A Good, Secret Place
© 1993 by Richard Laymon
© 1993 by Ed Gorman
Заметка автора
Все мои рассказы собранные в этой книге, ориентированны на зрелого читателя, они были проданы и публиковались с самого начала моей карьеры до выхода рассказа «Истекающий кровью» в 1989 году. Одиннадцать из пятнадцати ранних рассказов никогда не публиковались в антологиях и до сих пор были доступны только в старых номерах журналов, в которых они первоначально появились.
Ранний материал не подвергался существенной переработке. За исключением изменений некоторых слов, и знаков препинания, все рассказы остались без редактуры.
Я очень благодарен издательству «Дэдлайн Пресс» за предоставленную мне возможность опубликовать для Вас все эти ранние рассказы в одном издании.
Они составляют примерно половину этого тома. В другую часть входят ранее не публиковавшиеся рассказы. Не из «сундука» — новые. Специально все были написаны осенью 1991 года для этого сборника.
Надеюсь, Вы хорошо проведете время, как со старыми, так и с новыми историями.
Ричард Лаймон
Лос-Анджелес, Калифорния, 15 июля 1992 г
В начале восьмидесятых я прочитал книгу в мягкой обложке под названием «Подвал» и с тех пор стал поклонником творчества Ричарда Лаймона.
Мне нравятся его персонажи. Он пишет о простых людях так, как писал Джон Д. Макдональд[1]. Хотя иногда они и способны на необыкновенную храбрость, в остальном они, как правило, совершенно обычны, и именно это качество придает им жизненность и неповторимость, невзирая на то, что они остаются вымышленными. Среди них нет ни суперменов, ни девиц из мыльных опер. Даже его злодеи время от времени простужаются и страдают насморком.
Также мне импонирует способность Дика быть яростным рассказчиком. Он любит захватывать наше внимание решительной атакой с первых строк. Прочтите завязку «Плоти», чтобы развеять в этом сомнения. Но при всей своей стремительности, Дик показывает своим читателям вполне реальный мир, а не просто фон для действия. Взять те же «Игры в воскрешение». Хотя Дик живет в счастливом браке, ему удается представить мир одиноких таким, каким его видят многие разведенные люди. Он прекрасно передает монотонность, одиночество и странные тайные удовольствия — от своеобразной социологии прачечной, до унылых выходных без свиданий, которые приходится терпеть многим одиночкам. И маленькая радость — время от времени спать не в одиночестве, скажем, раз в пять лет или около того.
Его стиль настолько лаконичен, что по сравнению с ним Хемингуэй кажется многословным. По крайней мере, раньше был таким. В шедевре «Кол» Дик предлагает читателям более богатый, глубокий и правдивый взгляд на мир, в котором живут его герои. Темп по-прежнему неумолим, но в повествовании гораздо больше изящных ноток.
Сборник, который Вы только что взяли в руки, обладает всеми теми же качествами и достоинствами, которые мы обсуждали. Я прочитал эту книгу в два быстрых и приятных приема и, несомненно, когда-нибудь перечитаю её снова.
Закончив, я отложил книгу, закрыл глаза и позволил своему разуму осмыслить всё, что я только что прочитал.
Я пытался понять, есть ли у этих рассказов общая тема или составляющая.
Я подумал о своем старом школьном товарище, с которым подружился еще в возрасте Первого Причастия[2] и о котором не вспоминал уже двадцать лет. Буду называть его Джимом.
Когда я рос, Джим жил в соседнем квартале, и я видел его, вероятно, два или три раза в день, и каждый раз, когда мы виделись, он рассказывал мне какую-нибудь новую байку. Конечно, я не верил многим историям Джима. Никто не верил. Но мы слушали каждую из них с почтительной усмешкой. Джим был блестящим оратором.
Думаю, Вы понимаете, о каких личностях я говорю. Возможно, в Вашей компании похожий человек.
Затроньте тему НЛО, и Джим скажет вам, что знает, об их существовании, поскольку сам прокатился на одном из них. Или поведает о двоюродном брате, что с Нью-Джерси, который во время Второй мировой войны получил в грудь пять пуль, однако несмотря ни на что продолжил вести огонь из своего автомата, а теперь гуляет по Голливуду, перетрахав там половину кинозвезд, потому, как нам всем известно большинство из них «нимфоманки».
Запас его историй никогда не иссякал. Однажды ночью он проходил по переулку и случайно заглянул в окно, где увидел обнаженную женщину. Поначалу, он подумал, что это женщина. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это и женщина и мужчина. Среди нас жило самое легендарное из существ — гермафродит, а мы даже не подозревали об этом.
А еще был котенок, который забрался в сушилку для белья и превратился в гамбургер. И полицейский, который на самом деле был оборотнем, только не похожим на «Оборотня-подростка» из фильма, который мы смотрели тем летом в кинотеатре (на самом деле, полицейский тоже не хотел быть оборотнем). И монахиня, выбросившая своего незаконнорожденного ребенка в реку. И старый заколоченный дом, куда однажды ночью пробрались подростки, и больше о них не слышали.
Таков был Джим. Я не знаю, что с ним стало, хотя не исключено, что он сидит где-нибудь на веранде и потчует своих внуков рассказами о своей бурной молодости. «А Вы знали, что еще в 1958 году в Сидар-Рапидс были пираты?» Я как сейчас слышу, как Джим рассказывает о них. «Приплыли вверх по могучей Сидар-Ривер и захватили весь город».
Что ж, Дик Лаймон — это наш Джим. Распространитель городских мифов. Обычный парень, который может пройтись по обычной улице и выудить из нее пять захватывающих историй. Пошлите его в мясную лавку, и он вернется с рассказами о том, как мясник перемалывает крыс в свои гамбургеры. Пошлите его в церковь, и он расскажет вам, что старый немощный преподобный отец на самом деле лидер сатанинского культа. Пошлите его забрать детей, и по дороге он обнаружит как минимум трех растлителей малолетних. А может, и четырех.
Я думаю, что Джима можно смело назвать «трепач».
Джим был хорош, но он был примитивен. Болтовня превалировала над искусством.
Но, а Дик Лаймон… это же Настоящий Художник.
В нижеследующих рассказах находят свое выражение практически любые страхи, которые Вы когда-либо испытывали. Автостопщик? Маленький городок? Хулиган из кабака? Занюханная придорожная закусочная? Все они здесь, эти «старые вещицы» (как называет их Дик), в стиле бульварных комиксов, однако выполненные для более интеллектуальной публики. Плюс «новые вещи» — отшлифованные и дьявольски изысканные.
«Если Вы пропустили Лаймона, Вы пропустили настоящее удовольствие», — сказал Стивен Кинг, как-то несколько лет назад. И был прав, потому что с тех пор, как я прочитал первую страницу «Подвала» более десяти лет назад, я автоматически покупал и читал всё, что написал Дик Лаймон.
И поэтому у него появляется всё больше преданных читателей, критиков и завистливых коллег-авторов. Сейчас Дик — звезда в Англии. Скоро он станет звездой и здесь, потому что то, что знают британцы, узнают и янки.
Этот Дик Лаймон знает много хороших историй.
И каждая из них — правда.
Как у старого доброго Джима.
Эд Горман
2 июля 1992 г.
Сидар-Рапидс, Айова
— Всё, просто отлично! — он был уверен в своей удаче. Попятившись по обочине, и глядя на приближающийся автомобиль, он выставил большой палец. Солнечные блики сияли на лобовом стекле. Лишь в последний момент он разглядел водителя. Женщину. Точно так — бабу. Вот тебе и удача.
Увидев, как зажглись стоп-сигналы, он решил, что женщина притормозила из соображений безопасности. Когда машина остановилась, он подумал, что будет кидалово[3]. Для него такой фокус был давно знаком. Машина останавливается, ты к ней бежишь, а она с визгом срывается прочь, швыряя тебе пыль в морду. На этот раз он решил, что не поведется. Пойдет к машине спокойно и неспешно.
Когда он увидел загоревшиеся фонари заднего хода, то всё еще едва мог поверить, как ему повезло.
Автомобиль сдал назад. Сидевшая в машине женщина перегнулась через переднее пассажирское сиденье и открыла ему дверцу.
— Может, вас подвезти?
— Ну, конечно же, можете.
Запрыгнув в машину, он бросил свою дорожную сумку на заднее сиденье. Захлопнув дверцу, сразу же почувствовал, как его окутало холодным воздухом. Казалось, будто пот на его футболке моментально застыл. Но ощущения были приятные.
— Несказанно рад встрече, — заявил новоявленный попутчик. — Вы меня реально спасли.
— Как вас вообще угораздило здесь оказаться? — спросила она, выезжая на дорогу.
— Вы ни за что не поверите.
— Ну, а вы всё равно попытайтесь.
Ему приглянулась её жизнерадостность, и он почувствовал неловкость из-за легкой нервной дрожи в её голосе.
— Итак, подбирает меня один парень. Прямо перед Блайтом. Едем мы с ним значит по этой… этой пустыне… как вдруг он останавливается и просит меня вылезти и проверить колеса. Я выхожу — а он раз, и уезжает! Вышвырнул сумку с моими вещами на дорогу чуть поодаль. До сих пор не возьму в толк, с чего вдруг он так поступил. Вы понимаете, о чем я?
— Прекрасно понимаю. В наше время не поймешь, кому стоит доверять, а кому — нет.
— Что верно, то верно.
Он взглянул на женщину. На ней были сапоги, джинсы и выцветшая голубая рубашка, но определенно, дамочка была особой породы. Это было видно по её манере говорить, по ровному, умеренному загару её кожи, по укладке волос. Даже её фигура демонстрировала породу. Ничего чрезмерного.
— Чего я не пойму, — продолжил он, — так это зачем этот парень вообще меня подбирал.
— Наверно, ему было одиноко.
— Тогда почему он меня выставил?
— Ну, может, испугался незнакомца. А возможно, ему просто захотелось снова побыть одному.
— С какой стороны ни глянь, а поступил он скверно. Понимаете, о чем я?
— Думаю, да. Куда направляетесь?
— В Тусон.
— Самое то. Я как раз в ту сторону еду.
— Почему не по автостраде? Что вы здесь забыли?
— Ну… — она нервно рассмеялась. — То, что я собираюсь сделать, не вполне… ну, не вполне законно.
— В смысле?
— Я собираюсь вывезти отсюда несколько кактусов.
— Что? — усмехнулся он. — Ух ты. Так значит, хотите стащить кактусы?
— Именно так.
— Ну, очень надеюсь, что вас не поймают!
Женщина натянуто улыбнулась.
— За это реально штраф полагается.
— Да ладно?
— И штраф солидный.
— Что ж, я с удовольствием окажу вам помощь.
— У меня с собой только одна лопата.
— Ага. Я обратил на нее внимание, когда бросал сумку в машину. Мне стало интересно, для чего это вам понадобилась лопата. — Он взглянул на нее и рассмеялся, пораженный тем, что женщина такого уровня надумала выкорчевать несколько растений посреди пустыни:
— Знаете, я много всего повидал. Но похитителей кактусов вживую — никогда. — Он рассмеялся своей шутке.
— Вот, теперь повидали, — отреагировала она, не присоединившись к его веселью.
Какое-то время оба молчали. «Как такая элитная фифа решилась поехать по безлюдной дороге в пустыню, только для того, чтобы замарать руки, выкапывая кактусы для своего сада?» — ухмылялся молодой человек собственным мыслям. Парень никак не мог взять в толк, на фигища кто-то готов идти на такое. Как кому-то могло прийти в голову тащить к себе в дом всякую пыльную дрянь? Ему хотелось поскорее покинуть это безлюдное место, и он не мог понять, с какого перепуга кому-то может приспичить забирать с собой частичку пустыни. Напрашивался вполне справедливый вывод, что женщина эта, похоже с приветом.
— Хотите подкрепиться? — спросила психическая. В её голосе всё еще чуялась нервозность.
— Не откажусь.
— Позади вас на полу должен лежать бумажный пакет. В нем пара сэндвичей и пиво. Пиво любите?
— Изволите шутить? — он потянулся через спинку сиденья и взял пакет. Сэндвичи пахли довольно аппетитно. — А, давайте-ка свернем на обочину? — предложил он. — Можно устроиться за теми камнями и организовать пикничок.
— Звучит, как отличная идея.
Она остановилась на широкой обочине.
— Лучше проехать немного дальше. Не стоит парковаться слишком близко к дороге. Если хотите, то, когда перекусим, я помогу вам спереть парочку кактусов.
Обеспокоенно на него поглядев, она неловко улыбнулась:
— Ну, хорошо, идет. Так и поступим.
Машина устремилась вперед, петляя между огромными, цилиндрической формы кактусами, и с треском продираясь сквозь заросли. Наконец автомобиль остановился возле скопления камней.
— Как думаете, нас еще видно с дороги? — спросила женщина.
Голос её заметно дрогнул.
— Не-а, думаю, нет.
Когда дверцы распахнулись, на водителя и попутчика обрушилась жара. Они вылезли из машины, и молодой человек захватил с собой пакет с сэндвичами и пивом. Он сел на большом камне. Женщина устроилась рядом.
— Надеюсь, вы оцените сэндвичи. Они с солониной и швейцарским сырком.
— Звучит недурно. — Он протянул ей один и открыл пиво. Банки были не слишком холодными, но он решил, что недостаточно холодное пиво всё же лучше, чем вообще никакого пива. Освободив свой сэндвич от целлофановой упаковки, он поинтересовался:
— Так, а муж-то ваш где?
— А оно вам надо?
Он ухмыльнулся. Этот вопрос заставил её реально поднапрячься.
— Да, я случайно заметил, что у вас на пальце кольца нету, если вы понимаете, о чем я.
Она бросила взгляд на полоску бледной кожи на безымянном пальце.
— В общем-то, мы расстались.
— Да? А по какой причине?
— Узнала, что он мне изменяет.
— Он изменял, вам? Батюшки, да он же наверно психический!
— Не психический. Просто ему нравилось причинять людям страдания. Но вот что я вам скажу — изменив мне, он совершил наихудшую из своих прижизненных ошибок.
Какое-то время они молча ели, а молодой человек время от времени недоверчиво покачивал головой, но, наконец, прекратил это делать. Он пришел к выводу, что, возможно, тоже изменил бы зрелой женщине, если бы та увлекалась воровством кактусов. Внешность — это еще не всё. Кому захочется жить с умалишенной? Он прикончил свое пиво. Пиво на дне стало тёплым настолько, что его передернуло.
Подойдя к машине, он поднял лопату с пола около заднего сиденья.
— Хотите, пойду с вами? Выберете те, что вам понравятся, и я их выкопаю для вас.
Он наблюдал, как она скомкала целлофан и сунула его в бумажный пакет к опустевшим пивным банкам. Затем закинула пакет в машину, улыбнулась ему и поучительно произнесла:
— Всякая брошенная соринка — это нанесение вреда природе.
Отойдя от машины, они пошли бок о бок. Женщина смотрела по сторонам и время от времени пригибалась, чтобы изучить перспективный кактус.
— Наверно, я вам кажусь немножко странной, — заметила она, — раз запросто подобрала попутчика. Надеюсь, вы не подумали… Ну, вообще-то это было преступно со стороны того типа — бросить вас в такой глуши. Но я рада, что подобрала вас. Почему-то мне кажется, что я могу вам выговориться.
— Ну, это очень мило. Обожаю слушать. Как насчет вон того? — спросил он, указав на огромное колючее растение.
— Слишком велик. Я хочу какой-нибудь поменьше.
— Но этот влезет в багажник.
— Лучше несколько штук, но поменьше, — возразила она. — Кроме того, мне бы хотелось заполучить такой же кактус, как один из растущих в Национальном парке Сагуаро[4]. И он, скорее всего, окажется немаленьким. Надеюсь сохранить для него местечко в багажнике.
— Ну, что ж, как вам угодно.
* * *
Они прошли дальше, и вскоре машина скрылась из виду. Солнце, подобно жаркому, тяжелому грузу, навалилось на голову и плечи молодого человека.
— А этот как? — спросил он, указывая на растение. — Он совсем небольшой.
— Да. Этот совершенно идеальный.
Женщина опустилась на колени рядом с кактусом. её рубашка стала темно-синей на потной спине, легкий ветерок взъерошил ей волосы.
«Вот такой я её и запомню» — подумал молодой человек, обрушивая ей на голову лопату.
* * *
Прикопал он её возле того самого кактуса.
Выезжая на дорогу, он размышлял о ней. Милая была женщина, и бесспорно особой породы. Психическая, естественно — но милая. её муж, должно быть был полным идиотом, раз изменял такой обаятельной женщине — разве что он делал это из-за её проблем с башкой.
Было очень приятно, что она так много ему о себе рассказала. Приятно, когда тебе секреты доверяют.
Он задумался, насколько далеко она бы согласилась его везти. В любом случае, недостаточно далеко. Иметь машину в своем распоряжении всяко лучше. Так не придется переживать. А тридцать шесть долларов, обнаруженные в её сумочке, оказались приятным бонусом. Какое-то мгновение он опасался, что найдет там только кредитные карточки. В общем, весьма удачно она под руку подвернулась. Он ощущал себя любимцем фортуны.
По крайней мере, до тех пор, пока тачка не начала серьезно сбавлять скорость. Он свернул на обочину и выбрался из машины.
— О нет, — пробормотал он, увидев спустившее заднее колесо. Прислонился к борту автомобиля и тяжело вздохнул. Солнечные лучи светили ему прямо в глаза. Он зажмурился и покачал головой, досадуя на сложившуюся ситуацию и размышляя о том, как ужасно будет разбираться с шиной в течение целых пятнадцати минут под палящим солнцем.
Затем вдалеке послышалось слабое урчание работающего двигателя. Он открыл глаза и взглянул на дорогу. Приближался автомобиль. Несколько секунд он подумывал, а не оттопырить ли ему большой палец. Но это было бы глупо, подумал он, ведь у него теперь есть своя тачка. Он снова закрыл глаза и стал ждать, когда машина проедет мимо.
Но та не проехала. Вопреки ожиданиям, она остановилась.
Он открыл глаза и судорожно вдохнул воздух.
— День добрый — обратился к нему незнакомец.
— Здрасьте, офицер, — сказал он, и сердце у него ухнуло в пятки.
— У вас есть запасное колесо?
— Кажется, да.
— Что значит «кажется»? Либо оно есть, либо его нет.
— В том смысле, что я не знаю, пригодно ли оно. Я давненько его не использовал, если вы понимаете, о чем я.
— Конечно, понимаю. Пожалуй, я останусь тут, пока мы с этим не разберемся. Здесь суровые края. Тут можно запросто умереть. Если запасное колесо не пригодно, то я вызову по рации эвакуатор.
— Окей, спасибо. — Он открыл дверцу и вытащил ключ из замка зажигания.
«Всё нормально, — твердил он себе. — У полицейского нет никаких причин в чём-то меня подозревать».
— Вы решили съехать с дороги немного вглубь?
— Нет, а в чем дело? — отозвался он, перебирая ключи в руках. Они выпали из рук на землю. Полицейский подхватил их.
— Обычно здесь прокалывают шины иголками кактусов. Они настоящие убийцы колес.
Он последовал за патрульным к задней части машины.
Восьмигранный ключ не подошел к замку багажника.
— Не пойму, почему бы этим придуркам из Детройта не сделать такой ключ, чтоб подходил и к дверцам, и к багажнику.
— Тоже не понимаю, — отозвался молодой человек, стараясь, чтоб его голос прозвучал так же неодобрительно, как и у собеседника, и сразу же почувствовал себя гораздо увереннее.
Подошел ключ круглой формы. Крышка багажника распахнулась.
Полицейский откинул брезент на землю и тут же направил револьвер на молодого человека, с изумлением взиравшего на бездыханное тело холеного мужчины средних лет, которое при жизни явно принадлежало человеку особой породы…
После того как игра пианино затихла, вновь раздался голос. Мягкий и дружелюбный, не хуже мелодии, этот голос не позволял Коллин зацикливаться на пустынной автодороге.
— Это был Мишель Легран, — произнесли, чуть ли не шепотом, — ну а с вами Джерри Боннер, который с полуночи до рассвета предлагает вам музыку и беседы в эфире радиостанции «КейСи»…
Она крутнула регулятор автомобильного радиоприемника, и голос умолк.
Неразумно было бы продолжать слушать. Попросту глупо, потому что не ясно, как долго ей придется здесь просидеть. Не исключено, что всю ночь. Невозможно слушать радио ночь напролет, не посадив при этом аккумулятор. Или всё-таки возможно? Придется поинтересоваться об этом завтра у того автомеханика. У Джейсона. У него так ловко получается всё объяснять.
Устало вздохнув, она слегка потерла веки кончиками пальцев. Только бы кто-нибудь появился, заметил её, остановился и помог.
Подобно тому, как помогли Мэгги?
Она ощутила, как от пробежавшего по телу озноба, сжалась кожа.
О нет! Только не как Мэгги!
Растирая голые руки, Коллин опять принялась восстанавливать в памяти картину… доносящийся сквозь сон звон телефона до тех пор, пока окончательно не разбудил её, шероховатость ковра в спальне под босыми ногами, прохладу гладкого линолеума на кухне. И всё это время тошнотворный комок страха внутри живота, оттого что в три часа ночи телефон просто так не звонит, кроме тех случаев…
— Хватит, — буркнула она. — Завязывай с этим, а? Подумай для разнообразия о чем-то позитивном.
И только о позитивном.
Не то на память опять придет голос полицейского, звучавший из телефонной трубки, поездка в морг и, образ сестренки, лежащей на секционном столе.
— Сияй, сияй, полная луна[5], — запела она. Допела до конца и затянула «Сентиментальное приключение»[6].
В детстве во время длительных поездок они вместе пели эти песни. Мать с отцом на передних сиденьях, они с Мэгги — сзади, словно четыре тени, сдерживающие тоскливое одиночество ночи сладкими, полузабытыми строками.
У Мэгги всегда были трудности с запоминанием текстов. Сбиваясь, она всякий раз прислушивалась к остальным и спустя мгновение, подобно веселому эху, подхватывала верные строки.
Тем вечером, когда у нее сломалась машина, рядом не оказалось никого, кто напел бы ей нужные слова.
Коллин затаила дыхание. Огонек! Пятнышко света, не больше одной из звезд, сверкавших высоко над кукурузными полями, двигалось у нее в зеркале заднего обзора. Приближалась какая-то машина.
Остановится ли эта? До сих пор три пронеслись мимо, даже не замедлив скорости. За почти столько же часов — три автомобиля.
Кто-то из них, возможно, всё же остановился где-нибудь подальше, и позвонил в полицию штата.
Приближающиеся фары располагались низко и близко друг к другу. Не как у патрульной машины, скорей как у спортивного автомобиля.
Коллин принялась мигать фарами, то включая их, то выключая.
— Остановись, — прошептала она, — пожалуйста, остановись.
По мере приближения автомобиля Коллин щурилась всё сильнее от слепящих бликов в зеркале заднего вида. Ей было больно смотреть, но она не отвела взгляда, даже когда свет фар отразился в зеркале последней яркой вспышкой.
После болезненной яркости мягкое свечение фар подействовало на её глаза успокаивающе.
В момент, когда мигнули стоп-сигналы, в животе Коллин что-то сжалось. Она нагнулась, чтобы унять боль, и заметила, как вспыхнули белые холодные огни заднего хода.
Дрожащей рукой она подняла стекло. Обернулась, посмотрев через плечо. Кнопка блокировки была нажата. Переведя взгляд на пассажирскую дверцу, она обнаружила, что та также закрыта.
Машина остановилась буквально в считанных дюймах от её бампера.
Коллин наполнила легкие воздухом и медленно выдохнула.
Действительно, спортивный автомобиль — миниатюрный, сверкающий, кабриолет с брезентовым тентом.
Дверца водителя распахнулась.
Дыхание с хрипом вырывалось из горла, которое пульсировало в такт ударам сердца. Во рту у Коллин пересохло. Мэгги чувствовала себя также в ночь своей гибели? Наверняка, да. Так же, только гораздо хуже.
Из машины выбрался высокий стройный мужчина. Судя по его виду, ему было за двадцать, примерно одного возраста с Коллин. Длинные волосы, клетчатая рубашка, расстегнутая у горла, расклешенные брюки.
Ей не удавалось толком разглядеть его сухощавое смуглое лицо, пока он не наклонился и не улыбнулся ей. Она ответила нервозной улыбкой. После чего незнакомец поднял руку и произвел ею круговое движение.
Коллин понимающе кивнула. Опустила стекло на полдюйма.
— Что у вас за проблемы? — спросил он, говоря непосредственно в щель приоткрытого окна. От его дыхания, такого близкого, явственно веяло сладковатым перегаром крепкого алкоголя.
— Да я… толком даже и не знаю.
— С вашей машиной, что-то не так? Она сломалась?
Его дыхание проникало в её ноздри. Схватившись за ручку свеклоподъёмника, она велела себе поднять стекло — поднять немедля, ведь он был в подпитии, а также, у нее перед глазами стояло разбитое, мертвое лицо сестры.
— Вы там как, в порядке? — спросил мужчина.
Она прижала ладони к щекам и слегка тряхнула головой. — Голова… Как будто закружилась.
— Надо опустить стекло, и подышать свежим воздухом.
— Нет, благодарю.
— От свежего воздуха вам точно станет полегче.
— Со мной уже всё в порядке.
— Ну, как хотите. Так что с вашей тачкой?
— Похоже, перегрелась.
— Чего-чего?
— Перегрелась, — сообщила она в щель. — Я спокойно ехала, и тут на приборной панели загорелась красная лампочка, а двигатель начал издавать какие-то жуткие скулящие звуки, вот я и решила остановиться на обочине.
— Надо бы взглянуть.
Он подошел к передней части автомобиля и дотронулся до капота так, как прикасаются к чему-то, что может быть очень горячим. Потом просунул руки под край капота, но открыть его не получилось. В итоге он склонился, нащупал защелку и открыл её.
Лишь на мгновение скрывшись под капотом, он возвратился к окну Коллин.
— У вас проблемка, — объявил он.
— Что-то серьезное?
— Что-что? Вас еле слышно. Вот если бы вы еще чуть-чуть опустили стекло…
— Опустить стекло?
— Ну конечно.
— Неа, по-моему, не стоит.
— Да бросьте вы, я не кусаюсь, — с усмешкой сказал он и покачал головой.
Коллин усмехнулась ему в ответ. — Точно?
— Ну если только в полнолуние. А сейчас только полулуние.
— Первая четверть, — поправила она.
Мужчина хохотнул и добавил: — Вы, похоже, лучше в этом разбираетесь.
Коллин открыла окно и вдохнула полной грудью. Повеяло влажным ветерком с ароматом свежести кукурузных полей. Вдалеке прогрохотал поезд. Где-то пропел петух, возвещая, на добрых три часа вперед, о рассвете.
«Какая чудесная ночь», — подумала она. На миг ей пришло в голову, что незнакомец также размышляет об этих умиротворяющих звуках и ароматах. Девушка подняла на него глаза.
— Так что же не так с моей машиной?
— Ремень вентилятора.
— Ремень от вентилятора? И что это значит?
Он приблизил к ней свое лицо. — Это означает, милая леди, что не зря вы остановились.
— И почему же? — поинтересовалась она, подавшись назад от его сиплого дыхания.
— Если далеко ехать без ремня вентилятора, то спалите движок. И тогда капут, поцелуйте на прощание свой мотор.
— Это настолько серьезно?
— Еще как.
— Что же могло стрястись с этим ремнем?
— Скорей всего, его просто порвало. С этими штуковинами время от времени такое случается. Сам меняю их каждые два года на всякий пожарный.
— Жаль, что я не поменяла.
— А я рад, что вы этого не сделали, — заявил он и ухмыльнулся по-мальчишески очаровательной улыбкой, испугавшей Коллин. — Не каждую ночь, — продолжил он, — мне выпадает удача натолкнуться на девушку, оказавшуюся в затруднительной ситуации. Особенно такую хорошенькую, как вы.
Коллин вытерла вспотевшие ладони о юбку. — А вы можете… вы можете её починить?
— Вашу тачку? Вообще не вариант. Только если у вас в кармане случайно не завалялся новый ремень вентилятора.
— И что же мне делать?
— Позволить мне подбросить вас до ближайшей автомастерской. Ну, или ещё куда, если захотите. Куда бы вам хотелось попасть?
— Ну, по-моему, мне не стоит этого делать.
— Здесь вам оставаться нельзя.
— Ну…
— Такой привлекательной женщине, как вы, было бы глупо тут оставаться. Не хотелось бы вас стращать, но как раз в этой части дороги произошло несколько нападений.
— Знаю, — ответила она.
— Не говоря уже о полудюжине убийств. Как мужчин, так и женщин.
— И всё-таки вы меня стращаете, — нервно улыбнулась она, — всё, еду с вами.
— Вот что мне хотелось услышать. — Он засунул руку в открытое окно, разблокировал дверцу и открыл её для Коллин. Она вышла. Когда он захлопнул дверцу, послышался глухой стук, который прозвучал, как окончательный вердикт.
— Далеко отсюда живете? — уточнил он, подхватив холодными, твердыми пальцами локоть Коллин, направляя её к своей машине.
— Миль тридцать, пожалуй.
— Так это совсем недалеко. Может всё-таки разрешите мне подбросить вас прямо до дома?
— Было бы очень мило. Но не хочется обременять вас лишними хлопотами. Если нам удастся найти заправку…
— Не беда, тридцать миль — сущие пустяки. — Он резко остановился. Его пальцы сжались на её руке. — Похоже, такую женщину, как вы, я готов везти куда угодно.
Увидев, как он улыбнулся, Коллин поняла к чему всё идет.
— Пустите меня, — сказала она, постаравшись казаться спокойной.
Но он не отпустил. Он дёрнул её за руку.
— Прошу вас!
Он прильнул своим ртом к её губам.
Коллин зажмурила глаза. В памяти снова всплывали телефонный звонок, разбудивший её, продолжительная прогулка до кухни, грубоватый извиняющийся голос полицейского.
«Боюсь, кто-то совершил нападение на вашу сестру».
«Она…?»
«Она покинула нас».
Она покинула нас. Забавная формулировка от незнакомца-полицейского.
Коллин укусила незнакомца за губу. Откинула голову назад и резко, с силой приложилась лбом о его нос. Костяшки пальцев вонзила ему в кадык, ощутив при этом, как его трахея продавилась внутрь. После чего кинулась бежать обратно к своей машине.
К моменту, когда Коллин вернулась к мужчине, тот лежал на проезжей части неподвижно. Опустившись рядом с ним на колени, она взяла его руку и стала искать пульс. Пульс отсутствовал.
Отпустив руку, она поднялась и глубоко-глубоко вздохнула. Налетевший с кукурузных полей ветерок благоухал так свежо и так сладко. Так умиротворённо. Однако было в этом благоухании и нечто печальное, словно кукурузные поля тоже тосковали по Мэгги.
Коллин удалось подавить рыдание. Она взглянула на подсвеченный циферблат своих наручных часов. После чего полезла под капот с гаечным ключом и ремнем вентилятора и приступила к работе.
На выполнение поставленной задачи она потратила менее шести минут.
Не дурно.
И быстрее, чем когда-либо прежде.
Я вышел из бара «Голубой Oгонек» чуть позже полуночи. Башка просто раскалывалась, словно после близкого знакомства с работающей циркулярной пилой. Свежий воздух помог. Я зажег сигару, застегнул пальто и уже начал чувствовать себя человеком, когда, обогнув угол, наткнулся на драку.
Трое на одного.
Тот, что был один — тощий как креветка парень — не владел ни дзюдо, ни карате, ни кунг-фу, и убежать тоже не мог, поэтому доставалось ему крепко.
— Кончайте, ребята! — крикнул я.
Они попытались, но шея Kреветки оказалась крепче, чем выглядела.
Я вклинился в самую гущу сцепившегося квартета, затянулся сигарой и стряхнул пепел. Здоровенный мясистый персонаж держал Kреветку за руки. Как только верзила почувствовал горячий кончик моей сигары в своем ухе, сразу отпустил дохляка и начал орать.
Его приятели отреагировали возмущенно. Один из них бросился на меня, вопя, как маньяк. Мои очки чуть не слетели с носа, когда я саданул его коленом так, что он сложился пополам. Другой парень вытащил восьмидюймовый нож и ухмыльнулся. А я достал «357 Mагнум»[7] и ухмыльнулся еще шире. Он оказался достаточно сообразителен, чтобы бежать от меня, как черт от ладана. Его кореша присоединились к нему.
Креветка, который всё это время просидел на тротуаре, благодарно мне улыбнулся. Однако улыбка вышла не особенно красивой — работали мышцы только половины лица.
Я поднес руку к голове, чтобы убедиться, что мой новый парик всё еще на месте. К этой штуке нужно было еще привыкнуть.
— Вызвать скорую? — спросил я.
— Нет, я в порядке.
Скорее всего, так оно и было. Молодые всегда быстро поправляются — еще даже не успел осознать, что пострадал, а уже как новенький.
Я убрал свой «Mагнум» в кобуру, наклонился и помог Kреветке подняться на ноги. Всё еще держа его за руку, я представился:
— Меня зовут Клэр, — как и ожидалось, Kреветка криво ухмыльнулся. Действительно смешное имя, «Клэр». Я с силой сдавил его ладонь. — Услышал что-нибудь забавное?
— Нет, — вздохнул он. — Вовсе нет.
Его голос звучал сдавленно и натужно — так бывает, когда говоришь и стонешь одновременно.
— Как тебя зовут? — спросил я, не отпуская его руки.
— Оскар.
— Разве ты не хочешь поблагодарить меня, Оскар, за то, что я спас твою задницу?
— Конечно-конечно. Спасибо, Клэр.
— Ну, еще бы.
Он выглядел очень благодарным, когда я, наконец, отпустил его ладонь.
Я не был особенно рад возвращению в «Голубой Oгонек». Ужасная выпивка, слишком много шума и дыма, и пара танцовщиц топлесс, которые пялились в потолок. Думаю, они надеялись, что он рухнет и этим развеет их скуку. Но к черту всё это — у меня были дела, и «Голубой Oгонек» идеально для этого подходил.
Я вытер запотевшие очки, пока мы с Оскаром шли к дальнему столику в самом углу. Это был маленький приземистый столик, сделанный так, чтобы влюбленные могли сидеть очень близко, касаясь друг друга коленями. Креветка Оскар мне не нравился, поэтому я сел, выставив ноги в сторону. Когда пришла барменша с нашим пивом, пришлось их подтянуть. Но как только она ушла, я снова вытянул ноги.
— Как долго тебя не было? — поинтересовался я.
— А? Что ты имеешь в виду?
— Давно от Хозяина? У тебя на лице написано, что только что получил справку об освобождении.
Он сузил глаза. Или, по крайней мере, один из них. Второй был опухшим, побагровевшим и таким узким, насколько это вообще возможно.
— Ты коп? — спросил он.
— Это вряд ли.
— Тогда почему носишь ствол?
— Он заставляет меня чувствовать себя увереннее, — сказал я и сделал глоток пива. У него был кисловатый привкус. — Вообще-то ты должен быть рад этому, приятель. Если бы я был пустой, то, увидев, как те трое придурков пошли отсюда следом за тобой, скорее всего не стал бы вмешиваться.
— И всё-таки, почему ты мне помог?
— Потому что у меня золотое сердце. А еще потому, что у меня глаз-алмаз, и мой наметанный глаз подсказывает мне, что ты именно тот парень, которого я ищу. Итак, как долго ты на воле?
— Уже два дня. После девяти лет за решеткой.
— Я называл Соледад[8] домом в течение двенадцати лет. Но это было очень давно — единственный раз, когда они смогли что-то доказать.
— Да ладно? — eго уцелевший глаз смотрел с явным интересом.
— Точно тебе говорю. А тебя на чем повязали?
— Посчитали, что я приласкал одну цыпочку без её согласия.
— Что, изнасилование?
— Так они это назвали.
— А ты это так не называешь?
— Черт, конечно нет. Ты что, думаешь, я должен изнасиловать телочку, чтобы получить то, что мне надо? Да она сама хотела и была готова на всё.
— Хотела, да? И за это тебя отправили на зону на девять лет?
— Ну, когда брали, у меня был нож. Такие дела.
— Ты порезал её?
— Ни за что! — Оскар выглядел оскорбленным.
— Почему бы и нет? Когда-нибудь видел, чтобы прокурор вызывал на допрос труп?
— Эй, чувак, ты говоришь об убийстве. Это не для меня. Спасибо, но нет.
— Ты что, никогда никого не мочил?
— Я? Эй, не было такого.
Я ухмыльнулся сквозь дым своей сигары и сказал:
— Это хорошо, Оскар. Мне не нравится работать с парнями, которые могут превратить простое вооруженное ограбление в убийство.
— О чем это ты? — eго голос звучал подозрительно, но очень заинтересованно.
— Может быть, ты мне пригодишься.
— Для чего? — парень наклонился вперед.
Тыльной стороной ладони он смахнул пивную пену с верхней губы и сложил руки на столе. Из-за отблесков свечи в красном стеклянном подсвечнике, стоявшей в середине столешницы, опухшее лицо Оскара было мокрым и липким на вид.
— Когда-нибудь грабил винный магазин? — спросил я.
— Может быть.
— Мы пойдем с тобой в одно такое место, — сказал я. — Назовем это пробой. Хочу посмотреть, как ты справишься. Если хорошо себя покажешь, может быть, я возьму тебя на дело покрупнее.
— Да? И какое, например?
— Покрупнее, — повторил я и глубоко затянулся сигарой.
Оскар всё это время пялился на меня. У него был такой вид, словно он серьезно задумался, а может просто пытался вспомнить, сколько зеленых видел в своем бумажнике, когда последний раз в него заглядывал. Наконец он кивнул.
— Встретимся здесь завтра вечером в десять, — сказал я. — Принесу тебе чистый ствол.
— А что насчет колес?
— Я позабочусь об этом. Я обо всем позабочусь, Оскар, дружище.
* * *
На следующий вечер Оскар появился в «Голубом Oгоньке» вовремя.
— Очко в твою пользу, — похвалил я его и закурил сигару, чтобы заглушить сигаретную вонь этого места.
— С чем у меня порядок, так это с пунктуальностью.
Он гордо ухмыльнулся здоровой половиной лица. За ночь побитая сторона стала фиолетовой.
— В этом бизнесе пунктуальность очень важна. Но требуется еще кое-что.
— Что, например? — спросил он.
— Выполнять то, что тебе говорят.
— Конечно-конечно. Я буду делать всё, что ты скажешь. Я имею в виду, ну, понимаешь, пока мы…
— Нам пора.
Оскара не слишком впечатлил «Бьюик» 68-го года, припаркованный перед баром. Но мы всё равно сели в него, и я направил машину на дорогу.
— Не переживай, — сказал я, — твоя девушка не увидит тебя в этой тачке. Эта штука горячее, чем 100-ваттная лампочка. Мы избавимся от нее не позднее, чем через две минуты после того, как закончим с магазином.
— Какая девушка? У меня нет подружки.
— А как же эта, как-её-там? Старая добрая «Хотела и готова на всё»?
— Ты про нее? После того, что она сделала со мной? Ты, должно быть, шутишь.
— Ага. Но мне вот что пришло в голову. Если в магазине будет цыпочка, ты её не тронешь. Дело прежде всего, понял?
— Конечно.
— Видишь мешок на полу? Достань из него вещи.
Он поднял матерчатую сумку и вынул курносый револьвер 38-го калибра.
— Злобный на вид малыш, не так ли? — спросил я.
— Опасный.
— В том-то всё и дело. Если ты напугаешь их достаточно сильно, стрелять не придется. А тебе лучше не стрелять, Оскар. Мелочевка, за которой мы сейчас едем, того не стоит. Помни это. Если кто-то пострадает, это будет твоя проблема. Понимаешь?
— Конечно, — пробормотал он.
Оскар выглядел очень взбудораженным. Он положил револьвер на колени и глубоко вздохнул. Затем вытащил из мешка шерстяную лыжную маску и пару резиновых перчаток.
— Мы почти на месте. Когда войдешь внутрь, сунешь дуло владельцу под нос. Заставишь его опорожнить кассовый аппарат в сумку. Там будет не так уж много. Они постоянно перекладывают деньги из кассы в напольный сейф. Насчет сейфа не заморачивайся. Нам нужна только наличка из кассы. Мы не будем жадничать. Как я уже сказал, это всего лишь проба. Более важные дела отложим на потом, если всё пройдет гладко.
— Понял.
— Я буду ждать тебя в машине.
— Эй!
Это ему не понравилось. Ни капельки.
— Да? — спросил я.
— Я вообще-то думал, что мы… Что, если там будут клиенты или что-то в этом роде? Ты хочешь, чтобы я пошел туда один? Так, что ли? Боже! Черт, я не знаю, чувак.
— Ладно, — сказал я. — Тогда отменяем. Всё просто.
— Не, ну я имею в виду…
— Я знаю, что ты имеешь в виду. Ты не хочешь идти туда один. Отлично. Хорошо, нет проблем. Просто ты не тот парень, который мне нужен. Ты мастерски умеешь обращаться с ножом и женщинами, но когда дело дошло до 38-го калибра и быстрых денег, ты наделал в штаны, — я притормозил у обочины. — Можешь выходить.
— Подожди минуту…
— Забудь об этом. Я думал, что хорошо разбираюсь в людях. Увидел, как ты накачиваешься пивом в «Голубом Oгоньке» и сказал себе: Этот парень только что вышел из тюрьмы и кишка у него не тонка для большого дела. Поэтому я пошел за тобой и помог с теми придурками. Но, похоже, я зря потратил свое время. Вылезай из машины.
— ПОГОДИ ОДНУ ГРЕБАНУЮ МИНУТУ!
— Ну?
— Я сделаю это.
— Да ладно?
— Да. Я всё сделаю. Отвези меня в магазин, и увидишь.
Я широко ухмыльнулся.
— Мне не надо тебя никуда везти, Оскар, дружище.
Я ткнул пальцем в неоновую вывеску «Ликеры Барни» в середине квартала.
— Это он?
— Это он.
— Ладно.
Натягивая перчатки, он очень тяжело дышал.
— Отсюда ты можешь дойти пешком. Не надевай маску, пока не будешь готов войти внутрь.
— Всё ясно.
— Когда ты окажешься внутри, я подъеду к магазину. Как только выйдешь, открою тебе дверь. Ты просто сядешь в машину, и мы сорвемся с места, как пуля. Моя машина припаркована в шести кварталах отсюда. Мы пересядем в нее, и считай — дело сделано. Можно будет вздохнуть свободно.
— Всё понял. Звучит неплохо.
— И не забудь, что я говорил насчет стрельбы.
— Ага, — oн быстро, нервно кивал.
— Иди.
— Точно.
Он еще несколько раз кивнул, как долбаный дятел, колотящий по бетону.
— Живее!
Оскар распахнул дверь, выскочил из машины и опрометью помчался по тротуару, словно хотел быстрее покончить с этим, пока мужество не покинуло его. У входа в магазин он ненадолго остановился, чтобы натянуть на голову лыжную маску. А затем ворвался внутрь.
Я не стал подъезжать к двери. Нет. Вместо этого я вылез из своего верного «Бьюика» и направился к двери за своим трофеем. Очень медленно. Снимая очки, чтобы лучше видеть. Расстегивая молнию на пальто.
Я был футах в тридцати от входа, когда произошли сразу две вещи: девица в желтой ветровке вышла из дверного проема прямо передо мной, и Оскар, пятясь спиной, появился из магазина, держа сумку с деньгами в одной руке и пистолет в другой.
— С дороги! — выдохнул я, хватаясь за пушку. Девчонка отпрыгнула в сторону и присела в дверном проеме. — Стоять! — крикнул я Оскару.
Он развернулся и сделал несколько выстрелов. Из короткоствольного оружия мало кто может выстрелить прицельно. Оскар не стал исключением. Его пули не поразили ничего, кроме воздуха.
Я нажал на курок. Дуло пистолета дернулось. Сквозь грохот выстрела я услышал, как моя пуля попала в Оскара. Прежде чем он упал, я послал вдогонку вторую, а потом побежал к нему.
Барни О'Хара, владелец винного магазина, подоспел к телу одновременно со мной. Наши глаза встретились.
— Клэр?
— Привет, Барни.
— Я тебя не узнал. Новая прическа, да? — oн покачал собственной лысой головой, ухмыляясь. — Похоже, я теперь перед тобой в долгу.
— Ты мне ничего не должен, приятель. Отдай свой долг госпоже Удаче. Я просто заскочил за упаковкой пива, — я наклонился, стянул лыжную маску с Оскара и пробормотал: — Боже мой, не могу в это поверить!
— В чем дело? — спросил Барни.
— Этот парень… Это Оскар Мортон. Был слух, что он в городе, но…
Я покачал головой, пытаясь выглядеть растерянным и потрясенным.
— Что еще за Оскар Мортон?
— Парень, который изнасиловал Пегги.
— Пегги? Твою дочь Пегги? Вот это поворот. Что ты там только что говорил про госпожу Удачу?
— Да какая тут удача, — ответил я. — Мне нужно будет очень постараться, чтобы объяснить оправданность этого выстрела. Отдел внутренних расследований вцепится в меня мертвой хваткой…
Барни хлопнул меня по плечу.
— Черт побери, если я когда-нибудь и видел оправданный выстрел, то это был именно он. Ты…
— Разве не должен кто-нибудь вызвать полицию? — спросила девушка в желтой ветровке.
В ответ я показал ей свой жетон.
Люди любят говорить, что всё вокруг меняется, только фигня это полная. Я прожил в Виндвилле всю свою жизнь, и мне кажется, что гриль-бар «У Джо» не изменился за всё время ни капельки.
Всё тот же громоздкий стальной гриль, та же стойка, те же вращающиеся табуреты. Эти старомодные столики возле стен не сильно отличаются от тех, что были здесь тридцать лет назад, когда бар только открылся, — просто выглядят пообшарпанее. Лет семь назад обновили обивку на диванчиках в кабинках, только вот Джо выбрал в точности такой же красный винил, что и раньше, так что разницы почти не заметно.
А знаете, что изменилось в заведении Джо? Люди. Некоторые из старожилов продолжают заглядывать сюда регулярно, как на работу. Но время, оно ведь никого не щадит. Лестер Кейхо, например, превратился в дряхлую развалину после того, как его жена склеила ласты. А старого Хромого Седжа поперли с работы. Теперь бывший проводник каждый день просто смотрит, как поезд приходит и уходит без него, а потом тащит в бар свою тощую задницу, чтобы заливать за воротник и трепаться ни о чем с Лестером.
Джо тоже всё. Ну не в том смысле, что совсем всё. Просто вышел на пенсию и отошел от дел. Последние три года — с тех пор как мне исполнился двадцать один год — это заведение держу на плаву я. Когда Джо не гоняет по горам оленей с ружьем в руках, он каждое утро заходит выпить кофе и съесть булочку с корицей. Ему нравится присматривать за всем.
Как бы мне хотелось, чтобы он по своему обыкновению охотился на оленей в то утро, когда в заведение ворвалась Элси Томпсон.
В баре было пусто, если не считать меня и Лестера Кейхо, который сидел за стойкой, на своем постоянном месте, собираясь как обычно начать свой ежедневный алкомарафон.
Я протирал стойку полотенцем, когда увидел через окно, что подъехала машина. Это был старый «Форд», который выглядел так, словно на нем дюжину раз из конца в конец проехались через преисподнюю. После того как водитель повернул ключ в замке зажигания, автомобиль фыркал, шипел и дребезжал еще, наверное, в течение минуты.
Я просто пялился наружу, бросив полотенце. Это и вправду было редкостное зрелище — из «Форда» выпрыгнула старая кошелка, невысокая и кругленькая, одетая в брюки цвета хаки, с седыми волосами, подстриженными как у Бастера Брауна, и в больших очках в проволочной оправе. Она жевала жвачку с таким остервенением, словно хотела её прикончить. С руки у нее свисала мятая плетеная сумка.
— Ты только погляди на это, — бросил я Лестеру, но он даже не поднял глаз.
Сетчатая дверь распахнулась, и живописная гостья решительно направилась к стойке, громко топая своими пыльными ботинками. Она запрыгнула на табурет прямо передо мной. её челюсть несколько раз дернулась вверх-вниз. В один из моментов, когда её рот был открыт, отрывисто прозвучало слово «кофе».
— Да, мэм, — тут же сказал я и отвернулся, чтобы налить ей напиток.
— Это заведение принадлежит Джозефу Джеймсу Лоури из Чикаго? — спросила она мою спину.
— Совершенно верно, — ответил я, оборачиваясь, и замолчал, в ожидании глядя на нее.
За круглыми стеклами очков её глаза открывались и закрывались в такт жующему рту. её рот растянулся от уха до уха, изобразив что-то наподобие улыбки.
— Это хорошая новость, молодой человек. Просто замечательная. Мне пришлось объехать чуть ли не все захудалые городишки к западу от Чикаго в поисках этого места, в поисках Джо Лоури и его чертовой таверны. В каждой такой дыре обязательно есть кабак или харчевня под названием «У Джо». Но я знала, я была уверена, что рано или поздно найду заведение Джо Лоури, и знаешь почему? Потому что у меня есть сила воли, вот почему! В какое время он появляется?
— Ну… А у вас к нему какое-то дело?
— Так он придет, или нет?
Я кивнул.
— Вот и здорово. Я так и думала. Хотя вообще-то даже удивилась, что не обнаружила его за прилавком.
— Так вы что, знакомы что ли?
— О, да. Бог ты мой, конечно да. — За секунду по её лицу пробежала тень грусти. — Когда-то давно мы очень хорошо знали друг друга, еще в Чикаго.
— Так давайте я позвоню ему, и скажу, что вы здесь?
— В этом нет необходимости. — Щелкнув жвачкой и еще раз ощерившись, она открыла сумочку, лежавшую у нее на коленях, и вытащила револьвер. И не какую-то жалкую пукалку, а настоящую длинноствольную пушку 38-го калибра. — Сделаю ему сюрприз, — сказала она. её коротенький пухлый пальчик оттянул курок, и, не казавшаяся уже такой забавной, тетка направила дуло на меня. — Мы вместе сделаем ему сюрприз. Вот он удивится!
Слова застряли у меня в горле, единственное, что я смог сделать — это кивнуть.
— Так во сколько придет Джо? — резко спросила она.
— Уже скоро. — Я судорожно вздохнул и спросил: — Но вы же не собираетесь застрелить его? Нет ведь?
Притворившись, что не расслышала меня, она снова спросила: — А поточнее?
— Ну… — Вдалеке раздался гудок поезда, отправляющегося в 10:05 из Паркервилля. — Что ж, думаю, с минуты на минуту.
— Отлично. Уж я его дождусь. А это что за обормот?
— Это Лестер.
— Эй, Лестер! — повысив голос, позвала она.
Тот медленно повернул голову и без всякого интереса посмотрел на нее. Тетка оскалилась, продолжая чавкать, и залихватски помахала перед ним пистолетом, что, впрочем, не произвело на Лестера никакого впечатления. Выражение его лица нисколько не изменилось. Оно выглядело таким же, как всегда, вытянутым и обвисшим, как морда у бладхаунда, но более мрачным.
— Слушай сюда, Лестер, — с нажимом в голосе сказала она, — просто сиди на своем стуле и не дергайся. А попробуешь встать или хоть задницу от сидушки оторвать — получишь пулю.
Несколько секунд он смотрел на нее, а затем кивнул, снова повернулся лицом вперед и пригубил свой полупустой стакан.
— Так. А тебя как зовут? — этот вопрос был уже ко мне.
— Уэс.
— Уэс, следи, чтобы стакан Лестера был полным. И не делай ничего такого, что заставит меня пристрелить тебя. Если заявятся еще клиенты — обслуживай их как обычно. Как будто ничего не происходит. В этом револьвере шесть патронов, и каждый может оборвать чью-то жизнь. Мне этого не надо. Мне нужен только Джо Лоури. Но если ты попробуешь что-нибудь выкинуть — будь уверен: я завалю этот бомжатник трупами от стены до стены. Понятно объясняю?
— Более чем. — Я наполнил стакан Лестера, затем вернулся к женщине. — Могу я поинтересоваться?
— Валяй.
— Почему вы хотите убить Джо?
Женщина даже перестала жевать. Она, прищурившись, злобно зыркнула на меня. — Он разрушил мою жизнь. Я считаю, это достаточная причина, чтобы убить человека. Разве нет?
— Нет достаточно веской причины, чтобы убить Джо.
— Ты так думаешь?
— Да что конкретно он вам сделал?
— Он сбежал от меня с Мартой Дипсворт.
— С Мартой? Это же его жена. Была.
— Была? Неужели умерла?
Я кивнул.
— Хорошо. — Тетка просияла и снова ожесточенно заработала челюстями. — Это меня радует. Джо совершил ошибку, не женившись на мне — я-то до сих пор жива здорова, и мы были бы счастливы в браке по сей день, если бы у него хватило ума остаться со мной. Только вот никогда у него не было ни капельки здравого смысла. Знаешь, какая у него была самая заветная мечта? Уехать на запад и открыть таверну. Марта считала, что это великолепная идея. Помню, как я сказала ей: «Ну и выходи тогда за него замуж. Уезжайте на запад и растрачивайте свои жизни в захолустье. Если Джо такой романтичный дурак, что вот так готов загубить свою жизнь, он мне не нужен. В море полно рыбы». Вот так и сказала, слово в слово. Это было больше тридцати лет назад.
— Но если вы так сказали… — Я осекся и поспешил захлопнуть рот. Не такой уж я дурак — спорить с вооруженной женщиной.
— Что?
— Нет-нет. Ничего.
Она отправила жевательную резинку в уголок рта и шумно отхлебнула немного кофе.
— Давай. Что ты там собирался сказать?
— Просто… ну, уж если вы дали им добро на женитьбу, то с вашей стороны не очень-то справедливо винить их в том, что они так и сделали.
Она поставила чашку и стрельнула глазами в сторону Лестера. Он всё также сидел на своем месте, только взгляд его был теперь прикован к пистолету.
— Когда я сказала, что в море полно рыбы, я думала, что это только вопрос времени, когда такая «рыба» на меня клюнет. Что ж, должна признаться — из этого ничего не вышло.
Тетка чавкнула несколько раз, глядя на меня снизу-вверх с какой-то странной отстраненностью во взоре, как будто взгляд её устремился назад на много лет в прошлое.
— Я продолжала ждать. Была просто уверена, что подходящий мужчина где-то рядом, практически за углом и вот-вот объявится, буквально в следующем году. И в конце концов до меня дошло, Уэс, что другого мужчины у меня уже никогда не будет. Это был Джо, и я потеряла его. Именно в тот момент я и решила его застрелить.
— Это…
— Что?
— Это безумие.
— Это справедливость.
— Может быть, вы двое могли бы еще быть вместе. С тех пор, как умерла Марта, у него никого нет. Ну как вариант.
— Нет. Для этого уже слишком поздно. Слишком поздно чтобы завести ребенка, слишком поздно чтобы…
Внезапно Лестер спрыгнул с табурета и опрометью бросился от стойки к двери. Старушенция крутанулась на сидушке, долю секунды следила за ним, а затем молниеносно вскинула ствол и выстрелила. Пуля оторвала Лестеру мочку уха. Взвизгнув, он резко развернулся и метнулся обратно к своему табурету, прижимая ладонь к тому, что осталось от его уха.
— Молитесь, чтобы никто не услышал выстрела, — прошипела просроченная снайперша нам обоим.
Я-то знал, что такого не произойдет. Мы были на самом краю городка, и ближе всего к нам была заправка в полуквартале отсюда. Проезжающие по шоссе машины создавали много шума. А еще у нас, при поголовном увлечении охотой, никто из местных не обратил бы внимания на одиночный выстрел, если б только не пальнули у него прямо возле уха.
Но всё равно немного струхнул. Минут пять мы все ждали, не произнося ни слова. Единственным звуком было её чавканье.
Наконец она довольно ухмыльнулась и прищурилась, как будто только что выиграла в лотерею.
— Что ж, нам повезло.
— А вот Джо — нет, — хмуро огрызнулся я. — И Лестеру тоже.
Лестер предпочел промолчать. Одной рукой он сжимал свое разорванное ухо, а в другой держал стакан, который осушал.
— Им не следовало убегать, — сказала тетка. — В этом и была их ошибка — в том, что они решили от меня убежать. Вот ты же не собираешься убегать?
— Нет, мэм.
— Ну и молодчина. Потому что, если только попробуешь, тут же получишь пулю. Больше никаких предупреждений. Пристрелю любого. Это мой день, Уэс. День, когда Элси Томпсон отплатит Джо.
— Я не побегу, мэм. Но я не позволю вам застрелить Джо. Я остановлю вас так или иначе. — Я подошел, чтобы наполнить стакан Лестера.
— Ты не можешь остановить меня. Никто не может меня остановить. Никто и ничто. А знаешь почему? Потому что у меня есть сила воли, вот почему.
Загадочно улыбнувшись, она трижды чавкнула своей жвачкой и произнесла: — Сегодня я умру. Это дает мне всю власть в мире. Понимаешь? Как только я пристрелю Джо, я уеду из этого зачуханного городка, разгоню свой старый «Форд» до семидесяти-восьмидесяти, а потом выберу самое большое дерево.
Я не смог сдержать усмешки, возвращаясь к ней.
— Думаешь, я тут шуточки шучу? — гневно вскрикнула она.
— Нет, мэм. Просто забавно, что вы выбрали такой способ — врезаться в дерево. Забавно не в смысле смешно, а скорее — странно. Понимаете, о чем я?
— Вообще нет.
— О. Это потому, что вы не знаете о том, что произошло с Джо. Он ведь как раз и врезался в дерево — осину, недалеко от шоссе № 5. Это было года три назад. Марта была с ним. Тогда-то она и погибла. Джо тоже очень сильно досталось, и док Миллс не давал ему особых шансов. Но Джо выкарабкался. Его лицо было настолько изуродовано, что он стал сам на себя не похож, и к тому же потерял глаз. Левый, а не тот что для прицела. Знаете, он теперь носит на лице такую повязку. И иногда, когда бывает навеселе, он снимает её и старается продемонстрировать свой шрам каждому, кто поблизости.
— Всё, хватит.
— А еще он лишился ноги.
— Я не хочу об этом слышать.
— Как скажете, мэм. Простите. Просто… ну, не все, кто врезается в дерево, умирают.
— А я умру.
— Никакой гарантии. А вдруг вы закончите так же, как и Джо — будете ковылять полуслепая на искусственной ноге, с таким изуродованным лицом, что даже лучшие друзья не будут вас узнавать.
— Заткнись, Уэс, — прошипела тетка, ткнув пистолетом мне в лицо.
Поэтому я притормозил и тихо закончил: — Я просто имею в виду, что если уж вы хотите быть уверены, что умрете — примерно в миле вверх по дороге есть бетонная опора моста.
— Подлей мне кофе и держи свой рот на замке.
Я обернулся, чтобы взять кофейник и именно в этот момент услышал шаги снаружи. Кто-то приближался, топая ботинками по деревянным доскам перед входом. Я повернулся к Элси. Она победно скалилась мне в лицо, еще ожесточеннее двигая своей челюстью. её глаза прищурились за стеклами очков, когда неровный стук подошв стал громче.
Через окно я увидел всклокоченные седые волосы и изуродованное шрамами лицо с повязкой на левом глазу. Мужчина заметил, что я смотрю, улыбнулся и в приветствии вскинул руку.
Я взглянул на Лестера, который всё так же прижимал бумажную салфетку к уху, а стакан — ко рту.
Элси прижала пистолет к моей груди. — Даже не шевелись, — прошептала она.
Сетчатая дверь распахнулась.
Элси крутанула табурет.
— Пригнись, Джо! — крикнул я.
Вошедший даже не попытался уклониться. Он просто застыл в дверном проеме с озадаченным видом, когда Элси спрыгнула с табурета, ссутулилась, расставив для удобства ноги, и выстрелила. Первые две вошли ему прямо в грудь. Следующая угодила в горло. Затем одна попала ему в плечо, закрутив и развернув его так, что последний выстрел пришелся в поясницу.
Всё это произошло за каких-то пару секунд, пока я собрался и бросился на Элси. Я был в воздухе, когда она проворно повернулась в мою сторону и с размаху врезала мне стволом по лицу. Я тряпичной куклой неуклюже рухнул вниз.
Пока я пытался встать, тетка перепрыгнула через тело и стремительно выбежала наружу. Я добежал до двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как её машина дала задний ход, выехала на дорогу, взвизгнула шинами, рванула с места, оставляя на асфальте черные полосы сгоревшей резины, и исчезла.
Вздохнув, я вернулся внутрь.
Лестер всё еще сидел у стойки. Только его табурет был повернут, и он смотрел на тело со своим неизменно печальным выражением на лице. Я плюхнулся на диван в ближайшей кабинке, закурил сигарету и составил компанию Лестеру, пялясь на труп.
Мы просидели так довольно долго. Не знаю через сколько я услышал сирену шерифа. Затем завывание скорой помощи. Машины с визгом пронеслись мимо по шоссе и скрылись в направлении опоры моста.
— Наверное, Элси сделала то, что обещала, — сказал я.
Лестер не ответил, продолжая таращиться на мертвеца.
Затем в очередной раз распахнулась сетчатая дверь.
— Боже мой! — Ворвавшийся здоровяк посмотрел на меня, потом на Лестера и, опустившись на колени перед телом, перевернул его.
— Седж, — пробормотал он… — Хромой Седж. Вот бедолага. — похлопав мертвого проводника по плечу, мужчина поднялся. Его глаза вопросительно посмотрели на меня.
Я покачал головой и пробормотал: — Какая-то сумасшедшая тетка. Заявилась сюда с твердым намерением свести с тобой счеты, папа.
Шум за стенками палатки, похожий на звук шагов, выдернул меня из полудремы. Еще один турист? Нет, вряд ли. Мы были далеко от популярных маршрутов и за три дня не повстречали ни одного путешественника.
Может быть, там вообще никого и не было. Может быть, с соседнего дерева упала ветка или сосновая шишка. Или, может, запах еды привлек к нашему лагерю животное. И, судя по звуку, крупную такую зверушку.
Я снова услышал это — тяжелый сухой хруст.
Мне было боязно пошевелиться, но я заставил себя повернуться и проверить, не проснулась ли Сейди.
Только вот её не было.
Я бросил взгляд на спальный мешок, посмотрел на входной клапан палатки — расстегнутую москитную сетку задувало внутрь. Прохладный, напитанный влагой ветерок коснулся моего лица, и я вспомнил, что видел, как Сейди выходила из палатки. Но, как давно это было? Теперь наверняка и не скажешь. Я, наверное, задремал на минутку. А, может, и на час. Как бы там ни было, ей было пора уже вернуться, чтобы мы могли наконец закрыть палатку.
— Эй, Сэйди, ты возвращаться собираешься?
В ответ — только громкое журчание ручья в нескольких ярдах от нашего лагеря. Вода шумела так, будто в лесу бушевал ураган.
— Сэйди? — снова позвал я.
Молчание.
— Сээй-дии!
Должно быть, она забрела куда-нибудь подальше. Ну а что. То была прекрасная ночь. Прохладная, даже зябкая, но ясная, и с луной такой огромной, круглой и яркой, что на нее можно было любоваться часами. Этим собственно говоря мы и занимались прежде, чем отправиться спать. Я не мог винить её за то, что ей снова захотелось прогуляться.
— Ну, что ж, развлекайся, — пробормотал я и закрыл глаза.
Мои ноги стали уже замерзать даже в носках. Я потер их друг о друга, сжался в комок и поправил свернутые рулоном джинсы, которые пристроил под голову как подушку. Мне почти удалось устроиться поудобнее, как кто-то рядом с палаткой кашлянул.
И это точно была не Сэйди.
Я замер на месте, почувствовав, как сердце пропустило удар.
— Кто здесь? — спросил я.
— Это всего лишь я, — ответил снаружи низкий мягкий мужской голос, а затем палатка неистово затряслась. — А ну-ка, выползай оттуда!
— Чего вам нужно?
— Шевелись давай!
— Прекратите трясти палатку.
Я вытащил нож из ножен на ремне своих джинсов.
Палатка перестала раскачиваться.
— У меня в руках дробовик, — сказал незнакомец, — и я считаю до пяти. Если за это время ты не вылезешь, я разнесу палатку в клочья. С тобой вместе. Раз.
Я поспешно выбрался из спальника.
— Два.
— Эй, а нельзя подождать, пока я оденусь?
— Три. Вылезай с пустыми руками. Четыре.
Я запихнул нож в носок. Но, рукоятью, чтоб тот не выпал, и, метнувшись вперед, буквально вывалился из палатки.
— Пять. Ха, смотри-ка, успел.
Я поднялся, ощущая под подошвами обутых только в носки ног ветки и сосновые шишки, и посмотрел на бородатую осклабившуюся физиономию типа, пугающе похожего на Распутина. Дробовика у него не оказалось. Только мой походный топорик. Я пошарил глазами по берегу ручья. Сэйди там не было.
— Ну и где же дробовик? — поинтересовался я, после чего сжал челюсти, чтобы не стучать зубами.
Мужик глухо и злобно хохотнул.
— Ха-ха. Вытаскивай-ка из носка свой ножик.
Я опустил взгляд. Кроме шортов и носков на мне ничего не было, и лезвие ножа, прижатое к моей икре, серебрилось в лунном свете.
— Только медленно, — предостерег он.
— Ну нет.
— Хочешь снова увидеть жену? Стоит мне подать сигнал, как мой кореш тут же её прикончит. На мелкие лоскуты её покромсает.
— Сэйди у вас?
— Там, ха. За деревьями. Давай нож, говорю!
— А я говорю «нет», — я стиснул колени, чтоб они не так тряслись. — Вы же так и так нас обоих грохните.
— Да с чего бы? Нам нужны только ваши съестные припасы и снаряжение. Решили, понимаешь, пойти в поход. Да так внезапно, что не сподобились собраться как следует.
Он усмехнулся, как будто бы от вида его больших кривых зубов я должен был что-то понять. Впрочем, оно так и вышло.
— Что вы натворили? — Попытался я выиграть время. — Вы банк, что ли грабанули?
— В том числе. Так ты собираешься бросать ножик или мне дать Джейку сигнал, чтоб он её порезал?
— Валяй, — сказал я, потянувшись за ножом. — Сигналь своему Джейку.
— Уверен?
— Вполне. Есть, правда, у меня одна просьба. Не против, если я попрощаюсь со своей женой?
Он снова оскалил зубы в кривой ухмылке. — Чего уж там. Мы ж не звери.
— Благодарю, — тихо сказал я. И тут же завопил, словно это меня резали: «Прощай, Сэйди! О, Сэйди! Прощай, моя девочка, Сээй-дии!»
— Ну всё, харэ.
Он подошел ближе, высоко держа топор и осторожно покачивая им, словно прикидывал его вес. И при этом не прекращал щериться.
Мой нож просвистел в воздухе, сверкнув в лунном свете, и попал ему точно в грудь. Но, рукоятью.
Он продолжал на меня напирать. Я пятился, пока, наконец, не уперся спиной в дерево. Ощутил кожей его влажную, холодную и шершавую кору.
— Там ведь нет никакого Джейка, — сказал я, чтобы хоть как-то его отвлечь.
— И что с того? — ответил он.
Я поднял руки, закрываясь от топора, и подумал, сильно ли будет больно.
Но тут ночь сотряс пробирающий до костей протяжный гортанный вой. С громким плеском пересекая ручей, в нашу сторону стремительно несся мастиф. Громадный, свирепый и чёрный, как сама смерть. У мужчины не было времени повернуться. Он успел лишь отчаянно вскрикнуть, прежде чем Сэйди повалила его на землю, и с рычанием принялась рвать ему глотку.
Незадолго до десяти часов вечера она ощутила зловоние. Бет закрыла глаза и глубоко втянула воздух в легкие, но запах просто не хотел исчезать. Бурбон всегда помогал, поэтому она встала, выключила телевизор и пошла на кухню.
Бет взяла полупустую бутылку с верхней полки холодильника. Бокал, стоявший вверх дном на горлышке бутылки, тихо звякнул, когда она вернулась в гостиную. Женщина села на диван и поджала ноги.
Бет поднесла бутылку к носу и отвинтила крышку. Пары бурбона смешались с ужасным запахом, заглушая его.
— Чертовы сигары, — сказала она в тишине.
До свадьбы Рэнди никогда не курил. Он начал курить только через семь месяцев, одним теплым июньским вечером. Благодаря нескольким вентиляторам по квартире на Иден-стрит гулял легкий ветерок. Рэнди вошел в комнату и бросил свой галстук на спинку стула. Его верхняя губа была влажной от пота, когда он целовал жену.
— Как дела в офисе? — спросила она.
— Ха, мы получили заказ от Харрисона!
— Класс.
— Это настоящий прорыв.
— Просто замечательно.
— А у Джима Блейка родились близнецы. Мальчик и девочка.
С озорной улыбкой Рэнди шутливо пошевелил бровями и достал из нагрудного кармана рубашки пару сигар. Обе сигары были длинными, тонкими, как пальцы, и темно-коричневыми под целлофановой оберткой.
— Близнецы, да? — Бет села к нему на колени и обняла за плечи. — Нам предстоит многое наверстать.
— Давай начнем прямо сейчас.
Бет поцеловала его и прошептала:
— Сначала ужин. Будет обидно, если он остынет.
Они ели «Краб Луи»[10] при свечах. Позже, потягивая кофе, Бет услышала хруст пленки. Она подняла глаза. Рэнди снимал обертку с сигары.
— Ты не посмеешь, — произнесла она.
— Присоединишься ко мне?
— Шутишь? Я ни за что на свете не прикоснусь ни к одной из этих мерзких…
Бет осеклась, и её улыбка увяла, когда над одной из свечей замаячило искаженное тенью лицо Рэнди. Пламя дрогнуло, изогнувшись к кончику сигары.
— Пожалуйста, Рэнди, не надо. Я не выношу их запаха.
На его лице, словно парящем над свечами и испещренном пляшущими тенями, появилась ухмылка. Губы выпустили дым в её сторону.
— Не так уж плохо пахнет, не так ли?
— Отвратительно.
Часы с кукушкой пробили десять, вырвав Бет из её воспоминаний. Она наблюдала, как пластиковая птичка кланялась, издавая «ку-ку», отмечавшее каждый час. Затем крошечные жители балканских деревень должны были исполнить веселый танец под циферблатом.
Но они не двигались. И тут она вспомнила. Последний раз они танцевали в их старой квартире на Иден-стрит.
Какая жалость.
Они с Рэнди купили эти часы во время медового месяца в Солванге — часы с кукушкой и керосиновую лампу с красным стеклом, стоявшую теперь на комоде в их спальне, и которую они зажигали, когда хотели создать в комнате романтическую обстановку, погрузив её в полумрак с пляшущими тенями.
Она крепко сжала бокал, когда ужасный запах, казалось, стал еще сильнее. На нее накатила волна тошноты. Бет залпом допила бурбон и снова наполнила бокал.
* * *
Она кое-как вытерпела вонь от первой сигары Рэнди.
— Слава Богу, с этой ты закончил.
— Эй, это действительно здорово. Просто прозрение какое-то. Если бы я знал, насколько они хороши, я бы…
— Ты не можешь говорить это всерьез.
— Настоящее откровение. Теперь я знаю, о чем говорил Киплинг. «Женщина — просто женщина, с сигарой её не сравнить». Этот парень знал, о чем говорил.
— Ну, спасибо большое.
Ухмыляясь, он разорвал целлофановую обертку второй сигары.
— Рэнди, не надо.
— Ой, да всё нормально, — он начал прикуривать.
— Прошу. Потуши её.
— Почему это?
— Почему? Потому что я попросила тебя об этом. От этой вони мне становится дурно.
— Ты к этому привыкнешь.
— Вот как? Да неужели?
Она вскочила. Стул отлетел назад и с грохотом опрокинулся.
— Элизабет!
Бет захлопнула за собой дверь.
Стоя на балконе, она сквозь пелену слез смотрела на бассейн во внутреннем дворе этажом ниже.
Затем позади нее оказался Рэнди, и она почувствовала тепло его руки на своей шее.
— Эй, милая, всё не так уж плохо.
— По-твоему нет? — Бет повернулась к нему лицом.
Сигара свисала из уголка его рта, она выхватила её и выбросила с балкона.
— Эй, осторожнее! — донесся голос снизу. — Вы что творите?
Клео, соседка снизу, ухмылялась им с края бассейна, держа в руке пакет с продуктами.
— Пытаетесь сжечь мой ужин?
До них донесся её хриплый смех.
— Прошу прощения, — отозвался Рэнди. Затем он схватил Бет за воротник, затащил её обратно в квартиру и пинком захлопнул дверь. — Ну и представление ты устроила, — рявкнул он, ударив её по щеке открытой ладонью. — Не смей больше… — еще одна пощечина, — …никогда… — еще одна, — … так делать.
Той ночью в постели Рэнди нежно обнял её и сказал:
— Прости, милая. Я не должен был тебя бить. Но тебе не следовало трогать мою сигару. Ты не имела на это права, — когда она начала плакать, он прижал её голову к своей шее и прошептал:
— Всё в порядке, дорогая. Всё хорошо.
— Ты действительно в это веришь?
— Конечно. Эй, что скажешь, если мы постараемся заткнуть Блейков за пояс?
— Почему бы и нет? — грустно ответила Бет.
* * *
Для нее это был траурный обряд по тому, что было утрачено.
Ужасный запах становился всё сильнее. Бет подняла бокал. Она уставилась на свой выпирающий живот, прикрытый стеганым одеялом, и опустила бокал, не сделав ни глотка.
Бедный ребенок. Ему и так придется столкнуться с трудностями. Ни к чему ему бурбон в венах, еще до того, как он увидел свет.
* * *
— А где ужин? — спросил Рэнди спустя три недели и три дюжины сигар после первой.
— В холодильнике, я полагаю.
— Что? — Он отложил свой портфель и уставился на нее.
— Я приготовила себе отбивную из баранины.
— Звучит неплохо.
— Тебе тоже никто не запрещает.
— Эй, что всё это значит?
— Мы здесь едим в семь. Сейчас девять.
— И что с того?
— А то, что я не знаю, где ты был — и не думаю, что хочу это знать, — но тебя не было здесь, где тебе самое место. Здесь, со мной. Это часть сделки. И если ты не можешь выполнить свою часть, то, черт возьми, можешь сам приготовить себе ужин.
— Так, с меня хватит. А теперь, будь добра, принеси мне пару бараньих отбивных и…
Хлопнувшая входная дверь оборвала его фразу.
Бет спустилась вниз, в квартиру Клео. Дверь была открыта.
— Не стесняйся, милая.
Клео полулежала на диване, её волосы морковного цвета были в беспорядке. На ней было яркое, блестящее кимоно. Судя по тому, как облегающая ткань подчеркивала её тело, Бет почти не сомневалась, что под ним ничего нет.
— Если я не вовремя… — начала она.
— Эй, для визита к подруге время всегда подходящее, — Клео вставила сигарету в длинный мундштук. — Ты выглядишь как женщина, у которой проблемы с Рэнди.
— Так и есть.
Бет не смогла сдержать улыбку.
— Ну, садись, милая, я вся внимание.
— Я просто не знаю, что мне делать, — начала Бет.
Клео слушала её, часто кивая в знак согласия, время от времени сочувственно качая головой и дважды закуривая новую сигарету.
— Может быть, мне стоит попросить его о разводе, — наконец закончила Бет.
— Ошибка, милая. Не спрашивай. Сначала подай заявление, а потом поставь его перед фактом. Послушай совета бывалого человека, который прошел через всё это — не спрашивай. Если, конечно, развод — это действительно то, чего ты хочешь.
— Нет! Я хочу, чтобы Рэнди стал прежним, таким, каким он был раньше. Вот чего я хочу. Но я думаю, что между нами уже никогда не будет…
Она запнулась, вспоминая о том, как хорошо было раньше.
— Тогда тебе лучше свалить, дорогуша. Ты же знаешь, что говорят о тонущих кораблях? Мол, первыми их покидают крысы. Так вот позволь мне сказать тебе, что не только крысы. А еще и те, кто хочет выжить.
— Но я… — Бет начала плакать.
— Ох, только давай без… — звонок телефона прервал её.
— Черт, — сказала Клео, вставая.
Бет нужен был носовой платок.
— Привет, здоровяк, — услышала она слова Клео.
Направляясь в ванную, Бет прошла мимо двери спальни. Она заглянула внутрь. На столике с лампой рядом с кроватью стояла коробка «Клинекс». Бет подошла к ней и вытащила салфетку. Вытерла глаза и высморкалась…
А потом почувствовала запах.
Слабую навязчивую вонь, горькую и отвратительную.
Из мусорной корзины. Она сунула руку внутрь, отодвинула в сторону скомканную салфетку и нашла окурок потухшей сигары.
Бет подняла его. В том месте, где он держал сигару во рту, окурок был размягченным и влажным.
— Прости, милая, — Клео стояла в дверях и печально качала головой. — Я могла бы сказать тебе, что это не Рэнди, но…
Бет стремительно протиснулась мимо Клео, выбежала на улицу и бросилась наверх, в свою квартиру. Из спальни доносился тихий, торопливый голос Рэнди. Увидев её, он положил трубку.
— Значит, ты всё знаешь, — сказал он, изо рта у него валил серый дым.
Он лежал на кровати с телефоном на животе, в зубах была зажата только что зажженная сигара.
Она швырнула в него мокрый окурок. Тот ударился об изголовье кровати.
— Довольно, — сказал он. — Прекрати сейчас же.
На комоде стояла лампа, лампа с их медового месяца из Солванга, её красный воздуховод покрылся пылью, потому что ею долго не пользовались. Бет схватила её и бросила. Стекло разлетелось вдребезги над головой Рэнди, разбрызгивая керосин на его волосы. В его глаза и открытый в испуге рот. На его плечи и грудь. На его сигару.
Та сделала тихое «Пух»!
* * *
Бет дрожащей рукой поднесла бокал к губам. Она держала его, желая запить этот мерзкий, отвратительный запах. Но это было бы несправедливо по отношению к маленькому Рэнди. У бедного ребенка и так было достаточно проблем: мертвый отец и мать-убийца — непредумышленное убийство, именно так это назовут.
Аромат бурбона помог, но недостаточно.
Наклонившись вперед, она взяла сигару из коробки на столике с лампой. Сорвала обертку и скомкала её в шарик. Шуршание целлофана звучало как треск огня.
Она чиркнула спичкой. Вскоре сигара уже тлела. Бет затянулась и с благодарностью вдохнула дым.
На самом деле не такой уж и ужасный запах. Намного лучше, чем тот другой — зловоние горелой плоти.
— Я уже собиралась уходить.
— Я займу всего несколько минут вашего времени, миссис Мортон, — сказал мужчина.
— Мисс, — поправила она. — Я мисс Мортон.
— Мисс Мортон.
— Вы прочитали мое имя на почтовом ящике, верно?
— Очень проницательно, мисс Мортон, очень проницательно. Можете уделить мне несколько минут вашего времени?
— Мне действительно пора уходить. — Она стала закрывать дверь, но черный кейс мужчины заблокировал её. — Не могли бы вы, пожалуйста, убрать свой кейс?
— Мисс Мортон, я предлагаю вам возможность, которая выпадает раз в жизни.
— Что вы продаете?
— Могу я всего на минутку заскочить внутрь?
— По правде говоря, не думаю, что мне будет интересно, мистер…
— Снай. Марвин Снай. Я предлагаю отличную сделку.
— Так что же вы продаете?
Он улыбнулся. Его рот был слишком красным, зубы слишком белыми, волосы слишком прилизанными и черными. — Мисс Мортон, я из сферы бизнеса, занимающегося вопросами смерти.
— Кладбищенские участки?
— Нет, нет. Едва ли. Фирма, которую я представляю, специализируется на скрытных убийствах.
Сердце Пегги Мортон учащенно забилось.
— Убийствах?
— Именно так.
— Вы шутите.
— Я совершенно серьезен, мисс Мортон.
Закрыв глаза, она потерла виски.
— Я… Я не знаю. Убийства? Ладно, давайте послушаем, что у вас есть сказать. — Она широко открыла дверь. — Проходите.
Марвин Снай вошел в её жилище, он выглядел щуплым в своем сером костюме. Его лицо казалось белым, за исключением щели рта. Он сел на кушетку. Пегги надеялась, что он не откинется назад; она была уверена, что волосы его затылка оставят темное пятно на обивке.
— Возможно, вас интересует, мисс Мортон, точная сущность услуги, которую я хочу предложить.
— Можно и так сказать.
Она нервно улыбнулась и села напротив него.
— Я представляю фирму «Фьючерс Анлимитед». Мы верим, что будущее находится в руках сильных, мисс Мортон, в руках тех людей, у которых хватает смелости творить его самим. Если вы такой человек — а я думаю, что так оно и есть, — то вы можете обнаружить, что наш сервис идеально соответствует вашим специфическим потребностям.
Она прочистила горло. — Чем конкретно вы занимаетесь?
— Я рад, что вы задали этот вопрос. Это показывает, что вы женщина, которой нравится прямой подход, как и мне. Вы верите в то, что нужно сталкиваться с ситуациями лицом к лицу, не так ли?
— Обычно так.
Он пригладил волосы, затем взглянул на свою руку, словно проверяя, не осталось ли чего. — Наша фирма считает, — объяснил он, — что время от времени возникают ситуации, которые не могут быть решены обыденными методами. За скромную сумму мы устраняем те препятствия, те раздражители, которые стоят на пути к более удовлетворительной жизни наших клиентов — часто с поразительными результатами. Разрешите?
Он положил черный кейс к себе на колени, открыл его и достал брошюрку.
— Позвольте мне зачитать вам комментарии нескольких наших удовлетворенных клиентов. — На обратной стороне брошюрки он прочитал вслух: «Когда меня недавно обошли с повышением, я был по-настоящему подавлен. «Фьючерс Анлимитед» поправили всё это. Сейчас я вицепрезидент крупной производственной компании, и у меня впереди блестящая карьера. Я благодарен вам».
— А вот еще. Я уверен, что вы оцените это. «Этот старый козел упорно не хотел отдавать концы. Я думала, он будет жить вечно, а я была без гроша в кармане. Вы сделали всё, как надо. Вы стоите каждого медного цента». Нужно принимать деньги в любом виде, как считаете, мисс Мортон?
Он улыбнулся и тихо захихикал.
— Еще? «Мой муж был пьяной скотиной. «Фьючерс Анлимитед» сотворила чудеса с моим душевным спокойствием». Я думаю, это говорит само за себя, не так ли? У меня есть много других в таком же духе, но этого должно быть достаточно, чтобы указать на положительные отклики наших клиентов. Очень
А теперь, мисс Мортон, скажите мне вот что: есть ли в вашей личной или профессиональной жизни кто-то, кого вы считаете препятствием, помехой или угрозой?
— Да, — сказала она. — Да, определенно есть.
— Замечательно. Я уверен, что вы будете полностью удовлетворены разрешением нами этого вопроса.
— Сколько это будет стоить?
— Пять тысяч долларов. Две с половиной тысячи авансом, остальное выплачивается в полном объеме после выполнения задания.
— Это ужасно много, не считаете?
— Мы можем предложить пятипроцентную скидку, если согласитесь оставить свой отзыв в рекламных целях. Дополнительная пятнадцатипроцентная скидка доступна, если вы приобретаете сразу две утилизации. Фактически это означало бы, что вы могли бы приобрести каждую из них всего за 4000 долларов.
— Я бы хотела только одну.
— С отзывом?
— Я думаю, это приемлемо.
— Это составит 4750 долларов.
— Это всё равно непомерно высокая цена.
— Честно говоря, мисс Мортон, я разочарован вашими словами. Он с огорчением покачал головой.
— Мне жаль, — сказала она.
— Если вы присмотритесь к рынку, то обнаружите, что наши расценки вполне разумны. Конечно, вы могли бы осуществить эту работу и за меньшие деньги, но вам неизменно пришлось бы иметь дело с головорезами-дилетантами. Крайне опасно. В таких деликатных вопросах, как этот, было бы неразумно соглашаться на что-то меньшее, чем на самое лучшее. А мы, в «Фьючерс Анлимитед», являемся самыми лучшими. Мы предлагаем вам полную конфиденциальность и оперативное, эффективное обслуживание высочайшего профессионального качества. Естественно, самое лучшее стоит немного дороже.
— Естественно.
— А теперь, почему бы нам не приступить к необходимым формальностям? — Он достал из кармана рубашки позолоченную ручку, а из кармана пиджака — блокнот.
— Ваше имя?
— Маргарет Мортон.
— Адрес, включая почтовый индекс?
Она дала их ему. Он что-то строчил в блокноте, не поднимая глаз.
— Род занятий?
— Офицер полиции.
Ручка остановилась. Его губы сложились в болезненную улыбку. — Вы, конечно, шутите.
— Конечно.
— Я уверен, что являясь офицером полиции, вы должны понимать, что для обвинения в заговоре с целью совершения убийства требуется явное действие?
— Я не коп.
— Всё, что мы делали до сих пор, это… фантазировали. — Он прочистил горло. — Род занятий?
— Продавец.
— Работодатель?
— «Вестерн Косметикс».
— Годовой доход?
— Это обязательно?
— Боюсь, что так. Нам нужно…
— Около тридцати тысяч.
— Очень хорошо, мисс Мортон. А теперь мне нужно имя субъекта.
— Стив Хейз. Х-Е-Й-З.
— Адрес?
— Этот же адрес.
— О?
— Он живет здесь.
— Когда его можно будет найти в этом месте?
— Каждый вечер. Он приходит домой с работы в четверть шестого и уходит в десять минут восьмого утра.
— На выходных свободен?
— Да.
— Очень хорошо. Итак, мисс Мортон, что бы вы хотели, чтобы я обозначил в качестве вашего мотива?
— Что?
— Ваш мотив. Причина, по которой вы хотите, чтобы «Фьючерс Анлимитед» удалила этого человека из вашей жизни.
— Он изменил мне, — пробормотала она.
Марвин Снай покачал головой. — С позволения сказать, мисс Мортон, трудно поверить, что мужчина мог найти какую-либо женщину красивее и притягательнее вас.
— Спасибо. — Она поежилась под мутным взглядом мужчины.
— Вам нужна его фотография или что-то в этом роде?
— Это было бы очень полезно.
— Минутку. — Пегги направилась к входной двери, где оставила свою сумочку. Вынула бумажник, открыла его и достала цветную фотографию. — Вот, — сказала она. Она подошла к кушетке и вручила ему её.
— Очень хорошо. Отлично. Это будет существенным подспорьем. А теперь, не могли бы вы расписаться здесь?
Он протянул свою ручку.
Пегги взяла её.
— Что именно я подписываю?
— Ваше согласие предоставить отзыв после выполнения нашей задачи. Это будет означать для вас экономию в размере 250 долларов.
— Хорошо, — она просмотрела документ. — Держу пари, у вас полно заказов.
— У нас всё благополучно. — Он горделиво улыбнулся. — Меня только что перевели с востока, чтобы я управлялся в этом регионе, и у меня, конечно же, дел невпроворот.
— Думаю, вокруг многие люди хотят чьей-то смерти.
— Почти все. Конечно, многие не могут заплатить ту цену, которую мы запрашиваем, а у других не хватает морального мужества иметь с нами дело. Тем не менее, за последнюю неделю мне удалось зарегистрировать полдюжины потенциальных клиентов. — Он с нежностью похлопал по своему блокноту. — Теперь, не подпишете ли прямо здесь?
Она поставила подпись.
— Нам, разумеется, потребуются наличные в качестве первоначального взноса.
— Разумеется, но я не держу столько в доме, мне придется снять деньги со своего сберегательного счета.
— Я буду рад получить их в удобное для вас время. Где и когда?
Она посмотрела на него с ухмылкой.
— Мисс Мортон?
— А как насчет никогда?
— Мисс Мортон, я, правда, не в состоянии…
— Я не заплачу тебе ни единого цента. Как тебе это нравится, слизоид?
Его лицо покраснело. — Я не понимаю…
Он попытался увернуться, когда рука Пегги метнулась к его горлу, но был недостаточно быстр. Авторучка вошла глубоко.
— Головорезы-дилетанты, говоришь?
Она посмотрела на кровь, разливавшуюся по кушетке, и застонала. Ожесточенная конкуренция иногда может быть такой грязной.
— Ты никуда не пойдешь, — сказал человек, загораживающий дверь.
Он был поменьше Гарри Барлоу, у него не было ни объема, ни мускулов, чтобы придать своим словам достаточно убедительности. Но, с обеих сторон возле него находились двое его приятелей. Гарри подумал, что он мог бы размотать всех троих, но решил не пробовать. Как и большинству здоровяков, ему всю жизнь досаждали люди, желающие доказать свою лихость. Ему это осточертело. Больше не хотелось доводить дело до драки.
— Пожалуйста, отойдите — обратился он к мужчине.
— Только не в этой жизни, приятель. Ты останешься там, где есть. Это твоя великая ночь.
Весь ресторан взорвался овациями. Гарри медленно повернулся, изучая лица вокруг себя. Большинство из них были мужские лица. Как ни странно, он не обратил на это внимания во время еды. На самом деле, он почти ни на что не обращал внимания, кроме своего стейка из первоклассной вырезки говяжьего филе[11] на ужин.
Когда он впервые увидел «Бар и стейк-хаус Роя», он был удивлен большому скоплению автомобилей на парковке. Городок, спрятанный в долине глубоко в лесистой местности северной Калифорнии, казался слишком маленьким, чтобы в нем находилось так много машин. Однако, попробовав сочный стейк, обжаренный на углях, он понял, что люди, вероятно, проехали целые мили, чтобы поужинать у Роя. Он был рад, что сюда заглянул.
Рад, до нынешнего момента.
Теперь он хотел только одного — свалить. Он сделал шаг по направлению к трем мужчинам, преграждавшим ему путь.
— Стоять! — крикнул кто-то позади него.
Гарри обернулся. Он уже видел этого человека. Во время ужина парень переходил от столика к столику, болтая и смеясь с посетителями. Он даже перекинулся парой слов с Гарри. — Меня зовут Рой, — обращался он к нему. — Вы здесь впервые? Откуда вы? Как вам бифштекс? — Он производил впечатление приятного, доброжелательного человека.
Теперь-же он направлял в живот Гарри дробовик.
— Это еще зачем? — спросил Гарри.
— Я не могу позволить тебе уйти, — сказал ему Рой.
— Почему?
Кроме нескольких разрозненных позвякиваний столового серебра, в ресторане воцарилась тишина.
— Ты соперник, — ответил ему Рой.
— Какой еще соперник? — спросил Гарри. Ожидая ответа, он ощутил первые нотки страха.
— Не какой, а чей.
Гарри услышал чей-то тихий смешок. Оглядевшись вокруг, он увидел, что все лица обращены к нему. Он потер руки о свои мягкие вельветовые брюки.
— Ну, ладно, — сказал он. — Ну и, чей я соперник?
— Чемпиона.
— Я?
Новый взрыв хохота.
— Ты, конечно. Слышал про субботние ночные бои? Ну, что ж, здесь, в «Баре и стейк-хаусе Роя» у нас имеется своя разновидность.
Радостные возгласы и аплодисменты прокатились по ресторану. Рой поднял руки, призывая к тишине.
— Первый, вошедший в дверь в субботу после девяти часов вечера, является соперником. Tы вошел в девять часов три минуты.
Гарри припомнил группу из семи или восьми мужчин, которые стояли прямо за дверью и разговаривали тихими, возбужденными голосами. Несколько человек, как-то странновато на него покосились, когда он проходил мимо. Теперь он понял, почему они стояли снаружи. Они прибыли к девяти. Зная условия, они были достаточно умны, чтобы дождаться появления болвана, сунувшегося внутрь первым.
— Послушайте, — сказал Гарри, — я не желаю с кем-либо драться.
— Обычно все так говорят.
— Так, я не стану этого делать.
— Мы поймали одного паренька пару лет тому назад, — сказал Рой. — Какого-то трусишку-пацифиста. Он не хотел сражаться с чемпионом. Ни в какую не хотел. И он побежал к двери. — Рой ухмыльнулся и взмахнул дулом дробовика. — А я его замочил. Я и тебя шлепну, если попытаешься удрать.
— Да вы все чокнутые, — пробормотал Гарри.
— Всё это лишь способ приятного времяпровождения, — Рой перевел внимание на толпу: «Ладно, народ. Всем вновь прибывшим на субботние ночные бои, я объясню, как это работает».
К нему подошла официантка, держа в руках аквариум, набитый красными бумажками.
— У нас здесь, в аквариуме, сто билетиков. На каждом билетике указан промежуток времени от трех секунд до пяти минут. Никогда еще бой дольше не длился. Вы платите пять баксов за каждую возможность. Победитель забирает банк. С момента начала поединка продажа билетов прекращается, не проданные билеты принадлежат заведению. Он погладил руку женщины, которая держала аквариум. — Это Джули, она хронометрист. А я — судья. Бой заканчивается, когда один из двух участников умирает. Вопросы есть?
Вопросов не возникло.
— Подходите и приобретайте билеты на стойке. Поединок состоится через десять минут.
В течение следующих десяти минут, пока клиенты извлекали деньги из карманов и вытаскивали билеты из емкости, Рой стоял на страже. Гарри подумывал о том, чтобы броситься к двери. Однако он решил, что было бы разумнее бросить вызов чемпиону, чем дробовику Роя. Чтобы скоротать время, он подсчитал количество проданных билетиков-жеребьевок.
Семьдесят два.
По пять долларов за штуку. Выходит, что собралось $360.
— Поединок состоится через одну минуту, — объявил Рой. — Последняя возможность приобрести билетик.
Продажа билетов была завершена.
— Элмер?
Худощавый, лысый старик кивнул и вышел через заднюю дверь.
— Чемпион скоро будет, народ. Поможете убрать столы с дороги…?
Шесть столиков из центра помещения были сдвинуты к краям, оставив свободное пространство, которое казалось Гарри ужасно тесным.
Толпа внезапно зааплодировала и засвистела. Посмотрев в сторону задней двери, Гарри увидел, как вошел Элмер. За ним шел высокий худощавый мужчина.
— Леди и джентльмены! — обратился Рой. — Чемпион!
Чемпион хмуро сверкнул глазами на толпу, пока ковылял к свободному пространству, судя по его виду, он дрался до этого много раз. Его широкий лоб пересекал шрам. На левом глазу повязка. Часть одного уха отсутствовала. Как и указательный палец левой руки.
Посмотрев вниз, Гарри увидел причину странной, неуклюжей походки чемпиона. Отрезок цепи длиной в три фута тащился между его скованными ногами.
— Да я не буду драться с этим мужиком, — сказал Гарри.
— Поверь, будешь, — сказал ему Рой. — Элмер?
Худощавый старик опустился на колени. Открыв замок, он снял кандалы с правой лодыжки чемпиона.
Гарри сделал шаг назад.
— Стой спокойно, — приказал Рой.
— Да вы не сможете заставить меня драться с этим человеком.
— Те, у кого цифры меньше, будут рады это услышать.
— Правильно! — крикнул, кто-то из толпы.
— Просто стой там, — крикнул другой.
Всё больше людей присоединялись к крикам, некоторые побуждали его пассивно ждать смерти, другие требовали сражаться.
Элмер закрепил кандалы на левой лодыжке Гарри. Цепь длиной в ярд теперь сковывала его с чемпионом.
— Время? — потребовал Рой.
Крики прекратились.
— Десять секунд до начала, — сказала Джули.
— Элмер?
Старик поспешил прочь. Из-за прилавка он достал пару одинаковых ножей.
— Пять секунд, — сказала Джули.
У ножей были деревянные рукоятки, латунные поперечные гарды и восьмидюймовые лезвия из полированной стали.
— Мы не будем этого делать, — сказал Гарри чемпиону. — Они не могут нас заставить.
Чемпион глумливо ухмыльнулся.
Элмер вручил один нож чемпиону, другой Гарри. Он бросился в сторону, когда Джули обьявила:
— Начали!
Гарри бросил свой нож. Острие ножа глубоко вонзилось в пол, сделанный из твердых пород дерева. Рукоятка всё еще вибрировала, когда чемпион сделал выпад в сторону живота Гарри. Гарри отскочил. Цепь остановила его ногу, и он упал навзничь. Чемпион наступил ему на колено. Гарри вскрикнул, когда его нога взорвалась болью.
С безумным воплем чемпион бросился на Гарри. Используя обе руки, Гарри удержал нож, который чемпион направил ему прямо в лицо. Лезвие приближалось. Моргнув он почувствовал, как его правой ресницы коснулся стальной кончик. Извернувшись, он сдвинулся в сторону. Лезвие распороло ему ухо и вонзилось в пол сбоку от его головы.
Он ударил чемпиона кулаком в нос. Перекатившись, он выбрался из-под оглушенного мужчины. Отполз от цепких рук и встал.
— Хватит! — закричал он. — Ну, хватит уже! Это надо прекратить!
Толпа засвистела и загудела.
Чемпион, подхватил свой нож с пола, вскочил на ноги и замахнулся на Гарри. Лезвие рассекло переднюю часть его клетчатой рубашки.
— Да остановись-же ты!
Чемпион рванулся и зарычал. Сделал выпад ножом в живот Гарри, но Гарри отбил руку. Чемпион нанес еще один удар. На этот раз лезвие рассекло блокирующую руку Гарри. И снова нацелилось ему в живот. Откатившись в сторону, он увернулся от стали.
Захватив правое запястье и локоть чемпиона, он выбросил колено вверх. Предплечье сломалось с хрустом, похожим на треснувший хворост. Вскрикнув, чемпион выронил нож.
Но тут же поймал его левой рукой и сделал яростный выпад в сторону Гарри, который отпрыгнул в сторону.
Опустившись на одно колено, Гарри схватил цепь и с силой дернул. Нога чемпиона взмыла вверх, и тот опрокинулся назад. Гарри бросился на него. Обеими руками он вцепился в левую руку чемпиона и пригвоздил её к полу.
— Да, сдавайся! — крикнул он в измазанное кровью лицо мужчины.
Чемпион кивнул. Нож выпал из его руки.
— Ну, вот и всё! — Гарри посмотрел на аудиторию. — Он сдался! Он вылетел!
Внезапно мужчина сел и вцепился зубами в горло Гарри. Ослепленный болью и яростью из-за обмана, Гарри пошарил рукой по полу. Он нашел нож. Четыре раза вонзил его в бок чемпиона, прежде чем челюсти на его шее разомкнулись. Чемпион рухнул. Его голова с глухим стуком ударилась об пол.
Гарри отполз в сторону, ощупывая свою раненую шею. У него не было такого сильного кровотечения, как он опасался.
Сидя на полу, он наблюдал, как Рой опустился на колени рядом с чемпионом.
— Он мертв? — крикнул кто-то из толпы.
Рой проверил пульс. — Еще нет, — объявил он.
— Ну так давай уже! — крикнул кто-то.
— Держись, чемпион! — призывал другой.
— Сдавайся! — взывал женский голос.
Толпа ревела в течение нескольких секунд. Затем воцарилась полная тишина. Полнейшее безмолвие. Все взгляды были прикованы к Рою, стоящему на коленях рядом с поверженным чемпионом.
— Умер, — объявил Рой.
Джули нажала на секундомер:
— Две минуты и двадцать восемь секунд.
— Это мой! — закричал мужчина, размахивая своим красным билетиком. — Это мой! Он у меня!
— Поднимайтесь сюда, — сказал Рой, — мы только сверим цифры и вручим вам ваш выигрыш. Он повернулся к своему тощему старому помошнику. — Элмер?
Элмер опустился на колени между Гарри и трупом. Он расстегнул кандалы мертвеца. Прежде чем Гарри успел отреагировать, железный браслет был застегнут на его правой лодыжке. Элмер запер замок на ключ.
— Эй! — запротестовал Гарри. — Снимите его! Я же победил! Вы должны меня отпустить!
— Не могу, — сказал Рой, глядя на него сверху и улыбаясь. — Ты — чемпион.
— Ну и какого ты тут прохлаждаешься? — требовал Чарли ответа у покойницы.
Ответа от той не поступило. Женщина откинулась не только в переносном смысле, дав, что называется, дуба, но и в прямом, придавив спинку кресла-шезлонга. Того самого, на который Чарли надеялся завалиться сам, в котором он ежеденно кофейничал, осушая с утра свои первые две чашки. Данное время суток им ценилось более всего: кругом тишина, воздух ещё не утратил прохладу и свежесть минувшей ночи, а солнце, только-только набирающее силу, мягко касалось кожи. А тут вот, на тебе!
— Э-ээй, — окликнул он её.
Женщина не шелохнулась. Так и осталась в прежнем положении, сложив руки на коленях и небрежно скрестив лодыжки. Чарли глотнул кофе и прошелся вокруг нее. На ней было элегантное вечернее платье синего цвета. «Совершенно неуместный прикид», — отметил про себя Чарли. Сарафан или купальник отлично бы вписались в обстановку, но строгое, торжественное платье с открытыми плечами выглядело нелепо, даже как-то вызывающе. Однако, сейчас не стоило распекать её за это.
Чарли отлучился на кухню за добавкой кофе а, вернувшись, застал женщину на том же самом месте. И, тут от несправедливости происходящего его накрыло. «Надо бы, — решил он, — скинуть её с кресла — пусть сама как-нибудь о себе позаботится».
Так он и поступил. Женщина плюхнулась, как тряпичная кукла на газон, и Чарли занял её место.
Какие-то секунды спустя, он застонал от досады. Ему не удавалось насладиться напитком, глядя на неё.
Выплеснув содержимое чашки на траву, Чарли резко вскочил и поспешил в дом. Ему хотелось громко затарабанить в дверь спальни Лу, которого, однако, могла расстроить такая бесцеремонность, посему постучал он легонько.
— Прекрати шуметь! — заорал Лу.
— Войти можно?
— По твоему усмотрению.
Открыв дверь, Чарли шагнул в комнатушку, наполненную запахом застоявшегося сигарного дыма. Лу лежал на кровати, натянув одеяло до подбородка, так что высовывалась только часть лица. Его пухлая физиономия с приплюснутым носом и выпученными глазками, постоянно напоминала Чарли мопса по кличке «Щелчок», жившего у него когда-то. И хотя «Щелчок» кусал всё живое, что оказывалось поблизости, нрав у него был значительно дружелюбнее, нежели у Лу. А уж спозаранку, так и подавно.
— Подъем, Лу. Мне нужно тебе кое-что показать.
— Чего?
— Давай-давай, подъем!
Лу вздохнул и сел.
— Очень надеюсь, что это что-то стоящее.
— Пусть оно и не такое уж стоящее, но взглянуть тебе на это стоит.
Пробормотав что-то, Лу выбрался из постели. Обувшись в тапочки и накинув халат, он последовал за Чарли во двор.
— Вот, полюбуйся, — сказал тот.
— Это кто? — спросил Лу.
— Мне-то почем знать?
— Ну, ведь нашел её ты.
— То, что эта особа расселась в моем кресле, не доказывает, что мы с ней знакомы.
— И что же она в твоем кресле делала?
— Ровным счётом ничего.
— Почему же она теперь на земле?
— Она сидела на моем месте, Лу.
— А, и ты просто взял и спихнул женщину.
— Ну, естественно.
— Как некультурно и грубо, Чарли. — Лу опустился на колени возле нее. — Приличный прикид, не находишь?
— Определенно приличней, чем те, в которых ты их оставляешь, — заявил Чарли.
— Спорить не стану, сделаю вид, что не расслышал, — он оттянул голову женщины назад и коснулся синяка на её шее. — Нейлоновые чулки, — сказал он. — Быть может, шарф. Однозначно не мой почерк.
— Так я ни в чем тебя и не обвиняю, — парировал Чарли.
— Да, всё так. Спасибо. Ты, наверно, был сильно удивлен.
Чарли пожал плечами.
— Ты ведь читал мою книгу?
— Само собой.
Вообще-то, Чарли её не читал. После «Сайласа Марнера»[12] еще со школьной поры, он не прочел ни единой книги. А Лу несказанно гордился своим шедевром — романом «Душить, чтобы жить: Подлинная история Риверсайдского душителя, изложенная им самим». У него были все основания ею гордиться. Книга эта, которую он писал в течение двух последних лет тюремного заключения, стала бестселлером в твердой обложке. А версия в мягкой обложке принесла ему 800 000 баксов, и Эд Ленц вел предварительные переговоры о том, чтобы поставить по книге Лу фильм на студии «Юниверсал».
— Пункт номер один, — начал Лу. — Если она не блондинка, то и разговор с концом. Пункт второй: я забираю с собой их одежду, чтобы наряжать в нее свои манекены. Третий пункт: я никогда никакие шарфы не использую, больше полагаюсь на свои пальцы. За то и прозвище — «Большие пальцы».
— Безусловно, мне всё это известно.
— Пункт четыре: я не оставляю их в садах чужих домов. Это жуть, как некрасиво. Как правило, оставляю я их на съездах с автострад, — он пнул покойницу ногой. — Определенно, это не в моих традициях.
— А вот если полиция…
— Вот именно. Надо бы от нее избавиться.
— И что ж нам делать-то с ней? — спросил Чарли.
Лу вытянул из кармана халата сигару. Откусил кончик целлофановой обертки, и, сдернув её, бросил на траву. Затем сунул сигару в рот и прикурил.
— А делать мы с ней вот что будем, — вслух размышлял он. — В багажник её запихнём.
***
До наступления темноты они схоронили её в багажнике «Доджа» Чарли, а вечером поехали кататься. Чарли на этом деле собаку съел, промышляя ранее водителем машин, на которых бессчётное количество раз успешно скрывался с мест ограбления. Впрочем, была и одна неудачная попытка. Он умыкнул «Форд Мустанг» со стоянки жилого дома «Студио-Сити». Лу следовал за ним на «Додже». На темной, извилистой дороге в районе Голливудских холмов Чарли взломал замок багажника «Мустанга». Тело женщины переложили туда и оставили «Мустанг» у филиала банка «Домашние сбережения и займы» в Санта-Монике.
— Ох, и неприятный же это процесс, — пожаловался Чарли после.
— А мне понравилось, — возразил Лу.
***
Двумя днями позже, читавший утреннюю газету Лу объявил:
— Наш труп нашли.
— Да?
— «Найдена мертвая танцовщица, — говорится здесь. — Поздним воскресным вечером была обнаружена мертвой Марианна Тамли — двадцатидевятилетняя балерина. Предположительно, она была задушена. Мисс Тамли, воспитанница лос-анджелесской балерины Мэг Фонтаны, пропала в пятницу вечером, после исполнения её труппой «Лебединого озера». Согласно полицейским отчетам, тело было найдено в багажнике угнанного автомобиля, который был обнаружен в Санта-Монике», — голос Лу упал до невнятного бормотания. Очевидно, он не посчитал остальное достаточно значимым, чтобы сообщать об этом вслух.
— Как думаешь, нас с этим как-то связать могут?
— Да ни в жисть.
***
На протяжении нескольких дней Чарли попивал свой утренний кофе в саду, наслаждаясь свежим воздухом, солнцем, тишиной и спокойствием уединенности. Однако в субботу он наткнулся на тело худощавой брюнетки, занявшей его кресло.
Он уставился на нее. Она уставилась на него.
— Это что такое?! — воскликнул он. — На этот раз я тебе не позволю мне день испортить!
Но она его испортила.
Несмотря на то, что Чарли уселся в плетеное кресло Лу, расположившись к ней спиной, он едва ли ни кожей чувствовал сверливший его затылок взгляд. Исполнившись негодования, он направился в дом, чтобы подлить себе кофе в чашку. Когда он наливал из кофеварки ароматный напиток, его и застала наведавшаяся внезапно идея. Он сходил к бельевому шкафу, и, прежде чем вновь усесться в кресло, накинул женщине на голову полосатую наволочку.
Идея почти оправдалась. Но, к несчастью, Чарли не мог отделаться от ожидания, что покойница выглянет из-под своего савана. Каждые несколько секунд он на нее оглядывался. В конечном итоге ему это надоело. Он ринулся в дом, и влетел в спальню Лу:
— Лу! — воскликнул он. — Там еще одна!
Хмурое лицо Лу засветилось улыбкой.
— М-да. Этот наш душитель просто пахарь.
* * *
Позже, той же ночью, они уложили тело в багажник угнанного «Файрберда». Машину оставили на стоянке Международного аэропорта Лос-Анджелеса.
Хотя об исчезновении балерины (еще одной участницы постановки «Лебединое озеро») сообщили — её тело не могли найти до четверга. Это стало темой номера утренней газеты в пятницу.
Прочитав статью вслух, Лу зажег сигару.
— Мы с тобой отлично справились с задачей, Чарли. Если бы мы завернули её получше, чтобы удержать душок, она могла бы полежать там еще с недельку. А знаешь, следующую нам надо…
— Какую-такую следующую? — насторожился Чарли.
— Те две дамочки появлялись у нас две субботы подряд. Завтра получим тело за номером три, уж будь уверен.
— Лу!
— Чего?
— Давай душителю засаду устроим. Если он припрёт очередное тело, то мы его накроем!
— А потом что?
— Заставим забрать труп обратно.
Лу проследил за струйкой дыма, поднимающегося из его сигары к потолку. Затем ответил:
— А, это неплохая мысль. Превосходная задумка! Хотелось бы мне встретиться с этим парнем.
* * *
Ближе к полуночи Чарли, устроившийся в кресле у ограды, услышал в переулке звук машины. Автомобиль остановился прямо у забора. Он услышал, как заглох двигатель, а следом — не громкий хлопок закрываемой двери.
«Так вот как он это проворачивает, — размышлял Чарли. — Просто въезжает в аллею и приносит их сюда. Через ворота? Они же всегда закрыты. Тогда как?..»
Позади Чарли что-то с глухим стуком ударилось о забор из красного дерева. Повернувшись, он поднял взгляд. Оттуда ему ухмылялась светловолосая женщина. Он услышал чье-то кряхтение. Женщина словно подпрыгнула. На мгновение зависнув над Чарли, а затем обмякла в талии. Чарли отскочил в сторону и вытаращился на нее. По ту сторону забора снова закряхтели. Стройные ноги блондинки взмыли вверх. В лунном свете они выглядели особенно бледными. Затем женщина нырнула в траву и затихла.
Чарли бросил взгляд в сторону гаража. Боковая дверь была распахнута. Во тьме Чарли увидел красный огонек сигары Лу.
Неистово махая руками, яростно жестикулируя, он старался подозвать Лу к себе.
Пригнувшись, Чарли поспешно метнулся к забору. Древесина уперлась ему в спину, он увидел руку, схватившуюся за верхушку забора. Раздался вздох и какой-то скользящий звук, затем появилась нога. Одним плавным рывком мужчина перемахнул через забор, спрыгнув на траву. Бесшумно приземлившись на ноги, он оказался менее, чем в ярде от Чарли.
Наклонившись и подняв тело, незнакомец закинул его на плечо.
— А теперь, — заговорил Чарли, — будь добр, аккуратно перекинь тело обратно за забор и увези его. Гадь в чьем-нибудь другом саду.
Не опуская тело, душитель повернулся к Чарли и спросил:
— Чего?
— Забирай труп и дёргай с ним отсюда!
— С чего бы? — спросил душитель. На поверку он оказался моложе, чем представлялось Чарли. В лунном свете блестела его бритая голова. В обтягивающей футболке и узких джинсах его коренастое тело казалось таило скрытую угрозу.
— А с того… — отвечал Чарли сиплым тоном, — с того, что ты их в мой шезлонг подкидываешь.
— Так я думал, вам это нравится.
— Нравится?
— Ну конечно.
Чарли несказанно обрадовался, заметив Лу, ковылявшего к ним, энергично попыхивая сигарой.
— Ну, вы прекрасно о них позаботились, — продолжал молодой человек. — Понимаете?
— На кой черт ты их сюда таскаешь? — спросил Лу.
Душитель резко обернулся. И Чарли пришлось уклониться, дабы не попасть под удар пятки левой ноги трупа.
— Тебе всё обо мне известно? — спросил Лу. — Поэтому, да?
— Известно что?
— Я Лу «Большие пальцы» О'Брайен. Душитель из Риверсайда.
— Серьезно?
— Читал мою книгу, парень? — в голосе Лу прозвучало нетерпеливое любопытство.
— Что за книгу?
— Не бери в голову, — Лу, похоже, растерялся. — И всё же, зачем ты оставляешь трупы на нашем заднем дворе?
— Ну, как я уже сказал тому парню, вы прекрасно о них заботитесь. Первую я нес между домами, по аллее. Было темно, понимаете. Так что я просто перебросил её сюда через забор
— И как же она оказалась в моём кресле? — спросил Чарли.
— Знаете, я прикинул, что ведь ей лежать на траве будет не слишком-то удобно. Вот и перетащил её в кресло.
— Очень мило с твоей стороны, — фыркнул Лу.
— А вы, ребята, о ней прекрасно позаботились.
— Благодарю, — отозвался Лу.
— Вот поэтому я вернулся. Подумал, почему бы не дать вам возможность приглядеть и за остальными?
— Поведай-ка мне вот что, — медленно произнес Лу. — Зачем ты стал это делать?
— Как я уже говорил, вы прек…
— Он хочет узнать, — прервал его Чарли, — зачем ты их убиваешь?
— А, ясно — усмехнулся парень, — она мне велит это делать.
— Кто — она?
— Айседора.
— Кто-кто? — переспросил Лу.
— Айседора Дункан[13]. Вы же, знаете, Айседору! Ей нужны балерины в труппу.
Лу сбил пепел с сигары.
— От мертвых балерин будет не много толку.
Чарли простонал, потрясенный явным невежеством Лу.
— Она мертва, — пояснил Чарли, — Айседора. Её шарф зацепился за спицы автомобильного колеса. Было это давно. Лет эдак двадцать назад.
— Да ну? — Лу бросил взгляд на молодого душителя. — Выходит, ты подбираешь ей балетную труппу. Дошло.
— Так, вопрос можно? — вмешался Чарли. — И насколько большая труппа ей нужна?
— О, большая. Слишком большая.
— Насколько большая?
— Пятьдесят две участницы.
Чарли представил еще пятьдесят два тела во дворе, сидящих в его кресле.
— Так дело не пойдет! — выпалил он. — Лу!
— М-да. Боюсь это уже слишком, сынок.
— Слишком много?
— Именно. Мне жаль.
Чарли увидел, как женщина упала. Увидел короткую борьбу — у парня не было никаких шансов. У него не было под рукой шарфа, а вот большие пальцы у Лу были на месте.
* * *
Солнечным, прохладным утром в конце недели Чарли вышел во двор с чашкой кофе и остановился в замешательстве.
— Ну и какого ты тут прохлаждаешься? — полюбопытствовал он.
Лу, в солнцезащитных очках и бейсболке с эмблемой «Доджерс», сидел в его кресле. Из уголка его рта торчала сигара. Подперев коленкой, он держал блокнот на кольцах.
— Ну как, нормально звучит? — спросил он, читая написанное. — «Твой прощальный танец для меня: Правдивая история Душителя «Лебединого озера», рассказанная им самим»?
— Вообще-то это звучит как откровенная брехня, — ответил Чарли.
— Когда ты писатель-призрак[14], — пояснил Лу, — в работе с текстом не возбраняется проявлять некоторую творческую гибкость.
Люди шли к нам весь день. Не просто выпить пива или перекусить, запастись блесной или спреем от насекомых, или поглазеть на мой «Музей бигфута». Не поэтому. Я расскажу вам, почему.
На улице стояла серая, унылая погода, из тех, что вызывает тоску по ярко освещенной закусочной, супу чили, знакомой мелодии из музыкального автомата. И всё это вы можете получить у меня дома. Мое жилище идет первым после почти пятидесяти миль леса, такого густого и сурового, что может показаться, будто вы никогда больше не увидите человеческого лица. Я зову его «Музей бигфута или закусочная Барни».
Тем днем за стойкой стояла моя жена. Посетитель появился ближе к вечеру. Он вылез из «Доджа»-пикапа с прицепом-автодомом «Патфайндер» и поднялся по ступенькам крыльца. У двери остановился и огляделся, как будто ожидая, что кто-то может подкрасться к нему сзади, а потом вошел.
На вид он был поджарый, суровый, и серьезно потрепанный. Рукав его фланелевой рубашки разодран. Лицо и шея испещрены царапинами.
Отвернувшись от прилавка, он, прихрамывая, направился к входу в музей. Мне стало любопытно, и я пошел следом за ним. Должно быть, он меня услышал. Почти бесшумно он развернулся и сунул руку под рубашку. Я мельком увидел черную сталь — край рукоятки автоматического пистолета — прежде чем он убрал руку, и полы рубашки опустились.
— Черт, — сказал он.
— С вами всё в порядке?
Он не ответил. Просто отвернулся и уставился на винчестер. Тот висел на стене над витриной, стволом к потолку.
— Это, бигфут оставил? — спросил он.
— Мне так сказали.
— Где вы это раздобыли?
— Приобрел у одного парня.
Его опущенные на витрину глаза, некоторое время изучали гипсовые слепки отпечатков гигантских ног.
— Их тоже купили?
— Кое-что. Некоторые. Я сам сделал два из них по отпечаткам, которые обнаружил недалеко от Кламута.
— Подлинные?
— Ну, насколько мне известно.
Он доковылял до следующей витрины и вгляделся сквозь стекло в полудюжину фотографий.
— Приходилось такого видеть? — спросил он.
— Бигфута?
— Ну, да.
— Нет. Пока нет. Хотя надежды не теряю. Они несколько раз появлялись в этих местах. И я видел следы, как уже говорил. Я выхожу на поиски, как только мне представляется такая возможность.
Он отошел в угол и уткнулся в гипсовый бюст.
— Он в натуральную величину, — сказал я ему. — Один скульптор из Каламы утверждает, что видел его еще в семьдесят восьмом.
— И много за него выложили?
— Да, прилично.
— Вас надули. Всё это фальшивки.
— Да?
В то время я отнесся к этому с подозрением, но, в конце концов, согласился заплатить художнику непомерную цену. Независимо от того, видел он этого зверя на самом деле или нет, обезьяньи черты лица соответствовали другим свидетельствам очевидцев и нечетким фотографиям.
— А, почему вы думаете, что всё это фальшивки?
Мужчина повернулся ко мне. Он потер покрытую струпьями царапину над глазом, как будто она зачесалась.
— Боже мой, — выдохнул я. — Вы его видели, да?
Мрачная улыбка исказила его лицо.
— Не просто видел.
— Расскажите мне, расскажите мне об этом всё! Я это к тому, что как раз сейчас этим занимаюсь. Я книгу пишу. Книга будет о снежном человеке. Я работаю над ней вот уже пять лет, собирая артефакты и истории… Мой музей, он привлекает всех, кто…
Он поднял руку, прервав меня. Улыбнулся, как будто его позабавил мой нетерпеливый лепет.
— Я расскажу вам об этом.
— Отлично! Просто здорово! Подождите, я магнитофон принесу. Ничего, если я запишу наш разговор?
— Да на здоровье. — Он посмотрел в окно на хмурое небо. — Только поторопитесь.
— Я сейчас, я мигом.
Я поспешил в свой кабинет и притащил свой тяжеленный катушечный магнитофон в музей. Мужчина по-прежнему был один. Я закрыл дверь, чтобы не пускать незваных гостей и подключил аппаратуру. Установил свежую катушку с лентой и запустил её.
— Прежде чем мы начнем, — сказал он.
Я поднял глаза, в ожидании плохих новостей.
— Я хочу кое-что взамен. У вас есть машина?
Я кивнул.
— Какая?
— «Бушмастер», семьдесят девятого года, полноприводный.
— Документы[15] при себе?
— Да, в моем офисе.
— Я оставлю вам свой «Додж» с «Патфайндером», а вы перепишете свой «Бушмастер» на меня.
— Я не…
— Оно того стоит, поверьте мне. До сих пор, до сих пор вы выкладывали кучу денег за барахло. Тут одно барахло.
Он посмотрел на меня усталыми красными глазами.
— Я расскажу вам нечто такое, что сделает ваш музей знаменитым.
Я колебался.
— Подождите, пока я не закончу, тогда и решайте.
У меня не нашлось никаких возражений.
— Ну, давайте…
— Запускайте аппаратуру.
Я включил на магнитофоне запись, и мужчина принялся говорить. Вещал он поспешно, уставившись в пол, часто поворачиваясь, чтобы бросить быстрый взгляд в окно.
— Меня зовут Томас Ходжсон, мне тридцать два. Я родом из Энамклоу, последние две недели я охотился на бигфута в лесу примерно в тридцати милях к северу отсюда.
— «Со мной было трое друзей — Чарльз Рейдер, Боб Чемберс и Армондо Руис — все из Энамклоу. Это была идея Чемберса. Он наткнулся на следы еще в начале июня. Он вообразил, что мы все станем миллионерами, если сможем изловить бигфута. Или убить его. Или так, или иначе. Хотя я не думаю, что мы действительно рассчитывали найти это существо. Скорее это был просто предлог, чтобы провести наш отпуск на дикой природе. Мы все вместе служили в морской пехоте — там мы и познакомились — во Вьетнаме. Мы все приехали в Энамклоу в семьдесят втором году, и открыли магазин спорттоваров, чтобы забыть обо всем этом дерьме. Ясно одно, — мы отправились на поиски бигфута, и, несомненно, другое, что, черт возьми, мы нашли его.
Руис увидел следы на двенадцатый день пути. Он собирал хворост для костра и потягивал свое пойло. Он называл его «сервеса»[16]. Его редко можно было увидеть без «сервесы» в руке. Следующие полтора дня мы потратили, двигаясь по следам. В конце концов, мы потеряли их у ручья примерно в двадцати милях от нашего базового лагеря. Они просто закончились у водотока. Мы не смогли отыскать их снова, поэтому решили задержаться и посмотреть, как будут развиваться события.
В ту ночь мы разбили неподалеку лагерь. Сначала дежурил Руис, потом Чемберс. Около двух часов ночи меня разбудил выстрел. Чемберс принялся орать во всю глотку: «Эй, я одного поймал! Я одного поймал!»
Я схватил винтовку и вылез из палатки как раз в тот момент, когда он ворвался в лагерь. Рейдер и Руис выскочили из другой палатки. Они направили на Чемберса лучи своих фонариков. Господи, что за… Он стоял, расставив ноги и подняв это… существо… за руки. Оно висело, как мертвое. Однако из него вытекала кровь. Было слышно, как она барабанит по почве.
Чемберс опустил существо на землю.
Руис осветил его, и мы все ясно увидели, что это был не человек. Оно было покрыто щетинистым мехом, и форма у него была неправильная: руки слишком длинные, зад больше похож на медвежий, нежели на человеческий. Но лицо было безволосым и бледным, и оно каким-то образом наводило на мысль о маленьком ребенке.
— Оно пришло попить у ручья, — сказал нам Чемберс. Он выглядел очень расстроенным. — Полагаю, вы осознаете, что это бигфут.
— Ну, вроде бы маленький, как думаете? — сказал Рейдер.
— Думаю, что это снежный человек, — сказал я. — Молодая особь. Что еще это может быть? Вы когда-нибудь видели что-то подобное? — Никто из нас такого не видал. — У нас появилась чертова уйма благоприятных возможностей. Мы пришли за бигфутом, и, Бог свидетель, мы его заполучили! Ребята, вы посмотрите на один-единственный экземпляр. Да, мы знаменитыми станем. И богатыми! Мы можем продать это существо, или гастролировать с ним, или превратить его в колоссальный контракт на книгу. Возможности ошеломляют!
После этого Чемберс перешел к тому, что мы должны вырыть могилу и похоронить это существо. Однако никто на это не купился. Пока Руис и Рейдер всё еще были ошеломлены идеей богатства, я попробовал воздействовать на них еще одним способом.
— Мы значительно улучшим наше благосостояние, имея на руках полноценную взрослую особь. Если это детеныш бигфута, то его родители, вероятно, находятся поблизости. — Все посмотрели на меня так, как будто подумали об одном и том же, и им эта мысль не очень понравилась. Но я продолжил. — Мы выставим детеныша в качестве приманки. Когда папаша или мамаша появятся, — бабах!
— Ни за что, — сказал Чемберс. — Считай, что я не участвую.
— Что ты имеешь против денег? — спросил я.
— Есть правильные вещи, а есть неправильные, Ходжсон. Я только что убил это существо. Для меня этого достаточно. Более чем достаточно.
— А как насчет вас? — спросил я остальных.
Руис покачал головой. — Я не знаю, чувак.
— А, я скажу, что надо использовать возможность, пока она есть, — сказал Рейдер. — Синица в руках, понимаете?
Руис кивнул.
— Мы убили детеныша, чувак. Если его родичи пойдут искать… — Он покачал головой, и в его глазах мелькнул страх.
Я привел доводы в пользу того, чтобы остаться, но остальные не сдавались. В итоге, мы связали тушу, водрузили её на шест палатки и отправились в путь. Рейдер прокладывал путь, за ним Чемберс и я несли шест с ношей, а Руис замыкал шествие. Никто из нас не разговаривал. Думаю, мы прислушивались, ожидая услышать шаги, или рев, или что-то в этом роде. Ничего не происходило. В лесу было тихо, если не считать обычных ночных звуков: сов, лягушек и тому подобного.
Затем Рейдер издал вопль и взлетел прямо вверх, размахивая руками и ногами. Кроме него я ничего не увидел. Секунду он просто висел там, извиваясь и крича. Затем он рухнул вниз. Он приземлился прямо у моих ног, и теперь у него не хватало головы.
Да, его голова всё еще была там, примерно в двенадцати футах над землей. В руках этого существа, этого огромного, темного существа! Бигфута. Это могло быть только оно. Оно швырнуло голову Рейдера на землю и наступило на нее — вдавливая в почву.
К тому времени мы уже бросили свою ношу. Пока существо было занято тем, что вдавливало голову Рейдера в землю, я вскинул винтовку к плечу и выстрелил. Существо вздрогнуло и отшатнулось назад. Затем оно отступило. Попросту умчалось.
Мы втроем немного постояли, собравшись в круг, и глядя на то, что осталось от Рейдера, затем устремили свой взор вглубь чащи деревьев. Руис всё качал головой и бормотал: «Господи Иисусе».
— Оно доберется до всех нас! — прокричал Чемберс.
— У него была такая возможность, — сказал я ему. — Наверное, оно отправилось куда-нибудь спокойно умереть.
— Оно вернется, — сказал Чемберс. — Оно будет возвращаться снова и снова.
Я поинтересовался у него, с каких пор тот стал ясновидцем, но Чемберс меня проигнорировал.
— Ему нужен детеныш, — сказал Руис. — Предлагаю оставить детеныша.
— Я его не оставлю, — заверил я их.
— Это уже твои проблемы, — сказал Чемберс. Он махнул Руису, и они двинулись прочь вместе.
Так я их и нашел, спустя час. Вместе — с переломанными руками и ногами, переплетенными и скрученными в ужасный кровавый узел.
Я шел, не останавливаясь. И вряд ли ожидал, что переживу эту ночь, но продолжал тащиться вперед, с этим существом на спине. Его связанные руки тянули меня за шею. Он болтался сзади, будто ребёнок, которого несут на плечах.
Наступил рассвет, а я продолжал движение. Солнце пробивалось сквозь деревья, тело воняло, вокруг нас роились мухи, но я продолжал двигаться. Наконец я добрался до лагеря, и забросив тушу в заднюю часть «Патфайндера», дал оттуда дёру.
— Это было сегодня днем, — сказал он.
— Вы хотите сказать…?
Он кивнул, предвосхищая мой вопрос.
— Да, это существо в моем доме на колесах.
— Боже мой! Могу я… могу я его увидеть?
— Только перепишите «Бушмастер» на меня, и я отдам вам документы на «Патфайндер» и грузовик. Справедливый обмен.
Я колебался.
— С ними что-то не так?
Улыбка исказила его лицо.
— Да ничего особенного. Я просто хочу поменяться, вот и всё.
— Вы же не думаете, что снежный человек может преследовать машину!
— Конечно, не думаю. Просто мне так будет спокойнее.
— Я сейчас вернусь.
Кивнув, он повернулся к окну и уставился на темный лес.
Я оставил его и бросился в свой кабинет, не обращая внимания на любопытные взгляды жены и полудюжины посетителей за обеденной стойкой.
В кабинете я лихорадочно рылся в своем столе, дрожащими руками перебирая бумаги в поисках документов на машину. Наконец, я нашел их. Когда я задвигал ящик обратно, я услышал, как снаружи разбилось стекло. Следом раздался выстрел.
Я пробежал в музейное помещение перед посетителями и распахнул дверь.
Ходжсон пропал.
В помещении стоял отвратительный затхлый смрад, который наводил меня на мысли о плесени и мертвечине.
Подавляя рвотный позыв, я ринулся к разбитому окну. Выглянул наружу, но увидел только темную дорогу и лес по другую сторону от нее.
Выбрался на воздух. Побежал сквозь ветреную ночь. В сторону закусочной. На стоянку. К потрепанному «Патфайндеру» Ходжсона.
Его задняя дверь валялась на гравии.
Перешагнув через дверь, я заглянул в автодом и, увидев очертания темного предмета на полу, поспешно забрался внутрь. Встав на четвереньки, я поднял это за волосы.
Голоса. Торопливые шаги.
До того, как заявились любопытные, я надежно припрятал это в шкафу.
Это гордость моего музея бигфута, но я никому её не показываю, даже своей жене. Я всё набивал и монтировал сам. Храню это внутри запертого ящика, в углу под искореженной металлической дверцей «Патфайндера».
Возможно, когда мой эпос о бигфуте будет завершен, я поведаю об этом миру.
А может, и нет.
Это мое, и я хочу, чтобы таким оно оставалось и далее.
Часто поздно ночью я запираюсь во мраке своего музея и открываю ящик. Я держу голову Ходжсона у себя на коленях и слушаю запись его голоса. Иногда я словно ожидаю, что его губы начнут шевелиться в такт с записанными на пленку словами.
Но они никогда этого не делают.
— Что это?
Дик посмотрел направо, куда указывала Вэл. В полумиле дальше на скалистом выступе высоко над прибоем возвышались серые каменные стены развалин замка. — Замок, я полагаю, — сказал он.
— В Калифорнии?
— Наверное, его построил какой-то чудак. Парень не знал, куда деньги девать.
Она потянула его за руку.
— Мы можем подойти к нему?
— Отпусти руку.
Она отпустила её.
— Подойдем?
— Посмотрим, — сказал Дик. Он вытащил из-за пояса автоматический пистолет 32-го калибра.
— Эй, что ты делаешь?
— Целую его на прощание.
— Ты же не собираешься его выбросить?
— Еще как собираюсь.
— Дик!
В целом он не испытывал неприязни к Вэл. В конце концов, она неплохо выглядела для своего возраста. Волосы выкрашены в яркий рыжевато-каштановый цвет. Лицо несколько обвисло, как и тело, но что поделаешь? Девчонки дряхлеть в восемнадцать начинают, а Вэл было за полтинник. Не сказать, что его больше не привлекала её наружность, но главная беда Вэл была в том, что порой ей недоставало здравого рассудка — Я должен его выбросить, — сказал он ей.
— Может, он нам еще понадобится.
— Всегда можно купить новый. Если нас поймают с этой малюткой, то могут связать её со стрельбой в того идиота — клерка, и нам обоим крышка.
Вэл казалась шокированной, застыв с широко раскрытыми глазами. — Я не стреляла в него!
— Не важно, глупышка. Ты была там. Ты в этом замешана. Это всё равно, что ты лично нажала на курок.
— Правда? — Она выглядела подавленной и казалось, состарилась лет на десять.
Дик ухмыльнулся. — Всё в порядке. Пусть тебя это не беспокоит. Я просто отправлю его на дно… — Он швырнул пистолет со всей силы. Сине-стальной силуэт, завертевшись на фоне пасмурного неба, подстреленным вороном устремился вниз, а мятежный прибой скрыл из вида ту точку, куда он бултыхнулся.
— Теперь мы соскочили с крючка. Ни веских улик, ни свидетелей…
— Я никому ничего не скажу, — брякнула Вэл.
— О Боже, — пробормотал Дик.
За два месяца знакомства он так и не смог ей полностью довериться. Теперь это замечание… Она вполне может его заложить….
— Что случилось? — спросила она.
— Ничего, — ответил Дик.
Он явно поспешил выбросить пистолет.
Дик снова посмотрел на далекую каменную крепость. Эта башня на берегу океана — отличное место для несчастного случая. — Всё еще хочешь посетить замок? — спросил он.
Вэл просияла.
Они поспешили обратно к машине.
Пройдя по лишённому растительности уступу, Дик долго рассматривал замок. Тот стоял на выступе скалы, полностью отрезанный от обрыва. К нему вел шаткий пешеходный мостик длиной около тридцати футов.
Можно запросто сбросить Вэл оттуда. Но что, если мост рухнет и они свалятся в воду вместе.
Сам замок представлял собой четыре каменные стены с большой башней на юго-западном углу.
О мостике нечего и думать. Башня — вот подходящее место для этого.
— Разве он не прекрасен! — выпалила Вэл. — Он такой… Я не знаю… Величественный! Ему место в путеводителях.
— Может, он там и есть.
— О, это не так. Я их все прочитала. Я знаю Калифорнию как свои пять пальцев, но я никогда не слышала об этом замке. Конечно, есть еще замок Херста[17], но он совсем другой. Знаешь, я была там дважды. Один раз со вторым мужем, и… Как ты думаешь, где здесь билетная касса?
— Я не думаю, что она существует.
— Должна быть.
— Может быть, внутри, — сказал Дик.
Он был уверен, что её там нет. Место выглядело пустынным и заброшенным. Однако объяснять ничего не хотелось. Вэл сама всё увидит, и довольно скоро.
Они дошли до пешеходного мостика. Далеко внизу пенился прибой.
— Как тут глубоко!
— Я пойду первым, — сказал Дик. — Оставайся тут, пока я не перейду.
Вэл кивнула.
Дик быстро двинулся вперёд по раскачивающемуся мостику и вздохнул с облегчением, когда добрался до дальнего конца. Тело пробирала дрожь. Пока он пытался успокоиться, рядом с ним появилась Вэл.
— О, смотри! — сказала она указывая на вывеску над воротами замка. «Замок Херлихи», — прочитала она. «Да не увянет твое чело от старости».
— Мило, — сказал Дик.
Они вошли под арку ворот. Не считая дюжины чаек, укрывшихся от ветра, двор был пуст. — Похоже, нам не нужно будет покупать билеты.
Вэл засунула руки в карманы пальто. — Мне не нравится это место, Дик. Оно заставляет меня нервничать.
— Минуту назад ты сказала, что оно величественно.
— Да, но…
— Да, но, да, но, — передразнил Дик.
— Его не должно быть здесь, понимаешь, что я имею в виду?
— Нет, не понимаю.
— Я имею в виду, замка в Калифорнии.
Не обращая на нее внимания, он двинулся через двор. Чайки на его пути взлетали, кружили и снова садились.
Вэл поспешила его догнать, но он не остановился даже когда она схватила его за локоть — У меня какое-то безумно странное чувство, Дик. Как будто мы в кошмарном сне. Нам нужно убираться отсюда. Должно случиться что-то плохое, я это костьми чую.
— Это артрит.
— Очень смешно. Пожалуйста, давай вернемся к машине.
— Ты же сама хотела увидеть это место. «Давай посмотрим, может подойдём к нему?». Ну вот, мы здесь. И я не уйду, пока не побываю в этой башне. Можешь остаться и подождать, если хочешь, а я пойду наверх. Высвободив руку, он шагнул к темному входу.
— Не оставляй меня здесь.
— Остаться или идти — решать тебе.
— Дик, пожалуйста! Мы не должны здесь находиться. Я это чувствую.
— Конечно. Увидимся позже. Вероятно, это не займет у меня и получаса.
Он вошел в проем и начал подниматься по винтовой лестнице. Его ботинки издавали громкие шаркающие звуки по бетону. На третьей ступеньке он понял, что тут нет перил.
— Подожди! — закричала Вэл. — Не оставляй меня!
— Тогда поторопись. — Он подождал, пока она не поднялась на ступеньку ниже него. — Держись рядом, — сказал он и продолжил подъем.
Ступени имели форму клиньев, шириной в фут у внешней стены и сужаясь к нулю справа от Дика. Он держался поближе к стене. Опирался левой рукой на прохладный, влажный камень.
После одного полного поворота лестницы свет снизу пропал. На лестнице было темно, если не считать тонкой полоски света из оконной щели.
— Дик, давай вернемся.
— Забудь об этом.
— Я чувствую, что сейчас упаду.
Ты, должно быть, экстрасенс, подумал он и ухмыльнулся.
— Просто держись рукой за стену, — посоветовал он. — В это же время его правая нога опустилась на ступеньку, места на которой хватило лишь для носка ботинка. Нога соскользнула, и он ударился коленом о бетон — Черт! — выругался Дик.
— Я же тебе говорила…
— Помолчи.
Они продолжали подниматься, и только свет из окон указывал им путь. В какой-то момент не стало и его, так что Дик перестал что-либо различать во тьме. Полностью дезориентированный он ощутил головокружение, и был вынужден прекратить восхождение. Когда Вэл коснулась его спины, Дик вздрогнул.
— Тебя это уже достало, так ведь? — спросила она.
— Меня ничего не достает, кроме темноты. Через минуту со мной всё будет в порядке.
— Давай спустимся вниз, Дик.
— Мы почти наверху.
— Откуда ты знаешь?
— Не волнуйся, знаю.
Его ноги дрожали, когда он снова начал подъём — Как мы будем спускаться? — спросила Вэл.
— Пешком — сказал он.
— Будет совсем темно. Мы ничего не будем видеть.
— Значит, проведем здесь ночь.
— Я не хочу подниматься выше. Не сейчас. Всё это слишком жутко.
— Поступай, как знаешь.
Внезапно он увидел над собой свет. — Ха! Мы сделали это! Он быстро преодолел последнюю ступеньку и шагнул в дверной проем. Прямо перед ним, спиной к стене башни, сидел человек.
— Пришли поцеловать камень, да? — спросил он с мелодичным акцентом, который Дик принял за ирландский. На нем была старая серая куртка и мешковатые брюки с кожаными заплатками на коленях. У него было хитрое выражение лица.
— Какой камень?
Вэл встала рядом с Диком. Она улыбнулась, когда увидела незнакомца.
— Ну, Камень Херлихи. Значит, вы о нем не слышали?
Дик покачал головой.
Мужчина встал, опираясь на терновую трость. Молодой, крепко сложенный, он явно в ней не нуждался. — Вы, без сомнения, знаете о Камне Бларни? — спросил он. — Это кусок мрамора, вмурованный в стену замка недалеко от Корка, в Ирландии.
— Поцеловавшему его, — сказала Вэл, — сопутствует удача.
— Обычная дезинформация, которая вертится у вас на языке, мэм. Камень Бларни приносит не удачу, а дар красноречия. Будешь молоть языком без конца, но слушатели ни слова не поймут. Вот такой дар у Камня Бларни. Но Камень Херлихи — совсем другое дело. Целуешь и остаешься вечно молодым.
— Я никогда не слышала о Камне Херлихи, — сказала Вэл.
— И мало кто слышал. Видите ли, мы не распространяемся о его существовании. Херлихи уже сто лет живут в этом замке, и мы всегда были скромными людьми. Нам нравится тишина и уединение. Нравится небольшое запустение, потому что оно успокаивает душу. В конце концов, толпы — это проклятие Божие, а здесь появятся толпы народа, если поползут слухи о даре нашего Камня. Время от времени путники платят нам вполне достаточно. Мы не жадные.
— А сколько стоит поцеловать Камень? — спросил Дик, пытаясь скрыть гнев и разочарование в голосе. Все эти труды, это восхождение — ради чего! Он должен был знать, что замок не заброшен.
— По два пятьдесят с каждого не слишком дорого? — поинтересовался мужчина.
— Два доллара пятьдесят центов? — спросила Вэл.
— Такова цена за поцелуй Камня Херлихи, и вы никогда не состаритесь.
Вэл улыбнулась. — Жаль, что я не приехала сюда тридцать лет назад.
— Вам нечего беспокоиться. Вы по-прежнему прекрасны.
Она одарила Дика высокомерной, обвиняющей улыбкой, будто он был слишком невежественным, чтобы заметить качества, столь очевидные для незнакомца.
— Иди и поцелуй эту чертову штуку, — сказал Дик. — Что тебе терять?
— Прежде чем примете решение, взгляните на сам камень. Мужчина указал тростью на пролом между каменной дорожкой и парапетом. — Подойдите и посмотрите.
Дик и Вэл приблизились.
— Боже мой! — сказала Вэл.
Опустившись на колени рядом с проломом, мужчина протянул руку с тростью и постучал по стене.
— Вот Камень Херлихи, тот кусок мрамора внизу.
В двухстах футах ниже куска мрамора волны с грохотом разбивались о скалы мыса.
— Это не так опасно, как может показаться, — сказал мужчина. — Вы должны сесть на край тропы и откинуться назад, как будто целуете Камень Бларни. Я, конечно, буду держать вас за ноги.
— И скольких вы не удержали? — спросил Дик и ухмыльнулся. Мужчина ухмыльнулся в ответ. — Не так много, чтобы об этом упоминать.
— Ну, — сказала Вэл, — не думаю, что я на такое способна. Правда, не думаю.
— Многие поначалу чувствуют то же самое. Однако от всей души уверяю, что поцеловав Камень Херлихи, вы сохраните свою молодость. Угадайте, сколько мне лет?
— Тридцать? — попыталась Вэл.
— А вы как думаете, сэр? — спросил он у Дика.
— Тридцать пять?
— В октябре мне исполнится восемьдесят три.
Дик рассмеялся.
— С тех пор, как я поцеловал Камень Херлихи, прошло пятьдесят лет.
— Конечно, — сказал Дик.
— Вы ведь не считаете, что я лгу?
Дик оценил габариты мужчины и его трость. — Нет. Только не я. Иди и поцелуй камень, Вэл. Посмотри, что он с ним сделал.
Она покачала головой.
— Я буду крепко держать вас за ноги, мэм. Мои руки меня еще не подводили.
— Ну…
Дик видел, что, несмотря на её колебания, она хотела попробовать. Неужели она действительно поверила в эту чушь о вечной молодости? Она не могла быть настолько глупой. Скорее всего, она с нетерпением хотела почувствовать эти большие, сильные рук на своих ногах.
— Хорошо, — сказала она. Я в деле. Дик?
Может, он придумает способ уронить её в дыру. Ухмыльнувшись, Дик достал бумажник. Он протянул мужчине три доллара.
— С вас за двоих пять долларов.
— Правильно. Вы должны мне пятьдесят центов.
— Значит, вы не собираетесь целовать Камень?
— Вы шутите?
— Дик, тебе нужно попробовать.
— Не нужно. Вы можете повеселиться вдвоём, а я просто посмотрю.
— Дик, пожалуйста! Разве ты не хочешь остаться молодым?
— Ты веришь в этот вздор? Дик указал на небольшую мраморную плиту. — Его следовало назвать Камнем Брехни.
— Но я всё равно это сделаю.
— Да, ради Бога! Я и не пытаюсь тебя остановить.
— Тогда ладно, — сказала Вэл.
Мужчина полез в карман и достал пару четвертаков. — Ваша сдача, сэр.
Дик убрал сдачу. Он застегнул пальто на молнию, спасаясь от холодного ветра.
Мужчина постучал тростью по каменной платформе рядом с проломом. — Если у вас в карманах есть ценные вещи, мэм, положите их сюда, иначе они могут улететь вниз.
Вэл положила сумочку на платформу. Достала перчатки из карманов пальто. И, наконец, сняла очки. Мужчина держал её за руку, когда она села на пешеходную дорожку, спиной к зубчатым стенам.
Дик ухмыльнулся. — Послушай, хочешь, я придержу ноги?
— Нет, — сказала Вэл. — Всё в порядке.
— Да ладно тебе. Почему нет?
— Я не могу этого допустить, — вмешался мужчина. — Её должен придерживать я.
— Не понимаю, почему.
— Таковы правила, сэр.
— Чьи правила?
— Если вы хотите, чтобы леди поцеловала камень, я должен её держать. Это не обсуждается.
Дик пожал плечами. — Делайте по-своему, — сказал он.
Когда мужчина опустился на колени рядом с Вэл, Дик взглянул на терновую трость. Её узловатая рукоятка выглядела смертоносной. Хороший удар в нужный момент, и он мог бы уничтожить их обоих. К несчастью, трость была прислонена к парапету в пределах досягаемости мужчины.
— Вы готовы?
Вэл кивнула.
Мужчина схватил её за бедра. — Теперь осторожно лягте на спину. Так. Не бойтесь.
Дик наблюдал, как голова Вэл опускается в пролом. Он взглянул на терновую трость.
Что, если он не сможет застать парня врасплох? У него было мало шансов против такого сильного молодого человека.
Вэл изогнулась назад, как лук, плечи и голова полностью скрылись из виду.
Сейчас или никогда!
«Никогда», — решил Дик. Не здесь, наверху. С этим парнем тут не справиться. Надо подождать более удобного случая. Может, на темной лестнице по пути вниз. Или на пешеходном мостике.
— Вы поцеловали Камень Херлихи? — крикнул мужчина вниз. — Да, — донесся напряженный голос Вэл.
Он резко перевернул её, поднял ноги вверх и отпустил. Дик с изумлением наблюдал, как ноги Вэл исчезли в проломе.
Она долго кричала.
Мужчина взял терновую трость и встал.
Дик попятился. — Что вы делаете? — требовательно спросил он. — Вы её нарочно уронили!
— Безусловно, и этого нельзя отрицать. Теперь ваша очередь, сэр, поцеловать Камень. Он поднял трость и шагнул к Дику.
— Нет! Не подходите!
Трость рассекла воздух и ударила Дика по плечу. Его рука онемела. Следующий удар попал в голову. Ошеломленный, он упал на колени.
— Вам вниз, — сказал мужчина, таща его к пролому. Спина болезненно согнулась, когда его опустили вниз головой. Он увидел гладкий мрамор в нескольких дюймах от своего лица.
— Вы уже поцеловали его?
— Нет!
— На самом деле это не имеет значения.
— Поднимите меня!
— Не могу. Это моя работа. Это, так сказать, родовая обязанность — наделять даром Камня Херлихи. Отпуская ноги Дика, он крикнул: «Теперь ты не состаришься, мой друг, никогда!»
Селена проснулась, смутно гадая, что потревожило её сон. Она посмотрела на подсвеченный циферблат будильника. Почти три часа ночи.
Если бы только Алекс был здесь. Как он мог оставить её одну в такую особенную ночь — на Хэллоуин! Он прекрасно знал, как она переживала… Что ж, утром он будет дома. Всего через несколько часов.
Сделав глубокий вдох, который, казалось, наполнил всё её тело умиротворяющей усталостью, Селена свернулась калачиком на боку и уткнулась лицом в подушку.
Затем она услышала, как кто-то глубоко вздохнул.
Кто-то под кроватью!
Она напряглась.
«Этого не может быть», — сказала она себе.
Она почувствовала дурноту и обнаружила себя затаившей дыхание. Открыв рот, Селена бесшумно наполнила лёгкие воздухом. Но не сильно. Переборщи она немного, и грудная клетка может расшириться настолько, что скрипнут пружины кровати. Если пружины заскрипят…
«Ты ведешь себя как дура, — подумала она. — Под кроватью никого нет. И быть не может».
Капля пота ужалила глаз. Селена хотела вытереть её, но для этого пришлось бы пошевелить рукой. Она не осмелилась.
Там, внизу, никого нет. Недостаточно места. Впрочем, для чемоданов места хватало. Только вчера она вытащила один из них для Алекса. Мужчина не намного толще чемодана.
Селена представила мужчину, лежащего на спине прямо под ней, уставившегося вверх осоловелыми глазами.
Брось это. Засыпай. Селена закрыла глаза и перевернулась на спину. Из-под кровати донесся сдавленный кашель.
Она отбросила простыню в сторону, перевернулась и встала на четвереньки в центре двуспальной кровати. Её ночная рубашка прилипла к спине от пота. — Кто здесь? — её голос оказался сухим и хриплым. Она прочистила горло и с твердостью произнесла: «Я знаю, что вы там, внизу. Кто вы такой?»
Лишь тягостное безмолвие было ответом на её вопрос.
— Кто вы?
Легкий ветерок колыхнул занавеску над ней. Он охлаждал её мокрое лицо. Селена услышала шуршание удаляющейся машины.
— Пожалуйста ответьте! Кто там внизу?
Из-под кровати донесся одиночный смешок. По спине пробежали мурашки, словно шустрые мохнатые пауки.
— Ведь, это же не ты, правда, Алекс?
Что, черт возьми, заставило её подумать, что это мог быть Алекс? Потому что он так странно вел себя перед поездкой? Потому что в одну минуту он глазел в пространство, а в следующую одаривал её вниманием и любовью больше, чем когда-либо за последние годы? Говорят, это верный признак того, что у мужа роман.
Нелепо.
— Это не ты, правда? — спросила она.
Тишина.
— Алекс?
Она начала подползать к краю матраса в попытке заглянуть за него. В своем воображении Селена увидела руку, взметнувшуюся, чтобы схватить её, и попятилась к середине кровати.
Затем раздался стон.
Алекс никогда так не стонал. Никто никогда так не стонал. Никто, кроме тех чокнутых, призрачных немых, которые иногда неуклюже шныряли среди закоулков её кошмаров.
Может быть, это ночной кошмар.
Даже не мечтай.
Низкий голос, шепотом произнес: «Се-леееена».
Она услышала собственный всхлип.
Её глаза блуждали по краям матраса. За исключением спинки кровати примыкающей к стене, вокруг простиралось море тьмы. Дверь спальни была распахнута, но находилась слишком далеко!
Если бы она смогла добраться до двери, не будучи настигнутой, то за ней последует длинный коридор. Далее лестничный пролет. И, наконец, входная дверь, запертая на цепочку от взломщиков. Но, может быть, если повезет…
Она медленно встала, матрас прогнулся у нее под ногами.
— СЕЛЕНА!
Задыхаясь от ужаса, она потеряла равновесие и упала навзничь. её плечи ударились о спинку кровати. Голова стукнулась о подоконник, занавеска затрепетала, коснувшись щек и век.
Окно!
Выход! Она могла бы прыгнуть в безопасность, избегая ужасной темноты, где её поджидали руки, чтобы схватить за лодыжки…
Но это сулило падение на землю с большой высоты.
Она вспомнила недавний совет Алекса. «Если ты когда-нибудь окажешься здесь в ловушке из-за пожара или чего-то еще, когда меня не будет — прыгай. Ты можешь сломать ногу, но это гораздо лучше альтернативы. Кроме того, саженцы смягчат твое падение».
Повернувшись, она сорвала занавеску с окна и кулаками выбила москитную сетку. Та с легкостью вывалилась наружу.
Селена протиснулась в окно головой вперед. Деревянный каркас оставался крепким и полным острых краев. Один из них ободрал ей руку.
— Я РАЗОРВУ ТЕБЯ НА КУСОЧКИ! — взвизгнул голос.
Она наполовину выбралась наружу, со страхом глядя на ряды сосновых саженцев далеко внизу, когда её ночная рубашка зацепилась за подоконник. Селена потянула за нее, но не смогла высвободить. Извиваясь и корчась, она скулила и брыкалась, ожидая, что грубые руки в любой момент схватят её за лодыжки.
— Нет! — воскликнула она. — О Боже, НЕТ!
Вскоре после рассвета в спальню вошел Алекс. Он заметил, что на открытом окне отсутствует москитная сетка, увидел занавески, сваленные в кучу на кровати. И улыбнулся.
Но улыбка покинула лицо, когда на матрасе он увидел чемодан.
Алекс бросился к окну. Ряды молодых деревьев внизу были призваны послужить защитой от ветра, и поддерживались высокими железными кольями, которые он вбил в землю на прошлой неделе, пока Селена была в салоне красоты. Колья были зелеными и едва различимыми на фоне саженцев.
Селена не была насажена ни на один из них.
— Проклятье, — пробормотал он.
Что-то пошло не так.
Он открыл лежащий на кровати чемодан. Там был таймер, и диктофон. Алекс щелкнул клавишей.
— Я РАЗОРВУ ТЕБЯ НА КУСОЧКИ!
Он ошеломленно уставился на диктофон. Его слова. Да, те самые, которые он выкрикивал в микрофон всего несколько дней назад. Но голос был не его, а принадлежал Селене.
Дрожащими руками Алекс выключил диктофон.
Кто-то ухватил его за правую лодыжку и с силой впечатал в металлический каркас кровати. Ногу пронзил приступ боли.
Алекс повалился на пол.
А из-под кровати с ножом для разделки мяса зажатым в зубах и с безумными глазами выскочила Селена.
Кларк Эддисон — мой бывший сосед по комнате со времен колледжа — заехал в город на заходе солнца за рулем пикапа. На голове его красовался новенький «Стетсон»[18] — верный признак тяжелейшей ковбойской лихорадки.
— Ну и как развлекаются жители этого захолустного городишки по ночам? — осведомился он, подкрепившись гамбургером у меня дома.
— Ну, судя по твоему прикиду, тебе больше не по душе такие места как «Стеклянный дворец».
— Время Диско ушло, приятель. Ты что, проспал всё это время?
Запрыгнув в его пикап, мы пустились на поиски подходящего салуна. Но, даже после того как мы исколесили целых четыре квартала центральной части Барнсдейла, ни одного бара с кантри-музыкой и механическим быком нам так и не попалось.
— Видать, не судьба, — заметил я, постаравшись изобразить разочарование.
— Не спеши отчаиваться, — отозвался Кларк.
И, как только мы переехали железнодорожные пути, указательный палец Кларка уперся в ветровое стекло.
Прямо перед нами, рядом с башней зернового элеватора, стояла маленькая обшарпанная лачуга с неоновой вывеской синего цвета: «ТОТ САМЫЙ САЛУН»[19].
Если не считать механического быка, в «ТОМ САМОМ» имелось всё, чего только могло пожелать горячее ковбойское сердце: опилки на полу, Мерл Хаггард[20] в музыкальном автомате, «курз» на розлив и обтягивающие джинсы на ногах всех девиц. Ленивой походкой мы демонстративно небрежно прошествовали к стойке.
— Два «курза», — распорядился Кларк.
Бармен в приветствии приподнял шляпу и отвернулся. Наполнив кружки пивом, он подтолкнул их к нам.
— С вас доллар восемьдесят.
— Выпивка за мой счет, — сказал Кларк. Он достал бумажник и облокотился о барную стойку. — Что тут у вас есть из развлечений? — поинтересовался он.
— Здесь всегда можно выпить, потанцевать и по-настоящему оторваться. И у нас есть Хват.
— Хват? — переспросил Кларк. — Это что еще такое?
Бармен пригладил свои длинные, закрученные кверху усы, как будто тщательно размышляя над заданным вопросом. Затем указал в другой конец зала на прямоугольный металлический ящик, на боку которого желтые кривые буквы складывались в надпись:
«Проверь свою удачу».
— И что с этой штукой нужно делать? — не терпелось знать Кларку.
— Надо немного обождать, — посоветовал нам бармен и с этим напутствием снова отвернулся, занявшись своими делами.
Мы с Кларком вразвалочку направились к металлическому ящику — коробке высотой более двух футов и шириной сторон вполовину меньше. На лицевой стороне красовалось слово «ХВАТ», написанное жирными красными буквами с потеками краски — без сомнений, призванными изображать стекающую кровь. На противоположной стороне надпись зеленым печатным шрифтом заманчиво предлагала: «ЗАПЛАТИ 10$ И ВЫИГРАЙ».
— Любопытно, что за выигрыш, — хмыкнул Кларк.
Пожав плечами, я перегнулся через стойку, чтобы взглянуть на заднюю стенку загадочной коробки. Там оказалась целая куча каких-то непонятных приспособлений. К столешнице ящик был прикреплен массивным навесным замком.
Пока я проверял на прочность замок, Кларк возбужденно подпрыгивал, в своем усердии проливая пиво.
— Сверху отверстия нет, — наконец пришел он к выводу.
— Значит, единственный способ проникнуть внутрь — только снизу, — ответил я.
— Кажись, так! — на мгновение он даже бросил корчить из себя ковбоя. Однако тут же опомнился: — А давай-ка уведем пару «кобылок» из этого стойла и устроим знатное «родео».
Мы направились к двум девицам, которые, судя по всему, были без компании, но музыкальный автомат вдруг умолк. По залу пронесся приглушенный ропот голосов, и все повернули головы в сторону бармена.
— Ооо, да! — воскликнул он, вскинув руки над головой, — Пришло время Хвата! Подходите поближе. Но предупреждаю: это зрелище для тех, у кого крепкий желудок и нервишки в порядке. Это вам не американские горки или карусель, после которых вы переведете дух, немного посмеетесь, и тут же о них позабудете. Это же истинная проверка на прочность, и все, кто к такому не готов, могут проваливать. Те же, кто остаются поглазеть или принять участие, обязуются держать рот на замке о том, что будет происходить здесь сегодня вечером. Проклятие Альфа обрушится на каждого, кто проболтается.
Я услышал тихий саркастичный смех Кларка. Стоявшая поблизости бледная девушка уставилась на него, словно на редкую диковину.
— Всем, кому не достает силы духа на такое, лучше удалиться, — посоветовал бармен.
Он опустил руки и молча ждал, пока две парочки поспешно направлялись к выходу. После того как они ушли, он снял с шеи тонкую цепочку и вытянул её на всеобщее обозрение. С нее свисало колечко с бриллиантом и маленький ключик. Сняв их с цепочки, он театральным жестом поднял кольцо.
— Это приз. Можете подарить его своей девушке или же сдать в ломбард. Требуйте не менее тысячи долларов! Но это при условии, что у вас хватит мужества принять вызов. Розыгрыш проходит уже три недели, и ни у единой души не хватило отваги выиграть кольцо. Симпатичная вещица, разве нет? Итак, идите все сюда. Тащите сюда свои задницы и доставайте банкноты, ребятишки. Десять баксов — ну разве это цена?
Мы подошли к металлическому ящику в конце бара, замечая по пути, как несколько мужчин потянулись к своим бумажникам. Я заметил, что и Кларк присоединился к ним.
— Ты хочешь в этом поучаствовать? — шепотом поинтересовался я.
— Конечно.
— Ты ведь даже понятия не имеешь, что это такое.
— Ну вряд ли это что-то такое уж ужасное. Смотри — все хотят попробовать.
Поглядев на остальных участников, сжимающих банкноты, я заметил несколько очень возбужденных лиц — кого-то с дикими ухмылками, но в основном побледневших и встревоженных.
Бармен отпер ключом навесной замок на задней стенке металлического ящика. Когда он его поднял, тишину нарушил чей-то стон.
— Дал, — прошептала женщина, стоявшая слева от меня. Она требовательно дергала за локоть своего бородатого спутника. Отдернув руку, парень снисходительно ухмыльнулся.
— Ну и ступай, дубина, — бросила она и рванулась прочь. Тишину комнаты нарушал только глухой стук её ковбойских сапог. Возле самой двери она поскользнулась на опилках и крепко приложилась копчиком. Несколько посетителей захохотали.
— Извращенцы! — заорала девушка, кое-как поднявшись на ноги. Она рывком распахнула дверь и с силой её за собой захлопнула.
— Желудок у нее, не крепкий, — пояснил Дал, с ухмылкой обращенной к толпе присутствующих.
— Начинай, Джерри! — обернувшись, кивнул он бармену.
Джерри отложил навесной замок в сторону, взобрался на барную стойку и, широко расставив ноги, выпрямился над металлическим ящиком. Затем он потянул короб. Крышка медленно поползла вверх, открывая стеклянный резервуар, по форме напоминающий высокий узкий аквариум. Послышались сдавленные вскрики и стоны, когда присутствующие разглядели то, что находилось в емкости с мутной сероватой жидкостью, несмотря на то, что разглядеть это было непросто. Вонь формальдегида шибанула мне в нос, и меня едва не вывернуло.
На дне аквариума мордой кверху покоилась отрезанная голова. Черные волосы и усы плавно колыхались взад-вперед, словно от дуновения легкого ветерка. Пожелтевшая кожа выглядела сморщенной, глаза широко распахнуты, рот растянут, будто в крике, а обрубок шеи лохматился клочьями рваной плоти.
— Ну ни хрена себе, — пробормотал Кларк.
Джерри опустился на колени возле стеклянного контейнера и взял металлическую вешалку для одежды, загнутую на одном конце крючком. Он натянул на крюк кольцо с бриллиантом, выпрямился и позволил проволоке опуститься в небольшой резервуар. Колечко медленно погружалось всё глубже, бриллиант тускло поблескивал в мутной жидкости, пока не исчез в разинутом рту. Джерри несколько раз энергично подергал вешалку взад-вперед, а затем вытащил её. Кольца на крюке больше не было.
Я с шумом выдохнул всё это время сдерживаемый воздух и посмотрел на Кларка. Тот ухмылялся с лихорадочным блеском в глазах.
— Всё, что нужно будет сделать, чтобы получить это милое бриллиантовое колечко, — это опустить руку вниз и вытащить его изо рта нашего приятеля. С кого начнем?
— С меня! — воскликнул Дал, бородач, чья спутница так поспешно и эффектно покинула бар. Протянув Джерри мятую десятидолларовую купюру, он вскочил на стойку. Расположившись над стеклянным ящиком, здоровяк расстегнул свою клетчатую рубашку.
— И еще одно очень важное уточнение, — продолжил Джерри. — В салуне «ТОТ САМОМ САЛУНЕ» проигравших не бывает… Любой, у кого хватит смелости потягаться с Хватом, в качестве небольшого поощрения, получит после этого за счет заведения бесплатное пиво!
Отшвырнув рубашку на пол, Дал опустился на колени рядом со стеклянной емкостью. Джерри завязал ему глаза плотной черной повязкой.
— Готов?
Дал кивнул. Склонив голову, он сделал несколько глубоких вдохов, точно баскетболист на штрафной линии. Никто не кричал и не подбадривал его. Царила гробовая тишина. Набрав полную грудь воздуха, он задержал дыхание и погрузил правую руку в мутный раствор. Она погружалась всё глубже и глубже. В нескольких дюймах над головой она перестала опускаться. Толстые пальцы неуверенно пошевелились, но ничего не коснулись. Рука потянулась еще глубже, пока кончик среднего пальца не уперся в нос мертвеца.
Со сдавленным воплем Дал выдернул руку из воды так резко, что обдал потоком смердящей жидкости тех, кто стоял рядом. Сморщившись, он фыркнул и тряхнул головой, будто испытывая отвращение к самому себе.
— Неплохая попытка, очень неплохая! — крикнул Джерри, стягивая повязку с глаз Дала. — Поаплодируем отважному храбрецу!
Послышалось несколько сдержанных хлопков. Однако большинство лишь наблюдали, засунув руки в карманы, как Джерри наполнял кружку пивом и вручал её Далу.
— Попробуй чуть позже, приятель. Каждый может пробовать столько раз, сколько захочет. Цена вопроса — десять долларов. Десять несчастных долларов за возможность получить кольцо стоимостью в тысячу баксов. Итак, кто следующий?
— Я! — подала голос бледная девушка стоявшая недалеко от Кларка.
— Народ, у нас тут девочка-претендент впервые! И как же вас зовут, юная леди?
— Бифф, — откликнулась та.
— Бифф будет первой женщиной, которая попытает счастья против Хвата.
— Не надо, — прошептала пухленькая девушка возле нее. — Прошу тебя, не надо.
— Отстань, а?
— Оно того не стоит.
— А для меня стоит, — буркнула в ответ девушка и извлекла из сумочки десятидолларовую купюру. Сумочку она довольно грубо сунула в руки другой девушки и направилась к барной стойке.
— Спасибо, Бифф, — поблагодарил её Джерри, принимая ставку.
Она сняла шляпу и бросила на стойку. На ней была футболка. Снимать её она не стала. Наклонившись вперед, она уставилась в резервуар. По её лицу можно было предположить, что ей стало нехорошо.
Джерри надел на глаза Бифф повязку.
— Готова? — спросил он.
Она кивнула. Её раскрытая подрагивающая ладонь зависла над поверхностью жидкости, потом решительно погрузилась и сразу стала казаться очень крохотной и бледной в мутном растворе. Постепенно рука опускалась всё ниже и ниже к самому лицу и остановилась лишь тогда, когда кончики пальцев коснулись лба. Там они и задержались, совершенно неподвижные. Я поднял глаза. Бифф выглядела напряженной, и вся дрожала, словно стояла обнаженной на пронизывающем холодном ветру.
Её пальцы двинулись вниз по лицу. Один из них коснулся открытого глаза. Рука отдернулась и сжалась в кулак.
Дрожащие пальцы медленно, будто сопротивляясь неведомой, сжимавшей их силе, снова разжались. Нервными, мимолетными касаниями они проследовали вдоль носа, пока не притронулись к усам. Пару секунд ничего не происходило. Верхней губы головы совсем не было видно, словно она съежилась под усами.
Большой палец Бифф скользнул по краю верхних зубов. Кончики её пальцев переместились, оторвавшись от усов, чтобы прижаться к нижнему ряду зубов.
Девушка издала протяжный мучительный стон.
Её трясущиеся пальцы оторвались от зубов, сжались щепотью над разинутым ртом и начали погружаться в него.
В ту же секунду с диким визгом Бифф выдернула руку из резервуара и сорвала повязку с глаз. Её лицо было искажено ужасом. Она тряхнула ладонью и с недоверием на нее посмотрела. Затем с отвращением вытерла пальцы о футболку, и, хватая ртом воздух, снова уставилась на мелко дрожащие пальцы.
— Это было здорово! Хорошая попытка! — похвалил Джерри. — Юная леди вела себя очень смело, правда, мужики?
Несколько собравшихся зааплодировали. Бифф затравленно глянула на нас, моргнула и сокрушенно покачала головой. Затем взяла свою шляпу, приняла бесплатное пиво и слезла с барной стойки.
Кларк поощрительно похлопал её по плечу:
— Ты молодец.
— Не такая уж и молодец, — пробурчала она, надувшись. — Я здорово шуганулась.
— Кто хочет попробовать следующим? — кинул клич Джерри.
— В вашем полном распоряжении, — отреагировал Кларк, отсалютовав в воздухе парой пятерок. Подмигнув мне, он заявил: — Легкие деньги, — и вскочил на барную стойку. Ухмыляясь, он голливудским жестом приподнял шляпу перед немногочисленной аудиторией.
— У меня для вас небольшой нежданчик, — возвестил он растягивая слова и проглатывая окончания в попытке изобразить натуральный ковбойский акцент. — Дело вот в чем, народ… — он выдержал паузу и просиял, — даже мой лучший друг Стив не в курсе того, что я на полную ставку работаю помощником гробовщика.
Из толпы, включавшей и меня, послышался возмущенный и удивленный ропот.
— Ребята, по правде сказать, в моих руках побывало больше мертвого мяса, чем у здешнего заправского мясника. Для меня это будет проще простого.
С этими словами он снял рубашку и встал на колени за аквариумом. Джерри не смотря на всё услышанное, казалось, с трудом сдерживал лукавую усмешку.
— Готов? — спросил бармен, затягивая повязку Кларку на глазах.
— А ты готов лишиться своего бриллиантового колечка?
— Ну давай, попытайся.
Кларк колебаться не стал. Его раскрытая ладонь бесшумно погрузилась в жидкость и устремилась вниз. Нащупав волосы мертвеца, он потрепал их, не особо церемонясь:
— Здорово, приятель.
Тут же его пальцы скользнули по жуткому перекошенному лицу, шлепнули по носу, дернули за усы.
— Скажи-ка «А-а-а!»
Кларк просунул указательный палец между разведенными зубами, и тишину пронзил его истошный вопль, поскольку челюсти схлопнулись, как капкан. Рука моего приятеля взметнулась вверх, оставив за собой красный шлейф, а затем вырвалась на поверхность, обрызгав нас формальдегидом и свежей кровью.
Кларк сдернул повязку с глаз и недоуменно уставился на свою изуродованную ладонь. Вместо указательного пальца теперь был кровавый обрубок.
— Моего пальца нет! — завопил он. — Боже правый, мой гребаный палец! Он же… он же его откусил просто…
Его крики были перекрыты аплодисментами и радостными возгласами, но предназначались они вовсе не Кларку.
— Видели, как он его тяпнул! — крикнул Дал, тыча пальцем в голову.
— Да, наш Альф, так держать! Хват что надо! — крикнул другой.
— Альф? — спросил я у Бифф.
— Альф Пакер, — ответила она, не отрывая взгляд от головы, — знаменитый каннибал со Скалистых гор.
Голова, похоже, ухмылялась, с аппетитом пережевывая добытое лакомство.
Я не оставлял Бифф в покое:
— Ты что, была в курсе?
— Ну естественно. Любой простофиля готов пойти на риск, если не догадывается, в чем дело. Но тем, кто знает, необходимо наличие яиц в штанах.
— Кто следующий? — спросил Джерри.
— Вот, у меня есть доброволец, — крикнула Бифф, схватив меня за руку. Я вырвался, но был удержан полудюжиной искалеченных рук. — А вдруг тебе удача улыбнется, — заметила она. — Ведь Альф гораздо сдержаннее, после того, как наестся.
Я уже бывалый детектив, так что сходу определил, что дамочка, которая вошла в мой офис — не из простых. Как узнал? Волосы у нее были крашены в лазурный цвет, а под мышкой был зажат пудель. Я убрал со стола ноги.
— Мое имя Мейбл Уингейт, — представилась она.
— Мне, нужно встать и зааплодировать? — с набитым ртом осведомился я, продолжив уплетать свой сэндвич.
Она хихикнула.
— Ну, разве он не прелесть? — Вопрос был адресован барбосу, которого она пощекотала сухоньким пальчиком под подбородком. — Как думаешь, поделится ли он своим сэндвичем?
Это был сэндвич с салями и швейцарским сыром на луковом рулете, с салатом, зелёным луком и приличным количеством майонеза. Я только что купил его в «Деликатесах Лу» у нас на районе. И успел откусить лишь один кусочек. Мне не хотелось с ним расставаться.
— Вообще-то это мой ланч, дамочка, — отреагировал я.
— Но вы ведь окажете любезность, правда? — спросила она.
— Вы меня нанять планируете?
— Да вот думаю еще.
Я не законченный кретин. Если бы я не уступил Пушистику, Бобику, или как его там кусочек своего сэндвича, старушка нашла бы себе другого соглядатая. (Я нуждался в работе. Очень. Дела в последнее время обстояли не лучшим образом, с тех пор как по телеку сообщили, что кое-кто из моих клиентов окочурился по моей вине. Ну, что тут скажешь? Кто в калошу не садился?).
— Вы ведь не часто смотрите телевизор, правда же? — поинтересовался я.
— Пожалуйста, — не отступала она. — Сэндвич.
— Ну конечно. — Я положил бутерброд на стол. И она за ним потянулась. — Э-э-э, — погрозил я. — Не весь!
— Нет, разумеется, нет. Извините.
Она выжидающе замерла перед моим рабочим столом, следя за тем, как я вальяжно откидываюсь в кресле, подтягиваю штанину и достаю из ботинка выкидуху. Мой палец нажал на кнопку. Лезвие выскочило и зафиксировалось в нужном положении.
— Вот так дела, — охнула Мэйбл.
Она выглядела впечатленной. Её губы приняли форму пончика.
— Моя кухонная утварь, — поведал я.
— Искренне надеюсь, что вы её содержите в чистоте.
Мне известно, как питаются собаки. Чистая она или нет, Тузику по барабану. Я прижал сэндвич к столешнице, стараясь его разрезать так, чтоб начинка не развалилась по всему столу. Несмотря на это я всё же насвинячил.
— Вот, держите, — сказал я.
Мейбл схватила ту половину, что не была надкусана.
— Вы просто прелесть, — жеманно поблагодарила она меня. Затем улыбнулась пёсику. — Правда же, он прелесть, Пирожок?
Пирожок облизнул пасть.
Но сэндвич всё-же съела Мейбл.
Буквально проглотив его, она стала нехорошо коситься на мою часть. Я поспешил запихнуть оставшуюся половинку в рот, прежде чем дамочка успеет наложить на нее руки.
— Было очень вкусно, — сказала она, — сто лет так не ела.
Я уже успел обратить внимание на её худенькое телосложение, но не придал этому особого значения. В конце концов, выглядеть как обтянутый кожей скелет нынче в тренде.
— Присаживайтесь, — предложил я.
Дама уселась. Пирожок слизнул с её подбородка остатки майонеза.
— В общем, кое-кто, — произнесла она, — хочет меня отравить.
— Вот как.
— Это просто ужасно. Я не смею съесть ни кусочка еды. От меня уже кожа да кости. Мне нужны ваши услуги.
— За три сотни баксов в день я готов, — сказал я.
— Триста чего?
— Долларов.
Это было вдвое больше моего обычного гонорара, но я был уверен, что она может себе это позволить. У нее были бриллиантовые серьги, жемчужное ожерелье и аж восемь колец. Я знал, что украшения подлинные — потому что у нее были голубые волосы и пудель…
— Звучит дороговато, — заявила она.
— Но оно того стоит, — сказал я. — Я самый лучший.
Она закатила глаза к потолку, как бы выражая сомнение в моих словах.
— Вы ведь не будете размениваться на какие-то копейки, пока на кону стоит ваша жизнь.
— Наверное, вы правы.
— Ну, конечно-же, я прав.
Она опустила Пирожка на пол. Тот забрался под стол и принялся грызть мой ботинок. При помощи другого ботинка я сдерживал его натиск, пока Мейбл извлекала из сумочки чековую книжку. Как правило, я предпочитаю оплату наличными. Многие мои клиенты (когда у меня всё еще были клиенты) не всегда проявляли ответственность в вопросах оплаты. Но я решил, что могу довериться Мейбл.
Она выписала чек на имя частного детектива Дюка Скэнлона. Следом вписала сумму. Я облизнул губы и перестал лягать Пирожка. Она поставила свою подпись на чеке и подтолкнула его ко мне через стол. К нему успели прилипнуть капельки майонеза.
— Этого достаточно, — поинтересовалась она, — чтобы воспользоваться вашими услугами сроком на неделю?
— Считайте, что я нанят. Прежде всего, почему вы думаете, что кто-то намерен вас отравить?
— Я не думаю, что кто-то пытается меня отравить, а точно уверена в этом.
— На вашу жизнь было совершено покушение? — уточнил я.
Она снова закатила глаза. У нее это неплохо получалось.
— Славный молодой человек, разрешите называть вас Дюком?
— Зовите меня Дюком, Мейбл.
— Теперь слушайте, Дюк, если бы меня уже пробовали отравить, вряд ли бы мне понадобились ваши услуги. Сейчас бы надо мной вовсю маргаритки распускались, как в случае с моим дражайшим благоверным, моим Оскаром.
— А что произошло с вашим Оскаром? — спросил я.
— Ну, он отдал концы, естественно. Так бывает, когда отравляют твою еду.
— Ясное дело, — согласился я.
— Именно что «ясное». И было это отвратительно. Он едва проглотить успел, и в тот же миг стал жаловаться, что голландский соус протух, а в следующее мгновение лежал лицом в том самом соусе.
— Яйца Бенедикт[21]? — спросил я.
— Именно.
— Так, когда это произошло?
— Пятнадцатого апреля. Больше месяца назад, и с тех пор я ни разу нормально не поела. Тот, кто расправился с Оскаром, намерен поступить так же и со мной.
Пирожок попытался оседлать мою ногу. Я улыбнулся Мейбл, которая не видела, что я делаю, наклонился погладить кроху-зверька по головушке, и выкрутил ему ухо. Мелкий засранец куснул меня за запястье, поспешно ретировался и вскочил Мейбл на колени, очень при этом довольный собой.
— Полиция что-нибудь выяснила? — спросил я.
— Полиция? Ха! Я талдычила им снова и снова, вдалбливала им, что Оскар был отравлен, но разве ж они послушают? Неа. По их мнению, Оскар двинул кони, лишь потому, что у него отказало сердце.
— У Оскара остановилось сердце?
— Определенно, к тому времени, когда они до него добрались, уже остановилось.
— Вскрытие делали?
— Естественно.
— Остатков яда обнаружено не было?
— Нет. Но я обсуждала этот вопрос со своим лечащим врачом, и он заверил меня, что существует немало различных ядов, которые не так-то просто выявить.
— Тут он прав, — сказал я ей.
— Ну, конечно же, прав. Доктор, как-никак.
— Вы, может быть, догадываетесь или предполагаете, кто…
— У вас случайно не найдется еще одного такого замечательного сэндвича? — перебила она меня.
— Здесь не держу, — сказал я.
— В таком случае нам следует обсудить, как быть дальше, за ужином. Умираю с голоду.
Мне её идея пришлась по нраву. Не столько потому, что сам был голоден, сколько потому, что было что отпраздновать. Я стал на $2100 богаче, чем десятью минутами ранее, и это дело казалось проще простого. Всё, чем мне предстояло заниматься, — лишь изображать кипучую деятельность ради проформы.
Реальной перспективы отравления Мейбл Уингейт не просматривалось. Свое дело сделало больное сердце её усопшего супруга Оскара, а вовсе никакие не «Яйца Бенедикт». Ранее эта версия устроила копов — теперь вполне устраивала и меня.
У мозгоправа наверняка нашлось бы определение для состояния Мэйбл — того, как её разум переосмысливает происходящее, чтобы справиться с внезапным шоком от досрочной кончины Оскара. У меня тоже есть для этого название — «чокнутая».
Мэйбл была чокнутой — но при этом обеспеченной.
Я имел все шансы озолотиться.
— С шофером об этом ни словом, — предупредила она меня, когда мы покидали здание.
— В «Ямамото», — распорядилась она, и тот тронулся.
— Мне не очень нравится японская кухня, — пробурчал я.
— А я уважаю.
Ну, «Ямамото», так «Ямомото». Мэйбл оставила Пирожка с Гербертом, водителем лимузина, а мы пошли внутрь.
— Обожаю суши, — заявила она, когда мы устроились за столиком в углу.
— Суши? Это что, официантку так звать что ли?
— Вам еще многое предстоит познать, Дюк.
Она заказала одинаковые блюда для нас обоих. Когда официантка удалилась — тут же приступила к сути дела.
— Однозначно, виновником является кто-то из моих родственников. Понимаете, после ухода Оскара всё семейное состояние перешло ко мне. И как только я отойду в мир иной, они унаследуют кучу деньжищ.
— Кто именно унаследует эту кучу деньжищ? — уточнил я.
— Согласно завещанию, состояние будет поделено поровну между тремя нашими детишками. Помимо этого, мы предусмотрели солидные суммы и в пользу каждого из слуг.
— То есть полагаете кто-то из ваших детей подмешал Оскару яд?
— Или один из их суженых. Или кто-то из слуг. Или же все разом.
— Другими словами, вы подозреваете их всех.
Она утвердительно кивнула.
— Получается, мотив есть у каждого. Но у кого была такая возможность? Кто из них был рядом в момент кончины Оскара?
— Все они присутствовали. Уингейт-Мэнор — довольно обширное поместье. Все наши дети проживают там со своими супругами. В то утро все слуги были на месте: водитель Герберт, дворецкий Джордж, горничная Ванда, конюх Кирк и, конечно же, кухарка Элси.
Я пересчитал их по пальцам.
— Итого одиннадцать подозреваемых. А внуки есть?
— Ни единого.
— Что ж, и без этого немало народу. Возможно, нам удастся еще сузить круг подозреваемых.
Не успели мы начать с этим разбираться, как подали заказанное кушанье. Я уставился на блюдо. Мне сразу же захотелось вернуться в «Деликатесы Лу».
— Что это за штуковина? — спросил я.
— Это суши, дорогой.
— Выглядит как дохлая рыба.
Мэйбл хихикнула.
Я склонил к тарелке нос и принюхался. В последний раз я чувствовал подобный запах, когда ребенком сидел в лодке и пытался выловить из ведра с наживкой мелкую рыбешку. День был жарким, и большинство гальянов плавали вверх брюхом.
— Я не хочу это есть, — заявил я.
— Однако, вам придется. Пока вы не разоблачите убийцу, вам придется выступать в качестве моего дегустатора.
— Как это понимать? — спросил я.
— А, вы просто ешьте и всё, — сказала Мэйбл.
За триста баксов в день я съем всё, что пожелаете. Поэтому я наколол одну из этих штуковин, затаил дыхание, чтоб не ощутить её запаха, и сунул в рот. На вкус она оказалась именно такой, как я и опасался.
Мейбл смотрела, как я пережевываю. К своей еде она пока даже не притрагивалась. Я проглотил и попытался смыть вкус ополоснув ротовую полость водой.
Мейбл всё еще выжидающе смотрела на меня.
Всё, дошло. Она хотела узнать, не отброшу ли я копыта.
— Оскар ведь не в ресторане помер, — заметил я.
— Не в ресторане. Но нельзя быть слишком осторожным.
— Никто не проберется на кухню ресторана, чтобы подсыпать вам отравы, — сказал я.
— Как знать.
Она указала вилкой на что-то в моей тарелке, похожее на щупальце осьминога.
Я проглотил несимпатичный кусочек, и меня передернуло.
— А теперь вот это.
Это выглядело безобидно. На вид оно было похоже на пирог из печеного риса — или что-то в этом роде. Но на вкус это было похоже на нечто, вымоченное за ночь в затхлой воде из аквариума с золотыми рыбками.
Мейбл пристально за мной наблюдала. Я не сдавался, хоть и хотел бы.
— Замечательно, — сказала она, — а теперь махнемся тарелками.
Мы поменялись, и она устроила в своей настоящий хаос. Меня тошнило от одного взгляда на то, как она запихивает всё это себе в рот. Я подозвал официантку и заказал двойную порцию скотча со льдом.
Выпивка пошла на пользу. Я потягивал напиток, стараясь не смотреть на Мейбл.
«Всё-таки, — решил я, — эта работенка оказалась не таким уж и легким занятием».
* * *
Вот так всё и началось.
Покинув этот магазин рыболовных наживок, известный также под названием суши-бар «Ямамото», мы поехали на лимузине в поместье Уингейт. Местечко, признаться, роскошное.
Мейбл везде представляла меня как сына старого университетского приятеля, которому не слишком повезло, который будет жить в этом доме в течение следующей недельки. То, что я буду там жить, также явилось неожиданностью и для меня, но я не жаловался. В конце концов, дом напоминал роскошный отель с бассейном, сауной, теннисным кортом, конюшней и телевизором в каждой спальне. Немудрено, что обе дочери, сын и все прилагающиеся супруги не предпринимали никаких мер по переезду.
Никто из них не производил на меня впечатления убийцы. Меня это совершенно не удивило, поскольку я давно уже решил, что в башке Мейбл не хватает пары винтиков.
Во время фуршета мы расположились у бассейна. Джордж — дворецкий, разносил напитки. Я просил скотч, но мне подали водку «гимлет» с лаймом — тот же самый напиток, что пила Мейбл. Только я сделай глоток, как она тут же исхитрилась поменять наши бокалы. На самом деле она довольно ловко это делала. Не думаю, что кто-то успел заметить.
Джордж подошел к каждому, держа поднос с закусками. «Канапе», как называла это Мейбл. Она объяснила, что, поскольку я являюсь гостем, мне принадлежит честь выбирать первому. Я угостился одной штучкой — этаким мини-сэндвичем с начинкой из печени. Не фанат я печенки, но это определенно оказалось вкуснее суши. Я не свалился, пуская пену изо рта, так что Мейбл также угостилась.
Позже остальные члены семьи собрались в столовой. Я почувствовал запах жаркого. Мой живот заурчал. Едва я шагнул в столовую, как Мэйбл схватила меня за руку и потянула за собой.
— Мы с Дюком позже поедим, — объявила она остальным. — Нам необходимо кое-что обсудить.
Мэйбл завела меня в кабинет.
— Нельзя позволить им пронюхать, что я наняла дегустатора! — оправдывалась она.
— Нет, — буркнул я, — нельзя, наверное.
— Тогда они поймут, что я их подозреваю.
— Всё верно, — согласился я, обреченно кивнув головой.
Её мозг совсем размягчился, прямо бисквит какой-то.
Кстати, от бисквита я бы сейчас не отказался.
Наконец, столовая снова освободилась. Подошел наш черед. Жаркое уже подостыло но, тем не менее, оставалось очень вкусным. Мейбл напряглась в ожидании. Я плеснул соуса на отварной картофель. Зачерпнул ложкой солидную порцию. Она приподняла брови. Я запил хорошим глотком красного вина. Бросил в рот кусок этого противного брокколи.
Мы взглянули друг на друга.
— Что чувствуете? — спросила она.
— Что еще голоден.
— Вы прекрасно справляетесь.
Мы обменялись тарелками и бокалами.
* * *
Это продолжалось в течение следующих пяти дней. Завтраки, обеды, различные фуршеты, ужины, будь то дома в поместье или же в ресторане, — я дегустировал все блюда и напитки первым. Потом мы обменивались тарелками, и Мейбл наедалась до отвала. Если не брать во внимание факт, посещения «Ямамото» уже не первый раз, всё было не так уж плохо.
Я целыми днями плавал, ездил верхом или играл временами в теннис с членами семейства Уингейт. Один из зятьев по имени Аарон показал себя на теннисном корте с самой неприглядной стороны. Он всё время норовил угодить мне мячом в лицо. Когда он не околачивался в поместье, он занимался врачебной практикой. Если бы мне пришлось выбирать злодея-отравителя — он был бы моим основным подозреваемым.
Но я воздержался от поисков.
Травить Мейбл никто не собирался. Ей не нужен был ни частный детектив, ни персональный дегустатор. Ей был нужен хороший специалист в области психиатрии.
Хотя я знал об этом с первых минут.
* * *
Однажды в пятницу, после обеда, спустя четыре часа после нашего второго визита в «Ямамото», мой желудок не мог дождаться фуршета. Я тайком пробрался на кухню выбрав момент, когда там не было кухарки Элси. Закуски были уже готовы. Я достал из холодильника полный поднос канапе, поставил его на стол и выбрал один из крохотных сэндвичей. Пирожок, который за последние несколько дней, несомненно, облюбовал мои ботинки, с неистовством грыз их в районе щиколотки. Я разделил сэндвич пополам и понюхал. Фу, печенка. Канапе полетел через всю кухню, а Пирожок бросился вслед за ним.
Собачонка слопала закуску.
На том для неё всё и закончилось.
Быть может, Пирожок траванулся канапе, а может, и не траванулся. Может у него, как и у хозяина, в этот самый момент мотор климануло.
Ага, конечно.
Как я уже говорил — детектив я бывалый. И в такие совпадения не верю.
Мейбл не была чокнутой.
В какой-то мере меня это утешило. Старушка начинала мне нравиться. Было отрадно узнать, что умом она не повреждена.
Я убрал поднос с отравленными канапе обратно в холодильник. После чего припрятал бездыханную тушку Пирожка в кладовой и поднялся за Слаггером.
Слаггер — мой короткоствольный револьвер 38-го калибра. У меня нет лицензии на оружие (её аннулировали после той истории с клиентом, о событиях которой я упоминал ранее), но я не собирался противостоять убийце без шанса на самозащиту, посему засунул Слаггер себе за пояс. Сделав нижнюю часть рубашки навыпуск, чтоб его прикрыть, я вышел к бассейну.
К пяти часам весь круг подозреваемых был в сборе.
— Где Пирожок? Никто не видел Пирожка? — вопрошала Мейбл.
Пирожка, конечно, никто не видел. В том числе и я.
Появился Джордж с подносом, заставленным коктейлями. Мы разобрали бокалы. Я сделал глоток. Мейбл как обычно собиралась проделать отработанный уже трюк с заменой, но я покачал головой.
— Не нужно, — прошептал я.
Она вопросительно вскинула брови, после чего по-заговорщически улыбнулась.
Убедившись, что в пределах слышимости никого нет, Мэйбл прошептала:
— Ну как, убийцу-то вычислили?
В этот момент снова пришел Джордж, неся поднос с отравленными закусками.
— Оставьте поднос на столике, — распорядился я.
— Я намеревался раздать их гостям, сэр, — ответил мне дворецкий.
— Делай, как велит Дюк, — приказала Мейбл.
Кивнув, Джордж поставил поднос на столик у бассейна.
— Теперь иди и зови остальных слуг, — добавил я. — Всех, до единого.
Он быстро удалился.
Салли, жена доктора Аарона, заметила, как Джордж ушел, не предложив закусок.
— Что не так? — поинтересовалась она.
— В том-то и дело, — отозвался я, вытаскивая Слаггер.
Что тут началось! Все, кроме Мейбл, стали орать. Шум стоял невообразимый.
«Берегись народ!», — услышал я, и: «А ну, быстро положил эту штуку на пол!», и: «Вот черт! Да он же совсем слетел с катушек».
Одна из дочурок Мейбл зажала уши руками да как завопит:
— Ай-ай-ай! Боженьки, он же всех нас перегрохает!
— А ну, цыц! — рявкнула Мейбл. — Дюк — нанятый мною частный детектив. Он здесь для обеспечения моей личной безопасности.
Это замечание заставило их всех замолчать. Одни казались удивлёнными, другие растерянными, третьи — недовольными. Аарон явно негодовал больше остальных. Я же был рад, что под рукой у него не оказалось теннисной ракетки.
— Постройтесь в шеренгу, — приказал я.
Они выстроились в линию спинами к бассейну.
— Что всё это значит? — задала вопрос Салли.
— Сейчас всё узнаете, — отрезал я.
Когда к нам присоединились слуги, им так же пришлось присоединиться к остальным заговорщикам.
— Мейбл, — произнес я. — Поднос.
Она подошла к столу и взяла поднос в руки с закусками.
— Каждому по канапе, — сказал я ей.
Она медленно прошлась вдоль шеренги из одиннадцати подозреваемых и убедилась, чтобы каждый из них взял по одному миниатюрному сэндвичу.
— Прекрасно, — промолвил я. — Сейчас я досчитаю до трех, после чего каждый из вас съест свою закуску.
— Это же нелепо! — прошипела Салли.
— Просто небольшая проверочка, — пояснил я. Не заморачиваясь с паузами и другими театральными эффектами, быстро и четко произнес: — Один, два, три!
И все они стали есть.
Кроме Аарона. Он швырнул своё канапе в меня.
— А вот и отравитель! — крикнул я, направляя Слаггер в его искаженное злобой лицо. — Не двигаться!
Аарон повиновался.
Остальные десять — нет. Они валились наземь. Некоторые на камни, другие прямо в бассейн.
Мейбл уставилась на меня.
— Безмозглый идиот! — завопила она.
— О-оу, дерьмо, — простонал я.
В нашем бизнесе попадаются дела, которые трудно распутать. Другие ясны как день.
Иногда ты побеждаешь, иногда неизбежно терпишь поражение. И надеешься, что в конце концов всё образуется, но если же нет… Что ж, так устроен мир.
И я бы не хотел, чтоб было иначе — эти правила меня вполне устраивают. Я ведь бывалый следователь, детектив, бегущая по следу ищейка, с чутким нюхом. Я тот, к кому вы обращаетесь, когда вас к стенке приперли. Я Дюк — Скэнлон, частный детектив.
Мокрое пятно на тротуаре у ног Байрона в мертвенном свете уличного фонаря выглядело пурпурным. И похожим на каплю крови.
Присев на корточки, он присмотрелся к пятну пристальнее. После чего извлек из бокового кармана спортивной куртки фонарик и большим пальцем щелкнул кнопкой включения. В ярком желтоватом свете фонарика пятно приобрело темно-багровый окрас.
Возможно, это всё-таки краска, — предположил он.
Но скажите, какой человек будет шляться под покровом ночи оставляя следы краски?
Байрон простер руку к пятну и коснулся капли. Приблизив кончик пальца вплотную к стеклу фонарика, чтобы осмотреть красное пятно. Растер его большим пальцем. Вещество оказалось более жидким чем краска. Ему не доставало вязкости. Сильнее всего оно походило на кровь, пролитую совсем недавно…
Он принюхался.
Но ощутил только запах хот-дога с горчицей, съеденного им во время недавнего киносеанса. Запах настолько выраженный, что легко перекрывал бы едва уловимый душок крови. Однако резкий запах краски он не смог бы перекрыть.
Байрон непроизвольно вытер оба пальца о носок. По-прежнему сидя на корточках, он скользнул лучом фонарика вперед по бетонной поверхности. Отметил сплющенный кусочек жевательной резинки розового цвета, большущий сгусток слюны, раздавленный окурок и очередную каплю крови.
Эта капля была шагах в трех от него. Он подошел поближе. Как и первая, эта была размером с 5-центовик. Посветив фонариком вперед, он обнаружил третью.
«Возможно, у кого-то пошла кровь из носа», — подумал он.
А может, у кого-то нож в кишках.
Впрочем, при истинном ранении, кровь здесь была бы повсюду. Байрон живо припомнил потасовку в уборной «Эльсинора» в прошлом месяце. Во время антракта несколько подростков кинулись друг на друга с ножами. Разнимать их пришлось ему с Дигби, другим билетером. Несмотря на то, что подростки отделались сравнительно скромными травмами, облик санузла в результате напоминал не много не мало — скотобойню.
По сравнению с тем зрелищем, тут была сущая ерунда. Каких-то несколько капелек там и сям. По его мнению, даже после хлынувшей носом крови осталось бы больше следов.
Хотя конечно одежда человека или носовой платок поглотили бы значительную её часть, так что на тротуар попала бы лишь толика пролитой кровушки.
Вот как сейчас. Лишь несколько капель.
Но Байрону и того за глаза хватило, чтобы взыграло его любопытство.
Так или иначе, кровавый след пока совпадал с его маршрутом, поэтому он не стал выключать фонарик, продолжая изучать асфальт под ногами.
— Так-так. Уличных фонарей тебе значит не хватает?
Байрон обернулся.
Дигби Хаймус — девушкам, работавшим в буфете он был известен, как Тупой Зелёный Великан[22], шагал вразвалочку по тротуару. Тридцатилетний бывший боксёр снял свою зеленую форменную куртку. Рукава её были теперь завязаны у него вокруг шеи, так что казалось, будто он несёт на спине кого-то расплющенного асфальтовым катком. Внушительные мышцы на его руках были настолько объемными, что при движении он не мог прижать локти к телу.
— Не хотел говорить тебе это, Бай, но с этим фонариком ты здесь как сущий дебил смотришься.
— Наружность зачастую бывает обманчива, — ответил Байрон, — взгляни-ка лучше вот сюда.
Он указал фонариком на ближайшее пятно крови.
— Угу. Ну, и?
— Это кровь.
— Ну? И что?
— Разве тебе это не кажется подозрительным?
— Течка небось, у какой-нибудь цыпочки…
— А ты и впрямь бываешь мерзковатым.
— Уж кто бы говорил. Это ты у нас по кровище угораешь. Какие-то маньячные замашки у тебя, приятель. Или упыриные. Тебе уже говорили об этом?
— Если тебе нечего сказать по делу, то просто помалкивай.
— Пшел нах, — отреагировал тот и потопал через дорогу к месту, где была припаркована его машина.
Байрон дождался, пока автомобиль уедет, и вновь двинулся по кровавому следу. На углу Одиннадцатой улицы он остановился. До его дома было пять кварталов по прямой. А вот следы крови уходили вправо.
Остановившись на пару секунд, Байрон призадумался, что делать дальше. Было понятно, что следовало бы отправиться домой. Но поступив так, он будет бесконечно задаваться вопросами.
«Вполне может быть, что истекающий кровью незнакомец нуждается в помощи, — сказал он себе. — Пусть кровь течет медленно, но если затянуть с этим, всё может обернуться фатальным исходом. Вдруг, я — последний шанс для этого человека».
Возможно, я стану героем, а материал обо мне появится в новостях.
И тогда парни типа Дигби — ну, или девицы вроде Мэри и Агнес из закусочной — лишний раз подумают, прежде чем над ним подшучивать.
Исполненный твердой решимости, он завернул за угол и двинулся по Одиннадцатой улице в поиске кровавых следов.
Телевизор. Он уже видел себя воочию в экране телевизора. После заставки пятичасовых новостей появилась ведущая Карен Линг:
— Байрон Льюис, двадцативосьмилетний поэт, временно подрабатывающий билетером в кинотеатре «Элсинор», прошлой ночью подоспел на помощь жертве ограбления в переулке рядом с Одиннадцатой улицей. Жертва, 22-летняя модель Джессика Коннорс, подверглась нападению несколькими часами ранее возле театра, где нёс свою вахту Байрон. Истекающая кровью и дезориентированная, она прошла несколько кварталов, после чего потеряла сознание, где её и обнаружил юный поэт. Байрон совершил невероятное открытие, отправившись по следам крови Джессики. Как утверждают медики, Джессика была в нескольких минутах от неминуемой гибели, к моменту её обнаружения. То, что ей удалось выжить, обусловлено исключительно тем фактом, что Байрон сразу же принял меры по оказанию первой помощи и незамедлительно сообщил обо всем в службу спасения. В настоящее время она проходит курс реабилитации в Лос-Анджелесском Королевском Госпитале и искренне благодарна своему спасителю.
Байрон расплылся в мечтательной улыбке.
«Всего лишь фантазии, — сказал он себе. — Но что в этом плохого?»
На деле истекающий кровью незнакомец, скорее всего, окажется старым бомжом, порезавшим губу о бутылку с сивухой.
Или еще кем-то погаже.
Вот тогда ты наверняка пожалеешь, что сразу не пошел домой.
Но, на худой конец, хоть разберешься что к чему.
Он остановился на Харкер-авеню, когда обнаружил еще одну каплю крови на бордюре. Рядом не было никакого транспорта. Однако Байрон был уверен, что правила надо соблюдать всегда. Большим пальцем надавив на кнопку, чтобы загорелся сигнал «ИДИТЕ», он дождался переключения светофора, только потом перешел дорогу.
Если истекающий кровью человек успел оставить капли на проезжей части, то проезжавшие по ним машины наверняка их размазали.
Перейдя на другую сторону, Байрон обнаружил еще пятна крови.
Истекающий кровью продолжал движение на север по Одиннадцатой.
Байрон с некоторым беспокойством осознал, что пересек невидимую границу и попал в самый неблагополучный район города — Скид Роу[23].
Далеко не все уличные фонари освещали территорию, простирающуюся впереди, оставляя на тротуарах и улицах непроглядные омуты мрака. Все магазины в пределах видимости Байрона были закрыты на ночь. Витрины и двери были защищены металлическими решетками. Он заглянул сквозь решётку в магазин одежды и, узрев в окне чьё-то лицо, с трудом подавил испуганный возглас.
«Обычный манекен», — успокоил себя Байрон и поспешил дальше.
Он дал себе обещание не смотреть больше в окна.
«Уж лучше я буду просто смотреть под ноги, — решил он, — чтобы не упустить кровавый след».
Когда он в следующий раз поднял глаза, то увидел пару ног, торчащих из углубления арки жилого дома.
Истекающий кровью!
Я нашел его!
Байрон кинулся к человеку, распростертому в дверном проеме. К великому его сожалению, это оказался мужчина. Обладатель ботинок с дырявыми подошвами, измазанных сажей лодыжек, покрытых струпьями, одетый в заляпанные грязью и копотью заскорузлые штаны и рваную толстовку, с приколотым к ней булавкой пустым рукавом.
Левой руки у него не было.
Правая была подложена под голову, вместо подушки.
— Прошу простить, — нерешительно произнес Байрон.
Мужчина продолжал храпеть.
Байрон легонько пихнул его ногой. Тело дрогнуло. Храп прервался испуганным всхлипом.
— А? Чего надо?
— С вами всё хорошо? — спросил Байрон. — У вас кровь не идёт?
— КРОВЬ?! — взвизгнул мужчина, молниеносно вскочив на ноги.
Его голова неистово завертелась, когда он стал себя осматривать. Байрон решил ему помочь, посветив на него фонариком.
— Не вижу никакой крови. Где она? Откуда?
Крови на нем Байрон так же не увидел. Зато увидел совсем иное — и поспешно отвернулся, постаравшись сдержать рвотные позывы.
— О Боже, я весь в крови! Так и хлещет! — причитал мужчина. — Они, наверно, искусали меня. О, они всё время норовят меня укусить! Они всегда хотят укусить старого Денди! Куда успели цапнуть на этот раз? Неужто они опять охотятся за культей Денди? Божечки!
Байрон рискнул бросить взгляд на Денди и заметил, что старикан отчаянно пытается единственной рукой стянуть с себя толстовку.
— Возможно, я ошибся.
— Ох, они никак от меня не отстанут.
Толстовка задралась. Байрон разглядел серую, покрытую пятнами кожу живота Денди.
— Дай-ка мне свой фонарик, командир! Ну дай, а?
— Мне надо идти, — пробурчал Байрон.
Он попятился от полоумного бродяги — и заметил очередную капельку крови на тротуаре чуть поодаль.
Выходит, это не из Денди текла кровь.
— Прошу прощения, — снова попытался замять ситуацию Байрон, — продолжайте отдыхать.
Со стороны бродяги послышался глухой страдальческий стон. В голосе звучали нотки искреннего страха и отвращения:
— Нет же, ты только глянь, что они со мной сотворили.
«Уж лучше бы я вообще не лез к этому парню», — подумалось Байрону.
Хорошенькое дельце. Всё-таки надо было отправляться домой.
Но он уже зашел слишком далеко. К тому же, он не мог повернуть назад, не пройдя при этом опять мимо этого Денди. Конечно, можно было бы перейти на другую сторону улицы, но так явно проявить свою трусость он просто не мог. Да и любопытство разыгралось в нем пуще прежнего.
По следам крови он дошел до окраины квартала. Дождавшись, когда загорится зеленый сигнал светофора, он немедля пересек дорогу. След на сей раз тянулся до самого тротуара. «Добрый знак, — отметил про себя Байрон. — Похоже, истекающий кровью проходил здесь сравнительно недавно, так как еще ни одна проехавшая машина не уничтожила следы.
Я постепенно нагоняю его. Или её.
Он так страстно надеялся, чтобы это была женщина.
Стройная белокурая. Прислонившаяся к стене в переулке, положившая руку к груди, чуть пониже левой выпуклости.
— Не бойтесь, я помогу вам, — заявил бы он.
С отважной, вымученной болью улыбкой, она бы ответила:
— Пустяки. Если разобраться — просто царапина.
Затем она расстегнёт свою блузку и отлепит от кожи пропитанную кровью ткань. На ней будет чёрный кружевной бюстгальтер. Такой, почти прозрачный, через который всё видно.
Ему представилось, как он, вынув чистый, аккуратно сложенный в стопочку носовой платок, вытирает кровь вокруг колотой раны и старается не глазеть на её груди. Но всё-таки касается одной из них костяшками пальцев, когда промокает рану.
— Прошу прощения, — хрипло пробормочет он.
— Да ничего страшного, — отзовется она.
— Пойдемте, — предложит он, — я отведу вас к себе домой. Там у меня бинты есть.
Она ответит согласием, но будет слишком слаба, чтобы передвигаться без посторонней помощи, а потому прильнёт к нему. Совсем скоро ему придется нести её на руках. Он вовсе не так крупен и силен, как Дигби, но худенькая девица будет не слишком тяжелым грузом, и потом…
— Эй, ты.
Перепугавшись, Байрон оторвал от тротуара взгляд. Сердце учащенно заколотилось.
Девушка прислонилась к фонарю, а не к стене дома. Была она вовсе не блондинкой, а брюнеткой. И руку к груди она не прижимала.
Вместо этого её руки плавно перемещались спереди по юбке вверх-вниз. Черная кожаная юбка была весьма короткой.
Байрон подошел к ней. На её блестящей белоснежной блузке крови не оказалось. Однако в глаза бросилось то, что большая часть её пуговиц не застегнута. На ней не было черного кружевного бюстгальтера, как на истекающей кровью женщине из его фантазий. Этот элемент одежды вообще отсутствовал, а распахнутая блузка очень откровенно демонстрировала полукружия её грудей.
— Ищешь кого-то, милый? — поинтересовалась она.
Проведя кончиком языка по нижней губе, она прижалась к фонарному столбу. Когда её ладони потянулись вверх, юбка поднялась вместе с ними. Её край задрался над верхом чёрных сетчатых чулок. Бретельки пояса с подвязками выделялись на фоне бледных бедер.
С трудом переведя сбившееся дыхание, Байрон осмелился взглянуть ей в глаза.
— У вас ведь кровь не течет, правда? — спросил он.
— Сам посмотришь? — oна задрала юбку повыше, но он не позволил своему взгляду опуститься ниже.
— Видимо, вы не так поняли, — сказал он. — Я стараюсь найти кое-кого с кровотечением.
— Ммм, интересный фетиш, — отреагировала она. — Тебя как звать-то, котик?
— Байрон.
— А меня Райдер. Хочешь, знать, почему меня так зовут?
— Сколь давно вы здесь стоите?
— Уже достаточно, чтоб стало одиноко. И чтобы возбудиться.
Её рука скользнула вверх, скрывшись под блузкой. Байрон мог разглядеть сквозь тонкую ткань движение её пальцев, игравшик с её грудью.
Он тяжело сглотнул.
— А всё-таки, давно вы сюда пришли?
— Несколько минут назад. Как тебе это нравится?
Она сдвинула край блузки в сторону, открыв ему свою грудь и поглаживая кончиком большого пальца твердый сосок.
Он лишь кивнул.
— Симпатично. Но вот в чем дело… может, вы видели кого-нибудь, кто еще здесь проходил?
— Только тебя, Байрон. Хм, а как тебе идея… — oна уставилась на ширинку его брюк. — Знаешь, ты мне сразу приглянулся. Готова поспорить, и на вкус ты тоже очень хорош. А уж я-то как хороша… И ты ведь наверняка не прочь узнать, насколько. Хочешь меня попробовать, ммм?
— Ну… понимаешь, я ищу того, у кого кровь идет.
Её глаза сузились.
— За это придется доплатить.
— Нет, я серьезно…
— Да, я тоже серьезно, — oна зажала между зубами нижнюю губу, прикусив её.
Затем оттопырила её, будто предлагая Байрону. Капля крови потекла вниз, оставляя за собой след. Когда она достигла подбородка, девушка поймала её кончиком указательного пальца. Затем вымазала кровью свой сосок.
— Пробуй, — прошептала она.
Байрон замотал головой.
Райдер усмехнулась. Тонкая струйка крови продолжала стекать по её подбородку.
— Нет? Хочешь слизать с какого-то другого места?
— Нет. Извиняюсь. Не-не-не, — он отшатнулся от неё.
— Эй, слышь, сукин…
Он развернулся и бросился бежать.
Райдер кричала ему вслед такие замысловатые ругательства! Он понимал, отчего она злится, но это не повод так обзываться! От слов, которые неслись вслед он покраснел, хотя, похоже, поблизости не было никого, кто мог бы их услышать.
«Но я-то слышу, — подумал он, запрыгивая на тротуар. — И половина этих эпитетов уж точно не справедлива. Причем она сама это прекрасно знает. Она видела».
Сумасшедшая потаскуха.
К моменту, когда он добежал до следующей улицы, крики женщины стихли. Байрон оглянулся. её не было видно.
Переводя дыхание, он провел лучом фонаря по тротуару и не увидел никаких пятен крови.
Упустил след!
Его горло болезненно сжалось.
Это всё из-за нее.
От досады он топнул ногой по тротуару.
«Угомонись, — одёрнул он себя. — Еще не всё потеряно. Всё-таки след остался там, где ты наткнулся на эту ненормальную».
Сигнал «СТОЙ!» светил красным, но Байрону было не до него. Он не обратил внимания на светофор и в первый раз, когда переходил дорогу. Теперь же ему было решительно плевать.
Столкновение со стариной Денди — это было что-то. Но Райдер — вот это точно перебор!
После встреч с такими милыми персонажами беспрекословно следовать сигналам светофоров не казалось таким уж важным.
Машин не было, и он поспешил обратно через улицу.
Ну вот, ничего и не случилось.
Байрон ухмыльнулся.
Когда он обнаружил пятно крови, его тело пронзила дрожь возбуждения.
— Ага! — воскликнул он. — Я снова в игре!
Говорю сам с собой? А что в этом плохого? В целом я держусь на уровне, принимая во внимание все обстоятельства.
Когда он заметил второе пятнышко крови, то понял, почему сбился со следа. Истекающий кровью человек не переходил дорогу, а свернул направо, на Келси-авеню.
Байрон ускорил шаг.
— Ты всё ближе и ближе, — произнес он.
Поспешив дальше, он заметил, что сейчас расстояние между каплями на тротуаре увеличилось в сравнении с тем, каким было раньше. Дистанция между ними с самого начала была неравномерной, но чаще всего составляла — метр-полтора. Теперь же от одной капли до другой было от двух с половиной метров, а то и до трех.
«Кровь на ране постепенно свертывается? — задался он вопросом. —Или у раненого начала иссякать кровь?»
А что, если кровотечение вообще остановится?
Если так обернется, мне её никак не найти.
Или найду её слишком поздно — в качестве трупа в канаве.
Байрона не привлекал ни один из вариантов.
Он перешел на бег.
В нескольких шагах от поворота на аллею Байрон снова упустил след. Он развернулся и направился обратно к аллее. Посветив фонариком, он в паре метров перед собой на асфальте увидел блеснувшую красную точку.
«Чудно», — удивился он. В своих фантазиях ему представлялось, что истекающая кровью женщина обнаружится именно в такой аллее. Так а что, если всё окажется именно так, как он себе навоображал?
«Чересчур большие надежды», — вздохнул он.
И всё же почувствовал дрожь волнения, едва ступив в переулок.
Он посветил фонариком из стороны в сторону, практически ожидая увидеть прекрасную женщину, без сил прислонившуюся к кирпичной стене.
Но увидел лишь пару мусорных баков, и ничего более.
Возможно, она притаилась, спрятавшись за одним из таких баков.
Байрон обошел их. Никого там не оказалось.
Он подумывал было поднять крышки, но решил воздержаться. Оттуда несомненно будет смердеть. Не исключено, что в них водятся крысы. Если же истекающая кровью женщина находится в одном из таких, знать ему об этом не хотелось.
Тогда вообще не стоило её искать.
Это предполагалось как приключением со славным романтическим финалом. Было бы просто отвратительно, если бы в итоге всё закончилось обнаружением трупа среди мусора.
Он двинулся дальше.
Через десять шагов вглубь аллеи бледный луч остановился на еще одной капле крови выхватил из темноты еще одну каплю кровли.
— Хвала тебе, Господи, — облегченно вздохнул он.
Чуть поодаль, что неудивительно, находилось еще больше переполненных баков — силуэты нескольких тёмных прямоугольников выделялись на фоне слабого света там, где переулок переходил в следующую улицу.
Ну нет…
Туда идти не придется, я найду её раньше, — твердил себе Байрон.
Вот-вот с минуты на минуту.
По переулку прошмыгнула черная кошка. Она скосила на него глаза, блеснувшие во мраке как два золотых шарика.
Хорошо, что я не суеверен, — подумал он, чувствуя, как по шее побежали мурашки.
— Если бы ты только могла говорить, — произнес он.
Кошка перебралась на правую сторону аллеи. Выгнув спину и подергивая хвостом, она потерлась боком о дверь.
Дверь!
Байрон запрокинул голову и окинул взглядом здание. По его прикидкам, это был многоквартирный жилой дом. Кирпичные стены поднимались на высоту в три этажа, а перед окнами на верхних этажах имелись пожарные лестницы. Ни в одном из окон свет не горел.
Он шагнул к двери. Кошка испуганно шмыгнула мимо него.
Он уже намеревался взяться за ручку двери, как вдруг обнаружил, что она перепачкана кровью.
Его пробрал ледяной озноб.
«Пожалуй, это не самая лучшая идея», — решил он.
Но ведь он был совсем близко.
Всё же врываться в незнакомый дом без убедительной причины…
Вполне возможно, что истекающая кровью женщина здесь проживает. В таком случае как объяснить то, почему она предпочла подворотню парадному входу? Неужели, посчитала необходимым прокрасться внутрь втихаря?
— Непонятно, — хмыкнул Байрон.
Может, просто забрела в переулок, полностью потерянная и ошеломленная, а позже вошла в эту дверь, в надежде найти хоть кого-то, кто ей поможет. Быть может, прямо сейчас она идёт, шатаясь, по коридору, слишком обессиленная, чтобы позвать на помощь.
Байрон извлек из брючного кармана аккуратно сложенный носовой платок, встряхнул его и расправил на левой ладони. С его помощью повернул дверную ручку.
Тихо щелкнув, защелка отошла.
Он осторожно приоткрыл дверь.
Луч фонарика заплясал во тьме подъезда. На паркетном полу блеснула капля крови.
Байрон шагнул внутрь. В горячем воздухе стоял затхлый запах плесени. Он закрыл дверь и стал прислушиваться. Ничего не услышал, кроме собственного сердцебиения.
В доме, где он жил, всегда было шумно, даже в такое время суток: люди спорили или смеялись, хлопали дверьми, слышались голоса из радиоприемников и телевизоров.
Подъезд и коридоры его дома были освещены.
Там обычно стоял запах еды, нередко перегара. Временами в воздухе витал сладковатый запах недорогих духов.
«Здесь никто не живёт», — неожиданно пришло ему в голову.
Ему это не понравилось. Нисколечки.
Байрон обнаружил, что невольно задерживает дыхание, решившись идти дальше. Он шёл медленно, при каждом шаге аккуратно опускал каблук, перекатывая стопу на носок. То и дело под ним жалобно поскрипывала деревянные половицы.
Он остановился на углу, где часть прохода пересекалась с общим длинным коридором. Наклонившись вперёд, он посветил лучом фонарика влево. На полу следов крови не обнаружилось. Луч проник внутрь узкого коридора и смог обозначить только одну ближнюю дверь. Открытую дверь.
Он понимал, что придется заглянуть внутрь.
Но ему этого не хотелось.
Байрон бросил взгляд вправо. Недалеко от него лестница уходила на верхние этажи. За ней находились фойе и парадный вход.
Следов крови на полу в том направлении он не увидел.
«Сперва осмотрюсь там», — решил он понимая, что логичнее было бы взять курс налево, но путь к лестнице виделся ему более безопасным.
Байрон свернул за угол. Сделав несколько шагов, он обернулся и посветил фонариком себе за спину. Длинный темный коридор заставлял его изрядно нервничать. В особенности открытая дверь, хотя он и не мог её толком разглядеть со своего места. Не желая больше поворачиваться к ней спиной, Байрон стал двигаться полуобернувшись.
Он пошарил лучом своего фонарика по лестнице сверху донизу. Балюстрада отбрасывала на стену неровные движущиеся пучки теней.
Что если следы крови ведут вверх по лестнице?
Даже от мыслей об этом становилось не по себе.
Он оглядел перед собой пол. Крови всё не было. Достигнув подножия лестницы, он обследовал поручень лестничного ограждения и скользнул лучом света по балясинам. Никаких следов крови не наблюдалось. На нижних ступенях он также ничего не обнаружил. Однако он смог различить только половицы пяти ближайших ступеней. Те, что находились дальше, были выше уровня глаз.
«Может не надо туда подниматься?» — пытался он себя убедить.
Идти наверх ему хотелось даже меньше, чем рыскать в дальнем конце коридора.
Пройдя боком через фойе, Байрон направился к парадной двери. Дёрнул за ручку. Дверь даже не пошевельнулась.
Свет фонарика упал на ряд почтовых ящиков. В его доме всё было примерно так же. Но там на каждом ящике указывался номер квартиры и имя жильца. Здесь маркировки не имелось.
Байрона это ни сколько не удивило. Но тревога стала ощутимее.
«Я зашел слишком далеко, — решительно сказал он себе. — И теперь уже не отступлюсь».
Ощущая мелкую предательскую дрожь, Байрон направился к лестнице. Сделал шаг, затем другой. Мышцы его ног походили на теплое желе. Он замер. Луч прошелся по двум ступенькам, которые нельзя было разглядеть снизу. На них крови также не было.
«Сюда она не поднималась», — решил он про себя.
А если и так, то теперь она сама по себе.
Я не рассчитывал, что придется обыскивать заброшенный многоквартирный дом. Это было бы глупо. Одному Господу известно, кто может скрываться в пустых комнатах.
Байрон спустился обратно по лестнице и поспешил прочь, чтобы выйти в коридор, который должен был вывести его обратно к двери на аллею.
Ему было стыдно за то, что он решил бросить дело незавершенным.
Никто об этом никогда не узнает.
Но, дойдя до конца коридора, он замешкался. Посветил фонариком на дверь в переулок. Метров пять-семь. Не больше. Можно оказаться снаружи через несколько секунд.
Но что насчет истекающего кровью, кем бы там ни был он или она?
«Тебе этого не узнать никогда», — подумал он.
Всю жизнь будешь терзаться догадками.
Допустим, это действительно красивая молоденькая барышня, блуждающая в темноте, дезориентированная болевым шоком, медленно теряющая кровь, уже почти при смерти? И допустим, что ты — её последний шанс?
Плевать. Я всё равно наверх не пойду.
А как же открытая дверь?
Туда-то можно заглянуть, да?
Он направил в ту сторону луч фонарика.
И услышал тихий свистящий вздох.
О господи!
Байрон уставился на распахнутую дверь. Вздох донесся оттуда, в этом он был уверен.
— Эй? — окликнул он.
Послышался чей-то стон.
Байрон снова бросил взгляд на дверь ведущую в переулок, покачал головой и поспешил по коридору.
Вот тебе и попытка поджать хвост, — подумал он, довольный собой, несмотря на все дурные предчувствия.
Значит, мне всё же суждено стать героем.
— Я тут, — сообщил он, достигнув открытой двери. — Я вам помогу.
И с этими словами бросился в комнату.
Он судорожно водил фонариком туда-сюда, направляя яркий луч во все углы комнаты. На голые половицы. На окна и батарею отопительной системы.
За его спиной резко захлопнулась дверь.
В ту же секунду дыхание резко перехватило. Байрон развернулся.
И уставился, еще даже не понимая толком, на что, собственно, он смотрит.
Еле слышный всхлип вырвался из его горла, и он попятился, ощущая поток горячей мочи, побежавшей по ноге.
Стоявший рядом с дверью мужчина ухмылялся влажными красными губами. Волос на его голове не было. Даже бровей. И шеи у него, похоже, тоже не было. Голова словно была зажата между его могучими плечами.
Его окровавленные губы всё еще кривились в ухмылке, обращенной к Байрону, сжимая прозрачную пластиковую трубку.
Что-то вроде соломинки. С замершими на стенках изнутри красными каплями.
Трубка спускалась изо рта к телу, которое он словно баюкал в своих толстых руках.
Это было обмякшее тело молодого человека с головой, запрокинутой назад, как будто он нашел что-то невероятно увлекательное на противоположной стене. На нем были джинсы и клетчатая рубашка нараспашку. Из центра груди торчало нечто, похожее на металлический шип — очевидно, полый внутри — соединенный с пластиковой трубкой. Из отверстия по груди и по ребрам вниз стекала извилистой змейкой тонкая струйка крови.
Именно она, как сразу же понял Байрон, оставила след из капель, который и привел его сюда.
Он вообразил этого чудовищного раздутого человека, несущего тело из квартала в квартал по городским улицам, высасывая кровь прямо на ходу.
Теперь этот ужасающий здоровяк стал трясти бесчувственное тело. Он втянул щеки, всасывая кровь. В трубке мелькнуло что-то красное. Байрон услышал прерывистый хлюпающий звук — такой можно услышать, допив до дна шоколадный молочный коктейль.
Затем последовал еще один негромкий вздох.
— Всё, насухо, — пробормотал мужчина.
Его губы скривились, обнажив окровавленные зубы, прикусившие трубку.
Он уронил тело.
Металлический стержень выскользнул из груди трупа и закачался на конце трубки.
— Рад твоему визиту, — сказал кровосос. — А то жажда мучает, просто ужас.
Он ухватил толстыми пальцами шип и перешагнул через тело.
Байрон крутанулся на месте, разбежался и прыгнул. В последний момент перед тем, как вылететь в окно, он обхватил голову руками. Окно разлетелось на тысячу осколков, Байрон рухнул на асфальт тротуара.
Он поднялся на ноги и засверкал пятками.
Бежал, бежал, бежал.
И вот, совершенно обессиленный, он прислонился к витрине магазина. Задыхаясь, огляделся и попытался определить, где находится.
«Вот это настоящий кровавый след», — пришло ему в голову.
Не имея сил, чтобы продолжать бег, Байрон позволил своим коленям подкоситься. Он сполз на тротуар и вытянул ноги.
Теперь он увидел, что вся его одежда изодрана в клочья осколками разбившегося окна.
«Как и всё мое тело», — подумал Байрон.
Но та тварь меня не достала.
Улыбнувшись, он прикрыл глаза.
Когда Байрон снова открыл их, то увидел рядом с собой присевшую на корточки женщину. Молодую, стройную блондинку. Весьма миловидную. Выглядела незнакомка почти так же, как та, которую он надеялся обнаружить в конце пройденного пути.
— Всё будет в порядке, — сообщила она. — Мой напарник вызвал скорую помощь.
Она кивнула в сторону патрульной машины, двигатель которой тихо ворчал на холостых оборотах у бордюра.
Она спала, когда я её заметил. Спала или играла в опоссума[24]. Но как бы то ни было, она лежала, свернувшись калачиком, на полу клетки, и не шевелилась.
Первой дословной мыслью, пришедшей мне в голову, было: «Срань господня!»
Я стоял и мочился в лесу, в то время как не более чем в двадцати футах от меня находилась девчонка. А, что, если она перевернется на другой бок? Я ужасно жалел, что не заметил её, прежде чем принялся испускать янтарный ручеек, но теперь я уже не мог остановиться. Слишком много кофе было выпито в той забегаловке у дороги. Поэтому я поспешно отвернулся и поднапрягся, чтобы быстрее закончить. Быстрее. До того, как она услышит плеск. До того, как она повернется и увидит меня. До того, как она успеет что-либо сказать.
«Что она здесь делает?» — размышлял я.
И при этом в клетке.
Дерьмо!
Надо уносить отсюда ноги!
Я чувствовал себя шокированным, сбитым с толку, смущенным, напуганным. И потом, мне было стыдно за себя, так как мой член стал отвердевать. Потому что он был снаружи, я полагаю, в присутствии женщины. Даже если она не могла его видеть.
«Она его увидит, если я развернусь, — подумал я. — Если она смотрит».
Я, разумеется, не развернулся.
Наконец, я закончил и стряхнул последние капли. К тому времени мне пришлось серьезно потрудиться над тем, чтобы втиснуть свой стояк обратно в джинсы.
Я застегнул молнию и оглянулся через плечо. Девчонка по-прежнему лежала, свернувшись калачиком, на полу своей клетки, спиной ко мне.
Я поспешил прочь, ковер из сухих листьев под ногами шуршал и трещал, как бы тихонько я ни старался ступать. Я всё ожидал, что девчонка окликнет меня. Однако этого не произошло. Когда я оглянулся, она и её клетка благополучно скрылись из виду. Я мог различить только густой лес, мрачный от теней, за исключением нескольких лучей утреннего солнечного света, которые косо пробивались сквозь кроны деревьев.
Я направился к джипу. Тот был припаркован на обочине грунтовой дороги, пассажирская дверца была приоткрыта, ожидая меня. Я забрался внутрь.
— Что-то ты долго, — буркнул Майк. — По большому, что ли ходил?
— Нет, только поссать.
— Ты преодолел целые мили пешком только ради того, чтобы поссать? Можно было сделать это прямо здесь.
— Я не прошел ни мили.
Он завел двигатель. — При таком движении ты мог бы сделать это даже посреди дороги.
— Мне нравится уединение, — сказал я.
— Как будто мне хотелось поглазеть, как ты это делаешь. Притормози, милок. Ты что, видишь во мне педика?
— Я мудака в тебе вижу.
К слову сказать, нам обоим было по шестнадцать лет. На случай, если это не очевидно по изощренному характеру наших острот.
Мы с Майком были приятелями, и мы только что закончили десятый класс в Редвудской средней школе. Если вам интересно, что мы забыли в глуши без присмотра взрослых, так это результат того, что мы умоляли об этом наших родителей, пока те не сдались.
В этом нам помогло то обстоятельство, что родители с обеих сторон были умными, рассудительными людьми. Также помогло и то, что мы с Майком были парой вежливых, добросовестных и куда ни глянь успешных парней. Помимо того, что у нас были наивысшие оценки, мы также являлись бойскаутами высшего ранга. Благонравные жители, уверенные в себе, с опытом пребывания в дикой местности. Какой родитель не позволил бы таким дарованиям, хотя и юным, провести пару недель самостоятельно?
Когда мы представили им наш план по обследованию живописных красот Калифорнии на джипе отца Майка, с разбитием лагеря по ночам и созвона с ними каждые несколько дней, чтобы заверить их, что с нами всё в порядке, они пошли на это. В конечном итоге. Никто из них не был в восторге от этой идеи, но отцы вскоре смирились. Они признали, что это может стать для нас хорошим опытом, шансом повидать краешек мира и обрести некую зрелость. Черт возьми, они, вероятно, хотели бы сами проделать подобное. Как только наши отцы оказались на нашей стороне, всё остальное было просто.
Вот так мы и оказались здесь сами по себе.
Если вы задаетесь вопросом, почему мы не обсуждали то, как я справлял естественную нужду в достойной манере, приличествующей паре смышленых, почтительных бойскаутов, так это потому, что мы были парнями и находились здесь одни, без необходимости производить впечатление на взрослых.
— Тебе бы следовало знать, залупоголовый, — сказал Майк. (Прежде чем перейти к делу, я говорил, что увидел в нем мудака. Припоминаете? Тем временем мы снова в машине). — Что мудак мудака видит издалека. Ты собираешься захлопывать дверцу или как?
Я посмотрел на него.
— Ну? — спросил он.
— Думаю, нам лучше… пока дальше не ехать.
Он скривился.
— О, Боже. На тебя что, срачка напала?
Я покачал головой. Мое лицо бросило в жар. И сердце вдруг забилось ужасно сильно. — Там девушка, — объяснил я.
— Что-что?
— Девушка. Существо женского пола. Женщина. Тебе известны такие.
— Цыпочка?
— Угу.
— Черт, о чем ты толкуешь? Где?
— Вон там, — я указал в сторону леса.
— Чушь несусветная, да это невозможно.
— Это правда.
— Какая-такая цыпочка? Вон там, среди деревьев?
— Я видел её, когда ходил поссать.
Майк оскалил зубы.
— Она что, держала твой член пока ты ссал?
— Она в клетке.
— Что?
— В клетке. Ты знаешь такие. Как клетки в зоопарке или типа того. С решетками.
Он усмехнулся.
— Чушь несусветная.
— Я серьезно.
Майк знал меня. Если я сказал, что говорю серьезно, то он знал, что я говорю серьезно. Он прищурился.
— Цыпочка в клетке. Я должен этому верить?
— Пойди и убедись сам.
Он продолжал смотреть на меня, нахмурив брови.
— Ну и как она выглядела?
— Я видел только её спину.
— Ты с ней не разговаривал? Ну, например, может, спросил, какого хрена она делает в клетке посреди глуши?[25]
— Думаю, она спала.
— Господи.
— Эй, чувак, я поссал. Всё, чего мне хотелось, так это убраться оттуда. Но она в клетке, знаешь ли. И, скорее всего, она не сможет выбраться. Я не думаю, что мы можем просто укатить, бросив её. Она может умереть или еще чего.
Майк прищурился, уставившись на меня сквозь щелочки. — Лучше не разыгрывай меня, чувак.
— Да, богом клянусь.
Он заглушил двигатель, вытащил ключ из замка зажигания и распахнул свою дверь. Выпрыгнув из машины, он оглянулся через плечо и сказал: «Мне нужно это увидеть».
Я пошел с ним, естественно.
Идя впереди, я нервничал по многим причинам. Часть меня надеялась, что мы вообще её не найдем. Тогда нам не пришлось бы разбираться с ситуацией в целом. Но она и её клетка не могли уйти, а я не из тех, у кого бывают галлюцинации. Кроме того, из Майка лилось бы на меня дерьмо потоками, если бы мы не смогли найти таинственную цыпочку в клетке.
Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда я обнаружил клетку. Я резко остановился. Майк встал рядом со мной. Мы оба уставились на нее.
— Ну, что я тебе говорил? — прошептал я.
— О, чувак, я не могу в это поверить.
Девушка выглядела так, словно с тех пор и не пошевелилась. Так и лежала, свернувшись калачиком, на боку, спиной к нам. Она была в основном в тени, но солнечные лучи падали на нее, отчего её волосы сияли, как золото. На ней была белая блузка. Не заправленная, её смятый край свисал набок, так что виднелась полоска голой кожи над её обрезанными джинсами.[26] Они, облегали её бедра, и были настолько укорочены, что на самом деле у них вообще не было штанин. И они были изрядно потрепанными. Один из задних карманов болтался, наполовину оторванный, под ним виднелась прямоугольная дыра, открывавшая еще больше голой кожи.
Майк подтолкнул меня локтем.
— Смотри, — прошептал он, — задницу её видно.
— Знаю, знаю. Подумаешь.
— Чувак.
— У тебя опять одни пошлости на уме.
— Ага. Угадал. Ну, что ж погнали. — Он направился к клетке, но я схватил его за руку. — Чего?
— Притормози на минуту. Что мы собираемся делать?
— Проверить её.
— Ну, не знаю. Мне это дело не нравится. Слишком уж это странно.
— Надеюсь, что она не уродина.
— А может быть, хорош уже? Всё это серьёзно. Какого черта здесь делает клетка? Почему она в ней? Я к тому, что это может оказаться, какой-нибудь ловушкой.
— Ловушка, всё верно. И она в нее попалась.
— Нет. Я имею в виду ловушку для нас.
Он ухмыльнулся.
— Вернись к реальности.
— Возможно, какие-то полоумные маньяки поместили её туда в качестве приманки.
Его ухмылка сползла.
— Чушь несусветная, — сказал он.
— А я читал об охотниках, проделывающих подобную фигню. Допустим, что они охотятся за львом? Так вот, они привязывают ягненка или что-то еще к столбику и прячутся. Довольно скоро появляется лев. Когда он бросается на ягненка, в него стреляют.
— Если бы кто-нибудь хотел нас пристрелить, мы бы уже были нашпигованы пулями по самые яйца.
— Возможно, мы нужны им живыми. Рядом с клеткой может быть яма. Ну, знаешь, прикрытая сверху, так что когда мы наступим на нее…
— Слушай завязывай, а? Охренеть можно какие у тебя мысли.
Я прервался. Некоторое время мы стояли молча, блуждая взглядами по кустам и деревьям на краю поляны. Мы даже посмотрели на верхние ветки.
— Да, никого здесь нет, — наконец прошептал Майк.
— Просто потому, что мы их не видим… Я имею в виду, тех, кто поместил её сюда.
Майк нахмурился, как он обычно делал, когда пытался сосредоточиться.
— И то, правда. В конце концов, кто-то же доставил сюда клетку. Она точно не тащила эту штуку через лес. — Он прикусил нижнюю губу. — Может быть, какой-то парень использовал её, когда перевозил сюда дикое животное.
— Это возможно.
Мне понравилась эта идея. Приятное, разумное объяснение, которое значительно смягчало угрожающий характер ситуации.
— Может быть, защитник окружающей среды, — продолжал Майк, — который хотел вернуть рысь или медведя в их естественную среду обитания. Выпустил их, но клетку с собой не забрал. А эта девчонка бродила рядом. Забралась внутрь, чтобы осмотреть её. Закрыла дверь, просто так, черт возьми. А эту проклятую штуку взяло и заклинило. И опля, она в капкане.
— Отличная теория, Эйнштейн, — сказал я.
— Ну, чего?
— Полагаю, ты был слишком занят, разглядывая её задницу, чтобы обратить внимание на навесной замок. Едва ли она случайно заперла себя на замок, верно?
Он хмуро посмотрел на клетку.
— М-да, дерьмо.
— Именно.
Пожав плечами, он сказал: — Значит, кто-то действительно поместил её туда. Но это еще не значит, что она приманка.
— Так что же тогда это значит?
— Думаю, мы должны спросить об этом у нее. Пошли.
На этот раз я не пытался остановить его. Как бы я ни нервничал из-за всего этого дела, мы не могли просто уйти и оставить её. Но я позволил Майку идти первым. Я держался в нескольких шагах позади него и внимательно наблюдал.
Майк, похоже, не очень торопился. Он шагал медленно, немного сгорбившись, с большой осторожностью ставя ноги, фактически крадучись направляясь к клетке. Я последовал его примеру. Хотя мы старались вести себя тихо, мы не могли не производить множество хрустящих звуков. Каждый шаг звучал так, как будто кто-то комкал лист бумаги.
При всём этом девушка не пошевелилась.
Мы добрались до фронтальной части клетки, не угодив ни в какую ловушку. Майк остановился, и я приблизился к нему сбоку. Мы смотрели сквозь прутья решетки на девушку.
Она по-прежнему не двигалась.
С того места, где мы стояли, нам была видна одна сторона её лица. Во всяком случае, частично она была повернута вниз из-за того, как её голова покоилась на руке. Кроме того, большая его часть была скрыта под копной блестящих светлых волос. Мы не могли толком разобрать, как она выглядела.
— Привет! — выпалил Майк. Это прозвучало так громко, что я вздрогнул. Девушка этого не сделала. Она лежала неподвижно. — Простите? Мэм? Леди? Привет?
Никакого ответа.
Я вертел головой то в одну, то в другую сторону, боясь, что какой-то псих — или семейство психов — может внезапно выскочить из леса. Но никакого движения не было.
— Боже, — прошептал Майк. — Ты же не думаешь, что она мертвая?
Я перестал оглядываться по сторонам и сосредоточился на девушке. — Она не выглядит мертвой.
— А со сколькими жмуриками тебе уже приходилось сталкиваться?
— Я много о них читал, у них должен быть необычный цвет кожи.
Мы оба изучали её. Небольшие участки лица, которые не были скрыты волосами, выглядели вполне себе здоровыми. Ноги выглядели гладкими и загорелыми. Та часть её спины, которая виднелась над обрезанными джинсами, была не такой загорелой, как ноги, но и не имела болезненной бледности. Даже кремовая кожа, которую мы могли различить сквозь разорванную заднюю часть шорт, выглядела живой. Выглядела прекрасно.
— Даже не знаю, — прошептал Майк.
— Она не мертва.
— Только потому, что она еще не занялась разложением.
— Ну, еще они занимаются и другими вещам, такими как опорожнение кишечника, например.
— Они, что срут?
В его голосе прозвучали удивление и шок.
— Это то, что я читал.
— Черт! Чувак, это омерзительно!
— Тссс.
— Что значит тссс? Она в отключке. Если она и не мертва, то что-то с ней, черт возьми, точно не так. Давай посмотрим, как она выглядит спереди.
Когда он сказал это, мое сердце забилось по-настоящему сильно. У меня появилось горячее, трепещущее ощущение внутри, когда мы отважились обойти клетку с противоположной стороны.
Там мы присели на корточки и уставились на девушку.
Тем не менее, не очень большая часть её лица была различима из-под скрывающих его волос. Лишь половина лба. Кончик носа. Неприкрытый волосами закрытый глаз. Она была примерно того же возраста, что и мы, и выглядела совсем недурно, судя по тому немногому, что мне удалось разглядеть.
Её голова покоилась на левой руке, локоть которой высовывался из-под лица. её правая рука свисала с груди. Верхняя её часть прижималась к грудям сбоку. Блузка плотно облегала грудь. Сосок откровенно выпирал наружу.
Майк ткнул меня локтем в бок.
— Да, знаю я, знаю.
— Вау.
— Тссс.
Чувствуя себя возбужденным и слегка похотливым, я оторвал взгляд от её груди. Блузка была застегнута на все пуговицы. За исключением треугольника обнаженной кожи над бедром, она прикрывала её всю, вплоть до пояса джинсов. Они были обрезаны настолько коротко, что нижняя часть подкладки кармана торчала наружу. Он располагался плашмя на передней части её бедра, подобно бледному языку. Её ноги лежали одна на другой и согнуты так, что были обращены в нашу сторону, коленями, находившимися недалеко от прутьев.
— Смотри, — сказал Майк. — Она дышит. Видишь её волосы?
И действительно, изучая её лицо в течение нескольких мгновений, я увидел, как волосы слегка шевелились там, где они покрывали её рот.
— Говорил же тебе, что она не мертвая, — прошептал я.
— Она даже не выглядит раненой. Но тогда что с ней не так? — Голосом погромче, он произнес:
— Э-эй! Эй, ты!
Ноль реакции.
Поэтому он просунул руку между прутьями, наклоняясь вперед, пока его плечо не уперлось в клетку. Прежде чем он смог прикоснуться к ней, я сказал:
— Подожди. Не надо.
Он колебался, его рука зависла над её коленом.
— Чего?
— Лучше бы тебе этого не делать.
— Просто хочу немного её потрясти.
— А что, если она… не знаю… заражена?
— Ты что, спятил?
— Может быть, у нее что-то есть, понимаешь? Какая-то болезнь. Возможно, она заразна, и именно поэтому её сюда и поместили. Чтобы она никого не заражала вокруг себя. То есть с ней что-то не так. И её оставили здесь. Может быть, её оставили здесь умирать, понимаешь?
— Да, какой кретин додумается так поступать?
— А кто его знает? Какой-нибудь невежа. Или тот, кто очень напуган. Возможно, у него не хватило духу убить её, поэтому он просто…
— Эй, держу пари, она вампир.
— Да, я серьезно.
— Или оборотень. Так и есть. Она оборотень. Сегодня ночью будет полнолуние. Её семья заперла её, чтобы она не взбесилась и не перегрызла глотки невинным детишкам. — Он завыл.
— Кончай это.
— Расслабься, а? — Он опустил руку, сжал её правое колено и встряхнул его. — Давай же девочка. Просыпайся. Что с тобой случилось?
Она не ответила, поэтому он тряхнул её немного сильнее, всколыхнув всё её тело. Я поймал себя на том, что наблюдаю за её грудью, за тем, как она покачивается под блузкой.
Девчонка застонала.
Мое сердце ушло в пятки. Рука Майка дернулась назад, и он протащил её между прутьями решетки.
Девушка снова застонала, затем медленно поднесла правую руку к лицу. Потирая глаза, как человек, пробуждающийся от глубокого сна, она перевернулась на спину и вытянула ноги.
Внезапно она застыла. Несколько мгновений она лежала неподвижно, затем резко села, откинув волосы в сторону. Выпучив глаза от тревоги, она лихорадочно оглядывалась по сторонам: на клетку, на лес, на нас. Потом всё же сосредоточилась на нас, разинув рот и тяжело дыша.
— Всё в порядке, — заверил я её.
Она вскочила на ноги, развернулась и бросилась на дверь. Та лязгнула и осталась закрытой. Клетка немного покачнулась. Она трясла и дергала прутья решетки, наваливаясь на них всем весом своего тела, борясь, как сумасшедшая в стремлении открыть дверь. Когда ей это не удалось, она повернулась к нам. её лицо было красным. Она хватала ртом воздух.
К этому времени мы на пару с Майком уже стояли на ногах. Но не отошли ни на шаг от клетки.
— Тебе следует успокоиться, — сказал ей Майк. — Мы не собираемся причинять тебе боль.
Она мотала головой из стороны в сторону, волосы развевались.
— Мы попытаемся вытащить тебя оттуда, — добавил я.
Она перестала мотать головой, но всё еще тяжело дышала. Она держалась за пару прутьев внизу, на уровне бедер, как будто течение или что-то еще, чего она боялась, могло увлечь её к нам.
Хотя несколько прядей всё еще падали ей на лицо, теперь я смог её рассмотреть. Как по мне, она не отличалась особой красотой. Но была выше среднего. Довольно симпатичная, но не ослепительная.
В некотором смысле я был рад, что она не оказалась такой уж великолепной. Те, кто действительно великолепно выглядят, заставляют меня ужасно нервничать. Я чувствовал себя достаточно неуверенно и без того, чтобы иметь дело с чем-то подобным.
Судя по тому, как она на нас уставилась, можно было подумать, что мы пара монстров Франкенштейна или что-то в этом роде.
Я обратился к Майку: «Почему бы тебе не вернуться к машине и не найти что-нибудь, чем можно взломать замок?»
— Мне?
— Просто сделай это, хорошо?
— Эй, приятель, ты же сам сказал, что она может быть заразной. Наверное, нам лучше выяснить, что здесь происходит, прежде чем попытаться вызволить её.
— Да ладно тебе. Она напугана до смерти. Пойдем оба. Это даст ей возможность успокоиться, — я взял Майка за руку и потянул его. Когда мы начали двигаться вдоль клетки, девушка отступила в дальний угол. — Мы просто возвращаемся к нашей машине, — объяснил я. — Мы сейчас вернемся. Нам понадобятся кое-какие инструменты, чтобы открыть замок. Хорошо? Всё, что мы хотим сделать, так это вытащить тебя оттуда.
— Да, — добавил Майк. — Мы хорошие парни.
Она не выглядела так, как если бы поверила нам. Она продолжала двигаться боком, спиной к решетке, наблюдая за нами из-под свисающих прядей волос с выражением паники в глазах.
К тому времени, как мы добрались до передней части клетки, она прижималась к задней стенке, там же, где мы сидели на корточках, когда она проснулась.
Мы поспешили прочь.
— Господи, — сказал Майк, — она, как психическая.
— Она просто напугана.
— Откуда нам знать, что она не психическая? Может статься, что она конченая психопатка. Может, поэтому её сюда и поместили.
— Всё равно мы не можем просто оставить её здесь. Это однозначно.
— Я ж не об этом говорю.
— А, о чем же ты говоришь? — спросил я.
— Только о том, что нам лучше быть начеку.
— Верно. Она ведь может оказаться оборотнем.
— Я не знаю, что она из себя представляет, но нам лучше выяснить это, прежде чем мы её освободим. Помнишь «Сумеречную зону»? — Майку даже не нужно было описывать мне, какой именно эпизод. Я сразу понял, что он имел в виду. В течение многих лет мы собирались у меня дома, чтобы посмотреть ежегодный марафон «Сумеречной зоны», на котором двадцать четыре часа в сутки транслировались повторы старого сериала. Забавно, что соответствующий эпизод до сих пор не пришел мне на ум.
Лучше бы он мне не напоминал.
Я покачал головой и заставил себя рассмеяться. — Думаешь, её заперла в клетке кучка монахов? Думаешь, что она сам дьявол?
— Не будь придурком.
— Ты сам поднял эту тему.
— Разобраться в ситуации — дело принципиальное.
— Её заперли здесь, чтобы оградить мир от её злодеяний?
— Кто знает? Ты это знаешь? Я не знаю. Я лишь говорю, что нам лучше выяснить, что с ней не так.
— Что ж, я полностью согласен.
Примерно в это время мы добрались до джипа. Майк достал монтировку. На одном конце железного стержня имелась головка для откручивания гаек, а на другом — отжимной клин для снятия шины с обода. Я вытащил из рюкзака свой старый бойскаутский топорик, прикинув, что мы могли бы разбить замок на куски, если тот устоит перед монтировкой.
Я решил взять с собой свою походную фляжку и шоколадный батончик. Даже если девушка не испытывала жажды или голода, предложив их, мы бы продемонстрировали ей наши добрые намерения.
Когда я отошел от джипа, Майк занимался тем, что надевал ножны своего ножа фирмы «Бак» на ремень.
— На кой черт он тебе понадобился?
— Никогда не знаешь наверняка.
— Это может её напугать.
— А если мы её выпустим, а она обезумеет и набросится на нас?
— Ну, хватит уже.
— Она может.
— Думаю, такое возможно, да.
— Да это пиздец, как возможно. Я полностью за то, чтобы быть добрым самаритянином и прочее дерьмо, но умирать ради этого не стоит. К тому же ты прихватил с собой чёртов топор.
— Ладно, ладно.
Он застегнул ремень с ножнами, висевшими на уровне бедра. Затем взял в руку монтировку, прежде зажатую между коленями, и мы направились в лес.
— По крайней мере, она не уродлива, — сказал Майк после того, как мы прошли небольшое расстояние. — Я бы не хотел рисковать своей задницей из-за какой-то страхолюдины.
— Вероятно, она безобидна.
— Угу, безобидных всегда сажают в клетки.
Поскольку у меня не было желания продолжать обсуждение того, почему она могла быть заперта в той штуковине, я сменил тему.
— Думаю, нам придется забрать её с собой.
Эта идея, казалось, ободрила Майка.
— У нас только два места. Тебе лучше сесть за руль, а она может посидеть у меня на коленях.
Я ухмыльнулся.
— Эй, это твоя машина. Ты и поведешь. Кроме того, ты же не хочешь, чтобы у тебя на коленях сидел оборотень.
— Оборотень, похожий на нее? В таких обрезанных джинсах? Без трусиков? Без лифчика? Ликантропия[27], где твое жало?[28]
— Похотливый ублюдок.
— О, да, и как будто тебя она не заводит.
— А я выше всего этого.
— Ну, конечно.
Клетка появилась в поле зрения. Мы перестали разговаривать и приближались молча.
Девушка стояла спиной к решетке в дальнем конце, но она не казалась такой напряженной и дерганой, как раньше. Волосы больше не падали ей на лицо. Она больше не хватала ртом воздух.
— Это не заняло много времени, не так ли? — обратился я к ней.
Она не ответила.
У двери клетки я бросил свой топорик, а Майк положил монтировку.
— Вот немного воды и шоколада.
Я протянул руку через решетку с фляжкой и шоколадным батончиком. Она осталась на месте. Поэтому я подтолкнул их к ней, и те упали на пол у её ног. Она даже не взглянула на них. Только пристально смотрела на меня и Майка.
Майк начал говорить: «Она знает, что нельзя брать конфеты у незна…»
И тут она вымолвила: «Зачем вы затащили меня сюда? Чего вы хотите?»
— А?
— О, чувак, — сказал Майк. — Она думает, что мы… Эй, мы тут ни при чем. Мы нашли тебя здесь.
— Это правда, — добавил я. — Всё, что мы сделали, так это нашли тебя, ты уже была здесь.
— Да, неужели?
— Да! — взорвался на нее Майк. — Христос на палочке!
— Успокойся, — обратился я к нему. Девушке я сказал: «Ты не знаешь, кто с тобой так обошелся?»
Когда она слегка покачала головой из стороны в сторону, из глаз, казалось, исчезло выражение ужаса. Девчонка нахмурилась, выглядя настороженной и сбитой с толку. — Это правда были не вы, ребята? — спросила она.
— Ни в коем случае, — сказал я ей.
— Мы оставили наши сияющие доспехи в машине, — сказал Майк. Его голос прозвучал несколько надменно.
— Если это не вы… тогда что вы здесь делаете?
— Мы просто катаемся по окрестностям, разбиваем лагерь и всякое такое, — объяснил я.
— Эд отошел отлить.
— О, огромное спасибо, — я ткнул Майка локтем. Но потом я увидел, как девушка выдавила улыбку. Улыбка длилась всего мгновение, затем исчезла. Хотя смотрелась она хорошо. — Кстати, меня зовут Эд, а этого дятла — Майк.
— Я Шанна.
— Приятно познакомиться, Шанна.
— Привет, — сказал Майк.
— На самом деле он не безнадежный дятел.
Это замечание вызвало у Шанны еще одну мимолетную улыбку.
— Послушай, мы вытащим тебя оттуда и…
— Не так быстро, приятель. У нас был уговор, помнишь?
— Она не знает, почему она здесь. Она думала, что мы те, кто…
— Это она так утверждает.
Я улыбнулся ей и как бы закатил глаза.
— Майк боится, что ты можешь оказаться оборотнем или чем-то в этом роде.
— Эй, — сказал он, — да пошел ты.
— Скажи ему, что ты не оборотень.
— Лучше объясни, какого черта ты делаешь в клетке посреди этой чертовой глуши.
Шанна нахмурилась, еще немного покачала головой и сделала глубокий вдох. — Я не знаю, — сказала она. — Я уснула на пляже.
— На пляже? У океана?
— Да. Стэнли-Бич. Или Стэнтон?
— Стинсон-Бич? В Марине?
— Да, именно.
— Это же в паре сотен миль отсюда.
— А мы где находимся? — спросила она.
— В горах. На самом деле, в предгорьях. Немного севернее Йосемити.
— Боже, — пробормотала она.
— В любом случае, ты была на пляже. Что случилось потом?
— Я проснулась здесь.
— Если ты была на пляже, — сказал Майк, — то где твой купальник?
Очевидно, ей не понравился его тон. Она бросила на него обиженный взгляд. — На мне его не было.
— Это был, нудистский пляж, что ли?
— Да ладно, Майк. Боже.
— Это было ночью. На мне было то же, что и сейчас.
— Должно быть, было ужасно холодно, — сказал Майк.
— У меня с собой был спальный мешок.
— Ты ночевала на пляже? — спросил я.
— Конечно. Я проделывала такое по всему побережью.
— В одиночку?
— Ну, да. А что в этом не так?
— Ты что, — спросил Майк, — сбежала из дому?
— Это мое дело.
— Это наше дело, если ты хочешь, чтобы мы тебя оттуда выпустили.
— Послушай, — сказал я, — это не имеет значения. Получается, что ты легла спать в спальном мешке на пляже, и ты понятия не имеешь, что произошло после этого? Ты только что проснулась здесь?
Она кивнула.
— Угу.
— Это действительно странно. Тебя не били, или… у тебя болит голова или что-то еще?
— Нет, хм-м. — Она запустила пальцы одной руки в волосы и ощупала голову, как бы изучая её. — Хотя действительно я чувствую себя немного чудно.
— В каком смысле чудно?
— Не знаю. Тяжесть? Усталость? Типа, как будто… как будто меня накачали наркотиками.
Мы с Майком переглянулись. Наркотики могли бы объяснить многое: как она оказалась здесь, не осознавая, что к этому привело; как она продолжала крепко спать, когда Майк окликал её.
— Кажется мне, что это очень удобно, — сказал он. — Накачана наркотиками. Значит, ей ничего неизвестно.
— Мне ничего неизвестно! — огрызнулась она. — Хотя я уверена, что могу кое-что себе представить. Какие-то подонки нашли меня спящей на пляже, ввели мне что-то и приволокли сюда, пока я была в отключке. И заперли меня.
— Может так, а может, и нет.
— Эй, да ладно тебе, Майк.
— Откуда нам знать, что она не врет?
— Это правда! — выпалила Шанна. — Не будь таким говнюком.
— О, теперь я «говнюк».
— Не могли бы вы, ребята, пожалуйста, просто вытащить меня отсюда, пока они не вернулись?
— О, а теперь «пожалуйста».
— До того, как вернулись кто? — спросил я её.
— Те, кто притащили меня сюда. Ты что, недоразвитый? Ты же на самом деле не думаешь, что они просто посадили меня в клетку и на этом всё? Это только, чтобы удержать меня здесь под замком. Это должно быть очевидным даже для дятла.
— Теперь она назвала тебя «недоразвитым» и «дятлом», — отметил Майк.
Я уже заметил. И был не слишком этому рад.
— Ты определенно ведешь себя не очень хорошо для девушки, нуждающейся в услуге, — сказал я ей.
— Ладно, ладно, прости меня, хорошо? Я не это имела в виду. Но они собираются вернуться. Разве это не очевидно? Они, должно быть, хотят что-то сделать со мной.
— Я знаю, что бы я хотел с тобой сделать, — сказал Майк.
— Прекрати, — сказал я ему.
— Если бы какие-то подонки просто хотели надругаться надо мной, они бы сделали это прямо там, на пляже. Это… я не знаю. Может быть, это иные. Может быть, это культ или типа того, и они хотят принести меня в жертву. Может быть, они соберутся здесь сегодня ночью.
Я повернулся к Майку. — Возможно, так оно и есть.
— Культ? Да не гони ты.
— В этом есть смысл, — возразил я. — Доверенное лицо некой странной группы, чья работа состоит в том, чтобы предоставить девчонку для ночных забав. Это не обязательно должно быть поклонение дьяволу. Но для такого обязательно нужна девчонка.
— Да. Она бы сгодилась для групповухи.
— И они хотели бы заполучить кого-то, чье отсутствие не заметят. Такую вот беглянку, ночующую на пляже.
— Возможно, здесь что-то похожее, — признал Майк. Он ухмыльнулся. — Наверное, нам стоит поторчать поблизости и понаблюдать со стороны.
— Черт возьми, — выпалила Шанна. — Вытащите меня отсюда!
— Мы могли бы залезть на дерево, чтобы посмотреть с высоты птичьего полета.
— Ублюдок!
— Он просто прикалывается, — сказал я ей. — Но тебе следовало бы перестать нас обзывать.
— А ты думаешь, я прикалываюсь? — спросил Майк. — Это может оказаться полным улетом. Разве тебе не хотелось бы понаблюдать и увидеть, что они с ней проделают?
Я действительно начал представлять себе это. Ночь. Майк и я на дереве, смотрим вниз, как реднеки с фонариками и лампами Коулмана[29] собрались вокруг клетки. Шанна в ужасе, плачет и умоляет.
— Ну, как? — спросил Майк.
Я уже чувствовал себя довольно возбужденным, а воображаемые реднеки еще даже не успели за нее приняться. — Мы не можем так поступить, — возразил я.
— Почему нет? Это не наше дело, что они с ней сделают. Мы были бы просто невинными наблюдателями.
— Это была бы наша вина.
— Черт возьми, нет. Если бы мы не появились, это всё равно бы с ней случилось, верно? Это всё равно, что позволить событиям идти своим чередом.
— Ну, не знаю.
— Может, вообще ничего не случится. Ведь мы не знаем, что происходит. Шанна, возможно, врет и не краснеет. Насколько нам известно, она могла запереться там сама.
— Ты, что спятил, — сказала Шанна. — И если вы, ребята, думаете, что собираетесь спрятаться и понаблюдать за происходящим… вперед, попробуйте. Кто бы ни появился, я прямо им скажу, где вы. Тогда, возможно, нас покромсают всех троих.
— Послушай её, — сказал Майк. — Эта сучка еще и угрожает нам.
— Да. Почему бы нам просто не вернуться к машине и не оставить её? Кому это нужно?
На самом деле я не хотел так говорить, но она меня разозлила.
— Я бы предпочел остаться и понаблюдать за весельем, — сказал Майк.
— Ты слышал её. Она сдаст нас. Давай просто свалим. Она ведет себя как дура.
— Я с тобой.
Я поднял свой топорик. Майк взял свою монтировку. Мы оба отвернулись от клетки.
— Эй, тебе нужна твоя фляжка? — спросила Шанна.
Я оглянулся. Она отошла от прутьев и подняла её.
— Бросай.
— Угу. Ты сможешь забрать её, когда выпустишь меня.
— Я тебе новую куплю, — сказал мне Майк.
— Прекрасно. Можешь оставить её себе, Шанна. Ты можешь захотеть пить, пока дождешься ночи.
Она швырнула её о землю. Та с глухим стуком ударилась о пол клетки. — Вернитесь! Вы не можете уйти!
— О, правда? — спросил я. — Просто наблюдай, как мы это делаем.
Мы продолжали удаляться.
— Ну, пожалуйста! — воскликнула она. — Вы не можете просто бросить меня здесь! Не можете! Пожалуйста!
Мы продолжали уходить.
— Мы действительно собираемся это сделать? — прошептал Майк.
— Свалить, что ли?
— Ну да.
— А почему бы и нет? Да, чёрт бы с ней.
— Вот ведь сучка.
— Нет! — крикнула она. — Не уходите!
Я оглянулся на нее.
— И почему, черт возьми, мы не должны этого делать? Назови нам хоть одну вескую причину.
Её руки пробежались по блузке спереди, переходя от пуговицы к пуговице. В мгновение ока все они были расстегнуты. Она широко распахнула блузку.
— Боже мой, — пробормотал я.
Мы с Майком уставились на нее. Пока мы смотрели, она позволила блузке упасть на пол клетки.
— Теперь вы вернетесь? — спросила она.
Нам не нужно было это обсуждать. Мы направились обратно, не сводя с нее глаз. Она наблюдала за нами, застыв как вкопанная, её руки были опущены по бокам, кулаки сжаты. Она снова тяжело дышала.
Выглядела она великолепно.
Её волосы отливали золотом. Кожа, частично находящаяся в тени, но кое-где освещаемая солнечным светом, имела мягкий светло-коричневый оттенок. В отличие от её грудей. Те выглядели бледными, кремовыми.
Их темные соски были направлены прямо на нас.
Она была стройной и обнаженной по пояс. Шорты сидели не на талии, а гораздо ниже. Ниже джинсов её стройные и загорелые ноги простирались к босым ступням, слегка расставленным на полу клетки.
Я никогда не видел ничего подобного.
Ничто даже близко не может с этим сравниться.
Мне казалось, что я вот-вот упаду в обморок. Или взорвусь. Или проснусь.
— Это то, чего вы хотели? — спросила она дрожащим голосом.
— Тебе было не обязательно… — пробормотал я.
— Да, конечно. А теперь вытащите меня отсюда.
— Мы подумаем об этом, — сказал Майк.
— Дай-ка это мне, — я потянулся за монтировкой, но он отдернул её в сторону, и я промахнулся. — Эй, да ладно тебе. Отдай её мне.
— К чему такая спешка? Давай просто расслабимся и насладимся зрелищем с минутку.
Знаю, знаю. Я мог бы побороться с ним за монтировку. Или я мог бы начать крушить навесной замок своим топориком. Но мне не очень хотелось делать ни то, ни другое.
Мы оба сосредоточили наше внимание на Шанне.
Она свирепо посмотрела на нас. Её губы были плотно сжаты. Дыхание со свистом вырывалось из ноздрей. Однако я не тратил много времени на изучение её лица.
Через некоторое время она сказала:
— Почему бы вам просто не сделать снимок.
— Жаль, что у нас нет «полароида», — сказал Майк.
— Ага.
— Блин.
— Вы подонки!
— Шорты снимай, — сказал ей Майк.
Она выглядела так, словно вот-вот расплачется: — Ребята, — сказала она. — Эй. — Её глаза обратились ко мне, как будто в поисках союзника.
— Ты же не хочешь, чтобы мы ушли, правда же? — спросил я.
— Эй, ну, пожалуйста, перестаньте.
— В чем дело? — спросил Майк. — Мы даже не просили тебя снимать блузку, ты сама это придумала.
— Да, — добавил я. — Ты это начала.
Она прикусила нижнюю губу, и её взгляд переместился с меня на Майка. Наконец, она сказала: — Если я это сделаю, вы вытащите меня отсюда? Больше никаких… глупостей?
— Конечно, — сказал Майк.
— Конечно, — подтвердил я.
Поморщившись, словно от боли, она расстегнула свои обрезанные шорты. Она не потрудилась расстегнуть молнию, но просунула большие пальцы под края шорт и потянула их вниз. Наклонилась, опуская их. Её груди слегка покачнулись. Когда джинсы были примерно наполовину спущены, она отпустила их, и они соскользнули к её лодыжкам. Она выпрямилась. Высвободила левую ногу. Правой ногой отбросила обрезанные джинсы в сторону. Затем она крепко сжала ноги вместе.
— О, Боже, — выдохнул Майк.
Я ничего не сказал.
Шанна, должно быть, провела некоторое время под солнцем в трусиках-бикини. В чрезвычайно откровенных. На её коже были узкие бледные полоски, спускающиеся наискось от бедер к центру, где завязки, должно быть, переходили в кусочек ткани размером ненамного большим повязки на глазу. Там её кожа была белой, покрытая золотистым пушком.
— Развер-нись, — сказал ей Майк.
Она прерывисто вздохнула, затем последовала приказу.
Я был рад, что она это сделала. Я бы не выдержал, если бы дольше пялился на её передок. Это дало мне шанс немного успокоиться.
Её спина была загорелой вплоть до бледных полосок бикини. Задняя часть трусиков была не более четырех дюймов шириной вверху и сужалась книзу, закрывая щель между ягодицами, но не более того. Гладкие, упругие выпуклости ягодиц были в основном загорелыми. Мне нравится красивый загар. Но я обнаружил, что мои глаза в основном прикованы к той области, которой не касалось солнце.
— Ладно, — сказал Майк. — Повернись к нам лицом.
Она так и сделала.
— Теперь ложись на спину и раздвинь ноги.
— Нет!
Если бы она это сделала, я бы точно сорвался. Кроме того, заставлять её делать это казалось действительно низким.
— Хорош, Майк, — сказал я. — Ты хочешь увидеть её киску, так?
Я уже её увидел. Как и Майк.
— Нам не следует этого делать, — сказал я. — Мы не должны заниматься всем этим.
— Не будь таким размазней.
— Она сделала достаточно.
— Вы обещали, — вмешалась она.
— Обещали что?
— Что выпустите меня, когда я сниму шорты. Вы сказали больше никаких глупостей.
— Мы так сказали? — спросил Майк.
— Да, мы так сказали.
— На чьей ты стороне?
— Мы дали ей слово.
— Ну и что?
— Этого достаточно.
Он насмехался надо мной. Повернувшись к Шанне, он сказал: «Ладно. Просто подойди сюда».
Она покачала головой.
— Нет?
— Нет.
Майк посмотрел на меня и поднял брови.
— Разве я так много прошу?
Несмотря на наше обещание, я хотел, чтобы Шанна подошла ближе.
— Не думаю. Подойди сюда, — сказал я ей.
— Нет!
— Может, уйдем прямо сейчас? — спросил меня Майк.
— Конечно, — сказал я. — Погнали.
— Хорошо! Она переступила через фляжку. Её нога приземлилась на шоколадный батончик, но она, казалось, этого не заметила. Она медленно приближалась, солнечные блики скользили по её коже, её груди почти не тряслись и не подпрыгивали. На середине клетки она остановилась.
— Ближе, — сказал Майк.
— Уже достаточно близко. Я не сделаю больше ни шагу, пока вы не взломаете этот замок.
— Если только мы не развернемся и не уйдем, правда?
Я был тем, кто это выдал.
— Вы не уйдете, — сказала она.
— Мы сделаем это, если нам захочется, — заверил я её. — Лучше делай то, что мы тебе говорим.
— Если я подойду еще ближе, вы сможете достать до меня через прутья решетки.
— Возможно, именно в этом и заключается смысл, — ответил Майк.
— Да.
— Вы, ребята, хотите меня потрогать.
Это не было вопросом.
— Думаю, это приходило мне в голову, — признал Майк.
Я усмехнулся, но смешок прозвучал нелепо.
— Конечно, мы всегда можем уехать, — сказал Майк. — Ты этого хочешь?
Она одарила нас нервной улыбкой: «Есть только один способ добраться до меня — открыть клетку».
Мы с Майком переглянулись.
— Думаю, нам лучше открыть её, — сказал он.
— Чего-же мы ждем?
Затем он ухмыльнулся Шанне.
— У тебя случайно нет ключа?
— Ага. Конечно.
— Ну, думаю, тогда придется идти сложным путём.
Он начал с того, что просунул монтировку между дужкой и корпусом. Он уперся концом стержня в стальную раму двери в качестве рычага и навалился всем своим весом. Замок не сдавался. Но он тоже. Он снова и снова нажимал на железный стержень. Затем он сел перед замком, упершись ногами в прутья, и дергал стержень вновь и вновь, пока не запыхался и не вспотел.
Шанна стояла, молча наблюдая. Она покусывала нижнюю губу. Она потерла раскрытые ладони о бедра. Она выглядела очень взволнованной. Может быть, она беспокоилась, что нам не удастся взломать замок. Возможно, беспокоилась, что удастся.
Я лишь изредка смотрел на нее. Потому что мои глаза не могли задержаться на её лице. И то, куда их уводило, слишком возбуждало меня. Так что большую часть времени я проводил, наблюдая за Майком.
Наконец, он повалился навзничь с монтировкой поперек живота и лежал там, тяжело дыша.
— Подвинься, — сказал я ему.
Он убрался с моего пути. Я присел и ударил по дверному засову чуть выше дужки навесного замка. Однако я попал по нему только один раз. По тому, как он зазвенел и мой топорик отскочил в сторону, я решил, что мне, возможно, повезет больше с навесным замком. Поэтому я начал колотить по замку тупой стороной своего топорика. Иногда я промахивался, но в основном попадал в его корпус.
При каждом ударе замок дико раскачивался взад-вперед, и мне приходилось ждать каждой новой попытки, пока он не успокаивался. Ударов, наверное, после пятидесяти я сделал передышку. Я отступил на шаг и вытер пот с глаз. Дужка всё еще была в своем отверстии, но сам корпус замка выглядел действительно побитым и помятым.
— Думаю, мы почти у цели, — выдохнул я. — Подай мне монтировку.
Майк вручил её мне.
Я расположил её так же, как он, крепко удерживая левой рукой, и ударил топориком по верхушке. Один удар. Другой. На третьем корпус немного опустился и повернулся, болтаясь с одной стороны.
— Боже мой! — выпалил Майк. — У тебя получилось!
— Ага.
Я отбросил топорик и монтировку в сторону. Снимая замок с дверного засова, я посмотрел на Шанну.
Она передвигалась, сидя на корточках по другую сторону клетки, спиной к нам, собирая свою одежду.
— Я первый — прошептал Майк.
Он оттолкнул меня со своего пути, распахнул дверь клетки и ворвался внутрь. Шанна едва успела оглянуться через плечо, прежде чем он обрушился на нее. Он схватил её сзади и приподнял, сходу врезавшись прямо в нее. её голова ударилась о прутья, он раскружил её и отпустил. Она тяжело приземлилась на пол, несколько раз перевернулась и, наконец, осталась лежать, растянувшись на спине, хватая ртом воздух.
Всё произошло очень быстро. Я наблюдал, огорошенный. Теперь же крикнул: «Майк! Господи!»
Мгновение он выглядел изумленным, затем подмигнул мне.
— Просто смотри и наслаждайся, ты следующий.
Он встал между её ног, опустился на колени и устремился вперед, уткнувшись лицом ей в пах.
— Не надо, — запротестовала Шанна. Её голос был очень слабым. — Нет. — Она попыталась дотянуться до него, но рука не выдержала и упала.
— Остановись! — крикнул я, врываясь в клетку.
Он поднял голову и повернул её в мою сторону. Вокруг его рта всё было влажно и блестело.
Я остановился прямо возле него.
— Оставь её в покое. Я на полном серьезе.
— Она этого хочет, чувак. Быть выебанной. Не будь тряпкой. — Он встал на колени и расстегнул ремень.
— Ты причинишь ей боль. Это не было частью нашей сделки.
— Какой-такой сделки?
— Черт возьми, Майк!
— Хочешь быть первым? Только и всего? Ладно, милости прошу. — Он встал и отступил назад. — Вкушай.
Я покачал головой.
— Посмотри на нее. Да, посмотри-же на нее!
Я так и сделал. Её глаза были крепко зажмурены, лицо исказилось от боли. Она хватала ртом воздух. Её груди вздымались и опадали. Они блестели от пота. Она вся блестела, залитая солнечным светом. Её ноги были широко раздвинуты.
— Возьми её, — сказал Майк.
— Я не могу.
— Трахни её, чувак! Действуй!
— Да сам себя трахни, — сказал я.
— Тебе её жалко? Черт, чувак, она называла тебя «дятлом». Помнишь? «Недоразвитым» и «дятлом».
— Да, знаю я. Но…
— Так отдери её! Устрой ей взбучку!
— Не могу.
— Тогда забудь об этом. Я буду первым.
Он сделал шаг к ней, но я преградил ему путь.
— Уйди.
— Ни за что.
— Я серьезно.
— Мы не будем этого делать.
— Черта с два. — Он вытащил нож и приблизил лезвие к моему лицу.
— Ну, вперед, воспользуйся им. Убей меня. Только так ты до нее доберешься.
— Ты сам на это напрашиваешься.
— Если ты собираешься убить меня, то действуй.
Долгое время мы смотрели друг на друга. Я действительно полагал, что он может пойти дальше и перерезать мне глотку. Черт, я знал, что он чувствовал. Я тоже хотел её. Или я хотел её до тех пор, пока Майк не ударил её головой о решетку. Это как-то всё поменяло. Когда я посмотрел на нее, распростертую на полу, полностью обнаженную, корчащуюся от боли и уязвимую, едва пребывающую в сознании, она перестала быть предметом, который мне до боли хотелось пощупать и оттрахать. Перестала быть набором потных грудей, торчащих сосков и киски. Вместо этого она являлась человеком, девушкой по имени Шанна, которая не заслуживала всего этого.
Банально, да?
Подайте на меня в суд.
— Это безумие, — наконец сказал Майк.
— Да. Я знаю.
Поморщившись, он сунул свой нож обратно в ножны и пробормотал:
— Вот же ж блядь.
Я протянул руку.
Он сердито посмотрел на нее. Затем сжал мою ладонь и потряс её. — Ты просто никудышная тряпка.
Внезапно я почувствовал себя по-настоящему хорошо. Бодро, на самом деле. Вы когда-нибудь попадали в сильное землетрясение? Вот что ты чувствуешь после того, как всё закончилось, и ты понимаешь, что дом не обрушился тебе на голову. Ты дрожишь и чувствуешь себя очень слабым, и чертовски рад, что всё закончилось. Ощущение очень похоже на опьянение.
— Не понимаю, чего ты лыбишься, — сказал Майк. — Мы только что упустили шанс, который выпадает раз в жизни.
— Более чем вероятно, — ответил я.
Он покачал головой.
Мы встали рядом с Шанной. Она моргала, глядя на нас снизу вверх.
— Мы ничего тебе не сделаем, — сказал я.
— Это правда, — пробормотал Майк.
— Мы оставим дверь открытой и вернемся к нашей машине. Ты свободна.
Шанна начала плакать.
Мы оставили фляжку и шоколадный батончик в клетке, взяли топорик и монтировку и пошли через лес к машине.
Примерно полчаса спустя, сразу после того, как Майк сказал: «Она не придет», Шанна вышла из-за деревьев.
Она была в свой одежде. На боку покачивалась фляжка. Она отправила в рот последний кусочек шоколадного батончика и всё еще жевала, когда добралась до машины.
— Ребята, вы меня подбросите? — спросила она.
— Куда? — спросил я.
— Куда бы вы ни направлялись.
— Спроси у Майка, — сказал я. — Это его машина.
— Ты поведешь, — сказал он мне.
Мы поменялись местами. Шанна, стоя у открытой пассажирской двери, секунду смотрела на Майка. Затем треснула его по макушке. Довольно сильно. — А, ты всё еще гавнюк.
— Так ты хочешь, чтобы тебя подвезли, или как?
Шанна забралась внутрь и села к нему на колени. Она захлопнула дверцу. — Давайте убираться отсюда.
Так мы и поступили.
Мы так и не узнали, кто заключил Шанну в клетку и почему.
Возможно там, в ту ночь, появилась кучка парней только для того, чтобы обнаружить, что их лишили веселья. Возможно, и нет. Может быть, она была заперта по какой-то другой причине.
Кем-то, кто попросту хотел от нее избавиться.
Кем-то с добрыми намерениями, кто надеялся спасти мир от её злодеяний.
Может быть, она была дьяволом, или вампиром, или оборотнем.
Если так, то она хорошо вела себя рядом с Майком и со мной. Я не зайду так далеко, чтобы утверждать, что она была ангелом. Иногда она могла быть настоящей занозой в заднице.
Что, впрочем, не так уж и необычно для девушки.
Но она оставалась с нами восемь дней и ночей. Ни разу она не отрастила рога и хвост, не высосала нашу кровь, у нее не вытягивалась волосатая пасть, при помощи которой она могла бы перегрызть нам глотки. Даже во время полнолуния.
Мы накупили ей много вещей в первом же попавшемся городишке. Включая одежду, рюкзак и спальный мешок. Она забрала всё это с собой, когда мы, наконец, высадили её в Халф Мун Бэй. Но она ни разу не воспользовалась своим спальным мешком, пока была с нами.
Она спала в наших. Всегда по очереди.
Кто-то однажды сказал, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Кто бы это ни сказал, он был дятлом.
Барбара выпорхнула из спальни прямиком в объятия Даррена. Тот поймал её и крепко стиснул.
— Что такое? Что случилось?
— Там… там под кроватью кто-то есть!
— О, прости пожалуйста. Тебя она напугала? Это же Джойс.
— Джойс? — Барбара отстранилась от Даррена и уставилась на него, разинув рот. — Но ты же мне говорил… ты говорил, что она умерла.
— Естественно, умерла. Думаешь, я бы взял тебя в жены, если бы у меня всё еще наличествовала жена? Как я и рассказывал, три года назад, от кровоизлияния в мозг…
— Но она же у тебя прямо под кроватью лежит!
— Разумеется. Пойдем, я тебя познакомлю с ней поближе.
Даррен взял Барбару за руку и повел в спальню. Она, спотыкаясь, следовала за ним. На полу рядом с кроватью стоял её чемодан с вещами — тот самый, что она прихватила с собой на медовый месяц, который распаковала вечером, и, после того, как приняла душ с Дарреном, решила убрать куда-нибудь подальше.
— Чемоданы под кроватью не хранят, — пояснял Даррен, — для этого у меня гараж есть.
Барбара в новеньком шелковом кимоно стояла, ёжась и пыхтя, стараясь не грохнуться в оморочку, пока Даррен нес чемодан к двери. Вернувшись, он опустился на колени и вытащил Джойс из-под кровати.
— Милая, это и есть наша Джойс.
Джойс неподвижно распростерлась на ковре, её широко раскрытые голубые глаза были устремлены в потолок, а губы изогнулись в улыбке, обнажив кончики ровных белых зубов. Пышные волосы густыми волнами рассыпались по ковру до правого плеча. Несколько прядей русых волос спадало ей на лоб.
Её руки, прижатые к бокам, были полусогнуты в локтях и обращены ладонями вверх. Выпрямленные ноги с голыми ступнями были слегка разведены в стороны.
Она была облачена в белую ночнушку — очень откровенную вещицу на тонких бретельках с глубоким декольте. Она была столь же коротка, как тот пеньюар, которым Барбара порадовала Даррена в их первую брачную ночь. И похоже, столь же прозрачной. Когда Даррен вытаскивал Джойс из-под кровати, ткань ночнушки сползла, и глубокий V-образный вырез сместился в сторону, обнажив её правую грудь.
Даррен улыбнулся Барбаре через плечо:
— Ну, разве она не чудесна?
Барбара отключилась, рухнув на пол безвольной тряпичной куклой.
Оклемавшись, она обнаружила себя лежащей в постели. Даррен сидел на краю кровати с обеспокоенным выражением лица и нежно поглаживал её бедро, просунув руку под кимоно.
— Ну, ты как?
Барбара повернула голову.
Джойс стояла в двух шагах от кровати с той же застывшей улыбкой на губах. Ночная рубашка мягко колыхалась под дуновением ветерка, проникавшего в комнату через открытое окно. Полупрозрачная ткань по-прежнему ничего толком не прикрывала, но, во всяком случае, её расправили, так что грудь больше не торчала наружу.
«А фигура у нее получше моей будет… — невольно подумала Барбара. — Она и в целом привлекательнее, чем…»
Барбара отвела взгляд и сердито уставилась на Даррена. Хотя она старалась сохранять спокойствие, её голос прозвучал по-детски капризно с визгливыми нотками, когда она произнесла:
— Что здесь вообще происходит?
Даррен пожал плечами, не переставая гладить её по бедру:
— Нет никаких поводов для беспокойства. Правда.
— Нет поводов для беспокойства? Ты сделал из своей мертвой женушки набивное чучело, которое держишь в спальне… да еще в таком виде!
Он нежно улыбнулся в ответ:
— О нет, она ничем не набита. Она обработана методом сублимационной сушки. Я отыскал фирму, которая делает такое с умершими домашними питомцами. Она выглядит чудесно, не правда ли?
— О господи, — простонала Барбара.
— А это была её любимая ночная сорочка. Не вижу сейчас никаких оснований лишать её любимой одежды, но если ты предпочтёшь, чтобы она была одето во что-нибудь более скромное…
— Даррен. Она же покойница.
— Ну да, само собой.
— Мертвых людей хоронят. Или кремируют. Их… их не держат дома.
— Почему это?
— Так не принято — это неправильно!
— О, ну если бы у меня не было возможности сохранять её в таком прекрасном состоянии, то да, наверное, были бы причины от нее избавиться. Но ты только посмотри на нее!
Барбара предпочла этого не делать.
— Она такая же свеженькая, как и в день своей смерти. От нее не отдает душком. Так в чем проблемы?
— В чем проблемы? Ты серьезно спрашиваешь, в чем проблемы?
— Я лично никаких проблем не вижу.
— И она находилась здесь… в твоем доме… всё это время?
— Ну, разумеется.
— Под кроватью?
— Только когда ты ко мне приезжала. Я опасался, что ты не очень хорошо это воспримешь, вот и позаботился, чтоб её не было на виду.
— Под кроватью? Когда я была здесь? И все ночи, что я здесь проводила, она лежала… Господь всемогущий. То есть ты держал эту… этот труп под кроватью, пока мы…
— Это не просто какой-то труп. Это жена моя.
— И, по твоему, в таком случае это должно считаться нормальным?
— Послушай, дорогая, она ведь женой мне была, душенькой моей. Что я должен был сделать — выбросить её на помойку, как старый башмак? Я ж любил её. А она любила меня. С какой стати мы должны были расстаться лишь потому, что теперь она перестала быть живой? Без нее мне было бы… ужасно одиноко. Да и взгляни на это с её точки зрения. Как думаешь, понравилось бы ей, если бы её бросили в яму, засыпали землей и оставили медленно гнить? Ну, или сожгли, превратив в кучку пепла? Боже праведный, кому такое может понравиться? Но вместо этого она осталась здесь, в своем собственном доме, где ей и место, по-прежнему в компании своего собственного мужа. Разве тебе бы не хотелось такого, окажись ты на её месте? Правда же? Это то, чего бы я хотел для себя. Того же я хотел бы и для тебя, если, не дай Бог, ты уйдешь из жизни раньше меня. Я бы хотел, чтобы мы всегда оставались вместе, бок о бок.
— Ну… пожалуй и в самом деле, — заикаясь, пролепетала она, — так было бы лучше, чем… чем те… другие варианты.
— Вне всяких сомнений.
— Но ты всё равно должен был сказать мне.
— Ждал удобного случая. Мне всё еще жаль, что ты об этом узнала столь неприятным способом. Надо думать, это тебя изрядно ошарашило.
— И это еще мягко говоря.
— Но ты приняла это известие вполне достойно. Ты у меня просто героиня, — с этими словами он распахнул её кимоно.
— Даррен! — она вновь торопливо закуталась в одежду, бросив взгляд на Джойс. Та не производила впечатления заинтересованного наблюдателя. Взгляд бывшей жены был устремлен не на Барбару, а в открытое окно по другую сторону кровати, вид из которого представлялся ей приятным и даже чуточку забавным, судя по выражению лица.
— Ну, хватит уже, — сказал Даррен, — расслабься.
— Но Джойс…
— Она же не видит, чем мы тут занимаемся. Ради всего святого, она ведь мертва.
— Да, мне всё равно. При ней я не буду ничего такого делать. Даже не надейся.
— Вот сейчас ты ведешь себя как глупышка.
— Глупышка?! Да пошел ты знаешь куда!
— Ну-ну, тс-с-с. Спокойно. Всё хорошо. Я о ней позабочусь.
Даррен нагнулся, раздвинул кимоно Барбары ровно настолько, чтобы немного обнажить её пах, нежно поцеловал её там, а затем поднялся с кровати. Он встал перед Джойс и снял с себя велюровый халат. «Ты же меня простишь?» С этими словами он накинул халат ей на голову. Ткань теперь прикрывала её почти до пояса.
Он сделал шаг назад и с довольной улыбкой повернулся к Барбаре.
— Ну как, получше?
— А ты не мог бы просто выставить её в коридор или куда-нибудь еще?
Даррен казался разочарованным.
— Это было бы непорядочно. Ведь это и её спальня тоже. Я не могу просто выставить её за порог.
Барбара устало вздохнула. Это должна была быть их первая ночь в доме в качестве законных супругов. Она не хотела затевать скандал. К тому же теперь, когда лица Джойс не было видно, всё казалось не так уж плохо.
— Ну ладно, — решилась она наконец.
— Могу запихнуть её обратно под кровать, если тебе…
— Нет-нет, пусть стоит там.
Под кроватью она будет гораздо ближе. Прямо под ними, пока они будут заниматься любовью на расстоянии вытянутой руки. Просто жуть какая-то.
Даррен направился к выключателю.
— Нет, оставь свет.
— Уверена?
— Я не… Мне не хочется находиться с ней в темноте.
— Как пожелаешь, милая.
Когда он вернулся к кровати, Барбара села и сбросила с себя кимоно. Она мельком бросила взгляд на Джойс, затем откинулась назад и прикрыла глаза.
Даррен опустился на нее, страстно целуя в губы.
— Как же я горжусь тобой, — прошептал он.
— Знаю. Я же героиня.
— Так и есть. Без всяких сомнений.
Барбара не могла ничего с собой поделать: вновь и вновь, пока Даррен целовал её, ласкал и проникал в нее, она украдкой поглядывала на Джойс. На его другую жену. Его покойницу жену. Стоявшую рядом с накинутым на голову халатом. Но тот не свисал до самого низа, и не мог скрыть, как прозрачная ночная рубашка под дуновением ветра прижималась к темному треугольнику волос между её ног.
«А он ведь когда-то занимался с ней тем же самым», — кольнула её неприятная мысль. — Прямо здесь, на этой кровати».
Осознает ли она это? Понимает ли, что он сейчас, в данный момент со мной делает, прямо у нее на глазах? Ревнует ли?
Не будь дурой.
Барбара постаралась избавиться от этих мыслей. Куда уж там!
В подходящий момент она сымитировала оргазм.
Даррену потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Он прошептал, когда он снова смог спокойно дышать:
— Вот видишь, всё прошло замечательно.
— Ага.
— Она ведь тебе совсем не мешала, правда же? Ну, я про Джойс.
— Не особо, — соврала она. Почему нет? Врать так, врать.
— Готов поспорить, её присутствие добавило особой пикантности моменту. Для меня — уж точно.
Барбара еле удержалась от того, чтобы зябко поежиться.
«Господи Боже мой!» — мысленно простонала она, но вслух ответила:
— Не уверена. Возможно.
Спустя какое-то время Даррен спросил:
— Может, всё-таки выключим свет?
— Нет, пусть горит.
— Ты что, всё еще боишься?
— Мне до сих пор немного не по себе.
— Да всё путём. Уверен, потребуется лишь некоторое время, чтобы окончательно свыкнуться с ней.
«Я никогда к ней не привыкну, — мысленно сказала себе Барбара. — Этого не будет никогда».
***
Вскоре Даррен уснул. Барбаре же мешали погрузиться в сон несущиеся стремительным потоком мысли. Она вышла замуж за человека, который держит свою усопшую супругу у себя в спальне. И ему это нравится. Фактически он даже признался, что его заводило, когда она стояла рядышком во время их сексуальных утех.
Дичь какая-то. Мерзость просто.
Впрочем, Барбара утешала себя мыслями о том, как всё будет хорошо, когда она избавится от Джойс. Это успокаивало её настолько, что она почти провалилась в сон.
Но всякий раз, когда дремота одолевала её, она в панике снова подскакивала на кровати и оглядывалась в сторону Джойс, чтобы убедиться, что та не пошевелилась, не стянула с себя халат, не подобралась ближе к кровати.
Чертова сука, похоже, оставалась абсолютно неподвижной.
Ну конечно.
Всё, что могло шевелиться, — это её ночнушка, которой играл ветерок, прижимая тонкую ткань к животу, лобку и бедрам.
Когда Барбара проснулась, спальня была залита ярким солнечным светом. Ей каким-то образом всё же удалось уснуть. Несмотря на Джойс.
Джойс.
У Барбары не было никакого желания видеть её. Но стоило большого труда не поддаться щекочущему желанию обернуться. Поэтому она уставилась в потолок, стремясь насладиться теплым ветерком, ласкающим кожу.
«Я не переживу еще одной ночи с ней в одной комнате, — подумала Барбара. — Просто не смогу. Нужно заставить Даррена образумиться».
Она перевела взгляд на другую сторону кровати.
Даррена не было.
Нет! Что, если он забрал с собой халат? Что, если она больше не накрыта?
Барбара быстро перевернулась на другой бок.
Джойс тоже исчезла.
Куда она подевалась?
Барбара как ужаленная вскочила на ноги. Сердце бешено колотилось, пока она, стоя на кровати, обшаривала глазами помещение. Никаких следов трупа. Она с усилием выдохнула и наполнила легкие свежим утренним воздухом.
Здесь её нет. Может, Даррен одумался и…
Барбара ощутила внутри ледяной холод, всё её тело покрылось мурашками.
Он убрал её под кровать!
Застонав, она спрыгнула с матраса. Отпрянула от постели на середину комнаты, опустилась на колени и с безопасной дистанции вгляделась в пространство под кроватью.
Джойс там не было.
Хвала Всевышнему, обошлось.
Но где же она? Что Даррен с ней сделал?
По крайней мере, она не здесь. А это главное.
Немного приободрившись, Барбара снова поднялась на ноги. Смахнула ворсинки ковра с рук и коленей. Её всё еще потряхивало, а по коже по-прежнему ползали мурашки.
«Так жить нельзя», — подумала она, возвращаясь к кровати. Там Барбара накинула свое шелковое кимоно, плотно в него завернулась и затянула пояс узлом. Затем подошла к шкафу. Ей понадобились тапочки.
Что, если Джойс там?
Она посмотрела на закрытую дверь. И решила, что лучше оставить её закрытой. Можно обойтись и без тапочек.
Направившись к двери спальни, она обнаружила, что её чемодан исчез. Вероятно, Даррен отнес его в гараж.
Может быть, он и Джойс туда же забрал.
Ах, если бы…
Размечталась.
Она замерла в дверном проеме, наклонилась вперед и повертела головой влево и вправо. Коридор выглядел безопасным. Она бросилась к распахнутой двери в уборную. Джойс не было видно. Барбара вошла внутрь и заперла дверь. Затем, преодолевая слабость во внезапно ставших ватными ногах, приблизилась к ванной. Но та оказалась пустой. Барбара облегченно вздохнула и понемногу расслабилась.
Она сходила в туалет, умылась, почистила зубы, а потом села на край ванны, собираясь с духом, прежде чем выйти из безопасного укрытия ванной комнаты.
«Это же какое-то сумасшествие, — твердила она сама себе. — С чего бы мне бояться Джойс? Ведь она ничем не может мне навредить. Всё, что она может делать — это держать меня в постоянном напряжении. И заставлять задумываться, а не за психа ли я замуж выскочила».
Но нет, он не сумасшедший. Просто не в силах перестать заботиться о покойной жене. Не в силах с ней расстаться.
Госссподи Боже ты мой…
Нет уж, ему придется с ней расстаться. Или она, или я.
Ладно. Но допустим, он выберет её. И что мне тогда делать? Куда податься? Я уже съехала со своей квартиры. Черт, я ведь даже с работы уволилась. Хотя, наверное, всегда можно найти…
Так, стоп. А с какого перепугу я должна куда-то уходить? Это ведь она тут мертвая, а не я.
Мне просто нужно обсудить это с Дарреном. Если он примет разумные доводы и куда-нибудь её пристроит, всё будет в лучшем виде.
Барбара заставила себя покинуть ванную. Когда она проходила по коридору, кто-то появился из спальни. Она вздрогнула, прежде чем сообразила, что перед ней Даррен.
Тот уже успел одеться. На нем была ярко-красная гавайская рубашка, которую они привезли с собой из поездки на Мауи. Она свободно свисала поверх шортов-бермуд. На фоне белоснежных носков его ляжки казались бронзовыми от загара. На ногах были кроссовки «Рибок».
— Доброе утречко, — с улыбкой произнес он, направившись к ней, — Неужели выспалась, а?
В следующее мгновение она оказалась в его объятиях. Барбара в ответ теснее прижалась к нему, поцеловала. «Даррен только мой» — решила она.
Он был теплым, крепким и родным.
Когда они высвободились из объятий друг друга, Даррен шепнул ей на ухо:
— Я приготовил для тебя небольшой сюрприз.
— Ты отправил Джойс в кладовку?
Его улыбка испарилась:
— Не болтай ерунды. Я сбегал в кондитерскую. Пончики с кленовым сиропом, что ты на это скажешь?
Ему было известно, как Барбара обожала сдобу с кленовым сиропом. Но в настоящий момент она была не способна даже изобразить радость.
— Очень мило, спасибо.
Даррен взял Барбару за руку и повел её на кухню. На столе стоял горячий кофейник. Рядом с ним — тарелка с горкой пончиков, в том числе четыре с глазурью из кленового сиропа. В углу, улыбаясь и глядя прямо на Барбару немигающим взглядом, стояла Джойс.
Её волосы были собраны в хвостик. На ней была чистая белоснежная блузка. Сквозь тонкую полупрозрачную ткань просвечивал черный бюстгальтер. Полы блузки были аккуратно заправлены за резинку блестящих синих спортивных шорт. На её ногах красовались белые носки и синие кроссовки «ЭлЭй Гир».
— Ты её одел, — удивленно пролепетала Барбара.
Даррен усмехнулся:
— Ну, уж явно она не сама оделась.
— Почему это?
— Ну, разве это не очевидно? — он тихонько рассмеялся и поднял кофейник.
— Я имею в виду, для чего ты одел её?
— Было бы как-то неправильно, если бы она носила ночную рубашку весь день.
Он налил кофе в чашки и поставил их на стол. Затем выдвинул стул для Барбары.
— Я там посижу, — сказала она и села на стул с противоположной стороны стола, дабы не оказаться к Джойс спиной. Так она сможет присматривать за ней.
Даррен опустился на стул, на котором обычно сидела Барбара, и отхлебнул кофе.
— Честно говоря, первое время я и правда держал Джойс только в банном халате. Думал, зачем мне её одевать во что-то? Но выглядело это так уныло. От того, как она стояла днем и ночью, одетая в один этот несчастный халатик. Словно… Ну не знаю, будто бы она не в себе, что-ли.
В голове Барбары возникло искушение сделать колкое замечание, но вместо этого она вгрызлась в свой пончик с нежным кленовым сиропом.
— Тогда я и взялся её переодевать. Долой старенький наскучивший халат, а на смену ему… ну, то, что будет уместно в конкретной ситуации. Какая-нибудь ночная рубашка на ночь. Повседневная одежда днем. Какой-то из её симпатичных миниатюрных купальников для отдыха у бассейна — ей всегда нравилось делить со мной досуг у бассейна, пусть она и не особо любила плавать. А для более торжественных случаев — дней рождения, праздников и всего прочего — элегантное вечернее платье. Всё по обстановке, смотря что будет уместно, — улыбнувшись, он откусил кусочек пончика с джемом.
— Прямо как кукла Барби в человеческий рост.
— Ты — моя куколка Барби, — сказал он, довольно невнятно, из-за непрожеванного пончика, размазывая по губам белую глазурь и красный джем. — А она — моя куколка Джойси.
Джойс снисходительно лыбилась Барбаре, глядя поверх её макушки куда-то вдаль.
— Но разве тебе не… тяжело её одевать? В смысле, она ведь сейчас такая… ну, жёсткая, разве нет?
— Да ничего, мы с ней справляемся. С какой-то одеждой мороки больше, чем с другой, но мы делаем что можем.
Барбара откусила еще кусочек пончика. Но вновь ощутила во рту лишь какой-то сухой безвкусный комок, который было не так-то просто проглотить. Она отложила пончик и отхлебнула кофе.
— С пончиком что-то не так, невкусный, что ли попался? Это же твой любимый с сиропом кленовым.
— Нет, всё нормально, — пробормотала она.
Озабоченно нахмурившись, он подался вперед:
— Это из-за Джойс?
— Естественно, это из-за Джойс. Сам-то как думаешь?
— Мы ведь обсуждали это вчера вечером, дорогая. Мне показалось, ты всё правильно поняла.
— О господи, ты одеваешь её так, будто она настоящая.
— Она настоящая.
— Но она же мертвая! А ты таскаешь её из комнаты в комнату. Наряжаешь её! Надеваешь на нее бюстгальтер. Могу себе представить, как ты еще и трусики на нее напяливаешь.
— А ты бы предпочла, чтобы она была без трусиков? — осторожно осведомился он. Затем он вопросительно вскинул брови, кратко улыбнулся и снова откусил от своего пончика.
— Я бы предпочла, чтобы её вообще не было!
Кивнув, он некоторое время жевал. Потом проглотил. Отпил кофе:
— Ты к ней привыкнешь. Убежден, что как только ты узнаешь её поближе, то…
— Я не желаю её здесь видеть.
— В смысле, в кухне?
— В смысле, в этом доме. А лучше всего, чтоб она находилась на гребаном кладбище, где ей и место!
— Охохонюшки. А ты ведь реально разозлилась.
Её сердце чуть не разорвалось от боли за Даррена, из-за скорбного выражения, которое приобрело его лицо.
— Прости, — пробормотала она. — Да, разозлилась. Я ведь безумно тебя люблю. Но вот Джойс…
— Она тебя пугает, так?
Барбара согласно кивнула.
— Но она не кусается, если что.
— Да знаю я.
— Она вообще ничего не может тебе сделать.
— Она смотрит на меня.
— Это просто красивые стекляшки, — ласково пояснил Даррен.
— Глаза не её? Не настоящие?
— Её глаза, они… плохо перенесли процедуру. Но если они тебя смущают… Сейчас вернусь.
Встав, он поспешно покинул кухню.
***
В его отсутствие Барбара тщательно изучала лицо Джойс. Глаза стекляшки. А выглядят совсем как настоящие. Слишком реальные, слишком живые, такие выразительные… Стало ли ей лучше от информации, что это бутафорские глаза? На пару секунд ей показалось, что вроде да.
Ведь это вовсе не Джойс на нее пялится.
Не её мертвые очи. Всего-навсего полированные шарики, вставленные в глазницы.
Пустые глазницы.
У Джойс нет настоящих глаз. А что с ними стало? Их что, вырезали? Выдавили? Их выдернули щипцами? Они высохли и вывалились во время «процедуры»?
Те чудесные, живые глаза, смотревшие поверх головы Барбары, были вставленными в полости стекляшками.
Интересно, они когда-нибудь выпадают?
Или Даррен порой бережно их вынимает, полирует, а затем засовывает обратно?
Барбара вытаращилась на Джойс. Глаз нет. Боже мой! Это ведь не её глаза. Это просто шторки. Имитация, призванная скрыть пару омерзительных впадин.
Она с отвращением отвернулась. Вот спасибо тебе, что поделился со мной этим, Даррен. Спасибо тебе огромное!
— Ну, вот и всё, — объявил он, поспешно врываясь на кухню, — как раз то, что требовалось.
Он чмокнул Барбару в макушку, после чего поспешно обогнул стол.
Она подняла глаза, чтобы посмотреть, как он надевает на Джойс солнцезащитные очки. Вроде тех, что были на полицейском, который остановил Барбару пару недель тому назад за то, что она правила нарушила, подрезав кого-то, когда втискивалась на другую полосу шоссе Санта-Моники. Проволочная оправа и каплевидные линзы с зеркальной поверхностью.
— Ну как тебе? — поинтересовался Даррен. Отступив на шаг, он внимательно осмотрел результат. — Ей эти очки особенно к лицу, как считаешь?
«Ну вот, теперь мне даже не видно, куда она пялится», — подумала Барбара. Но ей не хотелось оскорблять чувств Даррена. Он ведь и правда старался.
— Да, так гораздо привлекательней.
«Авось, это и в правду лучше, — сказала она себе. — По крайней мере, её глаз больше не видно. Может, получится о них вообще забыть. Забыть, что это и не глаза вовсе, а всего лишь ширма, скрывающая пустые глазницы».
Даррен вновь уселся и вид у него был вполне довольный:
— На каждую проблему найдется решение.
— Ты, должно быть, прав, — согласилась Барбара. Она подняла пончик и заставила себя доесть его.
На вопрос Даррена, как бы она предпочла провести день, Барбара предложила сходить на пляж.
— Идея потрясающая. — он был в восторге. — Словно мы так и продолжаем медовый месяц.
— Только мы вдвоем, да?
— Ну конечно.
— Тебе не хочется прихватить её с собой?
— Джойс и тут будет уютно, — подмигнул он. — Если честно, она безнадежная домоседка.
В спальне Барбара завязала тесемки бикини, затем надела блузку, шорты и обула сандалии. Даррен вошел, когда она застилала постель.
— Пока будешь переодеваться, схожу соберу полотенца и вещи, — сообщила она.
— Через минуту буду готов, — подмигнул он ей.
Прежде чем они ушли, Даррен отнес Джойс в гостиную. Он устроил её на диване, подложил ей под шею подушку и снял с нее обувь.
— Тебе удобно? — осведомился он. Затем похлопал её по ноге, принял от Барбары пляжную сумку и устремился к двери.
***
Было здорово выйти из дома. Подальше от Джойс. На пляже они бродили вдоль воды, взявшись за руки. Расстелив на песке полотенца, они намазали друг друга кремом для загара, а потом легли, растянувшись рядом и нежась под дуновением ласкового бриза в лучах манящего солнца.
Измотанная ночью, в течение которой ей так мало удалось поспать, Барбара безмятежно дремала.
Позднее они исследовали пирс. Прогулялись мимо сувенирных лавчонок. Покатались на электромобилях по автодрому. Даррен три раза подряд забросил баскетбольный мяч в кольцо и выиграл для нее пушистого розового плюшевого медвежонка. Они ели жареные во фритюре мидии и свежеприготовленные картофельные чипсы на скамейке смотровой площадки прямо над океаном.
Позже они вернулись на песчаный пляж. Вновь расстелили полотенца, улеглись, и Барбара снова провалилась в сон.
Проснулась она от того, что Даррен поцеловал её в плечо:
— Пора домой собираться.
Её желудок сжался, а в животе вдруг образовался ледяной ком.
— Еще успеем.
— Ты ведь не хочешь, чтобы мы обгорели на солнце?
— Не обгорим. Крем для загара есть…
— Не важно. Нужно возвращаться.
— Рано еще.
Он взглянул на наручные часы:
— Почти три.
Она кивнула. И принудила себя улыбнуться.
Улыбка стала совершенно искренней, когда она натягивала шорты на ноги.
— А знаешь что? Пошли в кино, а?
— В кино?
— Ага. На дневной сеанс. Будет здорово.
— Ну…
— Пожалуйста! Это наш последний день вместе перед тем, ну… С завтрашнего дня каждое утро тебе придется ходить на работу. У нас не будет возможности вообще где-то побыть и чего-то поделать вместе до следующих выходных. Ну пожалуйста!
— Ладно, почему бы нет?
Они вернулись к машине, доехали до парковки торгового центра на Третьей улице[30], затем зашли в мультиплекс. Из шести фильмов, демонстрируемых там, один должен был начаться через пятнадцать минут. Даррен купил билеты, и они отправились в зал.
Очень скоро погас свет. А фильм закончился, кажется, еще быстрее.
— Мне уже не терпится попасть домой и принять душ, — промолвил Даррен, когда они проходили через фойе, и похлопал её по попке. — С тобой вместе.
— Может, еще фильм какой-нибудь посмотрим?
— Ну, в самом деле, солнышко, одного вполне достаточно.
— Но почему? Ты же знаешь, как я люблю кино.
Он улыбнулся:
— Как тебе такой вариант? Заедем в видеосалон по дороге домой и возьмем напрокат несколько фильмов?
Она вздохнула. Ей не хотелось устраивать сцены.
— Прекрасно. Если тебе так хочется.
Ей пришлось согласиться на поездку в видеопрокат.
Барбара изучала видеотеку, качала головой и не хотела выбирать ничего. Она постоянно находила причины, по которым ей не по душе были те фильмы, что предлагал Даррен. То она вспоминала, что уже смотрела такой фильм, то рецензия на коробке не вызывала энтузиазма.
— Не волнуйся, — несколько раз повторяла она, — мы что-нибудь найдем. Здесь должно быть хоть что-то приличное. — и они продолжали поиски.
Ей удалось продлить этот процесс более чем на час.
Наконец Даррен взмолился:
— Давай уже возьмем два любых. А то я сейчас с голоду помру.
Барбара взяла два фильма, которые заприметила еще когда они только входили в магазин.
***
Уже в машине Барбара предложила:
— Может, перекусим перед тем, как двинем домой?
— А не желаешь взять еду на вынос?
— Я бы предпочла поесть в ресторане. Там гораздо приятнее.
— Посмотри, как мы одеты.
— Не обязательно что-то изысканное. «Джек в коробке» или «Бургер Кинг». Что-то типа того.
Даррен поехал в «Бургер Кинг». Они поели за отдельным столиком. Пока Барбара неспешно поглощала пищу, она пыталась придумать, что еще можно сделать, чтобы отсрочить свое возвращение домой.
«Придется капитулировать — наконец сдалась она, — я откладывала это настолько, насколько возможно, не затевая ссоры. Мы не можем сторониться собственного дома вечно. Лучше уж сейчас с этим покончить».
После трапезы они сели в машину и уже в вечерних сумерках поехали домой.
Туда, где их ждала встреча с Джойс.
«Может, нам повезет, — думала Барбара, — случится пожар и дом успеет сгореть, пока мы будем в пути».
Разумеется, этого не произошло.
Они свернули за угол, и вот он — дом, милый дом. Стоит себе на том же месте, как ни в чем не бывало.
— Ну как, неплохо день провели? — спросил Даррен, въезжая на подъездную дорожку.
— Прекрасно. Жаль, что он так скоро закончился.
— Ничего еще не закончилось, дорогая, — сказал он. Остановив машину, Даррен наклонился к Барбаре и нежно погладил её по затылку: — Наша с тобой совместная жизнь только началась. У нас впереди еще много чудесных мгновений.
— Наверное
— Не наверное, а точно.
Она последовала за ним в дом. Даррен занес пакет с видеокассетами в гостиную и положил его у ног Джойс.
— Ей ведь не обязательно смотреть фильмы вместе с нами? — спросила Барбара. — Может… Может, ты отнесешь её в другую комнату?
— Мог бы, конечно. Но чем быстрее ты к ней привыкнешь, тем будет лучше. Тебе так не кажется?
— Не думаю, что я когда-нибудь к ней привыкну.
— Привыкнешь, привыкнешь. Вот увидишь. А теперь иди в душ. Я скоро к тебе присоединюсь. — Он подмигнул ей. Затем наклонился, просунул руки под Джойс и поднял её с дивана.
Сердце Барбары чуть не остановилось.
— Куда ты с ней собрался?
— В спальню для гостей, — усмехнулся он. — Ей пора уже переодеться, всё-таки время к ночи.
Опередив его, она поспешила покинуть комнату и закрылась в ванной. её пальцы тряслись, пока она раздевалась.
«Ей пора переодеться» — мелькнула в голове фраза Даррена.
Сейчас он её раздевает. А потом, как ни в чем не бывало, придет сюда и станет прикасаться ко мне.
Не дождется!
Она заперла дверь на замок, затем подошла к ванне и включила душ.
Ему придется выбирать, решила она, регулируя температуру воды. Или Джойс, или я. У него не может быть обеих сразу.
А что, если он предпочтет Джойс?
Я не могу его потерять. Только не из-за какой-то чертовой мертвячки.
С тяжким вздохом Барбара подошла к двери и снова её отперла.
Забравшись в ванну, она прикрыла за собой стеклянную дверь. Горячие струи воды приятно обдавали голову и лицо, стекая затем по её телу.
«Его руки будут чистыми, — заверяла она себя. — Будут все в мыле, когда он прикоснется ко мне. На его руках не будет и следа Джойс».
Но она будет ждать, когда мы выйдем из душа.
В своей прозрачной ночной рубашке.
Господи!
Она будет стоять в своей ночнушке и солнцезащитных очках, пока мы смотрим фильмы. Потом будет ждать рядом с кроватью, пока мы занимаемся любовью.
Я этого больше не вынесу!
Может, мне не стоит больше подпускать его к себе, пока она не исчезнет отсюда?
Нет, это лишь испортит его отношение ко мне. У меня нет никаких вариантов, чтобы заставить его избавиться от нее. Иначе он навсегда затаит против меня обиду. Решение должно исходить от него.
Если б только она не была в таком хорошем состоянии. Если бы она начала гнить или смердеть, то он не стал бы держать её рядом.
Интересно, а что, если схожу завтра на рынок, пока он на работе, куплю какой-нибудь омерзительно вонючий сыр и засуну ей в рот? И вообще везде, куда только можно?
Фу! Мне придется до нее дотрагиваться.
Но для этого и придуманы перчатки.
Даррен подумает, что она начала гнить.
И избавится от нее?
А если он будет искать причину и обнаружит сыр?
Стоит ли идти на такой риск?
Барбара вздрогнула от неожиданности, когда дверь душевой с шумом распахнулась. Она обернулась. На нее с неизменной улыбкой смотрела Джойс. Ни зеркальных солнечных очков, ни ночной рубашки.
— Нееет! — Она попятилась назад, когда Джойс поднялась, поддерживаемая стоящим за ней Дарреном. — Убери её отсюда! — Она поскользнулась и плюхнулась задницей на дно ванны. — Ай!
— Дорогая! Ты в порядке?
— Нет! Вытаскивай её отсюда! Да что с тобой не так?
— Для вас это будет отличный способ познакомиться поближе. Я серьезно. Ты не ушиблась?
— Буду жить.
Барбара отползла назад и подтянула ноги к груди, когда Даррен забрался в ванну вместе с Джойс. Он прислонил её тело к себе, обнял одной рукой за живот и захлопнул за собой дверцу.
Поток воды из душа попал на плечи Джойс. Блестящие струйки скользили вниз по её телу.
— Пожалуйста, — взмолилась Барбара, — я не хочу с ней знакомиться поближе. Убери её!
— Всё будет хорошо, когда ты узнаешь её получше.
— Вода её испортит! Лучше вытащи её, пока…
— О нет, она довольно крепкая. Вставай, дорогая.
— Даррен!
— Неужели я так много прошу? Просто поднимись. Ну, пожалуйста.
Нехотя, тяжело вздохнув, Барбара заставила себя встать на ноги.
Даррен улыбнулся ей из-за плеча Джойс:
— А теперь подойди немного поближе. Только смотри, снова не упади.
Она приблизилась на несколько дюймов, после чего остановилась.
— Ближе.
Она придвинулась еще.
— Ближе.
— Не надо. Прошу тебя!
Еще чуть-чуть, и она соприкоснется с Джойс.
— Ну ладно, — сказал Даррен. Он моргнул, смахивая капли воды с ресниц. — Ты очень хорошо справляешься. Правда. У тебя большие успехи. А теперь я хочу, чтобы ты прикоснулась к её лицу.
— Не заставляй меня делать это, — её голос превратился в жалкое хныканье.
— Я не буду тебя ничего заставлять. Просто попробуй сделать это сама, ради меня. Ради нас. Я всего лишь прошу тебя. Ты должна преодолеть свою фобию перед Джойс.
— Это не фобия.
— Когда всё будет позади, мы заживем нормальной жизнью. Я уверен, что она тебе даже понравится. Она будет составлять тебе компанию днем, пока я на работе. А сейчас прошу тебя. Прикоснись к её лицу.
Барбара протянула мокрую руку к щеке Джойс. А потом замешкалась с дрожащими, даже трясущимися пальцами.
Джойс смотрела на нее счастливыми, сияющими глазами.
Стеклянными, вставленными в пустые глазницы.
— Ты уже так близка, — убеждал её Даррен, — не отступай.
Затаив дыхание, Барбара приложила кончик пальца к щеке Джойс. Ощутила прикосновение. Погладила её. Кожа была гладкой и жесткой. Как у дорогой кожаной обуви.
Из-за плеча Джойс выглядывал Даррен:
— Я очень тобой горжусь.
Барбара опустила руку.
— Я сделала то, о чем ты меня просил. А теперь…
У нее перехватило дыхание, когда труп дернулся, подавшись вперед. Руки Джойс прижались к её ребрам. Прежде чем она успела отпрыгнуть, её сжали другие руки. Руки Даррена. Схватили её за талию и рванули вперед. Крепко прижимая к Джойс.
Она отвернула голову в сторону, чтобы не коснуться лица Джойс. Их щеки потерлись друг о друга.
Даррен поцеловал её, прижавшись губами к её губам через плечо Джойс. Он протолкнул свой язык ей в рот.
Он не смеет этого делать!
Только не с Джойс между нами!
Но он всё-равно сделал это, когда Джойс находилась между ними. Её твердые груди прижимались к грудям Барбары, её живот, бедра и пах плотными бугорками вдавливались в её тело. И двигались. Джойс терлась об нее, в то время как Даррен извивался, стонал и двигал языком у нее во рту.
Барбара в отвращении взвыла и инстинктивно стиснула зубы.
Даррен вскрикнул. Его руки разжались.
Она уперлась руками в бедра Джойс и оттолкнула её, отбрасывая при этом Даррена к кафельной стене под душевой лейкой. Он застонал, приложившись затылком о плитку. Из его рта хлынула кровь.
Барбара попятилась назад, чтобы отстраниться от четырех ног, сползавших к ней.
Она выплюнула кусочек языка Даррена.
Она даже не думала его откусывать, но…
С омерзением она увидела, как кровавый кусок мяса угодил Джойс в прямо на пупок.
Я его покалечила!
— Посмотри, до чего ты меня довел! — крикнула она.
Даррен не отвечал. И не шевелился. При падении он соскользнул еще ниже, и теперь его голова находилась под Джойс. Его руки безвольно распростерлись на дне ванны. Ноги были раздвинуты по обе стороны от ног Джойс. Его гениталии были видны сквозь щель между её бедрами.
Вода, стекавшая по телу Джойс, заставила язык Даррена скользнуть вниз по её животу.
Барбара сделала еще шаг назад. Её нога опустилась со всплеском.
Вода в ванной стояла уже по щиколотку.
Он же сейчас захлебнется!
Она присела на корточки и схватила Джойс за лодыжки. Потянула на себя. Тело скользнуло вперед. Она перехватила ноги Джойс повыше, проталкивая её под собой к задней стенке ванны.
Барбара увидела лицо Даррена.
Вода доходила ему до ушей. Глаза были закрыты, распахнутый рот был полон крови.
— Всё будет хорошо! — причитала она. — Я тебя спасу!
Даррен открыл глаза.
Слава Богу!
— ШШШШУКА! — закричал он, обдавая изо рта брызгами крови всё вокруг, словно из гейзера.
Он резко сел. Его грудь столкнулась с затылком Джойс и подтолкнула её тело. Не гнущееся, оно поднялось, будто доска, которую потянули за один конец.
Барбара, лихорадочно попытавшись отодвинуться от Даррена, поскользнулась.
И повалилась вперед. Её колени врезались в живот Джойс.
Хрррясть!
Голова Джойс рывком наклонилась вперед, подбородок уперся в гортань, лицо оказалось прижатым к груди. Голова между грудями была перевернута, затянутые в конский хвост волосы направлены в сторону Барбары. Обрубок сломанной шеи торчал вертикально вверх, заливаемый хлещущей из душа водой.
Даррен зарычал от ярости.
Барбара схватила голову за волосы, оторвав от тела.
Когда Даррен потянулся к ней руками, она с размаху обрушила голову Джойс на его лицо. Мощный удар сбоку угодил ему в скулу, голова Джойс отскочила как мячик. Стеклянные глаза вылетели и разбились о стенку ванны. Глаза Даррена закатились, и он осел на дно. Она снова замахнулась головой, раскрутив её за волосы, и нанесла следующий удар. На этот раз левый глаз Даррена вылетел из глазницы, повиснув на зрительном нерве. Третий удар раздавил его в кашу. На четвертом ударе у него изо рта вылетело несколько зубов.
— Ты прав, Джойс довольно крепкая, ублюдок!
Она продолжала бить его по голове, пока раздробленный череп Джойс не оторвался от скальпа. Это произошло как раз в тот момент, когда Барбара собиралась нанести очередной удар. Её орудие внезапно стало почти невесомым. Она скривилась, когда разлетевшиеся осколки черепа с грохотом ударились о душевую дверь. Некоторые срикошетили и попали ей на плечо и спину.
Она отбросила мокрую спутанную гриву волос.
Затем оторвала у Джойс правую руку и колотила ею Даррена, пока та не развалилась на части. Ей пришлось сделать паузу и перевести дыхание, прежде чем вырвать левую руку из сустава.
Она била ею по превратившемуся в месиво лицу Даррена.
Рука продержалась недолго.
Оторвать у Джойс ноги оказалось непросто. Но она справилась. Ради такого дела не грех и потрудиться.
Мы ехали по сорокамильному[31] асфальтированному участку дороги через кукурузные поля после просмотра двойного сеанса кровавых ужастиков в автокинотеатре в Дарнелле, окружном центре. Нас было четверо в старом кабриолете Джо.
За рулем, конечно же, был Джо Йокум. Рядом с ним сидела Болтушка Сью Миллер. Развалившись в кресле с банкой пива «Хэммс» в руке, она закинула ноги на приборную панель. Её волосы развевались на горячем ветру.
Я сидел на заднем сиденье рядом с Дженнифер Стайлс.
Она была двоюродной сестрой Болтушки Сью из Лос-Анджелеса. Пару раз снималась в какой-то рекламе для телика, и считала себя обалдеть какой горячей штучкой. Слишком горячей для таких, как я. Я не пробыл с ней в машине и двух минут, а уже пожалел, что не остался дома. Затем мы, наконец, припарковались в кинотеатре, и Джо еще не успел закрепить колонку на своем окне, как она зыркнула на меня прищуренными глазами и сказала: «Ты просто держись своей стороны машины, Спад, и у нас всё будет в порядке».
Во-первых, меня зовут Дуэйн, а не Спад. Во-вторых, я не нуждался ни в каких предупреждениях.
Во время этого очень продолжительного двойного сеанса Джо и Болтушка Сью развлекались на переднем сиденье, а я застрял сзади с Дженнифер Великолепной.
Я даже не мог толком наслаждаться фильмами. Вся эта возня на переднем сиденье меня не слишком беспокоила, разве что напоминала о том, чего я лишился. Всерьёз меня выводило другое — я ведь сидел рядом со сногсшибательной красоткой, а она смотрела на меня как на груду мусора. И почти каждый раз, когда мне удавалось выкинуть её из головы и погрузиться в происходящее на экране, она испускала долгий, усталый вздох.
Она явно умирала от скуки и хотела, чтобы мы это знали. Влюбленные, конечно, были не в состоянии это заметить. Но от меня это не ускользнуло.
Только однажды, ближе к концу второго фильма, я посмотрел на нее, когда она издала один из этих вздохов.
— Чего тебе? — спросила она недовольно.
Я несколько раз, принюхиваясь, втянул носом воздух. — Это духи «Obsession», сладенькая? Или ты подпустила?
— А не пошёл бы ты нах, тракторист?
После этого я решил больше ничего ей не говорить. Наконец, фильмы закончились. Я, конечно, был не в восторге от долгой дороги домой, но Джо притормозил сразу за знаком «Городская черта». Он обошел машину сзади, открыл багажник и вернулся с холодной упаковкой из шести банок пива.
— Вы не будете пить, пока я в машине, — запротестовала Дженнифер.
— До дома путь неблизкий, милая, — сказал ей Джо.
— Не «милкай» мне.
— Ну же, расслабься, — сказала Болтушка Сью.
— Это скорее не помешает всем нам, — заметил я.
— Боже мой, — протянула Дженнифер, когда мы открыли банки.
Я пожалел, что Джо не достал пиво еще в кинотеатре. Тогда всё было бы намного проще. Но нам было всего по шестнадцать, мы сидели в машине с откидным верхом, и он, вероятно, решил, что не стоит рисковать светиться с выпивкой. В любом случае, хорошо, что он предложил это теперь.
Дженнифер снова начала вздыхать, но придала вздохам другой оттенок, теперь они звучали раздраженно, а не скучающе.
И в этом она была действительно хороша.
Пока она занимала себя этой дыхательной гимнастикой, мы налегали на пиво, а Джо продолжил мчать нас через поля по сорокамильной асфальтированной дороге. Первая банка пива была обалденной на вкус. Вторая показалась еще лучше. Выпив половину, я поставил её на колено и откинулся на спинку сиденья. Меня овевал горячий ветер. Я вдыхал свежий, сладкий воздух кукурузных полей. Над головой расстилалось небо, усыпанное звездами. Полная луна делала ночь такой светлой, что можно было без труда прочесть этикетку на пивной банке.
Она сидела, сгорбившись, упираясь коленями в дверь, и облокотившись на неё одной рукой, а другую положив себе на колени. Может, она села так, чтобы насладиться видом кукурузы, но я решил, что цель там другая — показать мне спину.
Выглядела она просто отпадно, волосы рассыпались по спине и переливались в лунном свете, рука казалась тёмной на фоне белой блузки. Блузка же была без рукавов, открывала руку полностью — от плеча до кисти, лежащей на колене. На Дженнифер были белые шорты, так что сложно было определить, где они начинались, и где заканчивалась блузка. Нога была такой же смуглой и красивой, как рука.
— Отсюда ты выглядишь, конечно, зачётно, — сказал я ей. — Жалко, что ты такая носозадирательница.
Джо в водительском кресле рассмеялся.
Болтушка Сью развернулась, перегнулась через спинку сиденья и шлепнула меня по колену. — Дуэйн, веди себя прилично.
— Не так-то это просто.
Она сжала мое колено, затем убрала руку и взъерошила волосы Джо.
Впереди показался У-образный перекресток. Джо взял правее и выключил фары. Асфальт практически исчез.
Это привлекло внимание Дженнифер. Она отклеилась от двери и посмотрела вперед. — Ты какого чёрта творишь? С ума сошел? Включи фары. Мы же разобьемся.
— Не разобьемся, — лениво ответил Джо.
— Включи их сию же минуту!
Болтушка Сью оглянулась на нее. — Пока нельзя. А то Палочник может нас схватить.
— Что?
— В такой поздний час, Джен, нам нужно незаметно преодолеть этот участок.
Я стукнул кулаком по спинке сиденья Джо. — Эй. Притормози-ка. Дженнифер не знает о Палочнике.
Я усмехнулся, когда Джо нажал на тормоза и свернул. Он остановился между обочиной и кюветом, затем заглушил двигатель.
— Что вы задумали? — спросила Дженнифер. В её голосе не было любопытства, только раздражение.
Мы не ответили, но приподнялись с сидений и посмотрели направо.
— Вон там, — показала Болтушка Сью.
Секунду спустя я тоже заметил соломенную шляпу и голову. Остальное было скрыто высокими кукурузными стеблями.
— Кажется, он не двигается, — сказал Джо.
— Прекрати, — возмутилась Болтушка Сью. — У меня от этого мурашки по коже.
— Мы что, так и будем здесь сидеть? — продолжала выказывать своё недовольство Дженнифер.
— Ну, ты ведь хочешь его увидеть? — спросила Болтушка Сью.
— Увидеть кого?
— Палочника, — ответил я ей.
— Поднимись и посмотри, — сказала Болтушка Сью. — Давай. Он местная знаменитость.
Дженнифер громко вздохнула. Затем подтянулась и села на спинку сиденья. — И где же этот ваш сказочный Палочник?
Болтушка Сью снова ткнула пальцем.
— Смотри. — сказал я. — Вон его голова.
— Ты его видишь? — спросил Джо.
— В соломенной шляпе?
— Это он.
— Да ведь это всего лишь старое пугало.
— Палочник, — сказал я, — не просто какое-то старое пугало. Предание гласит, что раз в год, в так называемую «Ночь Палочника», он оживает и бродит по полям, выискивая, кого бы убить.
— Жуть, как оригинально, — сказала Дженнифер. — Теперь мы можем ехать?
— А какое сегодня число? — спросил я Джо.
— Двадцать пятое июля.
— Это не так, — сказала Болтушка Сью. — Уже за полночь.
— Боже мой, — выдохнул я. — Тогда это Ночь Палочника!
— Да я в курсе, — согласно кивнул головой Джо. — Как ты думаешь, почему я выключил фары?
— Вы исключительно забавные ребята.
— Расскажи ей о нем, Дуэйн, — попросила Болтушка Сью.
— А-а-а, ей всё равно.
— Определенно.
— Всё равно расскажи ей, — сказал Джо.
— Я хочу послушать еще раз, — Болтушка Сью повернулась боком, чтобы посмотреть мне в лицо. Она свесила одну ногу со спинки сиденья и покачала ею. — Начинай. Джо, а ты не спускай глаз с Палочника.
— Итак, — начал я, — это произошло около ста лет назад.
— Это так необходимо?
— Тссс. Дай ему рассказать.
— Господи.
— Как я уже сказал, это произошло около ста лет назад. Дарнелл, город, из которого мы только что выехали, обзавелся новым гробовщиком по имени Джетро Сир.
— Джетро? Хорош заливать.
— Так его звали.
— Если будешь перебивать, — нахмурилась Болтушка Сью, — мы пробудем здесь всю ночь.
— И Палочник, скорее всего, придет за нами, если мы задержимся здесь надолго, — добавил Джо.
— Конечно. — Дженнифер повернулась ко мне и скрестила руки на груди, так что казалось, будто она баюкает свои сиськи, которые были настолько большими, что им бы не помешала дополнительная поддержка. — Продолжай, — сказала она. — Давай покончим с этим.
Мне потребовалась минута, чтобы вспомнить, на чем я остановился. — Ах, да. Джетро. Ему было примерно шестьдесят три года, и он был тощий, как жердь.
— Худой, как скелет, — добавила Болтушка Сью.
— И он был белый. Вообще весь белый. Альбинос. С розовыми глазами. Всегда носил черный сюртук и цилиндр.
— По-моему, это не очень похоже на цилиндр, — сказала Дженнифер, указывая через плечо в сторону пугала.
— Это не Сир, — объяснил Джо.
— Это Палочник, — добавила Болтушка Сью.
Дженнифер вздохнула.
— Цилиндр и черный сюртук, — продолжал я. — И он никогда не выходил на улицу до захода солнца. Настоящее страшилище. Все его боялись. Я имею в виду, он не просто странно выглядел, но и был к тому же могильщиком. Поговаривали о том, чтобы уволить его, просто чтобы от него избавиться. Но в городском совете ни у кого не хватило смелости это сделать. Так что он остался. А потом начали пропадать люди.
— Девчонки, — добавил Джо.
— Да. Только женщины. Молодые женщины. Несколько городских, но в основном это были девчонки, жившие на фермах вокруг Дарнелла. Они исчезали ночью. Бесследно.
— Дай угадаю, — сказала Дженнифер. — Это был Джетро. Теперь мы можем уехать?
— Может, заткнешься уже? — выпалила Болтушка Сью.
Дженнифер вздохнула. — Хорошо, хорошо. Извини.
— Так или иначе, но однажды ночью его, наконец, поймали, когда одна девчонка сбежала от него. Мэри-Бет Хайд. Родители подарили ей на шестнадцатилетие жеребенка, и в тот вечер она в одиночку отправилась в сарай навестить его. Вот тогда-то Джетро и набросился на нее. Прежде чем она успела крикнуть, он одурманил её хлороформом или чем-то еще. Она пришла в себя в его комнате для бальзамирования. Распростертая на столе и совершенно голая. Джетро тоже забрался на стол и стоял над ней на коленях.
— Полагаю, он тоже был совершенно голым.
— Да, за исключением цилиндра. В руке у него был скальпель, и он уже собрался перерезать ей горло, но Мэри-Бет отпихнула его и ткнула пальцами в глаза. Воткнула прямо внутрь. Потекла слизь, и…
— Избавь меня от этого, ладно?
— В общем, так она и сбежала. Она оттолкнула его и с криком выбежала на улицу. Вокруг никого не было, было уже поздно. Но в баре Клэнси было много народу, так что она побежала туда. Услышав её рассказ, все парни помчались в морг. Они пустили в ход кулаки и заставили Джетро говорить. И тот во всем признался. Он хватал всех этих пропавших девчонок, тащил их в комнату для бальзамирования и убивал. После того, как они умирали, он… ну, ты понимаешь.
— Ты всё это выдумал.
— Ни фига, — возмутился я. — Всё это правда.
— Да-да, разумеется.
— Так и есть, — сказала ей Болтушка Сью. — Каждое слово.
— В любом случае, — продолжал я, — он сначала убивал, а потом развлекался с ними. Его интересовали только мертвые. Так вот, он похищал девушку только за день до очередных похорон. А когда заканчивал с ней, тащил останки на погост, где сбрасывал на дно уже вырытой могилы. Никто никогда об этом не догадывался. На следующий день были похороны, и сверху опускали гроб.
— Два погребения по цене одного, — вставил Джо.
— Пришлось раскопать четырнадцать могил, — объяснил я, — чтобы найти останки всех его жертв. Однако это случилось позже. В ту ночь, когда парни из бара Клэнси схватили Джетро, они сначала заставили его всё рассказать, а потом линчевали. Гнали его по Линкольн-стрит до самой площади. Он всё время кричал и визжал, кровь и слизь текли по его лицу из глазниц.
— Ты в самом деле отвратителен.
— Он просто рассказывает, как всё было, — заступилась Болтушка Сью.
— Они раздобыли хорошую прочную веревку и завязали скользящий узел на одном конце.
— Это было сделано для того, чтобы задушить его очень медленно, — снова вклинился Джо.
— Верно, — сказал я. — Настоящий узел палача просто сломал бы уроду шею. Вот так, — я щелкнул пальцами. — Но люди хотели, чтобы Джетро поплатился за содеянные преступления, поэтому использовали скользящий узел, который задушил бы его медленно.
Его не связывали, а просто набросили узел ему на шею, затянули и перебросили другой конец веревки через горизонтальную ветку дуба на углу площади. Затем подтянули его кверху. Как только его ноги оторвались от земли, веревку привязали к стволу и просто наблюдали. Он танцевал и извивался, брыкался, раскачивался и дергался. В процессе обоссался и обосрался.
— Какая прелесть, — пробормотала Дженнифер.
— Наконец, он затих. Просто безвольно покачивался, и все решили, что он мертв. Завязался спор. Одни хотели оставить его висеть, чтобы весь город мог утром насладиться видом. Другие говорили, что веревку необходимо перерезать из уважения к дамам, поскольку на нем не было ни клочка одежды.
Они еще не успели прийти к соглашению, когда Джетро внезапно заревел. Его руки взлетели вверх. Он схватился за веревку и, перебирая руками, полез по ней к ветке, на которой его подвесили. Парни застыли от изумления. Но Дэниел Гатри, потерявший дочь из-за этого психа, рванул вперёд, и ухватил Джетро за ноги. Под его весом гробовщик выпустил веревку из рук. Они упали. Когда оба ударились о землю, голову Джетро начисто срезало веревкой. Гатри слез с тела и прежде чем кто-либо успел его остановить, схватил голову могильщика и убежал.
Останки Джетро отвезли в покойницкую. Когда на следующее утро взошло солнце, на дубе не хватало горизонтальной ветки. Кто-то спилил её ночью. Конечно, это был Гатри. Вскоре он поставил новое пугало на своем кукурузном поле. На этом поле, — добавил я.
Дженнифер оглянулась через плечо. — Это оно?
Я кивнул. — Ага. Оно выглядит так же, как и любое другое пугало, одетое в комбинезон и старую рубашку, набитую соломой, с соломенной шляпой на голове. Но его остов сделан из той дубовой ветки. А голова раньше принадлежала Джетро Сиру.
Верхняя губа Дженнифер дрогнула. — Ему бы не позволили оставить голову, правда?
— Ты шутишь? Никто не хотел связываться с Гатри. Так что пугало осталось на месте, как и голова Джетро.
— И она еще…?
— От нее остался только череп, — сказал я. — Семья Гатри всё еще владеет фермой. Они ухаживают за пугалом, одевают и набивают. Я не знаю, кто впервые назвал его Палочником, но название прижилось.
— Засело насмерть, — скаламбурил Джо.
— И раз в год — так гласит легенда — в ночь на двадцать шестое июля, в годовщину своего повешения, Палочник выходит на прогулку. Он бродит по полям в поисках красивых молодых женщин, чтобы убить их.
— Угу. — Дженнифер повернулась и посмотрела назад. — У него действительно череп Джетро?
— Череп точно его.
— Ну, конечно.
— Дженнифер не проведёшь, — ухмыльнулся Джо.
— Я не слепая. Голова чучела слишком велика для черепа.
— Ты смотришь на джутовый мешок, — сказал я ей.
— Череп был виден с дороги, и было слишком много жалоб, — объяснила Болтушка Сью.
— Череп Джетро накрыт мешком, — сказал я. — Но он там, насаженный на дубовую палку.
— Что-то не верится.
— Пойди и посмотри, — сказал я.
— Как же. Ты что, за идиотку меня принимаешь?
— Испугалась? — спросила её Болтушка Сью.
— Чего? Старого пугала?
— Палочника, — сказал я. — Ты боишься, что всё рассказанное правда, и он схватит тебя.
— Мне не нужно ни на что смотреть. Я знаю, что всё это небылицы.
— Ничего ты не знаешь. Вот что я тебе скажу, — я вытащил бумажник из джинсов, открыл его, вынул двадцатидолларовую купюру и показал ей. — Спорим на двадцатку, что у тебя кишка тонка пойти и посмотреть, есть ли череп под мешком.
— Давай, если не слабо, — подбивал её Джо.
— Эй, да ладно вам, ребята, — сказала Болтушка Сью. — Если с ней что-нибудь случится…
— Не волнуйся, — сказал я. — Она не собирается никуда идти. Она смелая только когда пытается стебать нас и называть лжецами, а на деле та ещё трусиха.
— Смелость тут ни при чем, — запротестовала Дженнифер. — Просто это глупо.
Я помахал перед ней купюрой. — Что здесь глупого? Я понимаю, что двадцать баксов — это чепуха для такой большой телезвезды, как ты, но это двадцать баксов. Неплохая плата за небольшую прогулку по кукурузному полю.
— Не нужна мне нужна твоя двадцатка.
— А если мы пойдем с тобой? — спросил Джо.
— Я не выйду из машины, — сказала Болтушка Сью. — И ты меня здесь одну не бросишь, — погрозила она кулаком в сторону Джо.
— Давай пойдем вместе, — предложил я.
— Понятное дело. Только ты и я? Тебе же это в радость.
— Сомнительная радость.
— Само собой, — Дженнифер покачала головой. — Всё это, не что иное, как уловка с целью остаться со мной наедине.
— Нет. Я останусь в машине, если ты так хочешь.
— Я не хочу делать это за твои жалкие двадцать долларов.
— Сюрприз-сюрприз, — развел я руками.
— Но я это сделаю.
На этот раз я действительно удивился.
— Не надо, — предупредила её Болтушка Сью.
— Я сделаю это при одном условии.
— Давай, жги, — сказал я.
— Я пойду туда одна. И посмотрю, есть ли у пугала череп. Хотя я и так знаю, что в этом мешке нет ничего, кроме соломы. Но я всё равно проверю. Я знаю, что твой рассказ — ложь, и не боюсь. А когда я вернусь к машине, ты оставишь себе свои двадцать долларов. Но тебе придется выйти и остаток пути проделать пешком.
Джо разразился смехом.
Я прикинул, что мы примерно на полпути между Дарнеллом и Сакетом. Это означало двадцатимильную пешую прогулку.
Если я проиграю.
Но я был уверен, что Дженнифер струсит еще до того, как приблизится к Палочнику.
— А что я получу, если ты струсишь? — спросил я.
— Этого не случится.
— Постой. Пари должно действовать для двоих.
— Он прав, — отметил Джо.
— Давайте просто забудем об этом, — сказала Болтушка Сью, — и уберемся отсюда.
Уголки рта Дженнифер приподнялись. — Я возьму шляпу пугала. Если я вернусь с ней, Спад, ты выйдешь. Если я вернусь без нее, я позволю тебе пригласить меня в кино завтра вечером. Только ты и я.
Я рассмеялся, но мое сердце начало биться сильнее. — Похоже, я проиграю в любом случае.
— Я притворюсь, что ты мне нравишься.
— Поклянись, — сказал я.
Она подняла правую руку. — Клянусь. Это будет лучшая ночь в твоей жизни. — Дженнифер опустила руку и усмехнулась. — Но этого не произойдет. Потому что я вернусь со шляпой.
— А если ты струсишь, у нас будет завтра свидание?
— Вот свидетели.
Джо поджал губы и тихо присвистнул.
— Это безумие, — сказала Болтушка Сью.
— Спорим? — спросила Дженнифер.
— Спорим.
Мы пожали друг другу руки, и от её пожатия горячий ток пробежал по всему моему телу. Я всё еще чувствовал его после того, как она убрала руку, быстро отодвинулась и перекинула ноги через порог машины.
— Ты не должна этого делать, — сказала Болтушка Сью, когда Дженнифер спрыгнула на землю.
— Верно. А то Палочник меня достанет. Вернись на землю.
Спина Болтушки Сью напряглась.
— Это твои похороны, горячая штучка.
— Точно.
Болтушка Сью обернулась, и мы втроем уселись на спинках сидений, наблюдая, как Дженнифер спустилась на дно канавы и вскарабкалась на другую сторону. Наверху она оглянулась и покачала головой, как будто считала нас кучкой настоящих неудачников. Затем она протиснулась между двумя рядами кукурузы.
Стебли были всего лишь по плечи Палочнику, но выше головы Дженнифер. Она успела сделать не более двух шагов по кукурузному полю, как исчезла из виду.
Однако мы её слышали. Шорох листьев и хруст её шагов.
Джо ухмыльнулся мне. — Надеюсь, ты надел свои прогулочные ботинки, дружище.
— Она вернется. Без шляпы.
— Ты так думаешь?
— Ага, — на самом деле, я так не думал. Похоже, эта девчонка сделает что угодно, чтобы выиграть пари. Конечно, она меня ужасно достала, но не было никаких сомнений в том, что у нее стальные нервы. — По крайней мере, мы на некоторое время от нее избавились, — сказал я.
— Дай Бог, чтобы с ней ничего не случилось, — сказала Болтушка Сью.
— А что с ней может случиться? — спросил я. — До ночи Палочника еще две недели.
— Я это знаю, — пробормотала она. — Но всё же…
— Две недели! — выпалил Джо. — Что ты несешь? Ведь нет никакой «Ночи Палочника».
— Мне можешь не рассказывать, — сказал я. — Это ведь я всё придумал. Она будет 10 августа. В эту ночь его линчевали, так что в ночь на 10 августа Палочник отправится на охоту.
— Но он же не ходит на охоту.
— Знаю, знаю.
— Рад это слышать. Я уже начал беспокоиться о тебе. О вас обоих.
— Мне не нравится, что она ушла, — сказала Болтушка Сью.
Некоторое время мы молча наблюдали за кукурузным полем. Я не видел движения стеблей, по которому можно было определить, где находится Дженнифер. Должно быть, она отошла на некоторое расстояние, потому что я даже перестал её слышать.
Без всякой на то причины у меня появилось ощущение холода в животе.
— С ней всё будет в порядке, — сказал я. — Худшее, что может случиться, это то, что она действительно доберется до Палочника и увидит череп.
— Ага, — Джо усмехнулся. — А она так уверена, что его там нет.
— Хотел бы я посмотреть на выражение её лица, когда она поднимет мешок и обнаружит, что Сир пялится на нее, разинув рот.
— Надеюсь, она не намочит штаны, — сказал Джо.
— У тебя есть полотенце, которое можно будет подложить под нее?
— Хватит, ребята. Я беспокоюсь.
Мы снова замолчали и стали смотреть на кукурузное поле. По-прежнему никаких признаков Дженнифер. Я видел, что Палочник вдалеке всё еще был в соломенной шляпе.
— Должно быть, она уже почти на месте, — наконец сказал я.
— Думаю, с ней что-то случилось.
— Да ничего с ней не случилось, — возразил Джо.
— Неизвестно, кто может быть на этом поле, — сказала Болтушка Сью. — Может, какой-нибудь извращенец, или убийца, или… Вон Тельма Хендерсон бесследно исчезла в прошлом месяце. Никто не знает, что с ней…
— Господи, милая, не накручивай себя.
— Тогда где же она?
— Думаю, она могла заблудиться, — допустил я.
Болтушка Сью начала звать Дженнифер по имени. Но, выкрикнув его пять или шесть раз, так и не получила ответа. Нахмурившись, она посмотрела на Джо. — Ты всё еще думаешь, что с ней ничего не случилось?
— Наверное, она просто забавляется.
— Пытается вывести нас из себя, — добавил я.
— Мы должны найти её, — сказала Болтушка Сью. — Пошли.
Она встала, поставила ногу на порог и спрыгнула вниз. Повернувшись к нам, она уперла руки в бока. — Ну?
— Вот дерьмо, — выругался Джо.
У нас не было выбора, поэтому мы перешагнули через сиденья и спрыгнули на землю. Джо пошел впереди, я следом. Мы добрались до дна канавы. Болтушка Сью поскользнулась, поднимаясь на другую сторону. Мне пришлось поймать её за попку и подтолкнуть, что было, пожалуй, единственной хорошей вещью, случившейся со мной в эту ночь. Зад у нее был что надо.
Я гадал, как пойдут дела в кино завтра вечером. Если Дженнифер выполнит свое обещание…
— А кто выиграет, если мы найдем её до того, как она доберется до Палочника? — спросил я, пока Болтушка Сью прокладывала путь сквозь кукурузные стебли.
— Забудь об этом дурацком пари, — сказала она мне.
— С этой сучкой тебе всё равно ничего не светит, — хмыкнул Джо.
— Может, и нет, но…
— Не стоит тебе с ней связываться, — сказала Болтушка Сью. — Зачем она тебе такая нужна?
Джо рассмеялся.
— Ты так ужасно говоришь о своей кузине.
— Дуэйн слишком хорош для нее.
— Разве? — спросил я.
— Конечно.
Сказанное Болтушкой Сью заставило меня почувствовать себя по-настоящему хорошо. Конечно, я знал, что она девушка Джо. Но слышать такое было приятно. Моя ночь, казалось, становилась всё лучше и лучше, и я совсем не возражал против того, чтобы пробираться через заросли кукурузных стеблей. Я был со своими лучшими друзьями. У нас было собственное маленькое приключение, и я полагал, что рано или поздно мы наткнемся на Дженнифер, и всё обернется как нельзя лучше.
Я даже перестал беспокоиться о пари. Черт с ним, если мне придется идти домой пешком, к тому же я почти смирился с тем, что вряд ли поеду с Дженнифер в кино.
Я мог бы к ней что-то почувствовать — по крайней мере, если бы она сдержала слово — но вряд ли это будет серьезно. Я и раньше тусовался с девчонками, которые мне не очень нравились. Несмотря на то, что это было довольно захватывающе, впоследствии я об этом жалел.
Так что к черту это пари. И к черту Дженнифер.
Вдруг она пронзительно закричала.
Вернее, кто-то закричал.
Болтушка Сью ахнула: «Боже мой», и завопила: «Дженнифер!»
Никакого ответа.
— Видимо, она нашла череп, — сказал Джо.
— Вперед! — скомандовала Болтушка Сью.
— Да не толкайся ты.
— Шевелись! Быстрее!
Я не видел, что сделал Джо, должно быть, прибавил скорость, потому что Болтушка Сью пустилась бежать. Я бросился за ней, не выпуская её из виду, и не сближаясь чтобы ненароком не спутать ей ноги. Некоторое время мы неслись вперед. Затем Джо вскрикнул. Болтушка Сью споткнулась и шлепнулась на него сверху. Я не смог вовремя остановиться и оказался сверху на ней. Она была очень горячей, извивалась подо мной, ёрзала и тяжело дышала. Но я не мог этим вдоволь насладиться, слишком беспокоясь, что причиняю ей боль.
— Ты в порядке?
— Ага.
Когда я сполз с нее, Джо, задыхаясь, сказал: «Господи, ты мне лодыжку сломала».
— Да прям уж, — усомнилась Ветреная Сью.
— А чего ж так больно — то?
— Нечего было тормозить.
— И не думал даже.
Они кое-как распутались и встали. Болтушка Сью наклонилась, уперлась ладонями в колени и попыталась отдышаться. Джо положил руку ей на плечо, чтобы не упасть, и проверил свою правую ногу.
— Думаю, всё в порядке. Просто смотри под ноги.
— Я не нарочно на тебя наступила. Давай, шевелись, — она подтолкнула Джо.
Мы снова пустились бежать. Довольно скоро стало казаться, что мы забрались слишком далеко. Линия между кукурузными рядами, выбранная нами, должна была привести нас от машины к Палочнику, и насколько я знал, мы никуда не сворачивали. Так что уже должны были добраться до него. Но, может, где-то проскочили мимо. Мы могли не заметить его, даже если бы он находился всего в паре рядов в стороне.
— Эй! — позвал я. — Постойте.
Они остановились передо мной.
— Должно быть, мы сбились с пути.
— Не-а, — сказал Джо.
— И всё же. Может, после того, как упали. Палочник тогда был совсем рядом.
Кивнув, запыхавшаяся Болтушка Сью схватила Джо за руку. — Присядь, — он опустился на корточки. Она шагнула ему за спину и закинула ногу на плечо.
— Ты, должно быть, шутишь, — пробормотал он.
— У тебя есть идея лучше?
— Да. Давай плюнем на это и вернемся к машине.
— Без Дженнифер? — Болтушка Сью перекинула другую ногу. Зажав голову Джо между бедер, она взяла его за волосы. — Хорошо, всё готово.
Джо вздохнул, затем встал, приподняв Болтушку Сью над верхушками кукурузных стеблей.
Я подумал, как сильно она похожа на ребенка, сидящего на плечах отца, чтобы лучше видеть парад. Но только так она могла взглянуть поверх голов толпы. Толпой в нашем случае были кукурузные стебли, которые плотно окружали нас, так что мы ничего не могли видеть. Я подумал, как ей повезло, что она находится там, наверху, откуда открывается прекрасный вид.
По-настоящему повезло.
Сначала они с Джо стояли ко мне спиной, пока Сью осматривалась.
Джо, держа её за бедра, медленно повернулся.
Они оказались боком ко мне, когда это произошло.
Возвышаясь в лунном свете, Болтушка Сью посмотрела слева направо и покачала головой. — Странно, — сказала она. — Я никого не вижу.
— Ты должна… видеть… Палочника, — выдохнул Джо, напрягаясь под её весом.
— Может, и должна, но не вижу.
— О, ради всего святого. Открой глаза.
— Он не… — голос Болтушки Сью затих. Её спина вдруг напряглась, а челюсть отвисла.
Потому что она услышала. Мы все это услышали. Кто-то стремительно пробивался сквозь кукурузные стебли прямо по направлению к Болтушке Сью и Джо.
— Дженнифер? — спросила она.
Рука Дженнифер протиснулась сквозь стену из листьев кукурузы. Я мельком увидел заостренную палку — как мне показалось, в её руке — за мгновение до того, как она глубоко вонзила её в живот Болтушки Сью прямо над головой Джо. Болтушка Сью захрипела.
Я крикнул: «Нет!»
В шоке я решил, что Дженнифер сошла с ума.
Она выдернула палку из Болтушки Сью, и я увидел, что та не была зажата в её ладони — она была продолжением её руки. Торчала из обрубка запястья.
Джо, издавая сдавленные стоны, пошатнулся, когда Болтушка Сью стала заваливаться вперёд, цепляясь ему за лицо.
Я бросился к нему, пытаясь помочь, и оттолкнул, но этим сам подставил себя под следующий выпад Дженнифер. Палка разорвала рубашку и поцарапала руку. Я повалился на Джо сверху, и слышал как Дженнифер скользит меж кукурузных стеблей.
Наверное, называть её Дженнифер не совсем правильно.
Но я всё еще думал, что это Дженнифер, пока не обернулся и не увидел приближающуюся к нам тварь.
Да, отчасти это была Дженнифер. Но в основном это был Палочник.
В лунном свете я мог ясно его разглядеть. Джо, должно быть, тоже увидел его, потому что начал истошно вопить.
Джутового мешка на голове пугала не было. Безглазый череп Джетро Сира раскачивался на вершине центральной палки. Рубашка и комбинезон тоже исчезли. И вся соломенная начинка.
На Палочнике не было ничего, кроме Дженнифер.
Её частей.
На нем были её руки и ноги, словно он оторвал их от её тела и насадил на себя.
На нем также был её торс.
Раздетый догола.
Центральная палка выходила сверху через обрубок шеи Дженнифер на несколько дюймов ниже черепа Сира. Снизу она проходила через её киску. Прямо под ней ветка раздваивалась и спускалась к насаженным на нее ногам.
Это было зрелище, от которого можно блевануть. И решить, что ты сошел с ума.
Мы с Джо оба завопили, как сумасшедшие, когда Палочник, шатаясь, направился к нам.
Чего мне хотелось, так это кинуться со всех ног куда глаза глядят.
Вместо этого я вскочил и бросился прямо на него. Равновесие у него было не очень устойчивым, как у человека на ходулях. Я попытался ударить достаточно низко, чтобы не попасть в Дженнифер, а просто сбить его с ног. Но мои плечи врезались в её голени. Я схватил палки под обрубками её лодыжек и повалил Палочника на спину.
Затем на четвереньках метнулся прочь. Мы с Джо подняли Болтушку Сью и протиснулись боком через несколько кукурузных рядов, чтобы убраться подальше от Палочника. Джо взял её за плечи, я за ноги, и мы помчались обратно к дороге.
Мы не оглядывались, пока не добрались до машины.
Палочника нигде не было видно.
Мы усадили Болтушку Сью на заднее сиденье. Я сел рядом с ней, положил её голову себе на колени и прижал ладонь к ране, чтобы замедлить кровотечение, пока Джо вез нас в отделение неотложной помощи при госпитале в Сакете.
Конечно, нам с Джо никто не поверил. Я не могу их винить. Я тоже не мог поверить в случившееся, хоть и видел всё собственными глазами.
Скорее всего, нас привлекли бы за убийство, но Болтушка Сью выкарабкалась. Она видела немного, но достаточно, чтобы убедить копов в том, что никто из нас не наносил ей ножевых ранений.
Поэтому они решили, что Дженнифер, должно быть, была убита каким-то незнакомцем.
Поиски ни к чему не привели. Обнаружили комбинезон и рубашку Палочника, его соломенную шляпу, джутовый мешок с нарисованным на нем лицом и разбросанные комки соломенной набивки. Нашлась и одежда Дженнифер. А также её ладони и ступни. И голова. Больше ничего.
Всё это лежало на земле прямо там, где раньше стояло пугало. Однако никто не поверил нашему рассказу.
В окружных газетах появились статьи о «Мяснике с кукурузного поля». В них утверждалось, что он, должно быть, был серийным убийцей, проезжавшим мимо. Довольно скоро мы отказались от попыток убедить кого-либо в своей правоте. Не было смысла выставлять себя сумасшедшими.
Тем летом мы больше не ездили в кинотеатр для автомобилистов, даже после того, как Болтушка Сью поправилась. Туда просто невозможно добраться, не проехав сорокамильный участок асфальтированной дороги, проходивший через кукурузное поле семьи Гатри.
Поисковая группа не нашла Палочника, но мы знали, что он всё еще должен быть где-то там. С тем, что осталось от Дженнифер, висящем на нем и с черепом Джетро Сира, ухмыляющимся в лунном свете.
В кинотеатре «Палас» каждую субботу ровно в полночь показывали классические фильмы ужасов. Аллан Хантер не пропустил ни одного сеанса более чем за год. Сегодня он посмотрел «Носферату» с Максом Шреком в главной роли.
Несмотря на наличие машины, он всегда преодолевал расстояние в две мили от своей квартиры до «Паласа» пешком. И если путь до кинотеатра был просто приятен, то обратная дорога — была тем, чего он по-настоящему жаждал. Он знал, что это опасно. Более разумный человек поехал бы в кино и обратно на автомобиле, не рискуя стать жертвой ограбления или чего похуже. Но сев за руль, запершись в безопасной капсуле своей машины, он не получил бы этой волнительной тревожной радости.
Ибо Аллан упивался загадками и тайнами ночи.
Окна чужих домов манили его. Если окна темные, то что за люди спят за ними? Или не спят, а просто лежат с открытыми глазами, или занимаются любовью, или стоят у черных окон, выглядывая наружу, возможно прямо сейчас наблюдая, как он проходит мимо? Если окна еще светились глубокой ночью, то кто был внутри и чем занимался?
Магазины и другие заведения вдоль дороги, закрытые или заброшенные, привлекали его. Если их двери и витрины были загорожены железными ставнями, тем лучше. Металлические решетки будоражили воображение Аллана. Они шептали о страхе своих хозяев. Он часто останавливался и вглядывался сквозь них, гадая, что скрывается за этой решеткой в ночи, и что потребовало столь надежной защиты.
Каждый раз, когда мимо Аллана проносилась машина по тихой улице, он пытался заглянуть внутрь, в надежде разглядеть, кто сидит в салоне. Ему нравилось строить догадки, кто это, и куда едет. Люди возвращаются домой с работы, или с вечеринки, или с позднего киносеанса, как он сам? Любовник спешит на рандеву со своей пассией? Жена убегает от жестокого мужа-тирана? Маньяк выискивает следующую жертву? Зачастую, когда автомобиль проезжал мимо, он представлял, что сейчас могут внезапно зажечься стоп-сигналы, и машина вильнет к тротуару перед ним, и дверь может распахнуться и кто-то его окликнет — или выскочит и бросится на него. От одних только мыслей об этом у Аллана пробегали мурашки по телу.
Так же, как и от мыслей о том, что может таиться в темных уголках вдоль маршрута: в дверных нишах и в тех узких проемах, разделяющих два соседних здания, и в подворотнях. Такие места вызывали у него приятную дрожь. Но он всегда ускорял шаг, проходя мимо них. Подчас не мог заставить себя заглянуть внутрь, в омерзении от того, что может там обнаружить. Бродяг, или чего-нибудь еще хуже.
А бомжей действительно было в округе полно. Они спали на ступенях подъездов или на лавках автобусных остановок. Некоторые, съежившись в тени, провожали его недобрыми взглядами. Другие шаркали по тротуарам или проезжей части, сжимая какие-то свои неведомые трофеи. Или ковыляли, толкая перед собой дребезжащие магазинные тележки, нагруженные доверху предметами самых причудливых форм. Аллан не находил ни волшебства, ни загадки в разглядывании столь жалких созданий. Он чувствовал страх и отвращение перед ними. И с трудом признавал их за людей.
Они были худшим аспектом ночных прогулок домой из кинотеатра.
При любой возможности, он переходил на другую сторону улицы или даже делал крюк назад, лишь бы не сталкиваться с ними. Но иногда его заставали врасплох, и не оставалось выбора, кроме как терпеть эту вонь, маниакальное бормотание, плаксивое выпрашивание милостыни.
Учитывая, какие безумные, омерзительные существа скрывались во тьме, Аллан не особенно удивлялся, что редко встречал нормальных людей в своих ночных странствиях от дома до кино и обратно.
Большинство из тех, кого он видел, перемещались короткими перебежками от машины до той или иной двери. Периодически встречались люди с собаками. Время от времени, пара бегунов. Всегда по двое, никогда поодиночке. Иногда попадались на глаза одинокие мужчины, идущие торопливым шагом по улице. Одинокие женщины — почти никогда.
Ни одна женщина в здравом уме не станет бродить одна по городу в такой час. Таково было его мнение.
Когда женщина появилась в поле зрения по дороге домой той ночью, он решил, что она, должно быть, сумасшедшая — или до сумасшествия безрассудная. Хотя их разделял почти целый квартал, он даже издали легко мог понять, что это определенно не бомжиха. Походка была слишком уверенной. Когда расстояние сократилось, он смог разглядеть её получше. Волосы, казавшиеся серебристыми в свете фонарей, подстрижены и аккуратно расчесаны. На ней была светлая блузка, длинные, почти до колен, шорты, темные кроссовки с носками.
Однозначно не бездомная.
Проститутка? Аллан ни разу не встречал проституток в этом районе. И разве уличная жрица любви не должна быть одета во что-то более экзотичное или откровенное?
Эта женщина напоминала скорее студентку, которая забрела слишком далеко от кампуса. Или одну из молодых учительниц в школе, где он сам преподавал — Шелли Гейтс или Морин О’Тул, например. Или кого-то из тех женщин, на которых ему нравилось смотреть во время еженедельных поездок в супермаркет. Повседневно и просто одетая, опрятная и аккуратная.
Аллан осознал, что его ноги перестали шагать.
Как странно увидеть кого-то вроде нее на улице в такое время!
Она к тому моменту остановилась на перекрестке, глядя в сторону. Похоже, проверяла, нет ли машин, готовясь перейти улицу.
Но затем она развернулась.
У нее не было лица. Сердце Аллана резко ударилось об ребра.
Что с ней такое?
Она быстро пошла к нему.
Нет лица!
Он бросил взгляд на проезжую часть, испытывая огромное искушение рвануться через улицу. Но вновь посмотрев не незнакомку, он обнаружил её уже ближе. Достаточно близко, чтобы увидеть блеск ткани, закрывавшей лицо. Серебристая, блестящая. Она свисала со лба, с прорезями для глаз и рта, и свободно трепетала под подбородком.
Маска!
До Аллана донесся его собственный тихий стон. Холодок пробежал по спине. Волосы на голове зашевелились.
Он спрыгнул с тротуара и бегом рванул на другую сторону дороги.
Что если она за мной погонится?
Он перепрыгнул бордюр, обогнул паркомат, и оглянулся.
Она остановилась. Смотрела в его сторону.
Она за мной наблюдает. О господи, она за мной наблюдает! Но хотя бы не преследует.
Аллан скосил глаза на противоположную сторону улицы и поспешил к ближайшему повороту. Не хотелось больше её видеть, но у себя в голове он представлял, как она пересекает дорогу, преследуя его. Он знал, что должен снова посмотреть.
Оглянувшись через плечо, он увидел её всё еще стоящей без движения, всё еще наблюдающей за ним.
На углу, он рванулся налево. Несколько торопливых шагов, и вот уже стена банка «Уэллс Фарго» укрыла его от взора незнакомки. Он притормозил и постарался перевести дух.
В безопасности.
— Господи боже… — пробормотал он.
Он гулял по ночным улицам бессчетное число раз, успел навидаться всяких странных и жутковатых типов, посмотрел сотни фильмов ужасов, прочитал множество страшных книжек.
Но никогда в жизни ему не становилось настолько не по себе.
«Не по себе»? Да его напугали чуть не до кондрашки!
И чем? Куском серебристой ткани не больше носового платка.
Продолжив путь дальше, он начал чувствовать стыд за свое поведение. Какой трус, вот так позорно сбежать. Женщина выглядела совершенно нормальной, за исключением маски. И в маске как таковой не было ничего пугающего. Обычный клочок ткани. Возможно, шелк. Ничего, что могло бы вызвать панику.
Она просто обязана быть сумасшедшей, если в таком виде разгуливает.
Убегать от стремных психов — совершенно оправданная реакция.
Но что если она здорова? Что если она носит маску лишь потому, что её лицо обезображено? Она выходит из дома только по ночам, когда никого рядом нет, и надевает маску, чисто на всякий случай. На случай, если попадется кто-то типа меня. Чтобы её лицо меня не шокировало.
А я убежал, словно она какое-то чудовище.
Как же нелегко ей живется, должно быть. И тут появился я, и сделал ей еще хуже.
Молодец, ничего не скажешь!
Аллан подумывал было повернуться, пойти назад и поискать её. Но смелости не хватило.
Он не мог выкинуть эту женщину из головы. Думал о ней постоянно: и этой ночью, ложась спать; и в воскресенье, пока проверял контрольные, пока трудился над своим вампирским романом и смотрел телевизор; и всю следующую неделю. В школе, каждая стройная блондинка из его старших классов, напоминала о ней. Так же, как и две учительницы, Шелли и Морин, хотя Морин была рыжей. Они все заставляли его невольно вспоминать о женщине в маске, и о его позорном поступке.
Чем больше он думал о ней, тем сильнее убеждался, что никакая она не сумасшедшая. Просто нормальная добрая девушка, проклятьем которой стало уродливое лицо. Она вела одинокую, затворническую жизнь, выбираясь из дома лишь глубокой ночью, и даже тогда — скрыв свой лик за куском материи.
Он мог представить, какую боль ей должно было причинить его бегство.
Если бы только он остался на месте. Если бы улыбнулся при её приближении. Если бы просто сказал: «Добрый вечер». Но теперь уже было поздно. Максимум, что он мог сейчас сделать — это извиниться за то, как усугубил её страдания.
А для этого необходимо снова её найти.
Но он впервые повстречал незнакомку где-то после часа ночи. Вот в это время и надо идти на новые поиски — однако, если делать это в рабочие дни, то не будет никаких шансов выспаться. Придется ждать до выходных.
***
Наконец, наступила пятница. Аллан проснулся с чувством нервного возбуждения. Сегодня. Сегодня он пойдет её искать.
Что он ей скажет, если найдет? Как она отреагирует? Она могла возненавидеть его за это бегство. «Как ты мог так со мной обращаться, подонок! Что я тебе сделала? Я человек, а не монстр какой-то!»
Или она может, в конце концов, действительно оказаться абсолютно безумной.
— Тебя что-то беспокоит? — спросила Шелли за обедом.
— Меня? Нет.
— Уверен? Ты всю неделю странно себя ведешь.
— Правда?
Шелли переглянулась с Морин.
— Ты тоже заметила, да?
Морин, которая вообще редко говорила, помотала головой, глядя на свой сэндвич.
— По-моему, с ним всё нормально.
— Может стать легче, если поговоришь об этом, — сказала ему Шелли, — Ты ведь не заболел?
— Совершенно здоров.
— Если это слишком личное…
— Оставь его в покое, — сказала Морин, — Он не хочет об этом разговаривать.
— Так значит, ты заметила!
Морин пожала плечами. Её глаза встретились со взглядом Аллана.
— Ты не обязан ничего рассказывать. Нас это не касается.
— Разумеется, это нас касается. Мы же его друзья. Да, Аллан?
Он улыбнулся.
— Ага, мои друзяшки. Я ценю твою заботу, правда. Спасибо. Но ничего такого нет. Я просто немного нервничаю из-за одной девушки, с которой сегодня должен увидеться.
— Ага! — глаза Шелли заблестели, — Значит, девушка! Так держать, Ромео!
— Это замечательно, — сказала Морин.
— Может, мы её знаем? — спросила Шелли.
— Я и сам её не знаю. Ну, не совсем. Просто случайно встретил в прошлые выходные. В кино. Она сидела на соседнем ряду. Мы даже не разговаривали. Но если сегодня она снова будет там…
— Стоп-стоп! — Шелли подняла руку, — Погоди-ка. Секунду. Она пришла на то жуткое полуночное шоу, куда ты ходишь по субботам? И ты её не знаешь? Так где же ты собираешься её найти сегодня, в пятницу?
Аллан почувствовал, как краска приливает к его лицу. «Вот что бывает, когда врешь!» — подумал он. Покачав головой, он заставил себя засмеяться.
— Блин, ну не знаю даже. Наверное, я с ней всё-таки не увижусь сегодня. Ты права.
— Ого, да ты на нее, похоже, крепко запал. Даже не знаешь, какой сегодня день, — она толкнула Морин локтем, — Смотри, у нас тут классический случай любви с первого взгляда.
— Я её даже не знаю! — запротестовал Аллан.
— Та еще красотка, наверное.
— Хватит его дразнить, — сказала Морин, — Пусть поест спокойно.
Шелли засмеялась:
— Так чего в ней есть такого, чего нет у нас?
«Отсутствие лица» — подумал Аллан.
Но он лишь пожал плечами. Потом к их столику подошел Джейк Хэнсон, и разговор свернул на вечно популярную тему тупых и обнаглевших школьников. Когда зазвенел звонок, Аллан поднялся из-за стола.
— Удачи тебе там с неведомой красоткой, — сказала Шелли, — И не делай ничего, что бы не сделала я.
Аллан направился на свой пятый урок, жалея, что не смог удержать язык за зубами.
***
Наконец, учебный день подошел к концу. По дороге домой, он заскочил в видеопрокат и взял шесть фильмов. Фильмов ужасов. Два из них он еще не смотрел. Это поможет скоротать время.
Один фильм он включил за ужином, но мысли всё время крутились вокруг женщины в маске. Что происходило на экране, он едва замечал. Потом попытался поработать над недописанным вампирским романом, но через час сдался. Сидя в мягком кресле и собираясь включить следующий фильм, он подумал: «Какой смысл? С тем же успехом можно просто смотреть в стену».
И тут ему очень вовремя пришла в голову приятная мысль.
Пришла в форме голоса Шелли, сказавшей: «Так где же ты собираешься её найти сегодня?»
Шелли была права.
Зачем себя накручивать, если сегодня я всё равно её не найду, по всей вероятности? Мыслучайностолкнулисьвечеромсубботы. Сегодняпятница. Почему бы не подождать до завтра?
Да!
Сегодня останусь дома, спокойно посмотрю кино, лягу спать не слишком поздно…
Чувство облегчения было колоссальным.
***
Потом настала cуббота. Час полз за часом. Он сказал себе, что не обязан искать встречи с женщиной в маске. Может просто пойти домой из кино другим маршрутом, и таким образом избежать её. Или, если уж на то пошло, просто остаться дома.
И пропустить полуночный показ «Кабинета Доктора Калигари»? Он уже видел этот фильм раз шесть или семь. Но было бы жалко не посмотреть его еще раз. Всегда можно поехать на машине.
Нет. Пойду пешком. Тем же, привычным маршрутом. Если увижу её, то извинюсь. И на этом всё закончится.
***
После ужина тем вечером, он сидел в кресле и смотрел «Техасскую резню бензопилой», а затем «Я плюю на ваши могилы». Иногда, на несколько минут удавалось забыть о загадочной незнакомке. Когда фильмы закончились, он принял душ. Побрился. Расчесал волосы и побрызгал одеколоном на щеки. Вместо своего любимого наряда на полуночные киносеансы — старых джинсов и футболки с изображением «Мотеля Бейтсов» — он надел брюки и клетчатую рубашку. Из зеркала спальни отражение покачало ему головой.
Какого черта я делаю? Можно подумать, реально собираюсь на свидание.
Ну а что, может быть, она даже не узнает меня в таком виде? Лицо мое она вряд ли успела хорошо рассмотреть.
***
Без четверти одиннадцать, он покинул квартиру. Долго смотрел на свою припаркованную на улице машину, пока проходил мимо.
Было бы настолько проще поехать.
Он не мог.
Он должен был хотя бы попытаться найти ту женщину.
С напряжением и легкой дрожью, он вошел в «Палас». Обычно он покупал начос и пепси в буфете. Но сегодня аппетита не было. Он занял свое место в зале. Обвел взглядом знакомую публику, опасаясь, что ОНА могла бы прийти в кино. Потом свет померк. Он вытер потные ладони об штанины и обратился лицом к экрану.
Начался «Кабинет Доктора Калигари».
Его глаза смотрели на экран. Но в голове он видел только женщину в маске. Видел себя, подходящего к ней. Что, если она сумасшедшая? Что, если она опасна? Что, если она поднимет маску, чтобы показать свое лицо, а оно чудовищно-страшное? Страшнее, чем всё, что когда-либо создали Том Савини и Стэн Уинстон? Страшнее, чем самые уродливые фантазии Клайва Баркера?
Он попытался себя успокоить.
Может, она вообще не появится.
Он никогда раньше с ней не сталкивался. В прошлый субботний вечер могло произойти случайное стечение обстоятельств. Просто она вышла куда-то по особому делу, или еще за чем-то.
Может, он никогда её уже не увидит.
Однако, как бы он ни страшился встречи, но против воли начал тревожиться от самой мысли, что может больше никогда её не увидеть. Присутствовало нечто большее, чем потребность исправить недоразумение. Хотя, наверное, он знал об этом с самого начала.
Незнакомка пугала его, но во же время он жаждал узнать её секреты.
Все загадки ночи, столь манящие и таинственные, казались банальными в сравнении с этой женщиной в маске. Она была квинтэссенцией загадочности.
Безумная или нормальная? Что она скрывает под этой маской? Что побуждает её ходить по безлюдным ночным улицам? Её душу что-то терзает? Какие истории она может рассказать — о детях, визжащих от ужаса при её виде, о бессердечных издевательствах, о годах отшельничества без дневного света? Каково это, быть изгоем?
Он мог бы узнать ответы на все эти вопросы.
Сегодня.
В зале зажегся свет.
Аллан вышел в ночь. К моменту, когда он прошел один квартал, вокруг не было уже абсолютно никого.
Во рту пересохло. Сердце тяжело колотилось. Ноги дрожали.
Он не обращал внимания на окна, что выходили на улицу. Едва поглядывал в решетчатые ворота закрытых магазинов. Не обращал внимания на пролетавшие мимо автомобили. Смотрел в темные подворотни и проемы между зданиями лишь с единственной целью — найти её. Торопливо шагая, он заметил нескольких бомжей или еще каких-то маргиналов. Увидел их, но не ощутил ни страха, ни отвращения, и отвернулся в поисках женщины в маске.
Наконец, он достиг квартала, где впервые её встретил. Тротуар тянулся перед ним вперед, совершенно пустынный. Он замедлил шаг. Заглянул за угол.
Где ты?
Может, я поспешил. Нет. Если на то пошло, «Кабинет» идет на пять-шесть минут дольше «Носферату». Тогда, может, я опоздал?
Но если бы она шла по этой улице, мы бы всё равно столкнулись, только еще раньше.
Может, она сегодня дома. Или пошла другим путем.
Он остановился. Вот примерно здесь, на этом самом месте он тогда замер, заметив её. Она появилась справа, прошла до угла и повернулась к нему спиной, словно намереваясь перейти улицу. Именно здесь он стоял, когда она обернулась.
Он ждал.
Струйки пота стекали по его бокам.
Надо просто продолжать идти. Не появится так не появится.
Он глянул на часы. Час двадцать восемь ночи.
Дам ей еще пять минут.
Когда Аллан оторвал взгляд от часов, она уже миновала угол и размеренно шагала прямо к нему.
Он охнул и шатнулся назад.
«Спокойно! — сказал он себе, — Настал момент истины. Ты хотел её увидеть, она здесь».
Серебристая ткань, закрывавшая её лицо, блестела и колыхалась при ходьбе. Её волосы сияли в свете фонарей. Вместо шорт и блузки сегодня на ней было платье. В темноте оно казалось пурпурным и блестящим. Держась на плечах тонкими лямками, оно облегало грудь, сужалось на талии, стянутое пояском, и вновь расширялось на бедрах, ритмично покачиваясь с движениями её ног. Очень короткое. Ноги длинные и стройные. Она была обута в босоножки вместо кроссовок с носками.
Сердце Аллана громко стучало.
Даонапросто потрясающая! Кроме этой чертовой маски. Какие же ужасы она скрывает?
Должно быть, она всё же сумасшедшая. Ни одна женщина в здравом уме не станет гулять по этим улицам в такой час — особенно в таком платье.
Что, так и будешь стоять и глазеть?
Он начал идти ей навстречу.
Босоножки тихо стучали по асфальту. Подол платья на короткие мгновения натягивался то слева, то справа, принимая форму выбрасываемого вперед бедра. Концы пояска болтались сбоку. Мягкая ткань сжимала её груди, которые подпрыгивали и колыхались при ходьбе.
Может, всё-таки проститутка.
Если так, то она могла носить маску сугубо с целью сокрытия личности. Или чтобы придать себе загадочный вид. Её лицо всё-таки может и не быть особенно ужасным.
Теперь Аллана отделяло от женщины всего несколько шагов.
Во тьме за прорезями для глаз он не мог разглядеть ничего, кроме крохотных пятнышек отраженного света. Смутные очертания губ виднелись сквозь прорезь для рта.
Надо что-то сказать. Извиниться. Как минимум.
Он шел прямо ей навстречу, и потому немного сдал правее. Её голова повернулась.
Он сумел изобразить улыбку.
Они поравнялись друг с другом.
Он вдохнул аромат её духов. Запах столь необычный и восхитительный, что заставил его громко вздохнуть и обернуться ей вслед.
Она остановилась, словно почувствовав на себе его взгляд.
— Прошу прощения? — произнес он. Черт возьми, голос как у испуганного ребенка!
Она повернулась.
— Вы меня помните? — спросил он.
— О, да.
Её голос был низким, с хрипотцой. Невзирая на узкую прорезь для рта, маска колыхалась, когда она говорила, словно от легкого ветерка.
— Я… у меня, наверное… немного сдали нервы на прошлой неделе. Я очень рад, что снова вас встретил. — он пожал плечами. — Я хотел извиниться.
— Извиниться? За то, что убежал от меня? — спросила она.
— Мне очень жаль.
— Как тебя зовут?
Он замешкался.
— Аллан.
— Аллан, а дальше?
Она хочет знать мою фамилию? Боже милосердный, да она тогда сможет пробить меня через справочники, узнать, где я живу.
— Готорн, — соврал он. — Аллан Готорн.
Она шагнула к нему ближе, блестя маской и своим платьем, и протянула руку. Аллан пожал её ладонь. Но когда он попытался убрать руку, её пальцы сжались сильнее, удержав его теплой, крепкой хваткой.
— Я Лигейя, — произнесла она.
Это имя его удивило.
— Серьезно? Лигейя? Есть такой рассказ у Эдгара По…
— Я знаю, — сказала она своим странным, приглушенным голосом.
— Мне очень нравится По.
— Тогда у нас есть кое-что общее. Пойдем со мной. — она потянула его за руку. И не отпускала, медленно ведя его по тротуару.
— Эээ… А куда мы идем?
— А это важно?
— Не знаю.
— Ты волен уйти, если того пожелаешь.
— Нет. Нет, всё в порядке.
Она слегка кивнула, затем повернула голову вперед.
Аллан надеялся, что сможет заглянуть под её маску, но та изгибалась вокруг головы сбоку, скрывая черты лица почти до самого уха. Маска свисала с натянутого на лоб сложенного шарфа, завязанного на затылке. Серебристая ткань была заткнута за шарф, что позволяло ей свободно спадать на лицо, лишь немного топорщась на кончике носа. Её подбородок, похоже, вообще не касался материи.
Какое-то время они шли молча.
Но Аллану хотелось, чтобы она говорила.
Наконец, он сам нарушил молчание:
— Мне правда стало ужасно неудобно, когда я убежал.
Она остановилась и повернулась к нему лицом.
— Из-за этого, — произнесла она. Её свободная рука поднялась к лицу. Кончики пальцев разгладили глянцевую ткань маски, прижимая её к голове. По мере того, как пальцы скользили вниз, маска отчасти отражала контуры лица под ней. Хотя глаза так и остались скрытыми, Аллан сумел распознать очертания тонкого носа и щек. На мгновение показались губы, обнаженные щелью для рта. Пальцы прижали ткань к маленькому выступу подбородка. Затем она выдохнула. Черты лица исчезли под серебристой рябью.
Аллан попытался сглотнуть. И пожелал, чтобы его сердце перестало так быстро колотиться.
— Я напугала тебя, не так ли?
— Немного, — прошептал он. — Наверное.
— Мы боимся неизведанного, — сказала она. — Но оно влечет нас.
— Да.
— Тебя влечет ко мне, Аллан?
Он издал короткий, нервный смешок.
— Не знаю. Ты определенно… вызвала во мне любопытство.
— Тебя волнует, что скрывается под маской.
— Да. И еще… почему ты разгуливаешь по улице в такой час.
— Чтобы меня не видели.
— Но почему?
— Из-за моего лица, конечно же. Пойдем. — она отвернулась, потянув его за руку, и они продолжили идти. — Мне нравится ночь. Она умеет скрывать такие тайны.
— Но это опасно.
— Не для меня. Маска меня защищает. Люди держатся подальше. Принимают меня за сумасшедшую.
— Наверное… Я и сам этого испугался.
— Я знаю.
— Но ты не сумасшедшая.
— Ты так думаешь?
— Надеюсь.
Тихо рассмеявшись, она сжала его ладонь.
— Кажется, ты мне нравишься, Аллан.
— Кажется, ты мне тоже нравишься.
— Значит, будем дружить?
— Конечно, — ответил он.
Она оглянулась.
— А ты уверен?
— Ага. В смысле, а почему нет?
— Я всё еще пугаю тебя, не правда ли?
— Немного, возможно.
— Я не сделаю тебе ничего плохого.
— Да просто… понимаешь, маска. Если бы только я мог увидеть твое лицо… Оно… с ним что-то не так?
— Мое лицо принадлежит только мне.
— Как мы можем быть друзьями, если ты скрываешься за маской и не позволяешь мне узнать, как ты выглядишь?
Она ничего не ответила, но свернула с улицы, заводя его в переулок. Аллан почувствовал, как у него пересохло во рту. Сердце бешено заколотилось. Когда уличные фонари остались позади, он вгляделся во тьму. Высокие стены по обе стороны. Мусорные баки впереди. Но никаких копошащихся бродяг, насколько он мог видеть. Хотя переулок казался пустым и безлюдным, его трясло от ужаса и возбуждения.
Лигейя остановилась. Затем положила ладони ему на плечи.
— Мое лицо для тебя настолько важно? — спросила она.
О, господи! Она снимет маску. Сейчас. Прямо в этом переулке. В темноте.
— Ну так что? — снова спросила она.
— Гм. Наверное, нет. Не настолько.
— Ты сказал, что мы не сможем быть друзьями, если ты не увидишь моего лица.
— Это не совсем то, что я…
— А если я не красивая? Ты снова от меня убежишь?
— Нет.
— А если я чудовищно уродливая?
— Ты поэтому носишь маску?
— Возможно. — мягкими движениями, она помассировала его плечи. — Насколько для тебя важно мое лицо, Аллан? Оно обязательно должно быть красивым? Или ты сможешь принять меня без… вынесения суждений о нем?
— Да, — с трудом сумел прошептать он.
— «Да», что?
— Мне не нужно видеть.
Она скользнула вперед, обвив руками Аллана, и притянула его к себе. Он ощутил жар её тела, упругое прикосновение её груди, холодную гладкость её маски на своем лице. Её губы встретились с его губами.
Губы у нее были восхитительными. Теплые и влажные.
Прошло уже очень много времени с тех пор, когда он последний раз обнимал и целовал женщину. Нахлынувшие ощущения шокировали его и наполнили желанием.
Но она ведь должна быть уродиной, иначе зачем…?
Аллану было наплевать. От нее пахло странными тропическими цветами. Её сладкое дыхание наполняло его легкие. Он проник языком в её рот, и она тут же принялась посасывать его язык, активно двигая своим языком, и прижимаясь к нему всем свои стройным телом, крепко вцепившись руками в его спину. Тем временем, его ладони скользили по спине Лигейи, лаская обнаженную кожу над платьем, затем начали двигаться вниз, поглаживая очертания тела сквозь ткань, следуя за изгибами фигуры ниже пояска, ниже талии. Он впился пальцами в мягкие, упругие холмики её ягодиц. И сразу понял, что на ней ничего нет под этим тонким платьем. Простонав ей в рот, он задрал подол.
Лигейя внезапно схватила его за запястья. Она заставила его опустить руки вдоль боков, а затем отстранилась, покачав головой. Она тяжело дышала. Влажная от слюны маска прилипла к её губам.
— Что не так? — прошептал Аллан.
— Ничего. Ты просто… Сейчас мне придется уйти.
Он шагнул к ней ближе. Женщина остановила его, упершись руками в его грудь.
— Извини, — произнесла она. — Возможно, мы с тобой еще увидимся. — она попятилась.
— Не уходи.
Не произнося больше ни слова, она резко развернулась и убежала.
Как только она исчезла из виду, Аллан побежал за ней следом к выходу из переулка. Заметил её справа, бегущую по тротуару, со взметнувшимся блестящим платьем, размахивающую руками, далеко выбрасывающую длинные обнаженные ноги, топающую босоножками по асфальту.
— Лигейя! — окликнул он.
Она не обернулась.
Что если я больше никогда её не увижу?
«Возможно, это и к лучшему», — сказал он себе. Какие у нас могли быть отношения-то, в конце концов? Она ведь должна постоянно носить эту маску. Очевидно, слишком чудовищно выглядит, чтобы где-то показаться без нее.
Мне будет лучше без…
Она повернула за угол.
— Нет! — выкрикнул он в ночной воздух, и припустил за ней что было сил.
«Черт с ней, с маской, — подумал он, пробегая по тротуару. — Похер на нее! Похер вообще как она выглядит!»
Он бежал так быстро, как никогда еще не бегал в жизни.
Шумно топая, свернул за угол.
И резко затормозил, увидав её на расстоянии не более двадцати метров.
Очевидно, она не предполагала, что её станут преследовать. Шла медленно, опустив голову, свесив руки вдоль туловища, шаркая сандалиями. Она казалась полностью погруженной в свои мысли, раздавленной тяжким бременем уныния.
«Лигейя, — подумал Аллан, — что же я с тобой сделал?»
Ему отчаянно хотелось рвануться вперед, и заключить её в свои объятия, и всё исправить.
Это могло всё только усугубить.
Она расстроилась от того, что я слишком увлекся в том переулке? Но она же самавсе начала. И это платье! И ничего под ним. Какой реакции она ожидала?
Возможно, дело не в этом. Предположим, она почувствовала, что влюбляется в меня, и знает, что из этого ничего хорошего не выйдет. Возможно, именно поэтому и сбежала.
Какой бы ни была причина, вряд ли она сейчас в настроении вновь лицезреть Аллана.
Но просто так оставить её в покое он тоже не мог.
Потому решил незаметно проследовать за ней. Он крался, держась поближе к фасадам зданий, готовый в любой момент юркнуть в укрытие, если она начнет оглядываться. И старался держаться с ней в одном темпе, не нагоняя, но и не отставая.
«Надо узнать, где она живет,— решил он. — Ведь рано или поздно, она должна направиться домой».
Он ощущал определенную вину за то, что вот так следит за ней. Шпионит. Это казалось чем-то вроде предательства. Но он продолжал, зная, что если сейчас сдастся, то может потерять её навсегда.
***
На протяжении двух кварталов всё шло хорошо.
Потом она остановилась на перекрестке. Хотя машин нигде не было видно, она встала и принялась ждать зеленого сигнала светофора. Пока Аллан наблюдал, она начала оборачиваться. Он рванулся вперед, заскочил в какой-то подъезд, и наступил на лодыжку бомжа, скрюченного в темноте. Грязный старик дернулся, закряхтел спросонья. Охнув, Аллан отпрянул от него и вывалился обратно на середину тротуара.
Резко повернув голову вперед, он заметил Лигейю на углу.
Смотрящую прямо на него.
— Лигейя! — окликнул он. — Пожалуйста!
Она вихрем развернулась на месте и бросилась через улицу. Не посмотрев по сторонам.
— Берегись! — крикнул Аллан.
Подросток на велосипеде, летевший прямо на нее, вскрикнул. Лигейя попыталась уклониться. Велосипедист тоже вильнул в сторону, но слишком поздно.
Велосипед врезался в нее, повалил на асфальт, крутанулся на месте и ударился в бордюр, заставив пацана упасть на руль.
Лигейя, распростертая на проезжей части, начала приподниматься.
Пока Аллан бежал на помощь, подросток спрыгнул со своего велика, кинув его на асфальт, и тоже побежал к женщине. Она уже сидела на корточках, пытаясь встать, спиной к нему.
— Ох ты ж господи, вы в порядке?
Она оглянулась через плечо. Её маска блеснула в свете фонарей.
— Ааааай! — охнул парень, и рванулся обратно к своему велосипеду.
Еще до того, как он успел туда добраться, Лигейя уже поднялась на ноги и побежала. Подросток начал поднимать велосипед, но уронил его и отпрыгнул в сторону, увидев Аллана, который мчался прямо на него.
Аллан перепрыгнул через заднее колесо.
Лигейя уже достигла другой стороны улицы.
— Погоди! — крикнул он.
Она не оглянулась и не сбавила скорости.
Бежала она очень быстро. Не так быстро, как Аллан, но почти. Ему приходилось прилагать максимум усилий, чтобы сокращать дистанцию.
— Пожалуйста! Остановись!
Ей наверняка было больно. Участок кожи над её правой лопаткой был содран начисто. Подол платья был порван и свисал, открывая оцарапанную ягодицу. Стремительно двигавшиеся вдоль боков руки демонстрировали ободранные локти. Всё её тело должно было гореть от боли.
— Зачем ты это делаешь? — с трудом выкрикнул он.
— Оставь меня! — ответила она.
— Нет! Я тебе нужен! Ты мне нужна!
— Ты… ты меня даже не знаешь!
— Я знаю, что ты одинока. Знаю, что ты мне нравишься. Мы не можем потерять друг друга. Прошу тебя.
— Ты меня возненавидишь.
— Чушь!
— Я…
— Да мне насрать, даже если ты выглядишь как Годзилла!
Наконец дотянувшись, он схватил её за левую руку. Она попыталась вырваться.
— Прекрати! — рявкнул он. И рывком заставил её остановиться. Грубо развернул лицом к себе. Сжимая её локти, он толкнул женщину назад и прижал к металлическим воротам аптеки. Решетка загрохотала от удара. — Успокойся!
Она перестала сопротивляться. Только шумно дышала. Её тяжелое дыхание вырывалось из-под маски.
— Ты в порядке? — спросил он.
Она покачала головой.
— Зря ты пыталась убегать.
— По всей видимости.
Эта ремарка вызвала у него комок в горле. Он нежно привлек Лигейю к себе. И та обняла его. Он прижался лицом к её маске, почувствовал теплую щеку сквозь тонкую ткань. Они довольно долго стояли обнявшись.
Затем Лигейя прошептала:
— Я не хочу терять тебя так рано. Мы ведь с тобой даже не успели…
— Не потеряешь.
— Ты не видел моего лица.
— Это не имеет значения.
— Ты так уверен, да? — она крепко прижала Аллана к себе, затем отпустила. — Я… Я должна показать тебе.
Он кивнул. В эту минуту он чувствовал себя так, будто его сердце сейчас проломит грудную клетку.
— Ты ничего мне не должна.
— Должна. Лучше, чтобы ты увидел его сейчас, чем… — она не договорила. Затем подняла руку к налобной повязке. Приподняла её кончиками пальцев. Потянула назад. Маска поползла вверх по её лицу.
С нее начала сползать не только маска.
Волосы тоже.
О, господи!
Её рука опустилась вдоль туловища, сжимая маску и парик в кулаке.
Аллан изумленно глазел на нее.
Она посмотрела на него в ответ. Покусала зубами нижнюю губу. Через несколько мгновений, она произнесла:
— Ну, по крайней мере, я не Годзилла.
Она уронила маску с париком. Подняв руки, вытащила из волос заколки. Потом помотала головой, запустив пальцы в свои вьющиеся рыжие локоны. Её зеленые глаза блестели от слез.
— Морин?
— Только не надо меня ненавидеть, — произнесла она голосом, который был ему хорошо знаком, и столь сильно отличался от соблазнительной хрипотцы Лигейи. — Очень тебя прошу.
— Как я могу тебя ненавидеть? Но я не… Почему? Зачем маска? Что вообще происходит?
— Я просто устала от этих приятельских отношений, Аллан, — по одной слезинке скатилось из уголков её глаз. Они оставили блестящие серебристые дорожки на её щеках. — День за днем, день за днем. Ты никогда… Но я же тебе не приятель. Я никогда нехотела быть твоим приятелем. Может, поэтому я немного двинулась головой, и….
— Немного — это мягко сказано. Ты хоть представляешь, что с тобой может случиться, если будешь разгуливать по ночам в таком виде?
Она шмыгнула носом и вытерла слезы.
— Просто хотелось, чтобы ты меня заметил.
— Господи, Морин.
— Я хотела показать тебе, что я женщина.
У него опять возник комок в горле.
— Я всегда понимал, что ты женщина. Мне просто никогда не приходило в голову, что ты можешь… захотеть чего-то такого со мной. Ты же ни словом никогда не намекала. Не давала мне никаких поводов даже помыслить об этом.
— Я знаю. Знаю. И я хотела. Просто не могла. Но потом… Наверное, после просмотра «Призрака оперы» пару недель назад, мне пришла на ум эта идея. Я подумала: а предположим, он не будет знать, что я — это я? Что, если я буду незнакомкой, которую он встретит на ночной улице? Загадочной, соблазнительной женщиной в маске. Учитывая, как ты увлекаешься всякими ужастиками, я решила, что это может сработать.
— Да уж, сработало, еще как.
— Слишком хорошо сработало, наверное. Там, в переулке я просто не смогла… ну, позволить, чтобы всё зашло слишком далеко. Это было бы неправильно. Ты хотел не меня. Тебя возбуждала она, Лигейя. А вовсе не скучная, заурядная я.
— Она была… самой потрясающей женщиной, которую я… Она была невероятна.
— Надо думать, ты ужасно разочарован.
— Не знаю. Наверное. Всё дело было в тайне, понимаешь? Неизвестность, и страх узнать, кто она и как она может выглядеть под маской. Теперь, когда это ты…
— Это всегда была я.
— Как бы да, но…
— Это была я. И тогда, и сейчас. Я — Лигейя. — присев на корточки, она подняла маску с париком. Надела их и взяла Аллана за руку.
— Не думаю, что сейчас это сработает.
— Уверен? — спросила она хрипловатым голосом с придыханием.
— Я знаю, что это ты.
— Точно?
— Конечно.
— Ты ничего не знаешь.
Аллан почувствовал, как мурашки пробежали по его спине.
Она повела его дальше по тротуару.
— Морин — жалкое, безвольное порождение света. Я её презираю.
— Ну хватит, прекрати. Не обязательно делать вот это всё.
— Я принадлежу ночи.
— Завязывай, а? В конце концов, я рад, что ты Морин.
— Я не Морин. Назовешь меня вновь этим омерзительным именем — и пеняй на себя.
— О боже.
Она увлекла его в темноту узкого переулка. Там, вдали от света фонарей, прижала его к кирпичной стене.
— Это же глупо, — пробормотал он, дрожащим голосом. — Пойдем отсюда, а?
Она притянула его руки к своей груди. Он нащупал формы её грудей, теплые и упругие сквозь облегающую ткань платья. Она поводила его ладонями по своим напряженным соскам.
— Мне становится как-то не по себе. Может, перестанешь? Всё-таки в понедельник утром нам придется друг другу в глаза смотреть.
— Ты не будешь смотреть мне в глаза. Я Лигейя.
— Ой, да ладно, мы оба прекрасно знаем, что это не так.
Она отпустила его запястья.
— Подними мою маску, — прошептала она.
Его сердце резко ударилось об грудную клетку.
— Зачем?
— Увидишь.
— Мне не нужно ничего видеть. Я и так знаю, кто ты.
— Тогда почему ты боишься поднять маску?
— Ты уже её снимала.
— Это было на свету. А я создание тьмы.
Он попытался рассмеяться.
— У тебя довольно неплохо получается. Но мне кажется, нам пора идти.
— Я показала тебе Морин. Не позволила увидеть Лигейю. Подлинное лицо Лигейи страшится света. Но ты можешь узреть его сейчас, если осмелишься.
— Я не боюсь.
— Тогда подними маску.
Он уставился на ткань, закрывавшую её лицо, пытаясь разглядеть глаза и рот за черными прорезями.
— Я знаю, что это ты, — пробормотал он. Но про себя подумал: «А что, если нет?»
Абсурд. Безумие.
Но он не мог заставить себя поднять эту маску.
— Кто я? — спросила она, шевеля ткань маски дыханием.
— Лигейя.
— О, дааааа, — она притянула его к себе.
Они обнялись, они поцеловались, они едва успевали дышать, лаская и ощупывая друг друга. Один раз она дернулась от боли, когда Аллан прикоснулся к ссадине под её плечом. Он прошептал «Прости» в теплый провал её рта, скрытого тканью. Потом он оказался лежащим на асфальте. Морин оседлала его, голая выше пояса. Пока он сжимал её груди, она опустилась всем телом, насаживаясь на него.
Позже, когда всё закончилось, она лежала на нем и целовала сквозь прорезь своей маски.
Он вздохнул. Они были знакомы с Морин три года. Три потраченных впустую года, подумал он. Столько упущенных возможностей.
— Теперь я должна тебя оставить, — прошептала она.
— Нет. Я провожу тебя домой. Или можем пойти ко мне.
— Не сегодня, милый мой, — она приподнялась, оттолкнувшись руками, и Аллан вздохнул с чувством утраты, когда его плоть покинула её. Встав на ноги, она подняла верх своего платья, накинув бретельки обратно на плечи. — Прощай. — она отвернулась прочь.
— Эй! Не уходи!
Она побежала из переулка.
***
Аллан постучал в дверь класса Морин за десять минут до начала её первого урока в понедельник.
— Войдите.
Он вошел. Она отодвинулась на стуле из-за стола и поднялась, улыбаясь. На ней был желтый сарафан без рукавов. Вся она просто сияла. При виде её, сердце Аллана забилось чаще. Как он мог знать её столь долго, и не замечать, насколько она прекрасна?
Её ярко-зеленые глаза пристально следили за ним, пока он приближался к столу.
— Доброе утро, Лигейя, — произнес он.
— Эээ? Лигейя?
Он ухмыльнулся.
— Всё еще не бросила свою игру, я вижу.
Она озадаченно нахмурилась.
— Что?
— В субботу ночью всё было чудесно. Лучшая ночь в моей жизни.
— Да? Ты наконец встретился со своей загадочной незнакомкой?
— Еще как.
— Надо думать, знакомство прошло удачно.
— Кому знать, как не тебе.
Она нахмурилась еще сильнее.
— Мне? Откуда я должна знать?
— А как насчет сходить со мной поужинать сегодня?
Хмурые морщинки исчезли с её лица. Уголок её губ приподнялся в улыбке.
— Ты шутишь?
— Ни разу.
— А что же та твоя девушка? Лигейя? Ты с ней только познакомился, а уже меня зовешь на свидание?
— Она не будет против.
— Должно быть, она очень понимающая.
— То, чего она не знает, никак ей не повредит. Не думаю, что мы с ней вновь увидимся. Во всяком случае, до следующей субботы.
— Ты что, с двумя сразу намерен романы крутить?
— Угадала.
Дверь открылась. В класс зашла группа школьников.
— Послушай, — сказала Морин, — давай позже поговорим, хорошо? Мне еще надо слова для контрольной на доске написать.
— Ладно.
Он повернулся к двери, кивнул в знак приветствия заходящим ребятам, и остановился на пороге, помедлив.
Обернулся.
Морин, лицом к доске, писала слово «фантазия» правой рукой. Её левая рука висела вдоль туловища.
Аллан пригляделся к её локтю.
Она перехватила его взгляд. Приподняла брови.
— Что-то не так?
— Твой локоть, — пробормотал он.
Она улыбнулась.
— А, да просто неудачно упала в выходные.
Она потерла темную корочку запекшейся ссадины, и вновь вернула свое внимание к доске.
Новичок нарисовался на улице, выйдя из дома, где прежде жили Эдди и Шэрон. Мы уже видели его раньше, в день его приезда. Даже издалека было видно, что желания иметь с ним что-либо общее у нас точно не возникнет. Во-первых, ему было не больше двенадцати лет. И, кроме того, сразу стало понятно, что он — полное ничтожество.
И вот, мы с Джимом играли в мяч у меня во дворе, в одну из тех прекрасных летних ночей, когда над городом расстилается сумрак, но тьма еще недостаточно густа. Вокруг было настолько тихо, что на весь район единственными звуками оставались те шлепки, с которыми мяч ударялся о наши ладони в перчатках. И тут на улице появляется этот новенький пацан.
Что у него на уме, было совершенно очевидно. Ведь на нем была бейсбольная перчатка.
Да не, просто перчатка, а перчатка игрока первой базы. Вы обращали внимание, что все неудачники носят такие? Думаю, это потому, что они боятся мяча. А этот толстый кусок кожи позволяет им держаться от него подальше.
Так или иначе, но к нам он не подошёл, а остановился на обочине дороги позади Джима, и стал наблюдать, за нашей игрой. Мы делали вид, что в упор его не видим. Джиму это удавалось легче, так как он действительно не мог его видеть, поскольку стоял лицом ко мне и был увлечён игрой. Время от времени он поднимал глаза к небу.
Ну да ладно бы он был просто мелкий и с этой дурацкой выпендрежной перчаткой… Он еще был и жирный. Создавалось впечатление, что волосы он не мыл, наверное, не меньше месяца. Они сальными прядями спадали ему прямо на лоб. Физия у него была точно как у поросёнка. Толстые щеки, маленькие розовые глазки. Из красного носа постоянно текло, он всё время им шмыгал и периодически высовывал язык, чтобы слизать сопли с верхней губы. Одет этот болван был в красную рубашку с жёлтыми цветочками, с не застёгнутыми нижними пуговицами, так что виднелось его пузо, напоминавшее серый пудинг. Ниже выглядывали семейные труселя, как будто он подтянул их, забыв при этом подтянуть шорты. Они были белые в голубую полоску. Шорты-бермуды в шотландскую клетку, с огромными раздутыми карманами, достигавшими самых колен, были готовы вот-вот упасть. На толстые голенища были натянуты чёрные носки. А на ступнях — сандалии.
Не шучу. Он и вправду так выглядел.
Тот еще кадр.
Я постарался на него не смотреть, но это оказалось не так-то просто, поскольку он стоял прямо у Джима за спиной, и по-прежнему наблюдал, как мы перебрасываемся мячом. Поначалу мне хотелось, чтобы он скорее отсюда исчез. Но вскоре я почувствовал себя неловко оттого, что мы его игнорируем. Он ничего не говорил, просто стоял там, шмыгал носом, слизывал сопли, и кривил губы в каком-то подобии улыбки.
Немного погодя он начал бить кулаком в перчатку.
Я просто не мог вынести, глядя как он стоит там один-одинёшенек.
Потому и крикнул:
— Эй, парень, лови, — с этими словами я кинул ему мяч. Не сказать, чтоб сильно, наоборот, по высокой плавной траектории, и прямо к нему навесом. На секунду он уставился на него, а затем, когда мяч стал приближаться, засуетился. Пригнувшись и отвернув лицо, он выставил вверх свою огромную перчатку, но не был даже близко к тому, чтобы его поймать, и тот, пролетев мимо, заскакал по улице. Когда мяч был уже на тротуаре, паренёк посмотрел на свою руку, и по-настоящему удивился, обнаружив ладонь пустой, после чего сказал неловкое:
— Мне жаль.
Это было первое, что я от него услышал. «Мне жаль».
После этого он бросился за мячом.
— Ну, Рикки, ты просто красавчик, конечно, — сокрушенно покачал головой Джим.
— А ты чего хотел? Я что, должен был просто не замечать его?
— Ну а теперь мы застрянем здесь с этим недотёпой.
— Всё равно уже темнеет. Давай скажем, что уже слишком поздно.
— Да, я только за.
Однако сначала нам нужно было дождаться, когда он притащит мяч, а на это ему понадобилось время. Наконец он вытащил его из клумбы перед домом Уотсона, неуклюже побежал обратно и, где-то на полпути, швырнул мяч в нашу сторону.
— Господи! — закатил глаза Джим. — Да, он же прям, как баба бросает.
Мяч был моим, ошибка моей, и подбирать его придется мне. Но спешить я не стал, понимая, что побывав в руке паренька, мяч непременно будет липким. Пришлось подцепить его перчаткой. Когда я вернулся, новичок, миновав ограду, направлялся к Джиму.
— Уже темнеет, — сказал я. — Думаю, на сегодня нам за глаза хватит.
— А нам точно пора? — уточнил паренёк.
Ох, как, не понравилось мне это «нам».
— Да, а то мяч потеряем.
— А, ну, тогда ладно. — Он шмыгнул носом, и, как змея, скользнул языком по верхней губе. — Я Джордж Джонсон. Мы недавно переехали. — Он махнул назад пухлой рукой. — Вот туда.
— Я Рик. Это Джим.
К счастью, он не попытался обменяться рукопожатиями.
— А вы, ребят, и вправду хороши.
— Что есть, то есть, мы частенько практикуемся, вот и наловчились, — ответил я, догадавшись, что он имел в виду, то, как мы перекидывались мячом.
— «Твинки»[32] будете?
Он сунул руку в раздутый карман своих шорт и выудил оттуда целлофановый пакет. Два золотистых бисквита с кремовым наполнителем внутри выглядели помятыми.
— Нет, благодарю, — сказал я. — Я только что поел.
— Угощайся, — сказал Джордж. — Они ведь вкусные.
— А, и чёрт с ним, — сказал Джим, и, сунув перчатку под мышку, выхватил у Джорджа пакет. — Спасибо, — бросил он, и разорвав упаковку, достал оттуда пирожное, которое протянул мне.
— Их там только два, — сказал я. — Джордж, ешь сам.
— О, я уже много съел. Хочу, чтоб эти вам достались.
«Ну и ладно», — решил я, взяв себе последнее пирожное.
У нас с Джимом были набиты рты, когда Джордж спросил:
— А вы дружить со мной будете?
Ну, и как тут ответить нет, если он только что угощал нас «Твинки»?
— Ну… типа… — пробормотал я.
— А, и чёрт с ним, — вздохнул Джим.
***
На другой день мы, потеряв бдительность, допустили оплошность, проехав на великах мимо дома Джорджа. Путь мы держали в «Фэшн Молл» — отличное местечко, чтобы тусоваться, любуясь при этом на старшеклассниц — и конкретно на Синди Тейлор. Она была чирлидершей из группы поддержки при университете, и даже не подозревала о нашем существовании. Здесь, в торговом центре, она взяла подработку на лето в «Музыкальном Мире», и мы могли часами притворяться, что копаемся среди дисков и кассет, попутно на неё заглядываясь. Понимаю, звучит глуповато, но, уверяю, вы бы так не сочли, если б хоть один-единственный раз увидели Синди.
Уж не знаю, сидел ли Джордж в засаде, но не успели мы миновать его дом, как входная дверь резко распахнулась, и он выскочил наружу, надрывая грудь:
— Эй, ребята! Подождите!
Взгляд Джима был полон отвращения, но Джордж был всё ещё в пижаме, поэтому я решил, что мы в относительной безопасности.
— Будь здоров, Джордж, — недовольно процедил Джим, когда мы остановились у обочины.
Тот лыбился и тяжело пыхтел, стоя перед нами.
— А куда мы поедем?
— Никуда, — ответил я. — Мы просто катаемся.
— Вот здорово! Я мигом!
— Да это не обязательно, — сказал Джим. — Ты разве ничем не занят?
— Не-а, ничем!
И развернувшись, он рванул обратно к дому. Его жирная задница в пижамных штанах при этом резво подскакивала.
— Потрясно, — пробормотал я, когда за ним захлопнулась входная дверь.
— Уматываем отсюда, — предложил Джим, что, собственно говоря, мы и сделали.
Быстренько повернув за угол, мы направили велики к первой попавшейся аллее. Всю дорогу до торгового центра, мы постоянно оглядывались, опасаясь, как бы Джордж не оказался у нас на хвосте. Однако его не было.
Не оказалось его и в «Фэшн Молле».
Но он всё равно как будто сглазил меня. Я никак не мог перестать о нём думать. Он выглядел таким счастливым от перспективы поехать с нами и, ввалившись в дом переодеваться, наверняка крикнул что-то вроде:
— Мам, я еду покататься с друзьями!
Затем, наверное, в спешке кинулся в гараж за великом, а выйдя на улицу, обнаружил, что нас там уже и след простыл. Я представил себе, как он рыдает, и как объясняется перед матерью, с чего вдруг его друзья так его кинули. От таких мыслей я чувствовал себя последней скотиной.
Я даже не мог с должным воодушевлением сосредоточиться на Синди Тейлор, порхавшей туда-сюда по магазину. Смотрел на неё, а перед глазами у меня стоял Джордж. Я знал на своём опыте каково это, когда тебя вот так вот обламывают.
Но, признаться, тот, кто тебя так обломал, чувствует себя порой не лучше.
***
Возвращаясь обратно, мы двинулись в объезд, чтобы миновать дом Джорджа.
Вечерами, после школы, мы перебрасывались мячом у меня во дворе. Но только не сегодня. Чтобы добраться до Джима, я срезал путь через задние дворы. У него имелся бассейн, а значит и забор, перебравшись через который, я обнаружил, что Джим меня уже ждёт.
Мы играли, кидая друг другу мяч через бассейн. Позже Джим встал на трамплин для прыжков. Тогда я принялся бросать так, чтобы заставить его тянуться за мячом, и упасть в воду. После нескольких близких к цели попыток, когда он, размахивая руками, балансировал на краю, Джим разгадал мою задумку:
— Засранец! В случае если я плюхнусь в воду и испорчу перчатку, твоей заднице не сдобровать!
— Следи за своим языком! — послышался голос его матери из дома.
Когда на улице стало слишком темно, для того чтобы различить мяч, кто-то включил свет. Затем во двор вышла его сестра Джоан со своей подругой. Обе они были старшеклассницами, и на них были бикини. Они не обращали на нас внимания, но находиться в их компании всё равно было здорово. Плескаясь в воде, они поблескивали своими влажными округлостями, а мы с Джимом продолжали бросать друг другу мяч. Думаю, им нравилось, что мы на них посматриваем, и они подолгу плавали на спине.
В итоге всё это увидела его мать и, побоявшись, что кто-то получит мячом по голове, запретила нам продолжать.
Мы отправились в дом, и немного поиграли в «Супербратьев Марио», пока не настало время идти домой.
Я пошёл напрямик, так что мог видеть дом Джорджа с расстояния, и снова почувствовал себя неловко от того, как мы с ним обошлись.
На следующий день, перед поездкой в торговый центр, я поспешил к Джиму. Тот уже дожидался меня на подъездной дорожке у дома.
— Может, поедем мимо Джорджа, узнаем, не хочет ли он с нами потусить? — усмехнувшись, спросил он.
— Размечтался.
— Мелкий обосранец.
— Эт, точно.
Я обнаружил, что не только перестал жалеть эту занозу в заднице, но и начал по-настоящему возмущаться тем, как он усложнил нам жизни. Чёрт, мы не могли спокойно играть в мяч даже у меня во дворе, или же проезжать на великах мимо дома этого жалкого придурка. Мы были просто вынуждены прятаться от него в своём же собственном районе, при этом ещё и чувствовали себя виноватыми. Я, по крайней мере, чувствовал. И мне это здорово не нравилось. Не много ли для него чести, чёрт бы его побрал?
Выехав с подъездной дорожки, мы оказались на улице, и Джим свернул направо.
— Сюда, — окликнул его я, и направил велосипед в противоположную сторону.
— Ты шутишь, что ли?
— Да плевать я на него хотел.
Проезжая мимо дома Джорджа, мы набрали скорость, и ни один из нас не смотрел в ту сторону. Я не слышал, чтобы хлопнула дверь, и рассчитывал, что мы двигались слишком быстро для этого мелкого говнюка. И дернул же меня черт обернуться.
Джордж, согнувшись за рулём своего десятискоростного велосипеда, выворачивал с подъездной дорожки на улицу. Он крутил педали словно ненормальный.
— О, нет, — выдохнул я.
Джим посмотрел назад. — Потрясно. Всё ты со своими гениальными идеями.
— Эй, подождите меня! — голосил Джордж нам вдогонку.
— А, может удерём от него? — предложил Джим.
— Ради всего святого! К чёрту.
Я сбросил скорость.
Джим тоже.
Догнав нас, Джордж изо всех сил старался не отставать. — Как дела? — спросил он.
— Не очень, — откровенно ответил я.
— Куда вчера подевались?
— Да, никуда, — сказал я, снова почувствовав то неловкое чувство. Мне было стыдно, хотел я того или нет.
— Мне резко приспичило, и пришлось срочно вернуться домой, — пояснил Джим. — Прости, что не дождались тебя, но ведь не мог же я обделаться.
— Чёрт, сочувствую.
— Дерьмо ждать не станет, — добавил Джим, и Джордж рассмеялся.
— Так значит ты в порядке?
— В порядке, — ответил Джим, и подмигнул мне.
— Ну, так что, куда едем-то?
Джим спас нас в истории с побегом, но теперь пришёл мой черёд.
— В бассейн в развлекательном центре Джефферсон.
Улыбки на лице Джорджа, как не бывало.
— В бассейн?
— Да-да, точняк, — ответил я.
Он выглядел растерянно. Затем нахмурившись, посмотрел на Джима:
— А у тебя разве нет собственного бассейна?
Тот не мог позволить себе «пропустить удар»:
— Есть-то, он, конечно, есть, но ведь фифочки тусуются в общественном.
— Джордж, ты плавки взял? — поинтересовался я.
Быстрым взглядом он окинул наши велики.
— А ваши где?
— Уже на нас, — я похлопал себя по джинсам, — под штанами.
— Oх.
— Давай-ка быстренько дуй за плавками, — предложил Джим, — и встретимся уже у бассейна.
— Но я не знаю где он находится.
Джим принялся ему объяснять. Джордж слушал, хмурясь и кивая, затем изобразил на лице подобие улыбки, выдавив из себя:
— Ладно. Найду, надеюсь.
— Вот и отлично, — ответил Джим.
— До встречи на месте, — бросил я.
Развернув велик, Джордж поехал к дому.
А мы, с Джимом обменявшись многозначительными улыбками, направились в торговый центр.
В «Музыкальном Мире» мы по обыденке бродили среди проходов, изображая заинтересованность товарами на стеллажах, а на деле лишь пялились на Синди. Я испытывал некоторую долю сожаления за тот незатейливый трюк, что мы провернули с Джорджем, но быстро обо всём позабыл, когда Синди к нам подошла. Оказаться с ней в такой близости было для меня делом не простым. А от её вида и исходящего от нее аромата духов я вообще едва сознание не терял.
— Чем я могу вам помочь? — спросила она.
Я не рискнул даже попытаться хоть что-то сказать. Единственное, что я сделал — это покачал головой.
— Да мы пока просто присматриваемся, — выдал Джим свою обычную отговорку, которую использовал, когда к нам подходили другие продавцы.
— Ладно. Если вам что-нибудь понадобится, дайте мне знать.
— Дадим, — пообещал Джим.
Она улыбнулась, и двинулась по своим делам.
— Ох, чувак, — шепнул Джим. — Если б только…
— Да уж.
***
После того, как Синди удалилась, мы вынуждены были смотреть на неё с расстояния. Она продолжила помогать другим посетителям, а затем в магазин вошла Бобби Эндрюс. Она была главной чирлидершей, но в остальном до Синди ей было далеко. Синди была изящной, стройной и красивой, а эта выглядела приземистой, да и лицо у неё было как у кролика. Впрочем, она была довольно популярной. И на это было три причины: её бодрый дух и две огромные колотушки, если вы понимаете, о чём я. Но меня это мало заботило. Как по мне, она была отстойной.
Однако она была лучшей подругой Синди.
Пройдя вглубь магазина, они остановились о чём-то побеседовать.
Мы решили, что Синди слишком занята, чтобы обращать на нас внимание, и принялись вновь бродить, отыскивая наилучшую точку обзора. Будучи очень осторожными, мы изображали крайнюю заинтересованность всякими дисками и альбомами, пока, наконец, не достигли дальней части магазина.
Синди оказалась настолько близко, что я мог бы дотянуться до неё рукой. Она стояла в следующем проходе, слегка отклонившись назад, и упираясь в прилавок, так что его край вдавливался ей в попку через плиссированную юбку. Через белую блузку я мог разглядеть бретельки её лифчика на спине, а когда она слегка поворачивала голову, то можно было увидеть прекрасный едва-едва заметный пушок на её гладкой щеке.
— … думаю, после десяти, — услышал я слова Бобби, после того как смог, наконец, разбирать их слова чётко. — Не позже одиннадцати.
— Без проблем, — ответила Синди. — Не волнуйся. Мы будем заниматься обжорством и просмотром фильмов. — Усмехнувшись, она толкнула Бобби локтем. — По крайней мере, пока родители не лягут спать. Так что не опаздывай, и главное не забудь ещё один спальник.
— Надеюсь, Дорис не станет в нём пердеть.
Синди снова толкнула её локтем и рассмеялась.
А Джим ткнул локтем меня, и мы поспешили отойти подальше, пока они не заметили, что мы были рядом, и подслушивали.
Когда мы покинули магазин, Джим схватил меня за руку.
— Ты это слышал? — Он был взволнован и едва дышал. — Она вечеринку с ночевкой устраивает. Ты думаешь о том же, о чём и я?
Я еще как думал.
— Неужели сегодня? — спохватился он.
Я знал, что она не работает в «Музыкальном Мире» по выходным. А сегодня была пятница.
— Наверняка или сегодня, или завтра вечером.
— Точняк!
Мы отправились ко мне домой задними дворами, так, чтобы миновать дом Джорджа. Когда мы оказались в безопасности, за стенами моего гаража, Джим произнес:
— Прикинь, если он всё ещё в бассейне.
— Думаю, до него дойдёт намёк, — отозвался я.
— Такие намёков никогда не понимают.
Дома я попросил разрешения, чтобы Джим остался у нас ночевать. Мама в этом проблем не увидела, и пригласила нас к ужину. После этого мы, опять же задними дворами, отправились к дому Джима. Он получил разрешение у своей матери, и после того, как прихватил спальный мешок и одежду на ночь, мы двинулись обратно.
На то, чтобы установить палатку, притащить пару подушек и расстелить спальные мешки много времени не ушло.
Гораздо дольше оно тянулось, когда нам пришлось ждать.
Ничто на свете не тянется так долго, как ожидание чего-нибудь поистине значимого.
***
Вот уже вернулся с работы папа. Мы в конце концов поужинали. И вот, наконец, сгустилась тьма, и настало время идти в палатку.
Переодевшись в пижамы, мы, чтобы не вызывать у родителей лишних подозрений, как и всегда оставили нашу одежду в доме. Впрочем, проблемой это не было, поскольку их вряд ли удивит, если мы ещё не раз вернёмся в дом — почистить зубы, отлить, и всякое такое. И вот в один из таких походов они уже будут в постели, так что умыкнуть одежду нам труда не составит.
В палатку мы прихватили с собой два фонарика, пару банок «пепси» и пакет чипсов со вкусом лука. Застегнув лишь москитную сетку, мы оставили створки открытыми, чтобы пускать внутрь свежий воздух, после чего устроились, скрестив ноги на наши спальные мешки, и приступили к трапезе.
— Обалденно, — сказал Джим.
— Ты про чипсы?
— Сам знаешь про что.
— Боже, не могу поверить, что мы собираемся это провернуть.
— Надеюсь, нам удастся что-нибудь разглядеть.
— У неё дом одноэтажный, — сказал я, — так что нам точно не нужно будет забираться куда-то повыше.
— Только бы они не задернули занавески.
— Не задёрнут. Не посмеют. Это было бы слишком жестоко.
Джим тихонько рассмеялся.
— Когда, по-твоему, нам надо выдвигаться?
— Пожалуй, стоит дождаться одиннадцати.
— Чувак, надеюсь, мы не пропустим всё на свете.
— Бобби придёт не раньше десяти. Так что, полагаю, они будут веселиться всю ночь.
— Нам надо успеть к моменту, когда они будут переодеваться.
— Переодеваться во что?
И это спросил вовсе не я.
Тем, кто это спросил, был Джордж.
Вздрогнув от неожиданности, мы повернулись к выходу, и увидели его, скрючившегося по другую сторону москитной сетки. Во тьме его свиная морда казалась серым пятном, и мы направили в неё лучи наших фонариков:
— Привет, парни — сказал он, сощурив и без того крохотные глазки.
— Ты чего здесь забыл? — прошипел я вне себя от злости.
— У вас тут полуночная вечеринка? — спросил он в ответ так невозмутимо, как будто и не слышал меня вовсе.
— Это частная собственность, — напомнил ему Джим.
— А, можно мне немножко чипсов?
— Тебе нельзя входить, — сказал я. — Да и места тут мало.
— Но, ведь я же с вами «Твинки» делился.
— Ладно, ладно, — согласился я. Мне не хотелось с ним спорить, было лишь желание от него отделаться. Поэтому расстегнув москитку, я протянул ему пакет. — Угощайся. Можешь всё забирать.
— Ничего себе, спасибо.
— Можешь унести их домой, — разрешил я, — поделишься с родителями.
— А, их дома нету.
Он сунул в рот пригоршню чипсов.
— Тогда с сиделкой поделись, — предложил Джим.
— С сиделкой?
— Они ведь не одного тебя оставили? — спросил я.
— Одного. И всегда оставляют.
— Зашибись, — буркнул Джим.
— Ну, так куда мы пойдём-то?
— Никуда, — я недоуменно пожал плечами.
— А как же насчет заглядывать в окна?
И как давно он нас подслушивал?
— Мы никуда не идём, — отрезал Джим.
— Я с вами. Мне нравится в окна заглядывать. Можно увидеть много всего прикольного.
— Так ты что, — спросил Джим, — извращенец мелкий?
Джордж рассмеялся так, что изо рта у него полетели крошки от чипсов.
— Даже не вздумай подглядывать за мной, — предупредил я.
— Или за мной, — поддержал Джим.
— Не-а. Мне нравится только за девчонками подсматривать.
— А за моей сестрой ты случаем не шпионишь? — спросил Джим.
Джордж помотал головой и плотно сжал полный чипсов рот.
— Ему известно о твоём бассейне, — напомнил я Джиму.
— Точняк. Так ты что, следил за моим домом?
— Хм-м-м. Нет, честно.
— И лучше даже не начинай, приятель.
— Я с вами кое-чем поделюсь, если разрешите мне с вами пойти.
— Даже не думай ни про какие «с вами», — ответил я.
— Ну пожалуйста?
— Кое-чем — это чем? — деловито уточнил Джим.
— «Твинки».
— Это не самая грандиозная сделка. Что еще?
— Забей, — посоветовал я Джиму, — у него нет ничего, что нас заинтересовало бы.
— Я выпивку притащу, — предложил Джордж.
— Что, серьёзно? — у Джима аж брови полезли на лоб.
— Забудь об этом, — перебил я.
— Какую?
— Да какую угодно. У папы огромный бар. И ещё винный погреб есть.
— Сможешь нам бутылку вина принести?
— Ну, конечно.
— Да, ведь твой старик убьёт тебя просто, — сказал я.
Джордж пожал плечами.
— Он даже не поймет. Да даже если и поймет, что с того? Так я несу бутылку, ага?
— Круто, — обрадовался Джим.
— Ты, что ненормальный? — спросил я.
— А ты? Ну же. По пути к Синди мы теперь сможем промочить горло.
— Ну ты «молодец», — пробормотал я. Я был не в силах поверить, что он произнёс её имя перед таким гнусом как Джордж.
— А, кто такая Синди? — подхватил тот.
— Никто, — ответил я.
— Та девчонка, за которой мы будем подсматривать?
— Так, шуруй домой, и тащи нам вина, — велел Джим. — Но раньше одиннадцати, чтоб духу здесь твоего не было. До этого времени и мы никуда не уйдем.
— Обещаете, что не уйдёте без меня?
— Да, чтоб мне сдохнуть, — сказал Джим. — А теперь вали, пока не передумали!
Джордж сунул пакет с чипсами через распахнутую сетку, и бросился бежать, скрывшись в темноте.
— Вот ты и пустомеля! — вскрикнул я.
— Я знаю, что делаю.
— Трепло! Ты назвал ему имя Синди. И сказал, куда мы пойдём. Мы… Да я и с места не сдвинусь, если этот мерзкий кусок дерьма пойдёт с нами. Ни за что не позволю, чтобы он подглядывал за Синди.
— Так же, как он подглядывал за моей сестрой?
Это заставило меня немного поостыть.
— Думаешь, он действительно делал это?
— А что, думаешь, нет? Ты ведь сам заметил, что он откуда-то прознал про мой бассейн?
— Ну, он мог услышать всплески, или…
— Что, с улицы? Ну нет. Он бродил вокруг и вынюхивал. Готов поспорить, что он даже на забор залазил. А ведь окно Джоан совсем рядом, приятель.
— Это еще вовсе не означает, что он смотрел именно туда.
— Эй, да он ведь сам сознался. Он говорил, что не прочь понаблюдать в окна за девчонками.
— Но не обязательно же за Джоан.
— Сомневаюсь, что он стал бы в этом признаваться, ну ты сам-то посуди. И что, думаешь, он ночью у тебя на заднем дворе делал?
— Наверное, нас искал.
— Угу, может быть. А может быть, пришёл заглянуть в спальню к твоим родителям. Может он каждую ночь приходит попялиться к ним в окно. Может ему нравится смотреть, как переодевается твоя мама.
— Она задёргивает занавески, — сказал я, чувствуя, как ярость закипает у меня внутри.
— Да, но всегда ли? Что, если между ними остаётся крохотный зазор…
— Лучше бы этому грязному ублюдку не подсматривать за моей мамой.
— Готов поспорить, что он уже подсматривал. И за моей, возможно, тоже. А может не только за мамой, но и за Джоан. И за твоей мамой. Может за всеми женщинами на районе. Ты же слышал, что он говорил. Ему нравится заглядывать в окна.
— Если не дай бог, он следил за моей мамой…
— Мы должны преподать ему урок. Вот почему я хотел, чтобы он пошел с нами. Думаешь, мне нужны его «Твинки» или вино? Мы возьмём его с собой. А затем проучим его любопытную задницу.
Лёжа лицом ко входу в палатку поверх спальных мешков, мы наблюдали, чтобы не пропустить появления Джорджа, и разрабатывали план дальнейших действий.
***
Приблизительно в половине одинадцатого в спальне моих предков зажёгся свет. Мама подошла к окну и задёрнула занавески. Вскоре свет погас, однако слабое, мерцающее свечение всё же пробивалось через закрытые шторы. Оно исходило от телека, который они любили смотреть до окончания одиннадцатичасовых новостей. После того как улеглись, они уже вряд ли будут вставать. Разве, если только на толчок не приспичит.
— Готов? — спросил Джим.
— Погоди чуть-чуть.
Мы ещё немножко подождали. Я слегка нервничал. Не из-за того, что нужно возвращаться домой за одеждой. Из-за другого.
Наконец, я сказал:
— Идём.
Выбравшись из палатки, мы направились через патио к задней двери. Мы не особо старались соблюдать тишину, смело открывали и закрывали двери на пути к туалету. Джим зашёл внутрь. Когда он смывал, я использовал этот шум, чтобы проскользнуть к себе в комнату. Включив свет, я быстренько собрал одежду в кучу, прихватил верёвку, и, как можно скорее, вновь его выключил. Затем, подождав в темноте, когда Джим смоет ещё раз, я поспешил обратно за дверь. Глянув в окно родительской комнаты, и убедившись, что за мной никто не наблюдает, я устремился к палатке.
Какое-то время я наблюдал за всем через москитную сетку.
До тех пор, пока снова не появился Джим.
Он забрался в палатку.
— Что-то случилось? — шепотом спросил я.
— Не боись.
Включив фонарики, мы принялись разбирать одежду. Затем, разделись во тьме. Это было странное чувство — ощущать кожей обнажённого тела теплый воздух и спальный мешок под задницей. Возможно, в другой ситуации это было бы даже захватывающе, если б на уме у меня было лишь одно — подобраться к дому Синди. Но Джордж всё обломал.
Надев на себя всю одежду, кроме рубашки, я обвязал вокруг пояса верёвку, обмотав ей себя несколько раз. Я делал всё тщательно, таким образом, чтобы мотки не налезали один на другой, а концы верёвки подвернул снизу.
Я уже натягивал рубашку, когда Джим прошептал:
— Идёт.
Я поспешил застегнуть пуговицы.
Мы прихватили фонарики и выбрались наружу.
Джим поднёс палец к губам. Джордж кивнул и перехватил поудобнее бумажный пакет.
Я шёл впереди, пока мы не остановились возле гаражной стены.
— Всё принёс? — спросил Джим.
— Конечно.
Джордж открыл пакет, и вытащил оттуда бутылку вина.
— Ещё у меня «Твинки» есть.
— Отлично. Отложи пока.
— Хотите парочку сейчас слопать?
— Попозже.
— Мы знаем одно хорошее укромное местечко, — прошептал я. — Мы сперва зависнем там и закатим небольшую пирушку.
— Круто! — сказал Джордж.
Дорога к нашему «хорошему укромному местечку» заняла у нас минут двадцать.
Это был железнодорожный тоннель ниже Джефферсон Авеню.
Если бы с нами не было Джорджа, мы двигались бы так быстро, как только можно, и давно оставили бы его позади.
Даже при дневном свете это местечко нагоняло на нас дрожь.
Ночью мы никогда туда не ходили, поэтому всю дорогу я немного нервничал.
Отчасти я боялся, что нас могут заметить копы, или кто-нибудь из знакомых, которые могли проезжать мимо на машине, поэтому, каждый раз, когда машина ехала навстречу, я отворачивал лицо.
Но гораздо больше я боялся соваться в тоннель.
Мы бывали там не единожды, и знали, что туда приходят и другие люди. Бетонные стены были покрыты надписями, некоторые из них были довольно мерзкими и непристойными. А еще там вокруг валяются груды всякого хлама: пустые стеклянные бутылки, пачки от сигарет, смятые алюминиевые банки, и даже пара заплесневелых одеял со старым, заляпанным пятнами матрасом. А ещё одежда. Грязная кроссовка с носком, чьё-то старое нижнее белье, пара штанов.
Как-то раз мы сильно оживились, обнаружив там лифчик. Джим поднял его, и мы увидели, что он измазан старой засохшей грязью, и ещё на нём была порвана одна лямка.
Но лучшей нашей находкой был номер журнала «Пентхаус». Он, наверное, когда-то промок, а потом высох, потому что страницы были жёсткие и разбухшие, а многие из них оказались слипшимися. Мы разлепили их, чтобы добраться до откровенных фотографий, и забрали журнал с собой, Джим спрятал его у себя дома в своей комнате.
Самым мерзким открытием наших исследований оказался использованный презерватив. К нему мы, естественно, не прикасались.
Самая жуткая, когда-либо обнаруженная там находка — это пепелище костра, обложенное кругом обожжённых камней. Среди пепла валялись несколько обугленных банок и целая куча небольших костей. Сначала мы подумали, что это кости индейки, или чего-то такого. Но потом я нашёл череп. Подняв его, я сдул пепел. Череп выглядел слегка продолговатым, и имел острые зубы.
— Господи, да это ж кот! — сказал Джим.
Я вскрикнул, и уронил его. Череп, ударившись о камень, раскололся.
После того эпизода мы сторонились тоннеля.
Я определенно не горел желанием попасть туда снова. Особенно ночью.
Я бы, наверное, струсил, если б не одно обстоятельство: это было идеальным местом для того, чтобы заставить Джорджа пожалеть о том, что он связался с нами.
Очень скоро мы были на месте.
Джим остановился неподалёку от того места, где начиналось ограждение моста. Какое-то время мы молча там стояли, ожидая пока проедут машины. Очередной автомобиль скрылся из виду, а фары следующего светили где-то еще вдали. Джим решил, что его водитель нас не увидит:
— Сюда, скорее, — шепнул он, и зашагал по тротуару.
— Куда мы идём? — спросил Джордж.
— Это офигенное место, — ответил я. — Там никто нам не помешает.
Прежде чем автомобиль оказался слишком близко, мы проследовали за Джимом к деревьям, и, когда машина проносилась мимо, успели спрятаться. Мы миновали несколько деревьев и спустились к рельсам. Справа они тянулись через залитую лунным светом долину, слева — исчезали в чёрной пасти тоннеля.
По дороге снова пронеслись несколько машин, но теперь они меня не беспокоили. Мы были уже достаточно низко, и никто не смог бы увидеть нас за ограждением.
Трава была влажной от росы. Мои джинсы промокли до колен. Пару раз я даже поскользнулся, а Джордж и вовсе плюхнулся на задницу. Но, наконец, мы спустились вниз, и тут же взобрались на небольшую насыпь, по которой проходили рельсы.
— А, вот и наше местечко, — обратился я к Джоржду.
— Это оно? — его голос совсем не показался мне испуганным.
Джефферсон Авеню была шириной в четыре переулка, и таким образом, тёмная область под ней выглядела как тоннель. Мы могли видеть лунный свет на другом конце, но он был слишком бледен для того, чтобы позволить нам рассмотреть хоть что-то внутри самого тоннеля.
— Надеюсь, там никого не будет, — пробормотал я.
— Смотрите в оба, — предупредил Джим. — И будьте готовы драпать как угорелые.
— Может нам здесь остаться? — спросил Джордж.
Джим мотнул головой.
— Кто-нибудь может заметить нас с дороги. Вперёд.
— Ну, я даже не знаю, — засомневался Джордж.
— Но ты же сам хотел пойти с нами, — напомнил я.
— Да, но я …
— Эй, — сказал Джим. — Если хочешь присоединиться к большим парням, тебе лучше делать то же, что и они.
— Ну, или можешь домой отчаливать, — добавил я. — Решать тебе, а мы пошли дальше.
Джордж остался на месте, когда мы с Джимом перешагнули один рельс и принялись спускаться по путям к тоннелю. Я изо всех сил надеялся, что он струсит, потому что не хотел идти вниз, не хотел запугивать его, а хотел лишь, чтобы он исчез из наших жизней, а мы могли уже наконец рвануть к дому Синди.
Но Джордж пожал плечами, и поплелся вслед за нами.
Там протянулись два железнодорожных пути. Они шли бок о бок на расстоянии в несколько ярдов друг от друга. Впереди между ними возвышались широкие бетонные опоры.
Достигнув края моста, мы включили фонарики. Джордж покопался в пакете, и выудил оттуда огромный шестивольтовый фонарь.
— Неплохо, — похвалил Джим.
Мы направили наши лучи во тьму. Луч Джорджа оказался по-настоящему мощным и ярким. Прежде, чем двинуться дальше, мы посветили везде, где только было можно.
— Ну, похоже, там порядок, — пробормотал Джим.
Никакого порядка там, конечно, не было. Но, главное, мы никого там не обнаружили.
Джим направил луч на ближайшую опору. Её бетон был исписан именами, нехорошими словечками, датами, рисунками. Рисунки были довольно небрежными, и крупнейший из них был, к тому же, одним из старейших. Я не раз видел его прежде. Там была изображена карикатурная девчонка с огромными сиськами и раздвинутыми ногами. Мы с Джимом окрестили её «пилоткой». С тех пор, как мы были здесь в последний раз, кто-то подрисовал циклопических размеров причиндал прямо под ней. Он был нацелен девчонке аккурат промеж ног. И извергалась рисованная каркалыга, разумеется, словно гейзер.
Обычно мы неплохо проводили время, изучая эти художества, делясь по их поводу замечаниями. Но на сей раз с нами был Джордж. А ещё мы спешили к Синди. Да к тому же всё происходило ночью.
Ничто из этого особо к веселью не располагало.
— Проверь с другой стороны, Джордж, — сказал Джим.
— Я?
— У тебя самый яркий фонарик. Убедись, что за этими штуковинами никто не прячется.
— О, Боже.
— Давай уже, — подбадривал я. — Мы ж не хотим, что б на нас какой-нибудь грёбаный бомж выпрыгнул.
Джордж застонал, но всё же сделал то, что ему велели. Крадучись, он обошёл опору, и посветил на неё с обратной стороны, затем направил луч на другие опоры, и поводил фонариком по сторонам.
— Здесь всё в п-п-порядке, — сказал он дрожащим голосом, и поспешил на нашу сторону тоннеля. — Хотите, я открою вино?
— Ну, давай, — сказал Джим.
Джордж сел на корточки, поставил рядом пакет и извлёк оттуда бутылку. Затем он поднялся. Джим посветил на горлышко, и пальцы Джорджа со слоем грязи под ногтями, принялись сдирать фольгу.
Я воспользовался случаем, чтобы оглядеться, и стоя на месте, шарил вокруг лучом своего фонаря. Его свет блеснул на стекле пустой бутылки в нескольких футах от меня. Возле стены валялась какая-то тряпка, наверное, рубашка. Вокруг были разбросаны смятые сигаретные пачки, алюминиевые банки, осколки битого стекла. Посреди стены красовалась огромная чёрная свастика. Я видел её и раньше, но вот соседний рисунок — задницу с выходящим из неё стояком, заметил впервые.
Я предпочёл на этом окончить осмотр.
Джордж стоял, зажав бутылку между ног, и обеими руками ковыряясь с армейским швейцарским ножом. Разложив штопор, он склонился над бутылкой, и принялся вкручивать его в пробку.
Когда тот оказался достаточно глубоко, Джордж начал тянуть.
— Ужасно туго, — пробормотал он.
— Почему бы тебе не попробовать? — Обратился ко мне Джим.
Джордж протянул мне бутылку, и я, поставив фонарик на землю, и зажав её между ног так же, как это делал он, взялся за нож.
Сначала пробка не поддавалась.
— Ну, давай уже, — поторапливал Джим. — Мы же не хотим к Синди опоздать.
Пробка слегка сдвинулась.
Затем резко выскользнула из горлышка. Как только это произошло, Джим выбросил руку, обхватив Джорджа за туловище, и подставив подножку, повалил его назад. Джордж взвизгнул от неожиданности, и застонал, ударившись о землю.
Я знал, что это была часть нашего плана, но для меня атака Джима оказалась такой же неожиданной, как и для Джорджа.
Я быстро положил на землю нож и отставил бутылку.
Джордж даже не сопротивлялся, когда Джим перевернул его на живот, а сам уселся ему на задницу.
Я задрал рубашку, стянул с себя верёвку, и опустился на колени позади Джорджа. Джим уже свёл ему вместе руки за спиной.
— Ребята! — задыхался Джордж. — Вы чего…?
— Заткнись, — велел ему Джим. — Мы не причиним тебе вреда.
Я принялся вязать ему руки.
— Эй! — крикнул он. — Нет! Ну не надо!
— Спокойно, — потребовал Джим.
— Это… Это… что, какой-то ритуал по принятию в друзья?
— Ну, конечно, — сказал Джим.
— Конечно, нет! — резко поправил я. — Почему ты просто не скажешь ему правду? Он ведь и в самом деле подумает… Это не ритуал посвящения, Джордж. Тебя никуда и ни во что не принимают. Мы просто хотим, чтобы ты нас оставил в покое, чёрт подери, а до тебя это никак не доходит. Ты жирный и неряшливый, ты настоящая заноза в заднице, и никакой ты нам не друг!
Джордж стал хныкать.
— Вдобавок еще и любитель подглядывать!
— Да! — поддержал меня Джим. — Ты подсматривал за моей сестрой, грязный извращенец!
— Так, а ещё за кем?
— Нет… ни за кем!
— Ну конечно, — по тону было очевидно, что Дим ни капли не поверил.
— Да, — добавил я, — и если ты правда собирался отправиться с нами к Синди, то тебя ждет ох какой большой сюрприз!
Джим схватил его за ноги, и задрал их так, что голени оказались над задними поверхностями бёдер. Покончив с руками, я обмотал верёвкой его лодыжки и, затянув потуже, связал ему ноги.
К этому моменту Джордж уже ревел совершенно не сдерживаясь.
— Лучше бы тебе прекратить это дело, — предупредил его Джим. — Ведь кто-то да услышит.
— И придёт за тобой, — добавил я.
— По… П-п-пожалуйста!
— На твоём месте я бы вёл себя очень тихо, — сказал Джим.
— С этого момента, — добавил я, — держись от нас подальше.
Мы отошли. Джим выключил фонарь Джорджа, и поднял бутылку с вином. Он так же прихватил пару упаковок «Твинки» из пакета. Я выкрутил штопор из пробки, и положил нож на землю, в нескольких ярдах от Джорджа. После этого я поднял свой фонарик, и сунул его в карман.
— Если ты всё еще будешь здесь, когда мы вернёмся, — сказал я, — мы тебя развяжем.
— Если мы всё-таки вернёмся, — подчеркнул Джим.
Пока мы спешили выбраться из тоннеля на лунный свет, Джордж негромко кричал нам вслед: «Прошу вас!», «Не бросайте меня здесь!», «Вернитесь!» Однако, как только мы преодолели половину пути, он затих.
— Держи, — сказал Джим, протягивая мне упаковку «Твинки», когда мы шли вдоль моста, но я помотал головой.
— Не хочу. Мы опять обдурили этого недотепу.
Джим ухмыльнулся.
— Здоровски вышло, а?
— Наверное стоило бы вернуться, и отпустить его.
— Ты чего, сбрендил? Мы и так потеряли кучу времени. К тому же этот мелкий недоумок наверняка всё еще хочет пойти с нами. Решит, что мы его разыграли, или что-нибудь в этом роде, и мы вернёмся к тому, с чего начали.
— Ну да, пожалуй, что так.
— Уверен, минут через пять он скорей всего, уже освободится, да и сбежит оттуда.
— Даже не знаю. Я крепко связал его.
— Ну, тогда не через пять, а минут через десять. И нечего его жалеть. Он это заслужил.
— Верно. Может после этого он от нас отстанет.
— И будет держаться подальше от наших окон. Иначе, если я застукаю его за тем, что он подглядывает за Джоан или мамой, тогда к нему придет понимание, что в этот раз ему еще очень повезло. Я оторву его член, и заставлю сожрать.
— М-да, звучит жестковато.
— Скормлю поросенку его свиную сардельку.
Я ткнул Джима локтем и захохотал.
Он сунул мне в руку бутылку вина, пока открывал «Твинки».
— Ты даже не представляешь, от чего отказываешься, — сказал он с набитым ртом.
Глядя на него, я почти чувствовал вкус. Вскоре я сказал:
— Если хорошенько подумать, то он — наш должник.
— М-м?
— Да за всё то дерьмо, через которое нам пришлось из-за него пройти.
— Да, чёрт возьми.
— К тому же он схомячил наши чипсы.
— Схомячил-схомячил.
Я забрал у Джима второй пакет, вернул ему бутылку и, разорвав целлофан, принялся за лакомство. Я уже доедал первую «Твинки», когда Джим сделал глоток вина.
— Ух, мощная штука, — выдохнул он, после чего протянул бутылку мне.
Я тоже сделал пару глотков, которые заставили меня скривиться. Когда жидкость достигла желудка, там будто всё вспыхнуло пламенем.
— Крепкая, зараза, — пробормотал я сдавленным голосом.
Это Джима здорово развеселило.
Мы шли, попивая вино, закусывая «Твинки», и пряча бутылку всякий раз, как приближалась машина. Как только мы покинули Джефферсон Авеню, автомобилей стало гораздо меньше. К тому времени у нас уже закончились «Твинки», а бутылка была почти наполовину пуста. Чувствовал я себя великолепно.
— Давай прибережём немножко, — предложил Джим.
— Для чего?
— Для нас, дубина.
Мы стали хохотать, как ненормальные.
Немного успокоившись, Джим сказал:
— Мы же не хотим надраться.
— Говори за себя.
— А пробка где? — Я протянул ему пробку, и он закупорил ей горлышко. — Оставим на обратный путь.
Звучало неплохо.
Оставшуюся часть пути к дому Синди, он нёс бутылку с собой.
За исключением фонаря в конце дороги, здание было тёмным. Свет не горел даже у входа.
— Что за дела? — спросил Джим.
— Не знаю.
— Это же её дом, верно?
— Конечно.
Мы оба бывали здесь раньше. Трижды провожали её тайком после школы. Первый раз — чтобы узнать, где она живёт, а затем просто потому, что нам нравилась её походка, когда она шла с книгами, прижатыми к груди, её волосы, сияющие золотом в солнечном свете, и покачивающаяся юбка.
— С виду похоже на её дом, — пробормотал Джим.
— Потому что это он и есть.
— Может они с обратной стороны.
Мы поспешили к другой стороне дома через передний двор. Окна здесь тоже были тёмными. Я дрожал, опасаясь быть пойманным, но в тоже время был полностью захвачен поиском девчонок. Теперь я понимал, почему Джорджу это так нравилось. В этом было нечто особенное. Немного потряхивало, как от слабого удара током. Но всё возбуждающее предвкушение схлынуло, как только мы вернулись на улицу.
— Вот ведь дерьмо, — сказал Джим.
— По ходу мы пришли слишком поздно.
— Спасибо этому мелкому засранцу Джорджу.
— Чёрт!
— Но это же тот дом, всё верно? — спросил Джим.
— Конечно… постой-ка! А, может мы ошиблись днём, или вернее ночью! Может, они договаривались на завтра? Всё что мы слышали, это лишь предложение.
— Да! Готов поспорить, они соберутся завтра.
— Ну и отлично, тогда и мы вернёмся сюда завтра!
Мы двинулись в обратную сторону.
— Завтра, — сказал Джим, — мы не будем тратить напрасно время на дурачка Джорджа. Теперь он к нам и близко не подойдёт.
— Точно. И выйдем пораньше. Мама с папой не вернутся допоздна.
— Чувак!
— Мы сможем выдвинуться часов в десять, или около того!
— Фантастика! За это стоит выпить!
Мы передавали бутылку несколько раз, и, наверное, скоро совсем бы опьянели, если бы та не разбилась. Джим споткнулся о приподнятую часть тротуара, и выпустил её из рук так, что она упала и разлетелась прямо у нас под ногами.
Испугавшись, что кто-то мог услышать шум, мы пробежали два квартала, и не останавливались до тех пор, пока не пересекли Джефферсон Авеню.
Когда вдали показались ограждения по краям моста, в животе у меня похолодело. Последнее что мне хотелось делать — это спускаться вниз к тоннелю.
— И как там у нас Джордж-корж поживает? — спросил Джим.
— Наверное надо пойти проверить.
— Спорю, что он уже дома.
— Угу, — ответил я. — Надеюсь, что это так.
— Ага, а я надеюсь, что он усвоил урок. Не хотелось бы завтра повторять всё с начала.
— Он будет обходить нас стороной, когда увидит, — сказал я.
— Это лучше, чем оказаться здесь.
— Тут бы никому не понравилось.
— Вот даже и не знаю. Он вообще-то довольно странный у нас малый.
— Бывают чудики, но не настолько. Он просто какое-то сраное чудовище.
Джим рассмеялся.
— Надеюсь, он обделался, этот мелкий засранец.
На другой стороне моста мы скрылись среди деревьев, и начали медленно спускаться вниз. Я лишь раз бросил взгляд на тоннель. От всей этой истории со связанным Джорджем, брошенным в таком ужасном месте, мне становилось не по себе.
Джим и я не раз плюхались на наши задницы, прежде чем завершили спуск, и, похоже, вино к этому имело самое непосредственное отношение.
***
Наконец, мы спустились к железной дороге.
Мы шли между рельсов с выключенными фонариками. Я дрожал. И убеждал себя в том, что Джордж освободился и рванул домой. Тогда бы нам не пришлось заходить в тоннель. Мы бы только посветили фонариками, чтобы убедиться, что его там нет, и сразу ушли.
Он, наверное, бросил мою верёвку. Она может по-прежнему лежать там. Хотя, конечно, я не настолько в ней нуждался, чтобы ради неё соваться в тоннель.
Там, где рельсы уходили во тьму, мы остановились, и включили наши фонарики. Рельсы сверкнули, отразив свет. Примерно в двадцати футах от нас слева виднелась верёвка.
Моя верёвка. Она осталась.
Джордж сумел развязаться.
Теперь можно идти домой.
Луч, направляемый Джимом, метнулся в сторону, прочь от рельсов, и от верёвки, туда, где мы бросили Джорджа.
Как я и ожидал, самого Джорджа там не было.
Но он не сбежал.
Луч Джима обнаружил его на пару ярдов ближе к стене.
Два наших судорожных вдоха слились в один. Мне будто в живот врезали.
Мы бросились к Джорджу, а лучи наших фонариков метались вокруг, пытаясь отыскать того, кто с ним это сделал. Однако никого так и не нашли.
Мы стояли рядом, но на него не смотрели, продолжая высвечивать тёмные участки, и задыхаясь, хотя пробежали не так уж много. С каждым вздохом Джим издавал странные плаксивые звуки.
— Ты видишь кого-нибудь? — спросил я.
— Н-нет.
— Может… они ушли.
Я направил свет на центральные опоры. Четыре широких бетонных стены, уходящих вверх. За одной из них мог скрываться какой-нибудь ненормальный, а то даже два или три. Я знал, что один из нас должен сходить и посмотреть с обратной стороны, но у меня не хватало духа.
— Надо… бежать отсюда, — едва не плакал Джим.
— Нельзя его бросать.
Мы направили свет на Джорджа. Он растянулся на спине, рубашка была расстёгнута, стянутые трусы и бермуды держались только на одной ноге. До самых колен он был в крови.
— Что… что они с ним сделали?
Я покачал головой.
Глаза Джорджа были закрыты. Один из них раздулся так, что напоминал яйцо, сваренное вкрутую с разрезом поперёк. Однажды я видел боксёра по телеку с таким же глазом, но это было после того, как он провёл одиннадцать раундов против чемпиона в тяжёлом весе.
Шея Джорджа была красной, хотя ран на ней я не видел.
Он был настолько жирным, что у него даже были сиськи. Я представил, как другие парни дразнили его в раздевалке перед уроками физкультуры. А затем представил, что уроков физкультуры у него больше не будет. Из-за нас.
Я опустил луч фонарика ниже, к его толстому животу.
Он казался таким одиноким и жалким.
— Откуда-же столько крови? — прошептал Джим, стоя за моей спиной. Он направил свет к его бёдрам, и замер. Бледный луч фонаря застыл между ног Джорджа. Джим в ужасе простонал, и, развернувшись, отскочил в сторону, тут же сблевав.
Я направил свет к паху Джорджа.
И понял, откуда столько крови.
Она продолжала сочиться из того места, где должен был находиться его член.
Ошеломлённый, я, покачиваясь, отошёл в сторону. Я чувствовал, что могу упасть в обморок прямо на него, но надеялся, что этого не произойдёт. Затем кто-то схватил меня за руку. Я вскрикнул. Но это оказался всего лишь Джим.
И тогда я сорвался и заревел.
— Смотри… смотри, что мы натворили.
— Это не мы.
— Да они же ему член отрезали, — проныл я.
— Не отрезали.
— А вот и отрезали! Посмотри же! Разве не видишь?
Я посветил на кровавое отверстие.
— Они не отрезали ему член, дубина ты стоеросовая. Там его никогда и не было. Ведь Джордж — девчонка. Ничего они не отрезали. Они её трахнули.
— Что?
— Она — девчонка. Джорджина, или что-нибудь в таком духе.
— О, Боже мой.
— Не знаю, почему она пряталась и подглядывала за Джоан, но…
— Не за ней…
Я вздрогнул так, что каждая косточка отозвалась болью. Джим, вскрикнув, подскочил на месте. Затем мы направили наши фонарики Джорджу в лицо. Её глаза были открыты. По крайней мере, один глаз — тот, который не заплыл.
Она приподнялась на локтях. — Я следила за вами, ребята, — сказала она, — только за вами. Не за девушками.
— Ты… ты живая!
— Ну да.
— Зачем же ты заставляла нас думать, что умерла? — потребовал ответа Джим.
— Просто хотела услышать, что вы скажете.
— Дерьмо!
— Как же я рад, что ты жива, — сказал я, вытирая глаза краем рубашки, не в силах прекратить плакать. Я рухнул перед ней на колени, и положил руку ей на плечо.
— Да, всё в порядке, — сказала она.
— Вовсе нет! Господи, прости меня! Если б мы только знали…
— Насколько сильно ты ранена? — спросил Джим, нагнувшись рядом со мной.
— Ну, моё лицо чувствует себя явно не важно.
— Это всё?
— Кроме моей пилотки.
— Они тебя изнасиловали? — спросил Джим.
— Да. Он. Был только один. Но такой вонючий. Вы бы только знали.
— Нам не следовало оставлять тебя здесь, — сокрушался Джим. — И мы ни за что не оставили бы, если б знали, что ты девчонка.
— Если бы мы пошли сегодня в бассейн, как сказали ей…
— То мы бы там не встретились, — прервала она. — Вы бы сразу узнали мой секрет.
Я шмыгнул носом и снова вытер лицо.
— Я просто хотела с вами дружить, — сказала она. Теперь её голос звучал заметно выше.
— Ты можешь быть нашим другом, — сказал я.
— Безоговорочно, — поддержал Джим.
— Серьезно?
— Вполне, — ответил я. — Это всё был розыгрыш. Я соврал, когда говорил тебе обо всей той ерунде.
— Правда?
— Ну да.
— Теперь, — сказал Джим, — мы тебя больше никогда не бросим.
— Вы реально меня одурачили. Ребят, я уж начала было подумывать, что вы меня ненавидите просто.
— Не, что ты. Это просто шутка была. Тупая шутка.
На её окровавленном лице появилась улыбка. Она села.
— Лучше бы тебе не двигаться, — сказал я. — Нам надо вызвать «скорую», и всё такое.
— Да я в порядке.
— Ты не можешь быть в порядке, — сказал Джим. — Вся эта кровь.
— О, я была девственницей. Но уже нет. — Она посмотрела на каждого из нас по отдельности. — Хотите меня чпокнуть? Если хотите, то я разрешаю. Мы ж вроде как друзья теперь.
Я просто потерял дар речи.
— Не сегодня, — нашёлся Джим. — Но в любом случае спасибо.
Я кивнул.
— Уверены? Там еще немного больно, но если захотите…
— Как-нибудь в другой раз, — сказал Джим.
— Ну что ж, ладно.
Она вздохнула, будто бы расстроилась таким ответом, а затем поднялась на ноги. Тряхнув ногой, она освободилась от семейных трусов и бермудов.
— Хотите увидеть что-то клёвое? — спросила она.
— Шутишь? Нам пора уносить отсюда ноги, — возмутился я.
— Вы, ребята, просто обязаны это увидеть.
Она подошла к своему фонарю, и наклонилась, словно была совсем не против того, чтобы мы пялились на её зад.
— Ну же, — сказала она, включая фонарь.
Мы нехотя последовали за ней через рельсы.
И догнали её за ближайшей бетонной опорой.
Там она направила свет на бомжа.
Мерзкого вида бродяга в распахнутой рубахе и со спущенными до лодыжек штанами полулежал, привалившись к бетонной стенке. Голова его была опущена, а руки поддерживали груду вываливающихся кишок.
Джордж усмехнулась нам:
— Ведь знала же, что далеко он не уйдёт.
— Вот же дерьмо, — пробормотал Джим.
Присев на корточки, Джордж, не колеблясь, запустила руки в кишки. Они извивались и скользили, будто клубок мокрых змей. Затем она извлекла оттуда нож.
— Не охота его терять, — сказала она и поднялась, вытирая нож об рубашку. — Спорим, вы не включили это в ритуал моего посвящения, не так ли?
Мы помотали головами.
После этого мы направились обратно к рельсам. Там Джордж одела свои семейники и шорты, и произнесла:
— Так, а чем мы завтра займемся?
В конце июня 1991 года в солнечном Редондо-Бич, штат Калифорния, состоялся ежегодный съезд Американской Ассоциации Писателей Ужасов. Именно там, в один из вечеров, ко мне подошёл Джон Сколери. Я уже знал его по его работе в книжном магазине «B.Dalton» в Санта-Кларе, где он активно продвигал литературу ужасов, а также издавал информационный бюллетень «Scars», в котором давал рецензии на новинки и их обложки. Наше первое знакомство состоялось, когда Джон пригласил меня на автограф-сессию антологии «Night Visions VII».
На встрече ААПУ в 1991 году Джон представил мне своего друга, Питера Энфантино. Вместе с Робертом Морришем они издавали журнал «The Scream Factory», и уже успели выпустить несколько книг в твердом переплете ограниченным тиражом. Они предложили мне опубликовать сборник моих коротких рассказов.
Мне понравились эти парни, и, что более важно, они произвели хорошее впечатление на мою жену Энн, которая всегда стоит на страже моей карьеры, оберегая меня от разных сомнительных людей и проектов. Вместо того чтобы посоветовать мне не иметь ничего общего с Джоном и Питером, она посчитала, что я должен изучить их предложение.
В ходе обсуждений они заверили меня в своей гибкости касательно условий контракта и содержания книги.
Мы быстро пришли к идее собрать как старые, так и новые рассказы. Я упоминал об этом в «заметке автора».
В то время, когда ко мне обратились Джон и Питер, работал над романом «Дикарь», который завершил 6 сентября 1991 года. Уже 10 сентября я начал писать новые рассказы для сборника и закончил пять из них к 20 октября.
Это был удивительный опыт, позволяющий мне писать о том, что действительно интересно, без тематических ограничений.
Чаще всего рассказы пишутся «на заказ» и должны соответствовать тематике журнала или антологии. Они могут быть о чем угодно.
Я обдумал возможность написать повести, но остановился на рассказах, и эти пять произведений составили изрядный кусок материала. Рассказ «Доброе дело» занял 39 страниц, «Джойс» — 29, «Палочник» — 27, «Маска» — 34, а заглавная история, «Хорошее, укромное местечко», — 42 страницы.
Я считаю эту короткую прозу одной из лучших в своей карьере.
Мы попросили моего друга, писателя Эда Гормана, написать вступление к сборнику. У него это получилось замечательно.
Мы также попросили моего друга, Ларри Мори, подготовить иллюстрации для книги. С Ларри меня познакомила Джоан Парсонс, когда мы посетили книжный магазин «Dark Carnival» во время нашей поездки в район залива Сан-Франциско на автограф-сессию «Night Visions VII», организованную Джоном Сколери. (Его причудливые и загадочные коллажи добавили сборнику уникальности. Также он внес некоторые предложения по оформлению книги).
В 1993 году издательство «Дэдлайн Пресс» (Джон, Питер и Боб) выпустило книгу тиражом в 574 экземпляра с индивидуальными подписями и нумерацией, а также 26 экземпляров с уникальными индивидуальными подписями и надписями.
Каждый экземпляр был подписан мной, Эдом Горманом и Ларри Мори.
Благодаря креативности Боба Морриша, каждый из 26 экземпляров с надписями были переплетены в кожу и снабжены встроенным замком, что делало их похожими на дневники. Я подумал, — это было особенно уместно для книги под названием «Хорошее, укромное местечко». Оба издания были распроданы, и эти экземпляры стали редкостью.
Книга «Хорошее, укромное местечко» была номинирована (вошла в шорт-лист) на премию Брэма Стокера за выдающиеся достижения в категории «сборник» за 1993 год. Банкет по случаю вручения премии проходил в Лас-Вегасе в первые выходные июня 1994 года. Когда я присутствовал на банкете, не получив награду (она досталась Рэмси Кэмпбеллу), рядом со мной сидел Питер Энфантино, а его жена Маргарет выиграла внизу кучу денег в игровых автоматах.
Этот замечательный опыт создания сборника «Хорошее, укромное местечко» вдохновил меня на дальнейшее сотрудничество с Джоном, Питером и Бобом.
И результат этой работы вы сейчас держите в руках.
Попутчик в пустыне / Desert Pickup (1970). Первоначально опубликован в журнале Ellery Queen's Mystery Magazine, ноябрь, 1970 г. Перевод: Александра Сойка.
На обочине / Roadside Pickup (1974). Впервые в журнале Ellery Queen's Mystery Magazine, декабрь 1974. Перевод: Дмитрий Епифанов.
Проба Оскара / Oscar's Audition (1975). Впервые в журнале The Executioner Mystery Magazine в июне 1975 года под псевдонимом Дик Келли. Перевод: Виталий Бусловских.
Расплата с Джо / Paying Joe Back (1975). Впервые в журнале Ellery Queen's Mystery Magazine, сентябрь 1975 года. Перепечатан в антологии Masters of Suspense под редакцией Эллери Квина и Элеоноры Салливан, 1992. Перевод: Гена Крокодилов.
Из чащи леса / Out of the Woods (1975) — Первоначально опубликован в журнале Ellery Queen's Mystery Magazine, декабрь, 1975. Выпущен в виде подписанной/лимитированной (до 200 экземпляров) книги-чапбук Out of the Woods издательством Dark Carnival, 1992 г. Перевод: Виталий Бусловских.
Крепкая сигара даст прикурить / A Good Cigar is a Smoke (1976). Впервые в жунале Ellery Queen's Mystery Magazine, февраль 1976 года. Перевод: Виталий Бусловских.
Прямой подход / The Direct Approach (1977). Впервые в журнале Alfred Hitchcock's Mystery Magazine,январь 1977 года. Перевод: Дмитрий Епифанов.
Чемпион / The Champion (1978). Впервые в журнале Cavalier за октябрь 1978 года. Перепечатан в антологии Modern Masters of Horror, под редакцией Фрэнка Коффи, издательство Coward, McCann & Geoghegan, 1981. Переиздан в мягкой обложке издательствами Ace, 1982 и Berkeley, 1988. Перевод: Дмитрий Епифанов.
Непрошеные гостьи / Stiff Intruders (1980) — Первоначально опубликован в журнале Mike Shayne's Mystery Magazine, март 1980 года. Перевод: Александра Сойка.
«Музей бигфута Барни» / Barney's Bigfoot Museum (1981). Впервые в антологии Creature (составитель Билл Пронзини), вышедшей в издательстве Arbor House в 1981 году. Перевод: Дмитрий Епифанов.
Бларни / Blarney (1981). Впервые в журнале Mike Shayne's Mystery Magazine, сентябрь, 1981. Перевод: Гена Крокодилов.
На измене / Spooked (1981). Впервые в журнале Mike Shayne's Mystery Magazine, октябрь 1981 года. Перевод: Дмитрий Епифанов.
Хват / The Grab (1982). Впервые в январском номере журнала Gallery за 1982 год. Перепечатан в антологии The Year's Best Horror Stories: Series XI под редакцией Карла Эдварда Вагнера, вышедшей в издательстве DAW Books в 1983 году. Перепечатан в антологии 100 Hair-Raising Little Horror Stories, под редакцией Эла Саррантонио и Мартина Х. Гринберга издательством Marboro Books в 1993 году. Перевод: Александра Сойка.
Дегустаторы / Eats (1985) — Первоначально опубликован в журнале Mike Shayne's Mystery Magazine, июль 1985 года. Перепечатано в The Second Black Lizard Anthology Of Crime, под редакцией Эда Гормана и Мартина Гринбурга, 1988 г. Перепечатано в виде комикса в The Bank Street Book Of Mystery, a Byron Preiss Book, изданной Pocket Books в 1989 г. Перевод: Александр Смушкевич.
Истекающий кровью / The Bleeder (1989) — Первоначально появился в журнале New Blood, зима 1989. Перевод: Александр Смушкевич.
Доброе дело / The Good Deed (1993) печатается впервые. Перевод: Дмитрий Епифанов.
Джойс / Joyce (1993) печатается впервые. Перевод: Александр Смушкевич.
Маска / The Mask (1993) печатается впервые. Перевод: Александр Смушкевич.
Палочник / Stickman (1993) печатается впервые. Перевод: Гена Крокодилов.
Хорошее укромное местечко / A Good, Secret Place (1993). Впервые в антологии Cold Blood под редакцией Ричарда Чизмара, опубликованной Марком Зейзингом в 1991 году. Перевод: Чико Морено.
Заметки автора, Вступление Эда Гормана и Послесловие перевел Гена Крокодилов.
Джон Данн Макдональд (англ. John D. MacDonald), 24 июля 1916 ‒ 28 декабря, 1986 ‒ американский писатель, переводчик. Писать начал в середине 1940-х годов, главным образом научно-фантастические и детективные литературные произведения. Его наиболее известные работы включают в себя популярную среди рядовых читателей и одобренную критиками серию про Трэвиса Макги и роман «Палачи», по которому был снят фильм «Мыс страха». В 1962 году Макдональд был назначен главой Ассоциации мистических писателей Америки, а в 1980 году получил Американскую книжную премию. Стивен Кинг с восторгом отзывался о Макдональде, называя его «завораживающим рассказчиком».
Первое Причастие (или Первая Коммуния) — имеет огромное духовное значение для католиков, так как считается одним из важнейших этапов в религиозной жизни человека. Принимая Святое Причастие, христианин символически принимает тело и кровь Христа в виде хлеба и вина. Событие традиционно отмечается в возрасте 7–9 лет, когда ребенок считается достаточно зрелым, чтобы понять значение данного таинства.
Перед Первым Причастием дети проходят специальную подготовку, которая включает в себя изучение основ католической ветви христианской веры, значимости таинства Евхаристии и исповедь. Сама церемония, как правило проходит во время мессы и сопровождается особенными молитвами и благословениями.
Часто оно становится большим семейным праздником, на который приглашаются родственники и друзья. Дети обычно одеваются в особую одежду: девочки часто носят белые платья, символизирующие чистоту, а мальчики — костюмы. После церемонии часто устраивается праздничный обед или ужин.
В оригинале «big tease» («большая дразнилка») — идиома в английском языке. Чаще всего используется для описания человека, любящего дразнить других, создавая ожидания или надежды, но при этом не собирающегося их оправдывать. Это может быть в контексте флирта, шуток или просто легкого поддразнивания. Например, если кто-то постоянно намекает на что-то, но никогда не идет дальше намеков, его могут назвать «big tease».
Имеет свои корни в английской разговорной речи. Слово «tease» само по себе означает дразнить или поддразнивать, а добавление «big» усиливает это значение, подчеркивая масштаб или частоту действия.
Чаще всего используется в неформальной обстановке. Может применяться как в положительном, так и в отрицательном контексте, в зависимости от ситуации и отношения говорящего к поведению «big tease».
(Источник: Cambridge English Dictionary)
Сагуаро Национальный Памятник (Saguaro National Monument) — это охраняемая природная территория в Соединённых Штатах, расположенная в штате Аризона, недалеко от города Тусон. В 1994 году статус памятника был изменён, и он стал Национальным парком Сагуаро. Парк известен своими обширными рощами кактусов сагуаро, которые являются символом пустыни Сонора и могут достигать высоты до 12 метров.
«Shine on, shine on, harvest moon» строки из известной американской песни «Shine On, Harvest Moon», написанной в 1908 году Норой Бэйес и Джеком Норвортом. Эта песня стала популярной в начале 20-го века и часто ассоциируется с сентиментальными воспоминаниями о ясных лунных ночах осени, когда луна «урожая» освещает ночное небо.
«Sentimental Journey» — популярная песня 1944 года, написанная Лесом Брауном, Беном Хомером и Бадом Грином. Лес Браун и его оркестр её исполнили, но не смогли записать из-за забастовки музыкантов. После окончания, которой они записали её с Дорис Дэй, что стало её первым хитом номер один в 1945 году. Песня быстро завоевала популярность в США и стала неофициальным символом возвращения солдат домой после Второй мировой войны, так как в ней передавалась ностальгия и радость от возвращения к мирной жизни. Песня заняла первое место в чарте Billboard и на на нее была сделана кавер-версия вошедшая в сольный альбом Ринго Старра 1970 года.
Револьвер под патрон.357 Magnum — это не просто мощный боеприпас, это символ эпохи борьбы с организованной преступностью в США. Созданный в 1934 году усилиями компании Smith & Wesson, он стал ответом на вызовы времени, когда полицейским требовалось более мощное оружие для противостояния вооружённым бандам. Легенда гласит, что название «Magnum» предложил Дуглас Вессон, вдохновлённый любимым французским шампанским в бутылках объёмом 1,5 литра. Этот патрон стал настоящим «глотком свежего воздуха» для правоохранителей, и до сих пор остаётся популярным как среди профессионалов, так и среди любителей.
357 Magnum имеет богатую историю не только в реальной жизни, но и в поп-культуре. Этот патрон и оружие на его основе часто появлялись в различных медиа, включая видеоигры и фильмы.
Соледад — исправительное учебное заведение, обычно называемое государственной тюрьмой Соледад расположено на 101-м шоссе США, в 5 милях к северу от города Соледад, Калифорния, рядом с государственной тюрьмой Салинас-Вэлли.
Название рассказа «A Good Cigar is a Smoke» содержит игру слов, основанную на многозначности английского слова «smoke». Оно может означать как слово «дым» (в контексте курения сигары), так и быть сленговым выражением для «убить». Таким образом, название одновременно отсылает к наслаждению сигарой и к опасным, смертельным событиям, описанным в данном тексте. В русском языке аналогичная игра слов затруднительна, так как слово «дым» не имеет переносного значения, связанного с убийством.
«Салат Краб Луи» — также известный как Король салатов, разновидность салата с крабовым мясом. Рецепт восходит к началу 1900—х годов.
В оригинале «Топ-сирлойн» (англ. Top sirloin) «верхнее филе» — кусок говядины из основной или субосновной части филе. Стейки из верхней части филе отличаются от стейков из филе тем, что в них удалены кости, вырезка и нижние круглые мышцы.
«Сайлас Марнер: Ткач из Равело» — классический викторианский роман британской писательницы Мэри Энн Эванс (под псевдонимом Джордж Элиот).
Айседора Дункан (27 мая 1877, Сан-Франциско, Калифорния — 14 сентября 1927, Ницца, Франция) — американская танцовщица-новаторша, основоположница свободного танца. Разработала танцевальную систему и пластику, которую связывала с древнегреческим танцем.
Традиционно считается, что Айседора Задавилась шарфиком, намотавшимся на колесо её же автомобиля. Однако, существует мнение, что в такой смерти есть много странного. Если бы она ехала и шарф намотался на колесо, при скорости в 60 миль голову бы скорее всего вырвало вместе со всеми внутренностями. Отсюда следует, что вероятно автомобиль Дункан остановили, задушили шарфом, а шарф намотали на колесо. Зачем? Связь с С.Есениным не прошла даром. Дункан обвинили в шпионаже на советскую Россию? Погибла во Франции, в Ницце, через два года после смерти С. Есенина.
англ. «Ghost-writing» — практика написания текстов от имени другого лица. Автор-призрак создает контент, который публикуется под именем заказчика. Широко распространен в политике, бизнесе и шоу-бизнесе. Позволяет известным людям выпускать книги и статьи без навыков писательства. Вызывает этические вопросы об авторстве и интеллектуальной собственности.
Pink slip — в американском английском разговорное выражение, обозначающее документ о праве собственности на автомобиль. Название возникло из-за того, что в некоторых штатах США такие документы изначально печатались на розовой бумаге.
«Сервеса» (исп. «Cerveza») — это испанское слово, обозначающее пиво. Особенно распространено в испаноязычных странах и является общим термином для обозначения любого вида пива.
Херст-касл (англ. Hearst Castle, то есть «замок Херста») — национальный исторический памятник на тихоокеанском побережье Калифорнии, примерно на полпути между Лос-Анджелесом и Сан — Франциско. Главный усадебный дом стоит на «Зачарованном холме» (исп. La Cuesta Encantada) в 8 км от океана. В доме 56 спален, 61 уборная, 19 гостиных, на территории усадьбы — несколько бассейнов и теннисных кортов, кинотеатр, аэродром и крупнейший в мире частный зоопарк.
«Стетсон» (англ. Stetson) американская компания, которая была основана в 1865 году Джоном Б. Стетсоном (John B. Stetson). Специализировалась на изготовлении головных уборов, и именно Джон Стетсон стал создателем знаменитой ковбойской шляпы, которая ассоциируется с образом Дикого Запада.
Ковбойская шляпа Stetson быстро приобрела популярность благодаря своей практичности и долговечности. Она была сделана из фетра, который защищал владельца от солнца, дождя и ветров, а широкие поля обеспечивали дополнительную защиту. Шляпы Stetson стали символом американской культуры и ковбойского стиля, а их качество сделало имя компании нарицательным.
Таким образом, слово «стетсон» в русском языке обычно употребляется для обозначения ковбойской шляпы в целом, даже если она не произведена компанией Stetson. Это пример того, как бренд становится именем нарицательным, подобно словам «ксерокс» или «памперс»).
В оригинале «THE BAR NONE SALOON». Идиоматическая фраза «Bar none» означает, что кто-то или что-то является лучшим без исключений. Она используется, чтобы показать дополнительную важность обсуждаемой темы. Это означает, что упомянутое превосходит всех остальных в определенной категории.
Эта идиома впервые появилась в письменной форме в 1866 году в романе английского автора М. Э. Брэддона «Леди миля» (Lady’s Mile). В этом викторианском романе идиома встречается в такой строке: "I know that your ‘Aspasia’ is the greatest picture that was ever painted — ‘bar none,’ as Mr. Lobyer would say.” («Я знаю, что ваша «Аспазия» — величайшая картина, которая когда-либо была написана, — «без исключений», как сказал бы г-н Лобайер»). Это использование, скорее всего, произошло от предлога "bar", что означает «кроме» (except), и наиболее распространено в британском английском. Таким образом, «bar none» означает «except none» или в его нынешней форме «without exceptions».
Мерл Хаггард (англ. Merle Haggard) — американский певец, композитор и легенда жанра кантри.
«Яйца Бенедикт» — блюдо на завтрак, представляющее собой бутерброд из двух половинок английского маффина с яйцами пашот, ветчиной или беконом и голландским соусом. Популярно в США и Канаде.
Сленговый термин «Веселый зеленый великан» — это фраза, обозначающая человека ненормально высокого роста, обычно не менее 6 футов 5 дюймов и выше. Термин возник в Соединенных Штатах и используется уже несколько десятилетий. Он часто используется в уничижительной манере для описания человека высокого роста и долговязого, с длинными руками и ногами, которые кажутся непропорциональными по отношению к остальному телу.
Район Скид Роу в Лос-Анджелесе — самый неблагополучный район города. На его улицах проживают тысячи бездомных. Большинство сидят на метамфетамине, который можно купить всего за 2 доллара. Многие употребляют алкоголь и наркотики, чтобы отвлечься от нищеты и отчаяния. 4 человека из 10 имеют психические заболевания или наркотическую зависимость.
По данным переписи 2019 года, численность населения района составляла 4 757 человек, из них около 2 783 — бомжи. Скид Роу был известен большим количеством бездомных еще с 1930-х годов. Свою долгую историю полицейских рейдов, целевых инициатив города, и информационно-пропагандистской деятельности о бездомности делают его одним из самых известных районов в Лос-Анджелесе.
Обыкновенный опоссум, будучи сильно испуганым, «прикидывается мёртвым»: изо рта выделяется пена, а из анальных желёз — секрет с резким неприятным запахом. Это отпугивает хищников и позволяет животному успешно существовать в густонаселённых районах Северной Америки.
В оригинале «Fort Boondocks» — сленговое слово Boondocks, заимствованное из языка тагалог (одного из языков Филиппин). Оно происходит от слова «bundók», что означает «гора». Американские солдаты заимствовали это слово во время Филиппино-американской войны в начале XX века, и со временем его значение трансформировалось в «глушь» или «отдалённую местность». В современном английском языке оно используется в разговорной речи для обозначения изолированных и сельских территорий.
В оригинале Cut-off jeans — это джинсы, обрезанные в области бедер, коленей или лодыжек для создания более непринужденного и легкого образа. Очень популярны в США, особенно в Калифорнии. Джинсы обычно обрезаются прямо, но нередко встречаются джинсы с обтрепанными краями или необработанными каймами, чтобы придать им более потрепанный вид. Cut-off jeans могут быть универсальными, их носят с повседневным или нарядным верхом, создавая множество различных образов.
Ликантропия (здесь) — способность превращаться в волка.
Перефразирование библейской цитаты «Смерть, где твое жало?» (Осия 13:14), (К Коринфянам 15:55).
Фонарь Коулмана (Coleman lantern) — лампы под давлением, использующие газовую мантию. Впервые произведены Coleman Company в 1914 году.
(Third Street Promenade — это пешеходный торговый центр эспланада, комплекс магазинов, ресторанов и развлекательных заведений в центре Санта-Моники, штат Калифорния, который изначально открылся как торговый центр Санта-Моники).
≈64 км
Твинки (англ. Twinkies) — американский кекс-закуска (снэк), описываемый как «золотой бисквит с кремовым наполнителем» (англ. Golden Sponge Cake with Creamy Filling). Ранее производился и распространялся компанией «Hostess Brands». В настоящее время правами на бренд владеет фирма «Hostess Brands, Inc.», которая ранее принадлежала частным инвестиционным фондам «Apollo Global Management» и «C. Dean Metropoulos». Во время процедуры банкротства производство «Твинки» было приостановлено 21 ноября 2012 года и 15 июля 2013 года начато снова примерно после 10 месяцев отсутствия продукта на полках американских магазинов.
Twinkie исключительно популярны в США, особенно на севере страны. Расхожая шутка, которая неоднократно обыгрывалась в фильмах и сериалах (например, в «Хищник 2018», «Добро пожаловать в Zомбилэнд», «Крепком орешке», «ВАЛЛ-И», «Остаться в живых») и книгах и даже стала своеобразным мемом, заключается в том, что «твинки» целиком сделаны из ненатуральных ингредиентов, поэтому могут храниться сколько угодно долго. На самом деле это не соответствует действительности — срок хранения не превышает 25 дней, а на полках магазинов они лежат не более 7—10 дней.
Из автобиографической книги «A Writers Tale»