«Вкус милосердия» Эндрю Фрейденберг

Пила задрожала, когда он вытаскивал ее из почти отрубленной ноги. Со стоном изнеможения он уронил сталь сo стекающей кровью на пол и глубоко вздохнул. Последний рывок за конечность - и последние несколько сухожилий, соединявших плоть, порвались. Ему потребовались остатки сил, чтобы поднять ее и отнести к растущей куче безымянных частей тела. Он хватал ртом воздух, его грудь болела от густых миазмов резни, дыма и рассеянного иприта.
Марлоу вытер слезящиеся глаза окровавленным рукавом и оглядел комнату. Двое коллег изо всех сил пытались удержать поток выпотрошенной молодежи в живых. Уилсон пытался сделать трахеостомию мальчику, который посинел. Позади него, Лоуренс качал головой и жестом приглашал другого пациента.
- Доктор Марлоу?
Голос санитара привел его в чувство. Он посмотрел на молодого человека. Как и у всех них, его зеленая форма была почти полностью испачкана жидкостями организма.
- Что?
Он с трудом узнал собственный голос, настолько хриплым он был от слизи и истощения.
- Bы закончили с этим?
Громкий грохот прервал их разговор, и с потолка посыпался град пыли. Активность в комнате приостановилась на несколько секунд, а затем продолжилась.
- Подожди минутку.
Марлоу занялся закреплением жгута над порезом, а затем кивнул санитару.
- Забирай его.
Он воспользовался короткой передышкой, чтобы проклясть свою жизнь и вытереть руки грязным полотенцем. Они были первым пунктом назначения для тех пациентов, которые не пережили бы транспортировки в более цивилизованные учреждения. Конечно, лечение здесь ничего не гарантировало. Пьяная ссора с его непосредственным начальником обеспечила ему место в этом постоянном аду, прямо в окопах со всеми другими бедными дураками. Он и представить себе не мог, что его, с его старыми школьными связями и достойной квалификацией, бросят на произвол судьбы.
Раздался глухой стук, когда перед ним приземлился новоприбывший. Он посмотрел вниз, и холодок пробежал по его ноющему позвоночнику.
- Это девушка.
Санитар пожал плечами.
- Она местная, вот почему. Одному богу известно, что она там делала.
Марлоу снова посмотрел на нее. На долю секунды она напомнила ему официантку в его лондонском клубе, и он на время перенесся в уютную атмосферу этого места. Она была хорошенькой, не старше восемнадцати-девятнадцати лет, с высокими скулами и бледно-белой кожей, забрызганной грязью и запекшейся кровью.
Он посмотрел на ее грудь и вздохнул. Что-то, вероятно, случайно попавший снаряд, разорвало ее на части. Он мог видеть раздробленные ребра и внутри них сердце, отважно пытающееся поддерживать постоянное биение.
- Она справится, сэр?
Вопрос санитара показался ему непристойным, нарушителем священного момента.
- Убирайся!
Мужчина нахмурился и нырнул через низкий вход обратно в окопы.
- Monsieur...
Ее голос был похож на шепот. Она уставилась на него потрясающими зелеными глазами.
- Aidez moi.
- Не говори.
Он видел, что она угасает, пока он наблюдал и искал что-нибудь полезное, чем можно было бы заняться. Он извлек мясистый фрагмент кости, отколовшийся от ее грудной клетки, и рассеянно положил его в карман. При изъятии обнаружился большой разрыв в ее аорте. Темная жидкость сочилась уменьшающимися струями. Это было безнадежно.
- Est-ce-que je vais mourir?
Он едва мог расслышать слова из-за грохота, заполнившего его уши. Казалось, не было подходящего ответа, кроме жестокой правды, поэтому он ничего не сказал. Он погладил ее по щеке и стал ждать, когда все закончится.
Узнавание, отчаяние и, наконец, принятие охватили ее, а затем она ушла.
Он закрыл ей веки ладонью и отступил назад. Время замедлилось, пока он наблюдал за тенями от газовых ламп, мерцающими на ее неподвижном теле.
Весь шум в комнате растворился в белом шуме, когда он стоял, уставившись на ее ангельское личико. Что-то в его сознании дало трещину, и он понял, что все в его мире изменилось. В течение нескольких месяцев он повторял одну и ту же кровавую рутину, пока не перестал видеть дальше механики своей работы. Тысячи раскуроченных молодых людей, попавших под его нож, больше не трогали его эмоционально. Он видел в них часть этого чудовищного безумия, в котором он был вынужден участвовать. Он негодовал на них. Их раны оставили шрамы на его душе и превратили его в машину. Теперь эта мертвая девушка пробудила что-то в нем, что-то чистое. Он схватил ее безвольную руку и нежно сжал ее.
- Кто ты? - пробормотал он.
Пока он ждал ответа, который никогда не мог прийти, он впервые заметил, что на ней был кулон. Он поднял его свободной рукой и вытер влагу большим пальцем. Это было изящное изображение Девы Марии. Хотя он давно утратил всякую религиозную склонность, его красота тронула его почти до слез. Он опустил его обратно, чтобы прислонить к ее шее. Взглянув на свою руку, он был поражен тем, сколько ее крови покрывало его пальцы. Он уставился на свои липкие пальцы. Желание облизать их было непреодолимым. Во рту пересохло, когда эта чуждая концепция овладела им.
- Марлоу? - это был Уилсон. - Ты в порядке?
Он посмотрел вниз на свои пальцы, а затем поднял глаза на своего товарища по "резке".
- Я в порядке.
- Ты выглядишь так, будто с тебя на сегодня хватит, старина.
Уилсон посмотрел на девушку.
- Господи, как я ненавижу, когда они взрывают местных. Почему бы тебе не привести себя в порядок и немного отдохнуть? Похоже, худшее в этом раунде позади.
Марлоу кивнул. Он подошел к чаше с розовой водой, которая служила тазом, и быстро умылся.
- Я попытаюсь немного поспать.


Над окопами опустился густой туман, и он поежился от холодного ночного воздуха. Все было тихо. Он брел по грязи в оцепенении, не замечая нескольких вялых приветствий, которые ему отдали. Наконец он добрался до окопа, который называл "домом". Он не давал особого комфорта, кроме укрытия от дождя, но даже это было роскошью, которой большинство не наслаждалось. Как хирург он мог бы спать за линией, но чувствовал себя отчужденным от этого мира, предпочитая просто впадать в кому между сменами.
Как только он заполз внутрь, он лег в темноте и плотнее закутался в пальто. По привычке он нащупал в карманах свою фляжку, намереваясь выпить содержимое, прежде чем попытаться заснуть. Ром был крепким, но он обезболил его и убрал неприятный привкус, который остался после рабочего дня. На этот раз его рука наткнулась на что-то острое и твердое. Он достал его и понял, что это осколок ребра, который он извлек из груди девушки.
Это был далеко не первый необычный предмет, который он запихнул в карман сгоряча. Он нашел искореженные пули, осколки гильз, а однажды и несколько пальцев.
Он схватил фрагмент с нелогичным страхом, что кто-то попытается украсть его у него; эта реликвия принадлежала ему. Он прижал ее к груди и огляделся в поисках претендентов, но никого не нашел. Он поднес его к носу и вдохнул. Тот пах сладко, и от этого запаха у него закружилась голова; усталость покинула его тело, и впервые за целую вечность он почувствовал себя отдохнувшим. Через некоторое время он заметил, что у него потекли слюнки; его желудок скрутило. Месяцы консервированной говядины с фасолью сделали свое дело, но это было нечто большее. Это была потребность, которую он не мог объяснить или оправдать перед самим собой. Почти само по себе ребро коснулось его губ, коснулось зубов...
Он благоговейно откусил немного сырого мяса. Он затрясся от удовольствия и потрясения, когда мясо растаяло у него во рту. Все его тело словно пронзило электрическим током. Он сел и энергично набросился на кость, на этот раз без всяких оговорок. Вскоре она была очищена, и он засунул ее обратно в карман.
Он чувствовал себя невесомым. Его поразило, как он мог забыть о собственной человечности за такой короткий промежуток времени. Это знание было подарком; девушка была подарком. Ее послали спасти его от самого себя. Теперь все казалось таким очевидным, даже если он изо всех сил пытался понять, как это могло произойти. Не то, чтобы он этого не заслуживал, далеко не так. Скорее всего, он никогда бы не ожидал, что вселенная будет служить ему таким заботливым образом. Конечно, часть его знала, что он безумен, но он жил в мире, где нормальность была забыта. Она умерла, чтобы он мог впитать в себя ее чистоту и стать кем-то новым. Восторг охватил его, когда его представление о реальности расширилось за пределы грязи и убийств, в которых он жил. У него должна была быть более великая цель, но он не мог видеть, какая именно. Ему нужно было впитать в себя больше от нее, если он хотел исполнить свое предназначение.


Туман рассеивался, когда он вернулся в траншею. Он мог видеть звезды, сверкающие в небе над головой. Трупы хранились в покрытой брезентом яме за линией фронта, и он направился к перекрестку, который должен был привести его туда.
- Добрый вечер, доктор.
Он чуть не сбил падре, когда тот поворачивал за угол.
- Как у тебя дела?
Марлоу посмотрел на растрепанную фигуру в очках в роговой оправе и собачьем ошейнике. Что он мог сказать ему сейчас? Он казался прозрачным, двухмерным, почти ходячей иллюзией жизни.
- Я в порядке, - выдавил он из себя и продолжил идти.
Священник смотрел ему вслед с озабоченным выражением лица.
Могильная яма была темной под холстом. Когда его глаза привыкли к свету, он смог разглядеть крыс, снующих вокруг него, как тени. Найти девушку было нетрудно, так как помещение почти заполнилось, и ее бросили на кучу возле входа.
Он опустился на колени рядом с ней и вдохнул ее аромат. Он вздрогнул. Она была совершенством. Инстинктивно он знал, что ее сердце предназначено принадлежать ему. Он просунул руки в ее грудную клетку и схватил его. С небольшим усилием мышцы и волокнистые ткани, удерживающие его на месте, порвались, и оно отделилось от ее тела. Он жадно вонзил в него зубы.
Мясо и кровавые соки заполнили его рот, стекая по подбородку. Это создало коллаж текстур на его языке, подобного которому он никогда раньше не испытывал. Как только освободилось место, он откусил еще, фыркая, как свинья, и дыша через нос. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь ел что-нибудь настолько вкусное.
Погрузившись в задумчивость, он уронил искалеченный орган и ткнулся в нее лицом. Он яростно вгрызался в нежные куски, с которыми соприкасался. Сейчас он не думал, он перешел в сферу существования, которая состояла только из ощущений. Теперь вся его голова была полностью покрыта ее запекшейся кровью. Он откинулся назад, чтобы перевести дух, прежде чем зачерпнуть полный кулак внутренностей и запихнуть их в рот.
- Эй?!!
Прежде, чем он успел отреагировать на голос, к нему присоединилась одинокая фигура с лампой. Внезапная смена освещения ослепила его, перед глазами поплыли пятна.
- Доктор Марлоу? Это ты?
Священник прищурился, глядя на окровавленное видение перед собой. Марлоу моргнул ему в ответ глазами, которые были единственными белыми в море темно-красного.
- Что ты делаешь?
Низкое рычание вырвалось из горла Марлоу. Как смеет это ничтожество прерывать его?
- Боже милостивый, ты что, ешь эту бедную девочку?
Священник подавился и в панике отступил назад, когда Марлоу прыгнул. Они рухнули на груду трупов, священник отчаянно пытался оторвать руки Марлоу от своего горла. Лампа упала и разбилась. Двое катались по неровной поверхности, пока один мужчина пытался помешать другому покончить с ним. Марлоу было не остановить, все его тело кипело энергией. Выброс адреналина у священника был недолгим, и вскоре он ослаб. Когда Марлоу задушил последние остатки жизни в теле своей жертвы, он взревел. Это был нечеловеческий звук. Он преобразился. Эта проклятая война превратила его в сломанный автомат. Он был потерян во тьме, но теперь он родился заново, как создание света. Никто не мог удержать его снова.
Он, смеясь, выбежал из ямы обратно в траншею. Четверка перепачканных солдат разбежалась, когда он прорвался сквозь них.
Дойдя до траншеи, Марлоу остановился. Он посмотрел на заполненный грязью ров, который так долго был его домом, и вздохнул. Здесь, в этом тупике, нечего было добиваться. Он высосал жизнь из его костей в обмен на его усилия, но теперь он был свободен. Пришло время уходить. Он подошел к подножию одной из гниющих деревянных лестниц, которые вели за борт на ничейную землю. Не успел он поставить ногу на нижнюю ступеньку, как почувствовал руку на своем плече.
- Ты действительно не хочешь этого делать, старина.
Это был один из солдат, которого он ранее оттолкнул в сторону.
- Ты выглядишь очень усталым. Почему бы тебе не спуститься и не выпить с нами чашечку чая?
Марлоу отмахнулся от его руки и поднялся еще на одну ступеньку, прежде чем оглянуться. На усталых лицах отразилась смесь беспокойства и отвращения. С одной стороны, они явно считали, что он сошел с ума. С другой стороны, они прекрасно понимали, что покинуть окоп было бы дезертирством, если не самоубийством.
- Спускайся. Мы приятно поболтаем.
Доктор развернулся и ударил мужчину ногой в нос. Его жертва выругалась и схватилась за пояс Марлоу. Крепко держась одной рукой за ступеньку, Марлоу полез в карман и нащупал кость. Он собрал все свои силы и воткнул ee в шею солдата так глубоко, насколько это было возможно. Его немедленно отпустили, когда мужчина упал на пол. Шквал оскорблений последовал за ним, когда он взобрался на вершину и прыгнул в запределье.


Колючая проволока схватила его за лодыжки, и он чуть не упал, споткнувшись о гниющих усопших. Позади него раздались выстрелы, когда его соотечественники попытались остановить его бегство. Одна из пуль разорвала мягкую плоть его предплечья. Он проигнорировал жжение и побежал дальше. Было приятно оказаться на открытом месте. Это напомнило ему о Вересковой пустоши дома, что, в свою очередь, заставило его подумать о своей семье. Он представил их восторг, когда он вернется и расскажет им о своем преображении. Он потерял фотографию, которой когда-то дорожил, но их невинные лица все еще были ему кристально ясны. Какое облегчение они испытали бы, узнав, что он не вернулся ожесточенной оболочкой, нафаршированной только унижениями войны.
С другой стороны раздался пулеметный огонь, и он бросился на землю. Пули пролетели над его головой. Он приземлился между двумя лежащими трупами, одним немецким и одним британским. Он лежал между ними на спине, смотрел на луну и слушал голоса в ночи.
- Я больше не вижу его.
- Возможно, фрицы добрались до него.
- Er ist tot.
- Wie wissen Sie? Er ist verschwunden.
Слова разлетелись по ветру обрывками. Он глубоко вдохнул, наполняя легкие морозным ночным воздухом. Ему показалось, что он слабо слышит струнный квартет Шуберта. Должно быть, это было его воображение, но, тем не менее, он позволил ему захлестнуть себя. Пулеметчик перестал тратить боеприпасы, и на смертоносную пустошь воцарился мир. Марлоу наслаждался тишиной и впитывал атмосферу. Он подумал, что если бы он мог просто представить себя снова в Лондоне, то это стало бы реальностью. Он закрыл глаза и расслабился. Мир, казалось, уплывал от него. Он не услышал ни тихого удара далекого минометного выстрела, ни пронзительного свиста упавшего в его сторону снаряда. Это было прямое попадание, и среди огня и увечий то, что считалось здравомыслием, снова вернулось на передовую.