала каналы, прежде чем остановиться на повторе сериала «Офис», который нравился им обеим.

В десять часов вошел санитар, чтобы проводить ее маму из палаты. Пообещав вернуться рано-рано утром, она поцеловала Меган в обе щеки, а потом в лоб, «чтобы хранить мою доченьку во время сна», как делала всегда, когда та была маленькой, после чего они послали друг другу воздушный поцелуй, и мама, пятясь, вышла за дверь.

Чувствуя себя одиноко и немного грустно, Меган шмыгнула носом и вытерла слезы, навернувшиеся на глаза. Но тут почти сразу пришла медсестра, чтобы еще раз проверить показания мониторов, и, воспользовавшись судном, Меган вдруг ощутила крайнюю усталость. Она больше ничего не хотела смотреть, но все равно оставила телевизор включенным, убрав звук, пока не остался только белый шум.

Закрыла глаза и, убаюканная этим шумом, заснула.

Меган проснулась посреди ночи, обнаружив, что занавеска задернута не только слева от ее койки, но и справа, чтобы не давать ей видеть и слышать то, что происходит в коридоре, и чтобы она могла спокойно спать. Высоко на стене по-прежнему работал телевизор, но по нему не шел ни фильм, ни какая-либо передача, ни сериал. Вместо этого Меган видела перед собой белый экран, по которому слева направо двигались черные буквы.

Это было похоже на экран ее мобильного телефона.

Меган прищурилась, чтобы прочитать сообщение заспанными глазами, затем быстро потянулась к пульту. Нажала красную кнопку «Выключить» и жала ее опять и опять, но телевизор не желал выключаться.

Я же говорил тебе, Меган, повторялось снова и снова, я убью вас обоих.

Отчаявшись, она нажала на кнопку вызова медсестры.

Но, похоже, эта кнопка не работала тоже, потому что никто так и не пришел. Меган хотела встать с койки, выйти в коридор и найти кого-нибудь, кто мог бы ей помочь, но была подсоединена к мониторам, и через пластиковую трубку в вену на ее запястье по каплям вливалось лекарство.

По другую сторону занавески звук храпа прекратился.

А что, если этот старик умер?

Надо успокоиться. Слова на экране телевизора были всего лишь словами. Они не могли причинить ей вреда. Да, они могли напугать ее, но не больше. Меган заглянула в себя. Разве ей хочется порезать себя или как-то иначе нанести себе физический ущерб? Разве в ее голове бродят какие-либо подозрительные или необычные мысли? Нет.

Меган подняла глаза и снова взглянула на экран. Слова исчезли. По телевизору показывали рекламный ролик, демонстрирующий достоинства какого-то чистящего средства.

Возможно, все это было просто игрой ее воображения.

Она закрыла глаза и откинулась на подушку. Сама мысль о том, что эти слова, возможно, существовали только в ее голове, позволила ей забыть о них и заснуть опять. Почти моментально.

Ей приснился мужчина в желтой бейсболке, надетой задом наперед. Он находился в какой-то примитивной лачуге, в деревянной хижине без мебели и без окон, и жарил ее дедушку над огнем, горящим в углублении в центре пола, готовясь сожрать. Дедушка истошно кричал, его волосы и одежда уже сгорели, и с его все больше краснеющей кожи стекали пот и кровь и, шипя, лились в огонь. Он был привязан к чему-то вроде вертела, и время от времени мужчина в желтой бейсболке переворачивал его и тыкал вилкой, проверяя, достаточно ли он поджарен.

Когда Меган проснулась, занавески по обеим сторонам ее койки были отдернуты, храпящий старик исчез, а в окно струился солнечный свет. Она вызвала медсестру, воспользовалась судном, заказала завтрак, выдержала осмотр врача и услышала, что ее дела идут хорошо.

Кресла, стоящие рядом с ее койкой, были пусты и оставались пустыми еще долго. Меган то и дело переводила взгляд от них на дверь и обратно. Прошло десять минут. Пятнадцать. Двадцать. Полчаса. Сорок пять минут.

Принесли завтрак – хлопья с молоком, тосты, апельсиновый сок, – и она начала есть. Меган была встревожена, но притворялась перед самой собой, что это не так.

Наконец, сразу после того, как унесли ее поднос, пришла мама.

Она была одна.

И плакала.

Глава 33

В доме его бабушки и дедушки стало одиноко. Дедушка пропал без вести, Меган была в больнице, а мама сидела с ней. За ужином их было только трое: он сам, папа и бабушка. Папа купил пиццу, пытаясь хоть как-то поднять ему настроение, и позволил посмотреть по телевизору «Симпсонов» вместо выпуска новостей, но, по правде сказать, все это ничего не дало, а только расстроило его еще больше, заставило еще острее осознать, что все идет наперекосяк.

Джеймс так по-настоящему и не понял, что именно произошло с Меган. Он видел ее в ванной до того, как родители отвезли ее в больницу, и, судя по всему, она стащила с кухни острый столовый нож и сама резала им свои ноги. Может быть, сестра пыталась убить себя? Что бы произошло, если бы ее не застукала мама?

Это дом заставил Меган сотворить с собой такое?

Именно это Джеймс и хотел узнать, но, когда ездил к сестре в больницу, она все еще была без сознания, так что он не смог ничего у нее спросить. Он помнил, каково было ему самому, когда дом принуждал его копать, когда он был одержим ямами на заднем дворе, и чувствовал, что должен сказать Меган, что понимает ее, что знает, что с ней творится.

Джеймсу совсем не нравилось, что она резала себя даже здесь, в доме бабушки и дедушки. По его мнению, это могло иметь только два объяснения, и ни одно из них не сулило ничего хорошего. Либо то, что обитало в их доме, имело такую силу, что могло дотянуться до них и здесь и заставить делать все, что ему хотелось. Либо они сами уже были заражены и носили в себе частицы этой твари, нечто такое, что могло проявиться в любое время.

Оба эти возможные объяснения внушали ему ужас.

И во время ужина, и после Джеймс продолжал анализировать каждую свою мысль, каждое действие, а также все слова и действия папы и бабушки, пытаясь понять, нет ли в них каких-либо признаков того, что они находятся под каким-то чуждым влиянием или чем-то заражены. Никаких признаков ни того ни другого он не уловил, но это не уняло его тревоги. Ведь это могло случиться в любую минуту, и по мере того, как время шло, но ничего странного или пугающего не происходило, беспокойство Джеймса все нарастало. Прошли уже почти сутки с тех пор, как мама нашла в ванной истекающую кровью Меган, и он не находил себе места, ожидая, что нечто в этом же духе случится опять.

После «Симпсонов» начали показывать еще один мультсериал – «Царь горы», потом «Гриффинов», потом опять «Симпсонов», и наконец папа сказал ему, что пора ложиться спать.

Джеймс встал с дивана и посмотрел в противоположный конец длинного темного коридора. Именно там находилась гостевая комната, в которой он теперь жил.

– Я не хочу спать в той комнате, – сказал он.

Папа начал было что-то говорить, вероятно, что-то насчет того, что здесь ему нечего бояться, но ведь они оба знали, что это не так, и когда бабушка вдруг сказала, что Джеймс может спать в ее комнате – у нее и дедушки были отдельные кровати, – мальчик посмотрел на папу, и тот не стал возражать.

Папа пошел вместе с ним в гостевую комнату, чтобы он мог взять свою пижаму, и стоял за дверью ванной, пока сын переодевался. Бабушка постелила на кровать свежее белье и принесла из гостевой комнаты его одеяло. Джеймс сказал «спокойной ночи» папе и бабушке и крепко их обнял, затем лег в кровать, оставив открытой дверь в коридор, где продолжал гореть свет. Он долго не мог заснуть и все еще ворочался, когда час спустя пришла бабушка и легла в свою кровать. Джеймс притворился спящим и в конце концов все-таки уснул.

В кошмаре, который ему приснился, была уже полночь, и Джеймс снова был в их доме. Он встал с постели, поскольку ему хотелось пить, и пошел на кухню, чтобы налить себе стакан воды, что не имело никакого смысла – ведь он всегда держал рядом со своей кроватью бутылку с водой. Но все же попил из-под крана, а затем подошел к двери подвала, открыл ее и сошел по лестнице вниз.

Только теперь подвал вовсе не был жутким. Ухмыляющийся мужчина исчез, а то, что раньше вселяло такой ужас, судя по всему, куда-то ушло.

Теперь страшным был гараж.

Джеймс понял это сразу же, поднялся из подвала в кухню, вышел наружу и пошел по заднему двору мимо маленьких ямок, битком набитых трупами животных и сухими растениями, иссохшими донельзя и похожими на скелеты каких-то безобразных существ. Оба входа в гараж были открыты, и он был полон света, но даже этот свет был жуток, и Джеймс знал, что не должен входить туда в одиночку. Однако он это сделал и прошел по освещенному пространству прямо к лесенке, прикрепленной к стене. Верх лесенки тонул в темноте, и он не хотел подниматься в их с Робби штаб-квартиру, но ничего не мог с собой поделать и, перебирая руками, залез по перекладинам. Люк в потолке уже был открыт, и Джеймс высунул из него голову на чердак.

Теперь штаб-квартира выглядела совсем не так, как когда они с Робби были здесь в последний раз. От хлама, который они перенесли сюда, не осталось и следа, и вместо предметов, которые друзья подобрали в проулке и у мусорных баков на улице, комната была обставлена примитивной мебелью, вид у которой был такой, словно она появилась здесь из хижины какого-то поселенца, жившего лет двести назад. Теперь здесь стояли скамья, сделанная из расколотого бревна, стол, сколоченный из вытесанных вручную досок, медная ванна, полная воды, кресло-качалка, сбитое из сучьев, и низкая деревянная кровать с самодельным стеганым лоскутным одеялом, брошенным прямо на матрас. Ламп не было, но из щелей в полу сочился свет, из-за которого все это казалось еще более древним, странным и зловещим.

Джеймс хотел было спуститься, но знал, что должен что-то здесь сделать, поэтому собрался с силами и вылез из люка.

Идущий снизу свет создавал чудные тени на потолке и стенах, и поначалу Джеймсу казалось, что ему немного не по себе из-за них, однако потом вдруг осознал, что в комнате что-то движется. Огляделся по сторонам, пытаясь понять что.

Кресло-качалка.

Медленно и почти незаметно оно качалось. В нем никто не сидел, и тем не менее оно качалось, и его испещренная щелями тень качалась тоже, словно маятник, среди множества других, лежащих на потолке: туда-сюда, туда-сюда. Дерево скрипело, и в тишине этот скрип был единственным звуком, помимо его собственного дыхания.

Джеймсу ужасно не хотелось проходить мимо этого кресла, но он по-прежнему должен был что-то сделать и, призвав на помощь все свое мужество, двинулся вперед, не глядя на него, хотя все равно продолжал слышать издаваемый им скрип и видеть боковым зрением.

Скрип-скрип.

Его взгляд был устремлен на противоположную стену, на четырехугольную доску, которую нужно оторвать, чтобы открыть тайник.

Скрип-скрип.

Затем Джеймс прошел мимо кресла-качалки, и оно окончательно скрылось из виду.

Он присел на корточки у стены, постучал по доске кулаком и, когда она зашаталась, оторвал ее, потом нагнулся еще ниже и заглянул в тайник.

И увидел на кучке земли окровавленную голову своего дедушки.

Джеймс проснулся дома, в своей спальне.

Была ночь, свет нигде не горел, и он, растерянный, плохо понимал, что происходит. Ведь он должен был спать в комнате бабушки, и мгновение ему казалось, что он все еще просто видит сон. Затем Джеймс сел, почувствовал под собой свою собственную, такую знакомую кровать, разглядел в темноте очертания своих постеров к фильмам на стене, ощутил затхлый запах, который иногда появлялся в его комнате, когда дом слишком долго стоял с запертыми окнами и дверьми, и понял – он и в самом деле опять находится здесь.

Неужели он совсем один?

От этой мысли Джеймса объял ужас. Дом был достаточно жуток даже тогда, когда вся семья собиралась вместе. Но если сейчас здесь больше никого нет…

Может быть, это все-таки просто еще один сон.

Нет. Зачем пытаться обманывать себя? Он же точно знает – никакой это не сон. Как он сюда попал и почему – Джеймс понятия не имел. Но знал, что ему надо убраться отсюда как можно скорее. Он по-прежнему был в пижаме и бос, и, хотя в стенном шкафу у него все еще оставалась кое-какая одежда и он, вероятно, смог бы отыскать там пару старых кроссовок, не хотел терять драгоценное время на их поиски. Надо уходить прямо сейчас, и Джеймс поспешно соскочил со своей кровати и помчался сквозь тьму по коридору, сбежал по лестнице и ринулся к парадной двери и не смог открыть.

Он попытался отпереть замок, покрутил ручку, потянул ее на себя изо всех сил, но, что бы ни делал, дверь не поддавалась ни на дюйм.

Слева вдруг вспыхнул свет, и от неожиданности Джеймс вздрогнул всем телом. Бросил взгляд на гостиную. Горела только одна лампа, освещающая один-единственный участок стены, тот самый, на котором должна была бы висеть заключенная в рамку большая репродукция картины Винсента ван Гога из Лос-анджелесского окружного музея искусств, которая так нравилась его маме.

Должна была бы висеть… но не висела.

Ибо в раме виднелось гигантское, размером с постер, изображение Старой Девы, самой ужасной карты из этой страшной карточной игры, и она смотрела прямо на него. Глаза у нее были злобные, а рот тем не менее ухмылялся, сочетание, из-за которого ее лицо казалось совершенно безумным.

Откуда-то доносились звуки: непрерывные, надтреснутые, пронзительные, и Джеймс не сразу понял, что их издает само изображение Старой Девы.

И что это ее смех.

На его глазах Старая Дева вдруг начала раскачиваться из стороны в сторону, ее злобные глаза сделались светлее, брови поднялись, и наконец она приобрела вполне веселый вид. И почему-то стала еще страшнее. Джеймс, безуспешно покрутив ручку парадной двери в последний раз, побежал в сторону кухни, чтобы попытаться открыть заднюю. Если он не сможет сделать и это, то разобьет окно, чтобы выбраться наружу.

«Интересно, работает ли телефон?» – подумал он. Может быть, ему стоило бы позвонить папе и…

Джеймс споткнулся обо что-то, лежащее между коридором и входом в помещение для стирки, и отчаянно замахал руками, пытаясь удержаться на ногах и не упасть. В темноте наткнулся на стиральную машину и оперся на нее обеими руками, прежде чем обернуться и посмотреть, что же произошло.

Это был его дедушка.

Джеймс потрясенно вскрикнул. Голова старика находилась на месте, там, где ей и полагалось быть, совсем не так, как в том сне, но он не шевелился и, скорчившись, лежал на полу. Может быть, он умер? Джеймс подумал, что так оно и есть, но ему было страшно проверять, действительно ли дедушка мертв.

Внезапно он пошевелился, застонал.

От неожиданности Джеймс вздрогнул. И тут же вернулся назад, встал на колени и дотронулся до плеча старика.

– Дедушка? – Может быть, они сумеют выбраться отсюда вместе. – Дедушка?

Тот выбросил вверх костлявую руку, и его сухие, холодные пальцы вдруг крепко вцепились в запястье Джеймса. Мальчик попытался вырваться, но не смог, и тут его дедушка сел, оскалившись в безумной ухмылке. Пытаясь освободиться, Джеймс принялся кулаком молотить по руке, которая сжимала его запястье.

Вторая ладонь дедушки вдруг с силой ударила Джеймса справа по голове

Он расплакался. Это получилось непроизвольно. Боль была очень сильной, но это было не единственной причиной, по которой Джеймс сейчас плакал. На него нахлынули эмоции; эмоции, сути которых он даже не понимал. Но это не помешало ему продолжать бить дедушку кулаком и, пытаясь во что бы то ни стало вырваться из его хватки, ногтями царапать его старую холодную кожу.

Дедушка опять больно ударил его по виску и уху, так что в ухе зазвенело.

Рука, сжимавшая его запястье, разжалась, и теперь дедушка давал ему оплеухи уже обеими руками. Сильно, больно. Слева, справа, слева, справа…

Рыдая, Джеймс попытался отползти на коленях назад, но дедушка последовал за ним, продолжая бить его по ушам и улыбаться.

Вот только на самом деле это был вовсе не его дедушка. Он не понял, откуда это узнал, но теперь ему будет намного легче сделать то, что он должен сделать.

Джеймс бросился назад, стукнулся задницей об пол, тут же вскочил на ноги и изо всех сил пнул старика в лицо. Почувствовал, как от удара его пятки у того сломался нос, и подумал, что сейчас хлынет кровь. Но крови не было, только свернутый набок нос над все той же безумной ухмылкой.

Зато кровь текла из его собственных ушей. Из обоих сразу. Джеймс чувствовал, как она бежит по его шее. Он слышал все звуки приглушенно, хотя сейчас это было не так уж важно. «Интересно, – подумал он, – были ли удары достаточно сильными, чтобы непоправимо повредить слух?»

Дедушка начинал вставать с пола, и Джеймс, пнув его еще раз, побежал на кухню. Как он и ожидал, замок задней двери заело точно так же, как и замок парадной. На сей раз у него было куда меньше времени, чтобы попытаться открыть эту вторую дверь, потому что за ним гнался дедушка, но он довольно сильно тряс ее и тянул на себя, чтобы понять – даже будь у него времени достаточно, это, вероятно, все равно не изменило бы ничего.

Джеймс вбежал в столовую, сознавая, что дом превратился в подобие запертой шкатулки, а сам он оказался в западне, из которой ему не выбраться. Скорее всего, дедушка рано или поздно поймает его. Если бы только он смог разбить окно или позвонить… Но старик все время был рядом, и Джеймсу не хватило бы времени ни на то ни на другое, единственное, что он еще мог делать, – это убегать.

Ему очень не хотелось бежать через гостиную, но выбора не было, и Джеймс промчался мимо заключенной в раму Старой Девы, не глядя на нее, но слыша ее надтреснутый пронзительный смех, который не заглушали ни его тяжелое дыхание, ни шлепанье его босых ног.

Он точно не побежит наверх – уж там-то он наверняка окажется в капкане, – и Джеймс выбежал обратно в коридор, чтобы описать круг. Вот только коридор стал другим, не таким, каким был, когда он мчался по нему всего минуту назад. Стены потемнели, пол тоже, и появилась еще одна дверь – прямо перед дверью в спальню его родителей, которая только что была открыта, а сейчас вдруг оказалась заперта.

Джеймс боялся забегать туда, где еще не был этой ночью, и, словно маленький ребенок, продолжал бегать по кругу – коридор, помещение для стирки, кухня, столовая, гостиная, опять коридор – и все время оглядывался и прислушивался, чтобы проверить, продолжает ли дедушка за ним гнаться. Ему не хотелось, повернув за угол в очередной раз, обнаружить, что старик поменял направление и уже поджидает его впереди. Нет, он все еще был сзади, и Джеймс, ускорив бег, из помещения для стирки вылетел в кухню.

Через окно увидел, что уже светает, а значит, скоро наступит утро. Когда папа обнаружит, что сын пропал, то сразу догадается, где он, приедет сюда и спасет его.

Ему же нужно сделать только одно – остаться в живых до его прихода.

Папа спасет его.

Джеймс опять бежал по столовой, по гостиной, где смеялась Старая Дева.

«Дверь подвала запирается на замок», – внезапно вспомнил он. То, что приняло облик его дедушки, возможно, способно взламывать замки или даже не обращать на них внимания, проходя сквозь стены, но есть шанс, что это ему не под силу, так что если он, Джеймс, сумеет добраться до подвала и запереться там, то, возможно, будет в безопасности. Хотя бы на короткое время.

Стоило попытаться использовать этот шанс.

Джеймс снова вбежал в коридор так быстро, как только мог. На сей раз, когда он забежал за угол, оказалось, что в коридоре осталась только одна дверь – в помещение для стирки. Мальчик промчался мимо нее, резко затормозил перед дверью в подвал и рванул на себя. Она легко отворилась, и Джеймс быстро вошел внутрь и включил свет, так же быстро закрыл за собой и неловкими пальцами повернул круглую ручку американского замка так, чтобы он защелкнулся.

Но всякая надежда, которая еще оставалась у Джеймса, что он сумел нырнуть в подвал незамеченным, исчезла без следа, когда, пока он спускался по лестнице, наружная ручка громко лязгнула. Едва Джеймс добрался до пола, как его дедушка – а вернее, то, что завладело его дедушкой – с силой ударило в дверь снаружи, пытаясь сломать ее. Дом был стар, и дверь в подвал была толстой и прочной, так что Джеймс не особенно опасался, что у такого старика, как его дедушка, хватит сил взломать ее. Но тут вспомнил стальную хватку холодной руки, обхватившей его запястье, и понял – хотя это и не слишком вероятно, это тем не менее возможно, и начал лихорадочно оглядываться, пока не увидел коробку достаточно большого размера, чтобы за ней можно было спрятаться. Он отодвинул в сторону набитый битком большой пластиковый пакет для мусора, забрался за коробку, задвинул пакет обратно и, опустившись на корточки, начал ждать.

Папа придет. Папа найдет его. Папа его спасет.

Джеймс знал, что спасет.

Он был в этом уверен.

Глава 34

– Где он? – кричала Клэр на свою мать.

– Не знаю! – рыдая, ответила та.

Между ними встал Джулиан.

– Думаю, мы все знаем, где он сейчас.

– Я еду туда! – Изо рта Клэр брызнула слюна, когда она, охваченная истерикой, стремительно развернулась и бросилась к парадной двери. – Я его найду! Я…

Джулиан схватил ее за плечи.

– Прекрати! – приказал он. – Возьми себя в руки. – Сам он тоже лишь с трудом сохранял способность мыслить здраво, но кто-то ведь должен не давать ситуации окончательно выйти из-под контроля. – Ты нужна Меган! Отправляйся в больницу и постарайся сделать так, чтобы с ней все было в порядке! – Повернулся к своей теще. – А ты, Мэриан, оставайся здесь на тот случай, если вернется либо он, либо Роджер, либо… – Его мозгу было не под силу придумать, как закончить это предложение, и он просто оборвал его.

Мэриан вытирала глаза.

– А что станешь делать ты?

– В дом я поеду сам. Я разыщу Джеймса и привезу обратно.

Клэр все еще билась в истерике.

– Ты не смог отыскать там моего отца! А что, если ты не сумеешь отыскать и Джеймса? Что, если…

– Чем дольше я буду торчать здесь, тем больше времени мы потеряем. Езжай! Возьми фургон. А я возьму машину. – Джулиан не стал ждать ответа, но его голос и вид были столь решительны, что Клэр даже не стала пытаться с ним спорить, а вместо этого обратилась к своей матери, велев той позвонить в больницу, едва только Джеймс вернется.

Джулиану хотелось попрощаться с Клэр, поцеловать, сказать, что он ее любит, но понимал – любой намек на то, что возвращение Джеймса может пройти не как по маслу, подорвет ее уверенность в том, что все будет хорошо, и она, вполне возможно, снова утратит над собой контроль, – поэтому, закрывая за собой дверь, так ничего ей и не сказал.

Последнее, что Джулиан увидел, прежде чем выйти из дома, была Клэр, обнимающая свою мать.

Затем он поспешил к припаркованной на подъездной дороге «Хонде Сивик» родителей своей жены. Сел в нее, задом выехал на улицу и помчался по ней, надеясь, что сумеет найти Джеймса. И что, когда это случится, его сын будет жив.

Папа!

Джулиан заставил себя выкинуть эту мысль из головы.

Движение в городе оказалось куда более плотным, чем он ожидал, и всякий раз, подъезжая к светофору, он натыкался на красный свет. Несколько раз Джулиан ловил себя на том, что в отчаянии и бессилии бьет по рулю, потому что не успел проскочить на желтый, гадая, не стала ли эта очередная задержка роковой, или же думая, что если бы он проехал на красный, его остановил бы коп и выписал штраф, что отняло бы еще больше времени.

На всякий случай Джулиан решил все-таки не нарушать правил, но, проезжая по городу, волновался все больше, и ему казалось, что эта короткая поездка длится целую вечность.

Наконец он свернул на Рэйни-стрит. Все участки выглядели так, словно с тех пор, как их покинули жители, прошло не несколько дней, а уже несколько месяцев. На подъездных дорогах не было машин, а каждое дерево, куст, цветок и травинка засохли и были мертвы.

Его собственный дом стоял в середине квартала, и Джулиан понимал – хотя во всех домах вокруг либо обитает нечто, либо они заражены, центром всего этого является именно его участок; именно там находится корень зла, породивший весь этот кошмар.

Он заехал на свою подъездную дорогу, открыл дверь машины. Вокруг царила мертвая тишина, и, едва выйдя на улицу, Джулиан ясно услышал крик своего сына.

– Папа!

Все происходило как в том сне, и, объятый ужасом, думая, что сон был предвестием того, что произойдет сейчас, он побежал по подъездной дороге, огибая дом. Но в середине заднего двора никакой ямы не было.

– Папа!

Голос доносился изнутри дома, хотя каким образом он мог звучать так ясно и громко, Джулиан не понимал. Ему вдруг пришло на ум, что, быть может, это кричит вовсе не Джеймс, но ему никогда не узнать, так это или нет, пока он не проверит сам, и Джулиан, пробежав по патио, распахнул заднюю дверь и ворвался на кухню.

– Папа!

Голос Джеймса доносился из подвала, и Джулиан бросился к нему, полный нехорошего предчувствия, потому что помнил, что там на глазах у Клэр творили Пэм и ее муж.

– Джеймс! – крикнул он. – Я иду к тебе!

Дверь была заперта. У него не было ключа от этого замка – он даже не был уверен, что от него вообще есть ключ, – и начал бить по ней ногой, изо всех сил ударяя каблуком по металлической пластинке, обрамляющей круглую выпуклую ручку и замочную скважину. Джулиан сомневался, что от этого будет хоть какой-то толк – ведь дверь открывалась наружу, – но после двух мощных ударов каблуком услышал, как замок лязгнул, и, попытавшись открыть снова, почувствовал, что цель близка.

– Папа!

– Иду! – завопил Джулиан. Опять изо всех сил ударил по двери ногой. И еще раз. И на сей раз она распахнулась.

Внизу уже горел свет, и, торопясь по лестнице вниз, Джулиан увидел, что все пакеты и коробки, полные вещей, которые они с Клэр сложили в подвале, исчезли без следа. На полу было только одно.

Яма.

Такая же, как и в его сне, хотя теперь она зияла не снаружи дома, а внутри. Это противоречило всякой логике, но это было именно так, и Джулиан стремительно сбежал по оставшимся ступенькам, с ужасом осознавая, что крики его сына прекратились и в подвале царит тишина. Он мог слышать собственные шаги и буханье сердца в своих ушах, но больше ничего.

Джулиан быстро преодолел несколько футов до края ямы и посмотрел вниз. На расстоянии вытянутой руки от поверхности пола висел Джеймс, но он не цеплялся отчаянно за тонкий торчащий корень, как это было во сне, а зацепился за него задней частью куртки своей пижамы.

Джулиан тут же бросился на пол и протянул руку вниз, чтобы схватить мальчика. В отличие от сна, смог уцепиться за пижамную курточку. Начал было тянуть сына вверх, но вдруг понял, что Джеймс, вполне возможно, слишком тяжел, чтобы он мог вытащить его одной рукой. А ткань пижамы могла порваться. И, подвинувшись вперед, Джулиан опустил в яму обе руки, схватил сына за подмышки и, с усилием заставляя себя отползать, вытянул на поверхность.

Он растянулся на бетонном полу, прижимая мальчика к себе и чувствуя, как по щекам текут слезы. Прошло несколько секунд, прежде чем Джулиан осознал, что тело Джеймса в его объятиях лежит неподвижно, и на мгновение у него замерло сердце, ибо он подумал, что не сумел спасти его, что сын мертв. Но тут ощутил под своими руками слабое шевеление и, присмотревшись, увидел, как подрагивают веки – Джеймс был жив. Однако все лицо его покрывали синяки, а в ушах запеклась кровь. И он был без сознания.

Джулиан встал, нагнулся и поднял Джеймса на руки, как делал всегда, когда тот был маленьким. Но теперь его сын давно вырос и был слишком тяжел, чтобы Джулиан мог спокойно подняться с ним по лестнице. Но он все же сумел это сделать.

Джулиан ожидал, что ему придется преодолевать препятствия, ожидал, что нечто будет пытаться остановить его, но ему было позволено без помех добраться до верха лестницы, пройти через кухню и беспрепятственно покинуть дом.

Джеймс становился все тяжелее, и Джулиан, неся его к машине и шатаясь под его весом, не переставал говорить с ним, надеясь получить хоть какой-нибудь ответ. Ответа все не было, но он не оставлял своих попыток, спрашивал Джеймса, как он, просил очнуться и продолжал это делать, даже когда на время поставил обмякшее тело сына на ноги и прижал к себе, чтобы открыть заднюю дверь.

Déjà vu.

За последние два дня ему приходилось уже во второй раз проделывать это с одним из своих детей, и это снова было так же ужасно и пугающе, как и в первый. Уложив Джеймса на заднее сиденье, Джулиан быстро сел за руль, вывел «Хонду» с подъездной дороги и направился прямиком в больницу.

Это было déjà vu не только из-за того, что произошло с Меган. Джулиан подумал о том, как отчаянно звал его на помощь Джеймс.

– Папа!

Почти совсем так же, как Майлс.

Но он не был Майлсом.

И он был жив.

* * *

Джулиан сказал жене неправду.

Как только ему сообщили, что с обоими его детьми все будет хорошо, он оставил Клэр в больнице, сказав ей, что едет за айфоном Меган и приставкой Джеймса, чтобы у них были какие-то развлечения, помимо просмотра телевизора. Но на самом деле он не собирался возвращаться в дом родителей Клэр и что-то оттуда забирать.

Он возвращался в свой дом.

У Джулиана не было никакого плана, он понятия не имел, что именно будет делать, но в последние двадцать четыре часа все, что ему уже было известно, все, что он узнал, все, что увидел, постоянно, словно водоворот, крутилось в его голове, и Джулиан был уверен – разгадка где-то рядом, надо только отыскать к ней ключ. Быть может, если он вернется в дом, это как-то подтолкнет его мозг, подаст ему необходимую мысль, поможет сообразить, что он должен делать. Потому что его тесть пропал, а сын и дочь находились в больнице. На этом все должно и закончиться. Он должен положить этому конец. И должен сделать это сейчас. Пока не произошло что-то еще более ужасное.

Джулиан думал о том, чтобы попросить Рика пойти вместе с ним. Было бы неплохо иметь там какую-то моральную поддержку, а в придачу к ней еще и физическую. Но нет, он не станет втягивать во все это еще одного человека. Уже и так пострадало слишком много людей. Он должен все сделать сам.

Но едва эта мысль пришла ему в голову, Джулиан осознал, насколько она глупа. Полицейские не борются с преступниками в одиночку. Пожарные тоже не тушат пожары, оставаясь с огнем один на один. Теперь он также понимал, что эта мысль родилась отнюдь не в его собственном мозгу. Она была внушена ему извне. Однако Джулиан не стал ей противиться, не замедлил скорости, не позвал не помощь ни Рика, ни Патрика, а только нажал на газ, чтобы добраться до дома быстрее.

Его мобильник зазвонил. Джулиан взял его, взглянул на входящий номер и автоматически ответил, сказав:

– Алло? – прежде чем до него дошло, что звонок пришел из их собственного дома.

– В следующий раз я доберусь до них обоих. И до Меган, и до Джеймса. И до твоей женушки тоже. Ты получил мою записку? Я изнасилую ее – буду насиловать ее в зад, так, как ей больше всего нравится…

Джулиан отключил телефон и бросил на пассажирское сиденье рядом с собой. Он не узнал голоса звонившего, но ему показалось, что это мог быть Джон Линч. Впрочем, кто бы это ни был, звонок отнюдь не отпугнул его, не отвратил от его намерений, а только еще больше укрепил его решимость как можно скорее вернуться в дом.

Именно этого оно от тебя и хочет, – шепнула ему та часть его сознания, которая руководствовалась логикой, но Джулиан проигнорировал это предостережение и несколько минут спустя свернул на Рэйни-стрит. Заехал на свою подъездную дорогу

déjà vu

и вышел из машины.

На сей раз он смог войти через парадную дверь.

В доме было темно, будто в пещере. Его глаза не сразу привыкли к этому сумраку, а когда наконец адаптировались, Джулиан увидел, что внутренность дома изменилась. И дело было не только в том, что предметы мебели сдвинулись и поменялись местами? – изменилось и расположение комнат. Сейчас он должен был стоять в прихожей, и перед ним должны были быть гостиная и коридор. Однако вместо них Джулиан видел перед собой свой собственный рабочий кабинет. А в дверном проеме в стене напротив маячила кухня.

Он вошел в кабинет. В комнате царил разгром. Книги и бумаги, пластинки и компакт-диски были разбросаны по всему полу. Стены были разрисованы широкими полосами чего-то коричневого. «Дай-то бог, чтобы это был шоколад», – подумал он. На его рабочем столе возвышалась небольшая кучка каких-то обломков, а компьютер был включен. В сумраке монитор светился белым светом, и сначала Джулиану показалось, что на нем написаны какие-то слова, но, подойдя ближе, увидел, что это просто случайный набор букв. Бессмыслица.

А может быть, и нет. В том, как чередовались согласные и гласные, вроде бы чувствовалась какая-то система, и Джулиану пришло в голову, что, возможно, это другой язык, истинный язык твари, обитающей в доме.

Вот именно.

Джулиан вздрогнул и посмотрел наверх. Были ли эти слова произнесены на самом деле или же они прозвучали только в его голове? Как бы то ни было, их сопроводил порыв ветра, подувший из камина, который теперь почему-то находился не в гостиной, а напротив его рабочего стола. Прищурясь, Джулиан вгляделся в сумрак, попытавшись различить то, что таилось в камине, который, как ему показалось, уходил вбок далеко за пределы дома, хотя это было не более чем смутное ощущение, поскольку тьма в прямоугольном углублении топки была кромешной.

Наружу снова вырвался поток воздуха, но на сей раз Джулиан смог его увидеть. Это не было дымом, хотя эта штука и клубилась. Это скорее походило на руку или щупальце, возможно, нечто вроде жидкой, текучей выпуклости амебы. Оно не имело своего собственного цвета, но в точности принимало расцветку того, что его окружало, так что нижняя его часть была того же цвета, что и пол, а верхняя половина имела точно такую же окраску, как и стена, вплоть до всех этих необъяснимых коричневых полос.

Это было то же не имеющее формы существо, которое напало на Джулиана в гостиной перед тем, как он переехал в дом родителей Клэр, та же злобная тварь, которая попыталась убедить его покончить с собой. Больше она не походила на тень толстяка, и Джулиан чувствовал, что сейчас она ближе к своему истинному облику. Хотя возможно, что и нет. Он помнил, что из прикосновения той холодной призрачной руки ему стало ясно – это существо постоянно видоизменяется, все время становится чем-то иным, принимая свойства своего последнего приобретения. Быть может, с того последнего раза оно изменилось. Быть может, теперь оно выглядит именно так.

Стал ли его частью отец Клэр?

– Роджер? – неуверенно сказал Джулиан.

Никто ему не ответил, и ничего не изменилось. Из камина продолжал дуть ветерок, и колышущееся, словно состоящее из некой жидкости щупальце двигалось все вперед и вперед, заставляя Джулиана пятиться, пока он не оказался у самой стены и ему уже некуда стало отступать.

Он ощутил знакомый запах плесени и земли, а затем существо дотронулось до него. Холодно. И вновь Джулиан почувствовал древность этой твари – и в то же время ее новизну. В ней присутствовал призрак Джона Линча, хотя на сей раз он уже не казался таким доминирующим, как прежде. Тварь постепенно поглощала его, вбирала в себя. Каких-либо признаков, свидетельствующих о том, что в ней присутствует и отец Клэр, Джулиан не ощутил. «Интересно почему», – подумал он и тотчас получил ответ: «Потому что Роджер был убит, а не покончил с собой».

Теперь Джулиан понимал, почему эта тварь явилась ему, показала себя и почему открыла ему свою сущность. Она пыталась соблазнить его, заманить, давая понять, что если он убьет себя и вольется в нее, то станет главенствующей силой, хозяином положения, предлагая ему в качестве стимула свое могущество.

Разумеется, как и прежде, первым его побуждением было сказать «нет», однако…

Но вместо этого Джулиан сделал мысленную паузу, отодвинувшись от холодного прикосновения щупальца и подойдя к боковому краю своего рабочего стола. Тварь могла бы не отпустить его, не прервать своего контакта с ним, но знала, в каком направлении устремились сейчас его мысли, и давала ему возможность подумать.

Джулиан лихорадочно соображал.

Ему только что пришло в голову сделать из себя камикадзе, и он не знал, что это – вспышка гениальности или безумия, но думал сейчас о том, что если водителем этого автобуса станет он сам, если сможет взять эту тварь под свой контроль, то, возможно, сумеет уничтожить. Возможно, сумеет заставить ее саму совершить самоубийство. Джулиан понятия не имел, осуществимо ли это вообще и каким образом он будет это делать, но рискнуть стоило.

Разумеется, ему совсем не хотелось умирать. Ведь у него было так много всего, ради чего стоило жить. Но эта тварь уже убила его тестя и напала на его детей. Он должен остановить ее. Джулиан вспомнил, как это существо предложило ему убить себя в первый раз. Когда он отказался, оно напало на него и избило. По какой-то непонятной причине он нужен этой твари, и Джулиан знал – во второй раз она не позволит ему сбежать. Если он откажется опять, она его прикончит.

Он умрет при любом раскладе.

Умрет.

Рассудком Джулиан понимал, что это значит. Но его эмоции на это еще не отреагировали, что, вероятно, было к лучшему.

Из камина опять подул ветер, и колышущееся щупальце начало приближаться к нему снова, видимо, решив, что у него уже было достаточно времени подумать. Джулиан отступал, наступая на листки бумаги, на книги, на пластинки. Тварь следовала за ним, принимая расцветку его рабочего стола, потом компьютера, потом кучки обломков.

Возможно, ему и не удастся убить ее, но он хотя бы не даст ей причинить вред его семье.

В следующий раз я доберусь до них обоих. И до Меган, и до Джеймса. И до твоей женушки тоже.

Этого не будет никогда. Он этого не допустит.

Собственно говоря, Джулиан может вообще помешать этой твари причинять вред. Кому бы то ни было. Может сделать так, чтобы она впала в спячку, чтобы никак не воздействовала на людей, не селилась в домах.

У него нет иного выбора. Другого способа просто не существует. И кроме него, это сделать некому.

Ради этого стоит принести себя в жертву.

Щупальце коснулось руки Джулиана, еще более холодное, чем лед, и едва оно уловило его решение, как в ту же секунду дом снова обрел нормальный вид. И даже более чем просто нормальный. Впечатление было такое, словно каждый квадратный дюйм был мгновенно приведен в порядок какой-то профессиональной клининговой фирмой.

Все вернулось на свои места, окна были девственно чисты, все деревянные поверхности блестели, металл сиял. Джулиан больше не находился в той несуразной пародии на свой кабинет, в которую вошел вначале, нет, теперь он стоял в прихожей, глядя на идеальную версию их семейной гостиной. Из камина больше ничего не выползало, ничем не веяло, и Джулиан больше не чувствовал, что в доме есть кто-то еще. Не знай он, как обстоят дела на самом деле, мог бы подумать, что это образцовое гнездышко некой образцовой семьи и что призраков, чудовищ и всяких ночных ужасов просто нет в природе.

Повинуясь порыву, Джулиан прошел в гостиную и посмотрел в фасадное окно. Трава на лужайке была зеленой, дерево одето густой листвой, и оно стало еще тенистее, чем прежде.

Дворы домов напротив также ожили и приняли свой прежний вид.

Повернувшись, Джулиан увидел приведенную в идеальный порядок столовую и виднеющуюся за ней кухню.

Теперь, когда он принял решение, ему отчаянно не хотелось его выполнять. Его эмоции наконец проснулись, и на него всей своей тяжестью обрушился весь трагизм того, что он собирался сделать. И теперь Джулиан желал одного – увидеть свою семью. Но если он попытается уйти, то будет убит. Об этом ему говорило чутье, он знал – это случится наверняка. Несмотря на обманчивое затишье, царящее в глазу бури, окружающая его сейчас идеальная картинка будет сохранена только в том случае, если он сделает то, что пообещал этой твари. Стоит ему чуть отступить в сторону – и она его убьет.

Однако в его распоряжении еще оставалось немного времени, и Джулиан подошел к шкафу в столовой, в котором Клэр хранила коробки с фотографиями, которые еще не успела распределить по альбомам. Он достал с полки верхнюю коробку, поставил на стол и начал рассматривать снимки.

Увидел фото Меган, сделанное, когда ей было пять лет, – на Хеллоуин она оделась как принцесса Жасмин из диснеевского мультика «Аладдин»; увидел фото Джеймса, которое было сделано, когда ему было три и на котором он с гордым видом стоял перед фортом, возведенном им из диванных подушек. Здесь были фотографии, сделанные во время визита к Санта-Клаусу, во время семейного посещения зоопарка в Альбукерке и во время празднования различных дней рождений. Джулиан нашел снимок, о котором совсем забыл, – он и Джеймс на окружной ярмарке, съезжающие по супергорке. Глаза Джулиана застилала пелена слез, и он почувствовал, что еще никогда не любил своих жену и детей так сильно, как сейчас.

Он осознал, что никогда не увидит, как растут Меган и Джеймс, не придет на их свадьбы, никогда не увидит их детей. Не увидит и не узнает целого мира, целой жизни. Джулиана охватило чувство утраты, такое острое, что он уронил фотографию на стол и решил не разглядывать остальные.

«Пора», – решил он.

Надо только придумать, как это сделать.

О том, чтобы повеситься, не могло идти речи. Джулиан боялся уходить из жизни таким способом, к тому же если бы он повесился, это нанесло бы его семье самый жестокий удар из всех, какие только возможны. Ведь тогда одному из его родных пришлось бы найти его висящее тело, и этот образ преследовал бы его или ее до конца жизни.

Заколоться тоже было паршивой идей, да и он, вероятно, не сумел бы этого сделать.

«То, что говорится в старой песне группы M*A*S*H, неправда, – подумал Джулиан. – Самоубийство отнюдь не безболезненная штука».

Наверное, наилучшим вариантом будет яд. Или передозировка.

Он прошел на кухню и осмотрел полку, где они держали таблетки и витамины. Нашлась пара бутылочек с лекарствами, которые прописывал детям врач, когда они болели зимой, но снотворного или других сильнодействующих средств в их семье не было. Под мойкой Джулиан обнаружил щелочное средство для прочистки канализационных труб, а в помещении для стирки – отбеливатель, но был не уверен, что они смогут его убить. Возможно, его сразу же вырвет, после чего он очнется в больнице и ему придется долго объясняться.

Джулиан снова вернулся к кухонной полке и обнаружил полную бутылочку ибупрофена, а также бутылочку детского аспирина, который Клэр заставляла его пить вместе с витаминами. Можно ли принять смертельную дозу этих таблеток? На этикетке пузырька с ибупрофеном имелось предостережение: «При приеме дозы, превышающей предписанную, увеличивается риск инфаркта или инсульта».

Есть.

Это было произнесено тем же самым голосом, который он уже слышал.

Джулиан взял ибупрофен и застыл. Значит ли это, что тварь может читать его мысли? Возможно, что да. Из чего следует, что она, быть может, знает, что он собирается сделать, и это ее не беспокоит. Означает ли это, что его план обречен на провал?

Он нарочно переключил свои мысли на другие темы: стал думать о цене на бензин, о цифрах рейтинга президента, которые давали опросы, стараясь не обращаться мыслями к тому, что действительно было важно. На секунду подумал было о том, чтобы сбежать – пулей вылететь из дома и помчаться по улице. Но знал – из этого ничего не выйдет. Джулиан уже испытал силу этой твари. Ее мощь так возросла, что она смогла физически изменить внутренность его дома. На сей раз она убьет его еще до того, как он сможет выбежать за дверь.

А потом возьмется за Клэр, Меган и Джеймса.

Нет, он должен положить этому конец раз и навсегда.

Джулиан достал из сушки над мойкой стакан, наполнил водой и открыл пузырек ибупрофена. Пузырек был почти новым. На этикетке говорилось, что в нем сто таблеток. Он высыпал несколько на ладонь и проглотил их, запив водой. Потом проделал это еще раз. И еще, и еще, пока пузырек не опустел. Ничего пока не чувствуя, Джулиан прошел через столовую и перешел в гостиную.

Он думал о том, чтобы написать предсмертную записку, в которой ясно и недвусмысленно объяснит свои мотивы, чтобы ни у кого не возникло ни вопросов, ни недопонимания, чтобы ни Клэр, ни дети не винили в его смерти себя. Им и без того придется тяжело, так что не надо взваливать на них дополнительное бремя, не надо, чтобы они мучились от непонимания и чувства вины. Но не мог терять на это время. Он должен был действовать быстро, должен был успеть до того, как оно раскусит его план. Поэтому Джулиан и старался все время держать свои мысли под контролем, не думать о том, что собирается сделать, сосредоточив сознание на второстепенных вещах. Его план сработает, только если у него будет возможность его осуществить, если он сумеет сохранить элемент внезапности. Нельзя терять драгоценные секунды, сочиняя письмо семье – и нельзя объяснить в нем то, что он хочет, потому что тогда оно тоже узнает, что у него на уме.

К тому же Клэр и дети не узнают, что он совершил самоубийство. Они будут думать, что его убила тварь, живущая в их доме. И как бы тяжело им ни было это принять, это все равно будет лучше, чем правда.

Джулиан посмотрел налево. На полке буфета стояла фотография Клэр и детей, которую он сделал на фестивале воздушных шаров несколько лет назад. Волосы Клэр были длиннее, чем теперь, и она была одета в джинсовые шорты, которые сейчас на нее уже не налезали, и футболку, которую ее сестра привезла ей из Санта-Фе. У Джеймса не хватало двух передних зубов, а Меган улыбалась той простодушной улыбкой, которая была ей свойственна прежде, но которую она утратила уже несколько лет назад. От вида этой фотографии Джулиану стало еще хуже – теперь он грустил не только о том, что ему предстояло потерять, но и о том, что он уже потерял.

Он вынул из кармана фото Майлса и поставил рядом со снимком Клэр и детей. Теперь Майлс стоял рядом с Джеймсом, и сразу же было очевидно, что эти двое – братья.

Джулиан заплакал. Слезы жгли его щеки, и он тяжело опустился на диван, почувствовав, как сердце в его груди как-то странно екнуло.

Каковы были последние слова, которые он сказал Клэр? Он не сказал ей: «Я люблю тебя», хотя должен был сделать именно это. Вместо этого произнес что-то житейское, прозаичное, что-то вроде: «Я вернусь, как только смогу» или «Может быть, ты хочешь, чтобы я привез что-то еще?».

Он должен позвонить ей прямо сейчас и сказать, что любит. Но его мобильник остался в машине, где он бросил его на сиденье, и, если даже телефоны в доме работают, в чем Джулиан сомневался, вряд ли его пальцы сейчас способны набрать ее номер. У него было такое ощущение, словно они стали толстыми, как слишком туго набитые колбаски, и, когда он попытался пошевелить ими, осознал, что не может этого сделать.

Его левая рука не двигалась совсем.

Когда зрение затуманилось и он начал угасать, посмотрел на фотографии своей жены, дочери, сыновей. По его щеке скатилась последняя слеза.

«Прощайте», – подумал Джулиан.

Глава 35

Ему было трудно.

Он больше не был самим собой. Его самого больше не существовало. Он старался сориентироваться, старался вспомнить, чем он был раньше, и сообразить, чем стал теперь. Он был частью чего-то, но терялся в этой массе, плыл по ее воле, ничего не видя и сохранив только самое примитивное чутье. Затем почувствовал прикосновения и начал прикасаться сам, в него и сквозь него потекла энергия, соединяя его со всем тем, частью чего он теперь был. То, во что он влился, было огромно и могуче, и он ощущал внутри его противоречащие друг другу воли тех, кто стал его частью до него. Он был ими, они были им, и хотя эта новая форма его существования была громоздкой и почти неуправляемой, он был полон решимости овладеть ей, захватить над ней полный контроль. Сделать это было жизненно необходимо, хотя он и не помнил почему.

Он вытянулся в сторону, напрягся.

Времени здесь не существовало. Возможно, прошли секунды, возможно, минуты, или часы, или дни, или месяцы, или годы. Все происходящее могло иметь место сегодня, либо завтра, либо вчера.

Но вдруг…

Он увидел свой дом. Он был в нем, вокруг него, был его частью. Он знал, где он сейчас, и что он собой представляет, и почему находится здесь, а не где-то еще. В гостиной его тело все еще лежало на диване, и он позаботился о нем, заставив его исчезнуть, чтобы никто не смог его найти, чтобы его семье не пришлось видеть его труп.

Его семья.

Клэр.

Меган.

Джеймс.

Он мгновенно осознал, что с ними было сделано и что с ними намеревались сделать. Впервые после того, как он стал тем, чем был теперь, он понял, что должен сделать.

Он вспомнил все.

Но по-прежнему не понимал, как это сделать. Он не мог застрелиться, не мог спрыгнуть вниз с моста, не мог даже наглотаться таблеток или принять яд, как сделал раньше.

Интересно, насколько велика его сила? Он потянулся, увидел улицу перед домом, ощутил остальные дома в квартале. Мимо ехала полицейская машина, и он прикоснулся к ее водителю, вложил в его голову мысль о том, что нет ничего необычного в зрелище всех этих необитаемых домов и пустых дворов.

Насколько далеко он вообще может простереться? Может ли дотянуться до больницы? Разумеется, может. Меган заставили резать себя, а Джеймс был унесен сюда из дома его бабушки и дедушки. Значит, ему надо продвинуться дальше, надо растянуться как можно больше.

Пока то, из чего он состоит сейчас, не разорвется.

В этом и заключалась суть. Из всего того, чем он сейчас был, от всех тех, кто внутри этого присутствовал, он знал – именно связь с этим домом, с этим местом дает всей этой массе жизнь и силу. Он должен уйти отсюда, должен порвать все связи с этим местом. Если он сможет удалиться отсюда, то сможет лишить эту тварь источника ее энергии. Это будет все равно что выдернуть вилку из розетки. Что бы здесь ни осталось, оно рассеется и уплывет прочь.

Он уже чувствовал, как они все сопротивляются. Джон Линч. Джим Суонсон. Тот, кто был до него, и тот, кто был прежде…

Ему надо было сохранять контроль над всеми ними. Это было нелегко, но возможно. Он был здесь самой новой и самой могучей силой, и то, во что он влился, стало теперь тем, чем стал он. Они были одним целым; именно так все это работало, и он приглушил все остальные голоса, удаляясь все дальше от дома, от улицы, двигаясь через весь город.

Растягиваясь все больше и больше.

Глава 36

Огни в больнице замигали.

Клэр засыпала. Возможно, она даже уже спала. Но внезапное мерцание флуоресцентных ламп над ее головой, почти такое же, как вспышка молнии, заставило ее сразу же полностью проснуться. Она находилась в ультрасовременной больнице, в палате, полной дорогого диагностического оборудования, в окружении профессионального медицинского персонала, работающего во всех уголках больничного здания, и тем не менее ее охватил такой же ужас, какой она испытывала в их доме.

Испуганная, Клэр проверила состояние Джеймса, который спал на койке перед ее глазами, потом бросилась по коридору в палату Меган, чтобы удостовериться, что с дочерью все в порядке. По дороге между двумя палатами пробежала мимо сестринского поста, где дежурили две медсестры, но это нисколько не умерило ее тревоги. Она знала, в чем дело. Она уже проходила через это прежде.

В больнице было привидение.

Где же Джулиан? Он уже должен был приехать обратно – Клэр посмотрела на часы и в шоке осознала, что после его отъезда прошло уже несколько часов! Ей показалось, что на секунду ее сердце остановилось. С ним что-то произошло. Она не знала, каким образом это случилось, не знала где, не знала когда, но с ним точно что-то было не так, и Клэр почти в истерике побежала обратно на сестринский пост.

Остановилась и глубоко вздохнула, прежде чем заговорить, чтобы сестры не сочли ее безумной.

– Необходимо, чтобы одна из вас сейчас же прошла в палату сто двадцать восемь и понаблюдала за состоянием моей дочери, Меган Перри. Я буду в палате сто двадцать четыре, где лежит мой сын. Я опасаюсь, что с кем-то из них может что-то случиться.

Огни опять замигали: в коридоре, над сестринским постом, в палатах, и медсестры обеспокоенно переглянулись.

– Извините, – сказала та из них, что была постарше, – но мы должны оставаться здесь, чтобы следить за состоянием всех пациентов. Если произойдет отключение электроэнергии и нам придется переключиться на резервный источник, нам надо будет проследить, чтобы все оборудование продолжало работать нормально и чтобы не было сбоев, которые могли бы поставить под угрозу чью-то жизнь.

Больше огни не мигали, однако Клэр вдруг увидела нечто гораздо худшее, чего медсестры, склонившиеся над своими мониторами, видеть не могли.

Искривленная тень, накладывающаяся сама на себя, продвинулась от потолка к стене, потом к полу, после чего проскользнула через открытую дверь в палату Джеймса.

– Джеймс! – закричала Клэр и помчалась к сыну. Она прокричала его имя во весь голос в надежде, что одна из медсестер последует за ней, но так и не услышала за своей спиной ни шагов, ни криков, а когда вбежала в палату, Джеймс все так же продолжал крепко спать в своей кровати.

Неужели ее никто не слышит?

Атмосфера в комнате сгустилась, стала плотной, и хотя свет и горел, он казался тусклым и не мог рассеять темноту, которая окутывала стены и углы. Койка Джеймса и незанятая койка рядом с ним оставались маленькими освещенными островками, где еще можно было что-то различить среди все сгущающегося сумрака. Вокруг двигались какие-то существа, заметные, только если глядеть краем глаза, и среди прерывистого писка аппаратов слышались шепчущие голоса, свистящие звуки, не являющие собой настоящие слова и все же, похоже, несущие в себе некий скрытый смысл.

Клэр следовало бы бояться больше, чем она боялась сейчас. Но в представшем ее глазам ужасе было что-то знакомое, нечто такое, отчего оно казалось почти узнаваемым.

Нет, не казалось, а было узнаваемым.

– Джулиан? – прошептала она.

Все вдруг замерло. Движение, звуки, вообще все.

И в это мгновение она поняла – он умер, хотя и не хотела этому верить, отказывалась позволить себе поверить.

– Нет, – сказала Клэр, вытирая нос. – Это неправда.

– Что неправда, мам? – Джеймс сел, протирая сонные глаза. И сразу же замер и огляделся по сторонам, мгновенно осознав, что атмосфера в палате изменилась и они здесь не одни. Клэр подошла к нему и взяла за руку.

От сумрака отделилась фигура, туманная, темная, состоящая из вихрящихся теней, но она стояла, стояла и смотрела на них, оставаясь совершенно неподвижной.

– Это папа? – Голос Джеймса звучал приглушенно, и Клэр услышала в нем безутешность. Она еще никогда не видела на лице другого человека выражения такого безграничного, бескрайнего отчаяния.

То же самое чувствовала сейчас и она.

Нет, не совсем то же самое. Ведь она старше; она взрослая. Клэр уже видела в своей жизни одну смерть и смогла пережить ее. Она могла с этим справиться. У нее уже был такой опыт. Джеймс же был всего лишь ребенком, и необычайно чувствительным ребенком, мальчиком, который был куда ближе к своему отцу, чем бывает большинство детей его возраста. Джулиан также испытывал куда бо́льшую близость к Джеймсу, чем большинство отцов испытывают к своим сыновьям. Вероятно, из-за Майлса. Он находился рядом с Джеймсом, поддерживал его каждый день и каждый час его жизни, служил буфером между ним и окружающим миром, и сейчас они пристально смотрели друг на друга, призрак и ребенок, и каждый из них был охвачен печалью, такой глубокой и безысходной, что ее, казалось, можно было осязать.

– Мама!

В палату вошла Меган, на ее лице были написаны одновременно растерянность и решимость, как будто она сделала все, что только могла, чтобы оказаться здесь – но не знала почему. Клэр понятия не имела, как ее дочь сумела встать с койки, но она это сделала, отсоединив от пальцев все зажимы от проводов, которыми была подключена к мониторам, но оставив капельницу, которую катила за собой.

Где же медсестры?

«Это уже не важно», – поняла Клэр.

С медицинской точки зрения с ее детьми все было в порядке, а то, что творилось здесь в эти минуты, настолько далеко отстояло от повседневной реальности, что ее вопрос просто не имел смысла. Медсестер не было сейчас здесь по той простой причине, что в происходящем им не было места. Это предназначалось не для них.

На секунду тень в середине комнаты стала менее размытой, более осязаемой.

– Папа? – сказала Меган.

Детали туманной фигуры были не видны, к тому же глаза Клэр застилали слезы, но она узнавала ее очертания.

– Да, – ответила она своим детям.

А потом…

Фигура исчезла.

Глава 37

Клэр. Меган. Джеймс.

Он видел их всех. Меган и Джеймс спали, но его появление разбудило Клэр.

Она тоже увидела его. И узнала.

Он оставался в больнице, зовя их, собирая вокруг себя, глядя на них, хотя в то же самое время остальная его часть продолжала двигаться прочь, истончаясь и истончаясь, за пределы города, за пределы окружающей его равнины, в пустыню, в небеса, в глубь земли.

Прошла наносекунда. Или год. Остальные, все до единого, продолжали отчаянно сопротивляться тому, что он творил, и сила, привязывающая его к месту, где находился ее источник, не переставала оказывать ему отпор.

Он все тянулся и тянулся прочь.

Прочь, прочь…

Пока связь не разорвалась.

И его вмиг отбросило назад, всего целиком. Его семья теперь была в безопасности. И на долю секунды он увидел их вновь.

И понял, что и они видят его.

В последний раз.

Прежде чем его не стало.

Глава 38

Внезапно, в один миг, все вернулось на свои места.

Пришла медсестра, чтобы отвести Меган обратно в ее палату, явно не подозревая о том, что здесь только что произошло.

Меган и Джеймс плакали. Клэр плакала тоже. Неужели это закончилось? Неужели все это закончилось? Она была уверена, абсолютно уверена, что так оно и есть, и, позвонив Дайэн и своей матери, попросила их посидеть с детьми.

Как только они приехали в больницу, Клэр рассказала им, что случилось, и, когда Дайэн устроилась в палате Меган, а мать – в палате Джеймса, села в фургон, домчалась до дома их семьи, и ее сердце упало, когда она увидела на подъездной дороге «Хонду» своих родителей.

Джулиан приезжал сюда.

Парадная дверь была отперта и распахнута настежь. Едва войдя, Клэр услышала музыку. Музыку, которую любил Джулиан. Наверху играла пластинка. Она не помнила названия этого альбома, но узнала песню – «Девушка моей мечты» Брэма Чайковски – и бегом бросилась наверх, подгоняемая внезапно проснувшейся надеждой.

Промчавшись по короткому коридору, вбежала в кабинет Джулиана.

Там никого не было. Стереопроигрыватель был включен, но, по-видимому, включен уже давно. Просто на нем была нажата кнопка повтора – она увидела горящий на его корпусе маленький красный огонек.

«Она девушка моей мечты…»

Клэр выключила проигрыватель.

Чувствовалось, что дом… пуст. Здесь больше не было ничего, никакого духа, никакого монстра, никакой сущности, ничего, что обладало бы разумом. Она была здесь одна, и ее переполняла уверенность, что это сделал Джулиан, что это он изгнал из дома это существо. Клэр понятия не имела, как ему это удалось, но, значит, перед смертью он все-таки что-то придумал.

И тварь убила его.

Даже сама мысль об этом была как вонзенный в ее сердце нож.

Блуждая по дому, Клэр зашла в комнату Джеймса, потом в комнату Меган, шокированная тем, что ей теперь предстояло. Как она сможет вырастить их обоих без помощи мужа? Несмотря на свои частые жалобы на то, что она все делает одна, теперь Клэр понимала так ясно, как никогда прежде, что это было вовсе не так, что они всегда воспитывали своих детей вместе, вдвоем.

До этого дня.

– Ах ты ублюдок, – зарыдала Клэр, сама до конца не зная, обращается ли она к Джулиану или к этому дому, который забрал его у нее.

Она понимала, что это несправедливо – злиться на Джулиана, и все же была по-настоящему на него зла. Они могли бы уехать, перебраться в другой город, в другой штат, куда-нибудь, где их бы никто не нашел. Даже если бы они оставили дом, бросили бы в нем всю свою мебель, все свое имущество, потеряли все до последнего цента, стали бы бедняками, живущими в тесной квартире, они бы все равно остались вместе. Остались бы одной семьей.

– Будь ты проклят! – завопила Клэр и, топая, сбежала вниз по лестнице. На этот раз уже точно обращаясь к Джулиану. – Будь ты проклят, эгоистичный ублюдок!

Она стала обходить первый этаж комната за комнатой. В столовой на обеденном столе стояла коробка с фотографиями, а к ней был прислонен снимок Джулиана и Джеймса, сделанный на окружной ярмарке, – они сидели на джутовых мешках и неслись вниз по смежным рядам гигантской горки: муж – смеясь, а сын – крича. Она больше никогда не увидит, как Джулиан смеется, вдруг осознала Клэр и вгляделась в его лицо на фотографии, словно пытаясь выжечь этот образ в своем мозгу, чтобы не забыть никогда. Взяв снимок со стола, поднесла к губам и поцеловала.

Ее охватило чувство вины из-за того, что она злилась на него, и хотя Клэр не знала, продолжает ли какая-то его частица жить и после смерти: его призрак, дух или что-то еще – и находится ли сейчас эта часть его существа где-то поблизости, заговорила с ней, продолжая бегать из одной комнаты в другую.

– Прости меня, – кричала она. – Прости меня, прости, прости…

Эпилог

Они продали этот дом. И уехали из Нью-Мексико в Калифорнию, где погода была мягкой, города большими, а рядом бушевал океан. Туда, где Джулиан родился, вырос и где всегда хотел жить.

Ужас закончился, Джеймс это знал. Но это не означало, что закончилось все. Только не для них. Они должны были жить с последствиями того, что произошло, каждый день, и, хотя они никогда этого не обсуждали и, возможно, даже осознанно не принимали такого решения, никогда не возвращались в Джардайн. И когда бабушка, тетя Дайэн, дядя Роб и их двоюродные братья хотели повидать их, им приходилось приезжать на побережье, где мама Джеймса возила всех на берег океана, в Диснейленд, в развлекательный парк и на экскурсию по киностудии «Юниверсал».

Но семья Перри не распалась. Меган не начала заводить беспорядочных связей, и ни она, ни Джеймс не пристрастились к наркотикам. Они оба хорошо учились, закончили старшую школу в числе лучших ее выпускников, и хотя были чуть более сдержанными, чем большинство их сверстников, чуть более замкнутыми и погруженными в себя, это нисколько не мешало их жизни – ни в общении, ни в учебе. И они стали ближе друг к другу, чем бывают большинство братьев и сестер, и, уж конечно, куда ближе, чем были прежде.

Когда Джеймс учился в выпускном классе старшей школы, он, Меган и их мама отправились в паломничество в Джардайн. Прошло уже достаточно времени, и, хотя Джеймс не смог бы сказать, кому первому из них пришла в голову эта идея, им всем было любопытно вновь побывать в тамошних местах.

Они вели машину по очереди, превратив это путешествие во что-то вроде туристической поездки, проведя одну ночь в Таксоне, одну в Руидосо, делая короткие остановки и осматривая достопримечательности. Тем самым они словно морально готовились к возвращению в родные края, психологически настраивались, а что касается Джеймса, то он был только рад, что у него есть время на то, чтобы собраться с духом.

Джардайн разросся, и он обнаружил, что помнит город отнюдь не так хорошо, как считал прежде. Городские улицы казались незнакомыми, и даже исторический центр, где когда-то работала их мама, выглядел совершенно не так, как в детстве. Насколько Джеймс помнил, одно из зданий находилось на другой стороне улицы, а мэрии, возвышающейся в конце квартала, вообще не было, хотя, ясное дело, она была там и раньше.

Сейчас машину вела мама, и, обогнув парк (который оказался меньше, чем был в его воспоминаниях), она свернула на Рэйни-стрит.

Их дом Джеймс узнал сразу. Как и все остальное, в действительности он выглядел совсем не так, как помнил Джеймс, но, хотя теперь он и был выкрашен в другой цвет и имел круговую веранду, старое дерево все так же стояло на своем месте, в палисаднике, вновь зеленое и тенистое, а с одной из его нижних ветвей по-прежнему свисали качели, сделанные из автопокрышки, совсем как в старые времена.

Они припарковали машину на улице и вышли. Никто из них не проронил ни слова, и Джеймс посмотрел туда, где когда-то находилось окно его спальни, вспомнив, как они с Робби стояли там и наблюдали за прохожими. «Интересно, что сталось с Робби, – подумал он, – по-прежнему ли он живет здесь, в этом городе?»

Его взгляд скользнул вправо и остановился на гараже.

Что, интересно, случилось с теми вещами, которые они оставили на чердаке, когда уехали отсюда? Со всей той обстановкой и предметами декора, которые они притащили для своей штаб-квартиры, найдя бо́льшую их часть у мусорных баков? Вероятно, люди, купившие у мамы дом, выбросили все это вон, сочтя хламом.

«Что ж, – подумал Джеймс, – наверное, это и правда был хлам».

Для всех, за исключением двух двенадцатилетних мальчиков, планировавших открыть свое детективное агентство.

Его душу вдруг наполнила глубокая, невыносимая печаль, когда он вспомнил, как папа помог ему поднять старый велотренажер по деревянной лесенке и затащить на чердак через люк.

Джеймс посмотрел по сторонам. И дом, и двор были полны воспоминаний о его отце. Он, конечно же, знал это и раньше. Это и было одной из причин, по которой они сейчас находились здесь, в этом месте. Но он не ожидал, что эти воспоминания будут такими яркими и живыми и так подействуют на его чувства.

Джеймс вспомнил тот день, когда Меган сказала ему, что папа стыдится его, потому что ему не нравится заниматься спортом. И мысленно услышал голос своего отца, говорящий ему: «Если тебе что-то нравится или не нравится, что бы это ни было, я не против. Все люди разные». С его стороны это было идеальным ответом. А еще вспомнил, как папа тогда улыбнулся и добавил: «Если бы я давным-давно не уяснил себе, что ты терпеть не можешь физкультуру и любишь видеоигры, я был бы полным кретином».

Джеймс уже много лет не думал о том, как звучал голос его отца, и сейчас был не уверен, что сумел бы воскресить его в памяти раньше, до этой минуты, но теперь слышал так ясно, как будто папа говорил с ним только вчера.

Перед глазами Джеймса вдруг предстала вся та сцена, предстала во всех деталях: он вспомнил, в какой позе отец сидел за своим рабочим столом, во что он был одет, как была освещена комната, как пахло в доме. Джеймс словно перенесся во времени назад на все эти несколько лет, и чувство, которое он при этом испытывал, было одновременно и восхитительным, и ужасным.

«Ты мой сын, – сказал тогда отец, – и я буду любить тебя, несмотря ни на что».

Джеймс вытер с глаз навернувшиеся слезы.

Мама взяла его за одну руку, Меган – за другую, и, благодарный им, он стиснул и ладонь матери, и ладонь сестры.

– Может быть, нам стоит подойти к двери? – спросила Меган. – И сказать, что мы когда-то жили в этом доме? Вдруг нам разрешат войти?

– Нет, – сказала мама. – Все нормально и так, – и ее голос был куда спокойнее, чем ожидал Джеймс, спокойнее, чем когда-либо прежде.

«Он звучит умиротворенно», – подумал он, хотя обычно к их матери это слово было неприменимо. Возвращение сюда и то, что она увидела их дом, что-то в ней изменили, и Джеймс был рад, что они совершили эту поездку.

– Нам пора, – сказала мама несколько минут спустя, когда они осмотрели все. – Нас ждет бабушка.

– Хорошо, – ответила Меган.

Они снова сели в машину.

Последним залез Джеймс.

И сразу же прижался к окну, чтобы в последний раз взглянуть на их старый дом.

Джеймс знал – когда-нибудь он обязательно вернется. На это место, где столько всего произошло.

И будет вспоминать то время, когда он был всего лишь маленьким мальчиком.

И будет вспоминать своего отца.

notes

Примечания

1

Медикэр (англ. Medicare) – национальная, т. е. федеральная программа медицинского страхования для лиц 65 лет и старше.

2

Популярное сокращение для I see you— «Я тебя вижу» (англ.).

3

В СМС и текстовых онлайн-сообщениях это означает I’ll see you tonight – «Я увижу тебя этой ночью» (англ.).

4

Американская бейсбольная лига для мальчиков и девочек 8–12 лет.

5

«Старая Дева» – старинная карточная игра для двух и более игроков, с особой колодой, в которой от десяти до пятнадцати пар парных карт и одна непарная – Старая Дева. Игроки вытягивают друг у друга карты и сбрасывают оказавшиеся у них на руках парные карты. Проигравшим считается тот, кто остался с единственной непарной картой – Старой Девой.

6

Экранизация одноименной популярной серии книг американского писателя Джеффа Кинни, повествующих о приключениях вполне себе среднего ученика средней американской школы.

7

Герой знаменитого романа американской писательницы Харпер Ли «Убить пересмешника». Том Рэдли еще в подростковом возрасте был помещен своим отцом-тираном под замок за «неподобающее поведение» и до взрослых лет никогда не выходил из дома. В городе о нем рассказывали всякие страшные истории и называли Страшилой Рэдли. В романе он выходит из дома только ночью и спасает детей – героев книги.

8

Сеть ресторанов быстрого питания в США, специализирующаяся на блюдах мексиканской и техасской кухонь.

9

Такито – мексиканское блюдо, состоящее из маленькой тортильи (лепешки из кукурузной муки), свернутой в трубочку с начинкой из мяса или сыра и затем обжаренной на сковородке или во фритюре.

10

Джамбалайя – креольское блюдо на основе риса.

11

Бактерицидная мазь с антибиотиками, широко применяющаяся в США.

12

То же, что парацетамол.

13

Название полуфабриката из спагетти с мясом (говядиной, курятиной и т. п.), овощами, пряностями, чесноком и т. п.