| В 2010 году «Сербский фильм» Срджана Спасоевича поднял в западной прессе настоящее цунами: награды на кинофестивалях сопровождались отменами показов и запретами к дистрибуции, хвалебные рецензии сочетались с откровенно оскорбительными, а восторженные отзывы о кинематографических достоинствах картины – с обвинениями в «эротизации сексуального насилия». Российский зритель был несколько дистанцирован от мировой полемики: отечественные киноресурсы предпочли оставить «Сербский фильм» за бортом своего внимания, предоставив возможность направлять общественное мнение киноблогерам. Блогеры же высказались более-менее единодушно: «Кино, снятое двуногими животными, дегенератами и извращенцами о таких же двуногих животных, дегенератах и извращенцах для таких же двуногих животных, дегенератов и извращенцев». В следующем году выходит документальный фильм об одной из самых обсуждаемых кинолент третьего тысячелетия (режиссером выступит создатель снаффа «Американская морская свинка» Стивен Биро), а пока давайте попробуем разобраться своими силами: что же на самом деле представляет собой «Сербский фильм»? SPOILER ALERT! Обсуждение киноленты сопряжено с множественным использованием спойлеров! Вас предупредили. Больной ублюдок  Главный герой фильма – бывший порноактер Милош, настоящая легенда порнобизнеса, Рокко Сиффреди всея Сербии. С некоторых пор он остепенился, женился, родил сына, однако с каждым днем пояс приходится затягивать все туже. Так продолжается, пока к Милошу не обращается Лейла, бывшая коллега, предлагая ему исполнить «лебединую песню», снявшись у некого Вукмира. Если Милош согласится, то получит столько денег, что до конца жизни не потратить. После некоторых раздумий протагонист соглашается, еще не зная, что кинопродукция Вукмира находится далеко за буйками максимального возрастного рейтинга X… Спасоевича обвиняли в том, что, снимая «пыточное порно», он сделал главный упор именно на второе слово. Но главные претензии к фильму – это обилие экстремальных сцен, которые вместе с темной и давящей (здесь бы идеально подошло английское слово disturbing) атмосферой вызвали у множества зрителей сильнейшую тошноту и безграничное омерзение. «Сербский фильм» действительно не разменивается по мелочам, когда дело доходит до сцен насилия, большая часть которых демонстрируется без стыдливого использования фигового листка (отворачивания камеры). Давайте их сразу обнажим, чтобы можно было говорить предметно: – декапитация женщины во время полового акта с последующим актом некрофилии (нечто похожее, впрочем, было в слэшере «Топор 2», который не вызвал нареканий в прессе); – смерть от обтурационной асфиксии половым членом; – смерть от пенетрации полового члена сквозь глазницу; – сцена изнасилования главным героем собственных жены и сына под влиянием наркотических веществ; – сцена изнасилования новорожденного (печально известное newborn porn). Наличие упомянутых сцен привело к тому, что картина запрещена к показу на территории по крайней мере 46 стран (включая Малайзию, Сингапур, Австралию, Бразилию, Норвегию и другие), что не помешало ей получить три награды на фестивале в Монреале (лучший фильм, лучший европейский фильм и самый инновационный фильм), приз зрительских симпатий на Fantasporto и награду за лучший сценарий на сербском кинофестивале (не считая номинаций на таких известных жанровых фестах, как Fangoria Chainsaw и South By Southwest). Из-за фильма Спасоевича разгорелся скандал на Международном кинофестивале в Каталонии: организатора мероприятия Анхеля Салу обвинили в демонстрации детской порнографии. Генеральный прокурор Испании получил жалобу от католической организации, но не стал преследовать по закону режиссера или продюсеров (испанская Фемида до Сербии не дотянется), а вот организатору досталось. Обвинения впоследствии были сняты, но перед этим за Анхеля впряглись коллеги по другим кинофестивалям. Лучшего паблисити для фильма не придумаешь, но вопрос остается прежним: во имя чего все это? В Сербии секса нет – одна лишь порнография.© Срджан Спасоевич  Стоит лишь тряхнуть головой после творящегося в фильме Спасоевича экстрима и вновь перевести взгляд на экран, как глаза тут же заливает кричащий киноязык режиссера. Постмилошевичская Сербия представляет собой страну, в которой достаточно тяжело жить. Рестораны каждый день обслуживают посетителей и принимают к оплате пластиковые карты, ночным клубам есть что предложить даже бывалому клабберу, достопримечательности по-прежнему на месте, однако простому сербскому человеку от этого не легче: страна бедная, заработанных денег хватает лишь на существование. Подобное положение дел в Восточной Европе не новость, но в «Сербском фильме» Спасоевич решил собрать все, что его бесит в собственной стране, сжать в кулак и раздуть до масштабов жутких гротескных масок, чтобы проняло всех.  В родной для режиссера стране своеобразные взаимоотношения с порнографией. На ней не разбогатеешь, во всяком случае, не в Сербии: в соседней Венгрии за роль в фильме категории X платят в 100 (!) раз больше. Однако приток свежей крови в местную секс-индустрию это не останавливает: заработать копейки в порнухе проще, чем в сельском хозяйстве. И в этом Спасоевич видит одну из граней эксплуатации. И он не одинок: в 2005-м Младен Джорджевич снял покровы с сербской порноиндустрии в документальном фильме Made In Serbia, а в 2009-м выступил уже с хоррором «Жизнь и смерть порнобанды», в котором он коснулся примерно тех же вопросов, что и «Сербский фильм» (правда, без откровенного экстрима). По Спасоевичу, порно в его картине – это даже не метафора, а вполне естественный эпитет. «После всех этих войн в Сербии мы начали отождествлять нашу жизнь с чистейшей эксплуатацией. На какую работу ты бы ни устроился, чтобы прокормить семью, в конце концов тебя начнут жестоко эксплуатировать твой наниматель или начальство. Поэтому порнография используется для изображения рядовых будней. Чем бы Милош ни занимался, его проблемы остались бы теми же. В нашей стране и в нашей культуре все – порнография».  Примечательно, что режиссер через весь фильм расставляет порномаркеры эксплуатации. Если убрать сюжетную ветвь Милоша, лейтмотив останется неизменным: с самого рождения (newborn porn) и до самой смерти, даже после нее (финальные сцены фильма, в которых порноактеры готовятся к съемкам сцены секса с трупами Милоша и его семьи) тебя эксплуатируют. Грубый, кричащий, зато наглядный и запоминающийся посыл, который благодаря своей нарочитой экстремальности заставляет обращать на себя внимание. Что касается обвинений в эротизации и даже пропаганде сексуального насилия (в том числе над детьми), которыми прикрывались британские цензоры, – это, честно говоря, не более чем самодурство. Уже не одно десятилетие Великобритания славится своей цензурой, склонной излишне церберствовать, и «Сербский фильм» – еще одно грустное подтверждение того, что британские критики могут лишь рефлексировать. В любом случае, если вы находите в обсуждаемой киноленте что-то сексуальное или эротичное, то проблема не в фильме, а в вас. Эксплуатация заразна  Помимо повествования о тяжелой жизни в Сербии у Спасоевича ярко просматривается отношение к правителям страны и западным странам. И снова слово режиссеру: «Последние 20 лет нашу страну раздирали война вместе с политическим и моральным террором. В остальном мире пытаются подсластить пилюлю политкорректностью, но на самом деле за светлым фасадом скрывается прогнившая насквозь система. В фильме мы говорим о проблемах всего современного мира, а Сербия служит в качестве декорации. Это своего рода борьба с коррумпированной властью, которая играет с жизнями людей ради личной выгоды. И да, в фильме чувствуется наш гнев». Помимо очевидного мотива эксплуатации со стороны властей, за которую в фильме отвечает персонаж Вукмира (уж у российского зрителя данный мотив вопросов вызывать не должен), Спасоевич плавно переходит к концепции «жертвы продаются» – еще одной форме эксплуатации, но уже со стороны стран Западной Европы. «В Восточной Европе невозможно получить финансирование на фильм, если только не снимать босоногую девушку, которая рыдает на улице, или, например, историю о жертвах войны в нашем регионе, – поясняет Срджан. – Разумеется, не нужно вдаваться в детали, или демонстрировать жесткие сцены, или называть конкретные проблемы. Все должно быть проще: у нас тяжелая жизнь, мы прошли через войну, нам нечего есть, у нас нет ни семьи, ни любви. Сделаете так – получите 5 миллионов долларов». Собственно, примерное такое впечатление и создается в Западной Европе (а заодно и в США), когда речь заходит о Европе Восточной. И это действительно неплохо продается. Зрителю нужны дешевые пугалки, которые вызовут в нем некие симулякры чувств: сочувствие, жалость, солидарность. Что-то, что заставляет человека чувствовать себя живым. Но при этом никто не хочет копать до нервов: люди ведь ищут эмоций, а не депрессии. Индустрия развлечений уже давно сделала ставку на хештэги, когда с одним-единственным ключевым словом зритель получает полную информацию о продукции. Ведь продукция должна быть знакомой, она должна полностью оправдывать ожидания. Мало кто желает экспериментировать или светить фонариком в темные углы. Подобное состояние, в принципе, по-своему прекрасно. Удивляет лишь, что столь большое количество кинокритиков, которые повидали на своем веку всяких художеств, при разборе «Сербского фильма» укутались в уютный плед ханжества. Если кинокартина изображает насилие над детьми и весь мир в едином порыве начинает скандировать «Насилие над детьми недопустимо!» – это же прекрасно: видя что-то чудовищное, люди поворачиваются в противоположную сторону – к чему-то доброму и светлому. Во всяком случае, должны повернуться. Мог ли Спасоевич сделать эти сцены менее брутальными? Наверное, мог бы. Но тогда бы мы сейчас не обсуждали ни этот фильм, ни эти проблемы. В кинотеатре никто не услышит твой крик  Сам факт обсуждения наличия или отсутствия у «Сербского фильма» художественной ценности весьма забавен. Фильм маскируется под хоррор, но не настолько хорошо, чтобы не заметить отличия его структуры от типичного жанрового «пыточного порно» или нишевого снаффа (вроде трилогии о блюющих куколках Люцифера Валентайна). А раз это не просто жанровая лента, значит, там почти наверняка есть метафоры. «Сербский фильм» – далеко не единственная картина, которая использует гипертрофированную жестокость, за которой спрятаны мысли об окружающем социуме. В литературе были «Коровы» Мэтью Стокоу, а в кинематографе – «Сало» Пьера Паоло Пазолизиниили, скажем, «Маньяк» Уильяма Лустига (которым среди прочих вдохновлялся Спасоевич). Да и многие современные режиссеры прибегают к гипернатуралистичному и психологическому насилию для того, чтобы зритель не просто прочитал, но и прочувствовал послание: «Антихрист» фон Триера, «Трахни меня» Депант, «Человеческая многоножка» Сикса… Спасоевич намеренно выделяет абсурдность наиболее жестких своих сцен, демонстрируя их через призму сна, воспоминаний или наркотического трипа, тем самым подчеркивая: насилие – лишь сосуд, а месседж скрыт внутри. Будь этот сосуд более изящным и хрупким, он непременно разбился бы о твердую шкуру восприятия современного зрителя, огрубевшего от просмотренных фильмов и ежедневных ужасов новостей. И порой, чтобы донести свою мысль, мало просто о ней сообщать хорошо поставленным голосом: приходится хватать собеседника двумя руками и кричать. Кричать ему прямо в лицо. «Наверное, наш фильм более всего похож на крик, – снова подключается к нашей беседе Срджан. – Возможно, кого-то этот крик будет раздражать, кто-то воспримет его как крик о помощи, а кому-то он покажется выразительным, с интересной мелодией». В любом случае немного экстрима современному зрителю идет только на пользу. Кинематографические табу четко прописаны и всем хорошо известны, и, если художественный фильм (подчеркнем: художественный) может явить что-то, от чего рождается омерзение, напряжение или физическая тошнота – сильные впечатления, – значит, команда старалась не зря. Как писала Гвендолин Брукс, искусство причиняет боль. Сам факт обсуждения наличия или отсутствия у «Сербского фильма» художественной ценности весьма забавен. Фильм маскируется под хоррор, но не настолько хорошо, чтобы не заметить отличия его структуры от типичного жанрового «пыточного порно» или нишевого снаффа (вроде трилогии о блюющих куколках Люцифера Валентайна). А раз это не просто жанровая лента, значит, там почти наверняка есть метафоры. «Сербский фильм» – далеко не единственная картина, которая использует гипертрофированную жестокость, за которой спрятаны мысли об окружающем социуме. В литературе были «Коровы» Мэтью Стокоу, а в кинематографе – «Сало» Пьера Паоло Пазолизиниили, скажем, «Маньяк» Уильяма Лустига (которым среди прочих вдохновлялся Спасоевич). Да и многие современные режиссеры прибегают к гипернатуралистичному и психологическому насилию для того, чтобы зритель не просто прочитал, но и прочувствовал послание: «Антихрист» фон Триера, «Трахни меня» Депант, «Человеческая многоножка» Сикса… Спасоевич намеренно выделяет абсурдность наиболее жестких своих сцен, демонстрируя их через призму сна, воспоминаний или наркотического трипа, тем самым подчеркивая: насилие – лишь сосуд, а месседж скрыт внутри. Будь этот сосуд более изящным и хрупким, он непременно разбился бы о твердую шкуру восприятия современного зрителя, огрубевшего от просмотренных фильмов и ежедневных ужасов новостей. И порой, чтобы донести свою мысль, мало просто о ней сообщать хорошо поставленным голосом: приходится хватать собеседника двумя руками и кричать. Кричать ему прямо в лицо. «Наверное, наш фильм более всего похож на крик, – снова подключается к нашей беседе Срджан. – Возможно, кого-то этот крик будет раздражать, кто-то воспримет его как крик о помощи, а кому-то он покажется выразительным, с интересной мелодией». В любом случае немного экстрима современному зрителю идет только на пользу. Кинематографические табу четко прописаны и всем хорошо известны, и, если художественный фильм (подчеркнем: художественный) может явить что-то, от чего рождается омерзение, напряжение или физическая тошнота – сильные впечатления, – значит, команда старалась не зря. Как писала Гвендолин Брукс, искусство причиняет боль. |
|
| Категория: Кинорубрика | Просмотров: 789 | | | |
Интересное в блогах
В жанре ужасов нет недостатка в абсурдных предпосылках - от кроватей-людоедов до серийных пряников-убийц. Однако не все эти странные фильмы созданы одинаковыми, и я бы утверждал, что глупая предпосылк...
Месть – она в нашей крови. Это наша природа: когда кто-то причиняет нам боль, мы хотим, чтобы этот человек чувствовал то же самое, что и мы. Мы жаждем справедливости....
Некоторые люди коллекционируют монеты. Другие собирают марки. Это безобидные увлечения, особенно если сравнивать их с жуткими коллекциями принадлежащих убийцам вещей. В такие коллекции может входить в...
Откуда берется такое количество эротики и откровенной наготы в фильмах ужасов? Вполне возможно, что это попытка создать источник положительных эмоций в качестве компенсации за кровавые сцены....
| Всего комментариев: 0 | |
