«Субсумация» Люси Тейлор

Аникка прижимается к пустому баку с водой, пока Барис поворачивает замок на внутренней двери "Спасения", два фута железобетона и стали, ведущей в грязное помещение с двенадцатифутовой лестницей, которая выходит наверх. Он начинает подниматься.
Снаружи снова начался скрежет и треск, как и прошлой ночью, после того как отказал генератор. Настойчивый, ритмичный. Что-то или кто-то пытается проникнуть внутрь?
- Подожди! - говорит она.
Он смотрит вниз.
- Что?
- Мы не знаем, что там снаружи.
- Ты права. Но у нас нет выбора, - его голос с легким акцентом доносится до нее, чистый гуджарати, и она вспоминает, почему любит его, его ровный, успокаивающий голос и яростные черные глаза, его стоическое принятие невообразимого. Они познакомились в лаборатории, где работал отец Аникки (она говорит себе, что работал) в Лос-Аламосе, штат Нью-Мексико. Именно Барис помог им разработать проект "Спасения" - так отец назвал сорок два фута оцинкованной гофрированной трубы, закопанной на пятнадцать футов ниже в горах у перевала Ратон к западу от Чамы.
- Конец должен наступить в какой-то момент, - сказал ее отец, намечая планы "Спасения". - Вопрос только в том, в какой форме он придет.
Нам повезло, думает Аникка, теперь у нас есть шанс это выяснить.
Снаружи звуки становятся более резкими, более навязчивыми. Аникка поднимает глаза на Бариса, стоящего на лестнице.
- Если это будет что-то ужасное, что-то, что мы не сможем пережить, помни, что ты обещал.
Он поглаживает 9-миллиметровый "Люгер" на бедре.
- Ты первая. Я за тобой.
Она чувствует абсурдное утешение.
Он включает автоматический подъемный механизм. Камуфлированный взрывозащитный люк открывается под какофонию щелчков и скрипов. Словно кости ломаются на пыточной стойке, думает Аникка.
Когда Барис выходит, она начинает подниматься. Мгновение спустя его смех шокирует ее.
- Дерево упало на люк. Просто ветки, вот и все!
Она выдыхает.
Сверху сквозь сумрачные, похожие на собачье дерьмо облака пробиваются нити туманного света, а вокруг простираются сосново-можжевеловые леса, неизменные, насколько она может судить. Она делает неглубокий вдох. Хмурится. Воздух теперь имеет едкий вкус, резкий дымный запах, обильно удобренной почвы с привкусом гнили. Барис осторожно принюхивается, его правый глаз дергается, как это бывает, когда он в замешательстве.
- Странный запах, - говорит он.
- Может быть, это из-за пожаров вокруг Денвера.
- Да. Химикаты, - он бормочет что-то на гуджурати. Молитва, думает Аникка, и жалеет, что они не успели запастись противогазами.
Когда все началось, времени ни на что не оставалось. Первая волна болидов обрушилась на северное полушарие на следующий день после Дня поминовения в Штатах, в конце мая 2021 года. Огненные шары с ослепительной яркостью, вдвое ярче полной луны, словно ракеты, обрушились на огромные участки планеты, хотя до сих пор не утихают споры о том, были ли это каменные или металлические астероиды или нечто разумное, сопоставимое с атакой инопланетян. Никто не пришел к единому мнению. Запертые внутри "Спасения", пока еще работало радио, они получили новости о немыслимых разрушениях - Центральная Азия, Аляска, все от Миннесоты до Мексики и восточнее было покрыто огненными стенами высотой в сотни футов.

Анника собралась с силами, приготовляясь выйти на обугленный лунный пейзаж, где Старая Земля превратилась в пепел и кости. Но то, что она увидела сейчас, настолько противоречит ее ожиданиям, что ее мозг с трудом пытается принять это - темно-зеленые склоны холмов, поросшие соснами Пондероза, можжевельником и осиной, чья серебристая кора блестит, как полированное олово.
- Как это возможно? - задыхаясь, говорит она.
- Кто знает? Нам повезло. Давай найдем твоего отца.
Они подняли рюкзаки, сверились с компасом и направились на юго-запад в сторону Лос-Аламоса. Если отец Аникки еще жив, он будет ждать их.
Через несколько миль они находят дорогу, которая, согласно топографической карте, пересекается с шоссе 285 к западу от Чамы. Поднимается ветерок. Вихрящийся воздух становится плотным, в нем появляются мельчайшие частицы. Аникка говорит себе, что это пыльца с золотистой чамизы, которая растет на обочине. Барис начинает кашлять, и тогда она слышит голоса. Она хватает его за руку, приказывая замолчать.
Люди приближаются.
Женский пронзительный голос, затем резкий мужской. Аникка не может разобрать слов, но, услышав их, понимает, что это голоса страдания. Они пробираются между деревьями и приседают, когда небольшая группа - четверо мужчин и женщина - поднимается на холм. Они идут в одну шеренгу, вооруженные винтовками и АК-47. Все они носят черные банданы, закрывающие рот и нос, кроме сутулого мужчины, идущего впереди. Его бандана поразительно зеленого цвета и, похоже, причиняет ему боль, судя по тому, как он качает головой из стороны в сторону. Тем не менее, он не предпринимает никаких усилий, чтобы поправить ее.
Группа останавливается на обочине дороги, и начинается жаркий спор - двое мужчин выкрикивают ругательства. Третий мужчина вмешивается. Зеленая Бандана начинает хромать к деревьям, один. Женщина, молодая, крепкая и татуированная, достает пистолет, передергивает затвор и стреляет. Голова Зеленой Банданы взрывается алым дымом.
Один из мужчин обливает тело катализатором и подбрасывает спичку. Женщина задерживается на несколько минут, пока остальные уходят. Затем она перекрещивается и идет следом.
Аникка и Барис перешептываются и корректируют свой план, принимая во внимание опасность со стороны других путешественников. Они будут избегать дорог и по возможности бродить по кустарнику, оставаясь под прикрытием деревьев.
Они идут молча, каждый из них ошеломлен казнью, свидетелями которой он только что стал.
Наконец Аникка говорит:
- Тот человек, которого они убили, должно быть, был болен чумой.
- Мы этого не знаем.
- Мой отец сказал, что первый удар может быть не самым худшим. Он сказал, что болиды могут принести загрязняющие вещества, которые рассеются при ударе.
- Это звучит так, как будто за этим стоит разум, как будто что-то или кто-то это спланировал. Этого не было, Никка. Дерьмо летит через космос постоянно. Земля просто оказалась на его пути.
- Но они сожгли тело.
- Может, он не заслуживал достойного погребения. Может, он был врагом. Кто-то не из их племени.
- Значит, мы уже делимся на племена? - от такой мысли у нее сжимается горло. - Что это, первый шаг на пути к каменному веку?
Он смеется и целует ее в шею.
Она отрывает ткань от подола своей рубашки, чтобы соорудить импровизированную бандану. Она снова сожалеет о противогазах, которыми они забыли запастись. И о других вещах тоже. Например, желе из гуавы, орехи макадамия, икра и бри. Так много вещей, по которым она тоскует сейчас и которые хотела бы попробовать снова.
Что-то мелькнуло в ее периферийном зрении. Она успевает заметить перепелиную стаю, которая молниеносно бросается в укрытие. Она позволяет себе крошечный порыв удовольствия. Ей всегда нравились перепела. Рада видеть, что некоторые выжили.

Вторая половина дня очень похожа на утро: туманная дымка под парадом низко висящих облаков, которые проплывают мимо, словно прирученные слоны. У пруда они набирают воду и отдыхают в тени. Под деревьями Аникка замечает, что почва мягкая и губчатая, хотя нет никаких признаков недавнего дождя. Вглядываясь в лабиринт деревьев, она замечает странное растение - пестрый овальный цветок с изумрудным центром, который, кажется, прорастает из ствола можжевельника. Она моргает, пытаясь сопоставить то, что видит, с тем, чего не видит.
Она подталкивает Бариса.
- Что это?
Ему требуется мгновение, чтобы понять, на что она указывает, и он становится достаточно обеспокоенным, чтобы сказать ей оставаться там, пока он проводит расследование. Она, конечно же, идет с ним. И когда он тяжело вздыхает и отводит взгляд, она пристальнее всматривается, пытаясь увидеть что-то другое, понять, что это просто обман света, заставляющий ее думать, что позвоночник мужчины, сидящего здесь, сросся с деревом, и что очертания ветки можжевельника не видны сквозь перламутровую кожу его горла.
Он прислонился к дереву так, что можно подумать, что он спит, если не считать корней, которые змеятся вокруг его ног, и проблесков обнаженной бедренной кости, которые нарушают архитектурный баланс плоти и корневой системы.
- Похоже, дерево поглощает его, - говорит она, и ее тон полон благоговения и удивления человека, который встречает бога природы в его покрытом листвой храме. Но затем изуродованные ноги судорожно опускаются и поднимаются, из искалеченного горла вырывается хрип, Аникка хлопает себя ладонью по животу и сгибается пополам.
В сюрреалистическом проявлении усилий голова поднимается и опускается, борется, чтобы найти точку равновесия на набухшей шее. Рот кривится, а рука прижимается к глазам, где тонкие зеленые побеги срослись между бровями, губами и ресницами - работа швеи-садистки.
- Кто мог это сделать? - говорит Барис, когда то, что когда-то было человеком, борется за дыхание, а Аникка не отвечает, не зная, как сказать ему, что никто ничего не делал, что такова природа мира.
- Нам нужно очистить его дыхательные пути, - говорит Барис и проводит большими пальцами по углам рта мужчины, пытаясь освободить препятствия. Когда это не удается, он хватает свой нож и вынимает лезвие.
- Нет! - говорит Аникка.
Барис гладит лоб мужчины и говорит успокаивающе, как будто то, что он собирается сделать, весьма обыденно.
- Не бойся. Я только срежу часть этого.
Пучки плотно прижатых друг к другу темных иголок падают на лесную подстилку, но и кровь - много крови. Аникка кричит:
- Ты режешь его!
Мужчина бьется в конвульсиях, вытягивая ноги, насколько позволяют корни, потом обмякает, вздрагивает и замирает.
- Что?
- Это часть его. Или он - часть дерева. Ты не можешь отрезать одно, не задев другое.
Он смотрит на кровь, капающую с лезвия.
- Мы должны что-то сделать, - говорит Барис, даже когда податливые зеленые нити сплетаются в ресницы, закрывая глаза, и Аникка понимает, что они могут предложить только один вид помощи. Она снимает с предохранителя свой пистолет и говорит Барису отойти. Когда она стреляет, воздух взрывается жужжащей, возбужденной жизнью, пыльцой, похожей на насекомое, в форме кометы. Она бежит к Барису, задерживая дыхание, насколько это возможно.
Теперь вместо того, чтобы прятаться в деревьях, они ищут дороги. Они надеются на шоссе, но подойдет и грунтовая дорога - все, что угодно, лишь бы между ними и лесом оставалось хоть какое-то пространство.
Близится вечер. Они находят луг, достаточно широкий, чтобы быть на некотором расстоянии от деревьев, сбрасывают рюкзаки, раскладывают спальные мешки. Барис замечает следы оленей, говорит, что им нужна еда, а света еще достаточно, чтобы сделать выстрел. Он выглядит рассерженным, ему не терпится завалить оленя или лань. Аникка, которая только что застрелила человека, чувствует себя измотанной и больной и не хочет никого убивать. Она отмахивается от него, забирается в свой мешок и погружается в непроглядный сон.
Проснувшись, она видит, что Барис находится внутри нее, яростно насаживая ее на член, вырезанный из цельного дерева и увенчанный стрелой из черного камня. Ее измученный мозг пытается осмыслить происходящее, когда она чувствует тепло между ног и ощущает запах крови.
Спальный мешок Бариса лежит пустой, но она бьет по нему кулаком, гнев и паника вырываются наружу с каждым ударом. Наступает спокойствие. Она ложится обратно, расстегивает джинсы, стягивает их с бедер. В свете фонарика видны бледно-зеленые шестидюймовые стебли и пучок узких, переплетенных корней. Когда она проводит пальцем по кончикам, то чувствует ответную дрожь глубоко внутри, ощущение легкого щелчка языком, за которым следует электрический разряд боли. У нее перехватывает дыхание, и она впивается передними зубами в нижнюю губу, цепляясь за боль, чтобы сохранить рассудок.
Она осторожно зажимает стебель между двумя пальцами и тянет, молясь, чтобы этот паразит легко выскользнул, но тварь держится крепко, и льется еще больше крови.
Она обхватывает податливые лезвия пальцами, сжимает руку в кулак, делает глубокий вдох и дергает, прежде чем успевает передумать. Ее зрение обостряется. Она кричит, чтобы не потерять сознание.
Если бы Барис услышал ее крик, она знает, что он пришел бы к ней. Но поскольку его нет, она берет пистолет и фонарик и, шатаясь, идет через луг в лес.
Сначала она видит только кору, листья и ветки, можжевельники и пионы, царственные осины, кивающие на ветру, но чем дальше она идет, тем более чувствительным становится ее зрение, тем ловчее она различает пороги этого царства.
Ей хочется выкрикнуть имя Бариса, но она слишком живо помнит эти сросшиеся позвонки, горло, забитое можжевельником и кусочками коры, и предпочитает хранить молчание.
Под ее ногами из суглинистой почвы торчат покрытые лишайником корни; они прокладывают извилистые, неестественные тропы, стремясь оборвать ее. На скрюченном можжевельнике, пронзенном молнией и почерневшем, висят гротескные семена, каждое из которых состоит из пяти вытянутых рядов, белых бусин, которые звенят и дрожат. Затем глаза и мозг координируют свои действия, чтобы придать смысл этому ужасу, сросшимся рукам и крошечным косточкам пальцев, переплетению запястья. Корневые системы окружающих деревьев переплетаются с карпальными костями, черепами и голенями, тазовым поясом, украшенным веревочными витками серо-фиолетового мяса.
Она выключает фонарик и перебегает от одного всплеска лунного света к другому, бродя с пистолетом в руках по этим лесам-чертогам, вздрагивая каждый раз, когда что-то капает сверху.
О том, что Барис - недавнее дополнение к этой картине, свидетельствует его относительная не поврежденность и все еще новый вид его тактической куртки и едва потертых "Росомах". Его лицо, когда-то так невыразимо дорогое ей, теперь просто неузнаваемо. Она отворачивается, ненавидя его за то, что он сделал, но еще больше ненавидя его потерю.
Какое-то мгновение она колеблется между порывами горя и ярости.
Ты сказал, что я пойду первой. Ты будешь позади.
Лес дрожит, хотя ветра нет. Она слышит плач совы и задается вопросом, есть ли у животных какой-то иммунитет к этому, не случайно ли она не видит ни шкур, ни перьев, ни лап, ни меха. Возможно, растения теперь стали разумными и могут различать виды добычи. Возможно, в этом и есть смысл.
Пистолет Бариса лежит в подлеске рядом с ним. Она начинает отходить от него, потом возвращается и пытается поднять его. Виноградные лозы борются с ней за обладание оружием, но на этот раз она побеждает, обнаружив, что дуло, спусковая скоба и прицел уже забиты грубыми и спутанными сорняками. Она выбрасывает пистолет и пытается найти дорогу обратно на луг, но ее медленное продвижение быстро превращается в испытание, ее хлещут и колотят, ласкают и запутывают, как паука в мухоловке.
Когда она спотыкается, ее нога запутывается. В течение нескольких минут колонизируются целые участки ее горла и мозга. Адреналин заливает ее кровь. Ее сердце замирает, и она слепнет и глохнет за считанные секунды. Ее мозговые волны резко усиливаются, даже когда смертельная истома захлестывает ее. Только в последний момент, когда она чувствует, как лес проникает в каждую влажную и морщинистую пору ее ячеистой кожи, она вспоминает о магии, которой все еще владеет, о быстрой смерти, которую Барис обещал и от которой отказался, и тянется к пистолету. Подносит его к голове, но не может вспомнить, что это за предмет, как его использовать и почему это вообще имеет значение.
Слов нет.
Внутри нее нарастает звук, и она пытается его озвучить, но теперь ею владеют другие формы жизни, богатые питательные вещества ее костей и крови распределяются между миллионами микроскопических ртов, а ее тело перепрофилируется для более великой судьбы.