«Непонятный монстр» Кэтрин Маккарти

Девочка, сидящая напротив меня в зале ожидания, одета в ярко-красное пальто, а ее волчий оскал заставляет меня вспомнить Красную Шапочку. Моя любимая сказка, когда мне было пять лет. Больше всего мне нравился волк, но только в той версии, где он съел бабушку. Дровосек тоже был неплох, хотя мог бы нанести гораздо больше вреда своим топором. Разрубить ублюдка пополам, вот что я бы сделал.
Я нюхаю воздух, как волк. Пыль, сырость и слабый запах мочи, исходящий из туалетов. Я сую руку в карман брюк и сжимаю руку мистера Тиббита. Девочка в красном пальто прикусывает нижнюю губу и ухмыляется. Вот черт! Она думает, что я играю со своим членом. Я вытаскиваю мистера Тиббита и делаю вид, что разговариваю с ним, чтобы она увидела, что это просто шарик для снятия напряжения с забавным лицом.
- До скорой встречи, амиго, - говорю я своим лучшим голосом Рикардо Диаса, и девочка хихикает и прикрывает рот рукой.
Мама пихает меня локтем и хмурится.
- Ш-ш-ш, Каллум! Веди себя хорошо.
Я подношу мистера Тиббита к маминому лицу, совсем близко.
- Тебе не нравится мистер Тиббит? - Я делаю вид, что он плачет. - Мистер Тиббит грустный.
Она прихлопнула мистера Тиббита, как муху.
- Перестань.
Две двери кабинета, на обеих - имена. Левая открывается, и из нее выходит женщина с большими сиськами и красивым лицом.
- Кассандра Хоуп? - говорит она, улыбаясь девочке в красном пальто.
Ха! Я смеюсь. Она не похожа на Кассандру, недостаточно шикарна. Ее туфли в потертостях. Мама снова пихает меня локтем, на этот раз посильнее. Девочка в красном пальто встает, ее мама тоже.
- Там холодно, - говорит женщина с большими сиськами, и я хочу спросить, не от холода ли у нее торчат соски. Я закрываю рот рукой, чтобы слова не вырвались наружу.
Все трое исчезают в кабинете, и я остаюсь наедине с мамой.
- Я ее увижу? - спрашиваю я. - Мне тоже туда?
- Нет, - говорит она, указывая на фамилию на другой двери. Доктор Дж. Роулингс (Д-р психологии), - написано там. - У нас назначено сюда.
Сердце замирает.
- Значит, со мной будет общаться мужчина?
Она вздыхает.
- Похоже на то.
Типично. Я подхожу к двери и провожу пальцем по названию. Что значит "психолог"? Он псих? Ха! Дети в школе называют меня психом. Я громко смеюсь, потом бегу назад и обеими руками шлепаю по пластиковому стулу. Бум!
Мама тычет пальцем мне в лицо и уже собирается отчитать меня, как дверь открывается, и появляется он.
- Каллум Уинтерс?
Он ухмыляется мне, и я думаю: вот черт, он хочет быть моим другом или, по крайней мере, притвориться им. Я понял это по его глазам и пошлой ухмылке. Ненавижу таких типов. Они притворяются, что ты им нравишься, но на самом деле это не так. На самом деле нет никакой дружбы. Никто меня не любит. Даже мама. Как будто мне есть до этого дело.
Я засовываю мистера Тиббита обратно в карман. Он теплый от того, что я держал его в руке. Он сильно выпирает, и я прячу ухмылку, пожевывая рукав своего свитера. Он весь мокрый, и нитки вокруг манжета распущены, потому что я часто его сосу.
Он заводит меня в свой кабине и прикрыв дверь приглашает меня сесть.
- Рад тебя видеть, - говорит он. - Меня зовут Джеймс. Как у нас сегодня дела?
Я не знаю, кого он имеет в виду - меня, маму или себя, поэтому не отвечаю. Стул из жесткого пластика, серый, как и все остальное в этом месте. Кроме девочки в красном пальто. Мои ноги не могут коснуться земли, хотя мне уже десять лет, поэтому я раскачиваю ноги вперед-назад, вперед-назад, пока мама не положит руку мне на колени, что означает "стоп". Я ненавижу быть маленьким. Мама не такая, но я не знаю, какой рост у моего отца, потому что никогда его не видел. Надеюсь, я скоро вырасту. Меня бесит быть маленьким, но я твердый как гвоздь. Не обязательно быть большим, чтобы быть сильным.
- Итак, - говорит он, барабаня пальцами по черной папке, лежащей на его столе. - У тебя были некоторые проблемы в школе, Каллум. Это правда?
Я пожимаю плечами и вытираю нос рукавом.
- Не знаю.
Мама смотрит на меня боковым зрением и бросает на меня один из своих взглядов - "тебя предупреждали". Я хватаюсь обеими руками за сиденье стула и сильно раскачиваю ногами, пока он не начинает ходить ходуном.
- Сиди спокойно, - говорит она, и ее рот дрожит, как будто она вот-вот заплачет. - Хватит!
- Все в порядке, - говорит мужчина. Я забыл его имя, но помню имя девочки в красном пальто: Кассандра. Интересно, что она делает сейчас в соседней комнате? Надеюсь, она не слишком много рассказывает этой сисястой женщине. Нельзя позволять им забираться в голову.
- Итак, Каллум, - говорит он, глядя мне прямо в глаза. - Огонь, который ты разжег в школьном гардеробе... Нам нужно поговорить об этом, хорошо?
Нет смысла отрицать это. Можете не сомневаться, у него все записано в его дурацкой черной папке. Но я тоже не собираюсь признаваться. Рукав свитера оказывается у меня во рту, и я сглатываю. Приятная на вкус шерсть. Во рту становится приятно.
- Мам, мы можем пойти в Макдональдс?
Она бросает на меня острый взгляд, без обиняков.
- Если ты в порядке.
Я сложил руки на груди и надулся.
- Умираю с голоду.
- Извините, - говорит она мужчине. - Мы пришли прямо из школы. Он не ел.
Он кивает, открывает ящик, достает упаковку "Звездный десерт" и подмигивает мне.
- Держи, - говорит он, протягивая пакет. - Красные - мои любимые.
Я роюсь в пакете, пока не нахожу красную, затем смотрю ему в глаза, разворачивая фантик.
- Скажи спасибо, - подсказывает громким шепотом мама.
Я кладу конфету в рот и жую.
- Спасибо, - говорю я, показывая ему сладость на языке.
- Итак, Каллум. Расскажи мне о пожаре.
Я ем конфету так долго, как только могу, тщательно разжевывая. Он умный, этот парень. "Звездный десерт" никогда долго не задерживается во рту, поэтому он знает, что я не могу молчать долго. Мама толкает меня локтем.
- Расскажи ему, что случилось, Каллум.
Я пускаю слюни и отсасываю их обратно, очень громко.
- Он знает. Все там.
Я заглядываю ему в папку.
Он поглаживает папку, как будто влюблен в нее.
- Здесь у меня школьный отчет, Каллум. Их версия событий. Поэтому я хочу, чтобы ты рассказал мне о случившемся своими словами.
Он ждет, что я что-то скажу, но я молчу.
- Не считаешь ли ты справедливым, что ты получишь возможность рассказать об этом со своей стороны?
Почему они поднимают такую шумиху? Никто же не сгорел до смерти. Я очень медленно сползаю со стула и падаю на пол, как будто я мертв. Затем я ползу, как снайпер, к дальней стене. Кассандра там. Я прижимаюсь ухом к стене и слушаю.
- Каллум! - Это мама. Я игнорирую ее. - Ладно, можешь забыть про Макдональдс.
Мне все равно. У меня есть свои деньги. На днях я вытащил десятку из кошелька. Я куплю себе что-нибудь сам.
- Вот что я вам скажу, - слышу я, как мужчина обращается к маме. - Почему бы вам не подождать немного снаружи. Я поговорю с Каллумом наедине и потом позову вас, когда мы закончим.
Мама стоит. Ее голос дрожит.
- Каллум, - говорит она, нависая надо мной. - Сядь и веди себя хорошо, ради всего святого.
Затем она задерживается на месте, словно раздумывая над чем-то и выходит из комнаты, закрывая за собой дверь.
К моему удивлению, мужчина подходит и садится на пол рядом со мной. Он вторгается в мое пространство, поэтому я отодвигаюсь и сажусь, подтянув колени к подбородку и подтянув голову. Через минуту я смогу уйти. Встать и убежать. Мама меня не поймает. Я слишком быстрый.
- Сладкая? - говорит он, протягивая руку и встряхивая пакет. Я чувствую отсюда запах "Звездного десерта". Я очень хочу оранжевую. Красные мне не очень нравятся. Я пытаюсь сопротивляться, но слышу, как он снимает обертку с конфеты. Она оранжевая. Это понятно по запаху. Сволочь. Он, наверное, догадался. Он пододвигает пакет по полу ко мне. - Итак, ты собираешься изложить мне свою версию событий?
Я остаюсь на месте, вдыхая запах апельсиновой конфеты.
- Сколько тебе лет, Каллум?
- Десять, - говорю я, прежде чем успеваю остановить себя. Он уже знает, сколько мне лет. Глупый, глупый я. Шлепаю себя по лбу.
- Послушай, приятель, я хочу тебе помочь, но ты должен понимать, что достиг возраста уголовной ответственности в этом штате. Ты знаешь, что это значит?
Я киваю. Я все это уже слышал. Он что, думает, что я тупой или что-то в этом роде? Я делаю фальшивый зевок и потягиваюсь, как мой кот Ронин.
- Скучно, - говорю я.
- Так вот почему ты устроил пожар? Потому что тебе было скучно?
- Не знаю.
- Что тебе нравится в пожарах, Каллум? Ты ведь не в первый раз разжигаешь его, не так ли?
Я украдкой смотрю на него. У него прыщ на подбородке, так что он не может быть очень старым.
- Цвет.
- И?
- Вот блин! Нам обязательно об этом говорить?
Я встаю на ноги и прислоняюсь к двери, спиной к нему.
- Вообще-то, да. Либо ты говоришь со мной, либо с полицией. Выбирай сам.
- Уже есть решение?
- Да, и было решено, что ты должен получить консультацию психолога, иначе они могут возбудить уголовное дело. Ты понимаешь, что это значит, Каллум?
Я потираю лицо плоской стороной ладони. Мне нужно выбраться отсюда. Я скажу ему то, что он хочет услышать, а потом смогу уйти. Он уже сидит за своим столом. Я возвращаюсь к стулу и сажусь на край, чтобы мои ноги касались пола.
- Они все меня ненавидят. Мой учитель, одноклассники, все. Они всегда ко мне придираются, дразнят, обижают.
- А твои друзья?
- У меня их нет
- Как ты думаешь, почему?
- Не знаю.
- У тебя должны быть догадки.
- Потому что я непослушный.
- Считаешь ли ты себя непослушным? Или другие ошибаются?
Я на минуту задумываюсь над этим.
- И то, и другое.
- А пожар, как бы он решил твои проблемы?
Я сжимаю кулаки.
- Потому что, блядь, школы бы не было, и учителей, и детей.


Я в комнате ожидания. Настала очередь маминого допроса. Через дверь слышно, как она плачет. Мартин, человек, который приходит в школу, чтобы поговорить со мной о моем поведении, спросил, расстраиваюсь ли я, когда мама плачет. Я ответил, что иногда да, но не всегда. Не очень часто. Если честно, то мне это нравится. Я чувствую себя сильным. Я хватаю мистера Тиббита и выжимаю из него все, что можно. Он терпит, не жалуясь.
Дверь в другой кабинет открывается, и оттуда выходит Кассандра. Увидев меня одного, она замирает, но через пару секунд отходит к окну и делает вид, что читает журнал. На журнальном столике их целая стопка. Женские журналы с названиями "Перерыв" и "Женский День". Моя бабушка читала их, пока не умерла. Мне нравилась моя бабушка. Она была моей любимицей. Иногда за маминой спиной она давала мне пятерку. Ее зубы всегда были завернуты в салфетку и никогда не попадали в рот, пока она по ошибке не выбросила салфетку. Мусорщик пришел раньше, чем она осознала ошибку, и она не могла позволить себе новый комплект. После этого я прозвала ее Мишкой Гамми, и она гоготала, как ведьма. Хотя она ею не была. Ведьмой, я имею в виду. Не хочу думать о своей бабушке, потому что мне от этого грустно.
- Панда Кассандра, - говорю я, ухмыляясь.
Она оборачивается и смотрит на меня как на дебила.
- Почему ты здесь?
Она высунула язык.
- Не лезь не в свое дело.
- Я Каллум. Я поджег свою школу. Ха!
Она задыхается и закрывает рот рукой. Но за рукой она ухмыляется. Глаза у нее улыбаются, как у лукавого. Она такая же, как и я, я в этом уверен. Психопатка.
- Ну, а что ты сделала? - спрашиваю я.
Она откладывает журнал и подходит ближе.
- Зарезал девочку с компасом. - Она говорит это шепотом, потому что не хочет, чтобы взрослые слышали наш разговор. - Клинок прошел насквозь.
Она поднимает руку и показывает на кожу между указательным пальцем и большим пальцем.
- Ух ты! Классно! А где ты живешь? Ты не ходишь в мою школу. Я бы знал, если бы ты ходила.
Она качает головой.
- Нет. Я живу в самом центре города. Парк "Первичка", только я теперь исключена из школы.
- Круто. Я тоже. - Это ложь. У меня последнее предупреждение. - Знаешь Инки? Инки - это заброшенное поле за нашей улицей. Попасть туда можно с черного хода через дыру в заборе. Взрослые туда не ходят, только дети и чудаки. Оно называется "Инки", потому что там дети делают друг другу татуировки иголкой и перманентным маркером. У меня есть одна на лодыжке, только я сделал ее себе сам. Это должен быть Томми из GTA, но я хреново рисую. Я думаю показать ее Кассандре, но боюсь, что она засмеется.
- Конечно, - говорит она. - Все знают "Инки".
- Хочешь встретиться со мной там?
- Когда?
- В субботу? Около шести?
Она думает об этом целую минуту.
- Хорошо.
Дверь кабинета открывается, и в приемную входит мать Кассандры, с заплаканным лицом. Она разворачивает платок и прикрывается, чтобы успокоиться.
- Увидимся на следующей неделе, - говорит сисястая женщина, и мы с Кассандрой ухмыляемся друг другу.


Я отчаянно пытаюсь найти Кассандру в Instagram или в популярном мессенджере, но мама отобрала у меня телефон в наказание за то, что я устроил пожар. Я обыскал весь дом, но нигде не нашел его. Думаю, она отдала его своей подруге, Зуз, чтобы та присмотрела за ним. Она знает, видите ли, как мне будет лучше. Она знает, что я буду ворчать, и знает, что у нее будет искушение уступить, только чтобы заткнуть меня. Я пытаюсь позвонить с маминого смартфона, когда она была в душе, но он защищен паролем. Я тоже под домашним арестом, но я знаю, что к субботе маме я так надоем, что она отпустит меня ненадолго. Без телефона я свожу ее с ума.
В субботу утром я предлагаю ей сходить в Aldi. Она настолько ошеломлена, что не отвечает ни минуты. А затем молча кивает и идет собираться. В супермаркете я веду себя смирно, я толкаю тележку, ни с кем не сталкиваясь, и даже помогаю ей сложить покупки в пакет.


- Мам, можно я попозже выйду погуляю? Хотя бы на час?
- Нет. Ты наказан, - говорит она, накручивая спагетти на вилку.
Я оставляю свой кончик макаронины висеть, а потом заглатываю его, очень медленно и громко. Как в мультике.
- Пожалуйста. Мне уже хорошо. Мне нужен свежий воздух. Только на один час. Пожалуйста, мама.
Она смотрит на меня, глаза сузились.
- Куда ты хочешь пойти?
- Никуда. Просто прогуляться. Сбросить пар. - Я откидываю стул назад и двигаю руками так, что кажется, будто я сейчас лопну. - Бах!
Она хлопает себя по лбу и смеется, и я понимаю, что она меня простила.


Я прихожу в "Инки" к половине пятого, на случай, если Кассандра придет раньше. На мне мои новые кроссовки Nike Air Force 1, черные с белой подошвой. Думаю, они ей понравятся. Здесь нет никого, кроме меня. Еще светло. Дети не приходят сюда, пока не стемнеет. Хорошо, что никого нет, потому что я не хочу, чтобы меня кто-то видел. Я присаживаюсь на старый разломанный ящик, и жду.
И снова жду, и опять жду а потом еще жду.
Без телефона я не знаю, сколько времени я здесь нахожусь, но мне кажется, что целую вечность. Я продолжаю искать ее глазами. Иногда я встаю и иду вдоль хребта, но ее не видно. Что, если она не появится? Может быть, она тоже наказана, но не хочет этого признавать. Да, наверняка так и есть.
И все же я жду.
Уже стемнело. Я здесь уже, наверное, не меньше часа. Моя задница замерзла от сидения на траве, или на краю ящика. А еще мне чертовски скучно.
Ужас!
По дороге домой я напеваю слова Floating Through Space, тихо так, под нос, на случай, если кто-нибудь услышит. Мне нравятся слова о том, что нужно прожить еще один день, не сломавшись. Такое ощущение, что Сиа у меня в голове, потому что именно так я себя и чувствую большую часть времени.
Дойдя до переулка, я услышал их. Пуки и двое его приятелей. Они сгрудились вместе, смеются и делят косяк. Я чувствую его запах. Иногда Пуки дает мне несколько затяжек. Смотря какое у него настроение. Но сегодня я не хочу.
- Смотрите, кто это! - кричит Пуки, увидев меня. - Привет, говнюк. Я хочу поговорить с тобой.
Сердце заколотилось, и я подумал, не сбежать ли мне. С Пуки никогда не знаешь, чего ожидать. Лучше не бежать. Он наверняка поймает меня, и тогда я точно не смогу выкрутиться.
Я замедлил шаг, не отрывая глаз от земли.
- Ты поджег школу моей сестры, тупой ублюдок. Ты мог убить ее!
Я замираю. Как олень в свете фар, говорила моя бабушка. Не успел я подумать, как они набросились на меня. Все трое. Выбивают из меня все дерьмо: живот, почки, яйца. Я сворачиваюсь в клубок и закрываю голову руками.
- Хватай его за руки, - кричит Пуки, и худой мальчик делает то, что он говорит.
Я брыкаюсь и прошу их остановиться.
- Ноги, мать твою, - говорит Пуки другому.
На мгновение они ослабляют свою атаку и я бью изо всех сил и попадаю ему в висок, но это еще больше его злит. Он опускается боком на мои ноги и прижимает меня к земле. Я извиваюсь и корчусь, но мне трудно дышать. Я плюю Пуки в лицо. А затем смотрю, как слюна стекает по его подбородку. Его глаза светятся красным от злости, когда он вытирает нос и щеки.
- Ты труп, - говорит он. И удары его кулаков сыплются быстро и часто. Холодный ветер дует мне на живот, где задралась толстовка, но кроме этого я потею как свинья. Боль невыносима, силы иссякли. Я чувствую запах его пота и тошнотворно-сладкий запах скунса в его дыхании. Двое других все еще держат меня. Пуки топчет меня по лицу, и я слышу, как под его сапогом хрустит носовая кость. Чувствую брызги крови на своей коже.
Двое других чувствуют, что со мной покончено, и отпускают меня. Они стоят, положив руки на колени, переводя дыхание. Хотя я свободен, я слишком слаб, чтобы помочь себе и тем более чтобы встать и убежать.
- Убей ублюдка, - кричит Пуки. Я закрываю глаза, когда двое других присоединяются к избиению, вопя и визжа с каждым ударом ноги. Я сплевываю кровь. Зубы. Кусочки костей. И все становится темнее и темнее.
- Бежим! Кто-то идет! - Это голос Пуки, но звучит он так, как будто он находится в пещере. Кажется, у меня лопнула барабанная перепонка.
Звук ног и злобный смех. Потом они уходят, и мир становится черным как никогда.


Я в туннеле. Ни звука. Полный вакуум. Ничего не вижу и не чувствую.
- Ну же, Каллум. Ради Бога, проснись. - Это моя бабушка, я уверен. Но это не может быть так, потому что она мертва. Я пытаюсь сказать ей, что у меня нет зубов, как и у нее, но не могу найти свой голос. Он похоронен в моих кишках и не шевелится.
- Я дам тебе пятерку, если ты проснешься. Даже десятку. - Она плачет. Хнычет, как маленький ребенок.
Я изо всех сил пытаюсь проснуться. Не из-за денег, а потому что это просит моя единственная и любимая бабушка, но мои глаза отказываются открываться.
Я не боюсь. Я просто устал. Устал от всего. Я еще немного полежу.