«Это больной мир» Дэвид Уитман

-Лучше бы эта могила была не такой, как предыдущая, - подергав себя за козлиную бородку сказал Брукс, глядя на гроб и смахивая грязь с крышки.
Полная луна светила на нас, давая нам больше света, чем требовалось для выполнения такого незаконного дела. Ночной воздух был неестественно прохладным, создавая у меня тревожное впечатление, что я могу чувствовать физическое присутствие мертвых. Каждый раз, когда ветер дул сквозь деревья, заставляя тени двигаться в танце, похожем на сон, я вздрагивал.
Городские парни вроде меня плохо себя чувствуют на юге. То, что я был чернокожим, тоже нисколько не помогало делу. Здесь, на юге, я был бо́льшим параноиком, чем в любом большом городе, но до сих пор, куда бы я ни пошел, стереотипы разрушались. Я ни разу не слышал, чтобы произносили слово “ниггер”, и не чувствовал никакого расизма. Однако ночное пребывание на кладбище развеяло все мои страхи перед деревенщинами-ублюдками в красных клетчатых рубашках и членством в местном Ку-клукс-клане. Было не так уж трудно представить брата, свисающего с одного из толстых деревьев, усеивающих кладбище, в окружении одетых в белые простыни членов Клана, с мерцающими факелами.
У меня было плохое предчувствие по поводу сегодняшнего вечера. Вся атмосфера напомнила мне фильм ужасов. Я не думаю, что когда-либо видел, чтобы черный брат выживал в фильмах ужасов. Это дерьмо всегда выводило меня из себя. Даже когда они были главными героями, как в "Ночи живых мертвецов", брат все равно получал по заднице.
Мы провели последние несколько месяцев, пытаясь заработать на жизнь различными мошенническими способами, и не очень хорошо справлялись с этим. Это была идея Брукса уехать из Нового Орлеана и отправиться сюда, в южную глубинку, чтобы заработать немного денег. Он решил, что городские жители просто слишком умны, и что нам будет гораздо легче провести деревенщин. Однако ни хрена из этого не вышло. Во всяком случае, они были еще мудрее - с большим подозрением относились ко всему, что мы пытались провернуть. Добыча была чертовски скудной. Это была идея Брукса грабить мертвых, а не моя. Я полагал, что большинство людей, у которых были дорогие украшения, завещали их своим родственникам.
- Нет, Руди, - сказал Брукс, когда я попытался опровергнуть его идиотскую идею. - Мертвые чертовски богаты. У меня был приятель, который раньше этим занимался, и он заработал кучу денег. Кому придет в голову откапывать мертвых?
Единственная проблема заключалась в том, что все стало немного странно, когда мы выкопали нашу первую могилу. Мы пожали плечами и перешли ко второй, но столкнулись с той же чертовой проблемой. Это была наша четвертая ночь на кладбище Грейсона и наша четвертая свежевырытая могила.
Видите ли, я всегда верил в карму. Вот почему моя жизнь так испоганена. Мой дедушка всегда говорил: “Карма всегда возвращается, чтобы укусить тебя за задницу”. Я не могу сказать, сколько раз это сбывалось. Я провел всю свою чертову жизнь, получая укусы за задницу. Я просто ничего не могу с собой поделать. Я продолжаю проклинать себя, как бы ни старался смотреть правде в глаза. Я когда-то учился в колледже. Посмотрите на меня сейчас. Черт, подумать только, что когда-то в своей жалкой жизни я собирался стать писателем.
Начнем с того, что я ненавижу кладбища. Они пугают меня до чертиков. Ограбление могил, вероятно, сильно испортило мою карму. Иногда я пытался рационализировать наши аферы. Я чувствовал, что если они были настолько глупы, чтобы попасться на наши маленькие уловки, то они заслужили потерю своих денег. Для нас с Бруксом это было похоже на игру — игру, в которой мы больше проигрывали, чем выигрывали. Ограбление мертвых было совсем другим — это было вторжение в место, куда входить не следовало. Забирая то, что не должно было принадлежать нам. Я просто знал, что это все взорвется к чертям собачьим прямо нам в лицо.
- Черт, - пробормотал Брукс, когда начал поднимать крышку гроба, его круглый живот трясся вверх и вниз. - Если это случится снова, я думаю, что разревусь.
Я кивнул и затаил дыхание. Эта могила была относительно старой и принадлежала трупу по имени Бэннен Уайлд.
- Думаю, так и есть, - сказал я. - Она выглядит взломанной.
Гроб открылся, распространяя отчетливый запах грязи и плесени. Мы наклонились и заглянули внутрь.
Он был пуст.
- Черт! - крикнул я, падая обратно в рыхлую грязь. - Потеряно еще пять часов. К черту это дерьмо, Брукс.
- Как, черт возьми, все кладбище может быть пустым? - спросил Брукс.
Он знал, что я чертовски уверен, что не знаю ответа. От одной мысли об этом у меня мурашки побежали по коже.
Брукс захлопнул крышку гроба, посылая затхлый воздух мне в лицо.
- К черту это, - сказал он. - Давай даже не будем утруждать себя возвращением земли на место. Какой-то больной ублюдок опережает нас в этом.
- Больной ублюдок? В отличие от наших задниц, грабящих могилы?
Он кивнул и потер бритую голову.
- Ну, да. Нам нужны только эти чертовы драгоценности. Какой бы больной хрен...
- Ублюдки, - добавил я. - Больные ублюдки, во множественном числе. Я сомневаюсь, что один человек стал бы грабить могилу в одиночку. Слишком много работы.
Брукс сделал паузу и посмотрел на меня, обдумывая то, что я сказал. На его лице отразилось раздражение.
- Какие бы больные ублюдки ни сделали это, они другие. Они крадут тела. Зачем кому-то понадобился труп?
- Я даже не хочу думать об этом, - сказал я, протягивая ручку своей лопаты Бруксу, когда он вылезал.
Брукс сел на надгробную плиту и закурил сигарету, отблеск спички придавал его бледному лицу жутковатый вид. Он протянул мне пачку, и я жадно схватил одну сигарету. Я смотрел, как он выпускает дым в черную ночь, гадая, что мы собираемся делать дальше.
Я оглядел это место своим писательским взглядом. Кладбище Грейсона представляло собой смесь могил, как старых, так и новых — некоторые из могил датировались вплоть до колониального периода. Густые деревья тянулись к лунному свету, как пестрые руки. Надгробия усеивали пейзаж, как кривые зубы, сквозь них дул легкий ветерок. Проведя здесь последние четыре ночи, я начал ненавидеть это место.
- Ты знаешь, есть способ заработать на этом деньги, - сказал Брукс, глубоко затягиваясь сигаретой.
Я точно знал, куда он клонит.
- Да. Люди, которые грабят могилы, вряд ли захотят, чтобы полиция узнала об этом.
Решение было принято просто. Остаток вечера мы потратили на то, чтобы засыпать землю обратно в яму. План состоял в том, чтобы поймать больных ублюдков на месте кражи тел. Мы запросили бы приличную сумму денег, а затем исчезли бы с добычей.
К кладбищу Грейсона вела только одна темная дорога, поэтому мы припарковались прямо на улице, тщательно спрятав "Кадиллак" в густых зарослях деревьев и кустарника. У любой машины, которая проедет мимо в темноте, не будет другого выбора, кроме как проехать прямо мимо нас.
Они появились только четыре ночи спустя.
Мимо проехал грузовик с выключенными фарами. Он проехал около ста ярдов мимо того места, где мы прятались, и остановился. Он скрылся за деревьями, почти так же, как это сделали мы. Больше мы их не видели, вероятно, они только что въехали на кладбище из леса.
Мы подождали около десяти минут, а затем тихо подкрались к тому месту, где они припарковались. Мы оба держали оружие наготове, не желая рисковать.
Мы двигались в темноте как можно тише. Хотя мы никого не видели, я все еще держал пистолет перед лицом, словно талисман. На переднем сиденье никого не было. Задняя часть грузовика тоже была пуста и слабо пахла гниющим мясом.
- Будем ждать их здесь или пойдем за ними на кладбище? - спросила я, изучая лес в поисках любого движения.
- Давай подождем здесь, - сказал Брукс, как раз в тот момент, когда мир взорвался шумом.
Жирное тело Брукса взлетело в воздух. Он тяжело приземлился на меня, вдавив в землю, как придавленного жука. Брукс задыхался, как будто не мог дышать.
Ботинок наступил мне на запястье, посылая волны пульсирующей боли, расползающейся по моей руке.
- Отпусти пистолет, - произнес глубокий, холодный голос со странным акцентом, который я не мог точно определить. Он выбил пистолет из моей руки и отступил назад.
Я не мог разглядеть его черты. Его тело было неестественно худым, а руки и ноги торчали паукообразными палочками. Яркий свет фонарика ударил мне в лицо, ослепив меня.
Брукс все еще кашлял слева от меня. Луч фонарика переместился на него, осветив огромную зияющую рану в животе.
Луч фонарика снова ударил мне в лицо.
- Кто ты, черт возьми, такой, ниггер? - спросил мужчина. - Ты точно не похож на копа.
- Нам было просто любопытно, - сказал я, щурясь от света.
Мужчина рассмеялся, звук был такой, словно стекло перемалывали между двумя шлакоблоками.
- Ты только что попала в гребаный кошмар, котик.
- Что, черт возьми, происходит, Калеб? - раздался голос из-за грузовика.
- Похоже, тебе не нужно будет копать сегодня вечером, Джоб, - ответил мужчина. - У меня твой труп прямо здесь.
Еще две темные фигуры спустились и остановились в нескольких футах от меня. Хотя я не мог разглядеть в темноте, один из них казался ребенком.
- Не подходи слишком близко, Езекия, - сказал Джоб. - Мы возьмем их обоих?
- Да, - сказал Калеб. - Папа будет счастлив. Направь фонарик в глаза ниггеру.
Он шагнул вперед и приставил дуло дробовика к моему лбу.
- Перевернись, черт возьми, и заведи руки за спину. Езекия, иди и возьми тот провод, который под сиденьем.
Несколько минут спустя я был связан по рукам и ногам, мои руки были привязаны к лодыжкам. Они подняли меня и бросили в кузов грузовика, как мешок с мусором.
- Вот дерьмо, вот этот жирный, - сказал Джоб, и я почувствовал, как тело Брукса тяжело приземлилось на мою ногу со вспышкой боли в костях. Теплая кровь хлынула мне на бедро из раны Брука.
Грузовик накренился вперед, пока я боролся, проволока мучительно впивалась в мою кожу. Мы ехали около сорока пяти минут. Я оставил попытки выбраться, потому что каждый раз, когда я тянул, проволока все глубже погружалась в мою плоть. Каждый раз, когда мы натыкались на кочку, тяжелое тело Брукса болезненно подпрыгивало вверх-вниз на моей лодыжке.
Когда грузовик остановился, я уже чуть не плакал. Мое воображение начало дразнить меня всяким тяжелым дерьмом. Все фильмы про деревенщин, которые я когда-либо видел, начали зарождаться в моей памяти. Я почти ожидал, что этот умственно отсталый мальчик из "Избавления" выскочит и начнет наигрывать на своем банджо.
Семья, которой нужны трупы, сделает все, что угодно.
- Езекия, иди скажи папе, что у нас есть для него сюрприз, - сказал Калеб, открывая заднюю часть грузовика. - Кошмар только начинается, котик.
Джобе рассмеялся, словно человек, которого душат и который получает от этого сексуальное удовольствие.
- Почему ты называешь его котиком?
- Бедный ниггер сказал мне, что ему было просто любопытно. Любопытство убило кошку, смекаешь?
- Ему просто не повезло, - сказал Джоб в перерывах между приступами хихиканья.
Они вытащили труп Брукса из кузова грузовика и оставили меня на несколько минут в покое. Я был удивлен тем, что мельком увидел в их доме. Судя по тому, как вели себя эти больные чуваки, я ожидал, что меня отвезут в трейлер или что-то в этом роде, но это был большой двухэтажный викторианский дом, который, казалось, был в хорошем состоянии. На крыльце горел свет, что значительно уменьшало темноту.
Старик наблюдал за мной с конца грузовика.
Он спокойно изучал меня, склонив голову набок как будто услышал что-то, чего не могли уловить мои уши. Его глаза в тусклом свете были похожи на глаза насекомого - без зрачков, невероятно большие и невыразительные. Его шея была покрыта морщинами, переходящими в неестественно гладкое лицо. Седые волосы торчали у него на голове грязными и засаленными пучками.
- О, Мария, - прохрипел старик. - Я верну тебя к себе, я обещаю.
Он ушел, оставив меня ломать голову над тем, что он имел в виду. По какой-то причине его фраза напугала меня до чертиков. Это звучало так странно — так безумно.
Калеб появился в конце грузовика. Его волосы были длиной до плеч и торчали из черепа, как тонкая паутина. Его кожа прилипла к лицу точно так же, как гниющая кожа прилипает к разлагающемуся черепу. Он широко улыбнулся, его скулы выступили вперед, угрожая прорваться сквозь его хрупкую кожу, как ножи.
- Привет, котик.
Джоб подошел к нему сзади, его глаза сузились под густыми кустистыми бровями. У него была одна из тех бровей, которые мой папа называл цельными — одна сплошная линия волос от глаза до глаза. В его густой бороде появилась улыбка.
- Кис-кис-кис.
Они отвязали мои руки от лодыжек, но затянули проволоку на запястьях. Я чувствовал, как кровь стекает по моим пальцам, когда проволока глубоко впилась в мою плоть.
Они провели меня на крыльцо викторианского дома и через свежевыкрашенную входную дверь. Запах ударил меня, как кирпич, ударив в нос так, что его можно было назвать только раздражающим. Слово, которое пришло на ум, было "прогорклый". Пахло так, словно кто-то вскрыл братскую могилу.
Слева от меня была гостиная. Светловолосый мальчик Езекия сидел, загипнотизированный телевизором. Он взглянул на меня, когда мы проходили мимо, но не выказал никаких эмоций. Семейные фотографии усеивали стену. Они повели меня вниз по сырой лестнице в ярко освещенный подвал.
Как только я увидел комнату, я начала кричать. Калеб ударил меня по лицу с такой силой, что я почувствовал, как у меня на мгновение отвисла челюсть. Я изучал это место, пытаясь напомнить себе, что нужно дышать.
Это было похоже на помещение морга. Тело Брукса было разложено на металлическом столе, десятки проводов тянулись к его открытой груди. Его глаза безучастно смотрели вверх, рот все еще был открыт от шока, вызванного выстрелом. Провода тянулись к какому-то устройству, которое выглядело как что-то из старого фильма ужасов - все выступающие части и торчащие электрические провода.
Труп женщины сидел в инвалидном кресле. Она выглядела старой, кожа уже натянулась и обнажила обтянутый кожей скелет. На ней был синий сарафан, руки лежали на ногах, как будто она просто отдыхала. Глаза еще не полностью сгнили, но уже втянулись в глазницы, обнажив жесткие белки.
Старик изучал меня своими черными глазами, похожие на червей губы растянулись, обнажив коричневые зубы. Он проследил мой взгляд до сморщенного трупа в инвалидном кресле, а затем подошел к нему и с любовью поцеловал в лоб.
- О, Боже мой. Вы больные ублюдки, - услышал я свои слова, почти как внетелесное переживание. Мое здравомыслие хотело сбежать, угрожая оставить меня и наблюдать за всей этой драмой с потолка.
- Не говори так при Марии, - угрожающе сказал старик. - Она не любит сквернословия.
В этот момент мне было все равно, что я говорю. Я знал, что все равно умру.
- Она чертов труп, ты гребаный псих!
Калеб угрожающе зарычал.
- Хочешь, чтобы я убил ниггера, папочка?
Старик изучающе посмотрел на меня.
- Она вернется. Я верну Марию! - он вытащил фотографию из кармана рубашки и сунул мне в лицо. С фотографии на меня смотрела улыбающаяся пожилая женщина. На ней был белокурый парик, отчаянно пытавшийся прикрыть ее морщинистую голову.
- Разве она не прекрасна? Она вернется, и мы снова будем танцевать.
Я взглянул на труп и снова на фотографию. Я попыталась заговорить, но вырвался только отчаянный писк.
- Я работаю над тем, чтобы вернуть ее, - продолжил старик, наблюдая за мной своими немигающими темными глазами. - Мы почти у цели. Устройство вернет ее обратно.
Калеб кивал, пока его отец говорил, слезы текли по его лицу.
- Ты сделаешь это, папа. Я знаю это.
Старик вернулся к Бруксу, схватил пару защитных очков и надел их на голову. Он взял циркулярную пилу и с жужжанием опустил ее на череп Брукса. Кровь брызнула на очки старика, он поднял руку и вытер ее рукавом.
Я закрыл глаза, чувствуя, как мое здравомыслие очень медленно ускользает. Звук пилы звенел у меня в ушах. Я отсчитал две минуты, убеждая себя, что все это был сон.
Когда я открыл глаза, макушка головы Брукса была удалена. Его глаза все еще были открыты, и старик прикреплял маленькие провода к внутренней части черепа.
Старик натянул окровавленные очки на голову, как отвратительную, забрызганную малиновыми брызгами праздничную шляпу. Он подошел к плохо подключенной панели управления и нажал кнопку.
Когда рот Брукса начал быстро открываться и закрываться, я начала кричать, резко отстраняясь от Калеба. Сама мысль о том, что Брукс воскрес, напугала меня так сильно, что мне показалось, будто мой скелет пытается выпрыгнуть из моей кожи.
Калеб повалил меня на пол, когда я брыкался, стиснув зубы. Я почувствовал, как подошвы моих ног соприкоснулись с чем-то твердым, и моя лодыжка взорвалась от сокрушительной боли.
Инвалидное кресло врезалось в старика.
Труп Марии вылетел из кресла, как манекен, и жестко приземлился на пол, ее голова оторвалась со звуком рвущейся бумаги и закатилась под стол.
- Папа! - закричал Калеб, когда его отец завыл от горя.
Старик уже ползал вокруг в поисках головы, когда я с трудом поднялся на ноги. Я дергал руками, адреналин завывал в моих венах. К моему изумлению, проволока действительно ослабла. Моя лодыжка ныла, когда я, прихрамывая, направился к лестнице. Рот Брукса все еще открывался и закрывался, как будто он призывал меня бежать.
Я был на полпути вверх по лестнице, когда столкнулся с Джобом. Я направил свой окровавленный кулак ему в лицо, в результате чего раздался влажный взрыв зубов и крови. Я крутанул его и отправил вниз по лестнице, где он столкнулся со своим братом.
Я захромал на кухню, схватив большой нож из подставки. Я боролся с болью в лодыжке, пока шел по коридору в гостиную. Мальчик посмотрел на меня широко раскрытыми глазами. Я схватил маленького ублюдка и притянул его к себе, приставив нож к его горлу.
Калеб и Джоб ворвались в гостиную, когда телевизор вспыхнул, как стробоскоп. Они замерли, не зная, что делать.
- Не думайте, что я не перережу ему горло, - пригрозил я, яростно притягивая мальчика к себе. Я почувствовал, как мальчик напрягся, и горячая кровь хлынула мне на руку. В своем безрассудстве я слишком глубоко вонзил острый нож ему в горло. Лезвие вошло в него, словно в сыр.
Братья ахнули, когда я отпустил мальчика. Он с глухим стуком упал на пол, нервы в его ногах судорожно дергались.
- Ради всего Святого, этот ниггер убил Езекию, - прошептал Калеб.
На короткое мгновение мы все замерли. Свет телевизора вспыхнул вокруг нас, и время остановилось.
Затем я прыгнул к окну и упал на крыльцо, разбив стекло. Несмотря на боль, я перепрыгнул через крыльцо и убежал в лес.
Я отчаянно побежал в темноту деревьев, не обращая внимания на свою раздробленную лодыжку. Следили ли они за мной, я не знаю. Я не переставал бежать в течение нескольких часов.
Где-то ночью я вышел на дорогу и остановил проезжающий грузовик.
Вот я сижу три дня спустя в кишащем тараканами гостиничном номере. Я не вызывал полицию. Как только моя лодыжка заживет, я вернусь в этот кошмарный дом с пистолетом и бензином. Я собираюсь сжечь его дотла и отправить этих больных деревенских ублюдков в ад, где им и место. Я не уйду, пока от дома не останется ничего, кроме груды пепла. Я сделаю это ради Брукса. Черт возьми, я сделаю это ради всего мира. Это больной мир, и я хочу сделать его лучше.