Джо Р. Лaнсдейл "МАЛЕНЬКАЯ ЗЕЛЕНАЯ КНИЖЕЧКА ИСТОРИЙ О МОНСТРАХ"
"Динозавр Боб едет в Диснейленд"
"Этой ночью oни не пошли на ужастик"
"Маленькая зеленая книжечка историй о монстрах" - это сборник рассказов американского писателя Джо Р. Лансдейла, изданный издательством "Borderlands Press" в рамках серии "Маленькая книжка". Тираж был ограничен пятьюстами экземплярами.
Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено неправильно.
Просьба, сохраняйте имя переводчика, уважайте чужой труд...
Я весь уродливый и зеленый, и сделан Хозяином с помощью какой-то машины и электрошокера, от которых глаза распахиваются. Oн держит меня в лаборатории и чему-то учит, но этому трудно научиться, и однажды я перестаю хотеть учиться, хватаю Хозяина за голову и тяну, a она сразу отрывается и брызжет красным, и тогда я узнаю из книг, которые он читал мне, что я хочу делать дальше.
Я хочу Котенка.
Сильно хочу Котенка. Выламываю дверь и выхожу искать Котенка, потому что я этого хочу, но вижу, что все не так, как я себе представлял, как я видел в книжках с картинками. Hаконец, я вижу Котенка и иду за ним. И когда я беру его на руки и глажу, он МЯУКАЕТ, звучит так, как издавал звуки Хозяин, когда читал книгу, и говорил, что МИЛАЯ КИСКА МЯУКАЕТ. Котенок начинает МЯУКАТЬ, пока я не отрываю ему голову, потом он больше не МЯУКАЕТ, его маленькие лапки дрожат, а хвост свисает вниз.
Я иду искать другие вещи, которые мне нужны, как девочка, например, которую я видел в книге под названием "БУМАЖНЫЕ КУКЛЫ"[1]. Бумажные куклы. Они рвутся, когда я тяну за них. Когда я вижу одну из них, девочку, идущую по улице, у нее нет линий, указывающих, куда тянуть, где рвать.
Так что, думаю, просто хватай и тяни за любое место и смотри, что получится. Но я не могу поймать ee. Она видит меня, кричит и убегает, а я смотрю на лицо в луже воды, и от этого мне самому хочется кричать. Онo всe красное от Котенка, и я такой уродливый, как говорил Xозяин, поэтому я умываю лицо в луже и вижу, что лицо все еще уродливое, и с красным оно выглядело лучше, потому что оно все зеленое. Зеленое, как трава, как говорится в книге.
Я иду искать девочку-бумажную куколку, и если что-то не получится, я не смогу поймать ее, то я хочу щенка... Посмотрю, будет ли он кричать "ГАВ-ВАУ-ВАУ", а потом оторву ему лапки. Потом, как в книге, которую читал Хозяин, я пойду пить кофе.
Перевод: Zanahorras
Эй, как жизнь?
Похоже не очень, да?
Нет, нет, мы раньше не встречались. Просто хочу немного поднять тебе настроение. Я расскажу одну историю, ты просто не поверишь... Нет, деньги мне не нужны. И я не пьян. Это моя первая кружка пива. Я сидел тут совсем один, а потом увидел тебя, и подумал: эй, этот парень может составить мне отличную компанию.
Уверен, ты сможешь. Кому охота пить в одиночестве? Тебе ведь нравятся хорошие истории? Потому что моя история - это просто нечто.
Нет, это не займет много времени. Я постараюсь быть кратким.
Видишь ли, я - шпион.
Нет-нет. Не из тех шпионов. Я не работаю на КГБ или ЦРУ. Я работаю на МАДЖИПЛИШТ.
Да, я в курсе, что ты никогда о таком не слышал. О нем вообще мало кто знает.
Даже среди нас, марсиан.
Нет, ты не ослышался. Я так и сказал - марсиан. Ведь я с Марса.
Я уже говорил тебе, что не пьян.
Ваши ученые могут твердить все что угодно. Я - марсианин.
Видишь ли, мы наблюдаем за вашей планетой уже достаточно долго, но в последнее время вы, ребята, со всеми своими зондами и планами полета на Марс стали слегка нас нервировать. И мы решили сыграть на опережение. Я из тех, кого у вас называют "передовой десант". Проще говоря - разведчик. Понимаешь, мы, марсиане, невидимы для ваших телескопов. Это из-за того, что наши тела плохо отражают свет, и способны сливаться с ландшафтом. Да, верно, как хамелеоны. В любом случае мы бы только напугали вас своим видом, потому что для вас, землян, мы выглядим... необычно.
Это? Нет, конечно, это не мое настоящее тело. Я слепил его из протоплазмы.
Почему я говорю по-английски? О, я хорошо знаком с вашей культурой. Я изучал ее много лет. Даже устроился на работу.
Зачем я тебе все это рассказываю?
Ну, тут все достаточно просто. Мы, марсиане, смогли адаптироваться почти ко всему в вашем мире, даже научились дышать кислородом. Но вот еда, это для нас проблема. Так получилось, что ваш алкоголь легко усваивается нашим организмом, но вот ваша пища для нас не пригодна. Что-то на вроде того как если бы ты приехал в Мексику, купил там что-то с лотка у уличного торговца а потом твой желудок... В общем с нами происходит примерно тоже самое только гораздо хуже.
Кровь - вот наш единственный выход.
Ага, ваша кровь.
Тебе смешно? Вампиры с Марса! Умора, да? Как в тех дешевых фантастических фильмах, правда?
Эй-эй, держи себя в руках. Ты чуть не упал со стула. Нет, я не думаю что пиво здесь такое крепкое. Кружиться голова? Я тебя понимаю. Тебе лучше прикорнуть вот тут за барной стойкой. Я знаю, что с тобой происходит. Это все из-за того щупальца, которое тянется у меня из-под одежды. Я сунул его в тебя, как только мы завели разговор. Ты даже не заметил. Оно выделяет жидкость, что-то вроде естественного обезболивающего, если тебе это вообще интересно. Вот почему ты ничего не чувствуешь. Знаешь, если бы не моя человеческая оболочка, то ты мог бы увидеть, что я почти весь состою из той жидкости. Что-то вроде вашей большой медузы, только посимпатичнее.
Тише-тише...
Не нужно никого звать на помощь. Тебя все равно не услышат. Твои голосовые связки сейчас настолько слабы, что не способны издать ни звука. Это все та жидкость, о которой я тебе говорил. Кроме того, что она действует как анальгетик, она еще парализует нервную систему, расслабляя мышцы твоего тела, и позволяя мне спокойно сосать из тебя кровь.
Конечно, кое-кто из посетителей сейчас смотрит на нас, но они даже не догадываются о том, что происходит. Я виновато улыбаюсь им, ведь ты, похоже, заснул тут, слегка перебрав. Знаешь, они считают это забавным. Люди привыкли к такому. В барах всегда полно пьяных.
Вот так, вот так. Расслабься. Просто плыви по течению. Так ведь у вас говорят? В любом случае от тебя уже ничего не зависит. Еще немного и в твоем теле не останется ни капли крови. Мой организм ее усвоит и со мной все будет в порядке. Ведь это моя единственная еда на вашей планете, если не считать пары кружек пива, время от времени.
Ну, вот я тебе все рассказал. Конец истории. Как же хорошо я себя чувствую.
Не знаю, слышишь ты меня еще или нет, но щупальце я из тебя вынимаю. Спасибо за угощение. Ничего личного. И не беспокойся о пиве, которое ты заказал. Я заплачу за него на выходе. Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать.
Перевод: Павел Павлов
На день рождения жена Фреда, Карен, купила ему надувного динозавра - Tираннозавра Рекса. Он был в картонной коробке, и Фред поблагодарил ее, отнес динозавра вниз в кабинет, достал его из коробки и провел двадцать минут, делая глубокие вдохи и надувая его воздухом.
Когда динозавр был надут, он посадил его перед своими книжными полками и в шутку достал шапку с мышиными ушами, которую он купил в Диснейленде три года назад, надел ее на голову динозавра и назвал его Боб.
Боб сразу же захотел поехать в Диснейленд. Это желание было невозможно заглушить. Он говорил об этом день и ночь, и дошло до того, что в кабинет стало невозможно заходить, потому что Боб становился очень неприятным в этом вопросе. По ночам он слонялся по лестнице, вышагивал по полу, громко и протяжно напевая песенку из мультика "Микки Маус", будил Фреда и Карен, а когда Фред спускался вниз, чтобы вразумить Боба, тот его не слушал. Он не хотел слушать ни минуты возражений. Нет, сэр, он чертовски хотел поехать в Диснейленд.
Фред сказал Карен:
- Ты должна была купить мне бронтозавра или, может быть, стегозавра. Мне кажется, с ними было бы легче договориться.
Боб не умолкал ни днем, ни ночью.
- Диснейленд, Диснейленд, я хочу в Диснейленд. Я хочу увидеть Микки. Я хочу увидеть Дональда.
Боб повторял это так часто, что это было похоже на какую-то мантру. Он даже нашел несколько старых брошюр о Диснейленде, которые Фред хранил в шкафу. Боб разложил их на полу, лег рядом и изучал картинки, виляя своим огромным хвостом и тосковал.
- Диснейленд, - шептал он. - Я хочу в Диснейленд.
А когда он не говорил об этом, он просто гулял. Он приходил к завтраку, садился на два стула за столом и тупо смотрел в сироп на своих блинчиках, возможно, представляя себе аттракцион Маттерхорн или замок Спящей Красавицы. Дошло до того, что на это было больно смотреть. И Боб стал злым. Он гонялся за соседскими собаками, разрывал мусорные мешки, дрался с детьми в автобусе, спорил с учителями и приобрел неряшливые привычки, например, бросал использованные салфетки "Клинекс" на пол в кабинете. С этим динозавром невозможно было жить.
Наконец, Фреду надоело все это, и однажды утром за завтраком, когда Боб смотрел на свои блинчики, лениво водя по ним вилкой, но не пытаясь есть (а Фред заметил, что Боб похудел и выглядит так, будто ему нужен воздух), Фред сказал:
- Боб, мы решили, что ты можешь поехать в Диснейленд.
- Что? - сказал Боб, вскидывая голову так быстро, что его мышиная шляпа слетела, а вилка заскребла по тарелке со звуком, похожим на скрежет ногтей по доске. - Правда?
- Да, но ты должен подождать, пока в школе не начнутся летние каникулы, и ты действительно должен вести себя лучше.
- О, я буду, буду, - сказал Боб.
Теперь Боб был счастливым динозавром. Он перестал разбрасывать бумажные салфетки, беспокоить собак, детей в автобусе и учителей, и вообще стал образцовым гражданином. Его школьные оценки даже улучшились.
Наконец, настал знаменательный день, и Фред с Карен купили Бобу костюм и красивую кепку с надписью "John Deere", но Боб не хотел иметь ничего общего с обновками. Он носил свою шапку с мышиными ушами и толстовку, которую купил в "Гудвилле", с выцветшей фотографией Микки Мауса и надписью "Диснейленд". Он даже настоял на том, чтобы носить с собой потрепанный диснеевский ланчбокс, который он взял в Армии спасения, но в остальном он был очень сговорчивым.
Фред дал Бобу много денег, а Карен дала ему несколько советов о том, как правильно питаться, а затем они отвезли его в аэропорт на заднем сиденье пикапа. Боб был так взволнован, что едва мог усидеть на месте в зале ожидания аэропорта, и когда назвали его место, он быстро поцеловал Фреда и Карен, протиснулся перед пожилой женщиной и прошмыгнул в самолет.
Когда самолет поднялся в небо, направляясь в Калифорнию и Диснейленд, Карен сказала:
- Он такой счастливый. Как ты думаешь, ему будет хорошо одному?
- Он очень взрослый, - сказал Фред. - У него есть номер в гостинице, куча денег, закуска в коробке с обедом и много здравого смысла. С ним все будет в порядке.
В конце недели, когда Бобу пора было возвращаться, Фред и Карен не смогли встретить его в аэропорту. Они договорились со своей соседкой Салли, чтобы она сделала это за них. Когда они вернулись домой, то услышали, что Боб слушал стерео в кабинете, и спустились к нему.
Музыка была громкой и тяжелой, Боб никогда раньше не слушал ничего подобного. В комнате пахло дымом, но не сигаретами. Боб лежал на полу и читал. Сначала Фред и Карен подумали, что это брошюры Диснея, но потом увидели их в мусорном ведре у двери.
Боб смотрел порножурнал, а изо рта у него торчала косяк. Фред посмотрел на Карен, и Карен была явно потрясена.
- Боб? - сказал Фред.
- Да, - ответил Боб, не поднимая глаз с журнала, и его тон был угрюмым.
- Тебе понравился Диснейленд?
Боб осторожно вынул косяк изо рта и высыпал пепел на ковер. В его глазах было слабое подобие слез. Он встал, бросил косяк на пол и вбил его в ковер ногой.
- Ты... ты видел Микки Мауса? - спросила Карен.
- Черт, - сказал Боб, - нет никакого чертова мышонка. Это просто какой-то парень в костюме. То же самое и с уткой.
И с этими словами Боб прошел в ванную и захлопнул дверь, и они не могли выгнать его оттуда до конца дня.
Перевод: Грициан Андреев
Старая Мод, которая жила в переулках, роясь в мусорных баках и перебирая лохмотья, нашла вставные зубы в луже крови за рестораном "Денни". Очевидно, что произошло ограбление, и какому-то несчастному, бродившему по задворкам, выбили мозги, а потом куда-то утащили неизвестно за что.
Но зубы, которые, вероятно, выскочили изо рта жертвы, как какое-то испуганное животное, все еще оставались, и кровь, в которой они лежали, свидетельствовала об этом ужасном событии.
Мод подняла их и осмотрела. Кроме крови, на задних коренных зубах были довольно неприятные пятна от кофе и, похоже, кусочек вишневого пирога. Мод с удивительной точностью могла заметить пятно или остатки пищи. Если большую часть жизни ходить по переулкам и копаться в мусорных баках, можно стать опытным человеком.
Так вот, Мод была практичной старушкой, и, поскольку зубов у нее было столько же, сколько косточек в яблоке, она вытерла кровь о платье - высокой моды, примерно 1920 года - и вставила эти присоски прямо в свой маленький липкий рот.
Почему-то это ей казалось правильным.
Идеальная посадка. Лучше и быть не могло, чем если бы они были сделаны для нее. Она достала из сумки старую, почерневшую головку салата - она нашла салат с половинкой помидора за "Бургер Кингом" - и попробовала этот овощ.
Звук был похож на падение гильотины, когда зубья вонзились в салат и раздробили его на кусочки.
Как же это здорово, - подумала Мод, - иметь возможность наброситься на еду, как свинья на корыто.
Зубы казались немного теснее во рту, чем некоторое время назад, но Мод была уверена, что через некоторый промежуток времени она к ним привыкнет. Жаль было беднягу, который их потерял, но невезение этого человека было ее удачей.
Мод направилась к подъезду, который она называла домом, и, пройдя квартал, обнаружила, что очень голодна, что удивило ее. Не прошло и часа, как она съела половину гамбургера из мусорного бака "Бургер Кинга", три жирных картофелины фри и половину яблочного пирога. Но, черт возьми, как же ей сейчас хотелось наесться до отвала. Ей казалось, что она может съесть все что угодно.
Она достала из сумки половинку помидора, а также все остальное, что выглядело съедобным, и начала есть.
Чем больше она ела, тем больше ей хотелось есть. Очень скоро у нее закончились лакомства, и тротуар и улица стали казаться ей дном обеденной тарелки, которую нужно заполнить. Боже, но ее живот горел. Как будто она никогда не ела и вдруг осознала необходимость этого.
Она стиснула свои большие зубы и пошла дальше. Через полквартала она заметила большого уличного кота, который висел вниз головой над мусорным баком и лапами искал что-нибудь съестное, но этот кот выглядел аппетитным, как пончик.
Она гналась за этим негодяем три квартала, но так и не поймала его. В конечном итоге, кот исчез в темном переулке.
Отвращенная, но все еще очень, очень голодная, Мод вышла из переулка, думая: Жрачка, мне нужна немедленно жрачка.
Полицейский О'Хара вертел в руках свою дубинку, когда увидел, что она обдирает краску со старого ржавого фонаря. Это была пожилая женщина с лицом цвета сливы, и когда он подошел, она перестала грызть столб и посмотрела на него. У нее была самая большая, самая блестящая пара челюстей, которую он когда-либо видел. Они торчали у нее между губами, как зубы аллигатора, и в свете фонаря, даже когда он смотрел, ему на мгновение показалось, что он видел, как они растут. И, ей-богу, сейчас они выглядели заостренными.
О'Хара работал в полиции уже двадцать лет и привык к эксцентричным чудакам и странным нарядам, но в этой было что-то особенно странное.
Старуха улыбнулась ему.
У нее было много зубов. Больше, чем некоторое время назад? - подумал О'Хара. - Вот это безумие.
Он был примерно в шести футах от нее, когда она набросилась на него, скрежеща зубами, щелкая ими, как сотней холодных эскимосских колен. Они зацепили рукав его рубашки и оторвали его; ткань исчезла между зубами быстро, как чаевые у официанта.
О'Хара ударил ее своей дубинкой, но она поймала ее ртом, и ее зубы заскрипели, как у бешеной собаки. От дубинки не осталось ничего, кроме зубочисток.
Он вытащил револьвер, но она съела и его. Потом она съела О'Хару, даже ботинок не оставила.
Чуть позже она съела ребенка на велосипеде (вместе с велосипедом) и на десерт подцепила черную проститутку. Но это ее не удовлетворило. Она все еще была голодна, и, что еще хуже, выбор стал скудным.
Около полуночи эта часть города вымерла, за исключением одного-двух бомжей, которых она позже тоже съела. Она все думала, что если бы ей удалось добраться до Сорок второй улицы, то она могла бы наесться до отвала проститутками, детьми, сутенерами и героиновыми наркоманами.
Это был бы обычный ужин в стиле шведского стола.
Но это было так далеко, а она была так голодна. И эти чертовы зубы были такими большими, что ей казалось, будто ей нужен шейный корсет, чтобы удерживать голову.
Она начала быстро идти, и когда до Сорок второй улицы оставалось около шести кварталов, ее рот наполнился водой, словно Ниагарский водопад.
Внезапно у нее начался приступ. Она должна была поесть СЕЙЧАС.
Немедленно.
На полпути вверх по своей руке она попыталась остановиться. Но, Боже, как же это было вкусно! Зубы принялись за работу, чавкая и разрывая, и очень скоро они стали большими, как медвежий капкан, перекусывая плоть, словно жевательную резинку.
От Мод не осталось ничего, кроме лужи крови, когда зубы упали на тротуар, быстро уменьшаясь до нормального размера.
Гарри, под кайфом от жизни и от вина, пошатываясь, шел по тротуару, болтаясь то влево, то вправо. Удивительно, что он не упал.
Он увидел зубы, лежащие в луже крови, и, не имея своих собственных зубов - видимо они все были у зубной феи, - решил: Какого черта, чем это может навредить?
Кроме того, он чувствовал себя ведомым.
Подобрав зубы и вытерев их, он положил их в рот.
Идеальная посадка. Как будто они были сделаны для него.
Он покачивался, размышляя: Блядь, как же я голоден; боже милостивый, но я уверен, что мог бы съесть целого слона.
Перевод: Грициан Андреев
Холодное дыхание ночи прошелестело по лесу, покрыло сосны льдом и разметало повсюду снег, пока они не стали похожи на возвышающиеся в лунном свете надгробия.
Двое туристов с рюкзаками за спинами пробирались по снегу глубиной по щиколотку и остановились, чтобы понаблюдать и передохнуть менее чем в пятидесяти футах от старого, побитого непогодой дома. Двухэтажное строение скрипело на ветру. Луна отбрасывала на него тени, похожие на изможденные, цепляющиеся за него пальцы.
Туристка, длинные рыжие волосы которой в лунном свете казались клубничными, снег лежал на них, как сахарная пудра, сказала:
- Это то самое место, Кевин.
Она переложила рюкзак поудобнее.
- Достаточно жутко, - сказал Кевин. - Знаешь, Даг, у тебя бывают какие-то безумные идеи. Как долго эта лачуга принадлежит твоей семье?
- Это не совсем лачуга, Кевин. Старая, да. Но, лачуга? Нет. Здесь, на этом месте, до Гражданской войны был дом. Не этот, а жилой. Я полагаю, что это здание было построено в начале 1900-х, но не цитируй меня по этому поводу. Но, если тебе не нравится вид, давай зайдем внутрь. Здесь холодно.
Кевин улыбнулся и пригладил свои непослушные каштановые волосы рукой в перчатке.
- Ты же сама хотела, чтобы все было немного сложнее. Так что не говори, что здесь холодно. Любой дурак может отправиться в поход весной, - сказал он. - Где твоя тяга к приключениям? Помнишь?
- Я помню, - сказалa Даг. - Bесной не было бы холодно. Я имею в виду, что сейчас будет более захватывающе.
- Слово - "холодно", не "захватывающе".
- Хорошо. Если ты хочешь вернуться домой, там есть тропа... где-то под снегом.
- Ты загналa меня в ловушку, - ухмыльнулся Кевин. - Думаю, мне придется пройти через это.
- Так и думалa, что ты сможешь, неженка. Кроме того... - сказалa Даг, слабо улыбнувшись ему, - ...я подумалa, что мы могли бы придумать, чем заняться, кроме сна. Чем-нибудь, чтобы скоротать время, помочь нам забыть о холоде.
На лице Кевина отразилось любопытство.
- Ты захватилa карты?
Даг игриво хлопнулa его по плечу. Ее рука в перчатке сбила снежинки с его толстого фланелевого пальто.
- Глупыш. Пошли. Снег почти добрался до наших задниц.
Смеясь, они поплелись к дому.
Поднялся ветер, обдав их порывами, похожими на ледяное мороженое, он пронизывал их одежду насквозь и покрывал кожу мурашками.
Дом, холодный серый труп, покрытый белой шапочкой, гремел изъеденными термитами костями.
Когда они оказались на длинном крыльце, Кевин сказал:
- Это самая ужасная метель, которую я видел в этой части страны. На улице действительно становится темно, - oн скинул рюкзак с плеча. - Это крыльцо охватывает весь периметр?
- До конца, - сказалa Даг и достала ключ из кармана джинсов.
- Ты держишь этот старый притон запертым?
- За вещи внутри. Дом принадлежал нашей семье много лет. Здесь есть довольно хороший антиквариат. Вот почему все окна заколочены. Здесь даже есть старый "Эдисон" с большими толстыми пластинками, похожими на тарелки.
- Какое мило.
- Никакого чувства истории, - сказалa Даг и открыла дверь.
Внутри было темно, как на морском дне.
- Очаровательно, - сказал Кевин и достал фонарик.
Они вошли внутрь, Кевин вел их со светом, рассекающим прилипшую паутину и кружащуюся пыль.
- Черт, - сказалa Даг, пока смахивала паутину с лица и волос. - Ты должен убирать ее с дороги, а не перекидывать на меня!
- Простите меня, госпожа Даг... Боже, но здесь темно и холодно, как в лапах белого медведя.
- Все дело в высоких потолках, - сказалa Даг. - Чертовски трудно отапливать.
Даг сняла свой рюкзак и прислонила его к стене; Кевин, который нес свой в руке, бросил его рядом.
Даг наклонилась над своим рюкзаком и досталa "Коулмен"[3] и горсть свечей. Она зажгла свечи и, пока Кевин светил ей фонариком, расставила их по комнате по кругу. В последнюю очередь они зажгли свечи на старой каминной полке.
- Не слишком много света они отбрасывают, a? - спросил Кевин.
- Да уж, не Редди Киловатт[4], - согласилась Даг.
- И пахнут они забавно.
- Дешевые.
- Вот что я тебе скажу, - сказал Кевин. - Я выйду и посмотрю, нельзя ли наскрести немного дров для камина. При условии, что я найду что-нибудь, что не занесено снегом.
- На заднем дворе есть небольшой сарай. Раньше там была насосная станция. Там есть немного дров. Кое-что, возможно, сгнило, но на сегодняшний вечер сойдет, добавит немного света и тепла.
- Похоже, это мой лучший выбор.
- Ага.
- Ты идешь?
- Нет, я останусь здесь и прослежу, чтобы эти дешевые свечи не погасли.
- Не разговаривай ни с каким призраком, пока меня не будет.
- Даже не говори так, Кевин.
- Эй, милая. Это была твоя идея.
- Не напоминай мне. Иди, пока я не дала тебе пинка.
Кевин поцеловал ее в лоб и сказал:
- Я отвечу тебе тем же.
Он вышел на улицу и направился к старой насосной. Ветер выл в соснах, как умирающий волк.
Огонь приятно потрескивал. Кевин и Даг сидели рядом, фланелевая куртка Кевина была накинута им на колени. Стробоскопические тени и оранжево-красные отблески освещали их лица.
- Не так уж плохо, а? - cказала Даг, положив голову Кевину на плечо.
- Ну, комната не из лучших, но и не такая плохая, как еда.
- Последний раз, когда я покупаю испанскую хавку.
- Этот старый дом, - сказал Кевин, - разве ты не говорилa что-то в школе о том, что в нем водятся призраки?
- Нет. Я сказалa, что об этом есть старая легенда. Это не совсем призрак. Никакого привидения нет. Давай не будем об этом говорить. Я совсем забылa об этом.
- Кричу вслух. Ты уговорила меня на это приключение и даже не хочешь рассказать историю о привидениях, которая к нему прилагается?
- Это глупая история.
- Она меня развлечет.
- Раскатай эти спальные мешки, и я тебя развлеку!
Кевин рассмеялся и взял Даг за руку.
- Давай, расскажи мне.
Даг вздохнулa и поднялa голову с его плеча.
- Это просто чушь собачья. Тебе будут сниться кошмары. Хуже того, из-за нее мне будут сниться кошмары, и именно мне пришла в голову эта дурацкая идея.
- Холод действительно лишает нас некоторого очарования.
- Угу.
- Очень хорошо. Ты уговорилa меня на это, так что это ставит тебя в затруднительное положение. Даг, выкладывай историю.
- Хорошо, но это сумасшествие. Мой дед, которому принадлежал этот дом в прошлом, был богат, как никто другой. Он мог делать все, что ему, черт возьми, заблагорассудится. Ему нравилось исследовать мир, и он исследовал. В Южной Америке он нашел Уицилопочтли, по крайней мере, так он утверждал.
- Кого?
- Уицилопочтли. Позволь мне немного рассказать тебе предысторию, стоящую за этим. Это поможет понять историю.
- Ты все это выдумываешь?
Даг подняла руку.
- Честное слово девочек-скаутов. Это часть семейной легенды. Я слышала ее всю свою жизнь. Она заинтересовала меня настолько, что я немного почитала о ней. На самом деле об Уицилопочтли, или "волках-ведьмаках", как называли его испанцы, мало что известно. Насколько я могу судить, история с ведьмаками-волками не имела ничего общего с оборотнями и тому подобными вещами. Какой-то совсем другой подтекст.
- Ацтеки, как предположительно называли их испанцы, на заре своей истории нашли в гроте идола. Этим идолом был Уицилопочтли, и благодаря идолу жил бог. Бог давал ацтекам советы. Это был постоянный оракул, если они удовлетворяли определенным условиям. Они должны были носить идола с собой, как знамя, и питать его свежими сердцами, вырванными из груди недавно принесенных в жертву людей. Это было частью увлечения ацтеков человеческими жертвоприношениями, удовлетворением Уицилопочтли.
- И твой дядя нашел Уицилопочтли?
- Так гласит легенда. После того, как пришли испанцы и уничтожили ацтеков, идола спрятали, и в конце концов, когда его хранители умерли, о нем забыли. Без человеческих жертвоприношений он снова стал не более чем камнем.
- Исследуя какие-то древние пещеры, мой дядя наткнулся на идола. Все это было записано в его дневнике. То, что произошло после обнаружения идола, также было записано, и когда был прочитан его дневник, было установлено, что он утверждал, что идол дал ему обещание.
- Он утверждал, что идол дал ему обещание...?
- То же самое обещание, которое он дал ацтекам. Он принес идола с собой домой. Вот. Использовал его, чтобы сделать для себя жизнь лучше, чем она была. Не то чтобы он в этом нуждался. Он был богат, помнишь? Но, видишь ли, соседи начали пропадать.
- Я понял. Он убивал их ради Уицилопочтли.
- В точку. Он вел дневник всего этого. Как он убивал их и сдирал кожу, чтобы носить как мантию.
- Фу!
- В этом самом доме он убивал и вырезал сердца из своих жертв. Дневник содержит множество подробностей. В нем рассказывается, как он скармливал их идолу, маленькой черной статуэтке не более шести дюймов[5] высотой с ухмыляющимся лицом, рубиново-красными глазами и одной из рук, держащей перевернутую тарелку.
- Тарелку?
- Именно туда помещалось сердце, и как только его помещали туда, все еще истекающее кровью, статуэтка начинала оживать. В дневнике рассказывается, что глаза были первым, что выдавало ее жизнь. Они становились кроваво-красными, и тогда статуэтка, тарелка и все остальное вырастали до высоты восьми футов[6].
- Господи, это же просто небылица. Он терял рассудок!
- Когда сердце будет съедено, статуя вернется к нормальному размеру.
- А безжизненность?
- Верно. Ну, она никогда не была полностью безжизненной. Просто ограничена в подвижности.
- Почему кожа? Почему он сдирал кожу с жертв?
- Это была еще одна часть обычая ацтеков. Сдирать кожу с жертв и надевать ее, чтобы изображать божество.
- Что случилось с твоим дедушкой?
- Это интересная часть. Он попал в тюрьму. Однажды ночью он был в разгаре одной из своих церемоний, когда стражи порядка взломали дверь. Они нашли дедушку в коже несчастной жертвы. Тело лежало на полу с разорванной грудной клеткой.
- Идол?
- Нигде не нашли.
- Значит, все это было у него в голове?
- Сердце жертвы также так и не было найдено, и, согласно легенде, в деревянных досках пола были глубокие борозды, как будто по нему протащили что-то тяжелое.
- Уицилопочтли совершил свой побег.
- Борозды снаружи стали меньше, и они сказали, что отслеживали иx на некотором расстоянии, пока они не исчезли в ручье. Они пару раз переправлялись через ручей, но решили, что течение, должно быть, унесло его в реку.
- А твой дедушка? Ты сказалa, что он на какое-то время попал в тюрьму.
- Так и было. Он начал радикально стареть. Видишь ли, тогда ему было 65, а выглядел он на 40. Он выглядел на 40 с тех пор, как нашел идола. Он утверждал, что это было частью его соглашения с богом. Свежие сердца для вечной жизни и молодости.
- Он провел в тюрьме около шести месяцев и к концу этого времени выглядел на 70, а затем, по счастливой случайности, ему удалось сбежать.
- Они его поймали?
- Больше я его не виделa. Но легенда гласит, что некоторые люди видели его, и что он был таким же молодым, как и раньше, и далее в истории говорится, что когда жара спала, он вернулся сюда, и время от времени это была его штаб-квартира.
- А дневник?
- Полиция забрала его и в конце концов передала семье. Вот откуда мы все об этом знаем.
- Ужасно!
Даг кивнулa.
- Но ты должен признать, что вечная жизнь - это неплохой приз.
- Наверное, - согласился Кевин.
Той ночью они занимались любовью, и Кевин не мог припомнить, чтобы когда-либо это было так страстно. Даже не в первый раз, когда острые ощущения от проникновения в ее комнату в общежитии добавляли удовольствия. Это было что-то совсем другое. Горячая, безудержная страсть.
Когда они закончили, он заснул, крепко обняв Даг, и ее сладкое дыхание щекотало его плоть.
Сначала его разбудил запах свечей, а затем звуки песнопения.
Он моргнул.
Даг исчезлa.
Он приподнялся на локте и ахнул. Перед камином, повернувшись спиной, стояла фигура, и на спине этой фигуры была изодранная кожа. Ее сохранилось достаточно, чтобы не было сомнений в том, какого типа кожа. Это была человеческая плоть. Сквозь разрывы на коже проглядывала плоть другого человека. Именно от этой фигуры исходило пение.
И пока Кевин, застыв, наблюдал, фигура повернулась.
Это был мужчина лет 40-ка. Но глаза были намного старше и очень злые. Кевин нашел в себе мужество выбраться из спального мешка и подняться на ноги.
Мужчина двинулся к нему. Кевин увидел, что кожа на лице откинута назад, как капюшон. Мужчина протянул руку и, взяв ее, натянул себе на лицо.
- Кевин.
Он быстро обернулся. Позади него, одетая в то же омерзительное одеяние, что и старик, стоялa Даг.
- Даг... Что...?
И тут он заметил, что было у нее в руке и что лежало на полу рядом с ней.
- Вечность дороже всего на свете, - сказалa Даг, и она бросилась на него с обсидиановым ножом.
У него было достаточно времени, чтобы закричать, прежде чем старик схватил его за волосы, а Даг вонзилa кинжал ему в грудь. Но прежде чем лезвие вырвало его сердце на свободу, то, что лежало у ног Даг, маленькая черная гротескная статуэтка, двинулась к нему на каменных ножках. В одной руке, балансируя посередине ладони, онa держалa черную тарелку из обсидиана.
Пустую.
Пока.
Перевод: Zanahorras
Поехай они в драйв-ин, как и планировали, ничего бы не случилось. Но Леонарду драйв-ин без телочки - не драйв-ин, и еще он уже слышал про "Ночь живых мертвецов", и знал, что там снимается ниггер. Не собирался он смотреть киношки с ниггерами. Ниггеры собирают хлопок, ремонтируют дома и продают ниггерских шлюх, но ни разу он еще не слышал про ниггеров, которые убивают зомби. А еще ему говорили, что в этом фильме белая телка дает ниггеру себя пощупать, и это его бесило. Любая белая девушка, что дает ниггерам, наверняка самая грязная дрянь в мире. Наверняка из Голливуда, Нью-Йорка или Вако, или еще какой забытой богом дыры.
Вот Стив Маквин отлично бы и зомби убивал, и девок щупал. На это стоит посмотреть. А ниггер? Нет, спасибо.
Блин, этот Стив Маквин - крутой мужик. Он толкал такие речи в своих киношках, что и не подумаешь, что их кто-то для него писал. Он за словом в кармане не лез, а еще у него был реально крутой, суровый взгляд.
Леонард хотел бы быть Стивом Маквином, или хотя бы Полом Ньюманом. Они всегда знают, что сказать, да и перепадало им наверняка часто. И определенно им не было так скучно, как ему. Так скучно, что казалось, что он помрет от скуки до конца ночи. Скука-скука-скука. Ничего интересного, когда стоишь на парковке у "Дэйри квин", облокотившись об "Импалу" 64-го, и пялишься на шоссе. Он подумал, что, может, безумный старикан Гарри, который работал уборщиком в средней школе, был прав насчет летающих тарелок. Гарри вечно что-то видел. Бигфутов, шестиногих хорьков, все такое. Но, может, насчет тарелок он все же был прав. Говорил, видел одну такую позапрошлой ночью над Мад-Kрик, и она светила на землю лучами, похожими на карамельные палочки. Леонард думал, что если Гарри правда видел тарелки и лучи, то тогда это были лучи скуки. Отличный способ космическим уродам захватить землян – наслать смертельную скуку. Лучше уж растаять под лазерами. Это хотя бы быстро, а сдохнуть от скуки – это как если тебя защипает насмерть стая уток.
Леонард все смотрел на шоссе, представляя летающие тарелки и лучи скуки, но мысли разбегались. Наконец он сосредоточился на чем-то на шоссе. Дохлый пес.
Не просто дохлый пес. А ДОХЛЫЙ ПЕС. Псину переехала как минимум фура, а то и несколько. Казалось, будто прошел псиный дождь. По всему асфальту валялись куски, а одна лапа лежала на противоположной обочине, торчала, словно махая в приветствии. Доктор Франкенштейн с грантом Джона Хопкинса и ассистентами из НАСА не смогли бы собрать бедолагу.
Леонард наклонился к своему верному пьяному компаньону, Билли, – также известному в их банде как Пердун, потому что был величайшим чемпионом пылающего пердежа в Мад-Kрике – и спросил:
- Видишь там псину?
Пердун посмотрел, куда показывал Леонард. До этого он не замечал собаку, и для него это стало не таким обычным зрелищем, как для Леонарда. Пазл из пса вызвал воспоминания. Он вспомнил о собаке, которая была у него в тринадцать. Большая славная немецкая овчарка, которая любила его больше мамы.
Дурацкая псина умудрилась перекинуть свою цепь через забор с колючей проволокой и повеситься. Когда Пердун нашел собаку, увидел ее вывалившийся язык, похожий на набитый черный носок, и отметины, где она скребла лапами землю в поисках опоры. Казалось, будто собака выцарапала в грязи какое-то зашифрованное послание. Когда Пердун рассказал об этом своему старику, весь в слезах, старик только посмеялся и ответил:
- Наверное, предсмертная записка.
Теперь, посмотрев на шоссе, пока в брюхе плескались кола с виски, он почувствовал слезы на глазах. Последний раз он так расклеился, когда выиграл турнир по пылающему пердежу с десятисантиметровым фонтаном огня, который выжег все волосы с задницы, и банда вручила ему в награду цветные "семейники". Коричнево-желтые, чтобы носить, не сменяя.
И вот они, Леонард и Пердун, на парковке у "ДК", облокотившись на капот "Импалы" Леонарда, попивали колу с виски, скучающие, унылые и возбужденные, глядя на дохлого пса и без единого занятия, кроме как пойти на ужастик с ниггером. Что, если уж по чесноку, было бы терпимо, если идти с телочками. Телочки компенсируют множество грехов, а то и помогают наделать парочку хороших.
Но ночь была кошмарна. Телочек не было. Еще хуже – ни одна девушка из школы не станет с ними встречаться. Даже Мэрил Флауэрс, а она вообще больная.
Все это ужасно угнетало Леонарда. Он понимал, в чем проблема Пердуна. Он урод. С рожей, которая привлекает только мух. И хотя почетная должность чемпиона по пылающему пердежу придавала значительный престиж в банде, для ухаживания за девушками в ней чего-то не хватало.
Но чтоб ему провалиться, если Леонард понимал, в чем его проблема. Он был красавчиком, хорошо одевался, и машина отлично мчала, если заправиться не дешевкой. У него даже была пара баксов на кармане от ограблений прачечных с самообслуживанием. И все же его правая рука уже разрослась до размеров бедра от мастурбаций. Последний раз он был с девушкой месяц назад, причем в компании еще с девятью парнями, так что вряд ли это можно считать свиданием. Пердун, который был тогда пятый в очереди, сказал, что это нифига не свидание, но если Леонарду хочется это так звать, ему в целом по барабану
Но Леонарду не хотелось звать это свиданием. Все же это было не то, не хватало чего-то особенного. Романтики, что ли.
Да, Рыжая Толстуха назвала его милашкой, когда он отправил своего мула в сарай, но она всех звала милашками – кроме Стоуни. Стоуни был у нее Сладкоголосым Дьяволом, и именно он уговорил ее надеть пакет с дырками для глаз и рта. Стоуни такой. Он своими сладкими речами и верблюда из-под арабского ниггера уведет. Когда он уболтал Рыжую, она даже чертовски гордилась, что надела пакет.
Как подошел его черед вставить Рыжей Толстухе, Леонард разрешил ей снять пакет в знак доброй воли. И зря. Не умел он ценить то хорошее, что у него было. Стоуни все правильно сделал. Снятый пакет в итоге все испортил. С ним – это как трахать бегемота или еще что такое, но без пакета ты абсолютно точно понимал, что происходит, а это было не очень приятно.
Даже закрыть глаза не помогло. Он обнаружил, что кошмарная рожа отпечаталась на сетчатке. Он не мог даже вообразить ее с мешком на голове. Мог думать только о пухлом разукрашенном лице с какой-то гадостью на коже, которая словно проникала до самой кости.
Он так расстроился, что пришлось симулировать оргазм и слезать, пока его дружок не сморщился, а презик не соскочил и не исчез в бесконечном вакууме.
Вспомнив все, Леонард вздохнул. Ему точно не помешало бы сходить на свиданку с девочкой, которая не тормозила поезда головой или у которой не было между ног такой дыры, что на ней только сидушки от унитаза не хватает. Иногда он завидовал Пердуну, который всегда был счастлив. Все его радовало. Дай ему банку чили "Wolf Brand", здоровый шоколадный пирог и колу с виски – и он бы всю жизнь так и трахал Рыжую Толстуху, да поджигал газы из жопы.
Блин, но разве это жизнь. Без женщин и веселья. Скука-скука-скука. Леонард поймал себя на том, что выискивает на небе летающие блюдца и лучи скуки, но увидел только пару мотыльков, пьяно порхающих у вывески "Дэйри Квин".
Когда он снова опустил взгляд на шоссе и пса, его вдруг озарило.
- А может, достанем цепь из багажника и примотаем Рексакa к тачке? Прокатим его.
- В смысле, протащим по асфальту дохлую тварь? – спросил Пердун.
Леонард кивнул.
- Все лучше, чем хуи пинать, - сказал Пердун.
Пока на дороге было пусто, они выкатили "Импалу" на середину дороги и вышли посмотреть. Вблизи псина выглядела куда хуже. Кишки лезли из пасти и жопы, и несло от них ужасно. На псе был толстый ошейник с металлическими вставками, к нему они и прицепили один конец пятиметровой цепи, а второй – к заднему бамперу.
Боб, менеджер "Дэйри Квин", заметил их через окно, вышел и крикнул:
- Вы что, дебилы, творите?
- Везем песика к врачу, - ответил Леонард. – Кажется, засранцу нехорошо. Наверное, машина сбила.
- Так оборжаться, что сейчас уссусь, – сказал Боб.
- У стариков бывает такая проблема, - заметил Леонард.
Леонард сел за руль, а Пердун залез на пассажирское сиденье. Как раз во время убрали машину и пса с дороги проезжающего трактора. Боб кричал им вслед:
- Надеюсь, придурки, вы размажетесь на своем говенном "Шеви" об столб!
Пока они неслись вперед, позади, как хлопья с песочного торта, облетали ошметки пса. Тут зуб. Там шкура. Клубок кишок. Прибылой палец. И какая-то неопределимая розовая хрень. Ошейник и цепь время от времени выбивали искры, как огненные сверчки. Наконец они въехали на 75-ю, и пса на цепи болтало все шире и шире, словно он искал, где припарковаться передохнуть.
Пердун на ходу налил себе и Леонарду по коле с виски. Протянул Леонарду пластиковый стаканчик, но Леонард отказался, став теперь куда счастливее, чем секунду назад. Может, ночь окажется все-таки не таким дерьмом.
Они проехали мимо компании у обочины, коричневого универсала и развалюхи-"Форда" на домкрате. Только успели заметить, что посреди толпы ниггер, и окружали его недружелюбно настроенные белые парни. Он скакал, как свинья с петардой в заду, пытаясь отыскать, где проскочить между парней и сбежать. Но просвета не было, а противников было слишком много. Девять парней толкали его, словно он был пинбольным шариком, а они - зловещей аркадой.
- А это не один ли из наших ниггеров? – спросил Пердун. – И это не ребята ли из команды Уайт Три хотят ли его убить?
- Скотт, - произнес Леонард так, словно во рту у него было собачье дерьмо.
Это был Скотт, которого взяли вместо него на позицию квотербека. Чертов негритос придумывал планы на игру запутанней, чем банка с червяками, и они всегда срабатывали. И носился он, как красножопая макака.
Пока они отъезжали, Пердун сказал:
- Прочитаем о нем завтра в газетах.
Но, проехав немного, Леонард дал по тормозам и развернул "Импалу". Рекс по инерции метнулся и срезал, как серп, пару высоких высушенных подсолнухов на обочине.
- Вернемся и позырим? – спросил Пердун. – Вряд ли парни из Уайт Три будут против, если мы только позырим.
- Он, может, и ниггер, - сказал Леонард, сам не веря своим словам, - но он наш ниггер, и мы им его не дадим. Убьют его – уделают нас в футболе.
Пердун тут же увидел зерно в его словах.
- Вот реал. Не имеют права трогать нашего ниггера!
Леонард снова пересек дорогу и поехал прямо на парней из Уайт Три, ударив по сигналу. Парни тут же бросили свою добычу и разлетелсь во всех направлениях. Лягушки так бодро не прыгают.
Скот замер, ошарашенный и изможденный, колени подвернулись и касались друг друга, глаза круглые, как сковородки для пиццы. Раньше он не замечал, какие у машин здоровые решетки бампера. Как зубы в ночи, а фары – как глаза. Он почувствовал себя глупой рыбкой, которую сейчас проглотит акула.
Леонард затормозил резко, но для грязи у шоссе этого было мало, и они врезались в Скотта так, что он перелетел через капот и влетел в лобовуху, прилипнув лицом, а потом сполз, зацепившись и оторвав футболкой дворник.
Леонард распахнул дверь и позвал Скотта, лежащего на земле:
- Сейчас или никогда.
Парень из Уайт Три добежал до машины, и Леонард выхватил из-под сиденья молоток, вышел из машины и врезал. Тот рухнул на колени и сказал что-то будто по-французски, но не по-французски. Леонард схватил Скотта за шкирку, рывком поднял, обернулся и забросил в раскрытую дверь. Скотт переполз через переднее сиденье назад. Леонард швырнул молотком в парней из Уайт Три и отступил, бросился за руль. Снова завел машину и вдарил по газам. "Импала" рванула вперед, и Леонард, держась рукой за дверь, раскрыл ее и сбил одного из Уайт Три, словно взмахом крыла. Машина вскочила назад на шоссе, цепь натянулась и срезала еще двух из Уайт Три так же гладко, как сушеные подсолнухи.
Леонард посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, как двое из Уайт Три тащат того, которого он вырубил молотком, в "универсал". Остальные, кого снял он с псом, поднимались на ноги. Один выбил домкрат из-под машины Скотта и теперь долбил им фары и лобовуху.
- Надеюсь, она у тебя застрахована, - сказал Леонард.
- Я ее одолжил, - ответил Скотт, отрывая от футболки дворник. – Вот, тебе еще пригодится. – он бросил дворник между Леонардом и Пердуном.
- Одолжил? – сказал Пердун. – Так же еще хуже.
- Не, - сказал Скотт, - владелец не знает, что я ее одолжил. Я бы заменил пробитое колесо, если бы у жмота была запаска, но я залез, а там, блин, только обод. Кстати, спасибо, что спасли от смерти, а то бы мне с вами больше не кататься. Хоть вы меня и славно переехали. Грудь теперь болит.
Леонард снова заглянул в зеркало. Парни из Уайт Три быстро нагоняли.
- Жалуешься? – спросил Леонард.
- Не, - ответил Скотт, и оглянулся на заднее стекло. Увидел болтающегося пса и разлетающиеся куски. – Надеюсь, ты не забыл, что у тебя пес на привязи.
- Твою мать, - сказал Пердун, - и он заметил.
- Не смешно, - оборвал их Леонард. – Чуваки из Уайт Три на хвосте.
- Так ускорься, - сказал Скотт.
Леонард заскрипел зубами.
- Знаешь, я всегда могу скинуть бесполезный балласт.
- Если выкинуть дворник, это мало поможет, - ответил Скотт.
Леонард оглянулся и увидел, как ниггер лыбится на заднем сиденье. Нет ничего хуже, чем черный юмор. И даже ни капли благодарности. Леонард вдруг во всей ужасающей четкости вообразил, как его перехватывают парни из Уайт Три. А если его убьют на пару с ниггером? Да плевать, что убьют, а если завтра его найдут в канаве с Пердуном и ниггером? А может, эти чуваки из Уайт Три заставят его делать какие-нибудь гадости с ниггером перед тем, как убьют. Типа заставят отсосать черный член или еще чего. Леонард вдавил до упора; пролетая мимо "Дэйри Квин", он резко свернул влево и еле успел, а Рекс пролетел дальше и вмазался в фонарный столб, и потом снова вернулся на место.
Парни из Уайт Три не могли вписаться на "универсале", но они даже и не пытались. Проскрипели на парковку чуть дальше, а потом развернулись. Но к этому времени задние фары "Импалы" уже быстро удалялись, как два пылающих геммороидальных узла на жопе ночи.
- Сверни дальше направо, - сказал Скотт, - потом увидишь проселок налево. Выруби фары и пили туда.
Леонард терпеть не мог указания Скотта на поле, но тут было еще хуже. Оскорбительно. И все же Скотт предлагал неплохие планы игры, да и привычка подчиняться приказам квотербека взяла свое. Леонард свернул направо, и Рекс последовал за ними, окунувшись в придорожную лужу.
Леонард заметил проселок, выключил свет и свернул. Он вел между рядами огромных жестяных складов, затем свернул между двумя наугад, немного проехал по переулку, окруженному очередными складами. Остановился, они замерли и прислушались. Через пять минут Пердун сказал:
- Кажись, уделали этих папаебов.
- Ну что, отличная мы команда? – спросил Скотт.
Несмотря ни на что, Леонарду было хорошо. Как когда этот ниггер предложил на поле отличный план, который сработал, и они хлопали друг друга по задницам, забыв, кто какого цвета, потому что все были просто существами в футбольной форме.
- Давайте отметим, - сказал Леонард.
Пердун достал из бардачка стаканчик Скотту и налил ему теплой колы с виски. В прошлый раз, когда они ехали в Лонгвью, он нассал в этот стаканчик, чтобы лишний раз не останавливаться, но с тех пор уже давно все вылили, да и, кроме того, это все равно ниггер. Леонарду и себе он разлил по старым стаканчикам.
Скотт глотнул и сказал:
- Блин, чуваки, че-то воняет.
- Как моча, - сказал Пердун.
Леонард поднял стаканчик.
- За "Диких Котов" Мад-крика и на хер парней из Уайт Три!
- Мне их на хер даром не надо, - сказал Скотт. Они стукнули стаканчиками, и тут машину залил свет.
Застыв со стаканчиками на весу, три мушкетера, моргая, обернулись. Свет исходил из открытых ворот склада, и посреди свечения застыл жирдяй, словно муха в лимонаде. Позади него висел большой экран из простыни, а на нем показывали какое-то кино. И хотя свет был яркий и приглушал фильм, Леонард, сидевший удобнее всего, кое-что разобрал. А разобрал он девчонку на коленях, отсасывающую мужику (мужика было видно только до пуза), пока мужик приставил ей ко лбу тупорылый черный револьвер. Она на секунду оторвалась от него, мужик кончил ей на лицо и выстрелил. Голова женщины вылетела из кадра, а на простыне появилась кровь, как темные капли на окне. А потом Леонард уже не мог ничего разобрать, потому что в дверях появился еще один мужик, такой же жирный, как первый. Оба казались огромными шарами для боулинга в ботинках. Позади возникло еще больше мужиков, но один жиробас обернулся, поднял руку, и остальные скрылись. Оба жиробаса вышли и один почти захлопнул дверь, оставив только тонкую полоску света, что легла на переднее сиденье "Импалы".
Жиробас Номер Один подошел к машине, открыл дверь Пердуна и сказал:
- Вы, уебаны, и ниггер – наружу.
Это был голос рока. Они только думали, что парни из Уайт Три опасные. Теперь они осознали, как обманывались. Вот это была реальная тема. Этот мужик сожрал бы молоток, а высрал бы гвозди.
Они вылезли из машины, жиробас махнул им развернуться, выстроил в ряд и оглядел. Парни еще держали в руках выпивку и, не считая это, были похожи на подозреваемых с опознания.
Жиробас Номер Два подошел, глянул на троицу и ухмыльнулся. Было очевидно, что толстяки – близнецы. Одинаковые кривые черты на одинаковых толстых рожах. На них были гавайские рубашки, отличавшиеся только видом и цветом попугаев, белые носки, слишком короткие черные слаксы и черные, блестящие итальянские туфли с такими острыми носками, что хоть в иглу продевай.
Жиробас Номер Один забрал у Скотта стаканчик и принюхался.
- Ниггер с бухлом, - сказал он – Это как пизда с мозгами. Не идут друг к другу. Небось, накачивался, чтобы потом запустить черную змею в шоколадный пудинг. Или, может, тебя на ванильку потянуло, а эти мальчики и рады служить.
- Я ничего не хочу, только домой, - сказал Скотт.
Жиробас Номер Два посмотрел на Жиробаса Номер Один и сказал:
- Чтобы мамашу трахнуть.
Жирдяи посмотрели на Скотта, чтобы узнать, что он ответит, но он промолчал. Они бы могли собак трахать, он и то был бы не против. Черт, да тащите псину, он сам трахнет, лишь бы отпустили.
Жиробас Номер Один сказал:
- От вас, пидоров, гуляющих с братом из джунглей, меня просто тошнит.
- Это просто ниггер из школы, - сказал Пердун. – Он нам самим не нравится. Мы его подобрали только потому, что его пиздили парни из Уайт Три, а мы не хотели потом проиграть в футбол по той причине, что он наш квотербек.
- А, - сказал Жиробас Номер Один. – Ясно. Лично мы с Винни против ниггеров в спорте. Стоит им начать принимать душ с белыми ребятами, как уже хочется присунуть белой телочке. От одного до другого - всего шаг.
- Мы тут причем? - сказал Леонард. – Это же не мы интегрировали школы.
- Нет, - сказал Жиробас Номер Один, - это сделал старый Ушастый Джонсон, но вы зато катаетесь с этим вот, и пьете.
- Мы ему в стакан нассали, - сказал Пердун. – Это такой прикол, понимаете. Он нам не друг, клянусь. Просто ниггер, который играет в футбол.
- В стакан нассали, а? – сказал тот, кого звали Винни. – А мне нравится, Хряк, а тебе? Нассали в сраный стакан.
Хряк уронил стаканчик Скотта и улыбнулся.
- Поди сюда, ниггер. Хочу кое-что тебе сказать.
Скотт посмотрел на Пердуна и Леонарда. Без толку. Их вдруг заинтересовали носки их кроссовок; они изучали их с таким интересом, будто это чудеса света.
Скотт подошел к Хряку, и Хряк, еще улыбаясь, положил ему руку на плечи и подвел к большому складскому зданию.
- Что мы делаем? - спросил Скотт.
Хряк развернул Скотта лицом к Леонарду и Пердуну, все еще державшим стаканчики и исследовавшим кроссовки.
- Не хотел пачкать новый гравий на дорожке, - сказал Хряк.
Придвинул голову Скотта ближе к своей, свободной рукой потянулся назад, под гавайскую рубашку, и извлек тупорылый черный револьвер, и приставил к виску Скотта, и спустил курок. Раздался хруст, будто кто-то разминал коленку, и ноги Скотта одновременно поднялись и сдвинулись в сторону, и что-то темное брызнуло из головы, и ноги качнулись назад к Хряку, и ботинки зашаркали и задергались по бетону перед зданием.
- Как мило, - сказал Хряк, когда Скотт обмяк и свесился с его руки, - держит ритм до последнего.
Леонард не мог издать ни звука. Кишки подступили к горлу. Хотелось растаять и затечь под машину. Скотт умер, и мозги, которые изобретали планы закрученней, чем червяки в банке, и командовали его ногами на футбольном поле, размазались, как яичница на завтрак.
Пердун сказал:
- Твою мать.
Хряк отпустил Скотта, его ноги разъехались, он сел, качнулся вперед, голова стукнулась о цемент между коленок. Под лицом расплылась темная лужа.
- Так ему лучше, мальчики, - сказал Винни. - Ниггеров зачал Каин с обезьяной, поэтому они ни люди, ни обезьяны. И нет им места в этом мире, неприкаянным. Начнешь дрессировать их водить тачки да в футбол гонять - не выйдет ничего доброго ни для них, ни для белых. На рубашку не попало, Хряк?
- Ни капли.
Винни зашел в здание и что-то сказал там людям, что можно было услышать, но нельзя разобрать, потом вернулся со смятой газетой. Подошел к Скотту и обернул ее вокруг окровавленной головы, затем уронил обратно.
- Попробуй отмыть эту херню, как засохнет, Хряк, и больше не будешь париться за гравий. Гравий еще что... - затем Винни сказал Пердуну: - Открывай заднюю дверь.
Пердун едва ногу не подвернул, так торопился исполнить приказ. Винни взял Скотта за шкирку и ремень и забросил на пол "Импалы".
Хряк почесал яйца стволом револьвера, затем убрал пушку назад, под гавайскую рубашку.
- А вы, пацаны, поедете с нами в низовья и поможете выкинуть ниггера.
- Да, сэр, - сказал Пердун. - С радостью забросим его в Сабину.
- А ты чего? - спросил Хряк Леонарда. - Зассал, что ли?
- Нет, - прохрипел Леонард. - Я с вами.
- И хорошо, - сказал Хряк. - Винни, возьми грузовик, дорогу показывать будешь.
Винни достал ключи из кармана и открыл соседние ворота с теми, где горел свет, зашел, затем сдал назад на новеньком золотом пикапе "Додж". Встал с заведенным мотором перед "Импалой".
- Никуда не уходите, пацаны, - сказал Хряк. Зашел ненадолго на склад. Они слышали, как он сказал внутри: - Смотрите киношку дальше. Только пиво еще нам оставьте. Сейчас вернемся, - затем свет потух, и Хряк вышел, захлопнув дверь. Посмотрел на Леонарда и Пердуна и сказал: - Допивайте, пацаны.
Леонард и Пердун опрокинули теплую колу с виски и уронили стаканчики.
- Теперь, - сказал Хряк, - ты лезь назад к ниггеру, а я сяду к водителю.
Пердун сел назад и поставил ноги на колени Скотта. Он старался не смотреть на голову в газете, но не вышло. Когда Хряк открыл дверцу и включился свет, Пердун увидел, что газета отлипал и под ней видно глаз Скотта. Бумага у лба стала темной. У рта и подбородка была реклама спиннинга.
Леонард сел за руль и завел машину. Хряк потянулся и нажал на сигнал. Винни покатил пикап вперед, и Леонард последовал за ним в низовья реки. Все молчали. Леонард обнаружил, что всем сердцем жалеет, что не пошел в кинотеатр на фильм, где снимается ниггер.
В низовьях было туманно и жарко от изобилия деревьев и кустарников. Ведя "Импалу" по узким проселкам из красной глины, среди густой растительности, Леонард думал, что его машина – как мандавошка, что ползет по лобковым зарослям. Он чувствовал, что пес и цепь цепляются за кусты и ветки. Он уже и думать забыл про пса, а теперь заволновался. А если пес запутается и придется встать? Вряд ли Хряк благодушно отнесется к остановке, когда на полу дохлый "уголек", а ему хочется избавиться от тела.
Наконец они добрались до просвета и дальше ехали по берегу реки Сабин. Леонард всегда ненавидел воду. В лунном свете речка казалась потоком ядовитого кофе. Леонард знал, что под водой тысячами плавают аллигаторы, сарганы размером с мелких аллигаторов и щитомордники, и от одной мысли об их скользких, рыскающих телах у него засосало под ложечкой.
Они добрались до Упавшего Моста. Это был старый мост, провалившийся посередине, так что земли он касался только одним концом. Иногда тут рыбачили. Сегодня никого видно не было.
Винни остановил пикап, и Леонард подъехал рядом, капот "Шеви" смотрел на въезд на мост. Все вышли, Хряк заставил Пердуна вытащить Скотта за ноги. С головы Скотта отшелушилась газета, обнажив ухо и часть лица. Пердун прижал газету на место.
- Да похер, - сказал Винни, - Если землю заляпает, не страшно. Вы, лохи, поищите чего тяжелого, чтобы утопить обезьяну.
Пердун и Леонард принялись носиться, как белки, в поисках камней или больших и тяжелых бревен. Вдруг они услышал крик Винни.
- Батюшки-святы, охуеть. Хряк. Ты глянь.
Леонард оглянулся и увидел, что Винни обнаружил Рекса. Он стоял над ним, положив руки на бедра. Хряк подошел к нему, потом обернулся и уставился на них.
- Эй, ебланы, быстро сюда.
Леонард и Пердун присоединились к кружку вокруг пса. Теперь от него осталась в основном одна голова, с ошметком мяса и шерсти, свисающим с хребта с переломанными ребрами.
- Самое пиздецовое зрелище в моей жизни, - сказал Хряк.
- Батюшки-святы, - сказал Винни.
- Так с псом поступить. Да у вас что, сердца нет? Пес. Лучший блядский друг человека, а вы двое его так убили.
- Мы не убивали, - сказал Пердун.
- Ты что, блять, втираешь, что это он сам? Покончил с собой после неудачного дня?
- Батюшки-святы, - сказал Винни.
- Нет, сэр, - ответил Леонард, - Мы привязали его уже после того, как он умер.
- В это я верю, - сказал Винни. – Обосраться и не жить. Убили псину. Батюшки-святы.
- Только представлю, как он старался угнаться, пока вы, уебаны, гнали все быстрее и быстрее, и аж кровь закипает, - сказал Хряк.
- Нет, - сказал Пердун. – Все было не так. Он был дохлый, а мы бухие, и мы ничего не делали, так что...
- Завали хлебало, - сказал Хряк, ткнув пальцем в лоб Пердуну. – Просто завали хлебало. Мы видим, что вы, уебаны, за ебаторию учинили. Таскали собаку, пока вся шерсть не слезла... Да что у вас за матери такие были, что не научили животных любить?
- Батюшки-святы, - сказал Винни.
Все замолчали, глядя на собаку. Наконец Пердун сказал:
- Нам искать дальше тяжелое, чтобы ниггер не всплыл?
Хряк поглядел на Пердуна так, словно он только что вырос из-под земли.
- Вы, уебаны, хуже ниггера, раз такое с собаками творите. Быстро дуйте в машину.
Леонард и Пердун подошли к "Импале" и уставились на труп Скотта примерно так же, как пялились на пса. Под тусклым лунным светом, приглушенным в тени деревьев, из-за бумаги на голове Скотт казался гигантской куклой из папье-маше. Хряк подошел и пнул Скотта в лицо так, что газета слетела, и над водой разнесся такой стук, что лягушки запрыгали.
- Забейте на ниггера, - сказал Хряк. – Давай ключи, творог подзалупный. – Леонард достал ключи и передал Хряку, а тот подошел к багажнику и открыл. – Волоките ниггера сюда.
Леонард взял Скотта за одну руку, Пердун за другую, и они подтащили его к Хряку.
- В багажник, - сказал Хряк.
- Зачем? – спросил Леонард.
- Затем, что иначе пизды втащу, - ответил Хряк.
Леонард и Пердун забросили Скотта в багажник. Он выглядел жалко по соседству с запаской, с лицом, скрытым остатками газеты. Леонард подумал, что если бы ниггер угнал машину с запаской, то они бы здесь не оказались. Он бы сменил колесо и уехал прежде, чем появились парни из Уайт Три.
- Ладно, а теперь ты лезь к нему, - сказал Хряк, показав на Пердуна.
- Я? – спросил Пердун.
- Нет, не ты, а ебаный слон у тебя на ебаном плече. Да, ты, лезь в багажник. Я всю ночь ждать не буду.
- Господи, но мы же ничего не делали с собакой, мистер. Мы же сказали. Клянусь. Мы с Леонардом прицепили его, когда он уже сдох... Это Леонард придумал.
Хряк не сказал ни слова. Просто стоял, придерживая крышку багажника, не сводя глаз с Пердуна. Пердун посмотрел на Хряка, потом на багажник, потом опять на Хряка. Наконец посмотрел на Леонарда, затем влез, спиной к Скотту.
- В тесноте, да не в обиде, - сказал Хряк и захлопнул крышку. – Теперь ты, как тебя, Леонард? Иди сюда, – но Хряк не стал ждать, когда Леонард пошевелится. Он схватил его за глотку и толкнул туда, где на конце цепи лежал Рекс и все еще стоял Винни, не сводя глаз с пса.
- Что думаешь, Винни? – спросил Хряк. – Понял, что я задумал?
Винни кивнул. Он нагнулся и снял ошейник с собаки. Надел на Леонарда. Леонард почувствовал в ноздрях запах дохлой псины. Он наклонился и сблевал.
- Ну вот, трындец туфлям, - сказал Винни и без замаха врезал Леонарду в живот. Леонард упал на колени и вытошнил еще виски с колой.
- Вы, уебаны, самые мерзкие куски говна на земле, раз такое с собакой учудили, - сказал Винни. – Даже ниггеры получше.
Винни достал из пикапа прочную леску и связал Леонарду руки за спиной. Тот начал плакать.
- Ой, заткнись, - сказал Хряк. – Не так все плохо. Переживешь.
Но Леонард не затыкался. Теперь он так завывал, что от деревьев доносилось эхо. Он закрыл глаза и хотел представить, что пошел на фильм, где снимается ниггер, и заснул в машине, и просто видит кошмар - но не смог представить. Он вспомнил летающие блюдца с карамельными лучами Гарри-уборщика, и теперь понял, что если блюдца и стреляют лучами, то вовсе не лучами скуки. Ему было совсем не скучно.
Хряк снял кроссовки Леонарда, повалил его на землю, стянул носки и заткнул в рот Леонарда так глубоко, что не выплюнуть. Не то что бы Хряк боялся, что Леонарда кто-то услышит – ему просто не нравились завывания. Аж уши в трубочку.
Леонард лежал на земле в блевотине рядом с псом и молча плакал. Хряк с Винни подошли к "Импале", открыли двери и встали так, чтобы половчее толкать машину. Винни потянулся и поставил на "нейтралку", потом принялся с Хряком тащить машину вперед. Сперва она двигалась медленно, но под легкий уклон у въезда на мост покатилась резвее. В багажнике в крышку легко стучал Пердун, словно бы в шутку. Цепь натянулась и Леонард почувствовал, как его дернуло за шею. Он пополз по земле, как змея.
Винни и Хряк отскочили с дороги и смотрели, как машина вкатывается на мост, переваливается через край и исчезает в воде в поразительной тишине. Мимо них прошуршал Леонард, влекомый тяжестью машины. Когда он врезался в мост, щепки так вцепились в одежду, что сорвали с него штаны и трусы едва не до коленей.
Цепь сдвинулась к левому краю моста и гнилым перекладинам, и Леонард попробовал зацепиться ногой за торчащую доску, но тщетно. Вес машины лишь вывернул ему ногу и сорвал доску со визгом дерева и гвоздей.
Леонард набрал скорость, цепь зазвенела через край моста, в воду и прочь из глаз, потянув за собой вес как игрушку. Последнее, что видели Винни и Хряк – пятки Леонарда, белые, как рыбьи брюшки.
- Там глубоко, - сказал Винни. – Я там однажды старого сома поймал, помнишь? Здоровый засранец. Там метров пятнадцать глубины, не меньше.
Они сели в "пикап" и Винни завел.
- По-моему, мы пацанам услугу оказали, - сказал Хряк. – Носятся с ниггерами, псов мучают, все дела. Говно нынче, а не дети.
- Знаю, - сказал Винни. – Надо было это снять, Хряк, нормально бы получилось. Когда машина и негроеб ухнули в воду, вот был момент.
- Не, без телок же.
- Точняк, - сказал Винни, развернулся и въехал на тропу, которая вела прочь из низовий.
Перевод: Сергей Карпов
Да, я знаю, Док. Я выгляжу ужасно и пахну ничуть не лучше. Но вы бы тоже так выглядели, если бы постоянно были в движении, как я, с торчащими по обе стороны шеи колышками и этим дурацким шрамом поперек лба. Можно подумать, они могли бы посоветовать мне смазать это место маслом какао после того, как снимут швы, но нет, ни за что. Им было все равно, что у меня лицо как железнодорожные пути. Ну и похрен на них.
Ну и как насчет такого образа? Классно, правда? Начинающий алкаш или поздний наркоман. Cтоит пройтись по улице в этом бардаке, и ты действительно привлечешь взгляды. Пальто слишком маленькое, брюки слишком короткие. А эти ботинки теперь украшены голубой лентой. Знаете, во мне всего шесть футов пять дюймов роста, но в них - я почти семь футов[7]! Вот это каблуки, Док.
Но послушайте, как я могу сделать что-нибудь получше? Я даже не могу позволить себе купить галстук в "Гудвилл", не говоря уже о новом костюме. А вы когда-нибудь пытались подогнать что-нибудь моего размера? Это плечо выше другого. Руки не совсем совпадают, и... ну, вы понимаете проблему. Говорю вам, Док, это не ложе из роз.
Хуже всего то, что люди всегда убегают от меня, швыряются вещами и пытаются поджечь меня. О, это классика. Я имею в виду, я какое-то время был заморожен, покрыт грязью, как хотите, но мое самое любимое - факел. И я ненавижу огонь... что напомнило мне... может быть, вы могли бы воздержаться от курения, Док? Это заставляет меня нервничать.
Видите, я говорил о пожаре. Они заманивали меня в ловушку на ветряных мельницах, в замках и лабораториях. В самые разные места. Какой-нибудь парень в толпе всегда подавал мудрую идею насчет пожара, и вот мы снова в "городе барбекю". Позвольте мне сказать вам, Док, что мне повезло. Пишем по буквам П-О-В-Е-З-Л-О. Мы говорим о большой удаче. Я имею в виду, что это одна из причин, по которой я выгляжу так плохо. Эти дыры в моем и без того потрепанном костюме... Да, точно, наклонитесь. Вот здесь, видите? Этот участок кожи был сожжен прямо у меня на голове, Док, и это не было похоже на солнечный ожог. Я имею в виду, это было больно.
И у меня не было детства. Всю жизнь я был просто большим тупым мальчиком. Никаких свиданий. Никаких друзей. Ничего. Только этa личностная проблема и это чувство, что все ненавидят меня с первого взгляда.
Если я когда-нибудь доберусь до этого Виктора или Игоря... O боже, мне придется их прикончить, Док. И я могу это сделать, поверьте мне. Вот где они нагадили в столовой, Док. Они сделали меня сильным. По-настоящему сильным.
Дайте мне монету. Десять центов. Да, спасибо.
Теперь посмотрите на нее. Между большим и указательным пальцами... Уххх. Как насчет этого? Согнута пополам и плоская, как блин.
Да, вы правы, я начинаю немного нервничать. Да, я лягу на спину и успокоюсь... Скажите, вы чувствуете запах дыма? Док?
Док?!!
Док, черт бы вас побрал, потушите этот пожар! В смысле...? Эй, я - не плохой парень, правда. Вернитесь, Док! Не оставляйте меня здесь. Не запирайте эту дверь...
Перевод: Zanahorras
(Посвящается ТЭДу Кляйну)
Нам... мне здесь очень нравится. Не вижу причины покидать это место. Свалка была моим домом около двадцати лет, и я думаю, что ни один неуклонный городской закон о санитарии не должен заставить меня собраться и свалить отсюда. Если я собираюсь здесь работать, я и жить здесь буду.
Я и Отто... Где вообще этот сосунок? По воскресеньям я позволяю ему бродить по свалке. Остальное время я держу его прикованным внутри, но там, вне поля зрения. Не хотел бы, чтобы он кусал людей.
Ну, как я уже говорил, свалка - мой дом. Лучший чертов дом, который у меня когда-либо был. Я никогда не учился в колледже, но я все же получил какое-никакое образование, так как я много читаю. Можете заглянуть в мою хижину и посмотреть на мои книжные полки. Может я и живу на свалкe, но я не дурак.
Кроме того, на этой свалке есть куда больше всего, чем кажется на первый взгляд.
Извините. Отто! Отто! Иди сюда, мальчик. Папочка надерет тебе задницу, и ты раскаешься, что не отозвался сразу.
Так вот, я рассказывал о свалке. Как я уже говорил, здесь есть куда больше, чем кажется на первый взгляд. Ты когда-нибудь думал обо всей этой фигне, парень? Они приносят сюда все подряд, а я ему это подсыпаю. Есть трупы животных, которые очень интересуют старину Отто - банки с краской, всевозможные контейнеры для химикатов, пиломатериалы, солома, кисти и еще много всякого дерьма. Я сваливаю все это в кучу, и оно греется. Если бы ты сунул термометр под землю, проверить тепло, которое выделяет эта штука, пока она разрушается и превращается в компост, ты бы удивился как она высока. Иногда более ста градусов. Я как-то распахал эту штуку и увидел, как пар выходит оттуда, словно облако. Я мог почувствовать еe жар. Это было похоже на одну из этих причудливых ванн. Они называют их саунами. Жарко, парень, очень жарко.
Теперь подумай об этом. Все это тепло. Все эти химикаты, трупы и все такое. Создается ужасный бардак, причудливая смесь отбросов природы. Очень странно. И со всем этим инкубируемым теплом... Ну ты только представь...
Я скажу тебе кое-что, о чем больше никому не рассказывал. Это случилось со мной пару лет назад.
Однажды вечером я и Перли, он был моим другом; мы назвали его так из-за того, что у него были самые белые зубы, которые вы когда-либо видели. Чертовы зубы выглядели, словно нарисованными, они были такими белыми... Так, о чем это я? О, да, да... я и Перли. Ну, мы сидели здесь как-то ночью, сотрясали воздух, ну понимаешь, пинта на двоих и все такое. Перли, он время от времени приходил ко мне в гости, и мы всегда распивали бутылку. Раньше он был настоящим бродягой старых времен. Объездил всю страну по рельсам. Думаю, ему было лет семьдесят, если не больше, но вел он себя словно он лет на двадцать моложе.
Он приходил ко мне, и мы разговаривали, сидели, фыркали, крутили "косяки" и курили. Мы хорошо тогда посмеялись, и я иногда скучаю по старине Перли.
В тот вечер мы довольно хорошо выпили. Перли, рассказывал мне об одном случае, произошедшем в Техасе в товарном вагоне с отходами из речного мусора, как вдруг он остановился посреди предложения, прямо на самой интересной части, и сказал:
- Ты это слышал?
- Я ничего не слышал, - ответил я. - Продолжай свой рассказ.
Он кивнул и рассказал историю, и я засмеялся, и он засмеялся. Он умел смеяться над своими рассказами и шутками лучше, чем кто-либо из тех, кого я когда-либо видел.
И знаешь, через некоторое время Перли встал и вышел за пределы огня, чтобы облегчиться. Вернулся он так быстро, как только могли нести его старые жесткие ноги, застегивая ширинку на ходу.
- Там что-то есть, - сказал он.
- Конечно, - говорю я. - Армадиллы, еноты, опоссумы, может быть даже, бездомная собака.
- Нет, - говорит он. - Что-то другое.
- Оу...
- Я был во многих местах, мальчик мой, - сказал он (он всегда называл меня мальчиком, потому что я был на двадцать лет моложе его), - И я привык слышать, как вокруг ходят всякие твари. Это точно ни чертов опоссум и ни бродячая собака. Это что-то гораздо большее.
Я начал говорить ему, что он видимо перебрал с этим... ну ты понимаешь, а потом я тоже это услышал. И почувствовал зловоние, которое ты не поверишь, тут же окуталo наш лагерь. Зловоние было такое, словно открылась могила с разлагающимся телом, полного личинок и запаха земли и смерти. Вонь была настолько сильная, что меня чуть не вырвало.
Перли сказал:
- Ты слышишь?
И тут я услышал. Это был звук чего-то тяжелого, оно хрустело в этом мусоре и приближалось все ближе и ближе к нашему лагерю, как будто оно боялось огня, понимаешь.
Я чуть не наделал в штаны, но я зашел в дом и взял свою двустволку. Когда я вышел, Перли уже вытащил из-за пояса старенький кольт, достал горящую ветку из костра и направился в темноту.
- Подожди минутку, - позвал его я.
- Просто оставайся на месте, мальчик. Я позабочусь об этом, чтобы бы там ни было, я сделаю в нем дыру. Или даже шесть.
Так что, я остался ждать. Поднялся ветер, и снова воцарилась ужасная вонь, на этот раз воняло еще сильнее. Настолько сильно, что меня все-таки вырвало. А потом внезапно из темноты, как раз, когда я наклонился и выплеснул все выпитое на землю, я услышал выстрел. Потом еще один. И еще...
Я встал и стал звать Перли.
- Оставайся, черт возьми, на месте, - призвал он. - Я возвращаюсь.
Еще один выстрел, и тогда Перли, казалось, выскользнул из темноты и вышел на свет костра.
- Что это, Перли? – спросил я. - Что это такое?
Лицо Перли было белым, как его зубы. Он покачал головой.
- Никогда не видел ничего подобного... Послушай, мальчик, нам нужно убираться к черту из Доджа. Этот засранец, это... - он позволил своему голосу затихнуть и посмотрел в темноту за светом костра.
- Ну же, Перли, что это?
- Я говорю тебе, я не знаю. Я не увидел ничего с этой горящей веткой, вскоре она вообще потухла. Я слышал, как оно там хрустит. Там, у того большого холма мусора.
Я кивнул. Это была куча, которую я сооружал уже долгое время. В следующий раз я намеревался, переворошить ее и вложить туда еще что-нибудь новенькое.
- Оно... оно выходило из той кучи, - сказал Перли. - Оно извивалось, как большой серый червяк, только с мохнатыми ногами. А его тело... оно было желеобразным. Древесина, заборная проволока и всякая всячина торчали из него, как будто все это было частью его, будто панцирь на спине черепахи или бакенбарды на морде пумы. У него был рот, большой рот, как железнодорожный туннель, и что-то похожее на зубы... Потом свет погас. Я произвел несколько выстрелов. Но он все еще пытался вырываться из этой кучи мусора. Было слишком темно, чтобы оставаться там...
Он оборвал себя на полуслове. Запах был теперь сильным и твердым, как кирпичная стена.
- Оно движется к лагерю, - сказал я.
- Должно быть, это произошло из-за всего этого мусора, - сказал Перли. - Должно быть оно родилось в этой жаре и слизи.
- Или поднялось из центра Земли, - сказал я, хотя и подумал, что Перли был ближе к истине.
Перли вставил несколько патронов в свой револьвер.
- Это все, что у меня осталось, - сказал он.
- Я хочу увидеть, как он попробует мою картечь, - сказал я.
Потом мы услышали очень громкий звук, кто-то хрустел грудой мусора, словно арахисовой скорлупой. А потом наступила тишина.
Перли отступил на несколько шагов к хижине, а я нацелил двустволку в темноту.
На некоторое время воцарилась тишина, такая, что можно было услышать, как моргают глаза. Но я не моргал. Я следил за этим существом.
Потом я услышал что-то позади себя! Я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как мохнатое щупальце выскользнуло из-за хижины и схватило старого Перли. Он закричал, и выронил пистолет. Из тени показалась голова. Огромная червеобразная голова с прищуренными глазами и достаточно большим ртом, чтобы проглотить человека. Что оно и сделало. Перли не хватило и на два укуса. От него ничего не осталось, кроме куска плоти, висящего на зубах твари.
Я выпалил в него заряд картечи, но к тому времени, как я перезарядился, твари уже не было. Я видел, как она скрылась в темноте.
Я взял ключи от бульдозера и на цыпочках обошел хижину. Тварь скрылась в темноте. Я завел бульдозер, включил фары и последовал вслед за ней.
Искать его долго не пришлось. Оно двигалось по свалке, как змея, скользило и петляло так быстро... но все-таки не так быстро, как могло на самом деле. У него в животе выпирала шишка, огромная непереваренная шишка... Бедный старый Перли!
Я нагнал его на дальней стороне свалки и прижал к забору использовав бульдозерный отвал. Я как раз собирался поддать газу и отрубить этому бездельнику голову, но вдруг передумал.
Его голова торчала над лезвием ковша, а эти прищуренные глаза смотрели на меня... и там, в этом червеобразном месиве, была мордашка щенка. Мертвых щенков тут много. Что ж, хоть этот был жив. Его голова была разбита, но она двигалась. Голова извивалась прямо в центре головы этого червя.
Я решил рискнуть и сдал назад. Тварь упала на землю и замерлa. Я направил на неe свет фар.
Перли вылезал наружу из этой штуки. Не знаю, как еще это описать, но он, казалось, выплывал из этой желеобразной шкуры; и когда его голова и тело вышли наполовину, он перестал двигаться и просто повис на месте. Тогда я кое-что понял. Оно было создано не только из мусора и тепла - оно жило за счет этого, и все, что стало его пищей, стало его частью. Как этот щенок и старый Перли, которые теперь стали его частью.
Не пойми меня неправильно. Перли, он ничего об этом не знал. В каком-то смысле он был жив, он двигался и корчился, но, как и этот щенок, больше не о чем не думал. Он был всего лишь волоском на теле этой твари. Таким же, как и пиломатериалы, и проволока, что торчали из нее.
А зверь... ну, приручить его было несложно. Я назвал его Отто. С ним нет никаких проблем. Иногда он не приходит, когда я зову, но это из-за того, что мне нечем его вознаградить, но тут появился ты. До этого мне приходилось как бы помогать ему извлекать мертвых тварей из кучи мусора. Куда подскочил?! У меня здесь уже тридцать два Перли, и если ты будешь дергаться, будет только хуже.
А вот и Отто...
Перевод: Грициан Андреев
(Посвящается Биллу Пронзини[8])
Только что он спокойно читал в сотый раз "Алису в Стране чудес", а в следующий момент стало слишком душно и жарко, чтобы сосредоточиться. Слова, казалось, таяли и перестраивались у него на глазах, и он обнаружил, что то погружается в сон, то выныривает из него, как нервные пальцы, которые сначала надевают, а потом снимают перчатку.
Ему хотелось спать, но, будучи человеком строгого распорядка, он отложил книгу в сторону, покинул свой безвкусный гостиничный номер - египтяне здесь, в Каире, считали его прекрасным местом - и глубокой ночью вышел на улицу.
На улице было тепло, но уютнее, чем в его комнате. Здесь было все равно что сидеть в духовке с открытой дверцей, в отличие от комнаты, которая больше походила на духовку с закрытой дверцей.
И все же, несмотря на липкость ночи, воздух был опьяняющим. Улицы, здания, все, что должно было быть знакомым, имело странно навязчивый, немного чуждый вид, как будто их заменили факсимильными копиями оригиналов. Даже его шаги по булыжной мостовой казались странно далекими. Что еще более странно, поблизости не было ни уличного мальчишки, ни спящего, свернувшись калачиком, попрошайки. Чаще всего они лежат у стен зданий или в дверных проемах, как брошенные псы. Но сегодня ночью... ни одного.
Уолли Карпентер знал, что ходить по этим улицам поздно ночью - значит навлекать на себя неприятности, но он не был боязливым человеком. И, кроме того, в кармане пиджака он носил полностью заряженный короткоствольный револьвер 38-го калибра, с которым он довольно умело обращался.
Итак, Карпентер с осторожностью, но без особого страха бродил по темным улицам Каира и размышлял о кажущейся пустоте и нехарактерной тишине города. Он бродил почти бесцельно, чувствуя себя так, словно его похитили космические существа и высадили в точной копии города, который он знал и любил; и вскоре его шаги привели его в тот район Каира, который известен как Город Мертвых[9].
Место было настоящим чудом. Целый город - дома, улицы и стены - посвящен духам недавних и давно ушедших. Говорили, что в Каире были люди, которые обладали способностью разговаривать с этими мертвецами и за определенную плату вызывали духов близких, задавали им вопросы и возвращали их ответы.
Это было мистическое место, окутанное легендами, и не самое подходящее место для человека, особенно не египтянина, бродить поздней ночью. Говорили, что в Городе часто бывают разбойники и прокаженные, а еще говорили, что это обитель демонов и упырей.
Карпентер был хорошо осведомлен об этом, но его это не касалось. Его револьвер мог расправляться с грабителями, а что касается упырей и тому подобного, он в них не верил; они были плодом опиумных грез и воспаленного воображения, не более того.
Когда-то Карпентер был студентом, причем многообещающим. Он специализировался в антропологии и археологии, и эти области деятельности привели его в Египет, страну древности, страну грез.
Но как только он покопался в песках и побродил по могилам, он потерял интерес к физическому труду своей профессии, решив, что ему больше подходит академическая сторона предмета. Он решил написать книгу, иметь дело с бумагой и чернилами, а не с грязью и потом.
Приняв это решение, он часто гулял по ночным улицам, делал в уме заметки, а позже переносил их на бумагу, откладывая на тот день, когда напишет свою книгу о чудесах Египта. Тем временем он читал свои книги по археологии, мифологии и антропологии, а в свободное время, просто для развлечения, читал и перечитывал "Алису в Cтране чудес" Льюиса Кэрролла, а также ее продолжение "Алисa в Зазеркалье". Кэрролл был единственной художественной литературой, которая ему по-настоящему нравилась. Это расслабляло его, заставляло улыбаться, и каждый раз, когда он читал книги, он находил в них что-то новое и завораживающее. На самом деле, Алиса и ее приключения все еще были у него в голове, когда он добрался до Города Мертвых и пробрался внутрь.
Прогуливаясь среди руин, он чувствовал резкий запах зрелого разложения, а также смешанные и сбивающие с толку запахи самого Каира. Но его органы чувств, казалось, странно воспринимали запахи, как будто они проникали к нему из другого измерения. Здесь было тихо и умиротворяюще, как будто он оторвался от земли и оказался на поверхности Луны.
Но как раз в тот момент, когда он размышлял об одиночестве, справа от него послышался шорох. Карпентер быстро обернулся и увидел фигуру, переходящую от одного скопления теней к другому, промелькнувшую один раз в лунном свете, затем полностью исчезнувшую в темноте.
Карпентер чуть не вытащил револьвер из кармана пиджака. Это мог быть грабитель, но, скорее всего, это был нищий или прокаженный, нашедший здесь убежище, примерно так же, как бродяги в Штатах спали на кладбищах, чтобы их не беспокоили. В последнем случае опасаться было бы нечего. Если бы это был грабитель, то у него был револьвер.
Он вгляделся в темноту, но ничего не увидел. Вскоре он снова пошел. Он не прошел и десяти футов, как снова услышал топот, и на этот раз, обернувшись, увидел виновника шума.
Из тени выпрыгнул огромный белый кролик в клетчатом жилете. Кролик остановился, бросил на Карпентера равнодушный взгляд, затем достал карманные часы из жилетного кармана.
- Боже мой, боже мой! - сказал кролик на удивительно простом английском. - Я опоздаю. Да-да-да, очень поздно.
Повернувшись и совершив серию быстрых прыжков, кролик снова исчез в тени.
Карпентер покачал головой; несколько раз моргнул. Да, это была пьянящая ночь, все верно, но это было нелепо. Двухметровые кролики в Каире? В Городе Mертвых? Тени "Харви"[10]. Должно быть, ему это снится.
Внезапно послышалось мелодичное жужжание. Карпентер узнал мелодию. Это была песня, которую Джордж Армстронг Кастер[11] выбрал в качестве своей личной темы. Как она называлась? "Гарри Оуэн"[12]? Да, что-то вроде этого.
Жужжание затихло в ночи. Вытащив револьвер, Карпентер быстро отошел в тень, полный решимости выяснить, почему по Городу Мертвых скачет шутник в костюме кролика, напевая "Гарри Оуэнa".
Он снова услышал жужжание. Казалось, оно доносилось издалека. Карпентер продолжал идти вперед, и бархатная ночь плотно сомкнулась вокруг него. Он подошел к препятствию и, зажег спичку, увидел, что это глинобитная стена. Слева от него было большое круглое отверстие. Похоже, оно было выбито в глине. За стеной он слышал слабое напевание "Гарри Оуэна".
Пригнувшись, со спичкой в одной руке и револьвером в другой, Карпентер шагнул в образовавшийся проем.
Оказавшись на другой стороне, он остановился и огляделся. Кролика не было.
Спичка погасла. Но сейчас в ней не было необходимости. Внезапно стало очень ярко, намного ярче, чем раньше. Над ним сияла луна, как алюминиевая сковородка, а звезды смотрели вниз, как миллионы ярких звериных глаз, выглядывающих из темноты леса.
- Странно, очень странно, - вслух произнес Карпентер.
Он подумал: Я, должно быть, сижу дома в своем кресле и крепко сплю, оторвавшись от чтения "Алисы в Стране чудес", и теперь все это мне снится.
- Все чудесатее и чудесатее! - сказал он, насмехаясь над самим собой.
- О Боже, Боже, - снова раздался голос кролика, и большой кролик, казалось, появился из ниоткуда и пропрыгал мимо.
Белый пушистый хвост кролика закачался перед Карпентером, как прыгающий мячик.
- Эй, ты, подожди минутку! - закричал Карпентер.
Кролик остановился, обернулся и посмотрел через плечо.
- Боже мой, Боже мой, что это? Давай быстрее. Я так опаздываю, так сильно опаздываю.
Карпентер, чувствуя себя немного глупо из-за револьвера, и вернул его в карман пальто. Вряд ли было спортивным стрелять в гигантского кролика. Он быстро подошел к кролику, покачал головой и сказал:
- Это не костюм.
- Что? - спросил кролик.
- Должно быть, я сплю. Действительно, гигантские кролики.
Кролик полностью развернулся лицом к Карпентеру, пошевелил своим большим розовым носом и сверкнул розовыми глазами.
- Давай не будем сбрасывать со счетов кроликов, ладно?
Кролик достал маленький веер и похлопал им по ладони другой лапы (руки?).
- Это нелепо, - сказал Карпентер. - Я не могу проснуться.
- Серьезно? Прям серьезно? - резко спросил кролик.
- Это безумный сон. У меня такое чувство, будто я провалился в кроличью нору.
- Вполне возможно, вполне возможно, - сказал кролик. - Знаешь, норы есть по всей вселенной. Уайтчепел, Англия; Фолл-Ривер, Массачусетс. Повсюду. Они появляются в самых разных местах... да, появляются.
- Все это довольно непостижимо, - сказал Карпентер.
- Серьезно? - спросил кролик, как будто действительно удивился. - Какую песню пели сирены или какое имя принял Ахилл, когда прятался среди женщин, - хотя вопросы и вызывают недоумение, они не выходят за рамки всяких предположений, - кролик поклонился: - Сэр Томас Браун.
- Да... Очень мило. Где я? Это Город Mертвых? Сон?
- По обе стороны могилы бесчисленные дороги, - сказал кролик. - Цицерон.
- И что это за ответ? - cпросил Карпентер. Кролик снова достал карманные часы из жилетного кармана. - О, божечки-можечки, я теряю время. Приходи, приходи, если тебе так нужно, но поторопись.
На мгновение Карпентер остолбенел, затем, наконец, последовал за кроликом, который довольно быстро прыгал. Это была довольно веселая погоня, и вскоре Карпентер снова наткнулся на кролика. Большой кролик сидел на каменной скамейке рядом с металлическим фонарным столбом и читал газету. Лист бумаги, приклеенный скотчем к фонарному столбу, трепетал на ветру, а в свете над головой копошилась горстка крупных насекомых. У лапок кролика росло множество пассифлор и белладонны с фиолетовыми цветами.
- Я думал, ты опаздываешь, - сказал Карпентер.
- Oпаздываю? - спросил кролик.
- Я подумал... О, неважно. Не могу поверить, что разговариваю с кроликом.
- А почему бы и нет? - спросил кролик, роняя газету себе на колени.
Его нос нетерпеливо дернулся.
- Ну, ты не можешь быть настоящим.
Кролик закинул левую ногу на правое колено и нервно покачал лапкой. Газета упала на землю.
- Боже мой, но ты глупый. Так трудно убедить, так трудно, - кролик повысил голос, указывая на Карпентера. - Верь в это достаточно сильно, и это будет правдой.
- Но шестифутовые кролики! Кролики - маленькие, незначительные существа.
Кролик встал во весь рост.
- Хочу, чтобы ты знал, что нас очень почитают, очень. Да ведь сам бог древнего Египта был с головой кролика. Да, он был, он был.
Карпентер задумался. Да, на самом деле, Осириса, Бога мертвых, часто изображали в виде бога с головой кролика. В этом облике он обычно был известен как Венену.
- Но где я? - спросил кролика Карпентер.
- Ты здесь, вот где ты, - сказал кролик. - Боже мой, какие глупые вопросы.
Карпентер почесал в затылке.
- Ты говорил, что по всей вселенной есть норы. Мог ли я провалиться в одну из них?
- О, вполне возможно, вполне. Здесь повсюду норы. Например, в Уайтчепеле.
И с этими словами кролик пустился в небольшой танец, напевая стишок:
- Джек Потрошитель мертв.
И лежит на своей кровати.
Он перерезал себе горло
Куском хозяйственного мыла.
Джек Потрошитель мертв.
Кролик помолчал и сказал:
- Фолл-Ривер тоже.
Танец начался снова, что-то вроде джиги горцев.
- Лиззи Борден[13] взяла топор
И отвесила своей матери сорок ударов.
Когда она увидела, что натворила
Она подарила сорок первый отцу!
Кролик перестал танцевать, наклонился вперед, показал Карпентеру два передних зуба, такие же яркие и толстые, как огромные кубики сахара.
- Или нет? - прошептал кролик.
- Очень мило, - сказал Карпентер, проникнувшись духом происходящего. - Очень красивый танец.
- О, - сказал кролик с явным удовольствием, - ты действительно так думаешь?
- Ага.
Кролик постарался казаться скромным.
- Ну, знаешь, у меня действительно есть определенный талант к этому.
- Я это вижу.
- Теперь видишь? Хорошо, хорошо, - затем, почти исповедально: - Знаешь, здесь много кроликов. Появляются везде и всюду, - кролик хитро подмигнул Карпентеру. - Взгляни на ту бумагу на фонарном столбе. Очень поучительно, очень.
Карпентер повернулся к фонарному столбу, к развевающейся на нем бумаге. Поднялся ветер и устроил изрядную шумиху. Ему почти удалось сорвать приклеенную бумагу со столба. Карпентер достал из кармана очки и надел их, чтобы посмотреть.
Ветер стих так же внезапно, как и налетел, и Карпентер наклонился, чтобы прочесть небольшой листок. Оказалось, что это страница, вырванная из медицинского журнала. Штамп наверху предупредил его, что эта страница когда-то была включена в книгу, хранящуюся в Медицинской библиотеке армии США в Вашингтоне.
Читая, Карпентер обнаружил, что страница касалась дела некоей Мэри Тофт, женщины, которая в 1726 году утверждала, что родила двенадцать крольчат. Хотя правдивость этого инцидента так и не была доказана, но и не была опровергнута.
- Поразительно, - сказал Карпентер, убирая очки и поворачиваясь к кролику.
Но кролик исчез. Карпентер видел, как он прыгает вдалеке, снова исчезая в темноте.
Снова налетел ветер, взметнул газету, упавшую с коленей кролика, и обернул ее вокруг лодыжек Карпентера. Он вытащил ее и уже собирался отбросить в сторону, когда его внимание привлекла статья, выделенная красным. На этот раз он не стал надевать очки, а вместо этого поднес ee поближе к лицу.
Это была короткая статья, посвященная жестокой смерти нескольких чернокожих нью-йоркских таксистов. Они были убиты в своих такси и у них были вырезаны сердца. В статье говорилось, что улик нет.
Карпентер вздрогнул, отбросил газету, огляделся. Все изменилось. Он не осознавал момента перемен, но это больше не казалось Городом Мертвых. Вдалеке, на фоне луны, виднелись силуэты, которые напоминали ему об этом месте, но здесь, вблизи, все было совсем по-другому. Например, скамейка и столб фонаря. Откуда, черт возьми, они взялись?
Было что-то еще.
Ощущение.
Не то, на что можно было указать пальцем, но что-то, что можно было ощутить примерно так же, как ты ощущаешь изменение климата. Да, было что-то совсем другое.
За неимением лучшего занятия Карпентер направился туда, где в последний раз видел кролика. По пути он заметил слева от себя огромную панораму разрушенных бомбежкой домов и построек. Все выглядело примерно так, как, по его мнению, должен был выглядеть Лондон после того, как немцы попытались уничтожить город своим блицкригом.
Справа от него стояла огромная повозка, доверху нагруженная чем-то, скрытым в тени. К повозке была запряжена лошадь, которая опустила голову к камням. Вдалеке за повозкой поднимался дымок, и откуда-то слабо доносился голос, зовущий:
- Выносите своих мертвецов.
Карпентер шел быстрым шагом, видения по обе стороны от него таяли, как исчезающие образы из кинофильма.
- Как ты думаешь, может быть, это сделано с помощью зеркал? - спросил кролик, выступая из темноты.
- Я... я думал, ты меня опередил. Как ты это сделал?
- Я ставлю эту лапку перед этой, - сказал кролик. - На самом деле все очень просто.
- Я имею в виду, как... Неважно.
Кролик снова достал карманные часы.
- О, я должен спешить.
- Я думал, ты не опаздываешь.
- Вау, ты думал? Почему тебе пришла в голову такая идея? Знаешь, я опаздываю. Время убивать, время убивать.
- Опаздываешь на чаепитие?
- Чаепитие? Я не пью чай. Что это за "чаепитие"?
- Не бери в голову.
Кролик снова посмотрел на часы.
- Боже мой, да. Я должен прыгать.
И кролик ушел, снова напевая песню Джека Потрошителя, только на этот раз заменив другие слова:
- Кролик Джек мертв
И живет в твоей голове.
Перерезал себе горло веревкой лунного света,
Кролик Джек мертв.
Карпентер обнаружил, что практически бежит, чтобы не отстать от кролика. Вскоре он добрался до длинной каменной стены высотой в семь футов[14]. Как и в первой стене, в ней была большая дыра. Дыра вела в кромешную тьму. Последнее, что Карпентер увидел, когда кролик, слегка пригнувшись, чтобы пролезть, прыгнул в дыру и исчез.
- Когда будешь в Риме или где там еще, - сказал Карпентер, - поступай как римляне или кто там еще[15].
С этими словами он шагнул через дыру в темноту... почувствовал, что плывет по течению. Раздалось громкое тиканье...
тик-тик-тик
...как будто какие-то гигантские часы. Затем раздался шорох, похожий на песок, осыпающийся на дно песочных часов, за которым последовала полная тишина.
Я, должно быть, сплю дома в своем кресле, - подумал он. - Это так реально, но, должно быть, это сон. Должно быть так.
Достав из кармана спички, он зажег одну. Это очень мало помогло рассеять темноту.
- Боже, a здесь темно, - сказал он.
- Такой ужасный факт, - сказал кролик, - уничтожает всякую надежду.
- Что...? - Карпентер уронил спичку, и она погасла. - Ты напугал меня, - сказал он, зажигая другую спичку и держа ее в направлении голоса.
В колеблющемся свете спички мордочка кролика выглядела странно угрожающей. Уши были похожи на рога, глаза и нос казались кровавыми, а не розовыми. Зубы кролика были почти у лица Карпентера. Они выглядели большими и твердыми, как надгробные плиты.
- А теперь послушай, ты... - начал Карпентер, но голос его сорвался, и он так и не закончил фразу.
Его схватили сильные руки. Две схватили его за левую руку, две - за правую. Он не мог вытащить револьвер и, конечно, выронил спичку.
Кролик сказал из темноты:
- Приведите его.
Руки крепче обхватили Карпентера и потащили его вперед. В конце концов они вытащили его из мрака на серебристый лунный свет. Огромные камни стояли перед ним, образуя кольцо. В центре массивного круга стоял длинный стол со стульями - много стульев. Стол был уставлен чашками, блюдами и сосудами для разливки.
- Стоунхендж, - сказал Карпентер. - И чаепитие.
- Чай? - раздался голос слева от него.
Карпентер повернулся, чтобы посмотреть на своих похитителей. Тот, что слева от него, был в возмутительно высоком цилиндре. Это был Безумный Шляпник. Справа от него, сжимая его руку тископодобными лапами, стояла Соня.
- Вы персонажи "Алисы в стране чудес". Я не понимаю... - сказал Карпентер.
- Тогда тебе не стоит разговаривать, - сказал Шляпник.
- Этого не может быть реально, - сказал Карпентер. - Это, должно быть, сон.
- Pеальность и сон очень похожи, - объяснил Шляпник.
Пока кролик прыгал перед ними, они подвели Карпентера к одному из вертикальных камней. Шляпник достал из своей шляпы веревку невероятной длины, и они с Соней крепко привязали Карпентера к камню, как мумию. Он не мог освободиться, как бы сильно ни боролся, не говоря уже о том, чтобы дотянуться до револьвера в кармане пиджака.
- Почему?! - cпросил Карпентер. - Почему?!
- Почему? - спросил кролик, взглянув на часы. - Потому что уже почти пора, а ты, мой друг - наш почетный гость.
Кролик поднял голову к звездам, как это сделали Шляпник и Соня, и внимательно осмотрел небеса.
За кольцом камней была жуткая тьма. Карпентеру показалось, что он видит там глаза, которых с каждым мгновением становилось все больше, собираясь в стаи. В одном месте, словно сошедшая с петель луна, висела огромная улыбка белого Чеширского Кота.
Кролик опустил голову, вернул часы на место. Он улыбнулся Карпентеру. Эти зубы внезапно показались ему очень уродливыми. Они напомнили Карпентеру не что иное, как два огромных точильных камня.
- Помоги мне, Белый кролик, - сказал Карпентер. - Я не причинил тебе вреда. Ты ведь не причинишь мне вреда, правда? Кролики по своей природе нежные и робкие существа.
Кролик поднял один палец. (Странно, - подумал Карпентер, раньше он не замечал, что у него когтистые пальцы.) Затем кролик начал стишок:
- Как радостно он, кажется, улыбается,
Как аккуратно расправляет свои когти,
И приветствует маленьких рыбок,
Мягко улыбаясь челюстями!
Кролик опустил лапу. Его розовые глаза стали смертельно темными и холодными, как две яркие звезды, которые внезапно превратились в сверхновые. Кролик медленно направился к Карпентеру. Откуда-то из темноты за каменным кольцом доносились звуки флейт и медленный ритм барабанов.
Карпентер боролся с веревками, но безуспешно.
- Боже, это не сон. Это реальность!
- Правда? - спросил кролик.
- Сон? Значит, это сон?
- Правда? Боже мой, неужели ты серьезно? Я это сказал?
- Ради Бога, вы просто из воображения Льюиса Кэрролла! - закричал Карпентер, и слезы потекли по его щекам.
- Кэрролл был таким романтиком, - сказал кролик. - Он мог взять самую холодную правду и превратить ее во что-нибудь сладкое, как сахарный рожок. Просто отказывался видеть вещи такими, какие они есть, понимаешь. Выдал их за сказки. Очень предосудительный поступок для журналиста.
Кролик был теперь совсем близко, и в том, как он выглядел, в этих глазах-впадинах черепа, в этих уродливых зубах не было ничего милого. Карпентер почувствовал кисловатый запах изо рта кролика, похожий на запах разлагающегося мяса.
- Разве японцы не говорят, - медленно произнес кролик, - что мы живем только дважды. Один раз в жизни и один раз в наших снах? - oн широко улыбнулся. Казалось, что зубов у него было неисчерпаемое множество. - Сегодня вечером мы убьем двух зайцев одним выстрелом.
- Господи!
- Да, да, действительно. Очень веский факт христианской веры - страдание. Помнишь Иисуса на кресте? Распростертого там на всеобщее обозрение, страдающего ради искупления. Христианство говорит нам, что если мы достаточно настрадаемся, то получим награду... да, действительно. Ты готов получить свою награду?
- Ты - сумасшедший!
Флейты заиграли быстрее, барабаны забили в ритме сердцебиения.
Шляпник сказал:
- Действительно, пора, сэр.
- Cейчас? - спросил кролик, вынимая часы и рассматривая циферблат в лунном свете. - Давно пора. Самое время, самое время.
Карпентер разразился истерическим смехом. На его щеках блестели слезы.
- Это безумие! Ты не можешь причинить мне боль. Ты - сон. Ты - чертов Белый кролик из "Алисы в Стране Чудес". Ты - сон. Я сейчас проснусь!
- О, - сказал кролик, выглядя озадаченным, и с удивительной ловкостью достал из жилетного кармана нож с острым лезвием. - А ты?
И он перерезал Карпентеру горло.
Затем все сели за стол.
Перевод: Zanahorras
"Бумажные куклы" - это потрясающая, лирическая история о детстве, воспоминаниях и силе воображения Джулии Дональдсон, автора "Груффало", и отмеченной наградами иллюстраторши Ребекки Кобб. Вереница бумажных кукол отправляется в фантастическое приключение по дому и выходит в сад. Вскоре они спасаются от лап игрушечного динозавра и щелкающих челюстей крокодила в перчатках, но затем им угрожают самые настоящие ножницы...
Уицилопочтли (аст. Huitzilopōchtli; "колибри юга" или "колибри левой стороны") - бог солнца, бог войны и национальный бог ацтеков, покровитель города Теночтитлан. Название связано с тем, что птица колибри олицетворяет солнце у многих племён Центральной Америки.
The Coleman Company, Inc. - американский бренд товаров для активного отдыха, особенно туристического снаряжения. Некоторые из производимых продуктов включают переносные печи, фонари, холодильники, спальные мешки, походные стулья и навесы.
Редди Киловатт (Reddy Kilowatt) - мультипликационный персонаж, который на протяжении более семи десятилетий был представителем корпорации по производству электроэнергии в Соединенных Штатах и других странах. В настоящее время торговая марка "Reddy Kilowatt" принадлежит компании "Xcel Energy". Редди Киловатт изображен в виде фигурки из палочек, тело, конечности и волосы которой сделаны из стилизованных молний, а на голове в форме луковицы вместо носа есть электрическая лампочка, а вместо ушей - розетки.
около 15.30 см.
около 2.44 м.
около 1.95 м. и 2.13 м. соответственно
Билл Пронзини (род. 13 апреля 1943 года) - американский писатель-детективщик. Он также активно занимается составлением антологий, составив более 100 сборников, большинство из которых посвящены детективам, вестернам и научно-фантастическим рассказам. Пронзини известен как создатель "Безымянного детектива" из Сан-Франциско, который сыграл главную роль в более чем 40 книгах с начала 1970-х по 2000-е годы.
Город мёртвых, или Каирский некрополь - исламское кладбище на юго-востоке Каира, Египет. Большинство египтян называет это место Эль-Карафа (Кладбище). Город представляет собой 6-километровую систему гробниц и мавзолеев, протянувшуюся с севера на юг, где живёт и работает большое количество людей. В Городе Мертвых бурлит своеобразная жизнь: часто мавзолеи и склепы (заброшенные и давно уже не посещаемые родственниками умерших) используются как временные (или постоянные) жилища - в них селятся преимущественно маргинальные элементы общества, приехавшие когда-то в Каир в поисках лучшей доли и городская беднота. Иногда на непродолжительное время в Городе Мертвых обустраиваются люди, которым очень трудно смириться со смертью близкого человека. Именно живые обитатели Города Мертвых создали недобрую славу кладбища, хотя среди самих каирцев бесспорно самым криминальным считается Шубра. Также в городе Мертвых существует собственная инфраструктура. Окрестности Города Мертвых являются трущобами, и количество нынешнего населения может превышать полмиллиона человек.
"Харви" (англ. Harvey) (1950) - чёрно-белая эксцентричная комедия Генри Костера, снятая по одноимённой пьесе Мэри Чейз. В главных ролях - Джеймс Стюарт и Джозефин Халл (получившая за эту роль "Золотой глобус" и "Оскар" в номинации «Лучшая женская роль второго плана»). Также фильм номинировался на два "Золотых глобуса" в номинациях "Лучший фильм (драма)" и "Лучшая мужская роль (драма)" (Джимми Стюарт) и "Оскар" за "Лучшую мужскую роль". Праздный забулдыга и холостяк Элвуд Дауд (Джеймс Стюарт) в 40 лет живёт вместе с пожилой сестрой-вдовой Витой Симмонс (Джозефин Халл) в доме № 348. Элвуд считает своим неразлучным другом двухметрового белого кролика Харви, которого видит только он.
Джо́рдж А́рмстронг Ка́стер (англ. George Armstrong Custer; 1839 - 1876) - американский кавалерийский офицер, прославившийся безрассудной храбростью, необдуманностью действий и безразличием к потерям.
"Гарриoуэн" - ирландская мелодия для танца джиги. Она стала широко известна как маршевая мелодия в воинских частях Содружества и США, наиболее известной из которых был 7-й кавалерийский полк Джорджа Армстронга Кастера.
Лиззи Эндрю Борден (англ. Lizzie Andrew Borden, 1860-1927, Фолл-Ривер, Массачусетс) - гражданка США, которая стала известной благодаря знаменитому делу об убийстве её отца и мачехи, в котором её обвиняли. Несмотря на большое количество доказательств её вины, она была оправдана. До сих пор её дело вызывает самые различные толкования и споры.
около 2.13 м.
отсылка к пословице: "Когда ты в Риме, делай, как римляне (средневековая латынь: Si fueris Romae, Romano vivito more; si fueris alibi, vito sīcut ibī), - это пословица, приписываемая святому Амвросию. Эта пословица означает, что лучше всего следовать традициям или обычаям того места, которое вы посещаете.