«Это не Bыход» Брайан Кин

- Tы когда-нибудь кого-нибудь убивал?
Задавая вопрос, он облизал свои губы, и по выражению его лица я мог сказать, что на самом деле он не хотел знать мой ответ. Он обвел взглядом бар, и его глаза вновь вернулись ко мне. Не важно, что бы я сказал, мои слова оказались бы лишними. Вопрос был поверхностным. Он желал удивления. Он убивал, и это въелось в него. Важный для него вопрос. Он хотел поговорить о нем.
- Что?
Я притворился шокированным.
Передо мной сидел молодой человек – возможно, двадцать один или двадцать два года. Когда дело доходило до алкоголя, он все еще постигал свои ограничения. Его проглоченные слова оставляли заметный след, а пустые пивные бутылки звали к откровению. Он наклонился ближе, едва не опрокинув свой стул.
- Tы когда-нибудь кого-нибудь убивал?
Таким было начало его разговора. Шансом разгрузиться или похвастаться. Но это было началом.
Входом.
А я закрывал любые входы.
Первым человеком, которого я убил, был парень по имени Лоуренс. За эти годы я ликвидировал так много людей, что они слились друг с другом в безымянный и безликий конгломерат. Но я помнил Лоуренса, бледного и мелкого, с волосами на суставах пальцев. Слезящиеся глаза. Он водил красный крайслеровский минивэн, и его бардачок был полон кассет "Стили Дэн" и порнофильмов. Лоуренс плакал, когда я вырезал символы на его коже. Слизь пузырилась из его ноздрей и стекала в рот. Отвратительное зрелище, но теперь я забавлялся им. Воспоминание вызывало улыбку на моем лице, как мысль о детском друге или первой любви.
В последующие годы я улучшил мои притязания. Меня больше не волновали символы и церемонии. Я больше не говорил слова закрытия. Убив человека, я выполнял мою работу. Пролитие крови закрывало двери. Меня не заботили остальные украшения. Вместо этого я действовал быстро: выстрел в темноте, нож в спину, пожар, когда люди спали. Раз - и всё сделано. Без путаницы и волнений. Это как движение по шоссе до следующего съезда – надо проехать несколько миль, закрыть двери и отдохнуть в каком-нибудь мотеле. Я становился старше. Роберт Фрост выбирал короткие пути, но я принимал любой путь. Скорость и эффективность были ключевыми элементами. Убивая Лоуренса, я еще не знал этого. Но теперь мне было все нипочем.
Я очень быстрый. Мой аватар – колибри. Метафорически говоря, я мчусь в ночи по восемь миль в секунду, путешествуя от бутона к бутону, принимая нектар и двигаясь дальше.
Молодой человек не знал об этом. Он услышал то, что хотел.
- Нет, я никогда и никого не убивал.
- А мне приходилось. Несколько лет назад.
Я отхлебнул виски и промокнул нижнюю губу носовым платком. Мне с трудом удалось скрыть свое разочарование.
- Действительно?
- Да, - кивнув, ответил он. - Я говорю вполне серьезно и не кормлю тебя коровьим дерьмом.
Я ничего не сказал, ожидая и надеясь, что разгрузит себя так быстро, что я смогу пойти в свой номер спать. Рассвет приближался, и меня ожидала дорога.
Он заказал очередной круг напитков. Мы молча сидели, пока бармен расставлял перед нами бокалы. Мужчина посмотрел на мой наполовину выпитый скотч, и я улыбнулся. Он пожал плечами и перешел к другим посетителям. Молодой человек поднял свое пиво и выпил полбутылки. Я безмолвно наблюдал за ним. Он опустил бутылку на стол и вытер конденсат о свои джинсы.
- Мою подругу звали Янси. Мне в ту пору было восемнадцать. Ей исполнилось четырнадцать. Я хочу сказать, что это всего четыре года разницы, но такие люди, как я, считались трахнутыми педофилами. А я не хотел проблем. Я знал Янси, когда мы были еще детьми. Наши родители водили нас в одну и ту же церковь. И, черт! Мы любили друг друга. Ее старик сошел с ума, когда узнал, что мы делали это. Как-то – я не знаю, как – он достал пароль на страницу ее почты и прочитал наши сообщения. Он сказал Янси, чтобы она больше не смотрела на меня. Затем придурок позвонил моей родне и передал, что, если я еще раз попытаюсь контактировать с Янси, он позвонит копам, и меня арестуют, как преступника. Он действительно называл меня так – словно я один из тех упырей, которые трахают бюст Криса Мэттьюзa.
Ну, вы знаете, о каком шоу я говорю...
Я не знал. Единственной телевизионной программой, которую я смотрел, была PBS – и то, когда отель, в котором у меня была остановка, предлагал ее в своем пакете. Мне оставалось только кивнуть головой, поощряя его к продолжению истории. Я надеялся, что он поторопится. Мне становилось скучно.
- На следующий день Янси прислала мне текстовое сообщение. Ее папочка узнал об этом и выбил из нее все дерьмо. Тогда я пошел туда, едва не разбил ногу об дверь, пока он не ответил, и сказал ему, что хочу поговорить. Он буквально спятил – настолько сошел с ума, что его трясло, как горох. Однако он позволил мне войти. Сказал, что мы будем вести разговор, раз и навсегда, и что потом он не хочет видеть меня снова. Он заставил Янси оставаться наверху, в ее комнате. Я слышал, как она спорила со своей матерью. На мой вопрос, могу ли я получить стакан воды, папаша Янси ответил: да. Он пошел на кухню, чтобы налить мне воды, а я последовал за ним. Они, наверное, пришли из бакалеи, потому что на столе лежало несколько пакетов. Я взял два: сдвоенные, какими они бывают, когда вы поднимаете тяжелый груз. Там было внутри немного крови – возможно, от стейка или гамбургера. Я это запомнил. Потом ее папочка повернулся спиной, а я набросил пакеты ему на голову и задушил засранца.
Когда он говорил об этом, в его голосе не было ни капли сожаления. Только мрачная удовлетворенность. Улыбка парня походила на маску смерти. Он сделал еще один глоток пива и затем продолжил:
- Наверху Янси и ее мамаша по-прежнему кричали друг на друга, поэтому я схватил длинный нож и на цыпочках вышел из кухни. Маленький брат Янси, Мики, стоял на лестнице. Он завизжал, и я ударил его – просто хотел заткнуть пацана.
Он засмеялся, хотя в его словах не было юмора.
- Да, и заткнул его, мать твою. Навсегда. Помню, когда я вытащил нож, кровь еще струилась. Она казалась горячей и липкой. Тебе этого не понять.
А я понимал. Я отлично знал, как человеческая кровь чувствуется на твоих ладонях. Как она пахнет. Как течет в холодные ночи и становится черной, когда проливается на асфальт. Как она высыхает на твоих пальцах, словно грязь, как шелушится, словно мертвая кожа.
Я не рассказал ему о своих воспоминаниях. Допив скотч, я потянулся за вторым бокалом – взял в руки, но не выпил.
- И как ты себя после этого чувствуешь?
Он поморгал, словно забыл, что я находился рядом.
- Ч-что?
- Tы убил брата своей подружки. Как ты себя при этом почувствовал?
Он пожал плечами.
- Не знаю. В то время я ничего не чувствовал. Разве что только страх. Мать Янси услышала его крик. Когда Маки ударился о пол, она выбежала на лестницу и закричала, чтобы дочь позвонила в 911. Но я догнал ее и тоже заставил заткнуться. На самом деле, я ни о чем не думал – просто действовал. В новостях говорилось, что мамочка получила сорок семь ножевых ранений, однако я не считал.
Мои брови изумленно выгнулись. Сорок семь – могучее число. В определенных оккультных кругах оно имеет сокровенный смысл, но я сомневаюсь, что парень осознавал его значение.
- Потом была комната Янси. Она пряталась в шкафу. Плакала, и все дела. Я сказал ей, что теперь мы можем быть вместе. Можем уйти, пока никто не заметил, что случилось. Взяли бы машину ее родителей и просто уехали, черт побери. Просто выехали бы на дорогу и посмотрели, как далеко она увела бы нас. Жили бы где-нибудь еще. Вместе.
Я знал, куда привела бы та дорога, но ничего не сказал.
- А Янси... она не переставала бить меня. Я нанес ей ответную пощечину, потом ударил ножом...
На его лице появилась тень истинной эмоции. Я поднял бокал и выпил его, затем осмотрел бар и сунул под салфетку две двадцатидолларовые купюры.
- Спасибо. Счет.
Я поднялся из-за стола.
- Эй!
Он схватил меня за руку, и я позволил ему подтянуть меня поближе.
- Tы позвонишь копам? Tы расскажeшь кому-то обо мне?
Я улыбнулся.
- Нет. Tвoй секрет навсегда останется со мной.
- Чушь cобaчья! Tы выйдешь в холл и позвонишь в полицию.
Я схватил его ладонь и cжал ее. Твердо. Он вздрогнул. Мое лицо было каменным, когда я отступил на шаг.
- Такие вещи не для меня. Я услышал твoй рассказ, но смысл мне непонятен. Tы считаешь себя великим убийцей? Так вот, ты им не являешься. Tы - дилетант.
- Иди нaxуй.
- Нeт. Этo ты иди нaxуй. Ты играешь в киллера? Но кого ты убил после своей подружки?
- Никого.
- Тогда ты должен продолжать! Если преобразование коснулось тебя, ты должен выйти этим вечером из бара и продолжить веселье.
- Tы сошeл с ума!
- Нет. Я - последний разумный человек в этом мире.
Я оставил его, сидящим в прокуренном мраке, и вышел из бара. Мне оставалось только занять место на лавке курильщика и держать под наблюдением коридор и большие стеклянные двери. Со стороны шоссе, в миле отсюда, стонали воздушные тормоза большого рефрижератора. Они звучали, как вопли призраков.
Я убивал только по необходимости – делал то, что нужно было сделать. Имеются двери в наш мир и твари, которые могут пройти через них. Но там, где существует вход, находится и выход. Я закрываю двери. Я осуществляю выход.
Потом я увидел его. Он шел по коридору к лифтам. Парень был далеко. Он был слишком пьян, чтобы заметить меня. Я вернулся в отель, а он устало прислонился к стене, ожидая, когда двери откроются. Я кивнул клерку, сидевшему на ресепшене. Двери лифта открылись. Он шагнул в кабину. Представляете, своими ногами. Я последовал за ним. Двери закрылись.
- Какой этаж? - спросил он, все еще глядя на свои туфли.
Я не ответил. Парень поднял голову, и я перерезал его горло, прежде чем он успел закричать. Это был проверенный выпад – наработанный прием, клинический. Нанося его, я усмехнулся, и мое сердце забилось быстрее, чем за многие годы.
Я ломал свои правила – убивал не только по необходимости, но из справедливости. Из жалости. Убийство трусливого кролика – это не выход. Выход – это я.