«Дыра Чарли» Джесс Буллингтон

- Залезай в чертову дыру, рядовой! - кричал сержант Райстер.
- Никак нет, сэр, - повторил Тош.
- Ты, жалкий кусок дерьма панды, полезай в дыру!
- Никак нет, сэр.
- Я даю тебе пять секунд, чтобы спустить туда свою тощую задницу, пока я не посадил тебя туда навсегда, неучтивый пидор.
- Никак нет, сэр.
Я был уверен, что Райстер уложит его прямо там, пустит ему пулю в голову или, может быть, просто выбьет из него все дерьмо, но нет - он просто уставился на Тоша, из его глаз исходила ненависть. Все пятнадцать из нас изо всех сил старались сделать вид, что не замечают этого противостояния, но я уверен, что все присутствующие могли видеть результат. Тош сорвался, а Райстеру было наплевать.
- Пять, - ровным голосом сказал Райстер. - Ты не в яме, рядовой.
- Я не собираюсь туда спускаться, сэр, - сказал Тош, как будто Райстер не расслышал его уже в девятый раз.
- Правильно ли я понимаю, что ты не подчиняешься прямому приказу? - теперь Рaйстер выглядел совершенно спокойным - даже безмятежным.
Его гладкое лицо сияло в солнечном свете, придавая ему вид военачальника, а не мрачного сержанта.
- Так точно, сэр, - сказал Тош своим монотонным голосом. - За последний месяц я спустился в шесть отверстий. Это каждая чертова дыра, с которой мы сталкивались, и меня тошнит от этого дерьма. Я не чертова туннельная крыса, и вы это знаете.
- А ты знаешь, что будет, если ты не подчинишься моему прямому приказу, ты, желтое дерьмо? - очень мило спросил Райстер.
- Военный трибунал, гауптвахта, - пожал плечами Тош. - Мне уже все равно. Все, что угодно, лишь бы убраться подальше от твоей сумасшедшей задницы.
- Военный трибунал? - усмехнулся Райстер. - Военный трибунал - это для суда. Только за тривиальные проступки, мой мальчик. То, о чем ты говоришь, это подстрекательство.
Тут же все разговоры прекратились, и, к своему ужасу, я увидел, что Коллинз крадется ко мне. Коллинз определенно в порядке, но он обычно думает языком, а не мозгами. Он мог бы быть моим лучшим другом, но его острый язык привел нас к худшему из возможных постов: в эту гребаную точку. И последнее, что было нужно в этой ситуации - это критика. Я бы попытался удрать, но куда я мог пойти?
- Подстрекательство? - заорал Тош, наконец-то повысив голос. - Я ни хрена не говорил о подстрекательстве, и вы это знаете!
- Неподчинение моим прямым приказам является подстрекательством к мятежу, и у меня есть полномочия нейтрализовать мятеж любыми необходимыми средствами, - весело сказал Рaйстер. - В море мы бы назвали это мятежом, просто и ясно.
На этом все остальные пехотинцы прекратили свои занятия, чтобы посмотреть, как все будет происходить, и все притворства были отброшены, когда рука Рaйстера вскинулась и схватилась за рукоятку его М-16. Некоторые из парней направили свои стволы на Тоша. Другие наклонились вперед, попыхивая сигаретами. Вот-вот должно было начаться какое-то дерьмо.
- Тогда делай это! - крикнул Тош. - Хватит этого дерьма!
- Ты спустишься в эту дыру или станешь мертвым придурком, клянусь, чтоб я сдох, - прошипел Рaйстер.
Я знал, что Тош собирается укусить его прямо там и тогда, когда Коллинз наклонился ко мне, не обращая внимания на катастрофический поворот событий, и открыл свой чертов рот.
- Райстер надеется найти Серебряную Звезду в одной из этих дыр, - сказал этот тупой ублюдок громко, как днем.
Я говорил, что до этого все было напряженно? Черт. Я услышал, как капля пота взорвалась громче, чем снаряд, ударившись о лист, а затем тишина была нарушена. Лучше было бы сказать "разбита".
- Черт побери! - все внимание Райстера переключилось на меня и Коллинза. - Думаешь, есть что-то смешное в том, как я управляю своим кораблем, педик?
Он двинулся на нас через своих сторонников и остановился в десяти футах от нас. Я чуть не наложил в штаны. Я думал, что он будет застреленный моим собственным сержантом. Райстер смотрел туда-сюда между мной и Коллинзом. У меня было искушение засунуть свой кольт в рот и покончить с этим, но я не сделал этого.
- A? - я увидел, со смесью облегчения и ужаса, что Райстер был доволен. Безмерно доволен. - Смейтесь, ребята, потому что вы идете с ним.
Он повернулся к Тошу:
- Теперь у тебя есть кто-то, кто будет держать тебя за руку там внизу.
- Скорее за его член! - сказала большая горилла по имени Фрэнк, и все пехотинцы от души посмеялись за наш счет.
Райстер смотрел на нас так, будто мы только что выиграли новую машину. Я посмотрел в сторону дыры, где стоял Тош.
Устье туннеля зияло на меня, как открытая могила. Это было почти хищное отверстие, щель в полу джунглей. Из него торчали корни, и мне стало не по себе, когда Тош просунул туда голову. Она не выглядела такой уж крутой, неторопливой дугой уходящей в землю.
Я трясся, как трус, когда спускался в свой первый туннель, а сапоги Тоша пинали мокрую грязь мне в рот. Из всех мест, где я мог потерять свою голову во Вьетнаме, это должна была быть эта чертова дыра? Единственным плюсом было то, что ей давно не пользовались; обратной стороной этого были пауки, сороконожки и все это на моей заднице. Я взял с собой только пистолет и флягу, и даже тогда мне было тесно, как в жопе монашки. Я даже забыл фонарик, так что все, что я мог видеть, это тени, отбрасываемые задницей Тоша.
С каждой ногой, которую я шевелил, становилось все хуже и хуже, клаустрофобия, мать ее. Я чувствовал себя так, будто вернулся к себе шестимесячной давности - свежее мясо, "киска". Конечно, мы все были такими. Мудаки, долбоебы, импотенты, придурки, хуесосы, педики, маменькины сынки, девки, сучки, "киски", блевотины, трусливые ублюдки; любое оскорбление, какое только мог придумать Рaйстер. Я всегда хотел заступиться за Тоша, когда Райстер издевался над ним, но как я мог? Я пробыл здесь двадцать три недели и пять дней, и у меня до сих пор наворачивались слезы каждый раз, когда я выходил на точку. Пару раз я чуть не упал от страха в джунглях, так испугался, что не мог дышать.
Но это было еще хуже. Намного, намного хуже. Я понятия не имел, как далеко мы зашли, гадая, откуда стреляют - впереди или сзади. Рaйстер, этот психованный ублюдок. Я вдруг возненавидел Тоша за то, что он устроил весь этот бардак, а Коллинза - еще больше. Потом я возненавидел себя за то, что был таким слабаком.
Мы двигались вперед, в грязь, в самую задницу Вьетнама, пока Тош не остановился, и я не впечатался черепом в его ботинок.
- Это круто, - сказал он.
Скрутив свою поясницу, он подался вперед и исчез из виду.
Я едва мог дышать, и меня чуть не стошнило, когда Тош помог мне выбраться из туннеля в крошечную пещеру впереди.
- Тупик, - прошептал Тош, обводя нору светом.
Она была не больше дюжины футов в длину и, может быть, шести футов в ширину, но после этого туннеля казалась просторной, как любая столовая. Рыжая голова Коллинза высунулась из норы, и мы помогли ему подняться.
Даже сидя на корточках так, что наши задницы касались мягкой земли, моя голова все равно билась о потолок. Это было проклятое чудо, что это место не обрушилось.
- Слава Богу, - пыхтел Коллинз, сплевывая грязь и размахивая жилетом.
- Повезло, что здесь не было змей, - сказал Тош, откинувшись назад и откручивая флягу. - В последней, в которую сержант послал меня вниз, была чертова гадюка.
Мое дыхание почти пришло в норму, когда Коллинз зажег "косяк". Клянусь, эта мамаша иногда может быть настоящим мудаком. Я закашлялся и повернулся, чтобы вернуться в туннель. Мне было страшно, тошно, тесно, и я был более, чем готов выбраться наверх. Однако Тош схватил мой ботинок и повернулся к Коллинзу.
- Погаси это дерьмо, пока не выкурил весь наш кислород, - сказал он Коллинзу, передавая мне свою флягу.
Сделав еще несколько затяжек, Коллинз затушил свой "косяк", и мы все на секунду притихли. В пещере воняло травой и плесенью, и я снова повернулся, чтобы уйти.
- Куда ты спешишь? - спросил Тош. - Эта дыра классная - других туннелей нет.
- Но Райстер... - начал я.
- Да пошел он, - сказал он. - Он просто заставит нас стоять на страже или еще какое-нибудь дерьмо, когда мы выберемся. Лучше уж здесь, внизу, с пауками.
- Итак, Тош... - сказал Коллинз, но Тош прервал его.
- Тоширо, чувак. Тоширо, - усмехнулся Тош. - Я ненавижу эту дерьмую кликуху "Тош".
- Итак, что у тебя с Рaйстером? - спросил его Коллинз. - Кажется, он жаждет избавиться от тебя.
- Почему ты так думаешь? - огрызнулся Тош с внезапной силой. - Потому что в его книге я просто другой человек, не японо-американец, вообще не американец.
На секунду мы все замолчали, но потом Коллинз, конечно же, продолжил.
- Господи, почему бы тебе не перевестись?
- Почему бы не перевестись? - Тош слабо улыбнулся. - Никто не выходит из этого отряда без его согласия. Я пытался, но он не унимается. Он хочет, чтобы я умер здесь, вот и все.
- Ублюдок, - пробормотал Коллинз и принялся жевать остатки своего косяка.
- Кем он был раньше? - подумал я вслух.
- Бывший сержант, - ответил Тош. - Надоело быть засранцем дома, пришлось стать засранцем здесь. Хотел "посмотреть на дерьмо", сказал он нам однажды. "Нужно, чтобы у меня под ногтями была кровь гуков". Тупой деревенщина.
Я поскользнулся, когда мои ботинки сдвинулись в жидкой грязи, и опрокинулся назад. Я не очень сильно ударился о стену, но мое плечо погрузилось глубоко, так глубоко, что мне пришлось упереться локтем в стену, чтобы подняться.
- Так что, я - единственный, кто считает, что Рaйстер спятил, по крайней мере, пока вы не появились, - продолжал Тош, пока Коллинз направил на меня свой фонарик. - Я не могу отдать его под трибунал, и даже если бы я это сделал, я бы облажался.
- Вот дерьмо, - успел сказать я, когда часть стены, о которую я ударился, обрушилась, и я навалился на Коллинза, чтобы не упасть внутрь.
- Заткнись, заткнись, - шипел Тош, направляя свой пистолет и фонарик в щель, которую я пробил в стене.
Тош подбежал к ней и выбил еще несколько кучек глины. Между двумя лучами света мы увидели второй туннель, идущий вдоль стены. Он был немного больше первого, но не намного.
- Должно быть, они перекрыли Т-образный перекресток, - прошептал Тош, светя фонариком в туннель в обоих направлениях.
В этот момент мы все услышали слабый шорох, но он затих, прежде чем мы смогли определить, с какой стороны он доносится.
Никто не говорил, но решение было принято. Спорить было бессмысленно, мы спускались вниз. Не ради Рaйстера, не ради славы ВМС США, а ради наших собственных жизней, какими бы бесполезными они ни были. Шум говорил нам, что Винсент Чарльз близко, и у нас было гораздо больше шансов здесь, чем в его джунглях сегодня ночью. Разделиться было нашим единственным выходом. Если они окажутся у нас за спиной, нам конец.
Тош пошел направо, Коллинз и я - налево. Мы должны были встретиться в пещере через час. Мне казалось, что это чертовски долго, но в этих туннелях все шло медленно. У Коллинза был фонарик, и я ковылял за ним в темноте. Пройдя несколько десятков футов, мне удалось обернуться, чтобы посмотреть за нами, но свет Тоша уже исчез. Я слышал только хрип легких Коллинза и бульканье в моих собственных жалких внутренностях.
Страх снова охватил меня, и я начал отставать. Однажды я попытался сказать Коллинзу, чтобы он подождал, но он тут же отмахнулся от меня. Мне пришлось несколько раз останавливаться, чтобы привести дыхание в порядок, и я был уверен, что мы, должно быть, зашли слишком далеко. В сотый раз стряхнув с себя оцепенение, я заметил, что Коллинз остановился впереди на перекрестке. Это была еще одна буква "Т", в которую упирался наш туннель. Я пролез в узкий лаз, не видя ничего, кроме света фонарика Коллинза далеко впереди себя.
Я уже немного успокоился, когда мои и без того натянутые нервы оборвал внезапный выстрел где-то в туннелях.
Три выстрела подряд, потом тишина, потом выстрел из оставшейся обоймы. Возможности были бесконечны, но ни одна из них не была хорошей.
Я поднял руки, чтобы позвать Коллинза, но приостановился, не зная, стоит ли нарушать могильную тишину, которая снова окутала туннель.
Затем я услышал крики. Эхо криков доносилось с той стороны, откуда мы пришли, от Тоша. Крики становились все хуже и хуже, нарастали по высоте, пока внезапно не оборвались.
Некоторое время я лежал неподвижно в туннеле, внезапно почувствовав головокружение. Потом Коллинз посветил мне в глаза, и я потерял сознание. Я начал бить ногами и царапать стены и потолок, покрывая себя грязью.
- Тащи свою задницу сюда, - позвал Коллинз, его голос гремел. - Остынь, мать твою!
Взяв себя в руки, я снова двинулся вперед. Через каждые несколько ярдов мне приходилось останавливаться и ерзать на месте, чтобы оглянуться на проход, хотя я ничего не мог разглядеть. Я уже приблизился к Коллинзу на расстояние двадцати пяти футов, когда услышал звук.
Нет слов, чтобы описать ужас, который я испытал, услышав этот звук. Я позавидовал мертвым, услышав этот звук, и застыл на середине пути. Это был безошибочный скрежет кого-то или чего-то, тянущего себя вверх по туннелю.
Я застонал, пытаясь закричать, но был чертовски напуган, чтобы сделать это. Коллинз, должно быть, тоже услышал, потому что он бросил в меня свой фонарик. Он ударился об пол и подпрыгнул, оказавшись в пределах моей досягаемости. Я судорожно выхватил свой "Кольт" и направил свет в туннель. Его луч промелькнул над норой с дырами и угас в проходе.
- Давай, сюда, - сказал Коллинз, его голос заглушал скрежет.
Затем меня осенило: теплый ветерок пронесся по туннелю. В этом ветерке чувствовался сладковатый запах, запах южного жареного склона. Я вспомнил парня, которого ненавидел в своей последней роте, и как он пах после того, как раствор сделал свое дело и оставил его на несколько часов в джунглях. Тот же самый, почти эротический запах сырого мяса витал над кратером, в который были разбросаны его останки.
Свет не выявил ничего, кроме пустого туннеля. Тем не менее, я знал, что что-то скрывается за пределами досягаемости луча. Шум становился все громче и громче, а запах - все хуже и хуже. Я отчаянно хотел поползти по туннелю к Коллинзу, но остался неподвижным. Затем шум и вонь слились в одно зрелище, из тени на острие моего луча появилась субстанция, и тут начался настоящий ад.
Тварь не столько ползла, сколько скользила, ее облепистая кожа прилипла к глине. Я неоднократно видел трупы, и, что еще важнее, я чувствовал их запах.
Даже если бы у того, что вылезло на меня из этой ямы, было целое лицо, а не кишащее личинками одеяло гниющей кожи, даже если бы его грудь была цела, а не разорвана и покрыта кровью; даже тогда запаха было бы достаточно, чтобы я понял:
Тварь была мертва.
Мертвый гук - движущийся, ради всего святого!
Левая рука заканчивалась у локтя, плоть была истерта, обнажая раздробленную кость и потрепанные нити нервов и мышц. Пальцы другой руки были перетерты и изуродованы. Тем не менее, они тянули изуродованное тело вперед. Когда тварь полностью высунулась на свет, я смог разглядеть черепную коробку через трещину в его разлагающемся лице. Он бросился на меня из темноты, и я впал в полное оцепенение.
Первые несколько выстрелов вонзились в стену тоннеля, но плачущие цветы плоти, раскрывшиеся на его лице и плечах, сказали мне, что я попал несколько раз. Он остановился, но лишь на мгновение, а затем снова рванулся вперед. Я всхлипывал и плевался, нажимая на курок снова и снова, даже когда обойма иссякла. Не в силах оторвать взгляд от ползущего трупа, я попытался отступить назад, но ноги не сгибались.
Я выстрелил из своего разряженного пистолета в ползущую тварь, но промахнулся. Не успел я сообразить, что делаю, как швырнул в него фонарик. Он тоже не попал, и что еще хуже - свет попал в стену. Почти все потемнело, кроме небольшого участка стены туннеля, освещенного лучом. Я не мог видеть эту штуку, но знал, что она все еще там. И когда рука схватила меня за воротник, я подумал, что оно каким-то образом оказалось позади меня, но это был всего лишь Коллинз, который тащил меня обратно по туннелю за голову и размахивая руками.
Наверное, он что-то сказал, но я слышал только скрежет. И запах - о Боже, запах! Я перестал биться, когда Коллинз короткими рывками потащил меня назад. Шкряб, шкряб шкряб. На меня снизошло вдохновение, и я принялся лихорадочно теребить свой жилет. Как раз в тот момент, когда Коллинз попятился в один из поперечных проходов на перекрестке, тварь задела фонарик, и луч развернулся, чтобы осветить это сочащееся кровью лицо. Ошметки мокрой плоти свисали из его пасти, капая кровью на глину.
Закричав, я выдернул чеку из гранаты. Коллинз тоже закричал, и я направил взрывчатку в сторону надвигающегося ужаса. Я очень хотел проверить, попадет ли она, но Коллинз ударил меня кулаком в рот. Потом он толкал меня по туннелю, вдавливая спиной в мои согнутые колени.
Затем появился свет, такой яркий, что я мог видеть несколько миль по пустому туннелю передо мной - сотни миль грязи, глины и света - и затем я потерял сознание.
Я очнулся от криков Коллинза и рук, хватающих меня за ноги. Всхлипывая, я пнул его по рукам и начал вырываться вверх по туннелю. Оно добралось до нас, и я не смел думать, в какое дерьмо мы попали. Потом Коллинз перестал кричать, а его руки перестали меня лапать.
- Дэвид, - задыхался Коллинз у меня за спиной. - Дэвид, это я, о, черт, это я, это я...
Он звучал далеко в туннеле. Я хотел выбраться из этого дерьма, из этой чертовой могилы, в которую я забрался. Я подумал о запахе, и меня вырвало на себя.
- Дэвид, - говорил Коллинз, - Господи, Дэвид, помоги мне. Я не чувствую своих ног. Они исчезли - мои ноги, мои чертовы ноги.
Он начал плакать, и в бреду я пополз вверх по туннелю, подальше от рыданий. Взрыв подействовал на меня, и я остановился, пытаясь осознать, что произошло. Беги, - подумал я. - Выбирайся отсюда немедленно. Потом я вспомнил Коллинза, лежащего в темноте. Часть меня должна была продолжать двигаться, но как только я возобновил ползти, я услышал, как Коллинз выкрикивает мое имя. Я не мог его бросить.
- Дэвид? - хныкал Коллинз. - Эй, блядь, скажи что-нибудь, мужик.
- Я тут, - пробормотал я, не зная, как поступить.
Я отступил назад, чтобы неловко лечь на Коллинза и почувствовать его руки и грудь под своими ногами.
- Моя зажигалка, - простонал он и попытался добраться до своего жилета, но мои колени мешали ему.
Ослепшая и наполовину оглохшая, моя голова врезалась в потолок, я шарил по его грязной униформе, пока не нашел выпуклость его "Zippo". Я неуклюже вытащил ее и сполз с него. Пришлось потрудиться, так как меня сильно трясло, но после нескольких попыток мне удалось зажечь ее. Я испуганно помахал ею в сторону Коллинза и начал смеяться. Свет был слабым по сравнению с фонариком, но я ясно видел, что Коллинз лежал по самые бедра в грязи; туннель позади нас обрушился на него.
С некоторым трудом мы откопали его, и, обнаружив, что его ноги целы, он начал смеяться, как будто все это был большой гребаный розыгрыш. Просто чудо, что он ничего не сломал. Он выглядел немного потрясенным, но в остальном был в порядке.
- Граната? - сказал Коллинз. - Это было чертовски глупо.
- Мне жаль, - прошептал я, когда старые когти страха снова начали впиваться в мое сердце, - мне так жаль. Я не хотел... Черт, мы в полной заднице!
Коллинз замолчал, взял свою "Zippo" из моих рук и щелкнул ею.
- Зажги, - умолял я его.
- Нет.
- Пожалуйста, я не могу видеть, я не могу, я не могу... - заикался я.
- Послушай, - сказал Коллинз, его голос был намного строже, чем я когда-либо слышал его раньше, - мы не можем выбраться тем путем, которым пришли. Это очевидно.
- Но...
- И если мы собираемся найти другой выход, нам понадобится свет. Я не хочу сжигать жидкость, пока нам действительно не понадобится что-то увидеть.
И хотя я знал, что он прав, я не мог перестать дрожать.
Погребенные заживо, - продолжал думать я. - Моя тупая задница похоронила нас заживо. Как далеко до поверхности? Мы поднимались или спускались? Что это была за штука? Серьезно, что это было, черт возьми?
- Вперед, - сказал Коллинз, и меня вдавило в грязь, когда он перелез через меня.
Страх не покидал меня, но я поборол его и последовал за Коллинзом. Каждый раз, когда я продвигался вперед, я нюхал воздух и слегка навострял уши. Ради всего святого, я был напуган.
Все, что я мог слышать, это звуки, которые мы издавали на ходу, скрежет и хлюпанье. Вместо того чтобы привыкнуть к темноте, мои глаза, казалось, помутнели, а чернота, казалось, сгустилась и затвердела. Несколько раз мы отдыхали, наши пальцы были такими же сырыми и ноющими, как ушибленные и больные колени. Однажды мне показалось, что я снова почувствовал зловоние, но тут же понял, что это всего лишь моя собственная вонь от мочи, рвоты и пота. Мы не встретили ни одного смежного прохода, и я начал терять надежду.
У меня не было ни гранат, ни пистолета, ни фонарика - только чертов нож. Смерть, к которой я нас приговорил, не будет быстрой. Я не мог перестать думать о этой твари и хотел узнать, что думает об этом Коллинз, но он был не в настроении разговаривать.
Коллинз внезапно остановился через бог знает сколько часов, и я тут же свернулся калачиком, чтобы немного поспать. Он пнул меня, и я уже собирался сказать ему, чтобы он отвалил, когда увидел это: далеко в туннеле блеснуло пятнышко света - яркий луч в катакомбах.
Я услышал, как Коллинз снял с предохранителя свой "Кольт", и так тихо, как только могли, мы возобновили движение. Мои внутренности подпрыгивали от волнения, и мне пришлось подавить хихиканье. Мы наконец-то добрались до цели, всю ночь тащили свои измученные тела через километры туннелей и теперь собирались выйти в утренние джунгли. После всей боли, ужаса и отчаяния мы сделали это.
Когда свет все еще был далеко в туннеле, Коллинз снова остановился. Я начал спрашивать его, какой счет, когда он пинком заставил меня замолчать. Я услышал, как щелкнула его "Zippo", и все вокруг стало белым. Когда мои глаза адаптировались, я увидел, почему мы остановились.
Проход заканчивался в метре перед Коллинзом. Гладкий красноватый блок - совершенно неуместный в этом мире коричневой глины - был зажат в туннеле. Через блок проходило отверстие шириной не больше сигареты, откуда и шел свет. Это был не солнечный свет, но и не достаточно яркий.
Коллинз выглядел довольно грубо, кровь запеклась на его подбородке и жилете. Он повернулся ко мне и приложил указательный палец к губам, пистолет скрывал его лицо. Будь спокоен. Ни хрена себе, Шерлок.
Туннель здесь был не шире, но Коллинз был достаточно мал, чтобы, отдав мне зажигалку, он смог повернуться в позе зародыша, вытянув ноги перед собой. Он снял свой "Кольт" с предохранителя и толкнул стену ногами. Ничего. Захлопнув "Zippo" и убрав ее в карман, я прислонился к Коллинзу, когда он попробовал еще раз. Блок сдвинулся на долю дюйма. Со стоном Коллинз надавил еще раз, и блок сдвинулся еще на полфута.
Теперь свет проникал со всех четырех сторон блока. Последний толчок заставил блок опрокинуться вперед. Коллинз выскочил на свет. Он проскользнул немного вниз, в туннель, который, должно быть, был глубже и шире того, что привел нас сюда, хотя я еще не мог разглядеть никаких деталей. Затылок Коллинза мешал обзору.
Вдруг Коллинз заорал:
- Не двигайся, ублюдок!
Мое желудок сжался. Мы были уже не одни. Черт.
Я нервно подполз к концу отверстия и остановился, парализованный благоговением. Мы были не только не снаружи, но и не в другом туннеле. Надо мной и под мной возвышался богато украшенный храм, освещенный несколькими длинными свечами, которые придавали комнате неестественную яркость. Потолок явно был вырезан из глины, но все четыре стены выглядели так, словно были сложены из блоков, похожих на тот, который мы выбили. Пол под моим насестом блестел черным и желтым, покрытый тонким слоем мха.
Я хотел рассмотреть резной потолок и то, что казалось святилищем, расположенным у противоположной стены, но Коллинз и его новый друг быстро отвлекли мое внимание. Мужчина в желтой мантии стоял в центре комнаты. Он выглядел старым, как древний, мать его, старик, и его весьма забавлял пистолет, которым размахивал перед его лицом разъяренный ирландец. Это казалось смешным, но мы, очевидно, умудрились ворваться в церковь какого-то странного бога гуков.
- Дэвид, - крикнул Коллинз, стоя ко мне спиной. - Дэвид, спускайся сюда! Вот дерьмо, не двигайся, урод.
Я попытался спуститься, но поскользнулся и упал, больно ударившись плечом. Мох был мягким и приятным на ощупь, и я хотел спать больше всего на свете, но сапог Коллинза убедил меня подняться еще раз. Я встал, опираясь на незакрепленный блок, о который едва не разбил себе голову.
- О, чувак, - сказал Коллинз, - что это за хрень, что за хрень?
Я снова посмотрел вверх на изображения, вытравленные в глиняном потолке.
Я был словно парализован.
Они представляли собой нечто среднее между скульптурой и картиной, странные спирали из черной глины, выходящие из гладкой земли и образующие миниатюрных людей и менее опознаваемых существ.
Детали казались безупречными, вплоть до лент слюны, свисающих с зубов чудовищ, которые вырывались из глины.
Мое сердце бешено колотилось, и мне пришлось напомнить себе, что нужно дышать.
Затем я посмотрел на святилище - крошечный источник, окруженный глиняными чудовищами. Из родника вытекала жалкая струйка черной воды. Стоки стекали по черепице в покрытую грибком каменную трубу - акведук. В отверстии, через которое труба выходила из комнаты, были нацарапаны странные буквы, не вьетнамские и не камбоджийские, а символы какого-то более древнего и странного алфавита.
Кроме пути, по которому мы пришли, и акведука, выходов из комнаты, похоже, не было.
Моя фляга была сухой, и я на шатких ногах добрался до святилища. Идея сделать это пришла ко мне внезапно и показалась очень хорошей. Когда я подошел поближе, то увидел, что источник способен поддерживать лишь небольшой бассейн. Стоки едва успевали пройти несколько футов по туннелю, прежде чем их поглощал мох. Когда я наклонился, чтобы попить, Коллинз заволновался.
- Эй-эй! Что ты делаешь? - заикался он. - Убирайся оттуда!
Я приостановился, оглядываясь на Коллинза и старика. Старик повернулся так, что я мог видеть, что он все еще улыбается, но тут я совсем запутался, потому что понял, что старик был примерно таким же Чарльзом, как я или Коллинз. Из-за длинной бороды он выглядел... не знаю, может быть, ближневосточным. Его голова была гладко выбрита, но казалось, что она покрыта выцветшими татуировками или чем-то в этом роде - кожа была вся синяя и пятнистая. У него были бледно-зеленые глаза, почти белые, и эти глаза смотрели на меня, как будто я был единственным другим человеком в комнате, как будто Коллинза и его пистолета не существовало.
- Пейте, - сказал старик, его английский был ясным и четким, несмотря на почти немецкий акцент.
При этих словах Коллинза передернуло.
- Ты, блядь, - пробормотал он. - Ты помогаешь нам - морским пехотинцам США, понятно? Вытащи нас отсюда, ты... ты... эй, сколько вас, ублюдков, здесь внизу? Что, блядь, происходит, что это за дерьмо, что это такое?
- Расслабься, - сказал старик. - Выпей. Расслабься. Вы мои гости.
Когда он это сказал, его глаза сверкнули, и я отошел от бассейна в сторону Коллинза.
- Расслабиться? - Коллинз задрожал, охваченный страхом и смятением. - Чувак, ты понятия не имеешь, через что мы прошли, что мы видели, так что заткнись нахрен!
- Прошло так много времени, - продолжал старик, не обращая внимания на Коллинза, - с тех пор, как у меня была компания. Отдохните немного.
Спокойствие старика, должно быть, было заразительным, потому что Коллинз сразу успокоился.
- Послушай, - сказал он, снимая палец со спускового крючка, - как нам выбраться отсюда? Это все, чего мы хотим.
Старик не ответил, но его улыбка расширилась. Он повернулся к Коллинзу спиной и пошел к роднику. Коллинз, разозленный тем, что его отчитали, но уже без ярости, пошел за ним. Я с тревогой смотрел ему вслед, чувствуя себя потерянным и усталым.
- Эй, ты, старый чудак, - сказал Коллинз. - Я сказал, что ты нам поможешь.
И тут старик обернулся. Он уже не выглядел таким хрупким, а его борода зашевелилась, как будто по ней прошелся ветер, только я не почувствовал никакого ветра.
- Я не "гук", ты, жалкий западный слизняк, - сказал он, его улыбка исчезла, - мне нет дела до ваших мелких разборок, и я не стану выбирать сторону в ваших пустых войнах. Я не помог другим, когда они пришли, и не помогу тебе, - и он отвернулся, чтобы преклонить колени перед источником.
Я почувствовал себя больным, не просто усталым или испуганным, а стопроцентно больным, больным на пороге смерти. Поэтому я снова уставился в потолок, пытаясь найти среди странных богов знакомый, утешительный образ. Однако Коллинз продолжал наседать, надвигаясь на старика; как я уже говорил, он никогда не знал, когда нужно заткнуться.
- Какие другие - вьетконговцы? - сказал он. - Где они? Когда они были здесь?
- Когда они строили этот туннель, они прошли через стену. После этого они все ушли. Большинство, во всяком случае. Несколько человек, я думаю, все еще где-то здесь, - он медленно обвел взглядом стены храма, как будто вглядываясь сквозь блоки или что-то невидимое для нас.
Достав из халата глиняную чашку, он наполнил ее темной водой. Он протянул ее Коллинзу, который наконец опустил пистолет. Я почувствовал облегчение. Меньше всего мне хотелось, чтобы Коллинз стрелял в старика. Я и сам не знал, почему.
- Прошли через стену? - спросил Коллинз, потягивая воду.
- Они прошли, - сказал старик, - случайно, когда рыли систему туннелей, чтобы спрятаться от вас, крестоносцев.
- Крестоносцев? - фыркнул Коллинз, допивая воду и передавая мне чашку. - Мы - ВМС США, а не гребаные рыцари короля Артура.
- Секундочку, - сказал я, наклоняясь, чтобы наполнить чашку. - Ты сказал, что они прошли через стену. Значит, ты уже был здесь. Если они построили туннель, как ты сюда спустился? - поддержал я Коллинза, двигаясь вдоль бортика бассейна.
Он прищурился на что-то, чего я не мог разглядеть, поэтому я отвернулся и поднес чашку к губам. Глотая воду, я обнаружил, что она самая сладкая из всех, что я пил после дома. Немного густая, но определенно освежающая.
- Я читал о роднике в джунглях давным-давно, - сказал старик, - о маленьком ручье, упомянутом в древнем фолианте. Много лет прошло с тех пор, как была написана книга, и еще больше, пока я нашел этот ручей. К тому времени, когда я пришел, он превратился в маленькую струйку на холмах, и я пошел по ее течению вглубь земли, пока не нашел ее исток.
Он махнул своей веретенообразной рукой на бассейн перед нами.
Коллинз подошел к стене и, пригнувшись, наклонился над святилищем, чтобы заглянуть в трубу акведука.
- Черт возьми, - возбужденно сказал Коллинз, - мы могли бы пройти по этой трубе до самого конца!
Я с опаской посмотрел на узкий выход. Если это возможно, он казался еще меньше, чем два предыдущих туннеля. Но я уже провел достаточно времени внизу, в этом проклятом храме, или что это было, черт возьми.
- Да, - сказал старик, улыбка снова появилась на его лице. - Да, он ведет на поверхность.
- Ага! - вскрикнул Коллинз.
Он достал небольшую кожаную сумку, которую заметил в расщелине у бассейна, и бросил ее мне. От еe веса я чуть не упал. Коллинз снова размахивал пистолетом, и впервые я начал сомневаться в его здравомыслии. Мы не должны шутить со стариком; это казалось очевидным.
- Что там внутри? - прохрипел Коллинз. - Если там припасы или еда, то они наши!
Мои внутренности снова начали трепыхаться, и я наклонился, чтобы открыть мешок. В тот момент, когда мои пальцы развязали сложный узел, надо мной появился старик, и я без всякой причины, которую не могу назвать, молча протянул ему сумку. Но когда он принимал подношение, я отчетливо почувствовал движение в ранце, кожа с силой вытолкнула наружу что-то внутри.
- Что за дерьмо! - задыхался Коллинз. - Дэвид, какого черта ты делаешь?
- Нам это не нужно, - прошептал я, глядя на пульсирующую сумку.
- Что, блядь, в ней?
- Ничего, что могло бы вам помочь, - сказал старик. - Старые книги. Они не принесут таким, как вы, никакой пользы.
- Книги? - потребовал Коллинз. - Давай посмотрим на них.
- В них нет ничего, что позволило бы вам дожить до восхода солнца, - сказал старик, и хотя я больше не мог заставить себя смотреть на его лицо, я знал, что он все еще улыбается.
- Что? - закричал Коллинз. - Что? Пошел ты!
И Коллинз - милый, забавный, немного туповатый, но нормальный Коллинз - выпустил свою обойму в старика.
Я чувствовал себя парализованным, глядя, как он втыкает пистолет в мантию старика и стреляет. Но ничего не произошло. Мы все замерли на мгновение, молча, в ожидании. Затем Коллинз выронил свой "Кольт", и тот соскочил на мох.
Старик повернулся к Коллинзу, тот посмотрел на него. Коллинз даже встретил его взгляд - примерно на минуту. Затем он упал, застонал и потянул старика за мантию.
Когда он склонился перед стариком, шепча извинения сквозь рыдания, тот снова посмотрел на меня, и, как я ни старался отвести взгляд, я обнаружил, что смотрю в его предательские зеленые глаза.
Он отвернулся, положил свой ранец обратно в закуток и направился к блоку, который мы снесли. Затем он начал что-то бормотать и напевать. Я поспешил к Коллинзу, который все еще дрожал и стонал, и побрызгал ему на лицо водой. Он выглядел бледным и лихорадочным, но он пришел в себя достаточно, чтобы мы смогли собраться с мыслями. Взяв его пистолет, я выбросил стреляную обойму, нашел несколько запасных патронов, перезарядил его и засунул за пояс.
Я обернулся к старику, который снова стоял перед нами. С ужасом я понял, что полутонный блок вернулся на место, заблокировав комнату. Коллинз перестал плакать, но когда он посмотрел на этот блок, я подумал, что он снова начнет реветь.
Старик возвышался над нами, и я понял истинное значение страха. Не тот страх, который побуждает к действию, а страх такого масштаба, что благоговение, безумие или поклонение могут быть единственными возможными реакциями на него. Это был страх Божий, которого я никогда не знал. Настоящий ужас предстал перед нами в тот миг в облике этого старика. И когда он наконец отвел свой взгляд, мы поняли, что мы принадлежим ему, и что на данный момент он был милосердным хозяином.
- Идите, - сказал он с отвращением.
Мы убежали - не из страха, а из уважения. Мы медленно пошли к трубе, наши глаза были прикованы к одежде старика. Чем дальше мы отходили от него, тем больше наше удивление переходило в страх. Наконец, мы запаниковали. Поскольку я крупнее, мне удалось протиснуться вперед, и я начал с безумной интенсивностью карабкаться вниз по узким стенкам акведука.
Я должен был слишком устать, чтобы двигаться, не говоря уже о том, чтобы тащить себя за кончики пальцев по милям неровного камня, но я двигался со скоростью, граничащей со сверхъестественной. Наш полет, должно быть, длился много часов, но я почти не помню его. Один раз я, видимо, задремал, так как Коллинз разбудил меня, ущипнув за лодыжку. Через некоторое время я обделался, прогорклый запах стал нежелательным напоминанием о той штуке в туннеле.
Наконец, потеряв три ногтя и ботинок, я обнаружил, что камень уступает место глине, и понял, что мы добрались. Туннель становился все шире, открываясь в пещеру, через которую проходил акведук. Уклон выровнялся, и впереди показалось ночное небо, видневшееся сквозь просветы в лианах, свисавших над устьем пещеры. Схватив Коллинза за руку, я побежал вперед, смеясь по мере приближения к свободе. Если бы я только додумался воспользоваться "Zippo" Коллинза, мы бы, возможно, успели.
Я даже не почувствовал первых нескольких ударов и рухнул на колени, прежде чем понял, что произошло. Коллинз с криком отступил назад и тяжело упал.
Лунный свет едва достигал нас в глубине пещеры, но я видел достаточно хорошо, чтобы понять, что я был в полной заднице. Кобры, десятки кобр, бросались на меня из темноты, длинные клыки вонзались и вырывались, снова и снова, снова и снова.
Это не столько жалило, сколько жгло, все мое тело сжигало изнутри. Я чувствовал, как змеи извиваются подо мной, как огонь все разрастается и разрастается, а они не останавливаются. Они были вокруг меня, толстые витки чешуи терлись, капюшоны вспыхивали, и шум - шик, шик, шик - змеи, скользящей по змеям, и крики...
Через некоторое время они перестали кусаться. Каждые несколько минут кто-то экспериментально наносил удар по дергающейся конечности, но натиск прекращался. Я должен умереть, - думал я, - в любую секунду огонь остынет, и я смогу отдохнуть, уснуть, умереть. Но я не умирал. Жжение усилилось, тошнота была настолько сильной, что я чувствовал, как трескается и сочится моя кожа, когда яд разлагал меня заживо.
Потом я вспомнил о "Кольте".
Мне потребовалось заклинание, чтобы вставить раздувшийся палец в спусковую скобу, и когда я поднял его, пистолет выстрелил. В этот момент змеи подо мной и на мне снова ударились и затрепетали, но мне было все равно. В полумраке пещеры я мог видеть покрытое змеями тело Коллинза, все еще конвульсирующее в нескольких футах от меня, мог слышать его хныканье, тихое, но отчетливое. Я не мог встать, поэтому со своего места я всадил пять патронов в спину Коллинза, затем вставил ствол себе в рот и нажал на курок.
Тум-тум. Сон. Тум-тум. Смотрю в потолок, не могу заснуть. Свет проникает в пещеру, змеи повсюду, скользят над, под и сквозь нас, выходят на солнечный свет. Смотрю на свет на стене через свое изуродованное лицо, чувствую холодный металл в горле, слышу проклятый звук сердцебиения, все громче и громче, и я мертв. Но это не так. Сердце бьется все громче, пока я не могу думать, все, чего я хочу - это умереть, но я не могу, и это больно, гребаный громоподобный стук сердца, и я царапаю когтями свою грудь, копаюсь в фиолетовых слоях отравленного мяса, пока не нахожу этого ублюдка, просовываю в него пальцы и рву его, пока большая часть не отрывается в моем распухшем кулаке, и я сжимаю его до тех пор, пока из него не сочится кровь, и я понимаю, что это не мое сердце шумит. Теперь я двигаюсь, разрывая грудь Коллинза, а он отталкивает меня, говоря:
- Отстань от меня, отстань от меня.
Я нахожу его сердце, пулевые отверстия облегчают задачу, и я раздавливаю толстую, теплую штуку, и я все еще, блядь, слышу этот: тум-тум, тум-тум, и стоны Коллинза:
- Ложись, мы мертвы, мы мертвы, - и жжение только усиливается, и я смотрю, как угасает свет, но змеи не возвращаются, только звезды.
- Ты еще не спишь, Дэвид? - спрашивает Коллинз.
Я пытаюсь ответить, но у меня отвалилась челюсть, и я только булькаю кровью.
- Рaйстер, - шепчет Коллинз через некоторое время, и звездный свет мерцает, как глаза старика, и я вижу прекрасно, хотя я мертв.
Жжение наконец-то остывает, но шум с каждой секундой становится все сильнее. Приходится потрудиться, действительно потрудиться, но я вызываю в памяти лицо Рaйстера - проклятое, проклятое лицо Рaйстера - и вспоминаю. Даже несмотря на боль, я помню.
Перемещение немного улучшает ситуацию, хотя стук в траве на вершине холма становится еще громче, но мы с Коллинзом снова солдаты, и даже с затекшими и мягкими ногами я бегу так быстро, так чертовски быстро, как будто плыву через джунгли. Я не слышу ничего, кроме биения сердца, доносящегося отовсюду, отовсюду, все громче и громче, и мы находим их следы, и это так легко, так много следов. Коллинз что-то говорит, и я хочу ответить, но не могу, и...
- Кроме того, - говорит он, - они точно смогут нас убить, точно, блядь. А...
Потом джунгли останавливаются, и тум-тум, тум-тум, тум-тум - так громко, что мои уши разрываются и кровоточат, и Коллинз кричит. Фрэнк, большой Фрэнк никогда нас особо не любил, и Коллинз на нем - хех, какой-то охранник - и Фрэнк тоже кричит, он роняет ружье и падает под Коллинза.
Солдаты повсюду, вспышки ослепляют меня, но стук - это хуже, это так ужасно, что больнее любой пули. Потом он оказывается рядом, все триста фунтов пульсирующего жира и мышц: Рaйстер. Я хочу показать ему, провести его по туннелям, чтобы он увидел невиданные живыми людьми достопримечательности, чтобы он узнал, чтобы он понял. Но глядя, как он спотыкается, когда поворачивается, чтобы бежать, толкая между нами одного из своих испуганных людей, я понимаю, что он уже понял: лучше он, чем ты, в конце концов, а, Рaйстер? Верность? Храбрость? Честь? Чушь. Выживание. Кровь, под их ногтями или под твоими. Тум-тум. Мы бежим вместе, я и Райстер, а потом я на нем, а потом он раскрывается, его внутренности разворачиваются в моих руках в траве под звездами, и сердцебиение становится немного тише, и это чертовски славно...