«Секс - это насилие» Майкл Ной

Рядом со мной в автобусе сидит женщина. Я ненавижу эту женщину, и я даже не знаю ее. Ее кожа напоминает мне сырое хлебное тесто, а пахнет от нее так, словно она валялась в луже мочи.
Она продолжает говорить со мной, а я киваю и улыбаюсь, как будто слушаю, но на самом деле я тычу ножом в ее пухлое личико и грызу ее короткий обрубок носа, когда мои руки слишком устают, чтобы наносить удары дальше.
Я представляю, как облизываю ее ленивый глаз прямо перед тем, как выколоть его лезвием своего ножа. Этот прекрасный голубой глаз напоминает идеально спелую виноградину. Я хотел ощутить его вкус на своем языке. Я хочу засунуть свой твердый член в дырочку, которую я проделал у нее в животе, и трахнуть ее. Каково было бы ее внутренностям прижиматься к моему мужскому "мясу"? Прорвет ли сила моих толчков их насквозь и заставят ли иx вытекать, как свежеприготовленная колбаса, или просто будут существовать вокруг моего неистовствующего органа?
Автобус попадает в выбоину, и я представляю, что мы сбиваем какого-нибудь невежественного бизнесмена, опаздывающего на важную встречу. Я выглядываю в окно и вижу, что его голова разорвана и из нее сочатся мозги. Я наблюдаю, как его ноги дергаются в судорожном ликовании, пока они посылают текстовое сообщение разрушенным мозгам о том, что смерть неизбежна. Держу пари, он наложил в штаны. Если я достаточно пристально и долго смотрю на его торс, то вижу, как из его штанов вырывается месиво, похожее на растаявший шоколадный пудинг. Вся его семья будет оплакивать потерю, пока я буду смотреть, как он обосрался и умирает на глазах у случайных незнакомцев.
На углу прогуливаются люди, не обращая внимания на состояние тех, кто проходил мимо них по переполненному тротуару. Женщины держат свои внутренности внутри вспоротых животов.
Беременная женщина делала покупки в киоске с фруктами. Ее ребенок свисает из влагалища на окровавленной пуповине. Окровавленный младенец врезается в витрины с тошнотворным стуком. На фруктах и овощах видны кровавые отпечатки рук, а вокруг ног женщины собираются лужи крови каждый раз, когда она останавливается, чтобы на что-то посмотреть.
Интересно, знает ли она о качающемся ребенке у нее между ног? Кажется, никто не замечает, как он бьется о их ноги. Вы могли бы подумать, что кто-нибудь это заметит, но женщина продолжает ходить по магазинам. Яблоки вздымались, как будто они дышали. Я наблюдал, как взорвался целый ряд. Личинки и запекшаяся кровь потоком вылетают из испорченных плодов.
Есть ряды людей, находящихся в различных состояниях расчленения. Лица наполовину обглоданы, руки и ноги превратились в рваные кровавые обрубки. Они бесцельно вливаются в поток машин только для того, чтобы быть раздавленными встречными машинами. Визжат тормоза, когда тела разбрызгиваются по капотам, а ветровые стекла трескаются под натиском искореженных трупов.
Я закрыл глаза и открыл их, чтобы увидеть, как сцена снова становится нормальной.
Дама с болтающимся ребенком была всего лишь женщиной с сумкой, свисавшей с ее запястий. Мне больше нравился болтающийся ребенок. Я слышал тихое мяуканье, когда мы проезжали мимо.
Женщина рядом со мной продолжает болтать о своих кошках и своих многочисленных недугах.
Ты не могла бы, пожалуйста, заткнуться на хрен? Господи Иисусе, сука! Я хочу ударить тебя ножом в лицо, просто чтобы ты заткнулaсь. Когда ты вернешься домой, не могла бы ты, пожалуйста, затащить свою мерзкую задницу в душ? От тебя пахнет так, словно на тебя неоднократно мочились.
Автобус останавливается, и я спокойно выхожу из него. Возле мусорного контейнера стоит бездомный мужчина, держа в руках наполовину съеденную кошку. Его голова опускается в выпотрошенный желудок и выныривает с клочком шерсти, свисающим из покрытого коркой грязи рта. Он радостно жует и предлагает мне кусочек, пока я иду к своему зданию. Позади себя я слышу звук отрываемой от ковра клейкой ленты и понимаю, что он откусил еще кусочек.
Мой желудок скручивает, и я чувствую, как буррито с завтраком скользит по моему судорожно сжатому горлу. Я чувствую, как яйца и сосиска рывком вырываются у меня из горла, и быстро проглатываю их обратно. Я бы не позволил себе блевать перед этими случайными незнакомцами. Мне нравится блевать наедине. Я ненавидел звуки, которые издаю, когда делаю это. Это все равно что рожать наоборот. Возможно ли было вырвать жизненно важные органы? Если я тужился достаточно сильно, то задавался вопросом, возможно ли ослабить работу моего сердца или печени. Я задавался вопросом, смогу ли я вызвать кишечное кровотечение, если буду тужиться достаточно сильно.
Мне хотелось выблевать кровь на своих коллег. На Рождество и дни рождения я бы сделал им особый подарок от всего сердца.
С днем рождения, Глэдис, старая ты сука.
Джин Симмонс ничего не имел бы против меня. Весь офис был бы залит моей кровью. Медно-сладкие соки разбрызгивались по кабинкам. Какой удивительно продуманный подарок. Это показывает, насколько сильно вы заботитесь о тех, с кем работаете. Кровь доказывала верность и преданность. Я принес тебе этот прекрасный дар - кровь. Разве не кровь связывала христиан со Христом? Отведай моего мяса, и все будет хорошо. Испей моей крови, и мы станем единым целым на полях славы. Моя кровь - твоя пища. Выпей из моих зияющих ран, и все будет хорошо.
Моей главной песней в то утро был "Shout at the Devil" группы Motley Crue. Я наклоняю голову и не обращаю внимания на извивающуюся толпу коллег по работе, когда они трахаются на каждой доступной поверхности. Запах секса наполняет мои ноздри, и я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на окружающую меня сцену декаданса. Звонят телефоны, но никто не обращает на них никакого внимания. Я заставляю себя закрыть глаза, чтобы все это исчезло, но вид потных грудей сильно отвлекает.
Я спешу в свой офис, но меня останавливает Тревор из бухгалтерии. Его голова - всего лишь одно зияющее влагалище, из сморщенных, подмигивающих половых губ которого течет менструальная кровь. Я знаю, что он что-то говорит, но все, на чем я могу сосредоточиться, это на том, как его клитор трепещет, как язычок. Я киваю, врываюсь в свой кабинет и опускаюсь в кресло, испытывая облегчение от того, что выжил, сохранив рассудок в целости и сохранности.
Я думаю о своей матери, когда закрываю глаза и считаю в обратном порядке от десяти до одного, и знаю, что как только мои глаза откроются, все вернется на круги своя.
Я ненавижу свою мать. Я вижу ее пригвожденной к кресту. Я слышу, как гвозди вонзаются в ее запястья и ступни. На ее голову надет терновый венец, а надпись над ним гласит: "Королева шлюх". Корона содрала плоть с ее лба, и кровь стекает на ее обнаженную грудь. Я хочу зализать ее раны и потрогать дырочки от ногтей. Я ненавижу свою мать и хотел бы быть тем, кто забивает гвозди. Я хочу отхлестать ее хлыстом в ответ, до крови, и мастурбировать до тех пор, пока не взорвусь в ее умоляющий рот. Я бы заставил ее выпить мое семя и ударил бы ее по лицу своим напряженным членом.
Если бы матери были святыми, моя никогда бы не получила памятку. Мне нужно было очистить свой разум. Я не мог думать о своей шлюхе-матери или о чем-то еще, что могло бы усугубить то, что я видел. Я расслабился и почувствовал, как меня охватывает спокойствие. Снаружи я слышу крик и вижу, как Бет из отдела кадров бежит к моему офису. Она вся в крови, и я вижу отрезанный пенис, свисающий у нее изо рта.
Она видит, что я наблюдаю за ней, и останавливается, чтобы заглянуть в мое окно. Она вынимает член изо рта и начинает трахать им себя. Она начинает в экстазе тереть свои забрызганные кровью груди, в то время как ее руки двигают отрезанный член внутрь и наружу. Она лижет окно. Мне нужно закрыть глаза, но ее стоны удовольствия делают это невозможным.
Тебе нужно отвернуться, - думаю я про себя. - Просто закрой глаза. Вдохни и расслабься. Расслабляющий звук звучит так хорошо. Я хочу оказаться далеко-далеко на необитаемом острове.
Наконец я закрываю глаза, и Бет исчезает.
Офис в точности такой, каким он должен быть, и я вздыхаю с облегчением.
Я знаю, что скоро состоится встреча, поэтому я слежу за тем, чтобы мои записи были в порядке. Я не возражаю против своей работы, но иногда мне жаль, что у меня нет пистолета, чтобы я мог скосить их всех, как пшеницу. Я бы выстроил в ряд всех хорошеньких девушек и выстрелил им в лицо. Я бы наблюдал, как каждая пуля портит их гладкую эластичную кожу, и я бы заставлял испуганных мужчин раздеваться, а затем мочиться прямо на них. Это было бы заявлением против общества и того, как женщин заставляют придерживаться стандартов недалеких женщин, которые думают, что они лучше всех остальных. Я хочу, чтобы уродливые женщины залезли в свои выдолбленные черепа и съели их плоть и кусочки мозга. Я хочу, чтобы эти уродливые сучки растирали хорошеньких девушек по всему их трепещущему телу в надежде, что хоть часть красоты проникнет внутрь.
На самом деле я не это имел в виду.
Я просто больной ублюдок, который хочет разрушить что-то прекрасное. Представьте, что вы насрали на "Мону Лизу". Имейте в виду, это не хорошо сформированная масса "бревен". Я говорю о жидком дерьме, таком, которое вырывается из твоей задницы брызгами шоколадного сиропа. Люди были бы шокированы и оскорблены тем, что вы осквернили что-то прекрасное.
Я ненавижу большинство своих коллег. Если бы они все погибли при пожаре или взрыве, я бы поджарил хот-доги и зефир на их горящей плоти. Я бы разделся догола и танцевал вокруг огня, и я бы радовался.
Я отбрасываю эти мысли и сосредотачиваюсь на солнце, которое заглядывает в мое окно. Гнев исчезает, и я остаюсь в замешательстве, от которого у меня трясутся руки.
Откуда взялся этот гнев? Я потерял около десяти минут, просто думая об убийстве невинных людей. Конечно, они этого заслуживают, но почему бы просто не пустить в ход чертово ружье и не произнести окончательную речь "Я ухожу"? У "Fox News" был бы отличный день с чем-то подобным. Если бы это была медленная новостная неделя, я мог бы стать иконой для неудачников на несколько месяцев.
Я выхожу из своего кабинета, направляюсь в конференц-зал и останавливаюсь. Мой босс лежит голый на столе для совещаний. Вилки и ножи были воткнуты ему в живот. Кишки вытащены и блестят, как мокрые спагетти. По обе стороны от него стоят высокие стопки тарелок, люди смеются и разговаривают во время еды. Я закрываю глаза от этой сцены и вхожу внутрь.
Я не мог контролировать то, что видел, но я мог бы заставить это исчезнуть, если бы просто закрыл глаза. Мне нужно было сосредоточиться на встрече, а не на том, что я мог видеть. Мои записи испачканы кровью и кусочками плоти. Меня даже не должно было здесь быть, но я был здесь. Мне нужно было сохранить ясность ума. Мне нужно было просто держать мысли в узде, пока я не доберусь домой.
Это была моя новая цель. Просто доберись до дома, и все будет хорошо. Это было мое безопасное место - мое святилище. Моя девушка будет ждать меня, и я надеялся, что смогу удержаться от того, чтобы причинить ей боль. Я любил ее, но иногда мне хотелось насадить ее голову на ручку швабры. Я бы поцеловал ее и заставил сделать мне минет. Если бы она была мертва, то не могла бы жаловаться. Не было бы никаких проблем с глотанием или с тем, что все будет "потом". Если бы она была насажена головой на ручку, то и глупых споров больше не было бы. Я держал бы еe рядом с собой до тех пор, пока онa не сталa бы разжижаться и гноиться гнилью. Каким был бы на вкус ее раздутый, почерневший язык? Я мог бы поместить его в морозилку для сохранности. Кому нужен был торс? Мне просто нужна была ее голова. Это было все, что мне было нужно.
Встреча закончилась, и я наконец добрался домой.
Я видел инопланетян и демонов, вырывающихся из канализации. Бездомная женщина стояла на углу и мастурбировала. Мои глаза были крепко зажмурены, когда мы проезжали мимо. Я отсчитал время и понадеялся, что смогу сохранить ясность в голове только для того, чтобы попасть в квартиру.
Я зашeл в ванную и увидел таблетку, лежащую на тумбочке у раковины. Это была светло-голубая таблетка, которая помогла мне пережить этот день. Это сохраняло мой разум ясным и сдерживало мои мысли. Я взял еe и медленно подошел к телефону.
- Да, доктор Андерсон, пожалуйста, - медленно произнес я.
Телефон замолчал, пока я ждал под дерьмовую музыку лифтa, и, наконец, ответил самый замечательный голос, который я когда-либо слышал.
- Привет, это доктор Андерсон. Могу я вам чем-нибудь помочь?
Его голос звучал слишком спокойно, и я поняла, что это была его работа. Он был спокойствием в моем бушующем море хаоса.
- Это я, Пол. Это происходит снова. Мне нужно вас увидеть.
- Видения возвращаются? Когда это случилось? Bы принимаете свои таблетки? - спросил он с растущим беспокойством.
- Да. Ho, сегодня утром... Я забыл таблетку, и это было ужасно. Я видел так много крови и хаоса. Мне нужно вас увидеть.
Я был на грани слез. Я должен был увидеть его и не принял бы отказа в качестве ответа.
- Сегодня вечером. Вам будет удобно? - спросил он, прекрасно зная, что я так и сделаю.
Моя болезнь была одной из тех, из-за которых я годами то попадал в лечебные учреждения, то покидал их. Я боялся, что возвращаюсь обратно.
- Конечно, увидимся сегодня вечером.
Я повесил трубку и плюхнулся на диван. Я был измотан, но я пережил этот день, никому не причинив вреда. Я никогда не хотел никому причинять боль, но знал, что в один прекрасный день я это сделаю. Это было так, как будто я не мог себя контролировать. Я бы пошел к своему психотерапевту и прикинул, что мне делать дальше. Я больше не мог так жить. Я устал быть сломленным. Я просто хотел быть здоровым. Это было единственное, что могло меня спасти. Может быть, если бы я умер, это положило бы конец моим страданиям.
Конечно, маленькая голубая таблетка отогнала эту мысль, и все мои мысли снова стали спокойными и рациональными.