ДНЕВНИК ДОНАЛЬДА ФИШЕРА
Октябрь 2011
Где-то недалеко от Канады, штат Мэн
- Она собирается это сделать, Дональд, - сказала Пег. - Я не могу ее остановить.
- Нет, можешь, - сказал я. - Она тебя послушает. Она должна тебя послушать.
Я был в отчаянии. Это было слышно по моему голосу. Мне не нравилось, как он звучит. Но прислоненный к стене, со связанными за спиной руками и вытянутыми перед собой ногами, стянутыми в лодыжках, и учитывая то, что, по словам Пег, вот-вот должно произойти, вы бы тоже были в отчаянии.
Пег только улыбнулась своей печальной одинокой улыбкой.
- Разве ты этого не заметил? Она знает, чего хочет. И она это получает.
- Это из-за того, что произошло сегодня? Потому что, если это так...
- Вовсе не из-за этого. Она планировала это с самого начала. И это уже не впервые.
- Господи! Пожалуйста! Я не могу принять это.
- Прими это, Дональд.
- Есть хоть какая-то альтернатива? Должна же быть альтернатива.
Она медленно встала, посмотрела на меня сверху вниз и покачала головой. Отблески огня мерцали на ее обнаженной груди, обнаженных бедрах. Позади нее захныкал ребенок.
- Ты уже знаешь альтернативу, - сказала она.
***
Брат, будь осторожен в своих желаниях.
Я желал общества. Что бы это ни было.
***
Я пишу это в грязном потрепанном блокноте на спирали шариковой ручкой "Marriot Hotels and Resorts", которую мне предоставила Пег.
Для разнообразия мои руки свободны. И с этого момента будут свободны.
У меня есть другие кандалы.
Может быть, это моя последняя воля и завещание. Хотя мне нечего пожелать своей душе. Возможно, я сойду с ума, прежде чем закончу писать. Не знаю. Сойду с ума или умру. Это может случиться уже скоро. Итак, я хочу все записать.
Потому что и то, и другое весьма вероятно.
***
Когда они нашли меня, - нас - мы репетировали на пляже под шум прибоя и сильный ветер.
Пьеса была написана мной. Одноактная, с тремя персонажами под названием "Прогерианец". Действие происходит на таком же пляже в такой же сумеречный вечер, так что репетиция должна была вдохновить моих актеров. Кроме того, это был сюрприз. Я не сказал об этом ни им, ни другим актерам, ни другим членам труппы. И все получилось так, как я и ожидал, - они были в восторге от этой идеи. Реальный эквивалент атмосферы драмы.
Я предложил поставить пьесу как своего рода противоядие от всего этого гребаного Нила Саймона. Пьеса "Давай, дуй в свой рожок" была неплохой, хотя и надоела довольно быстро, но весь актерский состав просто возненавидел "Босиком в парке" задолго до занавеса во время премьеры. И нам еще предстояло справиться с "Жизнерадостными ребятами", прежде чем мы огорошим весь поселок Кеннебанкпорт пьесой "Возвращение домой" Гарольда Пинтера.
Все мы только год назад окончили колледжи в Бостоне или Нью-Йорке, и были полны жизни и энергии. У нас были идеалы. У нас были энтузиазм, напористость и любовь к театру - настоящему театру. Со мной в качестве продюсера и режиссера мы считали себя маленьким сообществом.
Не думаю, что мы действительно знали значение слова "прогерия".
Теперь знаем.
В любом случае, мы решили, что уступим билеты на "Прогерианца" за полцены и покажем пьесу только в воскресенье днем, за час до "Босиком в парке", отдельно от нее.
Мы не ожидали большой аудитории. Во-первых, это было очень абстрактное произведение, нечто среднее между творчеством Пинтера и пьесой "В ожидании Годо" Сэмуэля Беккета, с этими двумя писателями я в то время был более или менее на одном уровне. И поскольку я больше не пишу пьесы, думаю, таким и останусь.
Вы знаете, что такое прогерия? Большинство людей не знают. Это редкий порок развития желез внутренней секреции, который приводит к преждевременному старению сердца, кровеносных сосудов и кожи. К тринадцати годам вы становитесь безволосым и морщинистым. К шестнадцати вы похожи на сморщенного старичка. Вам очень повезет, если вы доживете до восемнадцати лет. В моей пьесе вы склонны к ироничным загадочным наблюдениям за состоянием человека. А почему бы и нет? В конце концов, это довольно необычная точка зрения.
Не то, что моя собственная в этот момент.
Это было в самом начале репетиции. Думаю, до этого у нас их было всего две. Актеры все еще были заняты, за исключением Линды, которая быстрее всех запоминала реплики. Так что из нас четверых - я в это время наблюдал за остальными на фоне моря, - она отвлекалась меньше всех.
Линда играла Хани, а Сэм - Бутча, не очень счастливую супружескую пару с серьезными проблемами, которые приехали на этот романтический утес у моря, чтобы, возможно, наладить отношения, сделав ребенка. Семейная пара как бактерицидный лейкопластырь, верно? Почти всегда плохая идея. И эту идею может серьезно испортить встреча со странным маленьким парнем, который заявляет, что ему шестнадцать, но выглядит на восемьдесят.
Особенно когда он говорит что-то вроде - цитирую по памяти: "Каким бы редким ни было это заболевание, оно обнаруживает таинственное присутствие в человеческом теле, как часы, способные идти слишком быстро или слишком медленно, укорачивая или продлевая жизнь - и которые подвержены эволюционному отбору. Исчезает хвост, рождается большой палец или ген старения. Все становится ясно. Мы живем лишь по милости секунд и можем исчезнуть в мгновение ока".
Нужно ли говорить, что они не делают детей?
Вам, наверное, интересно, почему я так хорошо запомнил эти строки.
Это не потому, что я их написал. По крайней мере, не полностью.
Это потому, что когда Арт, мой стройный, утонченный прогерианец закончил их читать, Линда указала мне за спину и, все еще находясь в образе неряшливой невежественной Хани, спросила:
- Кто это, блядь такие?
***
Они настигли нас в считанные секунды. Женщина и молодая девушка, обе совершенно голые, - а по пятам за ними - нечто, похожее на ободранную собаку, с рычанием несущееся по песчаным дюнам.
Говорят, что действовать - значит реагировать, но единственной из нас, кто отреагировал разумно, была Линда, которая направилась к морю - прямо в море. Сэм, ростом чуть меньше шести футов и весом около двухсот тяжелых фунтов, думаю, решил не сдаваться. Арт, который сидел, скрестив ноги на дюне, словно какой-то мастер дзен, попытался вскочить на ноги.
Наверное, мне не стоило курить тот косяк перед репетицией, потому что все, на что у меня хватило ума, - это попытаться увернуться, прежде чем женщина ударила меня рукоятью ножа в лоб и сбила с ног, отбросив к границе прилива.
Она вихрем понеслась к Сэму - и он ошибся, потому что, несмотря на его вес и мускулы, женщина была выше, по меньшей мере, на три дюйма, и у нее был нож, и она могла дотянуться до него. Она низко пригнулась под его ударом, а затем поднялась, и в следующее мгновение засадила нож глубоко в его горло, рассекая его слева направо, и Сэм закашлялся, забрызгав ее кровью.
Она бросила на меня быстрый взгляд, но было ясно, что я никуда не уйду. Мои ноги просто перестали работать. Я их почти не чувствовал. Меня парализовал страх.
Сэм каким-то образом все еще стоял на ногах, поэтому она прижалась губами к его горлу, и ее собственное горло заработало, когда она... начала глотать кровь.
Девушка бросилась мимо меня в воду вслед за Линдой. Сквозь шум прибоя я услышал ее крик.
Но именно звуки, доносившиеся с песчаной дюны Арта, привлекли мое внимание.
Собакообразная тварь была рядом с ним.
Нет, собакообразная тварь была вокруг него.
Она выглядела толстой и припадала к земле, но была быстрой и кусала его повсюду: за руки, которые пытались отбиться от нее - я уже знаю, что это она, - за ноги, за щеку, а он все время издавал звуки, похожие на визг шин на горячем асфальте, которые, наконец, перешли в очень громкий хриплый вой, когда она одновременно протянула руку и впилась пальцами ему в глаза и впилась зубами в промежность его белых бермуд.
К тому времени Линда, промокшая насквозь, спотыкаясь и всхлипывая, шла от воды, а девущка шла прямо за ней, и я не мог удержаться и уставился на ее соски, торчащие под бледно-голубой майкой, наверное, потому, что я разглядывал эту грудь с начала сезона, - но выглядело это так, как будто девушка просто толкала ее в спину, и я не мог понять, как такое может быть, почему Линда не сопротивляется, но потом, когда они проходили мимо, я увидел причину. Нож девушки был воткнут ей в спину между лопатками, совсем рядом с позвоночником. Девушка обхватила рукой рукоять ножа и вела Линду перед собой.
***
Позже Пег сформулировала это так.
- Мы наблюдали за вами не менее получаса из-за дюн. Поначалу не могли понять, какого черта вы там делаете, и я думаю, что Женщина и до сих пор не понимает, хотя я и пыталась ей объяснить. В любом случае, мы поняли, кто нам нужен, как только увидели вас, ребята. И именно поэтому вы все еще здесь и живы, а они - нет.
Она на мгновение замолчала.
- Хотя в каком-то смысле они тоже еще здесь, - сказала она.
У нее отвратительное чувство юмора, у этой девушки.
***
Остального я не видел, потому что, как только Пег толкнула Линду лицом в песок, она наклонилась и подобрала камень размером с кулак на мелководье, и хотя я видел, как он ко мне приближается, на этот раз у меня даже не было времени, чтобы хотя бы попытаться увернуться, потому что она так быстро замахнулась им на меня. И я рад, что она это сделала.
Потому что, как я уже сказал, я не видел остального, самих убийств.
Она мне о них рассказала. Причем самым будничным тоном. Я чувствителен к голосам, к нюансам речи. Я ведь режиссер.
Она словно описывала события не очень интересного дня.
***
Они начали с Линды. Арт был в отключке, я - в нокауте, а Сэм истекал кровью на песке. Так что естественно было начать с Линды. Даже с ножом в спине она, скорее всего, будет сопротивляться.
***
Я постараюсь запомнить все, что рассказала Пег, каждую чертову деталь, если смогу. Просто чтобы вы знали. И я умоляю вас не прекращать чтение, каким бы грубым оно ни было, потому что я считаю, что вам важно это знать.
Думаю, вам важно узнать Линду поближе.
***
Она была нашей ведущей актрисой, нашей инженю. Веселая, симпатичная и умная. И к тому же жесткая. Родом из Массачусетса. Получила строгое воспитание в католической школе. Настолько строгое, что обучалась в монастыре, чтобы стать монахиней - единственная актриса, которую я когда-либо встречал или хотя бы слышал, которая выбрала такой странный путь к своей профессии.
Актрисы, как правило, не слишком благородны, не слишком открытые или религиозные. Они склонны ругаться, пить и трахаться, как моряки. Они готовы раздеться догола в переполненной гримерке, и часто вынуждены занимать зрителей кощунственными, пугающими, радикальными, развратными, непристойными и свободолюбивыми высказываниями, придуманными теми, кто их написал.
Вот что я подразумеваю под словом "жесткая". Линда делала все это со всей жизнерадостностью, какая только есть в мире. В то время, как ее семья снова и снова посылала ее благочестивого брата - даже однажды в наш актерский дом - попытаться убедить ее вернуться в лоно церкви. В женский монастырь.
Она бы не стала этого делать. Она была прирожденной актрисой.
***
Она также занималась спортом четыре раза в неделю.
Женщина вытащила из нее нож и вернула Пег. Затем перевернула ее на спину. Она уже наклонилась, чтобы перерезать ей горло, когда Линда, приподняла плечи, сложила ноги вместе и сильно ударила промокшими кроссовками "Адидас" Женщину по голове, и пока та пыталась восстановить равновесие, перевернулась, вскочила и побежала по пляжу.
Пег бросилась в погоню. Но даже раненая, Линда удалялась от нее, когда Женщина понеслась за ней, как олимпийский спринтер, и на этот раз, когда нож попал Линде в спину, он аккуратно пронзил, а затем перерезал позвоночник. Женщина перевернула ее во второй раз.
К тому времени Линда была парализована, и я не знаю, что она чувствовала. Чувствовала ли она, как с нее стаскивают одежду и обувь, чувствовала ли соленые брызги и морской бриз на своем обнаженном теле. Видела ли она, как они бросают ее одежду в море. Пег думает, что нет. Сказала, что ее глаза уже остекленели и смотрели в одну точку. Не знаю. Но, наверное, в тот момент они решили проявить милосердие. Я могу только радоваться, что они так поступили.
Maraigh ise, - сказала Женщина.
На каком-то ублюдочном гэльском. В переводе - "убей ее".
Пег так и сделала. Опустилась на колени на песок рядом с ней. Поставила нож между ее грудей и обеими руками надавила.
Они подняли ее и перекинули через плечо Женщины, а затем настала очередь Арта.
***
Позвольте мне рассказать вам об Арте. Об Арте и Сэме.
Они прошли прослушивание в один и тот же день, и мы в тот же день приняли их на работу, Сэма из Бостона, и Арта из Нью-Йорка. Оказывается, они подружились, еще играя в школьных спектаклях, и нет, они не геи, спасибо вам большое, хотя в театральной среде это не имеет значения, - и им было приятно снова работать вместе после стольких лет. Даже если до сих пор они в основном играли в пьесах Нила Саймона.
Как пара они определенно были Маттом и Джеффом. Как я уже говорил, Сэм был крупным парнем, серьезным и симпатичным, обладавшим мощным баритоном - идеальный премьер. Но он также был универсален. Он играл любые роли, от рассказчика Эль Галло в мюзикле "Фантастикс" до помешанного на сексе Дюперре в пьесе "Марат/Сад". Он играл заносчивого Пола Брэттера в пьесе "Босиком в парке" и собирался сыграть Ленни с манерами сутенера в "Возвращении домой".
Арт был похож на молодого Берджеса Мередита. Всегда озорной блеск в глазах. Всегда понимал смысл хорошей шутки. Он был маленького роста, с уже редеющими волосами, но мог перевоплотиться практически во что угодно, лишь бы это было смешно. Он перевоплощался в Санчо Пансу в "Ламанче", в мужа в "Кровати под балдахином", в Пака в комедии "Сон в летнюю ночь".
Но их души терзала общая боль.
Арт рассказал мне об этом как-то поздно вечером, когда мы сидели вдвоем на крыльце репетиционного зала под звездами, а между нами на половицах покоилась недопитая бутылка виски "Cutty Sark".
- Это обыденное происшествие, если только оно случилось не с тобой, - сказал он. - Четыре студентки колледжа едут на вечеринку - они еще даже не успели выпить, черт возьми, - а дорога скользкая, усеяна мокрыми листьями, впереди крутой поворот, а они едут слишком быстро. И врезаются в дерево. Ты знаешь, что вяз - официальное дерево штата Массачусетс? Я узнал об этом, только когда моя сестра в него влетела.
- Конечно же, это я познакомил сестру с Сэмом. Они были любовниками все предыдущее лето. Страстно увлеклись друг другом и были счастливы вместе. Она неоднократно рассказывала мне, как он смотрел на нее голую по скайпу, когда ее соседка по комнате ложилась спать. Она приехала домой из Амхерста на весенние каникулы на день раньше него - они учились на втором курсе. Он забыл зарядить мобильный телефон, поэтому не было никакой возможности дозвониться до него, когда он ехал из Филадельфии, так что для него это была страшная неожиданность. Мы услышали, как его машина подъехала к дому, он вошел, ухмыляясь, а тут его родители, и я, и мы говорим ему, что она мертва, Сьюзи, моя сестра и его возлюбленная мертва. Мертва, мертва, мертва.
Я помню, как Арт потянулся за бутылкой.
- Вяз очень устойчив к расщеплению, - сказал он. – У него волокна крепко сцеплены между собой. Из него часто делают колеса. И гробы.
***
Кто может судить и измерять уровень человеческих страданий? Что хуже: чтобы ваш сын погиб на войне за границей или чтобы ваша дочь однажды просто исчезла и никогда не вернулась? Что хуже - умереть истощенным от голода или в больнице от рака? Агорафобия или ипохондрия? Что хуже? Петля вешателя или топор палача?
Кто вообще может выбирать между быстрой и долгой смертью?
Вы знаете, что бы я выбрал. Вероятно, вы бы тоже сделали такой выбор.
Думаю, Арту было умирать тяжелее всех.
***
Оказывается, у Женщины есть то, что в ее мире считается чувством юмора. Я впервые это понял, когда Пег сказала мне, что та назвала собаковидную тварь soiceid. Перевод? Розетка.
Эта тварь - сестра Пег. Ей около одиннадцати лет, она родилась без глаз. Одни пустые глазницы. Живет в вечной темноте. Позор семьи Пег. Провела почти десять лет в вольере с енотовидными собаками. Она и ведет себя как собака. Мыслит, как собака.
И поэтому я считаю, что Арту досталась наихудшая участь.
Потому что эта "собака" была злобной.
Я уже рассказывал вам, как она протянула руку и впилась в глаза Арту, может, теперь вы сможете понять природу этого жеста. Я рассказывал вам, как она вцепилась в его гениталии, укусила за конечности, за щеку. Но, по словам Пег, когда они до него добрались, он был еще вполне жив. Он тряс головой, и то, что осталось от его губ, пыталось выговорить слово "нет", но губ у него почти не осталось.
Розетка выцеловала их.
***
Поцелуй - это скрытый укус, - сказала Пег. - Так говорил мой отец.
***
У него не было щек, не было носа. А Розетка грызла длинную петлю его кишечника.
Женщина положила тело Линды рядом с ним, и левая рука Линды плюхнулась в полость его живота. Затем Женщина вложила нож между его окровавленными зубами. Должно быть, он каким-то образом осознал, что это значит для него, потому что перестал трясти головой и прекратил попытки заговорить. Она направила нож под углом вверх и вонзила его через мягкое небо в мозг.
Для них, как я понял, это милосердие.
***
- Почему я? - спросил я у Пег.
Это было гораздо позже. Уже после того, как я увидел, что они сделали с телами.
- Почему они, а не я?
Пег лишь улыбнулась.
- Скоро узнаешь, - сказала она.
***
Когда слезы хлещут из глаз, когда горло жжет от кислоты, когда желудок сжимается и разжимается, не поддаваясь контролю, когда собаки лают, кружась вокруг твоей блевотины, перебегая от одной окровавленной туши к другой по поверхности утеса, ты не замечаешь некоторых вещей.
Но вот что я увидел.
Я увидел, как они привязали Линду за лодыжки к смолистой сосне, широко расставив ноги и пригвоздив руки к земле, - обнаженная Х-образная Линда, вырванная из мира, непристойно распятая - Линда, чей рот был открыт, а глаза, казалось, смотрели прямо на меня через разведенный ими костер, обвиняя меня в том, что я жив.
Я увидел, как Женщина приставила нож к правому углу челюсти и сделала глубокий надрез от уха до уха, через шею и гортань, как кровь хлынула потоком, а затем медленно полилась в ведро под головой Линды, которое маленькая голая Дарлин принесла из пещеры позади меня, а Розетка неуверенно причмокивала, как будто уставившись на Пег и словно спрашивая разрешения, и вот тогда меня начало рвать, привлекая внимание трех больших собак - я даже не мог вытереть подбородок, потому что мне связали руки за спиной. И не мог отойти от этой вони, потому что мои лодыжки тоже были связаны.
Я увидел, как Пег и Женщина массируют ее руки и ноги по направлению к туловищу, сжимая и отпуская живот, осушая его, пока кровотечение не замедлилось до струйки, а затем увидел, как Женщина продолжила разрез от челюсти до задней части черепа, рассекая мышцы и связки, обхватив голову Линды и повернув. Я услышал, как голова отделилась от позвоночника. Женщина положила ее на камень и продолжила.
Я не видел, как они начали снимать с Линды кожу. К тому времени, когда я снова поднял глаза, они сделали надрезы на ее плоти, разделив поверхность ее тела на десятки квадратов и прямоугольников, и одной рукой поднимали и снимали кожу, а другой орудовали ножами по соединительной ткани под ней. Вид у них был торжественный, сосредоточенный. Я снова отвернулся и увидел Сэма и Арта по обе стороны от меня и трех собак, терзающих тело Арта. Их морды блестели.
Когда я оглянулся, Пег отделяла длинную полоску плоти от пупка до основания левой груди, а Женщина стояла с другой стороны, снимая грубый кусок плоти с бедра. Розетка сидела на корточках, наблюдая. Дарлин гладила ее по голове и подбрасывала поленья в огонь.
Я думал, что меня больше не вырвет.
***
Я пощажу вас и избавлю от остального.
Хотя они меня не пощадили.
Я избавлю вас от потрошения, удаления рук, позвоночника, разрезания пополам и четвертования, удаления ребер. От глубоких надрезов вдоль икр, бедер и крестца.
Когда они закончили, за мерцающим костром, за грудой мяса, которая когда-то была женщиной, которой я восхищался, было совсем темно.
И я оцепенел. Был благодарен за это и в то же время был ошеломлен этим оцепенением.
С тех пор я усвоил, к чему можно привыкнуть.
***
Следующим был Сэм. Смолистая сосна едва выдерживала его вес, согнувшись, как печальный старик.
(- Как вы нас сюда затащили? - спросил я - снова, гораздо позже.
Когда понял, что говорить - это единственный способ не сойти с ума.
- Две ходки, - пожала плечами Пег.
- А как ты затащила сюда Сэма?
- Она принесла его. Женщина. Я несла тебя.
- Ты?
- Мы намного сильнее, чем кажемся.)
Потом они принялись за то, что осталось от Арта.
Осталось немного, после Розетки и собак. Женщина, похоже, против них не возражала.
***
- Тебе захочется это съесть, - сказала Пег.
Она протягивала мне целый шипящий стейк, нанизанный на палочку.
Я сказал ей, что она не в своем уме. Что я никогда не смогу это съесть.
Она улыбнулась.
- Поначалу я тоже чувствовала отвращение. Но голод не тетка. Я сказала, что тебе захочется это съесть. И рано или поздно ты это съешь.
Я сказал ей, что она отвратительна.
- Я могу рассказать тебе обо всем, что вызывает отвращение, - сказала она.
А потом она это сделала.
***
Вначале мне было даже противно на нее смотреть.
Лицо и руки у нее были жирными, и хотя они искупались в море и закутались в шкуры от холодного ночного воздуха, все же на открытых участках их тел были видны мазки и потеки крови, а под ногтями чернела кровь.
Казалось, что в пещере нет такого места, куда бы я мог посмотреть без рвотных позывов. Уж точно не на тех, кто ел у костра у входа в пещеру. Не на второй дымящийся костерок в задней части пещеры, где они сушили полоски мяса над чем-то, похожим на коптильню в вигваме, полоски, которые колыхались на восходящем потоке воздуха от жара. Ни на груды сырого мяса, над которыми уже жужжали мухи, не обращающие внимания на холод, ни на огромную покореженную кастрюлю, наполненную морской водой для засолки того, что они не собирались использовать немедленно.
Казалось, мои друзья повсюду. Они были разбросаны вокруг меня.
Но Пег хотела поговорить. Похоже, ей было необходимо выговориться, и, начав говорить, она уже не могла остановиться.
Поэтому я уставился на свои колени и позволил ей это.
Она рассказала мне о своем отце, ни разу не назвав этого человека по имени, он всегда просто ее отец - и о том, что он сделал с Женщиной, Пег и остальными членами ее семьи. Как он схватил Женщину, когда она была ранена и "выбыла из игры", как выразилась Пег, и приковал ее в погребе якобы для того, чтобы "цивилизовать", но на самом деле для того, чтобы пытать и сексуально домогаться. Склонность к этому он передал своему сыну, который поступал точно так же.
Как он насиловал Пег каждую ночь, и она забеременела Адамом, который сейчас сидел на корточках на земляном полу пещеры вместе с младшей сестрой Пег, Дарлин и лепил фигурки из грязи. Как он заставил ее скрывать беременность, на что ее мать с готовностью согласилась.
Как он запер Розетку в собачьем вольере почти на десять лет.
***
Я почти ничего не сказал. Я искал способ разыграть ее. Какой-то намек на сочувствие или симпатию, который мог бы заставить ее освободить меня. Я сразу понял, что она моя единственная надежда. Но я не мог понять ее. Что, черт возьми, она здесь делала?
Стоит поглядеть на Женщину - и становится видно, что она очень опытна в этом деле. Шрамы, длинная крепкая мускулатура. Суровое лицо. Настороженные глаза. А еще этот странный гортанный язык. Я не слышал от нее ни слова по-английски, хотя позже она сказала на нем пару слов. Все это вместе взятое делало ее совершенно другой. Как будто она была новым видом человека.
Или очень древним. Доисторическим.
А вот Пег - совсем другое дело. Я видел, как она убивает, как разделывает моих друзей, и все это не моргнув глазом. Но я также видел, как она с улыбкой наклонялась, чтобы принять поцелуй и объятия от своей младшей сестры. Я видел, как она брала на руки малыша Адама и подбрасывала его вверх-вниз, пока он не захихикал и не замахал руками от восторга - совсем как любая мать.
Она разговаривала со мной вежливо. Она не сделала мне ничего плохого. Трудно было поверить, что она сама бросила свой народ, чтобы оказаться здесь, в этом месте.
Это была единственная карта, которую я мог открыть. Поэтому я спросил ее:
- Почему?
- Посмотри на нее, - сказала она. – Посмотри внимательно. Она великолепна. Она единственная в своем роде. Она свободна. Свободна быть самой собой в меру своего разумения. Свободна от всех ограничений. Ты не поверишь, но она может быть очень доброй. Когда захочет. И это главное. Когда она этого хочет. Для нее нет никакого фальшивого цивилизованного кодекса правил, которому нужно следовать. Никакой фальшивой вежливости, никаких уверток. Никакой лжи. Не думаю, что она вообще умеет лгать. В ней есть смелость, преданность, щедрость и сила. Она - та женщина, которой я хочу стать.
- Я никогда не знала об этом до той ночи, когда отец убил мою учительницу, которая пришла в наш дом только для того, чтобы открыто поговорить с моими родителями о моей беременности. Моя учительница обладала многими теми же качествами. Смелостью, преданностью, щедростью. Чего у нее не было, так это силы.
Я хотел сказать, что эта женщина убивает людей. Черт побери, она разделывает их и ест!
Однако у меня хватило ума закрыть рот.
***
- Меня будут искать, - сказал я.
Пег кивнула, обгладывая косточку.
- Тебя уже ищут, - сказала она. - Мы видели их два дня назад. Полдюжины полицейских на пляже в полутора милях отсюда. Где-то около полудня. Впрочем, они вскоре прекратят поиски.
- С чего ты это взяла?
- Я знаю здешние течения. Одежда твоих друзей и твои сценарии сейчас в пяти-шести милях отсюда, скорее всего, на большой глубине. А сам пляж? Песок не выдает многих тайн. Ты уверен, что не хочешь поесть?
***
Я морил себя голодом три дня.
Они давали мне пить, когда я просил, но это было все, за исключением того, что предлагали мне мясо, от которого я отказывался, и которое продолжало выворачивать мой желудок каждый раз, когда я видел его или чувствовал запах готовящегося блюда. Воду в основном приносила Дарлин.
Но она никогда не заговаривала со мной и не отвечала на мои вопросы.
Я знал, что она умеет говорить. Она разговаривала с Пег и со своим маленьким племянником. Даже с Женщиной на ее родном языке.
Я спросил Пег, почему она не хочет со мной разговаривать.
- Потому что ты мужчина, - сказала она. - Она может не показывать этого, но ты ее пугаешь, она в тебе не уверена. Она очень испугалась в ту ночь, когда я освободила Женщину. В ту ночь, когда мы убежали через лес. В ту ночь, когда мой отец и брат натравили Розетку и собак на мою учительницу. И она знает, кто виноват во всем этом страхе, потому что я ей рассказала. Ее отец и старший брат.
- Я пугаю ее? А Женщина - нет? Меня она точно напугала.
- Женщину она никогда не боялась. Она даже ее язык выучила всего за год. У нее это получилось намного лучше, чем у меня. Дети просто быстрее все схватывают, я думаю.
***
Прошло три дня, а я все еще ничего не ел. Ночью третьего дня ноющая боль в животе переросла в постоянное ощущение давления, как будто кто-то навалил мне на живот тяжелые камни. Я чувствовал слабость и головокружение. Я едва мог заснуть. В пещере было тепло весь день и далеко за полночь, но меня била неудержимая дрожь. Температура у меня, должно быть, упала ниже нормы градусов на десять. А потом, сам не знаю, когда и почему, я обнаружил, что с жадностью наблюдаю, как запасы провизии медленно уменьшаются. Уже почти ничего не осталось из того, что они закоптили и засолили.
Еда исчезала. А мне нужно было поесть.
Каждый день Пег, Дарлин и Женщина отправлялись порыться на местной свалке, и чтобы я не мог убежать, оставляли Розетку и собак, Агнес, Джорджа и Лили, и возвращались с тем, что могло пригодиться им, но было совершенно бесполезно для меня - с грязным рюкзаком, со сломанной ножовкой, с заляпанной цементом тачкой, с бутылками, с банками, с обувью, с игрушкой для Дарлин, с чьей-то старой детской одеждой, с парой книг для Пег.
Но они никогда не искали еду, а это было именно то, в чем я нуждался. Море было совсем рядом. Я слышал его весь день. Оно не давало мне покоя. Море изобиловало едой - такой, которую я мог есть. Я умолял Пег о рыбе, морском еже, водорослях. О чем угодно.
- Ты будешь это есть, когда проголодаешься, - сказала она.
***
И, в конце концов, утром четвертого дня, я это сделал.
Съел одну полоску копченого мяса. А потом еще одну. И еще.
И удержался от рвоты.
Я думал о кораблекрушениях и баркасах, брошенных на произвол судьбы, о группе Доннера и выживших в авиакатастрофе в Андах. Я делал это, чтобы выжить. Я не хотел умирать. В тот вечер, когда жарили стейки из соленой вырезки, я съел и их. Они были жесткими и жилистыми.
Я их проглотил, не разжевывая. А потом облизал пальцы.
Я сделал обоснованное предположение. И мысленно поблагодарил Сэма.
***
Было понятно, что они меня сломали. На следующий день они вернулись в пещеру с плетеной корзинкой, полной моллюсков, и картонной коробкой, на дне которой копошилось около дюжины крупных крабов с синими клешнями. Они сварили все это на ужин.
Освободили мне руки, и мы устроили старый добрый пир из морепродуктов Новой Англии.
Правда, без топленого масла.
Но после этого снова перешли на соленое или копченое мясо.
***
- Почему я? - спросил я ее. - Почему они, а не я?
Пег лишь улыбнулась.
- Скоро узнаешь, - сказала она.
***
Вы должны понять, что я постоянно чувствовал на себе их взгляды. Не только Женщины и Пег, но и Дарлин с маленьким Адамом. Я даже чувствовал, как Розетка наблюдает за мной - нюхает воздух вокруг меня, наклоняет голову, прислушиваясь, не сделаю ли я хоть малейшее движение.
И, наблюдая, как истощаются наши запасы продовольствия, я начал задумываться. Серьезно задумываться.
Был ли я их резервным запасом? Или просто запасом?
Почему меня оставили в живых?
Это пугало меня до чертиков и делало параноиком. Каждый раз, когда кто-то из них приближался ко мне, я думал: Вот оно, вот оно, вот он, нож. Это также заставляло меня злиться. Страх и гнев, как мне кажется, - родные братья. Но я не собирался этого показывать. Если они намеревались убить меня, любое проявление гнева лишь ускорит неизбежное. Тем временем я все еще был жив. А раз жив, - значит, есть шанс на свободу.
Но я должен был знать или хотя бы получить хоть какой-то намек. Что-нибудь, что я мог бы правильно истолковать.
Пег ничего не ответила. Поэтому я решил пойти к главе клана. Я спрошу у Женщины.
***
Привлечь ее внимание было совсем не сложно. Я уже завладел ее вниманием. Она не упускала из виду ничего, что происходило в пещере. Она была похожа на какое-то постоянно готовое к неожиданностям животное, ее глаза метались повсюду, чувства у нее были обострены, думаю, даже когда она спала.
Слушая, как говорят Пег и Дарлин, я решил, что знаю, как ее называть.
- Be-an, - сказал я.
Женщина.
Я показал жестом и изобразил на лице просьбу. Подойдите, пожалуйста.
Она сидела на камне возле круга для костра и заостряла тонкий восьмидюймовый кусок кости. Кости в пещере были повсюду, сложенные по длине и размеру. Можно было подумать, что они жили здесь месяцами, а не, как сказала мне Пег, всего пару недель. Некоторые из костей были человеческими, это я знал не понаслышке. Большинство - нет.
Но здесь были не только кости моих друзей.
Она встала, положила нож рядом с собой и медленно подошла. Ей стало любопытно. Она присела на корточки рядом со мной и покатала осколок кости между большим и указательным пальцами.
С тех пор, как я начал есть, они стали связывать мне руки спереди, а не сзади, и поднимали их надо мной, привязывая к головке кирки, которую они вбивали в скалу, когда выходили из пещеры или ложились спать. Но теперь они покоились у меня на коленях. Так что я указал на свою грудь и сказал:
- Я.
Она кивнула.
- Я. Да.
Это был первые английские слова, которые я от нее услышал.
Я вонзил невидимый нож себе в живот и потянул его вверх. Имитация потрошения.
- Убить меня? Да?
Она улыбнулась. У Пег была приятная улыбка. А у Женщины - нет.
- Нет, - сказала она.
Я вздохнул от облегчения. Я ей поверил. Поверил бы, даже если бы Пег не сказала мне, что она не умеет лгать. Но я все равно не мог понять.
- Тогда что? - спросил я.
Женщина встала и пожала плечами. На мгновение оглядела меня с ног до головы. Мою грязную одежду. Мои немытые руки в черных пятнах.
А затем вернулась к своему занятию.
***
- Что ты читаешь? - спросил я.
Было поздно, огонь костра едва мерцал, и мы с Пег были единственными, кто не спал.
Она держала в руках старую грязную книгу с оторванной обложкой.
- Роман "Сиддхартха", - сказала она. - Германа Гессе. Ты его читал?
- Да. Еще в колледже.
- Мне нравится. "Я могу думать. Я могу поститься. Я могу ждать". Мне это нравится. Мне это очень нравится.
***
Утром седьмого дня я проснулся от разговора на повышенных тонах. Они спорили. Пег и Женщина. Кружили вокруг потухшего костра, как пара борцов, собирающихся сойтись в схватке, показывали пальцами друг на друга и трясли головами, дико жестикулируя. В то время как собаки и Розетка забились в угол, а Дарлин наблюдала за происходящим с безмятежным интересом.
Сначала я не понимал, о чем, черт возьми, идет речь. Не считая редких "нет, нет, нет!" от Пег, они говорили на языке Женщины. Но Пег вела себя очень странно, насколько я мог судить, совершенно не характерно для нее.
Она была... раздражительной. Говорила с недовольной гримасой на лице. В какой-то момент даже топнула ногой, как подросток, кем, как я догадываюсь, она и была. Хотя об этом трудно было догадаться. Со мной, по крайней мере, она всегда вела себя по-взрослому, совсем не по годам.
Но сейчас это была девчонка, закатившая небольшую истерику.
Ее голос повысился на октаву.
Мне потребовалось несколько минут, чтобы понять, что спор идет обо мне. Несмотря на взгляды в мою сторону. И это совершенно сбило меня с толку. Я не мог понять, почему так происходит. Какое я имею к этому отношение? Я здесь всего лишь пленник.
Но когда Женщина указала на меня и прокричала: tu dheanamh! - сомнений не осталось. Речь действительно шла обо мне.
Пег выглядела совершенно убитой. Как будто Женщина вонзила в нее нож. Ее лицо исказилось. На мгновение мне показалось, что она вот-вот заплачет. Затем она повернулась и выбежала из пещеры.
Женщина - теперь она была спокойна, буря прошла так же быстро, как порыв ветра, - просто посмотрела на меня и кивнула.
***
Мы спускались по удаленной от моря стороне утеса. По тропинке, проходящей через невысокий кустарник.
- Tu dheanamh, - спросил я. - Что это значит?
- Сделай это сама, - сказала она. - Это был приказ.
К ней полностью вернулось самообладание.
- Что сделай?
- Скоро ты об этом узнаешь.
***
Примерно через час, когда Пег вернулась, ссоры как будто и не было. Между Пег, Женщиной и Дарлин состоялся короткий разговор, а затем все они стали надевать одежду, которую собрали на свалке или стащили с бельевых веревок, и делали они это в полном молчании, а Розетка и собаки сидели в нетерпении и ждали.
Затем Пег подошла ко мне.
- Пойдем, - сказала она. - Тебе надо вымыться.
- Мы выходим наружу? - спросил я.
- Да. Вставай.
- И куда пойдем?
- Здесь есть ручей. С заводью. Ты собираешься создавать нам проблемы? Нам, что, тебя нести?
Она развязала мне ноги.
- Нет. Черт возьми, нет.
Я не мылся целую неделю. Вы не представляете, как сильно скучаешь по ежедневному душу, когда лишишься его. От меня пахло хуже, чем от собак, которые хотя бы изредка плавали в море.
Женщина была уже одета и ждала у входа в пещеру. В шорты и простую черную футболку. На футболке Пег спереди было написано: МУЗЕЙ МОРСКОГО ПОРТА МИСТИК, а у Дарлин спереди: ПИСАТЕЛЬСКИЙ СЕМИНАР "ОДИССЕЯ" 2009, а сзади - ШЕСТНАДЦАТЬ СТРАННЫХ ЛЯГУШЕК В СТРАННОМ САДУ.
Оставалось только гадать, где они все это раздобыли.
Мы поднимались в гору по дорожке из сланца и гравия к вершине утеса, которая, в свою очередь, вела к другой тропинке, спускавшейся вниз через кустарник и высокую траву, а собаки и Розетка шли впереди. Я шел, щурясь от непривычного солнечного света, Пег шла позади Дарлин, неся маленького Адама, а Женщина - за мной.
Я не собирался бежать по целому ряду причин. Во-первых, они знали эту местность гораздо лучше меня, а во-вторых, я не слишком крепко держался на ногах после недели, когда почти не пользовался ими. Наконец, и Пег, и Женщины носили пояса. И в каждом из этих поясов был очень острый нож.
Я услышал шум ручья задолго до того, как увидел его. Свежий звук. Чистый звук. Сильно отличается от постоянного плеска и грохота прибоя. Как будто море было каким-то образом сдержано, статично, билось о земляную стену, в то время как ручей бежал свободно.
- Мы можем остановиться на минутку? - спросил я. - Не возражаете?
- Почему?
- Э-э-э, надо слить воду.
Пег мгновение смотрела на меня, а потом рассмеялась.
- Тебе нужно пописать. Конечно же, иди. Но не отходи слишком далеко.
Она крикнула что-то на их языке, и Розетка повернулась, и собаки повернулись и ждали, пока я, спотыкаясь, отошел в ближние кусты и позволил себе, как говаривал мой дядя, освежающую паузу. Это было очень приятно, после недели ссанья и сранья в щербатую фарфоровую миску. Если не считать того, что у меня были связаны руки, это было почти нормально.
- Зачем тебе одежда? - просил я, когда мы снова двинулись в путь. - Ты ведь обычно ходишь без нее, верно?
- Просто маленькая предосторожность. Как мы выглядим издалека? Одетые, я имею в виду. Семья вышла прогуляться по лесу, вот и все.
- Но если кто-то подойдет поближе...
- Если кто-то подойдет поближе, это его проблема.
Она ужасно уверена в себе, - подумал я. - Здесь могут быть охотники. Люди с оружием. Я спросил ее об оружии.
- Мы им пользовались, - сказала она. - Женщина умеет стрелять из чего угодно, включая дробовик или винтовку. Но они ужасно шумные. И еще есть проблема с боеприпасами. Мы же не можем просто заявиться в оружейный магазин и попросить коробку патронов двенадцатого калибра, не так ли?
- Ты бы могла.
Она улыбнулась.
- У меня нет документов. Больше нет.
- И охотники вас не беспокоят?
- Мой отец был охотником. Она убила его. Сказала, что его кишки были разбросаны по всему сараю.
***
- Раздевайся, - сказала она.
К тому времени я был более чем готов это сделать. Утро выдалось жаркое, и одежда прилипла ко мне, как грязная, вонючая клейкая лента.
Собаки и Розетка вошли в воду первыми, но заводь была широкой и глубокой под каскадом воды из ручья наверху, и всем нам хватило места. Собаки не стали задерживаться - просто поплавали кругами, а потом помчались вверх по камням, отряхиваясь, чтобы понежиться на солнышке.
Однако Розетке вода понравилась, и некоторое время мы были в воде впятером, а маленький Адам радостно плескался у берега. Поначалу вода была очень холодной, но было так чудесно, когда она медленно текла по моей коже и падала на гранитные скалы внизу, а через некоторое время к холоду привыкаешь. Пег передала мне наполовину использованный кусок грубого мыла и наблюдала, как я мыл волосы, лицо и руки, а затем, отвернувшись от нее в тщетной попытке проявить скромность, которая, как я уже тогда понимал, была нелепой, - все остальное.
Я вернул ей мыло, когда закончил, и просто покачивался на воде, наслаждаясь ощущениями.
Однако вот что меня поразило. Отмытая до блеска, Пег выглядела почти другим человеком. Как обычная молодая девушка. И очень симпатичная. Не то чтобы я впервые обратил на это внимание. В пещере она почти всегда была такой же обнаженной, как и сейчас. Ее тело было стройным и подтянутым, особенно попка и бедра. Грудь небольшая, с длинными острыми сосками, волосы на лобке светло-коричневые, почти светлые, в отличие от длинных, гораздо более темных волос на голове, которые сейчас блестели на солнце.
Как я уже сказал, я замечал это и раньше. Конечно, замечал. Я же мужчина. Точно так же я замечал гибкое сильное тело Женщины. Но впервые я не испытывал смешанных чувств по этому поводу. Я впервые не воспринимал ее как какую-то образованную дикарку.
Она быстро и эффективно справилась со своими делами, а затем бросила кусок мыла Женщине, которая ловко поймала его, понюхала и скорчила гримасу. Это рассмешило их обеих.
Значит, она умеет смеяться, - подумал я. - Женщина умеет смеяться.
Когда она закончила - очень поверхностная работа по сравнению с моей и Пег, - можно было сказать, что ей не очень-то нравится этим заниматься, - Женщина передала мыло Дарлин, которая подошла к Розетке, плескавшейся рядом, и вымыла сначала ее, а потом себя. Розетке, похоже, это понравилось. Затем Дарлин намылила Адама, который тут же заплакал. Но это ее не смутило.
- Хватит, - сказала Женщина, когда Дарлин закончила, и хлопнула в ладоши.
Ее лицо снова стало серьезным и суровым. Мы послушались.
Выбравшись из заводи, я повернулся к Пег.
- Можно мне постирать одежду? От нее воняет.
- Почему бы и нет, - сказала она.
Она что-то сказала Женщине, та пожала плечами, затем что-то сказала Дарлин, и Дарлин протянула мне мыло. Потом они все сидели и смотрели, как я у кромки воды намыливаю и прополаскиваю рубашку, брюки, трусы и носки, отжимая их как можно сильнее и снова надеваю. Когда я закончил, солнце уже стояло высоко.
Это было лучшее из того, что я пережил за неделю. Я снова почувствовал себя человеком.
Но это продолжалось недолго.
***
- Руки за спину, - сказала она.
- Почему?
- Просто сделай это.
Она только что развязала их, и я удивился. Потом понял. Она собиралась снова их связать. Мне это не понравилось.
- Не понимаю. Я ведь ничего не сделал. Я же ем...
- Просто сделай это, Дональд.
Всякий раз, когда она называла меня по имени, я понимал, что это серьезно. Я снова лежал на ложе из молодых побегов, прислонившись к стене пещеры. Ноги снова были связаны. Мое маленькое путешествие на природу осталось лишь воспоминанием. Мечтой о свободе. О чем-то, приближающемся к нормальной жизни.
Мы поели. На этот раз собаку. Бог знает, где Женщина ее взяла. Украла или поймала. Я узнал, что по всему лесу расставлены ловушки. Ловушки на кроликов, белок и более крупную дичь. Но я узнаю собаку, снята с нее шкура или нет. Эта была размером с лабрадора. Агнес, Джордж и Лили все еще стояли у окровавленной туши. Значит, собаки тоже были каннибалами.
Я сделал так, как она сказала.
Я осознавал, что остальные - Женщина, Дарлин и даже Адам у нее на коленях - все с интересом наблюдают за мной. Наблюдают за нами. Молча, сидя у костра. Розетка дремала у ног Женщины.
Закончив, Пег присела на корточки, посмотрела на меня и вздохнула. Посмотрела через плечо на Женщину, которая просто глядела на нас, не мигая, а затем снова на меня.
- Что? - спросил я.
Она расстегнула молнию на моих брюках, стянула трусы и вытащила член своими длинными тонкими пальцами.
Сначала я был слишком ошеломлен, чтобы что-то сказать.
Она начала дрочить мой член обеими руками. Вверх-вниз и из стороны в сторону. Я понял, что она смазала руки.
- Зачем... зачем ты это делаешь? - спросил я.
Она улыбнулась. Это была нехорошая улыбка.
- Разве тебе это не нравится?
- Я...
- У меня овуляция, - сказала она. - У тебя будет ребенок. Надеюсь, мальчик. Адаму нужен братик. Нам нужны мужчины. Ты спрашивал, почему я? Вот почему.
Я взглянул на Женщину, на Дарлин и Адама.
- Это безумие. Ничего не получится, - сказал я. - Только не на виду у них.
- Получится, - сказала она. - Меня научил этому отец.
Это заняло некоторое время, но она была права.
Я закрыл глаза, чтобы не видеть, как они втроем наблюдают за мной, и открыл их только тогда, когда она оседлала меня, и даже тогда смотрел только на нее - на ее жесткий сосредоточенный взгляд и открытый рот, на чистые длинные волосы, на пот, блестевший на ее груди и животе, на напряженные мышцы ее рук и бедер.
С актрисами я не занимался сексом. И к себе не прикасался, наверное, месяц.
Когда я кончил, у меня перехватило дыхание.
***
Еще дважды за ночь.
Утром, перед самым рассветом, она снова пришла ко мне. Остальные спали. Я слышал храп Женщины. Даже в тусклом сером свете я увидел выражение отвращения на ее лице, когда она коснулась меня рукой. Дело было не во мне и даже не в ней, если разобраться. Это было из-за полутора дней способности к зачатию.
- Тебе действительно не нравится это делать, так ведь? - спросил я.
- А ты бы стал это делать? Будучи на моем месте? Ты же знаешь мою чертову историю.
- Развяжи меня. Развяжи руки и ноги. Я не буду пытаться бежать. Клянусь.
- С чего бы это?
- Позволь мне кое-что попробовать. Хотя бы раз.
Я хотел использовать ее в своих целях, и, возможно, она это сознавала. Но часть меня искренне хотела сделать это с ней.
- Я так не думаю, - сказала она.
- Развяжи меня. Дай мне раздеться. Твой отец раздевался? Он этого не делал, правда?
Судя по тому, что она мне рассказала, он бы не осмелился, этот больной ублюдок. Не тогда, когда Дарлин спала на соседней кровати рядом с ними. И не с женой в соседней комнате.
- Нет, - сказала она.
- Хорошо. Тогда позволь мне прикоснуться к тебе.
- Он прикасался ко мне.
- Не так. Не в том смысле, о котором ты думаешь. Разреши мне попробовать. Что ты теряешь, Пег?
Несколько мгновений она просто сидела и думала. О чем именно она думала, я никогда не узнаю. Но потом она приняла решение, протянула руку и развязала веревку вокруг моих ног. Я наклонился вперед, чтобы она могла освободить и мои запястья.
- Спасибо, - сказал я.
- И что теперь? - спросила она.
- Иди сюда. Ложись рядом со мной.
Я протянул руки. Она заколебалась. Покачала головой.
- Даже не знаю, - сказала она.
Я ждал. Она медленно опустилась рядом. Ее голова прижалась к моей груди. Ее руки сжались в кулаки, под подбородком.
- Расслабься, - сказал я ей и просто держал ее некоторое время, пока, наконец, ее руки не расслабились, и я не почувствовал, как ее сердцебиение и дыхание вернулись к тому, что не было похоже на трепетание пойманных птиц на моей груди.
Я поцеловал ее в макушку, в лоб.
- Не делай этого, - сказала она. - Он так делал.
- Скажи мне кое-что, - попросил я. - Ты всегда была одета, когда он приходил к тебе ночью?
- Да, я всегда была в пижаме.
- Значит, так он никогда не делал?
Я скользил по ее телу и целовал обнаженное плечо, ключицу, верхнюю часть груди. Я действовал медленно и нежно. Я все еще чувствовал, как она напряжена. Я спустился ниже груди и стал целовать ее бока, талию, живот до пупка.
- Что ты делаешь? - спросила она.
- Занимаюсь с тобой любовью.
- Занимаешься любовью?
- Совершенно верно. У тебя с этим проблемы?
Она рассмеялась.
- Так ты теперь мой любовник?
- Совершенно верно.
- Ты - осел.
- Верно. Я твой любовник, и я осел. Иди сюда.
Я крепче прижал ее к себе. Она не сопротивлялась. Через мгновение я почувствовал, как ее руки легли мне на спину. Они не двигались, но они были там.
Я медленно двинулся вверх от пупка к груди и прижался к ней щекой. Я чувствовал, как сосок напрягается и приподнимается под ней. Я повернул голову и поцеловал его, и поцеловал снова. Затем взял сосок в рот.
- О, - сказала она.
Тихий звук удивления. Я провел по нему языком, а затем нежно зубами, и ее руки начали двигаться по моей спине и плечам, вниз по талии к щели между ягодиц. Она исследовала меня. Я никогда не занимался любовью с девственницей, но сейчас именно это я чувствовал. А что чувствовала она, прикасаясь ко мне? Как будто я для нее совершенно новый человек.
И это придавало мне смелости.
Я опустился на нее и раздвинул ее бедра. Я не уверен, что сначала она поняла, что я задумал, но потом поняла.
- Подожди! - сказала она, но я не стал ждать.
Я зарылся в нее лицом. Раздвинул языком губы ее пизды, мгновенно нашел клитор, начал водить языком по кругу, услышал ее стон, и почувствовал, как она положила руки мне на голову, отталкивая меня, но ее сердце воспротивилось этому, она была сильной и могла бы запросто меня оттолкнуть, но вместо этого она сдалась, положила руки мне на затылок, и вскоре застонала и начала выгибаться. Я крепко сжал ее попку руками и, наконец, почувствовал, как она кончила, вздрогнула и дернулась в последний раз, и когда я отстранился и скользнул членом в нее, мое лицо было омыто ею, а ее пизда была гладкой и теплой, как никогда раньше.
Когда я скатился с нее и лег рядом, я услышал что-то вроде пощелкивания, доносящегося со стороны костра. Я оглянулся. Женщина была вполне проснувшейся и строгала еще один кусок совершенно белой кости.
Наблюдая за нами.
***
Пег больше не приходила ко мне после того утра. Ее овуляция закончилась.
На самом деле, она почти не разговаривала со мной в течение следующего дня. Казалось, то, что произошло между нами, смущало ее, и, возможно, так оно и было. Или, возможно, она тоже знала, что Женщина наблюдала за нами.
Следующие две недели мы питались плодами земли, ручья и моря. Тушеное нежирное мясо бобра. Кролик. Енот, засоленный накануне, пропаренный и обжаренный. Форель из ручья. Крабы, моллюски и мидии. Черника, ежевика. Вареные одуванчики, папоротник, амарант, рогоз, дикий лук. Сваренные в соленой воде желуди. Водяные лилии и морские водоросли. Они нашли яблоневый сад. Поэтому мы ели много яблок. Мы никогда не были голодными .
Когда Пег снова начала со мной разговаривать, я спросил ее:
- Почему же тогда, при таком изобилии, вы охотитесь на людей?
- Однажды Женщина пыталась мне это объяснить, - сказала она. - Она сказала что-то вроде: "лучшая еда понимает свою смерть, свою жертву. И чем глубже это понимание, тем больше оно поддерживает живых". Она сказала, что все живое понимает тленность жизни, вплоть до мельчайшего насекомого, мельчайшего цветка. Что это всего лишь вопрос понимания. И именно поэтому мы едим плоть своих сородичей. Как никакие другие существа, мы обладаем пониманием.
- То есть ты хочешь сказать, что это духовное. Духовное понятие.
Она пожала плечами.
- Бог с ним. Не знаю, может быть. Может, и так.
***
Однажды они ушли поздно вечером, оставив меня наедине с Дарлин, собаками и маленьким Адамом. Они спали. А я не мог уснуть. Мысль о том, что если я смогу освободиться от этих веревок, от этой кирки над головой и тихонько, на цыпочках выбраться отсюда, не давала мне уснуть. Как и много ночей назад.
Но это было невозможно. Собаки были рядом. Они реагировали на малейшее движение. И именно собаки, навострившие уши, предупредили меня об их возвращении. Задолго до того, как я услышал приглушенные крики.
Это была женщина или молодая девушка. В тот момент я не мог точно сказать, кто именно, но судя по тону ее голоса, был уверен, что девушка. И позже узнал, что был прав. Подросток. Ее схватили на обочине, когда сломалась ее машина.
В тот вечер ей очень не повезло.
Но я мог представить ее. Подвешенную на сосне, как Линда. Молящую о пощаде. Кричащую от страха. Обнаженную и распятую вверх ногами в мерцающем свете костра.
Как никакие другие существа, мы обладаем пониманием.
А затем наступила внезапная тишина.
В этой тишине я представил резкое движение лезвия по ее горлу, кровь, хлынувшую в ведро и текущую по рукам Женщины или Пег, поперечные надрезы на ее ее плоти, осторожное отслаивание этой плоти, разрезание сухожилий, связок, соединительных тканей, хруст кости, скрежет ножа. Я представил себе отрубленную голову, неподвижные глаза, открытый в удивлении рот.
Я почти отчетливо слышал ее последние мысли в своем сознании. Неужели это происходит со мной? Со мной? Возможно ли это?
***
Они разожгли костер и пополнили наши запасы.
Свежая кровь пахнет железом или медью, и сейчас в пещере пахло именно так. Железом и дымом.
Они тоже так пахли.
Поэтому, когда Женщина присела на корточки рядом со мной и поставила передо мной чашу с кровью, меня чуть не стошнило от ее близости. Ее руки и предплечья были измазаны кровью, капли крови застыли на лице, груди, животе и ногах.
Она улыбнулась мне. Ее зубы не вызывали восхищения.
А затем она сделала то же самое, что и Пег, правда, гораздо грубее и с гораздо большим желанием. Протянула руку и освободила мой член от брюк и трусов. Я покачал головой.
- Нет, - сказал я. - Ни за что. Ни за что на свете.
Пег разжигала костер у входа в пещеру и улыбалась.
- Сейчас ее время, - сказала она. - Наслаждайся.
Женщина окунула руку в чашу и начала гладить член, скользкий от свежей крови.
- Пожалуйста, - сказал я. - Не делай этого.
Она снова окунула руку. Теперь он весь в крови.
Я попытался прогнать это усилием воли. Заставить член не вставать. Но она была экспертом в этом деле. Кончиками пальцев поглаживала головку, делая полукруговые движения, затем снова поглаживала. Окунала руку и гладила. И понимала, когда я вот-вот кончу.
Когда она поняла, что я готов, она оседлала меня спиной ко мне, и я видел, как в тени пульсируют мышцы ее плеч, спины и бедер, а затем я кончил и разозлился на то, что меня заставили кончить, и стал колотить ее, пытаясь причинить ей боль, разорвать ее, - но она отвечала на каждый мой удар с силой, равной моей собственной, так что больно было только мне, моим бедрам и ляжкам, а задница терлась о ложе.
Я пытался насиловать, но меня самого насиловали.
- Будь ты проклята, - крикнул я.
Она немного посидела на мне. Я дышал так, словно пробежал четыре мили. Ее дыхание было медленным и ровным. Она слезла с меня и, ни разу не оглянувшись, подошла, чтобы помочь Пег подбросить дров в костер.
***
Во второй раз, уже ночью, она освободила мои руки и, как только я возбудился, встала на четвереньки, преподнося мне попку и пизду.
- Нет, - сказал я. - Нет.
Она повернулась, посмотрела на меня и зарычала:
- Tu dheanamh.
Я знал, что это значит. Ты сделаешь это.
И я сделал.
И утром на виду у всех сделал это снова.
***
До меня дошло, кем я стал. До чего опустился. Мной владели. Я был их собственностью. Домашним скотом.
Коровой. Дойной коровой.
***
Я не мог сдержать негодование и не мог его скрыть. Как бы иррационально это ни выглядело в сложившихся обстоятельствах, я чувствовал, что Пег меня предала.
- Кто следующий, Пег? - просил я. - Розетка? Дарлин?
- Не будь смешным, - сказала она. - У Дарлин еще не начались месячные. Глупыш.
***
- Мы переезжаем.
С первыми лучами солнца в пещере царило оживление: Женщина, Пег и Дарлин, одетые в джинсы и футболки, набивали старые рюкзаки одеждой, кастрюлями, сковородками и игрушками для Адама, загружали тачку и ржавую, когда-то красную грузовую тележку инструментами и оружием, в то время как собаки и Розетка нетерпеливо кружили вокруг них.
- Почему? - спросил я у Пег. - Куда?
- Мы захватили здесь четырех человек. Пятерых, если считать тебя. И одного неподалеку перед тобой. Мы взяли за правило не задерживаться надолго на одном месте. Пропажу людей обнаружат. В четырех или пяти милях от того места, где мы плавали, есть одно место выше по течению ручья и вдали от моря. Кто-то построил там охотничью хижину много лет назад, но сейчас там все заболочено. Место заброшено.
Она кивнула в сторону Женщины.
- Она нашла его на прошлой неделе, и я вчера его осмотрела. На первое время сойдет.
- Оно на болоте? - спросил я.
Я думал о комарах, змеях. У меня и так было достаточно страданий.
- На краю болота. Увидишь.
Когда они были готовы, Женщина развязала мне ноги и узел на кирке. Выдернула кирку из скалы и бросила в тачку.
- К болоту, - сказала она. - Двигай.
У нее на поясе, рядом с двумя острыми осколками кости, которые она заостряла на моих глазах, поблескивал в утреннем свете большой нож. Я не собирался с ней спорить.
***
Наша колонна двигалась к ручью в том же порядке - впереди Розетка и собаки, затем Дарлин и Адам, за ними Пег, я и Женщина замыкающей. Дойдя до ручья, мы пошли по узкой тропинке, которая вилась вдоль его западной границы. Большую часть ручья почти не было видно, за исключением нескольких проблесков сквозь деревья, но его было слышно всю дорогу, и этого было достаточно, чтобы я начал мечтать о хорошей холодной ванне. Хотелось избавиться от запаха крови и древесного дыма, которые сопровождали меня, как ядовитое облако.
Пег, казалось, прочитала мои мысли.
- Искупаемся, как только будем на месте, - сказала она.
Когда мы добрались до хижины, солнце стояло уже высоко. Розетка и енотовидные собаки тяжело дышали. Все остальные были мокрыми от пота. Если мы воняли раньше, то теперь от нас просто разило. Я представил, как олени, кролики, белки, все животные в лесу бегут куда угодно, только не в нашу сторону.
Хижина одиноко стояла в глуши. С одной стороны от нее протекал неглубокий и чистый ручей. С другой, вытекая из того, что когда-то было входной дверью, ручей превращался в болото глубиной в два-три дюйма и тянулся через лес, рогоз и болотную траву, насколько хватало глаз. Через эту мерзкую жижу мы с трудом добрались до хижины, крепко сложенной из обтесанных бревен, но пористой на ощупь, которой, должно быть, было больше ста лет.
Окна и дверной проем были открыты для стихии, но крыша осталась нетронутой. Прочные балки, обтесанные вручную. Если бы кто-нибудь потрудился осушить болото лет пятьдесят назад, могло бы получиться неплохое местечко. И комаров бы поубавилось.
Я прихлопывал их как сумасшедший.
- "Лесная дурь", - сказала Пег. - Искупаемся и намажемся. Отпугивает всю эту дрянь. Комаров, черных мух, оленьих мух. Думаешь, комары - это ужасно? Мухи - вот сущий ад. Кусают до крови. Она сама готовит эту мазь. Из сосновой смолы, камфары, лимонного сорго и еще кучи всего.
Они нарезали сосновых веток и подмели все вокруг. Мышиный помет и кроличьи экскременты. Жуков. Высохшие трупики кузнечиков. Небольшую колонию красных муравьев, поедавших воробья со сломанной шеей в узком каменном камине.
Я помог им расстелить постельные принадлежности. Собаки ушли за чем-то - мы слышали их лай выше по течению, - а Розетка плюхнулась на землю, сопя и глубоко вздыхая. Несмотря на то, что она обладала удивительным чутьем - безглазая, она каким-то образом умудрялась обходить любые камни и деревья на своем пути, - она все равно была слишком медлительной, чтобы присоединиться к ним.
***
Час спустя мы уже лежали голышом в ручье. В отличие от места, расположенного ниже по течению, здесь не было глубоких заводей. В лучшем случае до галечного дна оставалось всего пять дюймов воды, так что приходилось либо садиться, либо становиться на колени, пользоваться мылом и ополаскиваться.
И именно это делала Женщина, когда я увидел свой шанс.
Ручей здесь сужался и превращался в U-образную форму вдоль восточного берега, где я заметил вторую тропинку через пышные папоротники прямо напротив нас. Недалеко от меня, на нашей стороне, стояла рощица стройных белых берез, низко нависающих над водой, и вторая такая же была среди папоротников. Мне было бы нетрудно пробраться к деревьям, которые обеспечивали частичное укрытие.
От этой мысли у меня заколотилось сердце.
Пег переворачивала камни, ловила руками раков и бросала в пустую банку из-под маринованных огурцов. Будущая закуска. Дарлин стояла ко мне спиной, мыла волосы Адаму. Розетка крепко спала на берегу.
Собаки еще не вернулись.
Поэтому, увидев, что сидящая Женщина опустила голову к воде, чтобы плеснуть себе на лицо, я сделал свой ход. Я тихо проскользнул к березам на дальнем берегу ручья. Поднялся по насыпи в папоротники, а из папоротников вышел на тропинку.
А потом я побежал быстрее, чем когда-либо в своей жизни.
Неважно, что я был голый. Неважно, что ежевика и ветки деревьев, казалось, набросились на меня словно из ниоткуда. Неважно, что я разбивал в кровь свои босые ноги на неровной, усыпанной галькой тропинке. Я бежал, черт возьми! Я был свободен. Во мне бурлил адреналин и какая-то маниакальная целеустремленность.
Я перепрыгивал через камни и продирался сквозь кустарник.
Впереди, справа от меня виднелось поле высокого золотарника, а за ним - густой лес. Этот лес и будет моей целью. Я бы заблудился в нем. Блуждал бы по нему, пока не встретил кого-то или кто-то встретил меня. Я бы дрожал по ночам от холода. Я бы голодал. Меня бы мучила жажда.
Все, что угодно.
Она появилась прямо передо мной, не более чем в десяти футах. С нее капала вода.
- Is leor sin! - сказала она. А потом по-английски: - Хватит!
Она даже не запыхалась.
Женщина подошла ко мне. Ее глаза были спокойными, пустыми. Я не увидел в них злобы.
Но нож был направлен прямо на мой член.
Я услышал, как Пег подошла ко мне сзади.
- Думаю, ты должен был попытаться, - сказала она. - Рано или поздно. Я знаю, что на твоем месте я бы так и сделала.
Я почувствовал острие ее собственного ножа у себя на пояснице.
- Но я не ты, - сказала она. - Правда?
***
В лучах послеполуденного солнца Женщина сидела в пустом дверном проеме. Строгала кость.
***
- Она собирается это сделать, Дональд, - сказала Пег. - Я не могу ее остановить.
- Нет, можешь, - сказал я. - Она тебя послушает. Она должна тебя послушать.
Я был в отчаянии. Это было слышно по моему голосу. Мне не нравилось, как он звучит. Но прислоненный к стене, со связанными за спиной руками и вытянутыми перед собой ногами, стянутыми в лодыжках, и учитывая то, что, по словам Пег, вот-вот должно произойти, вы бы тоже были в отчаянии.
Пег только улыбнулась своей печальной одинокой улыбкой.
- Разве ты этого не заметил? Она знает, чего хочет, и она это получает.
- Это из-за того, что произошло сегодня? Потому что, если это так...
- Вовсе не из-за этого. Она планировала это с самого начала. И это уже не впервые.
- Господи! Пожалуйста! Я не могу принять это.
- Прими это, Дональд.
- Есть хоть какая-то альтернатива? Должна же быть альтернатива.
Она медленно встала, посмотрела на меня сверху вниз и покачала головой. Отблески огня мерцали на ее обнаженной груди, обнаженных бедрах. Позади нее захныкал ребенок.
- Ты уже знаешь альтернативу, - сказала она.
***
Спустя много времени после того, как все закончилось, я лежал у полыхавшего огнем старого каменного камина, а Пег обрабатывала мои раны, к нам подошла Дарлин и присела на корточки рядом со мной - глядя мне прямо в глаза. Чего она никогда раньше не делала.
- Ты ведь не злой? - спросила она. - Или...
- Нет, - сказал я. - Я не злой.
Я едва мог говорить. Получился лишь шепот.
- Мой папа был злым, - сказала она. - E scanraigh me.
- Говори по-английски, Дарлин, - сказала Пег.
- Он напугал меня, - сказала она. Ее глаза были широко раскрыты. Возможно, она вспоминала. - Но ты не злой. Нет.
И тут она совершила удивительный поступок.
Она наклонилась и нежно поцеловала меня в лоб.
***
Думаю, я больше никогда не буду бояться боли.
Больнее мне уже не будет.
Когда Женщины обхватила меня руками, сопротивляться было бесполезно, да и не стоило, даже если бы мои руки не были связаны за спиной, а лодыжки вместе, и, кроме того, это бы только еще больше разорвало мою плоть. Поэтому, когда Пег вонзила первый длинный осколок кости глубоко в мышцу между соском и ключицей левой груди, протянула ее через плотную мышцу и вытащила с другой стороны, я закричал и застонал, стиснув зубы, ожидая, когда все закончится, что все будет милосердно быстро, что жгучая боль и вторжение, движение, прекратятся внутри меня.
И Пег не стала задерживаться с выполнением задания. Я видел, что ей это не доставляло удовольствия. Это был долг, и только долг, сосредоточенный и неуклонный. Она дала мне время отдышаться, слегка расслабиться в руках Женщины, чтобы мышцы на груди перестали вздрагивать. Затем она протолкнула вторую кость через правую грудь.
Третья кость была поменьше. Но такая же острая.
Они уложили меня на спину. Женщина подняла и удерживала мои ноги в воздухе прямо над моей головой.
Я знал, что будет. Пег сказала мне. Я уже весь дрожал.
- Faoi shiochain, - сказала Женщина. - Не дергайся.
А затем Пег осторожно протянула третью косточку через основание мошонки.
***
Прошло уже около четырех месяцев.
Те события произошли в июле. Сейчас, по моим подсчетам, октябрь, где-то ближе к Хэллоуину. Но здесь никто не будет ходить с мешками и кричать "сладость или гадость". Мы нашли еще один заброшенный дом в лесу, недалеко от моря. Я помню из своей прошлой жизни, что экономика сильно ударила по всем, и, похоже, это не изменилось. Дом хороший. Я бы сказал, ему пара лет. Он защитит нас от непогоды. Пег говорит, что мы добрались почти до канадской границы.
Они привели меня сюда с помощью двух веревок, привязанных к горизонтальным костям в моей груди.
Домашний скот, помните?
Третья кость предназначена для другой цели.
Про генитальный пирсинг говорят правду.
Это делает меня более эффективной коровой.
Но то, что я сказал о боли, тоже правда. Я больше никогда не буду ее бояться. Клянусь, я вырву из себя эти кости голыми руками, если у меня будет хоть малейший шанс на спасение. Охотник с ружьем. Группа скаутов, пробирающаяся через лес. Машина достаточно близко на дороге перед нами ночью.
Здесь есть старый потрепанный письменный стол, и я оставляю свои записи в ящике на случай, если умру или сойду с ума раньше.
Потому что у Дарлин, малышки Дарлин, позавчера были первые месячные.
И да поможет мне Бог, ибо я - корова.
Послесловие
Опять о длине.
На дворе 2011 год, и издательство "Dorchester" публикует наш совместный с Лаки МакKи роман "Женщина". Но он не достаточно длинный.
Я уже жаловался на это раньше, но эта история с количеством страниц сводит меня с ума. Так какого черта, я пожалуюсь еще раз. В наши дни почти все произведения Джеймса М. Кейна назывались бы повестями, а не романами, и то же самое относится к "Садовнику" Ежи Косински, "Скотному двору" Оруэлла, всем вестернам Элмора Леонарда, к "Незабвенной" Ивлина Во, к "Расцвету мисс Джин Броуди" Мюриэл Спарк и к "Над пропастью во ржи" Дж.Д. Сэлинджера.
Этот список можно продолжить.
Однако на этот раз мы с Лаки не слишком расстроились из-за этого. Мы прекрасно провели время, работая над "Женщиной", как над романом, так и над фильмом, и возвращение к нашим персонажам было похоже на возвращение домой.
В очень странную семью.
У меня уже был "коровий" персонаж, еще в "Потомстве", но на этот раз бедняга ведет повествование от первого лица.
Ой!