«Подкроватье» Грэм Мастертон

Как только за матерью закрылась дверь спальни, Мартин зарылся под одеяла. Наступило его любимое время суток. Куда только ни уносило его воображение в этот долгий и теплый час между бодрствованием и сном!
Порой он ложился на спину, натягивал одеяла на нос, а подушка закрывала лоб, и выглядывали одни глаза. Так он играл в космонавта, и подушка была шлемом. Несясь сквозь сверкающие световые годы, Мартин пролетал так низко над Юпитером, что видел, как на его поверхности бушуют ураганы, затем сворачивал к холодному зеленому Нептуну и Плутону за ним. Бывало, ночные странствия уводили его так далеко, что он не мог вернуться на Землю и уносился все дальше к окраинам космоса, становясь лишь крошечной точкой в темноте, и засыпал.
А еще он был капитаном подлодки, которая вышла из строя на глубине в тысячи метров, и ему приходилось пробираться по узким темным коридорам, чтобы открыть вентили. Внутрь отовсюду хлестала вода, и он протискивался в торпедном аппарате к спасению. Выныривал Мартин обычно у себя в спальне и хватал ртом прохладный ночной воздух.
Затем он сползал на самый край постели, где одеяла и простыни были подоткнуты очень туго, и воображал себя шахтером, продирающимся сквозь невероятно узкие расщелины под миллионами тонн угленосной породы.
Фонарик в кровать Мартин никогда не брал. Так стало бы ясно, что внутри шлема отсутствуют циферблаты, кнопки и дыхательные трубки; что субмарина вовсе не металлическая, в машинной смазке и с множеством замысловатых клапанов; что мрачный угольный забой, сквозь который он с таким отчаянием прорубается, на самом деле лишь чистая белая простыня.
Чуть раньше этим вечером Мартин смотрел телепередачу о спелеотуризме и жаждал испробовать, что это. Он собирался стать главой команды подземных спасателей и отправиться на поиски парня, застрявшего в трещине. А значит, ползком преодолеть лабиринт коридоров, затем проплыть заполненный водой сифон и, наконец, добраться до узкой трещины, где застрял бедолага.
Мать Мартина сидела на краю постели и болтала без остановки. Через два дня заканчивались каникулы, и она все сетовала, как ей будет его не хватать. Ему тоже — ее, Тигги, их золотистого ретривера, и всего прочего, что было здесь, на Хоум-Хилл. Но больше всего — приключений под одеялами. В школе под них не зароешься. Поднимут на смех.
Мама всегда казалась Мартину красавицей, и сегодняшний вечер не стал исключением, хоть ему и не терпелось отправиться в пещеры, а она не уходила. Красота матери впечатляла еще сильней оттого, что в апреле ей исполнялось тридцать три — доисторическая древность, по его мнению. Родительница лучшего друга, ее ровесница, выглядела просто старухой. Мать Мартина стригла под каре свои темные волосы, на ее добродушном лице до сих пор не появилось ни единой морщинки, а темно-карие глаза неизменно лучились любовью. Возвращение в школу всегда было мучительным, но Мартин не сознавал, сколько боли оно причиняет ей. Сколько раз, отправив его учиться, мать сидела на его опустевшей постели, зажав рот ладонью, и в ее глазах стояли слезы.
— В четверг вернется папа, — сказала она. — Он хочет нас куда-нибудь свозить, пока ты не уехал в школу. Где бы ты хотел побывать?
— А можно в тот китайский ресторанчик? Ну, который с печенюшками?
— К Пангу? Да, конечно. Папа боялся, что ты попросишься в Макдональдс.
Она поднялась и поцеловала его. На мгновение они оказались совсем близко, лицом к лицу. Мартин не сознавал, насколько на нее похож: что они оба будто глядят на собственное отражение в зеркале. Так он бы выглядел, если бы родился женщиной, а она — если бы родилась парнем. Оба были двумя разными воплощениями одного и того же человека, и от этого возникало ощущение тайной близости, непонятной всем остальным.
— Спокойной ночи! — пожелала она. — Сладких тебе снов.
И на мгновение положила руку ему на макушку, словно предчувствовала — с ним вот-вот произойдет нечто очень важное. Нечто, после чего она его навсегда лишится.
— Спокойной ночи, мама. — Мартин поцеловал ее в щеку, самую мягкую на свете.
За ней затворилась дверь.
Он лег на спину и уставился в потолок, выжидая. Темнота в комнате нарушалась: через тонкую щель над дверью пробивался свет и падал на круглый белый светильник, висевший над кроватью и казавшийся от этого большой бледной планетой (в роли каковой часто выступал). Мартин оставался на месте, пока не услышал, как за матерью захлопнулась дверь гостиной, после чего завозился под одеялами.
Он поднес воображаемый микрофон к губам и доложил:
— Третий поисково-спасательный отряд для несения службы прибыл.
— Вас понял, третий. Ну наконец-то! Зажат парень. Семнадцать лет, состояние тяжелое. Глубина двести двадцать пять метров, Коленный изгиб, за Чертовым поворотом.
— Окей, диспетчерская. Пошлем туда кого-нибудь.
— Вам понадобится лучший из лучших, там внизу очень опасно. Недавно пошел дождь, все пещеры затопило. Думаю, у вас час, не больше.
— Вас понял. Не волнуйтесь — справимся. Конец связи.
Мартин облачился в снаряжение.
Термобелье, сапоги, рюкзак и защитные очки. Со стороны любой бы увидел только, как под одеялами ерзает, мечется и подпрыгивает комок в форме мальчика. Но, покончив с этим занятием, Мартин был полностью экипирован для вылазки в Чертов поворот.
Его последняя радиограмма:
— Диспетчерская? Я пошел.
— Осторожнее, третий. Дождь усиливается.
Мартин вскинул голову и, набрав полные легкие прохладного воздуха спальни, решительно нырнул в первую расщелину — ей предстояло вывести его к пещерам. Каменный потолок нависал опасно низко, и пробираться вперед приходилось, будто спецназовцу, по-пластунски. Он порвал рукав непромокаемой куртки о каменный выступ, рассек щеку, но просто вытер кровь и пополз дальше, как и положено герою.
Это произошло незадолго до того, как он дополз до узкого неудобного участка, который на самом деле был краем кровати. Преодолевать его пришлось на боку, цепляясь за ближайшую трещину и подтягиваясь дюйм за дюймом. Только он протиснулся за угол, как впереди оказался другой, и все повторилось по новой.
В пещерах становилось все более душно, и Мартин уже изнывал от жары, но он знал, что должен двигаться дальше. Парень в Коленном изгибе на него рассчитывал, равно как и весь третий поисково-спасательный отряд и целый мир на поверхности, с тревогой ожидающий их возвращения.
Он протискивался вперед, сбивая в кровь пальцы, но вот впереди показался сифон — десятиметровый участок туннеля, полностью заполненный черной ледяной водой. С тех пор, как о здешних пещерах стало известно, в этом месте утонуло уже пять спелеоспасателей — двое асы своего дела. Мало того что сифон был затоплен, прямо посередине располагался тесный изгиб, полный торчащих камней, о которые запросто мог зацепиться ремень или рюкзак. На мгновение Мартин заколебался, но потом набрал полную грудь затхлого воздуха и нырнул.
Вода была поразительно холодной, но Мартин плыл мощными, размеренными гребками до самого изгиба. Здесь он повернулся боком и, все еще задерживая дыхание, начал протискиваться меж острых, не прощающих ошибок камней. Когда он почти преодолел опасное место, рюкзак вдруг зацепился лямкой о скальный выступ. Мартин извернулся, пытаясь запустить руку за спину, чтобы выпутаться, но в результате сделал только хуже. Тогда он попытался извернуться в другую сторону, и лямка вообще завязалась узлом.
Мартин уже столько удерживал дыхание, что легкие горели. В отчаянии он вытащил из кармана складной нож и, кое-как его раскрыв, завел руку за спину и полоснул по запутавшейся лямке. Первые два раза он промахнулся, но на третий почти ее разрезал. Глаза выкатывались из орбит, легкие, казалось, вот-вот разорвутся от нехватки воздуха, но он не сдавался. Еще удар, и лямка внезапно распалась.
Мартин оттолкнулся ногами и изо всех сил поплыл. Вынырнув в конце сифона, жадно захватал ледяной воздух подземелья.
Он преодолел сифон, но впереди поджидали новые опасности. Дождевые воды с поверхности уже проникали на нижние ярусы подземных туннелей. Было слышно, как вода мчит сквозь трещины и шумит в галереях. Не пройдет и получаса, как все карманы затопит, и назад уже не выберешься.
Мартин, поднажав, на животе полз через расщелину высотой не более тридцати сантиметров. Его покрывали синяки и царапины, зато он почти достиг Чертова поворота. Оттуда до Коленного изгиба оставалось всего ничего.
Сквозь низкий известняковый потолок просачивалась дождевая вода и стекала по стенам расщелины, но Мартин не обращал внимания. Он и так промок насквозь, к тому же вползал в Чертов поворот. А вот и узкая вертикальная трещина под названием Коленный изгиб.
— Эй, есть кто живой? — Он выглядывал на дне парня, попавшего в беду. — Эй, вы меня слышите? Я пришел на помощь!
Мартин навострил уши, но ответа не было. Даже мнимого. Он засунул голову в трещину, пытаясь заглянуть глубже, но никого не увидел. Ни плача, ни криков о помощи, ни бледного лица с измученным взглядом.
А на самом деле он добрался до края постели и свешивался с матраса, заглядывая в тупик из основательно подоткнутых одеял и простыни.
У него был выбор, но не время на раздумья. Или спускаться в Коленный изгиб на поиски застрявшего парня, или прекращать спасательную операцию. До того, как пещеры доверху затопит вода и все, кто не успел их покинуть, утонут, оставалось от силы двадцать минут.
Он решил рискнуть. Чтобы спуститься на дно Изгиба, уйдет всего семь-восемь минут, плюс еще пять, чтобы вернуться к сифону. После него туннели довольно круто пойдут вверх, так что шансы сбежать до того, как их зальет под завязку, очень высоки.
Мартин стал осторожно спускаться по Коленному изгибу. В любой момент грозила опасность сорваться, руки и ноги дрожали. Известняковые стены задвигались — долгий, медленный оползень, как при землетрясении, словно весь мир вокруг рушится. Обвались трещина, и он окажется в ловушке, путь назад отрежет, а вода в подземных туннелях тем временем будет прибывать и прибывать.
Пыхтя от натуги, он попытался уцепиться за стены трещины. Какой-то миг казалось, что удастся выкарабкаться наверх, но тут все заскользило — простыня, одеяла, известняк, и Мартин оказался прямо на дне Коленного изгиба, похороненный заживо.
На мгновение его охватила паника, стало нечем дышать. Но затем он начал разбирать завал, камень за камнем, прорываясь на свободу. Должен же был существовать путь на свободу! Если пробраться на более глубокие нижние ярусы пещер, то, возможно, удастся достичь подножия холма и выползти через какую-нибудь лисью нору. В конце концов, если дождевая вода находит в известняке выход, то он и подавно найдет!
Мартин сумел отбросить все камни в сторону. Оставалось только прорыть ход в густой грязи. Он начал горстями вычерпывать ее себе за спину и наконец почувствовал на лице свежий воздух — свежий воздух и ветер. А затем выполз из Коленного изгиба на четвереньках и очутился на ровном песчаном пляже. День был жемчужно-серым, но из поднебесья сверкало солнце, и вдалеке мирно искрился океан. Мартин обернулся — ничего, только километры и километры серой клочковатой травы. Ему как-то удалось из-под нее выбраться, будто из-под плотного одеяла.
Он встал и отряхнулся. На нем все еще были непромокаемая куртка и пещерные сапоги — просто отлично, потому что здешний ветер оказался промозглым. В вышине бесшумно наматывали круги белые чайки — ни крика, ни плача, и глаза пустые, как у акул. В песке у ног переливались крошечные полузакопанные ракушки.
На мгновение он заколебался. И что теперь? Куда? Возможно, стоит заползти обратно в пещеры и вернуться на поверхность тем же маршрутом. Впрочем, здесь, на открытом воздухе, это кажется бессмысленным. К тому же вход густо зарос травой, и его еще предстоит найти. Лучше двинуть кратчайшим путем вглубь суши и глянуть, не подвернется ли дорога, дом или какая-нибудь подсказка, что это за место.
Однако, затем, очень далеко, на границе моря и неба, показался рыбацкий кораблик. Его красновато-коричневый треугольный парус вызывал из памяти рыбацкие лодки со старинных акварелей. Вскоре кораблик пристал к берегу, и с борта спустился мужчина. Мартин пошел было к нему, но затем понял, как тот далеко, и побежал. Непромокаемая куртка неприятно шелестела, сапоги оставляли глубокие вмятины в песке. Чайки держались следом, продолжая наматывать круги.
На то, чтобы дойти-добежать до кораблика, ушло почти двадцать минут. Возле него на коленях стоял седобородый мужчина в оливковой штормовке и нанизывал толстых треугольных рыбин на кукан. Их чешуя ослепительно сверкала и переливалась всеми цветами радуги. Некоторые еще не умерли, били хвостами и раздували жабры.
Мартин остановился в нескольких метрах и стал молча смотреть. В конце концов мужчина прекратил нанизывать рыбу и взглянул на него. Он оказался красивым, по классическим канонам, — черты лица точеные, словно у греческих статуй. Правда, глаза его были пустыми, цвета неба в пасмурный день. Он напоминал кого-то знакомого. Но вот кого?
Неподалеку на бухте каната сидел, закинув ногу на ногу, тощий паренек в плаще с капюшоном и играл на флейте. Запястья у него были такими тоненькими, а мелодия — настолько жалобной, что Мартин чуть не расплакался.
— Наконец-то ты пришел, — облегченно вздохнул мужчина с глазами цвета неба. — Мы тебя заждались.
— Вы ждали меня? Зачем?
— Ты ведь туннельщик? Работа под землей — твой конек.
— Я искал одного парня. Говорили, он застрял в Коленном изгибе, но… даже не знаю. Туннели затопило, и он вроде как обрушился.
— А ты решил, что уцелел?
— Ну, я же уцелел.
Мужчина встал, зашуршав штормовкой. После возни с ослизлой чешуей от него сильно несло рыбой.
— Просто так тебе суждено было здесь оказаться. Нам нужна помощь опытного туннельщика — такого, как ты. Что скажешь об этих рыбинах?
— Никогда таких не видел.
— А они не рыбы. Не совсем подходят под определение. Скорее, они идеи.
Он поднял одну, и та забилась, вспыхивая на солнце. Мартин увидел, что это и впрямь не столько рыба, сколько идея. Идея о разладе с родными тебе людьми и том, как выразить им свою любовь, успокоить их. Затем мужчина поднял вторую рыбу, и оказалось, что та совсем другая — другая идея. Блестящая идея о числах: как определять эталонный метр через скорость света. Если можно сжать свет, то это можно проделать и с расстоянием — перспективы просто поражали.
Мартин не совсем понимал, как у рыб выходит быть еще и идеями, но они действительно ими были. Причем некоторые — столь прекрасными и странными, что он смотрел на них во все глаза, и ему казалось, будто привычный мир перевернулся с ног на голову.
Солнце уже клонилось к закату. Паренек убрал флейту и стал помогать рыбаку с оставшимися сетями и крючковой снастью. Рыбак дал Мартину понести большую плетеную корзину, которую наполняли замысловатые катушки и забавные стеклянные шары-поплавки для сетей.
— Придется поднажать, если хотим успеть домой до темноты.
Какое-то время они шли молча. Гонимый ветром песок с шипением змеился под ногами, а позади, будто далекая публика, тихо рукоплескало море. Спустя минут пять Мартин не выдержал:
— Зачем вам понадобился туннельщик?
Рыбак метнул косой взгляд:
— Ты, наверное, не поверишь, но, помимо этого, есть и другой мир. Совсем рядом, похожий на зеркальное отражение привычного… вроде бы такой же, да не такой.
— А при чем тут туннели?
— А притом, что в тот мир можно проникнуть только одним способом: забраться в постель и проползти через нее на обратную сторону.
Мартин замер как вкопанный:
— Это еще что за бред? Кровать? Я ползаю по пещерам, а не по кроватям.
— Какая разница? — пожал плечами рыбак. — Пещеры, кровати… все едино — проход куда-то еще.
Мартин зашагал дальше:
— Может, уже объясните, что происходит?
Солнце теперь почти касалось горизонта, и тени всех троих превратились в тени великанов на ходульных ногах, чьи крошечные головы терялись где-то вдали.
— Объяснять тут особо нечего. Под одеялами скрыт другой мир. Кто-то может его найти, кто-то нет. Думаю, это зависит от силы воображения. Моя дочь Леонора всегда им отличалась. Любила прятаться под одеялами и представлять себя пещерной женщиной незапамятных времен или краснокожей в вигваме, но с месяц назад сказала, что нашла другой мир — прямо под матрасом. Она этот мир видела, только пробраться не могла.
— Ваша дочь его описывала?
Рыбак кивнул:
— Она рассказывала, что там очень темно, потому что сплетаются колючие кусты и раскидистые деревья. А еще — что видела, как мелькали тени — возможно, звериные, например, волчьи, либо сгорбленные люди, одетые в черные меховые плащи.
— Что-то не похоже на мир, куда все прямо-таки рвутся.
— Мы так и не узнали, ушла Леонора по своей воле или нет. Два дня назад жена заглянула к ней в спальню и обнаружила пустую постель. Сначала мы решили, что наша дочь сбежала. Но не было никаких семейных ссор. С чего бы ей так поступать? Затем мы сняли одеяла, и оказалось, что края простыни изорваны, будто за нее цеплялся когтями какой-то зверь. — Он затих, потом через силу продолжил: — А еще мы нашли кровь. Немного. Может, Леонора поранилась о шип. Может, какой-то зверь оцарапал.
Они уже карабкались вверх по дюнам, поросшим травой. Неподалеку виднелись три домика: один белый и два розовых. В окнах горел свет. Вокруг были развешаны для починки рыбацкие сети.
— А вы не пробовали отправиться за ней сами? — поинтересовался Мартин.
— Да, но толку? Не хватает воображения. Только и вижу, что простыню и одеяла. Я вылавливаю рациональные идеи — из астрономии, физики, логики. Но не могу вообразить Подкроватье — а значит, не могу туда попасть.
— Подкроватье?
Рыбак ответил слабой мрачной усмешкой.
— Так называла его Леонора.
Дойдя до дома, они сложили у входа корзины и снасти. Из двери кухни, вытирая руки о цветастый передник, вышла женщина. Белокурая, с уложенными на макушке косами, она излучала странную холодную красоту — будто картина маслом кисти искусного живописца, а не настоящая женщина.
— Вернулись, значит? — глянула на них она. — И это туннельщик?
Рыбак положил руку Мартину на плечо:
— Верно. Он пришел, как и предполагалось. Сегодня может начать поиски нашей дочери.
Мартин собрался было возмутиться, но женщина подошла к нему и схватила за руки.
— Я знаю, вы сделаете все возможное. Благослови вас Бог за то, что пришли на помощь.


Тем вечером они ужинали за кухонным столом — сытный рыбный пирог с корочкой хрустящего картофеля и холодный сидр в бокалах. Рыбак и его жена разговаривали очень мало, но практически не сводили с Мартина глаз — будто боялись, что он вот-вот испарится.
На каминной полке громко отсчитывали время часы в простой деревянной оправе, а на стене рядом висела акварель дома, который почему-то казался Мартину знакомым. В нарисованном саду спиной к зрителям стояла женщина. Казалось, обернись она, сразу станет ясно, кто это.
Были в комнате и другие предметы, которые он узнал: большой фаянсовый кувшин зеленого цвета, ароматическая курильница в виде крошечного домика и фарфоровый кот, смотревший с многозначительной улыбкой. Мартин никогда не бывал тут раньше, поэтому не мог понять, почему все эти предметы кажутся такими знакомыми. Возможно, от усталости у него началось дежавю.
После ужина они какое-то время сидели возле плиты. Рыбак рассказывал, как ежедневно выходит в море тралить рыб-идей. В более глубоких водах у залива водятся рыбы намного крупнее — целые теоретические концепции косяками ходят.
— Это край идей, — буднично пояснил он. — Даже ласточки и дрозды в небе, и те —маленькие чудные мысли. Можно поймать ласточку и вспомнить о чем-то позабытом или узнать о каком-нибудь приятном пустячке. Ты… ты родом из края поступков, где действуют, а не просто обсуждают.
— А Подкроватье? Что это за место?
— Не знаю. Край страхов, наверное. Край тьмы, где подстерегает недоброе.
— Так вот куда вы хотите отправить меня за дочерью?
Жена рыбака поднялась из кресла, взяла с каминной полки фотографию и молча передала ее Мартину. Белокурую девушку запечатлели в тот миг, когда она стояла на берегу океана в легком летнем платье. Светлоглазая и пленительно красивая, она зарылась пальцами босых ног в песчаный пляж. Вдали разлеталась стая птиц, и Мартин подумал о «приятных пустячках».
Поразглядывав фотографию, он отдал ее обратно.
— Что ж, будь по-вашему. Я попытаюсь.
В конце концов, спасать людей — его долг. Парня из Коленного изгиба он так и не нашел, но, возможно, получится оправдаться, отыскав Леонору.
Как только пробило одиннадцать, его проводили в комнату девушки. Комната была маленькой и простой, если не считать соснового туалетного столика, заставленного куклами и мягкими игрушками. У более длинной стены прямо посередине стояла простая сосновая постель, а над ней висела гравюра с изображением парка. Мартин, нахмурившись, присмотрелся к гравюре. Чем-то этот парк казался знакомым. Возможно, ребенком он там бывал. Но как изображение оказалось здесь, в краю идей?
Задернув красные полосатые шторы, жена рыбака откинула одеяла на кровати.
— Вы сохранили постельное белье с того дня, как исчезла Леонора? — поинтересовался Мартин.
Она, кивнув, открыла маленький бельевой ящик в ногах кровати, вынула оттуда сложенную белую простыню и постелила. Один край изорвало в клочья, будто он побывал в каком-то механизме, либо повстречался по меньшей мере с тигриными когтями.
— Сама бы Леонора так делать не стала, — заметил рыбак. — Попросту не смогла бы.
— Да, — отозвался Мартин, — но если не она, то кто?


К полуночи Мартин уже лежал под одеялами, одетый в ночную сорочку, выданную хозяевами, а дом погрузился во тьму. Оконные рамы дребезжали под напором ветра, как будто кто-то хотел пробраться внутрь, а где-то за дюнами рокотал прибой. Мартин всегда считал, что нет зрелища тоскливее, чем ночное море.
Он пока не решил, верит в Подкроватье или нет. Он даже не решил, верит ли в край идей. Казалось, это какое-то наваждение, но… Кровать на ощупь была настоящей и подушки тоже, а на спинке стула виднелась пещерная экипировка.
Минут пятнадцать он неподвижно лежал на спине. Затем решил, что стоит заглянуть за край постели. В конце концов, если Подкроватья не существует, в худшем случае придется потерпеть духоту с теснотой. Мартин перевернулся под одеялами и зарылся под них.
И тут же оказался в низком туннеле среди густых сплетений древесных корней. Ноздри наполнила вонь прелых листьев и плесени. Вероятно, это место находилось в каком-то лесу. Здесь стояла кромешная темнота, а корни цеплялись за волосы и царапали лицо. Казалось, по рукам ползают тараканы, норовят забраться под воротник. Ночной сорочки на нем уже не было. Ее заменила более мужественная одежда — толстая рубаха в клетку и джинсы из грубой ткани.
Через сорок-пятьдесят метров пришлось проползать под исполинским деревом. Сердцевина его превратилась в труху, и, протискиваясь между цепкими отростками главного корня, Мартин старался не потревожить сам ствол, в котором было, наверное, несколько тонн, — он побаивался, как бы тот не провалился под землю, раздавив его насмерть. Пришлось раскапывать груды торфянистой почвы, и в какой-то момент под пальцами хрустнуло что-то склизкое. Разложившийся барсук — по всей видимости, застрявший под землей. Мартин замер, задыхаясь от омерзения, но тут огромное дерево затрещало, в волосы градом посыпалась сырая земля, и он понял, что надо выбираться как можно скорее, пока его не похоронило заживо.
Извиваясь, как червяк, он рванул прочь, продираясь через паутину свисающих корней, и — вот он, открытый воздух! Все еще была ночь, очень холодная, и надо ртом вился пар, совсем как зимой по утрам, когда они с приятелями ждали школьный автобус и делали вид, что курят… когда же это было? Вчера? Месяц назад? А может, вообще прошли годы?
Мартин стоял в лесу. Луна где-то пряталась, но все вокруг заливало жутковатое фосфорическое свечение. Он представил, будто вон за теми деревьями приземлились пришельцы. Огромный звездолет, полный узких, запутанных отсеков, где механик может проблуждать месяцами, протискивая задницу сквозь невероятно узкие служебные туннели и угловатые шлюзы в переборках.
Лес молчал. Ни стрекота насекомых, ни шепота ветра в кронах. Единственные звуки издавал сам Мартин, который осторожно пробирался сквозь заросли ежевики, толком не зная, куда идти. Впрочем, шестое чувство подсказывало: он движется в нужную сторону. Его словно что-то звало, тянуло, чуть ли не магнитом, будто дрожащую компасную стрелку. Он все дальше и дальше углублялся в Подкроватье — царство клаустрофобии, где большинство людей не способно даже вздохнуть. Но для него оно было местом уютной тесноты и безопасности.
Ветви наверху сплетались в настолько плотный шатер, что сквозь него не просвечивало небо. Наверху запросто могло вовсю светить солнце, но здесь, в лесу, царила вечная ночь.
Более получаса Мартин, спотыкаясь, брел вперед. Время от времени он останавливался и напрягал слух, но лес все так же молчал. Внезапно среди древесных стволов он краем глаза увидел какое-то светлое пятно. Остановившись снова, Мартин обернулся, но что бы там ни было, оно уже исчезло.
— Есть здесь кто-нибудь? — позвал он.
Звук голоса тут же угас в деревьях, которые напирали со всех сторон. Ответа не последовало, но рядом явственно шелестела сухая листва и хрустели веточки. Рядом точно кто-то дышал!
Мартин пошел дальше. За ним, скача от дерева к дереву, как бумажный фонарик на шесте, так, чтобы не попасться на глаза, следовала бледная тень. Она оставалась невидимой, однако шума от нее становилось больше и больше: ее легкие со свистом хватали воздух, ноги все чаще шелестели по лесному полу.
Внезапно что-то — возможно, рука, а то и когтистая лапа — схватило Мартина за рукав, порвав рубашку. Он резко развернулся и едва не упал. В светящемся полумраке вплотную к нему стояла девушка лет шестнадцати-семнадцати, совсем тоненькая и без кровинки в лице. Копну нечесаных волос, похожую на огромное птичье гнездо, украшали колючки, остролист, лишайники и глянцевые багряные ягоды. Глаза были темно-серыми, с огромными черными зрачками. Такими, которые хорошо видят в темноте. Лицо выглядело изможденным, и все же пленяло красотой. Это из-за белой-пребелой кожи Мартин подумал, что за ним следует бумажный фонарик.
Ее необычный наряд смотрелся весьма эротично. На ней была короткая сорочка из сотен узких кружевных лент с волнистой кромкой. Грязные и потрепанные, они собирались пучками, каждую что-нибудь украшало — кроличья лапка, бусина, монетка, птица из кухонной фольги. Правда, сорочка доходила лишь до пупка, и на этом вся одежда заканчивалась. Дальше были просто голые, в потеках грязи бедра и чумазые босые ступни.
— Что ты здесь ищешь? — прошепелявила она тоненьким голоском.
Мартин до того смутился ее полуголым видом, что в растерянности отвернулся:
— Так, ищу кое-кого.
— Никто здесь никого не ищет. Это Подкроватье.
— Ну, а вот я ищу. Девушку по имени Леонора.
— Это которая вылезла из-под деревьев?
— Наверное.
— Мы видели, как она проходила мимо. Искала свои страхи. Только здесь она их не найдет.
— А мне казалось, у вас тут царство страха.
— О, да. Но, видишь ли, есть разница между просто страхом и тем, что тебя пугает по-настоящему.
— Не понимаю.
— Все просто. Страх темноты — это только страх. Он воображаемый. А если во тьме и правда кто-то притаился? Если куртка на спинке твоего стула вовсе не куртка? Если умерший друг стоит в углу возле шкафа и ждет, пока ты проснешься?
— Так, а что искала Леонора?
— Смотря чего она боится, так ведь? Но, судя по всему, она направлялась в Заподкроватье — а как раз там и обитают самые темные твари.
— Покажешь мне эту дорогу?
Девушка решительно покачала головой, даже затряслись ленты и загремели бусины.
— Ты, видно, не знаешь, каковы самые темные твари?
Она закрыла лицо руками и чуть раздвинула пальцы, чтобы выглядывали только глаза.
— Темные твари — это самые темные твари. Сунешься к ним в Заподкроватье, и они узнают дорогу, которой ты пришел. Смогут чуять твой запах. Последуют за тобой сюда!
— И все же я должен найти Леонору. Я обещал.
Девушка молча посмотрела на него долгим-предолгим взглядом, как будто не сомневалась, что больше никогда его не увидит, и хотела запомнить. Затем повернулась и поманила за собой.
Они шли лесом еще по меньшей мере минут двадцать. Приходилось продираться сквозь все более густые и колючие заросли. Мартину сильно расцарапало уши и щеки, но все равно, защищая глаза рукой, он следовал за тоненьким светлым силуэтом девушки, заводившей его все глубже и глубже в лесные дебри. По пути она напевала тоненьким голоском:

День под маскою скрыт,
Незнаком его лик, чуден вид.
Пальцы в кольцах, и шелком дорог
Ясный взор нас манит.

Вскоре показалась маленькая поляна. В конце ее виднелся холм, густо поросший влажным зеленым мхом. Девушка уверенно присела и, будто одеяло, приподняла с одной стороны мох, открыв темный ход, полный змеящихся корней.
— Что, туда? — встревоженно спросил Мартин.
Девушка кивнула:
— Только помни, о чем я говорила. Стоит их найти, как они последуют за тобой обратно. Вот что происходит с теми, кто ищет самых темных тварей.
— Неважно, я уже обещал.
— Да, но ты только подумай, кому ты обещал и почему. Просто подумай, кто такая Леонора и кто я, и что ты тут вообще делаешь.
— Если б я знал, — пожал он плечами. У него действительно не было ответов на эти вопросы.
И все же, когда девушка как можно выше подняла моховое одеяло, он бочком забрался под него — ногами вперед, будто укладывался в кровать. Корни тут же его оплели, приняв в свои объятия, как женщины с тонкими пальцами, и вот его уже по самые уши затянуло под эту замшелую кочку. Девушка со спокойным видом присела рядом, в ее глазах читалась печаль. Мартина почему-то больше не смущало полуобнаженное тело спутницы, будто он знал ее слишком хорошо. Как бы там ни было, не сказав больше ни слова, она опустила ему на лицо моховое одеяло, и мир для него погрузился во тьму.
Мартин сделал большой глоток влажного воздуха и пополз. Сначала ход тянулся прямо, но вскоре ухнул в непроглядную черноту. Вроде бы слабо потянуло сквозняком, и послышался глухой стук — будто молот по наковальне. Наверное, это был он — конец Подкроватья, откуда начинается Заподкроватье. Это там живут самые темные твари. Не просто страх — реальность.
Впервые с тех пор, как Мартин отправился на свою спасательную операцию, его подмывало вернуться. Если сейчас выбраться из-под мохового одеяла и пройти через лес назад, темные твари никогда не узнают, что он здесь побывал. Только Мартин знал, что должен продолжать. Стоит нырнуть в кровать, а оттуда в Подкроватье и в Заподкроватье, и все — ты подписал себе приговор.
Он свесил ноги с края обрыва и ухватился обеими руками за корни, росшие из земли густо, будто волосы на голове какого-нибудь великана. Затем, мало-помалу перевернувшись, повис над пропастью. Сапоги соскальзывали в торфе, сбрасывая вниз шумные потоки земли и камней. Страшнее всего в спуске была неспособность видеть. Мартин даже не знал, сколько ему карабкаться. Пропасть запросто могла тянуться вниз до бесконечности.
Каждый раз, хватаясь за корни, Мартин невольно сдирал с них рыхлую кору, и от сока ладони быстро стали невероятно скользкими.
Меж тем внизу стук молота все усиливался, отдаваясь гулким многократным эхом.
Только Мартин взялся за толстый центральный стержень, как рука соскользнула. Он попытался ухватить пригоршню корней поменьше, но те оторвались, затрещав, как ветхие шторы. Он вцепился в саму землю, но падение было не остановить. На мгновение мелькнула мысль: «Я сейчас умру».
Пробив отсыревший потолок из оштукатуренных реек, Мартин шмякнулся на влажный матрас, а оттуда кубарем скатился на мокрый ковер. Какое-то время он, отдуваясь, лежал на боку, но затем как-то поднялся на колени. Его окружала спальня — знакомая спальня, только обои заплесневели и свисали клочьями, а за перекошенной дверцей платяного шкафа виднелись пустые проволочные вешалки.
Он встал и прошел к окну.
Ночь? Нет, просто за стеклом все засыпано торфом. Спальня погребена под толщей земли.
Им начала овладевать паника.
Что, если он не сможет отсюда выбраться? Что, если придется провести остаток жизни здесь, глубоко внизу, под многочисленными слоями почвы, мха и удушающих одеял? Он попытался наметить план действий, но стук молота теперь был таким громким, что от него дрожал пол и звенели друг о друга вешалки в шкафу.
Надо взять себя в руки! В конце концов, он ас своего дела, натренированный спелеоспасатель, за плечами тридцать лет опыта. Первоочередная задача — найти Леонору и выяснить, не удастся ли поднять ее по обрыву. Или Заподкроватье можно покинуть как-то иначе, чтобы не рисковать, карабкаясь метров тридцать по отвесному склону?
Он толкнул дверь спальни и оказался в длинном коридоре с блестящим линолеумом на полу. Стены были утыканы дверями, покрашены и отделаны декоративными коричневыми панелями, как в школе или больнице. В дальнем конце сиротливо висела лампочка без плафона, а под ней стояла девушка в белой ночной сорочке ниже колена. Ее волосы развевал ветер, хотя сам Мартин его совершенно не чувствовал. Лицо ее было белым как мел.
Изорванный подол сорочки усеивали бурые пятна. Из-под него выглядывали беспощадно исполосованные когтями ноги, кожа на икрах свисала клочьями, весь пол залила кровь.
— Леонора? — Голос Мартина прозвучал так тихо, что девушка не услышала. И тут же снова: — Леонора!
С трудом волоча ноги, она шагнула навстречу, потом еще, после чего привалилась к стене. Это была та самая Леонора, которую он видел на фотографии в домике рыбака, но года на три-четыре старше, а то и больше.
Мартин пошел по коридору к ней. Когда он проходил мимо двери, каждая распахивалась, будто сама собой. Стук молота теперь попросту оглушал, но комнаты по обеим сторонам коридора — только кресла, диваны, журнальные столики да картины на стенах. Будто сцены из чьей-то жизни, год за годом, десятилетие за десятилетием.
— Леонора? — снова позвал Мартин и обнял ее. Она совсем продрогла и вся дрожала. — Леонора, идем. Я отведу тебя домой.
— Отсюда нет выхода, — прошептала она голосом тихим, как шелест миндальных ядер, если очистить от кожуры. — Темные твари уже близко. Отсюда нет выхода.
— Выход есть всегда. Давай я тебя понесу.
— Выхода нет!!! — заорала она прямо ему в лицо. — Мы слишком глубоко! Нам не выбраться!
— Не паникуй! — прикрикнул он. — Вернемся в спальню — отыщем способ подняться назад в Подкроватье. Все, пошли! Давай я тебя понесу!
Он чуть нагнулся и забросил ее на плечо. Леонора оказалась легкой, как пушинка. Ее ноги были сильно изранены. Два пальца левой болтались на одной коже, на джинсы Мартину мерно капала кровь.
Пока они шли по коридору, двери захлопывались точно так же, как недавно распахивались. Метров за десять до спальни Леонора так сильно обхватила Мартина за горло, что еще немного, и он бы задохнулся.
— Они здесь! — прокричала она. — Самые темные твари! Они идут за нами!
Только Мартин обернулся, как лампочка в конце коридора лопнула. И все же за единственное мгновение света он увидел нечто ужасное. Оно походило на высокого тощего человека, одетого в серый балахон с капюшоном. Лицо было одухотворенно совершенным, будто у статуи святого. То есть совершенным, не считая рта — растянутый в похотливой усмешке, он обнажал целые джунгли кривых, заостренных зубов. А под этим ртом в такой же похотливой усмешке растянулся второй, в котором, будто в предвкушении пищи, извивался тонкий язык.
Тварь подняла руки, и ткань сползла, оголив изогнутые черные когти.
Это была темная тварь. Тот самый ужас Леоноры, с которым ей пришлось столкнуться.
От внезапной темноты Мартин, запутавшись, растерялся. Он чуть не уронил девушку, но ухитрился подхватить ее снова и, спотыкаясь, побрел к спальне. На ощупь открыв дверь, он вошел и тут же ее захлопнул, заперев на ключ.
— Поспеши! Тебе надо встать на изголовье и оттуда через потолок наверх!
В коридоре невнятно прошаркали ноги, затем донесся отвратительный скрежет когтей по стене. Потом дверь содрогнулась от удара, с притолоки дождем посыпалась штукатурка. Еще удар, по дверному полотну медленно заскребли когти. Мартин обернулся. Несмотря на израненные ноги, Леонора смогла удержаться на латунной спинке и теперь мучительно пыталась подтянуться и залезть в дыру на потолке. Мартин забрался на матрас, чтобы помочь, и в тот самый миг, как дверь опять вздрогнула, Леонора выкарабкалась наверх. Мартин последовал за ней, изодрав руки обломками реек. Когда он втягивал ноги, дверь спальни с грохотом распахнулась, и его зрение мельком уловило серую фигуру в капюшоне и воздетые когти. Вскинув голову, она посмотрела на него и плотоядно ухмыльнулась обоими ртами.
Казалось, подъем по отвесному склону продолжается уже не один месяц. Мартин и Леонора сантиметр за сантиметром ползли по ненадежной торфяной стене, цепляясь даже за самые слабые корешки. И он, и она не раз срывались. Снова и снова их дождем осыпали земля, камни и прелые листья. Мартину приходилось выплевывать все это изо рта и смахивать с глаз. А еще оба ни на минуту не забывали, что темная тварь где-то сзади, ненасытная, торжествующая, и что она последует за ними повсюду, куда бы они ни направились.
Вдруг отвесный склон закончился. Леонора плакала от боли и изнеможения, но Мартин за руку потащил ее сквозь сплетение корней и мягкую, податливую землю к моховому одеялу. Дрожа от усталости, он его приподнял, и Леонора выбралась на поляну. Он, пыхтя, последовал за ней.
Лесная девушка исчезла без следа, так что Мартину пришлось возвращаться наугад. И он, и Леонора так устали, что им было не до разговоров, но все равно бок о бок, сплотившись ради общей цели, они продолжали протискиваться сквозь ветви. Они только что сбежали из Заподкроватья и теперь пробирались сквозь Подкроватье к миру света и свежего воздуха.
Подземный ход, который выведет их обратно в мир Леоноры, Мартин искал неожиданно долго. Но, придавая сил, его не покидало чувство, что направление выбрано правильно — они движутся вверх! В тот самый миг, когда он было отчаялся, решив, что вконец заблудился, под пальцами вместо земли оказалась простыня, и они с Леонорой выкарабкались из ее развороченной постели в спальню. Отец девушки сидел возле кровати и, как только их увидел, сразу обнял обоих и пустился в пляс, изобразив странный рыбацкий танец.
— Ну ты и храбрец, ну и храбрец! Вернул мне мою Леонору.
Мартин потер лицо, размазывая грязь:
— С ногами у нее совсем беда. Есть здесь поблизости врач?
— Нет, зато есть сердечник, и бархатцы, и мирт, чтобы прогнать ночные кошмары.
— Ей почти напрочь отсекло пальцы. Нужно зашивать. Нужен врач.
— Твое предложение поможет не хуже врача.
— И еще кое-что… Та тварь, что ее изувечила… Кажется, она идет за нами следом.
Рыбак положил руку Мартину на плечо и кивнул.
— Мой юный друг, мы обо всем позаботимся.


И вот в сиреневатых сумерках раннего лета они вышли на берег и, подпалив кровать Леоноры вместе с одеялами, простыней и всем прочим, столкнули ее на воду, будто погребальную ладью Артуровских времен. Огненные драконьи языки лизали небо, в воздухе кружил пепел сгоревшего одеяла.
Леонора, с забинтованными ногами стоя возле Мартина, держала его за руку, а когда подошло время прощаться, расцеловала со слезами на глазах.
— Запомни навсегда, — благодарно сжал ему руку рыбак, — то, что могло бы случиться, столь же важно, как то, что и правда случилось.
Мартин кивнул и побрел вдоль кромки моря к зарослям клочковатой травы, в которых скрывался путь назад в Коленный изгиб и пещеры. Он обернулся всего раз, но к тому времени стемнело настолько, что было видно лишь пламя метрах в трехстах от берега — это плыла кровать Леоноры.


Утром мать Мартина, лихорадочно сорвав с постели сына одеяла и простыню, обнаружила в ногах кровати остывшее тело в красно-белой полосатой пижаме, скованное трупным окоченением. Спасать Мартина было поздно: вызванный врач сказал, что, по всей видимости, тот задохнулся где-то после полуночи и к тому времени, как его нашли, пролежал мертвым уже семь с лишним часов.
Когда Мартина кремировали, его мать в слезах сказала, что у нее такое чувство, будто он и не жил вовсе.
Но кто бы с этим согласился? Только не рыбак и его семья, которые вернулись в свой воображаемый домик и вознесли молитву за туннельщика, спасшего их дочь. И не полуголая дикарка, что шла через лес, которого никогда не было, и думала о том, кто не побоялся кошмарных тварей. И не темная тварь, что выбралась из-подо мха и наконец явилась в мир идей через дымящуюся, почти затонувшую постель, как серая фигура в темноте.
И, в конце концов, даже не сама мать Мартина, когда вернулась в его спальню после похорон, чтобы снять с кровати белье.
Она сложила одеяла одно за другим и принялась за простыню. Однако, уже вытягивая ее край, заметила шесть черных полос сбоку матраса. Она недоуменно нахмурилась и обошла постель — глянуть.
Только присмотревшись очень внимательно, она поняла, что перед ней когти.
Настороженно она чуть-чуть потянула простыню на себя. Когти росли из пальцев, а ладони исчезали в щели между простыней и матрасом.
Шутка, подумала она. Чья-то очень извращенная шутка. Не прошло и недели, как умер Мартин, а кто-то уже бесчувственно затеял ребячьи шалости. Она сильнее рванула простыню и схватила коготь, собираясь его вытащить.
К ее ужасу, тот стремительно полоснул ей по руке и рассек кожу. Затем полоснул еще и еще, вспарывая матрас и кромсая белье. Несчастная закричала и хотела отшатнуться, бросив закапанную кровью простыню, но из края кровати, вихрем закрутив ошметки изрезанного поролона, что-то поднялось — высокое, серое, с лицом, как у святого, и парой ртов один под другим, густо усеянных акульими зубами. Оно взвивалось все выше и выше, пока не нависло над ней, холодное, как Арктика. Такое холодное, что даже у матери Мартина дыхание превратилось в пар.
— Есть места, куда лучше никогда не соваться, — прошептала темная тварь в унисон обоими ртами. — Есть то, о чем лучше не думать. Есть люди, чье любопытство всегда приносит беды — особенно им самим и тем, кого они любят. Не нужно искать встречи со своими страхами. Они непременно последуют за тобой и настигнут.
На этом темная тварь без колебаний ударила когтистой лапой — будто кошка птичку — и рассекла несчастной лицо.
Не успела жертва упасть на ковер, как темная тварь полоснула снова, потом добавила еще и еще, разукрашивая всю спальню кровавыми брызгами.
Затем нагнулась, словно отвешивая поклон собственной безжалостной ненасытности, и впилась в плоть обоими ртами. Постепенно темная тварь вновь исчезла в зазоре на краю кровати, дюйм за дюймом утаскивая за собой тело жертвы с безвольно болтающимися руками и ногами.
Последней исчезла левая ладонь с обручальным кольцом на пальце.
Не осталось ничего — только окровавленная постель в пустой комнате и какой-то слабый звук: то ли вода капает в пещерах глубоко под землей, то ли шепчет далекое море, то ли шелестят ветви в темном дремучем лесу.