«Жизнь во грехе» Нэт Уистон

Милдред Купер в одиночестве прогуливалась по священным залам поместья Эпсли, холодный воздух пробирался под ее платье, отчего по спине пробегали мурашки. Ей следовало бы испугаться, женщине, одной с пятью спящими детьми наверху, но она была спокойна.
Внешне она была скорбящей вдовой, запертой взаперти, но за массивными дубовыми дверями чувствовала облегчение и была блаженно счастливой женщиной. Прошла неделя с тех пор, как ее "возлюбленный" Альфред скончался, и дом казался жутким без его присутствия. Но она обрела покой, ее душа и тело наконец-то исцелялись.
Ее дети крепко спали, не слыша звуков насилия и не опасаясь пьяных выходок своего отца. Для всех, кто знал Куперов, внешне Альфред был преданным мужем и любящим отцом. Ничто не может быть дальше от истины.
Альфред Купер был уважаемым членом общества. Очаровательный, красивый и очень уважаемый судья. Идеальная пара в глазах ее родителей, и кто она такая, чтобы отказываться от его предложения. Как только они поженились, маска слетела и открылся истинный монстр. Что касается его позиции, он был эгоистом, который верил в суровое правосудие, быстро стуча молотком. Приговор человеку зависел от статуса и монеты, которую он носил в кармане.
Милдред заняла свое обычное место у камина, но не осмеливалась поднять глаза, опустив их в землю. Над каминной полкой висел его ужасный портрет, с холодным лицом, наблюдающим за ней - оценивающим ее с высоты камина, когда воет ветер и дождь барабанит по оконным стеклам. Ее дыхание было заметно в холодном воздухе, когда она набралась смелости подойти и разжечь угасающий огонь.
- От этой служанки никакого толку, - пробормотала Милдред, раздраженная тем, что Сара подбросила в огонь недостаточно щепок, чтобы он продолжал гореть.
Она откинулась на спинку стула и сняла с подлокотника брошенную шаль, обернув ею свое миниатюрное тело, чтобы уберечься от ужасного холода.
Кроме большой, яркой картины, на каминной полке не было никаких вещей. Этот мужчина всегда неохотно открывал свой кошелек с монетами в лучшие времена, не говоря уже о том, чтобы накормить множество детей, которых он требовал, чтобы она родила для него. Она не скучала по бесконечным нападениям; избиения не прекращались, даже когда она была беременна. Альфред возвращался с запахом виски изо рта и дешевыми духами после похода в бордель. Из сплетен горничных в прачечной Милдред знала, что ее муж был кобелем; любая красивая попка, которая попадалась ему на глаза, должна была поддаваться его чарам. Даже если это было против их воли. Она потеряла много служанок из-за его неосторожности.
У него все еще была его тихоня, его прилежная жена в качестве боксерской груши, независимо от того, сколько дети плакали и умоляли своего папу остановиться. Это в конечном итоге прогнало большую часть прислуги, осталась только Сара и преданный слуга Милдред, Себастьян.
Она потянулась к шнуру, висящему сбоку от нее, и дернула за него, серия громких звуков эхом разнеслась по пустой комнате. Прошло добрых пять минут, прежде чем она услышала торопливые шаги по парадной лестнице, и в дверях появилась Сара с застенчивым выражением лица, в то время как Милдред продолжала нетерпеливо дергать за шнур.
- Да, мэм?
- Девочка, где, черт возьми, ты была? Я дергала эту чертову штуку больше минуты! - огрызнулась Милдред.
- Прошу прощения, мэм. Я спалa.
- Спалa! В самом деле, тебе лучше проснуться, юная леди!
- Да, мэм, - ответила Сара, почтительно кланяясь.
- Pазве я не говорилa тебе поддерживать этот проклятый огонь?
- Да, мэм, приношу свои извинения.
- Не извиняйся, Сара, принеси мне свежего чая! - рявкнула Милдред.
- Сию минуту, мэм.
Сара развернулась на каблуках и вышла из комнаты, делая вид, что не слышит проклятий, которые Милдред изрыгает себе под нос.
Милдред устала и была расстроена. Она задавалась вопросом, уволится ли когда-нибудь Сара теперь, когда ее мужа нет рядом. Ей не с кем было побаловать себя или улизнуть в чулан для метел.
- Она, должно быть, считает меня сумасшедшей, - прошептала Милдред себе под нос.
Она потянулась к краю кресла за книгой, решив, что, может быть, легкое чтение успокоит ее разум. Все, что угодно, лишь бы успокоить нервы и прогнать мучающие ее воспоминания. Она осторожно положила книгу на колени и открыла страницу, из которой выглядывала ее закладка, онa слышала, как Сара бегает по кухне.
- Лондон - такое унылое место для жизни. Как только закончится мой траур, я заберу детей к своей сестре, - размышляла вслух Милдред.
Она планировала уйти задолго до этого, но знала, что этот зверь никогда не отпустит ее, и не дай бог, она посмеет попытаться забрать его детей. Она вздрогнула и плотнее натянула ткань, прежде чем снова сосредоточиться на книге. Она читала пятую главу романа Элизабет Гаскилл, когда услышала шаги, доносящиеся из фойе. Она предположила, что это Сара со своим чаем.
- Помни, девочка, если ты прольешь его еще раз, то не получишь свою зарплату за день, - предупредила Милдред.
Поворачивая голову, готовясь наградить ее самым устрашающим взглядом, Милдред посмотрела на открытую дверь, и ее встретила тишина. Никто не встретил ее холодного взгляда, только темнота. Ветер свистел в пространстве, и волосы у нее на затылке встали дыбом. Внутри нее нарастало тревожное чувство, что за ней наблюдают.
- Милдред, честно, это была просто игра разума, - прошептала она.
Годы жизни на грани приучили ее бояться каждого едва уловимого звука, особенно в огромных залах поместья.
Милдред снова услышала шаги, но на этот раз они были громче, как будто слон ковыляет по комнате. Идентичные звуки она слышала каждую ночь, когда Альфред возвращался домой. Затем начался стук, как будто кто-то бегает вверх и вниз по лестнице. В конце концов, Милдред больше не могла игнорировать его; что, если это кто-то из детей встал с кровати? Им следовало бы знать, что лучше не играть в такое время.
Она вскочила со своего места, промаршировала через комнату в фойе и схватила фонарь.
- Это становится абсурдом, - проворчала она себе под нос и направилась к лестнице. - Мальчики, вам лучше не вставать в такой час. Вам давно пора спать.
Добравшись до подножия лестницы, она подняла масляную лампу в сторону лестницы, ожидая увидеть двух своих мальчиков, играющих на лестничной площадке.
Конечно, я все время забываю, - подумала она про себя.
Она снова оказалась одна, но на этот раз вокруг была оглушительная тишина.
Милдред стояла там, растерянная и напуганная, окруженная темнотой. Она понимала, что больше не слышит звуков, доносящихся из кухни. Она задалась вопросом, поднялась ли Сара наверх, но она бы ее увидела. Любопытство побудило ее пересечь фойе и пройти по длинному коридору на кухню. Она легко ступала по ковру, держа фонарь прямо перед собой.
Здесь тихо, слишком тихо.
Звук оживающих массивных напольных часов нарушил затянувшуюся тишину и напугал Милдред. Громкий перезвон отразился от стен, заставляя ее подавить вскрик удивления. Стрелки показывали ровно четверть второго. Она помнила значение времени, точное время заключения сделки, и от этой мысли ее затошнило.
Такой неподобающий поступок. Такой ужасный поступок для замужней женщины. Но разве у меня был выбор?
Ее мысли прервал ветер, бьющийся в парадную дверь - на этот раз она издала пронзительный крик. Воздух казался густым, и она с трудом дышала, понимая, что Себастьян уже должен был приступить к своим обязанностям по дому. Еще большее беспокойство вызывал тот факт, что Сара до сих пор не вышла из кухни.
Милдред направилась на кухню, чтобы отругать ее, затем остановилась. Она все еще не подходила к кухне после инцидента с Альфредом и горячим чайником на плите. Кожа вокруг ее запястья все еще выглядела деформированной, но, к счастью, шрам легко скрыть под длинными рукавами ее платья.
Она снова посмотрела на часы. Стрелки теперь показывали два часа, и шторм снаружи становился более яростным и громким, заставляя двери стучать друг о друга, как будто монстр пытается проникнуть внутрь.
Оконные рамы дребезжали, когда ливень усилился, и ветер ворвался в дом, пробиваясь под двери и сдувая черные бархатные простыни с зеркал. Милдред не могла не думать об Альфреде, о жестокости шторма, опустошившего внешний мир так же, как он опустошил ее.
Милдред решила вернуться в святость гостиной, бросая взгляд на пустой стул напротив нее. Она закрыла за собой двери и осторожно вышла на середину комнаты. Жуткое, потертое кожаное сиденье бездействовало; на столе сбоку лежала использованная трубка.
Раньше от него в комнате воняло табаком, и от воспоминаний у нее мурашки по коже. Она скучала по общению, и это место начинало напоминать мавзолей. Казалось таким жестоким сидеть взаперти из-за ее траура, в месте, где она и ее дети так много страдали. Даже если бы ей пришлось уйти, никто не осмелился бы заговорить с ней, пока не прошло время траура.
Рисунок обоев начинает вызывать у нее беспокойство. Узоры были похожи на лица, насмехающиеся над ней, когда она стояла перед ними; говорящие с ней со стен.
Они знали ее секрет.
Милдред размышлялa о последних месяцах перед безвременной кончиной Альфреда. Он все больше пил, почти каждую ночь вступал в споры. В основном о том, как ОН тратил деньги; не то чтобы у них было мало средств. Они оба происходили из богатых семей, но это было социальное соглашение; здесь не было любви, только боль.
Первые три выкидыша сделали Альфреда более агрессивным; он так отчаянно нуждался в мальчике, чтобы передать свое "наследие". Родились три девочки, прежде чем она, наконец, исполнила его желание, родив близнецов. После этого они терпели друг друга. Себастьян сделал процесс более терпимым, но она могла вынести не так много, прежде чем сорваться.
Она подошла к портрету у камина, опираясь на каминную полку, чтобы лучше видеть безжизненную картину.
- Ты получил по заслугам, старый козел.
Она выплюнула эти слова ядовитым тоном.
Двери комнаты начали сильно дребезжать, как будто кто-то пытался войти. Она развернулась лицом к оглушительному грохоту и, поскользнувшись, ударилась локтем о стол, падая на пол. Она зашипела, вспомнив, когда в последний раз испытывала подобную боль.
Той ночью, когда она последовала за Альфредом в бордель в бедной части города, когда она увидела ее.
Эта маленькая мстительная гарпия набросилась на моего мужа. Я проявляла к нему любовь, которой он никогда не проявлял ко мне. Ей пришлось заплатить.
Она выбросила эти мысли из головы, поскольку стук становился все громче и эхом разносился по всему дому. Она боялась, что шум разбудит детей ото сна. Двери с грохотом захлопнулись, как будто что-то нечестивое пыталось вломиться внутрь. Когда ее терпение начало иссякать, Милдред набралась смелости подняться с ковра. Взбешенная оглушительным звуком, раздающимся в ушах, она отступила назад, схватилась за ручку и со всей силы яростно распахнула их.
Снова никого нет, как и раньше, и звук внезапно прекратился.
Она разгладила свою толстую черную ночную рубашку, прежде чем сесть в кресло у пылающего камина.
Я боюсь, что, возможно, схожу с ума.
Из коридора донесся кашель. Ее руки задрожали, когда она снова поднялась со своего места, одной рукой хватаясь за кочергу для защиты, а другой - за шнур звонка. Дернув со всей силы: звонок должен зазвенеть по всему дому.
Так почему же нет звука?
Такое ощущение, что колокольчики вообще сняли. Она отчаянно дергала за шнур, снова и снова, но безрезультатно. Тяжелые шаги раздались снова, но на этот раз они были ближе, как будто кто-то ступает в свинцовых ботинках. Она отпустила бесполезный шнур и обхватила обеими руками железную кочергу. Сначала она ничего не видела, только темноту, но затем заметила тень на пороге, которая тянулась по полу, становясь все длиннее и длиннее.
- УБИРАЙСЯ ИЗ МОЕГО ДОМА, НЕГОДЯЙ! - закричала она. - ИЛИ Я ПОЗОВУ СЛУГ!
Ее угрозы, похоже, не разубедили незнакомца. Ее ноздри наполнил землистый запах, наряду с запахом гнилостного разложения. Милдред схватила свой носовой платок и прикрыла рот и нос, чтобы заглушить зловоние. Фигура вышла на свет, и лицо Милдред исказилось от ужаса, когда прямо перед ее глазами предстал бледный Альфред.
- Привет, любовь моя, - мягко промурлыкал он.
- ЭТО НЕВОЗМОЖНО! ТЫ МЕРТВ! - закричала Милдред.
Ее потные ладони крепче сжали оружие.
- О нет, любовь моя, я очень даже живой, - ответил он с улыбкой.
Альфред медленно приблизился к ней, ее тело вздрогнуло в ответ, готовясь к первой пощечине, которой так и не последовало. Вместо этого он опустился на свое сиденье и взял трубку.
На нем был костюм, в котором его похоронили, но весь наряд, с головы до ног был покрыт грязью. Вода стекала с его брюк на ковер, когда он откинулся назад и посмотрел на Милдред с озорной улыбкой.
- Я ПОХОРОНИЛA ТЕБЯ! БЫЛИ ПОХОРОНЫ!
- Да, и я слышал, что ты потратила грабительскую сумму на мероприятие, - проворчал он. - Но ты допустила одну ошибку, моя дорогая.
- Ошибки не было, - прошипела Милдред. - У тебя не билось сердце.
- Ах да, но я не какая-нибудь тощая маленькая шлюха из борделя, - усмехнулся он.
Румянец отлил от щек Милдред, окрашивая ее фарфоровую кожу в болезненно-серый цвет.
- О да, моя дорогая, я все знаю о том, чем ты занималась.
Она вскочила на ноги, вооружившись своей металлической защитой, и помчалась к дверям.
- САРА! САРА! ГДЕ ТЫ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ?! - всхлипнула Милдред.
- Она не придет, моя дорогая.
Он спокоен, слишком спокоен. Он ни разу не повысил голос... и эта улыбка. Боже, эта улыбка страшнее, чем его побои.
- Нет, Сара будет здесь с минуты на минуту.
- Я прошел мимо нее, проходя через кладовую. Она очень похожа на мертвую.
- ТЫ ЛЖЕШЬ! - взвыла она.
- Нет, она определенно мертва, лежит в морозилке. Должно быть, она пролежала там добрых пару дней.
Милдред снова собралась протестовать, но потом вспомнила. Кажется, что все дни здесь сливаются в один, словно в клетке, как у зверя. Но она вспомнила кровь, хруст костей, а когда посмотрела на кочергу, то увидела прилипшие к ней кусочки засохшей плоти и волосы. С отвращением она отбросила ее в сторону, давая Альфреду возможность высказаться.
Он бросился вперед, схватил ее за волосы и резко повернул ее голову к себе.
- КАК? КАК ТЫ ВЫЖИЛ! - cпросила Милдред.
- БУМАГИ! - ответил он. - Я заплатил парню и, конечно, врачу, чтобы они подделали мое свидетельство о смерти, - слезы текли ручьем по ее щекам. - Однако я бы ничего не узнал, если бы ты не оставила за собой цепочку трупов, по которой я мог бы идти.
Милдред стояла в беспомощном, застывшем состоянии, когда он усилил хватку и схватил ее за горло.
- ТЫ НЕГОДЯЙ! - выплюнула она.
- Ну-ну, моя дорогая, не надо таких выражений. Предполагается, что ты - леди, и притом скорбящая, - рассмеялся Альфред.
Он швырнул ее на пол, как будто она всего лишь уличный мусор, и посмотрел на нее сверху вниз с презрением.
- Теперь я готов проявить к тебе милосердие. Я не стану обвинять тебя в твоих преступлениях. Однако, если ты впредь не будешь выполнять ВСЕ, что я говорю... Что ж... давай просто скажем, что тела, которые ты расчленила, чудесным образом появятся вновь. Мне бы не хотелось, чтобы мальчики навещали свою мать в тюрьме.
Милдред начала рыдать, ее мечты о свободе от этого кошмара, от этого безумия почти разбились вдребезги. Именно тогда образы заполнили ее разум; кровь и запах металла вторглись в ее чувства.
Искалеченные тела всех похотливых и ужасающих монстров, которых ее муж выпустил на свободу ради общественного положения и денег. Насильники и убийцы, которых она заманивала на боковые улицы, звуки их криков - все это всплыло в ее памяти, когда ее некогда покойный муж навис над ней. Ей начало казаться, что кровь в ее венах может замерзнуть в любую минуту.
Пока Альфред косился на нее, Милдред повернула голову в сторону, заметив серебряный нож для вскрытия писем. Без колебаний ее рука метнулась в сторону, и она схватила лезвие из чистого серебра. Альфред не успел возразить, она была слишком быстра. Она вонзила острие в свою яремную вену, кровь брызнула вверх, попадая на люстру.
Милдред закашлялась кровью на ковер и взглянула в холодные черные глаза Альфреда, прежде чем выдернуть нож для вскрытия писем из своего горла. Он посмотрел на нее с разочарованием и отвращением, прежде чем опуститься на колени рядом с ней, держа в руке подушку со своего места. Он прижал подушку к ее зияющей ране, пока кровь стекала по ее груди.
- Честно говоря, моя дорогая, мне наплевать, выживешь ты или умрешь. Единственная причина, по которой я хотел бы, чтобы ты жила, - это заставить тебя страдать за твое предательство, - холодно сказал Альфред.
Его лицо было в нескольких дюймах от ее лица, но теперь Милдред не испытывала ни страха, ни сожаления. Газеты назвали ее поступки "убийствами из мести" за несправедливость, имевшую место в суде.
Все началось с того, что к ней на улице возле Уайтчепела пристала женщина. Скорбящая мать, Женева Эрвинг, только что потеряла свою дочь в возрасте восемнадцати лет. Она планировала убить Милдред, как жену судьи, освободившего убийцу ее ребенка, чтобы заставить его страдать так же, как страдала Женева. Но, увидев подбитый глаз и синяки под вуалью Милдред, она поняла, что ее вендетта будет бесплодной. Женева была арестована позже в тот же день и, не имея возможности внести залог, оставалась в цепях за свое преступление, пока ее не перевели в бордель, чтобы погасить долг, оставив оставшихся детей на попечение государства, отправив их в работный дом.
Одно простое действие - и жертва была наказана, в то время как монстр, убивший тринадцать девочек, снова вышел на свободу, чтобы разгуливать по округе. Милдред не могла смириться с несправедливостью всего этого и вскоре у нее созрел план.
Резкая пощечина пробудила ее от грез наяву, глаза Альфреда обезумели от ярости.
- Ты слышала меня, женщина? Говори! Скажи мне, где они, - прорычал он, сотрясая ее тело.
- Где кто, дорогой? - cлабо спросила Милдред.
В приступе ярости Альфред продолжил свое нападение; даже ее смерть не наступит быстро. Он намеревался пытками заставить Милдред подчиниться, но чего он не знал, так это того, что недавнее столкновение с насилием только укрепило ее силу воли. Ее первое убийство далось нелегко; оно было небрежным. Она замерла, когда пришло время нанести завершающий удар, и это колебание едва не стоило ей жизни. Рана на ее голове зажила, и доктор не стал задавать вопросов, поскольку он тоже был в кармане Альфреда. Самой тяжелой частью было само тело; транспортировка и расчленение дались с трудом.
Однако для Милдред это не так уж много. Никто не осмелился бы приблизиться к жене судьи Альфреда Купера в бедных районах Лондона. Итак, после каждого избиения, когда ее монстр отключался после пьяного буйства, а ее дети крепко спали, она выходила и возвращала себе свободу. Но Милдред знала цену.
Еще одна пощечина, подушка тяжело давит на шею, поскольку впитала большое количество ее крови. Теперь она начала чувствовать головокружение, когда реальность и воспоминания сливались в дымку. Альфред сидел у нее на груди. Она слышала хруст и чувствовала острую боль в груди, заставляющую ее хрипеть, поскольку она лежала слишком слабая, чтобы кричать.
- Ты скажешь мне, шлюха! Где мои мальчики?! Я проверил наверху, их комнаты пусты. Где мои дети?!
Губы Милдред растянулись в слабой улыбке, она понимала, что, хотя ей и не удалось обрести свободу, она не лишала ее своих преданных детей. Она знала, что его семья попытается предъявить на них права, а они были такими же нечестными и жестокими, как Альфред.
- Ты думаешь, я заставилa бы моих детей страдать от твоей семьи так, как страдалa я? Ты дурак, Альфред Купер.
Она посмотрела на камин и увидела темный силуэт, танцующий на фоне пламени. Она не могла быть уверена, правда это или ложь, но мужчина в огне что-то шептал ей. Сладкие обещания покоя заглушали непрекращающиеся вопли Альфреда, цепляющегося за ее тело, кричащего до тех пор, пока его лицо не стало свекольным, снова и снова требующего сказать, где, черт возьми, его дети. Но Милдред поклялась, что не предаст единственное хорошее, что вышло из этого адского брака. Ее любимые дети были для нее всем; за пределами города они были в безопасности. Если он спрашивал об этом, то Милдред знала, что Альфред блефовал, когда говорил, что знает, где похоронены все тела.
Ее веки отяжелели, но она чувствовала, как ее накрывает покров победы, наполняя покоем. Мальчики будут присматривать за своими сестрами, и они будут защищать друг друга, несмотря ни на что. Милдред учила своих детей не понаслышке. В конце концов, некоторые преступники придерживаются другого подхода, убийца увидел бы в женщине с ребенком идеальную добычу. Но не Милдред, не тогда, когда ее мальчики поджидали на соседней улочке с молотками, чтобы устроить засаду на невольного нападавшего.
Нет, ее дети знали, как защитить себя, и их тайна умрет вместе с ней. Милдред позволила тьме поглотить ее целиком, когда умирала с улыбкой на лице.
Когда-нибудь Альфред Купер сам предстанет перед судом.
Ты увидишь, Альфред Купер. Твои мальчики довольно скоро вернутся домой, и когда они узнают, что я мертвa, они будут судьями, присяжными и палачами. Именно так, как учила их мать...