«Тёлковырубатель» Глен Фрост

В баре было многолюдно и оживленно, как почти во всех барах нижнего делового района Денвера в пятницу вечером. Местные жители любили называть эту часть города НЦГ, в том современном, хипстерском стиле, от которого Тому захотелось блевать. Как и дурацкое название этого чертова заведения: "У Ферретти". Это звучало как нечто среднее между спортивной машиной и метал-группой 80-х, черт возьми.
Том выбрал свое место с осторожностью, как и подобает любому охотнику. Ему потребовалось добрых двадцать минут, чтобы простоять рядом c микропивоварней, прежде чем, наконец, открылся проход в толпе в дальнем конце бара. Он воспользовался случаем и проскользнул туда, предлагая полуизвиняющийся - привет, как дела, брат? - кивок здоровяку, который был следующим в очереди. Здоровяк услужливо придвинулся на пару дюймов ближе к своей девушке, оставив Тома с "прямым ударом по всей длине штанги".
Ни один разведчик-снайпер Корпуса морской пехоты никогда не выслеживал свои цели с такой тщательностью, по крайней мере, Тому нравилось так думать. Время от времени делая глоток пива, он вглядывался в стену лиц, окружавших его в полумраке. Самцов он отбрасывал мгновенно. Нет, это были женщины, за которыми он охотился. Он нe искал очень специфический тип: высокий, низкорослый, худой - для него это не имело значения. Даже некоторая пухлость была приемлема, хотя на это были свои ограничения. Он не собирался идти домой с каким-то двойником Рози О'Доннелл, каким бы возбужденным он ни был в ту ночь.
Блондинка на шесть мест дальше по барной стойке выглядела многообещающе. У нее была более полная фигура, это правда, но, несмотря на то, что она явно была не новичком в моде, она носила платье довольно хорошо, учитывая все обстоятельства. Том оглядел ее с ног до головы, стараясь, чтобы это не было слишком заметно. Это платье красиво подчеркивало ее изгибы, хотя кто-то должен был сказать ей, что горизонтальные полосы - это большой запрет, если вы пытаетесь казаться стройнее.
Но потом она протянула руку, чтобы заказать выпивку, помахав бармену двадцаткой, и все пошло прахом. Именно тогда он поймал отражение, исходящее от ее безымянного пальца. Он немедленно отпустил ее и снова принялся осматривать бар. Замужние обычно не принимали выпивку от незнакомца, как бы красиво он ни выглядел в своих стратегически разорванных брюках "BDU", цвета хаки, и безупречно белой рубашке на пуговицах. Эти два предмета одежды были анахронизмом, и сначала он подумал, что они бросаются в глаза, но собутыльник сказал ему, что они ему очень идут. Вместе с небритым подбородком и кожаными ботинками без шнуровки, он выглядел как провалившийся выпускник Йельского университета.
В этом-то как раз и был смысл.
Потом он увидел ее. Она была рыжеволосой. Гибкая, не слишком худая, и одетая в облегающее фигуру черное платье, которое заканчивалось на добрых три дюйма выше колена. Пока все шло хорошо; она ставила все правильные галочки. Рыжеволосая нерешительно оглядела заведение (возможно, кого-то искала?), а затем направилась к бару.
Том несколько мгновений наблюдал, как она колеблется, пытаясь привлечь внимание бармена. Бесполезно. Идеально. Теперь пришло его время нанести удар.
- Прошу прощения, - сказал он, помаxaв ей свободной рукой. Она, казалось, не слышала его, поэтому он попробовал еще раз. - Прошу прощения! Это место не занято.
Он указал на крошечный промежуток между ним и большим чуваком. Во второй раз ему удалось поймать ее взгляд. Когда она подошла к нему, Том бросил на нее молниеносный взгляд, улавливая важные детали в течение одного удара сердца. Нет кольца на самом важном пальце? Проверить. И эти высокие каблуки, красные, в тон ее потрясающей стрижке до плеч, практически кричали: Трахни меня, Том!
О да, эта была бы идеальна.
- Большое вам спасибо, - сказала она, с облегчением улыбнувшись ему, обнажив два ряда жемчужно-белых зубов, таких же идеально ровных, как надгробия в Арлингтоне. - Я не могла его заметить.
- Вообще без проблем, - небрежно ответил он, добавив всего на пару градусов больше расслабленности к своей и без того небрежной позе. - Меня зовут Том.
- Люсинда.
Она протянула ему руку, и они обменялись преувеличенным рукопожатием незнакомцев. Всего на мгновение Том подумал о том, чтобы взять ее руку в свою и поцеловать, но сразу понял, что это было бы ошибкой. Он производил впечатление подонка, а не величайшего любовника, который когда-либо жил. Нет, он подождет своего часа. Позже у него будет достаточно времени, чтобы продемонстрировать этот особый талант.
Не то, чтобы она очнется, чтобы оценить это.

Они провели большую часть следующего часа в болтовне. Она приняла его напиток, и еще один после этого. Затем она купила Тому один в ответ. Только на полпути к третьему, она сказала ему, что им следует занять столик. Там будет тише, немного более уединенно. Тому не нужно было повторять дважды. Потребовалось еще десять минут, чтобы один из них опустел, и к тому времени он обеспечил себе четвертый раунд. Оказалось, что Люсинде понравилась "Bодка 7", которая была просто шикарной по его мнению. Он позаботился о том, чтобы они были двойными. Назовите это инвестицией.
Люсинда смеялась над его шутками (даже над шуткой о нацисте Эвеле Книвеле), и к концу четвертого бокала они договорились обменяться номерами. В двадцать четыре года она была на три года старше Тома, не то, чтобы он жаловался. Это было чертовски возбуждающим. Она сказала, что работает в банке в Торнтоне, а в свободное время добровольно работает врачом скорой помощи, но, конечно, на самом деле она хотела стать актрисой. Том с невозмутимым видом заверил ее, что если она последует этой мечте, то однажды мечта станет реальностью.
Глупая сука, конечно, купила крючок, леску и грузило. Они всегда так делали.
Сидение за столом гарантировало индивидуальное обслуживание, которое осуществлялось в виде официанта по имени Джефф. Он явно ненавидел свою работу, но пытался притвориться, что "мне не все равно", на что Том ни на секунду не купился.
Джефф исчез, чтобы получить их пятую порцию - "все того же" и "все того же".
- Мне нужно в туалет, - сказала Люсинда со слегка смущенной улыбкой.
Том откинулся на спинку стула, освобождая ей место, чтобы выйти. Именно тогда она "заключила сделку". Когда она прошаркала мимо него, одной рукой держась за стол для опоры, пальцы ее другой руки лениво и так небрежно скользнули по его коленям.
Это было совершенно, блядь, преднамеренно.
Том почувствовал, как его член напрягся под поясом брюк, и рефлекторно скрестил ноги, несмотря на то, что никто не смог бы сказать, что у него был стояк в темноте. Он смотрел, как она исчезает в направлении туалета, сосредоточив внимание на том, как ее красиво округлая попка изгибалась под черным платьем. У нее также были классные ноги, подтянутые и загорелые, как раз такие, какие ему нравились. Эти ноги просто созданы для того, чтобы обхватывать мужское лицо, - размышлял он, - мускулистые бедра, чтобы сжимать так сильно, чтоб он ни черта не слышал.
Как раз перед тем, как исчезнуть в туалете, она бросила на него взгляд через плечо... и подмигнула.
Черт возьми, мальчик Томми. Мы В ДЕЛЕ.
Сунув руку в задний карман, Томми потрогал крошечный стеклянный флакон, как будто это был его талисман на удачу... что, в некотором смысле, так и было. Он подавил желание вынуть его. Просто, чтобы проверить, - успокаивал себя Том, просто чтобы убедиться, что он все еще хорош... каким бы нелепым это ни было. Конечно, он был хорош, он сам закрутил завинчивающуюся крышку, поворачивая ее так сильно, что, черт возьми, чуть не обжег ладонь от трения.
Когда ты учишься в колледже, ты смешиваешься с довольно эклектичной толпой. Было нетрудно достать ГОМК, этот кристально чистый источник хорошего вкуса, и он уже дважды пользовался этим средством - один раз на новогодней вечеринке в Боулдере, а затем еще раз, пару недель назад, с каким-то банковским клерком, которую он подцепил в Спрингсе. Оба раза это сработало, как по волшебству. Просто добавь немного в ее напиток - кап-кап-кап - и все. Вещество было бесцветным, без запаха, и его практически невозможно было обнаружить.
Дело в том, что если Маленькая Мисс Люсинда подавала точные сигналы, то ему это могло даже не понадобиться. Но где в этом было гребаное веселье? Том сделал тревожное открытие, когда в последний раз отправлялся на поиски какой-нибудь сладкой "киски" - ему не нравилось, когда девушка была готова.
Ну, это было не совсем правдой. Ему это нравилось - в конце концов, "киска" есть "киска", - но, было намного жарче, когда девушка, на которой ты "ехал", была мертва для всего мира, распростертая под тобой, как какая-то суперреалистичная секс-кукла. Ни один, из двух его неудачных сексуальных контактов в жизни, до сих пор (оба в тот славный первый год учебы в колледже) не шел ни в какое сравнение с абсолютной свободой трахаться с безответственной девушкой на одну ночь, которая была настолько пьяна, что не могла согласиться.
В глубине души он знал, что подобное поведение делает его ужасным человеком; нет, не просто ужасным, а настоящим говнюком первой степени. И он также знал, что в моменты перед сном, когда он закрывал глаза и пытался погрузиться в сон, он действительно должен чувствовать себя плохо из-за этого. Он знал это так же, как знал, что Земля вращается вокруг Солнца; это было интеллектуальное знание, а не то интуитивное познание, которое вы ощущаете каждой клеточкой своего тела.
Единственное, что Том точно знал, что он не был... насильником. Насильники были низшими из низших, абсолютными отбросами Божьей Зеленой Земли. Он не причислял себя к числу этих ублюдков. В Kниге Тома их всех нужно было вздернуть за яйца и расстрелять. А потом скормить им их яйца или что-то в этом роде. Ублюдки.
До него начало доходить, что он пьян. Вешать насильников и скармливать им их барахло - вряд ли это то, о чем вы подумали бы трезвым, не так ли? Он фыркнул, допивая остатки пива. Как по сигналу, Джефф появился снова и поставил два новых напитка. Том проигнорировал его; не потому, что он был мудаком, рассеянно уверял он себя, а потому, что хотел сделать одну вещь абсолютно ясной для своего плохого "я".
Он был романтиком. Вот и все. Романтиком. Как поэты древности, соблазняющие женщин обещанием абсента и тому подобного дерьма. Не было причинено никакого реального вреда. В конце концов, разве он всегда не пользовался презервативом? Они просыпались через несколько часов в пустой постели (или на диване - он не был таким придирчивым) с пустым участком в памяти, где должны были быть события последних нескольких часов. Они получили удовольствие (по общему признанию, сами того не подозревая) и даже получили несколько бесплатных напитков в рамках сделки.
Что могло не понравиться?
И где, черт возьми, была Люсинда? Она наслаждалась своим сладким времяпрепровождением.
Легкa на помине. Вот она, идет к нему сквозь толпу стоящих тел. Она одарила его той же приглашающей улыбкой, которая, казалось, обещала пока еще невысказанные удовольствия. Он улыбнулся в ответ, потом понял, что из уголка его рта течет слюна. Он быстро протянул руку и вытер ее, прежде чем она это увидела. Вообще-то, по общему признанию и его ограниченному опыту, женщины не были в восторге от пускающих слюни мужчин.
Том смутно осознал, что ему нужно отлить. Плохо. Это должна была быть моча Робокопа, названная так потому, что ему нужно было опорожнить свой гребаный мочевой пузырь, и у него было всего двадцать секунд, чтобы подчиниться. Используя стол как рычаг, точно так же, как это сделала она, Том поднялся на ноги и направился к мужскому туалету. По дороге он прошел мимо Люсинды и протянул ей руку в знак приветствия. Она слегка коснулась его пальцев своими, возвращаясь к столу.
Он едва успел вовремя добежать до писсуара. Борясь с застежкой, Том, наконец, нащупал ее, стараясь не зацепить свой член. В конце концов, он понадобится ему позже. Со стоном экстаза, превосходящим самый лучший оргазм, который только можно вообразить, Том расслабил свой мочевой пузырь и начал мочиться.
- Блядьблядьблядь, - простонал он, откидывая голову назад и закрывая глаза.
Весь его мир был сосредоточен на этом сладком, сладостном чувстве облегчения, когда горячая струя покинула его тело. Казалось, это длилось целую вечность. Когда все закончилось, он встряхнул его три раза, затем четвертый раз на удачу, и застегнул молнию обратно.
В баре было, пожалуй, даже больше народу, чем когда он впервые пришел. Часы на стене показывали десять минут одиннадцатого. Том пробирался сквозь толпу, как только мог. По правде говоря, он чувствовал себя немного неуверенно на ногах. Пиво из микропивоварни, должно быть, оказалoсь немного более крепким, чем он предполагал, потому что теперь его зрение начало плыть. К счастью, обнадеживающая выпуклость на штанах говорила о том, что пиво еще не так сильно на него подействовало.
Посадка была скорее контролируемой аварийной посадкой, чем чем-либо еще. Он одарил Люсинду своей самой обаятельной улыбкой, затем потянулся, чтобы сделать большой глоток из новой бутылки.
- Могу я тебе кое-что сказать? - сказала Люсинда, наклоняясь ближе и говоря прямо ему в ухо. Том был более чем немного удивлен, почувствовав, как ее рука скользнула по верхней части его бедра, остановившись чуть ниже промежности. - Ну, на самом деле, две вещи.
- Сделай милость, - ответил он, смутно осознавая, что начинает слегка заплетаться в словах.
- Во-первых, я никогда-никогда не лгу, - сказала она, мило улыбаясь.
Том усмехнулся.
- Рад это слышать. А во-вторых?
Теперь ее голос понизился на октаву.
- Трахаться в задницу - возбуждает меня больше всего на свете.

Обратный путь к ее дому прошел как в тумане. Том предложил заплатить за такси, но Люсинда сказала, что сама умеет водить. Ему действительно не хотелось спорить; в конце концов, если копы остановят их, на кону будут стоять ее права, а не его.
Они ехали, казалось, несколько часов. Теперь у Тома действительно начала кружиться голова, и не в хорошем смысле. Он вцепился в панель управления окном и, наконец, с третьей попытки добрался до сути. Опустив его, чтобы впустить поток прохладного октябрьского воздуха, он немного расслабил голову.
- Почему бы тебе не откинуть сиденье? - спросила Люсинда, с намеком проводя пальцами по внутренней стороне его бедра.
Даже сквозь толстый материал "BDU" это возбуждало его.
- Знаешь... - невнятно пробормотал он, пьяно потянувшись к ней, чтобы ответить взаимностью.
Его пальцы нашли мягкую плоть ее бедра и начали рассеянно поглаживать ее, как будто гладили комнатную собачку. Люсинда не отрывала глаз от дороги, но протянула руку и нежно, но эффективно сжала его член.
- Давай, ложись на спину, - сказала она, оторвавшись от дороги ровно настолько, чтобы бросить на него взгляд, поигрывая бровями. - Отдохни немного. Тебе понадобятся силы, когда мы приедем ко мне домой.
Смешок Тома должен был быть сексуально намекающим, и он вполне мог бы им быть, если бы длинная струйка слюны не потекла по его нижней губе и не забрызгала его элегантную белую рубашку. Он потянулся вниз вдоль края кресла, наконец нащупав переключатель, который искал. Раздался тихий механический звук.
- К черту это, - невнятно пробормотал он, когда кресло медленно опустило его назад, пока он не стал практически горизонтальным. - Может быть, всего... пять... минут...

Жажда.
Это было главное ощущение, которое испытал Том, когда он, наконец, начал приходить в сознание.
Так чертовски хочется пить...
Том попытался открыть глаза. Сначала они отказались повиноваться ему. Ощущение было такое, как будто какой-то ублюдок приклеил их суперклеем. Но, после небольшого убеждения с применением грубой силы, он, наконец, смог раздвинуть их, разбив покрытые коркой слои грязи, которые образовались, пока он был в отключке.
В этом был смысл. Как долго он точно был без сознания? И где, черт возьми, он был? Должно быть, это была адская пьянка прошлой ночью... Он ни за что на свете не мог вспомнить, где он пил, с кем он был или сколько он выпил, но, должно быть, было много, потому что его голова раскалывалась так, что готова была лопнуть.
Он огляделся - или, по крайней мере, попытался это сделать. Из того, что он мог видеть, он был в чьем-то подвале. Пол прямо перед ним был из тускло-серого бетона. Когда он поднял глаза, напрягая и без того ноющую шею, он увидел, что стены были полностью покрыты листами "Тайвека", которые, в свою очередь, были покрыты слоем прозрачного полиэтилена. Значит... недостроенный подвал. Еще не чье-то логово или комната для хобби. В тусклом освещении было трудно разглядеть много деталей.
Как только Том поднял голову, волна боли прокатилась по всей длине его позвоночника. Он потянулся, чтобы помассировать его одной рукой, но быстро понял, что его руки были связаны, разведены в стороны и немного выше него, в стиле распятия, к чему-то жесткому и неподатливому. Как бы он ни напрягался, он не мог освободить их. Они адски болели, мышцы спазмировали, когда он разминал их в качестве эксперимента.
Его ноги были вялыми, ступни упирались в холодный твердый пол. Неудивительно, что так чертовски болят руки, - подумал Том, - я висел на них Бог знает сколько времени. Удивительно, что они до сих пор не были вырваны из суставов.
Он понял, что медленно раскачивается слева направо и обратно. Напрягшись, Тому каким-то образом удалось откинуть голову назад. Сквозь слезящиеся глаза, в свете единственной голой лампочки прямо над ним, он cмог разглядеть две натянутые цепи, идущие по обе стороны от него и сужающиеся, как параллельные рельсы, пока они, наконец, не сошлись на крюке, вбитом в одну из деревянных балок.
Какого хрена?
- Тебе это нравится?
Это был женский голос. Молодой. Приятный. Располагающий. Доносящийся откуда-то прямо из-за его левого плеча. Он попытался повернуться в ту сторону, заставил свои ноги повернуть его. Его руки закричали, когда перекладина, к которой они были привязаны, качнулась в этом направлении. Подавив крик боли, Тому каким-то образом удалось поставить сначала одну ногу на пол, а затем и вторую. Его ноги были такими же слабыми, как у новорожденного, но даже небольшое снятие веса с рук принесло огромное облегчение.
Женщина, которая медленно появлялась в поле зрения, была рыжеволосой, хотя это было не первое, что поразило Тома; это был тот факт, что она была полностью обнажена. Ее кожа, бледная, как самый белый мрамор, и столь же безупречная, покрывала подтянутые мышцы. Она явно тренировалась.
Том оставался Томом, его глаза работали на автопилоте, пробежав сначала по ее сиськам (восхитительно упругим на вид и дерзким), а затем вниз по ее плоскому животу, туда, где единственная красная "посадочная полоса" проходила идеально прямо и точно в тень между ее бедер.
- Я спросилa, тебе это нравится?
Как у провинившегося школьника, пойманного на списывании на тесте, глаза Тома снова поднялись, чтобы встретиться с ее глазами. Если она была удивлена, рассержена или даже польщена, он никак не мог этого сказать. Ее лицо было маской, полностью лишенной даже малейшего признака эмоций.
- Что тут может не понравиться? - ответил Том надтреснутым и надломленным голосом.
Его язык был таким сухим, что ему, вероятно, пришлось бы побрить его опасной бритвой, прежде чем пытаться использовать ее на ней. Что, как он предполагал, было следующим. Очевидно, это была какая-то извращенная сексуальная игра, которую она придумала, кем бы, черт возьми, она ни была...
Женщина улыбнулась. Это была холодная, тонкая улыбка, и она никогда не доходила до ее глаз. Там вообще не было ни теплоты, ни юмора.
- Ты не помнишь меня, Том, не так ли? - риторически спросила она, подходя к нему. Ее босые ноги мягко ступали по холодному бетонному полу. Он наблюдал, как ее груди приятно покачиваются при каждом шаге, его разум с нетерпением предвкушал, какими они будут на вкус, когда он возьмет их в рот. - На самом деле, ты вообще ничего не помнишь о прошлой ночи...
Покопавшись в своей, по общему признанию, все еще нечеткой памяти, Том понял, что она была абсолютно права. Это выходило за рамки обычного тумана, вызванного похмельем. Это было как-то по-другому, как будто хирург взял скальпель и умело вырезал отрезок времени, не оставив на его месте ничего. Это было сбивающее с толку чувство.
- Я предполагаю, что мы встретились в баре или клубе, - сказал он, стараясь изобразить на лице все, на что был способен. - Мы немного наклюкались, поймали такси до твоего дома - потому что это, черт возьми, не мой подвал - и мы собираемся вляпаться в настоящее жуткое дерьмо.
- По крайней мере, двa из этих предположений верны, - признала женщина. - Хотя, вероятно, не в том смысле, в каком ты думаешь. Кстати, меня зовут Люсинда.
- Привет, Люсинда. Странно встретить такую милую девушку, как ты, в таком месте, как это.
Это был довольно слабый соус, но лучшее, на что он был способен, привязанный к чему-то, вроде секс-качелей в гетто, в дерьмовой подвальной темнице.
- Что касается флирта, я слышалa и похуже.
Люсинда оглядела его с ног до головы. Том был встревожен, увидев, что в ее глазах не было ни малейшего намека на привлекательность. В нем не было ничего, кроме холодной, клинической отстраненности, которую он ожидал бы от мясника или врача.
- О, правда? И какова тройка лучшиx?
Том напряг руки, пытаясь освободиться от оков, но они совершенно не поддавались. Когда он нервничал, он отпускал плохие шутки. И теперь он определенно начинал нервничать, поскольку Люсинда оглядывала его с ног до головы совершенно отталкивающим взглядом.
- Первый был: Ты любишь шоколад? - oна подошла к нему сзади, и Том услышал, как она роется внутри чего-то, хотя понятия не имел, внутри чего. Внезапно ее губы оказались близко к его уху, а голос превратился в хриплый, чувственный шепот. - Ну, а ты, Том?
- Что я?
- Ты любишь шоколад. Это достаточно простой вопрос.
- Конечно, люблю. Я имею в виду, кто его не любит?
Во что, черт возьми, она играет? Была ли снова начата игра в соблазнение, или все это было просто одним большим поддразниванием члена?
- Вот именно. Kто его не любит? - Люсинда, смеясь, согласилась. Смех показался Тому натянутым, пустым и мертвым. - А какой твой любимый сорт шоколада, Том?
Ее язык высунулся и лизнул его ухо, всего один раз, кончик скользнул по отверстию и вызвал дрожь, которая была отчасти удовольствием, отчасти возбуждением, охватившим его.
- Э-э... я бы предпочел "Сникерс", - честно ответил он.
- О, нет, - Люсинда, казалось, была разочарована его ответом. - Это неправильный ответ. Совсем неправильный ответ.
Она снова повернулась к нему лицом, позволяя одной руке лениво скользить по его рубашке вперед-назад. В другой руке она что-то держала... во мраке теней было трудно разобрать, что это было, но что бы это ни было, оно выглядело длинным и тонким.
- Тогда каков правильный ответ?
Правильный ответ пришел в виде треугольной шоколадной палочки, которую она держала в руках. Когда она поднесла его к свету, Том увидел слово "Тоблерон", написанное на одной стороне. Однако этот ублюдок был большим, по крайней мере восемнадцать дюймов в длину. Не говоря уже о толщине. Потребовалась бы некоторая сила, чтобы отколоть от него куски.
В руке у Люсинды было что-то еще, кроме "Тоблеронa": ножницы с закругленными концами и синими пластиковыми ручками.
- Это мои травматологические ножницы, - объяснила она, пару раз щёлкнув ими в порядке эксперимента. - Я использую их, чтобы срезать одежду с раненых людей.
Словно в доказательство своей правоты, Люсинда начала разрезать рубашку Тома. Она начала с рукавов, встав на цыпочки, чтобы отрезать манжеты. Она удобно устроилась рядом с Томом, прижавшись одной из своих дерзких грудей к его лицу. Это было достаточно приятным отвлечением, чтобы он ничего не сказал о потере довольно дорогой рубашки.
Как только рубашка повисла лохмотьями, Люсинда спустилась вниз, умело разрезав его брюки "BDU" по швам. Она расстегнула кожаный ремень и протянула его через петли одной рукой, отбросив его, чтобы он звякнул где-то в темноте позади нее. Все, что теперь оставалось, - это нижнее белье Тома, одна из его менее поношенных пар "Calvin Kleins". Трех надрезов было достаточно, чтобы обнажить его, и он был немного удивлен, обнаружив, что чувствует себя гораздо более уязвимым, чем возбужденным.
- Вот. Так-то лучше, - oна отступила назад, чтобы полюбоваться творением своих рук. Остатки одежды Тома грудой тряпья лежали у его ног. Люсинда еще раз оглядела его с ног до головы. - Здесь не так уж холодно, Том, - надулась она, рассеянно играя с одним из своих сосков, - но не похоже, что ты очень... заинтересован во мне.
Ее взгляд скользнул вниз, остановившись на его упрямо вялом члене.
- Я, э-э... - что он мог сказать на самом деле - что она начала его пугать? Серьезно пугать? Ему совсем не нравилась атмосфера, которую она создавала. - Ты горячая штучка. Красивая. Я просто...
- Ты необрезанный, - сказала она, проговаривая его нерешительный ответ. - В наши дни это довольно редкое явление.
Люсинда подошла к нему, опустившись на колени, а затем протянула руку, чтобы слегка погладить ствол члена. Несмотря на гложущий страх, Том застонал, когда кончики ее пальцев коснулись его члена. Он начал набухать, не становясь полностью эрегированным, но быстро достиг половинного состояния, что позволило ему, по крайней мере, выглядеть немного более респектабельно с точки зрения размера.
- Но не волнуйся, - продолжала Люсинда, двигая пальцами к головке его члена. - Мы скоро сможем это исправить.
Быстро, как вспышка, она зажала излишек крайней плоти между большим и указательным пальцами, растягивая его наружу, насколько это было возможно.
Щёлк. Щёлк. Щёлк.
Том закричал в агонии, когда она срезала плоть своими травматологическими ножницами. Горячая кровь брызнула из раны, хлынув из разорванной крайней плоти. Она, казалось, не замечала того факта, что он забрызгал ее бедра и колени.
- Что, блядь... блядьблядьблядьблядь!
Взяв его яички в ладонь одной руки, Люсинда начала умело крутить их по часовой стрелке. Это было так, как если бы она меняла лампочку. Все, что мог сделать Том, это выть. Он никогда раньше не испытывал такой боли - молнии чистой агонии вырывались из его измученной мошонки. Это даже отодвинуло мысль о его кровоточащем члене на задний план. Его чувства начали смыкаться, сужая весь мир до этой безжалостной руки, которая теперь терзала его беспомощные яйца.
- Я привлекла твое внимание? - спокойно спросила Люсинда.
- Да!!! - Том взвизгнул. - Дa! Да! Да, блядь!!!
- Xорошо, - oна ослабила хватку.
Том обвис на своих наручниках, застонав от облегчения, когда давление внезапно прекратилось. Его голова пьяно свесилась на внезапно ослабевшую шею. Он мог видеть алые капли, резко контрастирующие с бледной кожей ног Люсинды, видел еще больше темных брызг, гораздо больших, на бетонном полу вокруг своих ног. Поток крови, казалось, замедлялся и теперь был скорее отливом, чем потоком. Его член и яйца ощущались так, словно их облили бензином и подожгли.
- Бедный Том, - Люсинда встала, протянула руку и щелкнула по кончику его измученного пениса. Пока ее жертва выла, она поднесла указательный палец ко рту и медленно слизнула пятнышко крови, запятнавшее его. - Ты очень слаб. Мы должны поддерживать твою силу.
- Пошла ты... ты, психопатическая сука...
- Интересно, что ты это говоришь, Том. Психопат, я имею в виду. Раньше я думала, что я - социопатка. Мир всегда казался мне тривиальным. Обыденным и неважным. Как будто громкость была сильно уменьшена, если в этом есть какой-то смысл.
- Пошлa ты!
Боль становилась все сильнее, почти невыносимой. Том снова согнул руки в ремнях. Это было бесполезно. В них по-прежнему не было ни капли уступчивости.
Она как будто не слышала его.
- Даже будучи маленькой девочкой, я ни от чего не получала удовольствия. Мне казалось, что я иду по жизни на автопилоте, от одного дня к другому. Существующая, а не живущая. Но потом я кое-что поняла, Том. Было кое-что, от чего я могла получать удовольствие.
- Я знал, что ты шлюха, как только увидел тебя в первый раз, - выплюнул Том.
Боль разжигала в нем новый гнев. Она причинила ему сильную боль, и он хотел немного отплатить ей тем же. Прямо сейчас единственным оружием, которое у него было, были слова.
- Не секс, - она покачала головой, - Не то, чтобы я нахожу это отвратительным или зацикливаюсь на этом. Это просто... наводит на меня скуку. Как и любая другая биологическая функция. Нет, я не шлюха, Том. Мы сохраним это название для тебя. Я уверенa, что ты это более чем заслужил.
- Ты, блядь, сошла с ума!
- Конечно, - голос Люсинды звучал озадаченно. - Разве ты не обращал внимания? Итак, на чем мы остановились... О, да. Удовольствие. Я обнаружила, к большому своему удивлению, Том, что причинять боль людям - это чудесно. Не просто каким-то людям, ты понимаешь. Мужчинам. Таким мужчинам, как ты.
- Что, черт возьми, это должно означать? Таким мужчинам, как я?
- Mужчинам, как ты, - повторила она, прищурив глаза. - Хищникам. Тебе нравится охотиться на слабых. Не утруждай себя попытками отрицать это. Я вижу это в твоих глазах.
- Что ты видишь, ебанутая сука?!
- Этот взгляд. Видишь ли, у меня он тоже есть, - cнова эта ледяная улыбка. - В конце концов, я каждый день вижу, как он смотрит на меня из зеркала.
- Cука, иди... - прорычал Том сквозь стиснутые зубы, - ебись в жопу!
- Спасибо за напоминание.
Люсинда уронила травматологические ножницы и начала разворачивать "Тоблерон", отбрасывая картонную оболочку и снимая обертку из серебристой фольги. На мгновение она исчезла из виду. Следующее, что Том осознал, - что-то тупое и твердое вонзилось ему между ягодиц.
- Эй! Что за е... ААААААРРРГХХ!!!
Люсинда провела кончиком огромного шоколадного батончика по ягодицам Тома. Он попытался отпрянуть, качая бедрами вперед, но убежать было невозможно. Впервые в жизни Том испытал тошнотворное ощущение чего-то чужеродного, входящего в то, что обычно было выходом с односторонним движением. Люсинда положила ладонь правой руки плашмя на дальний конец "Тоблеронa", удерживая перекладину другой рукой, как будто она удерживала стамеску.
Затем она начала колотить молотком.
Шлеп! Шлеп! Шлеп!
На этот раз Том кричал до тех пор, пока у него не пересохло в горле. Острые края каждого шоколадного гребня разорвали его прямую кишку изнутри, разорвав сфинктер. Он почувствовал, как она порвалась под давлением вторжения, а затем хлынул жидкий поток крови и дерьма, смешанный со струйкой расплавленного шоколада, вызванной сочетанием трения и внутреннего тепла тела.
Ярость перешла в мольбу, которую Люсинда старательно игнорировала. Она просто продолжала колотить, загоняя шоколадный клин все глубже в задницу Тома, один шлепок за другим, пока ладонь не стала красной от крови. На коже ее руки виднелась вмятина в форме треугольника.
Наконец, колени Тома подогнулись. Он рухнул, насколько позволяли его ремни, повиснув на руках, которые, хотя и болели и были нежными, больше даже не регистрировались по шкале боли.
Люсинда отступила назад, чтобы полюбоваться делом своих рук. Только три, может быть, восемь дюймов "Тоблеронa" осталось торчать между ягодиц Тома. Ей пришла в голову мысль, что это выглядело так, как будто его задница курила сигару сквозь каштановую бороду... и у неe шла кровь из "носа". Любой другой мог бы посмеяться над этим. Люсинда не думала, что когда-либо смеялась. О, она стала искусной притворщицей и могла более чем сносно имитировать чью-то шутку, но у нее не было реального представления о том, что на самом деле означает "смешно".
- Теперь стой спокойно, Том. Я боюсь, что это будет довольно больно, но нет смысла усугублять ситуацию.
Люсинда медленно попятилась к нему, прижимаясь своими упругими ягодицами к его. Открытый конец шоколадной плитки едва коснулся губ ее влагалища. Она потянулась назад одной рукой, пока не нащупала заднюю часть ноги Тома, почувствовала, как по ней стекает липкая, вязкая жидкость. Зачерпнув пригоршню, Люсинда засунула руку себе между ног и использовала ее, чтобы смазать себя, ритмично растирая вверх и вниз. Каждое движение заставлялo ее стонать от удовольствия, увлажняя ее еще больше.
Шоколад начал таять, размягчая некогда острые края. Люсинда покачала бедрами, осторожно перемещая его между ног. Когда он вошел в нее, она издала низкий, дикий стон.
Внезапно она откинула бедра назад, принимая его так сильно, как только могла. Том вскрикнул, когда ягодицы Люсинды ударились о его собственные, посылая ударные волны по его толстой кишке. Где-то внутри себя он почувствовал, как что-то рвется, разрывая его на части изнутри.
Его мучительные крики только еще больше возбудили Люсинду, доведя ее до исступления от самоудовлетворения.
- Кто кого трахает, Том? - прорычала она, и на ее лице появилась волчья ухмылка по-настоящему безумной. - Кто. Kого. Tрахает?
Ритмичное шлеп-шлеп-шлепанье их ягодиц было заглушено двумя совершенно разными криками: одним - от экстаза, другим - от пронзительной, невыносимой боли. Спустя - как показалось Тому - час, Люсинда кончила... и кончила жестко. С последним резким движением бедер назад, которое угрожало разорвать его кишки пополам и заставило его увидеть, как перед глазами взрываются звезды, она, наконец, освободилась от импровизированного шоколадного двойного фаллоимитатора, которым они оба пользовались.
Oбернувшись, Люсинда с удовлетворением увидела, что между его окровавленными ягодицами остался всего дюйм, едва заметный.
Член Тома все еще кровоточил; сгустки, образовавшиеся в результате его последней борьбы, уже вышли наружу. Он чувствовал себя изнасилованным, как жертва Влада Цепеша, но насаженным на шоколадный стержень, а не на заостренный кол. Кровь снова потекла по задней части его ног. Его задница горела, как напалм, как и его разорванная крайняя плоть. О, Боже, - понял он, - я никогда больше не смогу трахаться... От этой мысли ему захотелось блевать. Это пришло без особого предупреждения, поднявшись из глубины его живота, затем вырвалось сквозь зубы и вырвалось в мир.
Рвота забрызгала грудь, живот Тома, и запуталась в его аккуратно подстриженных лобковых волосах. Куски еe брызнули на кроваво-красную массу хрящей на конце его "древка", едкая желудочная кислота обожгла сырое, обнаженное мясо.
- Пожалуйста, пожалуйста, - взмолился Том, - пожалуйста, перестань...
- Давай посмотрим... ты действительно выглядишь измученным, - Люсинда подперла подбородок одной рукой, поддерживая локоть другой. Склонив голову набок, на манер любознательной собаки, она, казалось, обдумывала его просьбу. - Давай принесем тебе воды.
Она на мгновение исчезла в тени и вернулась с пластиковой бутылкой воды. Схватив Тома за волосы, она откинула его голову назад и велела ему высунуть язык. Он так и сделал, и она использовала несколько брызг воды, чтобы смыть остатки рвоты с его рта и языка.
- Теперь сплюнь. Хорошо. И пей. Давай. Вот, хорошо.
Том жадно присосался к бутылке, глотая тепловатую, но все еще восхитительно свежую воду, как иссушенный человек, умирающий от жажды в пустыне. Громкий потрескивающий звук подсказал ему, что он всасывает вакуум. Он выплюнул бутылку, тяжело дыша от напряжения и гадая, что эта больная сука собирается сделать с ним дальше.
- Я обыскала твои карманы, пока ты спал, Том, - oна наклонилась, чтобы поднять что-то с бетонного пола позади нее. Что-то маленькое. - Я надеюсь, ты не возражаешь. И знаешь, что я нашла?
Свинцовая тяжесть внезапно опустилась на и без того хрупкий живот Тома. Он точно знал, что она нашла. Его бумажник. Его телефон. Пакет с "резинками". И...
...так оно и было. Люсинда держала его между большим и указательным пальцами, перекатывая взад-вперед прямо перед его глазами. Маленький пузырек с прозрачной жидкостью с завинчивающейся крышкой.
- Это то, о чем я думаю, Том?
Она допрашивала его так, как учитель допрашивает провинившегося ученика.
- Я не знаю, - прошептал он, - а ты как думаешь, что это?
- Я думаю, что это гамма-оксимасляная кислота, - решительно ответила Люсинда. - Сокращенно ГОМК. "Тёлковырубатель" для необразованных. Жертвой которого, как я подозреваю, являешься ты, и совершенно определенно не являюсь я.
- Кто ты, блядь, такая? - прохрипел Том, отчаянно пытаясь сменить тему. - Что это, черт возьми, такое?
- Это, Том, - она снова покатала пузырек между пальцами, держа ее всего в дюйме от его переносицы, - анестезирующий препарат, который, как известно, вызывает амнезию, седативный эффект и практически гарантированно вводит пользователя в бессознательное состояние. По словам доктора медицины Гугла, у него есть одно или два законных применения, но на самом деле, у него только одно уличное применение - как наркотик для изнасилования на свидании.
- Я не гребаный насильник.
- О, пожалуйста, не трудись отрицать это, - Люсинда отмахнулась от его оправдания одной рукой. - Избавь меня от оправданий. Зачем еще тебе хранить бутылку ГОМКa?
- Это не ГОМК.
Отрицание прозвучало слабо даже для его собственных ушей, но это было лучшее, на что Том был способен в данных обстоятельствах. Он все еще чувствовал, как кровавый шоколадный стул стекает по внутренней стороне бедра.
- Я узнаю "Тёлковырубателя", когда вижу его, Том. Мы с ним старые друзья. Вот, как я привелa тебя сюда. Отрицай это сколько хочешь, но я думаю, мы скоро узнаем.
- Что, черт возьми, это должно означать?
Люсинда отвинтила маленькую черную крышку пузырька и перевернула его. Ничего не вытекло. Ни капли.
- Том, как ты думаешь, что было в воде, которую ты только что выпил?

Том довольно быстро перешел от состояния праведного гнева к полному беспамятству, с краткими остановками по пути на испуганные мольбы, мучительное нытье и короткий, но не менее впечатляющий второй крюк в блевотный город.
Металлическая перекладина, к которой были привязаны руки Тома, была подвешена к крюку над его головой на двух цепях. Поднять его наверх было тяжелой работой, и с ее стороны потребовалось несколько хитрых движений, чтобы пристегнуть его запястья.
Уложить его будет гораздо легче. Она достала два упакованных в пластик пакета, в каждом из которых были одинаковые отрезки черного материала. Они были помечены как Ж-Б-П, сокращение от "Жгута Боевого Применения". ЖБП был официальным жгутом армии Соединенных Штатов, и если он был достаточно хорош для дяди Сэма, то он был достаточно хорош и для нее. Кроме того, она использовала их для плохих парней... ну, если подумать, для целой кучи плохих парней, и они никогда раньше ее не подводили.
Она подсчитала, что ГОМК продержит его без сознания, по крайней мере, в течение следующих двух часов. Более чем достаточно времени для того, что она планировала дальше.
Несмотря на свой относительно юный возраст, Люсинда повидала много травм за то время, что работала врачом скорой помощи. Она также изучала книги по анатомии также, как другие люди поглощают дрянные романы, и поэтому точно знала, что делает, когда наложила жгут на каждое предплечье Тома, всего на несколько дюймов ниже локтя, и затянула их, крутя пластиковую лебедку, пока она физически не смогла больше повернуть ее.
Она протянула руку и проверила пульс на запястьях Тома, и была счастлива, когда не смогла найти ни одного из них. Идеально. Это означало, что жгуты делали то, что должны были делать, - перекрывали кровоснабжение его кистей и предплечий. Люсинда знала, что довольно скоро они начнут бледнеть и холоднеть.
Люсинде нравилось проводить свои исследования, будь то анатомия, фармакология или электроинструменты. После долгого чтения онлайн-форумов потребителей и изучения отзывов покупателей Amazon, она, наконец, остановилась на роторной пиле "Dremel" для того, что должно было произойти дальше. В конце концов, это последнее завоевание планировалось неделями, и она ни за что не собиралась все испортить из-за дешевого инструмента.
Воткнув шнур питания в удлинитель, она включила "Dremel", на мгновение остановившись, чтобы насладиться ощущением мощности, которое давало вращающееся лезвие, когда оно разгонялось до максимальных оборотов. В подвале хранилась большая часть инструментов и другого оборудования, которое она использовала во время своих последних нескольких завоеваний, и она позаботилась о том, чтобы надеть какую-нибудь защиту для глаз, прежде чем приблизиться к своей жертве с жужжащей пилой.
Держа ее обеими руками, Люсинда вонзила лезвие в предплечье Тома, чуть дальше жгута. Да, там была кровь, но на удивление мало. Жидкость брызнула ей на очки и лицо, каплями свисая с кончика носа, но Люсинда отказалась отвлекаться. Она продолжала давить, крепко удерживая пилу на месте и направляя ее вниз к лучевой и локтевой костям.
Голова Тома откинулась назад, его веки бешено затрепетали. Он издал звериный крик, который отразился от стен подвала и разнесся безумным эхом. Даже такой мощный наркотик, как "Тёлковырубатель", не мог замаскировать боль от отрубленных предплечий.
- О, заткнись нахрен.
Cосредоточившись на своей работе, Люсинда сначала разрезала его левую руку, а затем переключила лезвие на правую. Верхняя часть левой руки Тома, все еще прикрепленная к его телу у плеча, отвалилась, оставив кисть, запястье и зазубренный красный обрубок, все еще привязанными к перекладине. Он пьяно упал вперед, но правое запястье удерживало его тело на месте, позволяя ему болтаться вперед, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
На этот раз крови было больше. Люсинда фыркнула про себя, когда жидкость брызнула ей на предплечья и грудь. Очевидно, она могла бы затянуть жгут чуть туже. Заметка для себя...
Когда последние обрывки связок и сухожилий поддались жужжанию вращающейся пилы, правая рука Тома наконец освободилась. Он упал вперед, и его голова сильно ударилась о бетонный пол с глухим стуком, который вызвал бы отвращение у большинства обычных людей, расколов его правую бровь, как перезрелый фрукт.
Люсинда не была похожа на большинство людей, и не была обычной. Она просто бесстрастно наблюдала, скрестив руки на груди, как рваная рана начала кровоточить. Она полагала, что оно было достаточно медленным, чтобы быть венозным, а не артериальным, так что он не собирался умирать до того, как она закончит с ним... Во всяком случае, если не было внутреннего кровотечения из головы, в этом случае, так тому и быть.
Том приземлился в лужу собственной ректальной крови и поноса, вперемешку с кусочками наполовину растаявшего шоколада. Его частички были разбросаны по ее обнаженной груди и животу. Запах был... уникальным, если не сказать больше. Однако, это не вызвало у нее тошноты. По правде говоря, этого никогда не происходило. Это было частью того, почему ее не раз описывали, как идеального врача скорой помощи.
По крайней мере, предплечья совсем не кровоточат, - с удовлетворением отметила она. Веки затрепетали, он застонал, жидкий экстаз снова овладел его центральной нервной системой и успокоил ее. Люсинда знала, что без анестезирующего действия препарата боль уже свела бы Тома с ума.
Ну что ж. Она решила, что для этого еще достаточно времени.
Сначала Том подумал, что было темно, когда снова открыл глаза - или, по крайней мере, открыл один из них. Другой болел, как ублюдок, желая открыться только наполовину. Было темно, черт возьми, но он, по крайней мере, мог разглядеть тот факт, что он все еще был в том самом подвале... или, по крайней мере, в подвале. Темные очертания по краям помещения выглядели иначе, чем в том месте, откуда он начал, и там был запах... Господи Иисусе, что это за гребаный запах?
Его задница тоже болела. Он чувствовал, что ему отчаянно нужно было посрать, но там, наверху, было давление, мешавшее этому случиться. Он понял, что "Тоблерон", должно быть, застыл в его гребаной толстой кишке, полностью заблокировав ее. Это было так больно, что он ни за что не собирался напрягаться. Если бы он это сделал, он был почти уверен, что потерял бы сознание.
Том потянулся, чтобы пощупать свое лицо, желая потереть раненый глаз. Его другая рука потянулась вниз, чтобы осторожно проверить свою все еще пульсирующую задницу.
Другая рука...
Он не чувствовал своих пальцев. Блядь. Он не чувствовал своих рук.
В панике он поднес обе руки к лицу. Он лежал на боку в луже чего-то, что пахло совершенно ужасно. Она хлюпнула, когда он пошевелил левой рукой. Прищурившись во мраке своим единственным здоровым глазом, худшие опасения Тома подтвердились: его руки исчезли.
- Ты, больная пизда, ты лишила меня моиx гребаныx рук!
- Bерно. Теперь ты никогда больше не прикоснешься к женщине.
Том узнал голос Люсинды, но он звучал глухо и издалека. Он, должно быть, доносился через какой-то динамик. Однако было кое-что еще, когда он напряг слух, чтобы прислушаться.
Он был здесь не один.
- Кто это? - потребовал Том. - Кто там?
- Уууунгггх!
Даже в своем испорченном состоянии Том знал, что этот звук должен был издавать мужчина. Он доносился откуда-то справа от него. Он начал медленно продвигаться в ту сторону, скользя по скользкому бетонному полу. Его культи начали пульсировать, и он был почти уверен, что когда действие жидкого "экстази" закончится, он испытает совершенно новый мир боли.
Голос снова хрюкнул, на этот раз прямо перед ним. Теперь это было близко. Так близко. Культя его правой руки, все еще онемевшая и покалывающая, задела что-то твердое. Что бы это ни было, оно отпрянуло, и от резкой боли нервные окончания в культе Тома загорелись.
- Ублюдок! - он зашипел сквозь стиснутые зубы. - Кто ты такой?
Динамик снова затрещал. В голосе Люсинды звучало удивление.
- Вот, Том... Позволь мне помочь тебе. Вот немного света.
Внезапно вспыхнули яркие лампы дневного света. Том закричал, отчаянно пятясь. Существо, сидевшее прямо перед ним, было человеком, или, по крайней мере, когда-то им было. Сейчас... оно было развалиной, оболочкой человека. Его нос был отрублен, и, судя по всему, совсем недавно; красная масса все еще покрывалась коркой, а в носовой полости виднелся кремово-белый гной. Когда он открыл рот, чтобы снова хрюкнуть, Том с отвращением увидел, что язык был удален.
- Господи, чувак, что, блядь, с тобой случилось?
Том знал, что это был совершенно риторический вопрос, на который бедняга никак не мог ответить. Эта психованная сучка отрезала ему язык, черт возьми. Его нога была прикована к вертикальной металлической трубе. Мужчина умоляюще протянул руки, безмолвно умоляя Тома о помощи. Пальцы были фиолетовыми и раздутыми, безвольно свисали под неестественными углами.
- Я сломала ему пальцы один за другим, - небрежно объяснила Люсинда через громкоговоритель. - Я использовал для этого шаровой молоток. Очень эффективно. Не говоря уже о дешевизне.
- Что ты, блядь, ожидаешь от меня, чувак? У меня нет гребаных рук!
Том всхлипнул, принятие, наконец, начало доходить до него.
- Уууунгг! - ответило существо, настойчиво кивая на что-то позади Тома.
Он повернулся, чтобы посмотреть, и, черт возьми, чуть не упал замертво на месте.
Он и немой чувак были здесь не единственными парнями. Даже близко.
С неуклонно нарастающим ужасом Том насчитал десять... нет, двенадцать других. Bсе они были прикованы цепями. Это выглядело, как работа какого-то сумасшедшего хирурга. Кости были сломаны, иногда торчали сквозь зияющие дыры в плоти. Он переводил взгляд с тела на тело. У одного были прижжены глаза, брюхо вскрыто слева направо, а веревка из бледно-голубых кишок обвита вокруг шеи.
Никто из них не стоял. Никто из них не двигался. Все они были мужчинами. Все они были обнажены. Хотя пара, казалось, была либо в коме, либо спала, едва дыша, большинство из них были окружены жуткой неподвижностью смерти. Один из них, о котором Том сначала подумал, что на нем были ярко-фиолетовые гольфы, оказался мертвым, как дверной гвоздь, вся кровь стекла в нижнюю часть тела.
По крайней мере, половина из них начала гнить.
Он был на гребаной человеческой скотобойне.
В дальней стене была дверь. Слишком слабый, чтобы стоять, он потащился к ней, не обращая внимания на лужу застывающей крови и фекалий, с которыми столкнулся на полпути через комнату. Подвал не отапливался, бетон начал казаться голой коже холодным, как лед, и Тома начала бить дрожь.
- Не беспокойся, - снова раздался голос сучки. - Она стальная. Они все пытались.
Он поднял глаза и наконец увидел динамик, установленный высоко на стене. Это была дешевка из "Radio Shack". Все расходы сэкономлены...
- Пошла ты!
Том слабел и у него кружилась голова. Вся эта потеря крови, наконец, начала действовать на него. Каким-то образом он набрался сил, чтобы дотащиться до двери. Она не лгала. Все былo в порядке со сталью. Не было никакого способа пройти через нее. Даже если бы здесь, внизу, были инструменты, которые он мог бы использовать, как, черт возьми, он собирался их поднять?
С резким щелчком свет погас.
- Эй!
- Унннгхх!
- Время отбоя, - сказала Люсинда, ее слова были искажены шипением статических помех. - Спите спокойно, мальчики. Не скучайте. У меня сегодня свидание. Скоро у вас будет компания.