«Безумный денек в Уильямсоне» Дэвид Дж. Шоу

Нечто из космоса не соизволило явиться на землю во мраке ночи.
Оно не опалило Землю, низвергнувшись из тропосферы, словно чиркнувшая по звездной тьме спичка. Не рухнуло в каком-нибудь отдаленном фермерском поле, оставив на месте падения круглую воронку. Нет, вместо этого сразу после обеда оно пробило дыру в покрывале облаков, будто огромная пуля с тупым наконечником. С ревом и грохотом, словно реактивный снаряд, оно пронеслось сквозь крышу «Хозяйственного магазина Хэндлмеера», разрушив большую часть Павильона № 4 (где продавались товары для сада) и расколов кирпичную стену здания Первого федерального кредитного союза. На восточной стене осталась большая вмятина, но слоеный пирог из усиленной стали и железобетона выдержал удар. Содержание двухкомнатного сейфового хранилища и денежных сбережений не менее тридцати процентов населения Уильямсона, штат Небраска, осталось в целости и сохранности. К счастью, обошлось без жертв, за исключением жалобы Альмы Тайтл, которая подвернула лодыжку, уронив пятнадцатифунтовый мешок птичьего корма в Павильоне № 3 (отдел с товарами для домашних животных). Олни Стрэтс из «Стар-Леджер» процитировал в своей статье ее слова: «Затем крыша разлетелась на части с таким звуком, будто наступил конец света». Это был уже седьмой раз, когда фотография Альмы появлялась на страницах скромной местной газеты. Она организовывала походы на природу, а также много писала о пропавших домашних питомцах и правах животных. Ее старый каркасный дом на Сиддонс-стрит был печально известен как нелицензированный приют для бездомных животных. Обычно от нее несло кошачьей мочой, и еще она никогда не могла долго усидеть на одном месте.
На место прибыли сотрудники правоохранительных органов Уильямсона – все пять человек. Олни Стрэтс сделал множество фотографий «развалин», а само событие вошло в число тех редких происшествий, которые удостоились «специального выпуска». С тех пор, как «Стар-Леджер» остался единственной газетой в городе («Горн» закрылся в 1965-м – на радость Олни), эта история стала единственной, которую Эммалин, жена Олни, смогла продать сетевым новостным агентствам. Работающий у Олни оператором линотипа и главным печатником Джон «Блэкджек» Маккормик, шестидесяти шести лет от роду, благодаря этому заработал хорошие деньги за переработку. А ведь вначале предполагалось, что заголовок для следующего номера будет вещать о приобретении новых мусорных контейнеров для перекрестка Мэйн-стрит и Гранд-авеню, сердца делового района Уильямсона, поскольку там работало больше всего светофоров – целых четыре.
Благодаря тому, что Уильямсон со всех сторон окружали сельскохозяйственные угодья, он стал второстепенным железнодорожным узлом компании «Юнион Пасифик». Основными производимыми здесь товарами были крупный рогатый скот и телята, соевые бобы, молочные продукты и пшеница – все это отправлялось на последующую переработку. Большая часть говядины шла на большую скотобойню «Мясные продукты Кендрика», расположенную в пяти милях на юго-западе от центра города. Академики из Колледжа технического земледелия штата Небраска часто проводили в Уильямсоне полевые исследования, а немалая часть восточных пригородов была занята отставными военными, многие из которых ранее служили на ракетных шахтах. Следующий ближайший город, Хэмбридж, находился в двадцати пяти милях. Торгово-промышленная палата (принадлежащая Лайлу Уитверу) любила преподносить Уильямсон как «тихое, зеленое местечко» для тех, кто предпочитал «лесную глушь» городской какофонии Линкольна, столицы штата. Экономика Уильямсона оказалась достаточно привлекательной, чтобы Джозелль Тернер могла неплохо зарабатывать на содержании мини-гостиницы. Но в то же время в городе ощутимо не хватало тех, кого можно было бы назвать «местными учеными». Поэтому, в связи со случившимся инцидентом, доктору Мэнни Стеклеру рано или поздно должны были позвонить.
Доктор Стеклер переехал в Уильямсон десять лет назад, в 1958 году. Он быстро собрал вокруг себя местных врачей в некое подобие кооператива – одно из первых подобных объединений в этой глухомани – и спустя два года основал Клинику общего назначения города Уильямсона. Эта идея пришлась ко двору, людям она понравилась, и впоследствии инновационная модель Стеклера была скопирована в других подобных городках, особенно в тех, которые не могли себе позволить содержать полномасштабную больницу. Поэтому неудивительно, что, когда шериф Джозеф Дилэни закончил начитывать на диктофон Олни свое интервью («Это чудо, что никто не пострадал, за исключением, конечно, миссис Тайтл; все должны успокоиться; мы расследуем, что здесь произошло»), он спешно позвонил доктору Стеклеру, который, по грубым прикидкам Дилэни, максимально отвечал его насущной потребности в «эксперте».
Дилэни сказал: «Док, мне понадобится ваша профессиональная помощь, если вы не возражаете. Это не займет много времени. Я куплю вам кофе». Это было необычайно щедро. Для Дилэни кофе всегда был чем-то вроде привычного для маленьких городов подарка: такой своеобразный ритуал «ты мне – я тебе». Он предпочитал посещать два кафе на Гранд-стрит, где обычно получал кофе бесплатно, с подмигиванием, улыбкой, добавкой и так далее. Позже он высчитывал стоимость этих затрат, когда заполнял налоговые декларации, пробежавшись взглядом по именам в своем блокноте напротив каждого платежа или консультации.
Какого черта, все равно кофе в ресторане Дайаны Криспен всегда был великолепен!
К моменту звонка Дилэни в Уильямсоне насчитывалось ровно девять недавно умерших горожан. (Для сравнения, следует отметить, что в школе Уильямсона числилось всего триста шестьдесят учеников). Шестеро из них находились в подвальном морге Клиники общего назначения города Уильямсона.
Итак, вот они – шесть мертвых тел, остывающих в клинике, в порядке старшинства:
1. Элеонора «Хэтти» Брэйнард, девяносто два года, смерть от естественных причин (инфаркт миокарда), восемь внуков, пережила своего мужа, Кеннета, на десять лет с хвостиком, их семейный союз являлся одним из трех местных межрасовых браков, на которые горожане смотрели сквозь пальцы.
2. Чарльз Ли «Чак» (также «Чемпион») Грин, восемьдесят лет, смерть от естественных причин (умер во сне от хронической обструктивной легочной болезни), любящий муж и преданный отец (вся эта обычная хвалебная ерунда) с целым выводком детишек и множеством смутных комплиментов: по-видимому, о нем никто толком ничего не знал, за исключением того, что он выкуривал по четыре пачки в день и служил на флоте во время войны. Никто не знал, что за война имеется в виду, но впрочем, этот вопрос дерьма собачьего не стоил.
3. Пол «Сонни» Бриклэнд, пятьдесят лет, смерть от естественных причин (отказала печень – спился за пять месяцев после того, как узнал, что у него рак кишечника), до этого работал машинным оператором и батрачил на соевой ферме Лестера Коллинза, бесплатно проживая в лачуге с просмоленной бумажной крышей на дальнем краю участка, рядом с водяными насосами. Шутил, что когда умрет, то окажется таким проспиртованным, что пройдет не меньше месяца, прежде чем его труп начнет разлагаться.
4. Джейсон Аллан Лоуэнс, тридцать четыре года, смерть от несчастного случая (автокатастрофа), региональный районный менеджер крупнейшего дилерского центра «Крайслер» в Кастер Каунти; ехал пьяным бог его знает откуда к жене в Линкольн – задремал за рулем и врезался на своем любовно отреставрированном «Форде Вуди» 1935 года прямо в нутро вышки электропередач, которое переварило его вместе с его поездкой. Читатели «Стар-Леджер» посчитали весьма любопытным и примечательным тот факт, что Лоуэнс ехал не на «крайслере».
5. Долорес Энн-Мари Уитакер (урожденная Коллинз), тридцать два года, смерть при родах из-за проблемного плода; ее тщательно спланированная беременность в конечном счете убила и ее, и ее дочь, которую должны были назвать Чери Кэмела. Долорес настояла на том, чтобы рожать дома, поэтому, когда «скорая помощь» добралась до фермы, где она жила вместе с мужем, Брайаном, травма и кровотечение сыграли свою печальную роль.
6. Чери Кэмела Уитакер, смерть при родах (мертворожденная).
Но были в Уильямсоне и еще трое недавно преставившихся жителей, о которых не знали ни шериф Дилэни, ни «Стар-Леджер». Перечислим их в том порядке, в котором их настигла смерть:
1. Эллисон Роберта «Минкс» Мэнкс, двадцать два года, бывшая чирлидерша школьной команды Уильямсона. В прошлую среду ее задушил самый любимый мужчина в ее жизни (по крайней мере, на этой неделе) – Кэмерон «Чип» Джексон, бывший защитник «Корсаров», школьной команды Уильямсона. Разногласия между ними касались трех пунктов: А) неотложной потребности в получении какого-либо дохода; Б) смутных и необоснованных сомнений в сексуальной верности друг друга; В) справедливого распределения сокращающегося запаса различных химических стимуляторов. Чип яростно отрицал, что имеет какие-либо связи с преступным миром. Этот аргумент только подлил масла в огонь ссоры. Таким образом, Чип на собственном опыте познакомился с разделом преступлений на почве страсти. Он был крайне огорчен тем, что пришлось задушить Элли длинной колючей проволокой, чтобы заставить ее заткнуться – то, что во время этого он испытал бурную эрекцию, взволновало его гораздо меньше. Как только схлынул первоначальный приступ паники, Джексон спрятал труп Элли в глуби пшеничных полей Пиктона. Он хотел было как-нибудь перетащить тело поближе к соблазнительно маячившей на горизонте бойне «Мясных продуктов Кендрика» с целью его дальнейшей утилизации, но уже наступил понедельник, и надо было сделать хоть что-то.
2. Ричард «Рамзес» Ковердейл, пятнадцать лет, решивший что последние побои, которые ему учинил отец, станут действительно последними. Поддавшись импульсу, он решил использовать для этого запоздалого отцеубийства древний двуствольный «Сэвидж-Фокс» двадцатого калибра, который, как Рик прекрасно знал, всегда был заряжен – впрочем, как и все огнестрельное оружие в доме. Таким образом, как объяснял ему отец, «ты никогда не подстрелишь себя из незаряженного ружья». Из-за изношенного спускового крюка проклятая штуковина разразилась выстрелом сразу же, как только Рикки вытащил ее из чехла, и разнесла на атомы всю левую половину его головы. Это произошло так быстро, что он даже не успел увидеть вспышку в дуле, которая раз и навсегда стерла его имя из книги жизни.
3. Лорена Дарлинг, сорок четыре года, совершенно неожиданно умерла дома от аневризмы мозга. Еще мгновение назад она смеялась и шутила, покуривая послеобеденный косячок и разрезая на большие куски яблочный пирог (с кукурузным крахмалом она явно переборщила), увлеченно обмениваясь шутками со своим сожителем, Бадди Роулзом. Она делила с ним маленький, обшитый вагонкой домик на участке в пять акров, который представлял собой картофельное поле с двумя скромными теплицами посредине. Последние (несмотря на свое скромное обличье) использовались в основном для выращивания марихуаны. Бадди, его брат Бернардо, Тэмми (подруга Бернардо) и гуру, которого якобы звали Керсавани, осели здесь два года назад после того, как Бадди и Бернардо успешно сменили свои паспортные данные и тем самым избежали военного призыва. Они бренчали на гитарах у костра, толкали траву большей части уильямсоновской шпаны и воображали себя истинными психоделическими гениями Эры Водолея… в этом-то и была проблема. Керсавани настаивал на том, что участие человека не лишит внезапную смерть Лорены ее красоты, что она очистилась, обрела почет и святость, и теперь должным образом возвращается к Матери-Земле: в домашней обстановке, на своей собственной земле, согласно обычаям и ритуалам, которые они могли изобрести сами, а не воровать из чьего-то чужого справочника жизни.
Поэтому в тот же понедельник Лорену положили на приспособленную для этого створку двери в гостиной – босую и усыпанную пачули и дикими цветами. Она уже начала слегка подванивать, Тэмми попробовала даже заикнуться о том, чтобы позвать кого-нибудь из взрослых, за что Бернардо ее чуть было не ударил – мол, он лучше знает, что делать. Ему было также прекрасно известно, что с точки зрения закона сокрытие трупа в течение двадцати четырех часов после смерти располагается где-то между крупным общественно порицаемым проступком и уголовным преступлением: несообщение о смерти, несообщение о нахождении тела и, возможно, надругательство над трупом.
– Но это только в том случае, если нас поймают, – убеждал их Бернардо. – Может, это и незаконно, но кого это волнует? Превышать скорость на дороге тоже ведь незаконно? Да, но все постоянно это делают, и что обычно происходит? Ничего.

– Он наш, – сказал доктор Стеклер без особой на то надобности. Помощники шерифа Дилэни натягивали полицейские ленты, ограждая место происшествия по периметру, в то время как Брайс Хэндлмеер, закатив глаза и постанывая, рассказывал Олни Стрэтсу о полученных его магазином повреждениях. Жена Стрэтса, Эммалин (бывшая «Королева Небраски», которая по-прежнему заставляла мужчин оглядываться ей вслед), также находилась здесь, демонстрируя что-то своим присутствием – возможно, силу местной четвертой власти. Но, что более вероятно, желая обскакать иногородних журналистов, которые скоро роем слетятся в Уильямсон в надежде, что имеют дело со сбившимся с курса правительственным самолетом или сверхсекретным космическим проектом. Вскоре она умчалась в офис «Стар-Леджер», прихватив с собой свежие новости и последние фотокассеты Олни с непроявленными кадрами.
При содействии помощников Дилэни Кредитный союз вывесил на двери объявление, сообщающее о временном закрытии из-за непредвиденных обстоятельств. Генеральный директор Томми Тайге отпустил своих работников домой, посчитав, что лучше на какое-то время закрыть лавочку, чем тратить время, объясняя рассерженным клиентам, откуда взялось отверстие в стене.
Ничего, через полчаса приедет на своем пикапе Дилл Барретт и еще до захода солнца приведет стену в порядок, ведь Дилл был хорошим мастером, знатоком своего дела, одним из тех работящих парней, которые поддерживали какие-то почти сверхъестественные отношения с кирпичами, строительным раствором, металлом, штукатуркой и нетесаной древесиной.
Доктор Стеклер принес из больницы счетчик Гейгера, – неуклюжую модель с галогеновой трубкой, на вид лет пятнадцати, не меньше, – латексные перчатки и набор различных инструментов. Дилэни подумал, что Стеклер выглядит как один из тех «характерных актеров», которые всегда играют лучшего друга героя или добродушного рубаху-парня, которого обязательно убивают за десять минут до конца фильма. У него была эффектная шевелюра и очень бледные голубые глаза; а также большие, умелые, жилистые руки и массивные, тяжелые очки. Стеклер, в свою очередь, решил, что Джозеф Дилэни идеально подходит на роль предводителя общины; пускай тот и набрал на двадцать фунтов больше нормального бойцовского веса, но все-таки по-прежнему продолжал накрахмаливать свои форменные рубашки. Голова с залысинами, зато налицо немалый интеллект. Эдакий «рисковый лысый» – открытый к диалогу и нескорый на расправу.
– Оно не радиоактивное, да? – спросил Дилэни.
– Нет, – сказал Стеклер. – Не в том смысле, в котором вы имеете в виду. Вы зря нервничаете из-за этих щелчков. Счетчик измеряет любой вид ионизирующего излучения – альфа, бета, гамма и так далее. Количество кликов означает, сколько обнаружено источников ионизации. Видите? – он показал шерифу циферблат. – Не стоит опасаться никаких гигантских муравьев.
Дилэни нахмурил лоб. Уж не насмехался ли над ним Стеклер? Не начнут ли они снова спорить, как старая деревенская мышь с городской крысой?
– Не волнуйтесь, – повторил Стеклер. – Мы не начнем светиться в темноте, ну и все такое. Однако я хочу протереть эту штуковину и взять с собой немного образцов, так, на всякий случай.
– На какой такой случай?
– Ну, мы знаем, что космический корабль, проходя сквозь атмосферу, из-за трения с воздухом нагревается до температуры три тысячи градусов и выше. Этого вполне достаточно, чтобы стерилизовать эту маленькую капсулу или зонд, чем бы оно ни было.
– Все опознавательные знаки и серийные номера обгорели, – сказал Дилэни. – Но вы правы – оно земного происхождения. Только посмотрите.
Объект своим видом напоминал конус диаметром около двух футов. Блестящая, все еще теплая сталь фабричной прокатки, с заклепками, которые можно увидеть на крыльях реактивных самолетов. Соприкосновение с кислородом на высокой скорости опалило корпус и оставило на нем следы угольно-черной сажи. Нижняя его часть была вогнутой и демонстрировала обгорелый стыковочный воротник (он напомнил Дилэни соединение септического бака), опоясанный концентрическими трубчатыми металлическими ребрами. На внешнем ребре красовался штамп «Сделано в США».
– Так, вы думаете, есть вероятность того, что там внутри могут быть какие-то микробы, зараза или вирусы? – спросил Дилэни.
– Не совсем, – ответил Стеклер. – Оно больше похоже на следящее устройство, а не на некий контейнер. Как «Спутник-7. Или как те датчики для спутниковой программы раннего оповещения MIDAS. Вы когда-нибудь слышали о «Тор Аджена Б» или «Тор Эйблстар»? – он усмехнулся, видя, что шериф не понимает, о чем идет речь. – Мне просто нравилось смотреть на запуски ракет. На все эти взрывы.
– Это было в России? – насторожился Дилэни. – Я имею в виду… ну, вы сказали «спутник», не так ли? – предательская линия бровей выдала его, когда он прищурился – не то чтобы подозрительно, просто… осторожно. Шериф не был поклонником «комми».
– Нет, я всего лишь читал обо всем этом. Мне это было интересно, потому что некоторые из них являлись внеземными зондами. Серия «Венера», например. Большинство из них так и не смогло отделиться от ракетоносителя или взорвалось. Но одному все-таки действительно удалось добраться до Венеры.
Двое мужчин теперь посмотрели на капсулу с уважением, как будто она могла услышать и оценить, что они говорят.
– Это может стать самым захватывающим событием из всех, которые когда-либо здесь происходили! – провозгласил, не удержавшись, подошедший к ним Олни Стрэтс.
– Олни, – с расстановкой произнес Дилэни своим самым убедительным тоном, – я бы не хотел, чтобы ты преждевременно заставлял всех беспокоиться. Паника – это последнее, что нам нужно.
Олни как будто почувствовал себя немного пристыженным, но продолжил фотографировать – ничто не в силах было охладить его пыл.
– Мы станем знаменитыми, – уронил доктор Стеклер, криво усмехнувшись. Он снял очки и стал их протирать. Обычно он делал это, чтобы занять руки и выгадать немного времени, после того как бросил курить.
– Или печально известными, – буркнул Дилэни, который не любил терять контроль над ситуацией. Это был его город. Его люди. И его работа. – Чует мое сердце, теперь придется торчать здесь днями и ночами.
– Мы всегда можем притащить сюда от Дианы те здоровенные кофеварки, – отважился предложить Стеклер.
– В самую точку, Док, ты прямо читаешь мои мысли.

В 16:21 того же дня покойный Пол Бриклэнд – для своих близких просто Сонни – открыл глаза и попытался сесть в ящике из нержавеющей стали, располагающемся в морге Клиники общего назначения Уильямсона, в отделении № 2. Он ударился головой о низкий потолок, но не почувствовал боли. Его глаза напоминали две полные луны из-за полностью закрывших их катаракт. Его движения ничуть не стесняли оставленные аутопсией разрезы, представлявшие собой Y-образный шрам на груди. Температура тела составляла всего три градуса – и все три не являлись его заслугой. Запертый в тесном пространстве, он всем телом подался вперед, ударив пожелтевшими ногами по дверце своего ящика, в то время как его сосед в ячейке № 3 тоже начал шевелиться.
Кейси Филдс, рыжеватая блондинка, работавшая в клинике сиделкой – она устроилась сюда на работу сразу после окончания учебы, – бесцельно слонялась по коридору на первом этаже, ожидая пересмены в 16:30, когда к ней спустится стажер Кайл Фредерикс. В 16:30 Ленни Рана должен уйти из морга, и Кейси с Кайлом смогут выкроить немного времени для отдыха вдали от любопытных взглядов коллег. Кейси носила положенные по регламенту белые туфли на толстой подошве и непритязательные белые колготки, дополняющие ее скучную униформу, но спереди в ее колготках зияла вырезанная ножницами дыра, являя миру тщательно ухоженный лобок (также покрытый светлыми волосами с рыжеватым оттенком). Немного травки, немного энергичных потрахушек: для нее и Кайла это стало уже почти рутинным занятием. К тому же Кайл готовился в ближайшее время стать врачом, поэтому о деньгах им больше никогда не придется беспокоиться.
Кайл – настоящее чудо с эффектной прической супергероя и скандинавской челюстью – появился вовремя, с эрекцией на изготовку.
Кейси успокаивающе похлопала его рукой по паху и улыбнулась, словно кошка, немного зловещей улыбкой.
– Ленни все еще сидит за своим столом, – сказала она, представляя, как скоро она сама будет лежать на том же столе. Не впервой.
– Я его потороплю, – подмигнул ей Кайл, рванувшись сквозь вращающиеся двери.
Она ощутила внутри приятное возбуждение, ее нравилось называть его «бабочки в животе». Некое чистое, всеохватывающее чувство предвкушения, пронзающее ее сверху донизу.
Но тут Кайл закричал. Не вскрикнул, а именно завопил со всей мочи, диким, первобытным криком. Кейси рывком раскрыла двери только для того, чтобы хлынувшая кровь тут же запачкала ее белые ботинки. Невольно она удивительно верно предсказала их совместное будущее: ни ей, ни Кайлу никогда больше не пришлось беспокоиться о деньгах.

Доктор Стеклер положил трубку телефона в магазине Хэндлмеера.
– В клинике какие-то проблемы, – сказал он шерифу Дилэни.
– Езжайте, – сказал Дилэни. – Посмотрите, что там случилось. Вы же собрали свои образцы, правильно? Позаботься об этом. Этой ночью здесь больше ничего не случится.
– Спасибо за кофе.
– Не стоит. Я куплю тебе настоящий кофе, когда мы с этим закончим.
Когда Стеклер уходил, он миновал торопящуюся к шерифу Эммалин. Судя по ее виду, она принесла плохие новости – в ее обычно блестящих глазах на этот раз горела какая-то особая озабоченность.
– Шериф? – выдохнула она, обращаясь ко всей комнате. – Рядом с бойней Кендрика, судя по всему, выстроились армейские грузовики. И еще, Лестер Коллинз только что позвонил в газету и спросил, что происходит, поскольку, по его словам, он заметил еще больше парней в униформе с другой стороны города, невдалеке от его соевой фермы.
– Какого черта… – пробормотал Дилэни. Он повернулся к владельцу хозяйственного магазина. – Брайс? Ну-ка, дай мне телефон, – его помощники все еще кривлялись перед камерой Олни Стрэтса. – Лестер, Боб, быстро взяли свои задницы в руки и приготовились выдвигаться.
Еще один из его помощников, Чет Доунинг (самый молодой полицейский в Уильямсоне), суетливо вбежал сквозь стеклянную дверь, вид у него был растерянный.
– Джо? – сказал он своему начальнику. – Вам надо это увидеть.
На полпути к Мэйн-стрит, недалеко от перекрестка с Грэйпсид-роуд (там, где не было светофора), кто-то, весь в крови, ковылял прямо посреди улицы, шатаясь, будто пьяный или раненый. У него отсутствовала добрая четверть головы. Мухи приземлялись на влажную поверхность мозга, обнажившуюся из-за расколотых костей черепа.
– Срань господня, это же Рикки Ковердейл! – выпалил Чет надтреснутым голосом. Рикки поступил в школу Уильямсона в тот год, когда Чет ее закончил.
Словно железные опилки к магниту, наблюдатели и зеваки потянулись от магазина Хэндлмеера к этому новому развлечению. Вокруг столпилось около двадцати горожан, не нашедших ничего лучшего, кроме как изображать из себя любопытных мух. Слова из их пересохших глоток наполнили воздух страхом, удивлением и легким отвращением, вкупе с обычной в таких случаях болтовней о том, кого надо вызвать и что делать. Сильвия Перкинс как раз предлагала вызвать «скорую помощь», когда ее стошнило прямо на почтовый ящик, примостившийся на углу улицы. Курица, салат и красное вино из закусочной Дианы Криспен.
Несколько более хладнокровных горожан бросились поддержать этого пропитанного кровью, словно нарисованного импрессионистскими мазками, призрака, пошатывающегося посреди улицы. Но вдруг покойный Рикки Ковердейл, широко раскрыв рот, вгрызся с чавкающим звуком в ближайшую протянутую к нему руку помощи.
Раздались истошные крики.
Тайлер Стронг, владелец семьдесят шестой заправочной станции в двух кварталах отсюда, приземлился прямо на задницу, размахивая рукой с откушенными тремя пальцами. Он напоминал зрителя, увидевшего некий необъяснимый волшебный фокус: с широко открытым ртом, не в силах вымолвить ни слова. Затем дар речи вернулся к нему, и он завыл, отползая назад – Рикки в это время откусывал нос Эйса Болдуина, автомеханика и, одновременно, лучшего собутыльника Тайлера (именно Эйс два года назад за считаные центы восстановил «Вуди» 1935 года Джейсона Лоуэнса, прежде чем тот врезался на нем в столб электропередач, разбив его вдребезги и поджарившись, словно барбекю).
Четыре выстрела кучно попали в цель (хоть и были выпущены дрожащей рукой), отбросив Рикки назад и снеся остатки его головы, которая взорвалась облаком кровавого тумана. То, что осталось от Рикки, рухнуло наземь влажной кучей нереализованного потенциала юности. Живые участники сцены отшатнулись назад, чтобы эта мерзость их не заляпала. Только теперь шериф Дилэни понял, что это Чет сделал смертельный выстрел из своего револьвера модели 357. Он положил руку на еще горячее оружие, предостерегая своего запаниковавшего помощника, чтобы тот опустил пистолет.

В то же самое время на подпольной ферме марихуаны Керсавани провозгласил, когда Лорена вдруг вернулась к жизни, что они стали свидетелями подлинного чуда. Они были уверены, что сердце у нее не бьется, пульс и дыхание отсутствуют, однако – все они читали По. Неважно, что ее некогда сияющие глаза стали напоминать цветом грязную посуду и, казалось, не видели бросившегося к ней с объятиями Бадди. Ее суставы громко трещали. Исходящий от нее запах не сильно отличался от вони протухшей свинины. Она обхватила Бадди руками, а затем вгрызлась ему в шею, откусив от нее добрый фунт мяса. Керсавани стал следующим. Лорена вырвала из его шеи гортань и принялась жадно ее есть, в то время как он рухнул на колени, залитый собственной кровью. Гортань под напором ее зубов сплющилась, будто собачья игрушка, брызгая во все стороны жидкостью. Тэмми бессвязно кричала на пределе своих связок, пока Бернардо неуклюже возился с дробовиком, чуть было не отстрелив себе ногу. Тот был заряжен пулями на оленей. Бернардо вскинул ствол и выстрелил в упор.
Пуля была размером с пятицентовую монету, она вылетела со сверхзвуковой скоростью и ударила в цель, словно скоростной поезд. Выстрел пробил дыру диаметром сорок пять миллиметров в корпусе Лорены, прямо посреди ее иссохшей плоти. Но Лорена продолжала тянуться к Тэмми, поэтому Бернардо выстрелил еще раз. Голову Лорены снесло выстрелом – улетая, она разбила попавшееся на ее пути окно. Обезглавленное тело рухнуло, будто марионетка с оборванными нитями. Бернардо и Тэмми бросились к грузовику, отчаянно пытаясь сформулировать на бегу новые для себя правила поведения.

Восемнадцатилетний Джон Пиктон-младший решил взять своего пони Тибисквита для того, чтобы проехаться днем среди снопов пшеницы. И Джон-младший, и лошадь любили мчаться галопом вдоль рядов пшеницы; это дарило им ощущение полета над поверхностью земли, когда они скакали полмили посреди хлещущей по рукам и ногам пшеницы, а потом поворачивали и проносились обратно быстрее ветра. Слившись в одно целое с удилами, натягивая поводья, Джон сжимал корпус пони ногами так, что тот послушно двигался в выбранном направлении. Еще немного практики – и участие в родео было ему гарантировано: Джон-младший не унаследовал отцовской тяги к сельхозработам.
В его сторону, прямо по пшеничному полю, двигалась женщина.
Небольшая поправка: в его сторону двигалась голая рыжеволосая женщина с пышной грудью, большими сосками и длинными ногами. Она ничуть не замешкалась и не попыталась скрыться при его появлении.
А вот Тибисквит замешкался.
Джон-младший потратил впустую столь важные последние секунды жизни, пытаясь осознать сам факт появления из ниоткуда голой женщины. Вставшая на дыбы лошадь ни на мгновение не смогла замедлить ее атаки. Она оказалась на расстоянии вытянутой руки от передних копыт, и только выпав из седла, Джон заметил, что голая женщина выглядела какой-то… пыльной и скособоченной.
Тибисквит рухнул на правый бок – тысяча фунтов лошадиного веса, проигравшие борьбу с гравитацией, – и увлек Джона-младшего за собой. Впрочем, он знал, как надо вести себя при падении. Вскочив на ноги и жутко разозлившись, он бросился к незваной незнакомке.
Может, вы не в курсе, но лошади умеют кричать. Вскоре Джон-младший тоже закричал.

– Шериф, говорю вам, это не болезнь! – доктор Стеклер практически кричал в телефон, не заботясь, слышит ли его кто-то еще вокруг или нет. – Это или заразный психоз, или вирус, или некое космическое безумие… что-то подобное. Но дело не в капсуле. Черт, исходя из всего, что мне известно, это может быть что угодно: космическое излучение, божья воля или какое-то хитрое дерьмо, которого я просто не понимаю. Однако капсула – это просто продвинутый радиопередатчик! Там нет ни микробов, ни какого-то газа – вообще ничего!
– У нас тут проблемы! – прорычал шериф Дилэни в ответ. Зарождающуюся тревогу в его голосе было больно слышать. Они огрызались друг на друга, поскольку оба оказались в ситуации, когда все возможные объяснения были либо ненадежными, либо вообще отсутствовали. Крайне редко (если такое вообще когда-то случалось) Дилэни слышал, чтобы Стеклер «так выражался», как могли бы сказать их родные матери.
– У нас тут люди умирают. Это вопрос, касающийся медицины. Док, я знаю, что вы делаете все, что можете. Знаю, что все серьезно и страшно. Но мы не имеем права терять голову. Мы…
– Я слышу вас, шериф, – прервал его Стеклер. – Страх нас ни к чему не приведет. Он только вызовет расстройство кишечника, панику или еще что похуже. Я думаю, вам не понравится то, что вы услышите, но все мертвецы в морге только что ожили и напали на моих сотрудников. Даже Хэтти Брэйнард. Мы оба слышали, как Эммалин Стрэтс говорила, что город окружили военные…
Теперь настала очередь Дилэни вмешаться:
– Видит бог… или дьявол – не мог Рикки Ковердейл быть мертвым, когда напал на Тайлера и Эйса! Да, у него крыша поехала, это правда, свихнулся от ЛСД или чего-то такого, но он не был в этот момент мертв!
Столько слов – лишь бы не разругаться.
– Сейчас-то он мертв, верно?
– Док, у него башки нет.
– Как себя чувствуют Тайлер и Эйс?
– Тайлер лишился нескольких пальцев. Чет и Кэб их обоих перевязали. Они кажутся слегка ошалевшими, но вроде в порядке. Док, вам действительно нужно на них взглянуть…
– Следите за ними, – произнес Стеклер. – Если они отключатся, прекратят дышать и все такое – заприте их, пока я не смогу до вас добраться. Максимально избегайте с ними контакта и прежде всего – не позволяйте им вас укусить или как-то смешать кровь…
– Это все совершенно не рационально.
– Послушайте, Джо, хоть это и не болезнь, но все-таки лучше считать это чем-то вроде бешенства. Только, исходя из того, что мне довелось увидеть, это какое-то невероятно быстро распространяющееся бешенство. И это еще одна причина, которая позволяет сделать вывод, что спутник ни при чем. Все происходит слишком быстро, и если мы столкнулись с чем-то космическим, то почему тогда нас всех не затронуло? Мы сможем разобраться с этим позже, но сначала нам надо решить текущие проблемы.
– Что-то вроде «убей симптомы сейчас – вылечи болезнь потом»?
– В точку.
– И как я понимаю, нам нужен еще один мертвец, чтобы мы смогли продвинуться в своих догадках дальше?
– Это поможет убедить нас обоих. Мне самому еще не довелось увидеть, как это происходит. Если в этом есть какая-то система, то должна быть и некая модель, которую мы называем инкубационным периодом. Нам нужно узнать, что это такое.
Стеклер сделал паузу, испустив громкий вздох. В этот момент Дилэни смог услышать фоновые разговоры в клинике – голоса, со всех сторон требующие от доктора принятия решений или каких-нибудь действий. Точно так же он слышал голоса неизвестных людей, кричащих на его стороне провода. Единственным отсутствующим элементом в этом представлении был священник, который должен выкрикивать благословения и сводить свою паству с ума.
– Иисусе, – произнес Стеклер. – Я не могу поверить, что мы действительно обсуждаем это, находясь в здравом уме…
– Я в лепешку разобьюсь, но меня ничто не остановит, – ответил Дилэни. – Мы нужны этому городу. Продолжайте работать, как и раньше, потому что скоро вы явно получите кучу новых пациентов, может быть, живых, а может, и мертвых, я этого не знаю и не хочу больше гадать. Но если вдруг вас осенит прозрение – сразу свяжитесь со мной по рации.
– Да, через двенадцать часов мы, наверное, здорово над всем этим посмеемся.
– Через двенадцать часов я надеюсь быть мертвецки пьян или спать крепким сном, – сказал Дилэни. – Кстати, я собираюсь спросить армию, о чем, черт возьми, они думают, разворачивая свои войска вокруг моего города.
Пока они разговаривали, Тай Стронг умер от болевого шока и потери крови.

В Уильямсоне был еще один неучтенный усопший.
Холлис Гренье (шестьдесят семь лет, менеджер продуктового магазина, болезнь почек) лежал в «Похоронном бюро Чэпмена и Браунинга», подготовленный к традиционной заупокойной службе, которая была запланирована на следующий день, в одиннадцать утра. Он начал шевелиться на закате Дня Капсулы.
Флит Джонс, новичок в похоронном искусстве, который пришел сюда из университета в Омахе, услышал шум в подготовительной комнате, поскольку тоже был заперт в здании своим боссом. Он обнаружил, что Холлис извивается, словно ива на сильном ветру: босой, похоронный костюм на липучках свисает с плеч, словно лохмотья бомжа. Это было необычно. Флит знал, что Холлис до краев полон бальзамирующей жидкости, накачиваемой через канюлю в его сонную (очень несговорчивую) артерию.
Флит, с дрожащими руками, инстинктивно обратился к воскресшему мертвецу, как если бы тот был еще живым человеком:
– Мистер Гренье?..
Тот поднял голову и взглянул на него. При жизни Холлис страдал от шейной миелопатии из-за синдрома «пониженной головы».
Затем Флит совершил свою вторую ошибку. Он направился к Холлису, чтобы помочь тому подняться – понадеявшись, возможно, что человеческое прикосновение каким-то образом успокоит этого беспокойного призрака. Все происходящее казалось ему каким-то ужасным недоразумением, которое надо исправить.
Суставы Холлиса издали потрескивающий звук, похожий на хруст льда, когда он мертвыми пальцами впился в собственный рот, разрывая сдерживающие его швы и проволоку. Затем он выплюнул комок ватина и тут же отгрыз кусок мяса из бицепса Флита, прямо сквозь ткань его рубашки.
Больше Флиту не довелось совершить каких-либо ошибок. Последнее, что он ощутил перед смертью, было зловоние формальдегида.

Доктор Мэнни Стеклер смотрел, как к нему ползет мертвый ребенок: слепой, хныкающий, с бесцельно чавкающим беззубым ртом и тянущейся за ним пурпурной нитью пуповины. Каким-то образом он смог выбраться из своей банки в отделении патологии; его еще не успели унести в морг, вход в который теперь был забаррикадирован спешно собранной и приспособленной под эти цели больничной мебелью.
Желудок Стеклера, казалось, рухнул прямиком в ад и тут же выскочил обратно. Зрелище вроде этого может заставить тебя кардинально пересмотреть свое место во Вселенной. Либо более пристально оценить преимущества быстрого и легкого самоубийства.
Неизбежно его посетила мысль о том, что все происходящее напоминает бойню Кендрика. Обычно самый спокойный этаж клиники, морг превратился одновременно в ванную комнату, кровоточащую яму и хранилище удобрений, когда эти гротескные, бездумные и голодные создания расчленили и сожрали по крайней мере трех сотрудников клиники. Те, кто остался снаружи, могли теперь распознать их исключительно по оставшимся нетронутыми головам. Можно ли считать каннибализмом ситуацию, когда мертвый с точки зрения медицины труп оживает и начинает лакомиться тобой по кусочкам?
Он и так достаточно насмотрелся, прежде чем приказать запереть морг. Это была безумная резня, кровавая баня из оторванных конечностей и вывалившихся внутренностей, рвущихся, словно резиновые жгуты, сухожилий, и заляпавшего пол человеческого жира. Мертвые воскресли, чтобы пожирать живых, которые станут мертвыми, чтобы, в свою очередь…
Теперь к нему ползло живое воплощение того самого отвращения, которое он чувствовал еще в бытность студентом-медиком, будущим целителем. Его уже тогда отталкивал живой розовый анимализм младенцев. Они вызывали у него спазмы в желудке и ненависть, поэтому он отринул их вместе с идеями о человеческом сострадании и единении видов. Доктора не должны испытывать неприязни к детям, особенно в такой стране, как Америка, где материнство было несправедливо возведено в статус божественности. Поэтому он с облегчением уступил возможность проводить подпольные аборты более молодому и идеалистичному доктору Фелисии Рейн, которая с радостью принимала на себя удар всякий раз, когда среди населения Уильямсона находились женщины, не согласные радостно взвалить на себя роль племенной кобылы. Сдержанно и осторожно, несмотря на то, что воинствующая феминистка внутри нее жаждала проявить себя, Фелисия откалибровала свою собственную совесть так, чтобы не перевести политическую проблему в аспект моральной.
Стеклер находился в коридоре один: все остальные убежали, поскольку он был здесь главным, и никто так и не смог выдвинуть вразумительную теорию о причинах и сути происходящего.
То, что он привык жить со своей фобией (фактически, поднявшись над ней), не означает, что столь глубоко укоренившийся в нем страх, дремавший все это время в спячке, не разгорится снова, получив подходящее топливо, которое и раньше питало его.
Ползущее по коридору создание, эта бледная, мокрая личинка, явно не дышало, но при этом хрипело, с каждым своим движением издавая сдавленные звуки. Стеклер возненавидел его в одно мгновение. Он хотел было его сжечь – инстинктивный позыв, извергнувшийся из более глубокой, первобытной бездны, чем вся эта напускная шелуха в духе «какие эти детишки очаровательные!», эта успокаивающая ложь, с помощью которой так легко черное сделать белым.
Это тварь не являлась мертворожденной дочерью Долорес Уитакер. Не являлась.
Стеклер схватил ее за горло. Она билась в его руке, словно гремучая змея. Поскольку у него были подходящие ключи, он бросил ее в шахту лифта, прежде чем его сотрудники могли это увидеть. Когда она упала на дно, он услышал звук удара, как от лопнувшей зрелой личинки.
А затем он услышал, как там, внизу, она снова зашевелилась.

В это время на противоположной стороне баррикад воскресла Кейси Филдс.
Ее любовник, Кайл Фредерикс, тоже восстал из мертвых. И вместе с ними ожил Ленни Рана – во всяком случае, его половина. Кейси все еще ощущала внутри себя некое «возбуждение», но не могла определить, на что направлен этот новый для нее голод, гораздо более всеобъемлющий, чем сексуальное желание.
Вместе с амбулаторными останками Джейсона Лоуэнса, Хэтти Брэйнард, Чака Грина, Сонни Бриклэнда и Долорес Уитакер их группа теперь набрала достаточный вес, чтобы выбить двери, которые – несмотря на то, что их забаррикадировали офисной мебелью до самой дальней стены соседнего помещения – не выдержали в самой слабой своей точке, где крепились петли.
В разных концах клиники их ожидало не меньше пятнадцати пациентов, неспособных даже на простейшее движение, чтобы встать со своих кроватей.
Большинство персонала клиники убежало, объятое чистым, незамутненным ужасом, когда выяснилось, что их босс, их «номер один», их лидер, показал свою неспособность к дальнейшему управлению.
Что-то жизненно важное раз и навсегда сломалось в докторе Стеклере, когда он столкнулся в коридоре с мертвым ребенком. Если уж этот снежный ком начал катиться, то лучше всего спрятаться, пока не пройдет лавина. Он мчался в своей машине, улепетывая прочь из города на всех парах и наплевав на скоростной режим, когда его протаранил грузовик, которым бездумно управлял Бернардо Роулс и его подружка Тэмми. Как говорил Бадди, люди постоянно превышают скорость на дороге, и обычно ничего не происходит. Ничего.
Никто не выжил.
«Это не регулярные войска, – подумал шериф Дилэни. – Неа».
Солдаты, за которыми он наблюдал, носили мрачную темную униформу без нашивок с указанием рода войск или номера подразделения, а в руках сжимали новенькие модели M16. Как только Индокитай перерос во Вьетнам, «черные стволы» эволюционировали в этот вариант А1, который будет принят на вооружение в войсках только через девять месяцев. Шериф Дилэни раньше таких никогда не видел, но знал из журналов, что магазин у них на десять патронов больше.
Более существенную подсказку он получил, когда хромированный ствол уперся ему в шею, – в тот момент шериф находился в полумиле от границы соевой фермы Лестера Коллинза, где Сонни Бриклэнд упился до смерти. Позади него раздался треск радио:
– Нарушитель пойман.
У Дилэни отобрали пистолет и повели в сопровождении часовых к группе из грузовых джипов и одного более внушительного транспортера. В одном из них располагался слабоосвещенный штаб. Вид его значка и статус шерифа, казалось, не слишком впечатлили похитителей. Они подгоняли его односложными фразами и пинками, как будто он был каким-то животным, или скорее врагом, сама плоть которого была опасной, словно в ней могла скрываться взрывчатка.
Часовой поднял полог палатки и представил Дилэни.
– Вот наш бродяга, – сказал солдат, тот самый, который оказался там, в поле, более тихим и незаметным, чем Дилэни. Ловкий сукин сын. Парнишка выглядел лет эдак на девятнадцать, всем своим видом демонстрируя желание быть настоящим «псом войны».
– Если этот парень толкнет меня еще раз, я его в асфальт закатаю, – сказал Дилэни своему собеседнику, который от неожиданности немного отшатнулся назад.
– Входите, шериф Дилэни, – сказал человек с капитанскими нашивками на армейском свитере, возможно, самый старый из всех присутствующих (помимо Дилэни, который прикинул, что его собеседнику, наверное, где-то около сорока пяти лет). Для военного у него были слишком большие и подвижные усы. Плюс к этому седые виски, над которыми красовалась черная шапка волос, а дополняли ансамбль брови с проседью. Он отпустил часовых и махнул Дилэни рукой, приглашая присесть на ближайшую к нему скамью. – Присаживайтесь, – он поднял взгляд и посмотрел шерифу прямо в глаза. – Пожалуйста.
– Пожалуйста, – повторил Дилэни. – Все это вежливое дерьмо работает только в соответствующей обстановке. Вы только что привели меня сюда под дулом автоматов, так что давайте не будем подмазывать мою задницу, капитан…
– Флетчер, – капитан снял очки в стальной оправе и устало потер переносицу, выдерживая идеальный баланс между личинами надоедливого бюрократа и бескомпромиссного центуриона. Дилэни показалось, что он переигрывает, слишком уж все напоказ. Какие бы решения тут ни обсуждались – они уже приняты. А сейчас парень просто пытается втереться в доверие к Дилэни. Он будет действовать в режиме «без записи», прикрываясь лживой змеиной улыбкой.
– Прошу прощения, – произнес Флетчер. Его губы раскрыла трещина улыбки. – Такой длинный день.
– Вот только не надо, – сказал Дилэни. – Не предлагайте мне плохой кофе и не притворяйтесь, то вы мой приятель. Если бы это было законно, меня бы уведомили. Это мой город. Люди умирают, и никто не может это объяснить. Поэтому избавьте меня от этой ерунды и просто скажите, что за херня здесь творится. Окажите мне эту любезность, потому что это единственное, что я хочу знать.
– Что ж, это вполне справедливо, – Флетчер отложил какую-то бумагу, которую до этого бесцельно пытался распрямить, – еще один привычный сигнал, что настало время для откровенного разговора. – У нас тут происшествие из разряда terra incognita. Это происходит сейчас по всей стране, насколько мы можем знать. Возможно, и по всему миру тоже. Не только в вашем городе, эмм… – он сверился с записями – в Уильямстоне.
– Ближайший Уильямстон находится в штате Мичиган, – сухо произнес Дилэни.
– Ой. Прошу прощения.
– Прекратите извиняться. Говорите прямо или заткнитесь.
– Отлично. Событие terra incognita – это то, чего мы ранее никогда не наблюдали или не переживали.
– Да… неизвестная земля, я в курсе.
– У нас внезапно упал суборбитальный шпион. Спутник.
– Да, мне это тоже известно. А еще у меня есть врач, который говорит, что спутник не имеет никакого отношения к тому, что происходит с мертвецами. Или с теми людьми, которые умирают от ран. Они воскресают и нападают на живых.
– Да, у нас были отчеты из Калифорнии, Бостона, Нью-Йорка и отовсюду. Но спутник упал в Уильямсоне, шериф. Ваша собственная газета уже успела разослать эту историю сетевым компаниям. И это именно то, в чем нам нужно разобраться, чтобы можно было объяснить происходящее – и избежать серьезной паники как можно дольше.
Умопомрачительная головная боль – та ее разновидность, которая возникает только от правды – вонзилась между глаз Дилэни, словно шипящая раскаленная пуля.
– Вам нужна история для прикрытия. Чтобы замаскировать какой-то еще больший провал.
Флетчер хлопнул ладонями по своему небольшому столику – это был первый искренний жест с его стороны.
– В том-то и дело, шериф. Нет никакого провала. Мы сначала предполагали, что это утечка какого-то биологического оружия, какая-то авария… где-то. Нет. К нам не поступило никаких данных о чем-то подобном. Данные о каком-либо взрыве отсутствуют. И это никак не связано с космосом, только если не предположить, что причина в поясе космического излучения, которое разом облучило всю планету…
У Дилэни все поплыло перед глазами.
– Нет времени разбираться и рвать на себе волосы, пытаясь выяснить, в чем причина. У вас есть гораздо более серьезная и неотложная проблема… и у меня тоже. Что бы ни произошло на самом деле, вы собираетесь сказать людям, что виновата в этом некая разбившаяся в Уильямсоне космическая хрень. Это неправда, но вы довольны, потому что теперь вам есть на что свалить всю вину за случившееся. Потрясающе. Что еще вы собираетесь мне предложить?
– Нам нужно ваше содействие. Мы окружили город. Никто туда не войдет и не выйдет оттуда.
– Твоим людям хочется вволю пострелять, да? – спросил Дилэни, глядя Флетчеру прямо в глаза.
– Нам нужно, чтобы вы сказали людям в Уильямсоне держаться изо всех сил, пока мы не получим указаний от президента.
Классическая уловка: «Я должен ждать приказов от начальства; это все, что я могу сделать».
– Держаться, – сказал Дилэни, сомневаясь теперь в значении самых простейших слов. – Держаться в окружении бывших друзей и соседей, которые пытаются их сожрать. А если они попробуют уйти, то вы их застрелите, я правильно понимаю? Это до усрачки пугающий сценарий, капитан. Я напуган. Вы бы тоже испугались, если бы увидели то, что довелось увидеть мне сегодня.
– Однако вы держите себя в руках, – сказал Флетчер.
– О, да, ничего особенного, – Дилэни встал, выпрямившись в узком пространстве кузова. – Я думаю, что наш разговор закончен.
Охранник, стоявший за дверью, вскинул свой автомат. Флетчер махнул рукой, заставив его отступить.
– Шериф Дилэни, мой приказ – поддерживать границу в неприкосновенности.
Теперь перед Дилэни предстало лицо человека, которое он ждал увидеть все это время: строгий рот, демонстрирующий отсутствие юмора, металлический блеск в глазах – все карты на стол, мой член самый большой и тому подобное.
– Скажите своим людям, что мы делаем все возможное.
Дилэни повернулся к выходу.
– Что значит «всё»? Вы вообще не знаете, что делать. Вам просто нужно сделать ту проклятую историю, которую вы только что мне рассказали, более правдоподобной.
– Капрал, пусть шериф вернется в город, и убедитесь, что он пойдет в правильном направлении.
– Дело именно в этом, я прав?! – прорычал Дилэни.
– Это вы сказали, не я. Мы закончили. – Флетчер кивнул, его губы побелели. Он еще раз прошептал извинения, но Дилэни уже не мог его слышать. Затем нагнулся к радиоприемнику, подключаясь к своей «горячей линии».
– Это капитан Флетчер, – он произнес код подтверждения и ряд других специальных паролей. – Мы отходим ко внешней отметке. Мы «зеленые», повторяю, мы «зеленые», отходим, для Анубиса.
Шериф Дилэни мрачно пробирался через соевое поле, выискивая взглядом свой джип. Если вдруг ничего не получится, он мог пойти к дальней части поля, где фонарные столбы освещали землю вокруг фермы Лестера Коллинза.
Солдаты вернули ему его пистолет, но забрали все патроны – ну, не вишенка ли на торте после всего этого безумного дня?
Ему предстояла новая работа. Рассказать всем, кто готов будет выслушать, что весь город принесен на алтарь лжи. Прилетело нечто из космоса, и мертвецы стали оживать. Причина плюс следствие – равняется ложь. Потому что история, любая история, лучше, чем багровая бездна неопределенности – даже если это всего лишь часть правды. Альтернативой этому является полный хаос, окончательный распад.
Все заканчивается, «конец фильма».
Он подумал обо всей той мелкой лжи, которая сопровождала всю его жизнь, все годы работы – он лгал, чтобы сохранить мир или избежать еще больших неприятностей.
Доктор Стеклер мог бы рассказать ему, что нервной системе человека требуется одна тридцатая секунды, чтобы что-то заметить – и всего одна десятая секунды, чтобы успеть вздрогнуть. Волна от ядерного взрыва приходит в два раза быстрее скорости звука.
Шериф Дилэни прожил еще достаточно долго, чтобы увидеть ослепительную вспышку, но кровь в его мозгу испарилась прежде, чем он успел что-то почувствовать.