Это мой год. Моя очередь умирать. Все остальные уже мертвы. Он забрал их. Или оно. На само деле, это не важно - он или оно. В любом случае, мой брат и его друзья убиты.
Сижу перед камином, в любимом папином кресле, стискивая в руках дробовик. Одри не знает, что я его купил. Родители тоже. Небольшой подарок самому себе на Рождество. Не то, чего хотел. Но я никогда не получаю на Рождество того, чего хочу на самом деле.
Рождественских украшений в доме родителей нет. Уже четыре года.
Часы говорят что до полуночи осталось пятнадцать минут. Это значит, что на самом деле у меня минут двадцать. Чтобы не опаздывать в школу и на работу, Дэвид перевел часы вперед, а наши родители так и не подвели их.
Я не знаю чего ждать. Что я надеюсь услышать. Цокот копыт по крыше? Молоко и печенье для приманки? Пора взрослеть, верно? Быть реалистом. Черт, после всего случившегося я уже не знаю: что реально, а что нет. Я не знаю чему верить.
Моя спальня взрывается криком. Одри. Это уловка. Наверняка. Я не двигаюсь. Ничто меня не заставит. Нацеливаю свое новое ружье на дымоход и задерживаю дыхание.
- Бобби! Что-то… что-то не так!
В этом она права. Определенно, что-то не так. Уже на протяжении пяти лет.
Бегстром, штат Техас всегда был не самым лучшим местом для начала.

Случившееся было затеей Дэвида. Как и всё, что они когда-либо делали. Его друзья согласились на это, потому что соглашались со всем, что Дэвид им говорил. Да и я тоже. Он был моим старшим братом. Я не боготворил его, ничего такого, но все-таки уважал. Даже, несмотря на то, что он бывал засранцем и злющим как черт. Он мог быть страшнее любого киномонстра, когда хотел этого по-настоящему. Конечно, если вы спросите в Бергстроме кого-либо еще, они скажут вам другое. Дэвид нравился всем. Умный, спортивный, симпатичный, приятный собеседник. Говорили, что у него светлое будущее и все такое. Ему все всегда улыбались, особенно девушки. Про меня никогда такого не говорили, и никто мне не улыбался… особенно девушки.
Полагаю те, кто думал что он такой классный, насрали бы в штаны, узнав о чем Дэвид разговаривает наедине с друзьями. Или хуже того, когда мы с ним вдвоем. Ничего такого он не делал, по крайней мере при мне. Но ему нравилось про это рассказывать. Про девушек, по большей части и про то, что бы он хотел с ними сделать. Я толком не понимал, о чем он говорит, но мог отлично мог слушать.
Мне кажется, вряд ли кто-нибудь захотел бы, чтобы с ним делали нечто подобное. Дэвид показывал мне на компьютере картинки, которые мне совсем не понравились. Люди срущие друг на друга и просто так. Моча, кровь и блевотина и иногда, даже животные. Дэвид смеялся, когда я отворачивался от всего этого. Я не понимал, как вообще можно захотеть смотреть на это, и уж тем более в этом участвовать.
Но, я все еще уважал Дэвида. Может и не стоило, но так оно и было. Он был неплохим старшим братом, когда не рассказывал мне гадости, или не показывал всякие извращения. Иногда Дэвид разрешал мне тусоваться с ним и его приятелями, и это было здорово.
Много денег родители не зарабатывали, но нам хватало. Хватало на жизнь и на то чтобы мы были одетыми и обутыми. Хватало и на ежегодный рождественский подарок для каждого из нас. Мне - новые кроссовки, не такие как у других детей но, в общем, неплохие. Дэвиду досталась старая отцовская машина. Не самый лучший вариант, но бегала она быстро. Дэвид был чертовски счастлив заиметь ее, хотя, должен заметить, что родители подарили бы ему что-нибудь получше, если бы могли. В том году он выпускался из средней школы, и они сказали, что машина для колледжа. Немногие в Бергстроме ходили в колледж, поэтому когда Дэвил изъявил такое желание, мои родители чуть не лопнули от гордости.
- Куда едем? - спросил я.
- Встретимся с парнями.
- Зачем ты меня берешь с собой?
- А почему бы нет? Ты же мой брат.
Я улыбнулся, кивнул и последовал за ним.
- Кроме того, - сказал он, когда мы дошли до конца подъездной дорожки. - Хочу вручить тебе подарок на Рождество. Я уже все для тебя приготовил.
- Серьезно, Дэвид? У тебя есть подарок для меня?
- Нечто совершенно особенное. Тебе понравится. Не терпится увидеть твое лицо, когда ты его получишь.
Мы схватили куртки, сказали папе и маме, что вернемся попозже, и уехали на машине. Во время рождественских праздников вы всегда смотрите фильмы, новости или телешоу со всех концов мира. И там всегда идет снег. Лежит сугробами на земле, на машинах, на крышах. Но только не в Бергстроме. И не в его окрестностях, если на то пошло. Я слышал: некоторые старожилы говорили, что снегопад был однажды, в шестидесятых, но для меня это с таким же успехом могло произойти во времена Иисуса. Единственным снегом, который я когда-либо трогал, была та фигня что намерзла на заднюю стенку холодильника. В том году было достаточно холодно лишь для дождя со снегом. Достаточно для того, чтобы вам приходилось смотреть, куда вы ставите ноги, иначе вы можете наступить на пятно льда и оказаться на спине, вверх ногами. Вождение тоже становилось опасным, но дороги уже посыпали солью, чтобы предотвратить машины от проскальзывания. Наша улица была упакованным в бордюры, скопищем коричневого талого снега, которое напоминало мне "Колу" со льдом.
Мы поехали к пруду-отстойнику в соседнем квартале, неподалеку от дома Этана. Там же мы собирались и играли в бейсбол пока все не выросли. Это место мы называли "котлованом". Котлован казался мне огромным и я мечтал стать достаточно сильным, чтобы пробежать хоум-ран, который, как мы решили, будет, когда мяч ударится о стену дома мистера и миссис Хелфонд. Так было, пока Дэвид на самом деле не добросил и не разбил окно. После этого мы играли теннисным мячиком.
Я гадал: зачем мы взяли машину, если нужно всего лишь проехать квартал.
- Вот и они, - сказал Дэвид, припарковался возле бордюра и выпрыгнул из машины прежде, чем я успел что-либо спросить.
Там были Остин, Этан и Дрю. Из их ртов вырывался пар, словно они выдыхали дождевые облака. Я вышел, они приветствовали меня легкими кивками, а затем снова переключили внимание на моего брата и его новую машину.
Остин присвистнул через щербину в зубах, прошел мимо меня и Дэвида, пробежал пальцами по капоту.
- Она твоя?
- Подарок на Рождество, - сказал Дэвид. - Моя, целиком и полностью.
- Машина твоего отца, так ведь? - спросил Этан.
- Была.
- Довольно старая, да? То есть, сколько она протянет, пока не развалится?
- Почему ты всегда такой ублюдок? - сказал Дрю Этану. - Всегда болтаешь какую-то херню. Где твоя машина?
- Она мне не нужна, - ответил Этан.
- Это точно, - Дрю засмеялся и хлопнул Дэвида по спине. - Нормальная тачка. Мы едем куда-то?
- Что-то вроде этого.
Этан закатил глаза и глянул в мою сторону так, словно от меня воняет. Прежде чем кто либо смог возразить, Остин запрыгнул на переднее сиденье.
Дрю пожал мне руку и улыбнулся:
- Это твои новые кроссовки?
- Ага.
- Прикольные. Я подумывал купить такие же. И такого же цвета.
- Мне нравятся.
- Хороший выбор, пацан. И вот еще что.
- А?
- Ты сидишь сзади.

Когда я узнал что Одри беременна, мне было все равно, что подумают родители. Я был счастлив. Если бы это произошло до Рождества пять лет назад, возможно, я бы расстроился или разозлился. Но сейчас, эта новость была глотком свежего воздуха в комнате, заполненной слезоточивым газом. Вызывала улыбку и заставляла смотреть в будущее. Мои родители, вроде бы, тоже были осчастливлены этим. Возможно им просто не хватало сил принять это. Родители Одри просто отреклись от нее. Выгнали взашей.
Я всегда думал, что Одри бросит меня, особенно когда я постоянно был на взводе. Я никогда не рассказывал ей о случившемся, и то, что по моим прикидкам, я буду следующим, кого заберут. Она никогда не упоминала о Дэвиде, потому что думала, что заговорить о нем будет неприлично. Особенно, в доме моих родителей, где мы оба жили. При любом упоминании о Дэвиде моя мать начинала рыдать, а отец отправлялся в винный магазин.
Одри слишком хороша для меня. Я знаю это наверняка. Мне кажется, зачатие ребенка для меня было способом удержать ее рядом. Я не уверен, что готов к семейной жизни. Понятия не имею, что делать с младенцем и как воспитывать ребенка. Но мы будем вместе. Семьей. Если я проживу достаточно долго для этого.
На самом деле, это сделали Дэвид, Этан и Остин. Я мог бы сказать, что мне не о чем беспокоится, потому что я не сделал ничего плохого. Но Дрю тоже ничего не делал. Ничего особенного. Ничего такого плохого, как сделали другие. И он мертв.
- Бобби какого черта ты делаешь? - голос моего отца.
Я продолжаю наблюдать за камином. Не двигаясь. Не отводя взгляда.
Уже час, как официально настало Pождество.
- Бобби! Помоги мне!
Я люблю ее. Я хочу пойти к ней. Чуть поворачиваю голову и вижу бегущую ко мне мать, одной рукой придерживающую халат запахнутым.
- У нее отошли воды. Нужно отвезти ее в…
- Нет.
- Нет?
- Мы ни куда не поедем. Мы не можем.
- Бобби… что ты…
- Это небезопасно, мама. Нам нельзя уходить.
- Небезопасно? Одри рожает. Ей нужно ехать в больницу.
- Ты же медсестра.
- Бобби…
- Ты можешь ей помочь.
- Теперь я точно, мать его, знаю, что ты слышишь, как эта девочка там кричит, - на папе только белые плавки.
Раньше он никогда не отращивал бороду, но после Дэвида перестал бриться. Его волосы начали седеть несколько лет назад, да и этот пивной живот. Я чуть не пристрелил отца, когда он ввалился в комнату
- Он говорит, что не уйдет.
- В каком, мать его, смысле он не уйдет?
- Спроси его.
- Какого хрена значит - ты не…
- Это касается Дэвида. И Остина, и Этана, и Дрю.
Я уверен, что после упоминания Дэвида они оба расстроились. Другие имена для них ничего не значат. Пока еще нет. Пока я не рассказал им все. У мамы сразу же задрожали губы. Папа смотрит на меня и задерживает взгляд.
Мама заплакала. Она убегает от меня, направляясь к Одри, которая все еще кричит так громко, что снег сыпется с крыши.
Снег. В Бергстроме. Впервые со времен шестидесятых, говорят они.
- Расскажи мне.
- Пап, я следующий. Я знаю это.
- В каком смысле, следующий?
- Ты знаешь, в каком.
- Вы с братом что-то натворили? - oтец сделал паузу. - Поэтому… поэтому его…
Отец не хотел плакать, поэтому прикусил нижнюю губу чтобы сдержать слезы.
- Теперь уже неважно. Я не могу позволить ему достать меня. У меня теперь семья.
- Ни хрена у тебя не будет, если мы не отвезем эту девчонку в больницу. Бобби, черт возьми, ей нужно спешить.
- Он придет в дом. Так же, как он приходил за Дэвидом. А я буду ждать его.
- Кто? Кто он? Ты знаешь, кто это, почему, черт возьми, ты не звонишь шерифу?
- Толку от этого не будет.
- Господи Иисусе.
Взбешенный, папа убегает. Возможно, чтобы взять ключи от машины.
Я не останавливаю его. Я никого не останавливаю. Потому что знаю - он в любом случае не даст нам уйти.

- Куда мы едем?
Я сидел на заднем сиденье, между Дрю и Этаном. Чтобы не касаться их, я пытался держать колени вместе, но Дэвид продолжал вилять на поворотах, заставляя нас прислоняться друг к другу.
- Почти приехали.
- Куда? - спросил Этан и поклонился вперед. - Ты же сказал, что нам надо…
- Заткнись, мать твою, - Дэвид притормозил на красный, повернулся и посмотрел на Этана. - Испортишь сюрприз - я тебя выебу.
- В каком смысле, выебешь его? Кто будет трахаться? - Дрю почесал затылок и мельком глянул на меня.
У меня было чувство, что он растерян, так же как и я, хотя Остин вроде бы все понял. Этан просто кивнул, улыбнулся, откинулся назад и уставился в окно.
- Дэвид? - сказал я.
Мой голос дрожал больше, чем мне хотелось.
- Расслабься. Тебе понравится. Нам всем понравится. Это же ебаное Рождество, так ведь? Снега вокруг нет, но я хочу устроить моему братишке белое Рождество, прежде чем уеду из города.
Мы ехали еще несколько минут. Все молчали. Дэвид включил рождественскую станцию на радио, и когда мы подъехали к парку, началась песня «Колокольчики звенят». Парк был пуст, за исключением одного человека. Человека, который сидел на той парковой скамье каждый день, и в любую погоду. Одинокий, но счастливый. Всегда счастливый.
Я все время гадал: почему с ней не сидят ее родители. Она была младше Дэвида, но старше меня. Достаточно взрослая, чтобы сидеть здесь одна. Но на голову, судя по тому, что я слышал, она была не старше четырехлетки. И, именно поэтому, я считал, что с ней должны быть взрослые. Особенно на Рождество.
- Это Хромая Кристи? - спросил Этан, его дыхание затуманило окно.
- Разве это хорошо, что на день рождения Иисуса она здесь совсем одна? - Дэвид сжал кулаки поверх руля.
Когда он повернулся и улыбнулся мне, я опустил взгляд на колени.
- Что мы здесь делаем? - спросил Дрю. - Я думал мы поедем в "Гриз Хат". Возьмем бургеров, поболтаем с девчонками?
- С чего ты взял? - спросил Дэвид, а затем открыл дверцу.
Остин открыл со своей стороны, потом Этан.
- Ты же говорил, что хочешь, чтобы Бобби… - Дрю посмотрел на меня, а затем наклонился вперед, ближе к Дэвиду. - Если хочешь, чтобы твой брат потерял девственность, все девчонки, которых мы знаем тусуются там.
- Погодите… что?
Но они не обратили на меня внимания.
- Сегодня же Рождество, придурок. "Гриз Хат" закрыт. Кроме того. У нас есть отличный кусок пизды прямо здесь. Самолично. И никого вокруг.
- Дэвид.
- Вылезай из машины.
- Да, ладно тебе.
- Вылезай, нахуй, из машины, пока я тебя за пизду не вытащил, сучка.
Дрю застыл, поиграл желваками, затем все-таки открыл дверцу автомобиля и вышел наружу. Другие ребята уже стояли возле машины и разглядывали Кристи. Дэвид протянул руку, схватил меня за плечо и улыбнулся.
- Вылезай. Иди за мной. Бобби?
Я понятия не имел, что сказать, поэтому просто смотрел на него.
- С Рождеством тебя.
Я остался в машине. Дэвид оглянулся на меня несколько раз, но не стал делать из этого проблему. Не впервой. Дверцу он оставил открытой, поэтому я все слышал. Машину заполнил холод, и я видел каждый свой выдох. Первым пошел Дэвид, следом Остин и Этан. Дрю остался, но, в конечном итоге, пошел следом за ними.
Дэвид сел на скамейку рядом с Кристи. Я видел их только сзади. Когда он сел, она не посмотрела на него, просто продолжала глазеть прямо вперед, на деревья. Я слышал голос Дэвида, но не мог разобрать, что он говорит. Остин и Этан засмеялись пару раз.
Дэвид наклонился к Кристи поближе и что-то ей прошептал. Она повернулась, чтобы посмотреть на него. Я думал, что она будет рассерженной, или, может, испуганной. Но она улыбалась. Улыбалась так широко, что я видел ее коренные зубы и большую часть десен.
Горожане жалели Кристи. Из-за ее семьи. Мне так кажется - они жалели ее из-за семьи; думали, что то, что у них слабоумная, о которой нужно заботиться - несправедливо. Они были хорошими людьми. Христианами. Они не заслужили забот об умственно отсталой, которая не может толком ходить. Я никогда толком не понимал, что в этом такого сложного. Я не знал ни Кристи, ни ее родителей, но она ходила в нашу школу и иногда я видел ее. Всегда счастливая. Всегда улыбающаяся. Казалось, ничто не расстраивало ее, даже то, что дети смеются над ней, подшучивают и дразнят. Она просто продолжала им улыбаться, словно не понимала, почему над ней смеются. Я не жалел ее, я ревновал. Иногда я хотел, чтобы моя голова работала так же. И тогда я был бы счастлив, не обращая внимания на то, что происходит вокруг меня.
После того Рождества, я мечтал об этом каждый день.
Хромая Кристи продолжала кивать и хихикать, пока Дэвид с ней разговаривал. Он запустил руку ей в волосы и ее улыбка стала еще шире.
Дрю оглянулся на меня и покачал головой. Беззвучно произнес губами:
- Извини.
Но не сделал ничего, чтобы остановить происходящее. Он просто стоял там. Я, точно так же, просто сидел. Наблюдал за происходящим через лобовое стекло, словно оно было чем-то вроде телеэкрана.
Кристи рассмеялась громко и энергично. Дэвид что-то делал руками. Не могу сказать что, потому что спинка скамьи заслоняла мне обзор. Дэвид посмотрел себе на пах. Кристи тоже. Она улыбнулась еще раз и ее глаза стал действительно большими, Кристи перевела взгляд с паха Дэвида на его лицо.
Дэвид потянулся, схватил ее за запястье и притянул руку к себе. К паху.
Ее язык блуждал по губам, когда она начала двигать рукой.

Его по-прежнему нет. После того, как папа закутавшись в куртку и шарф, вышел прогревать машину, я рискую встать и пройти в спальню.
Одри не переставая кричит и зовет меня. Мама тоже. Это невыносимо. Я должен убедиться, что с ней все в порядке, дать ей понять, что мне не все равно. И поэтому я здесь, с ней. Защищаю ее, нас. Защищаю нашу семью.
Задом выхожу из гостиной. Продолжаю следить за камином. Огонь разгорелся. Я подбросил поленья, чтобы подкормить его. Пламя вряд ли станет преградой. Насколько я знаю, пули ему тоже похуй.
Подойдя к спальне, заглядываю внутрь. Пытаюсь улыбнуться Одри, но мои губы не двигаются. Она вспотевшая лежит на спине, согнув ноги в коленях, оставляя вцепившимися в них руками красные линии. Ее глаза крепко сжаты, зубы оскалены, она издает пронзительный крик, пока моя мама ее успокаивает и убирает с лица влажные от пота волосы. Глаза Одри открываются, находят меня и тут же наполняются слезами.
- Бобби, - произносит она и тянется ко мне. - Что-то не так. Наш ребенок, он…
- Все хорошо, - говорю я и делаю шаг в комнату. Останавливаюсь, смотрю на камин, но ничего не изменилось. - С тобой ничего не случится. Я обещаю.
- Все идет как надо, дорогая, - говорит мама и целует Одри в лоб.
Смотрит на меня, пытается злиться, но недолго. Она машет мне, ее взгляд мягкий и влажный. Я качаю головой.
- Б-бобби..?
- Да.
- Больно. Почему… Почему должно быть так больно?
На это у меня нет ответа. Могу поспорить, люди, по самым разным поводам, постоянно задают этот вопрос, но ответа никогда не получают.
- С тобой все хорошо, милая, - говорит мама. - Это нормально. Я знаю, что это больно. Берл уже на улице, готовит машину, хорошо? Мы отвезем тебя в больницу так быстро, как только сможем. Дадим тебе немного волшебного лекарства, заставим гадкую боль улететь прочь, как облако. Звучит здорово?
Одри кивает и безуспешно пытается улыбнуться. По ее лицу продолжает стекать пот. Она смотрит на меня снова, и я без слов понимаю: она хочет чтобы я подошел к ней. Обнял ее, поцеловал и сказал что-нибудь вроде того, что говорила мама.
Но именно этого хочет он. Я это знаю. Чтобы я отвлекся.
Я остаюсь в дверях. Остаюсь там, откуда вижу камин. Вижу большую часть дома. Коридор словно вытянулся. Четыре года назад, на Рождество он выглядел также. Словно резиновая лента, растянутая так туго, как бывает перед хлопком. Горел камин, так же, как сейчас. Рождественские украшения по всему дому. Елка, которую выбирали мы с братом.
И разбросанный повсюду Дэвид.
Хлопает, открывшись, входная дверь - я вздрогнул и чуть не выронил оружие.
- Дерьмо! Чертов сукин сын! - папа стряхивает снег с ног, разматывает и бросает на пол шарф.
Свирепо смотрит на меня, затем качая головой направляется в мою сторону
- В чем дело? - спрашиваю я, но ответ мне уже известен.
- Чертов кусок дерьма не заводится.
- Машина? - говорит мама, уже на ногах.
- Что же еще, черт побери. Да, машина.
Та машина, которую отец водил годами. Которую должен был получить мой брат поступив в колледж.
- Что ж, вызывай скорую, Берл. У нее не так много времени.
- Именно это я и собираюсь сделать.
Папа начинает уходить, но хватает меня за руку и тащит с собой. Я не сопротивляюсь. Он смотрит на мой дробовик, хмурит брови, затем смотрит мне в глаза.
- Скажи мне, Бобби. Что здесь происходит?
- Ты мне не поверишь.
Он кивает и хватается руками за лицо. Тает и капает снег, застрявший у него в бровях и бороде. Изо рта вырывается вдох, длинный и хриплый.
- Пап, я - следующий. Я все, что осталось.
- Все, что осталось от чего? Сынок, что с тобой? Позволь мне помочь тебе. Будь я проклят, если потеряю моего единственного мальчика из-за какого-то ебаного больного психопата. Я не выдержу этого, слышишь? - из его глаза вытекает слеза, которую проглатывают морщины на лице. - Поговори со мной.
- Пять лет назад. - сказал я. - Дэвид хотел дать мне кое-что. Подарок.
- Подарок?
Я кивнул.
- Но, я его не хотел. И он…
Я не знаю, что еще сказать. Как я уже говорил, у моего брата были проблемы. Он не был идеальным парнем, как думали остальные. Но, он все еще мой брат. Я до сих пор люблю его. Он не всегда был таким плохим. Я никогда бы не подумал, что он способен сделать то, что сделал, и мне кажется, если бы он был сейчас жив, то сожалел бы об этом. Родители ничего не знают. Родители помнят его идеальным мальчиком. Я не уверен, что хочу все для них испортить.
И я не знаю, есть ли у меня есть выбор.

Мы были в роще на другой стороне парка. Зашли достаточно далеко, чтобы никто не смог нас видеть, но не слишком. Роща вела к городу, и чем дальше мы заходили, тем больше приближались к центру Бергстрома. Мы были так близко, что я слышал рождественскую музыку из динамиков возле магазинов. Звучала песня «Малыш Санта», когда Дэвид снял всю одежду с Кристи, а затем с себя.
Все это время она продолжала улыбаться. Хихикала, словно они были всего лишь детьми, играющими в ладушки. Ее взгляд был прикован к Дэвиду. Глаза Кристи следили за каждым его движением. Даже когда он уложил ее на холодную землю и лег сверху, она не отвела глаз. И не перестала улыбаться.
Я не хотел быть там. Я хотел остаться в машине, но Дэвид не разрешил. Сказал, что все это для меня, и что я должен быть благодарен. Он вытащил меня из машины и, зажав мне шею, вел, пока мы не оказались в роще. Из за него я прикусил щеку и ощущал во рту привкус крови.
Остин и Этан смотрели друг на друга и посмеивались, когда Дэвид начал. В стороне от всех стоял Дрю. Я смотрел на него, он смотрел на Дэвида, но выглядел так, словно его может стошнить в любой момент.
Я хотел отвернуться. Не хотел на это смотреть. Но, раньше я никогда не видел голую девушку. Живьем, во всяком случае. И, несмотря на то, что она была полоумной, выглядела она неплохо. У Кристи были довольно большие сиськи, которые покачивались, когда Дэвид двигался на ней. Её ножные фиксаторы поскрипывали. Я ненавидел себя за то, что смотрю. Я ненавидел себя, когда в штанах стало тесно, а в груди заколотилось.
Чтобы кончить, Дэвиду понадобилось всего лишь несколько минут. Я надеялся, что теперь мы сможем уйти. Что он получил то, чего хотел, мы сможем уйти и попытаемся вести себя так, будто ничего не произошло. Это все, чего я хотел. Я не хотел ябедничать на него или доставлять всем неприятности. Я всего лишь хотел притвориться, что ничего не случилось. Что это такой же обычный рождественский день, как и любой другой.
Я никогда не забуду, как выглядел Дэвид на ней. Как он двигался. Выражение его лица. Но хуже всего было то, что она смеялась. Она все время смеялась. Смехом ребенка которого щекочут. Он начался в тот момент, когда Дэвид засунул в нее и продолжался, пока он не вытащил. Даже после этого, даже когда Этан стянул штаны и забрался на нее, она следила взглядом за Дэвидом и улыбалась. А когда Этан взялся за дело, она засмеялась снова.
- Я хочу домой, - прошептал я Дэвиду.
- Нельзя. Не сейчас.
- Пожалуйста.
- Слишком поздно. Мы все здесь. Каждый по очереди.
- Хуйню творим, - Дрю оперся на дерево, скрестив руки на груди. Сплюнул в грязь и вытер холодные сопли под носом. - Нам нужно остановиться. Это всё… чувак, это пиздец какой-то.
Третьим был Остин. Могу сказать, что он почти кончал, потому что его бедра задвигались быстро, лицо покраснело еще больше, а губы сдвинулись, показывая зубы. На которых все еще были брекеты. Сколько я знал Остина, он всегда носил брекеты. Отвратные штуковины, покрытые налетом и забившимися кусочками пищи. И его дыхание всегда воняло. Когда он кончил, из его рта непрерывным потоком вырвался белый пар.
Остин встал и улыбнулся хромой Кристи. Надел штаны и хмыкнул.
Кристи уже не улыбалась. Она пока не выглядела напуганной как следует, но начала понимать, что это не игра. Она, кажется, начала понимать, что на самом деле происходит. И даже тогда не запаниковала. Просто лежала в холодной грязи и увядшей траве. Смотрела на Дэвида и на меня. Ее рот двигался, словно она хотела заговорить, но выходил лишь тихий шепот, и я не знаю, слова это были или нет.
- Давай, Дрю. Твоя очередь.
- Иди на хуй.
- Не я. Она. Ее на хуй.
- Я ухожу. Вам нужно сделать то же самое и прекратить эту хуйню. Отведите эту девчонку домой.
- Ты никуда не идешь.
- Хуй вам. Пойдем, Бобби, тебе не стоит на это смотреть.
Я знал, что лучше уйти, но Дэвид с хлопком опустил руки мне на плечи и сжимал их, пока я не заплакал.
- Тащи свою задницу сюда и выеби эту дебилку. Я не шучу, Дрю.
- Дэвид, перестань. Ты… Ты делаешь мне больно.
Но он не отпускал меня. Я пытался отодрать его пальцы, но он держал меня очень крепко.
- Попробуй уйти из этой рощи не трахнув ее, и я убью тебя. Прямо здесь. Разобью твою ебаную бошку.
Дрю, кажется, был готов напасть на моего брата. Его кулаки дрожали, а глаза, казалось, готовы были выскочить из глазниц. Затем, он вроде расслабился и шагнул к нам.
- Не делай этого, чувак. Пожалуйста. Прекратим это прямо сейчас и никто ни хрена не узнает.
- Слишком поздно. Кроме того, мы должны сделать это вместе. Каждый из нас. Как и положено друзьям.
Дрю кивнул. Он на самом деле кивнул и я подумал, что Дэвид добил его, что он поступит так же, как остальные, но я не был уверен, что смогу слышать ее смех, или слушать эти влажные хлопки и скрип ее ножных фиксаторов.
Вместо этого, Дрю бросился на нас. Дэвид отшвырнул меня прочь и попытался поднять руки, но Дрю сильно ударил его в подбородок. Опрокинув Дэвида на задницу, прямо возле Кристи, которая обоими руками потянулась к нему, словно хотела обнять.
Я подскочил и попытался вклиниться между Дрю и Дэвидом, но Дрю оттолкнул меня в сторону, как пустой мусорный бак. Я не был уверен в том, что хочу защитить брата после того, что он сделал и наговорил, но, в любом случае, я не хотел видеть, как его ударят снова. И я знал, что Дэвид не позволит этому случиться. Я знал, что еще ничего не закончилось.
Прежде, чем Дрю смог подойти к Дэвиду снова, Остин и Этан схватили его и бросили на землю. Пнули его пару раз в грудь и в живот. Дрю начал биться и дергать ногами издавая задыхающиеся звуки. Когда он наконец-то смог сделать вздох, Дэвид был на нем. Придавил его, уселся на грудь и начал бить кулаком по лицу. Дрю переехал в Бергстром лишь пару лет назад, был самым новеньким в нашей компании, и мне кажется, что эти трое не собирались избивать его всерьез. Но даже если так, Дэвид успел сделать достаточно много ударов, пока другие не оттащили все-таки его от Дрю, удерживая от новой драки.
Дрю не шевелился, но его живот продолжал вздыматься и опадать, а под носом собирались и лопались кровавые пузыри. Где-то через минуту он сел, вытер лицо и уставился на окровавленные руки, словно там было написано какое-то послание.
- Кажется, ему больно, - сказал я. - Нужно отвезти его куда-нибудь.
- Ничего такого, что не исправит кусок пизды, - Дэвид протиснулся мимо Остина и Этана, и поднял Дрю за руку. - Верно, Дрю?
Дрю не отвечал и больше не сопротивлялся. Позволил Дэвиду подвести его к Хромой Кристи. Даже помогал ему с одеждой. Кровь стекала по шее и груди Дрю и капала на Кристи. Но она не стирала ее - просто лежала, смотрела на него и снова улыбалась.
Я так сильно хотел, чтобы она перестала улыбаться, что подумывал разбить ей губы. Ничего хуже этой улыбки и этого смех не было.
- Похоже тебе нужно настроиться, - сказал Дэвид и ударил парня под колени так, что Дрю упал и почти лег на Кристи. - Вот так. Они же классные?
Дэвид схватил Дрю за запястья и положил его руки Кристи на грудь. Заставил тискать и сжимать.
Кристи хихикала и бормотала что-то что непонятное.
- Посмотри на это. Видишь? Все готово для начала.
Дэвид встал и отшагнул назад, но оставался рядом.
Взгляд Кристи последовал за ним, но затем переместился на Дрю, когда он начал плакать и вставлять ей. Капающая с его лица кровь пятнала ее, и когда он задвигал бедрами, Кристи потянулась к Дэвиду и захныкала.
У Дрю всё заняло около минуты, может меньше. Он рыдая, опустился на нее, затем скатился и лежал рядом с ней.
Кристи тоже перевернулась и медленно поползла. Ее ноги работали плохо и волочились за ней. Когда она двигалась, ножные фиксаторы бороздили землю.
Дэвид посмотрел на меня и улыбнулся. Я никогда не видел такой широкой улыбки. Я подумывал развернуться и убежать, но знал: для меня это хорошим не кончится. Я бы не смог спрятаться от собственного брата. Упав на землю, я свернулся клубком. Напрягся и сжался так сильно, как только смог. В таком положении я слышал лишь свое дыхание и биение сердца.
А затем меня схватили руки. Я свернулся сильнее, но толку от этого не было. Прежде, чем я это понял, меня поставили на ноги и подтащили к Хромой Кристи, которая все еще ползла, все еще хныкала.
- Хватит быть ребенком, - сказал Дэвид и дал мне пощечину. Такую сильную, что я кажется почувствовал вкус пота на его руке. - Это твой рождественский подарок. Нечто особенное, прежде чем я уеду. Тебе он нравится, так ведь?
Я покачал головой. Не переставая плакать. Я знал, что иногда мой брат бывает плохим, но не до такой степени. Он словно был чем-то одержим, как в том фильме, и оно его контролировало. Я не хотел смотреть ему в лицо, потому что боялся того, что смогу увидеть. Поэтому смотрел на Кристи. Она медленно отползала, кряхтя и бормоча. Ее задница была направлена на меня: круглая бледная, с прыщами возле ложбинки.
В тот момент я увидел кровь у нее на ляжках. И что-то еще. Что-то белое. Пока она отползала, к этому прилипали увядшая трава и листья.
Я разглядывал ее, пока Дэвид стягивал с меня штаны и боксеры. Далеко она не уползла, поэтому когда Дэвид подтолкнул меня сзади, я запутался в штанах и упал прямо на нее. Стыдно говорить, но со мной никто не поступил так, как с Дрю. И мой стояк, застряв у нее как раз между ягодиц, соскользнул вниз, прямо в окровавленное местечко.
Теперь я понимаю, что на самом деле даже не вошел в нее. Я ни разу не трогал женщину до этого момента, и толком ничего не знал, поэтому подумал, что делаю это. Сделал я это или нет - неважно, потому что когда я на нее приземлился, Хромая Кристи начала кричать Такого громкого и сильного крика я раньше никогда не слышал. Птицы сорвались с верхушек деревьев и взлетели к облакам, словно знали, что все зашло слишком далеко и ни секунды не хотели быть свидетелями происходящего.
Опыта с девушками у меня не было. В моем понятии ЭTO было сексом, и каким бы плохим он ни был, и несмотря на ужасный крик, я не мог удержаться и начал кончать. Все закончилось даже не начавшись, прежде чем птицы отлетели на милю. Я выдохнул, слез с нее и отполз назад. Увидел на ней то, что сделал; отвернулся и проблевался в грязь.
- Заткни ее Дэвид, - сказал Этан. - Кто-нибудь услышит это дерьмо.
Хромая Кристи продолжала кричать. Казалось, ее крик становился все громче и громче. Она уже не ползла, словно у нее кончились силы, она просто лежала на животе и вопила в грязь. С каждым криком вокруг ее рта вздымалась увядшая трава.
- Завали ебало, сука! - Остин подбежал к ней и ударил ладонью по губам, затем быстро отдернул ее и издал шипящий звук. Потряс, словно коснулся горячей плиты. - Она укусила меня. Эта ебаная дебильная сучка укусила меня!
И он пнул ее в бок. Сильно. Кристи словно ничего не почувствовала и продолжала кричать. Прерываясь лишь на вздох,
Я сидел рядом с Эндрю и смотрел. Сейчас он тоже сидел и мы пару раз переглянулись. Думаю, и он не знал, что делать. Не знаю, хотел ли я, чтобы она перестала кричать или нет. Если она будет кричать достаточно долго и громко, может кто-нибудь прийти и помочь ей. Если они помогут ей, то потом они смогут помочь мне и вытащить меня нахуй отсюда. Но, затем я посмотрел на себя, увидел кровь и понял: она должна замолчать. Она должна замолчать, потому что я был таким же плохим, как и все остальные здесь, сегодня, в этой роще. У хорошего человека не встал бы, как у меня. Хороший человек не пялился бы на ее сиськи, на то, как они подпрыгивают, и хороший человек не кончил бы ей между ног.
- Заткни ее, Дэвид, - сказал я.
Произнося эти слова я возненавидел себя за них. Думаю Дрю возненавидел меня тоже, потому что он посмотрел в мою сторону так, словно от меня воняло.
- Понял тебя, - сказал Дэвид, прыгнул на Кристи и перевернул ее так, что ее грудь смотрела вверх.
- Осторожней с ней, чувак. Она пиздец как кусается, - Остин все еще тряс рукой и гримасничал, показывая свои грязные брекеты.
Дэвид ударил ее. Ударил так же сильно, как Дрю, может еще сильнее. Кристи все равно продолжала кричать. Кровь хлынула у нее изо рта, но это нисколько ее не замедлило. Поэтому Дэвид ударил снова. Остин снова пнул ее. Этан присоединился.
B этот раз я не мог смотреть, даже несмотря на сиськи, прыгающие когда они ее били. Я повернулся к ним спиной и уставился на рощу, ведущую к центру Бергстрома. Я все еще слышал рождественскую музыку, но никаких признаков приближающейся помощи слышно не было. Наверное, потому что это было рождественское утро и все находились со своими семьями, в безопасности теплых домов.
Минуты через полторы крик прекратился. Но еще минут пять было слышно как они ее избивают. Я повернулся так, чтобы видеть Эндрю, все еще сидящего рядом: он качал головой и плакал, закрыв рот руками. Смотрел.
- Дрю?
- Убили ее. Они убили ее н-нахуй.
- Что?
Когда я повернулся, чтобы увидеть о чем он говорит, Дэвид уже шел ко мне. Его руки до середины предплечий были в крови. Немного крови было у него на лице. Он заслонял путь, поэтому Кристи я не видел, по крайней мере целиком. По одну сторону от Дэвида, я видел ее ноги, голени, и фиксаторы; по другую: руку и немного - волосы. С непроницаемыми лицами на нее смотрели Остин и Этан. Выглядели напуганными, но в этом я не был уверен. Теперь я ни в чем не мог быть уверен
- Вставай, - сказал Дэвид Дрю, и Дрю бездумно сделал это. Дэвид посмотрел на нас, потом на свои руки. Они тряслись, я слышал его торопливое дыхание. - Так не должно было случиться. Это не входило в мои планы.
Мы с Дрю просто молча стояли. Сзади к Дэвиду подбежал Остин с расширенными глаза и открытым ртом.
- Дэвид, что мы теперь будем делать, а? Хули нам теперь делать?
- Нужно избавиться от нее, - сказал Этан. - Сейчас же. Побыстрее, пока никто не пришел сюда и не нашел ее. Она кричала достаточно громко, чтобы кто-нибудь услышал
Дэвид заставил всех нас помогать. Лопат не было, поэтому мы все делали руками. Выкапывали яму в грязи, как свора собак. Потребовалось довольно много времени, чтобы выкопать ее достаточно глубокой, и к концу мои руки были израненными, онемели и кровоточили. Хромая Кристи поместилась в яму почти идеально, словно она была конфетой, а яма была оберткой, из которой ее вытащили. Мы уже засыпали ее, когда Дэвид остановил нас, вскочил и вытащил из земли куст, вместе с корнями. Дэвид бросил его поверх тела, мы засыпали все грязью, и куст был как надгробный камень. Я представил, что корни погрузятся в нее так, как это сделали все мы.
Никто не сказал ни слова. Мы сели в машину, Дэвид развез всех по домам, и никто из ребят не попрощался и даже глаз не поднял. Прежде чем вернуться домой, Дэвид остановился возле ручья и помылся, но я все еще видел розовые следы на его коже. Когда мы приехали домой, я убежал к себе в комнату, залез под одеяла, и не собирался больше из-под них вылезать. В итоге я заснул и не просыпался до следующего утра.
Спускаясь вниз к завтраку, я не знал чего ждать.
Но вроде бы все было в порядке. Мама и Папа пили кофе и смотрели новости. Дэвид ел кашу и рассказывал про колледж, говорил родителям что поранил руки когда играл с парнями в футбол, а Дрю схватил его слишком сильно и они оба грохнулись на тротуар.

Я все думал, что Дэвид отведет меня в сторону и поговорит со мной о случившемся, или скажет что-то вроде «если расскажешь кому-нибудь, похороню тебя вместе с той дебилкой», он он этого так и не сделал. Я ожидал, что полиция постучится в дверь и скажет что нашла под тем кустом Хромую Кристи, и что они знают, что это сделали мы, и остаток жизни мы проведем за решеткой. Но этого тоже так и не случилось. Думаю, большинство людей безнаказанно совершивших преступление вроде этого, чувствовали бы себя чертовски хорошо, но не я. Я чувствовал себя плохо, чувствовал себя плохим. Если бы поимка и расплата за совершенное прекратили ночные кошмары, я бы с радостью позволить им закрыть меня.
Я слышал, кто-то когда-то сказал - время лечит. Не помню, где я это услышал, по телевизору скорее всего, но кто бы это не сказал, он был прав. Сначала я думал, что уже не буду таким, как раньше, но вскоре я начал забывать о Хромой Кристи. Оказалось, что ее исчезновение никого в городе особо не заботит, даже ее родители не поднимали большой шумихи. Скорее всего, они был счастливы избавиться от такой обузы, как она. В общем, в городе об ее исчезновении много не говорили. К следующему Хэллоуину все шло так, словно ничего и не случилось.
В том году я пошел в старшие классы. Встретив Одри, заимел свою первую подружку. На День Благодарения она пришла и познакомилась с моими родителями и Дэвидом, вернувшимся домой на праздники. Он переехал из-за учебы в Лаббок, и говорил что ему там хорошо, и что он неплохо устроился. Я нервничал при виде его, боялся что он скажет при Одри что-нибудь неуместное, но он этого не делал. Он был паинькой, каким был всегда, когда рядом с ним кроме меня и его друзей был кто-то еще.
Остина, Этана или Дрю в тот год я так и не увидел. Они выпускались в том же году, что и Дэвид, так что я думаю, что они тоже уехали куда-нибудь учиться. Я надеялся на это. Что касается меня, то видеть иx снова я не хотел.
Всё, кажется пришло в норму. Насколько это вообще возможно..
До того рождественского утра.
Я проснулся первым. Еще до рассвета. После ночного кошмара, впервые за некоторое время. Я думал они ушли насовсем, до кануна Сочельника, когда из камина вылезла Хромая Кристи, одетая в наряд Санты и поползла ко мне, волоча по полу свои перетянутые ноги. Смеясь. Смеясь и крича одновременно. Я проснулся весь в поту, как в былые времена и встал, потому что заснуть в любом случае не смог бы. Решил посмотреть телевизор, пока не проснутся остальные и мы не продолжим праздновать Рождество.
Наверное я потирал глаза, когда шел по коридору из своей спальни в гостиную, потому что почувствовал это под ногами раньше, чем увидел. Кровь. Пропитавшая ковер в гостиной и выступившая между пальцев ног, когда я шагнул в комнату.
Я не помню, но наверное я кричал. Просто где-то через минуту я понял, что папа и мама здесь, рядом, и мы втроем разглядываем гостиную. Сначала мы молчали, лишь тихая рождественская музыка звучала из радио. Затем мама закричала и побежала к елке, красной от пропитавшей ее крови Дэвида. Его внутренности красно-розовой спиралью обматывали дерево, а внутренние органы свисали как украшения. Две выпотрошенные ступни - остались лишь кожа и слой мяса - висели прямо над камином. Прибитые к стене и наполненные маленькими кусочками угля, похожими на черную гальку. Руки и ноги горели в камине, издавая запах поджаренных колбасок, потрескивала и лопалась подгорающая кровь. Мой брат больше не был моим братом. Его останки целиком - ну, почти целиком - стояли прислоненные к стене, в конце комнаты. Его торс, шея и голова. Вскрытые и набитые углем, кусками покрупнее тех, что наполняли ступни. Его кожа была растянута до предела и раздута до отказа. Щеки бугрились как защечные мешки хомяка. Вместо глаз в глазницы были вдавлены два иссиня-черных уголька. Его кожа была бледной, как снег, и пока я стоял, разглядывая его, из другой комнаты доносилась песня «Фрости-снеговик». Если бы у меня была волшебная шляпа, я надел бы ее на голову Дэвиду, чтобы посмотреть проснется ли он.
Мама на полу вопила и выкрикивала имя моего брата, ее руки и колени были в крови. Папа был с ней, пытался ее успокоить, но кричал чуть ли не громче чем она. Он старался не смотреть на комнату, он смотрел на маму, глаза которой разглядывали каждый его сантиметр.
Наверно, я был слишком шокирован, чтобы отреагировать так, как нужно. Или, может быть, после того, что мы натворили, глубоко внутри, я ожидал чего-то подобного. Но я подошел к перекрученному Дэвиду поближе и осмотрел эту мерзость, кусок за кусочком. Я уже говорил, что набитый углем, окровавленный снеговик, бывший Дэвидом, был почти целым. Последнюю часть я нашел насаженной на самую макушку елки. Или, точнее, последние три части. Я не проверял, но могу поспорить что в кожаном мешочке было два округлых уголька - там, где они должны были быть. Верхушка дерева должно быть была смята довольно сильно, потому что последняя кусок торчал прямо вверх. Точно так же, как тогда, когда он нырял в Кристи.
- Почему? - сказала мама. Слово прозвучало грубо и оборвалось так, словно у нее болело горло. Ее глаза были красными, как кровь, пропитавшая ковер под ней. - Зачем кому-то делать это?
Папа держал ее и качал головой, уткнувшись лицом в макушку ее головы, спрятавшись за ее растрепанными волосами. Наверное он матерился, но разобрать слов я не мог.
На камином, примерно в футе на носками из кожи, было выложенное елочной гирляндой слово. В стену были вбиты маленькие гвоздики, чтобы провод мог на чем-то держаться и образовывать нужные буквы. Разноцветные. В виде мерцающего узора.
«Плохой».

- Ты говоришь ерунду, - говорит папа. - Дэвид не мог… У меня хорошие мальчики и они не могли…
Я рассказываю ему все. Все, что могу вспомнить. В секретах больше нет пользы. Я знаю: он увидит правду достаточно скоро. Раньше, чем закончится день. В любую секунду, насколько я знаю. Папа просто стоит и изучает пол, словно на нем есть ответы. Я знаю, он пытается осмыслить, как его сыновья могли быть частью чего-то настолько ужасного как то, что мы натворили.
Одри испускает новый крик и выдергивает папу из этого. Он бросает на меня еще один взгляд, словно пытаясь решить - я все еще ему сын или нет, затем поворачивается ко мне спиной и бежит обратно в спальню. Прежде, чем он туда добрался, выбегает мама с прижатым к уху сотовым телефоном, затем убирает его и смотрит на экран.
- Берл, сигнала нет. Как такое может быть?
- Я точно знаю как, - говорю я. - Никто не поможет. Всё, что мы сейчас можем - попробовать одолеть его.
- Одолеть его? Кого?
- Хватит этого дерьма, Бобби, черт тебя возьми. Ты слышишь меня? Хватит!
- Что здесь происходит, - спрашивает мама и снова набирает 911, но с тем же результатом.
- Ты наверно не знаешь, что случилось, потому что другие парни переехали после того Рождества. После того, что случилось с Дэвидом.
- Закрой рот, мальчишка! - папа толкает меня, но я лишь делаю несколько шагов назад.
Мамин взгляд мечется между мной и папой. Одри выкрикивает мое имя и имя Господа, и молит одного из нас прекратить боль.
- Они переехали, потому что думали, что он не найдет их. Но он нашел. Я разузнал куда они переехали, все выяснил и сомнений нет - все они мертвы. Каждый из них.
- Жизнью клянусь, Бобби, если ты не прекратишь этот бред прямо сейчас...
- О ком ты говоришь? И какое… какое отношения все это имеет к твоему б-брату?
- Этан уехал в Оклахому. Его нашли под рождественской елкой три года назад. Разрубленного и разложенного в двенадцать коробок. Каждая прижата угольком. Вы знаете, во что были обернуты эти коробки?
- Бобби… пожалуйста. Пожалуйста… хватит, - мама обеими руками держит телефон у груди и медленно качает головой.
- В его кожу. Нарезали, сложили и обернули каждую коробку. Туго завязали. Перед всем этим, серебристой мишурой растянутой по полу было выложено слово «Плохой».
Папа подходит еще раз и пытается схватить меня, но я перехватываю запястья и толкаю его к стене, опрокинув последнюю фотографию, на которой мы запечатлены всей семьей.
- Отпусти меня, сукин ты сын!
- Бобби прекрати! Прекрати это!
- Боообббиии! Боже, перестань, это больно.
- Остин перебрался в Форт Норт, - я склонился к папиному лицу настолько близко, что мог дышать его дыханием. - Его нашли раздавленным и сплющенным до толщины печенья. Запеченным до твердости и разрисованным зигзагами снежно-белой глазури. Пуговицы и глаза были не из мармеладок. Угольки. Вкрученные и оставленные в нем. Конфетами "Kенди-Kейн" на полу было выложено слово «Плохой».
Папа сопротивляется как может, но годы возлияний, горя и сожалений сделали его слабым, и он не может сделать ничего: лишь скалится и тяжело дышит.
Мама не издает не звука. Просто смотрит на меня, как люди смотрят телепередачу. Даже Одри притихла.
- Дрю нашли в прошлом году. Он обосновался В Нью-Йорке. Его тоже обнаружили по частям. Из кожи и волос были сделаны куклы. Из костей сделали игрушечный поезд. Некоторые внутренности были надуты как ебаные мячики. Его голова все еще готовилась в духовке, когда они туда прибыли, с приправами, политая подливкой. И нафаршированная угольками.
- Да что с тобой? - мама подскакивает ко мне и дает пощечину. Ее нижняя губа дрожит. - Что тобой творится, Бобби?
Папа сильно толкает меня, и хотя я все еще могу его удерживать, я отпускаю. Он не нападает, но подходит к маме и обнимает ее, словно я могу причинить ей боль.
- Я читал, они думали, что убийца все еще мог быть там, потому что голова не подгорела. Что, возможно, они прибыли туда прежде, чем он сбежал. Они услышали какой-то шум на крыше. Шаги. Они забрались туда и не нашли ничего кроме нарисованного кровью на снегу слова «Плохой». И следы. Следы человека и животного. Животного с копытами.
- Тебе нужна помощь, сынок, - сказал папа. - Ты болен и тебе нужна помощь.
- Никто мне не поможет. Разве ты еще не понял?
- Не вини себя в этом, Бобби. Я не виню. Мальчик твоего возраста не должен был видеть то, что ты видел в этом доме. То, что залезло тебе в голову и травмировало тебя. Мы поможем тебе, сынок. Клянусь, мы так и сделаем, хорошо?
Мама все еще плачет и качает головой. На меня она не смотрит.
- Теперь давай вернемся и присмотрим за Одри. У тебе вот-вот родится ребенок, и сейчас главное для нас сделать так, чтобы все прошло как надо, и убедиться в том, что у твоей девушки есть все необходимое. Хорошо. Теперь, пойдем.
- Не могу. Я должен оставаться здесь. Там, откуда я вижу камин.
- Черт возьми, Бобби! Это всё в твоей голове, сынок. Если история которую ты мне рассказал правда, то нам нужно поговорить с шерифом и все ему рассказать. Чтобы он поговорил с родителями той девчонки, Кристи, и любой другой семьей которая у нее могла быть. Задал вопросы. Семья девчонки имеет какое-то отношение к тому, кто сделал это с Дэвидом и, если ты говоришь правду, с остальными мальчишками. А не чертов…
- Ты не прав, папа. Никому не было до нее дела. Ты это знаешь, и большая часть Бергстрома тоже. Поэтому ее никто не нашел. Потому что все были рады, когда она исчезла. Особенно ее семья.
- Да ладно, Бобби. Послушай сам себя.
- Вы не должны мне верить. Пока нет. Вы увидите. До конца дня вы увидите. И я заслуживаю того, что со мной случится. Мы все заслужили. Особенно Дэвид. Дэвид был самым плохим из нас. Этому вы тоже не поверите, но так оно и есть.
Мама плачет сильнее, уткнувшись лицом папе в грудь. Он обнимает ее и посылает мне взгляд, который мог бы растопить весь снег в городе. Прежде чем он говорит хоть слово, Одри кричит так, что дрожит пол под ногами. Такой крик я уже слышал раньше. Крик, который Хромая Кристи приберегла исключительно для меня.
Я бегу мимо родителей в комнату. Не знаю, чего я жду, но знаю, что время пришло. Чувствую это в воздухе, словно по моей коже скользит статическое электричество. Щекочет меня.
Одри лежит на спине, задрав обе ноги в воздух, пальцы растопырены так широко, что похожи на надрезанную ленту. Ее верхняя половина согнулась так что голова находится практически между бедер. Руки сжимают колени. Когда она тужится, видны зубы, брызги слюны вылетают и оседают на грудь. Кровь пятнает простыни и пол у подножия кровати. Что-то еще выплескивается, пока она снова кричит. Тем же криком. Криком, который не должен исходить изо рта моей девушки.
Мама отталкивает меня и спешит к Одри. Смотрит на меня, затем проходит мимо меня и стоящего в дверях папы.
- Головка младенца почти вышла. Времени не осталось. Времени нет.
- Что тебе понадобится? - говорит папа.
- Полотенца. Чистые полотенца и вода. И ножницы.
Папа убегает и оставляет меня здесь с ними. Я хочу помочь, но боюсь, что сделаю еще хуже. Боюсь находится рядом с ними.
Мама задыхается и бормочет Одри что-то успокаивающее, пока та выталкивает ребенка. Это занимает всего лишь минуту, и он свободно выходит. После родов тело Одри расслабляется, становится плоским и она уходит. Прямо вот так. Не приходя в сознание, уходит в какое-то счастливое место у нее в голове. Я благодарен за это.
Мама держит ребенка голыми руками, скользкими от крови и жидкостей. С непонятным выражение на лице, она смотрит вниз. Подбегает папа и замирает, когда видит ребенка, но приходит в себя и дает маме полотенца, в которые она оборачивает младенца и стирает кровь.
- Бобби, - говорит она. - Все будет хорошо. Все будет замечательно.
Я осознаю, что ребенок не плачет. Я мало чего понимаю в родах и младенцах, но уверен, что первое что они должны сделать - заплакать. Мне кажется, что он родился мертвым. Мертворожденный. Оттуда, где я стою видно лишь детскую ножку. Она свисает со сгиба маминой руки. И она двигается. Дергается слегка. Шевелит пальчиками.
Я подбегаю: папа пытается остановить меня, но я не обращаю нa него внимания и смотрю на своего ребенка. Девочка. Первое, что я заметил - это девочка. У меня родилась дочь.
Затем я смотрю на ее лицо. Огромный лоб. Широко расставленные глаза.
Стоит мертвая тишина. Я слышу, как из соседней комнаты доносится песня «Малыш Санта». Тихо почти призрачно.
Папа приобнял меня.
- Не переживай. Многие люди живут с этим. А мы будем тебе помогать, сынок. Всегда.
Она смотрит на меня. Кажется, вечность мы смотрим друг на друга.
И она улыбается.