Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено неправильно.
Просьба, сохраняйте имя переводчика, уважайте чужой труд...
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: ЭКСТРЕМАЛЬНОЕ СОДЕРЖАНИЕ. НЕ ДЛЯ ТЕХ, КТО ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНЫЙ.
Это очень шокирующая, жестокая и садистская история, которую должен читать только опытный читатель экстремальных ужасов. Это не какой-то фальшивый отказ от ответственности, чтобы привлечь читателей. Если вас легко шокировать или оскорбить, пожалуйста, выберите другую книгу для чтения.
Все, что она помнила... боль.
Она мельком увидела что-то белое перед своими глазами, после чего кто-то или что-то больно врезалось в нее, а затем услышала хриплые мужские голоса, когда ее затаскивали в фургон.
До сегодняшнего дня страх являлся для нее всего лишь словом, которое она ассоциировала с фильмами ужасов или потрясением при виде паука, неожиданно обнаруженного в ванной комнате. Если бы она только знала, что значит страх на самом деле, и как легко произносят слово страх, не вкладывая в него правильного смысла.
Однако страх не имел ничего общего с эмоциями, которые она испытывала, когда оказалась с пыльным мешком на голове в непосредственной близости с чем-то настолько непонятным и пугающим. Она тяжело дышала, ее руки были связаны за спиной, нос упирался в пол, а ноздри вдыхали воздух из пыльного мешка на голове.
Она заставила себя собраться с мыслями, сконцентрироваться на том, что она знала.
Попытаться вспомнить и понять, что произошло.
Машина, в которой она находилась, тряслась и поскрипывала на старой подвеске, отчего ее щека больно стукалась о пол.
Вокруг нее слышались голоса, смех. Шутки.
Она приказала себе не обращать на них внимания и попытаться вспомнить, что было раньше. Ведь день начался так же, как и все предыдущие.
Что ты знаешь?
Что ты помнишь?
Кто ты?
Она прошептала про себя ответы, не решаясь произнести их вслух. Ее звали Эшли Томпсон, ей было двадцать четыре года. Сегодня утром она вышла из дома, чтобы встретиться со своей подругой Мелиссой и выпить кофе.
Ты видела кого-нибудь подозрительного?
Произошло что-нибудь необычное с тобой?
Она пыталась вспомнить события утра и не обращать внимание на охвативший ее сковывающий страх.
Она вспомнила, что ресторан был полностью заполнен.
Она вспомнила, что заказала салат с лососем, а Мелисса выбрала ролл. Она вспомнила, как они разговаривали о том, какой милый официант, как дела в их семьях. Обычная болтовня. Обсуждали всякую ерунду. Общались, как обычно общаются подруги.
Среди посетителей не было ни таинственных незнакомцев, ни странных лиц, скрывающихся в темноте.
Не было никакого угрюмого мужчины в черном, на которого они бы смотрели и показывали пальцем, в то время как по ее позвоночнику пробегали ледяные мурашки.
Почему-то от подобной мысли на душе стало еще хуже.
Она помнила только смех и звон бокалов, вкусную еду и два бокала вина.
Она помнила фразы, которыми обычно обмениваются подруги, понимая, что видятся они не так часто, как хотелось бы.
На работе сумасшествие, так много дел.
Как она взволнована подготовкой к свадьбе, что она уверена, что Мэтью - ее единственный. Что в следующий раз они обязательно постараются не откладывать встречу и непременно встретятся в ближайшее время.
Машину, в которой она находилась, подбросило на очередной неровности, и она больно ударилась лицом об пол.
Она застонала, и кто-то с шипящим требованием замолчать больно ударил ее кулаком или, может быть, ногой по голове, на которую был натянут мешок. В замешательстве она сморгнула слезы, полагаясь на внутренний голос в своей голове, который должен был помочь ей разобраться в происходящем. Но даже ее внутренний голос был в замешательстве.
Сейчас середина дня. Тебя схватили среди белого дня.
Она повторяла свою мысль снова и снова, отчаянно надеясь, что кто-нибудь видел, что полицию уже вызвали.
Ты же понимаешь, что нет. Они дождались, пока вокруг никого не будет. Они все спланировали.
Она не хотела думать о том, кто они, или что им нужно, но знала, что ее внутренний голос оказался прав. Она направлялась к своей машине, которая стояла на парковке. Обычно она всегда сохраняла осторожность, но сейчас ведь середина дня. У нее не имелось причин полагать, что что-то может случиться.
А что случилось?
Она попыталась вспомнить.
Она шла по парковке, наслаждаясь в тени деревьев ощущением прохлады от палящих солнечных лучей.
Она слышала отдаленный гул машин, и вспомнила, что думала о предстоящей встрече с Мэтью, а потом...
Ничего.
Какой-то шум, какая-то тень появилась в периферийном зрении за мгновение до возникновения боли. Она понятия не имела, кто на нее напал.
Но ведь ты догадываешься, что им нужно, не так ли? - произнес голос в ее голове, будто насмехаясь над ней. - От такой красивой девушки, как ты, со светлыми волосами и карими глазами, которые, как всем кажется, изменяют оттенок в зависимости от освещения. Мужчины сходят с ума по таким девушкам.
Хотя она старалась не думать о самом худшем, что может с ней произойти, она не могла выбросить из головы мысль о...
Изнасиловании.
Сколько здесь мужчин?
Она не могла вспомнить. Кажется, я слышала три голоса, может быть, четыре.
Она ничего не могла с собой поделать. Прежде чем девушка смогла остановить себя, в ее сознании возникли зрительные образы, видения неких безликих мужчин, совершающих с ней всевозможные мерзкие поступки и каждый из мужчин поощрял другого использовать ее в качестве игрушки.
Игрушка.
Член у нее во рту, в ее пизде, в ее заднице.
Возможно, по одному, возможно, все сразу.
Они похитили ее прямо на улице, совершенно не беспокоясь о последствиях, если бы их поймали. Станут ли они использовать презервативы или позволят своей потенциально отравленной сперме пролиться в ее влагалище.
А что будет потом, когда они тебя трахнут и кончат внутрь? Когда они трахнут тебя всеми возможными способами? Как они поступят с тобой потом?
Она зажмурила глаза, не желая думать о возможных вариантах, но и не в силах сопротивляться. Она слышала истории, и знала, насколько мерзкими и отвратительными могут быть некоторые люди. Неужели они оставят ее истекать кровью и умирать, или бросят на улице, где она будет ходить голая, вся перепачканная их спермой?
Спермой внутри нее... со струйками, стекающими по ее ногам.
Еще одна несчастная жертва порочной стороны общества?
Такое невозможно.
На самом деле, она совершенно отчетливо представляла себе следующее: она прикрывая руками грудь, с размазанным по лицу макияжем, голая и дрожащая, и понимая, что она никогда не будет прежней, что она никогда не оправится от случившегося, идет по обочине дороги, надеясь, что кто-нибудь остановится и поможет ей.
В глубине души девушка понимала, что каким бы ужасным ни казался подобный сценарий, он не самый худших из возможных исходов.
Они могут убить тебя, - произнес голос в ее голове, спокойный и холодный. Она понимала, что внутренний голос, в отличие от нее, в любом случае останется невредимым.
Изнасилуют тебя до полусмерти, а потом перережут горло и оставят гнить где-нибудь в лесу. Как знать? К тому времени ты, возможно, будешь молить о смерти.
- Заткнись, - прошептала она себе под нос, не в силах отогнать страшную мысль.
Машина остановилась, и она затаила дыхание, ее сердце бешено колотилось, органы чувств напряглись. Девушка вдруг осознала, что ее органы чувств напряжены до предела и она ощущает все вокруг: запах мешка на своей голове, слабый затхлый, запах пота внутри фургона, плечо, которое больно упиралось в пол и боль в руках, вывернутых за спину. Все ощущения удивительно яркие, невероятно реалистичными.
Вдруг ее схватили за одежду и поволокли назад.
Ее ноги уперлись в гравий.
Она закричала, не в силах сдержаться, инстинкт взял над ней верх.
Удар в живот, от которого девушка сложилась пополам, и крик, вырвавшийся из ее горла, превратился не более чем в резкий выдох воздуха. Усвоив урок, девушка замолчала; она отказалась от принятого решения, когда один из мужчин засунул ей в рот кляп.
Ее куда-то потащили... она то шла, то ее тянули, сильные руки, находящиеся по обе стороны от ее тела, увлекали ее куда-то вперед, навстречу тому, что уготовила для нее судьба. В данный момент - к креслу, которое находилось недалеко от того места, откуда ее вытащили.
Девушка мысленно обратилась к своему внутреннему голосу, надеясь, что он поможет ей, но голос молчал и, как и она, ожидал, что произойдет дальше.
Темнота.
Из-за наброшенной на голову мешковины она ничего не могла видеть, даже малейший луч света не проникал сквозь плотный материал.
В ее рот был вставлен черный резиновый шарик, от которого тянулись два прочных кожаных ремня, крепившихся на затылке.
Девушка не могла спросить, где она находится, а могла только хныкать и невнятно бормотать, издавая звуки, похожие на писк маленького, испуганного щенка.
Сверхпрочные ремни, которые могли быть кожаными или, возможно, даже кабельными стяжками - сложно определить из-за особенностей ткани ее одежды - не позволяли ей шевелить руками и ногами.
Голоса.
Рядом с ней двое.
Голоса ей не знакомы, и ни один из похитивших ее мужчин не настолько глуп, чтобы называть другого по имени, по которому она могла бы их опознать, хотя сейчас для нее не так важно, кто они, как где она и как они собираются с ней поступить.
Эшли Томпсон.
Что им от нее понадобилось? У нее не так много денег.
Хватает, чтобы жить.
У ее жениха, Мэтта, тоже нет.
Они живут достаточно комфортно, но, конечно, не относятся к разряду богатых.
Томпсон.
Ее семья достаточно известна в округе. Может быть - поскольку они известны - ее похитители по ошибке посчитали, что она представляет какую-то материальную ценность?
Девушка почувствовала, что ее тело наклонили назад в кресле, к которому она была пристегнута, и издала хныканье, опасаясь, что они вот-вот опрокинут ее на спину. Но ее не опрокинули.
Девушка почувствовала, что ее катят по небольшому пандусу; ее кресло оказалось не столько креслом, сколько инвалидной коляской.
Инвалидное кресло?
Неужели ее похищение связано с каким-то из пациентов, за которыми она ухаживала?
Кто-то затаил на нее злобу за что-то, что она совершила или не совершила?
Нет. Такого не может быть.
Она отлично справляется со своей работой. Она старается изо всех сил.
Она искренне заботится.
Личность неправильно определили?
Когда ее подняли по пандусу, инвалидное кресло крутанулось на месте, и тот, кто им управлял, опустил колесики на землю, поэтому она больше не наклонялась назад.
Без промедления они двинулись дальше, кто-то шел спиной вперед, таща за собой инвалидное кресло.
Двери распахнулись, и ее похититель втащил ее через двойную дверь, после чего девушка почувствовала, что пол под колесами кресла из неровного бетона сменился на ровную плитку.
Значит, внутри здания.
По-прежнему не слышно никаких звуков, по которым можно было бы определить местоположение.
Даже голоса стихли.
Только звук колес, катящихся по плитке, и шаги мужчины, который продолжал тащить ее за собой.
Потом шаги остановились.
Послышался щелчок выключателя, а через секунду - низкий гул, как будто загорелись лампочки.
Эшли не могла определить, находятся ли они в отдельной комнате или в коридоре, но свет явно предназначался не для нее. Ничто не проникало сквозь плотную мешковину.
Толчок.
Они снова начали двигаться.
Эшли по-прежнему тащили в кресле спиной вперед.
Еще одна дверь с грохотом ударилась о стену.
Они проехали на инвалидном кресле через проем. Наверное, ее похититель толкнул дверь сильнее, чем требовалось.
Или, возможно, он хотел, чтобы дверь ударилась о стену здания, и громкий звук вывел пленницу из душевного равновесия и заставил ее сердце учащенно колотиться.
Если он хотел напугать ее, то он преуспел в своем намерении.
Остановка. Разворот.
Эшли теперь сидела лицом вперед.
Кресло немного покатилось.
Остановилось под наклоном?
Позади нее дверь снова стукнулась о стену.
Послышались приближающиеся шаги.
Второй мужчина из тех двоих, что ранее тихо разговаривали, или возможно кто-то другой?
Рука.
Кто-то схватился рукой за мешок, накинутый на голову Эшли.
Без единого слова мешок сдернули с ее головы и бросили на пол. Эшли отвернула голову от яркого света, который светил ей в лицо, и зажмурила глаза, защищаясь от резкой смены света.
Она, прищурившись приоткрыла один глаз, а затем - привыкнув к яркому свету - приоткрыла второй.
Где я?
Она не узнавала большое помещение, в котором находилась; нечто вроде заброшенного склада.
Сердце, хотя оно и так бешено колотилось, ускорило свой ритм, когда девушка заметила стоматологическое кресло посередине помещения. Перед креслом, немного в стороне, на треноге, была установлена камера, которую, по ее мнению, поставили те двое мужчин, которые сейчас находились в помещении вместе с ней.
Они оба молчали. Они стояли за ее спиной и, похоже, ожидали ее реакции.
Ее дыхание участилось, и очередной приступ паники охватил ее и без того изрядно дрожащее тело.
Вокруг кресла были расположены четыре больших прожектора, а сбоку от одного из них - тележка, накрытая небольшой белой простыней.
Эшли попыталась заговорить через кляп во рту. Она хотела попросить своих похитителей отпустить ее. Но слова звучали не так, как она хотела. Сплошное бормотание и хныканье, которое сопровождалось небольшой струйкой слюны, стекающей по ее подбородку. Она могла и не говорить, оба мужчины знали, что она хотела сказать. Они оба прекрасно ее понимали, но ни один из них не собирался ее отпускать.
Пока не собирались.
Они только начали.
Статические помехи.
На большом экране телевизора появилась комната.
Изображение выглядело расфокусированным, почти нечетким. При увеличении громкости стало слышно, как оператор вручную настраивает резкость изображения, пытаясь добиться четкого фокуса.
Мэтью Клэй, единственный из зрителей, не узнавал комнату на экране телевизора и не смог различить почерк, которым его имя и адрес были написаны на картонной упаковке, в которой доставили DVD. Он потянулся к пульту управления и прибавил немного громкость, надеясь услышать что-то еще, кроме звуков фокусировки камеры.
Дыхание.
Кто-то дышал за кадром.
Нет, подождите. Дышал не один человек.
Конечно, сложно определить пол одного из дышащих людей, но второй человек в комнате, не находящийся в кадре, пребывал в гораздо более сильном состоянии паники, чем первый.
Женщина. Определенно женщина.
Камера начала поворачиваться, демонстрируя все новые детали помещения. При появлении в кадре Эшли сердце Мэтью бешено заколотилось. Обычно красивая, с длинными светлыми волосами и карими глазами - такими искренними - сейчас она выглядела несчастной. Волосы на голове Эшли, спутаны и засалены, макияж размазан по ее безупречному в остальном лицу; тени для век потекли по щекам, а красная помада на губах размазана, как будто она провела по ним тыльной стороной ладони. Она сидела в большом стоматологическом кресле, привязанная ремнями, и заметно дрожала.
- Что за...?
Мэтт вскочил и наклонился ближе к телевизору. Когда он обнаружил на пороге своего дома упаковку с DVD, он не узнал почерк на диске, но он подозревал, что видео может быть как-то связано с Эшли, его девушкой.
Нет, не его девушкой.
Любовью всей его жизни.
Его невестой.
С момента, когда она согласилась выйти за него замуж, он все никак не мог привыкнуть называть ее "невестой".
Сегодня ему исполнился двадцать один год. Двадцать шестое мая 2015 года. Он подумал, что посылка является подарком ко дню рождения, но теперь, увидев...
Что за хрень?
- Скажи ему! - послышался голос за кадром.
Эшли заплакала. Если судить по покрасневшим глазам, она плакала не в первый раз.
- Говори, блядь! - крикнул мужской голос.
Эшли заметно вздрогнула.
- Мэтт, я люблю тебя! - прошептала она и замолчала.
Мэтт ожидая продолжения, подождал некоторое время, но она больше ничего не говорила.
Вдруг экран потемнел. Несколько раз экран замерцал, а затем на нем высветилась табличка.
На табличке были написаны слова:
Сообщишь об только что увиденном, и мы ее немедленно убьем. Ее страдания закончатся. Если не сообщишь - будешь продолжать получать DVD до тех пор, пока нам не надоест, тогда мы отпустим ее и не убьем. Выбор за тобой.
Статические помехи.
Тошнота подступила к горлу Мэтта, пока он пытался осмыслить увиденное. Странно, никаких ни требований, ни выкупа - только сообщение и слова Эшли о том, что она его любит.
Что за чертовщина? Кто-то похитил ее?
Он рассмеялся.
Нет.
Скорее всего игра.
Розыгрыш.
Розыгрыш по случаю его дня рождения, так как он много раз говорил ей о том, что ей не хватает смелости. Ему нравилось ходить на "Ночь Страха" и тому подобное в тематических парках, и он всегда брал Эшли с собой, несмотря на ее протесты, что ей такое не нравится.
- Тебе не хватает смелости, - с улыбкой на лице говорил он Эшли.
Она всегда шла вместе с ним, скорее всего, чтобы доказать, что не боится и заставить его замолчать, но Эшли шла.
А, теперь она решила... за все те розыгрыши, которые я ей устраивал - меня разыграть, - подумал он. По идее, она хотела напугать его, но у нее ничего не получилось.
Я на такой розыгрыш не поведусь.
Мне двадцать один год, я не вчера родился.
Она скоро вернется домой, - сказал он сам себе.
Он даже представил себе улыбку на ее лице, когда она постучит в его входную дверь.
Она, несомненно, надеется увидеть облегчение на его лице, и он непременно должен будет подбежать к ней и заключить в свои любящие объятия. Эшли, скорее всего, ожидает, что я скажу ей, как сильно я беспокоился за нее и как я рад, что она вернулась домой целой и невредимой.
Нет.
Я не поддастся на ее розыгрыш.
Так как он служил в морской пехоте, он привык к розыгрышам своих сослуживцев, и - что бы ни говорили о военных - они умеют подшучивать над другими людьми.
Черт, возможно, один из них и помог ей устроить розыгрыш.
Ладно, поиграем.
Он прокрутил DVD до того момента, когда мужчина начал говорить. Он подумал, что мог бы узнать голос, если бы мужчина не говорил так тихо, его голос звучал приглушенно, как будто он обращался через шарф или нечто подобное.
Конечно, ему пришлось изменить свой голос.
Он снова запустил DVD, и на экране вновь появилось сообщение.
Статические помехи.
Может подшутить над ней.
Интересно, что она скажет, когда вернется домой и застанет его сидящим в гостиной с закинутыми нога на ногу ногами? Может быть, на коленях стоит положить миску с попкорном? А коробку от DVD и диск оставить лежать на полу, как будто его только что бросили?
Нет, постойте.
А что, если в дверь войдет Эшли, а я буду сидеть с попкорном на коленях и использую диск как подставку для бокала?
Неужели я ему настолько безразлична, что он использует диск как подставку?
Мэтт усмехнулся самому себе.
Он поднялся с дивана и нажал на кнопку извлечения на DVD-плеере. Прошло несколько секунд, и устройство извлекло диск.
Мэтт взял диск и положил его на журнальный столик рядом с диваном, а затем поставил на него свой бокал. Он сел обратно на диван с самодовольной ухмылкой на лице. Теперь ему оставалось только ждать, когда придет Эшли.
Мэтт - 1
Эшли - 0
Несмотря на то, что Мэтт пытался позабыть о розыгрыше, он все равно продолжал смотреть на лежавший на столике DVD.
Каждый раз, когда он смотрел на диск, его сердце немного ускоряло свой темп, а за этим следовало обычное предположение, что именно на подобную реакцию в своем розыгрыше она и рассчитывала.
Утро плавно сменилось полднем, а полдень - ночью, а вместе с ними волнение накатывало все более интенсивными волнами.
Он проверил мобильный телефон. Никаких звонков. Никаких сообщений. Он убеждал себя, что это часть игры. Часть игры. Однако внутренний голос твердит ему, что на нее это не похоже. Она не такая. Она бы не позволила игре настолько долго затянуться.
Он снова взглянул на DVD на столе, после чего в голове у него возникли мысли, которые он заставлял себя игнорировать.
Он вошел в социальную сеть Facebook. Просмотрел ее профиль. То же самое обновление статуса ранним утром, о том, что она собирается пойти выпить кофе с подругой. С того времени ничего. Никаких обновлений. Никаких признаков того, что она заходила в Facebook. Вдруг он понял, что даже не знает, с кем из своих подруг она собиралась встретиться.
Он снова посмотрел на часы, и его сердце екнуло, когда он обнаружил, что последний раз она заходила в сеть семь часов назад. Слишком долгий период для человека, который постоянно публикует что-то, ставит лайки и комментирует посты. Очень большой период времени для розыгрыша.
Он снова посмотрел на кофейный столик, его сердце екнуло, а в желудке образовался ком.
А что если?
Конечно, он уже спрашивал себя об этом. И не раз.
А что, если....
Нет.
Он не хочет позволять этой мысли закрадываться в его голову. Не позволяет ей зародиться в его голове, потому что понимает, что не может принять ее.
И все же... Oн поднимается с дивана и начинает ходить по комнатам. Из спальни в кухню.
Из кухни в коридор. Из коридора в ванную. Из ванной обратно в гостиную, и каждый раз, когда он оказывается в гостиной, он смотрит на стол.
Смотрит на DVD.
А что если?
Некоторые мужчины наверняка не выдержали бы и позвонили в полицию или попробовали обзвонить ее подруг, выясняя, не знает ли кто-нибудь из них, где она. Но он так не собирался поступать. Он был упрям и по-прежнему убежден, что она разыгрывает его хотя бы потому, что альтернатива была слишком пугающей, чтобы рассматривать ее.
Нужно принять душ, может быть, немного поспать, - сказал он сам себе.
Продемонстрируй ей, что ты на подобное не ведешься.
Он лежал в темноте, положив руки под голову, и смотрел на потолок, наблюдая, как мелькают тени на лаковом покрытии, когда по улице проезжает машина. Цифровые часы у кровати сменили одиннадцать часов, на двенадцать, на два часа ночи. Но он никак не мог уснуть.
Разочарованный, он закрыл глаза, и попытался думать о позитивном, надеясь, что позитивные мысли помогут ему уснуть на несколько часов и тем самым его мозг получит некоторую передышку.
Когда он закрыл глаза, он попытался вспомнить что-то, что могло помочь ему расслабиться. Он вспомнил тот день, когда предложил ей выйти за него замуж. Он улыбнулся в темноте, вспомнив об этом. Она находилась в бараке, стирала кое-что из его вещей. Он очень нервничал, пытаясь понять, как к ней лучше подойти, как попросить. Что сказать. Он не мог решить, должен ли он опуститься на одно колено, как обычно поступали в таких случаях, так как был слишком растерян и нервничал, пытаясь принять решение.
В конце концов, он решился и вместо длинной речи о том, как сильно он ее любит и что хочет провести с ней остаток жизни, протянул ей кольцо и спросил, что она думает о свадьбе. Как и ожидалось, его слова были восприняты неоднозначно. Он увидел огонь в ее глазах, интенсивность, которая ему нравилась, и понял, что будет дальше.
Она посмотрела на него и ушла, оставив стирку наполовину законченной, а его - стоящим как идиота.
Он прекрасно знал, что не стоит бежать за ней. Лучше всего было позволить ей успокоиться. Он не стал торопить ее, так как знал, что ей необходимо некоторое время, а сам тем временем переосмыслил свой подход.
Позже, когда он разыскал ее, он поступил так, как положено: опустился на одно колено и сказал ей то, что должен был сказать с самого начала, о том, как много она для него значит. На этот раз в ее глазах не было ни гнева, ни огня. На этот раз она сказала "да".
Он крепко прижал ее к себе, испытывая облегчение и искреннее желание провести с ней остаток жизни.
Чем больше он думал о том времени, тем больше в памяти возникало воспоминаний, фрагментов забытых моментов, драгоценных крупинок счастья, которые только подтверждали, как она ему дорога. Он вспомнил разговор об их фамилиях, как она сказала ему, что они должны нарушить сложившуюся традицию, и что вместо того, чтобы она становилась Клэй, он должен взять ее фамилию и стать Томпсоном.
Он поинтересовался у нее, зачем, наслаждаясь озорным блеском в ее глазах, когда она сказала, что ее фамилия там, откуда она родом, более знатная, чем его, поэтому у него нет другого выбора. Конечно, он оставил себе свою собственную фамилию, но воспоминания не помогли ему заснуть. И хотя он не мог видеть DVD с кровати, он подумал о нем на журнальном столике.
Он поднялся и сел на краю кровати, дисплей будильника как будто насмехался над ним.
На часах было три пятнадцать утра, а он никогда еще не был так бодр.
Он проверил свой телефон, ожидая увидеть сообщение, надеясь на то, что она обновила свою страницу в Facebook, но отсутствие каких-либо сообщений превратило первоначальное легкое раздражение в его внутренностях в огненный шар ужаса. Игра или не игра, он должен это знать.
Должен быть уверен. Даже если она будет смеяться над ним, ему было все равно, он хотел лишь знать, что она в безопасности. Он набрал ее номер и поднес трубку к уху, надеясь, что она ответит.
Три гудка.
Четыре.
Пять.
Когда он услышал, что она ответила, то почувствовал облегчение, которое быстро развеялось, как только он понял, что это всего лишь ее голосовая почта. Он прослушал его, не собираясь оставлять сообщение, но довольный тем, что услышал ее голос. Он завершил разговор до конца сообщения, а затем уставился на телефон и ее имя на дисплее.
А что, если?
Он прошел в гостиную, передвигаясь на своеобразном автопилоте, близком к эйфории, его сердце бешено колотилось, пульс стучал в висках.
Адреналин и страх - мощный коктейль. Он отыскал глазами DVD-диск - предмет, который всего за несколько часов превратился в навязчивую идею.
А что если?
Словно гость или призрак, бродящий по своей квартире, он прошел через всю комнату и взяв диск, вставил его обратно в DVD-плеер рукой, которая не переставала дрожать. Он нажал кнопку "PLAY" и сел на край дивана, на этот раз более внимательно, вглядываясь во все происходящее.
Он смотрел на изображение девушки на экране: макияж размазан, глаза расширены и испуганы.
А что если?
Она вздрогнула, испугалась, когда похититель велел ей говорить.
Что если?
Дрожь в ее голосе, когда она сказала, что любит его. Он смотрел только в ее глаза.
Что если?
Не глаза человека, который решил разыграть его. Не глаза человека, принимающего участие в каком-то изощренном розыгрыше.
Что если?
У нее были глаза испуганного, растерянного человека.
Человека, поступающего против своей воли.
Что если?
Он моргнул, когда экран потемнел, и на нем появилось сообщение, эти леденящие душу слова, которые развеяли все его сомнения и разрушили окружающую его реальность.
Сообщишь об только что увиденном, и мы ее немедленно убьем. Ее страдания закончатся. Если не сообщишь - будешь продолжать получать DVD до тех пор, пока нам не надоест, тогда мы отпустим ее и не убьем. Выбор за тобой.
Статические помехи заполнили экран, заглушая слабое урчание, возникшее в его внутренностях.
Один вопрос сменился другим, гораздо более важным. Это уже не был вопрос "Что, если", который не имел смысла. В его голове зародился совершенно новый вопрос, на который он даже не знал, что ответить, на который он боялся ответить, но не было другого выбора, кроме как разобраться с вопросом. Новый и очень существенный вопрос:
Что теперь?
Эшли была привязана к стоматологическому креслу. Несмотря на ее протесты, в рот ей снова вставили кляп. Кроме четырех прожекторов, в большом, казалось бы, пустом помещении не было ничего, кроме темноты.
Изредка между лампами мелькали тени то с одной, то с другой стороны, но она знала, что там никого нет. Она знала, что это все в ее голове. По крайней мере, она надеялась, что так оно и есть.
Все четыре прожектора были такими ужасно горячими. Все они были направлены прямо на нее, и ей от этого было не по себе, на лбу у нее блестели капельки пота. Она больше не плакала.
Может быть, из-за того, что она пробыла здесь так долго и оставалась в одиночестве с тех пор, как они остановили съемку, заставив ее сказать Мэтту, что она любит его, а может быть, из-за того, что под воздействием тепла ламп ее слезы высохли, а вместо них выступил пот.
Больше всего на свете она хотела получить свободу.
Ей хотелось выбраться отсюда и очутиться в любящих объятиях Мэтта, но она больше не пыталась избавиться от тугих ремней, которыми была привязана к креслу.
Поначалу она пыталась избавится от ремней - как только ее оставили одну, - но вскоре поняла, что это бесполезное занятие.
Такие ремни были придуманы специально для того, чтобы не позволить людям сбежать. Пока ее похитители, независимо от того, кто они, не придут и не освободят ее, она никуда не уйдет.
Эшли предприняла попытку побега, как только ее пересадили из инвалидного кресла в стоматологическое кресло.
На мгновение ей удалось освободиться от их крепких рук, но ее усилия были вознаграждены сильным ударом в живот, который выбил из нее весь дух, и она стала более податливой для этих ублюдков. Она была рада, что ее поступок не повлек за собой дополнительных издевательств с их стороны.
Удар в живот был довольно неприятным, и у нее до сих пор болел живот, но они могли не остановиться на этом, если бы захотели. Она была благодарна им за то, что они остановились, как бы глупо это ни звучало.
Она больше не пыталась освободиться от дискомфортных ограничителей - вокруг запястий, груди, бедер и лодыжек - и не пробовала звать на помощь через резиновый шар, который вынуждал ее держать рот открытым в виде буквы "О".
Точно так же, как не было смысла дергать ремни, которые только врезались в запястья и причиняли боль в мышцах, так и не было смысла напрягать голос.
Вокруг нее все было тихо, за исключением стука ее собственного сердца и гула лампочек, мигающих в свете прожекторов.
Ни голосов, ни шагов - ничего, что лишний раз указывало на то, насколько она одинока, - никакого движения за пределами здания, в котором она находилась, не было слышно.
Казалось, что Эшли окончательно сдалась, но это было не так. Она хотела сбежать. Она хотела вернуться к своему мужчине.
Она хотела снова услышать его голос и почувствовать его прикосновение к своей обнаженной коже, но ей необходимо проявить благоразумие. Она должна подождать. И воспользоваться возможностью, как только она представится.
Если она представится.
В ее голове промелькнула мысль, что она уже упустила возможность сбежать; небольшой миг свободы между инвалидной коляской и стоматологическим креслом. Возникло ужасное чувство, что все кончено и - несмотря на желание - ей больше не позволят подняться из стоматологического кресла.
Еще одна тень.
Она повернула голову в ту сторону, где краем глаза заметила промелькнувшую тень. Как и в предыдущие разы, она надеялась, что там ничего нет. Но какая-то часть ее души все же хотела, чтобы там что-то стояло, или, точнее сказать, "кто-то".
Кто-то с ней заговорит. Один из ее похитителей, и тогда у нее появится шанс попытаться вымолить свою жизнь.
Она попробовала говорить через резиновый шарик, невнятно произнесла слово, которое должно было означать "эй", и посмотрела в кромешную тьму, надеясь, что кто-нибудь ответит ей.
Если она сможет показать своим похитителям, что сейчас она успокоилась, несмотря на предпринятую ранее попытку убежать от них, тогда возможно появится шанс, что они вынут кляп и позволят ей говорить (умолять о жизни). Но добиться этого будет сложно. Искушение закричать на тени было велико, хотя она знала, что это ничего не даст. Лучшим шансом на спасение, если он вообще был, было сохранять спокойствие.
- Ты спала? - раздался из темноты приглушенный голос, от которого у нее екнуло сердце.
Вот уже несколько часов ее преследовали воображаемые тени в темноте.
Она уже свыклась с мыслью, что тени - не более чем жестокая уловка ее воображения. Она никак не ожидала, что одна из них заговорит в ответ.
- Ты вообще смогла заснуть? - снова спросил голос.
Эшли покачала головой и попыталась ответить "нет", с резиновым мячиком во рту.
Из темноты на свет шагнула фигура. Его лицо было скрыто черной лыжной маской. Были видны только глаза и рот. Он был одет в черный джемпер и черные брюки. Неудивительно, что она не смогла разглядеть его за пределами света. Он полностью сливался в окружающей ее темноте.
Фигура ростом метр восемьдесят два снова скрылась в темноте и затем выдвинула камеру и штатив на свет. Он повернул камеру лицом к Эшли. Она поборола желание разрыдаться и закричать.
- Тебе необходимо попытаться заснуть, - сказал мужчина.
Эшли внимательно прислушивалась к голосу мужчины, надеясь узнать его. Если она поймет, кто ее похитил, у нее будет больше шансов понять, зачем они так поступили.
Кроме того, обладая этой информацией, она сможет использовать ее в своих интересах, чтобы понять, как от них убежать. Если она сможет понять мотив, то, возможно, сможет найти ответ.
- Закрой глаза и постарайся уснуть, - повторил мужчина. - Мы начнем через пару часов. Ты должна выглядеть отдохнувшей.
Он отступил назад, пока темнота снова не поглотила его.
Что "начнем"?
Эшли услышал звук электрического зуммера.
Маленький красный огонек на камере перед ней начал мигать красным. Началась запись. Она не понимала, зачем? Неужели камера должна была зафиксировать, как она ругается и дергает за ограничители? Неужели они хотят зафиксировать ее панику?
Неважно. Она не собиралась доставлять им такого удовольствия. Она так и осталась лежать, положив голову на подголовник кресла и смотрела в камеру. Она надеялась, что камера зафиксирует отсутствие страха в ее глазах. Она надеялась, что камера зафиксирует ее силу. Она надеялась, что камера зафиксирует ее обман.
Красный свет продолжал мигать.
Сна не было. Не было и желания, даже если бы он почувствовал сонливость. Он смотрел в окно, наблюдая, как небо из черного становится фиолетовым, а затем розовым, когда наступил рассвет, и все еще не мог решить, что ему делать.
Он решил принять душ, в надежде, что вода поможет ему взбодриться, но даже простояв длительное время под душем, он не смог избавиться от воспоминаний ее глаз, которые прочно засели в его сознании. Ее затравленные, испуганные глаза.
Как бы это ни ужасало его, он решил посмотреть DVD еще раз хотя бы для того, чтобы увидеть подсказку или что-то, что могло ему помочь.
Он забыл о своем намерении, когда заметил конверт на полу у входной двери. Он затаил дыхание и лишь смотрел на конверт, точно зная, что в нем находится. Он подошел к конверту и поднял его дрожащими руками. Как и первый пакет, он был адресован ему.
Ни марки, ни почтового штемпеля. Кто-то доставил конверт по его адресу. Он вскрыл конверт и вытряхнул содержимое себе на ладонь. В конверте находился еще один DVD-диск, а к нему - записка, написанная не от руки, а напечатанная:
Она такая красивая. Тебе понравится.
Он посмотрел на диск в своей руке, затем на записку. Он понятия не имел, что означало это послание, и вообще означало ли оно что-нибудь, он только понимал, что его вынуждают посмотреть диск. У него не оставалось другого выбора.
Он должен был узнать. Он прошел в гостиную и вставив диск в плеер, сел на диван, пытаясь внутренне подготовиться к тому, что должно произойти. С пультом в руках он в нерешительности застыл над кнопкой воспроизведения, пытаясь найти в себе силы нажать на нее и узнать, что его ожидает дальше.
На экране появилось зернистое изображение ее лица, причем страх, который он уже видел на первой записи, теперь возрос в десятки раз.
Она смотрела в камеру, ее лицо было грязным с разводами от размазанной косметики, волосы на голове слиплись в колтуны.
Смотреть на нее в таком состоянии было неприятно, тем более понимая, что он бессилен что-либо предпринять, сознавая, что то, что он сейчас увидит, уже случилось, и что все, что ему сейчас покажут, осталось в ее прошлом. За кадром раздался голос, измененный цифровыми технологиями и похожий на голос робота.
- Разве она не красива? Разве она не очаровательна?
В кадре появилась чья-то неряшливая рука, которая коснулась ее щеки, отчего она вздрогнула и захныкала.
- Эти глаза, такие полные страха, такие полные смятения. Почему? Почему это происходит именно со мной?
Рука продолжила гладить ее лицо, затем заправила прядь волос за ухо. Теперь она дрожала, в ее глазах блестели слезы.
- Как ты думаешь, сколько человек может вытерпеть? Сколько в действительности стоит любовь? - продолжил голос, грязный ноготь провел по ее щеке. - Насколько крепкой может быть связь между двумя людьми? Давай узнаем, Мэтью? Давай узнаем?
Он ошеломленный, с открытым ртом, был в состоянии только смотреть и пытаться заставить свой мозг понять, что он видит, пытаться осмыслить происходящее.
- Такая красивая девушка. Будет ли ваша любовь такой же сильной, после того как мы ее сломаем?
Грязный палец проникает в ее рот. Она отворачивает голову, пытаясь отстраниться, но тут появляется еще одна пара рук: одна рука хватает ее за лоб, другая - за подбородок, пока палец первой руки продолжает исследовать ее рот, поглаживая губы, потирая зубы.
- Такая-такая красивая, - говорит голос, после того как исследующая рука исчезает из кадра.
Слышен звук застежки-молнии и одежды упавшей на пол.
Эшли смотрит расширенными глазами в сторону от камеры, и вторая пара рук вынуждена скорректировать свой захват, пытаясь удержать ее на месте.
- Ты по-прежнему будешь любить ее, если она подвергнется насилию? - произносит голос, и тут что-то появляется с краю экрана.
На этот раз не рука, а эрегированный половой член. Член прижимается к ее щеке, она хнычет и пытается отстраниться, но руки крепко удерживают ее.
Кто-то другой смеется вне камеры, когда член упирается ей в щеку, опускаясь ко рту.
- Я не могу представить, Мэтью, каково тебе смотреть на происходящее. Понимая, что это уже произошло. Понимая, что ты бессилен остановить то, что сейчас произойдет.
Когда член оказывается возле ее рта, вторая пара рук заставляет ее открыть рот. Эшли извивается, пытаясь отстраниться.
За кадром снова раздается смех, когда член засовывают ей в рот. Она в ответ кусает член, в результате чего его владелец издает возглас и отстраняется.
Теперь больше не слышно ни смеха, ни веселья.
В кадре появляется рука, которая отвешивает Эшли сильную пощечину, ее кожа мгновенно краснеет и на ней видны следы от удара.
- Ты пожалеешь об этом, - говорит сердито искаженный голос.
Ее глаза увеличиваются, когда она смотрит на своего похитителя за кадром, затем она снова смотрит в камеру, по выражению ее лица можно понять, что она хочет сказать.
Помоги мне!
Изображение потемнело, и на экране появилось то же сообщение, что и раньше.
Сообщишь об только что увиденном, и мы ее немедленно убьем. Ее страдания закончатся. Если не сообщишь - будешь продолжать получать DVD до тех пор, пока нам не надоест, тогда мы отпустим ее и не убьем. Выбор за тобой.
Статические помехи на экране DVD и затем все прервалось.
Он сидел, уставившись на телевизор, его сердце бешено стучало, а в голове крутился калейдоскоп мыслей, ни одна из которых не могла овладеть инициативой. Для него это было слишком. Слишком много, чтобы он мог справиться с этим в одиночку.
Он не был профессионалом, он был всего лишь мужчиной, и он постарается сделает все возможное, чтобы вернуть ее. Он схватил мобильник и набрал 911, надеясь, что полиция сможет что-нибудь предпринять.
Прежде чем нажать на зеленую кнопку набора номера, он остановился, вспомнив сообщение и предупреждение о том, что, если он сообщит о произошедшем, она умрет. Он облизал губы, затем перевел взгляд с телефона на DVD.
Разумеется, они не смогут узнать. Откуда они узнают?
Он задал себе этот вопрос, решив, что он вполне логичен.
Даже если они за ним наблюдают, они не могут знать, что он делает каждую минуту, если только...
Он оглядел комнату, в животе у него заурчало.
Если только они не были в доме и не наблюдают за всем, чем я занимаюсь.
Он, разумеется, понимал, насколько относительно просто это осуществить. Похитители Эшли явно наслаждались вуайеризмом, а миниатюрные скрытые камеры были и незаметными, и недорогими. Он оглядел комнату, пытаясь вспомнить, не было ли что-нибудь сдвинуто или повреждено, но понял, что никогда не сможет точно определить. Это были просто вещи, привычные вещи в его доме. Правда заключалась в том, что кто-то мог переставить их вещи, и он ничего бы не заметил. Он уставился на мобильник в своей руке, и его охватил непреодолимый ужас. Он сбросил вызов и швырнул телефон на стол.
- Я не звонил, - сказал он в пустую комнату, чтобы если они смотрели, то знали. - Я никому не звонил.
Он поднялся с дивана и пошел по комнате, высматривая доказательства наличия установленных камер или мелких приспособлений, которые могли бы быть записывающими или прослушивающими устройствами. Он подошел к окну и посмотрел на улицу, наблюдая за окружающим миром.
Они могут находиться где-то рядом, но я никогда не узнаю, где именно. Я могу даже встретить их, поговорить с ними один на один.
Он не контролировал ситуацию, не был в курсе того, что происходит. Даже если он не был уверен, что они наблюдают за ним, он должен был допустить подобную вероятность, потому что, если он ошибется или примет неверное решение - Эшли умрет. Он сел на диван и обхватив голову руками, смирился с тем, что придется ждать, пока не доставят еще один DVD.
Яркий свет ламп только усиливал кромешную тьму за их спинами, и этому ощущению не помогал тот факт, что Эшли знала, что они вдвоем стоят и смотрят на нее.
Звуковой сигнал.
Эшли почувствовала тошноту в желудке, когда маленький красный огонек камеры начал мигать; камера записывала.
Она знала, что недолго останется одна.
Ее воспаленные глаза смотрели в объектив камеры, когда она пыталась скрыть свой страх от вуайеристов. Она больше не пыталась избавится от сковывающих ее ремней. Она перестала хныкать про себя.
Она смотрела в камеру и ожидала, когда они подойдут и совершат нечто ужасное, а - после того, что она предыдущей ночью укусила одного из них за член - она понимала, что должно произойти нечто ужасное. Гораздо ужаснее, чем раньше. Они пообещали ей именно это, как только закончилась съемка.
- Ты совершила гребаную ошибку, ты, шлюха! - злобно сказал он ей.
Его приятель ничего не сказал, но по гримасе на его лице, частично скрытой под маской, было заметно, что он считает так же, как и его приятель. Без лишних слов он с силой засунул ей в рот кляп, а затем застегнул его на затылке.
Затем отключив камеру, он вышел из "светлого участка" вместе со своим приятелем, и с тех пор она ничего о них не слышала. До настоящего момента.
- Ты решила, что вчера поступила остроумно? - спросил мужчина из темноты.
Эшли не ответила ничего, только покачала головой.
- Я не понимаю, что ты рассчитывала этим добиться. Что? Мы должны были осознать свою ошибку и отпустить тебя? Неужели такой был твой расчет?
Эшли снова покачала головой. По правде говоря, она вчера вечером не долго думала перед тем, как укусила его за член. Сработал инстинкт - когда кто-то пытается сунуть тебе в рот что-то нежелательное, ты кусаешь - проще простого.
- Я собирался подойти и разбить твой ебаный рот, ты понимаешь меня? Просто взять молоток и долбить тебя им, но потом я подумал - немного перебор. И, как мы говорили, было бы очень жаль. У тебя красивый рот... Только немного... кусачий... Но мы можем все исправить, не так ли?
Эшли нахмурился, не понимая, к чему он клонит.
Первый из мужчин вышел из темноты. Как и все предыдущие разы, что она его видела, он был в черной лыжной маске. Он улыбался; его улыбка не успокаивала ее, а скорее вселяла ужас.
- Мы поправим твою улыбку, - прошептал он, - и тогда мы сможем развлечься, как должны были вчера, а?
Второй мужчина выступил из темноты. В его руке находились плоскогубцы. Выражение его лица было таким-же как у его приятеля.
Эшли быстро сообразила, что к чему, когда увидела у него в руке плоскогубцы.
Она принялась трясти головой и бормотать через кляп.
Первый мужчина подошел к ней сзади и ослабил застежку на ремешке кляпа. Затем он вытащил кляп из ее рта и бросил его на пол, где он пару раз подпрыгнул. Находясь позади нее, он принялся поглаживать ее светлые волосы, убирая их с лица.
- Такая, такая красивая! - тихо прошептал он ей на ухо.
Эшли заметно дрожала. Ее глаза были обращены на второго мужчину, в частности, на плоскогубцы.
- П-п-пожалуйста, - заикаясь, произнесла она, не обращая внимания на все свои попытки сохранять спокойствие, дабы не доставить им удовольствия. - Извините! Независимо от того, что вы собираетесь сделать, пожалуйста, не делайте ничего. Я готова выполнить любое ваше желание... Пожалуйста...
- Вот если бы вчера ты так себя вела. Тогда неприятностей можно было бы избежать, - прошептал мужчина ей на ухо, в то время как другой мужчина отошел немного в сторону, чтобы его тело не загораживало обзор камере. - Как бы там ни было, теперь мы не можем тебе доверять.
- Пожалуйста, не надо...
Мужчина, который стоял у нее за спиной, запрокинул голову Эшли назад, затем одну руку положил ей на лоб, а второй рукой схватил за подбородок и силой дернул вниз, раскрыв ее рот. Эшли издала настолько сильный крик, на какой только была способна в своем насильственном положении.
Второй мужчина встал рядом с ней и поднес плоскогубцы к ее рту. Эшли попыталась отвернуть голову, но первый мужчина крепко удерживал ее голову в своих руках. Она закрыла глаза, когда второй мужчина поднес плоскогубцы к ее рту.
Если ты этого не видишь, значит, ничего не происходит.
От звука плоскогубцев, смыкающихся на ее зубах, от ощущения металла на кости по ее позвоночнику пробежала дрожь. Нажим. Из уголка ее закрытого глаза вытекла слезинка и потекла по щеке. Она пожалела, что не стала сосать член - ощущение склизкой спермы, стекающей по задней стенке горла, было куда более приятным, чем ощущение вырывания зубов из десны.
Она хотела умолять их не вырывать ей зубов, но не могла вымолвить и слова: рот был разинут, а плоскогубцы по-прежнему продолжали сжимать ее передний зуб.
Пожалуйста, не надо! Пожалуйста, не надо!
Мужчина вывернул свою руку, продолжая плоскогубцами удерживать зуб.
Из горла Эшли вырвался крик, когда она почувствовала, как зуб провернулся в своей полости; боль охватила все ее тело, вплоть до мозга, который, казалось, вот-вот взорвется. Рука вывернулась в противоположную сторону, с той же силой - реакция Эшли была такой же бурной - а затем снова в обратную сторону...
- Осторожно, не загораживай, - сказал один мужчина другому, несомненно, предупреждая, что он загораживает обзор камере.
Рука снова вывернулась, и Эшли почувствовала во рту неприятное ощущение отрыва, когда зуб отделился от десны; при этом здоровый корень все еще крепко держался в ее челюсти. Еще один выверт, еще, и еще, а Эшли продолжала кричать - слезы текли из ее глаз, каскадом стекая по щекам. Еще один выверт и грубое ворчание...
ХРУСТЬ!
Эшли издала вопль боли и потрясения, когда зуб, сломанный у корня, выскользнул из десны, и кровь хлынула ей в рот.
Полагая, что все закончилось, она открыла глаза. Мужчина с плоскогубцами в руке и зубом в захвате отошел от нее, в то время как второй мужчина продолжал удерживать ее голову, а затем первый мужчина вновь появился. В руке у него по-прежнему были плоскогубцы. Только - на этот раз - зуба в них не было.
- Один вырван, - сказал ей на ухо мужчина, стоявший позади нее.
Эшли застонала, когда мужчина с плоскогубцами снова подошел к ней. Ощущение вкуса железа, в то время как ее рот наполнялся кровью.
Ощущение металла на кости.
Нажим.
Выкручивание.
Крик...
Красный индикатор на камере не горел уже несколько часов. Большие лампы, обычно ярко светившие Эшли в лицо, сейчас тоже были выключены - они экономили электроэнергию, поскольку дневной свет проникал в склад через выбитые окна. Эшли так и не сомкнула глаз.
Сильная пронизывающая до костей боль во рту, и постоянный поток крови, текущей то в горло, то изо рта, не позволяли ей сомкнуть глаз.
Вопреки своему желанию, она не смогла удержаться, и провела языком по деснам. Они вырвали все... ее зубы...
Они вырвали все зубы, до одного, и теперь в ее рту не осталось ничего, кроме зияющих дыр и нескольких отколовшихся от зубов осколков, в тех местах, где они были захвачены плоскогубцами.
Даже несмотря на острую боль и безостановочно льющуюся кровь, Эшли не плакала. Конечно, она плакала, но не сейчас.
Она выплакала все слезы. Она устала страдать, сопротивляться и жить.
Ее глаза были устремлены на камеру, а в голове крутился вопрос, какой больной ублюдок станет смотреть подобные записи.
Или все это делается ради Мэтью, как в первой записи, в которой ее заставили сказать ему, что она любит его, хотя в реальном мире ее не нужно было заставлять говорить подобные слова. Вряд ли запись предназначена Мэтью, - подумала она, - он не захочет ее смотреть. Он попросту выключит их и сообщит в компетентные органы.
В глубине ее уставшего сознания забрезжил проблеск надежды. Если записи отправили Мэтту - значит, рано или поздно помощь должна подоспеть. Желательно раньше. По крайней мере, кто-то будет искать ее. Кто-то обязательно появится.
Двое мужчин - по-прежнему в масках - вошли в помещение, разговаривая между собой, как будто они были двумя приятелями, проводящими отличные выходные. Один из них рассмеялся, после чего оба замолчали в нескольких футах от места, где Эшли все еще была пристегнута к креслу.
Проблеск надежды, который Эшли почувствовала раньше, вновь погас. Огонек надежды был погашен суровой реальностью и тем положением, в котором она сейчас находилась. Надежда, может быть, и появилась, но - что с того? Ведь эти мужчины уже причинили ей боль.
Они уже заставили ее пройти через ад. Какая бы помощь ни подоспела... Они опоздали. Ущерб был нанесен, и обратного пути уже не было.
Эшли не смотрела на вошедших мужчин. Она не желала смотреть. Они добились своего, - подумала она. Они лишили ее улыбки. Что еще они могут ей противопоставить, кроме как убить ее?
В настоящий момент - она чувствовала, что находится в безвыходной ситуации - она была рада смерти. Более того, она хотела умереть, так как мысли о лице Мэтта продолжали преследовать ее; выражение ужаса, когда он увидит, в каком состоянии находится девушка, которую он когда-то любил.
Когда-то любил.
Как он сейчас может любить ее?
Она выплюнула кровь на подбородок, не в силах больше ее глотать, опасаясь, что ее вырвет.
Один из мужчин подошел к ней сзади. Он достал небольшой табурет - спрятанный за стоматологическим креслом - и подтащил его к ней, а затем сел на него. Второй мужчина остался стоять и наблюдать за происходящим, держа палец на кнопке дистанционного управления камерой, готовый при необходимости начать съемку.
- Надеюсь, ты извлекла урок из прошлой ночи, - сказал мужчина низким голосом, почти шепотом. Эшли не ответила. Она продолжала смотреть в камеру. - Посмотри на меня, - сказал мужчина. Эшли не посмотрела. - Я сказал, блядь, посмотри на меня, - oна снова проигнорировала его. - Если ты не посмотришь, - предупредил он, - мы выколем тебе глаза в следующий раз.
Эшли восприняла его предупреждение скорее, как обещание и медленно перевела взгляд на враждебно настроенного мужчину. Он улыбнулся, радуясь своему маленькому успеху или же просто желая продемонстрировать, что у него есть все зубы.
- Я решил, что будет разумно немного побеседовать с тобой, - сказал он низким голосом. - Я решил, что будет разумно убедиться, что ты поняла, почему мы поступили так, как поступили, прошлой ночью... - oн на мгновение остановился. - Ты понимаешь, почему мы так поступили?
Она укусила его за член. Таковым было ее наказание. Она понимала. Она кивнула, выплюнув еще одну порцию крови на пол у кресла.
- Мы не хотим причинять тебе боль, - продолжил мужчина. - Мы только хотим немного поразвлечься с тобой, прежде чем отпустим тебя. Если ты будешь исполнять то, что мы скажем, то мы отпустим тебя, и не причиним тебе вреда. Если ты будешь плохо себя вести... Ну, каждое твое действие будет иметь последствия. Ты понимаешь?
Она снова кивнула, а из ее левого глаза вытекла слеза.
- Пойми, мы - хорошие люди. Если хочешь, мы можем начать все сначала, согласна?
Вернуться к началу?
Эшли кивнула.
Мужчина повернулся к своему напарнику и кивнул ему. Он подал знак, после которого второй мужчина включил камеру, нажав на кнопку пульта дистанционного управления. Красная лампочка начала мигать, в то время как двое мужчин отошли в сторону от места съемки.
- Я хочу, чтобы ты посмотрела в камеру и сказала своему мужчине, как сильно ты его любишь, - велел ей первый из мужчин.
Эшли посмотрела в камеру и снова заплакала. Слезы беспрепятственно текли по ее щекам, когда она сквозь кровь и выбитые зубы говорила, как сильно она любит Мэтью.
- Хорошая девочка, - прошептал мужчина. Он расстегнул свои черные брюки и вытащил член. Он принялся дрочить, и через несколько мгновений его член стал твердым. - А теперь давай попробуем еще раз? - он шагнул в кадр, направив свой эрегированный член в рот Эшли.
На этот раз у нее не было зубов, чтобы укусить.
Он так и не смог заснуть. Несмотря на почти тридцать шесть часов без сна, мысль о сне была ему чужда. В его сознании навсегда запечатлелось содержание последнего DVD, что бы ни происходило.
Мысль о том, что кто-то насилует Эшли, вытворяет с ней подобные мерзости и имеет наглость смеяться над ним, сначала разозлила его, затем расстроила и повергла в депрессию, так как он ничего не мог с этим поделать.
Он упал на кровать и заплакал от бессилия, все еще ощущая ее запах на своих подушках. Усталость навалилась на него, и он погрузился в тревожный сон, состоящий из обрывков сновидений.
Сновидений, в которых за ним следили, сновидений, в которых в его доме были безликие монстры, сновидений, в которых Эшли подвергали пыткам, только в снах странным образом он был одновременно и за камерой, и перед камерой, вуайеристом и насильником, подсматривающим и мучителем. Во сне он сам сунул руку в джинсы, вытащил свой вялый член и поглаживал его, смотря на нее, свою Эшли, испуганную и ожидающую, что будет дальше. Он принялся еще более неистово мастурбировать, когда заметил, что она становится все более напуганной.
Он почувствовал то возбуждение, то напряжение, которое возникает только перед кульминацией. Он кончил, и его внутренний голос во сне загоготал, а он никак не мог определить, возбужден он больше или обескуражен своими эмоциями.
Он проснулся, отгоняя яркий сон, который уже начал блекнуть. В окно проникал солнечный свет. Он сел в кровати, его язык был шершавый, слюна на подушке. Он определенно спал. На будильнике, который стоял на тумбочке у кровати, было почти два часа дня, и его охватило чувство вины за то, что он отдыхал, в то время как Эшли находилась в опасности. Он поднялся с кровати и оглядел комнату, в душе надеясь, что ему все приснилось и Эшли сейчас появится с чашками кофе в руках, улыбнется и спросит, чем они сегодня будут заниматься.
Но не было ни кофе, ни избавления от ночного кошмара. Только тишина в доме. Он направился в ванную комнату, но вдруг остановился, его сердце бешено заколотилось, когда он посмотрел на коврик у двери. На коврике лежал не конверт, как раньше, а карточка. Он с опаской подошел к ней, взял в руки и прочитал.
Просим прощения.
Было написано на красной карточке.
Вашу посылку сегодня доставить не сможем. Пожалуйста, заберите ее у нас.
Под текстом мелким почерком был написан адрес местного отделения доставки.
Пожалуйста, возьмите с собой эту карточку и удостоверение личности.
Он не был уверен, почувствовал ли он облегчение или нет. С одной стороны, отсутствие еще одного DVD означало, что они, возможно, решили отпустить ее, пресытившись их извращенными играми.
Подобная мысль ему понравилась, и он бы с удовольствием принял ее за возможный вариант, если бы не тревожная мысль в глубине сознания, что, скорее всего, эта загадочная посылка от них.
Разумеется, он не ожидал никакой посылки, и несмотря на то, что он не мог исключить, что она может быть адресована Эшли, он понимал, что не может позволить себе пойти на подобный риск.
Лучше все знать, - решил он, - чем оставаться в неопределенности, ожидая, что будет дальше.
Не заботясь об умывании, он переоделся в футболку, натянул ботинки и вышел из дома, с мыслью о том, что дом становится все больше похожим на живую гробницу.
До пункта доставки было расстояние всего в милю или две, и поскольку день был солнечный и прохладный, он решил пойти пешком. Он шел, засунув руки в карманы и опустив голову, надеясь, что не встретит по дороге никого из знакомых, уверенный, что если встретит, то по его бледному как белый лист бумаги лицу поймут, что что-то случилось, очень плохое. Сейчас, находясь вне дома, шагая по дороге, у него было время все обдумать. Осмыслить происходящее. Он решил, что, ответственность за происходящее, скорее всего, несет кто-то из их знакомых, кто-то, с кем они пересекались и кого они каким-то образом обидели. Но проблема заключалась в том, что он не мог припомнить никого из их знакомых, кто бы их недолюбливал, тем более настолько, что был готов совершать подобные мерзости.
Он отчаянно хотел сообщить о случившемся в полицию, или рассказать другу, с которым можно поделиться своими переживаниями. Но он знал, что не может так поступить. Они предупредили его. Они могли следить за ним. Хотя, как и все остальное, это было лишь предположением. Он был уверен, примерно пятьдесят на пятьдесят в том, что они обладают возможностями или навыками, необходимыми для реализации слежки, но, учитывая, что все было поставлено на карту, это был риск, на который он не готов был пойти.
Стоп. Откровение. Мысль, которая при нормальных обстоятельствах и не измотанном мозгу сразу бы пришла ему в голову. Есть в доме прослушка или нет, но сейчас его там не было.
Ему ничто не мешает сообщить в полицию. Полицейский участок находился всего в нескольких шагах от него по дороге к пункту выдачи посылок. Как все просто. Так легко. Похитители Эшли никогда не узнают, если только...
Они не следят за ним прямо сейчас.
У него чуть не подкосились ноги, но он каким-то образом сохранил темп.
Он посмотрел вокруг себя, стараясь держаться непринужденно, всматриваясь в лица людей на улице, идущих ему навстречу. Он не был уверен, что ему нужно. Вряд ли они будут носить таблички с надписью о том, кто они такие. Скорее всего, они действуют незаметно, оставаясь в тени.
Более того, рассуждал он про себя, то замедляя шаг, то останавливаясь, притворяясь, что просматривает журналы в газетном киоске, его должно волновать не то, кто находится впереди. А то, кто находится позади него. Как можно спокойнее, не позволяя адреналину возобладать над собой, он посмотрел вдоль улицы в ту сторону, откуда пришел.
Людей было немного, а улица была длинной, поэтому обзор был хорошим. Некоторых он сразу же отбросил: молодая мама, толкающая коляску и старающаяся не сорваться на малыша, который шел рядом с ней и кричал, требуя мороженого, однозначно была вне подозрений. Так же как и пожилая пара, идущая рука об руку, с одинаковыми тростями, облегчающими их перемещение. Здесь были еще три человека, которые могли быть теми, кто его интересовал, все они были мужчинами, двоим было около тридцати лет, они шли вместе, а третий находился на некотором расстоянии позади них.
Чем больше он смотрел на него, тем больше убеждался, что именно этот мужчина следит за ним.
Он был худощавого телосложения, и при ходьбе наклонял голову вперед, словно голубь.
Он шел, как человек, который никуда особенно не спешит, как будто единственной причиной, по которой он находится на улице, было желание проследить за другим человеком и увидеть, куда он направляется.
Мэтт решил подождать и посмотреть, пройдет ли мужчина дальше, но тот остановился чуть дальше по улице и уставился в витрину ресторана, изучая меню. Мэтт ждал, наблюдая, как двое других мужчин, которые, как он предполагал, могли следить за ним, прошли возле него, не удостоив его даже взглядом.
Один из них рассказывал другому о своей недавней игре в гольф и о том, что он сыграл свою лучшую партию в жизни. Мэтт наблюдал, как они удаляются, а затем снова переключил свое внимание на мужчину, напоминающего голубя. Существовало миллион причин, по которым он мог оказаться здесь.
Он мог оказаться обычным человеком, вышедшим на прогулку, и наслаждающимся солнечным светом. С другой стороны, если человек раздумывает над тем, хочет он поесть в том или ином заведении, на изучение меню у него не должно уходить так много времени. Возможно, кто-то скажет, что похожий на птицу человек решил скоротать время.
- Ну что, покупаешь, приятель?
- Что? - спросил Мэтт, затем растерянно заморгал и повернулся к мужчине, в киоске.
- Я спрашиваю, ты покупаешь? Здесь тебе не библиотека.
Мэтт посмотрел на газету, которую держал в руке, не в силах вспомнить, когда взял ее в руки.
- Да. Нет. Извините, у меня нет с собой денег.
Продавец газет вздохнул и покачал головой, как будто Мэтт только что насрал на его журналы.
- Тогда тебе лучше положить газету и идти дальше. У меня здесь платежеспособные клиенты, которые ждут, когда их обслужат.
- Да, извините, - сказал Мэтт, не обращая на него должного внимания.
Он положил газету, но не сдвинулся с места, не в силах оторвать взгляд от похожего на птицу мужчины. Интересно, почему он так долго изучает меню?
- Эй, приятель, ты меня достал. Ты можешь отойти в сторону, раз не покупаешь?
Мэтт повернулся к продавцу газет, все еще чувствуя себя так, словно он находится в каком-то пузыре.
- Извините, я... извиняюсь, - сказал он, снова засунул руки в карманы и пошел дальше, его сердце бешено колотилось, пока он пытался понять, что предпринять.
В нескольких шагах впереди в скверике возле автобусной остановки находилась скамейка, самое подходящее место, чтобы подождать и посмотреть, что произойдет дальше. Неважно, прав он был или нет, ему не нравилось, что позади него находится этот мужчина.
Когда он подошел, на скамейке сидел только один человек - пожилая женщина, слушавшая iPod и читающая одну из книг "Пятьдесят оттенков". Мэтт сел на противоположном конце скамейки, на его лбу выступил небольшой пот, который не имел ничего общего с дневной жарой.
Он хотел пить и уже в который раз пожалел, что не задержался подольше и не прихватил бумажник, но потом вспомнил, что бумажник у него с собой, несмотря на то что он сказал продавцу, что у него нет денег.
Может быть, я схожу с ума.
Вполне возможно, но сейчас у него не было времени, на размышления. Он уже собирался отправиться обратно в газетный киоск, чтобы купить что-нибудь выпить, но тут увидел своеобразную покачивающуюся голову, которая медленно приближалась к нему.
Сейчас его передвижение вперед казалось гораздо более целенаправленным, и, хотя Мэтт не был уверен, но ему показалось, что за мгновение до того, как его преследователь внезапно остановился у газетного киоска и, как и Мэтт ранее, начал просматривать газеты и журналы, они успели посмотреть друг на друга.
Желаю удачи дружище, - сказал себе Мэтт, продолжая наблюдать. - Пройдет совсем немного времени, и продавец придурок отгонит тебя в сторону, и тогда тебе придется пройти мимо меня. Я останусь сидеть на месте и никуда не пойду.
На протяжении, как ему показалось, очень долгого времени Мэтт наблюдал, как мужчина просматривает журналы, его действия были умышленно медленными, словно он что-то выжидал.
Словно, ожидал, что кто-то поднимет свою задницу со скамейки и пойдет дальше, - подумал Мэтт.
Когда Мэтт наблюдал за ним, мужчина, напоминающий птицу, поднял вверх голову. Мэтт не мог ни видеть, ни слышать, но он готов был поспорить на что угодно, что вспыльчивый газетчик сказал ему, чтобы он либо покупал, либо шел дальше. Мужчина, напоминающий птицу, сунул руку в свой карман и достал оттуда горсть мелочи, протянул несколько монет газетчику и взял газету.
Ладно, посмотрим, что будет дальше.
Мэтт одновременно испытывал возбуждение, злость и даже страх среди людей в середине дня. Он наблюдал, как мужчина сложил только что купленную им газету и пошел к тому месту, где сидел Мэтт, его походка теперь была бесцельной и непринужденной. Между ними было всего около тридцати ярдов.
Мэтт уставился на свои ноги и свою тень на тротуаре, стараясь не выдать, что он попросту выжидает. Он посмотрел в обратную сторону по улице, а когда повернул голову обратно, то почувствовал, что у него свело живот. Мужчины рядом не было. Мэтт оглядел улицу, не понимая, что должен испытывать: облегчение или страх. Мужчина в очередной раз остановился и теперь ожидал момента, чтобы перейти через дорогу.
Он подождал, пока не образовался просвет в движении, и перешел через дорогу, покачивая головой и сжимая в тощей руке газету. Мэтт смотрел, как он переходит дорогу, завороженный поведением этого совершенно незнакомого мужчины. Перейдя через дорогу, он пошел дальше, глаза устремлены прямо вперед, голова по-прежнему покачивалась. Мэтт наблюдал, как он сначала поравнялся с ним, а затем прошел мимо того места, где он его поджидал, - между ними была целая улица. Мужчина прошел немного вперед, затем остановился, сел на небольшую каменную стенку возле кафе и развернув газету.
Сукин сын.
Мэтт вскочил на ноги, недовольство окончательно переросло в ярость.
Он бегом перебежал дорогу, едва слыша возмущенные гудки проезжающих мимо машин, которые сигналили ему. Когда он добрался до противоположной стороны улицы, ярость практически полностью овладела им. Он бросился бежать, направляясь к мужчине, который сидел, спрятав лицо за газетой. В этот момент Мэтт больше не беспокоился о последствиях.
Он хотел лишь одного - решить конкретную проблему. Он вырвал из рук мужчины газету и отбросил ее в сторону, а затем схватил сидящего мужчину за шиворот.
- Где она? Что вы с ней сделали? - закричал он, толкая мужчину назад.
Глаза мужчины, напоминающего птицу, расширились, когда он уставился на него, он разевал рот, пытаясь вымолвить слова.
- Говори, где она! - закричал Мэтт.
Мужчина сначала запинался и заикался, а потом схватил Мэтта за руки, оттаскивая его.
- Что вы, черт возьми, делаете? - сказал мужчина в белой униформе повара, когда встал рядом с ними.
- Этот урод следит за мной. Он знает, где она, - закричал Мэтт, уставившись на мужчину, на которого он набросился, и который по-прежнему разевал рот и пытался вымолвить какие-то слова.
- Кто, Билли? - сказал повар, встав между ними.
- Ты знаешь его? - спросил Мэтт, немного успокоившись.
- Конечно. Он приходит и сидит здесь, читая свою газету, уже много лет. О чем, черт возьми, ты думал, когда набросился на него?
Мэтт оглянулся и посмотрел на собравшуюся небольшую толпу, все они смотрели на него, как на какое-то чудовище. Он предположил, что для них он выглядит именно так. Затем он повернулся и посмотрел на мужчину, который, как он думал, преследовал его. Сейчас он видел его таким, каким он был в действительности. Один глаз у него был мутным от воспаленной катаракты, но в нем все равно таился страх.
- Он слепой, - пробормотал Мэтт, понимая, почему мужчина был так осторожен и целенаправлен в своих передвижениях.
- Частично. Однако это не объясняет, почему вы решили наброситься на него посреди улицы. Мне нужны ответы, или я вызову полицию?
- Я уже позвонила в полицию, - вмешалась женщина.
Она с усмешкой на лице смотрела на Мэтта.
- Нет, пожалуйста, не надо. Извините, я просто... извините.
Он вышел из толпы и начал отходить.
- Никуда не уходите, полиция захочет с вами поговорить, - сказал повар, пока другие люди осматривали мужчину, на которого он набросился.
Невинного мужчину, на которого он напал, основываясь на полубезумной идее, что за ним следят.
- Мне жаль, - сказал он снова, затем развернулся и пошел прочь от толпы, отчаянно желая остаться наедине.
- Эй, вернись, ты не можешь так просто уйти.
Он едва слушал, он уже шел, его шаг сменился на бег, когда он оставил позади свою постыдную встречу. Он испытывал сожаление, стыд и больше всего замешательство. Он осознавал, что был сам не свой, и, хотя изо всех сил старался держать себя в руках, он начинал терять контроль над собой.
Он не представлял, чего ему ожидать, когда протянул карточку и ID в отделении доставки. Сотрудник службы доставки посмотрел его ID и принес ему небольшую коробку, завернутую в коричневую бумагу. Он сразу понял, что коробка от них.
Он не понимал откуда, но почему-то сразу понял. Прикоснувшись к упаковке, он почувствовал себя грязным, оскверненным тем, что находилось внутри. Он хотел вскрыть посылку на месте, но подумал, что так не пойдет. Подобная посылка должна была вскрыта дома, вдали от посторонних глаз.
Кроме того, он понимал, что то, что находилось внутри, не было еще одним DVD, так как коробка была слишком маленькой.
Он не хотел находиться рядом с другими людьми, когда увидит, что ему прислали.
Дорога домой, казалось, проходила в каком-то трансе.
Посылку он нес как можно непринужденнее, любопытство и страх смешались и вызывали замешательство.
Он обошел стороной место своего недавнего нападения на невинного мужчину и пошел более длинным путем, чтобы его не арестовали за его прегрешения и не вынудили отвечать на множество неприятных и сложных вопросов, на которые у него не было ответов.
Чем ближе он подходил к дому, тем больше его охватывало чувство страха по поводу посылки, которую он нес. Он понимал, что ничего хорошего, что бы ни находилось внутри, ему не сулит. А принесет ему еще больше страданий.
Он остановился перед дверью, прислонив голову к прохладному дереву, а затем отомкнул ее и вошел внутрь.
Он чуть не вскрикнул, когда увидел DVD-диски на коврике.
Их было два, каждый в прозрачном пластиковом футляре, в одном из которых лежал сложенный лист бумаги. Он поднял диски и захлопнув за собой дверь, прошел в пропахшую затхлостью комнату. Он подошел к дивану, улегся на него и уставился на три предмета.
Он положил посылку на диван рядом с собой и посмотрел на два диска.
На каждом из них черным маркером были проставлены номера. В диске #1 находилась записка.
Мэтт достал ее и развернул, его руки задрожали, когда он читал ее.
Сначала посылка.
Так было написано посередине страницы. Он посмотрел на небольшую бумажную посылку и засомневался, сможет ли он выполнить это указание. Понимание того, что пакет от них, несомненно, изменило его мнение. Он не был уверен, хватит ли у него душевных сил, но потом решил, есть у него силы или нет, выбора у него все равно нет.
Он положил посылку себе на колени и разорвав клейкую ленту, развернул ее. Внутри упаковки находилась красная коробочка с крышкой. Он закрыл глаза, и глубоко вдохнул затхлый воздух, пытаясь подготовиться к тому, что будет дальше. Он снял крышку и заглянул внутрь.
- О Боже, пожалуйста, нет, - пробормотал он, смотря в коробочку.
Он увидел семь зубов, некоторые из которых были сломаны, а на корнях еще оставались кусочки плоти. Любые сомнения отпали. Эти люди настроены серьезно, у них были намерения.
Он почувствовал, что его сейчас вырвет, перед глазами у него потемнело, и закружилась голова. Каким-то образом ему удалось справиться с эмоциями, он осознавал, что независимо от того, насколько он был потрясен, ему предстояло еще посмотреть два DVD-диска. Чувствуя дрожь во всем теле, он поставил коробку на журнальный столик, затем вытащил один DVD из видеоплеера и вставил в него другой. Он напряженно смотрел и ждал, а когда на экране появилось ее испуганное лицо, ее умоляющие расширенные глаза, он невольно зарыдал.
Когда он увидел зверства, которые они совершали, к его горлу снова подступила тошнота, от которой он успел избавиться. Скрежет плоскогубцев по зубам, резкий хруст, когда их выдергивали, мучительный скулеж, когда она пыталась справиться с уровнем боли, который он не мог даже представить. Они смеялись за кадром, как будто это была какая-то игра, в то время как она могла дышать только через нос. Они вырывали ей зуб за зубом, ее рот представлял собой кровавую пустоту, и все это действие сопровождалось воплями отчаяния.
Он тоже кричал, стуча кулаком по столу, в его глазах блестели слезы. Пытка, казалось, будет продолжаться вечно. Он больше не мог смотреть. Он сидел на полу, подтянув ноги к груди и закрыв уши руками, с зажмуренными глазами, всхлипывая и ожидая, когда все закончится, не в силах осознать, как ей было больно, как ей больно сейчас.
Он не видел, когда видео закончилось. Он был уверен только в том, что ужасный крик прекратился за некоторое время до того, как он успокоился и перестал плакать. С красными глазами, с измученным сознанием, он понимал, что просмотрел только две из трех присланных ему посылок, и что он обязан увидеть еще одну.
Он на коленях и руках пополз по комнате, сомневаясь, что сможет устоять на ногах, и сменил DVD-диск, уверенный, что ничего не увидит хуже, чем уже видел.
Он ошибся.
Он смотрел с открытым ртом и отвисшей челюстью, как на экране любви всей его жизни в ее окровавленный беззубый рот засовывают твердый член. Слезы текли по ее лицу, пока мужчина трахал в рот его девушку.
Мэтт потянулся к блоку управления и перемотал "действие" на экране. Он не хотел больше ничего видеть, кроме окончания. Он видел, что происходит. Ему не нужно было видеть каждое движение. Когда DVD диск прокручивался до конца фильма, скорость ебли мужчины на экране увеличилась.
Мэтт остановил перемотку как раз в тот момент, когда мужчина вытянул свой член с рта Эшли. Он вышел из кадра, и через секунду камера приблизилась к лицу Эшли. Она выплюнула, и смесь спермы и крови потекла по ее подбородку. Изображение на экране потемнело. Мэтт расплакался.
На экране появилось сообщение, то же самое, что и раньше.
Сообщишь об только что увиденном, и мы ее немедленно убьем. Ее страдания закончатся. Если не сообщишь - будешь продолжать получать DVD до тех пор, пока нам не надоест, тогда мы отпустим ее и не убьем. Выбор за тобой.
Мэтт кашлянул, из глубины его желудка поднялся рвотный позыв, и его вырвало на ковер в гостиной.
Глаза Эшли были плотно зажмурены. Она терпела так долго, как только могла. Она по-прежнему была привязана к креслу. Ее одежда беспорядочной кучей валялась на полу рядом с креслом, срезанная с ее тела при помощи острого хирургического ножа.
Она слегка раздвинула ноги. Секунду спустя из ее влагалища потекла первая струйка мочи. Она издала громкий вздох облегчения.
Она надеялась, что они позволят ей подняться, чтобы она могла сходить в туалет, но вскоре стало понятно, что они не собираются развязывать ее. Она терпела столько, сколько могла. Так долго, что у нее возникла боль в животе; боль, которая тотчас же стала ослабевать, когда моча потекла из ее влагалища.
Она раздвинула ноги, чтобы как можно меньше мочи попало на ее кожу.
Она знала, что чем дольше будет сидеть здесь, не имея возможности помыться, тем сильнее со временем будет раздражена ее чувствительная кожа. Она напрасно беспокоилась. Ни одна капля не пропала зря.
Красный огонек на камере, указывал на то, что ее процесс мочеиспускания снимают. Должен был быть звук, с которым струйка мочи текла по кожаному креслу, к которому она была привязана, а затем стекала по сторонам в лужу на полу, но подобного звука не было.
Она слыхала только звук, напоминающий наливание вина в бокал.
Она открыла глаза и посмотрела себе между ног. Камера была пододвинута поближе - к краю кресла - и направлена прямо ей между ног, снимая все крупным планом.
Более высокий из мужчин, тот, который раньше удерживал ее голову, пока другой вырывал ей зубы, стоял сбоку от нее.
Он держал в руке большой стакан, который медленно наполнялся ее темной мочой; по зловонному запаху и цвету можно было предположить, что ее организм обезвожен. Единственными звуками были наполнение стакана и ее облегченный вздох, так как боль в животе постепенно проходила. Мужчина молча наблюдал за тем, как наполняется стакан, на его лице блуждала извращенная улыбка, словно он получал удовольствие, наблюдая за тем, как она мочится.
Смутившись, Эшли закрыла глаза и откинула голову на спинку кресла. Она вспомнила, как Мэтт много раз рассказывал ей о своем оружии, и как однажды ее взяли пострелять из него. Она вспомнила то чувство, которое испытала, когда впервые нажала на курок пистолета.
Тогда она чувствовала себя сильной. Она чувствовала себя неуязвимой, казалось, что никто не может ее тронуть.
Она наслаждалась каждым мгновением. А потом она сломала свой проклятый ноготь, и ее мнение изменилось. Она была слишком женственной для пистолета.
Но так было раньше.
Сейчас она готова была отдать все на свете, лишь бы заполучить в свои руки один из пистолетов Мэтта.
Почувствовать тяжесть пистолета в своей руке, нажать на курок и выстреливать патрон за патроном в двух этих мужчин, слышать, как пули впиваются в их тела, видеть, как кровь брызжет из каждой нанесенной раны. Она желала этого больше всего на свете и с легкостью пожертвовала бы всеми ногтями, которые у нее были.
Она вздрогнула, когда почувствовала, как рука в перчатке погладила ее мокрое от мочи влагалище.
Посмотрев себе между ног, обеспокоенная тем, что будет дальше, она увидела, что мужчина вытер руку в перчатке о свои джинсы, после чего понюхал ее.
Он пристально посмотрел ей в глаза, но остался стоять сбоку от нее. Он не замышлял ничего сексуального, он лишь проявил "заботу" и вытер ее влагалище - очевидно, понимая, что, если на коже останется моча, кислота мочи будет раздражать ее кожу. Почему он мог смотреть на то, как ей вырывают зубы, но беспокоиться о подобном? Она не понимала, но не стала спрашивать его, она знала, так будет лучше.
- Так, наверное, комфортнее, - сказал он - все еще улыбаясь.
Эшли хотела сказать ему "пошел на хуй!". Она хотела плюнуть ему в лицо. Она хотела много чего предпринять, много чего сказать, но - как обычно - она сохраняла спокойствие и молчала.
Мужчина поднял стакан к своему лицу и вдохнул запах ее мочи. Моча была темно-коричневого цвета - явный признак того, что девушка нуждалась в дополнительной жидкости. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, они не предлагали ей ничего с тех пор, как привезли ее сюда. Ни пищи, ни питья, да ей и не хотелось есть, так как ее рот до сих пор болел из-за вырванных зубов.
- У тебя обезвоживание, - сказал ей мужчина. - Не хорошо. Тебе нужно больше пить...
У нее снова возникло желание сказать ему "пошел на хуй!", закричать во весь голос. И сразу же за этим последовала необходимость подавить подобные желания и забыть на некоторое время о них.
- Вот, - он поднес вонючий стакан к ее лицу, - выпей...
Эшли отвернула голову от стакана, как обычно, вызывающе. Мужчина ничего не сказал. Он продолжал стоять, держа стакан в руке у ее лица, ожидая, что она образумится, и одновременно пытаясь выяснить, будет ли она продолжать не подчиняться ему, зная, что произошло в последний раз, когда она ослушалась его.
Она не предполагала, что все может быть еще хуже, но - с ним во главе - всегда существовала возможность ухудшить ситуацию. Эшли осознала сей факт, и повернула голову к стакану.
Он поднес стакан ближе, так что его ободок уперся в ее нижнюю губу; к губе, покрытой засохшей, запекшейся кровью с того времени, когда он в последний раз учил ее слушаться его. Он начал поднимать стакан кверху.
Эшли закашляла, когда еще теплая жидкость коснулась ее губ; что-то в ее теле не позволяло ей выпить мочу.
Так нельзя. Гадость.
- Моча полезна для тебя, - сказал он. - Она стерильна. Ты можешь ее пить. Попробуй еще раз, - он снова поднес стакан к ее губам, и - на этот раз - немного мочи просочилось ей в рот и попало на язык.
Она снова закашлялась и выплюнула мочу.
- Даже не думай. Выпей ее, блядь.
Прежде чем она успела что-то сказать, он влил ей в рот немного мочи, и - снова... она выплюнула мочу из рта, и та потекла на ее грудь.
Эшли разрыдалась.
Она трясла головой из стороны в сторону, объясняя ему языком тела, что не может выпить мочу.
- Ты не хочешь пить? - спросил он.
Она продолжала трясти головой.
- Тебе не обязательно пить мочу. Я подумал, что ты захочешь - потому что ты испытываешь жажду и все такое. Честно говоря, я бы тоже не выпил. Твоя моча пахнет не очень приятно, и цвет у нее довольно неприятный. Моча должна быть намного-намного прозрачнее, - oн наклонился и поставил стакан с мочой на пол, после чего снова встал прямо. - Смотри, я тебе покажу.
Эшли в ужасе смотрела, как мужчина, не сказав больше ни слова вытащил член из джинсов. Она не удивилась, увидев, что член мужчины уже наполовину эрегировал. Он взялся рукой за свой член и направил на ее лицо.
Через несколько секунд из отверстия его члена мощной струей хлынула моча. Он с удовольствием и облегчением вздохнул, наблюдая, как его моча попала на лицо Эшли, обливая ее и попадая ей в рот; теплая моча была намного прозрачнее, чем ее собственная.
Эшли вертела головой из стороны в сторону. Ее рот был плотно закрыт, а глаза зажмурены, так как она пыталась не допустить попадания его "напитка" ни в рот, ни в глаза. Красный индикатор указывал на то, что происходит непрерывная запись...
Когда последние капли мочи вытекли из головки его члена, мужчина не смог удержаться от смеха. Он встряхнул свой член, разбрызгивая мочу то в разные стороны, а затем засунул член обратно в штаны.
- Вот. Разве моча не освежает? - спросил он с ухмылкой на лице, хотя Эшли, продолжала сидеть с закрытыми глазами.
Но она знала, что ухмылка присутствует. Она поняла это по тону его голоса. Ей не нужно было видеть его лицо - или, во всяком случае, то, что можно было на нем увидеть, - чтобы понять, что эта чертова ухмылка присутствует.
И тут снова возникло желание заполучить один из пистолетов ее мужчины, выстрелить из него несколько раз и разнести незнакомца на куски, причем вначале прицельно выстрелить, в его блестящий от мочи член.
Еще два выстрела, по одному в каждую коленную чашечку.
По одному в каждую руку, превратив их в раздробленные, окровавленные культи с ошметками плоти и крови. Но, прежде чем выстрелить ему в голову, она снимет с него маску. Она должна увидеть своего мучителя. Она пристально посмотрит ему в глаза, а затем - неважно, сломается ноготь или нет - она выстрелит ему прямо в лоб.
Мужчина выключил камеру и принялся переставлять штатив обратно за желтый маркер в нескольких футах от того места, где сидела голая и связанная Эшли. Он все время улыбался, черт возьми.
- Мой парень убьет тебя, - сказала Эшли, ощущая во рту неприятный вкус мочи.
Слова были произнесены невнятно, хотя она пыталась произнести их как следует, все еще не привыкнув говорить без зубов.
Мужчина рассмеялся над ее манерой говорить.
Независимо от того, что он уже много раз слышал, как из ее рта вырываются невнятные слова, это всегда его забавляло. Он перестал смеяться и заинтригованный стоял и смотрел на нее, ожидая, что она еще скажет (или попытается сказать, по крайней мере).
- Это точно?
Мужчина проверил положение камеры через ее маленький видоискатель, а затем снова переключил свое внимание на пленницу.
- Он будет искать меня. Все будут. Они найдут меня, найдут тебя. И они убьют тебя...
Мужчина рассмеялся:
- Так вот как все выглядит в твоей голове? Довольно мило. Я думаю, что ты слишком много посмотрела фильмов. У этой истории не будет счастливого конца. Она не закончится тем, что тебя спасут и ты вернешься домой. Она закончится твоей смертью, когда нам надоест с тобой развлекаться. Она закончится тем, что твой парень будет либо сломлен, либо будет жить долго и счастливо с другой девушкой - может быть, даже с той, у которой есть все зубы и от которой не воняет мочой....
Слова мужчины до глубины души потрясли Эшли, но она справилась с эмоциями. Она могла быть жертвой, но она не собиралась ею быть. Она не собиралась доставлять им удовольствие. Она никогда не хотела доставлять им удовлетворения. Она не хотела, чтобы они узнали, что победили; хотя это было легче сказать, чем выполнить, и иногда она не могла удержаться от слез.
Особенно когда они причиняли ей боль. Но сейчас был не один из тех моментов, когда они могли лицезреть ее сломленную сторону. Сейчас они могли увидеть то, что осталось от ее сильной стороны.
- Вас все равно найдут, - повторила она еще раз.
Она не знала, что еще сказать.
Мужчина снова улыбнулся и щелкнул кнопку записи на камере. Маленький красный индикатор, которого Эшли так боялась, снова начал мигать, предупреждая, что если она не начнет вести себя хорошо, то произойдет нечто плохое. Но ей было все равно. Только не в этот раз.
- Ты знаешь, где сейчас находится твой приятель? - спросил мужчина, передразнивая ее. - Он в своей комнате, смотрит каналы новостей по небольшому телевизору. Он смотрит, не упомянули ли о твоем исчезновении. И - я скажу тебе прямо сейчас, чтобы ты понимала, в каком положении ты находишься - не...
- Возможно, он скрывает это от новостей, чтобы вы не натворили глупостей, - вызывающе ответила Эшли, говоря медленно и все еще с трудом подбирая слова.
- Ты должна вбить себе в голову, что ты - наша игрушка. И твой парень - Мэтт - он знает... Если он сообщит о твоем исчезновении, мы убьем тебя. Но если он продолжит смотреть наши небольшие записи... Тогда, когда нам надоест, есть шанс, что мы тебя отпустим.
Эшли ничего не ответила. В ее голове крутилось столько вопросов. Почему они так поступили? Почему я? Что если моя мама сообщит о моем исчезновении? Ей что, тоже велели ничего не сообщать? Неужели существует причина, по которой она не ищет? Неужели в том, что они сказали, есть доля правды?
- Мне нравится твой нрав, - голос мужчины изменился. Он казался более спокойным, почти взволнованным. - Он действует на меня довольно странно...
Он шагнул в поле зрения камеры и снова вытащил свой член из джинс. Несколько поглаживаний правой рукой, и его член из вялого состояния превратился в полуэрегированный и затем в полностью эрегированный.
Он посмотрел на бритую пизду Эшли. Та попыталась сомкнуть ноги, но из-за сковывающих ремней не смогла сомкнуть их полностью. Мужчина забрался на кресло и расположился между ее ног. Его твердый член уперся в ее сухое влагалище. Он приблизил свое лицо к ее лицу. Она отвернула голову от него и закрыла глаза. Она глубоко вздохнула, ожидая почувствовать жгучую боль, при проникновении члена в свое влагалище. Она подумала о маленьком красном индикаторе.
Было ужасно видеть, как она сидит с раздвинутыми ногами, пока один из мужчин собирал в стакан ее мочу, а затем пытался заставить ее выпить, но намного неприятнее стало, когда мужчина решил помочиться ей на лицо, изо всех сил стараясь чтобы моча попала ей в рот, а Эшли в это время уворачивалась от мочи. Мэтт думал, что запись на этом остановится пока не началась следующая сцена: мужчина с возбужденным членом расположился между ее ног, его лицо было размытым и пиксельным, а ее - пугающе четким, когда мужчина засовывал свой член в ее влагалище, погружаясь в нее, лапал ее тело, хрипел, проникая все глубже и глубже, а ее крики становились еще более жуткими из-за того, что ее рот наполнился кровавой массой.
В кадре появился второй мужчина, его лицо, как и лицо его приятеля, было размыто, дабы скрыть его личность. Но даже если бы его лицо было не размыто, выглядело так, как будто на его лице что-то было надето. На их лицах.
Но остальная часть его тела не была размыта, и он впихнул свой член ей в рот, его член покрылся кровью, когда он принялся трахать Эшли в рот.
- Боже, она такая мокрая из-за крови, - сказал он своему приятелю, после чего они ударили друг друга по пятерне, причем каждый из них насиловал женщину так, что это не поддавалось никаким представлениям о гуманности.
Мэтт увидел достаточно, гнев и отчаянье переполняли его, он вскочил на ноги и смахнул с камина фотографии и декоративные украшения. Затем настал черед книжного шкафа. Он начал вытаскивать книгу за книгой, а затем повалил на пол весь шкаф.
Он носился по квартире, в слезах и бешенстве, круша все, что попадалось под руку, ненавидя их за то, что они совершили, за то, что разрушили их жизнь. Он прошел в спальню, ударил кулаком по телевизору с плоским экраном, а затем швырнул его через всю комнату, и тот врезался во встроенный шкаф, разлетевшись на мелкие кусочки.
Он смахнул со столешницы комода, все что там было: лосьоны до и после бритья, дезодоранты, духи - бутылочки разбивались в симфонии стекла, и по комнате распространился приятный смешанный аромат. Рыдая и всхлипывая не в силах контролировать себя, он принялся бить кулаками по стене, не обращая внимания на боль и кровь, затем издав в последний раз крик ярости и гнева, он повернулся и прислонившись спиной к стене, сполз по ней на пол и подтянул колени к подбородку. Он никак не мог перестать плакать, все больше осознавая, что что-то в его душе надломилось и никогда не будет восстановлено, что бы ни произошло.
Он резко вытянул ногу и ударил ногой по боковой части каркаса кровати. Раз, два, три раза. Кровать немного сдвинулась, и он выпрямив ноги, правой ногой задел что-то, что находилось под кроватью и обнажилось вследствие ее смещения. Мэтт перестал плакать и посмотрел на коробку, вытирая слезы с глаз, чтобы лучше видеть. Он наклонился и подвинул ее к себе, костяшки его пальцев были в крови и ранах. Он открыл крышку и посмотрел внутрь.
Внутри коробки находился пистолет и две полные упаковки патронов к нему. Он купил пистолет для Эшли в качестве защиты на случай, если его не будет дома, но она не особо была расположена к оружию и спрятала его в коробку из-под обуви и засунула под кровать.
Он совсем забыл, что купил пистолет, и сейчас при виде пистолета в его памяти возникли мучительные воспоминания об их отношениях, отчего ему еще сильнее захотелось быть с ней вместе. Он достал пистолет, вздрогнув от боли в костяшках пальцев, и внимательно осмотрел его. Как и можно было ожидать, пистолет находился в идеальном состоянии. Более того, он был уверен, что им вообще не пользовались.
Он раскрыл обе упаковки с патронами и убедился, что ни один из них не был использован. Он вспомнил, как пытался убедить ее держать пистолет при себе, когда она выходила на улицу, что он может пригодиться ей, если она попадет в беду. Она, конечно же, отказалась, и поэтому пистолет был спрятан и забыт.
Мэтт не мог не задаться вопросом, могло ли все сложиться иначе, если бы он проявил немного больше настойчивости, но потом решил, что теперь это не имеет значения. То, что могло бы произойти, не имело никакого значения, важно было только то, что происходило сейчас. Он откинул голову на стену и закрыл глаза, и сразу перед его мысленным взором возникли ужасные образы.
Мужчины трахающие Эшли, насилующие ее во все...
Сон, похоже, стал роскошью, о которой он больше не думал.
Закрытие глаз не принесло ему ничего, кроме агонии и страшных визуальных образов, и он готов был на все, лишь бы не переживать их снова.
Сейчас, сидя на полу среди беспорядка в разгромленном доме, он думал только о том, что будет на следующем DVD, когда его доставят.
Он вздрогнув проснулся и еще некоторое время лежал, прежде чем поднялся и сел на край кровати, положив локти на колени и подперев ими голову. Его способность контролировать ситуацию стремительно ослабевала, и он был уверен, что чувствует, как начинает терять остатки рассудка.
Внутри его души что-то надломилось; возможно, в мозгу произошло некое короткое замыкание, в результате которого его мысли сменили рациональное направление на нынешнее тревожное.
Он задался вопросом, не похоже ли его состояние на состояние тех людей, о которых иногда можно было прочитать в газетах. Например, когда голливудская знаменитость решает повеситься без видимых на то причин, или когда вполне рациональный, здравомыслящий человек без единого намека на какие-либо отклонения решает купить оружие и обстрелять школу или студенческий кампус, а затем покончить с собственной жизнью.
В прошлом подобные поступки всегда обескураживали его. Вся концепция самоубийства была ошибочной. Поскольку он был католиком, он верил, что душа человека, покончившего со своим существованием, на небеса не попадает.
Он вспомнил слова из проповедей, которые посещал в детстве, слова, произнесенные в огромных церквях пастором с громогласным голосом, усиленным в несчетное количество раз благодаря размерам вместительной церкви:
Хотя само по себе самоубийство, несомненно, плохой поступок, Бог не сердится на тех, кто желает лишить себя жизни. Ведь в действительности они являются его детьми, которые получают сострадание и понимание из его рук.
"Когда в жизни горе, а надежда немая, Мир говорит: "Иди!" Могила говорит: "Приди!" - написал Артур Гитерман.
Моисей в Числах 11:15 взывает: "когда Ты так поступаешь со мною, то [лучше] умертви меня, если я нашел милость пред очами Твоими, чтобы мне не видеть бедствия моего!". Илия в 3-ей Царств 19:4 просит: "довольно уже, Господи; возьми душу мою, ибо я не лучше отцов моих.". Иона (Иона 2:8/9) говорит: "Мне лучше умереть, чем жить, я настолько зол, что готов умереть".
В Евангелии от Матфея 27:5 Иисус поражен предательством одного из своих самых близких соратников, а в Деяниях 16:27 Павел вмешивается, когда тюремщик собирается покончить с собой. Почему это имеет значение для нас сегодня? Эдгар Аллен По сказал: "Даже в могиле не все потеряно". В конечном итоге, Бог верховенствует над смертью, поэтому не Цицерон, а Анна Франк оказалась права: в надежде зарождается жизнь, но жизнь не является последним пристанищем надежды.
После того, как Иисус был распят на кресте, казалось, что вся надежда потеряна. Те, кто следовал за Ним из Иерусалима, плакали о Нем, Его мать плакала о Нем, Его ученики плакали о Нем. Несомненно, в своей скорби они задавали вопросы, аналогичные тем, что возникают у каждого из нас: Что, представляла собой наша последняя встреча? Мог ли я поступить иначе? Почему так произошло? В Евангелии от Матфея 28:9 Иисус воскрешает из мертвых и возвращает надежду: "Радуйтесь!". Он говорит: "Не бойтесь!". На Эммаусской дороге Он утешал и шел рядом с двумя друзьями, которые, как и мы, были потеряны в своем горе.
Но затем Он показал им Себя как надежду, неподвластную смерти. В Иисусе Бог продемонстрировал Свою власть над смертью. В Евангелии от Иоанна 11:25 Иисус сказал о Себе: "Я есмь воскресение и жизнь". Эта новая надежда означала, что все, кто возлагает на Него свою надежду, присоединятся к Нему за пределами этого мира скорби, в другом новом мире почитания.
Все грехи, совершенные в начале, в середине или даже в самом конце нашей жизни, будут прощены и заглажены Его святой кровью.
Эти слова запомнились ему, и, хотя семилетний мальчик уже стал мужчиной, слова по-прежнему не утратили своей силы, а потому тот момент, когда он подумывал покончить с собственной жизнью, стал для него особенно неожиданным.
Он вытянул из-под кровати белую коробку от обуви и поставил ее на колени, затем открыл крышку и посмотрел на пистолет, лежащий внутри. В полумраке пистолет казался ненастоящим, воображаемым предметом, он впервые по-настоящему осмыслил его смысл. Он, конечно, разбирался в огнестрельном оружии. Он прекрасно стрелял и умел обращаться с оружием.
Однако впервые он задумался о применении оружия не на стрельбище, а по мишени.
Он достал пистолет из коробки, наслаждаясь тем, как тот лежит в его руке. Он ощущал в руке определенный вес, контуры пистолета повторяли естественную форму его руки. Пистолет был массивным... настоящим. Он вытянул руку, в которой удерживал пистолет вперед, ощущая его твердость, а левую руку подложил под правую, чтобы уменьшить силу отдачи, один его глаз был зажмурен, голова слегка наклонена в сторону, когда он смотрел в прицел на пустой, затененный коридор. Он нажал на курок, но выстрела не последовало, так как пистолет стоял на предохранителе.
Он, разумеется, знал об этом. Он уже дважды перед тем, как обнаружил коробку под кроватью, мысленно прокручивал в своей голове последовательность своих действий. Казалось, что сегодня он сможет продвинуться на один шаг дальше.
Он снял пистолет с предохранителя, ухватился сильнее за рукоятку и прицелился в коридор. Он представил, что видит в коридоре безликих похитителей Эшли и то мерзкое, отвратительное насилие, которое они над ней совершают. Внутри него вспыхнул гнев, и он нажал на курок.
Спусковой курок ударил по пустому патроннику, на мгновение нарушив абсолютную тишину в квартире.
В своем сознании он увидел, как одного из похитителей Эшли отбрасывает назад, и его череп взрывается потоком крови и частичками костей, он умирает еще до того, как его мозг успевает осознать, что был произведен выстрел.
Мэтт скорректировал свой виртуальный прицел, образы, которые он видел в своем сознании, стали для него совершенно реальными. Он выстрелил еще один патрон. Щелчок при выстреле, улыбка Мэтта, когда виртуальное изображение второго из похитителей Эшли постигла та же участь, что и его приятеля.
Кровь.
Частички костей.
Смерть.
Все нереально. Он вздохнул и опустил пистолет, теперь его рука повисла свободно, а пистолет направлен в пол. Все это полная чушь. Все бред.
Сколько он ни будет воображать, что убивает их, он понимал, что это не более чем несбыточная мечта. Они действовали слишком осторожно, их невозможно выследить. Он понятия не имел, кто они, где находятся и как их можно выследить. Полиция, конечно, могла бы помочь.
DVD-диски были доставлены из рук в руки, но коробка, в которой находились зубы, была отправлена по почте. Возможно, полиция сможет отследить почтовую марку, как это происходило в крупнобюджетных голливудских фильмах, определить место, где они находились, и спасти ситуацию, пока не пострадала девушка, попавшая в беду.
Вот только в нашем фильме не было никакой возможности связаться с полицией, не было даже мысли о том, как отыскать местонахождение похитителей, и, конечно же, запись на DVD свидетельствовала о том, что попавшей в беду девушке в этой киноленте уже был причинен значительный вред.
- Все это не реально, - прошептал он про себя, уставившись на пистолет в своей руке.
Он извлек обойму из нижней части рукоятки, положил пистолет на пол, затем открыл упаковку с патронами.
- Ничего не происходит, - сказал он, заталкивая патроны один за другим в обойму.
Щелк.
Щелк.
Щелк.
Щелк.
Он вставил обойму обратно в пистолет и оттянув затвор дослал пулю в патронник. Он зажмурил глаза, вспоминая слова своего священника, которые он слышал на протяжении многих лет. В своем воображении он был семилетним мальчиком, сидящим в церкви и завороженно наблюдающим за энергичным преподобным, произносящим свою проникновенную речь:
Жизнь коротка и неопределенна. Что такое наша жизнь? Мы - туман, который появляется ненадолго, а потом исчезает. Моисей сказал Господу в Псалме 90:5-6: "Ибо пред очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошел, и [как] стража в ночи. Ты [как] наводнением уносишь их; они--[как] сон, как трава, которая утром вырастает, утром цветет и зеленеет, вечером подсекается и засыхает". В жизни нет ничего более постоянного, за исключением смерти и налогов. Но это утверждение не совсем верно. Умный человек при наличии хорошего адвоката может найти способ избежать уплаты большинства, если не всех налогов, но никто не может избежать смерти. Статистика смерти не претерпела изменений. Все люди умирают.
Мэтт поднял пистолет и поставил его на предохранитель, затем снял с предохранителя, затем снова поставил и снова снял. Он попытался вспомнить свое последнее счастливое воспоминание, последнее, что казалось ему нормальным, но не смог вспомнить. Все, что он помнил, - лишь ужас, печаль, ложь. Он задумался, где Эшли, что с ней сейчас происходит?
В каком-то смысле не знать об этом было гораздо хуже, чем вспоминать DVD. Не знать было тяжелее, чем смотреть на то, как над ней издевались. Он задавался вопросом, как долго все это будет продолжаться. Сколько она сможет выдержать?
Что, если один из них зайдет слишком далеко, и пытки, призванные заставить его принять решение, обернутся ее смертью? Можно ли жить дальше, после ее смерти? Он вытер рукавом выступившие на глазах слезы, а затем засунул ствол пистолета себе в рот.
Он ощутил реальность пистолета.
Сейчас он мог мыслить здраво.
Он ощущал, как сталь неприятно давит на язык, слегка маслянистый металлический привкус усиливал ощущения.
Он тяжело дышал через нос, больше не пытаясь сдерживать слезы, не обращая внимания на то, как бешено стучит его сердца и пульс в висках.
Такова была реальность.
Именно к этому все и шло. И дело вовсе не в DVD-дисках или запутанных играх, в которых нужно было принимать решения.
Нужно было найти в себе силы нажать на курок. Его руки дрожали, когда он положил большой палец на курок, надеясь, что сможет выстрелить. Он попытался успокоиться, избавиться от всех отвлекающих мыслей, но слова его преподобного снова всплыли в его голове, эхом отражаясь в памяти спустя годы.
Ад был уготован не нам, а сатане, восставшему против Бога, который пытался стать самим Богом... Почему мы должны покаяться?
Потому что наступит день, когда мы все будем отвечать перед Богом за то, что мы делали, как мы поступали и как относились к людям... Бог хочет, чтобы вы каялись не потому, что Он сердится, а потому, что Он любит вас...
Если вы хотите не попасть в ад, покайтесь в грехах и доверьтесь Иисусу... Без раскаяния нет спасения. Никакого.
Что, если все именно так, как ему всегда говорили? Что, если его замысел о воссоединении их в загробной жизни будет нарушен одним решением?
Что если она вознесется, если они убьют ее, а его отправят в чистилище за то, что он лишил себя жизни?
Его дыхание стало более прерывистым, и он сильнее стиснул зубами пистолет, который неприятно заскрежетал по зубам.
Как сильно нужно нажать на курок, чтобы все закончилось?
Голос в его голове был спокоен, когда он задавал свои вопросы. По крайней мере, казалось, что он в здравом рассудке.
Наверняка не очень сильно. Три фунта, может быть, меньше. Вот и все.
Он сможет справиться. Он был уверен в своих силах. Он видел уже достаточно много. Человек вообще не должен был испытывать ничего подобного.
Всего несколько фунтов давления способны избавить его от всего пережитого. Неопределенность, бесконечные душевные муки.
Понимания того, что эта специфическая игра будет продолжаться бесконечно, пока похитители Эшли не решат, что с них хватит их извращенной игры. Он не думал, что сможет справиться с подобной перспективой. Для него смерть была единственным спасением, позволяющим воссоединиться с ней.
Если только ты не ошибаешься. Если только самоубийство не является величайшим грехом, и ты не обрекаешь себя на вечное проклятие.
Он так не полагал, но подобная мысль оказалась достаточно отрезвляющей, и заставила его заколебаться.
Ну же, - сказал голос в его голове. - Ты, должно быть, уже нажимаешь на курок с силой в фунт или два. Еще немного, и все будет кончено.
Он хотел выстрелить.
Он хотел нажать на курок всеми фибрами своего естества, но мысль о том, что они будут оставаться в разлуке и после смерти, была слишком сильна. Он не мог расстаться с жизнью, зная, что его последнее воспоминание о ней было запечатлено на зернистом DVD, где ее подвергали всевозможным пыткам. Он не хотел чтобы последнее воспоминание о ней было таким. Он не мог.
Застонав, он вынул пистолет изо рта и положил его на пол, а потом на глаза навернулись слезы, и он заплакал, всхлипывая и причитая так, как не плакал с самого детства. Он не сможет выстрелить. У него не хватило силы духа.
В настоящий момент, как бы он ни ненавидел себя за подобную мысль, он смирился с ситуацией и решил позволить ей развиваться так, как ей было предначертано, невзирая на все душевные страдания. Если понадобится, он будет продолжать лгать, потому что пока существовала надежда возвратить ее, он не мог позволить себе отказаться от нее.
Он убрал пистолет обратно в коробку, оставив его заряженным. Хотя сегодня ему не удалось выстрелить, это не означало, что в ближайшем будущем ситуация не изменится. А пока его жалкое существование продолжалось, и он должен был ожидать следующей посылки.
Он не брился и не менял одежду, почти не спал и не мог заставить себя что-нибудь съесть. Его желудок ныл от потребности, но он не обращал на него внимания и смотрел прямо перед собой, сопротивляясь потребности своего тела в сне.
Он сидел и ждал, когда день сменится ночью, а сейчас было чуть больше восьми вечера. Его телефон завибрировал рядом с ним. Теперь телефон был всегда с ним. Он поднял его и посмотрел на дисплей.
4 НОВЫX ГОЛОСОВЫX СООБЩЕНИЯ
5 НОВЫХ СООБЩЕНИЙ
11 ПРОПУЩЕННЫХ ВЫЗОВОВ
Он прокрутил сообщения, заранее зная, что не будет на них отвечать. Три сообщения от мамы Эшли, которую звали Шери, причем каждое из них было все короче и короче. Она спрашивала о Эшли. Спрашивала, почему она не отвечает на сообщения. Она хотела знать, где находится Эшли.
Два других были примерно того же содержания, одно от сестры Эшли, которую звали Эми, в котором она писала, что он эгоистичный мудак, раз проигнорировал ее предыдущие сообщения. Еще одно от его мамы - несомненно, после звонков родителей Эшли - умоляющей его связаться с ней.
Он вздохнул, жалея, что не может поговорить с кем-нибудь из них.
Он был уверен, что никогда не сможет поговорить с ними. У него не было ответов на их вопросы, а вопросы были. Эшли всегда поддерживала тесные отношения со своей семьей, и он прекрасно понимал, почему они так обеспокоены. Он знал, что, если он ответит, у них появятся вопросы, на которые он не сможет ответить. Но еще хуже было то, что он был уверен, что у него не хватит душевных сил скрыть, что происходит что-то ужасное, очень неприятное. Он представил себе, что ответ на звонок подобен эффекту снежного кома, и что, если он ответит на звонок, ситуация ухудшится настолько, что он окажется загнанным в угол и будет вынужден рассказать правду, что, конечно же, повлечет за собой смерть Эшли.
Он прекрасно понимал, что, продолжая молчать и не отвечая, он тем самым выставляет себя виноватым, и тогда они неизбежно начнут подозревать его в совершении преступления против нее. Он лишь надеялся, что они достаточно знают о его характере, чтобы убедиться, что он никогда не сможет причинить ей вред, но люди, как он понял за последние несколько дней, очень странные существа.
Он всегда воспринимал мир исходя из того, что люди в большинстве своем добры, но иногда заблуждаются. Однако после получения DVD он понял, что среди большинства представителей человеческого рода, которые старались жить своей жизнью и прилагали максимум усилий, чтобы прожить ее как можно лучше, встречались настоящие чудовища. Его телефон снова завибрировал. Еще одно сообщение, на этот раз от его друга, Чейза, который спрашивал, не хочет ли он встретиться. Тон сообщения указывал на то, что он не знает, что происходит, что было неудивительно. Он был шафером на их свадьбе, и непринужденный тон сообщения свидетельствовал о том, что семья Эшли еще не связывалась с ним, пытаясь узнать, что с ней могло случиться.
Мысль о том, что можно поговорить с кем-то, кто не будет засыпать его вопросами, казалась невероятно привлекательной.
Несмотря на то что он ни с кем не разговаривал с тех пор, как похитили Эшли, он не мог перестать думать о том, что пережила она, и просто ходил по квартире, как сумасшедший.
Он уставился на телефон, облизал губы, большой палец завис над дисплеем, как будто ответить на сообщение было самым важным решением в жизни. Он провел большим пальцем по дисплею и написал Чейзу сообщение, в котором спросил, не хочет ли он встретиться и выпить пива.
Он нажал на клавишу "Отправить" и принялся ждать, уставившись на дисплей, надеясь, что не ошибся в своем решении.
Менее чем через минуту пришел ответ, в котором была подтверждена встреча.
По-прежнему не уверенный в целесообразности своего поступка, он схватил куртку, окинул взглядом комнату (стараясь не задерживать взгляд на DVD-дисках на столе), затем распахнул дверь и вышел.
В баре было довольно тихо, в нем находилось лишь несколько посетителей, которые в середине недели любили выпить. В углу стоял музыкальный автомат, из которого тихо звучала музыка, а по телевизору над барной стойкой показывали бейсбольный матч, но звук был полностью выключен.
Мэтт впервые оказался здесь не в выходной день, когда здесь обычно было полно посетителей. Сейчас здесь была совершенно другая атмосфера, и Мэтт был рад этому. Он быстро осмотрел помещение и заметил Чейза в кабинке в углу, две кружки пива уже стояли на столе. Мэтт направился к нему, в душе надеясь, что сможет немного расслабиться и отдохнуть.
- Эй, приятель, как поживаешь? - сказал Чейз, когда Мэтт сел в кресло напротив него.
Он сразу же заметил его выражение лица, хмурый и недоверчивый взгляд.
Мэтт сообразил, что до сих пор не побрился и не переоделся, и, должно быть, выглядит неважно.
- Господи, что с тобой случилось? - спросил Чейз, улыбнувшись своему приятелю нервной улыбкой.
Мэтт раскрыл рот, потом снова закрыл. Он не мог придумать, что сказать. Слов не находилось. Его мозг отказывался взаимодействовать, так что он просто сидел и пялился. Он решил взять свое пиво и отпить немного.
- Как жизнь? - спросил Мэтт, надеясь, что смена темы отвлечет его друга.
- Все хорошо, чувак. Давненько мы не виделись. Как Эшли?
Мэтт мысленно выругался. Он разозлился на себя за то, что вышел. Сейчас уже стало очевидно, что соглашаться на встречу было плохой идеей.
Он не был готов к разговору, еще нет. Было слишком рано, слишком больно.
- Она в порядке, - сказал он, отпивая еще один глоток пива.
- Боже, расслабься, а то упадешь на пол.
- Я в порядке.
- Да? А выглядишь ты хреново, Мэтт, - Чейз усмехнулся, но за шутливым тоном слышалось искреннее беспокойство.
- Я приболел. Подхватил какую-то хрень, и поэтому не могу спать, - пораженный своей ложью, он добавил к ней следующее: - Эшли уехала к друзьям, пока я не оклемаюсь. Доктор выписал мне кучу лекарств, которые должны помочь справиться с недугом.
- Ну, не надо мне впаривать всякую чушь.
Мэтт заставил себя улыбнуться, желая оказаться в другом месте.
- Мне пришлось нелегко. Вот почему я так выгляжу. Бритье не входило в список моих приоритетов.
- Да, я вижу. По правде говоря, я волновался. Ты выглядишь так, будто на твоих плечах лежит вся тяжесть мира. Хорошо, что с тобой все в порядке.
- Спасибо, - сказал Мэтт, страстно желая рассказать своему приятелю о том, что происходит, может быть, он сможет посоветовать, как ему поступить.
Но это противоречило правилам, поэтому он снова отпил пива, на этот раз осторожно, по глоточку. Мысль о том, что его могут облить дерьмом, начинала его привлекать хотя бы потому, что таким образом можно было заглушить боль.
Он уже было подумал, что допустил ошибку. Соблазн рассказать о том, что происходит, был велик, но страх, что похитители Эшли об этом узнают, вынудил его сдержаться.
- Итак, что происходит? - спросил Чейз.
- Ничего особенного, - ответил он, отчаянно желая добавить: кроме того, что мою жену похитили психопаты, которые издеваются над ней и присылают мне видеозаписи. - А что у тебя?
- У меня все по-прежнему. Рад тебя видеть. Давненько мы не виделись.
- Я знаю, в последнее время было много сумасшедших дней.
Чейз кивнул и отпил из бокала.
- Ты уверен, что у тебя все в порядке? Ты не похож на себя.
- Я в порядке, - ответил Мэтт, желая оказаться в другом месте, сомневаясь, что сможет выдержать и не рассказать Чейзу обо всем, что произошло.
Он вышел из кабинки.
- Ты куда? - спросил Чейз, которого начало беспокоить странное поведение его приятеля.
- В туалет, - ответил Мэтт, чувствуя себя не в своей тарелке. - Я вернусь через минуту.
Он оставил своего приятеля, понимая, как он выглядит со стороны. В баре вдруг стало холодно, почти угнетающе.
Он представил, что за ним наблюдают тысячи оценивающих глаз, которые знают, что он прячется за хрупкой ложью. Он вошел в дверь, и сразу ощутил облегчение от прохладного воздуха, спокойной атмосферы и уединения.
От хвойного запаха у него защипало в ноздрях, но он был рад, что остался один.
Он подошел к умывальнику и поморщился, увидев себя в зеркале размером на всю стену. Теперь он понял, почему Чейз был так потрясен его внешним видом. Нерасчесанные волосы и обильная щетина были лишь половиной проблемы.
Гораздо хуже были глубокие морщины под глазами, унылый восковой оттенок кожи. Но хуже всего были его глаза. По его мнению, они ничего не скрывали. Каждая ложь, которую он говорил, все ужасы, которые он пережил, были видны любому. Он задавался вопросом, как он мог быть настолько глуп, что решил, что ему сойдет с рук появление на публике и никто не узнает всю правду.
Ты не должен находиться здесь, пить пиво со своим приятелем, в то время как Эшли страдает. Ты не должен быть здесь, пить пиво со своим другом, в то время как Эшли страдает. Это низко.
- Заткнись! - вскричал он, затем понял, что он здесь один.
Я схожу с ума. Похоже, это действительно начинает происходить.
Он повернул кран и плеснул на лицо холодную воду.
Он не мог мыслить рационально. Его мозг напоминал гудящее рагу из фрагментов, половинчатых мыслей и отдельных идей. Ничего конкретного, ничего осязаемого. В своем сознании он все время видел Эшли, ее взгляд, когда ее трахали и над ней издевались ее похитители. Он представил себе ее растерянность, ее гнев. Ее ужас.
А ты здесь, пьешь. Свободный человек. Человек, который не сталкивался и близко с теми ужасами, которые пережила она. Ты ничтожен.
- Заткнись, прекрати так говорить, - сердито гаркнул oн, но на сей раз тот факт, что он был один и спорил со своим внутренним голосом, был едва заметен.
Ты же знаешь, что во всем случившемся обвинят тебя.
Ты же знаешь, что все скажут, что ты причинил ей вред. Как тогда ты поступишь? Как ты справишься с этой маленькой бомбочкой?
- Оставь меня в покое. Почему бы тебе просто не заткнуться? - сказал он, смотря на себя в зеркало дикими глазами.
Он выглядел как человек, который может убить. Убийца. Сумасшедший человек.
Ты знаешь, как заставить меня замолчать.
Ты знаешь, что нужно сделать. Но мы знаем, что у тебя не хватит смелости. Мы знаем, что у тебя не хватит смелости довести начатое до конца из-за твоих глупых верований.
- Так нельзя. Убийство, не выход, - прошептал он. - Возможно позже, только не сейчас.
Но сколько, по-твоему, пройдет времени, прежде чем ты выстрелишь?
Сколько еще посылок потребуется? Сколько еще таких видео ты сможешь просмотреть и убедиться, в каком сущем аду она оказалась, прежде чем расскажешь кому-нибудь или выстрелишь себе в голову?
- Я не собираюсь стрелять. Я должен спасти ее, - прошептал он, с ненавистью смотря на себя.
Ты не можешь спасти ее. Ты даже себя не можешь спасти.
Он услышал достаточно. Он вышел из туалета, толкнув дверь так сильно, что она стукнулась о стену.
- Эй, чувак, ты в порядке? - спросил Чейз, когда Мэтт проходил мимо кабинки в которой тот сидел.
- Мне нужно идти, извини, - ответил Мэтт.
Он вышел из бара, с облегчением ощутив прохладный воздух на своем лице. Опасаясь, что Чейз может последовать за ним, он бросился бежать, беспорядочно петляя по улицам, чтобы убедиться, что его оставили в покое.
Он бесцельно слонялся по улицам, позволив своим ногам вести его куда им вздумается, а сам пытался разобраться в своих мыслях. Он ожидал, что его внутренний голос продолжит свою словесную атаку, но тот молчал, хотя он все еще чувствовал его присутствие, самодовольный и выжидающий, когда он примет решение по поводу того, что произойдет дальше.
Он совершенно потерял счет времени, блуждая по улицам, в то время как предвечерние забегаловки уступали место ночным клубам, а пьяные весельчаки - шумным компаниям, разгоряченным алкоголем. Большинство из них не обращали на него внимания, некоторые отпускали в его адрес невнятные оскорбления, на которые он не обращал внимания. Все, о чем он мог думать - была Эшли.
Как он ни старался не думать об ужасных фильмах, которые ему прислали, он все равно не мог выбросить их из головы.
Они останутся в его памяти навсегда, навечно запечатлевшись в мельчайших подробностях. Он задумался и осознал, что измучен, истощен умственно и физически. Он поразился тому, как мало времени потребовалось, чтобы полностью изменить его. Он не мог поверить, что прошло всего несколько дней с тех пор, как все началось. Казалось, что прошли месяцы, а каждый изматывающий час длился целую вечность.
Он обнаружил, что находится возле бара, мрачного заведения, в глубине которого царил полумрак, а посетителями были отбросы общества. Он вошел, решив, что заглушить свои проблемы алкоголем будет лучшим решением в краткосрочной перспективе. Речь шла не о светском распитии пива, как во время встречи с Чейзом, а о целенаправленном и решительном стремлении как можно быстрее забыться. Следующие часы представляли собой короткие мгновения, размытые полузабытые образы.
Он пил водку, пока его не выгнали из бара за то, что его стошнило на пол.
Он лапал женщину, которая, как он был уверен, была Эшли, говорил ей, что не знает, как поступить, не знает, как ее спасти, и за свой проступок схлопотал пару ударов от ее разъяренного парня. Затем он оказался в другом баре, более грязном, чем первый. Больше выпивки, больше рвоты. Его зрение расплывалось, когда развратные женщины, курящие крэк, обшаривали его карманы, а он был слишком пьян, чтобы остановить их.
Он, шатаясь и заливаясь слезами, направился к себе домой, его зрение было размыто.
Еще больше блевотины. Падение на дороге. Порезанные руки. Кровь из носа, вытекающая после предыдущего избиения. Он безудержно смеется, потому что ему все равно.
Отпирает свою дверь, входит в квартиру. Даже несмотря на выпитый алкоголь, он в состоянии помнить весь происходящий ужас.
Помнит все, что хотел забыть. Он врезается в стену, оставив на ней кровавое пятно, затем снова блюет, на свою окровавленную одежду, на пол.
Потом он падает на диван, зарывается лицом в подушку, голова кружится, мозг пульсирует так же сильно, как и распухшее лицо.
Через несколько мгновений он проваливается в глубокий сон. Последнее, что он видит, это пачка DVD-дисков на столе, прежде чем темнота окутывает его своими темными объятиями.
Молоток.
Гвозди, забивают в стену. Или, возможно, плоть в которую загнали ногти, нервные окончания, взывают о пощаде.
Нет.
Не молоток. Не гвозди. Что-то другое. Другой ритмичный звук.
Не молоток, а стук. Стук в дверь.
Он открыл глаза, морщась от солнечного света, внутренний голос похмельного состояния заорал на него за издевательства, которым он подверг свое тело накануне. Он скатился на ковер, шершавый язык и раскалывающаяся от боли голова на мгновение затмили все остальное. Пошатываясь, он прошел мимо заляпанной кровью и блевотиной стены, едва заметив их.
Он распахивает дверь, хотя будь он трезв, никогда бы так не поступил.
Из внешнего мира на него обрушивается еще больше света, донося зловоние. Пот и выпивка, рвота и кровь. Он моргает раз, другой, ожидая, пока нечеткие фигуры за дверью сфокусируются.
И тут же жалеет, что их видит.
Полицейские. Они вдвоем смотрят на него.
Он понимает, что они видят. Как он выглядит.
Один из них начинает говорить, задавать ему вопросы, его слова неразборчивы, их сложно понять. Он стоит на месте, моргает и смотрит в пустоту.
Он видит, что они нервничают, переглядываются друг с другом. Он понимает, что первое впечатление о нем не самое лучшее. Он предлагает им войти, зная, что не следует так поступать, но понимает, что у него нет другого выхода.
Он попросил их обождать, пока он оденется. Он входит в ванную, вид у него ужасный. Окровавленный нос, опухший глаз. Он не помнит, что произошло накануне вечером, но понимает, что вляпался сильнее, чем ему хотелось бы, и что его ждут вопросы, на которые он должен найти ответы. Ему в голову приходит мысль, от которой у него свело желудок.
Что, если похитители наблюдают? Что, если они увидят патрульную машину снаружи и подумают, что я им сообщил? Что, если они убьют Эшли?
Гортанный смех, который, как он знает, звучит так же глупо, как и ощущается, вырывается из его горла, и ему требуется вся его воля, чтобы справиться с ним. На смену смеху приходит застоявшаяся отрыжка с запахом спиртного.
О Боже, я схожу с ума.
Он зажмурил глаза, пытаясь взять себя в руки и убеждая себя, что время еще есть, если только он сможет быстро отделаться от полицейских. Может быть, они даже не наблюдают, может быть, они ничего не знают. Но такая возможность всегда существовала, и единственный выход, который у него был, попытаться разобраться с проблемой как можно быстрее.
Он глубоко вздохнул, затем плеснул воды себе на лицо и переодел футболку.
Он даже попытался причесаться и привести себя в более презентабельный вид, надеясь и молясь, что сможет справиться с поставленной задачей, что полицейские не расколют его и не узнают правду.
Ну же, Мэтт. Настало время действовать. Пришло время заняться своими проблемами.
Ради Эшли.
Он вздохнул, открыл дверь и направился к двум полицейским, надеясь, что сможет справиться с поставленной задачей.
Офицер Пендлтон успокоился, глубоко вздохнул и затем повторил свой вопрос.
- Я спрашиваю вас, сэр, когда вы в последний раз видели свою жену.
Мэтт скривился, после чего сцепил руки за спиной и уставился в пол.
- Несколько дней назад.
- И вы не подумали сообщить о ней?
Он не успел подготовиться к такому допросу и понимал, что каждая секунда молчания выставляет его все более виноватым.
- Нет. То есть, я не думал, что у нее какие-то проблемы или типа того, поэтому не стал беспокоиться.
- Так вы с ней контактировали?
- Ну... нет. Нет. Послушайте, я не понимаю, почему вы здесь, - пробормотал Мэтт, нервозность грозила взять верх. - У нас с женой все в порядке. Наши личные проблемы не касаются больше никого.
Пендлтон пристально посмотрел на него, его холодный взгляд все оценивал.
- Я не совсем понимаю вас. По правде говоря, семья вашей жены позвонила нам по поводу ее исчезновения. Они беспокоятся о ней. Они не получают от нее никаких сообщений. Они не могут связаться с ней по телефону. Они утверждают, что вы не отвечаете на их звонки, и, честно говоря, вы выглядите сегодня утром не лучшим образом.
- У меня была тяжелая ночь, - пробурчал Мэтт, по крайней мере, это было правдой, о чем ему постоянно напоминала головная боль. - Как я уже сказал, с Эшли все в порядке.
- Тогда, где она? - спросил Пендлтон.
- Она остановилась у друзей. У нас произошла небольшая ссора, и она решила ненадолго уехать. Ничего страшного, ничего необычного.
Он понимал, что Пендлтон не поверит ни единому его слову, но сейчас он был приверженцем этой истории и был готов следовать ей, несмотря на огромные недостатки.
- У каких друзей? - спросил офицер.
- Она не сказала.
- Ну же, постарайтесь сотрудничать с нами. Вы думаете, что мы поверим, что ваша жена уехала к друзьям, а вы не удосужились спросить, где она остановится?
Мэтт пожал плечами, осознавая, что он снова нервничает.
- Я не понимаю, что еще вы хотите от меня услышать. Мы поссорились, она решила, что хочет уехать на несколько дней, и уехала. Я не думал, что она уедет так надолго.
- Вы думали, что она вернется?
- Да.
- Очень интересно.
- А что?
- Мы связывались с ее работодателем. Они утверждают, что она не звонила им и не предупреждала, что она будет отсутствовать. Она не приходила на работу.
- Вы сможете поговорить с ней об этом, когда она вернется, - сказал Мэтт, даже ему самому его неубедительная история казалась смешной.
- И когда вы ожидаете ее возвращения?
Ему хотелось закричать, схватить Пендлтона за шиворот и сказать, что он ничего не знает, что все зависит от прихоти того, кто ее похитил, и что вместо того, чтобы придираться к нему, единственному, кто пытается спасти ей жизнь, им следует заняться ее поисками. Вместо этого он вынужден был притворяться перед ними, даже пожал плечами для убедительности.
- Она вернется, когда будет готова. У Эшли есть одна особенность - она упряма. Как только она успокоится, она вернется, и все будет хорошо. Ей нужно время, чтобы успокоиться.
- Что с вашей рукой?
Вопрос задал второй офицер, и это было первое, что он произнес с тех пор, как они вошли в квартиру. Если взгляд Пендлтона был холодным, то его коллеги откровенно враждебным.
- Извините? - сказал Мэтт, его желудок напрягся.
- У вас костяшки пальцев в крови. Что произошло?
Мэтт посмотрел на свои руки, потемневшие струпья от ударов по стене невозможно было скрыть.
- Я не причинял ей вреда.
- Никто и не утверждает, что причиняли. Нам просто любопытно, - сказал Пендлтон.
- Я был зол и ударил кулаком по стене. Вы можете убедиться, если хотите, на стене остались следы. Там, в спальне.
Пендлтон кивнул своему коллеге, и тот направился в комнату, выполняя указание. Мэтт стоял и смотрел в пол, стараясь не обращать внимания на свирепый взгляд офицера.
Когда помощник Пендлтона вернулся, он едва заметно кивнул.
- Послушайте, я что, арестован? Я действительно не знаю, чем могу еще вам помочь.
- Нет, вы не арестованы. Не сейчас. Мы всего лишь проверяем условия жизни, - сказал Пендлтон, его глаза теперь осматривали остальную часть комнаты.
Он ищет улики, ищет зацепки, - подумал Мэтт и чуть не рассмеялся, пораженный и напуганный абсурдностью происходящего. Он сам себя активно выставлял подозреваемым в том, чего не контролировал и не мог прекратить. Он прочистил горло, стараясь не нервничать.
- Ну, если я не арестован, мне нужно уладить кое-какие дела, так что...
- Конечно, - сказал Пендлтон, улыбнувшись самой непродолжительной из своих бесстрастных улыбок. - Мы пойдем. Мы свяжемся с семьей, составим список друзей и посмотрим, сможем ли мы разыскать вашу жену. Если вы услышите от нее что-нибудь в ближайшее время, не стесняйтесь, сообщите мне.
Пендлтон протянул ему визитку со своим номером, ирония заключалась в том, что он никогда не сможет ею воспользоваться. Он сунул визитку в карман джинсов.
- Обязательно.
- Мы возможно свяжемся с вами еще раз для нескольких дополнительных вопросов. Вы не собираетесь выезжать из города?
- Нет.
- Хорошо, - сказал Пендлтон. - В таком случае, мы пойдем.
Он проводил их до двери, желая, чтобы они поскорее ушли, пока никто из тех, кто мог наблюдать, не заметил и не составил неправильного впечатления.
Пендлтон остановился у двери и посмотрел Мэтту в глаза. Находясь в непосредственной близости от Пендлтона, он учуял запах его лосьона после бритья, и в желудке Мэтта, и без того раздраженном, заурчало еще сильнее. Он ждал, что Пендлтон скажет что-нибудь, какую-нибудь едкую угрозу или завуалированный намек на то, что они знают, что он полное дерьмо.
Однако тот отвел взгляд и ушел, а его помощник последовал за ним. Мэтт посмотрел, как они уходят, затем закрыл дверь, подошел к кровати и повалился на смятые простыни, ненавидя себя за то, что натворил, и задаваясь вопросом, какую новую боль он только что причин своей исчезнувшей жене. Рассказанная им история была жалкой и не выдержала бы даже самой незначительной проверки. Как только они выяснят, что он солгал, полицейские обязательно вернутся, и на этот раз у него не будет никакой возможности утаить от них правду. Он не знал, что предпримет, когда они придут. У него не было достаточно душевных сил, чтобы разобраться в ситуации. Он закрыл глаза, отдавшись воздействию алкоголя, который все еще бурлил в его организме, желая заглушить головную боль и избавиться от душевных терзаний, и надеясь, что все скоро закончится.
День и ночь соединились в один сплошной длинный кошмар, от которого, казалось, не было спасения. Эшли совершенно потеряла счет времени. Она не понимала, прошло несколько дней или несколько недель.
Если раньше люди приходили только по ночам, то теперь они приходили, когда им вздумается.
Днем они чаще всего приходили по одному. Эшли предполагала, что второй следит за Мэтью, чтобы он не сообщил в полицию о ее исчезновении.
Ночью же они приходили вдвоем и были более жестокими, чем днем.
Дни напролет они трахали ее, или просто становились над ее обнаженным телом засовывали свои члены ей в рот и затем кончали на ее иссохшую, обезвоженную кожу. Струйка за струйкой спермы брызгала на ее обнаженную грудь, лицо или пизду, и оставалась там высыхать.
Ей было все равно.
Когда тебя несколько раз на день насилуют, твой мозг перестает воспринимать окружающие тебя ужасы, и ты смиряешься с происходящим.
Ты знаешь, что означает изнасилование - не то, чтобы его можно было назвать приятным или не причиняющим боли - и ты понимаешь, что сопротивляться бесполезно, тем более что ты связана. Поэтому позволь им насиловать себя. Пускай они кончат без лишних усилий, и тогда они уйдут. До следующего раза.
А вот ночью.
Ночью все по-другому. Меньше желания выебать ее и кончить, а больше желания причинить ей боль. Им очень хотелось узнать, сколько боли они смогут ей причинить, прежде чем она потеряет сознание и отключится.
В те моменты, когда перед ее глазами темнело и она готова была потерять сознание, парни останавливались и ждали, когда она придет в себя. Не обращая внимания на помутнение в глазах и сильную головную боль, они снова начинали издеваться над ней.
Она полагала, что вырывание зубов является худшим, на что они были способны; ничто не могло сравниться с выкручиванием корня зуба до момента, когда зуб вырывается из гнезда.
Но она ошибалась. Не существует такого понятия, как "худшее".
Все действия, которые они с ней совершали, были одинаково чудовищны: вырывание зубов, мелкие порезы на ее покрытой синяками коже, уксус, вливаемый в каждый надрез на плоти, принудительное питье ее собственной мочи, а после - их мочи, удары по лицу раскрытой ладонью - жгучие и вызывающие слезы в глазах, когда-то полных жизни, а теперь примирившихся со смертью и болью. Пощечины призваны были вернуть ее на грань бессознательного состояния. Когда в комнату вошли двое улыбающихся мужчин, в руках у высокого мужчины была сумка, она поняла, что сегодняшний вечер, похоже, ничем не будет отличаться от предыдущих.
- Добрый вечер, - приветливо сказал он, как будто пришел навестить старого друга.
Эшли не ответила ему. Она отвернула голову, не желая видеть ни их, ни то, что они принесли с собой.
- Нам очень понравилось, как ты ведешь себя в последнее время, и мы решили преподнести тебе подарок... - продолжил мужчина.
Это была ложь. Она знала, об этом. Они не были милы с ней, даже когда их члены были глубоко внутри ее пизды - извергали в нее свою сперму. Они никогда не были милыми. Такова была их сущность. Они были монстрами, лишенными совести, сочувствия и угрызений совести.
Мужчина опустил сумку на пол и расстегнул длинную серебряную молнию, удерживающую ее закрытой. Он сунул руку внутрь и вытащил небольшой черный футляр, похожий на маленький блокнот. Он остановился, когда заметил, что она не обращает на него никакого внимания.
- Ты слышишь меня? - спросил он. - Я принес подарок. Ты что, не хочешь его забрать?
Она не смотрела на него. Она твердила себе, что это ловушка. Впрочем, удивляться было нечему. Эти двое мужчин причинили ей гораздо больше страданий, чем она могла себе представить, и теперь они предлагают подарки? Тут должен был быть подвох. Не мог не быть.
Мужчина повернулся к своему напарнику по преступлению:
- Она не хочет подарка. Что нам делать?
Второй мужчина пожал плечами:
- Вернуть?
- Ну, наверное. Мне кажется, это пустая трата времени, - oн снова повернулся к Эшли. - Последний шанс. Я понимаю, почему ты меня игнорируешь, но я считаю, что ты поступаешь глупо. Отрезаешь себе нос назло лицу. В последнее время ты испытала много боли - наш маленький подарок может действительно помочь.
Что, если это не ловушка? - прозвучал голос в ее голове. Она может взглянуть и потом отказаться, если ей не понравится. В любом случае, от нее не слишком мало зависело, подарят ей что-то или нет.
- Что там? - спросила она, не смотря на двух мужчин.
Еще один поток странно звучащих слов, так как она продолжала бороться с отсутствием зубов.
- Посмотри на меня, и я тебе скажу, - сказал мужчина.
Она не хотела, но, если она желала узнать, что там было, у нее не было другого выбора.
Она медленно повернула к нему голову. Ее кожа выглядела бледной, глаза были красно-красными, на лице, как и на большей части тела, были пятна - в основном синяки и язвы, вызванные тем, что она не могла двигаться.
- Что это? - спросила она снова.
- Это облегчит боль, - сказал мужчина.
- Обезболивающее?
- А тебе хочется? - спросил он, добиваясь ответа. Того, что Эшли смотрела на него, было недостаточно. Ему нужно было услышать ответ прямо из ее разбитого рта. - Ну?
Она кивнула:
- Да, пожалуйста.
Ноющая мысль в ее голове, что это западня, все еще нашептывала ей, но она не могла решиться отказать ему.
Что, если он предлагает ей спасительную ниточку? Неужели им надоело причинять ей боль, и теперь они хотят помочь ей?
Он взял в руки черный футляр и улыбнулся ей. Он держал футляр в одной руке, а второй рукой начал осторожно открывать его.
Открыв футляр, как книгу, он продемонстрировал ряд шприцов, каждый из которых был заполнен коричневым веществом и готов к инъекции. Той рукой, которой он открывал футляр, он вынул из него один из шприцов, а остальные отложил в сторону. Он подошел к Эшли, которая при виде шприца начала паниковать.
- Расслабься, - сказал он, принявшись постукивать по ее руке своей свободной рукой,
- Это снимет боль. Ты почувствуешь себя лучше. Поверь мне...
Он ввел шприц в ее руку и нажал на поршень, выталкивая коричневую жидкость в ее кровь. Почти мгновенно дрожащее тело Эшли охватило чувство эйфории. Странное ощущение полного блаженства, словно сам Создатель заключил ее в свои крепкие объятия. Он шептал ей на ухо, что все будет хорошо. Ни страха, ни паники, только покой. Она склонила голову набок, а мужчина бросил пустой шприц на пол.
Он повернулся к своему напарнику, который стоял возле камеры.
- Снял?
Второй мужчина кивнул.
Маленький красный индикатор мигал.
В сознании Эшли дни и ночи давно слились воедино. Она перестала обращать внимание на то, какой сегодня день. Она также потеряла счет тому, сколько раз они втыкали шприц в каждую найденную ими вену и вводили ей героин.
Точно так же, как она перестала обращать внимание на то, какой сегодня день, она вскоре перестала обращать внимание на инъекции. Более того, она была рада им. Все, что угодно, лишь бы избавиться от жестокой реальности. От реальности, из которой, казалось, не было возможности выбраться.
В большинстве случаев наркотики действительно помогали.
Особенно когда они насиловали ее; когда их толстые члены растягивали ее пизду и тугой анус, причиняя неприятные ощущения, поскольку они проникали в ее задницу, предварительно не смазав ее слюной или смазкой. Все вокруг было словно в тумане, и, несмотря на их неистовые стоны - все более громкие и частые по мере того, как они приближались к моменту извержения своей спермы, - она воспринимала все происходящее довольно спокойно.
Легкая эйфория создавала ощущение защищенности, словно теплое одеяло.Но иллюзия развеялась, когда наркотики перестали действовать, и она обнаружила, что просит очередную дозу. Она всегда выступала против наркотиков, но сейчас ей было все равно. Если бы она могла, она бы подключила капельницу с наркотиками себе в вену. И никогда бы не позволяла им заканчиваться. Никогда не позволяла реальности надолго проникать в ее сознание.
И в девяти случаях из десяти они с удовольствием вводили наркотик в ее израненные вены.
Однако наркотик не всегда помогал, и уж точно не был таким расслабляющим, как в первый раз, когда они ввели его ей, и уж точно не помогал унять боль, потому что они были еще более злобными, чем обычно. Например, как сегодня.
Эшли закричала, когда мужчина схватил один из ее пальцев и вытянул его вперед, а остальные пальцы остались зажатыми в его потной ладони, чтобы они не мешали. Второй мужчина - по-прежнему в маске, по-прежнему улыбающийся - сжал ее ноготь теми же плоскогубцами, которыми он вырывал ее жемчужно-белые зубы.
Эшли раскачивала головой из стороны в сторону, по ее лицу текли слезы. Ее глаза были расширенными; смесь страха, паники и надежды, что они увидят в ее глазах отчаяние, что она не хочет, чтобы с ней так поступили.
Замигал красный индикатор.
Они увидели отчаяние.
Они всегда его видели, как и постоянно записывающая камера, но это вовсе не означало, что им не все равно и они вдруг решат быть с ней помягче. Их улыбки просто стали шире.
Второй мужчина не стал выдергивать ноготь из кожи. Вместо этого он рванул ноготь вверх, оторвав его от основы кожи, но оставив кончик утопленным в ногтевой ложбинке.
Эшли снова закричала; боль пронзила ее тело.
Мужчина, удерживая ее руку неподвижно, вытащил другой палец из свернутого кулака, а его приятель снова зажал ноготь плоскогубцами. Эшли снова закричала, умоляя их не вырывать ноготь, но они снова проигнорировали ее просьбу.
Рывок.
Она закричала.
Кончики обоих пальцев пульсировали, затем третий был зафиксирован в нужном положении, а Эшли продолжала кричать.
- Достаточно, - сказал мужчина с плоскогубцами.
Он отбросил их в сторону и вышел из поля видимости постоянно записывающей видеокамеры.
- Что случилось? - спросил его напарник.
- Мне скучно.
Его напарник отпустил руку Эшли. Она тут же несколько раз сжала и разжала все пальцы, словно пыталась распределить боль по всем пальцам, а не позволить ей сохраниться только в двух.
Второй мужчина выключил камеру и сунул руку в карман.
Затем он вытащил сложенный вдвое лист бумаги.
- Посмотри на нее, - сказал он.
Взглянув на Эшли, и увидев, что она смотрит на него, он повернулся к ней спиной. Его напарник подошел к нему.
- Кто она?
- Я не знаю ее имени, - ответил мужчина с фотографией.
- Она красивая.
- Да.
- Где она?
- Где она или где она была? - ответил он улыбаясь. - Она была дома со своим любовником. Сейчас она в машине. Я забрал ее вчера вечером, - oн посмотрел на своего приятеля, который рассмеялся.
- В машине? Уже?
- Да. Уже готова ехать.
Эшли не могла видеть, о ком - или о чем - они говорили, но, несмотря на боль, она почувствовала, как внутри нее медленно зарождается маленький проблеск надежды. Она почувствовала, как зародившийся в самом нутре маленький проблеск нервной энергии стал расти и распространяться по всему телу. Неужели они нашли кого-то еще, кого можно мучить и истязать?
Они всегда говорили, что будут удерживать Эшли, пока им не надоест, так что вполне логично, что пришло время действовать дальше. Ее крики и слезы больше не приносили им никакого удовлетворения, по крайней мере, такого, какое они могли бы испытать, раздирая на части новое, совершенное тело.
Мужчина сунул фотографию обратно себе в карман.
- Что скажешь? Время пришло?
Его напарник повернулся и посмотрел на Эшли. На некогда красивую девушку.
Ее кожа была в синяках и засохшей крови, рот представлял собой мерзкое месиво из выломанных зубов и поврежденных десен, лицо покраснело от слез, руки были испещрены следами от уколов, между ног виднелись пятна засохшей мочи и дерьма. Она так отличалась от той девушки, которую они похитили на улице.
- Включи камеру, - сказал он своему напарнику.
- Зачем?
- Потому что я хочу запечатлеть это мгновение, - сказал он ему.
Он подождал, пока его приятель нажмет на кнопку записи на камере. Менее чем через секунду, когда камера закончила жужжать, красный индикатор - в последний раз - начал мигать.
- Ты слышала, о чем мы говорили? - спросил мужчина у Эшли. Она не знала, что ответить. Если она скажет "да", ее станут пытать? Если она скажет "нет" - разгневает ли она их? Она ничего не ответила. - У нас есть еще одна девушка, - сказал ей мужчина. - Красивая брюнетка. Знаешь, что это значит? Ты можешь идти домой.
Это западня. Так и должно было быть.
Она все это время желала услышать подобные слова, но теперь, услышав их, она не поверила им. Здесь явно кроется нечто более серьезное. Все не может быть так просто, не так ли? И - все же - почему? Почему они выбрали ее? Для чего они причинили ей столько боли и сняли все на камеру?
Она очень хотела услышать ответы на свои вопросы, но знала, что ответа никогда не услышит. И уж точно не будет удовлетворительного.
Камера зафиксировала радостное выражение на лице Эшли от мысли, что ей позволили вернуться домой.
Камера зафиксировала сомнение по поводу того, говорят они правду или нет, а также уверенность в том, что они пытаются внушить ей ложное чувство безопасности, прежде чем причинят ей еще больше боли.
Эмоции были самые разные, даже немного печали при мысли о том, что кому-то другому придется пережить то, через что пришлось пройти ей. Но широкий спектр эмоций, испытываемых ею в течение нескольких секунд, не был причиной включения камеры.
Неизвестный хотел запечатлеть что-то еще. Еще одно домашнее видео для отправки домой мужу Эшли.
В доме горел свет. Снаружи он выглядел теплым, гостеприимным. Но не для него. Больше нет. Мэтт стоял в темноте, натянув куртку до самых ушей и низко надвинув бейсболку. Он редко выходил на улицу, но сегодня был особый случай.
Он вовсе не собирался здесь останавливаться, но теперь он оказался на улице, прячась в тени, как какой-то нищий. Он услышал звук шагов приближающихся людей и повернул голову.
Неужели они. Они следят за мной.
С расширенными глазами и грохочущим сердцем он стал искать источник беспокойства.
По улице рука об руку шла пара, смеясь и шутя. Их ничто не заботило. Горечь и гнев вспыхнули в нем.
Когда-то я был таким, - подумал он, отодвигаясь подальше в темноту, чтобы они не заметили его.
Когда-то я был таким.
Он подождал, пока они пройдут мимо, и повернулся обратно к дому.
Он надеялся увидеть кого-нибудь в окне, лицо, которое раньше было дружелюбным, а теперь таило в себе только ненависть к нему.
Семья Эшли пыталась добиться обвинительного приговора и даже ареста, будучи уверенной, что он причинил ей вред.
Улик оказалось недостаточно.
Он был уверен, что полиция тоже считает его виновным, но доказательств оказалось недостаточно, поэтому возможный обвинительный вердикт был снят. Кроме того, не было найдено ни тела, ни каких-либо доказательств преступления.
Семья Эшли, конечно же, настаивала на его аресте, и он был вынужден воспользоваться услугами дорогостоящего адвоката, который поставил под сомнение возможность проведения тщательного расследования. Он не помнил подробностей, но речь в данном случае шла о преследовании без достаточных оснований.
Как бы там ни было, расследование было приостановлено, по крайней мере, до того момента, когда несколько дней назад дорогостоящий адвокат не позвонил ему и не сказал, что он больше ничего не может предпринять, чтобы затянуть расследование, и что ему сообщили (неофициально), что должно начаться полноценное расследование убийства.
Убийство.
Он бы рассмеялся, если бы не был так подавлен. Он знал, что она жива. Это было единственное, что он знал наверняка. У него было достаточно доказательств. Да, действительно. У него была целая коллекция DVD-дисков, которые подтверждали, без тени сомнения, что его несчастная жена все еще жива. Со временем во всем разберутся, а диски всего лишь еще один шаг к тому, чтобы все расставить по своим местам. Он должен был с самого начала, показать их.
Несмотря на отсутствие доказательств, слухи быстро распространились, в основном благодаря семье Эшли, которая, разочарованная тем фактом, что полиция не в состоянии предпринять никаких действий, постаралась позаботиться о том, чтобы как можно больше людей узнали, кто он такой и что, по их мнению, он совершил.
Они обратились в прессу, напечатали листовки с его фотографией и словом УБИЙЦА, которое было напечатано жирным красным шрифтом внизу, и распространили их везде, где только могли, среди тех, кто хотел их взять. Подобно цунами, представление о нем распространялось до тех пор, пока он не стал тем, о ком дети шепотом говорят у костра. Настоящая, живая городская легенда.
Мужчиной, который убил свою жену и избежал наказания, и который по-прежнему живет на соседней улице как затворник и выходит на улицу только после наступления темноты, чтобы его не видели люди.
Конечно, все это было ложью, но в такой сенсационной и будоражащей истории людей не интересовала правда, они стремились только показывать на него пальцем и таращиться. Перешептываться, разбивать окна или писать оскорбительную ложь на стенах его дома. Для них все уже было решено, и после начала расследования ситуация только ухудшилась.
Его семья и друзья отвернулись от него. Семью Эшли он мог понять. Более того, он даже не винил их за подобное к себе отношение.
Те, кто похитил Эшли, были очень осторожны, и в результате затеянной ими жуткой игры он выглядел теперь виноватым. Они заставили его взять на себя роль этакого сюжетного злодея, а он согласился с условиями их игры настолько, что даже сейчас не понимал смысла их действий. Его удивило отсутствие поддержки со стороны его семьи.
Они отреклись от него, когда он больше всего в них нуждался, и даже Чейз, человек, который был шафером на их с Эшли свадьбе, его лучший друг, полностью отдалился от него. Теперь он существовал в абсолютном одиночестве, будучи пешкой в игре, которую продолжали вести похитители Эшли.
Он практически не спал, не мог есть. Он превратился в истощенную, изможденную копию того человека, которым был раньше. И вот, наконец, он увидел свет в конце тоннеля.
Сейчас, оставаясь в темноте, он хотел только одного: пойти к дому и постучать в дверь, сесть и объяснить все родителям Эшли, доказать им, что он - последний человек, который мог причинить ей вред. Но он не мог.
Он уже причинил им достаточно боли, не появляясь на пороге их дома и не пытаясь все объяснить. Поэтому он довольствовался тем, что некоторое время стоял и наблюдал. Позже он пошел дальше, возвращаясь к себе домой, не забыв опустить голову, чтобы его никто не заметил.
Его квартира превратилась в трущобу. Он протиснулся в дверь и закрыл ее, а затем остался стоять в темноте. Нервы начинали сдавать, и он понимал, что должен действовать быстро, пока не сорвался.
Он прошел к дивану, сел и уставился на стену, пытаясь набраться смелости, чтобы довести начатое до конца, не будучи уверенным, что ему хватит сил выполнить задание, которое он перед собой поставил.
На столе лежала визитная карточка.
Она была помята и потрепана, но в отличие от дешевой и невзрачной, которую ему дал Пендлтон, качество этой карточки было получше: имя детектива было вытиснено золотыми буквами над номером его мобильного телефона и офиса. Именно этот мужчина возглавлял расследование по его делу, и сегодня Мэтт собирался облегчить ему расследование, чего тот никак не ожидал.
Он поднял телефон и карточку, набрал номер и нажал на кнопку вызова. Пока он ожидал соединения, он вдруг осознал, что несмотря на то, что он никогда не причинял вреда Эшли, он был так же виновен, как и те, кто причинил. Он видел, как они поступили с ней, видел, через какую боль она прошла, и все равно ничего не предпринял.
Несмотря на то, что он стал невосприимчив к ужасам, которые похитители ему демонстрировали, он ни разу не задумался о том, что сам является такой же частью проблемы, как и похитители. В конце концов, если нет зрителей для их видео, какой в этом смысл?
Он корил себя за то, что раньше не пришел к подобному выводу, но случилось так много всего, что он не задумывался об этом.
Тем не менее, теперь он сможет хоть немного исправить ситуацию.
- Алло? - произнес хрипловатый голос на другом конце линии.
Он колебался, его рот был полуоткрыт, мозг отказывался реагировать.
Нужно было так много рассказать, так много объяснить. Но слова не находились, и он сидел молча, испуганный и растерянный, обиженный и подавленный.
- Алло, кто здесь? - повторил голос.
- Мэтью Клэй, - сказал он, запинаясь.
Молчание. Он понял, что благодаря всего лишь двум словам он привлек внимание детектива.
- Чем могу быть полезен, мистер Клэй? - произнес холодно голос.
Эффектно. По-деловому.
Тон человека, который знает, как добиться своего. Голос человека, который, вероятно, погряз в бумагах по предварительному расследованию в отношении человека, с которым он сейчас разговаривал.
- Вам может понадобиться ручка, - сказал Мэтт, чувствуя легкую тошноту от того, что он собирается осуществить задуманное. - Мне нужно рассказать вам кое-что об исчезновении моей жены.
- Хорошо, у меня есть ручка. Можете начинать.
Теперь он говорил более дружелюбно, более любезно, потому что предполагал, что сможет извлечь выгоду для своего расследования. Мэтт колебался, понимая, что достиг точки невозврата. Оставалось либо решиться, либо нет. В течение нескольких мгновений он не был уверен, что слова вообще прозвучат, но затем вспомнил о причинах, побудивших его позвонить, и смог заговорить.
- Впервые я узнал об похищении, когда мне отправили DVD-диск по почте...
После разговора он рассчитывал, что почувствует облегчение или, по крайней мере, избавится от бремени, которое, казалось, нес с собой всю жизнь. Ничего подобного не произошло, и он с ужасом обнаружил, что чувствует себя точно так же, как и раньше.
Сейчас он находился в спальне, сидел на полу у кровати. Детектив сказал ему, чтобы он оставался на месте, что за ним отправит кого-нибудь, чтобы он мог снова рассказать историю на допросе. Он согласился, хотя не собирался ехать. Он уже рассказал все один раз и не собирался повторять снова.
Возле него находилась открытая коробка из-под обуви, внутри которой лежал пистолет. Он превратился в его единственного компаньона, единственного друга. Он подумал, включит ли полиция сирены, когда приедет за ним, осветит или нет мрачные стены его квартиры красными и синими вспышками света, привлекая внимание соседей, которые уже составили свое мнение о нем.
Он достал пистолет из коробки, снял его с предохранителя и уставился на него. Он вспомнил тот первый раз, когда проделал подобное, как ему было страшно, как он боялся того, что может последовать за выстрелом.
Он сунул пистолет в рот, на этот раз уже не испытывая страха и сомнений. Он уже смирился с ситуацией.
Как и каждое решение, которое он принимал с тех пор, как все произошло, он ошибся. Бога не существовало. Ни один Бог или Создатель не мог позволить одному из своих творений пережить такую бессмысленную психологическую травму, в то время как похитители Эшли остались на свободе и могли продолжать совершать по отношению к ней свои отвратительные злодеяния. Мысль о том, что он может попасть в ад, если лишит себя жизни, была уже неактуальной.
Он и так уже был в аду. Он жил в нем, и все, что будет дальше, не могло быть еще хуже.
Он вспомнил об Эшли. Не о том, какой она выглядела на видео, а о том, какой она была раньше.
Эшли была прекрасной, красивой, сердечной женщиной, которую он любил больше всего на свете, человеком, с которым он хотел провести всю свою жизнь, делясь впечатлениями, открывая для себя что-то новое, но жизнь, разрушенная абсолютно бессмысленным и случайным обстоятельством, навсегда изменила их жизнь. Он ненавидел себя за то, что позволил всему случившемуся идти своим чередом, что заставил ее терпеть насилие в течение столь долгого времени, пока он не набрался смелости совершить правильный поступок. Он надеялся, что она мертва, и что она, по крайней мере, находится в более совершенном мире. Что касается его, то он заслужил вечные страдания, пожизненное проклятие.
До него донесся звук приближающихся сирен, и, хотя он не был уверен, он чувствовал, что они едут за ним. Время поджимало.
Он направил пистолет под углом вверх, в голову, не желая подвергаться риску рикошета, который мог только покалечить его. Последнее, чего он хотел, так это выжить.
Сирены уже громко ревели, красные и синие огни освещали комнату, ритмично отражаясь в окнах.
Он не мог произнести слова из-за дула пистолета во рту, поэтому довольствовался только своими мыслями.
Я люблю тебя, Эшли.
Он закрыл глаза и нажал на курок.
Разносчик почты шел по подъездной дорожке к квартире Мэтта, с письмами и пакетами в руках, насвистывая мелодию; первую песню, которую он утром услышал по радио, прежде чем выйти из своего рабочего фургона. Песня, которой суждено было засесть в его голове до конца дня.
Совершенно спокойно - как и сотни раз прежде - он сунул почту в дверь, затем повернул обратно по тропинке и направился к следующему дому, уже разбирая почту в сумке через плечо.
По другую сторону двери на пол со стуком упали письма и маленькие картонные упаковки, в которых было еще больше DVD-дисков.
Однако вместо того, чтобы упасть на ковер или коврик, письма упали на стопку ранее доставленной, но еще не тронутой почты. Различные письма, в основном состоящие из ненужной рекламы и счетов - все они лежали нераспечатанными последние несколько дней. DVD-диски также валялись нераспечатанными.
Они будут лежать нераспечатанными до тех пор, пока их не заберут следователи, которые приезжают сюда каждые пару дней в рамках проводимого расследования; та же самая бригада, которая обнаружила тело Мэтью с пистолетом в руке и мозгами, разбрызганными по стене. Его душа тлела в аду, ожидая свою Эшли.
На другом конце города находился заброшенный склад с колеями от шин, отходящими от одного из боковых входов.
Машина, припаркованная рядом, которая явно спешила покинуть территорию, взметнула кусочки гравия и отбросила их на стену здания - не то, чтобы многие прохожие (а их было не очень много, если они вообще были) заметили бы следы гравия из-за общего состояния упадка, в котором находилось здание.
Треснувшие окна, разрушенная кирпичная кладка, заросли сорняков и вьюнков, проложивших себе путь от пола до крыши. Ни одного другого здания на многие мили.
На близлежащих деревьях и даже на крыше полуразрушенного здания гнездились птицы, которые распевали развеселые песни, разносимые легким утренним ветерком. Песни, не похожие на те, что выкрикивали в стенах здания.
Вопли Эшли были слышны снаружи. Истошный крик - если не сказать визг - эхом разнесся по коридорам - крик женщины, прошедшей через ад. Она думала, что наркотики были подарком, избавлением от боли, которую она испытывала. Сейчас - сейчас она поняла, что это был всего лишь еще один способ причинить ей боль. Оставить ее в состоянии абстиненции.
Холодная ломка. Галлюцинации, пот, тошнота, жар - и все это в дополнение к боли, пронизывающей ее тело. Волна за волной агония обрушивалась на нее, как штормовое море, разбивающееся о зазубренные скалы.
Она не двигалась, хотя двое мужчин сдержали свое слово и полностью развязали ее, оставив в кресле, но она могла только сидеть и пытаться восстановить кровообращение в больных конечностях.
В какой-то момент, когда абстиненция только началась, она даже свалилась на твердый бетонный пол и принялась искать выброшенные шприцы в надежде найти тот, который - возможно - не был использован. Бешеное хватательное движение ногтями закончилось тем, что она вырвала расшатанные ногти, которые до сих пор оставались в ногтевой пластине.
Периодически, между воплями и приступами галлюцинаций в виде мужчин в масках, она смотрела на двери и думала о том, чтобы покинуть здание, испытывая желание уйти и вернуться домой к ожидающему ее возлюбленному.
Единственная причина, по которой она не вышла, был страх увидеть, во что превратился мир за дверью, и опасение, что ей не хватит сил выбраться и добраться до дома, прежде чем она потеряет сознание.
Хотелось пить.
Есть.
Она была oбессиленна.
Она cтрадала.
Что стало с ее Мэттом?
Любит ли он ее после всего, что они совершили?
Будет ли он по-прежнему любить ее, несмотря на то, как она выглядит... Изуродованная? На пальцах нет ногтей.
Зубов почти нет, а те, что остались, - лишь осколки тех, что должны были быть в ее когда-то красивом рту.
На обеих руках дырочки; маленькие проколы от иголок.
Ссадины, синяки и пролежни от того, что она была связана в одной позе. Запах мочи и фекалий, въевшийся в ее кожу, вместе с запахом пота.
Принятие душа могло исправить почти все, но кое-что он не мог изменить... Она выглядела как монстр. Она определенно чувствовала себя им. Монстр, порожденный болью и страданием. Никто не сможет смотреть на нее и испытывать любовь. Она представила себе; как люди переходят улицу, чтобы не смотреть на нее. Друзья и семья отказались бы от нее.
Она была сломлена.
Она снова закричала; мысли метались в ее голове, а в крови не было наркотиков.
Почему они не убили ее? Почему они не избавили ее от страданий? Нужно было покончить с собой, но это было легче сказать, чем выполнить. Мэтью так долго вдалбливал ей свою религию, что она поняла, что не сможет так поступить.
Если она покончит с собой, то попадет в ад. Она никогда больше не увидит его. Она не покончит с собой. Она не лишит себя возможности увидеть снова Мэтью. Она не откажется. Даже если он сейчас не захочет быть с ней.
А почему он не захочет?
Он любил ее.
Он говорил ей об этом.
Он смог бы помочь ей пережить случившееся, не так ли?
Но поможет ли?
Монстр. Стыд на его руках.
Пара, вынужденная вести затворнический образ жизни, дабы не показываться на людях, чтобы избегать насмешек со стороны посторонних.
Ее крик эхом разнесся по-пустому, холодному складу.
Разум и тело были сломлены.
Джеймс включил 50-дюймовый телевизор и с пультом от DVD в руке, сел на диван. Он нажал на кнопку воспроизведения.
В ожидании, пока DVD воспроизведет то, что записано на диске, он еще раз осмотрел коробку, в которой доставили диск. На коробке не значилось ничего, кроме его имени, адреса и штампа.
Ничего, что указывало бы на то, откуда доставили диск.
На экране возникло изображение.
Он улыбнулся, увидев, на экране свою возлюбленную Холли.
Как только камера отъехала назад и показала Холли, которая сидела привязанная к стулу, улыбка сошла с лица Джеймса.
На бледном лице Холли появился страх.
- Что за хуйня?
- Джеймс, я тебя люблю, - сказала его жена с экрана.
Затем в кадре появился мужчина в маске и схватил один из пальцев ее левой руки. Он достал из кармана садовые ножницы и зажал палец между острыми лезвиями.
- Пожалуйста, не надо... - взмолилась Холли.
Мужчина не слушал.
Щелк!
Острое лезвие с легкостью разрезало ткань и кость - и палец - с накрашенным красным ногтем упал на пол, Холли закричала, и экран потемнел.
На экране появилось сообщение:
Сообщишь об только что увиденном, и мы ее немедленно убьем. Ее страдания закончатся. Если не сообщишь - будешь продолжать получать DVD до тех пор, пока нам не надоест, тогда мы отпустим ее и не убьем. Выбор за тобой.
Статические помехи.
Перевод: Миша Грубий