«С разбитым сердцем» Т. Фокс Данэм

- Ричард Гишман? - спросил мой новый адвокат.
Хотя он знал, кто я такой. Мое лицо - самое известное лицо в мире. Гитлер. Мао. Гишман.
- Я никогда не притворялся, что понимаю, как устроено сердце, - сказал я. - Я только хотел принести любовь в мир.
- И в течение десяти лет вы это делали, мистер Гишман, - сказал адвокат.
- Затем я уничтожил его.
- Такие заявления можно рассматривать как признание вины, - сказал он, уже дав мне совет перед нашей первой консультацией.
Запах антисептика обжег мне нос, но он пах лучше, чем моча, которой пропитаны камеры предварительного заключения Международного уголовного суда в голландской тюрьме в Схевенингене, Гаага. Меня поразило, что при всех мировых проблемах у остатков всемирного суда все еще были деньги и поддержка, чтобы заключить меня в тюрьму и судить, но я решил, что я нужен им, чтобы обвинить раненое население. Деревни и города в каждой стране сжигали мое чучело и требовали суда над мной. Расколотые правительства с радостью подчинились, желая найти козла отпущения, чтобы сосредоточить революционные импульсы, которые обычно следовали за экономическим разрушением.
Лысый охранник усадил меня за пластиковый стол. Адвокат номер семь вошел с другой стороны. Первые пять адвокатов мне отказали. Номер шесть согласилась с моим доводом, сказав, что вся эта гиперактивность - полная чушь, но мне пришлось заменить ее - ее муж зарезал ее во время их второго медового месяца в Швейцарии. Он нарезал ее на небольшие кусочки и скормил уткам - еще одному недовольному клиенту моих услуг.
- Мне нужно задать вам несколько вопросов, - сказал номер семь. - Очевидно, я в курсе вашей истории, но мне нужна ваша точка зрения. Пожалуйста, ответьте честно.
Я кивнул.
- Как все это началось, мистер Гишман?
- Я родился с врожденным чутьем на забавные тропинки, которыми могут путешествовать числа. И мне просто нужны были деньги, чтобы купить травку. Я не хотел конца света.
Номер семь скрестил свои короткие ноги, задрав штанину, обнажив черный носок. Он печатал в своем планшете, и я проверил, нет ли на его пальце обручального кольца.
- Bы нашли своего партнера с помощью моего алгоритма? - спросил я.
- Нет. Я познакомился со своим мужем старомодным способом, в пабе. Не из-зa алгоритмa Гишмана.
Я определил, что его акцент где-то из района Линкольншира. Моя жена Джэнюари и я много путешествовали в первые годы нашего счастливого союза.
- Так вы и ваш муж...?
Я заметил, что у него дрожали руки.
- Несчастны, но счастливы, - сказал он, затем достал из сумки термос. - Мне удалось найти немного кофе, - сказал он и налил столько, чтобы наполнить два бумажных стаканчика. - Трудно достать сейчас, когда мы находимся в глобальной рецессии, - oн пододвинул стаканчик к моей стороне стола. - Это не то шампанское, к которому вы привыкли, - oн вздохнул и уставился на черную повязку у меня на глазу. - Извините. Я не должен был упоминать шампанское.
- Есть новости о моей жене? - cпросил я.
Я не винил Джэнюари. Я сделал это с нами, и мне нужно было ее увидеть. Я отхлебнул слабого кофе и почувствовал вкус конца общества.
- Интернет работает нерегулярно, - oн проверил свой планшет. - Верно. Она все еще пациентка психиатрической больницы в Пенсильвании, Филадельфия. Указана как "не реагирующая". Я не знаю, сколько еще они смогут ее удерживать. Система психического здоровья рушится.
- Они и в этом обвиняют меня?
У меня разболелся правый глаз, и я почесал под повязкой.
- Если моя команда сможет помочь, то нет, - сказал он. - Подобное могло случиться с кем угодно.
Я покачал головой. Воротник комбинезона оцарапал мне шею, и я потер ободранную кожу. Мои внутренности уперлись в стол, раскачивая его на болтах. Я растолстел со времен учебы в колледже, но все еще видел себя молодым бунтарем, хакером, выступающим против истеблишмента, который никогда не продастся. Мне пришлось преодолеть себя. Джэнюари всегда унижалa меня.
- Это не мог быть кто угодно, - сказал я. - Это то, для чего я был рожден. Моя мать всегда говорила мне, что я слишком умен для своего же блага.
- Я думаю, что наше первое действие - подать заявление в Международный уголовный суд с просьбой снять обвинения. Международное право по-прежнему неясно в отношении корпоративной халатности, - oн сложил руки на столе. - Когда это началось на самом деле?
- В 2003 году, когда от меня ушла моя девушка.


- Ты недостаточно зрелый для настоящих отношений, - сказала Стефани, собирая сумку. Я продолжал проваливаться на курсах, и теперь они хотели вышвырнуть меня из Пенсильванского университета. Арендная плата за нашу дерьмовую квартиру, кишащую тараканами, просрочена на два месяца, и она, наконец, дошла до точки кипения. - Можно подумать, что со всем этим дерьмом в Google в Интернете я могла бы найти хорошего мужчину.
- У меня есть идея для веб-сайта, - сказал я, еще раз разыгрывая старую аферу. - Через год мы разбогатеем.
- Устала слушать одну и ту же песню, - сказала она, демонстрируя свой среднезападный акцент. - Я остаюсь у Стейси. Я вернусь позже за своим барахлом.
Стефани закрыла дверь. Тараканы разбежались. Я сел на свой трон и зашел на несколько хакерских сайтов.
Та же песня.
Я несколько дней не принимал душ, сидел в одних боксерах и ел засохший рис из коробок кантонской кухни. Я скачивал фильмы и игнорировал занятия. Хозяйка подсовывала уведомления под дверь, и я ждал, пока полиция Филадельфии не придет и не выгонит меня. Комментарий Стефани об Интернете прокрутился у меня в голове.
Я закодировал новую программу и привязал ее к основным поисковым системам. Я ввел несколько алгоритмов, используя свою проницательность, чтобы найти ей замену. Я сделал это не из-за своей профессии или навязанного мне гения. Я просто хотел, чтобы кто-нибудь обнял меня ночью, и я применил то, что знал. Раньше я пользовался сайтами знакомств, но безрезультатно. Америка хотела дешевого решения своих любовных проблем, a сайты, обещавшие такую услугу, зарабатывали деньги.
Мне понадобилось несколько дней, но я закончил алгоритм - специализированный поисковик, который использовал метод сжатия, чтобы сканировать все релевантные данные в Интернете, а затем сообщить, есть ли у вас совпадение, равное вашему присутствию в сети. Моя программа компилировала информацию, уже доступную онлайн. Социальные сети выставляли ваши данные для общественного использования. Никто никогда не читал эти лицензионные соглашения, когда кликали "согласен". Мой алгоритм использовал все - от кредитных отчетов до переписей населения, и так много можно было усвоить из того, чего не хватало в ваших записях. Это была истинная гениальность моего алгоритма. Программа состояла всего из ста строк кода, и я добавил новые параметры поиска, элементы, которые, как я чувствовал, важны в отношениях, мои собственные факторы совместимости. Я придумал некоторые из них, запрограммировал их для хаоса, серых зон между людьми. Я посещал курсы психологии, и вместо того, чтобы фокусироваться на положительных аспектах жизни людей, я запрограммировал для отрицательных, для трудных времен, которые приходят в каждые отношения. Я хотел найти кого-то, кто останется.
Я ввел числа и запустил программу в море хаотичной информации. Моя крошка выслеживала и охотилась, ища идеальную добычу, чтобы вытерпеть мои недостатки. Много переменных отображалось в отчете, но только одно имя зарегистрировалось с точностью в 100 процентов:
Джэнюари Сноу.
Я нашел ее на Facebook - милое личико, очки и светлые волосы. Она жила со своей матерью в Вашингтоне, в ее профиле было указано, что она изучала юриспруденцию, и я нашел ее адрес электронной почты в Джорджтаунском университете. В отчаянии я отправил ей электронное письмо:
Джэнюари:
Я верю, что где-то есть кто-то для каждого. Я тебя не знаю. Я один из тех, у кого разбито сердце. Моя девушка только что ушла от меня, и с тех пор я не покидал свою квартиру. Я нашел тебя, потому что написал компьютерную программу, которая искала информацию в Интернете. После сканирования миллионов людей в Интернете переменные и математика определили, что ты мне подходишь лучше всего. Ты тоже одинокa?

И я подписался:
Глубоко Непонятый.

Я не был непонятым. Я был именно тем, кем меня считали женщины - ленивым, избалованным ребенком с материнскими фиксациями. Тем не менее, я надеялся, что найду женщину, которая надерет мне задницу, и я стану взрослым. Я знал, что у меня есть потенциал. Мне просто нужно было за что-то бороться.


- Значит, она была первой? - спросил мой адвокат, делая пометки в своем планшете.
- Успешный эксперимент, - сказал я.
- Должно быть, она клюнула на электронное письмо. Вы женились на ней в 2004 году.
Я скрестил ноги под столом, затем отхлебнул слабый кофе.
- Она написала мне в ответ, что ей это неинтересно, но программа ее заинтриговала. Я не отступал - маленькие заметки, глупые стихи, признания от души. Джэнюари остановилась в Филадельфии, чтобы сделать пересадку, направляясь в Чикаго навестить своего отца. Мы выпили пару кружек пива на станции "30-я улица", и после этого не смогли расстаться.
- И вы не замечали признаков, что союз пойдет плохо? Симптомы, которые вы проигнорировали?
- Совершенное блаженство, как у всех моих клиентов. Гарантировано. Миллион клиентов за первые шесть месяцев. Новости о блаженстве распространились, и каждый захотел глоток амброзии. Почти миллиард за десять лет. Люди не влюбляются без моей помощи. На самом деле это все былa Джэнюари, хотя я не говорю, что это ее вина. Она призвала меня взять себя в руки, и я основал компанию "No More Broken Hearts, Inc".
- Я бы не назвал это везением, мистер Гишман, - сказал номер семь. - На кону смертная казнь. Международный уголовный суд никогда не выносит смертных приговоров. Вы их разозлили. Я думаю, что у двоих судей были супруги, которые напали на них.
- Это не моя вина, - сказал я, но знал, что это так.
- Так когда все начало портиться?


В 2014 году Нобелевский комитет рассматривал меня на соискание премии мира. Прошло десять лет с тех пор, как я осмелился отправить электронное письмо незнакомому человеку в Интернете, и я спас мир. Итак, мы отправились в Филадельфию на выходные, чтобы отпраздновать. Мой алгоритм учитывал по меньшей мере семьдесят процентов союзов с тех пор, как я запустил сайт знакомств, и я получал бонус за каждый гражданский союз, брак и долгосрочные отношения. Количество разводов снизилось; люди стали лучше ладить друг с другом, когда были счастливы дома; войны закончились.
Обслуживание номеров доставило шампанское "Крюг" 1928 года, охлажденное в ведерке из чистого серебра. Они подтолкнули поднос к двери, и я отнес его в пентхаус, который мы сняли в отеле "Пенн Тауэр". Огни отражались в чернильной реке Делавэр, и на город обрушился северо-восточный ветер. Мокрый снег налипал на окна во всю стену, намерзая ледяные покровы на стеклах. Я развел огонь в большом камине, чтобы обогреть пентхаус, и мы лежали поверх покрывал, наслаждаясь свечением.
- У меня для тебя сюрприз, - сказала она.
- Мне нравятся твои сюрпризы.
Я поставил хрустальные бокалы и положил штопор на прикроватную тумбочку. Она все еще была в джинсах и свитере "Филлис", всегда в повседневной одежде - еще одна вещь, которую я в ней любил. Она покрасила волосы в рыжий цвет, чтобы сделать мне сюрприз, и я отказался от ужина, просто чтобы быстрее уложить ее в постель.
- Ричард? - cпросилa Джэнюари, направляясь в ванную с коробкой от "Жоржетт". Мне нравилось, как их коробки переливались красным на свету. - Ты заметил, что мы никогда не ссорились?
Внезапная монотонность ее голоса выбила меня из колеи, но я счел перемену в ее поведении моментом глубокого размышления. Когда я тоже задумался, то понял, что не могу вспомнить ни одной крупной ссоры или размолвки, что было странно, поскольку я постоянно ссорился со своими подругами.
- Разве мы не ссорились из-за...?
- Мы никогда не ссорились, - сказала она. - Не беспокойся об этом. Ты спас мир своим "сватовством". Спас и нас. Я не думаю, что это так уж странно, что два человека могут жить вместе и не убивать друг друга.
Она закрыла дверь ванной, и я ждал с колотящимся сердцем. Она все еще делала это со мной после всех этих лет.
Джэнюари выскользнула из ванной и подкралась ко мне. Сапфировый пеньюар облегал ее маленькое, как у кролика, тело, и я мог видеть стринги через разрезы на бедрах. Джэнюари распростерла свое гибкое тело на шелковых простынях, затем потянулась за шампанским, взяла штопор и провела пальцем по изогнутому металлу. Она дразнила меня, и я тяжело дышал. Затем она наклонилась, чтобы поцеловать меня, но снова остановилась. Выражение ее лица изменилось, дернулось, и я испугался, что она отключилась. Она посмотрела вниз на свои голые ноги.
- За десять лет ты, кажется, ни разу не спросил, мерзнут ли у меня ноги, - сказала она.
- Твои ноги?
Она снова подняла голову, и ее глаза не отрывались от моих, пока она размахивала штопором. Он порезал мне щеку, и солоноватый вкус моей собственной крови удивил меня. Я все еще не мог поверить, что она это сделала. Я никогда не видел, как Джэнюари прихлопнула муху, и я остановился, почти ошеломленный, когда она замахнулась снова. На этот раз сработал мой инстинкт самосохранения. Я увернулся, и она ударила меня в плечо, проколов кожу и мышцы. Боль пронзила мою шею и отдалась в грудь.
- Господи, Джэн. Что за херня?
- У меня, блядь, ноги замерзли! - завопила она и бросилась на меня со штопором, целясь в голову. Я скатился с кровати, и она прыгнула, приземлившись на меня сверху. - Лежи спокойно, ты, самовлюбленный сукин сын. Будет щекотно.
Я схватил ее за руку, но она выдернула ее. Слюна потекла с ее губ по подбородку. Она прикусила губу, делая выпад, и кровь закапала мне в рот. Она ударила в последний раз. Заостренный штопор проткнул мне глазное яблоко и рассек влажную ткань. Давление сдавило мне глазницу и висок. Я закричал и повернул голову, сломав подставку для винных принадлежностей. Наконец, в акте самосохранения я оттолкнул ее ногой, швырнув ее крошечное тело на стол. Тот разлетелся вдребезги от силы, и лампа от "Тиффани" разбилась под ней. Я прижался спиной к стене и поднял глаза, ожидая возобновления нападения. Джэнюари просто сиделa и смотрелa в комнату. Расплавленное стекло ее глаз остыло, и она смотрела в оцепенении.
- Джэн?
Ее тело окаменело. Она не осела и не упала. Прижимая ладонь к отсутствующему глазу, я набрал 9-1-1.


- Медицинский журнал Новой Англии был первым, опубликовавшим исследование, - объяснил я. - Они назвали это психотическим срывом, вызванным моим алгоритмом, острым случаем гиперярости, которое привело к диссоциации субъекта. Часть префронтальной коры, контролирующая мышление, отключается, а миндалевидное тело чрезмерно стимулируется. Ярость переполняет испытуемых, побуждая их совершать акты убийства в отношении своего партнера, хотя было неясно почему. Затем разум, не способный принять содеянное, впадает в долговременное кататоническое состояние.
- И это был первый случай чрезмерной ярости, связанный с вашей программой? - спросил мой адвокат.
- Она была права, - я пожал плечами. - Мы никогда в жизни не ссорились.
Номер семь открыл еще отчеты в своем планшете.
- Я собрал некоторые данные из ЦКЗ и ФАУЧС. Это началось с вашего брака. Вы были первой парой, использовавшей ваш алгоритм. Оно распространялось в порядке ваших клиентов. Хронология данных неопровержима.
- Я видел цифры, - сказал я.
У меня зачесался глаз, и я поиграл с повязкой.
- У вас есть теория, объясняющая побочный эффект вашей программы, связанный с убийством? - спросил он.
- Люди не созданы для того, чтобы быть счастливыми все время, - сказал я. - Им нужно ссориться, и это только накапливается.
- Ваша жена напала на вас первой, - сказал он. - Почему вы не поддались первым?
Я допил кофе, возможно, свой последний.
- У разных пар по-разному. Только восемьдесят процентов моих клиентов страдали гиперяростью, связанным с полным супружеским блаженством. ЦКЗ опубликовал отчет, в котором обвинил личностные отклонения, способы борьбы с подавленным стрессом. Я курил травку даже после успеха. Моя жена никогда не баловалась.
- Я вижу, у нее не было выхода, - oн кивнул. - Когда вы поняли, что дело не только в вашей жене и что проблема в вашем сервисе?


Я отправил ее в лечебницу в Пенсильвании. Она по-прежнему не разговаривала, и я навещал ее каждый день, чтобы сказать, что люблю ее. Несколько недель спустя в новостях сообщили о нескольких случаях убийства супругов, и я уловил связь, вспомнив имена некоторых из моих первых клиентов. Я отрицал происходящее. Несколько месяцев спустя гиперярость переросла в эпидемию. Большая часть мира воспользовалась моим сайтом, чтобы найти настоящую любовь. К июню 2014 года треть моих клиентов убили своих близких, а затем сожгли тела, отрубили конечности или просто откусили гениталии. Международные лидеры также пользовались сервисом, понимая привлекательность идеальной семьи для избирателей, и в течение нескольких дней я обезглавил правительства.
Я ехал по Филадельфии, уворачиваясь от горящих зданий и разъяренной толпы. Национальная гвардия пыталась поддерживать мир по прямому приказу ФАУЧС. Мародеры били витрины магазинов и вывозили товар. Банкоматы опустели. Власть умерла. Разбитые сердца бушевали, сжигая города.
ФБР выдало ордер на мой арест, но платные друзья в бюро предупредили меня. В июле мой частный самолет доставил меня во Францию, и я спрятался на старом винограднике. Затем Международный уголовный суд заявил, что будет судить меня за преступления против человечности. Смотритель виноградника выдал меня, и МУС арестовал меня в июле того же года, а затем отправил в Гаагу, пока они готовили свое дело.


Номер семь медленно кивнул головой.
- Что ж, я могу составить для вас краткое изложение, но решать будет Международный уголовный суд. По моей собственной оценке, этот судебный процесс не имеет юридической основы. Вы же не приказывали своим ополченцам убивать тысячи хуту мачете. Вы не открывали секретные комнаты пыток в канализации под Багдадом. Юридически вы лично не совершали убийств любого масштаба, поэтому я не уверен, как они отнесутся к этому. Они делают это, потому что не знают, что делать.
- Так вы не думаете, что я совершил вообще какое-либо преступление?
Я все еще беспокоился, что они что-нибудь найдут.
Он скрестил ноги и наклонился ко мне.
- Я могу утверждать, что это была производственная авария, и международное право не должно судить корпорацию. Если бы ВТО все еще существовал, они бы согласились и, вероятно, оплатили вашу защиту. "Union Carbide" не привлекалась к международной ответственности после того, как они убили тысячи в Бхопале, когда на их заводе произошла утечка пестицидов. Это была непредвиденная авария, вызванная отсутствием надзора. Вы заставляли своих клиентов подписывать отказ от ответственности, верно? Только для развлекательных целей. Такая формулировка?
- Пользователи соглашались с оговоркой, когда регистрировались на моем веб-сайте, - сказал я. - Конечно, никто ее не читал.
- Это их ответственность.
Я начал чувствовать некоторое облегчение. Если бы логика все еще правила законом во время распада общества, меня могли бы освободить. Пока что они поддерживали подобие порядка. Цивилизованные люди отчаянно цеплялись за эти идеалы, когда мир горел вокруг них, иначе они, вероятно, уже просто вздернули бы меня на виселице.
- Значит, я действительно могу выиграть дело?
- Вы не можете привлечь к ответственности одного из этих рэперов-гангстеров, когда банда устраивает перестрелки по соседству, - сказал он. - Сердце и разум могут быть непредсказуемыми. У вашего продукта был непредвиденный побочный эффект не по вашей вине, не по вашей халатности. Вы не действовали преднамеренно. Это основание для гражданского иска, а не для Нюрнбергского процесса.
Он снял очки и начал протирать их маленькой салфеткой из микрофибры, которую вытащил из кармана.
- Честно говоря, я думаю, они боятся больше всего. Думаю, они просто вымещают зло. Этот суд - импульсивная реакция. Но ущерб уже нанесен, и вы больше не участвуете в этом. Юристы живут и умирают по закону, и большинство из них получают удовольствие, нарушая диктаты мстительного сердца ради служения цивилизации.
- Даже сейчас? - cпросил я.
- Тем более сейчас. Их души - это все, что у них осталось.


Оказалось, что он был прав. Он подал прошение о неправильном судебном разбирательстве, сославшись на отсутствие международного кодекса в деле о корпоративной халатности, и МУС вынес свое решение в ноябре 2014 года. Как и предсказывалось, они не смогли вынести вердикт в соответствии с действующим международным правом. Я был виновен в преступной халатности в массовых масштабах, но я не совершал геноцида. Действующему международному своду законов не хватает понимания и они не могут удовлетворить человеческое сердце. Они освободили меня, вероятно, понимая, что я, скорее всего, буду забит до смерти разъяренной толпой, прежде чем смогу пересечь границу. Люди мира накажут меня сильнее, чем любая тюрьма. Организация Объединенных Наций объявила, что все пары, сведенные моим алгоритмом, должны разойтись, многие по-прежнему были счастливы.
Но я все равно разбил сердце миру. Тысячи гражданских исков ждали меня в суде, как только судебная система снова заработала.
Я зафрахтовал частный самолет обратно в Филадельфию, путешествуя под псевдонимом Джей Уилберн. Я приземлился в аэропорту Дойлстауна - одном из немногих аэропортов, все еще функционирующих на Восточном побережье.
Я забрал свой "Корветт" со склада, радуясь, что его не взломали, и поехал в город, уворачиваясь от брошенных машин вдоль I-95. Небоскребы Филадельфии были покрыты почерневшими синяками, а кирпичные здания вдоль шоссе горели безнаказанно, без помощи пожарной службы. Разбитые машины образовали баррикаду на выезде с Кэллоухилл-стрит. Танк был перевернут на бок, и в окружающей станции Септа и поездах были пробиты пулевые отверстия. Я свернул в Центр Сити, медленно выезжая на I-76. Национальная гвардия все еще патрулировала улицы. Я ускорился в центре города, миновав станцию "30-я улицa", но как только я добрался до центра города, мне пришлось ехать медленно, проезжая мимо перевернутых полицейских машин и брошенных бронетранспортеров. Сам город представлял собой кошмар, как будто военное положение было полностью отменено, что позволило горожанам сравнять себя с землей до того, как правительство вернется для восстановления. В небоскребах бушевали неконтролируемые пожары, разбрасывая пепел и стекло по улицам. Я видел резню в те дни, когда жил в Филадельфии, но то, чему я стал свидетелем, напомнило мне дешевый фильм-слэшер. Американцы превратили насилие в искусство, и у нас было много оружия, которое можно было носить с собой.
Толпа подростков разбила витрины магазина, ворвалась в магазин бытовой техники, а затем выбросила телевизоры с плоским экраном и компьютеры на Пенн-авеню. Я сбавил скорость, чтобы избежать попадания "ракет", и развернулся, чтобы не врезаться в толпу протестующих, бегущих сквозь облака туманного слезоточивого газа. Я развернулся и поехал по кривой через пожарную полосу перед многоквартирным домом, остановившись позади работающего на холостом ходу "Бьюика". У меня не было выбора, кроме как ждать, пока либо расступится толпа, либо отъедет машина передо мной. Пожилой мужчина в халате загружал чемоданы в багажник, в то время как женщина, вероятно, его жена или сестра, сидела на водительском сиденье, умоляя его поторопиться. Он закрыл багажник, и она повернула голову, чтобы посмотреть назад, уставившись остекленевшим взглядом на мужчину, стоящего между нашими машинами. Затем пожилая леди просто дала задний ход, сбила парня с ног и врезалась в переднюю часть моего "Корветтa".
Моя подушка безопасности взорвалась, впечатав меня головой в окно. Она толкнула мою машину из фольги в кирпичную стену, и я почувствовал, как хрустнуло ребро. По моему лицу потекла кровь. Я боролся с подушкой безопасности, затем подтянулся и, чтобы выбраться, рухнул на тротуар по ковшеобразным сиденьям. От столкновения тело старика оторвалось, и его торс соскользнул с капота моей покореженной спортивной машины и приземлился рядом со мной. Разорванные кишки забрызгали меня кровью, дерьмом и желчью, размазываясь по моему костюму. Я выскользнул оттуда и поднялся на ноги, держась переулков.
У меня разболелась голова от аварии и вони слезоточивого газа. Мне оставалось пройти всего несколько миль, чтобы увидеть Джэнюари, поэтому я открыл багажник, чтобы взять монтировку, а затем маневрировал по улицам, уворачиваясь от пуль и летящего стекла. Я добрался до Уолнат-стрит, время от времени пригибаясь под дождем, когда супругов выталкивали из окон, проламывали им черепа на пожарных лестницах или протыкали конечности ржавыми мусорными контейнерами. Молодая женщина врезалась в меня, чуть не сбив с ног. Кровь измазала ее лицо и окрасила ее растрепанные светлые волосы в розовый цвет.
- Синди, блядь, сошла с ума! - сказала она и помчалась вверх по 10-й улице.
Ее подруга, как я предположил, побежала за ней, держа кусок колючей проволоки, который, должно быть, сорвала с одного из заборов переулка. Лезвия изрезали ее ладони, но она не замечала. Торопливо пересекая перекресток, я наблюдал, как Синди поймала свою жертву и задушила ее, перерезав ей шею. Розово-блондинистая женщина закричала, отбиваясь, затем захрипела, когда проволока вырвала куски вены и плоти из ее маленького горла. Я продолжал идти, не оборачиваясь.
Прямо перед входом в заведение я прошел мимо невысокого толстяка, который стоял на коленях и протягивал четки своей жене, как раз перед тем, как она проломила ему череп бутылкой вина. В конце концов, бутылка разбилась, и дорогое Mерло потекло ему по лицу. Она сняла с него скальп осколком, и я больше не мог смотреть.
Я сжал железо и захромал к боковому входу в психиатрическую лечебницу. Ошеломленные пациенты бродили по тротуарам и улицам, они толпились в коридорах палат. Все они были мужчинами и женщинами, детей не было. Некоторые сидели на ступеньках перед больницей, глядя вдаль, пакеты для внутривенного вливания свисали с катетеров в их руках. Другие бродили по комнатам, казалось, что они что-то искали, а затем забывали, что именно пытались найти. Одна женщина была полностью обнажена, грудь ее была забинтована, кровь просачивалась на ткань там, где раньше были ее груди. В больнице воняло мочой, калом и кровью, а мой здоровый глаз слезился.
Я обыскал этажи в поисках своей жены. Несколько оставшихся санитаров в грязной униформе избивали пациентов, привязывали их к трубам или просто игнорировали их. Я спросил о Джэнюари, но большинство просто проигнорировало меня.
Hаконец я нашел свою жену на третьем этаже, привязанную к каталке. Они обрили ей голову, и когда она увидела меня, то приподняла голову над ремнями. Возможно, она узнала меня.
- Детка? - сказал я. Ее глаза двигались, и я подумал, может, она узнала меня. - Я сделал это с нами, - oна шевельнула губами, как будто собираясь что-то сказать. - Все будет хорошо. Мы будем вместе.
Я поцеловал ее в лоб, и она попыталась заговорить снова. Я видел, как лед тает.
Но она никогда не спрашивала о моих ногах. Проклятый ноябрь собирался заморозить мою кровь. Почему она никогда не спрашивала, холодны ли мои ноги? Ей было наплевать. Я был под кайфом, под кайфом от дыма, наполнявшего мою голову. Что-то отключилось в моем мозгу, и я схватился за монтировку. Я должен был заставить Джэньюри понять, какой эгоисткой она была, и я поднял монтировку.
Я должен был заставить ее понять.