«Тёмная сущность» Джо Р. Лансдэйл

Рональд сидел в темной прихожей в большом мягком кресле, которое он притащил из гостиной. Он сидел, прислонившись спинкой кресла к стене, а дверь в конце коридора была открыта. Он сидел и ждал, положив на колени ружье двенадцатого калибра.
Снаружи дул прохладный ночной ветер, и он видел, как кружатся листья, слышал их шелест по цементной дорожке и твердым доскам крыльца. Слабый серебристый свет луны освещал землю, дорожку и ступени.
Рональд ждал, потому что знал, что оно придет. Оно всегда приходило, хотя никогда не было внутри, но сегодня ему показалось, что оно может пойти дальше. Оно становилось все сильнее и сильнее. До сих пор он расставлял миски с едой, сыром и хлебом, водой и молоком, пытаясь заманить его в дом. Но за последнюю неделю, с того момента, как он впервые обнаружил его, оно доходило только до крыльца, но не заходило на него.
Каждый вечер, когда оно приходило, всегда вскоре после того, как старые часы в гостиной отбивали двенадцать курантов, оно пило из мисок с водой и молоком вдоль всего тротуара, а затем останавливалось у подножия ступеней крыльца. Оно было теневым и трудноопределимым. Оно не имело формы и было всем. Огромная, сущность могла сидеть, как большая бродячая собака, и смотреть на него через край крыльца своими лимонными глазами. Оно смотрело на него и в него, словно проникая внутрь, и это одновременно и волновало, и пугало.
Но дальше крыльца оно не заходило. Казалось, оно чего-то ждет. В этот вечер Рональд поставил на крыльцо миску с молоком и блюдце с сардинами, надеясь соблазнить его.
Размышляя об этом, он увидел его в дальнем конце дорожки. Оно двигалось так же, как и всегда, — на четвереньках или лапах? Или оно было безногим? Трудно было сказать точно. Оно двигалось, словно темная креповая бумага, которую раздувал по дорожке гигантский промышленный вентилятор.
Оно казалось одновременно легким, как перышко, и тяжелым, как свинец. Лунный свет сегодня был более тонким, когда оно шло к нему, и оно не останавливалось ни у мисок с водой, ни у кусочков хлеба и сыра на блюдцах, расставленных по краям дорожки. Оно подошло прямо к крыльцу и сегодня поставило лапу/ногу на нижнюю ступеньку, на мгновение замерло, а затем поставило лапу на следующую ступеньку или на то, что ее поддерживало, — что-то темное и мягкое.
На мгновение, всего лишь на мгновение, Рональду показалось, что эта штука больше похожа на кого-то скрюченного, на кого-то, окутанного тенью. Он слышал, как ступени напрягаются под его весом, скрипят, словно умирающая крыса, которую до смерти загрызла кошка.
Еще одним движением, быстрым и проворным, оно оказалось прямо на крыльце. Оно подошло к миске с молоком, громко отпило, подняло голову и посмотрело на Рональда, спокойно сидевшего в темноте в конце коридора.
Кроме того, что он видел существо, он еще больше, чем раньше, чувствовал, как что-то пульсирует внутри него, словно извращенная сексуальная потребность. Это было похоже на все, что он не смог сделать, и на все, что он сделал неправильно: упущенные возможности, неудачные отношения, все его дурные мысли, все его плохие поступки и вспышки гнева. Все это, казалось, было собрано в этой пахнущей духами темной штуковине.
Оно ело сардины, грохоча блюдцами. Потом оно подошло к нему. Двигаясь невероятно медленно, приближаясь на дюймы, переваривая свое намерение. Чем ближе оно подходило, тем тяжелее становился воздух. Тем темнее казалась ночь. И сейчас оно тоже было темнее, и в глубине души Рональд чувствовал, что оно питается не только молоком и сардинами, но и всем тем плохим, что было внутри него, всеми воспоминаниями о несбывшихся планах, ошибках, слепой гордыне и ненужных обидах, которые он причинил людям, не заслуживавшим этого.
Например, его жена, Тоня. В памяти всплывали следы его пальцев на ее шее, ее черные глаза и фиолетовые синяки. Он помнил, как она хромала, как сторонилась его, словно побитая собака. Тогда он наслаждался этим, а сейчас словно чувствовал то же, что и она, и удивлялся, почему не мог осознать этого раньше. Почему эта тень, темная сущность вызвала в нем чувство сожаления?
Ее присутствие заставило его вспомнить то, что он задвинул подальше и постарался забыть. Как в ту ночь, когда он сильно напился, а она сказала ему, что уходит, и тогда он вспомнил кроваво-красную ярость, вспыхнувшую в нем. Официально Тоня пропала, ушла и не вернулась. Но Рональд знал, где она. Совсем недалеко. И хотя копы подозревали, допрашивали его и обыскивали дом, они ничего не нашли, хотя Тоня была у них под носом. Если бы они вернулись через неделю к ручью, протекавшему рядом с его участком, музыкально струившемуся по круглым белым камням, укрытому в тени от деревьев, росших по обеим сторонам, они бы точно нашли ее, потому что она уже пахла. Он похоронил ее неглубоко, в стороне от ручья, и поначалу все было хорошо, но потом ему пришлось спуститься туда, выкопать ее и заново похоронить под тощим вязом дальше от берега ручья.
Он положил известь в ее могилу и выкопал ее глубоко. Он копал под прикрытием деревьев, глубокой ночью, и только фонарик, лежавший на земле у могилы, освещал его работу. Никто его не видел, а годы пролетели незаметно.
Время от времени он вспоминал о ней, но все это было словно сон. Дурной сон.
Все эти воспоминания нахлынули на него, а тварь тем временем покинула крыльцо, вошла в открытую дверь и уже поползла по коридору. Теперь от нее исходил сильный запах, и, конечно же, он узнал этот запах — запах гнили и разложения, запах чего-то умершего.
И когда до нее оставалось меньше метра, он понял, что это. Это была она. Темная сущность — это Тоня. Или то, во что она превратилась. Этот темный комок угрозы, невесомая черная материя, состояла из его вины и депрессии, страха и гнева. В ней было все, что он сделал не так и думал не так, и самой большой его ошибкой было то, что он сделал с Тоней. Милая красавица Тоня, уже двадцать лет как ушедшая из жизни и временами почти забытая, но в последнее время хорошо запомнившаяся, по крайней мере ему.
Приближаясь, он чувствовал каждый удар, нанесенный Тоне, каждую обиду и боль, которую она испытывала из—за его пьяных выходок и многочисленных обманов.
Темная сущность была так близко, что он мог протянуть руку и коснуться ее. Глаза, хотя и золотистые, а не голубые, он их узнал. В этих глазах он видел глаза Тони, потому что в них было то же выражение. Это была та бедная, милая женщина, которую он положил в русле ручья, а затем, наконец закопал, под вязом.
С каждой ночью, по мере того как он все больше осознавал присутствие этой твари, ее присутствие набирало силу и по ночам покидало свое смертное чрево, чтобы подползти ближе и набраться смелости. Оно приближалось все ближе и ближе, потеряв всякий страх перед ним, превратившись в нечто, созданное им и из него; она была собранием собственной боли и предательства, а также глубокой, черной тьмы внутри него.
Рональд направил дробовик на него, на нее, с громким щелчком дослал патрон. Она/он был прямо над ним. Сейчас или никогда. А потом он резко опустил дробовик, легкая улыбка расплылась по губам, он подставил ствол дробовика под подбородок и, сдвинув с ноги домашний тапок, вставил большой палец в спусковую скобу, мягко надавил, и раздался громкий взрыв.
Выстрел отозвался громким эхом, но его не услышал никто в малочисленном и широко разбросанном районе. Эхо пронеслось по коридору, по двору, до самого ручья и, наконец, до разрытой могилы под вязом.

На следующее утро почтальон поднялся на крыльцо с кучей почты, случайно наступив на блюдце, в котором лежали сардины, и разбил его. Он заглянул в приоткрытую дверь и посмотрел в коридор. В кресле сидел человек... без головы. На полу валялся дробовик. То, что было головой Рональда, в основном находилось на стене и было разбросано по ней в виде мокрых мясных кроваво-серых капель.
Но еще более любопытным и тревожным было тело перед мужчиной в кресле: оно лежало на полу животом вниз, его руки тянулись к Рональду, а одна рука касалась его ботинка. Вонь, исходившая от разлагающегося тела, едва не сбила почтальона с ног.
Сжимая в одной руке почту, а другой зажав нос, почтальон двинулся в коридор и на цыпочках приблизился к трупам. Когда он подошел ближе, то увидел, что тело на полу представляет собой не более чем пожелтевшие кости, сморщенную пергаментную кожу, мотки ткани и длинные полосы жирных черных волос. На нем и вокруг него лежали куски корней, лиан и комья грязи, как будто она сбросила их, словно кокон.
Голова трупа была повернута, и виднелась одна глазница. Внутри глазницы росли корни. Среди маленьких корешков извивались красные земляные черви. Самое примечательное, что череп улыбался неправдоподобно широкой улыбкой, которая сморщила пергаментную кожу в уголках рта и обнажила пожелтевшие, наполненные грязью зубы.
Из одной глазницы, загроможденной корнями и червями, выпорхнула черная моль и поднялась вверх перед лицом почтальона.
Тогда он увидел, что это вовсе не насекомое, а какая-то миниатюрная птичка с корчащимся черным червячком в клюве, и она понеслась вверх и в сторону, по коридору, на дневной свет, воспарив прямо к солнцу.