«Восстань, Нанкин» А.Дж. Браун

Ким Пау Ли резко проснулся. Его глаза затрепетали, и он прислушался к звуку, в котором не был уверен, что слышал. Одинокий тяжелый удар эхом разнесся по квартире, волосы у него на затылке встали дыбом. Он протер глаза и потряс головой, пытаясь прогнать остатки сна.
Снова раздался стук, больше похожий на стук дерева по дереву, чем от руки незваного гостя. Ким сел на диване и посмотрел на часы в другом конце гостиной. На них было чуть больше четырех утра.
- Кто стучит в мою дверь? - сказал он на ломаном английском.
Он уставился на вход, ожидая ответа.
Раздался еще один стук в дверь, на этот раз гораздо сильнее.
Ким облизнул губы и сглотнул; его кожа покрылась гусиной кожей, сердце забилось быстрее. Он потянулся к краю дивана и схватил свою трость. Он встал, его колени подогнулись, а спина умоляла его сесть обратно.
- Кто там? - спросил он.
Снова раздался одинокий стук в дверь. Ким нахмурился.
- Кто там? Ответь мне.
Он сделал несколько нетвердых шагов к двери. Он остановился, едва не открыв ее, и прислушался; подождал еще одного стука, но его не последовало. Через несколько минут Ким отодвинул засов, снял цепочку и открыл дверь.
За исключением маленького белого огонька возле лестничной площадки в конце коридора, все было темно. Ким посмотрел в обе стороны, прищурив глаза, и обследовал темный коридор. Он не видел ничего и никого. Он покачал головой и что-то проворчал, затем провел морщинистой рукой по редеющим седым волосам.
Ким повернулся, чтобы вернуться в дом. Ослепительная боль зародилась в челюсти и пронеслась вверх по скуле, когда что-то твердое ударило его. Ким рухнул на пол, его челюсть горела, а из разбитой нижней губы и дырки на месте двух зубов потекла кровь. Он выплюнул один из них на пол, другой скользнул ему в горло. Слезы хлынули из его глаз.
Подняв глаза, Ким увидел одинокую фигуру, стоящую в тени, его грязные ботинки были единственным, что было видно в тусклом свете коридора. Один из ботинок взлетел и приземлился прямо ему под ребра. Ким упал на спину, его легкие горели, а рот был открыт, он пытался втянуть немного воздуха. Он схватился за ребра и перекатился на бок, подтянув колени к груди. Желудок наполнился тошнотой.
Глухой треск эхом разнесся по маленькой квартире, и голова Кима взорвалась болью из белых и желтых кругов, которые танцевали перед его глазами. Его мир поплыл прочь, когда он потерял сознание. Как раз перед тем, как потерять сознание, Ким услышал команду, отданную кому-то, кого он не мог видеть. Это было на знакомом китайском диалекте.
Отведи его на рисовые поля.
Ким проснулся лицом вниз в луже грязи. Лил дождь, и мир был окрашен в серые тона. Он поднял гудящую голову, грязь сползала с него жирными комками. Стоя на коленях, он понял, что он полностью обнаженный. Лицо Кима болело, а в ушах с каждым тяжелым ударом сердца проносился звук старых локомотивов.
Резкий толчок в спину заставил Кима повалиться на землю, он вытянул руки перед собой, но не удержался от падения обратно в грязь. Он выплюнул грязную воду и хрюкнул от боли, когда еще один толчок пришелся ему между лопаток. Он потряс головой, пытаясь избавиться от нахлынувшей на него волны дезориентации. Раздался третий толчок, и Кым перекатился на спину и сел.
На него был направлен пулемет. Он проследил за стволом вверх по рукам и к лицу своего похитителя. Мочевой пузырь Кима освободился. Перед ним стоял мертвый китайский солдат, кожа на его лице слезла, а ткань под ней приобрела болезненно-серый цвет.
Гневные слова вырвались из разлагающегося рта китайца.
Вставай! Вставай! Или я пристрелю тебя! Я убью тебя!
Ким украдкой огляделся по сторонам, поднимаясь на ноги. Он стоял на рисовом поле. Хотя вокруг них шел дождь, земля выглядела сухой и убранной. Тысячи тел были разбросаны повсюду, большинство из них были лишь кожей и костями с черными волосами, все еще растущими на давно мертвых черепах.
Кости зашевелились, многие из них встали и обросли плотью. Ким наблюдал, как рисовое поле ожило от мужчин, женщин и детей. Звуки плача и мольбы пронеслись в воздухе, сопровождаемые громкими тресками выстрелов.
Ким поискал глазами китайского солдата, но он исчез. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как японец опускает приклад винтовки на голову маленького мальчика. Она раскололась с глухим треском, и ребенок рухнул на землю; один глаз выскочил из глазницы. Какая-то женщина закричала и упала на землю, чтобы укачать своего ребенка. Слезы текли по ее перепачканному грязью лицу, когда она подняла мальчика на руки.
Японский солдат схватил женщину за руку и рывком поднял ее. Она уронила ребенка на землю и попыталась вырваться. Ким подумал, что этот человек показался ей знакомым: черты лица, тон голоса. Мужчина накричал на нее, предупредив, что никто не будет плакать по ней, когда она умрет. Он бросил ее на землю рядом с ребенком.
Женщина посмотрела на солдата с ненавистью в глазах. Солдат развернул винтовку и направил ее на нее. Штык казался острым, даже несмотря на ржавчину и пятна крови, покрывавшие его. Он крикнул ей, чтобы она возвращалась к работе. Когда она не подчинилась, он выставил вперед свою винтовку, штык вонзился ей в горло, несмотря на ее попытку защититься. Он дергал винтовкой из стороны в сторону, и ее безжизненное тело билось, пока он не вытащил штык. Он несколько раз вонзил лезвие в ее тело, вонзая его в ее грудь, живот, лицо и промежность.
Молодой китаец оторвал взгляд от происходящего и быстро опустил глаза. Солдат ухмыльнулся и схватил мужчину за руку. Он указал на женщину.
Трахни ее! Трахни ее сейчас же, или я убью тебя!
Мужчина покачал головой, но солдат с силой ударил его по лицу. Из губ мужчины потекла кровь, а глаза наполнились слезами.
Ты трахнешь ее! Сейчас же!
Он снова покачал головой в знак протеста. Солдат направил на него штык и вонзил его в ногу. Мужчина упал на землю. Солдат поднял его и толкнул вперед. Он жестом приказал другим солдатам снять с женщины черные штаны и сделать то же самое с мужчиной. Они толкнули его на женщину. Он закричал и попытался слезть с нее, но несколько стальных штыков вонзились ему в ноги и плечи, и он снова упал вперед.
Мужчина молил о пощаде.
Трахни ее! Или я убью тебя!
Мужчина снова покачал головой. Мгновением позже он резко упал, передняя часть его черепа отсутствовала.
Ким закрыл глаза и попытался отогнать эти образы. Они заполонили его разум, воспоминания о давних временах, которые он изо всех сил старался забыть. Когда он снова открыл их, сцена изменилась, рисового поля больше не было, мертвый ребенок, мать и мужчина тоже исчезли. Он был не голый, а в полном военном облачении, как в юности, когда служил в японской армии. В руках он держал пистолет. У его ног лежал человек в гражданской одежде, его тело несколько раз пронзили штыком. Поднялся смех среди криков, и он посмотрел по сторонам от себя. Другие японские солдаты, очень похожие на него, вонзали свои клинки в живые тела мирных жителей. Они смеялись, насмехаясь над умирающими.
Ким бросил винтовку и отшатнулся назад, его руки тряслись, а сердце бешено колотилось. Он споткнулся о ногу трупа и попытался удержаться. Его руки наткнулись на разлагающееся тело одного из мертвецов и с влажным всплеском вонзились в грудную полость.. Ким закричал и скатился с тела.
Он снова был стар, и когда он встал, его колени и лодыжки затрещали, а мышцы протестующе застонали. Пейзаж снова изменился.
Он стоял на краю линии огня, глядя на группу из почти двухсот молодых людей, связанных вместе, как тюки сена. Один мужчина обвис на ремнях, его голова превратилась в мясистую массу избитой плоти. Пленники стояли на краю гигантской ямы. Ким стоял в шеренге с другими солдатами, такими же старыми, как и он сам. Их глаза были безумными, и все они держали в руках автоматы.
В конце шеренги стоял Командир, подняв руку над головой.
ОГОНЬ! Закричал он и опустил руку.
Солдаты выпустили шквал пуль по мирным жителям. Дым валил из орудий, затуманивая зрение Кима. Он увидел, как несколько человек упали, а другие повалились навзничь. Дым рассеялся, и гражданские, которые не упали обратно в яму, лежали на земле у ее края.
- Нет, - попятившись назад, закричал он. Он снова бросил оружие на землю. Ким побежал к реке Янцзы, его ноги ныли, сердце бешено колотилось, в груди нарастал страх. Он остановился, не доходя до воды. Сотни тел плавали в мутной от крови реке. Многие из них громоздились у берегов, другие плыли по течению.
Ким схватился за голову и упал на колени. Он вскрикнул и закрыл глаза, надеясь, что когда откроет их, то снова окажется в своей крошечной квартирке в не самой приятной части города. Вместо этого вокруг него было много солдат, их штаны были спущены до лодыжек. Мертвые женщины и молодые девушки лежали на земле. Тех, кто не был мертв, солдаты насиловали, били и кололи. Закончив с каждой женщиной, они убивали их и оставляли вместе с другими телами.
Тот самый солдат, который убивал людей на рисовом поле, стоял со спущенными штанами, а перед ним на коленях стояла женщина. Он приставил нож к ее голове и закричал, чтобы она не останавливалась. В глазах молодой женщины безошибочно читался страх. Глаза солдата закатились, и он издал громкий стон. Он зарычал и провел ножом по шее женщины. Из раны брызнула кровь, и она упала на землю, ее тело тряслось, а глаза наполнились шоком.
Волна тошноты накатила на Кима, и его ноги ослабли; на лбу выступили капельки пота, а раны на лице, голове и ребрах всплыли в приступе гнева. У него закружилась голова, а колени подогнулись. Когда он падал, несколько рук подхватили его и подняли на ноги.
Его мир был словно в тумане, и Ким не мог разобрать, кто его задержал. Смерть висела в воздухе, смешанная с кровью, дымом, сексом и... страхом. Всплыло смутное воспоминание о японском командире, рассказывающем своим солдатам о том, как дерзко вели себя китайцы; это недопустимо; уроки должны быть усвоены.
Запах бензина, пламени и горящей плоти обжег ноздри Кима. Он задыхался, пытаясь отдышаться в дымке, которую оставляло после себя зловоние. Они протащили его по улицам Нанкина, его ноги волочились по земле, по телам убитых. Среди хаоса Ким услышал плач и крики раненых; мольбы и взывания тех, кто вот-вот умрет; выстрелы и смех во время казни. Он чувствовал запах дыма, крови, дерьма и мертвечины. Он чувствовал вкус загрязненного воздуха, смесь запахов которого выворачивала его желудок. Хуже того, он видел, как совершались подвиги; солдаты весело убивали невинных ради забавы; насиловали; убивали младенцев.
Они повалили его на колени, и мгновение спустя один из них вонзил штык ему в плечо. Ким закричал от боли и выставил одну руку перед собой, чтобы не упасть лицом вниз.
Звук моторов заставил его обратить свое внимание на ворота Сягуанья. Его защитники, как солдаты, так и мирные жители, лежали перед ним грудами трупов. Танки въехали через ворота, давя тела. Тело одного китайца было поднято гусеницами и разорвано в клочья, кусками падая обратно на землю.
Шевелитесь!
Ким обернулся и увидел знакомого солдата среди многих других, который вел группу мужчин с завязанными глазами и связанными за спиной руками к поляне, где земля пропиталась кровью.
Лежать! закричал солдат. Мужчины упали на колени, опустив головы. Солдат закатал рукава мундира. На его предплечье виднелся круглый шрам - знак преданности японским военным, который доставался лишь горстке мужчин. Ким посмотрел на свою руку, потирая шрам в том же самом месте, что и у молодого солдата перед ним.
- Нет, - сказал он по-японски, на языке, на котором он не говорил более шестидесяти лет.
Солдат поднял глаза, как будто услышал слова Кима. В его глазах Ким увидел то, чего он боялся. Оглянувшись на пленников, солдат ничего не сказал, вытащил из ножен меч и поднял его. Он вскрикнул и обрушил клинок на шею ближайшего пленника. Голова мужчины отлетела и упала перед Кимом. Солдат — Ким в молодые годы — поднял голову за волосы и высоко поднял, чтобы все видели. Он рассмеялся и отбросил ее в сторону.
- Нет... нет... нет.
Пойдем! китаец рявкнул и ткнул Кима пистолетом. Ким оглянулся на него. Этот человек был мертв уже давно. То немногое, что осталось от кожи, обвисло и было разорвано торчащими костями. Его глаза были лишь черными глазницами, на месте лба зияла дыра, форма была окровавлена и изорвана. Он ходил, заметно прихрамывая.
Китайские гражданские лица стояли вокруг него, держа оружие в мертвых руках; их тела разлагались и были едва ли больше, чем кости, покрытые кожей. Мертвые дети ползали на четвереньках, у них не было лиц, тела были разорваны, рты открыты в предсмертных криках. Когда-то беременные женщины носили на руках мертвых младенцев, их животы и влагалища были вскрыты. Некоторые младенцы свисали со все еще привязанных пуповин.
Они приблизились к району, где лежало много мертвых людей, но это были не мирные жители, их внутренности были разорваны на части, а головы проломлены. Вместо этого мужчины были одеты в японскую военную форму, как армейскую, так и военно-морскую. Многим из них было столько же лет, сколько Ким. Их тела горели, но пламя не растопило их. Крики и стоны эхом отдавались от умирающих солдат. Они тянулись к нему, тысячи протянутых рук молили о пощаде только для того, чтобы быть отбитыми мирными жителями с ружьями, топорами и вилами.
Один из гражданских схватил Кима за руку и сунул ему в руки лопату.
Копай!
Ким покачал головой. Костлявая рука ударила его по лицу, разрывая кожу и ткани. Кровь забрызгала гражданского, и он закричал на Кима.
Копай!
Ким вогнал лопату в землю, когда в памяти всплыло воспоминание о китайских мужчинах, делающих то самое, что он должен был сделать. Он отбросил грязь в сторону и продолжил. Несколько гражданских окружили его. Многие из них бросали в него камни и тыкали в него палками и вилами. И все же он копал до тех пор, пока не оказался в яме глубиной по бедро и длиной около трех футов. Его руки болели, спина, казалось, сломалась бы, если бы он поднял еще одну лопату земли, ноги горели.
Еще один камень попал ему в ребра, и он согнулся пополам. Выступили слезы, затуманивая его зрение. Гражданские насмехались над ним, точно так же, как он и его товарищи поступали с ними много лет назад. Он хотел извиниться, но знал, что это ни к чему хорошему не приведет.
Ким наклонился и схватил один из брошенных ими камней. Он оглядел мертвецов вокруг ямы. Только у того, кто привел его туда, был пистолет. Ким швырнул камень в гражданского, попав ему в грудь. Мертвец упал навзничь, выронив пистолет.
Ким попытался вылезти из ямы, но его измученное тело не желало подчиняться. Он потянулся за пистолетом и направил его на толпу, окружавшую его. Он сделал один выстрел, убив одного из мужчин вилами. Спусковой крючок заело. Прежде чем он смог снова поднять взгляд, острая боль пронзила его грудь, когда лезвие топора разорвало его старую форму спереди. Из раны брызнула кровь, и Ким упал в яму, держась за грудь.
Похороните его, сказал один из мужчин. Комок грязи приземлился ему на колени, за ним еще и еще. Он поднял глаза и увидел, что несколько его товарищей с лопатами в руках забрасывают его землей. В их глазах была знакомая покорность — та, которую он видел у многих побежденных китайских мужчин, женщин и детей во время захвата Нанкина.
- Нет, - сказала Ким и попытался вылезти из ямы. Раздался выстрел из винтовки, и Ким почувствовал, как пуля вошла ему в грудь. Он упал на спину и поморщился, хватая ртом воздух. Комок грязи попал ему в лицо. Часть грязи он выплюнул, остальное проглотил.
Ким взглянул на серое небо, затем на мертвых китайцев. На краю ямы стоял маленький мальчик с пробитой головой и одним глазом, свисающим на щеку. В руках он держал винтовку. Он плюнул в Кима и нажал на спусковой крючок. Челюсть Кима исчезла, кровь и кости разлетелись по земле. В его горле образовалась дыра, и воздух со свистом вырвался из раны, забрав с собой его жизнь.
Когда его мир померк, Ким поднял руку, пытаясь выбраться из могилы. Хотя он не мог сказать, как далеко были голоса, он мог слышать, как пение звенит в его ушах:
Восстань, Нанкин. Восстань и живи.