«Шоппинг» Кайл М. Скотт

Пещера была усеяна костями.
Бесплотные черепа всех размеров, некоторые целые, а некоторые раздробленные, лежали у холодных каменных стен. Скоро ему придется навести здесь порядок. Bсе здесь становиться cлишком захламлено.
Роланд сидел, скрестив ноги, на твердой земле, грызя последние запасы. Обычно он не объедал мякоть вокруг ступни, считая мясо подошвы слишком жестким. Оно не могло сравниться с нежной мякотью внутренней части бедра или хорошо прожаренной ягодицы, но это все, что у него осталось. А скоро закончится и это.
Поэтому, хоть и с отвращением, но Роланду приходилось последние несколько недель жевать то, что прежде просто выкидывал. Давненько на холмах не было путников. Конечно, здесь и раньше случалось затишье, но даже в хорошие времена, когда земля вокруг его хорошо укрытого логова кишела туристами всех мастей, цветов и вкусов, ему и его семье все равно приходилось быть очень осторожными.
Мать учила его: Никогда не собирай больше мяса, чем тебе нужно, и меньше, чтобы не голодать. Раньше он не понимал, зачем ограничивать себя в еде, если можно сделать запасы, однако теперь суть ее слов доходил до него. Запах гниения, стоявший в пещере, был просто невыносим.
Он жил в этих холмах столько, сколько себя помнил, вместе со своим братом Натаном и их матерью. Они были счастливой семьей, и жили так, как все предыдущие поколения их рода. И все же, как бы то ни было, он часто задумывался о мире там, внизу, у подножия горы. В последнее время его все чаще тянуло туда.
Иногда он подходил к краю обрыва, на котором находилась его пещера, и смотрел вниз, на светящийся огнями, таинственный мир внизу. То, что он наблюдал сверху, что слышал снизу, манило его, завораживало.
Однако тот мир пугал Натана. Его брата вполне устраивала жизнь здесь, в холмах, а мир далеко внизу, под их счастливым домом, таил в себе лишь неизвестность и опасность.
Как бы ни хотелось Роланду окунуться в этот мир, он всегда знал, что этому не суждено сбыться. Там, внизу, в месте, которое его мать называла Цивилизацией, люди использовали металл для создания машин, которые ускоряли их передвижение по городам и весям. Он же использовал металл только в процессе убийства, очищая кость от плоти.
Однако Роланд видел из книжек с картинками, которые у него были, чтобы понять, что в Цивилизации не место таким, как он. Он часто перелистывал книги, спасенные им от розжига костров, соскабливая со страниц засохшую кровь, и размышлял о чудесных вещах, которые делали люди под горой.
И все же Роланд знал, что его место здесь, в диких землях. Здесь все было проще - понятнее и безопаснее. Кроме того, мать говорила, что мир никогда не примет его род, как бы он ни старался вписаться в него.
И все же мысли о том иллюзорном мире не покидали его.
Он знал, что он другой. Это было очевидно, если просто посмотреть на его собственные руки - огромные пальцы неправильной формы торчали над запястьями, и в то время как у его жертв почти всегда было по пять пальцев на каждой руке, Роланд был благословлен только двумя пальцами на каждой. И те были перепончатыми. Сросшимися между собой кожистыми перетяжками.
Голова у него имела тоже отличительные особенности. Она щетинилась огромными шишкообразными наростами, мягкими и нежными на ощупь, и твердыми как камень у основания шеи и на затылке. Хотя у его матери и брата череп был гладким.
Мать называла его одним из особых детей Господа, и он верил ей, по крайней мере, в детстве. У его брата были свои характерные отклонения во внешности, хотя он не мог похвастаться огромной силой Роланда. Руки Натана доходили почти до колен, как у обезьян, которых Роланд видел в книжках с картинками. Его брат был прекрасным охотником и без труда убивал женщин, но ему не хватало грубой силы Роланда, когда дело касалось мужчин, с которыми они так часто сталкивались.
В любом случае, теперь это было в прошлом. Его брата застрелили два года назад, во время ночного налета на лагерь, разбитый молодыми людьми в лесу. Роланд предупреждающе крикнул своим сородичам, увидев оружие в руке одного из мужчин. Натан, не любитель рассматривать книжки с картинками и, конечно, не имеющий ничего похожего на думающий мозг, наверняка решил, что это палка или копье. Ему давно уже стоило снабдить Натана определенными знаниями, вдолбить это в его тупую голову.
Громкий треск и вспышка, вырвавшаяся из дробовика, вскоре уничтожили эту возможность, вместе с половиной головы его дорогого брата.
Натану следовало бы смотреть книжки с картинками...
Роланд вернулся домой той давней ночью без свежего мяса, оставив их без пропитания, и без одного члена семьи. Все, что осталось от дорогого Натана - это безголовый, непропорциональный труп, а также мозговое вещество и куски черепа, которые забрызгали Роланда, стоявшего рядом с братом, когда голова того превратилась в фарш. Мать была в ярости. Ей конечно жаль было сына, но в основном она была в бешенстве, что он не принес тело Натана. По крайней мере, они могли бы съесть его, раз остались без свежатинки.
Он до сих пор помнил, как его били - каждый жгучий удар кнута, треск лопавшейся кожи и даже запах своей крови. К этим воспоминаниям Роланд возвращался в минуты одиночества, чтобы найти утешение и покой. Мать так и не поняла, что ему нравится получать боль почти так же, как и причинять ее.


Роланд сидел в своей пещере, смотрел, как дождь льет снаружи, и слушал, как ветер свистит среди сосен, погрузившись в воспоминания. В такие дни он чувствовал одиночество острее и горче, и он был голоден... всегда голоден.
С тех пор как Натан растерял половину своего мозга в кемпинге, лес стал гораздо более опасным местом для охоты. До местных жителей дошли слухи о клане мутантов, обитающих в глубине леса. В конце концов, конечно, поиски и паника утихли, превратившись в слухи, и жизнь Роланда и его бедной матери вернулась в нормальное русло. Но после смерти Натана холмы с такой репутацией обезлюдели, если не считать случайных подростков, ищущих острых ощущений, которые приходили в лес в поисках доказательств местной легенды - "Ужас Теннесси".
Я старался их не разочаровывать, - подумал Роланд, улыбаясь.
Если бы не они, Роланд бы уже умер с голода. В последний год добыча в холмы забредала все реже и реже. Мать говорила, что интерес к легендам со временем утихает, и Роланд считал, что именно так и произошло. Искатели острых ощущений потеряли интерес, а местные жители, наоборот, перестраховывались, и не собирались рисковать подниматься в гору.
Эта зима была самой худшей: бесконечная борьба за выживание в суровом и лютом холоде и за жалкие пайки, которые они могли добыть. Их убежище на холме утратило тепло и уют и стало напоминать могилу. Роланд с матерью питались, когда могли, лесными тварями, и сумели кое-как поддерживать свое ничтожное существование, но отсутствие человеческой плоти сказывалось и на их психике, и на здоровье. Роланд отощал, взрывался вспышками гнева и с большим трудом соображал.
Что касается матери... ну, мать просто сошла с ума.
Он часто просыпался по ночам от того, что она бормочет себе под нос на незнакомых языках или мастурбирует костью, оставшейся после жалкого ужина предыдущей ночи, заталкивая ее глубоко внутрь себя и хрюкая, как животное. Часто, вернувшись с очередной неудачной охоты, Роланд обнаруживал ее рисующей на стенах пещеры собственным дерьмом; насвистывая, она размазывала фекалии по камням.
Последней каплей стало то, что однажды зимней ночью он проснулся от ее криков и увидел, что она отгрызает себе пальцы, один за другим. Крики сменялись стонами голодного удовлетворения, и она заглатывала свою собственную плоть, разрываемую своими сломанными зубами.
Она уже справилась с тремя из шишковатых, чахлых пальцев, и грызла четвертый, когда он бросился к ней, поднял ее на ноги и попытался привести в чувство. Она смеялась, когда он плакал; и даже когда он ударил ее по щеке, а когда это не помогло, он ударил мать лицом о валун, чтобы заставить ее замолчать.
Она смеялась даже тогда, когда из ее ушей хлынула кровь, а череп раскололся, как гнилая, вздутая дыня. Она смеялась до самого забвения.
Позже, когда все закончилось, Роланд, к своему огромному удивлению, узнал, что его мать умерла, будучи беременной.
Ребенок, конечно же, был его.
Это было четыре недели назад.
Мясо сохранилось относительно хорошо.


И вот теперь он грызет усохшие ноги своей матери. От нее больше ничего не осталось, хотя в смерти она была так же полезна, как и в жизни. Ее плоть поддерживала его до сих пор, но теперь... теперь ему грозил голод.
Роланд взглянул на груду голых костей, на проломленный череп своей матери и вздохнул. Последние годы были очень тяжелыми. Он очень скучал по своей семье. Одиночество угнетало его. А желудок урчал, как дикая собака.
Роланд опустил голову на грязные простыни, расстеленные на полу пещеры, и погрузился в мрачные мысли. Что делать дальше? Семьи больше нет, дом - лишь холодная пещера, полная мрачных воспоминаний, а живот - сжимающееся, судорожное, постоянное напоминание о том, что чтобы выжить, ему нужно кардинально что-то предпринять. Его мысли обратились ко всему, что он почерпнул из журналов и книжек с картинками. К этим быстрым, свистящим металлическим зверям, называемым машинами. К кинотеатру с его движущимися картинками и бесконечными волшебными приключениями. К долгим путешествиям на поезде "Чу-Чу", пересекающем огромные территории с скоростью, ему не достижимой. Все это было бы так весело.
Единственное развлечение, которым Роланд и его брат Натан когда-либо по-настоящему наслаждались, было простой рыбалкой, чему их первым научила мать. Маленькая речка, где они рыбачили и находили пропитание в свои счастливые мальчишеские годы, теперь превратилась в болото. Вонючую лужу, не пригодную для жизни ни одного живого существа, и уж точно не пригодное для рыбалки. Они часто думали о том, чтобы перебраться на новые пастбища, на более чистые дальние зеленые земли, где можно было бы свободно охотиться и жить дарами земли. Конечно, этого так и не произошло. В конце концов, им пришлось остаться поблизости от Цивилизации, потому что, в конце концов, человеческая плоть была самым нежным и вкусным из всех видов мяса.
А охотиться на людей было даже интереснее, чем ловить рыбу.
Медленно наступал рассвет, пока Роланд путешествовал по полузабытым дорогам и обочинам своего одурманенного сознания. Утро сменялось днем, день - сумерками, а сумерки - холодной, беззвездной и, казалось, бесконечной ночью.
Голод стал серьезной проблемой. Временами он чувствовал такую тошнотворную, такую сильную агонию, когда его желудок рычал, извивался и гневно вздымался, что готов был уподобиться матери и начать жрать самого себя. Он не срал уже три дня.
- Мне даже гадить нечем, - сокрушался он.
После долгих унылых раздумий Роланд решил, что с него хватит. Он добудет пищу, и сделает это любым способом. В отчаянии и голоде он вынашивал свой план.


С болью в мышцах, кружащейся головой и тяжелым сердцем он поднялся на ноги, борясь с слабостью. Он зажег зажигалкой один из факелов, которые всегда держал под рукой у стен пещеры. Это устройство он раздобыл у человека по имени Гарольд. Однажды ночью они с братом привели этого человека домой, вырывающегося и сопротивляющегося. Они проговорили с ним долгие часы, хотя тот боялся их и был не слишком разговорчив. Они узнали многое о жизни Гарольда, его детях, работе и доме.
Они говорили и говорили, пока скука и голод не вытеснили любопытство, и когда они в конце концов набросились на Гарольда с ножом и топором, то позаботились о том, чтобы убить его быстро. Один удар в центр черепа превратил Гарольда из собеседника в пищу. Хотя он бы не отказался от такого друга. У него никогда не было друзей вне семьи.
Возможно, я мог бы завести таких друзей, как Гарольд.
С факелом в руке он направился к тому, что он любил называть своим "магазином игрушек". В небольшом анклаве, в самом дальнем углу логова Рональд хранил свои заветные игрушки. Все эти чудесные, странные украшения из Цивилизации, которые так очаровывали его долгое время - куклы, маленькие пластмассовые машинки, велосипед, нечто под названием "камера" (он так и не разобрался, как ею пользоваться), и целая куча одежды, изорванной и окровавленной после бесчисленных ночей насилия и расчленения.
Именно к одежде он и направился.
С часу ночи и до рассвета Роланд примерял различные наряды, которые, по его мнению, могли подойти для его плана. Многочисленная детская одежда явно не годилась, а большая часть взрослой одежды выглядела как детская, когда он с рудом натягивал ее на свою массивную фигуру. Это была трудная задача, но со временем и упорством он наконец нашел то, что искал.
Теперь все, что ему было нужно, это немного денег. А их у него было предостаточно.


Роланд сидел на краю утеса, на своем излюбленном месте, и смотрел, как первые лучи заходящего солнца медленно начинают освещать маленький городок внизу. Сколько ночей они с братом просидели здесь, наблюдая, как в мир возвращаются краски? Много, очень много. При воспоминании об этом он улыбнулся... Роланд пересказывал истории из своих книг, а Натан смеялся, возможно, над его историями, а возможно, над какими-то своими мыслями. О чем брат думает, он никогда не мог понять. И это не имело значения. Они были вместе, и этого было достаточно.
Натан всегда с опаской смотрел на маленький городок и его жителей. А поскольку Цивилизация казалась его брату еще более чуждой, чем Роланду, он напоминал волка, который смотрел на стадо овец сквозь прутья решетки, таких близких, и таких недоступных. В одиночку или в небольшими группами эти люди внизу были добычей, но в настоящая толпа его пугала. Проклятая пища, такая близкая, но вечно недосягаемая.
Роланд больше не мог поддаваться страхам и сомнениям. Им овладели инстинкты…


Роланду казалось, что город безлюден, когда он перебрался через небольшой ручей и затаился среди близко растущих деревьев и кустов, служивших границей между бетонным миром и дикой природой. Но потом понял, что ошибся. Даже в этот ранний час на улице были люди. Мужчина прогуливался мимо укрытия Роланда, не замечая бдительных глаз, пыхтя трубкой и пуская клубы дыма в воздух. Две пожилые женщины стояли бок о бок в дальнем конце улицы, чем-то увлеченно беседуя, а две их собаки дружно гадили рядом с ними. Если бы не эти несколько прохожих, он мог бы подумать, что попал в город-призрак.
Люди лишь на мгновение привлекли внимание Роланда, но потом его внимание захватило более увлекательном зрелище - сами улицы.
В витрине одного из магазинов была чудесная выставка кукол всех форм и цветов. Другая была украшена бесчисленными бутылками алкоголя. Он пробовал многое из этого, и хотя через некоторое время от них становилось смешно и немного тошно, вкус ему очень нравился. Здесь было вино, виски, водка, но было и то, что он никогда не пробовал. Через дорогу в киоске были разложены красочные журналы, похожие на те, что были у него дома. Некоторые из них были с карикатурами на обложке, а некоторые - с красивыми женщинами (таких он видел и ел очень редко).
Роланд никогда еще не был так близко к Цивилизации, и, оказавшись здесь, почувствовал острый прилив страха и возбуждения, не похожего на то, что сопровождало его во время многочисленных вылазок в кемпинг, которыми они с Натаном наслаждались. Ему хотелось окунуться в эту новую, незнакомую землю изобилия. Окунуться и остаться в ней.
Прогуливающийся мужчина уже давно прошел мимо, направляясь куда-то не спеша, а две женщины все еще были погружены в свой разговор, в то время, как Роланд осматривался, наслаждаясь теми чудесами, что его окружали.
В тени дверного проема прямо перед тем местом, где он присел, с неподвижностью опытного охотника стоял большой, круглобрюхий человек, одетый во все белое. Роланд быстро распознал, что человек не настоящий, а просто его образ, и понял, что слово "Парикмахерская" над дверью означает, что это место, куда приходят мужчины, чтобы сделать что-то с их волосами. Конечно, он и раньше видел много странных причесок, а поскольку снятие скальпов было чем-то вроде развлечения его дорогой покойной матери, то дома их даже было несколько, украшавших стены пещеры.
Неосознанно он провел руками по собственным волосам. Длинные пряди его грязной, заляпанной грязью гривы торчали в стороны. Роланд задумался о том, можно ли сделать себе одну из таких причесок, которые были у его многочисленных жертв.
Вскоре неизбежное чувство голода вывело его из задумчивости, и восторженность нового мира сменилось урчанием желудка. Он должен поесть. И именно в этот момент, словно предзнаменование, Роланд увидел то, что никогда и не мечтал созерцать в своей жизни. Зрелище, которым он часами любовался в книжках с картинками и журналах.
Ряд витрин открывал взору настоящую страну чудес - овощи, мясо и напитки. Красивая одежда висела на искусственных женщинах, а над всем этим, написанная жирным кроваво-красным шрифтом, горела вывеска - "У Алистера".
Впервые за всю свою жизнь покатые, выпуклые глаза Роланда вытаращились.
И все его оставшиеся опасения испарились.


Джерри было плевать на продукты. И вообще, на акции. Его долбоеб отец устроил его на эту чертову должность прямо со школы, и, поскольку этот жалкий городишко без работы и без возможностей, он с тех пор застрял в этой гребанной дыре. Тем не менее, ему хватало денег на травку и на баб.
Не то чтобы у Джерри была привычка угощать своих шлюшек ужинами при свечах. Нет, блядь! Гроши, которые зарабатывал Джерри, использовались гораздо лучше, гораздо эффективнее. Нет, он действовал по-другому.
Джерри покупал дешевое спиртное, знакомился с девушкой, очаровывал ее, а затем накачивал выпивкой, пока эта сучка переставала сопротивляться. Ну а затем шпилил ее в разных позах, каких только мог изогнуть податливое тело в отключке.
Проверенный и испытанный, "Метод Джерри", как он хвастливо заявлял своим приятелям, был безотказен. Маленькие шлюшки понимали, что их отымели только на следующее утро. А в таком маленьком городке ни одна девочка не захочет, чтобы ее гордый папаша или его собутыльники узнали, что ее отодрали во все щели. В качестве меры предосторожности Джерри ясно давал понять, что с ними будет, если они решат проболтаться. Так они держали свои чертовы рты на замке, и до сих пор ему это всходило с рук.
И пока они молчали, Джерри Осмонд спокойно спал по ночам, зная, что к нему в дом не ворвутся вооруженные до зубов папаши обесчещенных красоток. Нет... ни одного, блядь, ни одного.
Хотя прошлая ночь была чем-то вроде разочарования...
Он положил глаз на юную Люси Пирс уже чертовски давно, еще со школы. Она была на три года младше его, и была слишком популярна в то время, чтобы обратить на него внимания несмотря на возраст. Как считал Джерри, все молодые "киски" искали парня постарше. Это давало им статус среди их подруг-шалав. Если тебя трахает парень постарше, ты можешь руководить своим шабашем ведьм. Но Люси была другой. Эта святоша, маленькая членососка, расхаживала по коридорам Пайнвудской школы так, словно это место принадлежало ей. И ни разу не поддалась на многочисленные ухаживания Джерри. Тогда сучка думала, что она слишком хороша для него. Но вчера вечером все изменилось.
Сейчас она училась на последнем курсе местного университета и, несомненно, смотрела в будущее с надеждами и мечтами, которые простирались гораздо выше, чем мог дать этот дерьмовый городишко. Она достигла совершеннолетия. И вместе с этим стала еще более желанной.
Не то чтобы Люси флиртовала с Джерри, когда он встретил ее на вечеринке в доме Билла, но парень решил, что у него появился шанс. На вечеринке девушка флиртовала со всеми парнями и вела себя так, будто ее дерьмо не воняет. Но избегала Джерри, когда он пытался заговорить с ней. Парень решил, что так она привлекает его внимание. В конце концов, он был красавчиком и в хорошей физической форме. При виде его у девушек мокрело между ног и кружилась голова. Так ему казалось. Он решил дать ей время, чтобы она наконец собралась с силами и предложила себя ему.
Конечно, через пару часов эта сучка слишком перебрала с выпивкой. Шлюшка была чертовски пьяна, хотя и не настолько, чтобы не смочь отсосать ему.
Он последовал за ней на улицу, когда она вышла, и предложил подвезти ее до дома. Поначалу она выглядела настороженной, но вскоре Джерри смог подобрать слова, чтобы завоевать ее доверие. Весь этот разговор наскучил ему до полусмерти. Ему не было дела ни до ее домашних проблем, ни до ее предстоящих экзаменов. Но он слушал, улыбался, когда требовалось, и позволял этой ханже высказываться; вздыхал, когда она выплескивала свои горести, и тихонько смеялся, когда она пыталась пошутить. Он показывал себя хорошим, надежным парнем. Рыцарем в сияющих доспехах.
Остановившись на пол пути до ее дома, он припарковался у обочины и предложил ей выпить вместе, прежде чем доставить по назначению. Как бы свежий воздух не отрезвил ее, она была все еще пьяна и не могла трезво мыслить, а он заверил ее, что еще несколько рюмок не повредят. Так что, когда он достал свою бутылку с дешевым пойлом, пьяная марамойка глотнула прям с горла. Ему казалось, этого будет достаточно.
Поэтому, когда все пошло наперекосяк, это стало для него неожиданностью.
Люси была в сознании, когда он вынул свой уже твердый член из джинсовой тюрьмы и ткнул ей в губы, но она начала отстраняться от него! Каким-то образом, выхлебав такое количество спиртного, она еще могла сопротивляться. Невероятно!
Он потратил целое состояние на виски, по крайней мере, полдневную зарплату, но все же ему приходилось заставлять шлюху сосать его хрен, который уже давно должен был быть у нее во рту. А она еще и сопротивлялась. Люси, как выяснилось, оказалась очень строптивой.
Она пиналась и кричала, царапалась и била, пока это не наскучило Джерри. Он не требовал от нее чего-то сверхъестественного. Он был симпатичным парнем, она должна быть благодарна, за то, что он вообще обратил на нее внимание. Все его шлюшки были послушными и покорными, а эта пизда с чего-то рассвирепела. Слишком скоро стало очевидно, что Люси скорее откусит ему член, чем отсосет.
Поэтому Джерри решил положить конец ночным приключениям и ударил ее кулаком в лицо. Это быстро прекратило ее крики. Может он и сломал этой сучке нос, но она это заслужила.
К тому времени, когда Джерри наконец удалось ее усмирить, он ударил ее еще дважды, один раз в живот и еще раз по ее смазливой мордашке, и так сильно выкрутил одну из ее маленьких сисек, что она умоляла и кричала, чтобы он остановился. Но именно нож стал решающим фактором. Как только он наставил на нее четыре дюйма сверкающего, острого как бритва лезвия, она тут же захлопнуло хавальник, как будто от этого зависела ее гребаная жизнь.
Несколько убедительных угроз и несколько шлепков головкой члена по ее щеке, и романтический вечер Джерри с Люси подошел к своему завершению.
Через час он уже лежал в своей постели, голова кружилась. Он так много выпил, что даже не смог кончить, когда дрочил в последней попытке получить хоть какое-то гребаное удовлетворение.
Ну и обдираловка. Спустил двадцать баксов, но даже не отпердолил эту мокрощелку, - сокрушался он.
Иногда инвестиции не окупаются.


Роланд в восторженном изумлении смотрел на открывшееся перед ним зрелище. Он вошел в это волшебное место с чувством предвкушения, подобного которому не испытывал со времен своего первого убийства много лет назад. Его мечты и размышления о Цивилизации оказались правдой - мать, со всей ее мудростью, учила его опасаться таких мест, но он оказался в восторге от всего этого. То, что предстало перед ним, когда он вошел через странные металлические двери, было мириадами чудес, когда-то статичных и недостижимых на фотографиях в журналах, а теперь предстало перед ним как райский банкет. Его страх перед людьми оставался таким же острым, как и прежде, но сейчас здесь никого, кроме него не было. Для Роланда это был дар, о котором он так долго молился в зябкой, безысходной тишине долгих зимних месяцев.
Даже в своем восторге Роланд понимал, что ему придется действовать быстро. Он не был настолько ослеплен, чтобы не осознавать угрозу, которую все еще мог таить в себе город. Наступило утро, и хотя Роланд был ночным существом, наслаждавшимся сумеречными часами, когда мать и Натан дремали, он знал, что вскоре этот город превратится в живое существо, кишащее теми, кто позаботится о том, чтобы прогнать, или что хуже, убить его. Он много раз наблюдал с высоты за тем, как люди постепенно заполняют улицы. Время было здесь врагом Роланда.
Эти жаждущие мести люди сейчас несомненно нежились в своих постелях, но скоро они проснутся и устроят ему персональный ад. Он уже видел некоторых жителей города и понимал, что эти одинокие души - лишь прелюдия к тому, что вскоре народ выйдет на улицы. Рассвет принесет с собой толпы людей, а люди принесут смерть. При всей своей силе он не в силах противостоять всем сразу. Он не бы неуязвим. Он истекал кровью и болел, как все живые существа, и, как все, что живет и дышит, боялся смерти каждой частичкой своего существа.
Так мало времени, чтобы собрать все необходимое, и так много еды на выбор.
Он поначалу немного растерялся, но тут же заставил свой разум сосредоточиться на текущей работе. Он пришел сюда, чтобы найти пищу для выживания, а не для того, чтобы погрязнуть в страхе. Его миссия - это все, что имело значение.
Роланд бродил между полок, путаясь в разноцветных упаковках мяса, поражаясь запаху смешанных ароматов. У него пересохло во рту, а разум помутился, когда он разодрал упаковку сырого, нежного мяса и стал запихивать огромные куски прекрасной сочной плоти в рот, перемалывая их сломанными, зазубренными зубами и жадно глотая. В самый разгар трапезы его внимание привлек другой запах; запах, который принес с собой восхитительную узнаваемость. Слюни текли по его огромным губам и стекали в грязную, покрытую кровью бороду. Он рассеянно вытирался, пока инстинкт и желание боролись внутри него. Он смутно осознавал, что его член отвердел, и торчал из его временного одеяния, как кобра при броске.
Впервые за многие безлунные ночи и горькие дни Роланд почувствовал запах единственного мяса, которое по-настоящему насыщало. Свежее мясо - живое мясо...


Это место было гребаной ямой.
Неделя у Джерри выдалась дерьмовой. Ни траха, ни денег, и в довершение ко всему - жуткое похмелье. И в придачу он застрял в этой дыре на ближайшие восемь часов. Конечно, сейчас магазин был пуст, но скоро нескончаемый парад одиноких мамаш выползет из своих помоев с орущими, шумными маленькими ублюдками на буксире и выебет его и без того несчастный день в задницу. Почему эти суки не могут уважать похмельное состояние мужчины и заставить своих чертовых отпрысков держать себя в руках, черт возьми!
У Джерри, слава яйцам, не было детей. Если бы какая-нибудь сука когда-нибудь сообщила ему, что он собирается стать папочкой, то получила бы такой пинок, что высрала бы этого ребенка еще до того, как следующее предложение вылетело бы из ее уст. Дети были для лохов. Неудачники и хромые придурки, которые не могли понять, что жизнь и так коротка, чтобы тратить ее на кого-то, кроме себя. Но не Джерри. Джерри был из другого теста. В этом мире были только берущие и отдающие; и он был берущим. Чертовски верно!
Когда парень услышал знакомый, вечно раздражающий звон колокольчика на входной двери, это стало для него сигналом, что еще один гребаный рабочий день начался. Эта чертова штука висела над дверью, как предвестник гибели, с нетерпением ожидая своего шанса объявить ему, что какой-то ублюдок приперся, чтобы портить ему жизнь. Дверь находилась в самом дальнем конце магазина, вне поля зрения Джерри, и он не видел клиента, но в этот час это мог быть только какой-нибудь жалкий, старый ублюдок, которому на кладбище прогулы ставят, пришедший за своими памперсами, или один из городских алкашей, завалившийся выпрашивать пораньше дешевое дерьмовое пойло. В любом случае, они быстро съебутся и оставят его в покое.
Когда до него дошел запах, Джерри едва не задохнулся.
Это точно какой-то жалкий пьянчуга. До парня донесся запах несвежей мочи и дерьма. Кем бы ни был этот жалкий ублюдок, он собирался выставить его отсюда. Джерри попятился от мерзкого запаха, желчь поднималась у него в горле, и он пытался сдержать рвоту, которая одолевала его еще с самого утра с похмелья.
Вонь становилась все сильнее. Должно быть, ублюдок находился где-то рядом с последним проходом. Джерри слышал, как щелкают ботинки по кафелю... бомжара явно шаркал в поисках спиртного. И он напевал какую-то мелодию!?
Этого дерьма не будет. Не сегодня. Ни за что, блядь.
Джерри сунул голову под прилавок и быстро нашел бейсбольную биту, которую его толстопузый менеджер держал под рукой для защиты от агрессивных покупателей. Парень не знал, придется ли ему применить силу или просто будет достаточно пригрозить пьяной заднице, чтобы выкинуть его отсюда. Ему хотелось выбить этому ублюдку все зубы, но совершенно не хотелось приближаться к тому, от которого воняло так, будто его окунули в гребаный несмытый унитаз.
Он схватил биту и поднялся над прилавком...
...столкнувшись лицом к лицу сo своим самым страшным кошмаром...


Перед Джерри, возвышаясь над его головой, стояло нечто, что, должно быть, поднялось прямо из самых недр ада. Человек (если это был человек) настолько отвратительный на вид, что Джерри застыл на месте, ошалевший. Бейсбольная бита выпала из его ослабевшей руки, а отвратительный смрад, исходивший от существа, смешался с его собственным зловонием, когда он обосрался от страха.
Глаза существа были похожи на глаза гребаной лягушки. Казалось, что они в любой момент могут выскочить из глазниц. Волосы свисали нитями вокруг огромной, луковицеобразной головы. Желтая кожа была натянута на черепе, придавая ему вид какого-то больного мутанта на шоу уродов, необъяснимым образом возвращенного к жизни. Зубы выпирали из распухших пурпурных губ, как разбитые надгробия, и по мере того, как Джерри с ужасом вглядывался в его устрашающую фигуру, кошмар только разрастался, принимая все более сюрреалистические размеры.
На нем было чертово платье!
Едва прикрывая его мощный торс, на нем было чертово летнее платье. Когда-то с цветочной расцветкой, а теперь почти черное от засохшей крови и экскрементов. И еще хуже, гораздо хуже было то, что свисало у него между ног.
Юбка была поднята спереди, и из грязных лохмотьев торчал самый большой член, который Джерри когда-либо видел. Он был огромным, эрегированным и пульсировал от возбуждения. По всей длине члена шли нарывы, некоторые из которых совсем недавно лопнули. Джерри заметил слизь, свисавшую с блестящей головки. Кем бы ни был этот забытый богом дьявол, он был готов к охренительной вечеринке...
О Господи, эта тварь собирается меня трахнуть, - подумал он, чувствуя, как под ним подгибаются ноги.
Не отдавая себе отчета, Джерри поднял руку в идиотском приветствии к возвышающейся перед ним твари и ляпнул:
- Чем могу помочь, сэр?
Окровавленные губы монстра разошлись, и он улыбнулся.
И тогда рассудок Джерри не выдержал, и он завопил...


На небе уже вовсю светило солнце, принося долгожданное тепло и свет в темные уголки леса.
Высоко на холмах Роланд смотрел на раскинувшийся внизу город. Крики раздались всего несколько мгновений назад, а за ними последовали несколько воющих сирен, которые Роланд слышал во время многих вылазок. Весь город проснулся, начался хаос.
Роланд брел в этот рассветный час, наслаждаясь жизнью. Он снова был в безопасности в святилище дикой природы.
Он немного увлекся и потерял бдительность. Но все это стало отличным развлечением.
Поднимаясь по лесным полянам высоко в горы, он, наконец, добрался до дома. Сложил все пакеты, которые прихватил из магазина, кроме одного, и устроился на краю своего любимого обрыва, где мог коротать часы и наблюдать за миром внизу.
Через некоторое время отдаленная какофония криков и воплей стихла, и Роланд сосредоточился только на приятном звуке леса, который был его домом. В кустах пели свои знакомые трели птицы, а легкий ветерок шептал в верхушках деревьев.
Роланду понадобилось пять пакетов, чтобы упаковать все части: один для головы, другой для рук, третий для ног, еще один пакет побольше для туловища и последний мешок для особых лакомств. Он не собирался увлекаться, но когда мальчишка начал кричать, пришлось быстро заставить его замолчать. Роланд схватил голову парня своими огромными руками и сжимал до тех пор, пока череп вопящего мальчишки не лопнул с приятным треском. Когда глазные яблоки парня выползли из глазниц, Роланд засмеялся. Это его рассмешило. После этого крики прекратились, хотя мальчишка был живуч и продолжал дышать, даже когда Роланд швырнул его на кафельный пол, сорвал с него одежду, как бумагу, и вогнал свой член ему в задницу, как учила его мама.
Улыбаясь, Роланд достал из пакета первое лакомство.
Сидя, закусывая окровавленной, сморщенной пиписькой мальчишки, имени которого он никогда не узнает, он думал, как надолго хватит ему мяса на этот раз. Скорее всего, ненадолго. Но, в конце концов, теперь не было нужды нормировать порции. Ведь внизу было еще столько вкуснятины.
А ходить по магазинам, оказывается, так весело...