«Выгорание» Натан Бэллингруд

– Мы – прекраснейшие создания Божьи, – сказал вампир, и какое-то подобие восторга просочилось в его голос впервые с тех пор, как четыре дня назад он заполз под этот дом. – Мы – верх его искусства. Если ты веришь в подобные вещи, конечно. Поэтому наше время – ночь. Это для нас он развешивает драгоценности в небесах. Люди… они думают, что мы в каком-то там невыгодном положении, потому что не можем выходить на солнечный свет. Но кому он нужен. День мал и тесен. У вас есть только одна ваша жалкая звезда.
– Ты веришь в Бога? – спросил Джошуа. Подпол в доме был маленьким и жарким; его тело покрылось блестящей пленкой пота. По пальцам пробежал таракан, и он отдернул руку. Позднее лето давило на маленький прибрежный городок в Миссисипи каблуком сапога. Жара была актом насилия.
– Меня растили баптистом. У меня сложные чувства по этому поводу.
Подпол частично ограничивался листами алюминиевых перекрытий, а частично – гниющими деревянными решетками. У одной из них Джошуа и сидел, сгорбившись, прячась среди горячих копий солнечного света, которые вторгались в тени и создавали вокруг него защитную клетку.
– Поэтому нам так просто дается соблазнение. Бог любит нас, а значит, и мир нас любит тоже. Соблазнение – твое оружие, парень. Тебе сколько – пятнадцать? Ты думаешь, что соблазнение – это когда вы сношаетесь, как кролики, в маминой тачке. Ты не знаешь ничего. Но скоро узнаешь.
Вампир чуть сместился в тени, и воздух моментально насытился вонью испорченного мяса и опаленной плоти. От движения у него открылась рана. Джошуа знал, что вампир, как может, старается не шевелиться, чтобы ускорить исцеление, но медленно изменяющиеся углы падения солнечных лучей делали эту задачу невыполнимой. Он прищурился, пытаясь различить силуэт, но тщетно. Однако Джошуа чувствовал его там, в глубине – темное, трепещущее присутствие. Что-то, состоящее из крыльев.
– Пригласи меня в дом, – сказал вампир.
– Позже, – ответил Джошуа. – Не сейчас. Когда закончишь обращать меня.
Вампир закашлялся; звук был такой, словно хрустнула кость. Что-то влажное шлепнулось на землю.
– Что ж, тогда подойди сюда, мальчик. – Он снова переместился, на этот раз ближе к янтарному свету. Его лицо показалось из теней, словно нечто, вынырнувшее из глубокой воды. Вампир стоял на четвереньках, мотая головой, как собака, пытающаяся взять след. Его лицо было сожжено. Тонкие, пергаментные полоски кожи болтались на почерневших жилах и мышцах. Глазницы были темными, пустыми пещерами. Но даже в этом жалком состоянии он выглядел удивительно грациозным. Танцор, притворяющийся пауком.
Во второй раз Джошуа улегся на мягкую почву, кишащую муравьями и тараканами, многоножками и червями, расположив верхнюю часть тела подальше от потоков солнечного света. Цвет лучей становился гуще, углы падения – острее, пока, наконец, они не стали идти практически параллельно земле. На мир опускался вечер.
Вампир прижал длинные пальцы одной обугленной руки к его груди, нежно, как любовник. Жар охватил тело Джошуа. Каждое нервное окончание превратилось в дрожащее свечное пламя. Вампир прикоснулся губами к его шее; отыскал языком яремную вену, стремительную реку внутри нее. Проткнул зубами кожу.
Острая, восхитительная боль.
Джошуа смотрел на подбрюшье своего дома: ржавые трубы, изолента, желтые листы утеплителя. Снизу дом выглядел совершенно другим. Таким уродливым. Джошуа услышал над собой шаги – кто-то из тех, кого он любил, двигался внутри, занимаясь неведомыми делами.

Четыре дня назад: он стоял на крыльце дома в темно-синей пустоте раннего утра, наблюдая, как накатываются на пляж волны залива. Это было его любимое время дня: та сладкая пустынная грань между темнотой и светом, когда Джошуа мог притвориться, что одинок в мире и волен играть с ним по собственным правилам. Очень скоро он должен будет зайти внутрь, разбудить своего пятилетнего брата, Майкла, сделать ему завтрак и собраться вместе с ним в школу, пока их мама отсыпается после ночной смены в «Красном Лобстере».
Но это время принадлежало ему.
Вампир появился со стороны города в клубах черного дыма, он бежал по ничейной земле между домом Джереми и ближайшим к нему зданием. Когда-то здесь стояли и другие дома, но несколько лет назад их разрушило ураганом. То, что осталось, выглядело как рот, полный осколками зубов, пока правительство штата не вмешалось и не снесло все окончательно. Их собственный дом был серьезно поврежден, – буря сняла с него скальп верхнего этажа и унесла куда-то в залив, – но остальная часть выстояла, хоть и заваливалась теперь на один бок, а в ветреные дни через стены сквозило.
По этой пустой земле и несся вампир, поначалу исходя дымом, как дизельный двигатель, а затем воспламенившись, когда солнце показалось над горизонтом.
Вампир подбежал прямо к его дому и бросился к лазу в подпол под ступеньками крыльца. Жирный дым, змеясь, просочился между досок и растворился в светлеющем небе.
Джошуа оставался неподвижным все это время, и только сердце его колотилось сильнее и сильнее.

Их мама должна была прийти с работы поздно – особенно если снова пойдет гулять с этим придурком Тайлером – так что Джошуа накормил младшего брата и отвел в его спальню. По пути они миновали лестницу, упиравшуюся теперь в куски фанеры, приколоченные там, где когда-то был вход на второй этаж.
– Хочешь, почитаю тебе книжку? – спросил Джошуа, потянувшись за «Ветром в ивах», лежавшим на прикроватном столике. Майкл не до конца понимал историю, но ему нравилось, когда брат изображал голоса героев.
– Нет, – ответил Майкл, запрыгнул на кровать и укрылся одеялом.
– Не хочешь слушать? Точно?
– Я сегодня хочу просто спать.
– Ладно, – сказал Джошуа. Странно, но ему казалось, будто у него что-то отобрали. Он потянулся вниз и включил ночник Майкла, потом погасил люстру.
– Ты со мной поваляешься, Джош?
– «Валяться» я с тобой не буду, а рядом немножко полежу.
– Хорошо.
Слово «валяться» употреблял их отец – до того, как уехал, – и Джошуа смущало, что Майкл за него цепляется. Он лег на одеяло и позволил брату положить голову себе на локоть.
– Джош, ты чего-нибудь боишься?
– Чего, чудовищ, что ли?
– Не знаю, наверное.
– Нет, чудовищ я не боюсь. Я ничего не боюсь.
Майкл минуту подумал, а потом ответил:
– Я боюсь бурь.
– Это же чепуха. Всего-то дождь да ветер.
– …Я знаю.
Майкл умолк. Джошуа чувствовал смутную вину за то, что так его заткнул, но у него правда не было сил опять говорить про бури. С этим страхом Майкл должен был разобраться сам, раз уж логика на него никакого влияния не оказывала.
Следя за дыханием брата, дожидаясь, пока он уснет, Джошуа обнаружил, что задается вопросом, как будет относиться к своей семье, когда превращение завершится. Он беспокоился, что утратит все чувства к ним. Или, что хуже, станет думать о них как о добыче. Ему не верилось, что такое случится; почти во всем, что он когда-либо читал о вампирах, говорилось, что они сохраняют все воспоминания и чувства из своей жизни. Но все равно эта мысль его тревожила.
Поэтому он и не пускал вампира в дом, пока сам не станет таким же; он хотел убедиться, что тот заберет нужного человека. Семья Джошуа ему не достанется.
Вопрос любви был, конечно, сложным. Он заботился о своих брате и матери, но ему трудно было применить к этому чувству такое слово, как «любовь». Может, это она и была; Джошуа правда не знал. Он попытался представить, как будет себя чувствовать, если их не станет, и у него не очень-то получилось.
Это тревожило его еще больше.
Может, он станет думать о Майкле с мамой как о питомцах. Эта идея подняла ему настроение.
Люди любят своих питомцев.

Майкл притворялся, что спит, пока Джошуа не ушел из комнаты. Он любил старшего брата с тем же сильным и незамысловатым чувством, с каким дети любят все на свете; однако недавно он сделался экспертом по оценке эмоциональной погоды в своем доме, а настроения Джошуа стали более неустойчивыми, чем когда-либо. Он злился из-за ерунды, например, когда Майкл хотел подержаться за руки, или когда мама приводила домой Тайлера. Майкл думал, что Тайлер странный, потому что он с ними не разговаривает, но не понимал, почему Джошуа так бесится.
Он услышал, как шаги брата удаляются по коридору. Выждал для верности несколько минут. Потом соскользнул с кровати, залез под нее на животе и прижал ухо к полу. Дом качался и скрипел вокруг него, заполняя ночь диковинными звуками. С тех пор, как случилась буря, он ненавидел здесь жить. Ему казалось, что он обитает в желудке чудовища.
Он прислушивался несколько минут и наконец уловил голос.

Джошуа открыл свое окно и стал ждать. Он больше даже не пытался спать, хотя постоянно чувствовал усталость. Ночь была чиста и прохладна, с моря дул мягкий бриз. Пальмы через улицу тихо шелестели между собой – косматые великаны, делившиеся тайнами.
Где-то полчаса спустя вампир выбрался из лаза в задней части дома, появившись всего в нескольких футах от его окна. Сердце Джошуа перешло на галоп. Он ощутил знакомый инстинктивный страх: реакцию стадного животного на льва.
Вампир выпрямился, посмотрел на море. Бо́льшая часть его плоти сгорела; белый округлый изгиб черепа отражал лунный свет. Одежда трепыхалась на ветру темными лохмотьями.
На подъездную дорогу свернула машина, ее двигатель немного поработал вхолостую и, фыркнув, умолк. Мама вернулась домой.
Тело вампира заметно напружинилось, все мускулы напряглись одновременно. Он задрал нос, делая маленькие резкие движения, отыскивая запах.
Джошуа услышал смех матери и мужской голос. Она приехала с Тайлером.
Вампир сделал шаг к фасаду дома; его суставы двигались слишком свободно, словно между ними была жидкость, а не кости и связки. Даже в сломанном, полумертвом состоянии он двигался быстро и плавно. Джошуа снова подумал о танцоре. Он представил себе, как вампир будет выглядеть, исцелившись, позволив ночи заполнить свое тело, как воздушного змея. Плывя сквозь воздух, как угорь сквозь воду.
– Возьми его, – прошептал Джошуа.
Вампир повернул к нему безглазое лицо.
Джошуа улыбался.
– Возьми его, – повторил он.
– Ты же знаешь, я не могу, – сказал вампир голосом, полным гнева. – Почему бы тебе не впустить меня в чертов дом!
– Мы так не договаривались, – ответил Джошуа. – После. Тогда ты сможешь войти. И сможешь забрать Тайлера.
Он услышал, как открылась дверь и голоса оказались внутри. Мама и Тайлер были в гостиной, хихикали и шептались. Уже полупьяные.
– Он – все, что мне потребуется, – сказал вампир. – Такой здоровенный деревенский парень. Самое то.
Кто-то постучался в дверь спальни. Раздался мамин голос:
– Джош? Ты там по телефону разговариваешь? Тебе спать пора!
– Прости, мам, – бросил он через плечо. Послышался приглушенный голос Тайлера, и мама начала смеяться:
– Тссс!
От этого Джошуа затошнило. Когда он снова выглянул в окно, вампир уже ускользнул обратно под дом.
Он вздохнул и выставил голову наружу, чувствуя прохладу ветра на своем лице. Ночь над ним была огромна. Он представил, как взлетает в нее, сквозь груды сугробов-облаков, под дождь из ледяных кристаллов-звезд, ожидая преграды, но не находя ее. Просто поднимаясь все выше и выше в темноту и холод.

Учебный день прошел в долгом, мучительном тумане. Сосредотачиваться получалось все хуже. Тело казалось свинцовым. Джошуа никогда в жизни не чувствовал такой усталости, но стоило ему закрыть глаза, как его наполняла безумная энергия, заставляя вертеться на стуле. Требовалась вся сила воли, чтобы не вскочить и не начать расхаживать по классу.
Его мозги кипели от горячки. Он коснулся лба тыльной стороной ладони и был поражен жаром. Звуки осколками впивались в уши, а свет, падавший в окна, был острым, как бритва. Взгляд Джошуа блуждал по классу, по одноклассникам, горбившимся над столами или беззаботно шепчущимся на задних рядах, или пялящимся в пустоту, как домашняя скотина. Он никогда не был одним из них, и это было нормально. Так уж повелось. Раньше ему казалось, что он меньше их, менее значим, словно родился без какого-то важного гена, с которым его приняли бы прочие люди.
Но теперь он оценивал их по-новому. Они внезапно стали казаться другими. Они выглядели как жертвы. Как маленькие розовые свинки, ждущие того, кто перережет им глотки и исполнит их предназначение. Он представил омытую кровью комнату и себя, шагающего по ней, – во́рона среди трупов. Высокомерного, как любой властелин падали.

Джошуа наполовину пробрался в лаз, когда им овладела тошнота и его чуть не вывернуло в грязь; мышцы по бокам свело от боли. Он свернулся в позе эмбриона и прижимался лицом к прохладной земле, пока дурнота не унялась, оставив его задыхаться от изнеможения. Горло Джошуа опухло и пересохло.
– Я не могу спать, – сказал вампир из тени.
Джошуа моргнул и поднял взгляд, все еще не отрывая голову от земли. Он не думал, что найдет для этого силы, даже если захочет.
Вампир был где-то в дальнем углу подпола, где-то за клеткой лучей, падавших сквозь решетку.
– Свет здесь движется слишком быстро, – сказал он, не замечая, очевидно, мучений Джошуа. – Я не могу отдохнуть. Мне нужен отдых.
Джошуа молчал. Он не знал, каких слов от него ждут.
– Пригласи меня в дом, – продолжил вампир. – Внутри я могу создать темноту.
– Что со мной происходит? – спросил Джошуа. Ему приходилось выталкивать воздух из легких, чтобы говорить. Он едва слышал сам себя.
– Ты меняешься. Ты почти готов.
– Я чувствую себя так, будто умираю.
– Ха, это забавно.
Джошуа уткнулся лицом в землю. Он чувствовал, как что-то маленькое и щекотное забирается ему в штанину.
– Я помню, как умер. Я был перепуган. Бояться нормально, Джошуа.
Такие странные слова. Джошуа моргнул, глядя туда, откуда доносился голос.
– Я был в амбаре. Я работал помощником на ферме, где растили сахарный тростник. Мы с еще несколькими ребятами ночевали на сеновале. Как-то раз пропал один молоденький парнишка. Мы недолго об этом думали. Он был добродушный мальчик, и работник хороший, только немножко тронутый, и мы решили, что было лишь делом времени, чтобы он ввязался в какие-нибудь неприятности. Решили, что дождемся выходных, а потом пойдем и поищем его.
Но он вернулся до выходных. Вошел однажды ночью в окно на втором этаже амбара. Я чуть не обмочился. Казалось, что он пришел по облакам. Прежде чем мы придумали, что сказать, он набросился на нас. Выпотрошил большинство ребят, как свиней. Троих, однако, оставил. Может, потому что мы были к нему добрее, не знаю. Решил сделать нас такими же, как он сам. Кто знает, почему. Но, видишь ли, он был слишком глуп, чтобы рассказать нам, что происходит. Наверное, и сам не знал. Но он просто держал нас там ночь за ночью, кормился нами понемногу. И все это время наши мертвые друзья лежали вокруг нас и покрывались мухами.
– Почему вы не убежали, когда поднялось солнце? – Джошуа забыл о своей боли. Он сел, придвинувшись ближе к ленточкам света, склонив голову, чтобы не касаться подбрюшья дома.
– Сукин сын прибил наши ноги к полу сеновала. Обмотал руки колючей проволокой. Он был целеустремлен, в этом ему не откажешь. А из дома никто не пришел. Не нужно было быть гением, чтобы понять, почему. – Вампир умолк, похоже, заблудившись в воспоминаниях. – Ну, в общем, довольно скоро мы поднялись и начали свои новые жизни. Он ушел – Бог знает, куда. И двое других – тоже. Никогда больше их не видел.
Джошуа осмыслил все это, чувствуя, как в нем снова просыпается дрожь.
– Я беспокоюсь за свою семью, – сказал он. – Беспокоюсь, что они не поймут.
– Ты не будешь настолько сентиментальным после.
Это было невозможно воспринять. Он решил, что ему нужно немного поспать. Дать жару уняться, а потом обдумать все на свежую голову.
– Я пойду прилягу, – сказал Джошуа, повернувшись к лазу. Свет снаружи был, словно бурлящий котел, но одной мысли о собственной кровати оказалось достаточно, чтобы он смог вытолкнуть себя на улицу.
– Подожди! – окликнул его вампир. – Сначала мне нужно поесть.
Джошуа решил проигнорировать его. Он уже выбрался наружу, и у него не было сил возвращаться назад.
– МАЛЬЧИК!
Он замер и оглянулся. Вампир бросился вперед, и его голова попала под солнечный луч. Плоть зашипела, выпустив завиток дыма. Вокруг завитка вспыхнул подобный свечному огонек, и запах испорченного мяса нахлынул на Джошуа волной, будто кто-то разорвал пакет с тухлятиной.
Вампир отполз назад, его слепые глазницы словно плавали в тусклой белой кости.
– Не играй со мной, мальчик.
– Я не играю, – ответил Джошуа. – Я вернусь попозже.
И он выполз под иззубренный солнечный свет.

Он проснулся и обнаружил, что над ним нависает мама. На ней была форма «Красного лобстера» с бейджем и нелепым галстуком. Одной рукой мама касалась его лба, одновременно проверяя температуру и отбрасывая волосы с лица.
– Привет, сынок, – сказала она.
– Мама? – Джошуа отдернул голову из-под ее руки и прошелся ладонью по лицу. Он лежал на диване в гостиной. Свет позднего дня лился в окна. Прошло не больше часа. – А почему ты дома?
– Майки позвонил. Сказал, что ты потерял сознание.
Он заметил брата, сидящего в мягком кресле в другом конце комнаты. Майкл скорбно взирал на него, сложив маленькие ручки на коленях, словно был в церкви.
– Ты белый, как простыня, – сказала мама. – Ты давно себя плохо чувствуешь?
– Не знаю. Только сегодня, наверное.
– Надо отвезти тебя в больницу.
– Нет! – Он попытался сесть. – Нет, со мной все нормально. Просто надо отдохнуть немножко.
Мама выпрямилась, и он увидел, как она борется с этой идеей. Джошуа знал, что ей хочется ехать в больницу не больше, чем ему. У них не было никакой страховки, а она, кроме того, еще и пропускала смену на работе.
– Правда, я в порядке. К тому же, нам придется кучу времени там прождать, а сегодня ведь еще Тайлер придет, да?
Его мать напряглась. Внимательно посмотрела на него, словно пыталась вычислить его мотив. Она сказала:
– Джошуа, ты для меня важнее, чем Тайлер. Ты ведь это понимаешь, правда?
Джошуа отвернулся. Он почувствовал, что краснеет, и не хотел, чтобы она это увидела.
– Я понимаю, – сказал он.
– Я знаю, что он тебе не нравится.
– Не в этом дело, – ответил он, хотя дело, конечно же, было в этом. Тайлер должен быть здесь, чтобы Джошуа скормил его вампиру. Он чувствовал, что это должно случиться сегодня ночью. Он не знал, сколько еще сможет протянуть в таком состоянии.
Майкл подал голос – осторожный, но полный надежды:
– Это все равно не важно, потому что папочка вернется.
Мама вздохнула и повернулась к нему. Джошуа увидел, как все прожитые годы проступили на ее лице, и ощутил к ней внезапное и неожиданное сочувствие.
– Нет, Майки. Он не вернется.
– Да, мам, вернется, он мне сказал. Он спросил, можно ли.
Ее голос сделался жестче, хотя она явно пыталась это скрыть.
– Он говорил с тобой по телефону? – Она посмотрела на Джошуа, ища подтверждения.
– Не со мной, – сказал Джошуа. Ему пришло в голову, что папа мог звонить, пока он был под домом и разговаривал с вампиром. Он чувствовал одновременно вину за то, что оставил брата разбираться с этим в одиночестве, и ярость оттого, что пропустил звонки.
– В следующий раз, когда он позвонит, скажи, пусть поговорит об этом со мной. – Мама даже не пыталась теперь скрыть свой гнев. – Или вообще не разговаривай с ним. Положи трубку, если снова позвонит. Я его номер заблокирую, сукина сына.
На глаза Майкла навернулись слезы, и он опустил лицо. Его тело содрогалось от попыток удержать чувства в себе. Дикая злость прошла через Джошуа, оживив его, несмотря на жар.
– Заткнись! – прокричал он. – Не говори так о папе! Думаешь, Тайлер лучше? Он на нас даже посмотреть не может! Дебил обосранный!
Мама долго смотрела на него, раненая и ошеломленная. Потом закрыла ладонью рот и подавила всхлип. Потрясенный Майкл бросился к ней перепуганной маленькой ракетой. Он обхватил ее руками и зарылся лицом ей в грудь:
– Все хорошо, мам, все хорошо!
Джошуа отлепился от дивана и пошел по коридору к своей комнате. Его лицо пылало от стыда и злости. Он не знал, что ему делать. Он не знал, что ему чувствовать. Он закрыл за собой дверь, чтобы не слышать, как они друг друга утешают. Бросился на кровать и положил подушку на лицо. Теперь ему были слышны только деревянные скрипы дома, раскачивавшегося над своим фундаментом, и негромкий стук крови в его собственной голове.

Их отец ушел сразу после урагана. Раньше он работал на нефтяных платформах. Запрыгивал в вертолет и исчезал на несколько недель, а на банковском счету появлялись деньги. Потом отец на неделю возвращался домой, и всем им было весело вместе. Иногда он ссорился с мамой, но всегда возвращался в море до того, как это переходило во что-то серьезное.
После урагана работы не стало. Платформы были повреждены, нефтяная промышленность Мексиканского залива терпела убытки. Папа оказался дома, на мели. Без работы нечему было останавливать ссоры. Вскоре он переехал в Калифорнию, сказав, что пошлет за ними, когда найдет себе новое место. Неделю спустя мама рассказала им правду.
Джошуа все еще помнил ночь урагана. Они пережили ее в доме, вчетвером. Казалось, сам Ад сорвался с цепи и шествует по миру прямо за их окном. Но внутри Джошуа чувствовал себя под защитой. Даже когда верхний этаж сорвало под крики металла, штукатурки и дерева, обнажив черное кривящееся небо, он так и не ощутил, что находится в подлинной опасности. Обыденные небеса, привычные ему, превратились во что-то трехмерное и живое.
Он словно наблюдал за тем, как мир надламывается, обнажая свое потаенное сердце.
Отец сидел рядом с ним. Они смотрели на это вместе, в изумлении, ухмыляясь, как пара опьяневших от счастья безумцев.

Джошуа услышал осторожный стук в дверь.
– Я поеду в магазин, – сказала мама. – Куплю тебе что-нибудь от жара. Чего ты хочешь на ужин?
– Я неголодный.
Он дождался, пока ее машина отъедет от дома, прежде чем свесил ноги с кровати и попробовал встать. На ногах он держался, только упираясь рукой в стену. Джошуа не мог поверить, что можно так устать. Тело казалось холодным, он не чувствовал пальцев. Все случится сегодня ночью. Неизбежность этого не внушала ни возбуждения, ни радости, ни страха. Его тело было слишком одеревеневшим, чтобы чувствовать. Джошуа просто хотел, чтобы это произошло, потому что тогда этот мучительный этап завершится.
Он кое-как выбрался из комнаты и прошел по коридору. Вампира нужно было накормить собой еще один раз, и он хотел спуститься вниз до того, как вернется мама.
Проходя мимо двери брата, однако, он встал как вкопанный. С той стороны послышался шепот.
Он открыл дверь и увидел, что младший брат лежит на полу и наполовину заполз под кровать. Тени позднего дня скапливались по углам. Лицо Майкла было маленькой луной в тусклом свете, одно ухо прижато к половицам. Он взволнованно шептал.
– Майкл?
Тело брата содрогнулось от испуга, и он быстро сел, виновато глядя на Джошуа. Тот включил свет.
– Что ты делаешь? – Внутри у него росло что-то холодное.
Майкл пожал плечами.
– Скажи мне!
– Разговариваю с папой.
– Нет.
– Он живет под домом. Он хочет, чтобы мы впустили его обратно. Я боялся, потому что мама могла на меня разозлиться.
– …ох, Майки. – Голос Джошуа задрожал. – Это не папа. Это не папа.
Он обнаружил, что снова движется по коридору, теперь быстрее, разгоряченный новообретенной энергией. Он казался себе пассажиром в собственном теле: испытывал легкое любопытство, наблюдая, как копошится в кухонном ящике, пока не нашел молоток-гвоздодер, который держала там мама; ощущал боязливое предвкушение, когда толчком открыл входную дверь и, спотыкаясь, преодолел ступеньки крыльца в меркнущем свете, не остановившись даже, чтобы собраться с силами, прежде чем уцепиться молотком за ближайшую решетку и оторвать большой ее кусок от стены.
– У нас был договор! – прокричал Джошуа, принимаясь за следующую часть решетки. – Сукин ты сын! У нас был договор! – Он работал быстро, попеременно ломая деревянную решетку на части и отрывая от дома алюминиевые панели. – Ты соврал мне! Соврал! – Гвозди визжали, высвобождаясь из своих гнезд. Солнце висело слишком низко, чтобы вторгнуться в подпол, но завтра вампир в нем уже обитать не сможет.
Он заметил вампира один раз, у самого края дома. Тот молчал, но не отворачивал от Джошуа лица, пока тот работал.
Солнце соскальзывало с небес, истекая светом на землю и в море. Темнота наступала с востока, разбрасывая за собой звезды.
Джошуа заторопился в дом, уронил молоток на пол и рухнул на диван, лишившись последних сил. Ощущение грандиозной потери висело где-то на грани его восприятия. Он отвернулся от чего-то, от какой-то потрясающей возможности. Джошуа знал, что боль придет позже.

Вскоре вернулась мама, и он выпил часть купленного ею лекарства, хотя не ожидал, что оно ему как-то поможет. Неохотно попробовал съесть пиццу, которую она принесла, но аппетита не было. Мама присела на диван рядом с ним, убрала волосы с его лба. Они посмотрели телевизор, и Джошуа то погружался в сон, то выплывал из него. Один раз он выглянул в окно за диваном. Луна чертила на небе мерцающую дугу. Созвездия вращались над ним, а планеты катались по небу. Джошуа почувствовал томление, едва не выдернувшее его из тела.
Он мог видеть на миллиарды миль вокруг.

В какой-то момент мама подняла его с дивана и отвела в постель. Проходя мимо, Джошуа заглянул в комнату Майкла, и увидел, что брат уже спит.
– Ты же знаешь, что я люблю тебя, Джош, – сказала мама у его двери.
Он кивнул:
– Я знаю, мам. Я тебя тоже люблю.
Его тело терзала агония. Он был практически уверен, что умрет, но слишком устал, чтобы бояться.

Его разбудил крик. Тяжелый звук бегущих ног, а следом – треск.
Потом тишина.
Джошуа попытался встать. Он чувствовал, что потерял контроль над телом. Его веки распахнулись. Он увидел, что в дверях стоит брат, и по лицу его струятся слезы.
– О нет, Джош, о нет, о нет…
Он потерял сознание.

На следующее утро Джошуа снова был способен двигаться. Ночью жар спал; простыни были мокры от пота.
Он нашел маму на кухонном столе. Она сбила ногами на пол тарелки и столовые приборы в борьбе, которая явно была недолгой. Голова мамы свисала со стола; ее осушили небрежно. Пол под ней был забрызган кровью. Глаза ее были открытыми и остекленевшими.
Брат висел головой вниз в гостиной, его ноги привязали ремнем к потолочному вентилятору, который частично соскочил с креплений. Майкла тоже выпили. Он все еще был одет в пижаму. На полу, в нескольких футах от него, там, куда она упорхнула, покоилась приветственная открытка, которую он сделал для отца.
Фанера, закрывавшая лестничный колодец, была оторвана. Вампир стоял на верхней ступеньке, всматриваясь в темно-синее небо раннего утра. Джошуа остановился у подножия лестницы, глядя на него. Обожженная кожа вампира покрылась прозрачным слоем гноя и лимфатической жидкости – его тело начало исцеляться. Белая масса заполняла его глазницы, как паучьи яйца. Пучки черных волос покрывали оголенную голову.
– Я ждал тебя, – сказал вампир.
У Джошуа задрожала нижняя губы. Он попытался что-то сказать, но голос отказывался подчиняться ему.
Вампир протянул ему руку:
– Поднимайся сюда. Солнце почти взошло.
Почти вопреки своей воле он поднялся по ступенькам на свежий воздух. Вампир обхватил пальцами его затылок и привлек к себе. Его губы коснулись шеи Джошуа. Он дотронулся до его кожи языком.
– Спасибо за твою семью, – сказал вампир.
– …нет…
Он вонзил клыки в шею Джошуа и отпил из него еще один раз. Восхитительное тепло охватило тело мальчика, и он почувствовал, как его бережно опускают на лестничную площадку.
– Бояться – нормально, – сказал вампир.
Джошуа уронил голову набок; он смотрел туда, где раньше был второй этаж. Вот его старая комната. А там была комната Майкла. А здесь спали родители. Теперь все это находилось под открытым небом.
– Теперь это мой дом, – проговорил вампир, стоя над ним и оглядывая землю вокруг. – По крайней мере, еще на несколько дней. – Он посмотрел на Джошуа своими бледными новыми глазами. – Я был бы очень благодарен, если бы ты держался подальше.
Вампир спустился по лестнице.
Через несколько минут показалось солнце, сначала розовым пятном, потом светлой царапиной на краю мира. Джошуа почувствовал, как в нем снова нарастает жар: яростный, очистительный огонь, зародившийся в животе и стремительно распространившийся во все стороны. Он чуял запах собственной жарящейся плоти, видел, как из него начинает струиться уползающий ввысь дым.
А потом день накрыл небеса своей тяжелой крышкой. Земля раскалилась от жара, как наковальня, и солнечный молот выколотил все цвета из окружающего мира.