«Не хочу ни с кем делиться» Дэвид Бернстайн

Я воткнула пилочку для ногтей в висок своей сестры и несколько раз ткнула ей, чтобы убедиться, что она мертва. Я знала, что она умерла, ее безжизненные глаза смотрели в пустоту, выпирая из глазниц, однако все всегда стоит делать аккуратно…

Прокурор, мои соседи, газетчики (в своих статьях), даже мой папа считают меня злодейкой, но хочу заверить вас, что это не так. Мама принимает слишком много лекарств и не может судить обо всем адекватно, поэтому я оставлю ее в покое. Единственный человек, подтвердивший мое мнение, что я не злая - это мой психолог. Имея Гарвардское образование - как гласят документы об ученых степенях, висящие на стенах его кабинета - он вообще не верит в зло.

У меня есть сторонники, люди, которые по-настоящему понимают мое состояние и знают, как тяжело было мне и моей сестре Салли. Ни у кого из них, конечно, не хватило смелости сделать то, что сделала я. Не поймите меня неправильно, я любила Салли всем сердцем и каждым вздохом. Мы были связаны друг с другом больше, чем просто сестры, но именно эта связь в конце концов неумолимо привела нас к разрыву.

Она всегда была со мной, куда бы я ни пошла, как веснушка на носу. Я, мы, никогда не разлучались. Мы всегда смотрели одни и те же телевизионные программы, и каждая из нас должна была терпеть дурной вкус другой, той, к кому по очереди переходил пульт от телевизора. Походы в душ казались ужасными, навязчивыми, если не сказать больше - большинство людей используют это время для того, чтобы расслабиться, проснуться, освежиться или получить удовольствие. Но только не я. Не тогда, когда она всегда находилась рядом.

Спать было ненамного лучше. Бесчисленное количество раз я лежала обессиленная, желая погрузиться в беззвучный сон, но она продолжала бодрствовать и не давала мне спать, постоянно разговаривая или требуя зажечь свет. Однажды я ударила ее по лицу, чтобы показать, что я не играю, но это было все равно, что ударить себя - ее боль являлась и моей. Я научилась существовать рядом с ней, однако, чаша терпения переполнилась, когда в мою жизнь вошла Джерри, моя настоящая любовь.

У нас с Джерри установилось моментальное взаимопонимание. Я никогда не верила в любовь с первого взгляда, но заезженные красивые слова подтвердились. Мы с головой влюбились друг в друга.

Джерри обладала великолепным, крупным телом с изгибами, как у подножия горной дороги, однако, мышцами профессиональной танцовщицы. У нее были пышные полные губы, идеально сложенные, как будто вылепленные с позировавшего для этого Купидона. Гладкая кожа напоминала тонкий шелк и имела оттенок прекрасного итальянского фарфора.

С точки зрения внутреннего содержания, Джерри являлась по-настоящему душевным человеком. Она была добросердечной и самоотверженной, большую часть недели проводила с престарелыми в Мемориальной больнице Святого Петра, следя за тем, чтобы они не оставались одни в дни рождения и праздники.

Мои шутки оказывались банальными или просто не очень забавными, но она всегда смеялась над ними, заставляя меня чувствовать себя по-особенному.

Сестра и Джерри хорошо поладили, и это было важно, потому что мы с Салли никогда не расставались. Поскольку я являлась лесбиянкой, а Салли любила мужчин, нам пришлось заключить сделку.

Всякий раз, когда приходила Джерри, мы ждали, пока Салли заснет, прежде чем заняться любовью. То же самое делала и сестра, когда ее посещал мужчина - они ждали, пока я не усну. Она была моей сестрой, и, несмотря на то, что пенис мужчины заставлял меня содрогаться, я смирилась с ее гетеросексуальными желаниями и потребностями. И какой бы странной ни казалась данная ситуация, мы справлялись с ней достаточно хорошо, и все шло своим чередом - до той ночи, когда я застукала свою сестру с Джерри.

У меня присутствовали подозрения, что Салли бодрствует, пока мы с Джерри занимаемся любовью. Могу поклясться, что она несколько раз постанывала, и это была не Джерри, но та заверяла меня, что сестра спит.

Однажды рано утром, я проснулась и увидела, что Джерри и Салли делают это. Они старались не шуметь и говорили приглушенным шепотом. Их дыхание временами было тяжелым и учащенным, и изредка из чьего-либо рта вырывался слабый стон. С кем бы Джерри не находилась в постели, она, как правило, вела себя тихо. Я хотела закричать, расцарапать лицо сестры ногтями, но застыла, ошеломленная шоком.

Сердце замерло в груди, мне захотелось расплакаться, но я не сдвинулась с места и позволила им закончить. Моя Джерри оказалась двуличной шлюхой. Мне следовало бы догадаться об этом, учитывая то, как она приняла во внимание мою ситуацию и прочее… Очевидно, что ее возбуждали мы обе, такие, как мы были фетишем для нее, и она терпеливо поджидала момента, пока не заполучит нас обеих. Я доверяла ей; любила ее каждой частичкой своей души. Мое сердце болело, как гниющий зуб - невыносимой болью. Я решила молчать, ожидая, пока чувство вины Салли или Джерри не заставит одну или обеих признаться в том, что они совершили. Но никто из них не проронил ни слова, и моя сестра занималась своими делами, как обычно, выглядя при этом более радостной, чем обычно.

Я оставила все, как есть, рассчитывая, что их связь ограничится одним разом. Я любила свою сестру и была влюблена в Джерри. Никто не идеален, включая меня саму. Но через неделю, к своему ужасу, я снова засекла их, занимающимися любовью. И опять я ничего не

сказала, позволив им закончить начатое, чувствуя при этом, как что-то умирает в моей душе.

Я выждала до утра, пока не ушла Джерри, после чего решила объясниться с сестрой.

- Я знаю о твоих отношениях с Джерри, - сказала я, лежа в кровати.

- Да? - ответила она.

- Я застукала вас уже дважды.

- Ну и что. Все, что твое - мое, и все, что мое - твое, - произнесла она, даже не взглянув на меня.

- Мы заключили сделку, - напомнила я, поднимаясь с кровати. - Соглашение.

Мне хотелось ударить ее, но я изображала хладнокровие.

- Ну, Джорджия, - начала она, - поскольку мы всегда вместе, я решила, что нам следует делиться друг с другом и этим; как мы делаем со всем остальным.

- Абсолютно нет, - закричала я. - И с каких это пор тебе нравятся женщины?

- С тех пор, как язык Джерри унес меня в такое место, куда не мог унести ни один мужчина.

Мне захотелось сесть, очертания комнаты размылись, а ноги напоминали желе.

- Как ты можешь быть такой бессердечной? - спросила я. - Она была моей любовью, второй половиной сердца, а ты оторвала ее от меня, то единственное, что я могла назвать полностью своим.

Хлынувшие слезы размыли вид лица моей сестры, растопили его. Я не хотела плакать; не хотела, чтобы она видела, как мне больно, но накопившееся внутри напряжение требовало выхода наружу.

- Я не могла спать, пока вы занимались сексом, - сказала Салли. - Ощущения сводили меня с ума, когда твоя любимая касалась тебя, мне хотелось стонать, плакать. Что мне оставалось делать?

- Нет, - завопила я. - Ты должна прекратить. - Я ударила кулаком по комоду. - Если будет надо, я накачаю тебя лекарствами.

Салли встала, подняв с собой и меня, и потащила в ванную. Перед зеркалом она произнесла:

- Посмотри на нас.

На меня глядело наше отражение, соединённое телами ниже талии. Именно в тот момент я осознала, что у меня никогда не будет ничего своего, кроме мыслей. Глубоких, темных, зловещих чувств, отравляющих каждый вздох, заставляющих меня ненавидеть свою сестру - и себя саму.

Я смотрела в ее злобные глаза и не видела там ничего. Она являлась совершенно иным человеком, нежели я, другой душой. Мы стали людьми, говорившими на непонятном для посторонних языке. И теперь ни она больше не знала меня, ни я - ее.

Позже ночью, когда она заснула, я обвязала шарф вокруг ее тонкой шеи и задушила ее. Пока я делала это, Салли проснулась и попыталась сопротивляться, но безрезультатно. На моих запястьях и лице все еще остаются несколько шрамов в местах, где она меня поцарапала - напоминания о той ночи, когда я ее убила.

Меня арестовали и чуть не засудили, но после того, как медики признали меня невменяемой, я была на неопределенный срок помещена в психиатрическую больницу, где остаюсь до тех пор, пока врачи не решат, что я могу вернуться в нормальное общество. Я сочла это за счастье, потому что я не сумасшедшая. Разве это безумие - хотеть независимости?

На данный момент я перенесла пять операций, каждая из которых все более приближала меня к нормальности. Мертвое тело Салли отсоединили от меня через несколько часов после ее смерти. Хирурги разрезали кость, восстановили части тела, перенаправили кровоток и перекрыли все сосуды, которые вели к телу моей сестры. Они сказали, что я более пары раз находилась на волоске от смерти, и что я сильная, настоящий боец.

Я пыталась связаться с Джерри, потому что все еще любила ее, но она так и не ответила на мои письма. Думаю, со временем она поймет, что я просто должна была это сделать. В конце концов, я простила ее за тот неблагоразумный поступок, и, надеюсь, однажды она сможет отплатить мне тем же.

Я никогда не стану полностью нормальной. Никто не нормален. Но сейчас я эмоционально свободна, а скоро стану и физически свободной, когда врачи поверят, что я достаточно здорова, чтобы жить в обычном обществе. И тогда я смогу помочь другим, таким же, как я.