«Мёртвая Дианна» Джон МакНи

Я не замышлял ничего подобного. Просто сел за руль грузовика и отправился в путь, не размышляя о причинах или целях. А когда оказался у Бастера, просто сидел в кабине, руки на руле, пальцы побелели от напряжения, и ждал. Я не думал, не строил планов. Туман в голове не давал сосредоточиться. Единственное, что я знал, единственное, что чувствовал — это чистая, жгучая ярость.
Она не отпускала, не давала покоя. И полностью мной владела.
Было десять вечера, когда я приехал. Я смотрел на дверь бара, ожидая, пока он опустеет, пока люди разойдутся по домам. Ближе к полуночи последняя пара, пошатываясь, вышла из бара, села в машину — последнюю на стоянке, кроме её машины — и уехала.
Тогда я выбрался из грузовика. В кузове лежал ящик с тяжёлыми инструментами, а в бардачке — пистолет. Я оставил их на месте и спокойно вошёл в бар.
Все столы были пусты. Из музыкального автомата доносилась мелодия Эрнеста Табба. Дианна была одна за стойкой.
— Привет, красавчик, — улыбнулась она. Шесть часов на ногах, разливающая пиво, а выглядела она свежо, как весеннее утро. Ни один золотистый локон не выбился из причёски. — Виски и пива?
Я промолчал, неуверенный в том, какие слова сорвутся с губ, если я разомкну их. Стиснув зубы, я пересёк зал и опустился на табурет.
Она поставила передо мной бутылку пива.
— Я надеялась, что ты заглянешь, — сказала она. — Скучала по тебе.
Она положила руку на мою, но я отдёрнул её.
— Что с тобой, черт возьми? — вырвалось у меня, когда я наконец обрёл голос. Он прозвучал резко, почти грубо.
Её кошачья улыбка стала шире, и рука, которую я оттолкнул, скользнула к её шее, пальцы пробежались по воротнику рубашки.
— Ничего такого, что ты не мог бы исправить, — ответила она, спуская руку ниже. Она расстегнула пуговицу на блузке, показав чуть больше груди, чем показывала клиентам. А им она показывала немало.
— Прекрати, — сказал я, но не так твёрдо, как хотел.
Она склонила голову набок, окинула меня взглядом и прошептала:
— Я закрою дверь.
Я стиснул зубы и сделал глоток из бутылки, пока она обходила стойку. Она не смотрела на меня, но покачивала бёдрами, идя к двери в своей любимой слишком короткой джинсовой юбке. Любой мужчина, осмелившийся долго на неё смотреть, рано или поздно узнал бы, что белья она не носит. Она задвинула засовы и повернулась ко мне, посмотрев холодным, оценивающим взглядом.
— Ну?
— Ты сумасшедшая, — сказал я.
Она рассмеялась и вернулась к стойке.
— Здесь только мы, Рэй. Хватит притворяться.
Она забралась на табурет и уселась на стойку, скрестив ноги, глядя на меня сверху вниз.
— Это ты лицедейка, — огрызнулся я. — Ты хоть представляешь, что твоя ложь со мной сделала?
Она надула губы и закатила глаза.
— Ты всё ещё злишься на меня, Рэй? Не можешь простить мне маленькую шалость? Я же тебя простила.
— Тебе не за что меня прощать, — прорычал я.
Она медленно улыбнулась и взяла мою бутылку пива.
— Ты всё ещё обижен, — сказала она. — Это видно. Но я знаю, как загладить вину.
Она развернулась на стойке и легла, растянувшись передо мной, её светлые волосы рассыпались по полированному дереву. Она распахнула блузку, обнажив полные загорелые груди с твёрдыми сосками. Приподняла юбку и провела бутылкой по внутренней стороне бедра. Капли конденсата оставляли на её коже влажные следы. В кино они бы зашипели и испарились.
— Ди, — сказал я. — Этого не будет. Никогда больше.
Она положила руку мне на плечо. Я сдержался, чтобы не отшвырнуть её. Хотел, чтобы она поняла.
Она села, её лицо приблизилось, зелёные глаза смотрели в мои.
— Скажи это, — прошептала она. — Скажи так, чтобы я поверила.
Я глубоко вдохнул.
— Дианна, ты…
Она схватила меня за затылок и притянула к себе. Её губы пахли бурбоном. Я не сопротивлялся. Не думаю, что мог бы. Она обвила руками мою шею и скользнула ко мне на колени. Её язык был горячим. Она прижалась грудью к моей груди. Она завязывала меня в узлы. Ярость и ненависть никуда не делись, но она не давала им вырваться. Она заглушила их поцелуем, заставив ярость кипеть в животе, пульсировать в затылке. Ей придётся вырваться когда-нибудь.
Она легла на пол, и я лёг на неё. Мы занялись этим прямо там, в опилках и грязи.
Она расстегнула мне штаны и рассмеялась, обнаружив, что я уже готов.
— А теперь скажи, что ты этого не хочешь, — сказала она.
Я вошёл в неё, и она взвизгнула, обхватив меня ногами, впиваясь ногтями мне в спину. Она прижалась губами к моей шее, кусала и целовала. Я закрыл глаза. Не мог смотреть на неё.
— Да, — шептала она. — Боже, да. Мне нравится. Вот так. Я люблю это…
Моя левая рука упиралась в пол. Правая сжимала её грудь.
Её губы были у моего уха, дыхание горячим и влажным.
— Я тебя люблю, Рэй. Боже, как я тебя люблю.
Мои руки двигались сами. Я не принимал сознательного решения. Я просто позволил им делать то, что они должны были.
— Скажи мне, Рэй, — выдохнула она. — Скажи, что любишь меня.
Моя правая рука оторвалась от её груди и сжала её шею. Я надавил всем весом. Её тело напряглось. Я приподнялся, опираясь на эту сжатую руку, и добавил вторую. И сдавил.
Я держал глаза закрытыми, но представлял, как её глаза широко раскрываются, глядя на меня в ужасном недоумении. Я сжимал сильнее, сильнее, давя на её шею. Я слышал, как её напряжённые мышцы поддаются, слышал сдавленные хрипы, тихо вырывающиеся из её губ, и давил ещё сильнее, пока хрипы не смолкли, пока не стало совсем тихо. Я душил её, пока её руки и ноги не обмякли, пока её выгнутая спина не распрямилась на полу, пока пульс в её теле не затих. И я продолжал душить.
И лишь спустя какое-то время, я наконец разжал руки и отпустил её.


Я никогда не жалел об этом. Не о том, что убил её. То, что я переспал с ней в последний раз, казалось подлостью, но убийство не ощущалось ошибкой. Это нужно было сделать.
Мне было сорок шесть, когда я её встретил. Ей — двадцать. Она работала в ночную смену в забегаловке Бастера, а я напивался до смерти за угловым столиком. Пил, чтобы заглушить боль от развалившегося брака, разрушенного тем же пьянством. Я был жалок, но слишком пьян, чтобы это замечать, а она слишком молода, чтобы понять. Прежде чем я осознал, что делаю, я уже оказался у неё в постели. И тогда это было хорошо. Очень хорошо. Мы напивались вместе, она была молодой, дикой, всем, что мне было нужно.
Но это не продлилось долго. Такие вещи не длятся вечно. Я протрезвел. Начал хотеть чего-то большего. Тогда появилась Люси. Она быстро привела меня в порядок. Я знал, что не заслуживаю второго шанса на счастье, но он был, и я не хотел его упустить. Помогало то, что она не была сумасшедшей.
Казалось бы, девушка, которая так легко прыгнула ко мне в постель, так же легко и уйдёт, но оказалось, что Дианна была не такой. Совсем не такой.
Я сказал ей, что всё кончено, а она восприняла это как шутку. Дни напролёт она появлялась, думая, что я буду рад её видеть, спрашивала, почему я не звоню, не принимала отказов. Когда я наконец убедил её, что ушёл к другой, она сорвалась. Плакала, кричала, била кулаками. Потом пошли угрозы, потом обещания. Я сказал ей повзрослеть. Ей это не понравилось.
Люси начали звонить по ночам, вещи пропадали, ей казалось, что за ней следят. Однажды вечером она вышла с работы и обнаружила, что её машину разбили. Не нужно было долго гадать, кто это сделал. Это продолжалось недели. И становилось только хуже. Люси говорила, что справится с любыми выходками Ди, она была сильной. Но не настолько.
Я боролся с ней, игнорировал, угрожал… Делал всё, чтобы избавиться от неё, а она не оставляла меня в покое. Она всегда была рядом, не давала мне быть счастливым. Для Дианны мы были созданы друг для друга, связаны навеки, хочу я того или нет. Мы были родственными душами, соединёнными в вечности. И да, под конец я её немного приструнил.
Она мне за это отплатила. И как.
Она пошла в полицию и рассказала Ленни Уорнеру, что я избил и изнасиловал её.
И это всё решило. Меня заковали в наручники и потащили в участок. Слухи разлетелись. Люси сказала, что будет рядом, но после полутора дней бессмысленных допросов, когда меня наконец отпустили домой, её уже не было. «Прости, Рэй, — гласила её записка. — Это слишком. Эта стерва — невыносима».
И тогда я сел в грузовик… и поехал к Бастеру.
Когда всё было кончено, я допил пиво, вытащил её тело наружу и бросил в кузов грузовика. На два мили вокруг бара не было ничего, кроме леса и дороги, так что я не боялся, что меня кто-то увидит.
Я поехал на запад и через несколько миль свернул с главной дороги в лес.
Найдя подходящее место, я выкопал яму и закопал её там.
И утрамбовал землю.


На следующий день я проснулся после лучшего сна за последние недели и потянулся к Люси. Наткнувшись на пустую половину кровати — и вспомнив, — я протянул руку дальше и схватил бутылку джина с прикроватной тумбочки. Она была наполовину пуста.
Я позвонил Рику в автомастерскую, сказал, что не выйду на работу, притворился, что подхватил летний грипп. Он был необычно понимающим.
— Бери столько времени, сколько нужно, — сказал он. Это было на него не похоже, но я решил, что он слышал о обвинении в изнасиловании и собирается меня уволить.
Было слишком жарко, чтобы выходить на улицу, и слишком душно в комнате, поэтому я провёл большую часть дня, сидя у окна, ни внутри, ни снаружи, слушая радио и напиваясь.
Позже, когда проголодался, поджарил яичницу и подрумянил последний кусок хлеба, затем сходил в магазин на углу улицы, купил упаковку пива и полпинты скотча и вернулся домой. Радио всё ещё играло, но я его не слушал. В какой-то момент, когда пиво закончилось, я выключил радио и лёг спать.
Я лежал на спине, глядя в потолок, не то чтобы бодрствуя, но и не совсем спя. Я дремал в полусне, без мыслей, пока не услышал, как хлопнула входная дверь и на лестнице послышались мягкие шаги.
Люси. Моя милая Люси.
Я прижал руку ко рту, чтобы сдержать улыбку, медленно сел, моргая, чтобы прогнать слёзы, и увидел её силуэт в дверях.
— Малыш, — прохрипел я. — Ты вернулась.
Она шагнула вперёд, в узкую полоску лунного света, льющегося из открытого окна, и я увидел её. Это была не Люси.
Моей первой реакцией была вспышка гнева. Как она посмела вломиться в мой дом! Но потом я вспомнил, что эта стерва мертва.
Её волосы были спутаны, лицо и грудь испачканы землёй, хотя на шее всё ещё виднелись тёмные синяки. На ней была одежда, в которой я её закопал: клетчатая рубашка, расстёгнутая, обнажающая мёртвые груди, бледно-голубые и прекрасные в лунном свете, и джинсовая юбка, мятая, испачканная грязью, задравшаяся на бёдра. Её длинные ноги словно мерцали эфирным светом, медленно переступая одна за другой, завораживая меня своим движением. С тупым, вялым ужасом я вдруг понял, что она идёт ко мне.
Паника была такой всепоглощающей, что я на мгновение забыл, как бежать. Тело словно разучилось двигаться, и вместо того чтобы вскочить с кровати, я бился на спине, как перевёрнутая черепаха, путаясь в простынях, не в силах привести конечности в порядок.
Я не кричал, не совсем. Это было не так осмысленно. Вместо этого я выдыхал резкие, тяжёлые вздохи.
Она, должно быть, подумала, что я пытаюсь что-то сказать, потому что раздвинула испачканные грязью губы и прошептала в ответ:
— Привет, красавчик.
Я перекатился на живот и пополз прочь, но её холодные пальцы сомкнулись на моей лодыжке и потащили меня обратно. Господи, какая же она была сильная! Её рваные ногти разодрали кожу до крови.
— Ох, нет, — пропищал я жалобно. — Нет, нет, нет.
Как беспомощный ребёнок.
Она забралась на кровать, на меня, обхватив бёдрами мои. Её руки прижали мои руки к кровати, хотя я и не пытался сопротивляться. Не думаю, что мог бы.
Она склонилась ко мне, и я зажмурил глаза, ожидая, что её губы коснутся моей шеи, а затем она вопьётся зубами и разорвёт мне горло.
Но вместо этого она прижалась ко мне ледяными губами и поцеловала. Я слышал свой голос в голове, кричащий, чтобы я проснулся, чтобы это оказалось кошмаром. Её бёдра начали двигаться, она тёрлась об меня и просунула руку под простыню.
— Я скучала по тебе, — выдохнула она, её губы были у моего уха, сухой язык лизнул мою шею.
— К чёрту, — сказал я. — К чёрту, к чёрту…
Её пальцы обхватили мой член, обнаружив его тёплым и, как ни странно, готовым.
— К чёрту!
Она откинула простыню и направила меня в себя. Она была грубой, сухой и холодной, но не сдерживалась.
— Я тебя люблю, Рэй, — сказала она, двигаясь на мне, широко улыбаясь. Я увидел, как мокрица выползла из её уха и бесцельно поползла по её лицу. — Скажи, что любишь меня.
— К чёрту! — это всё, что я мог сказать, и я не мог остановиться. — К чёрту! К чёрту!
— Вот так, Рэй. Боже, да. Мне нравится. Вот так. Я люблю это…
— К чёрту, к чёрту, к чёрту…
Она хотела, чтобы я кончил. Хотела, чтобы я довёл её до оргазма. Хотела, чтобы я закончил то, что мы начали в баре.
Я пытался. И потерял сознание задолго до того.


Я проснулся на рассвете, удивлённый, что всё ещё жив. Мой член болел, будто я всю ночь тёрся о наждачную бумагу. И я жалел, что это было не так. Какое-то время я лежал, глядя в потолок, не желая осматриваться, не желая подтверждать то, что уже знал, но в итоге посмотрел. Она лежала рядом, распростёртая на кровати, неподвижная… мёртвая. Ещё мертвее, чем прежде. Мёртвая, мёртвая, мёртвая Дианна.
Думаю, другие на моём месте могли бы сломаться, борясь с собственным рассудком, сомневаясь во всём, во что верили, не доверяя ни себе, ни миру. Но не я. Я не люблю тратить время на размышления.
Я завернул её тело в простыни (чёрт, спать в них я больше не собирался), отнёс вниз и в грузовик. В гараже валялись детали двигателей, механические проекты и мотки цепей. Я собрал весь этот хлам и навалил на неё, затем поехал к болоту.
Было ещё слишком рано, чтобы кто-то был на улице, и я знал место у воды, где нас никто не увидит. Я часто возил её туда, когда мы ещё были вместе. Когда у неё ещё бился пульс. Я припарковал грузовик, вытащил её тело, завёрнутое в простыни и металл, к кромке воды и столкнул в болото. Она утонула быстро… и глубоко.


По пути домой я заехал в винный магазин. Когда вернулся, на крыльце меня ждал Ленни Уорнер. Этот ублюдок всегда выглядел слишком выспавшимся для копа. Он стоял, скручивая сигарету, когда я подошёл.
— Где ты был, Рэй? — спросил он, не глядя на меня.
— Не знал, что у нас назначена встреча, — ответил я.
— Был по соседству, — солгал он. — Решил заглянуть. Хотел спросить, не видел ли ты Дианну и не слышал ли о ней.
Ох, если бы ты только знал.
— Не видел и видеть эту девку не хочу, — сказал я. — И я не собираюсь отвечать на твои вопросы.
— Не без адвоката, да?
Я переложил пакет с выпивкой в левую руку и отпер входную дверь.
— Слезь с моего крыльца, Ленни.
— Дианна пропала, — сказал он. — Её не видели с позапрошлой ночи в Бастерс. Она должна была закрыть бар, но утром двери были открыты, все лампы горели, её машина стояла на месте, а её не было.
Попробуй поискать на дне болота.
— Ты намекаешь, что я к этому причастен?
— А ты говоришь, что нет?
— Прощай, Ленни. — Я захлопнул дверь перед его носом.


В доме царила невыносимая духота, и даже виски не приносило прохлады. Я сидел за кухонным столом, сжимая стакан в одной руке, бутылку в другой, и не выпускал ни то, ни другое, пока солнце не село на западе. Я не вставал со стула, лишь изредка вздрагивал, когда мне казалось, что я слышу машину Ленни или мягкий стук в дверь.
Да уж, как будто она станет стучаться.
Тогда плохие мысли начали подкрадываться ко мне. Мысли о том, что я сделал, что видел, что делаю, возможно ли это вообще. Что это значит? Было ли это реально? Схожу ли я с ума?
— К чёрту, — снова сказал я. — К чёрту, к чёрту.
И топил все мысли в алкоголе. Пей, пока не перестанешь думать. Пей, пока всё не станет онемевшим и простым. Пей, пока не наступит утро…
Я не дотянул до утра. Около полуночи я отключился на кухонном полу.


Когда я очнулся, голова кружилась, меня тошнило, я был ещё пьянее, чем когда вырубился час назад, и мой член был у неё во рту.
Она подняла глаза, улыбаясь чёрными, затуманенными глазами, из которых текли грязные серые слёзы по грязным серым щекам. Светлые волосы, мокрые и слипшиеся, обвивали её шею, как тонкие удавки.
Её голова поднималась и опускалась в ритме, голубые губы плотно обхватывали мою плоть, её рот был так холоден, что мой член онемел. Зловоние её гниющей кожи было невыносимым. Я отвернулся и выблевал бурную, жгучую струю бурбона и желчи, которая разлилась по плиткам.
Рука Дианны двигалась, гремя цепями, скользнула под мою рубашку, лаская кожу белыми, сморщенными пальцами. Она оставляла тёмные пятна везде, где касалась.
— Нет, — взмолился я, голосом мягким, как пепел. — Хватит…
Её голова резко поднялась, и она отпустила мой член, позволив ему шлёпнуться обратно на живот, с её подбородка капало что-то большее, чем слизь. Жидкость сочилась из её ушей, носа и глаз. Она подняла своё обнажённое, пропитанное водой тело, чтобы снова оседлать меня, небрежно перекинув цепи через мои ноги. Они, кажется, её не беспокоили.
Она расположилась над моим членом и двумя пальцами раздвинула губы своего лона. Чёрная вода хлынула на меня в зловонном потоке.
Она открыла рот, и я услышал эхо крови и болотной воды, булькающих в её горле.
— Теперь, — прохрипела она. — Теперь скажи, что ты этого не хочешь.
Я не мог сказать ей ни черта.


Когда наступил рассвет, я скорчился в углу кухни, думая о пистолете в грузовике. Это был верный выход. Пуля в мозг могла бы успокоить мой разум.
Но потом мои мысли перекинулись с бардачка на кузов и большой мешок с инструментами. И я подумал о большой старой пиле, острой и крепкой.
Я смотрел на серый, раздутый труп Дианны посреди пола, всё ещё завёрнутый в цепи и водоросли, лежащий в луже её отходов, моё семя застывшее в стенках её мёртвой утробы. Я подумал, как легко пила вонзится в её плоть, разрубит её гниющие кости, как быстро она справится с этой кучей вонючего мяса.
Я встал, шатаясь, вышел и вернулся с тем, что мне было нужно.
Два часа спустя я был в шести милях от города, а Дианна лежала на пассажирском сиденье. Точнее, в ногах пассажирского сиденья… в чёрном пластиковом мешке… по частям.
Где бы я ни видел незащищённый мусорный бак, я останавливался и выбрасывал кусочек её. Через несколько часов езды она была разбросана по половине округа.
Перед тем как вернуться домой, когда все следы её исчезли, гниющие в десятке разных свалок, я заехал в церковь помолиться за упокой её души. Я молил Бога, чтобы её душа наконец покинула землю и обрела покой в загробной жизни. И оставила меня, чёрт возьми, в покое.
Затем я зашёл в христианский центр по соседству и сделал их день, скупив всё. Я купил пять библий, двадцать восемь распятий, три коробки свечей, святую воду и все дешёвые безвкусные украшения, какие нашёл. Я загрузил всё в кузов грузовика и поехал домой. Ленни Уорнер ждал меня.
Или, может, не меня. Просто ждал. Так это выглядело. Он сидел в патрульной машине напротив дома, курил сигарету, глядя в никуда. Я припарковался, вышел и направился к крыльцу, думая, что он подойдёт. Но он не подошёл. Остался на месте.
Я занёс всё купленное внутрь и стоял у окна, наблюдая за ним, ожидая, когда он уедет. Он не уезжал. Наконец, я выскочил наружу и был на полпути к его машине, когда услышал треск его рации, увидел, как он выбросил сигарету, завёл двигатель и уехал.
Он ни разу на меня не посмотрел.


Чистка зловонного пятна на кухне заняла много времени, но я справился. Затем я обошёл дом, запирая все двери и окна, баррикадируя себя, как мог. Я положил библию в каждый угол спальни и прибил все распятия к стенам. Я вымыл двери и половицы святой водой и расставил маленькие пластиковые и фарфоровые фигурки Иисуса и Девы Марии на всех свободных поверхностях.
Затем, когда палящее солнце село, я забрался в кровать с бутылкой виски, пистолетом и библией.
И стал ждать.


Ты, наверное, удивишься, как быстро меня сморил сон. Я был так измотан, столько пережил, и даже после всего увиденного я не мог избавиться от чувства, что победил её. Она ушла. Разрублена, разбросана, чтобы сгнить в летнем зное, раствориться в липкой кашице под натиском тысяч голодных насекомых. И, укутавшись в утешительную мысль об этом, я заснул.
Я проснулся, пропитанный пролитым виски, половина свечей догорела, и я не мог найти пистолет.
И она стояла в дверях.
Я почувствовал её прежде, чем увидел. Почувствовал взгляд её сморщенных глаз и холодный порыв ночного воздуха из дверного проёма. Я повернулся к ней и увидел её хромающую, кривую фигуру, шлёпающую одной разорванной и собранной заново ногой и волочащую другую за собой.
— Ммммм, — произнесла она. — Ммммм…
— Нет! — закричал я. — Пошла ты! — И швырнул в неё бутылку виски. Она ударила её в левое плечо, оторвав куски плоти. Они шлёпнулись на пол с мягким стуком.
Я метался по простыням, ища пистолет, отбросил подушки и нашёл только кожаную библию, которую взял в кровать.
— Ммммм, — сказала Дианна, цепляясь за кровать рядом со мной.
Я повернулся и ударил её библией по изуродованному лицу, и ещё раз. Она схватила мои руки железной хваткой и прижала меня к кровати. В свете свечей я видел швы, которыми она собрала себя, все куски почти на своих местах, но под углом. Мало кто знал, но Ди была настоящим мастером иглы и нитки. Она забралась на меня, как кривая головоломка.
Несмотря на все мои протесты и борьбу, она навязала себя мне, оседлав меня своими бесцветными, бугристыми бёдрами, сочащимися гноем. Её лоно было одним невероятно длинным разрезом, тянущимся через живот, грозящим в любой момент выплеснуть на меня её жёлтые внутренности.
Когда она двигалась на мне, я увидел, что одна из её грудей уже лопнула по неуклюжим швам и свисала над пупком, бесполезным куском мёртвой плоти. А потом я увидел её лицо.
— Нет, — кричал я, когда она наклонилась ко мне. — Нет, Дианна, нет! — Когда её сшитая и обожжённая солнцем маска уставилась на меня. — Нееет!
Она широко открыла рот и накрыла им мой. Её распухший чёрный язык скользнул между моими губами, задрожал и лопнул… заливая моё горло личинками.


— О, Боже…
Я неохотно проснулся.
— Матерь Божья…
Всё ещё чувствуя вкус её последнего поцелуя, сухую корку слюны и слизи на лице.
— Боже мой, боже мой…
Я открывал глаза по одному, моргая в утреннем свете, и увидел Ленни Уорнера у изножья моей кровати. По обе стороны от него стояли помощники шерифа. Оказалось, Ди оставила дверь открытой, когда поднималась. И кровавые следы, по которым можно было идти.
— Чёрт, Рэй, — сказал Ленни, закрыв рот рукой, слишком потрясённый, чтобы думать о возмездии. — Это просто… чёрт.


Я смирился со своей смертью.
Адвокат — самый дешёвый в округе, но славный парень — сделал всё, что мог, и я выполнял всё, что он велел, но все понимали, что электрического стула мне не избежать.
И это было справедливо. Я убил её. Этого нельзя было отрицать. Всё, что я сделал, я сделал себе сам, и если меня ждала пустота, я шёл к ней стоически и смиренно.
Когда пришло время, я отказался от последней трапезы и не сказал последних слов.
Кто-то щёлкнул выключателем… и я умер.
Благодарный за объятия небытия.


Когда я очнулся, я был на глубине шести футов под землёй, заперт в холодном сосновом гробу, и губы Дианны прижались к моему уху.
— Привет, красавчик, — сказала она.