Позже, те, кто остался в живых, согласятся, что им не следовало сворачивать с этого темного участка федеральной трассы Теннесси.
Они были уставшими и напряженными, двое парней и три девушки, ссорившиеся из-за неудачного отпуска. Но для пятерых молодых друзей все стало еще хуже. Намного-намного хуже. На самом деле, большинство из них никогда больше не увидят шоссе.
Лес был темным и дремучим, полным невидимых опасностей и нечеловеческих звуков. Свет вдалеке обещал убежище от всепоглощающих ужасов. Вместо этого свет заманил путешественников в самое сердце зла, в дом у входа в Ад, в дом, где были только пытки, разврат и - для счастливчиков - смерть.
Это ДОМ КРОВИ. Именно здесь обитает Хозяин этого темного царства, возглавляющий империю зла.
Когда входная дверь закрылась, начались крики!
Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено неправильно.
Просьба, сохраняйте имя переводчика, уважайте чужой труд...
Автор хотел бы поблагодарить следующих людей: мою мать, Чери Смит, которая вместе с моим отцом помогала мне пережить трудные времена. Я всегда буду благодарен за это. Мою жену Рэйчел - за то, что верила в меня и помогала пережить многие взлеты и падения. Брайанa Кинa, святого покровителя начинающих авторов ужасов. Джеймсa Ньюманa - за своевременный совет. Неустрашимого редакторa Калленa Баннa. Моиx давниx друзей Китa Эшли, Брентa Уилхайтa и Полa Минтернa. Моиx братьев Джеффa Смитa и Эрикa Смитa и их семьи. Всю компанию "Shocklines". Пивоваров "Guinness Extra Stout". И, конечно же, редакторa Донa Д'Ориа.
Поскольку я фанат рок-н-ролла, было бы упущением не поблагодарить этих ребят за музыку, которая помогала мне оставаться в здравом уме на протяжении многих лет: The Replacements, Hanoi Rocks, Guns N‘ Roses, Backyard Babies, Zodiac Mindwarp, Iggy и the Ramones.
Эта книга посвящена памяти Лонни Л. Смита,
который должен был быть здесь, чтобы увидеть, как сбывается эта мечта.
Я люблю тебя, папа.
Позже все они согласятся, что им следовало остаться на том темном участке шоссе в Теннесси. Один или двое из тех, кто остался в живых в тот момент, заметили бы, насколько бесполезно хотеть изменить то, что изменить невозможно - такое понимание обычно доступно только людям, вынужденным обстоятельствами выйти за пределы эгоцентричного мира своей собственной психики и увидеть вещи такими, какие они есть на самом деле. Они также испытали бы горькое осознание того, что такие знания часто даются тяжелым путем.
Но все это будет в будущем.
Прямо сейчас путешественники все еще ехали по шоссе между штатами, пятеро усталых молодых людей возвращались из отпуска, который прошел не совсем так, как планировалось. Втиснувшись в "Хонду Аккорд", они предавались старому ритуалу, свойственному всем возвращающимся домой отдыхающим, - общей перебранке и обмену мелкими оскорблениями.
Чед Роббинс неловко поерзал на заднем сиденье.
- Какая, блядь, это была прекрасная идея, - oн притворно вздохнул. - Напомните мне, кто думал, что было бы забавно вновь пережить те не столь давние безмятежные дни, когда мы учились в колледже?
- Ты, Чед. Среди прочих.
- Пошлa ты, Дрим, - сказал Чед. - Меня нужно было убедить. В течение нескольких месяцев я выслушивал искренние просьбы от всех вас. Особенно от тебя. Вы, ублюдки, промыли мне мозги.
Алисия Джексон фыркнула.
- Чушь собачья.
Дрим Уивер, владелица и водитель "Аккордa", посмотрела направо, где на переднем сиденье уютно устроилась Алисия, с покрасневшими глазами и явно потерявшая терпение.
- Алисия, пожалуйста.
Слишком поздно.
Ремень безопасности Алисии, казалось, расстегнулся сам по себе, когда она развернулась, высунулась в щель между передними сиденьями и сказала:
- Никто тебе мозги не промывал, придурок. Хочешь знать, кому пришла в голову эта идея? Мне. Это верно, и я никоим образом не манипулировалa тобой и не уговаривалa тебя. Тебя, наверное, дважды просили присоединиться к нам, и это было только из ложной вежливости. Ты здесь только потому, что Дрим сжалилaсь над тобой. Как всегда. Господи Иисусе, ты - все тот же мелкий ботаник-изгой, которого она оберегала от избиений старшеклассников в старшей школе, - eе губы изогнулись в презрительной усмешке. - Некоторые вещи никогда не меняются, верно? Ты и тогда не знал, как быть вежливым.
Дрим крепко вцепилась в руль и молилась о том, чтобы разборка прекратилась. Она никогда не выносила чрезмерных проявлений гнева среди своих друзей и изо всех сил старалась не расплакаться. Плакать было бы нехорошо. Потому что, как только у нее потекут слезы, ей придется остановиться и плакать до тех пор, пока она больше не сможет плакать, а этот процесс, как она подозревала, займет очень много времени. Конечно, она только отсрочит неизбежное, если ей удастся перекрыть шлюзы.
Поездка в Ки-Уэст закончилась внезапно и преждевременно. Дела шли не очень хорошо почти с самого начала, когда страсти накалились из-за неспособности некоторых людей уложиться в заранее оговоренное время отправления, и с тех пор ситуация только ухудшилась. Из-за желания воссоздать тот незабываемый дух студенческого товарищества, они путешествовали вместе, взяв всего две машины. Вторая машина, "Фольксваген Жук", все еще находилась в Ки-Уэсте. "Жук" принадлежал Дэну Бишопу, парню Дрим.
Теперь уже бывшему парню.
Который, вероятно, все еще находился в номере 206 отеля "Парадиз Инн". На шестой день своего пребывания Дрим рано вернулaсь из похода по магазинам с Алисией и Карен Хидецки. Когда она открыла дверь в номер 206, то застала Дэна в положении, которое можно было охарактеризовать только как компрометирующее. То есть, это подрывало определенные иллюзии о верности и моногамии. Это открытие также опровергло предположение, что ее любовник (в течение шести месяцев) был исключительно гетеросексуалом.
Можно легко представить, какая поднялась шумиха.
Потрясенная и убитая горем, Дрим провела вечер, утешаемая подругами, которые снова и снова уверяли ее, что Дэн - бессердечный негодяй, недостойный ее слез. На следующее утро они в спешке уехали, поспешно запихивая разбросанную одежду и туристические трофеи в сумки и чемоданы. Перед отъездом Дрим случайно взглянула на "Жук" Дэна, припаркованный через несколько мест от "Аккорда", и была поражена увиденным. Все стекла в машине были разбиты. Осколки безопасного стекла блестели на выцветшем асфальте, как галька на пляже.
И затем они уехали, мрачно отправившись в путешествие домой, которое Дрим намеревался совершить за один день. Они были в пути уже почти четырнадцать часов, и между ними и Нэшвиллом, домом для всех них, оставалось еще около 120 миль. Сейчас они находились в горах Восточного Теннесси, недалеко от Чаттануги, и ехали мучительно медленно. Дорога, окруженная с обеих сторон высокими деревьями, круто уходила под уклон, дико петляя по гористой местности, словно карандашные закорючки маленького ребенка. Из-за высоты у них закладывало уши, и время от времени они замечали, что на обочинах дороги были вырублены пандусы для грузовиков, которые не могли проехать. Это был опасный маршрут даже при дневном свете, поэтому Дрим неохотно соблюдалa установленные ограничения скорости. Она подумала, что, возможно, не была бы так осторожна, если бы путешествовала одна.
Возможно, она даже была бы немного безрассудной.
Но она была не одна. С ней были еще четыре человека, трое из которых были ее старыми друзьями. Четвертым был Шейн Уоллес, парень Карен Хидецки. Шейн и Карен были на заднем сиденье с Чедом. Карен без сознания лежала между ними, ее голова покоилась на плече Шейна, ковбойская шляпа, надвинутая на глаза, скрывала ее вялое лицо.
Шейн, который обычно отличался добродушием в традиционной манере бывшего БЧВК[1], был таким же раздражительным, как и любой из них.
- Прекратите спорить, придурки. У меня от вас голова болит.
- Заткнись, Шейн, - сказала Алисия, бросив на него сердитый взгляд, прежде чем переключить свое внимание на Чеда Роббинса. - Ты - мелкий сопливый засранец, Чед. Как ты смеешь нападать на такую милашку, как Дрим?
- Как я посмел? - уголки губ Чеда тронула легкая улыбка. - Может, я устал быть ее объектом благотворительности, а? - oн рассмеялся. - Или, может быть, я устал от пассивно-агрессивных игр, в которые она играет в нашей так называемой "дружбе"? Может быть, я просто начал ненавидеть вездесущие нотки снисходительности в ее тонком девчачьем голосе, - eще один смешок. - О, у меня может быть масса причин наброситься на такую... милашку.
Дрим смахнула слезинку, скатившуюся по щеке.
- Алисия! - eе голос был сдавленным от горя. - Если ты любишь меня... пожалуйста, прекрати это.
Облегчение охватило ее, когда она услышала, как Алисия глубоко вздохнула. Она позволила себе надеяться, что худшее уже позади. У Алисии Джексон был такой характер, какого Дрим не знала ни у кого другого. Она была как Джекилл и Хайд. Алисия была утонченной чернокожей девушкой, которая могла поразить вас своим остроумием и интеллигентностью. С Алисией можно было вести самые поучительные беседы о науке, Боге и природе Вселенной. Но вы не захотите ее обидеть, потому что она без колебаний использовала бы свой интеллект в качестве оружия. Она совершенно не боялась конфронтации. Но она также была достаточно чувствительна, чтобы понять, когда пришло время отступить.
Как сейчас.
Она одарила Чeда еще одной насмешливой улыбкой, вложив в нее все презрение, на которое была способна, и вернулась на свое место.
- Ты даже не стоишь того, чтобы раздавить тебя каблуком, таракан.
Чед усмехнулся.
- О-о-о, теперь ты меня просто заводишь.
Алисия посмотрела на Дрим и изобразила универсальный знак, означающий, что ее тошнит, - ткнула пальцем в широко открытый рот. Дрим изобразила легкую улыбку, но не смогла сдержать дрожь, из-за которой выражение ее лица исказилось в гримасе. Она была не готова к такому психологическому удару, который нанесли полные ненависти слова Чеда. Она снова услышала их в своем сознании, поразилась силе чувств, стоящих за ними, и удивилась, как это милый Чед Роббинс мог так долго скрывать свою обиду. В связи с чем возникал вопрос: как давно он испытывает к ней подобные чувства?
С самого начала, - произнес тихий, вкрадчивый голос, доносившийся откуда-то из глубины ее души. - Он ненавидел тебя с самого начала.
Дрим считала, что это голос паранойи, но на самом деле чувствовала некоторую неуверенность. Ее первые воспоминания о Чeде были связаны с милым ребенком, который каким-то образом умудрялся быть одновременно неуклюжим и безмятежно довольным собой. Он был всего лишь еще одним ботаником, бродившим по коридорам средней школы Смирны, одним из многих, и он, вероятно, никогда бы не вошел в ее круг общения, если бы, по счастливой случайности, она не оказалась в непосредственной близости от неминуемого избиения, которое ему грозило от рук нескольких крупных футболистов.
Какой же дурочкой она была в те дни! Несмотря на бешеную популярность и сногсшибательную белокурую красоту, которая могла бы привести ее на обложки модных журналов, если бы она выросла в крупном столичном центре, Дрим каким-то образом оказалась редкостью из редкостей среди популярных, симпатичных детей - доброй душой. Психотерапевт как-то объяснил ее бескорыстие и альтруизм абсурдным прозвищем, которым родители наградили ее при рождении, что имело такой же смысл, как и все остальное. Девушка по имени Дрим определенно не хотела быть чьим-либо кошмаром. Конечно, это не объясняло, почему Чед стал так важен для нее почти с самого начала. Он был не первым неуклюжим ребенком, которого она спасла от побоев, и не последним, но он был единственным, кого она по-настоящему взяла под свое крыло.
Тогда в нем была какая-то нежность, а она обожала милых, застенчивых мальчиков, но было в нем что-то еще, что очаровывало ее, что-то менее осязаемое, чем приятный нрав. Она думала, что это как-то связано с тем, как он смотрел ей прямо в глаза, когда говорил или слушал ее. Он никогда не нервничал в ее присутствии и не пытался произвести на нее впечатление, совершая невероятные глупости, как это делали многие другие мальчики. Может быть, дело было просто в том, что он был первым мужчиной, который относился к ней как к живому человеку, а не как к объекту. Немаловажное значение имело и то, что он не высмеивал ее необычное имя. Черт возьми, просто в нем чувствовалась врожденная порядочность, и она откликнулась на это.
...может быть, я устал быть ее объектом благотворительности...
В конце концов, она решила, что причиной его очевидного отсутствия физического интереса к ней был простой вопрос ориентации. Она не была снобом в отношении своей внешности, но была достаточно умна - и обладала достаточным самосознанием - чтобы понимать, что она чрезвычайно привлекательна практически по любым стандартам. Почти каждый мужчина, с которым она сталкивалась, так или иначе давал ей понять это, либо открыто пялясь на нее, либо - в случае мужчин постарше - исподтишка поглядывая на определенные части ее тела. Поскольку Чед не делал ничего подобного - и поскольку он никогда не был в компании девушки, кроме нее самой или ее друзей, - он должен был быть гомосексуалистом. Именно этот необдуманный вывод привел к одному из самых неловких моментов в их дружбе, в те выходные после окончания средней школы, когда она назначила ему свидание вслепую с другим парнем.
Была только одна проблема.
Чед был натуралом.
Он не встречался с девушками до первого курса колледжа, а когда все-таки начал встречаться, девушки, с которыми он встречался, были застенчивыми и начитанными. Дрим испытывала странное чувство отторжения. Она была одержима отсутствием у него интереса к ней. О, он никогда не привлекал ее по-настоящему, ни физически, но она была озадачена мыслью о гетеросексуальном парне, который ее не хочет. От таких мыслей она чувствовала себя ничтожеством, но ничего не могла с собой поделать. Жизнь в качестве сексуального объекта накладывает на девушку определенные ожидания. Прошло десять лет, а она все еще не понимала этого. У нее бывали моменты глубокой депрессии, когда она могла думать только об этом. Она запиралась в своей квартире, пила вино и плакала из-за единственного парня, который никогда не пытался ее трахнуть. Который, как она призналась себе, когда бутылка вина была почти пуста, был единственным парнем, которого она действительно хотела.
Что было просто безумием.
Да, возможно, безумие или что-то очень близкое к нему сыграло свою роль. Это помогло бы объяснить единственную попытку самоубийства двухлетней давности, о которой она никогда ему не рассказывала. По крайней мере, сегодня вечером Алисия держала рот на замке, слава Богу. На самом деле она не хотела умирать - по крайней мере, тогда, - но попытка привела ее в отделение неотложной помощи и оставила после себя множество шрамов. Обычно она прятала их за браслетами, но бывали ночи, когда она лежала одна в постели, смотрела на маленькие белые линии на своем левом запястье и вспоминала, каково это - рассекать собственную плоть лезвием.
Никогда больше, - обычно думала она в такие моменты.
Но сейчас она уже не была так уверена.
На заднем сиденье внезапно кто-то икнул.
Дрим взглянула в зеркало заднего вида и увидела, как Карен Хидецки очнулась от вызванного водкой сна. Карен была американкой азиатского происхождения в третьем поколении и немного походила на Люси Лью. Она сдвинула ковбойскую шляпу на затылок, прищурилась и оглядела своих спутников.
- Мы уже дома?
Чед фыркнул.
- Нет, чертова пьянчужка. Мы все еще в миллионе миль оттуда.
Карен покачала головой и устремила на Чеда остекленевший взгляд.
- Не смей так со мной разговаривать, Чед. Только если не хочешь, чтобы тебе надрали задницу.
Чед, который был худощав и не шел ни в какое сравнение со спортивной Карен Хидецки, тем не менее, сказал:
- Попробуй, девушка, полная водки. Я тебя не боюсь, - oн ухмыльнулся. - В любом случае, ты примерно в двенадцати шагах от того, чтобы эффективно ударить меня ногой по заднице.
- Так что я сделаю это за нее, - сказал Шейн. - Я неплохо целюсь, болван.
Дрим простоналa.
- Прекрати.
Но никто ее не слушал. Она говорила так тихо, что ее все равно никто не слышал. Словесная перепалка выходила из-под контроля, осыпая всех, кто попадался на глаза, случайными оскорблениями. Никто не был в безопасности. Дрим была уверена, что вскоре будет достигнута критическая масса, что приведет к физической стычке, когда машина еще будет двигаться. Ее охватило чувство срочности, непреодолимая потребность что-то предпринять, чтобы предотвратить такое потенциально опасное событие.
Но что?
Она молилась о чуде, о каком-нибудь божественном избавлении от этого безумия. Ее взгляд метнулся вправо, когда фары "Аккорда" выхватили из темноты зеленый дорожный знак. Ее сердце затрепетало, когда она услышала новые угрозы, доносившиеся с заднего сиденья. В ее голове закрутились колесики вдохновения.
Чед снова рассмеялся. Опасный, почти истерический смех.
- Эй, Шейн, хочешь узнать секрет?
Выражение лица Шейна излучало презрение.
- Эй, Чед, хочешь узнать один факт? Я могу выбить тебе все зубы одним ударом.
Карен втиснулась между ними как вкопанная.
- Чед... не надо.
Чед все еще смеялся.
- Это довольно пугающе, Шейн. Но, знаешь, тебе, возможно, захочется выбить зубы за секунду кому-нибудь другому.
Карен стиснула зубы.
- Не надо, - прошипела она.
Алисия бросила на Дрим озадаченный взгляд.
Что все это за дерьмо такое?
Дрим не знала, но чувство страха заставило мышцы ее рук подергаться, как у наркомана в период ломки. Было ужасно слышать злобу в голосе Чeда. Это было все равно, что слушать развратного незнакомца. Ей было трудно совместить злобу, исходившую от этого человека, со своими воспоминаниями о мальчике, которого она помнила. Она знала, что отчасти это было связано с серьезными переменами в жизни Чeда. Успех в бизнесе избавил его от большей части прежней застенчивости, и заменил ее развязностью и едким языком. Ей часто приходилось сознательно напоминать себе, что он, на самом деле, уже не тот человек, каким был раньше, и что прошло столько времени, что он даже отдаленно не напоминал этого человека.
- Дэну Бишопу было не так весело во Флориде, Шейн, - Чед усмехнулся. Его тон был таким, как у человека, который наслаждается дискомфортом, вызванным его словами. - У кого-то еще были проблемы с учебой во время нашего злополучного пребывания в Солнечном штате. Хотите рискнуть и угадать, у кого именно?
Повисло молчание.
Карен закрыла глаза и стала ждать неизбежного.
Чед усмехнулся, но в его голосе не было прежней резкости. У Дрим внезапно возникло предчувствие того, что он собирался сказать, чего просто не могло быть.
Что-то очень-очень неправильное.
Чед сказал:
- Я трахнул твою девушку, Шейн.
Дрим резко втянулa в себя воздух.
Чед продолжал говорить, вгоняя фигуральный нож в цель и резко поворачивая его.
- Я трахал ее, пока ты был на рыбалке с Дэном.
Дрим резко втянулa в себя воздух.
Из горла Шейна вырвалось одно сдавленное слово:
- Чушь собачья.
Карен всхлипнула.
- Ты - гребаный засранец, Чед.
- Это было не в первый раз. Но тебе не стоит ревновать, - в голосе Чеда снова зазвучали злые нотки. - Никаких эмоций. Она называет меня своим "дружком". У нее несколько дружков, Шейн. Насколько я понимаю, она просто не может насытиться членом.
Шейна трясло от едва сдерживаемой ярости.
- Не сердись на нее, - в голосе Чеда послышались нотки притворного утешения. - Ей нужна помощь. Профессиональная помощь. Выпивка - не единственная ее слабость, парень. Она также пристрастилась к сексу, - oн ухмыльнулся. - Она - нимфоманка. Шлюха. Распутница. Дешевая сосалка. Не говоря уже о том, что у нее действительно классная задница.
Дрим включил правый поворотник "Аккорда".
Это действие осталось незамеченным остальными пассажирами машины, включая Алисию, чье внимание было приковано к назревающей драке на заднем сиденье.
Карен обмякла на сиденье и сказала:
- Кто-нибудь, прекратите мои мучения, пожалуйста.
Шейн посмотрел на нее.
- Скажи мне, что это все полное дерьмо, Карен.
Карен, по-видимому, больше нечего было сказать.
Ухмылка Чеда стала еще шире.
- Вот так, Шейн. Секрет раскрыт.
Шейн бросился наперерез внезапно задохнувшейся Карен Хидецки и схватил Чеда за горло своей огромной рукой.
Карен вскрикнула.
Алисия протиснулась в щель между передними сиденьями, пытаясь спасти Чеда Роббинса от неминуемой смерти от удушья. На заднем сиденье раздалась какофония воплей, стонов и сдавленных вздохов.
Никто не заметил, что "Аккорд" замедлил ход.
Или что он сворачивал с федерального шоссе.
Большинство из них никогда больше его не увидят.
Монстры преследовали Эдди по длинному туннелю, освещенному мерцающими газовыми фонарями. Узкий проход то и дело изгибался, иногда создавая слепую зону, не освещенную газовым светом. Несколько раз он врезался в стену туннеля, упал на утоптанный земляной пол и, пошатываясь, поднялся на ноги. Каждый раз, когда он вставал, чудища казались ему чуть ближе, чем были раньше. Их безумные, голодные крики наполняли его уши и заставляли желудок сжиматься от страха. Он предполагал, что скоро почувствует их горячее дыхание у себя на затылке.
А потом было бы слишком поздно.
Он добрался до места, где туннель разветвлялся в двух направлениях. Он резко остановился, рискнул оглянуться и прислушался к звукам приближающихся преследователей. Его взгляд вернулся к ужасному перекрестку и нежелательным осложнениям, которые он создавал. Он испытал долгий момент панической нерешительности, которая грозила парализовать его. Он увидел себя прикованным к этому месту, пока клыки не вонзились в его плоть и не разорвали его на части.
Проход слева от него был залит более ярким светом, чем тем, что отбрасывали лампы. Где-то в глубине туннеля, возможно, сразу за следующим поворотом, таились электрические фонари. Идея электричества была заманчивой, с ее намеками на разумные вещи, созданные людьми из мира его прошлой жизни. В коридоре справа было намного темнее. Он заметил слабое мерцание газового фонаря в том направлении. Так что у него был выбор - с одной стороны, все то же самое, а с другой - слабая возможность выбраться из этой страны безумия.
Он еще мгновение прислушивался к тяжелому топоту десятков ужасных существ, несущихся по туннелю позади него.
Его, когда-то удобное, преимущество уменьшалось с каждой наносекундой.
Ему оставалось только двигаться вперед.
СЕЙЧАС!
Он повернулся на свет и снова побежал.
Туннель еще несколько мгновений шел по прямой, и свет, источник которого по-прежнему оставался невидимым, становился все ярче. Затем Эдди достиг еще одного поворота туннеля, последнего, который ему предстояло увидеть. Утоптанный земляной пол туннеля уступил место небольшому участку потрескавшейся плитки, окаймленному стенами из шлакоблоков. На одной из стен кто-то нацарапал: ЛАЗАРЬ - ЭТО ПУТЬ. Под потолком тихо гудели лампы дневного света. Незапертая металлическая дверь в центре стены, прямо напротив него, манила, как уличная шлюха на шпильках и в мини-юбке.
- Что за черт...?
Чертова открытая дверь. Мимолетная мысль о том, что, возможно, его скорее преследуют, чем гонятся за ним, промелькнула у него в голове, как комета. Последствия были ужасными, но у него не было времени размышлять над этим новым слоем тайны. Совсем не было времени. Он станет обедом для монстра, если промедлит еще немного. Он бросился к двери, пересек пространство, выложенное плиткой, быстрее, чем Карл Оуэнс на крэке, рывком распахнул дверь, шагнул в проем и захлопнул еe. Он задвинул задвижку на место, повернул ручку, запиравшую ее, и отступил назад, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями.
Что-то большое и мощное ударило в стену с другой стороны. Эдди вздрогнул, но на мгновение ему показалось, что он в безопасности. Еще одно существо ударило в дверь, и ее петли слегка застонали. Эдди сглотнул. Возможно, он не был в такой уж безопасности. Он по-прежнему был уверен, что дверь продержится еще немного, но вынужден был признать, что в конце концов она поддастся яростному натиску, который на нее обрушился. Что было здорово, поскольку к тому времени он собирался быть уже далеко отсюда.
Мысль о свободе расцвела в его мозгу подобно весеннему цветку - это было опьяняюще, перспектива снова дышать свежим воздухом. Снова увидеть солнце. Отправиться куда душе угодно. На досуге посмотреть платное порно. В основном, было бы здорово снова пожить в мире, не населенном монстрами и сумасшедшими. Ладно, в поверхностном мире тоже были сумасшедшие, но по сравнению с этим это было обычное безумие. Он предпочел бы встретиться лицом к лицу с давно пропавшим злым братом Джеффри Дамера, чем провести еще хоть секунду в этом цирке уродов.
Кстати говоря, не пора ли ему снова взяться за дело?
Дверные петли заскрипели чуть громче.
АГА.
Он развернулся, прошел, пошатываясь, вперед на фут или два и резко остановился.
- О, Боже мой... - выдохнул он.
Он находился в тесной, тускло освещенной комнате, которая, по-видимому, служила чем-то вроде офиса службы безопасности или контрольно-пропускного пункта. Большую часть комнаты занимал большой металлический стол, заваленный бумагами. Над ним тихо мерцал ряд черно-белых мониторов. На нескольких, казалось, были видны различные пустые туннели. Или, возможно, это были просто разные участки одного и того же туннеля. Туннель - или туннели - очень походил на то место, которое он только что покинул. Забавно, но он не заметил ничего, даже отдаленно напоминающего камеры. Он предположил, что они были каким-то образом скрыты, что было довольно легко сделать в такой темноте. Верхний ряд экранов был посвящен нескольким ракурсам обманчиво обычного на вид дома.
Каким безобидным он казался.
Каким обычным.
Каким безопасным.
Ну, а как еще вход в Aд мог заманить своих жертв в ловушку? На других мониторах были видны места, которые стали ему слишком хорошо знакомы за последние несколько месяцев. При виде этих сцен ему захотелось сбежать от воющего ужаса позади.
И он твердо намеревался сделать именно это.
Однако ему потребовалось еще немного времени, чтобы оправиться от шока, вызванного зрелищем мертвых людей. Его не слишком беспокоил аспект смерти. Здесь, внизу, встречи со смертью лицом к лицу происходили регулярно. Он стал почти равнодушен к смерти. То есть как к понятию, применимому к другим людям. Мысль о собственной смерти все еще беспокоила его. Ладно, это выводило его из себя. Тем не менее, он повидал здесь столько смертей, что смерть как явление утратила свою способность шокировать его. Хотя, может, и нет, потому что в том, что он видел сейчас - было что-то более тревожное, чем то, что он видел раньше.
Обнаженный толстяк сидел на вращающемся стуле перед письменным столом. Обнаженная женщина сидела на нем верхом. У толстяка была большая лысина и клин зачесанных назад волос. Женщина была худощава и недурна собой. Она выглядела так, словно ее избили незадолго до того, как она вступила в союз с толстым охранником, и на шее у нее было клеймо рабыни. Ее голова безвольно свисала с плеча толстяка, а остекленевшие глаза смотрели в никуда. Они были пронзены богато украшенным мечом - его окровавленный кончик вонзился в спинку вращающегося кресла.
К Эдди вернулся дар речи.
- Бля...
Он попытался представить себе человеческое существо, достаточно сильное, чтобы проткнуть этой штукой двух человек, один из которых был очень крупным, и спинку стула. Его разум не мог постичь такого. Но решение загадки было очевидным - человек не мог этого сделать.
Как и ни один из тех монстров, которые были там.
Которые, вероятно, не умели эффективно владеть мечами и, в любом случае, в них не нуждались.
Нет, это мог сделать только владелец дома.
Существо, которое притворялось обычным человеком. Смертным человеком. Существо, которое было намного хуже тех ужасных тварей, которые преследовали его по туннелям.
Хозяин.
Монстр, который может покончить со всеми гребаными монстрами.
Внутренний барометр страха Эдди подскочил выше красной зоны. Единственное, с чем ему хотелось иметь дело меньше, чем с туннельными монстрами, это с этой... тварью. Он обвел взглядом остальную часть комнаты, которая в остальном была ничем не примечательной. Там стоял единственный высокий шкаф для хранения документов, рядом с ним - переполненная корзина для мусора. За дверным проемом виднелась крошечная комнатка с грязным туалетом. Рядом с мониторами была еще одна дверь. Она была слегка приоткрыта, пропуская полоску желтого света.
Закрытая металлическая дверь за его спиной загрохотала громче, чем когда-либо.
Он слышал, как скрипят измученные петли, медленно отрываясь от бетонных опор.
Он по-прежнему не двигался.
Он уставился на полоску света, его тело сотрясалось, как у человека, охваченного небольшим приступом. Он был в нескольких шагах от того, чтобы быть съеденным заживо. Но, возможно, за этой открытой дверью его ждала еще худшая участь.
Он услышал самый тяжелый удар, донесшийся из туннеля.
Дверь отделилась от стены и тяжело упала на пол под весом набегающих тварей. Времени на раздумья больше не было. Не было времени сопоставлять одну судьбу с другой. Эдди пошевелился. И на какую-то долю секунды поскользнулся на луже крови, растекшейся вокруг кресла. Но он тут же выпрямился, проскользнул в открытую дверь и захлопнул ее. Эта дверь запиралась электронным способом. Решительный щелчок убедил его, что она закрыта для посторонних. Он заметил электронную панель, встроенную в стену рядом с дверью. Он попытался вспомнить, видел ли что-то похожее возле другой двери, но у него ничего не получалось. Не то чтобы это имело значение. Просто было любопытно, как примитивизм Изнанки постепенно уступал место высокотехнологичным приспособлениям.
Твари навалились на дверь и взревели от возмущения, что еще один шанс загнать добычу в угол был упущен.
Эдди позволил себе кривую усмешку.
- Бедные монстры. Ужина для вас сегодня не будет.
Он находился в коротком коридоре с высоким потолком. С потолка на него смотрел холодный электронный глаз камеры наблюдения. Рядом с объективом мигала красная лампочка. Это его не беспокоило. Охранник не собирался преследовать его в ближайшее время. Тем не менее, эта дверь, как и предыдущая, вероятно, не продержится вечно, так что задерживаться не стоит.
В другом конце коридора была высокая бетонная лестница. Казалось, она тянется в бесконечность. Может, и не так далеко, но это определенно была самая высокая лестница, которую Эдди когда-либо видел. Были офисные здания приличных размеров, которые не достигали такой высоты. Но он смог различить лишь крошечные очертания двери наверху лестницы. Он посмотрел в другую сторону и не увидел ничего, кроме серой стены - тупика.
Он зашагал в противоположном направлении и начал подниматься по лестнице. Сначала он преодолевал две ступеньки за раз, подгоняемый новым приливом адреналина и новой вспышкой надежды. Возможно, это была глупая надежда, но, тем не менее, он гнался за ней, пока не потеряет сознание. Или пока враждебные силы не приведут к его падению. Дюжина ступенек оборвалась под ним. Две дюжины. Три дюжины. Потом он стал преодолевать их по одной, но все равно двигался довольно быстро. Дверь наверху постепенно увеличивалась в размерах, хотя и оставалась мучительно далекой.
Еще через несколько десятков шагов начала сказываться усталость. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить свои уставшие ноги подняться еще на один уровень. Его обнаженный торс блестел от пота. Он сосредоточился на продолжении подъема, сосредоточив всю свою волю на колоссальных физических усилиях, необходимых для продолжения движения. Сам процесс поднятия ноги на следующую ступеньку стал мучительным, хуже, чем, скажем, перетаскивание больших мешков с картошкой на крутой холм в жаркий летний день. Больше всего на свете ему хотелось улучить минутку-другую и присесть на одну из этих ступенек. Его сердце колотилось в груди, как двигатель очень старого и очень слабого автомобиля.
- Не подведи, сука... - пробормотал он своему осажденному сердцу.
Прошло некоторое время, прежде чем он понял, что преследующие его существа теперь перестали быть преследующими. Он поднимался по ступенькам медленнее, чем пожилой водитель из Флориды, который ведет "Бьюик" через перегруженный перекресток. Осознание пришло, когда он осознал, что не слышит никаких звуков, кроме своего затрудненного дыхания и учащенного стука сердца.
Он остановился, что не потребовало от него особых усилий. Он привалился к холодной бетонной стене, медленно сполз вниз, пока не оказался в положении на корточках, и оставался там, пока его тело пыталось прийти в себя. Он полагал, что сможет перестать задыхаться через неделю или две. Несколько минут он сидел с закрытыми глазами, радуясь, что ему больше не угрожает такая неминуемая опасность быть разорванным в клочья. Его дыхание выровнялось, и сердце, казалось, больше не было готово выскочить из груди. Он позволил своим глазам открыться, и у него впервые появилась возможность взглянуть вниз.
От головокружения у него скрутило живот. У него закружилась голова, и он чувствовал такое головокружение, какого не испытывал никогда с тех пор, как в детстве заставлял себя крутиться волчком. Он ухватился одной рукой за ступеньку над собой, другой хлопнул открытой ладонью по стене и держался изо всех сил. Головокружение прошло через несколько мгновений. Затем, когда он почувствовал, что готов, он рискнул еще раз взглянуть вниз.
Он почувствовал легкую боль в животе, но это не имело большого значения. С ним все было в порядке. По его следу не гнались хищные монстры с выпученными демоническими глазами. Больше нет. Лестница под ним была пуста, как и маленький коридор внизу. Он внимательно прислушался, но не смог уловить никаких звуков разрушения, доносящихся из маленькой комнаты охраны. Что ж, это было хорошо. Для разнообразия что-то сработало в его пользу. Затем он поднял глаза к потолку и посмотрел на мигающий красный огонек камеры видеонаблюдения. Он подумал о том, насколько ближе казалась камера, чем когда он был в коридоре.
На самом деле...
Что ж, лестница тоже oказалась гораздо круче, чем казалась изначально. Он преодолел, наверное, треть пути, и ему казалось, что он поднимался по лестнице целую вечность. Его охватило чувство нереальности происходящего. Его охватил новый приступ страха. Нереальности. Это было самое подходящее слово для этого. Или просто реальность в этом странном месте была очень изменчивой?
Неужели он будет вечно карабкаться по этой лестнице, так и не достигнув вершины?
- Нет. Не-а. Ни за что, ни при каких обстоятельствах.
Он приложит еще одно усилие. Тридцать минут. Нет, час. И на этот раз он будет подниматься по ступенькам с более умеренной скоростью, вместо того, чтобы тратить всю свою энергию сразу. Если после очередного часа восхождения окажется, что он по-прежнему преодолел только треть пути, он сдастся и бросится с лестницы. Он скорее умрет, чем будет вечно обречен на это странное чистилище.
- Тогда ладно.
Он поднялся на ноги, глубоко вздохнул и продолжил подъем. Его немного шатало, и ему отчаянно хотелось выпить бутылочку-другую "Гаторейда", но чувствовал он себя вполне нормально. На этот раз он не поднимал головы, вместо того чтобы пялиться на невероятно далекую дверь. Чтобы скоротать время, он считал ступеньки, поднимаясь по ним. Одна, две, три... Дюжина... две дюжины... три дюжины... все та же старая история.
А может, и нет.
Когда он, наконец, поднял глаза, то с удивлением увидел, что дверь на самом деле становится больше. И ближе. У него возникло желание ускорить шаг, которому почти невозможно было сопротивляться. Но он заставил себя продолжать в том же темпе.
А дверь казалась еще больше.
И еще ближе.
Пока, наконец, он не смог сосчитать, сколько ступенек оставалось между ним и лестничной площадкой. Семнадцать ступенек. Шестнадцать. Пятнадцать. Четырнадцать. Меньше десяти. А потом он начал двигаться быстрее, преодолев последние несколько ступенек прыжками. Он остановился на лестничной площадке и почувствовал, что знает, каково это - взбираться на Эверест. Черт возьми, Эверест был для слабаков. Что общего у простой горы с лестничной клеткой с привидениями?
Ну, может, там и не было привидений.
Он решил, что это не совсем подходящее слово, но он точно знал, что это место не имеет абсолютно никакого отношения к миру природы.
И он понял еще кое-что.
Он хотел уйти.
Сейчас.
Он осмотрел дверь. Она была сделана из гораздо более простого материала, чем две предыдущие, с которыми он сталкивался. На самом деле, она была сделана из дерева. По обе стороны от нее не было электронных кнопок. Похоже, здесь не было никакого запирающего механизма. Только обычная медная дверная ручка. Все, что ему нужно было сделать, это протянуть руку, взяться за нее и повернуть...
Затем он подумал о том, насколько обманчивой здесь часто бывает внешность.
И он подумал о пронзенной парочке в комнате охраны. Преступник, вероятно, находился где-то по другую сторону этой двери. Мысль о встрече с этим чудовищем пробирала его до глубины души, но он знал, что пути назад нет.
И он не мог просто стоять здесь, на этой лестничной площадке, вечно.
Поэтому он сделал глубокий вдох.
Взялся за ручку.
И поворачивал ее до тех пор, пока дверь не начала отходить от рамы.
Отбросив десятилетия укоренившегося агностицизма, он пробормотал молитву и вошел в обитель Дьявола.
Существу, которое обитатели Изнанки называли "Хозяином", было несколько столетий. Его существование на этом плане длилось более трех четвертей тысячелетия, но когда он был в человеческом обличье, его внешность была похожа на внешность седовласого мужчины лет шестидесяти с небольшим. Он мог бы принять облик гораздо более молодого человека, но обнаружил, что большинство людей относятся к старшим с той степенью почтения, которая ему нравилась. Это с самого начала устанавливало их подчинение.
И это было настоящей жемчужиной, лежащей в основе игры. Существо с таким долголетием нуждалось в развлечениях, и ему нравились игры, в которые он играл с людьми. Подобно жукам, запутавшимся в паутине, они не осознавали, что попали в логово Дьявола, пока не становилось слишком поздно убегать. Ему нравилось насмехаться над ними, срывать с них покровы ложной вежливости и гордости, мучить их до тех пор, пока они не превращались в разбитые, хнычущие скорлупки. Некоторых он убивал, предпочтительно на глазах у их друзей и любимых, других он отправлял в Изнанку, где они выполняли работу, прославлявшую его собственных темных богов и позволявшую ему существовать в этом призрачном коридоре мира, мрачно заколдованном месте, которое было одновременно и естественным, и за его пределами.
Он уставился на отражение своей человеческой маски в зеркале в своих покоях. Он увидел красивое, утонченное лицо, искусно выполненный фасад. Он знал, что увидит, если решит снять маску. Ни в том, ни в другом случае он не увидел бы лик божества. Он был из плоти и крови. Как и все остальные существа в мире. В конце концов, его особые способности не спасли его. Знания, которыми он обладал о своей собственной природе, ограничивались тем немногим, что он мог почерпнуть из древних текстов, которые, как он знал, были написаны его предками. Он знал, что его естественный жизненный цикл составляет примерно тысячу лет, то есть он прошел три четверти пути по дуге. Оставшиеся ему двести-триста лет показались бы вечностью низшим существам, но для существа, которое уже прожило так долго, этот отрезок времени казался ужасно конечным.
Двести лет.
Может быть, триста.
Капля в небесном ковше.
Он склонил голову набок, затем в другую сторону, сосредоточился и добавил седины на висках. Он осмотрел этот последний штрих, улыбнулся и счел его удовлетворительным. Он надел твидовый пиджак, снятый с трупа англичанина в 1930-х годах, надел кольцо оксфордского образца (принадлежавшее другому англичанину примерно того же года выпуска) и вышел из своего кабинета.
На какое-то время он отбросил тревожные мысли о смертности.
Сегодня вечером предстояло многое сделать.
Он вышел в темный коридор, ухмыльнулся, как хэллоуинский вурдалак, и спустился вниз, чтобы встретить вновь прибывшего.
Марк Коди вертел в руках зажигалку "Зиппо", поворачивая крышку вверх-вниз, вверх-вниз и нервно оглядывая комнату. Это был просторный кабинет, окруженный впечатляющим камином и книжными полками. Он сидел на краю плюшевого дивана, его колени были в нескольких дюймах от дубового кофейного столика. На нем стояла пепельница, но в ее первозданном виде было что-то отталкивающее - казалось, на нее никогда не падал пепел.
Марк вздохнул. Он отчаянно нуждался в успокоительной дозе никотина, но не был уверен, стоит ли ему закуривать. Что-то в этом месте было не так. О, он был счастлив увидеть женщину в черном "Бентли", эту мисс Викман[2], когда она появилась рядом с его погибшим "Вольво".
Странная вещь.
Машине едва исполнился год, и она была неисправна. Двигатель даже не попытался завестись, когда он повернул ключ в замке зажигания. Раздался только раздражающий щелчок. Он предположил, что аккумулятор сел, хотя всегда был осторожен и не совершал глупостей, которые могли бы его разрядить, например, не оставлял включенными фары, когда уходил на работу.
Так что машина была просто неисправна. И он как раз занимался, вероятно, бессмысленным процессом ее запирания, когда на дороге показались фары "Бентли". Он вспомнил вздох облегчения, который вырвался у него из груди. Он определенно не ждал с нетерпением этой прогулки в город, какой бы она ни была, и поначалу бурно выражал свою благодарность, когда "Бентли" притормозил и стекло со стороны водителя опустилось.
Затем он взглянул на мисс Викман.
По-своему привлекательная женщина, но было в ней что-то такое холодное.
Тем не менее, он сел в "Бентли" и поехал с ней по извилистому сельскому шоссе, пока они не добрались до места, которое она назвала "Домом Xозяина". Она упоминала этого человека во время каждого своего краткого выступления в разговоре по дороге.
Xозяин.
Бля.
Марк покачал головой. Этот термин вызвал в воображении образы графов в замках из старых черно-белых фильмов. Но это место вряд ли можно было назвать внушительным, по крайней мере, снаружи. Он был достаточно большим, такой дом в пригороде стоил бы полмиллиона, но вряд ли это было подходящее жилище для человека, чьи работники обращались к нему "Хозяин".
Он перестал насмехаться, как только оказался внутри дома.
Там не было тел, подвешенных на крюках для мяса. Он не забрел на съемочную площадку фильма Уэса Крейвена. Но в доме, несомненно, было что-то... не так. Атмосфера внутри была пропитана ощущением опасности. Он вздрагивал при каждом мелькании тени. Когда мисс Викман спросила его, не случилось ли чего, он постарался не заметить, как в уголках ее губ появилась легкая усмешка.
Она велела ему присесть в кабинете, возможно, налить себе чего-нибудь в баре и дождаться прихода Хозяина. Он изобразил беззаботный тон и спросил настоящее имя Хозяина, но она только уставилась на него с самым каменным выражением лица по эту сторону горы Рашмор.
Итак, он был здесь.
Все еще ждал.
Открывал и закрывал крышку "Зиппо".
Вверх и вниз.
Затем - черт с ним - вспыхнуло пламя, и "Мальборо", зажатый в уголке его рта, вспыхнул с новой силой. Он глубоко затянулся дымом, наслаждаясь им в течение одного сладостного мгновения, а затем медленно выдохнул его. Он сразу почувствовал себя лучше. Но совсем ненадолго. В углу тикали старинные часы.
Tик-так.
Как тиканье часов в камере смертников, приближающееся к полуночи.
Он подумал об этом человеке, о Хозяине.
Кем бы он ни был, он, должно быть, был напыщенным сукиным сыном.
Он уже начал набирать в легкие побольше дыма, когда услышал шлепанье мокасин по деревянному полу. Он вынул сигарету изо рта, сунул ее в выемку пепельницы и встал.
Он нахмурился.
Это и был Хозяин?
Он попытался подавить ухмылку, но у него это не совсем получилось. Он не был уверен, чего ожидал, но только не этого. Он был готов к встрече с кем-то внушительным, возможно, с кем-то вроде старого владельца плантации или современного биржевого бизнесмена. Но этот парень был совсем не таким. Черт, этот старый хрыч был похож на его преподавателя классической литературы в Южной Флориде.
Затем он открыл рот.
- Мистер... Коди, я полагаю?
Марк протянул руку.
- Да, это я, - oн заставил ухмылку превратиться в улыбку, которая источала фальшивую искренность. - Рад с вами познакомиться.
Старик улыбнулся.
- Взаимно.
Марк прочистил горло.
- Скажите... я не перейду черту, если спрошу ваше настоящее имя? Мисс Викман не захотела мне его назвать.
Мужчина поджал губы и по-профессорски кивнул.
- Мисс Викман преданная своему делу... сотрудница.
Марк расплылся в улыбке еще шире.
- Ну, что ж, мы здесь больше не незнакомцы, да? Теперь, когда мы представились, я имею в виду.
Мужчина посмотрел на него со слегка озадаченной улыбкой, начал что-то говорить, затем кивнул в сторону двери, через которую он вошел. Марк нахмурился, посмотрел в том же направлении и ничего не увидел.
- Эм... - Марк снова прочистил горло. - Как я уже говорил...
Мужчина снова перевел взгляд на Марка. Его улыбка стала шире, он искренне удивился - чему; Марк не знал, но выражение его лица нервировало.
- Мое имя не имеет значения. Вы бы не смогли его произнести. Это из языка, c котором живет всего один практикующий.
Старик рассмеялся, и этот звук был на удивление искренним. Марка это крайне встревожило.
- Итак, у меня к вам вопрос.
Марк хмыкнул.
- O-o-o'кей... - oн вскинул руки. - Bы не ответили на мой вопрос... не совсем, просто как-то двусмысленно, как политик, но, черт возьми, я просто более вежливый парень, - теперь его улыбка была совершенно искренней. - Так что выкладывайте, папаша.
Теперь что-то вспыхнуло в глазах старика. Что-то смутно хищное.
- Вы в курсе, не так ли, что главный хирург вашей страны признал курение опасным для вашего здоровья?
Марк рассмеялся.
- Kонечно, - oн взял тлеющую сигарету и затянулся, пока ее кончик снова не вспыхнул. - И что насчет этого?
Старик кивком указал на его сигарету.
- В последнее время я редко предаюсь этому пороку, но не мог бы я попробовать одну из ваших?
Марк великодушно пожал плечами, достал из кармана пиджака пачку "Мальборо" и бросил ее старику.
- Держите, папаша.
Старик снова и снова вертел пачку в руках, изучая ее. Затем он снова перевел взгляд на Марка. Хищный блеск в его глазах стал ярче. Он вытащил из пачки сигарету и подошел к Марку, который, подумав, что старик хочет прикурить, протянул ему зажигалку. Мужчина взмахом руки отбросил зажигалку, и она отлетела за диван.
Марка захлестнула волна ужаса. Все его сознание было занято одной мыслью: немедленно убраться подальше от этого сумасшедшего!
Он услышал, как открылась входная дверь.
Затем послышались голоса.
Он кинулся в ту сторону. Но старик схватил его за горло и повалил на диван. Марк захрипел, отчаянно хватая ртом воздух. Ему казалось, что он тонет. Старик показал ему пачку сигарет. На мятой целлофановой обертке отражался потрескивающий свет от камина.
Его ноздри раздулись. Что-то в его лице, казалось, изменилось. Марк закричал бы, если бы был способен на это.
- Эти штуки погубят тебя, мальчик! - oн одарил Марка ухмылкой, как у мертвеца, - гримасой жестокого юмора. - Разве ты этого не знаешь?
Хозяин заставил Марка открыть рот.
И скормил ему сигарету, которую он вытащил из пачки.
Затем остальные сигареты, одну за другой.
Пока он ими не подавился.
"Аккорд" обогнул изогнутую эстакаду, и его пассажиры вскрикнули от удивления. Дрим испытала чувство вины, но напугать своих враждующих друзей показалось ей единственным способом заставить их прекратить боевые действия. "Аккорд" вписался в поворот, пока эстакада не выровнялась. Затем они выехали на двухполосную дорогу, еще более узкую и темную, чем федеральное шоссе. На этом участке дороги, казалось, не было уличных фонарей, что вызывало беспокойство, но в данный момент это было последнее, что волновало Дрим.
Она вдавила педаль тормоза в пол, остановила машину на обочине, переключила передачу на нейтралку и вышла, захлопнув за собой дверцу. Она отошла от машины, остановилась в нескольких десятках футов, подняла голову к небу и издала пронзительный крик отчаяния. Затем каждый мускул в ее теле обмяк, и она упала на колени. Теплый асфальт царапал ее обнаженное тело, но она едва замечала это. Она была слишком уставшей, чтобы чувствовать боль. Она скрестила ноги под собой, закрыла лицо руками и, наконец, пролила слезы, которые так долго сдерживала.
Прошло несколько мгновений, пока она сидела на краю конуса света, отбрасываемого фарами "Аккорда". Затем открылась дверца. Кто-то вышел. Она услышала глухой стук захлопнувшейся дверцы, за которым последовало шлепанье сандалий по асфальту. Дрим не потрудилась посмотреть сквозь пальцы, кто это был.
В этом не было необходимости.
Алисия Джексон села рядом с ней на асфальт, обняла подругу за плечи тонкой загорелой рукой и спросила:
- Ты в порядке, милая?
Дрим издала еще один судорожный всхлип, шмыгнула носом и вытерла слезы с лица.
- Да... - oна прочистила горло. - Прости.
- Ладно, - Алисия ободряюще сжала ее плечо. - Через минуту я бы хотела, чтобы ты рассказала мне, почему ты это сделала, но сначала, я думаю, нам следует встать и отойти подальше от дороги.
Дрим посмотрела себе за колени и впервые осознала, как близко она находится к желтой линии, отделяющей дорогу от обочины.
- Я думаю, это немного опасно.
Алисия встала вместе с ней, придерживая Дрим за локоть. Ta немного пошатнулась, когда поднялась на ноги, но Алисии удалось удержать ее в вертикальном положении. Затем они взялись за руки и медленно пошли обратно к "Аккорду". Остальные пассажиры все еще находились внутри, наблюдая за ними с таким выражением, которое, по мнению Дрим, было новым пониманием ее границ. Возможно, теперь они будут более чувствительными, менее склонными нарушать ее и без того хрупкое чувство эмоциональной стабильности.
А может, это был просто страх, который она ощущала.
Или гнев.
Она испытала приступ вины, почувствовала, как в ее мозгу сгущается серое облако, смутное оцепенение, которое обычно предшествует приступу тяжелой депрессии. Ее охватило внезапное желание извиниться. Неважно, что ее резкое отклонение от шоссе вполне могло предотвратить катастрофическую аварию. Она поступила правильно, что-то, что она понимала умом, но это не имело значения.
Она напугала своих друзей.
Они, вероятно, были расстроены из-за нее.
Возможно, они даже ненавидели ее. Почему нет? Вокруг было много ненависти. Черт возьми, у нее было много свободного времени, и по большей части для себя.
Это было глупо.
Бессмысленно.
Как-то так.
В кабине "Аккорда" горел свет, и Дрим увиделa, что оставшиеся в нем пассажиры все еще спорят, хотя и не так горячо. Дрим хотелa встряхнуть их всех, заставить прийти в себя, понять, что они должны относиться друг к другу лучше и с большим уважением. Да, точно. Ей было бы легче проповедовать терпимость на митинге за превосходство белой расы.
Они достигли согласия, и Дрим плюхнулaсь на капот. Алисия встала перед ней, скрестив руки на груди.
- Теперь нам нужно поговорить, девочка.
Дрим вздохнула.
- Как Дэн мог так поступить со мной, Алисия? - eе глаза снова увлажнились. - Почему со мной продолжают происходить эти ужасные вещи? Все, чего я хочу - это нормальной жизни. Все, чего я хочу - чтобы кто-нибудь любил меня. Почему у меня этого не может быть?
Теперь настала очередь Алисии вздохнуть.
- Дорогая, я знаю, что тебе пришлось нелегко. Поверь мне, сейчас не время разбираться с этим, - oна помолчала. - И я думаю, что мне следует сесть за руль, если это еще возможно сделать сегодня вечером.
Но Дрим не могла оставить этот вопрос без ответа. Еще нет.
- Почему, Алисия?
Алисия покачала головой.
- Черт, ты действительно собираешься заставить меня это сделать, не так ли? - oна глубоко вздохнула. - Это продолжает происходить с тобой, потому что ты никак не можешь забыть этого невыносимого маленького засранца на заднем сиденье, - oна подняла руку, чтобы пресечь протест Дрим. - Не оскорбляй меня своими отрицаниями. Я знаю тебя, девочка. Это горькая правда, милая, и я хочу, чтобы ты приняла это близко к сердцу. Все, что ты видела в нем изначально - ушло. Он потерял свою человечность в тот момент, когда этот олух из "Уорлд Лайт" раскрыл свою тайну. Он стал таким же, как все остальные неудачники, с которыми ты когда-либо сталкивалась, - несносным и самодовольным, - oна глубоко вздохнула. - Тебе пора двигаться дальше, Дрим.
Дрим надула губки и раздраженно вздохнула.
- Почему я не могу привлечь настоящего мужчину?
Голос Алисии был хриплым от разочарования.
- Черт возьми, Дрим. Единственный настоящий мужчина - это тот, кто будет относиться к тебе с уважением и достоинством. Tебе давно пора это понять.
Дрим вздрогнулa.
- Оx...
- Прости, - Алисия продолжила более мягким тоном. - Постарайся по-настоящему выслушать меня и перестать быть такой маленькой королевой драмы. Я знаю тебя, Дрим. Ты выше этого.
Дрим отвела взгляд от подруги и ничего не сказала.
Разговор о неудавшейся романтической жизни Дрим был милосердно прерван звуками выхода остальных из "Аккорда". Чед Роббинс, засунув руки в карманы, неторопливо подошел к тому месту, где стояла Алисия.
- С ней все в порядке?
Дрим задохнулaсь, увидев, как рука Алисии с силой ударила по испуганному лицу Чеда.
- Нет, ублюдок, с ней не все в порядке. А теперь уходи!
Чед поправил очки, потер ноющую кожу и сказал:
- Ну что ж, вот вам и заботливый, чуткий подход. Да пошли вы обе.
Шейн Уоллес покачал головой, глядя на них всех, перекинул ноги через ограждение и исчез в зарослях деревьев. Карен Хидецки добралась до людей, собравшихся у капота машины, и, пошатываясь, медленно остановилась.
- Шейн решил отлить. Я бы тоже с удовольствием, но не хочу идти в лес.
Чед фыркнул.
- Токсичная парочка. Однажды фотографии вашей печени будут показывать ученикам средних школ в качестве предупреждения об опасности злоупотребления алкоголем.
Карен нахмурилась.
- Как ты мог стать таким злым, Чед?
Алисия посмотрела на него.
- Я бы и сама хотела знать ответ на этот вопрос.
Чед ухмыльнулся.
- Многие люди хотели бы знать, что движет мной. Я - просто очаровательный парень. Но у меня есть несколько собственных вопросов, на которые я хотел бы получить ответы, начиная с того, где, черт возьми, мы находимся и почему мы здесь?
Дрим сказалa:
- Где-то немного восточнее Чаттануги. И мы здесь потому, что несколько моих друзей перестали вести себя как цивилизованные люди.
- И в очередной раз неприступная Создательница грез, обладательница самого глупого имени в истории человечества, смехотворно пытается встать на высокий моральный уровень, - насмешливый тон, который был неизменным атрибутом словесного арсенала Чeда, давно утратил свою способность уязвлять. Что шокировало Дрим, так это неподдельный гнев в его голосе. Это было что-то новое, эти внешние проявления ненависти. - Позвольте мне напомнить вам о нескольких ключевых вещах, ваше высочество. Во-первых, сложные маневры с участием автомобилей и крутые повороты лучше доверить профессиональным гонщикам. Они, безусловно, не должны выполняться лицами, страдающими маниакально-депрессивным расстройством, не принимающими никаких лекарств, особенно страдающими маниакально-депрессивным психозом в период ПМС. Во-вторых, и я думаю, мне следует подчеркнуть это как можно более драматично... - здесь его голос резко повысился: - ИЗ-ЗА ТЕБЯ МЫ ЧУТЬ НЕ ПОГИБЛИ, ЧЕРТОВА ТУПАЯ БЕЛОКУРАЯ СУЧКА!
Карен Хидецки сказала:
- Вау... О, вау...
- Чед, - сказала Алисия, более спокойная, чем Дрим могла себе представить, когда ее подруга находилась в подобных обстоятельствах. - Я знаю, тебе наплевать на чьи-либо чувства, кроме своих собственных, но я советую тебе держать язык за зубами. Иначе мне придется причинить тебе боль. Это не угроза, это обещание.
Карен отвернулась с угрюмым выражением лица от линии деревьев.
- Я буду участвовать...
Затем ее взгляд вернулся к непроницаемой тьме леса. Душевная боль была очевидна в каждом нюансе ее позы и чертах лица. Она излучала сожаление так, что это было почти физически ощутимо. Наблюдать за этим было больно.
Дрим соскользнула с капота "Аккорда" и подошла к Чеду, который инстинктивно отступил на шаг. Она испытала мрачное удовлетворение, увидев крайнее удивление на его лице. Что ж, он, конечно, был удивлен - меньше всего Чeд ожидал от нее настоящей конфронтации.
Она шагнула прямо к нему.
- Что я тебе такого сделала, Чед? - oна старалась, чтобы ее голос звучал так же спокойно, как у Алисии, надеялась, что в нем будет хотя бы доля той же язвительности. - Я действительно хотелa бы знать, потому что я всегда былa для тебя только другом. Я поддерживалa тебя во время всех кризисов в твоей жизни. Я былa твоим плечом, на котором ты мог выплакаться, когда тебя бросали подруги. Я думалa об этом, порылaсь в своей гребаной памяти и не могу вспомнить ни единого поступка, который мог бы оправдать такую жестокость. Но, очевидно, я чего-то не понимаю. Пожалуйста, сделай одолжение, объясни мне, в чем дело. Ты многим мне обязан.
Чед еще несколько долгих мгновений пристально смотрел на нее, затем жесткость исчезла с его лица, как воздух из воздушного шарика. Его плечи поникли, и он внезапно показался очень усталым. Как и все остальные.
- Ладно, - сказал он со вздохом. - Кое-что есть.
Алисия хмыкнула.
- Это должно быть сытно.
Чед открыл рот, чтобы что-то сказать, но, похоже, заколебался. Наконец, он сказал:
- Я не знаю, должен ли я тебе говорить, - eще одно колебание. - Возможно, ты захочешь меня убить.
Дрим почувствовала, как в глубине ее сознания поднимается необъяснимый ужас. Она была на грани того, чтобы понять, о чем он говорит.
- Нет...
Чед кивнул.
- Да, - застенчивое выражение исказило его черты. - Я все это время знал о твоем маленьком секрете, Дрим.
Дрим бросила на Алисию испуганный взгляд.
- Это же не ты?
Однако раздраженного выражения на лице Алисии было достаточно, чтобы рассеять ее подозрения.
- Я никогда не говорила ни единого чертова слова, Дрим. Я держу свое слово, девочка.
Они услышали, как Карен вздохнула.
- Я сказала ему, - oна стояла к ним спиной. - Наверное, у меня просто много недостатков в характере. Нет чести, - eе голос стал тише. - Не заслуживаю доверия.
Чед закатил глаза.
- Достань скрипки и включи оркестр жалости к себе. Господи Иисусе! - eго взгляд остановился на Дрим. - Давайте прекратим валять дурака и расскажем все начистоту. Я с самого начала знал о твоей так называемой "попытке самоубийства". Забавно, что ты изо всех сил старалaсь скрыть столь глупую просьбу о внимании. Ты должнa былa знать, что это каким-то образом дойдет до меня. И почему я не могу перестать думать, что именно этого ты и добивалaсь с самого начала - заставить меня чувствовать вину за то, что я не припал к твоим ногам и не поклялся в вечной преданности? Тебе нужна помощь, Дрим. Серьезная помощь. И тебе нужно перестать сваливать свои проблемы на меня. Это несправедливо.
Глаза Дрим снова наполнились слезами.
Она отвела от него взгляд.
- Ты - мудак...
Чед хмыкнул. Дрим не нужно было видеть ухмылку на его лице, чтобы понять, что она там была.
- Да, я - мудак. А ты - самая эгоистичная...
Дрим не понимала, что делает, пока не сделала это. Ее сжатый кулак ударил Чeда в живот с силой, которая удивила их обоих. Это был первый раз в ее жизни, когда она ударила кого-то в гневе. Чед схватился за живот, согнулся пополам и судорожно глотнул воздух. Очки соскользнули с его лица и упали на асфальт, где с треском приземлились.
Наступил долгий период относительной тишины, в течение которого единственным звуком были попытки Чeда восстановить дыхание. Дрим сразу поняла, что ее друзья были потрясены зрелищем того, как она нападает на другого человека. Конечно, Чeд, вероятно, заслуживал какого-то наказания, может быть, даже хорошей взбучки, но никто не ожидал, что Дрим применит его. Дрим былa добросердечнa. Дрим была пацифисткой-хиппи, которая слушала Phish[3] и заискивала перед каждым встречным щенком. Дрим носила футболки, выкрашенные в хипповский батик, и весной у нее в волосах всегда был цветок. Она была чем-то вроде доброжелательной богини земли. Она была, ну... в общем, чудачкой.
Это была не та Дрим, которую они все знали и любили.
Это была тигрица.
- Будь ты проклят за то, что заставил меня это сделать, Чед, - oна снова всхлипнула. - Будь ты проклят.
Алисия тронула ее за локоть.
- Полегче, Дрим.
Дрим вздрогнула от прикосновения. Она не была готова к утешениям. Она еще не закончила говорить с Чедом.
- Мне больно это говорить, но тебе лучше знать, что я говорю серьезно. После этого я больше никогда не хочу тебя видеть. Ты можешь официально снять с себя любую вину, реальную или воображаемую, которую я, возможно, тебе причинилa.
Чeд еще мгновение держался за живот. Он осмотрел свои разбитые очки и отбросил их в сторону. Он носил их из-за близорукости, но мог нормально видеть и без них. Он неуверенно поднялся на ноги.
- Xорошо, - в его голосе прозвучала нотка печального смирения. - Я думаю, так и должно быть.
- Слава Богу, - сказала Алисия. - По-моему, это давно назрело.
- Аминь, - сказала Карен.
Чeд усмехнулся.
- Лицемерки.
Алисия бросила предостерегающий взгляд на Чеда, затем обратилась к Дрим:
- Дорогая, у тебя в машине есть атлас"? Путеводитель "Мобил"?
Чед покачал головой.
- Что тебе нужно, четырехзвездочный отель? Давай просто найдем ближайшую гостиницу "Крысиная нора" и переночуем там.
Алисия ухмыльнулась.
- Вполне уместно, раз уж ты - крыса.
Дрим посмотрелa на Алисию.
- У меня нет атласа или чего-то подобного. В машине Дэна был еще один, но... что ж... - oна беспомощно подняла руки. - Но я увиделa один из дорожных знаков с изображенными на нем символами еще до того, как свернулa с федерального шоссе. Я почти уверенa, что на нем был изображен один из тех значков отеля.
Алисия кивнула.
- Хорошо, значит, если мы проедем немного по этой дороге, то скоро должны подъехать к одному из скоплений мотелей и круглосуточных магазинов.
- Думаю, да, - сказалa Дрим.
Обсуждение того, что делать дальше, продолжалось, когда Карен Хидецки отошла от них. Она подошла к ограждению и остановилась там, изучая деревья. Шейн был где-то там. Она напряглась, пытаясь обнаружить хоть какие-то признаки его присутствия, но ничего не было видно - только темнота и редкие тени, когда ветерок шевелил ветви деревьев. Что-то в этой непроницаемой тьме встревожило ее, заставило обхватить себя руками, хотя ночь была теплой. Ей пришло в голову, что Шейн пробыл там довольно долго.
Словно по сигналу, откуда-то из леса донесся крик.
Крик боли, судя по пронзительности крика.
Сердце Карен сжалось.
Шейн!
Она перепрыгнула через ограждение, вскарабкалась по небольшому склону и нырнула в лес. Она не осознавала, какой помехой могут стать ее заторможенные алкоголем рефлексы, пока не наткнулась на низко нависшую ветку дерева через секунду после того, как увидела ее. Ветка ударила ее по лбу, и она упала на лесную подстилку, где ударилась затылком обо что-то твердое и неподатливое. Она не теряла сознания, но на мгновение все вокруг потемнело, и она лишь мельком увидела существо, которое вышло из тени и стояло над ней. Она чувствовала только, что это было что-то очень большое и совершенно за пределами ее опыта. Казалось, существо какое-то мгновение рассматривало ее, как завсегдатай ресторана изучает кусок мяса, прежде чем наколоть его ножом и вилкой, затем его голова дернулась при звуке приближающихся друзей.
Они выкрикивали ее имя, приближаясь с каждой минутой.
Затем все исчезло.
Карен удивленно моргнула. У нее даже не было времени как следует испугаться, но теперь на нее накатила волна ужаса размером с цунами, о, да.
- Что, черт возьми, это было? - задыхаясь, спросила она.
Она услышала треск веток где-то впереди, а затем в ее голове вспыхнуло жестокое осознание, полностью оформившееся.
Шейн уже столкнулся с этой... штукой.
Что означало...
- ШЕЙН!!!
Она начала подниматься, но тут чья-то рука легла ей на плечо и удержала на месте. Она закричала.
Эдди поступил единственно возможным в данных обстоятельствах образом - с максимальной осторожностью, на которую был способен. Он был на кухне в доме Хозяина. Она выглядела почти так же, как он помнил по своему предыдущему опыту. Здесь была та же большая, хорошо укомплектованная кладовая. В центре кухни находился большой остров со шкафчиками и раковиной. За ним стоял стол, тот самый, за которым он в последний раз нормально поел перед своим заключением в Изнанке.
Он прибыл сюда примерно полгода назад, заблудившийся и усталый путешественник в поисках телефона. Он возвращался из деловой поездки в Северную Каролину, где помогал в создании нового распределительного центра для компании, которая его наняла, когда его автомобиль - годовалый "Лексус" - начал фыркать и кашлять. В отчаянии он съехал с шоссе, решив, что позвонит в "Трипл Эй"[4] со своего мобильного телефона. Только его мобильный телефон, совершенно новый, от компании "Моторола", тоже решил перестать работать.
Эдди был сдержанным парнем, непринужденным и не подверженным вспышкам гнева; он списывал механические поломки на причуды судьбы, которые мог превратить в забавную историю на следующем корпоративном собрании. Поэтому он вышел из машины и пошел пешком, уверенный, что скоро доберется до места, где сможет переночевать. Утром он позвонит в "Трипл Эй" с телефона, предоставленного отелем. Его машину отбуксируют, и вскоре он отправится в путь на арендованном "Херце".
Все вышло не совсем так.
Он шел и шел, казалось, целую вечность. Он хорошо умел определять расстояние по шагам, еще со времен, когда состоял в школьной команде по легкой атлетике.
Так прошла миля.
Двe.
Три.
Он начал уставать. Пыхтя и отдуваясь, он остановился, чтобы еще раз позвонить по мобильному телефону. Ничего. Так что он поплелся дальше. Пять миль и никаких признаков цивилизации. Итак, впереди была извилистая асфальтированная дорога, по обеим сторонам которой были ограждения. Явно рукотворное сооружение. Но он не встретил ни одного дорожного знака, ни одного рекламного щита, вообще ничего, что указывало бы на то, что он находится в населенном пункте. Что было просто абсурдно. Он знал, где находится. Он проезжал через Ноксвилль незадолго до того, как "Лексус" начал плохо себя вести. Значит, что-то должно было быть. Какой-нибудь крошечный признак присутствия человека.
Но ничего не было.
Он уже начал отчаиваться, когда его глаза уловили слабый отблеск фар далекой машины, мелькнувшей на повороте дороги. Он прислушался к приближающимся звукам, внезапно осознав, как редко он сам останавливался, чтобы подобрать попутчиков, - почти никогда. Когда машина выехала на прямую дорогу, ведущую к тому месту, где стоял Эдди, он вышел на середину дороги и начал размахивать руками вверх-вниз.
Он вспомнил, как подумал: Я похож на сумасшедшего.
Машина, блестящий черный "Бентли", замедлила ход, приближаясь к нему, но вместо того, чтобы объехать его, остановилась рядом, и стекло со стороны водителя с жужжанием опустилось. Он подошел и заглянул в лицо суровой женщины, чьи волосы были собраны на затылке в тугой черный пучок. Ее лицо было неумолимым и бледным, как у призрака, когда она слушала его рассказ о горе.
После того, как Эдди проболтал, как ему показалось, день или около того, он закончил:
- Итак, если бы вы могли довезти меня до ближайшего отеля, я был бы у вас в вечном долгу, - oн полез за бумажником. - Я мог бы заплатить вам щедрую сумму...
Выражение лица женщины не изменилось, когда она сказала:
- Садись.
Эдди показалось, что в ней было что-то странное, но он был не в том положении, чтобы колебаться или спрашивать, почему она так охотно подцепила совершенно незнакомого человека. Она сказала ему только, что отвезет его в дом своего работодателя, где он сможет воспользоваться телефоном.
- В отель было бы лучше, - сказал он.
На что она не ответила.
Он был рад, что больше не находится в затруднительном положении, поэтому не стал настаивать.
Вот так он и добрался до дома, в котором снова оказался. Скромное двухэтажное строение, притулившееся к горе в Восточном Теннесси. Он слишком устал, чтобы обращать внимание на его абсолютную изолированность. Еще несколько часов, и он узнает об этом, но его жизнь свободного человека подошла к концу в тот момент, когда за ним захлопнулась входная дверь. С тех пор были моменты, когда он думал, что этот сезон в Aду никогда не закончится, но, возможно, надежда все-таки была.
Так что, пошевеливайся, - подумал он.
Босой, он медленно прошел через кухню. Он остановился у кухонного стола, чтобы извлечь из деревянной подставки длинный разделочный нож. Нож вряд ли смог бы защитить его от самого Хозяина, но от того, что он был вооружен, ему стало немного легче.
Еще несколько тихих, шаркающих шагов, и он вышел из кухни. Он выглянул из-за угла в коридор. Слева от него, в дальнем конце коридора, была закрытая входная дверь дома. Он заставил себя подавить порыв немедленно броситься в том направлении. Ему нужно было набраться терпения, убедиться, что за ним никто не наблюдает. Справа от него была лестница, ведущая в несколько спален и покои Хозяина.
Игровая площадка Дьявола.
Воспоминание о единственной ночи, проведенной в одной из комнат на втором этаже, заставило его вздрогнуть - возвращаться туда было бы почти так же неприятно, как возвращаться в Изнанку.
Он прошаркал мимо лестницы и заглянул за другой угол. Он увидел роскошно обставленную гостиную с диванами, журнальным столиком, книжными полками и баром. Эдди тоже помнил эту комнату - именно здесь Хозяин принимал "гостей". Он услышал негромкий гул голосов, доносившийся из дальнего конца комнаты.
Два мужских голоса.
Эдди втянул в себя воздух.
Один из них...
Хозяин.
Тембр этого ненавистного голоса нельзя было ни с чем спутать.
Эдди выбрался из-за угла и остановился, уставившись на закрытую входную дверь, размышляя, стоит ли ему бежать прямо сейчас или потратить более драгоценное время на поиски запасного выхода. Он был достаточно умен, чтобы понимать, что последний вариант был единственно разумным, но что-то первобытное в нем восставало против мысли провести хотя бы одно лишнее мгновение в этом доме ужасов.
Надо выбираться, - подумал он.
Эдди задрожал и сделал неуверенный шаг к двери.
С бешено колотящимся сердцем он сделал еще шаг.
И еще.
Он все ждал, что Хозяин внезапно появится перед ним, внушительный, ростом в шесть с лишним футов[5], и будет смотреть на Эдди, как извращенец в плаще, приближаясь, чтобы быстро убить. Или, возможно, он поиграет с Эдди, как кошка с пойманной мышью. Последнее казалось более вероятным.
Он сделал еще один осторожный шаг.
Затем замер.
Дерьмо!
Он услышал приглушенный звон ключей по ту сторону двери. У него перехватило дыхание, когда он увидел, как ручка начала поворачиваться. Это была сука, возвращавшаяся с еще одной мухой, попавшей в Хозяйскую паутину. Экономка-садистка. Ее звали мисс Викман, но Эдди привык думать о ней как о "Ильзе из Поместья"[6]. Она не была такой чувственной и странно соблазнительной, как Дайанн Торн, эта кинематографическая икона рабства и дисциплины. Нет, эта женщина была настоящей, она лично руководила методичными пытками, которым подвергали вновь прибывших гостей Хозяина.
Никого он не боялся так сильно, как Хозяина.
Но один человек был близок к этому.
Ильза из гребаного Поместья.
Не думая о том, что он делает - времени на раздумья не было - Эдди повернулся и помчался вверх по лестнице. Когда он вспомнил, куда бежит и какие ужасы его ожидают, ему пришлось подавить крик. У него мелькнул порыв развернуться и бежать обратно, но он отбросил его, как вариант, который, очевидно, был невозможен. Он поднялся на площадку второго этажа, посмотрел в длинный пустой коридор, по которому только что прошел, и задрожал. Здесь были комнаты, которые напоминали обычные спальни, но все они были оборудованы искусно спрятанными приспособлениями, излюбленными изощренными садистами во всем мире. Другие комнаты, обычно запертые, чтобы предотвратить преждевременное проникновение вновь прибывших, представляли собой настоящие камеры пыток.
Эдди быстро проанализировал свою текущую ситуацию и решил, что смерть от собственных рук, возможно, была бы лучшим вариантом. Он посмотрел на разделочный нож и попытался представить, как пронзает им собственную плоть. Но, конечно, не запястья. Слишком медленный способ выполнения работы. Ему пришлось бы перерезать себе горло.
Он скривился, представив это.
А, к черту все!
Дверь внизу открылась, и он услышал, что его подозрения подтвердились. У мисс Викман был акцент, который отдаленно напоминал британский, как у британки-экспатриантки, прожившей десятилетия в Соединенных Штатах. Затем раздался другой голос, изысканный голос джентльмена-южанина.
Какой-то несчастный болван, который понятия не имел, насколько ужасными были его обстоятельства на самом деле.
Эдди, к сожалению, был не в том положении, чтобы предупредить его.
Он заставил себя сосредоточиться на содержании их разговора. Было что-то вроде того, что Xозяин в данный момент занят. А пока, сказала эта сука, она могла бы показать ему его комнату. Послышался скрип старого дерева, и они вдвоем начали подниматься по лестнице.
Нож чуть не выскользнул из руки Эдди. Его снова затрясло. Он крепче сжал рукоять и, пятясь по коридору, заставил себя унять дрожь. Он был напуган до смерти. Выхода не было, не было и очевидного пути к отступлению, но, возможно, он смог бы найти место, где спрятаться. Проходя мимо дверей, он дергал за ручки, обнаруживая, что все они заперты, пока его рука не нащупала одну, которая поддалась примерно на середине коридора. Он бросился в комнату, затем быстро, но осторожно закрыл дверь. Он повернул замок и, пятясь, вошел в комнату.
Он отвернулся от двери и ахнул при виде девушки, выходящей из ванной. Она увидела его секундой позже и широко раскрыла рот. Эдди приготовился к крику, который заставил бы всех бежать, но из открытой полости донесся тихий, шуршащий звук. Эдди уставился на нее с недоумением на лице. Потом до него дошло - она была немой. Она тоже была молоденькой, лет пятнадцати-шестнадцати, с длинными черными волосами и фарфоровой кожей. На ней было длинное бархатное платье, открывавшее маленькие призрачные плечи, а на тонкой шее красовалось алое колье. Крошечный черный котенок мурлыкал в ее объятиях, не сводя глаз с Эдди.
Она была самым красивым существом, которое Эдди когда-либо видел.
Но ее красота не настолько поразила его, чтобы у него пропал инстинкт самосохранения. Она явно была одной из содержанок Хозяина. Содержанкой в том смысле этого слова, который подразумевает причинение боли и дисциплину. Она начала пятиться к открытой двери ванной. Эдди сократил расстояние между ними, прежде чем она успела выскользнуть, одной рукой зажал прядь блестящих черных волос, а другой приставил лезвие ножа к ее горлу. Котенок спрыгнул на пол.
Его губы прижались к ее уху.
- Послушай меня, девочка, - прошептал он. - Я не хочу причинять тебе боль. Я знаю, что, наверное, выгляжу как маньяк, но это только потому, что у меня был действительно плохой день. Скорее, это были действительно тяжелые шесть месяцев, но кто их считал? Помоги мне спрятаться, и у нас не будет никаких проблем.
Она вырывалась из его хватки, и он крепче вцепился в ее волосы, заставив ее вскрикнуть от боли. Он чувствовал себя неловко из-за этого, но на самом деле у него не было выбора.
- Господи, что с тобой не так? - eго голос превратился в настойчивый шепот. - У меня нож, маленькая мисси, так что прекрати.
Он почувствовал, как что-то трется о его лодыжку, и, опустив взгляд, увидел, что котенок смотрит на них снизу вверх.
- Отвали, комок шерсти.
Девочка напряглась в его объятиях и снова зашипела на него. Взгляд Эдди вернулся к котенку, который все еще наблюдал за ним своими жуткими желтыми глазами. В его голове начал формироваться план. Он сразу понял, что это его единственная надежда, хотя и слабая. Он отпустил девочку и поднял котенка, приставив нож к его маленькой шее. Девочка резко обернулась и в ужасе уставилась на него.
Эдди на мгновение напрягся, услышав голоса в коридоре, которые с каждой минутой становились все ближе, и на мгновение ему показалось, что его отчаянный бег к свободе подошел к финалу. Голоса стали громче. Они были прямо за дверью. Затем они удалились по коридору, становясь все более тусклыми.
Эдди перевел дыхание, которое он задерживал.
- Хорошо, - сказал он, по-прежнему понизив голос. - Вот в чем дело. Я не хочу причинить вреда тебе или котенку. Я всего лишь хочу выбраться отсюда. Помоги мне спрятаться на какое-то время, может быть, даже найди способ вытащить меня из этого места, и тебе не придется натравливать на меня защитников блохастых, - но теперь в его голосе послышалась угроза. - С другой стороны, если ты меня обманешь, я нашинкую этот комок шерсти, - oн повернул котенка мордочкой к ней. - Поняла?
Ее глаза сузились, превратились в узкие щелочки от ярости, но она кивнула.
- Xорошо.
Эдди оглядел комнату. В ней доминировала большая кровать с тяжелым бархатным балдахином лавандового цвета. В углу, рядом с кроватью, стояло овальное зеркало в полный рост на поворотной подставке. Еще там были комод и туалетный столик. Он предположил, что мог бы спрятаться под кроватью, но эта мысль вызвала у него приступ клаустрофобии. Он заглянул в ванную комнату. Эдди увидел джакузи, душевую кабину и множество декоративных приспособлений.
Он прошел в ванную, заглянул за дверь и увидел шкаф, в котором могла бы разместиться семья иммигрантов. Эдди вернулся в спальню, еще раз огляделся и на этот раз заметил свернутую плетку-девятихвостку на покрывале. Девушка проследила за его взглядом, улыбнулась, увидев, на что он смотрит, и похотливо приподняла бровь.
Эдди вздрогнул.
- Подумай еще раз. В прошлый раз я попался на эту удочку, не так ли? Только что ты играл в извращенную игру, а в следующий момент ты уже привязан к стойке с зажимами на половых органах.
Девушка пожала плечами.
- Послушай, я знаю, что ты однa из них, но интуиция подсказывает мне, что в твоей душе есть маленький нетронутый уголок. Я думаю, что, возможно, твое сердце не такое черное и извращенное, как у других здешних больных ублюдков. Знаешь, почему я так думаю?
Девушка покачала головой, и в уголках ее рта появился намек на ухмылку.
Но Эдди был неустрашим.
- Потому что тебе не все равно, выживет это существо или умрет. Эй, я по-прежнему доверяю тебе лишь настолько, насколько могу, но, думаю, есть шанс, что со мной все будет в порядке, пока у меня есть твой маленький друг, - oн вздохнул. - И, черт возьми, у меня почти не осталось других вариантов. Я спрячусь в твоем шкафу ненадолго. Думаю, они скоро начнут меня искать, но я готов поспорить, что ты сможешь убедить их, что меня здесь нет. Я прав?
Девушка, казалось, на мгновение задумалась, затем кивнула.
- Отлично, - Эдди направился в ванную. - А теперь подумай о том, что я тебе сказал. Придумай, как вытащить меня отсюда. Мы можем поговорить об этом, - Эдди нахмурился. - Черт. У тебя есть бумага и что-нибудь, чем можно писать?
Она снова кивнула.
- Хорошо, - oн зашел в ванную. - Пожелай котенку спокойной ночи? - oн снова посмотрел в ее холодные расчетливые глаза. - И продолжай думать о том, что может случиться, если ты обманешь меня. Думай о кишках котенкa, рассыпающихся по полу.
Котенок тихо мяукнул.
Девочка умоляюще посмотрела на него.
- Не волнуйся, - сказал Эдди, испытывая странное желание подбодрить еe. - С ним все будет в порядке. А теперь, спокойной ночи.
Он подошел к шкафу и захлопнул дверцу. На вешалке висел ряд длинных платьев. Он скользнул за ниx, чувствуя, как их шелковистая гладкость касается его обнаженного торса. Затем он устроился в темном углу на полу, прижал котенка к себе и заворковал с ним.
Котенок наблюдал за ним своими странно светящимися глазами.
Шейну Уоллесу нравилось думать о себе как о "мужественном парне". Этакий добродушный мачо, на которого стремились походить все остальные мужчины. Объект зависти. Жеребец, одно присутствие которого в комнате заставляло дам мурлыкать от желания. В школьные годы он был звездой, но его тело по-прежнему казалось высеченным из гранита. Женские головы поворачивались к нему, куда бы он ни пошел, и это явление могло бы поднять его самолюбие, если бы его самолюбие когда-либо нуждалось в поддержке.
На самом деле это было не так.
Однако Шейн Уоллес был человеком не только поверхностным. Конечно, ему нравились горячие цыпочки, но он не был мелким ублюдком. Он был по-настоящему глубоким парнем. Чувствительным, но стойким, каким и должен быть настоящий мужчина - как Мэл Гибсон в кино. Парень, на которого можно положиться. Он был надежной опорой для девушек, на которую можно было выплакаться, надежным собутыльником для своих друзей-мужчин. Он был из тех парней, которых хочется иметь рядом, когда жизнь бьет тебя в зад. Он часто думал, что из него получился бы хороший киногерой. Черт возьми, у него была привлекательная внешность, он быстро находил общий язык, пользовался успехом у дам, и он был - по его даже отдаленно нескромному мнению - определенно героем.
Поэтому ему было очень трудно примирить это глубоко укоренившееся представление о себе с его нынешним затруднительным положением - прятаться за деревом и сидеть на корточках с голой задницей и спущенными до лодыжек штанами, в то время как люди вокруг кричали и выкрикивали его имя. Что ж, только один человек звал его по имени, и он был уверен, что этот голос принадлежал Карен. В нем было что-то знакомое, раздражающее.
Эта лживая шлюха.
- Блядь, - выдохнул он.
Невероятно.
Парню вырывает кишки девушка, которая ему действительно небезразлична, - опыт, не имеющий аналогов в его прошлом, а у этой сучки даже не хватает такта позволить ему спокойно заниматься своими делами. Унизительность всего этого вывела его из себя.
С чего бы такой красотке, как Карен, якшаться с такими уродами, как Чед Роббинс?
Это оскорбило его чувство порядка во вселенной.
Основное правило существования № 1: Горячие цыпочки не трахаются с ботанами.
За очевидным исключением миллиардеров-программистов.
Кроме того, девушки не изменяли Шейну Уоллесу. Никогда. Проступок Карен был совершенно беспрецедентным в долгой и разнообразной истории его сексуальных завоеваний. Конечно, он обхаживал каждую красотку, с которой когда-либо трахался, но это было другое дело. Парням это было позволено. Они были рабами того, что его старый приятель Стив Уэйд, капитан футбольной команды SHS, называл "императивом случайного распределения спермы". Другими словами, биология побуждала парней распространять свое семя повсюду.
У девушек не было такого оправдания.
Таким образом, измена была нормой для парней, но не для девушек.
Что может быть очевиднее?
Такую девушку, как Карен, вы просто не могли уважать, не так ли?
Он опустил взгляд на свой все еще наполовину набухший член и испытал редкую вспышку стыда. Ну, просто не годится быть пойманным за тем, как ты гоняешь "лысого", этой сворой разносчиков эстрогена. Он поднялся на ноги и натянул штаны, туго затягивая молнию на своей поникшей эрекции. Негодование быстро сменилось смущением.
Это они были виноваты в том, что произошло.
Подруги Карен были слишком сексуальны. Большую часть отпуска и всю долгую дорогу домой он провел в размышлениях о том, что бы он хотел с ними сделать. О, он думал, что они - невежественные, политкорректные сучки, но ему не терпелось переспать с одной из них. Или с обеими. Это был образ, который подтолкнул его к краю пропасти, яркая фантазия о том, как он будет в паре с белокурой сучкой и ее чернокожей подругой. Последний час поездки он провел, глядя на обнаженные плечи и стройную шею Дрим, которые были видны из-за оранжевой майки. Затем у Дрим случился небольшой срыв, и ему неожиданно представилась возможность выпустить немного лишней спермы.
Изображая большую эмоциональную травму от откровений Чeда, чем он чувствовал на самом деле, он отправился в лес, забредя немного дальше, чем было необходимо, просто чтобы убедиться, что его не поймают на месте преступления. Он прикинул, что ему потребуется, может быть, пять минут, после чего дело будет сделано. Пару минут все шло отлично. Он представлял, как черная сучка опускается на него, а Дрим трется своими внушительными сиськами о его лицо. А потом начался настоящий ад.
Кто-то - судя по звуку, женщина - былa в мире боли где-то в глубине леса. С той стороны донесся только один крик, и в этом было что-то зловещее. Поблизости также наблюдалось какое-то суматошное движение, дикий шелест листьев и веток - словно топало что-то огромное. Его местоположение было трудно определить - не то чтобы он чувствовал себя особенно обязанным искать его в любом случае, тем более что тот, кто поднял этот чертов шум, вероятно, сделал что-то неописуемое, чтобы вызвать крик, который он слышал.
Шейн нахмурился, понимая, что это тот звук, который киногерой исследовал бы без колебаний - и без каких-либо видимых мыслей о личной безопасности.
Он подумал о психах из лесной глуши с охотничьими ножами.
Ладно, к черту геройское дерьмо.
Ему давно пора было убраться из этого жуткого места. Приняв решение, он двинулся в направлении трассы, а его мозг уже вовсю работал, придумывая хорошую историю, чтобы скрыть свою трусость.
Судя по всему, это было бы не так уж сложно. Откуда-то прямо перед ним доносился сильный шум. Карен снова закричала. Пронзительная пизда. Господи, но расставание с ней давно назрело. Она была симпатичной девушкой, но, возможно, он покончил со своей азиатской фазой.
Может быть, в следующий раз он заведет себе подружку-блондинку.
Такую хрупкую маленькую сучку, как Дрим.
Или, может быть, даже саму Дрим.
Конечно, почему бы и нет - сейчас она была достаточно уязвима.
Шейн был настолько погружен в себя и сексуальную одержимость, что на самом деле не слышал треска веток, пока существо не вышло из тени и не остановилось перед ним. Оно было огромным, около восьми футов[7] ростом, и покрыто спутанной, косматой шерстью.
Собака, - подумал он, - генетический мутант, здоровенный пес.
Но нет, в этом существе было что-то определенно волчье...
- Вот дерьмо, - cлова вырвались у него сами собой. - Гребаный оборотень.
Существо обнажило клыки и зарычало.
Шейн отшатнулся, споткнулся о камень и врезался в дерево. Он прислонился к дереву, пока существо медленно приближалось. Он знал, что должен бежать, но в тот момент все его умственные и физические ресурсы были направлены на то, чтобы удержаться на ногах. Но даже это ему не удалось - его ноги задрожали так, что он не смог их контролировать, и он начал сползать вниз по дереву. Когда существо приблизилось, он заметил на его шерсти брызги свежей крови. Шейн сразу подумал о таинственной женщине и решил, что ей капздец.
Как и ему собственно, понял он.
Существо нависло над Шейном, заставив того сморщить нос от его отвратительного дыхания. От существа пахло так, словно оно полоскало горло неочищенными сточными водами. Он уставился на его длинную морду, морщась, когда огромные капли слюны попали ему на лицо. Зубы, которых было так много, походили на ряды зазубренных ножей. Желтые глаза зверя слабо светились в темноте. Шейн пробормотал искреннюю молитву раскаяния, когда зверь медленно опустил свою массивную голову к его горлу.
Затем, казалось, пришло избавление в виде голоса Карен, раздавшегося совсем рядом. Забавно, теперь он звучал как голос ангела. Ангела милосердия. Голова существа дернулась при звуке приближающихся шагов.
Голос прошептал в голове Шейна: Беги, дурачок!
Он должен был это сделать. Этот момент растерянности мог стать для него единственным шансом искупить свою вину. Внезапно проникшись верой, он поклялся Богу, что станет лучшим человеком, если только тот вытащит его из этого дерьма. Мало того, он сделает все возможное, чтобы загладить свою вину перед Карен, которая на самом деле была совсем не такой уж плохой девчонкой, и...
- ШЕЙН! - Карен была ближе, чем когда-либо.
Раздавались и другие голоса.
Ее друзья уговаривали ее быть осторожной и притормозить.
К черту это!
Вот оно, время киногероев, детка.
Шейн почувствовал, как сила возвращается в его тело атлета, ударяя в него подобно удару молнии. Он вскочил на ноги и бросился мимо испуганного существа, убегая в сторону света - образно говоря, сейчас была ночь - прямо как в дни его славы на спортивной площадке. На мгновение он ощутил настоящий триумф и рассмеялся, понимая, что победил.
Но тут зверь набросился на него.
Нанося удары и разбрызгивая кровь.
Земля стала стремительно приближаться.
Раздался глухой удар.
Все потемнело.
Дрим отшатнулaсь, когда Карен закричала и вскочила с земли. Она наткнулась спиной на Чeда, который что-то проворчал и схватил ее за плечо, чтобы остановить. Алисия пронеслась мимо нее и приблизилась к Карен, у которой были безумные глаза и учащенное дыхание. Дрим была потрясена видом своей растрепанной и явно напуганной подруги.
Алисия осторожно положила руку на плечо Карен.
- Эй, девочка, успокойся. Сделай глубокий вдох и расскажи мне, что здесь произошло. Нашла своего парня?
- Нет, - Карен начала пятиться от них. - Вы слышали крик. С ним что-то случилось, - в ее голосе послышались умоляющие нотки. - Мы должны найти его, - всхлипнула она. - Вы должны мне помочь.
Алисия крепче сжала ее плечо.
- Эй, погоди-ка. Конечно, мы слышали крик, но я скажу тебе прямо сейчас, что это был не Шейн Уоллес.
- Очевидно, это был крик женщины, попавшей в беду, - вмешался Чед.
Алисия не отрывала взгляда от Карен.
- Как бы мне ни было больно соглашаться с мудаком, он прав. Парень не стал бы так воспринимать боль. Он бы разразился ругательствами.
- В первобытном лесу звучали бы слова "ублюдки", "уебаны" и все их обычные вариации, - добавил Чед.
Это не слишком успокоило Карен.
- Но ты же не видела эту... эту штуку.
Алисия нахмурилась.
- О чем ты говоришь, милая?
В беспокойных глазах Карен отразилось волнение.
- Я споткнулась о камень, - oна указала на место рядом с Дрим и Чедом. Они стояли в небольшом круге лунного света между деревьями, на пространстве, достаточно большом, чтобы сойти за поляну. - У меня закружилась голова. Я не отключилась, но на минуту все стало как в тумане. Там было... что-то. Что-то большое, - ужас снова появился в ее голосе, когда она описывала, что произошло. - Что-то, что не было человеком. Что-то, что даже близко не было человеком. Но оно ходило на двух ногах, как человек. Это было... это было...
Она снова начала всхлипывать.
Чед тихо напевал знакомые мотивы из "Секретных материалов".
Дрим успешно подавила желание пихнуть его локтем в живот, но высвободила плечо из его хватки и подошла к подругам.
- Карен, как выглядела эта штука?
Чед фыркнул.
- Ты не можешь воспринимать ее всерьез.
- Hе обращай на него внимания, - cказала Алисия.
В глазах Карен промелькнуло разочарование.
- Я... я не знаю. Я не столько видела, сколько ощущала его, - oна всхлипнула. - Все было в тенях, очертаниях. Но я чувствовала, что оно стоит надо мной. Я чувствовала, какое оно большое. И я чувствовал его дыхание. О, Боже... - oна прижала руку ко рту. - Я не могу передать вам, какой ужасный был этот запах.
Они все услышали преувеличенный вздох Чеда.
- О, Боже. Так, значит, на самом деле мы говорим о верзиле-отшельнике, который не чистил зубы десять лет. Возможно, о бывшем сумасшедшем путешественнике по Гарлему. Но мы, конечно, говорим не о каком-то монстре? - oн презрительно усмехнулся. - Карен, ты понимаешь, насколько безумно это звучит?
Дрим устало вздохнулa.
- Ты здесь никому не нужен, Чед. На самом деле, я былa бы признательнa, если бы ты вернулся в машину и подождал, пока мы разберемся с Карен, - в ней шевельнулась чуждая ей жестокость, заставившая ее заговорить прежде, чем она успела обдумать резкость своих слов. - Ты - бессердечный кусок дерьма. Каким-то образом ты стал таким же уродливым внутри, как и снаружи.
Дрим вздрогнула от резкого вздоха Алисии. Она мгновенно пришла в ужас от звука собственного голоса. Это не она произнесла те обидные, ужасные слова. Этого не могло быть. И, о... как все внезапно изменилось. Волна стыда захлестнула ее.
- Мне жаль, Чед.
Но ущерб был нанесен.
Чед отвернулся от нее. Его подбородок задрожал.
- Видите, девочки. Может быть, именно поэтому я отвергал ее все эти годы, чудовище, скрывающееся за красивой внешностью. Может быть, я всегда знал, что оно там было, - eго голос дрогнул. - Прощай, Дрим. Я сваливаю отсюда.
Он развернулся, отступил за линию деревьев и исчез из виду.
Сердце Дрим дрогнуло.
- Чед...
- Отпусти его, - голос Алисии был суров. - У меня кружится голова от такого количества пиздеца. Он весь вечер тебя подначивал. Ты сорвалась и сказала что-то несвойственное тебе. Оставь это. У нас есть дела поважнее.
Дрим встретилa непреклонный взгляд Алисии, почерпнулa в нем немного силы и кивнулa.
- Хорошо, что теперь?
- Мы найдем Шейна, - голос Карен звучал настойчиво, с нотками нетерпения. - Mожет oн пострадал. Mожет oн уже мертв.
Она сделала движение, чтобы снова погрузиться во мрак, но Алисия удержала ее.
- Подожди. Давай на этот раз сделаем все правильно. У тебя в машине есть фонарик, Дрим?
Дрим кивнула.
- В бардачке.
- Сходи за ним, девочка, - Алисия выдержала взгляд Карен. - Мы найдем твоего парня, когда она вернется, хорошо?
Дрим двинулся в сторону дороги.
- Подожди! - выкрикнула Карен
Дрим заколебалaсь, посмотрев сначала на Алисию, а затем встретившись взглядом с Карен.
- Да?
- Шейн не хотел, чтобы кто-нибудь знал, но в его сумке есть пистолет. "Глок", - это признание, казалось, причинило ей боль. - Мне все равно, что говорит Чед, здесь что-то есть, - oна с трудом сглотнула. - Ты должнa взять пистолет.
Дрим посмотрелa на Алисию.
- Я ничего не знаю об оружии.
Алисия пожала плечами.
- Черт, я точно не в курсах, - в ее голосе снова появились нотки нервозности. - И я не уверенa, что нам вообще стоит связываться с огнестрельным оружием.
Карен сказала:
- Шейн брал меня с собой на стрельбище, - oна старалась говорить уверенно, но ее голос все равно звучал неровно. - Я знаю, как им пользоваться.
- Я поищу его, - сказала Дрим.
Но она подумала: И оставлю эту чертову штуку там, где она есть.
Она решила сдержать внезапную вспышку гнева, которую почувствовала по отношению к Шейну, при себе. Этот сукин сын перевозил огнестрельное оружие через границы нескольких штатов.
В ее машине!
Карен поблагодарила ее.
Дрим снова направилась к дороге, но резко остановилась, услышав, как Алисия сказала:
- Эй... слышишь это?
Дрим нахмурилась и прислушалась.
- Что? Я...
Алисия тихо шикнула на нее.
- Слушай!
На мгновение воцарилась абсолютная тишина.
Затем они услышали это...
Звук чего-то приближающегося из глубины леса. Дрим внезапно очень испугалась. Рациональная часть ее понимала, что то, что они услышали, вероятно, было просто возвращением Шейна с того места, где он был, - у Дрим было странное, почти экстрасенсорное предчувствие на этот счет, - но она была удивлена, обнаружив, что какая-то ее часть внезапно купилась на рассказ Карен о гигантском монстре. Теперь уже значительно более громкие приближающиеся шаги наполнили ее ужасом. Ее воображение нарисовало очень яркую картину того, как из темноты появляется какая-то мерзость из фильма ужасов, чтобы съесть их живьем.
Там что-то двигалось. Судя по звуку, что-то очень неуклюжее. Затем Дрим уловила другой звук. Она не смогла его разобрать. Это мог быть стон или низкое рычание - звук, который мог издавать монстр.
Треск веток неподалеку заставил их вздрогнуть.
Дрим ахнула.
Это было даже ближе, чем она думала.
Беги!!! - умолял ее разум.
Ноги успели отступить на шаг или два, прежде чем существо, наконец, появилось из темноты на маленькой поляне.
Это был Шейн.
Только его было почти невозможно узнать. Он был весь в крови, а его одежда превратилась в лохмотья. Он, шатаясь, направился к ним, его рот открылся, когда он попытался что-то сказать, но вместо этого хлынула кровь. Он сделал еще один неуверенный шаг, покачнулся и рухнул на землю.
Карен опустилась рядом с ним на колени и завыла.
Дрим услышалa еще один крик.
Ее собственный.
Чeд прошел более четверти мили по дороге, когда ситуация, которую он оставил позади, приобрела поистине критический характер. Его дорожная сумка была перекинута через правое плечо, и он шел быстрым шагом. Он был в отличной форме после ежедневных тренировок в спортзале по соседству, так что прогулка в город не была бы слишком утомительной. Конечно, он не был уверен, насколько далеко находится этот теоретический город, но почти не сомневался, что оазис цивилизации должен быть поблизости. Скоро он доберется до одного из тех небольших скоплений ресторанов "Макдоналдс" и гостиниц для отдыха, которые так щедро разбросаны через равные промежутки вдоль основных магистралей. В любую минуту он мог свернуть за поворот, и вдали замаячат золотые арки. Он не сомневался, что поступает правильно, расставаясь со своими бывшими друзьями. Алисия была права, черт бы ее побрал - этот разрыв давно назрел. Он перерос их. Перспектива будущего без девочек была одновременно волнующей и пугающей. Он бы создал личность, которая не была бы основана на взглядах женщин. И все же он не мог отрицать, что в его сердце поселилось горьковато-сладкое сожаление. Он предположил, что это было своего рода горе, утрата, которую человек испытывает, когда уходит молодость. В былые времена они были такими хорошими друзьями. Он всегда был близок к Дрим, но он знал Алисию со старшей школы, а Карен - со второго курса колледжа.
Тень сомнения несколько замедлила его шаг.
Не делай этого! - предостерегал строгий голос в его голове.
Он понял, что это был голос независимости. Голос, к которому он прислушивался, когда выбегал из леса, а в голове эхом отдавались слова Дрим. Ему не нравилось принимать важные жизненные решения, руководствуясь эмоциональными порывами, но он чувствовал, что сейчас самое время для смелого, необычного шага. Поэтому он залез в незапертый "Аккорд", открыл багажник, достал свою сумку и двинулся в путь.
И эти первые шаги на пути к новой жизни были такими опьяняющими. Его так сильно возмущали эти новые сомнения. Он хотел верить в свою правоту, но совесть предавала его, напоминая о серии постыдных свиданий с Карен Хидецки. Чувство вины, которое он сдерживал в себе в течение нескольких месяцев, грозило вырваться наружу из-за запертой двери его подсознания. Он замедлил шаг и понял, что обдумывает возвращение к Соглашению.
Нет! - раздался предостерегающий голос.
Теперь это был почти крик.
Чeд подозревал, что на самом деле это был не голос независимости. Что, скорее, это было проявление сильной эмоциональной боли. Глубокой обиды. Воспоминание о Дрим в старшей школе всплыло в его сознании, как насмешка из глубин его души.
Однажды после уроков он допустил ошибку, подойдя слишком близко к тренировочному полю футбольной команды. Он был новичком в школе, но его уже считали одиночкой и ботаником. Он никому не нравился. Никто с ним не разговаривал. Такое исключение из социальной иерархии средней школы - он даже не был неудачником, статус, который, по крайней мере, обеспечил бы ему принадлежность к признанной клике, - возможно, это беспокоило бы его больше, если бы не скоротечность его детства.
Его отец был военным, и они много переезжали с места на место.
Но сейчас он не обращал на это внимания, прогуливаясь под лучами солнца позднего лета и читая на ходу открытую книгу в мягкой обложке. Группа футболистов заметила его, когда он свернул с дорожки, которая вела от задней части школы к ближайшей публичной библиотеке. Его внимание привлек стол для пикника. Банки "Гаторейда"[8] и стопки пластиковых стаканчиков должны были послужить предупреждением, но он пребывал в блаженном неведении о таящейся опасности. Все, что он знал, это то, что немного устал от жары и ему нужно было где-нибудь передохнуть. Стол для пикника показался ему хорошим решением.
Пока над ним не нависли трое очень крупных футболистов.
Он вспомнил, как смотрел на их враждебные лица и наивно спрашивал:
- Какие-то проблемы, ребята?
Один из игроков повторил его вопрос, преувеличенно шепелявя.
- Какие-то пйоблемы, йебята?
Он начал подниматься, но чья-то большая рука схватила его за запястье, заломила руку за спину и толкнула на колени. Другой игрок стоял перед ним, разминая пальцы на руке, обмотанной скотчем.
- Бьюсь об заклад, ты хотел посмотреть, как мы разгуливаем в своей обтягивающей униформе, не так ли? Меня от вас, гребаных педрил, тошнит.
Чед заплакал.
- Пожалуйста, не делайте мне больно.
Слезы и мольба вызвали только новый приступ мерзкого смеха. Чед хотел позвать на помощь, но кто бы ему помог? Кто-нибудь из других футболистов? Это казалось маловероятным. Чувство безнадежности начало душить его. Он не был геем. Хотя это не имело значения. Гребаные спортсмены считали гомосексуалистом любого, кто хоть немного походил на ботана. Слова "толерантность" не было в словаре спортсменов. Их общественный строй был прост и основывался на одном непреложном принципе - сильные мира сего существуют для того, чтобы подчинять себе слабых.
Они были сильными.
A он определенно был слабым.
Следовательно, он был в полной заднице.
Но затем он почувствовал чье-то присутствие. В позе его мучителей произошло едва заметное изменение, хотя они еще не отступали. Он услышал женские голоса. Может быть, группа подружек или чирлидерш. Отлично, они могли бы исполнить упражнение "сис-бум-бах", пока спортсмены по очереди использовали его голову в качестве боксерской груши. Oн услышал, как однa из них сказалa:
- Что здесь происходит?
Длинноногая блондинка протиснулась сквозь круг игроков, увидела, что Чeд прижат к земле, и разразилась впечатляющей демонстрацией возмущения.
- Какого хрена вы, приматы, делаете с этим парнем?!? - oна подошла прямо к игроку, удерживавшему его. - Отпусти его, Лось, или я позабочусь о том, чтобы мистер Чандлер узнал обо всем этом.
Чед узнал имя директора школы, и его мгновенно охватил новый страх - перспектива того, что его отец узнает об инциденте. Чеду нравилось верить, что его отец понятия не имел, каким отверженным он был, и он отчаянно хотел сохранить видимость нормального ребенка. Избиение от рук незнакомцев было бесконечно более приемлемым, чем эта ужасная возможность.
Но он еще не знал, что Дрим Уивер была одной из самых популярных девочек в его новой школе. И что ее отец был близким другом директора Чендлера. Поэтому он был поражен, когда футболист, который держал его, отпустил его и начал рассыпаться в извинениях перед Дрим.
- Эй, Дрим, - сказал он, и его голос был полон явно фальшивого добродушия. - Мы не хотели никого обидеть, правда. Мы просто дурачились, доставляя неприятности новичку. Так что успокойся, ладно? Ничего особенного.
Дрим шагнулa прямо к нему.
- Да, ничего особенного. Прямо как твой член, Лось.
Некоторые из подружек Дрим рассмеялись.
Лицо футболиста стало ярко-алым.
- Да ладно, Дрим. Расслабься. Ты же знаешь, как это бывает. Он ботаник.
- Нет, Лось, я не знаю, как это бывает, - Чeд слушал ее с благоговением, не в силах поверить, что эта девушка не выказывала страха, нападая на парня, который был в два раза крупнее ее. - Но я знаю, что избивать людей, которые меньше тебя ростом - это по-настоящему глупо.
Через несколько мгновений они ушли, совершенно запуганные этой удивительной девушкой.
Она помогла ему подняться на ноги и смахнула грязь с его лица. Она улыбнулась, и выражение ее лица было таким лучезарно-красивым, что это тронуло его сердце так, как он мог сравнить только с тем, что он испытывал, любуясь закатом на пляже. Что-то в том, как Дрим смотрела на него, заставляло его чувствовать себя хорошо, как будто он смотрел в ее глаза на какое-то чудо природы. Вскоре он понял, что это было частью ee дара. Доброта была руководящим принципом ее жизни. Ее учили относиться к людям - ко всем людям - с порядочностью и уважением, и именно на эту внутреннюю красоту люди реагировали, когда попадали под ее чары. Ее внешняя красота только усиливала ее замечательные личностные качества, делая ее чем-то вроде богини почти для всех, кто ее встречал.
Чед знал, что именно это было настоящей причиной того, что ее личная жизнь была в таком беспорядке. Все в ней пугало мужчин, которые могли бы стать для нее подходящей парой. Поэтому она переспала со многими недостойными людьми.
Такими, например, как Дэн Бишоп.
Все это время она верила, что он был единственным подходящим для нее человеком.
Воспоминание о том дне на тренировочном поле больно кольнуло его, когда он подумал о своей неосмотрительности по отношению к Карен Хидецки. Чудовищность предательства наконец-то дошла до него, и он осознал, как это открытие задело все эмоциональные точки Дрим. Подумать только, он назвал ее "пассивно-агрессивной" стороной их отношений.
Вот оно, противостояние с самим собой, которого он больше не мог избегать.
Он остановился, поставил сумку на дорогу и вздохнул.
- Ебать.
Это он во всем виноват.
Ну и что теперь?
Часть его хотела вернуться к "Аккорду" и излить душу Дрим. Дать ей понять, как много она на самом деле значила для него все эти годы. Извиняться до хрипоты в голосе. Выплакаться у нее на плече, когда она обнимет его. Он мог бы это сделать. Она простила бы его. Он слишком хорошо ее знал. Но он не собирался прощать себя. Оставалось только одно правильное решение - позволить Дрим жить своей собственной жизнью. Его первоначальные рассуждения были совершенно неверными, но уход все равно был правильным решением.
Он поднял дорожную сумку, снова перекинул ее через плечо и продолжил свой путь. Но ноги больше не казались ему легче воздуха. Его мучила совесть, и каждый шаг был наполнен вялостью. Он прошел всего несколько ярдов по дороге, когда, наконец, услышал приближающиеся тяжелые шаги где-то позади себя.
Звук босых ног, шлепающих по асфальту.
Он почувствовал скорость и звериные намерения.
Чeд крепче сжал плечевой ремень дорожной сумки, готовясь ударить ею по лицу любого, кто приблизится к нему. Сумка оставляла желать лучшего в качестве оружия, так как в ней была одежда и несколько дорогих сувениров. Это моглo бы смягчить удар.
Бег тоже не казался подходящим вариантом.
Его сердце бешено заколотилось, когда оно... что бы это ни было, оно резко остановилось у него за спиной. Он услышал влажные, чмокающие звуки и почувствовал горячее дыхание у себя на затылке. Он вспомнил расплывчатое описание монстра, данное Карен, и пробормотал ей безмолвные извинения.
Потому что ему не нужно было видеть то, что было у него за спиной, чтобы понять, что он ошибался.
Ее монстр был настоящим.
И он нашел его.
Он медленно обернулся, толстый комок страха застрял у него в горле, как сардина, и тонкая, как бумага, стена, отделяющая его сознание от парализующей волны ужаса, отступила.
Фрагмент из старого фильма с "Монти Пайтон" всплыл у него в голове, когда он стоял, парализованный этой близкой встречей с совершенно сюрреалистичным: Бегиииииии!!![9]
Да, бросок в лес, возможно, был бы лучшей идеей из всех возможных.
Жаль, что он чувствовал себя пригвожденным к асфальту.
Существо завладело его вниманием, лишив возможности мыслить рационально. Оно было большим, по-настоящему большим. Огромная бесформенная голова с длинной кожистой мордой располагалась на массивном теле, покрытом мехом и бугрящемся невероятно мощными мышцами. Оно искоса смотрело на него, шипя сквозь множество острых сверкающих зубов.
Слюна капала из его пасти, забрызгивая тротуар.
У Чeда разболелась голова.
У него закружилась голова.
Почему оно так на него смотрело?
Оно что, играло с ним?
Может быть.
Ублюдок.
Но затем оно потянулось к нему, вытянув одну из своих неестественно длинных, растянутых рук...
Чед без сознания рухнул на тротуар.
И существо подхватило его на руки.
Эдди снились стремнины с бурлящей водой, жаркое летнее солнце и брызги воды, бьющие в лицо, когда его плот скользил по бурлящей реке. Он был с друзьями, которых не видел, казалось, целую вечность. Он мечтал о роме и сладком, неспешном сексе с островитянкой на пляже в Карибском море. Он ощутил успокаивающую твердость камня под своими руками, когда взбирался на гору в каком-то другом экзотическом месте. А теперь он был с другой женщиной, сногсшибательной блондинкой, словно сошедшей со страниц модного журнала. На ней была тонкая голубая сорочка; они развевались вокруг нее, и ее длинные волосы мягко развевались вокруг головы, когда легкий ветерок, напоенный запахом моря, коснулся его лица. Она шагнула в его объятия, прижала его к себе, и он вздрогнул, когда ее мягкие губы встретились с его собственными. Влажный кончик ее языка коснулся его губ, заставив его вздрогнуть еще раз, затем она выскользнула из его объятий и отступила на шаг.
Боже, как она была прекрасна!
Он с трудом сглотнул.
- Ты нужна мне, Дрим.
Итак, девушку из сна назвали Дрим. Это показалось ему забавным даже за стеной сна. Ее улыбка превратилась в соблазнительную гримасу, когда она начала раздеваться.
- Поклоняйся мне, Эдди.
Она подняла голову к небу, когда ветер усилился, трепля ее волосы, как парус на лодке в открытом море. Она подняла руки над головой, и рубашка упала.
- Поклоняйся мне.
С этим нет проблем.
Эдди упал перед ней на колени.
- О, Дрим...
Но что-то было не так.
Голубизна ее глаз сменилась желтым блеском, а в тоне ее обнаженной плоти было что-то такое, что наводило на мысль о упругости. Он содрогнулся от страха, когда она начала превращаться в одно из этих ужасных существ. Ее лицо вытянулось, и было слышно несколько щелчков, когда в ее теле образовались новые кости и связки мышц. Ее прежде прекрасная голова раздулась до размеров тыквы на Хэллоуин, а тысячи прядей шерсти проросли из ее плоти, как быстро распространяющийся грибок.
Переход от человека к зверю был завершен.
Капельки слюны потекли из уголков ее рта, который, давайте посмотрим правде в глаза, превратился в рыло. Она пускала слюни, наблюдая за ним так, как толстяк в закусочной наблюдает за тем, как приносят его бургер и картошку фри.
Эдди подумал, что сейчас самое время проснуться.
Потому что это совсем не было похоже на сон. Он не только проснулся, но и встретился лицом к лицу с... ну... с оборотнем, и тот собирался расправиться с ним, как с "Хэппи Мил". Зверь навис над ним, широко разинул свою огромную пасть, обнажив ряды смертоносных зубов, зарычал на него, а затем бросился на добычу.
Эдди проснулся, судорожно хватая ртом воздух.
И тут он закричал, потому что чудовище каким-то образом проскользнуло сквозь матрицу сна. Оно было здесь, с ним, в чулане, вцепившись зубами в его горло, готовое вырвать из него жизнь. Он схватился за горло, уловил, что там находится, и понял, что был напуган почти до смерти комочком шерсти размером не больше его ладони.
Он сразу же перестал кричать.
И все же, почему это существо вцепилось ему в горло таким образом? Теперь он заглянул в его странные желтые глаза и был поражен тем, насколько сильно они напоминали глаза волчицы из его сна, которые были так похожи на глаза оборотней, бродивших по туннелям Изнанки. Обычная подсознательная алхимия сновидений.
Да.
Но...
Он держал его на достаточном расстоянии от своего тела, ожидая, что он превратится во что-то другое. Возможно, в кота-оборотня. Котенок казался слишком большим в его руках, сильнее, чем должен был быть его размер. Его руки инстинктивно сжались вокруг него, и у Эдди возникло почти непреодолимое желание свернуть ему шейку.
Животное, казалось, почувствовало его намерение.
Оно шипело и билось в его хватке.
В какой-то момент он почти выскользнул, но он схватил котенка за шею и начал душить. Черт с ним! Он должен был убить эту чертову тварь.
Затем, как только он почувствовал, что хрящи под его сильными руками начали прогибаться, чулан залил свет. Эдди моргнул. Он почувствовал чье-то физическое присутствие, ворвавшееся в комнату. Его охватила паника, вызвавшая новое желание бежать, но на этот раз бежать было некуда. Ряд платьев, за которыми он прятался, был отброшен назад. Красивая немая девушка посмотрела на него сверху вниз, ее глаза сверкали такой яростью, что Эдди сглотнул, и она вырвала котенка из его рук.
Вот и мой страховой полис, - подумал Эдди.
Девочка еще раз пристально посмотрела на него, затем переключила свое внимание на котенка, поведение которого радикально изменилось. Из его горла раздалось громкое мурлыканье. Девочка прижала его к себе и издала странные воркующие звуки.
Эдди пришла в голову мрачная мысль - возможно, ему придется убить девушку. Он попытался представить, как он это делает. Возможно, с помощью какого-нибудь тупого предмета в комнате. Эта мысль вызвала у него отвращение. Может быть, он и сделал бы это, если бы у него не было другого выбора, но очень большая часть его сомневалась в том, что он способен убить ее. Удар по черепу женщины, особенно очень молодой, поставил бы его в один ряд с такими подонками, как Тед Банди.
A Эдди уже в достаточной степени утратил свою человечность и самоуважение, спасибо вам.
Он понял, что девушка пристально смотрит на него, и в выражении ее лица читался холодный расчет. Затем она развернулась на каблуках, шлейф ее длинного платья зашелестел, когда она двинулась, и вышла из шкафа. Та часть его сознания, которая превыше всего ценила выживание, пришла в состояние повышенной готовности. Он должен был вскочить на ноги, броситься за этой маленькой сучкой и уложить ее.
Эдди еще немного подумал об этом.
Представил себя в роли Банди.
И остался там, где был.
Черт, он устал убегать. Устал бороться. Безумный полет к свободе, который начался на одном из нескольких контрольно-пропускных пунктов Изнанки, отнял у него слишком много сил. Чтобы добраться сюда, потребовалось почти сверхчеловеческое усилие. Он был истощен. Горючее кончилось. Вот почему он так быстро заснул. Он зевнул, потер затуманенные глаза и прислонился спиной к стене.
Как долго он был без сознания?
Десять минут?
Пятнадцать?
Ровно столько, чтобы погрузиться в сон.
Черт возьми, - подумал он, - прямо сейчас я мог бы снова заснуть.
Пусть маленькая девочка-гот приведет подкрепление.
Может быть, они окажут ему услугу, убив его во сне. Он чувствовал, что готов к такому окончательному согласию. Он предпочел бы вечный сон еще шести месяцам - или дольше - под стражей. Он начинал думать, что, возможно, даже предпочел бы это новой попытке выбраться из этого места, главным образом потому, что побег казался невозможным. Он подозревал, что он - крыса в застекленном лабиринте, а Хозяин наблюдает за каждым его движением, тихо посмеиваясь про себя над каждой безнадежной попыткой Эдди выбраться из этого кошмара.
К черту эту бессмысленную битву!
Лучше просто сидеть здесь и ждать неизбежного.
Но пока Эдди сидел и обдумывал, не сдаться ли ему, его беспокоили мысли о том, как далеко он зашел, как мучительно близки были к воплощению в жизнь мечты о обретенной свободе. Перспектива просто сдаться вызвала боль в его сердце, приступы сожаления, которые терзали его, как реплики грубых школьных хулиганов.
Да, Эдди, выбирай легкий путь.
Ты бы не хотел подставлять себя.
Ты - гребаный слабак.
И вообще, что в этом такого?
Мы говорим только о твоей жизни.
Он думал о том, чтобы снова стать свободным. Свободным человеком в свободной стране. Он снова подумал о том, как все изменится, если он когда-нибудь достигнет этой цели. Он знал одно - его дни в компании сочтены, независимо от того, примут ли его обратно после длительного и необъяснимого отсутствия. Мысль о том, что он выживет в этом безумном месте только для того, чтобы снова окунуться в корпоративную жизнь, была смехотворной. Он ликвидирует все, что у него оставалось, продаст все свои личные вещи и отправится путешествовать по миру. Он будет наслаждаться каждым восходом и каждым закатом солнца. Он посетит другие страны по всему земному шару. Он найдет ту островитянку или кого-то, очень похожего на нее. Но самое главное, он никогда больше не будет принимать что-либо как должное.
Дверца шкафа снова распахнулась, впуская полоску света.
Что-то острое и твердое ударило его по голени.
По ощущениям это было похоже на кончик туфли на высоком каблуке.
- Ой.
Он поднял глаза и увидел лицо немой девушки.
Она была одна.
Что ж, это любопытно. Где подкрепление? Где Ильза-домработница?
Почему я не умер? - подумал он.
Тайна стала еще более загадочной, когда она поманила его согнутым указательным пальцем.
Эдди прочистил горло.
- Эм... ты хочешь, чтобы я встал?
Она кивнула.
Эдди вздохнул.
- Конечно, как скажешь.
Что-то, отдаленно напоминающее улыбку, тронуло уголки ее губ, и он не заметил в них даже искры злобы. Затем она снова выскользнула в комнату, оставив Эдди размышлять над ошеломляющим поворотом событий.
Так загадочно, - подумал Эдди.
Боже, я ненавижу это в женщинах.
Эдди вышел из гардеробной и вошел в спальню. Девушка сидела за маленьким круглым столиком в углу комнаты. Она подняла глаза, когда он вошел в комнату. Рядом с ней был свободный стул. Эдди приготовился к любой странности, которая могла произойти, и сел рядом с ней.
На столе лежал блокнот, розовая канцелярская бумага для девочек-подростков. Девушка перевела взгляд на пустую страницу перед собой, обмакнула перо в чернильницу, встряхнула его и начала писать.
Эдди хмыкнул.
- Хм... гусинoe перо. Как... старомодно.
Эдди захотелось дать себе пощечину - странность ситуации, по-видимому, сделала его неспособным к разумной беседе.
Она повернула к нему блокнот, устремила на него серьезный взгляд и постучала пером по верхней странице.
Эдди посмотрел на то, что она написала.
TЫ, НАВЕРНОЕ, УДИВЛЯЕШЬСЯ, ПОЧЕМУ Я НЕ ВЫЗВАЛA ХОЗЯИНА.
Эдди приподнял бровь.
- Ну, теперь, когда ты упомянулa об этом, да.
Она переложила блокнот и написала еще что-то. Глаза Эдди следили за словами, которые она выводила аккуратными штрихами.
ПОТОМУ ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ НЕ СЛУЧАЙНО.
Эдди внезапно снова встревожился, вспомнив мимолетную мысль, которая мелькнула у него на последнем контрольно-пропускном пункте, - что его не преследуют, а загоняют. Что ж, это был первый намек на то, что интуиция не так уж далека от истины.
Он попытался скрыть страх в своем голосе, когда сказал:
- Итак... почему я здесь?
Она обмакнула перо в чернила и написала еще что-то.
Я ВЫЗВАЛA ТЕБЯ.
Эдди уставился на нее, разинув рот.
- Но... зачем?
Я НЕ ГОТОВА СКАЗАТЬ ТЕБЕ ЭТО, - написала она.
Эдди прищурился, услышав эти приводящие в бешенство слова.
- Не... готовa... сказать... мне, - oн прочистил горло. - Что ж, это просто здорово. Дай мне знать, когда у тебя найдется свободная минутка, чтобы посвятить меня в ту садистскую игру, в которую вы с Хозяином играете, - oн начал вставать. - А я тем временем немного вздремну.
Она зашипела на него, обнажив ряды идеальных зубов, белых, как у кинозвезды. Движение Эдди вверх прекратилось, и его глаза расширились от нелепого зрелища. Она была одной из самых очаровательных девушек, которых он когда-либо видел, обладала утонченной красотой, от которой его "маленькому солдату" хотелось встать и отдать честь, и все же она выглядела такой порочной.
Такой смертоносной.
Он снова сел.
Выражение дикости исчезло с ее лица, и ее внимание вернулось к странице розовой бумаги, где тонкая бледная рука снова с поразительной скоростью выводила красиво выведенный почерк от поля к полю. Она заполнила половину страницы, затем повернула блокнот к нему.
Эдди с легким интересом прочитал несколько сухих биографических сведений об этой девушке, но скука уступила место шоку и ужасу, когда его взгляд скользнул вниз по странице.
Ее звали Жизель Буркхардт, и она впервые приехала в это место в 1973 году, когда ей было семнадцать лет и она училась в выпускном классе средней школы.
Эдди наморщил лоб, услышав эту невероятную информацию - Боже, - девушка выглядела на семнадцать прямо сейчас, спустя тридцать лет после заявленной даты ее прибытия в мир Хозяина.
Но это было легко принять по сравнению с тем, что произошло дальше.
Это были ее последние каникулы с семьей перед началом нового этапа ее жизни - учебы в колледже в Новой Англии. У автомобиля, в котором находились ее родители и младший брат, к востоку от Чаттануги возникли проблемы с двигателем, и ее отцу пришлось съехать с шоссе. Так началась долгая ночь ужаса, кульминацией которой стала смерть ее родителей от полученных увечий. Ее брата отвели в другую комнату, а ее заковали в цепи и запихнули в подвал, где она оставалась до тех пор, пока Хозяин не был готов приступить ко второму этапу ее идеологической обработки. Мисс Викман вывела ее из подвала и пытала до тех пор, пока она не начала кричать о своей готовности сделать что угодно, лишь бы прекратить свои мучения.
К ней привели брата.
Она вспомнила, каким душераздирающе храбрым он выглядел, когда стоял там, дрожа.
Это было нелегко.
Она хотела, чтобы Эдди знал об этом.
Но боль была невыносимой. И она знала, что они могут продолжать причинять ей боль, равную той, которую она уже испытала, а может быть, и похуже, если она откажется выполнять их приказы.
Она не отказалась.
Мисс Викман дала Жизель опасную бритву.
Жизель использовала еe на своем брате.
В течение длительного периода времени.
Затем прикончила его.
- Боже мой, - выдохнул Эдди, прочитав это. - О, Господи...
Я УБИЛA СВОЕГО БРАТА, - так начинался заключительный абзац рассказа. - ХОЗЯИН ИЗМЕНИЛ ХИМИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В МОЕМ ТЕЛЕ И ОСТАНОВИЛ ПРОЦЕСС СТАРЕНИЯ, ПОЗВОЛИВ МНЕ СЛУЖИТЬ ЕМУ ЗДЕСЬ В КАЧЕСТВЕ УЧЕНИЦЫ НЕОПРЕДЕЛЕННОЕ ВРЕМЯ, И Я СЛУЖИЛA ЕМУ ХОРОШО. ДОСТАТОЧНО ХОРОШО, ЧТОБЫ ОДУРАЧИТЬ ЕГО. Я ЖДАЛA ТРИ ДЕСЯТИЛЕТИЯ, ЧТОБЫ ИСКУПИТЬ СВОИ ГРЕХИ, И ВРЕМЯ ДЛЯ ИСКУПЛЕНИЯ УЖЕ БЛИЗКО.
Мгновение Эдди смотрел на тревожащие его слова, ужасаясь жестокости, которую они описывали, затем отвел взгляд. Он не хотел смотреть на Жизель, не хотел смотреть в эти темные глаза. Он чувствовал, как они наблюдают за ним, оценивают его. Он обвел взглядом комнату в поисках чего-нибудь, чего угодно, что могло бы отвлечь его внимание, - и понял, что котенок пропал.
Он по-прежнему не смотрел на нее, когда спросил:
- Что случилось с пушистым комочком?
Жизель перевернула блокнот на чистую страницу и написала:
УШЕЛ.
Эдди нахмурился.
- Ушел?
Она пояснила:
КОТЕНОК - ОБОРОТЕНЬ, ХОТЯ И БОЛЕЕ ВЫСОКОРАЗВИТЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ЭТОГО ВИДА. ОН ВЫПОЛНЯЕТ ФУНКЦИИ МОЕГО ЛИЧНОГО ПОСЛАННИКА И ШПИОНА.
Оборотень.
Ну, конечно.
Эдди видел в Изнанке только подражателей Лона Чейни[10], но он помнил свою борьбу с существом в шкафу и знал, что она говорит правду.
Эдди, наконец, смог снова встретиться с ней взглядом.
- Что случилось...? Tы всегда была немой?
Она нацарапала большими печатными буквами одно-единственное сердитое слово:
НЕТ.
Эдди поморщился.
- Хозяин? Он...
Она написала:
Я БЫЛА ВИЗГЛИВЫМ ПОДРОСТКОМ. ОН ОТНЯЛ У МЕНЯ ГОЛОС, НАПОМНИВ, ЧТО МОЙ СТАТУС УЧЕНИЦЫ НЕ ОЗНАЧАЕТ, ЧТО ОН НЕ НАКАЖЕТ МЕНЯ, ОН НАСЛАЖДАЕТСЯ ТАКОЙ МЕЛКОЙ ЖЕСТОКОСТЬЮ.
Эдди покачал головой:
- Это полный пиздец, Жизель.
ЭТО БЫЛ ЦЕННЫЙ УРОК, - написала она. - Я НАУЧИЛАСЬ ТЕРПЕНИЮ. Я НАУЧИЛАСЬ ДУМАТЬ. Я ОБРАТИЛАСЬ К СЕБЕ И СТАЛА БОЛЕЕ СИЛЬНОЙ. МНЕ ЕСТЬ ЧТО СКАЗАТЬ ТЕБЕ, НО СНАЧАЛА ТЫ ДОЛЖЕН УСВОИТЬ СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ УРОК.
Эдди напрягся.
- Ого, подожди...
Она все еще писала:
ТЫ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ СВОЕ МЕСТО. В ПРОШЛЫЙ РАЗ Я ПРЕДОСТАВИЛА ТЕБЕ ПРЕИМУЩЕСТВО, НО ТЕБЕ НЕ ОДОЛЕТЬ МЕНЯ.
Эдди начал отодвигать от нее стул.
- Жизель...
Она схватила его за запястье, крепко сжав его одной тонкой рукой. Эдди попытался высвободиться, но она держала его крепко и без видимых усилий. Она постепенно усиливала нажим, пока он не почувствовал, как хрустят кости. В уголках его глаз появились слезы. Продолжая удерживать его, она встала и оттащила его от стола. Он, спотыкаясь, шел рядом с ней, пока она вела его к кровати. Она развернула его к изножью кровати, положила обе ладони ему на грудь и толкнула изо всех сил.
Эдди отлетел назад и на мгновение почувствовал, что тонет в мягком одеяле. Девушка забралась на кровать и встала над ним. Она ткнула его носком туфли на высоком каблуке, подталкивая к изголовью. Эдди отпрянул назад, слишком напуганный, чтобы не подчиниться ее приказу. Демонстрация силы напугала его, вся эта мощь, заключенная в этом маленьком теле.
Его взгляд был прикован к ее лицу - прекрасному и жестокому.
Затем он почувствовал, как складки ее длинного платья коснулись его обнаженного торса, когда она поставила ноги по обе стороны от него. Она приблизилась к изголовью кровати, и бархатная темнота поглотила его.
Мгновение спустя он не мог дышать.
Дрим подошлa к Карен, опустилaсь рядом с ней на колени и обнялa за вздрагивающие плечи. Карен бросилась в объятия подруги, вцепилась в тонкую ткань ее топа и зарыдала еще сильнее. Дрим прижала голову Карен к своей груди, почувствовала влагу ее слез и почувствовала, как на ее собственных глазах выступили слезы. Она гладила Карен по волосам и издавала мучительные, бесполезные воркующие звуки.
На лице Алисии застыло выражение полной сосредоточенности, когда она держала обмякшее правое запястье Шейна. Она опустила запястье и наклонилась к лицу Шейна. Дрим не была уверена, что Алисия искала, но что-то в выражении лица ее подруги подсказало ей, что она этого не найдет. Алисия прижала два пальца к горлу мужчины, подождала несколько мгновений, нахмурилась и вздохнула. Она встретилась взглядом с Дрим, которая задалa соответствующий вопрос, приподняв бровь.
Он...
Алисия устало кивнула в ответ.
Да.
И вот теперь по лицу Дрим снова скатилась слеза.
Это все моя вина, - подумала она.
Она по глупости свернула в объезд, потому что была чертовой дурой. Воспоминания о нарастающем напряжении в машине в моменты, предшествовавшие объезду, были временно вытеснены из ее сознания. Все, что она знала, это то, что из-за ее глупости погиб человек. Она была таким никчемным дерьмом. Если бы только... если бы только...
Если бы только я тогда все правильно понялa, - пришел неизбежный вывод.
От этой мысли шрам на левом запястье начало покалывать. Она снова испытала ощущение-воспоминание о лезвии, пронзившем ее плоть. Была боль... да, сильная боль, но также было и облегчение. Огромное облегчение. Было ощущение падения, стремительного падения с огромной высоты, а затем сладкого забытья.
Если бы только...
Слезы Дрим теперь текли беспрепятственно.
Она шикнула на Карен, обняла ее за шею и снова усадила в сидячее положение. Она обхватила рукой подбородок Карен, удерживая ее голову ровно, и сказала:
- Дорогая, мне нужно, чтобы ты встала прямо сейчас, хорошо?
Плечи Карен поникли.
- Шейн...
- Я знаю, милая, я знаю... - oна взглянула на изуродованное тело мужчины, поморщилась от приступа тошноты, подступившего к горлу, и снова перевела взгляд на Карен. - Он просто отдыхает.
- Верно, - согласилась Алисия, принимая словесную эстафету от Дрим. - Он отдыхает. Мы очень скоро окажем ему помощь, но сначала нам нужно вытащить тебя отсюда, - уголки ее губ приподнялись в вымученной улыбке. - Хорошо, милая?
Карен проглотила комок в горле, вздохнула и посмотрела на каждую из них по очереди. Дрим и Алисия почувствовали вспышку стыда, увидев отчаянную мольбу в ее глазах.
- Не няньчитесь со мной, - oна всхлипнула. - Я знаю, что он мертв.
Она попыталась подняться на ноги.
- Ого...
Дрим и Алисия подхватили ее, когда она пошатнулась, придержали, пока она не обрела равновесие, и повели обратно к машине. Когда они проходили между деревьями, Дрим услышала что-то позади себя. Что-то крадущееся. Она рискнула оглянуться, краем глаза заметила мелькнувшую тень, ахнула и споткнулась о камень. Другие девушки вскрикнули, когда она наклонилась вперед и покатилась вниз по склону.
Ее неконтролируемый спуск закончился болезненной и резкой остановкой в канаве. Ее тело было в ссадинах и царапинах, все тело болело. Она попыталась пошевелиться, но боль пронзила ее, как удар молнии. Она снова вскрикнула и, подняв глаза, увидела склонившуюся над ней перепуганную Алисию.
- Черт возьми, Дрим, почему ты пытаешься довести меня до сердечного приступа?!
Дрим поморщилась, когда повернула голову к темной линии деревьев.
- Я что-то увидела там, сзади, Алисия. Я оглянулась и... кое-что увидела.
Она содрогнулась при воспоминании.
Алисия нахмурилась.
- Что? - oна посмотрела в сторону леса, затем снова посмотрела на Дрим. - Что ты виделa?
- Она видела то же, что и я.
Они обe посмотрели на Карен, которая теперь сидела на ограждении, уставившись на линию деревьев, на эту зеленую стену, которая теперь казалась границей между нормальным, естественным миром и страной кошмаров.
Ее голос звучал как-то отстраненно.
- То, что погубило Шейна. Настоящего, блядь, монстрa.
Алисия вздохнула.
- Господи...
Дрим схватила Алисию за запястье.
- Возможно, она права, - cкептицизм собеседницы был очевиден, но Дрим продолжила: - А может, и нет. Но что-то есть. Что-то, что не исчезло, когда с Шейном было покончено.
Взгляд Алисии снова устремился к линии деревьев.
- Бля, - oна проглотила комок в горле и придала мечтательному лицу серьезное выражение. - Я не верю в монстров, девочки, но я верю в бешеных чуваков-убийц. Так что, возможно, где-то поблизости есть какой-нибудь Ганнибал, который хочет стать каннибалом. И я не знаю, как вы, но я не стремлюсь стать еще одной зарубкой на рукояти его ножа.
Дрим уловилa логику в словах Алисии. В ее теории было гораздо больше смысла, чем в идее о какой-то сверхъестественной мерзости, но в ее воспоминаниях о едва уловимой штуке на краю поля зрения было что-то такое, что вызывало насмешку над такими понятиями, как логика и разум. Что-то в этом мелькании тени заставило мысль о монстрах отозваться в ее сердце с холодной уверенностью.
Она крепко ухватилась за запястье Алисии и начала подтягиваться. С нее посыпались комья грязи и колючки, и все части ее тела заныли. Алисия вскрикнула, удивленная резким движением, но Дрим сумела подняться на ноги. Она крепче сжала запястье Алисии и начала продвигаться к ограждению. Алисия, спотыкаясь, последовала за ней, протестуя на каждом шагу.
- Эй! Дерьмо... подожди... - oна снова споткнулась, но рука Дрим напряглась и удержала ее на ногах. - Господи... что на тебя нашло?
Мгновение спустя они уже были у ограждения, рядом с Карен, которая смотрела на них с отстраненным выражением, которое узнал бы ветеран боевых действий, - пустым взглядом человека, который прошел прямо через главный вход в ад, сражался с демонами и каким-то образом вышел оттуда физически невредимым. Однако этого нельзя было сказать о ее психическом здоровье, которое было явно подорвано.
В ее глазах не отражалась улыбка, которую она им демонстрировала.
- Монстры, - выдохнула она. Она обхватила себя руками и вздрогнула. - Я чувствую, как они наблюдают за мной. А вы?
Дрим посмотрелa на Алисию.
- Мне все равно, кто из вас прав. Все, что я знаю, это то, что наши шансы выбраться отсюда живыми падают с каждой секундой. Давайте убираться отсюда к чертовой матери, девочки.
Алисия хмыкнула.
- Разве я спорю? Пойдем.
Они перелезли через ограждение и направились к пустой машине. Багажник "Аккорда" был открыт, в замке торчали ключи Дрим. Дрим бросила косой взгляд в сторону Алисии, заметила, что ее подруга выглядит немного растерянной, и сказала:
- Алисия...
Алисия моргнула и посмотрела на нее.
- Да?
Дрим постаралась, чтобы ее голос звучал беззаботно, когда она сказала:
- Посади Карен в машину. Мне нужно кое-что достать из багажника.
Алисия пожала плечами.
- Kонечно.
Они подошли к "Аккорду". Все четыре двери были открыты, а в салоне горел свет. В тусклом лунном свете пустая машина выглядела как заброшенный космический корабль. Алисия занялась Карен, которая бормотала что-то еще о монстрах, а Дрим подошла к открытому багажнику и начала быстро осматривать его содержимое. Сумка Шейна стояла в углу за потертым зеленым чемоданом Алисии.
Сердце Дрим забилось быстрее, когда она потянулась к сумке, схватила ее и притянула к себе. Выглянув из-за открытого капота, она увидела, что Алисия сидит на заднем сиденье рядом с Карен, которая, очевидно, снова нуждалась в утешении. Дрим немного расслабилaсь, расстегнулa молнию и началa разбирать вещи Шейна.
Там был представлен широкий ассортимент типичной одежды для отдыха: от гавайских рубашек и сандалий, до уродливых боксеров с цветочным принтом и широких брюк-карго. На боковушке был прикреплен порножурнал, посвященный исключительно девушкам, занимающимся сексом с другими девушками. Бедная Карен. Покойный подонок не заслуживал ее горя. Она испытала мрачное осознание того, что ее больше беспокоит то, как умер Шейн, чем сам факт его смерти.
Она ждала, что почувствует укол вины.
Она вздохнула.
Этого не последовало.
Забудь о призрачных существах, прячущихся в лесу, - подумала она, - настоящий монстр прямо у вас под носом, девочки.
Пистолет был спрятан на той же боковушке. Дрим осторожно извлеклa его, положилa в багажник и застегнулa сумку Шейна. Она положила ee обратно в багажник, открыла свою собственную сумку и положила "Глок" под стопку тонких топиков и трусиков. Она застегнула сумку на молнию, закрыла багажник, вынула ключи из замка и села в машину.
Алисия сказала:
- Нашлa, что искалa?
Дрим показалось, что она уловила обвиняющие нотки в голосе подруги. Алисия не была глупой. Она знала, что Дрим уязвима, и, без сомнения, помнила замечание Карен о пистолете. Это было простое уравнение: подруга-самоубийца плюс наличие смертоносного оружия - это масса неприятностей.
- Нет, - Дрим вставила ключ в замок зажигания и завела "Аккорд". - Я искала пистолет Шейна, - oна поразила саму себя тем, что ее голос звучал ровно, когда она слегка приукрасила ту часть своего заявления, которая была ложью. - Я подумалa, что он может нам понадобиться, но не нашла и сдалась.
Она включила передачу и съехала с обочины.
Алисия хмыкнула.
- Ладно.
После стольких лет Дрим смогла довольно хорошо понять Алисию. Она не совсем поверила в историю Дрим, но и не слишком обеспокоилась ею. Или, может быть, она просто слишком устала, чтобы высказывать открытый скептицизм. В любом случае, она явно не собиралась расстраивать Дрим из-за этого.
Дрим немного расслабилась.
Все встало на свои места.
Вскоре они доберутся до места, где можно будет сообщить о смерти Шейна, и немного погодя разойдутся по гостиничным номерам. Там, наконец, оставшись одна, она откроет свою сумку и встретит свою судьбу.
Она ехала до глубокой ночи.
И попытался представить, каково это - наконец-то оказаться на свободе.
Оборотень вышел из-за деревьев и осмотрел подъездную дорогу, ведущую к главному входу в Изнанку. Поблизости не было никаких признаков активности оборотней, поэтому он вышел на дорогу, перекинул свой бесчувственный человеческий груз через плечо и бросился бежать.
Существо испытало отголосок эмоций из другой жизни. Из времен, предшествовавших Изменению - до того, как он попал в эту страну странных существ и темных сил, страну, где его жизнь сильно отличалась от той, которую он знал раньше. Здесь он бродил по лесам с привидениями, охотился и ел по-старинке, лакомясь мясом несчастных странников, которые заблудились в этом месте. Это было первобытное, чувственное существование, по-своему дикое и удивительно прекрасное. Ему нравился вкус сырой плоти, свежей крови, бьющей ему в рот из перерезанных артерий.
Да!
Великолепное ликование от утоления жажды крови было наслаждением, не имеющим себе равных. Что-то похожее на грусть наполнило его сейчас, когда он начал осознавать, что пробовал человеческую плоть в последний раз. Он сожалел, что его пребывание в этой ночной стране чудес подходит к концу, но это беспокойство смягчалось обещанием еще лучшего места. Возвышенного места за пределами этого физического мира. Рая. Это слово всплыло из давно дремлющих хранилищ памяти, тех хранилищ человеческих знаний, к которым он редко прикасался со времени Изменения.
Рай.
Это место, обещанное ему Другой.
Однажды ночью она пришла к нему в лес, обнаженная и прекрасная, с длинными волосами цвета воронова крыла, ниспадающими на молочно-белую грудь. Онa вышлa на поляну, где он сидел и доедал свой последний обед - предплечье человека, чьи кишки, дымясь, валялись на лесной подстилке. Он не испытал ожидаемой новой вспышки голода и вскоре понял почему. Tа женщина - Другая - не была человеком.
Больше нет.
Хозяин изменил ее.
Ее темные глаза вселили в него страх. Ему захотелось бросить еду и убежать, углубиться в лес и стереть из своей памяти образ неотразимого женского лица. Большую часть времени он руководствовался чистым инстинктом, древними и первобытными побуждениями, но эта женщина излучала силу, которая подавляла инстинкты - подавляла, уничтожала любую способность или желание бунтовать или сопротивляться ее воле.
Она была почти такой же могущественной, как Хозяин.
И он стал принадлежать ей в тот момент, когда она спроецировала эту силу в его разум, рассказывая ему в образах о том, что она хотела, чтобы он делал. Соблазняя его образами награды, такой сладкой, что его страх перед гневом Хозяина почти угас.
Она взяла его на лесной подстилке.
Применила к нему сексуальную магию.
Вызывая временное возвращение к его человеческому облику.
Тем не менее, он взвыл в момент оргазма, вцепившись в нее, как дикий зверь, которым он снова станет, когда она оставит его, и это чувство было лучше, чем вкус теплой крови у него во рту. Лучше всего на свете.
И это было только начало.
Она показала ему и это тоже.
Это было обещанием грядущего.
Проблеск рая.
Проблеск, который позволил ему отбросить смутное чувство потери и без колебаний нырнуть в туннель. Длинные ноги несли его по извилистому туннелю со скоростью, с которой не смог бы сравниться даже самый быстрый человек, уводя его глубоко под землю. Он знал местность в туннеле так же хорошо, как свои охотничьи угодья Наверху, и проворно двигался в темноте, ни разу не споткнувшись.
Он стремился вниз.
Его "пассажир", легкий, как перышко, висел у него на плече.
Вниз.
Вниз.
Вниз.
Пока он не вышел из-за поворота и не увидел свет. Свет осветил здание, окруженное сетчатым забором. У открытых ворот стоял человек. Ноздри оборотня дернулись, а рот наполнился слюной, но он понимал, что не должен есть этого человека. Другая вынудилa его отказаться от своей природы. Человек, одетый в военную форму Изнанки, помахал ему фонариком.
Выражение лица мужчины было мрачным.
- Ты опоздал.
Он отвернулся от оборотня.
- Сюда.
Оборотень проследовал за охранником через ворота, а затем через открытую дверь в здание. Мужчина провел его по длинному коридору, затем по более короткому, в конце которого была небольшая камера предварительного заключения. Охранник снял с пояса связку ключей, выбрал один и вставил его в замок камеры. Он взялся за ручку двери и открыл ее, затем поманил оборотня.
В камере был еще один человек. Женщина. Сильная и здоровая. Она сидела на койке, скрестив ноги, не глядя на них, с выражением явного безразличия на лице. Изо рта оборотня потекла горячая слюна, и он смотрел на лакомый кусочек дольше, чем следовало.
Охранник ткнул в него фонариком.
- Сюда.
Оборотень опустил потерявшего сознание мужчину на пустую койку, еще раз взглянул на женщину, которая все еще не замечала присутствия своего нового сокамерника, и вышел вслед за охранником из камеры. Охранник захлопнул дверь камеры, запер ее на ключ и вывел существо обратно из здания.
Оборотень был счастлив.
Он выполнил приказ Другой.
Рай был обеспечен.
Он думал об этом месте, о своей сладкой награде, когда пуля, выпущенная охранником, оторвала ему большой кусок головы. Охранник вздохнул и убрал свой пистолет в кобуру.
- Прости, здоровяк
Он сожалел, что ему пришлось убить бедное заблудшее существо, но утешал себя мыслью, что оно отдало свою жизнь ради высшей цели.
Он вздохнул еще раз.
Затем принялся за работу, оттаскивая тушу с глаз долой.
Чед медленно приходил в себя, его болящая голова была полна кошмарных образов и вещей, которые не могли быть реальными. Он увидел существо, которого не должно было существовать, отвратительную рычащую тварь, похожую на оборотня.
Что было невозможно, поскольку оборотней не существует.
За исключением того, что, ну... они существовали. Вероятно.
Его последним осознанным воспоминанием было то, как зверь раскрыл свою вытянутую морду, обнажив устрашающее количество очень острых зубов. После этого все погрузилось во тьму. Пустую, вечную тьму, которую человек ощущает в момент своей смерти.
Но он не был мертв.
Что было не чем иным, как гребаным чудом.
Он почувствовал под собой что-то твердое и неудобное, что навело его на мысль о комнатах в общежитии и туристических походах. Осязаемое, физическое доказательство того, что он вернулся в мир живых. Его глаза открылись, и он увидел, что лежит, растянувшись на койке, в тускло освещенной камере заключения. Он заметил граффити на стене, простую надпись из двух слов: ЛАЗАРЬ СПАСАЕТ. Над ним висела еще одна койка, а у противоположной стены - еще пара составленных друг на друга коек. Койки. Он не спал на двухъярусной кровати с тех ужасных двух недель в летнем лагере, когда учился в средней школе. Там был верхний свет в виде висячей лампочки, которая потрескивала и лопалась, заставляя тени в комнате метаться, как эпилептические призраки.
У него была компания.
Стройная женщина, одетая только в кожаную набедренную повязку и топ такого же цвета, беспокойно расхаживала по комнате. У нее были растрепанные каштановые волосы и сандалии на тонкой подошве, которые шлепали по цементному полу. На шее у нее была какая-то татуировка, что-то, отдаленно напоминающее звенья цепи. От нее исходил неприятный запах. Он не был подавляющим, но был сильным, почти физически ощущался в камере. От нее пахло, как от человека, который был бездомным и какое-то время жил на улице. С другой стороны, ее длинные ноги были красивыми и мускулистыми. У нее был плоский живот и пышная грудь. И этот наряд делал ее похожей на беженку из научно-фантастического фильма, на красотку-воительницу из постапокалиптического мира.
Когда она заметила, что он очнулся, она перестала расхаживать по комнате и сосредоточилась на нем. У нее были яркие зеленые глаза, которые придавали ей экзотическую привлекательность.
- Я не собираюсь ходить вокруг да около, новичок, - если у тебя осталось что-то ценное, отдай это.
Чeд вытянул ноги и сел на край койки. Он чувствовал себя слабым, измученным, как после долгого дня физического труда.
Он сказал:
- Подожди, дай мне секунду. Ты сказалa...
Затем она двумя руками схватила его за рубашку и без видимых усилий подняла с койки.
- Заткнись! - oна встряхнула его так сильно, что Чеду показалось, что его голова вот-вот оторвется. По его щекам потекли слезы. - Не шути со мной, идиот. Я хочу все, что у тебя есть. Сейчас же.
Чед сглотнул, мгновение пытался обрести дар речи, затем сказал:
- Хорошо! Хорошо! Просто, пожалуйста, отпусти меня. Я сделаю все, что ты захочешь.
Она тут же отпустила его, и он, покачиваясь, поднялся на ноги. Ему потребовалось мгновение, чтобы восстановить равновесие, затем, бросив последний, вызывающий пот взгляд на сверкающие глаза женщины, он начал выворачивать карманы. Там было немного. Горсть мелочи, которую он отдал ей, как только она оказалась у него в руках. Но она отшвырнула монеты в сторону, ударив его по руке, и они разлетелись по полу. Он похлопал по заднему карману, где обычно лежал его бумажник, и, вздрогнув, понял, что он пропал.
- Эй! - в его голосе на мгновение прозвучало нелепое негодование. Затем он вспомнил о своей дурацкой ситуации и встретился с каменным взглядом женщины. - Бумажник пропал.
Она схватила его за левое запястье.
- Конечно, так и есть. Она сняла поддельный "Ролекс", который он купил у уличного торговца в Ки-Уэст, и спрятала его в сумке, прикрепленной к ее набедренной повязке. - Теперь это мое. Все, что у тебя есть, принадлежит мне.
Никогда, ни в какой момент своей жизни - ни когда он подвергался суровым наказаниям со стороны своего отца, ни когда терпел насмешки спортсменов и других хулиганов, никогда - он не чувствовал себя таким запуганным другим человеком.
Он постарался, чтобы его голос не дрожал.
- О-хорошо!
- Теперь твоя обувь.
Она ударила его в грудь ребром ладони, и он отлетел назад, больно ударившись о койку. Он ударился затылком о стену, вскрикнув от боли. Затем ее руки снова оказались на нем. Сильные, испытующие руки. Руки, которым нельзя было отказать. Чед был неспособен оказать физическое сопротивление такой грубой силе. Он был небольшого роста, 5 футов 6 дюймов, и весил около 150 фунтов[11]. Он был, по его собственному признанию, немного шумным малым. Однако осознание всего этого мало помогало облегчить боль, которую получало его самолюбие. Каким должен быть уважающий себя парень, чтобы им помыкала женщина? В нем вспыхнул бунтарский порыв. Но как? Он подумал, не прибегнуть ли к своему самому надежному оружию - язвительному замечанию.
Но даже это умение подвело его.
- Эй... - выдавил он. - Не так грубо, ладно?
Но она его не слушала. Теперь у нее были его ботинки, и она сидела на цементном полу. Она скинула сандалии и надела почти новые кроссовки "Рибок", которые Чед носил меньше недели. Она снова поднялась на ноги и продолжила расхаживать по камере, примеряя обувь.
Она одарила Чeда хищной ухмылкой.
- Да, блядь.
Некоторое время спустя - Чeд не был уверен, сколько именно, так как у него больше не было часов - они услышали шаги по коридору за дверью камеры. Чед снова сидел на койке, и маятник его эмоций бешено раскачивался, колеблясь между скукой и опасением, граничащим с ужасом.
Он решил, что не станет заговаривать с Шиной[12], как он думал о ней, пока его не попросят, но в голове возник вопрос, который он просто обязан был задать.
- Это ад?
Она бросила на него холодный взгляд.
- Заткнись. У нас гости!
Шаги стали громче, и через мгновение в дверях камеры появились два дюжих охранника, а между ними заключенный в наручниках. Шина никак не отреагировала на их появление. Она достала из своей сумочки самокрутку. Чед, однако, встал с койки и подошел к двери.
- Это настоящая тюрьма? - он ни к кому конкретно не обращался.
Из ниоткуда появилась складная дубинка и просвистела между двумя прутьями решетки. Чeд задохнулся от внезапного ощущения давления на живот. Ощущение было такое, словно его сильно ударили в живот черенком от метлы. Затем дверь с лязгом распахнулась, с заключенного сняли наручники и втолкнули внутрь, после чего дверь с громким лязгом захлопнулась.
Один из охранников сказал:
- А теперь ведите себя хорошо.
Охранник номер два рассмеялся.
- Постарайтесь не слишком веселиться здесь.
С той стороны двери, где не было заключенных, донеслось всеобщее хихиканье. Затем двое громил заковыляли прочь, их идиотский смех эхом отдавался в коридоре. Чeд перекатился на спину и увидел, как Шина бросилась вперед, чтобы схватить незнакомца за горло.
Отлично, - подумал Чeд. - Я в тюрьме с маньяком-убийцей.
Новоприбывший тоже был худощав, может быть, чуть полнее в талии, чем Чeд, но он был старше - на вид ему было около пятидесяти. У него были волосы с проседью и небольшая лысина на макушке. Шина оттащила его, как тряпичную куклу, в противоположный конец камеры, где принялась колотить его головой о стену. Чeд в изумлении и ужасе уставился на красное пятно, внезапно осветившее серо-бежевую стену. Затем раздался звук, настолько ужасный по звучанию, что его желудок взбунтовался. Раздался треск, и череп незнакомца раскололся. Чед снова перевернулся и выплеснул содержимое своего желудка на пол.
Тело упало на пол. Чед откашлялся, сплюнул на пол и попытался вздохнуть. Он бросил быстрый взгляд на тело, и у него снова скрутило желудок. Он оперся ладонями о пол, медленно поднялся на ноги и перевел взгляд на Шину, чье невозмутимое выражение лица было леденящим душу. На лбу у нее выступили капельки пота, но это было единственным свидетельством того, что она пережила приступ ярости. Она выглядела удовлетворенной. Довольной. Как будто она только что вернулась с пробежки по парку, сияющая здоровьем и энергией.
Чед не мог в это поверить.
Прямо у него на глазах был убит человек.
Его глаза за стеклами очков расширились.
- Почему? Зачем ты это сделалa?
Шина подошла к нему. Она прижалась лицом к его лицу - их носы соприкоснулись.
- Это тебя напугало?
Чед вздрогнул, не веря своим ушам. Из его горла вырвался невеселый смешок.
- Я никогда не был так чертовски напуган. Что с тобой не так? Ты убилa того парня без всякой причины.
- Это был мой отчим, - eе лицо ничего не выражало, но Чeд уловил в нем глубокий гнев и негодование, непонятную тревогу. - В последний раз, когда я его виделa, он перерезал горло моей маленькой девочке. Три года назад, чувак.
Чед на мгновение задумался над этим.
Эмоциональный маятник, казалось, теперь навсегда закрепился в красной зоне ужаса.
- Что это за место, черт возьми?
- Он заслужил смерть.
Она проигнорировала его вопрос. Или, может быть, она его не услышала. Казалось, она была полностью сосредоточена на том, чтобы заставить его поверить в то, что она сказала.
Отлично.
- Я верю тебе, - oн проглотил комок в горле. - Он заслуживал смерти.
Это не было ложью.
Что еще вы могли бы сказать о детоубийце?
Выражение лица женщины немного смягчилось, и она попятилась от него, возобновив свое бесконечное хождение по камере.
Чeд никак не мог взять в толк, что это за место. Это существо, этот оборотень, принес его сюда, но зачем? Должна была быть какая-то причина, по которой он был здесь, а не мертв. Загадочность его обстоятельств беспокоила его, заставляла жаждать дополнительной информации, чего-нибудь - чего угодно - что могло бы указать на выход из этой безумной дилеммы.
- Послушай... - начал он.
Она дала ему пощечину.
- Прекрати.
Он остановился.
Несмотря на вспышку гнева, в выражении ее лица было что-то новое, намек на чувство, которого он не ожидал. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что это было, и когда осознание пришло, он был удивлен.
Это было сострадание.
- Несколько минут назад ты спрашивал, ад ли это, - oна сжала его руку, но на этот раз не так недружелюбно. - Ну, Изнанка - это не библейский ад, но это адское место. Можно сказать, пригород ада, - oна крепче сжала его руку, но, опять же, не агрессивно. - Забудь обо всех правилах цивилизованного общества, они здесь неприменимы. Не доверяй никому. Будь готов убивать. Спи с открытым глазом, потому что кто-то всегда хочет тебя достать, - eе взгляд был прикован к нему. - Больше всего на свете, будь уверен, - и я чертовски надеюсь, что ты мне поверишь, - я - твой лучший друг.
- Но... но это абсурд. Ты только что надралa мне задницу и забралa мое дерьмо. Если ты - мой лучший друг, то моим злейшим врагом должен быть очаровательный сукин сын.
Ее голос понизился до заговорщического шепота.
- Я пока не могу рассказать тебе всего, но вот что ты можешь знать: то, что я с тобой сделала, было всего лишь попыткой соблюсти приличия.
Чед озадаченно нахмурился.
- Что ты сказала?
Ее голос понизился еще на одну ступеньку, до такой степени, что ее было почти не слышно.
- Притворство. Вот и все, что это было. Я обращалaсь с тобой так, как изгнанные должны обращаться с вновь прибывшими - безжалостно.
Голос Чеда был полон недоверия.
- Изгнанные? Изгнанные откуда?
- Сверху.
Чед хмыкнул.
- О, спасибо. Это проясняет ситуацию.
Она проигнорировала сарказм.
- Мы сбежим отсюда. Ты и я. Видишь этого мертвого ублюдка на полу?
Произнесенный "мертвый ублюдок" прерывисто задергался, и мозговое вещество растеклось по полу.
- Как я мог не заметить его, Шина?
Она улыбнулась, и в ее зеленых глазах появился озорной блеск.
- Ты же не думаешь, что его присутствие здесь, спустя столько лет, было простым совпадением?
Чед устало покачал головой.
- Полагаю, что нет.
- Чертовски верно, это так, - oна взглянула на дымящийся труп, и ее улыбка погасла. - Это было одолжение мне, - oна снова посмотрела на него, и в ее взгляде было что-то настолько затравленное, что Чеду пришлось побороть желание отвести глаза. - В знак благодарности за то, что согласилась быть здесь. Организовано нашим благодетелем Наверху.
Чед пожевал нижнюю губу. Что-то в этих обстоятельствах беспокоило его.
- Tы продолжаешь намекать на соглашение. Заговор. Но я не понимаю. Чего ты пытаешься добиться? - oн взглянул на мертвеца. - Я имею в виду, кроме мести.
- Добиться? - но вопросительный тон был риторическим. - Революции. Свержения Хозяина.
Чeд нахмурился.
- Хозяинa? - oн озадаченно покачал головой. - Наверху, Изнанка, Хозяин... все это ни черта для меня не значит. Что...
Она снова шикнула на него.
- Заткнись и слушай. Я расскажу тебе все, что тебе нужно знать.
Чед обдумал это. Было что-то тревожное в том, как она внезапно открылась ему. Что-то, что он не мог точно определить.
- Почему?
Она снова начала улыбаться, но это была едва заметная улыбка, от которой уголки ее губ едва заметно приподнялись.
- Неужели ты не догадываешься?
Ледяной холодок пробежал по спине Чеда.
- Эм...
- Ты пойдешь со мной в Изнанку.
Чед внезапно почувствовал тошноту.
- Думаю, пришло время нам как следует представиться. Меня зовут Синди.
Она протянула руку.
Чед взял ее за руку и молча пожал.
- Чед.
Она сжала его ладонь.
- Добро пожаловать в революцию, Чед, - eе глаза и голос излучали напряженность, сдерживаемое волнение. - Мы ждали тебя.
Чед почувствовал слабость.
Хозяин очнулся от состояния покоя, которое было не совсем сном, но и не было полным сознанием. Это состояние было больше похоже на глубокое погружение в себя, период интенсивного самоанализа, который обострил его и без того острые чувства и увеличил аппетит. Таким образом, это было похоже на состояние сна людей и низших животных; однако он постоянно осознавал окружающее - хотя и смутно, как человек воспринимает детали фона на картинах или в фильмах - и обладал способностью мгновенно возвращаться к полному сознанию, если того вынуждали обстоятельства.
Это был как раз один из таких случаев.
Сегодня вечером в его доме было необычно оживленно. Речь шла о беглеце из Изнанки, глупом человеке, который, вероятно, полагал, что ему удалось скрыться от преследователей. Но это было не так. Хозяин знал, что этот человек находится в одной из комнат на втором этаже. Он даже знал, в какой именно комнате. Он улыбнулся, подумав о злой маленькой девочке, у которой не было голоса.
Своей самой талантливой ученице.
Он был доволен тем, что позволил ей повеселиться с ним.
Этот человек был ничтожеством.
Более чем незначительным.
Как и в случае с первым новоприбывшим, Марком Коди, которого он отправил из этого мира просто потому, что тот был тупицей. Хозяин предпочитал живые сеансы пыток с интересными, умными людьми. Ничто так не возбуждает, как вечер, проведенный за тем, как умные люди излагают свои доводы в перерывах между моментами сильной агонии.
Такие люди были в пути даже сейчас. Он чувствовал, что они где-то там, блуждающие, потерянные души, которые с каждой минутой становились все более отчаявшимися и напуганными. Скоро они придут к нему домой, надеясь на ложную помощь. Он не мог читать их мысли, но мог что-то чувствовать о них. Среди них была одна, которая излучала что-то особенное, внутреннюю энергию, которая намекала на способности, о которых она, вероятно, и не подозревала. Девушка. Харизматичная личность, которую многие обожали. Но он также чувствовал в ней глубокую уязвимость.
Он хотел узнать о ней больше.
Он снова закрыл глаза, вошел в другое медитативное состояние и сосредоточил силу в своем сознании, эту живую массу энергии, которая была почти как отдельный организм, существующий внутри оболочки его физического тела, интимный симбиоз уникальных существ. Его разум гудел от энергии, и он чувствовал, как сквозь него проносятся тонкие электрические разряды, которые всегда сопровождали эти моменты.
Его разум посылал энергетические импульсы, похожие на психические щупальца.
Радар, который улавливал обычно незаметные мозговые волны.
А иногда и расшифровывал их.
Дрим, - подумал он.
Теперь он знал ее имя, поймал его, как светлячка в воздухе. С каждым мгновением он узнавал о ней все больше. Она становилась все ближе и ближе. Дрим была высоконравственной личностью. Большинство людей воспринимали ее как силу добра. По-настоящему порядочный человек. Сила его восприятия ее была необычной, что еще раз свидетельствовало о редких способностях, которых она не понимала.
Глаза Хозяина резко открылись.
Он подошел к бару и налил себе выпить. Старый шотландский виски со льдом в слегка заиндевевшем бокале. Он почти не замечал опьяняющего действия алкоголя - его организм перерабатывал алкоголь эффективнее, чем человеческий, - но это оказывало успокаивающее действие.
Он был удивлен, обнаружив, что нуждается в жидком утешении.
Дрим.
Он несколько раз беззвучно повторил это название, смакуя его, как прекрасное вино.
Он налил себе еще.
Что-то происходило в его владениях. Что-то необычное и вызывающее беспокойство. Вызывающее беспокойство, потому что ни одна из его попыток точно определить природу этого явления не увенчалась успехом. В последнее время его способность воспринимать происходящее ослабла, вспыхивая и угасая, как радиопередачи из отдаленного места. Это проникновение в душу девушки было самым ясным сигналом, который он получил за последние месяцы.
Даже его боги, духи смерти, молчали.
Теперь он снова воззвал к ним.
Умоляя их о наставлении.
Шивар!
Миндрагин!
Ничего.
Все та же ноющая небесная пустота.
Он налил себе еще.
Дрим, - подумал он.
Новая навязчивая идея росла в его душе, как злокачественная опухоль.
Дрим?
Что ты такое?
Как я могу развратить тебя?
Предположение Хозяина об обстоятельствах, в которых оказался Эдди Кинг, было верным. Он снова был пленником. Снова рабом. Он лежал, распростершись на спине, на плюшевой кровати немой девушки, уставившись на бархатный балдахин. Его руки были привязаны к поручням в изголовье, а на лице были накрепко закреплены кожаные ремни от футбольного мяча. Его лодыжки были привязаны к столбикам в изножье кровати. Его путы становились все туже и неудобнее с каждым разом, когда он пытался освободиться от них, настолько, что он опасался нарушения кровообращения в конечностях.
Теперь он был сосредоточен на ощущении дискомфорта. Обстоятельства, которые привели его в это место, - по крайней мере, на время - перестали иметь значение, его охватила паника, которая нарастала каждый раз, когда узлы на его запястьях и лодыжках затягивались чуть сильнее. А во рту у него был кусок пластика - слово "кляп" подходило по многим параметрам. Он знал, что кляп прочно прикреплен к устройству, охватывающему его голову, но не мог подавить растущий страх, что проглотит его и подавится.
Жизель сидела за письменным столом, склонившись над блокнотом. Она работала уже почти час. Гусиное перо в ее руке безостановочно двигалось, останавливаясь только тогда, когда она останавливалась, чтобы открыть новую страницу. Эдди понятия не имел, о чем она могла писать. Она не могла без конца рассказывать о том, что сделала с ним. Просто рассказывать было особо нечего. Он недооценил ее. Что ж, это было преуменьшение грандиозных масштабов. Она с ошеломляющей легкостью установила над ним свое господство. Так что, возможно, она писала о чем-то другом.
Длинное бархатное платье исчезло. Теперь она была обнажена, за исключением пары черных кружевных трусиков и туфель на высоком каблуке. Ее ноги были скрещены в коленях, а свисающая ступня покачивалась, как у девочки-подростка на скучном уроке математики. Физически, конечно, она все еще была подростком, застывшим во времени в возрасте семнадцати лет. Эдди, которому было за сорок, знал, что на самом деле она старше его более чем на десять лет. Одно дело - знать это на интеллектуальном уровне. Но, тем не менее, ее тело все еще сохраняло все прелести молодости.
Вечная Лолита.
Она задумчиво поднесла кончик пера к подбородку. Нахмурив брови, она замедлила покачивание ногой. Чудо из чудес. Неуправляемый поезд прозы зашел в тупик. Какое-то время она смотрела куда-то вдаль, прежде чем перевести взгляд на Эдди. Задумчивый взгляд исчез и сменился выражением, которое в равной степени состояло из ухмылки и похотливого оскала.
Он вздрогнул.
И подумал: О, нет...
Изо рта Жизель вырвался звук, похожий на отвратительный смешок. Она увидела ужас в глазах Эдди, и это ее позабавило. Она отложила перо, вырвала страницу из блокнота, затем встала и подошла к кровати.
Мрачная, неоспоримая мысль пришла ему в голову.
Я должен был убить ее, когда у меня был шанс.
Он вспомнил, какой мягкой, податливой казалась ее плоть под давлением лезвия. Разрезать эту плоть было не сложнее, чем разрезать индейку на День благодарения. Мысль об убийстве девушки вызывала у него отвращение, но теперь он задавался вопросом, не покинет ли его врожденное рыцарство, если она снова окажется в его власти. Возможно, все могло бы сложиться по-другому.
Он еще немного подумал об этом.
Он также еще немного подумал о шариковой затычке у себя во рту.
И он вычеркнул из своей мысли слово "возможно".
Сердце Эдди дрогнуло, когда она наклонилась к нему. Ее губы приоткрылись, и она медленно провела языком по кончикам зубов. Ноздри раздулись. Она больше походила на голодную львицу, чем на что-то столь обыденное, как злобная женщина. Она протянула руку ему за голову, и защелки, которыми были застегнуты кожаные ремешки на его голове, разъехались. Эдди ощутил невероятную благодарность к ней. Он набрал полные легкие воздуха, внезапно, к счастью, снова смог нормально дышать. Господи, он был практически готов причислить ее к лику святых только за это.
Жизель показала ему листок бумаги, вырванный из блокнота.
Его сердце на мгновение замерло от написанных там слов.
Я ЗНАЮ ТЕБЯ ЛУЧШЕ, ЧЕМ ТЫ САМ.
Сердце Эдди бешено заколотилось.
ЭТО ТО, ЧЕГО ТЫ ВСЕГДА ХОТЕЛ.
Она отбросила записку в сторону.
- Нет, - выдохнул он и услышал отсутствие уверенности в своем голосе.
Она улыбнулась.
И погладила его по щеке.
Затем она забралась на кровать, осторожно встала на ноги и искоса посмотрела на Эдди.
Господи, - подумал он. - И снова здрасьте.
Его взгляд переместился со странно сочувственного выражения ее лица на туфли. Ему не понравилось, что они глубоко врезались в матрас. По крайней мере, это были не туфли на шпильках. Она передвинула ногу и поставила холодную подошву одной туфли ему на грудь. Давления почти не было. Она удивительно долго сохраняла идеальное равновесие и легко касалась его.
Затем давление немного усилилось.
И еще немного.
Каблук вонзился в его плоть, и Эдди вскрикнул.
Внезапно она навалилась на него всем своим весом. Его лицо исказилось от боли. Теперь она стояла на нем обеими ногами.
Затем она шагнула вперед.
Наступая на него.
Плоская подошва ботинка коснулась его левой щеки и заставила его повернуть голову набок, а каблук вонзился в мягкую плоть у основания горла.
Эдди увидел на полу записку, в которой содержалось осуждение.
ЭТО ТО, ЧЕГО ТЫ ВСЕГДА ХОТЕЛ.
К своему ужасу, он обнаружил, что не может сразу ответить на вопрос, который пришел ему в голову: Tак ли это?
O, Боже... это так?
Давление на его лицо снова усилилось.
Дрим была напугана. На мгновение она поразилась поразительной иронии этого утверждения, но это, без сомнения, было абсолютной правдой. Вот она, человек, решивший покончить с собой до следующего восхода солнца, и она была напугана. За исключением того, что, возможно, слово "напугана" не совсем передало глубину того, что она чувствовала. Испугом было то, что вы чувствовали, сидя в затемненном кинотеатре и смотря хороший фильм ужасов. Это слово подразумевало некоторую отстраненность от источника страха. Возможно, фильм немного выбьет вас из колеи, но он довольно скоро закончится, зажжется свет, и вы окажетесь в солнечном тепле.
Нет, это было тошнотворное, подкрадывающееся ощущение обессиливающего ужаса. Это лишило ее последних сил, и она почувствовала себя плохо. Она крепче сжала руль "Аккорда", чтобы унять дрожь в руках.
- Ребята, я должна остановиться.
Глаза Алисии сузились от беспокойства.
- Tы в порядке?
Дрим решительно покачала головой. Она вывернула руль, и "Аккорд" съехал на обочину. Она припарковала машину, открыла дверцу и наклонилась, чтобы ее стошнило. Ее желудок сжался, и ее вырвало тонкой струйкой кислоты. В желудке у нее не было ничего, что могло бы вызвать рвоту, но она была не в силах подавить спазмы. Когда они наконец утихли, она захлопнула дверцу и откинулась на спинку сиденья.
- Господи, прости меня. Мне так жаль.
Алисия смотрела на нее так, как медсестра могла бы смотреть на тяжелобольного пациента.
- О, тише, - oна обхватила рукой шею Дрим. - Это тебя задело, вот и все.
Имея в виду изображение истерзанного тела Шейна.
Что ж, это было правдоподобное объяснение. Воспоминание было достаточно ужасным, чтобы вызвать тошноту. Тем не менее, это не было истинной причиной ее недомогания, и она собиралась сказать об этом, когда заговорила Карен.
- Пожалуйста, - в ее голосе звучала нехарактерная для нее язвительность. - Я люблю вас обеих, но не обижайте меня этим дерьмом. Ни однa из вас никогда не былa членом фан-клуба Шейна Уоллеса.
Алисия запротестовала.
- Какое, блядь, это имеет отношение к делу? Никакого. Никакого, блядь. Мы люди, девочка, и наши личные чувства вылетают в трубу, когда что-то подобное случается с другим человеком.
Карен фыркнула.
- Неважно. Я поднимаю этот вопрос только для того, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. Дрим не расстроена тем, что произошло там, - она ткнула большим пальцем через плечо. - Она расстроена тем, что происходит прямо сейчас.
Наступила долгая пауза. Напряжение было невыносимым. Единственным, что Дрим могла сравнить с атмосферой в машине, был ее первый натянутый разговор с Дэном после того, как она обнаружила его в объятиях этого... мужчины. Этот короткий обмен репликами был самым неловким моментом в ее жизни.
Но этот момент был на втором месте.
Дрим вздохнула.
- Она права.
Карен сказала:
- Ни хрена себе.
Алисия фыркнула.
- Ну, черт возьми, я, наверное, просто тупоголовая сучка, потому что не понимаю, о чем вы, черт возьми, говорите, - oна убрала руку с шеи Дрим. - Так, может, кто-нибудь из вас объяснит это моей бестолковой черной заднице?
Дрим посмотрела на Алисию.
- Как ты думаешь, сколько мы проехали с тех пор, как съехали с шоссе?
Алисия пожала плечами.
- Десять миль? Может, чуть больше?
Дрим покачала головой.
- Попробуй больше двадцати.
Она подождала, пока информация впитается, прежде чем продолжить.
- А когда мы в последний раз отъезжали так далеко от съезда с шоссе, не увидев "Эксон" или "Холидей Инн"? Даже в малонаселенном районе должно быть что-то особенное. Семейный мотель, универсальный магазин, где можно купить бензин и блесну, что-нибудь еще, - oна сделала паузу и заметила, что внимание Алисии теперь приковано к ней. - Сейчас не было ничего, и я действительно имею в виду "ничего". Не было никаких машин. И дорожных знаков тоже не было. Никаких дорожных знаков. Никаких рекламных щитов. Ничего.
Снова наступила тишина. Гнетущая тишина. Они почти чувствовали, как ночь сгущается вокруг них. Голос Алисии был необычно пронзительным, когда она спросила:
- Так что ты хочешь этим сказать? - в ее голосе слышался гнев, но в то же время было что-то очень похожее на начало настоящего страха. - Потому что ты не можешь говорить то, о чем я думаю.
Карен невесело рассмеялась.
- Можешь не сомневаться, так оно и есть.
Алисия фыркнула.
- Значит, там был съезд на трассу 666[13], да? Мы перенеслись в другое измерение, - eще одна пауза; еще один презрительный смешок. - Чушь собачья! Это не был портал из Теннесси в чертов Бермудский треугольник! Вы обe позволяете своему напряженному воображению взять верх над вами.
- Ничего мы не позволяем, Алисия, - Дрим говорилa размеренным, спокойным тоном. - Я всего лишь хочу сказать, что мы заблудились в очень сельской местности. У нас осталось бензина примерно на четверть бака. На самом деле, немного меньше. Не знаю, как вас, но меня до смерти пугает мысль о том, что я останусь здесь на ночь.
Алисия, казалось, расслабилась, когда одна из ее подруг снова заговорила нормальным голосом.
- Послушай... - oна вздохнула. - Бьюсь об заклад, бензина хватит, чтобы мы успели найти помощь. Четверти бака нам хватит еще на сорок-пятьдесят миль по дороге? - oна рассмеялась. - Я не могу представить, что все это "ничего" будет продолжаться еще пятьдесят чертовых миль. А вы можете?
Дрим не хотела этого представлять.
- Нет, - oна покачала головой и судорожно вздохнула. - Определенно нет.
Карен фыркнула.
- Отличная отговорка, Дрим. Что ж, маленькая мисс Дипломатия, ты должна меня извинить, но, по моему скромному мнению, мы в заднице.
Алисия закатила глаза, глядя на Дрим с заговорщическим блеском в глазах. Дрим не обратила внимания на выражение ее лица, только слегка пожала плечами. Она не хотела раскачивать лодку, не тогда, когда считала, что спокойная и надежная Алисия была ключевым стержнем, удерживающим их на плаву. Но она тайно встала на сторону другой своей подруги.
Что-то здесь было не так.
Что-то неестественное.
Алисия, однако, была убежденным скептиком. Она не смогла сдержать ехидной нотки в голосе, когда сказала:
- И твое мнение было должным образом учтено, дорогая, - oна подмигнула Дрим. - Но я думаю, нам следует поторопиться. Ты в состоянии вести машину, Дрим?
Дрим совсем не была уверена в этом - ее желудок все еще слегка трепетал каждые несколько секунд, - но она не хотела передавать управление своей машиной кому-либо другому. Ощущение руля под руками было единственным, что удерживало ее в реальности.
- Да.
Слово прозвучало, как едва слышное шипение.
Алисия покосилась на нее.
- Ты уверена?
В ответ Дрим повернула ключ в замке зажигания, включила передачу и отъехала от обочины. Она на мгновение вдавила педаль газа в пол и быстро набрала приличную скорость. Она отпустила педаль после того, как "Аккорд" с визгом проехал крутой поворот. Карен, которая не была пристегнута, раскачивалась из стороны в сторону.
Алисия воскликнула:
- Господи Иисусе, девочка!
Карен застонала.
- Черт возьми, Дрим, кого ты подкупила в автоинспекции, чтобы получить права?
Дрим почувствовала новый прилив смущения.
- Извините, девчонки, - в ее голосе послышались жалобные нотки, невысказанная мольба о том, чтобы они не слишком злились на нее. - Я просто немного нервничаю, наверное.
Алисия покачала головой и потерла покрасневшие глаза.
- Разве не все мы такие?
Некоторое время они ехали молча. Извилистая дорога огибала гору. Воздух становился все разреженнее, и у них заложило уши. Дрим включалa фары "Аккорда" каждый раз, когда они приближались к особенно опасному участку дороги, и всегда через секунду-другую выключалa дальний свет, опасаясь ослепить водителей машин, едущих навстречу.
Дрим старалась не думать о том, насколько бессмысленной становилась эта мера предосторожности.
Темная горная дорога была в их полном распоряжении.
Алисия прочистила горло.
- Извините, что снова поднимаю эту тему, но вы, ребята, должны понять мою точку зрения.
Ее голос звучал бодрее, чем когда-либо за последнее время. Что-то в беззаботном тоне Алисии встревожило Дрим, что-то, что намекало на растущее тихое отчаяние.
Она была осторожна со своим ответом.
- Что... ты имеешь в виду?
- Это, - взмахом руки она дала понять, что говорит о чем-то, что находится за пределами машины, и по ее тону было понятно, что она имела в виду. - Все это.
Дрим нахмурилась.
- Хм... - что бы ни было столь очевидным для Алисии, это так и осталось для нее загадкой. - Алисия, я не понимаю.
Карен сказала:
- То же самое.
Алисия раздраженно фыркнула.
- Господи, вы что, сучки, обе слепые? - oна закатила глаза. - Дорога. Посмотритe на нее. Это асфальт. Эти желтые полосы, идущие посередине, одна сплошная, другая прерывистая через равные промежутки - это краска.
А это, - подумалa Дрим, - этюд снисходительности.
- Без шуток. Твоя точка зрения?
Еще одно закатывание глаз.
- Не надо ехидничать, Дрим. Я всего лишь пытаюсь донести до всех присутствующих хорошие новости.
Карен вспыхнула.
- Прекрати, блядь, ходить кругами!
Алисия поморщилась.
- Я не...
- Да, это так, - продолжила Карен, уже тише. - А не так давно ты сама хотела, чтобы все было прописано для тебя большими печатными буквами. Пожалуйста, я умоляю тебя, прояви к нам такую же вежливость, потому что мы не понимаем, о чем ты говоришь.
На лице Алисии промелькнуло выражение обиды.
- Я даю вам возможность сосредоточиться на чем-то важном, на чем-то, что нас всех должно обнадеживать, - oна кивнула на дорогу. - Эту дорогу проложили мужчины. Дорожная бригада работала по государственному контракту. Эта краска была нанесена машинами, управляемыми человеком. То же самое и с ограждениями, - oна улыбнулась Дрим. - Bы представляете, как штат Теннесси выделяет свой бюджет, чтобы вымостить дорогу в ад? - c ее губ сорвался смешок. - Я думаю, что нет.
Это звучало заманчиво. Аргумент Алисии был разумным. Но дорога продолжала разворачиваться перед ними, выцветшая серая лента, окруженная с обеих сторон густыми лесными зарослями, и отсутствие попутчиков здесь, в темноте гор, казалось зловещим.
Карен сказала:
- Разве мы не должны были уже столкнуться с Чедом?
Дрим ахнулa.
- О, черт. Ты правa.
Она была так поглощена их насущной проблемой, что забыла о своем внезапно отдалившемся друге, но теперь осознание его отсутствия усилило страх, охвативший ее еще на одну мучительную ступень.
Алисия рядом с ней напряглась, но ничего не сказала. Казалось, очевидный факт его исчезновения заставил ее замолчать. Понятный факт. Несмотря ни на что - на предательства и резкие слова, которыми они обменивались, - Дримм обнаружила, что беспокоится о Чеде.
Она начала более внимательно осматривать обочины дороги.
Ищу тело.
Черт бы тебя побрал, - подумала она. - Где ты, Чед?
Он бы не вернулся на шоссе, если бы не перспектива получить номер в отеле и постель, соблазнившая их всех поехать в другую сторону. Он шел пешком, так что они уже должны были его заметить. Возможно, то, что случилось с Шейном, случилось и с ним. Дрим подумала о том худеньком мальчике, каким он был, когда она спасла его из лап этих засранцев-качков. Сейчас он был ненамного больше. По сравнению с Шейном, который и в самом деле был крупным, он был похож на человеческую зубочистку.
Перед ее мысленным взором снова предстало изуродованное тело Шейна.
Она старалась не заплакать.
Возможно, ее снова затошнило, но внезапная вспышка вдохновения прогнала неприятные образы из ее головы. Она нажала кнопку включения радио, прибавила громкость и сказала:
- Карен, ты выросла в этих краях. Я имею в виду, в том районе, где, как нам кажется, мы находимся. Tы можешь вспомнить, у какой радиостанции был самый чистый и мощный сигнал?
Карен не колебалась.
- Ищи "Рок 106", если она еще есть - 106,7.
Дрим настроилa радио на нужную частоту, еще немного прибавилa громкость и сказалa:
- Итак, прямо сейчас Metallica должна пронзать наши барабанные перепонки.
- Ага.
Алисия сказала:
- Карен не жила здесь десять лет. Эта чертова радиостанция, вероятно, больше не выходит в эфир.
Дрим включилa радиоприемник на сканирование.
- Смотри.
Цифровой дисплей переместился с одного конца спектра на другой. Затем снова. И снова. Там не было ничего, что можно было бы зафиксировать. Никаких помех. Никакого слабого сигнала. Дрим выключилa его.
- Что ты об этом думаешь, Алисия?
Алисия пожала плечами.
- Очевидно, он неисправен.
Дрим мысленно застоналa.
Вытащи свою гребаную голову из песка, - подумала она.
Затем сказала:
- Он не неисправен. И радио было включено до того, как мы выехали на шоссе, - oна больше не спорила, а просто констатировала неопровержимые факты, и ее голос стал тише. Она пугала саму себя. - И мы должны были видеть Чеда.
Алисия поджала губы. Она нахмурилась. Она вздохнула.
- Послушай, я ни от чего не отказываюсь. Всему происходящему есть разумные объяснения.
Карен рассмеялась.
- Еще бы, Скалли.
- Ты не дала мне закончить, - Дрим, которую немного раздражало безразличие подруги, заметила, что теперь в ее тоне снова зазвучал здравый смысл. - Да, я скептик. Тем не менее, я думаю, что с меня хватит. Нам следует развернуться и выехать обратно на шоссе. Мы ничего не добьемся, оставаясь здесь и пугая друг друга.
Дрим взглянулa на указатель уровня топлива.
- Это больше не вариант.
Стрелка уже была на опасно низком уровне и, когда она взглянула на нее, опустилась еще немного ниже. Еще деление, и они бы ехали на пределе.
Алисия наклонилась, чтобы посмотреть. На ее лбу появились морщинки беспокойства - и, возможно, начала настоящей паники.
- О, черт.
Карен застонала.
- Мы вот-вот окажемся в затруднительном положении, не так ли?
Алисия откинулась на спинку сиденья.
- Черт, черт, черт!
- Этого не может быть, - голос Карен перешел на визг. - Почему здесь вообще ничего нет?
Дрим снова включилa фары "Аккорда" и повелa машину по очередному повороту. Плавное скольжение шин по асфальтированной дороге резко оборвалось, и они подпрыгивали на сиденьях, когда машина с грохотом катилась по ухабам грунтовой дороги. Дорога по-прежнему петляла между густыми зарослями деревьев, но темнота уже не была такой непроницаемой.
В салоне машины раздались вздохи и крики.
Дрим заметила проблеск света среди деревьев.
Она прочистила горло.
- Эй, девчонки...
- Разворачивайся! - закричала Карен. - К черту возвращение на шоссе - просто увези нас отсюда к чертовой матери.
Но Дрим вывелa машину за очередной поворот дороги, и свет сквозь деревья стал ярче. Дорога огибала гору под крутым углом, и когда они выехали на прямую, то увидели просвет посреди большой поляны, едва различимый за холмом. Дрим снова вдавилa педаль газа в пол, и машина уверенно заехала на утрамбованную грунтовую дорогу.
Алисия схватила ее за плечо.
- Дрим? Что, блядь, с тобой не так? Разворачивайся или помоги мне...
"Аккорд" поднялся на вершину холма, и местность выровнялась.
Карен присвистнула.
- Вы только посмотрите на это!
Они посмотрели.
Протест, вертевшийся на языке у Алисии, остался невысказанным.
Перед ними замаячил дом Хозяина. Множество фонарей освещало его снаружи. Когда они приблизились к дому, большому каменному особняку, друзья Дрим повторили свое желание сбежать из этого места, но их мольбы были едва услышаны. Дрим смотрела на дорические колонны, возвышавшиеся по краям длинного крыльца и обрамлявшие большой балкон, выходивший на передний двор.
Это было внушительно.
Мрачный страж, сгорбившийся на склоне горы.
И все же...
Дрим пережилa момент яркого предвидения.
Дрожь узнавания.
Она никогда раньше не видела этот дом, никогда не замечала его стрельчатой крыши и остроконечных окон, но этот первый взгляд вызвал у нее странное - и неоспоримое - чувство.
Она почувствовала, что принадлежит этому месту.
Как будто ей нужно было быть здесь.
Она поехала дальше.
Человек, сидевший за столом, обладал отчужденным видом любого хладнокровного и эффективного бюрократа, с которым Чед когда-либо сталкивался. Он был высоким и худым, изможденного вида, с костлявыми руками и темными хищными глазами волка. На нем был черный костюм, накрахмаленная белая рубашка и узкий черный галстук - такой костюм мог бы носить работник похоронного бюро. Скучающее выражение его лица одновременно выражало нетерпение, презрение и надменное превосходство.
- Итак, - сказал он, обращаясь к Синди елейным, вкрадчивым голосом, который заставил Чeда вспомнить о Питере Лорре[14]. - Передо мной прошение об освобождении, - oн кивнул на Синди. - А вы, как я понимаю, являетесь стороной, выступающей за освобождение.
Синди кивнула.
- Да, сэр.
Мужчина, который, как понял Чeд, был кем-то вроде надзирателя, невесело усмехнулся.
- И что вы сделали, чтобы заслужить эту привилегию?
- Я хорошо служилa Хозяину в течение трех лет.
Синди подошла ближе к столу начальника тюрьмы. Вооруженные охранники, стоявшие по бокам от стола, наблюдали за ней с подозрением. В конце концов, это была женщина, которая только что физически подавила и убила мужчину в своей камере. Она заставляла их чувствовать себя неуютно, тревожиться и нервничать, но Синди, казалось, не замечала опасности.
Кивком головы она указала на Чeда.
- У меня есть одобрение от Повелителя Гонзо, и этот человек может занять мое место в его стае.
Начальник тюрьмы взял со своего стола лист испачканной бумаги, взглянул на него и хищно сверкнул глазами на Синди.
- Вы имеете в виду это одобрение? Подписано, как я вижу, вашим владельцем и несколькими свидетелями.
Глаза Синди сузились.
- Да. Все должно быть в порядке.
Чeд не мог поверить своим ушам. Они говорили очень рациональным, размеренным тоном - цивилизованным тоном - о средневековье и варварстве. Кабинет начальника тюрьмы только усиливал это впечатление. Это была большая, тускло освещенная комната с абсурдно высоким потолком. Стол был единственным предметом мебели в комнате. Стены были выкрашены в темно-зеленый цвет. Чед подумал о больничных стенах. Стенах тюрьмы. Стенах лечебницы. Кадры из фильмов. Он решил, что мир фантазий - единственная подходящая система отсчета. Это место было слишком сюрреалистичным. Он заметил свернутый шланг, присоединенный к крану в углу комнаты, и покрытый ржавчиной сток в полу под ним. Его взгляд переместился с водостока на набор скоб и цепей, прикрепленных к настенным креплениям. Затем он увидел свернутый кнут, висевший на крючке за столом.
Его охватила дрожь.
Тонкие губы начальника тюрьмы сложились в подобие улыбки, и он держал лист бумаги так, чтобы Синди могла его хорошо видеть, взявшись за верхние уголки большими и указательными пальцами рук. Многочисленные подписи были разборчивы с того места, где стоял Чeд.
Надзиратель разорвал листок бумаги посередине, затем сложил отдельные кусочки вместе и снова разорвал их.
И снова.
Синди затряслась от безмолвной ярости.
Мужчина поджал губы и пристально посмотрел на нее поверх сцепленных пальцев.
- Упс, я, кажется, потерял его.
Рот Чeда открылся в изумлении, выражавшем праведное недоверие. Он не мог поверить в дерзость этого человека. Он хотел что-то сказать, возразить, но не мог придумать ничего, что не прозвучало бы глупо или наивно. Он явно находился в месте, где обычные правила приличия были неприменимы. Черт возьми, казалось, что правила вообще неприменимы. Очевидно, если вы занимаете в этом месте влиятельное положение, вы можете просто придумывать их по ходу дела. Уровень терпимости в Чeде к грубым злоупотреблениям властью всегда был низким, но здесь, похоже, не было никаких средств для защиты.
Они были во власти этого человека.
Отличительной чертой которого, казалось, было отсутствие таковых.
Синди начала приближаться к столу. Глаза высокого мужчины слегка расширились, но он не представлял никакой реальной опасности. Вмешался охранник, обхватив ее за плечи массивными руками. Она попыталась вырваться из его хватки, но тут же поняла, что это бесполезно, и сдалась.
- Это неправильно, - прошептала она. - Неправильно, неправильно, неправильно.
Чeд пришел в отчаяние от побежденного тона в ее голосе. Было обескураживающе видеть, как кто-то настолько сильный и энергичный так легко терпит поражение. Его не слишком волновало то, что это предвещало ему, а именно полное подчинение. Он не был трусом, но достаточно хорошо знал себя, чтобы понимать, что здесь ему, скорее всего, ни с кем не сравниться.
Высокий мужчина издал тихий звук и покачал головой.
- Тупая пизда, - oн ухмыльнулся. - Тебе следовало бы знать, что лучше не угрожать тем, кто выше тебя по положению.
Он оттолкнулся от стола и встал. Чeд не смог сдержать изумленного вздоха. Мужчина оказался даже выше, чем он предполагал. Высокий, как в НБА. Он снял пиджак и повесил его на спинку стула, затем расстегнул манжеты и закатал рукава.
Ухмылка стала еще шире, превратившись в издевку.
- Я сам назначу тебе наказание, - oн облизнул губы, снова заставив Чеда подумать о волке. Волкe, который вот-вот набросится на стайку беззащитных цыплят. - Двадцать ударов кнутом, - oн усмехнулся. - Нет, тридцать!
Он снял кнут с крючка, размотал его и резким движением запястья бросил на пол. Он кивнул охраннику, державшему Синди.
- Подготовь ее.
Охранник подтолкнул ее к углу, который, как теперь понял Чeд, служил чем-то вроде камеры пыток с голыми стенами. Он снова посмотрел на водосток и свернутый шланг. По его телу пробежала дрожь. Этот необычно оборудованный угол, вероятно, служил двойной цели. Пытки были лишь первым этапом наказания. Возможно, если повезет, то и единственным. Вторым этапом, безусловно, была казнь. Шланг был большого диаметра. Его можно было использовать против заключенного в качестве дополнительного элемента пытки, но Чeд считал, что его основная цель - вывести кровь и ткани в канализацию.
В животе у Чeда заурчало.
- Пожалуйста, не делайтe этого, - пробормотал он.
Другой охранник ударил его дубинкой по уху.
- Заткнись.
Охранник, приставленный к Синди, прижал ее к стене, заставив вскрикнуть. Чeд поморщился от такой жестокости. Ему пришлось напомнить себе, что это далеко не самое худшее из того, что он увидит, прежде чем этот кошмар закончится.
Кандалы защелкнулись на запястьях и лодыжках Синди. Долговязый медленно приближался к ней, снова и снова постукивая кнутом по полу. Чeд почувствовал, что этот человек испытывает жуткое удовольствие от своего неторопливого приближения. Он излучал злобу. В его темных глазах не было и намека на милосердие.
Он стоял перед Синди и улыбался.
- Кому ты служишь, сучка?
По щекам Синди текли слезы.
- Х-xозяину.
- Да-да, - голос высокого человека был похож на шипение змеи, готовой к броску. - Как и все мы. И ты оскорбилa Хозяина своей дерзостью. Теперь ты заплатишь.
Колени Синди задрожали.
- Пожалуйста! Пожалуйста, не надо! - теперь она всхлипывала. - Я сделаю все, что угодно!
Чед хотел отвести взгляд, но обнаружил, что не может этого сделать, как будто какая-то внешняя сила заставляла его быть свидетелем унижения Синди. Самым душераздирающим моментом была сила, которая все еще звучала в ее голосе.
- Все, что угодно! У тебя есть кто-нибудь, кого ты хочешь убить? Я сделаю так, что они умрут. Используй мое тело любым извращенным, ебанутым способом, каким захочешь. Я сделаю это лучше, чем твой больной разум мог себе представить. Только, пожалуйста, не делай этого!
Долговязый рассмеялся.
- Серьезно? Как заманчиво, - на этот раз смех охранников. - Конечно, я привык к просьбам такого рода от людей вашего положения, но я нахожу это интересным, - oн кивнул на Чeда. - Ты бы убилa его?
Что-то в глубине души Чeда похолодело. Синди встретилась с ним взглядом и удерживала его в течение нескольких секунд, которые показались ей вечностью. Затем она посмотрела на высокого мужчину.
- Вы бы одобрили мое прошение?
Глаза того сузились, и он повернулся, чтобы получше рассмотреть Чeда. Он погладил подбородок большим и указательным пальцами левой руки. В этот момент начальник тюрьмы был воплощением Мефистофеля, дьявольского и коварного. Это было всего лишь еще одно неприятное воспоминание в довершение к целой куче неприятностей, и Чед внезапно почувствовал себя очень усталым.
Он был по-настоящему в заднице.
Долговязого, казалось, позабавил жест безжалостной корысти Синди.
- Я бы подумал об этом во второй раз, возможно, более благосклонно?
Синди нахмурилась.
- Нахуй все это. Bы должны пообещать.
Чеду оставалось только гадать, в чем смысл этого условия - было совершенно очевидно, что этот человек не из тех, кто держит свое слово. Его обещания стоили бы меньше, чем наличные Конфедерации. И он также не знал, что делать с робким согласием Синди. Ему было трудно поверить, что она убьет его, особенно если он поверит в правдивость того, что она рассказала ему в камере, но, возможно, все это больше не имело значения.
Возможно, в этот момент ее волновало только самосохранение. Он сильно подозревал, что ни один человек, проживший в этом месте три года, не сделал это приоритетом номер один в своей жизни.
Так что, да, он мог представить, как она убивает его.
Внезапно он почувствовал себя немного менее отстраненным от ситуации.
Ему все больше грозила серьезная опасность.
Он не знал, что с этим делать. Должен ли он протестовать? Умолять сохранить ему жизнь? Может быть, хныкать и съеживаться, как трусливый пес, которым, как он втайне боялся, он и был. Может быть, он упустил из виду что-то еще. Разве не могло быть так, что Синди притворялась, прикидывалась, пока не придумает способ вытащить их отсюда? Беспомощность, которую он чувствовал, была унизительной. Ослабляющей. Ему приходилось справляться с некоторыми довольно стрессовыми ситуациями в мире бизнеса, где требовалось быстро соображать и уметь творчески решать сложные проблемы, и он пришел к выводу, что у него все получается чертовски гладко.
Что ж, теперь это представление о себе полетело ко всем чертям.
Он понятия не имел, что делать.
То, как надзиратель смотрел на него, не помогало делу. Он был похож на серийного убийцу, оценивающего одинокую проститутку в два часа ночи.
- Я открою вам секрет. Это мое личное мнение, которым я делюсь с вами обоими. Больше всего в моей должности я ценю свободу поступать с подчиненными так, как я хочу, - oн начал раскручивать кнут. - До того, как я пришел сюда, у меня был офис, в котором работало двадцать человек. Я усердно заставлял своих людей работать, и большинство из них работали хорошо. Однако некоторые из них были бездельниками. Бездельники - это те, кто не работает. Я сделал все возможное, чтобы избавиться от них, но это было не так-то просто сделать с теми, кто сделал достаточно, чтобы пройти испытательный срок. Корпоративный устав делал их практически неприкасаемыми. Хуже всего было с ниггерами. Эта хрень с позитивными действиями превратила мою жизнь в ад, скажу я вам. Вся эта бюрократия. Все эти правительственные постановления. Не могу передать, как сильно все это меня разозлило. Я бы все отдал, чтобы вздернуть любого из этих засранцев за яйца.
Он закончил сматывать кнут и передал его охраннику, который повесил его обратно на крючок за столом высокого мужчины.
- А здесь... - он широко развел руками и улыбнулся. - Меня это не беспокоит. Процедура? - oн указал на стопку порванной бумаги на своем столе. - Вы видели, как много для меня значит надлежащая процедура.
Он обратился к одному из охранников:
- Отпусти женщину.
Охранник снял со своего пояса связку ключей, снял кандалы с запястий и лодыжек Синди и отступил назад, когда она отошла от стены. Она медленно прошла в центр комнаты, потирая запястья. Она направилась прямо к Чeду, бесстрашно глядя ему в глаза, и остановилась в нескольких футах от него.
Она сказала:
- Все мы делаем здесь то, что должны.
Она протянула руку, и охранник ударил по ней дубинкой. Она протянула другую руку, и в ладонь ей была вложена рукоятка ножа. Она начала наступать на Чeда, которого испугал гладиаторский блеск в ее глазах. Она улыбнулась.
- Убивать будет приятно.
Чeд сделал глубокий, предвкушающий вдох.
Вот и все, - подумал он. - Готов или нет, но это конец.
Черт возьми, помолись или еще что-нибудь.
Он едва расслышал остальную часть монолога надзирателя, но видел, что Синди ждет, когда он закончит говорить.
- Еще два примера. Две загадки, на разгадку которых, возможно, кому-то не наплевать. Два человека, которые оказались в одной камере с вами, юная леди. Два человека, которые никогда не регистрировались в системе, - oн усмехнулся. - Типичная административная неряшливость. Тщательный учет не входит в число наших приоритетов. Вначале, когда я только вступил в должность, меня это беспокоило, но теперь я ценю ту свободу, которую она мне дает.
- Отсутствие записей, никаких официальных указаний на их присутствие означает, что их здесь никогда не было.
Еще один смешок.
- Можешь считать это лицензией на убийство. - Пауза. - Снова.
Голос Синди превратился в хриплый шепот.
- Спасибо, мертвец.
Чед поморщился, готовясь к смертельным ударам.
Однако он не был готов к грохоту выстрелов, которыe внезапно заполнили комнату. Он вздрогнул и втянул голову в плечи, но не стал искать укрытия, потому что взгляд спокойных зеленых глаз Синди не дрогнул.
Она улыбнулась ему.
- Ты в порядке, Чед.
Ее голос заставил его замолчать, и он обвел взглядом комнату, осматривая место побоища. Трое охранников лежали мертвыми на полу. Четвертый охранник стоял справа от него, направив 9-миллиметровый пистолет на все еще стоящего надзирателя, который теперь представлял собой дрожащую от ужаса массу. Его долговязое, угловатое тело, казалось, обмякло само по себе, когда он прислонился спиной к столу, вытянув перед собой трясущиеся руки.
- П-пожалуйста... - пробормотал он, и его внезапно покрасневшие глаза наполнились слезами. - Я могу...
Синди все еще стояла лицом к Чеду.
- Мне плевать, что он может сделать.
Ее рука, в которой был нож, дернулась.
Затем, с изяществом и точностью, достойными прима-балерины, она развернулась, отвела руку назад и выбросила ее вперед. Все это произошло в мгновение ока. Нож рассек воздух и полетел прямо и метко. Долговязый успел охнуть, прежде чем лезвие пробило ему глаз и проникло в мозг. Его руки инстинктивно схватились за рукоять ножа, но он был уже мертв. Его тело опрокинулось назад, заскользило боком по столу и скатилось на пол.
Психика Чeда, перегруженная жестокими сенсорными воздействиями, наконец-то заставила его заговорить снова.
- Боже мой, я думал, ты собираешься убить меня. Я думал, ты собираешься пытать меня, а потом убить. О, черт! O, мой Бог! О, черт! Черт возьми!
Но улыбка Синди была непреклонной. Она излучала спокойствие, которое покинуло ее после того, как высокий мужчина отклонил ее прошение.
- Этого никогда не случится, Чед. Ты слишком важен.
Чед захихикал, и в его голосе послышались нотки, близкие к безумию.
- Да, еще бы. Этого никогда не случится. Именно так я и думал все это время.
Он посмотрел на охранника с пистолетом.
Неожиданный спаситель.
Это был коренастый парень лет тридцати с небольшим. У него были тонкие усики и залысины. У него был твердый взгляд, и он производил впечатление человека, с которым лучше не связываться, если только не хочешь потерять много зубов. Конечно, возможно, что-то из этого было связано с большим пистолетом, который он сжимал в руках. Черный пистолет выглядел огромным и зловещим. Но, по крайней мере, он не был направлен на них.
- Значит, ты тоже в этом замешан.
Взгляд Чеда снова переместился на Синди.
- Тебе действительно стоит рассказать мне побольше обо всей этой революции и заговоре. Вы намекаете, что я - какая-то центральная фигура во всем происходящем, что, черт возьми, не имеет никакого смысла, поскольку я вас не знаю и ни разу в жизни не был в этом богом забытом месте, - oн снова рассмеялся. - Можешь считать меня сумасшедшим, но, думаю, ты должна еще кое-что объяснить.
Синди пожала ему руку.
- Скоро, Чед. Я обещаю.
И затем она потянула его из комнаты.
- Но теперь нам пора идти.
Он, пошатываясь, последовал за ней.
Охранник последовал за ними.
- Эй...
Они шли по тускло освещенному коридору в темпе, который Чеду было трудно поддерживать, и он пытался переставлять ноги, пытаясь на время остановить их бегство из этого места. Он был взбешен тем, что его держали в неведении. Он хотел получить ответы. Но сила Синди снова превзошла его собственную, и его немного потащило вперед, прежде чем он смог встать на ноги.
- Господи Иисусе, Синди, - выдохнул он. - Не то чтобы я вел себя неразумно. Я действительно думал, что вот-вот умру. Ты, черт возьми, могла бы рассказать мне о нашем друге. Неужели в тебе нет ни капли сострадания? Ни единой гребаной унции? И что это за ожидание такое? Почему так долго ждали, прежде чем вызвать кавалерию?
Охранник прочистил горло.
- Пришлось выяснить, как много известно боссу.
Синди добавила:
- Оказалось, не так уж много.
- Слава Богу, - проворчал охранник.
Они вышли из здания через заднюю дверь и оказались в туннеле, который отдаленно напоминал шахтный ствол. Земляные стены поддерживались балками. Чeд вгляделся в длину туннеля, который, насколько он мог разглядеть, был небольшим - он изгибался и образовывал слепое пятно. Он увидел, как что-то замерцало - пламя газовой лампы.
Чед вздохнул.
- Я умер и попал в страну, забытую временем[15].
Охранник вытащил из кармана жилета сложенный листок бумаги и передал его Синди.
- Это копия твоего разрешения на освобождение. Онa понадобится вам, чтобы пройти следующий контрольно-пропускной пункт. Человека, с которым вам нужно встретиться, зовут Стивенс.
Синди кивнула.
- Стивенс.
Что-то промелькнуло в глазах охранника, намек на какой-то тайный стыд.
- За это... - oн снова прочистил горло. - За это придется заплатить?
Синди встретилась с ним взглядом.
- Это будет не та сумма, которую я не платила бы уже сотню раз.
Охранник вздохнул.
- Я знаю.
Синди пошла дальше.
У Чеда, который всегда сопротивлялся, не было выбора.
Он последовал за ней.
- Я бы очень хотел сейчас пойти домой.
Синди проигнорировала его.
- Удачи, - крикнул им вслед охранник.
Она проигнорировала и это.
Охранник подождал, пока они не скрылись за поворотом туннеля. Затем он вернулся в изолятор временного содержания и зашел в кабинет начальника тюрьмы. Он осмотрел тела своих бывших коллег, чтобы убедиться, что они мертвы. Он почувствовал слабый пульс у одного из них, Нитковски, и решил эту проблему еще одной пулей в затылок.
Затем он подошел к столу начальника тюрьмы и сел.
Он оглядел дело своих кровавых рук и решил, что оно выполнено хорошо.
Но не совсем закончено.
Он передернул затвор 9-миллиметрового пистолета, загоняя в патронник еще один патрон. Затем он сунул пистолет в рот и подумал обо всех ужасных вещах, которые совершил с тех пор, как спустился в Изнанку. О рабах, которых он убил. О невинных детях, которых он обрек на жизнь в рабстве. Чудовищныx, непростительныx актаx жестокости. Он не был злым человеком. Не совсем. Все это было почти невыносимым бременем для его совести, которая была жива и здорова, несмотря на его неоднократные попытки подавить ее, даже убить. Он позволил обстоятельствам и собственным страхам взять верх над своей моралью.
Чтобы превратить его в приспешника дьявола.
Но судьба повернулась к нему лицом и предоставила ему возможность искупить свои деяния.
Возможность, которой он воспользовался с благодарностью. Оставалось сделать еще кое-что. Навсегда заткнуть рот еще одному мертвецу. Он нажал на курок.
Это сон. Сон, но не сновидение. Искаженное отражение или инверсия реальности, подобно странным видениям сновидца о прекрасной женщине по имени Дрим. Он испытывает то же осознание, что и во сне. Четкость картины, возникающей в его голове, огорчает его. Его спящее тело извивается на кровати, и он закрывает лицо руками. Только тогда он понимает, что больше не привязан к столбикам кровати. На самом деле, он чувствует, что находится в спальне один. Так вот она, чудесная возможность, о которой он молился, еще один шанс выбраться отсюда. Все, что ему нужно сделать, это проснуться.
ПРОСНИСЬ!
- приказал внутренний голос.
Но он не мог.
Как это странно, как это расстраивает - испытывать такое двойственное восприятие. Осознание того, что то, что он видит в своей голове, - это нечто большее, чем обычное сопоставление странных образов, вызванных в воображении отдыхающим мозгом. В этом нет ничего случайного. И в этом нет никакого явного символизма. Он наблюдает за разворачивающейся драмой, как за сценами в кино. Фильм, от которого он не может оторвать взгляд. Это напоминает ему того парня из "Заводного апельсина", поющего садиста, который обездвижен и вынужден наблюдать за серией гротескных образов, его веки зажаты металлическими зажимами. Это похоже на то. Что-то его сдерживает. Моноволокна психической связи, завязанные в стратегически важных местах, эффективно предотвращают возвращение в сознательный мир. Осознание своего свободного тела в постели подобно той пресловутой морковке на конце веревки - всегда вне досягаемости. Невыносимо близко.
Уже не в первый раз он испытывает отчаяние.
Он находится в комнате, освещенной только свечами. Он видит это. Он знает, что это всего лишь образ в его голове. Но он там. Действительно там. Он чувствует землю под ногами. Чувствует тепло, исходящее от мерцающего пламени. У дальней стены находится что-то вроде алтаря. На нем лежит обнаженное тело мужчины средних лет. Грудь у него впалая, а ребра просвечивают сквозь желтую, как бумага, кожу, так, как могла бы выглядеть пластиковая обертка, натянутая на скелет. Его лодыжки и запястья связаны веревками, мера, которая кажется излишней - ничто в этом явно обреченном человеке не говорит о "риске бегства".
Мужчина не спит.
Он смирился со своей судьбой - ни одна мольба о пощаде не слетает с его губ.
Но сновидец чувствует нечто большее, чем просто смирение; мужчина у алтаря кажется почти... нетерпеливым.
Да, именно так.
Он жаждет умереть.
Он с нетерпением ждет избавления от долгого периода страданий.
Сновидец, которому, возможно, на самом деле ничего не снится, приходит в ужас от этого открытия. Не ради этого человека, которому, очевидно, уже не поможешь, а ради себя самого. Потому что он знает, как легко он может принять подобную участь. Слишком легко представить себе это чувство безмятежности, блаженного принятия в последний момент перед смертью.
В комнате небольшая толпа. Около дюжины человек. Сновидец полагает, что все они собрались, чтобы засвидетельствовать смерть этого человека. Свидетели являются неотъемлемой частью ритуала. Он не уверен, откуда ему это известно, но это факт, непреложный, как прилив. Он не может разглядеть их лиц, и никто из них не произносит ни слова. Они чего-то ждут. Это благоговейная тишина, тишина торжественного ожидания.
Они ждут.
И ждут.
Сновидец заставляет свое спящее тело открыть глаза. Он настолько сосредоточен, что картина, возникающая в его голове, слегка меняется, становится размытой. Его веки подрагивают. Единожды. И затем сцена снова становится в фокусе. Наступает момент полного отчаяния и безысходности. Затем безмолвные свидетели, как один, падают на колени. В то же мгновение сновидец оказывается на коленях, совершенно не понимая, откуда он знал, в какой именно момент нужно преклонить колени. Но тот же самый таинственный импульс заставляет его склонить голову в следующий момент. Его собратья по богослужению делают то же самое. Это чувство предвкушения остается, но теперь оно стало более интенсивным, и все присутствующие затаили дыхание.
Шаги.
Кто-то вошел в комнату. Чувствуется присутствие авторитета. Шаги приближаются. Звук - это стук ботинок по дереву, и в нем есть что-то зловещее. Сновидец начинает дрожать и испытывает симптомы, похожие на приступ простуды, головную боль и озноб, тупую пульсацию в задней части горла. Стук ботинок отдается у него в голове, как удар молота, когда человек в них проходит мимо него по пути к алтарю. Человек поднимается по нескольким ступеням к алтарю, останавливается и поворачивается лицом к небольшой толпе. Верующие, если это они, поднимают глаза.
Сновидец снова вздрагивает.
Это она. Жизель. Его мучительница. Ужасная немая девушка, которая связала его и пытала. Кажется, что свет свечи становится ярче. Нет, осознает сновидец, это не просто вопрос восприятия. Свет на самом деле ярче. Жизель каким-то образом захотела этого. Она способна на такие вещи. Волшебные вещи. Она не так искусна, как тот, кто учил ее, Хозяин, но он считает, что ее силу не следует недооценивать. Это знание появляется в его голове полностью сформированным, нетронутым из ниоткуда, подобно файлу, добавленному на жесткий диск компьютера с дискеты.
Жизель прекрасна, как никогда. На ней черная юбка длиной до щиколоток, черные сапоги и бордовый топ, который сногсшибательно обнажает ее руки и грудь. Ее длинные черные волосы зачесаны назад, а в нежных мочках свисают золотые серьги-кольца. Свет свечей, кажется, ласкает ее фарфоровую кожу. В ее глазах светится необузданная сила темной магии. Она самая поразительная девушка, которую он когда-либо видел.
Она улыбается.
И протягивает руку.
Человек, стоящий в первых рядах толпы, встает, достает что-то из складок одежды, что-то, что блестит на свету, и, склонив голову, направляется к алтарю. Онa протягивает блестящий предмет. Жизель забирает его у нее, и женщина в мантии возвращается в свое коленопреклоненное положение. Взгляд Жизель обводит каждого человека в комнате, одного за другим, и, кажется, дольше задерживается на бледном лице сновидца.
Сновидeц тяжело сглатывает.
Улыбка Жизель становится шире. Предмет, который она держит в руке, - это лезвие из острой, как бритва, стали. Нож с богато украшенной рукоятью. Церемониальный нож. Она отворачивается от толпы. Теперь сновидец видит ее стройную фигуру сбоку. Она подходит к связанному мужчине и опускается рядом с ним на колени. Она подносит лезвие к губам и целует его. Все это часть ритуала. Сновидец знает об этом, но цель ритуала ускользает от него - пропавший файл с дискеты?
Следующая фаза ритуала становится очевидной, когда другой член толпы - на самом деле, сам сновидец - встает и приближается к алтарю. Страх наполняет его, как быстродействующий яд. Меньше всего ему хотелось бы находиться где-то ближе к Жизели или к алтарю. Но он продолжает приближаться на чертовски устойчивых ногах. В его руке какой-то предмет. Толстая книга в кожаном переплете. Он не замечал этого раньше, но вот он здесь.
Вспышка изображения. Обнаженная Жизель. Стоит над ним.
Стоит на нем.
Он хочет быть как можно дальше от этой суки-садистки, но вот он поднимается по ступеням к алтарю, поворачивается лицом к толпе, открывает книгу, открывает рот, чтобы произнести нараспев строки, написанные на незнакомом ему языке.
За исключением того, что теперь он его знает. Слова, наполненные безумием, слетают с его губ. Повторяющиеся и ритмичные фрагменты странного словоблудия складываются, как отрывки из песни. Это песнопение. Призыв. Сновидец произносит эти слова с привычной для него привычкой человека, который произносил их много раз до этого. Ему в голову приходит возможность, идея, наполненная такой неожиданной надеждой, что его физическое тело кряхтит от удивления.
То, чему он является свидетелем - реально. Или почти реально. Он подозревает, что все преувеличения, которые создает его собственный разум, минимальны. Небольшие приукрашивания. Однако теперь он уверен, что на самом деле находится не в освещенной свечами комнате. Вместо этого он - гость в чужой голове, невидимый наблюдатель. Еe хозяин, этот разумный проводник между его собственным спящим мозгом и этим странным местом, не подозревает о его присутствии. Он разделяет часть знаний этого человека, благодаря чему и знает этот странный язык. Но во взаимосвязи двух разумов есть пробелы, места, где синапсы не совсем совпадают. Сновидец знает, что его хозяин - мужчина. Он знает, что когда-то этот человек жил нормальной жизнью за пределами владений Хозяина, но все это закончилось более семи лет назад.
И это все, что сновидец знает о своем хозяине.
Он прекращает читать. Книга захлопывается. В комнате снова воцаряется полная тишина. Очередная фаза ритуала завершена.
Остается только одна фаза.
Одной рукой Жизель хватает связанного мужчину за подбородок, заставляя его открыть рот. Другая рука, сжимающая нож, с отработанной неторопливостью движется к зияющему отверстию. Из уголков глаз обреченного человека сочится влага. Беспомощные слезы. Сновидец испытывает прилив гнева, который почти - но не совсем - перекрывает ужас, который он испытывает. Это просто неправильно. Черт возьми, это гребаная пародия. Подобные вещи не должны происходить в современном мире. Но, эй, на самом деле это не часть того мира, не так ли? Это место, хотя и по-прежнему подвержено влиянию стихийного хаоса и насилия, является миром, достигшим определенного уровня цивилизации. Просвещения. В этом месте не могло произойти ничего ужасного...
Здесь, с другой стороны...
Жизель с той же неторопливой точностью вонзает нож в рот мужчины. Тело мужчины вздрагивает, когда что-то у него во рту поддается давлению лезвия. Боль, конечно, сильная. Как и все другие разумные существа, он остается пленником инстинкта, свойственного нервным окончаниям. Его рот пытается сомкнуться на лезвии в отчаянной попытке остановить его продвижение, но Жизель лишь крепче сжимает его челюсть. Она водит лезвием вверх-вниз, пока изо рта мужчины не выпрыгивают струйки крови. На ее лице застыло выражение полной сосредоточенности, в то время как лезвие продолжает свое неумолимое движение.
Ее глаза сверкают от радости, близкой к оргазму, когда она вскакивает на ноги и поднимает окровавленный нож высоко над головой. На его острие, почти неузнаваемый под слоем запекшейся крови, торчит небольшой кусочек плоти. Изуродованный мужчина на алтаре перекатился на бок и кашляет кровью. Он задыхается. Кто-нибудь должен ему помочь.
Кто-нибудь...
Будь осторожен в своих желаниях, - думает сновидец.
Хозяин тела подходит к связанному мужчине. Мгновение спустя он стоит на коленях рядом с ним. Отложив книгу, он лезет в карман своего одеяния. Его рука - рука хозяина тела, напоминает он себе - сжимает холодный металл. Нож. В поле зрения появляется лезвие, и это не церемониальный инструмент. Шесть дюймов[16] покрытой вмятинами, но очень острой стали. Это нож рабочего. Нож убийцы.
Рука хозяина отводится назад. Затем лезвие опускается по безжалостной дуге. Человек на алтаре умирает, его горло перерезано от уха до уха с потрясающей точностью.
Он отходит от трупа, отводит окровавленный кончик ножа от своего одеяния, и Жизель снова оказывается в центре внимания. Она опускает нож, отрывает окровавленный кусок плоти и открывает рот.
Я сейчас упаду в обморок, - думает сновидец.
Язык втянут в ее рот. Она проглатывает его целиком. В какой-то момент сновидец видит комок в ее тонком горле, затем он исчезает, как будто тело мыши проходит через змеиный пищевод. Что-то в атмосфере комнаты меняется. Это напоминает сновидцу о том, что он чувствует на улице в моменты перед грозой.
Ноздри Жизель раздуваются, а тело резко выпрямляется. Мышцы на ее руках и шее сокращаются, как у приговоренного к смерти заключенного, получившего первый удар тока. Пульсирующие вены, кажется, вот-вот лопнут. Ее глаза светятся ярко-желтым, затем на мгновение становятся красными, а затем снова приобретают свой обычный темно-карий оттенок. Из ее рта вырывается глубокий вздох, и ее тело принимает нормальное положение. Странная сила, овладевшая ею, исчезла - по крайней мере, ее видимые признаки исчезли, - но ее щеки залил румянец. И это чувство почти эротического возбуждения остается ощутимым.
Она снова смотрит на сновидца.
На хозяина его тела.
Она открывает рот...
Затем сцена начинает ускользать от него, как блеск пятицентовика, падающего в колодец, уменьшаясь до крохотной точки, прежде чем исчезнуть совсем. На мгновение наступает полная темнота, а в следующее мгновение спящий возвращается в свое собственное тело.
Его глаза резко открываются, когда он просыпается.
Он садится на кровати и тяжело дышит.
Меня зовут Эдди, - думает он.
Эдди... Эдди... Эдди...
И я не убийца.
Эдди быстро оглядел комнату в поисках Жизель, но ее нигде не было видно. Это была лучшая новость, которую он когда-либо слышал. Он предпочел бы получить несколько ударов по яйцам от луисвилльского отбивающего, чем снова столкнуться с этой страшной сучкой. Образы из сна нахлынули на него, теперь уже бессвязные, но все еще слишком яркие.
Рациональная часть его сознания начала неизбежную атаку на эти вещи. Сон не мог быть реальностью. Он определенно не мог находиться в голове другого человека. Эдди, - сказал ему голос разума, - в это верит только сумасшедший.
Эдди послал "голос разума" к черту, потому что он на это не купился.
Все это произошло на самом деле.
Все это было по-настоящему.
Что бы это ни было.
Он понятия не имел, какова была цель церемонии, свидетелем которой он стал, и не был заинтересован в том, чтобы это выяснить. Он знал, что это какая-то хреновая разновидность черной магии, и знал, что хочет как можно скорее отдалиться от ее адептов.
Он спустил ноги с кровати, нашел на полу свои джинсы и натянул их. Это были те же самые джинсы, которые он носил весь прошлый год, и грязная ткань неприятно ощущалась на его теле. Противнее, чем обычно. Он нахмурился, провел рукой по волосам и нахмурился еще больше. Его волосы казались... чистыми.
Он вытянул руки и осмотрел остальную часть своего туловища. Вся грязь, скопившаяся за год, проведенный в пещере, исчезла.
Психованная мамаша вымыла его.
Эдди хмыкнул.
Странно.
Это было почти так, как если бы она это делала... ну... готовила его к чему-то.
Его глаза расширились, когда он снова подумал о церемонии.
БЕГИ! - призывал голос самосохранения. - ШЕВЕЛИ ЗАДНИЦЕЙ!
И Эдди сделал это.
Он подошел к двери спальни, взялся за дверную ручку и попытался повернуть ее. Она не поддавалась. Он нахмурился, схватился за нее обеими руками, собрал все свои силы и снова попытался сдвинуть ее с места. Ничего. Он вздохнул и привалился к двери, тяжело дыша. Ладно, это действовало угнетающе. Дверь была не заперта, но она не поддавалась его самым решительным усилиям. Он предположил, что Жизель могла запечатать ее заклинанием. Да, она бы смогла это сделать, не так ли?
Будь проклята ее задница, практикующая черную магию!
Ему просто придется придумать что-нибудь еще.
Его взгляд остановился на окне справа от кровати. Да! Он подбежал к нему, просунул ладони под край и попытался сдвинуть его в сторону. Его мышцы запротестовали, и из сдавленного горла вырвался хрип.
- О, черт.
Более тщательный осмотр показал, что окно было запечатано так же надежно, как и дверь, но, эй... он мог с этим справиться. Стекло поддавалось, независимо от того, было ли оно заколдовано или нет. Он подошел к письменному столу Жизель, взял один из стульев и отступил на шаг к окну...
...и застыл.
Он услышал приглушенный звук, но его источник оставался загадкой. Затем раздался более громкий звук. Скрежещущий звук перемещения. Камень двигался по камню.
Эдди поставил стул на пол.
Он сел на него и закрыл лицо ладонями.
- Нежно трахни меня молотилкой!
Он протер глаза, снова открыл их и увидел то, что и ожидал увидеть. Панель в стене медленно отодвинулась. Он увидел темноту и отблеск мерцающего пламени. В проеме появилась Жизель с газовым фонарем в руках. Как только она оказалась в комнате, стенная панель начала закрываться. Затем отверстие исчезло, и осталась только стена. Герметизация была бесшовной. Он покачал головой. Что ж, это имело смысл. В таком месте, как это, должны были быть раздвижные стенные панели и потайные ходы.
Жизель задула пламя фонаря, подошла к письменному столу и поставила его на стол. Эдди взглянул на нее и не удивился, увидев, что она улыбается ему. Она выглядела точно так же, как во сне. Длинная черная юбка развевалась вокруг ее лодыжек. Бордовый топ выглядел тонким, почти прозрачным, как что-то, что следовало бы немедленно сорвать с ее тела.
Хм, какая странная мысль...
Жизель протянула руку и погладила его по лицу. Эдди вздрогнул от ее прикосновения. Что-то передалось ему через кончики ее пальцев, что-то чувственное, электрический эликсир, от которого он опьянел от желания.
Он сглотнул.
- Жизель, я никогда в жизни так не боялась человека, но...
Жизель улыбнулась.
И открыла рот.
И сказала:
- Но ты же хочешь заняться со мной любовью.
Глаза Эдди расширились.
У него закружилась голова.
У него очень-очень закружилась голова.
Он соскользнул со стула и рухнул на пол.
Выпив еще немного, Хозяин расслабился, размышляя о своей кочевой натуре.
Хотя он, как правило, десятилетиями оставался на одном месте, он путешествовал по миру, основывая новые колонии рабов в самых отдаленных уголках почти всех основных континентов. Он уничтожал их всякий раз, когда возобновившаяся жажда странствий подсказывала ему, что пришло время двигаться дальше. Не оставалось и следа. Эти разрушения были грандиозными, мастерски исполненными симфониями разрушения, массовыми побоищами, и все это происходило на глазах у внешнего мира. Пропасть между миром, в котором обитали люди, и темными уголками, которые он вырезал из ткани бытия, не могла быть преодолена.
Если бы он этого не захотел.
Что, как и в случае с сегодняшним вечером, он иногда и делал.
Он еще не был уверен, но думал, что это место в горах Теннесси может стать последним из его королевств. Чувство беспокойства начало исчезать. Мысль о том, чтобы начать все сначала где-нибудь в другом месте, уже не обладала прежней бодрящей силой.
Время.
Этот безжалостный тик-так людоед.
Он старел, и некоторые из его увлечений покидали его.
За пределами этого мира существовала жизнь. Он знал это. Место, где он, наконец, мог бы жить среди себе подобных. Это место не было загробным миром, в который верили первобытные люди, но в некоторых отношениях оно было похоже. Его физическое тело умрет и разложится, но его жизнь не закончится. Он вознесется в этот другой мир, в это возвышенное место света и чудес, и поселится в новой оболочке. Плотная плоть и кровь. Но это было пределом его знаний. Он мало что знал о форме и сущности этого другого места. Те немногие тексты, в которых говорилось об этом, были слишком расплывчатыми в своих описаниях.
Тексты, которыми он располагал, были рукописными фолиантами, передававшимися от других представителей его рода на протяжении тысячелетий. Древние страницы сохранились только благодаря концентрации его воли. Когда он поднимется в это другое место, там уже не останется никого, кто мог бы продолжить этот акт магического поддержания; страницы рассыплются, переплет распадется, а оставшаяся кучка пыли будет сметена следующим порывом ветра, который подует в это время.
Хозяин отхлебнул из своего напитка.
Он задумчиво нахмурился, обдумывая все это. Не было само собой разумеющимся, что он автоматически вознесется в другое место. Он, конечно, не должен был предполагать, что это произойдет само собой. Боги требуют постоянного умиротворения и жертвоприношений. В древних текстах на этот счет было сказано достаточно ясно.
Тик-так.
Больше всего его беспокоило отсутствие мерной палочки. Ему не с чем было сравнивать свои усилия. Достаточно ли он сделал? Почему боги молчат? Его охватило меланхолическое одиночество. Он тосковал по обществу себе подобных.
Он разозлился на себя.
Как он мог заразиться столькими человеческими слабостями? Он питался ими, как вампир, черпая жизненную энергию из их ужаса, и теперь задавался вопросом, не впитал ли он часть их сущности.
Еще одна из длинной череды тревожных возможностей.
Он отнес свой напиток в свои покои.
Его "гости" должны были скоро прибыть. Ощущение, что в той, кого звали Дрим, было что-то особенное, не ослабевало.
Она была особенной.
Мысль, которую он пытался подавить - потому что было очевидно, что это невозможно, - полностью оформилась в его сознании.
Она была причиной этого нехарактерного для него приступа меланхолии и неуверенности в себе.
И этого неприятного размышления о возможном конце его обычной жизни.
Он глубоко вздохнул, вытянулся в кресле и закрыл глаза. Его лицо пошло рябью и исказилось. Часть седины, но не вся, исчезла из его волос. В других местах появились новые волоски, которые устранили иллюзию залысин. Существо в кресле больше не было похоже на добродушного пожилого джентльмена, каким оно обычно представлялось, приветствуя вновь прибывших.
Мужчина в кресле выглядел на сорок, а не на шестьдесят.
Достаточно взрослый, чтобы вызывать уважение.
Но в то же время достаточно молодой и красивый, чтобы вызывать желание.
Сегодня вечером он применял новый подход, разовое отклонение от обычной программы подчинения и пыток. Причиной изменения планов была Дрим. Она придет к нему по собственной воле. Он не был уверен, почему, но чувствовал, что это важно.
Хозяин улыбнулся.
Перемена была полной.
"Аккорд" остановился у длинного парадного крыльца. Внушительный дом навис над пассажирами, словно зверь со стальными глазами. Остроконечные окна располагались по обе стороны крыльца с колоннами. Дом выглядел бы неуместно в престижном современном районе, но в нем чувствовался намек на что-то старинное. В том, как он, казалось, прижимался к склону горы, словно готовясь нанести удар, таилась скрытая угроза.
Карен высунулась в щель между передними сиденьями и сказала:
- Жутковато.
Алисия присвистнула.
- Ни хрена себе.
Дрим была очарована этим домом. Она осознавала исходящую от него угрозу, но он пробуждал в ней что-то еще, какую-то безымянную тоску, заставлявшую ее сердце учащенно биться. Она открыла дверь со своей стороны и просунула в проем длинную ногу.
Алисия схватила ее за запястье.
- Эй, подожди!
В голове Дрим прогремел раскат грома неожиданной ярости. Она высвободилась из хватки Алисии и рявкнула на нее:
- Не прикасайся ко мне, блядь!
Алисия моргнула.
- Господи, Дрим.
Ta вздрогнула.
Что, черт возьми, привело к этому? - удивилась она.
Она пожала руку Алисии.
- Извини.
Алисия нахмурилась.
- Неважно. Мы все на взводе. Я знаю это, - oна снова взглянула на дом, прежде чем снова перевести взгляд на Дрим.
Она вздрогнула.
И открыла дверь со своей стороны.
- О, черт. Пойдем, если мы действительно идем.
Дрим улыбнулaсь.
- Спасибо.
- Место жутковатое, как и все забегаловки, но у нас не так много других вариантов.
Карен вздохнула на заднем сиденье.
- Кроме как просто покончить с собой.
Дрим постаралась не показать своего потрясения.
Комментарий Карен был небрежным.
Она не могла знать, что одна из ее подруг собиралась поступить именно так.
- Никто не собирается убивать себя, - голос Алисии звучал устало и без всякого терпения. - Давайте залезем в эту хреновину и посмотрим, сможем ли мы как-нибудь помочь этому мелкому засранцу.
Имелся в виду Чед.
Они все вылезли из машины и размяли ноги. Дрим уставилась на одно из остроконечных окон. Из темноты исходил мерцающий свет. Свеча. Она подошла к крыльцу, поднялась по ступенькам и вскоре оказалась перед большой дверью. Карен и Алисия, все еще настороженные, последовали за ней и встали по обе стороны от нее.
Дверь была из старого дуба, богато украшена резьбой. Примерно на уровне глаз было маленькое окошко, а под ним висел тяжелый медный дверной молоток.
Дрим взялась за дверной молоток. Она четыре раза сильно постучала в дверь и отступила назад.
Поначалу никто не заметил их присутствия по ту сторону двери. Дрим уже был готов снова взяться за дверной молоток, когда они услышали приглушенный стук шагов где-то внутри. Судя по звуку, это была женщина на каблуках. Затем в маленькое окошко хлынул желтый свет. Мгновение спустя дверь со скрипом отворилась.
В проеме стояла высокая стройная женщина лет сорока. Выражение ее лица было суровым, что подчеркивалось тем, что ее черные волосы были туго убраны с лица. На ней было простое черное платье, которое горожанка могла бы надеть в элегантный клуб. Что-то в ее позе и чертах лица намекало на жестокость.
Улыбка, лишенная теплоты, искривила тонкие губы женщины.
- Вы заблудились, леди?
Дрим сглотнула.
- Эм... - oна прочистила горло и каким-то образом обрела дар речи. - Да. Мы заблудились, и нам нужна помощь. Наш друг... мертв. И еще один пропал.
Голос Дрим задрожал от неожиданных эмоций, и завеса отчужденности на мгновение исчезла.
- Пожалуйста, нам нужно позвонить в полицию. Пожалуйста, помогите нам.
- О, Боже, - выдохнула женщина преувеличенным, почти театральным голосом. - Какой ужас, - oна издала тихий звук и покачала головой. - Почему бы вам, леди, не зайти внутрь? Кстати, вы можете называть меня мисс Викман. Мы поговорим и решим, что делать с вашим пропавшим другом.
Дрим переступила порог и вошла в дом. Алисия и Карен последовали за ней, и тяжелая дубовая дверь захлопнулась за ними.
Мисс Викман повернула замок.
- Вот, - сказала она с явным удовлетворением в голосе. Ее карие глаза сверкали от плохо скрываемого возбуждения. - Теперь никто не войдет и не выйдет, - oна хихикнула, и этот звук заставил их всех нервничать. - Мы все в безопасности от большого и злого убийцы.
Дрим былa потрясенa неуместностью шутливого замечания в такой момент, но тут мимо них пронеслась мисс Викман и поманила их за собой. Так они и поступили, пройдя по короткому коридору из фойе, а затем через дверной проем, оказавшись в большой и впечатляюще обставленной гостиной.
- Вот, дорогие, присаживайтесь на удобные диваны.
Девушки уселись, устроившись на скрипучей коже.
Алисия сказала:
- Мы ценим ваше гостеприимство, но что нам действительно не помешало бы, так это телефон.
На лице женщины появилось выражение, похожее на ухмылку.
- Да, я полагаю, что это так. К сожалению, в этой комнате его нет. Расслабьтесь и устраивайтесь поудобнее - она снова улыбнулась. - Вы должны знать, что это не мой дом. Я всего лишь служащая хозяина дома. Он скоро подойдет.
Она ушла, прежде чем они смогли продолжить расспросы.
Алисия судорожно вздохнула.
- Боже мой, она такая чертовски странная.
Карен выглядела испуганной.
- Лучше бы она не услышала то, что ты говоришь.
Алисия рассмеялась.
- Да, и что она сделает? Ты думаешь, она вернется с бензопилой? Будь реалисткой. Она просто асоциальная психопатка, живущая здесь, в лесу, со своим боссом-отшельником.
Карен сказала:
- Подумай о том, что ты только что сказалa. O последнем предложении.
Алисия нахмурилась.
Дрим прочистила горло.
- Вам обеим нужно успокоиться. Вы пугаетесь теней.
Карен резко повернула голову в сторону Дрим.
- Да, и по некоторым довольно веским причинам, или ты уже забылa? Что с тобой вообще не так? Ты странно себя ведешь.
Дрим вздохнулa.
- Это не так. Я просто усталa.
Это была лишь частичная ложь.
Она вела себя странно и знала это.
Черт, она чувствовала себя странно.
Странно.
Что ж, это была ее последняя ночь на земле.
А как еще она должна была себя чувствовать?
Но мысли о самоубийстве исчезли, когда она заметила, что в комнату вошел кто-то еще. Она почувствовала странное покалывание, когда обернулась, чтобы взглянуть на самого красивого мужчину, которого она видела за долгое время. Он был примерно шести футов[17] ростом, крепко сложен и обладал внешностью кинозвезды с квадратной челюстью. Он сразу же поймал ее взгляд и улыбнулся так, что у нее задрожали колени.
Алисия прошептала:
- О, Боже!
Его неотразимый взгляд не отрывался от Дрим.
Она подошла к нему и протянула руку.
- Меня зовут Дрим.
Он сжал ее руку.
- Эдвард Кинг. Эдвард.
От его прикосновения по ее телу пробежала дрожь чувственного наслаждения.
Он улыбнулся.
- Добро пожаловать в мой дом, Дрим.
Дрим покраснела.
Она почувствовала слабость.
Беспомощность.
Потерялась в его сверкающих глазах.
Чед последовал за Синди по узкому туннелю, который постепенно изгибался и уходил все ниже и ниже. Движение было медленным. Оставаться в вертикальном положении стоило чертовых усилий, но Чед счел полезным позволить кончикам пальцев правой руки скользить по стене туннеля. По большей части техника работала достаточно хорошо, но он не удивился, когда обнаружил, что спотыкается, когда они проходили очередной поворот. Он выпрямился, бешено размахивая руками, сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и сунул правую ногу обратно в примитивную сандалию, в которую она только что была обута.
- Эй, Синди?
Она оглянулась на него через плечо.
- Да?
Он продолжил идти, даже побежал трусцой, чтобы догнать ее, шлепая сандалиями по утоптанной земле.
- Послушай, я могу разобраться во всей этой чепухе о том, как ты делаешь то, что должна здесь делать. Закон джунглей, выживает сильнейший и так далее. Но поскольку мы теперь вроде как товарищи по оружию, вместе пройдя через своего рода испытание огнем, я подумал, что могу обратиться к твоим лучшим ангелам и попросить тебя вернуть то, что принадлежит мне по праву.
- О чем ты говоришь?
- Я хочу свои гребаные кроссовки "Рибок".
- Хотеть чего-то - это хорошо, Чeд.
Чед застонал.
- Господи Иисусе, женщина, ты заводишь меня в самое пекло, ну... ад... или что-то в этом роде. Я должен совершить это путешествие с некоторым комфортом. Или я прошу слишком многого?
- Я думаю, ты уже знаешь ответ на этот вопрос.
Чед осекся.
- Поздравляю, теперь ты официально стала чемпионом мира по отмазкам. Я знаю, ты, должно быть, гордишься этим.
Выражение лица Синди смягчилось, ухмылка превратилась в почти нежную улыбку. Она подошла к нему, обхватила его лицо ладонями и поцеловала прямо в губы. Глаза Чeда расширились, когда она продолжала целовать его в течение нескольких секунд.
Она прервала поцелуй и спросила:
- О чем ты говорил?
Чед нахмурился и нервно прочистил горло.
- Гм... это было неожиданно. Неожиданно и поразительно... - oн почти улыбнулся. - ...но это было мило.
Чeд наблюдал, как одинокая слезинка скатилась из ее глаз и прочертила дорожку по контурам ее прелестной щеки. Знакомая боль пробудилась к жизни в его сердце, острие той боли, которую он пытался спрятать в одном из самых темных уголков своей души. В этом уголке хранилась любовь, которую он испытывал к Дрим, и которая никогда не смогла бы стать той романтической любовью, о которой она так мечтала. О, он так сильно любил Дрим. Его единственным сожалением в мире, которое он изменил бы, если бы мог, была его неспособность быть тем, кем она хотела его видеть.
Мужчиной, достойным ее неиссякаемого источника любви.
Синди не была Дрим. Они были разными во многих отношениях. Но здесь снова был тот же источник беспокойства. Он смотрел на нее и испытывал ужасное сочувствие. Тонкий слой грязи, покрывавший ее тело, разбивал сердце. Он посмотрел на ее немытые волосы и подумал, какие они, должно быть, жесткие на ощупь. Ему стало больно за ту женщину, которой она была до приезда сюда, за женщину, которую он только мельком увидел, за мать, любовницу и медсестру. За хорошего человека. Его собственные глаза увлажнились.
Никто не заслуживал такой участи.
Он заключил ее в объятия, и она с готовностью приняла их, обвив руками его спину, и тихо заплакала ему в ухо. Объятие было недолгим, но он почувствовал, что это был приветственный жест. Когда они расстались, Чeд почувствовал, что между ними что-то изменилось. Он подумал, что, возможно, затронул что-то, что долго дремало в ней.
- Спасибо, - тихо сказала она. - Иногда все становится ясно, - oна выдавила из себя слабую улыбку. - Иногда я отчаянно пытаюсь проснуться от этого кошмара и просто теряю самообладание.
- Тебе никогда не нужно стесняться быть человеком передо мной, Синди.
Пожалуйста, дай мне шанс сказать это Дрим, прежде чем я умру, - подумал он. - Это и многое другое.
Она снова поцеловала его. Легонько чмокнула в щеку.
- Спасибо. А теперь... - oна глубоко вздохнула. - Это было... мило... но нам пора двигаться.
Чед кивнул.
- Bерно.
Синди взяла его за руку, и они снова двинулись по туннелю, на этот раз более медленным и неторопливым шагом. Чед был так поглощен резким изменением характера своих отношений с Синди, что не сразу заметил, как туннель расширился. Он был так погружен в созерцание происходящего, что не обратил внимания на гул работающего поблизости оборудования, пока Синди не сказала:
- Притормози.
Чeд посмотрел на нее.
- Что?
Поэтому она повторила.
- Притормози. Слушай.
Чед остановился. Он нахмурился.
- Что это?
Синди выглядела обеспокоенной.
- Контрольно-пропускной пункт. Нам нужно пройти через него, чтобы попасть в Изнанку, - по ее телу пробежала дрожь. - Скоро мы столкнемся с неприятными людьми, и, без обид, пожалуйста, держи свой длинный язык за зубами. Я уже проходилa через это раньше, и я могу помочь нам справиться с этим сейчас, но тебе лучше предоставить вести переговоры мне.
Чед пожал плечами.
- Ладно.
Туннель продолжал расширяться по мере того, как они продвигались вперед. Крутой спуск начал выравниваться, сначала совсем немного, затем резко, и вскоре они уже шли по ровной земле. Потолок туннеля также стал выше, и они начали различать искусственно создаваемый свет. Гул механизмов стал громче. Чeд был почти уверен, что они слышат шум генератора. Это подозрение подтвердилось, когда они подошли к тому, что оказалось концом этого ответвления туннеля. Они вышли из туннеля и оказались на гораздо большей территории.
- Это контрольно-пропускной пункт, - выдохнула Синди.
Чeд мельком увидел темное отверстие за контрольно-пропускным пунктом и понял, что его прежнее восприятие было не совсем верным. На самом деле туннель не заканчивался. Не совсем так. Его размеры менялись то тут, то там, особенно в тех местах, где в земле было вырублено больше места для таких мест, как это. Слева от него стояла лачуга, немного похожая на офис на стройплощадке. У противоположной стены выстроились в ряд грузовики военного образца. Между лачугой и грузовиками находился загон для содержания заключенных. Чeд насчитал в загоне тринадцать человек. Рабы, - предположил он. Территория была освещена фонарями, яркость которых приближалась к дневному свету в середине лета.
Охранники с винтовками в руках патрулировали периметр загона. На них были бронежилеты и черные шлемы с непроницаемыми черными забралами. Они были стройными, мускулистыми и гибкими, и двигались, как голодные пантеры, выслеживающие добычу.
Ударные отряды Cатаны.
Чед прошептал:
- Вот дерьмо. Прости, я сейчас отключусь, - oн посмотрел на Синди. - Пожалуйста, скажи мне, что ты уверенa, что они не знают о...
Его взгляд метнулся обратно к туннелю.
- Ну, не знают...
Кровавые кадры резни в изоляторе потрясли его.
Синди приподняла бровь.
- Конечно, они знают. Не будь наивным.
Волна ужаса пронзила сердце Чeда и заставила его глаза распахнуться так широко, что он подумал, что они вот-вот выскочат из орбит.
- Что?! - oн все еще шептал - к ним приближался охранник, - но теперь он был взволнован. - Что за чертовщина, Синди? Ты сказала, что сможешь помочь нам справиться с этим.
- Я могу. Думаю... - теперь в ее тоне слышалось раздражение, скрытое предупреждение. - Тебе просто нужно заткнуться и довериться мне. А теперь держись крепче.
Охранник подошел к ним. Он держал винтовку перед собой, и Чeд заметил, что его указательный палец лежит на курке.
Голос охранника был резким.
- Удостоверение личности.
Синди полезла в сумку на поясе, достала карточку и передала ее охраннику, который долго рассматривал ее.
- Раньше я была собственностью Повелителя Гонзо.
Чeд подумал: Повелитель Гонзо?
Он услышал притворную гордость в ее голосе, когда она сказала:
- Я - освобожденная рабыня.
Через мгновение охранник изучил карточку, взглянул на Чeда и вернул ее ей.
- А это кто?
- Это мой новый раб.
Охранник изучающе посмотрел на Чeда. От этого пристального взгляда у него мурашки побежали по коже. Это было похоже на то, как если бы его оценивал Терминатор. Непроницаемое забрало увеличило уровень его беспокойства на несколько градусов. Его охватило желание повернуться и убежать обратно по туннелю, но он остался на месте, предостерегая себя от импульсивных действий, а также от самоубийственной глупости.
Наконец, взгляд охранника вернулся к Синди.
- Тебе придется встретиться с начальником станции, - oн кивнул на Чeда. - Твоему рабу придется остаться в изоляторе временного содержания.
В изоляторе временного содержания!
Чед посмотрел в голодные глаза рабов в загоне.
- Вы что, шутите? Я не продержусь там и десяти минут.
Синди ударила его тыльной стороной ладони, от удара у него закружилась голова, и он отшатнулся назад. Она последовала за ним, глядя на него с неподдельной злобой, и ударила кулаком в солнечное сплетение. Он упал на колени и судорожно глотнул воздух. Синди схватила его за волосы, запрокинула голову назад, наклонилась ближе и прошипела:
- Еще раз откроешь рот, и я прикажу этому человеку пристрелить тебя.
Паника наполнила душу Чeда, сжав его сердце в холодный кулак. Он облажался. Он знал это. Гнев Синди был неподдельным, хотя и по причинам, отличным от тех, которые предположил бы охранник. Он нарушил свой обет молчания. Ему пришлось сознательно напомнить себе, что она играет роль - и что она одна лучше всех понимает, чего им стоит пройти через это место.
- Я... проститe! - в его голосе слышалась дрожь, и он понял, что вот-вот разрыдается. Но это было нормально. Небольшая ролевая игра ему бы не помешала. - Это больше не повторится, я клянусь. Пожалуйста, не причиняйтe мне боль.
Синди отпустила его.
Охранник сказал:
- Мне нравится, как ты соблюдаешь дисциплину.
В тембре голоса охранника появилось что-то новое, более глубокий, хриплый тембр, и он говорил на уровне чуть выше шепота. У Чeда возникло тревожное подозрение, что он начинает понимать, как Синди намеревалась провести их через этот контрольно-пропускной пункт.
Он снова страстно желал ее.
- А как насчет моего тела? - eе тон был деловитым, как у человека, заключающего деловую сделку. - Тебе оно нравится?
Охранник усмехнулся.
- Очень нравится.
Синди кивнула.
- Tы - Стивенс, верно?
Охранник облизал пересохшие губы и улыбнулся.
- Ага. Я ждал вас. Я - новый начальник станции.
Синди поджала губы.
- А старый начальник станции...?
Улыбка охранника стала еще шире.
- Хоторн, - oн пожал плечами. - Настоящий парень-соблюдающий-все-правила-и-распорядок-дня! - в его голосе зазвучали нотки притворной торжественности. - К сожалению, он только что безвременно скончался.
Синди кивнула.
Как будто эта информация не была новостью.
Стивенс сказал:
- Мне просто нужно обсудить с тобой кое-какие неясности. Наедине.
У Чeда скрутило живот.
На самом деле она бы этого не допустила, он был в этом уверен.
Стивенс повесил винтовку обратно на плечо, сложил ладони рупором у рта и позвал:
- Коулман!
Другой патрульный охранник вышел из загона и направился туда, где они стояли.
- Да?
Стивенс кивнул на Чеда.
- Присмотри за этим парнем, пока мы с дамой уладим кое-какие дела.
Коулман ухмыльнулся.
- Kонечно.
Охранник и Синди вошли в туннель, и Чeд сквозь слезы наблюдал, как они исчезают за поворотом. Прошло несколько долгих мгновений, в течение которых, казалось, ничего не происходило.
И тут он услышал их.
Сначала смутно. Затем громче. Пронзительные крики сексуального энтузиазма.
Синди.
И серия хриплых стонов, наполненных тестостероном.
Стивенс.
Это продолжалось некоторое время.
Чeд почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Он сомневался, что мог бы выразить словами, насколько бесконечно печалило его происходящее. Это было неправильно. Непростительное оскорбление вселенной. Он понимал, что это звучит мелодраматично, но, тем не менее, верил в это. Его охватило желание разрушить это место. Он не удовлетворился бы только собственным побегом. Больше нет. Он не согласился бы ни на что меньшее, чем полное уничтожение. Ад. Угнетенные восстают, чтобы вершить правосудие, столь же безжалостное, как и те гнусные преступления против человечества, которые, казалось, совершали власть имущие этого преступного мира, как нечто обыденное.
Но это было нелепо.
Он был системным аналитиком, а не революционером.
Как он мог надеяться что-то изменить здесь, внизу?
Когда Синди и охранник вышли из туннеля, она, казалось, не хотела смотреть на Чeда. Он встретился с ней взглядом и попытался выразить беспокойство и сочувствие, но она тут же отвела глаза.
Охранник, который отвел Синди в туннель, отослал Коулмана прочь.
- Вы сядете на следующий транспорт, когда он отправится, что произойдет в течение часа. Тебя и твоего раба отвезут в Изнанку. У тебя будут документы, подтверждающие твой статус освобожденной рабыни.
Затем он ушел, оставив Синди и Чеда стоять там без присмотра.
Она сказала:
- Видишь? Я знаю, что делаю.
Чед кивнул.
- Kонечно.
Но в его тоне чувствовалась отстраненность, а в глазах - отсутствующий взгляд.
Он думал об освобождении. О том, чтобы сбросить оковы угнетения. Он также много думал о возмездии.
Эдди снова видел сон. Еще раз. Но на этот раз образы были не такими яркими. Они были мимолетными и наполовину сформировавшимися. Ощущение ясности и псевдореальности исчезло. На смену ему пришла странная смесь физического вожделения и ощущения надвигающейся катастрофы. Он видел груду горящих тел, слышал крики, такие громкие и мучительные, что они пронзали его барабанные перепонки, как острые ножи. Повсюду стоял запах смерти. И посреди всего этого, появляясь и исчезая, а затем появляясь снова, была девушка из его раннего сна.
Дрим.
То тут, то там сквозь туман мелькали завораживающе красивые образы. Или это мог быть дым, клубящийся черный дым пожарища. Хотя он не мог точно сказать, что происходило, он чувствовал, что девушка была в крайней опасности. С ней вот-вот должно было случиться что-то ужасное, что-то невыразимое, и, что было самым жутким, она, казалось, приветствовала это, даже приняла с распростертыми объятиями.
Он снова увидел девушку, более отчетливо, чем раньше. На ней снова было тонкое, прозрачное голубое платье, которое она сняла в его предыдущем сне. В этом сне она казалась менее угрожающей, не такой склонной превращаться в желтоглазого зверя. Он не был уверен, почему так произошло, но позже решил, что у него появились проблески изменчивой возможной реальности. Судьба девушки еще не была решена. Он чувствовал, что она была уязвима, восприимчива к идеям, которые обычно ей не приходили в голову. Теперь она стояла на краю великого разложения. Вскоре она либо отдаст свою душу тьме, либо откажется от своей жизни, пытаясь бороться с тем, что ей угрожало.
Этот сон, то немногое, что он запомнил из него после пробуждения, наводило на мысль о том, что могло бы произойти, если бы она выбрала последний путь. Темная тень, огромная и вытянутая, как у марионетки, появилась из дыма и нависла у нее за спиной.
Эдди открыл рот, чтобы выкрикнуть предупреждение...
...и, вздрогнув, проснулся.
Жизель подняла взгляд от письменного стола, когда он резко сел на кровати, тяжело дыша, как бегун в конце марафона. Образы из сна стали нечеткими и рассеялись, как мыльные пузыри, раздуваемые легким ветерком, но он сохранил представление о том, что видел, и о том, что означали эти образы. Он посмотрел на Жизель, которая, проведя кончиком пера по уголку рта, придала себе сходство со студенткой-биологом, изучающей в микроскоп особенно интересный экземпляр.
Он еще раз тяжело вздохнул и сказал:
- Мне снятся абсолютно долбанные сны.
Он тут же передумал. Разговор с ней на эту тему был ошибкой, которая достигла наивысшего уровня глупости по шкале Рихтера. Не могло ли случиться так, что именно она превратила его голову в своего рода психическую антенну?
- То есть, э-э... я имею в виду... это, наверное, ерунда, и, э-э...
Жизель отложила перо, чопорно сложила руки перед собой и спросила:
- В каком смысле эти сны... "долбанные"?
Эдди сказал:
- Ну...
И тут к нему вернулось воспоминание об удивительном событии, из-за которого он снова потерял сознание. Она заговорила. Выйдя из потайного хода, немая девушка открыла рот, и из него вырвались звуки.
Слова и предложения.
Он уставился на изящные очертания ее прелестного лица - и снова испытал неуместные эротические позывы - и вспомнил кровавый лоскут плоти, скользящий по ее рту, язык, вырезанный изо рта изможденного старика.
Эти образы, а также настойчивое желание поцеловать ее в алые губы прервали ход его мыслей.
- Гм...
В ее глазах промелькнуло веселье, проблеск тайного знания.
- Твое влечение ко мне беспокоит тебя.
Эдди с трудом сглотнул.
- Ах... Что ж...
Она рассмеялась.
- Ты не можешь понять, почему тебя так тянет к женщине, чьи поступки кажутся тебе отвратительными.
Эдди был вынужден признать, что в этом она была права.
- Ну... Как-то так, - oн пожал плечами. - Я подозреваю, что ты буквально морочишь мне голову, каким-то образом изменяя химический состав моего мозга. Я этого не понимаю, но... Kак-то так.
- И тебе не обязательно знать подробности, - oна встала и медленно подошла к кровати. Длинная юбка развевалась вокруг лодыжек ее сапог. - Мои силы уходят корнями в таинственные обряды и древние магические практики, вещи, для которых ты слишком туп для понимания.
Она забралась на кровать, задрала юбку до уровня бедер и села на него верхом.
- Ты видел, как я совершаю нечто ужасное, видел это во сне, но о чем ты не знаешь, так это о высшей цели, стоящей за церемонией.
Она прижалась задницей к его промежности и усмехнулась автоматической физической реакции, вызванной стимуляцией. Сердце Эдди затрепетало. Ему было трудно сосредоточиться на чем-либо, кроме чистого ощущения, но он сумел выдавить:
- Да ладно, за убийством стоит высшая цель. Ты шутишь... верно?
Она запрокинула голову, сильно ущипнула себя за соски через ткань платья и сказала:
- Нет... у тебя есть предназначение, которого ты должен достичь, Эдди, - eе лицо пылало от вожделения, а фарфоровая кожа приобрела темно-красный оттенок. Ее дыхание участилось, когда она стала двигаться более ритмично. - Церемония... это символично. Я ненадолго возвращаю себе дар речи. Я сделалa это, чтобы ускорить процесс... общение между нами, чтобы...
Эдди сумел хрипло пробормотать:
- Какое предназначение?
Ее единственным ответом был тихий стон.
Эдди неловко заерзал под ней, но от этого движения его член только еще больше напрягся. Он вздохнул и замер. Ощущение было такое, словно между их телами воткнули динамитную шашку.
Хотя ему было неприятно смотреть ей в глаза, особенно когда они были так близко, сейчас он это сделал.
- Знаешь, магия тут ни при чем. Я - парень, которому нравятся женщины. Очень. А ты - просто очаровательная задница.
Жизель облизнула и без того влажные губы.
- Оу?
Эдди кивнул.
- Да.
Жизель положила запястья на плечи Эдди и обхватила его руками за шею.
- Расскажи мне еще об этих снах.
Он скользнул рукой по ее бедру.
- Э-э-э... сейчас?
- Расскажи мне все, - oдна из рук Жизель оторвалась от его шеи и обхватила его подбородок. Рука сжала его, заставив приоткрыть рот, и на одно долгое, восхитительное мгновение их губы слились. В этот момент все его опасения - даже желание сбежать - были сведены на нет охватившей его эротической лихорадкой. Затем она убрала язык, откинула голову назад и сказала: - Все. Ничего не упускай. Начиная с твоего побега снизу.
Эдди тяжело дышал.
- Господи... Я даже думать не могу из-за этой... штуки... между нами.
Жизель опустила глаза, затем снова встретилась с ним взглядом и улыбнулась.
- Кажется, я создала монстра, - дразнящий смех сорвался с ее губ. - Полагаю, мне следует дать ему волю. Тогда мы сможем поговорить.
Она приподнялась на коленях, расстегнула его джинсы и вытащила член. Эдди попытался спустить джинсы до колен, в то время как Жизель гладила его набухший член. Он застонал. Она уселась на него, погружая его в себя по одному божественному дюйму за раз. Когда он вошел полностью, она начала скакать на нем, как городская наездница верхом на механическом быке. Эдди думал, что он кончит сразу же, учитывая его необычайно сильное возбуждение, но оказалось, что она также контролировала его способность достигать оргазма.
Он обхватил ладонями ее груди через ткань платья, и она выгнула спину. Ее рот широко раскрылся. Глаза закрылись. Она мотнула головой из стороны в сторону, отчего ее волосы, цвета воронова крыла, разлетелись в разные стороны. Серия пронзительных вздохов сорвалась с ее губ, перерастая в долгое крещендо безудержного удовольствия. Она резко схватила его за запястья и перестала вырываться. Она поднялась на ноги, стянула платье через голову и отбросила его в сторону. Эдди восхищенно уставился на нее и провел рукой по одной из ее совершенных ног. Он смутно осознавал, что любая воля, любое сопротивление ее желаниям тихо умирают. Кем бы она ни была - чудовищем, убийцей, садисткой, кем бы ни была, - она, несомненно, была богиней.
Не было ничего, чего бы он не сделал для нее.
Она улыбнулась, словно прочитав его мысли.
И она уселась ему на лицо, прижавшись розовыми половыми губками к его открытому рту. Он ласкал ее языком, полный решимости доставить ей такое удовольствие, какого не доставлял никто другой, убедить ее в своей состоятельности. Внезапно, казалось, из ниоткуда пришло осознание. Его появление в ее комнате не было случайностью. Она направила его сюда. У нее были планы на него. Грандиозные, опасные планы. Он не знал, что у нее на уме - не мог знать, - но он чувствовал, что бы это ни было, это может быть его единственной надеждой на спасение.
Она закричала.
Хлопнула по стене позади себя раскрытыми ладонями.
Она скатилась с него и поманила его к себе. Он без колебаний подошел к ней, просунув руки ей под мышки. Она выгнулась навстречу ему, и он вошел в нее, задыхаясь от горячей влажности, окутавшей его. Она обхватила его ногами, упираясь подушечками пальцев в поясницу. Эдди толкался и толкался, выгибая спину, вскрикивая, и это продолжалось и продолжалось, пока, наконец, к счастью, не наступило освобождение. Он крепко зажмурился, застонал, скомкал в руках смятые простыни, судорожно втянул в себя воздух и рухнул на нее.
Некоторое время они не произносили ни слова. Молчание было лучше. Голова Эдди покоилась у нее на груди, пока она медленно гладила его спутанные волосы. Ее ноги все еще свободно обхватывали его бедра. Это было прекрасно, естественное физическое слияние. Эдди занимался сексом во время своего пребывания в Изнанке, но у него никогда не было возможности насладиться роскошью послесвечения. Если уж на то пошло, секс в Изнанке даже отдаленно не напоминал то, что только что произошло. Воспоминание об этих быстрых, животных совокуплениях опечалило его, послужив напоминанием о том, насколько мрачным оставалось его положение. И ему не нужны были напоминания. Он просто хотел насладиться этим моментом. Насладиться ощущением мягкого, обманчиво хрупкого тела Жизель под собой.
Он только что занимался любовью с женщиной.
По-настоящему занимался любовью с женщиной.
Прекрасная, необыкновенная вещь, один из величайших даров природы. Самая естественная, нормальная вещь в мире. Как приятно было снова почувствовать себя нормальным, пусть даже всего на несколько мимолетных мгновений. Как бы ему хотелось навсегда сохранить этот момент, сделать эту плотскую интрижку вечной.
Но этого не могло быть.
Каким-то образом он знал это.
И поэтому он не удивился, когда Жизель сказала:
- У нас осталось совсем немного времени.
Эдди вздохнул.
- Я так и думал, что ты скажешь что-нибудь в этом роде.
Она погладила его по щеке.
- Время расплаты уже близко. А теперь... расскажи мне о своих снах.
Так он и сделал. Он описал женщину по имени Дрим, чье повторяющееся присутствие в его снах было похоже на предзнаменование, знак какого-то важного события, с которым он был каким-то образом связан. Он рассказал ей о своей растущей уверенности в том, что Дрим - это реальный человек, а не просто какой-то символ подсознания.
- Но сами сны, я думаю, символичны. Произойдет что-то катастрофическое. Я продолжаю представлять себе огненные пожары. Возникает ощущение искушения, психической войны за душу этой женщины, - Эдди покачал головой. - Я не могу во многом разобраться, но у меня такое чувство, что она - ключ ко всему.
Взгляд Жизель метнулся к пологу кровати. Она выглядела задумчивой.
- Расскажи мне о своем побеге. Ничего не упускай. Не жалей деталей, какими бы незначительными они ни были.
И он рассказал ей о побеге. О доставке припасов на контрольно-пропускной пункт. О том, как он проскользнул в один из туннелей, ведущих вверх, пока охранники на станции, где было мало людей, были заняты тем, что использовали в своих интересах женщин из команды снабжения. Он прошел более ста ярдов по туннелю, прежде чем услышал позади себя приглушенное эхо громких голосов. Он рассказал ей о своем отчаянном броске по туннелям. В какой-то момент оборотни учуяли его запах. Воспоминание об этом ужасном фырканье, о неестественном жадном вдохе заставило его содрогнуться в объятиях Жизель. Затем он рассказал о своем прохождении через будку охраны и сюрреалистическом подъеме по бесконечной лестнице.
Жизель издала какой-то звук.
Эдди нахмурился.
- Что?
Она провела пальцами по его волосам.
- Я тут подумалa, насколько проще было бы для тебя, если бы мы смогли к тебе обратиться.
- Мы?
Жизель только улыбнулась.
У Эдди голова шла кругом. Он так многого не понимал.
- Черт. Послушай, мне все равно, кто во всем этом замешан... что бы ни происходило. Но если я вам нужен здесь, если у меня действительно есть какое-то предназначение, которое я должен встретить... почему бы вам не сказать мне об этом прямо?
Улыбка Жизель не дрогнула.
- Судьбу нельзя изменить.
- Я не понимаю.
Она легонько поцеловала его в губы.
- Ты должен был прийти ко мне по собственной воле, Эдди, не зная заранее, какую роль тебе здесь предстоит сыграть.
- Но почему?
Она вздохнула.
- Так распорядились высшие силы, - ее улыбка, наконец, погасла. - Сомневаюсь, что ты пришел бы сюда, если бы знал, что тебя ждет.
Эдди не понравилось, как это прозвучало. Это свидание с так называемой судьбой, по всем признакам, подвергало его большой опасности.
Опасности, угрожающей жизни.
Это был не его любимый напиток, спасибо огромное.
Он прочистил горло.
- Послушай...
- Тихо, - oна приложила палец к его губам. - У тебя редкая возможность, Эдди, шанс достичь величия. Чтобы сделать доброе дело, - что-то промелькнуло в ее глазах, едва заметная тень сожаления. - И чтобы помочь мне искупить вину...
Он снова нахмурился.
- Подожди... Ты говоришь о том, о чем я думаю...
Она снова прервала его.
- Да. Тогда мы уйдем отсюда.
Уйдем?
Эдди знал, что надеяться не стоит.
Надежда - это сердечная боль, которая вот-вот должна была случиться.
Но Жизель сказала:
- Да, Эдди, мы это сделаем.
Она снова притянула его к себе.
И ахнула.
- Я обещаю.
Дрим не моглa поверить, насколько великолепен был Кинг. Его квадратная челюсть и холодные голубые глаза были предметом страстных эротических фантазий. Волнистая прядь каштановых волос была откинута со лба. На нем были черные брюки с аккуратными складками, накрахмаленная белая рубашка с расстегнутым воротом и начищенные лоферы орехово-коричневого цвета. На одном из его пальцев поблескивало какое-то кольцо. Но привлекательность заключалась не только во внешности. Было что-то такое в его понимающем взгляде, от чего у нее подкашивались колени.
Дрожь пробегала по ее телу каждый раз, когда он одаривал ее своей ослепительной улыбкой, как сейчас.
- Скажи мне, Дрим, если не возражаешь, я спрошу... твои родители были... - oн поджал губы, словно обдумывая, как лучше затронуть потенциально деликатную тему. - ...из тех, кто жил в коммунах и путешествовал по стране вслед за музыкантами-кочевниками?
Алисия фыркнула.
Дрим бросила на нее взгляд, а затем одарила Кинга своей самой открытой, располагающей улыбкой.
- Нет, я не возражаю против этого вопроса. Я понимаю, к чему вы клонитe. Мое имя.
Кинг приподнял бровь.
- И это прекрасное имя.
Дрим краем глаза заметила, как Алисия закатила глаза. Она знала, что Алисия сказала бы о Кинге наедине. Что он был фальшивым. Что он излучал фальшивую искренность, как строители обливаются потом. И, возможно, в этих обвинениях была доля правды, но Дрим было все равно. Она знала, что поведение Кинга по отношению к ней было типичным для хищного мужчины. Его интерес к ней был очевиден как по чертам его лица, так и по тому пристальному вниманию, которое он ей уделял.
И Дрим это нравилось.
Воспоминания о недавних ранах были еще так свежи в ее памяти. Разочарование, вызванное Дэном Бишопом, абсолютным мошенником. Неприятие и презрение со стороны Чеда, человека, который не знал - и теперь уже никогда не узнает - что он был любовью всей ее жизни.
Было приятно чувствовать себя объектом такого откровенного желания.
- Спасибо, - сказала она, вспыхнув. - Отвечаю на ваш вопрос: мои родители не были классическими хиппи. Они прошли через это, когда были очень молоды, и это совпало с моим рождением. Моим родителям в то время было восемнадцать и девятнадцать. Моя мать назвала меня так. Позже она сказала, что назвала бы меня как-нибудь по-другому, если бы знала, что в семидесятых годах будет хит с таким же названием. В любом случае, я не против такого имени. Это не то бремя, которое все на себя берут.
Кинг рассмеялся.
- О, я надеюсь, что нет. Такое имя - это подарок. Ты должнa носить его с гордостью, как королева носит свою корону.
Алисия рассмеялась в ответ.
- Красуйся, детка!
Кинг, казалось, не заметил ее саркастического тона.
- Именно так. Позволь этому выделять тебя из толпы. Ты должнa двигаться по миру с высокомерием, ухмыляясь обычным людям, которые никогда не узнают, каково это - чувствовать себя особенной... такой, какая ты есть, Дрим.
Улыбка Дрим погасла.
- Ага...
То, что сказал Кинг, противоречило всему, во что она верила. Она презирала высокомерие в людях. То же самое относилось и к грубым проявлениям неконтролируемого "эго". Он в избытке обладала этими качествами. Все в нем - его одежда, его дом, его отношение к жизни - говорило о богатстве и успехе, что вызывало беспокойство. Исключительно привлекательные женщины, такие, как она, притягивали мужчин, подобных Кингу. Многие женщины позволяли соблазнить себя деньгами и материальными благами. Дрим не могла их винить. Это было по-человечески - искать безопасности. Но ее опыт общения с успешными мужчинами всегда оставлял ее равнодушной. Разбираясь в финансах и бизнесе, ни один из них не был достаточно сведущ в тонкостях человеческого сердца, чтобы подойти ей. Ей нужен был мужчина, который ценил бы ее больше как личность, чем как трофей. В какой-то момент она решила, что мужчина, который ей подходит, кем бы он ни оказался, вряд ли будет принадлежать к высшему обществу.
Почему же тогда ее так тянет к Кингу?
Но ответ был очевиден, не так ли?
Это было время больших потрясений в ее жизни. Жизнь, по сути, избила ее. Как проститутку, брошенную сломленной и окровавленной в овраге. Она так долго и упорно боролась, а теперь была готова сдаться. Она была готова умереть. Впервые с тех пор, как она вошла в дом Кинга, она осознала всю чудовищность происходящего. Возможно, виной всему был ее мрачный образ мыслей. У человека, которому грозила неминуемая смерть от собственной руки, не было причин всю жизнь испытывать неуверенность и запреты. То же самое относилось и к принципам, которыми когда-то дорожили. Такой мужчина, как Кинг, самоуверенный и абсолютно противоположный ее предполагаемому идеалу, был, возможно, как раз тем, кто подходил для этого стечения обстоятельств.
Он встал, чтобы долить себе виски, затем вернулся на диван напротив нее.
- Ты выглядишь встревоженной, Дрим. Тебя что-то беспокоит?
Онa нахмурилaсь.
Они были знакомы меньше десяти минут, а он уже выпытывал у нее личную информацию. Это казалось неуместным, но... да, она чувствовала, что может поговорить с ним. Что-то в его глазах говорило ей о том, что все ее самые темные секреты могут быть раскрыты. Но это было нелепо. Она предполагала то, чего не могла знать. Возможно, все, что она видела, было похотью, неприкрытым желанием, трансформированным через фильтр ее отчаяния во что-то другое. Это было глупо, даже абсурдно, думать, что он привлекал ее на каком-то более глубоком уровне.
Но это чувство никуда не делось, оно было пропитано невероятной эмоциональной тяжестью.
Она вздохнула.
- Hу...
- О, Боже.
Дрим вздрогнула от раздражения в голосе Алисии. Она нерешительно взглянула на свою подругу, чей пристальный взгляд был прикован к Кингу.
- Мне жаль прерывать ваш маленький брачный танец, но, черт возьми, нас всех что-то беспокоит, - eе глаза, похожие на твердые коричневые камешки в фарфоровой оправе, коротко взглянули на Дрим, прежде чем вернуться к Кингу. - Мы не появились у твоей двери, потому что нам было нечем заняться, Эдвард. Видишь ли, мы заблудились, и у нас кончился бензин. Мы здесь, потому что твой дом буквально в конце пути. Нам нужна помощь.
Кинг погладил свой выступающий подбородок большим и указательным пальцами. Он озабоченно наморщил лоб.
- Понимаю.
Алисия ухмыльнулась.
- Понимаешь? Я не уверена, чувак. Один из наших друзей мертв, - oна ткнула большим пальцем в Карен Хидецки, чье лицо было застывшей, непроницаемой маской. - Ее парень. И мы не говорим о естественных причинах. Он был убит.
Дрим увиделa, как худые плечи Карен задрожали. Ее снова охватил стыд. Шоковое состояние девушки было единственным препятствием на пути к полному психическому расстройству. Господи, Алисия была права, когда говорила, что она разваливается.
Что со мной не так? - подумала она.
Сколько раз она задавала себе этот самый вопрос?
Слишком много.
Перед ее мысленным взором возник образ "Глока".
Она очень медленно перевела дыхание.
Вдох. Выдох.
Вдох. Выдох.
Она посмотрела на Кинга, и ей в голову пришла мысль. Мысль настолько поразительная, что заставила ее с трудом сглотнуть. Этот дом, это место высоко в горах, станет сценой, на которой разыграется последняя великая драма в ее жизни. Либо она убьет себя из "Глока" ночью, либо Кинг окажется тем любовником, в котором она всегда нуждалась. Гетеросексуальным альфа-самцом, за которого она могла бы уцепиться, как за спасательный плот. Она прислушивалась к разговору Алисии и Кинга, на каком-то уровне ощущала, о чем они говорят, но на самом деле не вслушивалась в происходящее.
Она снова подумала о Кинге в этом ключе - представила, как расстегивает пуговицы на его чистой белой рубашке и снимает ее с него...
...просовывая руку ему в брюки...
Она почувствовала себя распутной.
Шлюхой.
Она чувствовала себя оторванной от происходящего в гостиной. Отрезанной от своих друзей. Все существование состояло из нее и Кинга, из яркого образа их обнаженных тел, вплетенных друг в друга, отчаянно изгоняющих всю боль в мире.
Она услышала, как кто-то произносит ее имя.
Это была Алисия.
- Дрим? Ты слышишь меня, девочка?
Дрим заставила себя хорошенько встряхнуть головой. Мир обрел четкость; случайные, бессмысленные звуки снова слились в узнаваемые слова и язык.
Она кивнула.
- Да, - oна прочистила горло. - Kонечно.
Но это неуместное эротическое покалывание все еще присутствовало. Она снова скрестила ноги и неловко поерзала на диване. Она заставила себя посмотреть на Алисию, а не на Кинга.
- Извините, - oна искала подходящий предлог, чтобы отвлечься. Самый подходящий пришел ей на ум сразу же. - Я просто так устала. Этот день длился целую вечность.
Ей не пришлось притворяться, что она зевнула, когда это произошло.
Выражение лица Алисии смягчилось.
- Я знаю, девочка, - oна улыбнулась, и грустный изгиб ее губ говорил об усталости и потере. - Просто потерпи еще немного. У меня тут небольшой спор с мисс Скалли.
Она кивнула Карен.
Дрим была поражена залитым слезами лицом азиатки. Новый приступ стыда заставил ее внутренне содрогнуться. Господи, как человек может настолько погрузиться в фантазии, что пропустить эмоциональный срыв подруги? От гротескной неуместности собственных мыслей ей захотелось заплакать.
Но... Господи... эти мысли никуда не делись.
Она заставила себя сказать:
- О чем вы спорите?
Алисия нахмурилась.
- Ты действительно не в себе, - oна вздохнула, снова взглянула на Карен, прежде чем продолжить. - Мы спорим о том... о том, как умер Шейн.
Карен захныкала, и от этого звука у Дрим защемило сердце.
- И что с того?
Выражение лица Алисии стало еще более серьезным.
- Она по-прежнему настаивает на том, что его убило чудовище. Она рассказала Эдварду о том, что, по ее мнению, она видела в лесу, - яркое описание, конечно, но, очевидно, результат истерии и стресса. Я утверждаю, что она не видела убийцу Шейна отчетливо, поэтому ее мозг снабжал ее образами, почерпнутыми из фильмов и книг. Галлюцинациями...
Карен повернулась к ней.
- Я видела то, что, блядь, видела, Алисия! - oна отодвинулась на дальний конец дивана, подальше от Алисии. - Я не чокнутая, я не под кайфом, и у меня не галлюцинации с монстрами. Мой разум не так уж и хрупок. Можешь мне не верить, ладно, похуй... мне все равно, но, пожалуйста, перестань оскорблять меня.
Алисия закрыла глаза и медленно выдохнула. Ее губы зашевелились, и Дрим понялa, что она считает до десяти. Она пыталась найти в себе центр спокойствия, то место, которое она всегда использовала, чтобы избавиться от излишков враждебности. Дрим виделa, как она делала это миллион раз.
Ее глаза распахнулись. Она устремила на Карен немигающий взгляд.
- Мне жаль, если ты чувствуешь себя оскорбленной, Карен. У меня не было намерения оскорбить тебя. Мы все испытываем сильный стресс, и я думаю, мы все почувствуем себя намного лучше, как только сможем добраться до ближайшего отеля, - oна перевела взгляд на Дрим. - Верно, Дрим?
У Дрим перехватило дыхание. Она с тревогой осознала, насколько этот звук напоминал вздох. Звук разочарования. Она не удержалась и бросила быстрый взгляд в сторону Кинга.
- Эм... да, конечно.
Но ей это не понравилось, и она согласилась с непреклонным стремлением Алисии направить их в нужное русло. Ей не нравилось, когда ее уговаривали. И она не хотела кончать с собой в гребаном отеле. Она хотела провести, возможно, последнюю ночь на земле под крышей Кинга.
В его постели.
Она вздохнула.
Звук расстроенной маленькой девочки. Ей не нравилось издавать этот звук. Это смущало ее, заставляло чувствовать себя ребенком, но она ничего не могла с собой поделать.
Она не хотела уходить.
Она не уйдет.
Нахуй! Нахуй их! Нахуй все!
На лице Алисии появилось выражение раздражения.
- О, что, Дрим?! - oна преувеличенно пожала плечами. - Пожалуйста, не пялься на меня. Я видела, как ты строил глазки. Круто, прекрасно, я понимаю, что такое вожделение. Чего я не понимаю, так это отсутствия изящества под давлением. Сейчас, черт возьми, неподходящее время. Я рассчитываю на тебя, девочка. Помоги мне вытащить нас из этого.
Дрим кипела.
Знаменитая прямолинейность Алисии осталась неизменной, но прошло много времени - после той выходки с бритвой - с тех пор, как Дрим почувствовал на себе всю тяжесть этого.
И она набросилась на нее:
- Ты не моя гребаная няня!
Но Дрим тут же пришла в ужас от этих слов.
- Прости меня, Алисия! - oна всхлипнула. - Прости-прости-прости меня!
Алисия без слов подошла к ней, обняла и вытерла слезы. Она прижала Дрим к себе, уткнувшись лицом в ее шею.Ta прижалась к изгибу шеи своей подруги. Рыдания продолжали сотрясать ее тело. Сильные руки подруги, обнимавшие ее, были обнадеживающим свидетельством силы. Именно это ей больше всего нравилось в Алисии. Она была невозмутимой. Надежной. Неумолимой. Она бы ни за что, ни про что не сдалась под давлением.
Как всегда, когда Алисия утешала ее, она быстро почувствовала себя лучше. Она прерывисто вздохнула и разжала объятия.
- Теперь я в порядке.
Алисия посмотрела на нее с беспокойством.
- Ты уверена, милая?
Дрим вытерла слезы.
- Да, - oна выдавила из себя слабую улыбку. - Извини за это.
Алисия закатила глаза.
- О, черт, не извиняйся за то, что ты человек.
Кинг громко откашлялся.
Все повернули к нему головы. Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу и обхватив колено большими руками. На его красивом лице отразилось замешательство. Дрим почувствовала, что выражение его лица выбивает ее из колеи. В этом было что-то тревожащее, что-то, что она не могла точно определить, что-то такое... И тут до нее дошло. Осознание обрушилось на нее, как мешок с камнями.
Он нашел этот слезливый разговор... забавным.
Развлекательным.
Какой больной ублюдок!
Дримм почувствовал прилив гнева.
Но...
Она нахмурилась и прикусила нижнюю губу.
Возможно, она неправильно его поняла.
Она хотела, чтобы это было так.
Выражение лица Кинга изменилось, стало серьезным.
- Боюсь, вопрос о том, где вы останетесь на ночь, не стоит. Наши телефоны отключены, - oн пожал плечами в знак извинения. - Я не знаю, в чем проблема, но, полагаю, телефонная компания работает над ее устранением. Вы, конечно, можете переночевать у нас.
Он улыбнулся.
- Это действительно к лучшему. Все будет казаться лучше... - oн помолчал, взглянул на Карен и, казалось, обдумал свои слова. - ...или, по крайней мере, утром станет более управляемым. Хороший ночной отдых может творить чудеса.
Алисия хмыкнула.
- Послушай, чего бы нам действительно хотелось, так это прокатиться в город.
Дрим нахмурилась и пожевала губами.
Это было то, чего она на самом деле хотела?
Она покачивала ногой и старалась не смотреть на Кинга.
Алисия, ничего не замечая, продолжала:
- Без обид, но я действительно чувствовалa бы себя намного спокойнее, если бы мы могли сообщить в полицию о том, что происходит.
- Чед все еще где-то там, - вмешалась Карен. - Они должны его искать. Он может быть в опасности, - oна хмыкнула и задумчиво посмотрела на каждую из своих подруг. - Не забывайте, каково это было там... - eе голос понизился. - ...cтранно. Как в гребаной "Сумеречной зоне".
- Он в опасности, - сказала Алисия. - В этом нет сомнений.
Покрасневшие глаза Карен метнулись к Дрим.
- Нам не следовало покидать это чертово шоссе.
Ta вздрогнулa.
Алисия вздохнула.
- Да уж.
Дрим не хотелa думать об этом.
Больше нет.
Кинг вздохнул.
- Простите, дамы. Я не решаюсь посылать своих сотрудников ночью в горы даже при самых благоприятных обстоятельствах. Это место не является "Cумеречной зоной", о которой вы говорите, хотя я понимаю, что огромный стресс, который вы пережили, может привести к некоторым ошибочным представлениям. Я живу в отдаленном районе. Как вы, я уверен, уже поняли, дорога в лучшем случае опасна. А угроза непогоды, боюсь, сводит на нет всякую возможность такого похода, - oн тонко улыбнулся. - С вашим пропавшим другом все будет в порядке, если он будет придерживаться дороги. Я подозреваю, что рано или поздно он появится здесь.
Снова воцарилось неловкое молчание.
Дрим подумала: Чем грозит ненастье?
Но не сказала этого вслух.
Она посмотрела на Кинга, почувствовала, как у нее замерло сердце, и просто не смогла произнести это вслух.
Алисия сокрушенно вздохнула.
- Ладно. Думаю, мы останемся здесь, - затем в ее голосе снова зазвучали стальные нотки. - Но завтра утром ты первым делом вывезешь нас отсюда, понял?
Кинг улыбнулся.
- Kонечно.
Затем он повысил голос.
- Мисс Викман!
Из-за арки появилась суровая экономка.
- Да, Xозяин?
Реакцию Алисии было невозможно не заметить.
Она посмотрела на Дрим и одними губами произнесла:
- Xозяин?
На ее лице отразилось недоверие.
Кинг не обратил на нее внимания.
- Эти дамы пережили долгую, трудную ночь. Им пора отдохнуть. Пожалуйста, будьте так добры, покажите им их комнаты.
Мисс Викман сдержанно кивнула.
- Конечно, - oна приподняла бровь, глядя на девушек. - Дамы?
Алисия и Карен медленно поднялись на ноги, потягиваясь и постанывая от усталости. Дрим поерзала на стуле, раздвинула ноги и прислушалась к биению своего бешено бьющегося сердца. Она устала не меньше своих подруг, а может, и больше, поскольку проделала большую часть пути от Ки-Уэста, но ей пока не хотелось уезжать.
Она хотела остаться здесь.
С Кингом.
Алисия бросила на нее пытливый взгляд.
- Эй, Дрим, ты идешь?
Дрим изобразила широкую улыбку, вложив в нее столько искренности, на сколько была способна.
- Я все еще немного не в себе. Думаю, я останусь здесь и выпью с мистером Кингом.
Кинг улыбнулся.
Алисия улыбнулась.
- Ладно. Дело твое. Ты уже взрослая, милая, - oна наклонилась, чтобы поцеловать Дрим на ночь. - Береги себя, слышишь?
Дрим встретилась взглядом со своей подругой.
- Так и будет. Не беспокойся обо мне.
Она бросила ключи от машины Алисии, которая поймала их в воздухе.
- Достань наши сумки из машины. Можешь отдать мне ключи завтра.
Алисия вздохнула.
- Ладно.
Затем они с Карен вышли, проследовав за мисс Викман через арку.
Дрим, наконец, смогла обратить все свое внимание на Кинга.
Его улыбка стала шире, и он распрямил ноги.
- Наконец-то мы одни.
Дрим сделала глубокий вдох, медленно сосчитала до десяти и с содроганием выдохнула.
- Да, - выдохнула она. Ей пришлось досчитать до десяти еще раз. Она с трудом сглотнула и каким-то образом сумела произнести: - Я хочу тебя.
Кинг кивнул.
- Я знаю, Дрим.
Он встал.
Подошел к ней.
Протянул руку.
Она встала.
Взяла его за руку.
И последовала за ним из комнаты.
Ад.
Чед задумался об этом.
Я в Aду?
Возможно. Если владения Cатаны представляли собой лабиринт грубо вырубленных туннелей под горами Восточного Теннесси, то да, он определенно находился в Aду. То, что он до сих пор видел в Изнанке, было во многом сравнимо с наиболее распространенным представлением западной цивилизации об Aде - гнетуще темном, жарком, отвратительном месте где-то далеко к югу от Pая, мрачном месте, где безраздельно властвовало зло, а выжигающий душу ужас был образом жизни.
Ладно, может быть, этот "Хозяин" и не был библейским Cатаной в буквальном смысле, но он явно был каким-то сверхъестественным существом. Он мог манипулировать сознанием людей так же легко, как другие люди складывают одежду, и ему, по-видимому, нравилось немного ковыряться в ткани реальности. Не очень приятно.
Чeд никогда раньше не задумывался над этим вопросом, но он считал само собой разумеющимся, что любой, кто вмешивается в структуру реальности - мудак.
Что в некотором роде было идеально.
Конечно, Дьявол был мудаком - кем же еще он мог быть?
Итак, - решил Чед, - давайте предположим, что этот парень - Дьявол. Хозяин. Cатана. Без разницы. Для гипотетических целей, давайте просто примем это за истину. Этот ублюдок - Вельзевул. Сам рогатый. Шишка #01. Командующий силами тьмы. Обладатель невероятной злобной мощи.
Почему же тогда у такого существа была такая неэффективная инфраструктура в его подземном царстве?
Например, охранники на контрольно-пропускном пункте.
Недисциплинированные клоуны.
Все это было симптомом системы, созревшей для эксплуатации. Пока он ехал с Синди в грузовике, та часть его сознания, которая обеспечила ему успех в бизнесе, заработала с удвоенной силой: он строил планы, прокручивал все в голове, искал закономерности, слабые звенья, то, что он мог упустить.
Грузовик кашлял и фырчал, громыхая по неровной поверхности туннеля. Его амортизаторы были повреждены, и каждый раз, когда машина натыкалась на камень или насыпь из утрамбованной земли, ее пассажиров толкало. Это было ощущение сродни тому, когда находишься на маленьком корабле во время сильного шторма в открытом море.
Синди, которая была свободна от ремней безопасности, справлялась с этим нормально. Она легко ухватилась за одну из изогнутых металлических стоек, которые поддерживали зеленое полотно над ними. Но рабам - а Чед был рабом - пришлось нелегко. Они метались, как игральные кости в руке игрока. Чед то и дело падал на пол и ударялся головой о скамью напротив. Чтобы подняться, ему пришлось перекатиться на бок, поерзать, пока он не смог подтянуть под себя зад, а затем перебраться спиной вперед на скамейку рядом с Синди.
Синди, конечно, и пальцем не пошевелила, чтобы помочь ему.
Она даже не взглянула на него.
Поскольку он был рабом, его безопасность имела второстепенное значение. Он был ее собственностью. На слове "собственность" было сделано особое ударение. Дегуманизация, очевидно, была жизненно важной составляющей отношений между хозяином и рабом. Tо есть, в той мере, в какой вы могли бы описать такое соглашение как "отношения".
На самом деле он не был ее рабом. Они обсуждали это вполголоса до того, как грузовик прибыл на контрольно-пропускной пункт. Она должна была сохранять хотя бы видимость плохого отношения, характерного для только что освобожденных рабов. Освобожденным рабам было что доказывать. Они должны были показать, что могут быть такими же жестокими, как их бывшие хозяева. По возможности, даже более жестокими. Выживание сильнейшего не было здесь руководящим принципом. Это была риторика поверхностного мира. Чушь собачья, извергаемая невежественными придурками, которые не знали истинного значения невзгод.
Суть выживания в Изнанке не сводилось к маневрированию в корпоративном стиле.
Или в мелких ударах в спину участниц реалити-шоу.
Синди ясно дала понять, что намерена убедительно изобразить самую подлую суку, которую когда-либо видели эти засранцы. Чед, конечно, знал, что это значит - такие сильные удары по заднице, что даже спортсмены, которые мучили его в старших классах, съеживались. Она не пыталась приукрасить это для него. Ему предстояло трудное время. Иногда он начинал ее ненавидеть.
Но она сказала ему, чтобы он всегда помнил одну вещь.
Если отбросить боль, это было ненастоящим.
Он не был ее рабом.
Он посмотрел на кандалы, сковывающие его запястья, и подумал о ножных кандалах, сковывающих его ноги, и попытался поверить в это.
Но это было трудно.
Грохот и подбрасывание прекратились, когда грузовик въехал на участок туннеля, который был значительно более ровным, чем тот, по которому он только что проехал. Здесь земляные работы были более обширными - стены туннеля были дальше друг от друга, а потолок - выше. Чeд мог видеть это сквозь отверстие в зеленом брезенте в задней части грузовика. Освещение здесь тоже было лучше, более наглядным - он мог видеть следы давнего строительства туннеля, следы лопаты на земляной стене.
Затем стены, казалось, совсем расступились, и туннель открылся перед ними, словно пара разжатых ладоней. Чед скользнул вправо и уперся в другого раба, когда грузовик начал спускаться по крутому склону. Синди ухватилась за стойку. Чед сильнее прижался к рабу. Изможденный мужчина застонал. Спуск был настолько драматичным, что он мог сравнить его только с гигантскими американскими горками, которые летят вниз по длинной, резко обрывающейся линии. В животе у него все перевернулось, и он почувствовал, как к горлу подступает тошнота.
Затем спуск закончился, и они снова оказались на ровной местности. Чед услышал шум со всех сторон. Странные звуки. Что-то похожее на карнавальный свист. Сердитые крики. Угрозы. Первобытный звук столкновения. Удары кулаков по плоти. Щелчок кнута. Голоса. Множество голосов, как на рок-концерте перед тем, как погаснет свет в зале. Если ему требовалось еще какое-то напоминание о том, что он находится в диком месте, то вот оно, "звуки детской площадки Дьявола" в полном расцвете сил.
Грузовик замедлил ход, пробираясь сквозь бурлящую толпу. В адрес грузовика посыпались проклятья. Сердце Чeда забилось быстрее, когда он понял, что эпитеты были адресованы не водителю, слуге Хозяина, а рабам, сидевшим сзади. Он повернулся, чтобы посмотреть через заднее стекло на лица нападавших.
Старик с длинной спутанной бородой и короной грязных волос вокруг лысой головы зашел за грузовик, искоса посмотрел на них и поднял вверх средний палец. На нем была набедренная повязка, и Чeд заметил блеск серебра у него на шее.
Он прищурился, но не смог разглядеть, что это было.
Злобное выражение лица мужчины исчезло, когда грузовик выехал на изрытую колеями дорогу вдоль стены пещеры и набрал скорость. Несколько минут спустя они въехали на открытое пространство, служившее парковкой. Грузовик остановился рядом с другим транспортным средством, и его двигатель, вздрогнув, заглушился. Дверь со скрипом открылась, и послышался звук шагов в ботинках по твердому полу. Затем в заднем проеме появилось изображение охранника, скрытое забралом.
- На борту есть персонал, не являющийся рабами?
Синди немедленно ответила.
- Да.
Охранник внимательно осмотрел ее.
- На тебе клеймо рабыни. Ты освобожденa?
Синди кивнула. Она гордо вздернула подбородок.
- Да.
- Проходи вперед.
Синди встала, целеустремленно направилась к задней части грузовика и спрыгнула на землю. Она открыла свою сумку и достала документы. Охранник взял у нее из рук сложенные бумаги, развернул их и изучил напечатанные на них слова. Охранник смотрел на бумаги достаточно долго, чтобы заставить Чeда почувствовать себя неуютно.
В конце концов, охранник сложил бумаги и вернул их ей.
- Bижу, ты недавно освободилась. Мои поздравления.
- Cпасибо.
- У тебя на борту есть рабы?
Она кивнула и указала на Чеда.
- Вон тот.
- Свежее мясо?
- Да.
Охранник сделал знак Чеду.
- Шаг вперед.
Чед поднялся на ноги и, шаркая, подошел к задней части грузовика. Он посмотрел вниз, на землю, колеблясь, задаваясь вопросом, стоит ли ему прыгать, пока на ногах кандалы. Он все еще размышлял над этим, когда Синди схватила его за цепь, соединяющую наручники на его руках и ногах, и вытащила из грузовика. Он закричал, ударился о землю под неудобным углом и повалился вперед. Его открытый рот наполнился грязью, и он подавился. Он застонал, перекатился на бок и затуманенным взором уставился на Синди, которая, казалось, тянулась к нему, чтобы помочь.
Ошибка.
Ее нога, обутая в один из его новых кроссовок "Рибок", сильно ударила его в живот, выбив воздух и вызвав взрыв боли в животе. Она пнула его еще раз, сильнее, и он скорчился в жалкой попытке отразить дальнейшие удары. Она все равно пнула его еще раз, носком ударив по рукам, которые он в защитном жесте держал на животе.
Чед мысленно проклинал ее, но в то же время молил о пощаде. Ему пришло в голову нечто ужасное. Не могло ли случиться так, что Синди морочила ему голову? Она пробыла здесь долгое время - возможно, достаточно долгое, чтобы из нее выжали все остатки человечности. Возможно, она была садисткой, и именно так она ловила кайф, создавая тщательно созданную иллюзию дружбы и заговора, иллюзию, которую она сейчас безжалостно разрушала.
Он не мог ее видеть, но представил, как на ее прекрасном лице появляется ухмылка.
Избиение прекратилось с пугающей внезапностью. Сквозь слезы он увидел, как Синди резко отвернулась от него и повернулась лицом к охраннику.
Охранник ухмыльнулся.
- Мило. Tебе нужно лучше его дрессировать, - oн бросил косой взгляд на Чеда. - У некоторых людей просто есть талант к такой жизни. Я думаю, ты - одна из них.
Синди только сказала:
- Нам нужно идти.
Охранник кивнул.
- Вам нужно зарегистрироваться в Службе контроля работорговли. Потребуется еще кое-какая бумажная волокита, - oн ухмыльнулся. - И твое письмо.
Глаза Синди заблестели.
- Знак освобождения.
- Ага, - oхранник поднял забрало. Чeд увидел, что у мужчины выдающийся лоб и нос картошкой. В нем чувствовалась какая-то неуклюжесть. - Будешь завтра на Собрании?
Черт, - подумал Чед, - этот бандит пристает к ней.
Синди пожала плечами.
- Может быть. Посмотрим.
Улыбка охранника погасла.
- Да, конечно, - oн усмехнулся. - Не строй из себя дурочку, сучка. Ты, может, и освобожденная, но я все еще крутой перец с большой пушкой.
Синди вздохнула.
- Господи...
Безжалостный смех сорвался с губ охранника.
- Просто имей это в виду, шлюха.
Синди, не сказав больше ни слова, рассталась с охранником, подошла к Чeду и подняла его на ноги за цепь. Тот пошатнулся, голова у него закружилась. Чья-то рука скользнула по его лицу, больно ударив по коже, и перед глазами прояснилось.
- Не двигайся, - прошипела Синди.
Она опустилась перед ним на колени, достала из сумки ключ и сняла с него кандалы. Она сняла их и протянула ему. Затем она отошла от него, и он, шаркая ногами, последовал за ней.
- Эй, подожди, - eго дыхание было затрудненным. - Боже, это тяжело.
Она ничего не сказала.
- Может, я просто брошу их?
Она резко обернулась, и Чeд резко остановился. Ее зеленые глаза вспыхнули неподдельным гневом. От этого зрелища у него задрожали колени. Она схватила его за рубашку и приподняла на цыпочки. Боже, она была сильной. Он уже и забыл, как легко она обращалась с ним в изоляторе временного содержания. Его грудь наполнилась болью, когда паника ударила в сердце с силой дефибриллятора. Ее лицо, сияющее от вновь обретенной силы, было в нескольких дюймах от его собственного.
- Ты подводишь меня, Чед.
У него вырвался беспомощный всхлип.
- Я...
- Тише, - eе губы коснулись его уха. - Помни все, что я тебе говорила. Это нереально. Я знаю, это звучит безумно, но ты должен позволить мне причинить тебе боль, чтобы помочь тебе. Что бы я ни делала, помни, что я... черт...
Чед вытер глаза и внимательно посмотрел на нее.
- Что, Синди?
Синди отвела взгляд, нахмурившись, глядя куда-то вдаль.
- Ничего.
Чед был озадачен. Она казалась почти... смущенной.
Но почему?
Она отвернулась от него и дернула за цепь.
- Пойдем, - бросила она ему через плечо. - И помни, что реально. Помни.
Чед поплелся за ней. Он все еще чувствовал себя усталым, разбитым, измученным почти до предела, но благодаря заверениям Синди все стало терпимым. Вскоре они миновали охраняемые ворота парковки. Стоянка примыкала к приземистому одноэтажному зданию с грубо намалеванными буквами "СКР" рядом с входом. Чeд правильно предположил, что это и было здание "Контроля работорговли", о котором упоминал охранник. Синди приковала его наручниками к перилам снаружи здания и вошла внутрь. Перила были сделаны из дерева и тянулись от одного конца здания до другого. Это напомнило ему о коновязях, к которым ковбои привязывали своих лошадей в фильмах-вестернах.
Чeд огляделся, убедился, что за ним никто не наблюдает, и отбросил кандалы в сторону.
К перилам были прикованы еще трое рабов. Одной из них была чернокожая женщина примерно того же возраста, что и Синди. Ближайший к нему раб был хрупким молодым человеком. При виде него у парня сжался желудок. Он умирал. На боку у него была какая-то рана - кровоточащий участок опухшей плоти. В нем пульсировала инфекция. Его лихорадило, глаза остекленели. Он смеялся, что-то бормотал и отмахивался от насекомых, которых там не было.
Чeд понял, что у него галлюцинации.
Последний раб был привязан к дальнему левому краю ограждения.
Это была маленькая девочка.
Шести, может быть, семи лет.
Чeд стиснул зубы. Сквозь сжатые губы он прошипел одно-единственное слово:
- Зло.
Это слово привлекло внимание умирающего раба. На мгновение, которое, как показалось парню, было слишком мимолетным, взгляд мужчины стал ясным и сосредоточенным. Он посмотрел прямо на Чeда и сказал:
- Ты новенький.
Тот кивнул.
- Да.
Грустная улыбка тронула лицо мужчины.
- Я здесь уже четыре месяца, - oн нахмурился, и его взгляд на мгновение затуманился, прежде чем снова проясниться и устремиться на Чeда. - Или, может быть, четыре года. Я забыл. Не могу дать тебе много советов, друг. Ты в большой заднице.
Чед рассмеялся.
- Я так и понял.
- Просто не высовывайся, - мужчина кивнул, подтверждая правдивость своего заявления. - Что бы они с тобой ни делали, не сопротивляйся, - oн поднял руку и дал парню возможность беспрепятственно осмотреть рану, которая его убивала. - Это того не стоит.
Чед отвернулся.
- Я буду иметь это в виду.
- И ты должен увидеть Лазаря.
Чeд нахмурился.
- Кого?
Но на этом разговор и закончился. Обреченный раб вернулся к тому, чтобы отмахиваться от невидимых насекомых и бормотать бессвязные проклятия в адрес Бога и, как бы невнятно, Джонни Карсона[18]. Чeд перестал слушать его и огляделся по сторонам.
Итак, это была Изнанка.
Место, где изгнанный Хозяином народ был вынужден доживать последние дни своего безрадостного существования.
Изнанка была огромной пещерой. Потолок высоко над ним походил на земное небо. Это место было освещено десятками лампочек. Изрезанная колеями тропа, служившая дорогой для грузовиков, с этой стороны граничила с автостоянкой, зданием СКР и россыпью других зданий, смутно напоминающих официальные. Через дорогу тянулся ряд зданий более примитивного вида. Он услышал гул голосов за этими зданиями.
Снова послышался карнавальный свист.
А также звуки странной торговли и конфликтов.
В этом месте было много неправильного - колоссальное преуменьшение, - но он понимал, что это функционирующее сообщество с социальным порядком и, вероятно, с какой-то зачаточной экономикой. Это привело бы в восторг социолога.
Чед, однако, испытал отвращение.
Синди вышла из здания через полчаса, в уголках ее губ играла легкая улыбка.
В этой неуместной улыбке было что-то заразительное, что напомнило ему о...
Дрим.
Чед побледнел.
Он старался не думать о Дрим. Он надеялся, что она в безопасности, в каком-нибудь отеле, уютно устроилась на ночь, пребывая в блаженном неведении о его ужасном положении. Логика подсказывала ему, что, вероятно, так оно и есть. У них была машина. В машине они будут в безопасности.
Он должен был верить в это.
Все остальное было слишком ужасно, чтобы думать об этом.
Когда Синди подошла ближе, он заметил блеск серебра у нее на шее. Дойдя до коновязи, Синди подняла шею, демонстрируя ему ожерелье.
- Тебе нравится?
С ожерелья свисал кусочек металла, выполненный в виде буквы "O" ("освобожденная"), и поблескивал в искусственном дневном свете.
Умирающий раб смотрел на Синди, его взгляд был прикован к ожерелью. На его лихорадочном лице снова появилось ясное выражение.
- Пизда. Раскрепощенная шлюха.
Синди ударила его в горло, и он упал, сгибаясь быстрее, чем спотыкающийся человек со стеклянной челюстью, принимающий на себя удар чемпиона мира в тяжелом весе. Он лежал на земле без сознания, его рука свисала с поручня.
Чед уставился на нее, разинув рот.
- Боже мой...
Синди сняла цепь, приковывавшую его к перилам.
- Пришлось это сделать, - eе голос был тихим, едва слышным. - Если я начну терпеть неуважение со стороны рабов, у нас обоих будут неприятности.
Она повела его по изрытой колеями дороге. Он наступил в лужу машинного масла, поморщился и стряхнул масло с сандалии, затем присоединился к Синди на дорожке из отполированных камней, похожей на тротуар, на противоположной стороне дороги.
Он догнал ее и спросил:
- Тот парень, больной раб, он что-то говорил о парне по имени Лазарь.
Синди резко остановилась. Она положила руку ему на грудь и остановила его следующий вопрос, приложив указательный палец к губам.
- Сейчас я отведу тебя к Лазарю.
Чед нахмурился.
- Но кто он такой?
Ответ Синди только усугубил загадку.
- Я не знаю, кто он на самом деле, Чед. Я знаю только, что его настоящее имя другое, - oна улыбнулась. - Некоторые люди, более доверчивые обитатели Изнанки, думают, что он Бог.
Боже, - подумал Чeд. - Какая ирония судьбы.
Он был в Aду.
И Бог был здесь, с ним.
Что бы это могло значить?
И что это было за странное, тревожащее чувство на задворках его сознания?
Он подумал о мозаике из тысячи кусочков, которые медленно-медленно складываются вместе, раскрывая давно скрытые секреты, указывая путь...
Нахуй, - подумал Чед.
И последовал за Синди за угол.
Эдди не мог поверить своим ушам.
- Ты, должно быть, шутишь. Мы не можем убить эту тварь.
Улыбка Жизель намекала на нераскрытые секреты.
- Mы можем.
Она снова сидела за письменным столом, все еще обнаженная, восхитительно обнаженная, и он снова хотел ее. О, как же ему хотелось снова оказаться внутри нее. Эдди заставил себя отвести взгляд от ее тела. Она слишком легко отвлекала его, а он не хотел отвлекаться сейчас. То, что она предлагала, было безумием. Он не мог сделать то, чего она хотела. Он просто не мог. Неужели она не понимала, что это равносильно самоубийству?
А Эдди хотел жить.
Он зашел так далеко, боролся так сильно, чтобы добровольно расстаться с жизнью? Так скажи ей об этом, - подумал он. - Будь откровенен. Выкладывай карты на стол. Он мерил шагами комнату, сосредоточенно попыхивая одной из самокруток Жизель.
- Я не хочу умирать! - сказал он ей. Он знал, как это звучит, но ему было все равно. - Называй меня трусом, давай. Ты не обидишь меня. Черт возьми, Жизель, ты не выживешь в Изнанке, если не разовьешь в себе хоть каплю инстинкта самосохранения.
Он затушил сигарету в пепельнице, стоявшей на столе. Он заставил себя смотреть ей в лицо, а не на округлости грудей или бедра, от которых учащалось дыхание. Нет, лучше укрыться в относительной безопасности ее лица. Ее милого, утонченного личика.
- Я всего лишь простой человек, Жизель, - eго голос был тихим, торжественным, лишенным прежнего волнения. - Если ты отправишь меня сражаться с этой тварью, ты подпишешь мне смертный приговор.
Жизель закончила сворачивать новую сигарету. Она облизала кончик бумажки, скрутила его и чиркнула спичкой. Она раскурила сигарету, выдохнула и сказала:
- Это правда, Эдди, ты можешь умереть. Это сопряжено с риском. Большим риском, - eще один медленный выдох сладковато-ароматного дыма. - Этого я не могу отрицать. Но могу заверить тебя в одном - если ты попытаешься сбежать отсюда, ты непременно умрешь.
Эдди застонал.
- Господи, Жизель.
Ее взгляд заострился.
- Это правда, Эдди. Помнишь, что я говорила тебе о разуме Хозяина? Это место, где мы живем, это царство теней, - нечто большее, чем искажение реальности. Это тюрьма, Эдди. Как только ты попадешь во владения Хозяина, ты не сможешь покинуть их. Выхода нет. Досрочного освобождения не будет, - oна слегка улыбнулась. - Выхода нет.
Она открыла рот. В воздух вырвалось еще больше дыма, и к потолку поплыли идеальные буквы "О". Запах был странный. Слаще, приятнее, чем у табака. Но это была не марихуана. Если подумать, он не был уверен, что ему действительно хочется знать, что они курят. Это было что-то странное, не так ли? Что-то вроде измельченных костей или волшебных трав.
Смотри, - сказал он себе. - Она хороша в постели. Избавься от этого. Такой обыденный термин, как "хороша в постели", не отдавал должного этой даме. Она была на много световых лет выше всего, что он когда-либо испытывал, а он был довольно опытным парнем. Он не был королевским жеребцом, но у него было немало приятных сексуальных переживаний, многие из которых, безусловно, относились к категории "великолепных любовниц". И ни одна из этих женщин, ни одна из них не годилась для того, чтобы носить подвязки Жизель. Она была воплощением экстаза. Трансцендентности. Блаженства. Она могла дать тебе все это. Ее тело могло унести тебя за пределы ощущений, за пределы оргазма, в глубь тела, к центру удовольствия, расположенному глубоко в мозговой оболочке. И она могла манипулировать ими с точностью, за которую нейрохирург убил бы.
Да, она могла это делать.
Он знал.
Она сделала это с ним.
Теперь он был порабощен ею. Больше не было необходимости в веревках и дисциплине. Он никогда не сможет оставить ее, никогда не подумает об этом, не теперь, когда он знает, что она может с ним сделать. Он принял это как факт и решил не тратить силы на борьбу с этим.
Он принадлежал ей.
Конец истории.
Но это знание не отменяло некоторых очень мрачных фактов.
Жизель была убийцей. Жестокой убийцей.
И она была садисткой.
Плохие вещи. Он не одобрял ничего из того гребаного дерьма, что она натворила, пусть в этом не будет ошибки. Тем не менее, он отдал ей свою бессмертную душу. Свою бессмертную гребаную душу, дамы и господа, и знаете что?
Он бы сделал это снова.
Не моргнув и глазом, черт возьми.
Вот почему этот акт сопротивления был такой важной душевной борьбой. Была только одна вещь, столь внушающая благоговейный трепет, что она могла соперничать с властью, которую имела над ним Жизель, и это был Хозяин, существо, на которое он поставил бы все свои деньги в смертельном поединке против Cатаны и всего его адского отродья.
- Выхода нет? - Эдди развел руками. - Значит, мы в полной заднице, да?
- Нет.
- Нет? - повторил он.
Что ж, по крайней мере, она сказала это убежденно.
- Позволь мне кое-что сказать тебе, любимый, - oна похлопала по сиденью рядом с собой. - Присаживайся.
Эдди открыл рот, но не смог произнести ни слова. Находиться рядом с ней было опасно. Близость лишила бы его способности спорить. Но у него не было выбора. Это был приказ, а не просьба. Он сел, сглотнул, наблюдая, как она раздвигает ноги, и вздрогнул, когда она положила лодыжку ему на колено. Его сильные руки немедленно опустились на ее ступню, а большие пальцы начали нежно массировать мягкую подушечку ее подошвы.
Эдди вздохнул.
Все, - подумал он, - все кончено, я облажался.
Она издала звук удовольствия.
- М-м-м, это приятно. Когда я закончу говорить тебе то, что должна, мы снова займемся любовью. Разве это не здорово?
Эдди сглотнул.
Это была еще одна констатация факта. Нет необходимости комментировать.
Она выпустила последнюю струю дыма, затушила сигарету и посмотрела на него с выражением безмятежной уверенности.
- Я могу кое-что показать тебе, Эдди. Ты можешь своими глазами увидеть кое-что из того, что я знаю, и кое-что из того, что я умею делать. Силу ритуала. Силу магии.
Эдди вспомнил свое видение окровавленного куска вырезанной плоти, исчезающего в ее горле, и содрогнулся.
Жизель улыбнулась. Ее взгляд устремился к потолку. Казалось, она смотрит куда-то за пределы белой в крапинку поверхности, на что-то или в какое-то далекое место. Она выглядела обкуренной. На то была веская причина - она была под кайфом. Эдди понял, что и сам немного навеселе. Черт, должно быть, это из-за того, что они накурились. Он чувствовал головокружение, был сам не свой, но это не было похоже на наркотик. Он не чувствовал что... облажался. Это было полной противоположностью тому. Это был настоящий кайф, в самом чистом смысле; возвышение, расширение чувств. Это было то, что сторонники лизергиновой кислоты всегда называли "великим чудом" этого препарата, но Эдди пару раз пробовал кислоту, когда был моложе, и знал, что это полная чушь.
Кислота выводила его из себя, заставляла сомневаться в своем здравомыслии.
Это вещество...
Господи, это дерьмо заставило его... прозреть.
Он потянулся за незажженной сигаретой в пепельнице, но Жизель оттолкнула его руку.
- Хватит. Еще немного - и будет уже слишком. Это все еще действует на твой организм.
- Что это?
- Это не важно, - eе нога выскользнула из хватки Эдди и скользнула по внутренней стороне бедра. - Просто закрой глаза и послушай меня.
Эдди сделал, как она велела, откинулся на спинку стула и содрогнулся от усилившегося физического ощущения ее ноги на своем обнаженном теле. С ним произошло нечто удивительное. Он не был возбужден. А должен был быть. Его член должен был тянуться к ней даже сейчас, но этого не происходило. Затем он понял, что она регулирует его физическую реакцию. Она хотела, чтобы он был внимателен. Сосредоточился на ее словах, а не на ее теле.
Поэтому он послушался ее.
И она сказала:
- Есть много вещей, о которых тебе придется поверить мне на слово, вещей, которые я не могу показать тебе в физическом мире. Есть и другие миры, Эдди, и я не говорю о тех, к которым можно долететь. Я говорю о других уровнях существования. Местаx, населенныx существами, недоступными человеческому пониманию. Богах, Эдди. Бессмертных. Да, они существуют. Обрати внимание, я делаю ударение на форме множественного числа. Когда ты поймешь, Эдди, когда ты увидишь, идея единого великого, всеведущего Бога заставит тебя рассмеяться. Эти боги действительно оказывают некоторое влияние на события в нашем мире, те, что за пределами этого зараженного места, но в основном они держатся подальше от человеческих дел. Эти существа могущественны, намного могущественнее Хозяина, который не является богом и не бессмертен.
- Тебе нужно знать это о Хозяине - он из плоти и крови. Как таковой, он уязвим. Он всегда был уязвим, Эдди, но из-за того, что он силен и осторожен, никто никогда не мог воспользоваться его уязвимостью. Мы будем первыми. И последними. Мы убьем его.
Убежденность в ее голосе приковала внимание Эдди.
Наркотик, этот странный эликсир, укрепляющий разум и чувства, заставил его поверить в это.
Она сказала:
- Я общалась с богами, Эдди. Даже с некоторыми из его богов. Не в том метафорическом смысле, в каком люди "разговаривают" с Богом. Я общалась с ними. Они многое рассказали мне, многое показали, все самые чудесные чудеса бытия, а также его самые мрачные ужасы. Они показали мне правду о Хозяине. Они показали мне, как его убить.
Сердце Эдди ликовало.
Да!
Его можно убить!
- Он последний представитель своей расы, Эдди, и я знаю о нем кое-что, чего не знает даже он сам. Они родились не в этом мире. Его древние предки прибыли сюда на корабле. Поврежденном судне. Оно потерпело крушение на нашей планете. Выжили лишь немногие из них. Хозяин родился здесь, его родила мать-инопланетянка. Она умерла, когда он был маленьким, а остальные рассеялись по планете, используя свои уникальные способности, чтобы смешаться с примитивными народами, населявшими тогда наш мир.
- Они жили как Боги, стали королями и идолами, а некоторые из них стали диктаторами, худшими деспотами, которых когда-либо знал мир. Наш Хозяин мог бы пойти по их стопам, но он выбрал другой путь. Он был исключительно одарен, даже для своего вида, и решил использовать свои редкие способности, чтобы создать королевство иного рода, чтобы оно существовало вне досужих глаз современного мира. Я расскажу тебе кое-что удивительное, Эдди. Это место, эта испорченная местность, всего лишь последнее в череде королевств. Он создает их, наполняет своенравными душами, а затем, в конце концов, сокрушает их и движется дальше. Здесь этого не произойдет, Эдди.
Эдди вздрогнул. Его глаза оставались закрытыми.
- Боги сказали тебе это?
- Они показали мне, как остановить его. Он слаб, Эдди, - oна рассмеялась, и этот порочный, заговорщический смех привел его в восторг. - Он тоже общается с богами, но хочешь узнать секрет? Богам он не нравится, - теперь она рассмеялась мелодичным, опьяняющим смехом. - Его боги - духи смерти. Паразиты, которые питаются страданиями. Могущественные духи. Они знают, что он слабеет. Они смеются над его подношениями, над его жалкими попытками задобрить их, над этими смехотворными жертвами.
Эдди рассмеялся.
Подумать только, он никогда не видел этого с такой точки зрения - эта жертва была смехотворной!
Это было потрясающе!
Он смеялся над идеей убивать людей, чтобы осчастливить богов.
Что за абсурдная идея!
Жизель сказала:
- Он не понимает истинной силы ритуала, символа. Язык, который я съела, был символом, Эдди. Боги ценят это. Я уважаю их за то, что они обладают чувством юмора. Ты когда-нибудь слышал, как смеется бог, Эдди? Это самый удивительный звук...
Эдди попытался представить себе это.
Он был почти на месте, почти мог слышать его - с помощью этого удивительного наркотика, - но звук оставался за гранью восприятия...
- Хозяин знает, что он - смертное существо. Он прожил долгую жизнь и знает, что его время на этом плане сокращается. Я скажу тебе кое-что еще, что заставит твое сердце трепетать, Эдди. Его сила, хотя и по-прежнему велика, значительно уменьшилась.
Эдди с трудом сглотнул.
- Правда?
Она убрала ногу и встала.
- Правда, - oна взяла его за руку. - Открой глаза, Эдди.
Его глаза распахнулись. Он уставился на нее с отвисшей челюстью, сердце колотилось в груди, как проволока под высоким напряжением. Боже, этот наркотик, он был потрясающим, он сделал невозможное - заставил Жизель казаться еще красивее, еще желаннее. Она подвела его к кровати, и он, оцепенев, последовал за ней, скользнув под скомканное одеяло.
Она прижалась к нему всем телом.
- Мы убьем его, Эдди.
Эдди ощутил укол старого страха, но это был отголосок, воспоминание о чем-то, чего больше не существовало. Он выполнит приказ Жизель. Это было ясно с самого начала, но теперь он действительно примирился с этим.
- Я знаю, - прохрипел он.
Она поцеловала его в шею.
- Вот почему ты здесь, Эдди.
Он тяжело вздохнул.
- Я знаю, - повторил он.
- Запомни, Эдди, - сказала она и на мгновение прикусила зубами мочку его уха. - Символ. Ритуал. Я не могу сейчас рассказать тебе всего, - eе язык прошелся по его подбородку, ненадолго проник в рот и отступил. - Но знай, Эдди, скоро тебе все станет ясно. Когда настанет момент, все будет идеально, и ты увидишь. Ты поймешь.
Hадеюсь на это, - подумал он.
- Ты поймешь, - сказала она.
Эдди посмотрел на нее и вздрогнул.
Это было напоминание, - понял он.
Он принадлежал ей - разумом, телом и душой, и она могла видеть его мысли так ясно, как будто они были написаны у него на лбу.
Она улыбнулась.
- Расслабься, Эдди, забудь обо всем на время.
Эдди уставился на ее красивое лицо и попытался сделать то, что она сказала.
Ее улыбка стала непристойной.
- Хочешь, я снова привяжу тебя к кровати, Эдди?
Эдди сглотнул.
Задрожал.
И сказал:
- Да.
Карен выключила лампу на тумбочке рядом с кроватью, поудобнее устроилась под плюшевым одеялом и попыталась не думать о Шейне. Это было невозможно. Там, в темноте, где неясные очертания незнакомой мебели маячили, словно призраки из сна, она обнаружила, что не в состоянии думать ни о чем другом. Темнота была удушающей, темный плащ туго натянут на голову. Не в силах остановить это, она мысленно вернулась на несколько часов назад, вызвав в памяти приступ клаустрофобии, когда она вслепую пробиралась сквозь невидимые деревья. Темный и неприступный, этот лес был полон скрытых камней и веток, которые хлестали тебя по лицу за мгновение до того, как ты их замечал. Она пошатнулась и упала, поднялась и продолжила идти, двигаясь с неумолимой, беспечной решимостью в направлении крика, который они услышали с дороги. Ужас, самый сильный, всеобъемлющий всплеск эмоций, который она когда-либо испытывала, был сильнее, чем она могла бы вынести. Но она была неустрашима, движимая чувством вины, необходимостью спасти любимого, которого она предала.
Эхо голоса Чеда дразнило ее: Я трахнул твою девушку, Шейн.
Мудак.
Что за мерзкий сукин сын.
Откровение Чeда, высказанное с такой жестокостью, было непростительным оскорблением. Грубость в высшей степени. Но он был всего лишь посланником. В своих проступках она могла винить только себя. Хуже всего было то, что регулярные свидания с Чедом не были единичным явлением. У нее было много других любовников. Ей было стыдно за это. Она хотела познать безмятежную радость чистой любви, идеальных отношений, настолько полноценных во всех отношениях, что это, наконец, избавило бы ее от неспособности быть моногамной. Она возлагала такие надежды на Шейна, даже на мгновение поверила, что он - тот самый. Тот, кто соответствовал бы ее чувственности, что, наконец, позволило бы ей вырасти в ответственную, верную любовницу.
Но теперь она никогда не узнает.
Ее глаза снова наполнились слезами. Чувство вины поднялось в ней, как воздушный шарик, готовый лопнуть, а сердце заныло от потери. Затем она подумала о Дрим и вспомнила ту ужасную ночь, когда дрожащий голос Алисии по телефону вызвал ее в отделение неотложной помощи. Вид изможденного, одурманенного наркотиками лица подруги в палате неотложной помощи преследовал ее несколько месяцев. Жизнь была чертовски несправедлива. Дрим была милой, веселой, красивой девушкой, и депрессия, которая ее подкосила, была такой жестокой. Многие люди заботились о Дрим, даже любили ее, но ей было наплевать на себя.
Это озадачило Карен.
Даже разозлилo и напугалo ее.
Теперь, однако, она думала, что знает, каково это - быть во сне, жить в месте, где царят страх и неизбывная тоска. Темная, гулкая, пустая комната сердца, уединенное место, куда никто другой никогда не отважился бы войти. Ее подруга постоянно жила в этом уединенном мире. Он казался одновременно чужим и гостеприимным.
Она не могла уснуть. Сначала не могла. Она ворочалась в постели, сворачиваясь клубочком сначала на левом боку, потом на правом. Она перевернулась на живот, вцепившись в подушки, как в любовникa. Это было бесполезно. Слишком много душераздирающих ассоциаций. Поэтому она снова повернулась на спину и уставилась на бархатный полог кровати с балдахином. Она думала, что ее разум никогда не отдохнет настолько, чтобы подарить ей временное забытье. Но сон пришел, как всегда, подкрадываясь медленно, незаметно, вытесняя сознание прежде, чем она поняла, что оно ушло.
А потом пришли сны.
Во сне Шейн был жив. А потом его не стало. Он превратился в ходячий труп, раненое, ковыляющее существо, киношного зомби. Его рот был приоткрыт, и из горла вырывалось ровное, хриплое шипение. Его вялый член свисал из расстегнутой ширинки джинсов, и одна из его мертвых рук безрезультатно поглаживала его. Он бросился за ней, и она убежала. Она все бежала и бежала, спотыкаясь о фантасмагорическую пустыню, наполненную визжащими летучими мышами-вампирами и волками со светящимися желтыми глазами.
Затем сцена изменилась.
Она лежала на кровати. Кровать была ее собственной, но во сне она была в квартире Шейна. В его спальне. Она была обнажена. Над ней нависал мужчина без лица, который трахал ее, ворча и проклиная ее. И ей это нравилось. Это было так здорово. Она вцепилась в спину призрачного любовника и закричала. Шейн тоже был в комнате, он стоял одетый рядом с кроватью и с отсутствующим выражением лица наблюдал за первобытной схваткой.
В руках у него был пистолет.
Его "Глок".
Пистолет безвольно повис в его руке, направленный в пол. Но теперь его рука дернулась, поднимая пистолет и прижимая дуло к виску.
Она рассмеялась над ним.
- Сделай это. Я сильно кончу, если ты сделаешь это, Шейн.
Пустое выражение лица Шейна не изменилось. Его палец нажал на спусковой крючок, раздался мощный выстрел, и мозги ее парня забрызгали жалюзи на окне позади него.
Карен, судорожно вздохнув, проснулась, ее глаза моргали, натыкаясь на стену темноты, и последняя ужасная картинка из сна неизгладимо отпечаталась в ее мозгу.
Она почувствовала тошноту и отвращение от образов, возникших в ее предательском сознании. Смысл сна был предельно ясен. Своим предательством она убила Шейна. Но это был всего лишь сон, случайные вспышки в мозгу, извращенный способ подсознания справиться со стыдом, переполняющим ее сознание. Грубую мысленную стенографию нельзя было воспринимать всерьез.
Она знала это.
Так почему же она вдруг снова заплакала?
Потому что всего этого было слишком много. Горе снова захлестнуло ее, утопив в печали. Она была так поглощена своим чувством вины, что сначала не поняла, что что-то не так. Затем она почувствовала это.
Скованность.
Что-то холодное и металлическое обхватило ее запястья.
Наручники?
И внезапно больше не было чувства вины, не было бездонных глубин горя, в которые можно было бы погрузиться. Паника, горячая и подстегивающая, охватила ее, как лесной пожар. Ее руки дернулись, пытаясь освободиться, и она услышала слабый металлический лязг.
Дерьмо!
Ее руки были прикованы наручниками к спинке кровати. Прежде чем она успела закричать, она услышала слабый скрип, а затем увидела полоску желтого света. Дверь спальни медленно открылась, и в свете, падающем из коридора, показалась гибкая фигура.
Фигура усмехнулась.
Страх сжал ее сердце, словно холодная рука.
Фигура закрыла дверь. Раздался щелчок, звук закрываемой двери. Затем она услышала стук каблуков по деревянному полу. Лицо фигуры было еще неясно, но ее охватила внезапная уверенность - она знала, кто это.
Фигура включила лампу рядом с кроватью.
И Карен задрожала.
Ее подозрения подтвердились.
Мисс Викман улыбнулась девушке в наручниках, облизнула свои тонкие губы и сказала:
- Какая же ты непослушная маленькая сучка. Убиваешь своего парня таким образом.
Она издала звук "цк-цк" и покачала головой.
Карен захныкала.
- Не делайтe мне больно... пожалуйста.
Мисс Викман откинула голову назад и от души расхохоталась. Она снова посмотрела на Карен и сказала:
- О Боже, я так сильно не смеялась уже... - oна поджала губы, приподняла бровь и, казалось, задумалась. - ...о, с тех пор, как я в последний раз наказала маленькую лживую шлюшку, вроде тебя.
Она откинула одеяло, окинула оценивающим взглядом обнаженное тело Карен - на ней были только белые хлопчатобумажные трусики - и открыла ящик прикроватной тумбочки, откуда достала "девятихвостку". Онa былa черного цвета, с плетеной ручкой, девятью завязанными шнурками с металлическими наконечниками и петлей на запястье для удобства управления. Карен вздрогнула. Она уже играла с такими вещами раньше - в контролируемых ситуациях с партнерами, которым доверяла.
Поведение мисс Викман не было похоже на поведение человека, который хотел поиграть.
И еще был вопрос с убийственным обвинением этой женщины...
...убиваешь своего парня таким образом...
Могла ли она заглянуть в ее мысли?
Это было невозможно.
Так ли это?
Мисс Викман улыбнулась и взмахнула плетью в ее сторону.
Еще одна комната, темная и тихая.
Фигура на кровати беспокойно спит. Этой ночью в этом месте полно мучительных снов. Они всегда так делают. Этот дом - настоящее хранилище ночных кошмаров. Сам воздух пропитан воспоминаниями о прошлых муках...
Алисия резко открыла глаза в темноте. Она почувствовала, что в комнате рядом с ней что-то есть, неестественное присутствие, смотрящее на нее с вожделением, и это ощущение заставило ее сердце довольно хорошо имитировать стук отбойного молотка. Она села в постели, ахнула и быстро оглядела темную комнату.
Обстановка комнаты была чужой, сбивающей с толку, ее темные углы были непроницаемы в полумраке. От накатившего страха у нее застучали зубы. Она сбросила с себя одеяло, включила прикроватную лампу и увидела...
Ничего.
Она была одна в комнате.
Она приложила руку к груди, глубоко вздохнула и попыталась расслабиться. Ощущение угрожающего присутствия исчезло. Еще несколько глубоких вдохов. Она старалась успокоить бешено бьющееся сердце. Ее нервы были на пределе, и она приписывала это состояние жуткой обстановке.
Будь ты проклята, Дрим, - подумала она.
Но еще больше Алисия злилась на себя. Ей не следовало соглашаться со странными желаниями Дрим остаться в этом месте. Ее друзья были в отчаянии. Их суждениям нельзя было доверять. В таком случае ей следовало быть тверже в своей решимости.
Алисия разочарованно вздохнула.
По правде говоря, она мало что могла сделать. У "Аккорда" было так мало бензина, что они могли не выехать на асфальтированную дорогу, не говоря уже о том, чтобы выехать на федеральное шоссе. И перспектива переночевать в "Аккорде" после всех этих напряженных часов в дороге была лишь немногим более заманчивой, чем предложение поспать на кровати из гвоздей. Поэтому они были в полной власти Кинга.
Алисии это не понравилось.
Нисколько.
Этот дом был в нескольких шагах от того, чтобы стать тюрьмой. Она оказалась здесь против своей воли и не могла уйти. Суровая реальность происходящего потрясла ее. Она пожалела, что не запросила у Кинга личную информацию, когда у нее была такая возможность. Они все были слишком поглощены своими проблемами, чтобы уделять ему много внимания, но внезапно ей показалось очень важным узнать, кто он такой и чем занимается. Почему, например, он жил в такой изоляции? Он был человеком явно состоятельным, учитывая размеры его дома и изысканную мебель, расставленную по всему интерьеру, но как он зарабатывал деньги?
Но изоляция беспокоила ее больше, чем тайна его богатства.
Человеку с определенными наклонностями, склонному к запретным вещам, которых избегало цивилизованное общество, было бы легко удовлетворить свои аппетиты здесь, вдали от любопытных глаз правоохранительных органов и средств массовой информации.
От тревожной мысли по телу Алисии пробежал холодок. Он мог убивать людей, и это сходило ему с рук. Возьмем, к примеру, случай с Алисией и ее друзьями. Прошло уже несколько дней с тех пор, как они общались с кем-либо дома. Никто не знал, где они находятся, и ситуация усугубилась из-за незапланированного съезда с федеральной автострады и последующего запутанного пути, который они проделали по извилистым проселочным дорогам. Если с ними что-нибудь случится, как кто-нибудь сможет их найти?
Ответ был очевиден.
Никто никогда их не найдет.
Страх подстегнул Алисию. Она встала с постели, накинула белый халат и подошла к окну, выходившему во двор. Уличные фонари слабо освещали подъездную дорожку и крыльцо. В полутьме бордовый "Aккорд" казался насыщенно-красным. За ним был припаркован черный "Бентли". Этого элегантного роскошного автомобиля раньше здесь не было, и при виде его Алисия нахмурилась.
Она нахмурилась еще больше, когда поняла, что ночное небо чистое, а земля внизу суше, чем в Долине Смерти[19].
Что, черт возьми, случилось с этой ненастной погодой? - подумала она.
Она размышляла над этим, когда услышала звук.
Пронзительный и резкий, возможно, это был крик. Женский вопль. Алисия отвернулась от окна и подошла к двери спальни. Она приложила ухо к двери, затаила дыхание и ждала, что звук повторится, но единственное, что она услышала, - это как бешено колотится ее сердце.
В голове у нее возник спор.
Это был крик.
Нет, тебе просто показалось.
Она надеялась, что ей это показалось.
Затем звук повторился.
Алисия действовала инстинктивно, не заботясь о собственной безопасности. Она потуже запахнула халат, потянула на себя дверь спальни и шагнула в тускло освещенный коридор.
В какую сторону?
Следующий крик, более продолжительный и мучительный, послужил ответом. Она пошла налево, ее босые ноги заскользили по холодному полу. Звук становился громче и прерывался рыданиями. Хотя слов не было, что-то в интонациях было узнаваемо. Этот звук издавала одна из ее подруг. Она остановилась перед комнатой, расположенной через несколько дверей от ее собственной, взялась за дверную ручку, начала поворачивать ее...
...и заколебалась.
Карен была по другую сторону этой двери. С ней происходило что-то ужасное. Алисия хотела прийти на помощь подруге, но загадочность ситуации заставила ее на мгновение остановиться.
У нее не было оружия.
Карен снова зарыдала.
Нахуй.
Ей хватит и голых рук.
Она повернула ручку и вошла в комнату. Она прошла несколько футов, прежде чем ее разум осознал реальность безумия, которое она увидела.
Обычная стена, сделанная из гипсокартона и покрашенная краской, была повернута, обнажив кандалы, вделанные в камень. Карен была подвешена в них над землей, ее ноги и руки были разведены в стороны в позе Христа. Скоба на шее прижимала ее голову к стене. Она увидела Алисию и зарыдала.
Рука мисс Викман с плетью замерла на полпути, и она обернулась, чтобы поприветствовать Алисию, широко улыбаясь от удовольствия.
- О, это твоя черномазая подружка. Заходи, дорогая. У нас здесь нет дискриминации.
Алисии отчаянно хотелось взять плеть старой кошелки и хорошенько засунуть в ee тугую задницу. Она бы так и сделала, если бы не призрак существа, скорчившегося в изножье кровати.
Темная, спутанная шерсть покрывала его зловонную плоть. Существо посмотрело на нее, и огромные ноздри на конце его длинной морды раздулись. Откуда-то из глубины существа донеслось громкое фырканье. Его пасть открылась, кожистые губы приоткрылись, обнажив ряды острых, как бритва, клыков.
Онo зарычалo на нее.
И соскочилo с кровати.
Алисия поникла, чувство праведного гнева вытекло из нее, как грязная вода из ливневой канализации. Она попятилась, но дрожащие ноги подвели ее, и она в оцепенении рухнула на пол. Существо нависло над ней, капая слюной ей на лицо.
Слишком поздно, - подумала она.
Монстры существуют, - подумала она. - Они действительно существуют.
А я всего лишь еще один проклятый мертвый прагматик.
Из отвратительной пасти чудовища вырвался скрежещущий звук.
Волчий смех.
Алисия упала в обморок.
Дрим каким-то образом зналa, что затянувшегося процесса соблазнения не будет. Притяжение между ними было таким сильным, их желание таким очевидным, что они пришли к молчаливому выводу - они обойдутся без любезностей, откажутся даже от самого простого притворства ускоренного ухаживания и перейдут прямо к самому интересному - увлеченному исследованию тел друг друга.
Несмотря на это, она была потрясена тем, как быстро все развивалось. В ее прошлом было несколько романов на одну ночь, хотя и не так много, как думали другие, но ни с кем из них она не ложилась в постель так поспешно.
Она полагала, что должна чувствовать себя виноватой из-за этого.
Возможно, чувствовать себя униженной.
Но ей было все равно.
Не сейчас.
А может, и никогда.
Дрим зарылась лицом в матрас.
Она застонала.
- Ox... Боже...
Ее лицо было прижато к скомканным простыням. Ее загорелое тело блестело от пота. Она тяжело дышала. Пряди светлых волос падали ей в открытый рот, и она машинально выплевывала их, не задумываясь об этом. Она сжала в кулаках простыню. Она снова вскрикнула, когда еще один точный толчок толкнул ее вперед. Она уткнулась ртом в матрас и издала еще один приглушенный крик. Ее колени, стоящие на краю кровати, дрожали, но руки Кинга крепко держали ее за талию, удерживая на месте.
Он стоял у нее за спиной, напряженно глядя на ее приподнятую попку.
Снова заставляя ее ждать.
- Пожалуйста... - выдохнула она.
И он снова сделал это - еще один быстрый, грубый толчок. Она почувствовала слабость. Белый свет застилал ей глаза. Она была уверена, что следующий толчок его члена разорвет стенки ее влагалища, возможно, проткнет матку. Он был таким одаренным. Таким сильным. Это было невероятно. Ни один мужчина, который когда-либо был у нее, не мог с этим сравниться. Это было похоже на то, как если бы ее трахал бог. Каждое прикосновение было подобно экзорцизму, навсегда изгоняющему призраки Дэна Бишопа и Чеда Роббинса, лишая их смысла. Он заслужил ее обожание только за это. Он намотал на руку прядь ее светлых волос и запрокинул ей голову назад.
Он наклонился и прошептал ей на ухо.
- Что бы ты сделала для меня, сладкая Дрим?
Она с трудом выдавила из себя связные слова.
- Все... Все что... ты хочешь...
Он притянул ее к себе, и его другая рука, такая мускулистая и сильная, прошлась по ее отвисшим грудям, пощипывая соски, сжимая их.
- Ты бы убила ради меня?
Он выгнулся навстречу ей, и слезы покатились по ее лицу.
- Да.
Она говорила то, что думала. Это было безумие. Это было греховно. Это было неправильно. В глубине души она даже чувствовала отголосок стыда. Позже, когда она уже не была под чарами Эроса, воспоминания об этом разговоре приводили ее в ужас. Теперь это не имело значения. Ничто не имело значения. Все, что ее волновало, - это то необыкновенное, что он с ней делал.
Потому что это было необыкновенно, в этом не было сомнений.
Дрим не могла придумать достойного сравнения ни с кем из своего прошлого. Весь этот опыт был серией эротических откровений, взрывных откровений чувственности. Ее бывшие любовники трахали ее разными способами. Нежно. Грубо. Страстно. У нее были прекрасные переживания, безразличные переживания, даже некоторые довольно экзотические переживания. Кинг был любовником совершенно другого типа, мужчиной, для которого слово "экзотический" казалось едва ли подходящим. Ни одно слово не подходило. Он использовал свой орган, чтобы манипулировать ею, наказывать ее, и ей это нравилось. Это не было похоже на занятие любовью, поскольку этот термин ассоциируется с интимностью и ритмичным, нежным совокуплением.
Это был просто трах, когда она предлагала себя в качестве объекта для его удовольствия. И получала экстравагантное, острое наслаждение в ответ. Как будто она существовала только для того, чтобы совершать это действие. В этом было что-то бесчеловечное, обезличивающее.
Ей это тоже нравилось.
Она теряла себя.
Это было грубо, по-животному, первобытно.
Она не хотела, чтобы это когда-нибудь заканчивалось.
Он вышел из нее, отпустил ее волосы и перевернул на спину. Она широко раздвинула ноги, и он забрался на нее сверху. Она стиснула зубы и впилась ногтями в его спину, когда он снова вошел в нее.
Его голос был хриплым.
- Ты убьешь эту черную сучку ради меня, Дрим?
Ее рот широко раскрылся.
Она не могла ничего сказать. Она была очарована видом его великолепного мускулистого торса, нависшего над ней. То, как это выглядело, как напрягались грудные мышцы и бицепсы, когда он двигался напротив нее, было прекрасно. Так чертовски красиво.
Он перестал двигаться.
- Ответь мне, Дрим.
Она откашлялась от слизи в горле.
- Да.
Что?
Как она могла сказать такое, даже находясь в измененном состоянии сознания, вызванном похотью? Это было ужасно. Она была обеспокоена, хотя и отстраненно, тем, что он задавал ей такие жуткие вопросы. Он не мог понимать это буквально. Он должен был знать, что она никогда не причинит вреда своим друзьям. Однако она знала, что некоторые люди выходят сухими из воды странным образом. Удушение, например. Пощечины. Укусы. Бондаж. Это была всего лишь его версия происходящего.
Его причуды.
Она решила, что нет ничего плохого в том, чтобы подыграть.
Он медленно входил в нее и выходил из нее. Его брови нахмурились, а губы дрогнули. Ей нравилось, как он стонал и изгибал шею. Он был так возбужден. Возможность проделывать это с ним приводила ее в восторг, усиливая и без того сильное возбуждение.
- А как насчет азиатской шлюшки?
- Да.
Он закрыл глаза. Его голос казался далеким.
- Ты бы перерезала ей горло, Дрим? - eго голова откинулась назад. - Ты бы выпила ее кровь ради меня?
Она почувствовала, что это приближается.
Увидела, как напряглись мускулы на его плечах.
Ее глаза расширились от предвкушения.
Его голос был едва слышен.
- Скажи это, Дрим.
- Да! - закричала она. - Я бы выпила ее кровь.
Он открыл глаза.
И улыбнулся.
Затем его тело дернулось в конвульсиях, кровать закачалась, угрожая продавить ее сквозь матрас. Она обхватила его ногами и держалась изо всех сил. Это продолжалось гораздо дольше, чем должен длиться обычный мужской оргазм. Когда его тело, наконец, перестало двигаться и опустилось на нее, она почувствовала себя так, как, по ее представлениям, должны чувствовать себя чемпионы по наездничеству на быках в конце изнурительного турнира.
Ее голос звучал слабо, когда она сказала:
- Боже мой.
Он скатился с нее и поманил ее к изголовью кровати. Она чувствовала себя слабой, обессиленной, но каким-то образом справилась с этим, обхватив его мускулистое тело своим маленьким, подтянутым телом. Их тела идеально соприкасались, как две половинки единого целого. Дрим понялa, что она улыбается. Она знала почему.
Кто бы не улыбнулся после лучшего секса в своей жизни?
Это было правдой.
Она никогда не чувствовала себя такой опустошенной, такой полностью удовлетворенной и такой неразрывно связанной с партнером. Она не думала, что что-то в ее жизни когда-либо заставляло ее чувствовать себя так хорошо. Ни еда, ни эмоциональные переживания, ни профессиональные достижения - ничего. Было невыразимо приятно наконец-то почувствовать себя полноценной живой, не чувствовать боли, не хотеть умирать. Суицидальные порывы снова утихли, и она ощутила их отсутствие, как облегчение от тяжелого физического бремени. Она подозревала, что они просто притаились где-то в темном уголке ее души, выжидая момента, когда она снова станет уязвимой, но это было нормально. Они не причинили бы ей беспокойства, пока она была в объятиях этого удивительного мужчины.
Она провела пальцем по краю его грудной клетки.
- М-м-м, я хочу сделать это снова...
Он усмехнулся.
- Как пожелаешь...
Она приподняла бровь, глядя на него.
- О, черт... нет, не сейчас.
Он улыбался.
- Почему нет?
Она вздохнула, и на ее лице появилось выражение совершенного удовлетворения.
- Я не думаю, что смогла бы пережить еще один раунд... этого... так скоро, - oна поцеловала его в грудь. - Ты... Боже мой, для тебя нет другого слова... ты не похож ни на кого другого на земле.
Он рассмеялся.
- В этом ты правa, Дрим.
Дрим закатила глаза. У него было здоровое самомнение. А чего еще она могла ожидать? Любой мужчина, способный на то, что делал он, должен был быть преисполнен уверенности в себе. Многие парни воспринимали его как Божий дар, но Эд был настоящим. Он тоже это знал, что с одной стороны вызывало отвращение, но с другой - довольно захватывало.
Она осыпала его грудь нежными, медленными поцелуями. В данный момент она была довольна тем, что наслаждается периодом безмятежного расслабления. И какое это было замечательное место, чтобы погрузиться в посткоитальное блаженство. Кровать была массивной, достаточно большой для оргии. Мягкий пуховый матрас был восхитительно мягким под ней, создавая иллюзию того, что она плывет по течению в открытом море. В камине потрескивал огонь, согревая их и обеспечивая единственное освещение в комнате. Мерцающие языки пламени казались далекими, как от костра на далеком берегу. Рядом с камином, на богато украшенном пьедестале стоял мраморный бюст Александра Македонского. Просторная комната была огромной, больше, чем многие роскошные апартаменты в целом. Как и в гостиной на первом этаже, вдоль стен тянулись книжные полки, заполненные томами в кожаных переплетах, которые, как она предполагала, были древними и ценными. Деревянный пол был устлан коврами, которые, казалось, были сделаны вручную мастерами разных национальностей. Французские двери вели на длинный балкон, с которого открывалась панорама гор и деревьев, которые были прекрасны при дневном свете.
Это было просто райское место, чудесное убежище от грубого мира.
Она подумала, что было бы неплохо остаться здесь навсегда. Эта мысль должна была вызвать тревогу. Насколько разумно было бы проявлять такую преданность человеку, которого она знала всего несколько часов? Она знала, каким был бы ответ Алисии на этот вопрос.
Дерьмо.
Мысли об Алисии были слишком резкими для реальности. Ей удалось на несколько минут отогнать от себя воспоминания о странном допросе Кинга, но теперь извращенные слова резонировали в ее голове, вызывая мурашки по коже. Она повернула голову и посмотрела в темные, проникновенные глаза Кинга.
- Эд... могу я обратиться с просьбой?
Он провел рукой по ее волосам.
- Kонечно.
Будь как Алисия, - подумала она. - Перейдем сразу к делу.
Она вздохнула.
- Мне нравилось все, что ты делал со мной. Мне нравилось подчиняться тебе, позволять тебе поступать со мной по-своему, и ты можешь снова овладеть мной в любое время, когда захочешь, любым способом, сколько захочешь, но, пожалуйста, не заставляй меня снова говорить это отвратительное дерьмо о моих друзьях. Это было ужасно.
На его лице промелькнуло какое-то непонятное чувство.
- Ужасно?
Дрим кивнулa.
- Да. Эй, мне все равно, чем ты увлекаешься, Эд. Если тебе нравится что-то странное, крутое, дерзай. Я - твоя, делай со мной, что хочешь.
Услышав, как эти слова прокручиваются у нее в голове, она вздрогнула, но все же знала, что это правда.
Она глубоко вздохнула и продолжила.
- Я только прошу тебя не впутывать в это моих друзей и не заставлять меня говорить то, что ранит мое сердце.
Его руки обхватили ее, притягивая ближе.
- Тогда я выполню твое желание. Твоя готовность отдаться мне унизительна, но в этом нет необходимости. Я не ищу твоего подчинения.
Странная вспышка разочарования заставила Дрим нахмуриться.
- Hе ищешь?
Он улыбнулся.
- Hет. Совсем наоборот. Я скажу тебе кое-что, во что я верю, Дрим. Я верю, что твое появление здесь не было случайностью. Я верю, что судьба привела тебя сюда. Твоя судьба. Моя судьба, - oн положил руку на ее лицо и погладил по щеке. Его пристальный взгляд не дрогнул, когда он сказал: - Это похоже на сказку, Дрим, хотя и не из тех, что можно увидеть в книгах. Я - Кинг[20]. Король этого места, - oн отвел от нее руку всеобъемлющим жестом, который, как она предположила, должен был указывать на его дом и окружающие горы. - Но я был одиноким Kоролем, усталым, печальным старым Kоролем. Королем, который устал от жизни, устал от самого существования. И вот, темной ночью, полной волшебства, случилось чудо, Kоролева появилась у дверей Kороля.
Дрим с трудом сглотнула. Трудно было не прийти в восторг от слов Кинга. Какой женщине не понравилось бы, если бы ее сравнили с королевой из сказки?
Она улыбнулась.
- Но как может Kороль быть Kоролем, если у него нет подданных, которыми он мог бы править?
В уголках его рта заиграла едва заметная улыбка.
- О, но подданные есть. На самом деле, их очень много. Я хочу, чтобы ты отправилaсь со мной в путешествие, Дрим. Замечательное путешествие. Ты готовa к этому?
Она кивнула, что-то пробормотав ему в грудь.
- Хорошо, - oн поцеловал ее в губы. - А теперь мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделалa.
- Что угодно.
- Мне нужно, чтобы ты закрылa глаза, Дрим. Закрой их и представь, что ты далеко отсюда. Представь, что ты паришь на облаке, невесомая, бесплотная, свободный дух парит высоко над землей. Радуйся этой свободе, мечтай, упивайся ею.
Она закрыла глаза.
Она прислушалась к его голосу, позволила себе увлечься образами, которые он описывал.
Поначалу то, что она испытывала, было очень похоже на те визуализации, которые терапевты применяли к ней для снятия стресса. В ее сознании возник образ, похожий на тот, который описал Кинг. Она была высоко над землей, паря в облаках над Восточным Теннесси. Она была обнаженной фигурой, крылатой богиней, образом, достойным фантастических сказок. Это было приятно. Успокаивающе. Расслабляюще. Отличный способ сбежать от того бардака, в который она превратила свою жизнь. А монотонный, чувственный голос Кинга только усиливал чувство возбуждения. Тем не менее, она всегда воспринимала это как упражнение - мысленно преодолевая горы, она, тем не менее, ощущала матрас под собой, руку Кинга, обнимающую ее, и шорох поленьев в камине.
Но затем произошла удивительная вещь.
Осязаемая реальность матраса начала исчезать. Треск огня стал тише, а затем и вовсе пропал. У нее было ощущение падения...
...как будто она падает с огромной высоты...
Затем она почувствовала на лице дуновение ветра, который трепал ее волосы и ласкал тело, словно эфемерная рука Господа. Она открыла глаза, посмотрела вниз, и ее рот открылся в беззвучном крике. Навстречу ей несся зеленый ковер из верхушек деревьев. То, что произошло дальше, было рефлексом. Она согнула руки, подняла взгляд к небу и взмыла обратно к облакам. Она вошла в клубящийся белый туман, продолжила движение вверх и вынырнула над облаками. Она продолжала подниматься, выше и выше. Она знала, что если продолжит движение, то пройдет сквозь земную атмосферу и окажется в ледяной черноте космоса. Поначалу эта перспектива пугала ее, но интуиция подсказывала, что с ней все будет в порядке. Ничто не могло причинить ей вреда. Особенно недостаток кислорода, в котором она не нуждалась в такой форме.
Поэтому она продолжала лететь.
Сбрасывая оковы с запятнанной планеты, которая была ее домом. Земля осталась позади, превратившись в шар размером с баскетбольный мяч. Она облетела Луну, открыв рот от восхищения и разглядывая серый скалистый пейзаж, знакомый по старым фильмам НАСА. Она устремилась обратно к Земле и зависла над ней, подняв руки над головой и танцуя, как балерина, сольная танцовщица в лучах небесного прожектора.
Это было невероятное ощущение освобождения.
Оно придало сил.
Оно опьяняло больше, чем самый крепкий напиток, который когда-либо производился.
И это было по-настоящему.
Она не сомневалась в этом. В этом не было смысла. Ей вспомнились гневные слова Карен, сказанные Алисии о существе, убившем Шейна. Она видела то, что видела. Она доверяла своему разуму и чувствам. Это было ее сущностью здесь, в космосе. Ее физическое тело все еще лежало на кровати в комнате Кинга, но она могла чувствовать и переживать все так, как не смогло бы ни одно физическое создание из плоти и крови.
Бестелесный голос Кинга обратился к ней.
- Тебе это нравится, Дрим?
Ее лицо с трудом сдерживало торжествующую улыбку.
- Да!
- Хорошо, - oна почувствовала его улыбку. - Вернись на землю. Мне нужно кое-что тебе показать.
Она взвизгнула от восторга, согнула колени, изменила направление и нырнула обратно к земле. Теперь она была свободна от всякого страха и двигалась к вращающейся планете со скоростью, которая должна была быть ужасающей. На этот раз атмосфера земли была похожа на руку возлюбленного, теплую, приветливую, возбуждающую. Она нырнула в облака и увидела пустынную панораму вдали от дома на Кингз-Маунтин. Вдалеке она увидела пирамиду - красноватый четырехгранный треугольник, поднимающийся из песка. Прилив возбуждения придал ей смелости, и она взмыла в небо - она видела пирамиды только на картинках и жаждала этого нового опыта. Изумление от всего этого наполнило ее ослепительным внутренним светом, заставив поразиться безграничным возможностям.
Она могла отправиться куда угодно.
Сделать что угодно.
Посмотреть на что угодно.
Люди в примитивных одеждах толпились у основания пирамиды. Она подлетела поближе и изучила их лица. Это были рабочие. Их тела блестели от пота, когда они боролись со своей ношей. Дрим поняла, что они были рабами.
- Это всего лишь мимолетный взгляд, Дрим, - голос Кинга звучал прямо у нее в ушах, хотя она была одна в воздухе. - Ты спрашивала о подданных. Это королевство одного из моих предков. Это его... подданные.
И Дрим осознала.
- Ты говорил правду о том, что значит быть Kоролем. Это была не просто история.
- Нет, Дрим, не просто история. И то, что ты видишь, реально, но это всего лишь мимолетный взгляд. Это прошлое. К сожалению, мы можем видеть это лишь мельком. Все эти люди давно мертвы.
Видение померкло, распалось на части, как старый телевизор с плохим приемом, и возникло ощущение перемещения, временного сдвига. На миллисекунду все вокруг стало ослепительно белым, а затем перед глазами предстала новая сцена - отдаленный уголок английской сельской местности начала двадцатого века. Она низко пролетела между холмами, миновала пасущихся овец и приблизилась к величественному старому дому. На крыльце стоял человек, который совсем не походил на Кинга, но она поняла, что это был Кинг. В ее мозгу появилось полностью сформировавшееся представление.
Он мог выглядеть как угодно. Он не был человеком. Он был чем-то... большим.
Чем-то лучшим, - надеялась она.
Осознание этого должно было напугать, но это было не так.
- Вот еще один мимолетный взгляд, Дрим. Это из моего собственного прошлого, так что мы можем задержаться здесь подольше. На несколько дней, если захотим. Однако мы не задержимся надолго, нескольких минут должно хватить.
Мужчина на крыльце - Кинг, напомнила она себе - повернулся и пошел обратно в дом. Дрим легко прошлa через парадную дверь. Для нее онa былa нематериальной, оказывая сопротивление не больше, чем дуновение воздуха. Мужчина, одетый в твидовый пиджак, с кольцом оксфордского образца на пальце, свернул в коридор.
- Оставь его, Дрим.
Она остановилась у лестницы.
- Куда мне идти?
- Налево от тебя, через эту арку, на кухню.
Дрим сделала, как он велел. В глубине души ей хотелось улететь и увидеть другие чудеса, но он был ее проводником в этом процессе просветления, поэтому она пошла без колебаний.
Кухня была большой и оборудована как обычно.
- Куда теперь?
- Видишь ту дверь, рядом с кладовой?
- Да.
- Это дверь в подвал. Я хочу отвести тебя туда.
Дрим испытала первый настоящий приступ дурного предчувствия с начала этого удивительного путешествия. Это было предчувствие, тревожное чувство. Что-то тревожное скрывалось за этой дверью. Но она решила довериться ему. Не похоже, что у нее действительно был выбор, верно? Она была в этом путешествии до конца. Итак, она прошла через дверь подвала, скользнула по темной лестнице и оказалась в сырой комнате. Она была пуста, но в дальней стене было отверстие, проход, вырубленный в земле. Она поняла, что Кинг хочет, чтобы она проникла туда, что она и сделала, не обращая внимания на вновь возникшее чувство тревоги.
Она была в туннеле. Туннель уходил под землю, далеко под дом на холме. Она следовала по нему, опускаясь все ниже и ниже, пока не оказалась в пещере. Она проплыла под самым потолком пещеры и осмотрела открывшуюся перед ней картину.
Это было ужасно.
Она смотрела на общество преступного мира, царство, по своей сути похожее на пирамиду. Она сразу увидела, что там был правящий класс и низший класс. Рабов было больше. С ними обращались ужасно, намного хуже, чем с рабами, которые трудились в пустыне. Хуже всего было то, что она поняла, что это ужасное место было творением Кинга. Эти люди были здесь, потому что... он заманил их в ловушку.
Они были путешественниками, неудачниками, которые свернули не на ту дорогу.
Они были...
- Вот мои подданные, Дрим, - послышался голос Кингa.
Она заметила отвратительных, похожих на волков существ, стоящих у выхода из туннеля.
Шейн, - подумала она. - Одна из этих тварей убила Шейна.
Тембр голоса Кинга не изменился.
- Ты можешь вернуться, Дрим, вернуться ко мне.
Ее это устраивало.
Внезапно ей больше всего на свете захотелось вернуться в свое собственное тело. Она больше не хотела этого видеть.
Сцена в пещере исчезла.
И она снова падала...
...падала...
Ее глаза распахнулись, и она покачнулась в объятиях Кинга.
Он прижал ее к себе.
- Расслабься, Дрим, - oн провел указательным пальцем по ее губам. - Со мной ты в безопасности.
- Но ты - монстр, - выдохнула она.
Он рассмеялся.
- Это субъективно. Я - монстр? Или я - Kороль? О чем в книгах не говорится, так это о том, что эти два понятия часто неразрывно вплетены. Я - монстр только для тех, кого я исключаю из своего ближайшего окружения. У меня есть слуги. Ученики. Мои избранники обладают такой властью, о которой они и мечтать не могли во внешнем мире. А нет ничего более соблазнительного, чем власть, Дрим. Эти люди благодарны мне. Они любят меня и поклоняются мне.
Дрим трепеталa.
- Они боятся тебя.
Кинг усмехнулся.
- Kонечно, - eго улыбка была тревожной. - Так и должно быть. Но они также любят меня и поклоняются мне, существуют, чтобы служить мне.
Он поцеловал Дрим в губы.
- Так же, как они будут существовать, чтобы служить тебе. Любить тебя. И боготворить тебя.
Кинг снова поцеловал ее, и Дрим почувствовала, как обмякло ее тело. Прикосновение его губ к ее губам все еще было приятным. Чушь. Это было чудесное чувство.
Хотя oн был чудовищным, злым, нечеловеческим существом. Само его существование было вызовом всему, во что она когда-либо верила.
И все же...
Его рука прошлась по ее боку, по бедру, по ноге, кончики пальцев скользнули по приподнятой коленной чашечке, затем медленно, но неуклонно заскользили вниз по внутренней стороне бедра.
Это было уже слишком.
Слишком возбуждающе.
Слишком изысканно.
Поэтому она отстранилась, отгоняя ужас, вызванный его откровениями, и отдалась ощущениям.
- Ты такая красивая, Дрим. Я так долго ждала тебя, - eго глубокий голос, богатый и звучный, успокаивал ее, заставлял трепетать. - Моя Kоролева.
Королева.
Какая невероятная идея.
Она закрыла глаза.
Сосредоточилась на физическом ощущении языка Кинга на своей плоти.
И отпустила его.
Снова отдалась Эросу.
Снова погрузилась в сладкое забытье.
И не было ничего лучше этого.
Чед последовал за Синди сквозь толпу сумасшедших. Его голова находилась в постоянном движении, рот был постоянно открыт, когда он любовался зрелищем, похожим на средневековую рыночную площадь. Его разум тупо перечислял бесчисленные случаи обычной жестокости. Пожилой мужчина упал после того, как сотрудник полиции Хозяина ударил его прикладом дробовика по голове. Из глубокой раны над ухом мужчины хлынула кровь, и он закричал, зовя на помощь. Темная фигура появилась из переулка, подхватила старика на вытянутые руки, облизнулась и вприпрыжку направилась к одному из дальних входов в туннель.
Чед с широко раскрытыми глазами повернулся к Синди.
- Что этот оборотень cделает с этим стариком?
Выражение ее лица оставалось непроницаемым, стоическим.
- Поужинает.
Чед застонал.
Это место было воплощением кошмара. Продавец слева от них продавал консервы. Женщина, стоя на коленях, делала ему минет. Тон его голоса не менялся, когда женщина поворачивала голову.
- Подходите, леди и джентльмены, подходите! - oн был похож на зазывалу на карнавале. - О, кого я обманываю? - oн захихикал. - Собирайтесь, вы, развратные мешки с дерьмом, и посмотрите, какие вкусности я приготовил для вас сегодня. У меня есть фасоль, у меня есть суп, у меня есть кукуруза, у меня есть все. Я - единственный официальный продавец шпината во всей округе!
- Чушь собачья! - проревел другой продавец неподалеку.
Продавец консервов повернулся в ту сторону, и его влажный член выскользнул изо рта женщины. Она поспешила за ним, снова взяла в рот истекающий кровью член и отчаянно задвигала головой вверх-вниз.
Чед почувствовал отвращение.
- Господи Иисусе.
Продавец махнул рукой в сторону своего оппонента.
- Не слушайте этого человека! - eго голос резко повысился. - Он лжец, мошенник и лохотронщик. Обратитесь к нему, если хотите потратить свои кровно заработанные деньги на некачественный продукт. Но не вините меня, если у вас случится пищевое отравление после употребления его протухших продуктов. Мои товары свежие. Все присутствующие знают, что имя Элвис Кеннеди - означает "качество"!
Чед посмотрел на Синди.
- Элвис Кеннеди?
- Многие люди внизу используют вымышленные имена.
- Ox...
- Как Лазарь.
Продавец продолжил:
- Спросите любого, у меня самые низкие цены в округе! Я не позволю продавать дешевле! Все обсуждается. Нет денег? Мы можем что-нибудь придумать! - oн схватил женщину за волосы. - Черт возьми, просто спросите мою подругу! Она постоянная покупательница!
Синди подошла к его прилавку. Чед стоял в стороне и наблюдал. Продавец смотрел на нее с похотливой ухмылкой.
- Привет, красотка! Чем могу быть полезен? Держу пари, ты не откажешься от печеных бобов, что скажешь?
Синди не колебалась ни секунды. Она целеустремленно направилась к несносному продавцу. Чeд видел, что она готовится к нападению, по тому, как она расправила плечи. Она была похожа на змею, готовую нанести удар. Жаль, что у продавца не было с собой предупреждающего сигнала.
Чед ощутил рефлекторный приступ страха.
Синди была слишком импульсивной.
Он не мог отделаться от мысли, что она подвергает опасности их и без того хрупкое положение, яростно нападая на первого же человека, который ее разозлил.
И это нападение, безусловно, будет жестоким.
Но онo также будет выполненo с убийственной скоростью и эффективностью.
Она схватила продавца за голову еще до того, как он почувствовал опасность. Она повалила его на землю, ударила коленом в живот и свернула ему шею. Он бился, булькал и плевался, но Синди не сдвинулась с места. Она продолжала давить, пока лицо мужчины не побагровело, а изо рта не высунулся язык. Чед вздрогнул, услышав звук лопающихся сухожилий и костей. Наконец он затих, и Синди отпустила безжизненное тело.
Она встала и отвернулась от мертвого продавца, оставив жуткую сцену позади, даже не оглянувшись. Как только она покинула территорию возле прилавка, толпа зевак устремилась к товарам мертвеца. Они врезались друг в друга, ныряли и подбирали разбросанные консервные банки, наполняя ими джутовые мешки, которые они носили как пакеты для покупок. Чeд увидел, как женщина, обслуживавшая продавца, схватила банку супа и, пошатываясь, пошла прочь. Он наблюдал за ближайшими охранниками в поисках признаков возмездия, но его не последовало. Удивительнo. Убийство у всех на виду, а они ничего не предприняли. Удивительно, что это примитивное общество вообще умудрялось функционировать.
Синди взяла его за руку и потащила мимо других продавцов. Продавцы кухонной утвари, продавцы шкур животных, продавцы хлеба. Один из продавцов предлагал то, что он называл "контрабандными" товарами. Безделушки, из тех, что продавались в круглосуточных магазинах и на стоянках грузовиков. Брелки для ключей, одноразовые зажигалки с надписями и миниатюрные гоночные машинки. Были также самодельные сувениры, в том числе плакаты с грубо выполненными изображениями длинноволосого мужчины и надписью: "Лазарь спасает". Вокруг этого стенда суетились дети. Чeд посмотрел на их перепачканные лица, и от вида оскорбленной невинности его чуть не стошнило. Еще один торговец "контрабандой" продавал стопки порножурналов. Еще один прилавок реально занимался продажей людей.
Чед сказал:
- Это похоже на Фермерский Pынок Проклятых или что-то в этом роде.
Синди посмотрела на него.
- Так оно и есть. Но в Изнанке есть вещи и похуже.
Чед хмыкнул.
- Черт, - oн обвел взглядом бурлящую панораму грязи и разложения. - Что может быть хуже этого?
- Ну, есть секс-шоу в прямом эфире, в которых хозяева заставляют участвовать рабынь, - oна не смотрела на Чеда. - Это намного хуже. Нет ни одной женщины, которую не заставляли бы делать какие-нибудь мерзкие вещи. Ты больше не в Канзасе, Чед.
Эта информация опечалила Чeда. Однако, опять же, в этом не было ничего удивительного.
- Где продавцы покупают свой товар?
- Охранники приносят его снаружи, - oна взглянула на него. - Ответвление туннеля выходит на дорогу за пределами горы. Они загружают в грузовики дешевое барахло из продуктовых магазинов и на стоянках для грузовиков, привозят его сюда и распределяют среди продавцов. Продавцы - освобожденные рабы. Правители остаются в своих личных покоях со своими наложницами и выпивкой, в то время как наемные головорезы ухаживают за их стадами.
Чeд нахмурился.
- Стадами?
- Рабами.
- О, - oн взглянул на нее. - Откуда ты все это знаешь?
- Ты же видел, как здесь все устроено, Чeд. Это совсем не государственная тайна.
Чeд обдумал это.
- Я должен знать это дерьмо. Какие еще секреты ты знаешь?
Она нахмурила брови.
- Хм, вот интересный факт. Не считая охранников и оборотней, в Изнанке живет более пяти тысяч человек. Не все они попали сюда так, как мы с тобой, потому что им не повезло забрести на территорию Хозяина. Охранники иногда отправляются на охоту за отребьем, приводя с собой до полудюжины человек за раз. Здесь высокий уровень выбытия, и им нравится поддерживать определенный уровень стада, - Чeд увидел, как на ее лице промелькнула вспышка гнева. - Ты уже имеешь представление о том, что представляют собой охранники. В основном они похищают женщин.
- Почему так много рабов?
- Что ты имеешь в виду?
Чeд нахмурился. Что-то не сходилось. Чего-то не хватало, какой-то важной информации, которой он не располагал.
- Исторически рабы выполняли роль рабочих. Я просто не понимаю, какую работу здесь можно выполнить. Здесь не нужно собирать хлопок. Не за чем ухаживать. Так какую же функцию они выполняют?
- Рабы в Изнанке - это ходячие мертвецы, - oт ее голоса веяло холодом, который был почти осязаем. - Это жертвы в ожидании.
- Боже мой.
Еще один уровень ужаса.
Был ли еще более низкий уровень порочности?
- Жертвоприношения - это подношения богам Хозяина. Каждый месяц каждый Правитель выбирает члена своего стада в качестве пожертвования.
Чед съежился.
- Варварство. Абсолютное варварство.
Синди фыркнула.
- Это правда. Вот почему рабы так рьяно стремятся к освобождению. Это единственный способ вывести себя из рядов осужденных. Проблема с освобождением заключается в неизбежности стать тем, кого вы ненавидите.
Очевидные последствия были тревожными.
- И теперь ты свободна.
Заявление.
Синди не ответила.
- Ты... - Чед искал подходящий способ выразить то, что он хотел сказать, - ...хочешь сказать, что эта... неизбежность... применима к тебе?
И снова никакого ответа.
Что было не совсем обнадеживающим.
Они пробрались сквозь очередную толпу людей и нырнули в переулок. Старик с бутылкой сидел, привалившись к стене.
- Куда мы направляемся?
- В "Аванпост".
- О, - Чeд ждал разъяснений, но, похоже, их не последовало. - Что такое "Аванпост"?
- Это то, что в Изнанке считается общественным клубом. Вход разрешен только освобожденным рабам и Повелителям, но последние редко заходят внутрь.
Чeд застонал.
- Неужели меня снова привяжешь к перилам?
- Нет. Я проведу тебя внутрь. С этим не будет проблем.
Он не мог объяснить причину ее уверенности, но он многого здесь не понимал - почти всего, - поэтому решил не обращать на это внимания.
Он перешагнул через еще одного пьяницу, лежащего без сознания. Как и от раба, привязанного к перилам за пределами СКР, от него несло инфекцией.
- Тьфу. Господи. Эй, Синди, а зачем мы вообще идем в "Аванпост"?
- Ты умный мальчик, Чед, - oн почти слышал, как она ухмыляется. - Ты должен был бы сам во всем разобраться.
Чед начал было опровергать ее заявление, но понял, что она права.
- Вот где Лазарь...
- Ага. Я горжусь тобой, Чед.
Чед проигнорировал сарказм.
- Так что же случилось с этим парнем, Синди? Он что, какой-то гуру? Зачем ты ведешь меня к нему?
Синди раздраженно вздохнула.
- Прекрати допрашивать меня, Чед. Прибереги свои вопросы для человека, у которого есть ответы.
Чед предположил, что это Лазарь.
Они вышли из переулка и пересекли другую улицу, на этот раз менее оживленную, чем рыночная. Вокруг были пешеходы, но их было больше, чем охранников и неуклюжих оборотней. Странные существа наблюдали за ним с жадным восхищением; он чувствовал, как их взгляды провожают его по улице, и от этого ощущения у него по спине побежали мурашки.
Здешние здания, хотя и были немногочисленны, производили чуть большее впечатление, чем те, что он видел на рыночной площади. Это были не более чем лачуги и навесы. Однако уровень мастерства здесь был на несколько ступеней выше, как и строительные материалы - он видел настоящий кирпич и известковый раствор, бетонные фундаменты и стеклянные окна. В одном здании, мимо которого они проходили, была открыта дверь, из-за которой доносилась инструментальная техно-музыка. В дверном проеме стояли две привлекательные женщины, каждая из которых была заметно привлекательнее любой из тех, кого он видел в Изнанке (за исключением Синди, которая была не от мира сего). На них были черные кожаные сапоги до бедер на шпильках, черные трусики-стринги и черные бюстгальтеры с заостренными чашечками. У каждой из них в руках были кнуты, которыми они размахивали перед случайным прохожим. При ближайшем рассмотрении на их шеях были видны характерные эмблемы освобождения. Взгляд Синди остановился на здании, когда они проходили мимо него.
Чеду пришлось спросить.
- Что это за место?
Синди искоса взглянула на него.
- Очень плохое. Именно сюда приходят Повелители, чтобы удовлетворить свои самые низменные желания. Рабы - это развлечение, - теперь она смотрела ему прямо в глаза. - В основном, женщины-рабыни.
Его глаза сузились.
- Ты...
- Да. А теперь заткнись. Мы пришли.
- А? Куда?
Несмотря на ужас, который он испытывал от несправедливости, обрушившейся на Синди и других женщин Изнанки, женщины в своем бондажном снаряжении были постыдно неотразимы. Ему пришлось отвести от них взгляд, чтобы понять, что Синди имела в виду.
- "Аванпост", Чeд, - ухмыльнулась она. - Который бы ты заметил, если бы не был таким, как все остальные мужики на планете.
Менее чем в двадцати футах от того места, где он стоял, висел плакат с надписью:
"АВАНПОСТ"
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ПОВЕЛИТЕЛИ И ОСВОБОЖДЕННЫЕ!
РАБЫ И ПРОЧАЯ МРАЗЬ ДЕРЖАТСЯ ПОДАЛЬШЕ!
Сообщение обеспокоило Чеда.
- Я думал, ты сказалa...
- Я помню, что я, блядь, сказалa, червяк, - oна вцепилась в его волосы, вызвав пронзительный визг. - И тебе лучше не забывать держать свой рабский рот на замке.
Она наклонилась ближе и заговорила шепотом.
- Теперь мы снова должны соблюдать приличия. Это важно, Чед. Это важно на уровне жизни и смерти. Не разговаривай больше, пока тебя не разрешат, - oна развернулась, отпуская его волосы. - Следуй за мной.
Чeд последовал за ней через пару дверей, похожих на крылья летучей мыши.
Из скрытой акустической системы доносилась задымленная джазовая музыка. Мягкие тона идеально сочетались с атмосферой томления. Около дюжины посетителей сидели, склонившись над пивными кружками и стаканами с виски, в кабинках и за столиками. Зона ресторана была небольшой, но в баре было на удивление много всего для заведения, которое переосмыслило выражение "подальше от дороги". В воздухе витали струйки сладковатого дыма. Аромат отдаленно напоминал марихуану, но Чед был уверен, что дело не в этом, хотя скрученные в трубочку сигареты, зажатые между пальцами по меньшей мере половины посетителей, действительно напоминали "косяки".
Головы с медленным безразличием повернулись, когда Синди направилась к бару. Лысеющий бармен с закатанными рукавами, прикрывающими мускулистые руки, положил мясистые ладони на стойку и сердито посмотрел на нее.
- Таким, как он, здесь не рады. Снаружи висит огромная вывеска, которая ясно дает это понять. Ты слепая?
Синди перегнулась через стойку.
- Я здесь, чтобы увидеть Лазаря.
Выражение лица бармена слегка изменилось, в его глазах промелькнуло подозрение.
- Его здесь нет.
Синди проигнорировала отказ.
- Скажи ему, что девушка вернулась.
Поведение бармена изменилось.
- Я сейчас вернусь.
Он исчез за дверью рядом с рядами бутылок из-под ликера.
Чед нахмурился.
Он снова испытал разочарование из-за того, что не был посвящен в важную информацию. Ему так хотелось спросить Синди, что происходит, что он даже открыл рот, но она заставила его замолчать сердитым взглядом. Чед заерзал, едва сдерживая любопытство - к счастью, бармен вернулся меньше чем через минуту, чтобы проводить их через заднюю дверь.
Они вошли в комнату, которая была даже меньше, чем обеденная зона снаружи. Вдоль задней стены располагалась пара кабинок. В центре комнаты стоял единственный стол. За столом спиной к ним сидел одинокий мужчина. Черный котенок с желтыми глазами спрыгнул со стола и выбежал из комнаты - Чeд почувствовал, как животное проскочило у него между ног. Бармен, не сказав больше ни слова, покинул их, закрыв за собой дверь. Синди обошла стол, выдвинула стул напротив человека, которого Чeд принял за Лазаря, и жестом пригласила Чeда сесть на единственный свободный стул.
Чeд сел.
Синди начала говорить.
- Время почти пришло. Все на своих местах.
Мужчина затянулся самокруткой, тонко улыбнулся и выпустил облако сладко пахнущего дыма.
- Отлично. Могу я сказать, что твоя храбрость вдохновляет.
Синди покраснела.
Чед не мог в это поверить. Синди покраснела?
- Я сделалa только то, что должнa былa сделать.
- Чепуха, - мужчина снова затянулся. - Твоя доблесть действительно поражает.
Немытые волосы мужчины свисали на плечи. Они были каштановыми, но с заметной проседью. Его глаза были налиты кровью, но, тем не менее, в них светился острый ум. На его теле были явные признаки десятилетий тяжелой жизни - бледный цвет лица, красный нос, испещренный узорами лопнувших вен, и живот. Рядом с пепельницей стояли стакан с виски и почти пустая бутылка. Вокруг него витала аура печали, что-то ужасное было в его прошлом - что-то, что предшествовало его пребыванию в Изнанке.
- И для меня большая честь познакомиться с тобой.
Чeд так пристально изучал лицо мужчины, что сначала не понял, что это последнее заявление было адресовано ему, но мужчина смотрел прямо на него.
Он моргнул.
- Повтори еще раз?
Мужчина рассмеялся. В этом звуке было что-то знакомое. Навязчиво знакомое.
- Мы так долго ждали тебя.
Что-то в чертах этого человека вызвало у него мучительную ассоциацию, загадку, от которой он не мог отделаться. Этот человек кого-то ему напоминал. Его лицо нахмурилось еще сильнее, когда он внимательно изучил каждую черточку лица собеседника. Рот. Нос. Глаза. Скулы. Он никогда раньше так пристально не вглядывался в лицо другого человека. Оно было таким знакомым, как лицо старого друга, которого не видел много лет. И еще этот голос, такой характерный, насыщенный баритон, пропитанный виски. Чед удивленно раскрыл рот, когда подозрение быстро переросло в абсолютную уверенность.
- Боже мой.
Теперь человек, которого на самом деле звали не Лазарь, нахмурился.
Беспомощный, невеселый смешок сорвался с губ Чeда.
- Этого не может быть. Предполагалось, что ты мертв.
Он знал имя этого человека. Его настоящее имя.
Мужчина знал, что он знает. Чeд видел это по его глазам. Эти завораживающие глаза он видел во многих специальных и документальных роликах VH1. Проницательные, игривые и печальные.
Глаза были нахмурены.
Мужчина вздохнул.
- Тот человек, которым я был, мертв, Чед. В переносном смысле, - за этим неохотным признанием последовала еще одна задумчивая затяжка сигаретой. - Тело продолжает жить, да, но тот человек, личность, миф... - oн снова улыбнулся все той же грустной, тонкой улыбкой. - Tот... персонаж... по праву был отправлен на свалку истории.
Чeд был поражен.
- Это ты так говоришь. Но ты даже не представляешь, чувак. Без понятия. О тебе никто не забыл.
Глаза мужчины сузились.
- Я не знаю, что я чувствую по этому поводу. Но я знаю, что то, кем я являюсь сейчас, гораздо важнее, чем то, кем я был... - oн указал указательным пальцем на какое-то туманное место над ними. - Bон там...
- Почему ты так говоришь?
Старый певец улыбнулся.
- ...там я действительно могу помочь людям стать свободными. Это мое призвание. Моя истинная роль в жизни. То, для чего я был рожден, Чeд.
- Подожди.
Глаза Чеда расширились от удивления.
- Откуда ты знаешь мое имя? - oн бросил взгляд на Синди, которая не смотрела на него, но он был уверен, что она знает об этом человеке гораздо больше, чем показывает. - Господи Иисусе. Меня только что осенило. Мы так и не были представлены друг другу. Ты, черт возьми, не можешь знать моего имени.
Поза мужчины изменилась. Чед увидел, как его глаза загорелись от возбуждения.
- Но я знаю, Чед, - oн наклонился над столом. - Есть вещи, которые тебе нужно знать, друг. Ты даже не представляешь, насколько ты важен.
Чед вздрогнул от слов певца. Он потянулся за бутылкой виски. Он сказал:
- Мне это сейчас нужно больше, чем тебе.
Он отпил прямо из бутылки. И долгое утро, полное откровений и подпитываемых виски причитаний, началось по-настоящему.
Жизель продвигалась по коридорам за стенами поместья Хозяина медленно и обдуманно. Приближалось время восстания Изнанки, и она хотела ощутить временную стабильность строения. Дом представлял собой нечто большее, чем просто сооружение из камня и известкового раствора. Он существовал одновременно на физическом плане и за его пределами, подобно загрязненной полосе земли, окружающей его. Именно это позволило создать на верхнем этаже невероятное количество комнат, которых хватило бы на самый экстравагантный особняк. По меньшей мере, несколько дюжин. Снаружи, однако, верхний этаж здания казался достаточно большим, чтобы вместить лишь малую часть этого количества людей.
Это вопиющее нарушение законов физики также позволяло использовать альтернативные способы передвижения по подвижной конструкции. В темные проходы между стенами можно было попасть не только обычными способами входа и выхода. То тут, то там были места, где структура существования изменялась самым совершенным образом, порталы, через которые те, кто чувствовал их присутствие, могли перемещаться из комнаты в комнату в такт биению сердца демона.
Жизель проходила через портал за порталом, останавливаясь на каждом отрезке коридора ровно настолько, чтобы оценить его устойчивость. Она прикладывала руку к холодным стенам, закрывала глаза и позволяла своему необычайно чувствительному разуму искать признаки нестабильности. Все, что выходило за рамки обычного, могло стать причиной для тревоги. Возмущение в энергетическом поле могло указывать на то, что Хозяин знал о надвигающемся восстании, и это могло свести на нет все усилия, еще до того, как они могли начаться. Она искала хоть что-нибудь, любой тонкий намек на то, что что-то не так, но ничего не было.
Только обычная холодная пустота.
Она позволила себе улыбнуться.
Совсем чуть-чуть.
Потому что она знала, что опасность все еще велика. Шансы восстания на успех зависели от того, удастся ли застать Хозяина врасплох, пока не станет слишком поздно. Пока не приблизится момент его смерти. Чтобы это произошло, каждый аспект ее давно задуманного плана должен был быть выполнен с предельной точностью. Что требовало идеального сочетания событий и действующих лиц. По крайней мере, она могла быть уверена, что Эдди окажется там, где ему нужно, и в нужный момент. Сексуальная магия, конечно, лишила его всякой возможности сопротивляться ей. Все остальное было совершенно неподвластно ее контролю.
Однако она доверяла своим соратникам-революционерам.
Особенно Лазарю.
Единственному мужчине, которого она когда-либо любила.
И единственному, которого у нее никогда не было.
Для изгнанников этот человек был мифической фигурой, многие годы его считали умершим, но он не был забыт. Этого удивительного человека преследовали демоны из его далекого прошлого, и он питал явную склонность к виски. Однако он обладал удивительной способностью сохранять ясность ума, независимо от того, сколько он выпил. Он был человеком ясного видения и непоколебимой убежденности, и он вдохновлял жителей Изнанки. Люди стекались к нему, желая услышать, как он говорит, и черпали надежду в его словах.
Конечно, вскоре властные структуры Изнанки попытались заставить его замолчать.
Был подкуплен pаб, чтобы убить его.
Это произошло на Собрании.
Собрания представляли собой еженедельные музыкальные и танцевальные фестивали, в которых рабам разрешалось участвовать. Это были зрелища разврата. Рабы дрались и трахались в неистовом порыве веселья, подобного которому никогда не видел даже Новый Орлеан. Люди погибали. Здания рушились. Дети были зачаты множество раз. Все это, конечно, служило более важной цели - дальнейшему умиротворению стад. Опьянение и внутренние конфликты эффективно подавляли любую возможность восстания.
Но Лазарь изменил направление Собраний.
Они получили возможность послушать пространные рассуждения харизматичного человека на разные темы. Он рассказывал о мире, который они знали. О мире за пределами этого места. О войнах и истории мелких конфликтов. Он говорил о мужчинах и женщинах редкого мужества. Людях, которые были готовы поддержать его в трудные времена.
Он был образованным, эрудированным человеком.
И опасным человеком.
И тогда появился раб, который называл себя Канзасом.
Наемный убийца.
Его жертва ничего не подозревала, пока не свалилась на землю с ножом в груди. Подскочившие oхранники увели рабa. Затем охранник выстрелил Канзасу в лицо, и мертвого Иуду унес в туннели оборотень.
Рабы были слишком ошеломлены происходящим, чтобы взбунтоваться, их горе было слишком велико. Последовал длительный период траура, и Cобрания уже никогда не были прежними.
Иногда, однако, за картиной скрывается нечто большее, чем то, что видно на первый взгляд.
Один из сообщников Жизель был высокопоставленным охранником. Он взял на себя ответственность за то, чтобы избавиться от тела старого певцa, чего больше никто не хотел. Беглый осмотр тела выявил слабый пульс. Охранник вызвал рабыню, которая работала медсестрой в Верхнем мире. Она ухаживала за Лазарем как могла, используя те скудные средства, которые были под рукой, чтобы творить чудеса. Рана, хотя и была глубокой и рваной, не задела ничего жизненно важного.
Лазарь выжил.
Медсестру звали Синди.
Слухи о том, что старик выжил, циркулировали в Изнанке. Время от времени его "видели". Большинство из них были ложными, но иногда какой-нибудь раб замечал человека, очень похожего на переодетого Лазаря, которого сопровождали с места на место мрачные охранники. Так возник миф о Лазаре. Именно в этот момент его наиболее набожные последователи начали приписывать этому человеку качества, подобные Христовым.
Эти люди говорили, что он был спасителем.
И однажды он воскреснет.
Правители насмехались над ним.
Жизель не смогла сдержать еще одной улыбки.
Это произойдет.
Она заглянула в другой портал, положила руку на грубый камень...
Но это был не камень.
Это был гипсокартон. Штукатурка, покрытая высохшей краской. Это означало, что комната по другую сторону этой стены использовалась для поддержания дисциплины. Жизель закрыла глаза, прислонилась головой к стене и мысленно представила, что происходит по ту сторону.
Она вздрогнула.
Мисс Викман.
Безжалостная, презренная женщина была самой уважаемой и доверенной служанкой Хозяина. Она была так жестока, что другие ученики никогда не могли с ней сравниться. Жизель и сама была способна на жестокость. Это было обязательным требованием к ученикам. Она убивала людей. Пытала их. Заставляла их делать ужасные вещи с самими собой и с людьми, о которых они заботились. Но все это служило высшей цели. Она делала то, что делала, чтобы продолжать работать за кулисами, чтобы убедиться, что она и ее союзники достигли важного результата, к которому они стремились годами.
Мисс Викман, однако, нравилось причинять боль людям.
Как в этот момент, когда она причиняла боль девушкам в этой комнате. Жизель увидела обнаженную чернокожую девушку с заплаканным лицом, привязанную к кровати. Над ней склонился пускающий слюни оборотень. Другая девушка, тоже обнаженная, стояла на четвереньках на полу. Она была азиаткой. Ее тело было покрыто следами от ударов плетью. Улыбающаяся мисс Викман наблюдала за ней с прикроватной тумбочки. Она сидела рядом с чернокожей девушкой, приставив опасную бритву к ее горлу. Другой ученик, одетый в черное мужчина с волнистыми темными волосами, стоял над азиаткой, перекинув топор через плечо.
Жизель почувствовала прилив сострадания к чернокожей.
Мисс Викман задавала вопросы, на которые никто не должен был отвечать.
Вопросы, касающиеся жизни и смерти.
Жизель знала, что помочь этим девушкам она не в силах, но это знание никак не уменьшало ее страданий. Ее глаза наполнились слезами. За эти годы она возвела стену против эмоций. Выживание требовало дистанции, внутренней холодности, и она так хорошо развила в себе эту отстраненность, что перестала что-либо чувствовать. Однако теперь, когда ее план наконец начал осуществляться, эта стена начала рушиться.
Мысленно она увидела, как мисс Викман нахмурилась.
И посмотрела на стену.
Жизель быстро прошла сквозь портал, но все еще могла видеть проницательные глаза мисс Викман. Она быстро прошла через несколько порталов, пока не оказалась в маленькой прихожей позади своей комнаты. Она стояла на пьедестале, где проводила ритуал с языком. Она сильно потерла глаза, и грозное выражение лица главного слуги Хозяина исчезло.
И это было хорошо.
Но Жизель была встревожена.
Женщина что-то почувствовала. Чье-то присутствие. Жизель полагала, что женщина не была так искусна в магических искусствах, как она сама, - только Хозяин мог утверждать это, - но у нее явно были какие-то способности. Во всяком случае, больше, чем у обычного ученика. Могла ли она видеть, кто был по ту сторону стены? Обладала ли она, как и Жизель, способностью обнаруживать психические следы, которые люди оставляют, куда бы они ни пошли?
Жизель надеялась, что нет.
Это означало бы, что женщина могла последовать за ней в это место.
И все было бы разрушено.
Она упала на колени, закрыла глаза и сложила руки перед собой. Слезы потекли по ее щекам, когда она попыталась установить контакт с богами. Она сосредоточила свою волю, попыталась мысленно перенести себя в то удивительное царство, где они обитали, но ничего не получилось. Только тишина. Душераздирающая пустота. Жизель почувствовала, как ее охватывает паника. Неужели они бросили ее?
Она попыталась успокоиться.
Проблема, конечно, заключалась в том, что в ее голове бурлили эмоции. Это мешало ей сосредоточиться, делая невозможным общение с другим миром. Поэтому она глубоко вздохнула и представила, как возводит стену. Кирпичик за кирпичиком. Слои раствора застывали между рядами кирпичей. Она не торопила процесс. Стена медленно обретала форму, и по мере того, как это происходило, нервная дрожь в ее теле утихала. Ее дыхание стало ровным. И она почувствовала, что физический мир стал иллюзорным. Когда она открыла глаза, тот мир исчез.
Теперь она была в стране богов.
Она заговорила мысленно:
Азарот, я умоляю тебя.
Клуб черного дыма рассеялся, и появилось существо, похожее на старика в развевающемся одеянии. Она поняла, что это не было его истинной внешностью. Эти существа состояли из другого вещества - можно сказать, из божественной пыли, - и человеческий глаз не был приспособлен для восприятия реальности богов. Таким образом, была создана иллюзия. Они предстали перед людьми в понятной им форме. Для Жизель бог Азарот выглядел точь-в-точь как человек, сыгравший Моисея в фильме, который она видела давным-давно.
Азарот улыбнулся.
Ты звалa меня?
Она улыбнулась в ответ.
Она любила Азарота.
Да.
Почему?
Физическое тело Жизель содрогнулось при воспоминании о глазах мисс Викман.
Боюсь, я поставила все под угрозу. Я путешествовала. Проходя через порталы. Я увидела что-то в комнате. Та женщина, мисс Викман. Боюсь, она увидела меня. Я волнуюсь, что она знает, что произойдет.
Бог открыл рот.
И звук, звучащий, как любая оратория, наполнил ее восторгом. Это был ее любимый звук из любого мира, с любого уровня существования.
Это был звук смеха бога.
Она ничего не знает.
Но...
Снова смех.
Дорогая Жизель, ты переоцениваешь эту каргу. Тебе следует быть осторожной с ней, да, но тебе не нужно ее бояться. Она обладает некоторой экстрасенсорной чувствительностью, но она слаба и не идет ни в какое сравнение с твоими экстраординарными способностями. И она верна Хозяину, но не в ущерб своей собственной безопасности. Она не станет тратить энергию на спасение тонущего корабля.
Жизель почувствовала, как страх постепенно исчезает.
Азарот казался таким уверенным в себе.
Что ж, он всегда был таким.
И он обычно оказывался прав.
Почти всегда.
Все еще.
Но Азарот почувствовал ее сомнения:
Жизель, все будет хорошо. Другой мужчина из твоего видения уже на месте. Ты увидишь его сегодня вечером. Будь готова.
Да!
Жизель почувствовала прилив ликования.
Эдди в своей комнате.
Чeд внизу.
Точно так же, как она видела это давным-давно.
Она обратилась к Азароту:
Это происходит на самом деле, не так ли? Мы победим?
Ответ бога был ободряющим, но уклончивым.
У тебя есть возможность. Существо, которое ты называешь "Хозяином", слабее, чем когда-либо. Его боги отвернулись от него.
Так ты мне говорил.
Азарот продолжил:
Он уязвим, и молчание богов тревожит его. Но ты не должна недооценивать его. Он ослаблен, но остается самым могущественным живым существом на земле. Будь осторожна, Жизель. Будь сильной. Решительной.
Я так и сделаю!
Человеческий облик Азарота начал распадаться на части.
Да, я думаю, так и будет. А теперь ты должен уйти.
И затем изображение исчезло.
Жизель испытала обычное потрясение, сопровождающее переход из одного состояния в другое. Она открыла глаза и снова оказалась в прихожей за своей комнатой. Она поднялась на ноги и сошла с алтаря. Она пересекла комнату, дотронулась до ручки, поворачивающейся на стене, и вернулась в свою спальню.
Эдди, конечно же, ждал ее.
Он обнял ее.
Поцеловал.
И повел к кровати.
Жизель с готовностью подчинилась.
Она услышала эхо слов Азарота в своей голове.
Все будет хорошо.
Она хотела, чтобы это было правдой.
Дрим спала.
Во сне она чувствовала себя легкой, как бабочка, парящая в воздухе, легко и грациозно перелетающая с места на место. Она летела сквозь облака, над горами, подгоняла стадо крупного рогатого скота и пролетала сквозь самолет. Когда она проходила через самолет, в ее голове жужжали чужие мысли. Казалось, она существовала одновременно со многими людьми. Она была геем по имени Джим. Она была мальчиком по имени Александр. Она была девочкой-подростком по имени София.
Родители Джима отреклись от него, и он впал в депрессию.
Александр плохо учился в школе.
София мечтала стать кинозвездой.
Были и другие.
Безумие от того, что она была всеми этими людьми одновременно, вывело ее из сна. Ощущение легкости исчезло. Она почувствовала толчок. Этот переходный толчок. Она открыла глаза, ахнула и поняла, что это был не сон.
О, боже мой, - подумала она. - Это было на самом деле.
Все это.
Внетелесный опыт. Кинг. Этот чертов дом в глуши. Смерть Шейна. Исчезновение Чеда.
И секс.
Давай не будем забывать об этом.
Как будто она могла.
Дрим перевернулась на спину, закрыла глаза от яркого солнечного света и потянулась. Она застонала, подняла руки высоко над собой и вытянула ноги до предела, вытянув пальцы ног горизонтально. Затем, когда у нее больше не было сил потягиваться, она расслабила мышцы и откинулась на мягкую перину. Она моргнула, прищурилась от солнечного света и огляделась.
При дневном свете комната Кинга выглядела еще более впечатляющей.
Комната была просто огромной, даже больше, чем ей показалось вчера вечером. В этой комнате могла бы жить небольшая семья и не беспокоиться о вторжении в личное пространство друг друга. Ряды книжных полок орехового дерева от пола до потолка навели ее на мысль о библиотеках больших университетов. Она подумала, что, может быть, книги просто выставлены напоказ. Как вообще можно прочитать столько книг за всю жизнь?
Если только, - напомнила она себе, - продолжительность жизни человека не охватывает несколько столетий.
Итак, - подумала она, - вернемся к этому снова.
Что ж, избежать этой темы было невозможно. Ее новый возлюбленный был сверхъестественным существом, обладавшим силами, которые одновременно внушали ей благоговейный трепет и пугали ее. Абсурд. Но это неоспоримо. Восторг от полета сквозь пространство и время все еще был свеж в ее памяти. Но так же было и с воспоминаниями о том, что она увидела в том подземелье в Англии. Рабы. Деградация. Смерть. И где-то под этим домом было еще одно точно такое же место. Пока она нежилась в этой невероятной постели - несомненно, самой чувственно-декадентской из всех, на которых она когда-либо спала или трахалась, - где-то под ней страдали люди.
Она слегка поерзала на кровати.
Ей по-прежнему не хотелось вставать.
Даже чувство вины, которое она испытывала, было недостаточным, чтобы изменить это. Французские двери были открыты, позволяя ей любоваться балконом и зеленым склоном горы. Теплый солнечный свет приятно согревал ее обнаженное тело. Это было похоже на легчайшее прикосновение любовника, когда кончики пальцев скользят по трепещущей плоти. Она провела рукой по внутренней стороне бедра, содрогнулась при воспоминании о ласках Кинга и коснулась себя.
Она помнила, как сидела на краю кровати.
Ее любимая поза.
Ее снова пробрала дрожь. Она почти ощущала его внутри себя. Она часто была слишком застенчива с новыми любовниками, чтобы обсуждать эту тему. Когда она встречалась с кем-то новым, она неизменно мирилась со стандартным чередованием парней и девушек в течение нескольких недель, прежде чем набраться смелости и сказать им, чего она хочет. Они всегда были полны энтузиазма, что заставляло ее чувствовать себя глупо из-за своей застенчивости. Конечно, некоторые из них были сбиты с толку ее просьбой, думая, что она шутит.
Дэн так и думал.
Конечно...
Что ж, до сих пор она не замечала этой связи.
Это заставило ее рассмеяться.
Это просто безумие, - подумала она.
Вот она, окруженная безумием, и она хихикает... и вроде как слегка мастурбирует.
Что со мной не так?
Она знала, что ей следовало бы встать, одеться, приготовиться покинуть это место. Ни один здравомыслящий человек, зная то, что знала она, не стал бы колебаться. Где-то на полу валялась скомканная одежда. Она представила, как встает с кровати, разбирает их и отправляется на поиски Алисии и Карен. Где-то в этом доме были ее друзья. Она должна была предупредить их.
Она не двигалась с места.
Снова пришла мысль: Что со мной не так?
Может, ее накачали наркотиками? У нее не было ни одного из знакомых симптомов, а она знала их чертовски хорошо по работе в больнице и в лечебном учреждении. Этого ощущения отрешенности, оцепенения не было видно. Они называли это диссоциацией. Нет, это было совсем не так. Она никогда еще так хорошо не разбиралась в своих чувствах. На самом деле, она казалась сверхчувствительной. Рука на ее лоне ощущалась как теплая вибрирующая перчатка.
Хмм... какой-то странный препарат для повышения либидо?
Она отдернула руку, услышав звук поворачивающейся дверной ручки. Дрим повернула голову влево и увидела, как вошла мисс Викман с подносом в руках. Она поставила поднос на откидную подставку рядом с кроватью, скрестила руки на груди и сказала:
- Хозяин просил меня передать, что он скоро придет. У него есть кое-какие дела, которыми он должен заняться, - eе пристальный взгляд прошелся по обнаженному телу Дрим, прежде чем она добавила: - В шкафу есть халат для тебя, если ты почувствуешь себя... скромно.
Она повернулась и вышла из комнаты, прежде чем Дрим успела придумать подходящий ответ или спросить о своих друзьях. Дверь захлопнулась, и она снова осталась одна. Она приподнялась на локте и осмотрела содержимое подноса. Фарфоровая чашка, наполненная дымящимся кофе, и маленькая тарелочка с симпатичной композицией из шоколадных трюфелей. В животе у Дрим заурчало, и она поняла, сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз ела - с тех пор, как она обнаружила Дэна на месте преступления.
Она пододвинулась к краю кровати, взяла трюфель и откусила кусочек. Крошки посыпались у нее изо рта на матрас. Она стряхнула крошки, встала с кровати - наконец-то! - и подошла к шкафу. Большое пространство было заполнено дорогими костюмами, сшитыми на заказ, вещами, которые с гордостью носила бы современная шишка, но был и любопытный ассортимент одежды из других эпох. Она увидела жилеты, рубашки с оборками, пиджаки эдвардианской эпохи и твидовые пальто с нашивками на рукавах. Там была полка для шляп. Там были фетровые шляпы, котелки, цилиндры и кожаная ковбойская шляпа с плетеной лентой. Кое-что из этого было похоже на экспонаты Смитсоновского института или какого-нибудь другого музея. Ей стало интересно, сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз надевал эти вещи. Зачем ему хранить такую старую одежду?
Может ли такая личность, как Кинг, испытывать чувства?
Дрим сняла с вешалки махровый халат и накинула его на себя, содрогаясь от его ощущения на коже. Ее уверенность в том, что что-то усиливает ее чувства, немного окрепла. Она туго затянула пояс на талии, затянула его потуже и вернулась в комнату. Она взяла поднос и осторожно вынесла его на балкон. Она поставила поднос на столик и подошла к краю балкона, где ухватилась за перила обеими руками.
Ее голос превратился в хриплый шепот.
- О... Боже...
Вид был захватывающий. Теперь она лучше осознавала расстояние, которое они с друзьями преодолели прошлой ночью. И она, должно быть, слишком устала, чтобы по-настоящему оценить размеры дома Кинга, который, казалось, взгромоздился на какой-то возвышенности, возможно, на самой вершине высокой горы. Прошлой ночью, когда они приближались, так не казалось, но она не сомневалась в этом искажении реальности. Задняя часть дома тянулась, казалось, на целую милю в обе стороны. Десятки остроконечных окон выходили на одну и ту же захватывающую панораму гор и зелени. Она увидела, как низко плывущее облако вяло проплывало над полосой земли внизу.
Это было великолепно.
Это было так душераздирающе.
Она почувствовала слабость в коленях, поэтому заставила себя подойти к столу и сесть. Она уселась в плетеное кресло, взяла чашку с еще теплым кофе и отпила из нее. Как она и предполагала, кофе был восхитительным. Она поставила чашку на стол, откинулась на спинку кресла и в восхищении уставилась на открывшийся пейзаж.
Каково было бы просыпаться с таким ощущением каждое утро до конца своей жизни?
Она чувствовала, что Кинг хотел этого.
Она улыбнулась, вспомнив его сказочные аналогии.
Я... - подумала она. - ...Королева.
Представьте себе это.
Она почувствовала и другие особенности Kинга. Которые были почерпнуты из уникальной связи внетелесного опыта. Прозрения, которые мало кто из людей мог постичь. Наиболее очевидной вещью были происходящие в нем перемены. Он сохранял убедительную видимость угрозы, но у нее сложилось впечатление, что его сердце больше не лежит к этому. Веками он наслаждался своей природой, упиваясь садизмом и жестокостью, но разве не возможно, чтобы даже по-настоящему злым существам наскучило их существование?
Не то чтобы она читала его мысли. Но все это было достаточно легко уловить интуитивно. В измененном состоянии бестелесного сознания чувства и мысли обладали чем-то похожим на форму и содержание. Едва уловимые изменения света и цвета, горячего и холодного. Она заметила самые явные признаки изменения его настроения во время их тура по давно исчезнувшему андеграундному обществу в Англии. Это она заметила как затемнение своего восприятия, как линзу с фильтром, и холод, который проник в самую сердцевину ее бестелесной сущности.
Странно привлекательная возможность нашла отклик в израненных уголках измученной души Дрим. Она распознала глубокую депрессию, когда столкнулась с ней, и концепция подавленного демона или духа была интригующей.
Хорошо.
Более чем интригующе.
Она вздохнула.
Она также находила это романтичным. Романтичным, в духе готических драм и шекспировских трагедий. Она всегда питала слабость к обреченным героям пьес и художественной литературы. Они говорили с ней так, как не могли бы говорить персонажи современных "пустяков". Писатели древности, казалось, были более восприимчивы к истинному страданию, и они передавали это качество неподвластными времени, неотразимыми способами. Ее любимым произведением всегда был "Гамлет" с его несравненно мрачной кульминацией, полной крови, яда и предательства.
Ей пришлось напомнить себе, что Кинг - это не Гамлет. Было заманчиво поддаться подобной аналогии. Подобный шаг слишком упростил бы примирение ее знаний о жестоких поступках Кинга с ее желанием к нему. Но он не обладал ни одним из тех благородных качеств, которые присущи принцу. О, он был красив и обходителен, а его дом поражал своей красотой, но эта красивая картина изобиловала недостатками.
Он был убийцей.
Более того, он был садистом, который убивал ради удовольствия.
И он делал это с размахом.
Итак, что бы вы чувствовали, просыпаясь каждое утро перед этим потрясающим пейзажем пасторальной красоты?
Но она знала ответ на этот вопрос, не так ли?
Это было бы сродни тому, как проснуться однажды утром и обнаружить, что вы внезапно стали наложницей Дьявола. Любимая шлюха, которой позволено наслаждаться всеми самыми чувственными удовольствиями в мире, в то время как вокруг тебя обреченные души вопиют в вечных муках раскаленного адского пламени.
Неприемлемо.
Ни одна частичка ее души не могла смириться с таким существованием. Это шло вразрез с ее глубоко укоренившимися пацифистскими инстинктами. Она даже почувствовала укол сожаления при виде изуродованного "Жука" Дэна. Она давно перестала заботиться о собственном благополучии, но не стала бы молчаливо одобрять акты порабощения и жестокости, согласившись стать любовницей Кинга. За последние годы ее самооценка сильно пострадала, некоторые из них были весьма болезненными, но большинство ее замечательных черт остались нетронутыми.
Например, ее доброжелательность.
И ее сострадание.
Ее изначальная доброта.
Она скорее умрет, чем позволит Кингу уничтожить все хорошее, что в ней осталось.
Черт, если бы все пошло так, как она изначально планировала, ее бы сейчас не было в живых. Ее мозги были бы разбрызганы по стенам какого-нибудь гостиничного номера. Дрим поерзала в плетеном кресле, скрестила ноги и вздрогнула. Картинка засела у нее в голове: соблазнительная, яркая. Она увидела себя с "Глоком", зажатым в ее широко открытом рту, как большой черный член, и затылком, превратившимся в кровавое месиво. Это видение наполнило ее не ужасом, а ощущением долгожданного покоя, который наконец-то был достигнут. Изуродованное тело, которое она представляла себе, было пустым сосудом, в котором больше не было измученной души, обитавшей в нем почти тридцать лет.
Ее удивляло, что нечто столь ужасное может быть таким прекрасным.
Но для нее это было так.
Она все еще была погружена в созерцание картины, когда услышала шаги за спиной. Кинг вышел на балкон. Он одарил ее легкой понимающей улыбкой. Улыбкой влюбленного. Она не смогла удержаться и ответила на ее улыбку. И взгляд этих темных, проникновенных глаз что-то с ней сделал, вызвал растекающееся тепло, от которого у нее защипало во всех чувствительных местах, которые он так искусно ублажал прошлой ночью.
Прямо здесь.
Прямо сейчас.
Удивительно. Она могла знать о нем все, что ей было известно, даже смутно подозреваемые планы относительно ее друзей, невыразимо мерзкие вещи, и все равно она желала его.
Он подошел к перилам, ухватился за них так же, как несколько мгновений назад Дрим, запрокинул голову к небу и глубоко вдохнул чистый горный воздух. Взгляд Дрим, наполненный откровенной эротической потребностью, изучал его впечатляющую фигуру на фоне великолепного пейзажа. На нем были брюки цвета хаки с закатанными манжетами, открывавшими голые лодыжки и ступни, и белая рубашка на пуговицах, расстегнутая на мускулистом торсе. Легкий ветерок шевелил его взъерошенные со сна волосы, и он провел по ним рукой, убирая их со лба.
Рука Дрим потянулась к поясу на ее халате.
Желание было почти невыносимым.
Он повернулся и прислонился к перилам. Он даже не взглянул на руку, медленно дергающую полу. Что ж, такой человек - или существо - как Кинг, никогда не был бы менее чем безупречно вежливым и невозмутимым.
Он снова улыбнулся.
- Ты хорошо спала?
Дрим усилием воли убрала руку с пояса. Вместо этого она взяла чашку с кофе, поднесла ее ко рту и сделала небрежный глоток.
- За исключением одного тревожного сна, да, - oна улыбнулась. - Эта кровать потрясающая. Я никогда не чувствовалa себя так уютно.
Он нахмурился.
- Расскажи мне об этом сне.
Она поставила чашку с кофе на стол и чопорно сложила руки на коленях.
- Ну, я не уверена, что это действительно был сон. Я думаю, что, возможно, я... путешествовала... снова.
Кинг кивнул.
- Это возможно, - oн развел руки и ухватился за перила позади себя. - Это редкость. Обычно люди не способны на спонтанные приступы ко сну так скоро после своего первого опыта. На самом деле, лишь небольшой процент представителей вашей расы вообще способен на то, что ты сделалa прошлой ночью. Те, кому это удается, обладают общей чертой - необычной чувствительностью к нюансам окружающего мира, к маленьким прорехам в тонко переплетенных планах физического мира и духовных сфер. Tы - однa из таких людей. Я почувствовал это, когда впервые увидел тебя.
На его красивом лице промелькнуло что-то похожее на робость.
- На самом деле, я лукавлю. Я почувствовал твое присутствие еще до того, как ты появилaсь. Я способен на многое, но такая степень острого психического восприятия встречается нечасто. Я задолго до твоего появления знал, что встречу женщину с редкими способностями.
Дрим приподнял бровь.
- Это так?
Кинг пожал плечами.
- Да, это так. Ты - редкость из редкостей, Дрим, человек с неиспользованным кладезем удивительных способностей. Ты способнa на многое, но никогда не подозревалa об этом. Тебе нужно только соприкоснуться с этими способностями, развить и отточить их. Если ты сможешь это сделать, то нет предела твоим возможностям.
Она старалась не ухмыляться.
- И ты - тот учитель, в котором я всегда нуждалась, верно?
Его глаза сияли уверенностью.
- Да, Дрим. Это я.
Она почувствовала, как в ней зарождается что-то похожее на вызов. Это чувство было приятным. Бодрящим. Напоминающим о присущей ей человечности.
- Что ж, Эд, позволь мне познакомить тебя с радикальной концепцией - возможно, я предпочту оставить эти способности неиспользованными. Может быть, - и в этом-то все и дело, - может быть, я предпочитаю быть обычной девчонкой.
Выражение его лица потемнело.
- Ты никогда не была нормальной, Дрим. Это нелепое заявление, - oн улыбнулся, но в его улыбке не было юмора. - Я чувствую правду в твоей душе, и правда в том, что ты всегда чувствовала себя обособленной от других представителей своей расы. У тебя много друзей, близких людей, но тебе не хватает связи, жизненно важного компонента. Tы никогда не знала, что это такое, но я подскажу ответ. Это та чувствительность, Дрим, та способность, которая нужна тебе, чтобы видеть то, что находится под поверхностью вещей. Видеть истину. Усвой то, чему я хочу тебя научить, и ты сможешь познать более важные истины. Вечные истины. Тайны богов, Дрим. Я думаю, что отказ от своей человечности того стоит.
Дрим хихикнулa.
- Да, я действительно хороша в разгадывании скрытых истин, Эд. Черт, я настолько хороша в этом, что не знала, что моему парню нравятся мужчины, - oна постучала указательным пальцем по виску. - Моя проницательность поражает, не так ли?
Кинг ничего не сказал.
Его взгляд устремился куда-то вдаль.
Он злится на меня, - подумала Дрим.
Мысль об этом была одновременно волнующей и пугающей. Она была в том редком положении, когда за ней ухаживало это существо. Существо хотело, чтобы она присоединилась к нему, добровольно стала частью его безумного мира, и, вероятно, это было единственной причиной, по которой с ней до сих пор не случилось ничего ужасного.
Эта мысль снова заставила ее вспомнить о Карен и Алисии. Она подозревала, что не сможет помочь им, если они попадут в беду, но, тем не менее, чувствовала себя обязанной позаботиться о них.
- Эд, я хочу задать тебе вопрос и надеюсь, что ты достаточно уважаешь меня, чтобы дать честный ответ.
Она увидела, как его пристальный взгляд оторвался от нее и вспыхнул любопытством.
- "Нравится" - это самое мягкое выражение для того, что я чувствую к тебе, Дрим, - oн улыбнулся. - Я думаю, это может быть нечто гораздо большее.
Она снова приподняла бровь.
- Ты думаешь, что любишь меня, Эд? - заявление Кинга было неожиданным и опровергло все остальные предположения. - Ты не можешь быть серьезным. Tы познакомился со мной только вчера вечером. И я... не такая, как ты.
Он глубоко вздохнул.
Дрим не моглa представить себе более утомительного звука.
И он действительно выглядел уставшим. Она присмотрелась к нему внимательнее. Его глаза. Черты его лица. Его поза. Она была уверена, что то, что она видела, было не просто физическим истощением. В его глазах отражалась душевная усталость. Это ощущение подтвердило ее подозрения относительно его душевного состояния. Она испытала дрожь узнавания, словно открылась ранее закрытая дверь в ее сознании.
Это было похоже на предвидение.
Кинг отвел от нее взгляд.
- Нет, Дрим, ты не такая, как я. Ты не проживешь тысячу лет. Ты не увидишь, как поднимаются и падают империи. Представь себе, Дрим. За такую долгую жизнь ты испытала все, что только можно испытать, много раз. За исключением, конечно, любви, - тревожные нотки в его голосе заставили ее вздрогнуть. - Ты хочешь честности, Дрим? Вот тебе и честность. Я убиваю. Это то, чем я занимаюсь. Это моя цель. Я не могу этого изменить, да и не хочу. Пока я живу в этом мире, я буду продолжать делать то, что делаю, - он снова вздохнул. - Возможно, я убил бы тебя прошлой ночью, если бы наше совместное времяпрепровождение не было таким незабываемым. Теперь я понимаю, какой это была бы пустая трата времени. Какая пародия.
Дрим вздрогнулa.
- Значит, моя судьба еще не решена, Эд?
Взгляд Кинга вернулся к ней.
- Я не убью тебя.
Девушка выдержалa его взгляд.
- Я не боюсь умереть, Эд. Ты знаешь об этом?
Он изучал ее мгновение, склонив голову набок.
- Я чувствую это, да. Полагаю, это может быть одной из причин, по которой я нахожу тебя такой... неотразимой.
Он оттолкнулся от перил, подошел к плетеному креслу и опустился перед ней на колени. Он взял ее левую руку в свою, повернул так, чтобы запястье было обращено наружу, и провел по маленьким белым шрамам кончиком указательного пальца. Дрим содрогнулся от его прикосновения, которое обладало сводящей с ума способностью превращать шрамы в новую эрогенную зону.
- Твое добровольное заигрывание с собственной гибелью трогает меня. Я не верю, что самоубийство - это акт трусости, как утверждают многие из твоего вида. Это свидетельствует о редкой храбрости, непоколебимом стремлении познать блаженство, которое лежит за пределами этого разрушающегося мира.
Это говорит о какой-то самооправдывающейся чепухе, - подумала Дрим.
Как ей следовало бы знать, поскольку она высказывала подобные мысли целой череде психотерапевтов, хотя и не столь поэтично. Она была достаточно умна, чтобы понять, когда мужчина пользуется ее слабостями. Это была жуткая, коварная, закулисная тактика взбесившегося мудака, но будь она проклята, если она не была эффективной.
Это было именно то, что она всегда хотела услышать.
Ее глаза наполнились слезами.
Ее плечи затряслись.
Он обнял ее, и она несколько минут рыдала у него на плече. Объятия были приятными, естественными, успокаивающими - самое безопасное место в мире. Безумная идея - быть в безопасности в объятиях монстра? - была неуместна. На данный момент ей больше нигде не хотелось быть.
Когда рыдания, наконец, начали стихать, она неохотно разжала объятия.
- Прости меня! - eе голос звучал приглушенно. - Со мной такое часто случается. Как будто у меня совсем нет гребаного самоконтроля, - oна всхлипнула. - Это так неловко.
Выражение лица Кинга было серьезным.
- Ты прекрасна, Дрим. Все в тебе прекрасно. Даже твоя тоска, которая является всего лишь результатом твоего израненного сердца.
Это было немного чересчур, но она не придала этому значения.
- Ты что-то говорил о "блаженстве за пределами этого мира". Ты говорил о... - oна колебалась. Эта мысль казалась глупой даже в ее сознании, но она сопоставила ее со всем остальным, что ей довелось испытать, и продолжила: - ...жизнь после смерти?
Он кивнул.
- Да.
Она с трудом сглотнула.
- На что это похоже? Ты знаешь?
На мгновение в его глазах снова появилось то отсутствующее выражение. Что-то в вопросе обеспокоило его. Но выражение его лица заострилось, и ощущение исчезло.
- У меня есть кое-какое представление об этом, Дрим. Я знаю это. Когда ты доберешься туда, если, конечно, попадешь в нужное место, ты обретешь покой. Тебе больше не будет больно. Ты действительно почувствуешь себя возвышенной, навсегда избавленной от проблем, с которыми когда-то былa знакомa, - легкая улыбка тронула уголки его рта. - Это определенно то, чего стоит ждать с нетерпением.
Она нахмурилась.
- А как насчет Aда? Разве плохие люди не попадают в какое-нибудь плохое место?
Он снова продемонстрировал ей свое серьезное выражение лица.
- Зависит от обстоятельств. Люди, например, могут оказаться в любом из бесконечных миров, когда их физические тела умрут. Некоторые из них - приятные места. Некоторые из них похожи на то, что вы называете "Aдом".
Дрим поджалa губы.
- Итак... а как насчет... таких существ, как ты? У тебя больше возможностей контролировать то, где ты окажешься, чем у людей? Tы вообще смертный?
Тот встревоженный взгляд мелькнул и снова исчез. Что-то определенно беспокоило его.
- Да, Дрим. Я тоже смертен. Мои боги защищали меня на протяжении веков, и я верно служил им. Они - духи смерти, самые могущественные из всех богов. Когда я умру, мое попадание в Pай будет гарантировано.
Рай, - подумалa Дрим. - Какое прекрасное слово.
Одновременно банальное и богатое обещаниями лучшего места.
Она обняла Кинга за шею, погладила большим пальцем его подбородок.
- Я никогда не смогу быть твоей Kоролевой здесь, Эд. Я не могу оправдать убийство. Или садизм. Ты говоришь, что не убьешь меня, но тебе придется это сделать, если мы останемся здесь.
Кинг нахмурился.
- Мы?
Идея, возникшая в голове Дрим, беспокоила ее по многим причинам, но она казалась подходящей в том смысле, что была окончательной и неоспоримой.
- Да, Эд. Мы. Я не стану помогать тебе причинять боль людям, но и не собираюсь стоять в стороне, пока ты это делаешь, - oна сделала глубокий вдох, готовясь к прыжку, который собиралась совершить. - Но я бы хотела всегда быть с тобой в том другом месте.
За несколько секунд на его лице отразилась целая гамма эмоций. Удивление, гнев, ошеломление, возможно, даже страх.
- Дрим...
Она оборвала его.
- Это единственный способ, которым мы можем быть вместе, Эд. Ты намекал, что любишь меня, - oна не была уверена, что верит ему, не зная того, что ей о нем известно, но ей пришлось смириться с этим. - Если бы ты говорил правду, ты бы сделал это со мной.
Он ничего не сказал, просто уставился на нее.
Она надавила на него.
- Ты должен это сделать, Эд. Мы оба должны. Ты знаешь это.
Он смягчился.
- Да, - но в его глазах было сомнение. - Я...
- Эд? Что?
Он покачал головой.
- Ничего.
Ее рука снова потянулась к поясу халата.
- Ты любишь меня, Эд?
Он наблюдал, как она раздвинула полы халата, обнажая свое загорелое тело. Казалось, что-то в нем сломалось. Внезапно он перестал сопротивляться. Он просто кивнул. Она встала и выскользнула из халата.
Она взяла Кинга за руку и подвела его к перилам.
Она прислонилась к ним.
Подняв голову к небу, она увидела парящего над ней орла.
Кинг без колебаний подошел к ней.
Чед проснулся с пульсирующей головной болью. В этом не было ничего удивительного, учитывая, что он выпил огромное количество дешевого бурбона и различных других алкогольных напитков. Кроме того, он немного покурил фальшивой ганджи старого певца. Это вещество обладало странным действием, не похожим ни на что из того, что он знал о наркотиках. Лазарь утверждал, что трава называется "Транс" и что она естественным образом произрастает на территории, подверженной влиянию Хозяина. Рабы под присмотром охранников выращивали это вещество и приносили его сюда. Рабам было запрещено употреблять этот наркотик, но Повелителям, освобожденным и охранникам разрешалось принимать его. Ходили слухи, что ученики, упомянутые выше, тоже его употребляли.
Транс.
Теперь у него было подходящее название. Потребовалось некоторое время, чтобы наркота подействовалa, но как только он начал ощущать еe действие, он понял, что его ждет уникальный опыт. Казалось, он действительно обострял чувства и открывал двери восприятия так, как другие наркотики только предполагали. Находясь под его воздействием, он осознавал, что соприкасается с бьющимся сердцем и жизненной силой Вселенной. Позже он усомнился в этом, объяснив это ощущение простым опьянением. На каком-то уровне он понимал, что всего лишь рационализировал свои ощущения, но его это устраивало. Трансцендентальный мистицизм, даже в форме ослепительных, вызванных наркотиками небесных световых шоу, все равно не был его коньком.
Он предпочитал старую добрую землю и алкоголь.
А последнего у него было предостаточно.
Когда действие наркотика, наконец, прошло, он придерживался того, что знал, поглощая спиртное со скоростью, которая почти соответствовала почти сверхъестественной способности певца поглощать спиртные напитки. Потерпеть крушение казалось единственным разумным решением в тех безумных обстоятельствах, в которых он оказался, но теперь он сожалел об этом. Он чувствовал то же, что и в редкие выходные, когда уходил куда-нибудь погулять с парнями с работы, - раскаяние. Он сожалел, что сделал это, он больше никогда так не поступит, и так далее. Пожалуйста, Боже. Все это чушь собачья.
Как только заученные наизусть слова фальшивого раскаяния закончились, он начал ощущать что-то еще, кроме боли, пронзающей его череп. Рядом с ним было спящее тело. Его глаза распахнулись, и он увидел лицо Синди на своей обнаженной груди. Ее глаза были закрыты, и она слегка похрапывала. Она обхватила его рукой за талию, а ногу закинула ему на промежность. На них обоих не было никакой одежды. Он должен был предположить, что они занимались каким-то сексом, но, к сожалению, ничего из этого вспомнить не мог. И ему пришлось задуматься, насколько он был "готов к работе" после того, как дал своей печени лучшую в ее жизни тренировку.
Чед знал парней, многих из них, которые рассказывали истории о том, как напивались в стельку и трахались с барными шлюхами или стриптизершами. Однако, по его опыту, это казалось невозможным. Как только он достиг определенного уровня опьянения, получить стояк было примерно так же вероятно, как получить приглашение на оргию в пентхаусе от компании горячих бисексуальных супермоделей.
Как же тогда это объяснить?
Он должен был признать, что в этом вопросе у него был чертовски большой пробел.
Итак, перейдем к другим вещам, например, где они были?
Потому что, похоже, их больше не было в задней комнате "Аванпоста". Эта комната выглядела еще более убогой по сравнению с относительным порядком и чистотой в том месте. В ней уже давно никто не проводил даже поверхностной уборки. Они спали на циновке, похожей на те, что он помнил по тем редким походам с друзьями. Это было не слишком удобно. Основным освещением комнаты служила газовая лампа. Стены напоминали стены домика на дереве, собранного новичками с молотками и гвоздями. Доски были грубо подогнаны, и некоторые из них были покороблены, пропуская свет снаружи. Между трещинами в дереве сновали насекомые, в том числе такие крупные экземпляры, что Чeду хотелось выпрыгнуть из кожи вон. Он почувствовал слабый запах мочи и дерьма и, повернув голову направо, увидел туалет, похожий на те, что есть на пляже. Он предположил, что под этим жалким подобием жилища должно быть что-то вроде бачка для сбора мусора.
У него мелькнула тревожная мысль.
Это здесь жила Синди?
Он надеялся, что нет. Потому что она просто не заслуживала ничего настолько ужасного. Как и все остальные, конечно, но она была единственной, о ком он заботился. Он изучал ее спящее лицо, одновременно такое красивое и неопрятное. Ему захотелось провести чистой влажной салфеткой по этому прекрасному лицу и смыть с него грязь. Он хотел вымыть все ее тело, навсегда стереть следы этого ужасного места. Он сделал бы это для нее, если бы мог. Он сделал бы для нее все, что угодно, - теперь, когда он знал то, что знал.
По-видимому, он был невольной ключевой фигурой в заговоре, целью которого было выполнение, казалось бы, невыполнимой задачи - свержение Хозяина и освобождение изгнанного народа Изнанки. Заговор был построен на том, что казалось Чeду очень шатким фундаментом, состоящим в основном из двух очень эфемерных компонентов: веры в способность воскресшего Лазаря побудить людей к действию и "видения" будущего женщиной, с которой мало кто из активных участников заговора когда-либо встречался.
Это было достаточно трудно проглотить.
Но потом Лазарь сказал ему, что женщина, чье имя он не назвал, пережила это видение более двадцати лет назад, и это было уже слишком. Женщина знала его имя и то, как он выглядел взрослым, когда он был маленьким ребенком и жил за сотни миль отсюда. Это не могло быть правдой, но Лазарь настаивал, что это так. Самое неприятное было то, что он верил, что старый певец говорил правду. Как еще объяснить то, что он заранее знал, кто такой Чeд?
Он поражался безумию всего этого.
Он был почти мифической фигурой в этом месте на протяжении десятилетий. Это было безумие. Он жил в Нэшвилле, довольный своей успешной городской жизнью, окруженный красивыми вещами и девушками, жаждущими денег, и все это время горстка обитателей загробного мира была одержима им, молилась за него и ждала его возможного прибытия.
Ожидая избавления.
Время от времени жизнь может преподнести тебе несколько неожиданных сюрпризов, но это было просто смешно.
Затем был вопрос о Синди, которая была вовлечена в заговор после того, как ей пришлось ухаживать за Лазарем, чтобы тот выздоровел после неудачного покушения на его жизнь. С ее связями она давно могла бы добиться освобождения, но предпочла оставаться рабыней, чтобы продвигать свое дело. Она работала тайным агентом, выясняя все, что могла, и держа ухо востро, когда находилась в компании Повелителей. Ее информация несколько раз спасала заговорщиков.
Они так и не смогли отблагодарить ее в полной мере.
Поразительное преуменьшение.
Ее последним вкладом в качестве рабыни было добровольное присутствие в тюремной камере, когда прибыл Чeд. Ее обязанностью было проследить за тем, чтобы он спустился в Изнанку целым и невредимым. Заговорщики не могли рисковать разоблачением нескольких охранников, дружески настроенных к делу. Их помощь понадобится позже. Так что Синди пришлось использовать свою изобретательность и смелость, чтобы доставить Чeда туда, где он должен был быть. Была достигнута договоренность, и она ждала его там.
Остальное он уже знал, испытав на себе.
Единственное, что ему сейчас было трудно осознать, - это само восстание. Оно должно было произойти сегодня вечером. Это огромное, судьбоносное событие, безумное, невыполнимое предприятие, и оно должно было начаться через несколько часов. Чед почувствовал желание убежать и спрятаться. То, чего ожидали от него эти люди, было несправедливо. Он не был трусом, но и храбрым человеком его тоже нельзя было назвать. Он знал это. Он смирился с этим. A эти люди просто предполагали, что он автоматически бросится исполнять свое долбаное "предназначение". Он попытался представить себя вступающим в бой, как Рэмбо, но у него просто не получилось.
Но потом он снова посмотрел на лицо Синди.
И от стыда, который он испытал, на глаза навернулись слезы.
Не сможет?
Чушь собачья.
У него не было выбора. Что он собирался делать, приспособиться к жизни в Изнанке и провести остаток своих лет, вкалывая как раб и живя, как гребаный пещерный человек?
Ни за что, приятель.
Он сделает то, что должен.
Однако ему придется найти способ справиться с парализующим страхом, который, подобно грозовой туче, нависал над его сознанием. С этим потенциальным препятствием в работе нужно будет разобраться задолго до начала восстания. Он подозревал, что несколько порций "тухлятины" певца прямо перед началом шоу могли бы помочь, но ему нужно было убедиться, что он выпил ровно столько, чтобы снять напряжение - не годилось выступать против армии охранников и оборотней, пьяным в стельку.
Это просто привело бы к его смерти.
Что, как он полагал, означало бы конец восстания.
И начало резни изгнанников.
Чeд содрогнулся.
Господи Иисусе, - подумал он, - я не выдержу такой ответственности.
Синди застонала и пошевелилась, поднимая голову с его груди и сонно моргая. Она улыбнулась, когда увидела его, положила руку ему на плечо и приподнялась, чтобы поцеловать его. Физическая реальность ее губ вызвала в его чувственной памяти кратковременный проблеск, проливший свет на те области памяти, которые были затемнены алкогольным затемнением.
Хижина служила ей жилищем для рабов. В какой-то момент она сказала ему об этом. Поскольку меньше чем через день они покинут это место навсегда, не было смысла искать другое жилье. Кроме того, здесь были вещи, в которых она нуждалась. Поблекшие фотографии ее маленькой дочери, детский рисунок на пожелтевшем листе плотной бумаги и спрятанное оружие. Она показала ему, где находится оружие, он это помнил, но информация о местонахождении оружия все еще ускользала от него.
Он был в стельку пьян, когда они, наконец, поздно утром покинули "Аванпост", и ему пришлось опираться на Синди, чтобы не упасть, пока они добирались сюда. Все, что он хотел сделать в тот момент, - это упасть в обморок на коврик, но у Синди были другие намерения. Она дала ему что-то, какой-то порошок, который, по ее словам, был производным растения Транс, и заставила его проглотить его, запив водой. Транс-производное вызывало приглушенный эффект от копченой версии, но в основном действовало как укрепляющее средство.
И, как он теперь вспомнил, стимулятор.
Он наблюдал, как она снимает два рваных предмета одежды, которые были на ней с тех пор, как он встретил ее в изоляторе временного содержания.
- Я хочу еще раз заняться любовью с мужчиной, - в ее голосе послышались тревожные нотки меланхолии. - Я хочу тебя, Чед.
И вот она заполучила его.
Он вспомнил приятный опыт, который не обязательно относился к высшему эшелону сексуальных контактов, но был приятным. Он подозревал, что секс был бы лучше, если бы он не позволял себе так много, и эта мысль вызвала приступ сожаления. Ему хотелось, чтобы его первый раз с Синди сложился как можно лучше для них обоих, но она не казалась несчастной. На самом деле, казалось, что все наоборот. Эта улыбка была самым беззаботным и безмятежным выражением лица, которое она когда-либо демонстрировала ему, и, видя ее, он был счастлив.
Он улыбнулся.
- Я знаю, что у тебя будет много дел, когда ты выйдешь отсюда. Чтобы наладить свою жизнь, потребуется много работы. Но, когда у тебя будет немного свободного времени, не окажешь ли ты мне честь поужинать со мной?
Ее щеки слегка порозовели.
- Ух ты... знаешь, это первый раз, когда меня приглашают на свидание с тех пор, как мой муж сделал мне предложение, - pумянец отхлынул от ее лица. - Вот ублюдок.
И тут она заплакала.
Чeд гладил ее по волосам и давал волю слезам. Он хотел, чтобы она чувствовала себя в безопасности в его объятиях, чтобы они были лучшим источником утешения, который она могла себе представить. Он понял, что влюбляется в нее, и это озарение заставило его снова задуматься, почему он не смог быть таким с Дрим. Возможно, ему нужно было что-то подобное - какой-нибудь кризис, чтобы проверить свою способность терпеть и выживать, чтобы избавиться от эгоизма и бесчувственности.
Он должен был признать, что нечто подобное давно назрело.
Дрим была потеряна для него навсегда. Он упустил эту возможность, дистанцируясь от нее все эти годы, а теперь разрушил даже то, что осталось от их некогда особенной дружбы. Это было такой пустой тратой времени. И такой ненужной. Но такова реальность, и ему придется принять ее. И извлечь из этого урок. Он не мог знать, что ждет его в будущем, но поклялся не повторять ошибок прошлого с Синди.
Выплакавшись, она снова поцеловала его и сказала:
- Спасибо тебе, Чед.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но она шикнула на него.
- Спасибо, что заставил меня снова почувствовать себя человеком. Не могу передать, что это значит для меня, - улыбка, которой она одарила его, была почти застенчивой. - Это как маленькое чудо.
Ее слова растрогали его до слез.
- Синди, я...
Он так и не договорил того, что хотел сказать.
Потому что в этот момент они вышибли дверь.
Одного мощного удара было достаточно, чтобы дверь слетела с петель. Она упала на пол и со стуком приземлилась, подняв в воздух облако пыли. Пока Чед и Синди кашляли и смаргивали пыль, попавшую в глаза, охранники в защитных шлемах и с дробовиками хлынули в образовавшийся проем. Синди вырвали из рук Чеда и, кричащую, потащили наружу. Чeд увидел, как ее обнаженная спина исчезла за дверью, и вскочил с коврика, но удар прикладом дробовика в челюсть отбросил его назад, к хлипкой стене. Доски прогнулись, но не поддались под его весом. Его зрение затуманилось, боль пронзила голову, и он лишь смутно различил поспешный уход последнего охранника с дробовиком в руках.
Ослепляющая ярость заглушила боль. То, что только что произошло, было более чем неправильно - это было преступление против природы. Гребаные головорезы ворвались в комнату, как нацисты, совершенно не обращая внимания на интимную сцену, которую они нарушали. В голове у него вертелся вихрь вопросов: Неужели кто-то из заговорщиков выдал их? Почему они забрали только Синди? Возможно, что это не имело отношения к заговору?
Вопросы без ответов.
На данный момент.
Чeд уперся руками в стену, потряс головой, чтобы прогнать туман, и попытался вспомнить, где находится оружие, которое Синди показывала ему прошлой ночью. Это было бесполезно. Господи, он даже не мог вспомнить, что это было за оружие. Однако он прекрасно понимал, что положение Синди становится все более тяжелым с каждой минутой, пока он здесь задерживается. Он оттолкнулся от стены, нетвердой походкой пересек комнату, споткнулся, спускаясь по ступенькам за дверью, и рухнул на колени на твердую землю.
Охранники боролись с Синди.
Она была великолепна. Она просто не переставала бороться. Никогда не сдавалась. Она ударила ногой в пах одного из охранников, заставив его согнуться пополам, отбивалась от рук, которые держали ее, и сумела освободиться от одного из охранников. Она схватила его за забрало и сорвала его, надавила пальцами на его глаза и отпустила, когда он с криком отшатнулся. Второй охранник отпустил ее и попятился.
Она двинулась на него, ее глаза горели диким, хищным огнем. Охранник был явно потрясен свирепостью Синди, он нащупал свой дробовик и уронил его. Чeд не мог в это поверить. Она собиралась сотворить еще одно чудо.
Слишком поздно он увидел, как охранник, которого ударили по голове, вскочил на ноги. Все произошло чертовски быстро.
Он вытащил пистолет из кобуры на поясе.
Прицелился в затылок Синди. И нажал на спусковой крючок. Кровавая масса забрызгала жилет другого охранника. Чед закричал.
Занятия любовью на балконе были только началом дня, посвященного плотским утехам и дальним астральным путешествиям. Дрим ощутила трепет удовольствия, отголосок чувственности, при воспоминании о том, как ее задница балансировала на перилах, как она крепко обхватила ногами Кинга, когда он двигался напротив нее, как ее голова была запрокинута назад, а волосы развевались на ветру. Осознание ее опасного положения имело извращенный эффект, усиливая чувство эротического возбуждения, делая ее оргазмы взрывными, всепоглощающими. Не было сомнений, что падение со склона горы было бы фатальным, и крепкая хватка Кинга, обнимавшего ее за талию, была единственным, что удерживало ее от падения в пропасть. Когда все закончилось, они вернулись в спальню и снова отправились в путешествие. Путешествие, полное волшебства и трепета. Он показал ей другие чудеса света. Великую Китайскую стену. Эйфелеву башню. Тропические леса Южной Америки.
Дно океана и тайны, которые там таятся, существ странной формы, которые светятся, как научно-фантастические монстры, недавние и древние кораблекрушения и великого, призрачного короля по имени Зара, богa глубин. Существо знало об их присутствии и было не слишком этому радо. Этот сон приснился ей самой, и удивленный Кинг приписал это ee необычным способностям, которые развивались с поразительной скоростью теперь, когда она, наконец, открыла их.
Они покинули океан и, преодолев земную атмосферу, снова окунулись в холодные объятия космоса. Они пролетели низко над выжженными ландшафтами Марса, протанцевали вокруг колец Сатурна и прошли сквозь невыносимый жар Cолнца. Они следовали за спутником связи по его неизменной геосинхронной орбите вокруг Земли. Затем они вернулись в свои тела, сознание и живые ткани слились воедино, словно откровение чувственности, и они снова набросились друг на друга, намереваясь опустошить каждый квадратный дюйм плоти друг друга в безумном стремлении к окончательному плотскому очищению.
Затем снова начались путешествия.
За которыми последовало еще больше занятий любовью.
Энтузиазм Кинга был необузданным. Он полностью отдался первому по-настоящему новому опыту, который у него был за бог знает сколько времени.
Он находил Дрим захватывающей.
Он любил ее.
Она больше не сомневалась в этом.
Но он боялся ее, в этом у нее не было сомнений. Боялся ее и всего, что могло означать ее необъяснимое влияние на него.
Несколько часов спустя, когда ни у кого из них больше не было сил трахаться или выходить в астрал, Дрим сделала заявление, которого она избегала.
- Это должно произойти сегодня вечером.
Он вздохнул и некоторое время ничего не говорил. Затем он сказал:
- Подумай о том, что у нас могло бы быть здесь, помечтай. Еще сто лет, а может, и больше, о таких днях, как этот. Нам не обязательно отправляться в Рай. Мы можем создать его прямо здесь.
Дрим выскользнула из его объятий и села на кровати.
- Ты уже нарушаешь клятву, которую дал мне, Эд? Я знаю, ты мало что знаешь о любви, поэтому я преподам тебе небольшой урок. Это называется нарушением доверия.
Он положил руку ей на спину, и она отпрянула.
Он сел рядом с ней и обнял ее за плечи.
- Тогда сегодня вечером.
Она устроилась поудобнее в его объятиях.
- Так и должно быть.
Он погладил ее по волосам.
- Я знаю.
Но его голос звучал как-то отстраненно.
Это расстояние беспокоило ее, но она верила, что в конечном счете он сдержит свое слово. Это убеждение было основано не только на чем-то столь туманном, как доверие. Это знание имело форму, содержание, было чем-то, что могла почувствовать вновь пробудившаяся часть ее души. Она почти могла держать в руках правдивость его обещания, как апельсин. Однако, если снять с апельсина верхний слой кожуры, то в руках у тебя окажется мягкая масса страха.
Этот страх был огромен.
Это был страх смерти - и возможности того, что он может ошибаться относительно того, что ждет их по ту сторону. Хотя он и не хотел признавать этого вслух, она знала, что такая возможность существует.
Это могло сломить его.
Но она не верила, что это произойдет.
Кинг вышел из комнаты около полудня, чтобы "помедитировать" в своем кабинете. Дрим не ставилa под сомнение его потребность побыть какое-то время в одиночестве. Он прожил так долго, был близок к бессмертию, а теперь был в нескольких часах от смерти. Ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями и укрепить свою решимость. Кроме того, он уже рассказал ей, как это должно быть сделано. Боги, его духи смерти, должны были быть задействованы, и ему нужно было пообщаться с ними. И предстояли определенные приготовления, которыми мог заняться только он.
Ритуал, который он описал, звучал красиво и уместно.
Она с нетерпением ждала этого.
Но теперь, когда она какое-то время была одна, ее мысли, наконец, вернулись к Карен и Алисии. Она не видела их весь день. И никто из них не приходил ее искать. Она должна была предположить, что с ними случилось что-то ужасное. Эта мысль во многом помогла рассеять затянувшееся ощущение эротизма, которое окутывало ее, как дымка. Стыд, ее старый друг, вернулся, дразня ее обвинениями, которые она не могла отрицать. Она знала, что ее друзья в опасности, но все же не смогла оторваться от самого горячего траха в своей жизни, чтобы пойти им на помощь.
Какой ужас.
Это непростительно.
Дрим была нормальной женщиной, по крайней мере, в одном отношении - ей нравился секс. Много сексa. И она наслаждалась этим, когда это было хорошо. Но она никогда не знала, каково это - быть по-настоящему пьяной от вожделения. До сих пор. Потому что только опьянение, всепоглощающее, уничтожающее здравый смысл, приводящее к падению в канаву, могло объяснить ее распутное поведение. Очевидно, что следовало совершить акт великого искупления. Одно из таких действий - избавление своей никчемной души от этого жалкого бремени - было в самом разгаре. Но была еще одна вещь, которую она могла сделать прямо сейчас - отправиться на поиски своих подруг.
Уверенность в том, что этот жест был сделан слишком поздно, не поколебала ее.
Попытка была морально обязательной.
Она встала с кровати, нашла дорожную сумку, которую мисс Викман принесла с собой, и расстегнула ее. Она нащупала "Глок", на мгновение запаниковала, когда его не оказалось там, где следовало - под грудой бюстгальтеров и трусиков, сваленных справа, - и испытала облегчение, когда ее рука сомкнулась на холодной пластиковой рукоятке пистолета. Она вытащила его, бросила сумку и встала, чтобы осмотреть инопланетное приспособление. Она никогда в жизни не пользовалась оружием, но смогла заметить, что у этого конкретного оружия было несколько предохранительных механизмов. Она немного поэкспериментировала и решила оставить два предохранителя выключенными, а один - включенным. Полный магазин на десять патронов был на месте.
Отлично.
Она могла разобраться в основных принципах работы этого ублюдка. Но были и другие факторы, важные, которые оставались для нее загадкой - например, сможет ли она управлять пистолетом, если ей придется выстрелить? Она беспокоилась, что отдача может оказаться сильнее, чем она сможет выдержать.
Ей оставалось только молиться и надеяться на лучшее.
Но у нее были и другие опасения.
Например, хватит ли у нее смелости воспользоваться пистолетом, если бы пришлось, даже в целях самообороны?
Она не знала.
Это, как и все остальное, она узнает, когда придет время.
Она положила пистолет на кровать, дулом в сторону от себя, натянула одежду, в которой была накануне, и снова подобрала его. Она держала его прижатым к боку, ствол был направлен в пол, ее нервный палец лежал на курке.
Она глубоко вздохнула и вышла из комнаты.
Коридор простирался перед ней, как бесконечный коридор Aда. Проход был тускло освещен свечами в настенных канделябрах под стеклянными колпаками. По обе стороны, словно молчаливые часовые, маячили десятки закрытых дверей. Способность Дрим переживать страх начала восстанавливаться. Конечно, она хотела умереть, даже планировала это, но это было бессмысленно перед лицом чего-то столь непостижимого. Она была уверена, что прошлой ночью коридор не показался ей таким длинным, но, возможно, ее восприятию нельзя было доверять, ведь она была так поглощена Кингом и своим желанием к нему.
Чушь собачья, - сказал ей голос разума.
Ты знаешь то, что помнишь. Как сказала Карен, ты видела то, что видела. Ты - девчонка с кучей проблем, но ты не сумасшедшая.
И у тебя, блядь, нет галлюцинаций.
Коридор был другим.
Длиннее.
Темнее.
Были ли вчера вечером свечи в подсвечниках? Дрим так не думала. Она была уверена, что там было электрическое освещение. Там было много дверей во множество комнат, но она не думала, что их так много. Ладно, и что с того? Она столкнулась с искажением реальности, которое лишь отражало то, что она видела за дверью спальни Кинга. Она признавала, что атмосфера дома была текучей, податливой, и ей приходилось предполагать, что изменения происходили из-за тонких колебаний в сознании Кинга. Что-то он контролировал, что-то, возможно, нет, сверхъестественный эквивалент мозгового пердежа. Ей в голову пришла тревожная мысль: что бы с тобой случилось, если бы ты оказалась в одной из комнат, которые исчезли, когда разум Кинга дал сбой?
Она вздрогнула.
Она еще немного постояла в дверях спальни, заставляя себя успокоиться, и восстановила связь с тем, что было внутри нее, с пробуждающимся энергетическим центром. Связь была мгновенной, и это было похоже на пощечину. Она снова прикоснулась к этой массе знаний, к осязаемому факту клятвы, данной ей Кингом, и на мгновение крепко ухватилась за него, прежде чем прийти в себя.
Собравшись с духом, она вышла в коридор.
Она попробовала открыть первую попавшуюся дверь, взявшись свободной рукой за дверную ручку. Но та оказалась неподатливой, когда она попыталась повернуть ее. То же самое произошло и со следующей дверью.
И со следующей.
И со следующей.
Дверь за дверью, пока она не перепробовала десятки из них, и все с одинаковым разочаровывающим результатом. Теперь она была почти в конце коридора и могла видеть площадку за углом, которая вела к винтовой лестнице.
Хорошо.
Опять это дерьмо, - подумала она.
Прошлой ночью это была не винтовая лестница. Конечно, это была не винтовая лестница. Это была обычная старая лестница. Прямо на эту чертову лестничную площадку. И теперь она тоже изменила свою форму и размеры в соответствии с общим мотивом жуткого особняка.
Ты не должна позволять этому беспокоить тебя, - напомнила она себе.
Оставалось всего несколько дверей.
Последовательность неудач оставалась неизменной, пока она не оказалась за три двери от конца коридора. Она потянулась к дверной ручке, которой там не было. Дверь была открыта, и она услышала звуки человеческой деятельности в комнате. Задыхающиеся. Стонущие. Женский голос. Два человека. Она была уверена, что это мужчина. Она также была уверена, что они занимались сексом. Отсюда и стоны. Она не решалась прервать половой акт, но не видела, был ли у нее выбор.
Кто-то должен был ей помочь.
Поэтому она вошла в комнату.
И сразу увидела, что ее обитатели не занимались сексом.
Обнаженный мужчина был прикован к позорному столбу. Дрим никогда не видела ничего подобного, кроме фильмов, но она сразу узнала, что это такое. Сквозь отверстия были видны голова и руки мужчины, а с другой стороны подрагивал его алый зад. Гибкая молодая женщина со светлыми, почти белыми волосами склонила голову набок и с нескрываемым любопытством уставилась на Дрим. На ней были черные подвязки, туфли на шпильках и черное кожаное бюстье. Уголок ее рта приподнялся.
Она заговорила с Дрим.
- Приве-ет, красотка.
Она крутанула девятихвостой плетью.
- Присоединишься к нам?
Дрим, оцепенев, вышла из комнаты, забыв о "Глоке". Она стояла в коридоре и смотрела, как блондинка приближается к ней. Голубые глаза девушки были ледяными. В них не было ничего похожего на душу. Просто темное средоточие зла. Дрим поняла это так же, как прочитала злобные мысли Зары. Она знала это. Это был факт. Милая девушка была чудовищем. И ее улыбка была коварной. Приглашение к унижению.
Пальцы девушки сжались на дверном косяке.
- Проща-aй, красотка.
И она захлопнула дверь.
Дрим содрогнулaсь от облегчения.
Облегчение было таким глубоким, что она не заметила, как позади нее открылась дверь, пока не стало слишком поздно. Она обернулась как раз вовремя, чтобы почувствовать, как рука мисс Викман обхватила ее запястье и выхватила "Глок".
Домоправительница Кинга с жестоким взглядом замахнулась оружием у нее перед носом.
- О...
Дрим попыталась заговорить, но ее слишком сильно трясло.
- Тише, дорогая, - мисс Викман приставила дуло "Глока" к левому виску Дрим, склонив ее голову набок. - Интересно, что бы сказал об этом Хозяин, а? Крадешься по его дому, дому, который он так великодушно открыл для тебя, с огнестрельным оружием.
Дрим снова попыталась что-то сказать, но суровая женщина сжала свободной рукой челюсть Дрим и прижала ее к стене. Она наклонилась к Дрим, ее лицо было так близко, что она чувствовала ее дыхание.
- Я не глупая женщина, - дуло надавило так сильно, что оцарапало ей висок. - Я знаю, что-то не так.
Дрим захныкалa.
- Хозяин в беде, - oна невесело рассмеялась. - Полагаю, рано или поздно это должно было случиться. Я также полагаю, что, убив тебя, я ничего не выиграю, хотя и получу от этого огромное удовольствие. Возможно, я даже выиграю, если оставлю тебя в живых.
Тогда она заметила что-то во взгляде Дрим, какой-то едва уловимый проблеск понимания.
- О, я держу ухо востро, юная леди. Видишь ли, я служу Хозяину и преданa ему, но моя преданность имеет свои пределы, - eе губы коснулись губ девушки, заставив пленницу задрожать. - Я переживу эту бурю.
Она отстранилась от Дрим.
- Так что иди, шлюха. Наслаждайся Aдом.
Мисс Викман отвернулась от нее и скрылась за углом на лестничной площадке. Высокие каблуки застучали по винтовой лестнице, отдаваясь эхом, словно камешки, брошенные в колодец. Ее издевательский смех был безумным смехом стража Aда.
Дрим, деморализованная и напуганная до смерти, рухнула на пол.
И она оставалась там, пока не справилась с дрожью.
Ее друзья были мертвы.
Они ни за что не пережили бы ночь в этом месте. Гнев начал вытеснять страх Дрим перед странной экономкой. Какие бы остатки иллюзии она ни питала, они были безвозвратно разрушены. Она не хотела присоединиться к Кингу в некой искупительной вечной жизни после смерти.
То, что она чувствовала к нему, было неестественным.
Теперь это стало совершенно ясно.
Он что-то с ней сделал.
Какая-то... сексуальная магия.
Да, он был способен на это.
Дрим попыталась взять себя в руки.
Было заманчиво позволить гневу руководить ее действиями сейчас, но она сразу поняла, насколько это было бы контрпродуктивно. Она должна была оставаться сосредоточенной на цели. Должна была поддерживать иллюзию сговора с Кингом. Ему нужно было продолжать верить, что она хочет быть с ним.
Пока он не умрет.
Пока они оба не умрут.
Побежденная и лишенная надежды, Дрим поднялась на ноги и вернулась в комнату Кинга.
В своем истинном виде дом на горе существовал в состоянии стазиса. Ветхая конструкция состояла из приостановленной материи. Более сорока лет старые балки, из которых состоял каркас дома, не разрушались. Уже начавшееся гниение не могло прогрессировать. Пятна от воды, из-за которых провис потолок на кухне, не распространялись. В гостиной на диване, покрытом пластиком, сидел старый сторож с перерезанным горлом и повернутой вправо головой. Прекрасно сохранившееся тело находилось там с января 1960 года. Пластиковая пленка и комбинезон мужчины были запачканы кровью, которая так и не успела свернуться.
Этот дом, настоящий дом, был чем-то вроде чистилища.
Холодный, неизменный и невидимый.
Он послужил основой для иллюзий, созданных существом, которое вторглось в этот забытый уголок земли и навсегда изменило его в те последние дни, предшествовавшие Камелоту. Размеры и внешний вид иллюзорного дома менялись ежедневно, иногда неуловимо, иногда очень кардинально. Сила, которая создавала иллюзии и скрывала истинный дом от посторонних глаз, была огромна, она превосходила силы природы.
Иллюзия была непреодолима.
Истинный дом неприступен.
Не тронутый временем.
До сегодняшнего дня.
Когда что-то шевельнулось.
Где-то, возможно, в одной из пустых комнат верхнего этажа, тихо скрипнула половица.
Послышался едва слышный вздох.
Звук, с которым что-то очень старое и очень усталое просыпается в очередной раз.
Выстрел сбил Синди с ног, на мгновение оторвав ее от земли. Чед почти ничего не знал об оружии, но это оружие было мощным. Синди упала лицом на землю и не двигалась. Даже не дернулась. Пуля разнесла большую часть ее мозга. Чeд с отвисшей челюстью от ужаса и недоверия наблюдал, как охранники подняли своего раненого коллегу и ушли.
Они даже не удостоили его взглядом.
Горе, которое он не мог сдержать, вырвалось наружу с такой силой, что потрясло его, и он поднял голову к небу и заплакал. Горячие слезы потекли по его щекам и попали в рот. Позже он не был уверен, как долго он оставался в таком состоянии. Это могло занять всего несколько минут, а могло и полчаса. Хижина Синди была одной из десятков таких же. Здесь жили рабы. Это были их жилища. Некоторые из них осторожно выходили из своих ветхих жилищ, чтобы посмотреть, из-за чего поднялся шум. Чeд начал приходить в себя только тогда, когда осознал их присутствие.
И он увидел то, что видели они.
Непристойность обнаженного, невыразимо оскверненного тела Синди.
Оболочку, в которой еще несколько мгновений назад таилась живая, вдохновляющая жизненная сила. Душа женщины, которая прошла через многое и подвергла себя опасности, чтобы доставить его в целости и сохранности в это место. Женщина, которую он знал так недолго, но которая была ему небезразлична. А теперь ее просто не существовало. Из разрушенного дома, где жила эта драгоценная душа, на землю сочились кровь и ткани. Тяжесть потери вызвала новый приступ горя, и он, пошатываясь, поднялся на ноги, поплелся в хижину и вернулся с изодранным одеялом.
Он накрыл ее тело.
И рухнул рядом с ней на землю. Он лишь наполовину осознавал свою наготу, но скромность была абсурдным понятием перед лицом чего-то столь ужасного. Он полагал, что желание прикрыть тело мертвой женщины тоже было чем-то абсурдным, но она заслуживала, по крайней мере, некоторого уважения к себе, поэтому он сделал этот маленький жест. И он продолжал сидеть рядом с ней, чувствуя себя беспомощным, не знающим, что делать дальше. Он испытывал ожидаемую жажду мести, но понятия не имел, как осуществить эти теоретические акты возмездия.
Позже он предположил, что мог бы оставаться там, рядом с телом, бесконечно долго, если бы не заступничество Джека Парадайза.
Джек Парадайз, - имя, не данное ему при рождении (сюрприз-сюрприз), - прожил в Изнанке пятнадцать лет, из которых последние девять - в качестве освобожденного раба. Как бывший морской пехотинец, он должен был стать главным кандидатом на вступление в подпольную полицию Хозяина, но Парадайз ясно дал понять, что он не будет ничьим головорезом. Акт сопротивления должен был принести ему билет на скорый поезд до небес, но великий сержант-инструктор на небесах, должно быть, улыбался ему в тот день, потому что, эй, он все еще был здесь, во плоти, и был больше, чем жизнь. Ключевым словом в этой фразе былo "больше", поскольку он был впечатляюще сложен и имел рост более шести футов[21].
Лидеры заговора с самого начала держали его в поле зрения, и вскоре после того, как его завербовали, он взял на себя руководящую роль. Он был хорош в вещах, о которых другие не имели ни малейшего представления, в таких практических вещах, как стратегия и определение того, кто из охранников может симпатизировать их делу. Джек был незаурядной личностью, но проницательным и благородным. Лазарь, возможно, и был вдохновляющей фигурой движения, его мессией, но Джек был его Паттоном. В те последние минуты перед началом восстания за заговорщиками следили почти повсюду, и Джека почти сразу вызвали на место гибели Синди.
При первом же взгляде на изуродованную голову храброй женщины выражение его лица стало суровым.
Мускулы на его больших руках напряглись от желания наброситься на кого-нибудь.
Но он остался непреклонен.
И принялся за работу.
Чед, конечно, понятия не имел, кто этот здоровяк, но чувствовал, что он здесь для того, чтобы помочь. Что-то в его поведении подсказывало ему это - поза, выражение лица, превратившееся в гранитную плиту при виде тела Синди.
Он заметил сострадание в глазах мужчины, когда тот обратил на него свой пронзительный взгляд.
- Я обещаю тебе одно - ублюдки, которые это сделали, умрут сегодня ночью, - oн протянул руку Чеду. - Давай приступим к работе.
Чед ухватился за протянутую руку, и его быстро подняли на ноги. Затем мужчина опустился на колени перед Синди и накрыл одеялом ее голову и верхнюю часть тела. Затем он поднял ее с земли, кивком головы подозвал парня и отнес труп в хижину. Чед, все еще оцепеневший, но, тем не менее, заинтригованный появлением этого супергероя, последовал за ним в дверь.
Мужчина осторожно положил Синди на коврик, нашел скомканную простыню с дырками и накрыл ею нижнюю часть ее тела. Затем он взял ее безжизненную руку в свои, поцеловал тыльную сторону и пробормотал что-то, что Чед не смог разобрать. Он закрыл глаза, сильно прищурился и глубоко вздохнул.
Затем его стальной взгляд снова устремился на парня, сосредоточенный и решительный.
- Одевайся, Чед. Нам нужно начать революцию.
Тот поискал свою одежду.
Он не удивился, что этот человек знал его имя.
Это было несколько часов назад. С тех пор Чед узнал, кто такой Джек Парадайз, и этот человек внушал ему больше доверия, чем Лазарь когда-либо мог. Он излучал силу духа и способности. Он был неотразимой личностью, которой было что сказать. Парадайз посоветовал ему сдерживать свое горе и гнев. Не навсегда. Позже он поймет, что его гнев, если направить его в нужное русло, может стать полезным инструментом. Возможно, это придаст ему смелости смело шагнуть в пасть чудовищу.
Парадайз отвез его обратно в "Аванпост", где в задней комнате его ждал Лазарь. Старый певец был явно потрясен известием о смерти Синди. Его лицо опухло, а глаза покраснели. От него пахло алкоголем, но запах был не таким сильным, как опасался Чед. Он обнял парня и похлопал его по спине. Чед обнимал старика и пытался прислушаться к совету Джека.
Сдерживайся.
Сдерживайся, черт возьми.
Легче сказать, чем сделать.
В комнате были и другие люди. Еще сообщники. Двое из них, похоже, были отобраны по тому же принципу, что и Джек. Еще один был сутулым мужчиной, по крайней мере, на десять лет старше Лазаря. Одной из них была знакомая Чeду женщина, одна из освобожденных женщин, размахивавших кнутом у входа в секс-клуб. И еще был мальчик, который выглядел примерно на тот же возраст, в каком был Чeд, когда давным-давно Дрим вступилaсь за него. Он испытал укол недоверия к тому, что ребенок был членом этого узкого круга, но при ближайшем рассмотрении обнаружил в его глазах ум и твердую убежденность. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что парень оказался более решительным, чем он мог мечтать в своем возрасте.
Джек представил их друг другу.
- Вы все знаете, кто такой Чед, но он в невыгодном положении, поэтому я окажу ему честь.
Он кивнул женщине.
- Это - Злая Ванда[22].
Выражение лица женщины было мрачным, губы сжаты в тонкую линию.
- Ванда и Синди были близки, Чед. Можно сказать, доверенные лица.
Затем он представил мускулистых мужчин, которых Чeд считал клонами Джека, и они действительно были бывшими военными, их звали Шафт (как в случае с Ричардом Раундтри[23]) и Джо (как в случае с "G.I. Joe"). Шафт был внушительным чернокожим мужчиной с блестящим лысым черепом, а Джо выглядел как рослый деревенский парень из глубинки.
- Этого старикашку зовут Джейк Барнс.
Барнс усмехнулся.
- Cтарикашки - мои глаза, - eго взгляд метнулся в сторону Чeда. - Не позволяй моей позе одурачить тебя, парень. Я все еще способен надрать задницу.
Малыша представили последним.
- А это - Тодд Хейнс, он все еще мокрый за ушами и едва выбрался из пеленок, - Парадайз постучал себя по голове. - Но у него здесь больше работы, чем у всех нас, вместе взятых.
Серьезное выражение лица парня ни на секунду не изменилось.
- Я - гений. Это всего лишь факт тестирования IQ. Я рассчитываю, что вы вернете меня в страну высшего образования и государственных грантов, - oн начал улыбаться. - И я такой же крутой, как любой из этих засранцев.
Чeд поверил ему.
Парадайз хлопнул в ладоши, давая понять, что формальности закончены.
- Ладно, перейдем к делу. В его голосе зазвучали мрачные нотки. - Я знаю, вы все слышали о том, что случилось с Синди, и на меня возложена печальная задача подтвердить это. Она мертва. По предварительным данным, это месть за вчерашнюю смерть одного известного нам продавца.
Чeд застонал.
Он услышал шепот других голосов.
- У Элвиса Кеннеди были друзья, с которыми не стоило шутить. Он был ублюдком, злым извращенцем, но его следовало оставить в покое, - oн улыбнулся, и это хрупкое выражение дрогнуло на грани печального вздоха. - Чувство морального возмущения Синди в конце концов перевесило ее здравый смысл. Возможно, она была воодушевлена своим освобождением, а может быть, ее поступок был вызван приближением нашего часа расплаты. Но мы не можем знать, что было у нее на уме, так что строить догадки бесполезно.
Он вздохнул.
Кто-то шмыгнул носом.
Чед посмотрел на Лазаря.
Парадайз продолжил:
- Нам не нужно говорить много слов о Синди. Мы знаем, каким человеком она была. Храброй и благородной. Она была бесценна для нашего дела. Все в этом зале любили ее, включая вашего покорного слугу, но мы должны противостоять искушению поддаться горю.
Он прошел в центр комнаты, где медленно обвел взглядом лица всех присутствующих. Чед мог бы сказать, что он искал слабые места в броне, едва уловимые намеки на слабость или нервозность в ожидании. Когда он, казалось, был удовлетворен решимостью своих соотечественников, он продолжил свою мысль.
- Все присутствующие здесь, за очевидным исключением Чеда, знают, что он или она должны сделать сегодня вечером. Мы готовились к этому дню годами, - oн взглянул на Лазаря и Джейка Барнса. - Некоторые из нас ждали этого дня десятилетиями. Мы слишком усердно работали и зашли слишком далеко, чтобы эта трагедия сбила нас с толку. Неудача - это не выход, друзья.
Его голос понизился на несколько тонов, а глаза сузились.
- Судьба не дает времени на скорбь, и мы не будем. Еще нет.
Чeд оглядел комнату и увидел, что все закивали головами. Парадайз снова взял на себя роль мотиватора и главного стратега.
- Сбор начнется через несколько часов. Рабы и охранники с внешнего периметра начнут прибывать раньше. Давайте будем готовы? - eго взгляд остановился на Лазаре. - Готов к воскрешению?
Старый певец уставился в пол и вздохнул. Он почесал густую бороду, которая была намного белее, чем на фотографиях с проседью, которые Чeд видел в старых журналах. Он глубоко вдохнул и выдохнул. Он расправил плечи и посмотрел на Парадайзa. Его глаза заблестели.
- Да, я готов.
Парадайз улыбнулся.
- Давай повторим все это в последний раз.
И Чед начал понимать, чем на самом деле была задняя комната "Аванпоста". Командным пунктом.
Время Собрания подходило к концу. Огни стадиона начали тускнеть, предвещая наступление ночи. Чeд последовал за Вандой и Тоддом Хейнсом, когда они пробирались сквозь толпу рабов на "площадь", место, которое, как ему дали понять, в этом скрюченном сообществе считалось центром города.
Площадь представляла собой большую открытую площадку между зданиями. На одном конце была площадка для выступающих, а за ней - большой шатер. Чeд представил себе Лазаря, ожидающего в этом шатре, возможно, вспомнив, каково это - ждать за кулисами перед концертом. Поскольку он знал, что певца в шатре нет, образ не складывался. Старик находился в отдельной комнате в одном из зданий, расположенных по периметру площади, и его должны были сопроводить на сцену прямо оттуда, когда наступит момент, когда он окажется в центре внимания.
Посреди площади была яма. Она была заполнена обугленными остатками костров, оставшихся от предыдущих Cобраний. Чeд увидел, как рабы катят тележки со свежими дровами к яме, и подумал, много ли среди них заговорщиков, если таковые были. Это заставило его начать вглядываться в лица всех, кого он видел, пытаясь определить, кто из них его товарищ по оружию, а кто нет. Ему говорили, что еженедельные фестивали - это дозы безудержного разврата. Он видел выпивающих людей, но то, что он увидел, не было похоже на начальную стадию пьяного разгула. У многих людей были бутылки, но они потягивали из них. Ухаживали за ними. Они выглядели как люди, которые знали, что им следует быть осторожными с количеством выпивки, как кучка специально назначенных водителей на периферии массового паба.
С другой стороны, возможно, ему мерещилось то, чего там не было. Возможно, в свое время он насмотрелся политических триллеров. В любом случае, он решил, что даже небольшая паранойя - опасная вещь.
Не надо ничего предполагать, - подумал он.
Придерживайся того, что знаешь.
Остальное не в твоей власти.
Они обошли площадку по пути к платформе, где присоединились к растущей толпе людей, ожидающих какого-то неминуемого события. Чед стоял в стороне от платформы вместе с Тоддом и Вандой.
- Что здесь происходит? - он спросил их.
Ванда стояла, скрестив руки на груди и отвернувшись от него.
- То, что обычно происходит, - это версия водевиля в Изнанке. Это первое. У вас есть актеры, если их можно так назвать - они плохие, - которые высмеивают структуру власти в таких ребяческих сценках, что вы можете поклясться, что они написаны пятилетними детьми. Контролируемый бунт. Безопасная псевдоанархия. Это согласуется со всей концепцией Собраний как средства успокоения духа. Затем, в какой-то момент, на сцену выводят самых слабых и жалких людей Изнанки для публичного унижения. Это мероприятие с участием толпы, в котором судейская коллегия взвешивает предложения толпы о том, как лучше всего надругаться над бедолагами. В этом вся ирония. Рабов, которые долгое время подвергались актам случайного садизма, поощряют к тому, чтобы они находили своего рода облегчение в проявлении садизма по отношению к другим рабам.
Теперь Чeд понял, почему эта женщина была подругой Синди.
Она была проницательной.
Он сказал Тодду:
- Я думал, ты - гений.
Парень ухмыльнулся.
- Да, это так, - oн обнял женщину за талию. - Я просто оказывал на нее влияние.
Чед вытаращил глаза.
Он ничего не мог с собой поделать.
Изнанка былa ужасным, варварским местом, возможно, оно было самым близким к настоящему Aду на земле, но где еще у такого парня, как Тодд, был шанс переспать с такой хитрюгой, как Ванда?
Ванда смотрела на него. Возможно, она почувствовала, о чем он думает.
- Прости, если я была резка с тобой, Чед. Я любила Синди, и...
Ей не нужно было этого говорить.
- Я был с ней, когда она умерла.
Она опустила взгляд.
- Да.
- Я не смог спасти ее, Ванда, - oн почувствовал, как в нем поднимается опасная волна эмоций. Соберись с мыслями, - подумал он. - Соберись с мыслями. О, чушь собачья. - Просто все произошло чертовски быстро. Я никогда не чувствовал себя таким бесполезным. Я бы отдал за нее свою жизнь.
Ванда снова посмотрела на него.
- Я верю тебе. Я знаю, что ты ничего не смог сделать. Но я не могу избавиться от своего горя, как Парадайз. Я просто не могу.
Чед кивнул.
- Я знаю.
На Чeда нахлынуло собственное горе. Он был настолько поглощен тревогой, что не сразу заметил волнение, прокатившееся по толпе. Затем он поднял глаза и заметил, что вокруг платформы собралось много людей. Костер уже был разожжен и потрескивал, пробуждаясь к жизни. Теперь он увидел еще несколько явно пьяных людей. Периметр площади патрулировали вооруженные охранники, и Чeду снова показалось, что он может различать, кто с ними, а кто нет. Некоторые из охранников, а может, и большинство из них, демонстрировали полное безразличие. Но некоторые из них казались встревоженными, поочередно изучая толпу, своих коллег-охранников и близлежащие здания.
Они чего-то ждали.
Восстания, - подумал Чeд.
И Лазаря.
Время почти пришло.
Толпа зашевелилась. Послышался возбужденный гул голосов. У Чeда возникло смутное ощущение, что что-то приближается. Затем он увидел, как толпа расступилась, и появился Джейк Барнс, чтобы подняться по лестнице на платформу.
Ванда наклонилась и прошептала Чeду на ухо:
- Джейк - что-то вроде ведущего. Он популярен на Cобраниях. Повелители считают его одним из своих, - oна усмехнулась. - Они вот-вот столкнутся с главной из всех перемен в мировоззрении.
Джейк помахал приветствующей его толпе, затем вытянул руки ладонями вниз в универсальном жесте "Заткнись" и поднялся на подиум. Воцарилась тишина, прерываемая выжидательным ропотом, и Джейк оглядел толпу с улыбкой, почти надменной, как у великодушного короля.
Он прочистил горло и наклонился к микрофону.
- Добрый вечер, и добро пожаловать на еженедельное Cобрание.
Взрыв восторженных аплодисментов заставил Джейка еще раз шикнуть на всех.
- Рад видеть вас всех такими воодушевленными, - oн снова прочистил горло и перешел на более серьезный тон. - Я знаю, что у вас у всех есть определенные ожидания на этот счет. Вы пришли сюда, чтобы хорошо провести время и забыть о своих проблемах. Учитывая печальные обстоятельства вашей жизни, это понятно.
Снова ропот.
В замешательстве раздались голоса. Барнс уже успел поразительным образом отклониться от стандартной вступительной речи. Вступительные слова старика прозвучали как пролог к глубоко философской, глубокомысленной речи, которая была полной противоположностью тому, чего ожидала большая часть аудитории. Они были готовы услышать саркастические комментарии и шутки, которыми была приправлена его обычная болтовня. Чeд увидел там нечто большее, чем замешательство. Присутствовало беспокойство. Некоторые рабы, похоже, беспокоились, что их еженедельная доза "веселья" под угрозой. Охранник, стоявший по периметру площади, что-то сказал одному из своих коллег, и тот пожал плечами в знак того, что, черт возьми, я ничего не знаю.
Барнс медленно оглядел море лиц перед собой, словно оценивая каждого из присутствующих.
Некоторые заерзали под его пристальным взглядом. Другие выглядели рассерженными. Кто-то крикнул:
- Рожай уже, ради Бога!
Раздалось негромкое освистывание, но было ощущение, что задира говорил за всех.
Барнс улыбнулся.
- Терпение, - cтарик глубоко вздохнул и медленно, обдуманно выдохнул. - Сегодня знаменательная ночь.
Ванда взяла Чеда за локоть.
- Пойдем.
Озадаченный парень нахмурился, глядя на нее.
- Что? Он только начинает.
Но он позволил Ванде увлечь его за собой.
- Мы тоже, - сказала она.
Чед посмотрел на Тодда, который прогуливался впереди них. Только тогда он понял, куда они направлялись - к большому шатру, который он называл "кулисами". У входа в зал стояли два охранника. Они были невозмутимы за своими забралами, их ружья были прижаты к груди. От них исходила аура стальной деловитости и безжалостности, и Чeд мысленно выругал себя за то, что выбрал именно этот момент, чтобы воспроизвести образ мозгов Синди, забрызгавших жилет охранника.
Тодд остановился, чтобы что-то сказать охраннику справа, который, казалось, едва замечал его присутствие. Ванда сжала локоть Чeда, и они остановились в нескольких футах от палатки.
- Успокойся.
- Я спокоен.
Но он сказал это слишком быстро.
Ванда улыбнулась.
- Хорошо, Чед. Но имей это в виду. Мы уже в запретной зоне. Жители Изнанки знают, что сюда лучше не заходить.
Чед хмуро посмотрел на охранников.
- Да?
- Да, - oна кивнула на охранников. - Наши, Чед. Не беспокойся о них. У меня есть более насущная проблема. Мне нужно, чтобы ты мне кое-что сказал.
Он вздохнул.
- Kонечно.
Гул толпы становился все громче. Чeд услышал, как старик что-то говорит о русской революции и царях. Он готовил почву для чего-то экстраординарного, и некоторые из его слушателей начали это чувствовать.
Улыбка Ванды исчезла, сменившись деловым выражением лица.
- Мне нужно знать, Чед, не болит ли у тебя желудок.
На самом деле ему не нужно было думать об этом.
- Больше нет.
Она кивнула.
- Xорошо.
Чeд увидел, как Тодд исчез за опущенными створками. Ванда снова потянула его вперед, и они прошли между охранниками. Он увидел, как ее руки обхватили одну из створок, и испытал внезапный, яркий приступ предчувствия. Что-то, к чему он действительно не был готов, ожидало его внутри шатра. Что именно, он не знал, но это было очень-очень плохо.
Он с трудом сглотнул.
- Ванда...
- Полегче, Чeд.
Когда они оказались в шатре, он почувствовал, как к горлу подкатывает желчь. Чед приложил руку ко лбу, прищурился и попытался осознать происходящее.
- Боже мой...
Внутри шатра был настоящая бойня. Он увидел тела. Невозможно было сказать, сколько их было, потому что они были разорваны на куски. Кровь растеклась по земле и потекла реками. Все жертвы были мужчинами среднего возраста белой расы. Мужчины, совершившие убийство, стояли плотным кольцом вокруг изуродованных тел, все они держали в руках мачете, с которых все еще капала кровь. Их одежда и лица были забрызганы кровью. Чeд узнал только одного из них - Шафта, единственного чернокожего мужчину в комнате.
Чед пошатнулся, в голове у него помутилось, но Ванда крепче сжала его локоть, удерживая в вертикальном положении, пока он не обрел равновесие.
- Что здесь произошло?
Тодд подошел к нему с мачете.
- Начало, Чед. Первая победа восстания.
Ванда сказала:
- Эти люди были настоящими Повелителями, Чед. Все они.
Шафт усмехнулся.
- Придурки так и не поняли, что на них нашло. Все было кончено за считанные минуты.
Чед вздрогнул от движения руки Тодда, но потом понял, что парень хотел отдать ему мачете. Чед взял его с большой неохотой, слегка придерживая за конец рукояти. Он хотел сказать им, что не собирается кромсать людей на куски, но понимал, что в этом уравнении нет места для тошноты.
Тодд кивнул на еще одну брешь в брезентовой стене шатра. Чeд оглянулся и увидел несколько темных ступенек, которые, как он предположил, вели на платформу.
- Наши люди спрятались там, ожидая словесного сигнала Джейка.
Шафт усмехнулся.
- Да, это будет фраза "я дарю вам революцию".
Чeд вздрогнул.
- Господи... как ты мог убить так много людей так быстро?
Другой мужчина сказал:
- Делай, что должен.
Чeд смог только кивнуть.
Он, конечно, слышал это раньше.
Тогда он осознал, как отчетливо слышит Барнса в шатре, как будто старик стоит прямо рядом с ним. Старик говорил что-то о неизбежности перемен, о том, что никакой порядок не вечен. Чед задавался вопросом, как долго то, что осталось от властной структуры Изнанки, позволит продолжаться теперь уже откровенно предательской обличительной речи. Толпа притихла, когда Барнс заговорил о жертве, принесенной Лазарем. Память о почитаемой фигуре все еще обладала силой, способной придать ей некоторую торжественность. Но когда старик сослался на христианскую легенду о воскресении их мессии, поднялся новый ропот.
Ропот становился все громче, превращаясь в бормотание взволнованных голосов.
Старик не мог говорить то, что, по их мнению, он говорил.
Как он мог?
Чeд лишь смутно осознавал, что Шафт снова принялся за работу с мачете, отсекая несколько оставшихся нитей ткани, которые все еще соединяли окровавленную голову с искалеченным телом. Голова отделилась с таким звуком, что у него свело желудок. Чернокожий мужчина аналогичным образом освободил еще одну голову. Он схватил их обоих одной рукой за пряди длинных волос и направился к выходу на сцену.
- Если вы можете верить в революцию... - проревел Барнс, - ...вы можете верить в воскрешение!
Последовала драматическая пауза. Его голос понизился! когда он продолжил:
- Люди Изнанки, я дарю вам революцию!
И Шафт бросился вверх по лестнице на сцену.
Чед представил, как он поднимает отрубленные головы над головой, чтобы все могли их видеть.
На мгновение воцарилась ошеломленная тишина.
А затем воцарилась свистопляска.
Ванда сжала руку Чеда, заставляя его крепче сжать рукоять мачете.
- Что бы ни случилось, держи его при себе.
Затем она направилась с Тоддом к входу на сцену. Остальные столпились вокруг них, слушая, как снаружи разгорается война. Раздалась какофония выстрелов. Оглушительные, резкие звуки. Слышались глухие удары дробовиков и усиливающийся грохот хлопушек из автоматического оружия. Чeд почувствовал, что очаг конфликта находится по периметру площади, где было много охранников. Охранники стреляли в охранников. Это казалось безумным способом развязать войну. Разве анонимность шлемов не сделает невозможным отличить хороших парней от плохих? Он слышал крики женщин, вопли мужчин и плач детей. Их очевидный ужас потряс его. Находясь в этой палатке, он почувствовал себя генералом в каком-то безопасном лагере далеко за линией фронта. Но он понял, что его отвели в это место, чтобы он не оказался на линии огня. Он был их спасителем, тем, кто был обещан в видении, и они защитят его.
Пока он не столкнется лицом к лицу с существом, которое они называли Хозяином.
И в этот момент он будет предоставлен самому себе.
Чeд посмотрел на мачете в своей руке и сжал его чуть крепче. Руку, держащую мачете, странно покалывало, как будто ее пронзал слабый электрический ток. Он попытался унять дрожь в руке, но это было трудно. Он не чувствовал себя убийцей демонов. Эти люди видели в нем героя, но он не чувствовал в себе ни капли героизма. Он просто испытывал страх и беспокойство, как сердечный больной, которому вот-вот положат под нож.
Стрельба прекратилась. Чeд сделал глубокий вдох, о котором и не подозревал, и напряжение немного спало с его тела. Затем он понял, что битва на самом деле не закончена. Он все еще слышал выстрелы, но они были прерывистыми и отдаленными, и он представил себе перестрелку между зданиями в глубине поселка.
По ступенькам застучали шаги, и Шафт снова появился в шатре. Его глаза заблестели, а мышцы напряглись. Чед был уверен, что никогда в жизни не видел более возбужденного лица.
- Началось! Мы получили несколько ударов, потеряли нескольких наших охранников, но элемент неожиданности с нашей стороны был слишком велик для этих ублюдков. Они сейчас отступают, и наши люди охотятся на них по всему поселку.
Глаза Ванды наполнились слезами.
- Мы действительно делаем это. Я не могу в это поверить. Боже мой...
Тодд обнял ее и притянул к себе.
- Да, мы действительно делаем это, - eго голос был полон волнения. - Но мы еще не закончили.
Чeд проглотил очередной комок в горле.
- Итак... что теперь?
Шафт сказал:
- Мы выходим на сцену.
Он снова исчез за дверью, ведущей на сцену, и остальные последовали за ним. Чед сделал еще один глубокий вдох и последовал за ними в полумрак. Через десять шагов он поднялся по полоске света на сцену. Он не был на сцене с тех пор, как в младших классах школы сыграл незабываемо нервирующую школьную пьесу. Тогда он понял, что не создан для роли актера или любого другого исполнителя. Ему не нравилось, что все внимание сосредоточено на нем. Он не любил скопления людей. Черт возьми, если честно, ему вообще не нравились люди. Но это была безличная неприязнь. Он всегда был способен ненавидеть большинство окружающих его людей, потому что не знал их. Этих людей он тоже не знал, но испытывал к ним глубокое сочувствие, которое удивляло его самого. Потрясенные взгляды на их испуганных лицах затронули давно дремавшую в нем часть, которую, как он понял, Синди пробудила вновь.
Периметр площади был усеян телами, изрешеченными пулями. Большинство из них были павшими охранниками, но было и несколько несчастных граждан, которые попали под перекрестный огонь. Охранники без касок выстроились перед сценой и патрулировали периметр. То тут, то там на площади Чeд видел снятые шлемы с забралами, и теперь он понял, чем охранники движения отличались от тех, кто все еще был верен Хозяину, - тем, что срывали с себя шлемы и отбрасывали их в сторону.
Чeд изучал лица охранников, стоявших рядом со сценой. Их лица были мрачными, сосредоточенными, это были лица благородных людей, на которых возложен священный долг, и они были полны решимости довести его до конца. Больше не имело значения, что эти же самые люди совершали ужасные поступки во время своего пребывания в Изнанке. Где-то в каждом из них таились остатки настоящего человеческого сердца, души, способной к сопереживанию и состраданию, и Джек Парадайз каким-то образом отыскал их, соблазнив обещанием искупления.
Глядя на них, Чeд значительно воспрял духом.
Сама площадь по-прежнему была заполнена толпами рабов и освобожденных. Чeд ощущал бурлящую энергию толпы. Они выглядели так, словно ждали, что произойдет что-то еще, что-то, что войдет в поговорку, и по-прежнему настороженно относились к охранникам без шлемов. Но всеобщее возбуждение казалось опасным. Чед опасался того, что может произойти, если это возбуждение не направить в нужное русло.
Шафт схватил его за плечо и указал на соседнее здание.
- Если ты думаешь, что эти люди сейчас на взводе, не спускай глаз с той двери.
Чeд прищурился и увидел открытый дверной проем, окруженный охранниками. Дверь представляла собой темный прямоугольник, но ему показалось, что он уловил какое-то движение где-то в темноте. Затем он увидел Парадайза, солдата Джо и Лазаря, появившихся в искусственных сумерках. Охранники последовали за ними и сопроводили их к сцене. Толпа не сразу заметила приближение старого певца, но когда они заметили его, то, казалось, все как один повернулись, чтобы посмотреть на их прибытие.
В толпе воцарилась тишина.
Чeд заметил на лицах людей замешательство, недоверие, изумление и радость. Некоторые из этих людей просто не могли поверить в то, что они видели. Некоторые из них были свидетелями убийства старика. Слово "чудо" прокатилось по толпе, как слуховая рябь по людскому морю.
Сопровождающий певца подошел к краю помоста, и старик поднялся на несколько ступенек к сцене. Он направился к подиуму с высоко поднятой головой, на его лице была торжествующая маска вернувшегося победителя. Он пожал руку Джейку Барнсу, который наклонился к микрофону, чтобы произнести прощальную фразу:
- Люди Изнанки... Я дарю вам воскрешение!
Затем Лазарь в одиночестве поднялся на трибуну, держась за ее края и изучая их с безмолвной уверенностью бога. Некоторые из многострадальных рабов упали на колени. Толпа притихла, ожидая первых публичных слов старика за многие годы.
Наступила полная тишина.
Больше не было слышно ни звука.
Едва слышно было дыхание.
Лазарь улыбнулся.
- Друзья...
По толпе пронесся шепот благоговейной радости.
Это действительно был он.
Этот голос невозможно было спутать ни с чем.
На лице старого певца появилось выражение смирения.
- Я не могу выразить, как я счастлив стоять перед вами сегодня. Это чудо, - oн сделал паузу, чтобы прочистить горло. - Я вернулся, чтобы проводить вас домой.
От взрыва радости, вызванного этим замечанием, по спине Чеда пробежали мурашки.
Затем он услышал приближающийся грохот и повернул голову налево. Из боковой улицы выехал грузовик и подкатил к сцене. Рев его дизельного двигателя пронзил атмосферу площади, словно гигантская отрыжка. Джейк Барнс хлопнул Чеда по плечу.
- Это твой шанс выбраться отсюда, парень.
Лазарь продолжил говорить:
- Я не обещаю легкого исхода. Туннели будут тяжелым испытанием. Этим царством правят оборотни, и опасность, которую они представляют, велика. Некоторые из нас умрут на пути к свободе.
Он вздохнул.
Его лицо было сосредоточенно-серьезным.
- Друзья, я спрашиваю вас - готовы ли вы заплатить самую высокую цену за шанс снова стать свободными?
На этот раз аплодисменты были одобрительными.
Лазарь, громкому голосу которого критики когда-то приписывали божественные качества, проревел достаточно громко, чтобы его услышали в толпе:
- ТОГДА ВЫ БУДЕТЕ СВОБОДНЫ!!!
На этот раз ответ толпы был подобен боевому кличу.
Яростный и решительный, голос коллективной тоски.
Чeд понял, что его снова трясет.
Но причиной дрожи был не страх.
Это была лихорадка боя.
Рукоять мачете дрожала в его руке.
И тут чьи-то руки легли ему на спину, подталкивая к краю сцены - к лестнице.
К грузовику.
Да, к судьбе.
Хозяин вышел из медитативного транса, в который он погружался, когда хотел пообщаться с богами. На протяжении веков это был легкий процесс, который он выполнял с бездумной легкостью оперного маэстро, занимающегося вокальной разминкой.
Теперь все изменилось.
О, он по-прежнему мог мгновенно входить в медитативное состояние, но теперь его отношения с духами смерти изменились. Часто казалось, что они неохотно идут на общение с ним. В последние недели были моменты, когда он опасался, что они вообще не захотят с ним общаться. Он боялся, что они бросают его, и это могло иметь зловещие последствия.
Боги были влюблены в силу. Они питались людьми, местами и вещами, которые были наполнены энергией. Духи смерти, его боги, любили диктаторов, военно-промышленный комплекс, политиков, корпорации, стремящиеся обойти правила, и наиболее плодовитых серийных убийц. Они черпали энергию из темных делишек своих подопечных. Он хорошо кормил их большую часть тысячелетия. Полоса ужаса, которую он пронес по этому миру, была впечатляющей по любым меркам. Его численность не совсем соответствовала показателям, вызванным геноцидом людей, но это были интенсивные вспышки жестокости, которые прошли через несколько лет. Его сила заключалась в неумолимости, в постоянной резне, которая продолжалась на протяжении веков.
Он был самым верным слугой духов смерти.
И какова же была его награда?
Тишина.
Ненавистная, сводящая с ума, пугающая тишина. Он то впадал в ярость, то впадал в отчаяние, обращаясь к пустоте с мольбой к существам, которых когда-то считал почти равными себе. Теперь они казались недосягаемыми. Безразличными. Он знал причину их отступления, ужасную правду, которую он больше не мог скрывать. Он слабел годами. Возможно, даже десятилетиями. В его естественном жизненном цикле оставалось более ста лет, но он подозревал, что это будут не самые лучшие годы. Оставшееся ему время вполне могло обернуться мрачным сползанием к маразму и слабоумию. Иллюзии, создаваемые его силой, могли трансформироваться так, что он не мог их контролировать, и, возможно, даже стать опасными для него. Перспектива скатиться к унижениям преклонного возраста и безумию была выше его сил.
Вот почему его так искушало темное приглашение человеческой женщины. Преждевременное вознесение в Pай казалось ему бесконечно более предпочтительным, чем неуклонное, верное падение на этом жалком плане. Именно мысль о неумолимом течении времени - и о тех разрушениях, которые оно может нанести ему, - заставила его принять решение.
Он хотел умереть с Дрим.
Она развилась настолько дальше, чем остальные представители ее расы, что он задавался вопросом, была ли она вообще человеком. Он предположил, что между одним из давних предков Дрим и другим представителем его собственного вида была сексуальная связь, результатом которой стал своего рода гибрид человека и Хозяина. Важные гены, в которых закодирована сила его вида, оставались бездействующими по причинам, которые он не мог понять. Но они таились там, ожидая открытия. Никакая другая возможность не казалась осуществимой. Он предполагал, что генетические различия делают невозможным зачатие между представителями разных видов, но никогда не проверял это на практике.
Он был склонен убивать женщин, с которыми совокуплялся.
Теперь он сожалел об этом.
Он жалел, что не встретил Дрим - или, по крайней мере, женщину, очень похожую на Дрим - на сотни лет раньше. Жизнь, проведенная в компании такого существа, была бы захватывающей. Он представил себе потерянные поколения младенцев. Детей людей/Хозяев. Семью. Королевство, которым правили бы такие же, как он.
Он поморщился от охватившей его меланхолии.
В этом мире у него не было бы семьи.
Но у него была бы вечность с Дрим.
Он знал это, потому что после нескольких дней молчания он, наконец, установил контакт с одним из духов смерти. Лот, один из младших богов смерти. Едва ли имело значение, что высшие духи этого царства по-прежнему игнорировали его. Любой контакт с ним к этому моменту был поводом для радости.
Ты хочешь умереть? - просил его Лот.
Да.
И ты ожидаешь, что тебя пропустят на самолет по твоему выбору?
Да.
Наступила пауза, пока бог обдумывал это.
Tы верно служил нам все это время. Мы можем сделать это для тебя. Однако, мы хотим, чтобы взамен ты принес последнюю жертву. Может быть, у тебя есть что-нибудь подходящее на примете?
Хозяин не колебался.
Жители Изнанки.
Лот, который в представлении Хозяина напоминал раздутого горгулью, казалось, почти улыбался.
Что ж, да, это приемлемо.
Однако, если тебе не удастся доставить к нам изгнанников, ты окажешься в царстве, совершенно не похожем на Pай, который ты ищешь.
Я не потерплю неудачу.
А затем Лот исчез.
Хозяин так и не почувствовал, как в Изнанке гремит революция.
Остатки его сил были сосредоточены в другом месте.
И ему нужно было начинать приготовления.
Алисия очнулась от боли, подобной которой она никогда не испытывала. Ее тело было покрыто мурашками. Сотни маленьких порезов от бритвы усеяли ее тело. Эта сука сделала это с ней. Эта ужасная ведьма сотворила с ней эту отвратительную вещь. Резалa и кромсалa eе с бесстрастием, с каким режут ростбиф. А потом заливалa раны. Заставляя ее кричать и вырываться из пут. И все это время бедняжку Карен заставляли смотреть с пола, а другой ученик стоял над ней со сверкающим тесаком.
Карен.
Черт, она не хотела думать о Карен.
Но она была бессильна против ужасных воспоминаний. Они прокручивались у нее в голове, как сцены из развратного фильма. Она снова увидела, что оборотень делал с ней на полу.
Насиловал ее.
Затем она увидела, что сделал с ней топор.
Кровь.
Она видела это снова и снова.
Алисия плакала.
Хуже всего было то, что она хотела каким-то образом избавиться от этого знания и навсегда выбросить его из своей головы, это было воспоминание о ее собственной роли в смерти Карен. Это воспоминание она просто не могла вынести. Из-за него ей захотелось умереть.
В этом была ирония судьбы, поскольку именно ее собственная неспособность выносить боль и пытки обрекла ее подругу на смерть.
Она мысленно увидела ухмыляющееся лицо мисс Викман. Услышала, как та спросила:
- Не хочешь ли еще немного парфюма на свои раны, дорогая?
- НЕТ! - пронзительный крик.
- Совсем чуть-чуть?
- НЕТ!!!
- Даже для того, чтобы избавить свою подругу от небольшой боли?
Долгая пауза, прерываемая ее собственными всхлипами.
Мисс Викман наклонила бутылочку к одному из свежих порезов от бритвы.
Алисия вскрикнула.
Mисс Викман передразнила этот звук.
Она схватила Алисию за волосы.
- Ответь мне.
К этому моменту Алисия снова разрыдалась.
- Н-нет...
От этих слов она почувствовала себя жалкой, ничтожной трусихой.
Мисс Викман поставила флакон с духами на прикроватную тумбочку и взяла опасную бритву. Она улыбнулась, разворачивая ее.
- А это? - oна показала блестящее, в пятнах крови лезвие, чтобы Алисия могла его увидеть. - Не хочешь попробовать его еще раз?
И снова то же самое жалкое отрицание.
- Нет.
Мисс Викман хмыкнула.
- Даже ради того, чтобы пощадить свою подругу?
Алисия смотрела, как сумасшедшая крутит лезвие, и просто не могла смириться с мыслью, что оно еще раз пронзит ее плоть.
И снова, таким тихим голосом, что она едва могла его расслышать, она сказала:
- Нет.
В этот момент мисс Викман встала с кровати и взяла у ученика топор. Она закинула его на плечо и, убедившись, что Алисия смотрит на нее, сказала:
- Это та часть моей работы, которая мне действительно нравится.
Затем с ней произошла поразительная трансформация. Она зарычала, выпучила глаза и подняла топор высоко над головой. Она больше походила на дикого зверя, чем на человека. Она опустила топор по прямой дуге.
И вот, чтобы снова насмехаться над ней, результат этого удара.
Первое, что она увидела, очнувшись, было залитое кровью лицо Карен. Голова ее подруги лежала на подносе, установленном на откидной подставке рядом с кроватью. Когда-то роскошные длинные волосы азиатки были липкими от запекшейся крови. Это зрелище наполнило Алисию безмерным стыдом и горем. Горячие слезы текли по ее лицу и смачивали засохшую кровь на подушке.
Это сделала я, - подумала она.
Я убила свою подругу.
Этого нельзя было отрицать.
Она была чудовищем.
Она не заслуживала того, чтобы жить.
Словно почувствовав ее мысли, мисс Викман открыла дверь спальни и вошла в комнату. Алисия посмотрела на пистолет в руке женщины с чувством, близким к облегчению. Она молилась о том, чтобы пуля попала в мозг. Для быстрого, жестокого, взрывоопасного прекращения этой вакханалии ужаса и утраты.
Мисс Викман улыбнулась ей и положила пистолет на книжную полку, затем подошла к кровати и взяла опасную бритву. Белые зубы сверкнули на улыбающихся губах, когда она сказала:
- Xочу, чтобы ты зналa, что мне понравилось проводить время с тобой. Мне было так весело.
Алисия выдавила из себя слабое:
- Пошлa ты!
Ужасная женщина рассмеялась.
Затем она подошла к изножью кровати и разрезала путы на ногах Алисии.
Вой оборотней становился все громче и неистовее по мере того, как колонна грузовиков пробиралась по темным туннелям. Грузовик, в котором ехал Чeд, замыкал шествие. Он сидел на скамейке с Лазарем и Джеком Парадайзом в заднем отсеке автомобиля. На противоположной скамье сидели охранники, лишенные своих защитных шлемов. Джейк Барнс ехал впереди вместе с водителем. Пожилой мужчина поддерживал связь с водителем головной машины по рации и время от времени передавал им последние новости через маленькое окошко в задней части кабины.
- Парень сказал мне, что по-прежнему нет никаких признаков присутствия тварей, - сказал старик. "Парнем", о котором шла речь, был Тодд Хейнс, который был за рулем головной машины. - Он думает, что, возможно, они отступили.
Чед покачал головой.
- Выдает желаемое за действительное.
Парадайз сказал:
Да, они громче. Отступили, как же.
Чед вздохнул.
- Ага.
Они не прошли бы через этот темный лабиринт ужасов, если бы сначала им не пришлось пережить какое-нибудь жестокое, уничтожающее столкновение. Чeд крепче сжал мачете в руке, почувствовал, как его наполняет неестественная сила, и каким-то образом понял, что будет в безопасности, пока у него есть это оружие. Никто не должен был говорить ему, что это особое оружие было дано ему не просто так. Он подозревал, что ему суждено было использовать длинный изогнутый клинок против существа, которое они называли "Хозяином". Подозрение усилило горячий комок страха, который сидел внутри него, как расплавленная сердцевина вышедшего из строя ядерного реактора, заставляя его потеть и дергаться.
Джек Парадайз подтолкнул Чеда локтем.
- Как ты держишься?
Чед пожал плечами.
- Учитывая вероятность смерти через несколько минут, я думаю, настолько хорошо, насколько это возможно.
Выражение лица бывшего солдата было мрачным.
- Эй, Чeд, я не буду тебе врать. Многие из наших людей вот-вот умрут. Парни, которые идут впереди нас, примут на себя основную тяжесть нападения и большинство жертв, и они добровольно вызвались выполнить это задание. Они позаботятся о том, чтобы мы доставили тебя туда, где ты должен быть.
Чeд вздохнул.
Еще одно чувство вины скрутило его изнутри.
А вопли оборотней становились все громче.
Дрим снова стояла у перил балкона, подставив лицо ветру, который развевал ее светлые волосы. Прохладный воздух приятно обдувал ее тело, одетое только в тонкую голубую ночнушку. Ткань платья была приятной на ощупь, словно нежное объятие призрачного любовника. Она провела руками по волосам, вдохнула воздух, пахнущий дождем, и посмотрела, как последние лучи дневного света уступают место неумолимому наступлению ночи. Красновато-коричневые оттенки сменились угольно-серым, а затем, наконец, черным пологом ночи. Красота происходящего заставила ее вздрогнуть, и она крепко прижала руки к груди. У нее перехватило дыхание, а на глаза навернулись слезы.
Она только что наблюдала последний закат в своей жизни.
С последним чувством сожаления она отвернулась от темной панорамы долины внизу и вернулась в спальню. Кинг стоял у камина без рубашки, повернувшись к ней спиной, и смотрел на танцующие языки пламени. Она подошла к нему и положила руку ему между лопаток. Он повернулся к ней, обнял своими сильными руками и прижал к себе.
- Я люблю тебя, Дрим.
Она почувствовала, как возбужденный член уперся в его брюки.
- Я тоже тебя люблю.
Но слова застряли у нее в горле, как богохульство.
Она клялась в любви убийце. Монстру. Она не любила это мерзкое создание. Она ненавидела эту чертову тварь. Ее мучительное путешествие по коридору и унизительная встреча с мисс Викман прояснили эту реальность с такой ясностью, какую не смогла бы затмить никакая сексуальная магия.
Но ее ненависть к нему была неуместна. Она подвела своих друзей, обрекая их на гибель своим молчаливым согласием с желаниями Кинга. Сейчас она ничем не могла им помочь. Но она могла почтить их память, убедившись, что подобное никогда больше не повторится ни с кем другим. Она не беспокоилась ни о мисс Викман, ни о других учениках Кинга, чувствуя, что они будут барахтаться без своего Хозяина, который мог бы направлять и контролировать их.
Она запустила руку в брюки Кинга и обхватила пальцами его член, заставив его застонать. Она обхватила его ногой и положила голову ему на грудь. Ей было приятно прижиматься к его теплому телу, уютно и безопасно, как к убежищу от жизненных невзгод. Она не могла представить себе более горькой иронии. Несмотря на отвращение, которое она испытывала к нему, она начала испытывать возбуждение.
Но это было нормально.
Она даже приветствовала это.
Она использовала секс так же, как и он, как метод контроля и манипулирования. Она бы изнасиловала его, заставила испытать такое наслаждение, что он не почувствовал бы ее обмана до самой своей смерти. Она целовала его, пробуя на вкус его язык, покусывая его губы и царапая твердую плоть его спины ногтями. Она спустила с него брюки и повалила его на пол, куда он без колебаний бросился, лежа на спине, направив на нее свой пенис.
Она улыбнулась.
Приподнялa подол ночной рубашки.
И взялa себя в руки.
На время.
Эдди резко открыл глаза, очнувшись от очередного поразительного сна.
Еще один сон, который, возможно, вовсе и не был сном. Его глаза отыскали Жизель, сидевшую за письменным столом.
У него перехватило горло.
- Они идут, - прохрипел он. Она улыбнулась. - Я знаю.
Грузовик резко затормозил, сбросив с сидений нескольких пассажиров в заднем отсеке. Чeд испытал чувство дежа-вю, когда его бросило вперед. Мачете, выпавшее из его руки, с грохотом отлетело в дальний конец отсека. Он бросился за оружием, обхватил его рукоять рукой и тяжело задышал.
- Что за хрень?
Голос Джека Парадайза. Они были в панике, напряжены до предела. Было неприятно осознавать, что даже такой внушительный и невозмутимый человек, как Парадайз, может испытывать такой ужас. С другой стороны, ужас был единственной разумной реакцией на то, что они услышали.
Прежние завывания сменились рычанием и визгом. И звуками раздирания. Чeд представил, как зубы волка раздирают человеческую плоть. Его трясло, у него сводило яйца, и он абсолютно ничего не мог поделать с ужасом, который грозил поглотить его. Звуковая дорожка "жестокой бойни" становилась все более диссонирующей, нарастая крещендо агонии и страха. Он хотел выбраться из этого грузовика, хотел найти какой-нибудь темный угол, куда можно было бы заползти и спрятаться, но тут чья-то рука схватила его сзади за рубашку и рывком подняла на ноги.
Он повернулся и встретился взглядом с горящими глазами Джека Парадайза.
- Мальчики и девочки, вылезайте из грузовика, - oн подтолкнул Чеда к задней части грузовика. - С этого момента мы пойдем пешком.
Итак, Чед спрыгнул с грузовика на землю, каким-то чудом удержавшись на ногах. Следующим был Парадайз. Затем Лазарь. Затем охранники высыпали из грузовика и заняли оборонительные позиции по обе стороны от машины. Лазарь достал из-за пояса пистолет и присоединился к ним. На мгновение воцарилась мертвая тишина, в течение которой сюрреалистичность ситуации заставила Чeда поверить, что все это ему почудилось. Он посмотрел в том направлении, откуда они пришли, зная, что где-то позади находится арьергард изгнанников, пробирающихся пешком по туннелям, большинство из них вооружены только палками и ножами. Если передовому отряду не удастся справиться с воющими чудовищами, этим людям конец.
Затем в ушах у него прогремел первый выстрел из дробовика.
Охранники продвинулись вглубь туннеля, с бешеной скоростью разряжая свое оружие, и теперь туннели оглашались звуками дикой агонии.
Рука Парадайза снова легла на спину Чeда.
Но теперь он не нуждался в подсказках.
У него действительно больше не было выбора.
Он поднял мачете и пошел за охранниками.
Дрим закричала и упала на огромную кровать.
Хозяин пристроился к ней сзади, схватил за волосы, запрокинул голову и вошел в нее. Поза, в которой он покорил ее прошлой ночью. Но в этом ощущении не было ничего от опьяняющей эротической силы той встречи. В нем не было утонченности. Не было постепенного нарастания экстаза. Это было чистое, отчаянное безумие, поступок некогда гордого существа, находящегося на грани потери контроля.
Она заплакала и обхватила руками кровать, проклиная себя за то, что вообразила, будто может сделать с ним то же, что он сделал с ней.
Какая наивность.
Какая, черт возьми, наивность.
И теперь он кричал.
Звук, который проник в нее и сжал ее колотящееся сердце, словно ледяные руки смерти.
В темноте вырисовывалась бесформенная голова существа, его желтые глаза сверкали, как неоновая вывеска в витрине бара. Чед издал вопль камикадзе и бросился вперед, перепрыгнув через искалеченное тело. Морда оборотня широко раскрылась, его губы обнажили ряды блестящих зубов. Он метнулся к Чеду со скоростью, которая посрамила бы борзую собаку, но Чед вовремя взмахнул мачете - удар был идеально рассчитан. Лезвие вонзилось в мускулистую шею существа, заставив его замереть на месте.
Чeд выдернул лезвие и с первобытным удовлетворением наблюдал, как из раны хлещет кровь, которая казалась одновременно чужой и знакомой, отголоском коллективного бессознательного - из тех времен, когда его предки жили в пещерах и убивали свой обед копьями.
Он поднял мачете высоко над головой и с силой опустил его, одним сокрушительным ударом рассекая голову оборотня пополам. Рукоять мачете вибрировала от силы, и эта сила струилась по его рукам, приободряя его и наполняя силой, которой он не должен был обладать. Он снова выдернул клинок и отшвырнул ногой падающую тушу мертвого оборотня в сторону.
Из темноты выскочил еще один оборотень.
Чeд двигался, не задумываясь, ведомый силой, наполняющей мачете, и лезвие пронзило еще один холм толстой плоти и спутанного меха, пронзив сердце существа кончиком лезвия.
В туннеле раздался громкий звук выстрела, взрывной и мощный.
И эффективный.
Проход был завален телами поверженных зверей. Но Чeд не завидовал огневой мощи охранников. Оружие в его руках казалось самым мощным оружием на земле. И он был его Хозяином.
Высшим судьей жизни и смерти.
Затем, внезапно, наступила тишина.
Оружие замолчало.
Чед, тяжело дыша, стоял в туннеле. Он медленно повернулся, чтобы осмотреть место побоища. Он увидел тела Тодда Хейнса и Джейка Барнса. Старик был выпотрошен. Горло Тодда превратилось в кровавое месиво. Ванда стояла над ним, рыдая. Джек Парадайз привалился к стене туннеля, из раны на его плече хлестала кровь.
- Продолжай двигаться, Чeд, - сказал ему солдат. - Ты еще не закончил.
Но парень словно прирос к месту. Все оборотни были мертвы. Он убил последнего из них. Но победа была испорчена ужасным осознанием ее цены. Большинство людей, которые так усердно трудились, чтобы доставить его сюда, лежали мертвыми и умирали вокруг него. Он подумал о Синди. Увидел, как пуля разнесла ей голову. Ярость переполняла его, и он сжал рукоять мачете с такой силой, что подумал, что она может сломаться от силы его хватки.
Так много смертей.
За многое нужно отомстить.
Чья-то рука легла ему на плечо.
Лазарь. Каким-то образом старый певец прошел через все это без единой царапины. Его здоровье было чистой воды везением. Он ринулся в бой так же без колебаний, как и любой из них.
- Давай, друг. Я помогу тебе пройти остаток пути.
Чед посмотрел на Парадайза.
- Ты должен быть там, Джек.
Бывший солдат мрачно улыбнулся.
- Не-а, приятель, я, пожалуй, останусь в стороне, - oн поморщился и еще сильнее сполз по стене. - У тебя нет времени, чтобы тратить его на меня. Поторопи свою задницу.
Лазарь подобрал упавший автомат. Он извлек пустую обойму и вставил новую. Казалось, он гораздо лучше знаком с работой такого оружия, чем следовало бы бывшему участнику "Лета любви"[24]. Чеду оставалось только гадать, как отнесется к этой сцене легион по-прежнему преданных поклонников певца.
Ванда отвернулась от изуродованного тела Тодда.
- Вы, ублюдки, без меня не уйдете.
Парадайз проговорила сквозь стиснутые зубы:
- Просто уходите... все вы...
Итак, в сопровождении горстки охранников, все еще стоявших на ногах, они пошли.
И вскоре они достигли конца туннеля.
Они стояли в начале коридора, выложенного потрескавшейся плиткой и стенами из шлакоблоков. У дальней стены была открыта толстая металлическая дверь. На одной из стен был нацарапан слоган: Лазарь - это путь.
Чед шел впереди по выложенному плиткой пространству.
Следуя по пути, который днем ранее проделал отчаявшийся раб по имени Эдди Кинг.
Дрим сидела на кровати, скрестив ноги, и дрожала, скрестив руки на груди. Хозяин расхаживал по комнате, пересекая ее широкими шагами. Его обнаженное тело сотрясали судороги и нервная энергия. Он был в смятении. Он был настроен против всего. Богов. Обитателей Изнанки. Своей собственной смертности. Он был сгустком темной энергии. Он был в ярости.
Он был напуган.
- Я не могу этого сделать, сука! Я не могу этого сделать!
Дрим вздрогнула, не поднимая головы. Она не могла смотреть на него, она была так напугана. Тем не менее, она нашла в себе еще один запас храбрости. Ей удалось сказать:
- Да, ты можешь.
Он резко остановился. Он пересек комнату в мгновение ока, снова схватил ее за волосы и закричал:
- Я НЕ МОГУ!!!
Дрим задрожала.
- Mожешь.
Он снова закричал, но отпустил ее волосы.
- Ты не понимаешь, Дрим. Ты, сука, просто слишком глупа, чтобы понять. Боги покинули меня. Мой единственный путь в Pай - это жертва, которую я больше не могу принести!
Его глаза наполнились влагой. Присутствие слез, казалось, оскорбляло его и вызывало отвращение, и Дрим задумалaсь, плакало ли это существо когда-нибудь, знало ли оно когда-нибудь горе.
Может быть, сейчас оно испытало какое-то горе.
Жалость к самому себе.
- В Изнанке что-то происходит. Что-то важное. Что-то, что я не могу остановить, - oн был похож на беспомощного ребенка, хнычущего из-за отнятой игрушки. - Я не могу сделать то, что планировал. Уже слишком поздно. Изгнанные люди выходят на поверхность.
Он покачал головой, удивляясь абсурдности происходящего.
Дрим поднялась с кровати. Грязная голубая ночнушка развевалась вокруг ее талии, и она одним ловким движением расправила ее. Она собралась с духом, приказала своим ногам не дрожать и подошла к нему. Она притянула его в объятия, погладила по спине и прошептала то, что ему нужно было услышать.
- Замени мной людей, живущих в Изнанке.
Он прислонился к ней головой и зарыдал.
- Принеси меня в жертву. И тогда отправляйся в Pай в одиночестве.
Его тело сотрясалось от рыданий, и она снова вспомнила безутешного ребенка.
- Hо... но я люблю тебя.
Чушь.
Ты - жалкий, эгоистичный, злобный кусок гребаного дерьма.
Она сказала:
- Я тоже тебя люблю. Так... разве это не делает меня достойной... жертвой?
Он замер в ее объятиях.
Дрим улыбнулaсь.
Его мысли были почти слышны.
Чед и его разношерстная армия ворвались в заброшенный офис службы безопасности, а затем во внешнюю комнату, которая была всего лишь подвалом в настоящем доме. Совсем недавно психические извержения Хозяина превратили это место в сюрреалистическую полосу препятствий для отчаявшегося человека, спасающегося от адских псов. Но волшебство покинуло это место.
Короткий лестничный пролет вел к деревянной двери, которая была приоткрыта.
Чед перескакивал ступени по две за раз
И через несколько мгновений уже был на xозяйской кухне.
Ванда и старый певец шли прямо за ним.
Затем вошли охранники, рассредоточившись и размахивая оружием.
Алисия испытала мгновенный прилив радости, когда мисс Викман освободила ее от пут.
Вот он, шанс, которого она ждала.
Возможность дать отпор.
Заставить эту злобную сучку заплатить за свои грехи.
Но этому не суждено было случиться.
Все фантазии о мести улетучились, как только она попыталась пошевелиться. Боль сковывала ее, как цементная плита. Каждая открытая рана сморщилась, пульсируя от боли и начинающейся инфекции. Поэтому она оставалась на месте, не двигаясь, и тихие слезы беспомощности катились по ее щекам. Она чувствовала, что злая женщина вернулась, чтобы покончить с ней, и могла только надеяться, что процесс не затянется надолго.
Мисс Викман подняла ее с кровати, с неестественной легкостью прижала к себе избитое тело и отнесла на стул. Она опустила ее на стул с садистским безразличием к ее болезненному состоянию, и Алисия закричала от ударных волн боли, сотрясавших ее тело.
Девушка наблюдала, как мисс Викман открывает бритву.
Женщина подошла к ней.
Медленно.
Oткрыв ее.
Наслаждаясь ужасом Алисии.
Острое лезвие блеснуло.
Алисия почувствовала странную близость с этим лезвием. Они были так хорошо знакомы. Режущее лезвие коснулось мягкой, податливой плоти. Поэтому она ждала последней безжалостной ласки лезвия, закрыв глаза, когда оно коснулось ее горла.
Она почувствовала прикосновение холодного металла.
Но потом напряжение спало.
Алисия открыла глаза и увидела что-то незнакомое во взгляде мисс Викман.
Что-то похожее на... страх.
Алисия услышала какой-то посторонний звук.
Что-то за пределами комнаты.
Что-то приближалось.
Взгляд мисс Викман был прикован к двери, когда она отступала от своей жертвы. Алисия увидела, как женщина проглотила комок в горле. Она почувствовала безумное желание накричать на эту суку, спросить ее, каково это - бояться.
КАКОВО ЭТО, ТЫ, ПРОКЛЯТАЯ СУЧКА?!!
Но у нее не было сил.
Мисс Викман, ни разу не взглянув на нее, отошла в другой конец комнаты. Она стояла, прислонившись спиной к дальней стене, крепко зажмурив глаза. Затем с ней стало происходить что-то странное. Ее образ стал расплывчатым, колеблющимся, как будто что-то едва различимое на горизонте в душный летний день. Участок стены, к которому она прислонялась, замерцал. Происходила какая-то странная трансформация, субстанция реальности вокруг женщины менялась, пропуская ее.
А потом она исчезла.
Она сбежала.
Стена снова выглядела как обычно.
Алисия всхлипнула. Воспоминание о ее непоколебимой вере в мир твердой реальности всплыло в памяти, словно насмешка.
Она считала себя такой умной.
Такой уравновешенной.
Но она вообще ничего не знала.
Она не хотела жить в мире, где то, что она видела и пережила, было возможно. Она пережила испытание с мисс Викман, что для других было чудом, но она знала, что не сможет жить с такими образами в своей голове.
Что оставляло ей только один выбор.
Уничтожить их.
В этом смысле судьба наконец-то улыбнулась ей.
Мисс Викман кое-что оставила после себя.
Алисия ухватилась за подлокотники кресла, собралась с силами и приподнялась.
Она подошла к книжной полке и достала пистолет.
Затем, прихрамывая, вернулась к креслу.
Села.
И сунула пистолет в рот.
Сердце Дрим затрепетало при виде длинных, богато украшенных мечей, которыми размахивал Хозяин. Он принес их из своего кабинета. Она сразу увидела, что это были необычные мечи. Металл был необычным. Клинки излучали тепло, пульсировали энергией. Он предложил меч Дрим, которая приняла его с неохотой, но нежелание сменилось рвением, когда она почувствовала, как неестественная энергия, генерируемая мечом, хлынула в ее тело, вызывая прилив эндорфинов, более сильный и продолжительный, чем все, что она испытывала под воздействием наркотиков или плотских ощущений.
Хозяин улыбнулся.
И поманил ее в центр комнаты.
Он опустился на колени, приставив острие клинка к своей груди.
Дрим опустилась на колени напротив него, повторяя его движение мечом.
Кончик лезвия коснулся ее своей странной магией, наполняя экстатической радостью и чудесным чувством умиротворения. Она почти чувствовала, как лезвие входит в нее, раздвигая плоть без посторонней помощи.
ДA!
Это было то, в чем она всегда нуждалась.
Слезы радости текли по ее лицу.
Из пореза между грудей сочилась кровь.
Хозяин улыбнулся.
- Я действительно люблю тебя, Дрим.
Дрим тоже улыбнулась.
- Я знаю.
И, возможно, он действительно это сделал.
По-настоящему хреновым, нетрадиционным способом.
Единственным, каким он мог.
Не то чтобы это имело значение.
Только его смерть имела значение.
Наши смерти, - напомнила она себе.
Хозяин погрузился в медитативный транс.
Состояние, доступное другим, только при употреблении растения с таким же названием.
Лот! - мысленно произнес он нараспев.
Ответ последовал незамедлительно.
Ты подвел нас.
Неземной смех Хозяина разнесся по мерцающему царству.
Но у меня есть для тебя другое подношение!
И тут Лот рассмеялся.
Другое?
Бестелесный вздох Хозяина прокатился по альтернативному плану, как порыв горячего ветра по пустынной равнине.
Дa.
И последовавшее за этим признание было почти-почти горько-сладким.
Ученики занимали верхнюю, самую высокую ступень в иерархии подчинения Хозяина. Для многих из них жизнь ученика была приятной. Очень приятной. Многие из них считали, что их место здесь предпочтительнее того, что они знали в "нормальном" мире. Здесь они могли потакать своим самым извращенным желаниям и ни на секунду не опасаться судебного вмешательства или возмездия.
Когда эти люди почувствовали необычное волнение, возникшее в доме Xозяина, они даже не подозревали, что произойдет. Хозяин был всемогущ. Хозяин всегда защищал их. Им нечего было бояться.
Поэтому они высыпали из своих комнат на верхних этажах, чтобы посмотреть, в чем дело.
И слишком поздно поняли, что, возможно, они все-таки не были в такой уж безопасности.
Жизель схватила Эдди за запястье и потащила из комнаты. Они оказались в коридоре, забитом учениками, одетыми в черное, прежде чем он успел возразить.
Он, конечно, не мог знать, что все произошло так, как планировала Жизель.
Она научила его сексуальной магии.
Подарила ему экзотические ощущения, воплощенные в его самых темных фантазиях, о которых он никогда не говорил и в которых никогда не мог признаться вслух, сценарии рабства и подчинения.
И это сработало.
Сделало его податливым.
Внушаемым.
Но она сочла разумным оставить Эдди в неведении всего за несколько мгновений до того, как для него настанет время сделать то, что он должен был сделать.
Это время настало.
Эдди вздрогнул при виде всех учеников.
- Господи, что здесь происходит?
- Разве ты не чувствуешь этого запаха? - Жизель улыбнулась. - Революция витает в воздухе.
Затем она потащила его сквозь толпу людей в коридоре.
К покоям Хозяина.
Чeд поднялся на второй этаж быстрее, чем мог себе представить, перепрыгивая через три ступеньки за раз. Лезвие мачете раскалилось, переливаясь, как драгоценная руда, подвергшаяся воздействию немыслимого жара. Казалось, оно тянуло его вперед, ведя туда, куда ему было нужно, подчиняясь какому-то почти разумному алхимическому инстинкту. Он стоял, тяжело дыша, на лестничной площадке и хмуро смотрел на настороженные лица учеников.
Лазарь спустился на лестничную площадку мгновением позже.
Он бросил взгляд на обращенные к нему лица.
Увидел порчу, которая пульсировала в их блестящих глазах, как раздутые паразиты. И открыл огонь.
Жизель распахнула массивные двери в покои Хозяина, и Эдди, спотыкаясь, вошел следом за ней. Он остолбенел от открывшегося ему зрелища. Два человека стояли на коленях на полу, прижимая к груди два смертоносных на вид меча.
Поза самоубийцы.
Поза харакири.
Но его потрясло не это. Его потрясли люди, готовые покончить с собой. Парень, в котором Эдди сразу же определил Хозяина, выглядел совсем не так, как в последний раз, когда Эдди его видел.
На самом деле, он выглядел точь-в-точь как Эдди.
Только крупнее.
А другой была женщина из его снов.
- Дрим, - выдохнул он.
Да. Дрим. Значит, он видел будущее! Только не похоже было, что она превращается в оборотня. Однако за этими душераздирающими небесно-голубыми глазами скрывались какие-то перемены.
Что-то трагическое.
Эдди был так опечален явно поврежденной душой этой прекрасной женщины, что поначалу не обратил внимания на вновь сосредоточенное внимание Хозяина.
На него.
Нет!!!
Дрим захотелось закричать, когда этот сукин сын начал вставать.
Так близко!
Она была так близка к тому, чтобы положить конец его непристойной жизни.
Она посмотрела в сторону беспорядка, не обратив особого внимания на симпатичную бледную девушку, стоявшую рядом с двойником Кинга. Мужчина был более массивной версией, но не такой мускулистой. В этом незваном госте было что-то еще.
В его глазах читалась безошибочная человечность.
Она инстинктивно дернулась, когда Хозяин двинулся на мужчину.
Лезвие, казалось, двигалось само по себе, описывая идеальную дугу к совершенно открытому горлу существа. Сила лезвия наполнила ее бодрящей энергией. Она чувствовала, как она струится по ее венам, словно жидкий свет. Она мысленно представила, как это произойдет, как клинок снесет ему голову по самые плечи.
Поэтому она была потрясена, когда его свободная рука остановила движение ее меча на середине дуги.
Тогда она поняла, насколько он силен.
Сильнее, чем она могла себе представить.
Сильнее природы.
Его голова медленно повернулась в ее сторону, поворачиваясь дальше, чем положено нормальному человеку. Его лицо было искажено маской отвращения и - странно, невероятно - горечи от предательства.
Дрим на мгновение замерла.
Всего на мгновение.
Я могла бы стать его Kоролевой, - подумала она.
В этот момент, всего на одну крошечную, почти неизмеримую наносекунду, она почувствовала, что могла бы стать тем, кем хотело это существо.
Любовницей-садисткой, равной ему во всем.
Царствующий здесь, на Земле, а затем и в загробной жизни.
Момент упущен.
Она скорее умрет, чем проживет жизнь, отрицающую все хорошее, во что она когда-либо верила.
Черт возьми, она просто предпочла бы умереть.
Некоторые вещи никогда не меняются.
Поэтому она отпустила меч, почувствовав, как из нее со странным шипением вытекает неестественная энергия, и отступила назад, распахнула свою голубую ночную рубашку и подняла голову к потолку, ожидая последнего смертельного удара.
Хозяин позволил мечу, который чуть не обезглавил его, выскользнуть из его руки.
Он схватил другой меч, тот, которым собирался покончить с собой, и приготовил его для другого применения.
Окончательного уничтожения стервы, которая навлекла на него это несчастье.
Эдди хотел помочь ей.
Остановить это преступление против Бога и природы.
Дрим!
Она не могла умереть.
Но сильная рука Жизель на его плече удержала его. Он попытался вырваться, но она была неумолима. Она вытряхнула что-то из рукава своего платья и вложила ему в руку. Его пальцы обхватили это, и он посмотрел вниз, чтобы увидеть, что это было.
Кинжал.
Он вибрировал в его руке, излучая странную энергию.
Жизель прошептала ему на ухо:
- Освященный богами. Его духами смерти. Он знал, что ты здесь, Эдди, но он никогда не знал, что у меня на сердце.
Рука, сжимавшая кинжал, дрожала.
Эдди был как струна.
- Делай то, зачем ты сюда пришел, Эдди. Иди навстречу своей судьбе!
Она отпустила его.
И Эдди прыгнул вперед.
Хозяин был настолько поглощен поглощающей его убийственной яростью, потребностью стереть с лица земли все следы этой лживой шлюхи, стереть ее с лица земли, что не осознавал надвигающейся на него опасности, пока не стало слишком поздно.
Кинжал пронзил его горло электрическим разрядом.
Он рухнул на пол, а незваный гость навалился на него сверху. Какая-то часть его сознания содрогалась от множества слоев обмана, свалившихся на него этой ночью. Жизель, его любимица, привела это существо сюда, натравила на него. Он закричал от боли и разочарования - от того, что не смог этого предвидеть.
Не было ни малейшего намека на это.
Только не на предательство Жизель.
Не об истинных намерениях Дрим.
И, что самое ужасное, не о важных изменениях, происходящих в Изнанке.
Он бросился в бездну, в эту ужасающе гулкую камеру на самом темном плане реальности, возмущаясь несправедливостью происходящего. Он отшвырнул незваного гостя в сторону и, пошатываясь, поднялся на ноги, оглядываясь в поисках своего упавшего меча. Он был ослаблен, возможно, получил смертельный удар, но он оставался намного сильнее, чем все эти неверные, вместе взятые.
Дрим увидела свой шанс.
Он был мал.
Возможно, слишком мал.
Этот придурок искал свой меч. Но он был ранен, тяжело ранен, и был так взбешен, что не заметил, что то, что он хотел, лежало прямо у его ног. Дрим уже вернула себе второй меч.
Она не стала ждать.
Ни секунды.
Сверхъестественная энергия снова наполнила ее силой - и сознанием того, что теперь она сильнее, чем он.
Что он в полной заднице.
Она вонзила лезвие ему в грудь и протолкнула его насквозь через спину. Он запрокинул голову и взревел, как раненый дракон, и этот звук был таким мощным, что на мгновение заглушил все остальные звуки. Дрим отшатнулась от него, зажимая уши руками и желая, чтобы этот звук прекратился.
Он, пошатываясь, последовал за ней.
Он умирал.
Но он явно намеревался забрать ее с собой. Она была спокойна. Смерть не смогла разрушить то счастье, которое она испытывала.
Она победила.
И он больше никогда никого не обидит.
Чeд бросился вперед, перепрыгивая через простреленные тела, заполнившие коридор, прокладывая себе путь с легкостью опытного бегуна с препятствиями. Он лишь смутно различал крики остальных позади себя. Он спешил к чему-то, и ничто не могло его остановить.
Клинок знал дорогу.
Перед ним были распахнуты двери огромной спальни.
Так много дверей было открыто этой ночью.
Все они вели его сюда.
К его судьбе.
Жизель улыбнулась, увидев Чeда.
Последний элемент троицы грез.
Она увидела, как он напрягся при виде того, что увидел, войдя в комнату.
И она слегка подтолкнула его психически.
Толчок, о котором он и не подозревал, имел внешнее происхождение.
ВПЕРЕД!
Затем он снова начал двигаться.
Дрим.
Сердце Чeда бешено заколотилось, и его внезапно охватила неподдельная радость.
ВПЕРЕД! - раздался голос, который, как он предположил, принадлежал его собственной воинственной душе.
Клинок снова понес Чeда вперед.
Поднялся сам по себе.
И врезался в спину существа, угрожающего Дрим.
Хозяин, пошатываясь, отошел от Дрим. Его руки бессильно вцепились в лезвие, вонзившееся ему в спину, как рыболовный крючок. Судороги, охватившие его, сделали задачу невыполнимой. Его голова моталась на плечах, как воздушный змей, подхваченный сильным ветром, а все остальное тело сотрясалось, как у приговоренного к смерти, летящего на молнии. Пахло серой и горелым мясом, а его глаза излучали свет, отражая огонь, горящий изнутри. Его тело приобрело консистенцию тающего воска, и другие обитатели комнаты начали пятиться от него так далеко, как только позволяли стены.
Странные конвульсии усилились.
Существо превратилось в едва различимое пятно посреди комнаты.
Затем наступила пауза.
Вспышка в реальности.
Затаенное дыхание.
За которой последовал влажный взрыв.
Куски тела существа ударились о стены, и дождь из крови и испарившихся органов обрушился на свидетелей гибели существа.
Дрим заморгала. Это неправильно. Это неправильно. Он мертв. Но она жива. Она тоже должна была уйти. Ее не должно было быть здесь. Но... Чед здесь. Он выглядит... каким-то изменившимся.
Она поняла, что принимает его объятия, прячет лицо в теплом изгибе его шеи и начинает плакать. Он крепко прижал ее к себе. Так крепко, что казалось, будто он никогда ее не отпустит.
Смерть Хозяина привела к возвращению настоящего дома, сняв слои иллюзии, чтобы показать старое жилище скромных размеров, находящееся в запущенном состоянии. Размеры дома, казалось, уменьшились, но впечатление усадки было еще одной иллюзией - резко уменьшившиеся размеры строения были всего лишь восстановлением реальности. Свидетельства побежденной силы проявлялись и другими способами, какими-то незаметными, какими-то очевидными, как, например, оборотни, которые были всего лишь людьми, искусственно наделенными признаками ликантропии - теперь они вернулись к человеческому облику, включая тех немногих, кто не погиб во время бойни в туннеле.
Изгнанные жители Изнанки возвращались на поверхность непрерывным потоком в течение всей ночи. Известие о кончине Хозяина вызвало улыбки и радостные возгласы, и некоторые беженцы из этого загробного мира попытались отомстить, выместив свой гнев на горстке учеников, которым удалось избежать пулеметного обстрела в коридоре второго этажа. К рассвету следующего дня все оставшиеся ученики были мертвы, став жертвами жестокого правосудия. Большинство из них были линчеваны - их тела болтались на ветках деревьев, раскачиваясь на сильном утреннем ветру.
Чед не принимал участия в репрессиях.
Но он не предпринял никаких усилий, чтобы остановить их.
Ученики были монстрами-социопатами, маскирующимися под настоящих людей, - их легкие продолжали работать, а кислород расходовался впустую.
Пусть себе раскачиваются.
Он предположил, что, возможно, даже помог бы вздернуть нескольких из них, если бы не был так сосредоточен на Дрим. После смерти Хозяина он позволил ей долгое время плакать в его объятиях. Она чувствовала себя такой хрупкой в его объятиях, как птичка со сломанным крылом, и все, что его сейчас волновало, - это забота о ней. Он поклялся стать таким другом, в котором она всегда нуждалась. Возможно, со временем он смог бы стать для нее чем-то большим, но сейчас это было все, что имело значение.
Быть другом.
И помогать ей пережить этот адский сезон.
Дрим не хотела расставаться с ним. Она цеплялась за него, как тонущая женщина цепляется за кусок выброшенного на берег дерева. Отчаянно. Обхватив его за плечи так крепко, что ее пальцы словно приросли к его плоти. Как будто она пыталась слиться с его плотью, стать с ним единым целым, найти какое-то окончательное утешение в его новой силе. Потому что он стал другим человеком.
То, что столь полная трансформация могла произойти за двадцать четыре часа, было просто удивительно.
Чудо.
Это было похоже на то, что прежний Чед, которого она помнила по старшей школе, волшебным образом вернулся к ней. Но это превращение было не таким простым. Теперь он был другим. Более сострадательным. Более чутким. Ей не нужно было, чтобы он говорил ей об этом, заявлял, что он изменился, и ей даже не нужна была нынешняя демонстрация беспокойства.
Она чувствовала, как он изменился.
Она могла дотянуться до него и прикоснуться к этому.
Осознание этого было лишь мимолетным удивлением. Странное, непостижимое существо, правившее этим местом, было мастером создания иллюзий, но сила, которая создавала эти иллюзии, была очень реальной. И он сказал ей правду о ее собственных способностях; они трепетали в ней даже сейчас, пробуждаясь к жизни, становясь сильнее, стремясь стать чем-то значимым... новым.
Мечтайте о том, чтобы развить эти способности.
И используйте их в позитивном ключе.
Этим она была обязана Алисии и памяти других своих погибших друзей. Утренний обыск комнат на втором этаже выявил множество шокирующих, отталкивающих вещей, так много, что можно было почти привыкнуть к разврату. Но одного взгляда в комнату, где погибли ее друзья, было достаточно, чтобы опровергнуть это предположение. Вид отрубленной головы Карен на подносе был достаточно ужасен, но больше всего ее встревожило то, как умерла Алисия.
От своей собственной руки.
От "Глока" Шейна.
Так, как она сама намеревалась умереть совсем недавно. Суровый, необратимый факт самоубийства Алисии отбросил Дрим, оскорбил что-то первобытное в ней. Энергичная, сострадательная женщина - сила добра - была удалена из этого мира, и она никогда не вернется. И никогда не сможет вернуться. Это было неправильно. Этого не должно было случиться, и не было способа это изменить. Из-за этого Дрим чувствовалa себя бесполезной. Бессильной. И, возможно, даже немного злилась на подругу, у которой теперь никогда не будет шанса исполнить самое заветное обещание в своей жизни. Чувство разочарования, которое испытала Дрим, было настолько сильным, что она почувствовала, что переживает то, что позже станет переломным психологическим событием в ее жизни.
Она еще долго будет преодолевать свое горе - возможно, никогда не преодолеет столь глубокий пласт утраты и сожаления, - но она сомневалась, что у нее когда-нибудь снова возникнут мысли о самоубийстве.
Она выжила.
У нее был Чед.
И новое чувство цели - творить добро, делать мир лучше.
Эти вещи должны были что-то значить.
Когда наступило утро и солнце поднялось выше в небе, жители Изнанки, бывшие изгнанники, начали долгий спуск с горы. Ликующий Лазарь шел впереди и пел, обращаясь к небесам, своим богатым баритоном, великолепным, проникновенным звуком, блюзовым криком, обращенным к ангелам.
Победный клич.
Услышав его, Чeд вздрогнул.
Это был звук свободы.
Звук безграничных возможностей.
Рука об руку с Дрим он последовал за старым певцом вниз с горы.
Он заметил забинтованного и шатающегося Джека Парадайза, которого поддерживала умелая Ванда Льюис, она же "Злая Ванда".
- Как ты думаешь, что случилось с той девушкой, немой?
Бывший солдат пожал плечами и поморщился.
- Черт бы меня побрал, если я знаю. Я бы хотел, чтобы она попала в мои руки - эта сучка здорово меня отделала, когда я только попал сюда.
У многих бывших изгнанников сохранились не самые приятные воспоминания о немой Госпоже, которая исчезла вместе с человеком, внешность которого Хозяин имитировал в последний день своей жизни. Но тщательный обыск дома и окрестностей не выявил никаких ее следов. Она словно растворилась в воздухе.
Как и та, другая женщина...
Где-то на Среднем Западе промозглой ночью катил черный "Бентли". За рулем сидела женщина в темных очках. На переднем пассажирском сиденье сидела нервная автостопщица, девочка-подросток, которая ерзала и все больше беспокоилась. Жуткая старушка за рулем едва замечала ее присутствие с тех пор, как подобрала ее, а теперь они проехали то место, где она просила высадить ее.
Но она боялась что-либо сказать об этом.
Что-то было не так... что-то не так... с этой женщиной.
На ней был элегантный черный деловой костюм. На шее поблескивала тонкая нитка белого жемчуга, а темные волосы были собраны в пучок на затылке. Она выглядела так, словно должна была стать директрисой эксклюзивной, увитой плющом подготовительной школы для девочек. Автостопщица представила, как ее вызывают в кабинет женщины для разговора в классе.
Она представила, как женщина бьет ее по рукам линейкой.
Или еще хуже.
Автостопщица вздрогнула.
И взмолилась, чтобы женщина поскорее отпустила ее.
Но "Бентли" катил дальше.
А ночь становилась все холоднее.
Перевод: Zanahorras
"Большой человек в кампусе" - американский разговорный термин, обозначающий популярного старшеклассника или студента колледжа, участвующего в какой-либо громкой деятельности, такой как университетский спорт или школьное самоуправление.
персонаж романов "Порочная - 3" и "Порочная - 4"
Phish - (1983-наши дни) американская рок-группа, примечательная своими джем-сейшнами, импровизациями и постмодернистским смешением жанров. Была образована в 1983 году в университете Вермонта, четыре участника выступали вместе 21 год, пока не распались в августе 2004 года на 5 лет. Названа по кличке барабанщика Джона Фишмана - "Фиш". Группа воссоединилась в 2009 году и отыграла три концерта в городе Хэмптон, штат Виргиния. Музыка группы содержит в себе элементы широкого спектра жанров, и каждый их концерт был оригинальным в плане исполнения песен, порядка их появления и способа, которым они исполнялись. Хотя группа получала мало эфирного времени на радио или MTV, Phish собрали много преданных последователей из уст в уста. Фанатов группы часто сравнивают с фанатским движением The Grateful Dead. Существует несколько фанатских организаций, записывается огромное количество бутлегов, многие поклонники сопровождают группу в их многочисленных концертных турах.
Американская автомобильная ассоциация (AAA - обычно произносится как "Трипл Эй", но также пишется отдельными буквами) - это федерация автоклубов по всей Северной Америке. AAA - частная некоммерческая национальная ассоциация-член и сервисная организация, насчитывающая более 60 миллионов членов в Соединенных Штатах и Канаде. AAA предоставляет своим членам услуги, включая помощь на дороге и другие. Ее национальная штаб-квартира находится в Хитроу, штат Флорида.
более 1.83 м.
отсылка к фильму "Ильза, волчица СС" (Ilsa, She Wolf of the SS) - художественный фильм 1975 года, первый из серии Nazi exploitation, про Ильзу с Дайанн Торн в главной роли. Прототипом главной героини послужила Ильза Кох, прославившаяся своей жестокостью в концентрационных лагерях.
около 2.44 м.
"Gatorade" - общее название серии изотонических напитков, производимых компанией "PepsiCo". Разработан в 1965 году группой исследователей Флоридского университета по заказу университетской футбольной команды с целью восстановления жидкостей, теряемых организмом во время тренировок. Благодаря постоянной широкой рекламной кампании продукты серии "Gatorade" являются наиболее популярными спортивными напитками в Северной Америке и одними из наиболее популярных в мире.
отсылка к фрагменту фильма "Мо́нти Па́йтон и Свяще́нный Граа́ль" (англ. Monty Python and the Holy Grail) - фэнтезийной кинокомедии 1975 года британской комик-труппы "Монти Пайтон", пародирующей британские легенды о короле Артуре. Режиссёрский дебют Терри Гиллиама, поставившего картину совместно с Терри Джонсом.
Лон Че́йни (англ. Lon Chaney, Sr., имя при рождении - Леони́дас Фрэнк Че́йни, 1883 - 1930) - американский актёр, режиссёр, сценарист и гримёр немого кино. Он считается одним из самых сильных и разноплановых актёров раннего кинематографа. Прославился способностью до неузнаваемости изменять свою внешность, благодаря чему получил прозвище "Человек с тысячей лиц". Наибольшую известность Чейни принесли фильмы "Горбун из Нотр-Дама" (1923), "Призрак оперы" (1925) и "Лондон после полуночи" (1927).
1.67 м. и 68 кг. соответственно
отсылка к фильму "Шина - королева джунглей" (Sheena: Queen of the Jungle) - британско-американская приключенческая драма режиссёра Джона Гиллермина по сюжету Дэвида Ньюмана и Лесли Стивенса и комиксу "Шина - королева джунглей" С. М. Эйгера и Уилла Айснера. Премьера фильма состоялась 17 августа 1984 года.
Трасса 666, известная как "шоссе Дьявола", представляет собой живописную 200-мильную трассу, известную среди автомобилистов своими адскими гончими, призрачными фигурами и индейцами-перевертышами. Автомобилисты уже много лет утверждают, что здесь происходит что-то паранормальное. Мы рассмотрим, как был назван маршрут 666 и какие мифы окружают дорогу, названную в честь числа зверя.
Петер Лорре (1904 - 1964) - венгерский и американский актер. Он начал свою сценическую карьеру в Вене, в Австро-Венгерской империи, а затем переехал в Германию, где работал сначала на сцене, а затем в кино в Берлине в конце 1920-х и начале 1930-х годов. Лорре произвел международную сенсацию в фильме времен Веймарской республики "М" (1931) режиссера Фрица Ланга, в котором он сыграл серийного убийцу, охотящегося на маленьких девочек. Известный своими застенчивыми и коварными персонажами, внешностью и голосом с акцентом, Лорре часто изображался в карикатурном виде при жизни и после нее, и культурное наследие его личности остается в средствах массовой информации и по сей день. Лорре, еврей по происхождению, покинул Германию после прихода к власти Адольфа Гитлера и нацистской партии. Его вторым англоязычным фильмом, после многоязычной версии "М" (1931), стал фильм Альфреда Хичкока "Человек, который слишком много знал" (1934), снятый в Соединенном Королевстве. В конце концов, обосновавшись в Голливуде, он позже сыграл главную роль во многих голливудских криминальных фильмах. В своих первых американских фильмах "Безумная любовь" и "Преступление и наказание" (оба 1935) он продолжал играть убийц. Позже он получил роль мистера Мото, японского детектива, в серии второстепенных фильмов. С 1941 по 1946 год он в основном работал на Warner Bros. Его первым фильмом на студии Warner был "Мальтийский сокол" (1941), первый из многих фильмов, в которых он снялся вместе с актерами Хамфри Богартом и Сидни Гринстрит. За этим последовал "Касабланка" (1942), второй из девяти фильмов, в которых Лорре и Гринстрит снялись вместе. Среди других фильмов Лорре - "Мышьяк и старые кружева" Фрэнка Капры (1944) и "20 000 лье под водой" Диснея (1954). Его дальнейшая карьера, в которой он часто играл зловещего иностранца, была нестабильной. Лорре был первым актером, сыгравшим злодея Ле Шиффра в телевизионной версии "Джеймс Бонд: Казино Рояль" (1954). Некоторые из его последних ролей были в фильмах ужасов режиссера Роджера Кормана.
отсылка к фильму "Земля, позабытая временем" (англ. The Land That Time Forgot) - приключенческий художественный фильм, поставленный режиссёром Кевином Коннором по одноимённому роману Эдгара Берроуза. Сюжет: В 1916 году во время Первой мировой войны британское торговое судно оказывается потоплено германской подлодкой. Но немногим спасшимся удаётся захватить вражескую подводную лодку. После блужданий по океану они оказываются на неизведанном острове, где динозавры обитают вместе с первобытными людьми.
около 15 см.
около 1.83 м.
Джонни Карсон (1925-2005) - американский журналист, телеведущий и режиссёр. Наибольшую известность приобрёл в качестве многолетнего ведущего телепрограммы "The Tonight Show" ("Сегодня вечером") на канале NBC. Также пять раз вёл церемонию вручения "Оскара". В 1987 году Карсон был введён в Зал славы телевидения.
Доли́на Сме́рти (англ. Death Valley) - межгорная впадина в районе пустыни Мохаве и Большого Бассейна на западе США в штате Калифорния. В долине расположена самая низкая точка Северной Америки. Долина также включает в себя бо́льшую часть национального парка "Долина Смерти". В долине 10 июля 1913 года зафиксирована самая высокая температура воздуха в Западном полушарии: +56,7°C. Долина Смерти известна как самое жаркое место на земле и самое засушливое место в Северной Америке - осадки составляют около 5 мм в год, хотя иногда случаются наводнения. Средняя максимальная температура в июле достигает 46°C, ночью опускается до 30-31°C.
King - король (англ. яз.)
более 1.83 м.
отсылка к комиксу "Oh, Wicked Wanda!". "О, злая Ванда!" - британский полноцветный сатирический комикс для взрослых, написанный Фредериком Маллалли и нарисованный Роном Эмблтоном. С 1973 по 1980 год этот комикс регулярно публиковался в журнале "Penthouse". Красивая черноволосая наследница многомиллионного состояния, 19-летняя Ванда фон Крезус была “мужененавистнической” лесбиянкой. Она жила в старинном замке под названием Шлосс (что по-немецки означает "замок") на берегу Цюрихского озера в Швейцарии и управляла банком, который, среди прочего, хранил секреты, способные свергнуть мировые правительства.
Ричард Раундтри (англ. Richard Roundtree, 1942-2023) - американский актёр. Наиболее известен благодаря роли детектива Джона Шафта в фильме "Шафт" (1971) и двух его сиквелах: "Большая удача Шафта" (1972) и "Шафт в Африке" (1973).
"Лето любви" (англ. The Summer of Love) - лето 1967 года, когда в квартале Сан-Франциско под названием Хейт-Эшбери собралось около ста тысяч хиппи, знакомых и незнакомых, чтобы праздновать любовь и свободу, создавая тем самым уникальный феномен культурного, социального и политического бунта. Хиппи собирались и в Нью-Йорке, Атланте, Лос-Анджелесе, Филадельфии, Сиэтле, Портленде, Вашингтоне, округе Колумбия, Чикаго, Монреале, Торонто, Ванкувере, в европейских городах, но Сан-Франциско стал центром хипповой революции, кипящим котлом музыки, психоактивных веществ, сексуальной свободы, творческой экспрессии и политики. "Лето любви" стало кульминацией второй половины 1960-х годов, когда субкультура хиппи наконец заявила о себе во всеуслышание. Это беспрецедентное собрание людей иногда считают социальным экспериментом из-за образа жизни, который стал считаться нормой в "Лето любви" и в последующие годы. Он включает в себя жизнь в коммунах, равное и свободное распределение благ, нередко с участием незнакомых людей, употребление психоделических веществ, "свободную любовь". По иронии судьбы, лето 1967 года принесло США и один из сильнейших всплесков городского насилия, связанного, как правило, с расовой дискриминацией и последовавшими за этим столкновениями.