«Повелитель слов» С. Дж. Браун

Грант уставился в белую, дразнящую пустоту монитора компьютера - ладони лежали на краю клавиатуры, пальцы зависали над клавишами, слова и предложения приходили мертворожденными или с затухающим пульсом.
Он перевел взгляд с экрана на ночь, давившую на окно, и светящиеся огни в доме напротив. Окна выглядели как глаза, наблюдающие за ним, напоминая ему, что он больше не безымянен, что с ценой успеха приходят еще большие ожидания.
Грант постучал пальцами по столу, переводя взгляд с монитора на окно. Наконец, он встал и потянулся, чтобы закрыть жалюзи. На другой стороне улицы Грант увидел человека в плаще и шляпе, стоящего между дубами. Затем он моргнул, и фигура растворилась в тени. Грант прижался лицом к окну, держа руку над глазами, чтобы отгородиться от бликов настольной лампы, но что бы он ни увидел, все исчезло.
Грант закрыл жалюзи, затем сел и уставился на монитор. Разочарованный, он повернулся в кресле, откинулся назад и уставился на стену. Книжная полка стояла под постером из фильма "Вторжение похитителей тел", где Кевин Маккарти и Дана Уинтер спасались от более чем десятка безликих фигур. Над плакатом до сводчатого потолка тянулось шесть футов пустой белой стены. Грант уставился на стену, думая, как она похожа на пустой экран монитора его компьютера, и удивляясь, почему он никогда не вешал на стену ничего другого.
- Что ты делаешь?
Грант повернулся и увидел, что его жена, Дебби, смотрит на него из-за дверного проема.
Он уставился на нее, его глаза были пусты.
- Что?
- Что ты делаешь? - снова спросила она, как будто застала его за ковырянием в носу или посещением порносайта в Интернете.
- Ничего, - сказал он. - Я просто смотрю на стену.
- Прекрати, - сказала она. - Только сумасшедшие смотрят на стены. Я не хочу, чтобы кто-то подумал, что ты псих.
Она еще мгновение изучала его, затем повернулась и ушла в спальню.
Грант снова посмотрел на стену и вернулся к компьютеру, где провел следующие два часа, уставившись на пустой экран.


На следующий день Грант сидел за клавиатурой, печатая фрагменты мыслей, которые он удалял, как только они появлялись. Часами он барахтался, пытаясь вернуть то вдохновение, когда он писал свои первые два романа, когда слова приходили потоком. Но теперь словно чья-то рука забралась в его голову и перекрыла вентиль.
Грант встал и зашагал по комнате, доставая книги с полок и перелистывая страницы в поисках источника предложений и абзацев, источника слов. Потерпев неудачу, он сел обратно и уставился на монитор, затем покрутился в кресле и посмотрел на плакат "Вторжение похитителей тел". Переведя взгляд на стену над ним, Грант попытался сосредоточиться, делая глубокие вдохи, пока смотрел на стену, осознавая текстуру, узоры на штукатурке, тени, собирающиеся в углах. Чем дольше он смотрел, тем больше расслаблялся. Его сердце замедлилось. Дыхание стало неглубоким и мягким. Его руки и ноги казались невесомыми - буйки, плывущие по озеру под голубым летним небом.
Внутри Гранта что-то открылось, как радужная оболочка глаза, пропуская больше света, пока он почти не почувствовал что-то за стеной, за всей этой белизной, понимание, которое было просто недоступно. Он закрыл глаза и почувствовал, что его сознание начинает дрейфовать.
Снаружи сработала автомобильная сигнализация.
Выйдя из оцепенения, Грант посмотрел на стену, пытаясь восстановить свои ощущения, но это была всего лишь стена. Просто штукатурка и краска. Грант покачал головой и издал смешок, а затем снова повернулся к компьютеру, приготовившись к еще одному дню разочарования. Вместо этого его пальцы нащупали клавиатуру и начали печатать, сначала нерешительно, потом все увереннее, по мере того как мысли и слова шли ровной струйкой.
Если бы он потрудился выглянуть в окно, Грант увидел бы пару затененных фигур в плащах, стоящих на противоположной стороне улицы в тени дуба.


- Ну и как продвигается работа над книгой? - спросила Дебби, ковыряясь в полусъеденной лазанье на своей тарелке.
- Хорошо, - ответил Грант, что было не совсем ложью. Впервые за несколько недель он снова почувствовал себя писателем.
Дебби запила кусочек своей пасты вином и прочистила горло.
- Ты не задумывался над тем, о чем мы говорили на прошлой неделе?
- На прошлой неделе? - спросил Грант.
- Подгузники? Детская лига? Накопления на колледж? - сказала Дебби. - Ничего не напоминает?
В начале их брака Грант дал понять, что хочет сделать карьеру писателя, прежде чем взять на себя ответственность за воспитание детей. Теперь, когда он достиг определенного успеха, он не хотел жертвовать своей писательской деятельностью ради того, чтобы менять подгузники, помогать с домашним заданием или отвозить детей на футбольную тренировку.
- Нам обязательно говорить об этом сейчас? - спросил Грант.
- Если не сейчас, то когда? - спросила Дебби. - Каждый раз, когда я поднимаю эту тему, ты находишь способ избежать ее.
- Я ничего не избегаю, - сказал Грант. - Я просто не хочу торопить события.
- Торопить события? - сказала Дебби, выпустив отрывистый, лишенный юмора смех. - Прошло уже семь лет. Ты это называешь торопить события?
Иногда он действительно ненавидел тот факт, что женился на учительнице.
- У меня сейчас нет сил на это, - сказал Грант.
- Хорошо. - Дебби встала и отнесла свою тарелку на кухню. - Иди садись за компьютер и делай то, что должен делать, а потом приходи поговорить со мной, когда решишь, что у тебя есть силы.


Два часа спустя Грант сидел за компьютером, дверь в его комнату была закрыта, а последнее слово, написанное им ранее днем, застыло на экране в ожидании следующего слова, или выражения, или мысли, которые придадут ему баланс, чтобы перенести его в следующий абзац:
пустота
Но слова снова иссякли.
Черт бы ее побрал, подумал он. Черт бы ее побрал.
Дебби никогда не понимала его потребности писать. Она читала его первые черновики и праздновала с ним, когда он закончил свою книгу, когда он нашел агента и когда оба его романа были опубликованы, но она всегда считала, что он вырастет из этого, когда найдет настоящую работу. Она никогда не ценила те часы, которые он проводил, превращая слова в страницы, создавая нечто бессмертное, частичку своей души, выставленную на всеобщее обозрение.
Не раз Грант задумывался, не хочет ли его жена втайне, чтобы он потерпел неудачу. После того как она вновь стала настаивать на создании семьи, эти мысли вернулись.
Грант уставился на монитор, на последнее слово, написанное им более четырех часов назад.
пустота
и попытался вспомнить, куда привели его эти мысли. Но единственное место, куда, казалось, они вели его, был тупик.
Разочарование, такое же знакомое, как биение его собственного сердца, стучало в висках Гранта. Он оттолкнулся от стола, откинув стул, и повернулся лицом к компьютеру, от этого потухшего слова, плавающего в центре экрана. Он уставился на стену, на пустое белое пространство над постером фильма, затем повернулся и посмотрел на свой компьютер.
пустота
Повернувшись обратно к стене, Грант встал и подошел к плакату. Он снял постер с крючка и отложил его в сторону, а затем вернулся к своему креслу, сел и уставился на стену. Сначала он ничего не почувствовал. Но через несколько минут ощущения, возникшие днем ранее, вернулись, наполнив Гранта чувством, что он открыл портал, стоит на краю осознания, понимания, которое находится за гранью его восприятия.
Снаружи вдалеке завыла автомобильная сигнализация.
Грант не стал отвлекаться и продолжал смотреть на стену. Он почти слышал низкий гул неразборчивых слов, которые он мог бы понять, если бы только слова могли дойти до него.
Бросив стул, Грант опустился на пол перед книжной полкой и убрал книги, затем отодвинул книжную полку, не оставив никакой преграды, только стену, простирающуюся над ним на восемнадцать футов. Он сел на пол и уставился на стену, на небытие, на двести шестнадцать квадратных футов белого пустого пространства, прислушиваясь к ровному гулу, который проникал в его сознание, не понимая, что он слышит, но веря, что это реальность. Он закрыл глаза и открыл сознание.
Снаружи взвыла полицейская сирена, прервав связь. Грант открыл глаза и уставился на стену, пытаясь восстановить в памяти пережитое, но все, что он слышал и чувствовал, исчезло.
Чувствуя, что какое-то важное открытие ускользнуло от него, он вернулся в кресло, уверенный, что всю оставшуюся ночь будет сидеть за компьютером в бессилии, не в состоянии сосредоточиться. Но когда он потянулся к клавиатуре, слова полились сами собой.
Несколько часов спустя, когда Грант наконец уснул, на его столе лежали пятнадцать новых страниц - лучшие пятнадцать страниц, которые он когда-либо писал.


В течение следующей недели Грант проводил за компьютером каждую свободную минуту. Все чаще он садился перед стеной и закрывал глаза, прислушиваясь к ровному гулу, пытаясь расшифровать его послание. Затем он возвращался к компьютеру, и его пальцы набирали слова, фразы и идеи, которые он едва помнил, как придумал. Как будто он нашел связь с Создателем мыслей, с Повелителем слов.
С трех других стен в своей комнате он снял копию обложки своей первой книги в рамке, несколько фотографий его и Дебби и гравюру Сальвадора Дали. Книжные шкафы, картотеку и все, что не помещалось в шкафу, он выкинул в коридор, оставив только письменный стол, стул, компьютер и единственную лампу для работы ранним утром. Именно тогда он писал лучше всего, когда мир за пределами его комнаты становился тихим, а стены гудели.
- Что ты сделал со своей комнатой? - спросила Дебби, словно обвиняя его в том, что он что-то скрывает.
- Она слишком захламлена, - сказал Грант.
- Раньше она не была слишком захламленной.
Грант ответил ей пожатием плеч.
На следующее утро Грант обнаружил, что его небольшой книжный шкаф и торшер вернулись в комнату, а на стенах висело несколько фотографий в рамке. Он убрал фотографии и другие ненужные вещи, затем отнес их и все остальное, что он изгнал из своей комнаты, вниз по лестнице и в гараж. Вернувшись в свою комнату, Грант обнаружил, что его рукопись была потревожена - несколько страниц были прочитаны и перемещены. Быстро позавтракав, он поехал в хозяйственный магазин и купил для своей комнаты дверную ручку с ключом от входного замка.
Каждый день Грант чувствовал, как внутри него растет осознание, постижение реальности, которую он никогда не постигал, о существовании которой он даже не подозревал. Но каждый раз, когда он чувствовал, что близок к тому, чтобы установить окончательную связь, что-то отвлекало его. Автомобильные сигнализации срабатывали в любое время суток. Сирены кричали посреди ночи. Телефон звонил, а когда он отвечал, Грант слышал только гудки.
Все чаще Грант замечал фигуры в плащах и шляпах, стоящие в тени на другой стороне улицы или на лужайке перед домом и наблюдающие за ним. Но когда он отводил взгляд или выходил на улицу, чтобы разобраться, Грант находил лишь тени.
Несмотря на их загадочное существование, а в какой-то степени и благодаря ему, Грант считал, что фигуры ответственны за сигналы сигнализации, сирены и телефонные звонки. Он не знал, откуда они взялись, но решил, что это своего рода регуляторы - космические привратники, посланные помешать ему найти ключ, который откроет тайны за стенами.
Он не стал рассказывать Дебби ничего из этого. Она бы не поняла, даже если бы поверила ему. Кроме того, она была таким же источником отвлечения, как и регуляторы. Чем больше он думал об этом, тем больше Грант начинал думать, что его жена - одна из них.
- Почему ты повесил замок на свою дверь? - спросила она однажды за ужином.
Грант откусил кусочек свиной отбивной с картофельным пюре и уставился в свою тарелку.
- Как ты думаешь, почему люди ставят замок на дверь?
Он отодвинул свиную отбивную в сторону, а затем разложил картофельное пюре по тарелке так, что оно стало напоминать лепную стену.
- Что происходит, Грант? - сказала она. - Почему ты это делаешь?
- Что делаю? - сказал он, все еще глядя в свою тарелку.
- Это, - сказала Дебби. - Ты стал отстраненным, необщительным, отгораживаешь меня от того, что происходит в твоей жизни.
- Я не отгораживаюсь от тебя, - сказал Грант. - Я работаю.
Стопка листов, представлявших его новую рукопись, выросла с пятнадцати страниц до более чем ста. Его запас слов казался бесконечным.
- Черт возьми, Грант! Посмотри на меня.
Грант поднял глаза от своей тарелки. Позади Дебби на стене висела единственная цветочная картина. Грант задумался, что будет, если он снимет картину, будут ли стены здесь тоже с ним разговаривать.
- Грант?
- Что? - сказал он, переводя взгляд со стены на жену.
- Что с тобой?
- Со мной все в порядке, - сказал он, глядя прямо в глаза Дебби.
Дебби выдала небольшую, неровную улыбку, которая пошатнулась, а затем и вовсе исчезла.
- Что это значит?
- Ты знаешь, что это значит, - сказал Грант.
- Я не понимаю...
- Ты одна из них, - сказал Грант.
Дебби уставилась на него, ее лицо напряглось.
- Одна из кого? О чем ты говоришь?
- Почему ты вышла за меня замуж?
- Грант, я не...
- Почему ты вышла за меня замуж? - почти кричал он.
- Я вышла за тебя, потому что люблю тебя, - сказала Дебби, ее глаза наполнились слезами. - Я вышла за тебя, потому что хотела провести с тобой всю жизнь, иметь детей, состариться...
- У нас не будет детей, - сказал Грант.
Дебби уставилась на него, ее подбородок дрожал, слезы текли по щекам.
- Я больше не знаю, кто ты.
Она подняла свою тарелку и встала. Когда она проходила мимо Гранта в дверной проем кухни, он протянул руку и схватил Дебби за запястье. От испуга она уронила тарелку, размазав свиную отбивную, картофельное пюре и стручковую фасоль по кафельному полу кухни.
- Я хочу знать правду, - сказал Грант.
- Отпусти меня, - сказала Дебби, пытаясь вырваться. Ее свободная рука ударилась о стойку в дверном проеме кухни, сбив грязный мерный стакан на пол, где он разлетелся на осколки, которые рассыпались по плитке.
- Я хочу знать, что ты скрываешь, - сказал Грант.
- Я ничего не скрываю! - закричала она, упираясь в дверной косяк, пытаясь отстраниться.
Грант усилил хватку.
- Я хочу знать, кто эти люди снаружи.
- Я не знаю! - рука Дебби наткнулась на рукоятку ножа для стейка, и она схватила его, ее левая рука взметнулась вверх по широкой дуге, когда она откинулась назад, сопротивляясь хватке мужа. Нож быстро опустился, но Грант отпустил его за мгновение до того, как лезвие успело достичь его руки.
Дебби, спотыкаясь, попятилась назад на кухню, ее левая нога попала в картофельное пюре. Ее ноги скользнули, руки вывернулись, нож для стейка вылетел из руки, когда она упала на пол, ее голова откинулась назад и ударилась о кафель со звуком огромного разбивающегося яйца. Нож для стейка глухо звякнул о пол, когда ноги Дебби дернулись три раза, а затем остановились.
- Дебби? - сказал Грант. Он встал и пошел на кухню, мимо осколков тарелки и стекла, мимо свиной отбивной, зеленой фасоли и картофельного пюре, пока не дошел до своей жены. Между ее слегка приоткрытыми губами поднялся маленький красный пузырек слюны и тут же лопнул.
В этот момент Грант заметил кровь, растекающуюся по полу из затылка Дебби. Сначала Грант подумал, что она размозжила себе голову. Затем он увидел зазубренные края стекла и понял, что основание черепа его жены упало на разбитое дно мерного стакана.
Грант опустился на колени рядом с женой и взял ее за руку.
- Дебби, - сказал он, ища пульс и любые признаки жизни. Но она оставалась неподвижной, ее глаза смотрели в потолок, губы были разомкнуты, не было ни сердцебиения, ни дыхания.
Грант остался стоять на коленях, закрыв глаза от слез и мучений, которые, как он ожидал, должны были прийти, когда в его голове пронеслись десятки воспоминаний: он и Дебби гуляли по пляжу на Кауаи, свернувшись калачиком на диване, читали, занимались любовью на полу, где теперь лежало ее безжизненное тело.
Затем стены начали гудеть.
В своем сознании Грант начал видеть другие образы Дебби, не воспоминания, а откровения: Дебби шептала в телефон, скрывалась через заднюю дверь, пробиралась в его комнату и читала его рукопись.
Когда Грант открыл глаза, он уже не стоял на коленях на кухонном кафеле рядом с мертвой женой, а лежал на ковровом покрытии своей комнаты в окружении пустых белых стен, которые гудели и пульсировали. Грант прислушался. И он понял.
Отвернувшись от стен, Грант сел за компьютер и начал писать.


Прошла ночь, и наступило утро. На полу кухни остывало тело Дебби, а Грант сидел в своей комнате, прислушиваясь к стенам, слова и понятия струились в его голове. Все его тело пульсировало от знаний. Он чувствовал, как оно растекается по венам, вытекает из пор, высвобождается из разума - слова лились потоком.
Через некоторое время Грант почувствовал тупой звон в ушах, который становился все настойчивее, то прекращаясь, то возобновляясь, пока наконец он не распознал телефонный звонок. Он ждал, пока автоответчик снимет трубку, но телефон продолжал звонить. Когда он наконец ответил, Грант услышал на другом конце линии только гудки.
Грант повесил трубку и подошел к окну, ища глазами людей в плащах и шляпах, стоящих в тени. Но солнце уже поднялось достаточно высоко в небе, чтобы отогнать большую часть теней. Тем не менее Грант знал, что они там, наблюдают за ним.
Когда через несколько минут телефон зазвонил снова, Грант прошел через весь дом и отсоединил все провода. Отключив телефон на кухне, Грант перешагнул через тело Дебби в столовую и встал у стола, устремив взгляд на цветочную картину на противоположной стене. Справа от него столовая выходила в гостиную. Слева от него, мимо вишневого буфета из двух частей, в котором хранилась коллекция костяных фарфоровых чашек его жены, французские двери вели на задний дворик.
Грант уставился на картину и окружающую ее стену, затем посмотрел в гостиную, представляя, как будет выглядеть комната, если на стенах не будет ничего, и никакая мебель не будет загораживать ему обзор. Он подумал о том, какими нетронутыми будут стены, какими чистыми, какими бесконечными.
Из глубины дома доносился слабый гул. Грант наклонил голову и прислушался, улыбка промелькнула на его лице, когда он подошел к французским дверям и открыл их. Он снял картину и вынес ее наружу. Затем обеденный стол и стулья, а за ними - буфет, который Грант с пренебрежением вытащил на дворик, выломав одну из ножек и разбив почти все чайные чашки.
Гостиную пришлось освобождать дольше. Помимо картин, Гранту пришлось перенести два кресла с мягкой спинкой, торцевой столик, книжный шкаф во всю стену и диван. Диван был слишком тяжелым, чтобы маневрировать самостоятельно, поэтому Грант снял подушки и разрезал диван пополам пилой, прежде чем вытащить его на улицу.
Вокруг него дом гудел.
Грант перешел в семейную комнату, вытаскивая мебель и развлекательное оборудование через раздвижные стеклянные двери и снимая картины со стен. Тело Дебби было последним, его он вынес через французские двери и бросил в кучу вместе с остальным мусором.
Наверху он освободил кабинет жены, запихнув все, что мог, в шкаф, а затем перетащил ее письменный стол с тумбой через коридор в главную спальню. Когда стол не поместился в открытое окно, он выбил стационарное стекло, затем перебросил стол через край и закричал от восторга, когда стол взорвался на террасе внизу.
Далее последовали комоды, затем торшер, две тумбочки и, наконец, кровать. К тому времени, когда Грант закончил, полдень уже почти иссяк. Мягкий свет проникал через окна, в то время как Грант стоял посреди спальни, прислушиваясь к стенам, с закрытыми глазами и вытянутыми руками. Энергия струилась через него. Он почти слышал, как щелкает замок, открывающий потайной ход.
Внизу раздался звонок в дверь.
Грант сначала не обратил на него внимания, но звонок продолжал звонить, его настойчивый звон буравил его сознание, словно дрель. Когда он открыл глаза, стены перестали гудеть. Разъяренный, Грант выбежал из спальни и побежал вниз по лестнице. Не успел он добежать до двери, как звонок прекратился.
Он открыл входную дверь, надеясь застать кого-нибудь из тенистых мужчин, но крыльцо было пустым. Грант вышел на улицу и огляделся, ожидая увидеть фигуру, прячущуюся в кустах или убегающую, но единственное движение, которое он заметил, было трепетание крыльев, когда стая ласточек улетела в наступающие сумерки.
Бросив последний взгляд на двор, Грант вернулся в дом и закрыл дверь, посмотрев в глазок, а затем повернулся, чтобы заглянуть в гостиную. Угасающий солнечный свет проникал через переднее окно, отбрасывая тени на бесплодные, безмолвные стены. Чем дольше Грант изучал тени, тем больше они напоминали фигуры мужчин в плащах и шляпах, и он начал задаваться вопросом, не могут ли регуляторы каким-то образом проникнуть в его дом.
Не желая рисковать, Грант запер дом и поехал в хозяйственный магазин, где купил дюжину больших листов фанеры, ящик четырехдюймовых гвоздей, два галлона белой краски и стофутовый моток колючей проволоки. К тому времени, когда он вернулся домой, ночь уже полностью затянула небо черной полосой.
Сначала Грант протянул колючую проволоку через крыльцо в непроницаемую паутину, не позволяя никому добраться ни до двери, ни до дверного звонка. В конце концов, он ударом молотка отсоединил дверной звонок. Забив гвоздями входную дверь, он переключил свое внимание на окна внизу.
Сняв шторы и занавески, Грант вырезал фанеру и прибил ее на место, затем нанес два слоя краски, закрыл окна и огородил весь нижний этаж. Закончив, он направился наверх, чтобы завершить строительство своей крепости.
Снаружи на соседних улицах то и дело звучали автомобильные сигнализации, а вдалеке выли сирены.
Ближе к полуночи Грант стоял у окна в кабинете своей покойной жены, готовясь установить последний кусок фанеры. В лучах света от фонаря на противоположной стороне улицы Грант увидел несколько фигур в плащах, стоящих в лужах темноты. Он помахал им рукой, а затем поманил их пальцем, прежде чем прибить фанеру на место. Когда был нанесен последний слой краски, Грант прошел в спальню, сел на пол и закрыл глаза.
Стены теперь гудели громче, отдаваясь эхом, как будто вокруг него образовался энергетический контур, усиливающийся, проникающий в его душу. В расширенном пространстве своего сознания Грант увидел барьер - огромную каменную стену, которая простиралась за пределы мыслимых высот и тянулась бесконечно в обе стороны. Несмотря на свою грозность, стена была испещрена трещинами и разломами. Через эти трещины пробивался свет, ярче которого Грант ничего не знал, он пульсировал и давил на стену, проникал сквозь трещины, создавая огромное давление, пока стена не перестала его сдерживать.
Стена рухнула от взрыва света, который хлынул в Гранта, заполняя его, топя в восприятии. Словно открылся портал в другой разум. Дверь на небеса. Связь с Богом. Он закричал, не от боли или страха, а от удивления и славы - его тело сотрясалось в оргазме, слезы текли по щекам, когда крик перешел в смех.
Грант не помнил, как вернулся в свою комнату, но внезапно он оказался за своим рабочим столом, и откровения хлынули на экран его компьютера, словно он подключился к каналу передачи знаний. Он не ел. Он не спал. Он не останавливался, чтобы облегчить мочевой пузырь, но продолжал писать, его пальцы не отрывались от клавиатуры, слова не останавливались, пока солнце всходило и заходило в забвении, а стопка на его столе выросла до более чем шестисот страниц.
И все же это было еще не все, страницы и страницы, ожидающие написания, прозрения и истины, вливающиеся в него быстрее, чем он мог думать. Пальцы Гранта атаковали клавиатуру, когда стопка страниц перевалила за семьсот, затем за восемьсот. Время шло незаметно. Ни еда, ни сон не имели значения, ибо сила слов питала его.
Его чувства расширились, а реальность изменилась. Комната искажалась: стены, пол и потолок изгибались, меняя форму, пока углы и края не исчезли, и комната превратилась в одну сплошную стену, охватывающую его. Монитор растянулся и изогнулся, как лобовое стекло, через которое существовала другая вселенная, наполненная словами, мыслями и концепциями, образующими планеты, звезды и галактики. Его стол превратился в командный пульт космического корабля, а клавиатура - в рычаги управления, поднимающие его вверх и вдаль.
Он летел сквозь бесконечный макрокосмос, наблюдая за формирующимися словами, впитывая их энергию, слушая, чему они могут научить, упиваясь открытиями. Проходили дни, затем месяцы. Месяцы превращались в годы, годы - в десятилетия, десятилетия - в века. А слова всё прибывали, бесконечные и чудесные, лирические и гипнотические, симфония сознания.
Из дальних пределов этого разума возникали посторонние звуки, диссонирующие и навязчивые. Вначале они были негромкими, едва различимыми, как нечто большее, чем статическое электричество, затем становились все громче, пока звуки не стали безошибочными.
Сигнал тревоги. Кто-то колотит в стену. Голоса, зовущие людей. Сирены вдалеке, становящиеся все громче.
Какая-то невидимая сила схватила Гранта, оторвав его от слов и вытащив из новой вселенной, мимо знакомых планет и звезд, мимо солнца, засасывая его вниз сквозь слои газа и облаков, пробивая его сквозь чувства, через крышу собственного дома, обратно в его комнату.
Снизу донесся звук раскалывающегося дерева и бьющегося стекла, а затем шаги, грохочущие по лестнице. Теневые фигуры окружили его, плащи развевались, как крылья, неясные лица скрывались под широкополыми шляпами. Руки тянулись к нему, держали его, заставляли подчиняться, скручивали и связывали конечности. Что-то ужалило его в руку. Грант повернулся и увидел, как рука в перчатке отдергивается, а игла втягивается в плоть указательного пальца.
Его мысли стали путаться. Голоса и звуки отдалялись, искажались. Призрачные фигуры проносились мимо. Комната ускользала из фокуса. Пролетев через дверной проем, Грант оглянулся и увидел человека в плаще и шляпе, который отправлял его рукопись в печь, бывшую когда-то его шкафом. Затем комната исчезла, и наступила темнота.


Грант сидел на краю белой, стерильной кровати, дверь в палату была закрыта, и позднее полуденное солнце светило через окно на стене позади него. Он потерял счет дням, проведенным здесь, но знал, что прошла еще неделя, потому что Дебби пришла навестить его.
- Доктор Брукс говорит, что ты делаешь большие успехи, - сказала она со стула напротив Гранта, ее волосы были собраны в хвост. На коленях она работала спицами с клубком голубой пряжи. - Он говорит, что еще через месяц ты сможешь вернуться домой.
Грант не мог вспомнить, как он оказался здесь в качестве пациента. Обрывки образов приходили к нему во сне: колючая проволока, натянутая через крыльцо, мертвое тело Дебби на полу кухни и другие воспоминания, слишком странные, чтобы быть реальными. Врачи и медсестры выслушивали его, разговаривали с ним и помогали ему разобраться в своих снах. Тем не менее, события, предшествовавшие его срыву, оставались неясными.
- Когда я смогу снова начать писать? - спросил Грант.
- Ты знаешь, что доктор Брукс думает по этому поводу, - сказала Дебби, продолжая вязать. - Он сказал, что любая попытка писать может спровоцировать новый приступ, поэтому я думаю, что мы должны последовать его совету и не торопить события. Последнее, что тебе сейчас нужно, это еще один случай писательского блока.
Иногда Грант чувствовал, что до своего срыва он работал над чем-то грандиозным, меняющим жизнь, романом с беспрецедентными открытиями. Но Дебби уверяла его, что он не написал ни слова за несколько недель.
- Я думаю, нам нужно взять отпуск, - сказала Дебби. - Поехать куда-нибудь отдохнуть, например, в горы или на море, побыть наедине, пока есть возможность. - она отложила спицы и взяла в руки одну синюю пинетку. - Что ты думаешь?
Грант уставился на пинетку, затем перевел взгляд на изгиб впалого живота Дебби.
- Упс, - сказала Дебби, посмотрев на часы. - Мне пора.
Она наклонилась, чтобы запихнуть пряжу и спицы в сумку. Когда она это сделала, ее хвост упал на одну сторону, обнажив ряд неровных, исчезающих шрамов вдоль задней части шеи.
Она встала и поцеловала Гранта на прощание.
- Увидимся в следующий четверг, дорогой.
Когда Дебби открыла дверь и вышла из комнаты, она кому-то кивнула. На мгновение Грант увидел тень человека в плаще и шляпе, движущуюся вдоль стены коридора, затем тень превратилась в доктора с планшетом, совершающего обход.
Дверь закрылась с глухим щелчком, и в комнате воцарилась тишина. Грант закрыл глаза, сделал глубокий вдох, задержал его, затем выпустил, повторяя дыхание, представляя себе бесконечный водоем, голубой и безмятежный. Это упражнение было формой медитации, помогающей ему вспомнить, но в последнее время вода все время превращалась в море штукатурки.
Грант открыл глаза и уставился на стену. Он не хотел возвращаться домой и не хотел брать отпуск. Ему нравилось здесь. Он чувствовал себя в безопасности. У него даже появилось несколько друзей. Но больше всего ему нравилась его комната с односпальной кроватью и пустыми белыми стенами. Правда, в комнате было окно, но когда солнце садилось, он мог представить, что окна нет.
Днем Грант часто сидел и смотрел на стены, прислушиваясь к слабому гулу, который, казалось, исходил откуда-то из-за них. Иногда ему казалось, что он почти различает послание. Но ночью, когда звуки в клинике стихали и другие пациенты ложились спать, слова становились более четкими.
Грант подумал, что достать бумагу, наверное, будет несложно, но медсестры не давали ему ничего острого, поэтому он не мог попросить шариковую ручку или карандаш. Если бы только он мог достать маркер Black Berol или кусочек мела. Может быть, даже просто карандаш.
Грант уставился на стену и ждал наступления ночи.
Снаружи вдалеке завывала сигнализация.