«Тот, кто шепчет мертвецу и возвращает его к жизни» Люси Тейлор

Я резко проснулась, когда собака с лиловыми глазами, которая сопровождала меня в пустыне Нью Мехико, вонзила зубы в мою тыльную сторону ладони. Я вскрикнула и, перевернувшись на живот, чуть приподнялась, выблевывая остатки текилы на рядом растущий кактус, распугав пару ящериц.
Уставившись на собаку, я спросила: «Где Уинтер?»
Зверь вилял своим черным бычьим хвостом. Это был не просто представитель собачьего племени, которых я знала раньше, а какое-то ушастое существо с широко расставленными глазами, которые глядели по-человечьи. И эти глаза умоляли меня следовать дальше.
Девятью часами ранее, я опрокидывала одну за другой стопки текилы себе в горло на веранде бара в Санта Фе, когда заметила Лео Уинтера, которого искала до этого. Бродяга, шаман и знахарь с сомнительной репутацией, Уинтер происходил из индейцев Навахо, постоянно разглагольствовал об энергетических водоворотах и сексуальном блаженстве. Он легко завоевал доверие моей младшей сестры Верны. 19-ти лет от роду, несколько месяцев назад она стала жертвой ужасного преступления. С тех пор она почти не разговаривала и редко покидала дом, так что когда она вдруг сбежала с самопровозглашённым индейским шаманом, я понадеялась, что она нашла то, что ей нужно.
А потом я узнала больше о Лео Уинтере и, только бог знает, сколько сил и времени мне стоило разыскать их. В резервациях слухи распространяются быстро. Молва гласила, что Уинтер (чьё настоящее имя было Лео Нез и который раньше продавал флейты туристам в Четырёх Углах) связан с серьезными опасностями: колдовство, скальпирование, продажа души темным ангелам, которые завязаны во всём этом дерьме. И хотя он периодически появлялся в миру – в виде популярной личности представителя высокого класса в искусстве коренных американцев – его настоящим домом был этот легендарный грёбанный дворец под названием "Сладкая боль", что значит адское место садистских удовольствий.
Там-то я и надеялась отыскать Верну.
Зверюга рядом со мной зарычал и побежал вдаль к кроваво-красному холму. Вскочив на ноги, я последовала за ним.
««—»»
В "Сладкую боль" попасть не так просто, черт бы еe побрал. У входа вам поставят печать на руку, а до этого задают довольно самонадеянные вопросы, вроде такого: как вы можете идентифицировать себя с теми, кто уже получил доступ? Уинтер поделился этой информацией с Верной, а та, в свою очередь со мной – может она думала, что я сама захочу побывать там. Так что, когда в то утро я увидела Уинтера, то мигом осушила последнюю стопку текилы и побрела дальше, стараясь выглядеть, как женщина, которая знает, что делает.
Уинтер с восхищением разглядывал пару ботинок от Тони Лама в витрине модного мужского магазина, а в это время две туристки украдкой его фотографировали. Нетрудно понять почему. Его длинные черные волосы спускались до пояса надетых на нем узких джинсов “Левис”; у Лео была узкая талия и при этом массивный мускулистый торс. Я мысленно представила, как он сидит обнаженный и намазанный маслом в сауне рядом с пылающими черными камнями. Опасные мысли. Я прогнала их.
«Эй, хочу спросить у тебя кое-что», обратилась к нему я, а он резко поднял голову, возможно думая, что я очередная туристка, желающая знать, как пройти к какой-нибудь местной достопримечательности. Но вопрос был иным. «Ты трахаешься также хорошо, как и выглядишь?»
От удивления он поднял обсидиановые брови над черными глазами хищника.
«Иди домой и протрезвись».
«Я трезва». Что ж, почти правда. Ну ладно, не совсем. Мне бы не помешало охладиться и проветриться, текила в этом городе ужасно крепка.
Уинтер отвернулся, и я поймала его за руку. «Ты забрал мою сестру Верну. Запер ее в каком-то сумасшедшем секс-клубе, как я слышала. "Сладкая боль", вроде бы».
Выражение его лица не изменилось, но атмосфера между нами явно переменилась: сквозь меня будто пронесся горячий поток энергии.
«А, ты сестра Верны… Тебя зовут Кори? Она говорила о тебе. Сказала, что ты алкашка, которая любит потрахаться».
«А вот сейчас было обидно», ответила я и начала смеяться. Просто не могла удержаться. «Так и знала, что ты задира, Уинтер. Если ты намерен напугать меня, ты должен очень постараться».
Он казался удивленным, словно не привык к таким разговорам с девушками. Перевел взгляд на небо, затем снова посмотрел на меня.
«Как насчет прокатиться?»
««—»»
Мы мчали на юго-запад по направлению к Кубе (той Кубе, что находится в Нью Мехико) в “Рэндж Ровере” Уинтера, и его странный пёс глазел на меня с заднего сиденья.
Земля здесь более безжизненна. Мили обжигающего песка и пожухлые растения на фоне полосатых красно-белых скал. Проехав 50 миль в самом сердце адской пустыни, он притормозил и указал рукой на север.
«Видишь ту гору с плоской вершиной? Тебе туда. Дальше придется идти пешком, извини».
«Черт, ты с ума сошел? Так недолго хватить тепловой удар!»
«Ты же хочешь найти "Сладкую боль"? А, наверное, не очень-то и хочешь. Может, отвезти тебя назад в Санта-Фе?»
Я едва помню, как выходила из “Ровера”, и за мной следом потащилась дворняга. С тревогой смотрела я на пылевое облако, ползущее по пустыне. Передо мной простирался сухой ландшафт, состоящий их засохших кустарников и заметённых песком обмелевших ручьев, тишина, нарушаемая лишь случайными ящерицами и колючими полупрозрачными скорпионами со стеклянными телами.
В заднем кармане я нащупала флягу и нож, который у меня всегда с собой на всякий случай. А в моей жизни такие случаи вполне могут быть. Думала, что просто сделав глоток, успокою нервы, но внезапно у меня закружилась голова. После того, как я рухнула, пёс, принявший мою руку за жевательную игрушку, вернул меня к жизни, но к тому времени, когда мы дошли до плоской горы, я подумала, не было ли все это напрасным.
Я ожидала увидеть некий чувственный купол разврата или может, какую-то секс утопию, устроенную на виртуальном Карибском море, но нашла лишь скрюченный каменный домишко, примостившийся у подножия горы, песчаные скалы которой потрескались, как и гротескно шрамированное лицо огромного урода, охраняющего вход.
Гигант рассматривал мою окровавленную руку. Я сглупила, подумав, что он собирается оказать мне первую помощь. По крайней мере, предложит гребанный пластырь. Вместо этого, он поднес мою руку ко рту, слизнул кровь и кивнул, будто дегустатор вина, распознавший продукт особенно хорошего урожая. На тыльной стороне своей ладони я увидела след от укуса и поняла, что это была отметка, о которой говорила Верна.
Увечье стало моим пропуском в "Сладкую боль".
««—»»
В домишке открылся каменный туннель, с тускло освещенными помещениями, похожими на пещеры, из которых были слышны бормотания и похрюкивания. Три обнаженных женщины окружили двух мужчин, одетых в искусственные шкуры каких-то фантастических существ; дальше бритоголовая красотка с татуированным черепом оплетала лозой плюща раздутый член какого-то потного дрожащего мазохиста. Голубой свет лился из ниш в стенах, отбрасывая причудливые тени. Позади себя я слышала, как когти пса скребут по камню.
Каменная лестница спускалась в комнату с высокими потолками, где пещера открывалась, как живот великана, и арочные проемы блестели цветным стеклом. Здесь любовники гнездились в гамаках, подвешенных над полом; их стоны и крики отдавались эхом от каменных стен. Влажный воздух плыл ароматами сандалового дерева и ладана, смешиваясь то тут, то там с резкими запахами разложения. В отличие от тех, кто резвился этажом выше, здесь они выглядели более умелыми и проворными, изгибаясь во всех направлениях.
Я с трудом пыталась представить свою сестру в этом странном месте, робкую и застенчивую Верну, склонную к депрессиям и саморазрушению, пугливую, если дело касалось мужчин и берегущую свою девственность до того, как прошлым летом трое отморозков из ацтекского района Баррио в Руидозо использовали её, чтобы их приняли в банду. Воспоминания о ее рассказе о той ночи были невыносимы; инстинктивно я огляделась вокруг, чтобы отвлечься от мыслей. В "Сладкой болe" это было нетрудно сделать.
Рядом с кучей влажных и стекающих сталагмитов сгорбился какой-то старый монах, из открытой мантии которого виднелся двуглавый пенис, а над ним склонились двое извращенцев женского и мужского пола. Понаблюдав, я словно в трансе приблизилась к ним, ожидая своей очереди. Я ждала каких-то эмоций и ощущений, либо наслаждения, либо отвращения, но я не чувствовала абсолютно ничего.
Старик, казалось, ощутил моё разочарование, и тоном телевизионного проповедника посоветовал мне продолжить путь дальше в пещеру.
Я послушалась и пошла дальше, но вскоре путь мне преградили гротескные полупрозрачные витражи, вделанные меж каменных стен. В неуверенности я начала оглядываться вокруг, но вдруг заметила, как несколько человек без труда проникали через барьеры. Я размышляла, надо ли мне задержать дыхание, словно я ныряю в водопад, либо я могу с легкостью преодолеть эти витиеватые алые с изумрудно-зеленым «окна», и наслаждаться тем, что мне предложат там внутри. Кажется, что там полным-полно вариантов эротических деликатесов. Витражи наслаивались друг на друга, каждое тонированное окно – вход в еще одну оргию или сплетение Кама Сутры.
Я бродила по этим эротическим чудесам и вдруг осознала, что совсем забыла про Верну на долгое время – если слово «время» могло быть уместным в таком месте, как "Сладкая боль".
Одна из прозрачных панелей настолько взволновала меня, что я не могла заставить себя войти внутрь: тени, напоминающие бабочек или стрекоз, развевались в серебряной паутине. Внезапно это сильно встревожило меня, и я стала отступать назад, когда чья-то темная рука, с ухоженным маникюром и выступающими венами, упала мне на плечо. Обернувшись, я встретилась с дикими глазами Уинтера. Теперь это был не хорошо одетый торговец произведениями искусства, а обнаженный и пожирающий меня звериным взглядом мужчина.
«Всё ещё ищешь сестру?» в его голосе сквозило злобное презрение. «Или ты тоже сражена всеми этими штучками "Сладкой боли"?»
«Ты имеешь в виду эту интермедию? Она мне уже наскучила. Просто покажи мне, где моя сестра».
«Она далеко, но ближе, чем раньше», сказал он, будто получая удовольствие от моего замешательства. «Когда она только попала сюда, она очень нервничала, как и большинство впервые пришедших, боялась заходить в нижние комнаты. Теперь, когда она погрузилась в самые глубокие части "Сладкой боли", она абсолютно испорчена. И не остановится до тех пор, пока ее душа не будет разрушена».
«Оставь своё бла бла бла для кого-нибудь другого, просто приведи меня к ней».
Он вздохнул, как преподаватель перед отстающим студентом, но все-таки повел меня вниз по лабиринту из гранитных и песчано-каменных туннелей. Шагая по пугающе узкому лабиринту, я чувствовала, как возрастает его энергия. Расстроенная, я пыталась сосредоточиться на мыслях о Верне, но все, что я видела, пробуждало желание, заставляло мои мысли раствориться друг в друге, как пропитанная дождем акварель. Мы проходили через Комнату Грёз, где обнаженные женщины и мужчины возлегали с открытыми глазами, но в то же время казались спящими. Некоторые мастурбировали или занимались любовью, находясь в трансе и выставив напоказ все свои темные и пошлые грёзы. Собаки, вроде той, что привела меня сюда, сидели у их ног или припали к их животам и груди. Когда кто-то из спящих дёргался или стонал, эти гончие демоны яростно заливались переливистым лаем, будто громкие звенящие колокола.
Ко мне приближалась, улыбаясь, какая-то блондинка. Она была словно марципановая кукла, белая, сладкая и ароматная. У нее была ослепительная кожа, цвета слоновой кости, девушка крутилась среди извивающихся тел в своей яркой наготе, сузив глаза, будто прицениваясь к съедобным блюдам в этом роскошной мясной лавке.
Ее глаза цвета индиго оценивали меня.
«Новенькая», произнесла она соблазнительным голосом. «Так пусть твое пребывание здесь будет плодотворным».
Сладкоголосая хищница. Мне захотелось прикоснуться к ее сахарной груди, ее широким и крутым бёдрам, но я побоялась, что ее плоть может оказаться липкой как сладкие ириски.
У Лео Винтера не было таких сомнений. Он притянул ее к своей груди, провел ногой между ее бедер и повалил ее одним быстрым ударом, настолько бесцеремонно, что я подумала, она будет протестовать. Вместо этого она слилась с ним, полностью слилась. А я стояла рядом, охваченная похотью и завистью.
Когда я повернулась, чтобы пойти прочь оттуда, она сказала, смеясь: «Спускайся глубже».
Я подумала, что она дает инструкции Уинтеру, но потом поняла, что она обращалась ко мне.
«Растворись в "Сладкой боли", будто от этого зависит твоя жизнь. И смерть. Покажи, на что ты способна».
«Я уйду, когда отыщу Верну».
«Ты вольна делать, что хочешь, конечно», сказала сладкоголосая богиня, чей зад ударялся о ложе под напором Уинтера. «Или ты можешь остаться и затрахаться до смерти. Некоторые так делали».
Ее страсть казалась подлинной, что беспокоило меня всё больше.
Я шла вперед, прокладывая путь вдоль подземного ручья, который периодически исчезал среди скал, а потом снова появлялся со свирепым шипением брызгающих волн. В некоторых местах вода блестела темно-красным цветом. Интересно, была ли это кровь.
Послышалось какое-то хихиканье, я обернулась и увидела Уинтера, следующего за мной по пятам. «Многие спрашивают о цвете воды. Это из-за красного песчаного камня, из которого состоит вся пещерная система, но мне нравится думать, что это нечто большее. Красная нить, которая связывает нас с нашими плотскими аппетитами».
Речушка обрушивалась вокруг нескольких скал и вырывалась из поля зрения в следующую часть своего подземного путешествия. Дальше путь преграждали упавшие валуны. Внезапно я обнаружила, что смотрю через мутное, забрызганное водой стекло на тех же пугающих крылатых существ - гигантских стрекоз или пещерных летучих мышей, которых я видела раньше.
Уинтер подтолкнул меня. "Иди же."
В этот раз я подумала, что у меня нет выбора, но прижалась лбом и ладонями к этому подобию стекла. Оно не поддалось. Что, если теперь стекло было настоящим, и я порежусь, когда оно разобьется? Пока я раздумывала, одна из тварей ударилась о панель, отскочила, и стекло выгнулось. Я толкнула стекло, и прозрачная панель разлетелась на тысячи мелких серебряных капель. Уинтер скользнул внутрь вслед за мной.
Прежде, чем я смогла определить, где нахожусь, капля крови упала на мое запястье и стекла вниз на палец. Подняв глаза, я увидела вовсе не стрекоз или летучих мышей, а голых мужчин и женщин, висящих на крюках и раскачивающихся на натянутой гротескной коже, эдакие человеческие воздушные змеи, управляемые наземными надзирателями.
Если бы не ее длинные волосы, свисающие вниз, я бы не узнала свою сестру, висящую на крючке на тросе. Она словно парила там наверху, глаза ее были закрыты, лицо безмятежно сияло, словно полная луна.
Другие парили вокруг нее, но эта воздушная хореография была так умело построена, что никто из висящих не сталкивался. Лишь случайные прикосновения пальцев. Я видела дикое желание в лицах висящих.
Я позвала Верну по имени, но она не выдала никаких признаков, что узнала меня.
«Снимите ее оттуда!»
Я надеялась, что мужчина, управляющий тросом Верны, спустит ее вниз, но вдруг обнаружилa, что внизу никого нет, ни одного надзирателя. Верна и остальные, казалось, летали по своей воле.
Уинтер что-то зашептал на незнакомом мне языке, а Верна вдруг повернулась к земле, на ее лице отразились недовольство и недоумение. Я схватила ее, потрясенная очень малым весом ее измученного тела. Ее глаза блестели, как полированные агаты. «Пойдем со мной», сказала я. «Ты можешь идти?»
Она мигнула. «Кори? Что ты здесь делаешь?»
«Забираю тебя домой».
«Но я не могу уйти».
«Конечно можешь».
«Нет!» Она умоляюще смотрела на Уинтера. «Не позволяй ей! Я хочу остаться с тобой!»
Я стала трясти её. «Верна, не глупи! Он тебе не друг. Бог знает, что он наговорил тебе, чтобы убедить прийти сюда, где он может пользоваться тобой, когда захочет».
«Это неправда. Он спас меня!»
«От чего? От скуки? От воздержания?»
«От смерти!»
Ничего не ответив, я стала осторожно снимать ее с крюка. Весьма кровавая работа, наверное, ей было очень больно, но я подумала, что сестра и до этого немало настрадалась.
«Ты, наверное, думаешь, что я брежу», сказала она.
Не было смысла отрицать. Я кивнула. «Но я помогу тебе. Ты оставишь "Сладкую боль" и всё это в прошлом».
«Мы с тобой никогда не говорили об этом».
Я вздрогнула, тотчас поняв, о чем она. «Ты про тех отморозков из Баррио? Думаю, лучше всё забыть».
В ее смехе зазвучали нотки истерики. «Тебе не понять, какие ужасы мне пришлось пережить, как после того, что они сделали со мной, мне хотелось лишь умереть. Однажды я решилась послать все к черту. В теплице я обвязала балку веревкой и взобралась по лестнице. Шагнуть было легко, я представила, что я снова маленькая девочка, которая прыгает в папины объятья. Но это было так больно! Я пыталась дотянуться ногой обратно до лестницы, но напрасно. Пыталась ослабить узел, но веревка впилась в шею. Вся кровь прилила к голове, казалось, сейчас выскочат мои глаза. Я откусила себе кончик языка, и все, о чем я могла думать, это то, на что я буду похожа, когда ты или Мами найдете меня, я хотела сделать так, чтобы вернуть время вспять, многое бы отдала, чтобы просто не делать это. Но потом я услышала его…» Она посмотрела на Винтера. «Он шептал, произносил заклинания, произносил слова, в которых была жизнь. Я держалась за этот голос как за руку. Я последовала за ним сюда, из Смерти, в это удивительное место, вдвоем, в "Сладкую боль"».
Я в ужасе уставилась на нее и всё яснее понимала, что Уинтер всего навсего похитил мою сестру, притащил в эту темную дыру безумия, промыл ей мозги, заставив поверить, что она воскресла именно здесь, вися на крюках, зацепившись за них голой кожей, и что вся эта дрянь намного лучше того, что с ней было раньше.
Схватив ее руку, я стала крутить ее, пока она не закричала (что ж, хотела боли, получай!), потом потащила ее в туннель, по которому мы с Уинтером пришли сюда. Она была легкой как пушинка, но сила ее сопротивления поражала. Уинтер преградил мне путь. «Оставь ее. Она принадлежит этому месту. И ты останешься с ней здесь».
Если у Уинтера была идея предложить мне остаться, то у меня была совершенно другая идея. Когда он сделал шаг ближе, я отпустила Верну и достала нож.
Я до сих пор думаю, что не намеревалась резать его, но иногда думаю о многих вещах в моей жизни, которых я не собиралась делать, но всё же они случались. Или может это "Сладкая боль" так меняет людей, пробуждая способность к насилию. Мой нож изголодался по прекрасной плоти и рассек ее от пупка до грудины. Я почувствовала волнение почти соизмеримое с похотью, когда он схватился за рану рукой, и между его пальцев потекла кровь.
Наши глаза встретились; я ожидала увидеть ярость в его взгляде, но увидела нечто, похожее на сожаление.
Верна кричала и отбивалась, когда я тащила ее сквозь прозрачные панели. Впереди показалась собака-мутант. Зверь обнажил клыки, и мне пришлось отпустить руку Верны и достать нож. Пёс убежал.
Внезапно я ощутила жар и агонию в грудной клетке. Верна вытащила нож и снова стала наносить удар. Я пыталась отбиться, но ее сила была словно демонической.
Верна наблюдала как я умираю. До сих пор не могу понять, то ли ее слова мне послышались, так как я теряла сознание, то ли она действительно насылала проклятья. «После смерти нет секса», было последнее, что я услышала. Затем ее осуждающий голос становился все тише и тише, ее лицо уменьшилось до размера отпечатка большого пальца с крошечным смазанным пятном «о» вместо рта.
Мысли мои уходили куда-то прочь из головы, тело казалось, разобралось на части, как плохо исполненная идея, отправленная обратно на чертежную доску. Моя отдельная личность чувствовала лишь огромную пустоту.
Но... через промежутки времени, напоминающие вечность, проник звук. Приглушенный голос пропитан ароматами и текстурами, каждый слог - это геометрия желания.
Ребёнком я любила забираться на подпорки за нашим домом, чтобы добраться к самому верхнему окну. Нужно было особое умение и навык, чтобы залезть по тем перекладинам, тщательно выбирая ногами более устойчивые и те, что недалеко от меня. Эти бормотания напоминали мне те самые перекладины, они будто перемещались (или это я их перемещала?) то дальше то ближе.
Вслед за звуками пришли причудливые видения. Я была воином-ацтеком, а Уинтер моим рабом, он падал ниц передо мной. Потом я снова стала женщиной, и спаривалась с ним под открытым навесом в саванне, простирающейся до самого горизонта, покрытой дикими травами. Я была также его горделивой матерью, его братом-близнецом, его мстительной наложницей, его жертвой и даже его убийцей. Какими бы ни были наши отношения, мы всегда отдавались друг другу. То мы родственные души, то ненавидим друг друга, мы привязаны к колесу желаний, столь же дьявольскому, как любое средневековое орудие пыток.
Моя душа, мой дух – что бы это ни было – вновь вернулось в мою плоть, как дождевой червь, возвращается обратно вглубь земли.
Открыв глаза в мире "Сладкой боли", я услышала, как Лео Уинтер сказал: «Я так и не ответил на твой вопрос».
«Так ответь сейчас».
Мы трахались как проклятые, хотя мы и были таковыми, словно нашим последним желанием на земле было залезть друг другу под кожу, во все внутренние органы, смешать кровь и кости и станцевать на своих же останках. Страсть существует только для того, чтобы вызывать еще больше страсти, и я ничего более не желала, секс и смерть – вот вечный цикл. Я взялась за волосы Уинтера, намереваясь протолкнуть его еще глубже в меня, но… ничего не произошло. Моя кожа кричала.
Где-то надо мной раздался смех. «Ничего не кончено», это был голос Верны. «Это никогда не закончится. Впереди вечность. Ты привыкнешь. Теперь ты часть "Сладкой боли"».
Может быть.
Но я очень упряма, спросите Верну. Если я не вольна сама покинуть рай, я сгрызу себе ногу только чтобы поползти обратно в ад. Найти выход из "Сладкой боли" нелегкая задача. Очень много отвлекающих факторов, желание остаться превалирует над желанием уйти.
Демонический пёс сопровождал меня к выходу, у двери он повернулся и поплелся назад, в дом. Я проверила, остались ли следы зубов на моей руке. Остались.
««—»»
Прошли годы с тех пор, как меня прирезала моя бедная невменяемая сестра, а Уинтер вернул меня к жизни своей безумной энергией. Он все еще преследует меня в моих диких снах, провоцируя на самые потаенные желания.
А я все еще бегу как можно дальше от "Сладкой боли". Мне предложили работу учителем английского в Токио, и я начала новую жизнь. Избегала смотреть порнофильмы, никогда даже не пыталась взглянуть на бесстыдные мультфильмы в жанре манга и анимэ.
Но все же природа порой берет свое, она желает наверстать упущенное.
Однажды в метро я увидела изящно сложенного молодого человека. Он вежливо кивнул мне. Позади него метались какие-то тени вокруг навязчиво знакомой формы…
Прочистив горло, он отчетливо заговорил на английском, выкладывая слова, словно монеты на прилавок.
«Я видел твою руку…»
Приближался поезд, край платформы всего лишь в каком-то прыжке…
«Имеете в виду этот шрам?»
Пульсирующие тени создали образ пса с фиолетовыми глазами. Пёс стал приближаться к ногам молодого человека, но он, казалось, не заметил этого.
«Ты не против потрахаться…?»
Я прервала его. «Замолчи. Не спрашивай».
Поезд подъезжает. Я беру его за руку. «Можем выяснить вместе».