«Самый мерзкий человек на свете» Джон Скипп

Самый мерзкий человек на свете в канун Рождества валяется, свернувшись калачиком, в собственной постели, натянув на свое пухлое и розовое тело атласную пижаму. Так как он является директором инвестиционного банка по выдаче ипотечных кредитов под грабительский процент, его кровать - самая лучшая из всех, что можно купить за деньги.
Хотя по факту, в его поместье в Малибу на тридцать акров практически все было наилучшим, за исключением его самого. Его бассейн. Его "Хаммер Н1", его "Тесла", его "Порше", как и все остальные 17 автомобилей из его коллекции. Его собственный частный кинотеатр, на большом экране которого безостановочно крутились фильмы Адама Сэндлера и Майкла Бэя, что обходилось ему в несколько миллионов каждый год, и не важно ходили ли в него зрители или нет, оборудован он был по последнему слову техники. И все потому, что он просто мог себе это позволить. Он мог себе позволить практически все.
Ему нравилось владеть вещами самого высокого качества. Как можно большим их количеством. И делать с ними все, что заблагорассудиться, какая бы пизданутая идея не пришла бы в его голову. Как только что-то привлекало его внимание, он тут же получал все и всех. Причем окружающие подчас этого даже не замечали.
Безупречно одетая, беспрекословная проститутка из элитного эскорта, в компании которой он провел последние три часа, оскорбляя и унижая ее, была значительно – значительно – порядочнее его.
- Счастливого Рождества, шлюха! - сказал он ей на прощание.
Выписав ей чек на десять долларов в качестве чаевых он бросил его на мраморный пол, так что ей пришлось наклоняться, чтобы его поднять, прежде чем отправиться домой к ее прелестной дочурке, что была смыслом всей ее жизни.
И вон он лежит, спящий сном младенца, храпя как лось, накачанный кокаином и коньяком сорокалетней выдержки. Себя он считает королем мира, ни больше, ни меньше. Никому не под силу добраться до этого парня.
Он спит и поэтому не видит жуткие тени, что начинают бесшумно скользить по полотнам Пикассо, украшающих его стены. Не видит и миниатюрные существа, которые их отбрасывают, и вблизи еще больше вызывают страх. Его дорогостоящая охранная система отключена. Его охрана – все как на подбор безжалостные головорезы, хотя по сравнению с ним просто агнцы божьи – все они как один обездвижены.
Он спит до тех пор, пока они не начинают прыгать к нему на кровать, хоть это и не особо нарушает его затуманенное наркотиками, полукоматозное состояние.
Но как только первый из них, припав на колени, наотмашь ударяет его по морде, то это моментально приводит его в сознание. С криком "ААААА" он закидывается на подушки, в то время как три выбитых зуба отправляются прямиком в его глотку.
Его затуманенные глаза часто моргают, упираясь взглядом в яркий остроконечный колпак на верхушке маленькой бородатой тени. Позади стоит еще одна. У одного существа колпак красный, у другого - зеленый. Глаза у обоих в темноте горят ярким огнем ненависти.
Второй коротышка тут же ударяет его по весьма увесистому брюху, от чего самый мерзкий человек на свете тут же садится в постели, сгибаясь пополам, ослепленный болью, крича во весь вонючий рот, отчего выбитые зубы с кровавым спреем вылетают изо рта прямо на колени.
Он не заметил при них ярко-зелёный мешок, пока тот не накинули ему на голову и он не начал в нем задыхаться, в то время, как грубые руки приподнимали его зад, точно также как он недавно снимал трусики с девушки по вызову, до тех пор, пока его тело целиком не оказалось в мешке. Пока его не упаковали с головы до пят, под конец завязав мешок крепким узлом.
Потом он почувствует, как его тело спихивают с кровати. Он падает на пол, больно ударяясь о мрамор. Затем его тащат через всю комнату и далее через холл вниз по лестнице, о каждую ступеньку которой он получает дополнительный синяк, крича и воя без какого-либо толку.
Через ткань мешка своим замутненным взором он может разглядеть бессчетное количество ярких огней своей Рождественской елки. Шестиметровая, каждый дюйм которой был покрыт чистейшей золотой краской и усыпан сверкающими украшениями на 10 с половиной миллионов долларов. Каждый год он покупает новую - это его рождественская традиция.
При подходе к камину, он тут же жалеет о том, что, будучи в кумаре, растопил его. Никто не стал бы оспаривать, что в свете пламени жопа шлюхи отбрасывала шикарную тень, пока он эту самую жопу долбил и выворачивал наизнанку. Но сейчас огонь погас, и остались лишь тлеющие угли.
Он даже еще слышит их треск, прежде чем его на них бросили. Душераздирающий крик заполняет комнату, после чего мешок с ним тащат вверх по дымоходу.
Пять шипящих секунд спустя, словно большой куль с мясом, он приземляется на крышу. Через пару секунд он слышит глухие звуки где-то невдалеке. Прямо впереди него раздается тихое ржание каких-то животных, каких именно разобрать трудно. Его тащат прямо к ним. Он чувствует запах мокрого меха.
По мере движения он слышит мычание других людей, стараясь приглушить свое собственное. Он чувствует, как его поднимают грубые злые руки, а после бросают на что-то, что начинает под ним активно извиваться.
Спустя секунд двадцать они отправляются в полет.
Головокружительная сила несет его сквозь неистовый, пронизывающий до костей ледяной ветер, и кажется, что это продолжается целую вечность. Он с трудом может слышать стоны десятка людей, окружающих его, что как и он заключены по праздничным мешкам.
Его тело коченеет еще задолго до того, как холод становится реально арктическим. Наконец они приземляются.
Самого мерзкого человека на свете переворачивают и скидывают на землю одним из первых, после чего волокут через лязгающие подземные ворота в какое-то убогое, темное место с каменными стенами, где зловоние отчаянья лишь слегка перебивает оглушающий вой обреченных узников.
Все это продолжается до тех пор, пока он не слышит скрип открывающейся металлической двери, а после закрывающейся прямо за ним, так что он наконец-то может выбраться из своего мешка.
Он с удивлением обнаруживает, что оказался в какой-то средневековой тюрьме невероятных размеров. Здесь, как минимум, тысяча других заключенных, которых ему видно невооруженным взглядом через прутья решетки. Каждый из них напуган до ужаса точно также, как и он сам. Каждых из них силится понять, как его вообще угораздило оказаться в этом кошмарном месте.
- Какого хуя я здесь делаю?! ВЫ ЧТО, БЛЯДЬ, НЕ ЗНАЕТЕ КТО Я ТАКОЙ?! - доносится со всех сторон.
Но никто не кричит эту фразу громче и выразительнее, чем самый мерзкий человек на свете.
В это время самая дальняя металлическая дверь со звоном открывается и в коридор между камерами входит умилительная низкорослая старушка, одетая в старомодное платье и передник с рождественскими мотивами. Ее со всех сторон окружает охрана в виде коротконогих эльфов с остроконечными шляпами и свирепыми глазами. Ему даже кажется, что он узнает парочку из них.
- Вот этого, - говорит она, указывая на одну из клеток, осторожно спускаясь вниз по проходу. - Мы очень любим непойманных серийных убийц. Ой, и вот этот тоже будет очень даже кстати. Мне нравятся cаудовские сделки его нефтяной корпорации, а уж в вопросах финансовой поддержки террористов и унижения женщин - он в этом мире главный специалист.
Когда же она подходит к самому мерзкому человеку на свете, то ее бабушкины глаза вспыхивают ярким огнем. Уставившись на него, они загораются словно фары дальнего света.
- Оооой, и вот этого дружочка тоже! - после чего ее смех раскатами прокатывается по всему коридору.
И это в своем роде подтверждение его исключительности.
Пару секунд спустя его уже грубо вытаскивают из клетки и принуждают идти вниз по коридору, проходя мимо тысяч других узников. В итоге он приближается к зловещему выходу, за которым начинается крученая лестница, по которой, под ударами кулаков, он начинает подниматься все выше и выше, от сводящих с ума воплей отчаяния.
И уже ближе к вершине он начинает слышать теплый и громогласный смех. А еще запах бекона…
Дверь на вершине лестницы открывается в широкую, пышную и донельзя очаровательную старомодную сказочную кухню. Эта кухня просто мечта любой хозяйки, помноженная на бесконечность. Она была в буквальном смысле божественная. Бесхитростно оригинальная и при этом вычурно роскошная.
Сотни сверкающих горшочков стояли рядами на высоких полках, уходящих все выше и выше под необъятный взору потолок. Начищенные до блеска деревянные шкафчики стояли везде, куда ни посмотри. Вдоль одной из стен находились духовки, размерами походившие на могильные склепы. От множества печей исходили такие ароматы, что в разум закрадывался страх того, что от всех испарений могут начисто отказать органы обоняния. Иными словами, запах в этой кухне стоял просто божественный. Ароматы царства небесного в чистом виде.
От всего этого великолепия самый мерзкий человек на свете издает удивленное:
- Ого!
Он стоит открыв рот. Практически на грани помешательства. Прикидывая при этом в голове, сколько это все могло бы стоить. На ходу обдумывая условия сделки.
Посреди кухни находится длинный-предлинный разделочный стол. Метров 15 длинной? 100 метров? Миллион? Кто б еще ответил. Так же, как и кухня, стол уходил своими размерами в бесконечность.
- Эй! - говорит он. - Кто здесь главный? Я думаю, мы могли бы договориться о… АААААА!!!
Внезапно его выталкивают вперед и тащат вверх, словно деликатесную тушку. Спина и затылок с такой силой припечатываются о поверхность стола, что он с трудом может вспомнить собственное имя, до тех пор пока низкорослая старушка не склоняется над ним с мясоразделочным ножом в руке.
Он начинает отчаянно вопить и кто-то заталкивает яблоко ему в рот. Оно плотно застревает между его челюстями, торча изо рта на манер кляпа.
Руки эльфов ловко стаскивают с него атласную пижаму, приподнимая его зад, оставляя голым на поверхности стола. Как минимум дюжина эльфов прижимает его к столу, еще несколько раздевают его или же просто стоят рядом наготове с бритвами в руках.
В один момент каждый волос на его теле оказывается сбрит, в то время как очаровательная старушенция вспарывает его ножом от члена до адамова яблока, методично вырезая из него все органы один за другим. Изъеденный язвами кишечник. Гипертрофированное сердце. А он в это время все кричит, кричит, и кричит не переставая.
Затем они обмазывают его наивкуснейшим медовым соусом, добавляют немного секретных пикантных специй, и после отправляют запекаться в духовку кажется аж на миллион лет.
Он живой и в сознании каждую микросекунду нестерпимой боли. Каждая ее капля просто колоссальна в своей интенсивности. Его словно отправили гореть в аду. На веки вечные.
Но вот затвор духовки отворятся, и он снова оказывается брошенным на разделочный стол, где его тушку начинают очищать от костей. После чего перетянутые нитками вырезки из его плоти выкладывают на большое блюдо, под громкий смех и одобрение окружающих.
Его голова оказывается практически нетронутой. И его глаза, даже пройдя через запекание, с трудом все еще могут различить необъятных размеров праздничный стол, посредине которого его торжественно поместили. По его периметру сидят голодные, жизнерадостные эльфы, что в нетерпении стучат по бокалам столовыми приборами.
Во главе стола восседает все та же очаровательная старушка, и ее не менее очаровательный, ангелоподобный муж. В своем классическом красном наряде и с роскошной белой бородой. По мере приближения начала пиршества радостное возбуждение за столом усиливается.
- Давайте помолимся, - говорит Санта.
Все остальные в один миг склоняют головы.
- Каждый год в этот день, - продолжает он, - мы чествуем дух жертвоприношения. Ведь это он - главный покровитель того, чем мы занимаемся. И это сила невероятной красоты.
Стол содрогается от бури аплодисментов.
- Но, каждый дар нарушает равновесие в этом мире. Ни одно вознаграждение не обходится без жертвы. И у каждого подарка есть своя цена.
Самый мерзкий человек на свете в отчаянии пытается назвать свою цену. Но у него не получается. Виной всему яблочный кляп у него во рту. У него больше нет внутренностей, и даже не осталось ни одной конечности, чтобы хоть как-то приподняться. Он просто мясное блюдо в нарезку, выставленное на стол.
Хуже окончания для жизни просто не придумаешь.
- Таким образом, сегодня вечером, в очередной раз, - продолжает свою речь Санта, - мы пожираем грехи самых худших личностей, живущих среди нас. Мы пожираем их несправедливость, их безграничный эгоизм, их бесконечное и деспотичное злоупотребление властью, после чего превращаем это во что-то хорошее и вбираем это в себя. А затем раздаем это хорошее понемногу каждому страждущему на этой Земле, дабы он смог получить хотя бы каплю чистой любви сегодня вечером.
Раздается звон бокалов за чистую любовь.
И после этого все разом набрасываются на еду, на каждый лоснящийся жиром ломтик мяса. Он чувствует каждый укус, крича при этом истошным голосом. До тех пор пока последний кусочек не оказывается проглоченным. И только после этого он отключается.
А в это время, где-то в Северном Голливуде, любимая дочурка очень милой высокооплачиваемой девушки по вызову, что не один раз сама пожирала грехи этого мира - каждый раз от очередного жесткого незнакомца – оказывается в любящих объятиях мамы, и при этом ее ожидает парочка других подарков, мечтать о которых она даже не смела.
Также как и все те, кто пострадал от его жестокости. Повсеместно. По всему миру. Делая их жизни чуточку лучше. Конечно, это не возместит всю горечь причиненных им обид, но каждая капля несет благо.
Рождество. Да, это грязная работа.
Но кто-то должен ее делать.