«Начнём!» Брайан Мойер

Мне всегда казалось, что авторы хорроров злоупотребляют словами о том, что персонаж почувствовал, как холодок пробежал у него по спине, чтобы обозначить страх или трепет. Стоя перед домом, в который я только что перевез свою семью, я полностью понял, почему они так часто им пользовались. В этом не было ничего явно неправильного, и холод, который я чувствовал, казалось, исходил из ниоткуда. Стояла середина июля, и воздух был неподвижен и тяжел от влажности. Мне ни в коем случае не должно было быть холодно, и все же, по моему позвоночнику пробежали мурашки, когда я добрался до верхней ступеньки и осторожно взялся за дверную ручку.
Дверь распахнулась внутрь, заставив меня отступить назад. Кто-то приклеил защелку скотчем, чтобы дверь не закрывалась. Холодок у меня по спине быстро превратился в арктический порыв ветра, когда запах ржавчины наполнил мои ноздри. Тяжелый мясной запах следовал за запахом ржавчины, создавая уникальное сочетание, напомнившее мне вонь скотобойни, которая, казалось, всегда была связана с моим дедом. Мой желудок взбунтовался от такого нападения, и я упал на колени, потеряв гамбургер и картошку фри, которые съел в тот день на обед.
Все еще дрожа от насильственного извержения содержимого моего желудка, я медленно поднялся на ноги и оглядел полутемную гостиную. Было странно, что я не заметил, что все шторы задернуты, когда стоял перед домом. Кроме того, что шторы были задернуты в ясный день, я не заметил ничего необычного в общем беспорядке нашей гостиной. Игрушки моей пятилетней дочери Алиши, как обычно, были разбросаны по всему полу перед телевизором, пока моя жена Ивонн не заставила ее убрать их после ужина. Журнал, который читала Ивонна, лежал раскрытым лицевой стороной вниз на кофейном столике. Затем я заметил, что iPad моего сына лежит в моем глубоком кресле, словно отброшенный в сторону. Это вывело мой страх и напряжение на новый уровень, поскольку iPad обычно был приклеен к руке Эдди.
Я медленно прошелся по гостиной, вбирая все в себя и надеясь, что мое иногда сверхактивное воображение превращает все страшные истории, которые я впитал, в самоиндуцированный бред. Вонь, которая ударила в меня у входной двери, становилась все сильнее по мере того, как я приближался к кухне, но я уже пытался придумать, как это объяснить. Может быть, кто-то из детей поранился, когда Ивонна готовилась приготовить наш семейный ужин, и она отвезла их в больницу, а мясо оставила лежать на столе. Логически я понимал, что предвещает этот запах, но не мог смириться с мыслью о том, что мне предстоит найти.


Мои глаза не могли осмыслить то, что я увидел на кухне. Мой разум не мог охватить разворачивающуюся передо мной сцену и предпочел вместо этого сосредоточиться на обыденных вещах, которые были не в порядке. Все светильники ярко горели, и это были не только светильники на потолке. На плите горел свет, дверца духовки была открыта, и маленькая лампочка внутри светила прямо на меня. Холодильник и микроволновая печь также были открыты, что добавляло комнате скудного освещения. Как бы мало света ни излучали приборы на самом деле, каждая лампочка ощущалась как светодиодный прожектор.
В конце концов я заставил себя отвести взгляд от всех этих лампочек и посмотреть на дисплей, потому что так оно и было на моем кухонном столе. Ровный капающий звук, который я сначала принял за то, что кран снова подтекает, оказался кровью, стекающей с того, что раньше было красивым столом из белого дуба, и образующей на полу настоящее озеро. До этого я бы никогда не подумал, что в таком маленьком теле может содержаться столько крови. Если бы только кровь была худшим из всего этого, но это было бы недостаточно шокирующе. Тело Алиши лежало на столе, распростертое в виде буквы "X". Ее руки и ноги были почти изуродованы железнодорожными шипами, которыми они были прибиты к столу. Ее колени были раздавлены и выглядели, как чрезвычайно запекшаяся мякоть свежевыжатого апельсина. Мясо с ее бедер полностью исчезло, и это выглядело так, будто что-то обглодало обнажившиеся кости. Мои глаза наполнились непролитыми слезами, когда я медленно двинулся вверх по ее телу и нашел пустую полость, которая раньше была ее животом. Вся кожа была содрана с ее груди, обнажая мышцы под ней. Нижняя половина ее лица отсутствовала, и я увидел еще два железнодорожных шипа, вбитых ей в глаза.
После того, как я, наконец, осознал жестокость, проявленную по отношению к моей дочери, милому маленькому ангелочку, с нетерпением ожидающему своего первого осеннего дня в детском саду, я упал на колени и разрыдался с такой болью, на какую, как я думал, был способен. Слезы, которые отказывались литься, пока я созерцал ужас перед собой, наконец прорвались наружу, и я плакал до тех пор, пока у меня не началось учащенное дыхание. Страх за мою жену и сына проник сквозь опустошение, которое парализовало меня. Я вскочил на ноги и бросился в кабинет, забрызгав кровью моей дочери свои ботинки и подол штанов, как ребенок, бегущий по грязной луже. Кабинет, к счастью, был пуст, но оставались еще спальни наверху.


Сначала я пошел в спальню своей дочери. Скорее всего, мое подсознание отправило меня туда, чтобы отложить следующее открытие. Я знал, что здесь, наверху, меня ждет еще больший ужас, поскольку запах смерти был сильнее, чем даже когда я стоял над столом и смотрел на изуродованный труп Алиши. На ee подушке был размазанный кровавый отпечаток руки, как будто чудовище, убившее ее, остановилось, чтобы погладить еe. Вид этого отвратительного проявления привязанности чуть снова не уронил меня на колени, но я должeн был заставить себя продолжать. Маловероятно, что мои жена и сын были еще живы, но я должен был их найти. Я должен был знать.
Я вдохнул так глубоко, как только позволяла вонь скотобойни, и приготовился к тому, что могло находиться по другую сторону закрытой двери в спальню моего сына. Я медленно толкнул дверь, пытаясь отсрочить неизбежное. То, что встретило меня, было совсем не тем беспорядком, которого я ожидал, увидев свою дочь. Ни один труп не был выставлен на всеобщее обозрение, изуродованный или какой-либо другой. Единственное, что ждало меня, - это скальпированная голова моего сына, насаженная на столбик кровати и смотрящая на меня мертвыми, полными ужаса глазами. Это почему-то встревожило меня больше, чем то, что я уже видел, потому что оставило у меня ощущение грядущего чего-то гораздо худшего. Даже в своем самом извращенном воображении я никогда бы не смог представить, насколько все хуже.


Последней закрытой дверью в коридоре была спальня, которую я делил со своей женой. Я прошeл мимо открытой ванной комнаты и заглянул внутрь, чтобы увидеть, что она идеально чистая и сияющая. Это было похоже на худшее из оскорблений - увидеть что-то настолько нетронутое среди этого дома ужасов. Я знал, что то, что я найду в спальне, будет просто ужасающим, когда мои ноги начали хлюпать по пропитанному кровью ковру на полпути между ванной и спальней. Мне казалось, что кровь просачивается сквозь подошвы моих ботинок, когда я стоял у закрытой двери, за которой скрывалось то, что осталось от моей жены и сына, поскольку это было единственное место, оставшееся для остальной части его тела.
Когда я повернул дверную ручку, мои надпочечники, казалось, заработали с перебоями. Время, казалось, замедлилось до ползучести, и все мои чувства обострились. Я заметил, что тонкий шнур натянулся, когда я толкнул дверь. Моей первой мыслью было, что это ловушка, направленная на то, чтобы сделать меня недееспособным из-за того, что какой-то извращенец уничтожил мою семью. Я с силой толкнул дверь и отскочил назад, врезавшись в стену позади себя. Как бы я хотел, чтобы это была ловушка.
Шнур был прикреплен к коже, которая когда-то была прикреплена к телу моего сына. Пустой мешок, который когда-то был моим сыном, спустился с потолка и сильно лопнул, когда достиг конца веревки. Кровь, которая была еще теплой, брызнула с кожи и раскрасила мое лицо в ужасный горошек. Учащенное дыхание началось снова, когда по моему лицу потекли капли крови. Я мог лишь немного разглядеть за шелухой, загораживающей дверной проем. Мне пришлось бы дотронуться до него, чтобы войти в комнату, а я почти не мог этого сделать. Чистая сила воли была единственным, что заставило меня подняться на ноги и войти в комнату, и я почти потерял сознание, когда почувствовал, как мокрая кожа шлепнулась мне на спину, когда она покачнулась. Желчь обожгла мне горло, когда меня вырвало во второй раз с тех пор, как я вошел в свой дом, превратившийся в скотобойню.
Нет подходящих слов для описания ужаса, который терзал мою душу, когда я смотрел на картину, созданную с участием остальных членов моей семьи. Рядом с кроватью лежала груда окровавленного мяса, похожего на частично перемолотый фарш для гамбургера. Когда я посмотрел на то, что сделали с моей женой, стало очевидно, что мясо было взято из тела моего сына. Обе ее лодыжки были сломаны так сильно, что ее ступни были почти вывернуты назад. Нескольких пальцев на ногах у нее не хватало, и они выглядели так, словно были откушены. Кровь забрызгала ее ноги. Это произошло как из-за того, что двое моих прекрасных детей появились на свет, так и из-за самой большой кости моего сына, которая была засунута достаточно глубоко, чтобы разрушить матку, которая его вскормила. Остальные его кости были использованы для превращения Ивонны в то, что я мог описать только как живую куклу вуду. Ее грудь была разорвана на части, и соски, которые я чувствовал только прошлой ночью, лежали поверх пустых впадин ее глаз.
Ужас всего этого был слишком велик для моего разума. Я застыл на месте, уставившись и пытаясь собрать воедино все, что я увидел с тех пор, как вошeл в свою парадную дверь. Я даже не смог притвориться шокированным, когда услышал скрип петель дверцы шкафа. Я просто медленно повернул голову, чтобы посмотреть на источник моей кончины. Это было почти благословением - положить всему этому конец. Мои глаза то фокусировались, то исчезали из фокуса, пока я смотрел на фигуру, выходящую из шкафа и пожирающую один из глаз моей жены.
Можно было подумать, что на меня уставилось существо из самых глубин Ада, но он был почти обычным. Почти. Он был довольно худым и выглядел, как любой добрый старый дедушка, пока не перейдешь к странностям. Три пальца на конце каждой руки заканчивались когтями, с которых капала кровь моей семьи и какая-то черная субстанция, похожая на тень, обретшую твердую форму. Его глаза были глубокими черными дырами со зрачками, похожими на горящие красные солнца. Улыбка на его лице была гротескной и слишком растянутой, почти как у Джокера в комиксах о Бэтмене, которые когда-то любил мой сын. Зубы, обнаженные в улыбке, были странно расположены, так как два нормальных зуба были окружены с каждой стороны тремя удлиненными клыками, что делало его похожим на деформированного вампира.
Существо засунуло другой глаз моей жены себе в рот и издало шипящий смешок, который пронзил мою голову, как колючая проволока. Он продолжал смотреть на меня с этой тошнотворной ухмылкой, но не двинулся в мою сторону. В моем здравомыслии было все, что только можно, и я бросился на ублюдка, надеясь, что моя смерть будет быстрой.
- Дурак! - прошипел он и щелкнул запястьем.
Я врезался в стену на другой стороне комнаты с достаточной силой, чтобы наполовину пробить гипсокартон.
- Сделай это! - закричал я. - Убей меня, как ты убил мою семью!
Он прошипел еще один из тех раздирающих разум смешков.
- О нет. Я здесь не для того, чтобы убивать тебя. Я здесь, чтобы повеселиться с тобой. Я сто лет не играл в свои игры. Нам будет так весело вместе.
В мгновение ока он схватил меня за горло и я повис в воздухе. Перед моими глазами поплыли черные пятна, когда он сжал меня крепче.
- Начнём!