«Корпус Кадавр» Тим Каррэн

Полночь.
Тюремный морг.
Здание было приземистым и холодным, высеченным из блоков серого камня, сложенных в мрачную кучу, похожую на пирамиду из переплетенных черепов. Окна были зарешечены, а двери узкие, в них теснились тени. Угрюмый и утилитарный, он находился далеко от других тюремных зданий, соединенных только лентой извилистой грунтовой дороги. Он примыкал к кладбищу Поттерс-Филд, возвышаясь над заросшими сорняками полями мертвых и господствуя над ними - деревянными крестами, оседлавшими холмы и впадины, отмечающими могилы неизвестных и нежеланных людей.
Джонни Уолш сидел за своим маленьким столом, задрав ноги, нервно барабаня пальцами по ногам. Ему еще не исполнилось и сорока, а Джонни уже отсидел десять лет в том тяжелом месте за двойное убийство. Его мир до "максимальной безопасности" был тесным существованием рабочего класса, а после убийств - миром ярости, гнева и угнетения. Мир, такой же темный, как кожа на его лице, мир, где бедные чернокожие и белые отбросы пробивали головы, чтобы развеять скуку, где черные банды наркоманов и белое арийское братство трахали друг друга ради пончиков.
Но такова была жизнь.
Джонни попробовал бы свободу примерно во время Второго Пришествия. Вдохни, и ты почувствуешь запах отчаяния; выдохни, и ты почувствуешь, как твоя жизнь обрывается в многолюдной стальной тишине.
Джонни оказался тут в ночную смену с трупами из-за беспорядков.
За четыре дня до этого небольшое, бурлящее латиноамериканское население решило убить всех черных в этом заведении. Они спрятали заточки, трубки и бритвы. В условленный момент они поднялись, набросились на негров, как бешеные собаки. Когда все закончилось, была вызвана Национальная гвардия, и семьдесят заключенных были мертвы, а в лазарете было в два раза больше.
И теперь морг был полон.
В холодильниках было больше холодного мяса, чем в витрине мясника. Полные ящики, тележки и плиты, набитые жесткими фигурами в белых простынях. Теперь сюда едва можно было войти, мертвые груды валялись, словно дрова.
Начальник тюрьмы решил, что кто-то должен присматривать за всеми этими телами. Их было так много, что старик занервничал. Поговаривали, что в прошлом там пропало несколько тел, и, учитывая штат и их предстоящее расследование, Уорден не хотел, чтобы на этот раз были какие-то неприятности.
Итак, Джонни, у которого был хороший послужной список и который был доверенным лицом, выполнял свои обязанности. Он был в хороших отношениях с сержантом Ларо. Ларо был большим, подлым, нетерпимым придурком, которого зэки называли "Железноголовым", потому что ему нравилось бодаться головой с каждым, кто создавал ему проблемы, и когда он это делал, он укладывал осужденного на задницу.
Но Джонни был с ним в хороших отношениях - Да, босс, без проблем босс, как прошел твой день, босс, могу я помыть твою машину в среду, босс? Заставьте человека почувствовать, что он особенный, и он будет снисходителен к вам.
Так что морг был неплохой работой, учитывая все обстоятельства.
Джонни держал двери запертыми (приказ надзирателя) и много читал, но в основном много дрожал. Потому что там было холодно. У Джонни в углу была маленькая дровяная печь, но от нее было мало проку. За эти годы морг хранил в своем чреве так много трупов, что камень впитал весь этот могильный холод и выпускал его ночью, выдыхая дыхание могил.
Часы на стене тикали, Джонни продолжал слышать слабые звуки - хлопки и треск - но это было просто оседание старого здания, и он не позволял себе думать, что это было что-то другое.
Закурив сигарету, Джонни подошел к окну над маленькой раковиной, немного посмотрел на свое отражение в стекле, улыбнулся и уставился сквозь эти ржавые черные полосы.
Безлунная, черная ночь.
Мир был пойман между холодной осенью и обещанием суровой зимы, окутанный ветром листьев и ледяным, безжалостным дождем. Это превратило дороги в помои, а поля в грязь, мокнущую, сочащуюся и собирающуюся в черные лужи, покрытые ледяной пеной. Декабрь или нет, по меркам северо-восточной Луизианы, он был убогим, всего в двух шагах от границ Арканзаса и Миссисипи.
Джонни отвернулся, ему не понравилась ночь и, конечно, не понравилось это лицо, и эти глаза, и то, что они говорили ему. Потому что, да, сэр, он совершил ошибки, и теперь все было сделано, и он был полностью исчерпан. Больше никакого свежего воздуха и свободы, никаких костей и, конечно, никакой "киски". Вы могли бы получить и то, и другое, если бы у вас были деньги, охранники принесли бы все что угодно за определенную цену. Но для такого бедолаги, как Джонни Уолш, его дни пизды - стали историей, для таких парней, как он, существовали только королевы, и Джонни предпочитал обходиться без них. На самом деле, он...
Tук.
Джонни услышал это. Почувствовал, как что-то увядает и умирает у него внутри, сворачивается калачиком и дрожит. Этот звук. Здесь не могло быть такого звука, только не здесь. Его сердце бешено колотилось, сигарета прилипла к нижней губе, Джонни просто стоял там, холодный, как креветка в ведерке со льдом.
Tук, тук.
Сердце Джонни чуть не выпрыгнуло из груди.
Он огляделся и снова увидел свое отражение. Увидел раковину, стол и картотечные шкафы. Увидел корзину для бумаг, календарь с обнаженной девушкой на стене, показывающая ему свои красивые азиатские сиськи... Но в тот момент его член сморщился, словно проткнутый шарик.
Облизнув губы, он заставил себя идти сначала в одну сторону, потом в другую.
Серые стены из цементных блоков покрылись ледяной влагой. Он посмотрел на стены и внезапно понял, что это была худшая клетка из всех. В этой комнате было две двери. Одна вела в прихожую и наружу, другая вела в коридор, который вел к морозильным камерам и гаражу, где хранились все дешевые сосновые гробы.
Tук.
Джонни понял, что звук доносился из коридора... или, точнее, из одной из комнат там, сзади. Дикий, леденящий ужас затопил его, и он чувствовал его до самых кончиков ног. Безумие. Вот что. Потому что, там не могло быть звуков. Звуки означали, что что-то было живым или, по крайней мере, двигалось, a ничто позади не было способно ни на то, ни на другое.
Он подумал: Не продолжай в том же духе, это ничего не значит, просто оседание фундамента или что-то в этом роде, это не значит... это не значит, что...
Тук, тук, тук.
Джонни невольно вскрикнул, прижимаясь к той бетонной стене, которая была такой же холодной, как кладбищенский мрамор. Его пальцы были плотно сжаты, напряжены, как и все остальное тело, какое-то горячее голубое электричество пробивалось теперь сквозь его кости. Его глаза были широко раскрыты и отказывались моргать.
Что-то в его мозгу напомнило ему о тех телах, которые исчезли в морге. Этого не могло быть, не могло быть того, о чем он думал. Мертвые были мертвы, и никто после Лазаря никогда не вставал и не ходил после этого.
Но эти звуки, Господи, что издавало эти звуки?


Парня, который управлял моргом, звали Райкер.
Он был крупным, грузным мужчиной с руками, похожими на железнодорожные шпалы, сплошь покрытыми тюремными татуировками. Шея у него была толстая, как сосновый пень, а голова, которую она поддерживала, выглядела так, словно по ней стучали железом. Он уже получил двадцать пять лет пожизненного заключения, а до этого отсидел шесть лет в Анголе за вооруженное ограбление. Он был грубым "клиентом", но годы постоянного заключения без надежды на условно-досрочное освобождение отшлифовали острые углы, сделали его таким же гладким и ровным, каким может быть жестокий преступник в клетке.
Он был доверенным лицом, как и Джонни, но он был старшим человеком в системе доверенныx лиц, и мог иметь любую работу, какую хотел в тюремной индустрии. Он мог бы штамповать пластины и шестеренки в металлической мастерской, или толкать тележку с книгами в библиотеке, или даже руководить дорожными бандами, но ему нравился морг.
- С мертвыми все просто, - часто говорил он. - Тебе никогда не придется давить на них, потому что они никогда не давят на тебя.
Когда он узнал, что Ларо ставит зэка в ночную смену, ему это не очень понравилось. Он начал ругаться и плеваться, говоря, что за мертвыми не нужно присматривать, нужно присматривать за живыми. Но начальник тюрьмы хотел, чтобы все было именно так, так что все должно было быть именно так.
Когда он взглянул на Джонни, тот только поморщился, покачал головой и что-то пробормотал. Но потом Джонни, используя свои мозги, которые, по словам его мамы, ни хрена не стоили, предложил Райкеру сигарету, и это здорово согрело старика.
Райкер сделал затяжку и тонко улыбнулся.
- Ты готов к этому, сынок?
Джонни не нравилось, когда его называли "сынком", но он привык к этому. Райкер был южанином, и они всех называли "сынками". Ты не мог обидеться на это, как мог бы обидеться, когда какой-то тип назовет тебя так на улице. И, кроме того, несмотря на то, что Райкеру было под семьдесят, его кулаки все еще выглядели способными проломить черепа.
- Я прекрасно справляюсь, - сказал Джонни.
- Просто говорю, сынок, тебе будет не очень комфортно рядом с этими мертвецами. Например, может быть, они заставят тебя чувствовать себя неловко или что-то в этом роде.
Но Джонни сказал, что ему очень нравятся мертвые кадры, они его вполне устраивают. Не нужно было прикрывать спину oт трупoв, и это было уже кое-что. В этом месте это было действительно что-то.
- Во что ты вляпался, сынок? - наконец спросил его Райкер.
- Глупость, босс, простая и очевидная, - сказал ему Джонни без особой гордости. Гордость, как и надежда, умерла быстрой смертью за этими стенами. - Позволь мне рассказать тебе об этом. На свободе я работал на литейном заводе, потея, напрягаясь и надрывая задницу, но зарабатывая на жизнь. И это было хорошо, понимаешь? Хорошо, как ты можешь чувствовать себя только после того, как отработал свою смену, зарабатывая на жизнь. В любом случае, у меня была милая леди по имени Тамара, которая была от меня без ума. Она заняла второе место в конкурсе красоты. Так что, я работал на литейном заводе, штамповал крышки люков, и она нашла себе работу секретарши в страховой компании...
- Я понимаю, к чему ты ведешь, сынок.
Джонни просто кивнул и затянулся сигаретой.
- Именно. Однажды вечером я пришел домой с подвернутой лодыжкой, и мне пришлось взять несколько выходных, и что я вижу? Прямо там, в моей спальне? Белая задница, посаженная в седло Тамары, горбится, колотится и хлопает над ней, а Тамара стонет, визжит и говорит: дай мне его, дай мне его, о, ты классно трахаешь меня! Эта сука никогда ничего не делала для меня, былa просто как бревно. Вот же ж дерьмо. Так что я ударил старину Уайти сорок раз, сказали они, и Тамару... что-то около тридцати, плюс-минус, - Джонни начал смеяться, видя, как его потраченная впустую жизнь разыгрывается в его голове, как какая-то дешевая, неприятная комедия. - Да, сэр, ты можешь просто идти вперед и забыть эту историю, и не возвращаться к ней никогда, потому что на суде, ну... я понял, что моя Тамара возвратила меня на сто лет назад.
- В смысле, сынок?
- Свобода для моего народа, мистер, что еще?
Райкер подумал, что это было весело.
- Свобода? Что за гребаная свобода, сынок? Ты осужденный, если ты не заметил. Мы все здесь работаем по-приколу. Мы все просто отбросы общества, выброшенные на обочину.
Джонни сказал ему, что это, безусловно, правда.
А потом Райкер признался, что получил пожизненное за совершение нескольких убийств. Он ворвался в банк, планируя его ограбить. Охранник увидел его и достал оружие, поэтому Райкер поубавил его пыл, а затем, убил еще четырех человек, чтобы они не смогли его опознать.
- Тогда моя голова была полна кошачьего дерьма, сынок, - сказал ему Райкер, - И я не уверен, что это не несколько какашек, все еще застрявших у меня между ушами даже сейчас.
Рассказывая истории, Райкер устроил ему грандиозную экскурсию.
Повел его по мрачному коридору из бетонных блоков, в котором пахло мокрой сталью, слезами и пестицидами, показал ему морозильные камеры. За железными дверями - тела, сгрудившиеся под испачканными белыми простынями, руки, свисающие, все серые и покрытые синяками. Райкер показал ему мясное ассорти - все было плохо. Вот пара чернокожих с перерезанными глотками, вот латиноамериканец, которого забили до смерти так, что теперь его челюсть была прижата к левому уху, а вот какой-то тупой белый парень, который решил вмешаться и ему начисто раскроили голову. Тупые и еще более тупые ублюдки. В камерах тела были не лучше. Глаза выбиты, лица стерты, а кости торчат сквозь грязные холщовые шкуры, как метлы.
Затем Райкер показал ему гараж на заднем дворе, где были сложены все гробы - дешевые сосновые штуковины, сколоченные в столярной мастерской.
- Здесь два вида мертвецов, сынок. Te, на кого претендуют их родственники, и тe, кто в конечном итоге оказываются на Поттерс-Филд. Большинство из этих мальчиков окажутся там из-за того, что их семьям будет за них стыдно.
Вернувшись в офис, Райкер усадил Джонни за письменный стол, дал ему несколько гребаных книг и несколько вестернов в мягкой обложке, велел просто скоротать время и держать двери запертыми. Вот и все.
Затем он дал ему термос с виски.
- Пей от пуза, сынок, - сказал он. – Это одно из преимуществ сортировки мертвых и их проблем.


Но теперь Джонни был один.
Райкер сказал, что вернется не раньше рассвета.
Tук, тук.
Фундамент не оседал и стены не стонали, это было что-то другое. Что-то плохое. Что-то большое и злое, что не желало, чтобы его игнорировали. Джонни твердил себе, что для того, что он слышал, была очень веская причина. Может быть, какой-нибудь мошенник притворился мертвым или что-то в этом роде... Но он в это не верил.
Резко вдохнув и вытирая холодный пот со лба, он подошел к двери, которая вела в коридор. Он коснулся ее рукой. Холодно, чертовски холодно - вот каково это было. Он чувствовал, как этот холод проникает сквозь его поры, застилая все внутри него ледяным одеялом. Он слышал, как тикают эти чертовы часы, и кровь стучит у него в ушах.
Он снова услышал этот звук, и его сердце болезненно сжалось в груди.
Что-то, что-то живое там, сзади.
Его лицо было плотно, как целлофан, прижато к черепу, плоть неприятно покалывала затылок. Пот выступил у него на глазах, он задрожал, задышал и медленно-медленно облизал губы, чувствуя, как внезапная тяжесть наваливается на него, и понимая, что это безумие. Это безумие имело физическое, зловещее присутствие. Его глаза изучали дверь, выпученные, белые и немигающие.
Хорошо, все, хорошо.
Его рука нащупала дверную ручку и осторожно приоткрыла ее. Колодец движущейся, влажной черноты вздымался над ним, падал на него, поднимался по его ноздрям и опускался в горло, ощущался на языке, как шелк червивого гроба, и вонял мокрыми, истекающими каплями. Он включил свет, прежде чем эта темнота задушила его, осушила, смахнула в морозилку, как отбивную, приготовленную для пикника в следующее воскресенье.
Там была единственная лампочка, и это создавало ползущие тени, делало все еще хуже.
Выйдя из морозильной камеры, уставившись на заклепанную железную дверь, окрашенную в цвет старой крови, и думая, что это похоже на дверь в какой-то старый склеп, Джонни прислушался и поднес пальцы к засову.
Звук там... не этот глухой стук, а шепчущий звук.
Дыхание Джонни застряло в горле, как могильная грязь.
Открой его, открой его ради Бога.
Засов прозвучал в коридоре как гром, лязг и стон. Дверь бесшумно открылась. Пальцы Джонни, теперь они были белыми, как черви, умирающие на солнце, нащупали старомодный выключатель и принесли свет в мир.
Ничего.
Все ящики были закрыты, плиты пола все еще заняты, тележки все еще втиснуты между ними, и все свободное пространство на полу было заполнено закутанными фигурами, ожидающими погребения.
Пальцы Джонни сунули сигарету в рот и он закурил.
Он сделал глубокий, долгий вдох, зная, что здесь ему понадобится немного силы.
Морозильная камера была выложена зеленой плиткой, воняла грязными заводями, слизью, рвотой и замороженным мясом. Джонни зашел туда, переступая и обходя те, что лежали на полу, останавливаясь, по причинам, в которых он даже не был уверен, перед плитой.
Его сердце глухо стучало в груди.
Он взялся за простыню, как за книжную страницу, осторожно потянул ее назад. От тела исходил холодный земляной запах. Большая часть плоти на лице отсутствовала; то, что осталось, было пепельно-серым, испещренным грязью и засохшей кровью. Пуля попала в него, и, судя по всему, крупнокалиберная. Охранник башни. Десны сморщились на зубах, левый глаз был снесен вместе с сопутствующей костной орбитой. Правый глаз был открыт и остекленело смотрел.
На груди что-то лежало.
Джонни сначала подумал, что это какой-то большой паук... Но нет. Просто маленькая фигурка, вылепленная из черной грязи и палочек. Как маленькая куколка. Как, во имя Христа, это туда попало? Джонни уронил простыню, осмотрел еще два тела. Никаких кукол. Но у третьего былa однa, и у четвертого тоже.
Что, черт возьми, это были за люди? Что здесь происходило...
Тук, тук, тук.
Теперь из камер. Как будто что-то внутри отчаянно пыталось выбраться, стуча и колотя. Джонни стало холодно, потом стало жарко, по его коже побежали мурашки, и торнадо белого шума пронесся в его мозгу.
Сейчас что-то происходило. Было прохладное, потрескивающее электричество, резкий запах, движение, ощущение, тяжелое гудящее сознание. У Джонни пересохло во рту, как от опилок, он не мог открыть губ, словно они были зашиты.
Он отшатнулся, упал на чье-то тело, его рука задела мясистую руку, которая на ощупь была похожа на размороженную говядину. Он сидел там на заднице, неуверенный, ничего не понимающий, не способный сделать ничего, кроме как дрожать, задыхаться и удивляться. Он не мог пошевелиться, не мог дышать. Kамеры - теперь их было много - грохочут, стучат и дребезжат в своих корпусах. Их металлические лица были выпуклыми, вдавленными изнутри.
Затем все простыни вокруг него, словно движимые каким-то тайным зловредным ветром, начали дрожать, шуршать и шевелиться от движения под ними. Руки выскользнули наружу, пальцы безумно вцепились в воздух, как змеи.
Джонни услышал шепот голоса, еще одно ворчание, еще один издал что-то похожее на сухой лающий звук. Он сидел там, подавляя безумное желание начать хихикать. Тела теперь сидели, простыни сползали с серых, бескровных лиц и тел, похожих на содранные шкуры. Тени выползали из углов, извиваясь, как толстые змеи, шипя и скользя.
Голос, хрупкий, как хрустящая солома, сказал:
- Берегись, Джордж... у этого сукиного сына большой нож, он...
Но теперь и остальные тоже говорили, говорили теми сухими голосами, которые были просто рычащими, гортанными звуками, от которых Джонни хотелось кричать. Они были как холодная сталь у его позвоночника, плоские лезвия ножей тянулись вдоль живота и паха. Отголоски. Просто эхо. Вот кем они были. Изношенные катушки этих разложившихся мозгов повторяли свои последние живые мысли, пока комната не наполнилась ужасным бормотанием.
Теперь они поднялись вокруг него со всех сторон.
Ухмыляясь, хмурясь и снова ухмыляясь. Эти лица были отвратительными лунами с рваными черными кратерами вместо глаз. Дюжина камер морга открылась, и они выскользнули на скрипучих колесиках, поднялись, завернутые в простыни, пальцы скрутили и разорвали их чехлы. О, Боже милостивый, эти глаза, побелевшие и обесцвеченные, смотрящие на него, и такие совершенно пустые.
Мертвецы теперь были на ногах, спотыкаясь, шатаясь и ковыляя. Некоторые были обнажены, другие одеты в окровавленную тюремную форму или грязные больничные халаты.
Джонни выполз на четвереньках из дверного проема, и они последовали за ним, неровная, жуткая толпа стучащих зубов, шевелящихся пальцев и шепчущих голосов. Связки лопнули, как ржавые петли. Мышцы хрустнули, а кости раскололись. От них воняло гробницами, дренажными канавами и ямами для трупов. Один из них посмотрел на Джонни, попытался заговорить, но поток черной желчи сочился из его губ, свисал с подбородка, как ленты слизи. Его голос превратился в булькающий звук.
Крича, Джонни вскочил на ноги, бешено карабкаясь не к офису, а к гаражу и наружной двери. Его пальцы отупели, онемели и стали резиновыми, и он едва мог открыть замок, едва бросился в черную влажную ночь, прежде чем они набросились на него. Крича и вопя, он вывалился под дождь, остановившись отдохнуть в грязной луже. В небе прогремел гром и вспыхнули молнии, окрасив пейзаж в лунный блеск.
Они не последовали за ним.
Джонни сидел там, в грязи, и дождь обрушивался на него. Воздух был холодным, но грязь вокруг него была теплой и сочилась, как кровь. Он в отчаянии посмотрел в сторону самой тюрьмы, увидел высокие башни, здания, стену... но не более того.
Теперь шепчущаяся толпа выходила наружу.
Они не обратили на Джонни никакого внимания.
Балансируя на плечах, они несли гробы. Гуськом они пробирались сквозь грязь и дождь со своими гробами, похоронный парад перерезанных горл, колотых ран и разбитых черепов. Коллекция чопорно одушевленных тряпичных кукол, тянущихся набивкой из обрезанных швов, с оторванными конечностями и болтающимися глазами. И готовясь, да, готовясь к Поттерс-Филду. По крайней мере, тридцать из них, сохраняя почти военную выправку.
Джонни некоторое время сидел там, промокший, грязный и дрожащий.
Пошел дождь, и шепот упырей затих вдали и, хотя Джонни хотел бежать без оглядки, он не мог. Он поднялся на ноги, отряхивая грязь с рук. Затем он последовал за ними, в глубине души зная, что должен это увидеть.
Он шел по болотистому, затонувшему ландшафту, пока не заметил их, собравшихся на дальней стороне кладбища. В мерцающем свете он мог видеть, что они работают. Да, теперь у них были лопаты. Мертвецы роют себе могилы и не медленно, бездумно, а с большим усилием и концентрацией.
Джонни видел, что с ними кто-то был.
Кто-то с фонариком выкрикивал приказы.
Джонни вышел вперед и довольно скоро увидел там Райкера, кричащего на мертвецов, пинающего в них грязью, барабанящего им по головам стволом своего фонарика.
- Копайте, ублюдки! - кричал он им. - Копайте, копайте, копайте! Копни поглубже, ты знаешь, что тебе нужно делать! Ты знаешь дорогу!
Джонни, не говоря ни слова, некоторое время стоял рядом с начальником морга, наблюдая, как серые, подметенные дождем фигуры копают, расширяют и выравнивают свои ямы. Когда они закончили, они опустили свои гробы вниз... и забрались в них. В течение получаса все могилы были вырыты, и последняя крышка захлопнулась с жестокой окончательностью.
Затем наступила только тишина. Шум дождя, отдаленный гром.
Райкер, с мокрым от дождя лицом, сказал:
- Видишь, сынок, как это работает. Oхранники, о, они любят меня, потому что я управляю моргом, чтобы им не пришлось. Я вижу, что мертвые зарегистрированы, могилы вырыты и засыпаны, и я делаю все это сам. Я делаю это с ними.
- Мертвецы, - выдавил Джонни, теперь его разум погрузился в беззвучный вакуум. - Живые мертвецы.
Райкер хлопнул его по плечу.
- Вот и все, сынок! Вот именно! Видишь ли, много лет назад, когда я начинал работать в морге, им управлял один гаитянин, торговец наркотиками. Он рассказал мне о ходячих мертвецах. Corps Cadavre, так он их называл. Он показал мне, как это делается. Как сделать пудру, кукол, чтобы с помощью мумбо-юмбо джу-джу приказывать им...
- Зомби, - недоверчиво произнес Джонни.
Потому что это то, кем они были. Мертвецы, призванные копать себе могилы. Точно так же, как мертвецы, о которых вы слышали, работали на полях тростника на Гаити, Гваделупе и в тех местах.
Райкер дал ему лопату, и в течение следующего часа или около того они засыпали могилы, помечая их простыми деревянными крестами. Потом все было сделано, и они оба стояли там, в этом промозглом холоде, в этом коричневом грязном супе.
- Cынок, если бы ты выпил тот виски, как я тебе говорил, - сказал Райкер, - Ты бы проспал все это, понимаешь? Я положил туда достаточно "секонала", чтобы погрузить тебя в страну снов на шесть-восемь часов.
Конечно. Вот почему он не хотел, чтобы кто-то был в морге в ту ночь, когда все должно быть улажено. Трупам, которые не были заявлены, дали этот порошок и маленьких кукол, сказали, когда они должны открыть глаза и приступить к работе. Это было почти забавно... если бы это не было так чертовски порочно, так ужасно и, да, отвратительно.
Зомби, - подумал Джонни. - Зомби.
Пустой, как консервная банка, он отвернулся от Райкера, и это было ошибкой.
Райкер ударил его лопатой, раскроив ему голову. Джонни погрузился в грязь, словно утопающий. Кровь стекала в серою слякоть из открытой макушки его головы.
- Извини, cынок, - сказал Райкер, - Но я не могу позволить тебе рассказывать, что ты видел.
Взяв Джонни за ноги, он потащил его обратно в морг, гадая, какую историю тот мог бы состряпать. Решил, что она была бы хорошей.


Две ночи спустя.
Тюремный морг.
Kамерa в морге.
Помеченный и упакованный, Джонни Уолш лежал на своей койке в этой прохладной, легкой темноте. Его руки были сложены на груди, пальцы аккуратно переплетены. У него не было семьи, некому было предъявить на него права. Просто еще одним дармоедом государствo и налогоплательщики больше не будут обременены.
Между его коленями застряла маленькая кукла из грязи и палoк.
Глаза Джонни распахнулись.
Он начал говорить о зомби мертвым голосом, прокручивая в голове последнее, что запомнил его мозг. Он вцепился в простыню, забарабанил ногами в дверь. Затем ящик выдвинулся, там стоял Райкер.
- Давай, сынок, - мрачно сказал он. - Пора готовить твое место...