«Вкус твоей любви» Эдди Бертин

Тем вечером он решил подыскать себе кого-нибудь в Риччоне. Последняя была в Белляриве, три недели назад, и ему оказалось нереально сложно избавиться от ее тела. Та симпатичная девушка, миниатюрная блондинка со стройными ногами, была путешественницей из Германии. Естественно, когда он закончил заниматься с ней сексом, на свой лад, от нее остался лишь небольшой пакет с расчлененными останками. Все прошло совсем не так, как он планировал, но ему все равно понравилось. Хоть она оказалась такой нежной, что сразу же упала в обморок и умерла, прежде чем он смог нанести ей пятый разрез.

Ночь после этого была прекрасна. Выбросив пакет в море, он долго гулял по набережной. Он смотрел на небо, почти раздавленный холодом и глубиной раскинувшейся над ним бесконечности. Он осознавал свою мелочность, отчего и был благодарен за дарованные ему радости жизни и «любви».

Он сильно нуждался в «любви», но был очень осторожен и порой избегал ее около трех недель. Но вскоре голод и неистовая жажда стали слишком велики, чтобы переносить их одному. Он был из тех, кто нуждался в людях, как в воде и пище. Он любил гулять среди них — малозаметный человек в толпе, размышляющий о том, кем все они были на самом деле, глубоко внутри, в сокровищницах своих ограниченных умов. У каждого было свое лицо и свой мир, недоступный ему. Иногда он мечтал о возможности читать их лица, как открытые книги: не из патологического любопытства к их маленьким тайнам, а для того, чтобы понять и почувствовать их.

Три недели спустя он уже не мог ждать. В тот полдень он валялся на пляже: спину щекотал песок, в уме прокручивался калейдоскоп воспоминаний вроде того, как он в первый раз поймал бездомную кошку и осколком разбитой бутылки вскрыл ей чрево. Он вспоминал свою первую девушку — кукольную фигуристую брюнетку, которая жила в двух кварталах от него. Порой он ласкал ее неумело, но им обоим это очень понравилось. Как-то она испугалась и попыталась убежать, и он тогда сильно разозлился. Его руки словно сами по себе оказались у нее на горле. Оргазм наступил, когда ее глаза закатились, а между посиневших губ высунулся распухший язык. Отголоски булькающих звуков, которые она издавала, до сих пор плясали у него в ушах. Затем кто-то подошел к нему сзади, и все оборвалось. «Как раз вовремя», — упоминали позже копы.

Его несколько лет продержали в другом месте, прежде чем освободить снова.

Затем он достиг совершеннолетия, ему подлечили мозги, и у него даже появилось немного налички в кармане. На нее он купил длинный мясницкий нож, пошел в бордель и задушил проститутку прямо в ее комнате. Сперва он «укротил» ее, потом подвесил на прочный крюк в стене и создал из ее тела произведение искусства. Ему пришлось отрезать несколько частей, прежде чем была достигнута желаемая форма. Затем, красной вязкой массой, которая к концу появлялась повсюду каждый раз, он нарисовал на стене дивный пейзаж, отмылся и покинул страну.

С тех пор он путешествовал по Европе, подрабатывая где только можно. В эти же годы он попутно оттачивал свое любовное перо, открывая для себя множество неординарных удовольствий.

Он дремал на песке, а когда открыл глаза, его ослепило солнце. Сквозь кляксы и цветные точки он увидел пару проходящих мимо стройных ножек, и раскаленный голод внутри сказал, что ему нужна, очень нужна женская любовь.

В Римини он снял новую комнату и сел на автобус до Риччоне. По прибытии он отдал водителю автобуса сто лир и нашел себе место среди плотной человеческой массы.

Поездка на самом деле была недолгой, и он мог дойти меньше чем за полчаса, но идти пешком ему не особо хотелось. Это был вечер именно для поездки — с монотонно ревущим двигателем и полом, вибрирующим под ногами, как мембрана большого барабана, напоминая бешено бьющееся сердце. Вот только людей было довольно много, и он едва мог разглядеть номера остановок, очень непредусмотрительно размещенных вдоль устланной деревьями трассы. Он проехал слишком далеко и вернулся через одну остановку пешком.

Побродив по улицам, наткнулся на один малоизвестный клуб. Заплатив за вход, шагнул из освещенной фонарями тьмы снаружи в неясный, красно-синий миниатюрный мирок. У входа на него обрушилась громкая музыка, оглушив на пару секунд. Тесный танцпол был забит под завязку людской массой, которая, подобно сонливому динозавру в болоте, медленно передвигалась в такт хард-року. Ему показалось забавным, что итальянцы танцуют медленно под любую музыку; их танцы на крошечном пятачке, который они никогда не покидали, резко контрастировали с их торопливой речью и движениями.

Он нашел столик рядом с танцплощадкой и, крайне удивленный ужасными ценами, которые они считали нормальными за бокал пива, заказал бутылку дешевого белого вина. Постепенно он привык к хард-року, позволяя ритму накапливаться в крови вместе с медленно вскипающей в нем жаждой любви. Постепенно привыкнув к зубодробительному электронному звуку, он безуспешно пытался различить среди музыки голос солиста. Ему нравились дискотеки, в них была своя атмосфера интимности. Они стояли в стороне от реальности — маленькие самостоятельные вселенные, в которых за вечер рождались и умирали люди с их любовными интригами. Кроме того, это были еще и идеальные места для охоты.

Он танцевал несколько раз, но не нашел того, кого искал. Почти все итальянки были со своими парнями, а большинство иностранок крутились туристическими группами или с временными любовниками. Он потанцевал со слащавой длинноногой француженкой с изысканным акцентом, затем с миниатюрной немкой, грудь которой была слишком большой относительно тела и слишком упругой, чтобы быть настоящей. Обе девушки его разочаровали. Они были абсолютно пустыми.

А потом он увидел ее. Он не замечал ее раньше, потому что она была, как рисунок на стене: его видишь, но не особо обращаешь внимание. Она двигалась медленно и грациозно, как тень — все подмечая, но оставаясь незаметной. Сначала он рассмотрел ее лежащие на плечах волосы, длинные и темные, но не черные и не коричневые. Затем она прошла под одним из фонарей, и ее лицо превратилось в черно-белый набросок тушью, с тонко обрисованными чертами лица и одиноким взглядом темных глаз.

Она сразу же приковала его взгляд: было что-то в ее походке, в ее позе, не возбуждающее или приглашающее, скорее, наоборот — отстраняющее. Он понял, что сегодня вечером ему будет нужна эта девушка. Он подождал, пока она сядет, и затем просто подошел и пригласил ее на следующий танец.

Он молча согласилась. У нее была очень тонкая талия, его руки почти полностью обхватывали ее. Он прошептал ей несколько слов. Пустяковый разговор с незнакомкой. Когда она не ответила, он попробовал еще несколько других языков. Наконец она ему ответила на странном смешении ломаного английского с элементами незнакомого ему языка. Это мог быть греческий, но он не знал наверняка. Он попытался выяснить, откуда она родом, но девушка отвечала лишь легкой полупечальной-полусмешливой улыбкой. В этот момент он отчетливо осознал отвлеченность ее натуры, облекавшую ее, словно вуаль. Танцующие вокруг них пары образовали туман хаотических огней, плывущий в лучах света; их головы и плечи погрузились в водоворот музыки и движений.

Поначалу они танцевали на расстоянии, хотя он и держал руки вокруг ее пояса. Ее волосы чуть касались его лица, ощущался нежный запах духов, душистый и безобидный. Он чувствовал растущее в нем желание, жгучую потребность в ее любви. Он решительно придвинул ее к себе, и они танцевали, прижавшись щеками: плоть ее лица была теплой, податливой и успокаивающей. У них было одинаковое чувство ритма и такта. Они с головой погрузились в музыку, что случается редко — два совершенно незнакомых человека полностью слились в танце.

Когда музыка стихла, он проводил ее к столику и подсел к ней. Она не противилась, но говорить ей было не о чем. Вдруг он обратил внимание, как ее волосы ниспадают к левой щеке, и к своему удивлению заметил, что они были прикреплены к платью таким образом, чтобы постоянно прикрывать левую сторону лица. Под глазами у нее мешки, словно она не выспалась. Может, на этот раз он не сразу воспользуется скальпелем. Почему бы не начать со спиц? Он не использовал их уже несколько лет.

Она сделала глоток коктейля, и он с удовольствием отметил, что она не носит украшений: ни колец, ни часов, лишь маленький серебряный браслет, который выглядел изрядно потрепанным. Так было даже лучше. Однажды он занимался сексом с бельгийкой, которая была старше его, и она отказывалась снять украшения; тогда, во время любовной игры, один из его лучших ножей сломался об ее запястье.

Он упивался темным вином ее присутствия, пристрастно сравнивая ее со своими предыдущими любовницами. У нее была небольшая остроконечная грудь. Да, он подумал, что стоит начать с грудей, воспользовавшись крохотным скальпелем, тем, что хорошо подходит для тонких работ. Он уже предвкушал, как хорошенько свяжет ее и засунет кляп так, чтобы она могла издавать лишь тихие внутриутробные звуки, которые так сильно его заводят.

Он начнет с сосков, медленно описывая круги, рисуя красные узоры, потом его лезвие спустится вниз, к пупку. Только после этого он воспользуется деревянными спицами, которые сможет мягко воткнуть в ее бока…

Прижимаясь друг к другу, они снова и снова бросались в тихий пляс, надолго застревая на танцполе, и снова ее волосы царапали его горячие щеки. Он покусывал ее ушко и пытался поцеловать в уголок рта, но девушка все время отворачивалась.

— Не здесь, не сейчас, — говорила она. — Позже.

— Почему нет? — усмехнувшись, спросил он. — Я хочу тебя, мне нужна твоя любовь!

В ответ она так же полунасмешливо улыбнулась.

— Сегодня вечером я попробую твою любовь, — заявила она.

«Уверен в этом, дорогая, — подумал он. — Вкус моей любви ты не забудешь никогда. Не за то короткое время, что тебе осталось в этом мире. Может быть, мне смешать удовольствия сегодня? Сначала ножи и спицы, а в завершении всего — канат. Если девушка ослабнет после занятия любовью и если в стене будет крюк достаточно крепкий, чтобы ее выдержать, он сможет понаблюдать, как она висит. Как ее тело будет судорожно выгибаться, а ноги трястись, словно паучьи педипальпы.» Да, он не сомневался, что ночь будет прекрасной.

Когда клуб стал закрываться и группа прекратила выступать, он забрал пальто девушки из гардероба. Сперва она хотела подождать поздний автобус, но он убедил ее, что идти недалеко. Она без вопросов последовала за ним в номер, и он аккуратно закрыл за собой дверь.

— Подожди здесь, пожалуйста, — предупредила она и направилась в ванную.

Включив лампу у изголовья, он спрятал в пижаму «любовные инструменты» и прочную веревку, чтобы в конце связать ее. На стене он приглядел крюк, располагавшийся как раз на нужной высоте. Вскоре дверь ванной открылась, и девушка вошла в спальню.

Мягкий свет, словно руки любовника, плясал на ее юном теле, которое казалось хрупким, но было крепко сложенным, со слегка обвисшими грудями и мелкой тенью над пупком. Ее шелковистые волосы были распущены, все еще прикрывая половину лица. Она быстро подошла и крепко прижалась к нему телом. Когда их языки сплелись, в ее глазах возник лютый голод, и он почувствовал раскаляющее кровь желание, растущее в нем. Нащупывая веревку, он попытался завести ее левую руку ей за спину, но неожиданно понял, что не сможет этого сделать. Ее руки стальной хваткой пригвоздили его собственные по бокам, не давая возможности пошевелиться. Ее глаза улыбались ему, и впервые он заметил, что они излучают яркий свет.

— Теперь, мой сладкий, — прошептала она. — Я вкушу твою любовь.

И резким движением головы отбросив волосы в сторону, она открыла левую часть лица. Крик возник в его глотке, но не прозвучал, потому что ему в рот, как взрыв вулкана, ворвался ее язык. Не в состоянии пошевелиться, не в силах закричать, он увидел скрытую прежде половину ее лица — слизистую и покрытую темными волосинками. Затем на ней развернулось хоботообразное щупальце, на котором открывалось и закрывалось множество беззубых ртов. Оно двинулось вдоль ее губ и проскользнуло ему в рот, влажное, склизкое и тошнотворное, — шевелясь внутри и присасываясь к нему, пока кроваво-пурпурная боль разбивала его сознание на миллион молчаливо вопящих осколков.

Когда домовладелица увидела незнакомку, покидающую усадьбу посреди ночи, она решила выселить постояльца. Ведь это был порядочный дом, и она не выносила подобного порока в его стенах. Хозяйка вошла в номер и, не обнаружив постояльца, сильно удивилась. Затем вдруг заметила одежду, беспорядочно разбросанную по полу, и большой полиэтиленовый мешок на кровати. С сердитым видом она подняла его и отметила, какой он был влажный и липкий. Когда мешок загремел, она присмотрелась поближе и увидела сквозь покрытый красными пятнами материал кости. Но крик она, несомненно, испустила лишь после того, как различила в нем расплющенное человеческое лицо.