«Рождество отменяется» Дэн Хенк

Жизнь на севере негостеприимна. Темно и тоскливо, ослепительная метель затмевает солнечный свет, превращая землю в тускло освещенный мир жгучих частиц и умопомрачительного холода. Но Санту это не так уж и беспокоило. Сгорбившись от непогоды, он выходит из своей уютной берлоги в снежную бурю. По колено в снегу он уверенно идет к тенистой конюшне, где содержатся его олени. Насвистывая себе под нос, развевая на ветру полураспахнутую красную шубу, он думает только о предстоящем празднике. О своем кругосветном путешествии раз в год. Он делал это веками, сколько себя помнит. Он всегда выполнял свои обязанности.
Олени пофыркивают и беспокойно переминаются, скорее от радостного волнения перед приближающимся хозяином, чем от холода. Они были созданы для морозов, так же как и Санта, и это не доставляло неудобств.
Хлев освещен лишь бледными линиями солнечного света, отбрасываемого дверной рамой и несколькими лучами, проникающими сквозь щели в стенах. Дверь распахивается, впуская вовнутрь поток снежной крупы, и с веселым гоготом внутрь заходит слегка захмелевший Санта.
Он совершает обход, нежно гладит покорные головы, неразборчиво бормочет о миссии и долге, и еще какой-то ерунде. Им не понять, но они ценят ласку и отвечают на нее нежными толчками и хриплым дыханием.
Через несколько минут, закончив, Санта уходит, оставляя за собой приоткрытую дверь, и, спотыкаясь, направляется к засыпанному входу в своё жилище.
Дверь из дуба, подвешенная на массивных петлях из почерневшего железа и несущая слабый оттиск незнакомых письмен, похожих на иероглифы. Само жилище скрывается в скале, расширяясь в большую овальную пещеру внизу.
Он останавливается у двери и вглядывается в скрытые метелью проход слева от него. Там, скрытые бурей, находятся казармы эльфов. Без них он бы не справился. Они просыпаются каждый год, вылезают из своих кроваток и проводят следующие несколько месяцев, изготавливая игрушки, ремонтируя сани и подготавливая все к славной ночи двадцать четвертого декабря. Он улыбается, испытывая ностальгические воспоминания о том, каким было Рождество в гораздо более жестокие времена, а затем распахивает дверь и заходит внутрь.
Направившись в узкий проход, туннель со стенами из грубо высеченного камня с гранитными ступенями что ведут вниз, в бледно-голубой цвет его комнаты. Пошатываясь, он начинает сборы.


Ветер проносится мимо, облака - лабиринт холмов и ущелий внизу. Они выглядят сплошными, словно какой-то сильно смазанный ландшафт, края которого растворяются в холодном зимнем воздухе. Яркая луна освещает гребни миллионов маленьких горных вершин, уходящих в туманную даль, насколько хватает глаз. Может быть, ему попадется кто-нибудь из этих милых людей, из тех, что оставляют ему гоголь-моголь с печеньем. Он улыбается, его толстые губы приоткрылись, обнажая ряд крепких, похожих на лошадиные, зубы. И это все, о чем он думает. Мили и мили горные облака поднимаются и опускаются в извилистом ландшафте под ним.
Проходит час, и облака становятся все гуще. Ледяные крупинки осыпают его лицо, и видимость ухудшается. Он ласково воркует с оленями и дергает поводья, успокаивая их и держа в узде. Сани попадают в яму теплого воздуха и резко поднимаются, а затем снова падают, едва начав подниматься. Олени испуганно ревут, но он продолжает нестись с мягкими, успокаивающими звуками, усиливая хватку на кожаных ремнях.
Внезапно порыв толкает его вперед, и часть его шапки сползает на глаза, на мгновение ослепляя его. Повозка сильно раскачивается, и он чувствует, как вожжи тянутся в его руках. Отчаянно отодвигая край шапки, он бросает взгляд вправо, где облака озаряются светом . Нет, не одно сияние, несколько сияний... ряд плавающих светящихся шаров. Может быть, три? Шторм нарастает с невероятной скоростью, потемневшие грозовые облака проносятся перед ним. Внезапно огни движутся в его сторону. Безумно быстро проносятся мимо и затем отступают: вправо, затем влево. Олени пугаются и начинают терять темп. На краткий миг все превращается в хаос, животные рвутся в разные стороны, затем раздается звук рвущейся кожи. Впервые Санту охватывает паника. На краткий миг, как перед автомобильной катастрофой, все замедляется.
Крик ужаса... руки дико жестикулируют... и вдруг он падает... падает к земле.
Облака, казавшиеся такими прочными за мгновение до этого, раскрывают свой реальный состав, когда он пролетает сквозь них, как сквозь туманные остатки сна. За ними расстилается широкий простор леса и гор. Он открывает рот, но из него не вырывается ни звука.
Он вертится в воздухе, а под ним расстилается растущий калейдоскоп леса и гор. Всё приближается невероятно быстро, и он пытается переломить ход событий, чтобы обрести хоть какую-то устойчивость или равновесие, но это похоже на движение в воде - всё происходит слишком медленно. Мелькают картины земли, которая становится все ближе, проносясь перед глазами и исчезая в безумной круговерти, когда он пытается остановиться. Затем что-то врезается в него с невероятной силой, и все вокруг становится черным.


Кашель, кристаллизующаяся реальность, и Санта перевернулся, отплевываясь талым снегом. Каждая часть его тела болела, и он почувствовал, как прохладный ветерок пронизывает дыры в его одежде. Он снова отхаркнул, и багровые пятна украсили белый снег, лежащий перед ним. Застонав, он с трудом поднялся на четвереньки, его зрение было все еще расплывчато. Темные фигуры вяло двигались перед ним, и он вскинул руки, чтобы отогнать их. Раздалось приглушенное мычание, и язык стал лизать его лицо. Испугавшись, он быстро отстранился, пытаясь сосредоточиться. Тварь придвинулась ближе и снова стала лизать его. Это один из его оленей! Он протянул руку и осторожно погладил его по голове. Раздалось довольное мычание, и существо плавно покачало головой, признавая его ласку.
Санта попытался подняться на ноги, и ему почти удалось сделать это, прежде чем он снова упал, неловко заваливаясь назад. Ругаясь, он снова попытался подняться, расставляя ноги и двигаясь медленнее. Ноги болели, в правом боку ощущалось жжение, но ему удалось перебраться к склонившемуся стволу массивного дерева. Он почувствовал, как жесткая кора холодит его сквозь дыру в куртке, но он старался опереться на ствол, пытаясь снять нагрузку с ноги. Острая и пульсирующая боль подсказала ему, что он, должно быть, вывихнул лодыжку при падении.
Подняв голову и поправив шапку, он оглянулся по сторонам. Зрение начало проясняться, головокружение немного отступило, и он с ужасом рассмотрел пейзаж.
Вокруг высились высокие деревья с толстыми стволами, напоминающими искривленные столбы. Их верхушки словно касались облаков. Над головой раскинулась безумная сеть ветвей, покрытых снежной коркой. Опустив взгляд вниз, он заметил, что справа от него земля уходит под уклон и затем ведет вверх по склону. Вершина исчезает далеко вверху в сплетении темных стволов. Фырканье вернуло его внимание к оленям. Они сгрудились вокруг в недоумении, их тощие ноги по колено утопали в снегу. Пара из них опустили головы и тыкались во что-то, громко фыркая в знак протеста.
Выпрямившись, Санта с трудом пробрался сквозь толщу снега. Сверху все подтаяло и затвердело в ледяную корку, и он с трудом продирался сквозь нее, превращая поверхность в сплошной лабиринт длинных паутинок. Животные отступили назад, неуклюже пробираясь через глубокие сугробы. Все, кроме одного, который, казалось, что-то изучал. По мере его приближения стало ясно, что один из оленей не выжил. Кожаные ремни опутывали его задние ноги, верхние бедренные кости неестественно топорщились под шкурой. Черт. Шалун. Один из его любимцев. Одинокая слеза скатилась по его щеке, а мускулистые плечи обвисли. Яростное фырканье, и неподвижная голова ожила, а любознательный олень в панике отшатнулся назад. Брызги крови вылетели из носа, алый оттенок резко выступил на белом фоне. Он бешено заржал, завертел головой туда-сюда в безумии. Печаль нарастала, и из другого глаза Санты вытекла слеза. Его дыхание стало поверхностным, затихло в глотке, и стало трудно уловить новый вдох. Медленно наклонившись, он обхватил шею. Успокоив руки, он быстро и яростно свернул ее. Раздался громкий хруст, и олень затих. Санта закрыл глаза, и из них побежали слезы.


Лес, глухой и незнакомый, тянулся бесконечно долго. Солнце поднималось, окрашивая покрывало во всеохватывающий бледно-голубой оттенок. Оно поднималось над холмами и снова спускалось в долины, погружая все вокруг в белую застывшую реку. Гряды скал, изрытые и покрытые шрамами от старости, прорывались на поверхность, заслоняя собой бесконечное черное море стволов. Прошло два дня, и Санта начал чувствовать голод. Он ел больше, чем обычный человек, запасая жир для годичной дремоты, и вся эта активность просто сводила его с ума. Его лодыжка почти восстановилась, и это еще больше расходовало калории, которые он не мог восполнить. Если бы он только смог найти свои сани, привязать к ним оленей, и они бы улетели. Его повелители наверняка расстроятся, что он пропустил Рождество, но он не видел их целую вечность, и, конечно, они поймут его. Но саней нигде не было.
Он взобрался на очередной холм и окинул взглядом долину. Яркая и чистая, с оранжевым оттенком, озаряющим местность, она выглядела точно так же, как и предыдущий холм, на который он взобрался. Бесконечный строй деревьев, массивные стволы которых с высоты своего роста выглядели как дремлющее войско, высился над землей. Застывшие глыбы снега цепко держались за простертые ветви, вечнозеленые сосны расходились по нисходящей спирали, а безлистные ветви рассыпались в лабиринте из веток бледного дерева, перемежающихся со сверкающей белизной. Над головой медленно катился ленивый хлопковый гобелен облаков, их нижняя часть была окрашена в тот же бледно-оранжевый цвет. Прохладный порыв ветра раскачивал деревья, талый и повторно замерзший снег цепко держался на ветвях. Олени копошились вокруг, шаркая в нервном ожидании. След, оставленный стадом, дополненный глубокими следами сапог Санты, тянулся обратно вниз с холма, через долину и в лес.
Санта начал чувствовать безнадежность. В этом зимнем пейзаже не было ничего живого. Ни орехов, ни ягод, ни диких животных, даже деревья находились в глубокой дремоте. Они шли по неясному круговому маршруту, делая все более широкие петли в поисках упавших саней. Если пройдет еще немного времени, олени могут оказаться слишком ослабленными, чтобы летать, и тогда все будет потеряно. Санта не знал, что может произойти после этого. Он следовал одной и той же схеме на протяжении веков, почти столько, сколько себя помнил. Его желудок бурлил от голода, в кишках чувствовался грызущий голод, и он чувствовал сильную физическую слабость. Возможно, если бы он пошел по прямой тропе назад... не по длинной дуге вокруг, а прямо через центр к месту их крушению. Он забрался уже слишком далеко, а саней, вероятно, здесь не было. Он помнил, что они были с ними большую часть падения, тяжелый груз подарков обрушивался на него ливнем, когда он пируэтом проносился по воздуху. Он видел их следы, небольшие кратеры на снегу, усеянные отблесками красной и серебряной фольги, но все они были ближе к месту падения. Конечно, сани, будучи намного тяжелее, не успели оторваться слишком далеко. Оглядев оленей, сгрудившихся вокруг него и глядящих вверх блестящими от страха глазами, он решил, что это их лучшая стратегия. Закатив глаза в знак решительной покорности, он направился обратно вниз по склону.
И как знать...
Обратный путь был относительно коротким, он пролегал прямо через заснеженные равнины и уходил в темную глубь леса. Поражение было более тяжелым. Казалось, что все рушится. Прошло три дня. Снег, который Санта ел, чтобы насытиться, только усилил его голод, а его бедные олени выглядели хуже некуда, угрюмо ковыляя позади него. Парочка пыталась ободрать кору деревьев, ища там пропитание, но безуспешно. Все было замерзшим. Санта потерял где-то в лесу свою шапку, и на его лысеющей голове развевались густые, корявые пряди белых волос. Его здоровая оливковая кожа побледнела и теперь напоминала тошнотворный блекло-зеленый цвет, а теплые персиковые тона давно исчезли с щёк. В углах его рта скопились маленькие дорожки слюны, левая из которых тонкой струйкой стекала по подбородку. Темнело, пока он в тягостном оцепенении пробирался по дороге. Олени едва поспевали за ним, их изящные копыта хрустели по глубокому снегу в беспорядочной поступи.
Солнце село, небо окрасилось в блеклый перистый цвет, когда лес открылся на знакомой поляне. Санта не сразу узнал ее: смутные воспоминания царапали границы его восприятия. Тени от стволов деревьев пересекали поляну пурпурными полосами. Темные фигуры, одни длинные и тонкие, другие сгруппированные в неясные кучки, загромождали путь. По мере приближения он распознал в них следы своего крушения. Зазубренные сучья деревьев пронзали наст. Коробки, покрытые фольгой, усеивали снег вокруг них. В некоторых случаях они смешались, и щепки дерева разорвали ярко раскрашенные коробки, вырвав из них невезучие куски плюшевых животных и пластмассовых игрушек. В одном случае из недр коробки торчал массивный сук дерева, держа на конце искусно раскрашенную детскую голову в натуральную величину. Свистел ветер, и тонкие пряди волос поднимались вверх, трепеща на ветру. Затем взгляд Санты обратился к частично замерзшему трупу его мертвого оленя. Голова оставалась под тем же ужасным углом, под которым ее вывернул Санта, глаза были широко раскрыты и остекленели. Десны оголились, обнажив ряд широких зубов цвета слоновой кости. Живот Санты заурчал, его скрутило, и он слегка согнулся от боли. Он почувствовал слабость, головокружение, и на мгновение оно почти овладело им. Это прошло, и он помотал головой, чтобы проветрить ее. Голод продолжал приковывать его взгляд к Шалуну. И тогда ему пришло в голову немыслимое.


Он дважды подумал об этом. Более чем дважды. Это было бы все равно, что съесть своего друга. Но его инстинкты выживания включились, запустив генетический автопилот, который отключил все эмоции и разум. Все, что имело значение, - это выживание.
Одна из ног была уже согнута, и он оторвал ее с резким хрустом. Кожа примерзла к мышцам, и он не мог ее отделить. Он сбросил перчатки, вцепился в мех толстыми бледными пальцами и потянул изо всех сил. Раздался сухой треск, и мех отделился. Маленький клочок. Прошло какое-то время и Cанта ободрал весь мех с оторванной ноги оленя.
Прошел час, и он наелся до отвала. В желудке скопилась холодная, твердая, отталкивающая масса, и он с отвращением посмотрел на останки бедного зверя. С отсутствующей ногой он выглядел еще более странно. Сначала он присел на корточки, зарывшись по пояс в снег, но теперь холодное жгучее чувство овладело им. У него закружилась голова, и он медленно лег на спину. Олени стали более пугливыми и отступили к деревьям. Санта не заметил этого.
Вокруг становилось все тусклее, но небо над головой казалось ярче, чем когда-либо, а низ облаков, проплывающих над головой, окрасилось в яркий оранжевый цвет в лучах угасающего солнца. Края смещались и двигались, расплываясь и заставляя Санту чувствовать себя будто опьяненным. Только он чувствовал себя не столько пьяным, сколько странно выведенным из равновесия, как будто он только что погрузился в сон или очнулся от него. Его веки опустились еще больше, и теперь он совсем не моргал, а в радужной оболочке появились маленькие оранжевые точки.
Раздался резкий треск, и Санта частично приподнялся из снега. Раздался резкий звук, и он сел прямо. Затем, с жутким шумом, сани сорвались с ветвей, зарывшись передней частью в густой сугроб в нескольких футах от них. Несколько коробок все еще держались за заднюю часть, одна из них, наконец, пролетела всего несколько футов и покатилась по ледяному насту.
А ведь они были там все это время! Если бы только он... Но Санта чувствовал усталость. Его зрение мутнело. Олени мычали и топтались на месте. Их что-то тревожило. Они были голодные и замерзшие, а Санта - это единственное, что они когда-либо знали в свое жизни.


Дом Хендерсона был довольно простым двухэтажным жилищем, его побеленный фасад приютился под крышей из черной черепицы. Он стоял на тихой улице в пригороде Ньюбурга, штат Нью-Йорк, где жили военные. Высокие деревья, идеально равноудаленные друг от друга, выстроились вдоль дороги. Фонари через каждые несколько футов освещали бледно-желтыми кругами толстый снежный покров.
Сквозь решетчатые окна внизу пробивался тусклый свет. Тимоти с тоской смотрел на рождественскую елку с безопасного места за перилами лестничной площадки. Сеть мягко мерцающих белых гирлянд окружала гигантское дерево, переплетаясь с мириадами висящих украшений. Сверкающие красные шары, миниатюрные фарфоровые изображения младенца Иисуса в яслях, полосатые конфеты. Удушающий конгломерат конкурирующих украшений. Ниша под елкой была забита множеством разноцветных подарков, но он знал, что в скором будущем их станет еще больше. Надменный сосед из третьего класса пытался убедить его, что Санта-Клауса не существует. Что все подарки под елку положили его родители. Он знал, что это не так, и пришел сегодня вечером, чтобы проверить это. Он даже поставил традиционный гоголь-моголь и печенье, и с затаенным дыханием смотрел на камин. Прошло уже больше часа, и всё ровно он был слишком возбужден, чтобы заснуть. Он подскакивал от каждого шороха. Пока это был только ветер, но он держал ухо востро.
Послышался приглушенный скрежет, и он беспокойно перебегал от двери к дымоходу и окну, пытаясь определить его источник. Скребущий звук усилился, привлекая его внимание к дымоходу. Сердце подпрыгнуло в груди, и он затаил дыхание. Широко раскрыв глаза, он спрятался за балюстрадой, выглядывая между верхними перекладинами.
Раздался грохот, тяжелый стук, и что-то черное появилось из глубины камина. Он закрыл рот рукой, чтобы не закричать, и спрятался за перекрытием верхнего пролёта. Он услышал, как что-то заскрипело по полу, за этим последовали тяжелые шаги. Снова наклонившись вперед, он медленно заглянул за поворот. Похоже на Санту! Ярко-красная шуба, красные штаны и тяжелые черные сапоги. Голова была слегка наклонена, спина повернута к нему, но Санта, похоже, был без шапки. Прядь белых волос на затылке, засаленных и спутанных, увенчивала воротник, отороченный мехом. Санта! Он встал и осмелился сделать несколько шагов вниз.
- Я знал, что ты настоящий!
Санта замер, затем медленно обернулся. На Тимоти смотрели выпученные налитые кровью глаза, радужки которых блестели оранжевым светом. Желтовато-зеленая слюна стекала с уголков его рта, смешиваясь с темно-багровыми пятнами, украшавшими бороду. Его рот открылся, и из него вырвался глубокий, гортанный стон. У Тимоти отвисла челюсть, он издал пронзительный крик и бросился бежать вверх по лестнице.
Захлопнув дверь, он возился с замком. Закрыв его, он бросился к шкафу, перебирая обувь в поисках своего зимнего комбинезона и сапог. Раздался звук резко открывающейся двери, а затем пронзительный голос отца.
- Эй, что происходит... Кто... Аааааа...
Раздался тошнотворный хруст, за которым последовал густой булькающий звук.
- О, Боже! Пит! Нет... Не подходи...
Второй, еще более жуткий хруст. Затем тишина. Тимоти натянул на себя нижнее белье, затем зимний комбинезон. Он выкопал ботинки и уже натягивал их, когда услышал скребущий звук. Остановившись на середине шага, левый сапог был наполовину надет, он замер и прислушался. Звук был влажным, повторяющимся. Он напряг слух. Звук продолжался, и его охватила ужасная мысль. Это звук, который я издаю, объедая куриное крыло! Натягивая ботинок, с сердцем, бьющимся со скоростью миллион миль в час, он направился к окну. Затем он услышал скрип открываемой двери и сонный голос сестры.
- Мама? Это ты?
Пронзительный крик, а затем звук захлопнувшейся двери. Он затаил дыхание. На мгновение все затихло. Потом возобновился ровный грызущий звук. Она в безопасности. Венди в безопасности, насколько это вообще возможно...
Он ничего не мог сделать. Он был слишком напуган, чтобы вернуться назад, чтобы открыть эту дверь. Он просто знал, что эта тварь будет стоять на краю и ждать... но... его сестра... Помогите! Я должен найти помощь! Осторожно поставив лампу на деревянный пол, медленно, чтобы не шуметь, он подполз к столу, отпер окно и распахнул его. Раздался резкий звук откалывающегося льда, и он замер, прислушиваясь, нет ли в коридоре той твари. Все было тихо. Оно ждет меня? Услышало ли оно окно? Прошло мгновение, и грызение возобновилось. Медленно он приоткрыл створку, и порыв морозного воздуха налетел на него. Он выглянул через раму. Крыша полого спускалась к дереву. Он сотни раз выбирался из дома, пробираясь по черепице и забираясь на толстые ветви. Но никогда зимой. И никогда в такой ситуации. Он задержал дыхание и прислушался. Грызня прекратилась. Что-то заскребло по полу, и новый звук встретил его слух. Подергивание? Это было похоже на... сопение! Тварь у моей двери! В панике он взобрался на подоконник и перемахнул через него. Его ноги начали скользить. Он отчаянно ухватился за подоконник, но ноги разъезжались в стороны. С неловким стуком он упал животом на снежный ковер. Его толстые рукавицы едва держались, соскальзывая с подоконника, пока он не ухватился за него кончиками пальцев. Струйка пота скатилась по его лицу, скатилась по щекам и упала на меховую подкладку капюшона.
- НННННГХХХХ...
Раздался гортанный крик, за которым последовал стук в дверь. Тимоти почувствовал, как его перчатки медленно сползают с подоконника. Если он освободит одну руку, чтобы надежнее ухватиться, то другая непременно соскочит. Он оглянулся через плечо на темный скелет дерева неподалеку. Смогу ли я это сделать?
- ННННННГХХХХ...
Раздался треск, и толстые бледные пальцы пробили дверь насквозь. Они быстро исчезли, и на мгновение воцарилась тишина. В комнате было темно, а в проеме двери - еще темнее. Он прищурил глаза и пристально вгляделся в темноту. Что-то блеснуло прямо за отверстием в двери. Волна страха захлестнула его. Он затаил дыхание. Мимолётный ветер зашуршал листвой, а затем все умолкло. Из дома донесся низкий ритмичный звук. Что это? Прищурив глаза и сосредоточившись на щели в двери, он различил слабый блеск... Эта тварь смотрела в дыру и пускала слюни! Сердце заколотилось в груди, и он потерял хватку. Набирая скорость, он отчаянно барахтался, поворачивая голову, чтобы посмотреть вниз на быстро приближающийся водосток. Сверху на него обрушился огромный пласт снега. Дерево было слишком далеко от него. Не может быть... Я промахнусь! Он начал разводить руки в ту сторону, но было слишком поздно, слишком далеко, и он перелетел через край.


Он делал это и раньше, и всегда был в порядке. Толстый слой снега был дополнительным бонусом, смягчающим приземление. Не было такого резкого удара, как летом, но в этот раз приземление было более хаотичным, и он неловко упал на снег. Отчаяние охватило его, и он тут же поднялся на ноги, пробираясь по белому ковру высотой до пояса. Он двигался так быстро, как только мог, но все равно это казалось таким медленным. Вытянув шею, он оглянулся через плечо. Санта добрался до окна и смотрел вниз, его глаза были устремлены на него, как у голодного пса, набросившегося на еду.
Внизу зашуршала дверная ручка, дверь распахнулась, и оттуда вылетела его пронзительно кричащая младшая сестра. Она успела надеть зимний комбинезон. Выглядело это почти комично: розовый комбинезон на толстой подкладке с капюшоном, из которого торчали кроличьи ушки, белые вязаные варежки, вытянутые, как клешни омара. Тонкий слой льда, припорошенный снежной пудрой, покрывал короткие ступеньки и дорожку, и Тимоти боялся, что она поскользнется. Он бросился через оставшееся снежное поле и встретил ее на недавно расчищенной дорожке. Схватив ее за руку, он повернулся и направился к дороге.
Их ноги постоянно скользили, едва не заставляя его падать на колени, но они все же прошли. Только дойдя до обочины, Тимоти осмелился оглянуться. Его младшая сестра смотрела на него снизу вверх, а затем проследила за его взглядом до дверного проема за дверью.
Вход представлял собой черную дыру, а за ней, частично скрытый тенью, притаился Санта. Никакого движения, но его взгляд был прикован к ним. Кровь стучала в висках Тимоти. Он крепче прижал к себе сестру, и они выбежали на дорогу.
Буря была ослепительной. Мягкие, мучнистые сугробы легко поддавались под ногами, рыхлый снег соскальзывал на место, когда он пробивался сквозь него. С неба падали крупные, плотные хлопья, ловя уличные фонари в пунктирные белые очереди. Поднялся ветер, холодный северный ветер, кусающий его открытое лицо. Он наклонил голову и потащил сестру за руку в перчатке. Мимо фонаря, вверх и через бордюр, в соседский двор. Ветер пронзительно свистел вокруг голого ствола, его громадная форма возвышалась из моря белого цвета посреди газона. Большое решетчатое окно гостиной было совсем рядом. Только елка светилась, сотни маленьких огоньков мерцали среди моря зелени.
- Пойдем...
Он практически тащил Венди за собой. Сугробы достигали середины ее груди, ее лицо скривилось от боли и страха.
- Мы должны идти... быстрее...
- Я пытаюсь... Я пытаюсь...
Через лужайку перед домом и вверх по заснеженной лестнице... Тимми, наконец отпустил руку сестры, чтобы со всей силы постучать в дверь. Его синие варежки приглушили звук, ветер заглушил все, кроме слабого стука. Вытянув руку, он ударил по двери, холод впился в его пальцы, сделав кожу тонкой и хрупкой. Дверь была из тяжелого красного дерева, жестокая и холодная преграда, отвечающая на каждый удар острой болью.
- Помогите... помогите... кто-нибудь... пожалуйста...
Единственным ответом был ветер. Он бил снова, снова и снова, пока костяшки пальцев не стали деревянными. Ничего. Бросив отчаянный взгляд через плечо, он схватил сестру за руку. Спотыкаясь, он соскочил со ступенек, обогнул дом и направился к раздвижной стеклянной двери в задней части дома. Его сестра отставала, ее маленькие ножки замерзли. Он не мог нести ее, по крайней мере, так далеко. Проклятье! Он приостановился, отпустив на время ее запястье. Дыхание стало резким и холодным, а пот начал собираться в подмышках и почти сразу же замерз. Его сестра смотрела на него снизу вверх, ее розовый капюшон и ушки кролика жутко облепили ее испуганное лицо. Большие карие глаза превратились в огромные шары, а щеки окрасились в розовый цвет. Она не издала ни звука, просто уставилась в непонимающей тревоге. Он напряг уши, прислушиваясь к любому звуку. Пронзительный и арктический ветер заглушал все. Снова схватив сестру за запястье, он стал отходить к задней части дома.
Сугроб навалился на раздвижную стеклянную дверь, и ему пришлось отпихивать его сапогами, чтобы дотянуться до ручек. Стекло было затянуто инеем, внутри было темно и ничего не видно. К счастью, широкая металлическая ручка оказалась чуть ниже уровня его груди, и он крепко ухватился за нее, потянув изо всех сил. Но она не сдвинулась с места. Подойдя ближе к стеклу, он попытался упереться в него своим весом. Он толкнулся вперед, его рукавицы соскользнули с Г-образной ручки, и он полетел лицом в снег. Вскочив на ноги с яростным шипением, замерзшие кристаллы почти мгновенно начали таять. Они стекали каскадом ледяных холодных струй по его шее. Паника начала зарождаться, и он бросился к двери. Стянув варежки, он схватился за ручку двери, холодный ветер трепал саднящую кожу. Она была как лед, металл впивался в ладони. На глаза навернулись слезы, и он толкнулся вперед. Его резиновые сапоги заскользили назад, и, зацепившись за наледь, врезавшись в нее. Ледяной воздух проникал в горло, он крепко зажмурил глаза и надавил. Раздался громкий треск, и ледяная корка на двери лопнула, освобождая её. Тимоти вскрикнул от боли, кожа содралась с его ладоней. Он потерял равновесие и снова упал в снег.
- Черт. Проклятье. Проклятье...
Сдерживаемые проклятия произносились беззвучно, Тимоти раскачивался сидя на месте, слезы текли по хорошо протоптанным соленым дорожкам. Его зрение было затуманено, но оно было достаточно ясным, чтобы он мог видеть свою сестру, стоящую над ним.
- Тимми... мы должны идти...
На мгновение он безумно разозлился, но быстро успокоился. Это звучало так невинно. Так по-детски. Но так правдиво. Он поднялся на колени, схватил сестру за руку и направился к двери.


Темный силуэт перекошенного дивана и телевизор с большим экраном были видны сразу за ним. Соседи были родом с Аляски, коренные жители Менуэта? Как бы то ни было, толстый ворсистый ковер всегда хранил легкий запах. Это был рыбный, слегка пряный оттенок. Отпустив сестру на минуту, чтобы закрыть дверь, Тимоти снова взял ее на руки и направился к ковровой лестнице. Поднеся палец ко рту в знак универсального символа "соблюдай тишину", он попытался осторожно подняться по ступенькам. Но толку от этого было мало. Его оливковые сапоги были похожи на огромные глыбы льда, и лестница скрипела при каждом шаге. Каждый шум заставлял его нервничать, а уши напрягаться в панике. Это нервировало, но у них не было другого выбора - они не могли оставаться внизу. Здесь жил его друг Дэниел, а его отец был крупным парнем. Он был уверен, что если вовлечь его, то все закончится хорошо. Обогнув обшитый деревянными панелями поворот, они вошли в широкую гостиную. Рождественская елка горела в каскаде света. Несколько подарков, завернутых в лаймово-зеленую и вишнево-красную фольгу, бессистемно лежали вокруг у ее основания. Рядом стояло позолоченное кресло, резное дерево которого украшали малиновые подушки. На мраморном журнальном столике стояла викторианская лампа из металла, стакан молока и печенье. Тимоти был уверен, что все это было приготовлено для Санты, и то, что их не трогали, означало, что его здесь не было. Пока. Но это был другой Санта. Может быть, его больше не интересовали печенье и молоко. Может, этот никогда и не интересовался ими.
Все дома в этом квартале были построены одинаково. С левой стороны была деревянная балюстрада. Она сопровождала лестницу из четырнадцати ступенек наверх. Однажды его бабушка-алкоголичка приезжала в гости и потеряла сознание на двенадцатой ступеньке. Две маленькие комнаты, занимаемые детьми, располагались друг напротив друга, а большая комната родителей находилась чуть дальше. Прижав палец к губам, он повел сестру вверх по лестнице. Мокрые следы на кремовом ковре были практически незаметны, и Тимоти не обратил на них внимания.
Правая комната была маленькой, в ней стояли кровать, комод и больше ничего. В доме Тимоти это была комната его сестры, и он не раз бывал там по утрам. Они вдвоем смотрели на улицу, надеясь, что метель будет достаточно сильной, чтобы задержать работу снегоочистителей и, что еще важнее, открытие школ! Они всегда морщились, когда видели бульдозеры, едущие как по расписанию.
Дверь была широко распахнута. Простыни на маленькой кровати были смяты, но пусты. В его доме мама каждое утро заправляла постель, поэтому он решил, что это означает то, что брат Дэниела недавно был здесь. Окно было плотно закрыто, снежное одеяло снаружи заливало все бледным, кремовым светом. Если только он не прятался в шкафу или под кроватью, его в комнате не было. Тимоти слишком боялся обоих этих мест, чтобы проверять их прямо сейчас, поэтому он высунул голову и побрел в другую комнату. Дверь была открыта, и в этой комнате стояла двухъярусная кровать, вероятно, для двух братьев, когда они были меньше, но сейчас ее занимал только Дэниел.
- Дэниел!
Это был резкий, настоятельный шепот, но ответа не последовало. В этой комнате было немного темнее, и Тимоти еще больше засомневался, стоит ли входить в нее.
- Дэниел!
На этот раз шепот был громче, но ответа по-прежнему не последовало. Он осмотрел помещение. На верхней части деревянного комода стоял стеклянный стакан с водой, и Тимоти схватил его. Плеснув содержимое через верхнюю перекладину на кровать, он услышал глухой всплеск - никого не было дома.
- Черт.
Он все еще не разжал руку сестры и, развернувшись, потянул ее в сторону хозяйской спальни. Дверь в эту комнату была открыта только наполовину, а то, что находилось за ней, было совершенно непроницаемо. Он стал приближаться медленнее, замедляя шаг, когда достиг дверной коробки.
- Что там?
Голос прозвучал негромко, но в тишине он прозвучал как ревун, и Тимоти дернул сестру за руку, скорее из инстинкта, чем из чего-то другого.
- Ой, ты делаешь мне больно!
Это было еще хуже, и он покрутил головой, напустив на нее хмурый взгляд: "Заткни свой поганый рот прямо сейчас". В ответ она посмотрела на него взглядом, который говорил: "Я ненавижу тебя и собираюсь рассказать об этом маме". Он повернулся обратно к комнате и заглянул внутрь. Кровать была выше и шире, чем в детских комнатах, и все, что на ней лежало, было скрыто массивной дубовой изножьем. Подойдя на цыпочках справа, он не сводил глаз с медленно появляющегося поля простыней. Сразу за деревянным барьером покрывало поднималось комьями в натуральную величину. Они все-таки были здесь! Он был спасен!
- Мистер Хавет?
Это был чуть выше шепота, и ответа не последовало.
- Мистер Хавет?
Это было громче, но все равно ничего. Он осторожно потянул за край простыни. Она застряла, вероятно, сложившись под его левым боком. Он потянул еще немного, и она слегка подалась. Он сделал паузу, затаив дыхание. Этого должно было быть достаточно, чтобы разбудить их!
Прошла минута.
Две.
Он осторожно протянул руку и потянул простыню еще сильнее. Она все еще держалась. Он резко дернул. Простыня сорвалась с места в дикой суматохе, багровые и черные пятна массово разлетелись в разные стороны и окатили его липкими каплями. На мгновение он ослеп, закрыв глаза от нахлынувшей волны. Судорожно потирая их, он приоткрыл глаза, щурясь сквозь мутную пелену. Kровь просачивалась под веки, вызывая жжение. Зрение достаточно прояснилось, и его челюсть отвисла. Открытые ребра торчали из мясистых клочьев красного цвета. Bлажный блеск розовых кишок пробивался сквозь открытые раны в животе, высыпаясь на темно-пятнистые простыни. Руки не было, лицо было отвернуто, а из краев проломленного черепа торчали куски мозга. С влажным скользящим звуком голова упала, глазное яблоко вырвалось на свободу и сползло по щеке, а через мгновение остановилось на блестящем канате из вен. Тимоти почти закричал. Почти... но голос пропал, и за те несколько секунд, которые потребовались, чтобы восстановить его, звук застрял в горле. На мгновение все было абсолютно безмолвно, затем он услышал влажный чавкающий звук, за которым последовал приглушенный хруст. Вот дерьмо! Вот дерьмо! Он застыл, не в силах пошевелиться. Он вспомнил о своей сестре. Она еще не кричала! Это значит... и тут раздался пронзительный крик. Отголоски его еще звучали, когда он понял, что влажный чавкающий звук прекратился. Что-то поднялось. Огромная темная фигура появилась с другой стороны кровати. Это был Санта, рот и подбородок покрыты нескончаемым потоком крови. Рука без пальцев была поднята вверх, кусок плоти висел в зубах Санты, как сосиска. В остром приступе ужаса Тимоти заметил, что это была ДЕТСКАЯ РУКА!!!
Времени на раздумья не было. Он схватил сестру и бросился к двери. Она вскрикнула, изумленно обернулась, но последовала за ним, ее маленькие ножки отчаянно ступали позади. Они все равно не поспевали за ним, и Тимоти едва не вывихнул ей запястье. Дойдя до нижней ступеньки, он подхватил ее на руки, перевернул за спину и направился к раздвижной стеклянной двери.


Дом Дэниела находился на вершине холма, задний двор спускался вниз по крутому склону, постепенно выравниваясь на несколько ярдов, прежде чем попасть в лес. Они много раз спускались по этому склону на санках, и от их еженедельных приключений снег превратился в два канала полированного льда. Тимоти огляделся, пытаясь в слепящем безумии различить очертания саней. Должно быть, солнце уже взошло - небо посветлело до бледно-охристого цвета, но ярость бури уничтожила всякий намек на рассвет. Даже края дома были едва видны, белые доски атаковали яростные шквалы белого снега. Тимоти оглянулся на грозный провал задней двери, и его вновь пронзил ужас. Схватив сестру, он повернулся боком и начал спускаться с холма.
Спуск был стремительным, его ноги скользили на несколько дюймов с каждым новым шагом, но толстый слой льда не давал ему уйти глубоко. Это было изнурительно, и он чувствовал даже не столько усталость, сколько то, что силы в нем иссякают. Он крепче прижал к себе сестру, и она издала в ответ прерывистый вопль. Сейчас не было времени на любезности, это был вопрос жизни или смерти, а он был слишком молод, чтобы умирать! Ветер яростно бил ему в лицо, и он стиснул зубы, наклоняясь вперед, а ветровой шквал бил по онемевшим щекам.
Когда они достигли основания, продвигаться вперед стало еще труднее. Здесь не было ни одного склона, который бы работал в их пользу, только бесконечная белая масса. Она простиралась через засыпанный двор, поглотив половину почерневшего ствола единственного дерева и продолжаясь до самых зарослей высоких молодых деревьев, окаймлявших лес. Из бугристых пятен белого цвета пробивались желтоватые стебли - это были давно отмершие верхушки кустарников, измученные суровой зимой.
Тимоти приостановился, притянув сестру поближе, и попытался перевести дух. Он оглянулся на холм, крутой склон которого скрывал дом. Вершину венчало желтовато-серое пятно, снежинки то появлялись, то исчезали. Никаких признаков Санты. Он усилил свою хватку на сестре и снова направился в лес. За время передышки его ноги затекли и жаловались от новой нагрузки, но он не смел останавливаться. Если они доберутся до леса, у них появится шанс.
Последняя схватка со спутавшимися кустами, зацепившие его сапоги, и он остановился. Он боролся с невидимой сетью ветвей, запутавшихся в заснеженном лабиринте. С огромным усилием ему удалось освободиться, он вырвался на свободу и полетел кувырком. Отпустив запястья сестры, он испуганно обернулся, наполовину ожидая увидеть там Санту. Но Венди была одна. Измученная, испуганная и растерянная, но одна. Он взял ее за руку и помог подняться и перебраться через заросли сорняков.
На лесной поляне было гораздо легче, а высота снега составляла всего несколько дюймов. Тимоти и Венди шли молча, из их задыхающихся ртов, как из трубы игрушечного паровоза, вырывалась непрерывная очередь пара. Лабиринт темных стволов открылся в темное поле, безлистные стволы падали в густое море охры. Высокие кусты сорняков переплетались друг с другом, борясь за территорию, и щетинистые верхушки возвышались над их головами. Тимоти подумал, не обойти ли его, но краем глаза заметил тропу, пробивавшуюся сквозь вытоптанную растительность. Это был не более чем след от шин, но тропа выглядела достаточно свежей, чтобы снег не был таким высоким, растения были примяты, и, скорее всего, рано или поздно она приведет к шоссе. Он отпустил руку сестры и, спотыкаясь, пошел вперед, раздвигая высокие стебли и пытаясь рассмотреть все получше. Он не очень хорошо знал здешние леса, но это поле, скорее всего, принадлежало тому же фермеру, который прогнал его и друга Дьюи прошлым летом. Это был ворчливый старик, державший наперевес ружье и угрожавший застрелить их. Они бежали, спасая свои жизни, у Дьюи текли слезы. Этого было вполне достаточно, чтобы заставить его отступить, но у них не было выбора. Фермер, конечно, увидел бы их - если бы он вообще вышел на улицу в такую бурю! Он вернулся к сестре.
- Венди, нам нужно пересечь это поле. Я думаю, на другой стороне есть шоссе.
Она просто кивнула. Он взял ее за запястье и направился туда.
Основания стеблей были утоплены в снежном покрове, и он не раз терял опору. В какой-то момент он чуть не упал вниз, и его спасла только отчаянная хватка за деревце в последнюю минуту. Ему удалось остановиться в нескольких сантиметрах от снежной корки. Он был прав - колеи от шин. Они проехали по припорошенной снегом земле и направились по такой дуге, что он не мог определить, куда она ведет. Онa должнa вести к шоссе... или хотя бы к дому. О черт, это может быть дом того фермера! Нет, кто-то сказал ему, что фермерские дома находятся дальше; по эту сторону шоссе было всего несколько полей.
Тропа вела их по длинному, крутому повороту вокруг луга. Набитая земля была коварной, а движение медленным. Снежный ковер скрывал множество мелких талых луж с грязью. Оба не раз чуть не провалились в них.
- Тимми... мы должны остановиться... Я устала...
Он уже собирался возразить ей, когда понял, что будет проще просто дать ей немного перевести дух. Он не знал, как далеко им осталось идти, но они прошли уже приличное расстояние, и кроме того, они не слышали никаких признаков преследования. В округе был целый район, где можно было бы поживиться более легкой добычей. Он содрогнулся от этой мысли, но все, что сейчас имело значение, - это добраться до безопасного места.
Ветер свистел в порослях деревьев. Тимоти уставился на них, на их охристые кончики, как на размытое пятно. Он повернул голову дальше и посмотрел на небо. Буря немного стихла, но над головой клубились густые облака. Тимоти вспомнил комикс, который он читал прошлой ночью. Он сидел за своей кроватью с фонариком на выпуске "Жути". Там было нечто, злой дух. Он жил в лесу. Люди исчезали, от них оставались лишь кости. Новая волна ужаса охватила его, и он рывком поднялся на ноги. Позвав сестру, он заметил на ее лице жалобное выражение, но она поднялась без единого звука, и они снова пошли по дороге.
Прошло совсем немного времени, прежде чем дорога обогнула поворот, нырнула в чащу деревьев и оборвалась у края шоссе. Обочина была погребена под горой почерневшего снега, очевидно, согнанного с дороги снегоочистителями. Осыпавшиеся обочины неровными валами спускались к стволам деревьев. Похоже, тропой пользовались с момента последней бури. Через пролом в грязной слякоти пробивались сдвоенные следы шин. Тимоти направился к ним, таща за собой младшую сестру. Взобравшись на дорогу, Тимоти остановился прямо перед ней, проверяя, нет ли машин. Двухполосная дорога изгибались справа налево по длинной петле. Противоположную сторону украшал утёс, увенчанный силуэтами деревьев. Больше ничего. Вообще ничего. Только ветер, тихий шелест заснеженных ветвей и пронизывающий холод. У Тимоти появилось тоскливое чувство.


Они прождали почти час. Он раздумывал над тем, чтобы выйти на дорогу и пойти по ней. Они замерзнут насмерть, если останутся здесь надолго, но возвращаться назад было нельзя. Хоть шоссе было и опасным. Двое маленьких детей, гололед, грузовики, движущиеся на большой скорости... они могут стать жертвами в мгновение ока.
Он перебирал варианты и решил, что им можно потерпеть еще минут тридцать, прежде чем придется двигаться дальше. Они направились бы к ближайшему известному ему месту: Вест-Пойнт. Но это было далеко, за горой и в милях от того места, где они жили. Дорога на машине занимала добрых полчаса. Летом...
Его внимание привлек отблеск на почерневшем снегу, и он посмотрел вверх по дороге. С горы спускался восемнадцатиколесный грузовик, сдвоенные фары прорезали морозный туман. Он повернулся и начал прыгать вверх-вниз, крича во всю силу своих легких. Грузовик казался чем-то из другого мира. Далеко-далеко, отделенный от них не просто расстоянием. Казалось, что он ничего не замечает, его скорость оставалась неизменной. Тимоти отчаянно озирался по сторонам. Он схватил горсть грязного снега, слепил из него снежок и бросил его в грузовик. Он упал совсем рядом. Он быстро нагнулся и слепил еще несколько, поднялся, чтобы бросить их в грузовик, как вдруг заметил, что его сестра вышла на дорогу!
- Неееет!!!!!! - закричал он, бросая снежок и выбегая за ней.
Она, словно в оцепенении, слепо шагала вперед, а грузовик с каждой секундой становился все больше.
Вдруг раздался визг тормозов, и огромный автомобиль затормозил, резко свернув на обочину. Металлический стон, и чудовище остановилось, после чего раздалась серия шипения. Венди начала двигаться в его сторону. Тимоти побежал за ней, чуть не поскользнувшись при этом. Как раз когда он добежал до нее, дверь распахнулась. Из нее высунулся пухлый пожилой мужчина, лицо которого украшала всклокоченная седая борода. Он был похож на того, кого Тимоти видел на картине Норманна Роквелла. Красно-черная фланель выпирала из воротника оливково-зеленой куртки "Carhartt", его измятое лицо было увенчано белой кепкой дальнобойщика. Затем его голос вырвался наружу, совсем не похожий на голос персонажа Норманна Роквелла.
- Что вы, долбанные детишки, здесь делаете. Вы можете погибнуть в этом сраном месте!
Покрытый сальными пятнами, практически выплевывающий слова, он мгновенно напомнил Тимоти фермера с ружьем.
- Мы... а...
Он не мог придумать, что сказать. Все, что угодно из сказанного, звучало бы по-идиотски.
- Пожалуйста, наши родители ранены...
- Что вы делаете посреди дороги? Тебя же машина переедет. Ты что, не знаешь, как пользоваться телефоном?
Он должен был что-то придумать. Нужно было убедить его отвезти их в Вест-Пойнт. Там были полицейские с оружием. Это наш единственный шанс.
- Телефон разрядился. Пожалуйста. Мы должны успеть в Вест-Пойнт...
- ЧЁРТ.
А потом он как будто ослаб, как будто не был таким злым, в конце концов. Просто раздраженный. Он слез вниз, подхватил Венди и подсадил ее внутрь. Тимоти поспешил туда, проскочил перед ним и вскарабкался рядом с ней. С ворчанием он поднялся обратно. Грузовик все еще работал, тихонько урча, и он включил передачу, выезжая обратно на дорогу.
- Пристегните ремни.
Они прижались друг к другу, Тимоти натянул на них ремень. Он еле натянулся на их зимние костюмы, и ему пришлось заталкивать в приемник с немалой долей угасающих сил. Ему нужно было поспать. Нужно было, чтобы этот дурной сон закончился. Если бы только это... Я мог проснуться в любую минуту!
Грузовик набирал скорость. Лес по обе стороны поднимался под скалистым массивом чистого гранита. Внизу и за поворотом они спустились в тоннель, вырубленный в твердой скале. Правая сторона уходила все дальше вверх, вершина исчезала в вздымающейся гранитной стене. Левая сторона обрывалась, падая вниз, в скопление домов и леса далеко внизу. По краю проезжей части тянулся небольшой металлический отбойник. Это всегда пугало Тимоти. Он постоянно представлял себе, как они съезжают с дороги, как отбойник совершенно не способный остановить мчащийся на скорости автомобиль. И дно долины, так далеко внизу. Он едва мог разглядеть огни домов внизу, а вокруг простирался густой лес. Наверняка кто-то падал раньше... Должны же быть какие-то дикие истории. Суровые зимы в Буффало, ледяные дороги...
Это не помогало. Он попытался сосредоточиться на том, что сказать людям в Вест-Пойнте. И тут возникал еще один вопрос. Кому я буду рассказывать? Как вообще объяснить! И это Рождество! Будет ли там вообще кто-нибудь? Единственным ответом был заунывный стук шин, шум дворников, постоянный шорох снега.
Прошли минуты, хотя казалось, что прошло гораздо больше времени, а они не проехали и половины пути! Он много раз ездил по этому маршруту с отцом, и всегда он казался намного короче. Но в этот раз шел снег. И водитель был пьян. Ну, может, не пьян, но точно не трезв. Все будет хорошо. Ему просто нужно было занять свои мысли чем-то другим. Еще только десять минут. Они всегда казались длиннее, когда начинали объезжать гору, но это никогда не было так долго.
Внезапно раздался громкий удар, и кровь брызнула на лобовое стекло. За ним виднелись остатки наполовину съеденного предплечья, за которым тянулась рваная лента кожи. Из массы багрового мяса торчали белые обломки костей, кожа вокруг них была синюшной и моталась словно тряпка.
- Что за черт!
Глаза водителя выпучились, его руки отчаянно дергались на руле.
Затем все переключилось на замедленную съемку.
Задняя часть грузовика начала вилять. Тимоти и Венди бросило вперед, только лямка ремня безопасности удержала их на месте. Истерзанная рука соскользнула с лобового стекла так же быстро, как и появилась, оставив за собой кровавый след. Даже сквозь кровь на лобовом стекле Тимоти мог видеть, что теперь они направляются к обрыву. Он открыл рот, чтобы закричать, но ничего не вышло. Это было похоже на кошмарный сон, в котором ты просыпаешься перед самым падением. Но если ты умер во сне, значит, ты умер и наяву, верно? Тимоти ущипнул себя, пытаясь проснуться. Металлическое ограждение порвалось, нос грузовика нырнул, и в тот момент, когда обзор из кабины был направлен вниз, в небе над головой появилось слабое пятно, едва заметное. Он мог бы поклясться, что за этим последовало веселое:
- Хо-хо-хо... Ёпта!
Только это было слишком беззаботно, слишком дико, и это мог бы быть просто ветер. Это не было похоже на сон. Обычно в этот момент все становилось туманным и ватным. Потом его сестра начала кричать, и тогда это действительно стало похоже на кошмарный сон. Водитель что-то прорычал. Тимоти мог думать только о том, что он не хочет умирать. Но это уже было не в его власти...