«Пять способов убить насильника на ферме» Эмма Элис Джонсон

В первый раз, когда она убила насильника, она использовала крюк из тюка сена.
Насильник появился, когда она сурово отчитывала сурка, спрятавшегося в трещинах фундамента опасного сарая. Опасным сарай она называла потому, что он частично обвалился и, казалось, мог рухнуть в любой момент. На полу валялись осколки стекла. С опорных балок свисали мотки ржавой колючей проволоки. Из бетонной дырки на нее смотрел испуганный сурок.
В такие летние воскресенья ей нравилось следить за животными, когда они отправлялись по своим маленьким делам. Этот зверь прогрыз днище ее машины, поэтому она загнала его в его нынешнее убежище, чтобы проучить его за неуважение к чужой собственности.
Звук шин на гравийной дорожке заставил ее остановиться, прежде чем она убедилась, что пушистик все понял. Она не знала, что машина принадлежит ее насильнику, не сразу. В большинстве случаев ей удавалось существовать без общения с другими людьми, и ей это нравилось. Не то чтобы она была антисоциальной. Она была очень общительна, в основном со шмелями и полевыми цветами. Иногда приходил курьер с посылкой или подростки просили разрешения поиграть на ее земле, и она общалась с ними.
Она выглянула из опасного сарая. Возле дома стояла машина с номерами штата Миннеаполис. Она не узнала в ней ни одного из своих друзей из дома, да и жители городов обычно не заезжали так далеко в Висконсин. Инстинкт подсказывал ей: это он, это человек, который меня изнасиловал.
Она укоряла себя за эти мысли. Последние пару лет она приучала себя отгонять подобные мысли. В дни после сексуального нападения она видела его лицо на каждом проходящем мимо мужчине. Она срывалась на крик в продуктовом магазине, когда, свернув в проход, видела его, бежала из кабинета врача, потому что он сидел в приемной клиники. Ее психотерапевт уверял ее, что это нормально, что ее мозг работает в режиме выживания.

В тех случаях это был не он, и уж точно не он сейчас. Прошло более двух лет. Суд давно закончился, его осудили, дали условный срок, и он стал жить дальше. Запретительный судебный приказ все еще действовал. И откуда он вообще мог знать, где она живет? Ее адрес знали только несколько друзей. Она переехала далеко за город, чтобы больше никогда его не видеть.
Но когда дверь машины открылась, из нее вышел насильник. Она в панике бросилась обратно в опасный сарай, посмотрела на трещину в бетоне, где спрятался сурок, и пожалела, что не может к нему присоединиться. Почему он пришел сюда?
После судебного процесса его друзья обратились к социальным сетям, чтобы убедить людей в том, что он стал жертвой судебного разбирательства, что она ошиблась, неправильно запомнила. А он даже организовал сбор средств на оплату ипотеки, так как потерял работу. Это был большой "пиар-ход", на который купились многие. Даже несмотря на ее слова, даже несмотря на все улики, даже несмотря на то, что присяжные признали его виновным в сексуальном насилии, многие отказывались верить "нервной" женщине. Может быть, он пришел убить ее, чтобы закончить начатое. Если все отказывались верить в то, что он насильник, может быть, они откажутся верить и в то, что он убийца.
Из сарая она услышала, как он стучит во входную дверь ее дома. Она подумала о том, чтобы переждать его, спрятаться здесь, пока он не уйдет. На мгновение этот план показался ей разумным, но потом она поняла, что если он нашел ее сейчас, то может найти и позже, сегодня ночью, в любое время. Она не могла не думать о том, когда он вернется. Тогда она огляделась и взяла в руки крюк для тюков сена.

Когда она купила ферму, ей было очень интересно копаться во всем, что оставил после себя предыдущий и все другие предыдущие владельцы. Некоторые из найденных инструментов, вероятно, находились здесь с момента постройки дома в 1893 году. Резаки, лезвия, зазубрины от многолетнего использования и покрытые ржавчиной пилы. Ее любопытство сразу же вызвал крюк для тюков сена. Металлический крюк длиной в полфута, прикрепленный к U-образному куску металла, с ручкой, проходящей через зубцы. Не имея фермерского образования, она не знала, что это такое. Сначала она подумала, что это крюк для разделки мяса. Крюки для мяса обычно имеют S-образную форму: с одной стороны нанизывают мясо, а с другой - подвешивают. Сосед поправил ее и рассказал, что фермеры используют крюк для тюков, чтобы захватывать тюки сена, снимать их с прицепа и забрасывать в сарай.
Она погрозила пальцем сурку, и тот забрался в щель еще глубже. Ей нравилось, как инструмент ощущается в ее руке - легкий, естественный. Выходя из сарая, она держала инструмент свободной рукой. Она редко надевала обувь, если только не уходила глубоко в лес, поэтому ее босые ноги почти не шумели, когда она ступала по сочной зеленой траве в сторону дома.
Насильник стоял напротив двери и периодически стучал. Как это по-городскому - приехать на эту ферму в лесу, в день, когда солнце целует мир, и предположить, что она сидит внутри. Через несколько мгновений она оказалась у него за спиной. Он ничего не заметил. Она стояла так недолго, достаточно, чтобы сделать глубокий вдох. Затем она взмахнула крюком и вонзила лезвие ему в шею, прямо под тем местом, где челюстная кость соединяется с ухом.
Прежде чем он успел повернуться, она потянула его за обе руки, ударяя коленкой в спину и сбивая с ног. Она дернула еще раз. Он тоже дернулся, и инструмент еще глубже вонзился в его шею. Она подумала о фермерах, которые втыкали крюки в тюки сена, и задалась вопросом: как они освобождали крюк, когда сдвигали тюк в нужное место? Она попробовала пошевелить его. В конце концов, он освободился. Он не сопротивлялся, просто неловко надавил на отверстие и хрюкнул. Между пальцами хлынула кровь.
Стоя над ним, она не была уверена, что сделала достаточно, чтобы убить его. Она хотела этого, поняла она. Она хотела этого с той самой ночи, когда проснулась от его веса на ней, от того, что ее платье задралось, а колготки сползли вниз.
Она встала на колени рядом с ним и вогнала окровавленный крюк для тюка ему в ухо, но не смогла загнать его глубоко. Он прохрипел и нелепо упал набок, извивался и брыкался как проколотое насекомое, барахтался на траве. Она на секунду потеряла хватку инструмента.
Когда она снова взяла его в руки, то села на него сверху. Она выпрямила ноги и прижала пятки к той стороне его лица, которая была напротив уха, за которое она зацепилась. Отталкивая его голову от себя ногами и притягивая руками крюк к себе, она вводила крюк все глубже и глубже. Она напрягала подколенные сухожилия.
Когда ей казалось, что больше ничего не получится, она еще крепче сжимала рукоятку инструмента и топала ногами по его голове, еще больше насаживая его на крюк. Вскоре он перестал двигаться. Когда она потянула с такой силой, что казалось, предплечья могут сгореть, она ослабила хватку и легла на спину. Она барахталась ногами, отталкивая его тело от себя.
И тут ее внимание привлек звук под машиной - зубы по металлу. Оглянувшись, она увидела сурка, который грыз какие-то провода, свисающие с ходовой части автомобиля. Животное посмотрело на нее. Она поднесла указательный палец к губам, призывая к тишине.


Второй раз, когда она убила своего насильника, был самым милым.
Вы можете себе представить, какой голод испытывают свиньи, которых люди веками выращивали в ненасытные машины для поедания пищи, чтобы они как можно быстрее вырастали как можно больше? Она часто думает об этом, когда кормит своих четырех свиней. Когда наступает время ужина, они бьются и ревут в предвкушении. Как они должно быть страдают. Как им пусто внутри. Но потом она кормит их картошкой с маслом, и их глаза светятся такой сладкой благодарностью.
Сегодня она кормила их не только картошкой с маслом. Она заметила своего насильника, когда возвращалась из магазина. Он менял шину на обочине шоссе 64. На этот раз в другой машине, но точно он, и явно ехал к ней. Она не задумывалась об этом, просто легонько подтолкнула руль и задела его боком своей машины, достаточно, чтобы вырубить его, пустить кровь и легко затащить на заднее сиденье.
Сначала свиньи не хотели его есть. Они привыкли к гранулам, а также к фруктам и овощам. Единственный раз они ели мясо, когда она нашла одну из своих кур с оторванной головой и скормила им останки. Может быть, это тело было слишком похоже на нее, поэтому они не хотели его есть. Эта мысль вызвала у нее отвращение, потому что он был совсем не похож на курицу. Совсем. Но она понимала, как ее свиньи могли ошибиться, хотя он был связан и лежал в жиже с заклеенным ртом. Или, может быть, его конвульсии сбили их с толку.
Она побежала в дом и обшарила все шкафы, пока не нашла то, что нужно. Вернувшись в загон, она размазала горсть арахисового масла по его морде, указательным пальцем намазала ему ноздри и уши. Из-за того, что он постоянно моргал, ей было трудно намазать ему глаза. Не успела она это сделать, как свиньи начали вгрызаться в его плоть. Вскоре после этого его тело стало неподвижным.
Ее старшая свинья, 400-килограммовая йоркширская свиноматка, отпрянула в сторону, хрустнув куском черепа проклятого насильника. Взволнованная, свинья крутилась по кругу так быстро, что упала в помои рядом с телом. Три другие свиньи, еще подсвинки, весом не более 200 фунтов, были более сосредоточены. Они вгрызались в миску с красной кашицей, в которую превратилось лицо ее насильника, и хлюпали, а их свернутые хвосты вихрились от удовольствия. Она видела, как эти свиньи своими рылами переворачивали шлакоблоки, словно те были пустым местом, чтобы добраться до сороконожек и других насекомых, прятавшихся под ними. Человеческие кости не были для них препятствием.
Пока свиньи ели, они толкали голову мужчины так, что казалось, будто он кивает, точно так же, как он кивал, когда она давала против него показания, как бы соглашаясь со всем, что она говорила. Ей хотелось встать и закричать: "Почему вы киваете? Почему вы заставляете меня проходить через это, если вы знаете, что все, что я говорю, правда?" Но потом он выступил в суде и сказал присяжным, что она все неправильно запомнила, что она дала согласие и что все это время она была в сознании.
На мгновение она засомневалась, что свиньи съедят только голову, а остальное оставят на ее долю. Чтобы заманить их, она намазала арахисовым маслом пальцы рук и ног своего насильника. Она заметила, что у него больше нет татуировок. Возможно, он их удалил. Можно ли так быстро удалить татуировки?
Не успела она закончить с арахисовым маслом, как свиноматка вернулась к делу. Она с удивлением увидела, как насильник отдернул руку. Это была просто предсмертная судорога, или он был еще жив? Одна из подсвинков подняла на нее глаза: на ее ослепительно длинном подбородочном усе висел кусок мозга мужчины, и она решила, что вряд ли он еще жив.
Время от времени свиньи отрывали рот от еды, поднимали головы к небу и улыбались, издавая праздничное мычание.
- Я люблю вас, мои милые девочки, - говорила она, поглаживая их мускулистые розовые крестцы и похлопывая по их пропитанным кровью соплям.
Просто милейшее зрелище на свете.


В третий раз, когда она убила насильника, она попыталась забить его камнями. Это было ошибкой. Не пытайтесь убить насильника, бросая в него камни!
Она застала его в лесу неподалеку от своей фермы, когда на его худощавом теле красовались рюкзак и блестящая фляга. Когда они пересеклись, он вел себя так, как будто заблудился и пришел не для того, чтобы снова причинить ей боль. Но она-то знала правду. Она подняла камень и бросила в него. Камень ударился о его плечо, но не принес урона, а только разозлил.
Она бросилась бежать, продираясь сквозь деревья. Она ходила по этому лесу каждый день с тех пор, как переехала сюда, поэтому знала дорогу наизусть. Она старалась не потерять его из виду и не дать ему понять, что она его куда-то ведет. Что, конечно же, так и было.
Она пересекла соседское кукурузное поле и подошла к старой силосной башне на краю своего участка. Прочная бетонная труба со стенами толщиной не менее фута. Она не использовалась уже несколько десятилетий. Внутри дно обрывалось, и с высоты двадцати футов можно было упасть в бассейн с застоявшейся водой. У входа кишели комары. Она не обратила на них внимания и нырнула внутрь. Там, рядом с входом, в стену была встроена стальная лестница. Она поднималась вверх, но не опускалась. Она прижалась к ней, ожидая, что насильник последует за ней.
Как и ожидалось, мужчина просунул голову в дверь, ругаясь на нее из-за брошенного камня. Упершись ногами в нижнюю перекладину лестницы и ухватившись одной рукой за другую, она свободной рукой схватила мужчину за воротник. Резко дернув, она толкнула его в яму с водой. Он с криком бросился к стене, шлепая по скользкому покрытому илом бетону, как будто мог вскарабкаться по нему.
В ее голове адским каскадом нахлынули воспоминания о том, как, проснувшись и обнаружив, что он лежит на ней, она оттолкнулась от него и сползла с дивана. А он все это время стоял в тени, наблюдая за ее криками, наслаждаясь ее паникой, как будто он ждал именно этого момента, а не самого действия. Она заметила, что с тех пор он похудел. Очень сильно. Он казался моложе. Это было нечестно. За два года, прошедших с момента его изнасилования, она постарела на десяток лет.
Она выскочила из бункера и схватилась за один из шлакоблоков, сложенных у входа. На этот раз она попала точно в цель. Каменный блок упал на лысую голову мужчины, разбив ее. Почти мгновенно он вместе с глыбой исчез под мутной водой, оставив на радость комарам небольшое красное пятнышко.


В четвертый раз, когда она убила насильника, она подошла к делу творчески.
Ей нравилось возиться со старыми машинами, которые она находила в сарае, - по крайней мере, с теми, что поменьше, или с теми, что побольше, которые она могла разобрать. Не то чтобы она была склонна к механике. Она не знала, как устроена половина из них, но у большинства был винт или болт, который можно было открутить, и в следующее мгновение перед ней на траве лежала куча ржавых металлических деталей. Она чистила их, смазывала маслом и собирала обратно, заменяя все сломанные винты и болты. Она была горда, когда таким образом заставила работать старую машину для выкашивания сорняков, и получала удовольствие от того, как она с ревом срезала высокую траву. Она чувствовала себя сильной.
Насильник снова стал появляться, проезжая мимо и притворяясь почтальоном. Естественно, ей пришла в голову мысль применить к нему старую выбивалку для травы. Но она не думала, что оранжевая палка с наконечником в виде нескольких вращающихся усиков, сможет причинить ему столько вреда, сколько она хотела бы.
Однако ей понравилась сама концепция - разбить его на куски, по принципу вентилятора и она начала возиться. Первым делом она попробовала прикрепить цепь к головке выбивателя сорняков. Цепь, несомненно, сработает, и она нашла в сарае большую цепь. Она примотала ее скотчем к головке машины для уничтожения сорняков, но скотч вечно отклеивался и при вращении цепь отлетала в сторону, и машина оказалась недостаточно мощной.
После долгих раздумий она решила препарировать свою выбивалку. Она извлекла из корпуса вращающиеся части, перевернула их, проделала отверстия в усиках-ножах и пропустила через них более тонкие цепи. Вместе с двигателем и аккумулятором она установила палку на повозку. Работала конструкция не очень уверенно. После запуска ей пришлось быстро отпрыгивать в сторону, чтобы успеть увернуться от цепей, пока та не набрала обороты и не накрутила их на себя. В течение короткого мгновения она вращалась идеально, а затем пришла в ярость, опрокинулась и взбила тучу грязи, пока не заглохла. Достаточно хорошо, подумала она. Оружие на один раз.
На следующий день она выкатила своего маленького робота-смертника и спряталась с ним за кустами на противоположной от почтового ящика стороне улицы. В ожидании она думала о том, как в суде адвокат ее насильника спросил ее, сколько раз она поцеловала его, прежде чем потеряла сознание. Сколько поцелуев, задалась она вопросом, могли бы сделать то, что сделал с ней этот человек, нормальным?
Когда насильник приезжал, она ждала, пока он не протянет руку, чтобы открыть почтовый ящик и положить туда несколько писем, а затем заводила франкештейна из газонокосилок и катила его прямо на авто мужчины. По дороге одно из колес повозки отлетело. Самодельный аппарат подпрыгнул и заискрился на асфальте, устроив грандиозное шоу, хаотично вращающимися цепями. Монстр снес боковое зеркало насильника, а затем с громким звуком "чунк-чунк-чунк" влетел в машину.
Не то, на что она рассчитывала, но это отвлекло насильника настолько, что она смогла открыть его дверь и разбить ему лицо молотком, прежде чем он успел оторвать взгляд от странной дымящейся машины.


Пятый и последний раз, когда она убила своего насильника, был настоящим пожаром.
Он свисал с потолочной балки в опасном сарае, крепко обмотанный ржавой колючей проволокой. Она старалась, чтобы проволока не обмоталась вокруг его шеи, не желая, чтобы он задохнулся раньше времени. Вместо этого она обмотала его в районе груди. Она также обмотала проволоку вокруг его лица, проткнув при этом один его глаз. В этот момент он потерял сознание, его роговица вгрызлась в колючку, когда она натянула проволоку и отрезала лишнее. Это облегчило ей задачу по поднятию его к месту, где он висел.
Теперь она стояла у внутренней стены сарая и через щель смотрела на свой дом, где у двери собралась группа полицейских, которые стучали. Они были там уже минуту. Скоро они сдадутся и начнут рыскать по хозяйственным постройкам, а опасный сарай находился ближе всего к дому. Нужно было действовать быстро.
Она облила бензином своего насильника. Он уже сильно истекал кровью из всех колотых ран. Кровь стекала по его телу, затекала в ботинки и капала с пальцев ног, где пропитывала их насквозь. Его тело вздрагивало, пока он приходил в себя.
- Ты выглядишь по-другому, - сказала она ему. У него отсутствовали большой палец и мизинец на левой руке. Ей стало интересно, когда это произошло. Она вспомнила, что у ее соседа на соседней ферме была похожая картина. Он рассказывал ей, что в подростковом возрасте возился с отцовской циркулярной пилой. Возможно, ее насильник пытался причинить вред кому-то другому, а тот набросился на него с пилой. Теперь, благодаря ей, этого больше не будет.
Она зажгла спичку и бросила ему в лицо. Он загорелся быстро. Он полностью пришел в себя и успел закричать, когда его лицо расплавилось на черепе.
Она небрежно распылила газ, и вскоре весь сарай был охвачен пламенем. Прибежала полиция, но стояла на безопасном расстоянии от входа и смотрела на нее. Она увидела, что это вовсе не полиция. Каждый из них был ее насильником, одетым во все черное, даже со значком и пистолетом. Она не могла поверить, на что он готов пойти, чтобы продолжать причинять ей боль.
- Выходите, сейчас же! - кричали они, - Вы арестованы!
Они подняли на нее оружие. Когда воздух нагрелся, угроза показалась ей смешной. Собирались ли они застрелить ее, если она не выйдет? Нашпигуют ли они ее пулями, прежде чем она успеет загореться? Они не могли отказаться от контроля над ней. Даже сейчас. Они что-то кричали про ее права, и последнее предупреждение.
Она обернулась к своему насильнику, который висел в горящем сарае. У огня не было ни маршрута, ни причин, ни логики. В некоторых местах огонь прожег насильника до костей, а от воротника его рубашки и нижнего белья остались клочья. Его ноги почернели и выглядели причудливо тонкими, так как мясо на них растворилось. Из крошечных трещин в бедренной кости с шипением и шипением вытекала жидкость.
Вокруг нее упали горящие куски стропил, и шальная искра зажгла ее волосы. Она приготовилась к боли, испытывая странное чувство облегчения от осознания того, что, по крайней мере, он больше не сможет ее преследовать. Глядя на мужчин, стоявших у ее сарая с оружием наизготовку, она пожелала сжечь и их. Она хотела бы сжечь их всех до единого.
Но может не в этой жизни.