«Беббл» Джон МакНи

Беббл ненавидит тишину.
Его мир состоит из боли, черноты и тишины – этой нечестивой троицы. Но больше всего ненавидит он тишину. Раскачиваясь на проволоке, подвешенной в пустоте, он будто растворён в черноте. Он окружен со всех сторон, но так одинок. Тишина. Он не тот, кем был раньше. Он Беббл.
Он не думает, он лишь реагирует и нуждается в стимуляции. Ему нужно отвлечься. Что же делать с тишиной? Она нужна чтобы думать, а он не думает. Боится и ненавидит, но ведь это не мысли. Он не способен.
Раньше в темноте он много думал о своей прежней жизни. Он так ждал тех дней перед шоу и людей, которых знал и любил. Но теперь всё в прошлом. Он больше не тот. И нечего об этом вспоминать. Он дольше жил здесь, чем там. И он больше не человек, он Беббл. Фрик. Урод в мире уродов. Экспонат. Часть действа, которое прячут между представлениями. Упакуют в черноту и боль. И тишину. И он ненавидит и ждет…
Здесь есть другие. В черноте. Не то, чтобы их всех использовали, нет. Они сидят и раскачиваются, сгорбленные, изогнутые, сломанные, хромые, нанизанные, искаженные и изуродованные. Даже не с кем поговорить…
Он ощущает их рядом, упакованных, как и он сам. А когда-то он хотел, чтобы они хоть что-то сказали. Чтобы произвели хоть подобие шума. Не для того, чтобы он ответил. Ведь он и сам теперь не разговорчив, он Беббл. Но услышать чей-то голос – это уже кое-что. Хотя бы шёпот в темноте. Звук, чтобы нарушить эту бесконечную тишину. А теперь ему не нужно и это. Желание – это мысль, а Беббл не думает. Он – эмоции. Он – реакции. Но не мысль.
Он ненавидит тишину.
Он ждет шума.

Ненавидит и ждет.
Ненавидит и ждет…
* * *
Лязганье металла. Ключи в замке. Цепи ударяют по гофрированному железу. Болты сдвинуты. Затворы подняты. Генератор запущен.
О, да… Шоу начинается.
Из боковой двери, маршируя, выходит толстый Чарли. Беббл узнаёт его по звуку шагов его тяжелых ботинок и чмоканью рта, жующего табак. Размахивая фонариком, толстый Чарли будто раздает всем последние указания, дабы убедиться, что всё готово к началу представления. Белый луч падает на связанную плоть, обожженную кожу, торчащие зубчатые кости. Луч резко освещает Беббла, и, на какой-то момент он слепнет. Он пытается заслониться рукой. Что-то лепечет в знак протеста за своей маской. Толстый Чарли быстро шлёпает его по одетой в кожу голове, и тот утихает.
- Ну, ну, довольно тебе, - добавляет Чарли и плюёт, посылая струю коричневой слюны прямо в очки Беббла.
Беббл не отвечает и вообще ничего не предпринимает. Чарли ходит туда-сюда, хлопая дверью. Слышны какие-то крики по другую сторону стены и звон ключей. Где-то наверху начинают урчать моторы, и весь контейнер приходит в движение. Они в лифте. Беббл и его товарищи. Поднимаются.
Вся труппа производит немного шума, всё-таки они немного взволнованны.
Естественно, они не разговаривают. Никто из них на это больше не способен.
Те, кто с зубами – лишены языков. Те, кто с языками, не имеют более голосовых связок, ибо они порваны. У тех же, кто остался с голосовыми связками, сшиты намертво губы. Но они хотя бы в состоянии промычать что-то, когда им невмоготу. Нестройный хор хрюканья и стонов в темноте.
Лифт прибывает в верхнюю часть шахты, и звуки внешнего мира, словно кровоточа сквозь бетон, железо и сталь, достигают их ушей. Беббл слышит музыку, смех, толпы молодёжи, кричащей в унисон, грохотание роллердрома и все безошибочно узнаваемые шумы ярмарочной площади.
Салли приложила много усилий, чтобы люди, приходящие ради аттракционов, игр и поедания сахарной ваты, могли получить здесь всё, что пожелают, какие угодно развлечения. Но всё это лишь прикрытие, ширма. О самом впечатляющем аттракционе Салли в маленьком черном павильоне знает лишь привилегированное меньшинство. Это самое меньшинство и собирается сейчас по другую сторону бархатного занавеса. Они рассаживаются по местам в предвкушении удивительного шоу, хотя вряд ли способны будут усидеть, будучи столь возбужденными. Надо отметить, что это особый тип толпы, весьма отличающийся от тех, что веселятся снаружи. В основном, здесь зрелые люди. Никаких детей, попкорна, сладкой ваты. Все они выглядят ухоженно, гладко выбриты и одеты в самые лучшие наряды. Темно-серые костюмы, атласные вечерние платья, бриллианты. Их вид скорее подходит для посещения вечерней оперы, нежели этой окружной ярмарки у речной заводи.
Из этой толпы не все местные. Люди приезжают издалека за сотни миль отсюда, чтобы поглазеть на одно из представлений Салли. Это удивительно. Некоторые зрители уже давно знают друг друга, хотя у этих людей особо нет ничего общего помимо странного восхищения этой темной субкультурой, мирком, которым правит Салли.
Тонкие пальцы Беббла начинают подёргиваться. Это всегда с ним происходит перед началом шоу. Также и с остальными его сотоварищами. Треща суставами, все разминаются. Хотя Салли и не требует от них многого в плане акробатики. Толпа затихает – сигнал к тому, чтобы огни павильона почти погасли. Небольшой ансамбль начинает играть. Аккордеон, барабан и контрабас. Они выдают свои лучшие фанфары, когда Салли выходит на сцену, приветствуемая неистовыми аплодисментами. Вне всякого сомнения, это Салли – хранительница тёмных тайн. Будучи много выше среднего роста (6 футов без обуви), она предпочитает высокие кожаные сапоги, доходящие до бёдер с высокими и узкими каблуками. Одета она в кружевной черно-серебристый лиф и великолепные длинные юбки того же цвета, шлейфом тянущиеся за ней по полу словно нефтяная река. Тонкие атласные ленты обернуты вокруг ее запястей и плеч. Между тканями кое-где видна её фарфорово-белая кожа. Похожие полосы ткани угольно-черного цвета обернуты вокруг ее локтей и предплечий и опускаются до ладоней. На пальцах несколько серебряных колец неизвестного происхождения. Еще одна ювелирная вещица на ней – эбонитовая тиара с серебряными рогами и единственным бриллиантом в центре. Волосы Салли грязно-пшеничного цвета, длинные и распущенные. Молодое красивое лицо, черты его бледны, изящны и до того хрупки, что кажется будто вот-вот их сдует ветром. Светло-дымчатый макияж подчеркивает ее полузакрытые глаза и пухлые розовые губы.
О, Салли та еще штучка!
- Спасибо, - произносит она, так певуче по южному растягивая слова, которые отчетливо слышны, несмотря на шум в зале.
- Спасибо вам всем большое, - говорит она, прижимая руки к груди, словно на награждении какой-то премией, обожаемая публикой. - Благодарю вас.
Беббл и не надеется понять, что за эмоции он ощущает, слыша голос Салли.
Эта странная дискомфортная смесь обожания и ужаса, да, он чувствует только это. То же самое чувствует вся труппа. Где-то в самом уголке темноты он слышит журчащий звук – это один из его сотоварищей сходил под себя по-маленькому. Этот звук пробуждает в нем жажду.
- Спасибо, - продолжает Салли в то время как толпа начинает успокаиваться. Салли улыбается. - Это еще не главный номер, - в зале кто-то смеется. Для большинства из них лицезреть ее одну уже стоит даже больше чем плата за вход.
- Я приветствую вас всех. Какой сюрприз для меня видеть так много зрителей. Моё сердце замирает от восторга от того, что у моего искусства столько поклонников. Чёрт! - oна усмехается. - Я становлюсь влажнее, чем самый влажный месяц июль.
Взрыв смеха в зале. Поток аплодисментов. Салли тоже смеётся, и ансамбль играет снова. Негромко, чтобы можно было расслышать её. На этот раз минорный вальс.
- Для тех, кто не знает или еще не догадался, меня зовут Салли. Я хранительница тёмных тайн. Чёрная магия передалась мне в век бессмертных. Способами создания и уничтожения владеют лишь мудрецы древних повелителей, - oна выпрямляется, выпячивая грудь под атласными лентами. - И я, - музыкант за ударной установкой ударяет по тарелке.
Снова аплодисменты.
- Сегодня вы станете свидетелями небольшой вкусной и красивой жестокости в самом центре нашей Вселенной. Я продемонстрирую вам, с помощью моей труппы, как податливы божьи создания, как слабы они перед волей и фетишем самого нечестивого разврата. Я покажу вам власть тьмы.
Она вышагивает по сцене, чуть ли не пробивая деревянный настил своими каблуками-шпильками.
- Я художник, - говорит она. - Тёмные тайны – это моя палитра. Человеческое тело – холст. Те, кто ожидают увидеть шоу уродов… Вы их получите. Но не уродов от природы, а дизайнерски сконструированных. К вашему удовольствию.
Она марширует в дальний угол сцены, волоча по полу длинные юбки. Барабанная дробь.
- Ну, довольно лишних слов! Итак, встречайте Карнавал Тёмных Тайн!
Аплодисменты в зале.
Занавес поднимается. На авансцене загорается искра, превращаясь в низенькую стену пламени, образуя полукруг.
Первым появляется Хокк. Для него это нетрудно, ведь у него нет ног, но есть колёса. Плоть его ниже живота заменена на детали из искорёженного металла, ржавой рамы и колёса от трехколёсного велосипеда. Он сгибает спину и словно буксует, пытаясь двигаться вперёд, скрюченными конечностями продавливая пол. У Хокка уплотнённый череп с вмятым затылком. Глаз нет, языка нет. Три металлические трубки торчат из его глазниц и раскрытого рта. Полу срываясь, полу катясь велосипедом в переднюю часть сцены, он засовывает свою уродливую голову прямиком в огонь, который охватывает предохранители металлических трубок. Хокк поднимает голову и его лицо искрится и шипит. Он вращается на колёсах, и свет от бенгальских огней прочерчивает спираль в воздухе. Его движения похожи на балетное шоу, хореографическую постановку. Хокк отлично натренирован. Лучше, чем другие. Но это и неудивительно, ведь он здесь дольше остальных.
- Хокк!, - представляет его Салли.
Раздаются аплодисменты. Хокк поворачивается и направляется к труппе, катясь мимо Лупи, Игнит, Беббла и других. Он катится прямиком к задней части платформы и прикасается к бенгальским огням бумажными предохранителями. Задняя стена взрывается жарким огнем. Страх! Хороший эффект. Весь карнавал пылает огнями.
Несколько человек из публики отшатываются подальше от огня. Звучат аплодисменты. Турано и Фрэнки – их руки-ноги соединены так, что их невозможно разлучить. Единственный болт соединяет их челюсти, фиксируя вместе их низко склоненные головы, прижатые друг к другу.
Эмери выскальзывает как змея и ползет на животе, неистово передвигаясь вперед. Сакс за ним следом на конечностях, ободранных до костей, отлакированных и блестящих. Бидаро следует немного позади, двигаясь неловко и неотесанно на своих прижжённых обрубках. Его рот широко раскрыт, демонстрируя черный распухший язык, проколотый толстым металлическим крючком. Он тащит за собой привязанный ржавой цепью, резервуар, наполненный зеленой жидкостью, в которой плавают его отрубленные кисти рук и ступни, словно мертвые белые рыбы.
Беббл пока остаётся на месте, наблюдая сквозь свои закрашенные очки, глядя мимо деформированных монстров, танцующих перед ним, силясь разглядеть лица среди толпы. Самые проворные заняли места поближе к сцене.
Эмери свешивает голову через край сцены, огромный хлопающий рот широко открыт, в то время как он неистово ревет будто дикий зверь.
Публика радостно смеётся, они принимают его за неуклюжего бегемота.
Позади него Лупи, Игнит и еще несколько несчастных выходят вперед.
Но не Беббл. Еще рано. Эти члены труппы не могут наслаждаться роскошью свободного движения. Некоторые, как Игнит, всего лишь немногим более чем дрожащие торсы с давно утерянными конечностями.
Игнит висит в металлическом кронштейне, работающем на поршне, который ведет ее к передней части сцены. В ее лысый череп вбиты гвозди, во все стороны свисают острые как бритва железные нити. Издалека создается впечатление, будто у нее длинные серебряные волосы и когда она мотает головой в стороны, нити ударяются друг о друга, высекая искры. Сражающий наповал, невозможно жестокий эффект…
Лупи управляется пультом. Где-то за ценой включают кнопку, и Лупи приходит в движение. Ее тело сотрясается, плечи подрагивают, голова покачивается. Меж ее рёбер выступают выхлопные трубы, отрыгивая зловонный черный дым. Кровь струится сквозь ее стиснутые зубы. А в животе ее мотоциклетный двигатель. В том месте, где металл разделяет кожу, можно увидеть часть мотора. Под ее задницей единственное мотоциклетное колесо и оно начинает катиться вместе с ней вперед. Когда повышаются скоростные обороты, Лупи рвет кровью. Бедняга не может произнести ни звука, ее глотка заполнена жидкостью, но глаза ее кричат.
Салли представляет публике всех. Она рассказывает о каждом своем творении, немного информации об их личностях, талантах, публика услышала историю о каждом уроде. Практически всё, что она говорит о них – выдумка. Но каждый экспонат получает свою порцию аплодисментов. Кто-то больше, кто-то меньше. И вот, наконец, очередь Беббла двигаться в центр сцены.
Ансамбль, до сего момента играющий Крещендо, внезапно затихает до минимального звука, музыка практически шепчет. Вся труппа занимает свои позиции и перестает шуметь. Эмери прекращает свой звериный рёв. Публика вся во внимании. Мостовой кран переносит Беббла к краю сцены. Его ноги не касаются пола, он будто медленно летит над публикой, нависая над их головами. Зрители первых трех рядов невольно поворачиваются, привстав со своих мест и, задрав головы, внимательно следят за ним.
Движение причиняет ему немалую боль. Когда он вместе с остальными заперт в темной и тихой подсобке, кажется, его тело почти забывает о нанесенных ему ранах и причиненных обидах. Он не чувствует шрамов. Как не чувствует и холодный металл под кожей.
Но сейчас его спина горит.

И вот механизм, несущий его, резко останавливается прямо над центром толпы. Теперь он может ясно разглядеть их лица под собой. Достаточно близко чтобы прикоснуться к ним. Почти. До сих пор он держал себя согнутым, с ногами, крепко прижатыми к груди, с наклоненной головой, с руками, обхватившими колени и лицо. Какие-то мгновения в этом положении он раскачивается словно маятник, затем медленно начинает раскладываться, выпрямляя конечности.
- Беббл, - представляет его Салли.
Он опускает ноги, держа одну поперек другой, и разводит в стороны руки, склонив голову. Как бы неосознанно имитируя Христа на кресте.
Никто не приветствует его. Никаких аплодисментов, криков, смеха, никаких вздохов и оханий. Бебблу достается молчание. И это кажется ему вполне приемлемым.
Дело в том, что Беббл не такой как другие. По большей части он всё еще не поврежден. У него присутствуют все его конечности. На руках и ногах нет шрамов. У него все еще есть его безволосые гениталии, висящие между ног, того же мертвенно-серого цвета как и всё его тело. На голову Беббла надет модифицированный противогаз с длинным шлангом, похожим на хобот слона. Провести жизнь в этом уродливом шлеме - это несомненно могло бы привести к ужасной клаустрофобии, но по сравнению с остальными кажется, что он легко отделался.
По экспертному мнению Салли, именно целостность Беббла делает его особенным. Его увечье есть символ демонстрации ограничения свободы.
Иногда меньше значит больше. Да, не такой уж чудовищный он, этот Беббл.
Он всего лишь урод на шоу уродов. Но в нем по-прежнему можно распознать человека. Публика смотрит на него и видит себя. Это зрелище наводит их на размышления.
Спина Беббла выглядит ужасно. Это самая пострадавшая часть его тела. 667 стальных рыболовных крючков воткнуты в кожу и мускулы. 667 проводов соединяют крючки с подъемным механизмом, который раскачивает Беббла. Он живая марионетка. Бледнокожая кукла. Более того, талантливая кукла.
- Дамы и господа, - говорит Салли, - c вашего позволения, Беббл хотел бы исполнить танец.
Ансамбль начинает играть что-то новенькое. Медленный ритмичный вальс.
Тема Беббла. Композиция написана специально для него. Он поднимает голову и одну ногу и начинает раскачиваться вперед-назад, раскинув руки.
Провода в спине мешают ему совершать грациозные движения, но он старается изо всех сил. Этот чёткий танец он разработал сам – довольно изящные и искрящиеся движения рук и ног. Сие действо выглядит весьма театрально, о да, он вполне способен на это. Естественно, это намного сложнее, чем то, что демонстрируют его товарищи, и свидетельствует о том, что он всё еще человек.
Раздаются слабые аплодисменты. Немного улыбок.
Секундами позже все они будут смеяться над ним.
Позади Беббла Салли переключает внимание на себя. Она держит в руке черный толстый пульт с единственной красной кнопкой и целится в Беббла как из пистолета. Беббл конечно же знает, что произойдет дальше, но не подает вида. Он весь сконцентрирован на танце. Салли улыбается, скаля зубы, и Беббл видит, как люди внизу под ним ухмыляются ей в ответ. Они улыбаются. Все. Почти… Салли давит большим пальцем на кнопку, и 20 тысяч вольт электричества устремляются по проводам сквозь механизм прямиком в тело Беббла. И теперь он танцует новый танец. Он неистово колотит руками, бьет ногами в воздухе. Под его маской брызжет струями кровь и слюна. Всё это происходит под аккомпанемент ансамбля в бешеном цыганском ритме.
В аудитории слышны взрывы смеха. Восторг! Аплодисменты! Все смеются. Почти все… Салли отпускает кнопку дистанционного управления, и Беббл шагает, хромая. От его маски с шипением поднимается дым. Несколько крючков вылезли из спины вместе с кусками плоти, так бывает каждый раз. Он чувствует, как горячая кровь стекает по спине к ногам.
Внизу кто-то требует на бис. Мгновения спустя там уже кричат хором, требуя повторить номер. Бебблу всё равно. Салли может пускать в него разряды тока сколько захочет. Он уже привык к мучительной боли. В любом случае, он не думает об этом, так как его внимание захвачено кое-чем другим. Его взгляд прикован к заднему ряду. В этом ряду (да и во всем зале) есть только два человека, отличающиеся от других зрителей. Кажется, они совсем не наслаждаются этим шоу. Это парочка. Парень и девушка, сидящие рядом. Её ладонь в его руке. Лицо её бледно и искажено в гримасе отвращения. Он выглядит смущенным. Только взгляните на них! Они намного моложе всей остальной толпы. А их одежда… Он в простых джинсах и футболке, она в джинсовых шортах и розовом топике. Бедные дети… Оделись на ярмарку… Но как они попали сюда? О, Бебблу известно как они оказались здесь и почему. Но он не говорит. Он бы сказал, если бы мог. Он бы крикнул им, предупредил бы, чтобы бежали отсюда без оглядки.
Но он не может. Кроме того, уже всё равно слишком поздно.
Салли ударяет Беббла током во второй раз. И он снова отчаянно танцует свою безумную джигу.
В заднем ряду поднимается девушка в розовом топе, с закрытым ладонями лицом и говорит своему парню, что хочет уйти отсюда прямо сейчас. Тот соглашается, проклиная себя за то, что согласился на уговоры толстяка в ковбойской шляпе купить билеты. Толстяк как –то смог убедить его, что такое шоу никак нельзя пропустить. И вот, парочка начинает проталкиваться к выходу.
Салли наблюдает за ними со сцены. Танец Беббла резко обрывается. Его номер окончен.
- А для следующего номера, - объявляет Салли, - мне нужен доброволец из зала.
Удивительно, но поднимается больше чем пара рук. Салли игнорирует их, всё её внимание устремлено на задний ряд. Один из работников сцены, как бы предвосхищая мысли Салли, освещает прожектором девушку в розовом. Она останавливается, и, замирая от страха, видит, как зрители пожирают её глазами.
- Вы, - произносит Салли, вертя при этом серебряное кольцо на своем пальце. - Юная мисс, пожалуйста, поднимитесь на сцену.
Девушка молча трясет головой.
- Нет.
Парень торопит её к выходу. Салли смотрит на Хокка, своего самого верного экспоната. Она кивает ему, словно посылая молчаливый сигнал, который он видит даже без глаз. Хокк спрыгивает со сцены, ударяя оземь одним колесом, и быстро оказывается между девушкой и выходом.
Она кричит, когда он своим серым когтем сжимает ей запястье. Её бойфренд хватает её за другую руку, отчаянно пытаясь утащить её к выходу из павильона.
- Ну, давай, пойдем же! - кричит он.
Но Хокк тащит её назад к сцене. Она пытается высвободиться, но его хватка только усиливается. Визжа от боли и трепыхаясь, девушка невольно выдергивает свою руку из руки бойфренда.
- Джош! - зовёт она.
Джош хочет что-то ответить, но на мгновение застывает в изумлении от огромной тени, нависшей перед ним. Громадный силуэт чьей-то фигуры выступает у выхода, блокируя путь к бегству. В этой фигуре Джош узнаёт того самого парня, что продал им билеты на шоу. Парень в ковбойской шляпе. Толстый Чарли.
- Джош! - снова кричит девушка. Хокк протащил ее уже полпути к сцене.
- Держись! - только и успевает ответить Джош за мгновение до того, как толстый Чарли всаживает топор в его череп.
Парень делает три неуверенных шага назад и валится на землю. Этим вечером толстый Чарли получает свои первые аплодисменты. Но он не кланяется.
Беббл продолжает вяло болтаться над публикой, которая, кажется, слишком быстро забыла о нем. Он висит спиной к сцене, не может повернуться и не видит, что происходит с девушкой, но сцена его и не интересует. Это всё ему слишком знакомо.
Салли шагает вперед, выставив руки для объятий, и девушка, вопреки ожиданиям, обнаруживает себя бегущей навстречу этим объятиям. Уж лучше быть в тисках Салли, чем Хокка. Да, можно прийти к такому заключению. И жестоко ошибиться.
- Иди же ко мне, - воркующим голосом произносит Салли, прижимая голову дрожащей девчонки к своей груди. - Просто расслабься. Тебе не стоит бояться нас. Как тебя зовут, милая?
- Тиффани, - всхлипывая, отвечает девушка. - Пожалуйста, не убивайте меня…
Слышны смешки зрителей.
Губы Салли чуть расплываются в нежной улыбке.
- Убить тебя? Боже мой, нет. Отнюдь, Тиффани, дорогая, ты не представляешь, как тебе повезло. Ты будешь жить вечно.
Девушка поднимает голову, уставившись на Салли в изумлении, слёзы сверкают в её голубых глазах, подбородок дрожит. Салли обхватывает руками голову Тиффани и целует ее в губы. Это совсем не страстный поцелуй и длится он недолго, но даже самые неискушенные в зале могут распознать в нем кое-что особенное. Что-то меняется в атмосфере. Дело не в электричестве. Это эфир. Как будто, на короткий момент воздух утончается. Все ощущают странный привкус на языке. Это длилось всего секунду и вдруг исчезло. Что-то магическое произошло, когда Салли поцеловала девчонку. И Тиффани каким-то образом знает это. Когда поцелуй прерывается, она топчется на месте с закрытыми глазами, голова наклонена, губы надуты, словно целуя воздух. Она только что начинает ощущать силу какого-то странного дара, которым наградила ее Салли. Внутри ее льется свет, согревая сердце. Паранормальная энергия струится по венам, меняя её изнутри. Когда Тиффани наконец открывает глаза и смотрит на свои руки, она видит, как светится ее кожа. В оцепенении она не замечает, как ее окружают.
Еще пять странных уродов вышли из-за кулис. Эти не совсем такие, как остальные. Они не из труппы Беббла. Это фавориты Салли. Любимчики. Избранные. У них у всех есть руки. Глаза. Зубы. А еще у них есть острые ножи…
Салли кивает им, и её Избранные начинают своё шоу.
Тиффани молча позволяет им схватить себя и бросить на пол. Она до сих пор пребывает в тумане от поцелуя Салли. Но когда они приставляют свои ножи к ее телу и начинают разрезать одежду, весь туман начинает спадать с нее.
Бормоча что-то вроде протеста, она до сих пор не вполне понимает, что происходит. Избранные кучкуются вокруг нее как стая голодных собак, закрывая ее собой от публики. И вот, разодранная в клочья ткань сброшена с ее плеч. Сначала розовая ткань, затем джинса, а после – полоски белого хлопка, предположительно нижнее бельё. А когда Избранные начинают мацать ее тело своими грязными лапами, вот тогда она кричит. Впервые по-настоящему. Следом на пол летит какой-то кусок, падая мокрым шлепком.
За кулисами щелкнули выключателем, и Беббл снова задвигался. Но теперь он движется туда, откуда пришел. Кран везет его назад над головами восторженной аудитории. Всего лишь мгновения проплывает он над лежащей Тиффани и под ним предстает дикое ужасающее зрелище – Избранные освежевывают её наживую. Не то, чтобы он находит это действо особенно интересным… Его номер на сегодня окончен. Кран везет его за кулисы. Скоро он снова будет в темноте, пока публика пресыщается восхитительными мучениями девушки на авансцене.
Вот теперь она по-настоящему кричит. Леденящие душу вопли агонии, когда они снимают с нее кожу, кровь льется рекой по доскам настила. Она будет кричать, биться, царапаться, вырываться, но это не имеет значения. Избранным плевать. Что бы она ни делала, они не остановятся. Они будут терзать ее плоть мучительно долго, жестоко, душераздирающе отчаянно.
Они заставят ее испытывать неописуемую боль. До конца дней. И она выдержит. Как бы ни молила она о смерти, сегодня или через тысячу лет… Она не умрет.

* * *
Через несколько часов.
Беббл снова в черноте и боли. Снова ненависть и ожидание. Неподвижная марионетка в пустоте слушает тишину. Как же он ненавидит эту тишину.
А после…
Скрежет металла, ключ в замке. Открывается боковая дверь, и входит толстый Чарли. Он не один. С ним кое-кто еще. Новый экспонат.
- Эй, народ! Ну-ка поприветствуйте нового члена семьи.
Беббл изучающее смотрит на нее через свои закрашенные очки. Он видит дрожащее красное нечто, состоящее из освежеванных мышц и костей, проткнутое насквозь копьём с шипами. О, Иисусе, она похожа на гигантскую коктейльную луковицу.
Прежде, чем закрыть за собой дверь, Чарли сообщает им, что Салли нарекла новенькую Азилией.
Азилия проводит остаток ночи в страшных криках.
Кричит, и кричит, и кричит…
Бебблу это по нраву.